автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Связность как категория дискурса и текста

Полный текст автореферата диссертации по теме "Связность как категория дискурса и текста"

На правах рукописи

Милевская Татьяна Валентиновна

Связность как категория дискурса и текста

(когнитивно-функциональный и коммуникативно-прагматический аспекты)

Специальности 10.02.19 - теория языка и 10.02.01 - русский язык

I

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Ростов-на-Дону - 2003

Работа выполнена на кафедре русского языка Ростовского государственного университета

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор Хазагеров Г.Г.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Качалкин А.Н. доктор филологических наук, профессор Леденёв Ю.И. доктор филологических наук, профессор Дегтярёв В.И.

Ведущая организация - Волгоградский государственный педагогический университет

Защита диссертации состоится 23 октября 2003г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212.206.01 в Ростовском государственном педагогическом университете по адресу: 344082 Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, ауд. 202.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ростовского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 22 сентября 2003 года.

Учёный секретарь диссертационного совета, канд. филол. наук, доцент

14 845

/ '

^ Традициям отечественной науки о языке свойственна устойчивая тенденция к изучению языка с позиций антропоцентризма. В последние годы интересы учёных переориентировались в сторону «внешней» лингвистики: статический структурно-семантический подход к изучению языка и речи начал уступать место динамическому, коммуникативному. Коммуникативно-когнитивная парадигма изучения продукта языковой способности человека поставила лингвистическую науку перед перспективой исследования динамического феномена, что потребовало выработки новых принципов, механизмов и параметров анализа, предопределив и использование в качестве одного из основных понятия «дискурс» как характеристики «речи, погруженной в жизнь» (Н.Д. Арутюнова).

Порождение связной речи (connected speech - N. Chomsky) как процесс передачи информации, интенций и эмоций говорящего осуществляется с помощью лингвистических (и паралингвистических) средств в определенной коммуникативной ситуации. Последовательность речевых актов создаёт связный дискурс как поток вербального речевого поведения. Но о речемыслительной деятельности человека можно судить лишь по анализу её материального продукта - текста.

Изучение связного текста относится к числу основных задач современной науки о языке. В исследованиях, посвященных этой проблематике, на первый план выдвигаются вопросы, касающиеся лингвистического статуса единиц «высшего синтаксиса», их выделения и классификации, установления способов тексто - и смыслообразования и т.п., а в последнее время - и взаимоотношения феноменов связного текста и дискурса как процесса его порождения.

Необходимость смены исследовательской парадигмы вызвана недостаточностью объяснительной силы традиционного структурно-семантического подхода, базирующегося на изучении текста теми же

кат-Anntrn п-гл II гтллттттлм/'лттгг Рпа ттт» тдлл паттлпатоп&н йот рптдцотпо о шс1иДшп(1) niu ii lipw^JiumwiKiA. ^/jjw^ci iivvav^vLiui wivn nvi v^nllw i wu u

определении сущности текстовых категорий и единиц, в подходе к их классификации. Но всё же наметилось сближение точек зрения в вопросах, касающихся деления этих категорий на содержательные и структурные (Т.Н. Николаева, И.Р. Гальперин, O.JI. Каменская и др.), начато комплексное изучение плана содержания и плана выражения отдельных категорий текста (З.Я. Тураева, Н.Д. Зарубина, Т.А. Бочка-рева, Н.В. Малычева и др.).

Связность рассматривается как структурная и содержательная категория текста. Но простая констатация факта связанности компонентов не даёт представления о том, какие же линейные и • иерархические факторы определяют организацию текста, каков характер именно его связности как базы цельности. Подход к тексту как результату, продукту дискурса ставит перед необходимостью выяснить, что определяет характер и средства связи элементов дискурса.

Когнитивно-прагматическая категория связности как основная смысло- и текстообразующая категория избрана в качестве предмета реферируемого исследования.

Актуальность исследования определяется необходимостью всестороннего и комплексного изучения плана содержания и плана выражения категории связности, лежащей в основе построения естественного семантически и прагматически когерентного дискурса и текста как продукта речевой деятельности. Исследование этой категории необходимо для понимания процессов и механизмов речемыслительной деятельности человека, решающего проблему порождения, интерпретации и усвоения смысла в направлении от смысла к тексту (для адресанта) и от текста к смыслу (для адресата).

Методологической основой работы служит принцип антропоцентризма, позволяющий рассматривать язык как семиотическую систему, основные референциальные точки которой соотнесены непосредственно с субъектом речи.

Объектом исследования является категоризация и концептуализация действительности, взаимодействие и взаимосвязи когнитивных категорий в речемыслительной деятельности человека.

Основная цель диссертационной работы предопределена избранным объектом и предметом исследования и состоит в выявлении и описании закономерностей формирования когерентного дискурса, в комплексном и всестороннем описании когнитивно-прагматической категории связности дискурса и текста, а также существующего в языке функционального поля средств выражения данной категории; в установлении предпосылок формирования и становления теории связности.

Цель работы определила конкретные задачи реферируемого исследования^

1. Выявить специфику связного дискурса как объекта лингвистического анализа с позиций антропо- и субъектоцентризма.

2. Установить структурные элементы связного дискурса и параметры их квалификации.

3. Определить значимость категории связности в порождении дискурса и текста как его продукта и выявить референциальную природу этой категории.

4. Проанализировать функциональное тождество разноуровневых средств языковой системы, специализирующихся на выражении связности дискурса, и систематизировать способы представления отношений когезии.

5. Раскрыть специфику лексической когезии как особого способа представления семантического пространства текста.

6. Выяснить роль дейктических средств в организации и обеспечении связности дискурса и текста.

7. Исследовать лексико-грамматический потенциал форм слов и конструкций в реализации отношений грамматической когезии.

Цель и задачи диссертации обусловили комплексное использование для описания семантики, синтактики и прагматики отдельных фрагментов дискурса методов компонентного, контекстологического, сравнительно-сопоставительного анализа, а также элементов и приемов трансформационного, дистрибутивного и конверсационного анализа.

Материалом для исследования послужили тексты художественных произведений, преимущественно русской литературы XX века, публицистические статьи и записи телевизионных передач. Картотека анализируемых фрагментов - около 10000.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Дискурс понимается как целостное речевое произведение в многообразии его когнитивно-коммуникативных и прагматических функций. Связный дискурс - это, прежде всего, совокупность мыслительных операций по обработке языковых и экстралингвистических данных при порождении текста как его продукта.

2. Ведущая роль в формировании когерентной структуры дискурса принадлежит субъекту высказывания, осуществляющему в соответствии с параметрами коммуникативной ситуации акт референции, состоящий в привлечении в зону рассмотрения связной модели данной ситуации. Установление локальной связности происходит на стадии формирования текста и требует выявления отношений когезии,

т.е. связей между клаузами (пропозициями) и адекватными поверхностными структурами.

3. Представление о тексте как статическом имманентно связном (и цельном) продукте дискурса позволяет определить его как любой протяженности последовательность языковых знаков, заключенную между двумя остановками в коммуникации.

4. Отношения когезии между различными элементами текста устанавливаются на основе взаимодействия различных языковых единиц, реализующих функцию связывания частей дискурса и текста. Систему подобных элементов разных уровней языковой системы, способных к выполнению указанной тождественной функции, с полным основанием можно квалифицировать как поле связности. План выражения категории связности представлен просодическими, лексико-семантическими, морфологическими и синтаксическими средствами.

5. С наибольшей отчетливостью противопоставлены по способу выражения отношений когезии лексическая (лексико-семантическая) и грамматическая (дейктическая и синтаксическая) когезия.

6. Специфика лексико-семантической когезии состоит в том, что глобальная связность дискурса и текста опирается на соотнесенность элементов лексической системы, совокупность сочетаний слов, наиболее значимых для передачи содержания текста. Эта совокупность является своеобразной понятийной сетью, в которой существуют отношения различного порядка между элементами семантической структуры. Локальная же связность конституентов текста выражается в последовательности обозначений одного и того же объекта - топика, микротемы полипредикативного объединения.

7. Центральным способом выражения отношений грамматической когезии, охватывающим любой вид объединения предикаций, является местоименная референция. Для построения когерентного дискурса, базирующегося на отношениях дейктической референции, говорящим используются также модальные слова и частицы, получившие статус дискурсивных слов.

8. Синтаксическое представление отношений когезии опирается на довольно широкий диапазон средств (соотношение модально-временных планов предикаций, порядок их следования, параллелизм структур, порядок слов, эллипсис, топики, бессоюзие и т.п.), поддерживаемых интонацией.

По мнению автора, теоретическая значимость исследования состоит в представлении связности как когнитивно-функциональной и коммуникативно-прагматической категории, выступающей в роли центральной смысло - и текстообразующей категории дискурса, в выявлении и квалификации способов выражения связности. На основе всестороннего и комплексного анализа дискурса и поля когезии грамматика связной речи получает когнитивно-прагматическое обоснование. Результаты исследования могут способствовать как становлению теории связности дискурса и текста, так и эпистемологии гуманитарных дисциплин в целом.

Новизна исследования состоит в том, что в нем впервые получила всестороннее освещение центральная категория дискурса -связность. В процессе анализа этой категории выявлены и систематизированы типы отношений когезии и способы их выражения применительно к лексическим и грамматическим средствам; обосновано положение о наличии в языке функционального поля когезии и определены его параметры; систематизированы линейные средства связи компонентов дискурса и текста; впервые последовательность иллокутивных актов, связанных коммуникативной целью говорящего в речевой перлокутивный акт, рассматривается в качестве единицы дискурса.

Все вышесказанное предопределяет и практическую ценность диссертации. Выводы по результатам комплексного и всестороннего изучения связности дискурса и текста могут быть использованы в учебных курсах по теоретической грамматике русского и других языйов, прагмалингвистике, лингвистике текста, функциональной лингвистике, теории межкультурной коммуникации. Материалы диссертации могут стать основой для спецкурсов и спецсеминаров, для написания учебников и учебных пособий по лингвистике текста и речевой деятельности.

Апробация работы. По результатам исследования были прочитаны доклады и сделаны сообщения на международных, всероссийских и межвузовских конференциях и семинарах в период с 1990г. по 2003г. В их числе: Вторая международная конференция ЮНЕСКО «Евролингвауни» (Москва 1995); Всероссийская научная конференция «Проблемы речевого воздействия» (Ростов н/Д - Новороссийск 1996); Всероссийская научная конференция «Этнос. Культура. Перевод-2» (Пятигорск 1997); Международная научно-

практическая' конференция «Межкультурная коммуникация: глобальный и региональный аспекты» (Ростов н/Д, 1999); Международная научная конференция «Филология на рубеже тысячелетий» (Ростов н/Д 2000); Международная научно-практическая конференция «Коммуникация -2002» (Communicating Across Differences») (Пятигорск 2002); Международная научная конференция Типолопя мовних зна-чень у диахроничному та зютавному аспектах (Украина, Донецк 2002); Международная, межвузовская конференция «Поэтика А.П. Чехова» - XXI Чеховские чтения (Таганрог 2002); Международный семинар «Методология исследования: дискурс в обучении иностранному языку» (Тамбов 2002); Международная конференция «Речь. Речевая деятельность. Текст» (Таганрог 2002); Вторая Международная научная конференция «Предложение и слово: парадигматический, коммуникативный, методический аспекты» (Саратов 2002); Всероссийская научная конференция «Язык и мышление: психологический и лингвистический аспекты» (Москва - Пенза 2002); Международная научно-практическая конференция «Человек. Язык. Искусство» (Москва 2000; 2002); 9-я Международная конференция «Россия и Запад: диалог культур» (Москва 2002); 1-ая Международная научная конференция «Методы современной коммуникации - 2002» (Москва 2002); Международная конференция «Антропоцентрическая парадигма в филологии» (Ставрополь 2003); Международная научная конференция «История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания» (Ростов н/Д - Адлер 2003), X Международный Конгресс МАПРЯЛ «Русское слово в мировой культуре» (Санкт-Петербург 2003).

Основные положения диссертации отражены в 58 публикациях, в том числе монографии.

Структура диссертации отражает логику и общие принципы исследования. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка из 530 наименований, а также списка источников фактического материала.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность темы диссертации, её научная новизна, определяется объект и предмет исследования, его

А

цели и задачи, теоретическая и практическая значимость результатов работы.

Первая глава — «Грамматика связной речи» - носит теоретико-методологический характер. В ней рассматривается взаимоотношение понятий дискурс и речевая деятельность, обосновывается необходимость учета сферы человеческих когниций при анализе связной речи, формулируются основные положения теории связности.

Автор реферируемого исследования солидаризуется со сложившимся в современной лингвистике (Арутюнова 1990; ван Дейк 1988; Иссерс 1999; Карасик 1998; Кибрик 1992; Кубрякова 2000; Па-дучева 2002; Сусов 1990 и др.) пониманием дискурса как целостного речевого произведения в многообразии его когнитивно-коммуникативных функций. Сближение коммуникативного (социо-прагматического) подхода, постулирующего дискурс как «речь, погруженную в жизнь», и когнитивного, обогатившего анализ дискурса учетом ментальной сферы языковой личности, в связи с чем дискурс предстает как движение информационного потока между участниками коммуникации, представляется автору реферируемой диссертации наиболее перспективным при исследовании этого сложного и многоаспектного феномена. Важно то, что в рамках дискурсивного подхода утверждается отношение к языку не только как к важнейшему инструменту категоризации мира, но и как важнейшему средству выражения и отражения когнитивной деятельности человека.

В этой связи вполне закономерным и обусловленным становлением общей теории вербальной коммуникации как науки о взаимодействии и взаимообусловленности языка, мышления, культуры и общества представляется и обращение к экспериментально доказанным фактам, которыми оперирирует психолингвистика.

В частности, в трудах представителей русской психолингвистической школы (А.Н.Леонтьев, A.A. Леонтьев, Т.М. Дридзе, И.А. Зимняя,) утвердилось понимание речемыслительной деятельности как особого вида социального поведения, что, по мнению автора, согласуется с устоявшейся трактовкой дискурса как коммуникативно-когнитивного события и позволяет говорить о дискурсивной деятельности как речемыслительной деятельности коммуникантов, связанной с познанием и презентацией мира говорящим и осмыслением, реконструкцией языковой картины мира отправителя речи реципиентом.

Предметом этой деятельности является мысль, продуктом - высказывание, а целенаправленным средством реализации - речевой акт.

В процессе интеракции говорящий и слушатель реализуют отличные друг от друга мотивы, цели и намерения, которые могут быть представлены как противоположно направленные векторы. Очевидное несовпадение коммуникативных интересов адресанта и адресата признавалось ещё Ш. Балли, А. Сеше, J1.B. Щербой; на необходимость строго различать лингвистику отправителя и лингвистику получателя речи указывал и P.O. Якобсон.

Дискурсивная деятельность как способ межличностного вербального взаимодействия предполагает взаимную ответственность коммуникантов за поддержание коммуникативного баланса, но при этом несомненно более значимой является роль адресанта как генератора и «хозяина» дискурса, что вполне согласуется с мнением , французских постструктуралистов о ведущей роли субъекта высказывания.

Осуществляя одну из самых сложных форм человеческой деятельности - порождение дискурса и построение текста, говорящий оперирует максимально большим количеством стратегий - от построения смыслового плана текста до управления текстовой базой на линейном уровне. Порождение включает максимальное число активных выборов и решений, требующих больших ресурсов и внимания, чем восприятие. Соответственно, конструирование текста предполагает большее число мыслительных операций и большую трудность, чем его интерпретация. Деятельность продуцента имеет и более отчетливую прагматическую перспективу, чем деятельность реципиента: дискурсивная цель говорящего состоит в эффективном речевом воздействии на слушателя, в достижении перлокутивного эффекта, в создании успешной коммуникации.

Дискурсивные стратегии реципиента направлены на декодирование поверхностной структуры текста, его компрессию с целью преобразования в ментальное представление, а в конечном счёте - на поиск адекватной интерпретации: как автор текста осуществляет в со- i

ответствии с поставленной дискурсивной целью отбор неязыковых и языковых средств, релевантных для данной ситуации, так и адресант оценивает собственные возможные выводы применительно к условиям коммуникации.

Продукционные стратегии говорящего направлены на создание высказывания, обладающего интенциональностью, то есть акта иллокутивного. Но дискурсивная деятельность имеет своей целью не порождение текста как такового; дискурсивная (коммуникативная) цель говорящего состоит в установлении успешной коммуникации. Будучи ведущей, определяющей целью деятельности, дискурсивная цель достигается через реализацию и поглощение иллокутивных. Так, например, в дискурсе «Я опаздываю на лекцию.(1) Подвезёшь?(2)» сочетаются иллокутивные акты констатации (1) и просьбы (2), но целью говорящего является реакция адресата на запрос, и эта коммуникативная цель подчиняет себе иллокутивную констатирующую.

Внимание реципиента сосредоточивается на всем комплексе целей говорящего, а не на единичном «внеречевом акте» (Т. Виноград), взятом как первичная сущность. Таким образом, сегментация речевого потока на единицы, соответствующие речевым актам, разнится с вычленяемыми в реальной ситуации коммуникативными единствами. Проблема косвенности речевого акта и амбивалентности его интерпретации существует лишь как исследовательская задача, вопреки реальному отношению конкретного высказывания к предыдущим и/или последующим высказываниям.

Реализуемая говорящим интенция «быть понятым» предполагает построение цепочки - дискурсивной последовательности речевых иллокутивных актов такой протяженности, какая представляется отправителю речи достаточной для достижения им коммуникативной цели. Дискурсйвно-ориентированный подход позволяет автору реферируемой работы вычленить в качестве единицы анализа такую совокупность речевых действий, которая объединена коммуникативной целью говорящего: коммуникативные стратегии отправителя речи состоят в воздействии на слушателя, в достижении перлокутивного эффекта.

Перлокутивный акт имманентно включает в себя акты локу-ции и иллокуции. Более того, перлокутивный акт может реализоваться и через различные иллокутивные акты, чьи силы зачастую противоречат друг другу. Фрагментом одного дискурса с точки зрения говорящего является любая последовательность речевых иллокутивных актов - от репрезентативов до декларативов, связанная единой коммуникативной целью. Следовательно, под единицей дискурсивной

деятельности субъекта речи представляется целесообразным понимать не речевой акт как синоним акта иллокуции, а речевой перлокутивный акт.

Дискурсивный подход дает возможность решить многие проблемы лингвистики текста, расставляя акценты в пользу обусловленности параметров текста ролью отправителя речи - субъекта высказывания, осуществляющего свою деятельность в определенных условиях с определенной целью. В качестве продукта дискурсивной деятельности цепь, комплекс высказываний - речевых (коммуникативных) актов, предстает как связный текст.

В реферируемой работе связный текст рассматривается как необходимый, базовый, конституирующий элемент дискурсивной деятельности. Это уникальный продукт коммуникативно-когнитивного процесса, материальное свидетельство его осуществления; объективно существующий факт действительности, представляющий собой реализацию коммуникативной интенции говорящего через систему определенных действий и операций.

Текст является областью схождения разнонаправленных, но конгруэнтных по своей природе действий, совершаемых коммуникантами. Характеристика дискурса как феномена динамического позволяет анализировать текст как явление статическое, а также дать ответ и на значимый для лингвистики текста вопрос о единицах исследования: текст является продуктом данного дискурса до тех пор, пока продуцент (реципиент) не инициируют остановку коммуникации. Представление о тексте как статической имманентно связной, цельной и завершенной промежуточной стадии дискурсивной деятельности позволяет определить его как любой протяжённости последовательность речевых актов, заключённую между двумя остановками в коммуникации.

В основе создания текста как связного, целостного и завершенного речевого произведения лежат ведущая роль коммуникативной ситуации и автора текста как её участника. Дискурсивная перспектива исследования позволяет по-иному взглянуть на эту фундаментальную категорию лингвистики текста, которую автор считает основной смысло- и текстообразующей категорией дискурса.

Связность является центральной категорией текста, его конституирующим признаком. Р. Богранд и В. Дресслер именно «формальную когезивность» и «смысловую когерентность» рассмат-

ривают как важнейшие требования текстуальности. План содержания и план выражения этой категории ещё не были предметом специального изучения. Связность до сих пор не получила однозначного определения, став предметом анализа ряда наук, разрабатывающих теорию коммуникации - логики, информатики, психологии и, конечно же, лингвистики.

Немаловажную роль в познании сущностных характеристик категории связности сыграла адаптация в рамках дискурсивного подхода базового для наук об интеллекте постулата о квантовом характере мышления. Выделение У.Чейфом в информационном потоке единиц (клауз), соизмеримых с квантами мышления, приводит к представлению и о дискретно-волновой природе дискурса. Но преобразование дискретного представления в представление связное -жесткое требование, норма порождения дискурса, необходимое условие успешности коммуникации. Несовместимость дискретной структуры концепта и поверхностных форм текста предопределяет необходимость трансформации, связанную с изменением конфигурации ментального представления в линейную структуру. Таким образом, дискретность предопределяет в качестве доминантной стратегии говорящего установление связности порождаемого текста.

Связность проявляется в первую очередь в линейной последовательности знаков, начиная от объединяемых во внутренней речи компонентов пропозиции и кончая наборами высказываний, оформленных как самостоятельные предложения.

В основе связности лежит референция, причем референтом связного текста становится модель ситуации действительности, которая осмыслена отправителем речи как связная. Автор предлагает считать когерентным такой дискурс, который отражает связность репрезентируемых фактов в модели ситуации, построенной говорящим.

Глобальная связность устанавливается продуцентом уже на начальной стадии разработки дискурса: происходит установление релевантных связей между структурами знаний. Тем самым категория связности получает когнитивное содержание: происходят упорядочение концептуального содержания, отбор и оценка фактов внеязыковой действительности, отражающиеся в последовательной структуре текста; это эксплицитно или имплицитно выраженное мыслительное согласование, оформляемое согласованием как коммуникативно-

прагматическим, так и грамматическим, опирающимся на интенцио-нал языковой формы.

Следовательно, план содержания категории связности - это отражение в мысли и передача в линейном потоке речи некоей общности, свойственной двум или более явлениям, с одной стороны, и соединение этих феноменов в некое смысловое целое - с другой.

Но перевод глобальной макроструктуры на ранних стадиях разработки в языковую форму дает лишь план, конспект текста, что убедительно продемонстрировали в своей Теории риторической структуры У. Манн и С. Томпсон. Учитывая тот факт, что распределение информации по клаузам при построении дискурса остаётся неизменным (одна идея на одну предикацию), можно предположить, что авторские интенции на этой стадии предполагают выбор адекватной поверхностной структуры для передачи релевантных связей между клаузами.

Выбор говорящим поверхностной структуры зависит от таких переменных, как конситуация и контекст. Знание и высказывание отнюдь не неизбежно релевантны, а релевантны в соответствии с поставленной задачей: структура самого знания и его языковая репрезентация могут не совпадать. Условия и задачи порождения дискурса предопределяют различные типы представления ментального пространства, развитие пропозиции может определить манифестацию разных структурных схем. Тем самым, категория связности получает не только когнитивно-операциональное содержание, но и коммуникативно-прагматическое.

Как внешнее свойство связность проявляется при взаимодействии единиц нижележащего уровня на более высоком уровне. Установление локальной связности происходит на стадии формирования текста и требует выявления связей между пропозициями и поверхностными структурами - выявления отношений когезии. Посвятившие исследованию когезии в английском языке монографическое исследование М.А.К. Халлидей и Р. Хасан подчеркивают, что отношениями когезии являются отношения между двумя или более элементами в тексте, независимые от структуры.

Отношения когезии, так же, как и когерентность дискурса, определяются референцией. В плане отношений на уровне семантики речевых произведений связность означает совместимость референци-альных свойств языковых знаков. По существу, связность

основывается на одинаковой денотативной отнесенности единиц текста, тождестве их референции. Таким образом, в отношения когезии вступают такие элементы, что способны к референциальному взаимодействию как с внеязыковой ситуацией, так и между собой.

Очевиден субъектоцентризм категории связности. При порождении когерентного дискурса говорящий свободен в выборе средств репрезентации мыслительного содержания, которые представляются ему релевантными для данной конкретной ситуации общения, эксплицируя именно те связи между клаузами и таким образом, что представляется ему наиболее адекватным применительно к его интенциям и оценке коммуникативной ситуации в целом. Связность как релевантное свойство дискурса и текста всегда устанавливается говорящим как носителем определенных концептуальных схем, отражая значимые связи и отношения его индивидуальной и ситуативной картины мира. Задача реципиента, по существу, заключается в распознавании и идентификации референциальных намерений говорящего при опоре на те связи и отношения, которые активированы самим отправителем речи.

Следует подчеркнуть, что свобода интенции говорящего одновременно и обусловливается, и ограничивается интенционалом языковых средств. Характер отношений когезии во многом предопределяется лексико-грамматическими характеристиками вступающих в них элементов языковой системы; имманентные свойства языковой единицы обусловливают и синтаксическое представление отношений когезии.

Итак, Связность в её коммуникативно-прагматическом выражении - когезия - может быть квалифицирована как категория дискурса и текста, средства выражения которой ориентированы на интеграцию элементов речевого потока, на создание континуума, реализующегося в структурно-семантической сопряженности этих элементов, обеспечивающей последовательную и логическую цельность текста.

Одним из условий когерентности дискурса служит связность концептов: когерентное описание картины мира фиксирует связи между элементами ментальной сферы. Поэтому вполне закономерно когерентность дискурса в первую очередь проявляется в глобальной связности всех элементов текста. Глобальная связность, устанавливаемая на начальной стадии планирования текста, предопределяется

выбором темы, топика дискурса. Проще говоря, продуцент определяет тему сообщения и примерный круг рассматриваемых проблем. Тема дискурса - это та экстралингвистическая ситуация, связное представление которой репрезентирует говорящий. Поэтому глобальная связность является особенностью внутренней организации топика и отражается в макроструктуре текста.

Адекватная когнитивная обработка стандартных ситуаций опирается на фреймы как хранимые в памяти или создаваемые по мере надобности пакеты информации. Таким образом, топик является сложной организацией, которая подлежит описанию в терминах сложившейся рамках когнитивной науки фреймовой семантики (М. Минский, Ч. Филлмор, Р. Шенк). Фреймы обладают внутренней структурой, элементы которой представлены сложной конфигурацией слотов и их содержания. Как отражение внеязыковой ситуации, фрейм обладает достаточно свободным составом слотов. Но в то же время фреймы, как особые когнитивные структуры схематизации знаний, соединены в систему, придающую тому или иному аспекту человеческого опыта связность.

Когерентность дискурса предопределяется связностью концептов в структуре фрейма как прототипичного и универсального способа «упаковки» знаний. Но необходимо отметить наряду с универсальностью и конвенциональностью фрейма его специфичность: различия в опыте как совокупности знаний о мире существенны у различных участников коммуникации; получатель речи, не способный распознать фрейм, определяющий макроструктуру дискурса, интерпретирует такой дискурс как некогерентный.

Одним из наиболее важных факторов, обусловливающих адекватную интерпретацию мыслительного содержания, является тождество культурного кода в самом широком смысле этого слова. Принадлежность к определённой национально-дискурсной формации позволяет определить каждого носителя определённого языка как взаимозаменяемого субъекта, способного в сходных условиях породить сходное высказывание. Очевидно, что условием тождества высказывания в таком случае может служить тождество фоновых знаний - «макропресуппозиций» (В. Красных) субъектов высказывания.

Национально специфичны не только сами концепты, но и те связи и взаимоотношения, которые языковое сообщество устанавливает между ними, кодируя релевантную для носителя данного языка

картину мира. Признаком того, что ряд концептов сопряжён и взаи-моотнесён в языковом сознании, служит их взаимодействие в макроструктуре одного дискурса. Эти связи несводимы лишь к взаимодействию единиц лексической системы. Например:

И фамилия гениальная. Попадание, 100% попадание! Пу-тин. Путь. Путный. Путёвый. П-П - Путин президент! Вальтер ПП, автомат ППШ. Светлый путь. Верным путём идёте. Путь из тупика. Дорога к храму. Свет в конце тоннеля. Путь наверх и жизнь наверху. Путь Абая. Распутица. Путь к причалу. Дорогу осилит идущий. Эх, дороги...пыль да туман! Путь далёк у нас с тобою, веселей, солдат, гляди! - Он хлопнул замполита по спине. - Какие прекрасные ассоииа-ции. Коллективное бессознательное (подчёркнуто мною — Т.М.) на нашей стороне (М.Веллер). > Связность этого дискурса достигается не только за счёт ис-

пользования средств когезии для экспликации связей между клаузами (редупликация корневой морфемы пут-, синонимия путь - дорога). «Коллективное бессознательное» - макропресуппозиции русских конца XX в. - включает в себя обширный пласт узуальных культурно-специфичных ассоциаций, вызываемых мотивирующей основой фамилии президента. Связи между концептами, находящимися в отношениях ассоциации, не эксплицируются, и данный фрагмент дискурса может быть декодирован как связный лишь представителями одной национально-дискурсной формации.

Макропресуппозиции зачастую носят импликативный характер, т.е. они не выражены в вербальном тексте, а выводятся из него реципиентом. Структура дискурса во многом предопределяется не только теми элементами концептосферы, что актуализованы в сознании участников коммуникации, но и их имплицитной когерентностью. Различные виды выражения имплицитных значений соотносятся с характером имплицируемой информации и порождаются потребностями речевой коммуникации.

Когерентность структуры дискурса опирается не только на на' циональную специфичность. Большая часть накопленных знаний о мире является общечеловеческой, универсальной. Но при этом отправитель и получатель сообщения могут обладать различным объемом знаний вообще, когерентность дискурса во многом предстает как интерпретационная категория, своего рода выводное знание. Вывод о

связности модели референтной ситуации осуществляется реципиентом при опоре на макропресуппозиции.

Они включают в себя и знания об определенных типах текстов и их характеристиках - когерентен для реципиента любой текст (произведение), имеющий заголовок и, тем более, оглавление и т.п.

В этой связи как когерентный трактуется и автором, и получателем такой дискурс, связность которого опирается на использование риторических фигур как релевантных показателей связности и цельности различных участков текста. Использование схем усиления изобразительности и выразительности для управления текстовой базой - особый, специфический вид дискурсивных стратегий (в терминологии Т. ван Дейка и В. Кинча - «риторические стратегии»). Их выбор обусловлен тем, что схемы усиления, равно как и структурные схемы предложения, рекурсивны и воспроизводимы. Прецедентные по структуре и семантике фигуры речи могут трактоваться как канонические образцы построения текстовой базы. Тем самым перед говорящим предстает когнитивно обусловленная рамочная конструкция, которая облегчает выбор лексем на прагматически заданные позиции..

Когерентность дискурса опирается не только на макропресуппозиции как активируемые в ходе дискурсивной деятельности элементы когнитивной сферы. Непосредственные условия порождения и восприятия дискурса предполагают оценку коммуникантами конкретной ситуации общения и позволяют осуществлять в каждом конкретном случае ситуативную инференцию на основании знаний обо всех параметрах ситуации. Микропресуппозиции, или прагматические пресуппозиции (Т. ван Дейк) отражают представление коммуникантов о контекстных условиях актуализации высказываний. Это и соотнесенность высказывания с прагматическими координатами «я - здесь - сейчас», и индивидуальные и социальные характеристики интерактантов; лингвистические, социальные и физические свойства контекста; потенциал значения языковой единицы и т.п.

Важно отметить следующее: структура дискурса (когерентная структура, так как нет некогерентного дискурса) имеет основанием личность участника коммуникации. Отправитель речи, опираясь на собственные макро- и микропресуппозиции, всегда порождает когерентный дискурс. Проблема когерентности дискурса возникает в большей степени как проблема интерпретационная, определяемая

объемом и адекватностью ситуации общения всего комплекса пресуппозиций получателя сообщения.

Вторая глава - «Способы реализации связности текста» -посвящена выделению и описанию линейных средств когезии - звеньев языковой системы, выполняющих связующую функцию. В ней на базе представления об изоморфизме конструктивных единиц рассматриваются различные связные поверхностные структуры, репрезентирующие пропозитивную номинацию первичным способом: сложные синтаксические целые (ССЦ), сложносочинённые предложения (ССП), сложноподчинённые предложения (СПП), бессоюзные сочетания предложений (БСП).

Очевидная потребность коммуникантов передать и воспринять фрагмент информационного потока как продукт одного дискурса, т.е. как связный текст, предопределяет интеграцию предикаций в различные виды синтаксических объединений. В связной речи соединяются пропозиции, получающие предикативное выражение по определенным моделям - структурным схемам предложения. В этих воспроизводимых моделях находит отражение прецедентная связь не только с их способами отражения в языке, но и с реалиями действительности, и с прагматической ситуацией.

Но очевидно, что отношения между предикативными единицами в тексте устанавливаются не только на основании сочинения и подчинения как особых принципов соединения предикативных частей в составе сложного предложения. Сочинение, а в особенности подчинение, имеют тенденцию к образованию замкнутой, преимущественно бйНарной структуры, выражающей сложное суждение. Логическая основа формирования сложного предложения несомненна. Очевидно, это самый сложный способ языковой репрезентации связной модели внеязыковой ситуации, для оформления которого в системе языка выделилась самостоятельная часть речи - союзы. Экспликация союзного средства формирует конструкцию более сложную по структуре, но более очевидную по семантике. Такое маркированное выражение связанности продукта дискурса в равной степени упрощает как задачи читателя, так и задачу автора и прагматически обусловлено в письменном модусе отстранённостью продукта дискурса - текста - от его создателя.

Более простым и компактным способом передачи мысли является бессоюзная организация поверхностной структуры. В устном

модусе говорящий почти всегда обходится без экспликации союзных средств, да и в письменном они используются преимущественно для связи предикативных частей в составе сложного предложения, но не для связи предложений между собой. Нетривиальный анализ письменного текста позволяет заметить, что почти никогда новое предложение (следующее после точки) не начинается с союза, а если и начинается, то союз или выполняет функцию частицы, или обращен внутрь последующего предложения, или же мы имеем дело с парцеллированной структурой.

Бессоюзные сочетания предложений относятся к разряду единиц, в максимальной степени адекватно отражающих когнитивные модели взаимосвязи ситуаций действительности, хранящихся в человеческой памяти. Способность гетерогенных средств языка к обладанию функцией связывания наиболее отчетливо проявляется именно в бессоюзных конструкциях. Бессоюзная связь - типичный способ объединения компонентов дискурса в разговорной речи - оказывается для говорящего предпочтительней других способов репрезентации мыслительного содержания в силу универсальной для всех видов социального поведения тенденции к экономии усилий.

Базовое для дискурсивного анализа различение письменного и устного дискурса предлагает новые перспективы исследования характера и природы структурно-семантических типов полипредикативных объединений. В частности, анализ устного дискурса как исходной и фундаментальной формы существования языка позволил выявить несовпадение физической расчленённости речевого потока с традиционным членением текста на предложения.

Основным средством синтагматической консолидации и делимитации речевых единиц является интонация. Интонация — это универсальный и облигаторный способ дискурсивной просодии, специализирующийся на выражении отношений когезии. Речь идёт не только об интонации начала и интонации завершённости, служащих для реципиента значимыми сигналами - границами коммуникативного акта говорящего. Коммуникативная несамостоятельность клауз -элементов одного дискурса - всегда подчёркивается интонационно.

В реферируемой работе интонация рассматривается не столько как основное, ведущее средство выражения смысловых отношений, сколько как регулярное и облигаторное средство связи предикативных частей. Способность интонации различать типы грамматических

отношений расценивается как вторичное прецедентное свойство этой фонологической единицы. В то же время автор считает, что интонация не создает связности сама по себе, а является наиболее отчётливым сигналом в плане выражения этой текстовой категории, подчёркивая лексико-грамматическую спаянность частей.

Интонация и союзные элементы, в равной степени маркируя отношения зависимости/независимости, являются разными по степени значимости и участию в оформлении средствами связи полипредикативного объединения. Интонация создаёт это целое как единство, а союзы вкупе с различными конкретизаторами служат его интеграции, отношения же между частями определяются лексико-семантическими и другими сегментными средствами когезии.

Представление о целом комплексе средств, реализующих функцию связывания предложений в составе целого, имеет Давнюю традицию. Разнообразие элементов, служащих, наряду с союзами и интонацией, для объединения клауз (в терминах классической грамматики - для связи предложений/предикативных частей), довольно часто отмечается в работах известных российских грамматистов (М.В. Ломоносов, A.A. Барсов, Ф.И. Буслаев, A.A. Потебня, Ф.Ф.Фортунатов, A.A. Шахматов, A.M. Пешковский). О разнообразных «синтаксических приёмах» - способах выражения связи и зависимости между предложениями неоднократно говорил В.В. Виноградов.

Выделение целого комплекса средств, специализирующихся на функции связывания, представляется вполне закономерным: связность - центральная категория текста, базирующаяся на различных как когнитивных, так и коммуникативно-прагматических факторах. Как доминантная стратегия говорящего, установление связности порождаемого дискурса предполагает множество выборов и решений при активации релевантных элементов языковой системы. Для говорящего нет бессвязного текста, более того, установление и выражение связности представляется его приоритетной задачей, решаемой регулярно и даже - облигаторно.

Автор считает возможным описание гетерогенных по уров-невой принадлежности связующих элементов - коннекторов (А. Мартине), объединенных тождеством функции связывания, в рамках функционально - семантического подхода.

Понимание категории связности как категории функциональной согласуется и с выделяемыми уже в рамках структурного подхода средствами связи, наиболее регулярными из которых являются местоимения и союзы. Природа этих языковых единиц такова, что позволяет говорить о категории связности как функциональной даже в том строгом и точном смысле слова, что вкладывает в этот термин генеративная лингвистика, определяя как функциональные категории, вершины которых представляют собой грамматические функторы, то есть чисто грамматические слова - союзы, артикли, указательные местоимения и т.п.

Будучи функциональной, по устоявшимся в современной лингвистике канонам, категория связности формирует совокупность разноуровневых средств своего выражения - поле связности, исходным моментом для выделения которого служит комплекс показателей связности элементов текста, как эксплицитно, так и имплицитно выраженных.

Отвечая на дискуссионный вопрос о том, представляет ли полевая конфигурация в современном языке грамматикализацию категории в процессе становления или, наоборот, это распад былой регулярности, автор берётся утверждать, что экспликация связующих компонентов дискурса - свидетельство становления рассматриваемой функционально-семантической категории в единстве плана содержания и выражения. Потребность в актуализации и в большей степени конкретизации смысловых отношений привела к тому, что в системе лексико-грамматических средств, связующих компоненты бессоюзного дискурса, со временем стали выделяться союзы как элементы, специализирующиеся именно на выражении функции связывания. Являясь, наряду с этой функцией, разграничителями однофункциональной (на основе сочинения) или разнофункциональной (на основе подчинения) сочетаемости компонентов, союзные средства выступают скорее в роли маркёров определённого типа организации дискурса.

Ни союзы, ни местоимения, несомненно являющиеся вершиной категории и даже вершиной поля, если ему приписать конфигурацию грамматического фрейма (Ч. Филлмор), не обладают той степенью облигаторности, чтобы выступать в роли грамматикализованного центра поля связности. Таким образом, топология этого поля может быть охарактеризована как слабоцентричная или поли-

центричная, что также подтверждает тезис о категории связности как оформляющейся категории.

Описание полевой структуры должно опираться и на выявление той семантической (понятийной) категории, которая может лежать в основе её формирования. Отмечая, вслед за A.B. Бондарко, сложное соотношение семантических функций с прагматическими, автор предлагает рассмотрение категории связности как функционально-прагматической категории. Она формирует функционально-прагматическое поле связности, включающее в себя местоименные слова и союзы; лексические повторы; элементы лексической системы, находящиеся в гиперогипонимических, синонимических и антонимических отношениях; слова, соотнесенные друг с другом в синтагматическом ряду на основе общих сем и ассоциативных связей; модальные слова и частицы; синсемантичные лексемы и слова с дейк-тической семой.

Особым способом представления отношений когезии являют-щ) ся синтаксические средства, такие, как параллелизм формальной и

синтаксической структуры; структурная неполнота частей; наличие общего члена - координатора однотипности структуры; порядок следования предикативных единиц.

Отмечая различие в способности ряда элементов выполнять связующую функцию, автор считает возможным выделить микрополе лексической когезии и микрополе грамматической когезии.

Третья глава - «Лексическая когезия» посвящена описанию соответствующего микрополя с позиций фреймовой семантики.

Отношения лексической когезии опираются в первую очередь на номинативные элементы лексической системы языка, их парадигматические связи и отношения. Именно лексическая семантика, а шире - когнитивная семантика, имеющая дело с вербализацией концептов, обладает достаточной объяснительной силой в отношении адекватного описания семантического пространства текста.

Семантическое пространство складывается из перекрещиваю* щихся конфигураций нескольких нижестоящих фреймов с одной вершиной. Каждый текст на уровне глобальной связности предстает как своеобразная понятийная сеть, где существуют отношения раз-Ii личного порядка между элементами семантической структуры.

Создание, или порождение речевого произведения (текста) определенного стиля связано прежде всего с выбором номинаций и

объединением их в грамматические комплексы, выражающие нерас-члененные концептуальные сущности - пропозиции. Отбор лексических средств, безусловно, одна из самых сложных задач, стоящих перед говорящим. С высокой степенью научной достоверности можно предположить, что продуцент выбирает материал, который должен войти в текст, в процессе самого говорения. Мотивированность выбора лексемы соответствует замыслам, интенциям автора речи и согласуется с денотативной и речевой ситуацией.

Локальная связность семантических конституентов текста выражается в последовательности обозначений одной и той же внеязыковой ситуации—топика, микротемы полипредикативного объединения. Такая последовательность образует своеобразную номинативную цепь - первичное упоминание некоторого объекта и его реккуренцию в виде точного повтора или семантически эквивалентной лексемы. М.А.К. *

Халлидей и Р.Хасан считают, что именно повторение (reiteration) служит основой лексической когезии. На взгляд автора, к описанию лексической когезии адекватно применима сложившаяся в российской •

лингвистике концепция итеративной семы (В.Г. Гак, Г.Ф. Гаврилова).

Итеративность лежит в основе закона смыслового (семантического) согласования соположенных языковых единиц благодаря наличию в их содержании общих сем, на котором базируется лексико-семантическая валентность лексемы как одна из её важнейших структурных характеристик. Конструируя и интерпретируя коммуникативные единства, адресант и адресат руководствуются правилами сочетаемости (комбинаторики) слов, форм слов и конструкций в линейном ряду речевого произведения. Скрепляя и связывая синтаксические единицы друг с другом, номинативная цепь предстает как особая текстовая скрепа - «коннек-торный ряд» повторяющихся лексических элементов.

Сочетаемостные. (синтагматические) свойства слова позволяют говорить о средствах лексической когезии как о средствах замещения в аспекте референциальной соотнесенности языковых знаков, когда семантическая интерпретация одной единицы осуще- (

ствляется посредством отнесения к референтному значению другой единицы. Употребление лексем, объединенных итеративной семой, может обнаруживать такое отношение к референту - вербализуемому концепту, как включение (инклюзивность), идентичность и » исключение (эксклюзивность).

Слово, прогнозирующее появление семантического партнера, находится в исходной части полипредикативной конструкции и может быть квалифицировано как контактный лексический компонент. С ним соотнесены слова последующих частей, находящихся с данным антецед ентом в синонимических, антонимических, гиперогипонимических отношениях, или входящие в те же лексико-семантические группы, семантические поля.

Отношения включения (инклюзивное™), описывающие взаимодействие единиц разной степени обобщения, в тексте обнаруживаются весьма часто. В них вступают элементы отдельного семантического поля (слова, сгруппированные на основе общности архисемы; гиперогипонимы), имеющие общий нетривиальный компонент значения. Иерархическая фреймовая структура семантических полей предопределяет появление в исходной фразе лексемы с максимально обобщенным значением, что организует все семантическое пространство данного фрагмента по принципу включения и обусловливает порядок следования частей полипредикативных объединений.

Под отношениями идентичности понимается такой вид референции, при котором подчеркивается, актуализируется тождество нескольких означаемых одному означаемому. Отношения идентичности, опирающиеся на взаимодействие тождественных или близких по смыслу лексем, осуществляются на базе одного и того же концепта.

Лексический повтор (как точный повтор, так и гомеология -деривационный повтор) - маркированный, отчетливо выделяемый коммуникантами способ обозначения и выражения связанности высказываний -в пределах одного дискурса. Повторяющийся семантический компонент скрепляет предикативные части, подчеркивая семантическую цельность всей конструкции. Но это не просто дублирование понятия, а его усложнение или актуализация. Ср.: Осень - пора умирания осенних листьев... Пора умирания для человека -круглогодична (Д. Липскеров).

Высокая частотность такого способа оформления связности фрагмента дискурса имеет когнитивно-прагматические основания: Структурно значимым повтор оказывается не только с точки зрения композиции. Повтор всегда предсказуем: он - основной, первичный, во многом - автоматический - маркер связности предикативных частей как компонентов одного дискурса. Как заметил Дж. Лакофф, повторы - это «погоня за антецедентом». Именно повтор, даже при

самом низком уровне языковой компетенции (чему свидетельство -разговорная речь), позволяет обозначить тождество объединяемых единиц теме, топику порождаемого текста.

Более высокий уровень мастерства требует употребления в этом случае синонимов, что объясняет довольно редкое использование синонимов в качестве текстовых скреп. Синонимическая когезия — это особый способ актуализации смыслового членения высказывания: употребляя синоним, говорящий передает новую информацию об уже упоминавшемся ранее, уже известном адресату объекте речи. Несовпадающие семы синонимов-коннекторов помогают вскрывать в обозначаемом явлении действительности новые стороны, дополнительные аспекты. В минимальном контексте наиболее часто встречается соотнесение синонимических компонентов в количестве не больше двух, причем обязательным элементом такой бинарной структуры может считаться употребление в качестве соотносительного элемента доминанты синонимического ряда. Ср: Есть одно явление, ускользнувшее от вездесущей статистики: двуязычие многих *

собак, зарегистрированных Американским обществом собаководов. Вот, например, наш пес при слове «собака» немедленно бросается к окну; при слове «dog» — та же реакция (В. Аксёнов).

Отношения эксклюзивности устанавливаются между взаимоисключающими сторонами тождественной самой себе сущности, что в языковой системе находит выражение в явлении антонимии. Антонимические пары представляют особый интерес в роли организаторов семантического пространства текста. Хотя длина антонимической номинативной цепочки обычно крайне мала - в норме её составляют лишь два соотносительных элемента, сопряженность этих слов, объединенных итеративной семой, столь сильна, что отношения антонимической когезии связывают многочастную конструкцию в фрагмент одного дискурса, доминируя над другими видами синтаксических отношений.

Своеобразный ритм противоположностей упорядоченных структур с антонимической когезией влияет на лексическое наполнение всех объединяемых полипредикативных единиц. Образуется уже не просто коннекторный ряд, а семантическая микросеть антонимических цепей с графами - антонимами и дугами противительных » отношений. Ср: Иногда говорят исключительно о поколении москвичей и ленинградцев: чушь; это всего-то пара процентов от всех:

Москва - ещё не Россия. В основном-то все мы жили по небольшим городкам, в них именно народа было больше всего, а в столииы стекались сливки провиниий, как было всегда и везде (М. Веллер).

Концептуальное противопоставление «Москва - не Россия» I опирается на оппозицию не отдельных лексем, а на противопоставле-

ние друг другу двух семантических полей - «столица» и «провинция». Первое поле, представленное лексемами москвичи и ленинградцы; Москва; столицы вступает в противительные отношения с элементами второго поля — мы (=провинциалы), небольшие городки, провинции. ( Тем самым противопоставляются друг другу не только вершины этих

фреймовых структур, но и их терминальные узлы - слоты.

Системная организация лексического уровня языка позволяет словоформам одновременно вступать в различные виды парадигматических отношений. См. отрывок, в котором топик «военная служба» объединяет предикации как фрагмент одного дискурса: Вот одно из преимуществ военной службы — жизнь отмерена пространством у чина. Расхлябанное лицо свободной профессии теряется в годах, пу-

тает ориентиры — когда было это, когда случилось то...Военному несколько легче: это было тогда, когда я был майором, а то случилось уже в бытность мою подполковником... Генка Кваркин, | например, может сказать: я встретил своего одноклассника Ваську

Аксёнова через месяц после того, как получил генеральскую звезду (В. 1 Аксёнов).

Устойчивое словосочетание, называющее топик текста - военная служба, вступает в антонимические отношения с устойчивым сочетанием лицо свободной профессии - подлежащим следующего | предложения. В то же время в рамках «своего» предложения это же

устойчивое словосочетание выступает в качестве контактного свя-1 зующего элемента двух предикативных частей, соотносясь с входящей

в то же семантическое поле словоформой чина в постпозиции. Последующие предикативные единицы, в которых, собственно, и раскрывается тема «военная служба», объединяются и с предтекстом, ' и друг с другом гиперогипонимическими отношениями: входящие в

их состав гипонимы майор, подполковник, генеральская звезда (= стал генералом) соотносятся с названным в инициирующем предложении «I гиперонимом чин. Несомненно, что такое лексическое наполнение частей служит их тесной спаянности, и интенсивность когезивной связи здесь очень высокая.

Таким образом, лексические компоненты, отражая связность концептов в сознании говорящего - когерентность структуры дискурса, вступают между собой в различные отношения, предопределяющие способ оформления связности строевых компонентов полипредикативных конструкций.

Четвертая глава - «Дейктическая когезия» - посвящена описанию связующих потенций таких единиц морфологического уровня, как местоимения, модальные слова и частицы.

Автор реферируемого исследования считает, что центральным способом выражения отношений грамматической когезии, охватывающим любой вид объединения предикативных единиц - от бинарных структур до самостоятельных произведений - является местоименная референция: взаимодействие смыслов именующих слов является одним из важнейших условий когерентности языковой кар- •

тины мира, что выражается в дискурсе и тексте в референциальных отношениях местоименной когезии.

Основанием местоименной референции является личность говорящего. Именно отправитель речи осуществляет акт референции, состоящий в привлечении в сферу рассмотрения определенных объектов путем указания. Поэтому местоименная референция не может быть описана безотносительно к явлению дейксиса. Дейктические координаты высказывания «я - здесь - сейчас» - это наиболее значимые для говорящего при порождении когерентного дискурса параметры коммуникативной ситуации. Все виды указаний ориентированы на говорящего, он находится в центре системы координат. Субъектоцен-трический принцип организации дискурса находит в данном случае свое активное воплощение.

Целям референции служат все местоимения - и дейктические, и кванторные. Дейктическая (включая анафорическую) референция обладает свойством определенности, которая напрямую связана с ситуацией общения. Кванторная референция обладает свойством неопределенности. Способ установления неопределенной референции (кванторные местоимения, равно как имена собственные, неопреде- *

ленный артикль) в большей степени зависит от экстралингвистических параметров ситуации общения. Решающим фактором идентификации предмета речи в аспекте определенности ,

или неопределенности является включение в механизм референции контекстуальной информации и фонда знаний коммуникантов.

Но функции местоимений заключаются не только в актуализа-1 ции референциального статуса единицы. В дискурсе и тексте

I местоимения служат и для отсылки к конкретному речевому акту или

I высказыванию, и к коммуникативной ситуации в целом. Совмещая

функцию указания с функцией замещения антецедентных референтных словоформ, местоимения играют важнейшую роль в организации I речевых единств, выступая как средства синтагматического дейксиса,

| оформляющие связь единиц текста. Они формируют сопряженные

последовательности высказываний, выступая в них в качестве соотносительных компонентов.

Свою дейктическую отсылочную функцию местоименные слова реализуют и в сложных предложениях, и в различных минимальных текстовых образованиях. В этих коммуникативных единицах местоимения выступают преимущественно в анафорической референ-циальной функции, реже - в катафорической.

Как анафорические определяются местоимения, референци-т ально связанные с другими выражениями и кореферентные со своим

антецедентом. Если генеративная лингвистика описывает анафориче-1 ское употребление местоимений с позиций ограничений на

трансформации, то в дискурсивно-ориентированных исследованиях явлению прономинализации присваивается статус ментальных операций. Когнитивная модель референциальной связности представлена I работами Б. Фокс, Т. Гивона, С. Томпсон, А. Кибрика. Т. Гивон свя-

зывает анафорическую референцию с ментальными операциями, направленными на поиск референта в среднесрочной памяти и его активацию (в^ол 1995). В соответствии с этим подходом к анализу структур, организованных на основе синтагматического дейксиса, ме-1 стоименно-анафорическая номинация удерживает референт в зоне

1 фокусного внимания. На употреблении редуцированного средства

поддержания референции - местоимения 3-го лица - основана типичная для разговорной речи плеонастичность выражений, например: Военная операция в Ираке, она может оказать влияние и на ситуа-* цию в Афганистане; Нетипичная пневмония, которая унесла уже

десятки жизней, она трансконтинентальна («Россия», «Вести», ^ 25.03.2003г.).

«| Прономинализация применяется лишь к единицам, сообщаю-

' щим данное, но личное местоимение используется для

прономинализации, если коэффициент активации референта пред-

ставляется говорящему достаточным: Христос простит меня за то, что я думаю и говорю с Рамакришной чаще, чем с ним. Он простит и поймет - он сам любит его с немыслимой силой (А. Сазонова)

Статус референта Христос, занимающего абсолютно сильную позицию в начале коммуникативного единства, столь высок, что получатель речи адекватно декодирует отнесенность местоимения он именно к этому референту, а не к вполне кореферентному по лексико-грамматическим показателям существительному Рамакришной.

Высокий статус референта и коэффициент его активации могут выражаться в полипредикативном объединении путем последовательного местоименного фокусирования внимания на нем. Такая «настойчивая прономинализация» (А. Кибрик) референта подтверждает, что фокус внимания продуцента остается на том же месте, на том же референте; говорящий, в терминах Р.Д. Ван Валина, «отслеживает» референт.

Вне зависимости от коэффициента активированности референта, существуют две стратегии поддержания референции: последовательная (выбор повторной номинации в зависимости от близости антецедента) и тематическая (выбор в зависимости от статуса референта в тематической структуре дискурса) (Grimes 1975). В случае множественности возможных референтов говорящий избирает тематическое фокусирование:

И вот дворец, и вот престол и этот столп александрийский в своем величии простом возносит ангела с крестом. Ни с чем сравнить его нельзя; гляжу, не разомкнув уста, как ангел попирает змея всем основанием креста. Парит над ним орел двуглавый самодержавной русской славы (В. Бурдина). Выделенная форма личного местоимения его выполняет в тексте референциальную и кореференциальную функции, указывая на тот же референт, что и антецедент. Соотносительность местоимения с любым из антецедентов - существительным мужского рода единственного числа {столп александрийский, ангел, крест) очевидна. Говорящий должен снять этот референциальный конфликт. И здесь на первый план выступает релевантность контекста. Авторская интенция состоит в том, чтобы подчеркнуть более высокий ранг в тексте номи-

I

)

нации александрийский столп - топика всего фрагмента. Дополни' тельным средством привлечения внимания к этому референту является и его актуализация через употребление местоимения «этот». Фокус внимания удерживается именно на данном референте, а амбивалентность второго высказывания нейтрализуется употреблением в конце этого ССЦ словоформы над ним в контексте финального высказывания «Парит над ним орел двуглавый самодержавной русской славы»: антецедентом этого анафорического местоимения может быть лишь заявленный в начале фрагмента «александрийский столп». Таким образом, соотносительные местоимения выступают в роли связующих элементов дискурса, и отношения когезии в этом полипредикативном объединении поддерживаются последовательной анафорической референцией. «> Конструкции с собственно анафорическими личными местоимениями, указывающими на предмет речи, антецеденты которых в предтексте бывают выражены отдельными словоформами имен существительных, именными словосочетаниями, распространены очень широко. Личные местоимения 3-го лица не только наиболее употребительны в сравнении с другими местоименными словами, но и наиболее активны в отношении фокусирования внимания на референте.

Представляется целесообразным различать два референциаль-ных уровня: личных местоимений 3-го лица и указательных местоимений. Указательные местоимения, так называемые т-слова, так же активно вступают в отношения анафорической когезии, употребляясь в тех случаях, когда степень активации референта недостаточна для использования других, редуцированных средств повторной номинации.

В частности, местоимения тот, этот в составе именной группы употребляются в тех случаях, когда необходимо дать новую или изменить старую актуализацию данного референта. Осуществляя активацию референта, отправитель речи выбирает между местоиме-* ниями «тот» или «этот» в зависимости от линейного расстояния

между антецедентом и референтом. Если антецедент данного референта находится за пределами данного фрагмента дискурса, выбирается местоимение тот. Общепринятое определение семантики этого местоимения как указания на отдаленный объект представляется

неубедительным. Вряд ли здесь имеются в виду пространственные координаты ситуации общения.

При меньшем линейном расстоянии между анафорой, антецедентом и их референтом говорящий выбирает местоимение этот: Все-таки надо как-то отделить тех от этих, ведь они вроде бы не такие. Ну хотя бы эти, вдруг выпрыгнувшие ниоткуда прямо в первую главу Мстислав. Герасим, Марина (В. Аксёнов).

В этом примере местоимения те и эти являются вмещающей субъектной анафорой антецедента «герои романа». Антецедент референта, прономинализуемого местоимением те, находится за пределами данного фрагмента дискурса. Фокус внимания отправителя речи сосредоточивается на «этих» (они, эти) до тех пор, пока не возникнет антецедент Мстислав, Герасим, Марина. Очевидна тесная спаянность частей и относительная автономность этого полипредика- •

тивного объединения.

Разнообразные анафорические структуры характеризуются довольно тесной связью объединенных с помощью местоимений частей: предикативная часть с анафорическим местоимением не может быть информативно достаточной вне ситуативной или грамматической связи с антецедентом предтекста.

Позиция анафорического компонента дискурса - характерное свойство дейктических слов. Но они могут распространять указательную функцию и на последующий контекст, выступая в роли катафоры. В этом случае речь идет не об изменении характера референции, а лишь об изменении направления синтагматического дейксиса. Полипредикативные объединения с катафорической референцией не относятся к числу широко употребительных. Это в основном разновидности конструкций с пояснительными отношениями. Здесь в препозитивной предикативной части имеются синсемантичные местоименные слова (так, такой, все, это, оно, ничто и им подобные) или целые сочетания с такими словами, вмещающие тот смысл, который составляет содержание их антецедента - всей последующей предикативной части (или частей). Это • конструкция с тесной спаянностью составляющих ее единиц: предшествующая часть является семантически недостаточной: Тема такая: человек с повышенной впечатлительностью отправляется к данти- % сту (В. Набоков).

i

!

Как показывает проведенный анализ, местоименные слова активно участвуют в осуществлении процесса организации дискурса. Причем анафорический дейксис выступает как текстуальное средство разрешения прагматического ожидания, а катафорический - как средство его актуализации. Цепочки непрерывных прономинализаций и лексико-семантическая соотносительность слов по существу выступают в качестве эксплицитной базы для поддержки и накопления пресуппозиций.

Понятие «коммуникативный дейксис» вполне уместно использовать по отношению к таким элементам языковой системы, как модальные слова и частицы, ибо с их помощью субъект речи указывает и на тему сообщения, и на связность структуры дискурса и текста. И модальные слова, и частицы могут быть отнесены к классу " единиц, определяемых как «структурные слова» (В.В. Морковкин),

«дискурсивные слова» (А.Н. Баранов, В.А. Плунгян, Е.В. Рахилина). Исключительно важна их роль в создании когерентной структуры дискурса.

Модальные слова - автономные участники второго препозиционного (наряду с диктумным) плана коммуникативных единиц, имеющие референцию к самому тексту. Референтный текст при наличии модальных слов в роли метаорганизаторов предстает как сообщение и о референтной ситуации, и об отношении говорящего к содержанию высказывания. Основная функция модальных слов - ин-тенциональная субъективация позиции отправителя речи, отражение его когнитивных (эпистемических) установок по отношению к тому или иному сужению, к той или иной информации, особого рода указание на собственную позицию. Тем самым репрезентируются знания, ментальная сфера говорящего. Конечно, выступая в роли метаорганизаторов, модальные слова оформляют связность фрагмента дискурса. Но наиболее важным для рассмотрения этих средств в качестве собственно дискурсивных маркеров связности является их способность выражать субъективную модальность.

Субъективно-модальные средства не только представляют систему авторских знаний, но и выражают связанность нескольких ' предикативных единиц - фрагментов одного дискурса. Оценивая со-

держание сообщения как истинное или ложное и маркируя результат своего анализа, отправитель речи каждый раз вынужден определять непротиворечивость данной оценки по отношению к другим высказы-

} рос. НАЦИОНАЛЬНАЯ 1

библиотека 1

I -3 С.Петербург ]

' ОЭ W *кт _j

ваниям в данном фрагменте: Через все небо подвигались толчками белые облака, - по-моему, они повторяются, по-моему, их только три типа, по-моему, все это сетчато и с подозрительной прозеленью (В. Набоков).

Релевантность частиц в структуре дискурса предопределяется способностью этих опустошенных в плане лексического значения элементов языковой системы участвовать в акте референции, состоящем в привлечении в сферу рассмотрения коммуникантов определенных объектов. Все частицы обладают коммуникативной функцией, состоящей в рематическом выделении, интенциональной актуализации нового.

Представляется важным отметить дискурсивную природу частиц, «коммуникативных словечек», способных выразить «минимальной ценой» весь комплекс прагматических значений - от- 1

ношение говорящего к внеязыковой и языковой референтной ситуации, а следовательно, его пресуппозиционную базу и интенции. Партикульная акцентуация всегда является авторским комментарием, »

а в случае с модальными частицами - и оценкой содержания высказывания: Они, оказывается, последнее время сильно нуждались, грустно, я этого даже не знал (Д. Липскеров).

Таким образом, прежде всего частицы специализируются не столько на выражении отношений текстовой когезии: функция, сходная с союзной, является приращенной, вторичной. Частицы используются говорящим для построения когерентного дискурса, базирующегося на отношениях дейктической референции, осложненных экспликацией позиции говорящего. Частицы, равно как местоимения и модальные слова, связаны с «фокусом внимания», следовательно, обладают и функцией когнитивной: употребление этих элементов дискурса изменяет когнитивное состояние по мере того, как человек понимает или строит высказывания.

В основе отношений дейктической когезии лежит личность говорящего, заявленная им роль творца и организатора связного дискурса. Средства лексической когезии выражают прежде всего то, что говорящий счел релевантной темой сообщения, но отправитель речи относительно несвободен в выборе номинаций - интенционал конвенциональных языковых средств номинации оказывается «сильнее» • интенции говорящего. При построении же связного дискурса и текста при опоре на дейктическую когезию (хотя все средства связности, ра-

I

!

' зумеется, выступают одновременно), на первый план выступают ин-

тенции говорящего, авторизованный отбор объектов внеязыковой действительности, их актуализация, оценка и рематическое выделение. Создавая связный дискурс путем использования местоимений, частиц, модальных слов и соотносимых с ними по функции элементов языковой системы, субъект высказывания делает наглядной и зримой свою дискурсивную деятельность.

Пятая глава - «Синтаксические способы представления отношений когезии» - посвящена анализу способов формирования связного дискурса. Это обусловленная развитием языка способность синтаксических единиц вступать в связи, сочетания и единства, их имманентное свойство.

Синтаксические способы представления отношений когезии в •) рамках дискурсивного подхода рассматриваются не только как осо-

бенности полипредикативной структуры, а как средства формирования конструкций, оформления сочетаемости компонентов текста. В качестве одного из способов, обеспечивающих организацию связного текста, выступает и последовательность предложений, поскольку развитие дискурса прогнозируется не только замыслом говорящего, но и интенциями языковых средств.

В процессе порождения речи высказывание взаимодействует, связывается, соотносится с другими предикациями как продуктом дискурса. Структурно-семантическая сопряженность этих фрагментов обусловливается характером и степенью воздействия исходной предикации на динамику дискурса и формирование текста. Любой дискурс как речевой поток, привязанный к ситуации, характеризуется, во-первых, живой смысловой связью между высказываниями, во-вторых, заданностью темы, исходящей от инициирующего высказывания. Очевиден текстообразующий потенциал автосемантичной фразы -выразительницы микротемы или общего детерминанта - распространителя нескольких соположенных предложений, или сегментированной конструкции - именительного представления, ин-* финитива и темы.

Синтаксические средства - это результат реализации сочетае-мостных потенций, заложенных в валентностях компонентов „ формальной структуры исходной фразы. Исходная фраза полипреди-

катива - это семантически и структурно прогнозирующая часть. И эллипсис последующей части, и параллелизм организации дискурсив-

ной последовательности - это координированное приспособление к формальной и семантической структуре инициирующего предложения как синтагматически сильной единицы: Я родился 10-го апреля 1899-го года по старому стилю в Петербурге; брат мой Сергей родился там же, 28-го февраля следующего года (В.Набоков).

В процессе порождения речи многие семантически недостаточные лексемы (иногда в сочетании с местоимениями) исходного предложения реализуют свои лексико-грамматические валентности как конструктивные, прогнозируя, предопределяя появление зависимых предикативных единиц. Словоформы с конструктивной валентностью формируют на основе сильной связи бинарные структуры с ярко выраженной присловной отнесенностью и односторонней зависимостью постпозитивной части. Такой способ когезивной связи поддерживает строго определенный тип отношений между предикативными единицами - объяснительные (объяснительно-пояснительные): Лицам духовного звания было видение: по Невскому шагает громадный Чернышевский в широкополой шляпе, с дубиной в руках (В. Набоков) или изъяснительные отношения. Степень спаянности элементов таких объединений является очень высокой.

Одним из способов оформления когезивной связи является использование в качестве координатора структуры значимого элемента синтагматической цепочки, находящегося в абсолютно сильной позиции - начале инициирующего предложения - детерминантных синтаксем. Тяготение этих единиц к позиции в абсолютном начале предложения является их релевантным свойством, определяющим особую роль в построении дискурса. Вытесняя при прямом порядке слов подлежащее или помещаясь непосредственно при структурной схеме (после подлежащего), детерминантная словоформа обретает силовой потенциал позиции инициального компонента. Такое тематическое позиционное выделение имеет типологические характеристики. Ср. в английском: Yesterday all ту troubles seemed so faraway; Now it looks as they are here to stay (Lennon — McCartney)

Функция детерминанта, позиционирующегося в абсолютном начале высказывания, позволяет ему распространять свою «силу» на всю остальную часть высказывания и сходна с ролью топика: От водки всё заходило ходуном: шахматная доска тихо полезла на бутылки, бутылки поехали вместе со столом по направлению к дивану, диван со

спящей дамой двинулся к окну, окно тоже куда-то поехало (В. Набоков)

' Здесь причинный детерминант «от водки» объясняет иска-

жйнное восприятие субъектом окружающей обстановки. Весь последующий текст, который мог бы быть озаглавлен, следуя современной журналистской традиции, «От водки», воспринимается как комментарий к топику, названному в абсолютном начале БСП. Степень связности такого текстового образования очень высока: исходная часть называет причину - обобщающую ситуацию, которая конкретизируется в дальнейшем открытым рядом частных ситуаций -следствий. Очевидно, что топик такого рода характеризуется всем текстом, который он контролирует. В текстовых образованиях детерминанты функционируют как особый способ выражения отношений когезии. Связь свободного присоединения (В.П. Малащенко), лежащая в основе взаимодействия неприсловного распространителя с предикативной основой, позволяет детерминанту выйти за рамки предложения, в котором он локализуется, и выступить в качестве структурной и семантической скрепы - организатора текстового фрагмента

Порядок следования частей, фиксирующий синтаксические позиции предикаций, выступает как естественное средство организации дискурса. В целом, язык располагает достаточным количеством средств связи компонентов текста, позволяющих представить речевую цепь как значимый порядок следования предикативных звеньев, воспроизводимость которых несомненно облегчает задачу по построению ' связного дискурса.

' В Заключении излагаются основные выводы и намечаются

' дальнейшие перспективы развития данного направления, особо под-

1 черкивается необходимость анализа дискурса и текста с позиций

| субъектоцентризма.

^ Основные положения диссертации отражены в следующих

публикациях:

^ 1. Связность как категория дискурса и текста (когнитивно-

' функциональный и коммуникативно-прагматический аспекты).

Монография. Ростов н/Д: РГПУ, 2003.336с.

2. Русский язык. Учебное пособие для студентов педагогических колледжей, языковых педвузов. Ростов н/Д: АНИОН, 1997. 18,0/9,0 п.л. (соавтор - Малащенко В.П.)

3. Введение в языкознание. Учебное пособие для студентов 1 курса педагогических колледжей, языковых педвузов. Ростов н/Д: АНИОН, 1998. 9 /4,0 п.л. (соавторы Тузлукова В.И., Хачатурян Л.Ф.)

4. Стилистические ресурсы неполнозначных слов как связующих средств текста // Теоретические и практические аспекты изучения неполнозначных слов. Материалы межвуз. конф. Тезисы докладов. Ставрополь, 1990. С.61-62.

5. Бессоюзные сочетания предложений как переходные конструкции //Тезисы докладов научно-теор. конф. Ростов н/Д, 1992. С.43-45.

6. О сегментных средствах синтаксической связи в бессоюзных сочетаниях предложений как переходных конструкциях // Единицы языка в коммуникативном аспекте. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 1993. С.66-76.

7. Местоимения как дополнительное средство связи в сложном предложении и сложном синтаксическом целом // Неполнозначные слова и проблемы их функционального и лексикографического описания. Межвуз. сб. научн. трудов. Ставрополь, 1993. С.15-23.

8. О понятии структурного параллелизма как одного из типов выдвижения// Выразительность художественного и публицистического текста. Часть IV. Ростов н/Д, 1993. С. 33-35.

9. Лексические средства связи бессоюзных сочетаний предложений (БСП) в современном русском языке // Сб. научн. работ аспирантов и молодых преподавателей. Ч. И. Филология. Книга 2. Ростов н/Д, 1994. С. 140-147.

10. Коммуникативный подход к изучению грамматики современного русского языка на отделении журналистики // Фундаментальные и специальные курсы многоуровневой подготовки студентов-журналистов (материалы и тезисы). Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1994. С.34-36.

11. О сочетаемости компонентов бессоюзных конструкций // Язык и человек. Материалы межрегиональной конф. Краснодар - Сочи, 1995. С.87-88.

12. Структурная неполнота как средство связи бессоюзных конструкций. Статья // Сб. научн. работ аспирантов и молодых преподавателей. Ростов н/Д: Изд-во РГТТУ, 1995. С.57-63.

13. Бессоюзные конструкции и фигуры прибавления (на материале творчества В.Набокова) // Проблемы филологии и журналистики в контексте новых общественных реалий (Лиманчик-95). Материалы Всероссийской научн. конф. Вып. 1. Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов н/Д, 1995. С.49-51.

14. К вопросу о месте бессоюзных сочетаний предложений в системе синтаксических единиц // Научно-практ. конф. «Лингво-методические аспекты русского языка как учебной дисциплины в вузе и начальной школе». Астрахань: Изд-во Астраханск. пед. института, 1995. С.71-72.

15. Средства связи частей бессоюзных сочетаний предложений в современном русском языке // Семантика и сочетаемость компонентов грамматических конструкций. Межвуз. сб. научн. трудов. Ростов н/Д, 1995. С. 67-78.

16. Роль дейктических элементов в организации бессоюзных конструкций // Семантика и сочетаемость компонентов грамматических конструкций. Межвуз. сб. научн. трудов. Ростов н/Д, 1995. С. 5862.

17. В.Набоков: «поток сознания» и экспрессивный синтаксис // Проблемы речевого воздействия (Лиманчик-96). Материалы Всероссийской научн. конф. Вып. IV. «Речевое воздействие в разных формах речи». Ростов н/Д, 1996. С. 29-30.

18. Изучение грамматики современного русского языка в функциональном аспекте // 11-я Междунар. конф. ЮНЕСКО «Евролингвауни». Москва, 27-31 мая 1995. М., 1996. С. 194-198 (соавтор - Малащенко В.П.).

19. V.Nabokov: Stream of consciousness and expressive syntax // Great Britain, Glasgow: Stratchclyde Arts Initiatives, May 1996. C.2-12.

20. Сравнительная характеристика способов выражения категории лица в латинском, русском и английском языках. // Этнос. Культура. Перевод-2. Тезисы докладов Всероссийской науч. конф. Пятигорск, декабрь, 1997. Пятигорск: ПГЛУ, 1997. С. 125-126 (соавтор - Тузлукова В.И.)

21. К вопросу о статусе полипредикативных конструкций // Разноуровневые единицы языка и их речевая реализация (памяти проф.

Валимовой Г.В.) Ростов-на-Дону, 1997. С. 50-55 (в соавторстве с Малащенко В.П.)

22. К вопросу о характере связи бессоюзных сочетаний предложений // Известия Ростовского государственного педагогического университета. Сб. научн. трудов. Вып. 1. Филология. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 1998. С.29-33.

23. Функционально-семантическое поле определенности / неопределенности и дейктические элементы текста // Функционально-семантические категории: языковой и речевой аспекты. Сб. научн. трудов. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 1999. С. 134-137.

24. Отражение национальных концептов в языке рекламы // Материалы научно-практич.конф. «Человек. Язык. Искусство». Москва, 2000. С.65-68 (соавтор - Григорьева И.О.)

25. Дискурс и связность // Филология на рубеже тысячелетий. Материалы Междунар. научн. конф. В.1. Человек. Действительность. Язык. Ростов н/Д: «Донской издательский дом», 2000. С.29-30.

26. Связность как категория дискурса и текста // Единицы языка в функционально-прагматическом аспекте. Сб. научн. трудов. Ростов н/Д,2000. С.130-135 (соавтор - Малащенко В.П.)

27. Функционально-семантическая категория определенности/неопределенности в аспекте текстообразования // Современный русский язык: коммуникативно-функциональный аспект: учебное пособие. Ростов н/Д: РГПУ, 2000. С.135-137.

28. Поле связности: к постановке проблемы // Единицы языка: функционально-коммуникативный аспект (Материалы межвузовской конф.) 4.1. Ростов н/Д: РГПУ, 2001. С.38-39.

29. Категория связности в русле когнитивной теории. // Наука и образование. Известия Южного отделения Российской академии образования и Ростовского государственного педагогического университета. Научно-образовательный и прикладной журнал. Ростов н/Д: РГПУ, 2002. С.128-129.

30. О понятии «дискурс» в русле коммуникативного подхода // Коммуникация: теория и практика в различных социальных контекстах. Материалы Междунар. научно-практической конф. «Коммуникация -2002» (Communicating Across Differences»). Часть 1. Пятигорск: изд-во ПГЛУ, 2002. С. 131-135.

31. Дискурс и текст: проблема дефиниции //Типолопя мовних значень у диахроничному та зютавному аспектах: 36. наук, праць.- Випуск 6. Донецьк: ДонНУ, 2002. С.28-37.

32. Продукционные стратегии и категория связности// Предложение и Слово: Межвузовский сборник научных трудов. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2002. С.135-138.

33. Интенциональность дискурса и языковая картина мира // Материалы междунар. научно-практич. конф. «Человек. Язык. Искусство.» (памяти проф. Черемисиной.Н.Я.) Москва, 2002. С.200-202 (соавтор - Малащенко В.П.)

34. Связность как когнитивная категория // Язык и мышление: Психологический и лингвистический аспекты. Материалы Всероссийской научн. конференции (Пенза, 12 -16 ноября). М.Пенза: Институт языкознания РАН; ПГПУ им. В.Г.Белинского; Пензенский ИПК и ПРО. 2002г. С.36-37.

35. К вопросу о связности дискурса // Методология исследования: дискурс в обучении иностранному языку: Междунар. сб. научн. трудов. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 2002. С.215-221.

36. Дискурсивные маркеры в сложноподчиненном предложении // Материалы междунар. научно-практич. конф. «Человек. Язык. Искусство.» (памяти проф. Черемисиной.Н.Я.) Москва, 2002. С. 150152 (соавтор - Григорьева Н.О.)

37. О некоторых аспектах дискурсивной деятельности // Речевая деятельность. Текст. Межвузовский сб. научн. трудов. Таганрог: Изд-во ТГПУ, 2002. С.165-168.

38. Discourse? speech, speech activity // Collected Research Articles "Theory of Communication and Applied Communication". Bulletin of Russian Communication Association, Issue 1/ Edited by I.N.Rozina. Rostov-on-Don: Institute of Managment, Business and Law, 2002. C.67-70.

39. Когерентность дискурса как специфический признак националь-но-дискурсной формации // Материалы 9-ой Международной конференции «Россия и Запад: диалог культур» (28-30 ноября 2002г.). Москва: Изд-во МГУ, 2002. С.37-38.

40. К вопросу о перлокутивном акте как единице дискурсивной деятельности // Методы современной коммуникации: проблемы теории и социальной практики. Материалы 1-ой междунар. научн. конф. «МСК - 2002». 27-29 ноября 2002г. М., 2002. С.60-62.

41. Дискурс,'речевая деятельность, текст // Сборник научных трудов «Теория коммуникации & прикладная коммуникация». Вестник Российской коммуникативной ассоциации. Выпуск 1 / Под общ.ред. Розиной И.Н. Ростов н/Д: ИУБиП, 2002. С. 88-91.

42. Межкультурная коммуникация как взаимодействие национально-дискурсных формаций// Актуальные проблемы преподавания русского языка как иностранного. Ростов-на-Дону, 2003. С.249-253.

43. Бессоюзный дискурс: сильная или слабая связь? // Филологический вестник Ростовского государственного университета. 2003 г. №1. С.31-34.

44. Лексико-грамматическая сочетаемость слова как основа формирования смысла высказывания // Современный русский язык: Учебное пособие. Ростов н/Д, 2003. С. 58-66 (соавтор - Малащенко

B.П.).

45. Отражение категории «свой-чужой» в рекламном дискурсе // Актуальные проблемы преподавания русского языка как иностранного. Ростов н/Д, 2003. С.253-256 (соавтор - Григорьева И.О.).

46. Текстообразующий потенциал функционально-семантического поля определённости / неопределённости // Современный русский язык: Учебное пособие. Ростов-на-Дону, 2003. С. 198-201.

47. Сложные синтаксические целые как структурный фрагмент текста // Современный русский язык: Учебное пособие. Ростов-на-Дону, 2003. С. 201-208.

48. Дискурсивная деятельность в антропоцентрическом аспекте // Антропоцентрическая парадигма в филологии: Материалы Меж-дунар. научн. конф. 4.2. Лингвистика. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. С. 21-27.

49. Риторика: дискурсивная перспектива // Язык в прагматическом аспекте: экспрессивная стилистика, риторика (сб. статси, посвященный 75-летию со дня рождения Т.Г. Хазагерова). Межвузовский сборник научн. трудов. Ростов-на-Дону, 2003.

C.76-82.

50. Взаимодействие ритмомелодических характеристик высказываний в тексте // Научная мысль Кавказа. 2003. п. № 7. С. 160-168

51. Речевые акты: дискурсивная обусловленность смысла // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. 2003. п. № 9. С.

52. Прагматическая заданность структуры дискурса // Научная мысль Кавказа. 2003. п. № 6. С. 127-135.

53. Культурно-обусловленная имплицитность дискурса // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. 2003. п. № 5. С. 92-98.

54. Связующая функция модальных слов в когерентном дискурсе // История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания. Материалы Междунар. научн. конференции (Ростов н/Д - Адлер, 6-12 сентября 2003 г.). Вып. 3. Семантика, грамматика, стиль, текст. Ростов-на-Дону, 2003. С.82-84.

55. Дискурсивные цели и коммуникативные стратегии // Материалы X Конгресса МАПРЯЛ «Русское слово в мировой культуре», С.-Пб., 30 июня - 5 июля 2003 г. Русский текст и русский дискурс сегодня. С.-Пб.: Политехника, 2003. С.60-68.

56. Когнитивные основания анафорической референции //Материалы Всероссийской научно-теоретической конференции «Актуальные проблемы общей и адыгской филологии». Майкоп, 2003. С.

57. Интонация как одна из форм выражения когезии // Текст. Структура и семантика: Доклады IX Междунар. конф.. Т.1. М., 2003. С.

58. Предложно-падежные детерминантные конструкции как связующий элемент дискурса // Грамматика славянского предлога. Материалы Междунар. конф. М.: МГУ, 2003. С.

Подписано в печиъ^.04 С-Л Формат 60x84/16. Бумага газетная. Печать офсетная. Объем 2. печл. Тираж^^эю. Заказ № /--¿ЯР Ротапринт. 344082. г. Ростов-иа-Доеу, ул. Б. Садовая, 33

Р 14843

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Милевская, Татьяна Валентиновна

Введение 4

Глава 1. Грамматика связной речи 16

§ 1. Дискурс и речевая деятельность 16

1.1. Дискурс как объект анализа в современной лингвистике 16

1.2. Параметры дискурсивной деятельности 24-31'

§ 2. Речевые акты как единицы дискурсивной деятельности 31-

§ 3. Категория связности как центральная категория грамматики связной речи " 47

3.1. Связный текст как продукт дискурса 47

3.2. Связность как ведущая смысло- и текстообразующая категория 52-

§ 4. Когерентность дискурса 62-75 Выводы 75-

Глава 2. Способы реализации связности текста 78-

§ 1. Интонация как одна из форм выражения когезии 79-

§ 2. Бессоюзие как особый тип сочетаемости предикаций 91

2.1. Когнитивно - прагматические условия бессоюзия 91

2.2. Релевантные характеристики бессоюзной связи 101-

§ 3. Линейные средства когезии и поле связности 115-129 Выводы 129-

Глава 3. Лексическая когезия 131-

§ 1. Сущность лексической когезии 131-

§ 2. Отношения инклюзивности 140-

§ 3. Отношения идентичности: лексический повтор и лексические синонимы 157

§ 4. Отношения эксклюзивности: антонимы 177

Выводы 188

Глава 4. Дейктическая когезия 190

§ 1. Местоименная референция и синтагматический дейксис 190

§ 2. Местоименные слова как связующий компонент дискурса 198-225 2.1 .Соотносительность антецедента и анафорических лично-указательных местоимений 198

2.2.Указательные местоимения в анафорической функции 210

2.3.Соотносительность антецедента и катафорического местоимения 217

2.4.Соотносительность местоименных слов 221-

§ 3. Связующая функция «дискурсивных слов» 225

3.1. Модальные слова 225

3.2. Частицы 236-247 Выводы 247-

Глава 5. Синтаксические способы представления отношений когезии 250-

§ 1. Текстообразующая роль исходной фразы дискурса 250-

§ 2. Последовательность предложений как способ представления линейности дискурса 253-

§ 3. Роль слов с конструктивной валентностью в структуре дискурса 271-

§ 4. Детерминанты как связующий элемент дискурса 288-

§ 5. Параллелизм формальной и семантической структуры дискурса 307-319 Выводы 319-321 Заключение 322-336 Библиография 336-387 Список источников 387

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Милевская, Татьяна Валентиновна

Традициям отечественной науки о языке, несмотря на временные отступления и увлечение идеями структурализма, свойственна устойчивая тенденция к изучению языка с позиций антропоцентризма. В последние годы, в связи с интенсификацией исследований по проблемам речевой деятельности, интересы учёных переориентировались в сторону «внешней» лингвистики: статический структурно-семантический подход к изучению языка и речи начал уступать место динамическому, коммуникативному.

Именно в конкретных речевых произведениях актуализируются^ абстрактные сущности - единицы и элементы языка как системы. Без речи и её производных не бывает языка, речь первична по отношению к языку. Но конкретное, «живое» речевое произведение — это «присвоенный» говорящим или пишущим язык, это исполнение языка, актуализация его единиц путем их материализации с помощью знаков для передачи мысли.

Коммуникативно-когнитивная парадигма изучения продукта языковой способности человека поставила лингвистическую науку перед перспективой исследования динамического феномена, что потребовало выработки новых принципов, механизмов и параметров исследования, предопределив и использование в качестве одного из основных понятия «дискурс» как характеристики «речи, погруженной в жизнь» (Н.Д. Арутюнова).

В результате концептуального и семантического анализа когнитивный багаж носителя языка постоянно возобновляется и репрезентируется в процессе речевой деятельности в виде языковой картины мира, отражаемой путём использования актов референции и предикации. Языковые и различные неязыковые знания являются базой, основой лингвистической и коммуникативной компетенции участников речевого общения (интерактантов), определяющей, как они оформляют свои интенции (речевые замыслы и намерения), знания, микро- и макропресуппозиции и как учитывают и реализуют интен-ционал языковых средств разных уровней.

Порождение связной речи (connected speech — N. Chomsky) как процесс передачи информации, интенций и эмоций говорящего осуществляется с помощью лингвистических (и паралингвистических) средств в коммуникативной ситуации. Причём реальный процесс, происходящий в общении интерактантов, - это установление соответствия не вообще между речью и миром, а между конкретной ситуацией, которую говорящему надлежит обозначить, и определённой структурой элементов конкретного речевого акта. Последовательность речевых актов и создаёт связный дискурс как поток вербального речевого поведения. Но о рече-мыслительной деятельности человека мы можем судить лишь по анализу её материального продукта — текста.

Изучение связного текста относится к числу основных и важных задач современной науки о языке. В исследованиях, посвященных этой проблематике, на первый план выдвигаются вопросы, касающиеся лингвистического статуса единиц «высшего синтаксиса», их выделения и классификации, установления способов тексто - и смыслообразования и т.п., а в последнее время - и взаимоотношения феноменов связного текста и дискурса как процесса его порождения.

Выявление природы глобальной и локальной связности дискурса является ведущим аспектом нашего исследования. Связность традиционно рассматривается как структурная и содержательная категория текста.

Вне всякого сомнения, текст или конкретное сверхфразовое единство (СФЕ) может рассматриваться как феномен макросинтаксиса лишь при условии сопряженности образующих его элементов. Но простая констатация факта связанности компонентов не даёт представления о том, какие же линейные и иерархические факторы определяют организацию текста, каков характер именно связности как базы цельности этого фрагмента дискурса.

Среди исследователей нет единства в определении сущности текстовых категорий и единиц, в подходе к их классификации. Но всё же наметилось сближение точек зрения в вопросах, касающихся деления этих категорий на содержательные и структурные (Т.Н. Николаева, И.Р. Гальперин, O.JI. Каменская и др.). Начато комплексное изучение плана содержания и плана выражения отдельных категорий текста (З.Я. Тураева, Н.Д. Зарубина, Т.А. Бочкарева, Н.В. Малычева и др.). Разделяются и описываются категории текста преимущественно при опоре на сверхфразовое единство, сложное синтаксическое целое, рассматриваемые как единицы языка. Результаты исследований по проблемам текста как единицы построения открывают новые возможности и для постижения дискурса как процесса генерирования текста.

Но необходимость смены исследовательской парадигмы вызвана недостаточностью объяснительной силы традиционного структурно-семантического подхода, базирующегося на изучении текста теми же методами, что и предложения. Очевидно, что предложение как единица языка релевантно в первую очередь по отношению к своим составляющим, являясь, по мнению Э. Бенвениста, последним уровнем интеграции языковых знаков (Бенвенист 1974). Следовательно, даже с семиотической точки зрения связный текст подлежит анализу в рамках лингвистики «внешней». На это вполне обоснованно обратили внимание Т. ван Дейк, Б. Фоссестёл, X. Изенберг, признавая за текстом статус нового уровня - коммуникативного.

Таким образом, постулируется новый объект анализа, требующий новых позиций и методов исследования.

Принимая подход к тексту как результату, продукту дискурса, мы оказываемся перед необходимостью выяснить, что определяет характер и средства связи элементов дискурса. Иначе говоря, дискурсивный анализ текста требует ответа на вопрос о том, какие поверхностные структуры будут манифестированы и какие отношения и связи устанавливаются между ними. Структурно-семантический подход, при всей его полноте и разработанности, исчерпывающего ответа на эти вопросы не даёт. Хотя в рамках традиционной лингвистики и выявлены различные по природе лексические и грамматические элементы, употребление которых в тексте обусловлено наличием минимум двух связываемых компонентов, они рассматривались всего лишь в качестве эксплицитных показателей связи.

Предварительный анализ текстовых коннекторов как компонентов единого функционального поля связности позволяет утверждать, что не бывает бессвязного текста с точки зрения его создателя. Выдвигая этот тезис, мы понимаем связность как в значительной мере интерпретационную категорию: намерение говорящего может не достичь перлокутивного эффекта, и построенный по всем правилам связности текст в определённых условиях может интерпретироваться реципиентом как несвязный. Всё вышеизложенное даёт основание для формулирования положений об актуальности данной работы.

Актуальность исследования определяется необходимостью всестороннего и комплексного изучения плана содержания и плана выражения категории связности, лежащей в основе построения естественного семантически и прагматически когерентного дискурса и текста как продукта речевой деятельности. Данная категория не была предметом специального изучения. Её исследование необходимо для понимания процессов и механизмов речемыслительной деятельности человека, постоянно решающего проблему порождения, интерпретации и усвоения смысла в направлении от смысла к тексту (для адресанта) и от текста к смыслу (для адресата).

Новизна исследования состоит в том, что в нем впервые получила всестороннее освещение центральная категория дискурса — связность. В процессе анализа этой категории выявлены и систематизированы типы отношений когезии и способы их выражения применительно к лексическим и грамматическим средствам; обосновано положение о наличии в языке функционального поля когезии и определены его параметры; систематизированы линейные средства связи компонентов дискурса и текста; впервые последовательность иллокутивных актов, связанных коммуникативной целью говорящего в речевой перлокутив-ный акт, рассматривается в качестве единицы дискурса.

Объектом исследования является категоризация и концептуализация действительности, взаимодействие и взаимосвязи когнитивных категорий в речемыслительной деятельности человека.

В качестве предмета исследования избрана когнитивно-прагматическая категория связности как основная смысло- и текстооб-разующая категория.

Основная цель диссертационной работы предопределена избранным объектом и предметом исследования и состоит в выявлении и описании закономерностей формирования когерентного дискурса, в комплексном и всестороннем описании когнитивно-прагматической категории связности дискурса и текста, а также существующего в языке функционального поля средств выражения категории; в установлении предпосылок формирования и становления теории связности.

Цель работы определила конкретные задачи исследования:

1. Выявить специфику связного дискурса как объекта лингвистического анализа с позиций антропо — и субъектоцентризма.

2. Установить структурные элементы связного дискурса и параметры их квалификации.

3. Определить значимость категории связности в порождении дискурса и текста как его продукта и выявить референциальную природу этой категории.

4. Проанализировать как функциональное тождество разноуровневые средства языковой системы, специализирующиеся на выражении связности дискурса, и систематизировать способы представления отношений когезии.

5. Раскрыть специфику лексической когезии как особого способа представления семантического пространства текста.

6. Выяснить роль дейктических средств в организации и обеспечении связности дискурса и текста.

7. Исследовать лексико-грамматический потенциал форм слов и конструкций в реализации отношений грамматической когезии.

Методология исследования.

Возрастание значимости человеческого фактора в познании самого языка и «человека в языке» может быть соотнесено с лингвофилософской ситуацией, состоящей в том, что на первый план выдвигаются эгоцентрические и когнитивные факторы, предполагающие в качестве исходных установок исследования учет сущностных характеристик таких антиномий, как «язык и мышление», «язык и речь», «язык и общество», «говорящий - слушатель».

Методологической основой работы служит принцип антропоцентризма. позволяющий рассматривать язык как семиотическую систему, основные референциальные точки которой соотнесены непосредственно с субъектом речи. Антропоцентрический подход к исследованию связной речи в рамках новой, коммуникативно-когнитивной парадигмы, ориентирующей на анализ ментальных представлений — это путь, обеспечивающий доказательную базу лингво-прагматического анализа категории связности.

Цель и задачи диссертации обусловили комплексное использование для описания семантики, синтактики и прагматики отдельных фрагментов дискурса методов компонентного, контекстологического, концептуального анализа, а также элементов и приемов трансформационного, дистрибутивного и конверсационного анализа сочетаний предикаций.

Материалом для исследования послужили тексты художественных произведений, преимущественно русской литературы XX века, публицистические статьи и записи телевизионных передач. Картотека анализируемых фрагментов - около 10000.

На защиту выносятся следующие положения.

1. Дискурс понимается как целостное речевое произведение в многообразии его когнитивно-коммуникативных и прагматических функций. Связный дискурс — это, прежде всего, совокупность мыслительных операций по обработке языковых и экстралингвистических данных при порождении текста как продукта дискурса.

2. Ведущая роль в формировании когерентной структуры дискурса принадлежит субъекту высказывания, осуществляющему в соответствии с параметрами коммуникативной ситуации акт референции, состоящий в привлечении в зону рассмотрения связной модели ситуации. Установление локальной связности происходит на стадии формирования текста и требует выявления отношений когезии, т.е. связей между клаузами (пропозициями) и адекватными поверхностными структурами.

3. Представление о тексте как статическом имманентно связном (и цельном) продукте дискурса позволяет определить его как любой протяженности последовательность языковых знаков, заключенную между двумя остановками в коммуникации.

4. Отношения когезии между различными элементами текста устанавливаются на основе взаимодействия различных языковых единиц, реализующих функцию связывания этих частей дискурса и текста. Систему подобных элементов разных уровней языковой системы, способных к выполнению указанной тождественной функции, с полным основанием можно квалифицировать как поле связности. План выражения категории связности представлен просодическими, лексико-семантическими, морфологическими и синтаксическими средствами.

5. С наибольшей отчетливостью противопоставлены по способу выражения отношений когезии лексическая (лексико-семантическая) и грамматическая (дейктическая и синтаксическая) ко-гезия.

6. Специфика лексико-семантической когезии состоит в том, что глобальная связность дискурса и текста опирается на соотнесенность элементов лексической системы, совокупность номинативных цепей слов (словосочетаний), наиболее значимых для передачи содержания текста. Эта совокупность является своеобразной понятийной сетью, в которой существуют отношения различного порядка между элементами семантической структуры. Локальная же связность консти-туентов текста выражается в последовательности обозначений одного и того же объекта — топика, микротемы полипредикативного объединения.

7. Центральным способом выражения отношений грамматической когезии, охватывающим любой вид объединения предикаций, является местоименная референция. Для построения когерентного дискурса, базирующегося на отношениях дейктической референции, говорящим используются также модальные слова и частицы, получившие статус дискурсивных слов.

8. Синтаксическое представление отношений когезии опирается на довольно широкий диапазон средств (соотношение модально-временных планов предикаций, параллелизм структур, порядок следования, порядок слов, актуальное членение, эллипсис, топики, бессоюзие и т.п.), поддерживаемых интонацией.

9. Средства лексической и грамматической когезии гармонично сочетаются и взаимодействуют при порождении речи. Изменение правил и норм их употребления, искусственное исключение какого-либо из этих средств приводит к нарушению связности текста.

Теоретическая значимость исследования состоит в представлении связности как когнитивно-функциональной и коммуникативно-прагматической категории, выступающей в роли центральной смысло -и текстообразующей категории дискурса, в выявлении и квалификации как способов, так и комплекса средств выражения связности. На основе всестороннего и комплексного анализа дискурса и поля когезии получило дальнейшее развитие положение о трансформации ментальных представлений в процессе дискурсивной деятельности, а грамматика связной речи - когнитивно-прагматическое обоснование.

В данном исследовании по-новому рассмотрен и охарактеризован ряд аспектов теории речевой деятельности: определено соотношение понятий «дискурс» и «речевая деятельность», «дискурс» и «текст», проанализированы дискурсивная обусловленность смысла речевых актов и культурно-обусловленная когерентность структуры дискурса, подчеркнуты факторы, обусловливающие прагматические аспекты порождения речи. Результаты исследования могут способствовать как становлению теории связности дискурса и текста, так и эпистемологии гуманитарных дисциплин в целом.

Практическая ценность диссертации определяется тем, что выводы по результатам комплексного и всестороннего изучения связности дискурса и текста могут быть использованы в учебных курсах по теоретической грамматике русского и других языков, прагмалингвистике, лингвистике текста, по функциональной лингвистике, по теории межкультурной коммуникации. Материалы диссертации могут стать основой для спецкурсов и спецсеминаров, для написания учебников и учебных пособий по лингвистике текста и речевой деятельности.

Основные положения диссертации отражены в монографии и других научных публикациях на русском и английском языках, а также учебных пособиях (более 50 работ) общим объемом около 40 п.л.

По результатам исследования были прочитаны доклады и сделаны сообщения на международных, всероссийских и межвузовских конференциях, симпозиумах и семинарах в гг. Москве, Санкт-Петербурге, Астрахани, Краснодаре, Пензе, Пятигорске, Саратове, Ставрополе, Таганроге, Тамбове, Донецке (Украина) (1990-2003 гг.). Среди них: Межвузовская научная конференция «Теоретические и практические аспекты неполнозначных слов» (Ставрополь, 1990); научная конференция «Выразительность художественного и публицистического текста» (Северо-Кавказский центр высшей школы, Ростов-на-Дону, 1993); Межрегиональная конференция «Язык и человек» (Краснодар-Сочи, 1995); Всероссийская конференция «Проблемы филологии и журналистики в контексте новых общественных реальностей» (Лиманчик-95, Ростов-на-Дону, 1995); Городская конференция «Проблемы лингвистики и методики преподавания иностранных языков в вузе» (Ростов-на-Дону, 1996); Всероссийская научная конференция «Проблемы речевого воздействия» (Лиманчик-96, Ростов-на-Дону, 1996); Вторая международная конференция ЮНЕСКО «Евро-лингвауни» (Москва, 1995); Научно-практическая конференция «Основные проблемы теории, практики и методики преподавания языковых дисциплин при подготовке переводческих кадров» (Ростов-на-Дону, 1997); Всероссийская научная конференция «Этнос. Культура. Перевод-2» (Пятигорск, 1997); Межвузовская научная конференция памяти проф. Г.В.Валимовой «Разноуровневые единицы языка и их речевая реализация» (Ростов-на-Дону, 1998); Международная научно-практическая конференция «Межкультурная коммуникация: глобальный и региональный аспекты» (Ростов н/Д, 1999); Международная научная конференция «Филология на рубеже тысячелетий» (Ростов-на-Дону, 2000); Международная научно-практическая конференция «Коммуникация -2002» (Communicating Across Differences») (Пятигорск 2002); Международная научная конференция Типолопя мовних зна-чень у диахроничному та зктавному аспектах (Украина, Донецк 2002); Международная, межвузовская конференция «Поэтика А.П. Чехова» -XXI Чеховские чтения (Таганрог 2002); Международный семинар «Методология исследования: дискурс в обучении иностранному языку» (Тамбов 2002); Международная конференция «Речь. Речевая деятельность. Текст» (Таганрог 2002); Вторая Международная научная конференция «Предложение и слово: парадигматический, коммуникативный, методический аспекты» (Саратов 2002); Всероссийская научная конференция «Язык и мышление: психологический и лингвистический аспекты» (Москва - Пенза, 2002); Международная научно-практическая конференция памяти проф. Н.В.Черемисиной «Человек. Язык. Искусство» (Москва, 2002); 9-я Международная конференция «Россия и Запад: диалог культур» (Москва, 2002); 1 -ая Международная научная конференция «Методы современной коммуникации — 2002» (Москва 2002); Международная конференция «Актуальные проблемы методики преподавания русского языка как иностранного» (Ростов н/Д 2003); Международная конференция «Антропоцентрическая парадигма в филологии» (Ставрополь 2003); Международная научная конференция «История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания» (Ростов н/Д - Адлер, 2003 г.), Международная конференция «Грамматика славянского предлога» (Москва 2003); X Международный Конгресс МАПРЯЛ «Русское слово в мировой культуре» (Санкт-Петербург 2003).

Структура и объем диссертации.

Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, библиографического списка из 530 наименований, включающего публикации отечественных и зарубежных ученых, а также списка источников фактического материала. т

Заключение научной работыдиссертация на тему "Связность как категория дискурса и текста"

Выводы

1. Взаимодействие смыслов именующих слов и соотнесенность с ними местоимений является одним из важнейших условий когерентности языковой картины мира, что выражается в дискурсе и тексте в референциальных отношениях местоименной когезии.

2. Целям референции служат все местоимения — и дейктические, и кванторные. Дейктические отсылают к тому или иному определенному референту, кванторные — к неопределенному. Но наиболее отчетливо характерная для всего класса местоимений способность указывать на референта (свойство дейктичности) проявляется именно в дейктических местоимениях.

3. Функции местоимений заключаются не только в актуализации референциального статуса единицы. В дискурсе и тексте они служат и для отсылки к конкретному речевому акту или высказыванию, и для синтагматической субституции. Совмещая функцию указания с функцией замещения антецедентных референтных словоформ, дейктические местоимения играют важнейшую роль в организации речевых единств, выступая как средства синтаксического дейксиса, оформляющие связь единиц текста. Они формируют сопряженные последовательности высказываний, выступая в них в качестве соотносительных компонентов.

4. Конструкции с местоимениями противопоставляются остальным сочетаниям предложений как маркированный, то есть сильный член оппозиции. Такие полипредикативы можно квалифицировать как местоименно-соотносительные структуры.

5. По отношению к таким «дискурсивным словам», как модальные слова и частицы, вполне уместно использовать понятие «коммуникативный дейксис», ибо с их помощью субъект речи указывает и на тему сообщения, и на связность структуры дискурса и текста.

6. Модальные слова - автономные участники второго пропози-ционного (наряду с диктумным) плана коммуникативных единиц, имеющие референцию к самому тексту. Референтный текст при наличии модальных слов в роли метаорганизаторов предстает как сообщение и о референтной ситуации, и об отношении говорящего к содержанию высказывания. Основная функция модальных слов — ин-тенциональная субъективация позиции отправителя речи, отражение его когнитивных (эпистемических) установок по отношению к тому или иному суждению, к той или иной информации. Тем самым репрезентируются знания, ментальная сфера говорящего. Субъектоцентрический принцип организации дискурса находит в данном случае свое активное воплощение.

7. Модальные слова, не являющиеся компонентом формальной структуры предложения, - не столько средство выражения отношений когезии, сколько собственно дискурсивные маркеры связности. Исключительно важна их роль в создании когерентной структуры. И в первую очередь именно модальные слова связаны с экспликацией позиции говорящего, его оценки собственной системы знаний и отношения к содержанию высказывания.

8. Частицы, способные выразить минимальной ценой весь комплекс прагматических значений, следует рассматривать, по аналогии с местоимениями, как класс слов, объединенных тождественной функцией. Частицы используются говорящим для построения когерентного дискурса, базирующегося на отношениях дейктической референции, осложненных экспликацией позиции говорящего. Релевантность частиц в структуре дискурса предопределяется способностью этих элементов языковой системы участвовать в акте референции, состоящем в привлечении в сферу рассмотрения коммуникантов определенных объектов. Все частицы обладают коммуникативной функцией, состоящей в рематическом выделении, интенциональной актуализации нового.

9. Частицы, местоимения и модальные слова, связанные с «фокусом внимания», обладают и функцией когнитивной: употребление этих элементов дискурса изменяет когнитивное состояние по мере того, как человек понимает или строит высказывания.

ГЛАВА 5. СИНТАКСИЧЕСКИЕ СПОСОБЫ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ КОГЕЗИИ

§ 1. Текстообразующая роль исходной фразы дискурса

В процессе порождения речи высказывание взаимодействует, точнее, связывается, соотносится с другими предикациями как продуктом дискурса. Структурно-семантическая сопряженность этих фрагментов обусловливается характером и степенью воздействия исходной предикации на динамику дискурса и формирование текста. Любой дискурс как речевой поток, привязанный к ситуации, характеризуется, во-первых, живой смысловой связью между высказываниями, во-вторых, заданностью темы, исходящей от инициирующего высказывания. Очевиден текстообразующий потенциал автосемантичной фразы — выразительницы микротемы или общего детерминанта — распространителя нескольких соположенных предложений, или сегментированной конструкции - именительного представления, инфинитива и темы. «Радиус действия» таких предложений, предопределяющих линию контактной связности (С.Г.Ильенко назвала ее контактно-когезийной) (Ильенко 1981: 129 и сл.), обычно распространяется на относительно замкнутую часть текста. Например:

Грядущее тревожит грудь мою.

Как жизнь я кончу, где душа моя

Блуждать осуждена, в каком краю

Любезные предметы встречу я?

Но кто меня любил, кто голос мой

Услышит и узнает ? (М. Лермонтов. 1831 июня 11 дня).

Самозванец! Несчастный вождь! Как ярко просиял Восход его шумящей, бурной жизни. Я радуюсь, великородный витязь, что кровь его с отечеством мирится (А. Пушкин. Борис Годунов).

Связность фрагментов текста и всего текста произведения в целом обеспечивается также и благодаря взаимодействию фрагментов дискурса, осуществляемому дистантно на основе ассоциативно — прерывистой соотнесенности (Ильенко 1981), повторяемости и интерпретации элементов содержания. И когезивно — контактный, и ассоциативно - прерывистый способы формирования последовательности и когерентности текста в сфере текстообразования «работают» совместно. Ср., например, некоторые выдержки — «межтекстовые мостики» из рассказа А.П. Чехова «О любви». Достаточно сравнить хотя бы только абзацные зачины рассказа хозяина дома о его любви, чтобы убедиться в этом. Было похоже, что он хочет что-то рассказать. У людей, живущих одиноко, всегда бывает на душе что нибудь такое, что они охотно бы рассказали. В городе холостяки нарочно ходят в баню и в рестораны, чтобы только поговорить.

Этот фраза построена на основе контактно-когезийной соотнесенности предложений. Автор как бы готовит читателя к рассказу героя о чем-то сокровенном; Далее следует продолжение этого рассказа:

- Я живу в Софьино и занимаюсь хозяйством уже давно, - начал Алехин, - с тех пор, как кончил университет.

В первые же годы меня здесь выбрали в почетные мировые судьи. Кое-когда приходилось наезжать в город и принимать участие в заседаниях съезда и окружного суда.

Здесь когнитивно-контактная соотнесенность по фрейму. Она поддерживается неполнотой последующей части, общим временным детерминантом и лексическим повтором.

В городе меня приняли радушно, я охотно знакомился. Из всех знакомств самым основательным и, правду сказать, самым приятным для меня было знакомство с Лугановичем, товарищем председателя окружного суда. Это было как раз после знаменитого дела поджигателей; разбирательство продолжалось два дня, мы были утомлены. Луганович посмотрел на меня и сказал:

- Знаете что? Пойдемте ко мне обедать.

Это было неожиданно. Я только на минуту зашел к себе в номер, чтобы переодеться, и отправился на обед. И тут мне представился случай познакомиться с Анной Алексеевной, женой Лу-гановича.

Субъектно — локальный детерминант в городе распространяет свое контактно-когезийное воздействие на последующие предложения. Сочинительный союз и местоимение это скрепляют их. Оба последних абзаца объединены микротемой «знакомство», из которой выделяется микротема «знакомство с женой Лугановича», которая была тем, что автор в первом из приведенных абзацев определил предложением «Он хочет что-то рассказать». А еще раньше в этом же рассказе («О любви») были и рассуждения персонажей о любви вообще и о любви красивой Пелагеи к повару. Повествование прерывалось сменой мик-ротем, ситуаций, но единой нитью проходила идея любви и подготовки слушателей и читателей к тому, какой оказалась любовь героя к жене Лугановича. Каждый из текстовых мостиков так или иначе связывал воедино все описываемые перипетии судьбы героя. Таков результат использования ассоциативно-прерывистого способа соотнесения нескольких цельных фрагментов содержания.

§ 2. Последовательность предложений как способ представления линейности дискурса

Дискурс немыслим без линейности. Любой элемент текста как продукта дискурса предполагает наличие эксплицитного или имплицитного предтекста и посттекста, следовательно, текст можно представить как цепочку компонентов синтагматического ряда, которая образуется и развивается по мере необходимости в передаче определенных смыслов. Этот ряд представляет собой определенную последовательность, задаваемую элементами, находящимися в исходной, сильной позиции (заголовками, топиками, семантическими узлами). Причем эта позиция предопределяет не только появление, но и структурно-семантические модификации последующих элементов. Каждое звено цепочки обнаруживает связь со своими «партнерами» в условиях как тестовой проспекции, так и ретроспекции.

Язык располагает достаточным количеством средств связи (в определенном наборе) элементов дискурса, позволяющих представить речевую цепь как значимую «последовательность предложений» (Дейк: 2001). Представляя собой совокупность возможных вариативных значений объединяемых предложений, значение последовательности получает свое выражение в системе определенных структур и единиц разных уровней языка. Последовательность предложений часто квалифицируют как «обобщенное значение линейности, выражаемое в русском языке местоимениями определенных категорий, сочинительными союзами и соотносительными словами, измененным порядком слов, неполнотой предложений» (Зарубина 1981:22).

Соглашаясь с таким определением последовательности, отметим все же, что это несколько сужает круг средств плана выражения последовательности. Взять хотя бы так называемые «прочие указатели» на левый (реже правый) контекст, упоминаемые исследовательницей, не говоря уже о системе коннекторов, о пресуппозициях, дискурсивных средств, тема-рематических перспективах развития смысла. Видимо, это вызвано тем, что основной ориентацией автора является опора на условия текстовой проспекции.

Бессоюзные и союзные последовательности предикативных единиц, оформленных в дискурсе как самостоятельные предложения и воспринимаемых адресатом как тот или иной тип речевого акта, безусловно, представляют собой особые объединения предложений в структуру сверхфразовых единств, которые отличаются от сложных предложений.

Каждое из элементов «последовательности предложений» является относительно самостоятельным суждением (простым или сложным), которое может содержать утверждение, побуждение, просьбу или вопрос.

В составе СФЕ таких последовательностей предложения может быть несколько. Их начальные высказывания выступают как синтагматически сильные единицы ряда, а неначальные — как слабые. Эти последовательности могут и совпадать с СФЕ, и самостоятельно выражать элементы общей микротемы. Связь между ними, равно как и фрагмента дискурса в целом, обеспечивается не только общностью микротемы и важной для смысла тема-рематической прогрессией, но и такими способами, как повторная номинация, анафоризация и катафоризация, порядок слов, синтаксический параллелизм и некоторые другие.

Синтаксически слабые предложения в таких последовательностях, естественно, тяготеют к начальному сильному, прогнозирующему компоненту либо как его неполный вариант, либо как структура, согласующаяся с ним по модально-временным планам выражения предикативности, часто уподобляясь по структуре и порядку следования членов предложения, либо по комплексу указанных параметров, иногда называемых «сигналами слабости», выявляющимися в условиях текстовой проспекции. Важно при этом учитывать, что предложение -высказывание, коммуникативно сильное по отношению к «своей» последовательности, само по себе может быть слабым по отношению к контекстуально предшествующему высказыванию. Пресуппозиции и тема-рематическое членение компонентов последовательностей исследуются с учетом того, что «они относятся к сфере контекстно обусловленной референции» (Дейк 2001:165). А это означает, что к грамматически значимым характеристикам последовательности, а следовательно, и к средствам связности следует отнести и те, которые выявляются в условиях текстовой ретроспекции. Это характеристики, конкретизирующиеся в видовременном согласовании форм глаголов, в формах парцелляции, в параллелизме структур, в повторах слов, в использовании функциональных синонимов и антонимов. Некоторые исследователи, однако, не считают их средствами связности на том основании, что они не влияют на грамматику текста (Зарубина 1984:3640). Трудно согласиться с тем, что эти средства выполняют лишь сти-листико-композиционную функцию.

Анализ конкретного материала показывает, что необходимо учитывать и пост- и предтекстовые связи каждого из слабых предложений цепочки рассматриваемого типа. См., например, последовательности в СФЕ с микротемой «посещение Петром Великим Рейнского собора, где издавна короновались французские короли» из романа Д. Гранина:

1) У входа в соборторжественно встретили священники. (2) Обратили его внимание на великолепную каменную розу между двумя каменными башнями. (3) Полтысячи высеченных фигур украшали фасад собора. (4) Внутри церкви показали знаменитые гобелены, картины Тициана, Тинторетто, чашу, которую ангел принес с неба для Крещения. (5) Среди ритуальных предметов священники похвалились молитвенной книгой, т.е. требником. (6) Считалось, что книга святая, написана таинственными, никому не ведомыми письменами. (7) Петр, конечно, не утерпел, взял требник, полистал, и вдруг стал громко читать текст — страницу за страницей. (8) Служители были потрясены. (9) Петр объяснил, что книга написана по-церковнославянски. (Д. Гранин. Вечера с Петром Великим ).

Здесь начальное предложение (1) - коммуникативно слабое из-за анафорической соотнесенности с антецедентом «Петр» в предшествующем контексте. По отношению к последующим предложениям оно не только благодаря кореферентности с указанным именем, но и в силу своей семантической и структурной полноты оказалось в позиции сильного «партнера». С ним согласуются в модально-временном плане выражения предикативности (2) - (9) предложения; соотносятся по неполноте (2), главное предложение в (4). Отталкиваясь от детерминантного топика начального предложения «у входа в собор» развивается тема — рематическая перспектива в (1) — (3) до следующего топика в (4) «внутри церкви», который в свою очередь является локальным определителем ситуаций, представляющих содержание предыдущих предложений. К первой последовательности - объединению (1) — (3) тяготеет, но лишь как неполное предложение (4). А (5) -полное по структуре - обретает больший коммуникативный вес, поскольку выступает как начало развития нового аспекта содержания микротемы, а именно: «выделение среди ритуальных предметов молитвенной книги», оказывающейся в центре внимания персонажа, благодаря своей загадочности, на что указывается в (6) - уточняюще-интригующем утверждении.

Следствием стало (7) с субъективно - модальной характеристикой, эмоционально-оценочное (8) и разъясняющее (9) предложения.

Введение в последовательность предложений с суждениями — утверждениями по ходу речи разных типов утверждений: разграничений, уточнений, заключений, а также оценочных суждений и т.д. является одной из причин, определяющих выбор именно последовательности самостоятельных предложений, а не сложных предложений для передачи соответствующей информации.

Линейная последовательность как способ реализации категории связности «работает» в равной мере как в монологических текстах различной функциональной нагруженности (повествовательном, описательном, рассуждении), так и в диалоге. Но в репликах последнего наряду с неполнотой, координацией, инверсией1 и прономинальностью, более активную роль в подчеркивании статуса последовательности играет фактор смены и взаимодействия разных речевых актов: утверждений, вопросов, приказаний советов и т.д. Ср., например, подчеркнутые реплики:

А ты обратила внимание, какой красавчик возится с парусами? — И Николь показала головой на потолок каюты, отделанной ливанским кедром. — Настоящий красавец! Он как бы светится изнутри. Ты меня понимаешь?

Не знаю о чем ты. - отвернувшись от Николъ, нехотя обронила Мария, но голос ее предательски дрогнул.

- Не знаешь? С твоим-то глазом- алмазом? Что-то я не верю тебе, сестричка! Все ты видишь! Все ты знаешь!

- Да, видела! — резко повернувшись к Николь с вызовом сказала Мария. — Видела! Ну и что мне теперь делать?! — И на глазах ее заблестели слезы.

- Ой, моя маленькая! - Николъ обняла Марию за плечи. — Да ты попалась!

- Не говори чепухи! - вспылила Мария.(В. Михальский. Весна в Карфагене).

Своеобразным вариантом контекстуальной неполноты как средства связи частей указанных сочетаний является однократное употребление общего для нескольких предикативных единиц компонента синтаксического членения (см. соответствующий раздел данной работы). Чаще всего этим компонентом является детерминирующий член предложения. Иногда общий компонент бывает представлен рядом однотипных словоформ, распространенных по правилам присловных связей. См., например:

Над кустиками голубики, как-то через зрение вяжущей рот матовостью своих дремных ягод; над карим блеском до боли холодных мочажек, куда вдруг погружалась нога; над мхом и валежником; над дивными, одиноко праздничными, стоящими как свечи, ночными фиалками темно-коричневая с лиловизной болория скользила низким полетом, проносилась гонобоблевая желтянка, отороченная черным и розовым (В. Набоков. Другие берега).

Общим может быть и присловный распространитель. См. пример с локальным компонентом, который поясняет не столько структурные схемы в целом, сколько грамматически господствующий по отношению к нему компонент словосочетания, выраженный повторяющимся глаголом (быть = находиться):

Среди них был Адольф, смуглый, с квадратной головой, был и тот коротконогий, пузатый, все еще урчащий человек, читавший медицинский журнал в трамвае (В. Набоков. Катастрофа).

Общий компонент во всех случаях, координируя однотипность структур, объединяет их в одно целое, в то же время испытывая их совместное синтагматическое притяжение. Предопределенность связи в этом случае усиливается параллелизмом структуры и порядком слов.

Порядок следования предикаций рассматривается отдельными учеными как средство оформления сочетаний этих единиц, в известной мере опирающееся на положение о том, что «относительно полное развитие мысли возможно лишь в группе тесно взаимосвязанных суждений» (Солганик 1973:47).

На положение о роли порядка размещения предикативных частей при образовании сложных суждений ориентировались и синтаксисты, изучающие средства связи в сложных предложениях (Белошапкова 1977, Гаврилова 1980, Максимов 1977, Малащенко 1988 и др.), в бессоюзных сочетаниях предложений (Милевская 1993). Несмотря на то, что порядок частей признается учеными как необходимый и достаточный признак полипредикативного объединения, неотъемлемый формальный критерий, его закономерности в этих структурах по существу только начинают изучаться.

Порядок следования предикативных единиц относится к универсальным способам оформления полипредикативных конструкций, причем наблюдаются факты функционирования единиц как в жесткой последовательности (негибкие структуры), так и в свободной (гибкие структуры).

Исследователи исторической грамматики русского языка обращают внимание на то, что порядок частей в бессоюзных конструкциях более жесткий, чем в союзных структурах (Борковский 1972, Иванова 1973, Коротаева 1964, Стеценко 1977). Как показывают результаты нашего исследования, тенденция к предпочтительной жесткости, закрепленности порядка следования частей бессоюзных конструкций дает себя знать в большинстве этих единиц и в современном русском языке. Эволюционное развитие языковой системы, имевшее своим результатом формирование союзных конструкций на базе бессоюзных, привело, с одной стороны, к более жесткой фиксации порядка следования, как, например, в сложносочиненных предложениях с сочинительными союзами, с другой - к появлению значительного количества гибких структур среди различных типов сложноподчиненных предложений.

Для полипредикативных объединений сферы синтаксиса текста порядок следования частей тоже нужно признать важным структурным признаком, участвующим, совместно с другими грамматизированными средствами, в формировании этих конструкций.

В центре внимания исследователя текста оказываются не только словопорядковые потенции каждой предикативной единицы и их роль в оформлении сочетания. Прежде всего учитывается значение порядка следования в динамике развития, движения сложной мысли, выражающейся в фрагменте генерируемого дискурса. Поэтому порядок следования предикаций целесообразно рассматривать с учетом наличия или отсутствия последовательной, цепной связи (Солганик 1973) между компонентами, что не исключает, а подтверждает тезис о выделении сверхфразовых единств с фиксированной и со свободной связью частей.

Сочетания предложений с последовательной связью компонентов характеризуются тенденцией к закрепленному порядку их следования. Фиксированность порядка предикативных компонентов является отличительным свойством прежде всего конструкций, последовательная связь в которых задана, обусловлена наличием в исходном предложении контактных синсемантичных лексем или форм слов, предопределяющих употребление синтаксической единицы, необходимой для реализации или конкретизации их семантики. Таким компонентом, разумеется, может быть и предложение.

Прежде всего в этой группе выделяются сочетания предикаций, в исходной части которых имеется опорная синсемантичная лексема или с дейктической семой. Это наблюдается в сочетаниях, выражающих изъяснительные, объяснительные и пояснительные отношения. См. примеры (контактные слова выделены): Марина. Слова не нужны: Верю, что любишь ты; но слушай: я решилась С твоей судьбой и бурной, и неверной Соединить судьбу мою; то вправе я требовать одного: Я требую, чтоб ты души своей Мне тайные открыл теперь надежды, Намеренья и даже опасенья (А. Пушкин. Борис Годунов). Безошибочным своим нюхом они почуяли: этот - не как все (Д. Липскеров. Сорок лет Чанчжоэ).

А ночью было нечто особенное: мимо черного зеркального стекла пролетали тысячи искр огненным стрельчатым росчерком (В. Набоков. Защита Лужина).

Но поставлю условие: ты должен будешь выпить вот здесь, при мне (В. Аксенов. Новый сладостный стиль).

Сам посуди, случилось это так; я возвращался о ярмарки и лесом поехал я, - сопутствуемый бесом невидимым (В. Набоков. Пьесы).

Изменить порядок частей в БСП с указанными отношениями, как правило, невозможно. Предикативная часть с изъяснительной семантикой может находиться в препозиции, если в другой части есть указательное местоимение. Ср.:

Отец поселился отдельно со своей маленькой подругой - это Ирма узнала из разговора двух знакомых дам, спускавшихся по лестнице (В. Набоков. Камера-обскура).

Может показаться, что построение таких конструкций возможно и без указательных местоимений. Ср. трансформы "Язнаю; нет тебя" -"Нет тебя - я знаю " или примеры;

Список научной литературыМилевская, Татьяна Валентиновна, диссертация по теме "Теория языка"

1. И преобразованное сочетание, и литературные примеры закрытые структуры, последующая часть котором воспринимается как неполное предложение с подразумеваемым членом предложения — дополнением или подлежащим, которое выражено местоимением это.

2. Царь. Бунтовщиком Чернигов осажден. Спасите град и горожан (А. Пушкин. Борис Годунов).

3. Выяснились и другие причуды: свет горит почти всю ночь; необщителен (Д. Липскеров. Последний сон разума).

4. В конструкциях такого типа жесткость порядка следования частей может подчеркиваться употреблением в роли предикатов лексем, называющих последовательность действий (иконическая последовательность), или же неполнотой. Например:

5. Лифт медленно поднял их на этаж. Старинный медный ключ торжественно открыл дверь, связки были осторожно водружены на банкетку (П. Долохов. Бизнес в России).

6. Кучер чмокнул. Лошади опять пустились рысью (В. Набоков. Защита Лужина).

7. Так смерть красна издалека;1. Пускай она летит стрелою.1. За ней я следую пока;

8. Лишь только б не она за мною (М. Лермонтов. К глупой красавице)

9. Вошла бонна, сказала что-то на ухо Максу, тот кивнул, она вышла (В. Набоков. Камера-обскура).

10. Если в роли антецедента выступает все лексико-семантическое содержание препозитивной части, в последующей в этом случае употребляется указательное местоимение это или сочетание все это:

11. Там, где восхищаются Растрелли, как правило, не расстреливают. Это, конечно, каламбур, но также и одна их примет погоды в обществе (О. Бешенковская. Петербургская кантата).

12. Фиксированный порядок частей является отличительной чертой конструкций со структурной неполнотой одного из предложений. Независимо от функции отсутствующего компонента структуры контекстуально-неполное предложение находится в постпозиции. Например:

13. Было у него (Беликова — Т.М.) странное обыкновение ходить понашим квартирам. Придет к учителю, сядет и молчит и как будто что-то высматривает (А. Чехов. Человек в футляре).

14. Фантазия беззакония ограничена (причина — Т.М.): я ничего не мог придумать далее (следствие) (В. Набоков. Соглядатай)

15. Вода в ухе (условие) прыгай на одной ноге, пока не прольется горячей слезой (следствие) (В. Набоков. Совершенство).

16. Самозванец. Змея. Змея! — Недаром я дрожал. Она меня чуть-чуть не погубила (А. Пушкин. Борис Годунов)и его возможный трансформ: Она меня чуть-чуть не погубила. Недаром я дрожал;

17. Будь со мной прозрачнее и проще: у меня осталась ты одна (В. Набоков. Стихи и поэмы) — У меня осталась ты одна: будь со мной прозрачнее и проще.

18. Ивану Петушкову — тоже (А. Пушкин. Евгений Онегин).

19. Независимо от характера референциальных отношений приведенные эллиптические конструкции выполняют отсылочную функцию к предтексту. Это наблюдается и в объединениях, где отсутствует референтная кореферентность.

20. Опускаться может и группа сказуемого, названного в антецедентной части, и вся структурная схема. См. еще примеры с эллиптическими предикациями:

21. Автомобиль подпрыгивал на кочках, мы с Феликсом тоже (В. Набоков. Отчаяние) -> ( Мы с Феликсом тоже подпрыгивали на кочках).

22. Вдруг на скатерти появилось сизое пятнышко, расплылось, потом рядом другое. третье.(В. Набоков. Король, дама, валет) —> (потом рядом появилось другое, третье пятнышки).

23. В этих фрагментах дискурса устанавливаются референциальные кореферентные отношения между конструкциями с невербальными компонентами и их антецедентами.

24. А еще через год или два был я по делу в Париже, и у поворота лестницы в гостинице, где я ловил нужного мне актера, мы опять без сговору столкнулись с ней: собираясь вниз, держала ключ в руке (В. Набоков. Весна в Фиальте).

25. Здесь устанавливается референтное тождество между компонентами (она держала).

26. Структурная неполнота порождается и отсутствием во второй части второстепенного члена, который должен был эксплицировать семантические компоненты, представленные в исходной части. См., например:

27. Сердце у него билось в гортани, не хватало воздуха, пересохли губы (В. Набоков. Камера- обскура).

28. И в отсутствие союзного средства способность слов с конструктивной валентностью играть определяющую роль в формировании синтаксического единства, как его структуры, так и семантики проявляется весьма отчетливо.

29. Прежде всего надо выделить весьма значительную группу конструкций, представленную единицами с опорными словами, реализующими объектную валентность «что» при употреблении последующей предикативной части с изъяснительной семантикой.

30. Я даже больше тебе скажу: дело не в тебе и не во мне (Д. Липскеров. Сорок лет Чанчжоэ).

31. Специально для ушибленных напоминаю: интервью есть плод симбиоза спрашивающего и отвечающего (Т. Толстая. Вариации).

32. И сама собой появлялась мысль: я бессознательно уже простился с жизнью, мне теперь все безразлично, раз я буду убит (В. Набоков).

33. Лужин повернулся: на стуле справа сидел господин в белом, с черной бородой, и внимательно смотрел улыбающимися глазами (В. Набоков. Защита Лужина).

34. В этой конструкции отсутствует глагол восприятия «видеть».1. Ср.:

35. Поднимаю голову и вижу: в дверях стоит Верещагин (М. Ветер. Ножик Сережи Довлатова).

36. В другом случае употребление глагола со значением зрительного восприятия предсказывается на основе логической причинно-следственной связью содержанием всей предикативной части с имплицитным элементом. Ср.:1. Окно со звоном открываем.

37. Спадает отблеск до земли (В. Набоков. Стихотворения).

38. Вхожу в столовую и долго смотрю на гречневую кашу с молоком. Архипелаг Фиджи (В. Аксёнов. Ожог).

39. В этот самый момент во двор въехал велосипед, и ездок без всякой причины дважды позвонил звоночком на руле. И этого хватило. Номер XII вдруг вспомнил.1. Велосипед.1. Шоссе.1. Закат.

40. Мост над рекой (В. Пелевин. Омон ра).

41. Таким образом, прерывистые структуры это эллиптические полипредикативные конструкции, которые исключают не только необходимость, а видимо, и возможность в эксплицировании носителя валентности «что».

42. Толкующая, объясняющая предикативная часть необходима говорящему (пишущему), чтобы полнее раскрыть суть какого-либо понятия, а зачастую — и подчеркнуть субъективность его толкования. См. примеры с существительными в роли опорных слов:

43. Вдруг случилось чудо: Ольга Сократовна собралась к нему в Сибирь (В. Набоков. Дар).

44. Лицам духовного звания было видение: по Невскому проспекту шагает громадный Чернышевский в широкополой шляпе, с дубиной в руках (В. Набоков. Дар).

45. Вернувшись в холл, я застал там перемену. Некоторое число лиц, в цветистом шелку или черном сукне, образовало отдельные небольшие группы (В. Набоков. Лолита).

46. Подобную конструктивную валентность вполне закономерно реализуют и собственно предикатные знаки прилагательные, наречия, слова категории состояния. Ср.:

47. Снимок, точно, был замечательный: изумленное распухшее лицо плавало в сероватой мути (В. Набоков).

48. Наречие при предикате и категория состояния также могут нести информацию, которая толкуется объясняющей предикативной частью:

49. Странно: дрожали ноги (В. Аксёнов. Ожог).

50. А наряден и статен был господин на диво: шелковый галстук в нежных узорах нырял, слегка изогнувшись, под двубортный жилет (В. Набоков).

51. Понимаете, какая штука: брат мне наказал явиться сюда, как только приеду (В. Набоков.)

52. В качестве опорного слова в объяснительно-пояснительных конструкциях выступает и субстантивированное прилагательное среднего рода, ещё более сближающееся по характеру выражаемого значения с местоимениями. Ср.:

53. Для меня, в смысле моей безопасности, важно следующее: убитый не опознан и не может быть опознан (В. Набоков. Отчаяние).

54. Одни общие компоненты выступают как распространители этих единиц, например:

55. Ввиду этого и начинается опрос свидетелей, и подходят они по одному (Ю. Домбровский. Факультет ненужных вещей).

56. Другие, как, например, неповторяющийся подчинительный союз, присоединяют к главной части несколько придаточных:

57. В то, что дело его разъяснится, он верил, пока сознавал себя, потому что слишком уж странные вещи ему предъявляли в качестве доказательства вины и слишком мало понимал следователь в том, чем они в академии вообще занимались (Д.Быков. Оправдание).

58. По гордой лире Альбиона Он мне знаком, он мне родной (А.Пушкин. Евгений Онегин).

59. В бессильной злобе на реформы муж слонялся по квартире, вымещая всё на мне (М. Арбатова. Меня зовут женщина).

60. Вдруг, когда я собрался к Ахматовой, Наталья стала настаивать на поездке к ней вместе, а прежде — никогда (Д. Бобышев. Я здесь).

61. С моей легкой руки все мы имели прозвища. Общее для нас было: «ушаковские мальчики», выдуманное какими-то зоилами. Но нам это нравилось, и мы носили эту кличку. А «внутри» были свои клички и прозвища (А. Реформатский. Из «дебрей» памяти).

62. В (1), (2), (3) выделенная детерминантная конструкция структурно может редуплицирована в последующей предикативной части. А в (4), хотя такая трансформация и исключена, детерминант тематически соотнесен с содержанием последующих высказываний.

63. Через неделю времени пройдёт вода и поставим тут паром (А. Чехов. В ссылке).

64. В нижнем этаже под балконом вдруг заиграла скрипка и запели два нежных голоса (А. Чехов. Огни).

65. Через неделю времени пройдёт вода, и через неделю времени поставим тут паром и

66. В нижнем этаже под балконом вдруг заиграла скрипка, и в нижнем этаже под балконом вдруг запели два нежных голоса.

67. Через неделю, когда вода совсем спадёт и поставят тут паром, все перевозчики, кроме Семёна, станут уже не нужны, и татарин начнёт ходить из деревни в деревню и просить милостыни и работы (А. Чехов. В ссылке).

68. А далеко внизу, посреди дороги, стоял командир взвода и густо столпились солдаты вокруг упряжки первого орудия (Ю. Бондарев. Горячий снег).

69. В данном высказывании выделенный локальный распространитель соотносится с глаголами пребывания (стоял, столпились); его изъятие из текста нарушит и смысл, и структуру всей коммуникативной единицы.

70. Максимальной степенью семантической и структурной автономности в позиции общего компонента полипредикативных высказываний, разумеется, характеризуются детерминантные придаточные (термин В.А. Белошапковой) с обстоятельственным значением. Например:

71. Пока мать. измучив себя и Гуська, решается дать ему завалящий клок под работу в кружок, Курымушка под шумок перебирается на свой диван, по-своему молится, засыпая.(М. Пришвин. Кащеева цепь).

72. Пока разговаривали со стариком, солнце садилось, и всё время в ауле на красной заре дрались два козла (М. Пришвин. Черный араб).

73. Во время разговора со стариком (солнце садилось, и всё время в ауле на красной заре дрались два козла).2в) Мы разговаривали со стариком. (Солнце садилось, и всё время в ауле на красной заре дрались два козла).

74. Для меня (топик: что касается меня) Россия стала превращаться в литературу из реальной жизни (В.Аксёнов)

75. Из присутствующих (топик: что касается присутствующих) я знал в лицо редактора одного бывшего издания (В.Набоков)

76. Детерминирующие субъект «для меня» и объект «из присутствующих» определяют как топики личностные рамки истинности предикации. Они же при актуальном членении выделяются как данное, фокус интереса прагматический пик:

77. Для меня // Россия стала превращаться в литературу из реальной жизни.

78. Из присутствующих // я знал в лицо редактора одного бывшего издания.

79. Посередине, на столе, фиолетовым лоском отливали бутылки, блестело масло в открытых сардинных коробочках, был разложен шоколад в серебряных бумажках, мозаика колбасных долек, гладкие пирожки с маслом (В.Набоков).

80. В этот период пытались христиански обосновать социализм, увлекались Ламенэ, интеллигенция была ещё религиозно настроена (Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма)

81. На Западе всё тесно, всё ограничено, всё оформлено и распределено по категориям, всё благоприятствует образованию и развитию цивилизации и строение земли, и строение души (Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма)

82. У неё были светлые, пустые глаза, лоснился нос — тонкий, милый нос (В. Набоков. Камера-обскура)

83. И всегда главным остаётся исповедание какой-либо ортодоксальной веры, всегда этим определяется принадлежность к русскому народу (Н. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма)

84. От водки всё заходило ходуном: шахматная доска тихо полезла на бутылки, бутылки поехали вместе со столом по направлению к дивану, диван со спящей дамой двинулся к окну, окно тоже куда-то поехало (В. Набоков)

85. С нашей стороны озеро было хоть куда — ивы, ракиты и всё, что полагается. С противоположной — автострада.

86. Насадили (удочки —Т.М.), забросили. Я— налево, Егор — направо. Время — около девяти утра. В полдесятого Егор пробасил:1. Пап, чего-то не клюёт.

87. В пятнадцать лет они начинают басить и иронизировать. Не успеваешь уследить, что раньше.

88. Десять. Ни одной поклёвки (О. Борушко. По щучьему велению).

89. Как ни парадоксально это звучит, но самостоятельные распространители, квалифицируемые в изолированном предложении как факультативные, в ССЦ выступают уже как обязательные — и семантически, и структурно.

90. Жесткой спаянностью фраз отличаются ССЦ, в которых либо повторяются однозначные детерминанты, либо функционируют группы таких распространителей, либо, как в следующем тексте, работают оба указанных фактора:

91. И с ним бывали анекдоты. Как-то раз в ИФЛИ на лекции Д.Н. получает записку, адресованную «Ушакову». Разворачивает и читает вслух: «Когда же ты, сволочь, отдашь мне три рубля?» Д.Н. остановился и наклонил голову. Записка была написана студенту Ушакову.

92. Главным фактором формирования таких строф является параллелизм в первую очередь структурно-семантических основ сочетающихся предложений. Образцом, естественно, является исходное. Например:

93. Она — блондинка, он — брюнет. Она — немка, он — грузин (А. Гав-рилов. Берлинская флейта).

94. Напротив обитает ценитель древностей; в окошке пастушок точёный выставлен (В.Набоков Стихи и поэмы).

95. Я родился 10-го апреля 1899-го года по старому стилю в Петербурге; брат мой Сергей родился там же, 28-го февраля следующего года (В.Набоков Другие берега).

96. Она (жена) верила в сны: выпавший зуб — смерть знакомого, зуб с кровью — смерть родственника. Грязь — это богатство, кошка — измена, море душевное волнение (В.Набоков. Отчаяние.).

97. Он в столицу уехал, и я за ним потянулся, уже не мог без него. Он взял мою жену за руку и повёл её искать ей работу. Он взял меня за руку и повёл меня искать мне работу (А. Гаврилов. Берлинская флейта).

98. Он поспешно бросил шар; собака исчезла (В.Набоков. Возвращение Чорба).

99. Наиболее употребительными и широко представленными, особенно в устном модусе дискурса, являются конструкции с частями в формах синтаксического индикатива.

100. Сочетания с частями в форме синтаксического настоящего характеризуются однотипностью и чаще всего выражают отношения соединительного перечисления:

101. Условия плохие — проблема. Условия хорошие — проблема. Условия превосходные — проблема (А. Гаврилов. Берлинская флейта).

102. Мреет пар над шоколадом, синим блеском отливают тарталетки с черничным вареньем (В.Набоков. Подвиг).

103. Моё здоровье расшатано. Мне вредны такие вещи (В. Аксёнов. Новый сладостный стиль).

104. В таких сочетаниях нормальным является функционирование не-расчленённых или расчленённых номинативных предложений в типичной для них исходной форме настоящего времени. Например:

105. Стены, окно, потолок. Потолок, стены, окно, деньги (А. Гав-рилов. Берлинская флейта).неизъяснимой веет смесью еловой, липовой, грибной. Там, по сырому пестролесью, свист, щебетанье, гам цветной! (В.Набоков. Стихи).

106. Умственное напряжение доходит до бредовой крайности; понятие времени выпадает из сознания; рука строителя нашаривает в коробке нужную пешку, сжимает её, пока мысль колеблется, нужна ли тут затычка, можно ли обойтись без преграды. (В.Набоков. Подвиг).

107. Русский слух не может им (языком Попрядова — Т.М.) насладиться, нас смущают странные обороты и ударения, недостаточно резкая тонировка стиха, неожиданные архаизмы, диковинные эпитеты (В.Набоков).

108. Расчищаю лопатой оснеженный въезд: пиджак скинут, роскошный чёрно-белый шарф обмотан вокруг шеи (В.Набоков. Лолита).

109. Сочетание с предикативными единицами в форме синтаксического прошедшего представлены такими разновидностями: 1) с частями в форме прошедшего несовершенного вида:

110. Между тем завечерело. Воробьи исчезли давно, всадник потемнел и как-то разросся (В.Набоков. Отчаяние).

111. Стул был поставлен на стол; с койки сорвана была простыня; звякнула ведерная кружка; сквозняк перебрал бумаги на столе, и одни лист спланировал на пол (В.Набоков. Приглашение на казнь).

112. Дальше большим полукругом расположился на солнцепёке город. Разноцветные дома то шли ровными рядами, сопутствуемые крупными деревьями, то криво сползали по скатам, наступая на собственные тени (Д. Липскеров. Последний сон разума).

113. Макс проводил её взглядом: у добрейшего этого человека чесались руки (В.Набоков. Камера-обскура).

114. Полный или частичный параллелизм временных планов синтаксического инфинитива прошедшего или настоящего — характерная особенность сочетаний описательного и повествовательного типа.

115. Полипредикативы с параллелизмом частей в форме будущего времени встречается реже. Например:

116. Сейчас вернётся, подождём её (М. Веллер. Легенды Невского проспекта).

117. Нередко приходилось идти напролом, не слушая китайских застращиваний и запрещений: умение метко стрелять—лучший паспорт (В.Набоков. Дар).

118. Чернела на улице сырая ночь, с бешеным ветром: никогда, никогда не доберёмся домой (В.Набоков. Дар).

119. Да в конце концов это так и будет, брат мой часть моей души (В.Набоков. Отчаяние).

120. Параллелизм модальных планов обнаруживается сочетанием с предложениями в формах ирреальной модальности. См. примеры с частями со значением побуждения:

121. Старому прочь, новому добро пожаловать (В.Набоков. Машенька).

122. В данном случае можно говорить о полной координации модальных планов частей и их достаточно тесной связи.

123. Будь они нищие, всё равно ничего бы не изменилось, обвевал бы сестёр такой же ветерок счастья, непонятно откуда дувший, но чувствуемый самым угрюмым и толстокожим посетителем (В.Набоков. Соглядатай).

124. Вы не беспокойтесь, Виктор Иванович, как-нибудь вылезем (М. Ветер. Ноль часов.).

125. Не бойся: по пути ты не один пойдёшь (В.Набоков. Стихи).

126. Синтаксическая координация при отсутствии параллелизма обусловлена тем, что план временной неопределённости формыпобудительного наклонения в какой-то мере сориентирован на ожидание, предполагаемое совершенствование действия после момента речи.

127. При других соотношениях сочетаний разномодальных предикаций приспособление предикативных компонентов не обнаруживается. Ср.:

128. Не ласкайте его. Он себя ведёт неважно (Д. Липскеров. Пальцы для Кэролайн).

129. Бросьте, Лев Глебович: не сыграть ли нам лучше в какое-нибудь пти-жо? (В.Набоков. Машенька).

130. Она мечтала быть сестрой милосердия в какой-нибудь голодающей азиатской стране; я мечтал быть знаменитым шпионом (В. Набоков. Лолита).

131. Он разбил моё сердце, ты всего лишь разбил мою жизнь (В. Набоков. Лолита).

132. И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды (М. Лермонтов).

133. Следует отметить большой экспрессивный потенциал такого построения, так как союзы в стихотворениях вообще используются редко.

134. В качестве одного из способов, обеспечивающих организацию связного текста, выступает и последовательность предложений, поскольку развитие дискурса прогнозируется не только замыслом говорящего, но и интенциями языковых средств.

135. Синтаксические способы представления отношений когезии в рамках дискурсивного подхода рассматриваются не только как особенности полипредикативной структуры, а как средства формирования конструкций, оформления сочетаемости компонентов текста.

136. Параллелизм структуры элементов дискурса как связующий фактор обусловливает разную степень спаянности частей, и, следовательно, коммуникативной цельности всего полипредикативного единства.1. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

137. Порождение и восприятие дискурса является преобразованием имеющих сложную конфигурацию ментальных представлений, которые соотносятся с различными аспектами действительности, в процессе речевой деятельности в линейную последовательность элементов текста.

138. Связность является основной смысло- и текстообразующей категорией дискурса, центральной категорией текста, его конституирующим признаком, так как не бывает бессвязного текста.

139. Более очевидным представляется выделение в полевой организации микрополя лексической когезии и микрополя грамматической когезии в связи с функциональными особенностями их конституентов.

140. Взаимодействие смыслов именующих слов является одним из важнейших условий когерентности языковой картины мира, что выражается в дискурсе и тексте в референциальных отношениях местоименной когезии.

141. Порядок следования частей, фиксирующий синтаксические позиции предикаций, выступает как естественное средство организации дискурса.

142. Адмони В.Г. Грамматика и текст // Вопр. языкозн. 1985. № 1. С.6 -15.

143. Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка. М., 1990. 168с.

144. Акимова Г.Н. Развитие конструкций экспрессивного синтаксиса в русском языке // Вопр. языкозн., 1981. №6. С. 109-120.

145. Александрова О.В. Когнитивно-прагматические особенности построения дискурса в средствах массовой информации // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JLA. Манерко. Рязань, 2002. С.80-83.

146. Алексеенко М.Ф. Полипредикативные сложные предложения с союзной связью в современном русском языке: Автореф. канд.филол. наук. М., 1973. 21 с.

147. Алехина М.И. Местоимения как часть речи // Явления переходности в грамматическом строе современного русского языка. Межвуз. сб. научн. трудов. М., 1988. С.97-103.

148. Алехина М.И. О классификации местоимений // РЯШ, 1982. №1. С.63-68.

149. Алефиренко Н.Ф. Язык и культура: аспекты взаимосвязи и взаимодействия // Человек. Язык. Искусство (памяти проф. Н.В. Черемисиной). Материалы Межд. научно-практической конференции. М.: МПГУ, 2002. С.74-76.

150. Алефиренко Н.Ф. Этноязыковое кодирование смысла в зеркале культуры // Мир русского слова. 2002. № 2. С.69-74.

151. Андреева Е.С. Диалектика текста: Понятийная сеть как логическая основа естественного языка. М.,2002.

152. Н.Анисимова Л.В. Вводно-модальные слова в их отношении к структуре предложения: Автореф. дисс.канд. филол. наук. Воронеж, 1982. 19 с.

153. Анри П. Относительные конструкции как связующие элементы дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Пер. с фр. и португ. / Общ. ред. и вступ. ст. П. Серио; предисл. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1999. С. 158-183.

154. Апресян Ю. Д. Типы коммуникативной информации для толкового словаря // Язык: система и функционирование: сборник научных трудов. М.: Наука, 1988. - С. 10-22.

155. Н.Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. М., 1986. Вып. 28. С.5-33.

156. Апресян Ю.Д. Дистрибутивный анализ значений и структурно-семантические поля // Лексикографический сборник. М., 1962. Вып. 5. С.52-58.

157. Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1974. 472 с.

158. Аракин В.Д. Сравнительная типология английского и русского языков. Л., 1979.

159. Аристов С.А., Сусов И.П. Коммуникативно-когнитивная лингвистика и разговорный дискурс // Лингвистический вестник. Вып. 1. Ижевск, 1999. С.4 13.

160. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка (стилистика декодирования). М., 1990. 301 с.

161. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека // М., Языки русской культуры, 1998. 896 с.21 .Арутюнова Н.Д. Коммуникативная функция и значение слова // НДВШ ФН, 1973. №3. С.42-53.

162. Арутюнова Н.Д. Лингвистические проблемы референции // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1982. Вып. XIII. С. 5-50.23 .Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. М., 1976. 363 с.

163. Арутюнова Н.Д. Синтаксис // Общее языкознание. Внутренняя структура языка. М., 1972. С.259-343.

164. Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. М.: Наука, 1982.

165. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966.

166. Бабайцева В.В. Русский язык. Синтаксис и пунктуация. 1979. 269 с.

167. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. Пер. с фр. Вентцель Е.В. и Вентцель Т.В. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1955. 416с.

168. Бакиева Г.Х. Проблема референции в теории семантики поля // Язык и человек. Материалы межрегиональной конференции. Краснодар — Сочи, 1995. С.56-57.

169. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Концептуальная модель значения идиомы //Когнитивные аспекты лексики / ТГУ. Тверь, 1991. С.3-24.

170. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Структуры знаний и их языковая онтологизация в значении идиомы // Исследования по когнитивным аспектам языка. Труды по искусственному интеллекту: Уч. записки Тартусского ун-та. Тарту, 1990. Вып. 903. С. 20-37.

171. Баранов А.Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М.: Помовский и партнеры, 1993. 207 с.

172. Барт Р. Лингвистика текста. Пер. с фр. // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики / сб. статей. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.168-175.

173. Барт Р. От произведения к тексту // Избранные работы: Семантика. Поэтика. М., 1994.

174. Беднарская Л.Д. Бессоюзное предложение и текст // Сложное предложение в тексте: Межвуз. тематический сб. научн. трудов / КГУ. — Калинин, 1988. С.50-56.

175. Бейлин Дж. Краткая история генеративной грамматики // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой, И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М., Едиториал УРСС, 2002. С.13-55.

176. Белошапкова В.А. Современный русский язык. Синтаксис. М., 1977. 248 с.

177. Белунова Н.И. Повтор подлежащего в собственно бессоюзных сложных предложениях с парцелляцией (на материале публицистики) // Сложное предложение в системе других синтаксических категорий: Межвуз. сб. научн. тр. Л., 1989. С.109-116.

178. Беляевская Е.Г. Семантическая структура слова в номинативном и коммуникативном аспектах (когнитивные основания формирования и функционирования семантической структуры слова): Дисс. .доктора филол. наук. М.:МГЛУ, 1991.

179. Бергельсон М.Б., Кибрик А.Е. Прагматический «принцип приоритета» и его отражение в грамматике языка // Известия АН СССР, СЛЯ. М., 1981, т.40. № 4. С. 343-355.

180. Биологические и кибернетические основы речевой деятельности. Сб. обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1984. 225с.

181. Блажев Бл. Съдържат ли подлог и сказуемо изреченията от типа «Вот дом» в руския език? // Език и литература. 1973. №4.

182. Богин Г.И. Типология понимания текста Калинин: Изд-во КГУ, 1986. 87 с.

183. Богин Г.И. Уровни и компоненты языковой способности человека. Калинин: Изд-во КГУ, 1975. 106 с.

184. Боева Н.Б. Антонимическая когезия в современном английском языке // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С. 199-203.

185. Боева Н.Б. Грамматическая антонимия в современном английском языке. М.: Готика, 2000.

186. Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии / Тамбовский гос. ун-т. Тамбов, 200. 123 с.

187. Бондарко А.В. Введение. Основания функциональной грамматики // Теория функциональной грамматики: Введение, аспектуальность, временная локализованность, таксис. 2-изд. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.5-39.

188. Бондарко А.В. Категории временного порядка и функции глагольных форм вида и времени в высказывании (на материале русского языка) // Межкатегориальные связи в грамматике. С.-Пб., 1996. С.6-21.

189. Борботько В.Г. Элементы теории дискурса. Грозный: Изд-во Грозненского университета, 1981.

190. Борисова Е.Г. Отражение комммуникативной организации высказывания в лексическом значении // Вопр. языкозн, 1990. №2. С.113-120.

191. Борковский В.И. Сравнительно-исторический синтаксис восточнославянских языков. Бессоюзное сочетание предложений, сопоставляемое со сложноподчиненным предложением, М., 1972. 157 с.

192. Бочкарева Т.А. К вопросу о методике анализа категории модальности художественного прозаического текста // Предложение и Слово: Межвуз. сб. научн. трудов / Отв. ред. Кадькалова Э.П. Саратов, 2002. С. 66-74.

193. Бронская А.А. Синтаксические связи в бессоюзных сложных предложениях // НДВ1И ФН. 1975. №1. С.74-82.

194. Брчакова Д. О связности в устных коммуникатах // Синтаксис текста. М., 1979. С. 248-261.

195. Брызгунова Е.А. Интонация в бессоюзных соединениях предложений // Русская грамматика. Т.2. Синтаксис. М., 1982. C.65Q-656.

196. Брызгунова Е.А. Смысловое взаимодействие предложений // Синтаксис текста. М., 1979. С.78-90.

197. Буданова Т.А. Дискурсивное слово небось: семантика и функционирование // Предложение и Слово: Межвузовский сб. научн. трудов / Отв. ред. Э.П. Кадькалова. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2002. С.315-320.

198. Бузаров В.В. Изучение диалогической коммуникации основная задача коммуникативной грамматики // Вестник Моск. ун-та. Филология, 2002 №1. С. 148-152.

199. Булатникова А.Е, 0 союзной функции частиц в современном русском языке // Синтаксис сложного предложения. Воронеж, 1982. С.45-50.

200. Булаховский JI.A. Курс русского литературного языка. T.I. Изд. 5-е, перераб. Киев, 1952. 446 с.

201. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., Языки русской культуры, 1997. 576 с.

202. Булыгина Т.В. Особенности структурной организации языка как знаковой системы и методы её исследования // Материалы конференции «Язык как знаковая система особого рода». М., 1967. С.34-49.

203. Бунина М.С. К вопросу о сложном предложении // Вопросы синтаксиса и лексики современного русского языка. Сб. трудов МГПИ. М., 1973. С.57-63.

204. Бунина М.С. О парадигме двухкомпонентного предложения // Статьи и исследования по русскому языку. Уч.записки МГПИ, № 292. М., 1968. С.207-220.

205. Бунина М.С. О порядке размещения компонентов сложного предложения // Там же. С. 194-206.

206. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. 626 с.

207. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка: Пер. с нем. / Общ. ред. и коммент. Т.В. Булыгиной, вступ. ст. Т.В. Булыги-ной и А.А. Леонтьева. М., Прогресс, 2000. 528 с.

208. Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. Изд.2-е. М., 1978. 439 с.

209. Валимова Г.В. Сложное предложение и сочетание предложений // Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Л., 1975. С. 183-190.

210. Валимова Г.В. Функциональные типы предложений в современном русском языке. Ростов н/Д, 1967. 331 с.

211. Ванников Ю.В. Синтаксис речи и синтаксические особенности русской речи. М., 1979. 296 с.

212. Василенко И.А. К вопросу о союзных и бессоюзных предложениях в русском языке. Проблемы современной филологии // Сборник статей к семидесятилетию акад. В.В.Виноградова, М., 1965. С.47-52.

213. Васильев С.А. Синтез смысла при создании и понимании текста. Киев: Наукова думка, 1988. 240 с.

214. Васильева-Шведе O.K., Степанов Г.В. Теоретическая грамматика испанского языка. Синтаксис предложения. М., 1981. 303 с.

215. Введенская Л.А. Ассоциативный параллелизм средство создания экспрессии // Проблемы экспрессивной стилистики. 1987. С. 106-111.

216. Введенская Л.А. Сочетаемость антонимов в русском языке // Краткие очерки по русскому языку. Вып.З. Курск, 1970. С.182-187.

217. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М., 1978. С. 401-430.

218. Вежбицка А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999. 780 с.

219. Вейхман Г.А. Предложения и синтаксические единства // ВЯ. 1981. №4. С.61-73.

220. Векшин Г.В. К проблеме суперсегментной организации стиха (лингвоэстетический аспект) // Вопр. языкозн., 1989. №6. С.64-77.

221. Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики / сб. статей. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.42-89.

222. Виноградов В.В. Введение // Грамматика русского языка. Т.Н. 4.1. М., 1954.

223. Виноградов В.В. Идеалистические основы синтаксической системы проф. А.М.Пешковского, её эклектизм и внутренние противоречия // Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950. С.36-74.

224. Виноградов В.В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. М.: Наука, 1975. 559с.

225. Власова Ю.Н. Синонимико-антонимические парадигмы как консти-туенты функционально-семантического поля // Единицы языка: функционально-коммуникативный аспект (Материалы межвузовской конференции). 4.1. Ростов-на-Дону: РГПУ, 2002. С. 149-154.

226. Власова Ю.Н., Черникова Ю.Н., Черкас И.А. Функционально-семантическое поле определенности/неопределенности // Функционально-семантические поля в лингвистике. Ростов н/Д, 1997. С. 188195.

227. Волкова Е.В. Произведение искусства — предмет эстетического анализа. М.: Изд-во МГУ, 1976.

228. Ворожбитова А.А. Речевая деятельность языковая личность - риторика // Язык и человек. Материалы межрегиональной конференции. Краснодар - Сочи, 1995. С. 12-13.

229. Всеволодова М.В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. М., 1975.

230. Всеволодова М.В. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка. М.: Изд-во МГУ, 2000.

231. Выборнова О.Е. Моделирование идентификации и интерпретации пресуппозиций в диалогическом дискурсе // Методы современнойкоммуникации: проблемы теории и социальной практики. Мат-лы 1-ой межд. научн. конф. «МСК -2002». М., 2002. С.91-92.

232. Выготский JI.C. Мышление и речь. М., 1996.

233. Гаврилова Г.Ф. О прогнозирующей роли опорного слова в главной части сложноподчинённого предложения // НДВШ ФН. 1985. №2. С.43-49.

234. Гаврилова Г.Ф. Усложненное сложное предложение в русском языке. Ростов-на-Дону, 1979.

235. Гак В.Г. К проблеме семантической синтагматики // Проблемы структурной лингвистики. М., 1972. С.372-387.

236. Гак В.Г. К проблеме синтаксической семантики (семантическая интерпретация глубинных и поверхностных структур) // Инвариантные синтаксические знания и структура предложения. М., 1969. С.77-86.

237. Гак В.Г. Повторная номинация на уровне предложения // Синтаксис текста. М., «Наука». 1979. С.91-102.

238. Гак В.Г. Русский язык в сопоставлении с французским. М., 1975.

239. Гак В.Г. Языковые преобразования. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — 768 с.

240. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. Москва, 1981. 139 с.

241. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.,1996. 352с.

242. Гвоздев А.Н. Современный русский литературный язык. Ч.И. Синтаксис. М., 1958. 302с.

243. Голубкова Е.Е. Критика «сетевого» подхода к семантике предлогов (по работам С. Райе) // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.53-57.

244. Гончарова Е.А. Пути лингвостилистического выражения категорий «автор» — «персонаж» в художественном тексте. Томск, 1984.

245. Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики (2-е доп. изд.). М.: Лабиринт, 1998. 256 с.

246. Горина И.И. Союзные присоединительные скрепы с уточняющим значением как средства связи между самостоятельными предложениями в современном русском литературном языке. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1989. 20с.

247. Грамматика русского языка. Т.Н. Синтаксис. Ч.1-я. М., 1954. 703с.

248. Грамматика русского языка. Т.П. Синтаксис. Ч.2-я. М., 1954. 444с.

249. Грамматика современного русского литературного языка. М., 1970. 767 с.

250. Греймас А.Ж. Размышления об актантных моделях // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1996. № 1. С.118-135.

251. Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка// Семиотика/ Под. ред. Ю.С. Степанова. М., 1983.

252. Гулыга Е.В., Шендельс Е.И. О компонентном анализе значимых единиц языка // Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. С.291-314.

253. Гуреев В.А. Введение дискурсивных данных в современные грамматики // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.89-94.

254. Гурочкина А.Г. Понятие дискурса в современном языкознании // Номинация и дискурс: Межвуз. сб. науч. тр. Рязань, 1999. С. 12-15.

255. Давидовский A.M. Придаточные предложения следствия // РЯШ. 1957. № 5. С.20-24.

256. Данеш Ф., Гаузенблас К. Проблематика уровней с точки зрения структуры высказывания и системы языковых средств // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969. С.7-20.

257. Девкин В.Д. Немецкая разговорная речь в сопоставлении с русской. М.: Высшая школа, 1981. 160 с.

258. Девкин В.Д. Немецкая разговорная речь: Синтаксис и лексика. М.: Международные отношения, 1979. 254с.

259. Дегтярев В.И. Вопросы общей грамматики. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост, ин-та иностр. яз. 2002. 360 с.

260. Дейк Т.А. ван. Вопросы прагматики текста // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики / сб. статей. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.90-167.

261. Дейк Т.А. ван, Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXIII. Когнитивные аспекты языка. М., 1987. С. 153-206.

262. Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация: Пер. с англ. М,: Прогресс, 1989. 312 с.

263. Демиденко Л.П. и др. Современный русский язык: Бессоюзное сложное предложение. Сложные синтаксические конструкции.

264. Сложное синтаксическое целое. Чужая речь. Пунктуация. Изд. 2-е, перераб. Минск, 1988. 173 с.

265. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания, 1994. № 4. С.17-33.

266. Демьянков В.З. Теория прототипов в семантике и прагматике языка // Структуры представления знаний в языке / Отв. редактор Кубрякова Е.С. М.: ИНИОН РАН, 1994. С.32-86.

267. Демьянков В.З. Функционализм в зарубежной лингвистике конца 20 века // Дискурс, речь, речевая деятельность: Функциональные и структурные аспекты. М.: ИНИОН РАН, 2000. С.26-136.

268. Джонсон Д.Э. О реляционных ограничениях в грамматике // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. М., 1982. С.37-75.

269. Диброва Е.И. Лексико-семантическая парадигматика // Современный русский язык. 4.1. Ростов-на-Дону, 1997.

270. Диброва Е.И. О филологическим истолковании текста // Семантика языковых единиц: Докл. 4-й междунар. научн. конф. М.: Альфа, 1994. 4.4: семантика художественного текста. С. 14-22.

271. Диброва Е.И. Пространство текста в композитном членении // Структура и семантика художественного текста. Доклады VII Международной конференции (МОПУ). М., 1999. С.91-138.

272. Диброва К.Ю., Ступин Л.П. О теоретических взглядах Л. Блумфилда//Вопр. языкозн., 1990. № 1. С. 138-148.

273. Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического описания / Под ред. К. Киселевой и Н. Пайара. Том 1.М., 1998.

274. Дорошенко С.И. Бессоюзные сложные синтаксические конструкции в современном украинском языке. Автореф. дисс. доктора филол. наук. Киев, 1981. 46с.

275. Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. Проблемы семосоциопсихологии. М.: Наука, 1984. 269 с.

276. Дроздова Т.В. Реперзентация концептов в научном тексте (обыденное versus научное) // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.124-128.

277. Дротвинас Л.С. Бессоюзные условные предложения в русском языке //РЯШ. 1956. № 6. С. 17-21.

278. Ерхов В.Н. Предикация и предикативносгь в тексте // Предикативность. Челябинск, 1987. С.35-41.

279. Ефремов A.M. Связность китайского текста в сравнительно-типологическом аспекте. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1987.

280. Жинкин Н.И. Механизмы речи. М.: Изд-во АПН РСФСР, 1958. 370 с.

281. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М.: Наука, 1982. 158 с.

282. Жогина К.Б. Метатекст в тексте // Вестник Ставропольского государственного университета. Вып. 22. Ставрополь, 1999. С. 106 — 111.

283. Залевская А. А. К разграничению мотивационного и процессуального аспектов речевой деятельности // Психолингвистические исследования: Лексика. Фонетика. Калинин, 1985. С. 111 116.

284. Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. 207 с.

285. Зарубина Н.Д. К вопросу о лингвистических единицах текста // Синтаксис текста. М., 1979. 103-112.

286. Зарубина Н.Д. Текст: лингвистический и методический аспекты. М., 1981.

287. Звегинцев В.А. Теоретическая и прикладная лингвистика. М.: Просвещение, 1968. 336с.

288. Зимняя И.А. Лингвопсихология речевой деятельности. —М.: Московский психолого-социальный институт, Воронеж: НПО «МОДЭК», 2001.

289. Золотова Г.А. Синтаксический словарь. Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса. М., 1988. 440 с.

290. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998. 528с.

291. Иванова В.Ф. Бессоюзные сложные предложения и соотносительные с ними сложноподчиненные предложения в русском языке (на материале произведений протопопа Аввакума): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1973. 25 с.

292. Иванова Е.С. Коммуникативная эффективность рекламного дискурса // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.63-70.

293. Иванова-Лукьянова Г.Н. Интонация и синтаксис. НДВШ ФН. 1987. №4. С. 42-48.

294. Иванушкина Л.Д. Бессоюзные сложные пояснительные предложения в современном русском литературном языке: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1973. 23 с.

295. Иванчикова Е.А. Лексический повтор как экспрессивный прием синтаксического распространителя // Мысли о современном русском языке. М., 1969. С. 126-139.

296. Иванчикова Е.А. Парцелляция и её коммуникативно-экспрессивные функции // Русский язык и советское общество. Ч.З. Морфология и синтаксис современного русского литературного языка. М., 1968. С.277-302.

297. Иванчикова Е.А. Соотносительное употребление форм будущего времени глагола в составе частей бессоюзного сланного предложения // Исследования по синтаксису русского литературного языка. Сб. статей. М., 1956. 200 с.

298. Изаренко Д.И. Бессоюзное сочетание предложений: Система языка и обучение иностранцев русской речи. М., 1990. 164 с.

299. Изворска Р. Формальная семантика // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой, И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М., Едиториал УРСС, 2002. С.207-230.

300. Ильенко С.Г. О семантическом «радиусе действия» предложения в тексте // Теория языка, методы его исследования и преподавания / К 100 — летию со дня рождения Л.В. Щербы. «Наука». Л., 1981.

301. Ильенко С.Г. Бессоюзные предложения в современном русском языке. Лекции по курсу "Современный русский язык". Л., 1961. 28 с.

302. Ильенко С.Г. Вопросы теории сложноподчиненного предложения в современном русском языке: Автореф. дис. доктора филол. наук. Л., 1960.37 с.

303. Инфантова Г.Г. Об экономии в языке // Филологические этюды. Сер. «Языкознание». Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1976. Вып. 2. С. 145155.

304. Ипеева В.П. Несколько предикаций между двумя точками // Предикативность и полипредикативность: Межвуз. сб. научн. трудов. Челябинск, 1987. С.120-126.

305. Исаченко А.В. О синтаксической природе местоимений // Сборник статей к семидесятилетию академика В.В.Виноградова. М., 1965. С.159-166.

306. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск: ОГУ, 1999. 285 с.

307. Иокояма О. Теория коммуникативной компетенции и проблематика порядка слов в русском языке // Вопр. языкозн., 1992. № 6. С. 94-102.

308. Каменская O.JI. Прагматические свойства текста // Язык как коммуникативная деятельность человека: Сб. науч. тр. / МГПИИЯ им. М. Тореза. М., 1987. Вып. 284. С.72-79.

309. Каменская O.JI. Текст и коммуникация: Учеб. пособие для ин-тов и фак-тов иностр. яз. М.: Высшая школа, 1990. 152 с.

310. Капралова JI.K. Семантическая структура в сложносочиненных предложениях // ВДВШ ФН. 1986. № 2. С. 47-54.

311. Карасик В.И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты. Волгоград — Саратов, 1998. С.185-197.

312. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

313. Карцевский С.О. Бессоюзие и подчинение в русском языке. Пер. с франц.//ВЯ. 1961. №2. С. 125-131.

314. Кацнельсон С. Д. Речемыслительные процессы // Вопр. языкозн. 1984. №4. С. 3-13.

315. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение. М.-Л., 1965.

316. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. М., 1972.

317. Кибрик А.А. Моделирование многофакторного процесса: вывод референциального средства в русском дискурсе // Вестник МГУ, № 4, 1997. С.6-28.

318. Кибрик А.А. О некоторых видах знаний в модели естественного диалога//Вопр. языкозн. 1991. № 1. С.61-68.

319. Кибрик А.А. Фокусирование внимания и местоименно-анафорическая номинация // Ш. 1987. № 3. С.79-90.

320. Кибрик А.А., Плунгян В.А. Функционализм // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 276-329.

321. Кинэн Э.Л., Комри Б. Иерархия доступности именных групп и универсальная грамматика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XXI. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. М., 1982. С.111-165.

322. Киприянов В.Ф. О дейктичности коммуникатов // Русские местоимения: семантика и грамматика. Межвузовский сб. науч. тр. Владимир, 1989. С.46-51.

323. Кирвалидзе Н.Г. Прагматический аспект дейктических средств языка // НДВШ ФН, 1988. №6. С.58-64.

324. Кирпичникова Н.В. Бессоюзные сложные предложения, в которых вторая часть поясняет одно из слов первой части // РЯШ. 1956. №6. С. 30-35.

325. Кирпичникова Н.В. К изучению семантики сложного предложения современного русского языка (на материале бессоюзных конструкций со значением мотивации) // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1981. №2. С. 32-42.

326. Киселева K.JI. Инвариантное и вариативное в семантике дискурсивных слов (на примере группы конечно, разумеется, естественно). Автореф. дисс. канд. филол. наук, М., 1996.

327. Ковтунова И.И. О порядке слов в русском языке // Русский язык в школе, 1971. №4.

328. Кожевникова Кв. Об аспектах связности в тексте как целом // Синтаксис текста. М., 1979. С. 49-67.

329. Колосова Т.А., Черемисина М.И. Заметки о понятиях "сочинение" и "подчинение" в их соотношении друг с другом // Синтаксические отношения в сложном предложении. Калинин, 1989. С.28-39.

330. Колосова Т.А., Черемисина М.И. О союзных и текстовых скрепах русского языка // Показатели связи в сложном предложении (на материале языков разных систем). Новосибирск, 1987. С. 104-115.

331. Колшанский Г.В. О языковом механизме порождения текста // Вопросы языкознания. 1983. - №3. С.44-51.

332. Коммуникативный аспект экономии: имплицитен ли синтаксический эллипсис // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С.209-218.

333. Копыленко О.М. Текст как продукт деятельности говорящего и слушающего // Исследование речемыслительной деятельности. Алма-Ата, 1974. С. 129-133.

334. Коротаева З.И. Союзное подчинение в русском языке XVII века. М.-Л., 1964. 250 с.

335. Крамских С.В. Семантико-синтаксические отношения предикативных частей в предложениях местоименно-соотносительного типа. // Синтаксические отношения в сложном предложении. Калинин, 1989. С.39-45.

336. Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации. М., 2001.

337. Красных В.В. От концепта к тексту и обратно // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. М., 1998. №1. С.48-65.

338. Краткая русская грамматика. М., 1989. 639 с.

339. Кривнова О.Ф. Перцептивная и смысловая значимость просодических швов в связном тексте // Проблемы фонетики II / Отв. ред. Л.Л. Касаткин. М., 1995. 350с.

340. Кривоносов А.Т. "Текст" и логика // Ш. 1984. №3. С.30-43.

341. Кривоносов А.Т. Языковые средства выражения логического отрицания // НДВШ ФН, 1985. №1. С.60-67.

342. Кручинина И.Н. Бессоюзные соединения предложений // Русская грамматика. Т.2. Синтаксис. М., 1982. С.634-650.

343. Кручинина И.Н. Некоторые тенденции развития современной теории сложного предложения // Ш. 1973. № 2. С. 111-119.

344. Кручинина И.Н. Позиционные эквиваленты слова в составе предложения (к изучению вариативных синтаксических радов): Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1968. 25 с.

345. Кручинина И.Н. Структура и функции сочинительной связи в русском языке. М., 1988. 212 с.

346. Крылов С.А. О семантике местоименных слов и выражений // Русские местоимения: семантика и грамматика. Владимир, 1989. С.5-12.

347. Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.: Наука, 1989. 187 с.

348. Крючков С.Е., Максимов Л.Ю. Современный русский язык. Синтаксис сложного предложения. Изд. 2-е, перераб. М., 1977. 191 с.

349. Кубрякова Е.С. Об исследовании дискурса в современной лингвистике // Филология и культура. Мат-лы 3-й межд. научн. конференции. Тамбов, 2001. Ч. 1. С.8-11.

350. Кубрякова Е.С. Слово в дискурсе (новые подходы к его анализу) // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.7-11.

351. Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во МГУ, 1996. 245с.

352. Кузнецова Р.Д. К вопросу о функциях указательных местоимений в истории сложноподчиненного предложения // Вопр. языкозн., 1980. №5. С.94-105.

353. Кузнецова Т.В. Лексико-стилистическая парадигматика прозы А.П. Чехова // Структура и семантика художественного текста. Доклады VII Международной конференции (МОПУ). М., 1999. С. 197212.

354. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка: Учеб.пособие для филол. фак. ун-тов. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1989. 216 с.

355. Кузьмин В.В. Соотношение бессоюзных сложных изъяснительных предложений с другими синтаксическими структурами в современном русском литературном языке: Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1972. 17 с.

356. Курилович Е. Очерки по лингвистике / Пер. с польск. М., 1962. 456 с.

357. Лазарев В.В., Правикова Л.В. Язык и коммуникация // // Методы современной коммуникации: проблемы теории и социальной практики. Материалы 1-ой международной научной конференции «МСК 2002». 27-29 ноября 2002г. Москва: Изд-во МГЛУ, 2002. С. 54-56.

358. Лазарь В.И. О некоторых способах отражения обстоятельственных характеристик ситуации в тексте // Сопоставительное изучение структурно-семантических и коммуникативных единиц иностранного и родного языков. Киев, 1985. С. 134-139

359. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978. 543с.

360. Лаптева О.А. Русский разговорный синтаксис. М.: Наука, 1976. 399 с.

361. Леденёв Ю.И. Неполнозначные слова. Учебное пособие к спецкурсу. Ставрополь, 1988, 84 с.

362. Леденёв Ю.И. Трудные вопросы синтаксиса. Ставрополь, 1984. 63 с.

363. Леденев Ю.Ю. Явления изофункциональности на различных ярусах синтаксической системы языка. Дисс. .доктора филол.наук. Ставрополь, 2001.

364. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1997. 287с.

365. Леонтьев А.А. Признаки связности и цельности текста // Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой комуникации). М.: Наука, 1976. С. 46-47.

366. Леонтьев А.А. Язык, речь, речевая деятельность. М.: Просвещение, 1969.214 с.

367. Леонтьева Н.Н. Общесемантический компонент в системе понимания текста // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики 2001. Сб. статей / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: Азбуковник, 2001. С. 89-106.

368. Летучева В.П. Сложноподчинённое предложение с лексико-синтаксическим повтором в современном русском языке. Автореф. дисс.канд. филол. наук. Ростов-на-Дону, 1972. 20с.

369. Лешка 0. Иерархия ярусов строя языка и их прерывание // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969. С.20-27.

370. Ли Ч.Н., Томпсон С.А. Подлежащее и топик: новая типология языков // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. М., 1982. С.193-235.

371. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. 685 с.

372. Линский Л. Референция и референты // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1982. С. 161-178.

373. Лисоченко Л.В. Внешняя омонимия синтаксически связанных конструкций с повторами // Синтаксические связи и отношения / Отв. ред. П.В. Чесноков. Ростов-на-Дону, 1972. С.26-32.

374. Лисоченко Л.В. Прагматические признаки текста со скрытым смыслом // Язык и человек. Материалы межрегиональной конференции. Краснодар Сочи, 1995. С.104-105.

375. Ломтев Т.П. Основы синтаксиса современного русского языка. М., 1958. 166 с.

376. Лосева Л.М. Как строится текст. М., 1980. 94 с.

377. Лосева Л.М. Текст как единое целое и его составляющие (сложные синтаксические целые) //РЯШ, 1973. №1. С.61-67.

378. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972.

379. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст — семи-осфера - история. М.: Языки русской культуры, 1999. 447 с.

380. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.

381. Лузина Л.Г. Виды информации в дискурсе // Дискурс, речь, речевая деятельность. М.: ИНИОНРАН, 2000. С.137-151.

382. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа: Учеб. для филол. спец. вузов. М.: Изд-во "Ось-89", 1999. 192с.

383. Лунёва В.П. О степени самостоятельности предложения в сложном синтаксическом целом //РЯШ. 1972. №1. С. 100-104.

384. Ляпон М.В. Смысловая структура сложного предложения и текст. М., 1986. 200 с.

385. Майтинская К.Е. Местоимения в языках разных систем. М., 1969.

386. Макаров В.Г. Интонационная структура бессоюзных эллиптических сложных предложений, выражающих изъяснительные отношения: Автореф. дисс. .канд. филол. наук. М., 1985. 27 с.

387. Макаров МЛ. Языковое общение в малой группе: опыт интер-претативного анализа дискурса. Дисс. .доктора филол. наук. Тверь, 1998.

388. Макарова И.А. Языковая способность как объект интерпретационного подхода в психолингвистике // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С. 11-17.

389. Маккьюин К. Дискурсивные стратегии для синтеза на естественном языке // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. XXIV. Компьютерная лингвистика: Пер. с англ./ Сост., ред. и вступ. ст. Б.Ю. Городецкого. М.,1989. С. 311-356.

390. Малащенко В.П. Детерминанты как общий второстепенный член предложения // Русский язык в школе, 1971. №5. С.90-95.

391. Малащенко В.П. О связи слов в словосочетании и предложении // Уч. зап. Ростовского университета. Т.54. Вып.4. Ростов-на-Дону, 1957. С. 183-211.

392. Малащенко В.П. Предикативно-обстоятельственные детерминанты в современном русском языке // НДВШ ФН. 1988, № 6. С.38-41.

393. Малащенко В.П. Программы синтаксического разбора. Ростов-на-Дону, 1984. 28 с.

394. Малащенко В.П., Милевская Т.В. Связность как категория дискурса и текста // Единицы языка в функционально-прагматическом аспекте. Сб.науч.трудов. Ростов н/Д,2000.

395. Малащенко В.П., Милевская (Малащенко) Т.В. Изучение грамматики современного русского языка в функциональном аспекте // Н-я

396. Междунар. конф. ЮНЕСКО «Евролингвауни». Москва, 27-31 мая 1995.-М., 1996.

397. Малащенко В.П., Милевская Т.В. Интенциональность дискурса и языковая картина мира // Мат-лы межд. научно-практич. конф. «Человек. Язык. Искусство.» (памяти проф. Черемисиной.Н.Я.) — Москва, 2002.

398. Малащенко В.П., Милевская Т.В. Лексико-грамматическая сочетаемость слова как основа формирования смысла высказывания // Современный русский язык: Учебное пособие. Ростов-на-Дону, 2003. С. 58-66

399. Маловицкий Л.Я. Повтор местоимений // РЯШ, 1982. №1. С.68-70.

400. Малычева Н.В. Текст и сложное синтаксическое целое: системно-функциональный анализ. Ростов н/д: АПСН, 2003. 180 с.

401. Манерко Л.А. Основы концептуального интегрирования ментальных пространств // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С. 17-29.

402. Мартине А. Континуум и дискретность. ВЯ, 1990. №3.

403. Маслова Д.Н. Предложно-местоименные сочетания в функции средств связи между самостоятельными предложениями в современном русском литературном языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1984. 12 с.

404. Мегентесов С.А. Явление сверхчеловека как лингвофилософская проблема // Язык и человек. Материалы межрегиональной конференции. Краснодар — Сочи, 1995. С.27-30.

405. Медведева Л.М. Спорное в проблеме номинализации // НДВШ ФН, 1988. №6. С.52-57.

406. Меликян В.Ю. Энантиосемия как микрополе негопозитивности // Современный русский язык: коммуникативно-функциональный аспект: Учебное пособие. Ростов-на-Дону: РГПУ, 2003. С. 178-185.

407. Мельников Г.П. Принципы и методы системной типологии языков. Дисс. доктора филол. наук. М., 1990.-406с.

408. Мельчук И.А. Согласование, управление, конгруэнтность //Вопр. языкозн., 1993. №3. С.

409. Мещеряков В.Н. К вопросу о модальности текста // НДВШ ФН, 2001. №4. С.99-106.

410. Милевская (Малащенко) Т.В. К вопросу о характере связи бессоюзных сочетаний предложений // Известия Ростовского государственного педагогического университета. Сб. науч. трудов. Вып. 1. Филология. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 1998.

411. Милевская (Малащенко) Т.В. В. Набоков: экспрессивный синтаксис и «поток сознания» // Проблемы речевого воздействия (Лиманчик-96). Материалы Всероссийской науч. конф. Вып. IV. «Речевое воздействие в разных формах речи». Ростов н/Д, 1996. 0,1

412. Милевская (Малащенко) Т.В. Дополнительные средства связи бессоюзных сочетаний предложений в современном русском языке. Автореф. канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1993. 27 с.

413. Милевская (Малащенко) Т.В. Роль дейктических элементов в организации бессоюзных конструкций // Семантика и сочетаемость компонентов грамматических конструкций. Межвуз. сб. науч. трудов. -Ростов н/Д, 1996. Печ.0,5

414. Милевская (Малащенко) Т.В. Средства связи частей бессоюзных сочетаний предложений в современном русском языке // Семантикаи сочетаемость компонентов грамматических конструкций. Межвуз. сб. науч. трудов. Ростов н/Д, 1995.

415. Милевская Т.В. Поле связности: к постановке проблемы //Единицы языка: функционально-коммуникативный аспект (Материалы межвузовской конференции) 4.1. Ростов-на-Дону: РГПУ, 2001.

416. Милевская Т.В. Связность как когнитивная категория // Язык и мышление: Психологический и лингвистический аспекты. Материалы Всероссийской научной конференции (Пенза, 12-16 ноября 2002г.). М.; Пенза, 2002.

417. Милевская Т.В. Бессоюзный дискурс: сильная или слабая связь? // Филологический вестник Ростовского государственного университета. 2003 г. №1. С.31-34.

418. Милевская Т.В. Дискурс и связность // Филология на рубеже тысячелетий. Материалы Международной научной конференции. -Ростов н/Д: «Донской издательский дом»,2000. В.1. Человек. Действительность. Язык.

419. Милевская Т.В. Дискурс и текст: проблема дефиниции //Типолопя мовних значень у диахроничному та зютавному аспектах: 36. Наук. Праць.- Випуск 6. Донецьк: ДонНУ, 2002. С.38-46.

420. Милевская Т.В. Дискурс, речевая деятельность, текст // Сборник научных трудов «Теория коммуникации & прикладная коммуникация». Вестник Российской коммуникативной ассоциации. Выпуск 1 / Под общ.ред. Розиной И.Н. Ростов-на-Дону: ИУБиП, 2002.

421. Милевская Т.В. К вопросу о связности дискурса// Методология исследования: дискурс в обучении иностранному языку: Международный сборник научных трудов. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р.Державина, 2002.

422. Милевская Т.В. Когерентность дискурса как специфический признак национально-дискурсной формации // Материалы 9-ой Международной конференции «Россия и Запад: диалог культур» (28-30 ноября 2002г.). Москва: Изд-во МГУ, 2002.

423. Милевская Т.В. Межкультурная коммуникация как взаимодействие национально-дискурсных формаций // Актуальные проблемы преподавания русского языка как иностранного. Ростов-на-Дону, 2003. Печ. 0,4

424. Милевская Т.В. О некоторых аспектах дискурсивной деятельности// Речевая деятельность. Текст. Межвузовский сб. начн. трудов. Таганрог: Изд-во ТГГГУ, 2002. Печ. 0,4

425. Милевская Т.В. Продукционные стратегии и категория связности// Предложение и Слово: Межвузовский сборник научных трудов/ Отв. Ред. Э.П.Кадькалова. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2002.Печ. 0,5

426. Милевская Т.В. Сложные синтаксические целые как структурный фрагмент текста // Современный русский язык: Учебное пособие. — Ростов-на-Дону, 2003. С. 201-208.

427. Милевская Т.В. Текстообразующий потенциал функционально-семантического поля определённости/ неопределённости // Современный русский язык: Учебное пособие. Ростов-на-Дону, 2003. С. 198-201.

428. Милевская Т.В. Функционально-семантическое поле определенности / неопределенности и дейктические элементы текста // Функционально-семантические категории: языковой и речевой аспекты. Сб. науч. трудов. Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 1999. Печ. 0,5

429. Милевская Т.В., Григорьева Н.О. Дискурсивные маркеры в сложноподчинённом предложении // Мат-лы межд. научно-практич. конф. «Человек. Язык. Искусство.» (памяти проф. Черемиси-ной.Н.Я.) Москва, 2002.

430. Милых М.К. Формальное выражение сочинения и подчинения в бессоюзном сложном предложении // Филологические этюды. Серия "Языкознание". Вып.2. Ростов н/Д, 1976. С.76-89.

431. Минский М. Фреймы для представления знаний. М.: Энергия, 1979. 152 с.

432. Миронова Н.Н. Дискурс-анализ оценочной семантики. Уч. пособие по языкознанию. М.: НВИ Тезаурус, 1997. 158 с.

433. Мистрик И. Точные методы в типологии текстов // Исследования по теории текста. Реферативный сборник. М., 1977. С. 187-201.

434. Морковкин В. В., Луцкая Н. М., Богачева Г. Ф. и др. Словарь структурных слов русского языка. М.: Лазурь, 1997. 420 с.

435. Москальская О.И. Грамматика текста. М.: Высшая школа, 1981. 183 с.

436. Мухин A.M. Структура предложений и их модели. Л., 1968. 230 с.

437. Мыркин В.Я. Типы контекстов: коммуникативный контекст // НДВШ. Филол. науки, 1978. №1.

438. Нёргерд — Сёренсен Й. Референциальная функция русских местоимений (в сопоставлении с местоимениями некоторых других славянских языков) // Вопр. языкозн, 2002. № 2. С. 35-47.

439. Нефёдова JI.A. Нестандартные речевые действия в диалогическом дискурсе // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С. 218-222.

440. Николаева Т. М. Метатекст и его функции в тексте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 133 147.

441. Николаева Т.М. О функциональных категориях линейной грамматики//Синтаксис текста. М., 1979. С.37-49.

442. Николаева Т.М. От звука к тексту. М., 2000: Языки русской культуры (Язык. Семиотика. Культура).

443. Николаева Т.М. Теория функциональной грамматики как представление языковой данности (на материале четырех выпусков книги «Теория функциональной грамматики) // Вопр. языкозн., 1995. № 1 . С. 68-79.

444. Николаева Т.Н. О понятии «формула предложения» // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М., 1969. С.316-317.

445. Новиков А.И. Доминантность и транспозиция в процессе осмысления текста // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики — 2001. Сб. статей / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: Азбуковник, 2001. С.155-180.

446. Новикова И.С. Межполевые семантические связи в языке и в тексте // Переходность и синкретизм в языке и речи. М., 1991. С.214-221.

447. Норман Б.Ю. Факторы, обусловливающие выбор говорящим синтаксических конструкций // Современный русский язык. Синтаксис словосочетания и предложения. Владимир, 1986. С.4 -15.

448. Овсянико-Куликовский Д.Н. Синтаксис русского языка. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб, 1912. 322 с.

449. Ольшанский И.Г. Взаимодействие семантики слова и предложения // Вопр. языкозн. 1983. №3. С.52-61.

450. Ору С. История. Эпистемология. Язык: Пер. с фр./ Общ. ред., вступ. ст. и коммент. Н.Ю. Бокадоровой. М., 2002.

451. Откупщикова М.И. Синтаксис связного текста. JL, 1982.

452. Павилёнис Р.И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка. М.: Мысль, 1983. 286 с.

453. Падучева Е. В. Семантика нарратива // Падучева Е. В. Семантические исследования. М., 1996. С. 410-425.

454. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений). 2-изд. М.: УРСС, 2001.288с.

455. Панков Ф.И. О морфологии и синтаксисе модальных слов // Мат-лы Межд. конгресса исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность». М.: Изд-во МГУ, 2000. С.171-172.

456. Панов М.В. Позиционные мены значений у слов в зависимости от текста // Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Межд. конференции (МОПУ). М., 1999. С.296-300.

457. Папина А.Ф. Текст: его единицы и глобальные категории: Учебник для студентов-журнилистов и филологов. М., Едиториал УРСС, 2002.

458. Паршин П.Б. Исследование практики, предмет и методы политической лингвистики // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики 2001. Сб. статей / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: Азбуковник, 2001. С. 181-208.

459. Петерсон М.Н. Очерк синтаксиса русского языка. М.- Пг., 1923. 131 с.

460. Петров В.В. Метафора: от семантического представления к когнитивному анализу // Вопр. языкозн., 1990. № 3. С. 135-146.

461. Пешё М. Контент-анализ и теория дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Пер. с фр. и португ. / Общ. ред. и вступ.ст. П. Серио; предисл. Ю.С. Степанова. М., Прогресс, 1999. С.302-337.

462. Пешё М. Контент-анализ и теория дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Пер. с фр. и португ. / Общ. ред. и вступ. ст. П. Серио; предисл. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1999. С. 302-337.

463. Пешё М., Фукс К. Итоги и перспективы. По поводу автоматического анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса: Пер. с фр. и португ. / Общ. ред. и вступ. ст. П. Серио; предисл. Ю.С. Степанова. М.: Прогресс, 1999. С. 105-123.

464. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. Изд. 7-е. М., 1956.511 с.

465. Пешковский A.M. Существует ли в русском языке сочинение и подчинение предложений?// Пешковский A.M. Избр. труды. М., 1959. С.131-146.

466. Пищальникова В.А. Модели ментальных репрезентаций в зарубежной лингвистике // Язык и мышление: Психологический илингвистический аспекты. Мат-лы Всерос. науч. конф. М. —Пенза: Институт языкознания РАН; ПГПУ. 2002. С. 41-43.

467. Плетт Г.Ф. Наука о тексте и анализ текста. Семиотика, лингвистика, риторика // Исследования по теории текста. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1979. С. 168-180.

468. Плунгян В.А. Проблемы грамматического значения в современных морфологических теориях (обзор) // Семиотика и иинформатика. Сб. научных статей. Вып. 36. М., 1998. С.324-386.

469. Подболотова С.Н. Сложносочиненные предложения с непредикативными общими компонентами в современном русском языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Ростов н/Д, 1992. 20 с.

470. Покровская Е.А. Русский синтаксис в XX веке: лингвокультуро-логический анализ. Ростов-на-Дону, 2000.

471. Покусаенко В.К. Анализ сложного бессоюзного предложения // Материалы IX и X конференций Северо-Кавказского зонального объединения кафедр русского языка. Ростов н/Д, 1971. C.I50-I6I.

472. Покусаенко В.К. Роль лексических элементов в установлении структурно-семантической связи между компонентами бессоюзного сложного предложения // Семантическая структура предложения. Ростов-на-Дону, 1978. С.119-133.

473. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. Изд. 2-е, стереотипное. Воронеж, 2002.

474. Поспелов Н.С. О грамматической природе и принципах классификации бессоюзных предложений // Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950.

475. Поспелов Н.С. О грамматической природе сложного предложения // Там же. C.32I-337.

476. Поспелов Н.С. Проблема сложного синтаксического целого в современном русском языке // Уч. зап. Моск. ун-та. Вып. 137. М., 1948, С.31-41.

477. Постоенко И.А. Реализация прагматической функции речевого акта согласия/несогласия // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С. 173-177.

478. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. T.I-П. М., 1958. 536 с.

479. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т.1У. М., 1977. 406 с.

480. Почепцов Г.Г. Теория коммуникации. М.: Центр, 1998. 352 с.

481. Почепцов О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопр. языкозн. 1990. № 6. С. 110 122.

482. Правикова JI.B. Релевантность как когнитивная и лингвистическая категория // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С.40-50.

483. Прияткина А.Ф. Русский язык: Синтаксис осложненного предложения. М., 1990. 176 с.

484. Прокопчук А.А. Сложноподчиненное предложение и текст. Харьков, 1990.

485. Разлогова Е.Э. Модальные слова и оценка степени достоверности высказывания // Русистика сегодня. 1996. № 3. С.8-23.

486. Распопов И.Н. Спорные вопросы синтаксиса. Ростов н/Д. 1901.

487. Распопов И.П. Синтаксис // Современный русский литературный язык. Л., 1981. С.419-579.

488. Рахилина Е.В. Основные идеи когнитивной семантики // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 370-390.

489. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

490. Рахимов С.Г. Проблемы дейксиса как категории сопоставительной грамматики // НДВШ ФН, 1986. №3. С.62-69.

491. Ревзин И.И. Современная структурная лингвистика. М., Наука, 1977.

492. Рогова К.А. Синтаксические особенности публицистической речи. Л., 1975.

493. Роль многозначности в организации лексико-семантического пространства // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.70-75.

494. Российская грамматика» А.А.Барсова. М., 1981. 776 с.

495. Русская грамматика. Т.П. Синтаксис. М., 1982. 709 с.

496. Русский язык. Энциклопедия. 1979. 432 с.

497. Рябцева Н.К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка: Язык речевых действий. М.: Наука, 1994. С. 89, 90.

498. Рябцева Н.К. Лингвистическое моделирование естественного интеллекта и представление знаний // Scripta linguisticae applicatae. Проблемы прикладной лингвистики 2001. Сб. статей / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: Азбуковник, 2001. С.228-252.

499. Сабанеева М.К. К проблеме бессоюзного сочинения (на материале старославянского эпоса) // НДВШ ФН. 1968. №4. С.43-50.

500. Савченко А.Н. Лингвистика речи // Вопр. языкозн. 1986. № 3. С.62-74.

501. Санников В.З. Конъюнкция и дизъюнкция в естественном языке (на материале русских сочинительных конструкций) // Вопр. языкозн., 1990. №5. С. 50-73.

502. Светозарова Н.Д. Интонационная система русского языка. Л.: ЛГУ, 1982. 176с.

503. Седов К.Ф. Становление дискурсивного мышления языковой личности: психо- социолингвистический аспекты. Саратов, 1999.

504. Секерина И. Психолингвистика // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 231-260.

505. Селезнев Д.Л. Референция и номинация // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М. Наука. С. 6477.

506. Семина С.И. Языковой повтор как конституент полипредикативных сложносочиненных предложений в современном русском языке. Автореф. .канд. филол. наук. Таганрог, 1999.

507. Сёмкина Н.А. Концепты и их связи в тексте // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С. 106-114.

508. Серебренников Б.А., Кубрякова Е.С., Постовалова В.И. и др. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М., 1988.

509. Серебряная Ф.И. Анафорические элементы в сложносочиненных и бессоюзных предложениях // РЯШ. 1973, №1. С.68-74.

510. Сёрен П. Пресуппозиция и трехзначная логика //Вестник МГУ. Сер.(. Филология. 1999. №2. С.

511. Серль Дж.Р. Классификация иллокутивных актов // Зарубежная лингвистика II: Пер. с англ. / Общ. ред. В.А. Звегинцева, Б.А. Успенского, Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1999. С. 229-253.

512. Серль Дж.Р. Что такое речевой акт? // Зарубежная лингвистика II: Пер. с англ. / Общ. ред. В.А. Звегинцева, Б.А. Успенскоо, Б.Ю. Городецкого. М.: Прогресс, 1999. С. 210-228.

513. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и её особенности. М.: Просвещение, 1974. 144 с.

514. Сиротинина О.Б. Устная речь и типы речевых культур // Рксисти-ка сегодня. 1995. № 4. С.3-21.

515. Сковородников А.П. О системе экспрессивных синтаксических конструкции современного русского литературного языка / ЦЩП ФН, 1982. № 1. С.37-45.

516. Сковородников А.П. Позиционно-лексический повтор как стили-стичекое явление // НДВШ ФН, 1984. №5. С.71-76.

517. Сковородников А.П., Копнина Г.А. Об определении понятия «риторический приём» // НДВШ ФН. 2002. №2. С.75-80.

518. Скокан Ю.П. Формирование знаний в компьютере на основании содержания смыслообразующих участков текста // Scripta linguisti-сае applicatae. Проблемы прикладной лингвистики 2001. Сб. статей / Отв. ред. А.И. Новиков. М.: Азбуковник, 2001. С.253-260.

519. Скребнев Ю.М. Несколько замечаний по поводу универсальной единицы синтаксиса // Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Л., 1975. С.114-121.

520. Слышкин Г.Г. Дискурс и концепт (о лингвокультурологическом подходе к изучению дискурса) // Языковая личность: Институциональный и персональный дискурс: Сб. научн. тр. Волгоград: Перемена, 2000. 80 с.

521. Смирнова Т.Н. Структурно-семантические типы атрибутивных бессоюзных конструкций // Лингвистический сборник. Вып.4. М., 1975. C.8I-96.

522. Современный русский язык / Под. ред. В.А. Белошапковой. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Изд-во МГУ. 1989. 800 с.

523. Солганик Г.Я. К проблеме модальности текста // Русский язык: Функционирование грамматических категорий. Текст и контекст. М., 1984. С.173-186.

524. Солганик Г.Я. О текстовой модальности как семантической основе текста // Структура и семантика художественного текста / Доклады VII Межд. конференции (МОПУ): М., 1999. С.364-372.

525. Солганик Г.Я. Синтаксическая стилистика (сложное синтаксическое целое). Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1991. 182 с.

526. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. М., 1933.

527. Сошальский А.А. Взаимодействие экстра- и инторалингвистиче-ских факторов в процессе реализации категории информации текста. Дисс. .канд. филол. наук. М., 1990. 139 с.

528. Стародумова В.А. Акцентирущие частицы в современном русском литературном языке: Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Д., 1974. 24 с.

529. Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. М.,1975.

530. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М., 2001.312 с.

531. Стернин И.А. К проблеме дейктических функций слова. Автореф.канд. филол. наук. М., 1973. 26с.

532. Стеценко А.Н. Исторический синтаксис русского языка. М., 1977. 352 с.

533. Стеценко А.Н. Сложноподчиненное предложение в русского языке XIV-XVI вв. Томск, 1960. 310 с.

534. Стеценко А.Н. Сложносочиненное предложение в древнерусском языке. Томск, 1962. 131 с.

535. Столнейкер Р.с. Прагматика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16: Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. С. 217238.

536. Стросон П.Ф. Идентифицирующая референция и истинное значение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. М., 1982. С.55-86.

537. Сусов И.П. Прагматика дискурса и этнолингвистические проблемы // Прагматика этноспецифического дискурса. Материалы симпозиума. Бельц, 1990. С.2-5.

538. Сухих С.А. Прагмалингвистическое измерение коммуникативного процесса. Дисс. .доктора филол. наук. Краснодар, 1998.

539. Сыщиков О.С. Имплицитность в деловом дискурсе. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 23 с.

540. Телия В.Н. Семантический аспект сочетаемости слов и фразеологическая сочетаемость // Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. С.244-267.

541. Теньер JI. Основы структурного синтаксиса. JL: Academia, 1988. 590 с.

542. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация: Уч. пособие. М.: Слово/Slovo, 2000. 624 с.

543. Тодоров Ц. Грамматика повествовательного текста // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики / сб. статей. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 176-189.

544. Труб В.М. О коммуникативных аспектах отрицания как негативной оценки истинности // Вопр. языкозн. 1994. №1. С.41-52.

545. Тураева З.Я. Лингвистика текста: (Текст: структура и семантика). -Москва, 1986.127с.

546. Уланова С.Б. Дейксис как средство номинации // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С. 185-188.

547. Факторович А.Л. Выражение смысловых различий посредством эллипсиса. Харьков. 1991. 88 с.

548. Факторович А.Л. Выражение смысловых различий посредством эллипсиса. Харьков, 1991.

549. Федоров А.К. Система подчинительных союзов в современном русском языке; Автореф. дисс. докт. филол. наук. М., 1972. 39 с.

550. Федорова Л.Л. Типология речевого воздействия и его место в структуре общения// Вопр. языкозн., 1991. № 6. С. 46-50.

551. Федорова О.В. 1996 Методика моделирования текстов для анализа фокусной анафоры // Труды Международного семинара Диалог'96 по компьютерной лингвистике и ее приложениям. М., 1996. С. 15-23.

552. Федосюк М.Ю. Способы передачи новой информации в художественном тексте // НДВШ ФН, 1983. №6. С.40-46.

553. Федосюк М.Ю. Тематическая межфразовая связь и средства её выражения в научном стиле // Вопросы стилистики. Вып. 14. Саратов, 1978. С.68-88.

554. Фивегер Д. К семантической структуре текста // Исследования по теории текста. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1977. С.63-65.

555. Фигуровский И.А. Синтаксис целого текста и ученические письменные работы. М., 1961. 171с.

556. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // H3JI. Вып. 23: Когнитивные аспекты языка / Сост., ред., вступ. ст. В.В. Петрова, В.И. Герасимова. М.: Прогресс, 1988. С. 52-93.

557. Философские идеи Людвига Витгенштейна М., 1996. 169 с.

558. Фоменко Ю.В. Человек, слово и контекст // Концепция человека в современной философской и психологической мысли. Новосибирск, 2001. С.164-168.

559. Фоссестёл Б. Текст и его структура // Исследования по теории текста. Реферативный сборник. М.: ИНИОН АН СССР, 1979. С. 8191.

560. Формановская Н.И. Сложное предложение // Современный русский язык. 4.2. Синтаксис. Изд. 2-е, испр. М., 1976. С. 134-207.

561. Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. М., 1956. T.I. 450 е.; Т.Н. 472с.

562. Фурашов В.И. Шкала атрибутивной валентности местоименных существительных // Русские местоимения: семантика и грамматика. Владимир, 1989. С. 82-92.

563. Хазагеров Г.Г. Три взгляда на словесность и три стратегии выживания человека // Филологический вестник Ростовского государственного университета. 1998. № 3. С. 5-9.

564. Хазагеров Т.Г. К вопросу о классификации экспрессивных средств (изобразительные схемы) // Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов-на-Дону, 1987. С. 65-77.

565. Хазагеров Т.Г., Ширина JI.C. Общая риторика: Курс лекций и словарь риторических фигур: Учеб. пос. / Отв. ред. Е.Н.Ширяев. Ростов-на-Дону, 1994.

566. Хазагеров Т.Г., Ширина JI.C. Изобразительные функции как отражение структурно-семантического типа стилистической фигуры // Научн. конференция «Риторика и перспективы ее изучения в школе и в вузе». Тезисы докладов. Ростов н/Д, 1990.С.40-41.

567. Халлидей М.А.К., Хасан Р. Когезия в английском языке //Исследования по теории текста. Реферативный сборник. М., 1979. С.108-115.

568. Хамзина Г.К. Бессоюзные сложные предложения прерывистой структуры в современном русском литературном языке // РЯШ. 1971. №6. С.80-86.

569. Холодов Н.Н. Сложное предложение // Совр. рус. лит. язык. Изд.2-е, испр. М., 1988. С. 345-394.

570. Чайковская (Сергеева) Н.Н. Об одной структурной разновидности бессоюзных сложных предложений // НДВШ ФН. 1988. № 6.С. 47-52.

571. Чейф У. Контрастивность, определённость, подлежащее, топики и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XI. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. М., 1982. С.277-355.

572. Чейф У. Память и вербализация прошлого опыта // Текст: аспекты изучения семантики, прагматики и поэтики / сб. статей. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С.3-41.

573. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // Современная американская лингвистика: Фундаментальные направления / Под. ред. А.А. Кибрика, И.М. Кобозевой и И.А. Секериной. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Едиториал УРСС, 2002. С. 340-370.

574. Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991.240 с.

575. Черемисина М.И., Колосова Т.А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск, 1987. 197 с.

576. Черемисина Н.В. Мелодика и синтаксис русской синтагмы // Синтаксис и стилистика. М.,1976.

577. Черемисина Н.В. Русская интонация: поэзия, проза, разговорная речь. 2-е изд., испр. и доп. М., 1989. 240с.

578. Чернов В.И. К вопросу о детерминантах // Вопросы языкознания, 1969. №1.

579. Чернов Г.В. Контекстно-свободная и контекстно-связанная им-пликативность и проблема переводимости // Текст и перевод. М.: Наука, 1988. С.51-63.

580. Чернышева А.Ю. Союзные частицы то, так и тогда в сложном предложении: Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Саратов, 1986. 18 с.

581. Чернявская В.Е. От анализа текста к анализу дискурса // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. JI.A. Манерко. Рязань, 2002. С.23 0-232.

582. Черняховская JI.A. Смысловая структура текста и ее единицы // В Я. 1983.№6. С.117-126.

583. Чесноков П.В. Логическая основа сверхфразового единства и взаимодействие в нем лексики и грамматики // Лексико-грамматические взаимодействия в системе семантических единиц. Ростов н/Д, 1991. С. 3-16.

584. Чесноков П.В. О предикативности как свойстве предложения // Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Л., 1975. С. 171-178.

585. Чуглов В.И. Субстантивные словосочетания аналоги местоимений // НДВШ ФН. 1985. № 5. С.70-74.

586. Чупашева О.М. Соотносительность бессоюзных и союзных сложных предложений в современном русском литературном языке: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Саратов, 1979.

587. Шайкевич А.Я. Дистрибутивно-статистический анализ в семантике // Принципы и методы семантических исследований. М.: Наука, 1976. С.353-378.

588. Шаляпина З.М. О соотношении синтаксиса связного текста с синтаксисом предложения // Вопросы методики использования текста в обучении иностранным языкам. М., 1975. С. 217-225.

589. Шапиро А.Б. Сложноподчиненное предложение // Современный русский язык. Синтаксис. М., 1957. С. 359-414.

590. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Изд. 2-е. Л., 1941. 620

591. Шведова Н.Ю. Детерминирующий объект и детерминирующее обстоятельство как самостоятельные распространители предложения // Вопросы языкознания, 1964. №2.

592. Шведова Н.Ю. Об основных синтаксических единицах и аспектах их изучения // Теоретические проблемы синтаксиса современных индоевропейских языков. Л., 1975. С.123-129.

593. Шведова Н.Ю. Теоретические результаты, полученные в работе над «Русским семантическим словарем» // Вопр. языкозн., 1999. №1. С.

594. Шевякова В.Е. 0 некоторых закономерностях взаимодействия интонационных и синтаксических средств выражения грамматического значения // Ш. 1984. № 4. С.70-83.

595. Шейко Е.В. Категория итеративности как основа семантико-синтаксической связи в высказывании // Современный русский язык: коммуникативно-функциональный аспект: Учебное пособие. Ростов н/Д, 2003. С.66-73.

596. Ширина Л.С. Амплификация в системе экспрессивных средств // Проблемы экспрессивной стилистики. Ростов-на-Дону, 1987. С.86-92.

597. Ширяев Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском языке. М., 1986. 223 с.

598. Ширяев Е.Н. Основы системного описания бессоюзных сложных предложений // Ш. 1984. Л I. С.55-65.

599. Шмелев А.Д. О референции агентивных существительных // НДВШ ФН. 1983. №4. С.39-46.

600. Шувалова С.А. О соотнесенности смысловых отношений и союзных средств в сложносочиненном предложении // Сложноепредложение в конструктивно-семантическом аспекте. Калинин, 1984. 107 с.

601. Щерба JI.B. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.

602. Эпштейн М.Н. Идеология и язык (построение модели и осмысление дискурса) // Вопр. языкозн., 1991. № 6. С. 19-33.

603. Якобсон Р. Часть и целое в языке // Якобсон Р. Избранные работы. М., 1985. С. 301-306.

604. Яковлева Е. С. Значение и употребление модальных слов, относимых к разряду показателей достоверности/недостоверности: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1983. 21 с.

605. Яковлева Е. С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., Языки русской культуры, 1994. 260 с.

606. Якубинский Л.П. О диалогической речи // Якубинский Л.П. Избранные работы: Язык и его функционирование. М., 1986. С. 1758.

607. Янко Т.Е. Коммуникативный статус бенефактивных конструкций // Московский лингвистический журнал. Т.2: Изд-во РГГУ, 1996. С. 417-431.

608. Яценко Е.Ю. Взаимодействие кодифицированных и некодифици-рованных номинаций в дискурсе // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования: Сб. науч. тр. / Под. ред. Л.А. Манерко. Рязань, 2002. С.75-80.

609. Ariel М. Accessing noun phrase antecedents. London, 1990.

610. Ariel M. Referring and accessibility // Journal of Linguistics 24, 1988.

611. Barzilay R., Elhadad M. Using Lexical Chains for Text Summarization // ACL/EACL Workshop Intelligent Scalable Text Summarization. Madrid, 1997.

612. Beaugrande de R., Dressier W. Introduction to text linguistics. N.Y.,1982.

613. Biber D., Johansson S., Leech G., Conrad S., Finegan E. Longman grammar of spoken and written Ehglish. L.: Pearson Education Limited, 2000.

614. Brown G., Yule G. Discourse analysis. Cambridge, 1983.

615. Chafe W. Discourse, consciousness, and time. Chicago, 1994.

616. Dijk T. van (ed.) Handbook of discourse analysis. NY, Vols. Is4. 1985.

617. Dijk T. van, Kintsch W. Strategies of discourse comprehension. NY,1983.

618. DuBois J., et al. Discourse transcription. UCSB. 1993.

619. Fillmore C.J. On the organization of semantic information in the lexicon // Papers from the parasession on the lexicon / Ed. by Farkas D., Jacobsen W.M., Todrys K.W. Chicago, 1978. P. 148 173.

620. Fox B. Anaphora in popular English narratives // Coherence and grounding in discourse. Amsterdam, 1987.

621. Gernsbacher M.A. Language comprehension as structure building. N.J., 1990.

622. Givon T. Functionalism and grammar. Amsterdam, 1995.

623. Givon T. Prototypes: Between Plato and Wittgenstein // Noun classes and categorization: Proceedings of a Symposium on categorization andnoun classification, Eugene, Oregon, October 1983 / Ed. by Craig C. -Amsterdam; Philadelphia, 1986. P.77-102.

624. Givon T. Syntax: A functional-typological introduction. Vol.11. Amsterdam, 1990.

625. Givon T. Topic continuity in discourse: introduction // Topic continuity in discourse: Quantified cross-language studies. Amsterdam, 1983.

626. Grice P. Logic and conversation // Speech acts. N.Y. etc.: Acad. Press, 1975. P.41-58.

627. Grimes J. The thread of discourse. Paris, 1975.

628. Grosz В., Sidner C. Attention, intentions, and the structure of discourse. Computational Linguistics. Vol. 12, no. 3, 1986. P. 175s204.

629. Grosz P.D. Focus and description in natural language dialogues // Elements of discourse understanding. Cambridge, 1981.

630. Gumperz J.J. Discourse strategies. Cambridge: Camb. Univ. Press, 1982. 225 p.

631. Gundel J.K., Hedberg N., Zacharski R. Cognitive status and the form of referring expression in discourse // Language 69. 1993.

632. Halliday M. An introduction to functional grammar. L., 1985.

633. Halliday M., Hasan R. Cohesion in English. Longman, London, 1976.

634. Harweg R. Pronomina und Textkonstitution // Poetica. Munchen: Fink, 1968. p.65-91.

635. Hopper P. Emergent grammar. BLS 13, 1987. P. 139sl57.

636. Kripke S. Speaker's Reference and Semantic Reference // Contemporary Perspectives in the Philisophy of Language. French P., Uehling Т., Wetttstein H. (eds). Minneapolis (Minn.): Univercity of Minnesota Press, p. 6-27.

637. Labov W. Sociolinguistic Patterns. Philadelphia, 1972.

638. Lakoff G. Classifiers as a reflection of mind // Noun classes and categorization: Proceedings of a Symposium on categorization and noun classification, Eugene, Oregon, October 1983 / Ed. by Craig C. Amsterdam; Philadelphia, 1986. P. 13-51.

639. Langacker R. Concept, image and symbol: the cognitive basis of grammar. Berlin-N.Y., 1991.

640. Levinson S. Pragmatics. Cambridge, 1983.

641. Longacre R. The grammar of discourse. NY, 1983.

642. Loukachevitch N.V., Salii A.D., Dobrov B.V. Thesaurus for Automatic Indexing: Structure, Developement, Use. In Proceedings of International Congress "Terminology and Knowledge Engineering". M., 1999. P. 343-355.

643. Mann W., Thompson S. (eds.) Discourse description. Amsterdam, 1992.

644. Mann W.C., Matthiessen C.M.I.M., Thompson S.A. Rhetorical Structure Theory and text analysis // Discourse description: Diverse linguistic analyses of a fund-raising text. Amsterdam, 1992.

645. Milevskaya T.V. V.Nabokov: Stream of consciousness and expressive syntax // Great Britain, Glasgow: Stratchclyde Arts Initiatives, May 1996. pp.2-12.

646. Milewski T. Zarys jezykoznavstva odolnego. Cz.l. Lublin — Krakow, 1947. 238 p.

647. Morris J., Hirst G. Lexical cohesion computed by thesaural relations as an indicator of the structure of a text // Computational Linguistics, 17 (1), New York, 1991. P.21-48.

648. Payne D. (ed.) Pragmatics of word order flexibility. Amsterdam, 1992.

649. Potter, J. & Wetherell, M. Discourse and Social Psychology: Beyond Attitudes and Behaviour. London: Sage, 1987.

650. Rumelhart D. Notes on a schema for stories | D. Bobrow and A. Collins (eds.) Representation and understanding: Studies in cognitive science. NY, 1975.

651. Sacks H., Schegloff E., Jefferson G. A simplest systematics for the organization of turn-taking in conversation | Language. Vol. 50, no. 1, 1974. P. 696s735.

652. Schank R.C. Reminding and memory organization: An introduction to MOPs // Strategies for natural language processing / Ed. by Lehnert W.G., Ringle M.H. Hillsdale (N.J.); L., 1982. P.455-493.

653. Schiffrin D. Approaches to discourse/ Oxford, UK and Cambridge, M.A.: Blackwell, 1994.

654. Schiffrin D. Discourse markers. 1987.

655. Searle J.R. Speech acts. An essay in the philosophy of language. Cambridge, 1969.

656. Searle J.R., Vanderveken D. Foundations of illocutionary Logic. Cambridge, etc., 1985.

657. Tannen D. Spoken and written langugage. 1987.

658. Tomlin R. Focal attention, voice and word order: An experimental cross-linguistic study | Downing P. and Noonan M. (eds.) Word order in discourse. Amsterdam, 1994.

659. Tomlin R.S. Linguistic reflections of cognitive events // Coherence and grounding in discourse. Amsterdam, 1987.

660. Wierzbicka A. Lingua mentalis. Sydney L. - N.Y., 1980.

661. Список источников фактического материала

662. Аксёнов В. В поисках грустного бэби. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2000.

663. Аксёнов В. Затоваренная бочкотара. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001.

664. Аксёнов В. Кесарево свечение. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001.

665. Аксёнов В. Новый сладостный стиль. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 1999.

666. Аксёнов В.Ожог. М.: Изограф, ЭКСМО-Пресс, 2001.

667. Арбатова М. Визит нестарой дамы. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, Изд-во ЭКСМО-МАРКЕТ, 2000.

668. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

669. Бешенковская о. Петербургская кантата/ Нева. 2003 .№ 1.

670. Булгаков М.С. Собрание сочинений в 5-ти т.т. М.: Художественная литература, 1990.

671. Быков Д. Оправдание/ Новый мир. 2001. №3-4.

672. Василевская А. Книга о жизни / Новый мир. 2003. №3.

673. Веллер М. Белый ослик / Октябрь. 2001. №4.

674. Веллер М. Гонец из Пизы, или Ноль часов. Харьков: Фолио, 2002.

675. Веллер М. Ножик Сережи Довлатова. С.-Пб.: Изд. дом «Нева», 1999.

676. Веллер М. Хочу быть дворником. Харьков: Фолио, 2000.

677. Высоцкий В. Нерв: Стихи. 3- изд. М.: Современник, 1988.

678. Гаврилов А. Берлинская флейта / Октябрь. 2001. №2.

679. Гаврилов А. Это было в зоопарке / Нева. 2001. №5.

680. Горенштейн Ф. Псалом. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.

681. Гранин Д. Беседа с Петром Великим / Дружба народов. 2000, №7.

682. Гуреев М. Быстрое движение глаз во время сна / Новый мир. 2003. №3.

683. Дашкова П. Образ врага. М.: ЭКСМО-Пресс, 1998.

684. Долохов В. Бизнес в России / Нева. 2002.№2.

685. Зорин JI. Из жизни Ромина / Новый мир. 2003. №3.

686. Липскеров Д. Последний сон разума. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002.

687. Липскеров Д. Пространство Готлиба. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002.

688. Липскеров Д. Сорок лет Чанчжоэ. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.

689. Михальский В. Весна в Карфагене / Октябрь, 2003. №3.

690. Набоков В. Истребление тиранов. М., 1990.

691. Набоков В. Машенька. Камера-обскура. Лолита. Ростов н/Д, 1990.

692. Набоков В. Собрание сочинений в 4-х тт. Т. 1-4. М., 1990.

693. Набоков В. Стихотворения и поэмы. М., 1991.

694. Набоков В. Тень русской ветки: стихотворения, проза, воспоминания. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, Изд-во ЭКСМО-МАРКЕТ, 2000.

695. Набоков В.В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе, интервью, рецензии. М., 1989.

696. Николаева О. Ты имеешь то, что ты есть / Новый мир. 2003. №3.

697. Окуджава Б. Избранное. Ростов н/Д: Феникс, 2001.

698. Пелевин В. Желтая стрела. М.: Вагриус, 2000.

699. Пелевин В. Омон Ра. М.: Вагриус, 2001.

700. Петров В. Очень мелкий бес / Нева. 2001. №7.

701. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти т.т. М.:Гос. изд-во худ. лит-ры, 1962.

702. Радзинский Э. Игры писателей /Октябрь. 2001. №4.

703. Сазонова О. Полдень Брамы / Новый мир. 2003. №3.

704. Соколов С. Школа для дураков. М.: Вагриус, 2001.

705. Солженицын А. Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Ч. 3 (1982-1987)/ Новый мир. 2001. №4.

706. Сорокин В. Голубое сало. M.:Ad marginem, 2000.

707. Сорокин В. Москва. М.: Ad marginem, 2001.

708. Толстая Н., Толстая Т. Двое: Разное. М.: Подкова, 2001.

709. Хазанов Б. Буквы / Октябрь. 2001. №4.

710. Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Л., 1990.

711. Чехов А. Повести и рассказы в 3-х т.т. М.: Гослитиздат, 1959.