автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Творчество Андрея Платонова в политическом и культурном контексте

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Дужина, Наталья Ильинична

Введение

ГЛАВА 1.

ПОВЕСТЬ «КОТЛОВАН» И ПЬЕСА «ШАРМАНКА»: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ

1.1. Повесть «Котлован» в критике и литературоведении

1.1.1. «Котлован»: основные направления в изучении (введение)

1.1.2. Сюжетообразующие образы-символы и проблематика «Котлована» в интерпретации платоноведения

1.1.3. Герои и коллизии повести в интерпретации платоноведения

1.1.4. Контексты повести «Котлован» в интерпретации платоноведения

1.1.5. Композиционные особенности «Котлована» в интерпретации платоноведения

1.2. Пьеса «Шарманка» в критике и литературоведении

ГЛАВА 2.

ПОВЕСТЬ А. ПЛАТОНОВА «КОТЛОВАН» В ПОЛИТИЧЕСКОМ И

КУЛЬТУРНОМ КОНТЕКСТЕ

2.1. Повесть А. Платонова «Котлован» в политическом контексте

2.1.1. Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в «Котловане»: Датировка рукописи

2.1.2. Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в «Котловане»: Город.^

Я хочу истину для производительности труда» 131 •t\) «Вощев <.> собирал в выходные дни всякую несчастную мелочь природы»

Строители дома

Эсесерша наша мать»

2.1.3. Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в «Котловане»: . деревня.

2.2. Повесть А. Платонова «Котлован» в культурном контексте

ГЛАВА 3.

ПЬЕСА «ШАРМАНКА» В ПОЛИТИЧЕСКОМ И КУЛЬТУРНОМ

КОНТЕКСТЕ

3.1. История текста

3.2. Датировка пьесы

3.3. События общественно-политической и международной жизни, получившие прямое отражение в пьесе

3.4. Политические аллюзии, основанные на игре слов

3.5. "Вечер испытания новых форм еды"

3.6. Купля-продажа души

3.7. Символика заглавного образа 282 Заключение • 302 Литература

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Дужина, Наталья Ильинична

Андрей Платонов занимает особое место в русской литературе XX века.

Первое, что поражает всякого читателя его произведений - неповторимая манера письма, которой, по образному выражению Ф. Сучкова, трудно подражать - все равно, что вторично использовать затвердевший гипс. «Неправильной прелести языка» Андрея Платонова посвящено много работ, языковые аномалии в его прозе изучены и систематизированы. Но тайна того явления, которое называется «язык Платонова», остается.

Абсолютно необычна для советской литературы и этическая позиция писателя Платонова. О его любви к слабым, беспомощным, одиноким и забытым говорилось немало, в том числе и при жизни писателя. Современники понимали и ценили не свойственное советской литературе сострадание Платонова своим героям, которое С. Бочаров назвал «судорогой платоновской человечности». Но такова загадочная платоновская манера письма, что та же самая проблема, в более общей постановке названная «авторской позицией», остается открытой до сих пор. В платоноведении существуют разные ее интерпретации, вплоть до прямо противоположных.

И язык Платонова, и его гуманизм определяют «необщее выражение» его писательского лица. Но значение Платонова для русской культуры не в стилистическом новаторстве, а в том, что он глубже других понял весь трагизм произошедшего с нашим народом в эпоху ленинских и сталинских преобразований и единственный из писателей (как считают современные исследователи) сумел это адекватно изобразить на своем необычном языке. Данное обстоятельство и ставит Платонова на особое место в русской литературе XX века.

Литературная судьба Андрея Платонова такова, что несколько поколений читателей открывали его для себя заново. При жизни Платонова почти не печатали. В литературной среде его произведения знали (в том числе и не опубликованные) и ценили очень высоко, о чем свидетельствуют документы - воспоминания современников, протоколы совещаний в Союзе писателей, сводки ОГПУ. Однако массовому советскому читателю Платонов - несмотря на несколько скандалов вокруг его имени в печати -был, видимо, мало известен. Поэтому и говорят о «втором рождении» писателя после переиздания некоторых его повестей и рассказов в конце 50-х — начале 60-х гг. Но изданий было немного, а главное — они не отражали того, что сделал Андрей Платонов в литературе. Когда в конце 80-х на родине писателя впервые опубликовали «Чевенгур», «Котлован», «Ювениль-ное море», «Шарманку», «14 Красных Избушек», появилось основание говорить о его «третьем рождении».

Симптоматично, что каждое посмертное «рождение» Платонова приходилось на критический момент нашей истории, когда в историческом самосознании народа наступал некоторый поворот. Его «второе рождение» стало возможным в хрущевскую «оттепель», третье - в горбачевскую «перестройку». Хотя поэтапное знакомство с Платоновым и происходило по чисто, внешним, идеологическим причинам, однако это вполне согласовывалось с причинами внутренними: Платонов становился доступным в меру нашей духовной зрелости и в соответствии с нашей способностью понять его нетривиальную мысль.

Третье рождение» писателя совпало с развалом советской системы. В этой ситуации удивление и восторг перед Андреем Платоновым были очень сильными: писали о его пророческом даре, о предвидении этого самого развала. Тогда же появилось и много статей о Платонове, основной пафос которых был направлен не столько на его творчество, сколько на осмысление нашего прошлого. Очнувшись после болезни, мы ставили себе диагноз. Для характеристики завершившегося периода истории Платонов дал емкие образы-символы, и прежде всего - образ котлована. При всей несомненной правильности и ценности многих публицистических высказываний о Платонове эпохи перестройки, их существенным недостатком была вторичность самого платоновского материала и иллюстративный подход к его наследию. Платонова видели через призму уже доступного знания о пройденном периоде нашей истории. А между тем Андрей Платонов - великий русский писатель, сказавший в литературе свое особое слово. Значительная часть этой сокровищницы так и осталась нетронутой.

Вслед за очередным «рождением» Андрея Платонова для читателей начинался новый этап изучения его творчества. Их тоже выделяют три: прижизненная критика; критика первого (1958 г. - конец 80-х) и второго (с конца 80-х и по настоящее время) периодов. Начало научному изучению А. Платонова положила, по общему признанию, статья Л. Шубина «Андрей Платонов» (1967). За прошедшие с тех пор годы платоноведение выработало много разных подходов к наследию писателя и методов анализа его произведений, накопило большой опыт в постановке проблем платоновского творчества.

При жизни писателя и вскоре после его «второго рождения» на первом месте в платоноведении стояли вопросы стилистического и тематического своеобразия Платонова-писателя, а также особенности его идеологической позиции. Язык и стиль Платонова как основа его повествовательной стратегии оставались в центре внимания исследователей и с формированием научного подхода к его творчеству. Затем этот интерес перешел на проблемы жанровой и сюжетной специфики платоновских произведений. Вопросы поэтики длительное время были в платоноведении приоритетными, при этом преобладал имманентный подход к творчеству писателя: Платонова изучали изнутри его собственного художественного мира. Такой подход позволил увидеть необычайное единство в платоновских произведениях - тематическое, мотивное, сюжетное, образное и пр. Идея этого единства выразилась в формуле, сыгравшей важную роль в изучении творчества Андрея Платонова: «Платонов пишет одну книгу».

Платонова долго рассматривали как глубоко самобытного писателя-самоучку, не связанного с литературной и культурной традицией - не только западной, но и отечественной. Однако серьезное изучение платоновского наследия изменило это представление и поставило вопрос о различных контекстах и источниках его творчества - литературных, философских, естественнонаучных и пр. Это исследовательское направление сложилось параллельно в нашем и западном литературоведении и до сих пор не утратило своего значения, оставаясь актуальным и весьма плодотворным.

Изучение творчества А. Платонова в культурном контексте позволило увидеть в его произведениях традиции символизма и поставить вопрос о творческом методе. Особенно остро проблема метода стала на повестку дня после публикации сначала за рубежом, а потом и в нашей стране главных платоновских произведений с их фантасмагорическими сюжетами и образами.

Определенное место в платоноведении занимают работы, где во главу угла ставятся вопросы о месте и значении утопических представлений во взглядах писателя. К ним примыкают и многочисленные исследования, в которых платоновские произведения рассматриваются в рамках жанра утопии и антиутопии.

В последние годы все большее значение приобретают вопросы научной биографии писателя Андрея Платонова и текстологии его произведений.

Таковы - в самом общем виде - основные направления, по которым развивается научное изучение творчества Андрея Платонова. В настоящее время в платоноведении сложилась вполне определенная система идей и понятий, на которую опираются исследователи творчества Платонова. Результаты их совместной работы пополнили знание о писателе, его художественном мире и мировоззрении.

Тем не менее, можно, видимо, сказать и о некотором тупике, в котором оказалось платоноведение в последнее время. Некоторые коллизии и персонажи платоновских произведений получили прямо противоположную трактовку, некоторые - вообще оказались за пределами литературоведческого анализа. Открытой остается и проблема авторского идеала, идейной эволюции писателя и пр. Причина всех сложностей с изучением и интерпретацией платоновских произведений может быть в своеобразии художественного языка и повествовательной манеры А. Платонова, которое признают многие исследователи платоновского творчества. Как считает А. Шиндель (Шиндель А. Свидетель: (Заметки об особенностях прозы Андрея Платонова) // Знамя. — 1989. - №9. — С. 207-217), к Платонову не применимы шаблоны, стандартные подходы и общепринятые схемы литературоведческого анализа - настолько необычно его образное мышление. Понять своеобразие Платонова через прямое сопоставление с другими художниками-новаторами (например, Ф. Кафкой, Ф. Музилем, П. Филоновым и др.) невозможно, равно как невозможно понять природу его образа из сравнения с классическими литературными типами (например, «маленький человек»). «Платонов ни на кого не похож», - признает А. Шиндель. В результате еще многое в наследии А. Платонова не изучено.

Исследователи творчества писателя пытались постичь особенности его художественного мира через специфику платоновских сюжетов и героев. Они обратили внимание на наличие в прозе писателя сквозных мотивов и некого постоянного ядра - инварианта сюжета и авторского идеала. Большая заслуга в их выделении принадлежит Н. Малыгиной. Она ввела в научный оборот ранний «Рассказ о многих интересных вещах» и рассмотрела его как эмбрион платоновского сюжета, переходящего из произведения в произведение; показала генетическую связь всего последующего творчества Платонова с образами, коллизиями и идеями этого рассказа. Выделение образной, сюжетной и идейной доминанты платоновских произведений было важным этапом в их исследовании и помогло представить художественный мир А. Платонова как целостную систему. Но при таком интересе к «постоянным величинам» в платоновском творчестве постепенно стал преобладать обобщенный и суммарный подход к идеям писателя. В результате «переменная составляющая» его произведений, а также те коллизии, которые не укладываются в рамку общего сюжета, часто остаются без внимания (а именно они могут оказаться более важными). В настоящий момент ясно ощущается недостаток работ, посвященных многоаспектному и целостному анализу отдельных произведений писателя.

Герои платоновских произведений, без сомнения, тоже очень необычны. Эту специфику исследователи творчества писателя видят, как правило, в типологическом единстве персонажей, в поведении которых преобладают ролевые начала: герой-спаситель или преобразователь мира; герой-изобретатель; естественный, или природный герой; близкий автору герой и т. д. Но платоновские герои часто не укладываются ни в какую схему. Кроме того, попытки определить, какой тип поведения и деятельности соответствует положительному мироощущению платоновского человека, не всегда согласуется с внутренней логикой художественного мира писателя. Любой из отмеченных типов поведения (например, спаситель, преобразователь, странник и пр.) может быть присущ как положительным (условно говоря), так и отрицательным персонажам. Столь же мало плодотворны и попытки выделить героев, близких автору. Исследователи платоновского творчества неоднократно отмечали, что писатель переносит собственные идеи, когда-либо высказанные в публицистической форме, в свои художественные произведения и наделяет ими очень разных - по функциям в произведении - персонажей (программа борьбы с полом в рассказе «Антисексус», идеи Шмакова об организации природы в повести «Город Градов» и др.). Как считает Н. Малыгина, «в мире Платонова нет "положительных" и "отрицательных" персонажей, писатель способен наделить любого из героев "сокровенными" качествами автобиографического персонажа». Таким образом, одного типологического подхода явно недостаточно, чтобы объяснить своеобразие платоновских образов. Выводы об их структуре и функциях должны опираться на подробный анализ содержания и построения каждого произведения Платонова и каждого отдельного героя.

Открытым остается вопрос об авторском идеале Андрея Платонова, который рассматривают на фоне его постоянных сюжетов и тем. И нужно признать, что высказывания на эту тему современных исследований порой, мягко говоря, удивляют. В освещении проблемы авторского идеала можно проследить следующую тенденцию: сначала критики обращали внимание на этические стороны этого идеала, а затем стали говорить об утопизме во взглядах писателя. Вопрос об авторском идеале очень остро ставился уже при жизни писателя. А. Гурвич, автор первой большой статьи о творчестве Платонова, выделяет тему сиротства и одиночества как центральную в творчестве Платонова, а его идеал называет христианским: «Андрей Платонов говорит о тех, кто слаб, нем, беспомощен, одинок, забыт»; «одинокий ребенок, одинокий человек - вот излюбленный образ Андрея Платонова». Основные черты идеального платоновского героя А. Гурвич характеризует так - жалостливость и сострадание. Вывод, который делает Гурвич: «вопрос о возвышенных потребностях человеческой души у Платонова всегда сводится к религии». Статья Гурвича спровоцировала полемику в печати о творчестве Платонова и его гуманизме, который называли «фальшивым», а его философию - «порочной» и не имеющей ничего общего с мировоззрением советского человека.

В настоящее же время вопрос об авторском идеале чаще всего связывают с влиянием философии Н. Ф. Федорова и его проектами научного воскрешения мертвых и достижения бессмертия. При этом никакой разницы между различными периодами творчества писателя, как правило, не делается. В платоноведении постепенно сложилось представление об Андрее Платонове как писателе с устойчивыми утопическими представлении. Точка зрения, что Платонов, в молодости переживший увлечение утопическими теориями, никогда до конца не освободился от подобных идеалов, — время от времени высказывается в работах о писателе. Даже в его произведениях 30-х - 40-х гг. порой видят и примирение со сталинской действительностью, и тоску по утопии, и разнообразные утопические представления. А если не утопические, то антиутопические. Однако каждый случай возможного проявления утопических взглядов требует внимательного анализа, основанного на изучении художественного языка писателя и опирающегося на реальный и культурный контекст его произведений.

С начала 80-х гг. в платоноведении прочно утвердилась проблема контекстов платоновского творчества. Впервые она была широко заявлена в статьях Е. Толстой «Литературный материал в прозе А. Платонова» (1980), «К вопросу о литературной аллюзии в прозе Андрея Платонова: Предварительные наблюдения» (1981), а также «Идеологические контексты А. Платонова» (1981). С тех пор это исследовательское направление стало одним из самых актуальных и разрабатываемых. Круг выявленных источников творчества писателя весьма широк: мифология, в том числе фольклор; библейские образы; русская литература XIX века (А. Пушкин, Н. Гоголь, Ф. Достоевский и др.), а также символизма и авангарда (А. Белый, А. Куприн, концепции «левого искусства и др.); современная писателю советская литература (М. Горький, Б. Пильняк, И. Катаев и др.); произведения зарубежных писателей («Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете и др.); философские учения (Н. Федоров, В. Соловьев, А. Богданов, В. Розанов, П. Флоренский и др.); естественнонаучные теории (В. Вернадский, К. Циолковский и др.). Н. Малыгина говорит о всем этом массиве как культурном слое, на котором выросло творчество Андрея Платонова. Мы привели далеко не полный список авторов и произведений, о влиянии которых на Платонова принято говорить. Однако, если брать, например, философские и другие научные теории, то следует признать, что до сих пор изученными остаются только параллели Платонова с идеями Н. Федорова и А. Богданова. Уже влияние В. Соловьева обычно характеризуется общими фразами о значении для А. Платонова его софийных идей и принципа всеединства. Прочие авторы называются, как правило, списком.

И наконец, среди контекстов платоновского творчества никогда последовательно не изучался политический, или реальный. Конечно, в исследованиях, посвященных Андрею Платонову, освещались отдельные вопросы, связанные с реальной политической обстановкой, в которой создавались его произведения. К таким работам относятся монография М. Геллера «Андрей Платонов в поисках счастья», статья М. Золотоносова «"Ложное солнце": "Чевенгур" и "Котлован" в контексте советской культуры 1920-х годов», диссертация А. Харитонова «Способы выражения авторской позиции в повести Андрея Платонова "Котлован"» и некоторые другие. Однако ни одно платоновское произведение как целое — в единстве его сюжета и образов — не рассматривалось на фоне политической жизни своего времени. А между тем исследователи платоновского творчества подчеркивают особую значимость для произведений писателя политического контекста, который всегда сопрягается с философским. Так, М. Геллер отмечает «полное слияние реального и конкретного социально-исторического фона и онтологического подтекста» в «Котловане»; Н. Малыгина — такую черту произведений писателя, как «использование огромного и разнообразного литературного материала наряду с материалом реальной действительности»; А. Павловский видит загадку платоновского творчества в непостижимом сочетании «мгновенного» и «вечного». В наиболее категоричной форме значение политической реальности для понимания платоновского творчества выразил М. Золотоносов. Он объясняет «своеобразие платоновских художественных текстов» попыткой «философского осмысления политических реалий 20-х годов» и признает за Платоновым «почти исчерпывающее знание социально-политической и идеологической повседневности», которая, как считает исследователь, является «строительным материалом фантасмагорических сюжетов и образов». М. Золотоносов высказывает очень важное предположение: «Проза Платонова реалистична, можно сказать, изощренно реалистичная». Таким образом, изучение платоновской поэтики тоже упирается в -знание строительного материала его сюжетов и образов - политической повседневности.

Значение последней для творчества А. Платонова важно и еще в одном отношении. Даты создания Платоновым многих произведений неизвестны. Чтобы их определить, приходится учитывать все сопутствующие обстоятельства: оборотные стороны рукописей, бытовые записи на полях, соотношения с пометами в записных книжках, а этих помет — с известными событиями из жизни писателя и пр. Немаловажную роль в датировке платоновских произведений мог бы сыграть и их политический контекст: насыщенные деталями времени, платоновские произведения иногда очень точно укладываются в определенный временной отрезок.

Серьезная проблема, с которой столкнулось платоноведение в последнее время - противоположные оценки основных произведений писателя в работах разных исследователей: утопия и антиутопия (о «Чевергу-ре»); реквием и бодрое, оптимистическое звучание (о «Котловане»); непонимание социалистических идеалов и примирение со сталинизмом (о рассказе «Бессмертие») и т. д. И дело не только в способности платоновского слова охватывать явление в его противоречивых тенденциях. Причина множественности трактовок платоновских произведений прежде всего в том, что они до конца не прочитаны. Недостаточность уже наработанных принципов подхода к наследию писателя, а также нестандартность его художественного мышления привели к прямо противоположной интерпретации одних произведений А. Платонова и стали препятствием для изучения других.

Таким образом, для решения самых разных проблем платоновского творчества - от изучения художественного языка и мировоззрения Платонова до датировки и интерпретации его повестей, пьес или рассказов - актуальными являются следующие задачи: целостный анализ отдельных произведений писателя, который включает реконструкцию их политического контекста, а также сведение воедино и обобщение накопленных знаний о контексте культурном.

Необходимость всестороннего изучения произведений А. Платонова диктуется и тем особым положением, которое занимает А. Платонов в русской культуре XX века.

К числу произведений, порождающих самые разные интерпретации, относится и «Котлован» - по многочисленным оценкам, главное произведение Платонова, вершина его творчества, в какой-то степени визитная карточка писателя: ведь даже название повести (случайно или в соответствии с авторским замыслом) является анаграммой литературной фамилии «Платонов» (наблюдение М. Золотоносова). Об отдельных темах, коллизиях и образах «Котлована» существует немало работ, содержащих интересные и ценные наблюдения. Однако никогда эта повесть Платонова не была предметом целостного анализа, и ее изучение ограничивал круг определенных проблем, в основном воспринимаемых на фоне других произведений писателя.

В отличие от «Котлована», первая из дошедших до нас пьес писателя, «Шарманка», не стала объектом пристального внимания платоноведов - столь трудно поддается ее содержание уже наработанным подходам к платоновскому творчеству.

Оба названных произведения - «Котлован» и «Шарманка» — самим Платоновым не датированы. Как показал анализ их рукописей, Платонов пишет «Шарманку» вскоре после «Котлована».

Мы сделали повесть «Котлован» и пьесу «Шарманка» объектом нашего исследования, рассмотрев их содержание в политическом контексте времени и на фоне того культурного слоя, который питал творчество Андрея Платонова. Интерпретация и датировка «Котлована» и «Шарманки» основана на соотношении платоновских образов и коллизий с событиями политической жизни страны, а также их возможными культурными прототипами. Сравнение двух произведений Платонова, написанных друг за другом, позволило понять оттенки авторской мысли, не замеченные при более глобальном подходе, а также полнее представить единство платоновского творчества, выраженное в положении: «Платонов пишет одну книгу».

Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.

Первая глава называется «Повесть "Котлован" и пьеса "Шарманка": основные направления и проблемы изучения» и посвящена истории исследования каждого из названных произведений А. Платонова. Глава состоит из двух неравных по объему параграфов: «Повесть "Котлован" в критике и литературоведении» (1. 1.) и «Пьеса "Шарманка" в критике и литературоведении» (1. 2.). Материал в параграфе 1.1. разбит на пять разделов — по темам, которые получили преимущественную разработку в платоноведе-нии: «"Котлован": основные направления в изучении (введение)» (1. 1. 1.); «Сюжетообразующие образы-символы и проблематика "Котлована" в интерпретации платоноведения» (1. 1. 2.); «Герои и коллизии повести в интерпретации платоноведения» (1. 1. 3.); «Контексты повести "Котлован" в интерпретации платоноведения» (1. 1. 4.) и «Композиционные особенности "Котлована" в интерпретации платоноведения» (1. 1. 5.)- Мы постарались представить существующие в платоноведении точки зрения на все сформулированные проблемы, коллизии или образы знаменитой платоновской повести; подвести итог тому, что сделано в современной науке по изучению «Котлована», а также показать противоречивость некоторых интерпретаций повести. Второй параграф первой главы (1.2.) не имеет внутренней рубрикации, так как исследований, посвященных «Шарманке», очень мало.

Вторая глава называется «Повесть А. Платонова "Котлован" в политическом и культурном контексте». Она состоит из двух параграфов: «Повесть А. Платонова "Котлован" в политическом контексте» (2. 1.) и «Повесть А. Платонова "Котлован" в культурном контексте» (2. 2.). Параграф 2. 1. посвящен анализу содержания платоновской повести на фоне политической повседневности 1929-1930 гг. В соответствии с главной текстологической проблемой повести (датировка), а также ее композицией и проблематикой, материал в параграфе 2. 1. разбит на три раздела: «Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в "Котловане": Датировка рукописи» (2. I. 1.); «Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в "Котловане": Город.» (2. 1. 2.); «Основные события общественно-политической жизни страны, получившие отражение в "Котловане": . деревня» (2. 1. 3.). Наиболее сложным и разноплановым является материал раздела 2. 1. 2., поэтому он имеет внутреннее деление по темам, в формулировке которых мы использовали платоновские цитаты и образы: «Я хочу истину для производительности труда», «Вощев собирал в выходные дни всякую несчастную мелочь природы», «Строители дома» и «Эсесерша наша мать». Первые два подраздела посвящены главному герою «Котлована» и его деятельности; последний - центральным образам-символам платоновской повести: девочке Насте и «общепролетарскому дому». Для анализа содержания повести в контексте политической повседневности 1929— 1930 гг. использовались разнообразные периодические издания этого времени; статьи И. Сталина; постановления и решения партийных конференций, пленумов и съездов; а также опубликованные в последнее время многочисленные неофициальные документы и свидетельства об одном из самых трагических периодов нашей истории (письма во власть, доклады руководству страны, сообщения ОПТУ и пр.). Параграф 2. 2. («Повесть А. Платонова "Котлован" в культурном контексте») посвящен в основном анализу культурных контекстов двух наименее исследованных проблем «Котлована»: истины и того, что называют «видением Прушевского». Так как в нашу задачу входило наиболее полное воссоздание и изучение контекстов платоновской повести, при работе мы обратились к ее рукописи, в том числе фрагментам текста, вычеркнутым писателям на самой ранней стадии работы (динамическая транскрипция рукописи опубликована в книге: Андрей Платонов. Котлован: Текст, материалы творческой истории. - Спб.: Наука, 2000). В результате исследованы и прокомментированы и те фрагменты, которые не вошли в основной текст «Котлована». Ввиду сложности и многослойности авторской правки, мы ее никак не отражали при цитировании платоновского текста.

Третья глава посвящена первой из дошедших до нас пьес А. Платонова и называется «Пьеса "Шарманка" в политическом и культурном контексте». Ввиду гораздо меньшей, по сравнению с «Котлованом», семантической «плотности» этого текста А. Платонова, материал в третьей главе разбит по темам, каждая из которых рассматривается одновременно и в политическом, и в культурном контексте. Глава состоит из семи параграфов: «История текста» (3. 1.); «Датировка пьесы» (3. 2.); «События общественно-политической и международной жизни, получившие прямое отражение в пьесе» (3. 3.); «Политические аллюзии, основанные на игре слов» (3. 4.); «Вечер испытания новых форм еды» (3. 5.); «Купля-продажа души» (3. 6.) и «Символика заглавного образа» (3. 7.). Так как седьмой параграф посвящен анализу различных аллюзий, которые играют в пьесе определенную роль, то он в свою очередь разбит в зависимости от источника этих аллюзий: «Фольклорные аллюзии»; «Литературные аллюзии»; «Библейские аллюзии» и «Политические аллюзии». В качестве источника текста использованы рукопись и авторизованная машинопись пьесы, хранящиеся в семейном архиве писателя. Ввиду неизученности «Шарманки», а также благодаря наличию рукописи пьесы, мы включили в работу такой раздел, как «История текста», чего не имели возможности сделать по отношению к «Котловану». События политической жизни страны, которые легли в основу коллизий «Шарманки», проанализированы на материале периодических изданий 1929-1931 гг.; ее культурный контекст гораздо более прост, чем в «Котловане», и целиком укладывается в рамки общих знаний.

Работа заканчивается кратким заключением и списком использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Творчество Андрея Платонова в политическом и культурном контексте"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы рассмотрели два произведения Андрея Платонова - повесть «Котлован» и пьесу «Шарманка» - на фоне реалий 1929-1930 гг. и того культурного контекста, который мог питать творчество писателя. Можно сказать, что данный тип исследования оказался плодотворным для решения многих спорных проблем и загадок платоновской прозы и для понимания его необычного художественного мира.

Всестороннее изучение социально-политического контекста платоновских произведений обнаружило реальные мотивы поведения героев (поисков «истины для производительности труда» и собирания Вощевым «вещественных останков потерянных людей»; «испытания новых форм еды», которое устраивает Щоев; стремления Стерветсена оживить Западную Европу «ударной душой СССР» и пр.); позволило представить подлинную сущность многих платоновских персонажей (начетничество типичного представителя советского общества Козлова, бессмысленно пользующегося политической фразеологией и плохо ориентирующегося в событиях окружающей жизни; лицемерие профсоюзного лидера Пашкина и пр.) и понять отношение Платонова к официальной версии о «людях, строящих социализм», а также некоторые особенности в построении его образов (реальный и символический аспект буржуазного происхождения Насти; прямое и переносное значение уродства Жачева, присоединение к этому фанатику революции многоаспектной проблематики Троцкого); увидеть темы, не замеченные при традиционно филологическом исследовании (связь кампании по сбору утильсырья с утилитарным и потребительским отношением к самим строителям, которые оказываются «строительным материалом» созидаемого социализма, а также с международной политикой СССР и попытками развязать революционное движение в других странах; политических процессов над «вредителями» и «питания» народа и пр.) и ту исключительную роль, которую играют языковые ассоциации даже на сюжетном и образном уровнях платоновской прозы (отходы и отходничество; «узкое место», «прорыв путины» и пр.); осознать разные формы диалога Платонова со Сталиным и проявления этого диалога как в композиции платоновских произведений («Город и деревня» в «Котловане»), так и в своеобразной переделке изречений вождя («пни капитализма» вместо «корни капитализма» и пр.) и т. д. И наконец, изучение «Котлована» и «Шарманки» в политическом контексте 1929-1930 гг. позволило точно определить их время действия и, возможно, написания.

Положительный результат дало также исследование культурного контекста платоновских произведений. Сопоставление повести «Котлован» и пьесы «Шарманка» с ранним творчеством А. Платонова обнаружило ряд общих тем (построение на земле силами самого пролетариата некого Нового Города, который должен стать «царством сознания», господством истины и спасением от «беды жизни»; пища будущего и пр.), а поиски возможных источников этих тем в произведениях А. Платонова начала 1920-х гг., с учетом всех перекличек, необычных образов и прямых авторских ссылок, привели к работе П. Флоренского «Столп и Утверждение Истины» и текстам Священного писания. К ним, как объекту своих прежних полемических высказываний, А. Платонов вновь возвращается через двенадцать лет после революции, на этапе переоценки старых взглядов. Анализ некоторых коллизий «Котлована» (например, путешествия Вощева в «другой город»), а также тем и образов повести, получивших противоположную трактовку в платоноведении (например, истины и «видения Пру-шевского») с учетом идей П. Флоренского и библейской образности помог увидеть иносказание центральной сюжетной ситуации «Котлована» (главный герой направляется в тот самый Город, о строительстве которого на земле как альтернативе грядущего Града - Небесного Иерусалима когда-то мечтал Платонов и который по-прежнему сохраняет ориентацию на Небесный Иерусалим); высказать предположение о содержании искомой Во-щевым истины (та, знание которой давала религия) и о значении открывшихся Прушевскому самосветящихся зданий (Церковь как «домостроительство спасения», или Небесный Иерусалим); понять связь Насти с «общепролетарским домом» и глубокий подтекст необычного «строительного материала» этого дома (сами строители); представить отношение Платонова к происходящему в стране (оценка социализма как новой религии и противоположности Церкви, как беспомощного подражания Божественному промыслу о спасении людей). Сопряжение этих представлений о культурном контексте «Котлована» с наблюдениями А. Харитонова (дантов-ские реминисценции в «Котловане») подтвердило предположение о семантической плотности и многомерности платоновского текста (Вощев идет в «другой город», а попадает в «иной мир», центром которого является огромная пропасть котлована — мир дантовского ада). Изучение культурных контекстов «Шарманки», и прежде всего «вечера испытаний новых форм еды» и покупки/заготовки душ Стерветсеном, не только обнаружило евангельский подтекст некоторых тем (например, темы пищи) и их автополе-пическую разработку в произведениях Платонова, но и указало на многочисленные литературные (и мифологические) реминисценции данных эпизодов (навеянные романом Ю. Олеши «Зависть», известной аферой Чичикова и функциями персонажа скандинавской мифологии Валькирии), что позволило увидеть новые и неожиданные смыслы этих ситуаций (пародия на планы строителей нового мира накормить всех досыта; горькая ирония в адрес людей, которые предпочли «научную пищу» - «хлебу жизни»; осознание Платоновым духовного опустошения народа и предвидение новых репрессий и пр.).

Разбор некоторых платоновских образов и тем одновременно и в политическом, и в культурном контексте дал возможность полнее понять их значение (девочки Насти как символа молодой страны Советов и в то же время олицетворения судьбы буржуазных детей; трагических последствий от политических процессов над «вредителями» для нравственности народа; превращение современников Платонова в «мертвые души» во всех смыслах этого выражения и пр.); рассеять некоторые сложившиеся в платоно-ведении представления об авторской позиции (о его утопизме; «крайнем рационализме» и «ложной чувствительности»; бунте, вместе с Иваном Карамазовым, против Божественного миропорядка и пр.), а также увидеть надежду писателя на духовное «воскресение жизни» страны и ее «мертвых душ» (выражением этого оптимизма служат в повести идеи Н. Ф. Федорова, которые Платонов с нашей точки зрения использует в переносном значении).

Впервые сделана попытка рассмотреть два произведения А. Платонова (одно из которых заслуженно считается вершиной его творчества), каждое - в единстве и полноте проблематики, композиции, коллизий и образов. Параллельный анализ произведений, написанных приблизительно в одно время, представил важные для Платонова темы в их зарождении и развитии (например, связь происходящего в стране с главным христианским Таинством; переосмысление кампании по сбору утильсырья на фоне внутренней и международной политики СССР), а также показал удивительную «подвижность» излюбленных платоновских тем (например, темы «мертвых душ»).

Проделанное исследование выявило, с одной стороны, абсолютную уникальность в советской литературе позиции Андрея Платонова и его взглядов на то, что происходит с народом и страной; а с другой, близость этих представлений к восприятию современников писателя. Это исследование дало материал также для серьезного изучения необычной поэтики А. Платонова.

Итак, анализ повести «Котлован» и пьесы «Шарманка» в политическом и культурном контексте обнаружил ориентацию Платонова на самые злободневные темы и события общественно-политической жизни страны, с которыми прежде всего и связаны коллизии его произведений и которые обязательно нужно учитывать при интерпретации последних; подтвердил гипотезу М. Золотоносова об исключительной (изощренной, как говорит критик) реалистичности прозы А. Платонова и исчерпывающем знании им идеологической повседневности - основы его фантасмагорических сюжетов и образов. Кроме того, он в очередной раз показал насыщенность платоновского текста «культурным материалом», который Платонов последовательно сопрягает с политическим.

СПИСОК ОСНОВНОЙ ИСПОЛЬЗОЫВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ: Литература о творчестве А. П. Платонова (повесть «Котлован», пьеса «Шарманка»):

1. Александров А. О повести «Котлован» А. Платонова // Грани. — 1970.-№77.-С. 134-143.

2. Андрей Платонов: Исследования и материалы: Сб. трудов / Под ред. Т. А. Никоновой. - Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1993. - 196 с.

3. Андрей Платонов: Мир творчества. - М.: Соврем, писатель, 1994. -432 с.

4. Андрей Платонов: Проблемы интерпретации: Сб. тр. / Под ред. Т. А. Никоновой, Е. Г. Мущенко. - Воронеж: Траст, 1995. - 126 с.

5. Баршт К. Поэтика прозы Андрея Платонова. - Спб.: Спб. гос. ун-т, 2000.-320 с.

6. Бочаров С. Г. «Вещество существования» // Бочаров С. Г. О художественных мирах. -М.: Советская Россия, 1985. - С. 249-296.

7. Васильев В. Андрей Платонов: Очерк жизни и творчества. — 2-е изд., испр. и доп.-М.: Современник, 1990.— 285 с.

8. Васильева М. О. Котлован и Небесный Город: (Некоторые аспекты религиозной тематики в творчестве А. Платонова на рубеже 1920 — 1930-х гг.) - М., 1996. - Деп. в ИНИОН РАН, №52154. - 21 с.

9. Вахрушев В. Платонов - трагические парадоксы гуманизма // Волга. - 1989. - №8. - С. 166-174.

10. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. - М.: Издательство «МИК», 1999.-432 с.

11. Дмитровская М. Эволюция понятий «истина» и «смысл» в творчестве А. Платонова // Логический анализ языка: Истина и истинность в культуре и языке. - М., 1995. - С. 69-78.

12. Залыгин С. Сказки реалиста и реализм сказочника // Вопросы литературы. - 1971. - №7. - С. 120-142.

13. Корниенко Н. История текста и биография А. П. Платонова (1926 - 1946) // Здесь и теперь. - № 1. - М., 1993. - 320 с.

14. Лангерак Т. Литературная карьера Андрея Платонова // Slavica Hierosolymitana. - Vol. VIII. - Р. 1-33.

15. Левин Ю. От синтаксиса к смыслу и далее: («Котлован» А. Платонова) // Левин Ю. Избранные труды. - М.: Языки русской культуры, 1998.-С. 392-417.

16. Малыгина Н. М. Художественный мир Андрея Платонова в контексте литературного процесса 1920—1930 годов: Автореф. дисс. .д-ра фил. наук / Моск. пед. ун-т. - М., 1992. — 3 8 с.

17. Новикова Т. Одна из антиутопий А. Платонова: (Пьеса «Шарманка» и ее метаморфозы) // Филологические науки. — 1999. — №1. - С. 92-100.

18. Павловский А. Яма: О художественно-философской концепции повести Андрея Платонова "Котлован" // Вопросы литературы. — 1991. - С. 21-41.

19. Платонов А. Котлован: Текст, материалы творческой истории. — Спб.: Наука, 2000. - 379 с.

20. Платонов А. Записные книжки: Материалы к биографии. - М.: Наследие, 2000. - 424 с.

21. Проскурина Е. Н. Поэтика мистериальности в прозе Андрея Платонова конца 20-х - 30-х годов. - Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.-259 с.

22. «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества: По материалам первой междунар. конф., посвящ. 90-летию со дня рождения А. П. Платонова / Под ред. Н. В. Корниенко. - М.: Наследие, 1994. -368 с.

23. «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 2. - М.: Наследие, 1995. - 335 с.

24. «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. З.-М.: Наследие, 1999.-512 с.

25. «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. - М.: Наследие, 2000. - 960 с.

26. Стеллеман Е. Драматическое творчество А. Платонова: Обзор и предварительные замечания // Russian Literature. - Amsterdam, 1999. - Vol. XLVI-II. - P. 233-261.

27. Тарланов 3. «Котлован»: История без конца // Север. - 1990. — №5.-С. 152-160.

28. Творчество Андрея Платонова: Исследования и материалы. Библиография. - Спб.: Наука, 1995. - 358 с.

29. Творчество Андрея Платонова: Исследования и материалы. Книга 2. - Спб.: Наука, 2000. - 319 с.

30. Толстая-Сегал Е. О связи низших уровней текста с высшими: (Проза Андрея Платонова) // Slavica Hierosolymitana. — Jerusalem, 1978. — Vol. И.-P. 169-212.

31. Толстая-Сегал E. Стихийные силы: Платонов и Пильняк // Slavica Hierosolymitana. - Jerusalem, 1978. - Vol. III. - P. 89-109.

32. Толстая-Сегал E. Натурфилософские темы Платонова 20-х - 30-х годов // Slavica Hierosolymitana. - Jerusalem, 1979. - Vol. IV. - P. 223-254.

33. Толстая-Сегал E. Литературный материал в прозе Андрея Платонова // Возьми на радость: То Honor Jeanne van der Eng-Leidmeier. — Amsterdam, 1980.-P. 193-205.

34. Толстая-Сегал E. К вопросу о литературной аллюзии в прозе Андрея Платонова: Предварительные наблюдения // Slavica Hierosolymitana. — Jerusalem, 1981. - Vol. V-VI. - P. 344-369.

35. Харитонов А. А. Способы выражения авторской позиции в повести Андрея Платонова «Котлован»: Дис. .канд. фил. наук: 10. 01. 02 / Спб. гос. ун-т. - 273 с.

36. Хрящева Н. П. «Кипящая вселенная» Андрея Платонова: Динамика образотворения и миропостижения. - Екатеринбург-Стерлитамак, 1998.-323 с.

37. Чалмаев В. А. Андрей Платонов: В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. - 143 с.

38. Шиндель А. Свидетель: (Заметки об особенностях прозы Андрея Платонова)//Знамя. - 1989.-№9.-С. 207-217.

39. Яблоков Е. О философской позиции А. Платонова: (Проза середины 20-х - начала 30-х гг.) // Russian Literature. - Amsterdam, 1992. - Vol. XXXII.-P. 227-252.

Список научной литературыДужина, Наталья Ильинична, диссертация по теме "Русская литература"

1. Акулов И. Новые методы профсоюзной работы. - М,: Книгоизд-во ВЦСПС, 1930.-40 с.

2. Афанасьев А. Н. Народные русский сказки: в 3 т.- М.-Л.: Гослитиздат, 1957.-Т. 1-3.

3. Бердяев Н. Новое религиозное сознание и общественность. — Спб.: М. В. Пирожков, 1907. 233 с.

4. Бухарин Н. И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. — М.-Л.: Госиздат, 1925. 106 с.

5. Бухарин Н. Заметки экономиста // Правда. 1928. - 30 сентября.

6. Вайскопф М. Писатель Сталин. — М.: Новое литературное обозрение, 2001.-380 с.

7. Воронский А. Литературные портреты: В 2 т. М.: Федерация, 1928-1929.-Т. 1-2.

8. Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти. М.: Издательство «МИК», 2000. - 856 с.

9. Ершов Л. Ф. История русской советской литературы. М.: Высшая школа, 1982. - 341 с.

10. Карлейль Т. Французская революция: История. Спб.: В. И. Яко-венко, 1907.-615 с.

11. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритизизм: Критические заметки об одной реакционной философии. -М,: Изд-во полит, лит-ры, 1986. -463 с.

12. Луначарский А. В. Религия и социализм: В 2 т. Спб.: Шиповник, 1908-1911.-Т. 1-2.

13. Москва или Рочдель: Доклады Шарля Жида и Н. Л. Мещерякова. -М.: Кооп. секция Коминтерна, 1925. — 43 с.

14. Платон. Собрание сочинений: В 4 т. -М.: Мысль, 1990-1994. Т.1.4.

15. Синявский А. Основы советской цивилизации. -М.: Аграф, 2001. -464 с.

16. Сталин И. Вопросы ленинизма. М.: Партиздат ЦК ВКП(б), 1937.-616 с.

17. Коэн С. Бухарин: Политическая биография (1888-1938). — 2 изд. — М.: Прогресс, 1992. 570 с.

18. Федоров Н. Ф. Сочинения. -М.: Мысль, 1982. 711 с.

19. Флоренский П. Столп и Утверждение Истины (I). М.: Правда, 1990.-490 с.1. Справочная литература:

20. Календарь коммуниста на 1930 г. М.-Л.: Московский рабочий, 1930.- 1215 с.

21. Малая Советская Энциклопедия: В Ют. / Под ред. Мещерякова Н. Л.-М., 1928-1931.

22. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Русский язык, 1987. -797 с.

23. Политический словарь: Под общ. ред. Стецкого А. И. — Л.: Прибой, 1928.-672 с.

24. Справочник строителя. М.: ЦК ВССР, 1930.

25. Справочник профработника-строителя по вопросам союзной культуры. М.: ЦК ВССР, 1929. - 139 с.

26. Займовский С. Г. Крылатое слово: Справочник цитаты и афоризма. М.-Л.: Госиздат, 1930. - 492 с.

27. Справочник цен на строительные материалы, рабсилу и транспортные средства на II квартал 1930 г. (январь-апрель месяцы) в разрезе округов ЦЧО. Воронеж: Обл. упр. строит, контроля, 1930. - 85 с.

28. Толковый словарь языка Совдепии. Спб.: Филио-пресс, 1998. - 700с.

29. Документы, свидетельства современников, воспоминания:

30. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): Краткий курс: Репринтное воспроизведение стабильного издания 30-40-х годов. -М.: Писатель, 1997. -351 с.

31. Кодекс законов о труде РСФСР с изменениями на 1 марта 1930 г.- М.: Гос. юрид. изд-во РСФСР, 1930. 93 с.

32. Любимов Н. Неувядаемый цвет: Книга воспоминаний. М.: Языки русской культуры, 2000. — 416 с.

33. Письма во власть: 1928-1939: (Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и советским вождям). — М.: РОССПЭН, 2002.-526 с.

34. Справочник партийного работника / Сост. секретариатом ЦК РКП(б). М.: Госиздат, 1927. - Вып. 6, ч. И. - 670 с.

35. Справочник партийного работника / Сост. секретариатом ЦК РКП(б). -М.: Госиздат, 1930. Вып. 7, ч. I. - 599 с.

36. Справочник партийного работника / Сост. секретариатом ЦК РКП(б). М.: Госиздат, 1930. - Вып. 7, ч. II. - 384 с.

37. Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в 5 томах / Том 2: ноябрь 1929 декабрь 1930. -М.: РОССПЭН, 2000. - 926 с.

38. Тепцов Н. В дни великого перелома: История коллективизации, раскулачивания и крестьянской ссылки в России (СССР) по письмам и воспоминаниям: 1929-1933 годы. М.: Издательский дом «Звонница», 2002.-412 с.

39. Четырнадцатая конференция РКП(б): (Стенографический отчет).- М.-Л.: ГОСИЗДАТ, 1925. 335 с.1. Периодические издания:1. Газеты:

40. Беднота: Орган ЦК ВКП(б). М., 1929- 1930.

41. Вечерняя Москва: Вечернее издание «Рабочей Москвы», орган МКВКП(б).-М., 1930.

42. Известия ЦИК СССР: Орган Советского правительства. М., 1929-1930.

43. Крестьянская газета: Орган ЦК ВКП(б). М., 1929-1931.

44. Правда: Орган ЦК и МК ВКП(б). М., 1928- 1931.

45. Рабочая газета: Орган ЦК ВКП(б). М., 1929-1930.

46. Труд: Орган ВЦСПС. -М., 1929-1930. Журналы

47. Безбожник: Ежемес. журн. Центр, и Моск. обл. советов СВБ. — М., 1930.

48. Вопросы страхования: Орган ВЦСПС. М., 1929-1931.

49. Вопросы труда: Ежемес. журн. теории и практики труда. М., 1929-1930.

50. Ворошиловский стрелок: Орган ЦС Осоавиахима СССР. М.,1930.

51. Деревенский коммунист: Орган ЦК ВКП(б). -М., 1929-1930.

52. Изба-читальня: Орган сектора массовой политпросвет и школьной работы.-М., 1930.

53. За пролетарскую музыку: Массовый музык. листок журн. «Пролетарский музыкант». М., 1930.

54. Культурная революция: Двухнедельный журнал культработы профсоюзов. М., 1929-1930.

55. Культпоход: Орган ЦК ВЖСМ, ЦС ОДН, ЦК рабпроса. М.,1930.

56. Лапоть: Издание «Крестьянской газеты». М., 1930.

57. Массовик: Ежемесячный журнал МК и МГК ВКП(б). М., 1930.

58. Международная жизнь: Журнал Народного комиссариата по иностранным делам. М., 1930.

59. На трудовом фронте: Орган НКТ СССР и НКТ РСФСР. М.,

60. Наши достижения: Двухмесячный журнал. М., 1929-1931.

61. Общественное питание: Пятнадцатидневный массовый журнал. -М., 1930.

62. Охрана труда: Орган НКТ СССР: Массовый научно-популярный журнал по вопросам организации и оздоровления труда. М., 1930.

63. Смычка: Двухнедельный кооперат. журнал: Журнал рабоче-крестьянской кооперации. — М., 1929.

64. Советский активист: Орган ВЦИК. -М., 1929-1930.

65. Спутник коммуниста: Парт, обществ.-полит. двухнедельник МК ВКП(б).-М., 1929-1930.104. 30 дней: Новелла сов. и иностр, стихи, публ., лит. фельетоны. — М., 1930.