автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Социальная психология крестьянства Урала в период сплошной коллективизации

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальная психология крестьянства Урала в период сплошной коллективизации"

На прт рукописи

Серебрякова Ирина Геннадьевна

СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КРЕСТЬЯНСТВА УРАЛА В ПЕРИОД СПЛОШНОЙ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ (1929—1933 гг.)

07.00.02 — отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Екатеринбург — 2006

Работа выполнена в государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Уральский государственный педагогический университет»

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Попов Михаил Валерьевич

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор

Мотревич Владимир Павлович

кандидат исторических наук, доцент Быкова Светлана Ивановна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Оренбургский

государственный педагогический университет»

Защита состоится 29 сентября 2006 г. в 16.00 на заседании диссертационного совета Д 212.386.04 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата исторических наук при Уральском государственном университете им. А. М. Горького (620083, г. Екатеринбург, пр. Ленина, 51, ком. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Уральского государственного университета им. А. М. Горького.

Автореферат разослан 27 августа 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, профессор

Кузьмин В. А.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Модернизационные процессы в аграрном секторе экономики в период сплошной коллективизации оказали сложное глубинное воздействие на крестьянскую психологию, вызвали противоречивые и порой необратимые изменения в миропонимании и сознании крестьян, повлияли на судьбу крестьянства, на дальнейшее развитие всего общества в нашей стране.

Тем не менее, до конца 1980-х гг. социально-психологический аспект сплошной коллективизации, как и других исторических событий и явлений, почти не исследовался. Среди причин такого положения следует назвать: жесткий идеологический контроль, заставлявший ученых отказываться от анализа социально-психологической составляющей исторического процесса; традицию, сложившуюся в советский период, не «психологизировать» социальные закономерности'; отсутствие доступа к источникам, раскрывающим взаимоотношения, настроения, мотивы поведения людей. Лишь в последние десятилетия появилась возможность изучения таких масштабных процессов, как коллективизация, — не самих по себе с концентрацией «своего преимущественного внимания на социально-экономических и политических аспектах истории», а с учетом участия в них человека, его «исторически видоизменяющейся психики»2.

Поставив человека в центр исторического процесса, основатели синтетического антропологического подхода— историки школы «Анналов» Л. Февр, М. Блок и их последователи Р. Мандру, Ф. Бродель, Ж. Ле Гофф и другие продемонстрировали новые возможности для постижения истории.

В нашей стране ученые Б. Ф. Поршнев, А. Я. Гуревич, В. В. Никандров, И. Г. Белявский, Л. И. Анцыферова, В. Ю. Боброва и другие считают, что социально-экономическое и политическое объяснение хода истории перестало удовлетворять специалистов, так как подобного рода объяснительные модели механистичны и не отвечают коренной специфике науки истории.

Увидеть изменения в социальной психологии такой большой социальной общности, как крестьянство всей страны, — крайне сложная задача, поскольку эмоциональное восприятие рядовым человеком конкретных ситуаций, его реакции на события и факты во многом определяются не только воздействием политических и экономических факторов, но и особенностями менталитета, складывавшегося под влиянием природно-географических, социально-экономических, культурно-исторических и других условий того или иного региона. В связи с этим возрастает значимость региональных -исследований, позволяющих рассматривать исторические события и явления во взаимосвязи с реальными процессами развития региона. Уральская область в 1929—

' Поршнев. Б. Ф. Социальная психология и история/Б. Ф. Поршнев. М., 1966. С. 4.

2 Гуревич, А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. 1991. Т. 12. №4. С. 3.

1933 гг. занимала ведущее место в осуществлении планов индустриализации, оказавшей существенное влияние на процессы коллективизации, на социально-психологическое состояние крестьян, и потому обращение к рассматриваемой теме представляется особенно важным.

О значении проблемы можно говорить и с точки зрения извлечения уроков из прошлого, тем более что социально ориентированная аграрная политика объявлена одной из важнейших задач государства. Исторический опыт показывает, что осуществление даже назревших, жизненно важных реформ при отсутствии соответствующих социально-психологических предпосылок, равнодушии или негативном отношении к преобразованиям со стороны больших групп населения может оказаться под угрозой. Невнимание к настроениям, социальному тонусу, общественному мнению ведет к снижению доверия к решениям и действиям властных структур, к падению социально-экономической активности крестьян, нарастанию аполитичных настроений, гражданской пассивности.

Хронологические рамки исследования ограничены 1929—1933 гг. Нижняя временная граница совпадает с началом сплошной коллективизации в стране. Выбор верхней границы определяется сроками, когда на Урале объединение в колхозы крестьянских хозяйств стабилизировалось на уровне не ниже 68—70%.

Территориальные рамки диссертационной работы охватывают Уральскую область, включавшую в период коллективизации территории современных Свердловской, Челябинской, Курганской, Тюменской, Пермской областей и частично Башкирской и Удмуртской республик.

Объектом исследования является крестьянство Урала в период сплошной коллективизации (1929—1933 гг.).

Предметом исследования определены социально-психологические явления и процессы в крестьянской среде, вызванные проведением аграрной социалистической реформы.

Цель работы: изучение социально-психологического состояния крестьянства Урала в период сплошной коллективизации.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи исследования:

— раскрыть особенности социально-психологического состояния крестьянства Урала накануне сплошной коллективизации, влияние аграрной политики и специфики региона на формирование социально-психологического облика уральского крестьянина;

— исследовать настроения, поведение различных прослоек крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 г.;

— определить характер изменений в отношении крестьян к власти, труду и религии в условиях перехода к колхозно-совхозной системе;

— выявить основные факторы, вызывавшие изменения в социально-психологическом состоянии уральских крестьян на разных этапах аграрной социалистической реформы;

— установить наиболее значимые изменения в социальной психологии

уральского крестьянства в период сплошной коллективизации.

Методологической основой исследования является теория модернизации. Опора на модернизационную теорию сочетается с цивилизационным подходом к исследуемым явлениям и процессам, который позволяет углубить их познание с использованием человековедческого (антропологического) метода.

В качестве базовых в работе выступают принципы историзма и социально-психологического развития, что позволило рассматривать процесс социально-психологических изменений как непрерывный, обусловливаемый переменами социально-политической и экономической обстановки, влияющей на социальную психологию общества и входящих в него групп.

При определении исходных методологических позиций приходилось считаться с тем, что общепринятой системы понятий, категорий и принципов социальной психологии как сферы социальной психики до настоящего времени не установилось. Большое разнообразие в употреблении и толковании содержания этой дефиниции со стороны зарубежных и отечественных ученых поставило задачу дать обоснованное объяснение того, какой смысл подразумевается под этим термином в исследовании, в чем отличие социальной психологии от менталитета и общественного сознания. Среди определений социальной психологии как сферы общественной (социальной) психики, предложенных учеными В. А. Макаренко, В. И. Васильевым, В. Г. Крысько, М. И. Еникеевым и др., автору более близка позиция В. И. Васильева, обратившего внимание на взаимосвязь поведения и деятельности людей, обусловленную «фактом их принадлежности к большим и малым социальным группам», и психологическими свойствами, отличительными качествами, присущими тем или иным группам3. Дефиниция И. В. Васильева принята автором в качестве определения социальной психологии в диссертационной работе.

Исследуя социальную психологию крестьянства Урала, автор выделил наиболее важные составляющие той действительности, к которой у крестьянина всегда формируется определенное отношение, особенно сильно проявляющееся на этапах кардинальных преобразований в стране: власть, труд, религия. Такие социально-психологические явления, как семейные традиции, межличностные, межгрупповые отношения и др., взаимосвязаны с вышеназванными базовыми составляющими жизни крестьянского общества.

В соответствии с характером и задачами исследования использовались конкретно-исторические, общенаучные и междисциплинарные методы: проблемно-хронологический, сравнительно-исторический (компаративный), ретроспективный, хронолого-описательный, дискурсивный, структурно-системный, актуализации, анализа документов, обобщения исследованного материала.

3 Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред. А. Г. Бесова. М., 2005. С. 488.

Использование разнообразных методов исследования, их чередование и комбинация позволили реконструировать исторические события сплошной коллективизации на Урале в ее социально-психологическом сопровождении, раскрыть влияние психологических факторов на социально-исторические условия.

Источниковую базу исследования составили как архивные материалы (из фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Свердловской области (ГАСО), Центра документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), Государственного архива Челябинской области (ГАЧО), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО), так и опубликованные.

Среди неопубликованных источников выделены нормативные, организационно-распорядительные документы областных партийных и советских органов; делопроизводственные и информационно-отчетные материалы органов власти разных уровней; статистические документы и материалы личного происхождения.

Документы первой группы дали представление о характере политики власти в период подготовки и проведения сплошной коллективизации, об особенностях осуществления коллективизации в Уральском регионе.

Материалы второй группы расширили представление о методах проведения коллективизации, отразили специфику отношения крестьян разных категорий к преобразованиям в сельском хозяйстве. Недостатком этого вида источников является фрагментарность отражения в них исследуемого объекта.

Статистические документы позволили сделать более обоснованные выводы о тенденциях в изменении социально-психологического состояния уральских крестьян в период проведения коллективизации.

Особую группу составили источники личного происхождения. Поистине уникальным материалом являются письма крестьян, фиксирующие их психологические и вербальные реакции на события и явления социально-экономической и политической жизни. Личные и коллективные жалобы позволили лучше представить процессы раскулачивания, выселения на Урале. В каждой из личных жалоб присутствует эмоциональное отношение к происходящему. Заявления о приеме в колхозы и выходе из них дают возможность оценить, как изменялись настроения, мотивация различных групп крестьян, их отношение к колхозам на всех этапах коллективизации. Воззвания и листовки раскрывают представления крестьян о колхозном строительстве, степень их недовольства действиями власти. Частушки отражают изменения настроений в крестьянской среде, отношение к происходящему. В комплексе нарративные источники помогли представить психологическое состояние различных слоев крестьянства на каждом из этапов аграрной реформы.

Категорию опубликованных материалов составили законодательные акты и нормативные документы; делопроизводственные отчетно-информационные

материалы областных, окружных, районных органов власти, документы и материалы общественных организаций, статистические документы, материалы периодической печати.

Изучение документов Коммунистической партии, законодательных актов, имевших самую высокую степень легитимности, расширило представление о направленности аграрной политики советского государства в доколхоз-ный период и в годы коллективизации.

Документы второй группы позволили уточнить и конкретизировать представление о целях, содержании и методах административно-управленческой деятельности по реорганизации сельскохозяйственного производства на Урале, строительству новой жизни в деревне.

Делопроизводственные, отчетно-информационные материалы областных, окружных, районных органов власти отразили реально сложившееся положение дел в деревне в период коллективизации, обстановку правового произвола, психологического давления и принуждения по отношению к крестьянству Урала.

Постановления, отчеты съездов, решения собраний ячеек Союза воинствующих безбожников дали представление о формах и методах антирелигиозной деятельности, о состоянии религиозности крестьян, их настроениях, реакциях на закрытие церквей и часовен, сбрасывание церковных колоколов, конфискацию церковного имущества, преследование священнослужителей и верующих.

Сопоставление статистических материалов с нормативными и организационно-распорядительными документами партийных и советских органов позволило проследить зависимость изменений в социально-психологическом состоянии крестьян от темпов и методов проводимых в 1929—1933-х гг. кампаний.

Отдельную группу составили материалы центральных и местных газет. Оперативность реагирования на события делает газеты важнейшим источником изучения настроений, поведения различных слоев крестьянства в исследуемый период. Принималось во внимание, что на характер публикуемых материалов свое влияние оказывала официальная позиция властей, поэтому приводимые в газетах факты, выводы и оценки не всегда соответствовали реальной действительности.

Значительную ценность представили опубликованные в газетах письма крестьян, в которых нашли отражение их настроения, отношение к кампаниям и мероприятиям, организуемым властью. При анализе писем учитывалось, что публиковалась их незначительная часть, к тому же подвергшаяся жесткой цензуре.

Дифференцированный подход к отбору источников, учет информационного потенциала каждого их вида, изучение и анализ используемых документов и материалов позволили автору с достаточной полнотой и достоверностью раскрыть исследуемую проблему, решить поставленные в диссертационной работе задачи.

Историография. Начало развитию отечественной историографии по исследуемой проблеме было положено во второй половине 1970-х гг. историками И. С. Кузнецовым, Н. Л. Рогалиной, В. Е. Щетневым, Н. Я. Гущиным, В. А. Ильиных, В. В. Гаташовым и др. В своих работах они рассматривают проблемы формирования психологии советского крестьянства, ее динамику, особенности общественных настроений разных категорий крестьян. Появление исследований, раскрывающих социально-психологические аспекты жизнедеятельности крестьянства, несомненно, являлось позитивным сдвигом в изучении актуальной, но весьма сложной проблематики. Вместе с тем суждения и выводы о социально-психологических особенностях крестьянского сообщества носили в основном декларативный характер, не подкреплялись анализом конкретного материала. Почти не использовались специальный понятийный аппарат, адекватные источнико-методические приемы. Существенным недостатком исследований было то, что они несли на себе печать жестких идеологических установок и ограничений.

Наметившиеся в стране со второй половины 1980-х гг. радикальные общественно-экономические преобразования способствовали усилению интереса ученых к социально-психологической составляющей исторического процесса. Развитие крестьяноведения позволило объединить самые разнообразные области знания в изучении крестьянства и выйти на рассмотрение тех проблем, которым раньше почти не уделялось внимания, в том числе и социально-психологических. С позиций рассматриваемой темы наибольший интерес вызывают работы В. П. Данилова, Н, А. йвницкого, И. Е. Зеленина, А. В. Гордона, В. Ф. Башмачникова, А. А. Никонова, в которых на основе документальных материалов воссоздается реальная история коллективизации, анализируется сложное переплетение нового образа жизни и традиционного уклада, не изжившего себя в период аграрных преобразований, Н. Л. Рогалиной, Н. В. Козловой и других ученых, ориентированных на анализ социально-психологического состояния крестьянского сообщества на разных этапах коллективизации.

Анализ отечественной историографии показывает, что социально-психологическому аспекту сплошной коллективизации в большей степени уделяют внимание ученые, изучающие региональную историю. Исследование социальной психологии крестьянства в рамках конкретного региона позволяет учитывать влияние его специфических условий на социализацию людей, их взгляды, настроения, поведение, что подтверждают труды И. С. Кузнецова, Э. В. Гатилова и других историков.

В уральской историографии работ, посвященных проблеме социальной психологии крестьянства в период сплошной коллективизации на Урале, до настоящего времени не было.

Среди профессиональных историков Урала одними из первых во второй половине 1970-х—1980-х гг. к анализу социалистических общественных отношений в уральской деревне, методов формирования общественного созна-

ння колхозного крестьянства обращаются М. А. Иванова, Р. П. Толмачева, В. П. Мотревич, Г. Е. Корнилов и др.

На современном этапе развития исторической науки особый интерес с позиций рассматриваемой темы вызывают труды уральских ученых И. Е. Плотникова, Л. Н. Мазур, М. В. Попова, О. С. Поршневой, А. С. Еремина, С. И. Быковой, М. В. Булавина, Г. Е. Корнилова и др., в которых уделено внимание социально-психологическому состоянию крестьянства Урала в период с 1929 по 1933 г.

В зарубежной историографии специальные исследования по проблеме социальной психологии крестьянства в период сплошной коллективизации отсутствуют. Исключением можно считать попытку исторического анализа общественной психологии крестьянства периода сталинской «революции сверху» на основе таких источников, как сводки ОГПУ, частушки, анекдоты, предпринятую японским автором X. Куромия.

Определенный вклад в изучение социально-психологического аспекта сплошной коллективизации внесли представители англо-американской историографической традиции Т. Шанин, Ст. Мерль, 111. Фицпатрик, М. Левин, Л. Виола, Р. Дэвис и др. В своих работах они анализируют семейно-бытовые, межгрупповые взаимодействия, взаимоотношения с властью, влиявшие на самочувствие, поведение крестьян в «чрезвычайное время» конца 1920-х — начала 1930 -х гг. Однако определенная предвзятость, стереотипы, преобладающие в западно-исторической науке по отношению к СССР и России, не позволили зарубежным историкам прийти к адекватным выводам о восприятии радикальных преобразований разными группами крестьян, об изменениях в их социальной психологии.

Изучение работ отечественных и зарубежных ученых позволяет сделать вывод, что социально-психологическая составляющая сплошной коллективизации остается до настоящего времени слабо изученной. В то же время, как отмечает А. Я. Гуревич, «наиболее продуктивное и перспективное направление современного исторического знания ориентировано именно на психологию»4.

Научная новизна исследования заключается в том, что в очерченных проблемой хронологических и территориальных рамках проведено исследование социальной психологии крестьянства Урала. В таких рамках, в постановке, коррелирующей событийную канву истории и ее социально-психологическое сопровождение, данная проблема в исторической науке рассматривается впервые. Новизна работы обусловлена также анализом широкого круга источников по рассматриваемой проблеме, в том числе не вводимых ранее в научный оборот, дающих возможность увидеть механизмы, влияющие на межгрупповые и межличностные взаимодействия внутри уральского крестьянства, взаимоотношения между крестьянским сообщест-

4 Гуревич, А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. 1991. Т. 12. №4. С. 3.

вом и органами власти. Исследование позволяет внести определенные коррективы в представления об особенностях психологического состояния разных категорий крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 г.

Практическая значимость работы связана с возможностью использования материалов диссертации в учебном процессе при изучении региональной истории Урала. Впервые вовлеченные в научный оборот источники могут быть использованы при чтении спецкурсов по истории края, написании обобщающих работ по истории сплошной коллективизации на Урале, разработке соответствующих разделов учебных курсов по отечественной истории. Представляя собой региональное исследование, работа должна способствовать формированию системного представления о проводимой государством насильственной коллективизации крестьянских хозяйств. Кроме того, выводы автора диссертации в условиях имеющих место противоречий между сельскохозяйственными производителями и государством, частью колхозно-совхозного крестьянства и фермерами, другими производителями сельхозпродукции могут оказаться полезными при принятии решений, разработке программ по развитию аграрного сектора, национальных проектов по развитию села, реально отражающих положение и возможности больших и малых групп крестьянского сообщества, учитывающих особенности их социальной психологии.

Апробацпя результатов исследования. Основные положения диссертационного исследования изложены-в шести научных публикациях. Базовые теоретические положения апробированы в виде докладов на XIV Международной научной конференции «Пространство и время в восприятии человека: историко-психологический аспект» (Санкт-Петербург, 2003), на Всероссийской научной конференции «Парадигмы исторического образования в контексте социального развития» (Екатеринбург, 2003), на региональной научной конференции «Россия: история и современность» (Сургут, 2004). Диссертация обсуждена на заседании кафедры отечественной истории Уральского государственного педагогического университета.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы, списка сокращений, словаря базовых социально-психологических понятий.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обоснованы актуальность темы, территориальные и хронологические рамки работы, определены объект, предмет, цель и задачи исследования, представлены методологическая основа, научная новизна, практическая значимость работы, апробация результатов исследования, историографический обзор, дана характеристика использованных источников.

Первая глава «Социально-психологическое состояние крестьянства Урала накануне аграрных социалистических преобразований» состоит из двух параграфов.

В первом параграфе рассматриваются социально-психологические процессы в крестьянской среде, связанные с изменениями в аграрной политике власти в до колхозный период.

Невозможность распорядиться полученной после Октябрьской революции 1917 г. землей, нарушение функций собственности ослабляли значение самого факта владения землей, чувство ответственности за землю, за труд на земле, что не стимулировало развития крестьянского хозяйства.

Продразверстка предусматривала почти полное изъятие хлеба у крестьян. Посягательство на частную собственность, нарушение прав собственника приводили к тому, что у сельского труженика пропадал стимул к производству продуктов сверх потребительской нормы и нужд хозяйства. Социальная несправедливость, тяжелое материальное положение, негативно отражаясь на психологическом состоянии, вызывали недовольство, несогласие крестьян с политикой власти. Крестьянские восстания на Урале были постоянным явлением до 1922 г.

В марте 1921 г. правительство было вынуждено взамен продразверстки ввести продналог, явившийся первым актом нэпа. Восстановление прав частного собственника способствовало возрождению утраченного ощущения самостоятельности, ответственности за результаты труда на земле. Разрешение торговли хлебом, поощрение кооперации повысили заинтересованность крестьянина в увеличении доходности своего хозяйства, стимулировали рост сельскохозяйственного производства. В 1925 г. по количеству выращенного и заготовленного хлеба Урал оказался впереди других регионов страны, уступая только Украине и Юго-Западному району СССР.

Снижение государственных закупочных цен на зерно весной 1926 г., хлебозаготовки, налоговая политика во второй половине 1920-х гг., начало реализации решений XV съезда партии об объединении мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы, форсирование наступления на кулака, «применившееся» и к середняку, дестабилизировали психологическое состояние основной массы крестьян. Многие вынуждены были выбирать линию поведения, противоречившую традиционным крестьянским взглядам, стереотипам поведения, отказ от проведения подготовительных работ к весенней посевной; сокращение объемов хозяйствования; укрытие хлеба, отказ от сдачи, продажи его государству. Сократив посевы, крестьянин ставил под угрозу голодного существования семью. Пытаясь защититься от произвола власти, крестьяне подчас нарушали христианские нормы и заповеди. Самораскулачивание приводило к разделу, распаду семей, к подрыву их экономического потенциала. Ориентация власти на низшие слои деревни как на своих сторонников, усиление экономического давления на кулака, его дискриминация в гражданских правах, оттеснение от управления в общине вызывали рост напряженности в отношениях между зажиточной и остальной частью крестьянства.

Серьезным препятствием для реализации политики власти в деревне выступала церковь, борьба с которой к концу 1920-х гг. усиливалась. Однако

действия партийных и советских органов не смогли кардинально изменить мировосприятие и мышление крестьян Урала. В то же время их социально-психологическое самочувствие накануне коллективизации характеризовалось ощущением надвигающейся опасности привычному образу жизни, сложившимся жизненным интересам.

Выявленная на основе проведенного анализа зависимость психологического состояния крестьянства Урала от уровня экономического и идеологического давления со стороны органов власти показывает, что чем меньше было такое давление, тем выше оказывались результаты хозяйственной деятельности крестьян. Усиление давления, дестабилизируя психологическое состояние крестьянина, снижало его производственную активность, качество и результаты труда.

Во втором параграфе на основе анализа трудов отечественных и зарубежных историков, архивных источников воссоздан социально-психологический портрет уральского крестьянина накануне аграрных социалистических преобразований в деревне, что позволяет видеть изменения в его облике в период проведения сплошной коллективизации.

В числе константных черт российского крестьянства ученые В. О. Ключевский, Н. А. Бердяев, П. А. Сорокин, Н, Н. Покровский, И. В. Кондаков, В. П. Данилов, Т. Шанин и другие выделяют прежде всего склонность к дер-жавности и патернализму; соборность; приверженность скорее к духовно-нравственным, чем к материально-экономическим ценностям; отношение к труду не только как к основе достатка, но и как к добродетели; верность религиозным канонам и христианской морали; стремление к уравнительности и особенно к социальной справедливости; политическую нейтральность, близкую к пассивности.

В разных регионах на эволюцию и проявление этих базовых черт влияли особенности территории, хозяйственно-бытового уклада, местных обычаев. Среди основных качеств, сформировавшихся под влиянием специфики Уральского региона, выделяются способность противостоять различным жизненным испытаниям, стойко переносить трудности, свободолюбие, нежелание подчиняться диктату власти, умение трудиться в экстремальных природно-климатических условиях опираясь на собственные силы. В формировании отмеченных качеств уральского крестьянина особую роль сыграли суровые климатические условия, индустриальный характер развития региона, наличие устойчивого ядра населения, многонациональный состав, отсутствие крепостного права, большие неосвоенные пространства, дающие возможность выбора мест поселения и хозяйствования, удаленность от органов власти, особенно центральных.

Сознание, мировосприятие, культуру, традиции крестьянства Урала, составлявшего, по данным переписи 1926 г., 79,3% (5 млн 379 тыс. чел.) от общей численности населения области, определяли крестьянский образ жизни, соблюдение членами крестьянской семьи этических норм и правил.

Почти половина населения уральских деревень накануне коллективизации была в возрасте до 20-ти лет, что позволяло власти интенсивно влиять на формирование взглядов молодого поколения в духе коммунистической идеологии. Значительная часть молодежи была психологически готова к участию в кампаниях, начавшихся в деревне с конца 1929 г.

Уровень грамотности по Уралу был ниже общероссийского, и этот разрыв во второй половине 1920-х гг. продолжал увеличиваться. Одной из важнейших задач партийных и советских органов к началу коллективизации становится повышение грамотности населения, что создавало условия не только для подготовки квалифицированных кадров для промышленности и сельскохозяйственного производства, но и для более интенсивного влияния на сознание, психологию крестьян.

Базовый составной элемент социально-психологического портрета крестьянина — его социально-экономический статус — определялся прежде всего имущественным положением в обществе, владением землей и средствами производства. Носителем имущественных прав и прав землепользования являлся двор. Замена стариков, являвшихся главами дворов, молодыми грамотными, разбирающимися в текущих событиях мужчинами, а иногда и женщинами влияла на изменение социально-психологических установок в повседневной жизни крестьян. В связи с уравнительным наделением крестьянских хозяйств землей площадь надельной пашни в семьях кулаков превышала размеры бедняцкой в 3—4 раза. Нередко кулаки, а иногда и середняки брали у бедняков, не всегда справлявшихся с обработкой своего надела, землю в аренду. Середняцкие хозяйства на Урале располагали 78,7% посевной площади, 81,3% поголовья рабочих лошадей. Ими производилось 79,2% валовой и 79,7% товарной продукции. В этом аспекте можно утверждать, что значительной части уральского крестьянства было присуще чувство экономической независимости, собственного достоинства и уверенности. Вместе с тем имели место и негативные настроения, вызываемые административно-командными методами органов власти.

Ослабление религиозности (прежде всего молодого поколения), повышение грамотности сельского населения, миграционные процессы, новые социально-экономические интересы способствовали тому, что во взглядах определенной части крестьян на собственность, трудовые и межличностные отношения, богатство и бедность начинали происходить изменения. Эти изменения не носили устойчивого характера. В целом социально-психологический облик уральского крестьянина накануне коллективизации характеризовался устойчивостью взглядов и представлений по отношению к земле, труду, собственности, семье и вере, составлявших смысл его существования.

Вторая глава «Изменения в социальной психологии крестьянства Урала в период проведения сплошной коллективизации (1929—1933 гг.)» содержит три параграфа.

В первом параграфе раскрываются особенности отношений разных категорий крестьянства Урала к власти на разных этапах создания колхозно-

совхозной системы, изменения в социально-психологическом состоянии, поведении крестьян.

Начальный этап социалистической аграрной реформы на Урале по существу стал продолжением политики конца 1920-х гг., приводившей к социальной напряженности в деревне. В то же время в крестьянской среде уже были сторонники такой политики, главным образом из числа батраков и бедняков, на которых власть делала ставку как на свою опору в социально-экономической и культурной модернизации деревни.

Несмотря на возросшую активность батраков и бедняков, поддержку ими политики власти на экономическое ослабление кулачества, основная их часть в колхозы вступать не торопилась, прежде всего по причинам психологического характера, в том числе таким, как недоверие к изменениям, которые интенсивно внедрялись в жизнь деревни, боязнь потерять свою самостоятельность, право на свободу выбора характера труда и образа жизни. Многих не устраивала необходимость соблюдения дисциплины, повышения ответственности за качество своего труда перед лицом коллектива.

Психологическую неготовность батраков и бедняков, как и других категорий крестьянства, к переходу на новые формы хозяйствования правящая власть не считала серьезным препятствием для проведения сплошной коллективизации. Привычно используемые большевиками ложь, нагнетание атмосферы страха, взаимного недоверия, как показывал опыт создания колхозов накануне коллективизации, могли успешно использоваться при решении проблем преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы и дальнейшего наступления на кулачество.

Решающими факторами, приведшими к активизации антикулацких проявлений, стали трансляция речи Сталина на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. по радио и публикация 11 января 1930 г. в «Правде» его статьи «Ликвидация кулачества становится в порядок дня». Заметное воздействие на настроения крестьян оказывала политическая и экономическая поддержка властью батрацко-бедняцкой прослойки, что приводило к корректировке частью крестьян своего поведения в направлении уступок, соглашательства с действиями местной власти и бедняцкого актива.

В условиях Уральского региона, где на фоне относительной материальной обеспеченности местного крестьянства социальное положение «бедноты», значительную часть которой составляли выходцы из других областей СССР, воспринималось особенно остро, настроения нетерпения, стимулируемые низовыми комплексами психики, способствовали тому, что в ряде районов уже в декабре 1929 г. началось раскулачивание.

Создание на местах обстановки неуправляемой инициативы и вседозволенности, отсутствия нравственных запретов во многом спровоцировало групповую «экстремизацшо» батраков, бедняков и части середняков, сдвиг в направлении принятия радикальных мер по отношеншо к тем, кого объявляли кулаками.

Нарастание агрессивных настроений, произвол по отношению к кулаку, к тем, кто не был согласен с политикой власти, наряду с идеолопиеской и экономической поддержкой колхозов, сыграло важную роль в таком развитии коллективизации на Урале, когда она начала осуществляться опережающими в сравнении со многими другими регионами страны темпами. На 25 февраля 1930 г. по области было коллективизировано 74% крестьянских хозяйств. Самый высокий ее уровень отмечался в округах, где в большей степени проявились произвол и насилие (Ирбитский, Тагильский, Сарапульский, Ишим-ский).

Однако основная часть крестьян, вступавших в колхозы, не воспринимала идеи обобществленного труда, не изменила отношения к коллективизации. Положение несвободы, разочарование, вызываемые действиями властных структур, ощущение бесперспективности происходящего, безнадежность, безысходность ^способствовали созданию такой социально-психологической обстановки в крестьянской среде, когда нежелание быть колхозниками становилось сильнее страха перед арестами ОГПУ. На фоне возрастающих противоречий между крестьянством и властью все отчетливее проявлялось стремление крестьян к возврату к традиционным формам хозяйствования, к прежним внутрисословным отношениям.

К весне 1930 г. сельские жители находились в таком психологическом состоянии, когда мера терпения, смирения, ожидания была исчерпана. В ответ на те или иные требования местных руководителей в крестьянской среде все чаще отмечались проявления социального негативизма в разных формах (самоубийства, поджоги, убийства деревенских активистов). С каждым днем увеличивалось число крестьян, готовых участвовать в открытых выступлениях против власти, что вынуждало сталинское руководство искать способы уменьшения социальной напряженности в крестьянской среде.

Под воздействием манипуляций сознанием крестьян со стороны правящего режима в период с марта по июль 1930 г. в их настроениях и поведении происходили изменения, выражавшиеся в резком усилении психологической напряженности в отношениях с местной властью, нарастании критики в ее адрес, выступлениях в защиту раскулачиваемых и выселяемых, в усилении выходов из колхозов. При этом возрастало доверие к центральной власти. Среди причин нового самообмана крестьян автор выделяет слабость их политической культуры, многовековые особенности менталитета, основанного на вере в «доброго царя». Несмотря на то что центральной власти удалось вернуть доверие крестьян, массовые выходы из колхозов продолжались. Этому способствовало утверждение крестьян во мнении, что в коллективных хозяйствах невозможно добиться, хороших результатов труда и его оплаты, и надежды, что после публикации статьи И. В. Сталина «Головокружение от успехов» местные власти больше не станут заставлять их вступать в колхозы.

Чтобы остановить процесс распада колхозов и наращивать темпы коллективизации, власти необходимо было найти константу, на которую можно

было бы смещать все причины политических, экономических и социальных неудач. Такую константу власть видела в лице кулаков, за которыми уже закрепился образ «врага». Но в сознании большинства крестьян кулак в образе врага воспринимался неопределенно, размыто, тем более что четких критериев принадлежности к этой прослойке не было, а жизнь показала, что кулаком и подкулачником власти могли объявить любого. К тому же привыкание к обстановке идеологического и экономического давления вызывало у одних крестьян постепенное освобождение от страха принуждения, у других — готовность терпеть его разнообразные виды, у третьих — решимость противодействовать внешнему давлению или притеснению. Методы принуждения, запугивания весной-летом 1930 г. больше влияли на усиление выходов из колхозов, чем способствовали повышению уровня коллективизации. На 1 сентября 1930 г. в колхозах оставалось 26,3% крестьянских хозяйств. В принятии решений о выходах значительную роль сыграли такие социально-психологические факторы, как несбывшиеся надежды многих крестьян на то, что вступление в колхоз спасет их от обысков, арестов, конфискации имущества, выселения; понимание, что вместо обещанного улучшения условий труда руководство колхозов занималось превращением прежних самостоятельных хозяев в бесправных, послушных работников.

Со своей стороны власти все более осознавали необходимость больше внимания уделять методам убеждения, влияния на сознание, психологию людей с целью трансформировать представления о коллективизации, о труде в колхозах в положительную сторону. Усиление идеологической, агитационно-пропагандистской и организационно-массовой работы, хороший урожай 1930 г. стали факторами, повлиявшими на улучшение отношения части крестьян к колхозам в период с осени 1930 г. по август 1931 г.

Свою роль в принятии решений о вступлении в колхозы сыграли и методы давления, тотальное наступление на индивидуальный сектор. Увеличение планов хлебозаготовок привело к фактическому изъятию урожая 1931 г. и у единоличников, и у колхозников. С октября 1931 г. в ряде округов и районов Урала появились признаки голода. Протестные действия со стороны крестьянского населения (выступления, высказывания, агитация против колхозов, распространение слухов, избиения колхозных руководителей и активистов колхозов, вооруженные нападения на низовых партийных и советских работников) были способами продемонстрировать свое несогласие с действиями власти, сигнализировать ей о своем бедственном положении.

Однако власти продолжали добиваться с помощью карательных и правоохранительных органов беспрекословного подчинения крестьян, что способствовало формированию в крестьянской среде приспособленческой системы поведения. Суды и прокуратура широко используют в 1932 г. в качестве меры социальной защиты расстрел с конфискацией имущества за любое хищение крестьянами колхозного и кооперативного имущества При этом игнорируются жалобы и колхозников, и единоличников на тех, кто их избивал, apeló

стовывал, производил обыски. Безысходность, страх, паника, нараставшие в крестьянской среде, находили проявление в форме самоубийств, распространении слухов, хищений хлеба и продуктов, порчи зерна, бегства в город. Лишь немногие в поисках выхода отчаянию, ненависти к тем, кто довел деревню до голода, пытались свести счеты с представителями низовых органов, начав в 1932 г. в ряде районов их фактический отстрел. Однако потенциал для серьезного сопротивления власти в деревне был исчерпан. Активная, решительно настроенная часть крестьян была уничтожена либо нейтрализована с помощью административных и других мер.

Идеологическое давление, спускаемое «сверху», и традиционное крестьянское мышление постепенно приводили к возникновению двойственности как в восприятии, понимании происходящего, так и в поведении, в поступках, в деятельности. Часть крестьян позиционировала себя как членов нового советского общества и при этом сохраняла приверженность к традиционной крестьянской жизни, другие, поддаваясь воздействию идеологических приемов и аргументов, верили в перспективность колхозной системы, но эта вера могла в любой момент смениться неверием, третьи, хотя и не верили в обещания и лозунги власти, приспосабливались и мимикрировали, добиваясь выгоды в любой ситуации. В последних группах находились крестьяне, воспринимавшие доносительство на односельчан как некую гражданскую обязанность перед властью и правоохранительными органами. Основная часть крестьян пассивно и отстра-ненно относилась к развитию событий в деревне, что позволяло власти диктовать крестьянину как вести хозяйство и развивать сельскую экономику.

Неизбежный в условиях диктата, отсутствия самостоятельности и инициативы психологический дискомфорт, испытываемый большинством сельских тружеников, оказывал негативное влияние на их поведение, поступки, решения. Искажались нормы традиционной крестьянской этики, происходила деморализация части населения деревни. Показателями такого состояния стали факты отказа крестьян от опеки над детьми-сиротами, усиление пьянства, повышение роста преступности, в том числе детской. Несогласие с действиями власти, нарастание чувства страха перед опасностью преследования с ее стороны вынуждали многих бежать из деревень на новостройки и заводы, потребность которых в рабочей силе постоянно возрастала, или в отдаленные и малонаселенные районы Урала и Сибири.

Во втором параграфе анализируется отношение разных категорий уральских крестьян к труду в условиях обобществления сельскохозяйственного производства.

На начальном этапе сплошной коллективизации добровольно в колхозы шли немногие, так как полной ясности, как в них хозяйствовать и трудиться, ни у кого не было. Наиболее активно вступало на путь массовой коллективизации батрачество. Однако это не означало, что батраки, как и многие бедняки, были настроены на качественный труд в колхозах. Часть из них не привыкла постоянно интенсивно трудиться в силу особенностей прежнего образа

жизни (временная работа по найму, отсутствие своего хозяйства). Другие уверовали, что в колхозе советская власть должна обеспечить им условия для жизни независимо от трудового вклада. Лишь для некоторых была характерна достижительная мотивация, заинтересованность в таком качестве труда, которое бы обеспечивало получение максимальной прибыли.

Преобладающей формой колхозного движения на Урале являлись сельскохозяйственные артели. В организации работы всех звеньев артельного хозяйства наблюдались слабая управляемость его отдельными отраслями, некомпетентность, произвол со стороны руководителей колхозов, бесхозяйственность, безответственность. Те же отрицательные явления были характерны для ТОЗов и коммун, что во многом определяло рост негативного отношения к коллективному труду. Часть колхозников не хотела мириться с произволом, отсутствием порядка, проявляя недовольство, другие стремились исправить положение, указывая на недостатки организации труда, третьи воспринимали происходящее как норму колхозной жизни, к которой необходимо приспособиться. Чаще всего это проявлялось в отсутствии дисциплины, нежелании добросовестно трудиться. Важным фактором, негативно влиявшим на отношение к колхозной собственности и колхозному производству, было понимание бессмысленности трудовых усилий ради получения прибыли, так как прибыль в любом случае оставалась в колхозе, а крестьянину приходилось довольствоваться тем, что ему выделялось согласно коллективному решению. Логика соотношения затраченного труда и полученного результата оказывалась нарушенной. Названные причины и условия сыграли свою роль в невыполнении колхозами многих округов и районов Уральской области в 1930 г. планов по большинству сельскохозяйственных кампаний.

В то же время единоличным хозяйствам удавалось приспосабливаться даже к крайне невыгодным хозяйственным условиям путем самоэксплуатации работающих членов семьи. Единоличники демонстрировали высокую производительность труда, дисциплинированность и ответственность. Благодаря эффективности единоличного труда, обеспечивавшего прибыльность и налогоспособность, в бюджет Уральской области в 1930—1931 гг. продолжала поступать основная часть денежных средств. Однако не все единоличники смогли выполнить плановое задание по посеву из-за проблем с возвратом обобществленных средств производства, отсутствия семян для посева. Для тех, кто засеял свое поле, были характерны пессимизм, неуверенность в связи с опасениями, что все выращенное власти не только отберут, но и при хорошем урожае могут отнести хозяйство к категории зажиточных.

Анализ архивных источников показал, что многие уральские крестьяне были способны на переоценку взглядов, связанных с неприятием обобществленного труда, при условии его четкого учета и гарантированной оплаты. Однако и трудодневная оценка оказалась малоэффективной прежде всего в силу отсутствия у колхоза возможности полноценно рассчитаться с колхозниками за их труд. Нарушение принципов материального стимулирования

подрывало мотивацию труда, отсутствие возможности распоряжаться имеющимся в колхозе капиталом вело к усилению безответственности, равнодушия к состоянию дел в коллективном хозяйстве. Убеждение в том, что коллективное — значит ничье, особенно заметно проявлялось в отношении к обобществленному рабочему скоту. В психологическом плане добросовестно заботиться о животных из колхозного стада крестьянину мешали установки, основанные на собственнических принципах. Из-за утраты своей лошади или коровы — собственности, к которой крестьянин был по-особому привязан, — он психологически был дестабилизирован, ему не хотелось заботиться о чужих животных, находящихся на колхозном подворье. Плохой уход, недостаток или отсутствие кормов, использование рабочего скота без учета каких-либо норм эксплуатации вызывали снижение продуктивности в животноводстве, болезни, массовую гибель животных.

Неверие в возможность эффективного труда в колхозах, понимание, что как бы ты ни трудился, нет никакой гарантии не остаться без хлеба, не голодать, состояние зависимости от произвола руководителей и другие негативные факторы порождали апатию, нежелание трудиться на коллективном производстве, приводили к искажению традиционных норм и принципов крестьянской жизнедеятельности и к отказу от них. Так, в условиях голода 1933 г. многие крестьяне саботировали уборку урожая, что противоречило логике выживания, установкам крестьянского менталитета на самосохранение. Ранее осуждаемое воровство теперь крестьянами во многом оправдывалось.

Таким образом, колхозное строительство и организация хозяйственной деятельности в деревне на всех этапах сплошной коллективизации на Урале оказывали главным образом дестабилизирующее воздействие на психологическое состояние основной части крестьян, что сказывалось на их отношении к труду, к коллективной собственности, на социально-экономической активности. Под влиянием негативных факторов, прежде всего у колхозников, изменялась трудовая психология, искажались или утрачивались такие черты и качества, присущие доколхозному крестьянству Урала, как самостоятельность, ответственность, ощущение себя хозяином земли, умение трудиться, опираясь на собственные силы, предприимчивость. Лишь части крестьян удалось сохранить не только традиции крестьянского хозяйствования, но и психологическую устойчивость, необходимую для организации результативного труда.

В третьем параграфе рассматривается отношение крестьян к религии и церкви в период с конца 1929 по 1933 г.

Уральский регион, спецификой которого являлись более заметная роль рабочего класса в формировании общественно-политической обстановки, форсированные темпы индустриализации, гигантомания новостроек и т. д., стал одним из форпостов атеистической пропаганды. Атеистическая пропаганда с трудом воспринималась сельским населением. Поэтому основной формой идеологического воздействия на сознание крестьян оставалась ан- •

тирелигиозная и антицерковная агитация, все чаще подменяемая административными и репрессивными мерами против служителей культа, кампаниями по закрытию церквей, что способствовало нагнетанию у верующих крестьян психологического состояния тревожности, подавленности.

Наиболее устойчивыми к усилиям по искоренению религиозного мировоззрения оказались крестьяне среднего и старшего поколения, особенно женщины, которые, как правило, не только сами являлись членами религиозной общины, но и оказывали большое влияние на своих мужей и детей, создавая и сохраняя в своих семьях психологическую обстановку веры. Несмотря на антирелигиозную пропаганду, только у немногих женщин-крестьянок зарождались сомнения в религиозных ценностях.

В то же время среди молодого поколения крестьян, оказавшихся с ранних лет под воздействием новой идеологии, были и искренние атеисты-безбожники, и те, кто готов был их поддерживать в силу своего конформизма. Нетерпимо относились к священнослужителям и к верующим отдельные колхозники, особенно члены коммун, считавшие, что они навсегда порвали с прошлой жизнью, а значит, и с религией. В числе крестьян, поддерживавших атеистические лозунги советской власти, встававших в ряды гонителей церкви, чаще всего оказывались батраки и бедняки. Вышестоящему руководству требования этой части населения деревни предъявлялись как «воля народа».

По мере нарастания процесса закрытия церквей все заметнее становились, с одной стороны, факты перегибов на местах вследствие чрезмерной активности наиболее политизированной части крестьян из числа комсомольцев, радикально настроенных членов Союза воинствующих безбожников, а с другой стороны, нараставшее недовольство этим значительной части крестьянства. Степень недовольства крестьян антирелигиозными действиями власти на Урале в сравнении с другими регионами страны была ниже в силу объективных причин, связанных с его исторической, демографической и другой спецификой. Тем не менее при попытках закрытия храмов, расхищения их имущества нередко имели место различные формы сопротивления вплоть до открытых выступлений. Среди верующих, боровшихся за сохранение религиозных ценностей, часто оказывались кулаки и имущие середняки, которых власти причисляли к «врагам» социализма, к контрреволюционерам, обвиняя их в антисоветской деятельности.

К началу «безбожной» пятилетки в 1932 г., несмотря на то, что многие религиозные объединения на Урале распались из-за арестов, преследований священнослужителей, гонений на верующих, власти не удалось добиться запланированного отхода крестьян от религии. Вера в Бога оставалась важнейшим социально-психологическим фактором духовной жизни крестьянства, ведущей составляющей крестьянского менталитета. В 1933 г. на Урале происходит массовое закрытие часовен, запрещается колокольный звон, изымаются колокола и церковная утварь, имеющая в своем составе драгоценные металлы, сокращается до предела деятельность церкви.

Исключение из жизни крестьянина самого важного для религиозной веры — традиций и вероучения, обычаев и привычек, приобретаемых под влиянием церкви, преследование открытого проявления веры вынуждали многих менять отношение к религии и церкви. Веками складывавшиеся мировосприятие, мировоззрение сельского труженика разрушались, подвергались трансформации нормы крестьянской морали, нравственность.

В заключении диссертации подведены основные итоги исследования, сформулированы выводы обобщающего характера.

В процессе перехода от мелкого индивидуального хозяйства к крупному коллективному сельскохозяйственному производству на социальную психологию уральского крестьянства влияли многочисленные факторы, которые можно разделить на две группы — внешние и внутренние.

В числе внешних факторов, определяемых политикой государства, ее идеологией, экономикой, а также действиями органов власти разных уровней, наиболее заметное воздействие на мотивацию поведения крестьян оказывали: пропаганда социалистического образа жизни в деревне; реализация местными органами власти политики ликвидации кулачества как класса; применение насильственных методов коллективизации; внедрение принципов колхозного труда; проведение классовой политики налогообложения; массированное наступление на религию и церковь.

Среди внутренних факторов, определяемых религиозным мировоззрением, традициями, сформировавшимися в самой крестьянской среде, на всем протяжении коллективизации существенное влияние на настроения, поведение уральских крестьян оказывали: приверженность религиозным ценностям; следование нормам и обычаям крестьянского образа жизни; стремление сохранить патриархальный крестьянский уклад, семейные традиции; ведение единоличного хозяйства.

На разных этапах коллективизации по мере разрушения традиционных связей поведение, взаимоотношения крестьян все более обусловливались не когнитивными схемами, а эмоциональными реакциями на воздействие разнообразных внешних и внутренних факторов. С одной стороны, эмоции помогали быстрее осваивать полученную информацию, ориентироваться в новой действительности, выбирать и перестраивать собственное социальное окружение, а с другой— способствовали искажению и разрушению традиционных норм и обычаев крестьянского сообщества, что приводило к изменениям во взглядах, ценностных ориентациях крестьян.

Происходившие изменения носили амбивалентный характер. С одной стороны, они были прогрессивными и конструктивными, поскольку способствовали преодолению консервативных экономических представлений крестьянина о смысле и задачах земледельческого труда, о роли и значении образования для воспитания подрастающего поколения, появлению понимания необходимости овладения новыми профессиями, приобщения к со-

временной культуре. С другой стороны, изменения были явно негативными и деструктивными. Непродуманная государственная аграрная политика вызывала процессы и явления, понижавшие уровень экономической и психологической устойчивости крестьянина. Лишение сельского труженика самостоятельности способствовало развитию в крестьянской среде равнодушия, безынициативности, привело к изменению трудовой психологии, к утрате крестьянином самоуважения, ответственности за результаты труда. Снижение доверия к органам власти вызвало падение гражданской активности. Разрушение мировосприятия и мироощущения, основанных прежде всего на религиозности крестьянства, способствовало деморализации и па-топсихологизации общественных процессов и явлений в деревне.

В психологическом состоянии разных групп и категорий крестьянства Урала оказалось больше общего, чем различного. Основная часть крестьян на всем протяжении коллективизации воспринимала крушение и ломку устоявшегося деревенского мира преимущественно с позиций недовольства, сомнения и несогласия.

Активную и открытую поддержку проведению преобразований в сельском хозяйстве оказывали в основном лишь беднейшие и политизированные слои крестьянства Урала, увидевшие в политике советской власти возможности для повышения социального статуса, улучшения материального положения, реализации своих представлений о жизни в новой деревне. В процессе адаптации к новым порядкам этой частью крестьянства искажались или утрачивались черты и качества, в той или иной мере присущие всему крестьянскому сообществу в доколхозный период (политическая нейтральность, приверженность к духовно-нравственным ценностям, следование религиозным канонам и др.), постепенно складывались новые взгляды, убеждения, социальные привычки (соглашательство, приспособленчество, стремление добиться любой ценой материальных и политических дивидендов). При этом усиливались проявления иждивенчества, безответственности, маргинальности.

Противоречивое психологическое состояние середнячества, вызываемое, с одной стороны, ролью союзника советской власти в проводимой ею политике, а с другой — внутренним несогласием с этой политикой, способствуя деформациям традиционных взглядов и представлений, привело к постепенной утрате частью середняков таких качеств, как осознание своей значимости главного кормильца страны, способность противостоять жизненным испытаниям, самостоятельность, независимость, готовность трудиться опираясь на собственные силы.

Ликвидация кулаков, умевших результативно развивать хозяйство в условиях Урала, привела к исчезновению той части крестьянства, которое показывало образцы успешной деятельности в аграрной сфере.

В целом можно отметить, что аграрные преобразования 1929—1933 гг. на Урале привели к резкому ухудшению экономического и социально-психологического состояния уральских крестьян, качества их жизни. Избежать

таких последствий было практически невозможно, так как Урал был частью общегосударственной системы, которой командовали центральные органы власти. Статус ведущего индустриального региона страны ставил его под еще более жесткий контроль центра, чем другие регионы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Серебрякова, И. Г. Об изменении социальной психологии крестьян в процессе осуществления сплошной коллективизации на Урале (1929— 1932 гг.) / И. Г. Серебрякова // Из истории развития образования и культуры на Урале (середина XIX—XX вв.) : межвуз. сб. науч. тр. / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2002. — С. 77—83.

2. Серебрякова, И. Г. Отношение крестьян к власти в ходе сплошной коллективизации на Урале / И. Г. Серебрякова // Седьмые всероссийские исто-рико-педагогические чтения. — Ч. 1 : Парадигмы исторического образования в контексте социального развития / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2003. —С. 197—202.

3. Серебрякова, И. Г. Изменение отношения крестьян к труду в условиях сплошной коллективизации (на материалах Урала) / И. Г. Серебрякова // Проблемы социально-экономического и гуманитарного развития Урала : сб. тр. молодых ученых вузов г. Екатеринбурга / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2003. — С. 113—132.

4. Серебрякова, И. Г. Влияние политики государства на психологию крестьянства в период коллективизации (на материалах Урала) / И. Г. Серебрякова // Пространство и время в восприятии человека : историко-психологический аспект: материалы XIV междунар. науч. конф. ■— Ч. 2. — СПб.: Нестор, 2003. — С. 164—169.

5. Серебрякова, И. Г. Отношение крестьян к религии в ходе сплошной коллективизации на Урале / И. Г. Серебрякова // Проблемы социально-экономического и гуманитарного развития Урала : сб. тр. молодых ученых вузов г. Екатеринбурга / Урал. гос. пед. ун-т. — Екатеринбург, 2004. — С. 245— 254.

6. Серебрякова, И. Г. К вопросу об изменениях в трудовом сознании и психологии крестьянства в период сплошной коллективизации (на материалах Урала) / И. Г. Серебрякова // Россия: история и современность : тез. 6-й межвуз. конф. студентов и молодых ученых. — Сургут, 2004. — С. 64—68.

Подписано в печать 28.06.06. Формат 60x84 '/je. Бумага для множ. ап. Печать на ризографе. Уч.-изд. л. 1,0. Тираж 100 экз. Заказ 1704. ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет» Отдел множительной техники 620017 г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26 E-mail: uspu@dialup. Utk. ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Серебрякова, Ирина Геннадьевна

Введение.

Глава I. Социально-психологическое состояние крестьянства Урала накануне аграрных социалистических преобразований в деревне

1.1. Влияние политики советской власти на изменение социальноц психологического состояния доколхозного крестьянства Урала.

1.2. Социально-психологический портрет уральского крестьянина накануне сплошной коллективизации.

Глава II. Изменения в социальной психологии крестьянства Урала в период проведения сплошной коллективизации (1929-1933 гг.).

11.1. Отношение крестьян к власти на этапе создания колхозно-совхозной системы

11.2. Изменение отношения крестьян к труду в условиях обобществления сельскохозяйственного производства.

11.3. Крестьянство и религия в годы коренной ломки традиционного уклада жизни деревни

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Серебрякова, Ирина Геннадьевна

Сплошная коллективизация в СССР остается для отечественной и зарубежной исторической науки важным объектом исследований, поскольку представляет собой исторический феномен, который требует изучения всех его компонентов, включая социально-психологические.

Все очевиднее, что представление о такой масштабной исторической реформе, какой являлась сплошная коллективизация, без рассмотрения и учета психологии крестьянства, жившего в столь сложный, критический для всей страны период, без определения и осознания влияния психологических факторов на социально-исторические условия - остается не только неполным, но и приобретает «обесчеловеченный» характер.

Тем не менее, вплоть до конца 1980-х гг. в исторической науке социально-психологический аспект исторических событий, явлений и фактов учеными почти не исследовался. Среди причин такого положения следует отметить жесткий идеологический контроль, заставлявший ученых отказываться от анализа социально-психологической составляющей исторического процесса, традицию, сложившуюся в советский период, не «психологизировать» социальные закономерности1.

Между тем, социально-психологический подход к историческому анализу масштабных явлений - не самоцель. Суть такого подхода в целостности взгляда на каждый изучаемый отрезок времени с точки зрения человека этого времени и включенности конкретного человека в разнородные, хаотичные процессы, протекающие в социальной среде его обитания. Внутренний мир человека придает этим процессам смысл, цель, полноту и цельность. Поставив человека в центр исторического процесса, основатели синтетического антропологического подхода, историки школы «Анналов» JI. Февр, М. Блок и их последователи Ф.

Бродель, Жак Jle Гофф, Ж. Дюби и др. - продемонстрировали открывающиеся на этом пути новые возможности для постижения истории.

В нашей стране значительный вклад в развитие исторической психологии внесли Б.Ф. Поршнев, А.Я. Гуревич, В.В. Никандров, И.Г. Белявский, В.А. Шкуратов, Л.И. Анцыферова, В.Ю. Боброва, Л.Г. Бадалян и другие ученые . Мы не вдаемся в разбор путей и трудностей становления исторической > психологии в СССР в 1960-1980-е гг. и ее развития в России с 1990-х гг., поскольку многими современными исследователями, обращавшимися к изучению проблем общественного сознания, это уже делалось неоднократно4, но вместе с тем отмечаем, что нам близки взгляды ученых, которые считают, что социально-экономическое и политическое объяснение хода истории «перестало удовлетворять серьезных историков, что такого рода объяснительные модели механистичны и не отвечают коренной специфике науки истории» и что «повышение внимания к личности как ведущей структурной единице общества .актуализировало проблемы связей между историческими событиями и психическими явлениями»5. При этом, как обоснованно считает В.В. Никандров, особый интерес представляют вопросы « влияния психологических факторов на социально-исторические условия, . а также раскрытие социально-психологических механизмов изменения человека в историческом процессе, прогнозирование социально-психологических тенденций и конкретных ситуа 6 ции» .

В составляющей наш научный интерес проблеме социальной психологии крестьянства в период сплошной коллективизации, основным объектом социалистических аграрных преобразований, социальной общностью, в полной мере 1 испытавшей на себе перипетии сталинского аграрно-политического эксперимента, оказался целый класс. Увидеть суть и последствия масштабных кардинальных преобразований в любой из сфер жизни и деятельности такой большой социальной общности, как многомиллионное крестьянство, к тому же в условиях огромного государства - крайне сложная задача. Крестьянское население харастеризуется не только типичными для данного класса чертами, но и набором социально-психологических качеств и особенностей, определяемых комплексным своеобразием региона, его природно-географическими, экономическими, культурно-историческими и другими условиями.

В связи с этим особенно возрастает значимость региональных исследований, позволяющих рассматривать исторические факты и события, изменения в социально-психологическом состоянии крестьянства во взаимосвязи с реальными процессами развития региона.

Учитывая, что Уральской области в 1929-1933 гг. отводилась особая роль в осуществлении планов индустриализации, воздействие которой и на процессы коллективизации, и на социально-психологическое состояние сельского населения проявилось здесь более отчетливо, чем во многих других регионах страны, обращение к проблеме социальной психологии крестьянства Урала представляется особенно актуальным.

О значении проблемы можно говорить и с точки зрения извлечения уроков из прошлого. Исторический опыт показывает, что осуществление даже назревших, жизненно важных преобразований при отсутствии соответствующих социально-психологических предпосылок, равнодушии или негативном отношении к ним со стороны больших групп населения - может оказаться под угрозой. Невнимание к настроениям, социальному тонусу, общественному мнению ведет к снижению доверия к решениям и действиям властных структур, к падению социально-экономической активности, нарастанию аполитичных настроений, гражданской пассивности.

Сплошная коллективизация оказала настолько сильное воздействие на все стороны жизни крестьянства, включая психологическую, что ее последствия продолжают ощущаться и сегодня. Поэтому причины очевидных неудач многих из начатых в деревне институциональных и социально-экономических преобразований следует искать не только в современных условиях, но и в тех явлениях и процессах, которые были характерны для периода аграрных преобразований конца 1920-начала 1930-х гг.

Объектом исследования является крестьянство Урала в период проведения сплошной коллективизации (1929-1933 гг.).

Предметом исследования определены социально-психологические явления и процессы в крестьянской среде, вызванные проведением аграрной социалистической реформы.

Хронологические рамки исследования ограничены 1929 - 1933 гг. Нижняя временная граница совпадает с началом сплошной коллективизации в стране. Выбор верхней границы определяется концом 1933 г., когда на Урале объединение крестьянских хозяйств в колхозы стабилизировалось на уровне не ниже 68-70%, установленном Постановлением ЦК ВКП(б) «О темпах дальнейшей коллективизации и задачах укрепления колхозов» от 2 августа 1931 г. в качестве критерия для признания «завершения в основном коллективизации того или иного района или области»7.

Для выявления изменений в социально-психологическом состоянии крестьянства Уральской области на разных этапах сплошной коллективизации нами учитывался доколхозный период развития аграрных отношений в СССР и на Урале (с октября 1917 г. до ноября 1929 г.).

Территориальные рамки диссертационной работы охватывают Уральскую область, включавшую в период коллективизации территории современных Свердловской, Челябинской, Курганской, Пермской, Тюменской областей и частично Башкирской и Удмуртской республик.

Степень изученности проблемы. История сплошной коллективизации имеет достаточно обширную историографическую традицию, чего нельзя сказать об изучении социальной психологии крестьянства как Советского Союза и России в целом, так и отдельных регионов, в том числе Урала.

В развитии отечественной историографии по исследуемой проблеме нами выделены два основных этапа:

1) 1970-1980-е гг. - начало изучения проблем социальной психологии крестьянства периода сплошной коллективизации профессиональными историками в рамках господствующей идеологической схемы.

2) Конец 1980-х гг. - по настоящее время (современный этап) - пересмотр прежней исследовательской парадигмы, становление нового концептуального подхода.

Нельзя не отметить, что определенный интерес к проблеме социальной психологии советского крестьянства прослеживался на протяжении послереволюционного десятилетия, но с началом сплошной коллективизации в обстановке безраздельного господства тоталитарной системы, давления жестких идеологических ограничений, в условиях, когда социальная роль крестьянства оценивалась как второстепенная, а само крестьянство воспринималось как носитель «мелкобуржуазных пережитков», профессиональными отечественными историками интересующая нас проблема практически перестала изучаться.

Активизация исследований по истории советского крестьянства, наметившаяся со второй половины 1950-х гг. в связи с политическими и духовными сдвигами в обществе, не привела к кардинальным изменениям в принципах и подходах к изучению истории. Лишь немногие ученые активно выступали против неправды и фальсификаций в отечественной науке, за свободное и творческое ее развитие, стремились раскрывать историю крестьянства с человековед-ческих позиций. В числе таких ученых, на наш взгляд, прежде всего следует назвать В.П. Данилова, который уже в первых своих трудах, основанных на исследовании архивных материалов и документов, доказывал, что процессы модернизации и индустриализации в сельском хозяйстве предполагают переустройство не только производства, но и отношений внутри крестьянского сообщества.

Однако всевластие цензуры, запреты на изучение отдельных событий и целых исторических этапов, новое закрытие архивов, административно-бюрократические методы руководства наукой, ставшие неотъемлемой частью новой социалистической реальности со второй половины 1960-х гг., не способствовали проведению исследований социального общения людей, их взаимодействия. Тем не менее, научный интерес к социально-психологической проблематике возрастает. Б.Ф. Поршнев, А.Я. Гуревич, Л.И. Анцыферова8 и другие ученые начинают активную исследовательскую деятельность на стыке исторической и психологической наук. Но и появление в отечественной историографии новых методологических подходов не активизировало проведение исследований по проблемам социальной психологии крестьянства.

Начало таких исследований было положено во второй половине 1970-х -в 1980-е гг. И.С.Кузнецовым, В.В. Гаташовым, О.С.Осиповой, H.JT. Рогалиной, В.Е. Щетневым, Н.Я. Гущиным и другими историками9. В своих статьях и диссертационных работах они рассматривали проблемы формирования психологии доколхозного и колхозного крестьянства, ее динамику, особенности общественных настроений разных категорий крестьян.

При этом Н.Я. Гущиным обосновывалась необходимость изучения активной роли крестьянства в социальных процессах. Он отмечал, что такие важные сферы жизнедеятельности, как общественное сознание, идеология, социальная психология крестьянства изучены особенно слабо10.

Появление исследований, раскрывающих социально-психологические аспекты жизнедеятельности крестьянства, несомненно, являлось позитивным сдвигом в изучении актуальной, но весьма сложной проблематики. Вместе с тем, суждения и выводы о социально-психологических особенностях крестьянского сообщества носили в основном декларативный характер, не подкреплялись анализом конкретного материала. Почти не использовались специальный понятийный аппарат, адекватные источнико-методические приемы. Общим и наиболее существенным недостатком исследований было то, что они несли на себе печать жестких идеологических установок и ограничений. Акцент неизменно делался на мелкобуржуазности, индивидуализме, отсталости, консерватизме «единоличного» крестьянства. Позитивные же изменения связывались с социалистическим преобразованием сельского хозяйства», «победой колхозного строя». Самокритично оценивая свои работы этого периода, И.С. Кузнецов усматривает значение таковых «скорее в постановке новых исследовательских задач, нежели в их адекватном решении»11.

В 1982 г. задачи изучения социальной психологии крестьянства были рассмотрены в статье В.П. Данилова и В.П. Шерстобитова, поставивших вопрос о соотношении «социально-психологических» и «идеологических» компонентов в крестьянском сознании12.

К исследованию особенностей психологии крестьянства начинают все чаще обращаться представители других дисциплин. Среди работ этого периода, посвященных особенностям социальной психологии крестьянства, несомненный интерес вызывает коллективная монография ученых Института психологии АН СССР, вышедшая в 1983 г.13

Наметившиеся в стране со второй половины 1980-х гг. радикальные общественно-экономические преобразования способствовали дальнейшему усилению интереса исследователей к проблемам социально-психологической составляющей исторического процесса. В.П. Данилов, H.J1. Рогалина, Н.Я. Гущин, В.А. Ильиных и другие ученые14, изучая историю коллективизации, рассматривают проблемы конфликта власти и крестьянства, раскрывают методы проведения коллективизации, причины замедления темпов экономического роста в сельском хозяйстве. Вместе с тем, и в вышедших в этот период трудах, можно обнаружить лишь отдельные обращения к крестьянской психологии, к анализу психологических явлений в крестьянской среде.

В 1990-е гг. в отечественной истории начинает складываться новое научное направление - «крестьяноведение», одним из основополагающих методологических подходов которого стало изучение крестьянства как класса в его социальной дифференциации, а вторым (культурологическим) подходом - исследование «родовых» признаков крестьянства (психосоциальный тип).

Развитие крестьяиоведеиия позволило объединить самые разнообразные области знания в изучении крестьянства, преодолеть односторонние экономические или политические интерпретации его истории и выйти на рассмотрение тех проблем развития крестьянства, которым раньше почти не уделялось внимания, в том числе и социально-психологических.

С позиций нашего научного исследования особый нтерес вызывают труды В.П. Данилова, Н.А. Ивницкого, И.Е. Зеленина, В.Ф. Башмачникова, А.В. Гордона, А.А. Никонова, в которых на основе документальных источников воссоздается реальная картина событий коллективизации, анализируется сложное переплетение нового образа жизни и традиционного уклада, не изжившего себя в период аграрных преобразований, H.J1. Рогалиной, Н.В. Козловой15 и других ученых, ориентированные на анализ социально-психологического состояния крестьянского сообщества на разных этапах сплошной коллективизации.

Анализ отечественной историографии показывает, что социально-психологическим аспектам сплошной коллективизации в большей степени уделяют внимание ученые, изучающие региональную историю. И это не случайно. Исследование социальной психологии крестьянства в рамках конкретного региона позволяет учитывать влияние его специфических условий на социализацию людей, их взгляды, настроение, поведение, что подтверждают работы И.С. Кузнецова, Э.В Гатилова 16 и других историков.

Первые шаги в осмыслении социально-психологических проблем крестьянства Урала в период сплошной коллективизации были предприняты партий

17 ными и советскими работниками, журналистами .

В неглубоких по содержанию публикациях, основанных на избирательной фактографии, показывалась достаточно благополучная картина колхозного строительства, давалась, как правило, тенденциозная оценка событий и явлений, связанных с проведением коллективизации. Но и в работах такого рода непреднамеренно фиксировалась атмосфера этого времени, что позволяет использовать их сегодня для социально-психологического анализа.

Весьма показательна, на наш взгляд, в этом отношении работа П. Бажова, сумевшего, не отступив от идеологической схемы, отразить «в нескучной форме» (используя выдержки из писем, записи разговоров с крестьянами), не только те сдвиги хозяйства и быта, которые он наблюдал» в д. Любиной Байкалов-ского района, но и психологическое состояние разных групп крестьян в период с 1925 по 1930 гг.18

А.Я. Сирсоном показано, как с помощью продуманного идеологического влияния «пробуждают» озлобление, ненависть к кулакам19.

П. Хлестовым в традиционной для данного времени манере передано психологическое состояние кулаков в начале коллективизации: «Кулачество оказало бешеное сопротивление, а его агентура - подняли писк и вой»20 и т.д.

Уральские историки приступили к изучению коллективизации лишь во второй половине 1950-х гг. Для уральской исторической науки этого периода было характерно преобладание традиционно социалистических оценок и выводов о колхозном строительстве на Урале, имели место фактические ошибки.

Вместе с тем труды В.Н. Зуйкова, А.В. Бакунина, Е.А. Ивановой и других уче-21 ных интересны для нас как источники введенных в оборот материалов центральных и местных архивов.

Несмотря на расширение исследований в 1960-е- первой половине 1970-х гг. по проблемам коллективизации, социально-психологические аспекты аграрной реформы уральскими учеными по-прежнему не рассматривались. В то же время в работах Н.В. Ефременкова, М.А. Ивановой, И.Е. Плотникова, В.Е. Муравьева, В.Б. Цыганова, А.Ф. Фунтова и других историков стало больше внимания уделяться социальным аспектам жизни уральского села, влиянию специфических особенностей региона на процессы коллективизации на Урале.

Одними из первых к анализу новых социалистических общественных отношений в уральской деревне, методов формирования общественного сознания колхозного крестьянства в годы коллективизации обращаются М.А. Иванова,

23

В.П. Мотревич, Г.Е. Корнилов, Р.П. Толмачева и др. Во второй половине

1970-х - в 1980-е гг. появляются работы названных ученых, в которых рассматриваются многообразные связи, взаимоотношения между различными группами крестьянства в процессе их экономической, социально-политической и культурной деятельности, раскрывается общественно-политическая активность сельских тружеников.

На современном этапе развития исторической науки социально-психологические явления и процессы сплошной коллективизации находят свое отражение прежде всего в работах таких уральских ученых как И.Е. Плотников, JI.H. Мазур, М.В. Попов, Г.Е. Корнилов, С.И. Быкова, М.В. Булавин, А.С. Еремин, А.А. Базаров и др.24 На основе документальных источников и нарративных материалов названные авторы раскрывают в своих статьях, диссертационных трудах и монографиях изменения социальных условий жизни и труда уральских крестьян в период аграрных преобразований, особенности формирования нового образа жизни советского крестьянства в доколхозный и колхозный период, изменения в его традиционных взглядах, представлениях, в отношениях к власти, к труду, к вере, культуре.

Наряду с отечественными учеными определенный вклад в изучение социально-психологического аспекта проблемы сплошной коллективизации внесли и зарубежные авторы.

С позиций нашего научного исследования несомненный интерес вызывают труды Ш. Фицпатрик, посвященные вопросам «соответствия политики Сталина реальным потребностям и желаниям народных масс», в которых используются документы и материалы центральных и местных архивов, чтобы показать изменения в настроениях крестьян. Однако нельзя не отметить, что Ш. Фицпатрик интерпретирует источники (письма крестьян, официальные донесения, отчеты и др.) односторонне, с определенной предвзятостью, в силу стереотипов, которые преобладают в западно-исторической науке по отношению к СССР и России. Не учтена сложность социальной психологии российского (советского), в т.ч. уральского крестьянства, которому Ш. Фицпатрик в своей работе «Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в

-ЗЛ 25

30-е годы: деревня» уделяет определенное внимание .

Т. Шанин (направление «крестьяноведение»), Ст. Мерль, Ш. Фицпатрик,

26

М. Левин, Р. Пайпс, Л. Виола и др. рассматривают такие формы крестьянской общественной жизни, как брак, религия, верования, язык, отношение к власти. При этом представления о характерных для психологии русского крестьянства глубоком традиционализме и консерватизме названными зарубежными учеными переносятся на всю историю крестьянства XX в. Так, в работах Р. Пайпса показано, что традиционное «первобытное» сознания мужика оказало влияние на все преобразования в советский период, в том числе на сплошную коллективизацию27.

Относительно исследуемой нами научной проблемы в англоамериканской историографии особый интерес представляют темы политики партии по отношению к различным слоям крестьянства; насилия в деревне, репрессий; последствий коллективизации для дальнейшего развития страны, для духовного и нравственного состояния крестьянства; классового размежевания в доколхозный период и в период коллективизации; классовой борьбы в деревне. Э. Карр (как и ряд других зарубежных историков) считает, что различие между категориями крестьян было провести невозможно, как и дать четкое определе

28 ние кулака, зажиточного, среднего и бедного крестьянина .

В сравнении с отечественной историографией зарубежная литература, включающая проблемы социальной психологии доколхозного и колхозного крестьянства, отличается большим разнообразием концептуальных подходов. Однако специальные работы на эту тему в зарубежной советологии отсутствуют. Исключением можно считать исследование общественной психологии крестьянства периода сталинской «революции сверху», осуществленное японским ученым X. Куромия, на основе таких источников, как сводки ОГПУ о политических настроениях, фольклор, анекдоты, частушки29.

В целом, и в отечественной, и в зарубежной историографии имеющиеся суждения о крестьянской психологии носят преимущественно фрагментарный и априорный характер. Мы разделяем мнение А .Я. Гуревича о том, что на протяжении длительного времени «историки, и не одни только отечественные, концентрировали свое преимущественное внимание на социально-экономических и политических аспектах истории». В результате ее социально> психологическая составляющая остается до настоящего времени слабо изученной, являясь при этом одной из самых актуальных, поскольку «наиболее продуктивное и перспективное направление современного исторического знания ориентировано именно на психологию»30.

Источниковая база, составившая основу исследования социальной психологии крестьянства Урала в период сплошной коллективизации, достаточно обширна. В процессе работы над проблемой особое внимание было уделено выявлению тех документов и материалов, которые в наибольшей степени позволяли воссоздать психологическое состояние уральского крестьянства в период кардинальной ломки крестьянского быта, проследить, как происходила * вынужденная адаптация крестьян к меняющимся условиям жизни, к новой системе хозяйствования.

Выявленные источники с целью их систематизации разделены на опубликованные и неопубликованные.

Среди неопубликованных источников, отобранных из фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Свердловской об-1 ласти (ГАСО), Центра документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), Государственного архива Челябинской области (ГАЧО), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО), выделены следующие их группы: нормативные, организационно-распорядительные документы областных партийных и советских органов; делопроизводственные и информационно-отчетные материалы органов власти разных уровней, статистические документы, материалы личного происхождения.

Документы первой группы дали представление о характере политики советской власти в период подготовки и проведения сплошной коллективизации, об особенностях ее осуществления в Уральском регионе.

Материалы второй группы расширили представление о методах проведения общественно-политических и экономических мероприятий и кампаний в уральской деревне в период с конца 1929 по 1933 г., отразили обстановку правового произвола, психологического давления и принуждения, специфику отношения разных категорий крестьянства к преобразованиям в сельском хозяйстве.

Многие делопроизводственные и организационно-распорядительные документы имеют грифы «Секретно», «Совершенно секретно», «Строго секретно», «Не подлежит оглашению», «Для служебного пользования». Достоверность информации в этих документах наиболее высокая. В то же время следует отметить ограниченность информационных возможностей этой группы источников по причине тенденциозности официальной информации, ее фальсифицированного характера, когда желаемое выдавали за действительное, утверждая, например, что произошел «решающий поворот» в сознании крестьянства и т.п. Основное внимание в таких документах уделялось полярным группам крестьянства (кулакам и беднякам), в то время как психологическое состояние его основной массы - «середняков» фактически не характеризовалось.

Особый интерес с точки зрения рассматриваемой проблемы представили информационно-отчетные материалы Уралобкома ВКП(б), Уралоблисполкома, окружных и районных комитетов партии, органов госбезопасности, в которых находили отражение такие важнейшие общественно-политические и экономические мероприятия как хлебозаготовки, выборы Советов, раскулачивание, выселение. В указанных материалах, как правило, специально выделялись разделы, порой весьма значительные по объему, с информацией о настроениях различных групп крестьян. При этом нельзя не отметить как существенный недостаток информационно-отчетных материалов фрагментарность отражения в них исследуемого объекта, поверхностные оценки крестьянской психологии, связанные с теми или иными конкретными проявлениями массового сознания (настроения). Обобщающие характеристики социально-психологических явлений нередко носят формальный, декларативный характер. Приводимые примеры порой выбраны произвольно, случайно.

Статистические материалы центральных (ГАРФ, РГАЭ) и региональных архивов (ЦДООСО, ГАСО) частично компенсировали недостатки опубликованных статистических сборников советского периода, дополняя и корректируя сведения о темпах коллективизации, количестве раскулачиваемых, выселяемых, подвергаемых чисткам, о выходах из колхозов, об отходничестве крестьян и т.д., предоставляя информацию не только по области, округам, районам, но и по отдельным сельским советам, колхозам, а также по единоличным хозяйствам, что позволило сделать более обоснованные выводы о тенденциях в изменении социально-психологического состояния уральских крестьян в период сплошной коллективизации.

Особое место среди неопубликованных источников занимают документы и материалы личного происхождения: письма крестьян; жалобы в различные инстанции, в областные и районные газеты; заявления о приеме в колхоз, о выходе из колхозов; листовки, воззвания, частушки.

Поистине уникальным источником для изучения особенностей социальной психологии крестьян в столь сложный исторический период, как сплошная коллективизация, стали неопубликованные письма. Письма открывают наиболее прямой путь к субъективному миру их создателей, фиксируют психологические и вербальные реакции различных социальных прослоек крестьянства на события и явления социально-экономической и политической жизни. При этом мы разделяем точку зрения И.А. Кузнецова о том, что историку не всегда приходится доверять «непосредственно выраженным заявлениям людей, но «докапываться» до более потаенного пласта, который может быть обнаружен в этих источниках»31.

Заявления о приеме в колхоз и выходе из колхозов дают возможность оценить, как изменялись настроения, мотивация различных групп крестьян, их отношение к колхозам на всех этапах коллективизации. Заявления свидетельствовали также о существовании права крестьян на добровольность (хотя и в очень ограниченном варианте) в принятии своих решений.

Коллективные и личные жалобы крестьян (заявления, прошения) позволили лучше представить процессы раскулачивания, выселения на Урале. В каждой из жалоб, особенно личных, присутствует эмоциональное отношение к произошедшему. Кроме того, личные жалобы, как правило, содержат сведения о личности раскулаченного, выселенного или лишенного избирательных прав, о его семье, хозяйстве.

Воззвания и листовки отразили представления, прежде всего имущей части крестьян, о властных структурах, о колхозном строительстве и т.д., дали возможность лучше понять и оценить психологическое состояние тех, кого раскулачивали, выселяли, кто вынужден был призывать к оказанию сопротивления власти.

Частушка, как справедливо заметил М.К. Азадовский, «весьма живо» фиксировала отношение крестьян к происходящим событиям, «ярче, чем что

32 либо», отразила «все изменения настроений крестьянской массы» .

Все архивные документы в основном машинописные, но имеются и заявления, письма крестьян, написанные от руки, работа с которыми порой осложнялась неразборчивостью почерка их авторов, частичной утратой текста (выцвели чернила, стерся карандаш). Наряду с подлинниками в архивах находятся копии, заверенные копии, оттиски без оригиналов.

В комплексе нарративные источники помогли представить психологическое состояние различных групп крестьянства Урала на каждом из этапов аграрной социалистической реформы.

Категорию опубликованных источников составили законодательные акты и нормативные документы; делопроизводственные, отчетно-информационные материалы областных, окружных, районных органов власти; документы и материалы общественных организаций; статистические материалы; материалы периодической печати; крестьянские мемуары.

Изучение документов Коммунистической партии, законодательных актов, имевших самую высокую степень легитимности, расширило представление о направленности аграрной политики советского государства в доколхозный период и в годы сплошной коллективизации, а также о системе взаимодействия центра с партийными и советскими органами на местах, чья деятельность непосредственно влияла на изменения в настроениях, поведении крестьян, на их отношение к властным структурам разных уровней.

Нормативные документы областных партийных и советских органов позволили уточнить и конкретизировать представление о целях, содержании и методах административно-управленческой деятельности по реорганизации сельскохозяйственного производства, строительству новой жизни в деревне.

Делопроизводственные, отчетно-информационные материалы отразили реально сложившееся положение дел в уральской деревне в период коллективизации, обстановку правового произвола, экономического и психологического давления и принуждения по отношению к крестьянству.

При изучении процессов формирования государственной аграрной политики и ее реализации на местах, вызывавшей ответную реакцию разных слоев крестьянского населения, был использован ряд сборников документов и материалов центральных и местных архивов.

В документальной публикации «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание»33 с позиций нашего научного исследования интерес представляли документы Политбюро и Секретариата ЦК ВКП(б), ОГПУ, Верховного суда и прокуратуры, а также письма и жалобы в связи с применением «чрезвычайщины» - насильственных изъятий хлеба и другой продукции, беззаконных арестов и т.д., воссоздающие психологическое состояние крестьян. > Были использованы также сборники документов и материалов уральских историков, составленные в основном на основе источников, находящихся на хранении в архивах областного и районного значения.

Один из таких сборников «История коллективизации сельского хозяйства Урала (1927-1937)» содержит кроме организационно-распорядительной и учет-но-отчетной документации местных партийных и государственных органов, письма и заявления крестьян, отражающие их настроения, отношение к происходящим в деревне событиям, оценки мероприятий органов власти.34

Сборник «Челябинская область. 1917-1945 гг.» составлен на основе малоизвестных документов, в большинстве своем причислявшихся ранее к секрет-1 ным, которые дают представление о том, как влияли на настроения крестьянства Южного Урала организация колхозов методами «административного запугивания» и насилия, осуществление налоговой политики прежде всего за счет крестьян, конфискация имущества, выселение кулаков на север Уральской области и другие действия власти35.

Раскулаченные спецпереселенцы на Урале 1930-1936 гг. (Банк данных по региональной истории Урала в XX в.)» включает информацию, позволяющую увидеть, как влияло раскулачивание на традиционный жизненный уклад 1 крестьянства, на настроения, поведение крестьян, оценить состояние людей,

36 лишенных избирательных прав .

Продовольственная безопасность Урала в XX в. 1900-1984» содержит организационно-распорядительные документы областных партийных и советских органов, раскрывающие недостатки общегосударственного и областного планирования, документы низовых организаций со сведениями о проведении хлебозаготовок, о фактах и причинах голодания сельского населения на Урале, о поисках выхода из создавшегося положения, о случаях социального протеста колхозников против политики властей, заявления, письма единоличников и колхозников И.В. Сталину, в Уралобком, в РКИ Уралоблисполкома о перегибах при организации колхозов, об отсутствии хлеба на семена и на еду, о плохой * организации труда в коллективных хозяйствах, о причинах выходов из колхо

37 зов , что позволяет увидеть и оценить психологическое состояние крестьян в период коллективизации.

Сборник «Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: Материалы по истории Курганской области» включает, кроме архивных документов и материалов по различным аспектам коллективизации и раскулачивания в одном из ведущих сельскохозяйственных районов Урала, воспоминания очевидцев, отразившие, как отметил И.Е. Плотников, «порой такие моменты жизни, которые не могли быть засвидетельствованы ни в одном документе», передавшие настроения, переживания крестьян, связанные «с великим переломом в то деревне» .

Статистические материалы, при сопоставлении с решениями, постановлениями партийных и советских органов позволили проследить уровень эффективности действий власти и исполнения ее программ, зависимость изменений в социально-психологическом состоянии крестьян от темпов и методов проводимых в 1929-1933-х гг. кампаний.

Отдельную группу составили материалы центральных и местных изданий периодической печати, содержащие официальные сообщения, законодательные s акты, хронику, заметки-отчеты о проведении коллективизации на Урале, а также письма крестьян.

Оперативность реагирования на события, информация с мест по актуальным вопросам, связанным с проведением коллективизации, даже с учетом цензурных ограничений советского периода, делает газеты важнейшим источником изучения взглядов, настроений, поведения различных слоев крестьянства в исследуемый период. В то же время нами учитывалось, что на характер публикуемых материалов, формировавших общественное настроение, свое влияние оказывала официальная позиция властей, вследствие чего сообщаемые в газетах данные, выводы и оценки далеко не всегда соответствовали реальной действительности.

I Значительную ценность для настоящего исследования представили опубликованные письма крестьян, в которых нашли отражение их настроения, отношение к кампаниям и мероприятиям, организуемым властью. Среди писем в газеты выделяются письма-раздумья «крестьян-интеллигентов», где авторы не просто сообщали о каких-то фактах крестьянской жизни, но и спорили, высказывали свою позицию по вопросам организации колхозов, предлагали органам власти свои варианты решения тех или иных проблем. Таких писем значительно меньше, чем писем-жалоб, писем-заявлений и информативных писем, разоблачающих и критикующих действия отдельных должностных лиц и учреждений. Характер и содержание основной части указанных групп писем не только

1 подтверждает распространенность в период коллективизации так называемых перегибов» и «ошибок» в работе органов власти, но и позволяет увидеть, как эти негативные факторы и явления воспринимались крестьянами разных категорий, влияли на самочувствие сельского населения.

Письма, направленные в поддержку советской власти и коммунистической партии (письма-агитки, письма-самоотчеты об общественной работе, праздниках, собраниях и т.п.), в основном сводились к подчеркиванию преимуществ коллективного хозяйствования, подкрепляемых ссылками на поло- жительные изменения в жизни крестьян, к общим суждениям или пропагандистским лозунгам. Информационный потенциал данного круга писем ограничен. Вместе с тем, эта группа писем отражает факт существования в деревне конца 1929 - начала 1930-х гг. определенного слоя сторонников власти, веривших в ее способности воплотить социальные идеалы в реальную действительность.

Следует отметить, что жанр, как некий формообразующий признак, присущ далеко не каждому письму. Практически невозможно было осуществить тематическую или проблемную классификацию крестьянских писем также в силу многотемности и многопроблемности большинства из них.

Особенность анализа крестьянских писем в газету как массового источника определяется и тем обстоятельством, что письма известны нам главным образом по их публикациям в печати, поскольку подлинников редакционные архивы практически не сохранили. Учитывалось и то, что из писем публиковалась лишь их незначительная часть, к тому же подвергшаяся жесткой цензуре. Отдельную группу составили письма селькоров, среди которых до 80% составляли крестьяне. По количеству сельских корреспондентов Уральская область занимала в стране одно из первых мест (наряду с Московской, Тамбовской, Во

ТО ронежской губерниями). При анализе писем селькоров принималось во внимание, что к началу сплошной коллективизации в результате тщательного отбора в селькоровской среде оставалась наиболее активная и, как правило, лояльная по отношению к правящему режиму часть крестьянства из числа батраков, бедняков, бывших красноармейцев, комсомольцев, членов партии и т.п. Таким образом, в лице селькоров газета имела не просто информаторов на местах, но активных общественников, опору проводимого партией курса на обобществление крестьянских хозяйств и ликвидацию кулачества как класса.

Дифференцированный подход к отбору источников, учет информационного потенциала каждого их вида, изучение и анализ используемых документов и материалов создали необходимые и достаточные предпосылки для реализации сформулированных исследовательских задач.

Методологической основой диссертационного исследования является теория модернизации. При этом опора на модернизационную теорию сочетается с цивилизационным подходом к исследуемым явлениям и процессам, позволяющим углублять их познание, используя человековедческий (антропологический) метод, который, согласно утверждению И.Д. Ковальченко, учитывает каково было положение человека в основных сферах его деятельности в определенном пространстве или в то или иное время», чтобы «вписать» изучаемые явления в те сферы, где «аналогичная деятельность повторяется в новых усло

40

ВИЯХ» .

С целью обоснования и уточнения наших методологических позиций считаем необходимым определить, что нами понимается под модернизацией и какова, на наш взгляд, ее связь с процессами коллективизации и с изменениями в социальной психологии крестьян.

Среди многих дихотомических определений понятия модернизации нам наиболее близка дефиниция академика В.В. Алексеева. Определяя модернизацию как «переход стран от традиционного аграрного общества к современному, индустриальному»41, он подразумевает под ней комплексный, многосторонний процесс. Согласно теории модернизации - главной ее сутью является развитие и обновление различных сторон жизни и деятельности общества и государства (даже если имеют место спады в развитии и замедленные темпы преобразований).

С учетом многосторонности модернизационных процессов, теория модернизации концентрирует внимание исследователей не только на политических, экономических, социальных, но и на интеллектуальных, психологических аспектах истории, на интегрировании экономических перемен с переменами, происходившими в различных сферах жизни общества (в социальной структуре, связях и взаимодействии, в политической активности и культурной динамике и т.д.).

Рассматривая на основе теории модернизации социально-психологические аспекты коллективизации на Урале, мы учитывали неразрывную связь изменений в социальной психологии уральского крестьянства с переменами в экономической, политической, культурной и других сферах жизни советского общества, определяемыми противоречивыми и даже противоположными, с точки зрения цивилизационного подхода к историческому процессу, целями правящей власти. Так, с одной стороны, власть уничтожала основу основ традиционного сельского хозяйства - частную собственность на землю и нарождавшиеся буржуазные отношения в деревне, нарушая тем самым естественный ход модернизационного процесса, а с другой, уничтожала феодальные пережитки, которые тормозили эти преобразования. Под влиянием этих противоречий не только изменялись настроения, взаимоотношения крестьян на уровне семейных, соседских и других связей внутри крестьянского сообщества, взаимодействия с властными структурами и т.д., но и постепенно начинали происходить глубинные изменения в менталитете крестьянства, насильно вовлеченного в эти процессы. При этом аграрно-индустриальные преобразования конца 1920-х - начала 1930-х гг., максимально форсированные властью, меняли социально-психологический облик крестьянина. Эти изменения имели как конструктивные, так и разрушающие последствия для дальнейшего становления крестьянства как класса.

Исходя из общих принципов модернизации и интерполируя их на сферу социальной психологии крестьянства Урала, под модернизационными процессами в социальной психологии мы подразумеваем те изменения в крестьянском сознании, то его особое состояние, которое характеризовалось верой в прогресс, способностью адаптироваться к новым условиям жизни, положительно воспринимать предоставленную государством возможность получать образование, приобщаться к культуре, готовностью к преодолению «консервативных экономических представлений о смысле и задачах земледельческого труда»42, к внедрению новых производственных отношений и технологий труда, стремлением добиваться экономического роста в сельском хозяйстве и т.д.

В то же время модернизационные процессы имели для крестьянской психологии глубокие негативные последствия, суть которых последовательно раскрывается в соответствующих главах диссертации. Эти процессы способствовали обострению взаимоотношений с властью, размежеванию крестьян, разрушению ценностей традиционного уклада крестьянской жизни, трансформации трудовой психологии, утрате веры в свои силы.

С учетом того что исследуемая проблема ставит задачу «постижения потаенных установок .сознания людей, сформированных иной культурой»,43 отношение к предмету исследования требовало повышенного внимания к различным типам и видам источников, особенно к нарративным, а также к выбору принципов и методов их исследования.

В качестве базовых в работе выступают принципы историзма и социально-психологического развития, что позволило рассматривать процесс социально-психологических изменений как непрерывный, обусловленный переменами социально-политической и экономической обстановки, влияющей на социальную психологию общества и входящих в него групп.

Особое значение придавалось выявлению и отбору существенных исторических фактов, моментов, выражающих индивидуальные особенности рассматриваемого явления, т.е. принципам идиографии. Имея дело с таким «кол

44 лективным существом» , как уральское крестьянство, - с историко-идиографической точки зрения мы подходили к нему как к целостности, имеющей свое индивидуальное лицо, характеризуемое совокупностью определенных признаков.

В соответствии с характером и задачами исследования использовались специально-исторические, общенаучные и междисциплинарные методы: проблемно-хронологический, историко-генетический, сравнительно-исторический (компаративный), ретроспективный, дискурсивный, структурно-системный, актуализации, обобщения исследованного материала.

Применение проблемно-хронологического метода дало возможность показать изменения в социальной психологии крестьянства Урала в хронологической последовательности с ноября 1929 по 1933 г.

Используя историко-генетический метод, предполагающий изучение событий в процессе их развития, автор смог воспроизвести реальные события сплошной коллективизации на Урале, увидеть изменения в настроениях, поведении, взглядах, представлениях крестьян.

Привлечение сравнительно-исторического метода позволило провести сравнение настроений, поведения различных прослоек крестьянства Урала в доколхозный период и в годы коллективизации, сопоставить реакции разных прослоек крестьянства на социально-политические события и действия властных структур на различных этапах аграрной реформы с целью выявления изменений в их социально-психологическом состоянии.

Метод ретроспекции предполагает рассмотрение событий и явлений, начиная с предшествующего периода, что обеспечило логическую и временную последовательность анализа, возможность выявления и аргументированного объяснения причин происходящих в психологии крестьян изменений.

Дискурсивный метод помог обнаружить в содержании высказываний крестьян о фактах и явлениях окружающей жизни указания на общности, совокупности и последовательности, привести разнородные высказывания к позиционному единству, познать дополнительный, сопутствующий смысл информации, ее экспрессивно-эмоционально-оценочные оттенки.

Структурно-системный метод использован для рассмотрения социально-психологического аспекта сплошной коллективизации как системы взаимосвязанных между собой фактов и явлений, с одной стороны, и реакций на них участников событий коллективизации, с другой.

Метод обобщения исследованного материала, применяемый для выявления общих признаков, свойств, отношений, тенденций рассматриваемой области, помог при определении основных факторов, оказавших влияние на социальную психологию крестьянства Урала в 1929-1933 гг., позволил прийти к выводам о наиболее значимых, сущностных изменениях в социально-психологическом облике уральского крестьянина.

Метод актуализации применен при выборе темы диссертационного исследования, определении социально-психологических тенденций в период сплошной коллективизации, прогнозировании перспектив развития крестьянства.

Использование разнообразных методов исследования, их чередование и комбинация позволило реконструировать исторические события сплошной коллективизации на Урале в ее социально-психологическом сопровождении, раскрыть влияние психологических факторов на социально-исторические условия, прогнозировать социально-психологические тенденции и конкретные ситуации.

Ключевое понятие исследуемой проблемы «социальная психология» требует внимательного и обоснованного объяснения того, какой смысл подразумевается под этим термином в настоящей работе, поскольку имеет место большое разнообразие в употреблении и толковании содержания этой дефиниции со стороны зарубежных и отечественных авторов применительно к сфере такой социальной реальности, как социальная психика. Так, наиболее распространенными среди многих авторов являются представления о социальной психологии как о низшем уровне общественного сознания, связанном с непосредственным, более динамичным отражением людьми их социального бытия (высшим, теоретически систематизированным уровнем общественного сознания принято считать идеологию), как об общей «плоскости пересечения», общем «секторе» «менталитета» и «общественного сознания»45.

При этом заметим, что окончательного определения менталитета, как и представления о его содержании до настоящего времени не сложилось, поскольку, как обоснованно утверждает А.П. Огурцов, существует ряд трудностей анализа проблемы менталитета, заключающихся «в неясности природы ментальных структур, в неопределенности самой дефиниции менталитета»46.

Тем не менее, на наш взгляд, среди множества дефиниций этого понятия можно вычленить объединяющую основу разных определений менталитета: «сочетание устойчивых установок», которые А.Я. Гуревич определяет как «социальное бессознательное»47; В.И. Васильев - как «устойчивые структуры сознания и подсознания»48; В.Г. Крысько - как «исторически сложившийся психологический склад мышления, образ мыслей, оценок, духовных установок»49; О.С. Поршнева - как «совокупность базовых психологических и ценностных установок, стереотипов восприятия действительности и представлений, мыслительных привычек»50; Д. Филд - «как устойчивый склад ума»51.

Являясь более широким духовным явлением, чем категория «общественное сознание», понятие «менталитет», с точки зрения О.С. Поршневой, в то же время «не включает в себя всего содержания общественного сознания рассмат

52 риваемой общности в ту или иную эпоху» . Как считает В.Г. Крысько, в сферу менталитета не включаются, например, такие характеристики жизни общества, как общественное самосознание и общественная активность53.

Вместе с тем, понятие «менталитет» имеет с категорией «общественное сознание» такую общую «плоскость пересечения»54, как общественная (социальная) психология. Наиболее приближенная к отражению реальной, «бытовой, будничной жизни», она проявляется в поведении, в речи, в настроениях, в отношениях между отдельными людьми и социальными группами. Социальная психология раскрывает реакции людей на происходящие события, логику их участия в этих событиях, оценки их механизмов и результатов. Вырастая «из непосредственных условий бытия», она характеризуется подвижностью, импульсивностью, непосредственностью отражения общественного бытия, отсутствием дифференциации существенного и несущественного55.

Определение «социальной психологии» как сферы общественной (социальной) психики предлагают и ученые-психологи, и представители других наук, в том числе исторической. Так, В.И. Васильев определяет социальную психологию как «систему поведения и деятельности людей, обусловленную фактом их принадлежности к той или иной социальной группе, а также психологические характеристики этих групп»56; В.А. Макаренко - как «совокупность всех внутренних состояний сознания человека (ощущения, чувства, воля, мышление, память») ; по мнению В.Г. Крысько, социальная психология - «это непосредго ственное отражение общественного бытия» ; для М.И. Еникеева суть понятия заключается «в осмыслении и эмоциональном переживании членами общества общественных процессов и отношений, концентрирующихся в поле их созна

59 ния» .

По нашему мнению, в приведенных определениях социальной психологии есть то общее, что их объединяет, - это взаимосвязь между характером событий, процессов и восприятием, осознанием их разными социальными группами и отдельными людьми, реагирующими на эти события и процессы.

С точки зрения задач исследуемой проблемы, нам наиболее близка позиция В.И. Васильева, обратившего внимание на взаимосвязь поведения и деятельности людей, обусловленную «фактом их принадлежности к большим и малым социальным группам» и психологическими свойствами, отличительными качествами, присущими тем или иным группам. Дефиниция И.В. Васильева принимается нами в качестве определения ключевого понятия «социальная психология».

При рассмотрении социальной психологии уральского крестьянства в период с 1929 по 1933 г. нами были выделены наиболее важные составляющие действительности, к которым у крестьянина всегда формируется определенное отношение, особенно сильно проявляющееся в период кардинальных политических и экономических преобразований в жизни общества и государства. В сфере политической - это отношение к власти, к правящей в стране партии. В сфере социально-экономической главным является отношение к труду и к земельной собственности. В сфере духовной - отношение к религии и вере. Такие социально-психологические явления, как семейные традиции, межличностные, межгрупповые отношения и др. взаимосвязаны с вышеназванными базовыми составляющими жизни крестьянского общества.

Цель исследования: изучение социально-психологического состояния крестьянства Урала в период сплошной коллективизации.

Задачи исследования:

- раскрыть особенности социально-психологического состояния крестьянства Урала накануне сплошной коллективизации, влияние аграрной политики власти и специфики региона на формирование социально-психологического облика уральского крестьянина;

- исследовать настроения, поведение различных категорий крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 гг.;

- определить характер изменений в отношении уральских крестьян к власти, к труду, к религии и церкви в условиях перехода к колхозно-совхозной системе;

- выявить основные факторы, вызывавшие изменения в социально- психологическом состоянии уральских крестьян на разных этапах аграрной социалистической реформы;

- установить наиболее значимые, сущностные изменения в социальной психологии уральского крестьянства, проявившиеся в период сплошной коллективизации.

Научная новизна исследования заключается в том, что в очерченных проблемой хронологических и территориальных рамках проведено исследование социальной психологии крестьянства Урала. В таких рамках, в постановке, коррелирующей событийную канву истории и ее социально-психологическое сопровождение, данная проблема в исторической науке рассматривается впервые. Новизна работы обусловлена также анализом широкого круга источников по рассматриваемой проблеме, в том числе не вводимых ранее в научный оборот, дающих возможность увидеть механизмы, влияющие на межгрупповые и межличностные взаимодействия внутри уральского крестьянства, взаимоотношения между крестьянским сообществом и органами власти различных уровней. Исследование позволяет внести определенные коррективы в представления об особенностях психологического состояния крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 г.

С учетом того, что проблема изучения социальной психологии больших и малых групп различных социальных общностей является для исторических исследований не только актуальной, но и одной из наиболее сложных, ибо связана с трудностями, вызываемыми неразработанностью ее теоретического и методического обеспечения, априорно можно сказать, что степень субъективизма, так или иначе всегда присутствующего в историческом исследовании, в силу специфики изучаемого предмета в данном случае предполагается несколько большей относительно уровня, признаваемого по молчаливому уговору историков нормальным для современного состояния отечественной исторической науки»60.

1 Поршнев, Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. — М., 1966. —С. 4.

Л. Февр. Бои за историю / JI. Февр — М., 1990; М. Блок. Апология истории, или Ремесло историка / М. Блок. — М., 1986; Ле Гофф, Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII-XIII вв.) / Ж. JTe Гофф // Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. — М., 1991; Ж. Дюби. Европа в средние века / пер. с фр. Ж. Дюби.— Смоленск, 1994; Ф. Бродель. Что такое Франция? Книга вторая: Люди и вещи, ч. 2: «Крестьянская экономика» до начала XX в. / Ф. Бродель : пер. с фр. С.Н. Зенкина, В.А. Мильчиной. — М., 1997.

3История и психология / под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. — М., 1971; Белявский И. Г. Историческая психология / И. Г. Белявский, В. А. Шкура-тов. — М., 1997; БадалянЛ. Г. Метод реконструкции в исторической психологии / Бадалян Л. Г. // Творческое мышление в научном познании: сб. ст. — М., 1989; Гуревич А. Я. Уроки Люсьена Февра / А. Я. Гуревич // Февр Л. Бои за историю. — М., 1991; Боброва Е. Ю. Методологические принципы исторической психологии / Е.Ю.Боброва // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. — 1993. — Вып.З.— №.4; Никандров В. В. Историческая психология как самостоятельная научная дисциплина / В. В. Никандров // Вестник Ленинградского ун-та. Сер.6.

1991. —Вып. 1. — №6.

АБорисковская Л. Б. Историческая психология: Первый опыт отечественной историографии / Л. Б. Борисковская, С. Н. Полторак // Вестник С.-Петерб. ун-та.

2000. — Вып. 4. — №30; Гуревич А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. — 1991. —Т. 12. —№4; Поришева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000; Миронов Б. Н. Историческая психология и историческое знание / Б. Н. Миронов // Общественные науки. — 1986. — №1.

5 Гуревич А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. — 1991.—Т. 12. —№4. —С. 3,4. вНикандров В. В. Историческая психология как самостоятельная научная дисциплина / В. В. Никандров // Вестник Ленинградского ун-та. Сер.6. — 1991. — > Вып.1. — №6. — С. 55, 58.

I .КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1984. — Т. 5: 1929-1932. — С. 338.

Поришев Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. — М., 1966; Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект / А. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969; Анциферова Л.И. К проблеме изучения исторического развития психики. — История и психология / под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферо-вой. —М., 1971.

9Кузнецов И. С. Развитие общественного сознания сибирского крестьянства в период подготовки массовой коллективизации сельского хозяйства (19281929 гг.): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / И. С. Кузнецов.

Новосибирск, 1977; Гаташов В. В. Деятельность партии по формированию социалистической психологии колхозного крестьянства (1929-1937 гг.). (По материалам Дона, Кубани и Ставрополья): автореф. дис. на соиск. учен. степ. и канд. ист. наук / В. В. Гаташов. — Ростов-н-Дон, 1980; Остова О. С. Деятельность партийных организаций Нижнего Поволжья по социально-психологической подготовке трудового крестьянства к сплошной коллективизации (1926-1929 гг.): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / О. С. Осипова. — Саратов, 1986; Рогалина Н. Л. Динамика психологии и общественных настроений крестьянства в 20-е гг. / Н. Л. Рогалина, В. Е. Щетнев // Становление и развитие социалистического образа жизни в советской деревне.

Воронеж, 1982. юГущин К Я. Сибирская деревня на пути к социализму / Н. Я. Гущин. — Новосибирск, 1973.

II Кузнецов И.С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е гг.: дис. .док-pa ист. наук / И. С. Кузнецов. — Новосибирск, 1992. С.24. 12

Данилов В. П. Основные проблемы истории советского доколхозного крестьянства / В. П. Данилов, В. П. Шерстобитов // Проблемы истории советского крестьянства. — М., 1982.

13

Зотова О.И. Особенности психологии крестьянства (прошлое и настоящее) / О.И. Зотова, В.В.Новиков, Е.В.Шорохова.— М., 1983. иДанилов В. П. Коллективизация: как это было / В. П. Данилов // Страницы истории советского общества: проблемы, факты, люди. — М., 1989; Рогалина Н. JI. Коллективизация: уроки пройденного пути / Н. J1. Рогалина. — М., 1989; Гущин Н.Я. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е - середина 1930-х гг. / Н.Я. Гущин, В.А. Ильиных. — Новосибирск, 1987. 15Данилов В. П. Современные концепции аграрного развития / В. П. Данилов // Отечественная история. — 1998. — №6.; Ивницкий Н. А. Сталинская «революция сверху» и крестьянство / Н. А. Ивницкий // Менталитет и аграрное развитие ► России (XIX -XX вв.): материалы международной конференции. — М., 1996;

Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.) / Н. А. Ивницкий. — М., 1994; Зеленин И. Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» (осень 1930-1932) / И. Е. Зеленин // История СССР. — 1990. — №6; Гордон А.В. Хозяйствование на земле - основа крестьянского мировосприятия / Гордон А.В. // Менталитет и аграрное развитие России (XIX -XX вв.): материалы международной конференции. — М., 1996; Башмачников В. Ф. Пути аграрного возрождения / В. Ф. Башмачников, Ю. М. Бородай. — М., 1991; Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: Аграрная наука и политика России (XVI - XX вв.). Энциклопедия российской деревни /А. А. Никонов. — М., 1996; Рогалина Н. JI. Аграрный кризис в российской деревне начала XX в. / Н. JI. Рогалина // Вопросы истории. — 2004. — №7; Советская модернизация в антропологическом ключе. Независимый теоретический семинар: Социокультурная методология анализа российского общества // Рубежи. — 1997. — №4.

С. 136-153.

16Кузнецов И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е гг.: дис. .док-pa ист. наук / И. С. Кузнецов. — Новосибирск, 1992; Гатилов Э. В. Исторические и социально-психологические аспекты развития крестьянства Черноземья (1927-1941 гг.): дис.канд. ист. наук / Э. В. Гатилов. — Воронеж, 1998.

17

Казанский Ф. М. Социально-классовая структура уральской деревни / Ф. М. Казанский. — Свердловск, 1929; Голубых М. Хозяйство, труд и быт в сельскохозяйственной артели «Новый путь» (опыт монографического исследования сельскохозяйственной артели «Новый путь» Ирбитского района Уральской области) / М. Голубых. — Свердловск, 1930; Попова Н. В Долматовской вотчине / Н. Попова. — Свердловск, 1931. х%Бажов П. Пять ступеней коллективизации / П. Бажов. — М. ; Свердловск, I 1930. юСирсон А. Я. Беднота, коллективизация и весенний сев / А. Я. Сирсон. —

Свердловск, 1931.

20

Хлестов П. Борьба за совхозы и колхозы на Урале / П. Хлестов. — Свердловск, 1932. 21

Зуйков В. Н. Партийные организации Урала в борьбе за победу колхозного строя (1927-1934) / В. Н. Зуйков // Социалистическое строительство на Урале.

Свердловск, 1956; Иванова Е. А. Проведение сплошной коллективизации в

Тюменском округе (1929 - 1931 гг.) / Е. А. Иванова // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея. — 1959. — Тюмень, 1960; Бакунин А. В. Местные Советы Урала в борьбе за укрепление колхозов в период 1933-1934 гг. А. В. Бакунин // Уральский политехнический институт. — Свердловск, 1957. — Вып. 84.

Ефремепков Н. В. Колхозное строительство на Урале в 1917-1930 гг. / Н. В. Ефременков // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала.— Свердловск.: Урал. гос. ун-т., 1966.— Сб. 1.— Вып. №1. — С. 3-131.; } Иванова М. А. Завершение коллективизации сельского хозяйства на Урале

1932-1937 гг.): дис. . канд. ист. наук / М. А. Иванова. — Пермь, 1969; Плотников И. Е. Роль местных Советов Урала в обеспечении нового подъема колхозного движения (осень 1930-весна 1931 гг.) / И. Е. Плотников // Вопросы истории Урала. — Свердловск, 1965. — Вып. 6; Муравьев В.Е. Состояние сельского хозяйства Урала к началу реконструктивного периода / В.Е. Муравьев // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. — Свердловск, 1966. — Сб. 1; Фунтов А.Ф. Союз коммун Шатровского района Тюменского округа Уральской области в подготовке и проведении сплошной коллективизации (1929 - 1930 гг.) / Фунтов А.Ф. // Вопросы аграрной истории Урала и Западной Сибири. — Свердловск, 1966.

23Корнилов Г. Е. Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни (в современной исторической литературе) / Г. Е. Корнилов, В. П. Мотревич, Р. П. Толмачева // Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни. — Свердловск, 1985; Иванова М. А. Развитие общественно> политической активности крестьянства Урала в годы коллективизации (19291937 гг.) / М. А. Иванова // Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни. — Свердловск, 1985.

24 Плотников И. Е. О темпах и формах коллективизации на Урале / И. Е. Плотников // Отечественная история. — 1994. — №3; Корнилов Г. Е. Эволюция крестьянского менталитета (на материалах Урала 1920 - 30-х годов) / Г. Е. Корнилов // Уральское село в XX веке (Статьи и информационные материалы к «Летописи уральских деревень»). — Екатеринбург, 1994; Цыганов В. Б. Формирование административно-командной системы управления колхозами Урала (1933-1941 гг.) / В. Б. Цыганов. — Свердловск, 1991; Мазур Л. Н. Аграрная политика 1930-х гг. как фактор эволюции российской деревни (по материалам Урала) / JI. Н. Мазур // Уральский исторический вестник. — Екатеринбург. — I 2003. — № 9; Попов М. В. Культура и быт крестьян Урала. 1920-1941 гг.: дис. канд. ист. наук. —Екатеринбург, 1993; Быкова С. И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (На материалах Уральского региона): ав-тореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / С. И. Быкова. — Екатеринбург, 2003; Булавин М. В. Взаимоотношения государственной власти и Православной Церкви в России в 1917-1927 гг. (на примере Урала): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / М. В. Булавин. — Екатеринбург, 2000; Еремин А. С. Коллективизация крестьянских хозяйств на Среднем Урале (Ирбит-ский феномен): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / А. С. Еремин. — Екатеринбург, 1997; Базаров А. А. Кулак и агрогулаг / А. А. Базаров. — Челябинск, 1991.

25

Фицпатрик, Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня / Ш. Фицпатрик. Пер. с англ J1.10. Пантиной — М. : РОС

СПЭН, 2001.

26

Шанин Т. Великий незнакомец / Т. Шанин // Крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия. — М, 1992; Мерль Ст. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе / Ст. Мерль // Отечественная история. — 1998. — №1; Пайпс Р. Россия при старом режиме / Р. Пайпс. — Кембридж, 1981; Lewin М. The Meking of the Soviet system Esseys in the Social History of lnterwar Russia. — N.Y. 1985.

27

Пайпс P. Россия при старом режиме / Р. Пайпс. — Кембридж, 1981.

28

Карр Э. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917 - 1929 / Э. Карр. — М. ; СПб, 1990; Хоскинг Д. Ж. История Советского Союза. 1917-1991. / Д. Ж. Хоскинг. —М., 1995.

29

Куромия X. Сталинская «революция сверху» и народ / X. Куромия // Свободная мысль. — 1992. — №2.

20Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект /

A. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы. — М, 1969. —С. 3.

31Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920-х гг.: дис. . канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М., 1996. — С. 24.

22Азадовский М. К. Новый фольклор / М. К. Азадовский. — М.,1936. — С. 17. 22Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939. Документы и материалы: в 5 т. — Т. 1: Май 1927 - ноябрь 1929 / под ред.

B. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. — М., 1999; Там же. — Т. 2: Ноябрь 1929 -декабрь 1930. — М., 2000; Там же. — Т. 3: Конец 1930 - 1933 — М., 2001.

34История коллективизации сельского хозяйства Урала (1927-1937): сб. документов и материалов. — Пермь, 1983.

35 Челябинская область. 1917-1945: сб. док-тов и мат-лов. — Челябинск, 1998. 36Раскулаченные спецпереселенцы на Урале 1930-1936 гг. (Банк данных по региональной истории Урала в XX в.). — Екатеринбург, 1994. — Вып. 1. 37Продовольственная безопасность Урала в XX в. 1900-1984. Документы и материалы: в 2 т. / под ред. Г. Е. Корнилова. — Екатеринбург, 2000. — Т. 2.

38

Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: материалы по истории Курганской области. — Курган, 1995.

29Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920-х гг.: дис. . канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М., 1996. — С. 68.

40Ковальченко И. Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований / И. Д. Ковальченко // Новая и новейшая история. — 1995. — №1.

С. 26, 29.

41 Алексеев В. В. Модернизация и революция в России: синонимы или антиподы? / В. В. Алексеев // Уральский исторический вестник. — 2000. — №5-6. — С. 96.

42Корнилов Г. Е. Аграрная сфера Урала в условиях модернизации (первая четверть XX в.) / Г. Е. Корнилов, Я. И. Пересторонина, Д. В. Каракулов // Уральский исторический вестник. — Екатеринбург, 2000. — №5—6. — С. 381.

43Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект /

A. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969. —С. 5.

44

Русакова О. Ф. Философия и методология истории в XX веке: школы, проблемы, идеи. / О. Ф. Русакова. — Екатеринбург, 2000. — С. 105. 45Уледов А. К. Структура общественного сознания (Теоретико-социологическое исследование). / А. К. Уледов. — М., 1968. — С. 172; Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000.

С. 12; Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М. ; СПб., 2003. — С. 22, 174; Еникеев М. И. Общая и социальная психология. — С. 27—28; Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред. А. Г. Бесова. — М., 2005. — С. 336, 337. 4ЬОгурцов А. П. Трудности анализа менталитета / А. П. Огурцов // Вопросы фи> лософии. — 1994. — №4. — С. 50—54.

47Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект / А. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969. —С. 5.

48Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред.

A. Г. Бесова. — С. 337.

49 Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М.; СПб., 2003. — С. 175.

50Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. - Екатеринбург, 2000. — С. 11.

51Д Филд. История менталитета в зарубежной исторической литературе Д.

Филд // Менталитет и аграрное развитие в России (XIX-XX вв.). — М., 1996. —

C. 8.

52

Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. - Екатеринбург, 2000. — С. 11.

53 Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях. В. Г. Крысько. — М.; СПб., 2003. — С. 175.

54Поришева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 - март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. - Екатеринбург, 2000. — С. 12.

55Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях. В. Г. Крысько. — М.; СПб., 2003. — С. 23.

Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред.

A. Г. Бесова. — С. 488.

57Краткий словарь современных понятий и терминов / под ред. В. А. Макарен-> ко. —М., 1995. —С. 346. ьъКрысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М.; СПб., 2003. — С. 23.

59Еникеев М. И. Общая и социальная психология. Энциклопедия. — С. 27. 60Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920-х гг.: дис. . канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М„ 1996. — С. 22.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальная психология крестьянства Урала в период сплошной коллективизации"

Заключение

В процессе перестройки сельскохозяйственного производства в период сплошной коллективизации происходили изменения не только в системе экономических и социальных связей, но в социально-психологическом состоянии всех категорий крестьянства Урала.

Изменения в крестьянской психологии происходили и до сплошной коллективизации, но, как показал анализ политического и социально-экономического положения уральского крестьянства в доколхозный период, они до 1928 г. носили более или менее постепенный характер, и крестьянству удавалось к ним приспособиться, чтобы с учетом новых условий вести свое индивидуальное хозяйство.

С началом сплошной коллективизации крестьянство оказалось в условиях насильственной ломки основ его образа жизни и хозяйствования. Прямое и косвенное воздействие многочисленных факторов (политических, экономических, идеологических), вызывая изменения в социально-психологическом состоянии крестьян, приводило к трансформациям, искажениям формировавшихся на протяжении длительного времени установок, к изменениям в сознании крестьянина, влияло на его социально-психологический облик.

Исходя из проведенного анализа источников, относящихся к рассматриваемому периоду (с ноября 1929 г. до конца 1933 г.), нами выделены две группы основных факторов, оказывавших наиболее интенсивное и заметное влияние на изменения в социальной психологии разных сословий крестьянства в ходе проведения сплошной коллективизации на Урале.

Первая группа - внешние факторы, определяемые политикой, экономикой и идеологией государства, действиями органов власти. В этой группе к основным факторам влияния на настроение и поведение крестьян, на их взгляды и представления мы относим:

- пропаганду социалистического образа жизни в деревне;

- создание коллективизированному крестьянству условий для повышения его грамотности, уровня культуры; внедрение техники в сельскохозяйственное производство;

- реализацию местными органами власти политики ликвидации кулачества как класса; применение насильственных методов коллективизации крестьянских хозяйств;

- внедрение принципов колхозного труда;

- проведение классовой политики налогообложения;

- массированное наступление на религию и церковь.

Среди внутренних факторов, определяемых религиозным мировоззрением, традициями, сформировавшимися в самой крестьянской среде, на всем протяжении коллективизации существенное влияние на социальную психологию крестьянства Урала оказывали:

- приверженность религиозным ценностям;

- следование нормам и обычаям крестьянского образа жизни;

- стремление сохранить патриархальный крестьянский уклад, семейные традиции;

- ведение единоличного хозяйства, привычные формы трудовой деятельности.

На разных этапах коллективизации по мере разрушения традиционных связей поведение, взаимоотношения крестьян все более обусловливались не когнитивными схемами, а эмоциональными реакциями на воздействие разнообразных внешних и внутренних факторов. С одной стороны, эмоции помогали быстрее осваивать получаемую информацию, ориентироваться в новой действительности, выбирать и перестраивать собственное социальное окружение, а с другой - способствовали искажению и разрушению традиционных связей, норм и обычаев крестьянского сообщества. Происходившие под влиянием той и другой группы факторов изменения в социальной психологии уральского крестьянства носили амбивалентный, двойственный характер.

С одной стороны, эти изменения были конструктивными и прогрессивными, поскольку способствовали преодолению консервативных экономических представлений о смысле и задачах земледельческого труда, о роли и значении образования для воспитания подрастающего поколения, появлению понимания необходимости овладения новыми профессиями, приобщению к современной культуре, формированию новых запросов, потребностей и интересов.

С другой стороны, эти изменения были явно негативными и деструктивными. Непродуманная государственная аграрная политика вызывала на местах в психологии крестьян процессы и явления, понижавшие уровень их экономической и психологической устойчивости. Установление жесткого контроля над деревней, по существу, закрепостило крестьянина и лишило его самостоятельности, способствовало развитию в крестьянской среде равнодушия, безынициативности, признания неполноценности своей личности. Это отразилось прежде всего в утрате у него чувства собственника, ответственности за результаты труда на земле, что привело к искажению трудовой мотивации крестьянина и крестьянской морали. Резкое снижение доверия к органам власти и их представителям вызвало падение гражданской активности среди крестьян, деформирующие перемены в отношении крестьян к собственности, к труду, к семье. Разрушение миропорядка и мироощущения сельского труженика, основанных прежде всего на его религиозности, способствовало деморализации и патопсихоло-гизации общественных процессов и явлений в деревне.

Сравнивая социально-психологическое состояние крестьян разных сословий (батраков, бедняков, середняков и кулаков) в период сплошной коллективизации, мы пришли к выводу, что, несмотря на экономическое и социальное неравенство, большая часть уральского крестьянства воспринимала крушение и ломку устоявшегося деревенского мира, в основном, с позиций недовольства, сомнения и несогласия.

Активную и открытую поддержку проведению преобразований в сельском хозяйстве оказывали в основном лишь беднейшие и политизированные слои крестьянства Урала из числа батраков и бедняков, молодежи, бывших красноармейцев, увидевшие в политике советской власти возможность для реализации своих представлений о жизни в социалистической деревне, для повышения своего социального статуса, улучшения материального положения. Однако их чаяния и надежды зачастую оказывались несостоятельными, поскольку многие колхозы на Урале были бедными, а колхозники - не только малообеспеченными, едва сводящими концы с концами, но и лишенными реальных гражданских прав.

В процессе адаптации к новым порядкам значительная часть бедняков и батрачества утрачивала те характерные черты и качества, которые в той или иной мере были присущи всему крестьянскому сообществу в доколхозный период - политическая нейтральность, приверженность скорее к духовно-нравственным, чем к материально-экономическим ценностям, верность религиозным канонам христианской морали.

В то же время происходило усиление таких психологических особенностей, как иждивенчество, безответственность, маргинальность. Под влиянием политики советской власти, объявившей батраков и бедняков своей опорой, у них формировались такие взгляды, убеждения и социальные привычки, как соглашательство, приспособленчество, стремление добиться любой ценой материальных и политических дивидендов.

В социально-психологическом состоянии уральских середняков, по мере нарастания темпов сплошной коллективизации и усиления репрессивных мер по отношению к крестьянству, начинают все сильнее проявляться пессимизм и неверие в обещания власти, в рисуемые ею перспективы. Вместе с тем значительная часть середнячества являлась членами коллективных хозяйств. Нередко представители этой категории крестьянства участвовали в проведении раскулачивания и в других кампаниях, организуемых властью.

Противоречивое социально-психологическое состояние середнячества, вызываемое, с одной стороны, ролью союзника советской власти в проводимой ею политике, а с другой - внутренним несогласием с этой политикой, способствовало деформациям, искажениям его традиционных взглядов, представлений, что в свою очередь приводило к утрате частью середняков таких важных психологических позиций, как осознание своей значимости главного кормильца страны, самостоятельности в ведении и развитии хозяйства, способность противостоять различным жизненным испытаниям, независимость, готовность трудиться в экстремальных природно-климатических условиях, опираясь на собственные силы.

Устранение кулаков, умевших успешно, результативно развивать хозяйство в условиях Урала, привело к исчезновению той части крестьянства, которое показывало образцы успешной деятельности в аграрной сфере.

История событий сплошной коллективизации на Урале, происходивших в 1929-1933 гг., с безусловной необходимостью приводит нас к выводу о том, что реформирование сельского хозяйства с целью его модернизации вызвало глубокие социально-психологические последствия, поскольку кардинально изменился не только традиционный характер сельскохозяйственного труда и производства, образ жизни крестьянина, но и его миропонимание, настроения, отношение к жизненным ценностям, к своему месту в обществе.

В целом эти изменения в положении уральского крестьянства порождали мнение о том, что крестьянский труд не имеет общественной значимости, что крестьянский образ жизни неполноценен, что будущее за городом и промышленностью. Как ни в одном другом регионе страны, на Урале сократилась численность крестьян, деревня перестала обеспечивать собственное население сельскохозяйственной продукцией в достаточном количестве, что привело в 1932-1933 гг. к голоду.

Избежать катастрофических последствий в социальном и психологическом положении уральского крестьянства в период сплошной коллективизации было практически невозможно, так как Урал был включен в общую государственную структуру, которой жестко и категорично командовали центральные органы власти. Статус ведущего индустриального региона страны ставил его под еще более жесткий контроль центра, нежели другие регионы.

Список научной литературыСеребрякова, Ирина Геннадьевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Неопубликованные источники (список архивных фондов)

2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ):фонд 1235 — Всесоюзный центральный исполнительный комитет (ВЦИК) фонд А-374 — Центральное статистическое управление при Совете Министров РСФСРфонд — 5466 — Государственный плановый комитет РСФСР

3. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ):фонд 17 — Центральный комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)фонд 5 — Сельскохозяйственный отдел ЦК фонд 78 — Личный архив М.И. Калинина

4. Российский государственный архив экономики (РГАЭ):фонд 4372 — Государственный плановый комитет СССР (Госплан) Совета Министров СССРфонд 1562 — Центральное статистическое управление (ЦСУ) при Совете Министров

5. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО):фонд 4 — Уральский областной комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)

6. Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО): фонд 77 — Челябинский губернский комитет РКП(б)фонд 75 — Челябинский окружной комитет ВКП(б)2. Опубликованные источники

7. Законодательные акты, постановления и решения высших, центральных и местных органов власти

8. Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. 1917 1957 годы : сб. документов в 2 т. / сост. В. Н. Малинин, А.В. Коробов. — М.: Госполитиздат, 1957.— Т.1. 1917- 1928, — 880 с.; Т.2. 1929-1945 годы. — 880 с.

9. Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и Советского правительства. 1927-1935. — М. : Изд. Акад. Наук СССР, 1957. — 575 с.

10. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1986) в 15т./ под общ. ред. А.Г. Егорова, К.М. Богомолова. — 9-е изд., испр. и доп. —М. : Политиздат, 1983 1989 гг., — Т. 4. (1926-1929), — 575 е.; Т.5. (1929 - 1932) — 1984, — 446 с.

11. Съезды Советов РСФСР в постановлениях и резолюциях: сб. документов / под ред. А .Я. Вышинского. — М. : Изд-во «Ведомостей Верховного Совета РСФСР», 1939. —540 с.

12. Управление народным хозяйством СССР. 1917-1940 гг. : сб. документов / под ред. В.З. Дробижева. — М.: Экономика, 1968. — 238 с.

13. Документальные и статистические материалы

14. Всесоюзная перепись населения 1926-го года. Уральская область. Отд.1. Народность. Родной язык. Возраст. Грамотность. — М. : ЦСУ Союза ССР, — 1928.—303 с.

15. Всесоюзная перепись населения 1926-го года. Уральская область. Отд.И. Занятия. — М.: ЦСУ Союза ССР, — 1928. — 434 с.

16. Всесоюзная перепись населения 1926-го года. Уральская область. Отд. III. Место рождения и продолжительность проживания. Увечность. — М. :ЦСУ Союза ССР, — 1928. —233 с.

17. Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918-1932 гг. / отв. ред. А. К. Соколов. — М.: РОССПЭН, 1997. — 328 с.

18. Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. / под ред. В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого. — М. : Политиздат, 1989. — 525 с.

19. История коллективизации сельского хозяйства Урала (1927-1937): сб. документов и материалов /отв. сост. JI.A. Трефилова. — Пермь : Перм. кн. изд-во, 1983. —222 с.

20. Колхозное строительство на Урале (1928 30 гг.) / под ред. Зыкова, Мельникова, Немытовой. — Челябинск ; Свердловск : Челябполиграф, —1931. —141 с.

21. Колхозы на Урале в 1929 году. Предварительные итоги сплошного обследования колхозов на Урале в июне августе 1929 г. — Свердловск : Уралполи-граф, 1929. — Сер.5.— Вып. 10, — 48 с.

22. Коллективизация сельского хозяйства Башкирской АССР. 1927 1937 /отв. ред. В.П. Чемерис. — Уфа : Башк. кн. изд-во, 1980.— 30 с.

23. Крумин, Г. И. Итоги первой пятилетки и контрольные цифры Урала на 1933 год. Дополненная стенограмма доклада на объединенном пленуме Обкома и ОблКК ВКП(б) 22 января 1933 г. / Г. И. Крумин. — Свердловск ; М. : Госполитиздат, 1933. — 47 с.

24. По пути коллективизации: Трудящиеся Прикамья в борьбе за коллективизацию сельского хозяйства (1927-1937 гг.) : сб. документов и материалов / отв. сост. М.И. Иванова, JI.A. Трефилова. — Пермь: Перм. кн. изд., 1978. — 229 с.

25. Продовольственная безопасность Урала в XX в. 1900-1984: документы и материалы: в 2 т. / под ред. Г. Е. Корнилова, В.В. Маслакова. — Екатеринбург : Академкнига, 2000. — Т. 1 (1900 1928); Т. 2 (1929 - 1984). — 456 с.

26. Раскулаченные спецпереселенцы на Урале (1930-1936 гг.) : сб. документов / сост. Т.И. Славко, А. Э. Бедель. — Екатеринбург : Урал. изд. фирма «Наука», 1993. —213 с.

27. Россия. XX век. Документы и материалы : Учебное пособие : В 2 кн. / сост. А.Н. Бачинин, А.Б. Безбородов, И.В. Безбородова. Кн. 1. — М. : Высш. шк., 2004. —400 с.

28. Советская деревня глазами ВЧК ОГПУ - НКВД. 1918-1939: документы и материалы: в 4 т. / под ред. А. Береловича, В. М. Данилова. — М. : РОС-СПЭН, 2000. — Т. 1. (1918 - 1922) — 863 с.; Т. 2 (1923-1929) — 1167 с.

29. Социалистическое строительство Урала за 15 лет. Основные показатели. — Свердловск : Кн. изд-во, 1932. — 62 с.

30. Социальный портрет лишенца (на материалах Урала) : сб. документов / сост. Е. В. Байда и др.; отв. ред. Т. И. Славко. — Екатеринбург : Изд-во Урал, гос. ун-та, — 1996. — 265 с.

31. Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: материалы по истории Курганской области / сост. И.Е. Плотников; отв. ред. В.В. Пундани. — Курган : Изд-во Кург. гос. пед. ун-та, 1995. — 131 с.

32. Судьба раскулаченных спецпереселенцев на Урале (1930 1936 гг.) : сб. документов. Екатеринбург : Изд-во Урал. гос. ун-та, 1994. — 228 с.

33. Уральский статистический ежегодник. 1923-24 гг. // Труды Уральского областного статистического управления. — Свердловск, 1925. — 616 с.

34. Уральское хозяйство в цифрах. Сельское хозяйство Урала. 1930 г. — Свердловск : УралУНХУ, 1930. — Вып. IV:— 879 с.

35. Уральское хозяйство в цифрах. Районы. 1930. — Свердловск : УралУНХУ, 1930. — Вып. IV:— 834 с.

36. Уральское хозяйство в цифрах. 1931-1932 гг. — Свердловск :УралУНХУ, 1933. —388 с.

37. Челябинская область. 1917-1945 : сб. документов и материалов / под ред. П. Г. Агарышева. — Челябинск : Юж.-Урал. кн. изд-во, 1999. — 304 с.

38. Основные задачи сельского хозяйства на Урале: материалы к докладу Уралсовета Совнаркому РСФСР. — Свердловск, 1929. — 46 с.1. Периодическая печать

39. Правда. Орган ЦК и МК ВКП(б) 1929, 1930.

40. Уральская областная крестьянская газета. Орган Свердловского обкома ВКП(б) с 1928 по 1929 г. С февраля 1929 г. - Колхозный путь. Орган Свердловского обкома ВКП(б).

41. Уральский рабочий. Орган Свердловского обкома ВКП(б) и областного совета депутатов трудящихся с 1917 по 1933 г.

42. Коммунар. Орган Ирбитского РК ВКП(б) 1928 - 1933 гг.

43. Ленинский путь. Орган Шалинского РК ВКП(б), РИК и Райпрофсовета -1932 1933 гг.

44. Ленинский путь. Орган Артинского РК ВКП(б), РИК и Райпрофсовета -1931 1933 гг.

45. Ленинский путь. Орган Красноуфимского РК ВКП(б), РИК и Райпрофсовета 1931-1933 гг.

46. Челябинский рабочий. Орган Челябинского РК ВКП(б) 1928 -1931.9. Список литературы

47. Абрамов, Б. А. Коллективизация сельского хозяйства великая революция в социально-экономических отношениях и во всем укладе жизни крестьянства / Б. А. Абрамов. — М.: Высшая школа, 1967. — 95 с.

48. Абрамов, Б. А. Организаторская работа партии по осуществлению ленинского кооперативного плана / Б. А. Абрамов. — М. : Госполитиздат, 1956. — 164 с.

49. А. Агафонов, П. Н. Эволюция государственно-церковных отношений в 19201929 гг. (на материале Пермской епархии) : автореф. дис. канд. ист. наук : 07.00.02. / Агафонов Петр Николаевич; Перм. ун-т. —Пермь, 2002. — 22 с.

50. Алексеев, В. А. Атеистическое воспитание молодежи / В. А. Алексеев. — М.: Знание, 1989. —39 с.

51. Алексеев, В. А. Иллюзии и догмы / В. А. Алексеев. — М. : Политиздат, 1991. —398 с.

52. Алексеев, В. В. Модернизация и революция в России: синонимы или антиподы? / В. В. Алексеев // Уральский исторический вестник. — 2000. — №5—6. — С. 96-104.

53. Алексеева, Л. В. Сельскохозяйственное производство Уральской области в годы первой пятилетки (1928-1932): автореф. дис. . канд. ист. наук : 07.00.02 / Алексеева Любовь Васильевна ; Кург. гос. ун-т.— Курган, 1998. — 18 с.

54. Амосов, Н. К. Октябрьская революция и церковь / Н. К. Амосов. — 2-е изд. — М.: ГАИЗ, 1939. — 72 с.

55. Амосов, Н. К. Христианство, его происхождение и политическая роль / Н. К. Амосов. — М.: Воениздат, 1955. — 64 с.

56. Андреева, Г. М. Социальная психология / Г. М. Андреева. — М. : Аспект Пресс, 2001. — 376 с.

57. Андреева, Г.М. Социальная психология и социальные изменения / Г.М. Андреева // Психологический журнал. —2005. — Т. 26.—№5. — С.5 15.

58. Араловец Н.А. Потери населения советского общества в 1930-е годы: проблемы, источники, методы изучения в отечественной историографии // Отечественная история. —1995. —№1. — С. 135-136.

59. Архипов, П. История в поисках человека (О новых тенденциях в изучении российской истории) / П. Архипов // Звезда. — 2002. — №3. — С.207-217.

60. Афанасьев, Ю. С. Фернан Бродель и его видение истории / Ю. С. Афанасьев // Новая и новейшая история. — 1985. — №5. — С.62-71.

61. Бабаилкин, В.В. Крестьянская революция в России и концепции аграрного развития / В.В. Бабашкин // Общественные науки и современность. — 1998. —№2. —С. 84-93.

62. Бабкин, М. А. Приходское духовенство русской Православной церкви и свержение монархии в 1917 г. / М. А. Бабкин // Вопросы истории. — 2003. — №6. —С. 59-71.

63. Бажов, П. Пять ступеней коллективизации / П. Бажов. — Свердловск : У рал Политиздат, 1930. — 87 с.

64. Базаров А. А. Дурелом или господа колхозники: в 2 т. / А. А. Базаров. — Курган : Зауралье, 1997. —Т. 1 : 509 с; Т.2 : 511 с.

65. Базаров, А. А. Кулак и агрогулаг /. А. А. Базаров. — Челябинск. : Юж.-Урал. кн. изд-во, 1991. — 319с.

66. Бакунин, А. В. Борьба партии за социалистическую индустриализацию страны и подготовку сплошной коллективизации сельского хозяйства (19261928 гг.) / А. В. Бакунин, JI. М. Митрофанов. — Свердловск : Урал, политехи, ин-т, 1961. — 64 с.

67. Бакунин, А. В. Сталинская модернизация Урала / А. В. Бакунин // Урал в прошлом и настоящем : материалы науч. конф., Екатеринбург, 24-25 февраля 1998. — Екатеринбург : НИСО УрО РАН, БКИ, 1998. —Ч. 1. — С. 387-391.

68. Баранов, Е. Ю. Аграрное производство и продовольственное обеспечение населения Уральской области в 1928-1933 гг. : дис. . канд. ист. наук : 07.00.02 / Баранов Евгений Юрьевич ; Ин-т истории и археологии УРО РАН. — Екатеринбург, 2000. — 230 с.

69. Барг, М. А. Категории и методы исторической науки / М. А. Барг. — М.: Наука, 1989, —342 с.

70. Барг, М. А. Категория «цивилизация» как метод сравнительно-исторического исследования // История СССР. — 1991. — №5. — С. 70-84.

71. Башмачников, В. Ф. Пути аграрного возрождения / В. Ф. Башмачников, Ю. М. Бородай, И.И. Ершова, С.А. Никольский. — М. : Политиздат, 1991. — 254 с.

72. Безнин, М. А. Аграрный строй России в 1930-1980-х гг. (новый подход) / М. А. Безнин, Т. М. Димони // Вопросы истории. — 2005. — №7. — С. 23-24.

73. Белявский, И. Г. Проблемы исторической психологии / И. Г. Белявский, В. А. Шкуратов. — Ростов-н-Д.: Изд-во Рост, ун-та, 1982. — 224 с.

74. Бердяев, Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма / Н. А. Бердяев. — М.: Наука, 1990. —220 с.

75. Берсенев, В. JI. Исторические особенности реформирования аграрных отношений в России / В. J1. Берсенев. — Екатеринбург. : УРО РАН, 1994. — 200 с.

76. Берсенев, В. JI. Исторические особенности реформирования аграрных отношений в России : автореф. дис. .д-ра ист. наук: 07.00.02 / Берсенев Владимир Леонидович ; Институт истории и археологии УРО РАН — Екатеринбург, 1995. —40 с.

77. Блок, М. Апология истории, или Ремесло историка / пер. с фр. Е.М. Лысенко. — 2-е изд., доп. — М.: Наука, 1986. — 254 с.

78. Блок, М. Характерные черты французской аграрной истории / пер. с фр. И.И. Фроловой. — М.: Изд-во иностр. лит., 1957. — 315 с.

79. Боброва, Е. Ю. Основы исторической психологии / Е. Ю. Боброва — СПб.: Изд-во СПб. гос. ун-та, 1997. — 235 с.

80. Боброва, Е. Ю. Методологические принципы исторической психологии / Е. Ю. Боброва // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер.6, Философия. Политология. Социология. Психология. Международное право. — 1993. — Вып. 3 (№4). — С. 3-16.

81. Бондаренко, JI.B. Сельская Россия в начале XXI века (социальный аспект) / Л.В. Бондаренко // Социологические исследования. — 2005. — №11. — С.69-73.

82. Бордюгов, Г. А. История и конъюнктура: Субъективные заметки об истории советского общества / Г.А. Бордюгов, В.А. Козлов. — М. : Политиздат, 1992. —352 с.

83. Бордюгов, Г. А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (из истории борьбы с алкоголизмом, нищетой, проституцией, бродяжничеством в 20-30-е гг. / Г.А. Бордюгов // История СССР. — 1989. — №1. — С. 60-73.

84. Бродель, Ф. Что такое Франция? Книга вторая: Люди и вещи, ч. 2: «Крестьянская экономика» до начала XX в. / Ф. Бродель : пер. с фр. С.Н. Зен-кина, В.А. Мильчиной. — М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1997. — 511 с.

85. Булавин, М. В. Взаимоотношения государственной власти и православной церкви в России в 1917-1927 гг. (На примере Урала): автореф. дис. . канд.ист. наук : 07.00.02 / Булавин Максим Викторович ; Урал, гос ун-т. — Екатеринбург, 2000.—21 с.

86. Булкина, Л. В. Социальная история крестьянства периода коллективизации сельского хозяйства в СССР (1927-1933 гг.) : дис. . канд. ист. наук : 07.00.02 / Булкина Людмила Вячеславовна. — Саранск, 2000. — 182 с.

87. Бухаркина, О. И. «Калинин Московский» не помог / О. И. Бухаркина // Веси. — 2002. — №3. —С. 24-25.

88. Быкова, С. И. Политические представления советских людей в 1930-е годы (На материалах Уральского региона) : автореф. дис. .канд. ист. наук : 07.00.02 / Быкова Светлана Ивановна ; Урал. гос. ун-т. — Екатеринбург, 2003. — 23 с.

89. Васьковский О. А. Советская историография. Октябрьской революции социалистического строительства на Урале (1917-1937) / О. А. Васьковский, В. Д. Камынин, Н. М. Щербакова. — Свердловск : Изд-во УрГУ, 1987. — 289 с.

90. Введенский, А. И. Религия и социология. Религия как явление социальное. Отдельный оттиск из журнала «Русский вестник». М., 1900. —31 с.

91. Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия / сост. Т. Шанин; под ред. А. В. Гордона. — М. : Прогресс Академия, 1992. —430 с.

92. Волков, И. М. Проблемы истории советского крестьянства / И.М. Волков, В.П. Данилов, В.П. Шерстобитов // История СССР. 1977. — № 3. — С. 1518.

93. Вылцан, М. А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы достижения. Краткий очерк истории / М. А. Вылцан, В. П. Данилов, В.В. Кабанов, Ю.А. Мошков. — М.: Колос, 1982. — 399 с.

94. Вылцан, М. А. Укрепление материально-технической базы колхозного строя во второй пятилетке (1933 1937 гг.) / М. А. Вылцан. — М. : Изд. Акад. Наук СССР, 1959. —144 с.

95. Гаджиев, К. С. Заметки о тоталитарном сознании / К. С. Гаджиев // Вестник МГУ. Сер.12, Социально-политические исследования. — 1993. — №4.1. С.13-31.

96. Гайлит, О. А. Религиозная политика советского государства по отношению к русской Православной церкви в конце 1920-х начале 1930-х гг. : дис. . канд. ист. наук : 07.00.02 / Гайлит Оксана Александровна. — Омск, 2002. — 200 с.

97. Гатилов, Э. В. Исторические и социально-психологические аспекты развития крестьянства Черноземья (1927 — 1941 гг.) : дис. .канд. ист. наук : 07.00.02 / Гатилов Эдуард Вячеславович. — Воронеж, 1998. — 260 с.

98. Геллер, М. Машина и винтики: история формирования советского человека / М. Геллер. — М.: МИК, 1994. — 335 с.

99. Геллер, М. Утопия у власти / М. Геллер, А. Некрич. — М.: МИК, 2000.856 с.

100. Гинцберг, Л.И. Массовые депортации крестьян в 1930-1931 годы и условия их существования в северных краях (по материалам «особых папок» Политбюро ЦК ВКП(б) и «комиссии Андреева») / Л.И. Гинцберг // Отечественная история.— 1998, —№2. —С. 190-196.

101. Голубых, М. Хозяйство, труд и быт в сельскохозяйственной артели «Новый путь» (опыт монографического исследования сельскохозяйственной артели «Новый путь» Ирбитского района Уральской области) / М. Голубых. — Свердловск. 1930. — 317с.

102. Гордон, А. В. Тип хозяйствования образ жизни - личность / А. В. Гордон // Крестьянство и индустриальная цивилизация: сб. статей. — М. : Наука. Изд. фирма «Восточная литература», 1993. — С. 113-135.

103. Гордон, А. В. Хозяйствование на земле основа крестьянского мировосприятия / А. В. Гордон // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.): материалы международной конф. Москва. 14-15 июня 1994 г. — М. : РОССПЭН, 1996. —С. 57-74.

104. Гордон, JJ. Размышление о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40-е годы / Л. Гордон. — М.: Политиздат, 1989. — 318 с.

105. Горинов, М. М. Советская история 1920—30-х годов: от мифов к реальности / М. М. Горинов // Исторические исследования в России: тенденции последних лет: сб. статей. — М. : Ассоциация исследователей российского общ-ва XX в., 1996. — С. 250 274.

106. Горинов, М. М. Советская страна в конце 20 начале 30-х годов // Вопросы истории. —1996. — №11. — С. 31 - 48.

107. Гришанов, В. П. Экономическое наступление на кулачество в Свердловском округе накануне сплошной коллективизации / В. П. Гришанов // Из истории сельского хозяйства Урала. — Свердловск, 1973. —С. 35 44.

108. Гуревич, А. Я. «Территория историка» / А. Я. Гуревич // Одиссей. Человек в истории. —1996. — М.: CODA. — С. 81 -109.

109. Гуревич, А. Я. Двоякая ответственность историка // Новая и новейшая история. —1997. — №5. — С. 68-70.

110. Гуревич, А. Я. Историк конца XX века в поисках метода. Вступительные замечания / А. Я. Гуревич // Одиссей. Человек в истории. —1996. — М. : CODA. —С. 3-10.

111. Гуревич, А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. —1991. — Т. 12. — № 4. — С. 3 -15.

112. Гущин, Н. Я. Раскулачивание в Сибири. / Н. Я. Гущин // Гуманитарные науки в Сибири. — 1996. — №2. — С. 31-37.

113. Гущин, Н. Я. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920-е середина 1930-х гг. / Н. Я. Гущин, В. А. Ильиных. — Новосибирск : Наука. Сиб. отд-е, 1987. —330 с.

114. Гущин, Н. Я. Сибирская деревня на пути к социализму/ Н. Я. Гущин. — Новосибирск : Наука. Сиб. отд-е., 1973. — 518 с.

115. Данилов, В. П. Основные проблемы истории советского доколхозного крестьянства / В. П. Данилов, В. П. Шерстобитов // сб. ст. : Проблемы истории советского крестьянства. — М., 1982. — 318 с.

116. Данилов, В. П. Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство / В.П. Данилов. — М.: Наука, 1977. — 318с.

117. Данилов, В. П. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения / В. П. Данилов. — М.: Наука, 1979. — 359 с.

118. Данилов, В. П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации в СССР / В.П. Данилов. — М.: Акад. Наук СССР, 1957. — 451 с.

119. Данилов, В. П. Сталинизм и советское общество / В.П. Данилов // Вопросы истории.— 2004.— С. 169-175.

120. Девис, Р. Вторая пятилетка: механизм смены экономической политики / Р. Девис, О.В. Хлевнюк // Отечественная история. — 1994. — № 3. — С. 92-102.

121. Девис, Р. У. Советская экономика в период кризиса. 1930- 1933 годы / Р. У. Девис // История СССР. — 1991. — № 4. — С. 198-210.

122. Деятельность партийных организаций Урала по коммунистическому воспитанию трудящихся. Сборник научных трудов / отв. ред. В.Г. Чуфаров.— Свердловск :Урал. ун-т., 1989. — 152 с.

123. Деятельность партийных организаций Урала по осуществлению культурной революции (1920-1937 гг.): сб. статей / отв. ред. В. Г. Чуфаров. — Свердловск : Средне-Урал. кн. изд-во, 1970. — 378 с.

124. Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. Сборник / под ред. В.В. Данилова, Н.А. Ивниц-кого — М.: Политиздат, 1989. — 525 с.

125. Дубов, И .Г. Психология больших групп: социально-психологические феномены / И. Г. Дубов. — М.: В. Секачев, 2004. — 400 с.

126. Дулепова, Р.С. Из дневника очевидца событий, происходивших на Урале в 1930-е годы / Р.С. Дулепова //Архивы Урала. — 1995. — №2. — С. 164 — 167.

127. Дулепова, Р.С., Коллективизация в рассекреченных документах / Р.С. Дулепова, Е. А. Смирнова//Архивы Урала. — 1995. — №1. — С. 64-81.

128. Дюби Ж. Европа в средние века / Ж. Дюби. Пер. с фр. В. Колесникова. — Смоленск : Полиграмма, 1994. — 320 с.

129. Еникеев, М. И. Энциклопедия. Общая и социальная психология / М. И. Еникеев. — М.: Приор, 2002. — 560 с.

130. Еремин, А. С. Коллективизация крестьянских хозяйств на Среднем Урале (Ирбитский феномен) : дис. .канд. ист. наук : 07.00.02 / Еремин Алексей Семенович. — Екатеринбург, 1997. — 203 с.

131. Еремин, А. С. Зауральские коммуны. «Борец» / А. С. Еремин // Веси. —2002. —№3. —С. 21-23.

132. Еремин, А. С. Ирбитская деревня в конце XIX начале XX века/ А. С. Еремин. — Екатеринбург : Уро РАН, 1997. — 94 с.

133. Еремин, А. С. Ирбитская доколхозная деревня / А. С. Еремин. — Екатеринбург : Изд-е Урал. гос. пед. ун-та, 1998. — 164 с.

134. Ефременков, Н. В. Колхозное строительство на Урале в 1917-1930 гг. / Н. В. Ефременков // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. — Свердловск.: Урал. гос. ун-т., 1966. — Сб. 1. — Вып. № 1. — С. 3-131.

135. Ефременков, Н. В. Подготовка и осуществление коллективизации сельского хозяйства на Урале (1917-1932 гг.); автореф. дис. ист. наук : 07. 00.02 / Ефременков Николай Васильевич ; Урал. гос. ун-т. — Свердловск, 1969. — 48 с.

136. Жиромская, В. Б. Демографическая история России в 1930-е гг. Взгляд в неизвестное / В. Б. Жиромская. — М.: РОССПЭН, 2001. — 279 с.

137. Захаровский, JJ. В. Политика «ликвидации кулачества как класса» и ее проведение в Уральской области. 1929-1933 гг. : дис. .канд. ист. наук : 07.00.02 / Захаровский Леонид Владимирович. — Екатеринбург. 2000. — 230 с.

138. Зверева Г.И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории / Г.И. Зверева // Одиссей. Человек в истории. —1996. — М.: CODA. — С. 11 -24.

139. Зеленин, И. Е. «Закон о пяти колосках»: разработка и осуществление / И. Е. Зеленин // Вопросы истории. — 1998. — №1. — С. 114-122.

140. Зеленин, И. Е. «Революция сверху»: завершение трагических последствий (к истории коллективизации) / И. Е. Зеленин // Вопросы истории. — 1994.4, —С. 28-42.

141. Зеленин, И. Е. Колхозное строительство в СССР в 1931-1932 гг. / И. Е. Зеленин // История СССР. — 1960. — №6. — С. 19 39.

142. Зеленин, И. Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» (осень 1930 1932) / И. Е. Зеленин // История СССР. — 1990. — № 3.1. С. 31-49.

143. Зеленин, И. Е. Политотделы МТС продолжение политики «чрезвычайщины» (1933 - 1934 гг.) / И. Е. Зеленин // Отечественная история. — 1992.6. —С. 42-61.

144. Зеленин, И. Е. Совхозы в первое десятилетие советской власти. 19171927 / И. Е. Зеленин. — М.: Наука, — 1972. — 392 с.

145. Зеленин, И. Е. Совхозы СССР в годы довоенных пятилеток, 1928 1941 / И. Е. Зеленин. — М.: Наука, 1982. — 239 с.

146. Зеленин, И. Е. Сталинская революция «сверху» в свете новейших публикаций документов / И. Е. Зеленин // Документ. Архив. История. Современность : сб. науч. тр. / Урал. гос. ун-т. — Екатеринбург, 2004. — С. 150 -170.

147. Землепользование и перспективы землеустройства на Урале. — Свердловск : Уралкнига, 1926. — 68 с.

148. Земское, В. Н. Судьба «кулацкой ссылки» / В. Н. Земсков // Отечественная история. — 1994. — №1. — С. 118-146.

149. Зотова, О. И. Особенности психологии крестьянства (прошлое и настоящее) / О. И. Зотова, В. В. Новиков, Е. В. Шорохова. — М. : Наука, 1983. — 168 с.

150. Зуйков, В. Н. Партийные организации Урала в борьбе за победу колхозного строя (1927-1934) / В. Н. Зуйков. // Социалистическое строительство на Урале : сб. статей. — Свердловск : Кн. изд-во, 1957. — 347 с.

151. Ивницкий, Н. А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.) / Н. А. Ивницкий. — М.: Наука, 1972. — 360 с.

152. Ивницкий, Н. А. Классовая борьба в деревне и ликвидация кулачества как класса (1929-1932 гг.): автореф. дис. . д-ра ист. наук : 07.00.02 / Ивницкий Николай Александрович ; АН СССР, Институт истории СССР. — М.,— 1971. — 58 с.

153. Ивницкий, Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.) / Н. А. Ивницкий. — М.: Интерпракс, 1994. — 267 с.

154. Искендеров, А. А. Историческая наука на пороге XXI века / А.А. Искен-деров // Вопросы истории. —1996. — №4. — С. 3 30.

155. Историография социально-экономического развития Урала в период строительства основ социализма (1917-1973) : сб. науч. тр / отв. ред. О.А. Васьковский. Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1987. — 144 с.

156. История и психология / под ред. Б. Ф. Поршнева, JI. И. Анцыферовой. Сб. статей. — М.: Наука, —1971.

157. История народного хозяйства Урала (1917-1945 ) / отв. ред. М.А. Сергеев, А.В. Бакунин и др. — Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1988. — 4.1. — 256 с.

158. Кабанов, В. В. Пути и бездорожье аграрного развития России в XX в / В. В. Кабанов // Вопросы истории. — 1993. — №1. — С. 34 46.

159. Камынин, В. Д. Поиски новых методологических подходов в отечественной историографии второй половины 80-х начала 90-х гг. XX столетия // Историческая наука на рубеже веков. — Екатеринбург, 2000. — 464 с.

160. Кабытов, П.С. О некоторых характерных чертах духовного облика русского крестьянства начала XX века / П.С. Кабытов : межвузовский сб. «Социально-экономическое развитие Поволжья в XIX начале XX века». — Куйбышев : Куйбыш. гос. ун-т, 1986. С. 60 - 70.

161. Казанский, Ф. М. Социально-классовая структура уральской деревни / Ф. М. Казанский. — Свердловск, 1929. — 23 с.

162. Карр, Э. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917 1929 / Э. Карр. — М.; СПб : Интер-Версо Международные отношения, 1990. — 206 с.

163. Кемеров, В. Е. Философия и интеграция современного социально-гуманитарного знания: материалы круглого стола / В. Е. Кемеров // Вопросы философии. — 2004. — №7. — С. 4-10.

164. Кириллов, В. М. История репрессий на Урале: идеология, политика, практика (1917 1980 гг.) / В. М. Кириллов, О.С. Поршнева // Отечественная история. — 1998.—№4. —С. 210-212.

165. Кириллов, А. Д. Урал в новой России. Исследования. Гипотезы. Литература / А.Д. Кириллов, В.П. Леднев, Б.Н. Кириллов // Екатеринбург : Уральский рабочий, 1999. —160 с.

166. Китаев-Смык, Л. А. Психология и концепция стресса / Л.А. Китаев -Смык // Хрестоматия по психологии.— Сост. В.В. Мироненко; под ред. А. В. Петровского. — М.: Просвещение, 1987. — С.250-260.

167. Ключевский, В. О. Курс русской истории. Сочинения в 9 т. / под ред. В.Л. Янина.— М.: Мысль,— Т. 1. —1987. — 430 с.

168. Ковальченко, И. Д. Многомерность исторического развития: типология, периодизация, цивилизационный подход / И. Д. Ковальченко // Свободная мысль. —1995. —№17. — С. 11- 88.

169. Ковальченко, И. Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований / И. Д. Ковальченко // Новая и новейшая история. — 1995. — №1. —С. 3-33 .

170. Ковальченко, ИД. Методы исторического исследования / И.Д. Ковальченко. — М. Изд-во АН СССР, 1987. — 438 с.

171. Козлова, Н. Н. «Слабое место» социальной реальности / Н. Н. Козлова // Социологические исследования. — 1993. —№2. — С. 79-87.

172. Козлова, Н. Н. Как мы делали наш выбор / Н. Н. Козлова // Свободная мысль. — 1991. — №2. — С. 65-74.

173. Козлова, И. Е. Социальная память русского крестьянства в XX в. / И. Е. Кознова // сб. статей : Исторические исследования в России: тенденции последних лет. — М., 1996. — С. 386 404.

174. Кознова, И. Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства / И. Е. Кознова. — М., 2000. — 207 с.

175. Конт, Ф. Революция и дипломатия: Документальная повесть о X. Ра-ковском / Ф. Конт. Пер. с фр. — М.: Междун. отнош., 1991. — 379 с.

176. Кобецкий, В. Д. Социологическое изучение религиозности и атеизм / В. Д.Кобецкий. —Л., 1978.— 117 с.

177. Корнилов, Г. Е. Аграрное развитие Урала в XX в. / Г. Е. Корнилов, В. В. Маслаков // Урал на пороге третьего тысячелетия: материалы Всероссийской науч. конф., Екатеринбург, 14-15 декабря 2000. —Екатеринбург : Академкнига, 2000. —С.12-16.

178. Корнилов, Г. Е. Эволюция крестьянского менталитета (на материалах Урала 1920 30-х годов) / Г. Е. Корнилов // Уральское село в XX веке (Статьи и информационные материалы к «Летописи уральских деревень»): сб. статей. — Екатеринбург, 1994. — С. 74 - 92.

179. Крамник, В. В. Социально-психологический механизм политической власти / В. В. Крамник. — Л.: ЛФЭИ, 1991. — С.159.

180. Краткий словарь современных понятий и терминов / 2-е изд. сост. и общ. ред. В. А. Макаренко. — М.: Республика, 1995. — 510 с.

181. Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Ежегодник / под ред. В.П. Данилова, Т. Шанина. — М. : АСПЕКТ ПРЕСС, 1996. — Вып. 1. — 323 с.

182. Крестьянство и индустриальная цивилизация: сб. ст. / отв. ред. Ю. Г. Александров, С. А. Панарин. — М. : Наука, изд. фирма «Восточная литература», 1993. — 276 с.

183. Киселев, Г. С. Постмодерн и христианство / Г. С. Киселев // Вопросы философии. — 2001. — №12. — С. 3-15.

184. Крысько, В. Г. Социальная психология. Словарь-справочник / В. Г.Крысько — Минск, М.: Хорвест Аст,— 2004. — 688 с.

185. Кузнецов, И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920-х гг.: дис. . канд. ист. наук 07. 00.09 / Кузнецов И. А. — М., 1996. — 257 с.

186. Кузнецов, И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920-е гг.: дис. .д-ра ист. наук 07.00.02 / Кузнецов И. С. — Новосибирск, 1992. — 403 с.

187. Кузнецов, И. С. Формирование «сталинизма» и менталитет сибирского крестьянства / И. С. Кузнецов // Урал и Сибирь в сталинской политике. — Новосибирск : Сибирский хронограф, 2002. — С. 46 56.

188. Куроедов, В. А. Религия и церковь в советском обществе / В. А. Куроедов. — 2-е изд., доп. — М.: Политиздат, 1984. — 256 с.

189. Куромия, X. Сталинская «революция сверху» и народ / X. Куромия // Свободная мысль. — 1992. — №2. — С. 93-96.

190. Лабузов, В. А. Прерванный выбор. Оренбургская деревня в 20-х начале 30-х годов XX столетия / В.А. Лабузов. — М.: Просвещение, 2003. — 400 с.

191. Лавринов, В., протоирей. Екатеринбургская Епархия. События. Люди. Храмы. — Екатеринбург, изд. Урал. Ун-та. 2001. — 335 с.

192. Лаптев, И. Г. Советское крестьянство / И. Г. Лаптев. — М. : Сельхоз-гиз, 1939. — 171 с.

193. Ле Гофф, Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ори-ентаций на христианском Западе XII-XIII вв.) Пер. с фр. / Ж. Ле Гофф // Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. — М., 1991. — 171 с.

194. Левыкин И.Т. Теоретические и методологические проблемы социальной психологии (на опыте изучения психологии колхозного крестьянства) / И.Т. Левыкин. — М., Мысль, 1975. — 256 с.

195. Мазур, Л. Н. Развитие сельской поселенческой сети на Урале в первой половине XX в. / Л. Н. Мазур // Документ. Архив. История. Современность: сб. науч. тр. — Екатеринбург : Изд-во Урал ун-та, 2001. — Вып.1. С. 140-171.

196. Макаров Ю. Н. ВЧК и Русская Православная церковь (1919 1921 годы) / Ю.Н. Макаров // КЛИО, Журнал для ученых. — №3 (22). — СПб. : Нестор, 2003. —С. 67-85.

197. Мельгунов, С. П. Из истории религиозно-общественных движений в России XIX в. Старообрядчество. Религиозные гонения. Сектантство / С. П. Мельгунов. — М.: За друга, 1919. — 240 с.

198. Мельгунов, С. П. Церковь в новой России / С. П. Мельгунов. — М. : Свободный народ, 1917. — 14 с.

199. Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.) Материалы международной конференции. Москва. 14-15 июня 1994 г. / отв. ред. В.П. Данилов, Л.В. Милов. — М.: РОССПЭН, 1996. — 440 с.

200. Мерль, Ст. Аграрный рынок и новая политика. Зарождение государственного управления сельским хозяйством в Советском Союзе. 1925-1928. Реферат / Ст. Мерль // Отечественная история. — 1995. — №3. — С. 104 -116.

201. Мерль, Ст. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе. Ожидания и реальность / Ст. Мерль // Отечественная история. — 1998. — №1. — С. 97-117.

202. Вып. 2 : Источниковедение. — 172 с.

203. Миронов, Б. Историческая психология и историческое знание / Б. Миронов//Общественное науки. — 1986. — №1. — С. 130- 133.

204. Миронов, Б. Н. Историк и социология / Б. Н. Миронов. — JT. : Наука, Ленинград, отд-е, 1984. — 174 с.

205. Модернизация: Зарубежный опыт и Россия. — М. : АСПЕКТ ПРЕСС, 1994. —218 с.

206. Музафарова, Н. И. Партийное руководство атеистическим воспитанием трудящихся на Урале в годы социалистического строительства (1917-1937) / Н. И. Музафарова. — Иркутск : Изд-во Иркут. ун-та, 1987. — 191 с.

207. Музафарова, Н. И. Политика советского государства в религиозном вопросе в 1917 1937 гг. (На материалах Урала): автореф. дис. канд. ист. наук : 07.00.02 / Музафарова Нэлли Идиатовна ; У рал.гос. ун-т. — Свердловск, 1975.23 с.

208. Музафарова, Н. И. Политика советского государства в религиозном вопросе в 1917 1937 гг. (На материалах Урала): дис. .д-ра. ист. наук : 07.00.02 / Музафарова Нэлли Идиатовна. — Свердловск, 1992. — 474 с.

209. Муравьев, В. Е. Состояние сельского хозяйства Урала к началу реконструктивного периода / В. Е. Муравьев // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. — Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1966. — Сб. 1. — Вып. №1. —С. 132-146.

210. Муравьев, В. Е. Участие батрачества Урала в проведении сплошной коллективизации / В. Е. Муравьев, В. Б. Цыганов // Из истории сельского хозяйства Урала. — Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1973. — С. 45-56.

211. Мухачев, В.И. / Деятельность партийных организаций Урала по руководству двадцатипятитысячниками (1930-1932 гг. // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. — Свердловск : Урал. гос. ун-т, 1968. — Сб. 2.1. Вып. №14. — С.104-120.

212. Мы вступили в 4-ый год пятилетки / под ред. И. Рюмина. — Свердловск : Уралогиз, 1932. — 88 с.

213. Налобина С.В. Культурное развитие уральской советской деревни в 1929 1937 гг. / С.В. Налобина // Развитие культуры уральской советской деревни (1917- 1987 гг.). — Свердловск :УРО АН СССР, 1989. — С. 36 -44.

214. Нариманова, О. А. В. Чаянов о мотивации экономического поведения в трудовых крестьянских хозяйствах / О. А. Нариманова // Экономические науки.1990. —№12. —С. 92-98.

215. Население России в 1920 1950-е годы: Численность, потери, миграции: сб. науч. трудов / Ю. А. Поляков, Н. А. Араловец, О. М. Вербицкая, В. Б. Жиромская. — М, 1994. — 224 с.

216. Население России в XX веке: исторические очерки. В 3 т.: Т.1 (1900 -1939 / отв. ред. В.Б. Жиромская. — М.: РОССПЭН, 2000. — 462 с.

217. Нестерова, М.А. Психология и культура в концепции И.Н. Кареева / М. А. Нестерова // Мир психологии. — 2000. — №4. — С. 267-273.

218. Нечаев, М. Г. Красный террор и церковь на Урале / М. Г. Нечаев. — Пермь : Изд-во Перм. ун-та, 1992. — 17 с.

219. Никандров, В. В. Историческая психология как самостоятельная научная дисциплина / В. В. Никандров // Вестник Ленинградского ун-та. Сер.6, Философия. Политология. Социология. Психология. Международное право. — 1991. —Вып. 1 (№6). —С. 55-63.

220. Никольский, С. А. Административно-бюрократическая система и коллективизация / С. А. Никольский // Вопросы философии. — 1988. — №12. — С. 85-95.

221. Никольский, С. А. Власть и земля: Хроника утверждения бюрократии в деревне после Октября / С. А. Никольский. — М. : Агропромиздат, 1990. — 237 с.

222. Оболонский, А. В. Драма российской политической истории: система против личности/А. В. Оболонский. — М.: Юрист, 1994. — 351 с.

223. Огурцов А. П. Трудности анализа менталитета / А. П. Огурцов // Вопросы философии. — 1994. — №4. — С. 50—54.

224. Одинцов, М. И. Государство и церковь (История взаимоотношений. 1917-193 8 гг.) / М. И. Одинцов — М.: Знание, 1991. — 63 с.

225. Ольшанский Д. В. Психология масс / Д. В. Ольшанский. — СПб. : Питер, 2001. —368 с.

226. Павлова, И. В. Механизм политической власти в СССР в 20-30-е годы / И. В. Павлова // Вопросы истории. — 1998. — № 11—12. — С. 49-66.

227. Пайпс, Р. Россия при старом режиме / Р. Пайпс. Пер. с англ. — М.: Независимая газета, 1993. — 421 с.

228. Пайпс, Р. Собственность и свобода: Рассказ о том, как из века в век частная собственность способствовала внедрению в общественную жизнь свободы и власти закона / Р. Пайпс. Пер. с англ. Д. Васильева. — М. : Моск. школа полит, исслед., 1993. — 415 с.

229. Пальгов И. Революционная законность и колхозное строительство. Стенограмма доклада на областном совещании руководителей РКС и колхозов бригадиров / И. Пальгов. — Свердловск; М.: Уралогиз, 1932. — 68 с.

230. Першин, П. Н. Аграрная революция в России. Историко-экономическое исследование / П. Н. Першин. — М.: Наука, 1966. Кн. 1-2. — Т.2. кн. 2. Аграрные преобразования Великой Октябрьской социалистической революции (1917 -1918 гг.). —676 с.

231. Писарев, И. Ю. Народонаселение СССР (социально-экономический очерк) / И. Ю. Писарев. — М.: Соцэкгиз, 1962. — 190 с.

232. Писманик, М. Г. Диалог о вере / М. Г. Писманик. — Пермь : Перм. кн. изд-во, 1989. —220 с.

233. Плаксин, Р. Ю. Крах церковной контрреволюции 1917-1923 гг. / Р.Ю. Плаксин. — М.: Наука, 1968. — 192 с.

234. Платонов, О. А. Воспоминания о народном хозяйстве / О. А. Платонов. — М.: Советская Россия, 1990. — 272 с.

235. Платонов, О. А. Русский труд / О. А. Платонов. — М. : Современник, 1991. —334 с.

236. Платонов, О. А. Тайная история России. XX век. Эпоха Сталина / О. А. Платонов. — М.: Москвитянин, 1997. — 320 с.

237. Плотников, И. Е. Крестьянские волнения и выступления на Урале в конце 20-х начале 30-х годов / И. Е. Плотников // Отечественная история. — 1998. —№2. —С. 74-92.

238. Плотников, И. Е. О темпах и формах коллективизации на Урале / И. Е. Плотников // Отечественная история. — 1994. — №3. —77 91.

239. Плотников, И. Е. Роль местных Советов Урала в проведении массовой коллективизации сельского хозяйства (осень 1929 лето 1931 гг.): автореф. дис. . канд. ист. наук : 07.00.02. / Иван Егорович Плотников ; Урал. гос. ун-т. — Свердловск, 1965—22 с.

240. Плотников, И. Е. Сельское хозяйство в начале 1930-х годов / И. Е. Плотников // Урал в прошлом и настоящем: материалы науч. конференции, Екатеринбург, 24-25 февраля 1998. — Екатеринбург : НИСО УрО РАН, 1998. —Ч. I. —С. 478-480.

241. Побережников, И. В. Теория модернизации: основные этапы эволюции / И. В. Побережников // Проблемы истории России : сб. науч. тр. / отв. ред. А. Т. Шашков.— Екатеринбург, 2001. Вып. 4. —С. 215-246.

242. Побережников, И. В. Модернизация и «жизненный мир» / И. В. Побережников // Урал на пороге третьего тысячелетия: материалы Всероссийской науч. конф., Екатеринбург, 14-15 декабря 2000. — Екатеринбург : Академкнига, 2000.— С. 51-54.

243. Покровский, Н. Н. Мирская и монархическая традиции в истории российского крестьянства / Н. Покровский // Новый мир. — 1989. — №8. — С. 225-231.

244. Попов, М. В. Культура и быт крестьян Урала в 1920-1941 гг. : дис. .д-ра ист. наук : 07.00.02 / Попов Михаил Валерьевич. — Екатеринбург, 1998.— 400 с.

245. Попов, М.В. Пьянство и алкоголизм среди крестьянства Урала в 192030-е годы // Уральское село в XX веке (Статьи и информационные материалы к «Летописи уральских деревень»): сб. статей. — Екатеринбург : Изд-во УРО РАН, 1994. —С. 52-92.

246. Попов, М.В. Формирование культурного облика крестьянства Урала в 1926-1927 гг. / М.В. Попов // Развитие культуры уральской советской деревни (1917 1987 гг.) : сб. науч. тр. / отв. ред. Р.П. Толмачева. — Свердловск :УРО АН СССР, 1989. —С.27-35.

247. Попова, Н. В Долматовской вотчине / Н. Попова. — Свердловск, 1931. — 104 с.

248. Поршнев, Б. Ф. О начале человеческой истории: Проблемы палеопси-хологии / Б. Ф. Поршнев. — М. : Мысль, 1974. — 487 с.

249. Поршнев, Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. — М.: Наука, 1979. — 2-е изд., доп. — 232 с.

250. Поршнева, О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург : УРО РАН, 2000. — 414 с.

251. Проскурякова, Н. А. Концепции цивилизации и модернизации в отечественной историографии / Н. А. Проскурякова // Вопросы истории. — 2005. — №7. —С. 153- 165.

252. Пундапи, В.В. Менталитет уральского крестьянина (историографический аспект) / В.В. Пундани // Урал на пороге третьего тысячелетия: материалы Всероссийской науч. конф., Екатеринбург, 14-15 декабря 2000. — Екатеринбург : Академкнига, 2000. — С. 54 56.

253. Разумов, В. А. «Раскрестьянивание» термин и содержание, временные рамки / В. А. Разумов // Вопросы истории КПСС. — 1989. — №10. — С.64 - 71.

254. Ревякии, Е.С. Политика государственных, партийных и общественных организаций в отношении религии и церкви в 1929 1936 гг. : дис. . канд. ист. наук : 07.00.02 / Ревякин Евгений Станиславович. — Иваново, 1995. — 300 с.

255. Рогалина, Н. Л. Аграрный кризис в российской деревне начала XX в. / Н. J1. Рогалина // Вопросы истории. — 2004. — №7. — С 10-22.

256. Рогалина, Н. Л. Коллективизация: уроки пройденного пути / Н. J1. Рогалина. — М.: Изд-во МГУ, 1989. — 222 с.

257. Розенталь И. Исторический источник и «виртуальная реальность» // Россия. XXI / И. Розенталь. — 1998. — № 9-10. — С. 82-112.

258. Румянцева, М. Ф. Методология истории А. С. Лаппо-Данилевского и современные проблемы гуманитарного познания / М. Ф. Румянцева // Вопросы истории. —1999. —№8. —С. 138-146.

259. Селунская, В. М. Ленинский кооперативный план в советской историографии / В. М. Селунская. — М.: Наука, 1974. — 284 с.

260. Серова Е. В. Сельскохозяйственная кооперация в СССР / Е. В. Серова. М.: Агропромиздат, 1991. — 160 с.

261. Сирсон, А. Я. Беднота, коллективизация и весенний сев / А. Я. Сирсон.1. Свердловск, 1931. — 44 с.

262. Слезин, А. А. Воинствующий атеизм в СССР во второй половине 1920-х годов/ А. А. Слезин//Отечественная история. — 2005. — №9. — С. 129- 135.

263. Словарь исторических и общественно-политических терминов. / автор-сост. В. И. Васильев; под ред. А. Г. Бесова. — М. : ОЛМА ПРЕСС Образование, 2005. —604 с.

264. Советская историография Октябрьской революции и социалистического строительства на Урале (1917 1937) / отв. ред. О. А. Васьковский. — Свердловск : Изд-во Урал, ун-та, 1987. — 292 с.

265. Солженицын, А. И. Архипелаг ГУЛАГ (1918-1956 гг.). Гл.II. История нашей канализации / А. И. Солженицын // Новый мир. — 1989. — №8. — С. 7 -39.

266. Сорокин, П. Преступление и кара, подвиг и награда. Социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали / П. Сорокин. — СПб.: изд-во РХГИ, 1999. — 448 с.

267. Сорокин, П. Главные тенденции нашего времени / П. Сорокин. Пер. с англ. Т. С. Васильева. — М.: Наука, 1997. — 351 с.

268. Социальная психология в трудах отечественных психологов: хрестоматия / сост. А. Л. Свенцицкий, отв. ред. В. Г. Усманов. — СПб. : Питер, 2000.512 с.

269. Социальный портрет лишенца (на материалах Урала): сб. документов / сост. Е.В. Байда, В.М. Кириллов, Л.Н. Мазур и др., под ред. Т. И. Славко. — Екатеринбург.: УрГУ, 1996. — 256 с.

270. Социальная история России. Т.З. / под ред. В. И. Жукова. — М. : МГСУ «Союз», 1998. —391 с.

271. Социальная история. Ежегодник, 1998/99. — М. : РОССПЭН, 1999. — 454 с.

272. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия / сост. Б. С. Брасов. — М.: АСПЕКТ ПРЕСС, 1998. — 556 с.

273. Стариков, С. Г. Организация труда в колхозах в весенний сев / С. Г. Стариков. — Свердловск ; М.: Уралгиз, 1931. — 65 с.

274. Строительство социализма на Урале: История и историография : сб. науч. тр. / отв. ред. О.А. Васьковский. — Свердловск : Изд-во Урал. гос. ун-та, 1989.—136 с.

275. Судьбы российского крестьянства / под ред. Ю. Н. Афанасьева. — М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 1996. — 624 с.

276. Трапезников, С. П. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании сельского хозяйства / С. П. Трапезников. — М. : Госполитиздат, 1959. —447 с.

277. Трапезников, С. П. Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос / С. П. Трапезников. В 2-х т. — Изд. 2-е доп. — М. : Мысль, 1974. — Т. 2. — 567 с.

278. Уиткрофт, С. Г. Кризис в советском сельском хозяйстве (1931 1933 гг.) / С. Г.Уиткрофт, Р. У. Девис // Теоретический семинар : Современные концепции аграрного развития // Отечественная история. — 1998. — №6. — С. 94132.

279. Уледов, А. К. Структура общественного сознания. Теоретико-социологическое исследование / А. К. Уледов. — М.: Мысль, 1968. — 324 с.

280. Урал: век двадцатый. Люди. События. Жизнь. Очерки истории / науч. ред. А.Д. Кириллов, Н.Н. Попов. — Екатеринбург : Уральский рабочий, 2000. — 416с.

281. Уральская историческая энциклопедия / под ред. В.В. Алексеева. — 2-е изд., испр. и доп. — Екатеринбург.: Академкнига, 2000. — 637 с.

282. Февр, Л. Бои за историю / JI. Февр. — М.: Наука, 1991. — С. 629.

283. Д. Филд. История менталитета в зарубежной исторической литературе Д. Филд // Менталитет и аграрное развитие в России (XIX-XX вв.). — М., 1996.1. С. 7-21.

284. Фицпатрик, Ш. Классы и проблемы классовой принадлежности в советской России 20-х гг. // Вопросы истории. — 1990. —№8. — С. 16 25.

285. Фицпатрик, Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город / Ш. Фицпатрик. Пер. с англ Л.Ю. Пантиной. — М.: РОССПЭН, 2001. — 332 с.

286. Фицпатрик, Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня / Ш. Фицпатрик. Пер. с англ Л.Ю. Пантиной — М. : РОССПЭН, 2001, —422 с.

287. Хлевнюк О.В. 30-е годы. Кризисы, реформы, насилие / О. В. Хлевнюк // Свободная мысль. — 1990. — №11. — С. 31 48.

288. Хлестов, П. А. Борьба за совхозы и колхозы на Урале / П. А. Хлестов.1. Свердловск, 1932.

289. Хоскииг, Дж. История Советского Союза. 1917—1991 / Дж. Хоскинг. Пер. с англ. П. Куценкова. — Смоленск : Русич, 2000. — 490 с.

290. Цыганов, В. Б. Формирование административно-командной системы управления колхозами Урала (1933-1941 гг.) / В. Б. Цыганов. — Свердловск. : Иэд-во Урал, ун-та, 1991. — 152 с.

291. Чаянов, А. В. Краткий курс кооперации / А. В. Чаянов. — Томск : Кн. изд-во, 1988. —69 с.

292. Чаянов, А. В. Крестьянское хозяйство: Избранные труды / А. В. Чаянов. Отв. ред. А.А. Никонов—М.: Экономика, 1989. — 491 с.

293. Чемоданов, И.В. Была ли в СССР альтернатива насильственной коллективизации? / Чемоданов И.В. // Вопросы истории. — 2006. — №2. — С. 156 -162.

294. Шанин, Т. Обычное право в крестьянском сообществе / Шанин Т. // Общественные науки и современность. — 2003. — №1. — С. 116 121.

295. Шарова, П. Н. Великий перелом в сельском хозяйстве / П. Н. Шарова // Вопросы истории. — 1949. — №5. — С. 9-18.

296. Шеврин, И Л. Всесоюзная перепись населения 1926 г. как исторический источник по изучению доколхозного крестьянства Урала / И. JL Шеврин // Население и трудовые ресурсы Уральской советской деревни: сб. научн. тр. — Свердловск, 1987. —С. 16-23.

297. Шеврин, И. Л. Рост грамотности крестьянства Урала в 1920 1927 гг. / И.Л. Шеврин // Развитие культуры уральской советской деревни (1917 - 1987 гг.) : сб. науч. тр./ отв. ред. Р.П. Толмачева. — Свердловск :УРО АН СССР, 1990. —С.19-26.

298. Шмидт, С.О. Источниковедение в системе естественных и гуманитарных наук //Историческая наука на рубеже веков — Екатеринбург, 2000.— 464 с.

299. Шишкин, В. А. Власть, политика, экономика. Послереволюционная Россия (1917 1928 гг.) / В. А. Шишкин — СПб. : Дмитрий Булавин, 1997. — 400 с.

300. Шкуратов, В. А. Историческая психология / В. А. Шкуратов. — М. : Смысл, 1997. —505 с.

301. Шорохова, Е. В. Личностные проявления в отношениях собственности у российских крестьян 20-30-х годов XX века / Е. В. Шорохова // Психологический журнал. — М.: Наука, 1997. — Т. 18. —№4. — С. 15 37.

302. Эристов, А. Г. Уральский север. Антирелигиозные очерки Тобольского края / А. Г.Эристов. — Свердловск ; М.: Уралогиз, 1933. — 96 с.

303. Ярославский, Е. Новая оппозиция и троцкизм / Е.Ярославский. — J1. : Прибой, 1926. — 160 с.

304. Яхшияи, О.Ю. Собственность в менталитете русских крестьян / О.Ю. Яхшиян // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.): материалы международной конф. Москва. 14-15 июня 1994 г. — М. : РОССПЭН, 1996, —С. 92-105.

305. Lewin М. The Meking of the Soviet system Esseys in the Social History of Interwar Russia. — N.Y. 1985.