автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему: Язык калмыцких народных сказок

Полный текст автореферата диссертации по теме "Язык калмыцких народных сказок"

На правах рукописи

БУРАЕВА Татьяна Викторовна

ЯЗЫК КАЛМЫЦКИХ НАРОДНЫХ СКАЗОК (на материале «Калмыцких сказок» Г. И. Рамстедта)

Специальность 10.02.22. - языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (монгольские языки)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Элиста 2006

Работа выполнена на кафедре калмыцкого языка факультета калмыцкой филологии и культуры Калмыцкого государственного университета

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор

Биткеев Петр Цеденович

доктор филологических наук, профессор

Бурыкин Алексей Алексеевич

кандидат филологических наук, доцент

Очир-Гаряев Владимир Эльдышевич

Ведущая организация:

Калмыцкий институт гуманитарных исследований РАН

Защита диссертации состоится «27» декабря 2006 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета К 212.305.01 в Калмыцком государственном университете по адресу: 358000, Республика Калмыкия, г. Элиста, ул. Пушкина, 11. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Калмыцкого государственного университета по адресу: 358011, г. Элиста, 5 микрорайон.

Автореферат разослан _» ноября 2006 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета _

кандидат филологических наук __Бадмаев Б. В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Среди фольклорных произведений, выражающих народную прозу, особое место принадлежит сказке, которая является своеобразной историей и сокровищницей народной мудрости, а также универсальным средством передачи тех представлений об окружающем мире и самом человеке, которые складывались у людей в каждую историческую эпоху.

Калмыцкие сказки достаточно хорошо изучены в литературоведческом отношении (М.Э.Джимгиров, А.Ш.Кичиков, Н.Ц.Биткеев, Б.Б.Оконов, Е.Э.Хабунова, В.Т.Сарангов, Т.Г. Борджанова, Б.Б.Горяева и др.), но в лингвистическом отношении сказки остаются менее изученным жанром калмыцкого фольклора. Исключением является диссертационное исследование С. С. Бадмаевой «Язык и стиль сказок монгольских народов (на материале лексики)» (2004).

Калмыцкие сказки еще не стали объектом многоуровневого лингвистического исследования, хотя необходимость такого исследования назрела давно.

Изучение языка калмыцких народных сказок позволит исследовать язык в период бытования сказок, особенности употребления в них лексических единиц, фонетических, морфологических и синтаксических категорий, а также определить исходные моменты воздействия фольклора на литературный язык и характер их взаимодействия в разные периоды истории общества. Изучение языка сказок, как и фольклора в целом, способствует более глубокому осмыслению языка произведений крупнейших представителей калмыцкой национальной литературы.

Таким образом, проблема исследования языковых особенностей калмыцких народных сказок является актуальной для современной лингвофольклористики и требует своего разрешения.

Цели и задачи исследования. Целью настоящего исследования является изучение языка калмыцких народных сказок, записанных Г.И.Рамстедтом, в период их бытования в начале прошлого века.

В соответствии с общей целью в работе ставятся следующие задачи:

исследование лексики калмыцких народных сказок, ее систематизация и классификация по лексико-семантическим группам;

выявление диалектных особенностей языка калмыцких сказок; рассмотрение особенностей употребления морфологических форм и синтаксических конструкций в сравнении с нормами литературного и разговорного языков.

Материалом для исследования послужили калмыцкие народные сказки, записанные финским ученым-алтаистом Г.И.Рамстедтом в начале XX века во время его поездки в Калмыцкую степь и опубликованные им отдельным сборником под названием «Kalmückische märchen »[1909]. В этом сборнике калмыцкие сказки представлены в оригинале (в фонетической транскрипции Г.И.Рамстедта) и в переводе на немецкий язык.

Методы исследования. При проведении исследования применены комплексные методы и приемы анализа, используемые в современном языкознании: описательно-аналитический, семантико-стилистический, сопоставительный и статистический, метод наблюдения и сплошной выборки.

Теоретической и методологической базой исследования явились труды известных фольклористов, лингвистов В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, Н. И. Кравцова, Н. К. Дмитриева, Т. А. Бертагаева, Б. X. Тодаевой, У. У. Очирова, Г. Ц. Пюрбеева, М. Э. Джимгирова и других.

Основные положения, выносимые на защиту:

- в языке исследуемых сказок отразились основные особенности дербетского говора, некоторые из них уже утрачены за столетний период развития языка;

- язык сказок характеризуется близостью к разговорному языку, но имеет более сложную художественно обработанную структуру. Вместе с тем он отличается и от литературного языка;

- лексический состав сказок содержит исконно калмыцкие слова и заимствования из русского, китайского, тибетского, санскритского, персидского, тюркских и тунгусо-маньчжурских языков;

- по категориально-грамматическому признаку словоформы, содержащиеся в сказках, отражают морфологическую систему языка в период их бытования;

- синтаксис сказок отражает специфические конструкции, иногда резко отличающиеся от норм литературного языка.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые предпринята попытка всесторонне исследовать язык конкретных калмыцких народных сказок на материале «Kalmückische märchen», записанных Г. И. Рамстедтом более века назад.

Научная значимость работы состоит в том, что диссертантом впервые введён в научный оборот ранее не исследованный цикл сказок, записанных Г.И.Рамстедтом. Результаты исследования найдут широкое применение в научных изысканиях при синхронических и диахронических исследованиях по калмыцкому и другим монгольским языкам, а также при изучении особенностей языка различных жанров калмыцкого фольклора.

Практическая значимость работы. Положения, выводы и материалы диссертации могут быть использованы в курсах лекций по устному народному творчеству, грамматике и диалектологии калмыцкого языка, а также при составлении учебников и учебных пособий для общеобразовательных учреждений и вуза.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры калмыцкого языка КГУ. Основные положения диссертации изложены в докладе на международной научной конференции «Этнокультурная концептосфера: общее, специфичное, уникальное» (Элиста, 2006 г.) и в 3-х статьях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы, сформулированы цель и задачи, определены предмет и методы исследования, раскрывается его научная новизна и практическая значимость. Сделан краткий экскурс в историю изучения калмыцких сказок.

Первая глава «Лексика калмыцких народных сказок» посвящена изучению лексического своеобразия сказочного жанра.

Язык калмыцких народных сказок отражает основные пласты лексики калмыцкого языка: общенародную, социально и диалектно ограниченную лексику. В сказках доминирует общенародная лексика.

1.1. У потребление диалектной лексики в сказках. Наблюдения показывают, что в языке анализируемых сказок отчётливо выражены основные лексические особенности дербетского говора, поскольку Г.И. Рамстедт записывал сказки исключительно в дербетском этническом ареале, а именно в Малодербетовском улусе Калмыцкой степи.

Из лексических диалектизмов, встречающихся в рассматриваемых сказках, можно отметить следующие: баав «отец, папа», .\yhap, хугтан «все», хэру «обратно», саахида, саахнаИа «недавно», иргчдэн «в будущем году», шармг «свежее молоко, налитое в бозо (молочное блюдо)», сэсвг «постное мясо, дохлятина», кимрдглх «семенить», киисх «падать», бврв «подколенные суставы», земсг «послед животных», дакм «нагрудный карман», ардаран «назад», эерц «будущее, предстоящее», хамаран «куда», хама «где» и т. д.

Лексико-фонетические диалектизмы: тэк «козел», ардакур «позади», эврэн// эрвоп «сам», улд/йилд «меч», хушлх «ковырять», вмен «зола», /горен «три», ввл «зима», ховцн «одежда», хомсн «ноготь», зрвц (вместо калм.-лит эрмг) «жир в брюшной полости», йомна «ходит», темьиэц «устремляясь», дэкэд «еще раз», будун «толстый», харклад (вм. калм.-лит. харкнад) «умирая с голоду», авна/амна «берет», евв «совет», гввдэд «избивая».

Диалектный характер имеет и частица санж, которая часто встречается в инициальных формулах (зачинах) калмыцких народных сказок («Кезэнэ санщ, эмгн ввгп хойр с.апл<;»). В сборнике сказок Г. И. Рамстедта встречается только дербетская форма санж (в отличие от торгутской сэнж). «Частица санж (ее сингармонический вариант-сэнж"), по мнению Г. Ц. Пюрбеева, является сложной: она состоит из причастной формы омертвелого глагола бытия а- и формы соединительного деепричастия от того же глагола (агсан ащ- а санщ)»[Пюрбеев, 1977]. Из других лексико-фонетических диалектизмов можно отметить: дольх «производить обмен», курклх (вм. калм.-лит куркрх) «рычать (о собаке)», зан (вм. торг. заан) «слон», киру (вм. торг. кору) «иней», лошх (вм. торг. ношх) «репей», мадп (вм. торг. манс) «мы», хвв (вм. торг. хув) «часть» и т. д. В современном

литературном калмыцком языке диалектные формы семантически дифференцировались дерб. хув «судьба» , а торг. хев «часть».

Лексико-морфологические диалектизмы: щоомг (вм. торг. щоодмг) «пучок волос на макушке», зам (вм. торг. заман) «кухня», занын (вм. торг заана) «слоновый», эврэн/эрвэн (вм. торг. эврсэн) «сами», квшег (вм. торг. квшке), «полог», миред (вм. торг. мирде), «талисман», тайьг (вм. торг. тайгъ) «трость», эрег (вм. торг. эрге) «круча, обрыв». В рассматриваемых сказках встречаются следующие падежные варианты: укрнн//укрэн «коровий», тпигсэр//тегсдр «поэтому», куукэн//кууки!гэн «дочку», туугэн/Ащнугэн «его», тулэнэннъ//тулэнииъ «его топлива», хаа1гас//хаанас «от хана», делцгдн//делцги1гэн «свои груди».

Наблюдения над синтаксической структурой калмыцкого языка показывают, что на уровне говоров есть небольшие различия, которые касаются синтаксиса словосочетаний. В калмыцких сказках встречаются словосочетания, которые характерны только конкретному говору. Так, например, словосочетание ирсн угалм «ведь не пришел» свойственно дербетскому говору, а для торгутского эта же мысль реализуется иначе: эс ирсн бээнм. То же самое можно сказать в отношении дербетского келдг билэ «сказывает» и его торгутского варианта келдг бээнм с тем же значением. Как установлено монголистами, сказуемое, выраженное формой настоящего времени изъявительного наклонения на -нм, ведет свое происхождение от древнего суффикса -пали Относительно этого суффикса Г. Д. Санжеев замечает, что суффикс -нам зарегистрирован в памятниках монгольского языка ранних периодов [ХШ-Х1У вв.] [Санжеев, 1963]. Показатель настоящего времени -им, как справедливо указывает Г. Ц. Пюрбеев, особенно характерен для торгутского говора и чаще всего выступает при глаголе бытия бэ - «быть, находиться»: Би энд бээнм. «Я же здесь нахожусь». Чамд келщэнм. «Тебе ведь говорят».

1.2. Заимствования. Известно, что наиболее проницаемым уровнем языка при контактировании народов является лексика. Заимствования при этом выступают как средство обогащения дистантно и контактно взаимодействующих языков. Русско-калмыцкие языковые контакты имеют длительную историю и представляют собой неотъемлемую часть всего комплекса политических,

экономических и культурных связей русского и калмыцкого народов на протяжении почти четырех столетий.

В этой связи, со всей определенностью можно утверждать, что многие калмыцкие сказки возникли уже в период пребывания калмыков в России, ибо в них отражены реалии чисто российские: аршм «аршин», деншг «копейка, денежка», безмэн «безмен (весы)», пара: пег пар цар «одна пара волов», яарм «ярмарка», мигиг «мешок», бадья «деревянное ведро». Эти и другие заимствования из русского языка отражают товарно-денежные и социо-культурные отношения в Российской империи тех времен. О глубине проникновения русских лексических элементов в структуру калмыцкой сказки можно судить по названию сказки «Элксэн Андра» (Алексеев Андрей). Следует отметить, что указанная сказка отнюдь не является переводом на калмыцкий язык некой русской сказки. Русским здесь является только имя главного героя, которое подверглось сингармонизации в калмыцком языке.

Калмыкия по праву считается второй родиной сказок после Индии. Неслучайно в калмыцком сказочном фольклоре встречаются лексические элементы из древнеиндийского языка - санскрита: агчм «мгновение, самый короткий промежуток времени», аршан «святая вода, нектар», Ьэрд «орел», хан-1мрд «царь-птица», зандн «сандал, сандаловое дерево», замбтив «название одного из островов, составляющих вселенную» [Позднеев, 1892], махмуд «элемент, тело, материя», мотр «рука святых или царственных особ, десница», Свмруул «название мифической горы Сумеру», тэрн «мистические изречения, заклинания», шее «послушник буддийского монастыря, ученик» и др.

Известно, что санскритские слова вошли в монгольский язык и письменность, благодаря влиянию Тибета и тибетского буддизма.

В калмыцких сказках тибетизмы давно утратили налет чужеродности и. употребляются ныне в лексически освоенном виде. Сказители употребляют их, практически не осознавая как иноязычные. К числу таких лексически освоенных слов относятся: йиртмж; «мир, природа», бумб «могильная насыпь, надгробный камень», бум «сто тысяч», багги «учитель», замбулин «средний мир», шил «стекло», лам «лама», зул «лампада», лу «дракон», домб «кувшин», сай «миллион», дуцшур

«сто миллионов», шур «коралл», хувлкн «перерождение», шац «казна; государство», дарцг «флажок», насн «возраст», шулм «черт», церг «войско» и др.

Лексиколог Э.Ч.Бардаев в калмыцком языке выявил приблизительно несколько десятков китаизмов [Бардаев, 1985].

Современными исследователями установлено, что китайский этнический компонент присутствует в родоплеменной структуре отдельных групп калмыков. Так, например, род «хашхнр» включает семь арванов, среди которых значится кит дуд «китайцы» [Шараева, 2003]. И в современной калмыцкой антропонимии имеют место имена и фамилии с китайским оттенком: Китидов, а также Безина, Беджинов (от Беещин «Пекин»). В калмыцких сказках китаизмы адаптировались согласно законам грамматики калмыцкого языка и их чужеродность почти не ощущается.

Из китаизмов, встречающихся в калмыцких народных сказках, можно указать на следующие: цэ «чай» (< кит. ча), шаазц «фарфор, пиала из фарфора», бу «ружье» (< кит. nao), тээз «сцена», бв «шаман», сац «кладовая», хо «прелестный», tuuHoig «признак», лонх «глиняный сосуд, бутыль», даальц «кожаная переметная сумка», янз «форма, вид», банз «доска», гунз «трапеза, угощение» (< кит. гуанз «столовая»), биир «кисточка для письма», чввщ• «замок» (< кит. чо-цза «замок»), занч «плащ, накидка» и др.

Вопрос о тюркских заимствованиях в калмыцком языке до сих пор остается наиболее спорным. Наличие большого количества лексических соответствий в монгольских и тюркских языках делает затруднительным их дифференциацию по принадлежности. Из тюркских заимствований в калмыцком языке, в анализируемых сказках наиболее часто встречаются следующие: зэнг «весть, известие»; алднд «почти, около; как раз в тот момент; перед этим (тем), вблизи (этого, того)»; алн «удивление, изумление»; аю «медведь», кичг «щенок собаки, волчицы, лисы»; терм «решетчатая стена юрты», тагт «мост», альмн «яблоко», киилг «рубаха, сорочка», кииЬс «вкось, наискось», кевцг «седельная подушка», терз «окно, окошко», хала «жесть, жестяной», хадрн «тарань» и др.

Присутствие этих тюркизмов в текстах калмыцких сказок выглядит вполне естественным, и в них нет налета чужеродности.

Контакты между ойратскнми и тунгусо-маньчжурскими племенами существовали, как известно, с древнейших времен. По данным историка Г. О. Авляева, ойраты, поселившись в Прибайкалье и в верховьях Енисея в XI-XII -нач. XIII вв., вступили во взаимодействие с тюрко-самодийским населением Прибайкалья. В результате такого взаимодействия в ойратский язык стали проникать тунгусские (самодийские) лексические элементы: ерч «диафрагма», авдр «сундук», кедрЬ «скалка», дотр «внутренности», аргаль «самец сайги», будан «суп мучной», шелн «бульон мясной», жигшх «брезговать», селм «сабля», шуунч «долото», Ьавшун «расторопный, проворный», Ьанз «курительная трубка», Ьацнх «паять», хальм «слой жира на шкуре животного, мездра», хулдх «продавать», цавдх «окроплять, опрыскивать», цамца «рубашка», цулвр «ременный повод узды». Большинство из перечисленных слов встречается в исследуемых сказках.

Академик Б. Я. Владимирцов считал, что персидские слова, могли попасть в монгольский языковой мир еще во времена Монгольской империи (XIII-XIV вв.) через тюркское посредство, а также тибетскую среду [Владимирцов, 1925].

В калмыцком сказочном фольклоре отмечены следующие персизмы: арслц «лев», Сюсмщ «дворец», шатр «шахматы», шикр «сахар», тоть «попугай», mohcmn «павлин», болд «сталь», бар «тигр», болр «хрусталь», capa «сарай».

По мнению Б. Я. Владимирцова, «монголам очень редко приходилось сталкиваться с арабским миром. Но зато они очень рано, еще до образования империи Чингисхана, находились в сношениях с разными представителями арабской мусульманской культуры, главным образом с выходцами из Туркестана и Персии, занимавшимися торговлей в восточной части Средней Азии» [Владимирцов, 1930].

В цикле сказок Г.И.Рамстедта встречаются такие арабизмы, как алмс «ведьма, дьявол», ханщал «кинжал», эрк «молочная водка», савц «мыло».

1.3 Тематические группы слов. Системное изучение лексики цикла сказок Г.И.Рамстедта обнаруживает наличие следующих лексико-тематических групп: животный и растительный мир, антропонимы, этнонимы, топонимы, мифологизмы, названия оружия и драгоценных металлов.

Из перечисленных групп в калмыцких сказках наиболее широко представлен животный мир, включающий в себя обитателей суши, морских глубин и неба.

Излюбленными персонажами калмыцких сказок являются все пять видов домашнего скота: крупный рогатый скот (коровы, быки, волы), верблюды, лошади, овцы, козы. Причем номинация домашнего скота, как это принято у всех монгольских народов, осуществляется по признакам пола, возраста и масти. В калмыцких сказках указанные признаки тщательно детализируются. Помимо перечисленных видов домашних животных в сказках фигурируют: 1гаха «свинья», ноха «собака», шург ноха «гончая собака», хаср ноха «грозная собака» и др.

Здесь также представлены птицы: Иэрд «орел», хан ¡гэрд «царь-орел», тарвщ «орел белохвостый», хар тарвщ «черный орел» и др., обитатели водных пространств: тул «кит», закон «рыба», хадрн «тарань» и др.

В лексике калмыцких сказок имеют место и названия насекомых: шорклщн «муравей», бвкун «комар», батхн «муха», бввсн «вошь» и др.

Все остальные тематические группы слов, имеющих место в лексике калмыцких сказок, можно распределить по рубрикам.

Растительный мир: модн ««дерево», хар модн «дуб»,_уля£н«тополь», удн «ива», зандн «сандал», а!гр зандн «красный сандал», хамхул «перекати-поле», альмн «яблоня», кедмн «груша» и др.

Драгоценные металлы и деньги: алтн «золото», ик алтн мвцгн «большая золотая монета (деньги)», цаИан мвцгн «серебро», курл «бронза». Кроме драгоценных металлов в сказках отмечены и драгоценные камни: сувсн «жемчуг», очр «алмаз», чолун эрднь (вместо ожидаемого эрднь чолун) «драгоценный камень».

В калмыцких сказках Г. И. Рамстедта денежный счет имеет свою национальную специфику. Дело в том, что у калмыков издавна существовала собственная система денежного счета, которая применялась на бытовом уровне вплоть до недавнего времени [Очир-Гаряев, 2001]. В рассматриваемых сказках фигурирует денежная сумма далн тавн арслн менгн. которая буквально обозначает «семьдесят пять рублей денег». Однако, если придерживаться национальной системы денежного счета, то обозначенная сумма выглядит иначе - двадцать пять рублей. Как видим, «курс валют», говоря по-современному, сильно разнится. Для более полного представления о системе денежного счета у калмыков в диссертации представлена таблица, в которой даны полные эквиваленты наименований русских денежных единиц.

Оружие и доспехи. В арсенал вооружений и воинских доспехов героев калмыцкой сказки входят: селм «оружие», ханщал «кинжал», щид «копье», балг «большой нож», улд «сабля, меч», бу «ружье» и др.

Этнонимы. Этнический состав героев калмыцких сказок в количественном отношении невелик и включает в себя следующие этнонимы: орс «русский», китд «китаец», мацкд «татарин», шеркш «черкес», хальмг «калмык».

Лекарственные средства. Из лекарственных средств в сказках отмечены уулн цакан эм «облачно-белое лекарство» и хурдн цакан эм «быстродействующее белое лекарство».

Кузнечное ремесло. О том, что герои калмыцких сказок владеют кузнечным ремеслом, свидетельствуют термины: квврг «кузнечные мехи» и нуурсн «уголь». Приведем пример из сказочного текста: беги тер хамгинь соцсж; авад: «Доля тергн нуурс бел кетн! Дврвн узгт нуурс асхад, манн хойриг кввргт орулад, туумрд х- ги.щ келчкэд, ергэдэн орад оде». «Старик, выслушав все это, говорит: «Приготовьте семьдесят повозок угля! Разбросав уголь по четырем сторонам, нас двоих хотят всунуть в кузнечные мехи и сжечь»,- сказав так, вошел в свой чертог».

Для сравнения следует отметить, -что в бурятских сказках кузнечная терминология практически не представлена [Цыренов, 2001].

Топонимы. В калмыцких сказках, точно также как и в сказках любого народа, нельзя усмотреть географической определенности. Для топонимии калмыцких сказок наиболее характерными и показательными являются названия: Хар толка «Черный курган», Ик хар толка «Большой черный курган», Бээрн хар толка «Местный черный курган», Шар кол «Желтая река» (ср. кит. Хуанхэ «Желтая река»), Улан кол «Красная река», Хар кол «Черная река». Последние три названия составляют в тексте сказки (№ 11) своеобразную топонимическую триаду: Хар колын экнд, Шар /голын экнд, Улан колын жнд - эн курен колын жэр бээрлдмн. «У истоков Черной реки, у истоков Желтой реки, у истоков Красной реки - у истоков этих трех рек располагались».

Антропонимы. Имя героя волшебной или богатырской сказки становится известным уже в зачине сказки, при этом особо оговаривается его социальный и возрастной статус, а также титул главного персонажа: Шарада баатр «Богатырь

Шарада», Улада мергн «Меткий стрелок Улада», Ьунуха Двнэкэ хойр «Трехлетний и Четырехлетний» и др. Встречаются случаи совмещения двух титулов - баатр и мерген'. Йов1гн мергн баатр «Пеший богатырь - меткий стрелок», Улащин мергн баатр «Богатырь - меткий стрелок - сын Уладжи».

Мифологизмы: эрлг «владыка подземного царства, повелитель преисподней», шулм «черт, бес, дьявол», мус «оборотень, чудовище», араха «мифическое чудовище, проглатывающее солнце или луну, из-за чего якобы происходит затмение», лу «дракон», бирд «бес, оборотень», бирмн «злой дух, сатана», мацИс «сказочное чудовище», чвткр «черт, дьявол, бес», алмс «чудовище, ведьма», хурмст «хурмуста, верховный небожитель», усн хадын хан «хан водных хатов», Ьазрин хар курмн «земное черное чудовище».

В диссертации подробно рассмотрены встречающиеся в сказках звукоподражательные и образные слова, определен их семантический объем, дана и классификация.

Вторая глава «Особенности употребления в языке калмыцких сказок морфологических категорий».

2.1. Формы множественного числа. Из всех формантов множественного числа (-муд I муд, -уд I УД» -1,УД I ЧУД> -НР» -Д> -с) в языке сказок наиболее употребителен аффикс -д. В калмыцком эпосе «Джангар» также преобладает употребление аффикса -д над другими формами [Тодаева, 1976]. В текстах рассматриваемых сказок не встречается ни одного случая подмены аффикса множественного числа -д на -с, которое характерно для торгутского говора: хвс. вместо хвд «овцы», кввус вм. кевуд «мальчики», ямас вм. ямад «козы».

2.2. Падежные показатели. В языке калмыцких народных сказок зафиксировано десять падежей: именительный, родительный, винительный, дательно-местный, орудный, соединительный, совместный, исходный, направительный, предельный. Из всех падежей наибольшей частотностью обладает винительный падеж. В сказках это - наиболее часто употребляемый падеж. В эпосе «Джангар» винительный падеж-также самый употребительный [Тодаева, 1976]. Высокая частотность винительного падежа обусловлена особенностью фольклорного текста, где противодействие героев чему-то или кому-то является основой сюжета. Всякое лицо, предмет или вещь в процессе развития

сюжета становится объектом, который, естественно, в речи оформляется в винительном падеже.

Родительный падеж в сказках употребляется в следующих значениях: родительный принадлежности, отношения части и целого, родительный субъекта (преимущественно в причастных и деепричастных оборотах), родительный времени, родительный места (в сочетании с послелогами места). Родительный меры наиболее употребителен в сказках для обозначения расстояния и времени, которое затрачивается для преодоления этого расстояния: долан хоцга Ьазрт «на расстоянии семи суток», Ьурвн дууна Ьазрт «на расстоянии трех верст» и т. д.

Дательно-местный падеж не имеет диалектных различий и образуется при помощи аффиксов -д, -т: евгнд «старику», эмгнд «старухе», Шарада баатрт «Богатырю Шараде» и т. п.

Широко представлен в калмыцких сказках совместный падеж. Достаточно указать на названия сказок: «Кер Ьалзн хуцта Кеедэ гидг евгн» (Старик Кееда с гнедым лысым бараном), «Ашнь алг мертэ Амн ЦаЬан» (Аман Цаган с пегим конем), «Эр куукн хойр таката эмгн евгн хойр» (Старик и старуха с петухом и курицей).

Исходный падеж в калмыцком языке образуется при помощи аффикса -ас (-эс), который, указывая на исходную (отправную) точку движения, обозначает также время, материал, из которого сделан предмет, соответствует предлогам русского языка из, с, от, за и другие. В исследуемых сказках наиболее употребителен мягкорядный вариант аффикса -эс, свойственный дербетскому говору. Причина такой избирательности кроется в диалектных особенностях речи сказителя (туульчи). Известно, что Г. И. Рамстедт записывал сказки в ареале дербетского говора.

Направительный падеж редко встречаются в калмыцких сказках. Он образуется при помощи аффикса -ур (-ур), например, мврн «лошадь» -мврнур «к лошади», арслц «лев» - арслцгур «ко льву», /гол «река» - колур «к реке».

Известно, что в старописьменном монгольском языке не было формы направительного падежа, которая является результатом позднейшего образования и свойственна большей частью разговорным монгольским языкам, в частности -

калмыцкому. В связи с этим весьма показательно, что направительный падеж отсутствует и в одном из говоров калмыцкого языка - в торгутском.

Как отмечает Н. Н. Убушаев, формант направительного падежа -ур (-ур) является особенностью дербетского и бузавского говоров. В дербетском говоре это очень активный и широко распространенный аффикс. Он часто используется в значении дательного падежа, например, буз., дерб. герур «к дому» - герур орх «войти в дом», школур «к школе» - школур орх «войти в школу» вм. лит. герт орх, гиколд орх.

Предельный падеж образуется с помощью аффикса -ца (-цэ), который присоединяется к основам, обозначающим, главным образом, части тела человека, изредка животных и предметов. Этот падеж указывает на уровень или предел по вертикали, например, кузуцд «по шею», ввдгцэ «по колено», шилвцэ «по голень».

В тексте калмыцких сказок дополнения в предельном падеже обозначают не только уровень воды, снега относительно частей тела человека, но и масштаб пира, свадьбы. Например: Боса куунэ бврвцэ, су у На куунэ сууца хурм-гинч кеИэд, нэр-наад кекэд, Шарада баатр амрад, щиркэд бээв. «Закатив свадьбу, пир-гулянье на уровне сгиба колен стоящего человека и на уровне седалища сидящего человека, Шарада богатырь зажил счастливо». Другой пример иллюстрирует насколько незначительно количество выпавшего снега, уровень которого достигает лишь до когтей мыши: Орунднь серэд, босад Иархла, хул/шин хумсца цасн орад бээщ. «Когда проснувшись, встал и вышел - выпал снег до уровня когтей мыши».

В отношении предельного падежа нет единого мнения среди калмыковедов. Он был включен в систему падежей В.Л.Котвичем [Котвич, 1915], не включен -Г.И.Рамстедтом [1935]. В современных грамматиках и школьных учебниках калмыцкого языка предельный падеж отсутствует в системе падежей имен существительных.

2.3. Имя прилагательное. В сказках имена прилагательные выполняют свою традиционную синтаксическую функцию определения. Крайне редко они употребляются в позиции предиката, входя изредка в состав сложного именного сказуемого.

Имена прилагательные в сказках употребляются также в субстантивной функции: цецн «мудрец», угатя «бедняк», мергн «меткий стрелок».

2.4. Наречия. В исследуемых сказках заметны диалектные различия в употреблении наречий. В тексте сказок превалируют наречия, характерные дербетскому говору калмыцкого языка: деегур «поверху», ардакур «задами», холакур «подальше», хама «где», хааран «куда» и др.

2.5. Имя числительное. В текстах сказок встречаются следующие разряды числительных: количественные, порядковые, собирательные, разделительные и возрастные.

Наиболее употребительны количественные числительные до 10, десятки, сотни, а также числительные - 49,69,70 и все числительные до 100, кратные пяти. Реже употребляются числительные тумн «десять тысяч», бум «сто тысяч», сай «миллион». Несмотря на склонность рассказчиков (туульчи) к чрезмерной гиперболизации, в тексте сказок отсутствуют числительные крупного порядка: щува «десять миллионов», дуцшур «сто миллионов», тербум «миллиард». Однако это не означает, что крупные арифметические числа не свойственны сказочному повествованию. Нередко числительные эн;ува, дуцшур заменяются соответствующими описательными выражениями: щува - лгицкн тумн «десять миллионов», дуцшур - сай тумн «сто миллионов». Например, в сказке «Ах-ду Ьурвн» (Три брата) можно найти подтверждение сказанному: Адунь болхла - нарни квл бутэсн мицкн тумн, сарин квл доракур гуудг сай тумн бддщ. «Табун же его -заполнившие мир под солнцем десять миллионов скакунов, скачущие в подлунном мире сто миллионов».

2.6. Местоимения. В калмыцких сказках зафиксированы следующие разряды местоимений: личные, вопросительные, указательные, возвратные, определительные, неопределенные. В целом в сказках, опубликованных Г. И. Рамстедтом, представлена полная парадигма склонения личных, указательных и возвратных местоимений, а в других разрядах местоимений парадигма склонений - неполная. При этом проявляется большое разнообразие диалектных форм: Тиигхлэ ман хойр сштн, мвцгн, мицкн адун, хвн йир керг уга. «Тогда для нас двоих золото, деньги, тысячный табун, овцы совершенно не нужны». Здесь представлена форма личного местоимения 1-го лица ма(н) «мы», чаще наблюдаемая в

дербетском говоре. Для этого же говора характерно употребление местоимений 1-го лица множественного числа мадн «мы» и маанр с тем же значением.

Характерной особенностью языка калмыцких сказок является то, что к местоименной основе нам- может присоединяться словообразовательный аффикс -цщ: Намшц иигэд ид,- гив. «Кушай как я - сказал» («Чон, арат, туула Ьурвн»). Другой особенностью является употребление местоимения бид «мы», вместо привычного бидн с тем же значением. Например: Бид хойр ах-ду хойр билзвидн. «Мы вдвоем были братьями». В этом примере местоимение бид «мы» по форме ближе к современному монгольскому языку, нежели к собственно калмыцкому бидн с тем же значением. По этому поводу Н. С. Яхонтова отмечает, что «в ойратских текстах местоимение «мы» в форме именительного падежа может выступать в двух основах Ыс1а и Ыс1ап, в употреблении которых не наблюдается никакой закономерности» [Яхонтова, 1996].

2.7. Глагол. Сказочные тексты очень насыщены глаголами. Доля глаголов особенно высока в тех сказках, где наличествуют многочисленные причастные и деепричастные обороты, составные глагольные сказуемые, состоящие из близких по смыслу причастий и деепричастий.

В сказках наиболее часто употребляется форма прошедшего времени на -в, которая даже в прозаическом тексте, многократно употребляясь, играет ритмо- и рифмообразующую роль.

Ни одно сказочное повествование не обходится без вспомогательных глаголов. По своим функциям и значениям вспомогательные глаголы неодинаковы. Часть из них чаще всего передает разнообразные аспектуальные (видовые) характеристики действия, например: темп, интенсивность, степень результативности, фазисность (то есть начало, продолжение, конец). Другие вспомогательные глаголы призваны сообщить разнообразные модальные оттенки, диапазон которых весьма широк. Так, видовые значения передаются в основном такими служебными глаголами, как карх «выходить», ирх «приходить», орх «входить», авх «брать, принимать», йовх «идти», суух «сидеть», кевтх «лежать», одх «пойти», оркх «положить, оставить», хайх «бросать», алдх «упускать; терять, лишаться» и т. д.

В сказках имеют место глаголы, которые в современном языке не употребляются. Так, в сказке «Ах-ду Ьурвн» (Три брата) встречается необычный для сегодняшнего восприятия глагол швллнэ «поит бульоном» (букв, бульонит): Эвгиг алад, хааг гивллнэ. Хан ввгнэ махар швллчкэд, укэк; одна. «Убив старика, (он) поит бульоном хаана. Хан, отведав бульон из мяса старика, умирает». С точки зрения норм словообразования здесь нарушений нет: швли «бульон» > швллх «пить бульон, угощаться бульоном». Однако другие слова из этого «пищевого» ряда: махн «мясо», дотр «внутренности животного», цэ «чай» почему-то не образуют глагольных форм типа швллх «угощаться бульоном». Вместе с тем в местной русской разговорной речи жителей Калмыкии давно стали привычными глаголы: махановать «есть мясо», дотуровать «есть дотур». По-видимому, эти неологизмы возникли по аналогии с русскими словоформами: чайковать, квасовать(квасить)и т. д.

2.8. Причастие. В сказках, причастия и причастные обороты не многочисленны и их рифмо- и ритмообразующая роль менее выражена. Вместе с тем, причастия на -ген (архаичная форма), -сн, -дг при многократном употреблении задают тексту сказки определенный ритмический колорит, что позволяет читателям и слушателям воспринимать отдельные фрагменты народных сказок, как стихотворения в прозе. Наиболее показателен в этом отношении текст калмыцкой сказки «Шарада Баатр»: hyttn бухин арсар Ноллгсн, двнн бухин арсар гурулген, залу куукэр шахулген малякарн арвад кар дарлдад авб «Со стержнем из кожи трехлетнего быка и сплетенной из кожи четырехлетнего быка, мужчиной спрессованной плеткой свыше десяти раз ударил».

2.9. Деепричастия. В калмыцких сказках деепричастные формы - самые распространенные из глагольных форм. Высокая частотность употребления, исключительное разнообразие форм значений и синтаксических функций ставят деепричастие на первое место среди других глагольных форм.

В сказках деепричастия в основном выступают в роли опорных слов деепричастных оборотов. В остальные случаях они входят в состав сложного глагольного сказуемого. Наиболее употребительны в сказках разделительные, соединительные и слитные деепричастия.

2.10. Послелоги. В сказках послелоги выражают следующие грамматические отношения:

а) пространственные со значениями места действия и направления действия: герин Iгаза «возле дома», хаалИин хащуд «у дороги», модн загас «из-за деревьев» и т. д. Этот вид отношений является самым продуктивным в калмыцких сказках;

б) временные отношения: cap шаху «около месяца», цаг зуур «временно», оли щил вмн «много лет назад» и т. д.;

в) комитативные отношения: axmahan хамдан «вместе с братом»;

г) компаративные отношения: шовунла эдл «похожая на птицу», чочла ддл ноха «похожая на волка собака», цасн мет цакан «белый как снег» и т. д.;

д) целевые отношения: хаана куук авхин твлэ «чтобы заполучить дочь хана»;

е) отношения заместительства: кввунэ ормд «вместо сына»;

ж) послелоги, выражающие отношения приблизительной меры, также активно участвуют в образовании сравнений в сказках: хвн чш(гэ чолуи «камень величиной с овцу», хад чицгэ баатр «богатырь величиной со скалу».

Значение приблизительности выражается также определением, состоящим из количественного числительного и послелогов hap «более, свыше», шаху «около, почти», например: зун шаху кун «около ста человек», миф hap хвн «свыше тысячи овец» и т. д. В качестве послелога при количественно-возрастном числительном выступает и слово эргн «около»: двчн эргн насн» возраст около сорока лет». Дечн эргн нас курэд, дврвн узгин дээс дарм сэн залу болхмч. «Достигнув, примерно, сорока лет, ты станешь добрым молодцем, способным уничтожить врагов четырех сторон».

2.11. Частицы. Эти служебные слова придают дополнительные смысловые и модальные значения словам, словосочетаниям, предложениям и часто употребляются в текстах сказок. В исследуемых нами сказках зафиксированы следующие разряды частиц: вопросительные (-йу?, -йу?, -чи?, -би?, -та?, -тэ?), утвердительные (-еден, -вдън) и отрицательные ( у га (-го), биш, -ш, эс, бича, -шго ).

2.12. Междометия. В контексте сказок междометия имеют устойчивые значения и могут выражать конкретные чувства и переживания: сожаление, досаду,

удивление, испуг, гнев, иронию, физическую боль, страдание, скорбь, усталость [Очир-Гаряев, 1982.].

Третья глава « Синтаксическая структура калмыцких народных сказок». Язык сказок стремится к краткости, поэтому опытный рассказчик, памятуя о том, что его речь обращена непосредственно к слушателю, как правило, избегает громоздких синтаксических конструкций, осложненных вводными словами и словосочетаниями, а также вставными элементами. Поэтому подавляющее большинство народных сказок лаконично по содержанию и имеет небольшой объем.

Калмыцкие сказки до сих пор сохраняют в себе черты как литературного языка, так и народно-разговорной речи. Более того, народные сказки в своих лучших образцах вполне соответствуют канонам литературного языка. Вместе с тем нельзя ставить знак равенства между языком сказки и литературным языком. На это обращал внимание известный монголовед А. М. Позднеев, который писал: «Народный язык калмыков, являющийся в их национальных произведениях, представляется совершенно иным, чем язык калмыцкой литературы. Строение и обороты речи являются здесь (в народном языке) более свободными, попадается много новых грамматических форм и комбинаций, встречаются слова, никогда не употреблявшиеся в языке литературном». В связи с этим ученый предупреждал: «Исследователю калмыцких народных сказок нужно быть крайне осторожным, чтобы не объединить в своих толкованиях форм языка, в действительности совершенно различных, правильно понять оборот речи и не смешать слов, подчас весьма созвучных и являющихся у безграмотного писца в одних и тех же формах, но совершенно различных по значению» [Позднеев, 1900].

Также нельзя ставить знак равенства между языком сказки и разговорной речью, несмотря на их очевидную близость и генетическое родство.

Таким образом, синтаксис сказок при наличии большого числа особенностей, характерных для разговорной речи, многими своими чертами сближается с синтаксисом литературного языка. Вместе с тем синтаксис сказочного произведения, при несомненном сходстве с устной разговорной речью, в большей мере организован, обработан и более сложен по структуре.

В сказочном жанре фольклора речь обращена непосредственно к слушателю. Поэтому, естественно, в целях эмоционально-художественного воздействия на слушателя, рассказчик использует специальные синтаксические конструкции, выражающие экспрессивный акт сообщения.

В языке сказочного фольклора такими специальными синтаксическими конструкциями являются инверсии, которые с точки зрения ортодоксальной лингвистики и норм литературного языка, могут быть отнесены к разряду оплошностей. Например, в рассматриваемых нами сказках, синтаксические инверсии совсем не редки: Xaanhap hapad йовна кввун «букв. Дорогой пошел мальчик», вместо нормативного «Кввун xacuihap hapad йовна». Орунднь босна цукар «букв. Наутро встали все», вместо ожидаемого: «Орунднь цукар босна». Ьурвн кввун курэд ирв, заксан авсн. «букв. Три мальчика возвратились, взяв рыбу», вместо правильного «Ьурвн кввун, заксан авсн, курзд ирв».

Говоря об особенностях порядка слов, автор «Опыта грамматики калмыцкого разговорного языка» В. JI. Котвич, отмечает, что подлежащее и дополнение в разговорной речи иногда оказываются в постпозиции к сказуемому. Причем это явление, по словам ученого, «вызывается желанием говорящего, который забыл указать действующее лицо на своем месте, восполнить этот пробел уже по окончании фразы,- на это указывает небольшая пауза, которая обычно следует в таких случаях между сказуемым и подлежащим, сказуемым и дополнением» [Котвич, 1929]. По наблюдениям В. Н. Мушаева, «подобные случаи нарушения фиксированного порядка слов все чаще встречаются в произведениях современных калмыцких писателей» [Мушаев, 1990].

Национальное своеобразие калмыцких сказок и их особый колорит наиболее ярко проявляются в специфике художественно-выразительных языковых средств, основным из которых являются традиционные формулы. В работе подробно рассмотрены инициальные, финальные и медиальные формулы. Интересные наблюдения сделаны относительно функционирования финальных формул. Установлено, что в некоторых сказках встречаются две финальные формулы: одна в середине, другая в конце. Так, например, в контексте сказки «Товгн евгн» (Старик Товгон) помимо конечной формулы: Хаана кввун куукэр хатан квщ авад, амсн-умсн щиркв. «Сын хана, женившись на девушке, зажил в достатке и

благополучии», имеется промежуточная: Цакан киилгэн шалвртаНинь хаанд вмскэд, хурм-гиич болад, амрад, щиркэд бээв. «Одев хана в белую рубашку и штаны, сы грали свадьбу и зажили счастливо».

Наличие двух финальных формул в контексте одной сказки объясняется тем, что одна из сюжетных линий логически завершилась к середине сказочного повествования, другая линия - в конце.

В заключении изложены основные выводы и положения, полученные в результате исследования языка «Калмыцких сказок» Г.И.Рамстедта.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Бураева Т.В. Сказочный жанр калмыцкого фольклора, история изучения / /Этнокультурная концептосфера: общее, специфичное, уникальное. Материалы международной научной конференции. Элиста, 2006. С. 194-198.

2. Бураева Т.В. К исследованию языка калмыцких сказок Г. И. Рамстедта // Этнокультурная концептология. Межвузовский сборник научных трудов. Элиста, 2006. С. 282-283.

3. Бураева Т.В. Лексические особенности языка калмыцких сказок //Научная мысль Кавказа. Научный и общественно-теоретический журнал. Приложение. № 13. Ростов-на-Дону, 2006.

Подписано к печати 15.11.2006г. Бумага офсетная. Усл. п. л. 1,00 Гарнитура «Таймс».Формат 60x84/16. Заказ №20. Тираж 100 экз.

Издательство Калмыцкого института социально-экономических и правовых исследований. 358005, г.Элиста, ул.Хомутникова, 111. Тел. 2-28-54.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Бураева, Татьяна Викторовна

Введение.

Глава I. Лексика калмыцких народных сказок.

§ 1. Характеристика лексики сказок по составу.

1.1. Употребление диалектной лексики в сказках.

1.2. Заимствования.

1.3. Тематические группы слов, представленных в сказках.

1.4. Звукоподражательные слова.

1.5. Образные слова.

Глава II. Особенности употребления в языке калмыцких народных сказок морфологических категорий.

2.1. Формы множественного числа.

2.2. Падежные показатели.•.

2.3. Имя прилагательное.

2.4. Наречия.

2.5. Имя числительное.

2.6. Местоимения.

2.7. Глагол.

2.8. Причастие.

2.9. Деепричастия.

2.10. Послелоги.

2.11. Частицы.

2.12. Междометия.

ГЛАВА III. Синтаксическая структура калмыцких народных сказок.

§ 1. Структура простых предложений.

1.1. Повествовательные, вопросительные и побудительные предложения.

1.2. Безличные предложения.

1.3. Обобщенно-личные предложения.

1.4. Определенно-личные предложения.

1.5. Номинативные предложения.

1.6. Обращение.

1.7. Сказуемое и способы его выражения в калмыцких народных сказках.

1.8. Подлежащее и способы его выражения. в калмыцких народных сказках.

1.9. Осложненное составное глагольное и именное сказуемое.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Бураева, Татьяна Викторовна

Среди фольклорных произведений, выражающих народную прозу, особое место принадлежит сказке, которая характеризуется как «вид устных повествований с фантастическим вымыслом, формы которого исторически складывались в первоначальной связи с мифологией и в художественно преображенном виде сделались неотделимым свойством этого вида фольклорной прозы» (Тимофеев, Тураев, 1978, с. 223).

Язык фольклора - прекрасный образец подлинного народного искусства. Изучение языка фольклора ценно тем, что именно в нем сохранены языковые особенности, мировоззрение и мышление народа. Поскольку сказка, как другие жанры фольклора, передается из поколения в поколение, природа языка и стиля сказки приобретает характер обработанности и шлифованности. Языку сказки присущи образность, орнаментальность и традиционность. Вместе с тем народная сказка хранит в себе следы индивидуальных черт сказителя - его экспрессию, интонацию, диалектные особенности, словарный запас, излюбленные фразеологизмы, стилистические формулы и т. д.

Сказки - наименее изученный в лингвистическом отношении жанр фольклора. Неоспорим тот факт, что устное творчество немало способствовало оформлению общенародного литературного языка. Об этом свидетельствует вся его история. На общенародные речевые формы, свойственные фольклору, неоднократно указывали известные писатели. Классик и гений русской литературы А. С. Пушкин советовал: «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка» (Пушкин, 1964, с. 79).

Сказка, как художественное произведение, посредником которого является язык, имеет специфические структурные черты, которые отличают ее и могут быть описаны в терминах ее функциональных повествовательных компонентов.

Точные методы изучения художественной литературы возможны и плодотворны там, где имеется повторяемость в больших масштабах. Это мы имеем в языке, это мы имеем в фольклоре. Генетически фольклор сближается не с литературой, а с языком - отсюда возникает и изменяется совершенно закономерно, независимо от воли людей, везде там, где для этого в историческом развитии народов создались соответствующие условия»,- отмечал крупнейший русский фольклорист XX в. В. Я. Пропп (Пропп, 1976, с. 325).

Именно повторяемость в больших масштабах, высокая частотность употребления тех или иных лексико-грамматических единиц позволили некоторым исследователям рассматривать язык фольклора как самостоятельную подсистему конкретного (например, башкирского) языка (Галяутдинов, 1997, с. 96).

Калмыцкий фольклор стал объектом внимания ученых в начале XIX века. Немецкий ученый и миссионер Б. Бергман был первым, кто записал и ознакомил европейскую общественность с произведениями фольклора калмыцкого народа.

Б. Бергман (1772-1856) родился в Лифляндии (теперь - Латвия). Получил солидное образование в лучших европейских университетах того времени. В 1802 году на средства Российской Академии наук он отправился в путешествие к волжским калмыкам.

На северной границе калмыцких степей у Волги располагалось поселение немецких колонистов Сарепта, днем основания которой считается 3 сентября 1765 года. Близость Сарепты к кочевьям калмыков давала возможность немецким миссионерам, ученым, путешественникам периодически совершать поездки в Калмыцкие степи с целью изучения нового в Европе народа азиатского происхождения, отличавшегося от европейцев своим внешним видом, образом жизни, ведением хозяйства, бытом и религией.

Б. Бергман провел среди калмыков два года и собрал за это время довольно обширный материал по истории, языку, быту, религии калмыков, изучил их язык. Б. Бергман первым из ученых записал отдельные песни героического эпоса «Джангар». Характерно, что время записи песен «Джангара» Б. Бергманом от записи классического репертуара сказителя эпоса Ээлян Овла отделяют сто лет (Борджанова, 2002, с. 128).

Именно у Бергмана мы находим краткую, но удивительно выразительную и глубокую характеристику калмыцкого эпоса: «блестящая естественная красота и натуральность в изображении нравов, обычаев и образа жизни калмыков» (Омакаева, Манджиева, 2003, с. 27).

Описание своего путешествия под названием «Кочевнические скитания среди калмыков в 1802-1803 годах» Б. Бергман издал в Риге в четырех томах на немецком языке (Bergmann, 1804-1805).

Этот труд Б. Бергмана вызвал большой интерес у ученых, был переведен на голландский и французский языки. В книге Б. Бергмана, являющейся по сути одной из первых работ, посвященных изучению жизни и быта калмыцкого народа, представлены и фольклорные произведения, в том числе и сказки. Позже эти сказки были переведены на русский язык и помещены в «Этнографическом сборнике», издаваемом Русским географическим обществом (1864). В предисловии к сказкам академик А. Шифнер писал: «Между памятниками древней народной поэзии, сохранившимися до сих пор как у восточных монголов, так и у западных их братьев, калмыков, одно из первых мест занимает сочинение, передаваемое здесь (в «Этнографическом сборнике») в русском переводе и известное под именем Шидди-Куръ или Шиддиту-куръ (Джимгиров, 1962, с. 81). Сборник включал двадцать три сказки, которые позднее были переизданы академиком Б. Я. Владимировым в сборнике «Волшебный мертвец» (1922). Учитывая огромный интерес читателей к калмыцким сказкам, издательство восточной литературы (ИВЛ г. Москва) выпустило почти 200-тысячным тиражом второе издание «Волшебного мертвеца» (1958).

Калмыцкие сказки стали объектом внимания и отечественных ученых. Так, известный русский востоковед А. М. Позднеев с 1888 по 1896 год издает ряд калмыцких сказок в оригинале и переводе на русский язык. Весьма ценно указание мест, где записывались сказки. Преимущественно они записаны в Малодербетовском улусе, частично в Ики-цохурах и Бага-цохурах. В примечаниях к сказкам А. М. Позднеев пишет: «Излишне было бы объяснять в настоящую пору, как высоко научное значение памятников народного творчества в деле языковедения и этнографии, и тем печальнее, конечно, что доселе у нас не было известно никаких сборников народной литературы калмыков, свыше 250 лет живущих уже в России» (Позднеев, 1890, с. 374). А. М. Позднеев, как это видно из его «Примечаний», был намерен издать калмыцкие сказки отдельным томом с введением, в котором он хотел показать особенности калмыцкого языка и содержания сказок. К сожалению, этот предполагавшийся сборник так и не увидел свет.

В своих «Примечаниях» А. М. Позднеев высказал ряд ценных замечаний, которые актуальны и сегодня. Современное калмыковедение не может не учитывать такого его суждения: «Народный язык калмыков, являющийся в их национальных произведениях, представляется совершенно иным, чем язык калмыцкой литературы. Строение и обороты речи являются здесь (в народном языке) более свободными, попадается много новых грамматических форм и комбинаций, встречаются слова, никогда не употреблявшиеся в языке литературном. Исследователю калмыцких народных сказок нужно быть крайне осторожным, чтобы не объединить в своих толкованиях форм языка, в действительности совершенно различных, правильно понять оборот речи и не смешать слов, подчас весьма созвучных и являющихся у безграмотного писца в одних и тех же формах, но совершенно различных по значению».

В «Монгольской хрестоматии для первоначального преподавания», составленной также А. М. Позднеевым, обращают на себя внимание его слова, приведенные в предисловии к ней Н. И. Веселовским: «.эпос, который у монголов, как и у всякого другого литературного народа, всегда предшествует истории и представляет собою то рассказы об опоэтизированных народною фантазией богатырях и отдельных событиях, заключенные в формы изящной народной речи, нередко витиеватой, мерной, или даже стихотворной; то простейшие, излагаемые почти детским языком, полусказочные повествования» (Позднеев, 1900, с. 374).

В начале XX века финский ученый Рамстедт посетил Калмыцкие степи с целью изучения калмыцкого фольклора. В поездках по степи, где кочевали калмыки, ему удалось познакомиться с просвещенной семьей князей Тундутовых, в особенности с княгиней Эльзятой Тундутовой, которая проявляла интерес к калмыцкому фольклору.

У знатоков калмыцкого фольклора, в том числе у сказочника Босхомджи, Рамстедт записал оригинальные народные сказки, которые он издал в 1909 году в переводе на немецкий язык (Ramstedt, 1909). Впрочем, это было не первое издание калмыцких сказок на немецком языке. Еще раньше, в 1866 году в Лейпциге на немецком языке вышел сборник калмыцких сказок Б. Юльга (Julg, 1866). Традиция издания калмыцких сказок на немецком языке продолжена и в наше время. В 1993 году во Франкфурте на Майне вышел сборник калмыцких сказок на немецком языке в переводе Елены Джамбиновой (Märchen der Kalmücken, 1993).

То обстоятельство, что произведения фольклора калмыцкого народа увидели свет на немецком языке не должно казаться случайным. Надо иметь в виду, что калмыковедение (шире - монголоведение) в

России зарождалось и развивалось в немалой (если не в большей) степени, благодаря усилиям немецких ученых. Отсюда и приоритет немецкого языка при публикации материалов, касающихся духовной и материальной культуры калмыков. Как известно, к природе калмыцкой степи, к калмыцкому народу, его истории, культуре, языку проявляли интерес многие ученые из числа этнических немцев: Исаак Якоб Шмидт (1779-1847), Самуил Готтлиб Гмелин (1745-1774), Петр Симон Паллас (1741-1811), Карл Максимович Бэр (1792-1876), Вениамин Бергман (17721856), Генрих Август Цвик, Иоганн Готтлиб Георги и другие. Много раз бывал в Калмыцкой степи академик Я. Шмидт - основатель российского монголоведения. При его содействии был изготовлен калмыцкий шрифт и начато печатание книг на калмыцком языке. К числу первых калмыцких словарей и грамматик относятся словарь и грамматика Г. Цвика (1851). Одной из выдающихся работ в области лексикографии является «Калмыцко-немецкий словарь» Г. Рамстедта, вышедший в Хельсинки (1935). Этим же ученым записаны и опубликованы на немецком языке калмыцкие сказки. Немецкий миссионер Вениамин Бергман в 1804-1805 годах в Риге опубликовал на немецком языке ряд произведений калмыцкого фольклора, в том числе несколько песен героического эпоса «Джангар». Подробнее о калмыцко-немецких этнокультурных связях говорится в статье В. Э. Очир-Гаряева (2001).

В современном калмыковедении (шире - монголоведении) хорошо известны имена немецких ученых Николаса Поппе, Вальтера Хайссига, Герхарда Дёрфера, Клауса Загастера, Ханса Петера Фитце, Диттмара Шорковица и др. Профессор Берлинского университета Диттмар Шорковиц непосредственно занимается вопросами этнической истории калмыцкого народа. В 1992 году им опубликована книга «Социальная и политическая организация у калмыков (ойратов) и процессы окультуривания с XVII века до середины XIX века». Этот фундаментальный научный труд является первым монографическим исследованием этнической истории калмыков на немецком языке. На этом же языке нередко публикует свои научные труды американский профессор-калмыковед Араш Барманжинов (см. Борманжинов, 1997).

К настоящему времени на немецком языке накоплена значительная по объему и тематике научная литература по калмыковедению и монголоведению в целом. С каждым годом количество такой литературы возрастает.

Ученые и педагоги Калмыкии ищут пути совершенствования преподавания немецкого языка в школах республики. Так, например, в 2004 году защищена кандидатская диссертация Э. О.-Г. Дальдиновой, посвященная использованию калмыцких сказок (в немецком переводе) в обучении чтению на иностранном языке (Дальдинова, 2004). Ею установлено, что использование калмыцких сказок в процессе обучения учащихся немецкому языку обеспечивает взаимодействие и диалог культур, который возможен лишь при условии осознания учащимися своей национальной (этнической) культуры.

В том же году была защищена кандидатская диссертация «Язык и стиль сказок монгольских народов (на материале лексики)» С. С. Бадмаевой (Бадмаева, 2004).

Что же касается собственно калмыцких сказок, то они еще не стали объектом лингвистического исследования, хотя необходимость такого исследования назрела давно.

Изучение языка калмыцких народных сказок позволит исследовать язык в период бытования сказок, особенности употребления в них лексических единиц, фонетических, морфологических и синтаксических категорий. Путем изучения языка сказок достигается возможность понять исходные моменты благотворного воздействия фольклора на литературный язык и уяснить характеры взаимодействия между ними в разные периоды. Изучения языка сказок, как и фольклора в целом, способствует более глубокому осмыслению языка произведений крупнейших представителей калмыцкой национальной литературы.

Таким образом, проблема исследования языковых особенностей калмыцких народных сказок является актуальной для современной науки и требует своего разрешения.

Язык калмыцких народных сказок в целом, как жанра устного народного творчества калмыков, отличается от языка других жанров, прежде всего, самой природой сказки и особенностями его формы, преимущественно прозаической.

При сравнении сказки с другими жанрами фольклора более рельефно обозначаются ее основные языковые особенности. Наиболее показательным представляется сравнение сказочной прозы с жанром поэзии. На страницах «Литературной газеты» в свое время были опубликованы интересные суждения писателя Ильи Фонякова по этому поводу: «Когда-то поэма была ведущим литературным жанром,- пишет И. Фоняков. - Поэзия старше прозы, поэма старше лирического стихотворения. Гомер - самое имя его как бы синоним глубокой древности - был автором грандиозных поэм, записанных лишь через несколько столетий. Как же они сохранились до сих пор в относительной неизменности? Помогали форма, поэтический строй. У замечательного советского поэта Сергея Маркова есть великолепная догадка о том, что боязнь забыть слово породила поэзию. Эту мысль отмечал у него М. Горький. Стихотворный ритм, а позднее рифма помогли сохранить для потомков повествования о богах и героях, о «трудах и днях» древнего человека. Поэзия выполняла функцию прозы, находившейся в состоянии младенчества. Поэмы Гомера - это по существу романы: «Илиада» -военный роман, «Одиссея» - роман-путешествие, «Труды и дни Гесиода -образец аграрной очеркистики. Поэтическая форма была их типографическим станком. Изобретение книгопечатания нанесло серьезный удар поэтической «монополии» (Фоняков, 1985).

Ученый-фольклорист А. А. Петросян в своей книге «История народа и его эпос» как бы дополняет вышесказанное: «Длительное историческое время устная поэзия, и особенно эпические сказания, являлась первой общественной трибуной, в ней сосредотачивались народные представления о прошлом и будущем, отразилось и шлифовалось историческое мировоззрение народа. Эпос как бы аккумулировал интеллектуальную энергию племени, народа, нации» (Петросян, 1982, с. 26).

Между тем народные сказки имеют как отличительные, так и общие с другими прозаическими произведениями фольклора черты. Если с формальной повествовательной стороны они близки между собой, то благодаря своим диалогическим формулам сказки сближаются с калмыцкой народной разговорной речью. Но в то же время следует отметить, что язык сказок не во всем тождествен устно-разговорной речи, он имеет свои характерные особенности и закономерности, которые подлежат исследованию, важным условием которого является качество записи сказок собирателями.

В отношении качества и точности записей калмыцких сказок выгодно отличается сборник Г.И.Рамстедта, в котором использована академическая фонетическая транскрипция. В отличие от него собиратели советского периода не пользовались транскрипцией и в своих записях сохранили лишь самые характерные особенности лексики сказок. При подготовке к изданию тексты сказок нередко подвергались редакторской правке и литературной обработке, в силу чего те или иные диалектные особенности сказителей подгонялись под нормы литературного калмыцкого языка. Исключением из такой практики явился сборник калмыцких народных сказок, записанных от сказителя Санджи Манжикова (Хальмг туульс, 1968). В предисловии к изданию прямо говорится, что редакторы сочли возможным оставить без изменения язык и стиль сказителя. Благодаря такому подходу,

Калмыцкие сказки» С. Манжикова, изданные в 1968 году, являются едва ли не единственным письменным источником по бузавскому говору калмыцкого языка, носителем которого был сам сказитель.

Объектом нашего исследования явились калмыцкие народные сказки, записанные финским ученым-алтаистом Г.И.Рамстедтом в начале XX века во время его поездки в Калмыцкую степь и опубликованные им отдельным сборником под названием «Kalmückische märchen» (1909). В этом сборнике калмыцкие сказки представлены как в оригинале (в транскрипции Рамстедта), так и в переводе на немецкий язык.

Предметом исследования являются лексические, лингвостилистические и грамматические особенности языка калмыцких народных сказок (далее «Калмыцких сказок» Г.И.Рамстедта).

Целью настоящего исследования является изучение языка калмыцких народных сказок, записанных Г.И.Рамстедтом, в период их бытования в начале прошлого века.

В соответствии с общей целью в работе ставятся следующие задачи:

- исследование лексики калмыцких народных сказок, ее систематизация и классификация по лексико-семантическим группам;

- выявление диалектных особенностей языка калмыцких сказок;

- рассмотрение особенностей употребления морфологических форм и синтаксических конструкций в сравнении с нормами литературного и разговорного языков.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые предпринята попытка всесторонне исследовать язык конкретных калмыцких народных сказок на материале «Kalmückische märchen», записанных Г. И. Рамстедтом более века назад.

Научная значимость работы состоит в том, что впервые вводится в научный оборот ранее не исследованный цикл сказок, записанных Г.И.Рамстедтом. Результаты исследования найдут широкое применение в научных изысканиях при синхронических и диахронических исследованиях по калмыцкому и другим монгольским языкам, а также при изучении особенностей языка различных жанров калмыцкого фольклора.

При проведении исследования применены комплексные методы и приемы анализа, используемые в современном языкознании: описательно-аналитический, семантико-стилистический, сопоставительный и статистический, метод наблюдения и сплошной выборки.

Теоретической и методологической базой исследования явились труды известных фольклористов, лингвистов В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, Н. И. Кравцова, Н. К. Дмитриева, Т. А. Бертагаева, Б. X. Тодаевой, У. У. Очирова, Г. Ц. Пюрбеева, М. Э. Джимгирова и других.

На защиту выносятся следующие положения:

- в языке исследуемых сказок отразились основные особенности дербетского говора, некоторые из них уже утрачены за столетний период развития языка;

- язык сказок характеризуется близостью к разговорному языку, но имеет более сложную художественно обработанную структуру. Вместе с тем он отличается и от литературного языка;

- лексический состав сказок содержит исконно калмыцкие слова и заимствования из русского, китайского, тибетского, санскрита, персидского, тюркских и тунгусо-маньчжурских языков;

- по категориально-грамматическому признаку словоформы, содержащиеся в сказках, отражают морфологическую систему языка в период их бытования;

- синтаксис сказок отражает специфические конструкции, иногда резко отличающиеся от норм литературного языка.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования стали предметом научных докладов и сообщений автора на международной научной конференции «Этнокультурная концептосфера: общее, специфичное, уникальное» (Элиста, 2006 г.), на заседаниях кафедры калмыцкого языка Калмыцкого государственного университета, на августовских конференциях педагогических работников г. Элисты.

По теме диссертационного исследования опубликовано 3 научных статьи.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Язык калмыцких народных сказок"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Народные сказки, как и все другие жанры фольклора, являются сокровищницей устно-поэтической культуры калмыцкого народа. Являясь своеобразной формой коллективного творчества, сказки подвергаются некоторым изменениям в силу факторов времени, места и обстоятельства, однако определенные лингво-поэтические их формулы и синтаксическое построение сюжета остаются традиционными.

В языке калмыцких народных сказок употреблены все основные пласты лексики калмыцкого языка: общенародная и социально и диалектно ограниченная лексика. Вне сомнений, в сказках доминирует общенародная лексика, понятная представителям всех этнических групп калмыцкого народа.

Доля диалектной и социально ограниченной лексики в текстах в каждом отдельном случае разная. Если количество диалектной лексики зависит от таких факторов, как точность и место записи сказок собирателями, степень литературной обработки, редакторская правка при издании, то распространенность социально ограниченной лексики в сказках зависит прежде всего от содержания сказки, рода занятий сказителя. Важную роль при этом играет индивидуальная манера сказителя, его темперамент и исполнительское мастерство.

Секрет популярности и долголетия фольклорных произведений заключается в немалой степени в том, что они изложены простым и доступным языком, понятным всем категориям слушателей и читателей, независимо от их диалектной принадлежности.

Наддиалектность языка калмыцкого фольклора, однако, не означает, что в нем не содержатся признаки диалектов, которые подлежат специальному рассмотрению.

Наблюдения показывают, что в языке анализируемых нами сказок, извлеченных из сборника Рамстедта «Kalmückische märchen» (1909), отразились основные фонетические и лексические особенности дербетского говора. Это не удивительно, если иметь в виду, что Рамстедт записывал сказки исключительно в дербетском этническом ареале, а именно в Малодербетовском улусе Калмыцкой степи.

Национальное своеобразие калмыцких сказок и их особый колорит наиболее ярко проявляются в специфике художественно-выразительных языковых средств, основным из которых являются традиционные формулы. В работе подробно рассмотрены инициальные, финальные и медиальные формулы. Интересные наблюдения сделаны относительно функционирования финальных формул. Установлено, что в некоторых сказках встречаются две финальные формулы: одна в середине, другая в конце. Так, например, в контексте сказки «Товгн евгн» (Старик Товгон) помимо конечной формулы: Хаана кввун куукзр хатан кещ авад, амсн-умсн жирЬв. «Сын хана, женившись на девушке, зажил в достатке и благополучии», имеется промежуточная: ЦаЬан киилгэн шалвртаЬинь хаанд емскэд, хурм-гиич болад, амрад, щирЬэд бээв. «Одев хана в белую рубашку и штаны, сыграли свадьбу и зажили счастливо».

Наличие двух финальных формул в контексте одной сказки объясняется тем, что одна из сюжетных линий логически завершилась к середине сказочного повествования, другая линия - в конце.

Устная форма языка, как известно, является основной базой для формирования и развития любого литературного языка. Калмыцкий литературный язык формировался на благодатной почве устного народного творчества, важнейшей составляющей которого являются сказки. Калмыцкие сказки до сих пор сохраняют в себе черты как литературного языка, так и народно-разговорной речи. Более того народные сказки в своих лучших образцах вполне соответствуют канонам литературного языка. Вместе с тем нельзя ставить знак равенства между языком сказки и литературным языком. На это еще обращал внимание известный монголовед А. М. Позднеев, который писал: «Народный язык калмыков, являющийся в их национальных произведениях, представляется совершенно иным, чем язык калмыцкой литературы. Строение и обороты речи являются здесь (в народном языке) более свободными, попадается много новых грамматических форм и комбинаций, встречаются слова, которые не употребляются в языке литературном». В связи с этим ученый предупреждал: «Исследователю калмыцких народных сказок нужно быть крайне осторожным, чтобы не объединить в своих толкованиях форм языка, в действительности совершенно различных, правильно понять оборот речи и не смешать слов, подчас весьма созвучных и являющихся у безграмотного писца в одних и тех же формах, но совершенно различных по значению» (Позднеев, 1900, с. 374).

Также нельзя ставить знак равенства между языком сказки и разговорной речью, несмотря на их очевидную близость и генетическое родство.

На существенное отличие языка сказок от обычной разговорной речи справедливо указал известный лингвист академик Е. Ф. Карский, по мнению которого, народные сказки, сохранившиеся в устной прозаической форме, тем не менее, имеют свой особый сказочный склад, стоящий в тесной связи с другими видами устного народного творчества. Таким образом, синтаксис сказок при наличии большого числа характерных для разговорной речи особенностей многими своими чертами сближается с синтаксисом литературного языка. Вместе с тем синтаксис сказочного произведения, при несомненном сходстве с устной разговорной речью, в большей мере организован, обработан и более сложен по структуре.

В сказочном жанре фольклора речь обращена к слушателю непосредственно. Поэтому, естественно, в целях эмоционально-художественного воздействия на слушателя, рассказчик использует специальные синтаксические конструкции, выражающие экспрессивный акт сообщения. специальные синтаксические конструкции, выражающие экспрессивный акт сообщения.

В языке сказочного фольклора такими специальными синтаксическими конструкциями являются инверсии, которые с точки зрения ортодоксальной лингвистики и норм литературного языка, могут быть отнесены к разряду оплошностей. Например, в рассматриваемых нами сказках, синтаксические инверсии совсем не редки: ХаалЬар Ьарад йовна кевун «букв. Дорогой пошел мальчик», вместо нормативного «Кевун хаалЬар Ьарад йовна». Эрунднь босна цуЬар «букв. Наутро встали все», вместо ожидаемого: «Эрунднь цуЬар босна». Ьурвн кевун курзд ирв, заЬсан авсн. «букв. Три мальчика возвратились, взяв рыбу», вместо правильного «Ьурвн кевун, заЬсан авсн, курэд ирв».

Приведенные выше примеры - это своего рода фрагменты стенограмм калмыцких народных сказок. В них четко обозначены случаи нарушения порядка слов. Говоря об особенностях порядка слов, автор «Опыта грамматики калмыцкого разговорного языка» В. JI. Котвич, отмечает, что подлежащее и дополнение в разговорной речи иногда оказываются в постпозиции к сказуемому. Причем это явление, по словам ученого, «вызывается желанием говорящего, который забыл указать действующее лицо на своем месте, восполнить этот пробел уже по окончании фразы,- на это указывает небольшая пауза, которая обычно следует в таких случаях между сказуемым и подлежащим, сказуемым и дополнением» (Котвич, 1929, с. 359-360). Такие случаи нарушения фиксированного порядка слов встречаются и в произведениях современных калмыцких писателей (Мушаев, 1990, с. 177).

Лингвисты отмечают, что в последние десятилетия во многих языках происходит интенсивный процесс взаимовлияния устной и письменной форм языка. Об этом процессе демократизации литературного языка неоднократно писали монголоведы в своих работах. Так, известный бурятский лингвист Ц. Б. Цыдендамбаев прямо призывал демократизировать бурятский литературный язык, сделать его более доступным и понятным для широких масс: «Думается, что не надо превращать в абсолют современный бурятский литературный язык, представляющий образец книжно-литературного стиля»,- писал он. «Важно осознать,- продолжает Ц. Б. Цыдендамбаев,- что нужна демократизация сущности этого языка путем разработки разговорного стиля. Если мы хотим, чтобы наш литературный язык был доступен и понятен народу, следует идти на более широкий доступ в его разговорно-литературный стиль русских заимствований и местных диалектизмов» (Цыдендамбаев, 1982, с. 4).

Нет никакого сомнения в том, что литературный язык должен постоянно подпитываться «живой кровью» разговорной речи, в этом -залог успешного функционирования художественной литературы в целом. При этом всякого рода «неправильности», которые привносит разговорная речь в литературный язык, не должны смущать строгих ревнителей изящной словесности. Ведь известно, что даже у классиков язык часто не соответствует общелитературной норме или грамматической правильности, но именно такой язык оказывается необходимым для выражения данного содержания, несмотря на многочисленные упреки, советы и рекомендации критиков, ни за что не соглашаются подчиняться правилам школьной грамматики (Одинцов, 1973, с. 10). И неправильный язык в глазах людей, тонко чувствующих и глубоко понимающих литературу, оказывается достижением того или иного писателя. Так, И. С. Тургенев писал о Герцене: «Язык его, до безумия неправильный, приводит меня в восторг». А вот признание А. Блока: «Для меня дело обстоит вот как: всякая моя грамматическая оплошность в этих стихах не случайна, за ней скрывается то, чем я внутренне не могу пожертвовать, иначе говоря, мне так поется.» (Одинцов, 1973, с. 11).

При исследовании языка оригинальных калмыцких народных сказок в них обнаруживается множество «неправильностей» и отклонений от норм кодифицированного литературного языка. Суть таких отклонений в следующем:

1. Стандартная модель калмыцкого простого предложения «определение + подлежащее + дополнение + обстоятельство + сказуемое» в тексте сказок часто подвергается ломке и деформациям в виде нарушения порядка слов. Особенно много случаев перемещения подлежащего и дополнения в конец предложения, что не свойственно литературному языку: АрЪ уга, йовн укхм,- гиЪэд йовна куукн. «Ничего не поделаешь, умрем шагая,- сказав так, девочка отправилась в путь». Ю хээвч?- гиж келжэнэ баавЬанъ. «Что ты искал? - говорит его жена». Есть случаи перемещения обстоятельств в конец предложения: Ээщ, мах буулЬж ав! -гид кввун келв темэнз геесн дотр. «Бабушка, принимай мясо!- сказал мальчик внутри живота верблюда». Часто нарушается порядок слов в составном глагольном сказуемом: Ут хар кун идв авад «букв. Длинный черный человек скушал взяв». Здесь напрашивается стилистическая правка: Ут хар кун авад идв. «Длинный черный человек, взяв скушал».

2. Кроме того, предложения в сказках отличаются незаконченностью. В ряде случаев сказуемое просто опущено, а в других случаях сказуемое заменяется инфинитивным глаголом (чаще всего разделительным деепричастием): Мини ду куукнд эндр хурм ирхмн -гиЬэд зар тэвж йовлав гиж келэд. «К моей младшей сестре сегодня придут свататься - хотел объявить об этом, сказав».

3. Языку калмыцких народных сказок, как и устно-разговорному стилю калмыцкого языка, к которому он очень близок, характерны фонетическая эллиптичность: окна вместо оркна «кладет», кууд вместо куунд «человеку», ешэн авхм вместо ешэЪэн авхм «отомстим». Кроме того, аналитическая форма сказуемого наиболее подвержена фузии, или сращению: зогсж бээнэ -> зогсжана, медж бээнэ -> меджэнэ, б и кулэЪэд бээв -> кулэЬэдэв «я ожидал». Подвергаются фузии и другие аналитические конструкции: ноха идтхэ -> нохадтха «пусть собака съест», санан амр -> санамр «спокойно, беспечно».

4. Некоторые устойчивые словосочетания типа уласн альмн «краснеющее яблоко» в сказочном тексте подвергаются контаминации: Бас еедэн хэлэхлэнь, альмн уласн урЬжаж («Мис ноха хойр») «Когда еще раз посмотрел вверх - яблоко краснеющее растет».

5. Дицендиальный союз гиЪэд в контексте сказочного повествования иногда употребляется в сугубо разговорном варианте гед: Ямаран хевтэ кун бээсм би, оддг Ьазрчн уга, ордг герчн уга, нег бээЬэд, бээршэд бээсн герин эзн залу укдгнь юмб гед, эмгн ууляд эцсэд бээнэ. «Старуха плачет и причитает: «Какая же я несчастная, некуда мне пойти, нет угла своего, был муж, с которым я свыклась, сжилась, да и тот умер».

6. Под влиянием разговорного языка в калмыцких сказках имеют место многочисленные лексические повторы: йова-йова, йова йова, йова-йовж, адуна бээрн хар толЪад курэд ирнэ. «Шел-шел, шел-шел, шел-шел и пришел к местному черному кургану, где расположился табун».

7. Язык сказок не лишен стилистических погрешностей в виде тавтологии: Тиигхлэ баавЬа келв: Мана куукн кевун хойр кетлэд авад иртхэ-гиж келв баавИа. «Тогда женщина (баба) сказала: Пусть приведут нашу дочь и сына,- сказала женщина (баба)».

8. Иногда рассказчик (сказитель) допускает небрежность в падежном согласовании: Мана кевун негнь хээснд хэлэж- БогшурЬа чанщ! - гиж негнь авдр секэд хэлэж■ Тиигжэтл хойр кевун негнь богшурЬан тол11а11инь идчкж■ «Один из наших сыновей заглянул в котел. Воробья сварил! - воскликнул один, открывая сундук и заглядывая в него. Тем временем один из двух сыновей съел голову воробья». В этом тексте, представляющем собой далеко не лучший образец сказочного повествования, нарушено грамматическое согласование между компонентами словосочетания: кевун негнь «букв, сын один его». В первом случае должно быть кевудин негнь «один из сыновей», во втором - хойр кевунэ негнь «один из двух сыновей».

9. В некоторых инициальных формулах калмыцких сказок не совсем логично употреблены временные параметры. Так, например, в сказке «Цагин селгэн» (Смена времени) инициальная формула изложена в прошедшем и настоящем времени: Кезэнэ нег хан алвтан ямаран билгтэ11инь медхэр седнэ. «Давным-давно один хан хочет узнать, насколько талантливы его подданные».

10. В языке сказок, как и в разговорной речи, в изобилии встречаются слова и выражения пониженной стилистической характеристики. К таковым, прежде всего, относятся просторечные и фамильярно-грубые слова: баавЬа «баба», баасн «кал», шеесн«моча» и их производные баах «испражняться», шеех «мочиться», хошнг «седалище, зад», оцЬх «выпустить воздух из кишечника» и другие. Например: Кевун хойр Ьоеан тээлж авад, нег Ьосндан бааЬад, вмнэн Ьарад, бааста hoc хайчкад, бас нег Ьоеан тээлэд, хаалЬ деернь хайчкад, тедукн Ьарад, бултад кевтнэ. Тер орс бааста Ьосннь олж: авад: «Ьанцхн болв, бааста болв, ю кехв?» - гнЬэд Ьарад йовж йовтлнь, дэкэд нег Ьосннь олж авад, царан тээлэд, хэру бааста Ьосннь авхар йовж■ «Мальчик, сняв оба сапога и, испражнившись в один сапог, бросил впереди себя загаженный сапог, а второй сапог оставил на дороге. Сам, затаившись в недалеке, лежит. Тот русский, найдя его загаженный сапог, удивился: «Один сапог всего, к тому же загаженный, что им делать?» - и дальше по пути, найдя еще один сапог, распряг вола, и направился назад за его загаженным сапогом». Другой пример: Ут хар кун, шораснь суЬрж босад, шоранулалЬж авад, оЬтр улан мертэ кууг хошнгарнь цольгв. «Длинный черный человек, выскользнув с его вертела, и раскалив вертел докрасна, воткнул его в задницу человеку с куцым красным конем». Еще один пример:

- Эмгн, эмгн, герэн батлж ая/ОнЬшав/ - гиж келв евгн.

- ОнЬтн/ - гинэ эмгн.

- Овгн онЬад оркв. Овен гер верэд оркв. ОЬтр улагч укр ооляд эрлв.

- Старуха, старуха, укрепляй свое жилище! Я выпущу воздух из кишечника! - говорит старик.

- Выпускайте воздух! - говорит старуха.

Старик выпускает воздух (из кишечника). Жилище из сена (шалаш) подскакивает. Куцая корова-краснуха убегает прочь.

Разговорный язык свободен в употреблении ненормативной лексики. Но его свобода под влиянием литературного и поэтического языка не выливается в полный произвол. К тому же, несомненно есть много людей, наделенных даром устного слова, разговорная речь которых не уступает ни литературным, ни поэтическим образцам.

Язык сказок стремится к краткости, поэтому опытный рассказчик, памятуя о том, что его речь обращена непосредственно к слушателю, как правило, избегает громоздких синтаксических конструкций, осложненных вводными словами и словосочетаниями, а также вставными элементами. Поэтому подавляющее большинство народных сказок лаконичны по содержанию и имеют небольшой объем.

Интересна и своеобразна морфология языка калмыцких сказок. Отдавая предпочтение одним формам, язык сказок избегает употребления других. Наиболее часто встречается употребление слов в формах винительного, дательного и родительного падежей. Преобладание разделительных и соединительных деепричастий над другими также закономерно в языке калмыцких народных сказок. Все эти явления обусловлены природой сказки, особенностями построения ее сюжета, системы персонажей и взаимоотношений между ними.

В сказках имеют место глаголы, которые в современном языке не употребляются. Так, например, в сказке «Ах-ду Ьурвн» (Три брата) встречается необычный для сегодняшнего восприятия глагол шеллнэ «поит бульоном» (букв, бульонит).

Проведенный анализ позволяет установить место и время возникновения некоторых сказок. Так, например, в сборнике сказок Г. И. Рамстедта нередко употребляются слова, отражающие чисто российские реалии: базр «базар», яарм «ярмарка» амбар «амбар», яршг «ящик», деншг «копейка» (< русск. денежка), безмэн «безмен (весы)», бедр «ведро», панр «фонарь», ламп «лампа», квзр «карты» (< русск. «козырь») и др. Особняком в этом ряду стоит слово арслц «рубль», который с этимологической точки зрения состоит из двух компонентов: орс«русский» + .жш"«китайская мера веса серебра».

Слово арслц «рубль» возникло, безусловно, на раннем этапе пребывания калмыков в пределах Российского государства, когда еще были свежи воспоминания о прежней родине - Джунгарии.

Таким образом, можно утверждать, что многие сказки из сборника Г. И. Рамстедта возникли или же окончательно сформировались в российский период жизни калмыцкого народа.

Исследование языка калмыцких народных сказок показывает то, что этот жанр имеет как отличительные, так и общие с другими прозаическими произведениями фольклора черты. Например, если с формальной повествовательной стороны они близки между собой, то благодаря своим диалогическим формулам речения сказки сближаются с калмыцкой народной разговорной речью. Немаловажный интерес представляют в лингвистическом плане и традиционные сказочные формулы. Бесспорно, в наше время сказки переживают вторую жизнь, будучи опубликованными в печати, инсценированными в театрах. Нередко сказки звучат в радиоспектаклях Калмыцкого радио.

Калмыцкая народная сказка как фольклорно-лингвистический феномен требует дальнейшего изучения и осмысления.

Список научной литературыБураева, Татьяна Викторовна, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Абдурахманова П. Д. Персизмы в калмыцком языке. Автореф. дисс. канд. филол. наук. - Махачкала, 1999.- 23 с.

2. Авляев Г. О. Происхождение калмыцкого народа (середина IX I четверть XVIII вв.). - Москва-Элиста, 1994. - 248 с.

3. Амулакова Б. Э. Фольклор и традиционная культура калмыков // Международный симпозиум: «Актуальные проблемы монголоведения». Элиста, 1999. - С. 85

4. Араш Борманжинов и калмыковедение (Очерк жизни и научно-педагогической деятельности профессора А. Борманжинова). -Элиста: КГУ, 1997.-26 с.

5. Асирова Н. Д. Имя числительное в калмыцком языке XVIII века (на материале деловых писем) // Монголоведение в новом тысячелетии. -Элиста, 2003.-С. 8-12.

6. Бадмаев Б. Б. Грамматика калмыцкого языка. Элиста, 1966. - 112 с.

7. Бадмаев Б. Б. Категория принадлежности в калмыцком языке // Ученые записки КНИИЯЛИ, вып. 2. Элиста, 1962. - С. 149 - 152

8. Бадмаев Б. В. Проблема служебных слов в калмыцком языке // Вопросы теоретической грамматики калмыцкого языка. Элиста, 2002.-С. 90-112

9. Бадмаева Л. Б. Язык бурятских летописей. Улан-Удэ, 2005. - 284 с.

10. Бадмаева С. С. Язык и стиль сказок монгольских народов (на материале лексики). Автореф. канд. дисс. Элиста, 2004. - 23 с.

11. Бакаева Э. П. Буддизм в Калмыкии. Элиста, 1994. - 128 с.

12. Бардаев Э. Ч. Современный калмыцкий язык. Лексикология. -Элиста, 1985.- 152 с.

13. Бардаев Э.Ч. Монгольские термины, обозначающие пол, возраст и масть домашних животных // Проблемы алтаистики и монголоведения. Элиста, 1972. - С. 9 - 10.

14. Басангова Т. Г. Сказочная традиция калмыков // Сандаловый ларец. Калмыцкие народные сказки. Элиста, 2002. - С. 3 - 38.

15. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986.-444 с.

16. Башкирский фольклор. Исследования последних лет / под ред. Барага Л.Г., Зарипова Н.Т. Уфа, 1986. - 136 с.

17. Бертагаев Т. А. К исследованию лексики монгольских языков. -Улан-Удэ, 1961.- 158 с.

18. Бертагаев Т. А. Синтаксис современного монгольского языка в сравнительном освещении. Простое предложение. М., 1964. - 279 с.

19. Бертагаев Т. А. О терминах кан-хан-каган в монгольских языках // Проблемы алтаистики и монголоведения. Элиста, 1973. - С.43-47.

20. Биткеев Н. Ц. Калмыцкий героический эпос «Джангар». Проблемы типологии национальных версий. Элиста, 1990. - 154 с.

21. Богатырев Г.Г. Язык фольклора // Вопросы языкознания. 1973. -№5.-С. 106-117.

22. Бобровников А. Грамматика монгольско-калмыцкого языка. -Казань, 1849.-400 с.

23. Борджанова Т. Г. Антропонимия калмыцких народных сказок // Ономастика Калмыкии. Элиста, 1983. - С. 96 - 100.

24. Борджанова Т. Г. Б. Бергман и «Джангар» // Монголоведение № 1. -Элиста, 2002. С. 124- 130.

25. Борджанова Т. Г. Сказка о Бужинде // Теегин Герл. 2006. - № 4. - С. 79-80.

26. Борковский В. И. Синтаксис сказок. Русско-белорусские параллели. -М.: Наука, 1981.-240 с.

27. Виноградов В. В. Героический эпос народа и его роль в истории культуры // Основные проблемы эпоса восточных славян. М., 1958. - С. 5 - 13.

28. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: изд-во АН СССР, 1963. 255 с.

29. Владимирцов Б. Я. Об отношении монгольского языка к индоевропейским языкам Средней Азии // Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее Российской Академии наук. Т. 1. Л., 1925. - С. 305-341.

30. Владимирцов Б. Я. Арабские слова в монгольском // Записки Коллегии востоковедов. Т. 5. Л., 1930. - С.73 - 82.

31. Воронин С. В. Этимология и фоносемантика (на материале тюркских и некоторых других языков) // Проблемы этимологии тюркских языков. Алма-Ата, 1990. - С. 62 - 70.

32. Воронин С. В. Основы фоносемантики. Л., 1982. - 181 с.

33. Галяутдинов И. Г. Язык фольклора как самостоятельная подсистема башкирского языка // Ядкар: Изд. АН РБ, 1977, № 2.

34. Гацак В. М. Восточнороманский героический эпос: Исследования и тексты. М.: Наука, 1967. - 470 с.

35. Герасимова Н. М. Формулы русской волшебной сказки // Советская этнография.-М., 1978,-№5. -С. 18-28.

36. Германович А. И. Междометия русского языка. Киев, 1966. - 170 с.

37. Горяева Б. Б. Зачин калмыцкой волшебной сказки // Монголоведение в новом тысячелетии. Элиста, 2003. - С. 133 - 134.

38. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста, 1983.-335 с.

39. Дагуров Г. В. О междометиях бурятского языка // Труды БКНИИ. -Вып. 3. Серия востоковедная. - Улан-Удэ, 1960. - С. 95 - 101.

40. Далгат У.Б. Литература и фольклор. М.: Наука, 1981. - 156 с.

41. Дальдинова Э. О.-Г. Использование калмыцких сказок в обучении чтению на иностранном языке. Дисс. канд. пед. наук. Пятигорск, 2004. - 202 с.

42. Дарбеева А. А. О наддиалектном характере языка бурятского эпоса // Российское монголоведение. Бюллетень IV. М., 1996.- С.40-50.

43. Дарваев П. А. Калмыцкий язык в свете теории культуры языка и речи: проблемы функционирования и перспективы развития. -Элиста, 2003.-280 с.

44. Джимгиров М. Э. Из истории изучения калмыцкого фольклора // Записки КНИИЯЛИ. Вып. 2. - Элиста, 1962. - С. 77 - 93.

45. Джимгиров М. Э. О калмыцких народных сказках. Элиста, 1970. -104 с.

46. Джимгиров М. Э. Своеобразие калмыцких сказок о животных // Записки КНИИЯЛИ. Вып. 3. - Сер. филол. - Элиста, 1964. - С. 25 -30.

47. Джимгиров М. Э. 72 небылицы оригинальное произведение калмыцкого устно-поэтического творчества // Вопросы калмыцкой филологии. - Элиста, 1984. - С. 151 - 158.

48. Дмитриев Н. К. Грамматика башкирского языка. М., 1948. - 276 с.

49. Дмитриев Н. К. Строй тюркских языков. М., 1962. - 607 с.

50. Жирмунский В. М., Зарифов X. Т. Узбекский народный героический эпос. М.: Гослитиздат, 1947. - 340 с.

51. Жуковская Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, 1988. - 196 с.

52. Жуковская Н. Л. Кочевники Монголии (культура, традиции, символика). М., 2002. - 247 с.

53. Зайцева И.К. Диалектная и просторечная глагольная лексика языка /на материале сказок Воронежской области // Материалы по-русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1973. - С. 164 - 169.

54. Илишкин Н. У. Сказки калмыков на немецком языке // Известия Калмыкии, 27 авг. 1993. (О переводе калмыцких сказок на немецкий язык Е. Джамбиновой).

55. Калмыцкие народные сказки. Элиста, 1961. - 249 с.

56. Калмыцкие сказки / Сост. Б. О. Джимбинов. М., 1962. - 182 с.

57. Калмыцкий фольклор: Библиографический указатель. Элиста, 1991.-32 с.

58. Калмыцко-русский словарь. М.: Русский язык, 1977. - 735 с.

59. Карагодин А. И. Калмыцкий Базар (из истории торговых отношений в Калмыкии во второй половине XVIII первой половине XIX в.) // Исследования по исторической географии Калмыцкой АССР. - Элиста, 1981. - С.31 - 48.

60. Керейтов Р. X. Новое о Казы-Гирее // Половецкая луна, 1991. № 1. -С. 90-97.

61. Кирдан Б. П. Специфика фольклорных жанров. М.: Наука, 1973. -304 с.

62. Кичиков А. Ш. Дифференциальные признаки говоров калмыцкого языка (о принципах классификации говоров калмыцкого языка // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. 5. - Сер. филол. - Элиста, 1967. -С. 22-38.

63. Кичиков А. Ш. О говоре донских (бузава) калмыков // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. 5. - Сер. филол. - Элиста, 1967. - С. 39 -51.

64. Кичиков А. Ш. Дербетский говор (фонетико-морфологическое исследование). Элиста, 1963. - 87 с.

65. Котвич В. Л. Опыт грамматики калмыцкого разговорного языка. -Петроград, 1915. 175 с.

66. Котвич В. Л. Калмыцкие пословицы и загадки. Элиста, 1972. - 91 с.

67. Кумахов М.А., Кумахова З.Ю. Язык адыгского фольклора. Нартский эпос. М.: Наука, 1985. - 359 с.

68. Кравцов Н. И. Сказка как фольклорный жанр // Специфика фольклорных жанров. М.: Наука, 1973. - С. 68 - 84.

69. Кравченко И. И. Сказки о Калмыкии. Сталинград, 1956. - С. 11 -47.

70. Круглов Ю. Г. Русский фольклор. М., 2000. - 337 с.

71. Кульсарина Г. Г. Язык и стиль башкирских народных сказок. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Уфа, 2004. - 24 с.

72. Липец Р. С. Образы батыра и его коня в тюрко монгольском эпосе. -М., 1984.-96 с.

73. Манджикова Б. Б. О семантике образных слов // Глагол и отглагольные формы современного калмыцкого языка. Элиста,1979.-С. 181-186.

74. Манджикова Б. Б. Изобразительные слова в современном калмыцком языке. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Элиста, 1983. -23 с.

75. Медноволосая девушка: калмыцкие народные сказки. М., 1964. -272 с.

76. Михайлов Г. И. Проблемы фольклора монгольских народов. -Элиста, 1971.-275 с.

77. Монраев М. У. Наречие в современном калмыцком языке. Элиста,1980.- 129 с.

78. Муутян Иещэ. Шар богшада. Элст, 1992. - 46 с.

79. Муутян Иещэ. ввкнрин улдэснэс. Элст, 1994. - 72 с.

80. Мушаев В. Н. Проблемы изучения синтаксиса калмыцкого разговорного языка // Исследования по синтаксису монгольских языков. -Улан-Удэ, 1990. С. 177 - 182.

81. Небольсин П. И. Очерки быта калмыков Хошоутовского улуса. -СПб., 1852.

82. Неклюдов С. Ю. Богатырская сказка. Тематический диапазон и сюжетная структура // Проблемы фольклора. М., 1975. - С. 82 - 88

83. Новиков Н. В. К художественной специфике восточнославянской волшебной сказки (начальные и заключительные формулы) // Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М.: Наука, 1979.-С. 19-43.

84. Номинханов Ц.-Д. Тибетские и санскритские лексическое элементы в калмыцком языке // Ученые записки КНИИЯЛИ. Вып. 5. - Сер. филол. - Элиста, 1967. - С. 155 - 160.

85. Одинцов В. В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1973. -103 с.

86. Омакаева Э. У., Манджиева Б. Б. Актуальные проблемы современного джангароведения // Монголоведение № 2. Элиста, 2003.-С. 26-39.

87. Очиров Н. О. Поездка в Александровский и Багацохуровский улусы астраханских калмыков // Отчет Известий Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии. Сер. 11. - № 2. - СПб., 1913. - Оттиск 23 с.

88. Очиров У. У. Деепричастные обороты // Глагол и отглагольные формы современного калмыцкого языка. Элиста, 1979. - С. 89 -119.

89. Очиров У. У. Семасиология причастной конструкции в героическом эпосе «Джангар» // «Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов. Материалы Всесоюзной научной конференции. М.: Наука, 1980. - С. 316 - 324.

90. Очир-Гаряев В. Э. Калмыцко-немецкие этнокультурные связи // Вестник КИГИ РАН. № 16. - Элиста, 2001. - С. 281 - 284.

91. Очир-Гаряев В. Э. О заимствовании русизмов говорами калмыцкого языка на ранних этапах русско-калмыцких контактов // Диалектная лексика в монгольских языках. Улан-Удэ, 1987. - С. 135 -149.

92. Очир-Гаряев В. Э. Топонимическое пространство «Джангара» // Проблемы современного джангароведения (Материалы Республиканской научно-практической конференции, посвященной 75-летию проф. А. Ш. Кичикова). Книга вторая. - Элиста, 1997. -С. 20-21.

93. Очир-Гаряев В. Э. Изобразительные слова в современном калмыцком языке // Вопросы теоретической грамматики калмыцкого языка, Элиста, 2002. - С. 148 - 158.

94. Очир-Гаряев В. Э. Мецгн эврэ тоота болдг // Теегин Герл. № 6. -2001.-С. 102- 103.

95. Очир-Гаряев В.Э. Междометия калмыцкого языка // Исследования по лексике калмыцкого языка. Элиста, 1982. - С. 89 - 101.

96. Павлов Д. А. Развитие дифтонгов в монофтонги в калмыцком языке // Исследования по восточной филологии. М.: Наука, 1974. - С. 218 -225.

97. Петросян А. А. История народа и его эпос. М.: Наука, 1982. - 216 с.

98. Ю4.Позднеев А. М. Калмыцкие народные сказки в подлинном калмыцком тексте. СПб, 1892. - 150 с.

99. Померанцева Э. В. Русская народная сказка. М.: Изд.во АН СССР, 1963.- 128 с.

100. Попов А. Грамматика калмыцкого языка. Казань, 1847. - 410 с.

101. Принципы текстологического изучения фольклора. / отв. ред. Б.Н. Путилов /. М. - Л, 1966. - 268 с.

102. Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М.: Наука, 1976. -325 с.

103. Пропп В. Я. Морфология сказки. М, 1969. - 169 с.

104. Пропп В. Я. Русская сказка. М, 2000. - 335 с.

105. Пюрбеев Г. Ц. Историко-сопоставительные исследования по грамматике монгольских языков. Синтаксис словосочетания. М, 1993.- 303 с.

106. Пюрбеев Г. Ц. Толковый словарь традиционного быта калмыков. -Элиста, 1996,- 175 с.

107. Радлов В.В. Образцы народной литературы тюркских племен. -СПб, 1866-1907.Ч.1-10.Ч.1. Поднаречия Алтая:алтайцев, телеутов, черновых и лебеденских татар, шорцев, саянцев. СПб, 1866.XXIV. 420с.

108. Рассадин В. И. Тюркские лексические элементы в калмыцком языке // Этнические и историко-культурные связи монгольских народов. -Улан-Удэ, 1983.-С. 78-89.

109. Ринчин Б. Монгол бичгийн хэлний зуй. Улаанбаатар, 1967. - 248 с.

110. Рошияну Н. Традиционные формулы сказки (на материале румынского и восточнославянского фольклора). М., 1974. - 216 с.

111. Русско-калмыцкий словарь. М., 1964. - 803 с.

112. Сангаджиева Н. Б. Поэтика фольклорных жанров. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1998.- 128 с.

113. Санжеев Г. Д. Сравнительная грамматика монгольских языков. М., 1953.-237 с.

114. Санжеев Г. Д. Сравнительная грамматика монгольских языков. Глагол.-М., 1963.-266 с.

115. Сарангов В. Т. Калмыцкое народное поэтическое творчество. Сказки: Учебное пособие. Элиста, 1998. - 70 с.

116. Сусеева Д. А. Письма хана Аюки и его современников (1714-1724): опыт лингво-социологического исследования. Элиста, 2003. - 456 с.

117. Тарланов З.К. Актуальные вопросы изучения языка русского фольклора // Филологические науки. М.: Высшая школа, 1988. - № 2.-С. 14-19.

118. Тимофеев Л. И., Тураев С. В. Краткий словарь литературоведческих терминов, М.: Просвещение, 1978. - 223 с.

119. Тодаева Б. X. Значение и функции падежей в калмыцком языке // Записки Калмыцкого НИИЯЛИ. Вып. 1. - Элиста, 1960. - С. 163 -190.

120. Тодаева Б. X. Опыт лингвистического исследования эпоса «Джангар». Элиста, 1977. - 529 с.

121. Тодаева Б. X. О некоторых особенностях морфологии эпоса «Джангар» // «Джангар» и проблемы эпического творчества тюркомонгольских народов (Материалы Всесоюзной научной конференции). М.: Наука, 1980. - С. 334 - 341

122. Трофимова С. М. Именные части речи в монгольских языках (семантико-функциональный аспект). Автореф. дисс. доктора филол. наук.-М„ 2001.-74 с.

123. Убушаев Н. Н. Фонетика торгутского говора калмыцкого языка. -Элиста, 1979,- 194 с.

124. Убушаев Н. Н. Диалектная система калмыцкого языка. Элиста, 2006.-255 с.

125. Убушиева Б. Э. Вопросы синтаксиса диалогической речи в монгольских языках // V Международный конгресс монголоведов. Доклады советской делегации. Т. 2. - Филология. - М., 1987.-С. 149- 156.

126. Уланов А. И. О проблемах изучения улигеров // Традиционный фольклор бурят. Улан-Удэ, 1980. - С. 47-50.

127. Фоняков Илья. А ведь есть еще проза! // Литературная газета, 6 ноября 1985, №45.

128. Хазуев Н. А. Лексико-семантическая характеристика тибетских заимствований в бурятском языке // Исследования по бурятской филологии. Улан-Удэ, 1978. - С. 56 - 67.

129. Хальмг туульс. I боть. Элст, 1960. - 220 с.

130. Хальмг туульс. IV боть. Элст, 1974. - 263 с.

131. Хальмг туульс. Элст, 1979. - 158 с.

132. Хальмг туульс. II боть. Элст, 1968. - 267 с.

133. Хальмг фольклор. Элст, 1941. - 466 с.

134. НЗ.Харчевникова Р. П. К вопросу о семантико-грамматическом статусе причастий в монгольских языках (на материале калмыцкого языка) // Вестник КИГИ РАН. Вып. 18. - Элиста, 2003. - С. 117 - 132.

135. Хроленко А.Т. Семантическая структура фольклорного слова // Русский фольклор XIX в. Вопросы теории фольклора. Л.: Наука, 1979.-С. 47-56.

136. Хусаинов К. Ш. О причинах количественного различия звукоизобразительных слов в разносистемных языках // Проблемы этимологии тюркских языков. Алма-Ата, 1990. - С. 158- 163.

137. Цыдендамбаев Ц. Б. Литературный язык и язык художественной литературы // Язык художественной литературы Бурятии. Улан-Удэ, 1982. - С. 3 - 19.

138. Цыренов Б. Д. Язык бурятских народных сказок. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 2001. - 23 с.

139. Цэдэндамба Ц. Грамматическая характеристика причастий и их структурно-семантические особенности в современном монгольском языке (в сопоставлении с причастиями русского языка). Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1970. - 24 с.

140. Чернышев В. А. Звукоподражательные глаголы хинди // Индийская и иранская филология. М., 1964. - С. 46 - 57.

141. Чимитдоржиев Ш. Б. Россия и Монголия. М.: Наука, 1987. - 239 с.

142. Ш.Шагдаров Л. Д. Изобразительные слова в современном бурятскомязыке. Улан-Удэ, 1962. - 149 с.

143. Шараева Т. И. К проблеме изучения маркеров рода: символика и функции «елгц» // Монголоведение № 2. Элиста, 2003. - С. 265 -272.

144. Шевернина 3. В. О сослагательном наклонении в современном монгольском языке II Исследования по восточной филологии. М.: Наука, 1974.-С. 319-331.

145. Щербак A.M. Введение в сравнительное изучение тюркских языков. -СПб.: Наука, 1994.- 192 с.

146. Эрдниев У. Э. Калмыки. Историко-этнографические очерки. -Элиста, 1985.-282 с.

147. Bergman B. Nomadische Streiferien unter den Kalmücken. Riga, 18041805.

148. Bordzanova Tamara. Kalmückische Märchen in «EM». Berlin - New York, 1994. Band 7. Lieferung 4/5. - S. 898-903.

149. Märchen der Kalmücken. Hrgs. und übersetzt von Helena Dshambinova. -Frankfurt am Main, 1993.- 144 s.

150. Ramstedt G.J. Kalmückische märchen. Helsingfors, 1909. - 237 s.

151. Ramstedt G. J. Kalmückische Sprachproben, gesammelt und hrsg. von Ramstedt G. .1, 1-2 Teil. Helsingfors, 1909-1919.-241 s.

152. Ramstedt G. J. Kalmückisches Wörterbuch. Helsinki, 1976. - 560 s.

153. Julg B. Kalmückische Märchen. Leipzig, 1866. - 69 s.