автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Социальное знание: от классической парадигмы к неклассическому дискурсу

Полный текст автореферата диссертации по теме "Социальное знание: от классической парадигмы к неклассическому дискурсу"

На правахрукописи

ТАЗАЯН Араван Бабкенович

СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ: ОТ КЛАССИЧЕСКОЙ ПАРАДИГМЫ К НЕКЛАССИЧЕСКОМУ ДИСКУРСУ (теоретико-методологический анализ)

09.00.11 - социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Ростов-на-Дону, 2005

Работа выполнена в Ростовском государственном университете в институте по подготовке и повышению квалификации преподавателей гуманитарных и социальных наук на кафедре философии и культурологии

Научный консультант - доктор философских наук, профессор

Матяш Тамара Петровна

Официальные оппоненты - доктор философских наук, профессор

Федотова Валентина Гавриловна

доктор философских наук, профессор Режабек Евгений Ярославович

доктор философских наук, профессор Шалин Виктор Викторович

Ведущая организация - Московский педагогический

государственный университет

Защита состоится 8 апреля 2005 г. в 1 300 ч. на заседании диссертационного совета Д 212.208.01. по философским и социологическим наукам в Ростовском государственном университете по адресу: 344006, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 160, ИППК при РГУ, ауд. 34.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ростовского государственного университета (344006 г. Ростов н/Д, ул. Пушкинская, 148).

Автореферат разослан 24 февраля 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

М.Б. Map инов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена теми изменениями, которые произошли в оценке стандартов и норм классической парадигмы. Картезианство обнаружило неполноту и относительность своих рациональных стандартов, так как для обоснования собственных теоретических претензий вынуждено обращаться к нерациональным предпосылкам, в качестве которых выступает или телеологический, или теологический («Бог не обманщик») аргументы. В условиях секуляризации общественной жизни и обоснованной критики универсальных принципов догматического рационализма эти аргументы, в любой форме их толкования, вызывают оправданное сомнение. Как только рациональность отказывается от предпосылки «Божественного Взора» (X. Патнэм), так фаллибилизм становится неустранимым признаком знания. Принцип фаллибилизма вводит новые объяснительные стандарты: вероятность и принципиальную погрешимость знания.

В контексте отказа от универсалистской рациональности проекты Просвещения лишаются привилегий и могут претендовать лишь на одну из возможных форм общественной жизни. В настоящее время никого уже не смущает факт ангажированности социальной эпистемологии. Ее теоретические принципы всегда ценностно обусловлены и выражают определенную социальную перспективу. Именно поэтому современные формы и способы воспроизводства социальности не укладываются в теоретические объяснительные структуры классической социальной эпистемологии.

Многие современные исследователи социального знания, например, 3. Бауман, Э. Гидденс, Р. Рорти, А. Турен и др., отказались от идей проективности и теоретических идеалов картезианства. Они руководствуются новым видением социальных процессов и используют неклассические стандарты и правила эпистемологии. Но на сегодняшний день не сложились ясные теоретические решения в области теории социального познания и знания. Неклассический дискурс представлен в различных интерпретациях: от критического рационализма до постмодернизма. Постмодернистская критика, паразитируя на трудностях рациональности, фактически проповедует доктрину отказа от нее. Так, факт наличия различных форм общественной жизни, не имеющих универсальных основа-

ний, неполноту и относительность рациональности, интерпретируют представителями постмодернизма в терминах релятивизма.

Насколько оправданна критика классической парадигмы социального знания? Во имя чего мы ее критикуем? Существуют ли теоретические ресурсы для сохранения рациональности, ее легитимности, и как способа организации знания, и как ценности нашей культуры? Все эти вопросы приобрели особую актуальность в наше время и требуют теоретического осмысления.

Общепризнанно, что оппозиция классическая-неклассическая парадигмы является проблемой современной эпистемологии. Следует признать, что неклассическая парадигма повлияла на наши ценностные представления, определяющие общественные ожидания. Она еще не приобрела ясных и устойчивых очертаний, но ее разрушающее воздействие на ценности Просвещения неоспоримо.

В этом аспекте защита рациональности становится моральным выбором, а ее достоверность предстает в качестве социального действия, не имеющего конечных перспектив.

Переинтерпретация и реконструкция рационализма - единственный способ его сохранения в качестве уникального явления европейской культуры. Как реконструировать рациональность, чтобы она учитывала фаллибилизм знания и плюрализм общественной жизни? Возможна ли такая реконструкция рациональности?

Налицо теоретическая проблема, которая предполагает установление причин, породивших недоверие к традициям классического рационализма, и обоснованность претензий новой парадигмы занять освободившееся место.

Степень разработанности темы. Эволюция стандартов и норм классической рациональности, формирование неклассических практик эпистемологии в последнее время вызывают огромный исследовательский интерес и стали темой философского осмысления. Тема рациональности и ее границ в наше время вызывает не только теоретический интерес, но и огромный практический смысл. Европейская культура по сути формировалась в контексте рационального дискурса, и сегодняшний облик постиндустриальной цивилизации в значительной мере обусловлен рациональными традициями, заложенными Парменидом, который впервые сформировал условия возможности знания и критерий его достоверности.

Идея Парменида получила развитие в философии Платона, который не только в систематической форме представил проблему истинности и непогрешимости знания, но и указал на рациональные процедуры его достижения.

Проблема знания как непогрешимого состояния ума, начиная с Р. Декарта и до И. Канта, решается исключительно в контексте тождества мышления и бытия. Отличительной чертой классического рационализма является телеологизм, который обнаруживает себя в различных модификациях: он может быть сформулирован в явной или в неявной форме, следующей из теоретических результатов исследования. Эта сторона рационализма продолжала традицию, заложенную философией Аристотеля.

Кант прерывает традиции классического рационализма, выдвигая ряд убедительных аргументов против принципа тождества мышления и бытия. Он предложил новую доктрину рационализма, свободную от теологических и телеологических предпосылок и впервые подверг критике классический рационализм с позиций стандартов и норм рациональности. Критика Кантом картезианской парадигмы выявила ее неполноту. Кант признавал справедливость критики Юмом принципа тождества мышления и бытия, но не разделял его эмпирических взглядов. Проблема непогрешимости знания переносится Кантом в область универсальных и необходимых структур рациональной деятельности, которые предшествуют опыту и имеют внеопытное происхождение. То есть проблема объективности знания у него получает обоснование в терминах интерсубъективности.

Идеи Канта были подвергнуты критике позитивистами М. Шликом, Р. Карнапом, А.Д. Айером и др., которые, опираясь на неэвклидову геометрию и неклассическую физику, показали ошибочность основополагающего тезиса Канта об универсальности и незыблемости структур рациональности. Рациональные основания познавательной деятельности, согласно позитивизму, относительны и поэтому сопряжены с процедурами интерпретации. Таким образом, проблема непогрешимости знания позитивистами рассматривается в контексте интерпретации, которая должна установить синтаксическую непротиворечивость языковых выражений и их семантическую осмысленность. Наиболее эффективным и строгим способом решения указанных познавательных задач является

логический анализ выражений языка. Доктрина позитивизма была сфокусирована на задаче выработки единого универсального теоретического языка. Программа физикализма позитивистов, которая была спровоцирована впечатляющими результатами логических исследований Г. Фреге, Б. Рассела и Львовско-Варшавской школы, показала свою избыточность в связи с теоремами К. Геде-ля. Теорема Геделя о неполноте ограничила универсалистские претензии формальных систем, построенных исключительно на принципах формальной логики.

Таким образом, все попытки преодолеть неполноту рациональных оснований эпистемологии не дали желаемых результатов.

Неклассическая рациональность формируется в двух версиях: одна, инструментальная, представлена в работах Ч. Пирса, У. Джеймса и, в особенности Дж. Дьюи, а также неопозитивистами, другая - критически-рационалистическая, которая в неявной форме обнаруживает себя в физике на рубеже XIX-XX вв., а также в философии науки К. Поппера и его учеников. Обе версии рационализма отказываются от эссенциализма и окончательно порывают с представлениями классического рационализма. Проблема деконструкции онтологического мышления затрагивает естествознание в целом и математику. В работах А. Эйнштейна, Н. Бора, М. Бор-на, В. Гейзенберга и др. проводится идея о содержательном разрыве между выражениями языка и чувственными данными. Принципы теоретической деятельности не обусловлены физической реальностью, а являются «свободными творениями человеческого разума» (Эйнштейн). Неклассический тип рациональности в работах Н. Бора, М. Борна и В. Гейзенберга описывает физическую реальность, свободную от признаков неизменности, линейности, обратимости, устойчивости. Классическая объективная трактовка предметности, согласно квантовому постулату Бора, не работает.

Незыблемость стандартов и норм классического рационализма не получила подтверждения и в математике, которая до сих пор не решила проблему собственного обоснования. В работах Д. Гильберта, Б. Рассела, А. Тарского, Г. Фреге говорится о формальной правильности процедуры доказательства, которая, согласно К. Гё-делю, характеризуется неполнотой. Множество подходов в обосновании математики обнаружило семантически различные понятия абсолютной модели. Теорема Левенгейма-Сколема углубила

уязвимость универсального толкования математического знания: аксиомы не устанавливают пределов интерпретаций или моделей.

Критический рационализм как метод анализа знания представлен в работах К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейера-бенда и др. Они, исключая Фейерабенда, предприняли усилия по защите рационализма, дав ему новую интерпретацию. В подходах К. Поппера и И. Лакатоса осуществляется задача примирения идей дедуктивизма с вероятностью. Этот «симбиоз» результируется в двух основополагающих принципах рациональной приемлемости знания: фаллибилизме и фальсификации.

Таким образом, фундаментальная задача классического рационализма — знание как непогрешимое состояние ума — прекращает свое существование в контексте новых задач эпистемологии.

Реконструкция эпистемологии, которая была бы совместима с фаллибилизмом и фальсификацией, пробивает себе дорогу через ожесточенное сопротивление приверженцев классической парадигмы. Преодоление сопротивления оппонентов предполагает не только приверженность новым стандартам рациональности, но и выявление несостоятельности основополагающих принципов классической парадигмы. Именно в этом контексте обнаруживает себя критика корреспондентской концепции истины в работах М. Дам-мита, У. Селларса, Д. Дэвидсона, X. Патнэма, Р. Рорти. Основной акцент критики сосредоточен на отсутствии рациональных оснований теории привилегированных репрезентаций.

Парадигма классического рационализма определяла основные теоретические стандарты теоретизирования в социальной эпистемологии. О. Конт, Г. Спенсер, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер испытывали огромное влияние идей научной рациональности. Но на рубеже XIX и XX веков формируются новые тенденции в об-ществознании, преодолевающие натуралистические представления. Первым в явной форме вопрос о различии наук о природе и наук о духе поставил В. Дильтей. В логическом контексте, освобожденная от психологического аспекта, проблема, поставленная В. Дильтеем, сводилась к уникальности, неповторимости фактов культуры и их представленности в универсальных, вневременных рациональных структурах знания. Проблема разграничения знания, поставленная В. Дильтеем, получила иную интерпретацию в неокантианстве, особенно в философии В. Виндельбанда и Г. Рик-

керта. В дильтеевской постановке проблема понимания актов культуры сводилась к проблеме рационального познания индивидуальности. Г. Риккерт и В. Виндельбанд считали, что деление научного познания на познание природы и познание духа не имеет ясных рациональных оснований. Они отличаются не по способу своего бытия, а по способу представленности в знании, выделив индивидуализирующее познание в науках о «культуре» и обобщающее - в науках о «природе».

Однако попытка неокантианцев обратить внимание на необоснованность натуралистического подхода к наукам о культуре не получила должной поддержки.

Классики социальной эпистемологии О. Конт, Г. Спенсер, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер, хотя и принимают многие теоретические ориентиры классической парадигмы, отличаются способами их интерпретации. Это различие в некоторой степени обусловлено целями познания, которые в своей основе являются следствием их ценностных установок, а значит, специфическим видением социальных процессов.

Наиболее влиятельные представители классической социологии (Э. Дюркгейм, К. Маркс и М. Вебер) осуществляли анализ в контексте трех основополагающих тем: социальной системы как целостности, социальных конфликтов и ценностных ориентации, социального действия. Э. Дюркгейм, как никто другой, настаивал на идее системности общества, рассматривая его как sui generis.

К. Маркс исследовал общество в аспекте социальных противоречий и возможных революционных изменений. Социальные конфликты, согласно К. Марксу, проявляются в противоположности классовых интересов и являются определяющим условием социальных изменений.

М. Вебер сделал предметом анализа процесс рационализации и секуляризации общественной жизни с позиций ценностных ориентации социально действующего лица. Этот процесс, по М. Вебе-ру, способствует становлению нового типа рациональности. Смена ценностно-рационального действия целерациональным приводит к уходу со сцены общественной жизни морального долга и к утрате легитимации норм общественной жизни.

Любая теоретическая концепция социального знания в контексте классической парадигмы стремится установить цель, а, следо-

вательно, и смысл общественных изменений. Решение этого вопроса связано с мировоззрением исследователя, который непосредственно вовлечен в общественную жизнь. Отсюда социальная реальность предстает в двух измерениях одновременно: оценочном и дескриптивном. Оба этих аспекта в своей основе восходят к вере и не имеют удовлетворительных рациональных обоснований.

К. Маркс в своей концепции исходит из предпосылки о соответствии рациональных структур знания реальным процессам общественной жизни. На этой предпосылке строится его эпистемология: возможность углубления знания ранее исследуемого явления, доступность сущности в абстрактной форме уже на ранних стадиях развития объекта, нарастание возможности познания сущности по мере развития форм деятельности.

Холизм классической концепции социального знания наиболее последовательно воплощен в работах Э. Дюркгейма. Холизм как краеугольный камень теоретической концепции Э. Дюркгейма — целое (общество) несводимо к сумме составляющих его элементов — не имеет ясных теоретических оснований: в эпистемологии он придерживается концептуализма, а в своей онтологии - умеренного реализма. Выводы, к которым приходит Э. Дюркгейм, имеют условные точки соприкосновения со стандартами классической парадигмы научности, приверженность к которым он демонстрировал: во-первых, вывод о несостоятельности интерпретации принципа причинности в терминах детерминизма, во-вторых, об отсутствии теоретических ресурсов, предсказывающих характер социальных изменений в той мере, в какой они зависят от нашего знания.

М. Вебер в своих работах предвосхитил многие положения «мягкого» рационализма. Многие стандарты классической рациональности - объективность, истина, знание - М. Вебером интерпретируются в терминах интерсубъективности. Он порвал с холизмом классической парадигмы и наполнил новым содержанием методологический индивидуализм, дав отличное от В. Дильтея и Г. Риккерта обоснование теоретического конструирования в социальном познании. Эпистемологический интерес социальных наук определяется адекватным «прочтением» субъективного смысла человеческого действия, которое совершается в континууме социальных смыслов и ценностей. М. Вебер вводит в ткань социальной эпистемологии стандарт случайности и наличия альтернативных

перспектив социальных изменений. Социальное поведение может быть подвергнуто рационализации различными мотивами и в непредвиденных направлениях.

В современных условиях традиции классической парадигмы социального знания защищает идеология либерализма. Истоки либерализма восходят к работам Дж. Локка, Б. Мандевиля, Д. Юма, А Смита, Дж. Ст. Милля, в которых формулируются основные принципы теоретического видения общественного обустройства: индивидуализм, вера в естественность капиталистических экономических отношений, отсутствие социальных противоречий в обществе, построенном на свободном соперничестве, в социальную эффективность рынка.

Дальнейшее развитие капитализма выявило противоречие между свободной конкуренцией и стремлением к общественному благу. Концепция либерализма требовала новых аргументов в свою защиту. Вызов, брошенный капитализмом либерализму, стал импульсом, вызвавшим модификацию теоретических средств исследования.

Существенные изменения произошли в экономическом знании. В работах представителей Венской школы (К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. фон Визер) была дана новая интерпретация социального порядка. Концепция спонтанного самопорождения социального порядка определяет отношение Венской школы к роли знания в практической деятельности. Такое видение социальных процессов придало условиям естественного равновесия признак неопределенности и тем самым обозначило границы «универсальности» социального знания.

В работах представителей Лозаннской школы, Л. Вальраса, B. Парето, устанавливается связь потребности и полезности с ценностью. На основе этой связи они сформулировали закон насыщения полезности, предложив количественное исчисление ценно -стей. Л. Вальрас подвергает критике концепцию «невидимой руки» А. Смита: экономика сама по себе не может быть справедливой, если даже она основана на свободной и рациональной деятельности. Легитимация способов присвоения предполагает обращение к моральным ценностям, т.е. неэкономическим основаниям.

В работах представителей Кембриджской школы (А. Маршалл, С.А Пигу) внеэкономический аспект распределения нацио-

нального богатства приобретает конкретные институциональные формы. Ими проводится мысль об оправданности государственной интервенции в экономику.

В лоне неоклассической традиции сформировались два альтернативных подхода к экономике и к задачам экономической науки. Эти подходы связаны с именами Дж. М. Кейнса, Ф.А. Хайека.

Дж.М. Кейнс отказывается от фундаментального принципа анализа экономических процессов - принципа естественного равновесия. Он выдвигает тезис о естественном характере кризисов в рыночной экономике и определяет способы минимизации их социальных последствий.

Ф.А. Хайек следует традициям Венской школы, которая наиболее близка взглядам Смита, хотя идея естественного равновесия у него утрачивает телеологическую «окраску» и интерпретируется в терминах неопределенности.

В работах И. Шумпетера, Б. Селигмана, М. Блауга выявляются пределы легитимности экономического знания. Основания экономического поведения индивидов, согласно Й. Шумпетеру, отсылают в область психологических предпочтений, которые моделируются в структуры рационального взаимодействия и таким образом предстают в форме теоретического знания.

Идеология экономического либерализма не имеет необходимого рационального обоснования, а основополагающие ее предпосылки подвергаются различным интерпретациям.

Оптимизм социальной практики доктрины «минимального государства» подвергается критике в работах М. Альбера, Дж. Бью-кенена, Н. Хомского, Ж. Пляссара и др. Вызывает сомнение тотальная коммерциализация негосударственных институтов, проповедуемая либерализмом. В их критике указывается на отсутствие оснований верить в изначальную непогрешимость рецептов и процедур либерализма и то, что он является одним из многих возможных форм общественной жизни.

В работах Ж.-Ф. Лиотара исследуется связь между эволюцией статуса когнитивных средств и условиями легитимации социальных институтов. Научная рациональность с утратой своей универсальности становится одним из видов дискурса наряду со множеством других языковых «игровых» стратегий. Фактически социальное пространство, согласно Ж.-Ф. Лиотару, задается «смысло-

вым континуумом» языка, который может иметь множество различных интерпретаций.

В работах Дж. Грейя, Ж. Бодрийяра, А. Макинтайра исследуется корреляция эпистемологической доктрины либерализма с социальной практикой, выявляется отсутствие оснований легитимации социальных норм, сопряженных с ценностями Просвещения.

Проблема «легитимации» социальных норм переносится в практическую область. Философия «здравого смысла» получила новую интерпретацию в работах А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана. Феноменологический подход к методологии социальной эпистемологии Дж. Роулз, Ю. Хабермас осуществляют в контексте возможности функционирования общества как рынка на иных нравственных принципах. Но если Дж. Роулз предпринял попытку дать новое толкование моральным ценностям в терминах рационализма, то Ю. Хабермас акцентирует в своей теории коммуникативного действия решение этой проблемы в контексте социального взаимодействия, отказавшись от обоснования, но широко используя аргумент оправдания, который позволяет сохранить целостность контекстов «жизненных миров».

В работах 3. Баумана исследуется процесс индивидуализации общества, который вызывает парадигмальные сдвиги в смысловой континуум социального знания. Понятийный ряд представлен но-сти классического знания: гуманизм, рационализм, объективность, согласно 3. Бауману, теряет соотнесенность с социальностью. Сложился новый мир, новый социальный смысловой континуум, требующий принятия новой эпистемологической парадигмы, которая смогла бы осмыслить социальный порядок в контексте противоречий между равенством, справедливостью и свободой в условиях неопределенности и нестабильности.

Российские философы также принимают активное участие в осмыслении теоретических и социальных вызовов современности.

В общефилософском плане классическая парадигма предстает предметом исследования в работах П.П. Гайденко, Б.С. Грязнова, И.Т. Касавина, М.К. Мамардашвили, Т.П. Матяш, Н.В. Матрошило-вой, М.А, Розова, B.C. Степина, B.C. Швырева и др. Основные идеи, которые в целом объединяют их исследования, могут быть представлены в следующих тезисах: а) рациональность имеет историческое происхождение и эволюционирует; б) рациональность является

необходимым условием как познания, так и практической деятельности; в) стандарты и нормы рациональности являются идеалами теоретичности и организуют познавательную деятельность.

Переосмысление теоретического статуса рациональности обусловило задачи и границы компетенции теории познания в контексте неклассической парадигмы.

В этом вопросе среди философов выявляются разногласия, которые в значительной мере влияют на их исследовательские программы. Если В.А. Лекторский, И.П. Меркулов, B.C. Швырев не проводят содержательной границы между эпистемологией и гносеологией, то Л.А. Микешина, Т.Г. Лешкевич, М. Ю. Опенков считают, что полного совпадения этих понятий нет: гносеология исследует познание в общефилософском плане, а эпистемология ограничивается учением о научном познании.

Научная рациональность, ее эволюция и границы легитимности рассматриваются в работах Т.Г. Лешкевич, М.К. Мамардашви-ли, Т.П. Матяш, Л.А. Микешиной, А.П. Огурцова, В.М. Розина, B.C. Степина, B.C. Швырева и др. Общий акцент исследований научной рациональности указывает на необходимость преодоления фундаментализма классической парадигмы, но не подвергается сомнению сохранение рационализма в качестве необходимого условия познавательной деятельности. Философия науки в работах российских философов больше склоняется к реалистической концепции А. Эйнштейна, чем Копенгагенской школе, которая очень близка к конвенционализму.

В последнее время в философии науки огромный интерес вызывает синергетическая парадигма. В этой области особо следует выделить работы Л.П. Киященко, СП. Курдюмова, Е.Я. Режабека, B.C. Степина, П.Д. Тищенко.

В общем плане работы по философии науки последних лет выражают точку зрения, которая очень близка критическому рационализму: идеалы научной рациональности не осуществимы в полном объеме, но как установка, как регулятивный принцип необходимы в познавательной деятельности.

Значительный вклад в осмысление научной рациональности внесли В.А. Лекторский, Е.А. Мамчур, Н.С. Мудрагей, Е.П. Никитин, В.П. Порус, З.А. Сокулер и др.

Исследование неклассической парадигмы в контексте социальных наук представлено в работах Е.В. Золотухиной-Аболиной, В.Е. Кемерова, И.Т. Касавина, И.Т. Лекторского, Н.М. Смирновой, В.Г. Федотовой и др.

Если работы Е.В. Золотухиной-Аболиной и Н.М. Смирновой обращены к рассмотрению феноменологической концепции социального знания, то исследования В.Г. Федотовой и И.Т. Касавина касаются как теоретико-методологических аспектов социального знания, так и роли знания в модернизации общества.

- Следует отметить, что все российские философы отвергают постмодернистскую доктрину крайнего релятивизма и скептицизма, которая в качестве социального дискурса наделена огромной разрушающей социальные устои общественной жизни силой.

Осознавая все трудности, с которыми сталкивается современная эпистемология, российские социальные философы демонстрируют приверженность идеалам рациональности, ибо только в этом случае мы сохраняем веру в будущее и в возможность в меру своих сил созидать «хорошее общество» (В.Г. Федотова).

Представленная исследовательская ситуация изобилует множеством подходов и способов решения обозначенных проблем. Но на сегодняшний день не существует целостной систематизации критически-рефлексивных оценок классической гносеологии и целостного построения неклассического дискурса.

Цель диссертационного исследования — выявить социальные и эпистемологические изменения, которые способствовали переходу от классической гносеологии к неклассическому дискурсу, а также систематизировать критику классической гносеологии и дать целостную оценку неклассическому дискурсу.

В последнее время подвергаются систематической критике социально-эпистемологические идеи Просвещения. Недоверие к классической эпистемологии и социальной проективности с их претензиями на универсальность породило новые стандарты социального знания. На смену классической парадигме приходят различные версии социального теоретизирования, объединенные общим термином «неклассический дискурс». Объединяющим основанием различных версий неклассического дискурса является неприятие стандартов и норм классического рационализма. Что послужило причиной отказа от традиционных идеалов и средств эпи-

стемологии? Какого рода аргументы использует неклассика в своей критике классической парадигмы, а так же в защиту своих новых приоритетов? Эти вопросы обусловили теоретический интерес и цель данного исследования.

Достижение цели данного диссертационного исследования предполагает решение следующих задач:

1. проанализировать эпистемологические и психофизические основания классической концепции знания;

2. выявить пределы легитимности стандартов и нормы научной рациональности;

3. установить концептуальные различия социального знания в классической парадигме;

4. определить границы методологической корректности принципов причинности, холизма и эссенциализма в социальной эпистемологии;

5. рассмотреть теоретические основания экономической доктрины либерализма в контексте неоклассической парадигмы социального знания.

6. исследовать специфику социальных институтов, оказавших влияние на формирование неоклассической парадигмы социального знания;

7. установить эпистемологические пределы рациональной приемлемости и смысловой определенности основополагающих понятий неклассического дискурса;

8. рассмотреть функции демократических институтов и рынка в условиях дисперсии социального знания;

9. определить компетенцию социального знания в контексте неклассического дискурса.

Объектом данного исследования выступает проблемное поле социальной эпистемологии.

Предметом исследования является способ представленности социальных изменений в классической и неклассической эпистемологических парадигмах.

Теоретико-методологическую основу диссертационного исследования составляют критический рационализм и методологический индивидуализм. Указанные методологические установки позволяют использовать теорию неклассической науки для норма-

тивной критики классической парадигмы, а также осуществить логико-реконструктивный анализ знания.

В соответствии с неклассической теорией науки отрицается эссенциализм: любое научное открытие может быть представлено целым рядом взаимозаменяющих интерпретаций. Недетерминированность теоретических предпочтений эмпирическими свидетельствами упраздняет принцип верификации в качестве критерия достоверности. Критический рационализм признает изначальную погрешность в качестве неустранимого признака знания. Следовательно, единственной рациональной процедурой, согласно данной методологической установке, остается критический анализ. Фал-либилизм и фальсификация предстают отличительными теоретическими признаками критического рационализма.

Методологический индивидуализм при объяснении социального действия и функционирования институтов опирается на индивидуальные мотивы социальных индивидов. Социальные блага интерпретируются в терминах взаимосвязи индивидуальных благ. Методологический индивидуализм утверждает, что собирательным понятиям не соответствует никакая, отличная от индивидов, реальность. Отрицая реальное существование собирательных понятий независимо от единичных вещей, методологический индивидуализм в отличие от номинализма признает существование в уме общих понятий как особых форм социального конструирования. Концептуализм данной теоретической установки позволяет представить фактуальные суждения в контексте объяснительных теоретических структур.

Научная новизна исследования может быть представлена в следующих результатах:

1. Установлены способы представленности социальности в содержательных структурах классической и неклассической эпистемологии.

2. Выявлена теоретическая несостоятельность концепции репрезентации в классической парадигме, показано, что принцип тождества мышления и бытия не обосновывается в ней, а принимается в качестве предпосылки.

3. Определена неполнота и относительность стандартов и норм научной рациональности.

4. Выявлен исторический характер теоретических принципов и ценностная размерность критериев обоснованности и достоверности в классической социальной эпистемологии.

5. Проведена рефлексивно-критическая реконструкция основополагающих принципов классической социальной эпистемологии с позиции неклассической парадигмы.

6. Установлено противоречие между теоретической доктриной либерализма и его социальной практикой.

7. Показано, что становление неклассического дискурса не является непосредственным следствием неразрешимых теоретических трудностей классической социальной эпистемологии: в большей степени оно обусловлено социальными изменениями, вызвавшими смену ценностных приоритетов и способов социального взаимодействия.

8. Определен способ функционирования демократических институтов и рынка в условиях дисперсии и плюрализма социального знания.

Исходя из указанных результатов диссертационного исследования, на защиту выносятся следующие положения: 1. Познавательная парадигма классической социальной эпистемологии основана на предпосылке всевластии человеческого разума и возможности переделки человеческой природы в соответствии с гуманистическими ценностями. Данная доктри-альная установка обуславливает способ представленности социальности в теоретическом знании. Важнейшим признаком классической социальной эпистемологии является его проективность, благодаря которой социальные процессы предстают в терминах интенциональных действий и конструктивизма. В этом контексте социальное знание сводится к результатам он-тологизации теоретических предпосылок. Классическая эпистемология не осознает обусловленность образа общества, представленного в социальном знании, понятиями, которые искусственно сконструированы в качестве моделей для объяснения наблюдаемых явлений. Такую практику социальной эпистемологии следует признать неудовлетворительной, ибо ее цели познавательной деятельности не согласуются с полученными результатами.

2. Способ представленности социальности в неклассической эпистемологии устанавливает генетическую связь теоретических понятий со здравым смыслом людей в естественных условиях их жизни. Новые способы и формы социального воспроизводи ства в значительной мере способствовали реконструкции познавательных средств и задач неклассической социальной эпистемологии. Исследование не планируемых следствий из сознательных действий людей образует главную задачу неклассической эпистемологии. Каким образом определенный тип социального взаимодействия устанавливается в результате индивидуальных действий, его не прогнозируемый аспект должен стать проблемой, требующей теоретического осмысления. Основополагающие социальные институты в условиях капиталистической рыночной экономики возникают ненамеренным образом, помимо человеческих проектов и ценностных устремлений. Титульные ценности рыночной модели социальности - рационализм и свобода — утрачивают традиционное гуманистическое содержание. Они выступают в качестве формальных условий экономического обмена. Общественные цели уступают свое место экономическим стратегиям, а моральные ценности интерпретируются в терминах прав человека. Социальная среда, которая предстает предметом теоретического осмысления, формируется под влиянием идей утилитаризма и индивидуализации социального пространства.

3. Классическая социальная эпистемология руководствуется стандартами и нормами классической парадигмы. Теоретическая уязвимость фундаментальных принципов классической парадигмы указывает на неосуществимость познавательных стратегий социальной эпистемологии. Принцип тождества мышления и бытия, лежащая в основе классической концепции знания, не может быть обоснованна исключительно рациональными средствами в силу следующих причин: а) теория репрезентации в ее классическом толковании обнаружила свою гипотетичность; б) утверждение, что сознание копирует мир, не имеет четко выявленных рациональных оснований; в) проблема психического и физического, имеющая фундаментальное значение для обоснования знания в классической парадигме, на сегодня не имеет удовлетворительного решения; г) логический разрыв между ощущением и образами, знанием и

внешним миром подрывает доверие к корреспондентской концепции истины. Она как теория соответствия может быть обоснована только в контексте внетеоретических предпосылок, таких, например, как «Божественный Взор» (Патнэм), которые одновременно должны быть независимы от сознания и претендовать на самоидентификацию.

4. Рациональные стандарты теории науки определяют степень соответствия той или иной системы знаниям критериям достоверности и истинности. Классическая социальная эпистемология демонстрирует приверженность сциентистским стандартам теоретичности, представляя их в качестве убедительных аргументов в обосновании своих претензий на универсальность. Однако стандарты и нормы научной рациональности, определяемые как универсальные и непогрешимые, в ходе развития науки выявили свою неполноту и относительность. Аксиома-тико-дедуктивный метод, которым широко пользуются в естествознании, не устанавливает пределов интерпретаций или моделей. Теоремы Геделя выявили проблему неразрешимости дедуктивных систем, в том числе и математических. Идеалы дедуктивизма в связи с этим в контексте научной рациональности были смягчены и предстали в терминах правдоподобности и рациональной приемлемости. Теорема Левенгейма-Сколема, обосновывающая множественность интерпретаций формализованных систем, фаллибилизм и фальсификация указывают на пределы легитимности стандартов и норм научной рациональности. В итоге научная рациональность может быть представлена не в терминах ее основания, а в способности подвергать проверке любое теоретическое утверждение, заменять его лучшим, учитывая при этом, что открытого и полного опровержения провести нельзя.

5. Социальная эпистемология включает ценностный аспект в познавательную деятельность в качестве неустранимого ее компонента. Ценностная установка исследователя в значительной мере определяет тему исследования и характер теоретических предпочтений. Классическая социология хотя и производила теоретический анализ в контексте взаимодействия социализации и изменения, тем не менее породила широкий спектр социальных проектов, содержание которых было обусловлено

различным видением перспектив общественного развития. Общественные ценности и теоретические стандарты обоснованности и достоверности социального знания всегда отражают определенные социальные интересы, а потому, по сути своей, являются историческими продуктами. Рациональные основания социального знания не могут продуцировать ценности, смысл мироздания не раскрывается исследованием, он обусловлен религиозными и моральными ценностями. Оценочное же отношение, определяющее смысл и значение социальных целей, основано на вере, а не на знании.

6. Основополагающие принципы классической социальной эпистемологии выявили теоретическую избыточность. Основания реконструкции социальной эпистемологии представлены фактом отсутствия устойчивых стандартов теории науки и нерешенностью вопроса о соотношении между социальностью и знанием. Неклассическая социальная эпистемология, учитывая эти трудности, выстраивает новую стратегию познавательной деятельности, несвязанную с универсальными и конечными целями. Неклассическая парадигма вводит новые стандарты теоретичности: наши знания являются погрешимыми и в принципе опровергаемыми, ввиду отсутствия теоретических ресурсов, они не могут быть средством социальных пророчеств.

Система понятий, таких, как «знание», «объективность», «истина» определяются в терминах интерсубъективности, а «сущность» выводится за переделы концептуальной перспективы.

Новое толкование системы понятий вызвало новую интерпретацию принципа причинности: он определяется не в терминах детерминизма, а функции.

В неклассической социальной эпистемологии осуществляется переход от propter hoc (по причине этого) к post hoc (после этого). Синхроническая интерпретация причинности органически вводит в язык социальной эпистемологии такие понятия, как «корреляция», «вероятность», «случайность».

7. Между теоретической доктриной экономического либерализма и ее социальной практикой в процессе эволюции контекстов социального взаимодействия сформировались противоречия, вызванные способом теоретизирования и интерпретацией социальных процессов с позиций утилитаризма.

В основу доктрины экономического либерализма положены два теоретических допущения: естественная склонность индивида к торговле и обмену и совокупность выгод и невыгод в экономическом обмене, имеющая устойчивую тенденцию к равновесию. Эти формы социальных трансакций моделируются в контексте ограниченных средств и конкурирующих целей.

Принятие экономическим либерализмом в качестве универсального социального стандарта поведенческий принцип расчета собственной выгоды и его интерпретация в терминах рациональных процедур принятия решений выявил его теоретическую неполноту. Экономический либерализм принимает экономическую систему за модель функционирования капиталистического общества в целом, но сам рыночный механизм нейтрален к идеологическим ценностям. Способы распределения общественных ресурсов находятся вне рыночного механизма и могут быть сопряжены с различными идеологическими предпочтениями. Это обстоятельство делает претензии экономического либерализма на роль универсальной доктрины об обществе несостоятельной. 8. Становление неклассического дискурса не является непосредственным следствием неразрешимых теоретических трудностей классической социальной эпистемологии, в большей степени оно обусловлено социальными изменениями, вызвавшими смену ценностных приоритетов и способов социального взаимодействия.

В условиях фрагментации смыслов социального взаимодействия и ограниченности стандартов легитимности социального знания неклассический дискурс выступает в качестве процедуры, устанавливающей сосуществование множества точек зрения в контексте общей значимости - рационального оправдания, а не установлением истинности или ложности социальных процессов, их соответствия неким абстрактным ценностям. В контексте неклассического дискурса социальное знание не претендует на прямое участие в социальных преобразованиях, обусловленных конечными целями, оно может быть средством для решения частных задач. Это инструментальное качество социального знания может быть использовано для улучшения функций социальных институтов, т.е. их реформирования.

9. Функции демократических институтов и рынка в условиях дисперсии и плюрализма социального знания существенно трансформируют процесс социализации. Проблема дисперсии и плюрализма социального знания в социальной онтологии либерализма решается не с помощью теории, а инструментальными формами общественной жизни. Демократические институты и рынок частично решают эту проблему. Они не являются и не могут быть воплощением всеобщего блага, а предстают результатом выбора соперничающих между собой идей. Демократические институты призваны обеспечивать свободный обмен мнениями, способствуя выработке оптимальных процедур социального взаимодействия, выражающих в пределах допустимого консенсус интересов всех социальных групп общества. В этой процедуре видится возможность легитимации современных социальных норм, которые устанавливают эффективность тех или иных институтов в решении насущных социальных задач.

Рынок выступает инструментом кумуляции знания в особых обстоятельствах времени и места, ибо принуждает участников экономического обмена к рациональным действиям. В этом контексте проблема дисперсии знания решается в практической области и предстает в качестве средства для решения локальных задач.

10. Неклассический дискурс устанавливает новое отношение к рациональности в структуре социальности: 1) не следует чрезмерно полагаться на разум, у него нет необходимых интеллектуальных средств для получения достоверного знания; 2) решение социальных проблем лежит в практической области, а не в теории; 3) реконструкция основополагающих принципов социального знания указывает на отсутствие конечных целей общественного развития, неинтенциональность и контингент-ность социальных процессов, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Неклассический дискурс придает знанию такие качества, которые согласуются с человеческой конечностью, погрешностью и случайностью.

Неопределенность не зависит от нашего выбора, это условие воспроизводства общественной жизни.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Материалы диссертации, разработанные в ней теоретические подходы могут быть положены в основу анализа неклассического дискурса, для установления его задач и пределов компетентности. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в сравнительном анализе классической и неклассической парадигмы социального знания, в определении пределов их рациональной легитимности

Практический аспект исследования может быть представлен в контексте принятия социального и политического выбора решений на социальные вызовы, которые систематически продуцируются в ходе социального взаимодействия. Полученные в диссертации выводы помогут политикам, политтехнологам, социологам осознать существование пределов компетенции интеллектуального вмешательства в социальные процессы.

Материалы исследования также могут быть использованы при составлении учебных курсов и спецкурсов по социальной философии, философии науки, эпистемологии, социологии.

Апробация диссертации. Результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на региональных научных конференциях, а также на Третьем Российском Философском Конгрессе «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия».

Диссертация обсуждалась и рекомендована к защите на совместном заседании кафедр философии и культурологи и социологии, политологии и права при ИППК при Ростовском государственном университете.

По теме диссертации опубликованы 2 монографии, 2 брошюры, научные статьи и доклады общим объемом 20 п.л.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, содержащих 9 параграфов, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, характеризуется уровень разработанности проблемы, определяются цели и задачи исследования, теоретико-методологические принципы диссертационного исследования, научная новизна, положения, выносимые на защиту, теоретическая и практическая значимость результатов исследования, их апробация. Эти пункты в развернутой форме представлены в первой части автореферата.

В первой главе «Кризис классической концепции теории познания и деструкция онтологического мышления» исследуются пределы рациональной легитимности стандартов и норм классической эпистемологии, выявляются теоретические проблемы, вызвавшие кризис традиционных онтологических представлений в философии и науке.

В первом параграфе «Онтологическое мышление и психофизические аргументы (pro et contra)» предметом анализа становятся концептуальные основания классической концепции знания. В диссертации устанавливается, что становление знания в качестве теоретического концепта выявило его неустранимую связь с верой. «Знание возникает как осмысление человеком контекстов своего опыта».1 В этом генетическом определении указывается на связь знания с ментальными способностями человека. В этом контексте, согласно диссертанту, возникает проблема знания как непогрешимого состояния ума. Как должен мыслиться мир и наделен ли человек этими способностями, чтобы его знание соответствовало бы действительному положению вещей в мире?

В такой постановке проблема знания впервые стала предметом рассмотрения у Парменида. В его философии определяется условие непогрешимости знания: «Одно то же есть мысль и бытие».2

Идея Парменида о тождестве мышления и бытия получила свое развернутое обоснование в философии Платона. Платон, не подвергая сомнению условия непогрешимости и объективности знания, внес в содержательное определение знания элемент веры.

1 Касавин И. Т. Знание //Новая философская энциклопедия в 4 т. М, 2001. Т. II. С. 51.

2 Антология мировой философии в 4 т. М., 1969. Т. 1. С. 293.

Диссертант обращает внимание на то, что уже Платон указывает на эпистемологическую неполноту аргументов, обосновывающих непогрешимость знания. Знание, по Платону, характеризуется следующими признаками: а) оно должно быть истинным; б) субъект должен верить в истинность знания; в) субъект должен иметь основание верить в истинность знания.1 Платон был убежден, что он не только определил условия возможности знания, но и представил исчерпывающее доказательство их осуществимости.

Р. Декарт был первым представителем рационалистической традиции, который подверг сомнению аргументы Платона об условиях непогрешимости знания. Он разработал метод универсального сомнения, который должен усилить позиции рационализма в его противостоянии эмпиризму.

Согласно Р. Декарту, сомневаться можно во всем, но нельзя сомневаться в собственном сомнении. Очевидность этой интроспекции легла в основу первого его положительного утверждения: «Я мыслю, следовательно, существую» Эта очевидность подкрепляется с определением «Я» как мыслящей и субстанциональной реальности. Диссертант показывает, что при всей последовательности и непротиворечивости аргументов ряд положений Декартовой концепции знания не выглядит «очевидным». Как я могу быть уверен в том, что нечто существует, если единственное с чем я имею дело - это содержание моего сознания? Р. Декарт осознавал эту трудность, но не смог ее преодолеть. Предложенный им способ решения этой проблемы, свидетельствует о неполноте его концепции условий непогрешимости знания. «Великодушный Бог» не обманщик... Такая аргументация не впечатляет и не может быть препятствием для идеологии скептицизма.

В своих аргументах доказательства бытия Бога Р. Декарт обращается к критериям ясности и отчетливости.2 То есть, с одной стороны, «Великодушный Бог» придает внутреннюю убежденность в достоверности и очевидности критериев ясности и отчетливости, с другой стороны — эти критерии служат основанием для обоснования онтологического бытия Бога. По существу, в онтоло-

1 См. Платон «Менон» // Платон. Собр. соч. в 4 т. М., 1990. Т.1. С. 584-596.

2 Декарт Р. Размышление о первой философии //Декарт Р. Соч. в 2 т. М.,

1994.Т.2.С.53.

гии Р. Декарта происходит смешение предикации с существованием, и потому обоснованию бытия Бога не достает теоретической ясности. В этом контексте своего учения Р. Декарт повторяет многие положения платоновского учения об идеях.

Далее в диссертации отмечается, что попытка Р. Декарта усилить позиции рационализма в обосновании условий непогрешимости знания отчасти удалась. Доводы Р. Декарта против доктрины эмпиризма представляются вполне убедительными. Однако обоснованная критика эмпиризма Р. Декартом не является свидетельством о наличии у рационализма интеллектуальных ресурсов для создания удовлетворительной эпистемологии.

Философия И. Канта стала последним значительным усилием обоснования знания исключительно рациональными средствами. Он отказался от «услуг» Бога в своей эпистемологической концепции. Разум не должен мыслить Бога, чтобы в нем найти основание возможности познания сущего, напротив, он имеет это основание в себе самом. Рефлексия «Я» позволяет обнаружить, что его сознание определенным образом организовано, что оно единое и единственное. Именно предпосылка единства сознания, по И. Канту, должна лежать в основе эпистемологии. Единство моих мыслей не может быть просто фактом моего личного опыта. Когда мой разум объединяет мои мысли в определенную целостность и думает о них как о моих мыслях, он делает это, следуя определенным нормам. Эти нормы у И. Канта предстают в качестве системы категорий, являющихся, по его мнению, врожденными мыслительными структурами. В связи с этим, согласно диссертанту, концепция знания у И. Канта порывает рационалистическую традицию о тождестве мышления и бытия, а его непогрешимость достигается исключительно эпистемологическими средствами, без обращения к метафизическим основаниям. То есть учение об онтологии, которое восходит к античности и занимает значительное место в философских размышлениях Р. Декарта, у И. Канта утрачивает предметную определенность.

Философское наследие И. Канта оказало разрушительное воздействие на традиции рационализма. Он представил убедительные аргументы в защиту тезиса о конституирующей функции нашего рассудка, тем самым поставил под сомнение традиционные представления о тождестве мышления и бытия. Однако убежденность

И. Канта о врожденности и универсальности мыслительных структур рассудка не получила подтверждения. Неевклидова геометрия и неклассическая физика опровергли концепцию врожденной универсальности структур мыслительной деятельности. Наоборот, эволюция стандартов и норм научной рациональности свидетельствует о наличии множества несводимых способов познавательной деятельности.

Далее автор делает вывод, что картезианская парадигма, включая и ее модификации, обнаружила неполноту и относительность рациональных стандартов.

В XX в. проблема непогрешимости знания в контексте рационализма стала предметом концептуального переосмысления.

Критический рационализм, предложенный К. Поппером, вводит в эпистемологию принцип фаллибилизма, снимая тем самым проблему непогрешимости знания. Согласно доктрине критического рационализма, любое знание в принципе опровергаемо и поэтому объективное знание не может иметь устойчивого внешнего референта. Объективность знания есть условие его рациональной приемлемости, а не релевантности объекту познания. Этот поворотный пункт, согласно диссертанту, вводит в теоретический анализ идею интерпретации, делая различия концептуальных предпочтений в исследовании свершившимся фактом. Научное знание образует взаимосогласованную систему, и только в ней единичное суждение имеет то значение, которое ему придает семантическая интерпретация, смысловые пределы которой изначально правилами заложены в этой системе.

Анализ проблемы непогрешимости знания в рамках рационализма выявил ее неразрешимость исключительно рациональными средствами. Вследствие этого диссертант делает вывод: чтобы сохранить приверженность рационализму, необходимо отказаться от догмы тождества мышления и бытия, а значит отказаться от претензии знания на универсальность и непогрешимость. Критический рационализм сыграл решающую роль в преодолении мифа о самодостаточности и полноте картезианского рационализма. Кроме опровержения, у нас нет иных удовлетворительных рациональных средств для выявления состоятельности и «непогрешимости» знания.

Во втором параграфе «Классическая концепция истины: реконструкция и рациональная приемлемость» диссертант об-

ращается к проблеме репрезентации корреспондентской концепции истины.

Диссертант рассматривает генетический подход обоснования теории репрезентации, представленный в работах К. Лоренца и Г. Фоллмера. Анализ эволюционной теории познания выявил корреляцию ее концептуальной схемы развертывания знания с доктриной критического рационализма. Принципиальная разница между ними заключается в том, что эволюционная эпистемология демонстрирует приверженность идеям наивного реализма, широко оперируя принципом соответствия. Гипотеза эволюционной доктрины, что эволюция адаптировала наше мышление к внешней среде и что структуры мыслительных процессов соответствуют структурной организации внешнего мира, содержит небесспорную предпосылку. Из условий адаптации человека к внешнему миру с необходимостью не следует, что его мыслительные структуры обусловлены содержательно внешней действительностью. Во всяком случае, эволюция человека и его адаптация к окружающей среде могут быть не менее убедительно представлены в терминах инструментализма, который вообще исключает проблему репрезентации из контекста теоретического анализа.

Автор диссертационного исследования показывает, что «новизна» подхода к проблеме репрезентации эволюционной теории познания сводится к широкому использованию языка биологической науки. Следуя традициям наивного реализма, она проблематичные аргументы выдает в качестве достоверных. Опыт свидетельствует, что такие попытки сциентистского похода порождают больше проблем, чем решений.

Особенностью наивно-реалистического подхода является то, что независимо от способа интерпретации соответствия образа и чувственных данных, принимается принцип тождества психических и физических процессов. Однако эта предпосылка, на которой строится реалистическая концепция, не столь очевидна, как представляется ее адептам. Сегодня никто не будет особо возражать против наличия множества несводимых моделей, в которых может быть представлен один и тот же класс чувственных данных. Концептуальные предпочтения не имеют при этом принудительного характера, и у исследователя всегда есть широкий выбор гипотетических предпосылок. Именно эти обстоятельства были уч-

тены поздним Л. Витгенштейном в его критике принципа верификации.

Введение в познавательную деятельность новых объяснительных и дескриптивных стандартов стало «нормой» теоретизирования. Нет рациональных оснований утверждать, что сознание копирует мир. Принятие этой догмы порождает неразрешимые трудности в эпистемологии. «Любая теория, - пишет Р. Рорти, - которая рассматривает познание с точки зрения точности репрезентации и которая полагает, что достоверность может быть рационально присуща только репрезентациям, делает скептицизм неизбежным».1

Анализ проблем теории репрезентации позволяет диссертанту сделать вывод о том, что эти трудности в рамках классической парадигмы непреодолимы.

Логический разрыв обнаруживает себя не только между ощущениями и образами, но также между знанием и внешним миром. Нерешенность проблемы референта знания делает корреспондентскую версию истины проблематичной.

Истина в ее классическом толковании больше не может быть критерием непогрешимости знания. Принцип соответствия оказывается в плену множества несводимых интерпретаций, устанавливающих связь между знанием и его референтом.

Приверженцы рационализма осознают, что отказ от истины фактически означает свидетельство о конце эпистемологии, поэтому были предприняты огромные усилия в осмыслении проблемы истины в контексте деструкции онтологического мышления. В диссертации обосновывается точка зрения, согласно которой на смену корреспондентской концепции истины приходит критерий рациональной приемлемости знания. Идейным вдохновителем этой концепции является Б. Рассел. Широкую поддержку в такой интерпретации истина получила в философии К. Поппера и в современной американской философии (М. Даммит, Д. Дэвидсон, X. Патнэм и др.). Так, в интерпретации X. Патнэма, рациональная приемлемость предстает как теоретическая открытость различных способов описания мира. Он выражает уверенность, что философию истины можно сохранить, отбросив теорию соответствия. «Мы присутствуем при кончине теории, - пишет X. Патнэм, -

Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1987. С. 84.

просуществовавшей почти две тысячи лет. Тем, что эта теория просуществовала столь долго и принимала столь разнообразные формы.. , она обязана естественности и силе желания занять Точку Зрения Божественного Взора».1

Вследствие вышеизложенного диссертант приходит к выводу: логический разрыв между знанием и внешним миром не может быть преодолен исключительно рациональными средствами и может быть обоснован только в случае принятия метафизической предпосылки о тождестве мышления и бытия.

Реконструкция классической концепции истины предстала в форме нового стандарта - рациональной приемлемости знания.

Третий параграф «Научное знание: пределы легитимности стандартов и норм научной рациональности» посвящен выявлению и анализу условий рациональной приемлемости научного знания, формированию неклассических стандартов научного теоретизирования.

Классический тип рациональности нацелен на получение объективно-истинного знания. Рациональные процедуры этой парадигмы направлены на элиминацию субъективной составляющей в познавательном процессе. С расширением интерпретационных границ изучаемой реальности, в частности обращение к активным, избирательным и целеориентированным системам, возникает новая познавательная ситуация. Нестационарные системы не ведут себя как физически протяженные макротела. Для их описания необходим новый теоретический язык, выразительные средства которого смогли бы описать когерентные, кооперативные явления. Новые стандарты научной рациональности порывают с категориальной сеткой картезианства - неизменностью, линейностью, обратимостью, устойчивостью — вследствие отсутствия у нее выразительных ресурсов для описания «новой» реальности. Согласно диссертанту, именно познавательные проблемы вызвали становление новых стандартов научной рациональности. Так, задача интерпретации квантомеханиче-ских процессов Копенгагенской школой представлена в терминах неустойчивости, неравновесности, сложности, нелинейности, которые определены в контексте принципов холизма, релятивизма и дополнительности. Предметная деконструкция и принятие новых

ПатнэмХ. Разум, истина и история. М., 2000. С. 102.

принципов теоретического исследования в неклассике отвергает объективизм в его классическом толковании. Представление о реальности, как о чем-то независимом от субъекта познания, в неклассике неприемлемо. В новой парадигме концепция знания в значительной степени сопряжена с правилами интерпретации, которые, в зависимости от теоретических предпочтений, могут отличаться друг от друга. Например, дискуссия между Н. Бором и А. Эйнштейном по поводу квантовой теории.

Плюрализм исследовательских программ становится неотъемлемым качеством нового рационализма и свидетельствует о глубоком кризисе онтологического мышления. Процедура интерпретации свободна от эпистемологических обязательств установления объективного, неизменного референта научного знания. Вот что пишет в связи с этим А. Эйнштейн: «Физические понятия суть свободные творения человеческого разума, а не определены однозначно внешним миром, как это иногда может показаться. В нашем стремлении понять реальность мы часто подобны человеку, который хочет понять механизм закрытых часов... Он никогда не будет в состоянии сравнить свою картину с реальным механизмом... Он не может даже представить себе возможность или смысл такого сравнения».1 «Совершенная» форма физического знания утрачивает даже абстрактную наглядность и предстает в форме количественных зависимостей, представленных в математических уравнениях. Математический язык оказывается единственным теоретическим средством для наиболее адекватного способа понимания физической реальности. Он не противоречит новым стандартам рациональности, как этом может показаться на первый взгляд. Теорема Геделя о неполноте установила границы притязаний формализованных систем и ввела в поле неопределенности «правильный выбор из этих многих систем».2

Диссертант устанавливает, что математика, с одной стороны, явила человечеству доказательство того, что человек может постигнуть истину, с другой - она же опровергла его.

1 Эйнштейн А. Собр. соч. в 4 т. М, 1967. Т. 4. С. 379.

2 Мостовский В. Современное состояние исследований по основаниям математики. УМН. Вып. 3. М, 1954. Т. IX. С. 17.

Результаты, полученные Б. Риманом, который в классическую геометрию Евклида включил неевклидову геометрию Лобачевско-го-Бойя в качестве частного случая, и теоремы Г. Геделя легли в основу теоремы Левенгейма-Сколема, которая доказывает, что аксиомы не устанавливают пределов интерпретаций или моделей. Возможность непредвиденных интерпретаций объясняется наличием в аксиоматической системе неопределенных понятий.

Множественность семантических интерпретаций формализованных аксиоматических систем согласуется с новыми стандартами научной рациональности и открывает теоретическую возможность толкования принципов дедуктивизма в терминах вероятности и рациональной приемлемости. «Особенность конца XX века... состоит в том, что математика сегодня совершенно не имеет

1

никакого опережающего зазора».

Исследуя стандарты научной рациональности, диссертант делает выводы: деконструкция онтологического мышления и ограниченность теоретических ресурсов идей дедуктивизма определили пределы легитимности стандартов научной рациональности, которые представлены фаллибилизмом и фальсификацией.

Во второй главе «Социальное знание: логико-реконструктивный анализ концепций классической парадигмы» с позиций теории неклассической науки анализируются стандарты и нормы классической парадигмы в контексте социального знания. Выявляются внетеоретические предпосылки, которые обусловливают познавательный интерес социальной эпистемологии и в значительной мере определяют перечень концептуальных теоретических предпочтений.

В первом параграфе «Экспликация идей неравенства и господства в структуре социального знания» автор обращается к концепции социального знания К. Маркса. В своем учении К. Маркс исходит из предпосылки об исторической обусловленности общественных процессов. Эта предпосылка определяет не только видение динамики социальных процессов, но и легла в основу исследовательской программы, которая должна продемонстрировать свою объяснительную эффективность. Любая теоретиче-

1 Синергетическая парадигма: Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. Вып. 4. М., 2004. С. 527»

ская концепция социального знания призвана понять смысл, а отсюда и цель общественных изменений. Решение этих вопросов сопряжено с ценностными установками исследователя, который непосредственно вовлечен в контекст социального взаимодействия. Это обстоятельство непосредственно обнаруживает себя в способе представленности социальной реальности, которая выступает в двух измерениях одновременно: в оценочной и дескриптивной. Диссертант показывает, что этой двойственности не смог избежать в своей эпистемологии и К. Маркс, хотя проявляет убежденность в научной непогрешимости своей теории. В своих экономических работах, анализируя способ капиталистического товарного производства, он выявляет его антигуманную сущность. Присутствующий в его экономическом анализе оценочный аспект предполагает знание исторического назначения человека, то есть в Марксовой концепции экономического знания в неявной форме получает решение метафизическая проблема сущности человека. «...Мы должны знать, - пишет К. Маркс, - какова человеческая природа вообще и как модифицируется в каждую исторически данную эпоху».1 Историческая модификация человеческой природы, согласно К. Марксу, с необходимостью решает фундаментальную цель общественных изменений - создание социальных условий, позволяющих человеку проявить свой индивидуальный творческий потенциал. К. Маркс верил, что логический анализ обеспечивает постижение сущности социальных явлений, а теоретические конструкты его метода обеспечивают восхождение к конкретному знанию во всем его многообразии и, самое главное, в процессе этого восхождения основные логические формы развертывания понятий совпадают с основными историческими этапами общественного развития.

Этот универсальный диалектический метод строится на ряде предпосылок: идее об углублении знания ранее исследуемого явления, доступности сущности в абстрактной форме уже на ранних стадиях развития объекта, нарастание возможности познания сущности по мере развития форм деятельности. Теория скрытых сущностей не имеет удовлетворительного рационального обоснования. Приняв на веру эти предпосылки, мы получим массу эмпириче-

1 Маркс К Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 623.

ских подтверждений. Однако при ближайшем рассмотрении обнаружим, что эти факты есть всего лишь интерпретации, представленность социальных явлений посредством того метода, который они призваны проверять. К. Маркс осознавал, что посредством скрытых сущностей вряд ли можно объяснить эмпирические явления, поэтому неоднократно подчеркивал мысль о различии материалистической диалектики и гегелевского метода.

К. Маркс, как интеллектуальный бунтарь, мог порвать с философскими традициями предыдущих эпох, не разделять идейных пристрастий современников, но не мог выйти за рамки парадигмы классического рационализма, единственно возможного способа теоретизирования, способного удовлетворить его познавательный интерес. Он верил в силу науки и предпринял попытку классовый интерес пролетариата обосновать теоретическими аргументами. Аргументы К. Маркса обнаружили ценностную размерность: 1) капиталистические общественные отношения чужды человеческой природе; 2) институт частной собственности имеет исторически преходящий характер. Является ли капитализм естественной и преходящей формой общественной жизни - этот вопрос не может быть решен рациональными средствами.

К. Маркс, веря в научную подтверждаемость своих эссенциа-листских предпосылок, допустил беспечный теоретический оптимизм. Диссертант показывает, что в социальном познании в основу анализа общественных процессов можно положить различные идеи и вследствие этого получить совершенно различные интерпретации одних и тех социальных процессов. Ценностное измерение - это не просто шкала внешних оценок того или иного социального явления, но и условие, определяющее программу поиска теоретического решения общественных противоречий, сформулированных на «языке» этих предпосылок. Поэтому невозможно отделить нравственную позицию К. Маркса, выраженную в оценке капитализма, от теоретического анализа его экономических основ. Экономический анализ капиталистического товарного производства К. Марксом осуществляется не с позиции его оптимизации, а с позиции деструкции.

Есть ли иной выход из создавшейся теоретической ситуации? В контексте обоснования социального знания ответ будет отрицательным. Ценностный аспект в социальной эпистемологии не уст-

раним. Социальное знание всегда ангажировано и поэтому ограничено историческими рамками своей эпохи.

Во втором параграфе «Холизм классической концепции социального знания: границы методологической корректности» диссертант обращается к проблеме рациональной приемлемости принципа холизма в структуре социального знания. В рамках классической парадигмы социального знания принцип холизма наиболее последовательно проведен в социологической концепции Э. Дюркгейма. «Коллективная жизнь, - пишет Э. Дюркгейм, - не возникла из индивидуальной, но, наоборот, последняя возникла из первой».1 Социальное пространство формируется в процессе определенным образом организованных и взаимодействующих индивидов: отношения, в которые вступают индивиды, по отношению к ним являются внешними, объективными и необходимыми. Человек как социальное существо вынужден принять эти коллективные представления, ибо иного способа взаимопонимания, а значит и взаимодействия у индивидов нет. Принцип холизма имеет ярко выраженный антиредукционистский характер. Согласно холизму, целое не только не сводимо к его элементарному основанию, но и не может быть представлено в качестве суммы, составляющих его частей. Трудности, которые возникают в процессе рациональной реконструкции этого основополагающего принципа, связаны не с генетической неопределенностью этих коллективных представлений (ссылки на их религиозный источник не могут быть приняты в качестве убедительных доводов в структуре теоретического знания), но с отсутствием у Э. Дюркгейма ясной теоретической позиции: в эпистемологии он придерживается концептуализма, а онтологию (социальность) интерпретирует в терминах умеренного реализма. Эта теоретическая двойственность является следствием противоречивого толкования им общества. Общество предстает одновременно областью идеального и реальным объектом моральной веры. Конечно, можно рассматривать некие формы коллективных представлений, связанные с ассоциированным способом взаимодействия индивидов. Однако данный подход не может ответить на основополагающий вопрос: почему анимизм или тотемизм как исторически первые формы коллективных представле-

1 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1991. С. 261.

ний были приняты индивидом в качестве таковых. Приданием коллективным представлениям признака объективности, которые в принудительной форме принимаются индивидами, Э. Дюркгейм превращает социальность в самопорождающий процесс. Такая аргументация условий социального бытия индивида приобретает у него не менее мистический характер, чем теологическое объяснение о Божественном замысле творения человека.

Коллективные формы жизнедеятельности с необходимостью ничего не могут объяснить об индивидах, ибо в этой деятельности может отсутствовать смысловая целостность социального пространства. Одно из фундаментальных заблуждений Э. Дюркгейма заключается в том, что он считает будто социальные ценности (религиозные или моральные) принимаются всеми членами общества и одинаково истолковываются. Но социальность упорно демонстрирует фактическую плюралистичность, и поэтому ее интерпретация в терминах универсальности не дает ожидаемых теоретических результатов. Именно плюралистичность социальности обусловливает исторический, преходящий характер общественных ценностей.

Диссертант отмечает, что коллективные представления продуцируются в конкретном социальном взаимодействии. Они всегда отражают наши интересы, а потому являются историческим продуктом. В этих условиях индивид одновременно и объект, и субъект социальных явлений, оценивающий и созидающий ценности. Такое представление социальности обнаруживает теоретические трудности, на которые обратил внимание И. Кант, осуществив демаркацию суждений о фактах и ценностях. Но кантовская концепция не укладывается в объяснительные структуры холизма, поэтому Э. Дюрк-геймом игнорируется. Выбрав общество в качестве инстанции, порождающей ценности, исследователь должен сделать следующий шаг: придать этим ценностям эссенциалистское измерение, то есть придать смысл человеческому бытию. Э. Дюркгейм отказывается от этого шага, считая его метафизическим. Общество у него не имеет исторического измерения в смысле поступательного развития, оно функционирует как организм. А цель у органических структур одна - все процессы направлены на воспроизведение своей целостности.

Исследование принципа холизма в классической социальной эпистемологии позволило установить границы его методологической корректности. Без «Божественного Взора» исследование обще-

ства как целостности представляется малопродуктивным. Рассматривая коллективные представления в качестве объективных и необходимых социальных структур, исследуя их извне, исследователь должен иметь критерий их оценки. Эта оценка получает масштаб измерения в идеальной ценности. Таким образом, мы возвращаемся к теоретической схеме Платона: если знание претендует на истинность, оно не может игнорировать предпосылку об объективном существовании идеального мира сущностей. Если эту идею Платона интерпретировать в терминах социального познания, то его познавательный интерес должен быть представлен в понимании и оценке того или иного социального явления в поступательном движении общества по воплощению этого идеала в жизнь.

Платон был прав, указывая на неразрывную связь холизма с эссенциализмом в качестве необходимых принципов, обосновывающих реалистическую концепцию знания. Другое дело, что эти предпосылки не имеют рационального обоснования и должны быть приняты на веру.

Третий параграф «Концепция ценностных ориентаций социального действия: неклассическая интерпретация» посвящен исследованию проблемы единства эпистемологической и социальной рациональности. Автор диссертационного исследования показывает, что не классический подход к этой проблеме намечается уже в доктрине М. Вебера.

Во-первых, М. Вебер в своих исследованиях опирается на принцип методологического индивидуализма. Социальность М. Вебером рассматривается в аспекте индивидуальной деятельности. Основными признаками социального действия индивида являются наличие субъективного смысла и его корреляция с деятельностью других индивидов. Смысловое единство индивидуальному действию придают универсальные ценностные представления. Эти представления оказывают значительное влияние на формирование основных контекстов социального взаимодействия. Социальные отношения изменяются, ибо ценности, которые конституируют контексты социального взаимодействия, эволюционируют. Социальный порядок, регламентируемый общественными институтами, тогда оправдан, когда соответствует коллективным представлениям индивидов об их легитимности. В связи с тем, что ценности подвержены изменению, то и понятие о легитимности

может быть представлено в различных интерпретациях. Из этих предпосылок вырисовывается новая эпистемологическая концепция: социальная наука должна выявлять каузальную зависимость социального действия, которая должна быть представлена в интерпретации субъективных смыслов индивидуального действия. Данный эпистемологический интерес обусловливает теоретические предпочтения М. Вебера: методологический индивидуализм и теоретическое конструирование субъективных смыслов индивидуального социального действия. Эти теоретические принципы порывают с коллективистскими и эссенциалистскими традициями социальных наук, устанавливают новые способы представленности общественной жизни в социальном знании. Социальный процесс, конструируемый под углом зрения индивидуального социального действия, предстает в форме его интерпретации в континууме исторически конкретных ценностей.

Задачи социальной эпистемологии приобретают более ясные теоретические очертания в связи с трансформацией ценностно-рационального действия в целерациональное. Целерациональное действие ориентировано «только на средства (субъективно) представляющиеся адекватными для достижения (субъективно) однозначно воспринятой цели».1 Целерациональное поведение сближает внутренние мотивы с внешним поведением и потому поддается интерпретации с меньшими издержками. Эта конструкция должна выявить «объективный» смысл действия индивидов независимо от их намерений. Таким образом, социальное познание становится пониманием, то есть интерпретацией индивидуального действия в терминах общей значимости. В таком толковании социальное знание, конечно же, имеет условную соотнесенность с реальным бытием индивидов и предстает параллельной теоретической конструкцией, определенной в терминах исторически значимых ценностей. Данный подход обусловливает утопичность социальных теорий, ибо отраженные в них формы социального бытия, интерпретируемые в контексте идеальных ценностей, никогда не станут фактом действительной жизни, в виду невозможности установления соответствующих условий социального действия. Эти мыс-

1 Вебср М. О некоторых категориях понимающей социологии // М. Вебер Избр. произв. М., 1990. С. 495.

ленные образования не носят характер долженствования, образца, к чему надо стремиться, в них надо видеть средства понимания, позволяющие несводимым социальным взаимодействиям придать смысловую целостность. В таком толковании становится невозможно смешение социального теоретического знания с социальной действительностью, свойственное натурализму.

В концепции М. Вебера осуществляется всеобъемлющее отрицание проекта модернизма. Пиррова победа рационализма, согласно М. Веберу, породила ценностный вакуум в социальном пространстве, который стал заполнять атеизм. Водораздел между функцией науки и веры стал неразличим. «Религиозность» науки покоится на вере в непогрешимость принципов классического рационализма, в достижимость абсолютной истины, в самоценность накопленных научных знаний. Иллюзия данной парадигмы заключается в том, что рациональные основания социального знания не являются достаточным условием ценностного смыслообразования. Смысл мироздания не раскрывается исследованием, мы сами продуцируем его нашей повседневной жизнью.

Наша убежденность в самоценности научных знаний покоится на идее истины как ценности, которая, начиная с Парменида и по сегодняшний день, не приобрела более ясных и теоретически оправданных очертаний. Наши аргументы не стали более убедительными, мы пришли к осознанию того факта, что научная истина как ценность есть продукт западной культуры.

Объективность знания устанавливается не благодаря выявлению скрытых сущностей в явлениях, а вследствие ее соотнесенности с ценностными идеями. Это обстоятельство является достаточным условием, чтобы предположить, что рационализация общественной жизни может осуществляться различными мотивами и в самых различных направлениях.

Анализ проблемы единства эпистемологической и социальной рациональности диссертантом установил, что между ними нет структурного соответствия, а корреляция может быть представлена только в контексте интерпретации.

Таким образом, неклассический подход к эпистемологическому статусу социального знания может быть представлен в следующих тезисах: во-первых, невозможно предсказать социальные

изменения посредством роста знаний; во-вторых, социальные науки никого не могут научить тому, что ему следует делать.

В третьей главе «Социальное знание в контексте идеологии либерализма» исследуются эпистемологический статус концепции утилитаризма в экономической доктрине неоклассицизма, функции социального знания в контексте социальной онтологии либерализма, а также становление неклассического дискурса.

В первом параграфе «Границы рациональной приемлемости принципа полезности в неоклассической экономической доктрине» исследуются концептуальные основания экономической доктрины либерализма. Своеобразие экономического подхода к человеческому поведению не обнаруживает принципиальной новизны и отсылает к смитовской концепции натуралистической укорененности фундаментальных качеств индивида, его естественной склонности выгод и невыгод в экономическом обмене, имеющей устойчивую тенденцию к равновесию.

Вторая особенность экономической доктрины либерализма выражается в ее приверженности к принципам методологического индивидуализма. Согласно методологическому индивидуализму, социальность продуцируется благодаря индивидуальной целера-циональной деятельности, которая определяется как естественная склонность человеческой активности. Таким образом, естественная склонность индивида совпадает с его экономическим поведением, с максимизацией функций полезности. Экономическая наука определяется как социальная дисциплина, изучающая то, как отдельные люди пытаются удовлетворить свои материальные потребности и желания. В этом контексте экономический сегмент общественной жизни в либерализме обусловливает стандарты социальности в целом. «Я утверждаю, - пишет Г. С. Беккер, - что экономический подход уникален по своей мощи, потому что он способен интегрировать множество разнообразных форм человеческого поведения».1 Рыночная социальная среда наиболее органично и адекватно отражает устремленность индивида в своей це-лерациональной деятельности к максимизации выгоды в условиях ограниченности средств и конкурирующих целей. Только рацио-

1 Беккер Г.С. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. Зима 1992. Т. I. Вып. I. С. 26.

нальное поведение даст индивиду надежду на успех в рыночных соревнованиях интересов. Эти начальные условия воспроизводства общественной жизни, согласно либерализму, делают личный интерес основополагающей силой прогресса, который трактуется как расширение и удовлетворение человеческих потребностей.

В таком свете представлена в либерализме связь между индивидуализмом, рационализмом и социальностью.

Конкуренция как способ функционирования рынка может стать условием оптимизации экономического обмена только в одном случае: если индивиды, участвующие в этом состязании, свободны. Свобода в либерализме получает неметафизическую интерпретацию, она представляется необходимым условием для осуществления индивидами своих частных целей в условиях неопределенности конечных результатов конкурентной борьбы. Экономическая свобода становится социальным стандартом и выявляет возможности осуществления всех других свобод и наряду с частной собственностью становится основополагающей ценностью. Учитывая факт отсутствия социальных условий патернализма, либерализм становится чисто индивидуалистической доктриной, в которой индивид несет личную ответственность за свой выбор и его результаты. Свобода увязывается с частной собственностью, которая наделена способностью противостоять власти и гарантировать действительную автономию личности. В такой интерпретации социальности роль коллективных ценностей сводится к формальным условиям экономического обмена, установленным по нормам частной собственности, договорной ответственности по взаимным обязательствам.

Представляя общество как совокупность индивидов, наделенных равными естественными правами, либерализм обосновывает тезис о том, что личный интерес, личная выгода, как основополагающий мотив социальной активности индивида, есть наиболее эффективный способ удовлетворения потребностей наибольшего числа людей.

Рождение новой экономики, изменение ценностных предпочтений, становление новых социальных отношений, колонизированных частными интересами, являются питательной средой доктрины либерализма.

Социальные институты в условиях рыночной экономики возникают ненамеренным образом, интенциональные проекты в процессе их реализации порождают неинтенциональные последствия. Данное обстоятельство фактически делает несостоятельными претензии социального знания на «пророчества». Факт разрозненности социального знания, отсутствие социальных институтов, которые регламентировали бы идеи общего блага, делают неосуществимыми претензии социального знания на универсальность. Структуры рациональности, обеспечивающие процесс объективации значений, формулируются непосредственно в акте социального взаимодействия. Именно на этой предпосылке строится теоретическое кредо либерализма: обмен и производство имеют естественную тенденцию к равновесию. Эволюция капитализма выявила избыточность аргумента естественной универсальности «невидимой руки». Капитализм обнаружил противоречие между свободной конкуренцией и стремлением к общественному благу.

Перед экономической наукой стала задача согласования теоретических принципов экономического анализа с непредвиденными явлениями рыночного производства.

Во втором параграфе «Эволюция институциональных норм и форм общественного воспроизводства - предпосылка неклассической социальной эпистемологии» исследуется социальная онтология либерализма, выявляется ненамеренный характер становления социальных институтов в условиях капиталистической рыночной экономики, а также формулируется задача реконструкции универсалистских притязаний классической эпистемологии.

Социальная онтология либерализма представлена демократическими институтами, рынком и социальным знанием, сфокусированным на ценностях утилитаризма. Согласно либерализму, «не существует ни классов, ни общества как таковых, есть только индивиды».1 Концептуализация общества, отправляющаяся от индивида, а не надиндивидуальных ценностей, требует обоснования. Что может связывать индивидов, которые в своей деятельности преследуют свои частные интересы? То есть где пересекаются индивидуальные интересы, продуцирующие социальность? В диссертации обосновывается тезис, указывающий на то, что условия совместной дея-

1 Хайек Ф.Л. Познание, конкуренция и свобода. М., 1999. С. 23.

тельности преследующих свои частные интересы индивидов приобретают социальное измерение лишь тогда, когда последствия частных трансакций затрагивают интересы индивидов, непосредственно с ними не взаимодействующих. Таким образом, согласно диссертанту, совместная деятельность приобретает черты взаимозависимости, а значит и коллективной оценки. Такая оценка возможна только в том случае, если она создает условия взаимопонимания с учетом на значимость. Именно интерсубъективные представления, формирующиеся в коммуникативной практике, определяют способ поддержания и изменения социального порядка. Институционали-зация предстает в качестве процесса взаимных типизаций в контексте социального взаимодействия. Процесс институционализации осуществляет фундаментальную функцию - легитимирует стандарты и нормы совместной деятельности индивидов. Именно в связи с легитимацией стандартов социального порядка происходит реифи-кация (объективация) социальных институтов.

Смысловой универсум, оправдывающий социальный порядок, всегда отсылает к когнитивным и ценностным основаниям легити-маций, поэтому изменение наших представлений о теоретическом стандарте когнитивных средств непосредственно оказывает влияние на условия легитимации социальных институтов. Ввиду отсутствия необходимых рациональных ресурсов у проективной эпистемологии, легитимация социальных целей и норм не может быть установлена в знании. Проблема легитимации институциональных норм переносится в практическую область, а конечные социальные цели теряют как эпистемологическую, так и практическую ценность. Процесс объективации значений (легитимации), становление интерсубъективного смыслового пространства можно понять только в коммуникативной деятельности «здесь - и - сейчас».

Возрождение прагматизма и утилитаризма связано с наличием у них объяснительных ресурсов данной социальной онтологии. Они не претендуют на теоретическую достоверность, но в это же время обладают значительными возможностями, благодаря которым становится понятным, почему тому или иному социальному порядку отдают предпочтение индивиды. Идея утилитаризма заключается в том, что социальность интерпретируется в терминах методологического индивидуализма. Отправляясь от индивида, утилитаризм объясняет его «природу» исключительно посредст-

вом потребностей и способов их удовлетворения, которые он обнаруживает в конкретной социальной среде. Эти потребности, находясь в поле функционирования рынка, представляются в форме изменяющихся индивидуальных предпочтений. Далее диссертант показывает, что сама социальная среда делает призрачными надежды теоретиков обнаружить тенденции, продуцирующие ценности общественного блага. Отличительными универсальными социальными качествами индивида в контексте социальной онтологии либерализма становятся его способности действовать и изменяться. Учитывая ненамеренный характер становления институциональных норм, неопределенность становится одной из естественных форм развертывания социальных процессов. Эволюция социального взаимодействия, как и его институционализация, приобретают эмерджентный характер, вне временного фактора, интерпретирующий их в контексте «здесь - и - сейчас», превращаются в теоретические фикции. В этих условиях ценности приобретают черты двусмысленности: с одной стороны, они должны быть открыты к инновациям, с другой - удерживать единство смыслового пространства в новых условиях знаковой коммуникации. «Парадокс» двусмысленности ценностей получает свое разрешение в сфере материального производства: определяющим социальным благом становятся материальные ценности, а внешней социальной оценкой деятельности становятся изобретения и инновации. Инновационная размеренность ценностных ориентиров формирует новый тип социальности: размытые нормы социальности преобладают над традициями, религия переходит в область частной жизни, а частные интересы индивидов, в свою очередь, колонизируют социальное пространство. Общественные цели, свободные от религиозных ценностей, больше не отягощены моральными обязательствами, определяющим социальным мотивом деятельности становится личная выгода. Автор обращает внимание на то, что в связи с этим вырисовывается важная особенность современного общества: оно утрачивает общее моральное пространство. Самооценку и смысл собственному бытию индивид осуществляет в контексте своих материальных потребностей и в качестве их удовлетворения, а не в области самоидентификации как морального существа. На смену моральному долгу приходят гражданское повиновение и лояльность к государственным институтам. Общественное благо

интерпретируется в терминах права, а на смену общественным целям приходят социальные стратегии, увязанные с экономикой.

Прагматизм порывает с эпистемологической традицией, которую заложил Платон, но он не отказывается от рациональности как способа проявления человеческих способностей в организации социальной и частной жизни. Социальные условия переоценки статуса знания как ценности совпали с обнаруженными теоретически неразрешимыми изъянами в классической эпистемологической традиции.

Диссертант показывает, что выявленные новые способы продуцирования социальности, избыточность эпистемологических претензий классической парадигмы ставят перед нами проблему, которая требует теоретического осмысления: может ли современное общество самоидентифицироваться в знании? Если нет, то что есть в таком случае социальное знание?

Третий параграф «Социальное знание: неклассический дискурс» посвящен реконструкции когнитивных пределов и практических функций социального знания в современном обществе.

Анализ классической парадигмы социального знания выявил, что ее проблемы вызваны избыточностью претензий догматического рационализма на обладание доказательно достоверным знанием. Последним теоретическим бастионом защиты рационализма является его критическая версия, которая в различных интерпретациях представлена в работах К. Поппера, И. Лакатоса, Т. Куна, Ст. Тул-мина и др. «Подлинный рационализм, - пишет К. Поппер, - предполагает осознание того обстоятельства, что не следует слишком полагаться на разум, что доказательство редко решает проблему, хотя оно и является единственным средством научиться - конечно, не совершенно отчетливому пониманию, а пониманию более отчетливому, чем прежде».1 Концепция критического рационализма демонстрирует значительную продуктивность и обладает широким набором интерпретационных моделей социального знания.

Общество в проекте Просвещения рассматривалось посредством стандартов классического рационализма. В настоящее время данный подход представляется необоснованным и даже ошибочным.

1 Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 ч. М., 1992. Ч. II. С. 262.

В классической парадигме легитимация государственных институтов увязывалась с проектом социальной модернизации. Модернизация больше не связана с осуществлением общественных «конечных целей», она утратила единство ценностных смыслов общественной жизни, отсутствие общего ценностного пространства приводит к разрыву частных интересов с идеями общественного блага, которые пытается институционализировать государство. Социальные институты не продуцируют единое представление об общественном благе, они скорее являются свидетельством социальных перемен. На смену универсальным моральным ценностям приходят политические, интерпретируемые в контексте прав человека. Политизация общественной жизни придает рациональности новые функции: она больше не обременена обоснованием смысла исторического прогресса, а служит инструментом поиска компромиссов между конфликтующими ценностями свободы, равенства и справедливости. Демократические институты сами по себе не наделяют благами, индивид перестает пребывать в историческом процессе, ибо его вовлеченность в социальную жизнь ничего общественного не продуцирует, кроме изменения. В «обесчеловеченном» процессе индивид утрачивает всякую социальную определенность. «Сегодня, - пишет Ю. Хабермас, - речь идет о конце его (человека - А.Т.) гуманистического самовосприятия и самопонимания: в бесприютности нигилизма слепо блуждает не человек, а человеческое сущест-во».1 В этих условиях само понятие общества лишается смысла в своей исторической перспективе и сводится к возможности собственного воспроизводства в условиях «здесь — и - сейчас». Понятие историчности, которое играло огромную роль в концептуальных построениях классической парадигмы, утратило корреляцию с социальностью. Процесс социальных изменений без единства ценностного континуума не может быть интерпретирован в терминах исторической перспективы. Это обстоятельство обусловливает иное в сравнении с классической традицией толкование понятия «институт». Важным становится не то, что институционализируется, ибо само содержание институциональных норм не имеет ясной исторической перспективы, а кто институционализирует, то есть как осуществляется трансформация конкретных социальных интересов в

Хабермас Ю Философский дискурс о модерне. М., 2003. С. 173.

общественную практику. С утратой исторической перспективы общество как целое распадается на «общество индивидов» (Н. Элиас) с множеством групповых и индивидуальных интересов и целей. Идея общества все больше ассоциируется с государством, с его властными институтами, а сама социальность интерпретируется в терминах экономики и политики.

Модернизация не оправдала надежд, связанных с проектом Просвещения, она свела на нет ценностные основания единства общественной жизни, заменяя структуру изменениями, а ценности стратегиями.

В связи с этим социальная эпистемология определяет новые познавательные ориентиры: она должна заниматься не выявлением объективных законов общественного развития и обнаружением смысла истории, а описанием и интерпретацией неустойчивых социальных структур субъективной ориентации. Проект модернизма завершен, он представлен в переходе традиций к инновациям, от веры к рациональности, от идентичности к демократии. Наступила новая эра, которую Ж. Липовецки назвал «эрой пустоты».

Таким образом, освободив теоретические структуры от детерминистской интерпретации, социальная эпистемология демонстрирует окончательный разрыв с классической парадигмой. Действующий индивид утрачивает историческую связь с последующими поколениями, политические идеологии замещают моральные максимы, а он сам оказывается ограниченным рамками частного интереса. Общество перестало быть в истории, декларируемые универсальные ценности не коррелируются с реальной социальной практикой и выступают прикрытием частных интересов. Возникает новый способ воспроизводства социальности: действующий индивид одновременно и обусловлен ситуацией, и участвует в ее производстве. В данной социальной среде ни одни группа или индивид не могут быть носителями истины. Социальное знание предстает в качестве интерпретации социального взаимодействия субъективных ориентаций и процедур выбора компромиссных решений в условиях неопределенности. Результаты наших интеллектуальных усилий ограничены в своих объяснительных и практических возможностях. Знания, имеющиеся в нашем распоряжении, частичны и изначально погрешимы, они ничего не говорят о будущих событиях. Мы не знаем, какие задачи встанут перед сле-

дующим поколением и какими знаниями они будут располагать для их решения. Границы и способы вмешательства в процесс оптимизации социального взаимодействия всегда будут изменяться, ибо, кроме метода проб и ошибок, в нашем распоряжении нет иных рациональных средств влиять на него. Признание возможности улучшения условий жизни посредством знания есть единственный способ оправдания рационализма и неприятия иррационализма. Вмешательство знания в социальные процессы локально, не охватывает всех сторон общественной жизни, оно не претендует на прямое участие в социальных преобразованиях, обусловленных конечными целями, а может быть средством решения только частных задач. Демократические институты, наряду с рынком, обусловливают способ осуществления функций социального знания в особых обстоятельствах времени и места. От такого вмешательства социальные изменения не становятся более предсказуемыми, но сохраняют веру в рациональность при всей неопределенности ее когнитивной и социальной легитимности.

В заключении подводятся итоги исторического пути рационализма. «Ученое незнание» (Н. Кузанский) возвращает нас к идеям Сократа, который указывал на относительность человеческого знания и недостижимость истины. Решение теоретических «недугов» рационализма лежит в практической области. Диссертант приходит к выводу: рациональность является необходимым условием общественной жизни, она помогает принимать правильные решения, подвергая их сомнению: критикуя, мы тем самым делаем нашу жизнь осмысленной. Роль рациональности в разработке процедур принятия решения в контексте социального взаимодействия является проблемой, которая приобрела реальные очертания в ходе диссертационного исследования и требует рефлективно-критического осмысления.

Основное содержание диссертации изложено в следующих публикациях:

/. Монографии

1. Тазаян А. Б. Социальное знание: критика концепций классической парадигмы. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 2004 5,4 п.л.

2. Тазаян А.Б. Социальное знание: неклассический дискурс. Ростов н/Д: Изд-во ДГТУ, 2004 6 п.л.

//. Брошюры

3. Тазаян А.Б. Стандарты классической рациональности и проблема обоснования научного знания. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. 1,01 п.л.

4. Тазаян А.Б. Знание и психофизическая проблема: критика концепции тождества мышления и бытия. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. 1,4 п.л.

///. Статьи, тезисы докладов и выступлений

5. Тазаян А.Б. Карл Мангейм о природе социологического знания // Очерки по истории социологии. Ростов н/Д: ДГТУ, 1994. 0,3 п.л.

6. Тазаян А.Б. Логическая состоятельность индуктивного аргумента по преобразованию эмпирического знания в теоретическое // Социально-философские проблемы современности: Сб. научн. тр. Ростов н/Д: ДГТУ, 1995. 0,4 п.л.

7. Тазаян А.Б. Редукционизм как теоретический принцип организации экономического знания // Экология и технология: Ежегодник. Ростов н/Д: ДГТУ, 1996. 0,3 п.л.

8. Тазаян А.Б. Проективность как предпосылка классической концепции социального знания: критический анализ // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского Конгресса (16-20 сентября 2002). Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. 0,1 п.л.

9. Тазаян А.Б. Онтологические предпосылки современной социальной эпистемологии // Путь в науку: Молодые ученые об актуальных проблемах социальных и гуманитарных наук. Вып. 4. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2003. 0,1 п.л.

10. Тазаян А.Б. Философия истины и проблема референции // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ,2004.№10,4п.л.

11. Тазаян А.Б. Расколдование мира как процесс рационализации повседневности (М. Веберовская концепция целерационально-го действия) // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. №11. 0,5 п.л.

12. Тазаян А.Б. Доктрина утилитаризма: поиск оснований экономического знания в неоклассицизме // Экономический вестник Ростовского государственного университета. Приложение 6. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 2004. 0,3 п.л.

13. Тазаян А.Б. Человеческая субъективность в контексте неоклассической концепции экономического знания // Экономический вестник Ростовского государственного университета. Приложение 7. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 2004. 0,3 п.л.

14. Тазаян А.Б. Знание как непогрешимое состояние ума // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ,2004.№12.0,4п.л.

15. Тазаян А.Б. Этика дискурса утилитаризма // Наука и образование. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. № 4. 0,7 п.л.

16. Тазаян А.Б. Основания математики: решения и проблемы // Сб. науч. тр. Ростов н/Д: Изд-во ДГТУ, 2004. 0,4 п.л.

17. Тазаян А.Б. Теоретические предпосылки либерализма в экономической доктрине А. Смита // Научная мысль Кавказа. Приложение. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. № 13. 0,4 п.л.

18. Тазаян А.Б. Либерализм: две модели экономической практики // Наука и образование. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2005. № 1. 0,6 п.л.

19. Тазаян А.Б. Экономический анализ и социальное поведение // Экономический вестник Ростовского государственного университета. Приложение 1.2005. 0,3 п.л.

20. Тазаян А.Б. Неклассический дискурс: социальные и эпистемологические основания // Вестник Донского государственного технического университета. Ростов н/Д: Изд-во ДГТУ, 2005. № 1.0,6 п.л.

Сдано в набор 23.12.04. Подписано в печать 9.02 05. Формат60*84 Vie. Офсетная печать. Тираж 100 экз. Заказ №

Ротапринтный участок РГПУ: 344082, г. Ростов-на-Дону, ул. Большая Садовая, 33

2 2 !'A? 2Сй

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Тазаян, Араван Бабкенович

Введение.3

Глава I. Кризис классической концепции теории познания и деструкция онтологического мышления.25

§ 1. Онтологическое мышление: эпистемологические и психофизические аргументы (pro et contra).25

§2. Классическая концепция истины: реконструкция и рациональная приемлемость.44

§3. Научное знание: пределы легитимности стандартов и норм научной рациональности.58

Глава II. Социальное знание: логико-реконструктивный анализ концепций классической парадигмы.82

§ 1. Экспликация идей неравенства и господства в структуре социального знания.82

§2. Холизм классической концепции социального знания: границы методологической корректности.111

§3. Концепция ценностных ориентаций социального действия: неклассическая интерпретация.146

Глава III. Социальное знание в контексте идеологии либерализма.182

§ 1. Границы рациональной приемлемости принципа полезности в неоклассической экономической доктрине.182

§2. Эволюция институциональных норм и форм общественного воспроизводства - предпосылка неклассической социальной эпистемологии.218

§3. Социальное знание: неклассический дискурс.249

Введение диссертации2005 год, автореферат по философии, Тазаян, Араван Бабкенович

Актуальность темы исследования обусловлена теми изменениями, которые произошли в оценке стандартов и норм классической парадигмы. Картезианство обнаружило неполноту и относительность своих рациональных стандартов, так как для обоснования собственных теоретических претензий вынуждено обращаться к нерациональным предпосылкам, в качестве которых выступает или телеологический, или теологический («Бог не обманщик») аргументы. В условиях секуляризации общественной жизни и обоснованной критики универсальных принципов догматического рационализма эти аргументы, в любой форме их толкования, вызывают оправданное сомнение. Как только рациональность отказывается от предпосылки «Божественного Взора» (X. Патнэм), так фаллибилизм становится неустранимым признаком знания. Принцип фаллибилизма вводит новые объяснительные стандарты: вероятность и принципиальную погрешимость знания.

В контексте отказа от универсалистской рациональности проекты Просвещения лишаются привилегий и могут претендовать лишь на одну из возможных форм общественной жизни. В настоящее время никого уже не смущает факт ангажированности социальной эпистемологии. Ее теоретические принципы всегда ценностно обусловлены и выражают определенную социальную перспективу. Именно поэтому совремнные формы и способы воспроизводства социальности не укладываются в теоретические объяснительные структуры классической социальной эпистемологии.

Многие современные исследователи социального знания, например, З.Бауман, Э.Гидденс, Р.Рорти, А.Турен и др., отказались от идей проективности и теоретических идеалов картезианства. Они руководствуются новым видением социальных процессов и используют неклассические стандарты и правила эпистемологии. Но на сегодняшний день не сложились ясные теоретические решения в области теории социального познания и знания. Неклассический дискурс представлен в различных интерпретациях: от критического рационализма до постмодернизма. Постмодернистская критика, паразитируя на трудностях рациональности, фактически проповедует доктрину отказа от нее. Так, факт наличия различных форм общественной жизни, не имеющих универсальных оснований, неполноту и относительность рациональности, интерпретируют представителями постмодернизма в терминах релятивизма.

Насколько оправданна критика классической парадигмы социального знания? Во имя чего мы ее критикуем? Существуют ли теоретические ресурсы для сохранения рациональности, ее легитимности, и как способа организации знания, и как ценности нашей культуры? Все эти вопросы приобрели особую' актуальность в наше время и требуют теоретического осмысления.

Общепризнанно, что оппозиция классическая-неклассическая парадигмы является проблемой современной эпистемологии. Следует признать, что неклассическая парадигма повлияла на наши ценностные представления, определяющие общественные ожидания. Она еще не приобрела ясных и устойчивых очертаний, но ее разрушающее воздействие на ценности Просвещения неоспоримо.

В этом аспекте защита рациональности становится моральным выбором, а ее достоверность предстает в качестве социального действия, не имеющего конечных перспектив.

Переинтерпретация и реконструкция рационализма - единственный способ его сохранения в качестве уникального явления европейской культуры. Как реконструировать рациональность, чтобы она учитывала фаллибилизм знания и плюрализм общественной жизни? Возможна ли такая реконструкция рациональности?

Налицо теоретическая проблема, которая предполагает установление причин, породивших недоверие к традициям классического рационализма, и обоснованность претензий новой парадигмы занять освободившееся место.

Степень разработанности темы. Эволюция стандартов и норм классической рациональности, формирование неклассических практик эпистемологии в последнее время вызывают огромный исследовательский интерес и стали темой философского осмысления. Тема рациональности и ее границ в наше время вызывает не только теоретический интерес, но и огромный практический смысл. Европейская культура по сути формировалась в контексте рационального дискурса, и сегодняшний облик постиндустриальной цивилизации в значительной мере обусловлен рациональными традициями, заложенными Парменидом, который впервые сформировал условия возможности знания и критерий его достоверности.

Идея Парменида получила развитие в философии Платона, который не только в систематической форме представил проблему истинности и непогрешимости знания, но и указал на рациональные процедуры его достижения.

Проблема знания как непогрешимого состояния ума, начиная с Р. Декарта и до И. Канта, решается исключительно в контексте тождества мышления и бытия. Отличительной чертой классического рационализма является телеологизм, который обнаруживает себя в различных модификациях: он может быть сформулирован в явной или в неявной форме, следующей из теоретических результатов исследования. Эта сторона рационализма продолжала традицию, заложенную философией Аристотеля.

Кант прерывает традиции классического рационализма, выдвигая ряд убедительных аргументов против принципа тождества мышления и бытия. Он предложил новую доктрину рационализма, свободную от теологических и телеологических предпосылок и впервые подверг критике классический рационализм с позиций стандартов и норм рациональности. Критика Кантом картезианской парадигмы выявила ее неполноту. Кант признавал справедливость критики Юмом принципа тождества мышления и бытия, но не разделял его эмпирических взглядов. Проблема непогрешимости знания переносится Кантом в область универсальных и необходимых структур рациональной деятельности, которые предшествуют опыту и имеют внеопытное происхождение. То есть проблема объективности знания у него получает обоснование в терминах интерсубъективности.

Идеи Канта были подвергнуты критике позитивистами М. Шликом, Р. Карнапом, А. Д. Айером и др., которые, опираясь на неэвклидову геометрию и неклассическую физику, показали ошибочность основополагающего тезиса Канта об универсальности и незыблемости структур рациональности. Рациональные основания познавательной деятельности, согласно позитивизму, относительны и поэтому сопряжены с процедурами интерпретации. Таким образом, проблема непогрешимости знания позитивистами рассматривается в контексте интерпретации, которая должна установить синтаксическую непротиворечивость языковых выражений и их семантическую осмысленность. Наиболее эффективным и строгим способом решения указанных познавательных задач является логический анализ выражений языка. Доктрина позитивизма была сфокусирована на задаче выработки единого универсального теоретического языка. Программа физикализма позитивистов, которая была спровоцирована впечатляющими результатами логических исследований Г. Фреге, Б. Рассела и Львовско-Варшавской школы, показала свою избыточность в связи с теоремами

К. Геделя. Теорема Геделя о неполноте ограничила универсалистские претензии формальных систем, построенных исключительно на принципах формальной логики.

Таким образом, все попытки преодолеть неполноту рациональных оснований эпистемологии не дали желаемых результатов.

Неклассическая рациональность формируется в двух версиях: одна, инструментальная, представлена в работах Ч. Пирса, У. Джеймса и, в особенности Дж. Дьюи, а также неопозитивистами, другая - критически-рационалистическая, которая в неявной форме обнаруживает себя в физике на рубеже Х1Х-ХХв.в., а также в философии науки К.Поппера и его учеников. Обе версии рационализма отказываются от эссенциализма и окончательно порывают с представлениями классического рационализма. Проблема деконструкции онтологического мышления затрагивает естествознание в целом и математику. В работах А. Эйнштейна, Н. Бора, М.Борна, В. Гейзенберга и др. проводится идея о содержательном разрыве между выражениями языка и чувственными данными. Принципы теоретической деятельности не обусловлены физической реальностью, а являются «свободными творениями человеческого разума» (Эйнштейн). Неклассический тип рациональности в работах Н. Бора, М. Борна и

В. Гейзенберга описывает физическую реальность, свободную от признаков неизменности, линейности, обратимости, устойчивости. Классическая объективная трактовка предметности, согласно квантовому постулату Бора, не работает.

Незыблемость стандартов и норм классического рационализма не получила подтверждения и в математике, которая до сих пор не решила проблему собственного обоснования. В работах Д. Гильберта, Б. Рассела, А. Тарского, Г. Фреге говорится о формальной правильности процедуры доказательства, которая, согласно К. Гёделю, характеризуется неполнотой. Множество подходов в обосновании математики обнаружило семантически различные понятия абсолютной модели. Теорема Левенгейма-Сколема углубила уязвимость универсального толкования математического знания: аксиомы не устанавливают пределов интерпретаций или моделей.

Критический рационализм как метод анализа знания представлен в работах К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда и др. Они, исключая Фейерабенда, предприняли усилия по защите рационализма, дав ему новую интерпретацию. В подходах К. Поппера и И. Лакатоса осуществляется задача примирения идей дедуктивизма с вероятностью. Этот «симбиоз» результируется в двух основополагающих принципах рациональной приемлемости знания: фаллибилизме и фальсификации.

Таким образом, фундаментальная задача классического рационализма -знание как непогрешимое состояние ума - прекращает свое существование в контексте новых задач эпистемологии.

Реконструкция эпистемологии, которая была бы совместима с фаллибилизмом и фальсификацией, пробивает себе дорогу через ожесточенное сопротивление приверженцев классической парадигмы. Преодоление сопротивления оппонентов предполагает не только приверженность новым стандартам рациональности, но и выявление несостоятельности основополагающих принципов классической парадигмы. Именно в этом контексте обнаруживает себя критика корреспондентской концепции истины в работах М. Даммита, У. Селларса, Д. Дэвидсона, X. Патнэма, Р. Рорти. Основной акцент критики сосредоточен на отсутствии рациональных оснований теории привилегированных репрезентаций.

Парадигма классического рационализма определяла основные теоретические стандарты теоретизирования в социальной эпистемологии. О.Конт, Г.Спенсер, К.Маркс, Э.Дюркгейм и М.Вебер испытывали огромное влияние идей научной рациональности. Но на рубеже XIX и XX веков формируются новые тенденции в обществознании, преодолевающие натуралистические представления. Первым в явной форме вопрос о различии наук о природе и наук о духе поставил В. Дильтей. В логическом контексте, освобожденная от психологического аспекта, проблема, поставленная В. Дильтеем, сводилась к уникальности, неповторимости фактов культуры и их представленности в универсальных, вневременных рациональных структурах знания. Проблема разграничения знания, поставленная В. Дильтеем, получила иную интерпретацию в неокантианстве, особенно в философии В. Виндельбанда и Г. Риккерта. В дильтеевской постановке проблема понимания актов культуры сводилась к проблеме рационального познания индивидуальности. Г. Риккерт и

В. Виндельбанд считали, что деление научного познания на познание природы и познание духа не имеет ясных рациональных оснований. Они отличаются не по способу своего бытия, а по способу представленности в знании, выделив индивидуализирующее познание в науках о «культуре» и обобщающее - в науках о «природе».

Однако попытка неокантианцев обратить внимание на необоснованность натуралистического подхода к наукам о культуре не получила должной поддержки.

Классики социальной эпистемологии О. Конт, Г. Спенсер, К. Маркс, Э. Дюркгейм и М. Вебер, хотя и принимают многие теоретические ориентиры классической парадигмы, отличаются способами их интерпретации. Это различие в некоторой степени обусловлено целями познания, которые в своей основе являются следствием их ценностных установок, а значит, специфическим видением социальных процессов.

Наиболее влиятельные представители классической социологии (Э. Дюркгейм, К. Маркс и М. Вебер) существляли анализ в контексте трех основополагающих тем: социальной системы как целостности, социальных конфликтов и ценностных ориентаций, социального действия. Э. Дюркгейм, как никто другой, настаивал на идее системности общества, рассматривая его как sui generis.

К. Маркс исследовал общество в аспекте социальных противоречий и возможных революционных изменений. Социальные конфликты, согласно К. Марксу, проявляются в противоположности классовых интересов и являются определяющим условием социальных изменений.

М. Вебер сделал предметом анализа процесс рационализации и секуляризации общественной жизни с позиций ценностных ориентаций социально действующего лица. Этот процесс, по М. Веберу, способствует становлению нового типа рациональности. Смена ценностно-рационального действия целерациональным приводит к уходу со сцены общественной жизни морального долга и к утрате легитимации норм общественной жизни.

Любая теоретическая концепция социального знания в контексте классической парадигмы стремится установить цель, а, следовательно, и смысл общественных изменений. Решение этого вопроса связано с мировоззрением исследователя, который непосредственно вовлечен в общественную жизнь. Отсюда социальная реальность предстает в двух измерениях одновременно: оценочном и дескриптивном. Оба этих аспекта в своей основе восходят к вере и не имеют удовлетворительных рациональных обоснований.

К. Маркс в своей концепции исходит из предпосылки о соответствии рациональных структур знания реальным процессам общественной жизни. На этой предпосылке строится его эпистемология: возможность углубления знания ранее исследуемого явления, доступность сущности в абстрактной форме уже на ранних стадиях развития объекта, нарастание возможности познания сущности по мере развития форм деятельности.

Холизм классической концепции социального знания наиболее последовательно воплощен в работах Э. Дюркгейма. Холизм как краеугольный камень теоретической концепции Э. Дюркгейма - целое (общество) несводимо к сумме составляющих его элементов — не имеет ясных теоретических оснований: в эпистемологии он придерживается концептуализма, а в своей онтологии - умеренного реализма. Выводы, к которым приходит Э. Дюркгейм, имеют условные точки соприкосновения со стандартами классической парадигмы научности, приверженность к которым он демонстрировал: во-первых, вывод о несостоятельности интерпретации принципа причинности в терминах детерминизма, во-вторых, об отсутствии теоретических ресурсов, предсказывающих характер социальных изменений в той мере, в какой они зависят от нашего знания.

М. Вебер в своих работах предвосхитил многие положения «мягкого» рационализма. Многие стандарты классической рациональности -объективность, истина, знание — М. Вебером интерпретируются в терминах интерсубъективности. Он порвал с холизмом классической парадигмы и наполнил новым содержанием методологический индивидуализм, дав отличное от В. Дильтея и Г. Риккерта обоснование теоретического конструирования в социальном познании. Эпистемологический интерес социальных наук определяется адекватным «прочтением» субъективного смысла человеческого действия, которое совершается в континууме социальных смыслов и ценностей. М. Вебер вводит в ткань социальной эпистемологии стандарт случайности и наличия альтернативных перспектив социальных изменений. Социальное поведение может быть подвергнуто рационализации различными мотивами и в непредвиденных направлениях.

В современных условиях традиции классической парадигмы социального знания защищает идеология либерализма. Истоки либерализма восходят к работам Дж. Локка, Б. Мандевиля, Д. Юма, А. Смита, Дж. Ст. Милля, в которых формулируются основные принципы теоретического видения общественного обустройства: индивидуализм, вера в естественность капиталистических экономических отношений, отсутствие социальных противоречий в обществе, построенном на свободном соперничестве, в социальную эффективность рынка.

Дальнейшее развитие капитализма выявило противоречие между свободной конкуренцией и стремлением к общественному благу. Концепция либерализма требовала новых аргументов в свою защиту. Вызов, брошенный капитализмом либерализму, стал импульсом, вызвавшим модификацию теоретических средств исследования.

Существенные изменения произошли в экономическом знании. В работах представителей Венской школы (К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. фон Визер) была дана новая интерпретация социального порядка. Концепция спонтанного самопорождения социального порядка определяет отношение Венской школы к роли знания в практической деятельности. Такое видение социальных процессов придало условиям естественного равновесия признак неопределенности и тем самым обозначило границы «универсальности» социального знания.

В работах представителей Лозаннской школы, Л. Вальраса,

B. Парето, устанавливается связь потребности и полезности с ценностью. На основе этой связи они сформулировали закон насыщения полезности, предложив количественное исчисление ценностей. Л.Вальрас подвергает критике концепцию «невидимой руки» А.Смита: экономика сама по себе не может быть справедливой, если даже она основана на свободной и рациональной деятельности. Легитимация способов присвоения предполагает обращение к моральным ценностям, т. е. неэкономическим основаниям.

В работах представителей Кембриджской школы (А. Маршалл,

C. А. Пигу) внеэкономический аспект распределения национального богатства приобретает конкретные институциональные формы. Ими проводится мысль об оправданности государственной интервенции в экономику.

В лоне неоклассической традиции сформировались два альтернативных подхода к экономике и к задачам экономической науки. Эти подходы связаны с именами Дж. М. Кейнса, Ф. А. Хайека.

Дж. М. Кейнс отказывается от фундаментального принципа анализа экономических процессов - принципа естественного равновесия. Он выдвигает тезис о естественном характере кризисов в рыночной экономике и определяет способы минимизации их социальных последствий.

Ф.А. Хайек следует традициям Венской школы, которая наиболее близка взглядам Смита, хотя идея естественного равновесия у него утрачивает телеологическую «окраску» и интерпретируется в терминах неопределенности.

В работах Й. Шумпетера, Б. Селигмана, М. Блауга выявляются пределы легитимности экономического знания. Основания экономического поведения индивидов, согласно Й. Шумпетеру, отсылают в область психологических предпочтений, которые моделируются в структуры рационального взаимодействия и таким образом предстают в форме теоретического знания.

Идеология экономического либерализма не имеет необходимого рационального обоснования, а основополагающие ее предпосылки подвергаются различным интерпретациям.

Оптимизм социальной практики доктрины «минимального государства» подвергается критике в работах М. Альбера, Дж. Бьюкенена, Н. Хомского, Ж. Пляссара и др. Вызывает сомнение тотальная коммерциализация негосударственных институтов, проповедуемая либерализмом. В их критике указывается на отсутствие оснований верить в изначальную непогрешимость рецептов и процедур либерализма и то, что он является одним из многих возможных форм общественной жизни.

В работах Ж.-Ф. Лиотара исследуется связь между эволюцией статуса когнитивных средств и условиями легитимации социальных институтов. Научная рациональность с утратой своей универсальности становится одним из видов дискурса наряду со множеством других языковых «игровых» стратегий. Фактически социальное пространство, согласно Ж.-Ф.Лиотару, задается «смысловым континуумом» языка, который может иметь множество различных интерпретаций.

В работах Дж. Грейя, Ж. Бодрийяра, А. Макинтайра исследуется корреляция эпистемологической доктрины либерализма с социальной практикой, выявляется отсутствие оснований легитимации социальных норм, сопряженных с ценностями Просвещения.

Проблема «легитимации» социальных норм переносится в практическую область. Философия «здравого смысла» получила новую интерпретацию в работах А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана. Феноменологический подход к методологии социальной эпистемологии Дж. Роулз, Ю. Хабермас осуществляют в контексте возможности функционирования общества как рынка на иных нравственных принципах. Но если Дж. Роулз предпринял попытку дать новое толкование моральным ценностям в терминах рационализма, то Ю. Хабермас акцентирует в своей теории коммуникативного действия решение этой проблемы в контексте социального взаимодействия, отказавшись от обоснования, но широко используя аргумент оправдания, который позволяет сохранить целостность контекстов «жизненных миров».

В работах 3. Баумана исследуется процесс индивидуализации общества, который вызывает парадигмальные сдвиги в смысловой континуум социального знания. Понятийный ряд представленности классического знания: гуманизм, рационализм, объективность, согласно

3. Бауману, теряет соотнесенность с социальностью. Сложился новый мир, новый социальный смысловой континуум, требующий принятия новой эпистемологической парадигмы, которая смогла бы осмыслить социальный порядок в контексте противоречий между равенством, справедливостью и свободой в условиях неопределенности и нестабильности.

Российские философы также принимают активное участие в осмыслении теоретических и социальных вызовов современности.

В общефилософском плане классическая парадигма предстает предметом исследования в работах П.П. Гайденко, Б.С. Грязнова, И.Т. Касавина, М.К. Мамардашвили, Т.П. Матяш, Н.В. Матрошиловой, М.А, Розова, B.C. Степина, B.C. Швырева и др. Основные идеи, которые в целом объединяют их исследования, могут быть представлены в следующих тезисах: а) рациональность имеет историческое происхождение и эволюционирует; б) рациональность является необходимым условием как познания, так и практической деятельности; в) стандарты и нормы рациональности являются идеалами теоретичности и организуют познавательную деятельность.

Переосмысление теоретического статуса рациональности обусловило задачи и границы компетенции теории познания в контексте неклассической парадигмы.

В этом вопросе среди философов выявляются разногласия, которые в значительной мере влияют на их исследовательские программы. Если В.А. Лекторский, И.П. Меркулов, B.C. Швырев не проводят содержательной границы между эпистемологией и гносеологией, то JI.A. Микешина, Т.Г. Лешкевич, М. Ю. Опенков считают, что полного совпадения этих понятий нет: гносеология исследует познание в общефилософском плане, а эпистемология ограничивается учением о научном познании.

Научная рациональность, ее эволюция и границы легитимности рассматриваются в работах Т.Г. Лешкевич, М.К. Мамардашвили, Т.П. Матяш, Л.А. Микешиной, А.П. Огурцова, В.М. Розина, B.C. Степина,

B.C. Швырева и др. Общий акцент исследований научной рациональности указывает на необходимость преодоления фундаментализма классической парадигмы, но не подвергается сомнению сохранение рационализма в качестве необходимого условия познавательной деятельности. Философия науки в работах российских философов больше склоняется к реалистической концепции А. Эйнштейна, чем Копенгагенской школе, которая очень близка к конвенционализму.

В последнее время в философии науки огромный интерес вызывает синергетическая парадигма. В этой области особо следует выделить работы Л.П. Киященко, С.П. Курдюмова, Е.Я. Режабека, B.C. Степина, П.Д. Тищенко.

В общем плане работы по философии науки последних лет выражают точку зрения, которая очень близка критическому рационализму: идеалы научной рациональности не осуществимы в полном объеме, но как установка, как регулятивный принцип необходимы в познавательной деятельности.

Значительный вклад в осмысление научной рациональности внесли В.А. Лекторский, Е.А. Мамчур, Н.С. Мудрагей, Е.П. Никитин, В.П. Порус, З.А. Сокулер и др.

Исследование неклассической парадигмы в контексте социальных наук представлено в работах Е.В. Золотухиной-Аболиной, В.Е. Кемерова, И.Т. Касавина, И.Т. Лекторского, Н.М. Смирновой, В.Г. Федотовой и др.

Если работы Е.В. Золотухиной-Аболиной и Н.М. Смирновой обращены к рассмотрению феноменологической концепции социального знания, то исследования В.Г. Федотовой и И.Т. Касавина касаются как теоретико-методологических аспектов социального знания, так и роли знания в модернизации общества.

Следует отметить, что все российские философы отвергают постмодернистскую доктрину крайнего релятивизма и скептицизма, которая в качестве социального дискурса наделена огромной разрушающей социальные устои общественной жизни силой.

Осознавая все трудности, с которыми сталкивается современная эпистемология, российские социальные философы демонстрируют приверженность идеалам рациональности, ибо только в этом случае мы сохраняем веру в будущее и в возможность в меру своих сил созидать «хороее общество» (В.Г. Федотова).

Представленная исследовательская ситуация изобилует множеством подходов и способов решения обозначенных проблем. Но на сегодняшний день не существует целостной систематизации критически-рефлексивных оценок классической гносеологии и целостного построения неклассического дискурса.

Цель диссертационного исследования - выявить социальные и эпистемологические изменения, которые способствовали переходу от классической гносеологии к неклассическому дискурсу, а также систематизировать критику классической гносеологии и дать целостную оценку неклассическому дискурсу.

В последнее время подвергаются систематической критике социально-эпистемологические идеи Просвещения. Недоверие к классической эпистемологии и социальной проективности с- их претензиями на универсальность породило новые стандарты социального знания. На смену классической парадигме приходят различные версии социального теоретизирования, объединенные общим термином «неклассический дискурс». Объединяющим основанием различных версий неклассического дискурса является неприятие стандартов и норм классического рационализма. Что послужило причиной отказа от традиционных идеалов и средств эпистемологии? Какого рода аргументы использует неклассика в своей критике классической парадигмы, а так же в защиту своих новых приоритетов? Эти вопросы обусловили теоретический интерес и цель данного исследования.

Достижение цели данного диссертационного исследования предполагает решение следующих задач:

1. проанализировать эпистемологические и психофизические основания классической концепции знания;

2. выявить пределы легитимности стандартов и нормы научной рациональности;

3. установить концептуальные различия социального знания в классической парадигме;

4. определить границы методологической корректности принципов причинности, холизма и эссенциализма в социальной эпистемологии;

5. рассмотреть теоретические основания экономической доктрины либерализма в контексте неоклассической парадигмы социального знания.

6. исследовать специфику социальных институтов, оказавших влияние на формирование неоклассической парадигмы социального знания;

7. установить эпистемологические пределы рациональной приемлемости и смысловой определенности основополагающих понятий неклассического дискурса;

8. рассмотреть функции демократических институтов и рынка в условиях дисперсии социального знания;

9. определить компетенцию социального знания в контексте неклассического дискурса.

Объектом данного исследования выступает проблемное поле социальной эпистемологии.

Предметом исследования является способ представленности социальных изменений в классической и неклассической эпистемологических парадигмах.

Теоретико-методологическую основу диссертационного исследования составляют критический рационализм и методологический индивидуализм. Указанные методологические установки позволяют использовать теорию неклассической науки для нормативной критики классической парадигмы, а также осуществить логико-реконструктивный анализ знания.

В соответствии с неклассической теорией науки отрицается эссенциализм: любое научное открытие может быть представлено целым рядом взаимозаменяющих интерпретаций. Недетерминированность теоретических предпочтений эмпирическими свидетельствами упраздняет принцип верификации в качестве критерия достоверности. Критический рационализм признает изначальную погрешность в качестве неустранимого признака знания. Следовательно, единственной рациональной процедурой, согласно данной методологической установке, остается критический анализ. Фаллибилизм и фальсификация предстают отличительными теоретическими признаками критического рационализма.

Методологический индивидуализм при объяснении социального действия и функционирования институтов опирается на индивидуальные мотивы социальных индивидов. Социальные блага интерпретируются в терминах взаимосвязи индивидуальных благ. Методологический индивидуализм утверждает, что собирательным понятиям не соответствует никакая, отличная от индивидов, реальность. Отрицая реальное существование собирательных понятий независимо от единичных вещей, методологический индивидуализм в отличие от номинализма признает существование в уме общих понятий как особых форм социального конструирования.

Концептуализм данной теоретической установки позволяет представить фактуальные суждения в контексте объяснительных теоретических структур.

Научная новизна исследования может быть представлена в следующих результатах:

1. Установлены способы представленности социальности в содержательных структурах классической и неклассической эпистемологии.

2. Выявлена теоретическая несостоятельность концепции репрезентации в классической парадигме, показано, что принцип тождества мышления и бытия не обосновывается в ней, а принимается в качестве предпосылки.

3. Определена неполнота и относительность стандартов и норм научной рациональности.

4. Выявлен исторический характер теоретических принципов и ценностная размерность критериев обоснованности и достоверности в классической социальной эпистемологии.

5. Проведена рефлексивно-критическая реконструкция основопо лагающих принципов классической социальной эпистемологии с позиции неклассической парадигмы.

6. Установлено противоречие между теоретической доктриной либерализма и его социальной практикой.

7. Показано, что становление неклассического дискурса не является непосредственным следствием неразрешимых теоретических трудностей классической социальной эпистемологии: в большей степени оно обусловлено социальными изменениями, вызвавшими смену ценностных приоритетов и способов социального взаимодействия.

8. Определен способ функционирования демократических институтов и рынка в условиях дисперсии и плюрализма социального знания.

Исходя из указанных результатов диссертационного исследования, на защиту выносятся следующие положения:

1. Познавательная парадигма классической социальной эпистемологии основана на предпосылке всевластии человеческого разума и возможности переделки человеческой природы в соответствии с гуманистическими ценностями. Данная доктриальная установка обуславливает способ представленности социальности в теоретическом знании. Важнейшим признаком неклассической социальной эпистемологии является его проективность, благодаря которой, социальные процессы предстают в терминах интенциональных действий и конструктивизма. В этом контексте социальное знание сводится к результатам онтологизации теоретических предпосылок. Классическая эпистемология не осознает обусловленность образа общества, представленного в социальном знании, понятиями, которые искусственно сконструированы в качестве моделей для объяснения наблюдаемых явлений. Такую практику социальной эпистемологии следует признать неудовлетворительной, ибо ее цели познавательной деятельности не согласуются с полученными результатами.

2. Способ представленности социальности в неклассической эпистемологии устанавливает генетическую связь теоретических понятий со здравым смыслом людей в естественных условиях их жизни. Новые способы и формы социального воспроизводства в значительной мере способствовали реконструкции познавательных средств и задач неклассической социальной эпистемологии. Исследование не планируемых следствий из сознательных действий людей образует главную задачу неклассической эпистемологии. Каким образом определенный тип социального взаимодействия устанавливается в результате индивидуальных действий, его не прогнозируемый аспект должен стать проблемой, требующей теоретического осмысления.

Основополагающие социальные институты в условиях капиталистической рыночной экономики возникают ненамеренным образом, помимо человеческих проектов и ценностных устремлений.

Титульные ценности рыночной модели социальности - рационализм и свобода — утрачивают традиционное гуманистическое содержание. Они выступают в качестве формальных условий экономического обмена. Общественные цели уступают свое место экономическим стратегиям, а моральные ценности интерпретируются в терминах прав человека. Социальная среда, которая предстает предметом теоретического осмысления, формируется под влиянием идей утилитаризма и индивидуализации социального пространства.

3. Классическая социальная эпистемология руководствуется стандартами и нормами классической парадигмы. Теоретическая уязвимость фундаментальных принципов классической парадигмы указывает на не осуществимость познавательных страдегий социальной эпистемологии. Принцип тождества мышления и бытия, лежащая в основе классической концепции знания, не может быть обоснованна исключительно рациональными средствами в силу следующих причин: а) теория репрезентации в ее классическом толковании обнаружила свою гипотетичность; б) утверждение, что сознание копирует мир, не имеет четко выявленных рациональных оснований; в) проблема психического и физического, имеющая фундаментальное значение для обоснования знания в классической парадигме, на сегодня не имеет удовлетворительного решения; г) логический разрыв между ощущением и образами, знанием и внешним миром подрывает доверие к корреспондентской концепции истины. Она как теория соответствия может быть обоснована только в контексте внетеоретических предпосылок, таких, например, как «Божественный Взор» (Патнэм), которые одновременно должны быть независимы от сознания и претендовать на самоидентификацию.

4. Рациональные стандарты теории науки определяют степень соответствия той или иной системы знаниям критериям достоверности и истинности. Классическая социальная эпистемология демонстрирует приверженность сциентистским стандартам теоретичности, представляя их в качестве убедительных аргументов в обосновании своих претензий на универсальность. Однако стандарты и нормы научной рациональности, определяемые как универсальные и непогрешимые, в ходе развития науки выявили свою неполноту и относительность. Аксиоматико-дедуктивный метод, которым широко пользуются в естествознании, не устанавливает пределов интерпретаций или моделей. Теоремы Геделя выявили проблему неразрешимости дедуктивных систем, в том числе и математических. Идеалы дедуктивизма в связи с этим в контексте научной рациональности были смягчены и предстали в терминах правдоподобности и рациональной приемлемости. Теорема Левенгейма-Сколема, обосновывающая множественность интерпретаций формализованных систем, фаллибилизм и фальсификация указывают на пределы легитимности стандартов и норм научной рациональности. В итоге научная рациональность может быть представлена не в терминах ее основания, а в способности подвергать проверке любое теоретическое утверждение, заменять его лучшим учитывая, при этом, что открытого и полного опровержения провести нельзя.

5. Социальная эпистемология включает ценностный аспект в познавательную деятельность в качестве неустранимого ее компонента. Ценностная установка исследователя в значительной мере определяет тему исследования и характер теоретических предпочтений. Классическая социология хотя и производила теоретический анализ в контексте взаимодействия социализации и изменения, тем не менее породила широкий спектр социальных проектов, содержание которых было обусловлено различным видением перспектив общественного развития. Общественные ценности и теоретические стандарты обоснованности и достоверности социального знания всегда отражают определенные социальные интересы, а потому, по сути своей, являются историческими продуктами. Рациональные основания социального знания не могут продуцировать ценности, смысл мироздания не раскрывается исследованием, он обусловлен религиозными и моральными ценностями. Оценочное же отношение, определяющее смысл и значение социальных целей, основано на вере, а не на знании.

6. Неклассическая парадигма вводит новые стандарты теоретичности: наши знания являются погрешимыми и в принципе опровергаемыми, ввиду отсутствия теоретических ресурсов, они не могут быть средством социальных пророчеств.

Основополагающие принципы классической социальной эпистемологии выявили теоретическую избыточность. Основания реконструкции социальной эпистемологии представлены фактом отсутствия устойчивых стандартов теории науки и нерешенностью вопроса о соотношении между социальностью и знанием. Неклассическая социальная эпистемология, учитывая эти трудности, выстраивает новую страдегию познавательной деятельности, несвязанную с универсальными и конечными целями. Система понятий, таких, как «знание», «объективность», «истина» определяются в терминах интерсубъективности, а «сущность» выводится за переделы концептуальной перспективы.

Новое толкование системы понятий вызвало новую интерпретацию принципа причинности: он определяется не в терминах детерминизма, а функции.

В неклассическрй социальной эпистемологии осуществляется переход от propter hoc (по причине этого) к post hoc (после этого). Синхроническая интерпретация причинности органически вводит в язык социальной эпистемологии такие понятия, как «корреляция», «вероятность», «случайность».

7. Между теоретической доктриной экономического либерализма и ее социальной практикой в процессе эволюции контекстов социального взаимодействия сформировались противоречия, вызванные способом теоретизирования и интерпретацией социальных процессов с позиций утилитаризма.

В основу доктрины экономического либерализма положены два теоретических допущения: естественная склонность индивида к торговле и обмену и совокупность выгод и невыгод в экономическом обмене, имеющая устойчивую тенденцию к равновесию. Эти формы социальных трансакций моделируются в контексте ограниченных средств и конкурирующих целей.

Принятие экономическим либерализмом в качестве универсального социального стандарта поведенческий принцип расчета собственной выгоды и его интерпретация в терминах рациональных процедур принятия решений выявил его теоретическую неполноту. Экономический либерализм принимает экономическую систему за модель функционирования капиталистического общества в целом, но сам рыночный механизм нейтрален к идеологическим ценностям. Способы распределения общественных ресурсов находятся вне рыночного механизма и могут быть сопряжены с различными идеологическими предпочтениями. Это обстоятельство делает претензии экономического либерализма на роль универсальной доктрины об обществе несостоятельной.

8. Становление неклассического дискурса не является непосредственным следствием неразрешимых теоретических трудностей классической социальной эпистемологии, в большей степени оно обусловлено социальными изменениями, вызвавшими смену ценностных приоритетов и способов социального взаимодействия.

В условиях фрагментации смыслов социального взаимодействия и ограниченности стандартов легитимности социального знания неклассический дискурс выступает в качестве процедуры, устанавливающей сосуществование множества точек зрения в контексте общей значимости — рационального оправдания, а не установлением истинности или ложности социальных процессов, их соответствия неким абстрактным ценностям. В контексте неклассического дискурса социальное ^знание не претендует на прямое участие в социальных преобразованиях, обусловленных конечными целями, оно может быть средством для решения частных задач. Это инструментальное качество социального знания может быть использовано для улучшения функций социальных институтов, т.е. их реформирования.

9. Функции демократических институтов и рынка в условиях дисперсии и плюрализма социального знания существенно трансформируют процесс социализации. Проблема дисперсии и плюрализма социального знания в социальной онтологии либерализма решается не с помощью теории, а инструментальными формами общественной жизни. Демократические институты и рынок частично решают эту проблему. Они не являются и не могут быть воплощением всеобщего блага, а предстают результатом выбора соперничающих между собой идей. Демократические институты призваны обеспечивать свободный обмен мнениями, способствуя выработке оптимальных процедур социального взаимодействия, выражающих в пределах допустимого консенсус интересов всех социальных групп общества. В этой процедуре видится возможность легитимации современных социальных норм, которые устанавливают эффективность тех или иных институтов в решении насущных социальных задач.

Рынок выступает инструментом кумуляции знания в особых обстоятельствах времени и места, ибо принуждает участников экономического обмена к рациональным действиям. В этом контексте проблема дисперсии знания решается в практической области и предстает в качестве средства для решения локальных задач.

10.Неклассический дискурс устанавливает новое отношение к рациональности в структуре социальности: 1) не следует чрезмерно полагаться на разум, у него нет необходимых интеллектуальных средств для получения достоверного знания; 2) решение социальных проблем лежит в практической области, а не в теории; 3) реконструкция основополагающих принципов социального знания указывает на отсутствие конечных целей общественного развития, неинтенциональность и контингентность социальных процессов, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Неклассический дискурс придает знанию такие качества, которые согласуются с человеческой конечностью, погрешностью и случайностью.

Неопределенность не зависит от нашего выбора, это условие воспроизводства общественной жизни.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Материалы диссертации, разработанные в ней теоретические подходы могут быть положены в основу анализа неклассического дискурса, для установления его задач и пределов компетентности. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в сравнительном анализе классической и неклассической парадигмы социального знания, в определении пределов их рациональной легитимности

Практический аспект исследования может быть представлен в контексте принятия социального и политического выбора решений на социальные вызовы, которые систематически продуцируются в ходе социального взаимодействия. Полученные в диссертации выводы помогут политикам, политтехнологам, социологам осознать существование пределов компетенции интеллектуального вмешательства в социальные процессы.

Материалы исследования также могут быть использованы при составлении учебных курсов и спецкурсов по социальной философии, философии науки, эпистемологии, социологии.

Апробация диссертации. Результаты диссертационного исследования докладывались и обсуждались на региональных научных конференциях, а также на Третьем Российском Философском Конгрессе «Рационализм и культура на пороге III тысячелетия».

Диссертация обсуждалась и рекомендована к защите на совместном заседании кафедр философии и культурологи и социологии, политологии и права при ИППК при Ростовском государственном университете.

По теме диссертации опубликованы 2 монографии, 2 брошюры, научные статьи и доклады общим объемом 20 п.л.

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, содержащих 9 параграфов, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальное знание: от классической парадигмы к неклассическому дискурсу"

Результаты исследования дают основание утверждать: картезианство не может быть обосновано исключительно рациональными средствами. Теория репрезентации в ее классической интерпретации невозможна. Логический разрыв между ощущениями и образами, нашими знаниями и внешним миром непреодолим. Нет оснований также доверять универсальным принципам, прокладывающим путь к истине. Можно говорить о рациональной приемлемости способов описания мира, тем самым, оправдывая концепцию множественности истин. Отказ от универсалистских установок классической парадигмы лишает ее неоправданных привилегий, оставляя за ней статус исторически определенной социальной и интеллектуальной практики.

Критика картезианства выявила, что наши нормы и стандарты рациональности - исторические продукты, изменяющиеся во времени. Плюрализм исторически сменяющих друг друга типов рациональности отвергает стандарты, обосновывающие незыблемость и достоверность результатов познавательной деятельности. У рациональности нет ресурсов, делающих указанные стандарты легитимными. Возникшая ситуация делает теоретически привлекательными доктрины скептицизма и релятивизма, психологически понятно нежелание связать общественные надежды с рационализмом. Не только теоретические предпосылки, но и социальные процессы обусловливают такое настроение. Коллективные ценности постепенно угасают, их наличие в социальном обмене становится нежелательно. Идея общества как системообразующей целостности, осуществляющей институционализацию социальных отношений и регламентирующая нормы поведения, утратила эмпирическую соотнесенность. Здравый смысл и повседневная жизнь вызвали недоверие к модернистской парадигме, которая устанавливает единую перспективу человечества с едиными универсальными ценностями. Действующим лицом истории становится не личность, а индивид, связанный с другими членами общества посредством безликих, формальных рыночных связей. Таким образом, центральная идея проекта Просвещения о корреляции институционализации ценностей с социализацией действующих лиц становится невозможной. Данное обстоятельство изменило отношение к знанию в структуре социальности. Наши рациональные пристрастия свидетельствуют, что они не продуцируют солидарность и справедливость в социальном взаимодействии. Мы не можем надеяться на непогрешимость рациональных решений. Уже не вызывает сомнений, что не следует чрезмерно полагаться на разум. По сути, у него нет необходимых интеллектуальных средств для получения достоверного знания. «Ученое незнание» (Н. Кузанский) возвращает нас к идеям Сократа, который указывал на относительность человеческого знания и недостижимость истины. Но в то же время для него эти обстоятельства не стали основанием для обращения к скептицизму и релятивизму. В своей критике софистов, Сократ показал, что решение теоретических «недугов» разума лежит в практической области. Он считал, что рациональность является необходимым условием общественной жизни, она помогает принимать правильные решения. Подвергая свои решения сомнению, критикуя их, мы, тем самым, делаем нашу жизнь осмысленной. Сократовское оправдание рациональности получило новую интерпретацию в терминах неклассической парадигмы. Как только мы отказываемся от аргумента «Божественного Взора», перед нами встает неотложеная задача придать знанию такие качества, которые принимали бы в расчет человеческую конечность, погрешимость и случайность. Эта реконструкция социального знания указывает на отсутствие отдаленных целей общественного развития, неинтенциональность и контингентность социальных процессов, отсутствие универсальных способов реагирования на социальные вызовы. Неопределенность, таким образом, не есть следствие нашего выбора, это условие воспроизводства общественной жизни, наша судьба, порожденная колонизацией частным социального пространства. Частные интересы продуцируют «мозаичную» социальность, ее нередуцируемую фрагментарность. Условия частного соревновательного воспроизводства социальности обесценивают представления, основанные на общем благе и воле народа. А несоизмеримость высших ценностей устанавливает границы легитимности их притязаниям. Данный факт, в свою очередь, порывает с традициями патернализма: индивид, и только он, несет личную ответственность за свои идеи и поступки. Именно в контексте индивидуальной ответственности свобода становится основополагающей социальной ценностью, ибо в ее отсутствии утрачивается последняя надежда легитимации стандартов и норм общественного воспроизводства.

Постмодернизм, паразитируя на трудностях бинарных оппозиций, пропагандирует релятивизм. Постмодернистский дискурс, взяв к себе в союзники цинизм и иронию, проповедует идеологию, разрушающую устои общественной жизни. Да, следует признать, что погрешимость рациональности не позволяет ей быть универсальным основанием для теоретических разграничений бинарных оппозиций. Безусловно и то, что истина и оправдание идей не могут быть обоснованы исключительно рациональными средствами. Но эти доводы не могут заставить нас отказаться от принятия рациональных устоев общественной жизни. Рациональность, как показала история, вовсе не средство обоснования знания, а самокорректирующая система, которая, как указывал Сократ, может подвергнуть критике любое утверждение или проект. Приверженность рациональности в настоящее время обнаруживается в неприятии ее догматической формы, и в своей основе есть решение моральное. В эпоху нестабильности и неопределенности, уязвимости и небезопасности, рациональность дает надежду на минимизацию этих вызовов нашего времени, противостоит цинизму и отчаянию. Именно в этом контексте рациональность приобретает нравственный статус, ибо в современных условиях только она в состоянии сохранить уважение к личности и защитить идеи эгалитаризма. Рациональность лежит в основе демократических институтов, которые продемонстрировали совместимость с фаллибилизмом социального знания и признанием плюрализма ценностных предпочтений индивидов в социальном взаимодействии. Поскольку наши идеи не могут быть обоснованы исключительно теоретическими средствами, постольку они должны быть подвергнуты публичному обсуждению, которое выявит их социальную приемлемость. Демократические процедуры если и не определят лучшую из конкурирующих идей, то позволят выявить наименее худший сценарий социального взаимодействия. Ограниченность функций демократических институтов обусловлена тем обстоятельством, что равенство, справедливость и свобода не всегда обнаруживают точки соприкосновения в современных условиях общественной жизни. Сегодня мы вновь обращаемся к идеям Гоббса: общество есть наш коллективный проект без ясных универсальных целей, но в то же время, оно есть среда нашего обитания. Поэтому, при всей фрагментации общественной жизни, у нас вырисовывается общая задача - противостоять социальным и теоретическим вызовам нашей эпохи, которые угрожают нашему совместному сосуществованию. Это, безусловно, творческая задача, ибо мы не располагаем универсальными рецептами для их решения, а наделены способностью к критике и опровержению.

Идеалы классической парадигмы стали фактом истории. Мы испытываем тоску по нормам и ценностям ушедшей эпохи. Нам необходима точка опоры, дающая уверенность в практическую осуществимость наших идеалов и целей. К сожалению, эти наши поиски ограничиваются экзистенциональными поисками собственной идентичности, ибо обратив взор на социальную среду обитания, мы сталкиваемся с непредвиденностью и случаем.

Ограниченность социального знания временным контекстом и отсутствие рациональных средств для исторических пророчеств породили новый способ представленности социального знания — неклассический дискурс.

Мы являемся свидетелями становления нового смыслового социального пространства. На уровне социальной «перспективы» - это мы в настоящем, в конкретной социальной среде. На практике мы оказались приверженцами частной собственности и взаимно несогласующихся ценностей, которые могут быть представлены только в демократическом обществе. Демократические институты отнюдь не являются выражением идей общественного блага, скорее они являются наиболее приемлемой институциональной формой социальных перемен, увязанных с процедурами рационального выбора. Именно с рациональных позиций можно утверждать, что колонизация экономикой социального пространства и процесс глобализации породили тенденции, разрушающие демократические основы общественной жизни.

В новых условиях мы призваны вновь решать задачу, поставленную К. Марксом: экономику как цель социальных стратегий трансформировать в средство, которое способствовало бы решению наших насущных задач. Приверженность к рационализму открывает нам разнообразные возможности влиять на свою судьбу, но не освобождает наши усилия от неопределенности и случая.

287

Заключение

Таким образом, социальное знание, рассмотренное в контексте классической парадигмы, обнаружило фундаментальные теоретические изъяны. Критический анализ классической социологии показал настоятельную необходимость реконструкции социальной эпистемологии, которая, в свою очередь, предполагает переосмысление роли и функции основополагающей ценности европейской культуры - рациональности.

Вопрос о рациональности как человеческой способности является не только теоретическим, он также содержит огромный практический смысл. Рациональность как способ проявления человеческих способностей необходим не только в познавательной деятельности, но и в организации социальной, культурной и частной жизни. Именно совокупность когнитивных и социальных практик, составляющих «проект Просвещения», определяет облик европейской культуры. С рационализацией общества связывались надежды проекта гуманизации. Идея гуманизма выстроила социальную перспективу, установив неразрывную связь между целью, благом и разумом.

Проект Просвещения» оказался утопией. Не получила подтверждения основополагающая его предпосылка о единстве познавательных и социальных типов рациональности. Рациональные устои общественной жизни не всегда коррелируются с теоретическим социальным знанием. Социальность, в которую погружается индивид, полна противоречий, она не укладывается в общественные ожидания проекта Просвещения.

Данное обстоятельство вызвало недоверие к ценностям классической парадигмы социального знания (гуманизму, рационализму, историзму и объективности). Классический рационализм обнаружил свою избыточность. Проблема пределов легитимности и обоснованности социального знания стала рассматриваться в аспекте критики картезианской парадигмы. Чтобы установить причины теоретической ограниченности догматического рационализма, необходимо было вновь проанализировать его парадигмальные предпосылки: способы получения знания, границы и сферы применимости, а также критерии достоверности.

Список научной литературыТазаян, Араван Бабкенович, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Абдильдин Ж.М., Абишев К.А. Формирование логического строя мышления в процессе практической деятельности. - Алма-Ата: Наука, 1981.-212с.

2. Абельс X. Интеракция, идентичность, претензия. Введение в интерпретационную социологию. СПб.: Алетейя, 1999. - 272с.

3. Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Ф. Визер. М.: Экономика, 1992. - 492 1. с.

4. Автономов B.C. Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая наука, 1998. 232с.

5. Адорно Т.В. Негативная диалектика. М.: Научный мир, 2003. - 373с.

6. Адорно Т.В. Проблемы философии морали. М.: Республика, 2000. -239с.

7. Алексеева Т.А. Справедливость. Морально-политическая философия Джона Роулса. М.: Наука, 1992. - 112с.

8. Альбер, М. Капитализм против капитализма. СПб.: Экономическая школа, 1998.-296с.

9. Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1994.-495 1. с.

10. Аналитическая философия: Избранные тексты. М.: Изд-во МГУ, 1993.- 181с.

11. Аналитическая философия: Становление развитие (антология). — М.: «Дом интеллектуальной книги», «Прогресс-Традиция», 1998. 528с.

12. Антология мировой философии. В 4т. М.: Мысль, 1969. Т.1. ч.1. 576с.

13. Антология экономической классики: В 2т. М.: МП «Эконов», 1991. Т.1.- 1991.-474 1. с. Т2.- 1992-485 1. с.

14. Аристотель. Метафизика. Соч.: В 4т. М.: Мысль, 1975. Т.1. - С. 63368.

15. Арон, Раймон. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст: Лит.-изд. студия РИФ, 1993. - 301, 2.

16. Арон, Раймон. Мнимый марксизм. М.: Прогресс, 1993. - 382, 1.

17. Арон, Раймон. Этапы развития социологической мысли. М.: Изд. группа «Прогресс»: «Универс.», 1993. - 607с.

18. Багатурия Г.А., Выготский B.C. Экономическое наследие К. Маркса. История. Содержание. Методология. М.: Мысль, 1976. - 325.

19. Баррадори Д. Американский философ: Беседы с Куайном, Данто, Патнэмом, Рорти, Нозиком и др. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998.-208с.

20. Барулин B.C. Социальная философия. М.: Гранд: ФАИР-Пресс, 2002. -558с.

21. Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Издательство «Весь Мир», 2004. - 188с.

22. Бауман, Зигмунт. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002. - 325с.

23. Бауман, Зигмунт. Мыслить социологически. М.: Аспект-Пресс, 1996. -255с.

24. Беленко В. Риккардо и Маркс как теоретики стоимости. Харьков: Изд. Пролетарий, 1926. - 77с.

25. Бендикс Р. Образ общества у Макса Вебера // Вебер, Макс Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. с. 567-588.

26. Бентам, Иеремий. Введение в основания нравственности и законодательства. М.: РОССПЭН, 1998. - 415с.

27. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум-Academia - Центр, 1995. -323с.

28. Бердяев Н.А. О назначении человека. СПб. - М.: Республика, 1993. -382с.

29. Берлин, Исайя. Философия свободы. Европа. М.: Новое лит. обозрение, 2001. - 440с.

30. Бирюков Б.В. Жар холодных чисел и пафос бесстрашной логики. М.: Знание, 1985.- 192с.

31. Блауг М. Экономическая модель в ретроспективе. М.: Дело, 1994. -687с.

32. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000, - 96с.

33. Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М.: Изд. иностр. лит., 1961.- 151с.

34. Бор Н. Жизнь и творчество. Сборник статей. М.: Наука, 1967. 344с.

35. Бор Н. Можно ли считать квантомеханическое описание физической реальности полным // Бор Н. Избр. науч. тр. Т.2. М., 1971. С. 187-198.

36. Борн М. Моя жизнь и взгляды. М.: Прогресс, 1973. - 176с.

37. Борн М. Размышления и воспоминания физика: Перевод. М.: Наука, 1977.-280с.

38. Борн М. Физика в жизни моего поколения. М.: Изд. Иностр. лит., 1963.-535с.

39. Бродский А.И. История и мораль (Отражение этического учения JI. Толстого в русской религиозной историософии начала ХХв.). // Логос. Кн. 2. Российский духовный опыт. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1992. С. 22-33.

40. Бурбаки Н. Очерки по истории математики. — М.: Изд. Иностр. лит., 1963.-285с.

41. Бурдье, Пьер. Практический смысл. СПб.: Алетейя; М.: Ин-т эксперимен. социологии, 2001. - 562с.

42. Бьюкенен Дж. Комментарии // Козловски П. Этика капитализма. М.: Экономическая школа, 1996. - С. 75-84.

43. Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. М.: ООО Издательство ACT, 2003. -444с.

44. Бэкон Ф. Новый Органон. Сочинения: В 2 т. Т.2. М.: Мысль, 1972. -С. 5-482.

45. Вальверде К. Философская антропология. М.: Христианская Россия, 2000.-411с.

46. Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. -312с.

47. Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: Синергетика и теория социальной самоорганизации. СПб.: Лань, 1999.-479с.

48. Ватин И.В. Человеческая субъективность. Ростов-н/Д: Изд-во РГУ. -197с.

49. Вебер, Макс. Аграрная история Древнего мира. М.: Канон - Пресс -Ц.: Кучково поле, 2001. - 559с.

50. Вебер, Макс. История хозяйства. Город. М.: Канон - Пресс - Ц.: Кучково поле, 2001. - 575с.

51. Вебер, Макс. Критические исследования в области логики наук о культуре. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 416-494.

52. Вебер, Макс. Наука как призвание и профессия. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 707-735.

53. Вебер, Макс. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания. // Вебер, Макс. Избранные произведения. -М.: Прогресс, 1990. С. 345-415.

54. Вебер, Макс. О некоторых категориях понимающей социологии. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 495546.

55. Вебер, Макс. Политика как призвание и профессия. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 644-706.

56. Вебер, Макс. Предварительные замечания. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 44-60.

57. Вебер, Макс. Протестантская этика и дух капитализма. // Вебер, Макс. Избранные произведения. -М.: Прогресс, 1990. С. 61-272.

58. Вебер, Макс. Протестантские секты и дух капитализма. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 273-306.

59. Вебер, Макс. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 547-643.

60. Вебер, Макс. Социология религии (типы религиозных сообществ). // Вебер, Макс. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С. 78308.

61. Вебер, Макс. Теория ступеней и направлений религиозного неприятия мира. // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 307-344.

62. Вебер, Макс. Хозяйственная этика мировых религий. // Вебер, Макс. Избранное. Образ общества. -М.: Юрист, 1994. С. 43-77.

63. Вейль Г. Математическое мышление. М.: Наука, 1989. - 400с.

64. Вейль Г. О философии математики. Сборник работ. M.-JI.: ГПИ, 1934.- 128с.

65. Вигнер Е. Этюды о симметрии. М.: Мир, 1971. 318с.

66. Виндельбанд В. История философии. Киев, Ника-Центр: Вест-С, 1987.-553с.

67. Виндельбанд В. Прелюдии. СПб.: Д.Е. Жуковский, 1904. - VI, 374с.

68. Витгенштейн JI. Философские работы. Часть I. М.: Изд-во «Гнозис», 1994.-612с.

69. Войшвилло Е.К. Дегтярев М.Г. Логика как часть теории познания и научной методологии. М.: Наука, 1994.1ч.- 1994 - 312с. II ч. - 1994 -333с.

70. Волков Ю.Г. Человек: Энциклопедический словарь / Ю.Г. Волков, B.C. Поликарпов. М.: Гардарики, 1999. - 518с.

71. Вольф Р.П. О философии. М.: Аспект Пресс, 1996. 415с.

72. Вригт Г.Х. Логико-философские исследования. Избр. труды. М.: прогресс, 1986.-594, 1.

73. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики -М.: Прогресс, 1988. 699с.

74. Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс - Традиция, 2003. - 528с.

75. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. М.: Республика, 1997. - 495с.

76. Гайденко П.П. Социология Макса Вебера // Вебер, Макс. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - 5-40.

77. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология М. Вебера и веберовский ренессанс. М.: Политиздат, 1991. 367с.

78. Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В Зт. М.: Мысль, 1970. Т.1. - 504с.

79. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. М.: Соцэкгиз., 1959. - 440с.

80. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М.: Наука, 1990. -400с.

81. Гейзенберг В. Шаги за горизонт: Сборник . М.: Прогресс, 1987. - 366 [2] с.

82. Гейтинг А. Интуционизм. Введение. М.: Мир, 1965. - 200с.

83. Гемпель Карл Густав. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998. -240с.

84. Гердер И.Г. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977. - 703с.

85. Гидденс Э. Ускользающий мир: Глобализация меняет нашу жизнь. -М.: Издательство «Весь Мир», 2004. 120с.

86. Гильберт Д. Основания геометрии. М.-Л.: Гостехиздат, 1948. - 492с.

87. Гоббс, Томас. Левиафан. М.: Мысль, 2001. - 478с.

88. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 2000. - 304с.

89. Гофман А.Б. Социология Эмиля Дюркгейма. / Дюркгейм, Эмиль. Социология. Его предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. С. 305-344.

90. Грей, Джон. Поминки по Просвещению. Политика и культура на закате современности. М.: Праксис, 2003. 363с.

91. Гудмен, Нельсон. Факт, фантазия и предсказание: Способы создания миров. Статьи. М.: Логос: Идея-Пресс: Праксис, 2001. - 376с.

92. Гуссерль, Эдмунд. Картезианские размышления. СПб.: Наука: Ювента, 1998.-315с.

93. Гуссерль, Эдмунд. Феноменология внутреннего сознания времени. Собр. соч. -М., Логос; Гнозис, 1994. Т.1.— 162с.

94. Давидович В.Е. Социальная справедливость: идеал и принцип деятельности. М.: Политиздат, 1989. — 254с.

95. Давыдов Ю. Макс Вебер и Лев Толстой. К проблеме соотношения этики убеждения и этики ответственности. // Вопр. лит. 1994 - Вып. 1.-С. 77-105.

96. Дарендорф, Ральф. Тропы из утопии. М.: Праксис, 2002. - 536с.

97. Декарт Р. Размышление о первой философии. Соч.: В 2т. М.: Мысль, 1994. Т.2. С. 3-417.

98. Делез, Жиль. Логика смысла/ Ж. Делез. Treatrum philosophicum/ М. Фуко. М.: Раритет; Екатеринбург: Деловая кн., 1998. - 473с.

99. Делез, Жиль. Фуко. М.: Изд-во гуманит. лит., 1998. - 171с.

100. Делез Ж. Эмпиризм и субъективность: опыт о человеческой природе по Юму. Критическая философия Канта; учение о способностях. Бергеонизм. Спиноза. М.: ПЕРСЭ, 2001. - 480с.

101. Джеймс, Уильям. Введение в философию /У. Джеймс. Проблемы философии/ Б.Рассел. М.: Республика, 2000. - 315с.

102. Джеймс, Уильям. Воля к вере. М.: Республика, 1997. - 431с.

103. Джемс В. Прагматизм. СПб.: Образование, 1910. Вып. I. 242с.

104. Деннет Дэнниел С. Виды психики: На путях к пониманию сознания. М.: Идея-Пресс, 2004. - 184с.

105. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума: /Публ. глав из работы нем. философа/. //Вопросы философии 1988. - №4 - С. 128152.

106. Дильтей, Вильгельм. Сущность философии. М.: Интрада., 2001. -159с.

107. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружения их в метафизических системах. // Новые идеи в философии. СПб.: Образование, 1912. Вып. I. С. 119-181.

108. Дьюи Дж. Общество и его проблемы. М.: Идея-Пресс, 2002. -160с.

109. Дьюи Д. Проблемы человека //Дьюи Д. Реконструкция в философии. Проблемы человека. М.: Республика, 2003. с. 133-450.

110. Дьюи Дж. Реконструкция в философии. М.: Логос, 2001. - 168с.

111. Дюмон Л. Homo aequalis. Генезис и расцвет экономической идеологии. М.: Издательский дом NOTABENE. 2000. 240с.

112. Дюркгейм Э. Курс социальной науки // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с. 167-198.

113. Дюркгейм Э. Материалистическое понимание истории // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с. 199-207.

114. Дюркгейм Э. Метод социологии // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с.5-164.

115. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. // Дюркгейм, Эмиль. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. с. 3-390.

116. Дюркгейм Э. Педагогика и социология. // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с.244-264.

117. Дюркгейм Э. Представления индивидуальные и представления коллективные // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с.208-243.

118. Дюркгейм Э. Социология и социальные науки // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с.265-285.

119. Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения. // Дюркгейм, Эмиль. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М.: Канон, 1995. с. 286-304.

120. Заковоротная М.В. Идентичность человека. Социально-философские аспекты. Ростов-н/Д; Изд-во СКНЦ ВШ, 1999. - 199с.

121. Зандкюллер Г.Й. Критика и позитивная наука. К эволюции Марксовой теории. // Историко-философский ежегодник. 1990. М.: Наука, 1991. С. 6-25.

122. Зарубина Н.Н. Социокультурные факторы хозяйственного развития: М. Вебер и современные теории модернизации. — СПб.: Изд-во Рус. христиан, гуманитарного ин-та, 1998. -287с.

123. Зиммель, Георг. Избранное. М.: Юрист, 1996. Т.1.: Философия культуры. - 670с. Т.2.: Содержание жизни. - 1996. - 607с.

124. Зиммель Г. Социальная дифференциация. Социологические и психологические исследования. Киев-Харьков: Южно-Русское книгоиздат. Ф.А. Иогансона, 1900 - 223с.

125. Золотухина-Аболина Е.В. Рациональное и ценностное. — Ростов-н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1988. 139, 2.,с.

126. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрода, 1996. - 256.

127. История филососфии. М.: Политиздат., 1941. - Т. II. - 472с.

128. История экономических учений. М.: ИНФРА-М, 2000. - 784с.

129. Кайберг Г. Вероятность и индуктивная логика. М.: Прогресс, 1978. -375с.

130. Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки: Итоги XX столетия. М.: Логос, 2000. - 319с.

131. Кант И. Критика практического разума. Соч.: В 6т. М.: Мысль, 1965. Т.4. Ч. 1.С. 311-501.

132. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. - 591 1.с.

133. Кант И. Метафизика нравов в двух частях. Соч.: В 6т. М.: Мысль, 1965. Т.4. 4.2. С. 107-438.

134. Кант И. О поговорке «может быть, это и верно в теории, но не годится для практики». Соч.: В 6т. М.: Мысль, 1965. Т.4. 4.2. С. 59106.

135. Кантценбах Ф.В. Мартин Лютер / Кантцентбах Ф.В. Жан Кальвин / Штедтке И. Рстов-н/Д: Феникс, 1998. - 307с.

136. Карнап, Рудольф. Значение и необходимость по семантике и модальной логике. М.: Изд. иностр. лит., 1959. - 382с.

137. Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст: проблемы неклассической теории познания. — СПб.: Изд-во Рус. Христиан. Гуманит. ин-та, 1999. 407с.

138. Кассирер, Эрнст. Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие о функции. СПб.: Изд. «Шиповник», 1912. -453с.

139. Кастельс, Мануэль. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: Государственный ун-т Высшей шк. экономики, 2000. — 608с.

140. Кейнс Дж. М. Альфред Маршалл 1842-1924 //Маршалл А. Принципы экономической теории: В Зт. М.: Прогресс, Фирма «Универс», 1993. Т.1. С. 5-44.

141. Кейнс Дж. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Гелиос АРВ, 2002.-352с.

142. Кемеров В.Е. Введение в социальную философию М.: Акад. проект, 2001. - 317с.

143. Клайн М. Математика. Поиск истины.- М.: Мир, 1988. 295с.

144. Клайн М. Математика. Утрата определенности. М.: Мир, 1984. -446с.

145. Классики экономической мысли: В. Петти, А. Смит, Д. Рикардо, Дж. Кейнс, М. Фридман: Сочинения. М.ЭКСМО-ПРЕСС, 2000. - 895с.

146. Козер JI. Функции социального конфликта. М.: Идея-Пресс, 2000. - 240с.

147. Козловски, Петер. Прощание с марксизмом-ленинизмом: О логике перехода от развитого социализма к этическому и демократическому капитализму; Очерки персоналистской философии. СПб.: Экономическая школа, 1997. - 215с.

148. Козловски П. Этика капитализма. СПб.: Экономическая школа, 1996.- 158с.

149. Конт, Огтост. Дух позитивной философии. Слово о положительном мышлении. СПб.: «Вестник знания», 1910. - 76с.

150. Конт, Огюст. Положительная философия Огюста Конта в изложении д-ра Робина. СПб.: тип. Пороховщикова, 1898. - 133с.

151. Коул М., Скрибнер С. Культура и мышление: Психологический очерк. — М.: Прогресс, 1977. 262с.

152. Кохановский В.П. Философия и методология науки: Учебник для вузов. — Ростов-н/Д: Изд-во «Феникс», 1999. 576с.

153. Кравченко Е.И. Макс Вебер. М. Весь Мир, 2002. - 221с.

154. Кравченко Е.И. Теория социального действия: от Вебера к феноменологии // Социол. журн. 2001 - №3 .-С. 121-141.

155. Критика современных немарксистских концепций философии науки. М.: Наука, 1987. - 238 1. с.

156. Кроссер, Паул К. Нигилизм Джона Дьюн. М.: Изд. иностр. лит., 1985.-286с.

157. Ксенополь АД. Понятие ценности в истории. Киев: тип. Майнандера, 1912. - 52с.

158. Куайн У. Слово и объект. М.: Праксис: Логос, 2000. 385с.

159. Кули Ч. Человеческая природа и социальный порядок. М.: Идея-Пресс, 2000. - 320с.

160. Кутырев В.А. Разум против человека: (Философия выживания в эпоху постмодернизации). М.: Черо, 1999. - 229с.

161. Кюнг Г. Философия в XX веке. Онтология и логический анализ языка. — М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. 237с.

162. Кюэн Ш.А. Социология и одержимость пониманием. Неопозитивистское прочтение Макса Вебера // Социол. исслед. 2001 -№ 12.-С. 3-15.

163. Лакатос И. Доказательство и опровержения. М.: Наука, 1967. -152с.

164. Лакатос И. Методология исследовательских программ. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП, «Ермак», 2003. 380с.

165. Лакатос Имре. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.: Медиум, 1995. 236с.

166. Ласло Э. Век бифуркации. Постижение изменяющегося мира. //Путь 1995 -№7.-С. 3-129.

167. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. -М.: Эдиториал. УРСС, 2001. 255с.

168. Ленин В.И. Проект программы нашей партии. // Ленин В.И. Поли, собр. соч. Т.4. - С. 213-239.

169. Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации: Учебное пособие для вузов. М.: Изд. ПРИОР, 2001. - 428с.

170. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Ин-т экспериментальной социологии. - СПб.: Алетейя, 1998. - 160с.

171. Локк Дж. Два трактата о правлении. Сочинения: В Зт. М.: Мысль, 1988. Т.З. С. 135-406.

172. Локк Дж. Опыт о человеческом разумении. Сочинения: В Зт. М.: Мысль, 1985. Т.1. - 1985. - с. 78-582. Т.2. - 1985 - С. 3-201.

173. Лоренц, Конрад. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998.-493с.

174. Лоренц, Конрад. Агрессия: (Так называемое «зло»). СПб.: Амфора, 2001.-349с.

175. Лукач, Георг. История и классовое сознание. М.: Изд-во «Logos altera», 2003.-413с.

176. Лукач, Дьердь. К онтологии общественного бытия: Пролегомены. -М.: Прогресс, 1991. 410, 2. с.

177. Лукач Д. Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества. -М.: Наука, 1987.-616с.

178. Лукман Т. Конструирование языка в повседневной жизни. //Концептуализация и смысл. Новосибирск: Наука, 1990. С. 120-128.

179. Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001. - 250с.

180. Льюис, Джон. Марксистская критика социологических концепций Макса Вебера. М.: Прогресс, 1981. - 200с.

181. Лютер, Мартин. Избранные произведения. СПб.: Андреев и согласие, 1994.-427 1. с.

182. Макинтайр, Аласдер. После добродетели: Исследов. теории морали. М.: Акад. Проект. [Екатеринбург]: Деловая кн., 2000. 382с.

183. Малкей М. Наука и социология знания. М.: Прогресс, 1983. - 253с.

184. Мальтус Т. Опыт закона о народонаселении. М.: Изд-во М.Н. Прокоповича, 1908.- 180с.

185. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Изд. группа «Прогресс», Культура, 1992. - 415с.

186. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Мецниереба, 1984. - 82с.

187. Мамчур Е.А. и др. Отечественная философия науки: предварительные итоги. М.: РОССПЭН, 1997. - 259с.

188. Мангейм К. Очерки социологии знания: Проблемы поколений -состязательность экономические амбиции. - М.: ИНИОН РАН., 2000.- 162с.

189. Мандевиль Б. Басня о пчелах. М.: Мысль, 1974. - 376с.

190. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. - 674с.

191. Маркс К. Введение (из экономических рукописей 1857-1858 годов). // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 12. С. 709-738.

192. Маркс К. Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.8. С. 119-217.

193. Маркс К. Капитал. Книга вторая. Процесс обращения капитала. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.24. С. 31-596.

194. Маркс К. Капитал. Книга первая. Послесловие ко второму изданию. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.23. С. 12-22.

195. Маркс К. Капитал. Книга первая. Процесс производства капитала. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.23. С. 43-784.

196. Маркс К. Капитал. Том третий. Книга третья. Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Часть вторая. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.25. 4.II. С. 3-458.

197. Маркс К. Капитал. Том третий. Книга третья. Процесс капиталистического производства, взятый в целом. Часть первая. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.25. 4.1. С. 29-505.

198. Маркс К. Конспект книги Джемса Милля «Основы политической экономии». // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.42. С. 5-40.

199. Маркс К. К критике гегелевской философии права. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.1. С. 219-368.

200. Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.1. С. 414-429.

201. Маркс К. К критике политической экономии. // Маркс К., Энгельс Ф. -Соч.-2-е изд.-Т. 13. С. 1-167.

202. Маркс К. Павлу Васильевичу Анненкову. 28 декабря (1846). // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.27. С. 401-412.

203. Маркс К. Людвигу Кугельману. 11 июля 1868г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.32. С. 460-462.

204. Маркс К. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.4. С. 65-185.

205. Маркс К. Тезисы о Фейербахе. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд.-Т.З.С. 1-4.

206. Маркс К. Теория прибавочной стоимости (IV том «Капитала») // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.26. 4.II. С. 3-648.

207. Маркс К. Теория прибавочной стоимости (IV том «Капитала») // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.26. 4.1. С. 3-352.

208. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов (Первоначальный вариант «Капитала») // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. -2-е изд. - Т.46. Ч. I. С. 3-508.

209. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 годов (Первоначальный вариант «Капитала») // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. -2-е изд. - Т.46. 4.II. С5-496.

210. Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т.42. С. 41-174.

211. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. -Соч. 2-е изд. - Т.З. С. 7-544.

212. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании. // Маркс К., Энгельс Ф. -Соч. 2-е изд. - Т.2. С. 7-230.

213. Маршалл А. Принципы экономической науки: В Зт. М.: Прогресс, Фирма «Универс», 1993. Т. 1. -414 1. с.

214. Матяш Т.П. Нерациональность рациональности. // Гуманитарный ежегодник 2. / Ответ, ред. Ю.Г. Волков. Ростов-н/Д, Изд-во Рост, унта, 2003. С. 122-126.

215. Матяш Т.П. Сознание как целостность и рефлексия. Ростов-н/Д: Рост гос. ун-т, 1988 - 178с.

216. Мегрелидзе К. Р. Основные проблемы социологии мышления. -Тбилиси, «Мецниереба»., 1973. 434с.

217. Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М.: РОССПЭН, 1999. -312с.

218. Микешина JI.A. Философия познания: Полемические главы. М.: Прогресс-Традиция, 2002. - 623с.

219. Микешина JI.A., Опенков М.Ю. Новые образы познания и реальности. М.: РОСПЭН, 1997. - 239с.

220. Милль Д.С. Опост Конт и позитивизм. СПб.-М.: тип. Кущнерева и К0, 1897.-331с.

221. Милль Дж.Ст. Система логики силлогистической и индуктивной. Изложение принципов доказательства в связи с методами научного исследования. М.: Изд. Г.А. Лемена, 1914. — 880с.

222. Милль Дж. Ст. Утилитаризм. О свободе. СПб.: Типография (быв.) A.M. Костомина, 1882.- 387с.

223. Монтескье, Шарль Луи. О духе законов. М.: Мысль, 1999. - 672с.

224. Мосс М. Общество. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии. М.:. Изд-во Восточ. лит., 1996. - 359с.

225. Мостовский А. Современное состояние исследований по основаниям математики. //УМН Т. IX. Вып. 3. М.: Гос. изд. технико-теор. лит., 1954.-С. 1-38.

226. Мотрошилова Н.В. Рождение и развитие философских идей: Ист.-филос. очерки и портр. М.: Политиздат, 1991. - 463с.

227. Мур Дж. Принципы этики. М.: Прогресс, 1984. 326с.

228. Нагель Т. Мыслимость невозможного и проблема духа и тела. //Вопр. философии. 2001 - №8. - С. 101-112.

229. Найджел Дж., Гилберт, Майкл Малкей. Открывая Ящик Пандоры. -М.: Прогресс, 1987. 269с.

230. Наука: Энциклопедия-М.: Слово, 1999. -448с.

231. Негиши Т. История экономической теории. М.: АО «Аспект-Пресс», 1995.-462с.

232. Негодаев И.А. На путях к информационному обществу. Ростов-н/Д: Изд-во ДГТУ, 1999. - 254с.

233. Нельсон JI. Невозможность теории познания // Новые идеи в философии. СПб.: Образование, 1913. Сб. 5. С. 64-92.

234. Неомарксизм и проблемы социологии культуры. М.: Изд-во Наука, 1980.-352с.

235. Неусыхин А.И. «Эмпирическая социология» Макса Вебера и логики исторической науки // Вебер, Макс Избранное. Образ общества. — М.: Юрист, 1994. С. 589-657.

236. Ницше: pro et contra: Антология. СПб. Изд-во. Рус. Христиан, гуманит. ин-та, 2001. — 1075с.

237. Нобелевские лауреаты XX века: Экономика. Энциклоп. словарь. -М.: «Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. -336с.

238. Новая философская энциклопедия. В 4т. М.: Мысль. T.I. - 2000 -731 2. с. Т.Н. - 2001 - 634[2] с. T.III. - 2001 - 692[2] с. T.IV. - 2001 -605[2] с.

239. Ньютон и философские проблемы физики XX века: Сб. ст. М.: Наука, 1991.-205с.

240. Осипова Е.В. Социология Эмиля Дюркгейма. СПб.: Алетейя, 2001. -330с.

241. Оукшот М. Рационализм в политике и др. эссе. М.: «Идея-Пресс», 2002.-285с.

242. Пап А. Семантика и необходимая истина: Исследования оснований аналитической философии. М.: «Идея-Пресс», 2002. - 418с.

243. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект-Пресс, 1998.-270с.

244. Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Акад. проект, 2000. - 679с.

245. Пассмор Д. Современные философы. М.: Идея-Пресс, 2002. 189с.

246. Патнэм X. Разум, истина и история: Праксис, 2000 24с.

247. Патнэм, Хилари. Философия сознания. М.: Дом интеллектуальной кн., 1999.-234с.

248. Патрушев А.И. Расколдованный мир Макса Вебера. М.: МГУ, 1992. -207с.

249. Пигу А.С. Экономическая теория благосостояния. М.: Прогресс, 1985. Т.1. 512с.

250. Пирс Ч.С. Начала прагматизма. СПб.: Лаб. метафиз. исслед. при филос. фак. СПбГУ: Алетейя, 2000. - 318с.

251. Планк М. Единство физической картины мира. Сборник статей. М.: Наука, 1966.-287с.

252. Платон. Государство. Собр. соч.: В 4т. М.: Мысль, 1994. Т.З. С. 79420.

253. Платон. Менон. Соч. В 4 т. М.: Мысль, 1990. Т.1. С. 584-596.

254. Платон Теэтет. Собр. соч.: В 4т. М.: Мысль, 1993. Т.2. С. 192-274.

255. Поликарпов B.C., Волков Ю.Г., Поликарпова В.А. Современная культура и генная инженерия: Философские размышления. Ростов-н/Д: Изд-во РГУ, 1991. - 120с.

256. Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М.: Прогресс, 1983. -605с.

257. Поппер К. Логика социальных наук. // Вопросы филос. 1992. - №10. -С. 65-75.

258. Поппер К. Нищета историцизма. // Вопросы филос. 1992. - №8. - С. 49-79; Вопросы филос. - 1992. - №9. - С.24-48; Вопросы филос. - 1992. -№10.-С. 29-57.

259. Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. В 2т. М.: Международ, фонд «Культурная инициатива»: «Феникс», 1992. Т.1 -1992. - 446с. Т.2. - 1992. - 525с.

260. Поппер К.Р. Предположения и опровержения: Рост научного знания. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. 638с.

261. Постиндустриальный мир и Россия. М.: Эдиториал УРСС, 2001. -616с.

262. Прибрам К. Языки мозга. М.: Прогресс, 1975. - 464с.

263. Пригожин, Илья. Время, хаос, квант: К решению парадокса времени.- М.: Прогресс, 1999. 266с.

264. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой. М.: Эдиториал УРСС, 2000. - 239с.

265. Прудон П.Ж. Французская демократия. СПб.: Тип. А. Головачева, 1867.-388с.

266. Прудон П. Ж. Что такое собственность?. М.: Республика, 1996. -367с.

267. Пуанкаре А. О науке: Сборник. М.: Наука, 1983. - 560с.

268. Пэнто Р. Гравитц М. Методы социальных наук. М.: Прогресс, 1972. -607с.

269. Раинко С. Марксизм и его критики. М.: Прогресс, 1979. - 336с.

270. Рассел, Бертран. Исследования значения и истины. — М.: Идея-Пресс; Дом интеллектуальной книги, 1999. 399с.

271. Рассел, Бертран. Искусство мыслить. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999.-240с.I

272. Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы. Киев: «Ника-Центр»; «Вист-С», 1997.-605с.

273. Рациональность на перепутье: В 2 кн. М.: РОССПЭН, 1999. Кн. 1.- 1999. 367с. Кн. 2. - 1999. - 463с.

274. Режабек Е.Я. Капитализм: проблема самоорганизации. — Ростов-н/Д: Изд-во РГУ, 1993.-320с.

275. Режабек Е.Я. Мифомышление (когнитивный анализ). М.: Эдиториал УРСС, 2003. - 304с.

276. Рикер, Поль. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Канон-Пресс-Ц.: Кучково поле, 2002. - 623с

277. Риккардо Д. Принципы политической экономии. J1. Рабочее изд-во «Прибой», 1924. - 198с.

278. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. СПб.: Образование, 1911. - 195с.

279. Риккерт, Генрих. Границы естественно-научного образования понятий: Логическое введение в историю науки. СПб.: Наука, 1997. -531с.

280. Ритцер Дж. Современные социологические теории. СПб.: Питер, 2002. - 686с.

281. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1997. - 297с.

282. Роулс Дж. Теория справедливости. Глава I. Справедливость как честность. //Ж. Вопросы философии. 1994 №10 - С. 38-52.

283. Руссо, Жан-Жак. Об общественном договоре: Трактаты. М.: Канон-Пресс-Ц.: Кучково поле, 1998. -415с.

284. Руткевич Е.Д. Феноменологическая социология знаний. М.: Наука, 1993.-272с.

285. Рюэль Д. Случайность и хаос. Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001. - 192с.

286. Саймон Г.А. Теория принятия решений в экономической науке и науке о поведении. //Теория фирмы. — СПб.: Экономическая школа, 1995. С. 54-72.

287. Сачков Ю.В. Вероятностная революция в науке: (Вероятность, случайность, независимость, иерархия). М.: Научный мир, 1999. -143с.

288. Селигмен А. Проблема доверия. М.: Идея- Пресс, 2002. 254с.

289. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс: Изд. группа «Универс», 1993. - 654 1.

290. Синергетическая парадигма: Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. М.: Прогресс-Традиция, 2004. 560с.

291. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Соцэкгиз, 1962.-684с.

292. Смит А. Теория нравственности чувств. М.: Республика, 1997. -351с.

293. Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада: Учебная хрестоматия. М.: Издательская корпорация «Логос», 1996. - 400с.

294. Современный либерализм: Ролз, Берлин, Дворкин и др. М.: Дом интеллектуальной книги; Прогресс-Традиция, 1998. - 248с.

295. Сокулер З.А. Проблема обоснования знания: Гносеологические концепции Л. Витгенштейна и К. Поппера. М.: Наука, 1988. - 176с.

296. Сорокин П. Система социологии. Пт.: Колос, 1920. Т.1. - 360с.

297. Сорокин П. Человек, цивилизация, общество М.: Политиздат, 1992. - 542с.

298. Социо-логос. Общество и сферы смысла. Вып. 1. М.: Прогресс, 1991.-478с.

299. Спенсер, Герберт. Опыты научные, политические и философские. -Минск: Соврем, литератор, 1998.- 1407с.

300. Степин B.C. Теоретическое знание: структура, историческая эволюция. М.: Прогресс-Тенденция 2000. - 743с.

301. Структура и развитие науки (Из Бостонских исследований по философии науки). М.: Прогресс, 1973. - 487с.

302. Тард Г. Социальная логика. С.-Пб.: тип. Ю.Н. Эрлих, 1901. 491с.

303. Тард Г. Социальные законы. СПб.: Изд. П.П. Сайкина, 1901. 63с.

304. Тернер Дж. Структура социологической теории. М. Прогресс, 1985. -471с.

305. Токвиль, Алексис де. Старый порядок и революция. М.: Моск. филос. фонд, 1997. - 252с.

306. Токвиль, Алексис де. Демократия в Америке. М.: Весь мир, 2000. -559с.

307. Тоффлер А. Третья волна. М.: ACT, 1999. - 781с.

308. Тоффлер А. Футурошок. СПб.: Лань, 1997. - 492с.

309. Турен Ален. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998. 204с.

310. Тюрель X. Интеллектуальная религиозность, семантика «смысла», этика братства — Макс Вебер и его отношение к Толстому и Достоевскому // Журн. социологии и соц. антропологии. 1999. - Т.2, №4. - С. 23-32.

311. Федотова В.Г. Анархия и порядок. М.: Эдиториал УРСС, 2000. -142с.

312. Федотова В.Г. Практическое и духовное освоение действительности. -М.: Наука, 1991.- 132, 2. с.

313. Федотова В.Г. Социальное конструирование приемлемого для жизни общества. //Вопр. философ. 2003 - №11.- С. 3-18.

314. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986.-543 1.с.

315. Фейербах Л. Сущность христианства (1841). Избр. филос. произв.: В 2т. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1953. ТII. С. 7-405.

316. Фейнман, Ричард и др. Фейнмановские лекции по физике. Вып.1. -М.: Мир, 1965.-267с.

317. Философия и логика Львовско-Варшавской школы. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1999. -408с.

318. Философия, логика, язык. Сб. ст.. М.: Прогресс, 1987. - 331 [2]с.

319. Франк C.JI. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. -508с.

320. Франк C.JI. Реальность и человек. М.: Республика, 1997. - 479с.

321. Фреге, Готлоб. Избранные работы. М.: Дом интеллектуальной кн., 1997.- 159с.

322. Фреге, Готлоб. Логика и логическая семантика: Сб. тр. — М.: Аспект-Пресс, 2000-512с.

323. Фреге, Готлоб. Основоположения арифметики: Логико-математические исследования о понятии числа. Томск: Водолей, 2000. - 127с.

324. Фрейд 3. По ту сторону принципа наслаждения; Я и Оно; Неудовлетворенность культурой. — СПб.: Алетейя, 1998. — 252с.

325. Фридман М., Хайек Ф. О свободе. Минск: Полифант-Референдум, 1990.- 126с.

326. Фромм Э. Иметь или быть? М.: Прогресс, 1990. - 331с.

327. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990. - 269с.

328. Фуко М. Интеллектуалы и власть. М.: Праксис, 2002. - 382с.

329. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977.-488с.

330. Фукуяма Ф. Великий разрыв. М.: ООО «Издательство ACT», 2003. -474с.

331. Хабермас Ю. Вовлечение другого: Очерки полит, теории СПб.: Наука, 2001.-417с.

332. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность: Лекции и интервью. Москва, апрель. 1989г. М.: Наука, 1992. - 175с.

333. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь Мир, 2003. -416с.

334. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - 445, 2.с.

335. Хайдеггер М. О сущности истины // Философия науки 1989. - №4. -С. 91-104.

336. Хайдеггер М. Положение об основании. Статьи и фрагменты. СПб.: Лаборатория метафизических исследований философского ф-та СПбГУ; Алетейя, 2000. - 290с.

337. Хайек Фридрих А. Дорога к рабству. М.: Экономика, 1992. 176с.

338. Хайек Ф.А. Общество свободных. London Overseas Publications Interchange Ltd, 1990. 309c.

339. Хайек Ф.А. фон. Пагубная самонадеянность: Ошибки социализма. -М.: Новости, 1992. 302 1.

340. Хайек Фридрих А. фон. Познание, конкуренция и свобода. СПб.: Пневма, 1999.-288с.

341. Хайек Ф.А. фон. Претензии знания. //Вопросы филос. 2003 - №1. -С.168-176.

342. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство ACT», 2003 - 603с.

343. Холтон Дж. Тематический анализ наук. М.: Прогресс, 1981. - 383с.

344. Хомский Н. Прибыль на людях. М.: Праксис, 2002. 256с.

345. Хорган Джон. Конец науки: взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. СПб.: Амфора, 2001 479с.

346. Хюбнер К. критика научного разума. М., 1994. - 326с.

347. Чупринова Н.И. Психика и сознание как функция мозга. М.: Наука, 1985.-200с.

348. Шелер М. Избранные произведения. М.: Гнозис, 1994. 413с.

349. Шпакова Р.П. Проблемы социального познания в концепции идеальных типов М. Вебера // Вопр. философии 1985 - №3. - С. 113121.

350. Шпет Г.Г. История как предмет логики //Историко-философский ежегодник. 1988. М.: Наука, 1988. - С. 290-319.

351. Шпет Г.Г. История как проблема логики: Крит, и методолог, исследования. Материалы: В 2ч. М.: Памятники исторической мысли, 2002.- 1168с.

352. Шкредов В.П. Метод исследования собственности в «Капитале» К. Маркса. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. - 262с.

353. Шредингер Э. Мое мировоззрение. //Воп. философ. 1994 - №10. С. 68-89.

354. Шредингер Э. Современное положение в квантовой механике. // Э. Шредингер. Новые пути в физике. М., 1971. С. 66-106.

355. Шредингер Э. Что такое жизнь? С точки зрения физики. М.: Атомиздат, 1972. 88с.

356. Шерозия А.Е. Психика. Сознание. Бессознательное. К обобщенной теории психологии. Тбилиси, Идз-во «Мецниереба», 1979. — 171с.

357. Шумпетер И.А. История экономического анализа: В 3-х т. СПб.: Петерб. гос. ун-т экономики и финансов: Высш. шк. экономики, 2001. Т.1 - 2001. - LVI + 494с. Т.2 - 2001. - VIII + 494с. Т.З - 2001. - X + 648с.

358. Шюц А. Структура повседневного мышления. //Социолог, исслед. -1988-№2.-С. 229-237.

359. Эволюционная эпистемология: проблемы, перспективы. М.: РОССПЭН, 1996.- 195с.

360. Эйнштейн А. Геометрия и опыт. //А. Эйнштейн. Собрание научных трудов. М., 1967. Т.2. С. 83-94.

361. Эйнштейн А., Подольский Е., Розен Н. Можно ли считать квантомеханическое описание физическое реальности полным? //А. Эйнштейн. Сб. науч. тр. Т.З., М., 1966. С. 604-611.

362. Эйнштейн А. Собр. науч. тр. В 4т. Перевод. Т.4. М.: Наука, 1967. -599с.

363. Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. Развитие идей от первоначальных понятий до теории относительности и квантов. М.: Наука, 327с.

364. Элиас, Норберт. Общество индивидов. М.: Праксис, 2001. - 331с.

365. Юм Д. Исследования о принципах морали. Соч.: В 2т. М.: Мысль, 1996. Т.2. С. 178-314.

366. Юм. Д. Трактат о человеческой природе. Книга первая. О познании. М.: Канон, 1995. - 400с.

367. Язык и моделирование социального взаимодействия: Переводы. -М.: Прогресс, 1987. 464с.

368. Ясперс К. Всемирная история философии. СПб: Наука, 2000. -272с.

369. Ясперс, К. Духовная ситуация времени: /Фрагмент из кн., изд. в Берлине в 1931г. //Философ. Науки №11. - С. 84-94.

370. Ясперс, Карл. Речь памяти Макса Вебера //Вебер, Макс. Избранное. Образ общества. -М.: Юрист, 1994. с. 553-565.

371. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994. -526с.

372. Baergen R. Contemporary Epistemology. N.Y., London, 1995.

373. Giddens A. Capitalism and Modern Social Theory Cambridge, 1971/

374. Tiryakian E.A. Sociologism and Existentialism: Two Perspectives on the Individual and Society. N.Y., 1962.

375. Tiryakian E.A. Neithen Marx nor Durkhem. Perhaps Weber // Amer. J. Social. 1975. V. 81. №1.

376. Hayek F. A. von Die Theoric komplexer Phanomena. Tubin-gen: I.-C.B. Mohr (Paul Siebeck), 1972.

377. Schutz A. The Phenomenology of Social World. Chicago, 1967.