автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему:
Творческая биография и текстология А.П. Платонова (в художественной лаборатории писателя)

  • Год: 1992
  • Автор научной работы: Корниенко, Наталья Васильевна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.02
Автореферат по филологии на тему 'Творческая биография и текстология А.П. Платонова (в художественной лаборатории писателя)'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Творческая биография и текстология А.П. Платонова (в художественной лаборатории писателя)"

3

9?]

РОССИЙСКАЯ АЗСЛДЕНШ НАУК /НСТЧТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ИНЕЯЕ А.М.ГОРЬКОГО

На правах рукописи

КОРНИЕНКО Наталья Васильевна

ТВОРЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ И ТЕКСТОЛОГИЯ А.П.ПЛАТОНОВА (В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛАБОРАТОРИИ ПИСАТЕЛЯ)

10, 01. 02 - литература народов СССР (советский период)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических на/х

Москва- 1992

Работа выполнена в секторе Истории русской советской литературы Института мировой литературы имени А.М.Горького РАН.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор В.Е.Ковский, доктор филологических наук, профессор Н.А.Грознова, доктор филологических наук, профессор В.А.Лазарев.

Ведущая организация - кафедра русской литературы XX века государственного педагогического университета (Санкт-Петербург).

Защита состоится "ff" ^^ 1992 года в^^асов на заседании Специализированного совета Д 002.44.02 по филологическим наукам при Институте мировой литературы ик. А.М.Горького PAHCI2I069, Москва, ул.Воровского, дом 25а).

С диссертацией ногсно ознакомиться в библиотеке ИМДИ ик. А.М.Горького.

Автореферат разослан

Ученый секретарь Специализированного совета доктор филологических каук

Н.Н.Воробьева

(Q) Институт мировой литературы им. А.Н.Горького, 1992

'.-ог- ;

г

Степень разработанности темы я ее актуальность.

В естественной эйфории, последних лет, связанной с публикациями главных книг Андрея Платонова, незаметно отошли на задний план вопросы культуры возвращения этого уникального наследия" русской литературы XX века. Есть определенные, фундаментальные аспекты описания любого историко-литературного явления, которые остаются в платоноведениа областью зштцих белых пятен. Думается, что 90-е годы завершает агорой этап изучения и постижения творчества Платонова, начало которому положило издание в 1958 году сборника рассказов писателя. За эти три деся-•тилетия основные произведения Платонова опубликованы; усилиями писателей, критиков, литературоведов много сделано для изучения и пропаганды творчества писателя. Это работы Л.Шубина, С.Бочарова, В.Васильева, Н.Малыгиной, С.Семеновой, В.Чалмаева, В.Эй-диновой, Т.Никоновой, Г.Белой, В.Свительского, Н.Полтавцевой, Е.Яблокова и др. Велика и карта зарубенвого платоноведения:" М.Геллер, М.Кох- (Франция), Т.Лаягерак, В.Кейс (Голландия), • Е.Толстая-Сегал (Израиль), Л.Дебюзер, Г.Гштёр (Германия), В: и Р. Сливов стае (Польша) и др. В 70-е годы на двух берегах платоноведения - в работах Л.Шубина и Т.Лангерака - были сформулированы вопросы научной биографии Платонова. Однако и сегодня желаемым остается равновесие общеэстетического и историко-литера-турног?%одходов к изучению творчества Платонова. Перевес в нла-тоноведении первого подхода не снимает, а еще в большей степени драматизирует вопросы восстановления елейных и драматических реалий творческой биографии писателя и судеб его произведений.

Показателен для сегодняшнего этапа платоноведения тог факт, что имени писателя нет на в одном из указателей ИНИОН АН' СССР (1976, 1983),' посвященных текстологии русской литературы. За последние два десятилетия филологическая наука выдвинула интересные концепции "Города Градова", "Котлована", "Впрок", "Дясая". Однако практически отсутствуют работы как по истории текста, так и тзорческой истории произведений Платонова. Приблизитель-

ность датировки, работы писателя над произведением снижает и концептуальный потенциал работ, посвященных творчеству Платонова. Так, повесть "1Ьенильное море", написанная в конце 1931 года, датируется 1934 годом. Ложность датировки сказывается на интерпретации историко-литературного контекста, в котором вырастала повесть. В отношении к трагедии "14 Красных Избушек" исследовательский допуск достигает уже 4-5 лет: пьеса, написанная в 1932 году, датируется 1936-1937 годом. Этот печальный ряд можно было бы продолжить. Вопросы творческой биографии и текстологии Платонова высвечивает и целый веер проблем в области интерпретации эстетической материи платоновской прозы. Не выдерживают серьезной текстологической критики прежде всего сами объекты исследования - тексты "Города Градова", "Эфирного тракта", "Котлована", "Лдан"... Белые пятна в творческой биографии писателя, заполняясь не фактологией, а исследовательскими гипотезами, сказались и в представлении эволюции художественной системы Платонова. Так, в 60-70-е годы как в отечественном, так и зарубежном платоноведении утвердилась концепция "качественных изменений" в эстетике писателя ЗО-х годов. Однако, рассматривая рассказ Платонова 30-х годов как преодоление социально-метафизической системы "Чевенгура" и "Котлована", было пропущено ключевое звено в творческой биографии Платонова 30-х годов - работа над романом "Счастливая Москва", из жесткой поэтики которого вырос рассказ Платонова 30-х годов, повесть "Джая", язык литературно-критических статей писателя.

В контексте обозначенных, неразработанных проблем платсяо-ведензя, которые имеит фундаментальный характер, определяется цель, задача и предмет исследования докторской диссертации. В центре работы - проблемы творческой биография и текстологии А'.'" Платонова.."История текста (в игроком смысле этого слова), - писал в 1927 году Б.В.Тоыашевский, - дает историку литературы материал движения, который не лежит на поверхности литературы, а скрыт в лаборатории писателя"В диссертации реконструируется история текста произведений Платонова к те узлы его творческой биографии, что восстанавливаются на пересечении самых разнообразных материалов и дазг возможность прояснить сыыслообразущже

1 Томашевсхий Б. Писатель и книга. Ы., 1959. С. 148.

доминанты художественной системы писателя. 3 отношения к наследию Платонова исследование творческой лаборатории представляется одним из центральных направлений научного постижения художественного феномена этого писателя. Более того, разработка зтого направления будет работать одновременно, как на проблемы историко-литературные, так и сугубо текстологические. 3 широком историко-литературном и философском контексте з диссертации прослеживаются этапы работы Платонова над произведением: формирование замысла, источники материала, наброска и варианты, характер авторедактуры рукописи, этапы прижизненной и посмертной издательской судьбы текста.

Диссертационное исследование строится на яоеом источниковедческой материале: I) черновики и рукописи Платонова, 2) записные книжки, 3) авторизованные машинописи и кашяошси с редакторской правкой, 4) издательские договора, 5) переписка. Автором работы изучались архивы Платонова (ЦГАЛИ, архив М.А.Платоновой, ИРЛИ), Союза писателей, журналов, издательств, писательские архивы ЦГАЖ.

Результаты исследования имеют реальную перспективу их внедрения: 1-х, в подготовке канонического (окончательного) текста как опубликованных, так и неопубликованных произведений Платонова, 2-х, в подготовке научной, биографии писателя, хроники его низка а творчества, 3-х, в прояснении белнх пятен истории русской литературы, советского периода.

Проведенное исследование комплекса вопросов творческой биографии и текстологии Платонова определило содержание и структуру диссертации.

Содержание диссертации

Первая глава диссертация - "Повесть А.Платонова I92S-IS27 годов: текст ж контекст" - состоит из 6 параграфов: I. J истоков пародий Платонова 1923 года на левое искус-' • ство. - 2. История текста повести "Зфнрянй тракт". - 3. Источника и стиль повести "Епифанскке шлюзы". - 4. Три редакции "Города Грэдова". - 5. К тзсрческоЗ истории псзестз "Сокровенный человек". - 6. lía пути к роману "Чевенгур".

Андрей Платонов принадлежал к генерации шсателгй, прзыед-шех в литературу с революцией 1917 года. Как кардинально яовнй этап в истории России е мировой истории воспринял резолкщик; молодой Платонов. Мучительное осознание смысла революции в истории национальной кизнн е культуры вырастало в глубинное приобщении писателя к той драме идей, которая обнаружила себя в русской культурэ рубека III и XX веков. Кроме того, Платонов, пожалуй, единственный в генерации его писателей-сверстников, кто прошел к середине 20-х годов не только теоретическую, но г практическую школу политэкономии социалистических преобразований России. Кривизна самого пути вхождения Платонова в большую литературу не просто факт его биографии, но и важный фактор формирования творческой позиции зрелого Платонова, его отноззяик к феномену советской литературы.

В феврале 1926 года на Всесоюзном съезде мелиораторов Платонов избирается в состав ЦК Союза сельского хозяйства ж яесгнх работ; в июне этого ке года он перееззает из Воронена в Москву. Через четыре недели работы распоряжением секретаря ЦК Со:сеа Платонов увольняется с работы и остается в Москве без работы и без пель.1. Именно в это время оя обращается за есшцью к редактору "Красной нова", руководителю "Перевала1'' А.К.Воронсколгу -с просьбой о встрече и публикации на страпгцах журнала сво:их пролз-здзний. На страсщах "Красной нови" в этот год произведения Платонова на появится; литературная июнь 1923 года изобиловала драматическими ьоллхзаяьа борьбы РДППа к "Перевала", и в этс:л контексте вряд дг йог лргвлечь вязканае какому кенеззстнЕй писатель из провинция. Из Воронека Платонов привез рассказа ' • "Песчаная учительница", "О потухшей лампе Ильича", "Лунная бомба", "Антисексус" (первый вариант). Уге ь Москве он напишет статья "Фабрика литературы" и начинает работать над повестью "Зфирный тракт".

Констекст написанных в 1926■году произведений Платонова • примечателен своим разнообразием, как тематическим, так ж стилевым. Маленькому гарои-деятола "Пеочааой учительницы", рассказу, пронизанному интонацией трагического стоицизма, высвечивающей высокий кравствеишй сгасл кязяи учительницы Нарыкщкой, явно противостоит и по пафосу, и по стелэ герой рассказа "Лунная бомба". Этот рассказ почти эмблекатично запечатлел основные

теаиом лэодотарской гуяъч'уъгл начнпго Нготонояч, дяя им нолг.з оарпдз.чепясй традицией. В дсыапнеи архиве Платонова .•щузпгй! брошюры Х.Циолковского, романы З.Верна, Г.Уэлса, "на--¿як; рс::ан" Ш.Нсрдмана "Эйнштейн и Вселенная" (1923). Внима-чо-ш-о тлтат Етатезез каагу А.Рифлпяга "Еовая мировая война" ("¡¿tw, iriM44?st страягцк, где речь идет о ясвой - эйкятейнов-firco'ii- •■ тс/ягеяцза материл. Работая над рассказом "Лунная бомба", пт-этолсч!, пожалуй, впервые в сзоей художественной лаборатории сталкивает научную этику нового века и христианскую. В наброске к очерку "Питомник нового человека" он откомментирует в это время последствия для мира и человека того "узла религии с физикой" (А.Блок), что принес новый век. Война 1914 года (ключевой хронотоп мира творчества Платонова 20-30-х годов) определяется писателем как итог разрыва "в голове человека" между социологией и естествознанием и забвения "завета об одновременной работе над миром и над самим собой". Две логики мировосприятия (научная и христианская) предстали для Платонова к середине 20-х годов не только в разности своих традиций и гносеологических корней, но и в изначально противостоящих философских традициях решения онтологического вопроса. Примечателен для художественной лаборатории Платонова и тот факт, что именно герою рассказа "Лунная бомба", носителю идей социал-космизма, отдавал писатель "авторство" за изобретение аппарата антисексус (первый вариант рассказа "Антисексус"). Анализ этапов работы Платонова над текстом рассказа "Антисексус" позволил прояснить некоторые аспекты творческой позиции писателя в литературной борьбе середины 20-х годов. В "Отзывах знаменитых людей" (первый вариант • текста рассказа) Платонов осенью 1926 года убирает "отзыв" Маяковского (поэта) и вписывает вместо него "отзыв" ведущего теоретика ЛЕФа В.Шкловского, дважды редактируя его "слово". Предисловие к рассказу ("От переводчика") и финальное "Примечание фирмы" дописываются на последнем этапе работы, конкретизируя тему "антисексуса" для современной литературной ситуации. Рассказ подключался не просто к дискуссиям по проблемам "пола" в советской литературе, но к более глубинному диалогу между "рационалистами" и "интуитивистами", который начался в конце 1926 года. Пародийные аспекты "Антисексуса" по отношению к левому искусству, его прагматизму и рационализму по-новому проясняет статья Платонова

"Фабрика литературы". Пародирущее поле этой статьи всеобъемлюще: "неореализм" перевальцев, лефовские, рапповские, конструктивистские идеи нового искусства попадают в один ряд, одно пространство. "Фабрика литературы" стала и платоновским ответам В.Шкловскому, автору книги "Третья фабрика" (1926). Ей один из теоретических принципов нового этапа российской словесности, предложенных в книгах Шкловского 10-20-х годов ("теория монтажа" , "заготовок", "стилевого приема", игрового принципа эстетики, второй профессии и др.), не пройдет мимо пародирующей интонации "Фабрики литературы".

Пародии 1926 года не только откристаллизовали"творческую позицию Платонова в литературной борьбе 20-х годов, но и стали • важным механизмом формирования смыслообразовательных начал стилевой системы его повести 1927 года.

-Трудно сказать, как сложилась бы в первый год московской жизни человеческая е писательская судьба Платонова, если бы не поддержка Г.З.Литвина-Молотова. Осенью 1926 года издательство "Молодая гвардия" заключает договор с Платоновым, на избранное его произведений, а в ноябре 1926 года Платонов уезжает на работу в Тамбов (должность - заведующий подотделом мелиорации Г37). В Тамбов Платонов увозит и написанные первые главы повести "Эфирный тракт\

В диссертации подробно анализируются источники рукописи повести "Эфирный тракт", авторская и редакторская правка в машинописных экземплярах повести, прижизненная и посмертная издательская судьба текста повести. В фундамент аюякты, сгустка культу--рологки платоновских повестей 1927 годатг^тат^^Сигдрони.а сознания" (1923), посвященная вопросам "морфологии истории" О.Шпэег-лера, статья, не проаедшая цензуру воронежской пэчахи, Работа над "Зфирным трактов" совпала с ожесточенной полемикой между идеологами партии (Я.Троцким, Н.Бухариным, ¿.Луначарским) по фундаментальным вопросам развития советской культуры. Опыт аяалеза книги Шпенглера "Закат Европы", работы, отличаидейся европоцентрическим взглядом на законы развития любой цивилизации, давая Платонову возможность откомментировать в середине 20-х годов основные положения теоретиков социалистической культуры и опыт -собственных теоретических построений начала 20-х годов. В диссертации приводится реконструированный по рукописи и машинописи

текст первой части статьи- "Симфония сознания" и дается анал.- -лаборатории авторедактуры этого источника в текст повести. История аюниты это своеобразный историко-культурный метатс.от, даалогизирущий саше разнообразные сюяетныз линии по'/.оти. Ашнта включает весь веер теорий прогресса И века, 'ак ради-кально-марксистскуи (во всех ее вариантах), так и 'ахнократиче-скую в традицию европоцентрического, линейного г.тгляда на историческое развитие России.. Аюяита комментирует ':уть героев-идеологов повести, изначальную конфликтность и химеричность их целей в контексте той истории великорусского этноса, что задана в первой главе повести. Эта часть первой главы, как и азонита будут з 1927 году вычеЗшутн редакторами повести. Б диссертации восстанавливаются источники и контекст, что стояли за первой главой повести, характер реминисценций из крамольных глав'"Мирного тракта" в последующих повестях Платонова 1927 года. Прослеживая характер, направление прижизненной и посмертной редакторской -правки текста повести, в работе делается вывод о том, что текстологические беды "Эфирного тракта" способствовали рождению исследовательских концепций повести, прямо противоположных смыслу ее содержания. В художественной лаборатории Платонова 1926 года именно в отрицательно-полемической эстетической установке первой главы "Эфирного тракта" ("Это неправда, что в этих равнинах и полулесных краях яивет сплошной русский народ") был уяе заложен сюжетный нерв исторической повести писателя - "Епифан-ские шлюзы".

Работа Платонова в январе 1927 года над повестью "Епифанс-кие шлюзы" рассматривается в диссертации, в игроком'контексте "петровской темы" в русской культуре XI'века. Особое внимание сконцентрировано на анализе-платоновских набросков 1925 года и-его статей января 1927 года, в которых затрагиваются самые разные аспекты петровской - "старой", как ее-называл Платонов, -теш: "О дешевом водном транспорте", "О создании местного коммерческого транспорта"; "Очерки бедной области", "Страна бедняков" и др. Звимание писателя к молекулярный процессам народоведческих проблем прошлого и настоящего Россяи нэ могло не прийти в определенный конфликт с глобальными долцепцпямя петровской эпохи советской прозы 20~г годов, а такззз с тем источшко-

ведческам материала;, что стаял за историей строительства Епе-факских шлюзов. Не случайно и в сознании самого Платонова, о чем свидетельствуют его письма из Тамбова, источники повести и ее стиль существовали а достаточно напряженных взаимоотношениях. Реконструкция источников повести позволила нам в анализе ее поэтики показать, как шел процесс преодоления "славянской вязью" (платоновское определение стиля "Епифалских шлюзов") сложного и разнонаправленного источниковедческого материала, что стоял за повестью о петровской .эпохе. Фантастическая и историческая повести предвосхитили поле вопросов Платонова к тем многочисленным концепциям прошлого и настоящего России, что были в центре общественного сознания 1927 года, предвосхитили и" задали индекс прочтения событий настоящего в контексте исторической и культурной традиции.

Завершив историческую повесть, где епифанским баба;,: будет отдана разгадка причин неудач претворения в жизнь грандиозных петровских планов ("А что воды мало будет и плавать нельзя, про то бабы в Епифани еще год назад знали"), Платонов приступает е феврале 1927 года к работе над "Городом Градовым".

Рассказ "Город Градов (Заметки командированного)" был написан в течение двух недель. Дата завершения рассказа - Т! февраля 1927 года - указана е рукописи; начало работы мы датируем 3-5 февраля. Эту дату га выводим из анализа авторедактуры рукописи. Проведенный анализ позволяет утверждать, что пераотолчко:/. к написанию рассказа послужила не столько кампания борьбы с бюрократизмом, проходЕзая под знаком решений 2У партконференции, а реальные события культурной жизни января - начала февраля • 1927 года: "Злые задатки" Н.Бухарина и.его доклад на ХХ1У ле-' нинградской партконференции, публикация в январе 1927 года поэмы "Деревня" Н.Клюева, статья А.Безыменского о поэзии Н.Клюева "Русское дело" и др. В рассказе "Город Градов" все эти события кашли свое отражение в са»лых разных эпизодах: экспозиция рассказа, заметки Шмакова о Ленине - "новом Иване Калите", диалоги Шмакова и домохозяйки о дальних деровнях г др. Рукопись сохранила не только карщрут Шкакоза (Москва - ГрадоЕ), но и авторство первой главы, повествующей о ГрадоЕе как оплоте старорусской жизни и черносотенства: "... Иван Федотыч эха" из Ыосквн с

дадеяик е;,г/ затеняем. /.../ Думал Шмаков зик раз зро то, что было jwssciho про Граасв и что в ;х ш <? рассказано ¡"Разрядкой обозначен текст, вымаранный з рукописи рассказа. - íT.X.).

В д-чссэртаппи анализируется следующий этап работы над "Городом Градовым": прочитаны пометы а замечания на полях машинописи рассказа, сделанные Г.З.Длтвияым-Молотозым, реконструировал '¡?от диалог/что состоялся з марте 1927 года между писателем z его духовным наставником. Рассказ-хроника о борьбе Москвы-центра и идеологов Градова, за которой легко угаднзается параллель с ИГ веком, зременем становления идеологии московского централизованного государства, борьбы Москвы с некопорной Тверью, вызвал у Яитвика-Молотова слоккое отношение. Молотов предлагает Платонову радикально переработать текст рассказа: убрать страницы, где проглядывает "сатира на зсе строительство, па весь СССР" (запись на полях 14 страницы малшяопяси). Платонов принимает это предложение: з записках Шмакова опускаются страницы о Ленине, конфликт с всероссийского ноникается до губернского (вместо Москвы вписывается губернсгай город Талломов, а Градов превращается в центр уезда). Переработка текста была проведена быстро: вписывается новый эпигрей, расширяется предыстория Градова, усиливается "действенность" повествования (одно из понеланий Молотова), дописываются новнз сюгетн, полностью переписывается сцена пирушки. Анализ работы Платонова зад "словом" Бормотова на пирушке позволяет нам предполозсить, что этот персонаж "Города Градова" несет большую эпическую идею, пусть и в ироническом варианте. Примечательно, что Бормотова, гения бюрократии наоборот, защитника стабильной ензви "испуганных гра-довцев, Молотов предлагал Платонову sqcteo наказать: "А потом посадить надо его в тюрьму" (запись на полях последней главы градовской эпопеи). Но Платонов на всех этапах работы над "Городом Градовым" сохраняет пизнь своему герою; от Бормотова тянется нить к образу консерватора Умрищева с его лозунгом "Не суйся!". Редактирует Платонов и пятую глазу, увеличивая количество "беспрерывных обязанностей" в стрыздсм калацдаре Чалого (в работе приводится источник пародии кагзндаря - рубрика "Тамбовский день" в газете "Тамбовская правда11). Несколько раз возвращался Платонов к теме водяных каналов довести, в которой

петровская тема "Епифанских шлюзов" обретает своего современного, иронического двойника. Переписывая этот сюжет, Платонов только менял направление каналов (то они должны кончаться с Персией, то Каспийским морем, то Сибирью), все более углубляя абсурдность строительства каналов на "тихоходных реках". В новой редакции "Город Градов", теперь уже повесть, также читает Литвин-Молотов и ставит ряд вопросов перед Платоновым. Анализ авторедактуры нового этапа работы над повестью позволил приоткрыть в художественной лаборатории "Города Градова" контуры рождения некоторых узлов современной части романа "Чевенгур". В диалогах с Литвияым-Молотоэым (она реконструируется по машинописи с авторской и редакторской правкой) создается третья редакция "Города Градова". В этом виде повесть предлагается Лит-виннм-Молотовым в'журнал "Молодая гвардия", отклоняется редактором 'В.Ермиловым и, очевидно, уже на стадии верстки включается в книгу "Епифанские шлюзы" (1927). Параграф завершает анализ правки, внесенной Платоновым в издания повести 1928 и 1929 годов.

Творческая история повести "Сокровенный человек", написанной Платоновым весной 1927 года после возврашения из Тамбова в Москву, составляет предмет исследования следующего параграфа первой главы. Анализируется характер правки в рукописи повести: ее первое название ("Страна философов"), эпиграф ("Бедность -аномалия. Форд"), отсылающий к книге Г.Форда "Сегодня и завтра" (1927), первый вариант сноски к названию повести, биограйичес-■ кие й политические аллюзии ряда деэлогое, опущенных уке в рукописи. Для исследования творческой истории повести привлекается машинопись с пометами Литвина-Болотова, а такие верстка "Сокровенного человека" с правкой Платонова. Творческая история повести рассматривается в коЕтаксте советской литературы о гражданской войне и диалога иезду "рационалистами" и "интунтивисташ"-1926-1927 годов. Полемичность повести обнаруживается нз просто, она лишена публицистичности будущих рассказов-хроник, где мяо-' гие закодированные в подтексте поъестд идеологеык будут инведе-яы на уровень открытнх идеологических определений. В это:.; смысле "Сокровенный человек" одна из загадочных повестей Платонова, наполненных неповторимым очарованием тайны искусства. Рукопись "Сокровенного человека-1 позволяет врярг'крнть лабораторию рояде-

- Г? -

Ш5Я позтзкз понести.

Реальные исторические события повести мерцают в многообразии смыслов и источников из интепретации. Платонов как бы стремится преодолеть внешний, причинно-следственный уровень описа-' ния события, восстановить изначальную многослойность исторического течения национальной жизни. Так, например, в экспозиции одного из центральных эпизодов повести - Пухов в "потоке несчастных людей на Царицын" - Платонов меняет восклицательные - знаки и "Падения Дайра" А.Малышкина, и "2елезного потока" А.Серафимовича, память о которых хранит повесть, на многоточие и вопросы. Опыт "Епифанских шлюзов" позволил автору развернуть время первых послевоенных месяцев проявленным на молекулярных уровнях народной жизни: "Голод до того заострил разум у простого народа, что он полз по всему миру, ища пропитания и перехитрив законы всех государств". Этим великим обыденным опытом наделены и бабы из Тверской губернии, "носимые по всему свету на любопытством, а нуждой", хромой калека и сам Пухов. Именно сокровенный человек, ощущая полное сиротство человека в истории и болезнь бытия, благославляет традицию народного житейского опыта с его приоритетом жизни над ее осознанием: "Хорошо, что люди тогда ничего не чуяли, а жили всему напротив". В рукописи Платонов вымарывает в этом предложении ту его часть, где достаточно полемично по отношению к "наученным" политруком красноармейцам проясняется высокий смысл стихии народной жизни: "... ничего тогда не чуяли, потому что ничему не научены б ы л и , а жиж...".

Образ Фомы Пухова - главное открытие повести "Сокровенный человек". Этот органически умствующий герой, центральный для всего последующего творчества Платонова, подчинен одновременно идбе жесткого анализа и универсального синтеза, являясь в каждой точке повествования высшим и постоянным единством материала и формы, фабулы и сюжета. В этой своей генеральной ковцептуаль-ности романного содержания сокровенный человек генерировал новый космос, по-своему взламывая социологический и равно тематический подходы к жизня и культуре. Анализируя систему и законы смеховых миров, творцом которых является Фома Пухов, драматический характер "смехового эха" повести, мы делаем вывод о том, что в этом герое Платонов синтезирозал в глобальное противоречие

противоположные тенденции национальной культуры, которые закреплялись за народен (вера) и интеллигенцией (культура). Б пути Пухова Платонов художественно реализует один из ключевых образов символов крамольной аюниты - "вера-сомнение". Б логике этого, одного из центральных образов-символов всего творчества Платонова, анализируется работа писателя над страницами повести, посвященными Новороссийскому десанту (это наиболее правленные страницы рукописи "Сокровенного ¡человека"). Материал этой сцены! исторически конкретный (штурм Перекопа), нашедший свое отражение как в мемуарах, исторических работах 20-х годов, так и в литературе ("Падение Дайра" А.Малышкина). "Множества" Малншш-на идут завоевывать прекрасную страну Дайр, ведомые одновременно "зовом желудка" и "жаждой всемирной справедливости". Сила их -в связи с природой, с землей, в отсутствии той рефлексии, которой наделяется их враг - "последние". Образ "множеств" Платонов прояснял несколько раз, подходя к истокам их веры. В рукописи из коллективного портрета этого героя вычеркивается достаточно определенная характеристика: "... без памяти о любимых родственниках". Платонов фиксирует прежде всего неисчерпаемость последствий (повтор союза "поэтому" почти захлебывается в своей устремленности в бесконечность) этого забвения, стоящего у истоков восстановления человекобожия. Сила Платонова - не в обличении этих героев, а во вскрытии общего трагизма гражданской войны: это Голгофа без Гефсиманскогс сада с его мучительным переживанием тайны жизни и трагедии смерти. Красноармейцы же - "... они были не известны самим себе". Это ключевое предложение вписывается чернилами в уже завершенную рукопись повести, приоткрывая трагическое пространство пролетарских софиаяцев романа "Чевенгур". Они добровольно идут на смерть во имя будущего, отсеченные от столь важного понятия народной этики, этика епафансках баб, как жалость: они не жалели себя, они не жалели и других. Этот религиозный культ человека, его "тайного тайных" так и останется тревожным вопросом и в финале повести: "Отчаянная природа перешла в лвдей и смелость революции. Вот где таилось для него сомнение". Это умозаключение Фомы Пухова и было ответом -Платонова "интуитивистам" 1927 года.

Сирота, странник, мастер, юродивый, вредитель... Эти ипостаси сокровенного человека - знака разрушенной целостности на-

циональной лизни. Образ Пухова - это и платоновское откровение о трагичности разрушенности дома-очага, связи вреугк, мысли и души человека. "Сокровенный человек" стал и перв'.м попыткой писателя наметить в характере героя путь к открытию в себе сына этого мира через мучительное осознание истории как общечеловеческой драмы. В диссертации подробно анализируется работа Платонова над страницами рукописи, посвященнся сцене Пухова "среди природы". Этот сшет усиливался Платоновым в своей внутренней полемичности по отношению к самым разнообразным концепциям объяснения человека из народа: "... нигде человеку конца не найдешь и масштабной карты души его составить нельзя". К этой заключительной редакции писатель пришел не сразу: вписывается -"масштабной", а первоначальная, вариантивная форма - "... души его яе составить" - заменяется утвердительно-отрицательной: "... составить нельзя". Добиваясь полифоничноста этой сцены, Платонов убирает и заключительное предложение абзаца, где авторская позиция сливается со "словом" героя: "Так думаю я, когда теперь вспоминаю Пухова". В "Сокровенном человеке" полемично эстетическому рационализму "Разгрома" А.Фадеева именно Фоме Пухову Платонов отдаст -формулирование идеи собирания нации и человека -воскрешения "убитых - красных и белых". В закреплении объединяющих начал жизни в эпоху катастрофических исторических и культурных потрясений национальной жизни - главное откровение сокровенного человека. Именно откровение, ибо появившиеся к финалу повести два собора (8 и Э главы), собор революции и собор коммунизма, представляют возможность драматического течения жизни. В рукописи за "собором революции" была закреплена конкретная социально-политическая реальность: " - Это 3-ий Интернационал что ль? - сообразил секретарь ячейки". В художественной лаборатории письма Пухова вырисызаваются контура иного собора, "назло всему народу построенном летом на Базарной площади", которые' будут развернута в "Чевенгуре". Финал повести (диалог Пухова и-мЕшяззста о утре) - это взрыв фалософско-зультурного диалога повести,- отличакщегося лвоей незавершенностью (все. завериэяяне характеристики Платонов убирает в рукописи). "Рейолюционное вполне" - зто и микрознак споров Пухова е кошюсаром о .природе-, • это и свернутая метафора рационального гашлеяия, смысл^йбгороС" ' будут развернуты в. "'Чевенгуре",-где со всей;неизбежностью.-вста-

нет перед "умственный людьми" вопрос, взойдет ли в классово-чистом обществе солвде. Финал повести "Сокровенный человек" оставался открытым в реальность нового замысла.

Завершив в апреле 1927 года повесть "Сокровенный человек", Платонов приступает к работе над повестью "Строители страны", где развернет тот сгусток смысловой энергии, что заложен в образе красноармейцев, "крестьян из северных мест", ставших "необыкновенными людьми". Повесть "Строители страны" стала первым этапом яа пути к роману "Чевенгур".

В последнем параграфе первой главы прослеживаются этапы работы Платонова над роианом "Чевенгур" в контексте литературной жизни второй половинн 1927 года и той полемики о советском романе, что была пороадена концепцией "живого человека" ■ (В.Ермилов) . Казалось бы, бака найдена отмычка к созданию качественно нового типа советского романа: вместо толстовской "диалектики души" - "диалектический характер", в котором идет борьба Стихийного, инстинктивного с логическим (революционным долгом); идея божественной гармонии мира классического романа заменялась концепцией "гармонической личности" и т.д. Рассматривая контекст обсуждения проблем советского романа в советской критике 1927 года, в диссертации прослеживается диалог Платонова с го-' рьковскоЁ повестью о русской слободке, диалог, который сопровождал именно работу Пзатонова над романом. Повесть "Строители страны" широко комментируется в творчестве писателя в рассказах 1927 года ("Надлежащее мероприятия", "Че-Че-0"), которые своеобразно отпочковываются от современной части романа. Анализируя письмо Литвина-Молотова о новой повести Платонова, мы предполагаем, что переработка повести в роман началась на с современной части. Именно Литвин-Молотов советовал Платонову (а к его советам писатель прислушивался) написать предысторию героеЕ повести "Строители страны". В контексте дальнейшей работы над романом ключевое место занимает повесть "Ямская слобода". К середипе 20-х годов советская литература достаточно широко представила тему человека российской слободки в революции. "Ямская слобода" как бы пропускала этот ряд произведений и устремлялась к дореволюционному периоду, прегде всего к "Окуровскому ггаклу" К.Горького, чьи традиции существенны равно для "Барсуков" Л.Леонова и слободского хрояотспа романа "Города и годы" К.Федика.

Рассматривая специфику горьковской повести в ее внутренней полемичности по отношению к идеальным началам романа Достоевского, в диссертации доказывается, что платоновский Филат, предтеча Саши Дванова, наделяется романными способностями, в которых отказал Горький в "Городке Окурове" поэту Симе Девушкину. К широкому эпическому плану "Ямской слобода" примыкает новая, первая часть романа - "Происхождение тетера", где будет эстетически овеществлена нравственно-этическая линия материнского, родительского образа мира, противостоящая в романе софианцам пролетарского царства гармонии. Поиском дупи-смысла, взятом в глубинном культурно-историческом контексте национальной духовной традиции (отцы - дети, прошлое - настоящее) будет откорректирован в сюжете романа путь платоновского мастера Саши Дванова. В напряженной полемике с темой родных братьев, разведенных гражданской войной по разным дорогам жизни, - одна из ключевых доминант советского романа 20-х годов - в "Чевенгуре" будет восстановлена вечная, вневременная духовная вертикаль русского классического романа. Уход в финале "Чевенгура" Прошки Дванова, неродного брата Саши, уход "даром", восстанавливал ту дорогу кизш, по которой шли в обретении неба как высокого откровения герои романов Толстого и Достоевского. Выросши из богатой гриб-' яицы повестей 1927 года, "Чевенгур" обозначал одну из вершин русского романа XX века.

Главу завершает анализ материалов, связанных с историей прижизненных попыток публикации "Чевенгура" в 1928-1929 годах. Именно в это время Платонов становится известным советским писателем. Природа и содержание этой известности войдут в сюжеты будущих произведений писателя.

Вторая глава диссертации - "На рубеже двух десятилетий" - посвящена исследованию Творческой- биографии Платонова и судьбы его произведений рубежа 20-30-х годов. Глава состоит из 4 параграфов: I. Неоконченная повесть о детстве: текст и контекст. - 2. К творческой истории повести "Котловая": были - очерки - сценарий. - 3. История текста повести "Впрок" и язык отречений Платонова 1931-1932 годов. - 4. От комедии - к трагедии. Художественная лаборатория "14 Красных Избушек".

В этой главе диссертации предпринята попытка реконструировать направление поиска Платонова постчевенгурского этапа твор-

чества. Первый параграф главы посвящен анализу истории текста повести "Дар казни" (набросков, записей, рукописи). Формирующая активность автора "Чевенгура" в работе над повестью направлена к одной цели: заземлить метафизические идеи героя, найти путь преодоления той изначальной трагичности, что выражена в романе старым Захаром Павловичем формулой широкого философско-психологического содержания: "Он... почувствовал время, как путешествие Прошки от катери в чужие города". В одном из набросков, к повести появляется герой Вощев, наделенный повышенным страхом от возможности утратить дом-очаг. Повесть "Дар жизни" осталась на рубеже 20-30-х годов незавершенной. Эту незавершенность-по-своему комментирует запись к повести "Котлован": "Отм/енено/ слово мама". Написанная часть повести "Дар жизни" это своеобразная эстетизироваяная философема, платоновский гимн материнской любви, ее жизнетворящей и охранительной силе. В кульминационной , сцене первой главы, где прописываются мельчайшие нюансы состояния матери перед смертью, Платонов разворачивает психологическую энергию, что заключена в страницах романа о "бывших чевен-гурцах", кротко' идущих "по адову дну коммунизма". Вторая часть повести - жизнь Ивана- без матери - явно не давалась писателю. Здесь появляется в жизни ребенка революционная площадь, где мальчик услышит о революции. Сюжет повести выходил к тем конфигурациям, где логикой истории центральное место отводилось не дому, а площади. Опыт "Сокровенного человека" и "Чевенгура" обозначен в "Даре жизни" эмблематично; площадь символизировала в жизни Ивана конец его детства: "В тот день, когда Иван встретил говорящего солдата, окончилось его детство". Незавершенность повести о детстве ког.мэнтируется и проясняется нами в широком контексте теш "домашнего очага" в русской литературе начала века и 20-х годое. В творческой лаборатории Платонова рубежа десятилетий "Дар жизни" выявляет идеальные-начала его эстетики постче-веягурского этапа. Попытка претворения этих начал в область "поступающего слова" (определение М.Бахтина) встретила сопротивление самого течения времени: история не открывала пути к дому-очагу в его глубинном духовном содержании. Обрыв второй части повести "Дар жизни" глубоко символичен и эмблематичеп.

1929 год отмечен напряженным поиском Платонова в области художественных форм, адекватных идеологическому р оотетическому

содержании жизни человека "реконструктивного периода". В диссертации рассматриваются социально-политические и эстетические предпосылки создания рассказов-хроник А.Платонова» Во второй половине 1929 года Платонов создает серию былёй "из эпохи массовой жизни", задумав сразу несколько циклов. Среди них - были о похождениях деревенского изобретателя и философа Макара Прохорова. Возможно, уже имея адресат публикации, Платонов из серии былей монтирует рассказ-быль "Усомнившийся' Макар": убираются связки между былями, переименовываются герои. (Прохоров - в Галушкина, Мозговой - в. Чумового), создается новая экспозиция и финал. Статья Л.Авербаха "О целостных масштабах и частных Ма- . карах" стала важной вехой в творческой биографии Платонова (именно в это время ставится окончательная точки в истории с публикацией "Чевенгура"). Время войны советского критика с Макаром- Ганушшяым совпало с началом работы писателя над повестью "Котловая"; волевой заряд статьи Авербаха откристаллизует в платоновском воображении' вдохновенных идеологов строительства -"общепролетарского дома", чья логика, как и логика неистового Авербаха, исключала всякие сомнения в необходимости его строительства. Третье издание статьи Авербаха (газета "Правда" от 3 декабря 1929 г.) позволит Платонову завершить одну из былей* не вошедших в текст "Усомнившегося Макара" (рассказ "Отмежевавшийся Макар"). Осенью 1929 года Платонов откладывает на время уже написанные были ("Умственный хутор", "Масло розы", "Наследники Ленина", "Слушайте теперь, краткий рассказ про Филата-батрака", "Послушайте рассказ об одном мужике, который перехитрил целое ■ государство" и др.) и работает над "Котлованом". Возрожденный в былях тип сомневающегося героя стал важной эстетической доминантой повести. Хроники дали материал современности, систему ее языков. Ключевое место в творческой истории повести занимает сценарий "Машинист", ставший источником деревенской части текста "Котлована". В диссертации,подробно анализируется контекст, что стоял за работой над "Машинистом": социально-экономические комментарии Платонова к центральны?.! положениям статьи Сталина "Год великого перелома", записи лпсателя к очерку о судьбе реки Тихая Сосна, материалы воронежского ;<туря&ла "Колхоз" о со-бытиях1 которые развернулись з декабре 1929 года на месте предполагаемой съенки сценария. Анализ работы Платонова над экспо-

зицией повести и внутренними монологами Вощева позволил прояснить биографический контекст этих страниц "Котлована" и ту философскую традицию, что стоит за самыми разными модификациям понятия "истины" в повести. Традицией русского романа XIX века отмечена связь онтологического вопроса с вопросом смысла жизни человека, под знаксм которой определяется генеральная концепту-альность пути Вощева: именно этот герой открывает зияющие пустоты всех этических систем, выстроенных вне решения онтологического вопроса, и на новом историческом переломе России сформулирует идею "взыскания погибших", венчающую повесть-реквием о годе великого перелома.

Завершив весной 1930 года "Котлован", Платонов приступает к работе над повестью "Впрок". Материал для повести уже был накоплен в художественной лаборатории Платонова 1929 года - это были, которые Платонов "вставками" включает в рукопись- новой повести, проведя дополнительную редактуру. Повесть, написанная по горячим следам выступлений Сталина марта 1930 года ("Головокружение от успехов", "Ответ товарищам-колхозникам"), в первоначальном ее варианте не оставляет никаких сомнений о наличии у автора "Котлована" иллюзий по поводу декларируемого изменения политики партии. Особенно рельефно "преемственность" политики года великого перелома с идеологией "Совета социального человечества Чевенгурского освобожденного района" запечатлелась в эпизоде хроники, посвященном Крушилову (в дальнейшем - Упоеву), основой которого стала быль "Наследники Ленина". Новость "Впрок" была и вызовом советской литературе. Б диссертации реконструируется по рукописи довести текст "От составителя", которым открывалась хроника. "Надменной" назовет Платонов позицию "Перевала", задвинувшего в год великого перелома новые лозунги искусства ("моцартианства", "двияничества", "гуманизма", "искренности") . В эпизоде о воинствующем, безбожнике запечатлелся диалог Платонова с ведущим оппонентом "Перевала", критиком РАПП Л.Авербахом (основой эпизода стала быль о Чумовом, который переименовывается в хронике в Щзкотулова). Летом 1930 года' хроника "Впрок" предлагается Платоновым в ряд издательств и журналов и отклоняется ими. Писателю предлагается радикально переработать текст повести. В диссертации подробно анализируются машинопись "Впрок" с пометами рецензентов и вопросами редакторов,

а также основные направления переработки текста повести: отсечение и переработка целых эпизодов, новая экспозиция, подтекст как один из приемов защиты Платоновым ключевых эпизодов. В новой редакции повесть "Впрок" будет представлена в журнал "Красная новь" и опубликована в 3 номере за 1931 год..Публикация повести станет важной вехой в творческой судьбе писателя. В работе подробно анализируются материалы "отречений" Платонова 19311932 годов (письма 1931-1932 годов, стенограмма творческого вечера 1932 г.), диалог писателя с РАППом и его отношения с попутчиками. Обнаруженные нами материалы записей Платонова августа 1931 года (после писем-чэтречений), сделанные им в поездке по совхозам и колхозам Средней Волги и Северного Кавказа,-позволяют говорить о мнимом характере отречений писателя от собственной творческой позиции. Это подтверждается и страницами "Отмежевавшегося Макара" и "Ювеяильного, моря", где в традициях смэхового мира залечшгелись "отречения" Платонова начала ЗО-х годов. 1931-1932 года по своей продуктивности могут быть в творческой биографии писателя сравнимы только с 1927 годом, когда из широкого поля повестей выросло монументальное здание романа "Чевенгур". _

В начале 30-х годов Платонов вышел к постижению постчевен-гурской эпохи России. "Котлован" закладывал фундамент этого постижения. В августовских поездках 1931 года прорисовывались контуры некоторых сшетов "Юэенильного моря" (в начале 1932 года ■ Платонов заключает договор на издание повести). В 1932 году издательствами отклоняется "Юзенильное море", в 1933 - "Хлеб з чтение" (в диссертации приводятся внутризздательские прижизнен-' ные рецензии на эти повести). Параллельно с прозой в начале 30-х годов Платонов интенсивно работает над драмами: '"Шарманка'1 (1930), "Дирижабль" (1931), "Высокое напряжение" (1931-1932). • На конец 1931 года приходится замысел пьесы "14 Красных Избушек".

В последнем параграфе второй главы анализируется художественная лаборатория работы Платонова над трагедией "14 Краевых ' Избушек": прочитаны и откомментированы 235 страниц черновых набросков, реконструированы этапы работы (замысел, варианты каждого действия, авторедактура в машинописи и т.д).Художественная лаборатория работы Платонова над пьесой обнажает многочисленные ее связи не только с конкретным социально-политическим и

литературным контекстом начала 30-х годов (обсуждение в партийной печати темпов первой и второй пятилетки, дискуссия в драматургии между представителями "потолочной" и "беспотолочной" драмы, кризис попутничества и др.), но и с теми узелками, что • были завязаны в творчестве самого писателя. Черновики "14 Красных Избушек" тянут в новое десятилетие тот единый метатекст . "Города Градова", "Чевенгура" и "Котлована", что отличается особой слитностью социальной, философской и нравственной проблематики нового века. Определенное время "14 Красных Избушек" мыслилась как комедия. К комедийному замыслу относятся и первые пять набросков списка действующих лиц пьесы. Нерв новой комедии первоначально вращался вокруг встречи двух миров: мира европейской культуры, с одной,стgpQE^.т^мира советских инженеров и теоретиков колхозного стр<ж5Шьств2У/В комедийной традиции "Шарманки" выдерживалась в набросках и цель приезда европейцев в страну новой, "большевистской культуры". Однако, задуманная как комедия, пьеса о жизни маленького островка России начнет перерастать в трагедию. С изменением замысла существенную трансформацию переживет первое действие. К спискам действующих лиц Платонов допишет советских писателей. В работе анализируется реальный литературный и биографический контекст, который стоит за первым -литературным, московским - действием трагедии. Первое действие Платонов переписывал несколько раз; в черновиках остались пространные диалоги Хоза с каждым из писателей - Уборняком, Фушен-ко, Жововым, за которыми реально угадываются попутчики Б.Пильняк, П.Павленко, А.Толстой. Литературный контекст первого действия будет проявлен последующим развитием драматургического сюжета, когда Москва сменится провинцией, где Платонов развернет трагедию иллюзий и заблуждений маленького человека, трагедию, в которой была цовиняа и литература. Камертоном последующего действия трагедии могут служить слова Суеяитн в одном из вариантов начала второго действия: "Мы дошли с тобой... Дальше идти некуда". Анализируя варианты многочисленных диалогов, оставшихся в черновиках пьесы, в диссертации реконструируется тот философско-культуряый диалог, через который Платонов пытался прорваться к историческим и культурным истокам и последствиям взаимоотражаемости лжеверха культуры, воплощенной в "слове" Хоза, и низовой культуры, построенной на марксизме с его догматом любви к про-

летариату и Марксу. Б хозовских диалогах с "классиками масс" Вершковым и Антошкой Платоноз отчетливо проявляет в черновиках единство генезиса и "родство" интеллектуальных построений европейца Хоза, безумных проектов Антошки (избушка-тюрьма) и экономических открытий Вершкова. Несколько раз Платонов переписывал финал пьесы, раздвинув его.на последнем этапе работы до общемировой и космической трагедии. Причем, он мало что выдумывал в сценах 4 действия; скорее именно здесь он был перегружен самим "материалом" жизни (голод 1931 года), который продиктовал эту запись на полях: "Голод развить всюду".

Не случайно собрал Платонов своих героев на берегу Каспийского моря, где согласно народным легендам должно быть сокрушено царство Антихриста. Каспийская невеста из платоновского ."Рассказа о многих интересных вещах" (1923) также перехила~в творчестве писателя свои трагикомические метаморфозы, обнаружив себя не ликом Зеш-Матеря, а то обличьем Клавдша, то Розы Люксембург, то Сони Мандровой, то Надежды Еосталоевсй. В помраченном сознании героез-идеологоз "Чевергура" и "Юзенильного моря" измученный богородично-материнский лик мира только мерцает, не в силах вернуть заблудших. сыновей к дому. Доведя в 4 действии трагедии рациональное безумие своих героев до кульминации, Ела-тонов делает последний рывок в замысле, переводя центр действия с Антошки (один из вариантов финала) на Суениту, возводя на Голгофу пролетарской гармонии мать. Ребенок оставайся последней вещественной реальностью и для Антошки, и для Хоза, и для самой Суениты. Каждая фраза в черновиках сцены, где Суенита в качестве приманки для рыбы предлагает тело собственного, умершего от голода ребенка, жирно обведена писателем. Сметенные остатки иерархического ощущения жизни в материнском сознании Суениты демонстрируют з финале полную разрушенность традиционного уклада жизни, акт гибели личности и торжество духа небытия, где распят человек за отступление от предвечных законов-жизни и реатизма мира. Таков финал трагедии, который развернут своим содержанием к "очагу центральному" - Москве, этой носительнице мертворожденных градовских идей. Он' развернут голодом народа, духовной и душевной смертью Суениты, заплатившей безумием за невозможность соединить любовь к ребенку с "дальними" целями истории, обвинением, которое бросает новым временам Ксения, чья неубиеняая в

катаклизмах времени душа противостоит в финале социальному року действительности. Эта измученная человеческая душа, прошедшая через страдание и очищение по кругам российского ада - начало преодоления царства Антихриста на берегу. Каспийского моря,-где и развернул Платонов действие своей трагедии-мистерии.

"14 Красных Избушек" по-своему венчали один из ключевых мотивов творчества Платонова 20-х годов, ставших своеобразным хронотопом художественного пространства его произведений, на-. чиная- с "Города Градова": Москва (центр) - Россия (провинция). В художественной лаборатории "14 Красных Избушек" вызревал замысел романа о Москве.

В третьей главе диссертации - "... В железном самотеке истории" - предпринята попытка реконструировать основные этапы жизни и творчества Платонова 30-х годов. Глава состоит из 4 параграфов: I. Основные этапы работы Платонова над " романом "Счастливая Москва". - 2. Направления авторедактуры рукописи "Счастливая Москва". - 3. А.Платонов и коллективная книга 30-х годов (К истории создания и публикации повести "Дкан" и рассказа "Среди животных и растений"). - 4. Литературно-критическая деятельность Платонова второй половины 30-х годов: опыт комментария новых материалов.

Над романом "Счастливая Москва" Платонов работал с 1932 по 1936 год. Замысел нового романа - о "живых людях" первого социалистического поколения - рассматривается наш в контексте истории советского романа 30-х годов о "втором дне" творения; анализируются четыре варианта начала романа, записные книжки к роману, наброски статьи "О первой социалистической трагедии".

— Герои нового поколения предстают в романе Платонова как дети "Чевенгура" и "Котлована". Москва Честнова - символ этой новой культуры, культуры пустот ж химер, мира без истории и памяти, и в то же время эта героиня становится единственным эпическим и лирическим центром романа.

■ Первые шесть глав романа были написаны в 1933 году. Далее работа над романом приостанавливается. Вторую главу под названием "Любовь к ближнему" Платонов публикует в 1934 году как •' самостоятельный рассказ. Роман откладывается в связи с поездкой Платонова в Туркмению. Это был прорыв изоляции после тотальной критики 1931-1932 годов. Туркмения соединяется в художе-

ственяом мире Шгагояоэа с больными вопросами "Счастливой Москвы". Из написанных первых глав романа выйдет в путь герой повести "Джан": из мира детей "отца Сталина", с "горы своего угла" он спустится на "адово дно" Сары-Камыша, где находятся забытые •всем мирш его мать и народ джан, главное богатство которых -душа, "способность чувствовать и мучиться".

В конце 1935 года Платонов возвращается к работе над романом "Счастливая Москва", в 1936 году заключает договор на издание романа и опять откладывает его публикацию. В 1937 году в издательстве "Советский писатель" вместо планируемого романа выходит книга • рассказов "Река Потудань". Полифоническая и одновременно жесткая поэтика московского романа породит особый . мир платоновского рассказа 1936 года, где как бы просветляются и проясняются многие мотивы романа о судьбе нового поколения -его муках, тупиках и прозрениях. Зазвучит по-особому теш дома-очага, "отца-матери" в рассказах "Семен", "Нужная родина". 7 гроба умершей матери прозревает в "Третьем сыне" один из ее сыновей, все они - генерация нового поколения. Не раз всплывут мотивы московского романа в рассказе "Среди животных и растений": для семьи, живущей на далеком полустанке России, Москва представляется миром роскошной жизни, высших людей - писателей, композиторов, ученых, а также злодеек-парашютисток.

Мы предполагаем, что в 1936-1937 годах, приступая к работе над новым романом - "Путешествие из Ленинграда в Москву в 1937 году" - Платонов мог использовать роман о Москве в качестве первой части нового романа. Новое путешествие - "По маршруту Радищева в обратном направлении" - возможно, предполагало а возвращение от московских ритмов - к натуральному строю жизни и культуры.

Второй параграф главы посвящен анализу авторедактурн рукописи романа "Счастливая Москва" в контексте творчества писателя. 20-30-х годов; прослеживается лаборатория рождения поэтики, романа, той свернутости фабульного содержания, которая в целом характерна для художественной систеш Платонова. "Еа краю соб- ■ ствеяного безмолвия" оставил писатель своего героя з финала романа. Этот "край" трагедиен, но он и исполнен высокого романного смысла, ибо только на этом "краю" мучительно и трудно, ео прозревают его герои - "рациональные практики". Роман "Счастли-

вая Москва" на новом этапе' творчества придал новые смыслы и московскому хронотопу художественного' мира Платонова.

В третьем параграфе предпринята попытка описать страницы творческой биографии Платонова 30-х годов, связанные с участием писателя в работе коллективных бригад советских писателей.

Известны три официальных адресата, которым в 1933 году Платонов отправит письма. Это - И.Сталин, М.Горький, Л.Авербах. Основной вопрос, на который Платонов добивается ответа, сформулирован в письме к Горькому: "... могу ли я быть советским писателем или это объективно невозможно" (письмо от 23 мая 1933 г.). Одна.из просьб Платонова - включить его в состав одной из писательских бригад. Однако, ответа на свои письма весны 1933 года Платонов не получит. Рассказ "Мусорный ветер", написанный летом 1933 года, был по существу посланием Платонова своим молчащим адресатам. Пожалуй, никогда в его творчестве не звучали так настойчиво, почти на каждой странице, "колокола римской веры". Научный, мертвый человек из страшного сна Макара ("Усомнившийся Макар") обретет своего двойника - бронзовый памятник гению-спасителю Гитлеру. "Единодушной толпе", хору счастливых людей, приветствующих бронзового идола, противостоит в рассказе "утомленное отчанияние", "омраченный ум" физика космических пространств Лихтенберга, в судьбе которого запечатлелось состояние Платонова лета 1933 года. Рассказ "Мусорный ветер "ошеломил" Горького;реакция Горького запечатлелась на страницах четвертой книги "Еизни Клима Самгина" (Самгин перед картинами Босха). В "Мусорном ветре" Горький узнал, вспомнил интонацию автора "Чевенгура". Это его потрясло. Очевидно, не без влияния Горького осенью 1933 года Платонов включается в состав писательской бригады для поездки в Туркменистан.

Туркмения 1934-1935 годов даст "Такыр", "Джая", "О первой социалистической трагедии", "Карагез", "Образ будущего человека". Но только рассказ "Такыр" увидит-свет при жизни Платонова. В диссертации подробно анализируются этапы работы писателя над повестью "Джан" и ее творческая история: записные книжки, по- . священные Туркмении, источниковедческие материалы (книга Н.Муравьева "Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах" (1822)), наброски раннего Платонова, посвященные религиозным * идеалам Востока, первые записи к повести, советская проза 30-х

годов о социалистических преобразованиях Востока ("Путешествие в Туркменистан" П.Павленко, "Кочевники" Н.Тихонова и др.). В черновых набросках списка героев повести, где около каждого героя стоит его национальность, рядом с фамилией Чагатаева Платонов запишет: "вцдум". В рукописи повести, переписывая несколько раз первое предложение, Платонов уберет слово "счастливый" в характеристике героя и впишет окончательный вариант: "нерусский". Оставленный отцом и матерью, Назар словно выводится писателем из национальных традиций как русской, так и туркменской культуры и подключается к величайшей и трагической судьбе изгоев и сирот мира - "прочих" ("Чевенгур"), отпавших от Бога, народа и дома, жизнь которых превратилась в "безотцовщину".

"Чевенгур" был платоновским ответом на глобальные для русской и мировой культуры XX века вопросы о последствиях нарушения иерархии вечных и временных ценностей в культуре и народной жизни. В принципе, чевевгурская модель реформирования религиозного идеала народа тщательно, прописывалась Платоновым и в работе над образом Чагатаева, его формулой о необходимости "одоления" духа святого. В этой логике приход в мир Аримана. (сатаны), представляется не катастрофой, а раем, устаяавливающеглся на земле. Чагатаевская "боль печали" о том, что "его народу не нужен коммунизм, - ему нужно забвение", перекликается с яеменнпей .душевной (лукой идеологов царства божьего на земле "Чевенгура", недоуменно взирающих на народ, "кротко" идущий по "адову дну коммунизма". "Чевенгур" и "Джан" зеркально отратата судьбы двух народов, двух культур в эпоху катастрофических социальных потрясений религиозных основ и традиций.

В диссертации подробно анализируется работа Платонова над финалом "Джан". В достаточно жестком финале повести мерцает тель "прочих" из "Чевенгура", не пожелавших воспользоваться "рзчь:э Чепурного для развития своей сознательности". Народ джан покидал пространство общего сытного дома, разбредаясь по одиночка в разные концы света, а Назар с Айдым уезжали в Москву. Этот своеобразный, двойной финал восстанавливал казнь народа и человека в их глубочайшей тайне и сокровенности, тайне свободного выбора своего пути жизни. Трижды правит Платонов последнюю фразу повести, добиваясь обозначения.перевала в сознании героя (разрядкой в скобках обозначен первый и второй вариант):

"/Чагатаеву всегда казалось,/ /Чагатаеву показалось сейчас,/ Чагатаев убедился теперь, что помощь к нему прийдет /лишь/ только от другого человека".

В конце марта 1935 года Платонов передал повесть "Джан" в ■ "Красную новь" и в альманах "Две пятилетки". Перёд писателем поставлен вопрос о радикальной переработке текста повести. Платонов обещал доработать повесть. Пишется "вставка" на сорока шести страницах - о возвращении народа дкан на родину своих предков. Вставка разрывает последнюю, 16 главу, Казалось бы, спасти повесть могла лишь тема Сталина как "отца народов", достаточно популярная в 30-е годы. Но кто из платоновских сирот мог вынести такую лирическую нагрузку. Туркменская девочка-сирота Айдым, сестра русской Насти из "Котлована", спасается от повторения пути Насти в доме Назара и Ксении. Народ джая, вернувшись в Сары-Камыш убевден в том, что главное богатство мира - душа - принадлежало и принадлежит ему. Оставался Чагатаев, чей путь на родину был освящен идеей обретенного "отца Сталина". Однако и эволюция Назара уже художественно завершена (финал -повести Платонов не трогает). В диссертации подробно анализируется работа Платонова над внутренними монологами Назара о Сталине в контексте творчества писателя конца 1935 - начала 1936 г. Путь героя "Джан", исполненный трагических прозрений, Платонов не раз будет прояснять в пору завершения повёсти. Тема родных "отца-матери" _и "отца Сталина" - ключевая в его одноактных пьесах 1936 года: "Отец-мать" ("Отец"), "Голос отца".

Очевидно, уже осенью 1935 года Платонов понял, что опубликовать "Джан" невозможно. Повесть, предвосхитившая многое в мировой литературе, на десятилетия ляжет в архив писателя. Мучительным был и процесс возвращения, публикации "Джан" в 60-70-е годы. Изобретается новый финал; будут купированы многие страницы, посвященные чагатаевской социальной метафизике (Сталин.заменится на Ленина или "большой народ"), правился стиль повести, диалоги и многоголосья, стихия которых воссоздавала поток сознания умирающего народа. Издательская ■ судьба "Дкан" по-своему ответила на вопрос'писателя 1933 года: "... могу ли я быть советским писателем или это объективно невозможно".

Второй опыт участия Платонова в работе над коллективной книгой приходится на 1936 год, когда писатель был включен в ав-

торскяй коллектив, работающий над книгой о героях-железнодорожниках. Первым героем, закрепленным б январе 1936 года за Платоновым, стал начальник станции Красный Лиман Э.К.Цейтлил, награжденный орденом Ленина. Ему и был посвящен рассказ "Бессмертие", написанный по плану книги к февралю 1936 года и получивший высокую оценку литературной общественности. За Платоновым закрепляется новый герой - стрелочник станции Медвежья Гора И.А.Федоров, награжденный орденом Красной Звезды; в конце марта Платонов посещает Медвежью Гору и встречается с Федоровым. Возможно, встреча с реальным прототипом не дала писателю тех впечатлений, которые требовались для книги о героях "железнодорожной державы": героическая тема (подвиг Федорова) отсутствует в первых набросках к рассказу ("Лобская Гора", первый вариант рассказа "Среди животных и растений"). Первый вариант рассказа отклоняется альманахом "Годы ХУ-ХХШГ, и Платонов пишет вторую часть - о подвиге Ивана Федорова. 3 начале мая он отдает рассказ в журналы "Октябрь" и "Новый мир". Рассказ принимается к публикации, но с условием существенной правки текста (в диссертации приводятся пометы на страницах рассказа, сделанные редактором "Нового мира" .И.Гроййам, и платоновская реакция на подобную правку). Платонов забирает рассказ из редакций журналов и передает для обсуждения в авгорскай коллектив книги о героях-железнодорожниках. В диссертации анализируется ход обсуждения рассказа Платонова "Среди животных и растений" в Союзе писателей. Общее мнение: Платонов отступил от самой фактуры героического материала, в результате чего, тональность рассказа -в духе прежнего платоновского мировоззрения. Как "неуместные" и "лишние" в рассказе квалифицировались аллюзии из литературной и московской жизни. Рассказ для книги о героях-железнодорожниках не подходил, Платонову советовали радикально переработать текст рассказа. Платонов передшлет рассказ. Чтобы саять глазное обэа-нение - несоответствие персонажа подлинному орденоносцу И.А.Федорову (биография Федорова опубликована в книге "Люди железнодорожной части", 1935), - писатель дает ему новое имя - Сергей Семенович Пучков; будут сокращены или переписаны многие сцены рассказа, вызвавшие на обсуждении резкую критику, снижена идеологическая напряженность стиля. Параграф заверсается история прижизненной и посмертной публикации рассказа "Среди животных и

растений".

Траты» главу завершает параграф, ^освященный истории создания и публикации дзух книг Платонова литературно-критического содержания - "Николай Острозский" и "Размышления читателя". -

Четвертая глаза диссертации - "Тема сиротства з творчестве Платонова (конец 30-х - 40 годы)" - состоит из четырез параграфов: I. "Июльская гроза": время и текст. -

2.История публикаций рассказов и книг Платонова военных лет. -

3. Рассказ "Семья Иванова" (история текста) к книга "Вся жизнь1'. -4. "В стране разрушенных предметов и враждебных душ".

Б центре главы - исследование перенастройки художественной системы Платонова в конце 30-х н 40-е годы. 3 первом параграфе главы восстанавливаются драматические коллизии в литературной биографии Платонова, связанные с политическими процессами 19361938 годов и с новой - фундаментальной - волной критики, что обрушатся на писателя после выхода его книги "Река Потудань" и завершится арестом единственного сына в мае 1938 года. В июле 1938 года будет написан рассказ "Июльская гроза" (первое название - "Спасение брата"). Именно в эти трагические для писателя годы он создаст серию рассказов о детях. Никогда в платоновской прозе не было столько света, сколько его в рассказах этого времени. Платонов стремительно будет заполнять лакуны беспамятства "неистового человечества", что неотвратимо влекут его к "вечному" Чевенгуру. Дом-очаг, детская первозданность становятся в рассказах о детях той эманацией времени, в которой человек ощущает себя сыном, внуком, правнуком, где соединяется прошлое и настоящее. Пожалуй, именно в рассказах и статьях конца 30-х годов сам Платонов откомментирует ключевые образы-символы всего его творчества: "преодоление злодейства", мира "отца Сталина" как преодоление безотцовщины, сиротства и беспамятства и обретение человеком родных "отца-матери", дама-очага. В диссертации рассматривается реальный историко-литературный контекст, что стоит за текстологическими вопросами рассказа "Июльская гроза". По пометам и правке в машинописи рассказа, что обнаружена нами в архиве журнала "Октябрь", реконструирован диалог писателя и редактора; характер купюр в тексте рассказа 1938 года отчетливо выявляет крамольность платоновской темы "дома-очага", ее связь с миром "Избяных песен" Н.Клюева. Сюжет "Июль-

\

окой грози", дошедший до первых месяцев войны, ярко высвечивает преемственность в творческом пути Платонова 30-40-х годов.

Во втором и третьем параграфах главы проясняются страницы военной биографии Платонова, рассматривается практика публикации военных рассказов писателя "и издательская судьба его книг 1942-1945 годов: первоначальный состав,' внутрииздательские рецензии, цензорская и редакторская правка. Из состава всех книг Платонова военного времени изымались рассказы невоенного содержания, переводившие акцент с батальных эпизодов боя к вопросам общечеловеческого содержания. Интонация "Чевенгура" не исчезла . со страниц военной прозы писателя. Общий гуманистический пафос его рассказов войны может откомментировать запись 1943 года к первому варианту рассказа "Афродита": "Они жмут потому, что детей своих любят больше, чем ненавидят Гитлера".

Тема сиротства - ключевая в книге Платонова "Вся жизнь" (1945). Эту тему особенно рельефно проявляет история создания рассказа "Семья Иванова". В 1943 году Платонов яапзшзт крохотный рассказ "Страх солдата (Петрушка)", из которого в 1945 году вырастут одноименные сценарий л рассказ "Сешя ?1ванова". Психологический нерв рассказа "Страх солдата" составляет сцена встречи в освобожденной от фашистов деревне с се?лействсм, где "главным человеком" является Петрушка, в образе которого воскрешается портрет маленького Црошки Дваясва с его недетским рационализмом. Страх смерти, который не раз в бою пережзд солдат, заслоняется страхом перед этик ребенком войны, Яннальная сцена рассказа - об уснувших, осиротевших детях, что вскрикивают от ужаса сневедеЕВй, детях с "маленькимз оробезшшн сердцами" , как бы вычерчивают пространство и время, где возможен п новей "Чевенгур", и новый "Котловая". В контексте творчества Платонова 1343-1945 годов сценарий и рассказ "Семья Иванова" можно рассматривать как своеобразное развертывачие сюжетной экерти рассказа "Страх солдата". В работе восстанавливается издательская судьба книги "Вся жизеь": (состав книги, этапы обсуждения, знутрииздательс:же рецензии) и контекст то2 логроино£ критики, что обрушится на Платонова в 1947 году после публикации _оассказа "Семья Иванова", Эта волна критика, проходившая под знаком партийного постановления. о журналах "Звезда" .и "Ленинград", предрешит судьбу книги "Вся жизнь", а также расска-

зов, очерков и сценариев Платонова 1947-1948 годов. Главу диссертации завершает параграф, где предпринята попытка очертить контуры жизни и творчества последних лет жизни писателя (судьба пьесы о Пушкине, сказки, пьеса-"Ноев Ковчег" и др.).

В заключении диссертации формулируется ряд положений, которые относятся к текстологическим вопросам издания произведений Платонова и дальнейшему изучению творческой биографии писателя:

1. В творческой биографии Платонова 1925-1926 годы знаменуют этап становления зрелого художника. Этим-временем отмечена и переоценка Платоновым раннего, ученического, этапа его творчества. Этот акт авторской воли зафиксировала история текстов, которые вошли в циклы "Из генерального сочинения", "Записка потомка", "Родоначальники нации": источником этих текстов стали рассказы писателя 1920-1923 годов, которые были подвергнуты серь- ■ езной авторской правке и редактуре. Циклы этих рассказов, вошедшие в книгу "Епифанские шлюзы" (1927), очевидно, и должны открывать академическое собрание сочинений писателя. Ранний период' -творчества (1918-1925), который составляют рассказы, стихотворения, статьи, представляет интерес историко-литературный (аспект эволюции писателя), биографический, но не общеэстетический.

2. Датировка работы Платонова над текстом достаточно трудоемкий процесс, требующий разыскания и комментирования самого разного материала: рукописей, набросков, аннотаций, заявок, оборотных сторон рукописей, чертежей, записных книжек, писем и т.д. Платонов невсегда датировал рукописи текстов. Датировки же на ыашинописях могут быть ложными. Так, скажем, готовя в 1928 году к изданию книгу "Происхождение мастера", Платонов"все свои-повести 1926-1927 годов датирует 1926 годом. Этот факт, интересный для исследования художественной логики рождения романа "Чевенгур", может, однако, внести неверные коррективы в описание истории-текста повестей "Город Градов", "Сокровенный человек", "Ямская слобода". Выяснение точного времени работы над произведением позволяет глубже понять движение от замысла к его эстетической реализации, а также природу эстетической рефлексии писателя в историко-литературном контексте, сопряженность с которым сопровождала практически все этапы творчества Платонова.

3. Практически при издании любого произведения Платонова (за небольшим исключением) встанет вопрос о выборе канонического текста. В данном случае единого подхода не существует. По отношению к "Городу Градову", очевидно, речь может идти о рассказе "Город Градов" (февраль IS27 г.) и одноименной повести з трех ее редакциях, каждая из которых имеет свою творческую историю. Сложность выбора канонического текста повести ке монет быть решена простым восстановлением вычеркнутых редактором абзацев и предложений. Обязательным этапом должно стать восстановление контекста создания каждой редакции. Так, скажем, проблематично восстановление вычеркнутого редактором (писатель согласился с этим сокращением) части текста об "изобретениях" Еор-мотова. Обнаруженный нами рассказ "Надлежащие мероприятия", написанный в октябре 1927 года, позволяет говорить о том, что сам Платонов восстановит - в своей авторедактурэ - эту сокращенную часть текста "Города Градова" ("предложение" граждан о книге героев революции и гражданской войне). Непростым переплетением политических, литературных, биографических реалий и вопросов ■ характеризуется и историк текстов повестей "Котлован" и "Впрок", Творческая история этих произведений может быть охарактеризована словами любимого Платоновым В.В.Розанова: "Два ангела си?ят у меня на плечах:'ангел смеха и ангел слез. Е нх вечное пререкание - моя кйзкь"^. Вне диалога этих двух "ангелов" з художественной лаборатории Платонова 1929-1930 годов, очевидно, трудно представить путь реконструкции канонического текста "Котлована", Tai: и "Впрок". Обязательными этапами работы здесь должны быть: 1-х, сравнение всех редакяй повестей; 2-х, анаязз обстоятельств редактуры текстов. Если в"отношении - погасти "Впрок" круг этих обстоятельств уже как-то вырисовывается, то этого еще нельзя сказать о "Котлована".

Целый веер вопросов встанет и пен определении канонического текста рассказов писателя 30-40-х годов,' Здесь предстоит отследить практически все этапы движения текста: рукопись, характер правки в рукописи - авторизованная машинопись - машинопись с редакторской правкой - связанная машинопись (с редакторской • и авторской правкой). В работе намечены этапы, которые должны

■ 1 Розанов В. Уединенное. СПб., 1912. С. 78.

сопровождать описание исторпп текста его. рассказов 30-±С-х го-доз.

4. Необходимым этапом в описании как истории текста, так

и творческой истории произведения Платонова представляется комментирование (и разыскание, прежде всего) тех социально-экономических расчетов писателя, которые практически сопровождали, а чаще, предваряли работу и над "Городом Градовым", и "Котлованом", и "¿Оззнильным морем". В этих материалах - контуры первоначально-■го замысла, представляющие особый интерес. Зо-первых, для прояснения социально-политической и творческой позиции писателя. Именно эти материалы, позволяют нам утверждать, что социально-политическая позиция Платонова, начиная с середины 20-х годов, была не "плавающей", а достаточно последовательной и неизменной. Во-вторых, эти материалы дают свой особый шифр к поэтике платоновского текста, к идеальной его субстанции. Фабульные компоненты, которые достаточно точно определяют время и пространство художественного текста Платонова (равно "Чевенгура" и "Семьи Иванова") , это своеобразные застывшие точки, между которыми Платонов творит особую реальность бытия человека и мира. Как показывает авторектура ряда произведений писателя, в работе над текстом он добивался предельной свернутости фабульного содержания, как на уровне сшетной организации произведения, так и его микроединиц (абзаца, предложения, фразы), отсекая причинно-следственные мотивировки и авторские - авторитетные - заключения и выводы. Реальный же комментарий (от "жизни") позволяет, по образному определению Н.Я.Берковского, вставить "зрачки в глаза произведения"^.

5. Биографические реалии в произведениях Платонова - это обширная и самостоятельная тема будущих фундаментальных исследований художественной системы писателя. Биографические аллюзии присутствуют практически в любом тексте писателя. И чем глубже и шире мы будем прояснять реальную хронику творческой биографии Платонова, тем сложнее будет представать контуры этой темы. Шографизм платоновского текста особой природы, здесь выражения типа "отразил", "отверг", "осудил", "запечатлел", лишь в

1 Из архива Н.Я.Берковского // Русская литература. 1990. № 3. С. 199.

малой степени что-то прсяс.чяют.

6. Одно из важных мест в описании истории платоновского текста должен занять анализ правки в рукописях. Это не только один из реальных путей проникновения в процесс становления поэтики писателя. Есть еще одна особенность рукописи Платонова. Можно сказать, что по правленным страницам глк можем прочитать контуры замысла следующего произведения писателя. Так, например, в рукописи "Сокровенного человека" самые правленные страницы относятся к сцене Новороссийского десанта; в характере этой правки вырисовывается новая тема - о крестьянстве в гражданской войне, о природе забвения любви к отчему дому и "любимым родственникам". В центре повести "Строители страны", следующей за "Сокровенным человеком" повести, стоит фигура сибирского крестьянина Копеякияа, все делающего "наоборот" по отношению к прежнему ладу его жизни". Редко теряются и выпазЕие при' авторедактуре рукописи целыз страницы текста, сокращенные писателем. Они обычно, отпочковываясь, прорастает в его творчестве в иной жанровой йор:.*е, в ином тексте, становясь его сюжетным центре?:.

7. страницу в тзоочсескоЗ бксгрзЗяч а текстологии А.Плато-ор? айлямахк задкитис даякта тзеазееяг, Сакг' публикаций матерг?лоз заппенкх кекйк ХЬгатоксшй а 70-80-е года носил сугубо ¡¡г/сдаг^с сгп Еечагаась аергш-ки в соотве?стз?ЕГ. о г,:о^гнгсм а ойдес!-велкоп сознатзг-, что горобела. лороЗ, доетаесшо двусг.'нслеянкз ептуацьл. В удалось ожка^саглрогагт. отраяэдз зги2с.~г,г хаанок, ссйзсизнз с творческой ;;схоо:ггл повестей "парный тракт", "Взсяплъкоз корз". "Дсая", ротака "Счасхяпчая Москва", рассказов "Первый Иван", "Срода тзявотпых п растений", ''Любовь к родине, или Путешествие воробья". Сегодня уже гаджет ставиться вопрос о научной подготовке к издагшю загшеных книжек писателя, которое монет стать одним из важных этапов подготовки акадешческого собрания сочинений А.П.Пяатозо'за.

8. Нам представляется очезадншл, что разкеяаяие новых тераатоз творческого наследия Платонова находятся сегодня только э зачаточно:.: состоянии. Нэ исследовал«'партийные архивы, ар-

* Сообщение В.Ю.Вьпгина на третьем Платоновском семинаре.

ИРЛИ (Пушкинский Дом). 1991. 28 октября.

хины Наркомата земледелия, Комитета по изобретениям, кинематографические архивы. В этих архивах находятся целые пласты наследия писателя, имепцие непосредственное отношение как к его биографии, так и к истории текста. По датам на чертежах, тех-;-~ческим запискам, отчетам о сельском хозяйстве мы можем прояснить не только время работы писателя над тем пли иным произведением, кс а тот материал, что стоял у истоков рождения особого платоновского слова в русской литературе XX века.

■ ¿лссертация имеет приложение - библиографию архивных источников из семи разделов (рукописи, машинописи с авторской правкой, машинописи с редакторской правкой, наброски, издательские договора, вяутрилздательские рецензии, стенограммы обсуждений творчества Платонова).

Апробация диссертации. Основные положения докторской диссертации излагались автором в докладах на Всесоюзных научных конференциях (Даугавпилс, Астрахань, Ленинград, Новосибирск, Москва), на международной и Всесоюзной платоновских конференциях (ИМЖ, ИРЖ), на заседаниях платоновского текстологического семинара (ИРЖ). Материалы диссертации использовались в курсах лекций по истории русской литературы XX века, спецкурсах для студентов-филологов (Новосибирской пединститут), в курсе редактирования и текстологии (Литературный институт)'.

Содержание диссертации нашло отражение в следующих опубликованных работах автора:

1. В мысли о России (К истокам философско-исторической концепции Андрея Платонова) // Русская литература. 1985. & I.

2. Повесть Андрея Платонова как философско-психологичес-кое единство. - В сб .: Целостность художественного произведения. Л., 1986.

3. Категория времена в художественной системе М.Пришвина и А..Платонова. - В сб;: Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс, 1987.

4. О жанровом своеобразии повести Максима Горького. - В сб.: Еанрово-стилевые искания в литературе социалистического реализма. Л., 1338.

5. Еаярогое своеобразие повести Андрея Платонова, - В сб.: Взаимодействие метода, стиля а жанра в советской литературе. Свердловск, 1988.

6. Из наследия Андрея Платонова // Русская речь. 1988.

7. Диалог с классикой // Собеседник. 1988. й 24.

8. Человек и природа в прозе А.Платонова и М.Пришвина. -В сб.: Проблемы характера в советской литературе. Челябинск,

1988.

9. Читательское восприятие советской классики как общекультурная и педагогическая проблема. - В кн.: Русская советская классика. Л., 1989.

10. Философские аспекты изучения общественно-литературного ' процесса начала XX века. Учебное пособие. Новосибирск, 1989.

11. Единство стиля повести М.Горького "Городок Окуров". -В сб.: Жанрово-стилевое единство художественного произведения. Новосибирск, 1989.

12. Андрей Платонов. "0 живых и мертвых" (1941-1945) // Литературное обозрение. 1989. й 9.

13. Комментарии. - В кн.: Платонов А. Возвращение. М.,

1989.

14. Неизвестные записи А.Платонова о Пушкине // Литературная Россия. 1983. 17 ноября.

15. А.Платонов: "Не отказываться от. своего разума" (Ксто-рико-литературяый комментарий к анкете 1931 года "Какой нам

.нужен писатель") // Дружба народов. 1983. II.

16. Актуальные вопросы литературной биографии А.Платонова 30-х годов Л Русская литература. 1990. й I.

17. "Заметка" Андрея Платонова (Комментарий к истории ке-вышедших книг Платонова 1939 года) // Русская литература. 1990. ИЗ.

18. Философский диалог Хлебникова и Платонова. - В сб.: Поэтический мир В.Хлебникова. Волгоград. 1950.

13. "Сокровенный человек" Андрея Платонова // Москва. 1930.

й 6.

20. Возвращение // Советская литература. 1990. .4 10.

21. Свет платоновского творчества. - В кн.: Платонов А. Вся жизнь. М., 1991.

22. Андрей Платонов. Из неопубликованного. Вступительная статья, подготовка текстов, комментарии // Новый мир. 1991. .'5 I.

< 23. Андрей Платонов. Счастливая Москва. Подготовка текста, комментарий,// Новый мир. 1991. й 9.

24. Андрей Платонов. Из литературного наследия. Подготовка текстов, комментарии, примечания }/ Октябрь. 1991. Га 10.