автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Свободные и несвободные причастные и деепричастные конструкции в русском литературном языке второй половины XVIII века
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Эгипти, Илона Анатольевна
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ПРИЧАСТНЫХ И ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
1Л. Проблема генезиса причастия в истории русского языка
1.2. Зависимость конструкций от положения относительно предикативного центра
1.3. Соотношение времени и вида причастных и деепричастных форм
1.4. Функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный»
1.5. Зависимость употребления причастных и деепричастных конструкций от стиля и жанра произведений
1.6. Основные направления изучения причастных и деепричастных конструкций в современном русском языке
ГЛАВА 2. ТИПОЛОГИЯ ПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
Введение
2.1. Номинативные конструкции
2.2. Генитивные конструкции
2.3. Дативные конструкции
2.4. Аккузативные конструкции
2.5. Аблативные конструкции
2.6. Конструкции, распространяющие предложный падеж
ГЛАВА 3. ТИПОЛОГИЯ ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ 113 Введение ПЗ 3.1 .Синтаксические функции деепричастных конструкций
3.2. Состав и структура деепричастной конструкции
3.3. Деепричастная конструкция в составе предложения: сочетание деепричастий с разными типами сказуемых
3.4. Деепричастные конструкции с субъектом действия, не совпадающим с субъектом действия сказуемого
ВВЕДЕНИЕ
Становление и развитие категорий причастия и деепричастия - один из многосторонне изученных, но не потерявших актуальности вопросов в русском языкознании. Исследование эволюции морфологической структуры причастия начинается в XIX веке, этот вопрос подробно рассмотрен в трудах А. X. Востокова, И. Давыдова, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. А. Богородицкого, Д. Н. Кудрявского, А. А. Шахматова, С. П. Обнорского, В. И. Борковского, П. С. Кузнецова и других русских лингвистов. Большая часть специальных работ посвящена изучению специфики причастия и деепричастия на материале древнерусских памятников: исследования Е. С. Истриной, В. И. Борковского, А. А. Зализняка, В. J1. Георгиевой, Э. И. Коротаевой, А. А. Скворцовой, Н. Э. Беркович, Jl. Н. Зе-ваковой, А. А. Припадчева, Б. В. Кунавина. Много исследований выполнено на материале современного русского языка, в частности, В. В. Виноградовым, П. Д. Богдановым, А. Ф. Прияткиной, Н. Н. Прокоповичем, JI. К. Дмитриевой, Т. В. Лыковой, А. А. Камыниной, И. М. Богуславским и др. Однако вопрос о том, каким образом изменения, происходившие в области морфологии, отразились на структуре синтаксического строя русского языка, изучен не полностью и оставляет ряд вопросов открытыми. В основном теории и концепции дополняют друг друга в вопросе о появлении полупредикативной деепричастной конструкции из «второстепенного сказуемого» (термин А. А. Потебни) в связи с активной перестройкой синтаксического строя, вызванной стремлением к гипотактическим конструкциям1. Ряд исследований посвящен анализу синтаксических изменений, имевших место в русском языке начального периода формирования русской нации (XVII век), такие работы в основном дают подробный анализ изменения и функционирования аппозитивного причастия и оборота «дательный самостоятельный». К концу XVIII века завершается перестройка морфологического строя причастия и, как следствие этого процесса, передислокация, иная компоновка единиц синтаксиса с дальнейшим изменением их сочетаемости. Однако этот важный для истории русского языка период по сравнению с начальным этапом (XVII веком) менее изучен. В плане исторического синтаксиса не имеет необходимого подробного освещения вопрос о функционировании причастных и деепричастных конструкций, имеющих собственный субъект, не совпадающий с субъектом главного предложения, неясен также вопрос о происхождении - заимствованном или исконно русском - подобной формы.
1 Исключением являются работы А. Г. Руднева.
Актуальность темы диссертационной работы определяется, во-первых, недостаточной изученностью в отечественной лингвистике изменений в синтаксическом строе, связанных с появлением новых категорий; во-вторых, наличием спорных вопросов по поводу генезиса как причастия, так и некоторых независимых синтаксических конструкций, включавших в себя эту форму.
Цель предпринимаемого исследования - анализ структуры, семантики, а также жанровых и стилистических функций свободных и несвободных причастных, деепричастных конструкций в эпоху формирования русского национального языка, когда завершается перестройка синтаксической системы русского языка, зарождается новая категория осложненного предложения и закладываются основы современных синтаксических норм. В соответствии с этим работа выдвигает ряд задач:
1) описание функционирования свободных причастных и деепричастных полуттреди-кативных конструкций в зависимости от семантико-синтаксических особенностей ядерного слова, выявление закономерностей строения и эволюции данных оборотов;
2) анализ специфики и функционирования несвободных синтаксических конструкций, уточнение степени их распространения в текстах в зависимости от их жанровой принадлежности;
3) уточнение роли причастных и деепричастных конструкций в становлении категории осложненного предложения.
В соответствии с задачами был выбран объект и материал для исследования. Основой послужил корпус текстов А. Н. Радищева, одного из крупнейших писателей XVIII века, в языке которого отразились тенденции развития норм и стилей русского литературного языка нового времени. Интерес исследователей к языку Радищева, одного из ярчайших русских просветителей XVIII века, никогда не угасал: ни у одного из писателей второй половины XVIII века не сочетаются в таком объеме разностильные элементы русского языка - церковнославянизмы и русская лексика, что приводит к ощущению намеренной архаизации литературного языка и одновременно его реорганизации с помощью сложной перегруппировки языковых, генетически разнородных элементов. Однако исследования в этой области в большей степени касаются лексических и морфологических особенностей языка Радищева, подробно описаны архаически-славянские формы и конструкции; синтаксис пока остается неразработанной областью, что обусловило выбор данного автора для изучения становления синтаксических норм русского языка.
Выборка материала шла с учетом следующих критериев.
Под конструкцией мы понимаем «относительно самостоятельное, целостное (неделимое на части без потери общего значения) и оформленное по некоторой грамматической схеме синтаксическое единство»2. Основные направления исследований, посвященных проблеме свободных/несвободных синтаксических конструкций, следующие:
В основу первого направления положен принцип информативной достаточности высказывания. Предполагается, что в составе предложения имеются необходимые, конститутивные элементы и свободные, факультативные единицы. Первые не допускают исключения из состава предложения, вторые могут свободно вводиться в него и исключаться из структуры предложения, не нарушая при этом его смысла. Таким образом, большую значимость в случае причастных конструкций имеет семантический статус определяемого слова, его синсемантичность или автосемантичностъ. При автосемантичной основной части полупредикативные конструкции занимают относительно самостоятельную позицию, при синсемантичной - становятся обязательным компонентом предложения
С другой стороны, сама синтаксическая единица (в нашем случае - причастная или деепричастная конструкция) может характеризоваться самостоятельным употреблением или употреблением в качестве компонента предложения. С этой точки зрения конструкции могут быть двух типов (функции): свободные и обусловленные. Свободная синтаксема предполагает самостоятельное, изолированное употребление единицы, обусловленная употребляется в качестве компонента предложения. Каждый тип реализуется в определенных синтаксических позициях. Первый тип представлен заголовками и драматургическими ремарками. Второй тип может быть предицирующим компонентом предложения, а также полупредикативным осложнигелем4.
Если рассматривать вопрос о свободном функционировании компонентов предложения исходя из положения элемента в высказывании, то позиционно свободными конструкциями будут считаться те, что допускают перемещение в структуре предложения: Такими, согласно «Грамматике современного русского литературного языка» под редакцией Н. Ю. Шведовой, будут некоторые средства выражения субъективно-модальных значений: частицы, а также вводные слова, сочетания, предложения, включенные в структуру предложения лишь интонационно, но не грамматически. Осложняющие элементы, такие как причастные
2 Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения, М., 1990. С. 17-18.
3 См., например: Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972.
4 Данный взгляд подробно изложен в работах Г. А. Золотовой. и деепричастные конструкции, в современном русском языке обладают только относительной позиционной свободой: они допускают перемещение в структуре предложения относительно определяемого слова - могут находиться в постпозиции и препозиции. Обязательным условием их функционирования является согласуемость с существительным или местоимением, то есть грамматическая включенность в структуру предложения. Причастные и деепричастные обороты, не имеющие общего субъекта с предложением, современными грамматиками признаны ненормативными в силу своей «несогласованности» с определяемым словом.
Свободная конструкция с точки зрения исторического синтаксиса «представляет собой отвлеченную синтаксическую схему, модель в собственном смысле этого слова, наполняемую - в пределах организующих ее грамматических категорий - любым словесным материалом»5. Несвободная конструкция ограничена в возможностях лексического наполнения. Синтаксическая схема оказывается исторически тесно связанной со словами определенных семантических групп, то есть может функционировать только имея в своем составе данные группы слов. Ограничения действуют не только на уровне лексической сочетаемости: сужение возможностей построения напрямую зависит от перестройки синтаксической системы, которая идет в направлении от паратактической к гипотактической структуре предложения. Тесное взаимодействие в этом случае лексики и синтаксиса приводит к тому, что судьба конструкции часто зависит от ее «наполнителей». «Распространение одной и той же грамматической связи на новые лексико-грамматические группы слов»6 приводит либо к расширению функций конструкции, либо к их сужению, таким образом, «старое и новое сосуществуют, соответствующим образом распределившись по центру и периферии синтаксической системы» . «В результате развития несвободное™ конструкций в языке образуются застывшие формулы, «осколки» когда-то живых моделей; происходит синтаксическая фразеологи-зация отдельных словоформ и сочетаний»8, появляются синтаксические штампы, бывшие на ранних этапах развития языка продуктивными моделями.
С этой точки зрения следует признать, что «несогласованные» древнерусские причастные конструкции в силу своего происхождения могли считаться синтаксически свободными
5 Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном языке XIX века: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. М., 1964. С. 17.
6 Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999. С. 24.
7 Там же. С. 27.
8 Изменения в системе простого и осложненного предложения. С. 18. единицами: однако, будучи продуктивными моделями в древнерусском языке, но впоследствии потеряв согласование с определяемым словом (что дало начало новой категории -деепричастию), в языке второй половины XVIII века они представляют собой застывшие формы, непродуктивные синтаксические модели. Переход свободной конструкции в несвободную обусловлен многими причинами: замкнутость модели может появиться от того, что вступают в силу категориальные ограничения, вызванные генезисом структуры простого предложения. Так, например, может рассматриваться поэтапное исчезновение из древнерусского языка дательного самостоятельного оборота со значением придаточного и независимого предложений. Устранение этого оборота вызвано: 1) утратой действительным причастием склонения, 2) вытеснением его более точными в выражении подчинительной связи придаточными предложениями. При этом оборот может претерпевать изменения и в своей структуре, свидетельствующие о том, что переход в несвободную конструкцию совершился не сразу, но путем попыток функционирования этой же конструкции, измененной в соответствии с требованиями нового синтаксиса: так, в эпоху отмирания дательного самостоятельного фиксируется резкое увеличение числа этих оборотов, оформленных с помощью подчинительных союзов, появляется дательный независимый оборот и т. д.
Таким образом, под синтаксически несвободными конструкциями мы будем иметь в виду причастные и деепричастные обороты с субъектом, отличным от субъекта предложения, функционировавшие в языке XVIII века уже в небольшом объеме. Синтаксически свободными для нас являются причастные и деепричастные конструкции, имеющие общий субъект с предложением, поскольку данные конструкции представляют собой полностью сформировавшуюся к середине XVIII века синтаксическую модель, наполняемую (с соблюдением правил лексической и грамматической сочетаемости) любым словесным материалом. В работу не входит изучение функционирования причастных конструкций, выполняющих предикативную функцию (входящих в состав сказуемого), а также субстантивированных причастий, выступающих в роли подлежащего, поскольку наш анализ сосредоточен на динамике становления и функционирования осложненного предложения. Таким образом, не учитываются конструкции: 1) с краткими страдательными причастиями в роли предиката (с опущенной или имеющейся связкой-глаголом быть, с полнозначным или полузнаменательным глаголом), 2) с полными действительными и страдательными субстантивированными причастиями в именительном падеже, выполняющими функции главных членов предложения, 3) с деепричастием в роли предиката. Из нашего анализа также исключены причастные конструкции, «прочно связанные с существительным при ослаблении связи с глаголом»9, то есть препозитивные причастные конструкции, выполняющие атрибутивную функцию в предложении. Данная позиция относительно предикативного центра способствует процессу адъективации причастий - даже при наличии у причастия зависимых слов глагольные свойства данной формы стираются. «Связь причастия со сказуемым-глашлом может быть либо подчеркнута, либо ослаблена в зависимости от контекста, от значения. Первое находит свое отражение на письме в постановке запятой, а в устной речи - в паузе», - пишет Н. Н. Проко-пович10. Однако данный показатель усиления предикативных свойств в причастной конструкции для нас является неприемлем - «хотя синтаксически-смысловой принцип был сформулирован в грамматических трудах в середине XVIII века, в практике постановки знаков препинания, в текстах произведений он стал основным, определяющим гораздо позже. В течение всей второй половины XVIII века <. .> сосуществуют два принципа пунктуации - интонационно-смысловой и новый, синтаксически-смысловой»11. Отсутствие запятых перед вводными конструкциями, частое невыделение причастных оборотов и даже запятая между подлежащим и сказуемым характеризуют пунктуацию второй половины XVIII века, поэтому мы не вправе опираться в этом случае на пунюуационные показатели.
Таким образом, нами учитываются конструкции: 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняющими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняющими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с деепричастиями, 3) с причастиями и деепричастиями с субъектом, не совпадающим с субъектом предложения.
Всего было проанализировано 156 текстов разных жанров и времени написания. Общий объем выборки составил около 3300 конструкций.
Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые выстраивается детальная типология причастных конструкций с точки зрения осложнения формальной и семантической структуры предложения; типология деепричастных конструкций выстроена с точки зрения исторических изменений, происходящих в структуре предложения и отражающихся как на структуре деепричастных конструкций, так и на возможностях ее функционирования. Впервые дан детальный анализ архаических несвободных синтаксических
9 ПрокоповичН. Н. Вопросы синтаксиса русского языка. М., 1974. С. 171.
10 Там же. С. 171.
11 Осипов Б. И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992. С. 196.
ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ВОПРОСА. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ИЗУЧЕНИИ ПРИЧАСТНЫХ И ДЕЕПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
1.1. Проблема генезиса причастия в истории русского языка
Господствующая точка зрения на один го важнейших процессов в области изменения причастий состоит в следующем: краткие формы настоящего и прошедшего времени причастий в именительном падеже впоследствии стали неизменяемой формой - деепричастием, в связи с существованием в языке аппозитивного и атрибутивного причастий. Термин «аппозитивное причастие» был применен А. А. Потебней, который обнаружил наличие двух видов причастий в русском языке - определительных, тесно связанных со своими определяемыми, то есть атрибутивных, и причастий аппозитивных (или приложений), более близких глаголу. Таким образом, отпричастные прилагательные ведут начало от атрибутивных причастий, деепричастия - от аппозитивных. Начало процесса становления деепричастия -XII век или начало XIII века: в памятниках фиксируется смешение форм. В причастии уничтожаются знаки его согласования с подлежащим (род, число, падеж), и связь подлежащего с причастием разрушается - причастие оказывается вовлеченным в сферу притяжения сказуемого.
Помимо аппозитивной функции, или функции второстепенного сказуемого, как определяет это А. А. Потебня, причастие в древнерусском языке могло быть сказуемым (в сочетании со связкой быть или неполнозначными глаголами) и определением (краткие формы и полные формы причастий, возникшие путем присоединения к кратким формам указательных местоимений). Дальнейший путь развития синтаксического строя древнерусского языка предопределил изменение или исчезновение некоторых функций причастия. Так, различные типы причастий претерпели следующие изменения в структуре и функции:
1. Эловые формы причастия, потеряв связку быть, вытеснив аорист и имперфект, выполняют в русском языке только предикативную функцию;
2. Нечленное причастие настоящего времени, сохранив значение второстепенного сказуемого, потеряв формы склонения, перешло в разряд деепричастия и наречия;
3. Нечленное причастие прошедшего времени сохранилось в той же функции (в диалектах, возможно также его употребление в качестве сказуемого со связкой быть, появляющейся в прошедшем времени);
4. Членное причастие прошедшего и настоящего времени, сохранив аппозитивность, выполняет атрибутивную функцию12.
А. А. Потебня, не переставая доказывать, что в основе генезиса синтаксического строя русского языка лежит его изменение в сторону глагольности от имени, отмечает, что причастия - еще одна ступень гипотактического развития русского языка: употребление причастия изначально было «объединение и сосредоточение мысли <. .>, когда не было ни причастий, ни союзов с относительными местоимениями, ни придаточных предложений, когда было возможно лишь построение речи из предложений, не имеющих между собою никакой формальной связи»13, в позднейшем они вытесняются придаточными предложениями.
Другая точка зрения на происхождение деепричастных и причастных конструкций -теория сокращенного предложения, существовавшая до появления труда А. А. Потебни. Так, в «Российской грамматике» А. А. Барсова, в главе «О сочинении изменяемых частей речи», причастие рассматривается как глагол и «возносительное местоимение», «причем речь сокращается опущением одного, а иногда и двух местоимений, и два предложения приводятся в одно, напр. вместо Кто Бога не боится, тот и людей не стыдится, короче сказать можно не боящийся Бога не стыдится и людей»14. Подобно этому «чрез деепричастие речь сокращается опущением союза, особливо сопрягательного и, и два глагола как бы в один сливаются»15.
Теория сокращенного предложения получает подробное рассмотрение в трудах И. И. Давыдова, Н. И. Греча, А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева.
А. X. Востоков, давая характеристику полному и сокращенному предложению, пишет, что разница между полным и сокращенным предложением в следующем: полное придаточное предложение состоит из местоимения-подлежащего и глагола-сказуемого, соединяясь с главной частью относительным местоимением или союзом. «В сокращенном придаточном предложении глагол с местоимением относительным сокращается в причастие, а глагол с местоимением личным и союзом сокращается в деепричастие, или заменяется дополнительным словом»16.
12 Подробный анализ путей развития причастия дан в работе: Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку. М., 1952. С. 82-84.
13 Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-2. М., 1958. С. 123.
14 «Российская грамматика» А. А. Барсова. М., 1981. С. 222.
15 Там же. С. 222.
16 Востоков А. X. Русская грамматика. СПб., 1831. С. 227.
Н. И. Греч отмечает, что придаточные предложения прилагательные и обстоятельственные произошли следующим путем: первые «сокращаются превращением местоимения относительного и глагола в причастие», вторые «сокращаются изменением союза и глагола в деепричастие»17.
По мнению И. И. Давыдова, сокращение придаточных предложений состоит в том, что «опускаются союзы, а сказуемое из глагольной формы переменяется в причастную»18. Однако сокращению нет места, если сказуемое стоит в сослагательном наклонении, потому что его значения не могут выразить причастные формы. Обстоятельственное придаточное предложение сокращается в деепричастный оборот, и только тогда, когда его подлежащее одно и то же с главным.
Наиболее подробно теория сокращенного предложения отражена в работах Ф. И. Буслаева. Рассматривая состав предложения, Ф. И. Буслаев отмечает, что предложения образуются вследствие: 1) слияния нескольких предложений в одно, 2) опущения членов предложения, 3) сокращения целого предложения в один член: «Чтобы сократить предложение в отдельный член его, язык пользуется тем же средством, которое было употреблено им уже при самом образовании слов, именно производством имени от глагола. Таким образом, стоит только произвесть имя от сказуемого, выражаемого глаголом, и целое предложение сократится в отдельный член»19. Важнейшие формы сокращенного предложения - существительное, прилагательное, причастие, деепричастие, неопределенное наклонение. Деепричастие употребляется в русском языке двояко: в зависимости от главного предложения («относится к его подлежащему» ) и независимо от него («преимущественно при глаголе безличном» ). К особенностям употребления деепричастий Ф. И. Буслаев относит появление подлежащего в деепричастной конструкции и самостоятельное, «независимое», употребление деепричастия. Однако Ф. И. Буслаев разграничивает обороты с независимым деепричастием, видя в одних явление русского языка (в тех, что сохранились в безличных предложениях), в других - искусственные конструкции, появившиеся под влиянием романских языков (независимое деепричастие при личном глаголе). К влиянию французского языка Ф. И. Буслаев относит и появление деепричастной конструкции при причастии в косвенном падеже. От
17 Греч Н. И. Краткая русская грамматика СПб., 1843. С. 101.
18 Давыдов И. И. Грамматика русского языка. СПб., 1849. С. 225.
19 Буслаев Ф. И. Историческая грамматика. М., 1959. С. 281.
20 Там же. С. 535.
21 Там же. С. 536. придаточных предложений «сокращенные» деепричастные и причастные конструкции берут синтаксические функции: определение и обстоятельство.
После исследования А. А. Потебни стало ясно, что древнерусское причастие было предикативным и выступало в качестве сказуемого - либо в составе именного, либо являясь второстепенным сказуемым. Анализ древнерусских памятников дал тому подтверждение: разнесение причастия и глагола в предложение, появление союзов между ними, возможность причастия иметь при себе собственное подлежащее - все это указывает на то, что действительное именное причастие используется в функции второстепенного сказуемого, почти равноправного с главным. Теория сокращенного предложения, по мнению А. А. Потебни, несостоятельна, поскольку «свойства позднейшего языка никак не следовало бы приписывать языку предшествующему»22: причастия не возникли из придаточного предложения, его предикативность всего лишь приближает причастие к глаголу, но «эта близость не простирается до тождества с личным глаголом»23.
Теория А. А. Потебни о происхождении деепричастия из аппозитивной формы причастия впоследствии была принята и дополнена многими исследователями, однако существовали другие гипотезы. Так, вслед за А. А. Потебней о разграничении атрибутивного и аппозитивного причастий пишет Д. Н. Овсянико-Кулшсовский в работах «Синтаксис русского языка» и «Синтаксические наблюдения». Как и А. А. Потебня, он выступает против теории сокращенного предложения, при этом объясняя причины, вследствие которых данная теория возникла: «Когда причастие следует за определяемым словом, оно менее атрибутивно, но более предикативно. Мы принимаем его как нечто равносильное придаточному предложению. Отсюда учение о сокращенных членах предложения»24. Однако категория деепричастия мыслится им как результат распада составного сказуемого: «наши современные сложные предложения, состоящие из главного и придаточного, заключающего в себе деепричастие, возникли из старинных предложений с составным сказуемым из глагола и аппозитивного причастия» . Составное сказуемое с причастием предикативно-атрибутивным впоследствии стало восприниматься как простое сказуемое и обстоятельственное слово с предикативным оттенком, выраженное деепричастием. Но деепричастие, получившееся путем отделения атрибутивного причастия от глагола, ближе по своим функциям к современному
22 Потебня А. А. Указ. соч. С. 123.
23 Там же. С. 123.
24 Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка СПб., 1912. С. 80.
25 Там же. С. 74. наречию. Составное сказуемое, состоящее из глагола и причастия аппозитивного (Д. Н. Ов-сянико-Куликовский вводит для него термин «предикативное обстоятельственное слово»), распалось на простое сказуемое и предицирующее обстоятельство - современное деепричастие. Причастие аппозитивное тяготеет больше к глаголу-связке, чем к подлежащему, с которым оно соединено лишь формально - согласованием. Его аппозитивность легко обнаруживается в том, что оно легко поддается превращению в самостоятельное глагольное сказуемое, чего нельзя сделать с предикативным атрибутом. Причастие атрибутивное не может быть трансформировано ни в другой глагол, ни в деепричастие, его функция «в составном сказуемом ограничивается вкладом туда своей доли предикативности»26. Атрибутивность, по определению Д. Н. Овсянико-Куликовского, - это ослабленная, смягченная предикативность.
Эволюция данной формы, по мнению Д. Н. Овсянжо-Куликовского, была естественным следствием избыточной предикативности составного сказуемого (знаменательный глагол + аппозитивное причастие). Судя по развитию этой конструкции, дальнейшая эволюция языка шла в направлении усиления глагольности предложения и, «параллельно с этим, в направлении тенденции распределять запас предикативной силы между главным предложением и примыкающими к нему придаточными»27.
Кардинально отличается от теории А. А. Потебни точка зрения А. Г. Руднева, который считает, что категория деепричастия не могла развиться из аппозитивного причастия. «Мы не знаем таких фактов, - пишет А. Г. Руднев, - чтобы слова, входящие в состав подлежащего, подвергались адвербиализации. Адвербиальное значение деепричастий могло развиваться в грамматическом строе языка только на синтаксической основе при непосредственной связи с глаголом в роли сказуемого»28. Необходимой синтаксической основой для появления категории деепричастия являются однородные члены предложения - сказуемые, одно из которых выражено краткой формой действительного причастия. В позиции сказуемого, в силу синтаксического положения и обстоятельственного значения, причастие приобретает неизменяемую форму и выступает в предложении в роли обособленного предикативного обстоятельства.
О том, что причастие было равноправно с глаголом, выполняя роль самостоятельного предикативного центра, утверждает С. Д. Никифоров. О предикативной функции кратких
26 Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксические наблюдения. СПб., 1899. С. 58.
27 Там же. С. 57.
28 Руднев А. Г. Синтаксис осложненного предложения. М., 1959. С. 61. причастий в памятниках второй половины XVI века свидетельствуют: замена их в списках глаголами, выполнение союзом «и» соединительной функции между кратким причастием и глаголом как однородными членами предложения, особенно когда этот союз повторяется. «Во второй половине XVI века, - считает С. Д. Никифоров, - перерождение кратких причастий-предикатов в деепричастие в значительной мере уже произошло, что выражалось а) в утрате ими, бессоюзно соединенными с глаголом, согласования с подлежащим, б) в опускании между ними и глаголами сочинительного союза. У этого грамматического разряда слов ослабела связь с подлежащим, зато усилилась связь с глаголом, и они стали выражать второстепенные сопутствующие действия, одновременные или предшествующие действию, выраженному глаголом-сказуемым»
Однако, несмотря на существование противоположных точек зрения, теория А. А. По-тебни о появлении деепричастия из причастия аппозитивного остается основополагающей. В доказательство своего предположения о том, что аппозитивное причастие играло роль второстепенного сказуемого, А. А. Потебня приводит несколько конструкций, частично описывая их предполагаемый путь развития в языке. В данных конструкциях особенно видна специфика аппозитивного причастия, отличающегося от причастия атрибутивного. Так, оно может иметь при себе второй именительный, который впоследствии частью остается, частью заменяется творительным падежом, частью развивается в придаточное предложение с глаголом сказуемым. Аппозитивное причастие может быть отделено от глагола сказуемого союзом «и», что указывает на то, что в таком предложении мы имеем два почти равносильных центра. Именительный самостоятельный - еще один показатель относительной самостоятельности аппозитивного причастия; в предложении со сказуемым-глаголом, имеющим свое подлежащее, при аппозитивном причастии может стоять подлежащее в форме именительного падежа, что делает эту конструкцию «независимой». Заканчивая обзор свойств аппозитивного причастия, А. А. Потебня останавливается на конструкциях с причастием без личного глагола в качестве придаточного предложения, которое связано с главным относительным словом. В этих случаях А. А. Потебня опять же видит отличие аппозитивного причастия от атрибутивного: здесь аппозиция играет роль второстепенного сказуемого (как и в вышеприведенных примерах), в отличие от атрибутивного причастия, которое входит в состав сказуемого (составное сказуемое). Это доказывается тем, что оно присоединяется к главному члену предложения не прямо, а с помощью относительного местоимения (в других
29 Никифоров С. Д. Глагол, его категории и формы в русской письменности второй половины XVI примерах - с помощью союза). Такие конструкции с «самостоятельным» причастным сказуемым - нечто промежуточное, по мнению А. А. Потебни, между простым предложением и развитым придаточным предложением с личным глаголом в функции сказуемого. Причастие - это зачаточное предложение, хотя и не равносильное с глаголом, но близкое к нему. Деепричастные конструкции, имеющие собственное подлежащее, часто не совпадающее с подлежащим предложения, - явление, для русского языка не чуждое, не заимствованное; как и в других языках, в русском языке присутствуют подобные аналитические конструкции, и обилие их в памятниках доказывает, что подобные конструкции были переходным этапом на пути перестройки русского предложения.
Исследование А. А. Потебни возбудило интерес ученых к синтаксическим конструкциям, включающим в свой состав аппозитивное причастие. Исследованием аппозитивного причастия и его функций занимались в свое время Д. Н. Кудрявский, А. А. Шахматов, Е. С. Истрина, В. И. Борковский, П. С. Кузнецов, Т. П. Ломтев, Я. А. Спринчак, С. Д. Никифоров, А. Г. Руднев, Э. И. Коротаева, В. Л. Георгиева, Г. Н. Акимова, Л. Н. Зевакова, В. Л. Ринберг, А. А. Скворцова, Л. В. Граве, В. И. Чагишева, Б. В. Кунавин и другие. Исследователи сосредоточивают свое внимание на разных аспектах этой проблемы. В крут основных вопросов, очерченных историческим синтаксисом, входят зависимость причастной и деепричастной конструкций от положения относительно предикативного центра, генезис краткого причастия, входящего в состав конструкций с двойными падежами, функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный», соотношение времени и вида причастий и деепричастий и влияние этого фактора на их синтаксические функции. века. М., 1952. С. 260.
1.2. Зависимость конструкций от положения относительно предикативного центра
Синтаксическая позиция краткого причастия в предложении определяла многое. А. А. Потебня, рассматривая случаи употребления причастия в составном сказуемом (то есть в постпозиции, где вспомогательной частью был глагол «быть» или глаголы пребывания), отмечает, что переход в деепричастие в такой позиции редок и встречается только в говорах (например: «были вставши»). Из краткого причастия, идущего за глаголами других групп, деепричастие не образуется, конструкции типа «не пресга облобызающи» соответствуют русскому «не переставал лобзать», но не «лобызая, не переставал». Таким образом, на месте нечленного причастия, находящегося в постпозиции к глаголу, могли появиться лишь придаточное предложение со значением цели («да иди с Обросиемъ кь Степану, жеребии воз-мя» = «чтобы взять деньги»), инфинитив («яко же пресга глаголя, рече к Симону» = «закончил говорить») или форма творительного падежа полного причастия («твориться ида» = «притвориться идущим»). Краткое причастие, занимающее препозицию по отношению к глагольному центру, обладало большей предикативной силой, нежели в постпозиции. По-видимому, союз между нечленным причастием и глаголом - не только своеобразная «скрепа», по выражению А. А. Зализняка30, связывающая эти два компонента, но и показатель большей степени самостоятельности препозитивного причастия по сравнению с постпозитивным, его сравнительной (но не полной) равноправности с глагольным сказуемым.
О большей по сравнению с постпозицией предикативной силе причастия, находящегося в препозиции, писали многие исследователи, анализируя состав древнерусских памятников: этому посвящены работы Е. С. Истриной, Э. И. Коротаевой, Н. И. Маевской, Г. Н. Самариной, А. А. Скворцовой, С. А. Полковниковой, JI. Н. Зеваковой, 3. А. Панфиловой, Б. В. Кунавина. Первая попытка анализа позиции причастия содержится в работе Д. Н. Овсянико-Куликовского «Синггаксис русского языка». Немало места им уделено объяснению большей или меньшей степени предикативной силы деепричастия в зависимости от его позиции: она возрастает, если деепричастие предшествует подлежащему или находится между подлежащим и сказуемым, а при наличии дополнений или обстоятельств, относящихся к деепричастию, она увеличивается несмотря на положение последнего во фразе; предикативная сила
30 Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995. С. 174. А. А. Зализняк отмечает, что союз и в таком случае является одним из древнейших типов оформления препозитивной причастной конструкции наряду с частицами же и то. См. также: Ринберг В.Л. Древнерусские сложные конструкции и их современные параллели. Киев, 1975. уменьшается, если деепричастие следует за сказуемым. В дальнейшем работы современных исследователей будут подтверждать это наблюдение. Так, позиция нечленного действительного причастия, предшествующего сказуемому, характерна в XVIII веке, по мнению Г. Н. Самариной, для предложений с деепричастным оборотом и собственным подлежащим. То же наблюдение делают Э. И. Коротаева, Н. И. Маевская для памятников XI-XV века. Б. В. Кунавин объясняет эту закономерность тем, что именное действительное причастие в этой позиции не попадало в зависимость сказуемому, хотя и замечает, что обычно в препозиции могло употребляться причастие прошедшего времени, обозначающее предшествующее действие. Для причастия настоящего времени обычна постпозиция, поскольку их вневременная сущность и немаркированность позволяют свободно функционировать в любой форме времени. Находясь в постпозиции, нечленное причастие обладает меньшей предикативной силой. Такое причастие могло обозначать цель действия, могло приобретать оттенок присое-динительности.
Синтаксическая позиция «дательного самостоятельного» и «именительного самостоятельного» подробно исследована JI. В. Перегонцевой-Граве, Я. Н. Зеваковой. В большинстве случаев «именительный самостоятельный» от основы несовершенного вида встречается в препозиции и обозначает одновременное с глаголом действие. Причастие в постпозиции на первый взгляд кажется самостоятельным, но сохраняет зависимость от глагола, обозначая результат действия. Образованный от основы совершенного вида, «именительный самостоятельный» в препозиции ярко выражает грамматическую зависимость от предложения с личным глаголом, предшествуя действию глагола. Место оборота обусловлено логической последовательностью высказывания: временные отношения и отношения условия связывают главное предложение и препозитивный оборот, причинно-следственные и целевые - главное предложение и «дательный самостоятельный» в постпозиции.
Работа Е. С. Истриной представляет подробное исследование функционирования аппозитивного причастия на примере Синодального списка. Опираясь на теорию А. А. Потебни и доказывая ее истинность многими примерами, она анализирует предложения с «дательным самостоятельным», с союзом между именным действительным причастием и глагольным сказуемым и конструкции с второстепенным сказуемым, отмечая характерное расположение для той или иной конструкции. В предложении, в котором союз стоит между именным действительным причастием и сказуемым, причастие обычно предшествует глаголу. Постановку союза следует связать со степенью самостоятельности причастия, с его сравнительной равноправностью с глагольным сказуемым, потому что препозиция обладает большей самостоятельностью. Функция причастия, следующего за определяемым словом, неясна: с одной стороны, оно может быть предицирующим определением - однако, как пишет Е. С. Истри-на, «если смотреть на это причастие как на определение, то в нем нельзя уловить свойственной определению энергичности и того значения, которые оправдали бы эту форму и могли быть выражены в устной передаче особой интонацией» , в данном случае мы могли бы ожидать появления в постпозиции (а точнее, интерпозиции - положения между подлежащим и сказуемым) местоименных форм причастия, однако такие примеры не найдены. Следовательно, препозиция и интерпозиция - положения, в которых краткое причастие обозначает признак, связанный с подлежащим не как качество, но как его действие.
31 Истрина Е. С. Синтаксические явления Синодального списка 1-й Новгородской летописи. Петроград, 1923. С. 78.
1.3. Соотношение времени и вида причастных и деепричастных форм
Параллельно со становлением в системе русского языка категории причастия происходило становление категории вида, что не могло не отразиться на структуре и функционировании будущих причастных и деепричастных конструкций. О становлении видо-временных отношений в предложении, имеющем причастие в качестве второстепенного сказуемого, писали Д. Н. Кудрявский, Т. П. Ломтев, В. Л. Георгиева, А. А. Скворцова, Г. Д. Зелинская, Г. Н. Самарина, С. Д. Никифоров, Б. В. Кунавин и другие. Причастие имеет суффиксы, с помощью которых указывает на время действия, с другой стороны, оно образовано от глаголов совершенного и несовершенного видов. Вопрос о видовом значении причастий на -вь подробно рассмотрен Д. Н. Кудрявским : этот суффикс причастия обозначал, по его мнению, завершение действия. Если же причастие при этом было образовано от глагола совершенного вида, то завершение действия, таким образом, было обозначено дважды, то есть в сказуемом имелась избыточность семантики действия. В древнерусском языке имелись случаи употребления причастия настоящего времени от основ как совершенного вида, так и несовершенного в значении завершения действия до наступления действия, выраженного глаголом. Впоследствии видовое значение у суффикса стало ослабевать, уступая место видовым значениям основ причастия.
С. Д. Никифоров подробно описывает видовые значения причастий и деепричастий, делая вывод, что временное значение суффиксов причастий постепенно стирается, заменяясь видовыми значениями. Основное значение причастия прошедшего времени несовершенного вида - выражение активного признака: действия или процесса, - длившегося (и закончившегося) в прошлом. Причастия совершенного вида имеют результативное значение: обозначают действие (процесс) совершившееся. Ко второй половине XVI века временные значения деепричастий, выражавшиеся суффиксами, в основном уже были сняты видовыми значениями. Это видно из того, что а) деепричастия настоящего времени с основой сов. вида употребляются в одинаковом значении с деепричастиями прошедшего времени сов. вида и свободно заменяют друг друга, б) деепричастие прошедшего времени от основ с лексическим значением неопределенной длительности действия (несов. вида) в определенных условиях могут выражать одновременное с глаголом сказуемым действие или процесс, в) деепричастие настоящего и прошедшего времени от основ несов. вида заменяют друг друга как равнозначные.
32 Кудрявский Д. Н. К истории русских деепричастий. Юрьев, 1916.
Во второй половине ХУШ века деепричастия имели уже в основном видовое значение, хотя в грамматических трудах того времени их продолжали называть деепричастиями настоящего и прошедшего времени. Категория времени носит относительный характер, хотя отдельные остатки временного значения заметны, считает Г. Н. Самарина33. Это проявляется в том, что деепричастие от основ несовершенного вида, оканчивающихся на -или (-вши), употреблялось преимущественно в тех случаях, когда все повествование было обращено в прошлое.
33 Самарина Г. Н. Деепричастные конструкции в русской прозе второй половины ХУШ века. Автореферат. . канд. филол. наук. Красноярск, 1962.
1.4. Функционирование конструкций «именительный самостоятельный» и «дательный самостоятельный»
Изучению функционирования данных конструкций в языке XTV-XVII веков посвящены многие работы русских лингвистов. Становление категории деепричастия и постепенное развитие в синтаксическом строе языка гипотактических отношений приводят к тому, что на протяжении долгого времени в русском языке свободно функционируют так называемые «независимые» конструкции - причастные, впоследствии ставшие деепричастными оборотами, конструкции, имеющие собственное подлежащее. После описания данных конструкций А. А. Потебней их функционирование и эволюцию исследовали Д. Н. Овсянико-Куликовский, Д. Н. Кудрявский, Е. С. Истрина, В. И. Борковский, Л. В. Граве, Э. И. Коротае-ва, С. А. Полковникова, 3. Д. Попова, Б. В. Кунавин. При разнообразии анализируемого материала исследователи отмечают следующие особенности употребления. Д. Н. Кудрявский помимо именительного и дательного самостоятельного оборотов относит к свободному функционированию деепричастий 1) обороты при неопределенном наклонении («не побив кума, не пить и пива»); 2) предикативное деепричастие- с пропуском связки («был у тещи, да рад утекши»); 3) деепричастие в роли косвенного падежа - в случаях, где оно не может относиться к подлежащему («не побывав, девушке замуж хочется»); 4) адвербиальное деепричастие - приближающееся к значению наречия («в Кожевниках, прошедши Котельников»). Э. И. Коротаева подробно рассматривает случаи функционирования независимого причастия наравне с глагольным сказуемым в цепочке предложений, соединенных союзом и,, в которых такое сочетание деепричастия с глаголом означает одновременность действия. Исследовательница обращает внимание на то, что союз и имеет в данных конструкциях не столько соединительное, сколько присоединительное значение. В языке XVIII века ею отмечено наличие конструкций, сохранивших следы былой предикативности: это деепричастие-сказуемое в составе бессоюзного предложения, слетное предложение из двух деепричастий-сказуемых, деепричастие, обозначающее действие не подлежащего.
Генезис оборота «именительный самостоятельный» исследователи склонны трактовать в разных направлениях. Начиная с А. А. Потебни, данные конструкции рассматривают как один из путей становления категории деепричастия: произошедшие от аппозитивного причастия, они способны выполнять функцию второстепенного сказуемого. Исследователи более позднего периода склонны видеть в нем именную часть составного сказуемого, при котором опущена глагольная связка, то есть сказуемого, равноправного с глагольным. Предложение со сказуемым-причастием было независимо от глагольного, когда данные предложения находились в составе сложного предложения. В случае опущения глагольной связки причастие выполняло бы функцию сказуемого, равноправного с глагольным сказуемым, и «именительный самостоятельный» был бы независим от глагольного предложения. Цепочкам предложений, включающих в себя независимое причастие, посвящена работа В. JI. Рин-берг, которая видит в этом явлении одно из древнейших видов связи - нанизывание, одно из проявлений древнего паратаксиса. Эта связь характеризуется параллельной предикативностью всех составляющих ее частей, однако В. J1. Ринберг оговаривает, что сказуемые в них разграничивались на самостоятельные (глагольные формы) и зависимые (причастия).
Против данного предположения говорят многие факты. Л. Н. Зевакова отмечает, что именное причастие действительного залога не могло существовать вне связи с личным глаголом, потому что не могло указывать реальное грамматическое время. В «именительном самостоятельном» причастие грамматически зависимо от личного глагола главного предложения. Б. В. Кунавин разграничивает несколько типов употребления «именительного самостоятельного» в древнерусском языке: 1) подлежащие «именительного самостоятельного» и глагольной части одинаковы, 2) выражены разными словами, но обозначают один субъект, 3) относятся друг к другу как часть к целому. В текстах XVII века больше чем в XII имели место конструкции «именительный самостоятельный», не имеющие связи с глагольным сказуемым, что скорее отражало процесс их утраты, а не усиление глагольности причастия. Такие разноподдежащные конструкции возникли, по мнению Б. В. Кунавина, из одноподое-жащных путем следующей эволюции: первой ступенью было далекое разнесение глагола и причастного сказуемого, вследствие чего связь ослабла. Затем у причастия появилось подлежащее, идентичное подлежащему главной части, то есть связь второстепенного сказуемого с подлежащим ослабла настолько, что язык прибегнул к повторному подлежащему. Впоследствии появилось подлежащее, отличное от подлежащего глагольной части, но относящееся к общему субъекту. «Именительный самостоятельный» был удобным средством выражения зависимости одной части предложения от другой в условиях недостаточного развития в языке специальных средств подчинения, подобные обороты были первообразами гипотактических конструкций, знаменующих начало подчинения в языке. Впоследствии они были вытеснены более совершенными по форме придаточными предложениями.
Проблема генезиса оборота «дательный самостоятельный» была и остается спорной. Такие ученые, как А. X. Востоков и Ф. И. Буслаев, видели в нем видоизменение греческой абсолютной конструкции, Ф. Миклошич, И. М. Белоруссов, В. Вондрак настаивали на оригинальном происхождении. И. М. Белоруссов, сравнивая «дательный самостоятельный» с родительным самостоятельным в греческих текстах, пришел к выводу, что данная конструкция появилась в языке под влиянием греческого оборота, но этот оборот в старославянском и древнерусском языках не отражает простой замены, а представляет собой оригинальное явление. А. А. Потебня считает, что в основе «дательного самостоятельного» лежит первый дательный, непосредственно дополняющий главное сказуемое. О самобытном происхождении этого оборота также говорят JI А. Булаховский, В. И. Борковский. Подробный анализ этих конструкций дан в работах JL В. Перегонцевой-Граве, Б. В. Кунавина, В. И. Чагишевой.
JI. В. Перегонцева-Граве выделяет две разновидности «дательного самостоятельного»: 1) оборот, имеющий свой субъект, 2) имеющий общий с главным предложением субъект; первых оборотов в древнерусских памятниках значительно больше. Второй тип близок к второстепенному сказуемому. Сокращение числа данных конструкций, выступающих в роли придаточного предложения (то есть имеющего функциональные значения причины, уступки, времени, следствия и др.), связано с развитием и совершенствованием системы придаточных предложений: вследствие этого в древнерусских текстах появляются «дательные самостоятельные», оформленные с помощью подчинительных союзов. Отмечено также наличие независимого «дательного самостоятельного», характеризующегося свободным местоположением в предложении и неограниченным лексическим наполнением причастия (в отличие от дательного самостоятельного времени, имеющего строгое положение (начало предложения) и образованного в основном от глаголов движения).
По мнению Б. В. Кунавина, «дательный самостоятельный» возник из зависимого падежа в результате своеобразного сдвига синтаксического членения, в результате которого произошло вычленение из структуры простого предложения зависимого падежа с причастием и его функциональное сближение с придаточным предложением. Устранение данной конструкции из русского языка обусловлено утратой именным действительным причастием способности к изменению и вытеснением его придаточными предложениями. Процесс отмирания завершился лишь в XVIII веке. Разрушению оборота способствовало также изменение грамматической природы кратких причастий, то есть развитие деепричастия: в результате этих изменений в русском языке появлялись обороты с дательным падежом и несогласованным с ним предикативным членом, выраженным кратким причастием не в дательном, а в именительном падеже (то есть деепричастием) - данные обороты, как и обороты, содержащие в своей структуре подчинительные союзы, являются показателем ухода данной конструкции из языка.
Следовательно, явление, которое интересует нас, - независимые причастные и деепричастные конструкции в языке XVIII века - уходит корнями в историю русского языка. Отсутствие единого субъекта у причастия и глагола-сказуемого - нередкое явление в период становления категории деепричастия, присутствие независимых конструкций в языке XVIII века может, по-видимому, указывать на еще недостаточно прочное установление в языке системы придаточных предложений, выполняющих те же функции, что и эти обороты.
Скорее всего - и так считают многие исследователи (Л. А. Булаховский, Н. А. Мещерский, В. В. Виноградов, Э. И. Коротаева) - свободное функционирование деепричастия в личном/безличном предложениях можно объяснить и влиянием французского языка, задержавшего на несколько десятилетий ряд исчезающих явлений. Однако, как отмечают они же, конструкция эта получает более удовлетворительное объяснение на почве самобытного развития языка, так как имеется и в живом народном языке, и в памятниках древней письменности. Так, русским говорам знакомо как непредикативное, так и полупредикативное употребление причастных форм. Полупредикативное употребление сводится к двум функциям: предикативного атрибута и предикативного обстоятельства В функции предикативного атрибута причастные формы выступают в сочетании со знаменательной или - что реже — полузнаменательной связкой-глаголом, включаясь в предикативную основу предложения. Известно употребление форм на -ши (-вши) в качестве предикативного обстоятельства в предложениях с самостоятельным субъектом главного и второстепенного действия (например: «Отслуживши год, отпуск полагается»). Субъект второстепенного действия формально не выражен: он мыслится обобщенно или ясен из ситуации. Двусоставные неглагольные предложения, в которых причастие выступает в роли предиката, редки, гораздо чаще можно встретить причастие в предложениях инфинитивных, спрягаемо-глагольных и наречного типа. Краткие причастные формы, образованные от основы настоящего времени, также могут выполнять атрибутивную функцию (например: «дверь стоит отворя; коров гоняет не доя») - полупредикативная для них нехарактерна34.
34 Подробный анализ функционирования причастия в русских говорах содержится в работах: Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М., 1971; Петрова 3. М. О синтаксических и морфологических особенностях причастий в псковских говорах // Уч. зап. ЛГПИ им. Герцена А. И. Т. 225. С. 171-192.
Таким образом, появление препозитивных абсолютных конструкций в русском языке -следствие перестройки грамматической системы языка, и вопрос об их эволюции тесно связан с вопросом о синтаксической роли краткого причастия в предложении. Если принять точку зрения А. А. Потебни, то независимый деепричастный оборот в языке XVIII века не что иное, как остаточные явления оборота «именительный самостоятельный», который был вытеснен более совершенными формами - придаточными предложениями. Если признать верной вторую точку зрения - то есть появление конструкций с собственным субъектом из самостоятельного предложения с причастным сказуемым, то в становлении конструкции «именительный самостоятельный» следует видеть «сжатие» одного из сочиненных предложений, то есть потерю связки, а затем и исчезновение субъекта (если он по смыслу схож с субъектом главного предложения; деепричастный оборот с субъектом, не являющимся смысловой частью подлежащего, исчезает еще в XVTI веке). Поэтому исчезновение абсолютных конструкций из языка можно объяснить двояким образом. Это может быть закономерное развитие в системе синтаксиса гипотактических отношений: появление второго предикативного центра (иногда со своим подлежащим), зависимого от основного, связанного с ним причинно-следственными или временными (в зависимости от позиции в предложении) отношениями, и замена его в дальнейшем на более совершенные (или более удобные для языка) формы. С другой стороны, это может быть сочинение двух или нескольких простых предложений, в одном из которых в результате «сокращения» появляется независимое причастие с собственным субъектом, такое предложение впоследствии теряет этот субъект и становится непривычным для русского строя предложения, требующего обязательное отнесение глагола и деепричастия к одному субъекту.
1.5. Зависимость употребления причастных и деепричастных конструкций от стиля и жанра произведений
Исследованиям структуры текстов XVII века на предмет функционирования в них причастных и деепричастных конструкций отправной точкой служит постулат о принадлежности причастных конструкций к книжной речи, исключительном их употреблении в произведениях высокого стиля; употребление деепричастной конструкции относят к текстам делового характера. Столь же мало уделяется вопросу и о стилевых возможностях причастия и деепричастия в литературном языке XVIII века. О различном функционировании причастия в разножанровых произведениях XVTI-XVTII веков упоминают В. И. Борковский, Е. С. Исгрина, А. А. Скворцова, Э. И. Коротаева, В. JL Ринберг, Е. Я. Болгова, С. А. Полковнико-ва. Отмечено, что в тех памятниках XVII века, в которых преобладает повествовательный элемент, чаще всего встречаются случаи употребления второстепенного сказуемого. Крайне ограниченное число случаев употребления второстепенного сказуемого по сравнению с летописями встречается в грамотах. В. И. Борковский объясняет это тем, что в грамотах повествовательный элемент почти отсутствует, а в летописном повествовании надо было разграничить главное и второстепенное действия. Ту же особенность отмечают Э. И. Коротаева, В. Л. Ринберг, А. А. Зализняк, исследуя цепочечные конструкции в разножанровых документах средневековой поры, в повествовании с фиксацией исторических событий в строгой последовательности. В несколько ином направлении идет Л. В. Граве, исследуя как аппозитивное причастие в отдельных памятниках (например, «Поучение Владимира Мономаха»), так и функционирование «дательного самостоятельного» в историческом языковом срезе XII-XVIII веков. Ею отмечена зависимость распределения именных причастий от стиля поучения: самое большое количество причастий - в тексте религиозного содержания, самое малое - в письме к Олегу. «Дательный самостоятельный» имел стилистическую цель: избежать однообразия в изложении событий в сложносочиненном предложении и в ряду однородных сказуемых. О деепричастии как о своеобразном средстве связи в бессоюзном предложении пишет А. А. Скворцова, отмечая следующие особенности его употребления: в таких предложениях либо говорится о двух сторонах одного явления, при этом события, которые имеют самостоятельное существование, относятся к разным субъектам, но действия их часто связаны общим объектом; либо деепричастие и глагольное сказуемое имеют общее подлежащее; либо предложение повествует о явлении, когда одно действие является частью другого.
1.6. Основные направления изучения причастных и деепричастных конструкций в современном русском языке
Проблема причастных и деепричастных оборотов в современном русском языке в основном связана с проблемой осложнения простого предложения. Основное внимание уделялось изучению формы предложения, осложнение предложения традиционно связывается с включением в предложение особых конструкций - обособленных причастных и деепричастных оборотов. Критерии выделения обособленных членов предложения (интонация, порядок слов, объем обособленной группы, соседство других обособленных групп и другие) описаны А. М. Пешковским, который рассматривает обособление как конструкцию, имеющую значение дополнительного сообщения. Обособленные члены выделены им по морфологическому критерию (управляемое существительное, прилагательное, примыкающие члены). Описывая историю русского синтаксиса, он отмечает, что ввод ные выражения («откровенно говоря, положа руку на сердце») можно истолковать двояко: в таких предложениях происходило опущение либо косвенного падежа, либо именительного падежа - в последнем случае они восходят к таким сочетаниям, в которых именительный падеж со своим деепричастием образовывал особое предложение, в настоящее время кажущееся нам неполным. Такие деепричастия А. М. Пешковский называет «собственно обособленными» или «независимыми»35.
Традиционная точка зрения на обособленные члены предложения изложена в грамматиках и работах многих исследователей синтаксиса русского языка (Е. С. Скобликова, JI. К. Дмитриева, А. А. Камынина, П. А. Лекант, Т. В. Лыкова, П. Д. Богданов, Е. В. Урысон и другие). Обособление, по мнению Л. К. Дмитриевой, - двухэлементная закрытая структура, состоящая из подчиняющего и подчиненного, обозначающего признак, синтагматически отчлененный от подчиняющего и существующий в виде отдельной неделимой синтагмы. Обособленные члены предложения обладают дополнительной предикативностью, или полупредикативностью, - за счет обособления в предложение включается вторичный предикат. «Полупредикативностью называется синтаксическое отношение между интонационно обособленным именем и его определяемым <. .> Полупредикатавный член - это как бы сказуемое, включенное в предложение на правах второстепенного члена» . Полупредикативные отношения отличаются от предикативных тем, что они не выражаются финитной фор
35 Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956. С. 434-435.
36 Пршггкина А. Ф. Указ. соч. С. 21-22. мой глагола и не могут формировать самостоятельного высказывания. Это особые отношения внутри простого предложения, которые характеризуются тремя обязательными признаками: 1) члены предложения, объединенные этой связью, должны образовать семантическое предметно-признаковое отношение, 2) это отношение должно быть и субъекгно-предикатным, 3) предикативный член полупредикативного отношения должен осмысляться с точки зрения обязательной модальности сказуемого.
В некоторых работах появляется понятие «скрытой, или свернутой предикативности»37 - вид косвенной предикативности, при которой нет синтаксически выраженного субъектно-предикатного отношения (имеет место в субстантивных оборотах, допускающих развертывание в субъектно-предикатную конструкцию). По мнению JI. К. Дмитриевой, любой атрибут к предметному имени есть скрытый предикат, и синтагматический разрыв между определяемым и атрибутом приводит к экспликации «скрытой предикативности», атрибут обнаруживает известный сдвиг в сторону вторичного (дополнительного) предиката.
Полупредикативные причастный и деепричастный обороты имеют обстоятельственно-характеризующие или определительные значения. Функциональное значение зависит во многом от позиции по отношению к определяемому элементу предложения. Так, препозиция причастия связана с причинным или уступительным значением, состоянием субъекта; постпозиция - признак, постоянно присущий субъекту или характеризующий субъект в момент действия. Причастия формируют полипредикативные предложения, но они формируют их тогда, когда употребляются «обособленно». Первая позиция причастия - его употребление в качестве рематического сказуемого при абсолютивном глаголе или глаголе распространенном таким образом, что причастие не включается в состав семантического предиката. Вторая позиция - роль препозитивного обособления определения, такое предложение строится по типу каузативных конструкций. Препозитивное обособленное определение синтагматически и интонационно отчленяется от подлежащего и дополнения, это определение мы называем второстепенным именным сказуемым. Оно не бывает ремой и этим отличается от дополнительного сказуемого. Третья позиция - причастие в роли обособленных определений существительного.
Деепричастию в исследованиях современного синтаксиса уделено больше внимания. Совмещающее в себе категории процесса и признака, деепричастие, в зависимости от семан
37 См. работы: Прияткина А. Ф. Указ. соч.; Шмелев Д. Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976; Кормилицына М. А. Семантически осложненное (полипро-позитивное) простое предложение в устной речи. Саратов, 1988. тических связей между основным и второстепенным действием может выражать следующие отношения: первое - дополнительное сообщение, при этом сопряженность во времени второстепенного действия с главным не связана семантикой обусловленности (временной, причинной, условной и другими). Такой деепричастный оборот характеризуется относительной информативной самостоятельностью и близок по значению конструкциям с однородными сказуемыми, в которых действия представлены как равноправные. Второе отношение: второстепенное значение не только сопряжено во времени с основным, но и обусловливает осуществление основного действия. Деепричастный оборот не составляет относительно самостоятельного сообщения и соотносителен с конструкциями сложноподчиненными. В зависимости от увеличения процессуальных признаков в деепричастии уменьшаются атрибутивные свойства и наоборот. Т. В. Лыкова распределяет функциональное значение деепричастий в зависимости от степени проявления вышеуказанных признаков. Так, по мере возрастания процессуального признака и убывания атрибутивного можно расположить адвербиализацию и фразеологизацию деепричастного оборота, деепричастия с обстоятельными значениями (времени, причины, уступки и проч. - в данных конструкциях категории процесса и признака уравновешиваются), деепричастие со значением сопутствующего обстоятельства (между деепричастием и глаголом нарушаются отношения семантической детерминации).
Классификация функциональных значений деепричастия А. И. Рябовой, И. В. Одинцовой и Р. А. Кульковой включает в себя отношения мотивационные, организованные на основе каузации, и отношения следствия, перифрастические (ассоциативные, в которых деепричастный оборот служит субъектной интерпретацией события, описанного в главном предложении). Особняком стоит деепричастие в функции обстоятельства образа действия, зависящее от нескольких факторов в предложении: 1) синсемантичности или автосемантичности глаголов, 2) позиции деепричастия по отношению к глаголу-предикату. В зависимости от этих условий оно может реализовывать себя как компонент семантического предиката с обстоятельственно-характеризующей функцией и как самостоятельный семантический узел, в качестве второго, зависимого предиката. Вопрос о нормативности употребления деепричастия в предложениях различной синтаксической структуры решается следующим образом. Реально ненормативными предложениями являются те, в которых употреблено деепричастие в пассивных конструкциях. Именные члены, занимающие позицию подлежащего в этих предложениях, могут быть распределены по следующим группам: 1) сочетания указательных местоимений, которые передают наиболее абстрактное содержание, 2) неодушевленные существительные абстрактного значения, 3) неодушевленные существительные конкретно-предметного значения.
Современные грамматики русского языка рассматривают причастные и деепричастные обороты в свете теории обособленных членов предложения. Под обособлением понимается «интонационное выделение такого распространяющего члена предложения, который по смыслу относится не только к тому члену пред ложения, от которого он зависит грамматически, но еще и к какому-нибудь другому его члену» . Причастный и деепричастный обороты рассматриваются в современном синтаксисе как полупредикативные, осложняющие конструкции, они обладают функцией дополнительного сообщения, имеют обстоятельственно-характеризующие или определительные значения. Функциональное значение зависит во многом от позиции по отношению к определяемому. Конструкции, имеющие субъект, не совпадающий с субъектом предложения, грамматиками признаются ненормативными. К нарушению нормы относится также 1) отнесение деепричастных конструкций к подлежащему в пассивных конструкциях, 2) к причастию в косвенном падеже.
38 Русская грамматика: В 2 т. Т. 2. Синтаксис. М., 1980. С. 180.
ГЛАВА 2. ТИПОЛОГИЯ ПРИЧАСТНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
Введение диссертации2002 год, автореферат по филологии, Эгипти, Илона Анатольевна
Становление и развитие категорий причастия и деепричастия - один из многосторонне изученных, но не потерявпшх актуальности вопросов в русском языкознании. Исследование эволюции морфологической структуры причастия начинается в XIX веке, этот вопрос подробно рассмотрен в трудах А. X . Востокова, И. Давьщова, Ф. И. Буслаева, А. А. Потебни, Д. Н. Овсянико-Куликовского, В. А. Богородицкого, Д. Н. Кудрявского, А. А. Шахматова, П. Обнорского, В. И. Борковского, П. Кузнецова и других русских лингвистов. Большая часть специальных работ посвятцена изучению специфики причастия и деепричастия на материале древнерусских памятников: исследования Е. Истриной, В. И. Борковского, А. А. Зализняка, В. Л. Георгиевой, Э. И. Коротаевой, А. А. Скворцовой, Н. Э. Беркович, Л. Н. Зеваковой, А. А. Припадчева, Б. В. Кунавина. Много исследований выполнено на материале современного русского языка, в частности, В. В. Виноградовым, П. Д. Богдановым, А. Ф. Прияткиной, Н. Н. Прокоповичем, Л. К. Дмитриевой, Т. В. Лыковой, А. А. Камыниной, И. М. Богуславским и др. Однако вопрос о том, каким образом изменения, происходивиие в области морфологии, отразились на структуре стпгтаксического строя русского языка, изучен не полностью и оставляет ряд вопросов открытыми. В основном теории и концепции дополняют друг друга в вопросе о появлении полупредикативной деепричастной конструкции из «второстепенного сказуемого» (термин А. А. Потебни) в связи с активной перестройкой синтаксического строя, вызванной стремлением к гипотактическим конструкциям'. Ряд исследований посвящен анализу синтаксических изменений, имевших место в русском языке начального периода формирования русской нации (XVII век), такие работы в основном дают подробный аналю изменения и функционирования ашюзтпивного причастия и оборота «дательный самостоятельный». К концу ХУП1 века завершается перестройка морфологического строя причастия и, как следствие этого процесса, передислокация, иная компоновка едикиц синтаксиса с дальнейшим изменением их сочетаемости. Однако этот важный для истории русского языка период по сравнению с начальным этапом (XVII веком) менее изучен. В плане исторического синтаксиса не имеет необходимого подробного освещетшя вопрос о функционировании причастных и деетфичастных. конструкций, имеюпщх собственный субъект, не совпадающий с субъектом главного предложения, неясен также вопрос о происхождении - заимствоватшом или исконно русском - подобной формы. ' Исключением являются работы А. Г. Руднева.Актуальность темы диссертационной работы огфеделяется, во-первых, недостаточной изученностью в отечественной лингвистике изменений в синтаксическом строе, связанных с появлением новых категорий; во-вторых, наличием спорных вопросов по поводу генезиса как причастия, так и некоторых независимых синтаксических конструкций, включавших в себя эту форму.Цель предтфинимаемого исследования - анализ структуры, семантики, а также жанровых и стилистических функций свободш.1х и несвободных причастных, деепричастных конструкций в эпоху формирования русского национального языка, когда завершается перестройка синтаксической системы русского языка, зарождается новая категория осложненного предложения и закладьшаются основы современных синтаксических норм. В соответствии с этим работа вьщвигает ряд задач: 1) описание функционирования свободных причастных и деепричастных полуттредикативных конструкций в зависимости от семантико-сингаксических особенностей ядерного слова, выявление закономерностей строения и эволюции данных оборотов; 2) анализ специфики и функционирования несвободньпс синтаксических конструкций, уточнение степени их распространения в текстах в зависимости от их жанровой принадлежности; 3) уточнение роли причастных и деепричастных конструкций в становлении категории осложненного предложения.В соответствии с задачами бьш выбран объект и материал для исследования. Основой послужил корпус текстов А. Н. Радищева, одного из крупнейших тшсателей ХУШ века, в языке которого отразились тенденции развития норм и стилей русского литературного языка нового времени. Интерес исследователей к языку Радищева, одного из ярчайишх русских просветителей ХУП1 века, никогда не угасал: ни у одного из писателей второй половины XVIII века не сочетаются в таком объеме разностильные элементы русского языка - церковнославянизмы и русская лексика, что приводит к ощущению намеренной архаизации литературного языка и одновременно его реорганизахщи с помошъю сложной перегруппировки языковых, генетически разнородных элементов. Однако исследования в этой области в большей степени касаются лексических и морфологических особенностей языка Радищева, подробно описаны архаически-славянские формы и конструщии; синтаксис пока остается неразработанной областью, что обусловило выбор данного автора для изучения становления синтаксических норм русского языка.Выборка материала шла с учетом следующих критериев.Под конструкцией мы понимаем «относительно самостоятельное, целостное (неделимое на части без потери общего значения) и оформленное по некоторой грамматической схеме синтаксическое единство»^. Основные направления исследований, посвященных проблеме свободных/несвободных синтаксических конструкций, следующие: В основу первого направления положен принцип информативной достаточности высказывагия. Предполагается, что в составе преддожения имеются необходимые, конститутавные элементы и свободные, факультативные едини1Ц.1. Первые не допускают исключения из состава предложения, вторые могут свободно вводиться в него и исключаться ю структуры предложения, не нарушая при этом его смысла. Таким образом, большую значимость в случае причастттых конструкций имеет семантический статус определяемого слова, его синсемангичность или автосемангичность. При автосемантичной основной части полупредикативные конструкции занимают относительно самостоятельную позитщю, при синсемантичной - становятся обязательным компонентом предложения^.С другой стороны, сама синтаксическая единица (в нашем случае - причастная или деепричастная конструкция) может характеризоваться самостоятельш.1м употреблетшем или употреблетшем в качестве компонента преддожения. С этой точки зрения конструкции могут бьпъ двух типов (функций): свободные и обусловленные. Свободная синтаксема предполагает самостоятельное, изолированное употребление единиць!, обусловленная употребляется в качестве компонента предложения. Каждый тип реализуется в определенных синтаксических позициях. Первый тип представлен заголовками и ;фаматургическими ремарками. Второй тип может бьпъ предицирующим компонентом предложения, а также полупредикативным осложнителем''.Если рассматривать вопрос о свободном функционировании компонентов преддожения исходя из положения элемента в высказывании, то позициотшо свободными конструкциями будут считаться те, что допускают перемещение в структуре предложения; Такими, согласно «Грамматике современного русского литературного языка» под редакцией Н. Ю. Шведовой, будут некоторые средства выраясения субъективно-модальных значений: частицы, а также вводные слова, сочетания, предложения, включенные в структуру предложения лишь интонахщонно, но не грамматически. Осложняютцие элементы, такие как причастные ^ Прияткина А. Ф. Русский язык: Синтаксис осло>1шенного предложения, М., 1990. 17-18. ^ См., например: Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972. " Данный взгляд подробно изложен в работах Г. А. Золотовой.И деепричастные конструкции, в современном русском языке обладают только относительной позиционной свободой: они допускают перемещение в структуре предложения относительно определяемого слова - могут находиться в постпозиции и препозиции. Обязательным условием их функционирования является согласуемость с существительным или местоимением, то есть грамматическая включенность в структуру предложения. Причастные и деепричастные обороты, не имеющие общего субъекта с предложением, современными грамматиками признаны ненормативными в силу своей «несогласованности» с определяемым словом.Свободная конструкция с точки зрения исторического синтаксиса «представляет собой отвлечетшую синтаксическую схему, модель в собственном смысле этого слова, наполняемую - в пределах оргатшзующих ее грамматических категорий - любым словесным материалом»^. Несвободная конструкция ограничена в возможностях лексического наполнения.Синтаксическая схема оказывается исторически тесно связанной со словами определенных семантических групп, то есть может функционировать только имея в своем составе данные группы слов. Ограничения действуют не только на уровне лексической сочетаемости: сужение возможностей построения напрямую зависит от перестройки синтаксической системы, которая идет в направлении от паратактической к гипотактической структуре предложения.Тесное взаимодействие в этом случае лексики и синтаксиса приводит к тому, что судьба конструкции часто зависит от ее «наполнителей». «Распространение одной и той же грамматической связи на новые лексико-грамматические группы слов»^ приводит либо к растпирению функций конструкции, либо к их сужению, таким образом, «старое и новое сосуществуют, соответствуютцим образом распределившись по центру и периферии синтаксической системы» . «В результате развития несвободности конструкций в языке образуются застывшие формулы, «осколки» когда-то живых моделей; ттроисходит синтаксическая фразеологизация отдельных словоформ и сочетаний»^, появляются синтаксические штампы, бывшие на ранних этапах развития языка ттродуктивными моделями.С этой точки зрения следует признать, что «несогласованные» древнерусские причастные конструкции в силу своего происхождения могли считаться синтаксически свободными ^ Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном язьже XIX века: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. М., 1964. 17. ^ Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии.Петрозаводск, 1999. 24. 'Тамже. 27. ^ Изменения в системе простого и осложненного предложения... 18. единицами: однако, будучи продуктивными моделями в древнерусском язьже, но впоследствии потеряв согласование с определяемым словом (что дало начало новой категории деепричастию), в языке второй половины ХУТП века они представляют собой застывшие формы, непродуктивные синтаксические модели. Переход свободной конструкции в несвободную обусловлен многими причинами: замкнутость модели может появиться от того, что вступают в силу категориальные ограничения, вызванные генезисом структуры гфостого предложения. Так, например, может рассматриваться поэтахшое исчезновение из древнерусского языка дательного самостоятельного оборота со значением придаточного и независимого предложений. Устранетше этого оборота вызвано: 1) утратой действительным причастием склонения, 2) вьпсснением его более точньжи в выражении подчинительной связи придаточными предложениями. При этом оборот может претерпевать изменения и в своей структуре, свидетельствуюшце о том, что переход в несвободную конструкцию соверштшся не сразу, но путем попыток функционирования этой же конструкции, измененной в соответствии с требованиями нового синтаксиса: так, в эпоху отмирания дательного самостоятельного фиксируется резкое увеличение числа этих оборотов, оформленных с помощью подчинительных союзов, появляется дательный независимый оборот и т. д.Таким образом, нами учитываются конструкции: 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняютцими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняютцими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с деепричастиями, 3) с причастиями и деепричастиями с субъектом, не совпадаюхдим с субъектом предложения.Всего бьБто проанализировано 156 текстов разньк жанров и времетш написания. 06шцй объем выборки составил около 3300 конструкций.Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые выстраипвается детальная типология причастньж конструкпцй с точки зрения осложнения формальной и семантической структуры предложения; типология деепричастньж конструкций выстроена с точки зрения исторических изменений, происходящих в структуре предложения и отражаютцихся как на структуре деепричастньж конструкций, так и на возможностях ее функтщошфования. Впервые дан детальный анализ архаических несвободньк стштаксических ' ПрокоповичН. И. Вопросы синтаксиса русского язьжа. М., 1974. 171.0^ Там же. 171. " OcTfflOB Б. И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992. 196. конструкций на фоне свободньк в корпусе текстов А. Н. Радищева, писателя, сочетающего в рамках своего творчества образцы церковнославянского слога и живой русской речи. Результаты могут бьпъ использованы при дальнейшем изучении синтаксического строя литературного языка ХУШ века; в общих курсах по русскому синтаксису, истории русского литературного языка, стилистике, а также в спецкурсах по историческому синтаксису, по языку и стилю А. Н. Радищева.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Свободные и несвободные причастные и деепричастные конструкции в русском литературном языке второй половины XVIII века"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В диссертационной работе было исследовано функционирование свободных и несвободных причастных, деепричастных конструкций, выявлены некоторые синтаксические закономерности употребления, дано описание их стилистических функций. В процессе работы было проанализировано 156 текстов одного автора - А. Н. Радищева, - относящихся к разным жанрам: деловые документы, частная переписка, путевые дневники, повести, стихотворные, научно-публицистические и художественные произведения. Общий объем выборки составил около 3300 употреблений - приблизительно 1500 ПК и 1800 ДК. Была описана типология ПК с точки зрения выполнения ими полупредикативной функции, осложнения ими семантической структуры предложения. С этой целью для описания полупредикативной функции ПК отбирались конструкции 1) с полными и краткими постпозитивными причастиями, действительными и страдательными, в приименном употреблении, выполняющими роль согласованных определений при имени существительном (местоимении), сохраняющими вместе с тем имплицитное значение полупредикативности, 2) с несогласованными причастиями, имеющими собственный субъект, не совпадающий с субъектом предложения. Функционирование ПК рассматривалось в зависимости от семантико-синтаксических особенностей ядерного слова и положения причастной синтагмы относительно предикативного центра. Типология ДК была описана с точки зрения выявления изменений, произошедших в структуре предложения, следовательно, и в структуре деепричастного оборота. С точки зрения изменения функционирования языковых единиц в силу эволюции синтаксического строя языка была дана типология синтаксически несвободных конструкций, описание шло с учетом их особого строения, характерного для древнего состояния языка, и функционирования в зависимости от жанра произведения, стилистической характеристики. На основании проведенного анализа сделаны следующие выводы.
1. Анализ позиции ПК относительно определяемого слова, включающий в себя учет падежных характеристик, синтаксической функции в предложении и информативной достаточности определяемого компонента, позволил выявить огромное разнообразие возможностей употребления причастной синтагмы в текстах различной жанровой принадлежности. ПК во второй половине ХУШ века распространяют различные логико-синтаксические типы предложений, являясь как конститутивными членами предложения, так и неконститутивными. Данное разнообразие синтаксических возможностей ПК, выражающееся также в возможности ее присоединения к главным и второстепенным членам предложения с различной семантикой, позволяет использовать данный оборот как наиболее удобное средство осложнения предложения. Почти одинаковое количество ПК при автосемантичном и синсеман-тичном определяемом слове доказывает, что организация высказывания во второй половине ХУШ века была подчинена тем же законам, какие наблюдаются в современном русском синтаксисе. Семантически неэлементарным предложение становится не только при осложнении его структуры причастным оборотом: этому способствуют и сами определяемые компоненты, нередко являющиеся синтаксическими дериватами, пропозициональной лексикой.
2. Выявлены следующие закономерности распределения семантически неэлементарных структур в корпусе текстов Радищева. Наибольший процент многоуровневого осложнения (полипропозитивные конструкции, содержащие помимо ПК синтаксические дериваты, предикаты пропозиционального отношения (зависеть, думать, решать, влиять), детерминанты) содержится в произведениях делового характера (законодательных документах, докладных записках, проектах, записках о податях и т.д.). Произведения, относимые к научно-философскому жанру, представляют наибольшее количество конструкций, в которых ПК является конститутивным членом предложения: лексика, использующаяся в данном жанре, в большинстве случаев синсемантична, что обусловлено спецификой жанра. В двух данных типах текстов содержится наибольший процент причастий, способных к семантической компрессии, что наводит на мысль о намеренном стремлении автора усложнить структуру предложения. Художественные произведения Радищева не содержат большого количества столь осложненных в семантическом отношении структур, как в деловых документах: «Путешествие из Петербурга в Москву», написанное во многих частях слогом ораторской прозы, в большинстве случаев избегает чрезмерного семантического осложнения. Поскольку художественное произведение имеет целью воздействие на умы читателя, для введения в структуру дополнительных смыслов в большом объеме используются ПК и ДК, но при этом отсутствуют другие способы осложнения, присущие деловым документам Радищева и историко-философской прозе.
3. В историческом аспекте изменения, происходящие с ПК в XVin веке, в основном касаются вытеснения второго винительного падежа творительным предикативным, исчезновения второго дательного, могущего быть выраженным причастием, архаизации и применения в стилистических целях оборота «дательный самостоятельный». Дистантное положение ПК относительно определяемого слова уходит из употребления и используется Радищевым в стилистических целях - данное расположение причастного оборота позволяет акцентировать внимание читателя.
4. ПК демонстрирует возможность неограниченного наполнения лексическим материалом, что дает право признать ее синтаксически свободной конструкцией. Причастие может быть образовано от глаголов различных лексико-семантических групп, что влияет на возможности ее функционирования: глаголы конкретного действия и глаголы, характеризующие отношения между предметами: реляционные, поссесивные, компаративные, партитивные и т. д. Редкие случаи употребления ПК, не имеющих согласования с определяемым словом, не могут быть истолкованы как результат эволюции оборота «именительный самостоятельный» в силу различного лексического наполнения: оборот «именительный самостоятельный» имел основой краткие формы действительных причастий, в то время как конструкции, встречающиеся в литературном язьже XVIII века, во всех случаях содержат в своей структуре страдательное причастие. К данному обороту определение «синтаксически несвободная конструкция» может быть применимо лишь в следующем значении: подобные обороты, берущие начало из французского языка, уже изначально употребляются в качестве «синтаксического штампа». Генетическая принадлежность этой конструкции к инородному языку с правилами синтаксиса, отличными от законов русского синтаксиса, ощущается носителями языка: подобный оборот встречается в литературном язьже XVIII века нечасто и вследствие «несовместимости» требований русского и французского синтаксиса довольно скоро уходит на периферию языкового употребления.
5. Типология ДК была основана на рассмотрении их синтаксических функций, состава и структуры, а также положения оборота относительно предикативного центра с учетом его морфологического состава. Данные параметры помогли выявить некоторые закономерности в функционировании ДК в литературном язьже XVIII века. Выполнение деепричастием различных синтаксических функций, не до конца закрепившаяся норма употребления видовых значений давали возможность для многообразного использования данной полупредикативной единицы: в большей степени значение ДК зависело от ее различного положения относительно предикативного ядра, как, например, дифференциация временного значения и значения сопутствующего обстоятельства.
6. Изменения в составе ДК соответствуют тем основным изменениям в структуре простого предложения, которые имели место на протяжении XVIII-XIX веков. Одним из таких процессов, отразившихся в строении ДК, был уход из языка системы вторых косвенных падежей - обороты, содержащие второй винительный, используются автором в качестве стилистического приема, намеренной архаизации в тех частях «Путешествия из Петербурга в Москву», которые построены по канону торжественных слов. Другой процесс - нормализация словопорядка - также затронул структуру ДК, приблизив ее к современным нормам употребления. Граница в распространении этого процесса - поэтическая речь, в которой по-прежнему допускается использование «книжных» конструкций, демонстрирующих измененный порядок слов. Помимо изменений в синтаксисе предложения ДК вовлечена в активный процесс становления видо-временной системы: в области деепричастия происходит закрепление норм образования деепричастий совершенного и несовершенного вида.
7. Изменение состава и структуры простого предложения, а также перестройка синтаксической системы в сторону развитых гипотактических отношений изменили возможности функционирования ДК. В XVII веке из языка уходит конструкция «именительный самостоятельный», получившая свое развитие в результате становления категории деепричастия. Несколько модификаций данной конструкции - появление подлежащего, частично идентичного с подлежащим главного предложения, формальное отсутствие субъекта в деепричастном обороте, подлежащее, не зависимое от подлежащего предложения - указывают на то, как постепенно оборот «именительный самостоятельный» отходил на периферию языкового употребления, заменяясь формами, не противоречащими новым законам синтаксиса. Доказательством тому служит также появление в большом объеме этих конструкций в произведениях, допускающих ненормативное употребление языковых единиц, - в деловой и частной переписке, дневниках, мемуарах и т. п. В данном случае не наблюдается попыток языка удержать данную конструкцию путем наполнения ее новым лексическим материалом или новым содержанием (как было в случае ухода категории двойственного числа, формально оставшегося для выражения значения множественности). Ограничение сферы употребления конструкций с субъектом, независимым от субъекта предложения, начинается с двусоставного предложения: вступает в силу закон общего субъекта для ДК и предложения. Однако на протяжении XVIII века независимые конструкции в большом количестве удерживаются в двусоставном предложении, содержащем пассивную конструкцию, а также в безличном предложении. Столь долгому - вплоть до второй половины XIX века - удержанию в системе языка «ненормативных» конструкций способствовало несколько факторов. Первый - несомненное влияние французского языка, активно использовавшего независимый деепричастный оборот в структуре двусоставных, безличных и пассивных конструкций. Второй - при
178 сутствие в составе предложения косвенных указаний на субъект ДК - это делает подобные предложения менее затруднительными для понимания. Третий - существование метонимической связи между субъектом предложения и субъектом ДК. Четвертый связан с перестройкой синтаксической системы русского языка. По-видимому, в структуре пассивных и безличных конструкций на протяжении XVIII века происходили глубинные изменения - появление коррелятивных пар у страдательных и безличных оборотов, а также появление переходных случаев (например, контаминация синтаксических оборотов в конструкциях типа «лодку унесло ветер») может свидетельствовать о том, что язык еще недостаточно освоил данный тип конструкций. Возможность функционирования в XVIII веке независимых ДК в безличном предложении и в страдательной модификации может объясняться контаминацией в сознании носителя языка личных и безличных, активных и пассивных форм вследствие недостаточной оформленности данных категорий.
Список научной литературыЭгипти, Илона Анатольевна, диссертация по теме "Русский язык"
1. В диссертационной работе было использовано 156 текстов, взятых из двух источников. Для анализируемых текстов и источников в работе приняты следующие обозначения:
2. А. Н. Радищев. Избранные сочинения. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1952. (ИС)
3. Беседа о том, что есть сын отечества (БОТ) Бова (Бова) Вольность (В)
4. Дневник одной недели (ДОН)
5. Житие Федора Васильевича Ушакова (ЖУ)1. Журавли (Журавли)1. Идиллия (Идиллия)
6. К Российской истории (КРИ)1. Молитва (Молитва)
7. О добродетелях и награждениях (ОДН)1. Ода к другу моему (ОДМ)
8. Осмнадцатое столетие (Осмн. ст.)1. Опыт о законодавсгве (ОЗ)
9. О человеке, о его смертности и бессмертии (ОЧБ)
10. Памятник дактилохореическому витязю (ПДВ)
11. Песни, петые на состязаниях в честь древним Славянским божествам (Песни) Песнь историческая (Песнь ист.) Песня (Песня)
12. Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего (ПДК)
13. Положив непреоборимую преграду. (ПНП)
14. Почто, мой друг, почто слеза из глаз катится (ПМД)
15. Путешествие из Петербурга в Москву (ППМ)
16. Разрозненные заметки. (РЗ)1. Сафические строфы (С)1. Слово о Ермаке (СЕ)1. Творение мира (ТМ)
17. Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? (ТХ)
18. Час преблаженный (Ч) Эпитафия (Э)
19. Письма и прошения, помещенные в третьем томе (109 текстов), имеют общее обозначение: Письма.
20. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
21. Акимова Г. Н. Конкуренты сложного предложения в русском литературном языке XVIII века// Семантика и функционирование синтаксических единиц. Казань, 1983. С. 3-15.
22. Акимова Г. Н. Новые явления в синтаксическом строе современного русского языка. Л, 1982.
23. Акимова Г. Н., Козинцева Н. А. К определению значения зависимого таксиса в русском языке // Ученые записки Тарт. гос. ун-та. 1985. Т. 719. С. 44-61.
24. Акты служилых земледельцев XV- начала XVH века. Т. 2. М., 1998.
25. Алексеев А. А. Старое и новое в языке Радищева // XVIII век. Л., 1977. Вып. 12. С. 69-112.
26. Алисова Т. Б., Репина Т. А., Таривердиева М. А. Введение в романскую филологию. М., 1982.
27. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М, 1976.
28. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М., 1988.
29. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. М., 1999.
30. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.
31. Белошапкова В. А. Современный русский язык. Синтаксис. М., 1977.
32. Бенвенист Э. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955.
33. Беркович Н. Э. Страдательные конструкции в языке памятников XVIII века // Вопросы теории и методики изучения русского языка. Труды науч. конф. русского языка пединститутов Поволжья. Саратов, 1965. С. 129-136.
34. Богданов П. Д. Обособленные члены предложения в современном русском языке. Орджоникидзе, 1977.
35. Богородицкий В. А. Общий курс русской грамматики. М.-Л., 1935.
36. Богуславский И. М. О семантическом описании русских деепричастий: неопределенность или многозначность? // Известия АН СССР. Серия лит. и языка. 1977. Т. 36. № 3. С. 270-281.
37. Болгова Е. Я. Причастные обороты в языке прозы первой половины XIX века // Ученые записки Красноярск, пединститута. Вып. 1. С. 5-17.
38. Бондаренко И. А. Семантическая структура предложений с деепричастными оборотами со значением обусловленности. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1990.
39. Борковский В, И. Синтаксис древнерусских грамот. Львов, 1949.
40. Борковский В. И., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М.,1963.
41. Булаховский Л. А. Исторический комментарий к русскому литературному языку. Киев, 1950.
42. Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. Т. 1. Киев, 1952.
43. Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. Т. 2. Киев, 1953.
44. Булаховский Л. А. Русский литературный язьж первой половины XIX века: Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. М., 1954.
45. Бурсье Э. Основы романского языкознания. М., 1952.
46. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.
47. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. М., 1881.
48. Валимова Г. В. Особые случаи употребления деепричастий // Ученые записки Рос-товского-на-Дону гос. ун-та. 1945. Т. 4. Вып. 1. С. 3-30.
49. Виноградов В. В. История русских лингвистических учений. М., 1978.
50. ВиноградовВ. В. О теории художественной речи. М., 1971.
51. Виноградов В. В. Основные вопросы синтаксиса предложения (На материале русского языка)// Вопросы грамматического строя. М., 1959. С. 389-435.
52. Виноградов В. В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков. М., 1982.
53. Виноградов В. В. Русский язык: Грамматическое учение о слове. М., 1986.
54. Восгоков А. X. Русская грамматика. СПб., 1831.
55. Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. Л, 1977.
56. ГеоргиеваВ. Л. История синтаксических явлений русского языка. М., 1968.
57. Георгиева В. Л. Причастное сказуемое в истории русского языка // Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. 1961. Т. 225. С. 153-169.
58. Голубева Е. Л. Синтаксические функции именных причастий действительного залога в памятниках письменности XVII века. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1952.
59. Горшков А. И. История русского литературного языка. М., 1969.
60. Граве JI В. Аппозитивные причастия в «Поучении Владимира Мономаха» // Ученые записки Смоленского гос. пединститута. 1970. Вып. ХХП. С. 96-104.
61. Граве J1. В. Об одном стилистическом приеме в русском литературном языке XVI-ХУП вв. // Ученые записки Смоленского гос. пединститута. 1970. Вып. XXIV. С. 204-216.
62. Граве Л. В. Функциональные значения дательного самостоятельного в русском литературном языке XVI-XVII веков // Вопросы лексикологии и синтаксиса русского языка. Смоленск, 1975. С. 35-44.
63. Грамматика русского языка. Т. 2. Ч. 1. Синтаксис / Под ред. В. В. Виноградова. М.,1954.
64. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970.
65. Греч Н. И. Краткая русская грамматика. СПб., 1843.
66. Гумилевский Моисей (Михаил). Разсуждение о вычищении, удобрении и обогащении российскаго языка. М., 1786.
67. Давыдов И. И. Грамматика русского языка. СПб., 1849.
68. Дерибас-Тюкшина Л. А. Деепричастные конструкции в функции второстепенного сказуемого // Ученые записки МШИ. М., 1954. Т. 75. С. 51-83.
69. Дмитриева Л. К. Деепричастия и обособление обстоятельств // Функциональный анализ грамматических единиц. Л., 1980. Вып. 3. С. 118-137.
70. Дмитриева Л. К. Осложняющие категории и осложнение предложения в современном русском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1981.
71. Доза А. История французского языка. М., 1965.
72. Дурново И. И. Очерк истории русского языка. М.-Л., 1924.
73. Живов В. М. Язык и культура в России XVIII века. М., 1996.
74. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995.
75. Зализняк А. А., Падучева Е. В. К типологии относительного предложения // Семиотика и информатика. М., 1975. Вып. 6. С. 51-101.
76. Западов В. А. Проблемы текстологии и поэтики Радищева. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1985.
77. Зевакова Л. Н. Именные причастия действительного залога по памятникам русской письменности XVH-нач. XVIH в. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1954.
78. Зевакова JI. Н. Равноправное или второстепенное сказуемое? (Именные причастия действительного залога в функции сказуемого при своем подлежащем в памятниках XVII
79. XVIII вв.) // Вопросы лексикологии и синтаксиса русского языка. Смоленск, 1975. С. 107114.
80. Зелинская Г. Д. Причастие и деепричастие в поэтических произведениях Г. Р. Державина. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1966.
81. Золотова Г. А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М., 1982.
82. Золотова Г. А. Синтаксический словарь: Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 2001.
83. Золотова Г. А., Онипенко Н. К., Сидорова М. Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
84. Зяблинцев И. И. Функционально-семантическая значимость абсолютных конструкций в современном французском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1989.
85. Изменения в системе простого и осложненного предложения в русском литературном языке XIX века: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка1. XIX века. М., 1964.
86. Илия JI. И. Грамматика французского языка. М., 1964.
87. Историческая грамматика русского языка. Морфология: Глагол. М., 1982.
88. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Простое предложение. М.,1978.
89. Историческая грамматика русского языка. Синтаксис. Сложное предложение. М.,1979.
90. Исгрина Е. С. Синтаксические явления Синодального списка 1 новгородской летописи. Петроград, 1923.
91. Йокояма О. В защиту запретных деепричастий // American contributions to the ninth international congress of slavists. Kiev, 1983. Vol. 1. Linguistics. P. 373-381.
92. Калинская Т. Л. История абсолютных конструкций во французском языке. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1954.
93. Камынина А. А. Современный русский язык. Синтаксис простого предложения. М.,1983.
94. Карский Е. Ф. Из синтаксических наблюдений над языком Лаврентьевского списка летописи // Карский Е. Ф. Труды по белорусским и другим славянским языкам. М., 1962. С. 54-57.
95. Карский Е. Ф. Наблюдения в области синтаксиса Лаврентьевского списка летописи // Карский Е. Ф. Труды по белорусским и другим славянским языкам. М., 1962. С. 58-112.
96. Кацнельсон С. Д. Исгорико-грамматические исследования: Из истории атрибутивных отношений. М.; Л., 1949.
97. Кибрик А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. М., 1991.
98. Ковалевская Е. Г. История русского литературного языка. М., 1992.
99. Ковтунова И. И. Порядок слов в русском литературном языке XVIII первой трети XIX в. М., 1969.
100. Кожевникова К. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика. М., 1976. С. 301-315.
101. Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л., 1989.
102. Колшанский Г. В. Грамматические функции обособленных членов предложения // Филологические науки. 1962. № 1. С. 31-41.
103. Коновалова Л. И. Аппозитивное причастие в деловых документах XVI-XVII столетий// Ученые записки Казан, пединститута. 1971. Вып. 97. Сб. 8. С. 109-113.
104. Корнилов В. А. Предложения с причастными оборотами в современном русском литературном языке (по материалам произведений научн. литературы). Автореферат. канд. филол. наук. М., 1967.
105. Кормилицына М. А. Семантически осложненное (полипропозитивное) простое предложение в устной речи. Саратов, 1988.
106. Коротаева Э. И. К истории русских причастных оборотов // Ученые записки ЛГУ. Л, 1963. Т. 322. с. 80-94.
107. Коротаева Э. И. Наблюдения над синтаксическими явлениями литературного языка XVII столетия // Начальный этап формирования национального языка: Тез. докл. Межву-зовск. научно-теоретической конф. Л., 1960. С. 11-12.
108. Коротаева Э. И. Особые случаи употребления деепричастия в русском литературном языке VX3I-XIX столетий// Ученые записки ЛГУ. Л., 1959. Т. 277. С. 60-99.
109. Кочеткова Н. Д. Радищев и проблема красноречия в теории XVIII века // XVIII век. Л, 1977. Сб. 12. С. 8-28.
110. Кротевич Е. В. Обособление второстепенных членов предложения в современном русском языке. Алма-Ата, 1941.
111. Кудрявский Д. Н. К истории русских деепричастий. Юрьев, 1916.
112. Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М.,1971.
113. Кузнецов П. С. Очерки по морфологии русского глагола праславянского языка. М.,1961.
114. Кунавин Б. В. К вопросу о причастии-сказуемом придаточного предложения в древнерусском языке // Функционирование языковых единиц в синхронии и диахронии. JI, 1987. С. 72-78.
115. Кунавин Б. В. Причастные грецизмы и исконно славянские конструкции в древнерусских литературных текстах XTV-XV вв. // Проблемы исторического языкознания. 1986. Вып. 3. С. 152-157.
116. Кунавин Б. В. Функциональное развитие системы причастий в древнерусском языке. Автореферат. канд. филол. наук. СПб., 1993.
117. Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка (X середина XVHI в.). М., 1975.
118. Левин В. Д. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., 1964.
119. Лешка О. История причастий в русском языке до XV в. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1956.
120. Лингвистический энциклопедичесюш словарь / под ред. В. Н. Ярцевой. М., 1990.
121. Линдсей В. М. Краткая историческая грамматика латинского языка. М., 1948.
122. Лисгрова-Правда Ю. Т. Отбор и употребление иноязычных выражений в русской литературной речи XIX века. Воронеж, 1986.
123. Лихачев Д. С. Повести русских послов как памятники русской литературы // Путешествия русских послов XVI-XVTI вв. М.-Л., 1954. С. 319-346.
124. Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений: В 11 т. Т. 7. Труды по филологии. М.;Л., 1952.
125. Ломтев Т. П. Основы синтаксиса современного русского языка М., 1958.
126. Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского языка. М., 1955.
127. Ломтев Т. П. Предложение и его грамматические категории. М., 1972.
128. Лотман Ю. М. Радищев и Мабли // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992. С. 100-123.
129. Лотман Ю. М. Из комментариев к «Путешествию из Петербурга в Москву» // Латан Ю. М. Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992. С. 124-133.
130. Лотман Ю. М. Русская литература на французском языке // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Т. 2. Таллинн, 1992. С. 350-368.
131. Лыкова Т. В. Взаимосвязь деепричастия и основного глагола в структуре предложения. Автореферат. канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1975.
132. Лыкова Т. В. К вопросу о функциональной значимости деепричастия в структуре предложения // Структура глагола и его функции. Ростов-на-Дону, 1974. С. 89-100.
133. ИЗ. Маевская Н. И. Аппозитивное употребление кратких причастий действительного залога по памятникам XI-XV вв. // Ученые записки Казанского государственного университета. 1959. Т. 119. С. 149-164.
134. Мальцева И. М. «Журнал путешествия 1697-1698 гг.» и его издание в 1788 г. (Изменения в языке и стиле) // Литературный язык XVIII века. Проблемы стилистики. Л., 1982. С. 169-196.
135. Межва-Мазур Л. Конструкции с причастиями и деепричастиями в русском языке и их польские эквиваленты. Автореферат. канд. филол. наук. Минск, 1990.
136. Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951.
137. Мещерский Н. А. История русского литературного языка. Л., 1981.
138. Мижевская Г. М. Морфологические особенности произведения А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Автореферат. канд. филол. наук. Саратов, 1953.
139. Нейра А. Соотношение между паратаксисом и гипотаксисом во французском и русском языках. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1982.
140. Никифоров С. Д. Глагол, его функции и формы в русской письменности второй половины XVI века. М., 1952.
141. Обнорский С. П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.
142. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксис русского языка. СПб., 1912.
143. Овсянико-Куликовский Д. Н. Синтаксические наблюдения. СПб., 1899.
144. Одинцова И. В. Употребление действительных причастий настоящего времени при подлежащем в зависимости от препозитивного и временного значений. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1985.
145. Одинцова И. В. О грамматическом значении деепричастий в современном русском языке // Вопросы грамматики русского языка. Функциональный анализ морфологических структур. Иркутск, 1974. С. 34-46.
146. Осипов Б. И. История русской орфографии и пунктуации. Новосибирск, 1992.
147. Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков. Одесса, 1958.
148. Падучева Е. В. О семантике синтаксиса: Материалы к трансформационной грамматике русского языка. М., 1974.
149. Падучева Е. В. Семантические исследования. М., 1996.
150. Панфилов А. К. Русское слово и галломания // Проблемы современной исторической лексикологии. М., 1979. С. 13-20.
151. Панфилова 3. С. Становление системы причастных оборотов в русском языке XVIII века // Проблемы эволюции лингвистических единиц в истории русского языка (XI-XVHI в.) М., 1981. С. 125-131.
152. Патроева Н. В. Осложненное предложение и его функции в поэтической речи. Петрозаводск, 1999.
153. Перегонцева-Граве JI. В. Дательный самостоятельный в русском литературном языкеXll-XVin вв. Автореферат. канд. филол. наук. Л., 1955.
154. Петерсон М. Н. Очерк синтаксиса русского языка. M.-JI., 1923.
155. Петрова 3. М. О синтаксических и морфологических особенностях причастий в псковских говорах// Ученые записки ЛГПИ им. Герцена. Т. 225. С. 171-192.
156. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1928.
157. Пигин М. И. Причастное сказуемое в древнерусском языке, выраженное нечленным действительным причастием // Ученые записки Карело-Финского университета. 1955. Т. 5.Вып. 1.С. 175-186.
158. Пигин М. И. Категория определенности в древнерусском языке, выражаемая членными формами прилагательных и причастий. Петрозаводск, 1958.
159. Погореленко Г. М. Об одном употреблении причастий в деловом языке ХУШ в. // Краткие очерки по русскому языку. Курск, 1966. С. 248-255.
160. Полковникова С. А. Употребление именных и местоименных форм причастий действительного залога в «Житии Феодосия Печерского» // Сб. трудов по русскому языку и языкознанию. М., 1975. С. 219-231.
161. Полякова JI. А. История действительных причастий прошедшего времени (от глаголов IV класса на -ити). Автореферат. канд. филол. наук. Казань, 1975.
162. Попова 3. Д. Именные действительные причастия в русском литературном синтаксисе XVII века // Вопросы филологии. М., 1974. С. 160-168.
163. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-2. М., 1958.
164. Припадчев А. А. Особенности употребления деепричастий в архаических конструкциях на материале деловой письменности ХЛШ в. // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1979. С. 122-128.
165. Прияпсина А. Ф. Осложненное простое предложение. Владивосток, 1983.
166. Прияпсина А. Ф. Русский язык. Синтаксис осложненного предложения. М., 1990.
167. ПрокоповичН. Н. Вопросы синтаксиса русского языка. М., 1974.
168. Прокопович Н. Н. Словосочетание в современном русском литературном языке. М., 1966.
169. Развитие синтаксических конструкций в русском литературном языке XVIII века. М„ 1972.
170. Распопов И. В. Очерки по теории синтаксиса. Воронеж, 1973.
171. Реферовская Е. А. Формирование романских языков: французский язык. JL, 1980.
172. Ринберг В. Л. Древнерусские сложные конструкции и их современные параллели. Киев. 1975.153. «Российская грамматика» А. А.Барсова. М., 1981.
173. Рудакова 3. И. Причастные группы в языке прозы второй половины XVIII века // Функционирование языковых средств в художественной речи. Омск, 1979. С. 20-29.
174. Руднев А. Г. Обособленные члены предложения в истории русского языка. // Ученые записки J И ПИ им. Герцена. Т. 174. Кафедра русского языка. Л., 1959.
175. Руднев А. Г. Синтаксис осложненного предложения. М., 1959.
176. Рюмина О. Л. Причастные формы в книжно-литературном языке XVII в. (на материале фацеций) // Структура глагола и его функции. Ростов-на-Дону, 1974. С. 101 -111.
177. Рябова А. И., Одинцова И. В., КульковаР. А. Структурные и семантические типы осложнения русского предложения. М., 1992.
178. Самарина Г. Н. Деепричастные конструкции в русской прозе второй половины XVHI века. Автореферат. канд. филол. наук. Красноярск, 1962.
179. Самсуненко Н. Ф. Логико-грамматическая структура осложненного предложения в современных романских языках. Днепропетровск, 1979.
180. Селищев А. М. Старославянский язык. Т. 2. М., 1952.
181. Семантика и синтаксис конструкций с предикатными актантами. Л., 1981.
182. Скворцова А. А. Из истории деепричастных конструкций в памятниках письменности ХУЛ века // Ученые записки Красноярского пединститута. Красноярск, 1963. Т. 25. Вып. 1.С. 172-180.
183. Скворцова А. А. К вопросу о происхождении деепричастий в русском языке // Труды Томского гос. университета им. Куйбышева. 4-я науч. конф. 1955. Т. 129. С. 47-58.
184. Скобликова Е. С. Современный русский язык. Синтаксис простого предложения. М., 1979.
185. Смирнова Е. М. Употребление действительных причастий настоящего времени в русском литературном язьже второй половины XVIII начала XIX в. // Ученые записки Стерлитамакского пединститута. 1960. Вып. 2. С. 1-50.
186. Смолянов И. Д. Из разысканий о Радищеве // Радищев. Статьи и материалы. Л., 1950. С. 246-276.
187. Соболевский А. И. История русского литературного языка. Л., 1980.
188. Соболевский А. И. Лекции по истории русского язьжа. М., 1907.
189. Соболевский С. И. Учебник латинского языка. М., 1953.
190. Современный русский язьж: Осложненное предложение / под ред. П. А. Леканта. М., 1982.
191. Современный русский язьж: Фонетика. Лексикология. Словообразование. Морфология. Синтаксис / под ред. Л. А. Новикова. СПб., 2001.
192. СоколоваМ. А. Очерки по исторической грамматике русского язьжа. Л., 1962.
193. Спринчак Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса. Ч. 1. М., 1960.
194. Спринчак Я. А. Очерк русского исторического синтаксиса. Ч. 2. М., 1964.
195. Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков. М., 1968.
196. Стеценко А. Н. Исторический синтаксис русского языка. М., 1972.
197. Тарланов 3. К. Методы и принципы лингвистического анализа. Петрозаводск,1995.
198. Тарланов 3. К. Основные тенденции в динамике синтаксиса простого предложения в русском язьже XI-XVII вв. СПб., 1998.
199. Тарланов 3. К. Очерки по синтаксису русских пословиц. Л., 1982.
200. Тарланов 3. К. Развитие грамматической системы // Три века Санкт-Петербурга: Энциклопедия. Т. 1. СПб., 2001. С. 277-279.
201. Тарланов 3. К. Становление типологии русского предложения в ее отношении к этнофилософии. Петрозаводск, 1999.
202. Тарланов 3. К. Язык. Этнос. Время. Петрозаводск, 1993.
203. Теория функциональной грамматики: Введение. Аспекгуальность. Временная ло-кализованность. Таксис. Л., 1987.
204. Типология конструкций с предикатными актантами / под ред. В. С. Храковского. Л., 1985.
205. Травников С. Н. Традиционное и новаторское в повествовательных жанрах А. Н. Радищева. Автореферат. канд. филол. наук. М., 1978.
206. Трошева Т. Б. Формирование рассуждения в процессе развития научного стиля русского литературного языка XVIII-XX вв. Пермь, 1999.
207. Урысон Е. В. О специфике некоторых русских обособленных оборотов. О семантике русского обособления // Институт русского языка АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Вып. 163. М., 1985.
208. Успенский Б. А. Краткий очерк истории русского литературного языка (X3-XIX вв.). М., 1994.
209. Успенский Б. А. Язык Державина // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 3. М., 1997. С. 409-433.
210. Филиппова Л. С. Употребление деепричастий в памятниках народно-разговорного языка XVII начала XVIII в. // Научные труды Тюменского университета. 1975. Т. 20. С. 3340.
211. Хазагеров Г. Г. Введение в русскую филологию. Екатеринбург, 2000.
212. Чагишева В. И. Второй дательный падеж и его синтаксические синонимы в русском литературном языке XVII-XVIII вв. // Ученые записки J И'ПИ им. Герцена. 1961. Т. 225. С. 109-136.
213. Черемисина М. И. Деепричастие как класс форм глагола в языках разных систем // Сложное предложение в языках разных систем. Новосибирск, 1977. С. 3-28.
214. Шаролапова Ю. А. Пунктуация середины XVIII века. Автореферат. Автореферат. . канд. филол. наук. Куйбышев, 1956.192
215. Шахматов А. А. Очерк современного русского литературного языка. М., 1941.
216. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. Jl., 1941.
217. Шахматов А. А. Из трудов А. А. Шахматова по современному русскому языку (Учение о частях речи). М., 1952.
218. Шведова Н. Ю. Детерминирующий объект и детерминирующее обстоятельство как самостоятельные распространители предложения // Вопросы языкознания. 1964. № 6. С. 77-93.
219. Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960.
220. Шведова Н. Ю. Существуют ли все-таки детерминанты как самостоятельные распространители предложения? // Вопросы языкознания. 1968. № 2. С. 39-50.
221. Шишмарев В. Ф. Историческая морфология французского языка. M.-JL, 1952.
222. Шкляревский Г. И. История русского литературного языка (вторая половина ХУШ-ХЕХ в.). Харьков, 1967.
223. Шмелев Д. Н. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.
224. Язык русских писателей XVHI века. Л., 1981.
225. Якобсон Р. О. О структуре русского глагола // Якобсон Р. О. Избранные работы. М, 1985.
226. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира: Модели пространства, времени и восприятия. М., 1994.
227. Якубинский Л. П. История древнерусского языка. М., 1953.