автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Стратегия редукционизма в современном политическом дискурсе

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Миронова, Полина Олеговна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ПРИМЕНЕНИЕ КАТЕГОРИИ РЕДУКЦИИ К АНАЛИЗУ РЕЧЕВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ.

1.1. Проблема коммуникативной стратегии в языкознании.

1.2. Категория редукции в общенаучном понимании.

1.3. Стратегия редукционизма как операция над моделью мира реципиента.

ГЛАВА 2. ЯЗЫКОВАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ КОГНИТИВНОЙ СТРАТЕГИИ РЕДУКЦИОНИЗМА В ПОЛИТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ.".

2.1. Частная стратегия редукционизма «Модель общественно-политической ситуации в темпоральном аспекте .<.

2.1.1. Речевая тактика «Создание образа темного настоящего». Коммуникативные ходы информирования, предупреждения, угрозы.

2.1.2. Речевая тактика «Создание образа светлого будущего». Коммуникативные ходы обещания, заявления о намерениях, патроната.

2.1.3. Другие речевые тактики, участвующие в формировании модели общественно-политической ситуации в темпоральном аспекте.

2.2. Частная стратегия редукционизма «Построение образа социума».

2.2.1. Речевая тактика «Построение образа «своих» (самопрезентация). Коммуникативные ходы похвальбы, презентации «своей» организации, призыва к действию, предписания, запрета.ИЗ

2.2.2. Речевая тактика «Построение образа «чужих» (дискредитация).

2.3. Языковые приемы примитивизации: формальное упрощение политического текста.

2.3.1. Лексико-стилистические показатели примитивизации.

2.3.2. Синтаксические показатели примитивизации.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Миронова, Полина Олеговна

Тема исследования связана со спецификой языкового оформления политического дискурса. Выбор для анализа данного типа дискурса мотивирован тем, что ораторское мастерство в политике - яркая область речевого воздействия, репрезентирующая разнообразный и интересный языковой материал. Политическая риторика - это сфера речевой коммуникации, к которой в постсоветский период резко повысился интерес лингвистов [Баранов 1990; Баранов, Казакевич 1991; Вершинина 2002; Виноградов С.И. 1994; Водак 1997; Купина 1995, 2000; Культура парламентской речи 1994; Лассан 1995; Лисовский 2000; Методология исследований политического дискурса 2000; Почепцов 2000; Шапошников 1998; Чудинов 2000; 2001 и т.д.].

Сфера политики всегда считалась областью деятельности и знаний, привлекающей пристальное внимание ученых. Так, проблема политического лидерства обсуждалась и обсуждается исследователями в различных областях гуманитарного знания. Современные социологи и политологи обращаются в своих работах к феномену политического лидерства: вырабатывают различные подходы к данной проблеме, определяют факторы, влияющие на позицию избирателей во время голосования, описывают типы политического лидера, развивают идею харизмы, пассионарности и многое другое [Бурдье 1993, Вебер 1990; Гельман, 2001; Гумилев, 1994; Кочетков 1995; Нечаев 2001; Паппи 1999; Пишулин 1998, Ильин, Коваль 1991; Ильясов 1997; Пригожин 1996; Политическая наука: новые направления 1999; Сидоров 1996; Шестопал 1997; Цыганков 1999; Цыголова 1999 и др.]. Психологи анализируют качества, присущие политику, исследуют соотношение таких понятий, как лидерство и руководство, лидерство и власть, также рассматривают различные параметры процесса общения внушение, убеждение, манипуляция и т.д.) [Алифанов 1991; Войтасик 1981; Доценко 1997; Леонтьев 1975; Парыгин 1971; Популярная психология 1990 и др.]. Специалисты по паблик рилейшнз [Блэк 1990; Буари 2001; Моисеев 1999; Почепцов 1998, 2000 и др.] вырабатывают новые избирательные технологии, совершенствуют уже имеющиеся методики в процессе предвыборных кампаний. Иначе говоря, сфера политической коммуникации - это довольно продуктивная область для поиска новых форм воздействия на общественное сознание.

Языкознание дает возможность работать в рамках этой тематики, поскольку политик в процессе выступлений перед публикой и в прессе эксплуатирует возможности языка для воздействия на общественное сознание. Риторика веками разрабатывала и накапливала разнообразные приемы словесного воздействия, которые современные ученые продолжают изучать и систематизировать [Античные риторики 1978; Аверинцев 1996, Безменова 1989а, 19896:116-133; Демьянков 1983; 1998:51-60; Перельман, Олбрехт-Тытека 1987; Фишер, Юри 1987:173-186; Пешков 1988:148-161; Поварнин 1990; Сопер 1999 и т.д.] Политическая деятельность лидера неразрывно связана с теми его личностными качествами, которые дают возможность управлять аудиторией. Ему недостаточно иметь продуманную политическую программу. Политик должен уметь убеждать людей в своей правоте. Ведь способность убеждать - это, в конечном итоге, один из основных способов достижения власти. В центре исследования находятся тексты политического содержания с точки зрения теории речевого воздействия. «Речевое воздействие, в широком смысле, - любое речевое общение, взятое в аспекте его целенаправленности, и в узком смысле -рассчитанный эффект, коммуникативное намерение пишущего убедить читателя в чем-либо» [Федорова 1991:46]. Узкий смысл определения в большей степени соответствует задачам данного исследования, поскольку именно коммуникативное намерение политика убедить аудиторию в своей правоте позволяет ему достичь желаемого социального статуса. А.Н. Баранов сформулировал суть этого процесса с точки зрения когнитивной теории: «Глубинные неречевые задачи находят себе применение в речевом воздействии, осуществляемом посредством реконструкции модели мира реципиента» [Баранов 1990:11]. Стремление к эффективному речевому воздействию может приобретать разные формы - от более агрессивной по отношению к адресату (манипуляция) [Доценко 1997; Купина 1995; Шейгал 1999:204-218] к менее агрессивной или ненасильственной [ср.: Лингвокультурологические проблемы толерантности 2001]. В работе рассматриваются манипулятивные формы речевого воздействия, связанные с косвенным воздействием на знания и убеждения адресата, с искусным принуждением его к чему-либо, а также со структурированием мира в интересах манипулятора.

Актуальность темы диссертационного исследования Интерес к этой теме обусловлен прежде всего научными вопросами, обсуждаемыми в рамках данной проблематики. Необходимость в выработке более эффективных избирательных технологий дала новый толчок лингвистическим исследованиям, связанным с проблемами речевого воздействия на общественное сознание. Если в отечественной науке подобные исследования долгое время носили по преимуществу прикладной характер, то в последнее время стали появляться работы, в которых бо'лыпую значимость приобрел теоретический аспект проблемы оптимизации речевого воздействия [Оптимизация речевого воздействия 1990; Речевое г воздействие в сфере коммуникации 1990; Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности 1991; Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис 1992; Проблемы речевой коммуникации 2000; Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект 1993; Булыгина, Шмелев 1997 и др.]. Специалисты в области когнитивной лингвистики, прагматики, психолингвистики исследуют проблему речевого общения в различных ее аспектах, занимаются вопросами воздействующей коммуникации во многих сферах жизни общества, в том числе и в политике. Тем не менее тема оптимизации речевого воздействия достаточно широка, чтобы предоставлять исследователю новые проблемные направления. В диссертационной работе делается акцент на взаимосвязи когнитивных механизмов воздействия на электоральное сознание и языковых способов их реализации. Необходимо подчеркнуть, что в политическом дискурсе широко используются различные способы манипуляции общественным сознанием, в частности упрощенное представление проблемной ситуации с целью перестановки смысловых акцентов. А знание реципиентом применяемых к нему манипулятивных приемов способствует формированию критического подхода к текстам политтехнологов. Таким образом, актуальность темы исследования обусловлена необходимостью дальнейшей разработки когнитивной теории и практики в конкретных областях речевой деятельности.

Научная новизна предпринятого в диссертации подхода проявляется в методике анализа языковой организации политического типа дискурса, а именно - в обращении к конкретному репертуару речевых стратегий и тактик. Теория речевых стратегий находится в стадии становления, поэтому дальнейшее развитие и углубление этой тематики остается актуальным в рамках исследования коммуникативного аспекта языка. Думается, что соотнесение репертуара стратегий с политическим типом дискурса, а следовательно, с особенностями социальных ролей говорящих и слушающих, позволяет получить новые значимые результаты в исследовании функционального аспекта языка.

Проблема дискурса в лингвистических исследованиях

К настоящему времени есть несколько толкований дискурса; данная категория широко применяется в области исследований различных типов текстов [H3JI. Лингвистика текста. 1978; Демьянков 1983; Арутюнова 1990, Дейк 1990, Кибрик 1994, Номинация и дискурс 1999; Van Dijk, ICintsch 1983;

Handbook of discourse analysis 1985, Malcolm 1985, Kress 1985:27-42; Fowler 1991; Discourse analysis and evaluation: functional approaches 1997, и др]. Дискурс в зависимости от методологической установки автора трактуется «как вербальное коммуникативное событие, как совокупность высказываний, организующий тот или иной вид деятельности, как социально обусловленная и культурно закрепленная система рационально организованных правил словоупотребления и взаимоотношений отдельных высказываний, как текст (устный или письменный) в социальном контексте, дающем представление об участниках и условиях коммуникации» [Методология исследований политического дискурса 2000:457]; как «совокупность естественных факторов, которые сопровождают актуализацию той или иной знаковой системы» [Киклевич 2000:65-79]; как «социально-семиотический процесс» [Лассан 1995:5] и т.д.

Можно встретить определения, в котором подчеркиваются аспекты, близкие к пониманию данной категории диссертантом: «Дискурс - это социально и институционально обусловленная идеология, закодированная в языке., - это систематически организованные системы высказываний, которые дают выражение значений и ценностей соответствующей ситуации» [Fowler 1991:42], или определение Ю.С. Степанова с социально-прагматической точки зрения: «Дискурс - это «язык в языке», но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, - в конечном счете - особый мир» [Степанов 1998:676].

Вопрос о соотношении текста и дискурса также считается одним из спорных в языкознании. Во многих работах под дискурсом понимается текст или фрагмент текста, актуализируемый в определенных внеязыковых условиях. К примеру, В.З. Демьянков в соответствии со структурносинтаксическим подходом определяет дискурс как «произвольный фрагмент текста, состоящий более чем из одного предложения или независимой части предложения. Часто, но не всегда концентрируется вокруг некоторого опорного концепта, создает общий контекст, описывающий действительные лица, объекты, обстоятельства, определяясь не только последовательностью предложений, сколько тем общим для создающего дискурс и его интерпретатора миром, который строится по ходу развертывания дискурса» [Демьянков 1983:195]. Многие исследователи проводят четкую грань между понятиями текста и дискурса, но на разных основаниях. К примеру, Г. Кресс утверждает, что «.в современных дискуссиях по поводу лингвистической структуры, выходящей за рамки предложенческого уровня, термины «текст» и «дискурс» претендуют на то, чтобы использоваться без отчетливого различия. В целом, дискуссии с более социологической основой стремятся использовать термин «дискурс», а с более лингвистической ориентацией претендуют на использование термина «текст» [Kress 1985:27-28]. Н.Д. Арутюнова конкретизирует конструктивное различие текста и дискурса: «Под текстом обычно понимают преимущественно абстрактную, формальную конструкцию, под дискурсом - различные виды ее актуализации, рассматриваемые с точки зрения ментальных процессов и в связи с экстралингвистическими факторами» [Арутюнова 1990:137].

В диссертационном исследовании текст и дискурс не рассматриваются как тождество. Во-первых, дискурс и текст - это не однородные понятия: они введены в научный оборот, чтобы обозначать явления разного объема, с отличающимся набором функций и свойств, которые тем не менее могут пересекаться. Во-вторых, дискурс не является лишь суммой свойств репрезентирующих его текстов. В диссертационном сочинении под дискурсом понимаются законченные тексты, а также отдельные высказывания, объединенные не просто общей тематикой или коммуникативной ситуацией, но рядом существенных характеристик лингвистических и экстралингвистических, а также ориентированные на формирование определенной модели мира. Иначе говоря, дискурс отличается от текста именно тем, что первый рассматривается с точки зрения речемыслительной деятельности, с учетом когнитивных механизмов его порождения, в частности, с точки зрения стратегий говорящего, то есть в дискурсивном анализе важен «инструментальный» подход.

Разнообразие толкований данной категории и то обстоятельство, что отношения текста и дискурса спорны, позволяет исследователям приводить в своих работах различные типологии дискурса. В работе А.Г. Гурочкиной «Понятие дискурса в современном языкознании» отмечается, что классификация диалогических событий по сфере общения позволяет выделить такие типы дискурса, как бытовой, политический, деловой, конфессиональный. Кроме того, стратификация дискурса с точки зрения выражаемой в нем интенции позволяет различить: информационный (диалог - интервью, выпытывание), интерпретационный (дискурс самопрезентации), инструментальный (директивный, аргументативный, персуазивный), аффилятивный (эмоционально - аффективный характер взаимодействия коммуникантов) [Гурочкина 1999:12]. В лингвистических работах встречаются упоминания о научном, критическом, этическом, юридическом, военном [Миронова Н. 1998], идеологическом [Лассан 1995, Купина 1995, 2001] расистском, медицинском [Kress 1985], новостном [Зернецкая 2000:137-143; Мартыненко 2000:113-118; Fowler 1991, Van Dijk, Kintsch 1983] литературном, экономическом [Seidel 1985:45], институциональном [Карасик 2000:25-33] дискурсах. Такое разнообразие можно объяснить тем, что в лингвистических исследованиях сохраняется определенная свобода в выборе основания для классификаций дискурсов, что предоставляет возможность для выделения и обозначения их новых разновидностей. Политические тексты характеризуются комплексом лингвистических, а также экстралингвистических черт, что позволяет говорить об отдельном типе дискурса - политическом.

Степень изученности проблемы политического дискурса

Известный французский политолог и социолог П. Бурдье вводит в научный оборот понятие «политическое поле», определяя его «как место, где в конкурентной борьбе между агентами, которые оказываются в нее втянутыми, рождается политическая продукция, проблемы, программы, анализы, комментарии, концепции, события, из которых должны выбирать обычные граждане, низведенные до положения «потребителей» [Бурдье 1993:182]. Это высказывание не имеет непосредственного отношения к лингвистическому пониманию политического дискурса, но в нем предельно кратко охарактеризована социальная ситуация, в которой «рождается политическая продукция», где участвуют, с одной стороны, «конкурирующие агенты», с другой - «потребители политической продукции», которым П. Бурдье отводит зависимое пассивное положение.

Политический дискурс - уже довольно традиционное поле исследования лингвистов. Исследуются различные аспекты политического языка: состав общественно-политического словаря, политические метафоры, специфическая политическая аргументация, отдельные политико-культурные концепты [Демьянков 1983; Баранов 1990; Баранов, Казакевич 1991; Купина 1995; Лассан 1995; Водак 1997, Желтухина 2000; Зернецкая 2000; Методология исследований политического дискурса 2000; Миронова H.H. 1998; Чудинов 2001:318-320; Вершинина 2002; Ряпосова 2002; McCroskey, Larson, Knapp 1976:88-200; Nimmo 1977:441-453; Seidel 1985:43-60; Handbook of discourse analysis 1985, McLeod 1990 и др.]. Тем не менее есть основания утверждать, что даже при таком многоаспектном изучении политический дискурс требует дальнейшего анализа, привлечения для своего исследования новых методов.

В коллективной монографии «Методология исследований политического дискурса» политический язык определяется как «система знаков, содержащая определенные мировоззренческие конструкции, системы убеждений и ценностей; отражает и конституирует политические явления и процессы, которые получают свое отражение в словаре как форме фиксации совокупного политического опыта» [Методология исследований политического дискурса 2000:470]. Определение политического языка как особой знаковой системы, предназначенной именно для политической коммуникации, встречается в работе А.Н. Баранова, Е.Г. Казакевич «Парламентские дебаты: традиции и дебаты» [Баранов, Казакевич 1991:6]. Отметим, что есть как обобщенные определения (политический язык как система знаков), так и более подробные описания, характеризующие конкретные черты политического языка. К примеру, Р. Водак отмечает, что политический язык находится как бы между двумя полюсами: функционально-обусловленным специальным языком и жаргоном, определяющим группы со свойственной идеологией. Выделяется также ряд отличительных признаков политического языка: 1) наличие определенных функций; 2), ограниченная группа пользователей; 3). наличие идеологии; 4) наложение признаков специального языка и жаргона [Водак 1997:24-27]. Первый признак - наличие определенных функций - вполне закономерен, так как любой дискурс характеризуется функциональной направленностью. Второй признак, определяющий группу пользователей политическим языком, скорее всего можно отнести к профессиональной разновидности политического языка, к примеру, к дипломатических переговорам, поскольку в средствах массовой информации группу пользователей ограничить невозможно - это и сами публичные политики, и журналисты, и политологи и т.д. «Наложение признаков специального языка и жаргона» -это уже конкретная языковая особенность. Существенный признак, на который необходимо обратить внимание, - это «наличие идеологии», поскольку воздействие идеологических стереотипов на общество напрямую связано с манипулированием массовым сознанием. Приведем описание политического дискурса, в котором также указывается на его идеологический аспект: «Под политическим дискурсом понимаются тексты, отображающие политическую и идеологическую практику какого - то государства, отдельных партий и течений в определенную эпоху.» [Миронова H.H. 1998:21]. Кроме того, значимость данного критерия выделения политического дискурса подчеркивают и другие исследователи [Дейк 2000:50-64; Купина 1995:6-8, 2001:236-239; Лассан 1995; Эпштейн 1991:19-33; Seidel 1985:43]. В 70-е годы В Великобритании зародилась критическая лингвистика, внимание которой было приковано, в том числе, и к проблеме идеологического использования языка [Kress 1985, Fowler 1991 и др.] Цель критического анализа дискурса - рассмотрение «как неявных, так и прозрачных структурных отношений доминирования, дискриминации, власти и контроля, выраженных в языке. В любом критическом анализе дискурса фигурируют три концепта: концепты власти, истории и идеологии [Водак 1997:7-8].

В политологии традиционно считается, что язык - есть средство «овнешнения» идеологии [Политологический энциклопедический словарь 1993:114-115]. И это существенный момент, поскольку дискурсивная модель мира отражает идеологию, если понимать последнюю как «систему базовых знаний (верований), которые лежат в основе всех видов социального познания» [Дейк 2000:53]. Цепочка «идеология - язык - дискурс» позволяет изучать способы, с помощью которых идеология находит конкретное отражение в языке. Примером изучения этой проблемы является работа H.A. Купиной, посвященная исследованию тоталитарного языка [Купина 1995], богатым материалом для изучения которого является «Толковый словарь русского языка» под ред. Д.Н. Ушакова. H.A. Купина подчеркивает, что в эпоху тоталитаризма «идеология становится главным средством воздействия на язык, а через него - на языковое сознание, задает особую модель мира, засвидетельствованную словарем» [Купина 1995:8]. По мнению Н.А. Купиной, функция тоталитарного языка - функция идеологического предписания. Э. Лассан исследует идеологизированный дискурс 60-х годов: «Это дискурс с ярко выраженным коммуникативным намерением и концептуализацией мира, цель которого - оценить некоторое общественное явление с позиций существующих идеологических установок [Лассан 1995:32].

Обобщая сказанное, резюмируем: определяющая черта любого дискурса - это его заданность внеязыковой действительностью. В случае с политическим дискурсом речь идет о его идеологизированности. Данная характерная черта определяет выбор говорящим основных способов речевого воздействия на получателя политического текста. Думается, что политический дискурс выделяется не только в силу того, что имеет идеологическую специфику, свой социально-ориентированный контекст, свой ограниченный набор тем, но и, как следствие, характеризуется наличием комплекса языковых особенностей, отличающих его от иных типов дискурса. Этот факт можно убедительно доказать, если выявить и описать коммуникативные стратегии, представленные в политическом тексте.

Изучение коммуникативных стратегий вообще и, в частности, применительно к различным типам дискурса, - в настоящее время уже не новая область исследования. Активное использование лингвистами категории стратегии на сегодняшний день достаточно очевидно [Бергельсон, Кибрик 1981;343-356; Сухих 1986:71-77; Почепцов 1988; Васильева 1990:222-226; Верещагин, Ратмайр, Ройтер 1992; Германова 1993:27-31; Дейк 1989; Демьянков 1982, 1994; Седов 1997:188-194; Граудина, Ширяев 1998:72 -78; Иссерс 1999; Койт, Ыйм 1999:58-68; Коммуникативные стратегии на пороге XXI века 1999; Ухванова 2000:198-202; Лазарева, Горина 2001:239-241; Веретенкина 2001:177-179 и т.д.]. Подобный подход отражает стремление современной лингвистики обнаружить новые закономерности построения текста с персуазивной направленностью. Необходимо подчеркнуть, что круг стратегий, анализируемых в диссертационной работе, значим именно в общественно-политическом контексте.

Существование политического дискурса как некоего автономного явления с достаточно четкими границами и широким спектром свойств уже не вызывает серьезных сомнений у исследователей. Несмотря на безусловность и оправданность выделения политического дискурса, его конкретный состав достаточно аморфен и допускает различные толкования. Отметим, что посредством дискурса воздействуют на массовое сознание не только профессиональные политики, но и ученые-политологи, выступающие в качестве комментаторов, и журналисты, агитирующие за определенного кандидата. Кроме того, приходится учитывать, что любое высказывание политика может быть заранее подготовлено с помощью имиджмейкера или спичрайтера, следовательно, истинное авторство в политическом дискурсе установить не всегда представляется возможным. Но для исследования важнее то, на кого данный текст ориентирован и с какой целью он написан.

Политический дискурс имеет специфические особенности, которые проявляются, в частности, в позиции автора политического типа текста. Политический язык традиционно делится на специальный, профессиональный язык политических ведомств (инструкций, переговоров, распоряжений, переписки и т.п.) и более доступный и общепонятный язык политической публичной речи [Политологический энциклопедический словарь 1993:408]. Поэтому политику необходимо владеть определенным языком, используемым в отношениях с широким кругом людей, а также языком, ориентированным на профессионала.

Для политика воздействие на аудиторию - не самоцель, автор политического текста старается не только убедить в чем-либо аудиторию, но и использовать полученный результат в своих интересах, которые могут заключаться в формировании позитивного имиджа, а следовательно, в достижении желаемого социального и профессионального статуса. Такие социальные цели, как установление и поддержание статуса политического лидера, напрямую связаны с его стремлением к власти. Значит, доминирующими мотивами для вступления политика в коммуникацию могут считаться создание требуемого имиджа и достижение высокого социального положения.

Характеристика речевого материала

Что касается жанровых форм, рассматриваемых в работе, то это -предвыборная листовка; статья, представляющая предвыборную агитацию; партийный лозунг; политические дебаты, ориентированные на электорат; предвыборное обращение к народу, программные документы политических партий (ЯБЛОКО, ЛДПР, КПРФ, РНЕ, НДР, ОВР и т.д.). Источниковая база представлена общероссийской и региональной прессой за период с 1990 года по 2002 год: «Аргументы и факты», «Деловой мир», «Московский комсомолец», «Московские новости», «Собеседник», «Русский порядок», «Красный путь», «ЛДПР», «Время», «Неделя», «Комок», «Избиратель», «Деловой Омск», «Вечерний Омск», «Земляки», «Омская правда», «Намедни»; агитационными листовками за этот же период, другими предвыборными материалами (см. полный список в конце работы).

Обработанный материал составляет около 2900 страниц печатного текста.

Когнитивные предпосылки стратегического воздействия в политическом дискурсе

Прежде чем сформулировать цели и задачи, необходимо отметить два принципиальных для диссертационного сочинения положения. Назовем их когнитивными предпосылками стратегического речевого воздействия.

Во-первых, заданность внеязыковой действительностью проявляется в следующем: политики стремятся быть лучше понятыми, а большинство избирателей - не особенно вникать в тонкости политических программ. Известный политолог Юрген Хабермас, исследователь дискурсивных практик, в работе «Производительная сила коммуникации» специально останавливается на особенностях общественного сознания, находящегося во власти средств массовой информации. Он делает вывод, что «коммуникационные структуры общественности настолько ориентированы на пассивное развлекательное и приватизированное использование информации, что когерентные, т.е. целостные образцы толкования просто не могут больше сформироваться» [Хабермас 1995:97-98]. Ю. Хабермас называет повседневное сознание фрагментаризированным и полагает, что оно стало в современном обществе господствующей формой идеологии. В диссертационной работе учитывается, что тексты политического дискурса направлены как раз на это фрагментаризированное общественное сознание.

На «сжатость», «свернутость» «схематичность», «примитивность» изложения информации в политическом общении указывают и другие исследователи [Купина 1995:53; Наумова 2000:95-103; Нечаев 2001; Паппи 1999:269-278]. К примеру, Ф.У. Паппи утверждает, что избиратели при наличии довольно расплывчатой информации в ситуации выбора стремятся к минимизации своих затрат. А экономия интеллектуальных усилий, по мнению политолога, достигается за счет сбора лежащей на поверхности информации и ее простейшей обработки: «Было установлено у избирателей наличие схемы получения, анализа и переработки информации, выявлено также наличие доминирующих рамок, упрощающих структуру задач» [Паппи 1999:270]. В.Д. Нечаев в статье «Избиратель: покупатель, продавец или вкладчик?» подробно анализирует издержки избирателя [Нечаев 2001:41-46]. Оказывается, речь может идти не только об умственном напряжении, направленном на оценку и сопоставление альтернатив, но и о времени, затраченном на общение с агитаторами, о прямых денежных расходах, связанных с получением информации о кандидатах и их программах. Отсюда делается закономерный вывод, что «свое решение рациональный избиратель примет в последний момент на избирательном участке, обладая минимальным объемом информации, которую получит, не прилагая к тому никаких усилий» [Нечаев 2001:42-43]. Чтобы профессионально участвовать в политической коммуникации, необходимо обладать целым блоком специфических знаний - теорий, понятий, исторических традиций и экономических данных. Политики же общаются с избирателями - с обычными людьми, которые далеки от профессиональной политики. Следовательно, возникает необходимость упрощенно, редуцированно объяснять сложные проблемы. Поэтому сформулируем предположение, что в политическом дискурсе оправдано использование метода редукции в процессе речевого манипулирования общественным сознанием.

Во-вторых, установка политика на предельное упрощение проблемной ситуации может служить объяснением для многих частотных тактик, применяемых в политической риторике (см. 2.1.,2.2.). Отметим, что этот аспект непосредственно не учитывался в предыдущих работах по политическому дискурсу.

Предположение, которое заключается в том, что в политическом дискурсе довольно широко используется языковые приемы упрощения проблемы для более эффективного речевого воздействия на адресата, позволяет ввести понятие когнитивной стратегии редукционизма. Под редукционизмом понимается установка политика на предельное упрощение ситуации с целью манипулирования электоратом. Характер названной стратегии определяется её направленностью на адресата - пассивного потребителя политической продукции. Данная стратегия функционирует в ситуации речевого общения, где субъектом коммуникации выступает автор политического типа текста, а объектом - потенциальный избиратель, человек, далекий от профессиональной политики, но обязательный участник коммуникации в политическом дискурсе. Упрощение проблемы может повлечь за собой искажение фактов, а это также одна из когнитивных предпосылок эффективной манипуляции.

Следует оговориться, что в политической коммуникации возникают ситуации, в которых политики стремятся высказаться, наоборот, сложнее, например, когда надо привлечь внимание деятелей науки или культуры к какому-нибудь событию. Вероятно, в политическом дискурсе действует и противоположная стратегия - усложнения модели мира адресата, которая может воплотиться, к примеру, в излишней терминологичности языка, использовании сложных синтаксических конструкций, в дополнительной детализации [ср. Левин 1974:108-117], но этот аспект остается за рамками данного исследования.

Введение термина «редукционизм в политическом дискурсе» непосредственно связано с определением объекта и предмета исследования.

Объектом диссертационного сочинения является коммуникативная стратегия редукционизма, актуализируемая в политическом дискурсе. Данная стратегия определяет набор наиболее актуальных для политического дискурса речевых тактик и коммуникативных ходов.

Непосредственный предмет анализа - когнитивные структуры и разноуровневые языковые средства, реализующие стратегию редукционизма в политическом дискурсе.

В работе ставится цель доказать, что стратегия редукционизма - одна из базовых, ведущих в политическом дискурсе, и исследовать механизм ее действия на модель мира реципиента.

Цель работы реализуется в решении следующих задач:

1. Определение терминологического инструментария и метода исследования. Осуществление анализа имеющихся в научной литературе описаний основных категорий, используемых в работе. Поиск, отбор и систематизация текстового материала.

2. Обоснование применения общенаучной категории редукции к лингвистическому анализу политического дискурса.

3. Выявление комплекса частных стратегий, основных тактик, коммуникативных ходов и языковых средств, актуализируемых в политических текстах при формировании редуцированной модели мира.

4. Рассмотрение языковых приемов «примитивизации», привлекаемых с целью формального упрощения структуры текста.

Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем изучении актуальной проблематики речевого воздействия на общественное сознание, во введении в научный оборот и анализе нового понятия -когнитивной стратегии редукционизма. Материалы диссертации могут быть использованы при исследовании прагматических аспектов речевого воздействия, когнитивной проблематики, связанной с операциями над моделями мира. Анализ манипулятивных текстов предоставляет широкие возможности для дальнейшего изучения различных языковых уровней, которые являются «поставщиками» воздействующих языковых средств. Итак, научная значимость диссертационного исследования связана с развитием когнитивной и коммуникативной лингвистики в тех их разделах, где исследуются семантические, прагматические и синтаксические параметры текстов. Кроме того, решение задач, поставленных в работе, позволит внести вклад в исследование социального контекста функционирования языка.

Практическая значимость диссертационного исследования определяется возможностью использования материалов в процессе профессиональной подготовки будущих филологов, журналистов, специалистов по связям с общественностью. Основные положения и идеи диссертации привлечены для разработки спецкурса «Политическая риторика». Выводы диссертации могут оказаться полезными в различных коммуникативных ситуациях, необязательно связанных со сферой политики (деловое, учебное общение). Прикладные аспекты проведенного исследования также связаны с возможностью использования полученных результатов и в процессе обучения контраргументации, и в критическом анализе работы спичрайтеров, имиджмейкеров.

Необходимо уточнить терминологический инструментарий, используемый в работе. Поскольку структуру и содержание политического текста автор способен предварительно продумать, то в данной работе основополагающим принципом является анализ стратегического речевого воздействия на адресата. Возникает сложность в однозначном определении природы стратегии редукционизма. Что это: чисто когнитивный механизм, имеющий цель изменить модель мира реципиента, или, в большей степени, прагматическая процедура планирования речевого воздействия?

С одной стороны, стратегия - это прагматическая категория, так как отражает целеустановку автора, поскольку для прагматики характерно представление о языке как о некоторой системе знаков, которые можно использовать с определенными целями [Апресян 1995; Булыгина, Шмелев 1997; Демьянков 1981, 1984; Телия 1991; Степанов 1981:256-258; НЗЛ. Лингвистическая прагматика 1986; Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики 1984; Прагматика и типология коммуникативных единиц 1989; Прагматический аспект исследования языка 1999; Русский язык в его функционировании: коммуникативно-прагматический аспект 1993 и т.д.]. Адресант выступает в прагматически обусловленной роли - такой, которую требует политический тип текста. Эта роль заключается, в частности, в целенаправленном расчете на формирование желаемого имиджа. Помимо того, при анализе языковой специфики дискурса необходим учет ряда прагматических факторов: культурных, исторических, психологических, ситуативных. Целесообразно обращение к терминологическому аппарату, выработанному в исследованиях по теории речевых актов, поскольку данная теория изучает высказывание как социальное действие в контексте ситуации [Безменова, Герасимов 1984; НЗЛ. Теория речевых актов 1986; Вежбицкая 1997:99-111; Жанры речи 1997;

Жанры речи 1999 и т.д.]. Рассмотрение категории коммуникативного хода непосредственно связано с анализом речевых актов, так как они похожи по ряду характеристик, что является полезным для описания коммуникативного хода - категории менее изученной, чем речевой акт (см. 2.1.; 2.2.). Кроме того, для теории речевых актов важен субъект речевой деятельности, ряд его психологических характеристик (намерение, знание, мнение, эмоциональное состояние, воля) и социальных параметров (статус и роль по отношению к слушающему). Посредством отдельных речевых актов осуществляются только конкретные, узконаправленные действия, речевые акты должны работать в совокупности, чтобы реализовался замысел автора. Поэтому в основной части целесообразно обращаться к теории речевых актов в тех случаях, когда информация об особенностях оформления того или иного акта будет необходима для дальнейшего анализа.

С другой стороны, стратегия редукционизма рассматривается как набор операций над моделью мира реципиента, поэтому неизбежно обращение к когнитивной лингвистике. Для исследования важны знания, накопленные когнитивистами в той их части, где изучаются процессы восприятия информации и ее переработки как индивидуальным, так и массовым сознанием [Арутюнова 1999; Баранов, Добровольский 1997:11-21; Демьянков 1994; Кибрик 1994; НЗЛ. Когнитивные аспекты языка 1989; Кубрякова, Демьянков, Панкратц, Лузина 1996; Урысон 1998; Язык и модель мира. 1993; Язык. Человек. Картина мира 2000 и др.], а также работы по когнитивной теории метафоры, по теории концептов, фреймов и сценариев [Баранов 1990; Баранов, Казакевич 1991; Баранов, Караулов 1991:14-17; 188-191; Лакофф, Джонсон 1987:126-172; Минский 1978:250-338; Метафора в языке и тексте 1988; Павиленис 1983; Теория метафоры 1990 и т.д.]

Таким образом, когнитивные и прагматические аспекты анализа коммуникативной стратегии равноправны с точки зрения их значимости для данного диссертационного исследования, поэтому в аналитической части активно используется терминология, имеющая отношение и к когнитивной лингвистике, и к области прагматики.

Для анализа политического дискурса имеют значение как жанровые, так и стилистические особенности репрезентирующих его текстов [Вопросы стилистики 1999; Глушак 2000:81-85; Дементьев 1997а:34-43, 19976:109-121; Жанры речи 1997, 1999; Матвеева 1990; Кожина 1999:22-39; Салимовский 1999:40-66, Трошина 1990; Шмелева 1997; Языковое сознание: стереотипы и творчество 1988 и т.д.] К примеру, использование стилистически сниженной лексики, выбор слов с отрицательной коннотацией - специфическая языковые черты тактик, направленных на дискредитацию политического противника. Кроме того, сам политический дискурс не является строго однородным в жанрово-стилистическом отношении. В 1991 году издан сборник научно-аналитических обзоров [Прагматика и стилистика], посвященных возможности рассмотрения языка в прагмастилистическом контексте, где указывалось на частичное совпадение предметных областей стилистики и прагматики: «Аспект прагматического в языковом стиле в самом общем очертании имеет отношение к использованию стилистически маркированных языковых средств для достижения коммуникативных целей. Можно сказать, что все то, что при анализе текстов квалифицируется как стилистически отмеченное, в равной мере относится и к прагматике языкового употребления» [Лузина 1991:67].

Необходимо обратить внимание также на психолингвистические исследования текста, поскольку рассмотрение модификаций модели мира затрагивает процессы человеческого понимания, особенности порождения и восприятия речи, а также такие психолингвистические аспекты, как память, скорость чтения, мотивация. [Богомолова, Мельникова 1990; Дридзе 1996, 1999; Леонтьев 1999; Сахарный 1988; Фридрих 1974; Языковое сознание 1988 и т.д.]. В аспекте анализа стратегии редукционизма особенно важна проблема понимания текста реципиентом, которое трактуется психолингвистами как активный процесс, требующий от адресата проведения определенных операций. Планируя стратегию редукционизма, автор политического текста может рассчитывать на то, что читателю также удобнее использовать «укороченные» способы получения информации, к примеру, стереотипные общепринятые схемы для получения и обработки политической информации (разделение всех партий на левые и правые, дихотомии «свои - чужие», «мы - они», «хорошо» - «плохо» и т.д.). Но понимание смысла политического текста еще не гарантирует появления доверия к политическому лидеру. Исследовательский интерес вызывает более многоаспектный процесс - восприятие, так как стратегическое манипулирование предполагает работу с аудиторией не только на уровне процессов понимания, но также на уровне процессов интерпретации и, как следствие, операций с моделью мира реципиента.

Итак, сформулированная цель работы требует многоаспектного подхода к изучаемому объекту, что отражается в обращении к нескольким научным направлениям в рамках лингвистической теории, а следовательно, к тем методам анализа, которые предложены этими теориями.

Кроме перечисленных подходов выработаны такие частные методики изучения политического текста, как технологии дискурс-исследований [Методология исследований политического дискурса 2000]. С этой целью используют структурный анализ, системно-структурный, семиотический, семиологический, мифологический, анализ социальных индикаторов (символов), социально-ролевой, риторический, перформативный, нарративный, жанровый, речедеятельностный, критический, культурологический, тема-рематический, анализ линии ключевых слов, анализ коммуникативных стратегий, интертекстуальный, анализ свободных ассоциаций и т.д. [Методология исследований политического дискурса 2000:470]. Из перечисленных частных методов анализа дискурса в диссертационной работе наиболее системно применяется анализ линии ключевых слов, анализ коммуникативных стратегий. Исследование коммуникативного аспекта языка непосредственно взаимодействует с традиционным уровневым описанием. Наиболее крупные объекты -стратегии - абстрагируются от структуры языка, выводя исследователя на прагматический уровень изучения мотивов и целей пользователя языка, но детальный анализ реализации стратегии связан с лексико-грамматическими, синтаксическими особенностями ее организации. Сложно говорить о большей значимости какого-либо одного теоретического направления в русле настоящего исследования. Оптимален комплексный подход к описанию текстов, репрезентирующих политический дискурс, с позиций когнитивной лингвистики, прагматики, теории речевых актов, психолингвистики.

Методология и методика исследования сложились в основном под воздействием достижений когнитивной лингвистики. Что касается общей установки диссертационного сочинения, то анализ языковых явлений осуществляется с принятой в современной лингвистике антропоцентрической точки зрения, рассматривающей язык не как феномен, определяющий сам себя, а как сущность, непосредственно связанную с человеческой деятельностью и определяемую своим функционированием. С указанной предпосылкой связано и широкое использование в работе экстралингвистических данных. Методологический подход к анализу текстов политического дискурса в целом можно охарактеризовать как когнитивно-прагматический. Аналитический метод диссертационного сочинения заключается в описании речевых тактик, коммуникативных ходов, языковых средств и когнитивных структур, обеспечивающих оптимальное действие стратегии редукционизма, что предполагает использование терминологического инструментария когнитивной лингвистики и прагматики. Основной метод исследования эмпирического материала реализуется в системе конкретных исследовательских приемов: анализ наиболее продуктивных в политическом дискурсе концептов, рассмотрение фреймовой структуры частотных метафорических моделей в аспекте редукционизма, классификация, статистическая обработка материала.

Положения, выносимые на защиту:

1. Наиболее характерная черта политического дискурса - это его идеологическая заданность внеязыковой действительностью, в основном определяющая выбор автором текста способов речевого воздействия на адресата, в частности использования идеологических стереотипов с целью манипулирования массовым сознанием.

2. Политический дискурс выделяется в силу того, что не только имеет идеологическую заданность, социально-ориентированный контекст, ограниченный набор тем, но и в силу того, что характеризуется набором актуализируемых в его рамках коммуникативных стратегий, а также спецификой их функционирования, отличающих его от иных типов дискурса.

3. В политическом дискурсе оправдано использование метода редукции в процессе речевого манипулирования общественным сознанием. Указанный метод предстает в политическом тексте в виде когнитивной стратегии редукционизма, направленной на корректировку модели мира реципиента.

4. Предметом защиты служит выделяемый в работе набор частных стратегий редукционизма, тактик, а также корпус коммуникативных ходов и языковых средств, реализующих эти тактики.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав и заключения. В первой главе определяется исходная теоретическая база, которая служит основой для исследования текстовых источников. Вторая глава посвящается непосредственно анализу языкового материала. В библиографическом разделе представлены списки исследованных политических текстов и использованной научной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Стратегия редукционизма в современном политическом дискурсе"

Выводы.

1. Анализ позволил выделить наиболее показательные в контексте редукционизма речевые тактики. При рассмотрении их соотношения друг с другом обнаружена прагматическая специфика коммуникативных ходов, их лексико-грамматические и синтаксические особенности. Наиболее продуктивными можно считать метафоры войны, болезни, строительства, при этом обнаруживается модификация их фреймовой структуры в рамках стратегии редукционизма.

2. В результате раскрытия содержания концептов, использование которых необходимо для более эффективного действия стратегии, оказалось, что в рамках концептуальных моделей актуализируются различные содержательные аспекты. Возьмем наиболее продуктивный в политических текстах концептуальный образ народа. В процессе моделирования «темного настоящего» культивируется отношение к народу как к жертве гибельной политики государства. При создании «светлого будущего» активно эксплуатируется образ «народа», который нуждается в уважении и достоин счастливой жизни; народ становится объектом, о котором будет проявлена забота, а его интересы будут отстаиваться. В рамках тактики «построения образа «своих» политики опять обращаются к данному концепту, но теперь уже в ситуации, когда необходимо подчеркнуть собственную необходимость или эксплицировать потребности общества в своей персоне.

3. Заданные в каждом конкретном тексте концептуальные рамки обусловливают способы интерпретации событий. Анализ позволяет утверждать, что само по себе навязывание концептуальных моделей - это способ автора текста перейти на более поверхностный обыденный уровень обсуждения общественно-политической и социальной проблематики, благодаря узнаваемости концептов, их экспрессивному потенциалу, а также смысловой размытости, позволяющей каждый раз выводить в фокус внимания адресата необходимую информацию. Помимо этого, использование узнаваемых концептов облегчает непосредственное восприятие текста, так как не требуется усилий для их расшифровки.

4. Актуализация одних и тех же концептов в различающихся по поставленной цели тактиках закономерна. Концепт тоталитаризма может использоваться в зависимости от контекста в коммуникативных ходах и угрозы, и предупреждения, и информирования, а также в рамках речевых тактик «Создание образа темного и светлого прошлого». Аналогичная ситуация складывается с другими концептами: о вымирании населения можно предупреждать, а можно угрожать вымиранием. Для анализа выбирались наиболее частотные и продуктивные концепты политического дискурса с целью более подробного рассмотрения того, как модифицируется их неоднозначный смысл в зависимости от того, какие цели в данный момент стоят перед пишущим политиком. Поэтому возникала необходимость при рассмотрении коммуникативных ходов, различающихся по речевому замыслу, но тем не менее имеющих в своем репертуаре одни и те же языковые средства, сопоставлять их и в процессе сопоставления уточнять когнитивные и прагматические параметры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ речевоздействующих средств, используемых в текстах с одинаковой функциональной направленностью, позволил извлечь необходимую информацию о языковой и внеязыковой специфике политического типа текста, а также о когнитивных структурах, обусловливающих эту специфику. Учет фактора адресата - непременное условие эффективного речевого воздействия. Любой публичный политик, чтобы преуспеть в своей карьере, должен владеть определенным кодом для общения с широким кругом людей. В политической риторике эта особенность проявляется в приемах популяризации, которые выступают в наиболее «агрессивной» форме - в виде стратегии редукционизма. Выявленная взаимосвязь характера общения коммуникантов со спецификой текстов, репрезентирующих политический дискурс, привела к появлению рабочей гипотезы о том, что данная стратегия является одной из основных в процессе манипулирования общественным сознанием в сфере политики. В результате проведенного анализа были выявлены частные стратегии, речевые тактики, коммуникативные ходы и реализующие их разноуровневые языковые средства. Это послужило доказательством определяющей роли стратегии редукционизма в политических текстах, ориентированных на электорат. Оказалось, что установка политика на упрощение проблемной ситуации служит объяснением многих частотных тактик, применяемых в политической риторике. Рассмотрение коммуникативных ходов, посредством которых реализуются эти тактики, также укладывается в концепцию редукционизма.

В диссертационной работе рассмотрены языковые приемы «примитивизации», используемые с целью внешней упрощенности текста. Подтвердилось, что стратегия редукционизма реализуется как на уровне модели мира, так и на уровне текста.

Естественно, что стратегии, которые политики используют для привлечения к себе избирателей, в конечном счете работают на создание имиджа. Именно ориентация на формирование имиджа объясняет промежуточные речевые усилия политика, направленные на сгущение красок при описании того, что есть, и на представление в розовых тонах того, что будет, если избиратели проголосуют за него. Редукционизм - это когнитивная подоплека воздействия на общественное сознание, а имидж - это прагматическое условие, дающее толчок стратегическому планированию.

Исследование позволило выявить механизмы воздействия стратегии редукционизма на реципиента. Они когнитивны по своей сути, так как в процессе их планирования и реализации происходят манипуляции с процессами передачи и восприятия информации: задействованы глубинные особенности человеческого мышления, такие, например, как стремление к стереотипизации и концептуализации многообразной информации, поступающей извне. В связи с этим получило подтверждение предположение о том, что идеологическая специфика политического дискурса характеризует выбор автором текста основных способов речевого воздействия на адресата, в частности использование идеологических стереотипов с целью манипулирования массовым сознанием. Стереотипизация и концептуализация играют важную роль в создании поляризованной модели мира. Выяснено, какую роль играют наиболее актуальные в рамках политического дискурса концепты для стратегии редукционизма. Содержательные аспекты концепта тоталитаризма используются в зависимости от идеологической позиции автора текста и от того, ставит ли он перед собой цель подчеркнуть в образе прошлого положительные моменты или, наоборот, отрицательные. Именно возможность по-разному интерпретировать концептуальное содержание позволяет коммунистам апеллировать к светлому прошлому, а демократам, раскрывающим родовые признаки тоталитаризма, делать его символом зла.

Кроме того, заданные в политическом тексте концептуальные рамки ограничивают возможность адекватного объяснения проблемных ситуаций. Приведение в действие механизмов реализации стратегии сопряжено с выделением и укрупнением необходимых аспектов проблемной ситуации, а спорные или неясные моменты обсуждаемого предмета вообще уводятся из поля зрения адресата. Благодаря редуцированному объяснению у автора политического типа текста появляется возможность снять многогранность обсуждаемой проблемы, затушевать ее нежелательные аспекты, что также используется как манипулятивный прием. Сужение «коридора осмысления» препятствует критическому анализу информации: автор политического текста предлагает реципиенту собственное понимание проблемной ситуации, апеллируя к привычным формам обыденного сознания, то есть либо к эмоциональному восприятию, либо к бинарной логике, либо к первичным этическим категориям (добро, зло, хорошо, плохо).

Приведению в действие механизмов стратегии редукционизма сопутствует определенное нарушение коммуникативных прав реципиента. Как причина, так и следствие использования стратегии редукционизма - это психологическое давление на реципиента, манипулирование им. Мастерски продуманные и реализованные манипулятивные речевые действия, как правило, не замечаются адресатом. У адресата создается иллюзия собственной свободы в принятии решения. К речевым действиям, способным привести политика к «коммуникативной неудаче» [термин см.: Ермакова, Земская 1994:30-65], целесообразно отнести навязываемые адресату обнаженные оппозиции типа: хорошо - плохо, можно - нельзя, нескрываемую вербальную агрессию по отношению к адресату - оппоненту, категоричность суждений, навязывание немотивированного вывода, открытую похвальбу.

Очень часто в политическом дискурсе возникают ситуации, когда политик преднамеренно нарушает коммуникативные права адресата, отступает от коммуникативных принципов, то есть выбираются коммуникативные ходы силового давления, когда целесообразнее было бы создать о себе мнение как о политике, который приветствует свободу личности, свободу слова, как о терпимом, дипломатичном человеке, умеющем договариваться, идти на компромисс, сотрудничать с коллегами в процессе принятии решений. В связи с этим возникает вопрос, зачем политики выбирают коммуникативные ходы или языковые средства, которые могут привести к коммуникативной неудаче? Ведь действие стратегий прагматически просчитывается, политический лидер составляет предварительный план воздействия на аудиторию. А значит, даже и не самые удачные для создания благоприятного имиджа речевые тактики, коммуникативные ходы и языковые средства не случайны - их выбор мотивирован. Следовательно, отступление от коммуникативных принципов также имеет прагматический характер, размеры и качество этих отступлений полностью определяются личностью автора, его речевым замыслом. Коммуникативные нарушения преследуют такие внеязыковые цели политического лидера, как, к примеру, показать себя властным и жёстким руководителем; угроза может находиться в контексте, выгодно подчеркивающем такие положительные стороны в образе политика, как принципиальность и честность. Приемлемость использования стратегии редукционизма, нарушающей в каком-то смысле коммуникативные права адресата, оценивается исходя из конкретной ситуации: это сфера политического общения в борьбе за голоса и доверие избирателей. Политик, желающий добиться власти, может совершать непопулярные действия, которые в действительности оказываются эффективными. О результатах применения редукционизма можно судить по внеязыковым фактам, к примеру, по результатам голосования и по тому социальному и политическому статусу, которого удалось достичь политикам. Поэтому можно заметить, что значимость применения стратегии редукционизма в средствах массовой информации увеличивается за несколько месяцев перед федеральными или региональными выборами. В прессе не только резко возрастает количество агитационного материала, ориентированного на обыденное сознание, но и воспроизводятся типические черты его лингвистической организации.

Есть объективные ограничения на использование стратегии редукционизма: предел упрощения предлагаемой модели мира - это нарушение ясности текста, когда излишняя упрощенность не помогает, а мешает пониманию смысла. Данная стратегия, доведенная до абсурда, выглядит откровенной профанацией и спекуляцией, приводит к коммуникативному провалу. Кроме того, частое прибегание к упрощению проблемы в политическом тексте приводит в целом к снижению уровня обсуждения ключевых вопросов в политическом дискурсе, к снижению интеллектуального уровня адресата.

Но в то же время нельзя игнорировать позитивные следствия редуцирования в политическом дискурсе: оно позволяет более эффективно обрабатывать разнообразную информацию за счет резкого сокращения детализации, сведения всех вариантов к уже существующим моделям. Надо полагать, что наиболее убедительным доказательством данного положения будет пример с тем, как представлена ситуация «повышение жизненного уровня» в рамках предвыборной борьбы. В подавляющем большинстве предвыборных материалов на первое место ставятся вопросы, связанные с повышением зарплат, пенсий, с фиксацией цен, заботой государства о малоимущих, хотя проблема повышения жизненного уровня более многоаспектная и не исчерпывается решением вопросов, связанных непосредственно с социальным сектором. Тем не менее, к примеру, геополитические проблемы, вопросы природопользования, здравоохранения, снижения налогового бремени на малые предприятия менее актуальны для политических текстов, ориентированных на широкое электоральное поле. Подобное выборочное структурирование информации объяснимо конъюнктурными соображениями политиков. Но в этом случае отказ от детализации и конкретизации проблемы повышения жизненного уровня приводит к тому, что возникает возможность осмысления данного вопроса на другом уровне. А именно не только структурирование ситуации «повышение жизненного уровня» с ярко выделенным ядром можно использовать для привлечения избирателей, но и сами преобразования можно бы начинать непосредственно с социального регулирования экономики государством, а не с разрешения собственно экономических задач: стимулирования экономического роста, обеспечения стабильных отношений собственности, привлечения инвестиций.

Еще один вариант образа действия политика, когда отказ от излишней детализации упрощает рассмотрение некоторых общественно-политических задач. Бинарный способ рассмотрения политики в терминах «левые -правые», «сторонники реформ - противники реформ» позволяет оперировать любой сложной проблемой в рамках функционирования многопартийной системы. А кроме того, это дает возможность привлечь к себе широкое внимание аудитории в условиях четко не артикулированных социальных программ в нестабильных общественно-политических системах. Иначе говоря, процедура редукции способствует ориентации в многообразии явлений действительности, получению новых знаний, созданию условий для появления догадки, связанной с тем, что решение какой-либо проблемы становится более прозрачным, когда она представлена в схематизированном, упрощенном виде, без осложняющих общую картину деталей.

К условиям успешной реализации стратегии редукционизма необходимо отнести оправданность ее использования именно в конкретном тексте и в данный период. Но степень эффективности коммуникативной стратегии редукционизма зависит и от некоторых других параметров, которые должны учитываться в потенциально возможной ситуации, когда адресат способен критически оценить применяемые к нему способы воздействия. Электорат часто «прощает» политикам и практически незакамуфлированную манипуляцию: думается, что мастерство манипулятора в некоторых случаях доставляет аудитории эстетическое удовольствие.

Результаты проведенной работы позволяют предположить, что в прикладных целях может быть смоделирован инвариант текста с реализованной в нем стратегией редукционизма. В реальной коммуникации каждый текст неповторим, а количество вариантов его оформления безгранично. Тем не менее прослеживается некая заданность, обусловленная выбором коммуникативной стратегии, определяющей, к примеру, композиционное построение нового текста, использование приоритетных синтаксических, семантико-стилистических структур, ключевых идеологически окрашенных концептов, «бьющих в цель». Унификация облегчает не только создание новых текстов по выработанной схеме, но и позволяет автору рассчитывать на оптимальное, «укороченное» восприятие подобного текста. Поэтому владение стратегией редукционизма может стать эффективным инструментом в руках политтехнологов, специалистов по связям с общественностью. Прикладные аспекты проведенного исследования также связаны с возможностью использования полученных результатов и в процессе обучения контраргументации, и в критическом анализе работы спичрайтеров, имиджмейкеров.

Решение задач, поставленных в диссертационном сочинении, можно считать одним из этапов на пути изучения структуры текста и ее составляющих с целью выявить скрытый механизм передачи сложных построений мысли, приблизиться к решению кардинальной проблемы языкознания - взаимоотношения языка и мышления. Перспективное направление предпринятого исследования связано с тем, что список частных стратегий редукционизма открыт и может включать в себя еще ряд компонентов и уточнений.

Список научной литературыМиронова, Полина Олеговна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Арбатов А. Торга с США нет. Есть расчет // Партия Яблоко. 2002. 27 сент.

2. Бабурин С.Н. Равнять свою позицию по интересам людей // Время. 1997. №43.

3. Бабурин С.Н. Российский общенародный союз за единую великую Россию //Неделя. 1999. 29 сент.

4. Березовский Б.Б. Назовите это мазохизмом // Комок. 2002. 26 янв. №8/

5. Горбачев М.С. Декабрь 91. Моя позиция. М., 1992. 224 с.

6. Горбачев Ельцин: 1500 дней политического противостояния. М., 1992. 464 с.

7. Грасс А. Почему я против Бабурина? // Избиратель. 1999. №13.

8. Думнова Н. Политика должна быть чистой // Партия Яблоко. 2002. 5 сент.

9. Жириновский В.В. Последний вагон на север. М., 1997. 205 с.

10. Жириновский В.В. Я давно в конфликте с обществом // Аргументы и факты. 1996. №18.

11. Жириновский В.В. Если Россию не будут грабить. // Деловой мир. 1995. 25 марта.

12. Жириновский В.В. Методика партийной работы. М., 1995. 150 с.

13. Жириновский В.В. Мы единственная патриотическая партия. М., 1998. 158 с.

14. Жириновский В.В. Фарисеи. М., 1998. 175 с.

15. Жириновский В.В. О судьбах России. М., 1993. 115 с.

16. Жириновский В.В. 100 вопросов и ответов избирателям. М., 1996. 85 с.

17. Жириновский В.В. Довольно, господа. // Правда. 1994. 16 мая.

18. Жириновский В.В. Вы заблуждаетесь, если думаете, что кто-то всерьёз будет бороться с преступниками // Коммерческие вести. 1994. № 51.

19. Жириновский В.В. Мы не говорим, что всем дадим по банке икры // Правда. 1994. 20 июля.

20. Жириновский В.В. Я живу на чужие деньги // Собеседник. 1996. № 32. С. 6-7.

21. Задорнов М.М. Какой у нас горизонт // Партия Яблоко. 2002. 5 сент.

22. Зюганов Г.И. Омичам сердечный привет // Красный путь. 2002. 18 марта.

23. Ельцин Б.Н. Будем вместе! // Российская газета. 1996. 1 июня.

24. Ельцин Б.Н. Главное, чтобы Россия окончательно сделала свой выбор в пользу свободы // Российская газета. 1996. 5 июня.

25. Ельцин Б.Н. Ельцин в Чечне (отрывок из речи военным) // Российская газета. 1996. 29 мая.

26. Ельцин Б.Н. Мы вместе, и мы победим! // Российская газета. 1996. 17 февр.

27. Ельцин Б.Н. Мы должны быть едины (обращение к гражданам России) // Российская газета. 1996. 18 июня.

28. Ельцин Б.Н. Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию // Российская газета. 1996. 27 февр.

29. Ельцин Б.Н. Прошу каждого из вас, дорогие избиратели, отложить третьего июля свои обычные дела и прийти на выборы! // Российская газета. 1996. 1 июля.

30. Ельцин Б.Н. Россияне смогли подняться над своими сомнениями, трудностями и сделать поистине исторический выбор // Российская газета. 1996. 11 июля.

31. Ельцин Б.Н. Россияне уже забыли, что такое пустые полки. Теперь нужно, чтобы люди забыли о пустых кошельках // Российская газета. 1996. 11 июня.

32. Ельцин Б.Н. Россия Чечней убивать не будет // Российская газета. 1996. 30 мая.

33. Ельцин Б.Н. Свобода и демократия главное условие прогресса и процветания // Российская газета. 1996. 24 февр.

34. Ельцин Б.Н. Страна ждала этого слова // Российская газета. 1996. 2 апр.

35. Ельцин Б.Н. Торжество принципов федерализма // Омская правда. 1996. 7 июня.

36. Ельцин Б.Н. Что предлагает Президент? // Российская газета. 1996. 9 апр.

37. Ельцин Б.Н. Я пришел дать вам землю // Российская газета. 1996. 29 июня.

38. Если Вы станете Президентом // Юридическая газета. 1995. № 4. С. 5.

39. Ефимович Н. Нижний выбирает верха // Комсомольская правда. 2002. 10 сент.

40. Иваненко С. Экономический рост основа для выживания страны // Партия Яблоко. 2002. 27 сент.

41. Коробченко Ю. Фабрика лжи // Вечерний Омск. 1999. 3 июля.

42. Кравец А. Пустим землю в продажу потеряем Россию // Красный путь. 2000. 30 июня.

43. Кравец А. Жить достойно по закону и совести // Омская правда. 1999. 20 авг.

44. Лифантьева Е. Грабеж среди белого дня // Деловой Омск. 2002. 15 марта.

45. Лужков Ю.М. О политической и социально-экономической ситуации в стране // Материалы второго съезда «Отечество». Ярославль, 1999. С. 5-33.

46. Материалы второго съезда «Отечество». Ярославль, 1999. 175 с.

47. Митрохин С. Как устранить корни терроризма // Партия Яблоко. 2002. 27 сент.

48. Муфазалова А.Г. Доклад на съезде // Материалы второго съезда «Отечество». Ярославль, 1999. С. 41-42.

49. НДР. 25 вопросов 25 ответов. М., 1999. 23 с.

50. НДР. Двенадцать признаний. М., 1999. 30 с.

51. Немцов Б.Е. Провинциал. М., 1997. 149 с.

52. Обретенное зрение // Собеседник 1990. № 8.

53. От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. М., 2000. 190 с.

54. Панкратьев П. АО Омский каучук: программа-минимум выжить // Намедни. 1999. 27 окт.

55. Подосинников К.Н. Города России готовы сказать своё слово в большой полемике // Вечерний Омск. 1999. 3 ноября.

56. Полежаев Л.К. Я знаю, чем будет жить область в 2005 году // Омская правда. 1999. 10 сент.

57. Полежаев Л.К. «Загадка» Леонида Полежаева // Омская правда. 1999. 20 авг.

58. Полежаев Л.К. Обращения к СМИ Омской области // Намедни. 1999. 11 авг.

59. Программа Ларина В. // Земляки. Спецвыпуск.

60. Речь президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина на Общероссийском конгрессе по правовой реформе // Российская Юстиция. 1996. №5 С. 2-5.

61. Рощупкин В.П. Оставим политические баталии за порогом предвыборных дебатов. // Вечерний Омск. 1999. 18 сент.

62. Рыжков А. Надежную думу для России // НДР 12 признаний. М., 1999.

63. Строя фундамент будущего // Аргументы и факты. 1997. №1.

64. Сулакшин С. Измена. М., 1998. 99 с.

65. Таран К. Что нас ждет.// Красный путь. 1999. 1 дек.

66. Титов К. Мы сильны не кремлевскими стенами, а единством российской земли // Ваш ореол. 2000. 28 марта.

67. Ульянов А. Защитить потребителей от монополистов. // Партия Яблоко. 2002. 5 сент.

68. Цимбалист А. Буква «М» на фоне бюджетных нолей // Намедни. 1999. 1 сент.

69. Черномырдин В. Я верю в Россию. // НДР 12 признаний. М., 1999.

70. Шарапова Л. Давайте подумаем вместе: С чего начать? // Воскресенье. 2000. 21 марта.

71. Шишлов А. Стандарт как штандарт // Партия Яблоко. 2002. 5 сент.

72. Шмелев К. Цена ксенофобии // Московские новости. 1990. 20 мая.

73. Явлинский Г.А. Динамика «Шагреневой кожи» // Яблоко России. 1997. 5 нояб.

74. Явлинский Г.А. Не граждане для государства, а государство для граждан // Аргументы и факты. Спецвыпуск. 2000. 10 марта.

75. Явлинский Г.А. Строить демократию не хотят, поэтому строят «потемкинскую деревню» //Московский комсомолец. 2001. 18 окт.

76. Явлинский Г.А. Нашему государству люди не нужны // Партия Яблоко. 2002. 5 сент.

77. Агитационные листовки: Седельникова В., Шишова О., Зюганова Г.И., Баракашова А., Явлинского Г.А., Веретено А., Михайлюк А.М., Белова Е.И., Килина A.B. Движения «Единство», Движения в Поддержку Армии и т.д.1. СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ

78. Абельсон Р.П. Структуры убеждений // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. - С. 317-381.

79. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. -М., 1996. -448 с.

80. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. - 168 с.

81. Алексеева J1.M. Стереотипное и индивидуальное в научной метафоре // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999. - С. 161-180.

82. Алифанов С.А. Основные направления анализа лидера // Вопросы психологии. 1991. № 3.

83. Антология мировой философии. М., 1969. - Т.1, 4.2. 932 с.

84. Апресян Е.Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995. - Т.П. 767 с.

85. Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978,- С. 15-127.

86. Аристотель. Сочинения. М., 1981.- Т.4. 612 с.

87. Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990,- С. 136-137.

88. П.Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс / Вступ. статья к сб. Теория метафоры. М., 1990,- С. 5-32.

89. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.- 384 с.

90. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. - 895 с.

91. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Известия АН СССР серия лит. и яз. Т. 40, №4, 1981. С. 356-367.

92. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Итоги, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. Вып. 16. М., 1986. С. 8-39.

93. Баженова Е.А. Политекстуальность научного текста // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999.- С. 66-90.

94. Баллестрем К.Г. Апории теории тоталиларизма // Вопросы философии. 1992. №3. С. 16-29.

95. Баранов А.Г. Когниотипичность текста // Жанры речи. Саратов, 1997.- С. 4-12.

96. Баранов А.Н. Лингвистическая теория аргументации (когнитивный подход): Автореф. дис. .докт. филол. наук. М., 1990 1990 а.

97. Баранов А.Н. Что нас убеждает? (Речевое воздействие и общественное сознание) // Лекторское мастерство. М., 1990 1990 б.- 64 с.

98. Баранов А.Н. Аргументация как языковой и когнитивный механизм // Речевое воздействие в сфере коммуникации. М., 1990 1990 в.- С.40-53.

99. Баранов А.Н., Караулов Ю.Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). М., 1991,- 191 с.

100. Баранов А.Н., Казакевич Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новации // Наука убеждать: Риторика № 10 М., 1991,- 64 с.

101. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной лингвистики // Известия АН. Серия лит. и языка. 1997. Т.56. №1. С. 11-21.

102. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.- 445 с.

103. Бирюков Б.В., Эджубов Л.В. Простое и сложное в социокульторологических концепциях // Вопросы философии. 1996. № 12. С. 33-37.

104. Безменова H.A. Теория и практика риторики массовой коммуникации.-М„ 1989. -39 с.

105. Безменова H.A. Речевое воздействие как риторическая проблема // Проблемы эффективности речевой коммуникации. М., 1989,- С. 116 - 133.

106. Безменова H.A., Герасимов В.И. Некоторые проблемы теории речевых актов // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. -М„ 1984.-С.146-197.

107. Бергельсон М.Б., Кибрик А.Е. Прагматический «принцип приоритета» и его отражение в грамматике языка // Изв. АН СССР Серия лит. и яз. 1981. Т. 40. № 4. С. 343-356.

108. Бергер A.A. Технологии политической рекламы // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. - Вып.2, С. 188-194.

109. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987.- С. 82-125.

110. Блинников JI.B. Великие философы М., 1998.- 430 с.

111. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М., 1990.

112. Блэк С. Паблик рилейшнз. Что это такое? М., 1990.- 239 с.

113. Богомолова H.H., Мельникова О.Т. Отношение аудитории к коммуникатору как фактор эффективности коммуникативного воздействия // Оптимизация речевого воздействия. М., 1990.- С. 100-113.

114. Болинджер Д. Истина проблема лингвистическая // Язык и моделирование социального взаимодействия. - М., 1987.- С. 23-44.

115. Большой энциклопедический словарь. М., 1998. - 1450 с.

116. Буари Ф.А. Паблик рилейшнз, или стратегия доверия. М., 2001. - 177 с.

117. Булыгина Т. В. О границах и содержании прагматики // Известия АН СССР Серия лит. и яз. 1981. Т. 40. № 4. С. 333-343.

118. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. - 574 с.

119. Бурдье П. Социология политики. М., 1993. - 335 с.

120. Бутакова J1.0. Авторское сознание как базовая категория текста: когнитивный аспект. Автореф. дис. докт. филол. наук, Барнаул. 2001. -39 с.

121. Вайнрих X. Лингвистика лжи // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. - С. 44-87.

122. Васильева А.Н. Основы культуры речи. М., 1990. - 248 с.

123. Вебер М. Политика как призвание и профессия / Вебер М. Избранные работы. М., 1990,- С. 644-707.

124. Вежбицкая А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов, 1997.- С.99-111.

125. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. - 411 с.

126. Веретенкина Л.Ю. Стратегия, тактика и приемы манипулирования // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С. 177-179.

127. Верещагин Е.М., Ратмайр Р., Ройтер Т. Речевые тактики «призыва к откровенности». Ещё одна попытка проникнуть в идиоматику речевого поведения и русско-немецкий контрастивный подход // Вопросы языкознания. 1992. № 6. С. 82-94.

128. Вершинина Т.С. Зооморфная, фитоморфная и антропоморфная метафора в современном политическом дискурсе. Автореф. дис. канд. филол. наук. Екатеринбург, 2002.

129. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971.- 240 с.

130. Виноградов С.И. Выразительные средства в парламентской речи // Русская речь. М., 1994. № 1.

131. Винокур Т.Г. О характеристике говорящего. Интенция и реакция // Язык и личность. М., 1989. - С. 11-24.

132. Винокур Т.Г. Информативная и фатическая речь как обнаружение разных коммуникативных намерений говорящего и слушающего // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993.-С. 5-28.

133. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград, 1997. - 138 с.

134. Войтасик Л. Психология политической пропаганды. М., 1981. - 280 с.

135. Вопросы стилистики. Вып. 28., Саратов, 1999. - 295 с.

136. Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX века // Вопросы философии. 1992. №2.

137. Гальперин И.Г. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981,- 139 с.

138. Гак В.Г. Метафора: универсальное и специфическое // Метафора в языке и тексте. М., 1988. - С.11-66.

139. Гельман В.Я. «Столкновение с айсбергом»: Формирование концептов в изучении российской политики // ПОЛИС. 2001. № 6. С. 37-41.

140. Германова H.H. Коммуникативные стратегии комплимента и проблемы типологии речевых этикетов // Язык и модель мира. Вып. 416. М., 1993. -С. 27-39.

141. Гловинская М.Я. Убеждения, уверения и доказательства в русском языке // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. - С. 57-62.

142. Глушак Т.С. Функционально-коммуникативный подход и проблемы стиля // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. -Вып.2, С. 79-88.

143. Голикова Т.А. Менталитет как система стереотипов речевого коллектива //Язык. Человек. Картина мира. Омск, 2000. - С. 18-19.

144. Голанова Е.И. Жанр публичной лекции // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993. -С. 137-158.

145. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. М., 1985. - Вып. 16. С. 276-302.

146. Грайс П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. -М., 1985. Вып. 16. С. 217-237.

147. Граудина Е.К., Ширяев E.H. Коммуникативные цели, речевые стратегии, тактики и приемы // Культура речи. М., 1998. - С. 72 -78.

148. Гридина Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество. Екатеринбург, 1996. -214 с.

149. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера земли. Ленинград, 1989. - 495 с.

150. Гуревич В.В. О «субъективном» компоненте языковой семантики // Вопросы языкознания. 1998. №1.

151. Гуревич П.С. Приключения имиджа. М., 1991.-221 с.

152. Гурочкина А.Г. Понятие дискурса в современном языкознании // Номинация и дискурс. Рязань, 1999.- С. 12-15.

153. Данилов С.Ю. Жанр проработки в тоталитарной культуре // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999. - С. 194-217.

154. Дейк ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. - 312 с.

155. Дейк ван Т.А. Язык и идеология: к вопросу о построении теории взаимодействия // Методология исследований политического дискурса. -Минск, 2000. Вып.2, С. 50-64.

156. Дементьев В.В. Фатические и информативные коммуникативные замыслы и коммуникативные интенции: проблемы коммуникативной компетенции и типология речевых жанров // Жанры речи. Саратов, 1997. - С. 34-43.

157. Дементьев В.В. Изучение речевых жанров: Обзор работ в современной русистике // Вопросы языкознания. 1997. №1. С. 109-121.

158. Демьянков В.З. Прагматические основы интерпретации высказывания. // Известия АН СССР серия лит. и яз. 1981. Т. 40. № 4. С. 368-378.

159. Демьянков В.З. Конвенции, правила и стратегии обшения (интерпретирующий подход к аргументации) // Известия АН. СССР. Сер. лит. и яз. Т. 41. № 4. 1982. С. 327-337.

160. Демьянков В.З. Аргументирующий дискурс в общении (на материале зарубежной лингвистики) // Речевое общение: проблемы и перспективы. М., 1983.

161. Демьянков В.З. О формализации прагматических свойств языка // Языковая деятельность в аспекте лингвистической прагматики. М., 1984. - С. 197-222.

162. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С 17-33.

163. Денисюк Е.В. Возможно ли толерантное общение при манипуляции: к постановке вопроса // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С. 196-197.

164. Доценко Е.Л. Психология манипуляции. М., 1997. -344 с.

165. Дридзе Т.М. Социальная коммуникация как текстовая деятельность в семосоциопсихологии // Общественные науки и современность. 1996. № 3. С. 145-153.

166. Дридзе Т.М. Социальная коммуникация и фундаментальная социология на рубеже 21 века // Вестник МГУ Сер. 18. Социология и политология. 1999. №3.

167. Жанры речи. Саратов, 1997.

168. Жанры речи 2. Саратов, 1999.

169. Желтухина М.Р. Комическое в политическом дискурсе (на материале немецкого и русского языков): Автореф. дис. . канд-та филол. наук, -Волгоград, 2000. 31 с.

170. Жельвис В.И. Инвектива в парадигме средств фатического общения // Жанры речи. Саратов, 1997. - С. 137-144.

171. Засурский Я.Н. Массовая коммуникация в современном мире // Вестник МГУ сер. 18. Социология и политология. 1999. № 3.

172. Зернецкая О.В. Новостийные медиа в политическом дискурсе // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. -Вып.2. С. 137-143.

173. Елизарова Г.С. Осмысление понятия «война» в мировоззрении древних славян // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. С. 53-54.

174. Елистратов В.С. «Сниженный язык» и «национальный характер» // Вопросы философии. 1998. № 10.

175. Ермакова О.Н., Земская Е.А. К построению типологии коммуникативных неудач (на материале естественного диалога) // Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993. -С. 30-65.

176. Ермолаев Б.А. Целеобразование в коммуникации // Оптимизация речевого воздействия. М., 1990. - С. 46-55.

177. Иванова К.И., Фазылова M.K. Принцип редукции и сфера его функционирования // Вопросы философии. 1985. № 4. С. 73 84.

178. Ильин М.В., Коваль Б.И. Личность в политике: «Кто играет короля?» // ПОЛИС. 1991. №6.

179. Ильясов Ф.Н. Политический маркетинг, или как «продать» вождя // ПОЛИС 1997. №5. С.88-91.

180. Исаченко О.М. Нарушение принципа толерантности в конфронтационном дискурсе // Лнгвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С.213-216.

181. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. -Омск, 1999. 284 с.

182. Карасик В.И. Структура институционального дискурса // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. - С. 25-33.

183. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. - 263 с.

184. Караулов Ю.Н. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Вступ. ст. к сб. Язык и личность. М., 1989. - С. 3-8.

185. Караулов Ю.Н., Петров В.В. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса / Вступ. ст. к кн. Дейк ван Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989. С. 5-11.

186. Киуру К.В. Безагенсные и псевдоагенсные конструкции как текстовые манипулятивные структуры // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С. 225-226.

187. Кибрик A.A. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания. 1994. № 5. С. 98-107.

188. Киклевич А.К. Дискурсные перекодировки: предпосылки и следствия // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. -Вып.2, С. 65-79.

189. Кифер Р. О роли прагматики в лингвистическом описании // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. Вып. 16. М., 1985.-С. 333-340.

190. ПЗ.Койт М., Ыйм X. Диалог с компьютером на естественном языке // Прагматический аспект исследования языка. Тарту, 1999.- С. 58-68.

191. Кожина М.Н. Некоторые аспекты изучения речевых жанров в нехудожественных текстах // Стереотипность и творчество в тексте. -Пермь, 1999. С. 22-39.

192. Коммуникативные стратегии на пороге XXI века // Вестник МГУ сер. 18. Социология и политология. 1999. №3.

193. Коровкин М.М. Фреймовые связи в тексте // Язык и модель мира. Вып. 416.-М., 1993. С. 48-56.

194. Кочетков A.M. О некоторых чертах типологии харизматического лидера //Власть. 1995. № 1.

195. Крысин Л.П. Эвфемизация как один из путей в коммуникативной толерантности // Лингвокультурологические проблемы толерантности. -Екатеринбург, 2001. С. 230.

196. Кубрякова Е.С. Особенности речевой деятельности и проблемы внутреннего лексикона // Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи. М., 1991.- С. 82-141.

197. Кубрякова Е.С. Начальные этапы когнитивизма: лингвистика -психология когнитивная наука // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 34-37.

198. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкратц Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. - 245 с.

199. Кузнецова Е.А. Ораторская маска как «свое» «чужое» в монокультурной коммуникации // Лингвокультурологические проблемы толерантности. - Екатеринбург, 2001. - С. 80-82.

200. Кузьмина H.A. О некоторых нелучших приёмах в современной политической риторике // Русский вопрос: история и современность. 4.2. Омск. 1994.

201. Кузьмина H.A. Концептуальные метафоры в риторическом поле языка // Фатическое поле языка. Пермь, 1998. - С. 51-60.

202. Культура парламентской речи. М., 1994. - 360 с.

203. Купина H.A. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. -Екатеринбург Пермь, 1995. - 143 с.

204. Купина H.A. О расширении границ речевой свободы (на материале агитационных избирательных компаний в г. Екатеринбурге и Свердловской области // Активные языковые процессы конца XX века. -Екатеринбург, 2000. С. 99-101.

205. Купина H.A. Идеологическая толерантность // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С. 236-239.

206. Курилович Н.В. Контент анализ: логика развития метода. // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. - Вып.2, С. 268-283.

207. Лазарева Э.А., Горина Е.В. Стратегия дискредитации в современной российской прессе.// Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001, - С. 239-241.

208. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём. // Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. - С. 126 - 172.

209. Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ. Вильнюс, 1995. - 232 с.

210. Левин Г.Д. Непрофессионалы в профессиональном споре // Вопросы философии 1996. № 1. С. 174-186.

211. Левин Ю.И. О семиотике искажения истины // Информационные вопросы семиотики, лингвистики и машинного перевода. М. 1974. - С. 108-117.

212. Леонтьев A.A. Основы психолингвистики. М., 1999.- 287 с.

213. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975. - 304 с.

214. Лингвистика текста. М., 1974. - 175 с.

215. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

216. Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001.-403 с.

217. Лисовский С.Ф. Политическая реклама. М., 2000. - 253 с.

218. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия АН СССР Сер. лит. и яз. 1993. №1 Т.52. С.3-9.

219. Логический анализ языка: культурные концепты. М., 1991,- 203 с.

220. Маккормак Э.Р.А. Когнитивная теория метафоры // Теория метафоры. -М., 1990. С. 358-386.

221. Мамчур Е. А., Овчинников Н. Ф., Уемов А. И. Принцип простоты и меры сложности. М., 1989. 304 с.

222. Маркович A.A. Аргументативная коммуникация // Методология исследований политического дискурса. Вып. 2. Минск, 2000. - С. 412-421.

223. Мартыненко Н.Г. Субъективизация новостийного дискурса аналитических программ ТВ // Проблемы речевой коммуникации. -Саратов, 2000. С. 113-118.

224. Матвеева Т.В. Функциональные стили в аспекте текстовых категорий. -Свердловск, 1990. 168 с.

225. Матвеева Т.В. Сто лет не видались или разговорный максимализм // Русское слово в языке, тексте и культурной среде. Екатеринбург, 1997. -С. 200-206.

226. Меликян В.Ю. Эмоционально-экспрессивные обороты живой речи. М., 2001. 139 с.

227. Метафора в языке и тексте. М., 1988. - 176 с.

228. Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. Вып. 2. - 479 с.

229. Минский М. Структура для представления знания // Психология машинного зрения. М., 1978. - С. 250-338.

230. Миронова H.H. Структура оценочного дискурса: Автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 1998. - 43 с.

231. Михайлюк Т.М. Тактические и стратегические проявления специфики адресованности научного текста // Стереотипность и творчество в тексте. -Пермь, 1999. С. 186-194.

232. Моисеев В.А. Паблик рилейшиз: теория и практика. Киев, 1999. 375 с.

233. Наумова С.А. Теоретические модели коммуникационных процессов и политическая коммуникация // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. Вып.2. - С. 95-103.

234. Нечаев В.Д. Избиратель: покупатель, продавец или вкладчик? // ПОЛИС 2001. №6. С. 41-46.

235. Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистика текста. Вып. 8. М., 1978.- 479 с.

236. Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. Вып. 16. -М., 1985. 501 с.

237. Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. Вып. 17. М., 1986. - 422с.

238. Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. Вып. 23. -М., 1989. 313 с.

239. Номинация и дискурс. Рязань, 1999. - 134 с.

240. Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1970. 0 900 с.

241. Оптимизация речевого воздействия. М., 1990. 240 с.

242. Остин Дж. Р. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17- М., 1986.-С. 22- 140.

243. Павиленис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. М., 1983. - 286 с.

244. Паппи Ф.У. Политическое поведение: мыслящие избиратели и многопартийные системы // Политическая наука: Новые направления. М., 1999. - С. 269-278.

245. Паршин П.Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопросы языкознания. 1996. № 2. С. 19-42.

246. Парыгин Б.Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971. -351 с.

247. Перельман X., Олбрехт-Тытека JI. Из книги «Новая риторика: трактат об аргументации» // Язык и моделирование социального взаимодействия. -М., 1987.-С. 207-265.

248. Пешков И.В. О типологии ситуаций речевого общения и возможности обоснования научного статуса риторики // Языковое сознание: стереотипы и творчество. М., 1988. - С. 148-161.

249. Пишулин H.A. Противоречия во взаимодействии лидера и электората // ПОЛИС. 1998. № 3.

250. Пищальникова В.А. Концептуальная система индивида как поле интерпретации смысла художественного текста // Язык. Человек. Картина мира. Омск, 2000. - С. 46-50.

251. Поварнин С. Спор о теории и практике спора // Вопросы философии. 1990. №3. С. 57-134.

252. Политическая наука: Новые направления. М., 1999. - 814 с.

253. Политологический энциклопедический словарь. М., 1993.

254. Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. Воронеж, 2000. - 30 с.

255. Популярная психология. Хрестоматия. М., 1990.

256. Почепцов Г.Г. Дискурсивный и композитный уровни лингвистического анализа текста//Лингвистика текста. М., 1974.

257. Почепцов Г.Г. Семантические проблемы коммуникации: Автореф. д-ра филол. наук. Киев, 1988. - 24 с.

258. Почепцов Г.Г. Асимметричность информационных воздействий // Вестник МГУ сер. 18. Социология и политология. 1999. № 3.

259. Почепцов Г.Г. Коммуникативные технологии двадцатого века. М., 2000. - 348 с.

260. Почепцов Г.Г. Паблик рилэйшнз, или как успешно управлять общественным мнением. М., 1998. - 349 с.

261. Прагматика и типология коммуникативных единиц языка. Днепропетровск, 1989. 136 с.

262. Прагматический аспект исследования языка. Тарту, 1999. - 314 с.

263. Пригожин А.И. Патологии политического лидерства в России // Общественные науки и современность. 1996. №3.

264. Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. - 182 с.

265. Речевое общение: проблемы и перспективы. М., 1983.- 224 с.

266. Роль языка в средствах массовой коммуникации. М., 1986. - 253 с.

267. Ромашова И.П. Экспрессивность как семантико-прагматическая категория высказывания (на материале устно-разговорной и художественной речи диалогического типа) Дис. . канд. филол. наук. -Барнаул., 2001.- 167 с.

268. Ротман Д.Г. Стратегии электоральных исследований // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. Вып.2. - 176-188.

269. Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект. М., 1993. - 224 с.

270. Ермакова О.П. Семантические процессы в лексике // Русский язык конца XX века. 1985-1995. М., 2000. - С. 32-67.

271. Рыжков В.А. Особенности стереотипизации, необходимо сопровождающей социализацию индивида в рамках определенной национально-культурной общности // Языковое сознание: стереотипы и творчество. М., 1988. - С. 4-16.

272. Рыжков В.А., Сорокин Ю.А. Стереотипизация как метод воздействия на аудиторию // Язык как средство идеологического воздействия. М., 1983. -С. 96-106.

273. Салимовский В.А. Речевые жанры научного эмпирического текста // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999. - С. 40-66.

274. Сахарный Л.В. Тексты-примитивы в свете психолингвистической теории //Языковое сознание. М., 1988.- С. 157-158.

275. Сахно С.Л. «Свое чужое» в концептуальных структурах // Логический анализ языка. Культурные концепты. - М. 1991.- С. 95-102.

276. Седов К.Ф. Внутрижанровые стратегии речевого поведения: «Ссора», «Комплимент», «Колкость» // Жанры речи. Саратов, 1997. - С. 188-194.

277. Седов К.Ф. Типы языковых личностей по способности к кооперации в речевом поведении // Проблемы речевой коммуникации. Саратов, 2000. -С. 6-12.

278. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. М., 1988. - 244 с.

279. Серль Дж.Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. Теория речевых актов. М., 1986. - С.151-169.

280. Серль Дж.Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 195-222.

281. Сидоров И. Не поймёшь, какой он масти: Штрихи к портрету президента России // Наш Современник. 1996 . № 6 .

282. Сластёнов М.Ю. Убеждающее воздействие в диалоге и дискуссии. Санкт-Петербург, 1991.

283. Сопер П. Основы искусства речи. М., 1999. - 448 с.

284. Степанов Ю.С. В поисках прагматики (проблема субъекта) // Изв. АН СССР Серия лит. и яз. М., 1981. Т. 40. № 4. С. 325-333.

285. Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. М., 1998.- 784 с.

286. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001.- 990 с.

287. Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999. - 328 с.

288. Стернин И. А. Толерантность: слово и концепт. // Лингвокультурологическоие проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001.-С. 124-127.

289. Стоянович А. Стереотипные компоненты архитектоники научного текста // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 1999. - С. 130-161.

290. Сусов И.П. Прагматическая структура высказывания // Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986. - С. 7-9.

291. Сухих С.А. Речевые интеракции и стратегии // Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986.- С. 71-77.

292. Телия В.Н. Метафора как модель смыслопроизводства и её экспрессивно-оценочная функция // Метафора в языке и тексте. М., 1988.-С. 26-52.

293. Телия В.Н. Экспрессивность как проявление субъективного фактора в языке и её прагматическая ориентация // Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности. М., 1991.

294. Трошина Н.Л. Стилистические параметры текстов массовой коммуникации и реализация коммуникативной стратегии субъекта речевого воздействия // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М., 1990. - С. 62-68.

295. Урысон Е.В. Языковая картина VS. Обиходная модель восприятия в русском языке // Вопросы языкознания. 1998. № 2. С. 3-22.

296. Ухванова И.Ф. Операционализация коммуникативных стратегий с позиций каузально-генетической теории // Методология исследований политического дискурса. Минск, 2000. Вып.2. - С. 198-202.

297. Федосюк М.Ю. Исследование средств речевого воздействия и теория жанров речи // Жанры речи. Саратов, 1997. - С.66-87.

298. Фёдорова Л.П. Типология речевого воздействия и его место в структуре общения // Вопросы языкознания. 1991. № 6. С.46-50.

299. Философский энциклопедический словарь. М., 1998. - 575 с.

300. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. М., 1989. Вып. 23. С. 54-65.

301. Фишер Р., Юри У. Путь к согласию (соглашение без ущерба для договаривающихся сторон) // Язык и моделирование социального взаимодействия,- М., 1987,- С. 173 -207.

302. Фридрих С.А. Психолингвистический аспект стилевой организации текста // Лингвистика текста. М., 1974.

303. Хабермас Ю. Производительная сила коммуникации / Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995.- С. 81-99.

304. Харченко В.К. Функции метафоры. М., 1996. - 68 с.

305. Цыголова P.C. Обоснование социологии коммуникации как научной дисциплины // Вестник МГУ сер. 18. Социология и политология. 1999. № 3

306. Цыганков П.А. Международные процессы в условиях глобализации. Проблема эффективной коммуникации // Вестник МГУ сер. 18. Социология и политология. 1999. №3.

307. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи.- М., 1991.- 239 с.231 .Человеческий фактор в языке: Языковые механизмы экспрессивности. -М., 1991. -214 с.

308. Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. -М., 1992,- 281 с.

309. Чувакин A.A. Проблема объекта и предмета общей риторики в контексте современности // Язык. Человек. Картина мира. Омск, 2000. - С. 62.

310. Чудинов А.П. Метафорическая модель «Россия криминальная страна» в современном политическом дискурсе // Язык. Человек. Картина мира. -Омск, 2000.-С. 158-161.

311. Чудинов А.П. Метафорические оправдание и осуждение войны в политическом дискурсе России и США: к проблеме межкультурной толерантности // Лингвокультурологические проблемы толерантности. -Екатеринбург, 2001. С. 318-320.

312. Шапошников В.Н. Русская речь 1990-х: Современная Россия в языковом отражении. М., 1998. - 243 с.

313. Шейгал Е.И. Вербальная агрессия в политическом дискурсе // Вопросы стилистики. Саратов, 1999. - С. 204-218.

314. Шейгал Е.И. Толерантность в системе дискурсивных категорий // Лингвокультурологические проблемы толерантности. Екатеринбург, 2001. - С. 152-153.

315. Шестопал Е. Б. Оценка гражданами личности лидера // ПОЛИС. 1997. №7.

316. Швейцер А.Д. Социально коммуникативный анализ текста // Лингвистика текста. М., 1974 .

317. Шмелёва Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. -С. 88-98.

318. Ыйм Х.Я. Прагматика речевого общения // Теория и модели знаний: Труды по искусственному интеллекту. Тарту, 1985. Вып. 714. - С. 196-207.

319. Эпштейн М.Н. Идеология и язык (построение модели и осмысление дискурса) // Вопросы языкознания. 1991. № 6. С. 19-33.

320. Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986. - 149 с.

321. Языковое сознание: стереотипы и творчество. М., 1988. - 161 с.

322. Языковое сознание. Тезисы IX всесоюзного симпозиума по психолингвистике и теории коммуникации. М., 1988.

323. Язык и модель мира. М., 1993. Вып. 416. - 115 с.

324. Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987. - 464 с.

325. Язык как средство идеологического воздействия. М., 1983. - 218 с.

326. Язык. Человек. Картина мира. Материалы всероссийской научной конференции. В 2 ч. Омск, 2000. - 211 с.

327. International encyclopedia of communications. NY, Oxford, 1989.

328. Dan D. Nimmo Political communication theory and research. A overview // Communication Yearbook I. New Brunswick, 1977, P. 441- 453.

329. Larson C.U. Persuasion. Reception and responsiblity. USA, Belmont 1995. 447 p.

330. McCroskey J.C., Larson С., Knapp M. Interpersonal communication in Mass communication // Communication. Concepts and processes, ed. J. A Devito, New Jersey 1976. P. 188-200.

331. Van Dijk T.A., Kintsch W. Strategies of discourse comprehension. NY 1983, 412 p.

332. Kress Gunter Ideological structures in discourse // Handbook of discourse analysis Vol. 4, London, 1985. P. 27-42

333. Handbook of discourse analysis Vol. 4, London, 1985. 228 p.

334. Couthard M. An introduction to discourse analysis, London and NY 1985, 212 p.

335. Hoeken H. Contextual parameters in the evaluation of persuasive texts: A cognitive processing approach // Discourse analysis and evaluation : functional approaches, Amsterdam Atlanta,1997. 175 p.

336. Fowler R. Language as social practice // Handbook of discourse analysis Vol. 4, London, 1985. P. 61-83.

337. Fowler R. Language in the news. London and NY, 1991.

338. International enciclopedia of communications. NY, 1989.

339. Seidel G. Approaches to political discourse analysis // Handbook of discourse analysis Vol. 4, London, 1985. P. 43-60.

340. The enciclopedia of language and lingvistics ed. Asher R. E. Oxford, NY. 1994.

341. McLeod J. R. Deconstructing Bush: political rhetoric and the Bush campaign. NY. 1990.