автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Взаимоотношения епархиальных и светских органов управления в Московской губернии в середине - второй половине XVIII в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Взаимоотношения епархиальных и светских органов управления в Московской губернии в середине - второй половине XVIII в."

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ им. М.В.

ЛОМОНОСОВА

Диссертационный совет Д. 501.001.98

Клейменов Валерий Александров:

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ЕПАРХИАЛЬНЫХ И СВЕТСКИХ ОРГАНОВ УПРАВЛЕНИЯ В МОСКОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В СЕРЕДИНЕ - ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII В.

Специальность 07.00.02 - Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Москва - 2006

Работа выполнена на Кафедре политической истории Факультета государственного управления Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Научный руководитель: доктор исторических наук, доцент

Константин Анатольевич Соловьев

Официальные оппоненты:

Доктор исторических наук, Заведующий сектором нумизматики Оружейной палаты Музеев Московского

Кремля

Людмила Михайловна Гаврилова

Кандидат исторических наук, доцент Кафедры истории Московского государственного технического университета им. Н.Э. Баумана Ирина Львовна Абрамова

Ведущая организация:

Московский институт коммунального хозяйства и строительства

Защита диссертации состоится « октября 2006 г. в «/У» часов на заседании Диссертационного совета Д. 501.001.98 в Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова

Адрес: 119 899, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, ауд. tySty

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке МГУ им. М.В. Ломоносова по адресу: 119 899, Москва, Воробьевы горы, 1-й корпус гуманитарных факультетов

Автореферат разослан »Cf/tlii&'j/c-f 2006 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета

кандидат исторических наук, доцент Н.Л. Головкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. XVIII век стал эпохой коренных изменений в российском государственном механизме, в самой системе власти в стране. Процесс превращения России в абсолютистскую монархию и связанные с ним социально-экономические и политические реалии не могли не повлиять на положение Церкви, церковного управления и духовенства в описываемый период. Это время характеризовалось кардинальным изменением политики государства по отношении к Церкви, выраженным в известном тезисе

0 ее полном подчинении светской власти и включении в систему государственного управления императорской России.

Нет никаких причин сомневаться в правоте этого утверждения, имея в виду общую модель церковно-государственных отношений в эпоху существования синодального ведомства. Однако было бы не вполне корректно относить это утверждение к тем процессам, которые происходили на местах, в рамках определенной региональной единицы. В условиях, когда синодальная реформа проводилась волей государственной власти и шла, что называется, сверху вниз, епархиальное управление оставалось той областью, в которой государственный диктат ощущался гораздо слабее, и в которой Церковь более свободно осуществляла свою деятельность. При этом сферы церковной деятельности по епархиальному управлению могли лежать в русле региональной политики государства, а могли ей и противоречить. Выявив специфику взаимоотношений Церкви и государства на региональном (епархиальном) уровне, мы получим возможность судить о степени вовлечения Русской православной церкви в орбиту внутренней политики российского абсолютизма.

Актуальность предложенной темы состоит в том, что в современной постсоветской России вопрос об оптимальном соотношении государственных и церковных интересов, о поиске точек соприкосновения в деятельности епархиальных архиереев и представителей центральной власти на местах по-прежнему остается открытым. Его решение зачастую ставится в зависимость от исключительно конъюнктурных интересов, тогда как именно сейчас сложились такие возможности, от степени реализации которых будет зависеть «какое место найдет Церковь в современном российском обществе, какое влияние будет оказывать на внутреннюю и внешнюю политику, на органы государственной власти и управления».1 В этом смысле анализ достижений и ошибок, характерных для рассматриваемого периода, может оказаться далеко не лишним и для современной ситуации.

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является комплекс органов московского епархиального управления. Предмет исследования — взаимоотношения епархиальных учреждений с ор-

1 Козлов Максим, иерей. Взаимоотношения Церкви и государства (к истории вопроса) // Журнал Московской Патриархии. 1992. № 9. С. 34.

ганами губернской гражданской власти по отдельным аспектам государственного и регионального управления. Для определения последних удобно будет рассматривать отдельно каждую функцию (направление) деятельности епархиального архиерея. Беря во внимание их тесную взаимосвязь, можно предложить к рассмотрению следующие функции епархиального управления:

1) Контроль над лицами духовного ведомства.

2) Исполнение административных обязанностей общегражданского характера и меры по сохранению престижа власти.

3) Охрана и распространение веры.

4) Социальное служение.

Хронологические и территориальные рамки исследования. Московская епархия была образована в 1742 г. из земель бывшей Патриаршей области, находившейся со времени учреждения Святейшего Синода, под его управлением. Данная церковно-административная единица большей своей частью находилась на территории Московской губернии, хотя в рассматриваемый период и не вполне с ней совпадала.

Московская губерния, в том виде, в каком она была учреждена петровским указом 18 декабря 1708 г., долгое время не имела стройной и надлежащим образом функционирующей административно-управленческой системы. Такая ситуация в общих чертах сохранялась до 1775 г, когда Екатерина II опубликовала свое знаменитое «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи», вносившее коренные изменения не только в административно-территориальное деление государства, но и во всю систему регионального управления. '

Губернская реформа 1775 г., значительно увеличивающая число губерний за счет сокращения площадей старых административно-территориальных единиц, сделала очень заметной несоответствие между епархиальным и губернским делением (Московская губерния после 1775 г. стала в церковном отношении зависеть от четырех епископских кафеДр).

Особенность обозначенного периода (1742-1775 гг.) заключается в том, что, как Московская епархия, так и Московская губерния, в это время не представляли собой более или менее стабильной системы - ни в территориальном, ни в управленческом смысле. В этом состояла причина смешения сфер компетенций местной церковной и светской власти, которая приводила к частому столкновению последних.

Степень изученности темы. Проблема взаимоотношений церковной и государственной власти в рамках одной региональной единицы служит составной частью более общей и до сих пор спорной проблемы - вопроса о месте, занимаемом Русской церковью в социально-политической и экономической системе Российской империи. Решению этого вопроса посвящено значительное количество исторических исследований, но для нас непосредственный интерес представляют только те работы, в которых рассматриваются процессы, проистекавшие в церковном управлении епархиального звена в послепетровский период.

Целесообразно рассматривать отечественную историографию этого вопроса в соответствии со следующими историческими школами: дореволюционной, русской эмигрантской, советской и современной российской. Историки, принадлежащие к названным школам, по-разному решали для себя вопрос о месте церковного управления епархиального уровня в административно-управленческой системе Российского государства. При этом следует обратить внимание на то, что отечественная историография, кроме советской, представлена учеными, как минимум, двух основных направлений -светского и церковного, из-за чего некоторые оценки тех или иных фактов могли существенно различаться даже в рамках одной школы.

Отечественная дореволюционная историография, в лице таких историков Церкви, как архиепископ Филарет (Гумилевский), П.В. Знаменский, Ф.В. Благовидов и др., признавая определенную долю влияния государственной власти на епархиальное управление, отнюдь не считали, что оно было всеобъемлющим. По словам Филарета, епархиальное управление после учреждения Синода едва ли подверглось каким-нибудь серьезным изменениям, «только по временам получало более определенности и порядка, и более однообразия».1

В работах русских историков местная церковная власть выступает как вполне самостоятельный субъект церковно-государственных отношений, но историческая наука того времени так и не поставила перед собой более конкретных задач относительно характера взаимоотношений церковной и государственной власти в рамках отдельно взятого региона. Лишь в исследованиях таких апологетически относящихся к синодальной реформе историков, как С.Г. Рункевич и Н.С. Суворов приводились некоторые общие примеры сотрудничества государства и Церкви, оправдывающие, по их мнению, сам факт вмешательства светской власти в церковную жизнь.

В ряду общих работ по истории Русской церкви синодального периода уместно упомянуть «Очерки по истории Русской церкви в XVIII - XIX столетиях», написанные профессором Варшавского университета П.В. Верхов-ским. В них автор обращался к вопросу''о каноничности церковного устройства в императорской России. Оставаясь противником неканоничной, по его мнению, синодальной системы, повлекшей за собой явное ограничение прав Церкви, историк, вместе с тем, отмечал, что на епархиальном уровне этот процесс не коснулся «своеобразного аристократизма русского церковного устройства», вызванного обширностью территории, находившейся под властью почти каждого российского архиерея.

Следует отметить, что все перечисленные до этого работы, хотя и позволяют в некоторой степени уяснить общие вопросы церковной истории синодального времени, дают мало фактического материала для изучения такого специфического вопроса, как сфера управления Русской церкви вообще и

'. Филарет (Гумилевский), архиеп. История Русской Церкви. М., 1859. Т. 5. С. 10.

2 Верховской П.В. Очерки по истории Русской Церкви в ХУШ-Х1Х ст. Варшава, 1912.С. 23.

епархиального управления в частности. Здесь существенную помощь может оказать вынужденная приверженность большинства дореволюционных историков к определенным, достаточно узким темам, касающимся истории синодального периода. Это, в известной степени, позволяло им избежать прямых оценок сложившихся церковно-государственных отношений, что в эпоху господства жесткой цензуры было немаловажно.

Говоря о системе управления Русской церкви в синодальный период, нужно обратить внимание на то, что эта система имела две составляющие: синодальную и епархиальную. Синодальное управление являлось одной из сфер государственного управления и осуществлялось учреждениями, специально созданными по типу государственных — Святейшим Правительствующим Синодом и подчиненными ему местными органами. Епархиальное управление сложилось еще задолго до петровской синодальной реформы и поэтому на протяжении всего XVIII столетия продолжало оставаться той областью деятельности Церкви, степень зависимости которой от государственной власти еще предстоит установить.

В российской дореволюционной историографии можно отметить несколько работ, в которых отдельные составляющие церковного управления рассматриваются не в отрыве друг от друга, а в комплексе, О них нужно сказать особо еще и потому, что они касаются темы местного церковного управления в московском регионе.

Изучению епархиальной составляющей церковного управления посвятил свою монографию Н.П. Розанов, с 1835 по 1863 гг. служащий, а затем и секретарь Московской духовной консистории. В хронологическом отношении Розанов разбил рассматриваемое столетие (1721-1821 гг.) на периоды, соответствующие времени управления того или иного архиерея, и при этом подробно рассматривал не только развитие структуры епархиального управления, но и перемены во взаимоотношениях московских владык с синодальными й местными губернскими властями. Еще одним достоинством «Истории московского епархиального управления» Н.П. Розанова является то, что автор при ее написании использовал ряд несохранившихся до нашего времени документов.

Существенно дополняет работу Розанова статья «Московская Святейшего Синода контора», напечатанная в нескольких номерах «Церковных ведомостей» за 1904 г. и принадлежащая неизвестному автору, подписавшемуся псевдонимом «П». В ней главное внимание уделяется изучению истории синодальной составляющей местного церковного управления. Работа дает представление о характере и структуре синодального управления и касается проблемы его соотношения с управлением епархиальным в таком крупном государственном и церковном центре, как Москва

Заслуживают внимание работы профессора Казанской Духовной Академии И.М. Покровского, посвященные церковному управлению синодального периода. В них речь идет о правовой и финансовой составляющей епархиального управления и территориально-административного деления Рус-

ской церкви и его связи с административно-территориальным делением Российской империи.1

Говоря о таких важных направлениях деятельности Церкви как духовное образование и судебно-административный надзор за духовенством, мы должны обратиться к научному наследию профессора П.В. Знаменского. Он является автором до сих пор непревзойденных ни по количеству привлеченных источников, ни по глубине анализа работ, посвященных духовному образованию и положению приходского духовенства в России.2

Основополагающим документом петровской церковной реформы был «Духовный регламент», влияние которого на все уровни церковного управления стало предметом изучения другого дореволюционного историка - Н.И. Кедрова. Говоря о епархиальном уровне управления, Кедров отмечал, что «оно, как и высшее центральное церковное управление, не изменяя в сущности своих основ, получило теперь некоторые черты, которые были прямым отражением гражданской государственной администрации, созданной Петт ром Великим».3 Исследование этого историка позволяет видеть в системе тогдашних церковно-государственных отношений сложный феномен, не вполне укладывающийся в прокрустово ложе тезиса о полном огосударствлении Русской церкви, по крайней мере, в интересующий нас период.

В работах некоторых дореволюционных историков, занимавшихся вопросами развития местного гражданского управления в Российской империи, также можно встретить суждения, касающиеся интересующего нас вопроса. В качестве примера можно привести исследование П. Мрочек-Дроздовского «Областное управление России XVIII в. до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775 г.». В нем имеется глава «Духовные дела», где историк подробно рассматривал вопрос отношения губернских властей к «делам духовного ведомства». При этом Мрочек-Дроздовский пришел к выводу, что в этих отношениях Церковь выступает скорее как «внешний институт», нежели как учреждение, полностью инкорпорированное в государственную управленческую систему.4 К сожалению, вышла только первая часть исследования, касающаяся областного управления в первые годы после петровской административной реформы (1708-1719 гг.), но и она для нас остается весьма интересной в плане своих выводов. .

В целом же к 1917 г. отечественная церковно-историческая наука не смогла сформулировать для себя вопрос о месте епархиального управления в системе местного управления Российской империи. В немалой степени это

1 Покровский И.М. Средства и штаты великорусских архиерейских домов со времени Петра I до учреждения духовных штатов в 1764 г. Казань, 1907; Русские епархии в XVI-XIX вв.: их открытие, состав и пределы. Т. 1-2. Казань J913.

2 Знаменский П.В. Духовные школы в России до 1808 года. СПб., 2001 ¡ Приходское духовенство в России со времен Петра I. Казань, 1873.

3 Кедров Н.И. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого. М., 1886. С.112.

4 Мрочек-Дроздовский П. Областное управление России XVIII в. до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775г.: Историко-юридическое исследование. М., 1876.4.1. С. 332.

было вызвано тем, что сама постановка такого вопроса могла быть расценена как вызов идеологии самодержавного государства, оправдывающей подчиненное, по отношение к светской власти, положение Церкви в Российской империи.

Революция 1917 г. и последующие за ней события негативно отразились на дальнейшем развитии российской церковно-исторической науки. После того, как в Советской России настала эпоха государственного атеизма, в отечественной гуманитарной науке произошло не только идейное, но и территориальное размежевание. Российская историография отныне уже не может быть представлена как единое целое, а рассматривается как два самостоятельных комплекса - историография русской эмиграции и историография советская.

Церковно-историческая наука русской эмиграции лишь отчасти проявила себя новатором в рассматриваемом вопросе. Первые исследования копировали работы дореволюционных авторов. Например, такой церковный историк, как Н.И. Тальберг почти дословно повторял выводы архиепископа Филарета, утверждая, что «органы епархиального управления долгое время оставались прежними. Только временами таковые получали более определенности, порядка и однообразия».1

Определенный прогресс в исследовании влияния государства на церковное управление наметился в фундаментальной «Истории Русской Церкви (1700-1917 гг.)» ученого-эмигранта И.К. Смолича. Он впервые упомянул о таком явлении, как отсутствие юридически установленных «границ государственных полномочий» а области епархиального управления и возникавших вследствие этого «трениях».2 Данное утверждение Смолича весьма перспективно, так как признает наличие множества «точек соприкосновения» епархиальной и гражданской власти, каждая из которых может являться темой самостоятельного исторического исследования.

Однако приходиться констатировать, что историк» русской эмиграции, признавая наличие неких общих мест или «точек трения» в церковном и гражданском управлении регионального уровня, все же недостаточно сделали для их выявления, а уж тем более анализа. По-прежжему исследователи мало интересовались частными аспектами церковно-государственных отношений, предпочитая заниматься выяснением последствий синодальной реформы для Церкви в их самом общем проявлении.

Что касается советской историографии вопроса, то здесь дело обстоит намного сложнее, так как отношение политического руководства страны к религии за 70 лет неоднократно менялось. С самого начала марксистская историческая наука рассматривала Синодагьную церковь, как идеологический придаток самодержавия, как полностью зависимую от государства отрасль бюрократического управления. Подавляющее большинство написанных в

1 Тальберг Н.И. История Русской Церкви. М., 1'97. С. 588-589.

1 Смолич И.К. История Русской Церкви (1700-'917) // История Русской Церкви. М„ 1997.

Кн. 8. Ч. 1. С. 55, 130.

1920-1930-е годы работ по истории Русской церкви XVIII - начала XX века отличались тенденциозностью и были политизированы и, поэтому, не могли претендовать на роль серьезных научных исследований. Показательно, что за весь советский период в нашей стране была написана всего одна монография по этой теме — «История Русской церкви» Н.М. Никольского. Вышедшая в 1930 г., впоследствии не раз переиздававшаяся, она отражает вульгарно-материалистические взгляды автора на место Церкви в истории России. Даже раздел о синодальном периоде озаглавлен не иначе, как «Государственная церковь крепостной эпохи». В нем Никольский характеризует тогдашнюю Церковь, как «синодскую команду», а сам Синод, - как «кавалерийский эскадрон в клобуках и митрах».1 Однако автор едва ли не первым из историков попытался взглянуть на то, как менялось положение епархиального архиерея в ходе предпринимавшихся правительством во второй половине XVIII века реформ. Историк выделял два момента, по его мнению, коренным образом затронувших властные прерогативы главы епархиального управления: секу-ляризационную реформу 1764 г. и начавшееся в 1784 г. перераспределение епархий. «Главным результатом реформы 1764 г. - писал Никольский - было полное превращение церкви в ведомство государственного управления, а епископов — в чиновников».2 Автор, не показав конкретные механизмы такого рода «превращений», утверждал, что после реформы 1784 г., вызванной «необходимостью обеспечить контроль губернаторов над епархиальным управлением и установить прямую и быструю связь гражданской власти с духовной», епархиальные архиереи окончательно превратились в «помощников губернаторов по церковным делам».3

В 1950-1970-е годы в СССР многие историки вновь стали обращаться к церковно-исторической проблематике. К тысячелетнему юбилею принятия Русью Христианства были изданы работы, посвященные истории Русской церкви XVIII века. Однако историки, в традициях советской исторической науки, саму Церковь рассматривали в основном как экономический и идеологический институт, а не как несравненно более важный социальный, духовный и, наконец, административно-бюрократический феномен, сочетавший в себе, помимо экономической и идеологической, множество иных функций. За синодальной Церковью постепенно утвердилась уничижительная характеристика «служанки самодержавия».4 Подобный односторонний ' подход, характеризующий большинство работ сторонников теории «огосударствления» Церкви не позволял серьезно останавливаться на тех моментах, где Русская церковь выступала как независимая от гражданской власти организация, а именно — на сфере епархиального управления. В тех же немногочисленных случаях, когда речь все же заходила об особенностях местного церковного управления, дело ограничивалось, как правило, признанйём оп-

1 Никольский Н.М. История Русской церкви. М., 1983. С.195,207.

3 Там же. С. 205. ' Там же. С. 207.

' Слицан Б.Г. Реформа церковного управления // Очерки по истории СССР: Период феодализма. Россия в первой четверти XVIH в. Правление Петра I. М., 1954. С. 378.

ределенной связи епархиального управления с государственным аппаратом, основывающейся «на осознании необходимости тесного взаимодействия между светскими и духовными властями на местах».1 Вплоть до конца 1990-х годов, как в общих трудах по истории России XVIII века, так и в специальных исследованиях, посвященных той или иной частной проблеме истории Церкви и государства того периода, речь шла о вовлечении Русской церкви в государственную систему российского государства и его последствиях (работы Ю.И. Титова, O.A. Омельченко, Н. Покровского).

В современной, избавленной от монополии марксизма, российской науке наметился определенный перелом в традиционном взгляде на синодальную Церковь, как на идеологический придаток самодержавного государства. Тенденцию к переосмыслению места Русской Церкви в социально-политической системе российского государства можно найти, к примеру, в статье современного исследователя А.Полонского, а особенно - в работах специалиста в области социальных отношений Б.Н. Миронова. В своем фундаментальном труде «Социальная история России периода империи» Миронов утверждает, что «Русская Православная Церковь являлась особым институтом, который существовал как бы параллельно государственным институтам, и пользовалась значительной автономией. Церковь являлась, если не государством в государстве, как это было до конца XVII века, то, по крайней мере, субобществом в большом обществе».2

В последнее время стали появляться исследования, посвященные конкретным направлениям церковно-государственных отношений XVIII века. Имеются в виду работы, рассматривающие те области деятельности Церкви, в которых она выступала как независимый от государства институт. Так, по-своему интересна подготовленная A.B. Стадниковым хрестоматия, посвященная развитию института церковного суда. Предисловие к ней написала доктор юридических наук Н.М. Золотухина. Она обращает внимание на то, что вся система церковного суда (его организация, «иерархическая конструкция и определение подсудности дел») изначально основывалась на иных, нежели государственная судебная система, началах - на Апостольских правилах и определениях Вселенских соборов, хотя при этом решала общегосударственную задачу исполнения правосудия в пределах подведомственного Церкви круга вопросов.3

Историк P.E. Азизбаева посвящает свое исследование вопросу участия Церкви в призрении сирот и незаконнорожденных детей в 1700-1762 гг. Автор исследует ту область деятельности, в которой Церковь и государство вступают в сотрудничество именно на региональном уровне. Азизбаева на-

' Рындзюнский П.Г. Церковь в дворянской империи (XVIII в.) // Русское православие: Вехи истории. M., 1989. С. 285.

1 Миронов Б.Н, Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX вв): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства.

СПб, 1999. Т. КС. 102-103.

3 Золотухина Н.М.. Предисловие // Стадников A.B. Церковный суд в системе российского правосудия в X - начале XX веков: Документы и материалы. М., 2003. С. 3.

ходит, что государство «использовало Церковь для решения своих проблем», стремясь поставить это направление ее социального служения под контроль местных гражданских властей.1

Проблему государственного регулирования сферы общественного призрения в России XVIII века рассматривает в своей кандидатской диссертации исследователь Д.Д. Миоров. Автор соглашается с тезисом о полном нерело: жении государством бремени забот о больных, стариках и неимущих на Церковь, но при этом показывает, какое большое влияние оказывало на эту сферу секуляризационная политика светского правительства, особенно при Екатерине II. Для Миорова своеобразной вехой развития общественного призрения в России является 1775 год, с которого «начинается новый этап в развитии государственного устройства и правового обеспечения в России». Эпоха с середины XVIII в. до 1775 г. характеризуется им как переходная от «монастырского периода развития благотворительности» к созданию государственной инфраструктуры в этой области.2

Подводя итог, можно сказать, что, как советская, так и современная российская историография едва ли достигли уровня, позволяющего дать точную оценку специфике взаимоотношений епархиальных и светских органов управления в Российской империи. Основными выводами изучения интересующей нас темы в предшествующие периоды можно считать следующие:

а) епархиальное управление в ходе синодальной реформы подверглось меньшим, чем высшее звено церковной административно-управленческой системы, изменениям;

б) епархиальный архиерей пользовался в деле управления своей епархией значительной независимостью; V'

в) как в церковном, так и в гражданском управлении регионального уровня присутствовали некоторые общие задачи, в решении которых светская и духовная власти были «обречены» на взаимодействие.

Более конкретных выводов на основе работ нескольких поколений отечественных историков сделать не представляется возможным. Это обстоятельство дает право считать вопрос о специфике отношений Церкви и государства на региональном уровне самостоятельной научной проблемой, требующей своего решения.

Цель и задачи исследования. Целью данного исследования является анализ комплекса взаимосвязей, сложившихся в отношениях между органами епархиального управления Русской православной церковью и органами государственного управления России в 1740-х - 1770-х гг. на региональном уровне. Эта цель может быть реализована посредством решения нескольких задач. •

' Азизбаева P.E. Участие Церкви в призрении сирот и незаконнорожденных детей в России: 1700-1762 гг. // Церковь в истории России. М., 2003. Сб. 5. С. 73. - Миоров Д.Д. История правового обеспечения общественного призрения в России (вторая половина XVIII века). Автореферат дис.... канд. ист. наук. М,, 1997. С. 24.

- определить формы взаимоотношений епархиальной и светской власти, возникавшие при решении задач местного управления;

- определить причины и характер, цели и задачи участия епархиальной администрации в исполнении функций государственного управления на региональном уровне;

- выяснить в какой мере структура церковного управления отвечала запросам государственной власти;

- выяснить также, насколько эффективным было участие епархиальной администрации в местном управлении.

Источниковая база исследования. Законодательные источники создают основу любого исследования, посвященного положению Русской церкви в синодальный период. Указы государственной власти касались не только центрального органа церковного управления — Святейшего Синода, но и подчиненных ему ведомств и учреждений, а также епархиального управления, черного и белого духовенства, монастырей, духовных школ и миссий, даже позиции Церкви по отношению к другим христианским исповеданиям или нехристианским религиям империи.

Источники официального характера - указы, составлявшие правовую основу церковного управления, прав и обязанностей архиереев, содержатся в официальных сборниках и публикациях, изданных от имени правительства или Святейшего Синода. Епархиальные архиереи также издавали распоряжения (указы), которые опирались на государственное законодательство и на синодальные указы.

Правительственная концепция задуманной церковной реформы была изложена в знаменитом «Духовном Регламенте» — документе, официально , сохранявшим свою юридическую силу вплоть до 1917 г. Автор его, виднейший церковный деятель Феофан (Прокопович), создавал «Регламент» по прямой указке Петра, который лично его редактировал.

Наряду с «Духовным Регламентом», основополагающим материалом по истории Церкви от петровского времени до 1917 г. являются уже упомянутые нами императорские законы, издававшиеся в виде указов, уставов или даже манифестов. Большинство из них в той или иной степени касаются порядка епархиального управления и отражают степень вмешательства государственной власти в дела Русской церкви. Весь комплекс законодательных источников опубликован еще в дореволюционный период в официальных изданиях.1

Второй, по важности, вид источников - делопроизводственные материалы, отложившиеся в деятельности различных уровней церковного управления. В отличие от законодательных источников, эти документы лишь час-

1 I) Полное собрание законов Российской империи (далее - ПСЗ). В работе использовались тома с 4-го по 20-й за период с 1700 по 1775 гг. 2)Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания (далее: ПСП и Р). Царствованию Елизаветы Петровны посвяшено четыре тома (ПСП и Р: Е.П.-1,2, 3,4), царствованию императрицы Екатерины И - три (ЦСП и Р: Ек. II -1,2,3).

тично и очень выборочно представлены в некоторых дореволюционных публикациях.1

Также очень выборочно были опубликованы делопроизводственные документы московского епархиального управления. Это существенно повышает ценность хранящихся в архивах документов. Материалы по деятельности московской епархиальной администрации (протоколы и журналы заседаний духовной консистории, отчеты духовных правлений, архиерейские указы и др.) хранятся в Центральном историческом архиве Москвы (далее: ЦИАМ). Этот огромный массив документов содержит информацию, касающуюся самых разных сторон жизни этой церковно-административной единицы практически за весь интересующий нас период.2 : '

Делопроизводственные материалы, касающиеся вопросов церковного управления, встречаются в составе фондов государственных учреждений местного уровня, в частности, в фонде Московской губернской канцелярии в Российском государственном архиве древних актов (далее: РГАДА). Но информативный потенциал их, по сравнению с документами Московской духовной консистории, сравнительно невысок, так как дублирует информацию, содержащуюся в делах Консистории. Вместе с тем, в РГАДА хранится фонд «Духовного ведомства», включающий документы высшего уровня церковного управления, в том числе и Московской синодальной конторы. При работе над исследованием мы обращались к делопроизводственным материалам Конторы: делу «О степенях православных епархий, митрополитах и епископах в России» и «Ведомости о монастырях и церквях России», относящимся к середине 1740-х годов.3 .'

Необходимо упомянуть интересный и не относящийся к официальным правительственным и административно-управленческим актам источник — записки князя Я.П. Шаховского, изданные еще в позапрошлом столетии. Тот факт, что Шаховской, будучи с 1742 по 1759 гг. обер-прокурором Синода, находился в центре происходящих в Церкви событий и непосредственно общался с состоящими в Присутствии Синода архиереями, делает его записки чрезвычайно ценным источником, проливающим свет на сферу государственно-церковных отношений того времени.

- Таким образом, в нашем распоряжении находится большой комплекс источников, который подразделяется на три вида: законодательные, делопроизводственные, и мемуарные. Из них только делопроизводственные источники не опубликованы, но благодаря своей массовости и относительной доступности в архивах, они дают максимально полную картину тогдашней

' Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода (далее: ОДЦС). Это издание содержит описания разнообразных документов: отчетов епархиальных управлений и настоятелей монастырей, прошений отдельных лиц и т.п. Среди вышедших 22-х томов отсутствуют выпуски, посвящённые описанию документов архиваза 1741-1745,1747-1748, 1750, 1753, 1755-1758, 1760-1769 гг., за период после 1770 г. и за некоторые другие годы, уже не входящие в рамки нашего исследования.

2 ЦИАМ. Ф. 203Í Оп. 744. Д. 1-3; 17-20; 57, 66, 72, 83.

3РГАДА.Ф. 18.'Оп. 1.Д. 105,117.

системы епархиального управления и его связей с органами местной гражданской власти. В комплексе с законодательными материалами они образуют вполне достаточную источниковую базу данного исследования.

Методология исследования. Методологической основой нашего исследования является комплекс принципов системности, объективности и историзма, выработанных отечественной историографией.

Необходимость исследования истории епархиального управления Московской епархии по периодам (отражающих, в частности, изменения государственной политики в отношении Церкви), внутри периодов - по направлениям (функциям) управления церковной административной территориальной единицы, определяет применение в настоящей работе хронологического метода. Кроме того, при оценке характера взаимоотношений местного церковного и губернского гражданского управления в московском регионе потребовалось сравнить их методы и цели, что обусловило применение синхронного, проблемно-исторического и типологического методов исследования.

.....В ходе работы мы исходили из принципа, что в основе всех методик

исторического исследования лежит работа ученых с историческим источником.. В этом контексте использовались источниковедческие методики, разработанные отечественными учеными: методы текстологического анализа (Д.С. Лихачев) и комплексной критики источника (С.Б. Веселовский, A.A. Зимин, В.Б. Кобрин, В.И. Буганов, В.Л. Янин, С.М. Каштанов).

Научная новизна диссертации состоит в том, что автором предпринята попытка комплексного изучения, анализа и обобщения проблем взаимодействия церковных и государственных органов управления в XVIII в., когда политика огосударствления церковных институтов вступила в решающую стадию. Впервые проводится системное исследование взаимоотношений, возникавших между органами государственного (губернского) и церковного (епархиального) управления и оценивается эффективность этих взаимоотношений с точки зрения региональной политики государства.

В диссертации анализируются многочисленные документы, раскрывающие идеологию и принципы епархиального управления. На конкретном историческом материале обозначены функции государственного управления, исполняемые церковными учреждениями. Впервые выявлен весь комплекс положительных и отрицательных сторон сложившийся во взаимоотношениях светских и церковных органов управления регионального уровня.

В процессе работы был привлечен обширный комплекс делопроизводственных документов, отложившихся в деятельности московского епархиального управления (фонд Московской духовной консистории). Значительная часть из них (дела о расследовании преступлений, связанных с отдельными лицами духовного ведомства, о борьбе с расколом^ о мерах по распространению православной веры среди инородцев и др.) впервые введена в научный оборот.

Практическая значимость исследования определяется его новизной и актуальностью. Выводы и заключения, сделанные в работе, могут впослед-

ствии использоваться при подготовке новых работ по истории Русской православной церкви в синодальный период или по более частным проблемам епархиального и регионального гражданского управления, а также в учебном процессе при чтении спецкурсов и спецсеминаров, связанных с вопросами государственного управления.

Отдельные положения диссертационного исследования могут быть востребованы при подготовке различных изданий справочного и биографического характера, посвященных, в том числе, истории Москвы и Московского региона.

Структура диссертации определена проблемно-хронологическим принципом рассмотрения темы и соотносится с целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, приложений, списка источников и литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, показана степень изученности проблемы, определены предмет и хронологические рамки исследования, сформулированы его цели и задачи, дана характеристика источниковой базы диссертации, выявлена методологическая база, подчеркнута научная новизна и практическая значимость работы.

В главе первой - «Формирование системы взаимоотношений церковной и светской властей в Московской епархии: 1742-1761 гг.» - рассматривается история развития системы церковного управления в московском регионе в период существования Синодальной (Патриаршей) области и в первые годы после открытия Московской епархии; анализируются причины возникновения конфликта ведомственных интересов во взаимоотношениях епархиальных и светских учреждений, а также исследуется вопрос об участии московской епархиальной администрации в решении задач общегосударственного значения.

С учреждением Святейшего Синода, который, согласно «Духовному регламенту» имея*«честь, силу и власть патриаршескую», под его непосредственное управление перешла вся административная структура бывшей Патриаршей области %месте со всеми домовыми вотчинами и угодьями. Однако Синод не имел возможности постоянно пребывать в Москве, и это обстоятельство ставило на повестку дня вопрос об организации управления Синодальной областью на месте. В сентябре 1723 г. было создано и специальное учреждение, названное Московской синодального правления канцелярией, призванное':заместить собою пребывающий в Петербурге Синод. Но, помимо него, в Москве находились унаследованные еще от времени существования патриаршей области епархиальные учреждения - приказы духовных и церковных дел, функции которых неокрепшее синодальное управление не могло взять на себя;В том же 1723 году эти бывшие патриаршие приказы были совмещены в одном учреждении, названном Московской духовной дикастери-ей. Возглавлявший Синодального правления канцелярию архиерей должен

был одновременно управлять и Дикастерией. Таким образом, в бывшей Патриаршей области практически в одно время появились два учреждения, созданные на новых коллегиальных основаниях центральной властью в лице Синода, хотя Московская дикастерия формально все же была подчинена Московской синодального правления канцелярии (к началу 1740-х годов последняя стала называться Московской синодальной конторой). Созданные в одно время и одним правительственным органом эти два учреждения оказались носителями двух совершенно разнородных начал - синодального (государственного и коллегиального) и епархиального (церковного и единоличного), положив этим начало длительному конфликту, в котором тесно переплелись интересы светской и духовной власти. К началу 1740-х годов этот конфликт практически парализовал все управление обширнейшей Синодальной областью, сделав очевидным неэффективность дальнейшего отсутствия в ней наделенного всеми положенными правами епархиального архиерея.

Колоссальные размеры территории, многочисленность церквей и монастырей требовали «довольного надзирания и исправления»; именно отсутствие их и стало официально объявленной в именном императорском указе от 1 сентября 1742г. причиной назначения туда самостоятельного архиерея и создания Московской епархии.'

Все управлявшие Московской епархией в елизаветинское царствование архиереи (Иосиф (Волчанский), Тимофей (Щербацкий) и Платон (Малиновский)) были представителями малороссийского ученого монашества и обладали рядом свойственных ему черт, как положительных - административные способности, академическое образование, практический, несвойственный старомосковскому духовенству склад ума, так и отрицательных - приверженность к «командно-административным» методам управления, стремление -к крайним формам утверждения высоты своего положения и к определенной «кастовости». Развитию этих черт у представителей тогдашнего российского епископата способствовала наметившаяся в предыдущие годы тенденция к ослаблению власти Святейшего Синода, выразившаяся в перенесении главного «центра тяжести» церковного управления на места. При этом ослабление контроля центрального органа церковного управления над деятельностью епархиальных архиереев происходило при почти полном бездействии синодального обер-прокурора, законом призванного быть «оком государя и стряпчим по делам государственным».

При первом московском архиепископе Иосифе (Волчанском) (17421745 гг.) сложилась система, согласно которой местный архиерей стал исполнять не только функции главы епархии, но и функции представителя синодального ведомства (как член Святейшего Синода и первоприсутствующий Московской синодальной конторы), осуществл!вшего контроль над местным церковным управлением. Получив такую независимость, московские архиереи, вступая в управление епархией, стремились расширить свою власть в епархии за счет сокращения прав Синодальной конторы.

1 ПСП и Р: ЕП-1. № 171.

Правительство, в конце концов, вынуждено было обеспокоиться потерей контроля над епархиальным управлением и в июле 1744 г. издало указ об организации во всех русских епархиях духовных консисторий. Указ вновь утвердил в областном церковном управлении принцип коллегиальности, строго оговаривая, что число участвующих в заседаниях консистории лиц не должно было быть меньше пяти. Для того, чтобы еще больше ограничить единоличную власть архиерея, в канцелярию консистории вводился светский чиновник синодального ведомства-секретарь.1

В распоряжении московского архиерея, кроме Духовной консистории, духовных правлений на местах (в десятинах) и монастырей, фактически оказывались Московская типография и Московская славяно-греко-латинская академия. Перечисленные учреждения образовывали административную систему Московской епархии и служили для решения целого ряда управленческих задач.

Размеры Московской епархии в том виде, в каком она была учреждена в 1742 г. были настолько велики, что составляли серьезную проблему в процессе управления. Принимая это во внимание, Святейший Синод в 1744 г. постановил, что «для лучшего управления церквями и поднятия церковного благочиния» необходимо в крупных городах Московской епархии учредить самостоятельные церковные кафедры, а именно: во Владимире, в Переслав-ле-Залесском и Тамбове.2

Основываясь на вышесказанном, можно считать, что Московская епархия на протяжении 1740-1750-х гг. только отчасти представляла собой окончательно сложившуюся систему. В ее деятельности проявлялось несогласованность Двух начал: синодального и местного церковного, хотя в этот период явный перевес сил был на стороне московского'правящего архиерея, управлявшего епархией практически единолично. Ему подчинялся целый штат служителей и помощников, принадлежащих, в большинстве своем, к местному духовенству и, потому, всецело зависящего от главы епархии.

у Губернское гражданское и епархиальное церковное управление только на первый взгляд представляли собой две тождественные, параллельные системы, подчиненные верховной власти императора. Это, действительно, вполне бы ¿оответствовало петровской идее устройства регулярного государства, однако развитие страны сделало невозможным существование такой идеальной модели. Огромные размеры учрежденных при Петре I губерний объективно превращали управлявших провинциями воевод в тех же самых губернаторов. Однако было бы ошибкой считать, что провинциальные и уездные воеводы, вместе со своими канцеляриями, представляли собой управленческое звеко, подобное духовным правлениям в епархии: они назначались распоряжениями верховной власти, а не губернатора, тогда как главы духовных правлений («управители духовных дел») утверждались епархиальной властью по предложению местного духовенства.

1 ПСЗ-1. Т. 12. № 8998.

2 ПСП и Р: ЕП-1. № 660.

Подробно изучив обширный комплекс делопроизводственных документов Московской консистории, можно говорить о том, что, помимо губернской и воеводских канцелярий, московские епархиальные власти находились в переписке и с рядом других учреждений гражданского ведомства, находящихся в Москве. Это: Сенат и Сенатская контора, коллегии и их конторы, Тайная розыскных дел канцелярия, Московская полицмейстерская канцелярия, Городской магистрат, временные комиссии, учрежденные светской властью для расследования чрезвычайных происшествий (Следственная о раскольниках комиссия, «Следственная о воре Каине комиссия»), а также некоторые другие органы государственного управления. Простое перечисление их говорит о многообразии вопросов, в решение которых Московская духовная консистория вступала в соприкосновение с гражданской властью.

Наиболее обширной сферой, где епархиальная власть вступала в соприкосновение с интересами гражданского управления, была сфера надзора за лицами духовного ведомства (подведомственные епархиальному управлению категории населения не переставали оставаться подданными российских императоров, благодаря чему надзор за ними вполне может рассматриваться в ряду вопросов местного государственного управления).

Идея «полезности» и «государственной службы», которая пронизывала все преобразования Петра I, отразилась и на духовном сословии. Государственная власть, также как и епархиальная, стремилась усилить контроль над духовным сословием, а также над теми группами населения, которые в документах того времени именовались лицами «духовного ведомства» или «синодской командой». При этом и государство, и Церковь стремились включить в сферу своей компетенции новые социальные группы, иногда даже отдельные лица. Бесспорный приоритет здесь принадлежал, конечно, государственной власти, которая еще со времен Петра рассматривала священно- и церковнослужителей как контингент для пополнения армии, чиновничества и податного населения. Самым действенным инструментам для достижения этой цели были разборы духовенства, наиболее масштабно проводившиеся в рамках очередных генеральных ревизий. Однако прежде историки (П.В. Знаменский, И.К. Смолич и др.) не уделяли должного внимания тому факту, что на практику разбора на местах значительное влияние оказывала епархиальная администрация, участвующая, по инициативе государственной власти, в обеспечении связанных с разбором мероприятий.

Процесс перераспределения лиц от одного ведомства к другому, судя по документам московского епархиального управления, наблюдался практически постоянно, хотя и не носил массового характера. Было выявлено много фактов ( на примере учеников духовных школ церковного ведомству канцелярских служителях при епархиальных учреждениях и др.), подтверждающих, что в деле управления этим процессом интересы государства екодили в соприкосновение с интересами епархиальных властей.

Самой многочисленной группой населения церковного ведомства на протяжении всего елизаветинского царствования оставались крестюне, приписанные к монастырским и архиерейским вотчинам. Но именно в это время

правительство окончательно решило для себя вопрос об изъятии этой категории крестьян, вместе с их землями, в государственное ведомство. Дело было только в сроках. По своим масштабам и социально-экономическим последствиям эта реформа не шла ни в какое сравнение с разборами духовенства и уже на стадии своей подготовки стала причиной значительного усиления волнений крестьян церковных вотчин. В ходе их подавления епархиальные власти вынуждены были прибегать к помощи государственных «силовых структур». Со своей стороны и государство вмешивалось в вопросы, управления вотчин, распространяя на них действие особых инструкций. ...

Важной сферой деятельности епархиальной власти по управлению подведомственным населением был духовный суд. Недостаточная четкость разграничения юрисдикции церковного и гражданского суда позволяла государству в ряде случаев преступать границы своей компетенции. В случаях нарушения прав духовенства людьми светского ведомства, Консистория или Духовное правление доносило об этом тем гражданским учреждениям, в компетенции которого это лицо находилось, требуя, «чтобы учинено было ... наказание по силе государственных прав, без упущения, и что учинено будет,

0 том сообщено было».1

История светского и духовного руда в значительной мере уже изучена, что позволяет сосредоточиться исключительно на примерах взаимоотноше-,. ний епархиальных и располагавшихся в Москве государственных судебных органов. На епархиальном уровне при Елизавете Петровне продолжали возбуждаться отдельные дела по так называемым политическим преступлениям. Чаще всего поводом к этому было публичное заявление «слова и дела государева», дела о котором рассматривались в Канцелярии тайных розыскных дел в Москве (Тайной канцелярии). Лица духовного ведомства вызывались в Консисторию для дачи показаний, затребованных также другими центральными и местными гражданскими учреждениями: Юстиц-коллегией, Московской полицмейстерской канцелярией, Сыскным приказом и др. По делам уголовным (разбою, воровству и т.п.) и делам «тяжебным, яко какая покупка, промыслы, откупы, торги» лиц духовного ведомства продолжали .судить в «общих присутственных местах», то есть в гражданских учреждениях. Но епархиальные власти могли следить за правильностью хода судебного процесса путем посылки в светские суды особых депутатов из духовенства.2 '

Таким образом, можно говорить о том, что значительная, если н'е большая часть рассматривавшихся в Московской консистории судебных дел, так или иначе, затрагивала интересы светских лиц и учреждений. 3 Судопроизводственные документы епархиальных учреждений дй*от возможность представить, насколько были переплетены интересы Церкви и государства в вопросах суда. Правда, взаимоотношения этих институтов в судебной сфере,

1 Розанов Н.П. История московского епархиального управления со времени учреждения». >;'.' Святейшего Синода (1721-1821). М., 1870. Ч. 2. Кн. 1. Примечания. С. 33.

= ПСЗ-1.Т. 14. №№10293,10488, 10650. '

3 ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 744. Д. 1. Ч. 3. Л. 63; 4:11. Л.283; Ч. 15. Л. 383; Д. 3. Ч. 3, Л. 70-70 об; ,.. Д. 19.4. 2. Л. 41,50 и др.

по. нашему мнению, скорее носили характер конфронтации, нежели взаимодействия, что особенно проявлялось на местном уровне. Церкви удавалось сохранять за собой право относительно независимого внутрисословного суда, остававшегося прерогативой епархиального руководства, но там, где она вправе было рассчитывать на исполнение решений епархиальных судебных органов гражданскими властями, реальное сотрудничество наталкивалось на стену внутриведомственных интересов.

Таким образом, во взаимоотношениях органов церковной и государственной власти наметился конфликт ведомственных интересов, который создавал серьезные трудности для эффективного взаимодействию светских и духовных учреждений в Московской губернии. Анализируя причины развития этого конфликта, мы приходим к выводу, что губернская власть не проявляла воли для налаживания постоянного и равноправного диалога с епархиальной администрацией с целью урегулирования этой проблемы. Многое решалось с помощью произвола, и епархиальное руководство могло защититься от него, только апеллируя через Святейший Синод к верховной власти. .

Правительство Елизаветы Петровны сняло с плеч духовного сословия груз наиболее обременительных государственных обязанностей, возложенных на него в предыдущие царствования (караульной повинности, пожарной службы и военных постоев), однако духовенству по-прежнему были приданы некоторые административные и до известной степени политические функции. Их исполнение определялось не одним только участием церковных властей в политическом сыске, но и обязанностями по совершению торжественных богослужений в «табельные» или «царские» дни. Многочисленные указы Святейшего Синода, а также протоколы заседания Консистории показывают, как строго каралось малейшее упущение по этой части: оно'приравнивалось к политическим преступлениям и расследовалось Тайной канцелярией.

В числе функций, возложенных государством на Церковь, особое место занимала обязанность содержания преступников («колодников»), обеспечения их охраны, пропитания и духовного окормления. Это говорит о том, насколько слаба и неразвита была тогдашняя пенитенциарная система Российского государства. Правительство пользовалось в этой сфере исторически наработанным опытом церковных властей, что позволяло ему сосредоточится на решении каких-либо иных задач.

В ряду государственных обязанностей, возложенных на Церковь, немаловажное место занимало обнародование государственных указов, касающихся различных сторон социально-экономической и политической жизни страны. В условиях почти полной неграмотности в среде податного населения, отсутствия того, что сейчас носит название «средства массовой информации», а также слабого развития системы гражданской администрации, житель русской провинции узнавал официальные новости из уст своего приходского священника. Тексты императорских указов, сообщения о войне и мире, о назначении глав гражданской администрации — все это рассылалось Свя-

тейшим Синодом в епархиальные консистории, оттуда - в духовные правления, а уже из духовных правлений — во все приходы и монастыри епархии, «для чтения в воскресные и праздничные дни».1

Духовенство, в первую очередь приходское, использовалось государством и для сбора сведений о подданных. Так, еще с петровских времен на приходских священников были возложены обязанности регистрации крещенных и умерших, для чего была разработана особая форма ведомостей, получившая название «метрических книг». Тем же указом вводился учет бракосочетаний.2 Очевидно, что целью этого указа было получение сведений о численности православного населения империи, составлявшего подавляю' щее большинство подданных.

Однако анализ всего круга используемых источников — законодательных и делопроизводственных — дает возможность утверждать, что случаи прямого возложения государственной властью на епархиальное руководство не вполне присущих ему обязанностей были все-таки не столь уж многочис-"' "ленны. Гораздо чаще правительство предпочитало использовать в своих интересах традиционные направления деятельности Церкви, обеспеченные уже сложившимся механизмом епархиального управления, и для нее имеющих не менее важное значение, чем для государства. В первую очередь это касается такого направления, как охрана и распространение веры, включающего целый комплекс мер (проповедь, забота о «народном благочинии», борьба с расколом и ересями и миссионерство). Как очень серьезное преступление против веры расценивалась государством принадлежность к расколу или какой-либо секте. Делу выявления и учета таких лиц отвечало введение государством в приходах «исповедных росписей», начавшееся еще в 1700. Кроме того, московские преосвященные, в чьем ведении с 1744 г. находилась Московская типография, были непосредственно связаны с цензурной правкой богословской литературы, а также с подготовкой инициированного Елизаветой Петровной нового славянского перевода Библии.

С другой стороны, надзор за соблюдением общественного порядка на богослужениях и крестных ходах осуществлялся Московской полицмейстерской канцелярией и Военной конторой, имевшими в распоряжении воинские команды. Епархиальное руководство обязывалось, наряду со всеми другими местными учреждениями, им в этом содействовать. Этот пример позволяет сделать вывод о том, что Церковь, получая от государства значительную законодательную поддержку, вынуждена была уступать светской власти инициативу и, таким образом, лишаться самостоятельности.

Традиционным направлением деятельности Христианской церкви всегда являлось миссионерство. Однако оно в XVIII в. все более начинает подчиняться интересам государственной политики. Московская церковная власть только в первые годы существования епархии имела возможность вес' ти миссионерскую деятельность. Ее объектом было пребывавшее еще в язы-

' ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 744. Д. 17. Ч. 5. Л. 146; Ч. 7. Л. 239. ! ПСЗ-1. Т. 4. № 1908; Т. 5. № 3718.

честве чувашское население Арзамасского уезда, включенного первоначально в границы Московской епархии. Архиепископ Иосиф (Волчанский), как видно из впервые приведенного в тексте диссертации архивного документа, активно участвовал в начатой новой императрицей масштабной кампании по крещению инородцев, в рамках которой правительством предусмотрены были меры по облегчению налогового и социального гнета новокрещенных.1 Вскоре произошло значительное сокращение размеров епархии, и после- . дующие московские архиереи могли участвовать в «приведении ко Христу» только тех инородцев, которые по каким-либо причинам оказывались в ее пределах.

Социальное служение, состоящее в целенаправленной заботе о таких группах населения, как отставные и «увечные» солдаты, нищие, душевнобольные, старики и дети-сироты, как и миссионерство, было традиционным для Христианской церкви, уделявшей много внимания благотворительности. Осуществление дела социального служения было немыслимо без монастырей, и именно они при Петре I были взяты под особый контроль государства. При этом правительство преследовало две цели: с одной стороны, получить доступ к монастырским богатствам, с другой, - сделать монашество таким же полезным для общества и. государства, как и все остальные сословия. Взять на себя бремя заботы об уволенных из армии по болезни, ранениям и возрасту солдатах государство не смогло. Перечисленные лица отсылались Военной коллегией в Синодальную канцелярию экономического правления для определения в монастыри (если они были еще годны к выполнению каких-либо работ), либо в богадельни (если они ни к какой работе были негодны). Следует отметить, что управление делом церковной благотворительности в данное время целиком было сосредоточено в руках Синода. На уровне отдельных епархий социальное служение не подвергалось, до самой секуляри-зационной реформы, такой регламентации, продолжая оставаться делом личной инициативы архиереев, учреждавших отдельные богадельни на собственные средства или на деньги, вырученные от продажи свечей.

В Москве, как, впрочем, и во всей Российской империи, система медицинского обслуживания населения находилась в то время в зачаточном состоянии. Средств на развитие сферы здравоохранения у государства не было, и, как во многих иных случаях, оно попыталось привлечь к этому Церковь. В 1706 г. царь Петр распорядился за счет средств Монастырского приказа выстроить в Москве госпиталь, который позже оказался в ведении и на балансе Синода. Только в 1753 г. это учреждение было передано в ведение Главного комиссариата Военной коллегии, ходя бремя расходов на содержание «московской гофшпитали» по-прежнему оставалось лежать на плечах местного духовенства. Епархиальная власть собирала с него так называемые «лазаретные деньги», которые отсылались напрямую в Главный комиссариат.

Рассматривая деятельность московских епархиальных властей в такой сфере, как помощь незаконнорожденным детям и сиротам, мы пришли к вы-

' ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 744. Д. 1. Ч. 15. Л. 396.

водам, что она отличалась определенными особенностями. Здесь государство, еще при Петре I, взяло на себя не только инициативу, но и, что нехарактерно, материальные расходы. Гражданские власти раздавали таких детей специально назначенным кормилицам, обеспечивая последних денежным жалованием. Следить за исполнением кормилицами своих обязанностей должны были чиновники Губернской канцелярии и приходские священники.

Таким образом, московское епархиальное управление выполняло целый комплекс мероприятий, имевших значение не только для Церкви, но и для всего государства. Документы, фиксирующие деятельность епархиальной администрации по поддержке престижа власти, содержанию преступников, сбору статистических сведений о православном населении, обнародованию правительственных указов и т.п., позволяют говорить о том, что эта деятельность отвечала исключительно интересам светской власти, была сю в разное время инициирована и имела для церковной управления значение государственной повинности. Также к государственным обязанностям приравнивались традиционные направления деятельности Церкви (охрана веры, миссионерство, социальная благотворительность), поскольку само государство было кровно заинтересовано в решении этих вопросов и другими административными механизмами для этого не обладало. В 1742-1761 гг. московское епархиальное управление решало на местном уровне целый ряд важных задач, традиционно относящихся к сфере деятельности светской власти. Правительство, со своей стороны, стремилось «зафиксировать» такое положение вещей путем присвоения указанным направлениям деятельности епархиальной администрации статуса государственной повинности. При этом взаимодействие церковной власти с органами губернского управления не было организовано и носило бессистемный характер, что сказывалось на эффективности регионального управления в целом.

Во второй главе — «Взаимоотношения церковных и светских органов управления в период проведения секуляризационной реформы: 1761-1775 гг.» - речь идет о влиянии секуляризационной реформы на структуру и деятельность московского епархиального управления, анализируются процессы, повлекшие за собой усиление в его делах роли светской власти, рассматривается исполнение московской епархиальной администрацией государственных обязанностей в новых условиях.

Соображения экономической выгоды вынудили правительство Петра III пойти не только на форсирование темпов проведения секуляризационной реформы и существенное смягчение политики по отношению к раскольникам, но и на ликвидацию в феврале 1762 г. печально известной Тайной канцелярии. Отныне в делопроизводстве. Московской духовной консистории количество дел, возбужденных по политическим доносам резко снижается, что говорит о некотором ослаблении государственного контроля за внутренней жизнью Церкви. Но, несмотря на это, реформы Петра III были враждебно восприняты российским епископатом и заставили его поддержать в событиях 1762 г. именно Екатерину.

К этому времени эпоха повсеместного владычества малороссийских иерархов в Русской церкви уходила в прошлое. Последним их оплотом в первой половине екатерининского царствования оставалась московская кафедра. Ее занимали в этот период последовательно два киевских выходца — Тимофей (Щербацкий) (1757-1767 гг.) и Амвросий (Зертис-Каменский) (1768-1771 гг.). Оба они, в целом, вполне явились продолжателями традиций, заложенных в систему епархиального управления московскими преосвященными елизаветинского правления.

Влияние секуляризационной реформы 1764 г. на управленческую систему Московской епархии не получило должного отражения в отечественной историографии. Этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения, тем более что не во всех областях епархиального управления влияние реформы было одинаково заметным. Введение государственной властью духовных штатов сопровождалось переделом территорий епархий Русской церкви. Московская епархия, в ходе этого передела,' теряла целый ряд городов, отходящих к Крутицкой и Коломенской епархиям. Вводилась должность викария московского архиерея с кафедрой в г. Севске. Из-под власти епархиальных архиереев и настоятелей монастырей выводилась самая многочисленная категория зависимого населения — крестьяне духовных вотчин. Все епархии и монастыри делились на три класса, которые различались числом лиц, служащих при архиерейском доме и количеством выделяемых на их содержание денег. Московская епархия, (вместе с Петербургской и Новгородской) была причислена к первому классу. Указ 26 февраля 1764 г. вводил новый штат Московской духовной консистории, сокращавший число служащих в ее канцелярии чиновников. Они теперь не получали, как это было раньше, хлебного жалования и переводились исключительно на денежное содержание. Присутствующие в Консистории духовные лица лишались вовсе всякого жалования, так как они должны были получать его по месту основной службы. В октябре 1765 г. правительство существенно повысило статус консисторских секретарей, уравняв их с губернскими в Чинах. Можно предположить, что, вводя перечисленные новшества, государство преследовало цель уровнять положение учреждений гражданского и церковного управлений местного уровня и упрочить позиции светской власти во внутрицерковном управлении.

Не получали штатного обеспечения духовные правления, что, по нашему Мнению, значительно затруднило функционирование низовых звеньев епархиальной администрации. Большие суммы из конфискованных у Церкви доходов должны были ежегодно тратиться на содержание самого Синода и Коллегии экономии. Также предусматривалось материальное обеспечение в епархиях сети школ и духовных училищ, призрение лишенных средств к существованию категорий населения (отставных солдат, калек, сирот и др.).

Рассматривая взаимоотношения двух составляющих церковного управления (синодального и епархиального), становится очевидным, что в екатерининское царствование продолжилось ослабление позиций Московской синодальной конторы в епархиальном управлении. В результате, Контора, «не

имея достаточно своего дела», могла рассчитывать лишь на то, чтобы заменять московского епархиального архиерея в период его отсутствия. Но в очередной, уже третий по счету, «межархиерейский период» (апрель 1767 - январь 1768 гг.), в Москве постоянно находился сам Святейший Синод, и его местное представительство вовсе было закрыто. В остальное же время епархиальная администрация препятствовала попыткам Московской синодальной конторы вмешаться в хоть сколько-нибудь значительные местные церковные дела. В ведомстве Конторы постепенно осталось лишь заведование находившимся в городе «синодальным имуществом», среди которого особое место принадлежало Московской типографской конторе. Последняя занималась по-прежнему не только книгоизданием, но и осуществляла духовную цензуру в таком крупном, ставшим уже университетским, городе как Москва. Местный епархиальный архиерей, по распоряжению императрицы, возглавлял присутствие Конторы попеременно с другими находившимися в городе преосвященными. Были случаи, когда московский владыка (архиепископ Амвросий (Зертис-Каменский)) возглавлял Синодальную контору по два срока подряд.

Анализируя ход секуляризационной реформы в Московской епархии, можно сделать вывод, что структура управления этой церковно-административной единицы не подверглась в это время сколько-нибудь заметным изменениям, оставаясь, в целом, той же, что и в царствование Елизаветы Петровны. Финансовое обеспечение епархиальных учреждений, несмотря на введение штатов, также не претерпело серьезных изменений. Изменилось положение самой Церкви, поставленной теперь под финансовый контроль государства.

Вступив на престол, Екатерина II посчитала необходимым провести частичную реорганизацию региональной составляющей гражданского управления. Речь идет о ряде «наставлений» и инструкций губернаторам, изданных в 1764—1765 гг. и находящихся в непосредственной связи со всем комплексом проводимых Екатериной реформ. Не менее важной мерой, призванной существенно улучшить сферу регионального управления, было введение в декабре 1763 г. штатов государственных учреждений, что ставило дело государственной службы в России на качественно новый уровень.

После 1764 г. становится более очевидной «симметрия должностей» губернатора и епархиального архиерея. Ц тот и другой служат исключительно за государственное жалование, и тот и другой имеют в своем подчинении близкие по своей структуре органы управления - губернская канцелярия у губернатора и духовная консистория у архиерея.

В огромной по размерам Московской губернии в эти годы удалось навести относительный порядок, по крайней мере, в сфере поддержания общественного спокойствия. Но в 1768 г. началась Русско-турецкая война, принесшая в Москву эпидемию чумы, и пора относительного спокойствия закончилась. Знаменитый чумной бунт, стоивший жизни московскому архиепископу Амвросию, показал необходимость коренной перестройки всей системы губернского управления в России.

В 1767-1768 гг. в Москве работала екатерининская Уложенная комиссия. Однако духовенство, как сословие, не было допущено к участию в комиссии. Отсутствуют имена духовных лиц и на подготовленном москвичами депутатском наказе. В Уложенной комиссии заседал всего один представитель, облаченный духовным саном, - митрополит Новгородский Димитрий (Сеченов) (после его смерти - епископ Тверской Гавриил (Петров)). Да и эти архиереи являлись не депутатами духовенства, а лишь представителями Святейшего Синода, как государственного учреждения. При этом в организации такого нового для страны дела, как выборы депутатов в законодательную комиссию, роль местной церковной администрации была минимальной. Московская духовная консистория даже текст Манифеста о созыве Комиссии для сочинения проекта нового уложения получила не прямо из Синода, а через «вторые руки» - из Московской полицмейстерской канцелярии, то есть из подчиненного губернатору учреждения. В дальнейшем епархиальная власть должна была содействовать исключительно донесению общего содержания Манифеста до прихожан.

Реформа о духовных имениях вновь поставила на повестку дня вопрос о неравномерном распределении священно- и церковнослужителей по епархиям. Предпринятая в царствование Елизаветы Петровны кампания по разбору духовенства за истекшие с ее начала десять лет так и не была завершена, и теперь Сенат решил действовать более энергично, дабы «и эту часть с Божиею помощью к желаемому концу вскоре привести».1 Свидетельства законодательных и делопроизводственных источников приводят к следующему, до этого не встречающемуся в исторической литературе выводу: в Московской губернии светские власти нашли себе, в лице местного архиепископа, самого деятельного помощника в деле проведения разбора. Явление для того времени, мягко говоря, далеко не повсеместное. При этом более глубокий анализ проблемы позволяет также утверждать, что светские и епархиальные власти, активно участвуя в разборе, преследовали различные цели. Государство инициировало проведение разбора, в первую очередь, ради изыскания новых налогоплательщиков и рекрутов в виду начавшейся войны с Турцией; преосвященный же Амвросий участвовал в нем, руководствуясь более всего соображением необходимости поддержания дисциплины и порядка среди лиц «вверенной ему команды» Начавшийся разбор предоставил московскому архиерею дополнительные возможности для наведения порядка в среде рядового духовенства епархии, позволив ему действовать с максимальной жесткостью. Угроза оказаться исключенными из духовного звания нависла не только над «безместными» священно- и церковнослужителями, но и над всеми штатными клириками, позволявшими себе неподобающие сану поступки или проявлявшими служебную некомпетентность. Однако и екатерининская кампания по разбору духовенства в Москве вновь не была доведена до конца. Этому способствовала проникшая в город «моровая язва», которая

'ПСЗ-1.Т. 16. № 12060.

произвела в первопрестольной свой «разбор», гораздо более опустошительный, чем это было необходимо властям.

Основываясь на количестве и специфике следственных дел, рассматриваемых духовным ведомством в этот период, мы приходим к выводу, что недостаточное разграничение сфер духовного и светского суда на местах, обострявшееся произволом чиновников гражданских ведомств, по-прежнему оставалось острой проблемой в области церковно-государственных отношений. В качестве основополагающих причин этого в диссертации выделяются следующие факторы.

Во-первых, секуляризационная реформа 1764 г. значительно сократила материальные богатства Церкви, поставив ее в финансовом отношении под контроль государства.

Во-вторых, предпринятые в 1760-е годы Екатериной II меры по расширению власти губернаторов позволили последним чувствовать себя настоящими хозяевами в порученных им областях и действовать, руководствуясь именно этим мнением.

В-третьих, российская правящая элита второй половины XVIII века, воспринявшая некоторые антиклерикальные идеи французского просвещения, перестала относиться к Церкви как к сакральному, требующему особого административного подхода, институту.

Перечисленные факторы подрывали судебный авторитет Церкви, считавшийся когда-то абсолютно непререкаемым, и происходило это при попустительстве высшей духовной власти. В 1765 г. Синод даже издал указ, запрещавший духовным консисториям в епархиях вести дела о кровосмесительных браках между лицами светского ведомства, ранее традиционно относящихся к компетенции церковного суда.' В то же самое время гражданские судебные органы злоупотребляли своим привилегированным положением и принимали на себя полномочия, которых ранее не имели. Так, например, светские суды стали самостоятельно назначать епитимьи, в качестве дополнительного наказания преступникам, определяя в решениях срок и способ покаяния. Это можно трактовать, как вопиющие нарушение церковных канонов; которое не могло не привлечь внимания правительства, издавшего в 1770 г. особый указ, подтверждавший исключительное право духовных властей «налагать епитимьи и наблюдать за исполнением оных».2

Рассматривая специфику деятельности епархиальных судебных органов (в первую очередь, Консистории), можно сделать вывод о том, что механизм судопроизводства в Московской епархии, особенно при митрополите Тимофее (Щербацком) и в межархиерейский период, не был достаточно отлажен и не отличался эффективностью, что, впрочем, можно сказать и о судопроизводстве в светских учреждениях. В фонде Московской консистории встречаются документы, свидетельствующие о том, что судебные дела в ту эпоху могли тянуться несколько месяцев и даже лет. Многие подозреваемые

'ПСЗ-1.Т. 17.'№ 12536. гПСЗ-1,Т. 19. № 13500.

содержались в качестве колодников в Консистории на основании одного лишь доноса. При этом епархиальная администрация часто использовала их как бесплатную трудовую силу, привлекая к различным работам.1

Несмотря на то, что царствование Екатерины II ознаменовалось значительным повышением внимания государства к проблемам образования, духовные школы в епархиях, остававшиеся в ведении местных церковных властей, после 1764 г. оказались лишены постоянного источника содержания. Штатного расписания для них, также как и для духовных правлений, составлено не было, что делало их положение весьма нелегким. Правда, можно сказать, что ситуация в сфере духовного образования в Московской епархии была, правда, не столь удручающей, чем в целом по России. Этому способствовало, в первую очередь, то обстоятельство, что на ее территории находилось ведущее учебное заведение Русской церкви - Славяно-греко-латинская академия. Однако академия все же не могла полностью покрыть дефицит образованных священнослужительских кадров даже в самой Москве: по ведомости Консистории, в декабре 1774 г. во всех городских приходах имелось только 108 протоиереев, священников и диаконов с академическим образованием.2

Между тем именно в этот период российские духовные школы окончательно превратились в закрытые учебные заведения, поступление в которые из других сословий не позволялось. Происходило это и с Московской академией, дольше всех других допускавшей прием учеников не из духовного звания. В 1769 г. поступление в нее для всех лиц светского ведомства был закрыт. Но, превращая духовные учебные заведения в закрытые сословные училища и этим объективно сдерживая развития образования в стране, государство охотно использовало возможности духовных школ в воспитательных целях, тем более что это соответствовало взглядам самой императрицы. Так, в диссертации приводится пример, позволяющий утверждать, что гражданские власти готовы были сквозь пальцы смотреть на сословное происхождение ребенка или юноши, когда имелась возможность в училище или семинарии подготовить грамотного чиновника для собственных нужд.3

Были случаи, когда и Церковь пользовалась в деле воспитания собственных кадров возможностями светских учебных заведений. Касается это, конечно, Московского университета, куда некоторые находившиеся в епархии семинарии посылали лучших учеников, дабы они «собирали плод познаний и с цветков светской учености», а чтобы у семинаристов не возникло желания оставить после университетских лекций духовное звание, с них брали особую подписку.4 Правда, документы Консистории фиксируют такие случаи крайне редко и не позволяют считать подобный пример распространенным. Поэтому, приходиться признавать, что во второй половине XVIII века связь

1 ПСП и Р: Ек II-1. № 355; ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 744. Д. 66. Ч. 17. Л. 592. J Розанов Н.П. Указ. соч. Ч. 2. Кн. 2. С. 305.

5ПСПиР:Ек 11-1. №106.

* Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Спб., 2001 [репринт]. С. 684.

- между церковным и светским образованием в России не стала теснее, даже в таком средоточии высших учебных заведений, как Москва.

Таким образом, несмотря на частичное усиление роли светской власти в епархиальном управлении, взаимоотношения церковной и гражданской власти в Московской губернии, в целом, оставались на прежнем уровне. Ни секуляризационная реформа, ни введение штатов духовных учреждений, ни правительственные меры по улучшению ситуации в государственном управлении не смогли коренным образом изменить сложившейся еще в прежние царствования системы, предусматривавшей существование двух разрозненных ведомств (духовного и светского). Все немногочисленные случаи взаимодействия между ними (например, при проведении разбора) возникали только в ходе выполнения отдельных распоряжений верховной власти и не были предусмотрены ни государственным законодательством, ни, что самое главное, самой структурой местного управления в Российской Империи. В тех же случаях, когда светская власть не имела возможности эффективно выполнять некоторые функции местного управления, правительство целиком перекладывало их на плечи Церкви, придавая им статус государственной повинности.

В диссертации делается вывод о том, что эпоха Екатерины II стала временем дальнейшего вовлечения Церкви в сферу внутренней политики государства. Объясняется это дальнейшим развитием интереса правительства к возможностям местного церковного управления. Например, находившийся в подчинении епархиальной администрации сельский приходской священник, человек грамотный и считавшийся своим в среде почти поголовно не умевшего ни писать, ни читать крестьянства, вполне обосновано расценивался светской властью как потенциальный пропагандист нужных правительству идей. Его всегда можно было использовать в деле воспитания народа в духе «благочестия и добронравия» или же популяризации разного рода мер и нововведений.

Этот вывод подтверждается на основе документов низших звеньев епархиального управления - приходов, которые по-прежнему использовались государственной властью для сбора необходимых статистических сведений о подданных православного исповедания. В 1769 г. каждому приходу было поручено составление так называемых «клировых ведомостей», включавших данные о священнослужителях и сведения о церковном имуществе. ; Контролировала правильность и своевременность ведения «клировых ведомостей» местное епархиальное начальство. Оно же, как это было в Москве, предоставляло ежегодно сводную ведомость по епархии «о рожденных, умерших и браком сочетавшихся» в распоряжение губернатора.

Тяжким бременем для православного духовенства оборачивалось исполнение им в городах различных полицейских функций. Губернаторы и воеводы до 1775 г. не располагали достаточно многочисленными регулярными силами по поддержанию внутреннего порядка. В их распоряжении могли находиться только отдельные команды из базирующихся в губернии или провинции армейских гарнизонов, солдаты и офицеры которых не являлись

профессиональными полицейскими служителями. Полицейскую повинность продолжали возлагать на различные категории городского населения, в том числе и на приходское духовенство. Особенно обострилась ситуация в годы Русско-турецкой войны 1768-1774 гг., когда большинство расквартированных в центральных губерниях армейских полков были отправлены на театр военных действий. В диссертации подробно рассматривается роль епархиальной администрации в борьбе с эпидемией чумы в Москве в 1770 -1771 гг., когда, по нашему мнению, церковная власть обеспечивала проведение значительной части противоэпидемиологических мер правительства в условиях практически полного бездействия органов губернского управления.

В качестве государственной повинности предлагается также рассматривать обязанность епархиальных властей регулярно отсылать в светские судебные места «духовных увещателей» из священников. Эти лица, согласно указу 1763 г., должны были, воздействуя на религиозные чувства подозреваемых, призывать их «к показанию истины».'

Монастыри сохранили свое значение в качестве тюрем длительного содержания для некоторых особых категорий преступников из всех сословий. Пожалуй, наиболее известная преступница екатерининской эпохи, - помещица Московской губернии Д.Н. Салтыкова (Салтычиха), - с 1768 г. отбывата пожизненный срок именно в затворе Ивановского девичьего монастыря в Китай-городе. Однако анализ законодательных источников позволяет говорить об усилившейся регламентации пенитенциарной сферы деятельности епархиального управления со стороны государства. С 1766 г. при монастырских тюрьмах положено было постоянно находиться военной команде. Начальник военного караула обязан был ежедневно подавать рапорт о состоянии заключенных настоятелю монастыря. Караульная команда могла набираться и из проживающих в том же монастыре отставных военных. Заключенные в монастырской тюрьме колодники полностью содержались на «коште» обители, а после 1764 г. - на средства Коллегии экономии.

Все это говорит о том, что светское правительство все шире использовало возможности епархиальной власти, стремясь этим, хотя бы отчасти, устранить недостатки государственного управления. Особенно ярко это проявлялось при возникновении разного рода чрезвычайных обстоятельств: войн, стихийных бедствий, массовых эпидемий и т. п. Очень большую поддержку светской власти, как мы уже сказали, оказывала московская епархиальная администрация в период эпидемии чумы 1771 г. и возникших в ходе ее народных волнений,

В 1760-1770-е годы был продолжен курс на дальнейшую либерализацию политики государства по отношению к раскольникам. Это нашло отражение в целом ряде правительственных мероприятий, направленных на легализацию положения старообрядцев в государстве. В Московской епархии, как можно увидеть из документов, попала под запрет даже церковная проповедь среди старообрядцев, как несоответствующая духу правительственных

'ПСЗ-1.Т. 16. № 11744.

указов.' Таким образом, можно говорить о частичном изъятии из компетенции духовной власти на местах традиционно ей принадлежащей сферы защиты и распространения веры.

Несмотря на религиозную толерантность самой императрицы, преступления против веры продолжали находиться в сфере светской юрисдикции и рассматриваться как посягательство на государственные устои. Правительственные и синодальные указы царствования Екатерины II свидетельствуют о том, что государство предпочитало считать охрану веры и благочиния сферой собственной компетенции. При этом оно часто пользовалось таким сугубо духовным инструментом наказания, как отлучение от Церкви (императрица приказала предать анафеме Емельяна Пугачева, осужденного к смерти светским судом). На местах охрана веры и благочестия, являлось совместным делом епархиальной власти и полиции. Это подтверждается екатерининским «Наказом Главной полиции» 1767 г. - любопытным документом того времени, иллюстрирующим, как государство пыталось устранить возможные противоречия в деятельности этих ведомств. Согласно «Наказу», полиция должна следить за исполнением подданными религиозных обязанностей, к примеру, такой, как регулярное посещение церкви. Со своей стороны, приходские священники обязывались в своих проповедях всячески уклоняться от «осуждения полиции и ее служителей», чтобы «публика доверия к ним не лишалась».2

;! - Поддержание в должном виде, ремонт и возобновление церковных зданий в прежнее время было исключительно делом епископа, однако, в диссертации констатируется, что и в эту сферу XVIII век привнес нечто новое. В синодальный период инициатива в этом вопросе все чаше и чаще исходила от светской власти, и для архиерея возобновление иконостаса, храма или целого монастыря, особенно если эти объекты находились в столицах, носило форму поручения верховной власти. Так в 1770 г., по личному распоряжению императрицы, архиепископ московский Амвросий начал реставрацию («возобновление») древних иконостасов Благовещенского, Архангельского и Успенского соборов Кремля.3

После своего вступления на престол Екатерина II продолжила прежнюю петровскую политику социального призрения, заключавшуюся в полном переложении заботы о сиротах, больных и неимущих на плечи Церкви. Сравнивая изменения в социальной деятельности епархиальной администрации с изменениями в системе монастырских тюрем, можно сделать вывод о том, что государственная власть стремилась сделать эту сферу церковной •деятельности также более рациональной. С этой целью, некоторые монастыри Московской епархии получали определенную специализацию, например, ■ для содержания душевнобольных назначался Андрониевский монастырь.4

ПСП и Р: Ек 11-1. № 365.

г Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины П. М., 1913. Т. 1.С. 15.

3 ОДЦС. Т. 50. № 424/91. Стб. 544, 548.

4 Г1СП и Р: Ек. И-1. № 48.

При этом «прием, содержание и присмотр» за душевнобольными был поручен другой категории лиц, находившейся на социальном иждивении Церкви, - отставным и увечным офицерам и солдатам, проживавшим в других монастырях и богадельнях епархии.' Однако после 1764 г. Церковь, из-за отсутствия средств, вынуждена была отказаться и от содержания в монастырях душевнобольных: в августе 1768 г. Синод запретил принимать туда «умалишенных» и предложил правительству использовать в этих целях-одну из упраздненных обителей.

Отставные и получившие инвалидность военнослужащие являлись едва ли не самой многочисленной группой, содержание которой было возложено на церковную администрацию государством. Секуляризационная реформа, лишившая Церковь материальной независимости, по сути, упраздняла монастырскую форму призрения отставных и увечных военнослужащих, неимущих, больных и бездомных. Этот тезис подтверждается и на примере Московской епархии. Отныне Коллегия экономии призвана была строить военные богадельни, содержание которых могли брать на себя губернские, провинциальные и городовые магистраты, а также любые частные благотворители. Анализ находившихся в нашем распоряжении документов позволяет говорить о том, что в структуре епархиального управления были оставлены лишь богадельни при архиерейских домах. По штатам 1764 г., московскому преосвященному полагалось «иметь для всяких разночинцев самых увечных и одиноких» одно такое учреждение в Звенигороде. Был определен и штат богадельни, согласно которому в ней могло содержаться 30 человек неимущих с жалованием на каждого пять рублей в год. Судьбу не вошедших в это число калек, стариков и бездомных должна была решать Духовная консистория, сообразуясь, видимо, с поведением каждого. Отобранные этим учреждением лица могли определяться в «вольную», то есть содержавшуюся на средства магистрата или частного благотворителя богадельню.2

Можно также говорить о том, что в царствование Екатерины II в Москве из сферы деятельности Церкви было изъято призрение сирот и незаконнорожденных детей. Отправной точкой в этом процессе стало учреждение Императорского воспитательного дома, Манифест об открытии которого был подписан Екатериной II 1 сентября 1763 г. Теперь лишенные родительской опеки сироты должны были помещаться на воспитание в это находящееся на общественном содержании учреждение.

Таким образом, мы приходим к следующему важному выводу: к середине екатерининского царствования лишившаяся прежних материальных возможностей Церковь уже не являлась единственным «ведомством социального обеспечения» в Российской империи. К заботе о социально незащищенных категориях населения государство все чаще привлекала самые разные светские учреждения и общественные группы. Система епархиального управления по-прежнему являлась важной составляющей этой системы, но

' ПСП и Р: Ек. И-1. № 79.

2 Там же. № 167. п. 20.

лишь на правах одного из ведомств. Что касается остальных сфер деятельности Церкви, то они не претерпели значительных изменений, оставаясь важным элементом регионального управления.

В Заключении диссертационного исследования отмечается, что взаимоотношения церковной и светской власти на местах в 1742-1775 гг. оставались на одном, примерно, уровне, что дает возможность делать общие выводы для всего рассматриваемого периода.

Епархиальная власть в своей повседневной деятельности имела немало точек соприкосновения с властью светской. При этом возникали определенные взаимоотношения, которые можно разделить на три вида: а) взаимодействие (церковных и светских властей); б) содействие (церковных властей светским) и в) противодействие (церковных властей светским). Различие между данными видами взаимоотношений определяются разностью управленческих задач, стоящих перед епархиальной и светской властью, и заинтересованностью государства в их решении. Исходя из этого, можно сделать следующие выводы.

Взаимодействие между епархиальной и светской властью на местах возникало только в тех случаях, когда и государство, и Церковь были равно заинтересованы в урегулировании таких вопросов, которые не только исторически находились в ведении епархиального управления, но и органически проистекали из самой сущности духовной власти. Основным таким вопросом являлась сфера охраны и распространения Православной веры и поддержания ее в среде подданных. Светская власть заинтересована была в придании Православию статуса официальной государственной идеологии и, поэтому, обычно поддерживала Церковь при решении возникавших на местах проблем с крещением инородцев, борьбой с ересями и расколом или катехизацией подданных.-Только в царствование Петра . III и Екатерины II правительство несколько смягчило свой курс в отношении старообрядцев, ограничив антираскольническую деятельность епархиальных и губернских властей. Однако это было вызвано соображениями экономической выгоды и не являлось следствием коренного изменения государственной идеологии.

Наиболее распространенной формой во взаимоотношениях духовных и светских органов управления было содействие, оказываемое епархиальными властями государственным органам. Содействие это, в условиях недостаточного развития губернской административной системы и хронической нехватки финансовых средств, чаще всего инициировалось именно государством. Соображения элементарной экономии, превратившиеся в регулярном государстве в идею о «пользе Отечества», обращали взор правительства в сторону церковного управления.

В одних случаях содействие состояло в том, что епархиальная власть продолжала выполнять те функции, которые Церковь когда-то взяла на себя, вследствие слабого развития самого государства (содержание осужденных преступников и различных категорий нуждавшихся в социальной опеке лиц). В других - оно приобретало форму временной или постоянной государственной повинности, возложенной на Церковь и духовенство правительственны-

ми указами. Это был целый комплекс обязанностей, включавший меры по поддержанию престижа власти, «публикацию указов», сбор сведений о православных подданных, различные полицейские и даже санитарно-эпидемиологические функции.

Противодействие, как вид взаимоотношений епархиальной и светской власти на местах, возникая в рассматриваемый период, приобретало скорее пассивную форму. В деятельности каждого московского архиерея встречались эпизоды, в которых он выступал как наследник былой церковной самостоятельности, ревностно следящий за неприкосновенностью его властных прерогатив. Наиболее ярким проявлением такого противодействия стало поведение епархиальных руководителей во время елизаветинского разбора. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не было прямым неповиновением архиереев распоряжениям правительства. Скорее здесь усматривается желание глав местного духовного ведомства сохранить за собой финансовый и судебный контроль над максимально большим числом лиц. Это никогда не приобретало формы открытой конфронтации с государственной властью и ограничивалось конфликтом с тем иди иным учреждением губернской администрации. Даже лишившись управления духовными вотчинами, ни один из московских владык не пошел путем Арсения (Мацеевича).

Московское епархиальное управления представляло собой гораздо более развитую и отрегулированную систему, чем губернское управление в том виде, в каком последнее существовало до реформы 1775 г. Это объясняется тем, что структура церковного управления в стране сложилась задолго до петровской губернской реформы 1708-1709 гг. и к началу XVIII в. обладала разветвленным и жизнеспособным местным аппаратом. При этом каждая епархия традиционно управлялась на принципах единоначалия, что в целом сохранилось и в синодальный период. Выгодно отличало епархиальное управление то, что вся его инфраструктура (приходы, монастыри, духовные правления) находились в прямом подчинении архиерея, тогда как в тогдашних губерниях глава светской администрации (губернатор) практически не имел власти над провинциальными воеводами.

Церковная власть, что очень важно, даже без прямого вмешательства государства, обеспечивала выполнение некоторых задач по региональному и местному управлению и обладала в этом деле практическим опытом. Светской власти просто нельзя было не воспользоваться этими возможностями и опытом, тем более после того, как она в ходе синодальной реформы получила контроль над всей церковной организацией. В такой ситуации не имело смысла изменять основы епархиального управления, и государство в этом вопросе было целиком солидарно с российским епископатом.

На вопрос об эффективности участия Церкви в местном управлении нельзя дать однозначный ответ. Некоторые задачи регионального управления кроме епархиальной администрации решать было просто некому. Это особенно заметно в деятельности церковной власти по призрению больных, сирот, стариков и неимущих в период до секуляризационной реформы 1764 г. Однако решение некоторых других задач местного управления московская

епархиальная администрация нередко затягивала (сбор сведений о численности православных подданных, например) и даже игнорировала (противодействие разбору в царствование Елизаветы Петровны). Поэтому можно говорить лишь об относительной эффективности исполнения епархиальной администрацией функций местного управления в период недостаточного развития системы учреждений светской власти на местах.

Таким образом, Русская православная церковь в 1742-1775 гг. не только принимала участие в местном управлении, но и была ее важной составляющей, бравшей на себя исполнение целого ряда функций, свойственных светской власти. Основным недостатком такой системы была несогласованность действий органов епархиальной и губернской администраций в рамках одного региона. Местное управление осуществлялось одновременно силами двух ведомств - светского и церковного, в чем и состоит главная особенность этого периода. у

По теме диссертации опубликованьмТОдующие работы:

1. Иосиф (Волчанский), первый московский архиепископ синодального времени //Вестник архивиста. 2005. № 4. С. 218-229.

2. Московское епархиальное управление во время «моровой язвы» в Москве (1770-1771 гг.) И Исторические науки. 2006. № 3. С. 31-35.

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 11.09.06 Тираж 85 экз. Усл. п.л. 2,19 Печать авторефератов (495) 730-47-74,778-45-60

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Клейменов, Валерий Александрович

Введение

Глава I. Формирование системы взаимоотношений церковной и светской властей в Московской епархии: 1742-1761 гг.

§ 1. Организационные формы московского епархиального управления

§ 2 Проблема конфликта ведомственных интересов во взаимоот- 56 ношениях епархиальных и светских органов управления

§ 3. Решение московской епархиальной администрацией задач общегосударственного значения

Глава II. Взаимоотношения церковных и светских органов управления в период проведения секуляризационной реформы: 1762-1775 гг.

§ 1. Московское епархиальное управление в период подготовки и проведения секуляризационной реформы 1764 г.

§ 2. Усиление роли светской власти в делах московского епархи- 120 ального управления

§ 3. Исполнение московской епархиальной администрацией государственных обязанностей

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Клейменов, Валерий Александрович

Постановка проблемы. Проблема взаимоотношений духовной и светской власти в масштабах имперского государства сложна и многогранна. Она возникла на заре христианской государственности, после того, как Церковь, наконец, получила статус легитимного общественного института, пользующегося к тому же огромным авторитетом у значительной части населения. Таким образом, государственная власть обретала в лице Церкви не только своего возможного союзника, но, в не меньшей степени, конкурента. Из этой непростой дилеммы проистекали все последующие попытки найти способ урегулирования отношений двух властей, самым известным из которых была так называемая византийская симфония, до XVIII века формально существовавшая в России. Петр I осознанно пошел на слом сложившейся в стране модели отношений государства и Церкви, преследуя при этом вполне определенную цель: лишить духовную власть возможности оказывать влияние на решения государя и превратить ее из равноправного партнера в одну из ветвей власти государственной. XVIII век стал эпохой коренных изменений во всем российском государственном механизме, в самой системе власти в стране. Процесс превращения России в абсолютистскую монархию, начавшийся еще при Алексее Михайловиче и в целом завершившийся при Екатерине II, и связанные с ним социально-экономические и политические реалии не могли не повлиять на положение Церкви, церковного управления и духовенства в описываемый период. Это время характеризовалось кардинальным изменением политики государства по отношении к Церкви, выраженным в известном тезисе о полном подчинении Русской церкви светской власти, о включении ее в систему государственного управления императорской России.

Нет никаких причин сомневаться в правоте этого утверждения, имея в виду общую модель церковно-государственных отношений в эпоху существования синодального ведомства. Однако было бы не вполне корректно относить это утверждение к тем процессам, которые происходили на местах, в рамках определенной региональной единицы. В условиях, когда синодальная реформа проводилась волей государственной власти и шла, что называется, сверху вниз, епархиальное управление оставалось той областью, в которой государственный диктат ощущался гораздо слабее, и в которой Церковь более свободно осуществляла свою деятельность. При этом сферы церковной деятельности по епархиальному управлению могли лежать в русле региональной политики государства, а могли ей и противоречить. Выявив специфику взаимоотношений Церкви и государства на региональном (епархиальном) уровне, мы получим возможность судить о степени вовлечения Русской православной церкви в орбиту внутренней политики российского абсолютизма.

Актуальность исследования. Актуальность предложенной темы, без сомнения, состоит еще и в том, что в современной постсоветской России вопрос об оптимальном соотношении государственных и церковных интересов, о поиске точек соприкосновения в деятельности епархиальных архиереев и представителей центральной власти на местах по-прежнему остается открытым. Его решение зачастую ставится в зависимость от исключительно конъюнктурных интересов, тогда как именно сейчас сложились такие возможности, от степени реализации которых будет зависеть «какое место найдет Церковь в современном российском обществе, какое влияние будет оказывать на внутреннюю и внешнюю политику, на органы государственной власти и управления».1 В этом смысле анализ достижений и ошибок, характерных для рассматриваемого периода, может оказаться далеко не лишним и для современной ситуации.

1 Козлов Максим, иерей. Взаимоотношения Церкви и государства (к истории вопроса) // Журнал Московской Патриархии. 1992. № 9. С. 34.

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является комплекс органов московского епархиального управления. Предметом исследования выступят их взаимоотношения с органами губернской гражданской власти по отдельным аспектам государственного и регионального управления. Для определения вышеназванных аспектов, удобно будет рассматривать отдельно каждую функцию (направление) деятельности епархиального архиерея. Беря во внимание их тесную взаимосвязь, можно предложить к рассмотрению следующие функции епархиального управления:

1) Контроль над лицами духовного ведомства.

2) Исполнение административных обязанностей общегражданского характера и меры по сохранению престижа власти.

3) Охрана и распространение веры.

4) Социальное служение.

Хронологические и территориальные рамки исследования. Московская епархия была образована в 1742 г. из земель бывшей Патриаршей области, находившейся со времени учреждения Святейшего Синода под его управлением. Данная церковно-административная единица большей своей частью находилась на территории Московской губернии, хотя в рассматриваемый период и не вполне с ней совпадала. Это значит, что практически на одной и той же территории решали свои специфические задачи две властные структуры - государственная, в лице губернского правления, и церковная, в лице епархиального. Но не это является особенностью данного региона, тем более что взаимное «наложение» в масштабах одного территориального образования государственной и церковной власти местного уровня - факт более чем распространенный еще со времен Римской империи. Местная специфика заключалась еще и в том, что управленческая система, сложившаяся в синодальной области (под таким названием существовала будущая московская епархия до 1742 г.), основывалась на двух противоположенных принципах: единоначалии, унаследованном со времен патриаршества, и коллегиальности, привнесенной в нее государственной властью в лице Святейшего синода. В результате интересы светской и церковной власти в этом регионе приходили в особое тесное соприкосновение, что продолжало впоследствии сказываться и на положении местного епархиального архиерея.

Московская губерния, в том виде, в каком она была учреждена петровским указом 18 декабря 1708 г., также представляла собой явление, можно сказать, уникальное. Академик Ю.В. Готье писал, что эта губерния: «.по особому значению своего главного города, по количеству своего населения и по составу вошедших в нее земель занимала первое по важности место среди территориальных округов империи; ее центром была старая столица, ее жители составляли едва ли не половину жителей всей страны, а пространство, ее занятое, совпадало с центральными областями прежнего Московского царства».3 Отсутствие должной организации управления Московской губернии составляла другую, не менее интересную особенность этого региона.4 Такого рода положение вещей в общих чертах сохранялось до 1775 г, когда Екатерина II опубликовала свое знаменитое «Учреждение для управления губерний Всероссийской империи», вносившее коренные изменения не только в административно-территориальное деление государства, но и во всю систему регионального управления.5

Губернская реформа 1775 г., значительно увеличивающая число губерний за счет сокращения площадей старых административно-территориальных единиц, сделала очень заметной несоответствие между епархиальным и губернским делением. Московская губерния после 1775 г.

1 Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1-е (далее: ПСЗ-1). Т. 4. №

2218.

3 Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины П. M.-JL, 1941.Т.2.С. 123.

4 Там же.

3 ПСЗ-1. Т. 20. № 14392. «Учреждение о губерниях» состояло из 30 глав, содержавших 491 параграф, самым подробным образом расписывающих все аспекты управления губерниями стала в церковном отношении зависеть от четырех (!) епископских кафедр,6 что в нашем случае существенным образом усложнило бы решение вышеизложенных задач.

Особенность обозначенного периода (1742-1775 гг.) заключается в том, что, как Московская епархия, так и Московская губерния, в это время не представляли собой более или менее стабильной системы - ни в территориальном, ни в управленческом смысле. В этом состояла причина смешения сфер компетенций местной церковной и светской власти, которая приводила к частому столкновению последних.

Наконец, нельзя забывать, что рамки нашего исследования включают в себя и такое значительное и, в некотором отношении, поворотное событие в церковно-государственных отношениях, как подготовка и проведение секу-ляризационной реформы, повлиявшей на все сферы жизни Церкви, в том числе и на сферу епархиального управления.

Определяющее влияние на церковно-государственные отношения в регионе оказывала внутренняя политика российских самодержцев - это вполне традиционно для истории нашего государства, причем не только для этого периода. На 1742-1775 годы приходится правление двух императриц (Елизаветы Петровны и Екатерины II) и совсем краткое, всего в полгода, правление императора Петра Федоровича. Поэтому вполне логично будет рассматривать интересующие нас вопросы в рамках двух примерно равных хронологических отрезков: 1) глава «Формирование системы взаимоотношений церковной и светской властей в Московской епархии: 1742-1761 гг.» (от образования Московской епархии до смерти Елизаветы Петровны) и 2) глава «Взаимоотношения церковных и светских органов управления в период проведения секуляризационной реформы: 1762-1775 гг.» (от начала царствова

6 Московской, Коломенской, Крутицкой и Переславль-Залесской. При этом только 5 уездов из 15 в полном составе принадлежали той или иной епархии; в остальных уездах приходы принадлежали двум или даже трем епархиальным управлениям (Покровский И.М. Русские епархии в ХУ1-ХУШ вв.: их открытие, состав и пределы. Казань, 1913. Т. 2. С. 537-538). ния императора Петра III до губернской реформы Екатерины II). При этом следует заметить, что выбранная разбивка исследования не преследует цели противопоставить политику названных российских самодержцев в сфере церковно-государственных отношений. Начатый еще Петром I курс на полное подчинение Церкви императорской власти был заметной составляющей их правительственной программы, даже если вести речь о весьма кратком правлении его внука. Однако, если в период царствования Елизаветы Петровны секуляризационные планы лишь рассматривались правительством, то при двух следующих царствующих особах они получили реальное воплощение. Поэтому период царствования Петра Федоровича не выделен в отдельный раздел исследования и отнесен ко второй его главе.

Историография вопроса. Проблема взаимоотношений церковной и государственной власти в рамках одной региональной единицы служит составной частью более общей и до сих пор спорной проблемы - вопроса о месте, занимаемом Русской церковью в социально-политической и экономической системе Российской империи. Решению этого вопроса посвящено значительное количество исторических исследований, но для нас непосредственный интерес представляют только те работы, в которых рассматриваются процессы, проистекавшие в церковном управлении епархиального звена в послепетровский период.

Разделим историографию этого вопроса на отечественную дореволюционную, русскую эмигрантскую, советскую и современную российскую и посмотрим как историки в тот или иной период решали для себя вопрос о месте церковного управления епархиального уровня в административно-управленческой системе Российского государства. При этом нужно будет обратить внимание на то, что отечественная историография, кроме советской, представлена учеными, как минимум, двух основных школ - светской и церковной, из-за чего некоторые оценки тех или иных фактов могли существенно различаться.

Отечественная дореволюционная историография, в лице таких историков Церкви, как архиепископ Филарет (Гумилевский), П.В. Знаменский, Ф.В. Благовидов и др., признавая определенную долю влияния государственной власти на епархиальное управление, отнюдь не считали, что оно было всеобъемлющим. По словам Филарета, епархиальное управление после учреждения Синода едва ли подверглось каким-нибудь серьезным изменениям, «только по временам получало более определенности и порядка, и более одп нообразия».

П.В. Знаменский и Ф.В. Благовидов считали, что государственная власть, в ходе синодальной реформы, попыталась воздействовать на прерогативы епархиальных архиереев, привнеся в местное церковное управление о принципы коллегиальности. Однако при этом Благовидов вполне резонно доказывал, что в послепетровское время государство не обладало еще по-настоящему действенными механизмами, позволявшими серьезно вмешиваться в дела архиерея по епархиальному управлению.9

В работах русских историков местная церковная власть выступает как вполне самостоятельный субъект церковно-государственных отношений, но историческая наука того времени так и не поставила перед собой более конкретных задач, относительно характера взаимоотношений церковной и государственной власти в рамках отдельно взятого региона. Лишь в исследованиях таких апологетически относящихся к синодальной реформе историков, как С.Г. Рункевич и Н.С. Суворов приводились некоторые общие примеры сотрудничества государства и Церкви, оправдывающие, по их мнению, сам факт вмешательства светской власти в церковную жизнь.10

7 Филарет (Гумилевский), архиеп. История Русской Церкви. М., 1859. Т.5. С. 10.

8 Знаменский П.В. История Русской Церкви. М., 1996. С.317; Благовидов Ф.В. Обер-прокуроры Святейшего Синода в ХУШ и первой половине XIX столетия. Казань, 1899. С.З.

9 Благовидов Ф.В. Указ. соч. С. 123.

10 Рункевич С.Г. История Русской Церкви под управлением Святейшего Синода. СПб, 1900. Т. 1. С. 20; Суворов Н.С. Учебник церковного права. М., 1913. С. 506.

В ряду общих работ по истории Русской церкви синодального периода, созданных в период существования самого Святейшего Синода, уместно упомянуть «Очерки по истории Русской церкви в XVIII - XIX столетиях», написанные профессором Варшавского университета П.В. Верховским. В них автор обращался к вопросу о каноничности церковного устройства в императорской России. Оставаясь противником неканоничной, по его мнению, синодальной системы, повлекшей за собой явное ограничение прав Церкви, историк, вместе с тем, отмечал, что на епархиальном уровне этот процесс не коснулся «своеобразного аристократизма русского церковного устройства», вызванного обширностью территории, находившейся под властью почти каждого российского архиерея.11

Точка зрения Верховского вполне позволяет рассматривать главу церковной административно-территориальной единицы не только как государственного чиновника, но и как фигуру, пользующуюся в данном регионе значительной самостоятельностью, и обладавшую, к тому же, авторитетом в глазах местных представителей государственного ведомства.

Следует отметить, что все перечисленные до этого работы, хотя и позволяют в некоторой степени уяснить общие вопросы церковной истории синодального времени, дают мало фактического материала для изучения такого специфического вопроса, как сфера управления Русской церкви вообще и епархиального управления в частности. Здесь существенную помощь может оказать вынужденная приверженность большинства дореволюционных историков к определенным, достаточно узким темам, касающимся истории синодального периода. Это, в известной степени, позволяло им избежать прямых оценок сложившихся церковно-государственных отношений, что в эпоху господства жесткой цензуры было немаловажно.

11 Верховской П.В. Очерки по истории Русской Церкви в ХУШ-Х1Х ст. Варшава, 1912.С. 23.

Говоря о системе управления Русской церкви в синодальный период, нужно обратить внимание на то, что это система имела две составляющих: синодальную и епархиальную. Синодальное управление являлось одной из сфер государственного управления и осуществлялось учреждениями специально созданными по типу государственных - Святейшим Правительствую

19 — щим Синодом и подчиненными ему местными органами . Епархиальное управление сложилось еще задолго до петровской синодальной реформы и поэтому на протяжении всего XVIII столетия продолжало оставаться той областью деятельности Церкви, степень зависимости которой от государственной власти еще предстоит установить.

В российской дореволюционной историографии можно отметить несколько работ, в которых отдельные составляющие церковного управления рассматриваются не в отрыве друг от друга, а в комплексе. О них нужно сказать особо еще и потому, что они касаются темы местного церковного управления в московском регионе.

Изучению епархиальной составляющей церковного управления посвятил свою монографию Н.П. Розанов, с 1835 по 1863 гг. служащий, а затем и секретарь Московской духовной консистории. Он имел возможность ознакомиться с архивом этого учреждения, в результате чего в 1869-1871 гг. в Москве появилось его трехтомное (в пяти книгах) сочинение.13 В хронологическом отношении Розанов разбил это столетие на периоды, соответствующие времени управления того или иного архиерея, и при этом подробно рассматривал не только развитие структуры епархиального управления, но и перемены во взаимоотношениях московских владык с синодальными и местными губернскими властями. Еще одной ценностью монографии Н.П. Роза

12 «Руководящим началом для Святейшего Синода. было вообще стремление подражать государственным учреждениям и не отставать от строя их отношений» (Барсов Т.В. Синодальные учреждения прежнего времени. СПб., 1897. С. 2).

13 Розанов Н.П. История московского епархиального управления со времени учреждения Святейшего Синода (1721-1821). Ч. 1-3. М., 1869-1871. нова является то, что автор при ее написании использовал ряд несохранив-шихся до нашего времени документов.

Прекрасным дополнением к работе Розанова служит статья «Московская Святейшего Синода контора», напечатанная в нескольких номерах «Церковных ведомостей» за 1904 г.14 В ней главное внимание уделяется изучению истории синодальной составляющей местного церковного управления. Работа эта не только дает представление о характере и структуре синодального управления, но и приближает нас к проблеме соотношения его с управлением епархиальным в таком крупном государственном и церковном центре, как Москва. К сожалению, не удается сейчас установить имя автора этой интересной работы, подписавшегося только одним инициалом «П», но научный уровень исследования позволяет видеть в нем профессионального историка.

Заслуживают внимание две работы профессора Казанской Духовной Академии И.М. Покровского, посвященные церковному управлению синодального периода. В первом исследовании речь идет о правовой и финансовой составляющей епархиального управления,15 во втором - автор затрагивал вопрос территориалыю-адмшшстративиого деления Русской церкви и его связи с административно-территориальным делением Российской империи.16

Говоря о таких важных направлениях деятельности Церкви как духовное образование и судебно-административный надзор за духовенством, мы вновь должны обратиться к научному наследию профессора П.В. Знаменского. Он является автором до сих пор непревзойденных ни по количеству привлеченных источников, ни по глубине анализа работ, посвященных духов

14 Московская Святейшего Синода контора // Церковные ведомости. 1904. №№ ,9,17,20,21,23,28,31.

15 Покровский И.М. Средства и штаты великорусских архиерейских домов со времени Петра I до учреждения духовных штатов в 1764 г. Казань, 1907.

16 Покровский И.М. Русские епархии в ХУ1-Х1Х вв.: их открытие, состав и пределы. Т. 1-2. Казань 1913. ному образованию и положению приходского духовенства в России. Обе этих книги по праву считаются настольными в среде специалистов, занимающихся историей Русской православной церкви дореволюционного периода.

Основополагающим документом петровской церковной реформы был «Духовный регламент», влияние которого на все уровни церковного управления стало предметом изучения другого дореволюционного историка - Н.И. Кедрова.18 Представитель государственной школы Н.И. Кедров рассматривал церковную реформу Петра в связи с реформой всего государственного управления и пришел к выводу, что «в Регламенте проглядывает желание ввести в область церковной администрации формы администрации гражданской».19 Говоря о епархиальном уровне управления, Кедров отмечал, что «оно, как и высшее центральное церковное управление, не изменяя в сущности своих основ, получило теперь некоторые черты, которые были прямым отражением гражданской государственной администрации, созданной Пет-20 ром Великим. Исследование этого историка позволяет видеть в системе тогдашних церковно-государственных отношений сложный феномен, не вполне. укладывающийся в прокрустово ложе тезиса о полном огосударствлении Русской церкви, по крайней мере, в интересующий нас период.

В работах некоторых дореволюционных историков, занимавшихся вопросами развития местного гражданского управления в Российской империи, также можно встретить суждения, касающиеся интересующего нас вопроса. В качестве примера можно привести исследование П. Мрочек-Дроздовского «Областное управление России XVIII в. до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775 г.». В нем имеется глава «Духовные дела», где исто

17 Знаменский П.В. Духовные школы в России до 1808 года. СПб., 2001; Приходское духовенство в России со времен Петра I. Казань, 1873.

18 Кедров Н.И. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого. М., 1886.

19 Кедров Н.И. Указ. соч. С. 107.

20 Там же. С. 112. рик подробно рассматривал вопрос отношения губернских властей к «делам духовного ведомства». При этом Мрочек-Дроздовский пришел к выводу, что в этих отношениях Церковь выступает скорее как «внешний институт», нежели как учреждение, полностью инкорпорированное в государственную управленческую систему.21 К сожалению, вышла только первая часть исследования, касающаяся областного управления в первые годы после петровской административной реформы (1708-1719 гг.), но и она для нас остается весьма интересной в плане своих выводов.

Итак, русская дореволюционная историография, признавая определенную долю влияния государственной власти на епархиальное управление Русской церкви, все же не считала, что оно было всеобъемлющим. В работах практически всех историков местная церковная власть выступает как вполне самостоятельный субъект церковно-государственных отношений. Однако историческая наука того времени так и не поставила перед собой более конкретных задач, относительно характера взаимоотношений церковной и государственной власти в рамках одного региона. Лишь в исследованиях историков официального направления С.Г. Рункевича и Н.С. Суворова приводились некоторые общие примеры, иллюстрирующих сотрудничество государства и Церкви, инициированного, впрочем, самим же государством.

Таким образом, к 1917 г. отечественная церковно-историческая наука не смогла сформулировать для себя вопрос о месте епархиального управления в системе местного управления Российской империи. В немалой степени это было вызвано тем, что сама постановка такого вопроса могла быть расценена как вызов идеологии самодержавного государства, оправдывающей подчиненное, по отношение к светской власти, положение Церкви в Российской империи.

21 Мрочек-Дроздовский П. Областное управление России ХУШ в. до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775г.: Историко-юридическое исследование. М., 1876.4.1. С. 332.

Революция 1917 г. и последующие за ней события негативно отразились на дальнейшем развитии российской церковно-исторической науки. После того, как в Советской России настала эпоха государственного атеизма, в отечественной гуманитарной науке произошло не только идейное, но и территориальное размежевание. Российская историография отныне уже не может быть представлена как единое целое, а рассматривается как два самостоятельных комплекса - историография русской эмиграции и историогра-11 фия советская.

Церковно-историческая наука русской эмиграции лишь отчасти проявила себя новатором в области рассматриваемого вопроса. Первые исследования копировали работы дореволюционных авторов. Например, такой церковный историк, как Н.И. Тальберг почти дословно повторял выводы архиепископа Филарета, утверждая, что «органы епархиального управления долгое время оставались прежними. Только временами таковые получали более определенности, порядка и однообразия».23

Другой историк русской эмиграции A.B. Карташев, вслед за Рункеви-чем и Суворовым, отмечал позитивную роль государства в церковной жизни, проявлявшуюся в целом ряде «внешних и внутренних признаков», в числе которых названы и такие находящиеся в компетенции епархиальной власти явления и объекты, как внутренняя миссия, духовное образование, монастыри и монашество.24

Определенный прогресс в исследовании влияния государства на церковное управление наметился в фундаментальной «Истории Русской Церкви (1700-1917 гг.)» ученого-эмигранта И.К. Смолича. Он впервые упомянул о

22 Академик Я.Н. Щапов, к примеру, говорит о том, что в современной России происходит именно процесс рецепции, освоения, а не просто возвращения трудов русских историков-эмигрантов, что подчеркивает полную независимость их научной школы от советской. (Щапов Я.Н. Рецепция в современной России трудов русских эмигрантов по истории Церкви // Церковь в истории России. М., 1999. Сб. 3. С. 160).

23 Тальберг Н.И. История Русской Церкви. М., 1997 [репринт]. С. 588-589.

24 Карташев A.B. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1997. Т. 2. С. 316-320 таком явлении, как отсутствие юридически установленных «границ государственных полномочий» в области епархиального управления и возникающих вследствие этого «трениях».25 Данное утверждение Смолича весьма перспективно, так как признает наличие множества «точек соприкосновения» епархиальной и гражданской власти, каждая из которых может являться темой самостоятельного исторического исследования.

Однако приходиться признать, что историки русской эмиграции, признавая наличие неких общих мест или «точек трения» в церковном и гражданском управлении регионального уровня, все же недостаточно сделали для их выявления, а уж тем более анализа. По-прежнему исследователи мало интересовались частными аспектами церковно-государственных отношений, предпочитая заниматься выяснением последствий синодальной реформы для Церкви в их самом общем проявлении.

Что касается советской историографии вопроса, то здесь дело обстоит намного сложнее, так как отношение политического руководства страны к религии за 70 лет неоднократно менялось.

С самого начала марксистская историческая наука рассматривала Синодальную церковь, как идеологический придаток самодержавия, как полностью зависимую от государства отрасль бюрократического управления. Подавляющее большинство написанных в 1920-1930-е годы работ по истории Русской церкви XVIII - начала XX века были заметно тенденциозны и даже политизированы и поэтому не могли претендовать на роль серьезных научных исследований. История Церкви, как самостоятельная область исторической науки, в эти годы находилась почти в полном забвении. Показательно, что за весь советский период в нашей стране была написана всего одна монография по этой теме - «История Русской церкви» Н.М. Никольского.

25 Смолич И.К. История Русской Церкви (1700-1917) // История Русской Церкви. М., 1997. Кн. 8. Ч. 1. С. 55,130.

26 Грекулов Е.Ф. Русская церковь в роли помещика и капиталиста. М., 1930; Писарев В.И. Церковь и крепостное право в России. М., 1931 и др.

Вышедшая в 1930 г., а впоследствии не раз переиздававшаяся, она отражает вульгарно-материалистические взгляды автора на место Церкви в истории России. Даже раздел о синодальном периоде озаглавлен не иначе, как «Государственная церковь крепостной эпохи». В нем Никольский характеризует тогдашнюю Церковь, как «синодскую команду», а сам Синод, - как «кавалерийский эскадрон в клобуках и митрах».28 Однако автор едва ли не первым из историков попытался взглянуть на то, как менялось положение епархиального архиерея в ходе предпринимавшихся правительством во второй половине XVIII века реформ. Историк выделял два момента, по его мнению, коренным образом затронувших властные прерогативы главы епархиального управления: секуляризационную реформу 1764 г. и начавшееся в 1784 г. перераспределение епархий. «Главным результатом реформы 1764 г. - писал Никольский - было полное превращение церкви в ведомство государственного управления, а епископов - в чиновников».29 Автор, не показав конкретные механизмы такого рода «превращений», утверждал, что после реформы 1784 г., вызванной «необходимостью обеспечить контроль губернаторов над епархиальным управлением и установить прямую и быструю связь гражданской власти с духовной», епархиальные архиереи окончательно превратились в «помощников губернаторов по церковным делам».30

Таким образом, даже так однобоко трактующий историю Церкви имперского периода Никольский признает, что на протяжении 40-70-х годов XVIII века российские архиереи продолжали пользоваться, в рамках своей епархии, определенной долей самостоятельности. «До 1784 г. - резюмировал сам историк - над архиереями не было такого регулярного и близкого надзора, как со времени нового епархиального расписания, но губернаторский и

27 Никольский Н.М. История Русской церкви. М., 1983. С.195.

28 Там же. С. 207.

29 Никольский Н.М. Указ. соч. С. 205.

30 Там же. С. 207. воеводский нажим все же давал себя чувствовать, а Синод почти никогда не мог защитить архиерея, если на последнего ополчался сам губернатор».31

В 1950-1970-х годах в СССР многие историки вновь стали обращаться к церковно-исторической проблематике. К тысячелетнему юбилею принятия Русью Христианства насчитывался целый ряд работ, посвященных вопросу истории Русской церкви XVIII века, но в них, в традициях советской исторической науки, саму Церковь рассматривали в основном только как экономический и идеологический институт, а не как несравненно более важный социальный, духовный и, наконец, административно-бюрократический феномен, сочетавший в себе, помимо экономической и идеологической, еще множество иных функций. За синодальной Церковью постепенно утвердилась уничижительная характеристика «служанки самодержавия». Дискутировался только вопрос о том, с какого именно времени Церковь превратилась в «служанку» - сразу после реформы Петра I или позже. Впрочем, уже к началу 70-х годов в советской исторической науке окончательно утвердилось мнение, что Церковь превратилась в «полную и беспрекословную служанку царизма» после секуляризационной реформы 1764 г., лишившей ее экономической самостоятельности.33 «Не нанеся удар по экономической и организационной самостоятельности церкви, чиновничье-дворянская монархия не могла полностью подчинить себе православную церковь, - писалось в одной из работ 60-х годов, - столь необходимую ей как средство идеологиче

34 ского воздействия на народные массы».

Подобный односторонний подход, характеризующий большинство работ сторонников теории «огосударствления» Церкви не позволял серьезно останавливаться на тех моментах, где Русская церковь выступала как незави

31 Никольский Н.М. Указ. соч. С.207.

32 Слицан Б.Г. Реформа церковного управления // Очерки по истории СССР: Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Правление Петра I. М., 1954. С. 378.

33 Булыгин И.А. Церковная реформа Петра I // Вопросы истории. 1974. № 5. С. 93.

34 Церковь и русский абсолютизм в XVIII в. // Церковь в истории России (IX в. - 1917 г.). Критические очерки. М., 1967. С. 162. симая от гражданской власти организация, а именно - на сфере епархиального управления. В тех же немногочисленных случаях, когда речь все же заходила об особенностях местного церковного управления, дело ограничивалось, как правило, признанием определенной связи епархиального управления с государственным аппаратом, основывающейся «на осознании необходимости тесного взаимодействия между светскими и духовными властями на местах»35. Вплоть до конца 1990-х годов, как в общих трудах по истории России XVIII века, так и в специальных исследованиях, посвященных той или иной частной проблеме истории Церкви и государства того периода, речь шла о вовлечении Русской церкви в государственную систему российского государства и его последствиях.36

Пожалуй, единственное упоминание об особом месте епархиального управления и его специфики можно найти в статье Б.Г. Слицана, помещенной в академический сборник «Очерков по истории СССР». В ней он признавал, что «реформа церковно-административного управления в большей степени затронула высшее церковное управление и органы власти, в несколько меньшей мере - местные учреждения и органы управления церковью. Епархиальное управление было лишь незначительно видоизменено реформой. Глава епархии продолжал оставаться не только ее полным хозяином, но и законодателем в пределах своей компетенции».37 К сожалению, данную оценку советского исследователя нельзя назвать новой, если взять во внимание отечественную историографию дореволюционного периода, но именно такая оценка, как нельзя лучше, характеризует уровень достижений

35 Рындзюнский П.Г. Церковь в дворянской империи (XVIII в.) // Русское православие: Вехи истории. М., 1989. С. 285.

36 Титов Ю.И. Процесс огосударствления церкви в ХУШ-Х1Х вв. // Вопросы научного атеизма. Вып. 37. М., 1988; Омельченко O.A. Церковь в правовой политике «просвещенного абсолютизма» в России // Историко-правовые вопросы взаимоотношения государства и церкви в истории России. М., 1988; Покровский Н. Власть и Церковь на Руси: Заметки историка // Россия. 1997. № 8 и др.

37 Слицан Б.Г. Указ. соч. С.378. советской церковно-исторической школы в изучении рассматриваемой проблемы.

В современной, избавленной от монополии марксизма российской науке наметился определенный перелом в традиционном взгляде на синодальную Церковь, как на идеологический придаток самодержавного государства. Тенденцию к переосмыслению места Русской Церкви в социально-политической системе российского государства можно найти, к примеру, в

•5 о статье современного исследователя А.Полонского, а особенно - в работах специалиста в области социальных отношений Б.Н. Миронова. В своем фундаментальном труде «Социальная история России периода империи» Миронов утверждает, что «Русская Православная Церковь являлась особым институтом, который существовал как бы параллельно государственным институтам, и пользовалась значительной автономией. Церковь являлась, если не государством в государстве, как это было до конца XVII века, то, по крайней мере, субобществом в большом обществе».39

В последнее время стали появляться исследования, посвященные конкретным направлениям церковно-государственных отношений XVIII века. Имеются в виду те работы, в которых рассматриваются те области деятельности Церкви, в которых она выступает именно как независимый от государства институт. Так, по-своему интересна совсем недавно подготовленная A.B. Стадниковым хрестоматия, посвященная развитию института церковного суда.40 Предисловие к ней написала доктор юридических наук Н.М. Золотухина. Она обращает внимание на то, что вся система церковного суда (его организация, «иерархическая конструкция и определение подсудности дел») изначально основывалась на иных, нежели государственная судебная

38 Полонский А. Православная Церковь в истории России: Синодальный период // Преподавание истории в школе. 1995. № 8.

39 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - нач. XX вв): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб, 1999. Т. 1.С. 102-103.

40 Стадников A.B. Церковный суд в системе российского правосудия в X - начале XX веков: Документы и материалы. М., 2003. изначально основывалась на иных, нежели государственная судебная система, началах - на Апостольских правилах и определениях Вселенских соборов, хотя при этом решала общегосударственную задачу исполнения правосудия в пределах подведомственного Церкви круга вопросов.41

Другой историк P.E. Азизбаева посвящает свое исследование вопросу участия Церкви в призрении сирот и незаконнорожденных детей в 1700-1762 гг.42 Автор исследует ту область деятельности, в которой Церковь и государство вступает в сотрудничество именно на региональном уровне. Азизбаева находит, что государство «использовало Церковь для решения своих проблем», стремясь поставить это направление ее социального служения под контроль местных гражданских властей.43

Проблему государственного регулирования сферы общественного призрения в России XVIII века рассматривает в своей кандидатской диссертации еще один современный исследователь Д.Д. Миоров.44 Автор соглашается с тезисом о полном переложении государством бремени забот о больных, стариках и неимущих на Церковь, но при этом показывает, какое большое влияние оказывало на эту сферу секуляризационная политика светского правительства, особенно при Екатерине II. Важно, что для Миорова своеобразной вехой развития общественного призрения в России является 1775 год, с которого «начинается новый этап в развитии государственного устройства и правового обеспечения в России». Эпоха с середины XVIII в. до 1775 г. характеризуется им как переходная от «монастырского периода развития благотворительности» к созданию государственной инфраструктуры в этой об

45 ласти.

41 Золотухина Н.М. Предисловие // Стадников A.B. Указ. соч. С. 3.

42 Азизбаева P.E. Участие Церкви в призрении сирот и незаконнорожденных детей в России: 1700-1762 гг. // Церковь в истории России. М., 2003. Сб. 5.

43 Там же. С. 73.

44 Миоров Д.Д. История правового обеспечения общественного призрения в России (вторая половина XVIII века). Автореферат дис. канд. ист. наук. М., 1997.

45 Там же. С. 24.

Подводя итог, можно сказать, что как советская, так и современная российская историография едва ли достигла уровня, позволяющего дать точную оценку специфике взаимоотношений епархиальных и светских органов управления в Российской империи.

Попробуем окончательно суммировать достижения вообще всей отечественной церковно-исторической науки в отношении этого вопроса. Итак, большинство историков считало, что: а) епархиальное управление в ходе синодальной реформы подверглось меньшим, чем высшее звено церковной административно-управленческой системы, изменениям; б) епархиальный архиерей пользовался в деле управления своей епархией значительной независимостью; в) как в церковном, так и в гражданском управлении регионального уровня присутствовали некоторые общие задачи, в решении которых светская и духовная власти «обречены» были на взаимодействие.

Более конкретных выводов на основе работ нескольких поколений отечественных историков сделать не представляется возможным. Это обстоятельство дает право считать вопрос о специфике отношений Церкви и государства на региональном уровне самостоятельной научной проблемой, требующей своего решения.

Цель и задачи исследования. Целью данного исследования является анализ комплекса взаимосвязей, сложившихся в отношениях между Русской православной церковью и органами государственного управления России в 1740-х - 1770-х гг. на региональном уровне. Эта цель может быть реализована посредством решения нескольких задач:

- определить виды взаимоотношений епархиальной и светской власти, возникавшие при решении задач местного управления;

- установить, выполнение каких именно задач местного управления вызывало появление того или иного вида взаимоотношений;

- выяснить в какой мере структура церковного управления отвечала запросам государственной власти;

- выяснить также, насколько эффективным было участие епархиальной администрации в местном управлении.

Научная новизна диссертации состоит в том, что автором предпринята попытка обобщения и дальнейшей разработки некоторых проблем истории церковно-государственных отношений в России. Практически впервые проводится системное исследование взаимоотношений, возникавших между органами государственного (губернского) и церковного (епархиального) управления и оценивается эффективность этих взаимоотношений с точки зрения региональной политики государства. В процессе работы был привлечен обширный комплекс делопроизводственных документов, отложившихся в деятельности московского епархиального управления (фонд Московской духовной консистории). Значительная часть из них впервые введена в научный оборот.

Характеристика источников. Законодательные источники создают основу любого исследования, посвященного положению Русской церкви в синодальный период. Указы государственной власти касались не только центрального органа церковного управления - Святейшего Синода, но и подчиненных ему ведомств и учреждений, а также епархиального управления, черного и белого духовенства, монастырей, духовных школ и миссий, даже позиции Церкви по отношению к другим христианским исповеданиям или нехристианским религиям империи.

Источники официального характера - указы, составлявшие правовую основу церковного управления, прав и обязанностей архиереев, содержатся в официальных сборниках и публикациях, изданных от имени правительства или Святейшего Синода. Епархиальные архиереи также издавали распоряжения (указы), которые опирались на государственное законодательство и на синодальные указы.

Правительственная концепция задуманной церковной реформы была изложена в знаменитом «Духовном Регламенте» - документе, официально сохранявшим свою юридическую силу вплоть до 1917 г.46 Автор его, виднейший церковный деятель Феофан (Прокопович), создавал «Регламент» по прямой указке Петра, который лично его редактировал. По форме сочинение это «является скорее публицистической статьёй, объясняющей замысел церковной реформы и подводящей под нее теоретическую базу в духе естественного права, перелицованного на российский манер».47 Однако по своему практическому назначению, «Духовный Регламент» был юридическим документом, призванным стать уставом будущего «министерства по делам религии», что подтверждается его внутренней структурой.

Наряду с «Духовным Регламентом», основополагающим материалом по истории Церкви от петровского времени до 1917 г. являются уже упомянутые нами императорские законы, издававшиеся в виде указов, уставов или даже манифестов. Большинство из них в той или иной степени касаются порядка епархиального управления и отражают степень вмешательства государственной власти в дела Русской церкви. Весь комплекс законодательных источников опубликован еще в дореволюционный период в следующих официальных изданиях:

Полное собрание законов Российской империи. Всего было выпущено три издания. Нас интересует первое издание (далее: ПСЗ-1), охватывающее период от 1649 до 12 декабря 1825 г. В него включены практически все указы и постановления, касающиеся Церкви, а не только те, под которыми стоит

44 Полное название: «Регламент или Устав Духовныя Коллегии, по которому оная знать долженства своя, и всех духовных чинов, також и мирских лиц, поелику оныя Управлению Духовному подлежат, и при том в отправлении дел своих поступать имеет». 1-е издание «Регламента» - СПб., 1721; 2-е уже с «Прибавлением» - М., 1722; 3-е - М., 1722; 4-е

М., 1723. «Духовный регламент» помещен также: ПСЗ-1. Т. 6. № 3718; с «Прибавлением»

-Там же. №4022.

47 Смирнов В.Г. Феофан Прокопович. М., 1994. С. 79. подпись императора, как это было в последующих изданиях. В работе использовались тома с 4-го по 20-й за период с 1700 по 1775 гг.

Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания (далее: ПСП и Р). Подготовкой этого не менее содержательного издания занималась Архивная комиссия Синода, созданная в 60-е годы XIX в. Собрание выходило в пяти сериях. Первая серия включала материалы по истории как самого Синода, так и всех областей церковного управления и церковной жизни в целом за период с 1721 по 1741 гг. К 1916 г. вышло 10 томов. В конце XIX в. было решено издавать документы одновременно различными сериями, каждая из которых охватывала период правления того или иного императора или императрицы. Царствованию Елизаветы Петровны было посвящено четыре тома (ПСП и Р: Е.П.-1, 2, 3, 4), выходившие с 1899 по 1912 гг. Царствованию императрицы Екатерины II - три (ПСП иР: Ек. II-1,2,3).

Второй, по важности, вид источников, использование которых положено в основу нашей работы, - это делопроизводственные материалы, отложившиеся в деятельности различных уровней церковного управления. В отличие от законодательных источников, эти документы лишь частично и очень выборочно представлены в некоторых дореволюционных публикациях.

Одновременно с ПСП и Р., куда помещены в основном указы Святейшего Синода по высшему церковному управлению, Архивная комиссия публиковала собрание материалов под названием «Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода» (далее: ОДДС). Это издание содержит описания разнообразных документов: отчетов епархиальных управлений и настоятелей монастырей, прошений отдельных лиц и т.п. Некоторые из этих документов часто приводятся почти полностью в приложениях. Если в ПСП и Р включены главным образом материалы по истории высшего церковного управления, то в ОДДС - по истории церковной жизни вообще: о положении приходского духовенства, духовных училищ, монастырей и монашества, о религиозно-нравственном состоянии верующих. Все это чрезвычайно повышает информативную ценность этого издания, однако среди вышедших 22-х томов отсутствуют выпуски, посвященные описанию документов архиваза 1741-1745,1747-1748,1750,1753,17551758, 1760-1769 гг., за период после 1770 г. и за некоторые другие годы, уже не входящие в рамки нашего исследования.

Хотя бы частично заполнить эту лакуну документами среднего (епархиального) и низшего (монастырского и приходского) звеньев церковного управления позволяет подготовленная членом Императорского общества истории и древностей российских протоиереем H.A. Скворцовым публикация, озаглавленная «Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII в.».48 Однако издание это во многом узкоспециальное. Оно содержит, бесспорно, интересную и уникальную в своем роде информацию по приходским церквям Москвы и окрестностей - другие сведения, к сожалению, из представленных в нём документов почерпнуть непросто.

Как видим, делопроизводственных материалов, образующихся в московском епархиальном управлении, опубликовано было не так уж много. Это существенно повышает ценность хранящихся в архивах документов.

Начав разговор о неопубликованных (архивных) источниках данного вида, нужно вспомнить об особенностях всего тогдашнего делопроизводства. Высокий уровень бюрократизации всего управленческого аппарата империи, заложенный Петром I, приводил к тому, что на бумаге фиксировались любые, даже малозначительные события, происходящие в том или ином ведомстве, на которые стоящему во главе ведомства органу следовало незамедлительно реагировать. Мелочная отчетность порождала массу указов, распоряжений и инструкций, причем очень подробных и изобилующих ссылками на другие, ранее издаваемые такого рода документы. При этом все

48 Материалы по Москве и Московской епархии за ХУЩ в. Вып. 1. М., 1911. отсылаемые, от одного звена церковного управления в другое документы, естественно копировались и хранились в архиве учреждения вместе с подлинниками документов приходящих. Это в одинаковой степени касается и духовных правлений, и духовных консисторий в епархиях, и самого Святейшего Синода. Понятно, что далеко не везде и не всегда это правило соблюдалось неукоснительно - российская действительность во все времена изобиловала примерами нарушений писаных правил. Но благодаря тому, что большинство документов по церковному управлению хотя бы должны были трижды дублироваться, степень сохранности содержащейся в них информации весьма высока, даже если на деле такая «тройная степень защиты» не была соблюдена или же архив учреждения не сохранился (последнее, естественно, чаще всего случалось с архивами духовных правлений).

Все выше сказанное можно отнести к документам, образующимся в деятельности по управлению Московской епархии (протоколы и журналы заседаний духовной консистории, отчеты духовных правлений, архиерейские указы и др.). Они хранятся в Центральном историческом архиве Москвы (далее: ЦИАМ).49 Этот огромный массив документов содержит информацию, касающуюся самых разных сторон жизни этой церковно-административной единицы практически за весь интересующий нас период.50 Погодный просмотр дел по управлению Московской епархией позволяет тематически разделить их, примерно, на два десятка направлений. Некоторые из них характерны для всего рассматриваемого нами периода, некоторые только для более кратких временных разделов и исчезают или видоизменяются в связи с общими изменениями, происходящими в жизни Русской церкви. Укажем наиболее часто повторяющиеся направления, применительно к ранее указанным важнейшим функциям епархиального управления:

49 ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 744.

50 Не полностью сохранились документы только за первые два года существования Московской епархии (1742-1744 гг.). Это объясняется тем, что только в 1745 г. консистория получила окончательное организационно-правовое оформление, а также отдельное помещение в Кремлевском Чудовом монастыре, где нашлось, наконец, место и архиву.

1) Контроль над лицами духовного ведомства. К этой функции тематически близки следующие дела:

- о проведении «разборов» духовенства;

- о пострижении в монашество, перемещении монашествующих из одного монастыря в другой и назначении на различные монастырские должности;

- об определении к местам священно - и церковнослужителей;

- о подготовке священнослужительских кадров в Московской Славяно-греко-латинской академии и находящихся на территории Московской епархии семинариях;

- о всех видах проступков и преступлений духовных лиц, следствии и суде над ними;

- о преступлениях против духовенства со стороны лиц светского ведомства;

- о волнениях монастырских крестьян и др.

2) Исполнение административных обязанностей общегражданского характера и меры по сохранению престижа власти. К ним относятся дела:

- о нарушениях порядка богослужений в так называемые «табельные» дни;

- об освидетельствовании мертвых тел скоропостижно и без свидетелей скончавшихся;

- об содержании осужденных в монастырях;

- о надзоре за содержанием колодников при консистории и др.

3) Охрана и распространение веры. Эта функция включает в себя дела, касающиеся:

- участия церковных властей в преследовании старообрядцев и последователей той или иной ереси;

- подготовки и издания богослужебной и вероучительной литературы,

- мер по распространению проповеди и контроля над их содержанием

- нарушения «благочиния» при богослужениях и крестных ходах, а также христианской нравственности;

- крещения инородцев, компактно проживающих на территории епархии и Др.

4) Социальное служение. Сюда относятся дела:

- об определении на пропитание в монастыри и богадельни лиц, лишенных средств к существованию, стариков, вдов и сирот;

- об открытии новых приютов и богаделен;

- о церковных сборах на благотворительность и др.51

В решении многих из этих дел, как видно из документов, Московская духовная консистория вступала в сношения как с местными и центральными учреждениями гражданского управления, так и с Московской синодальной конторой и подчиненными ей организациями синодального ведомства.

Делопроизводственные материалы, касающиеся вопросов церковного управления, встречаются в составе фондов государственных учреждений местного уровня. В первую очередь это касается фонда Московской губернской канцелярии, находящегося в Российском государственном архиве древних актов (далее: РГАДА). Но информативный потенциал их, по сравнению с документами Московской духовной консистории, весьма невысок. В рассматриваемую эпоху при решении дел, как в гражданских, так и в церковных учреждениях строго соблюдался принцип ведомственности, и любое дело вместе со всеми материалами, касающиеся, к примеру, духовенства, поступало именно в церковное ведомство. Поэтому было бы крайне неэффективным просматривать гигантский объем материала в фонде Московской губернской канцелярии или иного гражданского учреждения в тщетной попытке найти там что-либо, не отложившееся в фонде Консистории.

Вместе с тем, в РГАДА хранится фонд «Духовного ведомства», включающий документы высшего уровня церковного управления, в том числе и

51 Имеются также д ела на постройку и обновление церквей^ выдачи антиминсов, заключе^ нии и расторжении браков, принятия иноверцами Православия и некоторые другие, являющиеся своеобразной «рутиной» для епархиального архиерея.

Московской синодальной конторы. При работе над исследованием, мы обращались к делопроизводственным материалам Конторы: делу «О степенях православных епархий, митрополитах и епископах в России» и «Ведомости о монастырях и церквях России», относящимся к середине 1740-х годов. ь

Отдельно необходимо упомянуть еще один, по-своему интересный и далекий от официальных правительственных и административно-управленческих актов источник: записки князя Я.П. Шаховского, изданные еще в позапрошлом столетии53. Записки этого известного государственного деятеля середины XVIII в., с 1742 по 1759 гг. обер-прокурора Святейшего Синода - пример мемуарной литературы того времени. Шаховской работал над ними несколько лет, пользуясь не только своими воспоминаниями, но и находящимися в его распоряжении документами. Конечно, к его запискам нужно относиться с достаточной осторожностью: они, как и все источники этого жанра, пронизаны авторским субъективизмом, неизжитыми симпатиями и антипатиями. Однако тот факт, что Шаховской, будучи обер-прокурором Святейшего Синода, находился в центре происходящих в Церкви событий, а также непосредственно общался с состоящими в Присутствии Синода архиереями, делает его записки чрезвычайно ценным источником, проливающим свет на сферу государственно-церковных отношений того времени.

Таким образом, в нашем распоряжении находится большой комплекс источников, который подразделяется на три вида: законодательные, делопроизводственные, и мемуарные. Из них только делопроизводственные источники не опубликованы, но благодаря своей массовости и относительной доступности в архивах, они дают максимально полную картину тогдашней системы епархиального управления и его связей с органами местной гражданской власти. В комплексе с законодательными материалами они образуют вполне достаточную источниковую базу данного исследования.

52 РГАДА. Ф. 18. Оп. 1. Д. 105, 117.

53 Шаховской Я.П. Записки. Спб., 1872.

Методология исследования. Методологической базой нашего исследования является комплекс принципов системности, объективности и историзма, выработанных отечественной историографией.

Необходимость исследования истории епархиального управления Московской епархии по периодам (отражающих, в частности, изменения государственной политики в отношении Церкви), внутри периодов - по направлениям (функциям) управления церковной административной территориальной единицы, определяет применение в настоящей работе хронологического метода. Кроме того, при оценке характера взаимоотношений местного церковного и губернского гражданского управления в московском регионе потребовалось сравнить их методы и цели, что обусловило применение синхронного, проблемно-исторического и типологического методов исследования.

В ходе работы мы исходили из принципа, что в основе всех методик исторического исследования лежит работа ученых с историческим источником. В этом контексте использовались источниковедческие методики, разработанные отечественными учеными: методы текстологического анализа (Д.С. Лихачёв) и комплексной критики источника (С.Б. Веселовский, A.A. Зимин, В.Б. Кобрин, В.И. Буганов, В.Л. Янин, С.М. Каштанов).

Практическая значимость исследования определяется его новизной и актуальностью. Выводы и заключения, сделанные в работе, могут впоследствии использоваться при подготовке новых работ по истории Русской православной церкви в синодальный период или по более частным вопросам епархиального и регионального гражданского управления, а также в учебном процессе при организации спецкурсов и спецсеминаров.

Отдельные положения диссертационного исследования могут быть востребованы при подготовке различных изданий справочного и биографического характера, посвященных, в том числе, истории Москвы и Московского региона.

32

Заключение научной работыдиссертация на тему "Взаимоотношения епархиальных и светских органов управления в Московской губернии в середине - второй половине XVIII в."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В процессе работы мы установили, что взаимоотношения церковной и светской власти на местах в 1742-1775 гг. оставались на одном, примерно, уровне, что дает нам возможность делать общие выводы для всего рассматриваемого периода.

Итак, было выявлено, что епархиальная власть в своей повседневной деятельности имела немало точек соприкосновения с властью светской. При этом возникали определенные взаимоотношения, которые можно разделить на три вида: а) взаимодействие (церковных и светских властей); б) содействие (церковных властей светским) и в) противодействие (церковных властей светским). Различие между данными видами взаимоотношений определяются разностью управленческих задач, стоящих перед епархиальной и светской властью, и заинтересованностью государства в их решении. Исходя из этого, можно утверждать следующее:

Взаимодействие между епархиальной и светской властью на местах возникало только в тех случаях, когда и государство, и Церковь были равно заинтересованы в урегулировании таких вопросов, которые не только исторически находились в ведении епархиального управления, но и органически проистекали из самой сущности духовной власти. Основным таким вопросом являлась сфера охраны и распространения Православной веры и поддержания ее в среде подданных. Светская власть заинтересована была в придании Православию статуса официальной государственной идеологии и, поэтому, обычно поддерживала Церковь при решении возникавших на местах проблем с крещением инородцев, борьбой с ересями и расколом или катехизацией подданных. Только в царствование Петра III и Екатерины II правительство несколько смягчило свой курс в отношении старообрядцев, ограничив антираскольническую деятельность епархиальных и губернских властей.

Однако это было вызвано соображениями экономической выгоды и не являлось следствием коренного изменения государственной идеологии.

Наиболее распространенной формой во взаимоотношениях духовных и светских органов управления было содействие, оказываемое епархиальными властями государственным органам. Содействие это, в условиях недостаточного развития губернской административной системы и хронической нехватки финансовых средств, чаще всего инициировалось именно государством. Соображения элементарной экономии, превратившиеся в регулярном государстве в идею о «пользе Отечества», обращали взор правительства в сторону церковного управления.

В одних случаях содействие состояло в том, что епархиальная власть продолжала выполнять те функции, которые Церковь когда-то взяла на себя, вследствие слабого развития самого государства (содержание осужденных преступников и различных категорий нуждавшихся в социальной опеке лиц). В других - оно приобретало форму временной или постоянной государственной повинности, возложенной на Церковь и духовенство правительственными указами. Это был целый комплекс обязанностей, включавший меры по поддержанию престижа власти, «публикацию указов», сбор сведений о православных подданных, различные полицейские и даже санитарно-эпидемиологические функции.

Противодействие, как вид взаимоотношений епархиальной и светской власти на местах, возникая в рассматриваемый период, приобретало скорее пассивную форму. В деятельности каждого московского архиерея встречались эпизоды, в которых он выступал как наследник былой церковной самостоятельности, ревностно следящий за неприкосновенностью его властных прерогатив. Наиболее ярким проявлением такого противодействия стало поведение епархиальных руководителей во время елизаветинского разбора. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что это не было прямым неповиновением архиереев распоряжениям правительства. Скорее здесь усматривается желание глав местного духовного ведомства сохранить за собой финансовый и судебный контроль над максимально большим числом лиц. Это никогда не приобретало формы открытой конфронтации с государственной властью и ограничивалось конфликтом с тем иди иным учреждением губернской администрации. Даже лишившись управления духовными вотчинами, ни один из московских владык не пошел путем Арсения (Мацееви-ча).

Московское епархиальное управления представляло собой гораздо более развитую и отрегулированную систему, чем губернское управление в том виде, в каком последнее существовало до реформы 1775 г. Это объясняется тем, что структура церковного управления в стране сложилась задолго до петровской губернской реформы 1708-1709 гг. и к началу XVIII в. обладала разветвленным и жизнеспособным местным аппаратом. При этом каждая епархия традиционно управлялась на принципах единоначалия, что в целом сохранилось и в синодальный период. Выгодно отличало епархиальное управление то, что вся его инфраструктура (приходы, монастыри, духовные правления) находились в прямом подчинении архиерея, тогда как в тогдашних губерниях глава светской администрации (губернатор) практически не имел власти над провинциальными воеводами.

Церковная власть, что очень важно, даже без прямого вмешательства государства, обеспечивала выполнение некоторых задач по региональному и местному управлению и обладала в этом деле практическим опытом. Светской власти просто нельзя было не воспользоваться этими возможностями и опытом, тем более после того, как она в ходе синодальной реформы получила контроль над всей церковной организацией. В такой ситуации не имело смысла изменять основы епархиального управления, и государство в этом вопросе было целиком солидарно с российским епископатом.

На вопрос об эффективности участия Церкви в местном управлении нельзя дать однозначный ответ. Некоторые задачи регионального управления кроме епархиальной администрации решать было просто некому. Это особенно заметно в деятельности церковной власти по призрению больных, сирот, стариков и неимущих в период до секуляризационной реформы 1764 г. Однако решение некоторых других задач местного управления московская епархиальная администрация нередко затягивала (сбор сведений о численности православных подданных, например) и даже игнорировала (противодействие разбору в царствование Елизаветы Петровны). Поэтому можно говорить лишь об относительной эффективности исполнения епархиальной администрацией функций местного управления в период недостаточного развития системы учреждений светской власти на местах.

Таким образом, Русская православная церковь в 1742-1775 гг. не только принимала участие в местном управлении, но и была ее важной составляющей, бравшей на себя исполнение целого ряда функций, свойственных светской власти. Основным недостатком такой системы была несогласованность действий органов епархиальной и губернской администраций в рамках одного региона. Местное управление осуществлялось одновременно силами двух ведомств - светского и церковного, в чем и состоит главная особенность этого периода.

172

Список научной литературыКлейменов, Валерий Александрович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII в. М., 1911. Вып. 1;

2. Московский любопытный месяцеслов на 1776 год. Издан В. Руба-ном. М., 1776;

3. Наказ и пункты депутату от Святейшего Синода в Екатерининскую комиссию о сочинении проекта нового Уложения // Христианское чтение. 1876. №9-10;

4. Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего Правительствующего Синода. СПб., 1911. Т. 23, 1907. Т. 26, Пг. 1914., Т. 50;

5. Описание московского бунта, составленное протоиереем Петром Алексеевым // Руский архив. 1863. М., 1866;

6. Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 1-е. Т. 36, 8,10-20;

7. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания: Царствование императрицы Елизаветы Петровны. СПБ., 1899. Т. 1, 1907. Т. 2., 1912. Т. 3-4; Царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1910. Т. 1.

8. Шаховской Я.П. Записки. СПб., 1872.

9. Неопубликованные источники

10. Российский государственный архив древних актов. Фонд духовного ведомства (Ф. 18). Оп. 1. Д. 105,117;

11. Центральный исторический архив Москвы. Фонд Московской духовной консистории (Ф. 203). Оп. 744. Д. 1-3; 17-20; 57,66, 72, 83.1.I Литература

12. Азизбаева P.E. Участие Церкви в призрении сирот и незаконнорожденных детей в России: 1700-1762 гг. // Церковь в истории России. М., 2003. Сб. 5;

13. Амвросий (Орнатский), епископ. История Российской иерархии. Киев, 1827. Т.1;

14. Андроник (Трубачев), игумен, Бовкало A.A. Федоров В.А. Монастыри и монашество. 1700-1998 гг. // Православная энциклопедия. М., 2000;

15. Балакина Т.И. Москва и ее население во время чумной эпидемии (1770-1772 гг.) Автореферат дис. канд. ист. наук. М., 1989;

16. Балязин В.Н. Императорские наместники первопрестольной. 17091917. М., 2000;

17. Бантыш-Каменский Д. Жизнь Преосвященного Амвросия, Архиепископа Московского и Калужского, убиенного в 1771 г. М., 1813;

18. Благовидов Ф.В. Обер-прокуроры Святейшего Синода в XVIII и в первой половине XIX столетий. Казань, 1899;

19. Блинов И. Губернаторы: Историко-юридический очерк. СПб., 1905;

20. Булыгин И.А. Церковная реформа Петра I// Вопросы истории. 1974. №5;

21. Введенский P.M. Платон Левшин, митрополит Московский // Великие, духовные пастыри России. М., 1999;

22. Веденяпин П. Законодательство Елизаветы Петровны относительно духовенства // Православное обозрение. 1865. № 5;

23. Верховской П.В. Очерки по истории Русской Церкви в XVIII и XIX ст. Варшава, 1912;

24. Вишневский Д.К. Киевская академия в первой половине XVIII столетия. Киев, 1903;

25. Высоцкий М.Г. Отношение к старообрядцам светского правительства в царствование императора Петра III // Богословский вестник. 1916. № 2;

26. Готье Ю.В. История областного управления в России от Петра I до Екатерины II. М., 1913. Т. 1, М. Л., 1941. Т. 2

27. Губернии Российской Империи. История и руководители. 17081917. М., 2003;

28. Ежов А. О церковно-религиозном (катехизическом) образовании В России в XVIII в. // Странник. 1895. Октябрь;

29. Забелин И.Е. История города Москвы. М., 1902. Ч. 1;

30. Здравомыслов К.Я. О сочинении душеполезных книг в XVIII столетии // Христианское чтение. 1905. Январь;

31. Знаменский П.В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Спб., 2001 репринт.;

32. Знаменский П.В. История Русской Церкви (учебное руководство). М., 1996;

33. Знаменский П.В. Приходское духовенство в России со времени реформы Петра Великого. Казань, 1873;

34. Знаменский П.В. Чтение из истории Русской Церкви за время царствования Екатерины II //Православный собеседник. 1875. Ч. 2;

35. Золотухина Н.М. Предисловие //Стадников A.B. Церковный суд в системе российского правосудия в X начале XX веков: документы и материалы: Хрестоматия. М., 2003;

36. Зольникова Н.Д. Сословные проблемы во взаимоотношениях Русской церкви и абсолютизма в XVIII в. Автореферат дис. . канд. ист. наук. Томск, 1979;

37. История Москвы с древнейших времен до наших дней. М., 1997. Т.1;

38. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России в XVIII в. (опыт целостного анализа). М., 2001;

39. Карташев A.B. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1997. Т. 2;

40. Кедров Н.И. Духовный регламент в связи с преобразовательной деятельностью Петра Великого. М., 1886;

41. Клейменов В. А. Иосиф (Волчанский), первый московский архиепископ синодального времени // Вестник архивиста. 2005. № 4;

42. Козлов Максим, иерей. Взаимоотношения Церкви и государства (к истории вопроса) // Журнал Московской патриархии. 1992. № 9;

43. Козлов Максим, иерей. Духовное образование в России. XVII XX вв. // Православная энциклопедия. М., 2000;

44. Комиссаренко А.И. Русский абсолютизм и духовенство в XVIII в. (Очерки истории секуляризационной реформы 1764 г.). М., 1990;

45. Кусов B.C. Земли Московской губернии в XVIII веке, карты уездов. Описание землевладений. М., 2004. Т. 1;

46. Латкин В.Н. Законодательные комиссии в России в XVIII ст. СПб., 1887. Т.1;

47. Макарий (Булгаков), иеромонах. История Киевской духовной академии. Киев, 1843;

48. Миоров Д.Д. История правового обеспечения общественного призрения в России (вторая половина XVIII века). Автореферат дис. канд. ист. наук. М., 1997;

49. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII нач. XX ВВ.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 1999. Т. 1;

50. Мрочек-Дроздовский П. Областные учреждения Росии XVIII в. до Учреждения о губерниях 7 ноября 1775 г. М., 1876. Ч. 1;

51. Н.М. Русское монашество в XVIII столетии // Странник. 1884. № 3;

52. Николин Алексей, иерей. Церковь и государство (История правовых отношений). М., 1997;

53. Никольский Н.М. История Русской церкви. М., 1983;

54. Никольский Н. Государственная церковь крепостной эпохи // Христианство и Русь. М., 1988;

55. П. Московская Святейшего Синода контора (Историческая записка) // Московские церковные ведомости. 1904. №№ 9,20-21,23,28;.

56. Покровский И.М. Русские епархии в XVI XIX вв., их открытие, состав и пределы: Опыт церковно-исторического, статистического и географического исследования. Казань, 1913. Т. 2;

57. Покровский И.М. Средства и штаты великорусских архиерейских домов со времени Петра I до учреждения духовных штатов в 1764 г. Казань, 1907;

58. Полонский А. Православная Церковь в истории России: Синодальный период // Преподавание истории в школе. 1995. № 8;

59. Попов М., иерей. Арсений Мацеевич, митрополит Ростовский и Ярославский. СПб., 1905 репринт.;

60. Розанов Н.П. История московского епархиального управления со времени учреждения Святейшего Синода (1721-1821). М., 1869. Ч. 1, 1870.

61. Рункевич С.Г. История Русской Церкви под управлением Святейшего Синода. Спб., 1900. Т. 1;

62. Рындзюнский П.Г. Церковь в дворянской империи (XVIII в.) // Русское православие: вехи истории . М., 1989;

63. Ряжев A.C. Неизвестные проекты русского «просвещенного абсолютизма» по делам религии // Отечественные архивы. 2004. № 2;

64. Сергеевич В.И. Откуда неудачи екатерининской законодательной комиссии // Вестник Европы. 1878. № 1;

65. Слицан Б.Г. Реформа церковного управления // Очерки по истории СССР: Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Правление Петра I.M., 1954;

66. Смирнов В.Г. Феофан Прокопович. М., 1994;

67. Смирнов С. История Московской славяно-греко-российской академии. М., 1855;

68. Смолич И.К. История Русской Церкви (1700-1917) // История Русской Церкви. М., 1996. Кн. 8. Ч. 1, 1997. Кн. 8. Ч. 2;

69. Смолич И.К. Русское монашество. Возникновение, развитие, сущность (988-1917). М., 1999;

70. Совлучанский П. Русская духовная литература 1-й половины XVIIIв.: Ее отношение к современности (1700-1761). Киев, 1878;

71. Соловьев H.A. Сарайская и Крутицкая епархия // Чтение в Обществе истории и древностей российских. 1894. Кн. 3. Отд. 1;

72. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1993. Кн. 11,12,1965. Кн. 13,1994. Кн. 14, 1966. Кн. 15;

73. Стефанович П.С. Приход и приходское духовенство в Русской Церкви. XVIII XIX вв. //Православная энциклопедия. М., 2000;

74. ТальбергН.И. История Русской Церкви. М., 1997 репринт.;

75. Титлинов Б. Гавриил (Петров), митрополит Новгородский и Петербургский в бытность епископом Тверским (1763-1770 гг.). Его епархиальная деятельность //Христианское чтение. 1915. №№ 1,4;

76. Титлинов Б. Гавриил (Петров), епископ Тверской (1763-1770 гг.) в роли исполнителя поручений высшей власти // Христианское чтение. 1915. №6;

77. Титлинов Б. Правительство Анны Иоанновны в его отношении к делам Церкви. Вильно, 1905;

78. Трегубов С. Религиозный быт русских и состояние духовенства в XVIII в. по мемуарам иностранцев // Труды Киевской духовной академии. 1884. №9;

79. Федоров В.А. Русская Православная Церковь и государство. Синодальный период. 1700-1917. М., 2003;

80. Филарет (Гумилевский), архиепископ. История Русской Церкви. М., 1859. Т. 5;

81. Флоровский Г., протоиерей. Пути русского богословия. Париж, 1983 репринт.;

82. Харлампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Казань, 1914. Т.1;

83. Церковь и русский абсолютизм в XVIII в. // Церковь в истории России (IX в. 1917 г.). Критические очерки. М., 1967;

84. Цыпин Владислав, протоиерей. Высшее управление Русской Православной Церкви. 1700-1999 г. //Православная энциклопедия. М., 2000;

85. Цыпин Владислав, протоиерей. Епархиальное управление и епископат Русской Православной Церкви. 1700-1999 гг. //Православная энциклопедия. М., 2000;

86. Цыпин Владислав, протоиерей. Русская Православная Церковь в синодальную эпоху. 1700-1917 гг. //Православная энциклопедия. М., 2000;

87. Черникова Т.В. «Государево слово и дело» во времена Анны Иоан-новны // История ССР. 1989. № 5;

88. Чечулин Н. Русское провинциальное общество во 2-й половине XVIII века. СПб., 1889;

89. Шаханов А.Н. Главы московской митрополии (епархии) Русской Православной Церкви (1722-1917) //Московский журнал. 2005. № 4;

90. Шаханов А.Н. Московские обер-полицмейстеры и начальники сыскной полиции // Московский журнал. 2005. № 2;

91. Щапов Я.Н. Рецепция в современной России трудов русских эмигрантов по истории Церкви // Церковь в истории России. М., 1999. Сб. 3.

92. Ш Справочные и информационные издания

93. Архиереи Русской Православной Церкви (1700-1917) // История Русской Церкви. М., 1996. Кн. 8. Ч. 1;

94. Государственность России (конец XV февраль 1917): Словарь-справочник. М., 1996. Кн. 1 (А-Г), 1999. Кн. 2 (Д-К).