автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Способы воплощения позиции автора в "Архипелаге ГУЛАГ" А. И. Солженицына

Полный текст автореферата диссертации по теме "Способы воплощения позиции автора в "Архипелаге ГУЛАГ" А. И. Солженицына"

На правах рукописи ШУМИЛИН Дмитрий Александрович

?Г£ ОД з с мд;1 ¿зоз

СПОСОБЫ ВОПЛОЩЕНИЯ ПОЗИЦИИ АВТОРА В «АРХИПЕЛАГЕ ГУЛАГ» А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2000

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века Московско; педагогического государственного университета

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, профессор Трубина Л. Л.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Малыгина Н.М.

кандидат филологических паук, доцент Кузьмин В.В.

Ведущая организация: Московский государственный открытый педагогический университет

Защита диссертации состоится 16 мая 2000 года в 15 часов на заседай Диссертационного совета Д.053.01.14 в Московском педагогичссю государственном университете по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пирогосск: Д. 1, ауд. __

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Mill У по адресу: 11942 Москва, ул. Малая Пироговская, д.1.

Автореферат разослан «. ¡4 .» апреля 2000 года

Ученый секретарь Диссертационного совета

Кузнецова Н.И.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество А.И. Солженицына, лауреата Нобелевской премии, занимает особое место в литературном процессе второй половины двадцатого столетия. Писатель в традициях русской литературы совместил талант художника, публициста, историка и философа, снискал славу непримиримого борца с тоталитаризмом и остался в наше время одним из немногих «властителей дум».

«Архипелаг ГУЛАГ», работа над которым шла в течение десяти лет (с 1958 по 1968), - безусловно, главное произведение Солженицына - увидел свет на Западе в 1973 и пришел к российскому читателю в 1989.

Название книги стало трагическим знаком эпохи, символом беспрецедентного в истории подавления человеческой личности.

Написанный А.Солженицыным в «соавторстве» с 227 свидетелями и участниками народной трагедии, «Архипелаг ГУЛАГ» стал «общим дружным памятником всем замученным и убитым».

Исследователи творчества А Солженицына традиционно акцентируют идеологический аспект «Архипелага» (М.Геллер, Э.Коган, Ю.Мешков, П.Супруненко). Сам автор определил жанр «Архипелага» как «опыт художественного исследования», разъяснив его специфику следующим образом: «Художественное исследование - это такое исследование фактического (не преображенного) материала, чтобы из отдельных фактов, фрагментов, соединенных, однако, возможностями художника, - обща? мысль выступала бы с полной доказательностью, никак не слабее, чем в исследовании научном <...>»'

В 80е-90е годы появился ряд работ, рассматривающих отдельные аспекты поэтики «Архипелага ГУЛАГ»2. Однако ни в одном из названных исследований не решалась задача проанализировать «Архипелаг» как эстетический феномен.

1 Солженицын А. Интервью на литературные темы с Н.Струве // Вестник РДХ. -Париж,1977,-№120/121.-С. 133.

2 Маркштейн Эл. О повествовательной структура «Архипелага ГУЛАГ» А.И.Солженицына //Филологические записки.-1993.-С.91-100. Нива Ж. Солженицын.-М.,] 992. Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994. Шнеерсон М. А.Солжелицын. Очерки творчества.-Франкфурт-на-Майие,1984.

Предметом исследования в реферируемой диссертации является текст «Архипелага ГУЛАГ».

Актуальность диссертации обусловлена недостаточностью существующих подходов к анализу главного произведения А.Солженицына, и необходимостью рассмотреть «Архипелаг ГУЛАГ» с точки зрения его эстетического своеобразия.

Цель диссертации: рассмотреть способы воплощения позиции автора в «Архипелаге ГУЛАГ» А.Солженицына.

Для достижения поставленной цели решаются следующие основные задачи:

- проанализировать субъектно-объектные отношения, пространственно-временную организацию текста, соотношение «своего» и «чужого» слова в авторском повествовании;

- рассмотреть особенности стиля авторского повествования, роль иронии, ритма; сопряжение стилистических пластов в тексте;

- исследовать образно-лейтмотивную структуру произведения А.Солженицына.

Научную новизну работы определяет избранный теоретический аспект. Впервые текст «Архипелага ГУЛАГ» исследуется в связи с проблемой автора. В диссертации представлен комплексный анализ компонентов художественной формы, проявляющих позицию автора.

Методологическая основа исследования обусловлена комплексным подходом, предполагающим использование элементов сравнительно-типологического, структурного и аксиологически-концептуального методов литературоведческого исследования. Теоретической основой в исследовании проблемы автора, «своего» и «чужого» в повествовании, хронотопа и субъектной его организации послужили труды М.Бахтина, В.Виноградова, Б.Кормана, Д.Лихачева, Б.Успенского; проблем стиля и ритма прозы -А.Белого, В.Жирмунского, В.Томашевского; проблемы лейтмотивов и особенности поэтики прозаического текста - Е.Волковой, Б.Гаспарова, Эл.Маркпггейн, Ж.Нива, В.Сурганова, Т.Телицыной, В.Чалмаева, М.Шнеерсон.

Практическое значение диссертации. Материал настоящего исследования, его конкретные выводы, может быть использован при изучении литературы XX века в школе и в вузе, в дальнейшем исследовании прозы А. Солженицына.

Апробация. Материалы диссертации обсуждались на кафедре русской литературы двадцатого века МПГУ (1998 и1999).

Структура диссертации обусловлена научной концепцией. Работа состоит из введения, трех глав, заключепия и списка литературы. Общий объем работы 165 страниц. Список литературы насчитывает 152 наименования.

ОСНОВНОЕ СО ДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность и научная новизна исследования, определяются цель и задачи, характеризуется степень изученности проблемы, формулируются основные теоретические положения, анализируется критическая и научная литература о творчестве А.Солженицына в избранном аспекте.

В первой главе «Субъектная организация авторского повествования в «Архипелаге ГУЛАГ»» проведен анализ субъектно-объектных отношений и пространственно-временной организации текста.

Автор как литературоведческая категория неоднозначно трактуется в трудах ученых. В то же время все сходятся в признании основополагающей роли автора в художественном произведении. В.Виноградов заложил основу практического исследования образа автора, под которым подразумевал авторскую речь. МБахтин, разрабатывая теорию о типах прозаического слова, выделял прямое авторское слово, слово персонажа (объектное слово изображенного лица) и слово автора с установкой на «чужое слово» (двуголосое). Б.Корман, занимаясь субъектной организацией текста, обратил особое внимание на субъектные формы, опосредующие авторское сознание. Различение в авторском присутствии разных точек зрения, с которых ведется повествование, сближает взгляды Б.Кормана и Б.Успенского. В.Виноградов вычленял «блуждающую точку зрения» автора, а Б.Успенский писал о множественности точек зрения.

Типы повествования различаются степенью объективности, степенью приближения к объекту. Формально текст произведения может принадлежать одному носителю речи, но внутри речевого потока обнаруживаются лексические и синтаксические элементы, выражающие сознание различных субъектов.

Основной субъектной формой, опосредующей авторское сознание, является повествователь. Он не тождествен автору, так как существует в сконструированном автором хронотопе. Повествователю доступно свободное передвижение во времени и пространстве, он имеет возможность вести полемику с реальными историческими лицами и читателем.

Лексический состав языка повествователя соответствует литературной норме, его слово прямое, необъектное, не имеет персональной речевой окраски.

Повествователь в «Архипелаге ГУЛАГ» представлен в четырех ипостасях: исследователь, всевидящий свидетель, участник событий, мемуарист.

Функции исследователя - воспроизведение, комментарий, обобщение фактов и в итоге выражение авторской мысли, доведение ее до читателя. Его объект - исторический материал, документы, свидетельства. Он находится в условной точке настоящего и пространственно удален от объекта исследования, его время соответствует условному времени читателя. Исследователь диалогически активен, основной повествовательный прием -постоянное обращение к читателю («Архипелаг ГУЛАГ» цитируется по Малому собранию сочинений. В 7 tt.-Tt.V-VII.-M.; ИНКОМ НВ 1991):

«Откройте, читатель, карту русского Севера».

«Ну-ка, читатель, отложите книгу, пройдите по комнате!» Предвосхищается реакция читателя, его предполагаемое слово полемически отражается в речи повествователя:

«Нет, нет, аресты очень разнообразны по форме».

«Нет, никогда у нас не был в небрежении и арест дневной, и арест в пути, арест в кипящем многолюдье».

При интерпретации исторических событий исследователь доверяется интуитивному поиску:

«А недостающее все, а провинциальное все надо восполнить мысленно».

«Мы просим читателя не забывать о принципе провинциальной множественности. Там, где было два церковных процесса, там было их двадцать два».

Для образного постижения исследуемой эпохи используется прием укрупнения, концентрации читательского внимания на наиболее характерных, знаковых явлениях, сценах, выхваченных из временного потока и передающих «сгущенную» суть эпохи;

«Каждой ночью <...> из тюрьмы на вокзал <...> гонят колонну этапа <...> женщины как-то узнают и вот <...> они бегут вдоль вагонов, спотыкаясь о шпалы и рельсы, и у каждого вагона кричат: Такого-то здесь нет?<...»>

Образы - факты, образы - свидетельства (И. Виноградов) по принципу мозаики складываются в обобщающую картину. Грамматически

обобщенность выражена в преобладании глаголов настоящего времени со значением постоянства действия:

<«..> вас берут из военного госпиталя с температурой 39 (Анс Бергатейн) и врач не возражает против вашего ареста <. ..> вас берут прямо с операционного стола с операции язвы желудка (Н.М.Воробьев <...> 1936) -и еле живого, в крови, привозят в камеру (вспоминает Карпунич)».

Благодаря приему укрупнения осуществляется монтаж диахронического и синхронического планов исследования. С преодолением временной дистанции между субъектом и объектом исследования повествователь становится «всевидящим свидетелем вертикального мира» (Бахтин), существующего вне времени.

Повествователю-свидетелю свойственна обзорная точка зрения, его объект - мир Архипелага, взятый в единстве типологических характеристик как единовременный срез бытия. Точка зрения позволяет обозревать весь объект или приближать, укрупнять отдельные явлетм. Пространственный образ этого мира - карта страны, усеянная лагерями:

«От Берингова пролива и почта до Босфорского разбросаны тысячи островов заколдованпого Архипелага. Они невидимы, но они есть <...>».

Наиболее яркий пример обзорной точки зрения: - глава «Туземный быт». В ней путем временного и пространственного обобщений воссоздается картина быта обитателей Архипелага.

<«...> состоит жизнь туземцев из работы, работы, работы, из голода, холода и хитрости».

«И за всю эту водянистую пищу, не могущую покрыть расходов тела, -сгорают мускулы на надрывной работе, и ударники, и стахановцы уходят в землю».

«Это когда-нибудь еще увидит русская сцена! Русский экран! - сами бушлаты одного цвета, рукава к ним - другого. Или столько заплат на бушлате, что не видно основы <... >

А на ногах - испытанные русские лапти <...> Или кусок автопокрышки, привязанный прямо к босой ноге проволокой, электрическим шнуром <...>

Узнаю вас - это вы, жители моего Архипелага».

В главе «Зэки как нация» повествовательный прием аналогичен, повествователь уступает место условному рассказчику. Речь его, заключенная в рамки авторской иронии, является «чужой» по отношению к авторскому сознанию. Точка зрения повествователя-свидетеля преломляется в сознании постороннего наблюдателя: «зэки Архипелага составляют класс

общества <...> работа их - не мелочь, а одна из главных составных частей государственной экономики (этого никак не скажешь об отверженных в западных странах)».

Прием остранения, использованный здесь, применен также при передаче впечатлений наблюдателя, рассматривающего вагон для арестованных: «Все вместе из коридора очень напоминает зверинец: за сплошной решеткой, на полу и на полках, скрючились какие-то жалкие существа, похожие на человека, и жалобно смотрят на Вас, просят пить и есть».

Подчиненной повествователю-свидетелю субъектной формой является условно-обобщенный образ новичка-заключенного. Его мысли и чувства выражены фрагментами несобственно-прямой речи, включенными в речь повествователя и выделенными стилистически. Подобно исследователю, беседующему с читателем, свидетель имеет возможность общения с новичком, который в данной ситуации из субъекта сознания повествователя превращается в его объект: «Тебя волокут за шиворот <...>, а ты все заклинаешь про себя [речь повествователя - Д.Ш.]: «Это ошибка! Разберутся - выпустят» [типичная мысль впервые арестованного выражена типичной фразой].

«В вас ожило все, что было худшего <...> только не попадите на общие! Но как не попасть? Куда бросаться? Что-то надо дать! Кому-то надо дать! Но что именно? Но кому? Но как это делается» (наблюдение повествователя сменяется потоком сознания отчаявшегося новичка, только прибывшего в лагерь). На данном уровне автором используется «психологическая точка зрения» (термин Б.Успенского) новичка-арестованного.

Вследствие пространственно-временной трансформации дистанция между наблюдателем и объектом наблюдения может быть ликвидирована. Тогда взгляд повествователя сливается с точкой зрения персонажей, и он становится частью общности зэков, участником описываемых событий, то есть повествование ведется «изнутри»: «Слушаем дальше. Уфимский отправили - наш не дрогнул. Ташкентский отошел - стоим <...> До отправления поезда Москва-Новосибирск <...> Тронули. Наш!» «<...> для чего это начато и чего мы хотим? Мы хотим свободы! - но кто же нам ее даст?» - [выделено нами - Д.Ш.].

Параллельно историческому исследованию развивается мемуарное повествование, в котором объединяются три субъектные формы: повествователь-мемуарист, автобиографический герой и собственно автор. В

его рамках осуществляется сочетание и чередование двух точек зрения: синхронной и ретроспектной. Синхрониая точка зрения принадлежит автобиографическому герою, чье сознание выражено в форме внутреннего монолога:

«Каждая мелочь в камере мне интересна, куда девался сон, и когда глазок не смотрит, я украдкой изучаю <... > в камере есть окно!<.. .>

Какая уютная жизньК... >

И снаряды не падают <.. .> ».

Автобиографический герой является одновременно субъектом сознания и объектом сознания мемуарного повествователя.

Мемуарному повествователю, находящемуся, в условной временной точке настоящего, свойственна ретроспектная точка зрения. Подобное раздвоение повествования помогает автору быть отстраненным от героя, оценивать его поступки взглядом, преображенным позднейшим знанием и пониманием, и в то же время быть настолько слитым с ним, чтобы передавать его чувства и переживания: «Все эти мысли о том, что надо стать каменным, еще были совершенно неизвестны мне тогда». «Он /сержант/ хотел, чтобы я, офицер, взял и нес чемодан?<...> Пусть несет немец! И я даже не чувствовал за то укора!»

Промежуточное положение между автобиографическим героем и мемуарным повествователем занимает собственно автор - создатель данного произведения. Его появление сопровождается глаголами: «сижу», «пишу», упоминанием о работе над книгой: «Я пишу за Россию безъязыкую». «Я сижу и думаю: если первая крохотная капля правды разорватась как бомба <...»> «Но я слышу возмущенный гул голосов <...> Мою книгу захлопывают, отшвыривают, заплевывают». Подобные «взламывания» рамок повествования вносят в текст публицистическое начало.

Помимо субъектных форм, опосредующих авторское сознание, в тексте «Архипелага» присутствуют речевые потоки, отражающие антагонистическое мировоззрение, выраженное посредством нссобствсяко-прямой речи. Возникают «гибридные конструкции» (термин М.Бахтина), сочетающие «свое» и «чужое» слово. «Чужое» слово преломляется и несет смысл, противоположный изначальному. Переакцентации подвергается точка зрения власть предержащих, выраженная языком газетных штампов; «пролетарского правосудия», сотрудников органов, ортодоксов, легковерных обывателей.

«То есть,' мы никогда инженерам и не доверяли - этих лакеев и прислужников бывших капиталистических хозяев мы взяли под здоровое рабочее недоверие».

«Ее /четырнадцатилетнюю девочку/ осудили только на три года по тому смягчающему обстоятельству, что она расхищала социалистическую собственность не прямо с поля <.. .>»

«Если арестуемый злоумен, его удобно брать в отрыве от привычной обстановки. Он не должен успеть ничего уничтожить».

«<...> почему советский воин должен воду таскать, как ишак, для врагов народа?»

«Мы инстинктивно уверены, что мы-то в смертную камеру никогда бы попасть не могли».

«На каторжниках номера! - ну, значит, отъявленные! На нас-то с вами не навесят же!»

Столкновение идеологически взаимоисключающих точек зрения в пределах одного текстового целого создает полемическое напряжение, столь характерное для солженицынской манеры повествования.

Глава вторая «Стилевые особенности авторского повествования в «Архипелаге ГУЛАГ»» посвящена анализу эмоционально-экспрессивной структуры «Архипелага», прежде всего -ритма. Благодаря ритму прозаический текст Солженицына приобретает поэтическую интонацию.

Основу ритма создает особым образом упорядоченное фонетико-сшггаксическое построение текста, выражающееся в соотносимом количестве ударных слогов в каждом смысловом отрезке речи (синтагме). Таким образом, проза отдельных фрагментов «Архипелага» напоминает акцентный стих (данный вывод проиллюстрирован в диссертации строфической разбивкой одиннадцати вступительных абзацев, представляющих собой законченный ритмический фрагмент).

Отмечены характерные ритмообразующие приемы в тексте «Архипелага»: частые абзацы; синтаксический параллелизм; лексические повторы (особенно анафоры); инверсия; многосоюзие; эмфатические паузы, обозначаемые тире и служащие приданию синтаксической и смысловой симметрии предложениям; градация, риторические вопросы, восклицания и обращения. Наряду с лексико-синтаксическими фигурами используется звукопись (особенно часты аллитерации).

Выделены основные функции ритмизации прозы.

С помощью ритма ускоряется темп повествования, подчеркивается драматизм происходящего (ситуация неожиданного ареста). Ритм передает психологическое напряжете при описании состояния человека: «Тебе никто слова человеческого не говорил, на тебя человеческим взором никто не глянул - а только выклевывали железными клювами из мозга твоего и из сердца, ты кричал, ты стонал, а они смеялись».

Посредством ритма передается нарастающее отчаяние автобиографического героя: «Я молчал <...> Я ни слова не крикнул < ...> Я ни звука не проронил <. >»

Ритм, вторгаясь в повествование, выражает волнение автора в трагико-парадоксальной ситуации, возникающей в начале П части: «И в хорошо знакомом всегда одинаковом поездном быте <...> - вы разве можете вжиться, какой темный сдавленный ужас пронесся за три секунды до вас? Вы, недовольные, что в купе четверо и тесно, - вы разве смогли бы поверить, вы разве над этой строкою поверите, что в таком же купе перед вами только что пронеслось - четырнадцать человек? А если двадцать пять? А если -тридцать?».

Ритмичный повтор однотипных синтаксических конструкций передает массовость арестов: «вас арестовывает странник <...> вас арестовывает монтер <... > вас арестовы вает велосипедист <...>».

Многократный повтор определенного слова, например «голод», «наручники», превращает его в понятие-символ.

Ритм подчеркивает в отдельных фрагментах интонацию проповеди. Торжественное обращение к читателю придает общечеловеческий характер поднятой проблемы: « <...> И как же? Как же устоять тебе? <...>.

Только тот победит, кто от всего отрекся! Но как обратить свое тело в камень?».

Фразы-рефрены, открывающие и заключающие высказывание, придают отрезку текста законченную форму стихотворения в прозе: «О, эта сажа! <.. > О, сажа, сажа из лубянских труб!!»

Плавный, замедленный ритм главы «Восхождение» настраивает читателя на размышления:

«Уж триста тридцать-то раз в году ты потолчешься на разводе <. .> Уж триста тридцать-то дней ты поворочаешь постылую чужую работу. И триста тридцать вечеров пожмешься мокрый, озябший на съеме <...>».

Следует заметить, что ритмические приемы, как анафоры, многосоюзие, инверсия, эмфатические паузы характерны не только для полностью ритмизованных фрагментов, но рассыпаны по всему

повествованию. Подтверждается правомерность определения «Архипелага» как лирического эпоса (Л.Чуковская).

Отрывистый ритм, основанный на кратких эллиптических предложениях, передает динамику происходящего, повышенную информативность, свойственные устному рассказу: так преподнесены истории побегов в пятой части книги, вложенные в уста условного рассказчика: «Ползу по-пластунски. Хочется вдавиться в землю. Посмотреть на часового или нет?<... > Так тянет посмотреть! Нет, не буду.

Ближе к вышке. Ближе к смерти. Жду очереди в себя. Вот сейчас застрекочет <...>

Вот и предзонник. Повернулся, лег вдоль него <...>

Вот и дорога. Близ нее встаем.

Не стреляют».

Характерная черта стилистической организации «Архипелага» -сопряжение «высокого» и «низкого», поэтического и разговорного стилей.

Основным признаком снижения стиля является ирония. Она помогает вычленить в повествовании чуждые автору интенции, проводит границу между авторским и неавторским в повествовании: «Теперь каждый разумный человек согласится, что если бы возюкаться с открытыми судами, - НКВД никогда бы не выполнило своей великой задачи». В иронической окраске текста проявляется авторская субъективность в оценке исторических событий и лиц, в интерпретации документов и свидетельств: «К /подсудимому/ может быть применим только одни метод оценки <...> с точки зрения классовой целесообразности». Комментарий: «То есть, ты можешь существовать только если целесообразно». Ирония передает отношение автора к объекту исследования, особенно сильна она в главах, посвященных судам и внесудебным расправам: «ВЦИК милует и казнит по своему усмотрению неограниченно». Например, приговор к 6 месяцам заменял на 10 лет (и, как понимает читатель, для этого весь ВЦШС не собирался на Пленум, а поправлял приговор, скажем, Свердлов в кабинете)».

Ирония сквозит в названиях глав книги: «Закон ребенок», «Закон мужает», «Закон созрел». Ирония оттеняет стереотипы массового сознания, основанного на пропагандистских мифах. Она звучит в постоянно возникающих мотивах беспамятства по отношению к недавнему прошлому, невидимости, таинственности Архипелага для тех, кто живет на воле.

Иронично контрастное сопоставление гуманных традиций литературы прошлого века и современности, пронизанной гулаговской моралью: «И добросовестный Чехов исследует: действительно ли достаточны эти нормы

[нормы продуктов, отпускаемых для арестантов - Д.Ш.]<...> Да если б заглянул он в миску нашего работяги, так тут же бы над ней и скончался». «Мы, да и наши друзья прокуроры, прекрасно понимаем, чего стоил ответ Пушкина [что он был бы вместе с товарищами на Сенатской площади - Д.Ш] - статья пятьдесят восьмая, пункт второй, вооруженное восстание». Реминисценции из произведений мировой литературы, постоянные упоминания имен Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Некрасова, Достоевского, Л. Толстого, Чехова воссоздают масштабный культурный контекст. Цель автора - демонстрация глубины нравственного падения, парадоксальности превращения, нашего общества в ГУЛАГ.

Особенность стиля Солженицына - повышенное внимание к внутренней форме слова, взаимосвязи его звучания и значения («Острог», «Каторга»). Автор вводит в повествование большое количество пословиц, нередко использует просторечия. Столкновение живого народного языка с газетным официозом, канцелярщиной, советскими неологизмами, воровским жаргоном создает языковое напряжение в повествовании. Языковой и духовной экспансии Архипелага противостоит «слитый опыт» «верхнего» и «нижнего» слоев общества, интеллигентское и народное сознание, выраженное в сопряжении книжного и разговорного стилей.

В главе третьей «Образно-лейтмотивная структура «Архипелага»» исследуется сюжетно-композиционное единство повествования.

Специфика «Архипелага» - в отсутствии единого сюжета, поэтому композиционное единство книги основано на системе взаимопроникающих образов и мотивов, несущих художественную и идеологическую нагрузку и связывающих воедино события, ситуации, размышления. По утверждению Б.Гаспарова, «роль авторской воли состоит в том, что автору удается <...> расположить в тексте известное число компонентов таким образом, что их взаимодействие вызывает процесс индукции смыслов». В главе прослеживается возникновепие и развитие ключевых мотивов и образов, устанавливается их взаимосвязь и связь с воплощением авторского замысла.

Центральный образ книги - Архипелаг ГУЛАГ. В авторской системе координат образ страны, «географически разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент», несет двоякий символический смысл: реальный географический и философско-психологический: это система лагерей, архипелагом раскинувшихся по огромной территорий страны, и система духовного подавления, имеющая античеловеческую, антихристианскую сущность.

Вокруг центрального образа возникает ряд образно-символических оппозиций, составляющих семантическое ноле текста. В основе противопоставления - принадлежность миру угнетения или миру духовной свободы. Ключевые оппозиции, воплощающие идейный замысел автора: тьма - свет, низ - верх, ложь — истина.

Проанализирован процесс метафоризации образных рядов: заключенные - дикое племя, лагерь - остров, страна - море, система лагерей - архипелаг. Прослежен генезис географического образа лагерей -островов, возникающих из моря. Ключевая глава «Архипелаг возникает из моря» посвящена первому лагерю на Соловецких островах в Белом море. Описание Соловков построено на антитезе черного и белого, символизирующих противопоставление греховного и святого, в дальнейшем нашедшее отражение в подчеркивании противоестественности всего происходящего на Архипелаге.

Описание Архипелага и присущих ему атрибутов сопровождает устойчивая система мотивов: движение, таинственность, нечистота, бесчеловечная, бесовская сущность служащих в ГУЛАГе, предательство как основа отношений между людьми, пораженными гулаговской моралью.

Движение - это и переход человека из одного состояния в другое: падение, расчеловечивания и противоположное им - восхождение, соответствующее душевным изменениям, соединению разобщенных одиночек в духовную общность.

Лейтмотив движения связывает как географический, так и философско-психолотический планы повествования. Движение - это разрастание архипелага, его распространение по стране, захват новых территорий. Оно сопутствует попаданию человека на архипелаг: арест, следствие, пересылки. С мотивом движения связано появление на страницах книги «параллельной» географии, когда названия местностей и городов (Колыма, Воркута, Норильск, Казахстан) несут дополнительный «гулаговский» смысл.

Пространственно-звуковые образы «вечного движения» как основной характеристики Архипелага даны в начале первой и во второй части книги. Пространственно-временной масштаб происходящего передан нагнетанием глаголов движения («идут», «плывут», «летят», «едут») со значением постоянства действия, а также повторением слов со значением временной непрерывности: «ежечасно», «во всякий день», «во всякую минуту суток», «все время».

В образно-символической системе книги атрибутом «органов» становится черный цвет, символизирующий зло. Настойчивое упоминание ночи (времени, когда силы зла чувствуют себя безнаказанными) сопровождает описание страданий жертв Архипелага. Парадоксальный символ черного неба отражает душевный кризис потерявшего надежду человека. Черный и красный (кровавый) цвета в их сочетании передают силу его отчаяния.

Мотив безропотной покорности при нисхождении в ад связан с анималистической метафорой, передающей глубину падения и утрату человеческого достоинства. Подчеркивается зыбкость грани, отделяющей человека от животного. Высокое духовное и низкое телесное постоянно борются в человеке, и от победы одного из этих начал зависит, останется ли он человеком или превратится в животное.

Оппозиция верх - низ, трактуется автором как отражение двух противоположных начал в мире и человеке. Путь вниз, «погружение во тьму», воплощен в образе скользкой наклонной плоскости или движущейся вниз лестницы. Восхождение к истине воплощено в символическом образе горы.

Мотив жертвы, неразрывно связанный с мотивом воскресения, явлен в символических образах ягненка, кролика; он звучит в неоднократном упоминании первых христиан, чьему мучению за веру уподоблено мучение заключенных.

Мотив страдания и веры нашел воплощение в образе тюрьмы как парадоксальной модели храма, что иллюстрирует авторскую идею об испытании человека неволей ради духовного прозрения, обретения веры, отказа от ложных ценностей.

Сопоставление толпы, «шагающей под барабан» и духовной общности людей, спаянных общим несчастьем, - одна из разновидностей противопоставления истинного и мнимого. «Замордованная воля» - символ лжи и предательства - порождение Архипелага. Ей противостоит духовная свобода, путь к которой лежит через духовное и физическое сопротивление злу.

Антиномичность образов и мотивов иллюстрирует важную особенность мировоззрения автора «Архипелага»: зло в художественной системе Солженицына не имеет абсолютной власти. Архипелаг как носитель зла содержит в себе антитезу, постигаемую на философско-психологическом уровне.

Страдание и страх порождают катарсис, тьма порождает свет.

Мотивы веры, духовной стойкости связаны с рядом образов -символов. Символическое противостояние угнетению и сопротивлению составляет основу семантической оппозиции в конфликте солженицынского повествования. В мире, где царствует ГУЛАГ, находится место для антитезы. Черному и красному, символизирующим дьявольскую природу Архипелага, противостоят белый и голубой, являющиеся символами чистоты и святости.

Особую роль в образно-лейтмотивной структуре солженицынского повествования играет борьба и взаимодействие символических значений природных стихий, в первую очередь, огня и воздуха. Неоднозначно символическое значение огня.

Огонь может символизировать уничтожение духовной культуры, а с ней - и человеческого духа. С этим значением огня связана символика пепла и сажи. Красные (багровые) отблески огня нередко освещают жуткие сцены насилия и нравственного падения. Здесь прослеживаются четкие ассоциации с инфернальными мотивами, «адским» огнем. Но огонь может символизировать и очищающую силу страдания (сцена с наказанной девушкой и обращение - заклинание автора: «Огонь! Огонь!»). Огонь в пятой части - символ вырвавшейся на свободу стихии, символ справедливого возмездия, это огонь восстания.

Родственный огню символ - свет. Его принадлежность двум противостоящим системам четко разграничена оппозицией: ложь - истина. Искусственный (ложный) свет фар, фонарей, прожекторов служит силам зла, принадлежит миру ГУЛАГа. Свет солнца, свечи - символ христианства, свет глаз символизирует духовный прорыв в мир Божественной истины. Светлеют лица людей, преодолевших власть зла в своем сердце. Подобно солнечному свету, выступающему антитезой тьме, внутренний свет, излучаемый глазами человека, - альтернатива жестокости в лицах служащих ГУЛАГа.

Воздух и ветер, символы Божественного дыхания, всегда противостоят миру ГУЛАГа. Антитеза чистый (вольный) воздух - духота, застой связана с оппозициями верх - низ, небо - земля, а, в конечном счете, Бог - дьявол. Ветер - союзник страдающего человека, в части «Каторга» дует все настойчивее и превращается в ураган.

А. Солженицын придерживается философской концепции И.

Ильина, изложенный в статье «О сопротивлении злу силой». Противление злу возможно лишь посредством «насилия к источнику зла», этим

оправдывается справедливая жестокость восстания. Путь просветления и очищения лежит через преодоление зла, крещение огнем и мечом.

Мотивы веры и сопротивления, соединяясь в пятой части - «Каторга», нашли воплощение в опорных символах восстания, о котором рассказано в трех главах части: «Когда в зопе пылает земля», «Цепи рвем наощупь», «Сорок дней Кенгира»: ветер, огонь и нож (меч). Символическое значение меча родственно значению креста, несущего двоякий смысл: жертвенное распятие и в то же время - активное сопротивление злу.

«Архипелаг ГУЛАГ» А.Солженицына занимает особое место в ряду произведений «лагерной темы». Солженицын, систематизировав огромный материал, создал поистине всеобъемлющую картину тоталитарного государства, подавляющего человеческую личность. «Художественное исследование» А.Солженицына соединяет в себе труд историка-документалиста, мемуариста, психолога и философа.

В диссертации не ставилась специальная задача сравнить художественные особенности «Архипелага» и других произведений «лагерной прозы». Всеохватность «Архипелага», многотемье, совмещение исторического и психологического отличает его от «Колымских рассказов» В.Шаламова. При несходстве воззрений Солженицына и Шаламова отмечается сходство художественных приемов, выражающих позицию авторов «Архипелага» и «Колымских рассказов». Сходна и конечная цель двух художников: катарсис, духовное очищение вследствие пережитого и перечувствованного страха и страданий.

В Заключении подведены общие итоги проведенного -исследования. Авторская позиция в «Архипелаге ГУЛАГ» опосредуется рядом композиционно-стилистических компонентов, а именно:

- сложной субъектной и временно-пространственной оргашзацией повествования, наличием взаимодополняющих и взаимоисключающих точек зрения;

- ритмико-интонационной структурой текста, при которой стилистические «перепады», соответствуют сопряжению поэтического и разговорного слова;

- образно-лейтмотивной системой, создающей сюжетно-композиционное единство «художественного исследования» А.И. Солженицына.

Писатель осмысливает опыт ГУЛАГа как апофеоз нравственного и физического подавления личности, отхода от общечеловеческих и христианских ценностей. Автор доказывает, что в условиях несвободы

возможно «распрямление» человеческой личности, что является путем к возрождению национального самосознания народа. Безгранична вера автора в силу и Божественное происхождение Слова, на котором зиждется триада Красоты, Добра и Правды.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Тема страдания, падения и возрождения в «Архипелаге ГУЛАГ»// Литература в школе. - 1998. -N8. - с.36 - 43

2. «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына как художественное исследование. -М.: Мегатрон, 1999,- 60 с.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шумилин, Дмитрий Александрович

Введение

Глава первая. Субъектная организация авторского 24 повествования в «Архипелаге ГУЛАГ»

Глава вторая. Особенности стиля авторского повествования 64 в «Архипелаге ГУЛАГ»

Глава третья. Образно-лейтмотивная структура 104 «Архипелага ГУЛАГ»

Введение диссертации1999 год, автореферат по филологии, Шумилин, Дмитрий Александрович

Творчество А. Солженицына в наше время заняло подобающее ему место в истории русской литературы двадцатого века. Ранние рассказы писателя: «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор», появившиеся в печати в начале пятидесятых годов, в эпоху «оттепели», и ознаменовавшие ее высшую точку, включены в школьную программу. Роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», десятитомная эпопея «Красное колесо» напечатаны в периодике и вышли отдельными изданиями в начале девяностых.

Наиболее полно и убедительно свои философские, исторические, политические и эстетические воззрения А. Солженицын изложил в «Архипелаге ГУЛАГ» - произведении, из-за которого писатель был насильственно выдворен из СССР в начале 1974 года. Особое место «Архипелага ГУЛАГ» в своем творчестве Солженицын подчеркнул тем, что поставил условие: возвращение его книг российскому читателю должно начаться именно с этого произведения. Это знаменательное событие произошло в 1989 году, когда избранные самим автором главы «Архипелага» были напечатаны в журнале «Новый мир»1, а следом вышел полный текст книги2. «Хлынула правда водопадом», как и предвидел автор «Архипелага». Не будет преувеличением сказать, что появление этой книги не в «самиздате», а напечатанной массовым тиражом стало качественно новым этапом в духовной жизни нации.

Вскоре после публикации основных произведений Новый мир.-1989.-№№ 8-11.

2 Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования//Солженицын А.И. Собрание сочинений. В 8 томах,-М., Центр «Новый мир», 1990.-Т.5-7. прежде опального писателя в нашей стране «Литературная газета» открыла рубрику под названием «Год Солженицына». Известным писателям и литературоведам предлагалось ответить, в том числе и на такой вопрос: настало ли время для объективного литературоведческого анализа творчества Солженицына? Большинство отвечавших на анкету «ЛГ» считало, что пока нельзя рассматривать произведения Солженицына вне идеологического контекста, что объективный анализ возможен только после того, когда страсти, вокруг личности писателя и его взглядов улягутся. В настоящее время необходимость литературоведческого анализа произведений А.Солженицына стала очевидной.

Предметом исследования в представленной диссертации является текст «Архипелага ГУЛАГ».

Актуальность работы определяется необходимостью рассмотрения «Архипелага ГУЛАГ» как эстетического феномена.

Новизна диссертации состоит в том, что это первое исследование, в котором рассматриваются способы объективации авторского сознания в тексте «Архипелага ГУЛАГ» А.Солженицына.

В диссертации предпринят комплексный анализ компонентов художественной формы в иерархическом подчинении задаче выявления позиции автора.

Впервые дан подробный анализ субъектной, ритмико-интонационной и образно-лейтмотивной организации текста «Архипелага».

Цель диссертации: рассмотреть способы воплощения позиции автора в «Архипелаге ГУЛАГ» А.Солженицына.

Для достижения поставленной цели решаются следующие основные задачи:

- Проанализировать субъектную организацию повествования, обратив особое внимание на субъектно-объектные отношения, пространственно-временную организацию текста, соотношение «своего» и «чужого» слова в авторском повествовании.

- Рассмотреть особенности стиля авторского повествования, исследовав роль иронии, ритма, сопряжения разных стилистических пластов в тексте.

- Исследовать образно-лейтмотивную структуру как основу композиционного единства произведения А. Солженицына.

Архипелаг ГУЛАГ» - далеко не первое и не единственное произведение, раскрывающее лагерную тему. Тем не менее, именно этой книге суждено было занять особое место в общественном сознании и у нас, и на Западе. Название книги, по мысли В.Чалмаева, стало трагическим символом эпохи, символом беспрецедентного в истории подавления человеческой личности тоталитарным государством. «Словосочетание «архипелаг ГУЛАГ» вошло в определенную знаковую систему двадцатого века наряду с Освенцимом, Бухенвальдом, Хиросимой, Чернобылем.»1

Написанный А.Солженицыным вместе с двумястами двадцатью семью соавторами, «Архипелага ГУЛАГ» стал «общим дружным памятником всем замученным и убитым»2.

Замысел книги о лагерях возник у А.Солженицына в 1958 году. Но для всеохватывающего исследования личного опыта автора, который попал на «архипелаг» незадолго до окончания войны, в феврале 1945 года и провел в заключении и ссылке десять лет,

1 Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994,-С.147.

2 Солженицын А. «Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956.Опыт художественного исследования//Солженицын А. Малое собрание сочинений.-М.,1991.-Т\/-С.9. В дальнейшем «Архипелаг ГУЛАГ» цитируется по этому изданию с указанием в тексте тома и страниц. было недостаточно. Лишь после выхода в свет рассказа «Один день Ивана Денисовича», когда хлынул поток писем бывших лагерников, Солженицын продолжил работу. На основе свидетельств двухсот двадцати семи человек (это число указано автором в предисловии) и опыта, который писатель, по его собственным словам, вынес с Архипелага «шкурой своей, памятью, ухом и глазом», было выстроено три тома, состоящих из семи частей и шестидесяти четырех глав. Кроме писем и бесед с очевидцами, автор черпал материал в книгах и документах, сохранившихся в архивах.

В течение десяти лет шла работа в полуподпольных условиях, не раз автору грозил арест, «ни одного разу вся эта книга, вместе все ее части не лежала на одном столе!» (VII, 371).

Первый том «Архипелага ГУЛАГ» был опубликован на Западе в конце 1973 года. Окончательная редакция была предложена читателю в Собрании сочинений А. Солженицына, вышедшем в Париже в издательстве ИМКА-ПРЕСС в 1980 году.

Закономерно стремление общества разобраться в причинах великих исторических событий, сыгравших переломную роль в судьбе нации. В России на вопросы «что делать?», «кто виноват?» и «что же с нами происходит?» ищут ответ у писателей, олицетворяющих совесть нации. В традициях русской классической литературы соединение в лице писателя, такого как Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, дара художника, историка, философа, публициста. В традициях нашей «учительской», по определению С.Залыгина, литературы - рассмотрение всех проблем в их нравственном преломлении. «Великими зовут у нас писателей, которые искусство свое делали средством понимания себя и общества, стремления к высшим нравственным целям»1.

1 Залыгин С. Год Солженицына//Залыгин С. Проза и публицистика.-М.,1991.-С.405.

Солженицын - наследник такого понимания творчества, что было отмечено в определении Нобелевского комитета, присудившего писателю премию «за нравственную силу, с которой он продолжил традиции, присущие русской литературе».

Особое отношение к предназначению художника и к своей собственной миссии сформулировано Солженицыным в Нобелевской лекции, являющейся самостоятельным литературным произведением большой эмоциональной силы. Отталкиваясь от «оброненной» Достоевским фразы: «Мир спасет красота», А.Солженицын обосновывает свой взгляд на художественность как единственную силу, способную утвердить истину даже в противящемся сердце:

Политическую речь, напористую публицистику, программу социальной жизни, философскую систему можно по видимости построить гладко, стройно и на ошибке, и на лжи, и что сокрыто, и что искажено - увидится не сразу <.>

Произведение же художественное свою проверку несет само в себе: концепции придуманные, натянутые не выдерживают испытания на образах: разваливаются и те и другие, оказываются хилы, бледны, никого не убеждают. Произведения же зачерпнувшие истины и представившие нам ее сгущенно-живой, захватывают нас, приобщают к себе властно, -и никто, никогда, даже через века, не явится их опровергать»1.

Красота, лежащая в основе подлинного творчества, по мысли Солженицына, не существует без истины и добра и если необходимо, замещает их, «выполняя, работу за всех троих». Отсюда уверенность писателя, что искусство способно в одиночку противостоять лжи и насилию и победить их.

1 Солженицын А. Нобелевская лекция//Хронограф-90.-М.,1999.-С.12-13.

Искусство и литература дают человечеству единую систему отсчета, передают от человека к человеку «груз чужого долгого жизненного опыта» и дают усвоить его как собственный. Литература, являясь мощнейшим фактором преодоления разобщенности человечества, одновременно вместе с языком сберегает национальную душу, становясь «живою памятью нации».

Поскольку искусство слова имеет такую силу, то несомненна, считает Солженицын, божественная природа таланта художника, несомненна и особая ответственность, возложенная на него. Русские писатели, как никто, сознавали свой долг перед обществом, и Солженицын заявляет о следовании этому нравственному императиву: <«.> русская литература десятилетиями имела этот крен - не заглядываться слишком сама на себя, не порхать слишком беспечно, и я не стыжусь эту традицию продолжать по мере сил». Подтверждением служит все творчество Солженицына и в первую очередь - «Архипелаг ГУЛАГ»1.

А.И. Солженицын, по сути, развивает на новом материале тему человеческого страдания, открытую в русской литературе еще А.Радищевым. К изображению жизни человека в неволе обращались Ф.Достоевский, Л.Толстой, А.Чехов. «Записки из Мертвого Дома» Ф.Достоевского, вышедшие в свет в 1862 году, были первым реалистическим изображением русской каторги.

Достоверность «Записок» основана на личном опыте писателя, четыре года проведшего в остроге. Первые критики видели в «Записках» обличение острогов или призыв к смягчению условий содержания преступников. Но задача Достоевского была шире: « «Мертвый Дом», сохраняя всю силу непосредственного личного свидетельства, вынесенного из немого мира каторги, был книгой, впервые так резко и крупно в художественных образах и картинах, поставившей вопрос о преступлении в свете взаимоотношений личности и общества, народа и образованных классов»2. Новаторской, бросающей вызов господствующим в общественном мнении взглядам о решающей роли среды в поведении человека, была мысль писателя о приоритете нравственной ответственности личности, способности или неспособности её противостоять внешним обстоятельствам. Новаторство Достоевского ещё и в том, как заметил В.Соловьев, что он показал: Отверженные, стоящие вне закона люди, которых общество отказывается признавать своими членами, являются не только нравственно равными большинству <.> членов общества, а иногда и бесконечно лучше их»3.

Через сто лет, в 1962 году, А. Солженицын публикует рассказ «Один день Ивана Денисовича». Рассказ стал подлинным открытием, принес автору широкую известность. Однако критики шестидесятых годов воспринимали «Один день Ивана Денисовича» односторонне, в духе антисталинских настроений того времени, как произведение, направленное против культа личности. В то время, когда обсуждались пути исправления недостатков социализма и не могло быть даже речи о выборе принципиально нового пути общественного развития, появился писатель, развернувший перед читателем совершенно иную философию личности и истории.

1 Там же.

2 Лакшин В. Пять великих имен/Статьи, исследования, эссе.-М.,1988.-С.337.

3 Соловьев B.C. Нравственная миссия художника//Соловьев

В.С.Философия искусства и литературная критика.-М.,1991.-С.225.

Истоки ее в гуманистических традициях русской литературы прошлого века.

Рассказ можно рассматривать как эпизод, предваряющий всеобъемлющее исследование советской каторги, проведенное в «Архипелаге». На ограниченном пространстве, в рамках одной бригады, показаны, благодаря авторскому принципу максимальной типизации, практически все слои лагерного населения: «работяги», «придурки», «доходяги», «стукачи», не забыта и охрана, «начальники». Поскольку в рассказе лагерь послевоенный, то в нем представлены все «потоки» (словечко из «Архипелага») арестованных в разное время по одной, но всеохватной статье - пятьдесят восьмой: «кулаки», точнее, члены семей раскулаченных (бригадир Тюрин), арестованные за веру в Бога (баптист Алешка), побывавшие в немецком плену и считающиеся «шпионами» (сам Иван Денисович), представители национальных окраин, «националисты» - латыши, эстонцы, «бандеровцы», представители творческой интеллигенции. Обо всех этих «потоках» с привлечением уже не вымышленных, а реальных персонажей будет рассказано в «Архипелаге», после того, как автор получит тысячи писем от бывших заключенных, узнавших себя в героях рассказа.

Несмотря на сжатый хронотоп - один день - ретроспективные отступления позволяют узнать о деревенской жизни до колхозов (воспоминания героя) и после войны (письмо его жены). В рассказе Тюрина показана судьба раскулаченных и вместе с этим дана зарисовка начала тридцатых: привокзальная площадь, забитая умирающими от голода крестьянами - жертвами коллективизации.

И еще один, нравственный момент объединяет обе книги: пафос сохранения творческого достоинства в нечеловеческих условиях. По-настоящему увлечены работой и лишь в это время не чувствуют себя рабами Иван Денисович и его товарищи по бригаде (центральный эпизод рассказа - кладка кирпичной стены). Не спускает грозному начальнику караула Волковому кавторанг Буйновский, получая за это десять суток карцера. В нем, несмотря на наивность, даже ортодоксальность взглядов, есть что-то привлекательное, чем-то напоминает он героя пятой части «Архипелага» - «убежденного беглеца», тоже кавторанга Георгия Тэнно. Никого не боится тихий Алешка-баптист, привлекающий Ивана Денисовича убежденностью в правоте Господа и в пользе посланных им испытаний. Произнесенная устами Алешки сентенция: «Молиться не о том, что надо, чтобы посылку прислали или чтоб лишняя порция баланды. Что высоко у людей, то мерзость перед Богом! Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал <.»>1 - стала нравственным вектором всего творчества писателя.

Пафос произведений Солженицына, по словам И.Волкова, в утверждении способности людей сохранять свое человеческой достоинство в неблагоприятных для этого обстоятельствах, причем самые неблагоприятные из них - условия тюремной жизни в лагере заключенных - предстают в его творчестве как крайний вариант условий ограничения и подавления человека.

Это вполне органично подключает творчество А. Солженицына к классической реалистической литературе - и к «социально-критической» и к «психологически-утверждающей ее разновидностям»2.

Особенности художественного мира произведений А.Солженицына определяет религиозное сознание художника:

1 Солженицын А. Один день Ивана Денисовича//Солженицын А. Малое собрание сочинений.-М., 1991.-Till.-С. 108.

2 Волков И. Теория литературы.-М.,1995.-С.249.

Через все романы Солженицына проходит тема положительного отречения, приобретения через отдачу»1. Это роднит героев писателя XX века с героями Толстого и Достоевского, для которых характерна ситуация поиска и обретения внутренней свободы и одновременно постижения бытия. Неслучайно подлинная мера вещей во Вселенной открывается Раскольникову, Дмитрию Карамазову, Пьеру Безухову в неволе, когда, лишенный всех материальных благ, человек остается наедине со своей душой.

Солженицын наследует и доводит до разрешения одну из важнейших проблем, выдвинутую русской историей: проблему взаимоотношений дворянской интеллигенции и народа. ГУЛАГ, олицетворяющий «небывалое крепостное право в расцвете XX века», дал, как утверждает Солженицын, уникальную возможность сближения «верхнего» и «нижнего» слоев общества: «Впервые в истории такое множество людей развитых, зрелых, богатых культурой оказались без придумки и навсегда в шкуре раба, невольника, лесоруба, шахтера <.»> Это сближение давало уникальную возможность для литературы: «Только сам став крепостным, русский образованный человек мог теперь <.> писать крепостного мужика изнутри [курсив автора -Д.Ш.]. «Опыт «верхнего» и «нижнего» слоев слились - но носители слившегося опыта умерли <.>

Так невиданная философия и литература еще при рождении погреблись под чугунной коркой Архипелага» (VI, 303 -304).

Архипелаг ГУЛАГ», совмещая элементы исторического исследования, мемуарного повествования, философского

1 Назаров М. Этика и эстетика Солженицына и Бродского//Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси.-М., 1991.-С.417. трактата, публицистического памфлета, не может быть причислен ни к одному из названных жанров. Безусловно, книга А.Солженицына стоит в ряду произведений, условно причисляемых к «непроявленному жанру» художественно -документальной литературы, таких как «Записки из Мертвого дома» Ф. Достоевского, «Былое и думы» А.Герцена, «Севастопольские рассказы» Л.Толстого. По мнению Ж.Нива, подлинную историю XX века невозможно писать, опираясь только на документы: «бесписьменная эпоха» (выражение А.Ахматовой) оставила их мало. Зтим объясняется выбор жанра книги. «Опыт художественного исследования» - так обозначил его автор, разъясняя специфику жанра следующим образом: «Художественное исследование - это такое исследование фактического (не преображенного) материала, чтобы из отдельных фактов, фрагментов, соединенных, однако, возможностями художника, - общая мысль выступала бы с полной доказательностью, никак не слабее, чем в исследовании научном <.»>1.

Художественность литературного произведения, в том числе такого, как «Архипелаг», где, как предуведомляет автор, нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий, состоит в адекватном воплощении автором своего творческого замысла, в единстве этического, присущего содержанию всякого истинно художественного произведения, и эстетического, лежащего в основе художественной формы произведения, компонентов.

По утверждению М.Бахтина, «Этическим моментом содержания художественное творчество и созерцание овладевает непосредственно путем сопереживания или вчувствования и

1 Солженицын А. Интервью на литературные темы с Н. Стру ве//Вестн и к РХД.-Париж, 1977.-№120/121 .-С. 133. сооценки, но отнюдь не путем теоретического понимания и истолкования <.> этично лишь само событие <.> именно это событие и завершается художественной формой, но отнюдь не его теоретическая транскрипция в виде суждений этики»1. Содержание художественного произведения не может быть чисто познавательным, лишенным этического момента. Когда же познавательные философско-исторические суждения порывают свою связь с этическим событием и организуются в теоретический трактат, что, как отмечает М.Бахтин, происходит иногда в творчестве Толстого и Достоевского, целостность произведения нарушается.

Форма, по мнению М.Бахтина, - активное ценностное отношение автора к содержанию. «Автор-творец - конститутивный момент художественной формы»2. Форма включает все элементы произведения, в которых чувствуется авторское отношение к излагаемому. В проявлении авторской позиции состоит коренное отличие произведения художественного от произведения научного, имеющего познавательную цель и не имеющего эстетической цели. Ученый организует лишь внешнюю форму изложения, в научном сочинении нет места выражению авторской субъективности.

В.Жирмунский следующим образом определяет границу: «Научный язык аморфен, в нем нет самостоятельных законов построения речевого материала <.>

Язык поэзии построен по художественным принципам, его элементы эстетически организованы, имеют художественный

1 Бахтин М.Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве//Вопросы литературы и эстетики.

М.,1975.-С.37.

2 Там же.-С.58. смысл, подчиняются общему художественному заданию»1. Таким образом, наличие или отсутствие эстетически организованной художественной формы является основополагающим признаком художественного произведения, отличая его от сугубо научного исследования и публицистического высказывания.

Чтобы понять эстетический объект в его художественном своеобразии, требуется рассмотреть его художественную форму как способ выражения авторского отношения к содержанию.

И.Волков выделяет в художественной форме три стороны: внешняя форма - речь, звук; внутренняя форма, включающая систему предметно - изобразительных деталей, что характерно для эпических произведений и ритм, интонацию, присущие лирике; а также композицию - взаиморасположение деталей внешней и внутренней форм2.

В настоящей диссертации применено частично измененное по сравнению с классификацией И.Волкова понимание сущности художественной формы. К «внешней» форме отнесено фонетическое, лексическое, синтаксическое своеобразие авторской речи и ритмико-интонационная её организация, присущая не только лирике, но и эпическим произведениям. К «внутренней» форме отнесена образная система произведения, отражающая конкретно-чувственное освоение автором действительности.

Третья сторона художественной формы, не упомянутая у Волкова, - субъектная организация текста, соотнесенность каждого отрезка текста с субъектами речи и сознания,

Жирмунский В. Задачи поэтики//Теория литературы. Поэтика.Стилистика.-М., 1979.-С.25.

2 Волков И. Теория литературы.-Указ.изд.-С.69. носителями определенной точки зрения, с которой в тот или иной момент ведется повествование. Все три названные стороны художественной формы объединяет композиция взаиморасположение и взаимодействие отрезков речи, организованных разными точками зрения, стилистических пластов, образов и мотивов.

М.Бахтин называл композицией совокупность факторов художественного впечатления1.

По мнению В.Виноградова: «в композиции художественного произведения динамически развертывающееся изображение мира раскрывается в смене и чередовании разных типов и форм речи, стилей, синтезируемых в образе автора»2.

В настоящей работе анализ текста строится на понимании целостности художественного произведения, все компоненты которого сводятся к единому центру - автору.

Автор - творец, по М.Бахтину, находится вне творения, «вненаходим». Для исследователя текста автор - это авторское сознание, воплощенное в данном тексте, «в том невыделенном моменте, где содержание и форма неразрывно сливаются»3. Авторское сознание объективировано в авторской позиции, проявляющейся в каждом элементе художественной формы.

В современном литературоведении проблема автора рассматривается в аспекте авторской позиции»4. Изучение авторской позиции - процесс реконструкции авторского видения

1 Бахтин М. Проблема содержания, материала и формы.//Указ.изд.-С.18.

2 Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе.-М.,1971 .-С. 181.

3 Бахтин М. Эстетика словесного творчества.-М.,1979.-С.362.

4 Краткая литературная энциклопедия.-Т.9.-Стлб.ЗО. мира, являющийся важнейшей составляющей частью анализа художественного произведения.

Более узкое понятие «образ автора» рассматривается в литературоведении двояко. С одной стороны - образ автора указывает на одну из форм непрямого присутствия автора в произведении (в основном, в произведениях автобиографического плана). Шире под образом автора подразумевается личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни рассказчику. Последнего взгляда придерживался В.Виноградов, по его мнению автор присутствует в произведении в качестве речевого образа: «Образ автора - индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов»1. Таким образом, можно выделить две важнейшие составляющие проявления авторской позиции в тексте: индивидуальная словесно-речевая структура, то есть стиль и композиция.

Стиль понимается нами как совокупность косвенных форм выражения авторской позиции в данном произведении. Стиль включает фонетические, лексические, синтаксические, ритмико-интонационные средства художественной выразительности и средства художественной изобразительности, то есть образность.

Композиционное упорядочение выразительных и изобразительных стилистических средств связывает форму и содержание произведения в единое художественное целое.

Композиционно-стилистическое единство «Архипелага» исследовано в каждой из трех глав настоящей диссертации.

1 Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе. -Указ. изд. -С. 151.

Обзор литературы, посвященный творчеству А.Солженицына, показал, что в исследованиях преобладает идеологический и проблемно-типологический подход к творчеству художника. В подавляющем большинстве работы представляют собой очерки творчества писателя1, лишь немногие из них посвящены исследованию поэтики.

Отдельные аспекты, входящие в комплекс интересующих нас проблем, рассмотрены в монографии Ж.Нива, вышедшей на французском языке в 1980 году и через четыре года переведенной на русский язык С.Маркишем2. Авторитетнейший французский славист поставил в своей книге задачу: дать цельный портрет Солженицына - человека, общественного деятеля, публициста, мыслителя, идеолога, историка и художника. Ж. Нива спорит с теми, кто привык разделять Солженицына - «гениального писателя» и Солженицына - «посредственного публициста». Предваряя анализ, Ж.Нива дает подробный, по годам, обзор жизни и творчества писателя удачно сопровождаемый автобиографическими цитатами из «Архипелага ГУЛАГ». Поэтике названного произведения в книге Ж. Нива уделено особое внимание. Отмечается энциклопедичность содержания, рассматривается обоснованность выбора жанра, выделяются главные принципы Солженицына-художника: потребность в посреднике между материалом и читателем, использование разнообразных точек наблюдения. Рассматривается ряд

1 Коган Э. Соляной столп.-Париж, 1982. Краснов-Левитин А. Два писателя.-Париж,1983 (о В.Максимове и А.Солженицыне). Мешков Ю. Солженицын. Личность, творчество, время.-Екатеринбург,1993. Плетнев Р. А.И.Солженицын.-Париж,1973. Супруненко П. Признание.Забвение. Судьба.-Мин.Воды, 1994.

2 Нива Ж. Солженицын.-М.,1992. особенностей архитектоники произведения и проблема языкового мастерства автора «Архипелага».

Структурное сходство с монографией Ж. Нива имеет книга очерков М.Шнеерсон1. Обзор произведений Солженицына выстроен в соответствии с конкретной задачей: на примере отдельного произведения раскрыть особенности мастерства художника. По заявлению автора, цель книги - не претендуя на полноту и научную завершенность осветить некоторые стороны художественного мира писателя. М.Шнеерсон подчеркивает традиционализм Солженицына, слияние в его творчестве искусства с нравственно-философской проповедью. «Зов к раскаянию» - так символически названа глава, посвященная «Архипелагу». Интересны наблюдения М.Шнеерсон над стилем Солженицына, в частности, над лирическим началом в повествовании. Автор очерков солидарен с высказыванием Л.Чуковской об «Архипелаге» как о произведении лиро-эпическом, в доказательство приводятся фрагменты текста, сходные со стихотворениями в прозе.

Хронологический принцип исследования положен в основу монографии В.Чалмаева2. Данный труд рассчитан на широкую аудиторию и имеет целью дать полную картину литературно-общественной деятельности и художественной палитры Солженицына. В. Чалмаев во многом опирается на исследование Ж. Нива и в то же время демонстрирует оригинальный взгляд на каждое разбираемое им произведение. На первый план здесь выдвинута религиозная проблематика, занимающая, несомненно, ключевое место в творчестве

1 Шнеерсон М. Александр Солженицын.Очерки творчества.-Франкфурт-на-Майне, 1984.

2 Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994.

Солженицына. Сквозь призму христианского мировоззрения рассматривает В.Чалмаев художественные особенности «Архипелага», определяемого им как главное творение Солженицына. «Русская Голгофа» - так названа глава об «Архипелаге». Интересны параллели между произведением Солженицына и «Доктором Живаго» Б.Пастернака, основанные на общности религиозной символики.

К семидесятилетию А.Солженицына вышла книга М. Геллера1, представляющая собой сборник статей автора о Солженицыне. Три статьи написаны по горячим следам - вслед за выходом каждого - из трех томов «Архипелага» в 1974 -76 годах. М.Геллер - историк, поэтому он рассматривает «Архипелаг» как историческое исследование.

Ознакомительный характер имеет серия статей П.Паламарчука, появившаяся одновременно с публикацией в СССР «Архипелага ГУЛАГ» А.Солженицына. П.Паламарчук, используя наработки Ж.Нива и высказывания самого Солженицына, доказывает связь писателя с традициями русской классики и христианского мировоззрения, а также со средневековым пониманием творчества как утверждения верховенства духа над материей2. Ни в одной из названных работ не ставилась задача рассмотреть авторскую позицию и способы ее воплощения в тексте «Архипелага», не дан анализ многообразия субъектных форм в повествовании, не исследован хронотоп. Недостаточно внимания уделено символике «Архипелага». Не проведен анализ ритма прозы.

Частным проблемам поэтики произведения А. Солженицына посвящены две статьи. Исследование повествовательной структуры

1 Геллер М. А.Солженицын.-Лондон,1989.

2 Паламарчук П. Александр Солженицын:Путеводитель.-М.,1991.

Архипелага» начато Эл.Маркштейн1 в статье, опубликованной в Австрии в 1981 году.

Исследователь, подводя итог работе, пишет: «Переплетение голосов и перспектив, эллиптические конструкции, сказовые элементы с переходом к речи устного изложения, фольклорная стилизация, многостильность, в которой выявляется диалогическая активность автора, и составляет сложную повествовательную структуру». - На основании вышеперечисленного делается вывод, что «Архипелаг» отвечает подзаголовку - «художественное исследование», так как помимо нравственной и познавательной задач автором ставится и решается еще и эстетическая задача.

Анализ различных видов образности, применяемых Солженицыным, дан на примере первой главы «Архипелага» Т.Телициной2.

Результаты, достигнутые авторами названных исследований, послужили отправной точкой в дальнейшей разработке поднятых проблем творчества А.Солженицына в главой первой и третьей настоящей диссертации.

Поэтике произведений А.Солженицына посвящены две кандидатские диссертации3 однако ни в одной из них не исследуется текст «Архипелага».

Методологической основой диссертации послужили труды М.Бахтина, 1 посвященные стилистике эпического произведения,

1 Маркштейн Эл. О повествовательной структуре «Архипелага ГУЛАГ»//Филологические записки,- Воронеж, 1993.-Выпуск1.-С.91-100

2Телицина Т. Образность в «Архипелаге ГУЛАГ» А.И.Солженицына.-Филологические науки.-1991 .-№5.-С. 15-24.

3 Белопольская Е. Роман «В круге первом».Проблематика и поэтика: Автореф.дисс. канд.фил.наук.-Волгоград, 1996. Кузьмин В. Рассказы А.Солженицына:Проблемы поэтики: Автореф.дисс. канд.филол.наук.-Тверь, 1997. типам прозаического слова, «своему» и «чужому» в авторском повествовании; Андрея Белого2 о стиле и ритме прозы; В.Виноградова3 об образе автора, отраженном в повествовании посредством стиля; Б.Гаспарова о лейтмотивах; В.Жирмунского4 о ритме прозы; Б.Кормана5 о способах исследования субъектной организации текста и типологии форм, опосредующих авторское сознание; Д.Лихачева5 о многообразии форм художественного времени; Б.Успенского7 о композиции как совокупности точек зрения, выраженных в повествовании.

При рассмотрении отдельных аспектов исследуемых в диссертации проблем учтены наблюдения А.Архангельского8,

1 Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. -М.,1975. Бахтин М. Автор и герой в эстетической деятельности// Эстетика словесного творчества.-М.,1986.-С.9-192. Бахтин М. К методологии литературоведения//Контекст 74.-c.203-212. Бахтин М. Проблема автора//Вопросы философии. 1977-№7. Бахтин М. Литературно-критические статьи.-М., 1986.

2 Белый А. Мастерство Гоголя.-М.,1996.

3 Виноградов В. Стиль Пушкина.-М.,1974. Виноградов В. Проблема авторства и теория стилей.-М.,1961. Виноградов

B.Стилистика.Теория поэтической речи.Поэтика.-М., 1963. Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе//Виноградов В. О теории художественной речи.-М.,1971. Виноградов В. О языке художественной прозы.Избранные статьи.-М.,1980. Виноградов В. Проблемы русской стилистики.-М.,1981.

4 Жирмунский В. О ритмической прозе//'Русская литература.-1966.-№4.

5 Корман Б. Итоги и перспективы изучения проблемы автора//Страницы истории русской литературы.-М., 1971 .-С. 199-207. Корман Б.Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов// Проблемы истории, критики и поэтики реализма.-Куйбышев, 1981.

C.41-54. Корман Б. Образцы изучения текста.-Ижевск, 1995.-вып. 1.

6 Лихачев Д. Поэтика художественного времени//Поэтика древнерусской литературы.-Л.,1971 .-С.232-383.

7 Успенский Б. Поэтика композиции.-М.,1971.

8 Архангельский А. Поэзия и правда//Русские писатели-лауреаты Нобелевской премии.А.Солженицын.-М.,1991.

Д.Безруких1, Е.Волковой2, А.Газизовой3, В.Сурганова4, Л.Трубиной5

1 Безруких Д. Язык и образы «Архипелага»//Русская мысль.-7 ноября 1974.

2 Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова.-М.,1998.

3 Газизова А. Обыкновенный человек в меняющемся мире: опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов.-М.,1990.

4Сурганов В. Один в поле воин//Литературное обозрение.-1990.-№8.-С.7-13.

5Трубина Л. Русский человек на «сквозняке» историию-М.,1999.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Способы воплощения позиции автора в "Архипелаге ГУЛАГ" А. И. Солженицына"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Архипелаг ГУЛАГ» А.И.Солженицына по праву занимает особое место в истории (русской и мировой) литературы XX века. Уникальность книги - в ее энциклопедичности. Солженицын, систематизировав огромный материал, создал поистине всеобъемлющую картину, включающую исследование природы тоталитарного государства, способов подавления человеческой личности и душевных изменений, происходящих с человеком в неволе. «Художественное исследование» Солженицына соединяет в себе труд историка-документалиста, мемуариста, психолога и философа.

Острота поставленных в «Архипелаге» проблем заслонила на время вопрос о художественных достоинствах книги: так произошло после публикации «Архипелага» на Западе в 1974-1976 годах и в 1989 году, когда произведение А.Солженицына было напечатано в СССР. В книгах и статьях, посвященных творчеству писателя, литературоведы рассматривали «Архипелаг», в основном с точки зрения содержания, не уделяя должного внимания его художественной форме. Но именно благодаря эстетически организованной форме, материал, легший в основу содержания «Архипелага», вызывает громадный общественный резонанс.

В нашей работе мы взяли в качестве отправной точки аксиому: все литературно-художественное высказывание есть выражение авторского сознания, которое, в свою очередь, отражено в тексте в виде авторской позиции. Авторская позиция может выражаться открыто, с помощью прямо-оценочных высказываний, но подобный способ не является художественным. Художественность воплощения позиции автора - в ее опосредованности композиционными и стилистическими приемами. Изучение композиции и стиля «Архипелага ГУЛАГ» с целью выявления способов воплощения позиции автора в тексте произведения было целью настоящего диссертационного исследования.

В первой главе был проведен анализ субъектно-объектных отношений, развивающихся в сложном хронотопе повествования «Архипелага». Ставилась задача - показать, как опосредуется позиция автора на пространственно-временном уровне, каково соотношение авторского и неавторского в тексте.

Композиционно-стилистический анализ текста, проведенный в первой главе диссертации, выявил присутствие в формально-монологичном авторском повествовании ряда субъектных форм, в разной степени опосредующих авторскую позицию в тексте «Архипелага». Каждой из вычлененных субъектных форм соответствует временно-пространственная или идеологическая точка зрения, отличающая ее от других. По степени приближения к автору субъектные формы могут быть разделены на три группы. Первичной субъектной формой является повествователь, близкий, но не тождественный автору субъект речи. Благодаря пространственно-временной трансформации, повествователь функционирует на нескольких уровнях, что позволяет автору совмещать разные типы повествования. Так, показ Архипелага ведется и в диахроническом аспекте (с точки зрения исследователя документов и свидетельств), и в синхроническом (точка зрения всевидящего свидетеля, становящегося, по мере необходимости, участником действия). Параллельно развивается автобиографическая линия повествования, где также совмещены две различные во времени точки зрения: мемуарный повествователь и автобиографический герой. Последний отнесен нами к субъектам второго ряда, чья точка зрения преломлена в сознании повествователя. Таким же подчиненным субъектом является и обобщенный образ новичка-арестованного, совмещенный с образом читателя-собеседника повествователя. Речь подчиненных субъектных форм выражена в форме несобственно-прямой речи. Таким же образом отражено в речи повествователя идеологически чуждое автору сознание, принадлежащее служащим ГУЛАГа, а также мифологизированное сознание обывателя. Столкновение «своего» и «чужого» в авторском повествовании создает внутреннее диалогическое напряжение, столь характерное для прозы Солженицына.

Во второй главе исследовались способы воплощения авторской позиции на эмоционально-экспрессивном уровне.

Исследован ритмико-интонационный рисунок прозы Солженицына. Отмечена важная особенность стиля «Архипелага»: чередование ритмичных и неритмичных отрезков. К неритмичным относятся фрагменты нейтрально-информативного повествования, характерные, в первую очередь, для мемуарной сюжетной линии, и повествование-беседа, характерная для исторического исследования.

Основные приемы беседы: диалог повествователя с читателем, чему способствует применение принципов интуитивного поиска и провинциальной множественности, положенные в основу исследования. Ироничная окраска текста и разговорные импульсы определяют «сниженный» стиль повествования-беседы. Ироничная интонация выполняет в тексте «Архипелага» роль проявителя авторской позиции по отношению к тому или иному описываемому событию, а также выделяет «чужое» слово из повествования, переакцентируя его, обращает в направлении, противоположном изначально заложенным в нем интенциям.

В противовес сниженному иронично-разговорному стилю в тексте «Архипелага» существует «высокий» стилевой пласт, основанный на ритмизации прозы. Ритм передает высокую степень эмоционального напряжения, сопутствует лирическим фрагментам повествования. С помощью ритма передается интонация торжественной скорби, неторопливого размышления или же усиливающийся драматизм ситуации. Ритм способствует риторическому диалогу автора с читателем. При помощи ритма выделяются самые важные с точки зрения экспрессивного воздействия на сознание читателя моменты. В то же время, ритм используется и для придания динамизма и повышенной информативности отдельным сценам, где повествование принимает вид устного рассказа.

Таким образом, для «Архипелага» характерно сосуществование двух основных стилевых пластов: «низкого» и «высокого».

Оба они вносят субъективно-исповедальное, лирическое начало в эпическое повествование, оба выражают авторскую позицию на эмоционально-экспрессивном уровне.

Сопряжение «высокого» и «низкого», характерное для языка «Архипелага», отвечает авторской установке на сближение интеллигентского сознания, основанного на книжной культуре, и народного сознания, воплощенного в фольклоре.

В третьей главе рассмотрено воплощение авторского замысла в логике построения текста. Композиционно-стилевое единство «Архипелага», основано, как показано ниже на взаимосвязи лейтмотивов и ключевых образов книги.

Мотивы и образы, переплетаясь, создают семантическое поле текста. Существование мотива закрепляется в определенном образе (например: мотив дьявольщины находит выражение в образах ночи, черного и красного цветов). А образ, в свою очередь, находит развитие в мотивах (образ Архипелага приобретает многомерность в мотивах появления из моря, роста, распространения, таинственности, невидимости, болезнетворности, дьявольской природы, лжи).

Центральный образ - Архипелаг ГУЛАГ - обрастает метафорическими рядами, несущими антиномичный характер: разделительная черта проходит между образами зла, принадлежащими миру ГУЛАГа и образами добра, относящимися к миру духовной свободы. Так возникают, проходящие через весь текст антитезы: черный - белый, ночь - день, тьма - свет, застой, затхлость - свежий воздух, ветер, болезнь - выздоровление, адский огонь - огонь очищающий, толпа - духовная общность людей, ложная надежда - истинная вера, замордованная воля -духовная свобода.

Лейтмотив движения - ключевой для понимания замысла автора - реализуется в пространственном (Архипелаг находится в состоянии «вечного движения») и в психологическом аспекте. Движение души - важнейший для автора показатель отношения человека и Архипелага. Мотив движения вниз, падения воплощен в образе скольжения по наклонной плоскости, в анималистических образах расчеловечивания. Движение вверх, восхождение к постижению божественной истины, воплощено в образах горы, неба и солнца.

Победа над античеловеческой силой Архипелага, убивающей тело и душу, достижима, по мнению автора, в слиянии духовной стойкости основанной на вере в Бога, и телесной крепости, воли к сопротивлению злу. Образы-символы, связанные с мотивом сопротивления, - ветер, огонь, крест - традиционны для христианского мировоззрения, исповедуемого А.Солженицыным. Автор верит в возможность победы над злом силой Слова художника, несущего свет истины, противостоящей лжи, являющейся основой существования зла на земле.

В композиции «Архипелага» отражено авторское видение человека как жизненно активной личности, несущей ответственность за свое положение в обществе и за состояние общества.

Автор осмысливает опыт ГУЛАГа • в пространстве национальной истории как апофеоз государственного подавления личности, основанного на отходе от общечеловеческих и христианских ценностей. Композиция книги предполагает двухуровневое прочтение. Второй и важнейший для реализации авторского замысла уровень - положительный ответ на вопрос: возможно ли противостоять всемогущему монстру государственной машины угнетения? Наглядная демонстрация многочисленных примеров сопротивления - заветная цель автора. Внешняя парадоксальность мышления Солженицына определяет, что в его художественном мире Архипелаг ГУЛАГ несет не только отрицательный, но и положительный смысл - он становится средством проверки и возрождения самосознания личности средством объединения разобщенных со времен Петра интеллигенции и народа.

Солженицын в своем главном творении выступает наследником гуманистических традиций русской литературы, исповедующим нравственный императив положительного отречения, приобретения через отдачу, верховенства духовного над телесным.

В настоящей диссертации не ставилось специальной задачи сравнения художественных особенностей творчества А.Солженицына и других авторов «лагерной прозы». В то же время невозможно обойти вниманием выдающегося писателя двадцатого столетия В.Шаламова и его «Колымские рассказы» -произведение, по силе воздействия не уступающее «Архипелагу». Поэтика прозы Шаламова блестяще проанализирована Е.Волковой в монографии «Трагический парадокс Варлама Шаламова»1. Освещение получили все аспекты воплощения позиции автора «Колымских рассказов»: субъектная организация, архитектоника, выбор жанра, ирония, ритм, символика.

Опираясь на исследование Е.Волковой и результаты нашей работы, мы можем сделать выводы о сходстве и различии ряда аспектов художественной манеры А.Солженицына и В.Шаламова в их главных произведениях. Жанровое различие не является помехой для подобного сравнения, так как сам Шаламов, объединяя рассказы и очерки в циклы, заявлял об их взаимосвязи, о невозможности изъять что-либо из единого корпуса «Колымских рассказов».

Все части грандиозного солженицынского исследования связаны всепроникающим авторским отношением. Солженицын субъективен и не скрывает эмоций. Шаламов в рассказах-новеллах подчеркнуто объективен, невозмутим, лишь в очерках он дает волю эмоциям. Отстраненность автора - особенность стиля «Колымских рассказов». Поскольку в «Архипелаге» историческое и автобиографическое исследования прерываются взглядом в настоящее, то для стиля Солженицына характерно совмещение художественно опосредованной (косвенной) и прямой авторской оценки.

1 Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова.-М., 1998.

Повествование Солженицына направлено на диалог с читателем, повествователь чувствует себя Вергилием, сопровождающим читателя, передающим ему свой опыт первопроходца. Шаламовский текст монологичен, он оставляет читателя, как и своего героя, один на один с обстоятельствами и своими чувствами. «Указующий перст» автора, о котором писал Ф.Достоевский, столь характерный для литературы XIX и предшествующих веков, отвергнут Шаламовым. В этом - главное отличие повествовательной манеры двух художников.

Сходство обнаруживается при анализе способов косвенного выражения позиции автора. Для обоих произведений характерна ритмизация повествования, ирония, богатая символика и разветвленная лейтмотивная структура. Подобно Солженицыну, автор «Колымских рассказов» часто меняет точки зрения, с которых ведется повествование.

Во многом сходно представление писателей о лагере как об особом мире, об уникальности лагерного опыта, о несопоставимости времени ГУЛАГа и Колымы ни с каким другим временем нашей истории. Отсюда - отталкивание от опыта писателей-гуманистов недавнего прошлого.

Для Шаламова человек, оказавшийся в экстремальной ситуации лагеря, обречен на одиночество. Экзистенциальный ужас, ощущение конца жизни приводят его в первобытное состояние, душа умирает, а остается лишь тело с его физиологическими потребностями.1 Солженицынский образ: зэки

1 Дарк О. Миф о прозе//Дружба народов.-1996.-№2. туземцы, дикари, обитающие на островах, оторванных от остального мира, превратившиеся в особую нацию, «промежуточное звено» между Homo Sapiens и животными, -сходен с развернутой метафорой Шаламова.

Основное мировоззренческое расхождение двух писателей основано на различии их взглядов на опыт лагеря. Для Шаламова, по его заявлению, этот опыт полностью отрицателен с начала до конца. Для Солженицына же заключение, потеря физической свободы - возможность постичь духовную свободу, преодолеть власть тела над душой, возможность почувствовать себя частью единой духовной общности.

Для Солженицына чрезвычайно важна идея воскресения души, путь к которому лежит через жертву. Эпиграф, взятый

A.Солженицыным к части с символическим названием «Восхождение»: «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся», - взятый из первого Послания апостола Павла к коринфянам, перекликается с евангельской притчей о пшеничном зерне:

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» (Евангелие от Иоанна XII, 24).

При различии идеологических воззрений А.Солженицына и

B.Шаламова, налицо сходство художественных приемов двух крупнейших мастеров «лагерной прозы». Целью и «Архипелага», и «Колымских рассказов» является катарсис, духовное очищение

Список научной литературыШумилин, Дмитрий Александрович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ 1918-1956. Опыт художественного исследования // Солженицын А. Малое собрание сочинений. В 7 томах.-М., 1991.Т.5-7.

2. Солженицын А. Рассказы//Малое собрание сочинений.-Т.3.

3. Солженицын А. Нобелевская лекция // Хронограф.:Ежегодник-90.-М.,1991.-С.11-24.

4. Солженицын А. Публицистика.-Ярославль,1997.-ТЗ.

5. Солженицын А. Из пресс-конференции А.И.Солженицына корреспондентам мадридских газет.-Континент,-1977.-№11.-С.19-28 (приложение).1.

6. Андреев А. Целостный анализ литературного произведения.Учебное пособие для студентов.-Минск,1995.

7. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет.-М.,1975.

8. Бахтин М. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества.-М., 1986.-С.9-192.

9. Бахтин М. К методологии литературоведения // Контекст 74,-С.203-212.

10. Бахтин М. Литературно-критические статьи.-М.,1986.

11. Бахтин М. Проблема автора // Вопросы философии. 1977-№7.-С.151-162.

12. Бахтин В зеркале критики.-М., 1995.

13. Белый А. Мастерство Гоголя.-М.,1996.

14. Бонецкая Н. Образ автора как эстетическая категория // Контекст 85.

15. Бонецкая Н. Образ автора в системе художественного произведения. Автореф.дисс. канд.филол.наук.-М., 1986.

16. Бонецкая Н. Проблема методологии анализа образа автора // Методология анализа литературного произведения.-М.,1988.-С. 60-88.

17. Борев Ю. Методология анализа художественного произведения.-М.,1988 // Методология анализа литературного произведения.-М.,1988.-С,3-36.

18. Бочаров С. Поэтика Пушкина.-М.,1974.

19. Веселовский А. Историческая поэтика.-М.,1989.

20. Ветловская В. Поэтика романа «Братья Карамазовы».-Л.,1977.

21. Виноградов В. О языке художественной прозы.Избранные статьи.-М.,1980.

22. Виноградов В. Проблема авторства и теория стилей.-М.,1961.

23. Виноградов В. Проблема образа автора в художественной литературе // Виноградов В. О теории художественной речи,-М.,1971.

24. Виноградов В. Проблемы русской стилистики.-М.,1981.

25. Виноградов В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика.-М.,1963.

26. Виноградов В. Стиль Пушкина.-М.,1974.

27. Власенко Т. Литература как форма авторского сознания.-М.,1995.

28. Волков И. Теория литературы.-М.,1995.

29. Волкова Е. Трагический парадокс Варлама Шаламова,-М.,1998.

30. Газизова А. Обыкновенный человек в меняющемся мире: опыт типологического анализа советской философской прозы 60-80-х годов.-М.,1990.

31. Гаспаров Б. Литературные лейтмотивы.-М., 1994.

32. Гинзбург Л. «Былое и думы» Герцена.-Л.,1957.

33. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности.-М.,1987.

34. Гинзбург Л. О документальной литературе и принципах построения характера // Вопросы литературы-1970.-№7.-С.62-92.

35. Гиршман М. Ритм художественной прозы.-М., 1982.

36. Голякова Л. Подтекст и его экспликация в художественном тексте.-Пермь, 1996.

37. Горшков А. Русская словесность. Учебное пособие для учащихся 10-11 классов.-М.,1996.

38. Грехнев В. Словесный образ и литературное произведение.-М.-Новгород.1997.

39. Гришунин А. Автор как субъект текста // Известия РАН.-1993-Т.52, №4.

40. Драгомирецкая Н. Автор и герой в русской литературе Х1Х-ХХ веков.-М., 1991.

41. Жирмунский В. Задачи поэтики //Теория литературы. Поэтика. Стилистика.-М., 1977.-С.25-55.

42. Жирмунский В. О ритмической прозе // Русская литература.-1966.-№4.

43. Захарова Т. Дневник писателя Ф.М.Достоевского как художественно-документальное произведение// О художественно-документальной литературе.-Иваново, 1972.

44. Злочевская А. Специфика выражения субъективного авторского начала в романах Достоевского: Автореф.дис. канд.филол.наук.-М., 1982.

45. Зюбина Л. О некоторых формах авторского повествования в рассказах А.Платонова // Творчество Платонова.-Воронеж,1970,-С.37-44.

46. Иванов В. Категория времени в искусстве и культуре XX века // Ритм, пространство и время.-Л. 1974.-С.55-69.

47. Иванчикова Е. Рассказчик в повествовательной структуре произведений Достоевского // Филологический сборник к столетию В. Виноградова.-М.,1995.

48. Ильин И. О сопротивлении злу силою // Ильин И. Собрание сочинений в десяти томах.-М.,1995.-Т.5-С.31-220.

49. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания.-М., 1994.-Предисловие А.Аверинцева.

50. Карпов И. Авторское сознание в русской литературе XX века,-Иошкар-Ола,1997.

51. Карпов И. Автор в русской прозе. Очерки типологии авторства.-Йошкар-Ола, 1997.

52. Карпов И. Старыгина Н. Открытый урок по литературе. Пособие для учителей.-М.,1999.

53. Кожевникова И. Типы повествования в русской литературе Х1ХХХ веков.-М.,1994.

54. Корман Б.Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы.-М., 1971.-С. 199-207.

55. Корман Б. Изучение текста художественного произведения.-М.,1972.

56. Корман Б. Избранные труды по теории и истории литературы.-Ижевск, 1992.

57. Корман Б. Из наблюдений над терминологий М.Бахтина // Проблема автора в русской литературе.-Ижевск,1978.

58. Корман Б. Составитель. Образцы изучения текста.-№1.-Ижевск,1995.

59. Корман Б. Целостность литературного произведения иэкспериментальный словарь литературоведческих терминов //

60. Проблемы истории, критики и поэтики реализма.-Куйбышев. 1981.1. С.41-54.

61. Ладынин Ю. Автороцентрический подход к анализу художественного текста.-Иркутск, 1997.

62. Лимерова В. Авторская позиция в эпическом произведении. Учебное пособие по спецкурсу.-Сыктывкар, 1995.

63. Лихачев Д. Поэтика художественного времени // Поэтика древнерусской литературы.-Л., 1971 .-С.232-383.

64. Лосев А. Проблема символа и реалистическое искусство.-М.,1976.

65. Лотман Ю. Структура художественного текста.-М.,1970.

66. Манн Ю. Автор и повествование// Известия АН.-1991-№1.

67. Манн Ю. О эволюции повествовательных форм // Известия РАН.-1992,-№1.

68. Мишина Л. О некоторых особенностях авторской позиции в художественно-документальных произведениях // Проблемы автора в русской литературе. Межвузовский сборник.-Ижевск,1990.

69. Молчановская М. Интерпретация художественного текста /Поэзия и проза Цветаевой/ -М.,1997.

70. Немцев В. Проблема автора в романах М.Булгакова. Автореф.дисс.канд.филол.наук.-М.,1986.

71. Нигматуллина Ю. Редактор. Критерий художественности в литературе и искусстве.-Казань, 1984.

72. Одинцов В. Стилистика текста.-М.,1980.

73. О художественно-документальной литературе. Под редакцией Куприяновского П.-Иваново, 1972.-Сборник №1.

74. Палиевский П. Документ в современной литературе // Литература и теория.-М.,1979.

75. Пестерев В. Роль автора в современном зарубежном романе как проблема.-М.,1997.

76. Поспелов Г. Проблемы литературного стиля.-М.,1970.

77. Поспелов Г. Теория литературы.-М., 1978.

78. Соколов А. Теория стиля.-М.,1968.

79. Соловьева Е. Автор и герой в прозе Нагибина. Автореф.дисс.канд.филол .наук.-М., 1996.

80. Соловьев B.C. Нравственная миссия художника // Соловьев

81. B.C. Философия искусства и литературная критика.-М., 1991.1. C.223-370.

82. Тимофеев Л. Тураев С. Словарь литературоведческих терминов.-М.,1974.

83. Томашевский Б. Поэтика (краткий курс).-М.,1998.

84. Томашевский Б. Ритм прозы (Пиковая дама) // Томашевский Б. О стихе.-Л.,1929.

85. Трубина Л. Русский человек на «сквозняке» истории. Историческое сознание в русской литературе первой трети XX века: Типология. Поэтика.-М.,1999.

86. Тынянов Ю. Поэтика, история литературы, кино.-М., 1977.

87. Успенский Б. Поэтика композиции.-М.,1971.

88. Храпченко М. Горизонты художественного образа.-М.,1982.

89. Чудаков А. Слово-Вещь-Мир.-М.,1992.

90. Шайтанов И. Непроявленный жанр или литературные заметки о мемуарной форме // ВОПЛИ.-1979.-№2-С.50-77.

91. Эйхенбаум Б. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика. Хрестоматия.-М.,1992.-С.93-111.

92. Явчуновский Я. Документальные жанры.-1974.

93. Ямская И. Кардин В. Пределы достоверности. Очерки документальной литературы.-М.,1986.1.l

94. Архангельский А. Поэзия и правда // А.Солженицын. Русские писатели-лауреаты Нобелевской премии. -М.,1991 .-С.7-40.

95. Белопольская Е. Роман «В круге первом». Проблематика и поэтика:Автореф.дисс.канд.фил.наук.-Волгоград,1996.

96. Безруких Д. Язык и образы Архипелага//Русская мысль.-1974,-7 ноября.

97. Бродский И. География зла//Литературное обозрение.-1999.-№1 .-С.4-8.

98. Вайль П., Генис А. Солженицын. Поиски жанра // Октябрь. 1990.-№6.

99. Виноградов И.Солженицын-художник // Континент.-1993.-№75,-С.273-285.

100. Вознесенская Т. Лагерный мир Александра Солженицына: тема, жанр, смысл // Литературное обозрение.-1999,- №1.-С.20-24.

101. Геллер М. А.Солженицын.-Лондон,1989.

102. Год Солженицына.//Литературная газета.-1991.-№№12, 28, 41, 45 (статьи А.Нуйкина, А.Нензера, М.Окутюрье, Н.Струве).

103. Голубев М. А.Солженицын.-М.,1999.

104. Гуль Р. Его вопль услышан.//Слово.-1992.-№6.-С.42-48.

105. Дарк О. Миф о прозе//Дружба народов.-1992.-№5.-С.219-234.

106. Евсюков В. Люди бездны //Дальний Восток.-1990.-№12.-С.144-151.

107. Залыгин С. Год Солженицына // Залыгин С. Проза и публицистика.-М., 1991.-С.397-412.

108. Иванова Н. Пройти через отчаяние // Юность.-1990.-№1 .-С.86-90.

109. Казак В. Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 г. в 3-х томах.-1988.

110. Коган Э. Соляной столп.-Париж, 1982.

111. Краснов-Левитин А. Два писателя (В.Максимов и А.Солженицын).-Париж, 1983.

112. Кузьмин В. Рассказы А.И.Солженицына: Проблемы поэтики: Автореф.дисс. канд.филол.наук.-Тверь, 1997.

113. Кузьмин В. Поэтика рассказов А.И.Солженицына.-Тверь,1998.

114. Лавренов П. Проблемы русского национального характера в творчестве А.И.Солженицына. Автореф.дисс.канд.филол.наук. -М.,1992.

115. Лавров В. Лицо.//Нева.-1993,-№12.-С.255-263.

116. Лакшин В. Булгаков и Солженицын //Советская библиография.-1992.-№2.-С.95-101.

117. Лакшин В. Иван Денисович, его друзья и недруги.//Пути журнальные.-М., 1990.

118. Латынина А. Солженицын и мы.// Новый мир.-1990.-№1-С.241-258.

119. Латынина А. Крушение идеократии.//Литературное обозрение.-1990,-№4.

120. Лейдерман Н. «.В метельный, леденящий век».//Урал.-1992,-№3.-С.171-182.

121. Лурье А. Сквозь годы// Нева.-1993,-№12.-С.264-267.

122. Маклакова Г. Образная парадигма в идиолекте И.Багряного и А.Солженицына.//Принципы изучения художественного текста.-Саратов, 1992.-С.129-132.

123. Маркштейн Эл. О повествовательной структуре «Архипелага ГУЛАГ»//Филологические записки, Воронеж,-1993.-Выпуск1 .-С.91-100.

124. Мешков Ю. Солженицын. Личность, творчество, время.-Екатеринбург, 1993.

125. Назаров М. Этика и эстетика Солженицына и Бродского // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси.-М.,1991.-С.417-426.

126. Нива Ж. Солженицын.-Лондон, 1984, М.,1992.

127. Огрызко Е. Обзор современной прозы // Русская литература XX века. Ч.П., М.,-1991, (авт.Чалмаев и другие).-С.281-345.

128. Паламарчук П. А.Солженицын:Путеводитель.-М.,1991.

129. Плетнев Р. А.И.Солженицын.-Париж,1973.

130. Попов Е. Солженицын и юмор.//Столица.-1991-№24/25.-С. 114119.

131. Потапов В. Сеятель слово сеет.//Знамя.-1990-№3.-С.204-209.

132. Резниченко Г. Как был напечатан «Архипелаг Гулаг».-Родина.-1991.-№11/12.-С.8-14.

133. Слово пробивает себе дорогу. Сборник статей и документов об А.Солженицыне.-М.,1998.

134. А.Солженицын и его творчество. Материалы конференции. -Нью-Йорк, 1988.

135. А.Солженицын к 30-летию выхода повести «Один день Ивана Денисовича» (Доклад Герасимова Ю., Князьковой Е.). Материалы научной конференции //Русская литература,- 1993.-№2.

136. Сохряков Ю. Солженицын и Достоевский // Российский Литературоведческий журнал; Теория и история литературы // 1994-№3.-С. 105-112.

137. Спиваковский П. Феномен А.Солженицына . Новый взгляд.-М., 1998.

138. Спиваковский П. Полифония трансцедентальных миров (некоторые особенности художественной структуры эпопеи

139. A.Солженицына «Красное колесо»//Филологические науки.-1997,-№2.-С.39-48.

140. Стреляный А. «Не верь, не бойся, не проси.» //Звезда. -1989-№11.-С. 193-200.

141. Струве Н. Архипелаг ГУЛАГ Ред.статья// Вестник РХД.-1973.-№108-110.-С.З.

142. Струве Н. О Солженицыне // Струве Н. Православие и культура.-М.,1992.

143. Струве Н. А.Солженицын: интервью на литературные темы. Март 1976.//Вестник РХД.-1977-№120-С. 130-159.

144. Супруненко П. Признание. Забвение. Судьба.-Мин.Воды,1994.

145. Сурганов В. Один в поле воин//Литературное обозрение,-1990.-№8.-С.5-13.

146. Тверской Солженицынский сборник. Под научной редакцией

147. B.Юдина и В.Кузьмина (Статьи Гашевой Г., Гегиной Т.) -Тверь, 1998.

148. Телицына Т. Образность в «Архипелаге» А.И.Солженицына. //Филологические науки.-1991-№5-С. 14-24.

149. Фридлендер Г. О Солженицыне и его эстетике.//Русская литература.-1983.-№1.-С.92-99.

150. Харрис Дж. «Архипелаг ГУЛАГ» и литература достоверности //Русская литература XX в. Исследования американских ученых,-М., 1993.-С.476-506.

151. Чалмаев В. Александр Солженицын. Жизнь и творчество.-М.,1994.176

152. Чуковская Л. Мастерская человечьих воскрешений.// Референдум.-1990-№35-С. 196-198.

153. Шкловский Е. Правда Варлама Шаламова//Дружба народов.-1991 .-№9.-С.254-263.

154. Шнейберг Л. Кондаков И. От Горького до Солженицына. Пособие по литературе для поступающих в вузы.-М.,1994.

155. Шнеерсон М. А. Солженицын.Очерки творчества.-Франкфурт-на-Майне,1984.

156. Штурман Д. Городу и миру.-Париж,1988.