"Слово" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова

Умнов, Артём Евгеньевич

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Слово" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова

Год: 2011
Автор научной работы: Умнов, Артём Евгеньевич
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Тамбов
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

450 руб.

Диссертация по филологии на тему '"Слово" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова'

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Слово" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова"

На правах рукописи УДК 821.161.1(091) ББК 83(2Рос=Рус)

УМНОВ Артём Евгеньевич

"СЛОВО" Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В ТВОРЧЕСТВЕ В.Е. МАКСИМОВА

10.01.01- русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

- 1 ДЕК 2011

Тамбов 2011

005002777

Работа выполнена в ФГБОУ ВПО "Тамбовский государственный технический университет" на кафедре русской филологии.

Научный руководитель

Официальные оппоненты

Ведущая организация

- доктор филологических наук, профессор

Попова Ирина Михайловна

- доктор филологических наук, профессор

Гончаров Петр Андреевич

- кандидат филологических наук Терновская Елена Александровна

- ФГБОУ ВПО "Елецкий государственный университет им. И.А. Бунина"

Защита состоится 22 декабря 2011 г. в 10.00 на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в ФГБОУ ВПО "Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина" по адресу: 392000, г. Тамбов, улица Советская, д. 181 "И", зал заседаний диссертационного совета (ауд. 601).

С диссертацией и авторефератом можно ознакомиться в научной библиотеке ФГБОУ ВПО "Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина" (г. Тамбов, ул. Советская, д. 6)

Автореферат размещен на официальном сайте Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации (адрес сайта: http://vak.ed.qov.ru) /^ноября 2011 г.

Автореферат разослан ноября 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета доктор филологических наук, профессор

Хворова JI.E.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В последнее десятилетие появилось немало диссертационных работ, посвященных творчеству В.Е. Максимова (1930-1995)1. Объектом исследования ученых были отдельные проблемы аксиологического, философского, художественного содержания прозы и драматургии известного писателя русского зарубежья.

Влияние идей Ф.М. Достоевского на художественный мир В.Е. Максимова одним из первых выявил А.Р. Дзиов в диссертации "Проза Владимира Максимова"2. Исследуя библейский контекст в романе "Ковчег для незваных", Л.А. Шахова также обратила внимание на присутствие в художественном тексте цитат и реминисценций из романов Ф.М. Достоевского3. Е.В. Авдеева отмечала, что в романе "Карантин" Владимира Максимова есть реминисценции из поэмы "Великий инквизитор" (в главе "Преображение тихого семинариста"): "Объясняя феномен появления сталинизма в России, писатель ввел исповедь священника Акопа по подобию "Великого инквизитора"4.

Многие исследователи подчеркивали, что в романах "Заглянуть в бездну", "Ковчег для незваных", "Прощание из ниоткуда", демонст-

' Шахова Л.А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа "Ковчег для незваных"): диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук (далее: Дис. ... канд. филол. наук). Тамбов, 1999. 162 е.; Савушкина H.H. Роман В. Максимова "Прощание из ниоткуда": Типология жанра: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2002. 159с; Глазкова М.М. Роман Владимира Максимова "Семь дней творения": Проблематика, система образов, поэтика: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 184 е.; Сенкевич A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Семь дней творения": Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 156 е.; Жукова Т.Е. Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова i960-годов: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 179 е.; Авдеева Е.В. По-этико-философская картина мира в романе Владимира Максимова "Карантин": Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 162 е.; Лайко И.С. Мифопоэтиче-ский контекст драматургии Владимира Максимова 1970-1990— годов: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2007. 172 е.; Алехина И В. Философско-поэтический аспект художественной публицистики Владимира Максимова: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2007. 204 с.

2 Дзиов А.Р. Проза Владимира Максимова: Дис. ... канд. филол. наук. СПб., 1994. 160 с.

3 Шахова Л.А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа "Ковчег для незваных"): Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 1999. 162 с.

4 Авдеева Е.В. Поэтико-философская картина мира в романе Владимира Максимова "Карантин": Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 162 с.

рируя совершившееся пророчество Ф.М. Достоевского, Владимир Максимов изображает "глупое" человечество, которое во что бы то ни стало ищет "рая на земле", пытается "обустроиться" на основе "всеобщего равенства", получить свой кусок счастья, поделив поровну материальные блага. Но в результате "чудовищного эксперимента" страна превратилась в "социальный ад", полностью нивелировавший человеческую личность. На фактах истории XX века Владимир Максимов изобразил куда "бесы" завели Россию, "заблудившуюся в своих просторах и сорванную с оси"5.

В диссертационном исследовании И.Е. Лайко была выявлена значимость идей Ф.М. Достоевского для драматургии В.Е. Максимова 1970-1990* годов, проанализированы его пьесы в аспекте постановки в них сквозных мотивов "двойничества", борьбы идеала "богочеловече-ства и человекобожества", свободы воли, "детскости" человечества, а также проблемы "случайного семейства", спроецированные, по верному наблюдению исследователя, на сталинскую эпоху репрессий6. Один раздел диссертационной работы И.В. Алехиной посвящен выявлению взглядов В.Е. Максимова на творчество Ф.М. Достоевского в его публицистике7.

В монографиях и статьях И.М. Поповой проведено последовательное выявление творческих параллелей и поэтико-философских соприкосновений В.Е. Максимова с классической русской литературной традицией, а также проза этого писателя была логично поставлена ученым в контекст русской литературы 1960-1990* годов8.

Несмотря на кажущееся изобилие исследований, посвященных вопросу повсеместного воплощения "слова" Достоевского в творчестве Максимова, очевидно, что на существование проблемы только указывалось, что вне поля зрения литературоведения долгое время оставался такой феномен, как теснейшая связь В.Е Максимова с прозой Ф.М. Достоевского, не исследованный специально. А между тем В.Е. Максимов утверждал: "Можно без преувеличения сказать, что

5 Савушкина H.H. Роман Владимира Максимова "Прощание из ниоткуда". Типология жанра: Дис.... канд. филол. наук. Тамбов, 2002. 159 с.

6 Лайко И.Е. Мифопоэтический контекст драматургии Владимира Максимова 1970-1990-х годов: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2007. 172 с.

7 Алехина И. В. Философско-поэтический аспект художественной публицистики Владимира Максимова: Дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2007. 204 с.

8 Попова И.М. "Сотворить себя в духе". Христианская аксиология прозы Владимира Максимова. Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005. 222 е.; Попова И.М. "Путь взыскующей совести": Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Владимир Максимов. Тамбов: Тамб. гос. техн. ун-т, 2008. 276 с. и др.

Достоевский сформировал психологию и мировоззрение, в частности, моего поколения. Через него и с его помощью каждый из нас, его поклонников и последователей, вдруг открыл для себя в плоскостном, трехмерном, сугубо социальном и пропагандно-упрощенном мире совсем иное - четвертое измерение, в котором наше "я" обрело новые ценности и другие точки нравственного отсчета. Мы как бы приподнялись над собственным бытием, с предельной ясностью убеждаясь, что вопреки, казалось бы, "железной" логике литературы критического реализма, мало изменить социальные обстоятельства в обществе, чтобы изменить человека к лучшему. Мы поняли, что человек должен, прежде всего, менять себя и окружающий его нравственный климат в обществе, и любые социальные реформы могут быть только следствием такого внутреннего преображения"9.

Сегодня не вызывает сомнения тот факт, что творчество Ф.М. Достоевского оказало особенно глубокое и многоаспектное влияние на художественную философию Владимира Максимова, который, выражаясь словами И.И. Виноградова, "чутко улавливал и передавал в своих произведениях подземный гул происходящей в романах Достоевского, в их мистических глубинах смертной битвы Божественного Света и Дьявольской Тьмы, Жизни и Смерти, Добра и Зла"10.

Ф.М. Достоевский и В.Е. Максимов - масштабные личности, безусловно, в литературе далеко не равнозначные, однако оригинальные и неповторимые. Их творчество некорректно сопоставлять, но выявлять традицию Ф.М. Достоевского в литературном наследии В.Е. Максимова необходимо, поскольку существуют явные значительные точки соприкосновения, аспекты близости. Полное и объективное описание органичного восприятия идей Ф.М. Достоевского, их воздействия на содержание и поэтику ряда значительных художественных произведений В.Е. Максимова, несомненно, позволит выявить наиболее существенные тенденции эстетического развития прозы и драматургии писателя русского зарубежья.

Опираясь на мысль М.М. Бахтина, что "в отрыве от глубокого анализа культуры" игнорируются ее "глубинные течения"", на примере восприятия художественных идей Ф.М. Достоевского в твор-

9 Максимов В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М.: Терра, 1991-1993, Т. 9 (доп.). С. 215.

10 Виноградов И.И. Между отчаянием и упованием // Континент. 1995. №83. С. 316.

" Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе / Очерки по исторической поэтике // Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. С. 10.

честве Владимира Максимова можно увидеть плодотворные проявления одного из подобных "глубинных течений" литературы XX века -русского духовного реализма. A.M. Любомудров в монографии "Духовный реализм в литературе русского зарубежья" справедливо резюмировал: "Православный тип духовности сформировал многие черты русского национального своеобразия, определил доминанту русской культуры"12.

Актуальность диссертационного исследования определяется возникшей в литературоведении приоритетной необходимостью изучения особенностей философско-художественных и религиозно-нравственных основ творчества писателей 70-90" годов XX столетия (в том числе В.Е. Максимова) сквозь призму эстетической системы Ф.М. Достоевского, являющейся ключом к пониманию многих характерологических черт русской литературы второй половины XX века.

Данная проблема обусловливает обращение к намеченным современными учеными, но не изученным специально векторам исследования творчества В.Е. Максимова. При этом исследование воздействия "слова" Ф.М. Достоевского на романы В.Е. Максимова направлено на выявление ключевых положений философско-поэтического своеобразия творчества последнего, определения сходства эстетических позиций и утверждения статуса В.Е. Максимова как продолжателя традиций Ф.М. Достоевского.

Диссертация написана на материале творчества Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова.

Объектом исследования являются романы, драматургия и публицистика разных лет данных писателей: в первую очередь романы "Преступление и наказание", "Бесы", "Братья Карамазовы", "Идиот", "Подросток", "Дневник писателя" Ф.М. Достоевского; а также романы "Семь дней творения", "Прощание из ниоткуда", "Ковчег для незваных", "Карантин", "Заглянуть в бездну", "Кочевание до смерти" и драматургия В.Е. Максимова.

Цель исследования заключается в анализе способов художественной репрезентации философско-эстетических воззрений Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова, определении их роли в моделировании художественного мира писателя русского зарубежья.

Поставленной целью обусловлены следующие задачи диссертационной работы:

1. Выявить специфику поэтико-аксиологического содержания романа "Бесы" Ф.М. Достоевского и сценического монтажа "Бесы"

12 Любомудров A.M. Духовный реализм в литературе русского зарубежья Борис Зайцев, Иван Шмелев. Спб.: Пушкинский дом. 2003. С. 128.

В.Е. Максимова, определить параметры сближения и различий художественных текстов в связи с изменением жанровой формы.

2. Определить степень значимости романа "Бесы" Ф.М. Достоевского для прозы В.Е. Максимова путем анализа Достоевских идей, цитат, реминисценций, образов, сходных сюжетов.

3. Охарактеризовать процесс деградации от "семейства случайного", художественно воссозданного Ф.М. Достоевским, к "семейству обреченному", воплощенному в романах и драмах В.Е. Максимова.

4. Проанализировать символику "женственности" и "детскости" в романах В.Е. Максимова: определить роль "вечной Сонечки" и ин-фернапьниц в идейной составляющей его творчества, уяснить особенности интерпретации женских образов Ф.М. Достоевского, их влияния на тематику и проблематику произведений В.Е. Максимова.

5. Описать способы выявления русского национального характера в творчестве В.Е. Максимова, установить их связь с художественным миром Ф.М. Достоевского.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые было осуществлено целостное специальное изучение влияния эстетической системы Ф.М. Достоевского на художественный мир В.Е. Максимова, определена роль "слова" Достоевского в творчестве писателя, рассмотрено воздействие идей, образов, сюжетных схем не только на уровне тематики, проблематики и мотивной организации, но и на уровне композиционной организации произведений.

Впервые в область научных исследований введена пьеса В.Е. Максимова "Бесы", отражающая понимание русской интеллигенцией 1970- годов основополагающего для всей русской литературы и истории России одноименного романа Ф.М. Достоевского; выявлены оригинальные художественные средства символизации образов, примененные В.Е. Максимовым для придания произведению колорита современности.

С научной новизной связана полностью подтвержденная в ходе исследования и рабочая гипотеза диссертационной работы, сформированная так: творческая концепция В.Е. Максимова во многом восходит к философско-художественному провидческому миропониманию Ф.М. Достоевского, наиболее четко выраженному, по убеждению Максимова, в романе "Бесы".

Основные положения, выносимые на защиту:

Федька Каторжный становится у В.Е. Максимова главным персонажем пьесы, выступая как знак "опошления великой идеи на грязной улице". Максимовский вариант Маньяка символизирует всех высокопоставленных клеветников, расшатывавших устои имперской России и приведших к революции. А Хромоножка у В.Е. Максимова является символом страдающей "от подмены идеала" православной России.

2. Изменение родо-жанровой формы с эпической на драматическую обусловило появление в пьесе В.Е. Максимова "Бесы" таких (обобщающих всю творческую концепцию Ф.М. Достоевского) драматургических персонажей, как Голос Автора и Голос Евангелия, которые противопоставлены Голосу Великого Инквизитора. Введенные персонажи символизируют битву идеала Содомского и идеала Мадонны в душах человечества.

3. С помощью оригинальных художественных приемов звукового и светового сопровождения В.Е. Максимов делает фигуру Федьки Каторжного Тенью всех "бесовских персонажей" Достоевского, через которую высвечивается ("сквозь прилипшие к лицу маски") их истинная сущность. Тень этого персонажа-маргинала сопровождает практически всех героев произведения от Юродивого до губернатора, подчеркивая масштабы разрушительного падения духовности в российском обществе под воздействием революционно-демократических идей.

4. Художественные приемы игры света и тьмы функционально направлены на сжатие содержания романа "Бесы" до небольшой пьесы, при сохранении почти всех концептуально важных эпизодов произведения. Знаковые предметы из романа Ф.М. Достоевского (карты, веер, маски), освещенные особенным образом, служат ярким характеризующим средством и способствует обобщению и символизации образов.

5. Присутствие персонажей Ф.М. Достоевского, сюжетных эпизодов, цитат, аллюзий, реминисценций из романа "Бесы" практически во всей прозе и драматургии В.Е. Максимова позволяет считать это произведение русского классика системой-прототипом всего макси-мовского творчества, главной темой которого было осмысление роли Октябрьской революции в судьбе русского народа.

6. В решении проблемы кризиса семьи В.Е. Максимов исходил из формулировки Ф.М. Достоевского о гибельности "случайного семейства". Прослеживая распад семейных отношений до "обреченного семейства", писатель русского зарубежья художественными способами "констатирует", что безотцовщина при живых родителях, беспри-зорничество имеют социальные причины и связаны с падением нравственности, отказом от традиционных для России христианских цен-

ностей, отрывом от исконных мест проживания, массовым переселением людей на стройки социализма.

7. Нравственно-эстетическая позиция Ф.М. Достоевского стала определяющей и при воссоздании В.Е.Максимовым особенностей русского национального характера. Оба писателя подчеркивали, что преодоление "шаткости духа", возрождение православной нравственности необходимы для возвращения к соборности народа, развития хранящихся в глубинах русской души высокой духовности доброты, милосердия, жертвенности, беззаветной любви к родине.

Методологической базой диссертационного исследования являются:

- в области теории жанра работы Н.Д. Тамарченко, Б.В. Тома-шевского, В.И. Тюпы и др.

- в области исследований художественной структуры текста -труды В.В. Виноградова, Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина, Ю.М. Лот-мана, Б.М. Гаспарова и др.;

- в области изучения творчества Ф.М. Достоевского - публикации И.М. Андреева, М.М. Бахтина, В.Я. Кирпотина, К.О. Леонтьева, Н.О. Лосского, Д.С. Мережковского, К.В. Мочульского, Ф.Б. Тарасова, Г.М. Фридлендера и др.

- в области анализа творчества В.Е. Максимова - исследования Д. Браун, М.М. Глазковой, А.Р. Дзиова, М.М. Дунаева, ЕЛО. Зубаревой, В. Иверни, И.Е. Лайко, A.M. Любомудрова, И.М. Поповой, Т.Г. Кучиной, H.H. Савушкиной, А.Г. Соколова, Ю.А. Сохрякова, Н.М. Щедриной и др.

Метод исследования представляет сочетание проблемно-аналитического, сравнительного, структурного, герменевтического и исто-рико-функционального анализа.

Теоретическая значимость исследования определяется, во-первых, выявлением и развернутой характеристикой различных форм воздействия творчества одного художника на другого, во-вторых, фиксацией и обоснованием рецептивной изменчивости художественного материала в разные исторические эпохи.

Практическая значимость работы:

Результаты научного исследования могут быть использованы в ходе дальнейшего изучения истории русской литературы и литературы русского зарубежья, при чтении спецкурсов и лекционных курсов по отдельным проблемам. Наблюдения и выводы, сделанные в работе, могут расширить представления о творчестве Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова в вузовском преподавании.

Апробация диссертационного исследования. Основные положения диссертации и ее отдельные аспекты неоднократно обсужда-

лись на заседаниях кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, а также были представлены: на Общероссийском научно-методическом семинаре "Русская языковая личность и национальные культурные традиции (к юбилеям A.C. Пушкина и Н.В. Гоголя)" (2009 г.) в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина; на Всероссийском форуме "Дальневосточные образовательные чтения, посвященные памяти святых Кирилла и Мефодия" в Дальневосточном университете (2009 г.); на Международном Конгрессе литературоведов (к 125-летию Е.И. Замятина) "Литературоведение на современном этапе. Теория. История литературы. Творческие индивидуальности" в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина (2009 г.); на II Всероссийской научно-богословской конференции "Актуальные проблемы истории и культуры Православия" (г. Владивосток, 2010 г.); на I Международной конференции "Современные проблемы филологии" в Тамбовском государственном техническом университете (2011 г.). Результаты исследования использованы в лекционных курсах и спецкурсах по истории современной литературы в Тамбовском государственном техническом университете. Основные положения диссертации изложены в одиннадцати публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Содержание диссертации изложено на 217 страницах. Библиография включает 246 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается научная новизна и актуальность работы, формулируются ее цели и задачи, разъясняются критерии отбора литературных произведений, составивших материал исследования, определяется теоретическая и практическая значимость, раскрываются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава называется "Роман Ф.М. Достоевского "Бесы" в фи-лософско-художественном осмыслении В.Е. Максимова". В первом параграфе первой главы "Идеи Ф.М. Достоевского в эмоционально-ценностной парадигме творчества В.Е. Максимова. Символизация образов Федьки Каторжного и Хромоножки в сценическом монтаже В. Максимова "Бесы" дается сопоставительный анализ пьесы (сценического монтажа) "Бесы" В.Е. Максимова с первоисточником - романом Ф.М. Достоевского. Текст произведения В.Е. Максимова вводится в научную сферу с двоякой целью: установить отличия и сходства

одноименных произведений, определить степень воздействия эстетической системы Ф.М. Достоевского и особенности художественного мировидения писателя XX века.

В частности, в диссертации отмечается, что образ Федьки, символизирующий бунтарство ("кровавый и беспощадный русский бунт"), в сценарии В.Е. Максимова превращен в центрального героя. Если в романе Ф.М. Достоевского Федька возникает впервые в разговоре Верховенского со Ставрогиным только во второй части романа "Бесы", и его роль ограничена кратковременностью действия, то в драме В.Е. Максимова Федька Каторжный присутствует во всех без исключения частях произведения от пролога до эпилога. Такое доминантное значение второстепенного персонажа объясняется, по мнению диссертанта, желанием автора драмы, во-первых, подчеркнуть огромную роль маргинальных слоев общества, вовлеченных в революцию; во-вторых, показать тотальное распространение революционно-демократического мировоззрения в среде бунтовщиков.

В максимовской интерпретации Федька Каторжный по сути является Тенью всех участников событий от революционного террора XIX века до Октябрьского мятежа. Персонаж на протяжении спектакля меняет множество ролей, высвечивая безнравственность, гордыню, своеволие как основные черты характеров главных героев романа Ф.М. Достоевского: Степана Трофимовича, Петра Верховенского, Николая Ставрогина, Кириллова, Шатова, Лебядкина, Шигалева, Тол-каченко, Виргинского, Эркеля и других. Федька дискредитирует все их поступки, мысли, идеи, выявляя истинную сущность героев Ф.М. Достоевского. Маргинал разоблачает, в том числе, и лицемерную набожность, и мракобесие, одевшись в монашескую тогу в сцене посещения губернским обществом юродивого.

В авторских ремарках Федьке Каторжному В. Максимов уделяет самое значительное место, прочерчивая идеологическую линию, ведущую в XX век, когда свершились предсказания и предчувствия русского классика, что в грозных революционных событиях будет доминировать маргинальный тип насильника, убийцы, злобного и примитивного "перераспределителя материальных благ".

Федьке Каторжному резко противопоставлен образ Марии Ле-бядкиной. На основе сопоставительного анализа делается вывод, что если Ф.М. Достоевский делал акцент в своем романе "Бесы" на эстетической символизации образа Хромоножки как выразительницы русской ментальности, то В.Е. Максимов усиливает в своей пьесе доминирующую знаковость образа Марьи Тимофеевны, как разоблачи-

тельницы "подмены", ложного революционного идеала, связывая его с историческим опытом XX столетия, с эпохой раскулачивания и сталинских репрессий.

Во втором параграфе "Драматургические средства характеристики образов в пьесе В.Е. Максимова "Бесы" выявляются и формулируются типы и виды художественных драматургических приемов, применяемых автором в своем произведении.

Повторим, поскольку В.Е. Максимов ставил своей задачей показать пророческую суть романа "Бесы", поэтому в драме писатель удалил некоторые очень важные для Ф.М. Достоевского "выходы" в эпоху 1860-1870- годов, а усилил моменты сходства изображаемого с реальными событиями революции 1917 года и последующих лет гражданской войны и сталинского террора. В связи с этим вместо хроникера (как у Ф.М. Достоевского), в пьесе В. Максимова появляются новые знаковые персонажи: Голос Автора, Голос Евангелия и Голос Великого Инквизитора. Все остальные персонажи характеризуются себя посредством манипуляций карикатурными масками, которые в финале сбрасываются под ноги Верховенского.

Уничтожение хрупких масок "главным бесом", символизирует обесценивание личности и происходит на знаковом фоне объятого пламенем Распятия Христа. Этот художественный прием использован В.Е. Максимовым в качестве предвестия крестных мук, которые примет русский народ в ходе спровоцированной главными бесами Октябрьской революции.

Персонажи в масках раскрывают тему бесовской подмены идеала народной жизни. Прием маскарада позволил В.Е. Максимову передать интенцию Ф.М. Достоевского в наиболее сконцентрированном виде, как того и требовала драматическая форма произведения.

В этом разделе диссертации анализируется также художественный прием символизации образа Маньяка-клеветника, разжигающего "пожар революции". Роль этого персонажа преувеличена путем разделения его речи на несколько отрывков, благодаря чему создается эффект множественности, тотальности клеветы на Россию.

В третьем параграфе "Функциональность символики звука и света в максимовском сценарии "Бесы" говорится о том, что итоги социалистической революции отражены В.Е. Максимовым в пьесе "Бесы" на аксиологическом, социальном и эмоционально-личностном уровнях, что выразилось в художественной структуре, в доминантном присутствии приемов звуковой и световой организации произведения.

Появление персонажей из "кромешной тьмы" под какофонию "адских звуков", внезапное их исчезновение, как бы падение во мрак под смесь мелодий "Марсельезы" и "Камаринской", демонстрирует

"опошление великой идеи, попавшей на улицу". Деконструкция идеи всемирного равенства и братства, низведение ее до идеи деспотизма передается светом и звуками, которые издает пьяный Лебядкин: это хохот, резкое звучание "базарных стихов" о таракане, выкрикивание непристойных выражений, которые тонут во тьме и "гуле грозовой непогоды над призрачным городом".

Фонарный свет, звучание колокольцев, вой метели и свист паровозных гудков, лязг тормозов, шипение пара, резкий топот лошадиных копыт, разбойничий свист и адский хохот создают фон пьесы, в котором возникает чувство неотвратимости социальной катастрофы, обреченности народа России на длительные страдания.

Свет луны в его фольклорно-народной семантике, противостоящий "черноте, черту, нечисти" применен при оформлении образа Марьи Тимофеевны, которая совмещает у Достоевского черты Матери-Сырой Земли и Богородицы. Как на иконе Остробрамской Богородицы, лик Хромоножки в пьесе Максимова тоже сияет на фоне лунного света и предвечных звезд.

Временную победу бесовских сил символизирует финал макси-мовского монтажа, где светящееся Распятие горит не Светом Рая, а адским багровым пламенем.

Мастерски используя художественные приемы игры света и темноты, применяя оригинальное озвучивание эпизодов в сценическом монтаже "Бесы", Максимов точно передает не повествовательными, а драматическими средствами основное содержание одноименного романа Достоевского.

Введением оригинальных приемов смены света на тьму (угасания и усиления света, световых пятен, движущихся по сцене и др.), а также различных символических звуковых эффектов, соединенных со сказочными знаками-символами (карты, веер, лубочный город, Золотой Петушок, и др.) драматург добивается современного звучания романа "Бесы", подчеркивает пророческий характер произведения и непреходящее значение художественного творения классика русской литературы.

Акцентирование антонимического смысла звукового и светового оформления позволили вписать в художественную идею романа "Бесы" Ф.М. Достоевского элементы более позднего романа "Братья Карамазовы". В.Е. Максимов тем самым усилил мистическое содержание творчества писателя звучанием пророчеств из "Откровения Святого Иоанна Богослова". В результате сценический монтаж "Бесов" стал философско-поэтической "выжимкой" из всего романного творчества Ф.М. Достоевского.

Следующий параграф первой главы посвящен анализу воздействия романа "Бесы" на прозу В.Е. Максимова первой половины его творческого пути ("Семь дней творения", "Карантин", "Прощание из ниоткуда").

Варьируя хрестоматийные, вошедшие в культурный фонд каждого россиянина образы, сюжеты, изречения Ф.М. Достоевского из романа "Бесы", В.Е. Максимов утверждает, что на новом историческом этапе "слово" русского классика остается по-прежнему актуальным, что "поставив страну на попа", советский человек не смог "обустроить земной рай", а вызвал бесконечные потоки "крови и ярости", потерю истинного смысла жизни, духовное опустошение и злобу.

Мистический опыт Ф.М. Достоевского был усвоен и художественно воплощен В.Е. Максимовым практически во всех произведениях первого десятилетия эмигрантского периода, что дало писателю возможность взглянуть на проблемы катастрофического XX века сквозь призму христианской аксиологии добра, покаяния и всепрощения. В романе "Семь дней творения" использован, например, жанр семейной хроники, повествование о древнем крестьянском роде Пашковых, вовлеченных в октябрьские события и ставших рабочими и интеллигентами в советское время. Семье Пашковых пришлось перенести на своих плечах все тяготы большевистского эксперимента "пересотворения мира". В "Семи днях творения" проводится интертекстуальная параллель между библейским сотворением мира и идеями Ши-галева о псевдотворении "нового" общества, где вместо равенства и братства, стали процветать деспотия и террор. В. Максимов вводит цитаты из "Бесов" в тексты своих романов с целью подтверждения явной пророческой сути произведения Ф.М. Достоевского.

Главные персонажи романа вдруг осознали, что всё осталось после революции по-старому: "надзиратели только сменились", а нищета, рабство, неравенство, социальная несправедливость, террор, обесценивание личности усилились до предела. Владимир Максимов в оценке причин и результатов революционных катаклизмов в России идет за Ф.М. Достоевским, уверяя, что в русской истории XX века действовала бесовщина: "Смердяковщина захлестнула Россию... Все можно, все дозволено!"13.

Романы В.Е. Максимова 1970х годов ярко передают процесс духовной деградации общества, демонстрируют "торжество выродившегося гуманизма", вызванное не столько социальной борьбой, сколько эксплуатацией первородной греховности человека, его злых инстинк-

13 Максимов В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М.:Тсрра, 1991, Т. 2. С. 158.

тов, его отпадением от православия, бывшего духовным ориентиром России целое тысячелетие.

В последнем параграфе первой главы "Сверхтекстовые связи прозы В.Е. Максимова 1980-х годов с романом "Бесы" дан анализ "слова" Ф.М. Достоевского в романах "Заглянуть в бездну", "Ковчег для незваных" и "Кочевание до смерти".

Цитаты из "Бесов", включенные в эти произведения, представляют собой значимые культурные отсылки к истокам формирования революции, с помощью которых воплощается авторская концепция личности и в целом система представлений Максимова о человеке, его сущности, его отношениях к обществу, государству, природе, к бытию и смерти, к вечности.

В романах через систему символов, организующих тему памяти, преломляются социальные, политические, идеологические, нравственные представления художника, влияющие на образ главного героя, характер конфликта, на жанровую специфику произведения в целом. Таким образом, Владимир Максимов обыгрывает в романах "Заглянуть в бездну" и "Ковчег для незваных" библейский символ "бездны", часто употребляемый Ф.М. Достоевским. В последнем романе В. Максимова "бездна" станет неотвратимым концом жизни для главных героев, потерявших всякую надежду успокоить измученные души вдали от родины.

Сопоставив, западный и советский типы общественной жизни, писатель Бармин-Мамин ("Кочевание до смерти") делает страшный вывод, что ни религия, ни культура не в состоянии изменить "падшую природу" человека, даже если власть в стране будет "ангельская". В такой ситуации и с такими убеждениями герою остаётся только искать выход из философско-аксиологического тупика в смерти, как единственно возможном "бунте против порочного мира". Мишаня последует за "своевольными" героями Ф.М. Достоевского, уверяя, что "слишком широк человек, надо бы его сузить"14.

В конце первой главы диссертации делается вывод, что В.Е. Максимов воспринял роман "Бесы" как произведение-противостояние, направленное против клеветников и совратителей России, против "потугиных", которые, по словам Ф.М. Достоевского, "бесчестят народ наш насмешками", несмотря на то, что "русские создали великое соборное государство, тысячу лет оборонявшееся от жестоких врагов, которые без них низринулись бы на Европу"15. Для В.Е. Мак-

14 Максимов В.Е. Избранное. М.: Терра, 1994. 734 с.

15 Достоевский Ф.М. Полное собр. сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 19721983, Г. 23. С. 117.

симова было очень важно, что "Бесы" - произведение, предсказавшее возможное падение России в бездну кровавых гражданских войн, деспотии и полного самоуничтожения, при условии, если русский народ не сможет остановить "бесовские соблазны" безграничной свободой и мнимым всеобщим равенством.

Интертекст "Бесов" Ф.М. Достоевского позволяет утвердить главную идею творчества В.Е. Максимова: возрождение России возможно только через воскресение народной души в Боге. Причем, идею, почерпнутую у Ф.М. Достоевского в романе "Бесы", В. Максимов углубляет, прилагая к новым историческим реалиям.

Значимость интертекста романа "Бесы" является определяющей, начиная с первого романа "Семь дней творения" и до последнего "Кочевание до смерти". Писатель проецирует идеи, образы, цитаты, аллюзии, элементы сюжета романа "Бесы" Ф.М. Достоевского на свои произведения, тем самым усиливая их философско-аксиологическое содержание, давая глубокую интерпретацию творчества русского классика с исторических позиций своего времени. Роман "Бесы" Ф.М. Достоевского, таким образом, можно определить как своеобразную систему-прототип всего творчества В.Е. Максимова, сквозь призму которой писатель изображает реалии XX столетия.

Во второй главе диссертационной работы "Идеи и образы Ф.М. Достоевского в прозе В.Е. Максимова" рассматриваются Достоевские темы "случайного семейства", "роли женственного начала" и "детскости человечества", а также тема "русскости", широко освещенные в творчестве обоих писателей.

Первый раздел второй главы назван "Развитие проблемы "случайного семейства в романистике В.Е. Максимова". Уже в ранних повестях В.Е. Максимова серьезно и глубоко ставилась тема безотцовщины, детского бродяжничества. Сергей Царёв из повести "Жив человек", Михей Коноплёв из "Стань за черту", Зяма, Савва, Дуся из "Баллады о Савве", убежав из "случайных семейств", или из "семейств обреченных" (в которых отец был безвинно арестован как враг народа, а дети объявлены врагами народа), скитались по просторам России, сбиваясь в человеческие "стаи", теряя память о родном доме, о родителях, навсегда забывая "о родном пепелище".

Ф.М. Достоевский обратил внимание на разрушение устоев семьи как на проявление социального кризиса еще во второй половине XIX века ("Подросток"), а В.Е. Максимов с ужасом наблюдал за распадом семейных отношений в XX веке ("Семь дней творения", "Карантин", "Ковчег для незваных", "Прощание из ниоткуда", "Кочевание до смерти" и др.).

В.Е. Максимов на современном ему историческом этапе как будто примеривает ситуации "случайных семейств", описанных в романах Ф.М. Достоевского, чтобы увидеть те изменения, которые произошли в советском обществе с послереволюционной эпохи. Писатель использует тот же принцип параллелизации образов, что и у русского классика, позволяющий увидеть все варианты и грани поставленной проблемы. Владимир Максимов проецирует свои художественные изыскания на идею Ф.М. Достоевского о "случайном семействе", наиболее полно воплощенную в "Подростке", что доказывают прямые цитаты, реминисценции, варьирование отдельных сюжетных линий (например, истории судьбы Сонечки Мармеладовой в жизни Симы Цыганковой ("Семь дней творения"); Настасьи Филипповны в судьбе Марии ("Карантин") и Маруси ("Ковчег для незваных"); Ивана Карамазова в Лёве Храмове; Великого Инквизитора в образе Ивана Ивановича Иванова ("Карантин") и др.

При постановке темы "случайного семейства" В.Е. Максимов заостряет проблему пьянства как разрушительной силы в семье. Объясняя причины российского пьянства, автор "Карантина" и "Прощания из ниоткуда" констатирует, что алкоголизм возникает при отсутствии истинной жизненной цели, в атмосфере ложности, временности, шаткости идеологических постулатов. В результате произошедших в обществе разрушительных перемен люди почувствовали, что у них исчезла память о прошлом, о своих предках, об исконных традициях русской семьи. В сталинские времена в одном человеке словно совместились жертва и палач, заключенный и надзиратель, мученик и мучитель: малолетний сын просит отца - начальника лагеря, дать пострелять в заключенных ("Прощание из ниоткуда"), а через десяток лет сам становится жертвой режима.

Максимов с горечью показывает, что кризис семьи переживает и русская деревня - бывшая опора православной России, превратившаяся в "навозный омут, из которого все бегут куда глаза глядят"16 ("Ковчег для незваных").

Как вариант типа "обреченного семейства" в романе "Прощание из ниоткуда" показана семья "отца всех народов", который не смог стать нормальным отцом даже своим детям. Владимир Максимов в своих романах, воспроизводя множество вариантов несчастных судеб, свидетельствует, что Русский Дом, крепость семейная, в XX веке пре-

16 Максимов В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М.: Терра, 1991, Т. 6. С. 124.

вратилась в "голые пятнадцать метров исходившей пьяным криком коммуналки"17.

Домом для советских людей стали также средства передвижения: "красная коробка на колесах", "железнодорожный челн". Поиск новых мест стал проклятьем для измученного социальными потрясениями и войнами народа: брошены разоренные родные земли, забыты кладбища и дома отцов, все "от млада до стара" мечутся как перекати-поле (романы "Ковчег для незваных", "Карантин", "Кочевание до смерти"), подвергая семью "кочеванию до смерти".

Таким образом, тема "случайного семейства", художественно осмысленная в романах Ф.М. Достоевского, превратилась у Владимира Максимова в тему "обреченного семейства", поскольку, по мысли писателя, в конце XX века распад семейных отношений достиг критического предела и привел к неотвратимой духовной деградации общества. Прямая цитация, параллельное введение мотивов, сюжетов, идей, образов в свои произведения из романов Ф.М. Достоевского позволила В.Е. Максимову прочертить в этом важном для России вопросе историческую перспективу и наметить пути выхода из кажущегося тупика. Основным способом воплощения проблемы "случайного семейства" Владимир Максимов избирает использованную Ф.М. Достоевским параллелизацию образов, заключающуюся в показе через судьбу ряда персонажей возможных вариантов развития проблемы в её исторической перспективе.

Во втором параграфе второй главы "Мотивы женственности и детскости в творчестве Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова" выявлены и проанализированы мотивы, которые воплощаются через контаминацию темы "Божьей любви", спасительной, возрождающей, преображающей человека, очищающей его от скверны греха.

"Вечная Сонечка", символизирующая женственность, смиренномудрие и милосердие Софии, премудрости Божьей, противопоставленная эгоизму, себялюбию и гордыне инфернальной любви, присутствует практически во всех повестях и романах В.Е. Максимова. Женственность как спасительная ипостась доминирует в судьбах главных героев романа "Семь дней творения": в судьбе Петра Пашкова, его братьев Василия, Андрея и внука Вадима. Проблема существования личности в обществе, построенном на лжи и насилии, деградация личности в условиях ее унижения, обесценивания, подмены нравственных ценностей, сопрягается у Владимира Максимова с темой ми-

17 Максимов В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М.: Терра, 1991, Т. 5. С. 169.

лосердной любви, антиподом которой в максимовском творчестве всегда выступает разрушительная страсть.

Инфернальная страстная любовь, доходящая до любви-ненависти, под очищающим огнём страдания зачастую превращается в милосердную, "Божью" любовь (Александра, Муся ("Семь дней творения"), Мария ("Карантин").

Полностью поддерживая и принимая библейскую мысль Ф.М. Достоевского ("Дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей"), а также идею писателя-классика о "спасительности ангельского отблеска детскости" (открытости человеческого сердца Божьей благодати), Максимов прибегает в своем творчестве к аллюзиям на образы, мотивы, символические детали из романов Ф.М. Достоевского, вошедшие в общемировой культурный контекст, чтобы показать незыблемость этой идеи во все времена человеческой истории. При этом особенно значимыми оказываются для художественного мира писателя XX столетия воплощение понимания женственности и детскости, как лучших черт русского национального характера, питаемых духовными ценностями православия (Маруся из "Карантина", Люба Овсянникова из "Ковчега для незваных").

Последний параграф второй главы диссертации "Проблема национальной идентичности в творчестве В.Е. Максимова" посвящен в прозе писателей проблемы русского характера, от правильного понимания которой, по их убеждению, зависит будущее России. Проблема русскости настоятельно ставилась в творчестве Ф.М. Достоевского и всегда связывалась с православным генотипом русского народа, сохранившегося на рудиментарном уровне и в советское время.

Тема национальной идентичности, как и у Ф.М. Достоевского, ставится в творчестве В.Е. Максимова именно в аспекте патриотизма и Веры. Так, например, в романе "Заглянуть в бездну" адмирал Колчак сопоставляет англичан и американцев с русскими и находит множество существенных различий именно в области категорий преданности Родине и Вере.

Системой персонажей В.Е. Максимова, вслед за героями Ф.М. Достоевского, воплощает совокупность основных традиционных национальных черт русского характера, среди которых подсознательное или осознанное тяготение к православной нравственности; приоритетность духовного над материальным, небесного над земным; максимализм и идеализм в постановке и достижении целей; предельная обнаженность души, искренность, оптимистичность, открытость, жертвенность, самоотверженность, способность к осознанию своих пороков и покаянность.

Среди недостатков и слабостей русских оба художника слова выделяют бунтарские наклонности, легкую внушаемость, стремление к завышенной самооценке, неумение реально оценивать свои возможности, леность. Как особый порок, свойственный русским людям, выделяется тяготение к винопитию как средству отвлечения от социальных и личных невзгод, трудностей и неудач.

В целом В.Е. Максимов в своем творчестве, отчасти дополняя художнические наблюдения Ф.М. Достоевского, формирует образ русского человека, не до конца сломленного чудовищными социальными экспериментами, способного выжить в невероятно трудных условиях и сохранить "душу живу", следуя "корневым", нравственным законам православия.

В Заключении диссертационного исследования делаются основные выводы:

1. Творческие идеи Ф.М. Достоевского, созданные писателем образы, мотивы и сюжеты его произведений были для В.Е. Максимова источником художественного осмысления и "приложения" к новым историческим реалиями XX века, по которым он сверял пророческие предвидения русского классика, наблюдал сдвиги, произошедшие в социальной жизни России, в духовном и душевном состоянии русского народа;

2. Роман Ф.М. Достоевского "Бесы" стал для В.Е. Максимова концептуально значимым произведением, очевидно, потому, что в этом произведении были гениально точно определены истоки социальной катастрофы XX столетия, прозорливо показаны те потрясающие негативные последствия, к которым привели революционно-демократические атеистические идеи о преобразовании мира на основе равенства всех сословий. Роман "Бесы" Достоевского стал своеобразной философско-эстетической системой-прототипом для всего творчества Максимова: идея, образы, сюжетные эпизоды, цитаты, реминисценции из этого произведения вошли буквально во все его повести, романы, драмы и публицистические статьи, став художественным ориентиром для эстетического воссоздания современности;

3. Используя различные способы художественной репрезентации философско-художественной концепции Ф.М, Достоевского, В.Е. Максимов в своем творчестве, учитывая реалии нового исторического этапа, осуществил на тематико-проблемном и поэтическом уровнях развитие основных идей классика для более убедительного и объективного анализа общественных и личностных отношений, их эстетического осмысления и художественного воплощения.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Умнов, А.Е. "Инфернальницы" Ф.М, Достоевского в идейной системе романа "Семь дней творения" Владимира Максимова [Текст] // Вопросы современной науки. Университет им. Вернадского. 2010. № 7-9(30). С. 317-321 (0,313 пл.). ISSN 1990-9047. Transactios TSTU. (Журнал включен в «Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий», утвержденный ВАК РФ)

2. Умнов, А.Е. Значимость интертекста романа Ф.М. Достоевского "Бесы" в творчестве В.Е. Максимова [Текст] // Вестник Тамбовского государственного технического университета. 2010. Т. 16, № 4. С. 1012-1016 (0,313 пл.). ISSN 0136-5835. Transactios TSTU. (Журнал включен в «Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий», утвержденный ВАК РФ)

3. Умнов, А.Е. Тема "случайного семейства" в романе Владимира Максимова "Кочевание до смерти" [Текст] // Вестник Тамбовского государственного технического университета. 2010. Т. 16, № 3. С. 751754 (0,25 пл.). ISSN 0136-5835. Transactios TSTU. (Журнал включен в «Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий», утвержденный ВАК РФ)

4. Умнов, А.Е. Функциональность реминисценций Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова [Текст] // Гуманитарные науки: проблемы и решения: сб. науч. ст. / под ред. A.A. Слезина; Мин.-во. обр. и науки РФ; ГОУВПО Тамб. гос. техн. ун-т. М.; Тамбов, 2009. Вып. VI. С. 329-335 (0,375 пл.).

5. Умнов, А.Е. Значимость интертекста "Бесов" Ф.М. Достоевского в романе В.Е. Максимова "Семь дней творения" [Текст] // Литературоведение на современном этапе. Теория. История литературы. Творческие индивидуальности: материалы Междунар. Конгресса литературоведов: к 125-летию Е.И. Замятина, 5-8 окт. 2009 г. / отв. ред. Л.В. Полякова. Тамбов, 2009. С. 343-347 (0,313 пл.).

6. Умнов, А.Е. "Вечная Сонечка" Достоевского в романе Владимира Максимова "Семь дней творения" [Текст] // Русская языковая личность и национальные культурные традиции (к юбилеям A.C. Пушкина и Н.В. Гоголя): сб. материалов общерос. науч.-метод, семинара / науч. ред. Н.Л. Потанина; Федеральное агентство по образованию, ГОУВПО Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина; Тамб. обл. филол. о-во. Тамбов, 2009. С. 140-143 (0,25 пл.).

7. Умнов, А.Е. "Маленький человек" Ф.М. Достоевского в историческом романе В.Е. Максимова "Заглянуть в бездну" [Текст] // Все-рос. форум "Дальневосточные образовательные чтения, посвященные

памяти святых Кирилла и Мефодия". Актуальные проблемы истории и культуры Православия: матер. II Всерос. науч.-богослов, конф.: сб. науч. ст. / науч. ред., сост. А.В Здор. Владивосток, 2010. Вып. 2. С. 216-218(0,188 пл.).

8. Умнов, А.Е. Образ матери - сырой - Земли в романе

B.Е. Максимова "Заглянуть в бездну" [Текст] // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2009. - № 10 (октябрь). -

C. 250-252 (0,188 пл.).

9. Умнов А.Е., Алехина И.В Роль публицистического компонента в инсценировке пьесы В.Е. Максимова "Бесы" [Текст] // Современные проблемы филологии: Материалы I Междунар. науч.- практ. Ин-тернет-конф., 12 мая 2011 г. / ГОУ ВПО Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2011. С. 3-8 (0,375 п.л.).

10. Умнов А.Е., Алехина И.В. Сценический монтаж пьесы В.Е. Максимова "Бесы" в контексте его творчества [Текст] // Современные проблемы филологии: Материалы I Междунар. науч.-практ. Интернет-конф., 12 мая 2011 г. / ГОУ ВПО Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2011. С. 8-15 (0,375 пл.).

11. Умнов А.Е., Чу Юань. "Случайное семейство" в прозе Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова [Текст] // Современные проблемы филологии: Материалы I Междунар. науч.-практ. Интернет-конф., 12 мая 2011 г. / ГОУ ВПО Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2011. С. 161-165 (0,313 пл.).

Подписано в печать 16.11.2011 г. Формат 60x84/16. Объем 1,28 п.л. Тираж 100 экз. Заказ № 1741. Бесплатно. 392008, Тамбов, ул. Советская, 190г. Издательский дом ТГУ имени Г.Р. Державина.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Умнов, Артём Евгеньевич

Введение.

Глава I. РОМАН Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО "БЕСЫ"

В ФИЛОСОФСКО-ХУДОЖЕСТВЕННОМ ОСМЫСЛЕНИИ

В.Е. МАКСИМОВА

§ 1. Идеи Ф.М. Достоевского в эмоционально-ценностной парадигме творчества В.Е. Максимова. Символизация образов Федьки Каторжного и Хромоножки в сценическом монтаже

В. Максимова "Бесы".

§2. Драматургические средства характеристики образов в пьесе

В.Е. Максимова "Бесы".

§3. Функциональность символики звука и света в максимовском сценарии "Бесы".55*

§4. Значимость романа "Бесы" Ф.М. Достоевского для романистики

Владимира Максимова 1970-х годов.

§5. Сверхтекстовые связи прозы Максимова 1980-х годов с романом "Бесы".

Глава II. ИДЕИ И ОБРАЗЫ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В ПРОЗЕ

В.Е. МАКСИМОВА.

§1. Развитие проблемы "случайного семейства" в романистике

В.Е. Максимова.

§2. Мотивы женственности и детскости в творчестве

Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова.

§3. Проблема национальной идентичности в творчестве

В.Е. Максимова.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Умнов, Артём Евгеньевич

В последнее десятилетие появилось немало диссертационных работ, посвященных творчеству В.Е. Максимова (1930-1995) [1]. Объектом исследования ученых были отдельные проблемы аксиологического, философского, художественного содержания прозы и драматургии известного писателя русского зарубежья.

О влиянии идей Ф.М. Достоевского на художественный мир В.Е. Максимова впервые заявил А.Р. Дзиов в 1994 году в диссертации "Проза Владимира Максимова" [2].

Исследуя библейский контекст в романе "Ковчег для незваных", Л.А. Шахова также обратила внимание на присутствие в художественном тексте цитат и реминисценций из романов Достоевского [3]. Е.В. Авдеева отмечала, что в романе "Карантин" Владимира Максимова есть реминисценции из поэмы "Великий инквизитор" в главе "Преображение тихого семинариста": "Объясняя феномен появления сталинизма в России, глава представляет собой устную поэму, созданную священником Акопом по подобию "Великого инквизитора" [4].

Многие исследователи подчеркивали, что в романах "Заглянуть в бездну", "Ковчег для незваных", "Прощание из ниоткуда" вслед за Ф.М. Достоевским Владимир Максимов изображает "глупое" человечество, которое во что бы то ни стало ищет "рая на земле", пытается "обустроиться" на основе "всеобщего равенства", получить свой кусок счастья, поделив поровну материальные блага. В.Е. Максимов демонстрирует совершившееся пророчество Достоевского, показывая, как в результате "чудовищного эксперимента" страна превратилась в "социальный ад", полностью нивелировавший человеческую личность. На фактах истории XX века писатель изображает, как "бесы" завели Россию, "заблудившуюся в своих просторах и сорванную с оси" в бездну хаоса и террора [4,111].

В диссертационном исследовании И.Е. Лайко была выявлена значимость идей Достоевского для драматургии Максимова 1970-1990х годов, проанализированы его пьесы в аспекте постановки в них сквозных мотивов "двойничества", борьбы идеала "богочеловечества и человекобожества", свободы воли, "детскости" человечества, проблемы "случайного семейства", спроецированные, по верному наблюдению исследователя, на сталинскую эпоху репрессий [5]. Один раздел работы И.В. Алехиной посвящен выявлению взглядов В.Е. Максимова на творчество Достоевского в его публицистике [6].

В монографиях и статьях И.М. Поповой проведено последовательное выявление творческих параллелей и поэтико-философских соприкосновений Максимова с классической русской литературной традицией, а также проза этого писателя была логично поставлена в контекст русской литературы 1960-1990" годов [7].

Несмотря на кажущееся изобилие исследований по вопросу воплощения "слова" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова очевидно, что на существование проблемы только указывалось, что вне поля зрения литературоведения долгое время оставался такой феномен, как глубокая связь прозы В.Е. Максимова с прозой Ф.М. Достоевского, не исследованный специально.

В своих интервью и выступлениях писатель называл имена художников слова, которые, так или иначе, оказали воздействие на формирование его взглядов, жизненной позиции, мировоззрения, художественного метода и стиля. К их числу Максимов относил, наряду с Ф.М. Достоевским, JI.H. Толстого, A.M. Горького, М.А. Булгакова, а из современников — А.И. Солженицына, В.И. Белова, Ф.А. Искандера.

Когда Владимира Максимова спрашивали: "Кто ходит в ваших учителях?", он отвечал, не задумываясь: "От Пушкина до Пастернака у меня учителя менялись в течение жизни. В юности увлекался Горьким, Леоновым. Затем узнал другую литературу - учителя сменились, я стал покло-, няться другим литературным богам. Со зрелостью пришел Достоевский, 4 7 з появились другие мерки, оценки, категории." [8]. Действительно, цитаты,

2 образы, идеи, сюжеты, инсценировки из романов Ф. М. Достоевского при7 сутствуют во всех крупных произведениях Владимира Максимова.

I Творчество Ф.М. Достоевского оказало особенно глубокое и многоаспектное воздействие на художественную философию Владимира Мак1 симова, который, выражаясь словами И. И. Виноградова, "чутко улавливал I $ и передавал в своих произведениях подземный гул происходящей в рома нах Достоевского, в их мистических глубинах смертной битвы Божествен- ¡,

I * ного Света и Дьявольской Тьмы, Жизни и Смерти, Добра и Зла" [9]. Так, в

Щ романе "Семь дней творения" широко используются реминисценции и об

11, разы из "Преступления и наказания", "Бесов", "Братьев Карамазовых". Роман "Карантин" содержит множество точных и варьированных цитат из

РУ "Великого Инквизитора" Ф. М. Достоевского. В "Ковчеге для незваных", 1

Прощании из ниоткуда", "Кочевании до смерти" Владимир Максимов предложил свою версию "достоевского" мотива пути человечества, которому оставлен один шанс на спасение: мобилизовать остаток здравого смысла, духовных и нравственных сил и воспрепятствовать всеобщему 1 хаосу и разрушению, но не через кровь и насилие, а по-божески, посредстI I

V вом всепоглощающей христианской любви через искупление всех и каж

I' з( дого.

Слово" Ф. М. Достоевского повсеместно используется на сюжетно символическом уровне параллельно и в драматургии Владимира Максимова, особенно в пьесах "Берлин на исходе ночи" и "Там вдали за рекой".

Достоевские мотивы занимают отнюдь не периферийное место в творчестве Максимова, хотя специальных и целостных исследований, касающихся влияния художественных идей русского классика на творчество Максимова, практически нет.

Ф.М. Достоевский и В.Е. Максимов - масштабные личности, безусловно, в литературе далеко не равнозначные, однако оригинальные и неповторимые. Их творчество некорректно сопоставлять, но выявлять традицию Достоевского в литературном наследии В.Е. Максимова необходимо, поскольку существуют явные значительные точки соприкосновения, аспекты близости. Полное и объективное описание органичного восприятия идей Ф.М. Достоевского, их воздействия на содержание и поэтику ряда значительных художественных произведений В.Е. Максимова, несомненно, позволят выявить наиболее существенные тенденции эстетического развития прозы и драматургии писателя русского зарубежья.

В.Е. Максимов утверждал: "Можно без преувеличения сказать, что Достоевский сформировал психологию и мировоззрение, в частности, моего поколения. Через него и с его помощью каждый из нас, его поклонников и последователей, вдруг открыл для себя в плоскостном, трехмерном, сугубо социальном и пропагандно-упрощенном мире совсем иное - четвертое измерение, в котором наше "я" обрело новые ценности и другие точки нравственного отсчета. Мы как бы приподнялись над собственным бытием, с предельной ясностью убеждаясь, что вопреки, казалось бы, "железной" логике литературы критического реализма, мало изменить социальные обстоятельства в обществе, чтобы изменить человека к лучшему. Мы поняли, что человек должен, прежде всего, менять себя и окружающий его нравственный климат в обществе, и любые социальные реформы могут быть только следствием такого внутреннего преображения" [10].

Опираясь на мысль М.М. Бахтина, что "в отрыве от глубокого анализа культуры" игнорируются ее "глубинные течения", и "при таком подходе невозможно проникнуть в глубину больших произведений" [И], на примере восприятия художественных идей Ф.М. Достоевского в творчестве Владимира Максимова можно увидеть плодотворные проявления одного из подобных "глубинных течений" литературы XX века — русского духовного реализма. A.M. Любомудров в монографии "Духовный реализм в литературе русского зарубежья" справедливо резюмировал: "Православный тип духовности сформировал многие черты русского национального своеобразия, определил доминанту русской культуры" [12]. По нашему мнению, это можно отнести, в первую очередь, и к творчеству В. Максимова.

Мы поддерживаем утверждение профессора И. М. Поповой, что, "вскрывая принцип воздействия христианской аксиологии на поэтику прозы Владимира Максимова и обнаруживая текстуальные результаты этого воздействия, необходимо сосредоточиться на рассмотрении, прежде всего, таких важных проблем художественного мира писателя, как осознания ви1 ны "всех перед всеми"; преодоления "соблазнов кровью и ложью", которые принесли тоталитарные коммунистические режимы; очистительного покаяния за чудовищный эксперимент пересотворения мира, восходящие к Достоевскому" [13].

Мы согласны также с профессором И.А. Есауловым, подчеркнувшим мысль, что после страшных испытаний XX века, после революций и мировых войн, "после расхристианивания православной России <.> не только И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, И.А. Бунин, М.А. Осоргин, но и многие другие писатели совершенно иначе - именно "на расстоянье" смогли увидеть ту Россию, которая была ими (и нами) потеряна или же, точнее, у нас отобрана. Парадокс состоит в том, что только после этого потрясения оказалось возможно как бы обозреть жизнь в ее целом, попытаться подвести "предварительные итоги тысячелетней православной традиции" [14]. К перечисленным писателям правомерно добавить и Владимира Емельяновича Максимова, считавшего точным определение Ф.М. Достоевским русской мен-тальности как православной ("Кто не понимает в народе нашем его православие и окончательных целей его, тот никогда не поймет и самого народа нашего") [15].

Размышляя о роли Ф.М. Достоевского в развитии русской литературы, культуры и философско-этической мысли, В.Е. Максимов напоминал о краеугольной фразе "Смирись, гордый человек", произнесенной русским классиком на открытии памятника Пушкину в 1880 году. В.Е. Максимов был уверен, что Ф.М. Достоевский подчеркнул не слово "человек", а слово "гордый". "Поэтому для меня и моих единомышленников, — писал Максимов, — это звучит сегодня в совершенно новом ключе: "Воспрянь, духовный человек, и преобрази самого себя, только так ты преобразишь мир" [16]. Таким образом, мысль о необходимости преображения себя во имя возрождения России, о покаянии и воскресении в православии души каждого человека, об осознании высшего истинного своего предназначения настоятельно звучит во всех произведениях Максимова.

Актуальность диссертационного исследования определяется, прежде всего, возникшей в литературоведении приоритетной необходимостью изучения особенностей религиозно-нравственных и философско-художественных основ творчества писателей 70-90-х годов XX столетия (в том числе В.Е. Максимова) сквозь призму эстетической системы Достоевского, являющейся ключом к пониманию многих характерологических черт русской литературы второй половины XX века.

Данная проблема обуславливает обращение к намеченным современными учеными, но не изученным специально векторам исследования творчества В.Е. Максимова. При этом исследование воздействия "слова" Ф.М. Достоевского на романы В.Е. Максимова направлено на выявление ключевых положений философско-поэтического своеобразия творчества последнего, определения сходства эстетических позиций и подтверждения статуса В.Е. Максимова как продолжателя традиций Ф.М. Достоевского.

Диссертация написана на материале творчества Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова.

Объектом исследования являются романы, драматургия и публицистика того и другого писателя разных лет: романы "Бесы", "Преступление и наказание", "Братья Карамазовы", "Дневник писателя" Ф.М. Достоевского; а также романы "Семь дней творения", "Прощание из ниоткуда", "Ковчег для незваных", "Карантин", "Заглянуть в бездну", "Кочевание до смерти" и драматургия В.Е. Максимова.

Поставленной целью обусловлены следующие задачи диссертационной работы:

1. Выявить специфику поэтико-аксиологического содержания романа "Бесы" Ф.М. Достоевского и сценического монтажа "Бесы" В.Е. Максимова, определить параметры сближения и различий художественных текстов, интерпретации центральной проблемы и изменений жанровой формы.

2. Определить степень значимости романа "Бесы" Ф.М. Достоевского для прозы В.Е. Максимова путем анализа идей, цитат, реминисценций, образов, сходных сюжетов в его произведениях.

4. Проанализировать символику женственности и "детскости" в романах В.Е. Максимова, определить роль инфернальниц в идейной составляющей его творчества, уяснив особенности женских образов Ф.М. Достоевского и их влияние на тематику и проблематику произведений Максимова.

Научная новизна диссертации заключается в том, что впервые было осуществлено целостное специальное изучение влияния философско-эстетической системы Ф.М. Достоевского на художественный мир В.Е. Максимова, определена роль "слова" Достоевского в творчестве писателя, рассмотрено воздействие идей, образов, сюжетных схем не только на уровне тематики, проблематики и мотивной организации, но и на уровне композиционной и метафорической организации произведений.

Впервые в область научных исследований введена пьеса В.Е. Максимова "Бесы", отражающая понимание русской интеллигенцией 1970-х V годов основополагающего для всей отечественной литературы и истории России одноименного романа Ф.М. Достоевского; выявлены оригинальные

V* средства символизации образов, примененные Максимовым для придания произведению колорита современности.

С научной новизной связана и рабочая гипотеза диссертационной работы, сформулированная так: творческая концепция В.Е. Максимова во многом восходит к философско-художественному провидческому миропониманию Ф.М. Достоевского, наиболее четко выраженному, по убеждению Максимова, в романе "Бесы".

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В сценическом монтаже по роману Ф.М. Достоевского "Бесы", сохраняя в целом неприкосновенной авторскую интенцию, В.Е. Максимов усилил значимость образов Федьки Каторжного, Хромоножки и Маньяка, варьируя их характеры с позиции уже совершившегося пророчества о революционном историческом "сломе". При этом Федька Каторжный становится у В.Е. Максимова главным персонажем, выступая как знак "опошления великой идеи на грязной улице". Максимовский вариант Маньяка символизирует всех высокопоставленных клеветников, расшатывавших устои имперской России. А Хромоножка у В.Е. Максимова является символом страдающей "от подмены" истинного идеала православной России.

3. С помощью оригинальных художественных приемов звукового и светового сопровождения В.Е. Максимов делает фигуру Федьки Каторж ч ного Тенью всех "бесовских персонажей" Достоевского, через которую высвечивается ("сквозь прилипшие маски") их истинная сущность. Тень маргинала сопровождает практически всех героев произведения от Юродивого до губернатора, подчеркивая масштабы разрушительного падения духовности в российском обществе под воздействием революционно-демократических идей.

4. Художественный прием игры света и тьмы позволяет В.Е. Максимову сжать содержание романа "Бесы" до небольшой пьесы, сохранив почти все концептуально важные эпизоды произведения, а также знаковые предметы романа Ф.М. Достоевского: карты, веер, маски, служащие ярким характеризующим средством и способствуют обобщению и символизации.

5. Присутствие персонажей Достоевского, сюжетных эпизодов, цитат, аллюзий, реминисценций из романа "Бесы" практически во всей прозе и драматургии В.Е. Максимова позволяет считать это произведение русского классика системой-прототипом всего его творчества, главной темой которого было осмысление роли Октябрьской революции в судьбе русского народа.

6. В решении проблемы кризиса семьи Максимов исходил из формулировки Ф.М. Достоевского о гибельности "случайного семейства". Прослеживая распад семейных отношений до "обреченного семейства" русского зарубежья художественными способами "констатирует", что безотцовщина при живых родителях, беспризорничество имеют социальные причины и связаны с падением нравственности, отказом от традиционных для России христианских ценностей, отрывом от исконных мест проживания, массовым переселением людей на стройки социализма.

7. Нравственно-эстетическая позиция Достоевского стала определяющей и при воссоздании Максимовым особенностей русского национального характера. Оба писателя подчеркивали, что преодоление "шато-сти духа", возрождение православной нравственности необходимо для возвращения к соборности народа, развития хранящихся в глубинах русской души высокой духовности, доброты, милосердия, жертвенности, беззаветной любви к родине.

Методологической базой диссертационного исследования являются: в области теории жанра - работы С.Н. Бройтмана, Н.Д. Тамарченко, Б.В. Томашевского, В.И. Тюпы, О.М. Фрейденберг и др.; в области исследований художественной структуры текста — труды В.В. Виноградова, Ю.Н. Тынянова, М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, Э.Я. Фесенко, В.Е. Хализева, Б.М. Гаспарова и др.; в области изучения творчества Ф.М. Достоевского — публикации И.М. Андреева, М.М. Бахтина, К.Н. Леонтьева, Н.О. Лосского, Д.С. Мережковского, К.В. Мочульского, Ф.Б. Тарасова и др. в области анализа творчества Максимова - исследования М.М. Глазковой, А.Р. Дзиова, М.М. Дунаева, Е.Ю. Зубаревой, В. Иверни, И.Е. Лайко, A.M. Любомудрова, И.М. Поповой, H.H. Савушкиной, А.Г. Соколова, Н.М. Щедриной и др.

Методы исследования представляют сочетание проблемно-аналитического, сравнительного, структурного, герменевтического и исто-рико-функционального анализа.

Теоретическая значимость исследования заключается, во-первых, в выявлении и развернутой характеристике различных форм воздействия творчества одного художника на другого: во-вторых, фиксацией и обоснованием рецептивной изменчивости художественного материала в разные исторические эпохи.

Практическая значимость работы. Результаты научного исследования могут быть использованы в ходе дальнейшего изучения истории русской литературы и литературы русского зарубежья, при чтений спецкурсов и лекционных курсов по отдельным проблемам. Наблюдения и выI воды, сделанные в работе, могут расширить представления о творчестве Ф.М. Достоевского и В.Е. Максимова в вузовском преподавании.

Апробация диссертационного исследования. Основные положения диссертации и ее отдельные аспекты неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, а также были представлены на международных научных конференциях: "Наука и устойчивое развитие общества. Наследие В.И. Вернадского" в Тамбовском государственном техническом университете (2008г.); "Традиции русской словесности и современность (к 210-летию со дня рождения Н.В. Гоголя)" в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина; на Всероссийском форуме "Дальневосточные образовательные чтения, посвященные памяти святых Кирилла и Мефодия" в

Дальневосточном университете (2009г.); на II Всероссийской научно-богословской конференции "Актуальные проблемы истории и культуры Православия" (г. Владивосток); на Международном Конгрессе литературоведов (к 125-летию Е.И. Замятина) "Литературоведение на современном этапе. Теория. История литературы. Творческие индивидуальности" в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина (2009г.); на I Международной конференции "Современные проблемы филологии" в Тамбовском государственном техническом университете (2011г.). Результаты исследования использованы в лекционных курсах и спецкурсах по истории современной литературы в Тамбовском государственном техническом университете. Основные положения диссертации изложены в одиннадцати публикациях.

Структура и объем диссертационного исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Содержание диссертации изложено на 217 страницах. Библиография включает 246 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Слово" Ф.М. Достоевского в творчестве В.Е. Максимова"

Заключение

В результате предпринятого исследования можно сделать следующие выводы.

Творческие идеи Ф.М. Достоевского, созданные писателем образы, мотивы и сюжеты его произведений были для В.Е. Максимова источником художественного осмысления и "приложения" к новым историческим реалиям XX века, по которым он сверял исполнение пророчеств русского классика, наблюдал сдвиги, произошедшие в социальной жизни России, в духовном и душевном состоянии русского народа.

Роман Ф.М. Достоевского "Бесы" стал для В.Е. Максимова концептуально значимым произведением, очевидно, потому, что в этом произведении были гениально точно определены истоки социальной катастрофы XX столетия, прозорливо показаны те потрясающие негативные последствия, к которым привели революционно-демократические, атеистические идеи преобразования мира на основе равенства всех сословий.

Роман "Бесы" Ф.М. Достоевского стал своеобразной философско-эстетической системой-прототипом для всего творчества В.Е. Максимова: суждения, образы, сюжетные эпизоды, цитаты, реминисценции из этого произведения вошли буквально во все его повести, романы, драмы и публицистические статьи, став художественными ориентирами при воссоздании современности.

Наиболее полное художественное воплощение аксиологические взгляды В.Е. Максимова, восходящие к творчеству Ф.М. Достоевского, получили в драме "Бесы", созданной писателем русского зарубежья в качестве сценического монтажа по одноименному роману Федора Михайловича. Придав особый акцент образу Федьки Каторжного, В.Е. Максимов не только усилил мысль о разрушительных тенденциях в революции маргинальных слоев населения, но и продемонстрировал, как "высокая идея на

180 грязной улице" превратилась в губительную для Имперской России силу, "опошлившись", вызвала невиданный размах деспотии, разнузданности (бесовских по своей сути) страстей, приведших к гибели в гражданских войнах и репрессиях многих миллионов людей.

Показывая, что многовековая мечта русского народа о свободе обернулась рабством и террором, В.Е. Максимов противопоставил Федьке Каторжному Хромоножку, акцентировав идею подмены идеала, показав, что мечта героини о "ясном соколе" обернулась верой "в черного ворона", причем ложь замечена слишком поздно, что привело Марию Лебядкину к гибели.

Художественной находкой В.Е. Максимова можно считать превращение Федьки Каторжного в тень всех основных персонажей романа "Бесы": от губернатора до "блаженного и пророчествующего" юродивого, для которого он становится верным слугой. Знаковая фигура в финале переселяется в Эркеля, в котором прозреваются большевистские комиссары и сталинские палачи одновременно. Маргинальный персонаж Ф.М. Достоевского, по сути, разоблачает русских либералов, демократов, эмансипированных барышень, "придавленных идеей безбожия" интеллигентов, деклассированных личностей, вовлеченных в революционное движение и играющих демонические роли разрушителей мира.

В.Е. Максимов разработал целую систему драматургических приемов для воплощения характеров персонажей Ф.М. Достоевского, среди них важнейший: введение голосов Автора, и Голоса Евангелия, читающего "Откровение Святого Иоанна Богослова", которые противостоят Великому Инквизитору. Такой прием позволил ввести роман "Бесы" в контекст всего творчества Ф.М. Достоевского и усилить библейский контекст, звучащий в "Бесах".

Символика горящего Распятья Христа, резкие переходы портретов бесов революции в изображения Троцкого, Ленина, Сталина, документальные

181 кадры хроники 1920-1960* годов, звучание песен различных эпох социалистического строительства, присутствующие в сценическом монтаже, создают межэпохальный исторический фон, переходящий во вневременной евангельский континуум.

По-новому интерпретирован в пьесе В.Е. Максимова второстепенный у Ф.М. Достоевского образ Маньяка. Выведя этот символ клеветника России на первый план, драматург разбивает его речь на несколько частей, что позволяет усилить значимость типа разрушителя, подстрекателя тех "людишек", которые разжигали усиленно пожар революции.

В сценическом монтаже широко использован прием художественного маскарада: каждый персонаж является определенной комической маской, которая или носит постоянный характер (Степан Верховенский), или меняется множество раз (Петр Верховенский). Игра масками позволяет подчеркнуть лицемерную сущность, "оборотничество" персонажей, способность от мягкого либерализма перейти к деспотическому поведению. Падение карикатурных масок в финале под ноги главного беса, который топчет их, несомненно, символизирует обесценивание человеческой личности, намекает на гибельность нового мира, на крестные муки и страдания, ждущие Россию в результате "разгула" бунтарских сил.

Мастерское использование звуковой и световой символики позволяет В.Е. Максимову объективно воплотить смысл пророческого романа Ф.М. Достоевского, добавив осмысление тех художественно-исторических нюансов, которые внесла реальность XX столетия.

Игра светом и тенью, тьмой и вспышками света, угасанием и усилением света, движением световых пятен по сцене помогает ввести антино-мизацию в ряд персонажей, выявить их подлинную сущность, определить степень их значимости в художественной структуре произведения.

С помощью света подчеркивается концептуально важная символика: знаки судьбы (карты, веер, Золотой Петушок), страдания (слезы, бледное

182 лицо, гримаса ужаса на лице Хромоножки). Звуковые эффекты работают в сценическом монтаже на размежевание бесовских (храп, хохот, визг, дребезжание, гудки и т.п.) и светлых образов (колокольный звон, пение петуха, плач, детский смех и т.п.), тем самым педалируются пророческие откровения будущего, представленные в пьесе также в звучании Евангельского текста.

Роман "Бесы" Ф.М. Достоевского является главным "кодовым ключом" для решения проблемы "плодов революции", поставленной в романах Максимова "Семь дней творения", "Прощание из ниоткуда", "Карантин", "Кочевание до смерти" и драмах "Берлин на исходе ночи", "Там вдали за рекой", "Пьедестал", "Музейные ценности", "Кукла или конь Калигулы" и других.

Персонажи Владимира Максимова цитируют героев Ф.М. Достоевского, когда начинают "прозревать" и чувствовать себя не победителями, "гегемонами" революции, а побежденными теми фомами фомичами, которые "законы составят, исходя из своей житейской скудости". Присутствие "слова" Ф.М. Достоевского усиливает ощущение родственной связи революционных персонажей В.Е. Максимова (Ленина, Сталина, старца Игнатия, Троцкого, Берии и др.) с персонажами классика русской литературы (Ставрогиным, Верховенским), нагло разрушающих вековые национальные традиции ради "умственного эксперимента" над человечеством.

Сверхтекстовые связи прозы и драматургии В.Е. Максимова позволяют определить роман "Бесы" как философско-художественную призму, сквозь которую писатель русского зарубежья смотрит на действительность 1920-1970-х годов, выстраивая свой художественный мир.

Особенно значимыми для сюжетно-композиционного своеобразия творчества В. Максимова являются не только проблемы, решаемые в "Бесах", но и тема "случайного семейства", проходящая через многие романы Ф.М. Достоевского. Оба художника связывали разрушение традиционных

183 православных семейных отношений с атеистическим сознанием и нигилизмом, теорией любви - "стакана воды", - ставшей популярной среди революционеров 1917-1920-х годов. В.Е. Максимов с опорой на Ф.М. Достоевского показал в своем творчестве, как сексуальная революция, изменив роль женщины в семье, обусловила распад прежде крепких, основанных на терпении, милосердии и сострадании, на принципе "несения тягот друг друга", родственных отношений. Случайные семейства Верховенских и Шаговых ("Бесы"), Федора Карамазова ("Братья Карамазовы") и Долгоруких ("Подросток"), к сожалению, послужили безобразными прототипами семей и в XX столетии.

Анализируя причины шаткости советских семей посредством сопоставления их со "случайными семействами" Ф.М. Достоевского, В.Е. Максимов видит углубление нравственного кризиса, замечает духовные причины распада отношений между отцами и детьми и превращения детей в фактических сирот при живых родителях ("Семь дней творения", "Прощание из ниоткуда", "Карантин", "Кочевание до смерти", "Ковчег для незваных").

Безотцовщину и сиротство Владимир Максимов связывает с произошедшей в обществе духовной подменой, отрывом от исконных корней православия, потерей исторической памяти, скитаниями по стране многих тысяч людей и миграционными процессами, которые стимулировались государством с целью развития социалистического строительства. Практически все персонажи В.Е. Максимова ощущают "бездомье", одиночество и, только отказавшись от идеологических догм, осознав ложность приоритета общественного над семейным, некоторые из них, как Петр и Вадим Дашковы ("Семь дней творения"), "рождаются вновь", духовно воскресают и обретают истинную любовь и настоящую крепкую семью.

Символом возвращения "блудного сына" к естественным нравственным основам семейной жизни становится бегство из города в лес. Таким образом спаслись от "обреченного семейства", убежав от общества, Вадим и Андрей Дашковы ("Семь дней творения"), Мария и Борис Храмовы ("Карантин"), Люба и Федор Самохин ("Ковчег для незваных") и др.

Остальных персонажей В.Е. Максимова, как это было уже показано у Ф.М. Достоевского, ждет "хмельное забытье", "лабиринт пьянства", кочевание по которому продолжается, как правило, до смерти (Василий Дашков, Иван Левушкин из "Семь дней творения", Влад из "Прощания из ниоткуда", Мишаня Бармин из "Кочевания до смерти").

При решении проблемы семьи в прозе и драматургии В.Е. Максимова из творческой системы Ф.М. Достоевского наследуется художественный прием параллелизации образов, позволяющий эстетически воплотить в историческом контексте все возможные варианты процесса превращения семьи в "случайное" или даже "обреченное семейство" (романы "Семь дней творения", "Прощание из ниоткуда", "Ковчег для незваных", "Кочевание до смерти").

Евангельская категория спасительной для человечества "детскости" и "женственности", воспринятая через художественные произведения Ф.М. Достоевского, воплощена в прозе и драматургии В.Е. Максимова в качестве сквозного мотива. В образах Симы и Антонины, символизирующих образ "вечной Сонечки" ("Семь дней творения"), Марии ("Карантин"), Марии-поварихи и Любы Овсянниковой ("Ковчег для незваных"), Анны ("Заглянуть в бездну"), Марии в драме "Кукла или конь Калигулы", Веры в пьесе "Музейные ценности" и многих других женских персонажах воплощены надежды писателя на их очистительное воздействие. Русские женщины — носительницы лучших черт национального характера: чистоты сердца, искренности, незлобливости, всепрощения, милосердия, доброты, веры. Мотивная структура романов В.Е. Максимова зиждется на православной аксиологии (драмы "Позывные твоих параллелей", "Дом без номера", "Берлин на исходе ночи", "Пьедестал", "Борек - станция погранич

185 ная"), и носителями последней, как и у Ф.М. Достоевского, в большей степени являются женщины и дети.

Решая проблему русского национального характера, В.Е. Максимов считал главным в нем — следование православной системе ценностей, справедливо полагая, что и творчество Ф.М. Достоевского проникнуто идеей христианского миропонимания, более всего проявляющегося в человеке на грани между жизнью и смертью. Герои Максимова уверены, что вера народная - это "привязь души", без которой человек теряет себя, его носит в разные стороны, а затем "заносит в бездну тьмы".

В.Е Максимов демонстрировал во всех своих произведениях на примере центральных персонажей, что русский человек способен преодолеть "шатость" духа, "хлипкость души" и "возродить себя в духе" (Петр Дашков, Глупак, Антонина, Муся из "Семи дней творения", Мария и Борис из "Карантина", Егорычев из романа "Заглянуть в бездну" и т.д.). Покаянность, осознание своей греховности, способность на воскресение души, следование идеалам добра, сострадания, соборности, самоотверженной жертвенности провозглашаются сердцевиной русского национального характера, которые и должны, по убеждению писателя, определить скорое возрождение сильной единой России.

Таким образом, используя различные способы художественной репрезентации философско-художественной концепции Ф.М. Достоевского, В.Е. Максимов в своем творчестве на новом историческом этапе осуществил на тематико-проблемном и поэтическом уровнях развитие основных идей классика для более убедительного и объективного анализа общественных и личностных отношений и их эстетического осмысления и воплощения.

Список научной литературыУмнов, Артём Евгеньевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Достоевский Ф.М. Полное собр. сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 1972-1983.

2. Достоевский, Ф.М. Собрание сочинений: в 20 т. М.: ТЕРРА, 1998-1999.

3. Достоевский Ф.М. Воспоминания. М.: Художественная литература, 1971. С. 190-191.

4. Максимов В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М.: Терра, 1991-1993. Т. 1-9 (доп.).

5. Максимов В.Е. Автобиографический этюд // Сага о носорогах. Франкфурт-на-Майне, 1981. С. 7.

6. Максимов В.Е. Без иллюзий /Беседу вела Пугач А. // Юность. 1991. № 8. С. 28-29. (Журнал)

7. Максимов В.Е. Будет ли лучше? Беседа с Владимиром Максимовым // Москва. 1992. № 5-6. С. 4-9. (Журнал)

8. Максимов В.Е. Борек станция пограничная // Континет, 1995. №84. С. 47-116. (Журнал)

9. Максимов В.Е. Ваша страна /Интервью с писателем Максимовым // Театральная жизнь. 1991. № 23. С. 11,29-31. (Журнал)

10. Максимов В.Е. Возрождение ткани жизни /К оценке политических и экономических перемен в России: Беседа с главным редактором журнала "Континент" (Париж) В. Максимовым // Деловые люди. 1992. №2. С. 56-58.

11. Максимов В.Е. В преддверии нашего завтра // Континент. 1992. №71. С. 275-276. (Журнал)

12. Максимов В.Е. Где тебя ждут, ангел? Встречи в двух актах, шестикартинах//Континент. 1993. № 75. С. 23-59. (Журнал)

13. Максимов В.Е. Духовной жаждою томим // Континент, 1981. №27. С. 356. (Журнал)

14. Максимов В.Е. Если бы я знал, что все так обернется. (Беседа с писателем Владимиром Максимовым) // На боевом посту. 1993. № 5-6. С. 38-40.

15. Максимов В.Е. Если весь организм больной, то. (Беседа с В. Максимовым)//Театральная жизнь. 1990. № 16. С. 15-17.

16. Максимов В.Е. Жив человек: повести. М.: Молодая гвардия, 1964.104 с.

17. Максимов В.Е. Заглянуть в бездну: роман // Роман-газета. 2000. № 4. 96 с.

18. Максимов В.Е. Избранное. М.: Терра, 1994. 734 с.

19. Максимов В.Е. Интервью профессора Глэда с главный редактором журнала "Континент" // Время и мы. 1986. № 88. С. 168-187.

20. Максимов В.Е. Кочевание до смерти // Максимов В.Е. Избранное. М.: Терра, 1994.734 с.

21. Максимов В.Е. Мы не в изгнании, мы в послании. (Беседа с писателем В.Е. Максимовым) // Россия, 1991. №34. С. 8.

22. Максимов В.Е. Мы обживаем землю: Роман, повести. М.: Советская Россия, 1970.304 с.

23. Максимов В.Е. Мы обживаем землю: Роман, повести. М.: Молодая гвардия, 1991. 606 с.

24. Максимов В.Е. Мы все на одной галере (Беседа с писателем В.Е. Максимовым) // Социальная защита. 1991. № 4. С. 38-40.

25. Максимов В.Е. Мы думали, что начинаем новую эпоху // Литера турная газета. 1990. № 19. С. 12.

26. Максимов В.Е. Надо признаться все мы жертвы. // Книжноеобозрение. 1990. № 14. С. 8-9. (Журнал)

27. Максимов В.Е. Рабиес НуОво и другие истории: Повесть и рассказы./ Владимир Максимов. М.: ТОО "Сварогъ", 1996. 50 с.

28. Максимов В.Е. Сага о носорогах / Владимир Максимов. Frankfurt. M.: 1981.253 с.

29. Максимов В.Е. Самоистребление Публицистика. Послесловие П. Алешина. М.: Голос, 1995.347 с.

30. Максимов В.Е. Сделать шаг навстречу друг другу. // Книжное обозрение. 1991,26 апреля. №17. С. 13. (Журнал)

31. Максимов В.Е. Соблазненные словом /Образ российской интеллигенции// Смена, 1992. №7. С. 16-24. (Журнал)

32. Максимов В.Е. Тревожное возвращение // Континент. 1992. № 2.1. С. 10.

33. Максимов В.Е. Что с нами происходит?: о нравственных проблемах человечества // Книжное обозрение. 1991. № 43. С. 6.

34. Максимов В.Е. Шаги к горизонту: Повести. М.: Советский писатель, 1967.422с.

35. Максимов В.Е. Я без России ничто // Наш современник. 1993. №11. С. 161-169. (Журнал)

36. Максимов В.Е. Я обвиняю в первую очередь себя. // Литературная Россия. 1995. № 1-2. С. 4.

37. Максимов В.Е. Я считаю, что началась агония страны // Голос. 1991. №48. С. 8-10.

38. Максимов В.Е. "Я христианский анархист: мне будет неудобно при самой идеальной власти." (Интервью с писателем Владимиром Максимовым) // Независимая газета. 2000. № 224. С. 9.

39. Максимов В.Е. L'admirat blanc Vladimir Maximov; Trad. Du russ par Anne Coldefy — Jaucard -[Paris.: Orban, Cop. 1989.258 е.: (Колчан A.B., о нем).

40. Авдеева Е.В. Поэтико-философская картина мира в романе Владимира Максимова "Карантин": Дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 162 с.

41. Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918-1996). М.: ТЕРРА, 1998. 630 с.

42. Агеносов В.В. Советский философский роман. М.: Прометей. 1989. 300 с.

43. Ажгихина Н. Уроки "Третьей волны" // Отечественные науки и современность. 1992. №3. С. 109-115.

44. Алехина И. В. Философско-поэтический аспект художественной публицистики Владимира Максимова: Дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2007. 204 с.

45. Алехина И. В. Философско-поэтический аспект публицистики Владимира Максимова (к постановке вопроса) // Слобожанщина: литературный вимір: Збірник науковых проць. Луганськ: Знання, 2005. Вип.ІІІ. С. 3-6.

46. Алехина И. В. Интертекст мировой классики в публицистике Владимира Максимова // Восточнославянская филология: Сб. науч. работ. Литературоведение. Горловка: ГПИИЯ, 2006. Вып. 7. С. 56-60.

47. Ананичев А. Библейские мотивы в прозе Максимова. // Картина мира и человека в литературе и мысли русской эмиграции. Краков, 2003.1. С. 299-312.

48. Андреев И.М. Русские писатели XIX века. Очерки по истории русской литературы XIX века. М.: Изд. дом "Русский паломник". М., 2009. 590 с.

49. Анищенко Г. Искусство, которое заповедано Богом // Вопросы литературы. 1991. № 8. С. 10-18.

50. Аннинский JI. А. Локти и крылья. Литература 80-х падения, реальности, парадоксы. М., 1989. 260 с.

51. Аннинский Л.А. Необрывающийся диалог // Континент. 1996. №2. С. 217-223. (Журнал)

52. Аннинский Л.А. Опровержение одиночества // Новый мир. 1974. №4. С. 237-238. (Журнал)

53. Аннинский Л.А. Опровержение одиночества: о книге повестей "Мы обживаем землю" // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986.272 с.

54. Аношкина-Касаткина В.Н. Православные основы русской литературы XIX века, М.: Пашков дом, 2011. 328 с.

55. Антоний (Храповицкий), митрополит. Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М. Достоевского // Ф.М. Достоевский и Православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 74-175.

56. Арнольд И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики. В интерпретации художественного текста: лекции к спецкурсу / Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена. СПб.: Образование, 1995. 85 с.

57. Баклыков А.В. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Кочевание до смерти": Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2000. 189 с.

58. Баклыков А.В. Символ бездны в романе Вл. Максимова "Кочевание до смерти" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. /

59. Тамбовский государственный технический университет. Тамбов, 2000. С. 32-33. (Сборник)

60. Баклыков A.B. Тема совести в романе Вл. Максимова "Кочевание до смерти" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамбовский государственный технический университет. Тамбов, 2000. С. 4-8. (Сборник)

61. Баклыков A.B. Центонность романа Владимира Максимова "Кочевание до смерти" // Научная конференция ТГТУ. Тамбов, 2000. С. 190-191.

62. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Вопросы литературы и эстетики. М, 1975. С. 234-236.

63. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе / Очерки по исторической поэтике // Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000. С. 10.

64. Бахтин М.М. К методологии литературоведения // Контекст. 1974. М., 1975. С. 16-34.

65. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.320 с.

66. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Наука, 1986.455 с.

67. Бахтин М.М. Эпос и роман /О методологии исследования романа. СПб.: Азбука, 2000. 304 с.

68. Битов А. Исстрадавшаяся душа: к годовщине смерти Владимира Максимова//Континент. 1995. № 87. С. 250-258.

69. Бобович М. Судьба добра и красоты в свете гуманизма Достоевского / Достоевский: Материалы и исследования. Т. 1 . JL, 1974. 490 с.

70. Бондаренко В. Встреча с Максимовым // Слово. 1990. № 17. С. 120-122.

71. Буковский В. Воспоминания соучастника // Континент. 1996.87. С. 259-262.

72. Бунин И.А. Окаянные дни. М.: Даръ, 2010. С. 115.

73. Васильев В.Е. Литература русского зарубежья в современном литературном процессе России // Современная русская литература конца XX- начала XXI века / Под ред. С.И. Тиминой. М.: Академия, 2011. С. 164-182.

74. Васильев В.Е., Семенова, Т.О. Литература русского зарубежья // Русская литература XX века: Школы, направления, методы творческой работы / Под ред. С.И. Тиминой. СПб.: Логос; М.: Высшая школа, 2002. С. 258-305.

75. Вартанова Л.Е. Художественная концепция личности в творчестве В.Максимова: Дис. канд. филол. наук. Амавир, 2001.160 с.

76. Виноградов В.В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1977.198 с.

77. Виноградов, И.И. Кочевание до смерти. Памяти русского писателя В.Е.Максимова // Континент. 1995. № 84. С. 9-12.

78. Виноградов И.И. Между отчаянием и упованием. // Континент.1995. №83. С. 299-331.

79. Виноградов И.И. Памяти Владимира Максимова // Континент.1996. № 87. С. 247-252.

80. Виноградов И.И. Духовные искания русской литературы. М. Русский путь, 2005. 670 с.

81. В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986.272 с.

82. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. М.: Наука, 1994. 279 с.

83. Георгиева Т.С. Русская культура и православие. М.: Аспект Пресс, 2008. 397 с.

84. Глазкова М.М. Роман Владимира Максимова "Семь дней творения": проблематика, система образов, поэтика: Дис. канд. филол. наук.1. Тамбов, 2004. 184 с.

85. Глазкова М.М. Творение человека из хлипкой души (по роману В. Максимова "Семь дней творения") // "Текст, теория и методика в контексте вузовского образования": Сб. науч. тр. I Всеросс. конф. Тольятти: Тольят-тинский гос. ун-т, 2003. С. 159-162.

86. Глазкова М.М. Эволюция возрождения Петра Дашкова на пути к прозрению (по роману В. Максимова "Семь дней творения") // Творчество В.Я. Шишкова в контексте русской прозы XX века: Сб. науч. тр. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2003. С. 258-263.

87. Глэд Д. Беседы в изгнании. Русское литературное зарубежье. М.: Наука, 1991/1992. 540 с.

88. Головчинер, В.Е. Поэтика тождества (пьеса В. Максимова "Кто боится Рэя Бредбери?") // Литература "третьей войны" русской эмиграции: Сб. науч. ст. / Самарский гос. ун-т. Самара, 1997. С. 295-310.

89. Гордович, К.Д. История отечественной литературы XX века. СПб.: СпецЛит., 2000.320 с.

90. Гроссман Л. Рулетенбург: Повесть о Достоевском: Роман-биография. М.: Захаров И., 2002.288 с.

91. Губанова Т.В. "Чеховское слово" в творчестве Е.И. Замятина: Ав-тореф. дис. канд. Филол. наук. Елец, 2005.22 с.

92. Губанова Т.В. Русская ментальность в художественном восприятии А.П. Чехова и Е.И. Замятина // Национально-культурный компонент в тексте и языке: Материалы III Междунар. науч. конф. Минск: МГЛУ, 2005. Ч. 2. С. 17-19.

93. Губанова Т.В. Чехов в творческой жизни Е.И. Замятина // X Научная конференция ТГТУ: пленарные доклады и краткие тезисы. 27-28 апреля 2005 г. Тамбов: Тамб. Гос. техн. ун-т, 2005. С. 93.

94. Гус М.С. Идеи и образы Ф.М. Достоевского. М.: Худ. лит., 1971.591с.

95. Гюббенет И.В. Основы филологической интерпретации литературно- художественного текста. М.: МГУ, 1991. 204 с.

96. Дзиов А.Р. Проза Владимира Максимова: Дис. канд. филол. наук. СПб., 1994.160 с.

97. Дуда К. Драматические проблемы в драмах Владимира Максимова // Картина мира и человека в литературе и мысли русской эмиграции. Краков, 2003. С. 316.

98. Дунаев М.М. Православие и русская литература: в 6 ч. М.: Христианская литература, 2000. Ч. 6. 893 с.

99. Евангельский текст в русской литературе XVIII XX веков. Ци тата, реминисценция, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Петрозаводский гос. ун-т, 1994. 387 с.

100. Евнин Ф.И. Живопись Достоевского. // Известия АН СССР. Отд. литер, и яз. 1959. Т. 18, вып. 2. С. 139-140.

101. Евнин Ф.И. Творчество Ф.М. Достоевского. М.: Прогресс, 1976.244 с.

102. Ермакова М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе. М.: Просвещение, 1990.128 с.

103. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С. 6.

104. Есаулов И.А. Пасхальный архетип в поэтике Достоевского / Евангельский текст в русской литературе XVIII -XX веков. Петрозаводск: Петрозавод. ун-т, 1998. Вып.2. С. 349-363.

105. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. М.: Флинта; Наука, 2000.285 с.

106. Жукова Т.С. Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова 1960-х-годов: Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 179 с.

107. Жукова Т.С. Проблематика романа В. Максимова "Ковчег для незваных" // Труды ТГТУ: Сб. науч. ст. Тамбов, 2004. Вып. 16. С. 125-128. (Сборник)

108. Жукова Т.С. Роман Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" в художественном отражении Владимира Максимова // Художественное слово в современном мире: Сб. науч. ст. / Под ред. И.М. Поповой; ТГТУ. Тамбов, 2004. Вып. 7. С. 180-184. (Сборник)

109. Жукова Т.С. Личность и общество в повести Владимира Максимова "Дорога" // Текст: теория и методика в контексте вузовского образования: Сб. ст. II Всеросс. науч. конф. Тольятти: Тольяттинский государственный университет, 2004. С. 56-60. (Сборник)

110. Зверев А. Дворец на острие иглы. Динамика романа в мировой литературе // Новый мир. 1985. № 9. С. 237. (Журнал)

111. Звозников A.A. Достоевский и православие // Евангельский текст в русской литературе XIII XX веков: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Петрозавод. ун-т, 1994. С. 179.

112. Зубарева Е.Ю. Литература "третьей волны". Проза. Основные тенденции. // История литературы русского зарубежья (1920-е начало 1990-х гг.). Под ред. А.П. Авраменко. М.: Академический проект; Альма Матер, 2011.706 с.

113. Зубарева Е.Ю. Проза русского зарубежья (1970-1980-е годы). М.: Академический проект, 1991. С. 304.

114. Зырянов О.В. Христианская религиозность в структуре феномена русской литературной классики // Святоотеческие традиции в русской литературе: Сб. материалов II Всеросс. науч. конф. с междунар. участием. Омск, 2009. С. 11.

115. Иверни В. Постижение // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 34-58.

116. Ильина С.А. Христос в художественном мире A.A. Блока. Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2002. 201 с.

117. Кайда Л. Композиционный анализ художественного текста. Теория. Методология. Алгоритмы обратной связи. М.: Флинта. 2000. 272 с.

118. Клеман О. Прощание с Максимовым // Континент. 1995. № 84. С. 123-127. (Журнал)

119. Компаньон А. Демон теории. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001.333 с.

120. Корман, Б.О. О целостности литературного произведения // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1977. № 6. С. 508 510.

121. Костиков В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы русской эмиграции. М.: МГУ, 1991. 280 с.

122. Краснов-Левитин А. Владимир Максимов. Топот в дали // В литературном зеркале. Париж; Нью-Йорк, 1986. С. 124-196.

123. Криницын А.Б. Творчество Ф.М. Достоевского: связи с западноевропейскими литературами // Сравнительное литературоведение: Россия и Запад. XIX век / Под ред. В.Б. Катаева, Л.В. Чернец. М.: Высшая школа, 2008. С. 140-161.

124. Краснослободцева Т.А. Ф.М. Достоевский в художественном мире С.Н. Сергеева-Ценского: Автореф. дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2005. 160 с.

125. Краснослободцева Т.А. Автор и герой в эмоционально-ценностной парадигме прозы С.Н. Сергеева-Ценского // Художественное слово в современном мире: Сб. науч. ст. Тамбов: ПБОЮЛ Бирюкова М.А., 2005. Вып. 8. С. 24-28. (Сборник)

126. Краснослободцева Т.А. Своеобразие образа женщины в произведениях Сергеева-Ценского 1905-20-х годов // Художественное слово в современном мире: Сб. науч. ст. Тамбов: ПБОЮЛ Бирюкова М.А., 2005.

127. Вып. 8. С. 36-38. (Сборник)

128. Краснослободцева Т.А. Богочеловек и человекобог в творчестве Сергеева-Ценского и Достоевского (к постановке проблемы) // Слобожанщина: литературный вим1р: Зб1рник науковых проць. Луганськ: Знания, 2005. Вип.Ш . С. 36-38.

129. Краснослободцева Т.А. Мысли семейные в произведениях Сергеева-Ценского // С.Н. Сергеев-Ценский и современность: Материалы межвуз. науч. (заочной) конф., посвященной 130-летию со дня рождения С.Н. Сергеева-Ценского. Тамбов, 2005. С. 32-34.

130. Кузьмина H.A. Интертекст: тема с вариациями. Феномены языка и культуры в интертекстуальной интерпретации. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Книжный дом "Либроком", 2011. 272 с.

131. Кунильский А.Е. Проблема "смех и христианство" в романе Достоевского "Братья Карамазовы" // Евангельский текст в русской литературе XIII — XX веков: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Петрозавод. ун-т, 1994. С. 192.

132. Лайко И.Е. Мифопоэтический контекст драматургии Владимира Максимова 1970-1990-х годов: Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2007.172 с.

133. Лайко И.Е. Функции ремарок в драме Владимира Максимова "стань за черту" // Художественное слово в современном мире: Сб. науч.ст. Тамбов, 2006. Вып. 10. С. 35-41. (Сборник)

134. Лайко И.Е. Способы воплощения русской ментальносте в драматургии Владимира Максимова // Славянские языки и культура. Язык. Культура. Коммуникации: Материалы междунар. науч. конф. Тула, 2008. Т.ІІІ. С. 151-153.

135. Лайко И.Е. Символика света и звука в драматургии Владимира Максимова // Гуманитарные науки. Проблемы и решения: Межвузовский сб. науч. ст.; Под ред. A.A. Слезина. Спб.: Нестор, 2007. Вып. V. С. 241-245. (Сборник)

136. Лайко И.Е. Символика света и звука в драмах В. Максимова "Жив человек", "Стань за черту", "Позывные твоих параллелей" // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2007. Вып. 8. С. 88-90.

137. Лайко И.Е. Способы выражения авторского сознания в пьесах Владимира Максимова // Вестник Тамбовского государственного технического университета. Тамбов: Тамб. гос. техн. ун-т, 2007. Т. 13, №15. С. 330-336.

138. Латышев М. От составителя или послесловия к счастливым дням // Максимов, В.Е. Собрание сочинений: в 8 т. М., 1993. Т. 9 (доп.). С. 376-380.

139. Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика XX века: Очерки. Екатеринбург, 1996. 306 с.

140. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: в 3 кн. Кн. 2: Семидесятые годы (1968:1986). М.: Эдиториал УРСС, 2001. 285 с.

141. Леонтьев К.Н. О всемирной любви (Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике) // Ф.М. Достоевский и Православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 256-277.

142. Литвинов В. Прозрение: к выходу собрания сочинений Владимира Максимова // Книжное обозрение. 1994. № 18. С. 9 10.

143. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Вопросы литературы. 1968. № 8.34с.

144. Лосский Н.О. Достоевский и его христианское миропонимание // Бог и мировое зло. М., 1994. С. 97-145.

145. Лосский Н.О. Достоевский и христианское миропонимание / Ф.М. Достоевский и православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 217 247.

146. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство. 1970. 150с.

147. Лотман Ю.М. Семиотика культуры // Избранные статьи: в 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 15.

148. Лужный Р. Владимир Максимов и другие. Религиозное течение в современной русской литературе // В литературном зеркале. О творчестве Максимова. Париж. Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 62.

149. Лушникова Г.И. Интертекстуальность художественного произведения. Кемерово, 1995. 85 с.

150. Любомудров А.М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья. Борис Зайцев, Иван Шмелев. Спб.: Пушкинский дом. 2003. С. 128.

151. Малягин В. Достоевский и церковь // Ф.М. Достоевский и Православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 33.

152. Маневич Г.И. Один вне двора посреди неба // Континент. 2000. № 106. С. 272.

153. Марамзин В. Русский роман Владимира Максимова "Прощание из ниоткуда" // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 73 85.

154. Маркович В.М. Вопрос о литературных направлениях и построении истории русской литературы XIX века // Освобождение от догм. История русской литературы: состояние и пути изучения. М.: Наследие, 1997. Т.1.С. 112-148.

155. Маурина 3. Маленький оркестр надежды. Эссе о восточной и западной литературе // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 8-22.

156. Мень А.В. Культура и духовное восхождение. М.: Искусство, 1992. 495 с.

157. Мень А.В. Мировая духовная культура: лекции и беседы. М.: Фонд А. Меня, 1995. 671 с.

158. Мережковский Д.С. Пророк русской революции/ О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов. М.: Книга, 1990. С. 155.

159. Михайлов О.Н. От Мережковского до Бродского. Литература русского зарубежья. М.: Просвещение, 2001. 336 с.

160. Морель Ж-П. Страждущая русская душа в творчестве Владимира Максимова. (Владимир Максимов. У истоков выдающегося творчества) // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 85 96.

161. Мочульский К.В. Бесы // Ф.М. Достоевский и Православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 177 217.

162. Незабудкина Е.В. Концепт "Железного пути" России в романе

163. Владимира Максимова "Карантин" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2001. Вып. 3. С. 38-39.

164. Незабудкина Е.В. Проблема русского национального характера в романе В. Максимова "Карантин" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов. 2002. Вып. 4. С. 18-21.

165. Незабудкина Е.В. Система "внутренних нарраторов" в романе Владимира Максимова "Карантин" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов. 2002. Вып. 5. С. 30 33.

166. Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 18601881гг. //Лит. наследство. Т.83. М., 1971. 1574 с.

167. Немзер А. "Из тяжести недоброй." О романе В.Максимова "Семь дней творения" // Литературная газета. 1991. № 15. С. 10.

168. Нефагина Г.Л. Динамика стилевых течений в русской прозе 1980-90-х годов. Минск: БГУ, 1998. 390 с.

169. Нефагина Г.Л. Русская проза конца XX века. М.: Флинта-Наука, 2003. 320 с.

170. Николаева О. Современная литература и православие. М.: Наследие, 1999. 382 с.

171. Николина H.A. Поэтика русской автобиографической прозы. М.: Наука, 2002.424 с.

172. Попова И.М. "Чужое слово" в творчестве Е.И. Замятина (Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский). Тамбов: ТГТУ. 1997. 151 с.

173. Попова И.М. Интертекстуальность художественного творчества. Тамбов: ТГТУ. 1998. 63 с.

174. Попова И.М. Роль христианства в исторической судьбе России (по роману Вл. Максимова "Карантин") // Оптина пустынь и русская культура: Тр. X Всерос. чтений, посвящ. братьям Киреевским. Калуга, 2001.1. С. 21-28.

175. Попова И.М. Слово Ф.М. Достоевского в романистике Владимира Максимова // Славянские литературы в контексте мировой: Материалы V Междунар. науч. конф., 16-18 ноября 2001 г., Минск: в 3 ч. Минск, 2001.4.3. С. 238-244.

176. Попова И.М. Жанрово-стилевая диффузия в романах Владимира Максимова // Известия Тульского государственного университета. Сер. Русский язык и литература в мировом сообществе. Тула, 2003. Вып. 5.1. С. 241 -250.

177. Попова И.М. Функции внутрироманных жанров в произведениях Владимира Максимова // Лингвистические исследования: Сб. науч. ст. / Горловский государственный педагогический институт. Горловка, 2003.1. С. 34 40. (Сборник)

178. Попова И.М. Функции интертекста в прозе В.Максимова // Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе: Сб. докл. междунар. науч. конф., 12-14 ноября 2003 г. Магнитогорск, 2003. С. 458 462.

179. Попова, И.М. Культурные коды в поздней прозе В. Максимова // Русская литература и философия: постижение человека: Материалы Все-рос. науч. конф., 6-8 октября 2003, Липецк. Липецк, 2004. С. 76 82.

180. Попова И.М. "Путь взыскующей совести": Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Владимир Максимов. Тамбов: Тамб. гос. техн. ун-т, 2008.276 с.

181. Попова, И.М. Системы повествователей в поздней прозе Владимира Максимова // Мир России в зеркале новейшей художественной литературы. Саратов, 2004. С. 134 137.

182. Попова И.М. "Сотворить себя в духе". Христианская аксиология прозы Владимира Максимова. Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2005. С. 222.

183. Попова И.М. Особенности повествования в поздней прозе

184. B.Максимова // Русский язык: исторические судьбы и современность: Материалы II Междунар. конгресса исследователей русского языка / Моск. гос. ун-т. М., 2004. С. 464 468.

185. Попова И.М. Хронотопические отношения в исторической прозе В.Максимова//Известия Тульского государственного университета. Сер. Русский язык и литература в мировом сообществе. Тула, 2004. Вып. 6.1. C. 204-209.

186. Потолков, Ю.В. Черты постмодернизма в романе В.Максимова "Прощание из ниоткуда, чаша ярости" // Русский постмодернизм: Предварительные итоги: Межвуз. сб. науч. ст./ Ставроп. гос. ун-т. Ставрополь, 1998. Ч. 1.С. 122- 126.

187. Практикум по поэтике литературного произведения / Сост. H.JI. Лейдерман, Н.В. Барковская, М.Н. Липовецкий. Екатеринбург: VI11У, 2001. С. 28.

188. Редькин В.А. Русский национальный характер как литературоведческая категория // Проблемы национального самосознания в русской литературе XX века: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2005. 244с. (Сборник)

189. Ржевскйй Л. Триптих В.Е. Максимова // В литературном "зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 96 124.

190. Рубин И. Раскаяние и просветление // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 22-32.

191. Савушкина H.H. Библейские мотивы в творчестве Вл. Максимова как способ иронического отношения к действительности // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2000. С. 29 31. (Сборник)

192. Савушкина H.H. Жанровое своеобразие романа Вл. Максимова "Прощание из ниоткуда" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2000. С. 9 13. (Сборник)

193. Савушкина H.H. Роман Владимира Максимова "Прощание из ниоткуда". Типология жанра: Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2002. 159с.

194. Сенкевич A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Семь дней творения": Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2004. 156 с.

195. Сенкевич A.B. Оппозиция "солнце тьма" в романе Владимира Максимова "Семь дней творения" // Известия Тульского университета. Сер.: Язык и литература в мирном сообществе. Тула: ТулГУ, 2004. Вып. 6. С. 109-111.

196. Сенкевич A.B. Система внутренних нарраторов в романе

197. B. Максимова "Семь дней творения" // Лермонтовское наследие в самосознании XXI столетия: Сб. матер, междунар. науч. практ. конф. Пенза: ПГСА, 2004. С. 137-141. (Сборник)

198. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции. М.: МГУ, 1991.300 с.

199. Соколов, А.Г. Проблемы изучения литературы русского зарубежья // Вестник Московского университета. Сер.: Филология. 1991. № 5.1. C. 11-17.

200. Соловьев М.С. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского. М.: Советский писатель, 1979. 350 с.

201. Сохряков Ю.А. Творчество Ф.М. Достоевского и русская проза XX века (70-80-е годы). М.: ИМЛИ РАН, 2002. 240 с.

202. Стахова Л.Л. Концепция личности в романе Вл. Максимова "Заглянуть в бездну" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2000. С. 31 32.

203. Стахова Л.Л. Тема "Личность и история" в романе Владимира

204. Максимова "Заглянуть в бездну" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 2001. С. 36 38.

205. Степанов Д.А. Константы: словарь русской культуры: Изд. 3-е, испр. и доп. М.: Академический Проект, 2004. С. 881.

206. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. 3-е изд. М.: Издательский центр "Академия", 2008. 512 с.

207. Тарасов Ф.Б. Роль Евангелия в художественном творчестве Ф.М. Достоевского. Православие. Ru. / Интернет-журнал, 23 июля 2002г.

208. Тимина С.И. Современный литературный процесс (1990-е годы начало XXI века) // Современная русская литература конца XX - начала XXI века / Под ред. С.И. Тиминой. М.: Издательский центр "Академия", 2011.384 с.

209. Тихомирова Е.В. Литература и небытие: к вопросу о поэтике прозы "третьей волны" русской эмиграции // Литература "третьей волны": Сб. науч. ст. / Самар. гос. ун-т. Самара. 1997. С. 29-44. (Сборник)

210. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 1999. 332 с.

211. Томпсон Д.О. Проблемы совести в "Преступлении и наказании" // Евангельский текст в русской литературе XIII — XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр: Сб. науч. тр. Вып.2. Петрозаводск: Петро-завод. ун-т, 1998. С. 364.

212. Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М.: Высшая школа, 1993.135 с.

213. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино.М.: Наука, 1979. 390 с.

214. Тюпа В.И. Аналитика художественного / Введение в литературный анализ. М.: Изд-во "Лабиринт" РГТУ, 2001. 192 с.

215. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. 353с.

216. Фатеева H.A. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. М.: Агар, 2000.280 с.

217. Фесенко Э.Я. Теория литературы. Изд. 3-е, доп. и испр. М.: Академический проект, 2008. 780 с.

218. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников. М., 1964. Т.2. 352 с.

219. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Рос. гос. гум-манитарн. ун-т, 1997. 448 с.

220. Фуксон Л.Ю. Проблема интерпретации и ценностная природа литературного произведения. Кемерово, 1999. 262 с.

221. Хализев В.Е. Теория литературы. 3-е изд., доп. и испр. М.: Высшая школа, 2002.437 с.

222. Хоанг Тхи Винь. Драматургия Владимира Максимова 19601980-х годов в контексте творчества писател: Дис. . канд. филол. наук. Тамбов, 2006. С. 27 28.

223. Храповицкий А. В день памяти Достоевского // Ф.М. Достоевский и Православие. М.: Отчий дом, 1997. С. 130.

224. Чу Юань. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова "Заглянуть в бездну": Дис. канд. филол. наук. Тамбов, 2003. 178 с.

225. Чу Юань. Народный рассказчик повествователь романа Владимира Максимова "Заглянуть в бездну" // Материалы 55-й международной научной конференции, 12-13 апреля 2003 г. / Мичур. гос. аграр. ун-т; под ред. Е.С. Симбирских. Мичуринск, 2003. С. 83 - 87.

226. Шахова JI.A. Библейский контекст романа Владимира Максимова "Ковчег для незваных" // Художественное слово в современном мире: Сб. ст. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 1999. С. 3 6.

227. Шахова JI.A. Владимир Максимов о роли русской интеллигенции истории России // IV научная конференция молодых ученых и аспирантов Тамб. гос. техн. ун-та: краткие тез. докл. / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов. 1999. С. 93 94.

228. Шахова JI.A. Ф.М. Достоевский в творческом сознании Владимира Максимова // Труды Тамб. гос. техн. ун-та: Сб. науч. ст. молодых ученых и студентов / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 1999. Вып. 4. С. 178 180. (Сборник)

229. Шахова JI.A. Женственная сущность божества в романе В. Максимова "Ковчег для незваных" // III Державинские чтения. Филология: Материалы науч. конф. молодых ученых / Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина. Тамбов. 1998. С. 135 136.

230. Шахова JI.A. Смысл библейских параллелей в прозе В. Максимова // Труды Тамб. гос. техн. ун-та: Сб. науч. ст. Ч. III. Экономика, право, педагогика / Тамб. гос. техн. ун-т. Тамбов, 1998. С. 255 258. (Сборник)

231. Шахова JI.A. Романы В. Максимова // III Державинские чтения.

232. Филология: Материалы науч. конф. преподавателей и аспирантов Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина // Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина. Тамбов,1998. С. 7-9.

233. Шахова Л.А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа "Ковчег для незваных"): Дис. . канд. фи-лол. наук. Тамбов, 1999. 162 с.

234. Щедрина Н.М. Владимир Максимов // Литература русского зарубежья (1920-1990) / Под общ. ред. А.И. Смирновой. М., 2006. С. 516.

235. Щедрина Н.М. Литература русского зарубежья. Историческая проза Б. Зайцева, Д. Мережковского, В. Ходасевича, М. Алданова, А. Солженицына, В. Максимова. Уфа: БИПКРО. 1994. 58 с.

236. Щедрина Н.М. Проблемы поэтики исторического романа русского зарубежья: М. Алданов, В. Максимов, А. Солженицын. Уфа, 1993. 204 с.

237. Эберштадт, Ф. Из стола на запад // В литературном зеркале: о творчестве Владимира Максимова. Париж; Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 197-216.1.I

238. Бауэр В. Энциклопедия символов. М.: Крон-пресс, 2000. С. 206.

239. Библейско-биографический словарь / Сост. Ф.И. Яцкевич, П.Я. Благовещенский. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. 912 с.

240. Библейский словарь. Энциклопедический словарь / Сост. Эрик Нюстрем. Перевод со шведского под ред. И.С. Свенсона. Новое пересмотренное и исправленное издание с ил. СПб.: Изд-во ХО "Библия для всех",1999. 530 с.

241. Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедическийсловарь терминов / Ю.Б. Борев. М.: ООО "Издательство Астрель"; ООО "Издательство ACT", 2003. 575 с.

242. Жюльен Н. Словарь символов. Екатеринбург: Изд-во "Урал Л.Т.Д.", 2000. С. 5.

243. Мифологический словарь. Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: "Советская энциклопедия", 1991. 736 с.

244. Свешников, В. Очерки христианской эпохи. М.: Паломник, 2001.622 с.

245. Степанов Д.А. Константы: словарь русской культуры: Изд. 3-е, испр. доп. М.: Академический Проект, 2004. 881 с.

246. Петрухин В.Я., Агапина, Т.А. Энциклопедический словарь. "Славянская мифология". М.: Элмк Лак, 1995. 416 с.

247. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве / Пер. с англ. А. Майкапара. Сер.: "Академия". М.: КРОН-ПРЕСС, 1999. 656 с.