автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: "Я"-повествование в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стратегии

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Я"-повествование в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стратегии"

На правах рукописи

ШУНИКОВ ВЛАДИМИР ЛЕОНТЬЕВИЧ

«Я»-повсствованне в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стпатегнн

Специальность 10.01.08 — Теория литературы. Текстология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре теоретической и исторической поэтики Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Тюпа Валерий Игоревич Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Миловидов Виктор Александрович

кандидат филологических наук Прохоров Георгий Сергеевич Ведущая организация:

Новосибирский государственный педагогический университет

Защита состоится «16» ноября 2006 года в_часов на заседании

диссертационного совета Д 212.198.04 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, Москва, ГСП-3, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться, в библиотеке РГГУ по адресу: 125993, Россия, Москва, ГСП-3, Миусская пл., д. 6.

Автореферат разослан «14» октября 2006 года.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук

В .Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предмет диссертационного исследования - «я»-повествование в современной литературе. Данная разновидность нарратива, выделенная немецкоязычными (В. Фюгером, Ф.К. Штанцелем, В. Шмидом и др.) и англоязычными нарратологами (Н. Фридманом, С. Лансер, Дж. Манфредом и др.), признается большинством современных литературоведов особой формой субъектной организации произведения, связанной с наличием в нем повествующего субъекта, который излагает историю и словесно описывает мир от своего «я». Все разнообразие терминов, обозначающих этого нарра-тора - «личный» (Б. Корман), «персональный» (М.-Л. Рьян), «эксплицитный» (В. Шмид) - прежде всего подчеркивает манифестацию его в тексте как некой «персоны», образ которой может быть реконструирован читателем. К атрибутивным чертам «я»-повествования относят «лимит человеческих возможностей» (С. Лансер) повествующего субъекта и его участие в истории в качестве «протагониста», «свидетеля» и т.д. Исследователями отмечается возможность представления «я»-нарратора с разной степенью подробности и варьирование его функциональных полномочий. Такой набор свойств признается традиционным для перволичного нарратора и зарубежными, и российскими литературоведами.

В литературе 20 века наиболее радикальные изменения в организации повествования от «я» происходят в художественной практике постмодернизма. Идет развоплощение субъекта речи: из всех «симптоматических линий», «маркеров» персональности оказывается невозможно собрать целостный образ нарратора. «Я» вырождается в грамматическую категорию, за которой — референциальная пустота.

Предполагаемое завершение эпохи постмодернизма (конец которой в отечественной литературе М. Липовецкий определяет 90-ым годами 20 в.) связано с преодолением кризиса идентификации, выработкой в разных

культурных сферах программ «воскрешения субъекта» - выявления его в контексте вербальных практик. В литературе «я»-повествование начинает оцениваться как позволяющее достичь «новой искренности и аутентичности» (М. Пеше). Возрастающая значимость данной разновидности повествования обуславливает актуальность нашего исследования.

Но возвращение к «я»-нарративу не является воспроизведением «классических»1 характеристик повествовательной организации; напротив, как и в постмодернистской литературе, продолжается их трансформация. Активнее всего идет устранение функциональных различий (а тем самым -иерархии) между «я»-нарратором и героями, обладающими «голосами», а также между разновидностями «я»-нарратора - повествователем и рассказчиком.

В связи с этим возникают вопросы: насколько эти изменения отличаются от постмодернистских формально - и позволяют ли выразить иные целевые установки говорящего субъекта? Какое сознание, взгляд на мир они отражают и какую ответную реакцию реципиента предполагают?

Данный круг проблем определяет цель настоящего диссертационного исследования - выявить систему конструктивных принципов и репертуар коммуникативных стратегий, манифестирующих специфику «я»-нарратива в современной отечественной прозе.

Заявленная цель достигается посредством решения следующих задач:

- Выявить этапы и приемы трансформации «классических» принципов организации «я»-повествования, охарактеризовать формируемое в результате подобных изменений соотношение субъектов речи и их компетенций.

- Охарактеризовать роль повествования в современном произведении: описать соотношение субъектной и объектной сторон художественной

1 Термин «классическая» не означает, что данные принцип построения нарратива реализуется только в классической отечественной литературе 19 в., но отражает сформировавшееся в науке представление о наиболее традиционном варианте организации «я»-повествования в литературе как креативизма, так и неклассической парадигмы художественности.

структуры, влияние нарратива на жанр и род произведений.

- Рассмотреть художественное повествование как коммуникативное событие, обладающее своей стратегией. Соотнеся с базовыми коммуникативными стратегиями культуры, выделенными В.И. Тюпой, определить репертуар коммуникативных стратегий, характерный для «я»-нарратива в современной литературе.

Таким образом, в своей работе мы рассматриваем повествовательную организацию произведений современной литературы в ракурсе исторической поэтики: пытаемся выявить его особенности на современном нам этапе литературного процесса.

Вместе с тем в диссертации в результате описанных трансформаций выявляются «неклассические» принципы организации «я»-повествования, а также нарратив рассматривается как обладающий своими коммуникативными стратегиями, для каждой из которых определяется набор особенностей повествовательной организации. Все это относит проблематику исследования и к области теоретической поэтики.

В связи с этим методологической основой диссертации являются нарраталогические концепции о повествовательных уровнях и функциональном соотношении составляющих их инстанций (к выше перечисленным исследованиям добавим работы Ж. Женетта, М. Баль, Б.А. Успенского и др.) - и теоретические труды по дискурсивному анализу, авторы которых выявляют исторически продуктивные интенции коммуникантов (Т.А. ван Дейк, М. Фуко, М. Пеше, М. Бахтин, В.И. Тюпа).

Как предмет изучения, так и рассмотрение нарратива через призму историко-культурных типов речевого взаимодействия определяют научную новизну исследования.

Изучение особенностей «я»-нарратива в современной отечественной прозе осуществляется на материале произведений, в которых устраняются функциональные (и не только) различия между всеми говорящими «лица-

ми». Отбор текстов обусловила разная степень унификации «носителей» речи в них, многообразие путей, приводящих к таковому результату, и набор интенций коммуникантов, ведущих к нивелированию говорящих. Рассматриваются романы Н. Кононова «Похороны кузнечика» (1993, 1999) и «Нежный театр» (1996, 2004), В. Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени» (1998), А. Слаповского «Я - не я» (1994), М. Шишкина «Взятие Измаила» (1996-1998), О. Дарка «Смерть в гриме» (1998), А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте» (2002-2003), повесть А. Кабакова «Поздний гость» (1998-2000). Чтобы продемонстрировать зарождение отслеживаемых нами модификаций нарратива в литературе предыдущих десятилетий, мы берем в качестве показательного примера произведение 80-х - повесть А. Битова «Преподаватель симметрии» (1986-1988).

Научная и практическая ценность: исследование может иметь существенное значение для изучения поэтики современной литературы в аспекте нарратологии - как вопроса о соотношении нарративных инстанций, так и проблемы коммуникативных стратегий художественного письма.

Результаты исследования могут найти практическое применение в аналитической работе с повествовательными текстами, а также в учебном процессе в рамках занятий по теоретической и исторической поэтике, по истории новейшей литературы.

Апробация работы: материалы диссертации обсуждались в рамках семинаров по компаративистике и на заседаниях кафедры теоретической и исторической поэтики института филологии и истории РГГУ, на собраниях аспирантского научного объединения филологического факультета МГУ. Основные положения работы были представлены в статьях и докладах на межвузовской научной конференции «Русская литература ХХ-ХХ1 веков: проблемы теории и методологии изучения» (Москва, МГУ, 2004 год), международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» (Москва, МГУ, 2005, 2006) и научных конференциях

ЯГПУ (Ярославль, 2004, 2005). Материалы диссертации были использованы на занятиях по курсу «Анализ художественного текста» (РГГУ).

Поставленные в диссертации цель и задачи определили ее структуру: работа состоит из введения, трех глав и заключения.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении мотивируется выбор предмета исследования, формулируются цель и задачи работы, обосновываются актуальность и научная новизна диссертации, ее теоретическая и практическая значимость.

В первой главе диссертации - «Основные направления нарратоло-гии: теория повествовательных уровней и анализ дискурса» - критически анализируются теоретические положения нарратологии, связанные с повествованием от «я», и суммируются наиболее продуктивные из них.

Проблематика исследования мотивирует обращение к постулатам двух основных направлений нарратологии - 1) теория повествовательных уровней и 2) анализ дискурса.

Излагая положения теории повествовательных уровней, мы обобщаем представления о «классических» принципах организации повествования от «я».

Рассматриваем вопрос о различении нарратора и коммуникантов иных уровней общения: с одной стороны, автора (реального и абстрактного), с другой - герой.

Отмечаем, что фигура «я»-нарратора может совмещать в себе оба функциональных аспекта - и персонажный, и повествовательский. Однако при этом они не смешиваются, реализуются каждый самостоятельно и полноценно, почему одно «лицо» может генерировать две речевые партии - и выступать в двух качествах: как субъект изображающей речи («повествующее я») и как «носитель» речи изображенной («действующее я»).

Выделение нарратора как самостоятельного повествующего субъекта ставит вопрос о текстовых «маркерах», позволяющих реконструировать его сознание (а в нашем случае - и образ). В работе представлены несколько классификаций таковых «сигналов», эксплицирующих личностное восприятие «я»-нарратора: излагается инструментальный подход В. Шмида, в рамках которого отслеживаются особенности речевой деятельности нарратора. Рассматривается попытка Дж. Манфреда соотнести эти «маркеры» с коммуникативной триадой «субъект - объект - адресат».

Наконец, в работе анализируется функциональное дифференцирование «я»-нарраторов. Функциональными разновидностями вслед за Н.Д. Та-марченко признаются «повествователь» и «рассказчик»: утверждается, что обе данные разновидности могут быть представлены от «я», выделяются критерии для их противопоставления2.

Различие компетенций и иерархическое соотношение «я»-повествователя - «я»-рассказчика — героя формирует нарративную модель, которую мы называем «классической».

Обращение ко второму направлению нарратологии — анализ дискурса - связано со стремлением изучить целевые установки «я»-нарратора, определяющие особенности его речевой деятельности (и интенций иных участников коммуникации - как этого, так и более глобального уровней).

Исследователи, разрабатывавшие теорию коммуникации, выдвинули тезис об историческом характере речевого общения, функционировании и сосуществовании в человеческой культуре разновременных типов дискурса (концепция «речевых жанров» М.М. Бахтина, понятие «риторической стратегии» в работах Т.А. ван Дейка, теория «дискурсных формаций» М. Фуко и французской школы анализа дискурса во главе с М. Пеше).

2 См..: Тамарченко Н.Д. Теория литературы : учебное пособие. В 2 т. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. Бройтман ; под ред. Н.Д. Тамарченко. - М.: Академия, 2004. - с. 238-242.

Опыт этих исследователей оказался синтезирован в концепции коммуникативных стратегий В.И. Тюпы. Исследователем выделяются четыре базовые коммуникативные стратегии, которые на разных исторических этапах определяют характер взаимодействия культурного сообщества во всех сферах его существования. В них, по мнению автора, отражается эволюция представлений о задачах художественной деятельности - базовые стратегии в его работах последовательно соотнесены с парадигмами художественности.

Первая коммуникативная стратегия, сложившаяся ранее остальных, названа хоровой. Высказывание, строящееся в такой стратегии, манифестирует невыделенность как говорящего, так и слушателя из человеческого сообщества, стремление обоих обрести свою идентичность в ощущении себя частью «единомножества».

В процессе культурного развития человечества хоровую коммуникативную стратегию сменяет регламентарная. Она связана уже с четким дифференцированием участников коммуникации и их иерархией. Автор высказывания - обладатель истинных представлений о мире, однозначно понимаемом и подчиненном устойчивым законам, передающий их читателю как поучающий поучаемому.

Следующую по хронологии стратегию исследователь называет дивергентной. Возникновение данной стратегии связано с доминированием в художественном сознании эгоцентрических представлений о мироустройстве. Главной задачей как текстопорождения, так и его восприятия становится самопрезентация себя, соответственно, автором и читателем, манифестация их уникальных, не совпадающих взглядов на мир.

Наконец, последняя из выделяемых в истории культуры - конвергентная коммуникативная стратегия. Она связана с преодолением эгоцентризма, поэтому задача автора и читателя в их коммуникации - познание себя в диалоге с «другим» посредством текста произведения.

Неклассическая парадигма художественности в связи с множественностью векторов эстетических исканий открывает возможность для одновременного сосуществования всех четырех стратегий. В частности - постмодернизм мыслится как радикальная и вместе с тем тупиковая реализация дивергентной коммуникативной стратегии, эксплицирующая кризис уединенного сознания.

В работах ряда авторов взаимосвязь коммуникативной стратегии и жанра мыслится жесткой и прямолинейной. Но в поэтике эпохи художественной модальности, когда ключевым фактором, определяющим своеобразие произведения, становится индивидуальность автора, жанровое «клише» перестает быть доминантным критерием для определения стратегии коммуникативного взаимодействия.

Выявленная ограниченность жанрового подхода обнажает более существенную методологическую проблему - отсутствие альтернативной технологии анализа произведения для определения коммуникативной стратегии, реализованной в нем. На наш взгляд, точкой приложения усилий с целью выработки алгоритма анализа может стать рассмотрение художественной структуры произведения, разных ее уровней и компонентов, в том числе - фиктивной коммуникативной ситуации, т.е. взаимодействия нарра-тора и наррататора.

В диссертации разрабатывается концепция коммуникативных стратегий нарратива: в силу того, что нарратор является субъектом сознания, отличным от абстрактного автора, мы считаем необходимым предположить, что а) речевое взаимодействие повествующего субъекта с наррататором осуществляется в определенной коммуникативной стратегии и б) возможно несовпадение стратегий коммуникативных актов разных уровней.

Более того, утверждаем, что между коммуникацией по линии 'автор -читатель* и 'нарратор - наррататор' не только возможно содержательное,

но и обязательно качественное различие. Оно выявляется на основании следующих критериев:

1) Вербальный / невербальный характер взаимодействия: Автор «облечен в молчание» (М. Бахтин), поэтому стратегия его взаимодействия с читателем - феномен когнитивный. Она может быть реконструирована только посредством целостной интерпретации произведения.

Напротив, повествующий субъект ведет «рассказ», его интенция определяется исходя из специфики речевой партии. В этом коммуникативном акте совершается речевое воздействие говорящего на слушающего.

Анализируя субъектную организацию, мы можем лишь выдвинуть гипотезу о том, какова креативная интенция автора-творца. Она будет требовать своего подтверждения и коррекции - анализом иных элементов и уровней структуры произведения.

2) Единство / множественность высказываний: В отличие от автора (единое «высказывание» которого есть все произведение), повествующий субъект - фигура, подверженная трансформациям. Смена нарратора, его статуса, расширение/сужение полномочий меняют точку зрения, голос повествующего субъекта и тем самым становятся границами его высказываний. Новое высказывание может осуществляться в иной коммуникативной стратегии по сравнению с предшествующим.

Но соотношение между собой целеустановок нарратора(ов) - одно из средств экспликации креативной интенции автора.

3) Непосредственность интенции автора /моделирование целеустановок речевой деятельности нарратора: Автор свою креативную интенцию избирает как нерефлексируемую до конца и тем искреннюю, лишенную наигранности.

Повествующий субъект, наоборот, фигура вымышленная, «сконструированная», поэтому его целеустановка отрефлексирована и создана аб-

страктным автором при помощи определенных приемов, как и образ нарра-тора в целом.

В своей работе мы и попытаемся выявить особенности «я»-нарратива, которые манифестируют ту или иную коммуникативную стратегию - а также, возможно, стратегию общения автора с читателем.

Так как мы анализируем повествование в художественном произведении, то не вводим новых номинаций для обозначения стратегий нарратива, а используем набор стратегий, выделенных В.И. Тюпой, - с целью сохранить единство категориального аппарата в характеристике как компонентов, так и всего художественного целого.

Наиболее важным оказывается анализ следующих сторон художественного повествования:

- референтая сторона дискурса представлена речевой картиной мира, образами персонажей и самого нарратора, формируемыми его словом.

- креативная интенция (каждого) нарратора может быть эксплицирована через сопоставление точек зрения и речевых партий повествующих субъектов (если таковых множество), «своего» и «чужого» слова.

- реконструкция рецептивной стороны повествовательного дискурса предполагает анализ взаимодействия нарратора(ов) с наррататором, прояснение компетенции адресата.

На основе постулатов двух направлений нарратологии, изложенных в первой главе, формируется методология анализа, использованная в нашей работе; оба направления очерчивают проблемное «поле», исследованию которого посвящена диссертация.

Вторая глава — «Трансформация «классических» принципов организации «я»-повествования и его роли в структуре произведений новейшей литературы» - состоит из двух параграфов. В первом параграфе рассматривается ключевое направление модификации организационных

принципов нарратива - унификация компетенций повествователя, рассказчика и героя.

В процессе функционального сближения и уравнивания нарратора с героем можно отметить определенную стадиальность:

1) устраняются различия между их точками зрения в идеологическом, психологическом планах, более того — в пространственно-временном и речевом;

следовательно, 2) смешиваются и становятся функционально идентичными их высказывания;

а это 3) уравнивает их компетенции.

Для каждого этапа сближения нарратора и персонажа можно выделить ряд приемов.

]) унификация точек зрения героя и нарратора возникает благодаря:

- общности мотивов, определяющих поведение героя и построение рассказа нарратора; сходного влияния, оказываемого сюжетными событиями на первого - и собственным дискурсом на второго (Наиболее показательные примеры подобного сближения - в романах В. Маканина и Н. Кононова, где таковые параллели являются сквозными).

- Намечается характерное и поведенческое сходство повествователя и героя.

Совпадение интенций нарратора и героя обуславливает синхронизацию времени изображенного — и длительности повествования (в романах А. Гольдштейна, М. Шишкина, повестях А. Битова и А. Кабакова).

Универсальность временной шкалы порождает дальнейшее сближение героя и нарратора - сокращается временная дистанция между ними. Это открывает возможность для приближения кругозора персонажа к масштабу видения нарратора: в речи героя соединяются впечатления, возникшие «тогда», — и знания, которые он получит в «возрасте» повествователя (См. романы Н. Кононова).

- Отсюда возникает наложение точек зрения персонажа и паррато-ра. Оно совершается во всех планах - идеологическом, психологическом, пространственно-временном.

Особо же значимым становится их совпадение в плане фразеологическом, ибо обуславливает 2) сближение речи изображающей и изображенной.

Это ведет к разнообразным смешениям речевых партий:

- «сливаются» в едином текстовом массиве повествование и прямая речь героев (См. романы А. Гольдштейна, М. Шишкина, О. Дарка, А. Сла-повского и др.).

- Смешиваются повествование и внутренняя речь персонажа (в произведениях О. Дарка, А. Слаповского, А. Битова).

- Фрагмент, представленный изначально как устная речь героя, объявляется в итоге письменной речью повествователя (в романах М. Шишкина и О. Дарка, в связи с чем авторство передается от персонажа-рассказчика к повествователю).

- В некоторых фрагментах возникает феномен «двойного авторства», когда высказывание может быть приписано и персонсоку, и повествователю (в произведениях Н. Кононова, А. Кабакова, А. Битова, А. Слаповского).

- Усложняет структуру нарратива введение цитат из иных текстов. Цитируемые фрагменты из сочинений иных авторов в романах О. Дарка, М. Шишкина и др. произведениях не выделяются графически, поэтому привносимые ими нарраторы получают равный статус с «исконными» повествующими субъектами.

В целом столь сложное смешение делает весь нарратив адресованным прежде всего читателю. Читатель разделяет однородный массив текста на речевые партии разных нарраторов. Однако устраняются не только формальные, но и функциональные различия между речью изображающей и

изображенной: невозможно определить, в каком фрагменте речевого массива превалирует информационная функция, в каком - характеризующая.

3) Компетенции повествователя и героя становятся идентичными

Идет их прямое уравнивание: персонаж обретает всевидение и всезнание — напротив, проницательность нарратора лимитируется, не превосходит персонажной (в произведениях А. Кабакова, А. Битова, Н. Кононова, А. Слаповского).

- Оказывается возможным варьирование функциональных полномочий повествующего субъекта. Трансформируется точка зрения нарратора: он переходит от взгляда изнутри на изображаемый мир к внешней точке зрения - и наоборот. При этом масштаб и проницательность его восприятия могут увеличиваться/уменьшаться, а могут оставаться изначальными (в романах М. Шишкина, О. Дарка, А. Гольдштейна, повести А. Битова).

- Между нарратором и героями устраняется хронотопическая граница. Преодоление спациального рубежа может идти путем установления вербального контакта между персонажами и нарратором (См. романы М. Шишкина, А. Гольдштейна). Переход совершается и непосредственно: в повести А. Кабакова «Поздний гость» повествователь и герой оказываются в одной пространственной точке, где происходит их встреча.

- Возможность прямого общения нарратора и персонажа обуславливает незавершенность высказываний каждого из них. Повествователь отказывается от проговаривания фраз целиком: их смысл и так понятен - исходя из переживаний и поступков героя. Но и фразы героя могут быть не закончены, так как восполняются нарративным контекстом.

- Герой функционально превосходит нарратора: оказывается способен дать более проницательную, «завершающую» характеристику (в произведениях А. Кабакова, А. Гольдштейна, А. Битова).

В итоге снимается различие между нарратором и героем как фигурами изображающей и изображенной. Все оппозиции, которые помогали разде-

лять их, нивелируются. Компетенция повествователя лимитируется, а функциональные возможности персонажа наращиваются, приближая его к статусу нарративного субъекта. Вместе с тем номинации «повествователь» и «рассказчик» утрачивают свою актуальность - в силу свободного сочетания и варьирования их функциональных признаков у говорящих.

Тем самым остается продуктивным лишь минимальное разделение реплик всех говорящих на ситуативные, связанные с актуальными в данный момент событиями, - и описательные, содержащие в себе рефлексию образов участвующих в коммуникативной ситуации, их интенций, условий диалога и пр. Вторые можно назвать повествовательными.

Во втором параграфе описывается влияние субъектной организации на сюжет, жанр и родовую принадлежность произведений.

Нарративный сюжет: в отобранных для анализа сочинениях выделить целенаправленный набор поступков героев и происшествий в их жизни, традиционно именуемых «событиями», составляющими «сюжет», оказывается невозможно. Во всех этих произведениях сюжетными событиями становятся нарративные «перипетии» - трансформации повествующих субъектов. Так, именно отношения нарратора и героя (обретение последним независимости и переход в ранг субъекта) вносят сквозную «интригу» и создают художественное единство повести А. Битова. Выделение среди множества нарраторов доминирующего субъекта (Автора-повествователя) венчается роман А. Гольдштейна. Устранение «чуждости» не только изображенного слова собственных героев, но и цитируемых текстов - итог романов О. Дарка, М. Шишкина и т.д.

Унификаиия жанров произведений: в своей работе мы анализируем произведения двух жанров - романы и повести. В характеристике канона повести мы опираемся на работы Н.Д. Тамарченко; роман вслед за М. Бахтиным рассматриваем как неканонический. Выясняем, насколько оказыва-

ются применимы дефиниции данных жанров к рассматриваемым нами произведениям.

Оказывается, что все анализируемые произведения тяготеют к жанру романа. Но нам важно не столько присвоить данным текстам жанровый «label», сколько показать, что трансформация нарративных моделей приводит к неразличимости жанров.

Синтез в произведении черт разных литературных родов — эпоса и драмы: функциональное уравнивание всех нарраторов и персонажей, одинаковый статус их речевых партий уподобляет текст драматическому - с его равной весомостью всех говорящих субъектов. Процесс словесного оформления истории и эстетического завершения изображенного мира совершается не внутри одного сознания, а оказывается распределен между несколькими. Все это сближает данные произведения с драмой. Унификация компетенций всех говорящих в мире произведении обуславливает межродовой статус этих текстов - они сочетают в себе черты как эпоса, так и драмы.

По результатам анализа, проведенного во второй главе диссертации, можно констатировать: с позиций теории повествовательных уровней (опирающейся на систему формальных критериев) в организации «я»-повествования в современной отечественной литературе используются принципы, в большей мере характерные для поэтики постмодернизма. Об этом свидетельствуют выявленные особенности:

- произведение интересно прежде всего как конфигурация высказываний; особенности повествовательной организации определяют все остальные уровни художественной структуры;

- смешение и унификация говорящих делают субъектную структуру хаотичной: в этом проявляется установка на игру с литературной (и литературоведческой) традицией, «классическими» нарративными моделями и ти-

пологиями. Задачи игры соответствуют установке постмодернизма - игра имеет антииерархическую направленность;

- происходит релятивизация жанровой характеристики и родовой принадлежности произведения.

В третьей главе - «Коммуникативные стратегии «я»-повествования в новейшей прозе» - выявляется репертуар стратегий, реализующихся в «я»-нарративе, и набор черт, манифестирующих каждую из них.

Хоровая КС нарратива представлена в произведениях Н. Кононова «Нежный театр», «Похороны кузнечика», М. Шишкина «Взятие Измаила», в начале романа А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте» и завуалированно -в романе А. Слаповского «Я - не я».

- соотношение речевых партий нарраторов: «своего» и «чужого» слова:

Голоса всех равно важны, поэтому очевидно тяготение к тому, чтобы количество изображенных «лиц» было равно количеству говорящих.

Нет качественного различия между «своим» и «чужим» словом: речь других регулярно включается в высказывания нарратора без какой-либо трансформации и обработки, опредмечивающей ее. Если чье-либо высказывание и становится предметом рефлексии нарратора, то с единственной целью - прояснить его исходное значение.

Голоса говорящих тяготеют к тому, чтобы звучать в унисон, любой нарратор может продолжить высказывание предыдущего, ибо каждый говорит от/за всех - формально сохраняя свое «я». Это мотивирует объединение высказываний по принципу монтажа, а также рождает «сериизацию» нарраторов (при различии их как героев они тяготеют к тому, чтобы высказываться идентично) и «двойное авторство».

- речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора:

Повествующими субъектами картина мира предлагается читателю как аутентичная. Ее оценки и характеристики выявляют не уникальность взгляда нарратора, но направлены на то, чтобы составить полное и точное представление о мире. Стремление к предельной детализации описываемых явлений порождает громоздкий (или напротив - «атомарный») синтаксис, использование каскадов адъективных характеристик, создание неологизмов.

Нарратив полисубъектен: даже если взгляды на мир нарраторов неидентичны, их множественность формирует «объективный» абрис мироустройства.

Мир мыслится повествующими субъектами целостно: а) в пространственно-предметном плане - исчерпывающе полно; б) в хронологическом плане - в вечности.

Формированию такого образа художественной действительности способствуют следующие особенности нарратива:

а) - высказывания повествующих субъектов отражают видение говорящими мира в целом - выходят за рамки конкретной сюжетной ситуации.

- любой элемент, попадающий в фокус восприятия нарраторов, описывается настолько подробно, чтобы отразить его сущность (историю и характер «лица») - вне зависимости от того, насколько он значим для излагаемых событий. Табуированных тем нет, этическая (допустимо/недопустимо рассказывать об этом) и эстетическая (красиво/некрасиво) оценка не становятся критерием для выбора предмета речи. Возникает «реестр» мироздания, где нет иерархии частей - всему уделяется внимание в равной степени.

б) - не маркируется начало/конец повествования, посредством чего создается иллюзия, что оно «звучит» и до, и после текста произведения, длится бесконечно.

- идет стилизация под художественную речь разных временных периодов (или непосредственно цитируются тексты, созданные в разное время), посредством чего соединяются разные культурные эпохи.

В итоге всякое высказывание прежде всего информативно, в пользу этой интенции жертвуют экспрессивностью и иллокутивностью.

Себя нарратор представляет носителем роевого сознания, некоего «единомножества», стараясь достичь единства с остальными. Это рождает контекстуальное уравнивание по значению всех местоимений, тяготение их к «мы», формирующему различные «группы союзности». Многие наррато-ры в указанных произведениях не имеют имен, ощущают свое единство (вплоть до телесного) с иными повествующими субъектами, говорят о себе обобщенно.

- компетениия адресата:

Практически нет обращений нарратора к «слушателю», оговорок своей и его позиции и т.д. Отсутствие таковых представляет наррататора как предельно близкого повествующему субъекту. Нет необходимости что-либо пояснять, оговаривать, ибо восприятие обоих мыслится идентичным.

Снижение иллокутивной направленности нарратива не делает позицию реципиента пассивной. Напротив, предполагается активное реконструирование читателем образа действительности, манифестируемого повествованием, благодаря чему идет «присвоение» картины мира реципиентом, коммуникативный акт формирует искомое синкретичное единство.

Трансформации субъектов слова, описанные во второй главе, открывают, что во всех анализируемых нами текстах коммуникация по линии нарратор — наррататор не локализована внутри мира произведения: внутритекстовой реципиент совпадает с «абстрактным» (В. Шмид) читателем, которому адресуется весь текст. Тем самым можно охарактеризовать коммуникативную компетенцию и затекстового реципиента.

Вместе с тем тезис о прояснении авторской интенции через рассмотрение нарратива в современной литературе оказывается особо актуален - в силу доминантного положения субъектной организации в структуре художественного произведения.

В романах Н. Кононова и М. Шишкина, в которых нарратив целиком строится в хоровой стратегии, креативная интенция автора состоит, вероятно, в «разыгрывании» той же стратегии: акцентировании информативной направленности текста - представлении в нем картины мира, которую нужно оценить как «аутентичную» и тем универсальную для всех участников коммуникации.

Нормативная КС почти не представлена в произведениях как самостоятельная, определяющая нарратив в целом. Мы видим ее черты лишь в речевых партиях отдельных нарраторов в произведениях А. Гольдштейна, А. Битова - как рудиментарную основу, от которой преимущественно идет отталкивание. В этой стратегии для нарратива принципиально соответствие канонам какого-либо (речевого, литературного) жанра, что автоматически задает его позицию и статус реципиента. Восприятие наррататора повествующий субъект постоянно корректирует, для того чтобы обеспечить единственно правильную интерпретацию своих высказываний. На свои способности не полагается, поэтому использует готовое, авторитетное слово. В целом мы видим, что говорить от «я» по принципам ролевого сознания весьма сложно.

Дивергентная КС нарратива реализована в романе О. Дарка «Смерть в гриме», в эксплицитной и имплицитной форме - в повести А. Битова «Преподаватель симметрии», в начале произведений А. Кабакова «Поздний гость» и В. Маканина «Герой нашего времени», как итог нарративных трансформаций - в романе А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте».

- соотношение речевых партий нарраторов: «своего» и «чужого» слова:

Высказывания любого говорящего целиком направлены на манифестацию уникальности взгляда и голоса нарратора. Более традиционной для такого нарратора является «игра на повышение» - педалирование исключительной широты своих знаний и проницательности понимания; но возможно и признание лимитированности собственной компетенции - лишь бы подчеркнуть отличие своей точки зрения от иных.

Отношения нарраторов между собой атональны; регулярно наблюдается перехват речевой инициативы. Это проявляется формально в монтажной «склейке» высказываний повествующих субъектов, содержательно - в разрозненности предметов речи.

«Чужое» слово - источник конфронтации: оно осмысляется пародийно, когда вторичная интенция, вкладываемая нарратором, противоречит исходной. Даже сохранение высказываний героев в форме прямой речи не снимает их объектности для нарратора.

- речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора:

Картина мира феноменологична и в этом самодостаточна - образ фрагментарен, вербализация мира идет непоследовательно. Нарратор фронтально манифестирует субъективность собственного восприятия действительности, адекватность которого его не заботит - как и реакция других на предлагаемую модель мироустройства.

Соотношение между словами и явлениями отражает волюнтаризм нарратора: господствует метафоризация, выявляющая творческую свободу повествующего субъекта

Иные «лица» представляются обобщенно, анонимно. Доминирует антитеза «они» («оно», «один из...») - «я», к полюсам которой, семантизиру-ясь контекстуально, стягиваются иные местоимения.

Регулярным становится прием подстановки: говоря о других, нарратор постоянно забывает о них, возвращается к рассказу о себе.

- компетенция адресата:

Адресат для нарратора - «чужак», его реакция повествующему субъекту неинтересна. Поэтому зачастую наррататор оказывается «брошен» -ему не дается никаких конструктивных рекомендаций, которые бы вели к сближению понимания нарратива с тем, «что хотел сказать» повествующий субъект. Напротив, интерпретация реципиента априори характеризуется как неадекватная, в связи с чем наррататор целенаправленно «отодвигается» повествующим субъектом от себя.

В итоге в дивергентной стратегии повествование насквозь экспрессивно: всякое высказывание имеет главной целью «выговаривание себя» генерирующим его субъектом.

Конвергентная КС нарратива - в финале повестей А. Битова «Преподаватель симметрии» и А. Кабакова «Поздний гость», а также романа В. Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени».

- соотношение речевых партий нарраторов: «своего» и «чужого» слова:

Возникновение конвергентной стратегии связано с признанием нарра-тором субъектности других. В связи с этим появляется не просто множество говорящих, но начинается их взаимодействие. В повествовании это реализуется в позитивном совмещении интенций нескольких говорящих в слове.

«Чужое» слово начинает обрабатываться, в связи с чем не имплантируется в исходном виде в речевую партию нарратора, но передается в форме несобственно-прямой речи.

- речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора:

Нарратор понимает недостаточность лишь собственного взгляда на себя и мир. Ценится иная точка зрения, в чем-то не совпадающая с восприятием повествующего субъекта. Этот зазор, сохраняющий суверенность ка-

ждого субъекта, настойчиво подчеркивается - фронтальными высказываниями или стилистически.

Нарратор и себя начинает воспринимать со стороны, говорить о себе в 3-м л., относясь к себе как «своему другому».

- компетенция адресата:

Важность для нарратора адресата делает его высказывания преимущественно иллокутивными - ориентированными на ответную реакцию.

Конвергентная стратегия получает достаточно «скромное» воплощение в повествовании материально. Восполняющие нарратив ответные реплики ожидаются от читателя, продолжение диалога мыслится за пределами текста.

Нарратив в произведениях А. Кабакова, А. Битова и В. Маканина представляет и автора с читателем как носителей конвергентного сознания: первого в силу того, что он изображает трансформацию сознания «я»-нарратора(ов), идущую в этом направлении; второго - как способного эту трансформацию отследить, постичь результат.

В диссертации выявлены различные варианты изменения стратегий, в которых строятся высказывания внутритекстовых субъектов:

- от хоровой коммуникативной стратегии нарратива к дивергентной -в романе А. Гольдштейна.

- от дивергентной к конвергентной коммуникативной стратегии нарратива: в финальных главах («Фотография Пушкина», «Стихи из кофейной чашки») повести А. Битова, повести А. Кабакова и романе В. Маканина.

- «мимикрию» хоровой стратегии под дивергентную в романе А. Сла-повского - и обратный вариант, «маскировку» дивергентной стратегии под хоровую в главе «Битва при Альфабете» из повести А. Битова.

Наконец, мы обнаружили несовпадение стратегий коммуникации по линии 4нарратор4 - 4наррататор4 и 4автор4 - 4читатель4. Ярче всего оно представлено в романе О. Дарка «Смерть в гриме». В данном произведении

речевая партия каждого повествующего субъекта в отдельности реализует в себе дивергентную стратегию. Но соотношение этих речевых партий меняет целеустановку нарратива, позволяя выдвинуть гипотезу о метадискурсив-ном общении автора и читателя в рамках хоровой стратегии (или, как минимум, имитации таковой).

В заключении подводятся итоги проведенного исследования. В диссертации были охарактеризованы особенности повествовательной организации новейшей отечественной прозы. Выявлен ключевой вектор трансформации «классических» принципов повествовательной организации — функциональная унификация повествователя / рассказчика / героя. Эксплицирована стадиальность этого процесса - выделены ключевые этапы и система приемов для осуществления каждого из них.

Отмеченные особенности позволили сделать вывод о формальном сходстве принципов повествовательной организации в современной литературе с постмодернистскими.

Наряду с этим мы рассмотрели содержательное наполнение данной нарративной конфигурации, т.е. систему интенций участников коммуникации.

Подтвердили тезис о том, что возможно говорить о коммуникации 'нарратор' - 'наррататор' как об обладающей своей стратегией.

Выявили совокупности особенностей референтной, креативной и рецептивной сторон дискурса, которые регулярно фиксировались нами в рассмотренных произведениях и в силу этого могут быть признаны атрибутивными характеристиками нарратива в каждой из коммуникативных стратегий.

Охарактеризовали качественное отличие коммуникативной стратегии нарратива от общения автора с читателем. Вместе с тем мы продемонстрировали, как интенции нарраторов, их соотношение, позиция реципиента и картина мира, представленная в произведении, позволяют обоснованно

предположить, какова креативная интенция абстрактного автора - и рецептивная концепированного читателя.

Выявили, что при всем формальном сходстве с принципами постмодернизма особенности построения нарратива получают качественно новое содержательное наполнение - манифестируют не только уединенное сознание повествующего субъекта, но и попытки его преодоления - в диалогическом взаимодействии или хоровом слиянии с другими. Тем самым эксплицировали ключевую целеустановку повествующих субъектов во всех произведениях - обретение собственной идентичности.

Основные результаты исследования отражены в следующих публикациях:

1. Шуников В.Л. Проблема соотношения внутримирных и внешних субъектов в романе В. Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени» // Русская литература ХХ-ХХ1 веков : проблемы теории и методологии изучения : материалы международной научной конференции: 10-11 ноября 2004 г. / Ред.-сост. С.И. Кормилов. - М.: МГУ, 2004. - С. 300-303.

2. Шуников В.Л. Трансформации нарративных инстанций в новейшей русской романистике // Филологический журнал. - 2005. - № 1. - С. 98-112.

3. Шуников В.Л. «Подпольное» сознание в литературе 19-го и 20-го вв.: черты, стратегии манифестации, оценки // Человек в информационном пространстве : межвузовский сборник научных трудов. - Выпуск 3. - Ярославль : Истоки, 2005. - С. 220-225.

4. Шуников В.Л. Влияние повествования на художественную структуру произведения (на материале современной отечественной прозы) // Материалы XIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». - Т. 3. - М.: МГУ, 2006. - С. 196-198.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шуников, Владимир Леонтьевич

Введение.

Глава 1. Основные направления нарратологии: теория повествовательных уровней и анализ дискурса.

§ 1. Коммуникативный подход в науке и культуре.

§ 2. Теория повествовательных уровней.

§ 3. Анализ дискурса.

Глава 2. Трансформация «классических» принципов организации «я»-повествования. Влияние повествовательной организации на структуру произведения.

§ 1. Унификация компетенций повествователя, рассказчика и героя.

§ 2. Влияние повествовательной организации на художественную структуру художественного произведения.

Глава 3. Коммуникативные стратегии «я»-повествования в современной литературе.

3.1. Хоровая коммуникативная стратегия нарратива: романы Н. Кононова «Нежный театр», «Похороны кузнечика» и М. Шишкина «Взятие Измаила»

3.2. Дивергентные интенции нарраторов - и имитация хоровой стратегии общения автора с читателем: роман О. Дарка «Смерть в гриме».

3.3. От хоровой коммуникативной стратегии нарратива к дивергентной - и наоборот: романы А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте», А. Слаповского «Я - не

3.4. Полиморфизм дивергентной стратегии нарратива: повесть А. Битова «Преподаватель симметрии».

3.5. От дивергентной к конвергентной коммуникативной стратегии нарратива: повесть А. Кабакова «Поздний гость» и роман В. Маканина «Герой нашего времени».

3.6. Итоговая характеристика коммуникативных стратегий нарратива.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Шуников, Владимир Леонтьевич

Современный литературный процесс обусловливает пристальное внимание исследователей к повествовательной организации художественных произведений - и нарративной деятельности человека в целом.

Доминировавшая во второй половине 20-го века литературная практика постмодернизма (в 1950-е сформировавшаяся в мировой литературе, несколько позже, в 70-ые, утвердившаяся в России) представила процесс текстопорожде-ния как универсальный, составляющий сущность любой культурной деятельности человека - и вместе с тем самодостаточный. «Постмодернизм не признает приоритета жизни перед эстетикой: напротив, он понимает все сущее как реализацию всеобщих семиотических процессов» (134, с. 11). Различие между действительностью и ее вербальным воплощением снимается; «письмо», повествование - акт не просто словесной манифестации, но генерирования смысла. Поэтому лишь слово существенно, доступно человеку, оно становится «первичной реальностью» (31, с. 183).

Одновременно с утверждением гегемонии текстопорождающей деятельности идет релятивизация образа мира и человека. Ставится под сомнение возможность целостного представления о говорящем, ибо слово утратило «принадлежность» кому-либо - понимается как совмещающее в себе все значения, которыми наделялось при использовании ранее, иными субъектами; каждым единичным употреблением включается в бесконечное число этих контекстов.

Особо проблематичной считается попытка манифестации себя, идущая от «я» повествующего субъекта: «персональность» оценивается как феномен, связанный с определенной традицией и потому исторически преходящий1. Интер

1 Например, Р. Харре приходит к заключению, что «я» есть продукт коммуникации, «имеет дискурсивный характер». Но персональность не создается отдельным человеком, а усваивается в своих базовых моделях индивидом в процессе коммуникации с представителями определенной культуры. Таким образом, «я» понимается как часть этно-культурной идентичности, характерная прежде всего для европейского социума 18 - первой половины 20 вв. Такая дефиниция завуалировано вводит жесткие рамки, ограничивающие использование дантекстуальность рождает тезис о «смерти субъекта» в культурной ситуации 20 века. Вариации данного концепта звучат в работах многих критиков и теоретиков литературы - К. Брук-Роуз , А. Роб-Грийе; Р. Барта (48) и др.

Снимается ответственность с говорящего за аутентичность его высказываний, идет развоплощение самого субъекта речи. Это не делает высказывание от «я» невозможным, но из всех «симптоматических линий», «маркеров» пер-сональности не удается собрать целостный образ говорящего. «Отличительным свойством постмодернистского сознания является разнесенность «я» по разным, часто плохо стыкующимся мифокультурным парадигмам» (81, с. 279). «Я» вырождается в грамматическую категорию, за которой - референциальная пустота.

Предполагаемое завершение эпохи постмодернизма (конец которой в отечественной литературе М. Липовецкий определяет 90-ым годами 20 в. (см. 133)) связано с преодолением кризиса идентификациии, выработкой программ «воскрешения субъекта» - «выявления субъекта в контексте вербальных практик.» (106, с. 135). В различных формах нарративной деятельности доминантным становится определение тех механизмов, посредством которых человек может успешно манифестировать собственную личность. В художественной литературе это оказывается связано с возвращением к «я»-повествованию, «прямому личному высказыванию» (81, с. 271), которое понимается как позволяющее достичь «новой искренности и аутентичности» (130, с. 354). ной категории: в частности, применение ее по отношению к современной культурной ситуации. (19, с. 17)

Более откровенно эти сомнения выражает американский психолог К. Джерджен: он утверждает, что, «став фрагментарным, «я» исчезло». (17, с. 31)

2 Исследовательница заявляет о «крахе персонажа, фокусировавшего на себе семантическое пространство истории» (12, с. 186). Основным приемом для подобной трансформации она называет «дефокализацию героя» (12, с. 189) - смещение его на периферию изображенного мира, что ведет к «растворению персонажа в романе» (12, с. 189), невозможности воспринимать его как целостную, психологически «объемную» личность. Указываются причины этого: эпистемиологический кризис; упадок романа как жанра, отражавшего мировоззрение уходящей общественной формации; популяризация нового «искусственного фольклора» (комиксы, видеоклипы, игры) и массовой литературы с их эстетическим примитивизмом и др.

Но возвращение к «я»-нарративу не является воспроизведением «классических»3 характеристик повествовательной организации; напротив, как и в постмодернистской литературе, продолжается их трансформация. Активнее всего идет устранение функциональных различий (а тем самым - иерархии) между «я»-нарратором и героями, обладающими «голосами», а также между разновидностями «я»-нарратора - повествователем и рассказчиком.

В связи с этим возникают вопросы: насколько эти изменения отличаются от постмодернистских формально - и позволяют ли выразить иные целевые установки говорящего субъекта? Какое сознание, взгляд на мир они манифестируют и какую ответную реакцию реципиента предполагают?

Данный круг проблем определяет цель настоящего диссертационного исследования - выявить систему конструктивных принципов и репертуар коммуникативных стратегий, манифестирующих специфику «я»-нарратива в современной отечественной прозе.

Заявленная цель достигается посредством решения следующих задач:

1) Обобщить представления, существующие в современном литературоведении, о принципах повествования от «я», которые в силу их традиционности можно назвать «классическими».

2) Выявить этапы и приемы трансформации этих канонических принципов, охарактеризовать формируемое в результате подобных изменений соотношение субъектов речи и их компетенций.

3) Охарактеризовать роль повествования в современном произведении: описать соотношение субъектной и объектной сторон художественной структуры, влияние нарратива на жанр и род произведений.

4) Рассмотреть художественное повествование как коммуникативное событие, обладающее своей стратегией. Соотнеся с базовыми

3 Термин «классическая» не означает, что данные принцип построения нарратива реализуется только в классической отечественной литературе 19 в., но отражает сформировавшееся в науке представление о наиболее традиционном варианте организации «я»-повествования в литературе как креативизма, так и неклассической парадигмы художественности. При этом мы не утверждаем, что принципы изображения повествующего субъекта на разных этапах литературного процесса едины; указываем лишь на сохранение иерархии членов триады «я»-повествователь - «я»-рассказчик - герой и различия их компетенций. бытие, обладающее своей стратегией. Соотнеся с базовыми коммуникативными стратегиями культуры, выделенными В.И. Тюпой, обозначить атрибутивные характеристики нарратива в каждой из них. Определить, какой репертуар коммуникативных стратегий характерен для «я»-нарратива в современной литературе.

Таким образом, в своей работе мы рассматриваем повествовательную организацию произведений современной литературы в ракурсе исторической поэтики: пытаемся выявить его особенности на современном нам этапе литературного процесса.

Вместе с тем в диссертации описываются «неклассические» принципы организации «я»-повествования, а также нарратив рассматривается как обладающий своими коммуникативными стратегиями, для каждой из которых выявляется набор особенностей повествовательной организации. Все это относит проблематику исследования и к области теоретической поэтики.

Изучение особенностей «я»-нарратива в современной отечественной прозе осуществляется на материале произведений, в которых устраняются функциональные (и не только) различия между всеми говорящими «лицами». Отбор текстов обусловила разная степень унификации «носителей» речи в них, многооборазие путей, приводящих к таковому результату, и набор интенций коммуникантов, ведущих к нивелированию говорящих. Рассматриваются романы Н. Кононова «Похороны кузнечика» (1993, 1999) и «Нежный театр» (1996, 2004), В. Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени» (1998), А. Слаповского «Я - не я» (1994), М. Шишкина «Взятие Измаила» (1996-1998), О. Дарка «Смерть в гриме» (1998), А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте» (20022003), повесть А. Кабакова «Поздний гость» (1998-2000). Но, естественно, любые тенденции в литературе не имеют четких хронологических дат своего начала: чтобы продемонстрировать зарождение отслеживаемых нами модификаций нарратива в литературе предыдущих десятилетий, мы берем в качестве показательного примера произведение 80-х - повесть А. Битова «Преподаватель симметрии» (1986-1988).

Как предмет исследования - изучение принципов повествовательной организации в современной литературе, так и рассмотрение нарратива в рамках теории коммуникации (через призму историко-культурных типов речевого взаимодействия) определяет научную новизну исследования.

Работа может иметь существенное значение для изучения поэтики современной литературы в аспекте нарратологии - как вопроса о соотношении нарративных инстанций, так и проблемы коммуникативных стратегий художественного письма.

Результаты исследования могут найти практическое применение в аналитической работе с повествовательными текстами, в учебном процессе в рамках семинаров по анализу художественного текста, занятий по теоретической и исторической поэтике, по истории новейшей литературы.

Поставленные в диссертации цель и задачи определили ее структуру: работ состоит из трех глав, введения и заключения.

В первой главе - «Основные направления нарратологии: теория повествовательных уровней и анализ дискурса» - объясняется выбор методологии анализа: раскрывается сущность коммуникативного подхода, в рамках которого сформировалась нарратология как область литературоведения. Представлены базовые теоретические положения, связанные с повествованием от «я», двух основных нарратологических направлений - 1) теории повествовательных уровней и 2) анализа дискурса. Первое из направлений описывает «классические» принципы повествовательной организации. Второе рассматривает систему интенций участников коммуникации (преимущественно на уровне «автор -произведение - читатель»), выделяя в зависимости от их соотношения различные коммуникативные стратегии. Из постулатов двух данных направлений формируется методология анализа, использованная в нашей работе; оба направления создают проблемное «поле», исследованию которого посвящена диссертация.

Вторая глава - «Трансформация «классических» принципов организации «я»-повествования и его роли в структуре произведений новейшей литературы» - состоит из двух параграфов. В первом рассматривается ключевое направление модификации организационных принципов нарратива - унификация компетенций повествователя, рассказчика и героя. Выявляются основные стадии данного процесса и система приемов, на каждой стадии обеспечивающая функциональное и позиционное сближение всех говорящих. Во втором параграфе описывается влияние данной субъектной организации на объектную, жанр и род произведения.

В третьей главе - «Коммуникативные стратегии «я»-повествования в новейшей прозе» - выявляется набор интенций, обуславливающих описанную ранее унификацию компетенций и позиций всех субъектов речи в произведении. Выявляется репертуар стратегий, реализующихся в «я»-нарративе (хоровая, дивергентная, конвергентная), и набор черт, манифестирующих каждую из них.

В заключении суммируются проведенные наблюдения, особенности «я»-повествования соотносятся с доминантными тенденциями в культуре в целом.

Заключение научной работыдиссертация на тему ""Я"-повествование в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стратегии"

Заключение

В результате проделанной работы мы пришли к следующим результатам:

1. Охарактеризовали особенности повествовательной организации новейшей отечественной прозы. Выявили, что ключевым вектором трансформации «классических» принципов повествовательной организации является функциональная унификация всех, кто ведет речевую деятельность в произведении, - снятие различий между повествователем / рассказчиком / героем.

Отметили стадиальность этого процесса, выделили ключевые этапы:

1) устранение различий между точками зрения всех говорящих;

2) смешение и функциональное сближение их высказываний;

3) уравнивание их компетенций.

В рамках каждой стадии описали систему приемов, являющихся инвариантными для проанализированных произведений:

1) устранение различий между точками зрения всех говорящих обеспечивается благодаря:

- общности мотивов, определяющих поведение героя и построение рассказа нарратора; сходным влиянием, оказываемым сюжетными событиями на первого - и собственными высказываниями на второго;

- характерному и поведенческому сходству повествователя и героя;

- синхронизации времени изображенного - и изображающего;

- сокращению временной дистанции между ними;

- наложению точек зрения персонажа и нарратора.

2) смешение и функциональное сближение высказываний героя и нарратора происходит за счет:

- стилистической однородности высказываний всех, кто получает право голоса;

- разнообразного смешения речевых партий всех говорящих («сливаются» в едином текстовом массиве повествование и прямая речь героев; повествование и внутренняя речь героя, вводятся без графического выделения цитаты из иных текстов и т.д.);

- возникновения феномена двойного авторства, когда высказывание может быть приписано и персонажу, и повествователю.

3) уравнивание их компетенций идет путем:

- прямого уравнивания их «полномочий» (персонаж обретает всевидение и всезнание - напротив, проницательность нарратора лимитируется, не превосходит персонажной);

- варьирования функциональных полномочий повествующего субъекта (например, трансформируется точка зрения нарратора: он переходит от взгляда изнутри на изображаемый мир к внешней точке зрения - и наоборот. При этом масштаб и проницательность его восприятия могут увеличиваться/уменьшаться, а могут оставаться изначальными);

- устранения хронотопической границы между нарратором и героями;

- прямого общения нарратора и персонажа, порождающего незавершенность высказываний каждого из них (нарратор отказывается от проговаривания фраз целиком, ведь их смысл и так понятен - исходя из переживаний и поступков героя. Но и фразы героя могут быть не закончены - ибо восполняются нарративным контекстом)

- функционального превосходства героя над нарратором: первый оказывается способен дать более проницательную, «завершающую» характеристику, чем второй.

Вместе с тем выявили приоритетный статус нарратива в художественной структуре произведений:

- именно изменение функций и соотношения повествующих субъектов становится главной «перипетией», заставляя переосмыслять понятия «сюжет» и «событие»;

- унификация нарратива ведет к неразличимости жанров и синтезу в произведении черт разных литературных родов.

2. Отмеченные особенности позволили сделать вывод о формальном сходстве принципов повествовательной организации в современной литературе с постмодернистскими:

- произведение интересно прежде всего как конфигурация высказываний;

- субъектная структура хаотична: в этом проявляется установка на игру с литературной (и шире - литературоведческой) традицией, «классическими» нарративными моделями и типологиями;

- происходит релятивизация жанровой характеристики и родовой принадлежности произведения.

3. Охарактеризовали коммуникативные стратегии «я»-нарратива в современной литературе на основании следующей системы параметров:

- креативная сторона дискурса: соотношение речевых партий нарраторов; «своего» слова и «чужого» («чужое» слово - высказывания персонажа(ей) и цитаты из иных текстов);

- референтная сторона дискурса: речевая картина мира, образы персонажей и самого нарратора, формируемые его словом; характер сопоставления мира и его словесного эквивалента;

- рецептиваная сторона дискурса: взаимодействие нарратора(ов) с наррататором, компетенция адресата.

Выявили совокупности особенностей референтной, креативной и рецептивной сторон дискурса, которые регулярно фиксировались нами в рассмотренных произведениях и в силу этого могут быть признаны атрибутивными ха

-289 рактеристиками «я»-нарратива в каждой из коммуникативных стратегии : как минимум для произведений современного этапа литературного процесса.

Хоровая КС:

Соотношение речевых партий нарраторов; «своего» и «чужого» слова:

- голоса всех равно важны, поэтому очевидно тяготение к тому, чтобы количество изображенных «лиц» было равно количеству говорящих;

- нет качественного различия между «своим» и «чужим» словом: речь других регулярно включается в высказывания нарратора без какой-либо трансформации и обработки, опредмечивающей ее;

- если чье-либо высказывание и становится предметом рефлексии нарратора, то с единственной целью - прояснить его исходное значение;

- отсутствие иерархии между говорящими и вместе с тем диалогической взаимоадресации высказываний мотивирует их объединение по принципу монтажа: голоса говорящих тяготеют к тому, чтобы звучать в унисон, любой нарратор может продолжить высказывание предыдущего, ибо каждый говорит от/за всех - формально сохраняя свое «я»;

- это рождает «сериизацию» нарраторов (при различии их как героев они тяготеют к тому, чтобы высказываться идентично) и «двойное авторство» (фрагменты могут быть приписаны одновременно разным говорящим).

Речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора; характер сопоставления мира и его словесного эквивалента: повествующими субъектами картина мира предлагается читателю как аутентичная. Ее истинность обеспечивается тем, что:

- все оценки выявляют не уникальность взгляда нарратора, но направлены на то, чтобы составить наиболее полное и точное представление о мире;

- нарратив полисубъектен: даже если взгляды на мир нарраторов неидентичны, их множественность формирует «объективный» абрис мироустройства;

- нарраторами прямо декларируется точность и правдивость изложенных фактов; и др.

Мир мыслится повествующими субъектами целостно: а) в пространственно-предметном плане - исчерпывающе полно; б) в хронологическом плане -в вечности.

Особенности нарратива, способствующие формированию такого образа художественной действительности: а) - высказывания повествующих субъектов отражают видение говорящими мира в целом (выходят за рамки конкретной сюжетной ситуации);

- любой элемент, попадающий в фокус восприятия нарраторов, описывается настолько подробно, чтобы отразить его сущность (историю и характер «лица») - вне значимости его для излагаемых событий. Возникает «реестр» мироздания, где нет иерархии частей - всему уделяется равная степень внимания;

- используются все доступные каналы взаимодействия с миром (визуальный, аудиальный, сенсорный). б) - не маркируется начало/конец повествования, посредством чего создается иллюзия, что оно «звучит» и до, и после текста произведения, длится бесконечно;

- идет стилизация под художественную речь разных временных периодов (или непосредственно цитируются тексты, созданные в разное время) - соединяются разные культурные эпохи.

В итоге всякое высказывание прежде всего информативно, в пользу этой интенции жертвуют экспрессивностью и иллокутивностью.

Себя нарратор представляет носителем роевого сознания, некоего «еди-номножества», стараясь достичь единства с остальными. Это рождает контекстуальное уравнивание по значению всех местоимений, тяготение их к «мы», формирующему различные «группы союзности».

Взаимодействие нарратора(ое) с наррататором, компетенция адресата: наррататор (и читатель) также мыслится как включенный в сообщество, часть «мы». Снижение иллокутивной направленности нарратива не делает позицию реципиента пассивной. Напротив, предполагается активная реконструкция читателем повествования и манифестируемого им образа действительности, посредством чего идет «присвоение» картины мира реципиентом, коммуникативный акт формирует искомое синкретичное единство (или, как минимум, оно имитируется).

Нормативная КС почти не представлена в произведениях как самостоятельная, определяющая нарратив в целом. Мы видим ее черты лишь в речевых партиях отдельных нарраторов - как рудиментарную основу, от которой преимущественно идет отталкивание. Говорить и мыслить от «я» по принципам ролевого сознания весьма сложно.

Дивергентная КС:

Соотношение речевых партий нарраторов; «своего» и «чужого» слова: высказывания любого говорящего целиком направлены на манифестацию уникальности взгляда и голоса нарратора.

- более традиционной для такого нарратора является «игра на повышение» - педалирование исключительной широты своих знаний и проницательности понимания; но возможно и признание лимитированности собственной компетенции - лишь бы подчеркнуть отличие своей точки зрения от иных.

- атональность отношений нарраторов между собой. Регулярно наблюдается перехват (захват) инициативы, самоактуализация себя в качестве говорящего. Это проявляется формально в монтажной «склейке» высказываний повествующих субъектов, содержательно - в разрозненности предмета речи и рефлексии.

- чужое слово - источник конфронтации: оно осмысляется пародийно, когда вторичная интенция, вкладываемая нарратором, противоречит исходной.

- речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора; характер сопоставления мира и его словесного эквивалента: картина мира феноменологична и в этом самодостаточна - образ фрагментарен, вербализация мира идет непоследовательно.

- нарратор фронтально манифестирует субъективность собственного восприятия действительности, адекватность которого его не заботит - как и реакция других на предлагаемую модель мироустройства.

- соотношение между словами и явлениями отражает волюнтаризм нарратора: если в хоровой коммуникативной стратегии слово «транскрибирует» общекультурные концепты (формируя синкретизм мироздания), то здесь господствует метафоризация, проявляющая творческую свободу повествующего субъекта.

- иные «лица» представляются обобщенно, анонимно. Доминирует антитеза «они» («оно», «один из.») - «я», к полюсам которой, семантизируясь контекстуально, стягиваются иные местоимения.

- говоря о других, нарратор постоянно возвращается к себе, что делает регулярным прием подстановки: выявляется тавтологическая идентичность сознаний нарратора и кого-либо из иных «лиц». Это также обуславливает возможность «двойного авторства».

- взаимодействие нарратора(ов) с наррататором, компетенция адресата: адресат для нарратора - «чужак», его реакция повествующему субъекту неинтересна. Зачастую наррататор (и читатель) оказывается «брошен» - ему не дается никаких конструктивных рекомендаций, которые бы вели к сближению понимания нарратива с тем, «что хотел сказать» повествующий субъект. Напротив, интерпретация реципиента априори характеризуется как неадекватная.

В итоге в провокативной КС повествование насквозь экспрессивно: всякое высказывание имеет главной целью «выговаривание себя» генерирующим его субъектом.

Конвергентная КС:

- соотношение речевых партий нарраторов: «своего» и «чужого» слова; возникновение конвергентной КС связано с признанием нарратором субъектно-сти других и открытием недостаточности одного собственного «я» для обретения идентичности. В связи с этим появляется не просто множество говорящих, но начинается их взаимодействие. В повествовании это реализуется в позитивном совмещении интенций нескольких говорящих в слове.

- «чужое» слово начинает обрабатываться, в связи с чем не имплантируется в исходном виде в речевую партию нарратора, но передается в форме несобственно-прямой речи.

- речевая картина мира, образы других и себя самого, формируемые словом нарратора; характер сопоставления мира и его словесного эквивалента: нарратор понимает недостаточность лишь собственного взгляда на себя и мир. Ценится иная точка зрения, в чем-то не совпадающая с восприятием повествующего субъекта.

- нарратор и себя начинает воспринимать со стороны, говорить о себе в 3-м л., относясь к себе как «своему другому».

- взаимодействие нарратора(ов) с наррататором, компетенция адресата: важность для нарратора адресата делает его высказывания преимущественно иллокутивными - ориентированными на ответную реакцию.

Конвергентная КС в современной литературе получает достаточно «скромное» воплощение в повествовании материально. Восполняющие нарра-тив ответные реплики ожидаются от читателя, продолжение диалога мыслится за пределами текста.

Кроме того, мы показали, что коммуникативные стратегии художественного повествования не имеют фронтальной и жесткой связи с определенными языковыми ресурсами (типами грамматических конструкций, тематическими рядами лексики и пр.) и отдельными приемами организации нарратива, но определяются на основании всего комплекса особенностей, их соотношения.

4. Охарактеризовали качественное отличие коммуникативной стратегии нарратива от общения автора с читателем, состоящее в том, что:

1) Автор «облечен в молчание», поэтому стратегия его взаимодействия с читателем - феномен когнитивный, который может быть идентифицирован только в результате целостной интерпретации произведения.

Напротив, повествующий субъект ведет «рассказ», его коммуникативная стратегия определяется исходя из специфики дискурса.

2) Все произведение - единое высказывание автора, поэтому реализует в себе его единую креативную интенцию.

Коммуникативная стратегия нарратива может меняться - в силу возможного множества высказываний, входящих в него. Маркерами перехода от одной коммуникативной стратегии к другой является смена повествующего субъекта, его статуса, качественное расширение/сужение полномочий.

3) Автор свою коммуникативную стратегию избирает как нерефлекси-руемую до конца, искреннюю, лишенную наигранности.

Повествующий субъект, наоборот, фигура вымышленная, поэтому его взаимодействие с наррататором в одной из стратегий «сконструировано» при помощи определенных приемов, особенностей организации повествования.

Всем этим мы подтвердили тезис о том, что возможно говорить о коммуникации 'нарратор' - 'наррататор' как об обладающей своей стратегией. Вместе с тем мы продемонстрировали, как интенции нарраторов, их соотношение, позиция реципиента и картина мира, представленная в произведении, позволяют обоснованно предположить креативную интенцию абстрактного автора - и рецептивную концепированного читателя.

Тем самым нами сделан ряд наблюдений, способствующих разработке методологии анализа произведения с целью выявления стратегии взаимодействия на разных уровнях коммуникации.

5. Наконец, показали, что при всем формальном сходстве с принципами постмодернизма особенности построения нарратива получают качественно новое содержательное наполнение - манифестируют не только уединенное сознание повествующего субъекта, но и попытки его преодоления - в диалогическом взаимодействии или хоровом слиянии с другими. Тем самым эксплицировали ключевую целеустановку повествующих субъектов во всех произведениях -обретение собственной идентичности, созвучную одной из доминантный тенденций в культуре в целом.

Список научной литературыШуников, Владимир Леонтьевич, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Битов А.Г. Преподаватель симметрии Текст. // Человек в пейзаже : повести и рассказы / А.Г. Битов. М. : Советский писатель, 1988. - с. 309-458.

2. Гольдштейн А. Помни о Фамагусте : Текст. роман / А. Гольдштейн. -М. : Новое литературное обозрение, 2004.

3. Дарк О. Смерть в гриме Электронный ресурс. // О. Дарк. Электронные текстовые данные. - Режим доступа: www.vavilon.ru/texts/prim/darkl-l.html(-dark 1-6.html), свободный. - Загл. с экрана. - Данные соответствуют 20 сентября 2006 г.

4. Кабаков А. Поздний гость Текст. // Считается побег / А. Кабаков. -М.: Вагриус, 2001.-е. 7-184.

5. Кононов Н. Нежный театр Текст. / Н. Кононов. М., 2004.

6. Кононов Н. Похороны кузнечика : Текст. роман в тридцати семи эпизодах с прологом и эпилогом / Н. Кононов. СПб.: ИНАПРЕСС, 2000.

7. Маканин В. Андеграунд, или герой нашего времени Текст. / В. Мака-нин. М. : Вагриус, 2001.

8. Слаповский А. Я не я Текст. // Первое второе пришествие. Анкета. Я -нея. / А. Слаповский. -М. : Грантъ, 1999. - с. 513-764.

9. Шишкин М. Взятие Измаила Текст. / М. Шишкин. М. : Вагриус,2004.

10. Теоретико-литературные исследования

11. A New Philosophy of History Text. / Ed. F. Ankersmit, H. Kellner. L.,1995.

12. Bal M. Narratology : introduction to the Theory of Narrative Text. / M. Bal. Toronto, 1985.

13. Brooke-Rose Chr. The dissolution of character in the novel. Text. // Reconstructing individualism : autonomy, individuality, and the self in western thought / Chr. Brooke-Rose. Stanford, 1986. - p. 184-196.

14. Chatman S. Story and discourse : narrative structure in fiction and film Text. / S. Chatman. Ithaca ; L., 1978.

15. Friedemann K. Die Rolle des Erzahlers in der Epik Text. / K. Friedemann.- Darmstadt, 1965.

16. Friedman N. Form and meaning in fiction Text. / N. Friedman. Athens, 1975, XI.

17. Fiiger W. Zur Tiefenstruktur des Narrativen : Prolegomena zu einer genera-tiven «Grammatik» des Erzalens Text. // Poetica / W. Fiiger. Amsterdam. - 1972.- № 5. p. 268-292.

18. Gergen K. The Saturated Self: Dilemmas of Identity in Contemporary Life Text. / K. Gergen. -N.Y., 1991.

19. Gusdorf G. De l'autobiographie authentique a l'autobiographie genre lit-teraire Text. //L'Autobiographie / G. Gusdorf. -P., 1975.

20. Harre R. Personal Being Text. / R. Harre. Cambridge, 1984.

21. Jacques F. Difference and Subjectivity. Dialogue and Personal Identity. Text. / F. Jacques. New Haven, Yale University Press, 1991.

22. Lanser S. The narrative act: Point of View in Prose Fiction Text. / S. Lan-ser. Princeton, 1981.

23. Leibfried E. Kritische Wissenschaft vom Text : Manipulation, Reflexion, transparente Poetologie Text. / E. Leibfried. Stuttgart, 1972.

24. Leibniz G.W. Persona. Paraphrasis ad Vallam Text. // Samtlische Schriften und Briefe. / G.W. Leibniz. Berlin, 1923. - V. 4.

25. Leujeune Ph. L'Autobiographie en France Texte. / Ph. Leujeune. P.,1971.

26. Lubbock P. The craft of fiction Text. / P. Lubbock. L., 1957.

27. Luntvelt J. Essai de typologie narrative: Le «point de vue»: theorie et analyse Text. / J. Luntvelt P., 1981.

28. Pecheux М. Analyse automatique du discourse Text. / M. Pecheux. -Paris, 1969.

29. Perelman Ch. La nouvelle rhetorique Text. / Ch. Perelman, L. Olbrechts-Tyteca. P., 1958.

30. Ransom J.C. Poetry : the formal analysis Text. // Kenyon review / J.C. Ransom. 1947. - vol. 9. - p. 440-452.

31. Russel Ch. The Context and Concept Text. // Romanticism, Modernism, Postmodernism / Ch. Russel. Levinsburgh, 1980. - p. 171-184.

32. Ryan M.-L. Pragmatics of personal and impersonal fiction Text. // Poetics /М.-L. Ryan. Amsterdam. - 1981. - Vol. 10.

33. Sartre J.-P. Esquisse d'une Theorie des Emotions Texte. / Sartre J.-P. -Paris, 1948.

34. Sartre J.-P. La Transcendence de l'Ego Texte. / Sartre J.-P. Paris, 1965.

35. Stanzel F.K. Theorie des Erzahlens Text. / F.K. Stanzel. Gottingen,1991.

36. Tammi P. Problems of Nabokov's Poetics. A Narratological Analysis Text. / P. Tammi. Helsinki: Suomalinen Tiedeakatemia, 1985.

37. Андреева К.А. Грамматика и поэтика нарратива. Канд. дисер. Текст. / К.А. Андреева. Тюмень, 1996.

38. Анкерсмит Ф. Нарративная логика: семантический анализ языка историков. Текст. / Ф. Анкерсмит. М. : Идея-пресс, 2003 - 360 с.

39. Анненский И. Книги отражений Текст. / И. Анненский. М., 1979.

40. Аристотель Поэтика Текст. // Сочинения: в 4-х тт. / Пер. с древне-греч.; Общ. ред. А.И. Доватура. М.: Мысль, 1984. - Т. 4 - с. 645-680.

41. Арутюнов А.Р., Чеботарев П.Г. Справочник «Интенции диалогического общения и их стандартные реализации» (Проект «Банки методических данных»: каталог коммуникативных единиц, интенций) Текст. // Русский язык за рубежом. 1993. - № 5-6. - с. 75-82.

42. Арутюнова Н.Д. Стратегия и тактика речевого поведения // Прагматические аспекты изучения предложения и текста. Киев, 1983.

43. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. М., 1999.

44. Атарова К.Н. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе Текст. / К.Н. Атарова, Т.А. Лесскис // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1976. - т. 35. - № 4. - с. 343-356.

45. Балли Ш. Язык и жизнь Текст. / Ш. Балли. М., 2003.

46. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов Текст. // Зарубежная эстетика и теория литературы 19-20 вв. Трактаты. Статьи. Эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987.

47. Барт Р. Смерть автора Текст. // Избранные работы: семиотика, поэтика / Р. Барт. М, 1994. - с. 384-392.

48. Барт Р. Эффект реальности Текст. // Избранные работы: семиотика, поэтика / Р. Барт. -М., 1994. с. 392-401.

49. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук Текст. / М.М. Бахтин. СПб, 2000.

50. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики Текст. / М.М. Бахтин.- М, 1975.

51. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи Текст. / М.М. Бахтин. -М., 1986.

52. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М.М. Бахтин.- М : Художественная литература, 1972.

53. Бахтин М.М. Рабочие записи 60-х-нач.70-х гг. // Собр. соч. М.: Русские словари, 2000. - Т. 6.

54. Бахтин М.М. Слово в романе // Вопросы литературы и эстетики Текст. / М.М. Бахтин. М., 1975. - с. 72-113.

55. Бахтин М.М. Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи Текст. / М.М. Бахтин. М.: Лабиринт, 2000.

56. Бахтин М.М. Эпос и роман Текст. / М.М. Бахтин. СПб.: Азбука,2000.

57. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества Текст. / М.М. Бахтин. -М, 1979.

58. Безяева М.Г. Семантика коммуникативного уровня звучащего языка Текст. / М.Г. Безяева. М., 2002.

59. Бенвенист Э. Общая лингвистика Текст. / Э. Бенвенист. М., 1974.

60. Бланшо М. Пространство литературы. Текст. / М. Бланшо. М.: Логос, 2002.

61. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов Текст. / Г.И. Богин Л., 1984.

62. Борисова И.Н. Дискурсивные стратегии в разговорном диалоге Текст. // Русская разговорная речь как явление городской культуры. Екатеринбург, 1996.

63. Борхес Х.Л. От некто к никто Текст. : рассказы, эссе / Х.Л. Борхес. Пер. с исп. -М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. с. 226-230. - (Вавилонская библиотека).

64. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после В. Проппа Текст. // Французская семиотика: от структурализма от постструктурализму. М., 2000. - с. 239-246.

65. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. Учебное пособие Текст. / С.Н. Бройтман. -М.: РГГУ, 2001.

66. Брызгунова Е.А. Эмоционально-стилистические различия русской звучащей речи Текст. / Е.А. Брызгунова М., 1984.

67. Бубер М. Я и Ты. Два образа веры Текст. / М. Бубер М., 1996.

68. Буковская М.В. Текстовое строение плана рассказчика в произведениях, написанных от первого лица. Канд. дисер. Текст. / М.В. Буковская. JL, 1969.

69. Булаховский JI.A. Курс русского литературного языка : учебное пособие. В 2 т. Т.1 Текст. / JI.A. Булаховский. М., 1952.

70. Введение в литературоведение / Под ред. Г.Н. Поспелова. М., 1988.

71. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание Текст. / А. Вежбицкая. -М., 1996.

72. Бенедиктова Т.Д. Разговор по-американски : Дискурс торга в литературной традиции США Текст. / Т.Д. Бенедиктова. М., 2003.

73. Виноградов В.В. Гоголь и натуральная школа Текст. // Избранные труды: Поэтика русской литературы. / В.В. Виноградов М. : Наука, 1976

74. Виноградов В.В. О языке художественной прозы Текст. /В.В. Виноградов.-М, 1980.

75. Винокур Т.О. «Я» и «ты» в лирике Баратынского: (Из этюдов о русском поэтическом языке) Текст. // Филологические исследования / Г.О. Винокур.-М., 1990. с.241-249.

76. Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения Текст. / Т.Г. Винокур. М., 1993.

77. Витгенштейн JI. Философские работы, часть 1 Текст. / JI. Витгенштейн. М., Гнозис, 1994.

78. Выготский Л.С. Мышление и речь Текст. / JI.C. Выготский. М. : Лабиринт, 1998.-413 с.

79. Выготский JI.C. Психология искусства Текст. / Л.С. Выготский. -Минск, 1998.

80. Вязмитинова Л. В поисках утраченного «Я» Текст. // Новое литературное обозрение. 1999. - № 39. - с. 270-280.

81. Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка Текст. / А.Н. Гвоздев. -М., 1965.

82. Гринблат С. Формирование «Я» в эпоху Ренессанса: от Мора до Шекспира Текст. // Новое литературное обозрение. 1999. - № 35.

83. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1: Общее введение в чистую феноменологию Текст. / Э. Гуссерль ; пер. с нем. А.В. Михайлова. М. : Дом интеллектуальной книги, 1999.

84. Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентная феноменология Текст. / Э. Гуссерль. Минск : Харвест, Москва : ACT, 2000.

85. Данто А. Аналитическая философия истории Текст. / А. Данто. М,2001.

86. Дейк ван Т.А, Кинч В. Стратегии понимания связного текста Электронный ресурс. Электронные текстовые данные. - Режим доступа : www.philologos.narod.ru/ling/djik.htm, свободный. - Загл. с экрана. - Данные соответствуют 20 сентября 2006 г.

87. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация: Текст. Пер. с англ. / Т.А. ван Дейк ; Сост. В.В. Петрова; Под ред. В.И. Герасимова; Вступ. ст. Ю.Н. Караулова и В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1989.

88. Дементьев В.В. Непрямая коммуникация и ее жанры Текст. / В.В. Дементьев. Саратов, 2000.

89. Демидов А.Б. Основоположения философии коммуникации и диалога Текст. // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1995. - №4. - с. 5-35.

90. Джеймс Г. Искусство прозы Текст. / Пер. Н. Анастасьева // Писатели США о литературе: в 2 т. -М., 1982, т.1. - с. 127-144.

91. Дискурс персональное™. Язык философии в контексте культур. Материалы международной конференции. Москва, Центр феноменологической философии РГГУ, 2005 (на правах рукописи).

92. Женетт Ж. Границы повествовательности Текст. // Фигуры. В 2 т.-М., 1998.-Т.1.-с. 283-299.

93. Женетт Ж. Повествовательный дискурс Текст. // Фигуры. В 2 т. М., 1998. -Т.2. - с. 60-282.

94. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации Текст. / Н.И. Жинкин -М., 1982.

95. Жирмунский В.М. Теория литературы, поэтика, стилистика Текст. / В.М. Жирмунский -JL, 1977.

96. Заика В.И. Повествователь как компонент художественной модели Текст. // Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы изучения. СПб, 2001. - с. 381-390.

97. Западное литературоведение XX века: Энциклопедия Текст. М.: Intrada, 2004.101.3олотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса Текст. / Г.А. Золотова М., 1973.

98. Золотова Г.А. Коммуникативная грамматика русского языка / Г.А. Золотова, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидорова-М., 1998.

99. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа Текст. / И.П. Ильин. М., 1998.

100. Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм Текст. / И.П. Ильин. М, 1996.

101. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи Текст. / О.С. Иссерс. М., 2003.

102. История философии. Энциклопедия. Минск, 2002.

103. Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике Текст. // Сочинения: в 6 т. М., 1965. Т. 4.

104. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность Текст. / Ю.Н. Караулов. -М., 2003.

105. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса Текст. -М., 2002.

106. Ковалева С.И. Коммуникативная функция текста в литературе американского постмодернизма. Канд. дисер. Текст. / С.И. Ковалева-М., 1995.

107. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе 19-20 вв. Текст. / Н.А. Кожевникова. М., 1994.

108. Козловский П. Культура постмодерна Текст. / П. Козловский. М.,1997.

109. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка Текст. / Г.В. Колшанский. М., 1984.

110. Компаньон А. Демон теории Текст. / А. Компаньон М., 2001.

111. Кон И.С. Открытие «Я» Текст. / И.С. Кон. М., 1979.

112. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения Текст. / Б.О. Корман. М., 1972.

113. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов Текст. // Проблемы истории критики и поэтики реализма. Межвузовский сборник статей. Куйбышев, 1981.

114. Косиков Г.К. О принципах повествования в романе Текст. // Литературные направления и стили. М., 1976. - с. 65-76.

115. Косиков Г.К. От структурализма к постструктурализму Текст. / Г.К. Косиков.-М., 1998.

116. Котелевская В.В. Трансформация нарративных форм в литературе XX в.: философско-поэтологические основы Текст. // Литература в диалоге культур-2. Материалы международной научной конференции. Ростов-на-Дону, 2004. - с. 142-145.

117. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология Текст. / В.В. Красных М., 2002.

118. Кузнецов И.В. Коммуникативная стратегия притчи в русских повестях XVII XIX вв. Текст. / И.В. Кузнецов - Новосибирск : НИПКиПРО, 2003.

119. Кукуева Г.В. Речевая партия повествователя как элемент диалога «автор читатель». Канд. дисер. Текст. / Г.В. Кукуева - Барнаул, 2001.

120. Курицын В. Бодрийакр Текст. // Журналистика 1993-1997. М.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998. - с. 46-48.

121. Курицын В. Время множить приставки. К понятию постпостмодернизма Текст. // Октябрь. 1997. - № 7. - с. 178-183.

122. Курицын В. Книга о постмодернизме Текст. / В. Курицын. Екатеринбург. 1992.

123. Курицын В. Русский литературный постмодернизм Текст. / В. Курицын. М., 2000.

124. Лейбниц Г.В. Монадология Текст. / Антология мировой философии : В 4 т. М.: Мысль, 1970. - Т. 2. Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. - с. 450-464.

125. Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разуме Текст. / Антология мировой философии : В 4 т. М. : Мысль, 1970. - Т. 2. Европейская философия от эпохи Возрождения по эпоху Просвещения. - с. 464-483.

126. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание Текст. / В.А. Лекторский.-М., 1980.

127. Лиотар Ж.-Ф. Нарративное знание Электронный ресурс. Электронные текстовые данные. - Режим доступа :www.skydger.twilight.ru/Science/Liotardpc, свободный. Загл. с экрана. - Данные соответствуют 20 сентября 2006 г.

128. Липовецкий М.Н. ПМС (постмодернизм сегодня) // Знамя. 2002.5.

129. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) Текст. / М.Н. Липовецкий. Пермь, 1997.

130. Литературная энциклопедия терминов и понятий Текст. /гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. -М.: ИПК «Интелвак», 2003.

131. Лотман М.Ю. Структура художественного текста Текст. / М.Ю. Лотман.-М., 1970.

132. Магомедова Д.М. Парадоксы повествования от первого лица в рассказе А.П. Чехова «Шуточка» Текст. // Жанр и проблема диалога. Махачкала, 1982.-с. 76-83.

133. Максимова Н.В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия Текст. / Н.В. Максимова М., 2005.

134. Мамардашвили М.К. Символ и сознание Текст. / М.К. Мамарда-швили, A.M. Пятигорский М.: Школа «Языки русской культуры», 1999.

135. Мандельштам О.Э. Слово и культура: Текст. статьи / О.Э. Мандельштам.-М., 1987.

136. Миловидов В.А. От семиотики текста к семиотике дискурса Текст. / В.А. Миловидов. Тверь, 2000.

137. Михайлов Ф.Т. Загадка человеческого «я» Текст. / Ф.Т. Михайлов. -М., 1964.

138. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла Текст. / Пер. с нем.; Сост., ред. и авт. Примеч. К.А. Свасьян // Ницше Ф. Сочинения в 2 томах. М. : Мысль, 1990.-Т. 2.-с. 238-406.

139. Новая философская энциклопедия Текст. : в 4 т. /Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд. М.: Мысль, 2001.

140. От критической теории к теории коммуникативного действия. Эволюция взглядов Ю. Хабермаса: Текст. тексты. Ульяновск, 2001.

141. ПадучеваЕ.В. Семантика нарратива Текст. // Семантические исследования / Е.В. Падучева. М., 1996, с. 193-418.

142. Пестерев В.А. Роль автора в современном зарубежном романе как художественная проблема. Канд. дисер. Текст. / В.А. Пестерев. Волгоград, 1996.

143. Платон. Собрание сочинений Текст. : в 4 т. Т. 3. / Платон. М.,1994.

144. Попова Е.С. Структура манипулятивного воздействия в рекламном тексте Текст. // Известия Уральского государственного университета. Екатеринбург, 2002. - № 24. - С. 276-288

145. Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками. Текст. / 2-е изд. М., 1998.

146. Почепцов О.Г. Коммуникативные аспекты семантики Текст. / О.Г. Почепцов. Киев, 1987.

147. Ревзина О.Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэтике и проблемы описания поэтического идиолекта. Диссертация в форме доклада Текст. / О.Г. Ревзина. М., 1998.

148. Рикер П. Время и рассказ Текст. / П. Рикер. М., 2000.

149. Рикер П. Конфликт интерпретаций Текст. / П. Рикер. М., 1995.

150. Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность Текст. / О. Розен-шток-Хюсси М. :Лабиринт, 1994.

151. Рыклин М.К. Искусство как препятствие Текст. / М.К. Рыклин. -М., 1997.

152. Саморукова И.В. Дискурс художественное высказывание - литературное произведение: Текст. Типология и структура эстетической деятельности / И.В. Саморукова. - Самара : Изд-во «Самарский университет», 2002.

153. Сахно С.Л. «Свое» «чужое» в концептуальных структурах Текст. //Логический анализ языка. Культурные концепты. М, 1981.

154. Силантьев И.В. Газета и роман: Текст. Риторика дискурсных смешений / И.В. Силантьев ; Отв. ред. Ю.В. Шатин. М.: Языки славянской культуры, 2006.

155. Силина Л.А. Типология повествовательных форм в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя. Дисер. канд. фил. наук Текст. / Л.А. Силина. Елец, 2001.

156. Созина Е.К. Сознание и письмо в русской литературе Текст. / Е.К. Созина. Екатеринбург, 2001.

157. Соколова Л.А. Несобственно-авторская (несобственно-прямая) речь как стилистическая категория Текст. / Л.А. Соколова. Томск, 1968.

158. Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова Текст. / А.Д. Степанов. М.: Языки славянской культуры, 2005.

159. Тамарченко Н.Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика / Н.Д. Тамарченко. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001.

160. Тамарченко Н.Д. Теория литературы : учебное пособие. В 2 т. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика / Н.Д. Тамарченко, В.И. Тюпа, С.Н. БроЙтман ; под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Академия, 2004.

161. Теоретическая поэтика : понятия и определения : хрестоматия для студентов / Авт.-сост. Н.Д. Тамарченко. М. : РГГУ. - 2002. - с. 373-388, 392395,400.

162. Терминология современного зарубежного литературоведения Текст.-М, 1992.

163. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика Текст. / Б.В. Тома-шевский. -М, 1996.

164. Трубина Е.Г. Нарратология : основы, проблемы, перспективы. Текст. Материалы к спецкурсу / Е.Г. Трубина. Екатеринбург, 2002.

165. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино Текст. / Ю.Н. Тынянов. -М, 1977.

166. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ) Текст. / В.И. Тюпа М. : Лабиринт, РГГУ, 2001.

167. Тюпа В.И. Историческая реальность и проблемы современной компаративистики: Научно-методическое пособие Текст. / В.И. Тюпа М.: Издательский центр РГГУ, 2002.

168. Тюпа В.И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса (Архиерей» А.П. Чехова) Текст. / В.И. Тюпа Тверь : Твер. гос. ун-т, 2001.

169. Тюпа В.И. Новая риторика как учение о коммуникативном событии Текст. // Дискурс. Новосибирск. - 1998. - № 7.

170. Тюпа В.И. Онтология коммуникации Текст. // Дискурс. Новосибирск. - 1998. - № 5/6.

171. Тюпа В.И. Парадоксы уединенного сознания — ключ к русской классической литературе Текст. // Парадоксы русской литературы. СПб., 2001.-с. 174-192.

172. Тюпа В.И. Материалы к словарю «Тезаурус теоретической поэтики» (рукопись).

173. Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века Текст. / X. Уайт. Екатеринбург, 2002.

174. Уоррен О. Теория литературы Текст. / О. Уоррен, Р. Уэллек. М.,1978.

175. Успенский Б.А. Поэтика композиции Текст. / Б.А. Успенский. -СПб.: Азбука, 2000.

176. Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Текст. Пер. с немец. /. Кн. 1. Тбилиси : Мерани, 1991. - с. 351-393.

177. Фуко М. Археология знания Текст. / М. Фуко. Киев, 1996.

178. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности Текст. / М. Фуко. М., 1996.

179. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук Текст. / М. Фуко. СПб.: A-cad, 1994.

180. Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис Текст.-М., 1992.

181. Черняева Г.В. Презентация личности Текст. / Г.В. Черняева. М. : Макс Пресс, 2003.

182. Чувакин А.А. Смешанная коммуникация в художественном тексте. Основы эвокационного исследования Текст. / А.А. Чувакин. Барнаул, 1995.

183. Чуднова Н.В. Мифологическая составляющая «Образа Я» Текст. // Психологический журнал. Т. 20. - 1999. - № 5. - с. 45-60.

184. Шмид В. Нарратология Текст. / В. Шмид. М. : Языки славянской культуры, 2003.

185. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление / Собрание сочинений в 5 томах. М. : Московский клуб, 1992. - Т. 1.

186. Эпштейн М. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук Текст. / М. Эпштейн. М.: НЛО, 2004.

187. Языковая личность: проблема выбора и интерпретации знака в тексте Текст. Новосибирск, 1994.

188. Ямпольский М. О близком (Очерки немиметического зрения) Текст. / М. Ямпольский. М. : НЛО, 2001.

189. Янко Т.Е. Коммуникативные стратегии русской речи Текст. / Т.Е. Янко.-М., 2001.

190. Литература о творчестве авторов анализируемых произведений

191. Литература о творчестве В. Маканина

192. Архангельский А. Где сходились концы с концами Текст. // Дружба народов. 1998. - № 7. - с. 180-185.

193. Ермолин Е. Человек без адресата: Роман Владимира Маканина «Андеграунд, или герой нашего времени», как книга из последних слов Текст. //Континент. 1998. - №98. - с. 322-350.

194. Золотоносов М. Засада гениев Текст. // Московские новости. 1992. - 22 ноября. - №47. - с. 23

195. Немзер А. Когда? Где? Кто? О романе Маканина: опыт краткого путеводителя Текст. //Новый мир. 1998. - № 12. - с. 183-195.

196. Немзер А. От первого лица Текст. //Общая газета. 1998. - № 15, 16. - 22 апреля. - с. 10.

197. Литература о творчестве А. Битова

198. Генис А. Обживая хаос. Русская литература в конце XX в. Текст. // Континент. 1997. - № 94. - с. 281-283.

199. Гиршман М.М. Кузин С.В. Особенности авторской позиции и организация повествования в рассказе А. Битова «Солдат» Текст. // Вопросы рус. лит. 1977. - вып. 1. - с. 69-76.

200. Иванова Н. Судьба и роль Текст. // Дружба народов. 1988. - № 3. -с. 244-255.

201. Немзер А. В поисках жизни: Андрей Битов Текст. // Урал. 1988.9.

202. Роднянская И. Преодоление опыта или двадцать лет странствий Текст. // Новый мир. 1994. - № 8. - с. 222-232.

203. Сухих И. Сочинение на школьную тему Текст. // Звезда. 2002. - № 4. - с. 224-234.

204. Литература о творчестве А. Голъдштейна

205. Земляной С. Новое александрийство в премированном исполнении (об А. Гольдштейне, лауреате премии «Антибукер») // Независимая газета. -1998,- 15 января.-с. 10.

206. Литература о творчестве А. Слаповского

207. Слаповский А. Зачем себя окорачивать интервью с писателем. // Известия. 2000. - 11 марта. - с. 6.

208. Монолог сидящего на двух стульях: мнение писателя о современной литературе // Время новостей. 2001. - 3 августа. - с. 7.

209. Колобродов А. Слаповский сам заметки о прозе писателя. // Знамя.1999.-№ 10. с.198-201.

210. Латынина А. Игра в кубики // Литературная газета. 1997. - № 17. -30 апреля. - с. 11.

211. Литература о творчестве Н. Кононова

212. Кононов Н. Петербург тяжелая мастерская интервью с писателем, лауреатом премий Буккер, А.Белого, Ап. Грикорьева. // Книжное обозрение. -2001. - 5 февр. - с. 5.215.3олотоносов М. Картезианский колодец // Октябрь. 1992. - № 2. - с. 188-193.

213. Ремизова М. Мерзкая плоть о прозе Н. Кононова. Физиологический очерк // Дружба народов. 2002. - № 3. - с. 203-206.

214. Литература о творчестве М. Шишкина

215. Шишкин М. Тот, кто взял Измаил интервью с писателем. // Итоги.2000.-№42. 17окт.-с. 64-66.

216. Шишкин М. И словом воскреснем интервью с писателем. // Московские новости. 2005. - № 16. - 22-28 апр. - с. 24.

217. Шишкин М. Язык это оборона беседу записал Глеб Морев. [Электронный ресурс]. - Электронные текстовые данные. - Режим доступа : www.magazines.russ.ru/km/2005/2/sh3.html, свободный. - Загл. с экрана. - Данные соответствуют 20 сентября 2006 г.