автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Социальные представления и социальная работа

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Лучанкин, Александр Иванович

Введение

Часть первая. Основной вопрос социальной философии и социальные представления

Глава 1. Жизненный и Системный Миры: исходные проблематизации

1. Основной вопрос социальной философии: поиск общего — 24 причина различий

2. Повседневность как не-тема метафизики и отечественной 40 философии

3. Повседневность: речь и типизация

Глава 2. К методологии исследования 67 социальных представлений

1. Репертуары социальных представлений: модели, стратегии, 73 традиции, миры

2. «Теориеподобность» социальных представлений

3. Социальные представления и позиции

4. Итоговый комментарий

Часть вторая. Философские проблемы операторики и этики социальной работы

Глава 1. Социальная работа: проблема рациональности и социальной позиции

1. Понятие трансгрессии и рамки: социальный работник в зоне 115 переходов

2. Рациональность социальной работы: посредничество и 124 «постмодернизм»

3. Проблемы проектирования жизненных сценариев и 135 профессиональная позиция социального работника

Глава 2. Воображение в социальной работе

1. Три задачи духовной поддержки воображения

2. Социально-антропологический проект (Конвергентный, 179 Виртуальный, Пуерильный Человек)

3. Устная речь в социальной работе: к поэтике согласия

4. Итоговый комментарий

Введение диссертации1998 год, автореферат по философии, Лучанкин, Александр Иванович

Актуальность темы исследования. В статье 7 Конституции Российской Федерации дано определение России как социального государства: «политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих деятельную жизнь и свободное развитие человека». При этом здесь явно предполагается, что реально «обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства, инвалидов и пожилых граждан, развивается система социальных служб». На Западе такой поддержкой занимается система социального обслуживания населения. С 90-х годов аналогичный институт поддержки возник и в России.

Профессиональная социальная работа — один из способов реагирования общества на изменения: во всех странах социальные работники рассматривают себя в роли посредников социальных перемен и реформ. В нестабильных и конфликтных обществах они способствуют примирению сторон. В России много лет декларировалась беспрецедентная защищенность советского человека и считалось немыслимым создавать какую-то особую систему социальной защиты населения. С марта-апреля 1991 г. профессия «социальная работа» была официально зарегистрирована в государственных документах (включая специализации). С этого момента явно обострилась проблематика профессии, поскольку позиция посредника конфликтов, зависимость от социальной политики, ориентация на индивидуализированную (клиентцентрированную) помощь, собственное непростое положение — это факторы, объективно делающие социального работника остро-рефлексивным носителем идей прав человека и профессионализма. В проблематике путей реализации идей гуманизма, прав человека и профессионализма заключается основной философский смысл социальной работы, возобновляемой теоретико-методической рефлексией над задачей ее собственного выживания. Философское осмысление этики и операторики социальной работы — это одна из форм ее собственной поддержки.

Социальные представления специалистов — образы общества, перспектив, человеческого достоинства, рациональности, успешности и т.п. — мировоззренческий базис конкретных действий социального работника с клиентом: и здесь важно не только уметь, но и представлять «клиента»; имидж-образ последнего определяется позицией, питаемой той или иной методологией социального познания. Стабильность/нестабильность очерчивают границы применимости классических/неклассических методологий. Применение неклассических подходов связано с реальностями катастроф, нестабильностей, зон переходов, средово-локальных контекстов, маргинальных сфер жизни людей. Занимая посредническую позицию между стабильным и нестабильным, обществом и государством, клиентом и его средой, участвуя в «разорванной повседневности» Жизненного Мира и в официальных отношениях Системного Мира, социальный работник является участником и наблюдателем микросоциальных процессов. Возникает проблема понимающего описания этой позиции, включая ее профессиональные аспекты, требующая адекватных социально-философских репертуаров. В таком повороте социальная философия должна стать практико-ориентированной.

Главная тема исследования — обоснование посреднической модели социально-философского дискурса, способного поддержать практику социальной работы в ее духовно-имиджмейкерском аспекте, когда речь идет о социальных представлениях клиентов — имиджах, образах, идеях, утопиях, идеалах, образах социальности и т.п., взятых в проблематике проектирования клиентами своего жизненного сценария.

Степень разработанности проблемы. Если социальную теорию рассматривать «имиджмейкерски», фиксируя ее социально-воспитательный смысл, возможно видеть ее как своего рода «социальную работу» (науку и практику), где выделяются имиджи философии. Так «истматовский» имидж социальной философии исключает институт социальной работы, поскольку объективность прогресса, деления на «мы/они», презумпция коллективного управления и «всенародного» государства исключают конфликты. Здесь обслуживание безличного целого и «проектов века», общественного производства и действующих в нем коллективов — и есть профессиональная идентичность философов. Через систему партполитучебы, СМИ, образования и воспитания социальное представление о подчинении коллективному целому (имидж традиционного общества) становилось достоянием людей «догоняющего» типа модернизации.

Имидж современного общества, формирующий реальности иной, «виртуальной», социальной философии, производной от истмата, создавался в историко-философских и литературоведческих исследованиях, в работах по критике буржуазной философии (откуда молодежь узнавала образцы западной научности), в дискуссиях о субъективном факторе при социализме, в спорах об азиатском способе производства и о структурах личности (И.А. Абульханова-Славская, Б.Г. Ананьев, С.С. Батенин, Л.П. Буева, А.П. Бутенко, B.C. Выготский, Ю.Н. Давыдов, В.А. Лекторский, А.Н. Леонтьев, К.Н. Любутин, Ю.М. Лотман, В.П. Иванов, Ю.К. Плетников, A.M. Ракитов, Ю.М. Рачинский, Н.Н. Трубников, М.Г. Ярошевский и мн. др.). В книгах В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон ставился вопрос об изучении истории как естественного процесса, как результата деятельности людей и как развития человеческой индивидуальности, являясь «ответом» на западную проблематику интерсубъективности, изучаемой социологами знания. Исследовались формы организации человеческой субъективности и совместности (группизма), экспериментальность и диалогическая природа внутреннего мира человека (Г.С. Батищев, B.C. Библер, Э.В. Ильенков, Л.Н. Коган, В.М. Межуев, Ф.Т. Михайлов, Э.Ю. Соловьев и др.).

Распространению и общественному признанию имиджей социальной философии, отказавшейся от тотального проектирования в пользу постижения средово-локальных контекстов и персон, послужили два — внешних и внутренних — обстоятельства. Первое связано с символической властью демократически настроенных философов, обвинивших истмат в тотально-идеологических амбициях, что низвело этот тип философствования, включая «постистмат», до одной из многих версий, вынужденных конкурировать с другими на рынке «символической продукции» (Бурдье). Второе обстоятельство обусловлено тремя внутренними моментами, историей соответствующих движений, проявившихся относительно независимо от наступившей в стране эпохи перемен.

Первый связан с взрывом публикаций по культурно-историческим типам рациональности и духовности (С.С. Аверинцев, Р. Барт, B.C. Горский, В.Л. Рабинович, Б.А. Успенский, О.М. Фрейденберг, М.Б. Ямпольский и др.). Выяснилось, что многообразие культур, человеческих менталитетов, миров и образов жизни мотивационно — по-человечески — совпадают с естественными установками людей. Второй связан с проблематизацией сложившейся в стране практики и теории социального воспитания и образования (работы С.С. Арсеньева, B.C. Библера, В.В. Давыдова, Ф.Т. Михайлова и др.), а также с практикой игро-социального проектирования, начатой московскими методологами (О.И. Гени-саретский, С.В. Попов, А.А. Тюков, Г.П. Щедровицкий). К этому времени и у нас и на Западе проектный энтузиазм резко поубавился (вспомним «проекты века» типа поворота рек) и тотальное проектирование уступило пальму первенства идеологии программирования жизни в средово-локальных контекстах. Третий момент связан с обострением саморефлексии философов. Во-первых, появляются работы о миссии философии (Г.С. Батищев, В.Н. Сагатовский, И.И. Субботин). Во-вторых, и это главное, философов различных направлений и интересов объединил неподдельный интерес к полемике «экстерналистов-интерналистов» (Т. Кун, А. Койре, И. Лакатос, К. Поппер, П. Фейербанд). Резко вырос интерес к интерсубъективности в науке и философии. Обмены о роли всеобщего труда в науке переросли в проблематику духовного производства (в работах А.С. Ахиезера, С.Д. Безклубенко, В.Е. Кемерова, Л.Н. Когана, Н.И.

Козловой, М.К. Мамардашвили, Т.П. Матяша, Л.И. Новиковой, А.П. Огурцова, Е.Я. Режабека, В.И. Толстых, В.Г. Федотовой, В.И. Шенкмана, B.C. Швырева, Б.Г. Юдина). Из миссионера безличного целого философ становился «имиджмейкером» — генератором тех или иных социальных представлений, исходя из собственного воображения или представлений группы. Миссии философа в сегодняшнем мире, где сплетаются традиционная и современная рациональность, где ищется общее в модели «постсовременного» общества, посвящены работы В.В. Бибихина, В.К. Гавришина, О.И. Генисаретского, Б. Гройса, И. Смирнова, В.В. Малявина, А.С. Мамзина, В. Махлина, М. Маяцкого, Э.В. Над-точия, В.А. Подороги, В.Н. Сагатовского, А.А. Сыродеевой, В.И. Тюпы и мн. др.

На наш взгляд, мы являемся свидетелями процесса, когда философия самоопределяется в роли терапевта социальных представлений, их целителя. «Человек с улицы» всегда готов, по меткому выражению О. Розеншток-Хюсси, ответить взрывом национальных, социальных, расовых предрассудков и мифологем в ответ на безучастную монологичность экспертов. Если философия не исцеляет социальные представления, то выпадает из дискурса социальности: М. Бахтин, Л. Пумпянский критиковали «культурную специализацию» (культуру экспертов) как социально бесперспективное «спасение на своем месте». Очевидно, что за последние 8 лет каждый философ-преподаватель осознал эту истину «всем телом», являясь участником экспериментов, устраиваемых очередными социальными воспитателями-политиками, сторонниками «догоняющей модернизации». Именно здесь, на наш взгляд, сегодня проходит граница различий философов, здесь формулируются критерии профессиональной идентичности, миссии, игры-в-настоящем и/или служения по-настоящему. Смена имиджей социальной философии — процесс болезненный и драматический, весьма напоминающий сопровождающее участие социального работника в проектировании клиентом своего жизненного сценария (вплоть до саморедескрипции).

Отвлекаясь от персональных коллизий, следует указать на источники, питающие данное исследование.

В самом общем виде смену парадигм социальных наук и образцов научности можно обозначить как переход от классического к неклассическому и постклассическому типу познания (B.C. Степин). Этой трансформации можно поставить в соответствие тенденцию перехода от современного к позднесовре-менному и постсовременному обществу (аналогичны описания переходов от индустриального к постиндустриальному, от прединформационного к информационному, от общества производства к обществу потребления). Если модер-низационные теории предполагали, что есть общий путь для всего человечества, на который не все общества вступают одновременно, то сегодня очевидно, что западный путь развития не единственный. Не единственна и социалистическая альтернатива. Юго-Восточная Азия продемонстрировала образец развития на основе традиции (постмодернизация как возврат к традиционности). Даже возможность не развиваться сегодня осознается как равновероятная.

Такие представления сформировались под влиянием критических работ, посвященных анализу проектного энтузиазма модернизационной философии (Дж. Александер, 3. Бауман, Р. Бхаскар, М. Вебер, Р. Гвардини, Б. Гройс, Э. Гидденс, Н. Луман, Ч. Тейлор, Ю. Хабермас и др.). Исследования феноменов локализации, ценностной рациональности, персональной и социокультурной идентичности, неотрадиционализма показали многовариантность (виртуальность) описаний, характерных для постмодернизационных подходов в социальном познании (С. Бак-Моррис, В. Вельш, О. Генисаретский, Ж. Деррида, Г. Заиченко, Т. Клименкова, Н. Козлова, П. Козловски, Ж.Ф. Лиотар, В. Малявин, Т. Матяш, А. Панарин, Р. Рорти, М. Рыклин, А. Сыродеева, А. Турен, В. Федотова, И. Хассан, Т. Шанин и др.). Контекст соотношения модернизационных и постмодернизационных трактовок социального познания и, в частности, соответствующее им отношение к социальной работе определило второй круг источников, положенных в основу данного исследования.

В работах А. Шюца, П. Бергера, Т. Лукмана и других социологов знания сформулированы аксиоматические положения о том, что в каждом обществе имеются самоочевидные типы социального знания (представления «так есть, иначе не бывает»), обусловленные социальной обстановкой. Ценностно-мировоззренческий характер российского социально-философского знания, взятого как самоочевидность, в статусе объективированной мыслительной формы, реальности условий социокультурной идентичности и гомогенности социальных представлений, исследован в работах А. Ахиезера, М. Баткина, М. Геллера, В. Гордона, В. Глебкина, Э. Надточия, А. Панарина, А. Пятигорского, Н. Смирновой, О. Соиной, Э. Соловьева, В. Филатова, М. Эпштейна и мн. др. Следует указать на социально-философскую практику, без рефлексивного осмысления которой невозможен анализ социальных представлений. Речь идет о социальном проектировании идеалов, утопий, теорий, инноваций. Работы, посвященные этой проблематике, позволяют интерпретировать зависимость профессиональной позиции социального работника от исповедуемых им социальных представлений (Г. Антонюк, Н. Аитов, И. Бестужев-Лада, Т. Дридзе, Н. Лапин, В. Луков, Ж. Тощенко, О. Трущенко, П. Щедровицкий, О. Яницкий и др.). Проектная проблематика, взятая философски, тесно связана с жизнью человеческого сознания, с работой человеческого воображения, его присутствием в повседневности, в творчестве, в том числе и в практиках социальной работы. Этот момент рассмотрен в работах Г. Башляра, М. Бахтина, О. Генисаретского, Д. Гибсона, Я. Голосовкера, Ж. Старобинского, А. Ульяновского и мн. др. с акцентом на типологически-общих и локальных характеристиках имагинативного дискурса.

Наконец, важнейшей почвой, на которой выросло данное исследование, является почти десятилетняя практика социальной работы в стране, когда выяснилось, что она: а) синтезирует различные представления и операторики в имидж профессии; б) этот имидж не оценен общественным мнением, социальная работа не является престижной (подчас финансовое положение клиента выше, чем специалиста); в) этот имидж выступает показателем социальной безопасности, критерием социальности «на самом деле» государства и его политики. Данные моменты нашли отражение в работах Г. Бочаровой, А. Воско-бойникова, Б. Вульфова, И. Зимней, Л. Ермиловой, И. Иванова, В. Колкова, В. Попова, Р. Соколова, М. Фирсова, Е. Холостовой, Т. Шанина, С. Шацкого и др. Возникающая здесь задача понимания постсовременной перспективы России тематизируется как переориентация социальной политики государства на малоимущих, нуждающихся в поддержке и сопровождающем участии в решении проблем (модели социального, этатистского, неотрадиционного и т.п. государства).

Именно в этой перспективе определяется необходимость философского осмысления операторики и этики социальной работы, что и явилось для нас поисковой рамкой целей и задач исследования.

Основной целью диссертационного исследования является теоретико-методологическое осмысление практикоориентированного образа социальной философии, способного быть философией социальной работы, ее поддержкой как профессии в этико-операторных аспектах. С этой целью потребовалось решить следующие задачи: так сформулировать «основной вопрос» социальной философии, преодолев имеющиеся трудности, чтобы он был понятен практикам, не теряя мировоззренческого смысла; рассмотреть репертуары социальных представлений, имиджмейкер-скую природу моделей, стратегий, традиций, образов мира как воображаемых консенсусов, тесно связанных с социальными позициями групп и персон; тематизировать посреднический и переходный статус социального работника в обществе, предложить для этого концепты трансгрессии, процепции, проблематизации рамки и др.; поставить проблему рациональности социальной работы на уровне выбора стратегии (холизм/индивидуализм, когнитивизм/инструментализм); показать «постмодернизационный» характер операторики социальной работы, определяющей компоненты профессиональной позиции (репертуарная релевантность, ролевая дистанция, самоустранение); различить стратегии проектирования имиджей клиентов, поставив вопрос о социальных изобретениях в контексте основных позиций социальных работников (профетисты, концепторы, интерлокеры); рассмотреть роль воображения в профессии и предложить социально-антропологический проект (конвергентного, виртуального, пуерильного человека), в обратной перспективе которого возможна общественная оценка труда социальных работников.

Методологическая основа исследования. Заявленная цель требует внимания к социальным теориям, ориентированным на описание и объяснение естественных установок людей, их повседневной жизни и возникающих здесь проблем (социальная феноменология, интеракционизм, социология знания). Установки, фундирующие данное исследование, могут быть сведены к четырем:

1. Прагматический холизм. Ориентация на философию и социологию малой группы: тотальное живет и реализуется в локальном (и наоборот). Общество таково, каковы его имиджи-представления-проекты, живущие в разговорах и переживаниях людей (Г. Блумер, М. Бахтин, Э. Гоффман, Дж. Г. Мид, Ю. Ха-бермас, Р. Харре). Борьба за имиджи меняет общество (Л. Ионин, Э. Ноэль-Нойман, Ф. Тенбрук), поэтому понятия и образы социальных наук — не только отражение, но и преображение мира.

2. Повседневность. Это реальность базовая, высшего порядка, поддерживающая идентичность Жизненного Мира людей, его непрерывность — основу повседневных типизаций и научных типологизаций (М. Бахтин, П. Бергер, Б.

Вальденфельс, О. Генисаретский, Т. Лукман, А. Шюц). В этом смысле социальная работа есть духовно-практическая поддержка «разорванной повседневности» (Н. Козлова).

3. Научный реализм (теориеподобность). Имиджи социальности — модели, типизации, традиции, образы миров — это подобия теории, что связано с их рефлексивно-идентификационной природой (С. Московичи, Р. Харре) и укорененностью в социальных позициях (П. Бурдье и др.). При переходе из одной реальности в другую имиджи испытывают трансгрессию (Э. Гуссерль, У. Джеймс, Д. Дьюи, У. Матурана, А. Шюц).

4. Позиция. Если для социальной философии позиция наблюдателя/участника ситуации определяет различие базовых (константных) и виртуальных реальностей, различия в описаниях миров, то для социальной работы — это основа профессии, связанная с различием в понимании ее целей и задач.

Научная новизна исследования определяется, прежде всего, формулировкой основного вопроса социальной философии как вопроса о соотношении Жизненного и Системного Миров, поскольку сегодня: а) проблематизируется персональная безопасность, и возникает задача выживания в нестабильном обществе; б) встает задача понимающе-рефлексивного сопровождения возникающих форм организации человеческой субъективности и группизма; в) вопросы профессионального престижа, миссионерства и призвания социальных философов и социальных работников решаются в контексте имиджмейкерства — в работе с социальными представлениями людей.

В связи с такой формулировкой основного вопроса: вскрыты причины, мешающие «оповседневниванию» образцов научности, призванных постигать повседневность; рассмотрены социальные представления, их основные репертуары, связь с социальными позициями и практикой социальной работы; сформулирован проект репертуаров духовной поддержки (натуралистических, теистических, экзистентных, социальных); для общества, фактически целиком оказавшемся в трудной жизненной ситуации, предложена модель социальной работы как посредничества и «гасителя» конфликтов Жизненного и Системного Миров в горизонте «постсовременной» рациональности; показана проективность социальной работы, ее возможности в само- и редискрипции клиентом своего жизненного сценария, выделены возможные здесь стратегии; выявлена роль воображения в социальной работе, намечен горизонт «поэтики согласия», значения устной речи и социально-антропологических Образов человека в социальной работе (предложен собственный проект).

Практическая значимость и апробация исследования диктовались задачами поддержки социальной работы, в которой автор участвует почти десять лет (социально-клубная, социально-молодежная работа). В рамках этих задач автор руководит Центром холистического образования Института культурно-образовательных технологий, является ведущим специалистом Городского учебно-методического центра поддержки и развития клубной работы г. Екатеринбурга, работает консультантом в Уральском институте молодежи. С 1995 по 1998 гг. в Екатеринбурге Госкомитетом РФ по делам молодежи проводились научно-практические конференции по клубной работе, на которых апробировались основные идеи диссертации (автор проводил и проводит семинары-практикумы с клубными специалистами города и области). На тему диссертации опубликовано работ объемом более 90 п. л. Ранее изданная книга и диссертация были обсуждены на кафедре социальной философии УрГУ, где на философском факультете проводятся тренинги и читаются курсы «Социальная феноменология», «Жизнь группы (группообразование, групповой процесс, конфликтология)», «Социальное проектирование», «Виртуалистика», «Онтология персональных миров».

Структура исследования. Текст состоит из Введения, двух основных частей (по две главы в каждой части, в каждой главе по 3-4 параграфа), Заключения и списка использованной в исследованиях литературы.

Часть первая. ОСНОВНОЙ ВОПРОС СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

Социальные науки — западное изобретение. Они возникли как инструментально-мировоззренческое (операторно-этическое) основание западной модернизации, обслуживая развитие стабильных обществ. В этом контексте в стороне от возможного непатриотизма окажется констатация, что до 30-х годов XIX века своей-собственной социальной философии у нас не было, а «философский дискурс возник в России из чаадаевского суждения о ее исторической безместности. Раскол русского общества на «западников» и «славянофилов» есть спор между теми, кто не владеет чужой историей, и теми, кому недостает своей собственной»1. Бесспорно, что и до чаадаевских писем и после роль Фи-лософа-как-такового у нас всегда исполняло государство. И тем исправней, чем глобальней и утопичней были (и есть) широкомасштабные эксперименты, проводимые им в интересах целостности, державности и лучшего будущего. Закрытие Николаем I кафедры философии в Московском университете, высылка Лениным русских философов из страны в 1922 году, перестройка философского образования в 80-е годы (размежевание с системой партполитучебы), профессиональная конверсия бывших «диаматчиков», «истматчиков» и «научных коммунистов» в культурологов, антропологов, социальных философов и т.д. — события, глубоко национальные по содержанию и традиционные по форме.

Неизменная повторяемость и сюжетная инвариантность такого рода событий может быть истолкована по-разному в рамках эстетически-метафизического, мистико-мифологического, традиционно-теологического или социально-политических дискурсов, образующих поле литературно-философских размышлений о прошлом и настоящем России (о будущем гово Смирнов И.П. Бытие и творчество. (Приложение к альманаху «Канун», вып. 1). — СПб, 1996. С. 136. рить трудно; известно, что Ю. Хабермас на события в бывшем СССР, в частности, на штурм Белого дома в августе 1991 отреагировал заявлением: это знаменует конец концепции развития, выработанной немецкой классической философией). На наш взгляд, исполнение государством роли Философа-как-такового подтверждает этико-мировоззренческий статус философского знания в России, поскольку операторику отрабатывает бюрократия. «Мировоззренческий» тип социально-философского знания, превалирующий сегодня, может также по-разному анализироваться в методологических контекстах. В контексте социологии знания (или социальной феноменологии и социальной антропологии) сюжетная инвариантность указанных событий подтверждает два фундаментальных вывода: 1) в каждом обществе имеются естественные установки, характерные различной степенью самоочевидности того или иного типа знания; 2) существуют социачьные основания разных типов знания1. В антропологической формулировке эти выводы звучат так: «Тело, освоенное историей, присваивает себе самым абсолютным и непосредственным образом вещи, пронизанные той же историей. В принципе, объективированная и инкорпорированная история — одна и та же история»2.

Если этико-мировоззренческая доминанта русского социально-философского знания как бы самоочевидна, то что можно сказать о его опера-торике? Обращение к русской философской традиции обнаруживает приоритет возвышенного откровения перед западной «очевидностью», предпочтение духа-душевности, тепла и преображения перед операторикой и познанием-умозрением.

В «Федоне» Сократ говорит о теле, мешающем «оку души» видеть справедливое, доброе и прекрасное самих по себе, поэтому философ должен закрыть глаза на свое зрение, ослепнув в отношении видимого. Ведь подобное

1 Ср. с. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М.: ИФРАН, 1997. С. 3.

2 Козлова Н.Н. Введение в социальную антропологию. Курс лекций. М.: Институт молодежи. 1996. С. 37. познается подобным, истечение тонкого огня из глаз — по Платону и Демокриту — только тогда образует видимые формы, когда встречается с аналогично-подобным истечением тонких тел от предметов. Формы предметов — это сгущения от встречи двух потоков эйдол, где глаза не орган зрения, а среда, в которой сгущаются формы-образы. Напротив этому Аристотель уже в первых строчках «Метафизики» устанавливает приоритет зрения как способности различать, отсылая оптические обманы и галлюцинации по адресу суждения. Видимые объекты сами по себе эмпирические причины своей видимости, являющиеся цветом (у Платона и Демокрита цвет — вторичное качество), а само зрение-видение есть ощущение от претерпевания и страдания, испытываемых в конкретной среде.

Словом, «европейская оптика и наука в целом пошли за Аристотелем и характерным для него иерархическим отношением между зрением и умозрением, в то время как теология унаследовала платоновскую оппозицию подлинного и неподлинного зрения, откровения и тривиальной видимости»1.

И вот поскольку русской культуре не удалось, наверное, к счастью, размежевать науку и богословие, а философия пыталась (и пытается) воссоединить их, постольку здесь доминирует платоновская оппозиция «откровение/зрение». Пожалуй, лишь своеобразная эйдетика (оптика) Павла Флоренского с его учением о диалектике обратной и прямой перспективы, стоит особняком. В большинстве своих репрезентаций русский философский дискурс строится в пафосе видения невидимого, в преодолении повседневной визуальности, «расповсе-дневнивания» Жизненного Мира.

Например, западная «очевидность» В. Соловьевым и Л. Шестовым в качестве чего-то второстепенного и мертво-рационального противопоставляется преображению (в воображении) и откровению. Православная оптика есть ради

1 Подр. см.: Маяцкий М. Некоторые подходы к проблеме визуальности в русской философии // Логос. 1995. №6. С. 55. кальная версия святоотеческой апофатики с ее онтологической (у С.Л. Франка) переинтерпретацией ветхозаветного иконоборчества в духе того, что реальности есть изображения, не достойные оригинала. Главная черта такой визуаль-ности — это приоритет дела, прежде всего по самопреображению, обожению, перед созерцанием и познанием вообще. Следствием этой черты выступила «коллективно-трудовая альтернатива индивидуальной созерцательности и визу-альности в целом»1. Обратим внимание на мощный потенциал тотального со-циачыю-проектного энтузиазма этой альтернативы, влечение к тайному, теплому и душевному, невидимому и переживаемому вместе. Так возникает дилемма двух типов рациональности — современной (индивидуализм, очевидность, ориентация на успех — «успех есть бог модерна») и традиционной неготовности русского человека к формальным и анонимно-деловым отношениям (теплота отношений, коллективизм-холизм, ориентация на Целое, соборность, проекты социоцеркви и наличие святынь). Либо Жизненный Мир, либо Системный, причем и в последний наш человек готов нести свою Личность, превращая функционирование и дело, требующее элементарного автоматизма, в фактор самореализации. Дилемма западной и традиционной рациональности — это две установки: а) мыслю, следовательно, существую в этом мире; б) нельзя обитать в мире, наблюдая его и мысля о нем. Эти две установки пытается совместить «постмодернизм», предполагая в моделях постсовременного общества совмещение (согласие) современной и традиционной типик рациональности. По сути — это, на наш взгляд, реализация замысла позднего Гуссерля, чей проект социальной онтологии строился за счет перевоплощения центральной фигуры классической философии — «трансцендентального субъекта» — в двух измерениях: удержания установки «назад к вещам», что неизбежно приводит в проблематику Lebenswelt — Жизненного Мира (причем всю гуманитаристику на

1 Там же. С. 70. шего заканчивающегося столетия, а не только позднего Гуссерля); проблематизации «первой философии» как таких описаний, где тезис «первый человек — это не я, а Другой» естественно входит в интерсубъективность Жизненного Мира (как социальную онтологию), причем сегодня следует говорить о персонификациях ЖМ, центрированности на персоне и экспериментах с групповой организацией людей.

Вдумываясь в ситуацию персонального выживания каждого, следует удержаться от попыток объявить полионтологичность и виртуалистику очередной «модой»: ведь открытие Марксом товарного фетишизма есть открытие самой настоящей виртуальной реальности, лишь одной из множества множеств, характеризующих коммуникативно-символическую практику людей, не говоря уже о различных способах утоления идентификационного голода, описанных Кастанедой, Берроузом, Маккеной, Пелевиным. И все же «пост-пост-пост» соблазняет и дразнит, особенно в условиях «пустого» будущего, лишенного проектной определенности. В этом смысле позволим себе присоединиться к мнению Н.Н. Козловой, обобщившей модельные представления, имеющие стратегические значения «картин» социального мира (его имиджей) и выдвинутые различными теоретиками по поводу постмодернизационной перспективы. Среди этих представлений наиболее рефлексивными, т.е. претендующими на статус само- и идентификации философов, являются следующие:

Полицентричность, цивилизационная «клубность», отказ от европо- и америкоцентризма; образы Вавилона, «большой деревни», многотысячной рок-мистерии.

Релятивизация, сдача позиций модернизационных представлений о рациональности, ценности современного общества, где разум, техническая картина мира, индустрия, всеобщее и равное право, демократия, нео- и либерализм, индивидуальный успех и т.п. необязательны; образы мирного сосуществования деревни и города, внуков и дедушек с бабушками.

Отказ от тотально-прогрессистских проектов, осознание возможности нового варварства; образы благородного дикаря, пуерильного (ребяческого) отношения к ценностям культуры, виртуализации будущего.

Плюрализация и виртуализация настоящего за счет Сети (Интернет).

Отказ от понятий «индивидуальность» и «личность» в пользу понятий Персона и Маска как неопрагматических и неотрадиционалистских.

Возрастание персонального риска в условиях размывания ценностей традиционного общества и противоречий современного (вера в законы рынка себя не оправдала, как в справедливость и милосердие, законность и в права человека).

Молодежные субкультуры вместе с их имиджмейкерами — симптом кризиса современного общества, когда социальные воспитатели от индустриальной идеологии выделили детство и молодость в качестве особых «не взрослых» (не успешных) состояний, превратив возраст в политику1.

В первой главе исследования предпринимается попытка сформулировать «основной вопрос» социальной философии в максимально «выживающей, т.е. практико-ориентированной версии, позволяющей усмотреть посредническую роль философии в работе с социальными представлениями людей, усиления их жизнестойкости в условиях далеко не гармоничных отношений Жизненных и Системных Миров, а также с учетом этико-операторного сопровождения практики социальной работы. Во второй главе первой части сами имиджи социальных реальностей — образы их представляющие (или репрезентации) — исследуются с точки зрения их репертуаров, методологических ресурсов и социальных позиций. Вся первая часть — это попытка социально-философской рефлексии над философией, поиск коммуникативной практики, уместной для терапии «разорванной повседневности» и понимания экспериментов с будущим, свидетелями и участниками которых все мы являемся.

1 Ср. с: Козлова Н.Н. Введение в социальную антропологию. М.: Институт молодежи, 1996. С. 134137.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Социальные представления и социальная работа"

Результаты исследования, осуществленного во второй главе (второй части) текста формулируются следующим образом:

1. Вся глава посвящена проблемам этики социальной работы, ее смысловым перспективам. Эти проблемы анализировались в первом параграфе, где главное — образ Персонального Мира с его Эго-реальностями, а Маска — поверхность согласия желаний внутренней социальности и внешне-ролевой, согласия, полученного благодаря работе воображения персоны.

Типы речевых ориентации клиента архаическая (неоархаическая) социальность авторитарно-ролевая (традиционная) социальность Уединенная (современная) социальность конвергентная (постсовременная) социальность доминирующие темы оппозиций и конфликтов свое/чуждое. общинное/ приватно-обособившееся. желаемое/не желаемое целое/индивидуальное, общее/ интимное, производство/потребление Уединенное/публичное, индивиду аль-ное/группистское. престижное потребление/не престижное ответственное/ безответственное, поиск общего/ авантюрное возможные репер-туары духовной поддержки; некоторые метафоры сценирования жизненного проекта теистические. социологические (уклад, клуб, тусовка, неоплемя, субкультура, коммьюните, община) Натуралистические, экзистентные (телесность, натура, внутренний мир. индивидуальность желания) Экзистентные, натуралистические («клуб по интересам». Маска-Персона. команда «своих», проект, ограничение потребностей) любые репертуары. согласующие желания внутренней и внешней социальности в отношениях «клиент-среда» (игра, Маска-Персона, общий интерес, поиск общего, обязательства, здесь-и-теперь. достижение малых целей) профессиональная позиция социального .Сотника: аспекты содержа-тсльно-ролевого поведения интерес и сопричастность к рассказам клиента о себе (мифы и желания, специфика запроса о помощи) ведомственное истолкование фактов трудной жизненной ситуации клиента (что надо делать в СМ, постановка посреднической задачи) выражение отношения к переживаниям клиента (что из прошлого не дает покоя клиенту, что мешает повысить обитаемость данного ЖМ) соучастие в проектировании клиента (что процентируется как воз-можное и желаемое в ЖМ)

2. Обратная — ценность образца и идеала — перспектива проекта Человека заключается в этике ориентации и оценок собственного труда социальным работником, который сегодня: интерлокерствует, смиряет, является посредником миров и «постмодернистом» (конвергентность); живет в обществе с неопределенным «пустым» будущим, действует методами ad hoc и социальных проб, выбирает из множества возможностей (виртуальность); рискует выживанием, включается в социальные игры, дистанцирует от Своего (иначе не понятен), смиряется перед Чуждым (иначе симуляция работы), чтобы быть Чужим — на границе возможностей и метаморфоз социальности (пуерильность).

3. Поэтика согласия и смирения — этика «креста реальности», который несет на себе социальный работник, есть поэтика устной речи, творящей социальность. Репертуары духовной поддержки, социальные метафоры, называния и взывания к мирам — средства сценирования жизни клиента, поиски примирения с другими и самим собой.

4. Итоговый комментарий

Вторая часть исследования посвящена проблемам операторики (первая глава) и этики (вторая глава) социальной работы, взятой в горизонте постсовременного общества как средство социотерапии представлений людей, их духовной поддержки и саморедескрипции. Такая интерпретация непривычна практикам, рассматривающим эту профессию как функцию от соответствующих социальных служб, отделов защиты населения, т.е. в административном свете. Внесем необходимые коррективы. Во-первых, мы исследовали одну из перспективных, на наш взгляд, моделей социальной работы, сознавая весь утопизм замысла (хотя философия всегда утопична). Во-вторых, очевидность работы с клиентом сегодня так или иначе связана со всей проблематикой» рассмотренной в данной главе. И теоретики социальной работы тоже идут в этом направлении. Авторы книги, например, «Социальная политика и социальная работа»1 сочувственно цитируют большой список профессиональных ролей американского социального работника, содержание которых описывается через функционал. Авторы этого списка, написавшие книгу «Социальная работа, социальное благополучие и американское общество (Филипп Р. Поппл и Лесли Лейнгер) дают перечень 13 профессиональных ролей:

1. Определитель клиента — социальный работник, который устанавливает людей, группы людей, испытывающих трудности (находящихся в кризисной ситуации) или находящихся в опасности быть подвергнутыми некоторому насилию (находящихся в состоянии риска).

2. Брокер — социальный работник, направляющий людей в соответствующие службы, которые могут быть им полезны, с целью дать возможность людям использовать систему социальных служб.

3. Посредника буфер» — социальный работник, который находится между двумя людьми, человеком и группой или двумя группами с тем, чтобы помочь людям преодолеть различия и продуктивно работать вместе.

4. Адвокат, защитник — социальный работник, который борется за права и достоинства людей, нуждающихся в этой помощи. Его деятельность включает борьбу за обслуживание, помощь отдельным людям, группам, сообщностям, борьбу за изменения в законах или в действующей практике отдельных положений, учитывающих интересы классов или групп людей.

5. Оцениватель — социальный работник, который собирает информацию, оценивает проблемы людей, групп, слоев, помогает принять решение для действия.

6. Мобилизатор — социальный работник, который собирает, приводит в движение, запу;. организует действия уже существующих или (после того, как соберет) новых групп для решения их проблем. Мобилизация может выполняться и на индивидуальном уровне.

7. Учитель — социальный работник, который передает информацию и знания и помогает людям развивать умения.

8. Корректор поведения — социальный работник, действующий над тем, чтобы внести изменения в поведенческие стереотипы, навыки и восприятия людей и групп.

9. Консультант — социальный работник, который действует совместно с другими работниками или агентствами с целью помочь им усовершенствовать их усиления в решении проблем клиентов.

10. Проектант сообществ — социальный работник, планирующий развитие программ деятельностей сообществ.

11. Менеджер информации — социальный работник, который собирает, классифицирует и анализирует данные о социальной среде.

12. Администратор — социальный работник, который управляет учреждением соци

1 Попов В.Г., Холостова Е.И. Социальная политика и социальная работа. Учебно-методическое пособие. М.: Изд-во соц.-технолог, института, 1998. ального обслуживания или социальным проектом.

13. Практик — социальный работник, обеспечивающий конкретную помощь клиенту»1.

Столь длинная цитата потребовалась для того, чтобы ответить на вопрос о соответствии этим ролям-функционалам нашего понимания профессии социального работника. Если составить собственный список приоритетных, на наш взгляд, ролей-функционалов, то он наглядно продемонстрирует развиваемый в данном исследовании подход:

1) Посредник-буфер; 2) Проектант сообществ; 3) Корректор поведения; 4) Оценива-тель; 5) Мобилизатор; 6) Практик. Все остальные функционалы произвольно располагаются вокруг этих принципиальных, требующих воображения и умений работать с ними, предполагающих интерлокерскую стратегию ориентации в разных семиотических потоках — устных и письменных, визуально-образных и невидимых (формах восприятия, например). Что же касается методов, то их типология, основанная на своеобразии субъекта, когда выделяются индивидуальные, групповые и общинные (Мэри Ричмонд) методы социальной работы, на наш взгляд, не подлежит сомнению, отражая либерально-классическую рациональность В этом смысле интересна точка зрения В.В. Колкова, визуализированная им в блоке-схеме2, которая полезна в целях уточнения развиваемого нами подхода:

Методы социальной работы

Первичные методы Классические

Индивидуальная помощь групповая работа общинная работа V новые индивидуальная терапия семейная терапия групповая терапия V I вторичные методы супервизия планирование консультирование сопровождение практики развитие организаций менеджмент I социальная общинная работа, ориентированная на место жительства социальная работа

1 Попов В.Г., Холостова Е.И. Цит. соч. С. 142-143. Подр. см.: Колков В.В. Теоретические основы формирования социальной работы с молодежью за рубежом // Социально-молодежная работа: зарубежный опыт. М., 1997. С. 30.

В другом месте мы писали о постсовременной тенденции социальной работы, во-первых, ориентироваться на коммьюните — общинные (неоархаические) формы совместности людей, где вырабатываются новые формы социальности, форм представления и восприятия жизни — интерсубъективности, а также экспериментально —методом социальных проб — производятся новые человеческие типы, образы-образцы, Персональные Миры (персоны и маски как их поверхностные явленности), характеризующие проектный характер человеческой субъективности. Во-вторых, ориентация на место жительства, особенно в работе с молодежью, это работа на территории клиента, снимающая множество проблем и преград, характерных для стационарных служб и ведомств. В этом смысле социально-клубная работа с молодежью по месту жительства позволяет не только сопровождать решение собственных проблем молодых, но и диагностировать тенденции изменения нашего общества, процептировать завтрашний день1. Сегодня практически любой конфликт диагностирует проблему согласования ценностей традиционного и целей современного обществ, одновременно являясь практикой социального экспериментирования внешней социальности (становление уклада и этоса субкультурной группы) с социальностью внутренней — реальностями и субмодальностями Персональных Миров. В пространстве клуба такие конфликты очевидно возникают и (наглядно) переходят в конструктивную форму, практически демонстрируя локальные модели постсовременности. Для работы с деструктивными фазами разворачивания таких конфликтов, особенно на начальной стадии, и необходимы те приоритетные роли cour.^xDtioro работника, которые мы выделим из списка тринадцати, причем эти роли уже апробированы2.

В свете сказанного результаты второй части исследования можно сформулировать следующим образом:

1 Подр. см.: Лучанкин А.И., Сняцкий А.А. Социально-клубная работа с молодежью: проблемы и подходы. - 3-е изд. - Екб: УрО РАН, ИнКОТ, 1997. С. 88-102, 197-212. Подр. см.: Лучанкин А.И., Сняцкий А.А. Технологии социально-клубной работы с молодежью: со-организация детско-взрослого коллектива (сборка). Екб: ГУМЦ, ИнКОТ, 1997.

1. Операторика социальной работы, призванная духовно поддержать клиента и способствовать его выходу в режим самопроектирования и очевидного усиления жизнестойкости, определяется парадигмой прагматического холизма критерием рациональности профессиональных результатов. Сама профессия истолкование клиента, выбор инструментария, осознание собственной миссии — зависит от исповедуемых (в отношении профессии) подходов профети-ста, концептора, интерлокера, проблематизирующих, в свою очередь, операторные аспекты позиции — репертуарную релевантность, ролевую дистанцию, трансгрессию.

2. Этика социальной работы, мыслимая в интерлокерской перспективе, предполагает отношение к человеку, попавшему в трудную жизненную ситуацию как к Персональному Миру, имеющему развитую «внутреннюю социальность», центрирующему вокруг себя Жизненный Мир, по возможности вступающему в коммуникацию с другим (идеал конвергентности), процентирующему варианты новых миров (виртуальность), не обязанному быть серьезным и разделять какие-либо идеологические представления (пуерильность). Здесь ре-пертуары, лексика, интонация — свидетельства не только социального положения клиента, но и острейших проблем общества, трещина между мирами, которую собой заполняет социальный работник: ведь чем сильнее разбегание миров, чем основательнее болеет социум, тем больше он нуждается и в институте социальной работы, и в людях, способных на духовную поддержку.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Критикуя либерально-просвещенческие проекты, следует помнить, что с позиции либерализма рационально «развивается» общество, организованное микросоциально, рационально-персональными действиями. И ни в коем случае со стороны государства. Вера в то, что каждый может понять и договориться с каждым, основана на образце технической научности, вполне применимом в том же диалоге как технике поиска общего. Однако, этический императив, возникающий здесь, вряд ли может одинаково применяться к разным людям, поступающим по логике персональной рациональности, не совпадающей с социальной — поиском общего. В этом смысле будущее социальной философии и социальной работы зависит от способностей персональных носителей профессии отстаивать право на существование. п условиях политико-экономической нестабильности будущее философии и социальной работы как наук и профессий определяется, на наш взгляд, во-первых, реализацией легитимного права на организационную автономию, сохранением и укреплением экспериментально-поискового характера «клубов профессионалов», соответствующих им локальных антроподромов и форм группизма. Во-вторых, что особенно важно для социальной работы, необходимы различные формы общественного финансирования профессии, позволяющие гибко работать с клиентом и в логике услуг, и в логике интерлокерского патронажа. В-третьих, создание и укрепление профессионально-отраслевой базы невозможно без преемственности, без подготовки и переквалификации специалистов, без своей кадровой политик. В пределах социальной работы фактически каждый раз заново ставится вопрос о ее выживании, причем с инициативным подчеркиванием права на индивидуализированную поддержку в ней нуждающихся.

Социальная работа интересна философии и философам именно данной ситуацией, отзеркаливая «практичность» философии острейшей рефлексией по поводу оснований профессии. В этом смысле социальная работа, являясь носителем идей прав человека и профессионализма (веберовского или попперовско-го «ренессанса»), становится сегодня чуть ли не единственной практикой, где в коь^^ированном виде отражаются и проявляются все «имиджмейкерские» философские проекты и утопии, социально-воспитательные доктрины и традиции. Здесь и находится центр нашего замысла, реализованного в тексте. Его можно представить проблематизирующими шагами примерно так:

1. Что может сегодня сделать философ, задумавшийся о статусе своей профессии и собственной выживании?

Обратиться к социогуманитарным образцам научности, рефлексии и практик, позволяющим ему подыскать имидж, уместный для существования в разорванной повседневности (возможны варианты).

2. Встав на позицию Повседневности, зафиксировав противоречие, конфликт и т.п. несоответствия представлений о Жизненном и Системном Мирах, что ему делать дальше?

Обратиться к репертуарам самих социальных представлений и смиренно принять свою позицию посредника миров, странника между ними, наблюдателя и проектировщика.

3. В случае отказа от тотально-метафизической проектной и признания своего, например, Персонального Мира в качестве центра собственного — Жизненного Мира — каким образом можно сохранить профессиональную идентичность, избежав возможной имитации?

Обратиться к практике социальной работы, осмыслив ее как коммуникативное ориентирование во «внешней» социоэкспериментальной среде с целью духовной поддержки, избрав для этого известные репертуары — натуро-центрический, теоцентрический, экзистентно- и социоцентрический (возможны варианты).

В первой части исследования мы предприняли попытку сформулировать основной вопрос социальной философии с прицелом на функцию духовной поддержки в отношении повседневности и теоретического базиса социальной работы. Анализ социальных представлений, проведенный с опорой на хаберма-совскую теорию (типологий) действий, обнаружил важность этико-методологической позиции исследователя. Четыре репертуара, предложенные в Teixv. L а качестве терапии повседневности, представляют самостоятельный предмет исследований в будущем.

Вторая часть содержательно замысливалась как приближение к операто-рике и этике социальной работы в профессионально-позиционных параметрах (рациональность, составные позиции, концепция клиента, проектность, сопровождающее участие в судьбопроектировании и т.д.). Этический горизонт, очерченный в данном исследовании — своего рода «сборка» авторских практик социально-клубной (молодежной) работы. В этом смысле — как всякий горизонт тематизация философии социальной работы оставляет возможности и для иных интерпретаций. Ведь философские проекты — это имиджи их авторов, которые отличаются обитаемостью и открытостью другим. Это очень по-русски: противопоставлять проектность реализуемости, возможность — действительности или еще большим возможностям, откровение или узрение Замысла воплощению и тому, что перед глазами (онтотип ценнее фенотипа, онтология выше очевидности и феноменологической оптики). «Постмодернизм» сегодняшнего социального работника прекрасно уживается с мечтами о соборности или проектом социоцеркви. В любом случае профессиональная идентичность сегодняшнего философа — это проблема, требующая для начала пуерильного к себе отношения.

Философия, — пишет Мерло-Понти, — может быть трагичной, поскольку в себе самой она содержит собственную противоположность, но никогда не может быть серьезным занятием. Серьезный человек, если таковой существует, привязан к одной вещи, которой он говорит «да». Самые же решительные философы постоянно жаждут противоречий: реализовывать — разрушая, упразднять — сохраняя. Они всегда имеют заднюю мысль. Философ уделяет серьезному человеку — деятельности, религии, страстям — самое пристальное внимание, но здесь-то и обнаруживается, что он сам не является таковым. Его собственные действия являются свидетельствами. Философ, говорящий о деятельности, сам может быть дальше всех отстоит от нее. Он не является вполне реальным существом»1.

Дальнейшей имиджмейкерско-репертуарной проработки требуют, как это уже теперь ясно, следующие темы:

1. Рамочно определенные концепции духовной поддержки, обозначенные как натуралистические, теистические, экзистентные, социальные (тело и телесность, милосердие и Божественное, абсурд-бессмыслица и человеческое достоинство, поиск общего и общение как благо). Здесь интересны типичные Маски и Персоны.

2. Если рационально все, что уместно и гармонизирует конфликты, то необходим «словарь» локальных типик рациональности, опытов найденных моделей . .„^современности», особенно в клубно-общинных антроподромах, в негосударственных формах социальности. Вместе с тем интересен сплав, «распо-вседневливание» научной, социальной и технологической рациональности при встрече с повседневностью микрополитики, коммерции, шоу-бизнеса, неошаманизма и парапрофессионалов.

3. «Постмодернизм» социальных работников требует типизации, в каких ролях, индивидуальностях — с одной стороны, и Масках-Персонах, с другой — реализуется, функционирует типичный, например, социально-молодежный ра

1 Мерло-Понти М. В защиту философии. М.: Изд-во гум. лит., 1996. С.41-42. ботпл, реально созидающий будущее? Ведь идея о том, что молодежь не способна выражать свои политические интересы, девальвируется вместе с падением интереса вполне взрослых людей к политике (а наука «социология молодежи» теряет свой предмет).

4. За пределами исследования осталась важнейшая тема подготовки социальных работников, их философской образованности. Следует, опираясь на концепцию «клиента», проработать систему философского образования будущих социальных работников так, чтобы у них оставалась возможность для собственной «саморедескрипции» с учетом русской ментальное™, отечественных традиций и человечности (в проекции на Образ человека, на тот или иной социально-антропологический имидж).

Список научной литературыЛучанкин, Александр Иванович, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Аутвейт Уильям. Действие, структура и философия реализма // Социологос. оып. 1. — М.: Прогресс, 1991. С. 159-169.

2. Бабушкин В.У. Феноменологическая философия науки. — М.: Наука, 1985. — 189 с.

3. Баталов Э.Я. В мире утопии. — М.: Политиздат, 1989. — 319 с.

4. Бауман 3. Философские связи и влечения потмодернистской социологии // Вопросы социологии. Т. 1. № 2. 1992. С. 5-22.

5. Бауман 3. Мыслить социологически. — М.: Аспект Пресс, 1996. — 225 с.

6. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. 5-е изд., доп. — Киев: Next, 1994. — 509 с.

7. Бахтин М.М. Работы 20-х годов. — Киев: Next, 1994. — 384 с.

8. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. 2-е изд. — М.: Искусство, 1986. — 445 с.

9. Батай Жорж. Литература и зло. — М.: Изд-во МГУ, 1994. — 166 с.

10. Башляр Г. Предисловие к кн.: «Воздух и сны» // Вопросы философии. 1987. № 5. С. 109-112.

11. Башляр Г. Предисловие к кн.: «Поэтика пространства» // Вопросы философии. 1987. №5. С. 113-121.

12. Башляр Г. Рациональный детерминизм и технический детерминизм // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1988-1989. — М.: Наука, 1989. С. 230-244.

13. Бейтсон Г., Бейтсон М. Ангелы страшатся. — М.: Технолог, школа бизнеса, 1994. — 300 с.

14. Белковский А.Н., Черносвитов П.Ю. Человеческая культура: бесперспективное разнообразие // Человек. 1996. № 7. С. 6-21.

15. Бергер П. Общество как драма // Человек. 1995. № 4. С. 23-35.

16. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М.: Медиум, 1995. —323 с.

17. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. — М.: Республика, 1994. — 480 с.

18. Берлянд И.Е. Игра как феномен сознания. — Кемерово: «Алеф» Гум. центр, 1992. — 96 с.

19. Бодрийяр Ж. Система вещей. — М.: Рудомино, 1995. — 172 с.

20. Бочарова В.Г. Педагогика социальной работы. — М.: SvR-Apryc, 1994. — 206 с.

21. Бурдье П. Социология политики. — М.: Социологос, 1993. — 336 с.

22. Бурдье П. Структура, habitus, практики // Современная социальная теория: к3фдье, Гидденс, Хабермас. — Новосибирск, Изд-во университета, 1995. С. 825.

23. Бурдье П. Университетская докса и творчество: против схоластических делений // Социологос. 1996. Альманах российско-французского центра социологических исследований Института социологии РАН. С. 9-34.

24. Бхаскар Рой. Общества // Социологос. М.: Прогресс, 1991. С. 219-240.

25. Вальденфельс Б. Повседневность как плавительный тигль рациональности // Социологос. № 1. М.: Прогресс, 1991. С. 39-51.

26. Ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация. — М.: Прогресс, 1989. — 312 с.

27. Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. — М.: Прогресс, 1988. — 507 с.

28. Вебер М. Избранные произведения. — М.: Прогресс, 1990. — 808 с.

29. Верч Дж. Голоса разума. Социокультурный подход к опосредованному действию. — М.: Траволта, 1996. — 176 с.

30. Визгин В.П. Истина и ценность // Ценностные аспекты развития науки. — М.: Паука, 1990. — 293 с.

31. Визитная карточка. — М.: Пресс-Соло, 1995. — 162 с.

32. Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. — М.: Гнозис, 1994. — 612 с.

33. Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии // Бахтин под маской. Вып. 5(1). Статьи Круга Бахтина. — М.: Лабиринт, 1996. С. 60-87.

34. Волошинов В.Н. По ту сторону социального // Бахтин под маской. Вып. 5(1). Статьи Круга Бахтина. — М.: Лабиринт, 1996. С. 25-59.

35. Воскобойников А.Э. Философия духовной поддержки // Российский журнал социальной работы. —М., 1997. С. 18-23.

36. Гавришин В.К. Человек и собственность (социально-антропологический аспект) // Очерки социальной антропологии. — СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1995. С. 94-106.

37. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. — М.: Прогресс, 1988. — 704 с.

38. Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум в интерпретации Эдмунда Гуссерля // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 116135.

39. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология. М. Вебера и веберовский ренессанс. — М.: Политиздат, 1991. — 367 с.4и. I ваттари Ф. Машинное бессознательное // Архетип. 1996. № 3-4. С. 95-103.

40. Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в 2-х т. — М.: Мысль, 1971. Т. 2. — 630 с.

41. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. — М.: Мысль, 1977. — 459 с.

42. Генис А. Глаз и слово // Иностранная литература. 1995. № 4. С. 325-330.

43. Генисаретский О.Г. Методология после метода // Метод — вчера и сегодня: Материалы I Методологического конгресса. — М., 1995. С. 30-36, 70-75.

44. Генисаретский О.И. «Искусственные» и «естественные» системы // Вопросы методологии. 1995. № 1-2. С. 50-62.

45. Генисаретский О.Г. Еще раз о средовом проектировании и проектности культуры // Кентавр. 1996. № 2. С. 25-30.

46. Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию. — М.: Школа-пресс, 1995. — 448 с.

47. Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. — М.: Прогресс, 1988. — 464 с.

48. Гидценс Э. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Хабермас. — Новосибирск: Изд-во университета, 1995,— 120 с.

49. Голосовкер Э.Я. Логика мифа. — М.: Наука, 1987. — 218 с.

50. Гордон Розмари. Исчезновение и нахождение: локализация архетипического опыта // К.Г. Юнг и современный психоанализ. — М.: Че Ро, 1996. — 248 с.

51. Гройс Б.Е. Философия и время // Логос. Кн. 1: Разум, духовность. Традиции. Изд-во ЛГУ, 1991. С. 5-32.

52. Гройс Б.Е. Инновация как вторичная обработка // Мысль изреченная. — М.: Российский открытый университет, 1991. С. 124-135.

53. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. — М.: Лабиринт, 1994. — 109 с.

54. Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Введение в феноменологическую философию // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 137-176.

55. Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 1. // Философия как строгая наука. — Новочеркасск: Агентство «Сагуна», 1994. — 357 с.

56. Гуссерль Э. Язык и интеллект. — М.: Прогресс, 1996. С. 14-95.

57. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. — М.: Русский язык, 1989. Т. 2. — 601 с.

58. Делез Ж. Логика смысла. — М.: Академия, 1995. — 299 с.

59. Джонсон Т., Дандекер К., Эшуорт К. Теоретическая социология: условия фрагментации и единства // Тезис. 1993. Т. 1. Вып. 1. С. 83-105.

60. Дудченко B.C. Рациональность и основания профессиональной деятельности // Вопросы социологии. 1996. № 6. С. 80-84.

61. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. — М.: Наука, 1990. — 575 с.

62. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. — М.: Мысль, 1994. — 400 с.

63. Ерофеев В.В. Оставьте мою душу в покое: Почти все. — М.: АО «Х.Г.С.», 1997. — 408 с.

64. Зеличенко А.И. Психология духовности. — М.: Изд-во Трансперсонального института, 1996. — 400 с.

65. Зимовец С.Н. Тела шпионажа (Шпионология Мераба Мамардашвили) // Философский поиск. 1995. № 1. С. 38-50.

66. Зуев С.Э. Культура в контексте развития // Вопросы методологии. 1991. № 2. С. 21-27.

67. Ионин Л.Г. Социология культуры. — М: Логос, 1996. — 280 с.

68. История буржуазной социологии XIX-начала XX века. — М.: Наука, 1979. — 344 с.

69. Каган М.С. Философия культуры. — СПб: ТОО «Петрополис», 1996. — 416 с.

70. Кант И. Критика чистого разума. Соч. в 6 т. Т. 3. — М.: Мысль, 1964. — 799 с.7/. Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980. — 709 с.

71. Карасев Л.В. Философия смеха. — М.: Российский гуманитарный университет, 1996. — 224 с.

72. Качанов Ю.А. Практическая топология социальных групп // М.: Социологос, 1996.— 304 с.

73. Келле В.Ж., Ковальсон М.Я. Теория и история. — М.: Политиздат, 1981. — 288 с.

74. Кемеров В.Е. Введение в социальную философию. — М.: Наука, 1994. — 187 с.

75. Кирпичников А.И. Коррупция и закон в русском сознании // Звезда. 1996. № 1. С. 60-78.

76. Клименкова Т.А. От феномена к структуре. — М.: Наука, 1991. — 199 с.

77. Козловски П. Культура постмодерна. — М.: Республика, 1997. — 240 с.

78. Козлова Н.Н. Заложники слова? // Социс. 1995. № 10. С. 101-112.

79. Козлова Н.Н. Введение в социальную антропологию. Курс лекций. — М.: Институт молодежи, 1996. — 141 с.

80. Козлов А.А. Социальная работа и проблемы духовности // Российский журнал социальной работы. 1996. № 1. С. 22-25.

81. Колеватов В.А. Социальная память и познание. — М.: Мысль, 1984. — 190 с.

82. Колков В.В. Теоретические основы формирования социальной работы с молодежью за рубежом // Социально-молодежная работа: зарубежный опыт.

83. М.: Институт молодежи, 1997. — 288 с.

84. Копылов Г. Научное знание и инженерные миры // Кентавр. 1996. № 1. С. 1826.

85. Корсунцев И.Г. Имиджи — это образы, формирующие виртуальные реальности // Труды лаборатории виртуалистики. Вып. 3. Виртуальная реальность и современный мир. — М.: Институт человека РАН, 1997. С. 5055.

86. Кравченко Е.И. Социологическая концепция Э. Гоффмана // Современная американская социология. — М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 157-179.

87. Красиков В.И. Метафизика самоопределения. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995, —220 с

88. Лакофф Дж. Когнитивное моделирование // Язык и интеллект. — М.: Прогресс, 1996. С. 143-184.

89. Лекторский В.А. Рациональность, критицизм и принципы либерализма (Взаимосвязь социальной философии и эпистемологии Поппера) // Вопросы философии. 1995. № 10. С. 27-36.

90. Лиотар Ж.-Ф. Переписать современность // Ступени. 1994. № 2. С. 101-216.

91. Лобок A.M. Антропология мифа. — Екатеринбург: Банк культурной информации, 1997. (Библиотека философа: Философский андеграунд Урала).688 с.

92. Луков В.А. Социологические основы социального проектирования: тезаурологический подход // Социальный сборник. — М.: Институт молодежи, 1997. С. 3-20.

93. Луков В.А. Социальное проектирование // Институт социальной работы ассоциации работников социальных служб. — М., 1997. — 192 с.

94. Лукман Т. Конструирование языка в повседневной жизни // Концептуализация и смысл. — Новосибирск: Наука, 1989. С. 120-138. Лучанкин А.И. Социальные представления: образ виртуальной философии. — Екатеринбург: ИД УралНАУКА, 1997. — 412 с.

95. Лучанкин А.И., Соловьев Б.А. Аксиологические и методологические проблемы разработки социальных технологий. — Свердловск-Тюмень, 1988.120 с.

96. Лучанкин А.И. Что такое социальная технология? — Свердловск-Тюмень, 1988. — 60 с.

97. Лучанкин А.И. Идеал и утопия: проблемы социологии праздника // Идеальное как продукт исторического развития человечества. — Свердловск, УрГУ, 1989. С. 102-117.

98. Лучанкин А.И. Этюды к философии Чужого: пространство человеческого освоения мира // Гуманитарные проблемы освоения. — М.-Тюмень, 1991. С. 42-80.

99. Лучанкин А.И. Кто такой гуманитарный эксперт (опыт замедленного чтения) // Гуманитарная экспертиза — возможности и перспективы. Новосибирск: Наука, 1992. С. 144-182.

100. Лучанкин А.И. Философские беседы. Опыт разработки гуманитарных технологий обучения младших школьников // Екатеринбург, Изд-во Департамента образ. Администр. Свердл. обл., 1992. — 75 с.

101. Лучанкин А.И. Холистическое образование // Иное образование: региональные практики. — Екатеринбург: УрО РАН, ИнКОТ, 1996. С. 85-178.

102. Лучанкин А.И., Сняцкий А.А. Социально-клубная работа с молодежью: проблемы и подходы. 3-е изд., доп. и перераб. — Екатеринбург. УрО РАН, ИнКОТ, 1997. — 396 г.

103. Лучанкин А.И., Сняцкий А.А. Технологии социально-клубной работы с молодежью: соорганизация детско-взрослого коллектива (сборка). — Екатеринбург: ГУМЦ, ИнКОТ, 1997. — 152 с.

104. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социологос-1. — М.: Прогресс, 1991. С. 194-216.

105. Лэнг Р. Расколотое «Я». — СПб: Белый кролик, 1995. — 352 с.

106. Малявин В.В. Мифология и традиция постмодернизма // Логос. Кн. 1. Разум, духовность. Традиции. —Л.: Изд-во ЛГУ, 1991. С. 51-99.

107. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Собр. соч. Т. 3.

108. Маслоу А. Психология бытия. — М.: Рефл-бук «Ваклер», 1997. — 304 с.

109. Матурана Умберто. Биология познания // Язык и интеллект. — М.: Прогресс, 1996.С. 95-142.

110. Махлин В.Л. Комментарии // Бахтин под маской. Вып. 5(1). Статьи Круга Бахтина. — М.: Лабиринт, 1996. С. 127-173.

111. Маяцкий М. Некоторые подходы к проблеме визуальности в русской философии // Логос. 1995. № 6. С. 47-76.

112. Мельников В.П., Холостова Е.И. История социальной работы в России. — М.: Соц.-технол. институт, 1998. — 220 с.

113. Мерло-Понти М. В защиту философии. — М.: Изд-во гуманит. литературы, 1996. — 248 с.

114. Мерло-Понти М. Тело как выражение — и речь // Онтология. Эстетика. Религиозная философия. Труды высшей религиозно-философской школы. — СПб, 1993. С. 53-75.

115. Мертон Р. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль: Тексты. — М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 379-448.

116. Мид Дж. Г. Психология пунитивного правосудия // Американская социологическая мысль: Тексты. — М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 237-259.

117. Молчанов В.И. Парадигмы сознания и структуры опыта // Логос. М., 1992. № 3. С. 7-36.

118. Московичи С. От коллективных представления к социальным // Вопросы социологии. 1992. № 2. Т. 1. С. 83-95.

119. Мудрагей Н.С. Идеал — проблема выбора, или Воля к разуму // Вопросы философии. 1995. № 9. С. 43-53.

120. Наранхо Клаудио. Агония патриарха и надежда на треединое общество. — Воронеж: НПО «Модэк», 1995. — 224 с.

121. Наранхо Клаудио. Гештальт-терапия: Отношение и Практика атеоретического эмпиризма. — Воронеж: НПО «Модэк»: 1995. — 304 с.

122. Норенков С.В. Архитектоническое искусство. — Н. Новгород: В-Вятское кн. изд-во, 1991. — 199 с.

123. Носков Н.А. Виртуальный человек: очерки виртуальной психологии детства. — М.: Магистр, 1997. — 192 с.

124. Никитин Е.П. Духовный мир: органичный космос или разбегающаяся вселенная? // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 3-12.

125. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение: Открытие спирали молчания. — М.: Прогресс-Академия, Весь мир, 1996. — 352 с.

126. Обучение социальной работе: Преемственность и инновации. Под ред. Ш. Рамон и Р. Сарри. — М.: Аспект-Пресс, 1996. — 157 с.

127. Пави П. Словарь театра. — М.: Прогресс, 1991. — 504 с.

128. Парсонс Т. Функциональная теория изменения // Американская социологическая мысль: Тексты. — М.: Изд-во МГУ, 1994. С.464-481.

129. Пелевин В. Чапаев и Пустота. — М.: Вагриус, 1996. — 399 с.

130. Петров М.К. Язык, знак, культура. — М.: Наука, 1991. — 328 с.

131. Петрушенко Л .Я. Коллекционеры и коллекции // Человек. 1996. № 6. С. 138154.

132. Пископпель А.А. Наука и техника как формы социально-значимой деятельности // Вопросы методологии. 1995. № 1-2. С. 70-82.

133. Плеснер X. Ступени органического и человек // Проблема человека в западной философии. — М.: Прогресс, 1988. С. 96-151.

134. Покровский Н.Е. О некоторых критериях рациональности // Вопросы социологии. 1996. №6. С. 125-128.

135. Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. 1992. № 9. С, 20-57.

136. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1: Чары Платона. — М.: Феникс, 1992. —448 с.

137. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. — М.: Феникс, 1992. — 528 с.

138. Попов В.Г., Холостова Е.И. Социальная политика и социальная работа. Учебно-методическое пособие. — М.: Изд-во соц.-техн. института, 1998. — 217 с.

139. Пятигорский A.M. Избранные труды. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. — 590 с.

140. Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. — М.: Политиздат, 1982. — 303 с.

141. Раппопорт А.Г. Границы проектирования // Вопросы методологии. 1991. № 1.21.27.

142. Рациональность и власть. — Материалы дискуссии // Вопросы социологии. 1996. №6.

143. Резник Т.Е., Резник Ю.М. Жизненные стратегии личности // Социс. 1995. № 12. С. 100-105.

144. Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. — М.: Лабиринт, 1994. — 233 с.

145. Розин В.М. Опыт истолкования маскотерапии Г. Назлояна // Кентавр. 1996. № 1. С. 5-15.

146. Розин В.М. «Существование» и «реальность»: смысл и эволюция понятий в европейской культуре // Вопросы методологии. 1994. № 3-4. С. 57-59.

147. Розин В.М. Что такое социальное проектирование? // Философские науки. 1989. № 10. С. 20-26.

148. Розов Н.С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. — повосибирск, 1992. — 216 с.

149. Розова С.С. Классификационная проблема в современной науке. — Новосибирск: Наука, 1996. —233 с.

150. Руденко Д.И., Прокопенко В.В. Философия языка: путь к новой эпистеме // Язык и наука конца XX века. Сб. статей. — М.: РГТУ, 1995. С. 120-132.

151. Руткевич Е.Д. Феноменологическая социология знания. — М.: Наука, 1993. — 272 с.

152. Сагатовский В.Н. Антропологическая целостность: статус и структура // Очерки социальной антропологии. — СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1995. С. 41-55.

153. Свасьян К.А. Феноменологическое познание. Ер.: Изд-во АН Арм. ССР, 1987. — 199 с.

154. Свинцов В.М. Логика. — М.: Высш. шк., 1987. — 287 с.

155. Сидоренко B.C. Генезис проектной культуры // Вопросы философии. 1984. № 10. С. 87-99.

156. Сильвестров В.В. Культура как предмет теории. Философские истоки трагического смысла современной культуры // Культура-традиции-образование: Ежегодник. — М.: Росс, институт культурологии, 1993. С. 167211.

157. Сильвестров В.В. Философское обоснование теории деятельности // Философские науки. 1989. № 11. С. 101-107.

158. Смирнов И.П. Бытие и творчество. (Приложение к альманаху «Канун», вып. 1). — СПб, 1996. — 192 с.

159. Смирнова Н.М. От социальной метафизики к феноменологии «естественной установки» (феноменологические мотивы в современном социальном познании). — М.: ИФРАН, 1997. — 226 с.

160. Современный словарь иностранных слов. — М.: Русс, яз, 1992. — 740 с.

161. Соловьев B.C. Философские начала цельного знания. Соч. в 2 т. Т. 2. — М.: Мысль, 190. — 822 с.

162. Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас. — М.: Политиздат, 1991. — 432 с.

163. Справочное пособие по социальной работе. — М.: Юрист, 1997. — 168 с.

164. Старобинский Ж. К понятию воображения: вехи истории // Новое литературное обозрение. 1996. № 9. С. 36-47.

165. Старостин Б.А. Параметры развития науки. — М.: Наука, 1980. — 280 с.

166. Степанов Ю.С. Альтернативный мир. Дискурс. Факт и принцип причинности // Язык и наука конца XX века: Сб. статей. — М.: Росс. гос. гуман. университет, 1995. — 432 с.

167. Сыродеева А.А. Опыт описания феномена локальности // Человек. 1995. № 5. С. 35-45.

168. Терехин А. Педагогика и мир детства. Заметка к теории и методологии сферы образования // Вопросы методологии. 1992. № 3-4. С. 83-89.

169. Тищенко П.Д. Биоэтика: автономия воли и власть (от Канта до Фуко) // Культура-традиции-образование. Ежегодник. — М.: Институт культурологии, 1993. С. 55-67.

170. Толкиен Р. Дж. Фантазия // Утопия и ироническое мышление: антология зарубежной литературы. — М.: Прогресс, 1991. С. 277-299.

171. Тузов Н.В. Философия теории единой идеи. — М.: Мысль, 1994. — 253 с.лп' ^юков А.А. Категориальные основания антропологии // Вопросы методологии. 1994. № 3-4. С. 7-22.

172. Тюпа В.И. Бахтин как парадигма мышления // Дискурс. 1996. № 1. С. 9-16.

173. Тюпа В.И. Модусы сознания и школа коммуникативной дидактики // Дискурс. 1996. № 1. С. 17-22.

174. Ульяновский А.В. Мифодизайн рекламы. — СПб, 1995. — 300 с.

175. Федоров Н.Ф. Сочинения. — М.: Мысль, 1982. — 711 с.

176. Федотова В.Г. Практическое и духовное освоение действительности. — М.: Наука, 1992. — 136 с.

177. Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. — М.: ИФРАН, 1997. — 255 с.

178. Фирсов М.В. Введение в теоретические основы социальной работы (историко-понятийный аспект). — М.: Изд-во «Институт практ. психологии», Воронеж. МПО «Модэк», 1997. — 192 с.

179. Флоренский П.А. Обратная перспектива. Соч. Т. 2. — М.: Правда, 1990. — 447 с.

180. Флоренский П.А. У водораздела мысли. Соч. Т. 2. — М.: Правда, 1990. — 447 с.lot. чиодор Дж., Пылишин 3. Коннекционизм и когнитивная структура, критический обзор // Язык и интеллект. — М.: Прогресс, 1996. С. 230-313.

181. Фома Аквинский. Сумма теологии. — М.: Мысль. Т. 1. Ч. 2.

182. Франк С.Л. Очерк методологии общественных наук // Вопросы методологии. 1992. № 1-3.

183. Франк С.Л. Непостижимое. Сочинения. — М.: Правда, 1990. — 607 с.

184. Фрумкина P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца XX века: Сб. статей. М.: Росс. гос. гуман. университет, 1995. С. 92-112.

185. Фуко М. Археология знания. М.: Ника-Центр, 1996. — 305 с.

186. Фуко М. О трансгрессии // Танатография эроса. — СПб: Мифрил, 1994. С. 111-131.

187. Фуко М. Слова и вещи. СПб: A-cad, 1994. — 406 с.

188. Хабермас Ю. Модерн — незавершенны проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 43-65.

189. Хабермас Ю. Понятие индивидуальности // Вопросы философии. 1991. № 2. С. 35-40.

190. Хабермас Ю. Социальная проекция Фрейда и утопия общества // Философская и социологическая мысль. 1990. № 2. С. 85-130.

191. Хабермас Ю. Теория коммуникативного действия // Вестник МГУ. Философия. 1993. № 4. С. 43-65.

192. Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма Дильтея и борьба за историческое мировоззрение в наши дни. Десять докладов, прочитанных в Касселе (1925) // Вопросы философии. 1995. № 11. С. 119-145.

193. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Время и бытие. — М.: Республика, 1993. С. 238-252.

194. Хайдеггер М. Феноменология и трансцендентальная философия ценности. — Киев: «Cartel», 1996. — 116 с.

195. Хайдеггер М. Цилликонеровские семинары // Логос. 1992. № 3. С. 82-97.

196. Харре Р. Грамматика и лексика — векторы социальных представлений // Вопросы социологии. 1993. № 1-2. С. 118-128.

197. Харре Р. Социальная эпистемология: передача знания посредством речи // Вопросы философии. 1992. № 9. С. 49-60.

198. Хейзинга И. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня. — М.: Прогресс, 1992. — 464 с.

199. Холье Д. Кровавые воскресенья // Танатография эроса. — СПб: Мифрил, 1994.С. 176-192.

200. Чаликова В.А. Предисловие к кн.: «Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. — М.: Прогресс, 1991. С. 3-11.

201. Шанин Т. Социальная работа как культурный феномен современности (Новая профессия и академическая дисциплина в контексте социальной теории и политической практики нашего дня) // Вопросы философии. 1997. № 11. С. 55-72.

202. Шелер М. Избранные произведения. — М.: Гнозис, 1994. — 413 с.

203. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности. — Л.: ЛГУ, 1991. — 216 с.

204. Шестов Л. На весах Иова. Соч. в 2 т. Т. 2. — М.: Наука, 1993. — 559 с.

205. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. №2. С. 125-135.

206. Щюц А. Формирование понятий и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль: Тексты. — М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 481-496.

207. Щедровицкий П.Г. Педагогика и логика. — М.: Касталь, 1993. — 415 с.

208. Щедровицкий П.Г. Избранные труды. — М.: Шк. Культ. Полит., 1995. — 800 с.

209. Щедровицкий П.Г., Попов B.C. Игровое движение и организационно-деятельностные игры // Вопросы методологии. 1994. № 1-2. С. 75-89.

210. Щедровицкий П.Г. Искушение развитием// Дискурс. 1997. № 3-4. С. 109-116.21" Эберхард К., Койнова Ю. Абдуктивная логика как основа герменевтической методологии социальной работы социальной педагогики // Магистр. 1994. № 5. С. 30-39.

211. Элиаде Мирча. Священное и мирское. — М: Изд-во МГУ, 1994. — 144 с.

212. Эпштейн М. Новое сектантство. Типы религиозно-философских умонастроений в России (1970-1080 годы). — М.: Лабиринт, 1994. — 181 с.

213. Юлина Н.С. Философия Карла Поппера: мир предрасположенностей и активность самости // Вопросы философии. 1995. № 10. С. 45-56.

214. Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. Т. 4. С. 158-181.

215. Язык и интеллект. — М.: Прогресс, 1996. — 416 с.

216. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М.: Прогресс, 1986. — 542 с.