автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции

Полный текст автореферата диссертации по теме "Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции"

ООЗОБ2Э4Э

На правах рукописи

Федосова Ксения Александровна

Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции

Специальность 10 01 09 - фольклористика

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 7 МАЙ 2007

Москва

2007

003062949

Работа выполнена на кафедре русского устного народного творчества филологического факультета Московского государственного университета имени М В Ломоносова

Научный руководитель

кандидат филотогических наук, доцент Л А Иванова

Официальные оппоненты

доктор филотогических наук, ТЛ Агапкина

кандидат филологических наук, J1 В Фадеева

Ведущая организация

Московский городской педагогический университет

Защита состоится

¿4 Jkaj

2007 г на заседании

диссертационного совета Д 501 001 26 в Московском государственном университете имени M В Ломоносова по адресу 119992, г Москва, МГУ, Ленинские горы, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ

Автореферат разослан

2007 г

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент

Л

А Б Криницын

Объект исследования

Объектом диссертационного исследования является северорусский вариант обряда первого выгона скота Рассматриваемый обряд входит в несколько подсистем традиционной магической практики с одной стороны, он соотнесен с рядом календарных обрядов, особенно предпасхального периода, с другой - принадлежит к очень развитой на Русском Севере скотоводческой магии, бытующей преимущественно окказионально

На большой части рассматриваемой территории (кроме крайних северных районов, климат которых слишком суров для широкого распространения животноводства) обряд первого выгона скота функционирует в двух версиях

- как домашний выгон, совершаемый в каждом хозяйстве частным порядком и передающийся из поколения в поколение в устной форме,

- как пастуший отпуск, совершаемый надо всем стадом специально нанятым пастухом-профессионалом и предполагающий использование переписанного заговора

Дифференцированность и разнообразие системных контекстов, в которые включен обряд, сосуществование устной непрофессиональной и письменной профессиональной традиций, каждая из которых при этом сохраняет свои структурные особенности, - эти характеристики объясняют выбор обряда первого выгона в качестве объекта исследования

Предмет исследования

Предметом исследования являются принципы варьирования обряда первого выгона (текста и акцнонально-предмстнош ряда) и стратегии порождения обрядового текста

Принципы варьирования детерминирую гея рядом факторов, среди которых можно выделить «внутренние» и «внешние». К первым относится устройство самого феномена - языковая и логическая структура текста, его

поэтическая форма, семантика акций и обрядовых символов. Ко вторым -конфигурация системных связей, в которые он включен - непосредственный обрядовый контекст, контекст группы аналогичных обрядов и стоящих за ними мифологических представлений, контекст нефольклорных (церковных) обрядов, контекст необрядовых речевых практик и прагматических шаблонов

Исследование стратегий текстопорождения связано с оценкой роли носителя культуры - исполнителя обряда в процессах фольклорного варьирования Уровень его компетентности, принадлежность к той или иной носительской среде, личные установки являются факторами, определяющими смысл происходящих изменений и формирующими общую направленность трансформационных процессов

Цель и задачи исследования

Из постановки вопроса естественно следуют цель и задачи, которые ставились и решались в данной работе Целью оказывается исследование принципов варьирования заговорного текста и обряда, а также стратегий текстопорождения в устной и письменной традиции

Для ее достижения оказалось необходимым

- выявить и аналитически описать уровни организации обряда первого выгона (его вербальной и невербальной составляющих), а также закономерное ги бытования, действующие на каждом из уровней,

рассмотреть механизмы передачи и воспроизведения вербальной и невербальной составляющих обряда, оценить их роль в процессе варьирования,

- рассмотреть заговорный текст в его контексте- а) в контексте обрядовой ситуации б) в системном контексте, заданном устной/письменной традицией определить роль контекста как фактора текстопорождения,

- и, наконец, представить носителя культуры как субъекта порождения заговорного текста и оценить его роль в трансформационных процессах

Актуальность темы

В первые постсоветские десятилетия изучение традиционной обрядности оказалось на пике научного интереса. Сыграли рочь такие факторы, как снятие табу с этой проблематики, введение в оборот новых данных, полученных с помощью новейших средств фиксации традиции, активное знакомство с опытом зарубежных этнографов, уделяющих обряду особенное внимание Именно на материале традиционных обрядов, и прежде всего календарных и окказиональных, в эти годы были опробованы самые разные методы и подходы

Изобилие экспериментальных работ позволило за короткий срок поднять изучение обряда на кардинально новый теоретический уровень, обновить исследовательский инструментарий Как следствие, появилась целая плеяда блестящих работ, посвященных традиционной календарной обрядности Среди них книга О А Пашиной (Календарно-песенный цикл у восточных славян М, 1998), рассмотревшей цикл календарных песен и обрядов как единую систему, исследование Г В Лобковой (Древности Псковской земли Жатвенная обрядность Образы, ритуалы, художественная система. СПб, 2000), посвященное жатвенной обрядности и ее системным связям, монографии Т.А Агапкиной (Этнографические связи календарных песен Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян М., 2000; Мифопоэтические основы славянского народного календаря Весенне-летний цикл М, 2002) об этнографических связях календарных песен и о весенне-летнем цикле в народном календаре Представляется, что указанные работы при всей разнице исследовательских приоритетов, специфике материала и дру1их особенностях развивают общие принципы анализа календарного обряда

Среди этих прииципов выделяются несколько основных 1 Комплексность подхода, которая обусловливает привлечение самого разнообразного материала (вербального, акционального, реального, музыкального, речевого и др ) и позволяет рассмотреть обрядовую традицию как органическое целое 2 Теоретическая предпосылка комплексности -системный взгляд на обрядовые практики как на часть общеславянской духовной культуры в ее локальных проявлениях Этот взгляд во многом опирается на концепцию инклюзивности фольклора, разработанную Б Н. Путиловым 3 Методологическая основа комплексности - внимание к анализу функциональности обрядового факта или, употребляя более точный и емкий термин, его прагматике. 4 Важная составляющая организации комплексного исследования - активное использование локально определенных полевых данных с опорой па собственные полевые наблюдения и эксперименты

Предлагаемая диссертация следует указанным принципам В содержательном плане она с одной стороны, продолжает линию системного анализа традиционного календарного обряда, с другой - развивает ее, принципиально смещая фокус исследования с выявления архаических мифоритуальных констант на анализ актуальных системных связей и содержания, релевантного для самого носителя культуры Такой переход оправдан спецификой само1 о материала именно скотоводческая обрядность, тесно связанная с хозяйственной деятельностью, тяготеющая к окказиональному использованию и потому особенно мобильная, позволяет перебросить мост от реконструкции мифопоэтической системы к анализу синхронных процессов трансформации обряда

Новизна исследования

Новизна предлагаемой диссертации связана с выбором объекта и предмета (проблематики) исследования, который, в свою очередь, определил методико-методологические новации

В основу исследования легло сопоставление двух типов магических практик - профессиональной и непрофессиональной традиции первого вьп она скота Будучи объединены во времени и пространстве, в отношении семантики и функциональной нагрузки, эти традиции, гем не менее, существуют параллельно, не пересекаясь, используя собственные специфические формы и не могут быть соотнесены напрямую, а только с учетом широкого системного контекста Видимо, трудоемкость подобного сопоставления и сложность подбора достаточного объема данных стали причиной того, что до сих пор подобного исследования не было осуществлено ни на материале выгонных обрядов, ни других, бытующих в устной и письменной версиях

Комплексность исследования выражается и в широте круга привлекаемых источников информации впервые в фольклористической работе системно рассматривается не только корпус текстов, не только сопровождающие их этнографические описания, но и контекст таких записей - спонтанные реплики и ремарки исполнителей Привлечение указанного источника позволяет поставить вопросы, связанные с ролью носителя традиции в бытовании феноменов культуры и с реконструкцией внутренней (аутентичной) точки зрения на происходящие в традиции процессы

Необходимость качественной и адекватной обработки столь разнообразного материала, задача анализа сложного явления в его целостности обусловила использование комплекса методик, которые позволили охватить уровень смысла (языковой и культурной семантики) текста и обряда, уровень языка, уровень структуры и формы обрядового текста, уровень структуры и содержания (контента) речевого высказывания, уровень фонового контекста Новаторским является как применение такого методического комплекса, так и ряд входящих в его состав специальных, не разработанных в фольклористике подходов

Методология и методика исследования

Решение тех или иных задач в рамках разработки общей проблемы потребовали использования разных методов На подготовительном этапе, при сборе полевого материала, были использованы методы интервьюирования и включенного наблюдения

Для исследования отдельного обрядового типа применялся описательный метод и метод структурно-семантического анализа Обрядовому тексту было уделено особенное внимание для его всестороннего рассмотрения привлекался ряд методик, разработанных в фольклористике (предикативный анализ) и лингвистике (синтаксический, семантический, дистрибутивный анализ, анализ актуального членения высказывания) Применение сравнительно-сопоставительного метода дало основания для соотнесения разных типов обрядов. Использование метода системного анализа и социологической методики количественного анализа (контент-анализа) позволили восстановить системный контекст - границы «жизненного пространства», общего для всех рассмотренных обрядовых типов

Материал

Работа выполнена с привлечением как опубликованных, так и архивных материалов, собранных на Русском Севере Среди первых

- классические сборники конца XIX - начала XX века, такие как «Великорусскиезаклинания» (Сост ЛН Майков СПб, 1994), собраниеНН Виноградова «Заговоры, обереги, спасительныя молитвы и проч.» (1907 -1908), собрание ПС Ефименко «Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии (М., 1877), «Песни, собранные ПН Рыбниковым» (М , 1861 Ч 3-4),

- современные сборники, представляющие одну или несколько локальных традиций Русского Севера «Русские заговоры и заклинания» (М., 1998); «Заговоры и заклинания Пинежья» (Сост А А Иванова. Карпогоры,

1994), «Нижегородские заговоры» (Сост. А В Коровашко, Нижний Новгород, 1997), «Вятский фольклор Заговорное искусство» (Сост А А Иванова Котельнич, 1994), «Русские заговоры Карелии» (Петрозаводск, 2000), «Молитвы, заговоры и заклинания на все случаи жизни» (Сост К Шумов Пермь, 1992), «Пыщуганье Традиционный район Пьицугского района Костромской области» (вып V, Пыщуг, 2001),

- отдельные публикации в специальных периодических изданиях («Живая старина», «Этнографическое обозрение», «Олонецкий сборник», «Отечественные записки», «Известия Архангельского Общества изучения Русского Севера», «Этнограф-исследователь», «Актуальные проблемы полевой фольклористики», «Мужской сборник» и некоторые другие) и губернских ведомостях (архангельских, олонецких, новгородских, вологодских)

Среди вторых - архив кафедры русского устного народного творчества филологического факультета МГУ (далее - АКФ) и архив Лаборатории фольклористики историко-филологического факультета РГГУ (далее АЛФ), а также личные архивы А А Ивановой и авюра исследования

Научная и практическая значимость работы

Непосредственные содержательные результаты диссертации могут быть использованы для подготовки раздечов учебных курсов и пособий, посвященных изучению традиционного обряда Практическое применение результатов возможно, во-первых, в издательском деле, во вторых, в полевой фольклористике Так, ход исследования и возникавшие на разных этапах проблемы с базой источников позволили выработать и методически обосновать ряд принципов отбора и систематизации материала, которые могут быть положены в основу нового тина комплексных издании обрядового фольклора Кроме того, проведенное исследование подготавливает почву для организации комплексного полевого

эксперимента, посвященного современному бытованию традиционных обрядовых практик в системе локальной культуры

Апробация и публикации

Отдельные положения диссертации были представлены в виде докладов, обсуждавшихся на следующих научных конференциях: Международная научная конференция молодых ученых «Ломоносов» (1999, 2000 гг, МГУ, Москва), Языки традиционной культуры (2000, 2001, 2002 гг, РГГУ, Москва), Славянская традиционная культура и современный мир (2003 г, ГРЦРФ, Москва), «Герценовские чтения» (2004 г, Кировская универсальная областная научная библиотека им А И Герцена, Вятка), Первый Всероссийский конгресс фольклористов (2005 г, ГРЦРФ, Москва), а также на заседаниях постоянно действующего методологического семинара «Актуальные проблемы полевой фольклористики» (2003 г, МГУ, Москва)

По материалам диссертации опубликованы статьи общим объемом 4,7 а.л (список прилагается в конце автореферата)

Структура н содержание работы

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и приложения

Во введении определяются цели и предмет исследования, общие методологические установки Кратко характеризуются основные понятия, которые используются в работе, и текстовая база исследования

В главе 1 («Устная заговорная традиция обряда первого выгона скота») рассматриваются структурные особенности домашнего выгона - вербатьных формул и невербальных составляющих обряда, а также системный контекст бытования традиции

Первый, обзорный, раздел главы - § 1.1. («Типология устных выгонных заговоров») Здесь представлены два типа заговоров, которые составляют непрофессиональную заговорную традицию выгона скота заговоры-

уподобления (заговоры закрытой структуры, далее ~ з -у ), типа «Как пояс на мне держится, так и коровка дома держись», и заговоры-обращения (заговоры открытой структуры, далее - з -о ), типа «Господи, благослови Спаси скотинку на красное лето от зверя, от змея»

Краткая история типологизации заговоров показывает, что, начиная с А А Потебни, именно эти два типа постоянно выделялись и противопоставлялись исследователями на самых разных основаниях и в составе различных классификаций Их отличает формальная и содержательная структура, обрядовый и этнографический контекст, прагматика Комплексный характер различий напрямую связан с механизмами варьирования обоих типов За кажущейся простотой бинарнои типологии стоят две принципиально разных стратегии традиционного обрядового поведения

В двух последующих разделах представлен детальный разбор структурных и поэтических особенностей заговоров и ритуалов обоих типов

§ 1.2. («Заговоры-уподобления, структура текста и принципы варьирования») посвящен з-у - устройству вербальной и невербальной составляющих обряда. Вербальная составляющая исследуется в § 1.2.1. Как показывает сопоставление вариантов, з -у имеют четкую логико-семантическую структуру, общую для всех мотивов этой группы Рассмотрим обряд хозяйка прогоняет корову через расстеленный в воротах пояс, говоря «Как пояс на мне держится, так и, коровушка, дома держись», после чего носит пояс в течение всего периода пастьбы Первая часть приведенного текста (как ) описывает исходную обрядовую ситуацию Предикат описания актуализирует в ней тот признак, который релевантен для достижения общей цели обряда способность «держаться» («быгь привязанным к») Во второй части сравнения (так и ) выделенный признак проецируется на ситуацию выпаса скота « так и, коровушка, дома держись» Варианты акционально-реальных рядов, рассмотренные в § 1.2.2., объединены аналогичной семантической структурой используемые в обряде

предметы образуют своеобразную цепочку, в которой каждая пара звеньев находится в отношениях пространственной близости или семантической соотнесенности «дом —► хозяйка —► пояс —» корова» По этой цепочке передается признак «привязанности» Совокупность архаических представлений (приемы имитативной и контагиозной магии), которые стоят за подобными цепочками и определяют принципы варьирования невербальной составляющей, обозначена нами как когнитивная порождающая структура

§ 1.3. («Заговоры-обращения- структура текста и принципы варьирования») посвящен з -о - устройству вербальной и невербальной составляющих обряда Первая рассматривается в § 1.3.1. 3 -о состоит из определенных конструктивных элементов грамматически независимого обращения, ядерной формулы и зависимых от нее элементов указания на объект заговора и перечислительных рядов - темпорального, локативного и обережного Например «Отче наш Георгий [обращение], спаси и сохрани [ядерная формула] нашу скотинку [объект] в темных лесах, в жидких местах [локативный п р ], от диких зверей, от плавучих змей и от злых людей [обережный п р ]» Таким образом, з -о так же обнаруживают четкую порождающую структуру, но природа этой структуры не логико-семантическая, а языковая

Варьирование з -о детерминируется языковыми параметрами элементов текста особенностями их сочетаемости, набором семантических валентностей предиката. Трансформационные возможности такого типа текста гораздо богаче, но они дополнительно ограничены на уровне поэтической формы - ритмической структуры перечислений («имя+эпитет» + «имя+эпитет»), рифмовки звеньев («спаси и сохрани от зверя лихого, от глаза злого, от лихой воды, от лихой беды, от девки простовочоски, от бабы чужополпски»).

§ 1.3.2. посвящен анализу невербальной составляющей, сопровождающей з-о Акционально-реальный код обрядов этого типа (так

же, как и вербальный) характеризуется более высокой степенью свободы, чем в случае обрядов с з -у Он представлен набором реалий и акций, составляющих ряд отдельных комплексов «реалия — акция»

икона - молятся, обносят, прогоняют под, оставляют в хлеву, великочетверговые хлеб и соль - обносят, скармливают, освященная на Вербное воскресенье верба - погоняют, скармливают, оставляют в хлеву

Реалии, входящие в состав этих обрядов, находятся в отношениях точной синонимии все они являются вторичными обрядовыми символами, имеют сходную структуру, реализуют обережно-продуцирующую семантику, которая проявляется в целом спектре употребтений, далеко выходящем за пределы обряда первого выгона. Такая полифункциональность делает обережно-продуцирующес значение актуальным и понятным для самих носителей традиции, что, в свою очередь, позволяет исполнителю обряда высграивать собственную активную стратегию обрядового поведения

В § 1.4. («Прагматика заговоров-уподоблений и заговоров-обращении две стратегии текстообразования») с помощью методики контент-анализа исполнительских ремарок выявляется ряд важных различий в оценке и восприятии з -у. и з -о самими носителями традиции 3 -у воспринимается как тайное сакральное знание с его традиционными атрибутами, неизменность магической формулы - «слов», передача знания от конкретного учителя (обычно старшая женщина в семье) к ученику Соблюдение этих факторов является необходимым условием действенности обряда Напротив, з -о оказывается принципиально вариативным - оно фиксирует не текст, но способ обрядового говорения. Носителем необходимого знания является весь социум - «люди», соответственно, оно не требует специального обучения

В § 1.5. («Заговоры-уподобления и заговоры-обращения специфика системных связей»), задаются теоретические основы для реконструкции системного контекста- обосновывается типология контекстов, включающая

фольклорно-текстовый континуум, в который исследуемый текст включен, и культурно-этнографический фон, на котором он бытует (см рис)

§ 1.5.1. («Заговоры-уподобления структурная роль вербальной формулы мотивировки как промежуточная форма») открывает раздел, посвященный системным связям з -у. Рассматривается типология структурных форм, в которых бытует этот тип обряда полная, промежуточная и нейтрализованная Полная форма - это целостный комплекс, в котором формула уподобления связана с соответствующим обрядом тесными логико-семантическими связями, понятными (на уровне симпрактического владения традицией или ее рефлексивного объяснения) и самому носителю традиции В промежуточной форме обрядовый текст утрачивается, заменяясь интерпретацией - обрядовой мотивировкой Такая редукция исключает возможность понимания носителем традиции механизма магическою воздействия, так как мотивировка лишь обозначает цель, на достижение которой направлены обрядовые действия Нарушение логико-семантической целостности обряда делает возможным бытование нейтрализованных форм, в которых обрядовые действия не маркированы как таковые ни

Хозяйственная деятельность

содержательно (так как мотивировка отсутствует), ни формально (так как размывается временная приуроченность)

В § 1.5.2. («Структурные параллели выгонные запреты и поверья») раскрывается роль обрядовых запретов и поверий, связанных с традицией первого выгона В основе этих запретов лежат сходные семантические структуры, и спектр форм их реализации аналогичен типологии структурных форм самого обряда Выгонные запреты оказываются непосредственным системным контекстом бытования обрядов-уподоблений Их сосуществование позволяет вскрыть существенные особенности функционирования глубинных семантических структур рассматриваемого типа - симпрактический характер их проявления, широкие вариационные возможности (от архаических традиционных форм до элементов повседневной хозяйственной деятельности)

§ 1.5 3. («Заговоры-обращения и их типы») выполняет функцию краткого введения к разделу, посвященному системным связям з -о Он представляет спектр структурных вариантов зо обращения к святым (полная форма), домовому (промежуточная форма), животным (нейтрализованная форма), который, в свою очередь, позволяет выявить тот конгекст, с которым соотнесены крайние формы с одной стороны, корпус литургических текстов, с другой - спонтанная бытовая речь

Поскольку первые были подробно рассмотрены в § 13, раздел открывает § 1.5.3.1. («Обращения к домовому») В этом параграфе освещаются формальные особенности обращений к домовому Сохраняя принципиальные особенности заговоров открытой структуры, обращения к домовому отличаются большей структурной свободой Для данной группы текстов характерно использование разнообразных конструктивных элементов, что увеличивает число возможных вариантов частотны нетипичные вставные конструкции, поэтическая импровизация преобладает над формальной регулярностью Роль поэтической формы в обращениях к домовому специально рассматривается в § 1 5.3 1.1 («Поэтика обращений к

домовому как фактор текстообразования») Последняя складывается из ряда приемов

- сквозная рифмовка и связанная с ней ритмическая организация (особенно частотен речевой стих, рифмы преимущественно глагольные) «попойте, покормите нашу милую скотинку, крестьянскую животинку Попойте, покормите водой и травой, пригласите каждой ножке домой»,

- использование формы диминутива «Хозяинушко-батюшко, сохрани мою коровушку».

- инверсия «побережите от ветра буйного, от зверя лютого»,

- формульность «пойте-кормите, гладьте и ладьте»,

- аллитерация1«храните-берегите», «стерегите и берегите»

Все они не просто широко используются в текстах данной группы, но играют активную роль в трансформационных процессах с одной стороны, организуют окказиональные вставки в отношении формы, с другой — провоцируют трансформации, цель которых - увеличение поэтической нагруженности текста.

В § 1.5-3.1.2. («Мифологические представления как фактор текстообразования и бытования обряда») рассматриваются те системные предпосылки, которые объясняют особое место поэтики в обращениях к домовому, а также ряд специфических для этой группы мотивов Этими предпосылками оказываются традиционные представления, согласно которым сама ситуация общения с духом предполагает использование речи, облеченной в маркированные, поэтические нагруженные формы Представления о коммуникации духов и людей регламентируют и не только поэтическую форму и прагматическую структуру текста, но и локативную и акциональную составляющие обряда

В § 1.5.3.2. («Обращения к святым») обращения к домовому сопоставляются с обращениями к святым Как заговоры одного типа, они объединены общей структурой, но отличаются степенью свободы в ее реализации Обращения к святым тяготеют к формульности канонических

православных молитв, так как именно канонические формы могут быть использованы в ситуации коммуникации с высшими силами Обращения к домовым, наоборот, опираются на практику спонтанной речи, так как коммуникация с домовым оценивается как общение с достаточно близким существом, входящим в личное жилое пространство и тесно связанным с самим говорящим

В § 1.53.3. («Обращения к реальному адресату») рассматривается еще одна специфическая группа текстов открытой структуры - обращения к реальному адресату, тек животному, над которым совершается обряд В этой группе типичная для обращения структура практически «растворена» в бытовой спонтанной речи «.Иди, там, Крошечка, иди на поскогтшку» Но даже эта нейтрализованная форма сохраняет некоторые отличительные особенности з -о могут использоваться отдельные формулы, рифмовка, практически всегда - окказионально «Милюшка поиаа, участь-талант с собой понесла, а спокой дорогой у нас дома есть» Сохранение этих черт не в последнюю очередь объясняется тем, что речь, обращенная к домашнему животному, сама по себе является особой языковой практикой

В § 1.6. представлено общее сопоставление двух заговорных типов устной традиции и стоящих за ними трансформационных моделей Оба типа обнаруживают принципиальное сходство в распределении и соотношении структурных вариантов «Классические» (семантически полные, с четкой структурой) формы жестко ограничивают вариационные возможности, предзадавая определенные направтения трансформации Роль носителя здесь очень невелика По мере ее возрастания уменьшается глубина традиционности текста, обряда- архаичная семантика переосмысляется, каноническая формула насыщается личными просьбами. Формы, отражающие подобные процессы, являются промежуточными между «классическими» и нейтрализованными Последние возникают тогда, когда порог допустимой вариативности перейден, и фздиция растворяется в разнообразии частных практик

Но при этом сходстве содержание варьирования у з -у из -о прямо противоположно В первом случае (заговоры-уподобления) «ядром» варьирования оказывается обрядовое действие. Акционально-предметный комплекс проходит в неизменном виде через все формы и выровдается в бытовую привычку, свободную от вербальной формулы, не подлежащую рефлексии и интерпретации От формы к форме варьируются системные связи, в которые это ядро включено - степень его мотивированности, глубина включенности в систему архаических представлений Во втором случае (заговоры-обращения) ядром варьирования является обрядовый текст Ядерные формулы проходят неизменными через все стадии трансформаций, от молитв до благопожеланий Изменяются их поэтическое оформление, а также непосредственный коммуникативный контекст.

Соответственно, будут различаться и ресурсы варьирования у з-у таким ресурсом будет традиционная семантика, оформленная на акционально-предмегном уровне, и индивидуатьная интерпретация этих представлений У з -о основными становятся языковые ресурсы и средства-язык со всеми его уровнями, поэтика, прагматические конвенции

Глава 2 («Письменная заговорная традиция обряда первого выгона скота») посвящена анализу структурных особенностей профессионального выгона и системного контекста бытования этой традиции

Главу открывают вводные, постановочные параграфы § 2 1. («Общая характеристика специфики материала и логики исследования») и § 2 2 («Письменная форма бытования как фактор текстообразования») В § 2 1. кратко характеризуется специфика подхода, которого потребовал материал отпусков больший акцент на тексте, работа на уровне мотива, учет пограничности явления отпуска, существующего «между» традицией средневековой церковной и околоцерковной книжности и фольклорной заговорной традицией В § 2 2 указывается на тот факт, что письменная форма бытования отпуска сама по себе является фактором трансформаций текста- механическая порча носителя, а также случайные ошибки, неизбежно

возникающие при копировании столь объемного заговора, могут приводить к десемантизации и последующей утрате целых мотивов.

Раздел 2.3. («Базовые мотивы отпуска и их комбинаторика») разбит на два параграфа. В § 2,3.1. (Мотивный фонд отпуска) приведен список из 16 мотивов, составляющих регулярную основу отпуска, который включает молитвенное обращение, заговорный зачин, мотив «чудесного одевания», мотив обращения к святым, мотив сотворения неба, земли и первого человека, апотропеическии мотив - просьбу об ограде, мотив возведения тына, мотив замыкания ограды замком, ключ от которого относят на небо/в море, мотив невозможности выполнить действие (достать унесенный ключ), мотив «скрывания» скота, мотив созывания коров к дому, мотив «присушивания» стада к пастуху, мотив укрывания ризой Богородицы, просьба послать «тридевять кобелей» (смысл образа не до конца ясен) с тем, чтобы они прогнали потенциальных вредителей, мотив отсылания вредителей и/или хищников, мотив насылания вреда/порчи на вредителя, мотив закрепления заговора

В § 2.3.2. исследуются композиционные закономерности, которые обнаруживает отпуск Последние прослеживаются на двух уровнях: на уровне композиции заговора в целом (§ 23 2.1.) и на уровне синтагматических особенностей отдельных мотивов внутри заговора (§ 2.З.2.2.).

Исследование общих композиционных закономерностей осложняется отсутствием единообразной композиции, к которой можно было бы свести все тексты На фоне этого разнообразия выделяются три группы текстов, объединенные одинаковой последовательностью мотивов и представляющие три композиционных типа, восходящих к трем протографам Анализ дистрибуции мотивов показывает, что два из них, в свою очередь, имели общий пра-протограф и различия между ними связаны не только и не столько с уровнем композиции, сколько с интерпретацией ряда персонажей и

образов один композиционный тип предлагает «христианизированную», другой - «фольклоризованную» версию исходного пра-протографа

Общая синтагматическая свобода отпуска организуется на уровне отдельных мотивов, большинство из которых обнаруживают тяготение к той или иной композиционнои части текста Кроме того, некоторые мотивы объединяются в более или менее устойчивые микро-структуры, или цепочки Такие цепочки могут выстраиваться по принципу присоединения равноправных элементов одной структуры или по принципу тема-рематической прогрессии Тип связи элементов внутри цепочки определяет направление их варьирования

В § 2 4. (Система канонических православных текстов и практик как контекст бытования отпуска) анализируются контекстные связи отпуска и богостужебных текстов Для отпуска литургические тексты оказываются горизонтом и образцом варьирования, прежде всего на уровне структуры и образно-стилистической системы Наиболее ярко их влияние сказывается в зачине (§ 2.4 1), закрепке (§ 2.4.2) и в наличии индивидуальных вставок (§ 2.4.3.)

Зачин и закрепка широко используют как отдельные формулы, так и целые молитвенные тексты, среди которых формулы «Господи, благослови», «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», тексты Иисусовой молитвы, молитвы Господней, Символа веры, пасхального тропаря, 22 псалма и других Таким образом, зачин и закрепка образуют целостную рамку - своего рода семиотический «паспорт», благодаря чему отпуск оказывается соотнесенным с классом литургических текстов, наделенных высокой сакральностью

Индивидуальные вставки, связанные с литургическим контекстом, многочисленны Они могут иметь характер как небольших окказиональных цитат из канонических текстов так и достаточно обширных текстов, созданных хотя и с опорой на канон, но уникальных Особенно интересны случаи направленной редактуры исходного текста, когда переписчик

фактически «переводит» оригинал на старославянский язык и язык книжных образов

Роль подобных вставок в тексте отпуска настолько велика, порой определяюща, что заставляет поставить вопрос о принципиальной значимости фигуры переписчика для образования и бытования письменного отпуска С фигурой переписчика-книжника связан сам акт выбора стилистической, образной и культурно-семантической системы, в которой будет выполнен текст

Рассмотрев отпуск в контексте системы богослужебных текстов, мы переходим к исследованию отпуска в контексте фольклорной традиции, чему и посвящен § 2.5. («Система фольклорных обрядовых текстов и практик как контекст бытования отпуска») Рассматривается как контекст традиции рукописных заговоров (§ 2.5.1 — «Отпуск в контексте традиции рукописных заговоров»), так и устное бытование огпуска, те непосредственный обрядовый контекст и опосредованное влияние устной версии обряда на письменный текст (§ 2.5.2. - «Отпуск в устном бытовании»)

Что касается системных связей с рукописной заговорной традицией, то отпуск обнаруживает более или менее тесное родство со следующими группами письменных заговоров (перечислены по степени интенсивности взаимодействий)

- охотничьи и свадебные отпуски,

- социальные заговоры - заговоры «на подход» к властям, на уважение и

подобные;

- любовная магия - присушки

Эти связи не случайны, они обнаруживают семантические «грани» отпуска значимость апотропеической семангики (которая доминирует в охотничьих и свадебных отпусках), задачу собирания стада (возвращение стада домой осмысляется как аналогичное ситуации «подхода» -неотвратимого пути на суд, к власть предержащим и т д), идею тесной магической связи между пастухом и стадом (как между субъектом и

объектом в присушке) Указанные семантические пересечения делают возможным «заимствование» из указанных групп текстов определенных мотивов

В разделе, посвященном устному бытованию отпуска (§ 252.- «Отпуск в устном бытовании»), заговорный текст рассматривается в связи с его ближайшим контекстом - ситуацией исполнения обряда первого выгона (§ 2.5 2.1. - «Текст отпуска и обрядовый контскст»)

Изучение устного бытования отпуска затруднено в силу скудости сведений об акциональной и предметной составляющих обряда. Часть сведений можно почерпнуть из этнографических описаний из периодики XIX века Имеются современные записи воспоминаний пастухов и свидетелей обряда, но они отражают принципиально иную фазу развития традиции отпускания скота и не могут быть напрямую соотнесены с «классическими» отпусками Самые непосредственные сведения об обрядовой стороне дают сами рукописи некоторые из них (меньше половины в нашей коллекции) содержат так называемый «указ» - примерный «план» обряда В этих условиях важным источником сведений становится сам текст заговора Рассмотрение обряда через призму обрядового текста позволяет исследовать его не только и не столько как набор этнографических сведений, сколько как принципиальную системную особенность, определяющую один из векторов варьирования и текстообразования

Рассмотренный с этой точки зрения, отпуск обнаруживает в своем составе своего рода «дейктическую систему» - набор элементов, специально предназначенных для того, чтобы соотносить текст с ситуацией его порождения и наполнять переменные заговорного текста конкретным значением. Среди этих элементов самыми значимыми являются указание на субъекта обряда (автодескриптивное именование), описание собственных действий, а также описание стада

Специфика функционирования заговорного дейксиса определяет особенности варьирования указанных элементов Для говорящего эти части

заговора особенно важны и требуют обязательного произнесения (в отличие от остальной, большей части текста) Их воспроизведение опирается не на опыт знакомства с книжным текстом, но на диалектную практику устной речи и на видение ситуации и самоидентификацию говорящего (особенно автодескриптивные фрагменты) Как следствие, они сближаются с формами устной заговорной традиции, которые оказываются инкорпорированы в основной текст

На основании полученных наблюдений можно анализировать феномен устного бытования рукописною текста как фактор текстообразования (§ 2.5.2.2 - «Структурные трансформации отпуска») Действительно, ситуация устного воспроизведения письменного текста на фоне доминирования устной заговорной традиции и редукции традиции рукописной привела к серьезным структурным трансформациям, в ходе которых «классический» письменный отпуск адаптировался к системе устных обрядовых практик

На уровне мотивного состава отпуска процесс адаптации вызывает следующие изменения

- избыточные в формальном отношении, поэтически перегруженные мотивы сугубо книжного происхождения, не связанные с обрядовой реальностью, десемантизируются и утрачиваются,

- мотивы, имеющие отношение к семантико-функциональным доминантам всего обряда в целом и соотнесенные с акционально-реальным рядом, напротив, развиваются, разрабатываются и занимают доминирующее положение в тексте

- появляются новые элементы, заимствованные из текстов устной скотоводческой магии, прежде всего - из заговоров домашнего выгона.

Если бытование «классического» отпуска принципиально связано с фигурой переписчика и с его вмешательством в текст, то устное бытование не в меньшей мере определяется фигурой говорящего - исполнителя обряда Уровень его компетентности, владение обрядовой ситуацией и видение себя

в ней получает непосредственное отражение в структуре «нового» отпуска и составе мотивов, в устройстве самой ткани текста (лексики, синтаксиса).

В § 2.6. представлены краткие выводы по главе Отпуск, рассмотренный с точки зрения закономерностей варьирования, обнаруживает многоуровневую систему факторов текстопорождения

- письменная форма, обеспечивающая формальную стабилизацию текста, но способствующая его десемнтизации

- парадигматические связи с канонической традицией, задающие поэтический и образный строй отпуска.

- парадигматические связи с народной традицией, определяющие семантическую связь отпуска с контекстом обрядовой ситуации

В Заключении подводятся общие итоги и намечаются возможные перспективы

Проведенное исследование позволяет выделить следующие уровни организации фольклорного текста

• уровень языка (лексика, семантика, грамматические валентности),

• уровень текста (логика построения высказывания и соотнесения его с реальностью, грамматическая, синтаксическая структура);

• уровень поэтической формы (поэтические приемы, стилистические ориентиры),

• уровень фонового контекста

непосредственный контекст - обрядовая ситуация (акционалыю-реальная составляющая, коммуникативная ситуация),

- системный контекст (аналогии и образцы)

Сопоставление конкретных групп текстов, объединенных общностью функциональной семантики, но различающихся по своей прагматике и среде бытования показано, что для каждой из них конфигурация и относительная значимость этих уровней оказывается разной Эта конфигурация и задает векторы и тенденции текстообразования

При этом особо должна быть отмечена та роль, которую играет носитель культуры в трансформационных процессах Его степень владения обрядовой традицией (в том числе, закономерностями организации текста и обряда на каждом из уровней) и ее контекстом, а также стратегия выстраивания обрядового текста и поведения может привести не только к изменениям на одном из указанных уровней, но и к трансформации их соотношения

Исследованный материал и сделанные в работе выводы позволяют продолжать исследование в нескольких направлениях Оно может быть углублено в отношении материала (за счет привлечения дополнительных архивных текстов отпусков, расширения круга книжных текстов, рассматриваемых в качестве контекста, использования большею числа описаний обрядов домашнего выгона и фиксации их в естественном бытовании), в ареальном отношении (путем сравнения нескольких отдельных локальных традиций и/или соотнесения с общерусским контекстом), в содержательном отношении (через более подробное рассмотрение отдельных межгрупповых, межжанровых и межкультурных связей, обнаруженных в ходе выполненной работы) При этом сам подход и рассматриваемая проблематика остаются неизменными

Другой возможностью является осуществление специального полевого исследования, опирающеюся на уже отработанный полевой материал и отталкивающегося от выводов и предположений, связанных с прагматикой заговоров Экспериментом несколько иного рода могла бы стать практика повторной записи одного и того же заговорного текста, принадлежащего к тому или иному типу В этом случае среди ситуаций возможной повторной записи будут интервью, имитация обряда, естественное бытование, рукопись и ее устное воспроизведение/чтение

Еще одно направление предполагает поиск типологических аналогий -исследование тех немногих функционачьных групп магических и молитвенных текстов, которые, как и выгонные заговоры, представлены

одновременно устной и письменной традицией (например, заговоры от некоторых болезней, обереги и народные молитвы)

В Приложении представлены неопубликованные тексты отпусков в современных записях, хранящиеся в архиве Лаборатории фольклора РГГУ

Основные положения диссертации представлены в статьях

1 Вятская зашворно-заклинательная традиция проблемы собирания и систематизации//Вятский родник Киров, 2001 С 32-35 (0,2 ал)

2 Современное состояние традиционной магической практики Зюздинского (Афанасьевского) края // VIII Герценовские чтения (Материалы научной конференции) Киров, 2002 С 66-72 (0,4 ал)

3 Заговоры и приговоры форма бытования и способы фиксации традиционной магической речевой практики // Актуальные проблемы полевой фольклористики Выпуск 2 Москва, 2003. С 37-42 (0,5 ал)

4 Великочетверговая магия (по материалам экспедиций МГУ в Кировскую область) // Актуальные проблемы полевой фольклористики Выпуск 2 Москва, 2003. С 257-267 (0,8 а л )

5 Образная система заговоров от тоски (к вопросу о вариативности фольклорной традиции) // Поэтика фольклора сборник статей к 80-летнему юбилею профессора Владимира Прокопьевича Аникина Москва, 2005. С 39-48 (0,6 ал)

6 Композиционный строй пастушьих отпусков // Традиционная культура №2(22) 2006 С 48-57 (0,8 а л.)

7 Машческии текст в полевом интервью ремарки исполнителя как источник информации // (в печати) (0,4 а.л.)

8 Пастушеские отпуски человеческий фактор в рукописной фольклорной традиции // Вятский родник Киров, 2006 (в печати) (0,4 ал)

9 Письменный заговор в устном бытовании слово и действие в пастушьих отпусках // Текст и контекст в фольклоре М., ГРЦРФ, 2007 (в печати) (0,7 ал)

Формат 60x84 1/16, Уел Печ Лист 1,5 Подписано в печать 01 04 07 г Тираж 100 экз Заказ №1280 Отпечатано в типографии «АллА Принт» Те-! (495) 621-86-07, факс (495) 621-70-09 www allapnnt ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Федосова, Ксения Александровна

Введение.

Глава 1. Устная заговорная традиция обряда первого выгона скота.

1.1. Типология устных выгонных заговоров.

1.2. Заговоры-уподобления: структура текста и принципы варьирования.

1.2.1. Вербальный компонент.

1.2.2. Невербальный компонент.

1.3. Заговоры-обращения: структура текста и принципы варьирования.

1.3.1. Вербальный компонент.

1.3.2. Невербальный компонент.

1.4. Прагматика заговоров-уподоблений и заговоров-обращений: две стратегии текстопорождения.

1.5. Заговоры-уподобления и заговоры обращения: специфика системных связей.

1.5.1. Заговоры-уподобления: структурная роль вербальной формулы.

1.5.2. Структурные параллели: выгонные запреты и поверья.

1.5.3. Заговоры-обращения и их типы.

1.5.3.1. Обращения к домовому.

1.5.3.1.1. Поэтика обращений к домовому как фактор текстообразования.

1.5.3.1.2. Мифологические представления как фактор текстообразования и бытования обряда.

1.5.3.2. Обращения к святым.

1.5.3.3. Обращения к реальному адресату.

1. 6. Выводы.

Глава 2. Письменная заговорная традиция обряда первого выгона скота.

2.1. Общая характеристика материала и логики исследования.

2.2. Письменная форма бытования как фактор текстоообразования.

2.3. Базовые мотивы отпуска и их комбинаторика.

2.3.1. Мотивный фонд отпуска.

2.3.2. Композиция отпуска.

2.3.2.1. Композиционные модели отпуска.

2.3.2.2. Цепочки мотивов.

2.4. Система канонических православных текстов и практик как контекст бытования отпуска.

2.4.1. Зачин.

2.4.2. Закрепка.

2.4.3. Индивидуальные вставки.

2.5. Система фольклорных обрядовых текстов и практик как контекст бытования отпуска.

2.5.1. Отпуск в контексте традиции рукописных заговоров.

2.5.2. Отпуск в устном бытовании.

2.5.2.1. Текст отпуска в обрядовом контексте.

2.5.2.2. Структурные трансформации обряда.

2.6. Выводы.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Федосова, Ксения Александровна

Проблематика исследования

То, что явления устной традиционной культуры существуют как совокупности вариантов, можно считать общепризнанным и не требующим специальной аргументации фактом (ср. [Чистов 1981]). Учеными выделяются ареальные варианты (ср. термины «фольклорный диалект», «локально-культурный тип» [Шацкий этнодиалектный словарь 2001]), исследуются диахронические трансформации явлений фольклорной традиции. Соответственно, вопросы вариативности являются ключевыми для понимания «образа жизни» фольклорного произведения. Несмотря на общераспространенность этого тезиса, реально понять суть процессов, происходящих с явлениями фольклорной культуры, очень сложно, потому что объект исследования носит комплексный, синкретический характер, изменения затрагивают практически все уровни его бытования (при этом исследователь обычно не имеет возможности вести наблюдение за ним в естественной ситуации). Как следствие, изучение вопросов вариативности понимается, прежде всего, как выявление устойчивых инвариантов, и такие понятия, как «принципы варьирования» (вынесенное в тему работы), «закономерности текстообразования» являются обычно научной абстракцией - статической моделью, редуцированно и схематично отражающей реальную динамику процесса.

Предлагаемая работа - не исключение, хотя в ней и предприняты определенные шаги, направленные на компенсацию такой редукции. Принципы варьирования будут пониматься нами как структурные возможности, заложенные в самом тексте/обряде. Чтобы выявить структуру и ее возможности, необходимо прежде определенным образом «препарировать» текст/обряд с помощью исследовательского инструментария, выделить в нем единицы измерения, выявить и описать связи между ними.

Чтобы по возможности устранить разрыв между исследовательской моделью и реальностью самого объекта, кажется необходимым обратиться к фигуре самого носителя традиции. Ведь в системе культуры именно она придает осмысленность и направленность вариациям, можно сказать, определяет их телеологию. С ней связано понятие «стратегия текстопорождения», вынесенное в заглавие работы. Само по себе слово «стратегия» отсылает к субъекту действия - к его целеполаганиям, способности к самоконтролю, рефлексии. В данном случае действием оказывается порождение текста. Указанное словоупотребление во многом связано с практикой лингвистических исследований, посвященных теории коммуникации и с понятием коммуникативной, или речевой стратегии. Под коммуникативной стратегией обычно понимают «планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана. Иными словами, речевая стратегия представляет собой комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативной цели» [Иссерс 1999, с. 54]. Чтобы конкретизировать обобщенного «субъекта речи» до «субъекта текстопорождения», носителя традиционной культуры, участвующего в процессе фольклорного варьирования, необходимо указать на ряд моментов.

1) «Планирование» фольклорного высказывания (будь то текст или обрядовое действие, сопровождающее его) подчиняется не личному произволу: оно отражает систему определенных норм, формальных и смысловых, в которую включен говорящий. При этом уровень владения нормой может быть разным. Таким образом, возникает проблема оценки компетентности носителя традиции и ее учета как одного из факторов варьирования в фольклоре. В первом приближении достаточно выделить два типа носительских сред: среда «компетентных» (знахарей, профессионалов) и «некомпетентных» (обычных людей, простых крестьян). Тип носительской среды определяет способ трансмиссии традиционного знания, частотность и регулярность его актуализации, статус и другие немаловажные характеристики. Как будет показано в работе, реально типология носительских сред оказывается более дробной и не носит абсолютного характера1, но во всех случаях она тесным образом связана с закономерностями варьирования как текста, так и сопровождающего его обряда.

2) «Достижение коммуникативной цели», т.е. действенность обрядового высказывания, поверяется изменениями, которые происходят или не происходят в реальности. Иными словами, обряд должен обеспечить восполнение «недостачи». Поскольку исходная ситуация обладает определенной семантической конфигурацией, постольку для ее разрешения необходимо осуществить обряд определенного типа. Так, если она характеризуется более или менее высоким уровнем кризисности, то для ее устранения необходимо совершить обряд более или менее высокого уровня сакральности. Соответственно, «реализация коммуникативного плана» оказывается способностью носителя использовать (выбирать и даже выстраивать) такую стратегию обрядового поведения, которая будет адекватна исходной ситуации. Эта способность опирается на личные представления носителя традиции2, на его индивидуальное понимание

1 Действительно, простой крестьянин некомпетентен в качестве пастуха, но он может очень хорошо владеть обрядом «домашнего», индивидуального выгона.

2 Которые, в свою очередь, являются «фракцией» от общей системы традиционных представлений, как ее видит исследователь. коммуникативного смысла и семантики обрядовой ситуации, она связана с его опытом в хозяйственной деятельности, с его повседневной речевой практикой.

Можно сказать, что носитель фольклорной традиции оказывается своего рода призмой, в которой фокусируются и через которую преломляются контекстные связи, определяющие положение и бытие фольклорного факта в системе традиционной культуры. Соответственно, адекватно оценить его роль в передаче и изменении традиционного знания можно только реконструировав системный контекст исследуемых явлений. В предлагаемой работе этот вопрос рассматривается в два этапа. На первом осуществляется реконструкция системного контекста бытования для каждой из рассматриваемых групп текстов и обрядов. На втором сопоставляются два типа системных контекстов, один из которых связан с устной, а другой - с письменной культурой.

Цели и задачи исследования

Все сказанное получило непосредственное отражение в той цели и задачах, которые были поставлены в данном исследовании.

Цель: изучение механизмов варьирования заговорного текста и обряда в устной и письменной традиции.

Задачи: выявление и аналитическое описание уровней организации обряда первого выгона (его вербальной и невербальной составляющих), а также закономерностей бытования, действующих на каждом из уровней; рассмотрение механизмов передачи и воспроизведения вербальной и невербальной составляющих обряда, оценка их роль в процессе варьирования; рассмотрение заговорного текста а) в контексте обрядовой ситуации и б) в системном контексте, заданном устной/письменной традицией; определение роли контекста как фактора текстопорождения; представление носителя культуры как субъекта порождения заговорного текста и оценка его роли в трансформационных процессах.

Специфика материала исследования

Выбор обрядов первого выгона скота в качестве предмета исследования не был случайным. Именно специфика выгонной обрядности позволяет аргументировано ставить и пытаться решить те проблемы, о которых шла речь в предыдущем разделе. Дело в том, что магия первого выгона обладает рядом специфических черт, как «внешних», связанных с ее положением в системе традиционной обрядности, так и «внутренних», касающихся ее устройства.

Говоря о «внешних» особенностях обряда, следует отметить, что он одновременно принадлежит нескольким подсистемам - календарным и окказиональным. С одной стороны, первый выгон устойчиво соотносится с календарным циклом предпасхального периода, особенно с обрядами Вербного Воскресенья, Великого Четверга и днем Пасхи. Их объединяет использование общих обрядовых символов (вербы, великочетверговой соли и хлеба, пасхальной свечи и др.). С другой - выгон скота принадлежит сфере скотоводческой обрядности, которая на Русском Севере особенно значима. Несмотря на то, что среди скотоводческих обрядов есть и календарно приуроченные, все они, в силу понятных причин, тяготеют к более свободному, в пределе - окказиональному, ситуативному использованию. Это касается и первого выгона скота, который хотя и называется обычно «егорьевским», но реально в большей степени зависит не от праздника, а от местных климатических условий - появилась ли уже трава, благоприятствует ли погода. Не случайно по мере продвижения на Север выгон сдвигается со дня св. Георгия на более поздние сроки (день св. Николая).

Первый выгон особенно тесно связан со следующими окказиональными скотоводческими обрядами: покупкой скотины, постройкой хлева и заведением животных в новый хлев, поиском пропавшей (потерявшейся или магический «закрытой») скотины. Все эти обряды объединяет общая функциональная семантика: одно из их основных назначений - сделать так, чтобы скотина возвращалась с пастьбы домой. Поэтому совершенно естественно, что они делят часть мотивов, как заговорных (вербальных), так и акциональных. Кроме того, выгон скота выписывается в общую систему представлений о домовом как хранителе домашней скотины и о том, как надлежит выстраивать отношения с этим духом.

Магия первого выгона обнаруживает и более далекие системные связи с окказиональными обрядами. Так, выгон скота характеризуется выраженной обережной семантикой, что делает естественным применение вещественных апотропеев (железных предметов, указанных выше «околопасхальных» обрядовых символов) и отдельных вербальных формул. Во многом этим же объясняется широкое использование текстов молитв и вообще тяготение к каноническим литургическим текстам как к своеобразному ориентиру.

Внутренние» особенности традиции первого выгона скота определяются ее развитостью и дифференцированностью. Комплекс выгонной обрядности включает несколько типов обрядовых практик.

Во-первых, различаются «профессиональная» и «непрофессиональная» обрядовые практики. Под профессиональной подразумевается обряд «отпуска» скота, который совершается пастухом. Владение «отпуском» является достоянием узкого круга профессиональных пастухов. Непрофессиональная выгонная обрядность - это обряды «домашнего» выгона, совершаемого каждой хозяйкой повсеместно. Пастуший и домашний выгон имеют принципиальные различия не только в самой структуре и объеме, композиции, поэтико-формульном строе и семантической конфигурации заговора и обряда, но и в способе их трансмиссии, их статусе и прагматике, типе фонового контекста. Эта разница становится особенно явной на фоне общей функциональной направленности, обнажаются те структурные различия, которые в других случаях остались бы незамеченными.

С делением на профессиональную/непрофессиональную магию соотносится деление на письменную и устную заговорные традиции. Причем оппозиции «профессиональный -непрофессиональный» и «устный - письменный» пересекаются лишь отчасти. По всей видимости, с устной традицией связаны истоки отпуска (существует предположение, что отпуск возник как комбинация нескольких устных заговоров [Бобров, Финченко 1986]). Кроме того, отдельные устные формулы часто входят в состав уже сложившегося текста в качестве окказиональных добавлений. Более того, современный письменный отпуск во многом ассимилируется с текстами устных заговоров. С другой стороны, и устная непрофессиональная традиция знает некоторые формулы и мотивы, принадлежащие отпуску.

Во-вторых, в рамках непрофессионального «домашнего» выгона используются тексты двух разных типов - заговоры-уподобления, или формулы закрытой структуры, и заговоры-обращения, или формулы открытой структуры.

Необходимость четко обозначить суть возникающего здесь различения заставляет дать краткое пояснение в связи с терминологией. Можно с уверенностью предполагать, что ряд ученых, обратившись к нашему или типологически сходному материалу, различили бы указанные типы заговоров как «заговоры» и «приговоры». Именно эти формы кажутся адекватными - достаточно привести их отличительные признаки, описанные в литературе. Заговоры - значительные по объему, так называемые эпические тексты, имеющие стройную и достаточно жесткую композицию, произносимые в специально созданной обрядовой ситуации и принадлежащие к тайному, сакральному традиционному знанию. Ссылаться на источники этих утверждений нет необходимости -достаточно открыть соответствующий раздел любого учебника по фольклору. Приговоры представляют полную противоположность. Это небольшие тексты, не имеющие, как кажется, четкой, регулярно воспроизводящейся структуры, они включены в бытовую жизнь и сопровождают выполнение обыденных хозяйственных действий и известны почти каждому члену сообщества (см. [Дмитриева 1982; Харитонова 1999; Балобанова 2003; Адоньева 2004] и др.). Проблема заключается в том, что в реальном бытовании указанные признаки представлены не в чистом виде, а в виде спектра реализаций, поэтому при работе с современными полевыми записями их применение крайне затруднено.

Рассмотрим каждую пару признаков на материале домашнего выгона. Утверждается, что заговоры в противоположность приговорам имеют значительный объем. Но что конкретно нужно считать значительным? В основном тексты непрофессиональной выгонной традиции примерно равны по объему и состоят из одного или двух-четырех предложений. Далее говорится о четкой структуре. Уподобление «как.так» является одной из самых устойчивых моделей заговорного текста, тогда как обращения оцениваются как неустойчивые, свободные. Но более детальный анализ показывает, что они тоже имеют жесткую структуру, хотя ее природа и способ выражения принципиально отличаются. Ни уровень сакральности обрядовой ситуации, ни степень распространенности не могут быть оценены достаточно ясно и однозначно. Первая зачастую претерпевает серьезные трансформации: действительно, можно ли считать сакральными ситуациями печение хлеба, выход из дома, ловлю рыбы и т.д.? Исторически - да, в сегодняшней традиции - далеко не всегда. Вторая якобы предполагает количественные оценки, но в данном случае применение абсолютных статистических показателей невозможно. При этом все же несомненно, что пара «заговоры - приговоры» отражает наличие двух крайних полюсов. Другое дело, что группы текстов, располагающиеся между полюсами, образуют шкалу плавных, постепенных переходов.

Итак, в данной работе указанная пара терминов не может быть использована отчасти из-за ее недостаточной разработанности, но в большей степени - из-за принципиальной относительности («приговоры» оцениваются как противоположность «заговоров» и наоборот). Все магические тексты будут называться заговорами. Но общее именование не отменяет того факта, что в рамках устной традиции мы имеем дело с целостными, оформленными подсистемами. Каждая из них обладает специфическими особенностями, которые проявляются в структуре текста и обряда, в их прагматике и системных связях. Таким образом, различия между «заговором» и «приговором» в данном случае интерпретируются как различия между двумя стратегиями варьирования обрядовых текстов.

Специфика выгонной обрядности - сосуществование текстов и обрядов разной структуры и прагматики, взаимодействие нескольких носительских сред, разнообразие системных контекстов при общности функциональной семантики - позволила учесть не только регулярные, но и окказиональные, пограничные варианты, отследить многовекторность варьирования фольклорной традиции и зафиксировать комплексный характер трансформаций.

Эти же обстоятельства позволили ограничить территорию исследования: пространственное сосуществование традиции домашнего и пастушьего отпуска стало принципиальным условием отбора материала. Если домашний выгон фиксируется на всем Русском Севере, то зона бытования отпуска ограничена. Предполагают, что отпуск сложился и особенно широко бытовал на территории Архангельской и Олонецкой губерний (современной Архангельской области и Республики Карелия), поэтому самое большое количество текстов, имеющихся в нашем распоряжении, происходит именно оттуда. Кроме того, отпуски и сведения/упоминания о них фиксируются на территории следующих современных областей (точнее, их отдельных районов): Ярославской, Новгородской, Вологодской, Кировской, Костромской, Нижегородской и Ленинградской. Туда рассматриваемая традиция переместилась, по всей видимости, позже, постепенно, с пастушеской миграцией (см. об этом [Бобров, Финченко, 1986], отдельные свидетельства о найме пришлых пастухов, например, [Ефименко 1878; Вересов 1896] и др.). Как можно видеть, границы распространения профессиональной традиции достаточно размыты. Это объясняется тем простым фактом, что систематически зафиксированный материал с соответствующих территорий отсутствует. Из-за невозможности установить четкие границы ареала его распространения акцент в работе сделан не столько на максимальном охвате территории, сколько на более глубоком исследовании домашнего отпуска в «эпицентре» бытования отпусков, хотя маргинальные в территориальном отношении тексты также привлекаются достаточно широко.

Структура работы

Структура работы определяется, с одной стороны, спецификой материала, а с другой - логикой исследовательского подхода.

Работа разделена на две главы, первая из которых посвящена устной традиции, а вторая - письменной. Главы выстроены по общему принципу: сначала дается аналитическое описание исследуемого явления (текста и сопровождающего его обряда), потом рассматриваются его контекстные связи и их роль в процессе варьирования. Можно сказать, что аналитическое описание дает статическую модель объекта, а рассмотрение системных связей позволяет выстроить динамическую модель его бытования.

Различия между главами обусловлены самим материалом. Так, первая глава включает еще один, промежуточный, смысловой блок - исследование прагматики выгонных заговоров. Этот блок позволяет оценить ту роль, которую играют в их изменении сами носители традиции. Блок выстраивается на материале полевых интервью.

Его отсутствие во второй главе объясняется отсутствием интервью или каких бы то ни было исполнительских комментариев к отпускам. Кроме того, в первой и второй главе тексты исследуются на разных уровнях: если краткие устные заговоры, обычно равные одной фразе, разбираются преимущественно на уровне семантики/прагматики отдельной лексемы, то многостраничные письменные отпуски требуют выделения более крупной «единицы измерения», такой как мотив. При этом, как уже говорилось, общая логика подхода остается одной и той же.

Методология и методика Указанная последовательность этапов исследования связана с использованием метода системного анализа. Мы позволим себе привести объемную цитату из работы известнейшего отечественного методолога, занимавшегося его разработкой: «Когда сейчас характеризуют «систему» (будь то содержание понятия или объект), говорят обычно, что это сложное единство, в котором могут быть выделены составные части, или элементы, а также схема связей и отношений между ними. <.> За этим определением мы как бы непосредственно «видим» объект, составленный из элементов и связей между ними; то, что мы «видим», и есть онтологическая картина системного подхода. Но сама эта картина снимает, как бы "свертывает" в себе все те процедуры и способы оперирования, которые мы применяем на разных уровнях познания, воспроизводящего те или иные объекты в виде "систем". И именно они должны быть раскрыты, если мы хотим выявить объективное содержание и логическую структуру понятия системы. За онтологической картиной стоят по меньшей мере три группы процедур. Первая из них включает две процедуры: разложение объекта на части и объединение частей в целое. <.> Вторая группа процедур - измерение эмпирически заданного объекта и фиксация его "сторон" или свойств <.>. Третья группа процедур включает, во-первых, "погружение" элементов и объединяющей их структуры как бы внутрь целого и, во-вторых, обратную операцию "извлечения" элементов или структуры этого целого» [Щедровицкий 1995, с. 228].

Каждая из глав представляет все три группы процедур, примененные к материалу устной (1 глава) и письменной (2 глава) традиции. В качестве объекта в обоих случаях выступает корпус текстов. Он раскладывается на «части» - в первом случае такими частями оказываются структурные типы заговоров, разделяющие весь корпус на группы меньшего объема, во втором - конструктивные элементы отпуска - мотивы. Выделение частей осуществляется на основе фиксации их свойств. Оно позволяет построить статическую модель явления. После этого «разобранный» объект погружается внутрь целого - той традиции, которой он принадлежит. Эта процедура проявляет системные связи, соединяющие его части и его самое с целым и позволяет говорить о динамике его варьирования. Особняком в этой последовательности стоит этап анализа прагматики текста и реконструкции точки зрения носителя культуры. Он позволяет сомкнуть исследовательскую реальность и реальность живой традиции.

Для каждой группы процедур оказался необходим специальный исследовательский инструментарий и методики. Кратко представим их.

Для построения статической модели применяется понятие глубинной, или порождающей структуры. Изначально оно принадлежит порождающей (генеративной) грамматике. Последняя была введены Н. Хомским как средство описания формальных языков (точнее, как средство описания формальных моделей естественных языков). С точки зрения этой теории, высказывания языка соответствуют абстрактным глубинным, или порождающим структурам. Реальные высказывания создаются из ограниченного набора таких структур по определенным трансформационным и структурным правилам (подробнее см. [Хомский 1957]). Таким образом, порождающая структура фольклорного текста/обряда - это та инвариантная структура, которая, трансформируясь по определенным правилам, позволяет создать множество вариантов. Сходное понятие было введено в зарубежной фольклористике А. Греймасом, который писал о трансформационных моделях явлений традиционной культуры ([Греймас 1985]), но оно не получило столь широкого распространения, как понятие порождающей структуры.

В этом же разделе используется методика анализа предикативной семантики, или характеристика опорных образов по действиям. Использование этой методики опирается на разработки, выполненные на материале других фольклорных жанров. Основа была заложена в классических исследованиях В .Я. Проппа, выделившего действие как основную константу повествования (см. [Пропп 1969]). Идея была развита другими исследователями, преимущественно на материале фольклорной прозы (ср., например [Новик 1975; Виноградова, Толстая 1994]). Возможности методики достаточно жестко ограничены, поэтому она применяется для анализа заговоров определенного типа.

В разделе, посвященном прагматике, применяется такая методика обработки материала, как качественно-количественный анализ документов, или контент-анализ. Контент-анализ основывается на принципе повторяемости определенных смысловых элементов в определенного рода документах, текстах и т.д., в данном случае - в комментариях и ремарках, которыми исполнители сопровождают в интервью сообщаемый заговор и описание обряда. Выявляя и группируя повторяющиеся смыслы - те идеи, к которым так или иначе сводится ряд однотипных комментариев, - мы реконструируем взгляд носителя традиции.

Исследование динамики вариационных процессов контекста опирается на целый ряд понятий, выработанных самой фольклористикой. Среди них - понятие контекстных связей, введенное Б.Н. Путиловым, а также понятие естественного контекста, разработанное Т.Б. Диановой. В трудах первого представлена общая теория инклюзивности фольклорного произведения. Он говорит о «контекстуальной фольклористике», примерами которой могут служить его собственные исследования (см. [Путилов 2003]).

Т.Б. Дианова разрабатывает систему различений, которые позволяют эффективно использовать это понятие и которые будут приняты в данной работе: «Если принять для контекста довольно широкое общесемиотическое определение - "существенное для понимания и функционирования данной семиотической единицы текстовое или экстралингвистическое окружение"3, окажется, что контекст фольклорного текста становится разнородным и многослойным. Во-первых, придется дифференцировать естественный контекст от исследовательского. <.> В естественном контексте принято различать: контекст ситуации исполнения (здесь и далее курсив автора. - К.Ф.) (конкретная коммуникативная конситуация), фольклорно-текстовый континуум, в который исследуемый текст включен, и культурно-этнографический фон, на котором бытует текст» [Дианова 2005 (1), с. 14].

Кроме того, на разных этапах исследования использовались понятия и концепции, разработанные в рамках классической лингвистики и частично экстраполированные на фольклорный материал. Среди них:

- теория коммуникативного, или актуального членения высказывания (см., например, изложение теории в учебнике русского языка [Валгина 2002]. Учение о тема-рематическом членении впервые было использовано К.В. Чистовым в [Чистов 1983]);

- теория речевых актов (из лингвистических работ см. [Серль 1986], активно применяется для анализа заговоров - см., например, [Левкиевская 2002]);

- принципы дистрибутивного анализа (разработаны дескриптивистами, см. [Глисон 1959]);

- теория грамматических и семантических валентностей (разработана Ю.Д. Апресяном, см. [Апресян 2000]).

Источники исследования

В работе используются материалы из опубликованных и архивных источников (см. Библиографию).

3 Барулин А.Н. Основания семиотики. Знаки, знаковые системы, коммуникация. Ч. 1. М., 2000. С. 398.

13

Опубликованные тексты взяты из сборников П.С. Ефименко («Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. М., 1877), H.H. Виноградова («Заговоры, обереги, спасительныя молитвы и проч.» (1907 - 1908), JI.H. Майкова («Великорусские заклинания». СПб., 1994); К. Шумова («Молитвы, заговоры и заклинания на все случаи жизни». Пермь, 1992), A.A. Ивановой («Заговоры и заклинания Пинежья». Карпогоры, 1994; «Вятский фольклор. Заговорное искусство». Котельнич, 1994), A.B. Коровашко («Нижегородские заговоры». Нижний Новгород, 1997), «Русские заговоры и заклинания» (М., 1998); «Русские заговоры Карелии» (Петрозаводск, 2000); «Пыщуганье. Традиционный район Пыщугского района Костромской области» (вып. V, Пьпцуг, 2001), а также из статей и отдельных публикаций в периодических изданиях XIX - нач. XX века и наших дней.

Архивные тексты извлечены из государственных архивов кафедры русского народного творчества филологического ф-та МГУ (далее - АКФ), Лаборатории фольклористики РГГУ (АЛФ) и личных архивов A.A. Ивановой A.A. (ЛАИ) и автора работы (ЛАБ).

Материал, полученный из различных источников, неравноценен, поэтому необходимо кратко охарактеризовать в свете задач данной работы.

Большинство опубликованных материалов в силу очевидных обстоятельств дают достаточно отрывочную и неполную информацию. Обычно они включают сам текст, реже текст сопровождается кратким описанием обрядовых действий, еще реже, особенно в старых сборниках, публикуется паспорт информанта и сведения о ситуации записи. В худшем для нас случае они предлагают только текст, но не в аутентичном виде, а подвергшийся намеренной издательской правке. Указанная специфика объясняет филологическую направленность ряда разделов данной работы и то относительно большее внимание, которое уделяется тексту по сравнению с обрядом.

Архивные материалы также имеют свою специфику. Сравним архивы кафедры фольклора МГУ (АКФ) и Лаборатории фольклористики РГГУ (АЛФ). Несмотря на то, что в целом АКФ несравнимо обширнее, по интересующей нас теме объем материала примерно одинаков. Это объясняется тем, что экспедиции РГГУ специально разрабатывают темы, связанные со скотоводческой магией, в частности, с обрядами первого выгона скота, уделяя им самое серьезное внимание и работая именно на интересующей нас территории. К сожалению, специфическая форма архивации данных, используемая в Лаборатории4, стала ограничением для данного исследования. По этой

4 Архив хранится в виде карточек, каждая из которых представляет собой законченный фрагмент этнографической информации. Карточки постепенно переводятся в форму электронной базы данных, но причине материалы АЛФ были незаменимы, прежде всего, как контрольные: на выборках из них проверялись статистические данные (частотность фиксаций как показатель активности бытования того или иного мотива, варианта, структурного типа и т.д.).

Материалы АКФ менее систематичны, экспедиции разных лет дают несопоставимые результаты по интересующей нас теме. Но при этом общий тематический разброс в экспедициях МГУ гораздо шире, а форма фиксации - свободнее. Эти записи позволяют восстановить широкий системный контекст и метатекст (точку зрения самого носителя культуры). Поэтому материалы АКФ, как и работа в составе экспедиций кафедры, оказались для нас самым плодотворным источником для выдвижения гипотез, косвенных наблюдений, сопоставлений, работы с контекстом - в общем, собственно исследования.

Личные архивы не имеют той репрезентативности, которую дают архивы вузов, но зато именно там зачастую можно найти уникальные тексты, а контекст записи может быть восстановлен максимально полно. принцип фрагментации сохраняется. Таким образом, хотя информация оказывается четко систематизированной, но она «выдернута» из контекста записи и логики интервью.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Заговоры в обряде первого выгона скота: принципы варьирования и стратегии текстопорождения в устной и письменной традиции"

2.6. Выводы

Итак, отпуск, рассмотренный с точки зрения закономерностей варьирования, обнаруживает многоуровневую систему факторов, среди которых - как факторы возмущения, так и факторы стабилизации.

Первым уровнем является сам текст, зафиксированный на письме. Столь зримо и неоспоримо представленный, он вынуждает переписчика считаться со своей логикой и композицией. Поэтому достаточно сильными оказываются синтагматические связи, обеспечивающие линейное выстраивание текста. Письменная форма способствует формальной стабилизации: она консервирует избыточные фрагменты, нарушающие общую ясность, она же является причиной механических повреждений текста, в результате которых он может сильно и непредсказуемо измениться.

Парадигматические связи играют хотя и не столь очевидную, но никак не менее значимую роль. Как было сказано, контекстом бытования отпуска является пересечение двух текстопорождающих систем - народной и канонической православной. Их соотношение, меняющееся в разные периоды, задает сценарии варьирования заговора, формирует стратегии его порождения.

Церковная и околоцерковная книжность задает поэтический и образный строй отпуска. Но - что более важно - она формирует определенный тип отношения к самому тексту: переписчик считает возможным и даже необходимым подвергать текст направленной правке. Эта система определила и стилистическую направленность такой правки: внешние приметы стиля, книжная образность воспринимается в качестве ее внешних ориентиров. Несколько менее часто встречаются случаи содержательной разработки исходного списка. В этом случае переписчик выступает по сути дела в роли автора, творчески переосмысливая, развивая оригинал, дополняя его собственными вставками.

Народная традиция определяет вариации иного плана. Эти трансформации не имеют характера направленной, сознательно вносимой редактуры, они ориентированы не столько на уровень поэтики, стилистики, сколько на уровень семантики. Мотивы и образы, связанные с фольклорной традицией, трансформируются, наоборот, в сторону постепенного отсечения художественных излишков и семантических неточностей. «Сухой остаток» более точно соответствует смыслу обрядовой ситуации.

Особое место занимает такой фактор, как устное бытование отпуска и его сосуществование с устной традицией. Эти составляющие задают направление диахронических трансформаций и приводят к появлению современного типа отпуска, в котором все большую роль играет, с одной стороны, корреляция с акционально-предметным рядом, а с другой - носитель традиции (говорящий), его видение конкретной обрядовой ситуации и владение аналогичными магическими практиками.

Заключение

Завершая предпринятое исследование, необходимо обозначить то общее смысловое пространство, которое прояснит взаимоотношения между рассмотренными обрядовыми типами текстов (выгонные заговоры-уподобления, заговоры-обращения и письменные отпуски). Действительно, эти типы не могут быть сопоставлены напрямую. В первую очередь обращают на себя внимание формальные различия: несоизмеримый объем, разная носительская среда. Есть и более сложные, комплексные, различия: группы текстов различаются в типологическом отношении - два структурных типа заговоров, сопоставляемые между собой, не могут быть напрямую сопоставлены с такими заговорами, которые включают в свой состав формулы обоих типов. Кроме того, материал различается по своей стадиальной принадлежности. Традиция домашнего выгона запечатлена в синхронном срезе - практически все тексты и описания обряда, которыми мы располагаем, были зафиксированы в течение последних десятилетий. Записи пастушьих отпусков, наоборот, представляют диахронию традиции. В противном случае мы должны были бы ограничиться непоказательной подборкой из десяти-пятнадцати текстов.

Но при этом можно говорить о глубоком «внутреннем» единстве обеих традиций и о «внешней» общности, т.е. системном контексте, который помещает их в общее пространство. Говорить о «внутреннем» единстве позволяет тот факт, что все типы выгонных заговоров подчинены одной и той же обрядовой семантике, которая задает смысловую конфигурацию текста. Так, каждый их двух типов устных формул несет свою функционально-семантическую нагрузку: заговоры-уподобления магически «привязывают» корову к дому, заговоры-обращения призывают более могущественные силы и передают животное в их ведение. В отпуске оба принципа объединены, хотя и не на равных правах (см. ниже) и дополнены формулами и приемами апотропеической магии. Как следствие, ряд заговорных форм устной традиции коррелирует с письменными - ср., например, молитвенное обращение к святому в заговоре открытой структуре и в отпуске или использование формул закрытой структуры в устной и рукописной традиции. При этом, естественно, их конкретное словесное и обрядовое оформление напрямую зависит от того, принадлежат ли они отпуску или устному заговору - очень характерны различия между устными вокативами, обращенными к нескольким главным святым, и строго ранжированными и богато «орнаментированными» «списками святых»; между устной формулой уподобления, стабильной, тесно связанной с обрядом, и цепочкой из трех и более формул закрытой структуры, которая разрабатывается переписчиком как образно-стилистическая «изюминка», как целостная и самодостаточная зарисовка. В этом смысле более показательной является общность акционально-предметных рядов.

Внешнее» единство обеспечивается общностью системных связей домашнего выгона и отпусков. И те, и другие тесно связаны с апотропеической магией. На уровне текста эти связи будут реализованы с сохранением уже указанных различий между устной и письменной традициями. В домашнем выгоне в роли оберега используются краткие канонические молитвы и отдельные литургические формулы, адаптированные устным народным употреблением, в пастушьем - развернутые письменные тексты, тесно связанные с традициями средневековой книжности. Уровень акционально-предметных оберегов, наоборот, включает много общих элементов: использование железных предметов (топор, коса, нож). Особенно интересно использование типологически сходных реалий - обрядовых симоволов, «освященных» в предпасхальный период и на Пасху. В устной традиции это прежде всего верба, великочетверговые соль и хлеб, в рукописной -пасхальная свеча, осколки колокола, звонившего на Пасху.

Кроме общей связи с обережной магией, выделяются и более частные схождения. Так, устные тексты открытой структуры, как и отпуски, связаны с традициями православной литургики и околоправославной книжности. Эта связь проявляет себя одинаково и в устной, и в письменной традиции - канонические тексты воспринимаются как образцы, их модальность, образность, стилистика задает горизонт варьирования, отдельные формулы становятся неотъемлемой частью заговора, иногда преобладая над народным текстом. Устные тексты закрытой структуры соотносятся с традиционными фольклорными обрядами - и отпуски, будучи текстами пограничными, также обнаруживают эту связь. Но в отличие от единого контекста церковной литургики наборы фольклорных контекстов, т.е. конкретные фоновые обряды для заговоров домашнего и пастушьего выгона, различаются.

В силу столь сложных взаимоотношений выводы, касающиеся механизмов варьирования и стратегий текстообразования, должны быть для большей ясности представлены поэтапно. Начнем с двух обрядовых типов устной традиции. В самой народной среде они дифференцированы по принципу «тайное сакральное знание» и «общеизвестное знание». Это значит, что заговоры-уподобления квалифицируются как специальные тексты, использование которых требует дополнительных знаний и компетенций. Заговоры-обращения оказываются проявлениями практики обрядовой коммуникации, вырастающей из реальности повседневного обихода, хозяйственного и речевого. Первые мотивированы архаичными представлениями, сохранившимися в большей степени на уровне симпрактических действий, чем текстов. Такие представления принадлежат самой традиции, но не ее носителю. Вторые связаны с актуальными представлениями, которые фиксируются на вербальном уровне и соответственно могут быть отрефлексированы и в этом смысле присвоены носителем культуры. На основе этой дифференциации выстраивается их соотношение на современном этапе развития традиции. Заговоры-уподобления постепенно теряют актуальность: частично они утрачиваются, частично - профессионализируются. Становясь достоянием все более узкого сообщества, они застывают в своей «классической» и без того очень консервативной форме. Заговоры-обращения вытесняют, точнее, замещают их: они все шире входят в состав выгонных обрядов независимо от структуры последних. Сообщество носителей, владеющих стратегией порождения текстов открытой структуры, расширяется, соответственно, повышается и уровень вариативности самих заговоров (для чего приспособлен и их строй).

Путь изменения письменных отпусков лежит поначалу в иной плоскости. Отпуск проходит сложный период становления, когда исходный текст1, глубоко укорененный в рукописной традиции и повторяющий ее «общие места», постепенно модифицирует их так, чтобы они более точно соответствовали смыслу обрядовой ситуации. Сосуществование с устной традицией оказывает влияние на формирование отпуска даже на этом этапе. Так, постепенно утрачиваются неясные, темные фрагменты, уходят мотивы и образы, которые были связаны со стилистикой и образностью около-церковной и церковной книжности. Ничем не мотивированные ни в самом обряде, ни в более широком фольклорном контексте, такие элементы оказываются с точки зрения традиции лишними. Соответственно, объем текстовой части отпуска сокращается. Но за счет этих изменений обрядовый комплекс в целом приобретает более ясные и законченные очертания. Как следствие, направленность варьирования оказывается более жестко детерминированной: авторская разработка формальной стороны становится менее значимой, чем семантическая точность, направленная произвольная правка ограничивается обрядовым контекстом. Все эти черты постепенно переводят отпуск в разряд устного текста, хотя письменная форма фиксации остается формальным показателем его высокого магического статуса и регламентирует объем и состав исполнительской среды. Адаптируясь к устной традиции, отпуск развивается по модели заговора-обращения, несмотря на то, что формулы-уподобления тоже входят в его состав и, соответственно, теоретически могли стать моделью трансформации текста. Это не случайно: в таком предпочтении сказалась как историческая близость отпуска к литургике, так и актуальность модели обращения, о

1 Естественно, здесь не имеется в виду «общий протограф». «Исходный текст» условно обозначает первый этап формирования отпуска. которой говорилось выше. Можно предполагать, что постепенно отпуск окажется ассимилированным устной традицией заговоров-обращений, обогатив этот тип некоторыми мотивами. Стоит добавить, что представленная здесь логика должна рассматриваться не столько как реконструкция диахронических изменений, сколько как гипотеза, основой для которой является типология форм отпуска.

Все сказанное о механизмах варьирования и стратегиях текстообразования может быть формализовано и обобщено в выводах об уровнях организации фольклорного текста, среди которых, как показало проведенное исследование, выделяются

• уровень языка (лексика, семантика, грамматические валентности);

• уровень текста (логика построения высказывания и соотнесения его с реальностью, грамматическая, синтаксическая структура);

• уровень поэтической формы (поэтические приемы, стилистические ориентиры);

• фоновый контекст:

- непосредственный контекст - обрядовая ситуация (акционально-реальная составляющая, коммуникативная ситуация);

- системный контекст (аналогии и образцы).

Как мы видели, конкретные группы текстов, объединенные общностью функциональной семантики, но различающиеся по своей прагматике и среде бытования, характеризуются различной конфигурацией и соотношением этих уровней. Их конфигурация и задает векторы и тенденции текстообразования. При этом особо должна быть отмечена та роль, которую играет носитель культуры в трансформационных процессах. Его степень владения обрядовой традицией (в том числе, закономерностями организации текста и обряда на каждом из уровней) и ее контекстом, а также стратегия выстраивания обрядового текста и поведения может привести не только к изменениям на одном из указанных уровней, но и к трансформации их соотношения.

Как можно еще раз убедиться, общая палитра векторов изменения выгонных заговоров и стратегий их трансформации оказывается богатой и многомерной. Ее сложное устройство позволяет говорить о целом ряде возможностей, которые оказываются перспективами предлагаемой работы.

Во-первых, было бы ценным содержательно углубить работу. Это осуществимо за счет направленного расширения базы материала. Что касается традиции домашнего выгона, то здесь необходим дополнительный материал, в особенности по невербальной составляющей обряда. Его анализ позволил бы выявить смешанные и промежуточные типы обрядов, объединяющие элементы уподоблений и обращений, а также рассмотреть типологию обрядовых структур с точки зрения соотношения календарных и окказиональных форм. Целью такого исследования было бы синхронное описание локальной магической традиции. Представленная здесь работа служила бы для него типологической опорой. В связи с отпусками содержательное исследование, наоборот, могло бы сосредоточиться на выстраивании более полной диахронической картины: реконструкции истоков отпуска и содержательных трансформаций, произошедших с ним за несколько столетий. Это становится возможным именно после той общей работы по выявлению базовых мотивов и их типологических особенностей, которая была проделана во второй главе. Подобное исследование потребовало бы привлечения всех известных текстов отпусков, возможно, его иноязычных параллелей (записей на финском, карельском языках), а также специальной работы с текстами не только церковной, но и светской книжности.

Работа могла бы быть расширена в ареальном отношении. Вспомним, что домашний выгон имеет общерусское распространение, тогда как пастуший распространен на ограниченной территории. В работе рассматривалась зона, в которой обе традиции бытуют параллельно. Выход за ее пределы и исследование варьирования и системных особенностей обряда первого выгона скота может дать принципиально иные результаты.

Необходимо также отметить возможность содержательного углубления, «тематизации». Такая перспектива предполагает сохранение логики подхода, но более предметного объекта: тех конкретных точек системных - межмотивных, межсюжетных, межтиповых, межжанровых - схождений, которые были найдены в ходе общего исследования. В качестве примера таковых можно указать пересечения между текстами разных типов в домашнем выгоне (см. § 1.5.1.) связи между письменным заговором и загадкой (см. § 2.5.1.) и др.

Очень интересным могло бы стать экспериментальное полевое исследование, направленное на разработку вопросов, связанных с рефлексией носителей традиции. Было бы важно и интересно выявить их точку зрения на происходящие на глазах культурные изменения. Как стало понятно уже в ходе проделанной работы, рефлексивные оценки состояния традиции очень часто отражают не только личную точку зрения, но и сущностные системные особенности самих феноменов культуры. Экспериментом другого рода была бы практика повторной записи одного и того же заговорного текста, принадлежащего к тому или иному типу. Среди ситуаций возможной повторной записи нужно назвать следующие: интервью, имитация обряда, естественное бытование, рукопись и ее устное воспроизведение/чтение.

В качестве еще одного направления нужно назвать поиск типологических аналогий. Его можно разворачивать как исследование тех немногих функциональных групп магических и молитвенных текстов, которые, как и выгонные заговоры, представлены одновременно устной и письменной традицией (например, заговоры от некоторых болезней, обереги и народные молитвы). Именно это направление, как нам видится, должно наиболее логично продолжить основную содержательную линию представленной диссертации.

Условные сокращения

Афан. - Афанасьевский р-н Кировской обл. Мур. - Мурашинский р-н Кировской обл. Карг. - Каргопольский р-н Архангельской обл. Нянд. - Няндомский р-н Архангельской обл. Пин. - Пинежский р-н Архангельской обл. Под. - Подосиновский р-н Кировской обл. Слоб. - Слободской р-н Кировской обл. Урж. - Уржумский р-н Кировской обл. Юрьян. - Юрьянский р-н Кировской обл.

Список научной литературыФедосова, Ксения Александровна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. Барсов 1873 Барсов Е. Памятники народного творчества в Олонецкой губернии. СПб., 1873.

2. Ведерникова 2004 Ведерникова Н.М. От Егория до Покрова: скотоводческая обрядность на Кенозере // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. З.М., 2004. С. 131-140.

3. Виноградов 1907, 1908 Виноградов H.H. Заговоры, обереги, спасительныя молитвы и проч. //Живая старина. 1907. Вып. 2.1908. Вып. 1-4.

4. ВФ Вятский фольклор. Заговорное искусство / Сост. A.A. Иванова. Котельнич, 1994.

5. Вятский фольклор 1996 Вятский фольклор. Мифология / Сост. A.A. Иванова. Котельнич, 1996.

6. Георгиевский 1890 Георгиевский М.Д. Из народной жизни // Олонецкие губернские ведомости. 1890. № 76. С. 773-774.

7. Георгиевский 1890 (1) Георгиевский М.Д. Из народной жизни // Олонецкие губернские ведомости. 1890. № 77. С. 782-783.

8. Герасимов 1896 -Герасимов М. К. Молитвы, заговоры и заклинания, записанныя в Череповецком уезде // Новгородские губернские ведомости. 1896. № 69.

9. Герасимов 1900 Обычаи, обряды и поверья в Череповецком уезде. Сообщил М.К. Герасимов // Этнографическое обозрение. 1900. № 1.

10. Голубцов 1909 Голубцов Н. Молитва пастухов в Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1909. № 93.

11. Ефименко 1877 Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П.С. Ефименко // Труды этнографического отдела Императорского Общества любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. М., 1877. Т. 2.

12. Забылин 1992 Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. М., 1992.

13. Зеленин 1905 Зеленин Д.К. Из быта и поэзии крестьян Новгородской губ. // Живая старина. 1905. Вып. 1-2. С. 1-56.

14. Зенбицкий 1907 Заговоры (конца XVII века) П. Зенбицкого // Живая старина. 1907. Вып.1. С. 1-<5.

15. ЗЗП Заговоры и заклинания Пинежья. / Сост. A.A. Иванова. Карпогоры, 199.4

16. Ильинский 1884 Ильинский В. Домашний отпуск при выгоне рогатого скота на пастбище (Ряговской волости, Каргопольского уезда) // Олонецкие губернские ведомости. 1884. № 53. С. 515-516.

17. Линевский 1928 -Линевский А.М. Материалы к обряду «отпуска» в пастушестве Карелии // Этнограф-исследователь. Л., 1928. № 2-3. С. 41-45.

18. Майков 1994 Великорусские заклинания. Сборник Л. Н. Майкова. СПб., 1994.

19. Малиновский 1876 Малиновский Л. Заговоры и слова, по рукописи XVIII века // Олонецкие губернские ведомости. 1876. № 15. С. 161-163.

20. Матросов 1909 Матросов Н. Народное поверье // Олонецкие губернские ведомости. 1909. № 64.

21. Модестов 1868 Модестов И, священник. Обходы пастухов // Новгородские губернские ведомости. 1868. № 50.

22. Мороз 2001 Мороз А.Б. Севернорусские пастушеские отпуска и магия первого выгона скота у славян // Восточнославянский этнолингвистический сборник. М., 2001. С. 232-256.

23. Морозов 2001 «Отпуск» пастуха из Каргопольского р-на Архангельской обл. Подготовка к публикации И.А. Морозова // Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре. М., 2001. С. 120-124.

24. Наем пастухов 1885 А.Д. Наем пастухов в Ворзогорской волости (Из летних экскурсий в деревню) // Архангельские губернские ведомости. 1885. № 99.

25. Нижегородские заговоры 1997 Нижегородские заговоры. (В записях XIX - XX веков) / Сост. A.B. Коровашко. Нижний Новгород, 1997.

26. Новгородский фольклор 2001 Традиционный фольклор Новгородской области. СПб., 2001.

27. Пастушьи заговоры 1891 Пастушьи заговоры Кадниковского уезда // Вологодские губернские ведомости. 1891. № 5.

28. Пинежье 1994 Заговоры и заклинания Пинежья / Сост. A.A. Иванова. Карпогоры, 1994.

29. Пыщуганьеи 2001 Пыщуганье. Традиционный район Пыщугского района Костромской области. Под ред. A.B. Кулагиной. Вып. V. Пыщуг, 2001.

30. Ребров 1886 Ребров В.Я. Молитва скоту // Олонецкий сборник: Материалы для истории, географии, статистики и этнографии Олонецкого края. Вып. 2. Петрозаводск, 1886.

31. РЗИЗ Русские заговоры и заклинания / Под ред. В.П. Аникина. М., 1998.

32. РЗК Русские заговоры Карелии. Петрозаводск, 2000.

33. Рыбников 1861 Рыбников П.Н. Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. М., 1861. Ч. 3-4.

34. Срезневский Срезневский В.И. Описание рукописей и книг, собранных для императорской Академии наук в Олонецком крае. СПб., 1913.

35. СРНГ Словарь русских народных говоров. Вып. 8, Л., 1972.

36. Суеверие 1885 Суеверие и предрассудки в простом народе (Сообщено редакции из Петрозаводского уезда) // Олонецкие губернские ведомости. 1885. № 78. С. 690-691.

37. Харитонов 1847 -Харитонов А. Из записок Шенкурца // Отечественные записки. 1847. Т. 4, № 10, отд. VIII. С. 148-156.

38. Харузин 1889 Харузин Н. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского уезда Олонецкой губернии. М., 1889.

39. Цейтлин 1912 Цейтлин Г. Знахарство и поверья в Поморье (Очерк из быта поморов) // Известия Архангельского Общества изучения Русского Севера. Архангельск, 1912. № 1. С. 8-17.

40. Шумов 1992 Молитвы, заговоры и заклинания на все случаи жизни. Сост. Г. Чагин, К. Шумов, Л. Окулова, М. Иванова. Пермь, 1992.1. Исследования

41. Аверинцев 1994 Аверинцев С.С., Андреев МЛ., Гаспаров МЛ., Гринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. С. 338.

42. Агапкина 1994 Агапкина Т.А., Виноградова JI.H. Благопожелание: ритуал и текст//Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 168-209.

43. Агапкина 1996 Агапкина Т.А. Вещь, образ, символ: колокола и колокольный звон в традиционной культуре славян // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1996. С. 210-282.

44. Агапкина 2000 Агапкина Т.А. Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян. М., 2000.

45. Агапкина 2002 Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2002.

46. Адоньева 2004 -Адоньева С.Б. Прагматика фольклора. СПб., 2004.

47. Адоньева 2005 Адоньева С. Б. Конвенции магико-ритуальных актов // Заговорный текст. Генезис и структура. М., 2005. С. 385-401.

48. Адрианова-Перетц 1974 Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор. Л., 1974.

49. Амроян 2000 Амроян И. Ф. Типология цепевидных структур. Тольятти, 2000.

50. Амроян 2005 Амроян И.Ф. Повтор в структуре фольклорного текста. М., 2005.

51. Аникин 1996 -Аникин В.П. Теория фольклора. Курс лекций. М., 1996.

52. Апресян 1974 -Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. I. М., 1995.

53. Апресян 2000 -Апресян Ю. Д. Предисловие к Новому объяснительному словарю синонимов русского языка. Изд. второе, исправленное // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск. М., 2000. С. V-VII.

54. Байбурин 1971 Байбурин А.К. Русская былина. Заметки о синтаксисе // Русская филология. Сб. ст. науч. раб. Тарту, 1971. С. 3-15.

55. Байбурин 1983 Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Д., 1983.

56. Байбурин 1993 Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993.

57. Балобанова 2003 Балобанова К.А. Заговоры и приговоры: формы бытования и способы фиксации традиционной магической речевой практики // Актуальные проблемы полевой фольклористики. М., 2003. С. 37-42.

58. Белова 2004 Белова О.В. Как в деревне Арзубиха «кабалу писали» // Язык культуры: Семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923-1996). М., 2004. С. 183-190.

59. Бобров, Финченко 1986 Бобров А.Г., Финченко А.Е. Рукописный отпуск в пастушеской обрядности Русского Севера // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 135-164.

60. Богатырев 1971 Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971.

61. Богатырев 2006 Богатырев П.Г. Функционально-структуральное изучение фольклора (Малоизвестные и неопубликованные работы). М., 2006.

62. Богданов 1995 Богданов К.А. Абракадабра как заговорная модель. Пределы структурирования // Русский фольклор. Т. XXVIII. СПб., 1995. С. 185-197.

63. Бузин 2000 Бузин B.C. Традиционное животноводчество и животноводческая обрядность Кенозерья // Традиция в фольклоре и литературе. СПб., 2000. С. 5-14.

64. Буслаев 1910-Буслаев Ф.И. Сочинения. СПб., 1910. Т. 2.

65. Валгина 2002 Современный русский язык. Учебник. Под редакцией Н.С. Валгиной. М., 2002.

66. Валенцова 1996 Валенцова М. М. О магических функциях колокольчика в народной культуре славян // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1996. С. 283-294.

67. Ведерникова 2004 Ведерникова Н.М. От Егория до Покрова: скотоводческая обрядность на Кенозере // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 3. М., 2004. С. 131-140.

68. Вересов 1896 Вересов П. Пастух // Новгородские губернские ведомости. 1896. №52.

69. Веселовский 1898 Веселовский А.Н. Психологический параллелизм и его формы в отражении поэтического стиля. СПб., 1898.

70. Веселовский 1940 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

71. Ветухов 1907 Ветухов А. Заговоры, заклинания, обереги и другие виды народного врачевания, основанные на вере в силу слова. (Из истории мысли). Вып. 1-П. Варшава, 1907.

72. Виноградов 1980 Виноградов В.В. О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума // Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М., 1980. С. 3-56.

73. Виноградов 1987 Виноградов В.А. Несобственно-прямая речь // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 153.

74. Виноградова 1993 (1) Виноградова Л.Н. Заговорные формулы от детской бессонницы как тексты коммуникативного типа // Исследования в области балто-славянской культуры. Заговор. М., 1993. С. 153-164.

75. Виноградова 1993 (2) Виноградова Л.Н. Семантика фольклорного текста и ритуала: типы взаимодействий // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. XI Международный съезд славистов. Братислава, сентябрь 1993 г. М., 1993. С. 210-221.

76. Виноградова 1994 Виноградова Л.Н., Толстая СМ. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 16-44.

77. Виноградова 1996 Виноградова Л.Н. Звуковой портрет нечистой силы // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1996. С. 179-200.

78. Виноградова 1998 Виноградова JI.H. Мотивировка ритуальных действий как интерпретирующие тексты // Ученые записки Российского православного университета ап. Иоанна Богослова. М., 1998. Вып. 4. С. 111-117.

79. Глисон 1959 -Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику. М., 1959.

80. Головачева 1993 Головачева. A.B. Картина мира и модель мира в прагматике заговора // Исследования в области балто-славянской культуры. Заговор. М., 1993. С. 196-212.

81. Горбачев 2004 Горбачев A.B. Пропажа и поиски скота в каргопольской фольклорной традиции // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. З.М., 2004. С. 155-168.

82. Греймас 1985 ГреймасА. В поисках трансформационных моделей // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М., 1985. С. 89-108.

83. Гуляева 1986 Гуляева Л.П. Пастушеская обрядность на р. Паше (традиция и современность) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. JL, 1986. С. 172-180.

84. Гура 1981 Гура A.B., Терновская O.A., Толстая С.М. К характеристике ритуальных форм речи у славян // Структура текста - 81. Тезисы симпозиума. М., 1981. С. 47-48.

85. Даль 1998 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля. В 4 томах. Т. 1. М., 1998.

86. Дейк 1981 Дейк Т.А. Исследование по прагматикам дискурса. М., 1981.

87. Дианова 2002 Дианова Т.Е. Гипертекстовые единства в живой фольклорной традиции // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 1. М., 2002. С. 68-74.

88. Дианова 2003 Дианова Т.Е. Формы фольклорной трансмиссии // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 2. М., 2003. С. 7-12.

89. Дианова 2005 (1) Дианова Т.Е. Текст и контекст в фольклоре // Славянская традиционная культура и современный мир. Вып. 8. М., 2005. С. 11-21.

90. Дианова 2005 (2) Дианова Т. Б. Жанровое пространство фольклора: изменение научной парадигмы // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сборник докладов. Т. 1. М., 2005. С. 372-385.

91. Дмитриева 1982 Дмитриева С.И. Слово и обряд в мезенских заговорах // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 36-49.

92. Древнерусская литература 2003 Древнерусская литература. М., 2003.

93. Дурасов 1998 -Дурасов Г.П. Обряды, связанные с домашним скотоводством на Каргополье, в конце XIX начале XX в культура Русского Севера. JL, 1988. С. 99-107.

94. Духовная культура 1997 Духовная культура Северного Белозерья. Этнодиалектный словарь. М., 1997.

95. Дымарский 2001 Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст. На материале русской прозы XIX - XX века. М., 2001.

96. Елеонская 1912 Елеонская Е.Н. Некоторые замечания по поводу сложения сказок. Заговорная формула в сказке // Этнографическое обозрение. Кн. 92-93. 1912. № 1-2.

97. Ефименко 1878 Ефименко U.C. Договор найма пастухов. СПб., 1878.

98. Журавлев 1994 Журавлев А.Ф. Домашний скот в поверьях и магии восточных славян: Этнографические и этнолингвистические очерки. М., 1994.

99. Забылин 1880 Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. М., 1880.

100. Зелинский 1897 Зелинский Ф. О заговорах. История развития заговора и его формальные черты. Харьков, 1897.

101. Золотова 1954 Золотова Г.А. Структура сложного синтаксического целого в карамзинской повести // Труды Ин-та языкознания АН СССР. 1954. Т. 3.

102. Иссерс 1999 Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 1999.

103. Карасик 1992 -Карасик В. И. Язык социального статуса. М., 1992.

104. Кассирер 2000 -Кассирер Э. Избранное. Индивид и космос. СПб., 2000.

105. Квятковский 1966 Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966.

106. Кербелите 1991 Кербелите Б.П. Историческое развитие структур и семантики сказок (на материале литовских волшебных сказок). Вильнюс, 1991.

107. Кляус 1997 Кляус B.JI. Указатель сюжетов и сюжетных ситуаций заговорных текстов восточных и южных славян. М., 1997.

108. Криничная 1985 Криничная H.A. О сакральной функции пастушьей трубы (по материалам северных пастушеских обрядов) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. JL, 1986. С. 181-190.

109. Левинтон 1974 Левинтон Г.А. К вопросу о функциях словесных компонентов обряда // Фольклор и этнография. Обряды и обрядовый фольклор. Л., 1974. С. 162-170.

110. Леви-Брюль 1930 Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. М., 1930.

111. Леви-Строс 1994 Леви-Строс К. Первобытное мышление. М., 1994.

112. Левкиевская, Плотникова 2001 Левкиевская Е.Е., Плотникова A.A. Этнолингвистическое описание севернорусского села Тихманьга // Восточнославянский этнолингвистический сборник, М., 2001. С. 259-300.

113. Левкиевская 2002 -Левкиевская Е.Е. Славянский оберег. Семантика и структура. М., 2002.

114. Лобкова 2000 Лобкова Г.В. Древности Псковской земли. Жатвенная обрядность. Образы, ритуалы, художественная система. СПб., 2000.

115. Логинов 2004 Логинов К.К. Особенности охоты на медведя. Обычаи и обряды русских Водлозерья // Природно-ресурсные ведомости. 03.2004. № 09.

116. Максимов 1995 Максимов C.B. Культ хлеба. Нечистая, неведомая и крестная сила. Смоленск, 1995.

117. Мальцев 1981 Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской необрядовой лирики (к изучению эстетики устнопоэтического канона) // Русский фольклор. Вып. 21. Л., 1981. С. 13-37.

118. Мальцев 1989 Мальцев Г.И. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики. Л., 1989.

119. Мелетинский 1983 Мелетинскт Е.М. Семантическая организация мифологического повествования и проблема семиотического указателя фольклорных сюжетов // Текст и культура. Труды по знаковым системам XVI (Уч. зап. ТГУ, № 635). Тарту, 1983.

120. Мороз 2001 Мороз А.Б. Севернорусские пастушеские отпуска и магия первого выгона скота у славян // Восточнославянский этнолингвистический сборник. М., 2001. С. 232-256.

121. Мороз 2002 Мороз А.Б. Пастушеские отпуска на Русском Севере // Живая старина, 2002, №3. С. 48-51.

122. Мороз 2004 Мороз А.Б. Народная интерпретация этнографического факта // Язык культуры: Семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923 -1996). М., 2004. С. 174-183.

123. Мороз 2004 (1) Мороз А.Б. «От земли уродиться да в землю ложиться.» // Отечественные записки. 2004. № 1 (16).

124. Морозов, Старостина 2003 Морозов И.А., Старостина Т.А. Ситуативные факторы порождения фольклорного текста // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 2. М., 2003. С. 12-26.

125. Мосс 1996 Мосс М. Очерк о даре // М.Мосс. Общества. Обмен. Личность. М. 1996. С. 83-217.

126. Мошков 1900 Мошков В.А. Труба в народных верованиях // Живая старина. 1900. Вып. 4. С. 451-524.

127. Неклюдов 1984 Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мотивов // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Л., 1984. С. 221-229.

128. Неклюдов 2004 Неклюдов С.Ю. Мотив и текст // Язык культуры: Семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923 - 1996). М., 2004. С. 236-248.

129. Неклюдов 2005 Неклюдов С.Ю. Семантика фольклорного текста и «знание традиции» // Славянская традиционная культура и современный мир. Вып. 8. М., 2005. С. 22-42.

130. Никитина 1981 Никитина С.Е. Об общих признаках текстов заговоров и духовных стихов // Структура текста - 81. Тезисы симпозиума. М., 1981. С. 9293.

131. Новик 1975 Новик Е.С. Система персонажей русской волшебной сказки // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей памяти Владимира Яковлевича Проппа (1895- 1970). М., 1975. С. 217-218.

132. Ожегова 1988 Ожегова С.С. Композиция и типы севернорусских заговоров // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 44-47.

133. Остин 1986 Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 22-131.

134. Павлова 1988 Павлова М.Р. Использование атрибутов ткачекого производства в заговорах // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм фольклора. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 32-34.

135. Пауфошима 1981 Пауфошима Р.Ф, Об одном способе ритмической организации текстов спонтанной речи в вологодских говорах // Структура текста -1981. Тезисы симпозиума. М., 1981. С. 31-33.

136. Пашина 1998 -Пашина O.A. Календарно-песенный цикл у восточных славян. М., 1998.

137. Петров 1981 Петров В.П. Заговоры // Из истории русской советской фольклористики. Д., 1980. С. 77-142.

138. Плотникова 1996 Плотникова A.A. Магия звука в славянской скотоводческой обрядности // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1996. С.73-85.

139. Познанский 1912 Познанский Н.Ф. Сисиниева легенда-оберег и сродные ей амулеты и заговоры // Живая старина. 1912. Вып. 1. С. 95-116.

140. Познанский 1917 Познанский Н.Ф. Заговоры. Опыт исследования, происхождения и развития заговорных формул. П., 1917.

141. Померанцева 1982 Померанцева Э.В. Роль слова в обряде опахивания // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 29-32.

142. Попов 1903 Попов Н. Народные предания жителей Вологодской губернии Кадниковского уезда// Живая старина. 1903. Вып. 1-2. С. 188-224.

143. Потебня 1905 Потебня A.A. Заговоры // Из записок по теории словесности. Харьков, 1905. С. 615-618.

144. Пропп 1969 Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969.

145. Пропп 1999 Пропп В.Я. Собрание трудов: Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне). М., 1999,

146. Путилов 1975 Путшов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий элемент // Типологические исследования по фольклору. Сборник статей памяти Владимира Яковлевича Проппа (1895 - 1970). М., 1975. С. 141-155.

147. Путилов 2003 Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. In memoriam. СПб., 2003.

148. Ровинский 1881 Ровинский Д.А. Русские народные картинки. Кн. 3. Притчи и духовные листы. СПб., 1881.

149. Романов 2003 Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Психолого-типологический аспект. М., 2003.

150. Рудник-Карват 1998 Рудник-Карват 3. О функциях уменьшительных и увеличительных существительных в тексте // Лики языка: К 45-летию научной деятельности Е.А. Земской. М., 1998. С. 315-326.

151. Русская литература 1970 Русская литература и фольклор XI - XVIII века. Л., 1970.

152. Санникова 1994 Саниикова О. В. Польская мифологическая лексика в структуре фольклорного текста // Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 44-84.

153. Свешникова 1993 Свешникова Т.Н. Структура восточно-романского заговора в сопоставлении с восточнославянским (формула отсылки болезни) // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С.139-149.

154. Седакова 1979 Седакова O.A. Содержательность вариаций обрядового текста (восточнославянский погребальный обряд) // Balcano-Balto-Slavica. Симпозиум по структуре текста. Предварительные материалы и тезисы. М. 1979. С. 85-87.

155. Серль 1986 Серлъ Дж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 151-169.

156. Славянские древности Славянские древности. Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. M., 1995. Т. 1; М., 1999. Т. 2; M., 2004. Т. 3.

157. Соколова 1982 Соколова В.К. Заклинания и приговоры в календарных обрядах // Обряды и обрядовый фольклор. М., 1982. С. 11-25.

158. Стросон 1986 Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 131-150.

159. Судник 1983 Судник Т.М. К описанию структуры одного белорусского (восточнополесского) заговора // Текст: семантика и структура. М., 1983. С. 184192.

160. Тайлор 1989 Тайлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1989.

161. Тимофеев 1958 Тимофеев Л.И. Очерки теории и истории русского стиха. М., 1958.

162. Толстая 1992 Толстая С.М. К прагматической интерпретации обряда и обрядового фольклора // Образ мира в слове и ритуале: Балканские чтения - 1. М., 1992. С.3-45.

163. Толстая 1994 Толстая С.М. Вербальные ритуалы в славянской народной культуре // Логический анализ языка. Язык речевых действий. Вып. 7. М., 1994. С. 172-177.

164. Толстая 1996 Толстая С.М. Звуковой код традиционной культуры // Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1996. С.9-17.

165. Толстая 2002 Толстая С.М. Категория признака в символическом языке культуры (вместо предисловия) // Признаковое пространство культуры. М., 2002.

166. Толстая 2004 Толстая С.М. Фольклор в системе культуры // Фольклор и фольклористика: современная научная парадигма и образовательные технологии. Мультимедийное издание. СПб., 2004.

167. Толстая 2005 Толстая С.М. Ритм и инерция в структуре заговорного текста // Заговорный текст. Генезис и структура. М., 2005. С. 292-309.

168. Толстой 1981 Толстой Н.И. Вербальный текст как ключ к семантике обряда // Структура текста-81. Тезисы симпозиума. М., 1981. С. 46-47.

169. Толстой 1982 Толстой Н.И. Из грамматики славянских обрядов // Типология культуры. Взаимное воздействие культур. Труды по знаковым системам. Вып. XV. Тарту, 1982. С. 57-72.

170. Толстой 1984 Толстой Н.И. Фрагмент славянского язычества: архаический ритуал-диалог// Славянский и балканский фольклор. М., 1984. С. 5-72.

171. Толстой 1991 Толстой Н.И. Мифологизация грамматического рода в славянских народных верованиях // Историческая лингвистика и типология. М., 1991.С. 91-98.

172. Толстой 1994 Толстой Н.И. Vita herbae et vita rei в славянской народной традиции // Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 139-167.

173. Толстой 1995 Толстой Н.И. Вторичная функция обрядового символа // Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 167-185.

174. Толстые 1981 Толстые Н.И. и С.М. Заметки по славянскому язычеству. 1. Вызывание дождя у колодца // Русский фольклор XXI: Поэтика русского фольклора. М., 1981. С. 87-98.

175. Топорков 2002 Топорков A.JI. Эпитеты в Олонецком сборнике заговоров XVII века// Признаковое пространство культуры. М., 2002. С. 338-377.

176. Топорков 2005 Топорков A.JI. Заговоры в русской рукописной традиции XV -XIX вв. М., 2005.

177. Топоров 1969 К реконструкции индоевропейского ритуала и ритуально-поэтических формул (на материале заговоров). К столетию со дня смерти А. Шлейхера//Труды по знаковым системам. Вып. 4. Тарту, 1969. С. 9-43.

178. Топоров 1971 Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с концепцией «мирового дерева» // Труды по знаковым системам. V. Памяти В.Я. Проппа. Тарту, 1971. С. 9-62.

179. Топоров 1972 Топоров В.Н. К происхождению некоторых поэтических символов (палеолитическая эпоха) // Ранние формы искусства. M., 1972. С. 77105.

180. Топоров 1988 Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. M., 1988. С. 7-60.

181. Топоров 1993 Топоров В.Н. Об индоевропейской заговорной традиции (избранные главы). Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С. 3-104.

182. Турилов, Чернецов 2002 Турилов A.A., Чернецов A.B. Отреченные верования в русской рукописной традиции // Отреченное чтение в России XVII - XVIII веков. М., 2002. С. 8-75.

183. Усачева 1988 Усачева В.В. Словесные формулы в народной медицине славян // Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 88-92.

184. Усачева 1994 Усачева В.В. Вокативные формулы народного врачевания у славян // Славянский и балканский фольклор. М., 1994. С. 222-240.

185. Успенский 1982 Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского). М., 1982.

186. Финченко 1992 Финченко А.Е. Пастушеские орудия труда (по материалам Русского Севера XIX - начала XX в.) // Из культурного наследия Восточной Европы. СПб., 1992. С. 78-91.

187. Фишман 1986 Фиишан О.М. Связь пастушеской и свадебной обрядности у карел // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. JI., 1986. С. 191-205.

188. Фрезер 1986- Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1986,

189. Харитонова 1988 Харитонова В.И. Этнолингвистика текста. Семиотика малых форм. I. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 34-36.

190. Харитонова 1992 Харитонова В.И. Заговорно-заклинательная поэзия восточных славян: Конспекты лекций. Львов, 1992.

191. Харитонова 1999 Харитонова В. И. Заговорно-заклинательное искусство восточных славян: проблемы традиционных интерпретаций и возможности современных исследований. М., 1999.

192. Хомский 1957-Хомский Н. Синтаксические структуры. М., 1957.

193. Чистов 1981 Чистов КВ. Традиция, «традиционное общество» и проблема варьирования // Советская этнография. 1981. № 2. С. 106-108.

194. Чистов 1983 Чистов КВ. Вариативность и поэтика фольклорного текста // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. IX международный съезд славистов. М., 1983. С. 143-169.

195. Чистов 2005 Чистов КВ. Фольклор. Текст. Традиция, М., 2005.

196. Шацкий этнодиалектный словарь 2001 Морозов И.А., Слепцова КС., Гилярова Н.Н., Чижикова Л.Н. Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь. Рязань, 2001.

197. Шиндин 1993 Шиндин С.Г. Пространственная организация русского заговорного универсума: образ центра мира // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. Заговор. М., 1993. С. 108-127.

198. Щедровицкий 1995 Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995.

199. Щепанская 1985 Щепанская Т.Е. «Знание» пастуха в связи с его статусом (севернорусская традиция XIX - нач. XX в.) // Русский Север. Проблемы этнокультурной истории, этнографии, фольклористики. Л., 1986. С. 165-172.

200. Щепанская 1990 Щепанская Т.Е. Неземледелец в земледельческой деревне: Обрядовое поведение (севернорусская зона, XIX - начало XX в.) // Этнокультурные традиции русского сельского населения XIX - начала XX в. Вып. 1.М., 1990. С. 5-81.