автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Языковая концептуализация феномена счастья в русской и адыгской лингвокультурах

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковая концептуализация феномена счастья в русской и адыгской лингвокультурах"

На правах рукописи

Г

Арсланбай Гошнаг Шабановна

ЯЗЫКОВАЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ФЕНОМЕНА СЧАСТЬЯ В РУССКОЙ И АДЫГСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ

10.02.02 - языки народов Российской Федерации (кавказские языки) 10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 7 И!СН 2015

005570100

Майкоп — 2015

005570100

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Адыгейский государственный университет»

Научный руководитель:

Хачмафова Зайнета Руслановна,

доктор филологических наук, доцент

Официальные оппоненты:

Буянова Людмила Юрьевна,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Кубанский государственный университет» / кафедра общего и славянорусского языкознания, профессор

Кимов Рашад Султанович,

доктор филологических наук, профессор, ФГБОУ ВПО «Кабардино-Балкарский государственный университет имени Х.М. Бербекова» / кафедра английского языка, заведующий кафедрой

Ведущая организация:

ФГБНУ «Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований»

Защита состоится « 2015 года в 10.00 часов на заседании

диссертационного совета Д 212.001.09 по филологическим наукам при ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» по адресу: 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Первомайская, 208, конференц-зал.

С текстом диссертации можно ознакомиться в научной библиотеке им. Д.А. Ашхамафа ФГБОУ ВПО «Адыгейский государственный университет» по адресу: 385000, Республика Адыгея, г. Майкоп, ул. Пионерская, 260 и на сайте университета: http://www.adygnet.ru.

Автореферат разослан «/$» ^М&А—2015 г.

Учёный секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук,

Доцент - А.Ю.Баранова

ВВЕДЕНИЕ

Современная лингвистика характеризуется повышенным интересом к проблемам исследования взаимосвязи языка и культуры, языка и этноса, языка и менталитета, а также реконструкции и сопоставления языковых национальных картин мира как отражения мировоззренческих и ментальных установок носителей языка. В философии, культурологии, лингвистике, лингвокультурологии наметилась антропоцентрическая тенденция, предполагающая более полное изучение человека: его природы, внешности, внутреннего мира, мировоззрения и т.д. Среди различных смежных дисциплин, изучающих вопросы взаимодействия языка, культуры и мышления, выделяется лингвокультурная концептология. В ее рамках проводится и наше исследование, посвященное изучению особенностей языковой репрезентации феномена счастья в русской и адыгской лингвокультурах.

В лингвистической науке в начале XXI в. активизировались исследования, в которых предприняты попытки системного осмысления и описания особенностей языковой концептуализации того или иного фрагмента мира (см.: «Языковая концептуализация социума (на материале английских дидактических текстов)» В.А. Рыбниковой 2001; «Языковая концептуализация любви: лингвокультурный аспект» О.Н. Аль Каттан 2003; «Языковая концептуализация сферы предпринимательства и бизнеса (на материале русского и английского языков)» A.B. Жандаровой 2004; «Русский фразеологизм как ментально-когнитивное средство языковой концептуализации сферы моральных качеств личности» Л.Ю. Буяновой, Е.Г. Коваленко 2004; «Концептуализация интеллектуальных характеристик человека (на материале русского и английского языков)» A.B. Крюкова 2005; «Морально-нравственная сфера как объект и результат языковой концептуализации: лингвокультурный и когнитивный аспекты» А.Р. Ерошенко 2006; «Языковая концептуализация души (на материале русского, английского и кабардино-черкесского языков)» Л.М. Дзугановой 2008; «Языковая репрезентация феномена игры в адыгской и английской лингвокультурах» К.С. Ахаминовой 2010; «Репрезентация концептуализированного понятия «TEATP/THEATRE» в русской и английской языковых картинах мира» С.А. Калининой 2014 и др.).

Следует также отметить лингвокультурологические исследования филологов, посвященные лингвистической репрезентации понятия «счастье» (см. «Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа» С.Г. Воркачева 2002; «Аксиологический смысл концепта "счастье" в лингвокультуре» И.С. Гаврилова 2003; «Лингвоэтическая картина мира: концепты "Счастье" и "Блаженство" как семантические дуплеты» О.М. Михайленко 2006; «Концепты "счастье" — "несчастье" в лингвокультурном содержании русских пословиц» И.Б. Русаковой 2007; «Лингвокультурный концепт "счастье" в калмыцком и английском языках» Д.Д. Лагаевой 2009; «Вербализация

концепта "счастье" в татарском и английском языках (на примерах благожеланий)» Г. А. Бакировой 2011; «Особенности языковой репрезентации русского концепта "счастье" (с позиции носителя вьетнамской культуры)» JTE Минь Нгок 2011; «Своеобразие концепта "счастье" в японской лингвокультуре» H.H. Изотовой 2012 и др.).

Актуальность диссертационного исследования обусловлена необходимостью изучения особенностей языковой концептуализации феномена счастья, его значения в формировании и развитии менталитета русского и адыгского этносов в целом, а также недостаточностью существующих работ по описанию и анализу концепта «счастье» в адыгской лингвокультуре. Анализ данного концепта проводится в контексте философских, психологических, национально-культурных исследований. Актуальным для теории языка является изучение феномена счастья в плане выявления и установления лингвокультурных, аксиологических, лексико-семантических аспектов концепта «счастье» в разносистемных языках, что отражает как общие, так и этноспецифичные культурно-исторические особенности формирования национальных картин мира.

В основу данной диссертационной работы положена следующая гипотеза: языковая концептуализация феномена счастья в русской и адыгской языковых картинах мира представляет собой сложный процесс образования ментально-вербальных единиц эмоционально-концептуальной картины мира данных лингвокультур, отражающих важнейшие категории и установки мировоззрения этих народов. Специфичные признаки одноименного лингвокультурного концепта выражают своеобразие национального менталитета и мировосприятия.

Объектом настоящего исследования являются языковые единицы различных уровней, эксплицирующие семантику и культурные смыслы концепта «счастье» в русской и адыгской лингвокультурах.

Предмет изучения — общие и дифференциальные признаки концепта «счастье» и способы его репрезентации в русской и адыгской языковых картинах мира

Материалом исследования послужили данные сплошной выборки из этимологических, толковых, двуязычных, синонимических и фразеологических словарей русского, адыгейского и кабардино-черкесского языков, а также из текстов фольклорных и современных песен, содержащих базовые лексемы и их дериваты, посредством которых концептуализируется феномен счастья. Объём картотеки выборки включает более 2000 языковых единиц и конструкций.

Цель исследования состоит в описании лингвокультурологических особенностей языковой концептуализации феномена счастья в русской и адыгской языковых картинам мира.

В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие задачи:

1) на основе дефиниционного, лексико-семантического и фразеологического анализа языкового материала определить особенности

репрезентации феномена счастья и выявить его концептосферу в русской и адыгской лингвокультурах;

2) исследовать понятийные, образные, аксиологические характеристики концепта «счастье» в русском, адыгейском и кабардино-черкесском языках;

3) проанализировать особенности репрезентации концепта «счастье» во фразеологии и в текстовом пространстве песенного дискурса;

4) установить и описать культурно-универсальные и национально-специфические особенности объективации концепта «счастье» в русской и адыгской лингвокультурах.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Языковая концептуализация счастья в русской и адыгской лингвокультурах представляет собой процесс образования сложного многокомпонентного феномена в результате опыта интроспекции соответствующих этносов. Результатом данного процесса является концепт «счастье» как ментально-вербальное образование, фрагмент лингвоаксиологической картины мира.

2. Концепт «счастье» в рассматриваемых лингвокультурах представляет собой сложное смысловое образование, в составе которого выделяются образные, понятийные и ценностные характеристики, формирующие аксиологические, образные и поведенческие составляющие менталитета носителей русского, адыгейского и кабардино-черкесского языков. Понятийная и ценностная составляющие данного концепта в основном совпадают в русской и адыгской языковых картинах мира, в то время как его образная составляющая обнаруживает ряд отличий.

3. Лексико-семантическая экспликация концепта «счастье» во фразеологии и в текстовом пространстве песенного дискурса в синхронии и диахронии способствует выявлению специфики процессов языковой концептуализации данного феномена и определению его культурной многоплановости в русской и адыгской лингвокультурах.

4. Специфика языковой концептуализации феномена счастья в русской и адыгской лингвокультурах позволяет установить универсальные и характерные особенности его репрезентации в соответствующих языковых картинах мира, обусловленные национально-культурными особенностями формирования этнокультурного языкового сознания и менталитета.

Теоретико-методологическую базу исследования составляют идеи и положения известных учёных, изложенные в трудах по следующим научным направлениям:

• по когнитивной лингвистике (Н.Ф. Алефиренко, А.П. Бабушкин, H.H. Болдырев, А. Вежбицкая, В.З. Демьянков, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Ю.С. Степанов и др.);

• по философии языка и семантике (Н.Д. Арутюнова, Ю.Д. Апресян, В. фон Гумбольдт, М. Хайдегтер, Л.О. Чернейко и др.)

• по лингвокультурологии (Л.Ю. Буянова, В.В. Красных, В.И. Карасик, В.В. Колесов, В.Г. Костомаров, Ю.Е. Прохоров, В.Н. Телия, С.Г. Тер-Минасова, А.Ш. Трахова и др.)

• по лингвоконцептологии (А. Вежбицкая, Ю.С. Степанов, С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, H.A. Красавский, С.Х. Ляпин, В.А. Маслова, Г.Г., М.В. Пименова, Г.Г. Слышкин и др.);

• по проблемам адыговедения и адыгской филологии (Б.Х. Бгажноков, Б.М. Берсиров, З.Х. Бижева, З.У. Блягоз, Х.М. Казанов, Ю.А. Тхаркахо, Р.Б. Унарокова и др.)

В работе использовались следующие научные методы исследования: описательный метод в качестве основного; концептуальный анализ для выявления признаков, характеризующих концепт; метод наблюдения, сравнения и обобщения — при отборе практического материала из лексикографических источников и его изучении и систематизации; структурно-семантический анализ - при исследовании структуры и семантики лексических единиц, репрезентирующих концепт «счастье/ насып»); дефиниционный, компонентный анализ — при работе с лексикографическими источниками, интерпретационный и контекстологический анализ — при рассмотрении текстового материала.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка определения специфики языковой концептуализации феномена счастья как в дискурсе фольклорной и современной песни, так и средствами лексико-фразеологических единиц в двух лингвокультурах -русской и адыгской. Для адыгских языков новым является не только выбранный ракурс исследования, но и сам концепт «счастье», который впервые становится предметом научного монографического лингвокультурологического изучения. Результаты проведенного исследования расширили представления о вербально-содержательной структуре данного концепта в адыгской языковой картине мира, дополнили знания о специфике адыгского менталитета. В результате применения комплексного подхода к изучению лингвокультурного концепта «счастье» определено содержание данного концепта и его место в концептосфере русского и адыгских языков, выявлены и описаны универсальные и национально-специфические характеристики концепта «счастье» в двух лингвокультурах.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в развитие лингвокультурологии и лингвоконцептологии, расширяет научное представление о формировании национальной картины мира, национального языкового сознания. Работа создает перспективу для исследования специфики способов языковой концептуализации действительности в разных языках.

Практическая ценность работы определяется тем, что основные положения и результаты диссертации могут найти применение в практике

преподавания вузовских курсов по теории языка, лингвокультурологии и теории межкультурной коммуникации, а также по лексикологии и страноведению русского, адыгейского и кабардино-черкесского языков. Результаты исследования могут использоваться также на занятиях по русскому, адыгейскому и кабардино-черкесскому языкам как иностранным.

Относительно возможности использования в работе термина «адыгский язык» следует отметить: в различных адыговедческих научных изысканиях (философских, культурологических, этнографических, фольклористических, литературоведческих) принят и широко используется термин «адыгский», тогда как в большинстве случаев языковеды пользуются двумя терминами -«адыгейский» и «кабардино-черкесский» языки. Адыгейцы (представители абадзехского, бжедугского, темиргоевского, шапсугского субэтносов Республики Адыгея и диаспоры) и кабардинцы, в том числе бесленеевцы, черкесы (жители Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии) являются единым народом с общей культурой и историей. На существование общеадыгского языка с двумя разновидностями (верхнеадыгское и нижнеадыгское наречия), по мнению Б.М. Берсирова, указывают как экстралингвистические факторы (самоидентификация народа как адыгэ и своего языка как адыгабзэ, общие традиции и нравственные ценности (адыгэ хабзэ, адыгагъэ), регулирующие общественную, семейную жизнь и поведение отдельных людей), так и интралингвистические факторы (лексический - свыше 90% совпадений двух наречий, грамматический — морфология адыгейского и кабардино-черкесского языков почти идентичны, фонетико-фонологический - при имеющемся различии в области звукового состава у двух наречий регулярные звуковые соответствия между ними обеспечивают взаимопонимание субэтносов) (Берсиров 2011: 10). К вышесказанному следует добавить, что в связи с тем, что иллюстративный материал взят из адыгейского и кабардино-черкесского языков, а также, что объект и предмет исследования являются общими для обоих языков, в работе принят термин «адыгский язык» вместо «адыгейский и кабардино-черкесский языки». При необходимости дифференциации в тексте работы даются ссылки.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на кафедре общего языкознания Адыгейского государственного университета. Результаты и выводы исследования были представлены также на всероссийских и международных научных и научно-практических семинарах и конференциях: «Хабзэ и этническая перспектива адыгов» (Майкоп 2012), ««Сохранение черкесского фольклора, культуры и языка» (Черкесск 2014), «Адыги: взаимодействие и взаимообусловленность традиционной и профессиональной культуры» (Майкоп 2014), «Филология и культурология: современные проблемы и перспективы развития» (Махачкала 2014), «Гуманистические традиции в культуре и литературе народов Кавказа» (Нальчик 2015), «Языки и литературы в поликультурном

пространстве современной России» (Карачаевск 2015), «Язык, этнос, культура» (Архыз 2015), «Филология и культурология. Актуальные научные исследования. Теория, практика» (Познань 2015). По теме диссертации опубликовано 12 работ, в том числе 4 статьи в изданиях из перечня ВАК Минобрануки России.

Структура работы. Диссертации состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность и устанавливается степень разработанности проблемы, определяются цель, задачи, материал и методы анализа, раскрываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Проблема концептуализации в современном языкознании и основные подходы к ее решению» рассматриваются научные подходы к изучению языковой концептуализации как способа формирования языковой и национальной картин мира, определяется роль лингвокультурного концепта в экспликации языковой картины мира, раскрывается методика концептуального анализа феномена счастья в русской и адыгской лингвокультурах. Понятие языковой концептуализации в диссертации соотносится с такими понятиями, как «язык», «мышление», «концепт», «языковая картина мира», «концептуальная картина мира», «национальная картина мира», «образ мира».

В современной лингвистической науке понятие языковой концептуализации трактуется по-разному. Языковая концептуализация - это «совокупность приемов семантического представления плана содержания лексических единиц» (Воркачев 2002: 84), «живой процесс рождения новых смыслов» (Кубрякова и др. 1996: 93), «преломление в сознании человека окружающего его мира, существующих в последнем объектов, действий, состояний, связей и отношений между ними» (Залевская 1999: 5).

Языковая концептуализация как метод концептологии представляет собой «множество аналитических приемов, операций и процедур, используемых при исследовании и описании процессов познавательной деятельности человека, заключающихся в осмыслении и интерпретации поступающей к нему информации о том или ином фрагменте мира/познания и приводящей к образованию концептов и концептуальных систем посредством языковых единиц разных системных уровней» (Буянова, Коваленко 2012: 51).

В процессе концептуализации появляются новые кванты знания, интерпретируются (усложняются или упрощаются) уже известные факты, переосмысляется их ценность. По этой причине можно утверждать, что «особым продуктом концептуализации может быть культурное, т.е. аксиологически-релевантное для той или иной лингвокультурной общности знание» (Красных 2002: 50).

Поскольку каждый носитель языка одновременно является и носителем культуры, то языковые знаки приобретают способность выполнять функцию знаков культуры и тем самым служат средством представления основных установок культуры. Именно поэтому язык способен отображать культурно-национальную ментальность его носителей, «он формирует человека, определяет его поведение, образ жизни, мировоззрение, менталитет, национальный характер, идеологию» (Тер-Минасова 2000: 134). Как каждый язык, так и каждая культура, имеет в своем распоряжении специфический аппарат символов, свойственных тому, или иному культурному обществу. Таким образом, в неразрывной связи находятся язык и мышление, язык и поведение, язык и культура. И не только язык и мышление, но и язык и культура становятся неразрывным целым. Тем самым язык превращается в средство передачи сведений об окружающем мире, приспособляемое или уже приспособленное говорящим к определенным коммуникативным целям.

Языковая картина мира (мир, представленный средствами языка) предполагает установление различий. Однако язык не только различает, но и отождествляет, что в свою очередь позволяет искать и находить в различных ЯКМ универсальное и этнически специфичное. Особенности каждого из них выявляются при сопоставлении разных лингвокультур (Бижева 2003: 34).

Концепт «выступает той когнитивно-ментальной структурой языка, в которой наиболее выпукло проявляется этнокультурная специфика мировосприятия и принципов мироустройства» (Буянова 2010: 18). Определяя концепты как культурные первичные образования, выражающие объективное содержание слов и имеющие смысл, В.И Карасик утверждает, что они «транслируются в различные сферы бытия человека, в частности, в сферы понятийного, образного и деятельностного освоения мира» (Карасик 2004: 102). Вслед за С.Г. Воркачевым, мы признаем основными характеристиками лингвокультурного концепта: 1) многомерность как следствие его синтетизма — наличие семантически разнородных составляющих; 2) иерархичность, системная зависимость признаков; 3) этноспецифичность (Воркачев 2014: 18).

Рассматриваемый нами феномен счастья в двух лингвокультурах изучается с использованием разнообразного языкового и культурно-языкового материала. Это позволяет обрисовать одноименный концепт и с определенной степенью точности его структурировать, вычленяя множество наиболее характерных признаков. Наше исследование основано на концепции структуры концепта, разработанной З.Д. Поповой и И.А. Стерниным, которые выделяют три базовых компонента (элемента) — образ, информационное содержание и интерпретационное поле. По словам данных лингвистов, чувственный образ лежит в основе ядра концепта, который кодирует концепт, формируя единицу универсального предметного кода (Попова, Стернин 2007: 106).

Концептуальный анализ позволяет выявить структуру концепта, раскрыть его сущность, определить общие и дифференциальные признаки

лингвокультурных сообществ. Исследование особенностей языковой концептуализации феномена счастья проводится комплексно: сочетаются методы синхронического анализа с элементами диахронического анализа.

Во второй главе «Репрезентация концепта «счастье» в русской и адыгской лингвокультурах» рассматриваются лексикографические особенности представления номинаций концепта «счастье» в русском и адыгском языках, описываются способы репрезентации концепта «счастье» во фразеологической системе исследуемых языков.

Счастье является одной из фундаментальных культурных универсалий бытия, а концепт «счастье» относится к числу базовых концептов национальной культуры. Феномен счастья является одним из доминирующих в исследуемых лингвокультурах - русской и адыгской. Его вербальное представление в двух языках имеет широкое толкование. Исследование лексикографической представленности номинации счастья/насып на материале русских и адыгских словарей свидетельствует и о сходстве, и о различиях её концептуализации в данных языковых картинах мира, что отражает универсальное и уникальное в процессах категоризации и языковой концептуализации мира в русской и адыгской лингвокультурах.

Слово счастье в русском языке имеет тот же корень, что и слово часть. Счастье — это выпавшая человеку хорошая доля, часть, благоприятный жребий. В славянской мифологии воплощением счастья выступала доля. По М.Р. Фасмеру, слово «счастье» образовано от древнеиндийского слова *с?з1ь - «часть» и приставки Би - «хороший» (хороший удел). Указываются также аналоги в других языках: церковнославянском — съчАстьнъ (причастный); чешском — §1сз1[ (счастье); украинском — щаютя; польском — Бгсг^ае; словацком — вМаБЙе. Получается, что счастье (с + часть) — это совокупность каких-то жизненно важных для человека частей. Человек не может иметь абсолютно всё, так устроена жизнь. Он может обладать только какими-то частями земных благ, и эти части могут быть больше или меньше, чем у других. Это могут быть прожитые годы, здоровье, любовь, семья, близкие, друзья, различные материальные ценности и так далее (Фасмер 2005: 854). По лексикографическим данным, в русском языке счастье интерпретируется главным образом как «благосклонность судьбы», «состояние полного, высшего удовлетворения», «успех, удача во всем», «везение». Лексико-семантическое поле концепта «счастье» в русской языковой картине мира имеет ядро, околоядерную зону и периферию, которые выделены на основе частотности употребления. Данное поле включает 8 лексико-семантических групп: 1) судьба-, 2) радость; 3) удача; 4) благосостояние; 5) блаженство; 6) благоденствие; 7) победа; 8) семейное счастье.

Лингвистическое представление об образе счастья, вербализованное номинантом насып, находит свое отражение в языковой картине мира адыгов. Как свидетельствует адыгский этимологический словарь (сост. А. Шагиров),

слово насып не является исконно адыгским словом, а заимствовано из арабского: nasib, и как корень русского счастья, означает - доля, часть. За лексемой насып закреплены также значения счастье, судьба, участь (Шагиров 1977: 274). Заимствованы также некоторые периферийные лексемы, являющиеся синонимами лексемы насып, такие, как хъяр (араб.: hair) в значении радостное событие/ добро/ польза, огъурлы (тюрк.: ogurlu) — приносящий счастье/ добро/ благополучие. Такое положение, на наш взгляд, косвенно указывает на то, что в эмоциональной языковой картине мира адыгов концепт насып находится не в самом центре миропонимания, как л1ыгьэ/ мужество или ш1у/ добро. Он больше явление личностного плана, нежели общенародного. Хотя в адыгском языке функционируют единичные метафорические фраземы типа «адыгэм инасып ек1отэхыгъ» (счастье адыгов скатилось за [горизонт]), «адыгэр насыпынчъ» (адыг несчастный [народ]), «насыпынчъэу зэман бзаджэм тыкъалъфи» (несчастными нас в жестокое время родили - из песни-сетования «Сэрмафэ» периода Кавказской войны). По миропониманию адыгов, насып!счастье — подарок судьбы, за нее не следует умирать или проливать кровь. Оно, счастье, недолговечно (так же, как в русской лингвокультуре). Но если оно случилось, соответственно, следует принять с благодарностью и беречь, прося Всевышнего о продлении. По этому поводу адыги говорят: «насып к1ыхьэ Тхьэм къыует» — счастье да продлит тебе Бог.

Слово насып характеризуется широким спектром семантических смыслов, отражающих национально-специфическое понимание данного понятия в адыгской лингвокультуре: насып (предначертано): насып и1эмэ (доел.: если есть счастье); инасып хэлъ (доел.: его счастье находится [в нем]) — везет; уинасып кьыстек1уагъ (доел.: твое счастье/удача победило меня); уинасып зыхэльыр бгъотын — найдешь то, в чем заключено твое счастье/то, что предначертано судьбой; инасып хэлъэу кьыч1эк1ыгъ — оказалось, что в этом его счастье; насыпыр 1эмыч1эм илъэп (счастье не в руках [находится]); ащ нахь насып щы!эп — большего счастья нет, чем это; ышъхьэ илъыр ыш1эу зи щы1эп — никто не знает, что ожидает его; тхьэм къыфигъэшъошагъ/ къыритыгъ/ къыфиш1агъ — Бог удостоил / ниспослал/ сделал возможным. Слово насып со значением выйти замуж/жениться репрезентируется такими фраземами, как: насыпэгъу зэфэхъугьэх — поженились; насыпэу фэхъугъэр/къыфыкъок1ыгьэр (доел.: тот, который составил/а счастье); янасып зэхэлъ/ зэхэлъэп — им суждено/ не суждено быть вместе в значении женаты/разошлись', янасып къутагъэ — их счастье разрушилось/ разошлись и др.

Анализ языковых средств, объективирующих исследуемый концепт в адыгском языке, позволил выделить компонент насып как ядерное слово. Выявлено 6 лексико-семантических групп: 1) насып/судьба, напр., нат1эм итхагъ (предначертано); 2) гъоты/удача, напр., инасып къыхьын/ къыубытын (доел.: его счастье принесло удачу/ успех, повезло, удача улыбнулась); 3) тхъагъо/блаженство, напр., тхъэгъо зэпымычыжь /

мыухыжь (нескончаемая радость); 4) гуш1уагъо/радость, напр., гуш1о (радость), хъяр (радость/ торжество), мэфэк1 (праздник), чэф (веселье), гухахъу (приподнятый дух), гцхы (радостный смех); 5) ш1угъо/благосостояние, напр., ш1у (добро); ш1оу/ ш1угъоу щы1эр (все доброе, что есть), ш1угъо-хъярыгъу (счастье); 6) мафэ/счастье приносящее, напр., мафэ хьун (на счастье), гъогу маф (счастливого пути). Наибольшее количество лексем относится к лексико-семантической группе гуш1уагъо (радость), за ним следует насып (судьба), ш 1угъо (благосостояние) и тхъагъо (блаженство). Самое меньшее количество лексем составила гъоты (удача). В структуре дефиниционной репрезентации концепта «счастье» центральную позицию занимает не ядерная лексема насып (счастье), а гуш1уагъо (радость) из приядерной зоны. Это говорит о том, что в эмоциональной концептосфере адыгов счастье ассоциируется с радостью.

Любая языковая картина мира наиболее адекватно репрезентируется во фразеологическом фонде, в котором объективируются самые характерные смыслы, этноспецифические представления о явлениях действительности. Во фразеологии отражается ценностная картина мира этноса, особенности национальной морально-нравственной сферы. Согласимся с утверждением, что «когнитивным потенциалом любого лексико-фразеологического массива называется общая совокупность запечатленных в словах и фразеологических единицах сведений, отражающих своеобразие истории, быта, культуры, национальной психологии народа, говорящего на данном языке» (Трахова 2007: 132). В пословицах и поговорках отразилась жизнь народа во всем ее многообразии: сложный комплекс явлений традиционной культуры и истории адыгов - древнейшие представления и взгляды, элементы обрядов и ритуалов, социальных норм и институтов. В них проявлена, как подмечено Л. Гутовой, «основная тенденция народного миропонимания - стремление к гармонии с изменяющимся миром» (Гутова 2011: 30).

Фразеологизмы и паремии, формирующие концепт «счастье» в русской языковой картине мира, представлены следующими лексико-семантическими группами: 1) счастье (счастья алтыном не купишь; кузнец счастья; счастье — не лошадь: не везет по прямой дорожке и др.); 2) судьба {избранник судьбы; ирония судьбы; от счастья не бегут, счастье догоняют; счастье придет — и на печи найдет и др.); 3) благосостояние (кто нужды не видал, и счастья не знает; у кого хлебушко, у того и счастье; где нет доли, тут и счастье невелико); 4) благоденствие (счастье — вешнее ведро; час в добре поживешь, все горе забудешь и др.); 5) радость {кто в радости живёт, того и кручина не берет и др.); 6) победа {великая победа, пик победы и др.); 7) успех {добиться успеха, желать удачи и др.).

Наибольшее число фразеологических единиц, репрезентирующих концепт «счастье» в адыгской языковой картине мира, составляют слова с приядерной лексемой гуш1уагъо (радость): ыгу кьигуш1ук1ын (радостью/счастьем переполнено сердце), гуш1уапк!э къысэт (заплати за радостную весть — требование предъявляемое адресату вести), гуш1опсыр

ынэгу къык1ехы (радостью/счастьем лицо залито) и др. Тхъагъо (благо/блаженство) в оценочном значении представлен следующими ФЕ: щы!эк1э/ дунай тхъагъо и1 (жизнь счастливую имеет), тхъагъо хэнрэп (благами/счастьем не обделен); нартми зы мэфэ тхъагъо къяк1у - и у нартов бывает один счастливый день (ср.: в русской ЯКМ - счастливчик рождается под счастливой звездой, в рубашке, с серебряной ложкой во рту). Если вышеперечисленные ФЕ определяют эмоциональное состояние, то лексические сочетания ш1угъо (благополучие/благосостояние) и гъоты (удача/достаток) репрезентируют материальный статус социальной жизни человека: гъот и!эу щы1эн (быть благополучным), тхьэр етагъэу щы1 (живет богом одаренный), бзыу къуае нэмык! зыщыкЬрэ щы!эп (кроме птичьего сыра, недостатка не ведает), гук!э зыфаем 1эк1э лъыЬсэу щы1эн (жить так, чтобы доставать руками сердцу желаемое). Мафэ, в значении доброе/светлое. В основном она является компонентом в словообразовательной модели формул благопожеланий, таких, как гъогумаф\ - счастливого пути!; мафэкЬ тызэ1ок1! - пусть наша встреча окажется добрым знаком; жъышъхьэ мафэ охъу - старость твоя пусть окажется счастливой/доброй. Ш1у - данная лексема также является словообразовательным компонентом в коммуникативных формулах: уипчэдыжь / мафэ / пчыхъэ / чэщы ш!у (доброе -ый / утро/ день/ вечер/ ночь); ш1угъоу щы1эр къылэжьыгъ/ хъагъуэ-ф 1 ыгъуэ (каб.) (всяческие блага заработал); унэ ш!ук1э тхьэ егъаплъ (доел.: даст бог, глаза твои по-доброму откроются/ увидят) - в значении увидишь наконец-, унэиЦу къысщэф (доел.: твой добрый взгляд пусть на мне окраситься - используется как форма просьбы о снисхождении). Хъер/хъяр - в кабардино-черкесском словаре зафиксировано множество ФЕ с данной лексемой: хъер къэк1уэн (богатство привалило,), хъер къыпык1ын (приносить пользу, прибыль, доход чего-л.); хъер лъагъун (пожинать плоды чего-л.); хъер хэлъын (оказаться полезным); хъер хъун (быть прибыльным, доходным); хъяр хэлъы тхьа еш1 (пусть окажется счастливым - данная формула является ответом на сообщение благожелательной вести).

Во фразеологии отражены приметы и оценки: в русском языке - ковать счастье, великое счастье, счастье - что палка о двух концах; в адыгском -инасып къик!ын (счастье пришло/настигло), насыпыр 1ахьэ мыгощ (счастье -доля не делимая), насыпыр апчым фэд (счастье - что стекло), шъыпкъэныгъэр насыпыгъ (где истина, там и счастье).

Счастье может измеряться (показать свойство), однако в русском языке данный параметр актуализирован меньше, чем в адыгском языке. Например: в русском - большое счастье, счастье на одночасье/ на век-, в адыгской языковой картине мира - насыпышху (большое счастье); насып к!ыхь (длинное счастье); насып к1аку (короткое счастье); насып т!эк1у (совсем немого счастья); насып закъу (единственное счастье); насып зак1 (сплошное счастье), ук1ытэр насыпым ызыныкъу (стыд - половина счастья), жэр насыпым ык!элъэныкъу (рот/ язык - половина счастья), ихъяр мак1э.

игумэк1 бэ (радости мало, беспокойства много). Если в русской ЯКМ счастье ассоциируется с чем-то льющимся/текучим (счастье уплыло, расплескавшая счастье), в адыгской ЯКМ - оно, как что-то сыпучее, рассыпается (насыпыр зэхэтэкъуагъ - счастье разбивается), как стекло разбивается на части (инасып зэхэкъутагъ - его счастье рассыпалось).

Счастье в русской и адыгской ЯКМ чаще ассоциируется с предметами и явлениями из обыденной жизни (в русской - птица счастья, кузнец счастья, счастье навалилось, родился в рубашке, исключение составляет выражение на седьмом небе; в адыгской - с гостем (насыпыр хьак1э), с весной (гъатхэм насыпыщ1э къыдок1уэ), с богатством (былымыр насып), приход счастья сравнивается с шерстяной нитью (насыпыр къэк1он хъумэ, цы 1уданэм къещэ), а его уход может быть настолько тяжелым, что даже стальная цепь его не удержит (насыпыр к!ожьын зыхъук1э, гъуч! пшъэхъуми ыубытырэп).

Исследование позволило установить межконцептуальные связи: в русском языке: счастье - судьба; счастье - радость; счастье -благо/благополучие; счастье - добродетель; счастье - удача; в адыгском языке: насып - гуш1уагъо/чэфы/хъяр; насып - тхъагъо; насып - гъоты/унэн; насып - ш1угъо; насып - мафэ/огъурлы. Концепт «счастье» в русской фразеологии имеет следующие когнитивные признаки: судьба, блаженство, радость, успех, благосостояние и удача, в адыгской фразеологии: ш1угъо (благополучие/ благосостояние), гъоты (удача/достаток), напэ (честь), намыс (благопристойность), унэ (дом / семья), хьак!э (гость).

В третьей главе «Способы актуализации концепта «счастье» в песенном дискурсе» рассматриваются аспекты языковой репрезентации концепта «счастье» в текстах фольклорных и современных русских и адыгских песен.

Принимая за основу определение дискурса как «совокупности тематически родственных текстов с присущими им языковыми особенностями», что близко интерпретации В.Е. Чернявской (Чернявская 2006: 15) и Ю.С. Степанова (Степанов 2005: 144), песенный дискурс определяется в нашей работе как совокупность текстов песен, которые характеризуются специфическими тематическими, лексическими, синтаксическими и другими особенностями. Песенный дискурс понимается как родовое понятие относительно текстов современных, народных и авторских песен, которые характеризуются своеобразными речевыми особенностями и отражают «вероятный мир» русских и адыгов.

Песня, по определению В.И. Карасика, «тип ситуативного общения особенного рода, который насыщен глубинными эмоциональными переживаниями и который выражается в эстетически маркированных языковых знаках путем фасцинативного (привлекательного для читателя) текста» (Карасик 2007: 415). Лингвокультурный концепт «счастье» представляет собой сложное динамичное образование, включающее в себя предметно-образную, ассоциативную, понятийную и ценностно-оценочную составляющие. В репрезентации исследуемого концепта в песенном дискурсе

доминируют, по нашим наблюдениям, ассоциативная и ценностно-оценочная составляющие. В пространстве песенного дискурса данные части объединяются в целое посредством ассоциативных связей, которые основаны на метафоре. Создавая ассоциативное поле, метафора служит средством получения нового знания о мире с помощью образов и символов.

Как показало исследование в ранних русских лирических песнях, в том числе - обрядовых и былинах, ядерная лексема счастье фиксируется крайне редко. Из приядерных лексем наиболее употребительными оказались радость, добро, добрые люди, любовь, благодарный дом, богатство, хорошо пожити, пригожий, дивоваться и др. Счастье ассоциируется с богатством, благополучием, благодатью: «Наделил бы вас Господь И житьем, и бытьем, И богатством; И создай вас Господи Еще лучше того!» (Колядные песенки).

Ядерная лексема зафиксирована в тексте песни «Илья Муромец и Калин царь»:

«Говорит Илья да таковы слова: - Поотведать мне-ка счастия великого. Он накинул поводы шелковые На добра коня да богатырского

Да пустил коня ко полотну ко белому» (Илья Муромец и Калин царь). Наибольшее количество лексем из приядерной зоны зафиксировано в поздней лирике, в особенности, в песнях советского периода. Например: «В звоне каждого дня,

Как я счастлив, что нет мне покоя — Есть любовь у меня, Жизнь, ты знаешь, что это такое» (Я люблю тебя жизнь). В народных песнях заплутавшее счастье ищут в белом поле, в ледяной мгле, в зимнее знойное время, например: «Мне бы только зиму пережить, Мне бы только поле перейти. Из лесных ручьев воды испить,

Счастье заплутавшее найти» (Заплутавшее счастье). Содержательный и коннотативный смысл исследуемого концепта в песенном дискурсе советского и постсоветского времени раскрывается через оценочные определения: счастье, светлое будущее, дружба народов, счастливая семейная жизнь и любовь. Подавляющая часть их была сочинена в советский период. В песнях данного периода счастье заключено в родной земле, где родились дед и прадед, росли отец и мать, и где юность прошла. Счастье олицетворялось с родной Россией, сильной и богатой бескрайними просторами; могучая и легендарная слава ходила о ней, например: «Так цвети ты привольно и вечно,

Всенародного счастья земля!» (Широка ты, родная Россия);

Ядерная лексема счастье может сопровождаться отрицательными и положительными эмоциями. Счастье может оказаться не вечным, оно может разбиться, умереть, кончиться:

«Но кончилось счастье, все было сном.

Сердце тоскует, сердце страдает,

Сердце грустит о былом» (Кончилось счастье).

Как отмечает Р.Б. Унарокова, песня стала «летописью современной истории адыгов (от начала XX века и до сегодняшнего дня). Новые песни объективируют трансформационные процессы, происходящие в адыгском миропонимании» (Унарокова 2004: 179). «Адыгская необрядовая лирика, постепенно отходящая от эпических традиций, формирующая свои жанровые категории, отражает признаки ускорения длившегося тысячелетиями процесса постепенного и закономерного перехода от безлично-бессознательных форм к формам лично-коллективным, индивидуально-авторским» (Паштова 2001: 4). Данная установка дала возможность рассматривать в работе народные и литературные песни в одной плоскости.

Современная авторская песня новописьменных народов (в том числе и адыгов) выросла на традициях эпической песни. К анализу был привлечен достаточно большой корпус песен, начиная с обрядовых, лирических, историко-героических (величальные, походные, мемориальные, песни-сетования на судьбу и др.).

В текстах песен досоветского периода ключевая лексема насып (с положительным смысловым полем) отсутствует. Ядерную лексему заменяют такие лексемы из приядерной и периферийной зон, как мафэ (счастливый), гуш1уагъо (радость), тхъагъо (благополучие), ш1у/ ш!угъо (благосостояние), хъяр (радость / торжество), унэн (стать счастливым), 1отэжььт (зажить [после трудностей] счастливо) и др. В анализируемых текстах песен зафиксирована не сама ключевая лексема насып, а её синонимы из приядерной и периферийной зон. Например, лексема тхъагъо: «О, тхьам уигъатхъэмэ, ра удгъэтхъэжьыпыба» (Лесня о Шабатынуко). Так, в песне о Шаджемуко Хасанше (8: 131) есть репрезентант ш1у/ф1ы (добро): «Уо-уо и гугъэмрэ и жеймрэ ад э щ1эиныф!т, Уо-уой, ф1ым дышъыгугъыурэ махуаери къытщ!озэрыхь».

В текстах песен советского периода прославляется новая жизнь, партия Ленина, репрезентируется формула советского счастья. Например: «Мазэм фэдэу къэнэфи, тыгъэм фэдэу къыкъок1и, хэбзакЪ къыдигъэк1и, тик1алэхэр ригъаджи, еджэныгъэм фигъаси насыпышхо къязытыгъэр Ленин ипартий» (Адыгэ советскэ 1оры1уатэхэр). Все, что принесла советская власть является благом (ш1угъо), радостью и счастьем (гуш1уагъо). В большинстве случаев используются лексемы гуш!уагъо (радость), тхъагъо (блаженство) в традиционных ФЕ: Синасып къыпхэлъэп (не судьба), унэм щытхъэн (блаженствовать дома), гуш1оу къыкъок1ы (улыбающимся является) и т. д. Наряду с лексемами насып (счастье), тхъагъо (благосостояние), унэн (разбогатеть), гуш1уагъо (радость) в текстах советских песен наиболее

употребительной является лексема 1отэжьын из периферийной зоны (доел.: поведать о том, что было плохого, успеть рассказать о былом). Фраземы с данной лексемой достаточно широко используются в повседневной речевой практике (ы1отэжьыгъ-сгал хорошо жить, жъышъхьэ 1отэжь хъугъэ - в старости зажил хорошо, 1отэжьыгьо ифагъ - успел пожить хорошо). Данная лексема в песнях используется не в прямом значении, а в переносном -зажить счастливо, стать счастливым. В синонимическом ряду данная лексема расположена ближе к ядру насып, например: «Тхьамык1агъор типсэук1агъ, ари т1отэжьынэу сэлъэгъу» - Бедность была нашей жизнью, но что [теперь], заживем счастливо, я вижу. Такие фраземы, как насып гъогу (счастливая дорога), насып щы1ак1{счастливая жизнь), насып жъуагъу (звезда счастья) - в одних случаях это - обращение к Родине, в других - к любимой женщине, тинасып хышхом фэд (наше счастье как огромное море), насып орэд (счастливая песня), щытхъум илъагъу (дорогой славы), к1элэгъу насыпыш!«^(счастливая молодость), насып я/алъ(счастливое время), нахь хъопсагъо щымы1 (завиднее этого нет - в знач. счастливее), хъярьш бгъэр фы1усэхы (радости/счастью душу открываю), являются своеобразными клише адыгских советских песен, которые представляют собой калькированные переводы с русского языка. Наиболее продуктивными являются лексемы из приядерной зоны гуш1уагъо (радость), тхъагъо (блаженство), ш1угъо (благосостояние). Слово мафэ (счастливый) является несмыслонесущим компонентом и чаще выполняет функцию междометии. Эти же лексемы стали компонентами новообразованных фразеологических единиц: гур зыгъэтхъэрэ орэд (песня, ублажающая сердце), хэбзэ маф (власть счастливая), тхъагъор си1эк1ыб (счастье покинуло меня) и др.

В лирических песнях постсоветского периода счастье ассоциируется с любовью, женщиной, любимым человеком: «Гъэтхапэ тыгъэу укъысфыкъок1и, Синасып лъагъуи къэбгъэнэфыгъ». - Мою дорогу счастьем осветила, весенним солнцем взошла для меня. Счастье — это весеннее солнце (гъэтхэпэ тыгъэу), звезда (насып жъуагъу), надежда (гугъап1э), золотая невеста (ныеэ дышъэ), прекрасная любовь (ийулъэгъу дахэ). В текстах современных песен наблюдаются метафорические выражения с компонентами гуи11уагъо (радость), дахэ (дахэ сидунай) (прекрасен мой мир), гупсэ (родное), гугъэ (надежда): щы1эк1э тхъагъу (счастливая жизнь), орэд чэф (веселая песня), мэфэ гуш1уагъу (радостный день), гуш1огъуибл (семикратная радость), мэфэ нэгуф (светлоликий день).

В текстах народных песен отсутствует ядерная лексема насып. Наиболее продуктивными в них являются лексемы из приядерной зоны: гуш1уагъо (радость), тхъагъо (блаженство), ш1угъо (благосостояние). С данными лексемами выделены такие ФЕ, как уятэм иунэигхом ущэтхъа (в отцовском большом доме ты блаженствуешь), тхьам уигъатхъэмэ тэ удгъэтхъэна (бог даст, мы осчастливим), орэд мафэр къэтэ1уа (счастливую песню поём). Мафэ (счастливый) в народных песнях чаще является несмыслонесущим компонентом и выполняет функцию междометия. Эти же лексемы в

народных песнях советского периода стали компонентами новообразованных ФЕ: гур зыгъэтхъэрэ орэд (песня, ублажающая сердце), хэбзэ маф (власть счастливая), тхъагъор си1эк1ыб (счастье покинуло меня).

Насып (счастье) становится активным лексическим элементом только в народных песнях советского периода и авторских песнях. С данной лексемой образовались новые конструкции, несвойственные для традиционной адыгской ЯКМ: насыпы жъуагъу (звезда счастья), насыпы гъогу (счастливая дорога), насып щы!ак1 (счастливая жизнь), насып п1алъ (счастливое время). Они являются калькированными переводами с русского языка. Десятилетиями данные метафорические выражения являлись символами советского образа жизни. В песнях, сочинённых в постсоветское время (с 1990 годов XX столетия), они почти не функционируют. В современные песни все чаще возвращаются традиционные метафорические выражения с компонентами гуш1уагъо (радость), дахэ (дахэ сидунай) (прекрасен мой мир), гупсэ (родное), гугъэ (надежда) и др.

Художественный язык песен содержит в себе неисчерпаемые возможности метафоризации и символизации счастья. По частотности употребления выделяются астронимы {звездное счастье), фотонимы (1счастье -роза), орнитонимы (птица счастья завтрашнего дня, гуш!убзыу). Метафоризация счастья является одной из основных особенностей его репрезентации в песенном дискурсе: (в русских песнях - птица счастья, вольный орел, в адыгских - синасып /мое счастье, насып гъогу/ счастливая дорога).

Одинаково значимыми для рассматриваемых лингвокультур являются полярные оценки счастья: положительные (большое счастье, долгожданное, звездное счастье, судьба с улыбкою; насыпышху / большое счастье, насып гъогу/ счастливая дорога, насыпы жъуагъу/ звезда счастья); отрицательные (заплутавшее, короткое, счастье умерло, разбилось, кончилось; тхъагъор си!эк1ыб (счастье покинуло меня) мыгъо (несчастный), насыпыр къутэн/ зэтеутын/ зэпыутын/ итэкъухьан/ к1одын (счастье разбить/ разлететься на куски/ помешать чьему-то счастью/ рассыпать/ потерять); насыпым елъэпэон (счастье пнуть ногой)).

В исследовании песенных текстов особую важность представляет периферийный слой концепта «счастье», состоящий из субъективных семантических признаков, которые возникают в процессе концептуализации и связаны с ядерными элементами ассоциативно. Символико-метафорические модели счастья в русском и адыгском песенном дискурсах в целом совпадают.

В Заключении подводятся итоги, делаются обобщающие выводы в соответствии с поставленными задачами и положениями, выносимыми на защиту, намечаются перспективы дальнейшего исследования в данной области.

Перспектива диссертационного исследования заключается в продолжении изучения языковой концептуализации феномена счастья в

адыгском языке в художественном дискурсе, а также путем опроса информантов адыгов, проживающих на территории РФ и в Турции.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК Минобрнауки России

1. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. (соавт.). Лингвокультурный концепт «насып/счастье» в адыгейском языке // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Филология». - Майкоп: Изд-во АГУ, 2012. - №2. - С. 304-308 (0,3 пл.).

2. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Фразеологическая репрезентация концепта «насып/счастье» в адыгейской языковой картине мира // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Филология». -Майкоп: Изд-во АГУ, 2013. - №4. - С.81-84 (0,25 пл.).

3.Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Лексико-семантическая организация концепта «СЧАСТЬЕ/НАРРШЕБЗ» в русском и английском языках // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия «Филология». - Майкоп: Изд-во АГУ, 2014. -№ 2. - С.87-91 (0,3 пл.)

4.Унарокова (Арсланбай) Г.Ш Этнокультурные и аксиологические особенности языковой репрезентации концепта «насып!счастье» в адыгской языковой картине мира // Известия Сочинского государственного университета. Серия «Филология». - Сочи: Изд-во СГУ, 2015. -№ 4-3(34). -С.31-35 (0,3 пл.).

Другие научные публикации

5. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Концептэу «насып» адыгабзэм зэрэхэтыр [концепт «насып» в адыгской языковой картине мира] // Псалъ (Слово). - Майкоп: Изд-во АГУ, 2013. - №10(13). - С.17-21 (0,25 пл.).

6. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. (соавт.). Языковая концептуализация феномена счастья в адыгском песенном дискурсе // «Филология и культурология: современные проблемы и перспективы развития», г. Махачкала, 16 ноября, 2014. - С. 141-143 (0,25 пл.).

7. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Репрезентация концепта насып (счастье) в адыгском песенном дискурсе // Материалы международной научной конференции «Адыги: взаимодействие и взаимообусловленность традиционной и профессиональной культуры» - 3 октября 2014. - Майкоп, 2014. — С.64-67 (0,2 пл.).

8. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Концепт «насып» (счастье) в адыгских благопожеланиях // Материалы международной научно-практической конференции «Сохранение черкесского фольклора, культуры и языка». - 2628 ноября 2014. - Черкесск, 2014. - С. 112-114 (0,18 пл.).

9. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Объективация концепта «насып» в адыгской паремиологии // Материалы региональной научной конференции «Гуманистические традиции в культуре и литературе народов Кавказа». - 20 марта 2015. - Нальчик, 2015. - С.79-83 (0,3 п.л.).

10. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Репрезентация концепта насып в адыгской фразеологии // Материалы международной заочной научной конференции «Языки и литературы в поликультурном пространстве современной России» - Карачаевск, 2015. — С.56-59 (0,3 п.л.).

11. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Концепт насып - счастье в адыгской и русской языках // Материалы международной научно-практической конференции «Язык, этнос, культура» - Архыз, КЧР - 24-25 апреля 2015. -Черкесск, 2015. С.83-86 (0,25 п.л.).

12. Унарокова (Арсланбай) Г.Ш. Лексико-семантическая реализация концепта «Счастье» / «Насып» в русской и адыгской паремиологии // Материалы международной научной конференции «Филология и культурология. Актуальные научные исследования. Теория, практика». -30.03.2015-31.03.2015,- Познань, 2015.-4.2 - С. 6-10(0,31 п.л.).

Арсланбай Гошнаг Шабановна

ЯЗЫКОВАЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ФЕНОМЕНА СЧАСТЬЯ В РУССКОЙ И АДЫГСКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРАХ

АВТОРЕФЕРАТ

Сдано в набор 22.04.2015. Подписано в печать 23.03.2015. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Усл. п.л. 1. Заказ № 7 Тираж 100 экз.

Отпечатано на участке оперативной полиграфии ИП Паштов З.В. г. Майкоп, ул. Юннатов, 2, корп. "Е".