автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Трагедия Я.Б. Княжнина "Росслав": национальный миф о герое-воине и проблемы историзма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Трагедия Я.Б. Княжнина "Росслав": национальный миф о герое-воине и проблемы историзма"

На правах рукописи

4839735

Заславский Григорий Анатольевич

ТРАГЕДИЯ Я. Б. КНЯЖНИНА «РОССЛАВ»: НАЦИОНАЛЬНЫЙ МИФ О ГЕРОЕ-ВОИНЕ И ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИЗМА

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

о о (.Ыр ¿иП

Томск-2011

4839735

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы ГОУ ВПО «Томский государственный университет»

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Бахтина Ольга Николаевна

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

Головчинер Валентина Егоровна

кандидат филологических наук, доцент Шунков Александр Викторович

Ведущая организация ГОУ ВПО «Новосибирский

государственный университет»

Защита состоится 23 марта 2011 г. в _ ч. на заседании

диссертационного совета Д 212.267.05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке ГОУ ВПО «Томский государственный университет» по адресу: г. Томск, пр. Ленина, 34 а.

Автореферат разослан » февраля 2011 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета А '2* . . А

профессор С7/* - Л.А.Захарова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Творчество Я. Б. Княжнина остается в нашем литературоведении все еще недостаточно изученным. Об этом свидетельствует тот факт, что в целом ряде учебников вообще нет раздела о нем1, либо содержатся неточные сведения2. По-прежнему остается живым «советский миф» о Я. Б. Княжнине - тираноборце и республиканце. В настоящее время назрела необходимость пересмотра сложившегося взгляда на творчество этого русского драматурга, ведущего идеолога и создателя художественных мифов екатерининского времени. Традиционно считается, что это автор одной пьесы, а именно «Вадима Новгородского», разбору и высокой оценке которой было посвящено немало работ в отечественном литературоведении. Представляется, что Я. Б. Княжнин, действительно, может быть назван автором одной пьесы, но эта пьеса - трагедия «Росслав», которая, будучи издана в 1784 г., последний раз ставилась на русской сцене в двадцатые годы XIX столетия и всегда неизменно пользовалась успехом у публики. Уникальность ее театральной судьбы была предопределена художественными особенностями трагедии, которая до сих пор не получила достойного и всестороннего исследования. Именно эта трагедия является, на наш взгляд, самой репрезентативной и для творчества Я. Б. Княжнина, и для художественных исканий русской классицистической трагедии XVIII века в целом.

История изучения вопроса. Из дореволюционных работ о русском драматурге XVIII века следует выделить раздел о Я. Б. Княжнине в «Литературных очерках» Ю. Веселовского. В нем творчество драматурга оценивается как яркое культурное явление XVIII столетия, в котором получили отражение западноевропейские просветительские идеи и принципы. В 30-е годы XX века в связи с дискуссией о «новом взгляде» на изучение истории русской литературы XVIII века возник вопрос о «правильной» оценке творчества Я. Б. Княжнина и в особенности его трагедий3.

1 См.: Федоров В. И. История русской литературы. XVIII век. М., 2003; Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000.

См., например: Минералов Ю. И. История русской литературы XVIII века. М., 2007.

3 См. об этом работы М. Габель, Н. К. Гудзия, Г. А. Гуковского и др.

3

Основополагающими для советского литературоведения стали труды Л. И. Кулаковой, в которых Я. Б. Княжнин рассматривается как автор первой русской антимонархической трагедии «Вадим Новгородский»4. Об этом же пишет в своих исследованиях и В. А. Бочкарев5. О классицистической трагедии вообще и тираноборческих трагедиях Я. Б. Княжнина, в частности, писал Ю. В. Стенник в своей известной монографии «Жанр трагедии в русской литературе. Эпоха классицизма» (1981). Творчество Я. Б. Княжнина рассматривается в ней в связи с проблемой формирования национального характера в драматургии 1780-х годов. В этом контексте автор монографии специально выделяет трагедию «Росслав», в которой, как он считает, драматург попытался создать образ идеального представителя русской нации.

В заявленном в диссертации аспекте: национальный миф о герое-воине, трагедия Я. Б. Княжнина «Росслав» ещё не была предметом специального рассмотрения. В предпринятом исследовании оказалось необходимым осмыслить идеомифологиго времени, основные идеологические модели, определившие государственную идеологию и политику Российской империи в екатерининское царствование, а также национальные традиции создания образа положительного героя в словесном искусстве, поскольку театр того времени в первую очередь решал задачи воспитания современников в духе новой европейской культуры. И не случайно именно русская литература XVIII века должна была представить модель идеального общества и идеального человека в его национальном варианте. Отсюда закономерен интерес к изучению идеомифологии XVIII столетия и национальных архетипов в связи с особенностями понимания истории и исторического колорита в трагедиях Я. Б. Княжнина.

Такой подход, в свою очередь, заставил обратить внимание на явление «нового историзма». «Новый историзм» - открытие американского литературоведения 80-х годов XX века, который родился, как считает Александр Эткинд, из недоверия к большим историям, радикальным теориям, привилегированным точкам зрения. В его определении «новый историзм» - история не событий, но людей и текстов в их отношении друг к другу. «Новая» методология сочетает,

4 Кулакова Л. И. Жизнь и творчество Я. Б. Княжнина // Княжнин Я. Б. Избранные произведения. Л., 1961. С. 5.

5 Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия последней трети XVIII в. Куйбышев, 1985; Он же. Русская историческая драматургия ХУН-ХУШ вв. М., 1988.

4

как известно, три компонента: интертекстуальный анализ, который размыкает границы текста, связывая его с многообразием других текстов, его предшественников и последователей; дискурсивный анализ, который размыкает границы жанра, реконструируя прошлое как единый, многоструйный поток текстов; и, наконец, биографический анализ, который размывает границы жизни, связывая ее с дискурсами и текстами, среди которых она проходит и которые она продуцирует6. При этом А.Эткинд отмечает, что в русском контексте «новый историзм» воспринимается как возвращение к тому, что всегда было в истории литературы7.

Таким образом, «новая» методология предполагала погружение текста в широкий исторический и культурный контекст эпохи для понимания особенностей историзма русской трагедии XVIII века в связи с формирующейся в то время идеомифологией.

Актуальность предлагаемого исследования определяется обостренным интересом современного литературоведения к проблемам историзма, взаимодействия литературы и идеологии, вниманием к проблемам мифотворчества, а также недостаточной изученностью драматургического наследия Я. Б. Княжнина в этом аспекте и, прежде всего, его трагедии «Росслав», которая принесла автору заслуженный успех и всеобщее признание современников и потомков.

Объектом исследования является историческая трагедия Я. Б. Княжнина «Росслав», рассмотренная в контексте литературного наследия поэта и историко-культурном контексте эпохи: события, факты, тексты, имена.

Предметом изучения становятся особенности историзма и национальной идеомифологии XVIII века в исторической драматургии эпохи.

Цель работы заключается в осмыслении процесса формирования новых национальных мифов и принципа историзма на примере анализа трагедии Я. Б. Княжнина «Росслав».

В связи с этим решаются следующие задачи:

1. Осмысление теоретических положений современных исследователей применительно к изучению русской литературы XVIII столетия.

6 Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 7-8.

7 Там же. С. 4.

2. Выявление идеологических моделей и национальных мифов в русской трагедии XVIII века.

3. Анализ жанровой структуры трагедии Я. Б. Княжнина «Росслав».

4. Исследование типологии идеального героя и его эволюции в трагедиях Я. Б. Княжнина: от «Дидоны» к «Вадиму Новгородскому».

Цель и задачи работы определили её структуру. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 235 источников. Основной текст диссертации изложен на 207 страницах.

Специфика и сущность рассматриваемого материала во многом обусловлена методологией исследования. В работе используются историко-литературный (Г. А. Гуковский, П. Н. Берков, Г. П. Макогоненко), структурно-семиотический (Р. Барт, Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский), сравнительно-исторический (Л. И. Кулакова, В. А. Бочкарев), теоретико-типологический (М. М. Бахтин, Ю. Н. Тынянов), социокультурный (О. М. Гончарова, А. Л. Зорин, В. Ю. Проскурина), мифопоэтический (К. Г. Юнг, А. Ф. Лосев, О. М. Фрейден-берг, Е. М. Мелетинский, В. Н. Топоров, М. Элиаде) принципы анализа художественного текста, а также метод «нового историзма» (К. Гирц, С. Гринблатт, А. Эткинд).

Научная новизна связана с выявлением значимости трагедийного творчества Я. Б. Княжнина и его трагедии «Росслав», в особенности, для формирования идеомифологии эпохи Екатерины Второй, во многом определявшей политическую и культурную стратегию просвещенного абсолютизма (государственный миф об обновлении, миф о новом человеке, об идеальном правителе, о национальном герое и т.д.). Впервые проанализирован вклад Я.Б.Княжнина в разработку проблемы «национальное прошлое» и создание авторской модели русского подвижничества, оценена роль религиозной составляющей в определении национальной идентичности России XVIII в., определена степень участия Я. Б. Княжнина в формировании основных категорий, принципов, жанровой и образной системы русской драматургии 1780-х годов.

Теоретическая значимость работы состоит в рассмотрении принципов «нового историзма» в русской литературе XVIII в. в свете семиотики культуры Ю. М. Лотмана, своеобразия мифотворчества екатерининского времени, в част-

ности, создания мифа о национальном герое в литературе Нового времени (взаимодействие литературы и фольклора, проявление житийной традиции), в углублении представления об этапах и особенностях историко-литературного процесса второй половины XVIII века.

Практическое значение исследования определяется возможностью использования его результатов при чтении общих и специальных курсов, проведении практических занятий, спецсеминаров по истории русской литературы XVIII века, при составлении учебных и методических пособий для студентов-филологов и студентов других гуманитарных специальностей, в эдицнонной практике.

Положения, выносимые на защиту:

1. Трагедия Я. Б. Княжнина Росслав» - самое репрезентативное произведение драматурга, наиболее полно выразившее философско-эстетические тенденции времени (категория историзма, проблема национального характера) и особенности авторской поэтики.

2. Историзм трагедии «Росслав» связан с формированием важнейших национальных идеологических мифов 1780-х гг. (миф о национальном герое, миф об идеальном монархе, мессианский миф о России).

3. В трагедии «Росслав» реализовалась авторская модель русского идеального героя, тесно связанная с идеологической ситуацией эпохи Екатерины Второй и национальным мифом о герое- воине.

4. Трагедия «Росслав» - ключевое звено в полемике Я. Б. Княжнина о русском национальном характере, развернувшейся на страницах периодической печати («Всякая всячина», «Кошелек», «Собеседник любителей российского слова» и др) в 1760-1780 гг.

5. Литературная биография Я. Б. Княжнина (персональный миф о поэте) в аспекте заявленной тематики прочитывается как социокультурный текст, актуализирующий важнейшие особенности его художественной эстетики и поэтики.

6. Трагедия Я. Б. Княжнина «Росслав» - новый этап в развитии жанра русской трагедии эпохи классицизма как трагедии со счастливым концом, эстетически родственной уже нарождавшейся исторической драме и исторической мелодраме.

Апробация результатов исследования. Содержание диссертации отражено в 5 опубликованных работах и представлено в виде докладов на Всероссийских конференциях с международным участием, межвузовских научно-практических конференциях: «Мировоззренческие реконструкции традиционного сознания: стереотипы и трансформация» (Томск, 2003), «Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения» (Томск, 2005-2008), «Системы и модели: границы интерпретаций» (Томск, 2007).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность работы, ее научная новизна, теоретическая и практическая значимость, формулируются цели и задачи, определяется объект и предмет исследования, дается история вопроса, характеризуется материал и методы его изучения, излагаются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Проблемы историзма и идеомифологии в современном гуманитарном знании» раскрывает современные тенденции гуманитарных наук, связанные с осмыслением структуры мифологического сознания, мифотворчества и категории историзма как ведущего принципа научных исследований о мире, человеке и культуре.

В разделе 1.1 «Историзм» в русской литературе XVIII века» рассматривается проблема историзма русской литературы XVIII века и ее трактовка в отечественном литературоведении. Важное место в ней отводится работам Г. П. Макогоненко, в которых утверждается мысль о необходимости исследовать категорию историзма в эволюции применительно к русской литературе ХУШ-Х1Х веков. Проблеме историзма в русской исторической драматургии XVIII века посвящены работы В. А. Бочкарева. Кроме опыта острейшей социальной борьбы, считает исследователь, автор исторической трагедии или драмы должен иметь сформировавшееся историческое мышление. Ю. В. Стенник в своих основополагающих работах о жанре трагедии в русской литературе эпохи классицизма сформулировал основные подходы к анализу текстов русской литературы XVIII века. Отмечая сознательную ориентацию русских классицистов на историческую проблематику, он поставил вопрос об отношении к отмечен-

ному феномену самих создателей пьес. Такая постановка проблемы приобретала характер методологической основы для дальнейшего изучения не только исторической драматургии, но и в целом литературы XVIII века, требовала пересмотра понятия историзма применительно к русской трагедии XVIII века. В диссертации К. А. Кокшеневой «Эволюция жанра трагедии в русской драматургии XVIII века и проблемы историзма» (2003) категория историзма осмысляется как особый тип исторического сознания. Исследовательница обратила внимание на религиозную составляющую сознания писателей и драматургов этого времени, подчеркивая, что в XVIII веке Священная история входила обязательной составной частью в общую историю. В связи с проблемой историзма в русской литературе XVIII века специально была выделена работа В. Н. Топорова «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения» (2006), в которой дано новое понимание историзма, внесенное Карамзиным в русскую литературу и которое состояло в «осознании особого статуса времени», постигаемого через соединение исторической эмпирии и его личностного переживания.

Раздел 1.2 «Наследие Ю. М. Лотмана и «новый историзм» посвящен начавшемуся в конце 1980-х годов процессу постепенного сближения русского и американского литературоведения, в частности, взаимодействию парадигмы «новый историзм» («New Historicism)8 с русским литературоведением этого времени. Знаменитая формула Монроза об историчности текстов и текстуальности истории, как известно, породила бурную полемику среди гуманитариев. Очевидно, что «новый историзм» пересекается с наследием Ю.М. Лотмана, с его семиотикой культуры. Рассмотрение отдельных явлений культуры как текстов и самой культуры в качестве некого текста, несомненно, сближает Ю. М. Лотмана с «новым историзмом». В этом смысле исключительное внимание отводится методологически важной статье Ю. М. Лотмана «О Хлестакове» с ее положением об «удвоении социальной семиотики в семиотике театральной». «Культурное целое» становится в данном случае первичной единицей исторического анализа, как это и происходит в случае «нового историзма». Сего-

8 Термин «новый историзм» был предложен С. Гринблатгом в его предисловии к специальному выпуску журнала «Жанр» за 1982 г., посвященному английскому Ренессансу. «Новый» подход связывает воедино историю, идеологию, творчество и повседневность, а самое главное, «идет» от материала, а не от метода, будь то марксизм, психоанализ или структурализм и т.д., когда частный материал лишь иллюстрировал универсальность метода.

дня общим достоянием и американских, и русских литературоведов становятся размышления о поэтике культуры, о том, что «текст творит историю, которая <...> не имеет ничего общего с биологической эволюцией», благодаря чему все тексты имеют шанс стать «единицами хранения»9 в архиве культурной памяти. Отсюда делается вывод о важности и необходимости изучения всего разнообразия культурного контекста эпохи.

В разделе 1.3 «Идеологические модели второй половины XVIII - начала XIX веков и персональный миф о поэте» сделана попытка рассмотреть биографию Я. Б. Княжнина как своеобразную литературную модель идеального героя времени, как персональный миф о поэте. По мнению Ю. М. Лотмана, одним из главных вопросов литературы XVIII века был «вопрос об истинности текста и о праве данного человека выступать в качестве создателя текстов». Отсюда уже к началу XIX века утвердилась мысль о том, что «именно поэт имеет право на биографию»10. Как известно, в культуре послепетровской России писатель продолжал занимать то место, которое в Средневековье занимал святой - проповедник, подвижник, мученик. Как святой, так и писатель должен был доказать свое право говорить от лица «Высшей Правды». Не случайно в начале XIX века в русской культуре возникает интерес к личности Я. Б. Княжнина, мотивирующий создание его литературной биографии, во многом мифологизированной.

Все исследователи и мемуаристы отмечают, что сведения о жизни писателя чрезвычайно скудны. Основные источники информации - в двух биографиях, опубликованных в начале XIX века. Автор одной из них - митрополит Евгений (Болховитинов), другая написана сыном писателя и впервые опубликована в первом томе третьего Собрания сочинений Якова Княжнина11. Второй источник в силу своей апологетики интересен, как указывает Ю. М. Лотман, именно как опыт художественного истолкования жизни писателя и драматурга

9 Смирнов И. П. Новый историзм как момент истории (по поводу статьи А. М. Эткиида «Новый историзм, русская версия») // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 47-71.

10 Лотман Ю. М. Литературная биография в историко-культурном контексте : (к типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 370.

11 [Княжнин А.Я.] Краткое начертание жизни Якова Борисовича Княжнина // Княжнин Я. Сочинения. 3-е изд. СПб., 1817.

в соответствии с той «идеальной моделью типа человека, чье поведение полностью предопределено системой культурных кодов»12.

Внимательное прочтение текста биографии, написанной сыном, показало, что это было «сотворение» идеальной биографии идеального поэта и гражданина. Об этом свидетельствуют, например, такие эпизоды, как воспитание «нравственности души» отцом драматурга, рассказ о необыкновенной скромности Я. Б. Княжнина, описание его «тихого и благонравного» характера, характеристика «открытого» дома писателя и распорядка его дня и др. Так формировался образ писателя скромного и чувствительного, соответствующего духу времени. В этой литературной биографии можно отметить ряд анекдотических и мифологических элементов, в том числе слухов и сплетен, что закономерно для подобного рода явлений и позволяло, как замечает Ю.МЛотман, «уловить функции и парадигмы социальных ролей писателей в ту или иную культурную эпоху»'3.

Раздел 1.4 «Идеомифология екатеринской эпохи и национальный миф о герое» посвящен рассмотрению вопроса о культурно-исторической природе идеологического мифа, о процессе мифотворчества екатерининской эпохи, в который оказались вовлеченными не только сама императрица, но и все ее окружение.

Исследование мифотворчества составляет одно из важнейших направлений современной гуманитарной науки (см. работы Р. Барта, Я. Голосовкера, а также исследования русских гуманитариев: А. Ф. Лосева, А. М. Панченко, В. Н. Топорова, В. М. Живова, А. Л. Зорина, О. М. Гончаровой, В. Ю. Проскуриной). Но пока ни в одном исследовании не был представлен анализ мифа о национальном герое, в то время как проблема национального характера, будущего России занимала писателей и поэтов, а также общественных деятелей и политиков XVIII века. Формирование определенной идеомифологии этого времени во многом было обусловлено проблемой осмысления национальной самоидентичности новой российской империи.

Реформы Петра I, как известно, коренным образом изменили жизнь российского этноса и сам тип культурного сознания нации, изменилась и «ведущая

12 Лотман Ю.М. Литературная биография...С. 365.

13 Там же. С. 368.

идеологема» общественного сознания. В Древней (средневековой) Руси это была теократическая идея московского царства, а в восемнадцатом столетии ее место занимает имперская идеология. Государство признавалось главной ценностью и «единственной опорой благоденствия членов социума». Именно в петровскую эпоху начался процесс осознания себя русскими как европейской нации и в связи с этим активное усвоение европейской цивилизации. Закономерно, что в этой ситуации русские общественные деятели, писатели, поэты, историки обращались к своему историческому прошлому, прежде всего к его духовному опыту, что было чрезвычайно важно в обстановке смены ценностных ориентиров, определяющих новые нормы духовной жизни российского общества. Так вырисовывался новый ракурс решения проблемы «европеизации» России.

Идеологическое творчество в определенные исторические эпохи доступно всем: от царя до церемониймейстера. Конкретное авторство не важно, важно, что при оформлении конкретных идеологических моделей их разные модификации «подгоняются друг под друга», проходят через фильтры взаимных дополнений, искажений и истолкований. И если практическая политика, по выражению А. Л. Зорина, проверяет поэзию на осуществимость, то поэзия политику - на емкость и выразительность соответствующих метафор14. Литература - одна из возможных сфер производства идеологических метафор. Исторически эту роль с успехом играли также театр, архитектура, организация придворных, государственных и религиозных празднеств и ритуалов, церковное красноречие и многие другие области человеческой деятельности. Об этом свидетельствует опыт поэтической рефлексии о России, накопленный в XVIII веке авторами од, поэм, трагедий, исторических романов.

В духе времени в трагедии «Росслав» Я. Б. Княжнин создает свой авторский миф о русском национальном герое, в котором реализуются традиции житийной литературы, школьного аллегорического театра и народного богатырства. Представляется, что основной целью трагедии «Росслав» (поставлена 8 февраля 1784) явилось воплощение в образе главного героя основных черт русско-

14 Зорил А.Л. Кормя двуглавого орла... Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII - первой трети XIX века М., 2004. С. 28.

го национального характера, и это было ответом на важнейшую задачу, поставленную временем перед искусством. Подчеркивая независимость Росслава, его тираноборческую настроенность, Я. Б. Княжнин отрицал мысль об образцовом послушании (мнение Екатерины Второй) как основной черте русского национального характера. Таким образом, трагедию «Росслав» можно и необходимо воспринять как пространный и подробный ответ драматурга на затеянную в обществе дискуссию о национальном характере, среди участников которой была сама императрица.

Росслав изображается в трагедии не только как герой и патриот, но и как свободный гражданин, ненавидящий деспотию; он хочет погибнуть ради общества, ради Отечества, - он говорит об этом много раз; но ни разу он не говорит о верности князю-царю. И образ Росслава - это не только утверждение того, что русский народ рождает героев-патриотов, но и утверждение того, что свобода принесет России Росславов. Создатель патриотической трагедии в своем авторском мифе, в созданной им «авторской модели» русского идеального характера, русского подвижничества, несомненно, шел от традиции житийного повествования. С другой стороны, он использовал и традиции народной драмы.

Итак, «Росслав» Я. Б. Княжнина - яркий пример авторского осмысления сущности русского идеального характера, который оказывался теснейшим образом связанным с понятием добродетели, долга перед Отечеством, наряду с сохранением христианского понимания аскетического подвига и народным пониманием богатырства. Таким был ответ Княжнина на заказ императрицы.

Вторая глава работы «Трагедия Я. Б. Княжнина «Росслав» в историко-культурном контексте» посвящена рассмотрению трагедии в связи с ведущими идеологемами времени и состоит из четырех разделов.

В разделе 2.1 «История изучения сценической судьбы трагедии «Росслав» дается анализ существующих мнений и оценок трагедии Я. Б. Княжнина. По-видимому, первым, кто попытался найти и обозначить место Я. Б. Княжнина и его трагедий в истории русского театра, был П. А. Вяземский. В статье «О жизни и сочинениях В. А. Озерова» Вяземский называет Я. Б. Княжнина «одним из первых учителей и образцом в языке для Озерова», который «положил твердое основание как трагическому, так и комическому слогу»15.

13 Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1878. Т. 1. С. 26,30.

13

В истории отечественного театроведения интерес к фигуре Я. Б. Княжнина возникал периодически. Так, в середине XIX века появилась работа В. Я. Сто-юнина, опубликованная в трех книгах «Библиотеки для чтения» (1850). Статьи В. Я. Стоюнина печатаются почти сразу же после выпуска третьего издания «Словаря русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России» Митрополита Евгения (Болховитинова), не потерявшего к 1845 году своей ценности. С одной стороны, В. Я. Стоюнин весьма критически оценивает трагическое дарование Княжнина и говорит о том, что у него не было трагического таланта, «но был дар стихотворца, была страсть, возбужденная его постоянным стремлением к славе»16. С другой стороны, В. Я. Стоюнин ставил драматургическое творчество Я. Б. Княжнина выше творчества А. П. Сумарокова и, оценивая сорок три тома Российского Феатра, замечал, что Я. Б. Княжнин «в самом деле был лучше всех»17. В 1900 г. вышла статья Ю. Ве-селовского «Идейный драматург екатерининской эпохи: Княжнин и его трагедии». В ней творчество драматурга анализируется в тесной связи с насущными вопросами современности, поскольку он «преследует не художественные цели, а проведение в жизнь тех или других идей». Отсюда особое внимание в трагедиях Я. Б. Княжнина уделяется «рассуждениям на отвлеченные темы, - например, об идеальном правителе, о значении воспитания, о долге и чести», которые более всего нравились современникам автора, а некоторые фразы, взятые из трагедии «Росслава», «были в свое время известны каждому сколько-нибудь образованному русскому»18.

В работах Л. И. Кулаковой много внимания уделяется поэтике трагедий Я. Б. Княжнина и их сценическим особенностям. По ее мнению, начиная с «Ди-доны», драматург «освобождает трагедию от сумароковской «суровой простоты», заставляя последующих писателей задумываться над вопросами обновления театральных форм»'9. В этом смысле трагедия «Росслав» противопоставляется исследовательницей «Титову милосердию» и «Владисану», которые декоративностью и пышностью превращены, по ее мнению, в яркие, запоминавшееся зрелища оперного характера, предвосхищающие во многих чертах характер

16 Стоюнин В.Я. Княжнин // Библиотека для чтения, 1850. Т.С1, Кн.6, Огд.Ш. С. 173.

17 Там же. С. 131.

18 Веселовский Ю. Литературные очерки. М., 1910. С. 371, 352.

19 Кулакова Л. И. Княжнин И История русской литературы. М.;Л., 1947. Т. IV. С. 237.

14

псевдоисторической драмы начала XIX века. И. 3. Серман уделил основное внимания диалогу в трагедии «Росслав» и образу ее главного героя. С точки зрения ученого, в основу трагедии «Росслав» положена «не историческая концепция, как это было в трагедиях Сумарокова, а некое эмоционально-психологическое представление о типе русского гражданина-патриота», «о сущности национального характера»20.

Несмотря на отсутствие специальных театроведческих работ о «Росславе», нельзя утверждать, что историки театра не изучали творчество Я. Б. Княжнина. В. Б. Варнеке в «Истории русского театра» (1908) уделяет «Росславу» гораздо больше внимания, чем «Вадиму Новгородскому». В. Б. Варнеке, по сути, был первым, кто сделал попытку целостного разбора трагедии и ее характеров, считая это произведение «весьма характерным во многих отношениях для определения особенностей его творчества»21.

В советское время историки русского театра считали самой репрезентативной трагедией Я. Б. Княжнина не «Росслава», а «Вадима Новгородского». Так, С. С. Данилов считает «Вадима Новгородского», не имевшего никакой сценической истории и не сыгравшего какой-либо заметной роли в истории театра XVIII века, «политической вершиной русской классицистической трагедии»22, а всё творчество Я. Б. Княжнина рассматривает в контексте «революционного классицизма». В. Н. Всеволодский-Гернгроссс, относивший «Росслава» к «важнейшим театральным событиям времени», рассматривал трагедию в политически-иносказательном смысле»23. По мнению известного историка русского театра Б. Н. Асеева, в «Росславе» Я. Б. Княжнин предпринял «попытку создать образ русского национального героя - гражданина-патриота и тираноборца. С этой целью он сводит до минимума традиционную любовную интригу и выдвигает на первый план патриотическую тему»24, а историзм трагедии связывает с борьбой Швеции и Дании в XVI в.

20 Серман И. 3. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира Л., 1973. С. 144, 145.

21 Варнеке Б. В. История русского театра: в 2 ч. Казань, 1908-1910. Ч. 2. С. 183.

22 Данилов С. С. История русского драматического театра Молотов, 1944. С. 77.

23 Всеволодский-Гернгросс В. Н. Русский театр второй половины XVIII века. М., 1960. С. 234-238.

24 Асеев Б.Н. Русский драматический театр от его истоков до конца XVIII века. М., 1977. - С. 403.

Автором настоящего диссертационного исследования высказывается предположение о том, что первое исполнение трагедии Я. Б. Княжнина «Росслав» состоялось в большом Деревянном театре (с 1783 г. он стал называться Малым) на Царицыном лугу. Основанием для этого может считаться тот факт, что именно на сцене этого театра проходили представления «Дидоны», «Владиса-на» и «Владимира и Ярополка». Успех «Росслава», видимо, был выше обыкновенного, что подтверждает запись 11 апреля 1784 г. в документах Дирекции25. Таким образом, несмотря на скудость дошедшего до нас материала, был сделан вывод о том, что успех трагедии «Росслав», написанной в 1784 г. и тогда же впервые представленной на сцене Санкт-Петербургского театра, явил собою некоторый безусловный социокультурный феномен. Не случайно устойчивый интерес именно к этой трагедии Я. Б. Княжнина сохранялся и в первые десятилетия XIX века.

В разделе 2.2 «Принцип историзма в трагедии Я. Б. Княжнина «Росслав» сделана попытка рассмотреть вопрос об историзме пьесы через соотношение в культуре XVIII века литературы и истории, с одной стороны, и раскрытие их связи с современной политической и общественной жизнью, а также с национальной культурной традицией - с другой.

Путь сопоставления «Росслава» с событиями реальной истории оказался тем более перспективным, что прежде попыток подобного анализа не предпринималось. Трагедия «Росслав» рассматривается в диссертации, во-первых, в контексте русско-шведских отношений, современных времени действия пьесы, во-вторых, с точки зрения событий, соответствовавших времени ее написания и первого представления, когда была сделана попытка создания «северного проекта» Н. И. Панина и, наконец, в связи с особой актуальностью, публицистичностью ее звучания в начале XIX столетия.

В ходе анализа трагедии выясняется также ее связь с ранними пластами русской драматургии. Так, в «Росславе» заметно стремление к эмблематично-сти, к зримым метафорам, в которых «прямое» и метафорическое значения слова вступают в сложное взаимодействие. В трагедии «Росслав» главный герой

25 См.: Архив Дирекции императорских театров. Вып. 1. Отдел II. Документы / сост. В.П. Погожее, А.Е. Молчанов, К.А. Петров. СПб., 1892.668 с.

являет собой персонифицированный образ России и выступает как выразитель новых тенденций в национальной истории.

Раздел 2.3. «Проблема национального характера в трагедии «Росслав» Я.Б. Княжнина и национальный миф о герое-воине (авторская модель русского подвижничества)» посвящен формированию авторского мифа о русском национальном герое в связи с полемикой о национальном характере в 60-80-е гг. XVIII века в русских журналах.

Известно, что для Я. Б. Княжнина, как для Н.И.Новикова, Д. И. Фонвизина26 и многих других деятелей русской культуры второй половины XVIII века, важнейшей проблемой становится проблема национальной самоидентичности, тесно связанная с формированием официальной государственной мифологии и образа «героя века». Успех «Росслава» в начале XIX века объясняется тем, что Я. Б. Княжнин своей трагедией откликнулся на потаенные чаяния русской публики, прикоснулся к самому феномену русской культуры, в которой всегда превозносилась добродетель особого рода, связывающая «героя века» с персонажами житийной литературы. Так, поведение Росслава во многом строится по житийным канонам. Герой вожделеет смерти, с «веселием» ее ожидает, «желает венца мучений» и на все вопросы отвечает только то, что он - росс. Отсюда неоднократно повторяемые в пьесе слова Росслава: «Я - росс», - выполняют в ней во многом ритмообразующую и сюжетообразующую функции. Так формировалась в русской культуре второй половины XVIII столетия авторская модель подвижничества, которая была внутренне связана и с традициями русского лубка. Не случайно во второй половине XVIII века наиболее популярными сюжетами лубка были как раз жития и легенды, которые в лубке сближались со сказкой и носили христианско-назидательный характер. Можно сказать, что в «Росславе» ожили черты лубочной драмы, в которой герою приходится демонстрировать свою храбрость, героизм, совершать подвиги во славу своей земли, поскольку русский сказочный герой, даже если он сражается где-то далеко, все равно добывает славу русскому оружию. Таким образом, опираясь на существующие в народном сознании традиции, Княжнин создал авторский миф о на-

26 См.: Земскова Е. Немецкий источник трактовки темы «национального характера» в творчестве Д. И. Фонвизина // Тексты и контексты русской литературы. СПб.; М., 2001. С. 31-45.

17

циональном герое-воине, ставший основой государственной мифологии екатерининского времени.

В разделе 2.4 «От «Дидоны» к «Вадиму Новгородскому». Проблема типологии идеального героя в трагедийном творчестве Я. Б. Княжнина: от образа идеального монарха к образу национального героя» ставится вопрос о художественной эволюции Я. Б. Княжнина-драматурга.

Трагедийное творчество Я.Б.Княжнина продолжалось двадцать лет, за это время он написал 8 трагедий. Они имели разную сценическую судьбу, но все посвящены идеальным героям. Сама эпоха Екатерины Великой была временем героев, о чем выразительно писал Н. М. Карамзин: «Чудно ли, что Россия, в 34 года деятельного царствования, которого главною целию было народное просвещение, столь преобразилась, возвысилась духом, созрела умом, что отцы наши, если бы они воскресли, не узнали бы России?»27. С момента восшествия на престол и издания первых манифестов, а затем и в «Наказе» Екатерина И начинает формировать «новый» государственный миф, миф об обновлении и соответственно миф о новом правителе и новом подданном. Я. Б. Княжнин, представитель новой мыслящей дворянской интеллигенции, в своем творчестве и общественном служении также ставит проблему нового человека, прежде всего идеального правителя и героя-воина.

Как известно, первой трагедией, принесшей успех автору, была «Дидона» (1769). В это время русская империя в лице самой императрицы и целого ряда авторов, активно занимающихся государственным мифостроительством, использует в «сценариях власти» мифы Древней Греции28. Молодой драматург в духе времени начинает осваивать античную мифологию, создавая свой вариант героического характера женщины-воительницы. Но уже в первой трагедии на материале античной мифологии Княжнин поставил и проблему подлинного героя, каким является Эней. Для него долг перед Отечеством, слава превыше любовной страсти и личной выгоды, он готов пролить всю кровь, пожертвовать собой ради «троянской державы», он способен на большое чувство, но у него

37 Карамзин Н. М. Историческое похвальное слово Екатерине II // Карамзин Н. М. О древней и новой России: избранная проза и публицистика. М„ 2002. С. 327.

28 См.: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии от Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002. Т. I; Проскурина В. Ю. Мифы империи: Литература и власть в эпоху Екатерины II. М., 2006.

хватает сил победить страсть во имя общественного долга. Так впервые в трагедии Княжнина оказался представленным миф о национальном герое наряду с образом идеального монарха. Л.И.Кулакова отмечает, что уже первая трагедия Княжнина «лишена обязательной нравоучительности: прав Эней, покидающий Дидону во имя долга, права и Дидона с ее всепоглощающей страстью. Отсутствие прямолинейности было ново для русской драматургии, как и более глубокое изображение страсти, взволнованность, эмоциональность»29.

Затем Я. Б. Княжнин начинает работать над трагедией «Ольга» (нач. 70-х гг.), сюжетом для которой становится летописный рассказ о жене киевского князя Игоря, убитого древлянами, первой христианке на Руси, причисленной к лику святых. К сожалению, архив Я. Б. Княжнина не сохранился и невозможно документально засвидетельствовать, как работал драматург с материалами русской истории, но очевидно, что, разрабатывая этот сюжет, он существенно меняет летописный рассказ. Ольга «добродетели источник и содетель» является идеальной правительницей для своих подданных. По мнению Л. И. Кулаковой, трагедия не была закончена по политическим причинам: в отличие от княгини Ольги, передавшей власть сыну Святославу, Екатерина II отстранила от власти сына, достигшего совершеннолетия в 1772 г. «Героями» в этой трагедии называются Игорь и его сын Святослав, «кроткие духом», но имеющие славу и мужество героев. Этой трагедией Княжнин способствовал созданию государственного мифа о мудрой правительнице, но уже на материале отечественной истории.

В трагедии «Владимир и Ярополк» (1772) Я. Б. Княжнин переосмыслил летописный сюжет в духе классицистической проблематики, творчески отнесясь к историческому материалу и введя в текст своего произведения целый ряд вымышленных героев. В этом произведении главной для драматурга становится мысль о национальной трагедии, выраженная в словах: «Россию Росский князь Россией истреблял», и необходимости для героев, какими являются Владимир и Ярополк, победить в себе слабого «человека», охваченного любовной страстью. Эта трагедия была признана неудачной с точки зрения изображения святого князя Владимира.

29 Кулакова Л. И. Жизнь и творчество Я. Б.Княжнина // Княжнин Я. Б. Избранные произведения. Л., 1961. С. 39.

Музыкальная трагедия «Титово милосердие» (1778), написанная по заказу императрицы, представляет идеального милосердного правителя, которого обожает народ. Тит «отец Отечества», «отец на троне», «отец подвластного народа» вопреки классицистическому канону не испытывает борьбы в душе, отвергая любовь прекрасной царицы-иноземки и предпочитая возвести на трон римлянку, которая «потщится» стать матерью Отечеству.

Своего рода вариантом трагедии «Ольга» можно назвать музыкальную трагедию с хорами «Владисан» (1784), в которой также представлена вдова считавшегося погибшим славянского князя, чудом оставшегося в живых, имеющая малолетнего сына. В тексте этой музыкальной трагедии содержится все та же идеальная характеристика правителя: Владисан был отцом народу, поэтому его сын также достоин народной любви, в нем заранее видят добродетели отца. Это была еще одна попытка изобразить идеального правителя - человека, в душе которого борется долг и чувство.

В следующей трагедии «Росслав» (1784) Я. Б. Княжнин отказывается от летописного предания и создает оригинальный сюжет на историческую тему о взаимоотношениях России и Швеции, чтобы представить «великую душу» главного героя, русского гражданина и патриота. Сущность национального характера «росса» определяется через безграничную любовь к отечеству, которая основывается на чувстве чести, добродетели, презрения к тирану. В основе такого понимания характера лежит национальный миф о герое-воине, сказочном богатыре, готовом отдать жизнь на благо Отечества. Таким образом, эта трагедия становится вершиной в творческих исканиях Я. Б. Княжнина-драматурга, в которой автор использует устойчивые архетипы национальной культуры. Здесь суммируются все положительные качества подлинного национального героя времени (и идеального монарха и героя-воина), которые были отмечены в предшествующих трагедийных текстах.

В «Вадиме Новгородском» (1789) вслед за императрицей, написавшей, как известно, трагедию под названием «Рюрик», Я. Б. Княжнин обращается к летописному рассказу о Вадиме Храбром, как бы продолжая свои размышления о национальном герое. В финале пьесы Екатерины II одерживает победу Рюрик, самодержавный правитель. В трагедии Княжнина один из главных героев Рурик также выходит победителем, потому что именно он восстановил в «смутном

граде» порядок и добродетель. В народном сознании такой герой связывается с культом Георгия Победоносца, громовержца и змееборца, спасшего город от темных, инфернальных сил30. А образ Вадима воплощает в себе такую черту национального характера - как вольность, ничем не ограниченную свободу. В соответствии с мировоззрением русского просвещенного писателя XVIII века Я. Б. Княжнин стремился найти компромисс между монархической государственностью и русской вольностью (идеальным чувством свободы)31, поскольку, как считает К. А. Кокшенева, русский классицизм не знал республиканской трагедии.

Хотя трагедия «Росслав» (1784) по времени написания предшествует «Вадиму Новгородскому», именно она является определяющей, репрезентативной и наконец - главной в творческой биографии Я. Б. Княжнина. Лишая героя и саму трагедию трагической развязки, автор сконцентрировался на изображении идеального национального героя. Это обстоятельство обеспечило беспрецедентный успех и долгую жизнь этой трагедии на русской сцене, в течение почти 40 лет. Считается, что именно после премьеры «Росслава» в России укрепилась традиция в случае успеха вызывать на сцену автора. Этот продолжительный успех можно назвать социокультурным феноменом. Если, в случае, например, «Владимира и Ярополка» современники открыто замечали, что Княжнин просто переделал на русский лад трагедию Вольтера «Меропа», то в «Росславе» можно обнаружить опору и на житийную литературу, и на фольклор, и на современные Княжнину прозаические опыты, и на публицистические, общественные дискуссии того времени. Откликаясь на начатую Екатериной II дискуссию о национальном характере, драматург пишет пьесу, в которой открывает определяющую русский характер «страсть великих душ - любовь к отечеству». Трагедия «Росслав» позволяет анализировать ее и в контексте тогдашних непростых взаимоотношений России со Швецией, ещё точнее - отношений Екатерины II с шведским королем Густавом III. Кроме того, Княжнин пользуется и собственными достижениями, - те патриотические стороны характера, которыми отличались герои и «Дидоны», и «Владимира и Ярополка», в Росславе достигают максимально полного изображения и воплощения.

30 См. об этом: Давыдов О. Демон сочинительства. СПб.; М., 2005. С. 147-175.

31 Кокшенева К. А. О вольности и свободе («Вадим Новгородский». Сочинение Я. Б. Княжнина) // Филологические науки. 1993. № 3. С. 3-10.

21

В этой трагедии прославились великие актеры сразу нескольких эпох -сыгравший на премьере Иван Дмитревский, следом - Яков Шушерин, Петр Плавильщиков, наконец романтик Алексей Яковлев. Родившаяся на излете классицизма, трагедия была уместна и пользовалась большим успехом и когда на театре уже торжествовал сентиментализм, и когда на сцену пришла историческая мелодрама. Старинный слог «Росслава» возбуждал и поддерживал патриотические настроения публики накануне битв Отечественной войны 1812 года, ведь по словам Росслава, уникальность России в том, что «колико сограждан, толико там героев».

Итак, Я. Б. Княжнин в процессе создания своих трагедий был верен найденному в самом начале творческого пути принципу: использованию разных мифологических сюжетов и образов (античную мифологию, русские летописи, житийную традицию, фольклорные предания) для воссоздания русской героической истории своего времени. Все его трагедии представляют героические образы, в которых он видит возможность определить идеалы русского просвещенного дворянства.

В заключении подведены итоги, сформулированы результаты и определены перспективы исследования. Принцип историзма в подходе к классицистическим трагедиям вообще и трагедиям Я. Б. Княжнина, в частности, реализуется через рассмотрение их в широком историко-литературном и социокультурном контексте времени. Национальная мифология, мировые мифологические сюжеты и образы использовались драматургом в качестве идейно-эстетической основы для воссоздания героики екатерининской эпохи.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях

1. Заславский Г. А. Трагедия Я. Б. Княжнина «Росслав» в историко-литературном и культурном контексте начала XIX века / Г. А. Заславский // Сибирский филологический журнал. - 2007 - № 1. - С. 9-23.

2. Заславский Г. А. Проблема историзма в русской исторической трагедии XVIII века («Дмитрий Самозванец» А.П.Сумарокова и «Росслав» Я.Б. Княжнина) / О. Н. Бахтина, Г. А. Заславский // Вестник Томского государственного университета. - 2008. - № 312. - С.7-12.

3. Заславский Г. А. Проблема историзма в русской драматургии XVIII в. («Росслав» Я. Б. Княжнина) / Г. А. Заславский // Традиционное сознание: проблемы реконструкции. - Томск, 2004. - С. 193-203.

4. Заславский Г. А. Авторская модель подвижничества в трагедии Я. Б. Княжнина «Росслав» / Г. А. Заславский // Системы и модели: границы интерпретаций : сб. науч. тр. Всероссийской научной конференции с международным участием. - Томск, 2007. - С. 95-99.

5. Заславский Г. А. Проблемы изучения русской литературы XVIII века и «новый историзм» / Г. А. Заславский // Актуальные проблемы лингвистики и литературоведения. - Томск, 2008. - Вып. 8, ч. 1 : Литературоведение. -С. 89-92.

Тираж 100 экз. Отпечатано в ООО «Позитив-НБ» 634050 г. Томск, пр. Ленина 34а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Заславский, Григорий Анатольевич

Введение.

Глава 1. Проблемы историзма и идеомифологии в современном гуманитарном знании.

1.1. Историзм в русской литературе XVIII века.

1.2. Наследие Ю.М.Лотмана и «новый историзм».

1.3. Идеологические модели второй половины XVIII- начала XIX веков и персональный миф о поэте.

1.4. Идеомифология екатерининской эпохи и национальный миф о герое.

Глава 2. Трагедия Я.Б.Княжнина «Росслав» в историко-культурном контексте.

2.1. История изучения сценической судьбы трагедии «Росслав».

2.2. Принцип историзма в трагедии Я.Б.Княжнина«Росслав».

2.3. Проблема национального характера в трагедии «Росслав» Я.Б.Княжнина и национальный миф о герое-воине.

2.4. От «Дидоны» к «Вадиму Новгородскому». Проблема типологии идеального героя в трагедийном творчестве Я.Б.Княжнина: от образа идеального монарха к образу национального героя.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Заславский, Григорий Анатольевич

Творчество Я.Б. Княжнина, остается в нашем литературоведении всё ещё недостаточно изученным. Об этом свидетельствует тот факт, что в целом ряде учебников вообще нет раздела о нем1, либо содержатся неточные сведения.2 По-прежнему остается живым «советский миф» о Я.Б.Княжнине -тираноборце и республиканце. В настоящее время назрела необходимость пересмотра сложившегося взгляда на творчество этого драматурга, ведущего идеолога и создателя художественных мифов екатерининского времени. Традиционно считается, что это автор одной пьесы, а именно «Вадима Новгородского», разбору и высокой оценке которой было посвящено немало работ в отечественном литературоведении. Представляется, что Я.Б.Княжнин, действительно, может быть назван автором одной пьесы, но эта пьеса — трагедия «Росслав», которая, будучи написана в 1784 г., последний раз ставилась на русской сцене в двадцатые годы XIX столетия и всегда неизменно пользовалась успехом у публики. Уникальность ее театральной судьбы была предопределена художественными особенностями трагедии, которая до сих пор не получила достойного и всестороннего исследования. Именно эта трагедия является, на наш взгляд,, самой реперезентативной и для творчества Я.Б.Княжнина, и для художественных исканий русской классицистической трагедии XVIII в целом.

Определяя специфическую роль Княжнина в истории русской литературы XVIII века, следует иметь в виду вообще вопрос о репутации литературы в середине этого столетия, то есть вопрос о том, как понимали в это время роль литературы в культурном развитии нации. В XVIII веке постепенно литература становилась важной самостоятельной областью общественной деятельности. Писатели и поэты, создававшие новую русскую литературу европейского типа, начинают осмыслять значение литературы в

1 См.: Федоров Ф.И. История русской литературы. XVIII век. М., 2003; Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000.

2 См., например, Минералов Ю. жизни государства. Уже в начале столетия, в период реформ Петра I, возникает идея общественного служения, что во многом определило развитие русской общественной мысли и соответственно русской культуры на много лет вперед.

Как и на Западе, русская литература XVIII века разрабатывала определенный круг идей, которые переходили из произведения в произведение, становясь своего рода шаблоном, общим местом, но формируя таким образом конкретную идеомифологию своего времени.

Европейские просветительские идеи, владевшие умами эпохи, нашли свое воплощение в лучших трагедиях Княжнина, в которых ставились не столько художественные цели и задачи (здесь, часто задавленный разного рода проблемами, по преимуществу финансовыми, Княжнин не всегда успевал уделить должное внимание отделки своих сочинений и литературного блеска), сколько проведение в жизнь основных принципов философии Просвещения. В этом плане Княжнин был истинным «сыном екатерининской эпохи», эпохи, в которую театр воспринимался как «школа нравов», и «проповедь со сцены» пользовалась большим успехом у публики. Несмотря на то, что сюжеты классицистических трагедий, в том числе и трагедий Княжнина, брались в основном из очень отдаленных исторических эпох, где история уже тает в мифе и обретает черты красивых и суровых легенд, они ставили и решали прежде всего злободневные вопросы современности.

Княжнин был одним из идейных драматургов екатерининской эпохи,-писал Ю.Веселовский. - Это был человек, искренне преданный Екатерине и тем взглядам, которым она покровительствовала в лучшие годы своего царствования»3. Одной из главных идей той эпохи была идея воспитания «нового человека».

Особое внимание в это время следует обратить на развитие педагогических идей и деятельность И.И.Бецкого в связи с воспитанием новой породы» людей. Призванный Бецким, под свои знамена, ставший его помощником и проводником его идей4 ( в вопросах становления и определения Московского воспитательного дома и других воспитательных учебных заведений), Княжнин, можно сказать, не делил жизнь надвое, так что его литературная работа может рассматриваться как продолжение и как отражение тех вопросов и проблем, которые ему приходилось решать «в присутствии».

Новым человеком должен был стать дворянин, который бы считал своей главной обязанностью служить государю, поскольку дворянское сословие начинало занимать первенствующее место в жизни государства. Дворянин как благородный человек должен был «превосходить» других породою, «превышать» своими знаниями. А образование и воспитание, считалось тогда, можно было получить только через книги. Отсюда начинается обоснование государственного значения литературного труда частных писателей. Уже «к середине века изящная словесность стала признаваться не только развлечением приватным, но и серьезным делом, имеющим национальное значение»5.

Образованные дворяне того времени считали своим правом и обязанностью осуществлять идейное руководство обществом и правительством. Они последовательно развивали идею разумного устройства общества, основанную на сословном распределении обязанностей. Особое место в формировании этой концепции занимала литература, через которую и следовало внедрять в общество, в сознание современников правильные, с точки зрения просветителей, понятия. Главная задача литературы, особенно театра как «училища жизни», состояла в том, чтобы внушать публике

3 Веселовский Ю. Литературные очерки. М., 1910. Т. 1. С. 339.

4 Отметим, что в те годы одно за другим переводятся и издаются в России популярные книги о воспитании: например, «Совершенное воспитание детей, содержащее в себе молодым знатного рода и шляхетского достоинства людям благопристойные манеры и приличное поведение.» аббата Бельгарда (1760), «Дворянское училище, или нравоучительные разговоры между кавалером Б. и графом, его племянником.» Мобера де Гуве (1764).

5 Степанов В.П. К вопросу о репутации литературы в середине XVIII в. // XVIII век. Сб. № 14. Русская литература XVIII - нач. XIX века в общественно-культурном контексте. - Л., 1983. С. 112. 5 разумные идеи и понятия о долге гражданина, об его общественных обязанностях, о добродетели и пороках. Писатели того времени, в том числе и Княжнин, верили в силу литературного слова, которое способно было через проповедь моральных истин и правил поведения изменить общество к лучшему. Театр, и особенно, конечно, высокая трагедия, должны были донести до зрителя общие понятия о долге гражданина применительно к современности. Слова героя становились прямым посланием, манифестом правильного поведения истинного сына Отечества.

Дворянские идеологи XVIII века стремились осуществить идейное руководство государством и главной дворянской добродетелью считали практическую государственную службу. И в литературных текстах они стремились создать образ идеального дворянина, прежде всего истинно служащего своему государю.

Известно, что Княжнин, будучи секретарем И.И. Бецкого, участвуя в составлении его бумаг, непосредственно включался в проведение реформ Екатерины II, связанных с педагогическими идеями времени по воспитанию «нового человека», дворянина и гражданина. Его сочувственное отношение к императрице было вполне сознательным и, можно предполагать, искренним. Он верил, что она как представительница «просвещенного абсолютизма» может и должна повести Россию по новому пути уже европейского развития. В этом плане он был ярким представителем сумароковской литературной школы.

Одной из главных идей драматургии Княжнина является понятие о долге (или должности, как говорили в старину). Именно долг руководит человеком благородным и достойным. И здесь Княжнин не просто подражал французским образцам, но и шел от национальных традиций представления положительного, идеального героя6.

6 См. об этом: Заславский Г.А. Авторская модель подвижничества в трагедии Я.Б. Княжнина «Росслав» // Системы и модели: границы интерпретаций : сб. научных трудов Всероссийской научной конференции с международным участием (Томск, 6.10. 2007). Томск, 2007. С. 95-99.

Но надо отметить, что именно XVIII век принес в Европу необыкновенно высокое представление о достоинстве человека. Это отразилось и в творчестве русских писателей эпохи Просвещения, причем человеческое начало как главное качество ценится и в правителе. Вспомним, например, стихотворение Г.Р. Державина «На рождение в Севере порфирородного отрока.»: «Будь страстей своих владетель, // Будь на троне человек!» (1779). У Княжнина в трагедии «Титово милосердие» (1778) сенатор Публий говорит:

Чем боле кто на троне человек — Тем боле тот богам подобен».

Понятие о высоком значении слова «человек» вполне естественно связывалось в это время с проповедью равенства и гуманности. И очень показательно, на наш взгляд, что и в «Наказе» (1769) Екатерины утверждается мысль о важности соблюдения законов каждым членом общества.7 О «священном имени человека» говорил Я.Б. Княжнин в Речи, произнесенной в присутствии наследника престола в публичном собрании в Академии художеств (1779), подчеркивая важность благонравия и сердечности. «Итак если разум, оставленный на произвол судьбы, не вспомоществуемый сердцем, не имея сопутником своим благонравия, бесплоден, а иногда и вреден бывает: то уже сего единаго довольно к ясному изображению того, коликия пользы ниспосланы России такими благотворящими установлениями, которыя рожденного человеком уготовляют быть во все течение его жизни достойным сего священного имени»8. Ср. у Фонвизина в «Недоросле» (1782). Стародум.9

7 «33. Надлежит, чтобы законы, поелику возможно, предохраняли безопасность каждого особо гражданина. 34. Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам». Наказ ея императорского величества Екатерины Вторыя самодержицы всероссийския данный комиссии о сочинении Проета Нового уложения. СПб., 1770. С.20

8 Княжнин Я.Б. Речь, говоренная в Публичном собрании Императорской Академии Художеств, при выпуске из оной питомцев в 1779 году // Сочинения Княжнина (Якова Борисовича). СПб., 1848. Т. 2. С. 590.

9 «Чем умом величаться, друг мой? Ум, коль он только что ум - сущая безделица.Прямую цену уму дает благонравие: без него умный человек - чудовище!» (д. IV, явл. 2).

Каков же идеальный человек, по мнению мыслителей XVIII века? Этот человек должен владеть своими страстями и ставить долг по отношению к родине, обществу и ближним выше личных выгод и эгоистических устремлений.

В одной из своих лучших трагедий «Росслав» Княжнин затрагивает проблему долга по отношению к Родине и к обществу. Успех трагедии, видимо, и объясняется патриотическим пафосом, который не устаревает со временем, напротив — в последовавшие за ее написанием годы, можно сказать, и эпохи - патриотические чувства россов на сцене находили живой отклик в зале, и тогда пьеса Княжнина как образец любви к Родине, благородства духа и идеи долга снова появлялась на сцене. У Княжнина Родина понимается как общество граждан, благо которых очень близко сердцу Росслава:

Ты долгом чтишь меня к измене принуждать, А я - за общество со славой умирать!»

Важно и то, что Росслав побеждает в себе любовь к Замире во имя общественного долга. В Росславе торжествует благородство и самоотверженный дух. Таким образом, театр решал публицистически прямо задачи воспитания современников. Как существенное и главное в характеристике идеального человека в восемнадцатом веке отметим верность своему долгу и готовность служить обществу.

Представляется необходимым рассмотреть цикл основных идеологических моделей, выдвигавшихся в качестве государственной идеологии и политики Российской империи в екатерининское царствование.

Идеологическая проблематика сегодня занимает внимание многих исследователей-гуманитариев, во-первых, в связи с попытками преодолеть марксистскую трактовку самого понятия идеологии, во-вторых, в связи со стремлением понять, какую роль играют идеологические мифы и метафоры в реальной политике той или иной страны. Существующие сегодня многочисленные определения понятии «идеология» в основном связаны с работой К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология» (1847), в которой говорится о том, что «.господствующие мысли суть ничто иное, как идеальное выражение господствующих материальных отношений, которые и делают один класс господствующим»10. Ленинская разработка этой проблемы наиболее точно представлена в книгах и статьях начала XX века, например, в книге Г. Лукача «История и классовое сознание» (1922)11, автор которой видел в истории классового сознания материалистическую аналогию самопознанию абсолютного духа. Таким образом, оказывалось, что классовые интересы пролетариата совпадают с общим ходом объективного исторического процесса и поэтому снималось противоречие между марксистско-ленинской идеологией и наукой материалистического историзма, поскольку пролетарская идеология совпадала с объективной истиной познания жизни общества.

Во второй половине XX века марксистские и постмарксистские подходы были проанализированы и подвергнуты критике американским антропологом К. Гирцем в статье «Идеология как культурная система», вошедшей в сборник его статей «Интерпретация культур» (1973).

Гирц, будучи одновременно историком культуры и полевым этнографом, предложил новое понимание генезиса идеологии и ее природы. Он отметил, что в традиционных обществах роль идеологии маргинальна. Но когда наступает эпоха перемен, когда «чтимые мнения и жизненные правила ставятся под сомнения, тогда-то - чтобы их оживить, либо чем-то заменить -людей охватывает тоска по систематическим идеологическим формулировкам. <.> И действительно: впервые идеологии в собственном смысле слова возникают и завоевывают господство именно в тот момент, когда политическая система начинает освобождаться от непосредственной власти унаследованной традиции, от прямого и детального управления

10 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М., 1955. Т. III. С. 25,45-46. религиозных и философских канонов, с одной стороны, и от принимаемых

1 ? на веру предписаний традиционного морализма - с другой» . Таким образом идеология оказалась включенной в ряд других фундаментальных механизмов социокультурной интеграции. Суть и специфика идеологии как одной из матриц, программирующих поведенческие стратегии, состоит, по Гирцу, в том, что она размечает для человеческих сообществ незнакомое культурное пространство. Ее роль резко возрастает в условиях нестабильности, когда более архаичные ориентационные модели обнаруживают свою полную или частичную непригодность13, что и произошло в России в XVIII веке при переходе от средневековой христианизированной культуры к секулярному типу европейской культуры.

Отсюда возникает проблема взаимоотношений идеологии и литературы. По словам У.М. Тодда, «художественная литература перерабатывает идеологию, которая проникает в текст посредством языка<.> идеология оказывается <.> преднайденной, в то время как литература может ее преодолевать, деформировать, натурализовать, воплощать, популяризировать и т.д.»14 Идеология в принципе может появляться на свет в стихотворениях и романах, а затем воплощаться в лозунгах или политических программах. Власть имущие, политические деятели, авторы программных текстов и формул - вообще все, кто составляет, по выражению Л. Альтюссера, «идеологический аппарат»15, тоже являются читателями или, говоря шире, потребителями текстов, способными проникаться и руководствоваться их нарративными и тропологическими моделями.16 Конверсия идеологических конструкций, созданных изящной

11 Лукач Г. История и классовое сознание. М., 1971.

12 Гирц К. Интерпретация культур. М., 1998. С. 24-25.

13 Зорин А. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII- первой трети XIX века. М., 2004. С. 19.

14 Тодд У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина. СПб., 1996. С. 20.

15 Althusser L. Lenin and philosophy and other Essays. N.Y.,1971. C. 158-160.

16 Подробнее об этом см.: Лотман Ю.М. Культура и программы поведения // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллин, 1992. Т. 1 : Статьи по семиотике и типологии культуры. С. 248-385. Он же. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - нач. XIX вв.). СПб., 1994. словесностью, в собственно идеологическую риторику, по крайней мере, не более сложная задача, чем трансформация идеологических клише в поэтическую речь.

Групповая или тем более государственная идеология может существовать в этом качестве, если вокруг ее базовых метафор существует хотя бы минимальный консенсус. При развитом аппарате полицейского и идеологического насилия его может вполне успешно заменять инсценировка, что и было достигнуто в царствование Екатерины Второй, которая, по словам С.Н.Глинки, сочинила свое царствование.

Процедура выработки подобного консенсуса подразумевает безусловную переводимость фундаментальных метафорических конструкций с языка программных документов, указов и постановлений на язык конкретного политического действия, а также на язык официальных ритуалов массовых празднеств, язык организации повседневного быта и пространственной среды и т.п. Как и любой перевод, он осуществляется не без смысловых потерь, но его принципиальная корректность подтверждается как непосредственной интуицией членов социума, так и специально создаваемыми институтами идеологического контроля. Конечно, литература - одна из возможных сфер создания идеомифологии. Исторически эту роль с успехом играли также театр, архитектура, организация придворных, государственных и религиозных празднеств и ритуалов, церковное красноречие и многие другие области человеческой деятельности.

Литература особенно интересна в этом плане, потому что обе они (литература и идеология) работают с идентичным материалом - письменным словом. Но в связи с культурой восемнадцатого века большую роль приобретает именно театр классицизма. Этот театр, как известно, был трибуной общественного воспитания. Трагедия заставляла сострадать героям и этим воспитывала чувства зрителей. Для решения важной воспитательной задачи, поставленной перед литературой самой исторической действительностью, драматургия классицизма избрала один конфликт и разработала блестящую форму его воплощения. Это конфликт-столкновение, конфликт-взрыв. Этот конфликт в драматургии классицизма представлен в двух разновидностях: столкновение внутреннее, борьба долга с чувством или борьба противоречивых чувств; столкновение внешнее, столкновение разных мировоззрений, разных взглядов, разделяющее героев на два резко противоположных лагеря. Данный тип конфликта лежит в основе трагедий Сумарокова, последователем которого и был Я.Б.Княжнин.

Театр Сумарокова был наглядной школой, воспитывающей в зрителях, прежде всего дворянах благородство личных чувств и служение общественному долгу. Здесь можно было научиться и проявлению этих чувств в формах речи, в жестах, движениях.

Сумароковский театр использовал принципы оперы, принципы музыкальной организации действия, только актеры не пели в нем, а декламировали. Искусство декламации, сочетающееся с жестом, движением было доведено в театре до высочайшей степени совершенства. Декламационные стили и их борьбу в театре XVIII века исследовал В.А.Западов17. Хотя, конечно, театр классицизма предполагал не одну декламацию, а и высокую, уже в достаточной мере развитую культуру актерской игры.

Екатерина Вторая , как и Елизавета Петровна, поощряла развитие театра, но она дала гораздо более мощный толчок подъему интеллектуальной жизни в России в целом, оказывая также покровительство литераторам, переводчикам и журналистам18.

Явный интерес к литературе самой Екатерины, многочисленные переводы, осуществлявшиеся при ее поддержке, придали громадную энергию литературной жизни столицы и подвигли целую плеяду новых

17 См. об этом: Западов В.А. Способ произношения стихов и русская рифма XVIII в. // Проблемы жанров в истории русской литературы. Л., 1969. С. 33-38. писателей дворянского и недворянского происхождения к экспериментам с новыми формами романа, повести, поэзии, драматургии и публицистики.

Впервые имя Княжнина как русского писателя встречается в Словаре русских писателей Н.И. Новикова. В нем автор пишет следующее: «Княжнин Федор (!) Борисович много писал весьма изрядных стихотворений, од, элегий и тому подобного; перевел в стихи письмо графа Колинга к его матери. Наконец, сочинил трагедию Дидона, делающую ему честь. Сия трагедия весьма много похваляется знающими людьми и почитается в числе лучших в Российском театре; она еще в свет не издана. Впрочем подал он надежду ожидать в нем хорошего трагического стихотворца»19. Неточность в имени, также как и месторасположение словарной статьи в нарушение алфавита, вероятно, объясняется позднейшим и поспешным включением сведений о Княжнине в Словарь. Затем уже более подробная информация содержится в словаре Е. Болховитинова, ставшая уже хрестоматийной. Ср.: «Княжнин Яков Борисович. Надворный Советник, Член Российской Академии.О всех трагедиях Г. Княжнина можно сказать, что оне имеют в себе много прекрасных, сильных и даже разительных мест, а особливо при изображении важных и геройских движений. Из трагедий его лучшими почитаются Дидона, Росслав и Вадим, правда, критики винили и винят его в

9 П том, что он много заимствовал» . Не будет преувеличением сказать, что первым опытом осмысления жизни и творчества Княжнина стала биография писателя, написанная его сыном и опубликованная в первом посмертном собрании его сочинений. В нем, в частности, говорится о том, что «знаменитый сей писатель родился в Пскове .Родитель его обращал внимание свое на нравственность души его как на самый первый предмет,

18 О формировании образа просвещенного монарха см., например: Пименова Л.А. Людовик XVI -французский король века Просвещения // Человек эпохи Просвещения. М., 1999. С. 3-14.

19 Опыт исторического словаря о российских писателях. Из разных печатных и рукописных книг, сообщенных известий и словесных преданий собрал Николай Новиков. СПб., 1771. С. 114.

20 Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России, сочинение митрополита Евгения. М., 1845. Т. 1. С. 291-292. основывающий в себе истинное неисчезаемое блаженство»21. Среди написанных до революции работ следует выделить раздел в «Записках» С.Н.Глинки, ученика и почитателя Княжнина. В своих воспоминаниях он подчеркивает человеческие достоинства своего учителя, возвышающие душу и сердце, отмечая его скромность и преданность делу воспитания сограждан. Автор мемуаров дает и свое понимание причин смерти драматурга. Он считает, что не трагедия «Вадим» «нанесла ему удар», потому что она была напечатана позднее. Причиной скорой и столь ранней смерти, по мнению Глинки, стал допрос у С.И. Шешковского (зная манеру Шешковского, Глинка открыто намекает не на допрос, а на пытки), а сам допрос был вызван статьей Княжнина «Горе моему отечеству» (1789). С.Н. Глинка сообщает, что он читал несколько листов черновой рукописи. «Главная мысль Княжнина было то, что должно сообразоваться с ходом обстоятельств и что для отвращения слишком крутого перелома, нужно это предупредить заблаговременным устроением внутреннего быта России, ибо французская революция дала новое направление веку. Вероятно, что рукопись умышленно или неумышленно перетолкована была людьми пугливыми. Патриотические, но не дерзновенные мысли Княжнина оправданы были событиями, быстро изменившими мир политический.»22.

В том же духе написана и статья М.Лонгинова об Я.Б.Княжнине и его трагедии «Вадим» в «Материалах для истории русского просвещения и литературы в конце XVIII в.» (1859). Автор говорит о том, что «Княжнин, разумеется, не имел никаких преступных видов, сочиняя Вадима. Характер Рурика так великодушен, что, очевидно, автор имел целью возвысить его, а противоборства его власти представил только как драматический конфликт, очень обыкновенный. Но автор опоздал каким-нибудь годом» . М.Лонгинов,

21 [Княжнин А.Я.] Краткое начертание жизни Якова Борисовича Княжнина // Сочинения Якова Княжнина. 3-е изд. СПб., 1817. Т. 1.С. 3.

22 Записки Сергея Николаевича Глинки. СПб., 1895. С. 97.

23 Лонгинов М. Материалы для истории русского просвещения и литературы в конце XVIII века. Яков Борисович Княжнин и трагедия его Вадим // Русский вестники. 1860. С. 642. так же как и С.Н.Глинка и Е. Болховитинов, дает высокую оценку таланту и личности драматурга, отмечая, что «даровитый писатель, превознесенный современниками так высоко, заслужил вместе с тем уважение их и как человек честных правил, добраго сердца, чуждый кичливости, зависти, искательства»24.

Из дореволюционных работ следует выделить раздел о Княжнине в «Литературных очерках» Ю. Веселовского. Веселовский подчеркнул мысль о том, что произведения Княжнина, «появившись в просветительную эпоху, когда затронуты были разнообразные нравственные и общественные вопросы, когда во всей Европе прислушивались к голосу Вольтера и энциклопедистов, <.> стали довольно ярким отражением владевших тогда

9 5 умами как в России, так и в особенности на Западе идей и принципов» . Все творчество Княжнина оценивается им как яркое культурное явление XVIII века, поскольку он был одним из главных руководителей эстетического вкуса и общественного самосознания в России.

В 30-е годы XX века в советском литературоведении разгорелась дискуссия об изучении русского XVIII века. Журнальные статьи таких авторов, как Г. Гуковский, В. Десницкий, Д. Мирский и др.? были напечаны в «Литературном наследстве» №№ 9-10, 19-21. В итогах дискуссии, опубликованных в статье От редакции, отмечалось, что центральным моментом дискуссии явился вопрос о принципах изучения литературы этого периода, т.е. это был вопрос о создании концепции развития русской литературы XVIII века. Г.А. Гуковский в специальной статье «За изучение восемнадцатого века» размышляет о необходимости формирования нового подхода по сравнению с критикой XIX века, которая сосредотачивала в основном свое внимание на личности автора, свободно выразившейся в литературном произведении. Он отмечает, что эта критика, «законом которой был буржуазный индивидуализм», ничего не могла объяснить в

24 Там же. С. 640.

25 Веселовский Ю. Указ. соч. С. 335-336. поэзии, где господствовала рационалистическая концепция прекрасного, понятого вне зависимости от времени и места. Очень точной выглядит сегодня мысль Г.А. Гуковского о том, что «поэты русского классицизма<. .> строили свое творчество исходя из отвлеченных рационалистических концепций прекрасного, но именно эта система эстетического мышления

26 тж выражала их социальное значение.» . Из этой статьи видно, что исследователь хорошо осознавал специфику литературы XVIII века и формулировал, в определенном смысле слова, задание на будущее изучать русскую литературу эпохи Просвещения в соответствии с «целым комплексом» идей «сложного миропонимания».

Материалы дискуссии свидетельствуют о том, как шел процесс осмысления конкретного историко-литературного материала русского XVIII века в рамках марксистско-ленинской эстетики. Показательно, что многие исследователи при этом обращались именно к творчеству Княжнина, считая, вероятно, эту фигуру наиболее революционной, и, таким образом, наиболее подходящей для формирования «нового взгляда» на его трагедии. Например, в этом же томе «Литературного наследства», где помещена статья Г.А. Гуковского, находится статья М. Габель «Литературное наследство Я.Б. Княжнина»27, в которой сделана попытка определить состав его наследия, чтобы дать ему идеологическую оценку с позиции уже своего времени, 30-х годов XX века. Исследовательница задает справедливый вопрос: «Кто прав - современники, видевшие в нем писателя, блюстителя дворянских интересов, верноподданного Екатерины II, не раз воспевшего царские достоинства и милости, или та читательская группа, которая почти через сто лет усмотрела в нем революционера, ярого республиканца, чуть не якобинца»28. Автор статьи отмечает факт возникновения, как она считает, буржуазной легенды о Княжнине-революционере и даже в определенной мере объясняет, как она возникла. Исследовательница пишет: «В «Вадиме

26 Гуковский Г.А. За изучение восемнадцатого века // Литературное наследство. М., 1933. Т. 9-10. С. 296.

27 Габель М. Литературное наследство Л.Б.Княжнина // Литературное наследство. М., 1933. Т. 9-10. С. 359368.

Новгородском» было живое политическое содержание, это политический памфлет, скрытый под формой трагедии». Далее отмечается публицистичность словаря трагедии, усиленное употребление политических и государственных понятий таких, как самодержавие, тиран, граждане, народ, раб и т.д. В целом же в этой статье содержится отрицательная оценка творчества Княжнина-драматурга, связанная с тем, что «буржуазный миф о Княжнине-революционере должен быть отброшен навсегда, нет нужды фальсифицировать наследство писателя, чтобы мнимой его революционностью протащить его в нашу эпоху: оппозиционные настроения Княжнина не созвучны нам, но нужно было пересмотреть его наследство, чтобы увидеть настоящее лицо писателя»29.

1П

Статья же Н.К. Гудзия «Об идеологии Княжнина» в «Литературном наследстве» № 19-21 (1935) содержит критику позиции и оценки М. Габель, которые вызывают у него «решительное возражение». Он, в свою очередь, пишет: «Для того чтобы определить идеологию Княжнина, необходимо привлечь к анализу всю совокупность его произведений и учесть все его высказывания, дающие материал для суждения об его идейных позициях. Между тем Габель, сосредоточившись на «Вадиме» и «Ольге», игнорирует все прочие трагедии Княжнина, в которых он является совершенно очевидным апологетом Екатерины. Особенно показательна в этом отношении написанная очень незадолго до «Вадима» трагедия «Титово милосердие», в которой восторженная оценка Екатерины выступает почти неприкрыто»31. Делает свой вывод Гудзий и относительно идеологической позиции Княжнина, «в основном лояльного екатерининскому режиму либерального дворянина, затронутого однако процессом буржуазного перерождения, явственно обнаруживающегося в среде дворянства втор. пол.

28 Габель М. Литературное наследство Я.Б.Княжнина//Литературное наследство. М., 1933. Т. 9-10. С. 359.

29 Там же. С. 368.

30 Гудзий Н.К. Об идеологии Княжнина // Литературное наследство. М., Журнально-газетное объединение, 1935. Т. 19-21. С. 659-664.

31 Гудзий Н.К. Об идеологии Княжнина // Литературное наследство. М., Журнально-газетное объединение, 1935. Т. 19-21. С.663.

XVIII в.»32 Заканчивает свою статью Н.К. Гудзий справедливым призывом вслед за Е.Р. Дашковой, но уже к современному ему читателю и ученым внимательно прочитать пьесу Княжнина «Вадим Новгородский». Как видим, в этой работе тоже все еще нет сложившегося мнения об идеологии Княжнина, с одной стороны, он либеральный дворянин, а, с другой -«буржуазный перерожденец».

В 1939 году вышел в свет учебник для ВУЗов «Русская литература XVIII века» Г.А. Гуковского, в котором ученым дана полная характеристика творчества Княжнина и определено место его литературного наследия в истории русской литературы и культуры. Как пишет исследователь: « Борьба (Княжнина - Г.З.) с реакцией во имя идеала свободы (пусть ограниченной субъективно для него рамками дворянской конституции) определила высшие достижения его творчества оригинального и вполне русского, несмотря на «переимчивость» в отношении к сюжетам и многочисленным деталям его пьес»33. Из всех трагедий Княжнина автор специально выделяет «Росслава» и «Вадима», которые он считает «венцом драматического творчества писателя». Здесь Г.А. Гуковский не согласился ни с позицией М. Габель, ни с позицией Н.К. Гудзия, которые, с его точки зрения, непоследовательны, так как сначала Вадим объявляется защитником идеи народоправства, а затем апологетом просвещенной монархической власти, воплотившейся на практике для Княжнина в деятельности Екатерины II. В этом учебном пособии была высказана мысль, которая определила подход к творчеству Княжнина в советском литературоведении на многие годы. Для Г.А.Гуковского «анализ произведений Княжнина показывает, что «Вадим» именно как антимонархическая трагедия явился естественным выводом из всего его творческого пути»34.

Основополагающими работами для советского литературоведения о Княжнине стали статьи и монографии Л.И. Кулаковой, которая окончательно

32 Там же. С. 663-664.

33 Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М., 2003.

34 Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М., 2003. С.318.

18 сформулировала основной тезис в понимании места и роли Княжнина в истории русской литературы. «Княжнин, - пишет она,- вошел в историю русской общественной мысли и литературы как автор первой русской

35 антимонархической трагедии «Вадим Новгородский» . Исследовательница много сделала для восстановления подлинных фактов биографии Княжнина, работая с фондами архивов ЦГИАЛ и ЦГВИА, но даже привлечение всего имеющегося биографического и литературоведческого материала не отменяет узко социологического подхода к литературе прошлого, характерного для советского литературоведения, что, правда, вполне объяснимо временем написания.

Поскольку архив писателя не сохранился, то о мировоззрении Княжнина мы можем судить только по его произведениям. Трагедия «Вадим Новгородский» определяется «вершиной» творчества писателя, к которой он шел много лет через поиски и сомнения. Такой взгляд на творчество Княжнина объясняется интересом к нему декабристов, которые называли Радищева, Фонвизина, Княжнина в числе писателей, оказавших влияние на формирование их мировоззрения36. Для декабристов Княжнин был прежде всего автором «Вадима Новгородского», хотя отмечается, что он «может быть верил и пышным обещаниям Екатерины II». Как видим, здесь автор пытается вырвать творчество Княжнина из историко-культурного контекста времени и «прочитать» его в соответствии с идеологическими установками марксистской гуманитарной мысли XX века.

В этом же плане написаны и работы В.А. Бочкарева , который исследовал русскую историческую драматургию разных периодов с конца

35 Кулакова Л.И. Жизнь и творчество Я.Б.Княжнина// Княжнин Я.Б. Избранные произведения. Л., 1961. С. 5.

36 Там же. С. 7.

37 Бочкарев В.А. Русская историческая драматургия начала XIX века (1800-1815) // Уч. зап. Куйбышев, гос. пед. ин-та. Куйбышев, 1959. Вып. 25. 480 е.; Он же. Русская историческая драматургия периода подготовки восстания декабристов (1816-1825 гг) // Уч зап. Куйбышев, пед. ин-та. Куйбышев, 1968. Вып. 56; Он же.

Русская историческая драматургия последней трети XVIII в. : учеб. пособие. Куйбышев, 1985. 107 е.; Он же. Жанровое своеобразие исторических пьес Екатерины II // Русская драматургия XVIII-XIX веков (Жанровые особенности. Мотивы. Образы. Язык). Куйбышев, 1986. С. 18-27; Он же. Русская историческая драматургия

XVII-XVIII вв. М., 1988.

XVII до начала XIX вв. Здесь тот же набор фраз об «опыте острейшей социальной борьбы», «об окончательном торжестве историзма», «о подлинном историзме» и т.д. Исследователь пишет в духе советского литературоведения 60-х годов XX века, хотя учебное пособие «Русская историческая драматургия последней трети XVIII века» датируется 1985 годом, во многом в нем повторяются идеи, высказанные автором ранее. В третьей главе «Исторические пьесы Екатерины II. Трагедии Я.Б. Княжнина» рассматривается противостояние «оппозиционной драматургии» и драматургии «реакционно-охранительного» направления. Трагедии Княжнина определяются как «высшее достижение» отечественной драматургии XVIII века, а сам Княжнин воспринимается как поэт-патриот. Его пьесы, считает автор учебного пособия, имеют «острый обличительный смысл». Он выделяет трагедию «Росслав» как историческую трагедию, в которой «любовь уже не занимает главенствующего места», «выше любви к женщине поставлена любовь к Отечеству». В этой работе особенно наглядно представлено присущее советскому литературоведению противопоставление замысла автора и «объективного» истолкования произведения. «Княжнин не был сторонником республиканского строя, но объективно он воспел в своей трагедии республиканскую вольность», - утверждает В.А. Бочкарев. Многие исследователи советской поры считали, что существует некая абстрактная объективная правда, которую с необходимостью отражает «передовой художник» .

О классицистической трагедии вообще и тираноборческих трагедиях Княжнина в частности писал Ю.В. Стенник и в своей, ставшей уже хрестоматийной монографии «Жанр трагедии в русской литературе. Эпоха классицизма» (1981). Важной проблемой в монографии в главе о Княжнине

38 Такого же плана и работы Г.В. Москвичевой о классицизме, в том числе и о трагедиях. См., например: Москвичева Г.В. Жанры русского классицизма : Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1976; Она же. Классицизм в русской литературе XVIII века (Жанр трагедии и комедии) : учеб. пособие. Горький, 1961.

43 с. и др. стала проблема национального характера в драматургии 1780-х годов39. Не вдаваясь в философское объяснение причин появления этой проблемы, Ю.В. Стенник отмечает, что инициатива постановки этой проблемы исходила «от просветительски настроенной оппозиции и принадлежала непосредственно Д.И.Фонвизину»40. В обсуждении этой проблемы принимали участие многие общественные деятели того времени, в том числе Екатерина II и Княжнин. Проблема национального характера в это время оказалась тесно связанной с идеей государственности. И не случайно, «идея долга подданных перед своим монархом сменяется в трагедиях Княжнина идеей верности отечеству»41. Именно в этом контексте автор монографии выделяет «Росслава», в котором, как он считает, драматург попытался создать образ идеального представителя русской нации. Здесь же намечается сопоставительный план для этой трагедии: трагедия французского драматурга Ж.Ф. Лагарпа «Граф Уорвик» и стихотворение Г.Р.Державина «Властителям и судьям».

Во многих своих работах Ю.В.Стенник ставит и проблему историзма в русской литературе XVIII века вообще, и в жанре русской трагедии в частности42. При этом он всегда остается верен марксистско-ленинской методологии в трактовке хода исторического процесса, стремясь к «строгому соблюдению методологического принципа историзма»43. В другой своей новой и чрезвычайно содержательной работе исследователь пишет, что « ни о каком историзме как принципе художественного постижения отечественного прошлого в трагедиях Сумарокова не приходится говорить»44. Несомненно, для многих исследователей-литературоведов

39 См. об этом так же: Стенник Ю.В. Полемика о национальном характере в журналах 1760-1780-х годов // XVIII век. СПб., 2002. Сб. 22. С. 85-110.

40 Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской литературе. Эпоха классицизма. Л., 1981. С. 97.

41 Там же. С. 103.

42 См., например, Стенник Ю.В. Жанр трагедии в русской драматургии XVIII века // Трагедия. М., 1991. С. 524.

43 Стенник Ю.В. Введение // Литература и история (Исторический процесс в творческом сознании русских писателей XVIII-XX вв.). СПб., 1992. С. 5.

44 Стенник Ю.В. Идея «древне» и «новой» России в литературе и общественно-исторической мысли XVIII -начала XIX века. СПб., 2004. С. 100. советского времени основополагающим был коллективный труд под названием «Методология современного литературоведения (Проблемы историзма)» (1978), в котором было дано научное определение «марксистского историзма», поскольку «марксистско-ленинский принцип историзма является совершенным способом мышления в литературоведении, соответствующим и общекультурной традиции, и верно понятому (как находящемуся в развитии) предмету данной науки», — писали авторы коллективной монографии45. «Марксистский историзм» объявлялся единственно верным подходом, который позволял выявить «объективное содержание исторического процесса»46 Принцип историзма в литературоведческом анализе предполагал рассмотрение явления в реальной взаимосвязи с другими основополагающими принципами такими, как партийность, народность, гуманистическая направленность.

Некоторой новизной в решении проблемы историзма восемнадцатого века отличается монография К.А. Смолиной (Кокшеневой) «Русская трагедия XVIII века. Эволюция жанра» (2001). Уже во введении К.А. Смолина обращает внимание на тот факт, что в отечественном литературоведении советской эпохи был односторонний подход к классицистической трагедии XVIII века, а именно только «в контексте общественного развития освободительного движения», которое якобы существовало в России уже в то время. Отсюда исследовательница делает вывод о том, что научный метод марксизма не мог уловить такие стороны проблематики русской трагедии XVIII века, которые были связаны с ее религиозно-этическим смыслом. В связи с этим и возникает проблема историзма. По мнению К.А. Смолиной (Кокшеневой), «историзм» для современного исследовательского сознания - это адекватность конкретного литературного произведения некой «подлинной научной истории». Эту научную теорию понимания хода исторического развития (согласно

45 Методология современного литературоведения (Проблемы историзма). М., 1978. С. 5. историческому материализму) ученые не обнаруживали в русской трагедии XVIII столетия и поэтому она объявлялась антиисторичной47. К.А. Смолина (Кокшенева) обращает внимание на то, что просветители все еще сохраняют связь и опираются в своих произведениях на христианскую концепцию истории борьбы сил добра и зла. И вот этот религиозный аспект следует учитывать, определяя особенности исторического сознания писателей и драматургов XVIII века. История, по их мнению, предстает как раскрытие замысла Божия о России. Именно классицистами был поставлен вопрос о национальной самобытности России, и таким образом о патриотизме и национальной идентичности. В связи с этим исследовательница выделяет трагедию Княжнина «Росслав» как самый яркий пример становящегося национального самосознания.

В своей докторской диссертации «Эволюция жанра трагедии в русской драматургии XVIII века и проблемы историзма»48 К.А. Кокшенева (Смолина) делает попытку развеять миф об антиисторизме и антимонархизме трагедии русского классицизма и поставить вопрос о типе исторического сознания, который отразился в русской трагедии этого периода. Во второй части второй главы работы исследовательница выделяет «идейный комплекс трагедий XVIII века». В этот комплекс входят следующие «парные» идеи: идеальный правитель — тиран; счастливое государство — несчастное: закон Правителя - закон нравственный. Как справедливо замечает К.А. Кокшенева, «социальный заказ на образ идеального Правителя сделала сама «Мать Отечества» императрица Екатерина Великая — не такой ли образ и она утверждала в реальной государственной идеологической жизни?»49 Так в работе были «сняты» обвинения в антимонархизме с тираноборческих трагедий XVIII века.

46 Там же. С. 4.

47 Смолина К.А. Русская трагедия. XVIII век. Эволюция жанра. М., 2001. С. 146.

48 Кокшенева К.А. Эволюция жанра трагедии в русской драматургии XVIII века и проблема историзма : автореф. дис. д-ра филол. наук. М., 2003.

49 Там же. С. 24.

В этой же диссертации в пятой главе под названием «Проблемы историзма. Религиозный и этический смысл русской трагедии» ставится вопрос о типе историзма и его отражении в жанре трагедии как самый существенный для понимания трагедии. Автор подчеркивает мысль о том, что в историческое и национальное сознание писателя XVIII века входило христианское понимание смысла истории, что христианская и просветительская концепции истории «встретились» в нашей отечественной культуре в XVIII столетии. Сама проблема историзма предстает в работе как проблема типа исторического сознания и делается вывод об отражении в русской трагедии «государственнического историзма», который «включал в себя и религиозный аспект понимания власти и закона» и «идеи правильного государственного порядка, истолкование образа Верховной власти, характеристику монархизма, вопрос о Законе и правильном его понимании»50. В диссертации К.А. Кокшеневой акцентируется внимание и на том факте, что русские драматурги XVIII века обращались к определенным историческим эпохам национального прошлого, национально окрашенного прошлого, а герои выступали носителями определенных идеологем, идеомифологии своего времени. Общий вывод исследовательницы звучит несколько парадоксально: «Именно историзм разрушил жанр трагедии: в этом парадоксе, когда стремление к освоению исторического материала трагедией привело к «смерти жанра», мы и можем почувствовать живое и драматическое напряжение литературной жизни столетия «безумного и мудрого»51.

Вероятно, настало время по-иному сформулировать саму проблему историзма в связи с трагедиями XVIII века. Думается, историзм пьес русского классицизма состоит в художественном постижении современной им действительности средствами искусства того времени в соответствии с

50 Кокшенева К.А. Эволюция жанра трагедии в русской драматургии XVIII века и проблема историзма : автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 2003. С. 39.

51 Там же. С. 43. тем уровнем понимания исторического развития человечества и с учетом широкого историко-культурного контекста.

Термин «новый историзм» был предложен С. Гринблаттом в его предисловии к специальному выпуску журнала «Жанр» за 1982 г., посвященному английскому Ренессансу. Ранее, в 1980 г., в книге «Формирование «Я» в эпоху Ренессанса» он обозначил свой подход как «поэтику культуры», имея в виду изучение культуры как единого текста, созданного в результате взаимодействия творческих, социальных, экономических и политических импульсов.

Новый историзм» родился, как считает Александр Эткинд, из недоверия к большим историям, радикальным теориям, привилегированным точкам зрения. В его определении «новый историзм» — история не событий, но людей и текстов в их отношении друг к другу. Новая методология сочетает три компонента: интертекстуальный анализ, который размыкает границы текста, связывая его с многообразием других текстов, его предшественников и последователей; дискурсивный анализ, который размыкает границы жанра, реконструируя прошлое как единый, многоструйный поток текстов; и, наконец, биографический анализ, который размывает границы жизни, связывая ее с дискурсами и текстами, среди которых она проходит и которые она продуцирует . А. Эткинд подчеркивает, что при прежней методологии (марксизме, мифологической школе, психоанализе, формальной школе структурализма, системном подходе) «метод гордо шествовал впереди», а «новая методология упакована в материал, спрятана внутри его интерпретации». Цель нового понимания событий, людей и текстов, по А. Эткинду, заключается в реконструктуализации как сознательной противоположности деконструкции.

Таким образом, «новая» методология предполагает погружение текста в широкий исторический контекст, для того чтобы через литературный текст

52 Эткинд А. Новый историзм, русская версия // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 7-8.

25 переосмыслить историческую эпоху. Общий вывод исследователя сводится к следующему: в русском литературоведении новый историзм может выглядеть просто возвращением к историческому материалу, к здравому смыслу, к детали, к тому, что всегда было увлекательно в истории, и, в частности, в истории литературы. И. П. Смирнов в статье «Новый историзм как момент истории» отмечает сдвиг, который произошел в мышлении гуманитариев, не удовлетворяющихся более идеями раннего постмодернизма . Текст, с его точки зрения, есть толкование события, обозначаемого им. Текст творит историю и становится единицей хранения в архиве социальной памяти человечества. Так «новый историзм» возвращает внимание исследователей и читателей к тексту произведения прошлых эпох, рассмотренному в широком историко-культурном контексте. Именно этот путь анализа позволяет уловить, в чем же собственно состоял историзм русской исторической трагедии XVIII века.

Актуальность предлагаемого исследования определяется обостренным интересом современного литературоведения к проблемам историзма, взаимодействия литературы и идеологии, вниманием к проблемам мифотворчества, а также недостаточной изученностью драматургического наследия Я.Б.Княжнина в этом аспекте и, прежде всего, его трагедии «Росслав», которая принесла автору заслуженный успех и признание современников и потомков.

Объект исследования - историческая трагедия Я.Б.Княжнина «Росслав», рассмотренная в широком историко-культурном и литературном контексте эпохи.

Предметом изучения является особенности историзма исторической драматургии XVIII века в связи с формированием национальной идеомифологии этого времени.

53 Смирнов И.П. Новый историзм как момент истории (По поводу статьи А.М.Эткинда «Новый историзм, русская версия») // Новое литературное обозрение. 2001. № 47. С. 41.

Цель работы заключается в осмыслении процесса формирования новых национальных мифов принципа историзма на примере анализа трагедии Я.Б.Княжнина «Росслав».

В связи с этим решаются следующие задачи:

1. Осмысление теоретических позиций современных исследователей применительно к изучению русской литературы XVIII столетия.

2. Выявление идеологических моделей и национальных мифов в русской трагедии XVIII века.

3. Анализ жанровой структуры трагедии Я.Б.Княжнина «Росслав».

4. Исследование типологии идеального героя в трагедиях Княжнина от «Дидоны» к «Вадиму Новгородскому».

Цель и задачи работы определили её структуру. Исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка цитируемой и использованной литературы, включающего ? источников.

Основной текст диссертации изложен на ? страницах, общий объем ?

Специфика и сущность рассматриваемого материала обусловлена методологией исследования В работе используется историко-литературный (Г.А.Гуковский, П.Н. Берков, Г.П.Макогоненко), структкрно-семиотический (Р.Барт, Ю.М.Лотман, Б.А.Успенский), сравнительно-исторический (Л.И.Кулакова, В.А.Бочкарев), теоретико- типологический (М.М.Бахтин, Ю.Н.Тынянов), социокультурный (О.М.Гончарова, А.Л.Зорин,

B.Ю.Проскурина), мифопоэтический (К.Г.Юнг, А.Ф.Лосев, О.М.Фрейденберг, Е.М.Мелитинский, В.Н.Топоров, М.Элиаде) принципы анализа художественного текста, а также метод «нового историзма» (К.Гирц,

C. Гринблатт, А.Эткинд).

Научная новизна связана с осмыслением роли трагедий Я.Б.Княжнина в формировании ведущих идеологических мифов в русской литературе эпохи Екатерины Второй, во многом определявших политическую и культурную стратегию просвещенной императрицы.

Теоретическая значимость работы видится в углублении представления об этапах и особенностях историко-литературного процесса второй половины XVIII в., в выявлении роли Я.Б.Княжнина в формировании основных категорий, принципов, жанровой и образной системы русской драматургии 1780-х гг.

Практическое значение исследования определяется возможностью использования его результатов при чтении общих и специальных лекционных курсов, проведении практических занятий, спецсеминаров по истории русской литературы XVIII века, при составлении учебных и методических пособий для студентов-филологов и других гуманитарных специальностей.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

1. Трагедия Я.Б. Княжнина «Росслав» - самое репрезентативное произведение драматурга, наиболее полно выразившее философско-эстетические тенденции времени (категория историзма, проблема национального характера) и особенности авторской поэтики.

2. Историзм трагедии «Росслав» связан с формированием важнейших национальных идеологических мифов 1780-х гг. (миф о национальном герое, миф об идеальном монархе, мессианский миф о России).

3.В трагедии Я.Б. Княжнина «Росслав» реализовалась авторская модель русского идеального героя, тесно связанная с идеологической ситуацией эпохи Екатерины Второй и национальном мифом о герое-воине.

4. Трагедия «Росслав» - ключевое звено в полемике о русском национальном характере, развернувшейся в это время на страницах периодической печати (Всякая всячина, Клшелек, Собеседник любителей российского слова и др.).

5. Литературная биография Я.Б. Княжнина (персональный миф о поэте) прочитывается как социокультурный текст, актуализирующий важнейшие особенности его художественной эстетики и поэтики.

6. Трагедия Я.Б.Княжнина «Росслав» - новый этап в развитии жанра русской трагедии эпохи классицизма как трагедии со счастливым концом, эстетически родственной уже нарождавшейся исторической драме и исторической мелодраме.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Трагедия Я.Б. Княжнина "Росслав": национальный миф о герое-воине и проблемы историзма"

Заключение

Фигура Я.Б. Княжнина остается в нашем литературоведении по-прежнему загадочной. Об этом свидетельствует тот факт, что в целом ряде

970 учебников вообще нет раздела о нем . В совсем «свежем учебнике», вышедшем в издательстве «Высшая школа» в 2007 году, автор Ю.И. Минералов280 о Княжнине написано в разделе «Державинская эпоха» наряду с Петровым, Львовым, Капнистом, Хемницером, Костровым и Крыловым. При этом очевидно, что автор учебного пособия «не справляется с материалом». Прежде всего Княжнин определяется как «человек трагической судьбы, перенесший страшные несчастья (в молодости был лишен прав дворянства и отдан в солдаты - впрочем, к политике и литературе эта история не имела отношения)». Так в сознание молодых филологов закладывается мысль, что Княжнин может быть интересен только как человек трагической судьбы. Из этого высказывания не ясно, почему он был лишен дворянства, вероятно автор учебника, не хотел говорить о проигрыше в карты, но, как установила Л.И. Кулакова, проигрыша и не было. Вопреки высказыванию Ю.И. Минералова трагическое начало жизни Княжнина было напрямую связано с политикой и литературой. Как пишет ряд исследователей, прежде всего В.А. Западов и Л.И. Кулакова, он пострадал за написание трагедии «Ольга», в которой ставилась проблема наследования престола сыном.

Что в троне мне? Не мне престолом обладать,

279 Например, Федоров Ф.И. История русской литературы. XVIII век. М., 2003, Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000.

280 Минералов Ю.И. История русской литературы XVIII века. М., 2007.

177

Но сыну моему. Погибни, злая мать. Трагедия была написана в год совершеннолетия Павла, и хотя она написанная как переложение «Меропы» Вольтера, она не увидела света рампы, и более того, не была напечатана при жизни автора, что косвенно свидетельствует в пользу высказанного мнения о неугодности пьесы правительству Екатерины.

Далее автор нового учебника отмечает, что Княжнин был «соиздателем журнала «Санктпетербургский вестник». Однако он остался в литературе прежде всего как автор трагедии «Вадим Новогородский»281. Анализ этого произведения так же оставляет желать лучшего, достаточно привести несколько примеров: «Историческая подоснова трагедии весьма туманна», « в этой пьесе так и хочется искать мудреные подтексты». О статье А.П. Валагина, в которой говорится об особой хитрости Рурика, сказано «оно (имеется ввиду такое толкование - Г.З.) вполне естественно как выражение озадаченности автора самого этого толкования той горькой и странной судьбой, которая постигла пьесу Княжнина»282. Вместо своего, вероятно, более вразумительного анализа текста, автор учебника предлагает отрывок из трагедии, занимающий полторы страницы из трех, отведенных на знакомство с творчеством Княжнина. Не точно передаются в учебном пособии обстоятельства уничтожения тиража изданной уже после смерти драматурга пьесы: «власти конфисковали, да притом публично уничтожили,

ЛОЛ еще почти не распроданный тираж (экземпляры произведения жег палач)» .

Вот как пишет об этом В.А. Западов: «В 1793 году оставшиеся ненапечатанными рукописи Княжнина были проданы книгопродавцу И.П. Глазунову, который передал «Вадима» и «Чудаков» в Академическую типографию. Обе пьесы были разрешены академическим руководством с условием, что с того же набора они будут перепечатаны в сборниках

281 Минералов Ю.И. Указ. соч. С. 199.

282 Там же. С. 202.

283 Там же. С. 202.

Российский феатр». Отдельное издание «Вадима» поступило в продажу в июле 1793, а 30 сентября была отпечатана ч. 39 «Рос. феатра», весь тираж которой был «арестован» в типографии после появления авг. номера журнала Крылова и А. И. Клушина «СПб. Меркурий» с крайне резкой статьей Клушина о трагедии Княжнина, которая, по существу, представляла собой очередной инспирированный Крыловым политический донос на Княжнина -теперь уже покойного. Статья обратила внимание правительства и лично императрицы на антимонархический, республиканский характер трагедии. 24 дек. 1793 последовал секретный указ Екатерины II, которым предписывалось трагедию «сжечь в здешнем столичном городе публично». <.> Запрет на крамольную трагедию держался в течение всего XIX в.<.> Начиная с 1790-х гг. «Вадим Новгородский» расходился в списках; особенно много их появилось в 1810 — нач. 1820-х гг., поскольку декабристы использовали трагедию наряду с «Путешествием из Петербурга в Москву» Радищева и «Рассуждением о непременных государственных законах»

284

Фонвизина как свою агитационную литературу» . Еще более подробную информацию об уничтожении пьесы дает Л.И. Кулакова в примечаниях к Избранным произведениям Княжнина: Глазунов (купец, который купил рукописи у опекуна после смерти поэта - Г.З.). умудрился скрыть две трети привезенных (в Москву - Г.З.) книг. Вместо четырехсот экземпляров трагедии, о которых сообщал Прозоровскому Самойлов, в Москве удалось изъять немногим больше ста пятидесяти. За три месяца, прошедших со времени выхода книги в свет до начала следствия, была, несомненно,

285 тг распродана значительная часть тиража отдельного издания трагедии» . Как видим, в учебнике содержится не совсем корректная информация.

В соответствии со сложившейся в советском литературоведении традицией упоминается и факт особого интереса к трагедии декабристов. Примечателен и вывод, содержащийся в конце раздела о Княжнине,

284 Западов В.А Указ. соч. С.'

Данный факт - яркий пример того, какое большое значение при восприятии словесно-художественных текстов играет презумпция, из которой исходит л о/С читатель, основанная именно на общественной репутации произведения» .

Этот тезис плохо соотносится с высказываниями автора учебника об его исследовательской позиции « наш историко-литературный анализ будет вестись именно в словесно-текстовом ракурсе, который первоочередно важен для исследователя-филолога». «Общественно-политическое, религиозное, социально-философское, морально-нравственное, педагого-дидактическое - и тому подобное внехудожественное (выделено автором -Г.З.) - содержание различных человеческих воззрений писателя (тем или иным манером, в той или иной связи мимоходом проявившихся в его художественном тексте) более компетентно разберут представители других соответствующих профессий - если у них такая необходимость возникнет»287. Как видим, в случае с Княжниным оказывается важной именно общественная репутация произведения, восприятие его читателем, а не только «словесно-текстовой ракурс».

Приведенный пример с новейшим учебником убедительно свидетельствует о необходимости пересмотра сложившегося взгляда на творчество Я.Б.Княжнина, главного идеолога екатерининского времени. Для того, чтобы правильно понять основной пафос творчества этого драматурга и поэта следует прежде всего рассмотреть его творчество в историко-культурном контексте времени. Тогда и трагедия «Вадим Новгородский» займет свое законное место. А пока рассмотрим, как рождалась в советском литературоведении идея - Княжнин - автор одной трагедии, и эта трагедия «Вадим Новгородский».

Как уже отмечалось во Введении советское литературоведение не сразу определило свою позицию в отношении творческого наследия

285 Кулакова Л.И. Примечания // Княжнин Я.Б. Избранные произведения. С. 732.

286 Минералов Ю.И. Указ соч. С. 203.

287 Минералов Ю.И. Указ. соч. С. 6.

Княжнина. Вспомним статьи М.Габель и Н.К.Гудзия. Но со временем возобладала точка зрения Г.А.Гуковского о том, что «Вадим Новгородский» является антимонархической трагедией и она явилась естественным следствием из всего его творческого пути. Здесь начало формирования интерпретации творчества Княжнина как автора одной пьесы, а именно «Вадима Новгородского». Главную роль в укреплении этой позиции, конечно, сыграли работы Л.И.Кулаковой. Свою статью «Жизнь и творчество Я.Б.Княжнина» она начинает соответствующей фразой: «Княжнин вошел в историю русской общественной мысли и литературы как автор первой русской антимонархической трагедии «Вадим Новгородский»».288 Далее в своем анализе исследовательница выделяет именно соответствующие аспекты деятельности поэта: «писатель, стоящий на передовых общественных позициях», «один из выдающихся деятелей русского Просвещения XVIII века». Как главные критерии оценки творчества Княжнина приводятся слова В.Г.Белинского и Н.А.Добролюбова. Белинский, как известно, назвал Княжнина среди писателей, которые положили начало той литературе, которая дала «основание публичности и общественного

ЛОЛ мнения, была проводником в общество всех человеческих идей» . Добролюбов обратил внимание на сатирический пафос в творчестве Княжнина и таким образом драматург Екатерининской эпохи восставал «на пороки сильные, господствующие, распространенные во всех классах общества»290. В соответствии с такой характеристикой исследовательница и строит дальше свой анализ творческого пути Княжнина, где главным становится именно мировоззренческий аспект. Вот как звучит общая характеристика русского просветительства: «Наиболее характерными чертами русского просветительства являлись критика крепостничества, борьба за ограничение, а затем и отмену крепостного права, осуждение

288 Кулакова Л.И. Жизнь и творчество Я.Б.Княжнина // Княжнин Я.Б. Избранные произведения. Л., 1961. С. 1. ?

289 Белинский В.Г. Псс. М., 1954. Т. 5. С. 653. религиозного фанатизма, выступления против деспотизма, начавшиеся с противопоставления монархического правления деспотическому и завершившиеся признанием, что всякая неограниченная монархия является 001 деспотической» . Эти черты и оказывались присущими мировоззрению Княжнина, что, конечно, не совсем так. Следующая позиция, естественно, оказывалась связанной с высокой оценкой творчества Княжнина декабристами. «И потому декабристы называли Радищева, Фонвизина, Княжнина в числе писателей, оказавших влияние на формирование их мировоззрения»292. «Прославление республиканской доблести и идеи народоправства составляют сущность его последней трагедии «Вадим Новгородский» (1789) . Эти слова звучат как некая априори провозглашенная идея основного подхода к анализу его последней трагедии. Все последующие исследователи, действительно, строили свой анализ в соответствии с этим тезисом, хотя текст самой трагедии весьма активно сопротивлялся этому.

Извед: И стоит ли Вадим почтенья твоего? Рурик: Когда не стоит он, достоин я того.

Новградцам, в гордости своей жестокосердным, Сим вредной вольности защитникам толь твердым, Могу я показать примером чувств моих, Что добродетель есть стократ превыше их. Поди и кротости моей исполни волю. Я прав - и небесам мою вручаю долю! Вероятно, в связи с этой трагедией следует говорить о некоторой двойственности самой позиции Княжнина, а не делать однозначные выводы: «Княжнин считает исконной формой русского государственного правления

290 Добролюбов H.A. ПСС. М.; Л., 1934. Т 1. С. 68.

291 Кулакова Л.И. Указ. соч. С. 7.

292 Там же. С. 7.

293 Там же. С. 11. республику, а самодержавие навязанным позднее»294. Возможно, на Княжнина оказала влияние статья Дидро «Тиран», помещенная в «Энциклопедии», в которой французский философ делает вывод о том, что тиранство не связано с понятием доброта или злость, «дело в объеме власти, которую он присвоил, а не в том, как он ее использует». И отсюда появились монологи Вадима, видящего коленопреклоненный народ: О, гнусные рабы, своих оков просящи! О, стыд! Весь дух граждан отселе истреблен!

Вадим стоит перед князем как победитель, не случайно, по Княжнину, князь ищет дружбы мятежника.

Мне другом?. ты?., в венце? . Престани тем пленяться! Скорее небеса со адом съединятся!

Перед смертью Вадим произносит гордые, исполненные собственного достоинства слова, подобные тем, которые произносил Росслав — Христиерну:

В средине твоего победоносна войска, В венце, могущий всё у ног твоих ты зреть, -Что ты против того, кто смеет умереть?

Думается, что объяснение авторской позиции в этой трагедии Княжнина следует искать в контексте времени, в контексте всего трагедийного творчества поэта.

Прочтение этой трагедии «первыми русскими революционерами», декабристами так же имеет свое объяснение, исторической, социальной, политической обстановкой другой эпохи, что также необходимо учитывать. В нашем же литературоведении сложилась некоторая парадоксальная ситуация: прочтение трагедии восемнадцатого века в духе начала

294 Там же. С. 49. девятнадцатого295. И эта трактовка оказалась единственной и преобладающей.

В то время как настало время изучения творчества Княжнина в более широком контексте времени, « в большом времени культуры» (М.Бахтин). Так уже в работах Л.И.Кулаковой были намечены ряд параллелей и влияний.

Например, она обращает внимание на факт глубокого интереса к творчеству Княжнина A.C. Грибоедова. Исследовательница отмечает перекличку отдельных фраз, совпадающих иногда дословно, что можно воспринять своего рода цитаты. Так у Княжнина в «Чудаках» читаем:

Скажите, как бы мне влюбиться было можно? Je brûle, je languis? - мне какбы то сказать Прелестной Улиньке? - неужто бы мычать: «Я млею, я горю!.» - fi donc!. ( действ. 11, явл. 2) У Грибоедова в «Горе от ума» Ну как перевести мадам и мадмуазель? Ужли сударыня!! (действ. III, явл. 22)

На наш взгляд, права Л.И.Кулакова, когда отмечает тот факт, что именно Княжнин в своих комедиях попытался «вскрыть духовную сущность человека через речевую характеристику, просторечие как основа языка действующих лиц, насыщенность пословицами, органически входящими в стих, афористичность, свободно разбитый репликами диалог - все эти

9Q7 особенности комедий Княжнина были развиты Грибоедовым» .

Особенно интересно сопоставление комедии Княжнина «Хвастун» и которая с успехом шла на сцене до конца 20-х гг XIX века и комедии Н.В.Гоголя «Ревизор».

295 Обратим внимание на материалы, которые приводит Л.И. Кулакова в своих примечаниях о разных оценках трагедии Княжнина «Вадим Новгородский». См.: Кулакова Л.И. Примечания. С. 733-736.

296 Обратим, в свою очередь, внимание на перекличку названий у Княжнина статья «Горе моему Отечеству», у Грибоедова комедия «Горе от ума».

297 Кулакова Л.И. Указ. соч. С. 35.

Таким образом сегодня мы вправе говорит о возможности необходимости интертекстуального анализа творчества Княжнина контексте русской культуры.

Список научной литературыЗаславский, Григорий Анатольевич, диссертация по теме "Русская литература"

1.Андерссон И. История Швеции / И. Андерссон; под ред. Я.Я. Зутиса. -М. : Иностр. литер., 1951. -408 с.

2. Аникин В.П. К итогам дискуссии об историзме русского эпоса / В.П. Аникин // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. -М, 1987.-№ 1.-С. 10-16.

3. Анисимов Е.В. Женщины на российском престоле: монография / Е.В. Анисимов. СПб.: Норинт, 1997.- 415 с.

4. Анисимов Е.В. Россия без Петра: 1725- 1740 / Е.В. Анисимов. СПб.: Лениздат, 1994. - 496 с. - (Ист. б-ка. «Хроника трех столетий»: Петербург).

5. Анисимов Е.В. Россия в XVIII первой половине XIX века: История, историк, документ: эксперимент, учеб. пос. для ст. классов / Е.В. Анисимов, А.Б. Каменский. - М.: Мирос, 1994.- 335 с.

6. Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII века: Борьба за наследие Петра / Е.В. Анисимов М.: Мысль, 1986. - 237 с.

7. Анисимова А.Э. «Новый историзм»: человек, текст, канон / А.Э. Анисимова // Человек. М., 2003 . -№ 5. - С. 75-83.

8. Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры: пер. с англ. / Ф.Р. Анкерсмит. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 489 с.

9. Аннинский Л.А. «Как закалялась сталь» Николая Островского / Л.А. Аннинский. М. : Худож. литер., 1988. - 160 с.

10. Архив Дирекции императорских театров. Вып. 1. Отдел II. Документы / сост. В. П. Погожев, А. Е. Молчанов, К. А. Петров. СПб., 1892.-668 е.

11. Асеев Б.Н. История русского драматического театра XVII-XVIII веков: Автореф. дис. . докт. искусствоведения / Б.Н.Асеев. М., 1955. -31 с.

12. Асеев Б.Н. Русский драматический театр от его истоков до конца XVIII века / Б.Н. Асеев. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Искусство, 1977.576 с.

13. Асмус В.Ф Маркс и буржуазный историзм / В.Ф. Асмус. М.; JI., 1933.-272 с.

14. Афанасьев Ю.Н. Историзм против эклектики: Франц. ист. школа Анналов в соврем, буржуаз. историографии / Ю.Н. Афанасьев М. : Мысль, 1980.-277 с.

15. Бадалич И.М. Памятники русской школьной драмы XVIII века / И.М. Бадалич, В.Д. Кузьмина. М.: Наука, 1968. - 304 с.

16. Балашов Н.И. На пути к неоткрытому до конца Кальдерону / Н.И. Балашов // Драмы. В 2 кн. Кн. 1 / П. Кальдерон де ла Барка. М.: Наука, 1989.-С. 753-838.

17. Барг М.А. Историзм Фрэнсиса Бэкона / М.А. Барг // Вопр. истории.-М., 1986.-№ 11.-С. 67-87.

18. Барг М.А. От Макиавелли до Юма: становление историзма / М.А. Барг, К.Д. Авдеева; Рос. акад. наук. Ин-т всеобщ, истории. М.: ИВИ РАН, 1998,- 306 с.

19. Барг М.А. Эпохи и идеи : Становление историзма / М.А. Барг -М.: Мысль, 1987.-348 с.

20. Бархатов A.A. Наддворный советник: Повесть о Якове Княжнине / A.A. Бархатов; Худож. О. Жигарева. -М: Лепта, 1994. 319 с.

21. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. М., 1986.-444 с.

22. Безвременье и временщики: Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-1760-е гг.) / Вступ. ст., коммент. Анисимова Е.. М.:

23. Терра, 1996.- 368 с. — (Тайны истории в романах, повестях и документах. XVII-XVIII вв.).

24. Бенгтссон X. Гробница Густава Васы в Уппсальском кафедральном соборе / X. Бентсон // Мозаика: фрагм. истории швед, культуры: сб. ст.. -М.: РГГУ, 2006.- С.

25. Бенделиани К.А. Диалектика принципов системности и историзма в историческом познании: Автореф. дис. .канд. филос. наук / К.А. Бенделиани; МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1987.-21 с.

26. Бердяев H.A. Смысл истории / H.A. Бердяев. М.: Мысль, 1990.173 с.

27. Берков П.Н. Введение в изучение истории русской литературы XVIII века. В 3 ч. Ч. 1. Очерк литературной историографии XVIII века / П.Н. Берков. Л.: Изд-во ЛГУ, 1964. - 262 с.

28. Берков П.Н. Несколько справок для биографии А.П. Сумарокова / П.Н. Берков // XVIII век. Сб. 5 / АН СССР; Ин-т русской литературы. М.; Л., 1962.-С. 364-375.

29. Берков П.Н. Основные вопросы изучения русского просветительства / П.Н. Берков // Проблемы русского просвещения в литературе XVIII века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. - С. 5-77.

30. Болдин С.В. Российская трагедия: (об особенностях рус. нац. характера и власти в России) / С. В. Болдин. М.: Содружество «Посев», 2004.- 628 с.

31. БорщуковВ.И. Принцип историзма в литературоведении и критике / В.И. Борщуков // Проблема историзма в русской советской литературе, 60-80-е гг. М., 1986. - С. 248-263.

32. БочкаревВ.А. У истоков русской исторической драматургии: Послед, треть XVII первая половина XVIII в.: Учеб. пос. для студентов-филологов / В.А. Бочкарев - Куйбышев: Б. и., 1981. - 96 с.

33. Буранок О.М. Русская литература XVIII века: Учеб. метод, комплекс / О.М. Буранок. - 2-е изд. - М: Флинта: Наука, 2002.- 392 с.

34. В традициях историзма: сб. науч. ст. к 80-летию проф. П.А. Николаева М.: Изд-во Моск. ун-та, 2005. - 158 с.

35. Вайман С.Т. Неевклидова поэтика: Работы разных лет / С.Т. Вайман. М.: Наука, 2001. - 479 с.

36. Вайман С.Т. Параметры эстетической мысли: Историзм. Метод / С.Т. Вайман М.: ГИИС, 1997. - 247 с.

37. ВалагинА. Кто смеет умереть / А. Валагин // Избранное / Я.В. Княжнин. М., 1991. - С. 5-26.

38. Валагин А.П. Проблематика трагедии Я.Б. Княжнина «Вадим Новгородский» / А.П. Валагин // Современность классики. Воронеж, 1986. -С. 3-18.

39. Варнеке Б. История русского театра 17-19 вв. / Б. Варнеке. М.; Л., 1939.-368 с.

40. Варнеке Б.В. История русского театра: в 2 ч. / Б.В. Варнеке. — Казань, 1908-1910. 2 ч.

41. Вершинин С.Е. Принцип историзма и понимание истории / С.Е. Вершинин, В.Е. Кулаков // Принцип историзма в науке. Уфа, 1985.-С. 17-22.

42. Веселовский Ю. Идейный драматург екатерининской эпохи: Княжнин и его трагедии / Ю. Веселовский // Литературные очерки. Т. 1. / Ю. Веселовский. М., 1900. - С. 349-379.

43. Веселовский Ю. К истории литературных репутаций на Руси / Ю. Веселовский // Литературные очерки. Т. 1. / Ю. Веселовский. М., 1900. -С. 69-79.

44. Веселовский Ю. Литературные очерки. Т. 2. М., 1910. - 429 с.

45. Веселовский Ю. Я.Б. Княжнин: (Жизнь и творчество): Биографический очерк / Ю. Веселовский М., 1918. - 64 с.

46. Вестник Европы / изд. М. Каченовским. М., 1807. - Ч. XXXI.

47. Вестник Европы / изд. М. Каченовским. М., 1811. - Ч. ЬУШ.

48. XVIII век. Сб. 19 / Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). Спб., 1995.304 с.

49. Всеволодский-Гернгросс В.Н. История русского театра. В 2 т. Т. 1 / В.Н. Всеволодский- Гернгросс. М.; Д., 1929. - 576 с.

50. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Краткий курс истории русского театра / В.Н. Всеволодский-Гернгросс. М., 1936.

51. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Политические идеи русской классицистской трагедии / В.Н. Всеволодский- Гернгросс // О театре: Сб. ст. -Л.;М., 1940.-С. 106-133.

52. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Русская устная народная драма / В.Н. Всеволодский Гернгросс. - М., 1959. - 136 с.

53. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Русский театр второй половины XVIII века / В.Н. Всеволодский- Гернгросс. М., 1960. - 376 с.

54. Всеволодский-Гернгросс В.Н. Русский театр. От истоков до середины XVIII века / В.Н. Всеволодский Гернгросс. - М., 1957. - 262 с.

55. Вчера и сегодня: Литер, сб. Кн. 1 / сост. В. А. Соллогубом, изд. А. Смирдиным. СПб., 1845. - 164 с.

56. ВяземскийП.А. Записные книжки (1813-1848) / П.А.Вяземский; Под ред. B.C. Нечаевой. М.: Наука, 1963. — 507 с. — (Литер, памятники).

57. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т. 1. / П.А. Вяземский. СПб., 1878. - 355 с.

58. Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. В 12 т. Т. 2. / П.А. Вяземский. СПб., 1879. - 426 с.

59. Габель М. Литературное наследство Я.Б. Княжнина / М. Габель // Литературное наследство. М., 1933. - № 9-10. - С. 359-368.

60. Галаган Г. Идея обновления мира / Г. Галаган // Великая французская революция и русская литература. Л., 1990. - С. 339-361.

61. Гей Н.К. Теоретико-литературные исследования: современное состояние и перспективы / Н.К. Гей // Вестник АН СССР. М., 1988. - № 6. -С. 84-91.

62. Гинзбург Л.Я. Об историзме и структурности: Теорет. заметки / Л.Я. Гинзбург // Литература в поисках реальности / Л.Я. Гинзбург. Л., 1987. -С. 75-86.

63. Глинка С.И. Записки Сергея Николаевича Глинки / С.К'. Глинка. -СПб., 1895.-380 с.

64. Горский B.C. Историзм как принцип марксистско-ленинской методологии обществознания / B.C. Горский // Методологические проблемы общественных наук .-Киев, 1985. С. 91-110.

65. ГротЯ.К. Екатерина II и Густав III / Я.К. Грот // Записки Императорской Российской Академии Наук. 1877. - Т. 30, Кн. 1. -Приложение 6.-С. 1-115.

66. Гудков Л. Раздвоение ножа в ножницы, или диалектика желания: О работе Александра Эткинда «Новый историзм, русская версия» /

67. Л. Гудков, Б. Дубин // Новое литер, обозрение. М., 2001. - № 47. - С. 78102.

68. Гуковский Г.А. К вопросу о русском классицизме / Г.А. Гуковский //Поэтика. Сб. 4.-Л., 1928.-С. 67-80.

69. Гуковский Г.А. О сумароковской трагедии / Г.А. Гуковский // Поэтика. Сб. 1.-Л., 1926.-С. 67-80.

70. Гуковский Г.А. Об источнике «Рославлева» / Г.А. Гуковский // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии / АН СССР. Ин-т литературы. — М.; Л., 1939. Вып. 4/5. - С. 478-479.

71. Гуковский Г.А. Очерки по истории русской литературы XVIII века: Дворянская фронда в лит-ре 1750-х — 1760-х годов / Г.А. Гуковский — М.: Изд-во Акад. наук, 1936. 236 с.

72. Гуковский Г.А. Очерки по истории русской литературы XVIII века: Тез. дис. . д-ра литературовед. / Г.А. Гуковский. Л., 1936. - 6 с.

73. Гуковский Г.А. Проблемы изучения русской литературы XVIII века / Г.А. Гуковский // XVIII век. Сб. 2. М., 1940. - С. 142-165.

74. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века / Г.А. Гуковский; Общ. ред. и вступ. ст. Живова В.М. М: Яз. рус. культуры, 2001. - 368 с. - (Stadia philologica).

75. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века: Учеб. для вузов / Г.А. Гуковский. -М.: Аспект-Пресс, 1998. -453 с. (Классич. учеб.).

76. Гуковский Г.А. Русская литературно-критическая мысль в 17301750-е годы / Г.А. Гуковский // XVIII век. Сб. 5. М., 1962. - С. 98-128.

77. Гурвич И.А. О развитии художественного мышления в русской литературе (конец XVIII первая половина XIX в.) / И.А. Гурвич. - Ташкент: Фан, 1987.- 118 с.

78. Данилов А.И. Эрнст Трельч и кризис буржуазного историзма / А.И. Данилов, JI.T. Мильская // Методологические и историографические вопросы исторической науки. — Томск, 1986. Вып. 18. — С. 103-130.

79. Данилов С.С. История русского драматического театра: Очерки / С.С. Данилов. Молотов, 1944. - 612 с.

80. Евгений (Болховитинов Е.А.; митрополит). Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России. В 2 т. Т. 1. От А до К / Евгений (Болховитинов Е.А.; митрополит). М., 1845. -328 с.

81. Жихарев С.П. Записки современника В 2 т. / С.П. Жихарев.- М.: Academia, 1934. -2 т.

82. Журнал российской словесности / изд. Н.Брусиловым. СПб., 1805.-№ 1-4.

83. Зайцева A.A. Иван Глазунов издатель трагедии «Вадим Новгородский» Я.Б. Княжнина / A.A. Зайцева // Книга в России в эпоху Просвещения. - Л., 1988. - С. 54-66.

84. Зельдович М.Г. Историзм и творчество: Ленинское наследие и пробл. рус. лит. и критики / М.Г. Зельдович Харьков, 1980. - 192 с.

85. Ильин И. Английский постструктурализм и традиция социального историзма / И. Ильин // Диапазон. М., 1992. - № 1. - С. 32-38.

86. Историзм и творчество: Материалы всесоюз. науч.-теорет. конф. Москва июнь 1989 г. Ч. 1 / Редкол.: А.Н. Лощилин (отв.ред.) и др.; Ин-т философии АН СССР и др. М. : Б. и., 1990. - 309 с.

87. A.Н. Лощилин (отв.ред.) и др.; Ин-т философии АН СССР и др. М.: Б. и., 1990.-349 с.

88. История русского драматического театра. В 7 т. Т. 1. От истоков до конца XVIII века / гл. ред. Е.Г. Холодов. М.: Искусство, 1977. - 486 с.

89. История русского драматического театра. В 7 т. Т. 2. 1801-1825. — М.: Искусство, 1977. 555 с.

90. История русской литературы первой четверти 19 века Электронный ресурс. режим доступа — http://www.durov.com/study/1150984821-600.html

91. История русской литературы. В 10 т. Т. IV. Литература XVIII века. Ч. 2 / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). М., 1947. - 572 с.

92. История Швеции / Отв. ред. A.C. Канн. М.: Наука, 1974. - 719 с.

93. Кальдерон де ла Барка, П. Драмы. В 2 кн. / П. Кальдерон де ла Барка. М.: Наука, 1989. - 2 кн. - (Литер, памятники).

94. Каменский А.Б. «Под сенью Екатерины»: Вторая половина XVIII века / А.Б. Каменский. СПб., 1992. - 448 с.

95. Каменский А.Б. От Петра до Павла: Реформы в России XVIII века (Опыт целостного анализа) /А.Б. Каменский. -М., 2001. 575 с.

96. Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация / А.Б. Каменский. М.: Новое лит. обозрение, 1999.- 326 е.: ил. - (Historia Rossica).

97. Княжнин Яков Борисович // Русские писатели. XVIII век: Биобиблиогр. слов. М., 2002. - С. 82-87.

98. КняжнинЯ.Б. Вадим Новгородский / Я.Б.Княжнин; предисл.

99. B. Саводника. СПб., 1914. - 64 с.

100. Княжнин Я.Б. Избранное / Я.Б.Княжнин. М.: Правда, 1991.384 с.

101. Княжнин Я.Б. Комедии и комические оперы / Я.Б. Княжнин; Сост., вступ. ст., комм. А.Ю. Веселовой, H.A. Гуськова. СПб: Гиперион, 2003. — 624 с. — (Российская драматическая библиотека).

102. Княжнин Я.Б. Разговор Ломоносова с Княжниным в Елиссейских полях с приобщением примечаний на славную Оду господина Ломоносова, выбранную из Иова / Я.Б. Княжнин. СПб., 1873. - 32 с.

103. Княжнин Я.Б. Собрание сочинений Якова Княжнина. В 5 т. Т. 1/ Я.Б. Княжнин. -М., 1802. 186 с.

104. Княжнин Я.Б. Сочинения Княжнина Якова Борисовича. В 2 т. Т. 2. / Я.Б. Княжнин. СПб. : А. Смирдин, 1848. - 680 с.

105. Княжнин Я.Б. Сочинения Якова Княжнина. В 5 т. Т. 1 / Я.Б. Княжнин. 3-е изд. - СПб., 1817. - 203 с.

106. Кокшенева К. А. Эволюция жанра трагедии в русской драматургии XVIII века и проблема историзма: Автореф. дис. . д- ра филол. наук / К.А. Кокшенева; Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького РАН. -М., 2003.-48 с.

107. Кокшенева К.А. О вольности и свободе: («Вадим Новгородский». Сочинение Я.Б. Княжнина) / К.А. Кокшенева // Филолог, науки. М., 1993. -№3.-С. 3-10.

108. Комон де ла ФорсШ.Р. Геройской дух и любовныя прохлады Густафы Вазы короля шведскаго. Шведская невеста / Комон де ла Форс, Шарлотт Роз де; Пер. с франц. Е. Харламов.- СПб., 1764.- 302 g.

109. Копылов A.A. Принцип историзма и его методологическое значение в социально-историческом исследовании: Автореф. дис. . канд. филос. наук / A.A. Копылов; Том. гос. ун-т им. В.В. Куйбышева. Томск, 1988.-20 с.

110. Корнель П. Театр. В 2 т. Т. 1 / П. Корнель. М.: Искусство, 1984.552 с.

111. Костин А.Б. Принцип историзма и его роль в философии истории: Автореф. дис. . канд. филос. Наук / А.Б. Костин; Воронеж, гос. ун-т. -Воронеж, 2005.-24 с.

112. Костин A.A. «Галантный» Сократ: К проблеме бытования образа исторической личности в русской литературе конца XVIII века / A.A. Костин // Русская литература. 2005. -№ 1. - С. 92-95.

113. Коцебу А. Густаф Ваза: Драма в пяти действиях / А. Коцебу. М., 1825.- 131 с.

114. Краснобаев Б.И. Очерки истории русской культуры XVIII века: Кн. для учителя / Б.И. Краснобаев. 2-е изд. - М.: Просвещение, 1987. -319 с.

115. Кросс Э. «Такую роль глупец не одолеет» Афанасий в пьесе Княжнина «Несчастие от кареты» / Э. Кросс // XVIII век. Сб. 21. - СПб., 1999.-С. 228-238.

116. Кружков И.Э. Славянизмы в текстах русских переводов XVIII, XIX, XX вв. трагедии П. Корнеля «Сид»: Автореф. дис. . канд. филол. наук / И.Э. Кружков; Ленингр. гос. пед. ин-т им. А.И. Герцена. Л., 1987. - 17 с.

117. Крылов И.А. Сочинения. В 2 т. Т. 2 / И.А. Крылов. М., 1969. -479 с. - (Б-ка «Огонек»),

118. Кряжимская H.A. Из истории русской театральной критики конца XVIII начала XIX века / H.A. Кряжимская // XVIII век. Сб. 4. - М.; Л., 1959. - С. 206-229.

119. Кукушкина Е.Д. Княжнин / Е.Д. Кукушкина // Исторический лексикон. XVIII век. М., 1996. С.

120. Кукушкина Е.Д. О драматургическом компоненте в прозе XVIII века / Е.Д. Кукушкина // XVIII век. Сб. 17. СПб., 1991. - С. 48-60.

121. Кулакова Л.И. Княжнин / Л.И.Кулакова // История русской литературы. T. IV / Под ред. Г.А. Гуковского, В.А. Десницкого. М.; Л., 1947.-С. 227-249.

122. Кулакова Л.И. Яков Борисович Княжнин, 1742-1791 / Л.И. Кулакова.-М.; Л., 1951.-91 с.

123. Кулешов В.И. Историзм как основополагающий метод советского литературоведения / В.И. Кулешов // Методологические проблемы филологических наук. М., 1987. - С. 76-88.

124. Купреянова E.H. Историко- литературный процесс как научное понятие / E.H. Купреянова // Историко-литературный процесс: Проблемы и методы изучения. Л.: Наука, 1974. - С. 5-41.

125. Купреянова E.H. К вопросу о классицизме / E.H. Купреянова // XVIII век. Сб. 4. М.; Л., 1959. - С. 5-44.

126. ЛевиттМ. Драма Сумарокова «Пустынник»: К вопросу о жанровых и идейных источниках русского классицизма / М. Левит // XVIII век. Сб. 18. СПб.: Наука, 1993. - С. 59-74.

127. Леонов С.А. Литература классицизма в школьном изучении: Пос. для учителей общеобразоват. школ, гимназий, лицеев / С.А. Леонов. М: Флинта: Наука, 1997. - 158 с.

128. Литература и история: Ист. процесс в творч. сознании рус. писателей и мыслителей XVIII-XX вв. СПб.: Наука, 2001. - Вып. 3. - 523 с.

129. Литература и история: Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII-XX вв.: Сб. ст. / Отв. ред. Ю.В. Стенник; Рос. акад. наук. Ин-т рус. лит. (Пушкин, дом). СПб.: Наука. С.-Петерб. отд-ние, 1992,- 294 с.

130. Литература и история: Исторический процесс в творческом сознании русских писателей и мыслителей XVIII-XX вв. / Отв. ред.

131. Ю.В. Стенник; РАН. Ин-т русской литературы (Пушкинский дом). СПб.: Наука, 1997. - Вып. 2 - 399 с.

132. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси / Д.С. Лихачев. -М.: Наука, 1970.-180 с.

133. Лихачев Д.С. Принцип историзма в изучении литературы / Д.С. Лихачев //Очерки по философии художественного творчества / Д.С. Лихачев -. СПб., 1996. С. 103-127.

134. Лотман Ю.М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII начала XIX столетия / Ю.М. Лотман // О русской литературе: Ст. и исслед. (1958-1993) / Ю.М. Лотман. - СПб.: Искусство-СПБ, 1997. -С. 284-291.

135. Макаренко Е.К. Категория историзма в трагедии Сумарокова «Димитрий Самозванец» / Е.К. Макаренко // Проблемы литературных жанров. Ч. 1. Древнерусская литература. Литература конца ХУШ-Х1Х века. Зарубежная литература. Томск, 2002. - С. 45-50.

136. Максимов К. Я.Б. Княжнин как поэт всеведущий / К. Максимов // Всеведение. - М., 2000. - № 2. - С. 234-239.

137. Мальцева Т.В. Жанр драматической пародии в русской литературе конца XVIII первой четверти XIX вв.: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Т.В. Мальцева; Горьк. гос. ун-т им. Н. И. Лобачевского. - Н. Новгород, 1991. -19 с.

138. МалэкЭ. Указатель сюжетов русской нарративной литературы ХУП-ХУШ вв. / Э. Малэк. Лодзь, 2000. - 430 с.

139. Мангейм К. Очерки социологии знания: Теория познания -мировоззрение историзм / К. Мангейм; Рос. акад. наук. ИНИОН. - М.: ИНИОНРАН, 1998.- 249 с.

140. МелинЯ. История Швеции: Пер. со швед. / Я. Мелин.- М.: Весь Мир, 2002. — 399 с. (Национальная история).

141. Могилышцкий Б.Г. Современный немарксистский историзм в свете нового политического мышления / Б.Г. Могильницкий // История СССР.-М, 1989. -№3.- С. 173-180.

142. Могилянский А.П. «Ольга», трагедия Я.Б.Княжнина / А.П. Могилянский // XVIII век. Сб. 3. -М.; Л., 1958. С. 498-504.

143. Могилянский А.П. Материалы и разыскания по русской литературе XVIII века. Вопрос о жизненности и действенности русской литературы XVITI века / А.П. Могилянский // XVIII век. Сб. 5. М.; Л., 1962. с. 440-444.

144. Моисеева Г.Н. Пути развития драматургии XVIII века / Г.Н. Моисеева// Русская драматургия XVIII века. М., 1986. - С. 5-22.

145. Монроз Л.А. Изучение Ренессанса: поэтика и политика культуры / Л.А. Монроз // Новое литер, обозрение. М., 2000. - № 42. - С. 13-36.

146. Морозов A.A. Эмблематика барокко в литературе и искусстве петровского времени / A.A. Морозов // XVIII век. Сб. 9. Л., 1974. - С. 184226.

147. Москвичева Г.В. Классицизм в русской литературе XVIII века: Жанр трагедии и комедии: Учеб. пос. / Г.В. Москвичева. Горький, 1961. -43 с.

148. На Российском престоле, 1725-1796: Монархи Российские после Петра Великого / B.C. Белявский, С.И. Вдовина, И.В. Волкова, И.А. Курляндский. М.: Интерпракс, 1993.- 384 с.

149. Николаев П.А. Историзм в художественном творчестве и в литературоведении / П.А. Николаев М.: Изд-во МГУ, 1983. - 366 с.

150. Николаева С.Ю. Чехов и Достоевский: Пробл. историзма: Учеб. пособие / С.Ю. Николаева; Твер. гос. ун-т. — Тверь, 1991.- 85 с.

151. Осьмнадцатый век: Истор. сб. / Изд. П. Бартеневым. М., 1869. — . Т. 4.-С. 391.

152. Очерки русской культуры XVIII века. В 4 ч. Ч. 2 / гл. ред. Б.А. Рыбаков. М.: Изд-во МГУ, 1987. - 406 с.

153. Павленко Н.И. Петр Великий / Н.И. Павленко М. : Мысль, 1990. -591 с.

154. Павленко Н.И. Полудержавный властелин: Ист. хроника: Об А.Д. Меншикове / Н.И. Павленко М.: Современник, 1988. - 382 с.

155. Павленко Н.И. Птенцы гнезда Петрова: Б. П.Шереметев П. А. Толстой А. В. Макаров / Н.И. Павленко. 2-е изд., с изм. - М.: Мысль, 1988.-346 с.

156. Петр Великий: Воспоминания: Дневниковые записи: Анекдоты / Сост., вступ. ст. и примеч. Е.В. Анисимова. СПб.: Пушкин, ф., 1993.446 с. - (Государственные деятели России глазами современников).

157. Петров A.B. «Осьмнадцатое столетие» А.Н.Радищева: исторические открытия просветительского сознания / A.B. Петров // Филол. науки. М., 2004. - № 2. -С. 21-30.

158. Петров A.B. Художественный историзм русской литературы последней трети XVIII века и некоторые пути его изучения / A.B. Петров // Современные научные концепции в филологии и преподавании словесности. -Магнитогорск, 2003. С. 71-76.

159. Платон (архимандрит). Историзм русской церковной литературы / Платон (архимандрит) // Теория и практика преподавания русской словесности. -М., 1996.-Вып. 2.-С. 119-126.

160. Плотников Н.С. Реабилитация историзма. Философские исследования Германа Люббе / Н.С. Плотников // Вопр. философии. М., 1994.-№4.-С. 87-93.

161. Полякова Е.И. Зеркало сцены: Эволюция сцен, образа в рус. театре XVIII- XIX вв. / Е.И. Полякова; Рос. акад. наук. Рос. ин-т искусствоведения М-ва культуры Рос. Федерации. М.: Наука, 1994. -352 с.

162. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы: Учеб. пос. / Г.Н. Поспелов. М.: Просвещение, 1972. — 271 с.

163. Потемкин П. Россы в Архипелаге: Драма / П.Потемкин // Российский феатр, или Полное собрание всех российских феатральных сочинений. В 43 ч. Ч. 8. Драмы 1787. СПб., 1787. - С. 32 - 96.

164. Проблемы изучения и преподавания русской литературы XVIII века: Сб. / Отв.ред. Шаврыгин С.М.; Ульян, гос. пед. ин-т им. И.Н.Ульянова, Ульян, отд-ние Всерос. фонда культуры. Ульяновск, 1994. - 50 с.

165. Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Межвуз. сб. науч. тр., посвящ. памяти проф. В.А. Западова / Рос. пед. гос. ун-т им. А.И. Герцена.; Самар. гос. пед. ун-т. СПб.; Самара, 2001. - 322 с.

166. Проскурина В.Ю. Мифы империи: лит. и власть в эпоху Екатерины II / В.Ю. Проскурина. М.: Новое лит. обозрение, 2006.- 322 с. -(Historia Rossica).

167. Пульхритудова Е.М. Историзм Электронный ресурс. / Е.М. Пульхритудова // Лермонтовская энциклопедия. режим доступа -//http://feb-web.ru/feb/lermenc/Lre-abc/lre/lre-2715.htm

168. Пумпянский Л.В. Классическая традиция: Собр. тр. по истории рус. лит / Л.В . Пумпянский. М.: Яз. рус. культуры, 2000. - 864 с. - (Язык. Семиотика. Культура).

169. Реизов Б.Г. Французская романтическая историография / Б.Г. Реизов. Л., 1956. - 535 с.

170. Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры: Сб. ст.. JI, 1966. - 460 с.

171. Россия XVIII в. глазами иностранцев : Сборник / Подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Ю.А. Лимонова. Л. : Лениздат, 1989. - 542 с. -(Библиотека «Страницы истории Отечества»).

172. Россия в XVIII столетии: Сб. Вып. 1. М., 2002. - 129 с.

173. Россия в XVIII столетии: Сб. Вып. 2. М., 2004. - 357 с.

174. Россия при царевне Софье и Петре I: Записки русских людей. -М.: Современник, 1990. 444 с.

175. Рощина P.C. Отражение норм высокого и низкого стилей в драматургии Я.Б.Княжнина: Автореф. Дис. . канд. филол. наук / P.C. Рощина. Л., 1966. - 20 с.

176. Мотивы. Образы. Язык: Межвуз. сб. науч. тр. Куйбышев: КГПИ, 1986. -108 с.

177. Русская драматургия XVIII века / Сост., авт. вступ. ст. и коммент.

178. Г. Н. Моисеева. М.: Современник, 1986. - 539 с.i

179. Русская литература век XVIII: Сб. В 2 т. Т. 2. Трагедия / сост., подг. Текстов и коммент. П. Бухаркина и др.; Вступ. ст. Ю. Стенника. - М.: Худож. лит., 1991. - 718 с.

180. Русская литература XVIII начала XIX вв. в общественно-культурном контексте: Сб. ст. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1983. - 328 с. -(XVIII век. Сб. 14).

181. Русская литература XVIII века / Сост. А.Р. Курилкин, M.JI. Майофис.; Редкол.: M.JI. Гаспаров и др.; Ин-т « Открытое о-во»; М: Слово/Slovo, 2001. - 605 с. - (Пушкинская библиотека).

182. Русская литература XVIII века в ее связях с искусством и наукой: Сб. ст. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. - 293 с. - (XVIII век. Сб. 15).

183. Русская литература XVIII века. Классицизм / Сост., вступ. ст., коммент. Т.А. Калгановой. -М.: Дрофа: Вече, 2002. 222 с.

184. Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма: Сб. ст. / под ред. П.Н. Беркова, И.З. Сермана. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1964. - 294 с. - (XVIII век. Сб. 6).

185. Русские мемуары: Избр. страницы 1800-1825 гг. М. : Правда, 1989. -619 с.

186. Русский драматический театр: Энциклопедия / Под общ. ред. Андреева М.И. и др. М.: Большая рос. энцикл., 2001. - 567 с.

187. Серман И.З. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира / И.З. Серман. Л.: Наука, 1973. - 284 с.

188. Смирнов И.П. Новый историзм как момент истории: (По поводу статьи A.M. Эткинда «Новый историзм, русская версия») / И.П. Смирнов // Новое литер, обозрение. М., 2001. - № 47. - С. 41-71.

189. Смолина К.А. Русская трагедия. XVIII век. Эволюция жанра / К.А. Смолина; РАН. Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького. М.: Наследие, 2001.-208 с.

190. Со шпагой и факелом: Дворцовые перевороты в России 17251825: Сб. / [Сост., вступ. ст., коммент. М.А. Бойцова]. М.: Современник, 1991.- 590 с.

191. Соловьева H.A. Английский «новый историзм»: Возрождение, романтизм / H.A. Соловьева // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998.-С. 394-400.

192. Софронова JI.А. Поэтика славянского театра: XVII первая половина XVIII века / Л.А. Софронова. - М., 1981. - 264 с.

193. Стенник Ю.В. Историософские аспекты содержания русской драматургии XVIII века: Жанр трагедии / Ю.В. Стенник // XVIII век. Сб. 19. -СПб., 1995.-С. 70-85.

194. Стенник Ю.В. О художественной структуре трагедий А.П. Сумарокова / Ю.В. Стенник // XVIII век. Сб. 5. М.; Л., 1962. - С. 273294.

195. Стенник Ю.В. Пушкин и русская литература XVIII века / Ю.В. Стенник; Отв. ред. Фомичев С.А.; Рос. акад. наук. Ин-трус. лит. (Пушк. дом). СПб.: Наука, 1995.-349 с.

196. Стенник Ю.В. Системы жанров в историко-литературном процессе / Ю.В. Стенник // Историко-литературный процесс: Проблемы и методы изучения. — Л.: Наука, 1974. — С. 168-202.

197. Стенник Ю.В. Сумароков драматург/ Ю. Стенник // Драматические сочинения / А.П. Сумароков. - Л., 1990. - С. 3-34.

198. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры / Ю.С. Степанов ; Федерал, прогр. книгоизд. России. 2-е изд., испр. и доп. -М. : Акад. проект, 2001. - 989 с. : ил. - (Summa)

199. Столетье безумно и мудро: Сборник. М.: Мол. гвардия, 1986. -523 с. - (История Отечества в романах, повестях, документах. Век XVIII).

200. Стоюнин В.Я. Княжнин / В.Я. Стоюнин // Библиотека для чтения. 1850. - Т. CI, Кн. 5, Отд. III; Т. CI, Кн. 6, Отд. III; Т. СП, Кн. 7, Отд. III.

201. Сумароков А.П. Драматические сочинения / А.П. Сумароков. JL: Искусство, 1990. - 477 с.

202. Сын Отечества. СПб., 1817. - Ч. XXXVIII. - № 23. - шонь.

203. Титова Е.И. Густав Ваза, или Торжествующая невинность: Драма в пяти действиях. Ели. Ива / Е.И. Титова. СПб., 1810. - 75 с.

204. Тойбин И.М. Пушкин и философско-историческая мысль в России на рубеже 1820 и 1830 годов / И.М. Тойбин. — Воронеж: Изд-во Воронеж, унта, 1980.- 123 с.

205. Тойбин И.М. Пушкин. Творчество 1830-х и вопросы историзма / И.М. Тойбин. Воронеж, 1976. - 280 с.

206. Токарева Г.В. Проблема историзма и автобиографическая литература конца XVIII начала XIX в. / Г.В. Токарева; Вильн. ун-т. -Вильнюс, 1988.-20 с.

207. Томашевский Б.В. Историзм Пушкина / Б.В. Томашевский // Пушкин. В 2 кн. Кн. 2 / Б.В. Томашевский. М.; Л., 1961. - С.

208. Травников С.Н. Путевые записки петровского времени:

209. Пробл.историзма): Учеб. пособие / С.Н. Травников; Науч. ред.

210. Н.И Прокофьев; Моск. гос. пед. ин-т им. В.И. Ленина. М., 1987.- 101 с.

211. Трельч Э. Историзм и его проблемы: Логич. пробл. философии истории / Э. Трельч. М.: Юрист, 1994. - 719 с - (Лики культуры).

212. Три века: Россия от смуты до нашего времени: Ист. сб. В 6 т. Т. 3. XVIII век. Первая половина. Т. 4. XVIII век. Вторая половина / Сост. A.M. Мартышкин, А.Г. Свиридов. -М., 1992. 574 с.

213. Трудолюбивая пчела / Изд. А.П. Сумароков. — СПб.: тип. Акад. наук., 1759. Сентябрь.

214. УайтХ. По поводу «нового историзма» / X. Уайт // Новое литер, обозрение. М., 2000. - № 42. - С. 37-46.

215. УколоваВ.И. Рецензия. / В.И. Уколова // Новая и новейшая история. М., 1996. - № 3. - С. 214-216. - Рец. на кн.: Трельч Э. Историзм и его проблемы: логическая проблема философии истории. -М., 1994. - 684 с.

216. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 4-е изд.- М.: Политиздат, 1981. - 445 с.

217. Французова Н.П. Рецензия. / Н.П. Французова // Новая и новейшая история. М., 1989. - № 6. - С. 193-195. - Рец. на кн.: БаргМ.А. Эпоха и идеи. - М.: Наука, 1987. - 350 с.

218. Фридлендер Г.М. История и историзм в век Просвещения / Г.М. Фридлендер // Проблемы историзма в русской литературе. JL, 1984. -С.

219. Чадаев А. Новый историзм Электронный ресурс. / А. Чадаев // Русский журнал. режим доступа — http://www.russ.ru/pole/Novyi-istorizm.

220. Чайковская О.Г. Императрица: Царствование Екатерины II / О.Г. Чайковская. Смоленск: Русич, 2002. - 472 с.

221. Человек в контексте культуры. Славянский мир: Сб. ст. М.: Индрик, 1995.-234 с.

222. Человек эпохи Просвещения: Сб. ст. / [Отв. ред. Кучеренко Г.С.]; Рос. акад. наук. Науч. совет по истории мировой культуры. Комис. по культуре просвещения, Ин-т всеобщ, истории. -М.: Наука, 1999.- 223 с.

223. Черников М.В. Царство и имперство как философемы русского общественного сознания / М.В. Черников // Русская философия: Новые исследования и материалы. СПб., 2001. - С. 222-225.

224. Шартье Р. История и литература / Р. Шартье // Одиссей: Человек в истории.-2001 .-М., 2001.-С. 162-175.

225. Штелин Я. Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России. В 2 т. / Я. Штелин. М., 1990. - 2 т.

226. Эйдельман Н.Я. Из потаенной истории России XVIII- XIX веков: монография / Н.Я. Эйдельман; Вступ. ст. А.Г. Тартаковского. М.: Высш. шк., 1993.- 493 с.

227. Эйдельман Н.Я. Твой восемнадцатый век / Н.Я. Эйдельман. М.: Дет. лит., 1986.-284 с.

228. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А.' Ефрона. Т. XV. Керосин Коайе. - 1895. - 478 с.

229. Эткинд А. Два года спустя / А. Эткинд // Новое литер, обозрение. -М., 2001. -№47. -С. 103-112.

230. Эткинд А. Новый историзм, русская версия / А. Эткинд // Новое литер, обозрение. М., 2001.-№ 47. -С. 7-40.

231. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь: Очерки психопоэтики рус. лит. ХУШ-Х1Х вв. / Е.Г. Эткинд. М.: Яз. рус. лит., 1999.446 с. - (Язык. Семиотика. Культура).