автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Англо-американская историография национальной политики СССР и постсоветских государств, 1985 - 2000 гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Англо-американская историография национальной политики СССР и постсоветских государств, 1985 - 2000 гг."



На правах рукописи

ПОВАРНИЦЬШ Борис Игоревич

АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ СССР И ПОСТСОВЕТСКИХ ГОСУДАРСТВ (1985-2000 ГОДЫ)

Специальность 07.00.09 -Историография, источниковедение и методы исторических исследований

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва - 2003

Работа выполнена в Московском государственном университете сервиса.

Научный консультант: доктор исторических наук, профессор, академик РАЕН ЗЕВЕЛЕВ Александр Израилевич

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Бекмаханова Наиля Ермухаиовна,

доктор исторических наук, профессор Рудь Александр Степанович, доктор исторических наук, профессор Шубин Александр Владленович.

Ведущая организация - Институт этнологии и антропологии имени Н. Н. Миклухо-Маклая РАН

Защита состоится «_» _ 2003 года на заседании

диссертационного совета Д 212.203.03 Российского Университета Дружбы Народов по адресу: Москва, ул. Миклухо-Маклая 6

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского Университета Дружбы Народов.

Автореферат разослан «_»_2003 года

Ученый секретарь диссертационного совета доктор исторических наук, профессор

Саврушева К. Ц.

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследуемой темы определяется причинами, которые можно разделить на две группы: научные и политические.

Последние два десятилетия XX века заставили заговорить о проявившемся во многих странах мира своеобразном «этническом ренессансе». Хотя в принципе он был предсказан и частично объяснен еще четверть века назад теоретиками постиндустриального общества; но для большинства исследователей и наблюдателей 1980-1990-х годов стал неожиданным. Затрагивая многие проблемы самоидентификации, культуры, языка, религии и т. д., наиболее ярко и потенциально опасно этот всплеск проявляется именно в сфере национальной политики (этнополитики). Разумеется, для отечественных исследователей наиболее актуальной составной частью этих глобальных процессов являются этнополитические события в Советском Союзе и в образовавшихся на месте СССР новых независимых государствах. Нужно подчеркнуть, что именно распад Советского Союза стал наиболее значительным этнополитическим событием конца XX века, как по своим масштабам, так и по актуальным и потенциальным последствиям. Современное общество, недаром часто именуемое «информационным», предъявляет повышенные требования к научному творчеству. Необходимостью стало постоянное сопоставление своей работы с исследованиями в смежных областях, ведущимися в рамках иных научных традиций и школ. Историографическое исследование по самой своей сути способствует как раз преодолению этих барьеров, помогая складыванию комплексного представления о научном процессе и о самой общественной жизни. Выбор в качестве предмета изучения историографии именно Соединенных Штатов и Великобритании объясняется тем, что эти страны обладают значительным этнополитическим опытом. Соответственно, в них сложилась давняя традиция изучения и осмысления этой политики. После Второй Мировой войны США быстро выдвинулись на место главного центра изучения СССР. В последние десятилетия можно констатировать, что исследовательские учреждения Западной Европы и США (а в определенной мере и Израиля и некоторых других государств) слились в единое академическое сообщество, в большой мере разделяющее одни и те же исследовательские концепции и методы исследования. Однако, даже на этом фоне сотрудничество исследователей США и Великобритании выглядит особенно тесным.

Что касается вненаучных, политических причин, то, не будучи сторонником возрождения жанра «критики буржуазных фальсификаторов», диссертант вынужден признать, что и в России и за рубежом обществоведение сохраняет высокий уровень идеологизированности. В первую очередь это касается исследования современного общества, всего того, что в английском языке удачно именуется «current history» - история текущих событий. При сохраняющейся идеолгизированности

международных отношений, общей нестабильности сложившегося в 1990-е годы однополярного мира понимание отношения различных элит Запада (в том числе научного сообщества) к российским общественным процессам помогает адекватно оценивать политические действия, а в некоторой мере и прогнозировать их. При этом именно национальная политика в последние годы чаще всего оказывается поводом для ужесточения позиции западных стран по отношению к России.

Несмотря на бурный рост исследовательской и издательской активности, нельзя сказать, что в предшествовавшие перестройке десятилетия ученые США и Великобритании (как и других стран) игнорировали советский «национальный вопрос» и национальную политику. Изучение этой проблематики традиционно входило в рамки советологических исследований, ей посвящена обширная литература. При этом этнополитика или что национальная политика (то есть политика, направленная на регулирование положения этнических групп и отношений между ними) почти всегда исследовалась не сама по себе, а как неотъемлемая часть более широкой тематики «национального вопроса». Особенно заметна такая нерасчлененность тематики в работах, выполненных в русле страноведческих и регионоведческих исследований («country studies» и «area studies»). Исследовательские работы именно такого типа получали во второй половине 1970-х и в 1980-е годы преимущественную государственную поддержку. В целом эта тенденция сохранялась и в 1990-е годы. Такая особенность англоамериканской литературы по рассматриваемой тематике привела к необходимости при подготовке реферируемой диссертации познакомиться с обширным массивом историографических источников, из которых выбирались отдельные сюжеты, гипотезы, утверждения, подборки фактов, относящиеся собственно к этнополитике.

Таким образом, исследование национальной политики СССР периода перестройки и постсоветских государств оказалось вписанным в три взаимодействующих контекста: во-первых, это исследование политической системы Советского Союза и его государств-наследников в целом; во-вторых, это исследование всего комплекса проблем, определяемых понятием «национальный вопрос» в этих государствах; в-третьих, это развитие и изменение исследовательских традиций, заложенных в предшествующие периоды. Именно с учетом данных контекстов американские и английские исследования советской и постсоветской национальной политики рассматриваются в реферируемой диссертации.

Степень разработанности темы в отечественной литературе невелика: две монографии и около 20 публикаций в научных журналах. Историография темы практически всегда рассматривается на фоне более широких понятий: «западная историография», «историография национального вопроса» и т. д. Как представляется, небольшое количество научных работ по данной тематике объясняется тем, что уже в середине 1980-х годов резко ослаб, а затем и вообще исчез «социальный заказ» на исследования в жанре «критики буржуазных фальсификаций» советской

политики. Монографические исследования представлены работами В. В. Коротеевой «Теории национализма в зарубежных социальных науках» и В. Д. Шуверовой «Дезинтеграция СССР: анализ исследований этнических отношений учеными Великобритании и США (1970-1980-е гг.)»1- В первой из этих работ рассматриваются основные современные представления об этничности, нации, национализме и этнополитике, бытующие, главным образом, в англоязычной литературе (работы Э. Геллнера, Б. Андерсона, Э. Смита, Э. Хобсбаума, Р. Брубейкера). Во второй монографии дается историографическое исследование англо-американских взглядов на этнополитическую ситуацию СССР периода перестройки.

Общетеоретическим взглядам американских и английских исследователей (У. Коннор, Л. Л. Снайдер, А. Дж. Мотыль, Э. Смит, Б. Андерсон и др.) на этнос и нацию была посвящены статьи А. А. Знаменского «Этнонационализм: основные концепции американского обществоведения» и Т. В. Таболиной «Этничность и общество: поиск концептуальных решений»2. При этом критике подверглись как «иррационализм американской этносоциологаи», так и вулыаризованный вариант материалистического понимания нации5. Взгляды зарубежных исследователей (У. Лакер, Г. Саймон, Дж. Данлоп, 3. Бжезинский и др.) на современный русский национализм были рассмотрены В. Мунтяном и А, Родионовым в статье «Западные советологи о русском национальном движении», в которой аыоры рассматривают основные варианты русского национализма, выделяемые американскими и английскими авторами. К сожалению, на наш взгляд, в этой статье оказались смешанными работы и тех исследователей, которые давно и плодотворно занимались тематикой русского национализма (Дж. Данлоп) и тех, кто лишь вскользь или недавно коснулся этой тематики4. Зарубежным взглядам на этнокультурные и этнополигические процессы в советской Средней Азии была посвящена в 1987 году статья С. В. Чешко. В ней четко выделяются два направления исследований советского «национального вопроса» - «пропагандистское» и «аналитическое»; автор отмечает постепенный переход западных исследователей от убежденности в русификации СССР к точке зрения, согласно которой происходила «советизация» эшосов Совегского Союза5. В статье «Межгосударственные и

1 Шуверова В. Д. Дезинтеграция СССР: анализ исследований этнических отношений учеными Великобритании и США (1970-1980-е гг.). М.: РАУ, 1993; Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М.: РГГУ, 1999.140 с.

2 Знаменский А. А. Этнонационализм: основные концепции американского обществоведения // США - экономика, политика, идеология. 1993. № 8. С. 3-13; Таболина Т. В. Этничность и общество: поиск концептуальных решений // Этнология в США и Канаде / Ред. К. А. Веселкин, В. А. Типпсов. М.: Наука, 1989. С. 148 - 176.

3 Таболина Т. В. Ук. соч. С. 160,161.

4 Мунтян В., Родионов А. Западные социологи о русском национальном движении // Общественные науки и современность. 1991. № 3. С. 98-104.

5 Чешко С. В. Западные советологи о национальных отношениях и этнокультурных процессах в Средней Азии (1970 - 1980-е годы) // Советская этнография. 1987. № 3. С. 141 -149.

межнациональные конфликты на территории бывшего СССР» И. Л. Прохоренко рассмотрел взгляды на эти проблемы некоторых англоязычных исследователей; в качестве наиболее обоснованной точки зрения зарубежных исследователей автор выделил объяснение этих конфликтов столкновением интересов глобальных и региональных политических группировок6. В качестве своеобразных историографических работ можно рассматривать и ряд рецензий на труды американских и английских авторов, опубликованных российскими обществоведами в последние годы7. Наконец, нужно сказать о многочисленных рефератах работ американских и английских исследователей советской и постсоветской этнополитической проблематики, которые выходили в виде ряда сборников Института научной информации по общественным наукам РАН8.

В последние годы в России было опубликовано несколько монографических работ и крупных статей, посвященных отечественным этнополитическим проблемам 1980-1990-х годов, в которых рассмотрение зарубежной историографии вопроса структурно не выделяется, а является органической частью научного повествования. В принципе такое использование историографического материала является, по мнению диссертанта, оптимальным. Но оно предъявляет значительные дополнительные требования как к самому исследователю (знание иностранных языков), так и к условиям его работы (доступность историографических источников). Видимо, поэтому подобные научные работы пока исчисляются единицами9.

Как видно из приведенного обзора, опубликованные отечественные работы не столько посвящены англо-американской историографии советской и постсоветской этнополитики, сколько вскользь затрагивают эту проблематику, рассматривая более широкие понятия «национального

6 Прохоренко И. Л. Межгосударственные и межнациональные конфликты на территории бывшего СССР (взгляд зарубежных ученых) II США - экономика, политика, идеология. 1994. № 8-9. С.65 - 75.

7 См., напр.: Нугманов А. А. П Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР: Реферативный сборник. Ч. 1. М.: ИНИОН, 1991. С. 76-96, Крюков М. В. Об Александре Беннигсене // Этнографическое обозрение. 1992. № 6. С. 126; Арутюнов С. А. СССР: жизнь после смерти // Этнографическое обозрение. 1998. № 5. С. 133-145; Уварова Т. Б. Зарубежные авторы о национальных проблемах в СССР // Этнографическое обозрение. 1992. № 5. С.. 152-161.

Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР. М: ИНИОН, 1991; Этносоциальные проблемы государств Центральной Азии (обзор зарубежной литературы). М.: ИНИОН, 1995; Россия и ее соседи: взаимосвязь политических и этнических конфликтов. М.: ИНИОН, 1996; Россия и ее соседи: проблемы интеграции и федерализма в странах СНГ. М.: ИНИОН, 1998; Россия и ее соседи: соотнесение национальных интересов внутри СНГ. М.: ИНИОН, 1999; Нация и национализм. М.: ИНИОН, 1999.

9 См., напр.: Четко С. В. Распад Советского Союза: этнополитический анализ. М.: Ин-т этнологии и антропологии, 1996. 310 е.; Тишков В. Идентичность и культурные границы // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах / Ред. М. Б. Олкотт, В. Тишков, А. Малашенко. М.: Центр Карнеги, 1997. С. 15-43.

вопроса», теории этничности, нации и национализма. Не более многочисленны по сравнению с опубликованной литературой, но, по мнению диссертанта, более основательны диссертационные работы, посвященные данной тематике.

Ближе всего к теме реферируемой диссертации стоят диссертационные работы В. Д. Шуверовой «История этнических отношений в СССР (19701980-е годы) в англо-американской историографии» и А. Г. Артамонова «Этнополитические процессы в республиках Российской Федерации (1985 -середина 1990-х годов): анализ англо-американской политической литературы». В первой, весьма основательной и богато документированной, работе автор выделила три основных течения в англо-американской историографии данного вопроса: консервативное, центристское и умеренное, по-разному трактующие этнополитическое устройство СССР10. Среди достижений американских и английских исследователей автор отметила обоснование причин и закономерностей «этнического взрыва» конца XX века, выделение общих тенденций развития многонациональных государств, правильный прогноз возможности распада СССР по этнополитическим границам". Как представляется, автор совершенно справедливо провела параллели между дискуссиями о природе этноса и нации, которые проходили в 1980 - начале 1990-х годов, с одной сюроны, в англо-американской, с другой; в отечественной академической среде. К числу достоинств диссертации огносигся и широкий показ «фона» реальных этнополитических событий, на котором разворачивалась исследовательская работа авторов США и Великобритании. В то же время, по мнению диссертанта эта работа не свободна от недостатков. Трудно согласиться с осуждением сравнительно-исторического подхода к изучению «национального вопроса» в СССР12, не представляется достаточно обоснованным и включение в предмет исследования переведенных на английский язык работ авторов Канады, Франции, Израиля и других стран13, и т. д. Во второй из названных выше диссертаций А. Г. Артамонов14 подробно рассмотрел используемые современными американскими и английскими исследователями концепции нации и межнациональных конфликтов. Однако, при разборе конкретных ситуаций в регионах Российской Федерации (что должно было составить основное содержание исследования), он фактически ограничился пересказом лишь двух-трех опубликованных в разное время работ, в том числе явно устаревших. Американская и западногерманская историография

10 Шуверова В. Д. История этнических отношений в СССР (1970-1980-е годы) в англо-американской историографии. Дисс. ... д-ра историч. наук. М., 1993. С. 115-116, 354.

11 Шуверова В. Д. Указ. соч. С. 132, 350-352.

12 Шуверова В. Д. Указ. соч. С. 130, 178.

13 Шуверова В. Д. Указ. соч. С. 46.

14 Артамонов А. Г. Этнополитические процессы в республиках Российской Федерации (1985 - середина 1990-х годов): анализ англо-американской политологической литературы. Дисс. ... канд. политич. наук. Владивосток, 2000. 163 с.

национальной политики в последние годы существования СССР рассматривается в кандидатской диссертации С. Ю. Римаренко, который уделил большое внимание формированию и эволюции взглядов западных исследователей на советскую национальную политику на протяжении 19401980-х годов, сделав вывод о постепенном слиянии в первой половине 1980-х годов тоталитарного и ревизионистского направлений в советологии15. Зарубежная историография советской и постсоветской национальной политики на материалах отдельных республик затрагивалась также в диссертационных работах В. М. Ковалева, Р. Г. Якубовой, Б. М. Сужикова, В. Н. Стати, 3. А. Дадабаевой16. Историографию отдельных сторон национальной политики рассмотрели Б. М. Батчаев, Р. X. Кочесоков, С. Рахимов17. Практически для всех этих работ характерны две общие черты. Во-первых, в едином комплексе рассматриваются работы советологов многих западных стран, независимо от заявленной темы исследования. Во-вторых, почти в одних и тех же выражениях выделяются и описываются два направления в зарубежной историографии советского «национального вопроса»: реакционно-консервативное и либерально-буржуазное, причем основания для выделения этих направлений приводятся не академические, а политические. В работах 1990-х годов авторы отдают должное отдельным достижениям зарубежных исследователей, однако основные принципы выделения течений и направлений в советологии сохраняются теми же.

В целом отечественные работы, как опубликованные, так и диссертационные, связанные с темой реферируемой диссертации, охватывают лишь отдельные элементы англо-американской историографии отечественной национальной политики. Несмотря на наличие глубоких и содержательных исследований (особенно диссертационных), в исследовании данной тематики советскими и российскими учеными наблюдался

15 Римаренко С. Ю. Немарксистские концепции национально-политической ситуации в Советском Союзе и странах Восточной Европы в 80-е годы (вопросы истории и теории). Дисс.... канд. историч. наук. Киев, 1991. С. 77-81.

16 Дадабаева 3. А. Республика Таджикистан в современной концепции зарубежных политологов. Дисс. ... канд. историч. наук. Душанбе, 1994; Ковалев В. М. Критика буржуазных фальсификаций социально-экономического развития Казахской ССР и республик Средней Азии. Дисс. ... канд. историч. наук. Алма-Ата, 1986; Стати В. Н. Этноязыковые процессы в Молдавской ССР в зарубежном обществоведении (опыт изучения). Дисс. ... д-ра историч. наук. М., 1989; Сужиков Б. М. Несостоятельность буржуазных моделей национализма и «русификации» (на материалах Средней Азии и Казахстана). Дисс. .. канд. историч. наук. Алма-Ата, 1986; Якубова Р. Г. Англоамериканская буржуазная историография о советской национальной политике в период развитого социализма (по материалам Таджикской ССР). Дисс. ... канд. историч. наук. Ташкент, 1986.

17 Кочесоков Р. X. Критический анализ советологических исследований интернационализации образа жизни народов СССР. Дисс. ... канд. филос. наук. Ростов на Дону, 1990; Рахимов С. Ук. соч.; Батчаев Б. М. Национальные отношения в СССР в трудах западных социологов (на примере концепции «русификации»), Дисс.... канд. филос. наук. М., 1988.

определенный консерватизм, даже в 1990-е годы проявлявшийся порой в идеологизации научного исследования.

Некоторый вклад • в - Изучение англоязычной историографии отечественной национальной политики внесли и сами обществоведы США и Великобритании. Главным образом это происходило в ходе развернувшейся в 1990-е годы дискуссии с целью переосмыслить опыт советологии предыдущих десятилетий в свете уже состоявшегося распада СССР. Большинство этих публикаций было выдержано в самокритическом духе, их авторы (многие из которых принадлежали к числу ведущих советологов) признавали отсутствие оперативности и широты научной мысли в попытках осознать происходящие в СССР этнополитические изменения (чрезмерную приверженность этатистскому подходу, отрицание возможности реформ в «тоталитарной империи» и т. п.); наряду с этим отмечались и объективные трудности исследования18.

Как видно из приведенного выше обзора литературы, на данный момент как в России, так и в США и Великобритании отсутствуют специальные работы, специально и комплексно рассматривающие опыт американских и английских исследователей советской и постсоветской этнополитики в последние полтора десятилетия XX века.

Объектом исследования диссертации является та часть академического сообщества США и Великобритании, которая в рассматриваемый период изучала этнополитику СССР и его государств-наследников. Рассматриваются, главным образом, результаты труда этого академического сообщества, овеществленные в публикациях. Во вторую очередь, внимание уделяется организации исследований, их источниковой базе и персональному составу исследователей.

Предмет исследования составляют выработка, обоснование и эволюция различных точек зрения на советскую и постсоветскую национальную политику, бытовавших в 1980-1990-е годы среди исследователей США и Великобритании.

Многие термины, относящиеся к объекту и предмету исследования, по-разному трактуются различными авторами. В диссертации понятия «этнополитика» и «национальная политика» употребляются как синонимы, хотя диссертант и отдает предпочтение первому из них. При этом под этнополитикой понимается составная часть внутренней политики государства, направленную на регулирование положения различных этносов и этнических групп и отношений между ними19. В качестве субъекта

18 См., напр.: Post-Communist studies and political science: methodology and empirical theory in Sovietology / Ed. by F. J. Fleron, E. P. Hoffmann. Boulder: Westview, 1993; Beyond Soviet studies / Ed. by D. Orlovsky. Washington: Woodrow Wilson center press, 1995.

19 Сходные определения см. в работах: Нации и этносы в современном мире: словарь-справочник / Ред. М. Н. Росенко. СПб: Петрополис, 1999; Жириков А. А. Этнические факторы политической стабильности. М.: Славянский диалог, 1995; Абдулатипов Р. Г. Предмет и перспективы национальной политики П Этнопанорама. 1999. №1; Жамсуев Б. Б. Национальная политика современной России: становление и перспективы. Дисс. ...

этнополитики рассматривается элита (или элиты) общества, действующая через государственный аппарат (в отдельные, переломные для данного общества, периоды в понятие субъекта могут включаться также альтернативные элиты, например, лидеры «неформалов» периода перестройки). Под объектом этнополитики понимаются этносы или отдельные люди, рассматриваемые как представители того или иного этноса20. Под национализмом, вслед за Э. Геллнером, А. Мотылем и некоторыми другими авторами, диссертант понимает стремление к государственному или квази-государственному оформлению этнической группы. Термин «национальный вопрос» в представлении диссертанта охватывает весь комплекс проблем, относящихся к положению этнических групп21. Наконец, хотя диссертант вполне отдает себе отчет в наличии множества терминов, включающих в себя слова «этнос», «эшический», в диссертации используются (в качестве синонимов между собой) только два понятия из этого ряда: «этнос» и «этническая группа». Оба понятия применяются к любым социальным группам, объединенным этническими I

признаками, независимо от их численности и структуры.

Хронологические рамки исследования определяются этнополитическими событиями в СССР и его государствах - наследниках, которые отразились в деятельносш ученых США и Великобритании. Начавшаяся перестройка изменила как самому этнополитику СССР, так и изучение ее за рубежом (появление новых реалий общественной жизни, открытие новых возможностей получения информации и т. д.). К середине 1990-х годов во всех постсоветских государствах завершился период оформления новой государственности и новой этнополитики. Прошедшие после завершения этого периода несколько лет (до конца 1990-х годов) оказались достаточным сроком для появления первых опытов научного осмысления совершившегося постсоветского перехода. Объединение в рамках одной исследовательской темы событий, происходивших в Советском Союзе и в новых независимых государствах может показаться механическим и искусственным. Тем не менее, такое объединение можно обосновать, по крайней мере, двумя аргументами. Во-первых, новые независимые

канд. полит, наук. М., 1999; Медведев Н. П. Предмет и функции национальной политики. Дисс. ... канд. полит, наук. М., 1993; Свириденко Ю. П. Историография проблемы национальной политики КПСС в условиях совершенствования социализма. Дисс. ... д-ра истор. наук. М., 1987; и др.

Сходную трактовку см., напр., в работах: Тшшсов В. А. Стратегия и механизм национальной политики в Российской Федерации // Этнографическое обозрение. 1993. № 5. С. 18; Дорноступ В В. Национальная политика правительства России и ее осуществление на Южном Урале (30-е гг. XVIII - 60-е гг.Х1Х в.). Дисс. ... канд. истор. наук. Оренбург, 2000. С. 26-27.

21 Схожие трактовки термина см., в частности: Баграмов Э. А. Ленинская национальная политика: достижения и перспективы. М.: Мысль, 1977. С. 31; Козлов В. И. Национальный вопрос: парадигмы, теория и политика // История СССР. 1990. № 1. С. 7; Чешко С. В. Распад Советского Союза... С. 67.

государства не только по названию, но и во многом по сути своей являются постсоветскими, сохраняя многие черты, роднящие их с СССР. Во-вторых, именно переходный период, как нам представляется, лучше всего раскрывает механизм научного осмысления происходящих событий. Рубеж 1991-1992 годов ознаменовал оформление нового направления исследований — изучение этнополитики постсоветских государств. В связи с этим интерес исследователей к Советскому Союзу как целому заметно снизился, хотя полностью не исчез. Поэтому внутреннее деление рассматриваемого периода, имея инструментальное значение в интересах данного исследования, должно восприниматься условно, как и любая периодизация истории.

Целью исследования является, во-первых, раскрытие теоретических представлений американских и английских исследователей об этнополитических изменениях, связанных с распадом Советского Союза и становлением новых независимых государств; во-вторых - выяснение того, насколько эти этнополитические изменения повлияли на дальнейшую эволюцию общих представлений ученых США и Великобритании о нации, национализме и национальной политике.

Подчиненные этой цели задачи включают в себя изучение следующих вопросов:

- соответствие имевшейся к началу рассматриваемого периода гносеологической, организационной, кадровой и источниковой базы необходимости осознания и анализа происходивших изменений;

- применение на протяжении рассматриваемого периода новых исследовательских методов (или сочетания ранее известных методов);

- подтверждение (или опровержение) выдвигавшихся американскими и английскими учеными оценок этнополитического развития СССР и постсоветскх государств дальнейшим ходом этнополитических событий;

- корректировка (или ее отсутствие) исследовательских гипотез, концепций и теорий по мере развития и изменения этнополитической ситуации;

- целенаправленное использование опыта изучения Советского Союза и постсоветских государств для развития общей теории этничности и нации.

Источниковую базу диссертации - историографические источники -составляют исследования обществоведов США и Великобритании, опубликованные в виде монографий или их частей, статей в сборниках научных трудов, в академических и политических журналах, а также в сборниках трудов научных конференций. Изучена литература, собранная в крупнейших библиотеках России и США. В качестве историографических источников использованы также диссертационные работы последних лет, подготовленные исследователями США. Кроме того, использованы материалы личных встреч и переписки диссертанта с некоторыми зарубежньми исследователями. Вторую, вспомогательную, группу

источников - исторические источники - составили официальные документы Советского и Российского государства, КПСС, мемуары общественных и политических деятелей этого периода, результаты социологических исследований, проведенных отечественными обществоведами, а также официальная демографическая, экономическая и иная статистика. Эти весьма разнородные источники объединены в одну группу по причине их общей функции в рамках данного исследования: проверка адекватности выводов исследуемых авторов, уточнение данных ими трактовок советской политики, сопоставление этих исследований с объективной ситуацией в СССР и России. Наконец, третью, вспомогательную группу источников составляют справочные и энциклопедические издания США и Великобритании. Они были использованы, главным образом, для уточнения понятийного аппарата, которым пользовались авторы работ, отнесенных к первой группе источников22.

Методологическую основу исследования составили принцип историзма и принцип конкретности, примененные к анализу работ исследователей Соединенных Штатов и Великобритании. В соответствии с этим диссертант стремился рассматривать историографические факты в контексте закономерностей и процессов развития общества, достигнутого уровня этого развития, неповторимой ситуации, складывающейся в то или иное время в той или иной стране (и в частности в ее научном сообществе). В то же время, диссертант стремился учитывать индивидуальные условия формирования той или иной точки зрения, складывания научных школ, создания отдельных работ. Заложенная в самой сути исторического факта неповторимость требует и в историографическом исследовании двигаться от частного к общему, выделяя элементы сходства во взглядах многих авторов. К используемым методическим приемам относится и анализ историографической ситуации. Под ней понимается определенное состояние исторической науки, сложившееся в результате сочетание в данный момент времени определенных стадий (уровней) развития частных, относительно самостоятельных историографических процессов, а также «внешних» процессов, влияющих на развитие исторической науки (количественное накопление знаний о прошлом; расширение проблематики; рост источниковой базы; обогащение методики и техники исследования; развитие методологии, накопление, уточнение и пересмотр концепций; изменение кадрового состава исследователей, научных учреждений и принципов

22 Часть материала для диссертации была собрана в ходе стажировки в Институте перспективных российских исследований им. Дж. Кеннана (Вашингтон, США) в 2000 -2001 годах но программе Regional Research Scholars' Exchange. Диссертант выражает свою искреннюю признательность сотрудникам института, в первую очередь его директору доктору Блэйру Рублу, и работникам библиотеки Международного исследовательского центра им. Вудро Вильсона. Диссертант также глубоко благодарен коллегам и друзьям, чья помощь значительно облегчила сбор материала и в целом работу над диссертацией: д. с. н., профессору В. Н. С те гнию, д. и. н., профессору В. П. Мохову, Т. В. Григорьевой, JI. Г. Драчеву, С. И. Минаеву, О. А. Олиферовой, И. С. и С. JI. Шубиным.

организации науки и т. д.)23. В центре историографической ситуации (как и в центре любой конкретно-исторической ситуации) стоит противоречие или набор противоречий, порожденное несовпадением уровней развития частных историографических процессов. Разрешение этого противоречия является источником развития ситуации и (в оптимальном случае) источником развития исторической науки.

Научная новизна работы определяется тем, что в качестве историографической проблемы впервые рассмотрены взгляды зарубежных ученых на отечественную национальную политику как на целостную и самостоятельную составную часть управления обществом. Новизна работы определяется также выносимыми на защиту положениями:

1. Бурное нарастание этнополитической активности в последние годы существования СССР, распад Советского Союза и становление на его месте новых независимых государств послужили стимулом, подвигнувшим обществоведов США и Великобритании к попыткам пересмотра и модернизации имевшегося теоретического и методического багажа.

2. Среди выдвинутых в рассматриваемый период нескольких точек зрения на природу советской и постсоветской этнополитики наиболее обоснованными и непротиворечивыми оказались те, которые увязывали «национальный вопрос» с другими сторонами государственной и общественной жизни.

3. Несмотря на имевшиеся попытки приступить к междисциплинарному исследованию постсоветской этнополитики (вместо наблюдавшегося ранее господства советологии как отрасли политической науки), пока нельзя говорить об успехе такого методологического поворота; в качестве временного заменителя в американском и английском ученом сообществе установился мпогодисциплииарпый подход к исследованию этих проблем (без настоящего синтеза и слияния различных отраслей обществознания), который, тем не менее, является значительным шагом вперед по сравнению с ситуацией, имевшей место до начала 1990-х годов.

4. Работа исследователей США и Великобритании в 1980-1990-е годы привела к многочисленным частным успехам, однако нельзя говорить о том, что сформировалась какая-либо новая теория, комплексно объясняющая этнополитические события прошедших полутора десятилетий и дающая ориентиры на будущее. До сих пор остается без должного теоретического объяснения даже такое глобальное событие, как собственно распад СССР.

Практическая значимость исследования заключается в том, что оно закрывает определенную «брешь» в анализе и оценке зарубежного обществоведения. Собранные в диссертации фактические материалы и выводы диссертанта могут представить интерес как ученых, изучающих «национальный вопрос» в целом и национальную политику как его

23 Кертман Л. Е. Историографическая ситуация // Методологические и теоретические проблемы иеюрии исюрической науки. Калинин: Калининский государственный университет, 1980. С. 25.

составную часть. Материалы диссертации могут также использоваться в преподавании учебных курсов и спецкурсов (по вопросам межнациональных отношений и национальной политики) в вузах. Представленные в диссертации информация и выводы могут быть использованы и в практической деятельности государственных служащих, вовлеченных в осуществление этнополитики.

Апробация результатов исследования. Диссертация основана на 15-летнем опыте диссертанта в изучении различных сторон советской и постсоветской этнополитики, а также англоязычной историографии новейшей отечественной истории. Представленные в диссертации положения и выводы были сформулированы в монографии, 39 статьях и тезисах, представлены более чем на 30 международных, всесоюзных, республиканских, межвузовских конференциях. Вошедшие в диссертацию материалы легли также в основу нескольких спецкурсов для студентов вузов и нескольких десятков публикаций в средствах массовой информации.

Структура работы определяется целями, задачами исследования и методом подачи материала (проблемно-хронолошческим). Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, перечня источников и литературы и приложения.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обоснована актуальность выбранной темы, определены объект, предмет, хронологические и географические рамки исследования, а также его методологическая основа, сформулированы цели и задачи исследования, раскрыта научная новизна диссертации и охарактеризована ее практическая значимость. Во введении дан анализ уровня научной разработанности исследуемых проблем в отечественной, а также в англоязычной (США и Великобритании) историографической литературе. Здесь же дана характеристика основных групп историографических источников по теме исследования.

Первая глава «Теоретическая база, организация и источники изучения советской и постсоветской национальной политики в Соединенных Штатах и Великобритании» рассматривает факторы, внешние по отношению к собственно исследованиям данной тематики, составляющие фундамент. На котором строилась научная работа второй половины 1980-х и 1990-х годов. Без анализа этих факторов невозможно дать оценку рассматриваемым в диссертации работам, насколько адекватно эти исследования отражали реальности общественных процессов и насколько успешно их авторы использовали научный задел своих предшественников. Кроме того, эти факторы определяют «пределы возможного», объективные границы исследовательских возможностей. Порядок рассмотрения этих факторов (методология - организация - источники) диктуется следующим рассуждением. Выбор той или иной гипотезы, исследовательской концепции толкает ученого на выбор определенного круга источников, а нередко и

заранее формирует отношение к этим источникам. В современных условиях возможности индивидуальных исследователей реализуются через организации (университеты, научные центры и т. д.); в этих же организациях формируются и сохраняются научные традиции, школы и направления; наконец, эти же организации создают возможность для научного общения.

К середине 1980-х годов в обществоведении США и Великобритании был накоплен солидный опыт исследования различных аспектов «национального вопроса», опиравшийся на фактический материал как стран Западной Европы и Северной Америки, так и стран «третьего мира». Материалы Советского Союза включались в теоретические исследования этнополитических процессов крайне редко24. Второй бросающейся в глаза особенностью было то, что проблемы собственно национальной политики почти никогда не вычленялись из общей проблематики «национального вопроса», хотя так или иначе и затрагивались во всех крупных исследованиях. Вплоть до начала 1990-х годов в англоязычной литературе сохранялось известное с предшествующих десятилетий разделение на «примордиалистов» (У. Коннор, Э. Д. Смит Л. Л. Снайдер и другие)25 и «инструменталистов» (Э. Геллнер, Э. Хобсбаум, П. Брасс и другие)26 -сторонников, соответственно, взгляда на нацию как на общность, основанную на извечных этнических признаках, или как на общность, возникающую на определенном этапе развитая общества в результате деятельности общественных элит. Расхождение между этими двумя точками зрения оказывало непосредственное влияние и на изучение этнополитики. С точки зрения «примордиалистов» нация по определению едина, и потому этнополитика - это, в конце концов, политика одного этноса (овладевшего государственной властью) по отношению к другому или другим. С точки зрения «инструменталистов» внутри нации неизбежно выделяются более мелкие группы со своими интересами, поэтому этнополитика есть политика лишь одной из таких групп — этнополитической элиты (а, возможно, и результат компромисса элит нескольких этносов). В такой трактовке этнополитика выражает не объективно («примордиально») заданные интересы этнически понимаемой нации, а узкие групповые интересы элиты. В 1990-е годы наметилось постепенное размывание границы между «примордиалистами» и «инструменталистами». г Некоторые «инструменталисты» начинают признавать, что «строительство нации» невозможно без неких строительных элементов, которые существуют

24 Среди немногих исключений см.: Smith A. D. Nationalism in the XXth century. NY: New York university press, 1979.

25 Connor W. Ethnonationalism: the quest for understanding. Princeton: Princeton university press, 1994; Smith A. D. The ethnic origins of nations. Oxford, NY: Blackwell, 1988; Snyder L. L. The menaing of nationalism. NY: Greenwood publishers, 1968; Snyder L. L. Varieties of nationalism: a comparative study. Hissdale: Dryden press, 1976.

26 Hobsbawm E. J. Nations and nationalism since 1780. Cambridge: Cambridge university press, 1990; Brass P. Ethnic groups and the state // Ethnic groups and the state / Ed. by P. Brass. Totowa (NJ): Barness and Noble books, 1985.

объективно и изначально или, по крайней мере, задолго до того, как представители элиты начнут использовать этничность для политической мобилизации общества27. С другой стороны, некоторые убежденные ранее «примордиалисты» начинают признавать влияние государства, его внутренней (а иногда даже международной) политики на формирование не только нации, но и самого этноса28. Основой для такого сближения точек зрения является общее для обоих направлений понимание нации как «политизированного этноса», а национализма как «политизированной этничности»; стимулом для сближения послужила очевидная неспособность ни одного из названных направлений адекватно объяснить события 1980 -1990-х годов в СССР, Восточной Европе и в некоторых других районах мира. Несмотря на явную незавершенность теоретической разработки таких базовых понятий как «этничность», «нация», «национализм», теоретический фундамент, существовавший к середине 1980-х годов был в принципе достаточно солидным, чтобы начать глубокие научные исследования этнополитических процессов в СССР и его государствах-наследниках.

Организационная структура изучения советской этнополитики в США и Великобритании была представлена тремя группами учреждений: университетами и иными учебными заведениям, а также' крупными исследовательскими центрами; исследовательскими организациями, не располагавшими значительным постоянным штатом, но привлекавшими исследователей для реализации определенных проектов на контрактной основе; общественными ассоциациями ученых. В учебных заведениях данная тематика в качестве самостоятельного направления стала формироваться уже вскоре после Второй Мировой войны (например, в рамках известного «Гарвардского проекта»); с конца 1950-х годов при университетах возникают многочисленные специализированные центры «русских» или «славянских» исследований, совмещавшие научно-исследовательскую работу (как правило, в жанре страноведения - "country studies", "area studies") с подготовкой специалистов для государственных учреждений. Рост числа таких центров продолжался до середины 1980-х годов, при этом сохранялась общая прагматическая направленность их работы, предмет исследования и приблизительно один и тот же набор преподаваемых предметов. Создание центров происходило, как правило, при поддержке государства. В США нормативной основой исследований советского «национального вопроса» являлись Закон о высшем образовании 1965 года и Закон о научных исследованиях и образовании в области советской и восточноевропейской проблематики 1983 года. Первый установил систему Центров национальных ресурсов, получавших государственное финансирование для изучения определенного региона мира (в сфере изучения СССР и стран Восточной

27 См., напр.: Motyl A. J. Revolutions, nations, empires: conceptual limits and theoretical possibilities. NY: Columbia university press, 1999.

28 О влиянии международных отношений на активизацию современных восточноевропейских национализмов см., Hanp.:Brzezinski Z. The future of Yalta // Foreign affairs. Vol. 63. #2. Winter 1984/85.

Европы было определено ] 6 таких центров; практически все они были вовлечены в активные исследования советской .национальной политики); второй расширил государственное финансирование соответствующих исследований. Практика показала, что выделение Центров национальных ресурсов и специального финансирования для них приносит свои плоды. Среди выпускников вузов, относящихся к этой группе, в середине 1980-х годов доля претендентов на степень доктора была почти в полтора раза, а на степень магистра - почти в три раза выше, чем среди выпускников обычных вузов29.

В первой из названных категорий наиболее активно действовали университеты Гарвардский, Колумбийский, Калифорнийские (Стэнфорд и Беркли), штатов Айова, Мичиган, Мэриленд, Школа перспективных международных исследований имени П. Нитце - в США, Школа славянских и восточноевропейских исследований и Школа восточных и африканских исследований Лондонского университета, Кембриджский университет - в Великобритании. В изучении этнополитики господствовали структурные подразделения этих университетов, представляющие политические науки; в меньшей мере были представлены факультеты международных отношений, географии, права, антропологии, истории. Преобладание политических наук видно и при рассмотрении персонального состава ученых, работающих на данном направлении. Привлечение к исследованию советской и постсоветской этнополитики представителей различных отраслей обществознания позволяет в принципе осуществить междисциплинарный подход к исследованиям, однако господство, вплоть до 1990-х годов, политологов (особенно советологов) препятствовало такому объединению усилий. Наиболее крупными и влиятельными учреждениями, второй из перечисленных групп являлись институт Фонда Карпеги за международный мир, Международный исследовательский центр имени Вудро Вильсона, Институт мира США, корпорация РЭНД, а также исследовательские подразделения радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа». В третьей категории наиболее активно изучением советской и постсоветской этнополитики занимались Американская ассоциация развития славянских исследований, Американская ассоциация балтийских исследований, Ассоциация исследования этничности и национализма (Великобритания), Общество исследований Средней Азии (Великобритания), международная Ассоциация исследования национальностей СССР и Восточной Европы. Работа всех перечисленных учреждений и организаций немыслима без опоры на библиотеки, архивы и иные хранилища информации. Только в Вашингтоне и его ближайших окрестностях в начале 1980-х годов насчитывалось свыше 500 собраний информации о Советском Союзе; к

29 Atkinson D. Soviet and east European studies in the United States // Slavic review. 1988. Vol. 47. # 2. P. 400,402-403.

середине 1990-х годов их число превысило уже 75030, причем подавляющее большинство так или иначе могло быть использовано при изучении этнополитических проблем. В Великобритании на начало 1980-х годов числилось 104 библиотеки, располагавших коллекциями по тематике советских, российских, славянских и восточноевропейских исследований.

Таким образом, к середине 1980-х годов и в США и (в несколько меньших масштабах) в Великобритании сложилась разветвленная организационная база исследований советской национальной политики; было налажено активное сотрудничество между различными учреждениями и организациями, в том числе с конца 1980-х годов началось научное взаимодействие и с советскими академическими учреждениями. Имеющийся материал не позволяет делать аргументированные выводы о том, сложилось ли в рамках этой структуры устойчивое «разделение труда» -приверженность различных исследовательских центров разным точкам зрения, методам исследования и т. д. Однако можно констатировать, что продукция неакадемических учреждений, будучи более оперативной и, очевидно, отражая текущие, сиюминутные запросы государства, является и более политизированной. Кроме того, заметна большая (по сравнению со США) включенность исследований, проводившихся в Великобритании в общий контекст изучения этносов и межэтнических отношений на материале различных регионов мира. Характерно, что тематика советской и постсоветской национальной политики была растворена в более широком направлении изучения «национального вопроса» в СССР и постсоветских государствах (а в 1990-е годы, подчас, и в изучении этнополитики в глобальном масштабе.

Теоретические взгляды американских и английских исследователей, а также имевшиеся у них организационные возможности в известной степени определяли круг привлекаемых источников. В целом к изучению советской и постсоветской этнополитики привлекались практически все категории источников, свойственных исторической науке и смежным отраслям обществознания (за исключением архивных материалов), однако в неравной степени. Как нам представляется, причинами такого неодинакового внимания, помимо объективных трудностей доступа к источникам, была сохранявшаяся идеологизация научно-исследовательского процесса, отрицание ценности в качестве источников практически всех материалов, официально опубликованных в СССР. В свою очередь, такое самоограничение исследователей не позволяло им выйти за пределы заранее принятой гипотезы, приводя , к самовоспроизводству тех самых исследовательских концепций, которые служили основой недоверия к советским источникам. Это часто проявлялось в том, что важные для

j0 Scholar's guide to Washington, DC, for Russian/Soviet studies / Ed. by S. A. Grant. Washington: Smithsonian institution press, 1983. P. X; Scholar's guide to Washington, DC, for Russian, central Eurasian, and Baltic stares / Ed. by S. A. Grant. Washington: Woodrow Wilson center press, 1994. P. XII.

конечного вывода факты вообще не подкреплялись ссылками на источники (многие работы 3. Бжезинского, Г. Фулера, издания серии «Документы РЭНД» и др.31), либо в подтверждение приводились ссылки не на документы, а на ранее опубликованные на Западе исследования авторов, считающихся безусловными авторитетами в своих узких областях32.

С другой стороны, на протяжении второй половины 1980-х и 1990-х годов во многих работах наблюдалось улучшение использования источниковой базы. Более глубоким стал анализ официальных документов КПСС и Советского государства (работы П. Гобла, М. Ривкина и др.33). Расширилось использование периодики, в том числе не только центральной, но и республиканской, местной и «неформальной» (работы Дж. Данлопа, У. Клеменса, Г. Смита, Т. Кузо и др.)34. На рубеже 1980 - 1990-х годов в ^ качестве источников стали использоваться материалы социологических

исследований (как отечественных, так и проведенных американским и • английскими исследователями совместно с советскими и российскими

) , академическими институтами, например, комплексное исследование «Пост-

" советский гражданин», проведенное университетом штата Айова совместно с

отечественными академическими учреждениями в конце 1980-х - середине 1990-х годов). Более основательным стало привлечение массовых статистических источников, в первую очередь материалов переписей населения (работы Д. Бари, Б. Андерсона и Б. Силвера, Э. Шихи и, особенно, Р. Кайзера33). Учащалось использование исследователями США и Великобритании и результатов исследований, проведенных этнологами, политологами, конфликтологами СССР и постсоветских государств, хотя круг привлекаемых отечественных авторов был и остается не широким. В 1990-е годы было опубликовано немало монографических работ, авторы которых продемонстрировали пре!фасное умение сочетать различные группы источников, взаимно дополняющих и уточняющих друг друга (А. Ливен, Т.

^i) 31 См., напр.: Fuller О. F.. The emergence of Central Asia // Foreign policy. # 78. Spring

1990. P. 49-67; Fuller G. E. Russia and Central Asia: federation от fault line? H Central Asia and r j the world / Ed. by ML Mandeibaum. NY: Council on foreign relations press, 1994.' P 94-129.

32 В качестве одного из многих примеров см.: Diuk N., Karatnycky A. The hidden nations: the people challenge the Soviet Union. NY: William Morrow, 1990.

33 См., напр.: Goble P. The fate of nationalities // Soviet Union 2000: from reform to revolution / Ed by W. Laqueur. NY: St. Martin's press, 1990. P. 121-134; Rywkin M. Moscow's lost empire. Armonk: M. E. Sharpe, 1994. P. 71.

34 См., напр.: Clemens W. C. Baltic independence and Russian empire. NY: St. Martin's press, 1991; Smith G. The resurgence of nationalism // The Baltic states, the national self-determination of Estonia, Latvia and Lithuania. Basingstoke: Macmillan, 1994. P. 121-143; Smith G., Aasland A., Mole R. Statehood, ethnic relations and citizenship // The Baltic states... P. 181-205.

35 Anderson B. A., Silver B. D. Growth and diversity of the population of the Soviet Union // Annals of the American Academy of political and social sciences. Vol. 510. July 1990. P. 155— 177; Anderson B. A., Silver B. D. Some factors in the linguistic and ethnic russification of Soviet nationalities: is everyone becoming Russian? // Nationalities factor in Soviet politics. Boulder: Westview, 1990. P. 95-130; Kaiser R. J. The geography of nationalism in Russia and the USSR. Princeton: Princeton university press, 1994.

Кузо, Э. Уилсон и др.). Однако свойственные предшествующим годам недостатки работы с источниками сохранились у многих авторов и в конце 1990-х годов.

Во второй главе «Национальная политика Советского Союза периода перестройки в литературе США и Великобритании», состоящей из трех параграфов, рассматриваются различные варианты объяснения поздней советской этнополитики, предложенные в научной литературе 1985 - 2000 годов. При этом мы попытались отойти от применявшихся отечественными исследователями ранее вариантов классификации, основывавшихся либо на политизированной оппозиции «консервативные (реакционные) - либеральные взгляды», либо (реже) на разделении научных концепций в соответствии с принятыми границами между отраслями обществознания. В диссертации в качестве основы классификации принято *

то, что зарубежные исследователи считали главной целью и, одновременно, смыслом советской этнополитики: сознательное стремление сохранить имперское статус-кво либо попытки так или ответить на периодически ^

возникающие этнополитические вызовы. Третий вариант объяснения советской этнополитики предполагает, что практические действия в этой области являлись не более чем побочными результатами других отраслей государственного управления и не диктовались никакими собственно этнополитическими соображениями.

Представление об этнополитике СССР как об имперски-колониальной было единственной полностью сложившейся к началу исследуемого периода концепцией. Сторонников такого взгляда можно разделить на две группы. Одна была представлена советологами, которые пришли к формуле «советской империи» в результате изучения собственно СССР. Вторую группу составили исследователи-компаративисты, изучавшие различные империи прошлого и в ходе этих поисков обратившие внимание на Советский Союз. Исследователи первой группы (М. Беннигсен-Броксап, 3. Бжезинский, П. Гобл, М. Л. Хаунер, П. Хенце) в качестве важнейшего ¥

признака, позволяющего отнести СССР к ряду империй, называют многовековое стремление к территориальной экспансии, приведшее к возникновению многоуровневой системы подчинения народов России и й

русским: «великорусская империя» (собственно СССР), «советская империя» (социалистический лагерь), «коммунистическая империя» (союзники и клиенты СССР в «третьем мире»). При этом все уровни имперской власти подчинены интересам этнических русских: «Советский Союз есть политическое выражение русского национализма»36. Интересы подчиненных народов не учитываются, что и порождает противостояние имперской политики «центра» и национального сопротивления окраин. Страх «центра» перед этим сопротивлением препятствует серьезным попыткам реформировать политическую систему и методы управления; «советская империя» является, таким образом, на века застывшим и тупиковым

36 Brzezinski Z. In quest of national security. Boulder: Westview, 1988.

20

вариантом государственного и этнополитического развития37. Правда, в некоторых работах этого направления признавалось, что имперская политика Москвы включает в себя не только прямое подавление но и «кооптацию» местных элит38. В работах исследователей данной группы имперский характер СССР не выводится из сравнения, а лишь декларируется; само определение империи если и встречается, то в крайне размытых формулировках, вроде «иерархическая система политических отношений, исходящих из центра»39. На рубеже 1980 - 1990-х годов заявили о себе ученые - сторонники изучения этнополитики СССР на основе сравнения с империями прошлого40. Некоторые из них (А. Дж. Мотыль) признавали имперский характер СССР, однако большинство (Э. Хобсбаум, Ч. Тилли и др.) его отрицало. Общий вывод, вытекающий из работ исследователей этой ^ группы, можно сформулировать словами одного из ее представителей Б.

Пэрротта: «В целом СССР может обоснованно быть назван империей, но , империей с особыми чертами»41. К схожему выводу пришел в середине 1990-

! х годов и крупнейший британский специалист по сравнительному изучению

империй Д. Ливен42. При этом ученые данной группы также не смогли выработать сколько-нибудь приемлемого общего определения империи.

В связи с «имперской» концепцией советской этнополитики в англоамериканской литературе подробно рассматривались вопросы о сущности и проявлениях русского национализма и о взаимном влиянии этого национализма и советского государства (классическими для этой тематики являются работы Д. Данлопа и Р. Шпорлука43). Исследователи этих проблем привлекли обширный круг источников, приводили множество интересных подробностей, однако так и не смогли окончательно отделить проявления

37 Brzczinski Z. Beyond chaos: the policy for the West // The national interest. #19. Spring 1990. P. 4,6,12.

38 См.. напр.: Matuszewski D. Empire, nationalities, borders: Soviet assets and liabilities // Soviet nationalities in strategic perspective / Ed. by S. E Wimbush. L., 1985. P. 78.

14 Brzezinski Z. Game plan: a geostrategic framework for the conduct of the US-Soviet contest. Boston, NY: The Atlantic monthly press, 1986. P. 16.

40 Nationalism and empire: The Habsburg monarchy and the Soviet Union / Ed. by R. L. Rudolph and D. P. Good. NY: St. Martin's press, 1992.; After empiie: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997; The end of empire? The transformation of the USSR in comparative perspective / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Aimonk: M. E. Sharpe, 1997; Motyl A. J. Sovietology, rationality, nationality: coming to grips with nationalism in the USSR. NY: Columbia university press, 1990; Thinking theoretically about Soviet nationalities: history and comparison in the study of the USSR / Ed. by A. J. Motyl. NY: Columbia university press, 1992.

41 Parrott B. Analyzing the transformation of the Soviet Union in comparative perspective // The end of empire?.. P. 12.

42 Lieven D. The Russian empire and the Soviet Union as imperial polities // Journal of contemporary history. Vol. 30. # 4 (October 1995). P. 608.

43 См.. напр : Dunlop J. В The new Russian nationalism. NY: Praeger, 1985; Dunlop J. B. The faces of contemporary Russian nationalism. Princeton: Princeton university press, 1983; Szporluk R. Dilemmas of Russian nationalism. // Problems of Communism. 1989, July-August. P. 15-35.

этнического национализма от проявлений патриотизма (государственничества) и, соответственно, от демонстраций «имперского сознания» русских. Не сложилось единого мнения среди иследователей и в отношении взаимосвязи русского национализма с Советским государством. Например, П. Гобл и П. Хенце считали проявления этнического национализма русских потенциально опасными для властных структур СССР44, в то время как Дж. Данлоп утверждал, что между партийно-советскими структурами и русскими националистами-«неформалами» в период перестройки существовало определенное, хотя и не очень активное, взаимодействие. Нужно отметить, что в конце 1980-х и в 1990-е годы было опубликовано немало данных социологических исследований, показывающих, что великодержавные элементы в сознании русских присутствуют (и могут быть интерпретированы как имперские), однако *>

отнюдь не являются господствующими (сходные результаты были получены еще полвека назад в ходе осуществления «Гарвардского проекта»45). В целом «имперская» концепция этнополитики СССР периода перестройки осталась недоказанной, ее основные понятия применялись скорее как эмоционально-окрашенные маркеры, а не как научные термины. В то же время именно в рамках этого направления исследований были получены важные побочные результаты, в первую очередь началось сравнительно-историческое и сравнительно-политическое исследование советской этнополитики.

В конце 1980-х годов, наряду с эгой концепцией, сформировались две новые точки зрения, нередко переплетавшиеся между собой, будучи выраженными одними и теми же авторами и иногда даже в одних и тех же работах. Общим между ними было и то, что ни одна из них не являлась всеохватывающей, описывая и объясняя лишь отдельные стороны этнополитики или отдельные события.

Первая из этих точек зрения подразумевала, что советская этнополитика является реактивной, представляет из себя набор более или менее спонтанных и не представляющих цельной системы реакций партийно- *

государственных структур на давление и вызовы со стороны националистов. Такая реакция могла быть позитивной (уступки пациопалистам) или негагавной (ужесточение внугренней политики); в отдельных случаях она §

выражалась в том, что республиканские институты советской власти и КПСС начинали вырабатывать собственную этнополитическую линию, которая отсутствовала (по мнению авторов, исповедующих такую точку зрения) у общесоюзного руководства. Квинтэссенцией подобного понимания советской этнополитики можно считать слова Г. Смита: «Обращение Горбачева с национальным вопросом заключалось не столько в формулировании связной национальной политики, сколько в orßeiax на

44 Goble Р. Ferment among minorities // Soviet Communism from reform to collapse / Ed. by V. Daniels. Lexington: D. C. Heath, 1995. P. 111-121; Henze P. B. The last empire // Journal of democracy. Vol. 1. # 2 (Spring 1990). P. 27-34.

43 Inkeles A., Bauer R. A. The Soviet citizen Daily life in a totalitarian society. Cambridge:

Harvard university press, 1959. P. 369,373,370.

каждый новый этнический кризис по мере того, как они возникали. В этом проявлялась тенденция относиться к каждому кризису как к отвлечению от главных задач экономической перестройки, гласности и демократизации, с помощью которых, главным образом, и могло быть устранено этническое беспокойство»46. В работах 1985 - 1987 годов, написанных с учетом лишь начального периода перестройки, не отмечается каких-либо новаций в советской этнополитике47. Однако, по мере того, как в СССР стали происходить конфликты, оцениваемые как этнополитические, многие исследователи именно их стали рассматривать в качестве причин тех или иных этнополитических действий советской власти. Чаще всего эта точка зрения прослеживалась в работах, посвященных событиям в той или иной союзной республике или в регионе СССР (Прибалтика, Закавказье и т. д.), а ^ не в исследованиях советской этнополитики как целого.

В качестве наиболее распространенных примеров, подтверждающих взгляд на советскую этнополитику как на реактивную, рассматриваются I следующие события. Волнения в Алма-Ате в декабре 1986 года впервые

& побудили М. Горбачева и его «команду» обратить внимание на этнические

вопросы как на самостоятельный объект государственного управления48. При этом интересную трактовку событий дала известная американская исследовательница Казахстана М. Б. Олкогг, но мнению которой алма-атинские события не столько являлись этнополитическим конфликтом, сколько получили такую трактовку со стороны М. Горбачева и Е. Лигачева, которые специально «сконструировали образ врага» для успеха своей кадровой политики и пропаганды45. Следующим в ряду событий, оказавших влияние на действия партийно-государственного руководства в сфере межэтнических отношений, ряд авторов считает начало армяно-азербайджанского конфликта по поводу Нагорного Карабаха в 1988 году50.

46 Smith G. Nationalities policy from Lenin to Gorbachev // The nationalities question in the Soviet Union / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1990. P. 14.

47 См., напр.: Smith G. Nationalities policy from Lenin to Gorbachev...; Duncan P. Ideology and the national question: Marxism-Leninism and the nationality policy of the Communist party of the Soviet Union U Ideology and the Soviet politics / Ed. by S. White, A.

«) Pravda. NY: St. Martin's press, 1988. P. 180-202; Shtromas A. Multinationalism and the Soviet

future // The Soviet Union and the challenge of the future / Ed. by A. Shtromas, M. A. Kaplan. Vol. 3. NY: Paragon house, 1989.

48 White S. Minorities' struggle for sovereignty // Soviet communism from reform to collapse / Ed. by R. V. Davis. Lexington: D. C. Heath, 1995; Lapidus G. W. Gorbachev's nationalities problem // Foreign affairs. Vol. 68. # 4 (Fall 1989). P. 92-108: Lapidus G. W. Perestroika and the future of the Soviet federation // Soviet nationalities problems / Ed. by I. A. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990.

w Olcott M. B. The Kazakhs. 2nd edition. Stanford: Hoover institution press, 1995; Olcott M. B. Gorbachev's nationalities policy and Soviet Central Asia // Limits to Soviet power / Ed. by R. Menon, D. N. Nelson. Lexington: Lexington books, 1989; Olcott M. B. Gorbachev's national dilemma // Journal of international affairs. Vol. 42. # 2 (Spring 1989).

50 См., напр.: Suny R. G. The revenge of the past: nationalism, revolution and the collapse of the Soviet Union. Stanford: Stanford university press, 1993; Fowkes B. The disintegration of the Soviet Union: a study in the rise and triumph of nationalism. NY: St. Martin's press, 1997.

По отношению к армяно-азербайджанскому конфликту (как и позже по отношению к этнополитическим событиям в Прибалтике) мнения американских и английских авторов разделились: одна их часть считала изменения в национальной политике союзного центра лишь вынужденными маневрами с целью успокоить ситуацию, другая признавала подлинные изменения во взглядах и убеждениях, по крайней мере, некоторых руководителей КПСС и СССР. С особой подробностью в качестве причины изменений советской этнополитики рассматриваются события в республиках Прибалтики, начиная с 1987 года. В работах Р. Таагепера, А. Э. Сенна, А. Маколи, Я. А. Трапанса, С. Уайта и некоторых других именно инициатива прибалтийских националистов оценивается как толчок, заставивший горбачевское руководство начать пересмотр отношений «центра» и республик, в том числе в сфере экономики и поднять вопрос о заключении „

нового Союзного договора В ряде работ (Г. Глизон и др.) отмечается «неожиданно благожелательная» реакция «центра» на активизацию националистов Прибалтики, что объясняется восприятием массовых движений в этих республиках как истинной поддержки перестройки; такое отношение способствовало быстрому укреплению националистов. Одновременно в сторону сотрудничества с националистами эволюционировали и республиканские власти, причем подчас быстрее, нежели общесоюзные5 . По мнению англо-американских исследователей, именно под влиянием событий в Литве М. Горбачев пошел на самые большие свои уступки за все время перестройки, согласившись с существованием в этой республике двух коммунистических партий и с принятием закона о порядке выхода союзной республики из состава СССР53. Как отмечает ряд авторов Великобритании и США, в 1990 году руководство некоторых союзных республик стало де-факто проводить свою собственную этнополитику. Эти действия выходили за рамки допустимого, с точки зрения М. Горбачева и его единомышленников, нарушая основополагающие принципы советского социализма. В результате уже в 1989 году, а тем более •

в 1990-1991 годах, общесоюзное руководство реагировало на инициативы националистов в союзных республиках все более сдержанно и часто непоследовательно54. О конце 1990 и начале 1991 года некоторые авторы в

пишут уже как о «консервативном повороте» в политике М. Горбачева. Этим же растущим негативизмом в отношении националистов "в союзных

51 См., напр.: Taagepera R. Estonia: return to independence. - Boulder: Westview, 1993; Senn A. E. Gorbachev's failure in Lithuania. NY: St. Martin's press, 1995; McAuley A. Economic constraints on devolution // Soviet federalism, nationalism and economic decentralisation / Ed. by A. McAuley. NY: St. Martin's Press, 1990.

52 См.: Clemens W. C. Baltic Communism and nationalism: kto kovo? // The Soviet empire: the challenge of national and democratic movements. Lexington, 1990. P. 96; Girnius K. The party and popular movements in the Baltic // Toward independence: the Baltic popular movements/Ed. by J. A. Trapans. Boulder, 1991. P. 57-70; и др.

53 Senn A. E. Gorbachev's failure in Lithuania... P. 79, 84.

54 См., напр.: Senn A. E. Gorbachev's failure in Lithuania... P. 63-65.

республиках исследователи США и Великобритании объясняют попытки М. Горбачева заигрывать с руководством автономий, а также экстерриториальных этнических меньшинств (в первую очередь русских за пределами РСФСР). Достаточно отчетливо реактивный характер этнополитики советского руководства проявился в ходе новоогаревских переговоров в 1991 году, когда М. Горбачев постепенно отступал под давлением теперь уже не националистов-«неформалов», а представителей республиканских властей55. Это, в свою очередь, заставило активизироваться ту часть общесоюзного руководства, которая считала дальнейшие уступки недопустимыми, что привело к «путчу» августа 1991 года, исход которого сделал формальный распад СССР неизбежным56. В делом мнение сторонников данной точки зрения на советскую этнополитику выглядит, на наш взгляд, обоснованным. Достоинством его является то, что так или иначе увязываются между собой активность населения и действия официальных властей. Однако сторонники такой оценки советской этнополитики слишком I часто любое действие центра, случившееся после действия националистов,

М автомат чески оценивали как результат этого «давления снизу», причем

механизм принятия решения в подавляющем большинстве случаев не рассматривался. Еще одним недостатком данной точки зрения является то, что она не объясняет, чем были вызваны те или иные проявления национализма, почему в разных союзных республиках они имели различную форму, сроки начала и темп развертывания и т. д.

Другой новой точкой зрения, стало представление о советской этнополитике не как о самостоятельном направлении, но как о сумме незапланированных и не ожидавшихся побочных следствий действий, предпринятых партийным и государственным руководством в других отраслях управления. В строгом смысле слова такая концепция не может | считаться концепцией этнополитики, поскольку она отрицает

самостоятельность такой политики как системы и направления в управлении обществом; однако созданные в рамках этой концепции работы исследуют именно этнополитические события и действия (пусть хаотические и разрозненные), поэтому она заслуживает рассмотрения в данной диссертации. Общим местом множества исследований, ставшим своего рода «предисловие» к данной точке зрения, является утверждение о том, что этнофедеративное устройство Советского Союза, независимо от первоначальных планов его идеологов и создателей, с неизбежностью порождало стремящиеся к реальной самостоятельности республиканские элиты и учреждения власти57. Уже в 1987 г. А. Дж. Мотыль показал, что не

55 Bahry D. Soviet regions and the paradoxes of economic reforms // Soviet nationalities problems / Ed. by I. A. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990. P. 59; Bialer S. The death of Soviet Communism // Foreign affairs. Vol. 70. # 5 (Winter 1991/1992). P. 175.

56 Fowkes B. The disintegration of the Soviet Union... P. 189-190.

57 См., напр.: Rywkin M. Moscow's lost empire... P. 113; Suny R. G. The Soviet experiment: Russia, the USSR and successor states. NY: Oxford university press, 1998; Wiese

рост национализма приведет к эрозии или гибели Советской власти, а наоборот, вынужденное ослабление или сознательная либерализация Советского Союза может стать единственным шансом на успех для националистов58. «С тех пор, как Горбачев пришел к власти, - утверждал П. Гобл, - буквально все, происходившее на периферии, являлось незапланированным последствием реформ, которые иногда позволяли, иногда провоцировали то, что произошло, но никогда не предусматривали этого»59. Сходная общая оценка реформ перестройки содержится в работах Г. Смита, Р. Дэниэлся, А. Э Сенна, М. Б. Олкотт. Большое значение в этом смысле американские и английские исследователи придавали кампании по борьбе с коррупцией, широко пропагандировавшейся в первые годы перестройки, которая приобрела этническую окраску в массовом сознании жителей СССР и в среде этнополитических элит некоторых республик60. Не „

меньшее значение придавалось исследователями и кампании межреспубликанской ротации кадров, которая также, независимо от желания ее инициаторов, приобрела этнополитическое измерение61. Эти и другие мероприятия периода перестройки заставили руководство некоторых *

союзных республик занять более активную («оборонительную» по отношению к «центру») позицию, в том числе пойти навстречу «своим» националистам. В ряде работ в качестве примеров «нежеланной» этнополитики называются и другие события периода перестройки. Нужно отметить, что только эта точка зрения дает рациональное объяснение причин возникновения или усиления национализма в последние годы существования Советского Союза и только она помогает так же рационально объяснить неодинаковую интенсивность националистических движений в среде различных этносов СССР.

В трех параграфах третьей главы «Американские и английские ученые о национальной политике России и других постсоветских государств» рассматриваются основные взгляды на этнополитику 1990-х годов. Основа для классификации взглядов исследователей при этом остается »

той же, что и во второй главе; это тем более оправдано, что между западными концепциями отечественной этнополитики 1980-х и 1990-х годов

D. J. Ethnonationalist conflict in Gorbachev's Soviet Union: a theoretical and comparative analysis / Ph. D. diss., University of Colorado, 1998; Lieven A. Ukraine and Russia: a fraternal rivalry. Washington: US Institute of peace, 1999; Gleason G. On the bureaucratic reinforcement of nationalism in the USSR // Canadian review of studies in nationalism. Vol. XIX. # 1-2 (1992); Bremmer I. Reassessing Soviet nationality theory // Nations and politics in the Soviet successor states / Ed. by I. Bremmer, R. Taras. Cambridge: Cambridge university press, 1993.

58 Motyl A. J. Will the non-Russians rebel? State, ethnicity and stability in the USSR. Ithaca: Cornell university press, 1987. P. 169-170.

59 Goble P. The fate of nationalities... P. 130.

60 Akiner S. Uzbekistan and the Uzbeks // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996.

61 См., напр.: Motyl A. J. Sovietology, rationality, nationality...; Rywkin M. The breakdown of cadre policy // Nationalities papers. 1990. # 1. P. 47-49; Anderson J. The international politics of Central Asia. Manchester: Manchester university press, 1997.

наблюдается значительная преемственность. Особенно ярко эта преемственность проявилась в точке зрения, согласно которой этнополитика не только современной России, но и других постсоветских государств определяется российским «неоимпериализмом»62. Империалистические тенденции российской политики, по мнению разделяющих эту точку зрения авторов, проявляются как в отношениях с другими государствами -наследниками СССР, так и в отношениях федеральной власти РФ с ее нерусским населением. Нередко эти два проявления империализма воспринимаются как две части единого целого63.

Ярким примером неоимпериалистического отношения к «ближнему зарубежью» во многих работах предстает декларируемая в первой половине 1990-х годов подчеркнутая забота российского руководства о ^ «соотечественниках за рубежом». Как считается, такое отношение заставляло

страны-реципиенты рассматривать своих этнически русских жителей как потенциальную «пятую колонну» России и проводить соответствующую I этнополитику64. А. Коэн даже полагал, что декларации в защиту русских

должны были поселить в руководителях постсоветских государств страх скорого начала «полномасштабных боевых действий»65. Другим проявлениям российского неоимпериализма в международных отношениях нередко называют попытки РФ взять на себя роль основного или монопольного посредника в этнополитических конфликтах на территории СНГ66, а также территориальные претензии (реальные или мнимые) к соседним государствам67. Так же, как и в случае с «советским империализмом», попытки систематизировать и квантифицировать распространение подобных настроений среди российского населения и элиты (Г. Смит и др.) к успеху не привели68. Внутри России проявления неоимпериалистического характера современной отечественной этнополитики исследователи находят, в первую очередь, в отношениях федеральной власти с автономиями Северного Кавказа, которые квалифицируются как «колонии, стремящиеся к свободе»,

62 См., напр.: Russia: a retuin to imperialism?/ Ed. by U. Ra'anan, K. Martin. NY: St. Martin's press, 1996; Imperial decline: Russia's changing role in Asia / Ed. by S. J. Blank, A. Z. Rubinstein. Durham, 1997.

63 Ra'anan U. Introduction // Russia: a return... P. VI.

64 См., напр.: Melvin N. Forging the new Russian nation: Russian foreign policy and the Russian-speaking communities of the former USSR. T-: Royal institute of international affairs, 1994; Melvin N. The Russians: diaspora and the end of empire // Nations abroad: diaspora politics and international relations in the former Soviet Union / Ed. by C. King, N. J. Melvin. Boulder: Westview, 1998. P. 27-58.

65 Cohen A. Revisiting Russia's turbulent rim: Caucasus, Central Asia, and Moldova // Russia: a return... P. 88.

66 Ra'anan U. Imperial elements in Russia's doctrines and operations // Russia- a return to imperialism? P. 19-32.

67 См., напр.: Solchanyk R. Crimea: between Ukraine and Russia // Crimea: dynamics, challenges, and prospects. L.: Lanham, 1995. P. 8.

68 Smith G. The post-Soviet states: mapping the politics of transition. L: Arnold, 1999. P.54—64.

по словам М. Беннигсен-Броксап69. Помимо Северного Кавказа неоимпериализм российского руководства находили в «навязывании» договора о разграничении предметов ведения Татарстану70 и иных попытках упорядочить отношения федеральной власти с субъектами РФ. Характерно, что подавляющее большинство приводимых примеров относится к «исламским» народам России; при этом мобилизующая и консолидирующая роль ислама в «национально-освободительном движении» оценивается очень высоко71. Нужно отметить, что многие исследователи Великобритании и США (Дж. Мэтлок, М. Бейссинджер, Г. Смит, и др.) аргументированно критиковали концепцию российского неоимпериализма. Они убедительно показали, в частности, что многие конфликты как внутри России, так и между странами СНГ вообще не носят этнополитического характера, а отражают столкновение личных или узких групповых амбиций лидеров (Т. щ

Драгадзе, Г. Лапидус), что российское руководство никогда реально не пыталось мобилизовать этнических русских за рубежом для достижения своих целей и ограничивало свою заботу о них декларациями. Аргументы, приводимые зарубежными критиками концепциии российского «неоимпериализма» (вкупе с крайне слабой в целом аргументацией ее сторонников) позволяют утверждать, что данная точка зрения является тупиковой ветвью исследования отечественной этнополитики; ее существование в 1990-е годы объяснялось, скорее всего, инерцией мышления и механистическим перенесением на современную РФ оценок и штампов, применявшихся ранее к СССР.

В 1990-е годы заметный резонанс получили работы, в которых разрабатывалась концепция «национального коммунизма», демонстрирующая определенную преемственность с концепцией «неожиданных последствий». Под этим термином понимается принятие частью республиканского партийно-государственного аппарата умеренно-националистических лозунгов и тактическое объединение с умеренным националистами, причем все это осуществляется в целях выживания »

номенклатуры и сохранения за ней господствующих позиций в рамках республики. Наиболее подробно процесс формирования и функционирования «национального коммунизма» описан на материале Украины усилиями Т. (

Кузо, А. Дж. Мотыля и Э. Уилсона. Однако элементы анализа с точки зрения «национального коммунизма» можно обнаружить и в работах, посвященных

69 Bennigsen-Broxup M. After the putsch, 1991 // The North Caucasus barrier: the Russian advance towards the Muslim world. L, 1992. P. 235; см. также: Chenciner R. Daghestan: tradition and survival. NY: St. Martin's press, 1997. P. 279; Henze P. B. Russia and the Caucasus // Perceptions. Vol. I. # 2 (June-August 1996) (цитируется по электронной версии журнала http://www.mfa.gov.tr/grupa/percept/i2/I2-4.htm)

70 Bennigsen Broxup M. Tatarstan and Tatars // The nationalities question in the post-Soviet states/Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 75-93.

71 См., напр.: Bryan F. E. В. Internationalism, nationalism and Islam // The North Caucasus barrier: the Ruibian advance towards the Muslim world. L, 1992.

этнополитике других государств - наследников СССР: Узбекистана72, Туркменистана73, Таджикистана74, Молдавии75, а также ряда автономий. Некоторые исследователи вообще объявляют «национальный коммунизм» универсальным путем перехода всех бывших советских республик к самостоятельности и к самостоятельной этнополитике76; с другой стороны, аргументированными выглядят и позиции тех ученых, кто подчеркивает существенную неравномерность условий для возникновения «национального коммунизма» в различных республиках77. Согласно взглядам сторонников этой концепции, часть республиканских и региональных элит, столкнувшись в конце 1980-х годов с реальной угрозой потери власти, увидела для себя выход в тактическом союзе с частью националистов-«неформалов», чьи лозунги уже завоевали значительную популярность. В результате республиканская бюрократия получала новую легитимацию своей власти, а националисты - значительные пропагандистские и материальные ресурсы, и статус равных партнеров «официальной» власти. Все исследователи подчеркивают, что с обеих сторон этот союз был сугубо прагматическим78, поэтому оба слова, составляющие рассматриваемый термин, должны быть взяты в кавычки. Националистическая мимикрия заставляла перестраивающуюся часть номенклатуры проводить определенную этнополитику, наиболее типичными проявлениями которой были «коренизация» управленческого аппарата, повышение статуса титульного языка и неумеренная пропаганда мифов о прошлом юсударслвенном величии «своего» народа. В среднеазиатских новых независимых государствах большую роль играло также «возрождение» ислама. В то же время, все эти меры проводились по возможности осторожно, чтобы не спровоцировать в новых независимых государствах межэтнических конфликтов. Очевидно, что для реализации тактики «национального коммунизма» необходимы были определенные благоприятные условия. В качестве одного из них Т. Кузо называет практически всеобщее согласие населения с необходимостью сохранения территориальной целостности государства79. Необходимым условием является относительная слабость националистов-«неформалов»,

72 Hyman A. Post-Soviet Central Asia // Challenges for the former Soviet South. Wash., L, 1996; Fierman W. Independence and the declining priority of language law implementation in Uzbekistan // Muslim Eurasia: conflicting legacies / Ed. by Ya. Roi L, 1995.

73 Bohr A. Turkmenistan and the Turkmen II The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 348-366.

74 Atkin M. The politics of polarization in Tajikistan // Central Asia: its strategic importance and future prospects / Ed. by H. Malik. NY: St. Martin's press, 1994. P. 211-231.

75 King C. Moldova with a Russian face // Foreign policy. # 97. Winter 1994/95.

7Й См., напр.: Diuk N., Karatnycky A. New nations rising: the fall of the Soviets and the challenge of independence. NY, 1993. P. 258-260; Kuzio T. Ukraine: state and nation building. L., NY: Routledge, 1998 P. 31, 42.

77 Laitin D. D. Language and nationalism in the post-Soviet republics // Post-Soviet affairs. Vol. 12. # 1 (January-March 1996). P. 16.

78 Lieven A. Ukrane and Russia... P. 42-43, 151.

79 Kuzio T. Ukraine: state and nation building... P. 70, 73,77.

толкающая их на союз с бюрократией. По мнению А. Хаймэна и А. Ливена, для реализации «национального коммунизма» необходим низкий уровень политической и общей культуры80. Россия является чуть ли не единственным постсоветским государством, к которому ученые США и Великобритании не пытались применить концепцию «национального коммунизма»; между тем большинство признаков этой тактики в российском переходном процессе присутствовало. Очевидно, исследователей смутил тот факт, что постсоветское российское руководство в своей пропаганде эксплуатировало йе этнический, а гражданский вариант национализма. Концепция «национального коммунизма» является единственной новой исследовательской конструкцией, специально сформулированной для объяснения этнополитики в момент распада СССР и образования новых государств на его месте. Она связно и непротиворечиво объясняет все основные этнополитические события рубежа 1980 - 1990-х годов, является единственной среди всех рассмотренных в диссертации точек зрения, которая рационально объясняет сам факт распада СССР. Однако она применима лишь к относительно краткому периоду перехода от советской к постсоветской этнополитике; для анализа этнополитики уже «устоявшихся» постсоветских государств требуются другие теоретические модели.

Наконец. В работах 1990-х годов встречается и точка зрения, согласно которой целью постсоветской этнополитики является поддержание межэтнической стабильности. Разумеется, эта стабильность может быть выгодна и «неоимпериалистам» и «национальным коммунистам», однако, в данном случае речь идет о самоцели, а не об дном из средств. Эта точка зрения разрабатывалась почти исключительно на материале государств Прибалтики с использованием понятия «этнической демократии» -конституционно закрепленного политического полноправия лишь одного этноса, при сохранении за другими лишь определенного набора гражданских прав81. По мнению разделяющих эту концепцию исследователей (Г. Смит, Р. Моул и др.), после нескольких лет колебаний между многоэтничным и моноэтничным пониманиями нации в конце 1980-х годов, националисты трех прибалтийских государств сделали выбор в пользу последнего, установив этнократическое правление. При этом сторонники «этнической демократии» полагают, что о подлинной этнической дискриминации говорить нельзя, поскольку каналы приобретения гражданства для представителей нетитульных этносов сохраняются; кроме того, во всех трех государствах

80 Hyman A. Moving out of Moscow's orbit: the outlook for Central Asia // International affairs. Vol. 69. # 2 (April 1993). P. 294; Lieven A. Ukraine and Russia... P. 52-53.

81 Об «этнической демократии» в целом см., напр.: Smooha S., Hanf Т. The diverse modes of conflict regulation in deeply divided societies // Ethnicity and nationalism / Ed. by A. D. Smith. Leiden, 1992; редким примером такой точки зрения, не относящимся к Прибалтике, является работа: Olcott М. В., Aslund A., Garnett S. W. Getting it wrong: regional cooperation and the Commonwealth of Independent States. Washington: Carnegie endowment, 1999.271 p.

полные права предоставлены «историческим русским» . По мнению У. Клеменса, политика «этнической демократии» является эффективным инструментом постепенного формирования гражданской нации, созданной вокруг некоторых этнических признаков титульного этноса; Г. Смит отмечал постепенное смягчение этнополитики по мере того, как становилось ясно, что проживающие в Прибалтике русские настраиваются на аккомодацию в новых условиях. В целом исследователи высоко оценивают успех избранной прибалтийскими властями этнополитики, подчеркивая, что это был именно рациональный выбор инструмента с целью минимизации межэтнической напряженности83. Как уже отмечалось выше, этнополитика постсоветской России является своеобразным белым пятном в работах исследователей США и Великобритании. В качестве редкого исключения можно привести , мнение Дж. Бреслауэра, который полагал, что именно стремление застраховаться от межэтнических конфликтов было одной из доминант внутренней политики Президента Б. Ельцина, чей «подход к пониманию российской нации может быть охарактеризован как «де-этнизированное я строительство нации»84. Однако подробной разработки такой взгляд на этнополитику РФ в изучаемый период не получил.

В заключениисформулированы основные выводы диссертации: 1. Источниковая, организационная и методологическая база, на которую могли опираться американские и английские исследователи советской и постсоветской национальной политики во вюрой половине 1980-х и в 1990-е годы, была вполне достаточной для успешного начала исследований; однако использовалась эта база зачастую недостаточно. С заметным опозданием начались попытки выработки новых теоретических моделей для описания специфической ситуации в позднем СССР и в постсоветских государствах (хотя именно эта ситуация, в конце концов, стала катализатором многих теоретических поисков, в частности, к попыткам преодолеть раскол между «примордиалистами» и «инструменталистами»). Не было налажено по-ч! настоящему междисциплинарное исследование советской и постсоветской этнополитики. Многие категории источников использовались ограниченно или не использовались вовсе. Хотя на протяжении конца 1980-х и особенно в ч 1990-х годах эти недостатки постепенно преодолевались, но полностью говорить об их исчезновении нельзя. Главные причины этих недостатков лежали вне сферы науки и были связаны, главным образом, с политическими влияниями.

82 Smith G., Aasland A., Mole R. Statehood, ethnic relations and citizenship // Baltic states: the national self-determination of Estonia, Latvia and Lithuania / Ed. by G. Smith. Basingstoke: Macimllan, 1994. P. 181-205. Clemens W. C. Baltic identities in the 1990s: renewed fitness // National identity and ethnicity in Russia and the new states of Eurasia. P. 197-198, 200; Clemens W. C. Estonia rebuilds: the second year of independence, 1992-93 // Nationalities papers. Vol. 22. # 2 (1994). P. 394-395.

83 Smith G. et. al. Op. cit. P. 95.

84 Breslauer G. W., Dale C. Boris Yel'tsin and the invention of a Russian nation-state // Post-Soviet affairs. Vol. 13. # 4 (1997). P. 315, 317.

2. Существенным пробелом являлось явно недостаточное внимание, уделяемое учеными изучению распада Советского Союза. Равным образом, вызывает удивление недостаточное внимание, уделяемое исследователями 1990-х годов этнополитике Российской Федерации, несмотря на постоянно декларируемую значимость «русского вопроса».

3. Национальная политика в большинстве случаев изучалась не сама по себе, а как часть «национального вопроса». С одной стороны, это создавало возможность более обоснованно изучать национальную политику в контексте экономической, демографической и других ситуаций. С другой стороны, к национальной политике нередко без должного обоснования применялись выводы и штампы, первоначально сформулированные при изучении других сторон жизни Советского Союза.

4. В течение 1980-1990-х годов обществоведами США и Великобритании были сформулированы и разрабатывались несколько концепций, описывавших национальную политику Советского Союза и его государств-наследников. При этом смена господствующих точек зрения происходила в тесной связи с расширением круга тех отраслей обществознания, которые вовлекались в исследование национальной политики, а также с расширением круга проблем, затрагивавшихся в рамках исследования. Сосуществование и смена различных точек зрения на советскую и постсоветскую национальную политику отражают, на наш взгляд, одну важную закономерность: постепенное отмирание советологии как специфической отрасли американского (и, шире говоря, западного) обществознания.

6. Главным достижением историографии США и Великобритании за рассмотренный период следует считать постепенное внедрение в практику изучения советской и постсоветской национальной политики сравнительно-исторических и сравнительно-политических исследований.

7. Центральным противоречием историографической ситуации, сложившейся к концу 1980-х годов, было противоречие между новыми потребностями самой науки и государственного аппарата, с одной стороны, и неумением пользоваться адекватными методами, которые в принципе имелись и были доступны, с другой. Эта ситуация продолжалась до середины 1990-х годов. В ее недрах постепенно вызревали предпосылки разрешения существовавшего кризиса, главной из которых было осознание необходимости и первые попытки междисциплинарного, методологически более богатого, подхода к проблеме вместо практиковавшихся ранее раздельных исследований представителями различных общественных наук. К концу 1990-х годов движение по этому пути начало реализовываться, хотя это и не значит, что вышеописанная историографическая ситуация уже полностью исчерпана.

В приложении приводятся биографические и библиографические данные о тех зарубежных исследователях, чьи работы послужили историографическими источниками для диссертации.

Основные положения и выводы диссертации изложены в следующих публикациях:

1. «Русский вопрос» глазами американцев (американская историография 1985-2000 годов о положении русских в СССР и в постсоветских государствах). Пермь: изд. ПГТУ, 2002.190 с.

2. Канадский мультикультурализм: опыт и оценки // Консерватизм и цивилизационные вызовы современности. Пермь: ПГУ, 2003. С. 167185.

3. «Национальный коммунизм» как теоретическая модель // Власть и общество в России XIX - XX вв. М.: МГУ С, 2002. С. 280-287.

4. Национальная история и история национальностей в вузовском курсе // Вестник Российского Университета Дружбы Народов. 2002. № 1. С. 40-42.

5. Национальная политика как объект исследования // Россия: политические вызовы XXI века. Второй всероссийский конгресс политологов 21-23 апреля 2000 г. М.: РОССПЭН, 2002. С. 407-410.

6. Национализм, национальное государство и глобализация // Глобализация мирового хозяйства и национальные интересы России / Ред. В. П. Колосов. М.: ТЕИС, 2002. С. 372-382.

7. «Национальный коммунизм»: от советской республиканской номенклатуры к суверенной // Переходные периоды в смене культурных эпох. Пермь: изд. ПГТУ, 2001. С. 230-238.

8. Perm oblast: autonomies to choose from // Demokratizatsiya. Vol. 9. # 2 (Spring 2001). P. 243-256.

9. Постсоветские межэтнические конфликты: взгляд обществоведов США на их причины и сущность // Международные отношения в развитии социально-экономических процессов в странах СНГ. Омск: изд. Омского гос. пед. ун-та, 2001. С. 144-148.

10. Autonomie und Zugehorigkeitgefuhl in der Ruslandischen Region Perm // Innere Peripherien in Ost und West / Red. K. Bahre. Stuttgart: Steiner, 2001. S. 125-133.

11. Междисциплинарный подход в исследовании национальной политики (сравнение опыта отечественных и американских исследователей) // Личность, культура, общество. 2000. № 2. С. 114-119

12. Советский Союз как империя: мнения западных исследователей // Армагеддон. Кн. 7 (Апрель-сентябрь 2000). С. 148-155.

13.Perm oblasten - et "typisk" selvstyreomrade i den Russiske Föderation // Vindue mod Ost. 1995. # 31. S. 22-26.

14. Вопросы демократизации межнациональных отношений в программах политических партий, существовавших в Российской империи // Многопартийность на Урале: история и современность. Пермь: изд. ППИ, 1991. С. 25-28.

15.Воспитание молодых интернационалистов: опыт Пермской областной комсомольской организации в годы 'TJfT п, | щ пг'11П1"ТТ| партийных организаций Урала по разв|йрм£.^^^^^рбщфтвенно-

политической активности трудящихся в период строительства и совершенствования социализма. Пермь: изд. ПГУ, 1990. С. 137-156.

1б.Нации и национальные отношения. Пермь: «Знание», 1990. 18 с.

ПОВАРНИЦЫН Борис Игоревич

В диссертации рассмотрены взгляды исследователей США и Великобритании на национальную политику СССР периода перестройки и постсоветских государств, причины ее формирования, методы осуществления и результаты, а также на преемственность между советской и постсоветской политикой. Изучены также использованные зарубежными исследователями источники, методическая и организационная база их работы.

POVARNITSYN Boris Igorevich

Dissertation studies American and British scholars' views on ethnopolitics of the Soviet Union during perestroïka times and of the post-Soviet states. Particularly the views on the origins of the politics, its implementation and consequences are studied, as well as documents and other sources of information used by scholars, research centers and associations involved and theoretical concepts applied to such studies.

Подписано в печать «/£» сентября 2003 г. Формат 60 х 84. Усл. печ. л. 2,0. Тираж 100 экз. Заказ № (731

Ротапринт Пермского государственного технического университета. Пермь, Комсомольский пр., 29а.

*

ïs>

(

&005Г-Д

P 1 5 3 О 4

i

• T

i f

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Поварницын, Борис Игоревич

Введение.

Глава 1. Теоретическая база, организация и источники Л изучения советской и постсоветской национальной политики в Соединенных Штатах и Великобритании.

§ 1. Нации, национализм и национальная политика в трудах современных исследователей США и Великобритании.

§ 2. Исследовательские центры, исследовательские программы и публикации.

§ 3. Источниковая база исследований.

Глава 2. Национальная политика Советского Союза периода перестройки в литературе США и Великобритании

§ 1. Концепция империи, колонизации и антиколониальной борьбы.

§ 2. Трактовка национальной политики СССР периода перестройки как реакции на давление националистов. щ

§ 3. Представление о национальной политике как о результате действий в других сферах политики.

Глава 3. Американские и английские ученые о национальной политике России и других постсоветских государств

§ 1. Концепция национальной политики постсоветских государств как отражения российского «неоимпериализма».

§ 2. Концепция «национального коммунизма».

§ 3. Представление о поддержании этнополитической стабильности как о цели национальной политики.

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Поварницын, Борис Игоревич

Актуальность работы определяется несколькими основными обстоятельствами. Во-первых, 1980 — 1990-е годы заставили политиков и исследователей заговорить о своеобразном «этническом взрыве», «этническом ренессансе», проявившемся во многих странах мира — от СССР до тропической Африки и Юго-Восточной Азии. В принципе, всплеск проявлений этнической активности и интереса к этничности был предсказан (и в какой-то мере объяснен) еще четверть века назад теоретиками постиндустриального общества1; тем не менее, для большинства исследователей и наблюдателей он стал неожиданным. Хотя этот всплеск затрагивает многие проблемы самоидентификации, культуры, языка, религии и т. д., но наиболее яркие и потенциально опасные его проявления лежат именно в сфере этнополитики.

Формы проявления новой этнополитической активности варьируются от вполне конституционных действий в Квебеке и Шотландии до геноцида в Руанде. Следствия этой активности включают распад экстерриториальных федераций (СССР, ЧССР, СФРЮ), создание новых государств путем объединения ранее существовавших (Германия), появление новых этнопо-литических образований там, где еще недавно не было даже признаков автономии (Гагаузия, Приднестровская молдавская республика) и т. д. Разумеется, для отечественных исследователей и политиков наиболее актуальной составной частью этих глобальных процессов являются этнополитиче-ские события в Советском Союзе (в том числе те, которые, так или иначе, связаны с его распадом) и в образовавшихся на месте СССР новых независимых государствах.

1 См., напр.: Toffler A. The third wave. NY: Bantam, 1980. P. 311-327.

Нужно подчеркнуть, что именно распад Советского Союза стал в этом ряду наиболее значительным событием, как по своим масштабам, так и по актуальным и потенциальным последствиям, не все из которых уже успели проявиться. Более того, это, безусловно, крупнейшее событие мировой истории последней трети XX века.

Нельзя сказать, что в предшествовавшие перестройке десятилетия советский «национальный вопрос» (в дальнейшем в диссертации в качестве синонимов используются словосочетания «национальный вопрос в СССР» и «советский национальный вопрос», а также, применительно к постсоветской России, «национальный вопрос в Российской Федерации» и «российский национальный вопрос») игнорировался в исследованиях авторов Великобритании и США (как и других зарубежных стран). Среди других можно назвать многочисленные работы патриарха изучения ислама Александра Беннигсена (особенно выполненные на материале Российской империи и Советского Союза: «Ислам в Советском Союзе», «Мусульманский Л национальный коммунизм в Советском Союзе» и другие) или содержательную коллективную монографию «Средняя Азия. Сто лет российского господства», вышедшую под редакцией и при активном участии Эдварда Оллворта первоначально в 1967 году и неоднократно затем переиздавав

-у шуюся под слегка измененными названиями . Помимо исследований на

2 Bennigsen A. Islam in the Soviet Union. L., NY: Pall Mall, 1967; Bennigsen A. Muslim national Communism in the Soviet Union. Chicago: University of Chicago press, 1979; и др. Однозначно определить «государственную принадлежность» Александра Беннигсена достаточно сложно: родившись в Российской империи, он большую часть жизни провел во Франции, работая в одном из подразделений Сорбонны. Однако с 1960-х гоф дов он работал в США и, как считается, именно там основал научную школу исламоведения, поэтому его можно рассматривать и как представителя американского академического сообщества.

3 Central Asia: a century of Russian rule / Ed. by E. Allworth. NY: Columbia university press, 1967. 552 p.; Central Asia: one hundred and twenty years of Russian rule / Ed. by E. Allworth. Durham: Duke university press, 1989. 606 p.; Central Asia: 130 years of Russian dominance, a historical overview / Ed. by E. Allworth. Durham: Duke university press, 1994. 647 p. материалах отдельных регионов, публиковались и работы, посвященные национально-государственному устройству и национальной политике СССР в целом, например «Национализм в Советском Союзе» Ганса Кона -одного из известнейших исследователей национализма как теоретической проблемы4. Отдельные разделы, посвященные национальной политике или «национальному вопросу», публиковались в сборниках и коллективных монографиях, рассматривавших историю СССР в комплексе.

Поэтому ссылки авторов 1980 - 1990-х годов на недостаточную традицию изучения «национального вопроса» в СССР, их критические (гораздо реже — самокритические) замечания о том, что советологи предыдущих десятилетий не уделяли «национальному вопросу» в СССР должного внимания, на наш взгляд, весьма преувеличены. Эти декларации можно объяснить, скорее, осознанным или подсознательным стремлением исследователей объяснить и «оправдать» свои собственные недостатки, как в теоретическом осмыслении проблемы, так и в попытках прогнозирования развития межэтнических отношений в последние годы существования Советского Союза. На самом деле исследования второй половины 1980-х и 1990-х годов опирались на заложенный ранее методологический, организационный и фактографический фундамент, который отнюдь нельзя сбрасывать со счетов. Другое дело, что фундамент этот страдал легко объяснимыми недостатками, в первую очередь вызванными высоким уровнем закрытости советского общества для западных исследователей.

Если говорить о количественных показателях, то в конце 1980-х годов действительно произошел настоящий взрыв издания работ, посвященных данной проблематике, вызванный событиями периода перестройки в Советском Союзе. Только в количественном плане, по сравнению с объемами

4 Kohn Н. Nationalism in the Soviet Union. NY: AMS press Inc., 1966. новых публикаций исследовательская активность предыдущих лет действительно могла показаться скромной.

Тем не менее, нужно признать, что собственно политика, направленная на регулирование положения этнических групп и отношений между ними, почти всегда исследовалась не сама по себе, а как неотъемлемая часть более широкой тематики «национального вопроса». Исследования, специально посвященные национальной политике, исчерпываются буквально двумя десятками наименований, главным образом статьями в академических журналах; в остальных случаях национальной политике посвящены составные части, разделы, параграфы работ более общего содержания. Таким образом, исследование национальной политики СССР периода перестройки и постсоветских государств оказалось (в очень разной степени) вписанным в три взаимодействующих контекста: во-первых, это исследование политической системы Советского Союза и его государств-наследников в целом; во-вторых, это исследование всего комплекса проблем, определяемых понятием «национальный вопрос» в этих государствах; в-третьих, это развитие и изменение исследовательских традиций, заложенных в предшествующие периоды. Именно с учетом данных контекстов американские и английские исследования советской и постсоветской национальной политики рассматриваются в диссертации.

Рост этнополитической активности в 1980 - 1990-е годы вызвал к жизни не только количественно нарастающий поток соответствующей литературы, но и попытки выйти за рамки ранее существовавших и оказавшихся в новых условиях недостаточными теорий этноса, нации и этнопо-литики. Изучение попыток сформулировать новые подходы к этой проблематике, достижений и заблуждений мирового обществоведения на этом направлении, представляет самостоятельный интерес, позволяя сэкономить силы отечественных исследователей и не повторять путь, уже пройденный зарубежными коллегами.

Второй причиной, определяющей актуальность настоящего диссертационного исследования, является то, что, несмотря на предпринятые в 1990-е годы усилия, зарубежная советологическая (в широком смысле этого наименования)5 историография все еще остается малодоступной отечественным исследователям. Переводы на русский язык как фундаментальных научных работ, так и исследований текущей этнополитики редки и не всегда представляют лучшие достижения зарубежного обществоведения6. Непосредственное сотрудничество российских обществоведов с западными коллегами ограничено несколькими, преимущественно московскими, исследовательскими центрами, а накопленный опыт этого сотрудничества невелик в силу непродолжительного времени. Еще сравнительно недавно, в начале 1990-х годов, можно было встретить и разгромно-отрицательное отношение к работам западных авторов, которые трактовались не более как антинаучная фальсификация .

5 Мы согласны с мнением отечественных исследователей, трактующих советологию как составную часть политической науки. «Советология - это комплексное образование, включающее в себя общемировоззренческие, политологические, социологические, экономические и исторические аспекты. И все же несомненно, что, взятая как целостное единство, советология прежде всего носит политический характер. Любые другие ее аспекты высвечиваются через призму политических оценок» (Передерий С. В. Политологический анализ американской советологии периода «перестройки» в СССР. Дисс . д-ра полит, наук. СПб, 1997 С. 6). В этом - «узком» - смысле термин «советология» употребляется в данной диссертации. Кроме того, иногда термин используется и в «широком» смысле - как сумма составных частей всех общественных наук, направленных на изучение СССР, безотносительно к связи этих наук с политологией.

6 Безусловно, нужно приветствовать издание переводов, например, таких работ как: Андерсон Б. Воображаемые сообщества: размышления об истоках и распространении национализма. М.: Канон-пресс-Ц, 2001; Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. Однако подобные случаи единичны.

Среди примеров такого рода - диссертация С. Рахимова «Интернационализация советского общества в оценках зарубежной советологии (проблемы методологии оценки социальной справедливости)». Дисс. . д-ра филос. наук. Ленинград, 1991. Эта диссертация была утверждена в 1992 году и ее, видимо, следует считать наиболее поздним по времени «антисоветологическим» исследованием по национальному вопросу.

В этих условиях велика роль историографических исследований, позволяющих преодолеть информационный и языковой барьеры и познакомить отечественных специалистов с ходом и результатами обществоведческих исследований за рубежом.

Есть еще одна причина, объясняющая данную попытку рассмотреть опыт отечественной этнополитики именно в рамках историографии. Хотя историография и определяется как история исторической науки, однако историографическое исследование позволяет в большой степени преодолеть междисциплинарные границы, охватив взглядом развитие не только собственно истории, но и смежных дисциплин. Сами исследователи-историки (так же как социологи, политологи, этнологи и др.) далеко не всегда находят возможность и желание для такого расширения угла зрения. Историограф, наблюдая картину развития обществознания в некотором смысле со стороны, имеет для этого лучшие возможности. Поэтому историографическое исследование может способствовать и развитию междисциплинарного подхода к изучению проблем общественной жизни; в отношение советской и особенно постсоветской этнополитики такой подход является назревшей необходимостью, что мы и попытаемся показать в диссертации.

Выбор в качестве предмета изучения историографии именно Соединенных Штатов и Великобритании объясняется следующими факторами. Во-первых, обе страны обладают значительным (хотя каждая - своим уникальным) опытом национальной политики и решения «национального вопроса». Для США это, в первую очередь, опыт ассимиляции иммигрантов, для Великобритании - управления империей. Соответственно, в обеих странах сложилась давняя традиция изучения и осмысления «национального вопроса» и различных вариантов национальной политики.

Во-вторых, после Второй Мировой войны Соединенные Штаты быстро выдвинулись на место главного центра изучения СССР в целом, оттеснив на второй план ранее господствовавшие в этой области знания немецкие, английские и французские исследовательские учреждения. Именно в Соединенных Штатах сосредоточены крупнейшие (за пределами бывшего СССР) коллекции литературы и архивных материалов по отечественной истории и современной политике. В США было основано наибольшее количество исследовательских центров, имеющих дело с изучением Советского Союза и его государств-наследников. Определенную роль в развертывании исследований сыграли и эмигранты из СССР, причем наибольшее количество их организаций (в том числе исследовательских или претендующих на такой статус) существует опять-таки в США. Наконец, несмотря на глобальный характер холодной войны, главное противостояние существовало именно между СССР и США; поэтому и «социальный заказ» на изучение вероятного противника сильнее всего был выражен в Соединенных Штатах. Независимо от того, рассматривается ли национальная политика как одна из многих составляющих внутренней политики Советского Союза или как главный фактор, определяющий историческую судьбу и само существование СССР, наибольшее количество исследовательских усилий к этим проблемам было приложено именно в США.

В-третьих, в последние десятилетия можно констатировать, что исследовательские учреждения Западной Европы и США (а в определенной мере и Израиля и некоторых других государств) слились в единое академическое сообщество, в определенной мере разделяющее одни и те же исследовательские концепции и методы исследования. Однако, даже на этом фоне сотрудничество исследователей США и Великобритании выглядит особенно тесным. Оно проявляется не только в значительной общности взглядов, но и в институциональном объединении: совместных исследовательских программах, активном обмене кадрами и т. п.

Объектом исследования является та часть академического сообщест ва США и Великобритании (включая академические институты, учреждения хранения информации и издательские учреждения), которая непосредственно изучала национальную политику СССР и его государств-наследников. В настоящем диссертационном исследовании рассматриваются, главным образом, результаты труда этого академического сообщества, овеществленные в монографиях и иных научных публикациях. Во вторую очередь, внимание в диссертации уделяется организации исследований, их источниковой базе и персональному составу исследователей.

В число авторов, чьи работы рассматриваются в диссертации, включены также несколько журналистов и дипломатов, опубликовавших исследования советской национальной политики. Такое расширение круга исследуемых работ представляется допустимым, поскольку указанные авторы получили в свое время достаточное гуманитарное образование, собрали в ходе своей неакадемической деятельности значительный материал и, по крайней мере, предприняли попытки серьезных исследований. Кроме того, некоторые из них (например, Дж. Мэтлок, А. Ливен) в дальнейшем обратились к профессиональной научно-исследовательской и преподавательской деятельности.

Поскольку собственно этнополитика СССР и постсоветских государств исключительно редко являлась предметом специальных исследований, а также поскольку любой субъект этнополитики так или иначе вынужден учитывать положение этнических групп, их отношения между собой, особенности их мировоззрения и других внешние (по отношению к собственно этнополдитике) факторы, то в диссертации по мере необходимости рассматриваются также работы, исследующие весь комплекс проблем «национального вопроса», либо посвященные отдельным его аспектам (в первую очередь, изучению общественного мнения по различным аспектам, так или иначе затрагивающим этнополитику).

Предмет исследования составляют выработка, обоснование и эволюция различных точек зрения на советскую и постсоветскую национальную политику, бытовавших в 1980 - 1990-е годы и ныне бытующих среди исследователей США и Великобритании.

Поскольку многие термины, относящиеся к объекту и предмету исследования, по-разному трактуются различными исследователями, необходимо сразу оговориться о понимании основной терминологии в данной диссертации. Традиционно, вплоть до начало 1990-х годов, в отечественном обществоведении нация рассматривалась как одна из ступеней развития этноса. Это понимание восходит к сталинскому определению 1913 года, ставшему затем стандартным. Соответственно и под национальной политикой понималась политика, по сути относящаяся к различным этническим группам (тем более, что в Советском Союзе никто не делал попыток ограничить национальную политику только собственно нациями; она всегда соотносилась также с «народами», «народностями», «этническими группами», «меньшинствами»). В англоязычной традиции более употребительным было сходное по значению понятие «этнополитика» (синонимы -«этническая политика», «политика этничности»), а выражение «национальная политика» (или «политика национальностей») применялось исключительно как калька из современного русского языка в тех случаях, когда речь шла о ситуации в СССР. Поэтому в авторском тексте данного исследования понятия «этнополитика» и «национальная политика» употребляются как синонимы, хотя диссертант и отдает предпочтение первому из них.

В отношении содержания понятия «национальная политика» как в отечественной так и в англоязычной литературе также существует расхождение между несколькими точками зрения. При отсутствии единого общепризнанного толкования, чаще всего современные российские исследователи подразумевают под национальной политикой составную часть внутренней политики государства, направленную на регулирование положение различных этносов и этнических групп (часто обозначаемых как национальные группы) и отношений между ними. Именно в таком духе формулируют это понятие В. А. Барсамов, А. А. Жириков, М. Н. Росенко, В. А. о

Тишков, и некоторые другие авторы . Сходное понимание национальной политики содержится и в работах Р. Г. Абдулатипова, Б. Б. Жамсуева, В. А. Кумпана, Н. П. Медведева, Ю. П. Свириденко9 и ряда других исследователей. Однако у этой последней группы авторов в определение национальной политики введено и понимание одной из возможных ее целей. «Национальная политика - это система философских и идейно-теоретических оснований, определяющая деятельность государственных и общественных структур, направленную на оптимизацию этнонациональ

8 Барсамов В. А. Этнонациональная политика в борьбе за власть: стратегия и тактика в период общенациональной смуты (десять лет в поисках антикризисной модели). М.: ИНИОН, 1997. С. 15-19; Нации и этносы в современном мире: словарь-справочник / Ред. М. Н. Росенко. СПб: Петрополис, 1999. С. 54-55; Жириков А. А. Этнические факторы политической стабильности. М.: Славянский диалог, 1995. С. 14.

9 Абдулатипов Р. Г. Принципы национальной политики:, варианты концепции для РФ. М.: Известия, 1994. С. 1; Абдулатипов Р. Г. О федеративной и национальной политике Российского государства. М.: Славянский диалог, 1995. С. 27; Абдулатипов Р. Г. Предмет и перспективы национальной политики // Этнопанорама. 1999. № 1. С. 2; Жамсуев Б. Б. Национальная политика современной России: становление и перспективы. Дисс. . канд. полит, наук. М., 1999; Кумпан В. А. Национальная политика самодержавия на Северо-Западном Кавказе в пореформенный период (1864 - 1917). Дисс. . канд. истор. наук. Краснодар, 2000. С. 21, 26; Медведев Н. П. Предмет и функции национальной политики. Дисс. . канд. полит, наук. М., 1993; Новосильцева В. А. Национальная политика правительства Махатхира Мохамада в Малайзии (1981 — 1999). Дисс. . канд. истор. наук. М., б. г.; Свириденко Ю. П. Историография проблемы национальной политики КПСС в условиях совершенствования социализма. Дисс. . д-ра истор. наук. М., 1987. ных процессов и форм самоопределения национальных образований (групп), создание равных условий их развития»10. Учитывая контекст работ, в которых используется такая трактовка национальной политики, она представляется вполне адекватной и допустимой. Однако в целом такой подход несколько суживает представление о национальной политике государства11.

Следует подчеркнуть, что определение национальной политики отсутствовало в двух основных официальных документах рассматриваемого периода, на которых должна была основываться практическая деятельность государственных учреждений в данной сфере: в Платформе КПСС «Национальная политика партии в современных условиях», утвержденной сентябрьским Пленумом ЦК КПСС 1989 года, и в «Концепции государственной национальной политики Российской Федерации», утвержденной указом Президента России 15 июня 1996 года. Такая терминологическая неясность создавала и создает для исследователей определенные трудности: имея свое представление о предмете изучения, обществоведы по определению не могут координировать свои взгляды со взглядами государственных учреждений и политических деятелей.

Как пример трактовки термина «национального политика» в литературе США и Великобритании можно привести мнение Энтони Д. Смита, одного из известнейших современных теоретиков этнонациональных проблем. «С одной стороны, политика этничности и национализма может означать воздействие политики на этничность и национальную идентич

10 Медведев Н. П. Указ. соч. С. 21.

11 На потенциальное многообразие целей национальной политики, в том числе и не совместимых с принципами гуманизма и демократии, указывали, в частности Н. 3. Ярощук и С. В. Востриков в работе: Национальные отношения: словарь / Ред. В. Л. Калашников. М.: ВЛАДОС, 1997. С. 117. См. также об этом: Свод этнографических понятий и терминов. Вып. 6. Этнические и этно-социальные категории. М.: Институт этнографии и антропологии, 1995 С. 77. ность, - писал он в статье 1996 года «Культура, сообщество и территория: политика этничности и национализма». — Это, в свою очередь, может означать либо использование этничности и национализма в борьбе лидеров и партий за власть. либо процесс создания государством этнических групп, наций и конфликтов между ними. С другой стороны, можно анализировать и воздействие этничности и национализма на политику. Это может, в свою очередь, означать либо те пути, на которых этнические группы и националистические движения стремятся достичь своих политических целей. либо роль культуры и этничности в создании государств и во влиянии на государственные системы»12.

Приведенная обширная цитата достаточно точно описывает два понимания термина, используемые в англоязычной литературе. При этом нужно учесть, что чаще всего термины «этнополитика», «политика этничности» употребляются авторами США и Великобритании во втором из двух описанных Э. Д. Смитом вариантах13, в то время как в отечественной традиции применялся почти исключительно первый вариант.

Случаи трактовки в современной научной литературе этнополитики как политики самих этносов (а не политики в отношении этносов) крайне редки. В качестве примеров можно привести статьи Г. И. Марченко, по мнению которого этносы являются одновременно и субъектами и объектами этнополитики, а в основе ее «всегда лежат этнические интересы», и А. А. Празаускаса, который считает, что нации и национальные группы становятся субъектами этнополитики «в развитом обществе»14.

12 Smith A. D. Culture, community and territory: the politics of ethnicity and nationalism // International affairs. Vol. 72. # 3. July 1996. P. 445^146.

13 См., напр.: Rothschild J. Ethnopolitics: a conceptual framework. NY: Columbia university press, 1981.

14 Марченко Г. И. Этнополитология как наука // Вестник Московского университета. Серия 12. Социально-политические исследования. 1994. №3. С. 67, 68; Празаускас

В тексте данной диссертации (исключая, разумеется, приводимые цитаты) национальная политика понимается как сумма внутриполитических действий (а также взглядов, на которых эти действия основаны), объектом которых являются этнические группы или отдельные люди, рассматриваемые как представители того или иного этноса. Такое понимание сходно с формулировкой, использованной В. Тишковым: «политика в отношении национальностей»15. Заслуживает внимания специально сделанная в диссертации В. В. Дорноступа оговорка (с которой мы полностью согласны) о том, что понятие национальной политики традиционно применяется и к тем ситуациям, в которых нации еще не сформировались, поэтому правильнее было бы говорить о «политике в отношении народов»16.

Представляется, что в неразрывном единстве политической мысли и политической практики на первый план следует выдвинуть именно практические действия, поскольку они осуществляются всегда, независимо от того, имеется ли у государства в данный момент более или менее связная политическая программа. В некоторых случаях (и опыт национальной политики СССР и постсоветских государств дает тому примеры) политическая практика выглядит как абсолютно неосознанная рефлекторная реакция государственных учреждений на внешние «раздражители»; в таких ситуациях предполагать наличие какой-либо теории или программы в области национальной политики было бы слишком оптимистично.

В качестве главного субъекта национальной политики понимается политическая элита общества, действующая через государство и его учреж

А. А. Федерализм и права народов // Что делать? В поисках идей совершенствования межнациональных отношений в СССР. М.: ИНИОН, 1989. С. 76.

15 Тишков В. А. Стратегия и механизм национальной политики в Российской Федерации // Этнографическое обозрение. 1993. № 5. С. 18.

16 Дорноступ В. В. Национальная политика правительства России и ее осуществление на Южном Урале (30-е гг. XVIII - 60-е rr.XIX в.). Дисс. . канд. истор. наук. Оренбург, 2000. С. 26-27. дения, в том числе через региональные органы государственной власти17. Однако, применительно к ситуации в СССР конца 1980-х годов, понимание субъекта следует уточнить. Во-первых, учитывая высокую степень взаимосвязи структур советского государства и Коммунистической партии, последнюю также следует рассматривать как инструмент субъекта национальной политики (или говорить о едином явлении «партия-государство»). Во-вторых, в переломные моменты истории государств (а таковым для СССР, безусловно, был рубеж 1980 — 1990-х годов), в качестве субъектов политики, в том числе и национальной, выступают альтернативные официальной власти элиты, пытающиеся создать и свои альтернативные государству институты. Поэтому в случае перехода от СССР к постсоветским государствам субъект национальной политики включал и республиканские властные учреждения и даже некоторые общественно-политические организации (по терминологии конца 1980-х годов - «неформальные»), но лишь в той мере, в какой они находились на пути превращения в институты новых независимых государств.

Как нам кажется, именно объект, адресат отделяет национальную политику от многих других направлений внутренней политики; при этом характер самих предпринимаемых политических действий может ничем не отличаться от таких направлений, как «молодежная», «женская» политика и т. д. (например, льготы при получении жилья могут являться частью «молодежной политики», если получателями льгот являются молодые семьи; частью «женской политики», если получателями льгот являются мно

17 «Национальная политика в Российской Федерации должна иметь в поле зрения всю территорию государства и не сводиться к взаимоотношениям федерального центра и республик. В равной степени в каждой республике, крае и области должны осуществляться собственные программы оптимизации межэтнических отношений и разрешения конфликтов». См.: Тишков В. А. Стратегия и механизмы национальной политики в Российской Федерации // Национальная политика в Российской Федерации. М.: Наука, 1993 С. 17. годетные матери; или частью национальной политики, если жилье предоставляется возвращающимся к местам традиционного проживания представителям «репрессированных» народов). Соответственно, в ходе нашего исследования были изучены работы англо-американских авторов, рассматривающие не только те политические действия советского и постсоветского руководства, которые официально именовались национальной политикой, но также и политические действия в области управления экономикой, образования, культуры, в социальных вопросах, если эта политика была направлена на этнические, а не на другие социальные группы.

Поскольку в нашем понимании национальная политика синонимична этнополитике, то в рамках данного исследования не имеет значения, рассматривать ли собственно нацию как общность этническую, этнополити-ческую или политическую (гражданскую) - это обсуждение в основном остается за рамками темы исследования. Дискуссия на эту тему в зарубежной историографии продолжается, современные точки зрения и аргументы, высказываемые в ходе этой дискуссии кратко рассматриваются в главе 1 диссертации и мы высказываем в этой главе свое отношение к различным рассматриваемым определениям. Однако, следуя «принципу Оккама», мы не считаем необходимым вносить свой собственный вклад в умножение количества дефиниций нации.

Следующим термином, понимание которого необходимо определить заранее, является национализм. Под ним, вслед за Э. Геллнером, А. Мотылем и некоторыми другими авторами, чьи работы уже стали классическими, мы понимаем стремление к государственному оформлению этнической группы (в том числе и методом отделения от уже существующего много-этничного государства).

Еще один термин, требующий прояснения в силу своей многозначности, - «национальный вопрос» и его англоязычные кальки "nationalities' question", "nationalities' problem", "problem of nationalities", используемые авторами США и Великобритании только при описании ситуации в Советском Союзе и в постсоветских государствах. В представлении диссертанта этот термин охватывает весь комплекс проблем, относящихся к положению этнических групп (включая их демографию, социальную структуру, экономику и многие другие критерии), их взаимоотношениям между собой, а также и к политике государства в отношении этих групп18.

Такое предельно широкое понимание «национального вопроса» часто встречалось и встречается в отечественной научной литературе. «Под национальным вопросом в широком его смысле понимается вся проблематика отношений между различными национальными (этническими) общностями или группами и между людьми различной национальной принадлежности», - писал известный отечественный этнолог В. И. Козлов19. Сходное по широте, хотя и выраженное в других терминах определение использует С. В. Чешко. По его мнению, «национальный вопрос можно определить как процесс абсорбции и трансформации этническим сознанием социальной действительности и актуализации результатов этого процесса в действиях людей»20.

В то же время, «национальный вопрос» нередко трактуется лишь как проблема преодоления неравенства между этническими группами (иногда попутно упоминается «широкое значение термина», сходное с рассмотл | ренным выше) . Поскольку межэтническое неравенство может проявлять

18 Схожую трактовку см., в частности: Баграмов Э. А. Ленинская национальная политика: достижения и перспективы. М.: Мысль, 1977. С. 31.

19 Козлов В. И. Национальный вопрос: парадигмы, теория и политика // История СССР. 1990. № 1.С. 7.

20 Чешко С. В. Распад Советского Союза: этнополитический анализ. М.: Институт этнографии и антропологии, 1996. С. 67.

См., напр.: Авксентьев А. В., Авксентьев В. А. Краткий этносоциологический словарь-справочник. Ставрополь: Ставропольский гос. пед. ун-т, 1994. С. 48—49; Иордан М. В. Демократизация межнациональных отношений - магистральный путь их песя в любых сферах общественной жизни, то и его преодоление предполагает действия во внутренней и внешней политике, в сферах образования, социальной защиты, культуры и искусства, экономики, религии и т. д. Поэтому и такое (обычно именуемое авторами «узким») понимание «национального вопроса» не противоречит точке зрения, принятой в данной диссертации.

В силу широты и недостаточной определенности понятия «национальный вопрос» в отечественной литературе, а также в силу присущего этому понятию некоторого публицистического оттенка в авторском тексте диссертации оно употребляется в кавычках. По поводу неадекватности понятия «национальный вопрос» в свое время удачно, на наш взгляд, высказался В. Тишков: «Во-первых, вопрос для кого: для Москвы, для русского народа или для узбеков, эстонцев, крымских татар и чукчей, у которых на этот «национальный вопрос» вполне ведь может быть и свой «национальный ответ»?. Не говорим же мы, что в СССР [цитируемая статья была опубликована в 1989 году. — Б. П.] существует «экономический вопрос» или «политический вопрос». Во-вторых, само понятие вопроса в нашем общественном менталитете почти неизбежно связывается с установкой на его решение. А между тем сам по себе «решенческий» подход чреват тем. что как бы блокирует последующие шаги в политике. Не будет ли более правильным отношение к сфере межнациональных отношений и к возникающим в ней проблемам как к некой «константе» нашей общественной жизни»22. Мы вполне осознаем эти терминологические недостатки и используем словосочетание «национальный вопрос» только в целях эконорестройки // Что делать? В поисках идей совершенствования межнациональных отношений в СССР. М.: ИНИОН, 1989. С. 159.

22 Тишков В. А. О новых подходах в теории и практике межнациональных отношений // Советская этнография. 1989. № 5. С. 3. мии места, в качестве условного заменителя вышеуказанных более точных терминов.

Наконец, хотя диссертант вполне отдает себе отчет в наличии множества терминов, включающих в себя слова «этнос», «этнический», в диссертации используются (в качестве синонимов между собой) только два понятия из этого ряда: «этнос» и «этническая группа». Оба понятия применяются здесь к любым социальным группам, объединенным этническими признаками (общее происхождение, обычаи и образ жизни, элементы культуры, представление о своей общности, а также язык), независимо от их численности и структуры. Диссертант вполне отдает себе отчет о том, что такое использование этих терминов нетрадиционно, однако для целей данного исследования оно представляется допустимым и позволяет несколько упростить применяемую в диссертации терминологию.

Хронологические рамки исследования определяются этнополитиче-скими событиями в СССР и его государствах — наследниках. Начальная граница периода - 1985 год - определяется провозглашением политики перестройки и гласности, которая вскоре оказала влияние и на «национальный вопрос» в Советском Союзе. В то же время, начавшиеся в СССР изменения вскоре повлияли и на исследования советского «национального вопроса», которые велись в США и Великобритании. Открывающиеся новые возможности получения информации, обилие, а часто и непредсказуемость событий, изменение общего духа отношений между СССР и Западом — все это привело к заметным изменениям американской и английской историографии советской национальной политики. Первые работы, в которых делалась попытка осмыслить отечественную этнополитическую проблематику с учетом начавшихся в СССР изменений, появились уже в 1986 году.

К середине 1990-х годов во всех постсоветских государствах завершился период оформления новой государственности, ее институтов и (по крайней мере, в основном) юридической базы. К этому времени во всех пятнадцати новых независимых государств прошли выборы президентов и парламентов, была создана новая система административно-территориального деления, приняты законы о гражданстве, о языке, о границе и т. п. Пять-шесть лет, прошедшие после завершения этого периода становления государственности, являются, на наш взгляд, достаточным временным отрезком для отражения перечисленных событий в зарубежной историографии. В некотором смысле выбор 2000 года в качестве заключительного хронологического рубежа исследования является произвольным, основанным исключительно на календарной дате. Однако выбранный для исследования период в целом является логически завершенным. Он включает в себя переломный этап реальной жизни государств и народов; события этого периода создали возможность изменений в историографии; выбранный для диссертационного исследования период включает в себя и временной промежуток, достаточный для осмысления происходящих событий, отражения их в новых концепциях, теориях и точках зрения, в организации и методике исследований и т. д.

Объединение в рамках одной исследовательской темы событий, происходивших в Советском Союзе и в пятнадцати новых независимых государствах (во многом, разумеется, отличающихся и друг от друга и от своего общего прародителя) может показаться механическим и искусственным. В обоснование такого объединения можно привести два аргумента.

Во-первых, именно процесс изменения политики, зарождения новых ее вариантов еще в союзных республиках, и превращение затем этих зародышей в государственную политику новых государств, представляются

23 Последними по времени событиями в этом ряду стали: принятие Конституции — 1996 год (Белоруссия, Украина), выборы первого «постсоветского» президента - 1996 год (Россия); первые «постсоветские» парламентские выборы - 1995 год (Азербайджан, Армения, Киргизия). наиболее интересными и в академическом и в практическом плане. Равным образом интересен и непрерывный исследовательский и познавательный процесс, отраженный в историографии США и Великобритании. Из всего комплекса проблем, связанных с этнополитикой рассматриваемого периода, именно ее переходный характер привлекал нас в наибольшей степени.

Во-вторых, многочисленные и очевидные отличия постсоветских государств от СССР и друг от друга не должны абсолютизироваться. Прошедшее после распада Советского Союза время еще лишком мало, чтобы «советские» элементы полностью исчезли из политической системы и повседневной политической практики. Поэтому, вне зависимости от субъективного интереса диссертанта, объединение изучения историографии СССР и историографии постсоветских государств в данном контексте объективно оправдано. Эту преемственность, кстати, вполне осознают многие авторы, чьи работы исследовались в процессе подготовки диссертации, и чем ближе к сегодняшнему дню, тем таких авторов становится больше. «Понять советский опыт в его украинской форме критически важно для того, чтобы понять Украину, - писал один из исследователей в недавней монографии, посвященной российско-украинским отношениям и этнопо-литике современной Украины. — Общий советский опыт. скорее объединяет, чем разъединяет большинство современных украинцев и живущих на Украине русских»24. Этот взгляд вполне применим и к другим постсоветским государствам.

Опубликованная отечественная литература по теме исследования относительно немногочисленна и представлена примерно двумя десятками наименований, главным образом - публикациями в научных журналах. По нашему мнению, небольшое количество опубликованных работ (несмотря

24 Lieven A. Ukraine and Russia: a fraternal rivalry. Washington: US Institute of peace, 1999. P. 23. на очевидный интерес к изучению англо-американской историографии советской и постсоветской этнополитики) объясняется тем. что уже в середине 1980-х годов резко ослаб, а затем и вообще исчез «социальный заказ» на исследования в жанре «критики буржуазных фальсификаций» советской политики. Хотя ранее публиковавшиеся работы этого направления и были отягощены многими недостатками, вытекавшими из их чрезмерной политизации, они содержали немало весьма интересных сведений и оценок, в первую очередь, об исследовательских центрах, организации исследований, а также и об основных точках зрения исследователей Соединенных Штатов и Великобритании и об используемых ими аргументах .

Кроме того, нужно подчеркнуть, что вся известная нам отечественная литература, касающаяся темы данного диссертационного исследования, изучает американскую и английскую историографию не этнополитики, а более широкого «национального вопроса»; нередко работы исследователей США и Великобритании объединяются с работами исследователей других зарубежных стран.

Монографические исследования представлены работами В. В. Коро-теевой и В. Д. Шуверовой. В первой из этих работ — «Теории национализма в зарубежных социальных науках» (подготовленной по инициативе Этнологического центра Российского государственного гуманитарного университета), - рассматриваются основные современные представления об этничности, нации и национализме, бытующие, главным образом, в англоязычной литературе. Среди других подробно рассмотрены взгляды Э. Геллнера, Б. Андерсона, Э. Смита, Э. Хобсбаума, Р. Брубейкера; анализ

25 См.: Абдуллин М. И. Сражающаяся правда (критика буржуазных концепций развития социалистических наций Поволжья и Урала). Казань: Татарское книжное издательство, 1985; Баграмов Э. А. Национальный вопрос в борьбе идей. М.: Политиздат, 1982; Варварцев Н. Н. Национализм в обличье советологии (критика современной буржуазной историографии Украины). Киев: Наукова думка, 1984; а также достаточно многочисленные работы X. Ш. Иноятова, Ю. И. Игрицкого, 3. С. Чертиной. взглядов последнего наиболее близок к теме данной диссертации, поскольку Р. Брубейкер использовал советский и постсоветский материал для обоснования взглядов, изложенных во многих своих работах. Положительно в целом оценивая институционалистские взгляды американского исследователя, В. В. Коротеева отмечает и существенный недостаток в них: абсолютизацию политических институтов как факторов, влияющих на л/ складывание и укрепление нации . Впрочем, подобное преувеличение роли «своих» факторов свойственно представителям всех течений теории этноса и нации.

Вторая из названных монографий концентрируется только на историографии одной этнополитической проблемы — распада СССР, - хотя участвовавшие в нем силы, приведшие к нему причины и этнополитические обстоятельства, в которых он произошел, создают в целом достаточно широкую картину27. Несомненную пользу для понимания рассматриваемых в настоящей диссертации проблем приносят и опубликованные работы Е. В. Кодина, С. В. Кулешова и. Ю. П. Свириденко, хотя они непосредственно и почти не затрагивают рассматриваемый период28.

Общетеоретическим взглядам американских исследователей на этнос и нацию была посвящена статья А. А. Знаменского «Этнонационализм: ос

26 Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М.: РГГУ, 1999. С. 125; в сжатом виде основные идеи монографии были ранее изложены в статье того же автора «"Воображенные", "изобретенные" и "сконструированные" нации: метафора в науке» (Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 154-165), однако в ней вопросы, связанные с этнополитикой СССР и его государств-наследников, не затрагивались.

27 Шуверова В. Д. Дезинтеграция СССР: анализ исследований этнических отношений учеными Великобритании и США (1970- 1980-е гг.). М.: РАУ, 1993.

28 Кодин Е. В. «Гарвардский проект». М.: РОССПЭН, 2003; Кулешов С. В., Свириденко Ю. П. Национальная политика КПСС в освещении современной советской историографии и буржуазной советологии: познание исторической истины против ее искажений. М.: Московский гос. ист.-арх. ин-т, 1986; Кулешов С. В., Свириденко Ю. П. и др. Национальные отношения в СССР и советология: центры, архивы, концепции. М.: Московский гос. ист.-арх. ин-т, 1988. новные концепции американского обществоведения». Кратко рассмотрев основные современные точки зрения на нацию и этнос («воображенные сообщества», «внутренний колониализм» и др.), автор воздержался от собственных выводов и оценок. В статье рассматриваются взгляды Э. Хоб-сбаума, А. Дж. Мотыля, Э. Смита, Б. Андерсона, М. Хехтера и Э. Геллне-ра . Схожие вопросы рассмотрены в статье Т. В. Таболиной «Этничность и общество: поиск концептуальных решений», опубликованной в 1989 году. Автор рассмотрела взгляды нескольких американских обществоведов на роль этничности в общественно-политической жизни; главное внимание она уделила работам У. Коннора, затронув также взгляды JI. JI. Снайдера, М. Хехтера, Н. Глейзера и Д. Мойнихена. Совершенно справедливо отметив «иррационализм американской этносоциологии», Т. В. Таболина одновременно критиковала и вульгаризованный вариант материалистического понимания нации, которого, по ее мнению, придерживались Г. Кон и JI. JI. Снайдер30.

Взгляды зарубежных исследователей на современный русский национализм были рассмотрены В. Мунтяном и А. Родионовым в статье «Западные советологи о русском национальном движении». Ссылаясь на работы У. Лакера, Г. Саймона, П. Кокберна, С. Диксона, Г. Данлопа, 3. Бжезинско-го и некоторых других исследователей, авторы рассматривают основные варианты русского национализма, выделяемые американскими и английскими авторами (подробнее о взглядах этих зарубежных авторов будет сказано в параграфе 1 главы 2 и параграфе 1 главы 3 данной диссертации). К сожалению, на наш взгляд, в этой статье оказались смешанными работы

29 Знаменский А. А. Этнонационализм: основные концепции американского обществоведения // США - экономика, политика, идеология. 1993. № 8. С. 3-13.

30 Таболина Т. В. Этничность и общество: поиск концептуальных решений // Этнология в США и Канаде / Ред. Е. А. Веселкин, В. А. Тишков. М.: Наука, 1989. С. 160, 161. тех исследователей, которые давно и плодотворно занимались тематикой русского национализма (Дж. Данлоп), и тех, кто лишь вскользь или недавно коснулся этой тематики31. Этой же теме посвящена и небольшая статья (в терминологии самого автора - «заметка») В. Д. Соловья «Русское национальное движение 60-80-х годов XX века в освещении зарубежной историографии». Хотя в заголовке работы национальные рамки не упомянуты, этот обзор посвящен практически исключительно работам американских ученых (П. Данкэн, Дж. Данлоп и др.), включая и эмигрировавших в США бывших советских исследователей (А. Янов). Автор статьи приходит к выводу о том, что «безусловный приоритет в изучении русского национального движения. принадлежит западным исследователям»32. Однако непосредственно вопросы этнополитики (например, реакция органов власти на русские националистические организации) в статье затронуты лишь бегло.

Зарубежным взглядам на этнокультурные и этнополитические процессы в (еще советской) Средней Азии была посвящена в 1987 году статья С. В. Чешко. В ней четко выделяются два направления исследований советского «национального вопроса» - «пропагандистское» (которое «пока доминирует») и «аналитическое»; автор отмечает постепенный переход западных исследователей от убежденности в русификации СССР к точке зрения, согласно которой происходила «советизация» этносов Советского Союза . Среди занимающихся данной проблематикой исследователей

31 Мунтян В., Родионов А. Западные социологи о русском национальном движении // Общественные науки и современность. 1991. № 3. С. 98-104.

32 Соловей В. Д. Русское национальное движение 60-80-х годов XX века в освещении зарубежной историографии // Отечественная история. 1993. № 2. С. 107-112.

33 Чешко С. В. Западные советологи о национальных отношениях и этнокультурных процессах в Средней Азии (1970 - 1980-е годы) // Советская этнография. 1987. № З.С. 142, 143.

США и Великобритании в статье рассматриваются взгляды М. Ривкина, Д. Матушевского, А. - А. Рорлич, Э. Оллворта, А. Беннигсена.

В статье «Межгосударственные и межнациональные конфликты на территории бывшего СССР» И. JI. Прохоренко рассматривает взгляды на эти проблемы некоторых англоязычных исследователей. Отметив, что отечественная политическая наука оказалась теоретически неподготовленной к анализу постсоветских этнополитических конфликтов, автор в качестве наиболее обоснованной точки зрения зарубежных исследователей выделяет объяснение этих конфликтов столкновением интересов глобальных и региональных политических группировок (ссылаясь при этом на сборник «Государство и нация в многоэтнических обществах: распад многонациональных государств», выпущенный в 1991 году под редакцией У. Раанана, М. Месснера, К Армиса и К. Мартин)34. В статье рассматриваются работы 3. Бжезинского, Дж. Мэтлока, А. Коэна, П. Гобла, Дж. Хоскинга. а также французских ученых. Автор статьи дает собственную типологию постсоветских этнополитических конфликтов, связанную со взглядами авторов из зарубежных стран, и предлагает модели поведения России в отношении различных групп таких конфликтов.

В качестве своеобразных историографических работ можно рассматривать и ряд рецензий на труды американских и английских авторов, опубликованных российскими обществоведами в последние годы. Большая (7 журнальных страниц) рецензия работы А. А. Нугманова была посвящена в 1991 году статье 3. Бжезинского «Посткоммунистический на

7 с ционализм» . Эту статью можно считать в некотором смысле программ

34 Прохоренко И. J1. Межгосударственные и межнациональные конфликты на территории бывшего СССР (взгляд зарубежных ученых) // США - экономика, политика, идеология. 1994. № 8-9. С.61.

35 Нугманов А. А. // Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР: Реферативный сборник. Ч. 1. М.: ИНИОН, 1991. С. 76-96 (позже рецензия перепечатана в: Этнографическое обозрение. 1992. № 1. С. 146-152). ной для 3. Бжезинского, поэтому сжатый ее пересказ, к которому свелась рецензия, был в какой-то мере обоснован интересами знакомства отечественного читателя с этим манифестом одного из известнейших советологов; однако исследовательская ценность такой рецензии, естественно, крайне низка. Краткий биографический очерк, напоминающий обзорную рецензию основных работ, посвященную А. Беннигсену, опубликовал М. В. Крюков. В качестве заслуги американского исследователя автор очерка называет то, что «он предвидел возрождение исламских движений в СССР, когда ничто, казалось, не предвещало подобного развития событий»36. Наконец, С. А. Арутюнов опубликовал рецензию на книгу А. М. Хазанова «После СССР: этничность, национализм и политика в Содружестве Независимых Государств»37. Однако, во-первых, автор рецензии уделил гораздо больше внимания другой работе, освещаемой в этой же рецензии («Этничность, национализм и конфликт в Советском Союзе и после» В. А. Тишкова); во-вторых, в данной диссертации работы ученых - недавних эмигрантов из СССР (в том числе А. М. Хазанова) намеренно не рассматриваются, поскольку мы считаем их носителями отечественной, а не англоамериканской исследовательской традиции.

Выход двух сборников научных трудов, посвященных распаду Советского Союза («Советское разъединение: История национальной проблемы в СССР» Б. Нахайло и В. Свободы; «Национальный вопрос в Советском Союзе» под редакцией Г. Смита), был отмечен рецензией Т. Б. Уваровой, которая, в основном, кратко пересказала содержание рецензируемых рао бот, не вдаваясь в их анализ . Рецензия работы А. Празаускаса была при

36 Крюков М. В. Об Александре Беннигсене // Этнографическое обозрение. 1992. №6. С. 126.

37 Арутюнов С. А. СССР: жизнь после смерти // Этнографическое обозрение. 1998. №5. С. 133-145.

38 Уварова Т. Б. Зарубежные авторы о национальных проблемах в СССР // Этнографическое обозрение. 1992. № 5. С. 152-161. звана познакомить отечественных читателей с книгой Р. Брубейкера «Переоформленный национализм. Национальность и национальный вопрос в новой Европе». Отметив «солидный эвристический потенциал» теоретических построений Р. Брубейкера, автор рецензии в то же время критиковал его за определенный догматизм в следовании постулатам конструктивист

39 ского взгляда на этничность и нацию .

Наконец, нужно сказать о многочисленных рефератах работ американских и английских исследователей советской и постсоветской этнопо-литической проблематики, которые выходили в виде ряда сборников Института научной информации по общественным наукам РАН40. Среди наиболее интересных, на наш взгляд, работ зарубежных исследователей, подвергшихся реферированию, были монографии Б. Андерсона «Воображенные сообщества», Э. Хобсбаума «Нации и национализм после 1780 года», Э. Геллнера «Нации и национализм», Р. Брубейкера «Переоформленный национализм», Р. Мисюнаса и Р. Таагепера «Балтийские государства: годы зависимости, 1940 - 1980», М. Б. Олкотт «Казахи». Однако сам жанр реферата требует, в первую очередь, передачи содержания реферируемой работы, поэтому в перечисленных публикациях трудно было бы ожидать самостоятельных мнений и оценок авторов рефератов. Тем не менее, перечисленные сборники ИНИОН представляют несомненный интерес, знакомя отечественных читателей со многими недоступными иным образом работами.

39 R. Brubaker. Nationalism reframed: nationhood and the national question in the New Europe // Этнографическое обозрение. 1997. № 6. С. 144.

40 Зарубежная литература о национальных отношениях в СССР. М.: ИНИОН, 1991; Этносоциальные проблемы государств Центральной Азии (обзор зарубежной литературы). М.: ИНИОН, 1995; Россия и ее соседи: взаимосвязь политических и этнических конфликтов. М.: ИНИОН, 1996; Россия и ее соседи: проблемы интеграции и федерализма в странах СНГ. М.: ИНИОН, 1998; Россия и ее соседи: соотнесение национальных интересов внутри СНГ. М.: ИНИОН, 1999; Нация и национализм. М.: ИНИОН,

1999.

В последние годы в России было опубликовано несколько монографических работ и крупных статей, посвященных отечественным этнополи-тическим проблемам 1980-1990-х годов, в которых рассмотрение зарубежной историографии вопроса структурно не выделяется, а является органической частью научного повествования. В принципе такое использование историографического материала следует, наверное, считать оптимальным. Но оно предъявляет значительные дополнительные требования как к самому исследователю (знание иностранных языков), так и к условиям его работы (доступность историографических источников). Видимо, поэтому подобные научные работы пока исчисляются единицами41.

Как видно из приведенного обзора, опубликованные отечественные работы не столько посвящены англо-американской историографии советской и постсоветской этнополитики, сколько вскользь затрагивают эту проблематику, рассматривая более широкие понятия «национального вопроса», теории этничности, нации и национализма. Не более многочисленны по сравнению с опубликованной литературой, но, на наш взгляд, более основательны диссертационные работы, посвященные данной тематике.

Ближе всего к теме данного диссертационного исследования стоят диссертации В. Д. Шуверовой «История этнических отношений в СССР (1970 - 1980-е годы) в англо-американской историографии» и А. Г. Артамонова «Этнополитические процессы в республиках Российской Федерации (1985 — середина 1990-х годов): анализ англо-американской политической литературы». В первой, весьма основательной и богато документированной, работе (в списке англоязычных научных трудов, использованных в диссертации, перечислено около 400 работ более чем 200 авторов) автор

41 См., напр.: Чешко С. В. Распад Советского Союза. С. 68-70; Тишков В. Идентичность и культурные границы // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах / Ред. М. Б. Олкотт, В. Тишков, А. Малашенко. М.: Центр Карнеги, 1997. С. 15

43. выделила три основных течения в англо-американской историографии данного вопроса. Консервативное течение объединяет сторонников взгляда на СССР как на империю, центристское - представления об СССР как об унитарном государстве с имперскими чертами, умеренное течение представляет себе СССР как многонациональную федерацию42.

Среди достижений американских и английских исследователей автор диссертации отметила общее обоснование причин и закономерностей «этнического взрыва» конца XX века, выделение общих тенденций развития многонациональных государств, правильный прогноз возможности распада СССР по этнополитическим границам; за такими авторами как Э. Хоб-сбаум, Г. Лапидус, Р. Клем и некоторыми другими признаются «высокий профессионализм, блестящие исследовательские навыки, хорошее знание источников»43.

Автор совершенно справедливо, на наш взгляд, провела параллели между дискуссиями о природе этноса и нации, которые проходили в 1980 -начале 1990-х годов, с одной стороны, в англо-американской, с другой — в отечественной академической среде. К числу достоинств диссертации относится и широкий показ того «фона» - реальных этнополитических событий — на котором разворачивалась исследовательская работа авторов США и Великобритании.

В то же время, на наш взгляд эта диссертационная работа не свободна от недостатков. Мы не можем согласиться с осуждением сравнительно-исторического подхода к изучению «национального вопроса» в СССР на том основании, что к СССР применялся «не весь мировой опыт этнического развития народов. а только тот, который отвечает концептуальным

42 Шуверова В. Д. История этнических отношений в СССР (1970-1980-е годы) в англо-американской историографии. Дисс. . д-ра историч. наук. М., 1993. С. 115-116, 354.

43 Шуверова В. Д. Указ. соч. С. 132,350-352. разработкам в русле «имперской теории»»44. Это могло быть до некоторой степени справедливо для 1970 - 1980-х годов, однако совершенно не соответствует положению в англо-американской историографии последнего десятилетия.

Не является достаточно обоснованным, по нашему мнению, и включение в предмет исследования переведенных на английский язык работ авторов Канады, Франции, Израиля и других стран, поскольку «практически все эти ученые получили научные степени в английских и американских исследовательских центрах. их работы были в русле научных школ США и Англии»45. На таком основании в исследование могут быть включены и некоторые современные отечественные исследователи; при этом работы англоязычных авторов, например, Австралии В. Д. Шуверова не рассматривает. Наконец, хотя автор среди задач своей работы и поставила «преодолеть чрезмерную политизацию и идеологизацию в оценке англоамериканских работ», но указанное выше выделение исследовательских направлений основывается именно на политических, а не на собственно научных критериях.

Во второй из названных выше диссертаций А. Г. Артамонов46 подробно рассмотрел используемые современными американскими и английскими исследователями концепции нации и межнациональных конфликтов. Однако, переходя к разбору конкретных ситуаций в регионах Российской Федерации (что должно было составить основное содержание исследования), он фактически ограничился пересказом лишь двух-трех опубликованных в разное время работ. Из общего количества в 424 сноски в этой

44 Шуверова В. Д. История этнических отношений. С. 130, 178.

45 Шуверова В. Д. Указ. соч. С. 46.

46 Артамонов А. Г. Этнополитические процессы в республиках Российской Федерации (1985 - середина 1990-х годов): анализ англо-американской политологической литературы. Дисс. канд. политич. наук. Владивосток, 2000. 163 с. диссертации одна треть (142) относится к одной единственной работе А. М. Хазанова «После СССР» (Khazanov А. М. After the USSR: ethnicity and national politics in the Commonwealth of Independent States. Madison, 1995) и еще около 20 - к изрядно устаревшей работе Б. Нахайло и В. Свободы «Советское разъединение», вышедшей в свет еще до образования современного российского государства (Nahaylo В., Swoboda V. Soviet disunion: a history of the nationalities problem in the USSR. NY, 1990). Очевидно, что при такой базе историографических источников выполнить заявленную цель диссертации («воссоздание целостных представлений англоамериканских авторов об этнополитических процессах в республиках Российской Федерации и выяснение достоверности работ зарубежных исследователей») было бы затруднительно.

Американская и западногерманская историография национальной политики в последние годы существования СССР (наряду с одновременными этнополитическими событиями в странах Восточной Европы) рассматривается в кандидатской диссертации С. Ю. Римаренко. Автор уделил большое внимание формированию и эволюции взглядов западных исследователей на советскую национальную политику на протяжении 1940 - 1980-х годов, сделав вывод о постепенном слиянии в первой половине 1980-х годов тоталитарного и ревизионистского направлений в советологии47. Достаточно подробно автор рассмотрел советологию как отрасль западного обществоведения в целом. Он определил советологию как «совокупность исследований, проводимых в системе западного обществоведения, целью которых является всестороннее изучение Советского Союза»; советология «сформировалась на выполнении социального заказа руководства западных стран, нуждающихся в своевременном выявлении и прогнозировании тенденций развития советского общества»48. Среди главных достижений зарубежных исследователей автор называет разработку общетеоретических проблем этнополитики. В то же время, он воздержался от оценки успехов или неудач западных ученых в изучении собственно советской этнополитики.

Зарубежная историография советской и постсоветской национальной политики на материалах отдельных республик затрагивалась также в диссертационных работах В. М. Ковалева, Р. Г. Якубовой, Б. М. Сужикова, В. Н. Стати, 3. А. Дадабаевой49. Историографию отдельных сторон национальной политики рассмотрели Б. М. Батчаев, P. X. Кочесоков, С. Рахимов50.

Для всех этих работ характерны некоторые общие черты. Во-первых, в едином комплексе рассматриваются работы советологов многих западных стран (даже если заявленная тема диссертации ограничивается англоамериканской историографией), при этом различие во взглядах представителей разных национальных исследовательских школ не проводится. Чаще

47 Римаренко С. Ю. Немарксистские концепции национально-политической ситуации в Советском Союзе и странах Восточной Европы в 80-е годы (вопросы истории и теории). Дисс. . канд. историч. наук. Киев, 1991. С. 77-81.

48 Римаренко С. Ю. Ук. соч. С. 183.

49 Дадабаева 3. А. Республика Таджикистан в современной концепции зарубежных политологов. Дисс. . канд. историч. наук. Душанбе, 1994; Ковалев В. М. Критика буржуазных фальсификаций социально-экономического развития Казахской ССР и республик Средней Азии. Дисс. . канд. историч. наук. Алма-Ата, 1986; Стати В. Н. Этноязыковые процессы в Молдавской ССР в зарубежном обществоведении (опыт изучения). Дисс. . д-ра историч. наук. М., 1989; Сужиков Б. М. Несостоятельность буржуазных моделей национализма и «русификации» (на материалах Средней Азии и Казахстана). Дисс. . канд. историч. наук. Алма-Ата, 1986; Якубова Р. Г. Англоамериканская буржуазная историография о советской национальной политике в период развитого социализма (по материалам Таджикской ССР). Дисс. . канд. историч. наук. Ташкент, 1986.

50 Кочесоков P. X. Критический анализ советологических исследований интернационализации образа жизни народов СССР. Дисс. . канд. филос. наук. Ростов на Дону, 1990; Рахимов С. Ук. соч.; Батчаев Б. М. Национальные отношения в СССР в трудах западных социологов (на примере концепции «русификации»). Дисс. . канд. филос. наук. М., 1988. всего в качестве историографических источников использовались работы одних и тех же зарубежных авторов, что, видимо, объяснялось их доступностью в отечественных библиотеках. Во-вторых, почти в одних и тех же выражениях выделяются и описываются два направления в зарубежной историографии советского «национального вопроса»: реакционно-консервативное и либерально-буржуазное, причем основания для выделения этих направлений приводятся не академические, а политические (то или иное отношение к национальной политике СССР). В работах 1990-х годов авторы отдают должное отдельным достижениям зарубежных исследователей, однако основные принципы выделения течений и направлений в советологии сохраняются теми же.

В отношении проблемы «критики фальсификаций» мы согласны с мнением, высказанным в монографии Ю. В. Корчагина: «Тезис о фальсификации был сформирован отечественной историографией советского периода на основе подхода к советскому изображению процесса преобразований. как единственно правильному. Фальсификацией объявлялось все, что не совпадало с этим изображением. На самом деле речь может идти о неодинаковости путей познания истины, предлагаемых западными учеными на основе различных теоретико-методологических подходов»51. Исходя из такой точки зрения, под общим заголовком «критики фальсификаций» могли скрываться как полностью политизированные пропагандистские сочинения, так и работы, вполне научно анализирующие взгляды иностранных коллег.

Еще одной общей чертой перечисленных диссертаций было то, что, среди рассматриваемых и критикуемых их авторами конкретных исследовательских концепций, основное внимание уделялось утверждениям о русификации Советского Союза (что видно уже из названий некоторых диссертационных исследований).

Мы далеки от того, чтобы объяснять перечисленные выше недостатки диссертационных работ недостаточной квалификацией их авторов. Разумеется, медленно изживавшаяся идеологизация обществоведения, обстановка еще не до конца закончившейся в 1980-е годы холодной войны, сохраняющийся до самого распада СССР социальный заказ на критику «фальсификаций» были вполне объективными факторами, в отрыве от которых невозможно рассматривать работы отечественных исследователей 1980-х, да и начала 1990-х годов. Такими же объективными факторами были и недостаток историографических источников в отечественных библиотеках (или ограниченные возможности познакомиться с этими источниками за рубежом) и элементарный языковой барьер.

Помимо перечисленных выше, необходимо отметить еще несколько диссертационных работ, не посвященных специально англо-американской историографии отечественного «национального вопроса», но имеющих важное вспомогательное значение для исследования данной темы.

Весьма серьезный историографический анализ зарубежных (главным образом, англоязычных) работ о советской национальной политике 1970 — 1980-х годов дан в докторской диссертации Ю. П. Свириденко52, хотя главным образом эта работа посвящена отечественной историографии проблемы. Сильной стороной этой диссертации является, на наш взгляд, четкость формулировок. Работа Ю. П. Свириденко, в частности, является редчайшим исключением в том смысле, что в ней содержится определение национальной политики (за что автору нужно особенно воздать должное,

51 Корчагин Ю. В. Народы Севера России в XX столетии: процесс преобразований в западноевропейской и североамериканской историографии. СПб., Петропавловск-Камчатский, 1994. С. 250.

52 Свириденко Ю. П. Историография проблемы национальной политики КПСС. поскольку в 1980-е годы ни один официальный документ и ни одно справочное издание в СССР вариантов такого определения не предлагали). В диссертации также весьма основательно рассмотрена источниковая база иностранных исследований советской этнополитики.

В работах Е. В. Кодина и А. А. Сальниковой содержится глубокий анализ методики работы с источниками, которой пользовались и продолжают пользоваться обществоведы США при изучении Советского Союза . В первой из этих работ, в частности, дан подробный источниковедческий разбор известного «Смоленского архива», методов его использования советологами, и влияния документов из этой коллекции на последующую советологию вплоть до 1990-х годов. Работа А. А. Сальниковой является редчайшим исключением в том смысле, что автор выделяет течения внутри советологии не на основе предполагаемых политических пристрастий исследователей, а на основе их методологии. По ее мнению, одно такое направление («государственническое» или «традиционалистское») исповедует презумпцию государства, другое («новая социальная история») делает упор на изучение самодеятельности общественных сил и культуры54.

Интересное частное исследование, близкое к источниковедческому, провел в своей диссертации Д. В. Феоктистов, рассмотревший методику формирования и подачи образа русского национализма в периодической печати США. Автор, в частности, сделал вывод о том, что американским советологам (по крайней мере, до начала 1990-х годов) было свойственно подменять сложные образы негативными этническими стереотипами. В качестве примера рассматривается стереотип русского национализма, который в советологической трактовке оказывается значительно беднее и

53 Сальникова А. А. Исторический источник в американской советологии. Дисс. . д-ра историч. наук. Казань, 1997; Кодин Е. В. Американская послевоенная советология: методология и источниковая база. Дисс. . д-ра историч. наук. М., 1998.

54 Сальникова А. А. Ук. соч. С. 72-73. негативнее», чем понятие национализма вообще, принятое в американском обществоведении, причем это упрощение почти в равной мере относилось как к академическим работам, так и к средствам массовой информации55.

Обратимся к англо-американской литературе по теме данной диссертации. Некоторые исследуемые в диссертации работы, вышедшие в 1980-е годы, и большинство выпущенных в 1990-х годах содержат хотя бы краткие историографические обзоры, отражающие развитие американской и английской обществоведческой мысли в последние десятилетия; иногда разбор и критика взглядов предшественников органически вплетено в содержание новых исследований. Некоторые из таких работ будут проанализированы ниже в диссертации (см. главы 2 и 3).

Помимо этого в первой половине 1990-х годов в американском обществоведении происходила весьма оживленная дискуссия, содержание которой заключалось в попытках подвести итоги полувекового развития советологии, определить ее достижения и провалы и, в частности, оценить советологическое наследие, посвященное советскому «национальному вопросу». В частности, в 1993 году под редакцией Фредерика Дж. Флерона и Эрика П. Хоффмана был выпущен сборник «Пост-коммунистические исследования и политическая наука», призванный стать продолжением (а, возможно, и антиподом) коллективного труда «Коммунистические исследования и общественные науки», вышедшего в 1969 году под редакцией того же Ф. Дж. Флерона.

Среди работ, собранных в этом сборнике, некоторые были посвящены подведению опыта изучения советского «национального вопроса». В частности, Джон Армстронг вполне самокритично подверг сомнению широко

55 Феоктистов Д. В. Особенности формирования образа «русского национализма» в прессе США (середина 1980-х - начало 1990-х годов). Дисс. канд. историч. наук. М., использовавшийся раньше структурно-функциональный метод, который приводил исследователей к заключению о существовании на советской эт-нополитической сцене «одного рационального актора» - высшей партийно-# государственной власти, персонифицированной в лице Генерального секретаря ЦК КПСС. Такой подход явно упрощал реальную этнополитиче-скую картину (или «сцену» в терминологии Дж. Армстронга). В то же время, автор статьи считал, что советологические представления 1960 — 1970-х годов о русских как об этнически-доминирующем элементе в СССР, а также о дифференцированном отношении центральных общесоюзных органов власти к различным республикам, были подтверждены практикой56.

Марк Р. Бейссинджер в статье, вошедшей в тот же сборник, отмечал недостаток внимания к этнополитическим элитам, который демонстрировала советология предшествующих лет57. В целом же, по нашему мнению, сборник «Пост-коммунистические исследования и политическая наука», ^ хотя и поднимал весьма актуальные для рубежа 1980 - 1990-х годов вопросы, по научному уровню уступал своему предшественнику 1969 года. В более раннем сборнике рассматривалась возможность применения к «советским исследованиям» различных методологий и теоретических моде-ф лей; в более позднем просто кратко освещалась история отдельных тематических отраслей советологии.

Специальный раздел был посвящен переосмыслению опыта исследования советской этнополитики в сборнике «За пределами советских исследований», вышедшем в 1995 году под редакцией Д. Орловского. Один из авторов этого раздела Роналд Г. Сьюни отмечал объективные трудности, Ф

1993. С. 56.

56 Armstrong J. A. The Soviet ethnic scene: a quarter century later // Post-Communist studies and political science: methodology and empirical theory in Sovietology / Ed. by F. J. Fleron, E. P. Hoffmann. Boulder: Westview, 1993. P. 332-333.

57 Beissinger M. R. Approaches to the study of Soviet nationalities policy // Post-Communist studies and political science. P. 344-345. стоявшие перед исследователями-советологами: оторванность от советских источников информации и от самой «сцены», на которой разворачивались события. Несмотря на это, Р. Г. Сьюни считает неспособность предсказать правильно ход этнополитического развития СССР в последние годы его существования не бедой, а виной советологов. Констатировал он и недостаток внимания к нерусским народам СССР, хотя, по нашему мнению, этот недостаток советологии был скорее изобретен последующими f о критиками . Участвовавшие в этом же разделе сборника М. Б. Олкотт и Г. Стоке выдвинули в качестве императива для «пост-советологов» тщательное знание языка, особенностей культуры, истории и всех уникальных обстоятельств места применительно к изучению всех этносов и вариантов этнополитики на «постсоветском пространстве»59.

В основном в духе самокритики был выдержан и ставший частью дискуссии первой половины 1990-х годов специальный выпуск журнала «Национальный интерес», посвященный распаду СССР и переосмыслению в связи с этим опыта советологии. Не выделяя исследования этнополитики в специальные статьи, ряд авторов этого журнала затронули и опыт исследования на этом направлении (Ф. Фукуяма, П. Риддауэй, П. Рутленд и другие). Для оценки степени переосмысления американскими исследователями ранее накопленного опыта нам хотелось бы остановиться на некоторых мыслях, высказанных в статье П. Рутленда «Советология: заметки к свидетельству о смерти». Автор считает, что единственный советолог, упорно «плывший на протяжении тридцати лет против течения» и, в конце концов, оказавшийся правым — это 3. Бжезинский. Вопреки мнению обществоведов ревизионистского направления, он продолжал настаивать на принципиаль

58 Suny R. G. Rethinking Soviet studies: bringing the non-Russians back in // Beyond Soviet studies / Ed. by D. Orlovsky. Washington: Woodrow Wilson center press, 1995. P. 107-111.

59 Stokes G. Framing post-Soviet nationalities studies // Beyond Soviet studies. P. 155.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА ной нереформируемости советской тоталитарной системы, что и было подтверждено распадом СССР60. Однако многочисленные работы сторонников идеи «национального коммунизма» (см. ниже, параграф 2 главы 3) достаточно убедительно, на наш взгляд, показали, что распад СССР был как раз своеобразной реформой, проведенной правящими партийно-государственными элитами в своих интересах.

В целом американское и английское обществоведение, по нашему мнению, достаточно оперативно сделало выводы из быстрого развития эт-нополитических событий в Советском Союзе и его государствах-наследниках. Новые исследовательские гипотезы и методы исследования, возможно, не всегда были правильными и вели к достижению желаемых научных результатов, однако, свидетельствовали об отсутствии застоя в общественной мысли и о способности ученых сознавать и оценивать происходящие объективные изменения. К сожалению, по нашему мнению, отечественные исследования этнополитики в этом плане отставали и продолжают отставать от англоязычных коллег.

Как видно из приведенного выше обзора литературы, на данный момент как в России, так и в США и Великобритании отсутствуют специальные работы, рассматривающие опыт американских и английских исследователей советской и постсоветской национальной политики в последние полтора десятилетия XX века. Отсюда вытекает новизна данной диссертации.

Целью исследования является, во-первых, раскрытие теоретических представлений американских и английских исследователей об этнополи-тических изменениях, связанных с распадом Советского Союза в 19851991 годах и последовавшим затем становлением новых независимых госу

60 Rutland P. Sovietology: notes for a post-mortem // National interest. Spring 1993. # 31.P.110-111. дарств; во-вторых - выяснение того, насколько эти этнополитические изменения повлияли на дальнейшую эволюцию общих представлений ученых США и Великобритании о нации, национализме и национальной политике.

Подчиненные этой цели задачи включают в себя выяснение следующих вопросов: позволяла ли имеющаяся к началу рассматриваемого периода гносеологическая, организационная, кадровая и источниковая база решать задачи осознания и анализа происходивших изменений; какие новые методы (или сочетания исследовательских методов) стали применяться на протяжении рассматриваемого периода; насколько выдвигаемые американскими и английскими учеными оценки этнополитического развития Советского Союза и его государств-наследников могли быть проверены (например, при сопоставлении с данными статистики, демографии, социологических исследований) и насколько они соответствовали дальнейшим событиям реальной жизни; корректировались ли исследовательские гипотезы, концепции и теории по мере развития и изменения этнополити-ческой ситуации; использовался ли опыт изучения Советского Союза и постсоветских государств для развития общей теории этничности и нации.

Основу источниковой базы диссертации составляют исследования обществоведов США и Великобритании, опубликованные в виде монографий, частей коллективных монографий, статей в сборниках научных трудов, в академических и политических журналах, а также в сборниках трудов научных конференций. В ходе подготовки диссертации было изучено свыше 130 монографических работ, а также несколько сотен научных статей. Изучена литература, собранная в Российской государственной библиотеке, Российской национальной библиотеке (Санкт-Петербург), библиотеке Института научной информации по общественным наукам РАН, Государственной публичной исторической библиотеке, Государственной библиотеке иностранной литературы, Библиотеке Конгресса США и библиотеке Международного исследовательского центра имени Вудро Вильсона (Вашингтон, США). Изученная литература, по мнению диссертанта, достаточно адекватно отражает общий массив академических изданий по теме исследования.

В качестве историографических источников использованы также диссертационные работы последних лет, подготовленные исследователями США.

В отличие от работ некоторых предшественников в изучении данной темы61, в данной диссертации не рассматриваются в качестве самостоятельного источника стенограммы обсуждения этнополитических вопросов в высших представительных учреждениях власти США и Великобритании, поскольку эти дискуссии относятся к области не научного поиска, а выработки политических решений. Такие стенограммы использовались при подготовке диссертации лишь в отдельных случаях, когда в качестве экспертов или свидетелей привлекались ученые-обществоведы. Кроме того, использованы материалы личных встреч и переписки диссертанта с некоторыми зарубежными исследователями.

Вторую, вспомогательную, группу источников составили официальные документы Советского и Российского государства, Коммунистической партии Советского Союза второй половины 1980-х - 1990-х годов, мемуары общественных и политических деятелей этого периода, результаты социологических исследований, проведенных отечественными обществоведами, а также официальная демографическая, экономическая и иная статистика. Эти весьма разнородные источники объединены в одну группу по причине их общей функции в рамках данного исследования: проверка реалистичности зарубежных исследований, уточнение данных в них трактовок советской политики, сопоставление этих исследований с объективной ситуацией в СССР и России (например, с демографической или этнолингвистической ситуацией, отраженной в результатах переписей населения).

В отношении ценности этой группы источников нужно сказать следующее. В силу краткого временного промежутка, прошедшего после многих исследуемых в диссертации событий, мемуарные публикации продолжают оставаться не только источниками информации, но и политическими документами. Степень субъективности авторов мемуарной литературы (а иногда и целенаправленного их стремления сформировать у читателя предвзятое представление об описываемых событиях) очень высока.

Для достижения целей данной диссертации весьма велика ценность официальных документов. Она объясняется тем, что исследователи США и Великобритании привлекали в своих исследованиях именно базовые документы КПСС и Советского государства (Программа Коммунистической партии, Конституция, реже - материалы Пленумов ЦК КПСС и другие документы такого же уровня), а отнюдь не документы местных органов власти или документы из архивных собраний. Поэтому и проверка обоснованности выводов иностранных исследователей, критика их взглядов требуют, в первую очередь, привлечения именно этих основополагающих документов. То же самое относится к официальной статистике, в первую очередь - к материалам Всесоюзных переписей населения. Кстати, показательно, что именно Конституция СССР 1977 года, материалы Всесоюзной переписи населения 1989 года и избранные материалы 1 Съезда народных депутатов СССР стали единственными документами, относящимися к советской национальной политике, которые в рассматриваемый период были переведены на английский язык и изданы в США.

61 См., напр.: Шуверова В. Д. История этнических отношений. С. 373-415.

Наконец, третью, также вспомогательную, группу источников составляют справочные и энциклопедические издания США и Великобритании. Они были использованы, главным образом, для уточнения понятийного аппарата, которым пользовались авторы работ, отнесенных к первой группе источников.

Методологическую основу исследования составил принцип историзма, примененный к анализу работ исследователей Соединенных Штатов и Великобритании. Этот принцип требует рассматривать историографические факты (как и вообще научные факты истории) в контексте закономерностей и процессов развития общества, достигнутого уровня этого развития, неповторимой ситуации, складывающейся в то или иное время в той или иной стране (и в частности в ее научном сообществе). В рамках данной диссертационной работы принцип историзма особенно важен при оценке реалистичности той или иной исследовательской концепции, выдвигаемой зарубежными исследователями в отношении советской и постсоветской национальной политики. С одной стороны, такая оценка входит в число обязательных задач историографа; с другой стороны, необходимо избегать соблазна оценивать взгляды исследователей прошлого (пусть даже недавнего) только с точки зрения сегодняшнего знания, без учета совершившихся изменений.

Принцип историзма вытекает, в конце концов, из учета внешних по отношению к исследователю факторов, оказывающих влияние на все общество (в случае историографии — на научное сообщество). Применение этого принципа, однако, не должно заслонять рассмотрения индивидуальных условий формирования той или иной точки зрения, складывания той или иной научной школы, создания той или иной отдельной работы. Заложенная в самой сути исторического факта неповторимость требует и в историографическом исследовании двигаться от частного к общему, выделяя элементы сходства во взглядах многих авторов (хотя эти взгляды, возможно, и сформировались под влиянием очень разных индивидуальных и неповторимых причин). Такой конкретизированный исследовательский подход позволяет лучше понять и многообразие доказательств (адекватных или нет - это отдельный вопрос), приводимых американскими и английскими исследователями в подтверждение своих взглядов.

К используемым в данном диссертационном исследовании методическим приемам относится и анализ историографической ситуации. Под ней понимается определенное состояние исторической науки, сложившееся в результате синхронизации определенных стадий (или уровней) развития частных, относительно самостоятельных историографических процессов, а также «внешних» процессов, влияющих на развитие исторической науки». К числу таких частных процессов можно отнести количественное накопление знаний о прошлом; расширение проблематики; рост источниковой базы; обогащение методики и техники исследования; развитие методологии, накопление, уточнение и пересмотр концепций; изменение кадрового состава исследователей, научных учреждений и принципов организации науки и т. д. К определяющим историографическую ситуацию внешним факторам относятся: состояние иных наук и общий методологический уровень научного познания; политика государства в отношении культуры вообще и науки в частности; степень и особенности идеологического воздействия на науку и на жизнь общества в целом; наличие «социального заказа» на исследование определенной проблематики и т. д. .В центре историографической ситуации (как и в центре любой конкретно-исторической ситуации) стоит противоречие или набор противоречий, порожденное несовпадением уровней развития частных историографических процессов.

Разрешение этого противоречия является источником развития ситуации и (в оптимальном случае) источником развития исторической науки.

Структура работы определяется целями, задачами исследования и методом подачи материала (проблемно-хронологическим). В первой главе рассматриваются факторы, внешние по отношению к собственно исследовательской работе обществоведов США и Великобритании: теоретические представления об этносе, нации и национальной политике, существовавшие к началу рассматриваемого периода, исследовательские учреждения, вовлеченные в изучение советского и постсоветского «национального вопроса» и источниковая база исследований. Как справедливо отмечал А. И. Зевелев, не только собственно монографии и иные научные труды, но и «ряд других компонентов имеет признаки историографичности», среди которых кадры исторической науки, система учреждений, научная периодика и другие63. Поэтому мы считаем рассмотрение этих условно-внешних факторов необходимым и в данной диссертации.

Во второй и третьей главах рассматриваются наиболее распространенные в литературе США и Великобритании точки зрения на советскую и постсоветскую национальную политику. С некоторой долей условности, мы разделили весь рассматриваемый период 1985 - 2000 годов на два этапа: до и после распада СССР, - рассматриваемые, соответственно во второй и в третьей главах. Рубеж 1991 — 1992 годов ознаменовал оформление нового направления исследований — изучение этнополитики постсоветских государств, - хотя основы его были заложены еще в последние годы существования Советского Союза. С другой стороны, появление новых незави

62 Кертман JI. Е. Историографическая ситуация // Методологические и теоретические проблемы истории исторической науки. Калинин: Калининский государственный университет, 1980. С. 25.

Зевелев А. И. Историографическое исследование: методологические аспекты. М.: Высшая школа, 1987. С. 96. симых государств привело к заметному снижению интереса исследователей к Советскому Союзу как целому, хотя полностью этот интерес не исчез. Поэтому внутреннее деление рассматриваемого в диссертации периода, имея инструментальное значение в интересах данного исследования, должно восприниматься условно, как и любая периодизация истории.

В заключении даются выводы, к которым диссертант пришел в ходе исследования. В перечне источников и литературы отдельно собраны историографические источники — монографии и иные научные работы исследователей США и Великобритании, которые позволяют делать выводы о состоянии обществоведения в этих странах в рассматриваемый период64. В качестве приложения к диссертации приводятся краткие биографические и библиографические данные о тех исследователях, чьи работы послужили историографическими источниками для диссертации.

На защиту выносятся следующие основные положения.

Взрывное нарастание этнополитической активности в последние годы существования СССР, распад Советского Союза и становление на его месте новых независимых государств послужили мощнейшим стимулом, подвигнувшим обществоведов США и Великобритании к пересмотру и попыткам модернизации имевшегося теоретического и методического багажа.

Среди выдвинутых в рассматриваемый период нескольких точек зрения на природу советской и постсоветской этнополитики наиболее обоснованными и непротиворечивыми оказались те, которые увязывали «национальный вопрос» с другими сторонами государственной и общественной жизни, в первую очередь — концепция «национального коммунизма».

64 Определение историографического источника, которым мы руководствовались, см. в работе: Зевелев А. И. Историографическое исследование. С. 120.

Несмотря на многочисленные попытки организовать междисциплинарное исследование постсоветской этнополитики, пока нельзя говорить об успехе этого методологического поворота; в качестве временного заменителя в американском и английском ученом сообществе установился многодисциплинарный подход к исследованию этих проблем (без настоящего синтеза и слияния различных отраслей обществознания), который является значительным шагом вперед по сравнению с господством политической науки, имевшим место до начала 1990-х годов.

Работа исследователей США и Великобритании в 1980 — 1990-е годы привела к многочисленным частным достижениям, однако нельзя говорить о том, что зарождается какая-то новая непротиворечивая теория, объясняющая этнополитические события прошедших полутора десятилетий и дающая ориентиры на будущее. До сих пор остается без должного теоретического объяснения даже такое глобальное событие, как собственно распад СССР.

Апробация основных положений диссертации была проведена в ходе выступлений на 19 научных конференциях, в частности:

1. Государственная национальная политика в XX - XXI веках: региональный аспект (Пермь, 2002, всероссийская).

2. Ежегодная конференция Южной Ассоциации славянских исследований (Southern Conference on Slavic studies) (Вашингтон, 2001, международная).

3. Международные отношения в развитии социально-экономических процессов в странах СНГ (Омск, 2001, международная).

4. Переходные периоды в смене культурных эпох (Пермь, 2001, областная).

5. Человек, общество, культура в контексте глобальных изменений: проблемы интеграции гуманитарных наук (Москва, 2000, всероссийская).

6. Истоки «советских исследований» (Origins of Soviet studies) (Вашингтон, 2000, международная).

7. Второй Всероссийский конгресс Российской Ассоциации политических наук (Москва, 2000, всероссийская).

8. Проблемы общественного развития в зеркале социологии и экономики (Екатеринбург, 1999, всероссийская).

9. Ассоциации, центры и клубы ЮНЕСКО: воспитание в духе мира и толерантности. Круглый стол Пятого Всемирного конгресса ВФАК ЮНЕСКО (Екатеринбург, 1999, международная).

10. Внутренние периферии, этнорелигиозные группы, региональные автономии (Калуга, 1999, международная).

Основные взгляды диссертанта, легшие в основу данного исследования, были изложены в следующих публикациях:

1. «Русский вопрос» глазами американцев (американская историография 1985-2000 годов о положении русских в СССР и в постсоветских государствах). Пермь: ПГТУ, 2002. 190 с.

2. Национальная политика как объект исследования // Россия. Политические вызовы XXI века: Второй всероссийский конгресс политологов 21-23 апреля 2000 г. М.: РОССПЭН, 2002. С. 407-410.

3. «Национальный коммунизм» как теоретическая модель // Власть и общество в России XIX-XX вв. М.: МГОУ, 2002. С. 280-287.

4. Национализм, национальное государство и глобализация // Глобализация мирового хозяйства и национальные интересы России / Ред. В. П. Колесов. М.: ТЕИС, 2002. С. 372-382.

5. Национальная история и история национальностей в вузовском курсе // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «История России». 2002. № 1. С. 40-42.

6. «Национальный коммунизм»: от советской республиканской номенклатуры к суверенной // Переходные периоды в смене культурных эпох. Пермь: Пермск. гос. технич. ун-т, 2001. С. 230-238.

7. Autonomie und Zugehorigsgefuhl in der ruslandischen Region Perm // In-nere Peripherien in Ost und West. Stuttgart: Steiner, 2001. S. 125-133.

8. Постсоветские межэтнические конфликты: взгляд обществоведов США на их причины и сущность // Международные отношения в развитии социально-экономических процессов в странах СНГ. Омск: Омский гос. пед. ун-т, 2001. С. 147-151.

9. Perm oblast: autonomies to choose from // Demokratizatsiya. 2001. #2. P. 211-219.

10.Советский Союз как империя: мнения западных исследователей // Армагеддон. Апрель-сентябрь 2000. Кн. 7. С. 148-155.

11 .Междисциплинарный подход в исследовании национальной политики (сравнение опыта отечественных и американских исследователей) //Личность. Культура. Общество. 2000. №2. С. 114-121.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Англо-американская историография национальной политики СССР и постсоветских государств, 1985 - 2000 гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги, можно констатировать следующее. Во-первых, к началу рассматриваемого периода (середина 1980-х годов) в академической литературе Великобритании и США было представлено несколько детально разработанных теорий этничности и национализма. Опыт разработки некоторых из этих теорий насчитывает десятки лет, они были выведены из опыта многих государств (европейских держав, США, колоний и постколониальных государств) и, в определенной мере, проверены последующей историей этих государств. Эти теории можно считать вполне достаточной методологической базой для развертывания исследования этнополитической ситуации в последние годы существования СССР и в его государствах-наследниках.

С другой стороны, раскол между сторонниками двух точек зрения на возникновение и природу наций (примордиалистской и инструмен-талисгской) отвлекал силы тех и других от собственно исследовательских задач, ослабляя возможности исследования. Этот раскол был в полной мере перенесен и на исследования «национального вопроса» в СССР. Хотя уже в самом начале 1990-х годов некоторые авторы США и Великобритании попытались преодолеть этот раскол, оттолкнуться от того общего, что присутствовало во взглядах и примордиалистов и инструменталистов, и на этой основе двйнуться в своих теоретических изысканиях дальше, но и в дальнейшем много сил уходило на продолжение дискуссий, которые с точки зрения интересов конкретно-исторического исследования иначе как схоластическими назвать трудно.

Подавляющее большинство исследователей далеко не сразу осознало, что теоретические построения, основанные на опыте Западной Европы и «третьего мира», создают лишь основу для изучения Советского Союза, но не могут быть приложены к нему полностью и в абсолютно неизменном виде. Поэтому необходимые попытки глубокой модификации старых теорий или разработки новых затянулись до 1990-х годов. Несмотря на ранние (уже во второй половине 1980-х годов) попытки Александра Дж. Мотыля, Роджерса Брубейкера и других использовать опыт этнополитического развития Советского Союза, Югославии и (в меньшей мере) Чехословакии для осовременивания и развития теории этноса, нации и национализма, советология в широком смысле слова и теории наций по-прежнему во многом обитают каждая в своем «гетто» (по выражению А. Дж. Мотыля). И до сих пор эксперименты по развитию теории наций с учетом событий 1980 -1990-х годов рассматриваются многими исследователями именно как маргинальные эксперименты и не стали центром объединения усилий и отправной точкой для дальнейших теоретических поисков.

Однако именно этнополитические события конца 1980-х - 1990-х годов в СССР, его государствах-наследниках и в бывших социалистических странах Европы следует считать важнейшей причиной, все-таки подтолкнувшей исследователей США и Великобритании к новым теоретическим поискам, в частности, к попыткам преодолеть раскол между примордиалистами и инструменталистами (какими бы скромными и промежуточными ни казались результаты этих попыток на сегодняшний день).

С точки зрения данного диссертационного исследования очень важно, что в этих общетеоретических исследованиях (как относящихся к мировому опыту изучения «национального вопроса», так и посвященных непосредственно СССР и его государствам-наследникам) не было уделено сколько-нибудь серьезного внимания собственно национальной политике (этнополитике). Обращение к этой проблематике было крайне отрывочным и чаще имело вид описательных экскурсов в историю различных проявлений национальной политики, нежели серьезных исследований различных моделей, движущих сил и методов такой политики и стоящих за ней сил.

Во-вторых, уже к середине 1980-х годов и в США и (в несколько меньших масштабах) в Великобритании сложилась мощная разветвленная организационная база исследований советской национальной политики. Она была составлена из учреждений различного типа (университетские центры, издательства, государственные и независимые аналитические центры, общественные организации), имела значительный издательский потенциал. В рамках этой структуры достаточно активно осуществлялось сотрудничество между различными учреждениями и организациями, в том числе на международном уровне; с конца 1980-х годов началось серьезное научное взаимодействие и с советскими академическими и другими учреждениями.

Однако, как нам представляется, такое сотрудничество дало результат лишь частичный. Даже в настоящее время, в начале 2000-х годов, крайне редко можно говорить о по-настоящему междисциплинарных исследованиях данной проблематики. Скорее, можно констатировать определенную координацию исследователей, представляющих различные отрасли обществознания, при чем каждый из них продолжает все-таки оставаться в строгих рамках своей отрасли. Использование политологами достижений социологии, этнологии или культурологи, а, например, социологами - теоретических построений политической науки и тому подобные синтетические подходы встречаются исключительно редко.

При этом, несмотря на то, что к исследованиям национальной политики были подключены организации, представляющие разные отрасли обществознания, на протяжении всего рассматриваемого периода сохранялось господствующее (хотя бы численно) положение центров, относящихся к политическим наукам. В результате, в силу особенностей подготовки ученых-политологов (особенно советологов) и определенной ведомственной разобщенности, осознание того контекста, в котором развертывалась этнополитическая практика Советского Союза и его государств-наследников, было недостаточным. Сами же политологи оказывались недостаточно подготовленными, когда пытались вторгнуться в область демографии, экономики, социологии или культурологии.

Это недостаточное междисциплинароное взаимодействие проявляется и в том, что изучение этнополитики часто ведется вне должной связи с исследованием других сторон жизни Советского Союза и его государств-наследников. Благоприятным исключением в этом смысле является точка зрения о национальной политике как следствии действий в других областях государственного управления (и вытекающая из этой точки зрения концепция «национального коммунизма»). Сторонники всех остальных точек зрения постоянно упоминают на уровне констатации об общих политических и экономических проблемах изучаемых государств, однако серьезного исследования взаимовлияния различных сторон государственной и общественной жизни в их работах не наблюдается. В лучшем случае дается параллельное изложение экономического, этнополитического, культурного и т. д. развития гог сударств (например, в истории Советского Союза работы Р. Г. Сью-ни). Такая же изоляция этнополитических проблем наблюдается и в подавляющем большинстве работ, посвященных общетеоретическим проблемам этноса, нации и национализма.

В то же время, как и в случае с методологической основой исследований, легко заметить, что тематика советской и постсоветской национальной политики была растворена в более широком направлении изучения «национального вопроса» в СССР или «советских исследований» в целом. Даже специализированные монографические публикации по узкой теме национальной политики были редки. В 1990-е годы, с развитием возможностей для сравнительных исследований, это направление в некоторых научных центрах оказалось растворено и в изучении этнополитики в глобальном масштабе.

Такая нерасчлененность приводила как к положительным, так и к отрицательным результатам. С одной стороны, создавалась возможность изучать национальную политику в контексте советской экономической, демографической и других ситуаций, применять к исследованию СССР и постсоветских государств исследовательские модели, выработанные и проверенные на материале других регионов мира. С другой стороны, к национальной политике нередко без должного обоснования применялись выводы (а еще чаще - штампы), первоначально сформулированные при изучении других сторон жизни Советского Союза; нередко национальная политика терялась на общем фоне «советских исследований».

Серьезным недостатком работы большинства исследовательских центров США и Великобритании был ярко выраженный руссоцен-тризм. Отнюдь не случайно большинство задействованных в изучении советской и даже постсоветской национальной политики учреждений назывались центрами «русских исследований»; «балтийские», «украинские» и «среднеазиатские» исследования организационно были оформлены значительно слабее. Этот руссоцентризм является, на наш взгляд, одним из наиболее отрицательных пережитков «доперестроечной» советологии; ярче всего он проявляется в работах, относящихся к политическим наукам (в то время, как экономисты, этнологи, демографы и культурологи избавляются от него достаточно быстро).

На протяжении второй половины 1980-х и 1990-х годов происходили определенные изменения в распределении сил, вовлеченных в исследования советской и постсоветской этнополитики. Сокращению, хотя и не очень существенному, подверглись чисто академические учреждения. В то же время те учреждения, которые занимались подготовкой государственных служащих и выработкой рекомендаций для государственных структур, сохранили или расширили свои штаты и финансирование. Это можно объяснить тем, что, в результате распада СССР, часть нацеленных на него академических сил (ранее собранных в центрах «русских» или «советских» исследований) организационно переключилась на направления исследований «восточноевропейских», «балтийских», «азиатских» и т. д. В то же время, появление пятнадцати новых независимых государств объективно усложнило задачи государства (будь то США или Великобритания) в осуществлении дипломатических отношений с ними, развитии экономического и военного сотрудничества, ведении разведки и т д., потребовав создания новых или расширениях старых учреждений, ориентированных на прикладные государственные задачи.

На наш взгляд, в целом можно констатировать, что мощная, разветвленная и многоотраслевая организационная структура изучения национальной политики Советского Союза и его государств-наследников использовалась недостаточно. К этому подталкивали переплетавшиеся причины, как объективные (недостаточная открытость для сторонних исследователей СССР даже в годы перестройки и гласности, а в некоторых случаях - также и постсоветских государств), так и субъективные (тяготеющие над исследователями традиции советологии предыдущих десятилетий и прагматические интересы государства).

В-третьих, подобный вывод можно сделать и в отношении использования исследователями США и Великобритании различных категорий источников. К началу рассматриваемого периода (середина 1980-х годов) подавляющее большинство обществоведов двух стран пользовались только двумя категориями источников: информационнми сообщениями средств массовой информации, в первую очередь систематизированными и переведенными на английский язык усилиями информационных служб радиостанций «Свободная Европа» и «Свобода»; и официальными документами Советского государства и Коммунистической партии, опять-таки, главным образом, в переводе на английский язык.

Таким образом, подавляющее большинство источников, прежде чем попасть в руки исследователей, уже проходило отбор, а подчас и редактирование, что не могло не повлиять на ход научного творчества. В ограниченном масштабе использовались также материалы полевых исследований западных этнологов и антропологов на территории СССР, а также данные, полученные в ходе личных встреч, бесед и наблюдений тех (немногочисленных) авторов, кто посещал Советский Союз.

В условиях такого «источникового голода» неизбежным становилось взаимное цитирование исследователей, ссылки не на первоисточники, а на цитаты, приведенные другими исследователями (иногда такое последовательное цитирование становилось даже не двух-, а многоступенчатым), обоснование выводов крайне узким кругом фактов (иногда единичными фактами). При этом многие источники информации, как нам представляется, не использовались сознательно, а не в силу их недоступности. Скажем, материалы всесоюзных переписей населения уже к началу рассматриваемого периода были доступны в библиотеках США, а перевод их на английский язык вряд ли представлял трудность. Реальная причина, по которой многие исследователи отказывались от использования доступных советских источников, заключалась в априорном недоверии к ним.

По мере увеличения открытости Советского Союза в конце 1980-х годов круг используемых источников расширился. В первую очередь это относится к использованию советских средств массовой информации - в оборот стали вводиться материалы вначале советских центральных, а затем и республиканских и местных газет и журналов (причем не только русскоязычных). Увеличилось количество исследователей, посетивших СССР и получивших возможность сбора информации из первых рук. На рубеже 1980 - 1990-х годов стали использоваться материалы социологических исследований - как проведенных западными исследователями в СССР, так и проведенных советскими исследователями, а затем исследователями постсоветских государств. Среди этих исследований были, на наш взгляд, исключительно интересные, способные подтвердить или опровергнуть развернутые теоретические построения исследователей (особенно это относится к исследованиям, касающимся положения русских в новых независимых государствах).

В то же время, недостатки работы с источниками, свойственные предшествующему периоду, в значительной мере сохранились. Добавилась и новая отрицательная черта - увеличивающийся объем собираемой информации оставался жестко разделенным междисциплинарными границами, что, видимо, следует объяснять особенностями индивидуальной подготовки исследователей.

В целом мы считаем, что та база, на которую могли опираться американские и английские исследователи советской и постсоветской национальной политики во второй половине 1980-х и в 1990-е годы (организация, источники, ранее созданный теоретический задел), была вполне достаточной для успешного начала исследований; однако использовалась эта база зачастую недостаточно.

В течение 1980-1990-х годов обществоведами США и Великобритании были сформулированы и разрабатывались несколько концепций, описывавших как национальную политику Советского Союза и его государств-наследников в целом, так и отдельные составные части этой политики. В каждый момент времени на протяжении этого периода сосуществовало несколько таких концепций, иногда конкурировавших друг с другом и отрицавших одна другую, а иногда и дополнявших. Однако можно выделить несколько точек зрения, которые на протяжении изучаемого периода являлись господствующими, наиболее распространенными.

Смена господствующих точек зрения происходила в тесной связи с расширением круга тех отраслей обществознания, которые вовлекались в исследование национальной политики СССР и постсоветских государств, а также с расширением круга проблем, затрагивавшихся в рамках исследования. Представление о советской национальной политике как имперской и колонизаторской разрабатывалось, главным образом, в русле советологии - специфической отрасли политической науки. Эту особенность унаследовала и хронологически наследующая ей концепция - о российском «неоимпериализме» как основном факторе, определяющем постсоветскую этнополитику.

Взгляд на национальную политику СССР 1985 - 1991 годов как на преимущественно реактивную основывался, по-прежнему, в первую очередь, на результатах политологических изысканий. Однако изучение первопричин, порождавших ту или иную реакцию общесоюзных органов власти, то есть различных проявлений сепаратизма и национализма «на местах», заставляло исследователей обращаться к демографии, социологии, экономике, этнологии и другим отраслям знания. Соответственно, в исследованиях, отражающих эту концепцию, свое место заняли как свойственные данным общественным наукам источники информации, так и, отчасти, методы исследования.

Наконец, авторы, рассматривающие советскую национальную политику как сумму более или менее неожиданных последствий каких-либо действий, предпринятых в других областях управления обществом, гораздо теснее своих предшественников связаны с социальной психологией и с некоторыми частными отраслями политической науки, например, с элитологией.

Привлечение методов исследования (и материалов, собранных в ходе этого исследования) различных общественных наук при ведущей роли политической науки сохранилось в качестве характерной черты и двух точек зрения на постсоветскую этнополитику: объяснение ее с точки зрения «национального коммунизма» и с точки зрения стремления поддержать этнополитическую стабильность. Первая из этих точек зрения, на наш взгляд, наиболее непротиворечиво объясняет как общий ход этнополитического развития позднего Советского Союза и его государств-наследников, так и большинство единичных событий в рамках этого развития. Однако эта точка зрения по сути своей применима только к переходному периоду от статуса союзной республики к статусу независимого государства. Поэтому с течением времени эта исследовательская концепция неизбежно должна была все в большей и большей степени приобретать лишь историческую ценность.

Этой же особенностью можно объяснить и то, что данная точка зрения в неравной мере применялась исследователями к различным республикам. Чем быстрее то или иное государство-наследник СССР завершает переход к самостоятельности, чем быстрее в нем формируются и начинают действовать по своим собственным законам новые политические институты, законодательство, элиты и т. д., тем быстрее концепция «национального коммунизма» перестает быть применимой к этому государству. На смену ей должны прийти другие точки зрения; как нам представляется, выбор чаще всего прибалтийских государств как примеров для оценки этнополитики как ориентированной на поддержание этнической стабильности, объясняется именно тем, что переходный период в этих государствах завершился очень быстро, в большой мере еще до формального распада СССР в декабре 1991 года.

Сосуществование и смена различных точек зрения на советскую и постсоветскую национальную политику отражают, на наш взгляд, одну важную закономерность: постепенное исчезновение советологии как специфической отрасли американского (и, шире говоря, западного) обществознания. Будучи, по сути своей, составной частью политической науки, советология имела в системе наук свое неповторимое место, пока объективно существовали ограничения и трудности, сдерживавшие комплексное изучение Советского Союза «обычными» (то есть не ориентированными только на Советский Союз) научными силами. Когда же, в результате политики гласности, окончания холодной войны, а затем и распада СССР, эти внешние ограничители исчезли, исчез и смысл существования советологии как отдельной отрасли знания.

Достоинства и недостатки исследованных в диссертации точек зрения можно оценить и сквозь призму особенностей различных методологических подходов к изучению «национального вопроса» и национальной политики Советского Союза и его государств-наследников.

Представление о советской национальной политике как об имперской (и о национальной политике Российской Федерации - как о неоимперской) отражает институциональный подход к общественной жизни. Поэтому рассуждениям многих сторонников этой точки зрения свойственны определенный схематизм и абстрактность, в их работах часто заметно пренебрежение частностями, особенно не относящимися впрямую к политическим институтам и процессу их функционирования. Отсюда же нередкое забвение общества и отдельных его групп, их активности и самодеятельности, вольное или невольное приписывание государству и его учреждениям полной автономии. Внешнее совпадение политической структуры СССР с политическими структурами империй прошлого считается достаточным доказательством того, что СССР действительно был империей и, соответственно, что национальная политика советского руководства была имперской. При этом некоторые аспекты содержания этнополитики (например, политика «ко-ренизации») либо вообще не принимаются в расчет, либо трактуются как малозначащее и случайное отклонение от нормы.

Другим следствием институционального подхода можно считать определенную статичность той этнополитической картины, которую рисуют авторы - сторонники «имперского» и «постимперского» взглядов на отечественную национальную политику. Хотя на уровне констатации постоянно можно встретить деление истории советской этнополитики, по крайней мере, на три крупных периода («досталинский», «сталинский» и «послесталинский»), но при более детальном рассмотрении основные составляющие части «советского империализма» выглядят неизменными, а в понимании некоторых авторов сохраняются даже после распада СССР и переходят к Российской Федерации. Это относится к безусловно господствующей роли КПСС, к методам идеологического воздействия, к «имперскому сознанию» русских и некоторым другим элементам.

Взгляд на этнополитику современной Российской федерации как на неоимпериализм (а на политику некоторых других постсоветских государств - как на оборонительную или иную реакцию на эти империалистические тенденции) является, на наш взгляд, механическим продолжением аналогичного подхода к Советскому Союзу до его распада. Многочисленные приводимые авторами примеры территориальных претензий России к новым независимым государствам, попыток закрепить господствующее положение в Содружестве Независимых Государств, деклараций российских властей о праве защищать этнических русских в других государствах и т. п. - все это квалифицируется как российский неоимпериализм, в конце концов, исходя из одной единственной гипотезы: «неспособность русских смириться с потерей империи», - которая остается недоказанной. Аналогичные взаимные претензии других постсоветских государств (например, часто приводящиеся в пример случаи попыток узбекского руководства установить свою гегемонию в Средней Азии через узбекские этнические меньшинства в соседних странах, армяно-азербайджанский конфликт вокруг Нагорного Карабаха и другие) в качестве неоимпериализма не рассматриваются, поскольку к ним невозможно применить имперскую традицию СССР.

Соответственно и все критические замечания, относимые диссертантом к «имперскому» взгляду на национальную политику СССР, могут быть в полной мере применены и к «неоимперскому» пониманию этнополитики Российской федерации.

Взгляд на советскую национальную политику как на реактивную, требует от исследователя (в отличие от предыдущей концепции) пристального внимания к тем фактам, которые порождают реакцию государства, то есть, в конце концов, на самодеятельность общества и отдельных общественных групп. Это внимание увязывает данную точку зрения на этнополитику с бихевиористским подходом и с теми отраслями обществознания, в которых такой подход получил наибольшее распространение: социология, общественная психология, а также со свойственными этим отраслям знания специфическими методами исследования. В результате значительно расширяется методика сбора и анализа информации, да и сам объем эмпирического материала, который может быть привлечен исследователем при помощи смежных общественных наук.

Однако, оттолкнувшись от поведения тех или иных общественных групп, придерживающийся данной точки зрения исследователь неизбежно обязан затем углубиться в деятельность политических институтов, чтобы проследить их реакцию на внешний раздражитель. Таким образом, исследователь-бихевиорист оказывается в чуждой для себя области, где институциональный подход был бы более уместен. В результате многие авторы, придерживающиеся данного взгляда на советскую этнополитику, оказались неспособны понять механизм политического реагирования. В частности, не ясным во многих случаях остается, почему в ответ на «цивилизованные» и относительно сдержанные проявления прибалтийского национализма последовали, в конце концов, весьма существенные изменения на общесоветском уровне (закон об экономической самостоятельности республик, закон о порядке выхода республики из состава СССР, переоценка советско-германского договора 1939 года и др.). В то же время, гораздо более острые этнополитические события вокруг Нагорного Карабаха, Приднестровья, Ферганской долины вызвали, в лучшем случае, попытки «заморозить» ситуацию, отложить решение проблем на будущее.

Взгляд на советскую национальную политику как на сумму побочных незапланированных результатов других сфер государственного управления генетически связан с функциональным подходом к явлениям общественной жизни, а отчасти и опять-таки с подходом институциональным. Функциональный подход придает исследованиям этой группы динамизм и историчность во взглядах на национальную политику, которых недостает «чистому институционализму». Однако, здесь из поля зрения исследователя вновь зачастую исчезает общественная самодеятельность. Впрочем, это исчезновение не является неизбежным, поскольку общественные группы вполне естественны в качестве объектов рассмотрения с точки зрения функционального подхода, так же как и государственные учреждения.

В качестве частного случая этнополитики, вызванной действиями в других областях управления в последние годы существования СССР, рассматривается и политика «национального коммунизма» - стремление части советских республиканских элит к сохранению своего господствующего положения любой ценой, приводящее к компромиссу и сотрудничеству между партийно-государственным руководством и националистами и к специфическим этнополитическим действиям. В дальнейшем, при изучении постсоветских государств, этот частный случай разрастается в самостоятельное исследовательское направление, которое сохраняет генетическую связь с предшествующей концепцией, ее достоинства и недостатки.

Равным образом, сочетание функционального и институционального подходов лежит в основе взгляда на этнополитику постсоветских государств как на средство достижения этнополитической стабильности.

Сказанное позволяет, на наш взгляд, оценить рассмотренные в диссертации точки зрения на советскую и постсоветскую национальную политику не столько как противоречащие друг другу или даже взаимоисключающие, сколько как взаимодополняющие (при условии уместного применения каждой из них). Отсюда следует вывод, что в принципе возможно создание непротиворечивой и всеобъемлющей концепции, основанной на синтезе нескольких рассмотренных в диссертации, соединяющей их достоинства и свободной от их недостатков (по крайней мере, основных). Однако, несмотря на имевшие место эксперименты в этом направлении, удачные попытки такого синтеза нам неизвестны.

Главным достижением историографии США и Великобритании за рассмотренный период следует считать, на наш взгляд, постепенное внедрение в практику изучения советской и постсоветской национальной политики сравнительно-исторических и сравнительно-политических исследований. Будучи первоначально использован специалистами по изучению империй, затем этот подход нашел применение социологами, языковедами, конфликтологами, элитологами, специалистами в области международных отношений и в других областях обществоведения. По нашему мнению, развитие сравнительных исследований в применении к отечественной этнополитике имеет громадное значение, поскольку позволяет быстрее преодолеть ту искусственную самоизоляцию отечественной общественной мысли, которая первоначально была порождена идеей (зачастую поддерживавшейся официальными властями) об «особом историческом пути» России, а затем и условиями тоталитарного государства и холодной войны.

Среди недостатков, распространенных в литературе США и Великобритании, независимо от той или иной точки зрения исследователя, от периода истории или конкретной темы, которым он посвящает свою работу, можно назвать следующие.

Во-первых, некоторые положения, имеющие принципиальную важность для сделанного исследователем вывода, остаются недоказанными, принимаясь в качестве аксиомы. В первую очередь, это относится к утверждениям об «имперском менталитете», свойственном этническим русским. Второе подобное утверждение, являющееся частным случаем предыдущего - о преобладающем психологическом несогласии русских с независимостью бывших советских союзных республик. Подобные аксиоматические утверждения можно найти и в работах тех авторов, которые исследуют общие понятия этноса, нации, национализма и «национального вопроса». Например, нам неизвестны работы, в которых было бы рационально объяснено, почему именно национализм должен занимать освободившееся место после того, как ранее господствовавшая идеология дискредитировала себя или по другим причинам потеряла влияние. Между тем утверждение о таком «естественном праве» национализма рассыпаны по работам, рассматривающим причины распада СССР и этнополитическую ситуацию на рубеже 1980 - 1990-х годов в целом; встречаются они и у исследователей, сосредотачивающих свое внимание на других странах мира в конце XX века.

Обоснование зачастую далеко идущих выводов подобными аксиомами, по нашему мнению, не может быть объяснено никакими научными соображениями. Причинами могут быть либо чрезмерная (пусть и подсознательная) политизация исследователя, либо явление, подобное эффекту «внутреннего цензора» - стремление сделать свою работу приемлемой для потенциального заказчика или потребителя.

Во-вторых, нередко имеет место применение «двойных стандартов» при исследовании различных этнических групп и различных постсоветских государств. От этого не смогли удержаться даже некоторые из наиболее осторожных и аккуратных в своих выводах исследователей. Например, описывая ситуацию в Крыму в середине 1990-х годов, Т. Кузо снабжает кавычками определение «незаконный» применительно к крымско-татарскому Меджлису. В то же время, он нисколько не подвергает сомнению подрывной характер русских общественно-политических организаций в Крыму, хотя они и не пытались создавать параллельные официальным органы власти, в отличие от Меджлиса1.

1 Kuzio Т. Russia - Crimea - Ukraine: the triangle of conflict // Beyond the Soviet Union: the fragmentation of power. P. 182.

Удивительно откровенно высказался об этом Г. Фуллер, имея в. виду одновременно и американских ученых и политиков США. «Мы интерпретировали легитимность (националистических движений. - Б. 77.), главным образом, в соответствии с нашими собственными интересами времен холодной войны, стремясь продемонстрировать симпатию к тем движениям, которые ослабляют СССР и его союзников, и стремясь противостоять движениям, угрожающим нашим собственным союзникам, - писал он вскоре после распада СССР, в 1992 году. - Латвийцы хороши, а палестинцы нет, за тибетцев мы поднимаем большой палец, но перед лицом курдов наш большой палец опущен»2. Показательно, что статья, из которой взята приведенная цитата, называется «Распад наций - и угроза для нашей собственной». Гибель Советского Союза заставила Г. Фуллера задуматься о всеобщей опасности игры на националистических интересах; однако до 1991 года сам он отнюдь не был исключением из правила, рассуждая о «русском господстве» и о «справедливой борьбе нерусских» в СССР.

Ярким примером таких «двойных стандартов» является автоматическое отождествление нерусского национализма со стремлением к демократии, а русского национализма - с (нео)империализмом. Это отождествление проявляется в том, что ко всем постсоветским республикам, кроме России, применяется термин «национально-демократические силы (партии, политические движения и т. д.)». В связи с этим можно привести характерный пример, на который ссылался в одной из своих монографий Анатоль Ливен. Когда Международная финансовая корпорация открывала свое первое представительство в независимой Украине, то ее сотрудники с удивлением обнаружили, что идеи приватизации находят гораздо большую поддержку не во Львове,

2 Fuller G. Е. The breaking of nations - and the threat to ours // The national interest. # 26 (Winter 1991/92). P. 18. а в восточной Украине. «На самом деле, - пишет по этому поводу А. Ливен, - галицийцы находятся не впереди, а позади остальной страны, когда дело идет о некоторых аспектах экономических реформ. на востоке местные административные элиты проявили в этом отношении максимальный интерес (точнее, своекорыстие)»3. Несмотря на подобные фактические опровержения, отождествление нерусского национализма с демократией (экономической или политической) продолжается сплошь и рядом.

Парадоксальным образом такое неравенство в оценках национализма встречается даже в работах тех авторов, которые приходят к выводам о недемократическом характере режима, возникшего в результате националистического движения (например, режим 3. Гамсахурдиа в Грузии); независимо от результата, националистическое движение на начальном этапе определяется как соответствующее стремлению к демократии.

Другой часто встречающийся пример на это же правило - признание различных наследий и остатков тоталитарного политического режима бедой применительно к нерусским народам, но виной применительно к русским (то же самое, хотя и реже, говорится и о наследии, сформировавшемся под влиянием Российской империи). Несмотря на то, что отдельные авторы на уровне констатации факта говорят о русских как «тоже пострадавших» или даже «наиболее пострадавших» от сталинского тоталитаризма, но при более подробном рассмотрении пережитков политического режима 1930 - 1950-х годов их сохранение приписывается исключительно русскому этносу. «Удивительной чертой как самых радикальных украинских националистов, так и некоторых антирусских западных писателей является их неспособность про

3 Lieven A. Ukraine and Russia. P. 82. вести различие между российским государством и русским народом», -справедливо констатировал Анатоль Ливен4.

Третий пример из этого же ряда - непризнание исследователями русских в качестве коренного населения какой-либо территории, если титульной для этой территории является другая этническая группа. При этом давность обитания русских и нерусских на рассматриваемой территории в расчет не принимается. Ярким примером тому являются некоторые территории Украины, особенно Крым. При этом и, например, признание современным украинским государством крымских татар в качестве всего лишь одного из национальных меньшинств (а не одним из коренных народов) рассматривается исследователями как явление нормальное, естественным образом вытекающее из титульного характера украинского этноса5. Между тем вопрос о «коренном» характере русских во многих частях собственно Российской федерации также нередко ставится под вопрос (это относится, в основном, но не только, к территориям, имеющим статус этнотерриториальных автономий).

Крупным недостатком, свойственным всем направлениям исследования отечественного «национального вопроса» является, по нашему мнению, недостаточное внимание, уделяемое учеными крупнейшему политическому событию конца XX века - распаду Советского Союза. Хотя количество работ, в названии которых используется формула «Распад СССР и.», весьма велико, мало кто из исследователей всерьез занялся причинами, движущими силами, участниками, механизмами этого процесса. Исключение составляют немногочисленные компара

4 Lieven A. Ukraine and Russia. P. 157.

5 Среди редчайших исключений — упоминание о том, что «многочисленное меньшинство русских имеет глубокие исторические корни» на Украине, сделанное исследователем Центра русских и восточноевропейских исследований Бирмингемского унитивисты - специалисты по исследованию империй, однако недостатки их работ уже были отмечены выше.

Как нам представляется, причины такого недостаточного внимания могут лежать только в не-академической сфере. Те, исследователи, которые еще в 1970 - 1980-е годы предсказывали высокую вероятность или неизбежность краха Советского Союза, возможно, удовлетворились именно предсказанием (не доказательством!) возможности факта, и не пожелали тратить свои силы на исследование самого факта, когда он уже свершился. Те же, кто считал, что Советский Союз может выжить даже в тяжелейшей ситуации конца 1980-х годов, пусть даже в измененной форме, подсознательно не хотят возвращаться к сюжету, в котором они допустили профессиональную ошибку. И то и другое объяснение понятны по-человечески, однако не являются извинительными с научной точки зрения.

Наконец, не может не вызывать удивления недостаточное внимание, уделяемое исследователями 1990-х годов этнополитике Российской Федерации. Исследователи, представляющие все три рассмотренные точки зрения на постсоветскую этнополитику в целом, постоянно рассуждают о не полностью сформированной национальной идентичности русских; это утверждение часто используется для аргументации в пользу той или иной исследовательской концепции. Однако этнические и этнополитические проблемы русских в России рассматриваются не сами по себе, а лишь постольку, поскольку они касаются положения нерусских этносов в Российской Федерации или за ее пределами. Сам же по себе «русский вопрос» остается в значительной мере вне поля зрения исследователей; можно сказать, что он полностью лишен теоретического осмысления. верситета Дж. Батт. (Batt J. National identity and regionalism // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998. P. 57).

В качестве примера можно указать на отношение американских и английских исследователей к явлению русского национализма. Этот феномен изучается лишь как источник потенциальной угрозы для нерусских (причем это имело место и при изучении Советского Союза, когда подавляющее большинство авторов уравнивало понятия «русский национализм» и «советский империализм», о чем подробнее говорилось в главе 2).

При этом имеется немало американских и английских (не говоря уже об отечественных) исследований, сфокусированных на общественном мнении русских, на отношениях и взаимовлиянии русских и других этносов внутри Российской Федерации (особенно в ее автономиях) и на других составных частях «русского вопроса». Однако все они остаются на уровне накопления эмпирического знания. Нам неизвестны работы, посвященные этническим русским в России, столь же аргументированные, детализированные и предлагающие столь же обоснованные попытки теоретических обобщений, как, например, монографии Т. Кузо и Э. Уилсона о постсоветской Украине или А. Ливена об отделении прибалтийских республик от СССР.

К слову следует отметить, что явно недостаточное внимание исследователей постсоветской этнополитики уделено еще одной республике - Беларуси. После описаний первых выступлений Белорусского Народного фронта в конце 1980-х годов эта страна практически исчезла из работ данной тематики, принадлежащих перу американских и английских авторов (в отличие от авторов - этнологов, языковедов и культурологов, которые продолжают изучать Бедарусь с не меньшим усердием, чем любую другую постсоветскую республику). Можно предположить, что такое пренебрежение белорусским материалом объясняется отсутствием реальных или потенциальных этнополитических конфликтов в республике; поэтому многие исследователи и не считают ее достаточно интересным объектом исследования. Между тем, российско-белорусское сближение и перспектива создания союзного государства делают этнополитику Беларуси исключительно важной для России, как в академическом, так и в прикладном плане.

Наконец, на итоги работы, проведенной исследователями США и Великобритании в течение второй половины 1980-х и 1990-х годах в рамках отечественной этнополитической тематики, можно посмотреть и сквозь призму понятия историографической ситуации.

Как уже отмечалось во введении, под историографической ситуацией понимается хронологическое совпадение определенных стадий развития различных частных процессов, характеризующих как саму историческую науку, так и внешние условия, в которых она существует. Разрешение противоречия, порождаемого несоответствием друг другу этих стадий, является источником развития ситуации и источником движения самой исторической науки.

Подходя с этих позиций к изучению советской и постсоветской национальной политики обществоведами США и Великобритании, можно констатировать следующее. Объем фактического материала по данной проблематике, доступный англо-американским исследователям, уже в середине 1980-х годов был достаточен для проведения серьезных научных изысканий; в последующие годы этот объем продолжал нарастать, в частности, благодаря увеличивающейся «открытости» советского общества. Исследователи двух названных стран располагали достаточно широким набором уже сформулированных гипотез, концепций и моделей, которые могли быть в принципе применены для осмысления этого фактического материала. Однако часть этого методологического арсенала традиционно использовалась теми обществоведами, которые сосредотачивались на изучении этнополитики других государств, и не обращали свое внимание на события в СССР. Отчасти это было связано с тем, что основные усилия по изучения советского «национального вопроса» прилагались в рамках политической науки, в то время как к изучению этнополитики других государств уже давно применялись методы этнологии, социологии, антропологии и некоторых других отраслей обществознания. К середине 1980-х годов существовала мощная и разветвленная организационная база исследования, кадры исследователей были многочисленны и обладали разнообразной профессиональной подготовкой.

В то же время социальный заказ на исследование «национального вопроса» и этнополитики в СССР объективно возрастал именно с середины 1980-х годов. До этого результат таких исследований имел прикладное значение только для высшего государственного и военного руководства США и Великобритании как одна из составных частей определения, если так можно выразиться, боевой устойчивости Советского Союза в условиях «холодной войны». С ростом открытости страны, более активного и разностороннего включения ее в мировые процессы правильная оценка советской этнополитики и ее результатов приобретала значение для гораздо большего числа направлений государственной и негосударственной активности в США и Великобритании. Когда в самом конце 1980-х годов в качестве одной из реальных альтернатив возникла перспектива неконтролируемого распада СССР, эти исследования приобрели, без преувеличения, общечеловеческое значение.

Таким образом, практически все элементы, необходимые для плодотворной исследовательской работы были во второй половине 1980-х годов налицо. Однако результаты этой работы оказались скромнее, чем можно было ожидать, исходя из имеющихся предпосылок. Несмотря на раздававшиеся отдельные трезвые и обоснованные голоса, в целом англо-американское академическое сообщество не только не смогло предсказать путь ближайшего развития СССР и его государств-наследников, но далеко не всегда успешно объясняло происходящее даже задним числом. Как уже говорилось выше, главной причиной этого, по нашему мнению, было неадекватное использование имеющихся организационных, гносеологических, человеческих и иных ресурсов. Эта неадекватность, в свою очередь, вытекала из сложившихся и окостеневших традиций. Именно эта традиционность объясняла недостаточное междисциплинарное сотрудничество, широко распространенное пренебрежение новыми (а порой и старыми) доступными источниками информации, подчас излишнюю политизацию науки.

Центральным противоречием историографической ситуации, сложившейся к концу 1980-х годов, было, таким образом, противоречие между новыми потребностями (более оперативный анализ меняющейся ситуации, применение гипотез, теорий и моделей из смежных отраслей знания, более активное междисциплинарное сотрудничество) и неумением пользоваться адекватными методами, которые в принципе имелись и были доступны. Эта историографическая ситуация продолжалась до начала второй половины 1990-х годов. В ее недрах постепенно вызревали предпосылки разрешения существовавшего кризиса, главной из которых было осознание необходимости и первые попытки междисциплинарного (и, соответственно, гораздо более богатого методологически и методически) подхода к проблеме вместо практиковавшихся ранее раздельных исследований представителями различных общественных наук. К концу 1990-х годов, как нам представляется, движение по этому пути начало реализовываться, хотя это и не значит, что вышеописанная историографическая ситуация уже полностью исчерпана.

В заключение необходимо отметить, что достоинства и недостатки, перечисленные выше, отнюдь не являются характерными чертами только и исключительно работ исследователей США и Великобритании. В принципе похожим путем двигалась (и продолжает двигаться) отечественная наука, занимающаяся изучением этнополитических проблем. Здесь точно также можно увидеть постепенное развитие сравнительных и междисциплинарных исследований, постепенную деидеологизацию научных исследований, хаотичные и далеко не всегда удачные попытки сформулировать новые теории и концепции. Схожесть путей развития занимающихся данной проблематикой отраслей обществознания новых независимых государств, Соединенных Штатов и Великобритании создает объективную основу для развития академического сотрудничества.

Список научной литературыПоварницын, Борис Игоревич, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Историографические источники

2. After empire: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997. 200 p.

3. An agenda for renewal: a US-Russian relations. A report by the Russian and Eurasian program of the Carnegie endowment for international peace. Washington: CEIP, 2000. 52 p.

4. Akiner S. Uzbekistan and the Uzbeks // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 334-347.

5. Allworth E. The modern Uzbeks: from the XlVth century to the present. A cultural history. Stanford: Hoover institution press, 1990. 410 p.

6. Altstadt A. L. The Azerbaijani Turks: power and identity under Russian rule. Stanford: Hoover institution press, 1992. 331 p.

7. Analyzing the Gorbachev era: working papers of the Berkeley-Stanford program in Soviet studies. Berkeley: BSPSS, 1989. 195 p.

8. Anderson B. A., Silver B. D. Growth an diversity of the population of the Soviet Union // Annals of the American Academy of political and social sciences. Vol. 510 (July 1990). P. 155-177.

9. Anderson J. The international politics of Central Asia. Manchester: Manchester university press, 1997. 225 p.

10. O.Armenia, Azerbaijan and Georgia: the country studies / Ed. by G. E. Curtis. Washington: Federal research division, Library of Congress, 1995. 298 p.

11. Armstrong J. A. Nation before nationalism. Chapel Hill: University of North Carolina press, 1982. 411 p.

12. Atkin M. The politics of polarization in Tajikistan // Central Asia: its strategic importance and future prospects / Ed. by H. Malik. NY: St. Martin's press, 1994. P. 211-231.

13. Atkin M. Religious, national and other identities in Central Asia // Muslims in Central Asia: expressions of identity and change. Durham, L.: Duke university press, 1992. P. 46-72.

14. Atkin M. Islam as faith, politics and bogeyman in Tajikistan // The politics of religion in Russia and the new states of Eurasia. P. 247—272.

15. Aves J. Independent Armenia // Challenges for the former Soviet South / Ed. by R. Allison. Washington, L.: Brookings institution press, 1996.

16. Aves J. Underdevelopment and the new Georgian nationalist movement // In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms in the Soviet Union / Ed. by M. Buttino. Milan: Feltrinelli editore, 1993. P. 225-235.

17. Bahry D. Soviet regions and the paradoxes of economic reforms // Soviet nationalities problems / Ed. by I. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990. P. 53-60.

18. Barkey K. Thinking about consequences of empire // After empire: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997. P. 99-114.

19. Batt J. National identity and regionalism // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

20. Beissinger M. The persisting ambiguity of empire // Post-Soviet affairs. Vol. 11 #2(1995).

21. Belarus and Moldova: the country studies / Ed. by H. Fedor. Washington: Federal Research division, Library of Congress, 1995. 254 p.

22. Bennigsen A. Islam in the Soviet Union. L., NY: Pall Mall, 1967. 272 p.

23. Bennigsen A. Muslim national Communism in the Soviet Union. Chicago: University of Chicago press, 1979. 267 p.

24. Bennigsen Broxup M. Foreword // Central Asia since independence. Westport: Praeger, 1996.

25. Bennigsen Broxup M. Tatarstan and Tatars // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 75-93.

26. Bennigsen Broxup M. Introduction // In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms,in the Soviet Union. /Ed. by M. Buttino. Milan: Feltrinelli editore, 1993. P. 175-179.

27. Bennigsen Broxup M. After the putsch, 1991 // The North Caucasus barrier: the Russian advance towards the Muslim world / Ed. by M. Bennigsen Broxup. L.: Hurst & Co, 1992. P. 219-240.

28. Bennigsen Broxup M. Russia and the North Caucasus // The North Caucasus barrier: the Russian advance towards the Muslim world / Ed. by M. Bennigsen Broxup. L.: Hurst & Co, 1992. P. 1-17.

29. Beyond Soviet studies / Ed. by D. Orlovsky. Washington: Woodrow Wilson center press, 1995. 349 p.

30. Bialer S. The death of Soviet Communism // Foreign affairs. Vol. 70. # 5 (Winter 1991/1992). P. 166-181.

31. Bilinsky Y. Nationality policy in Gorbachev's first year I I Orbis. Vol. 30. # 2 (Summer 1986). P. 331-342.

32. В1аск С. E., Dupree L., Endicott-West E., Naby E., Matuszewski D. C., Waldron A. N. The modernization of Inner Asia. Armonk: M. E. Sharpe, 1991.406 р.

33. Bohr A. Turkmenistan and the Turkmen // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 348-366.

34. Bohr A., Crisp S. Kyrgyzstan and the Kyrgyz // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 385410.

35. Bojcun M. The Ukrainian parliamentary elections in March-April 1994 // Europe-Asia studies. 1995. # 2. P. 229-249.

36. Brass P. Ethnic groups and the state // Ethnic groups and the state / Ed. by P. Brass. Totowa: Barness and Noble books, 1985. P. 1-56.

37. Brass P. Ethnicity and nationality formation // Ethnicity. 1976. # 3.

38. Braumoeller B. F. Deadly doves: liberal nationalism and the democratic peace in the Soviet successor states // International studies quarterly. Vol. 41. #3 (1997). P. 375-402.

39. Bremmer I., Welt C. The trouble with democracy in Kazakhstan // Central Asian survey. 1996. # 2. P. 179-200

40. Bremmer I. Russians in Ukraine // Perspectives on contemporary Ukraine Vol. 2. # 5 (September-October 1995). P. 1-6.

41. Bremmer I. Reassessing Soviet nationality theory // Nations and politics in the Soviet successor states / Ed. by I. Bremmer, R. Taras. Cambridge: Cambridge university press, 1993. P. 3-28.

42. Breslauer G. W Observations on post-Soviet imperial disintegration // Post-Soviet geography. Vol. 35. # 4.

43. Breslauer G. W. Gorbachev's efforts to transform the Union // Soviet nationalities problem / Ed. by I. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990. P. 11-18.

44. Breslauer G. W., Dale C. Boris Yel'tsin and the invention of a Russian nation-state //Post-Soviet affairs. Vol. 13. # 4 (1997).

45. Brubaker R. Nationalism reframed: nationhood and the national question in the new Europe. Cambridge: Cambridge university press, 1996. 202 p.

46. Brubaker R. Aftermaths of empire and unmixing of peoples // After empire: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997. P. 155-180.

47. Brubaker R. Aftermath of empire and unmixing of peoples: historical and comparative perspectives // Ethnic and racial studies. Vol. 18. # 2.-(1995). P. 189-218.

48. Brudny Y. M. Reinventing Russia: Russian nationalism and the Soviet state, 1953-1991. Cambridge: Cambridge university press, 1998.

49. Bryan F. E. B. Internationalism, nationalism and Islam // The North Caucasus barrier: the Russian advance towards the Muslim world / Ed. by M. Bennigsen Broxup. L.: Hurst & Co, 1992. P. 195-218.

50. Brzezinski Z. Last gap or renewal? // Russia and the Commonwealth of Independent States: documents, data and analysis. Armonk: M. E. Sharpe, 1997. P. 3-9.

51. Brzezinski Z. Out of control: global turmoil on the eve of the 21st century. NY: Charles Scribner's sons, 1993. 240 p.

52. Brzezinski Z. Beyond chaos: the policy for the West // The national interest. # 19 (Spring 1990). P. 3-12.

53. Brzezinski Z. Post-Communist nationalism // Foreign affairs. Vol. 68. # 5 (Winter 1989/90). P. 1-25.

54. Brzezinski Z. The grand failure: the birth and death of Communism in XXth century. NY: Charles Scribner's sons, 1989. 278 p.

55. Brzezinski Z. Sentiment and strategy: the imbalance in America's Third World policy // The national interest. # 12 (Summer 1988). P. 140-144.

56. Brzezinski Z. In quest of national security. Boulder: Westview, 1988. 2521. P

57. Brzezinski Z. Game plan: a geostrategic framework for the conduct of the US-Soviet contest. Boston, NY: The Atlantic monthly press, 1986. 288 p.

58. Brzezinski Z. The future of Yalta // Foreign affairs. Vol. 63. # 2 (Winter 1984/85). P. 279-302.

59. Butterfield J. State response to informal groups // Nationalities papers. Vol. XVIII. # 2 (Fall 1990). P. 56-64.

60. Central Asia: a century of Russian rule / Ed. by E. Allworth. NY: Columbia university press, 1967. 552 p.

61. Central Asia: 120 years of Russian rule / Ed. by E. Allworth. Durham: Duke university press, 1989. 606 p.

62. Central Asia: 130 years of Russian dominance. A historical overview / Ed. by E. Allworth. Durham: Duke university press, 1994. 647 p.

63. Central Asia and the world: Kazakhstan, Uzbekistan, Tajikistan, Kyrgyzstan and Turkmenistan / Ed. by M. Mandelbaum. NY: Council on foreign relations press, 1994. 251 p.

64. Central Asia in historical perspective / Ed. by B. F. Manz. Boulder: Westview, 1994. 254 p.

65. Chenciner R. Daghestan: tradition and survival. NY: St. Martin's press, 1997.308 р.

66. Clem R. Belarus and the Belarusians // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 210-222.

67. Clemens W. С. Estonia rebuilds: the second year of independence // Nationalities papers. Vol. 22. # 2 (1994). P. 393-404.

68. Clemens W. C. Baltic identities in the 1990s: renewed fitness // National identity and ethnicity in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by R. Szporluk. NY: M. E. Sharpe, 1994. P. 185-208.

69. Clemens W. C. Soviet centrifugalism: republics as independent actors // Nationalities papers. Vol. XXI. # 2 (1993). P. 9-24.

70. Clemens W. C. Baltic independence and Russian empire. NY: St. Martin's press, 1991.

71. Clemens W. Baltic Communism and nationalism: kto kovo? // The Soviet empire: the challenge of national and democratic movements. Lexington, 1990. P. 95-122.

72. Clemens W. Estonia, a place to watch // The national interest. #13 (Fall 1988). P. 85-92.

73. Cohen A. Revisiting Russia's turbulent rim: Caucasus, Central Asia, and Moldova // Russia: a return to imperialism? / Ed. by U. Ra'anan, K. Martin. NY: St. Martin's press, 1996. P. 87-104.

74. Conflict, cleavage and change in Central Asia and the Caucasus / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Cambridge: Cambridge university press, 1997. 423 p.

75. Connor W. Ethnonationalism: the quest for understanding. Princeton: Princeton university press, 1994. 234 p.

76. Connor W. Nation is nation, is a state, is an ethnic group, is a. // Nationalism / Ed. by J. Hutchinson, A. D. Smith. Oxford: Oxford university press, 1994.

77. The consolidation of democracy in East-Central Europe / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Cambridge: Cambridge university press, 1997. 3891. P

78. Critchlow J. Nationalism and Islamic resurgence in Uzbekistan // Central Asia: its strategic importance and future prospects / Ed. by H. Malik. NY: St. Martin's press, 1994. P. 233-248.

79. Cultural change and continuity in Central Asia / Ed. by S. Akiner. L.: Kegan Paul, 1991.377 p.

80. Daniels R. V. The end of the Communist revolution. L., NY: Routledge, 1993.222 p.

81. D'Anieri P., Kravchuk R., Kuzio T. Politics and society in Ukraine. Boulder: Westview, 1999. 344 p.

82. Dawisha K., Parrott B. Russia and the new states of Eurasia: the politics of upheaval. Cambridge: Cambridge university press, 1994. 437 p.

83. Democratic changes and authoritarian reaction in Russia, Ukraine, Belarus and Moldova / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Cambridge: Cambridge university press, 1997. 386 p.

84. Dienes L. Soviet Asia: economic development and national policy choices. Boulder: Westview, 1987. 289 p.

85. Diuk N., Karatnycky A. New nations rising: the fall of the Soviets and the challenge of independence. NY, 1993. 292 p.

86. Diuk N., Karatnycky A. The hidden nations: the people challenge the Soviet Union. NY: William Morrow, 1990. 284 p.

87. Dragadze T. Report on Chechnya, prepared for the Parliamentary human rights group, London, April 1995 // Central Asian survey. 1995. # 3. P. 463-472.

88. Duncan P. Ideology and the national question: Marxism-Leninism and the nationality policy of the Communist party of the Soviet Union // Ideology and the Soviet politics / Ed. by S. White, A. Pravda. NY: St. Martin's press, 1988. P. 180-202.

89. Dunlop J. B. The rise of Russia and the fall of the Soviet empire. Princeton: Princeton university press, 1993. 360 p.

90. Dunlop J. B. Russia: confronting a loss of empire // Nations and politics in the Soviet successor states / Ed. by I. Bremmer, R. Taras. Cambridge: Cambridge university press, 1993. P. 43-74.

91. Dunlop J. B. Christian democracy: antidote to extreme Russian nationalism? // In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms in the Soviet Union / Ed. by M. Buttino. Milan: Feltrinelli editore, 1993. P. 127-137.

92. Dunlop J. B. Pamiat' as a social movement // Nationalities papers. Vol. XVIII. 1990. # 2. P. 22-27.

93. Dunlop J. B. The return of Russian nationalism // Soviet nationalities problems / Ed. by I. A. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990. P. 103-113.

94. Dunlop J. В The new Russian nationalism. NY: Praeger, 1985. 116 p.

95. Dunlop J. B. The faces of contemporary Russian nationalism. Princeton: Princeton university press, 1983. 363 p.

96. Dyker D. A. Nomenklatura nationalism: the key to understanding of the new East European politics? // Australian journal of politics and history. Vol. 41. # 1 (1995). P. 55-69.

97. The end of empire? The transformation of the USSR in comparative perspective / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Armonk: M. E. Sharpe, 1997. 374 p.

98. Estonia//Nationalities papers. Vol. 23. # 1 (Spring 1995, Special issue).

99. Estonia, Latvia and Lithuania: country studies / Ed. by W. R. Iwaskiw. Washington: Federal research division, Library of Congress, 1996.304 p.

100. Ethnic minorities in the Red Army: asset or liability? / Ed. by A. R. Alexiev , S. E. Wimbush. Boulder: Westview, 1988. 276 p.

101. The ex-Soviet nationalities without Gorbachev H Nationalities papers. Vol. 20. # 3 (Fall 1992, Special issue).

102. Fierman W. Political development in Uzbekistan: democratization? // Conflict, cleavage and change in Central Asia and the Caucasus / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott Cambridge: Cambridge university press, 1997. P. 360-408.

103. Fierman W. Independence and the declining priority of language law implementation in Uzbekistan // Muslim Eurasia: conflicting legacies / Ed. by Ya. Ro'I. L, 1995. P. 205-230.

104. Fierman W. The Soviet "transformation" of Central Asia // Soviet Central Asia: the failed transformation / Ed. by W. Fierman. Boulder: Westview, 1991. P. 11-35.

105. Fisher A. W. The Crimean Tatars. Stanford: Hoover institution press, 1978.264 p.

106. Fitzpatrick S. Ascribing class: the construction of social identity in Soviet Russia // The journal of modern history. Vol. 65. # 4 (December 1993). P. 745-770.

107. Focus on Kazakhstan: history, ethnicity and society // Nationalities papers. Vol. 26. # 3 (September 1998, Special issue).

108. Fowkes B. The disintegration of the Soviet Union: a study in the rise and triumph of nationalism. NY: St. Martin's press, 1997. 273 p.

109. Friedrich C. J., Brzezinski Z. Totalitarian dictatorship and autocracy. NY: Praeger, 1961

110. Fuller G. E. Russia and Central Asia: federation or fault line? // Central Asia and the world: Kazakhstan, Uzbekistan, Tajikistan, Kyrgyzstan and Turkmenistan / Ed. by M. Mandelbaum. NY: Council on foreign relations press, 1994. P. 94-129.

111. Fuller G. E. The breaking of nations and the threat to ours // The national interest. # 26 (Winter 1991/92). P. 14-21.

112. Fuller G. E. The emergence of Central Asia // Foreign policy. # 78 (Spring 1990). P. 49-67.

113. Gall C., de Waal T. Chechnya: calamity in the Caucasus. NY, L: NY university press, 1998. 416 p.

114. Garnett S. Russia's illusory ambition // Foreign affairs. Vol. 76. # 2 (March/April 1997). P 61-76.

115. Girnius K. The party and popular movements in the Baltic // Toward independence: the Baltic popular movements / Ed. by J. A. Trapans. Boulder, 1991. P. 57-70.

116. Gleason G. Central Asian states: discovering independence. Boulder: Westview, 1997.220 p.

117. Gleason G. On the bureaucratic reinforcement of nationalism in the USSR // Canadian review of studies in nationalism. Vol. XIX. #1-2 (1992). P. 43-58.

118. Gleason G. Federalism and nationalism: the struggle for republican rights in the USSR. Boulder: Westview, 1990. 170 p.

119. Gleason G. Leninist nationality policy: its source and style // Soviet nationalities policy: ruling ethnic elites in the USSR / Ed. by H. R. Huttenbach. L.: Mansell, 1990. P. 9-23.

120. Grant B. Nivkhi, Russians and others: the politics of indigenism on Sakhalin island // Rediscovering Russia in Asia: Siberia and the Russian Far East. Armonk: M. E. Sharpe, 1995. P. 160-171.

121. Goble P. Ferment among minorities // Soviet Communism from reform to collapse / Ed. by R. V. Daniels. Lexington: D. C. Heath, 1995. P. 111-121.

122. Goble P. Three faces of nationalism in the former Soviet Union // Nationalism and nationalities in the new Europe. Ithaca and L.: Cornell university press, 1995. P. 122-135.

123. Goble P. Russia as a Eurasian power: Moscow and the post-Soviet successor states // Rethinking Russia's national interest / Ed. by S. Sestanovich. Washington: Center for strategic and international studies, 1994. P. 52-67.

124. Goble P. Russia's extreme right // The national interest. # 33 (Fall 1993). P. 93-96.

125. Goble P. Imperial endgame: nationality problems and the Soviet future // Five years that shook the world: Gorbachev's unfinished revolution / Ed. by H. D. Balzer. Boulder: Westview, 1991.

126. Goble P. The fate of nationalities // Soviet Union 2000: from reform to revolution / Ed. by W. Laqueur. NY: St. Martin's press, 1990. P. 121134.

127. Goble P. Ethnic politics in the USSR // Problems of Communism. Vol. 38. # 4 (July-August 1989). P. 1-14.

128. Goble P. Gorbachev and the Soviet nationality problem // Soviet society under Gorbachev: current trends and the prospects for reform / Ed. by M. Friedberg, H. Isham. NY, L., 1987. P. 76-100.

129. Gottlieb G. Nation against state: a new approach to ethnic conflict and the decline of sovereignty. NY: Council on foreign relations press, 1993.

130. Grant B. In the Soviet house of culture: a century of perestroikas. Princeton: Princeton university press, 1995. 225 p.

131. Hauner M. The disintegration of the Soviet Eurasian empire // Central Asia and the Caucasus after the Soviet Union / Ed. by M. Mesbahi. Gainsville, 1994. 353 p.

132. Hauner M. What is Asia to us? Russia's Eurasian heartland yesterday and today. Boston: Unwin Hyman, 1990. 264 p.

133. Henze P. B. Boundaries and ethnic groups in Central Asia and the Caucasus: cause of conflict and change? // Caspian crossroads magazine. Vol. 3. # 1 (Summer 1997).

134. Henze P. B. Russia and the Caucasus. Santa Monica: RAND, 1996. 16 p.

135. Henze P. B. Russia and the Caucasus // Perceptions. Vol. 1. # 2.

136. Henze P. B. Whither Turkestan? Santa Monica: RAND, 1992. 26 p.

137. Henze P. B. The Transcaucasus in transition. Santa Monica: RAND, 1991.39 р.

138. Henze P. B. Ethnic dynamics of Russian republics. Santa Monica: RAND, 1991.30 р.

139. Henze P. B. The last empire // Journal of democracy. Vol. 1. # 2 (Spring 1990). P. 27-34.

140. Herd G. P. Russia's Baltic policy after the meltdown // Security dialogue. Vol. 30. # 2 (June 1999). P. 197-212.

141. Hill R. J. The Soviet Union: from «federation» to «commonwealth» // The territorial management of ethnic conflict / Ed. by J. Coakley. L.: Frank Cass, 1993. P. 96-122.

142. Hobsbawm E. J. The end of empires // After empire: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997. P. 12-16.

143. Hobsbawm E. J. Nations and nationalism since 1780: program, myth, reality. Cambridge: Cambridge university press, 1990. 191 p.

144. Horowitz D. L. Ethnic groups in conflict. Berkeley: California university press, 1985. 697 p.

145. Hough J. F. Sociology, the state and language politics // Post-Soviet affairs. Vol. 12. # 2 (March-April 1996).

146. Howe G. Nationalism and the nation-state: the Rede lecture given by the Rt. Hon. the Lord Howe of Aberavon QC in the Senate House, University of Cambridge, on Friday 3 June 1994. Cambridge: Cambridge university press, 1994. 23 p.

147. Huttenbach H. R. Nationalism in Armenia and Azerbaijan as anti-colonial movements // In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms in the Soviet Union / Ed. by M. Buttino -Milan: Feltrinelli editore, 1993. P. 197-202.

148. Huttenbach H. R. Towards multiethnic Soviet state: managing a multinational society since 1985 // Soviet nationality policies: ruling ethnic groups in the USSR / Ed. by H. R. Huttenbach. L.: Mansell, 1990. P. 286-292.

149. Hyman A. Power and politics in Central Asia's new republics // Beyond the Soviet Union: the fragmentation of power / Ed. by M. Beloff. Aldershot: Ashgate, 1997. P. 193-222.

150. Hyman A. Post-Soviet Central Asia // Challenges for the former Soviet South / Ed. by R. Allison. L., Washington: Brookings institution press, 1996. P. 7-68.

151. Hyman A. Moving out of Moscow's orbit: the outlook for Central Asia // International affairs. Vol. 69. # 2 (April 1993). P. 289-304.

152. Imperial decline: Russia's changing role in Asia / Ed. by S. J. Blank, A. Z. Rubinstein. Durham: Duke university press, 1997. 296 p.

153. Implementing language laws: perestroika and its legacy in five republics // Nationalities papers. Vol. 23. # 3 (September 1995, Special issue).

154. In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms in the Soviet Union / Ed. by M. Buttino. Milan: Feltrinelli editore, 1993. 375 p.

155. Inkeles A., Bauer R. A. The Soviet citizen: daily lie in a totalitarian society. Cambridge: Harvard university press, 1959. 533 p.

156. Jackson L. Identity, language and transformation in Eastern Ukraine: a case study of Zaporizhzhia // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

157. Kaiser R. J. The geography of nationalism in Russia and the USSR. Princeton: Princeton university press, 1994. 471 p.

158. Kaplan C. S. Political culture in Estonia // Political culture and civil society in Russia and new states of Eurasia / Ed. by V. Tismaneanu. Armonk: M. E. Sharpe, 1995. P. 227-267.

159. Karklins R. Breaking the shakles: Latvia after the USSR // Demokratizatsiya. Vol. 2. # 1 (Winter 1993/94). P. 155-164.

160. Karklins R. Ethnopolitics and transition to democracy: the collapse of the USSR and Latvia. Washington: Woodrow Wilson center press, 1994. 206 p.

161. Karklins R. Ethnic relations in the USSR: perspective from below. Boston, 1986.

162. Karatnycky A. Nations in transit: from change to performance // Nations in transit 1998. New Brunswick: Transactions publishers, 1999. P. 3-20.

163. Karatnycky A. The «nearest abroad»: Russia's relations with Ukraine and Belarus // Russia: a return to imperialism? / Ed. by U. Ra'anan, K. Martin. NY: St. Martin's press, 1996. P. 69-86.

164. Karatnycky A. The Ukrainian factor // Foreign affairs. Vol. 71. # 3 (Summer 1992). P. 88-107.

165. Kazakhstan, Kyrgyzstan, Tajikistan, Turkmenistan and Uzbekistan: country studies / Ed. by G. E. Curtis. Washington: Federal research division, Library of Congress, 1997. 570 p.

166. Kedourie E. Nationalism. 4th edition. Oxford: Blackwell, 1993. 154 P

167. Khmelko V., Wilson A. Regionalism and ethnic and linguistic cleavages in Ukraine // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

168. King C. Moldova with a Russian face // Foreign policy. #97 (Winter 1994/95).

169. Kuzio T. Defining the political community in Ukraine: state, nation and transition to modernity // State and institution building in Ukraine. NY, 1999. P. 213-244.

170. Kuzio T. Ukraine: state and nation building. L., NY: Routledge, 1998.298 р.

171. Kuzio T. The domestic sources of Ukrainian security policy // Journal of strategic studies. Vol. 21. # 4 (December 1998). P. 18-49

172. Kuzio T. National identity and foreign policy: the East Slav conundrum // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

173. Kuzio T. Ukraine under Kuchma: political reform, economic transformation and security policy in independent Ukraine. NY: St. Martin's press, 1997. 281 p.

174. Kuzio Т. Radical nationalist parties and movements in contemporary Ukraine before and after independence: the right and its politics, 1989-1992 // Nationalities papers. Vol. 25. # 2 (1997). P. 211— 242.

175. Kuzio T. Russia Crimea — Ukraine: the triangle of conflict // Beyond the Soviet Union: the fragmentation of power. 1997. P. 18—49.

176. Kuzio Т., Wilson A. Ukraine: perestroika to independence. NY: St. Martin's press, 1994. 260 p.

177. Kuzio Т., Meyer D. J. The Donbas and Crimea: an institutional and demographic approach to ethnic mobilization in two Ukrainian regions // State and institution building in Ukraine. NY, 1999. P. 297-324.

178. Laitin D. D. Language and nationalism in the post-Soviet republics // Post-Soviet affairs. Vol. 12. # 1 (Januaiy-March 1996).

179. Lapidus G. W. Contested sovereignty // International security. Vol. 23. # 1 (1998). P. 5-49.

180. Lapidus G. W. Perestroika and the future of the Soviet federation // Soviet nationalities problem / Ed. by I. Bremmer, N. M. Naimark. Stanford: Stanford university press, 1990. P. 115-120.

181. Lapidus G. W. Gorbachev's nationalities problem // Foreign affairs. Vol. 68. # 4 (Fall 1989). P. 92-108.

182. The last empire: nationalities and the Soviet future / Ed. by R. Conquest. Stanford: Hoover institution press, 1986. 406 p.

183. The legacy of history in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by S. F. Starr. Armonk: M. E. Sharpe, 1994. 313 p.

184. Lieven A. Ukraine and Russia: a fraternal rivalry. Washington: US Institute of peace, 1999. 182 p.

185. Lieven A. Chechnya: tombstone of Russian power. New Haven: Yale university press, 1998. 436 p.m

186. Lieven A. Qu'est-ce que'une nation? // The national interest. # 49 (Fall 1997). P. 10-22.

187. Lieven A. The Baltic revolution: Estonia, Latvia, Lithuania and the path to independence. New Haven: Yale university press, 1993. 454 p.

188. Lieven D. Empire: the Russian empire and its rivals. New Haven, L: Yale university press, 2000. 486 p.

189. Lieven D. Russia as empire: a comparative perspective // Reinterpreting Russia / Ed. by G. Hosking, R. Service. L.: Oxford university press, 1999. P. 9-20.

190. Lieven D. Present at the destruction // The national interest. # 44 (Summer 1996). P. 105-109.

191. Lieven D. The Russian empire and the Soviet Union as imperial polities //Journal of contemporary history. Vol. 30. # 4 (October 1995). P. 607-636.

192. Lieven D. Western scholarship on the rise and fall of the Soviet regime: the view from 1993 // Journal of contemporary history. Vol. 29. # 2 (April 1994). P. 195-227.

193. Lieven D. Empires, Russian and others // In a collapsing empire: underdevelopment, ethnic conflicts and nationalisms in the Soviet Union / Ed. by M. Buttino. Milan: Feltrinelli editore, 1993. P. 89-103.

194. Lijphart A. Democracy in plural societies. A comparative exploration. New Haven, L.: Yale university press, 1977 - 248 p.

195. Lijphart A. Consociational democracy // World politics. Vol. 21. # 2 (January 1969). P. 207-225.

196. Lubin N. Islam and ethnic identity in Central Asia: a view from below // Muslim Eurasia: conflicting legacies / Ed. by Ya. Ro'i. L, 1995. P. 53-70.

197. Lukic R., Lynch A. Europe from the Balkans to the Urals: the disintegration of Yugoslavia and the Soviet Union. Oxford: Oxford university press, 1996. 436 p.

198. Macauley A. Economic constraints on devolution // Soviet federalism, nationalism and economic decentralization / Ed. by A. Macauley. NY: St. Martin's press, 1990. P. 178-195.

199. Maccagg W. O. The Soviet Union and the Habsburg empire: problems of comparison // Nationalism and empire: the Habsburg monarchy and the Soviet Union / Ed. by R. L. Rudolph, D. F. Good. NY: St. Martin's press, 1992. P. 45-63.

200. Malcolm N., Pravda A. Democratization and Russian foreign policy // International affairs. Vol. 72. # 3 (July 1996). P. 537-552.

201. Matlock J. F. Dealing with a Russia in turmoil // Foreign affairs. Vol. 75. # 3 (May/June 1996).

202. Matlock J. F. Autopsy on an empire: he American Ambassador's account of the collapse of the Soviet Union. NY, 1995. 838 p.

203. Matuszewski D. Empire, nationalities, borders: Soviet assets and liabilities // Soviet nationalities in strategic perspective / Ed. by S. E. Wimbush. L., 1985. P. 75-100.

204. Melvin N. The Russians: diaspora and the end of empire // Nations abroad: diaspora politics and international relations in the former Soviet Union / Ed. by C. King, N. J. Melvin. Boulder: Westview, 1998. P. 2758.

205. Melvin N. Forging the new Russian nation: Russian foreign policy and the Russian-speaking communities of the former USSR. L.: Royal institute of international affairs, 1994. 63 p.

206. Menon R. In the shadow of the bear: security in post-Soviet Central Asia // International security. Vol. 20. # 1 (Summer 1995). P. 149-181.

207. Minorities and majorities in Estonia: problems of integration at the threshold of the European Union. ECMI Baltic seminar 1998 (Flensburg, Germany and Aabernraa, Denmark, 22-25 May, 1998) // ECMI working paper. # 2.

208. Moldova: the forgotten republic // Nationalities papers. Vol. 26. # 1 (January 1998, Special issue).

209. Morrison J. Pereyaslav and after: the Russian-Ukrainian relationship // International affairs. Vol. 69. # 4 (October 1993). P. 677703.

210. Mote V. L. Siberia: worlds apart. Boulder: Westview, 1998. 224 p.

211. Motyl A. J. Revolutions, nations, empires: conceptual limits and theoretical possibilities. NY: Columbia university press, 1999. 229 p.

212. Motyl A. J. State, nation and elites in independent Ukraine // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

213. Motyl A. J. Institutional legacies and reform trajectories // Nations in transit 1997. New Brunswick: Transactions publishers, 1997. P. 17-22.

214. Motyl A. J. From imperial decay to imperial collapse // Nationalism and empire: the Habsburg monarchy and the Soviet Union / Ed. by R. L. Rudolph, D. F. Good. NY: St. Martin's press, 1992. P. 15-43.

215. Motyl A. J. Sovietology, rationality, nationality: coming to grips with nationalism in the USSR. NY: Columbia university press, 1990. 2631. P

216. Motyl A. J. The sobering of Gorbachev: nationality, restructuring and the West // Politics, society and nationality inside Gorbachev's Russia. L., 1989. P. 149-173.

217. Motyl A. J. Will the non-Russians rebel? State, ethnicity and stability in the USSR. Ithaca: Cornell university press, 1987. 188 p.

218. Mullins D. L., Cohen W. M., Bliss A. J., Weiner R. B. Tatarstan: a powder-keg of ethnic tension // Anti-semitism in the new independent states. Washington: Union of councils, 1993. P. 85-94.

219. Muslim communities reemerge: historical perspective on nationality, politics and opposition in the former Soviet Union and Yugoslavia / Ed. by E. Allworth. Durham and L.: Duke university press, 1994.366 p.

220. Nahaylo B. The Ukrainian resurgence. Toronto: University of Toronto press, 1999. 608 p.

221. National identity and ethnicity in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by R. Szporluk. Armonk: M. E. Sharpe, 1994. 328 p.

222. Nationalism and empire: the Habsburg monarchy and the Soviet Union / Ed. by R. L. Rudolph, D. F. Good. NY: St. Martin's press, 1992. 313 p.

223. Nationalism and nationalities in the new Europe / Ed. by C. Kupchan. Ithaca: Cornell university press, 1995. 224 p.

224. The nationalities factor in Soviet politics and society / Ed. by L. Haida, M. Beissinger. Boulder: Westview, 1990. 331 p.

225. Nations in Transit 1997: civil society, democracy and markets in East Central Europe and the newly independent states / Ed. by A. Karatnycky, A. J. Motyl, B. Shor. New Brunswick: Transactions publishers, 1997.418 р.

226. Nations in Transit 1998: civil society, democracy and markets in East Central Europe and the newly independent states / Ed. by A. Karatnycky, A. J. Motyl, C. Graybow. New Brunswick: Transactions publishers, 1999. 680 p.

227. Nations in Transit 1999-2000: civil society, democracy and markets in East Central Europe and the newly independent states / Ed. by A. Karatnycky, A. J. Motyl, A. Piano. New Brunswick: Transactions publishers, 2001. 749 p.

228. Nations in Transit 2001: civil society, democracy and markets in East Central Europe and the newly independent states / Ed. by A. Karatnycky, A. J. Motyl, A. Schnetzer. New Brunswick: Transactions publishers, 2001.434 p.

229. The nationalities factor in Soviet politics and society / Ed. by L. Haida, M. Beissinger. Boulder: Westview, 1990. 331 p.

230. Olcott M. B. Democratization and the growth of political participation in Kazakhstan // Conflict, cleavage and change in Central Asia and the Caucasus / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Cambridge: Cambridge university press, 1997. P. 201-241.

231. Olcott M. B. The Kazakhs. 2nd edition. Stanford: Hoover institution press, 1995.388 p.

232. Olcott M. B. Nation-building and ethnicity in the foreign policies of the new Central Asian states // National identity and ethnicity in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by R. Szporluk. NY: M. E. Sharpe, 1994. P.209-229.

233. Olcott M. B. Preface // The Soviet multinational state: readings and documents / Ed. by M. B. Olcott, L. Hajda, A. Olcott. L., NY, 1990.

234. Olcott M. В. Gorbachev's nationalities policy and Soviet Central Asia // Limits to Soviet power / Ed. by R. Menon, D. N. Nelson. Lexington: Lexington books, 1989. P. 69-92.

235. Olcott M. B. Gorbachev's national dilemma // Journal of international affairs. Vol. 42. # 2 (Spring 1989). P. 399-421.

236. Olcott M. B. The Kazakhs. Stanford: Hoover institution press,1987. 341 p.

237. Olcott M. В., Aslund A., Garnett S. W. Getting it wrong: regional cooperation and the Commonwealth of Independent States. Washington: Carnegie endowment, 1999. 271 p.

238. Oleszczuk T. A. Political justice in the USSR: dissent and repression in Lithuania, 1969-1987. Boulder: east European monographs,1988. 221 p.

239. Pamyat // Nationalities papers. Vol. 19. # 3 (Fall 1991, Special issue).

240. Parrott B. Analyzing the transformation of the Soviet Union in comparative perspective // The end of empire? The transformation of the USSR in comparative perspective / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Armonk: M. E. Sharpe, 1997. P. 3-29.

241. Patterns in post-Soviet leadership / Ed. by T. Colton, R. Tucker. Boulder: Westview, 1995. 258 p.

242. Penikis J. J. Latvia: independence renewed. Boulder: Westview, 1997.256 р.

243. Plakans A. The Latvians: a short history. Stanford: Hoover institution press, 1995. 257 p.

244. Political and economic situation in Russia after the Chechen war: possible options for further development. Transcript of a Kennan institute seminar, Thursday, 9 February 1995. Washington: KIARS, 1995.

245. Political and economic trends in Central Asia / Ed. By S. Akiner. L.: British Academic press, 1994. 207 p.

246. Political culture in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by V. Tismaneanu. Armonk: M. E. Sharpe, 1995. 384 p.

247. The politics of ethnicity in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by M. Bourdeaux. Armonk: M. E. Sharpe, 1995.

248. The politics of religion in Russia and the new states of Eurasia / Ed. by M. Bourdeaux. Armonk: M. E. Sharpe, 1995. 321 p.

249. Politics, power and the struggle for democracy in South-East Europe / Ed. by K. Dawisha, B. Parrott. Cambridge: Cambridge university press, 1997. 472 p.

250. Post-Communist studies and political science: methodology and empirical theory in Sovietology / Ed. by F. J. Fleron, E. P. Hoffmann. Boulder: Westview, 1993. 387 p.

251. Ra'anan U. Imperial elements in Russia's doctrines and operations // Russia: a return to imperialism? / Ed. by U. Ra'anan, K. Martin. NY: St. Martin's press, 1996. P. 19-32.

252. Raun T. U. Estonia and Estonians. Stanford: Hoover institution press, 1987. 313 p.

253. Reforming socialist system: the Chinese and Soviet experiences / Ed. by G. W. Lapidus, J. Haslam. Berkeley: BSPSIB, 1987. 43 p.

254. The rise of nations in the Soviet Union: American foreign policy and the disintegration of the USSR / Ed. by M. Mandelbaum. NY: Council on foreign relations press, 1991. 128 p.

255. Rorlich A.-A. The Volga Tatars: a profile in national resilence. Stanford: Hoover institution press, 1986. 288 p.

256. Rothchild J. Ethnopolitics: a conceptual framework. NY: Columbia university press, 1981. 290 p.

257. Rothchild D., Groth A. J. Pathological dimensions of domestic and international ethnicity//Political science quarterly. Vol. 110. # 1 (Spring 1995). P. 69-82.

258. Rubin B. R. Russian hegemony and state breakdown in the periphery: causes and consequences of the civil war in Tajikistan // Post-Soviet political order: conflict and state building / Ed. by B. R. Rubin, J. Snyder. L., NY: Routledge, 1998.

259. Russia: a return to imperialism? / Ed. by U. Ra'anan, K. Martin. NY: St. Martin's press, 1996. 216 p.

260. Rywkin M. Power and ethnicity: party staffing in the autonomous republics of the Caucasus in the middle 1980s // Central Asian survey. Vol. 12. # 3 (1993). P. 347-364.

261. Rywkin M. The breakdown of cadre policy // Nationalities papers. 1990. # l.P. 47-49.

262. Rywkin M. Moscow's Muslim challenge: Soviet Central Asia. NY, L.:M. E. Sharpe, 1990. 181 p.

263. Rywkin M. Searching for Soviet nationalities policy. // Soviet nationality policies: ruling ethnic groups in the USSR / Ed. by H. R. Huttenbach. L.: Mansell, 1990. P. 62-72.

264. Rywkin M. Cadre competition in Uzbekistan: the ethnic aspect // Central Asian survey. Vol. 5. # 3-4 (1986). P. 183-194.

265. Rywkin M. Power and ethnicity: regional and district party staffing in Uzbekistan (1983/84) // Central Asian survey. Vol. 4. # 1 (1985). P. 340.

266. Saroyan M. Minorities, mullahs and modernity. Berkeley: University of California, 1997. 231 p.

267. Saroyan M. Rethinking Islam in the Soviet Union // Beyond Sovietology: essays in politics and history / Ed. by S. G. Solomon. Armonk: M. E. Sharpe, 1993. P. 23-52.

268. Senn A. E. Lithuania and the Lithuanians // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 170-184.

269. Senn A. E. Gorbachev's failure in Lithuania. NY: St. Martin's press, 1995. 188 p.

270. Senn A. E. Lithuania awakening. Berkeley, 1990. 294 p.

271. Sheehy A. Ethnographic developments and the Soviet federal system // Soviet federalism, nationalism and economic decentralization / Ed. by A. Macauley. NY: St. Martin's press, 1991. P. 56-88.

272. Shtromas A. Multinational ism and the Soviet future // The Soviet Union and the challenge of the future / Ed. by A. Shtromas, M. A. Kaplan. Vol. 3. NY: Paragon house, 1989. P. 376-381.

273. Shulman S. Cultures in competition: Ukrainian foreign policy and the «cultural threat» from abroad. // Europe-Asia studies. Vol. 50. # 2 (1998). P. 287-303.

274. The situation in Russia: briefing of the Commission on security and cooperation in Europe, October 1993. Washington: Government printing office, 1993.21 p.

275. Slider D. From Union to independence // White S., Gill G., Slider D. The politics of transition: shaping a post-Soviet future. Cambridge: Cambridge university press, 1993. P. 79-97.

276. Smith A. D. Culture, community and territory: the politics of ethnicity and nationalism // International affairs. Vol. 72. # 3 (July 1996). P. 445-458.

277. Smith A. D. The ethnic origins of nations. Oxford: Blackwell, 1988. 312 p.

278. Smith A. D. Nationalism in the XXth century. NY: NY university press, 1979. 257 p.

279. Smith G. The post-Soviet states: mapping the politics of transition. L.: Arnold, 1999.

280. Smith G. Latvia and the Latvians // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 147-169.

281. Smith G. The ethnic democracy thesis and the citizenship question in Estonia and Latvia // Nationalities papers. Vol. 24. # 2 (1996). P. 199216.

282. Smith G. The state and nationalities policy // The nationalities question in the post-Soviet states / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1996. P. 2-22.

283. Smith G. The resurgence of nationalism // The Baltic states: the national self-determination of Estonia, Latvia and Lithuania / Ed. by G. Smith. Basingstoke: Macmillan, 1994. P. 121-143.

284. Smith G. The Baltic nations and national self-determination // The Baltic states: the national self-determination of Estonia, Latvia and Lithuania. L., 1994.

285. Smith G. Nationalities policy from Lenin to Gorbachev // The nationalities question in the Soviet Union / Ed. by G. Smith. L.: Longman, 1990. P. 1-20.

286. Smith G. Ethnoregional societies, "developed socialism" and the Soviet ethnic intelligentsia // Nationalism, self-determination and political geography. L., 1988. P. 166-188.

287. Smith G., Aasland A., Mole R. Statehood, ethnic relations and citizenship // Baltic states: the national self-determination of Estonia,1.tvia and Lithuania / Ed. by G. Smith. Basingstoke: Macmillan, 1994. P. 181-205.

288. Smith G., Law V., Wilson A., Bohr A., Allworth E. Nation-building in the post-Soviet borderlands: the politics of national identities. Cambridge: Cambridge university press, 1998. 293 p.

289. Smooha S. Minority status in an ethnic democracy: the status of Arab minority in Israel // Ethnic and racial studies. Vol. 13. #3 (1990). P. 389-413.

290. Smooha S., Hanf T. The diverse modes of conflict regulation in deeply divided societies // Ethnicity and nationalism / Ed. by A. D. Smith. Leiden, 1992.

291. Snyder J. C. Introduction // After empire: the emerging geopolitics of Central Asia / Ed. by J. C. Snyder. Washington: National defense university press, 1995. P. XIII-XXVII.

292. Snyder L. L. Varieties of nationalism in comparative study. Hinsdale: The Dryden press, 1976. 326 p.

293. Snyder L. L. The meaning of nationalism. NY: Greenwood press publishers, 1968. 208 p.

294. Snyder L. L. The new nationalism. Ithaca: Cornell university press, 1968.387 р.

295. Social movements in the USSR // Nationalities papers. Vol. 18. # 3 (Fall 1990, Special issue).

296. Solchanyk R. The post-Soviet transition in Ukraine: prospects for stability // Contemporary Ukraine: dynamics of post-Soviet transformation / Ed. by T. Kuzio. Armonk: M. E. Sharpe, 1998.

297. Solchanyk R. Crimea: between Ukraine and Russia // Crimea: dynamics, challenges and prospects / Ed. by M. Drohobycky. Lanham, 1995. P. 3-13.

298. The Soviet nationalities against Gorbachev // Nationalities papers. Vol. 18. # 1 (Spring 1990, Special issue).

299. The Soviet nationalities and Gorbachev // Nationalities papers. Vol. 17. # 1 (Spring 1989, Special issue).

300. The Soviet nationalities despite Gorbachev // Nationalities papers.i

301. Vol. 19. # 1 (Spring 1991, Special issue).

302. Soviet nationalities in strategic perspective / Ed. by S. E. Wimbush NY: St. Martin's press, 1985. 253 p.

303. Soviet nationality reader: disintegration in context / Ed. by R. Denber. Boulder: Westview, 1992. 635 p.

304. Suny R. G. The Soviet experiment: Russia, the USSR and successor states. NY: Oxford university press, 1998. 540 p.

305. Suny R. G. The revenge of the past: nationalism, revolution and the collapse of the Soviet Union. Stanford: Stanford university press, 1993. 200 p.

306. Suny R. G. The making of the Georgian nation. Stanford: Hoover institution press, 1988 - 395 p.

307. Szporluk R. The imperial legacy and Soviet nationalities problem // The nationalities factor in Soviet politics and society. / Ed. By L. Haida, M. Beissinger. Boulder: Westview, 1990 - p. 1-23.

308. Szporluk R. Dilemmas of Russian nationalism. // Problems of Communism. 1989-July-August-p. 15-35.

309. Taagepera R. Estonia: return to independence. — Boulder: Westview, 1993-268 p.

310. Taagepera R. Estonia in September 1988: Stalinists and restorationists. //Journal of Baltic Studies. 1989 - #2 - p. 175-190.

311. Thinking theoretically about Soviet nationalities. History and comparison in the study of the USSR. / Ed. By A. J. Motyl. NY: Columbia university press, 1992 - 284 p.

312. Thompstone S. Russian government and politics through American eyes. // European history quarterly. 1991 - #4 - p. 770-772.

313. Tilly C. How empires end. // After empire: multiethnic societies and nation building. The Soviet Union and the Russian, Ottoman and Habsburg empires. Boulder: Westview, 1997-p. 1-11.

314. Transcaucasian boundaries. / Ed. By E. R. White, S. Goldenberg, R. Schofield. NY: St. Martin's press, 1996 - 237 p.

315. Trapans J. A. The sources of Latvia's popular movement. // Toward independence. The Baltic popular movements / Ed. By J. A. Trapans — Boulder: Westview, 1991 p. 25-42.

316. Trapans J. A. Moscow, economics and the Baltic republics. // Toward independence. The Baltic popular movements / Ed. By J. A. Trapans Boulder: Westview, 1991 - p. 85-100.

317. Vardys V. S. Sajudis: national revolution in Lithuania. // Toward independence. The Baltic popular movements / Ed. By J. A. Trapans. — Boulder: Westview, 1991 p. 11-24.

318. Vardys V. S., Sedaitis J. B. Lithuania: the rebel nation. Boulder: Westview, 1997-242 p.

319. Warhola J. W. Politicized ethnicity in the Russian Federation; dilemmas of a state formation. Lewiston: Mellen, 1996.

320. White S. Minorities' struggle for sovereignty. // Soviet communism from reform to collapse. / Ed. by R. V. Davies. Lexington: D. C. Heath, 1995-p. 216-229.

321. Wiese D. J. Ethnonationalist conflict in Gorbachev's Soviet Union. A theoretical and comparative analysis. A thesis. for the degree of doctor of philosophy. University of Colorado, 1998 - 161 p.

322. Wilson A. The Ukrainians: unexpected nation. — New Haven: Yale university press, 2000 366 p.

323. Young C. Ethnic diversity and public policy. // Ethnic diversity and public policy. / Ed. By C. Young. NY: St. Martin's press, 1998 - p. 130.

324. Young C. The politics of cultural pluralism. Madison: University of Wisconsin press, 1976 - 560 p.

325. Zaprudnik J. Belarus: at a crossroads in history. Boulder: Westview, 1992-278 p.

326. Исторические источники 2.1. Официальные государственные и партийные документы

327. Горбачев М. С. Выступление на Красной площади 7 ноября 1990 года//Правда. 1990. 8 ноября.

328. Горбачев М. С. Выступление на встрече с народными депутатами-военнослужащими // Правда. 1990. 16 ноября

329. Горбачев М. С. Доклад на сессии Верховного Совета СССР 17 ноября 1990 года//Правда. 1990. 18 ноября

330. Горбачев М. С. Выступление на сессии Верховного Совета СССР 17 ноября 1990 года// Правда. 1990. 18 ноября

331. Горбачев М. С. Выступление на встрече с деятелями культуры 28 ноября 1990 года//Правда. 1990. 1 декабря

332. Горбачев М. С. Новогоднее обращение к советскому народу // Правда. 1991. 1 января

333. Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС 5-7 февраля 1990 года. М.: Издательство политической литературы, 1990.

334. Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС 8-9 октября 1990 года. М.: Издательство политической литературы, 1990.

335. Наши общие проблемы вместе и решать: Сборник материалов о поездке М. С. Горбачева в Литовскую ССР 11-13 января 1990 года. М.: Издательство политической литературы, 1990.

336. Ю.Первый Съезд народных депутатов СССР: Стенографический отчет. Т. 1. М.: Политиздат, 1989.

337. Программа Коммунистической партии Советского Союза // XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза 25 февраля-6 марта 1986 года: Стенографический отчет. Т. 1. М.: Издательство политической литературы, 1986.22. Мемуарная литература

338. Бакатин В. Спецслужбы любят раздувать щеки. // Коммурсантъ-Власть. 2001. 4 декабря. С. 44-47.

339. Бакатин В. В. Освобождение от иллюзий. Кемерово: Кемеровское книжное издательство, 1992.

340. Болдин В. Горбачев сорвался с резьбы и вертелся сам по себе // Коммерсантъ-Власть. 2001. 15 мая. С. 59-62.

341. Жирнов В. Голова у Черненко оставалась ясной // Комерсантъ-Власть. 2001. 25 сентября. С. 41-44.

342. Кунаев Д. А. О моем времени. Алма-Ата: Дэу1р, 1992. 312 с.

343. Лигачев Е. К. Загадка Горбачева. Новосибирск: Интербук, 1992. 304 с.

344. Печенев В. А. Горбачев: к вершинам власти. М.: Господин народ, 1991. 192 с.

345. Gorbachev М. The August coup: truth and lessons. NY: Harper Collins, 1991. ,3. Научная литература.

346. Абдулатипов P. Г. Принципы национальной политики: варианты концепции для РФ. М.: Известия, 1994. 8 с.

347. Абдулатипов Р. Г. Предмет и перспективы национальной политики // Этнопанорама. 1999. № 1. С. 2-5.

348. Абдулатипов Р. Г. О федеративной и национальной политике Российского государства. М.: Славянский диалог, 1995. 63 с.

349. Абдуллин М. И. Сражающаяся правда (критика буржуазных концепций развития социалистических наций Поволжья и Урала). Казань: Татарское книжное изд-во, 1985. 160 с.

350. Арутюнов С. А. СССР: жизнь после смерти // Этнографическое обозрение. 1998. №5. С. 133-145.

351. Баграмов Э. А. Ленинская национальная политика: достижения и перспективы. М.: Мысль, 1977.

352. Баграмов Э. А. Национальный вопрос в борьбе идей. М.: Политиздат, 1982. 336 с.

353. Барсамов В. А. Этнонациональная политика в борьбе за власть: стратегия и тактика в период общенациональной смуты (десять лет в поисках антикризисной модели). М.: ИНИОН, 1997. 161 с.

354. Бекешкина И. Ставлення населения Сходу и ГНвдня Украшни до проблем незалежносп, поривельно1 оциню ситуацш Poccii та Украши // Пол1тичний портрет Украши. 1994. № 9. JI. 41—49.

355. Ю.Варварцев Н. Н. Национализм в обличье советологии (критика современной буржуазной историографии Украины). Киев: Наукова думка, 1984.262 с.

356. П.Губогло М. Н. Развивающийся электорат России. Т. 1. Истоки. М.: Институт этнологии и антропологии, 1996.

357. Дубин Б. В. Прошлое в сегодняшних оценках россиян // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения. 1996. № 5. С. 28-34.

358. Жириков А. А. Этнические факторы политической стабильности. М.: Славянский диалог, 1995. 239 с.

359. Игрицкий Ю. И. Критика фальсификаций национальной политики КПСС на современном этапе // Вопросы истории КПСС. 1984. № 1. С. 62-75.

360. Иноятов X. Ш. Разоблачение в советской историографии фальсификаторов национальных отношений в СССР // Изучение национальных отношений в зарубежных странах (советская историография) / Ред. Э. А. Баграмов, А. Н. Шлепаков. М.: Наука, 1985. С. 78-111.

361. Иордан М. В. Демократизация межнациональных отношений — магистральный путь их перестройки // Что делать? В поисках идей совершенствования межнациональных отношений в СССР. М.: ИНИОН, 1989. С. 155-163.

362. Кертман Л. Е. Историографическая ситуация // Методологические и теоретические проблемы истории исторической науки. Калинин: Калининский гос. ун-т., 1980. С. 23-26.

363. Ко дин Е. В. «Гарвардский проект». М.: РОССПЭН, 2003. 208 с.

364. Коротеева В. В. «Воображенные», «изобретенные» и «сконструированные» нации: метафора в науке // Этнографическое обозрение. 1993. № 3. С. 154-165.

365. Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М.: РГГУ, 1999. 140 с.

366. Корчагин Ю. В. Народы Севера России в XX столетии: процесс преобразований в западноевропейской и североамериканской историографии. СПб., Петропавловск-Камчатский, 1994. 285 с.

367. Крюков М. В. Об Александре Беннигсене // Этнографическое обозрение. 1992. № 6. С. 124-126.

368. Кулешов С. В., Свириденко Ю. П. Национальная политика КПСС в освещении современной советской историографии и буржуазной советологии: познание исторической истины против ее искажений. М.: Мое. гос. ист.-арх. ин-т, 1986. 175 с.

369. Кулешов С. В., Свириденко Ю. П., Агафонов О. В., Кабочкина Т. С. Национальные отношения в СССР и советология: центры, архивы, концепции. М.: Мое. гос. ист.-арх. ин-т, 1988. 268 с.

370. Марченко Г. И. Этнополитология как наука // Вестник Московского университета. Серия 12. Социально-политические исследования. 1994. № 3. С. 62-69.

371. Мунтян В., Родионов А. Западные социологи о русском национальном движении // Общественные науки и современность. 1991. №3. С. 98-104.

372. Празаускас А. А. Федерализм и права народов // Что делать? В поисках идей совершенствования межнациональных отношений в СССР. М.: ИНИОН, 1989. С. 76-85.

373. Прохоренко И. JI. Межгосударственные и межнациональные конфликты на территории бывшего СССР (взгляд зарубежных ученых) // США экономика, политика, идеология. 1994. № 8-9. С. 65-75.

374. Совместное заседание Комитета по делам национальностей Государственной Думы и Ученого совета Института этнографии и антропологии РАН // Этнографическое обозрение. 1997. № 6.

375. Сталин И. В. Марксизм и национальный вопрос // Сочинения. Т. 2. М.: Государственное издательство политической литературы, 1946.

376. Сталин И. В. Национальный вопрос и ленинизм // Сочинения. Т. 11. М.: Государственное издательство политической литературы, 1949.

377. Таболина Т. В. Этничность и общество: поиск концептуальных решений // Этнология в США и Канаде / Ред. Е. А. Веселкин, В. А. Тишков. М.: Наука, 1989. С. 148-176.

378. Тишков В. А. Нации и государства // Коммунист. 1989. № 1. С. 4959.

379. Тишков В. А. О новых подходах в теории и практике межнациональных отношений // Советская этнография. 1989. № 5.

380. Тишков В. А. Стратегия и механизм национальной политики в Российской Федерации // Этнографическое обозрение. 1993. № 5. С. 12-35.

381. Тишков В. А. Стратегия и механизмы национальной политики в Российской Федерации // Национальная политика в Российской Федерации. М.: Наука, 1993.

382. Тишков В. А. Идентичность и культурные границы // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах / Ред. М. Б. Олкотт, В. Тишков, А. Малашенко. М.: Центр Карнеги, 1997. С. 15-43.

383. Уварова Т. Б. Зарубежные авторы о национальных проблемах в СССР // Этнографическое обозрение. 1992. № 5. С. 152-161.

384. Чертина 3. С. О некоторых советологических концепциях национальных отношений в СССР на этапе развитого социализма // История СССР. 1981. № 3. С. 197-206.

385. Чертина 3. С. Новейшая буржуазная историография о развитии наций и народностей СССР на современном этапе (по материалам Советской Средней Азии) // История СССР. 1985. № 4. С. 193-205.

386. Чешко С. В. Распад Советского Союза: этнополитический анализ. М.: Ин-т этнологии и антропологии, 1996. 310 с.

387. Чешко С. В. Конституционная реформа и национальные проблемы в России // Этнографическое обозрение. 1993. № 6.

388. Чешко С. В. Западные советологи о национальных отношениях и этнокультурных процессах в Средней Азии (1970-1980-е годы) // Советская этнография. 1987. № 3. С. 141-149.

389. Шуверова В. Д. Дезинтеграция СССР: анализ исследований этнических отношений учеными Великобритании и США (19701980-е гг.). М.: РАУ, 1993.

390. Armstrong J. A. The Soviet ethnic scene: a quarter century later // Post-Communist studies and political science: methodology and empirical theory in Sovietology / Ed. by F. J. Fleron, E. P. Hoffmann. Boulder: Westview, 1993. P. 331-338.

391. Beissinger M. R. Approaches to the study of Soviet nationalities policy // Post-Communist studies and political science: methodology and empirical theory in Sovietology / Ed. by F. J. Fleron, E. P. Hoffmann. Boulder: Westview, 1993. P. 339-346.

392. Fukuyama F. The modernizing imperative // National interest. # 31 (Spring 1993). P. 10-18.

393. Gibson J. L. Understanding of anti-semitism in Russia: an analysis of the politics of anti-Jewish attitudes // Slavic review. Vol. 53. # 3 (Fall 1994). P. 796-806.

394. Gibson J. L., Duch R. M. Anti-semitic attitudes of the mass public: estimates and explanations based on a survey of the Moscow oblast // Public opinion quarterly. Vol. 56. # 1 (Spring 1992). P. 1-28.

395. Hesli V. L., Reisinger W. M., Miller A. H. The sources of support for separatism: public opinion in three Soviet republics // Nations and nationalism. Vol. 3. # 3 (1997). P. 201-229.

396. Kirch A., Kirch M. National minorities in Estonia // Ethnicity and conflict in a post-Communist world: the Soviet Union, Eastern Europe and Asia / Ed. by K. Rupesingh, P. King, O. Vorkunova. NY: St. Martin's press, 1992. P. 89-105.

397. Miller A. H., Reisinger W. M., Hesli V. L. Understanding political change in post-Soviet societies // The American political science review. Vol. 90. # 1 (March 1996). P. 153-166.

398. Miller A. H., Hesli V. L., Reisinger W. M. Comparing citizen and elite belief systems in post-Soviet Russia and Ukraine // Public opinion quarterly. Vol. 59. # 1 (Spring 1995). P. 1-40.

399. Reddaway P. The role of popular discontent // National interest. #31 (Spring 1993). P. 57-63.

400. Rutland P. Sovietology: notes for a post-mortem // National interest. # 31 (Spring 1993). P. 109-123.

401. Stokes G. Framing post-Soviet nationalities studies // Beyond Soviet studies / Ed. by D. Orlovsky. Washington: Woodrow Wilson center press, 1995. P. 149-158.

402. Suny R. G. Rethinking Soviet studies: bringing the non-Russians back in // Beyond Soviet studies / Ed. by D. Orlovsky. Washington: Woodrow Wilson center press, 1995. P. 105-134.

403. Toffler A. The Third wave. NY: Bantam, 1980. 537 p.4. Диссертации

404. Артамонов А. Г. Этнополитические процессы в республиках Российской Федерации (1985 середина 1990-х годов): анализ англоамериканской политологической литературы: Дисс. . канд. полит, наук. Владивосток, 2000. 163 с.

405. Батчаев Б. М. Национальные отношения в СССР в трудах западных социологов (на примере концепции «русификации»): Дисс. . канд. филос. наук. М., 1988. 192 с.

406. Дадабаева 3. А. Республика Таджикистан в современной концепции зарубежных политологов: Дисс. . канд. истор. наук. Душанбе, 1994. 187 с.

407. Дорноступ В. В. Национальная политика правительства России и ее осуществление на Южном Урале (30-е гг. XVIII — 60-е гг. XIX вв.): Дисс. . канд. истор. наук. Оренбург, 2000. 225 с.

408. Жамсуев Б. Б. Национальная политика современной России: становление и перспективы: Дисс. . канд. полит, наук. М., 1993. 176 с.

409. Ковалев В. М. Критика буржуазных фальсификаций социально-экономического развития Казахской ССР и республик Средней Азии: Дисс. . канд. истор. наук. Алма-Ата, 1986. 201 с.

410. Кодин Е. В. Американская послевоенная советология: методология и источниковая база: Дисс. д-ра истор. наук. М., 1998. 510 с.

411. Кочесоков P. X. Критический анализ советологических исследований интернационализации сЗбраза жизни народов СССР: Дисс. . канд. филос. наук. Ростов на Дону, 1990.158 с.

412. Кумпан В. А. Национальная политика самодержавия на СевероЗападном Кавказе в пореформенный период (1864-1917): Дисс. . канд. истор. наук. Краснодар, 2000. 270 с.

413. Ю.Медведев Н. П. Предмет и функции национальной политики: Дисс. . канд. полит, наук. М., 1993. 235 с.

414. П.Передерий С. В. Политологический анализ американской советологии периода «перестройки» в СССР: Дисс. . д-ра полит, наук. СПб, 1997. 347 с.

415. Рахимов С. Интернационализация советского общества (проблемы методологии оценки социальной справедливости): Дисс. . д-ра филос. наук. Ленинград, 1991. 326 с.

416. Римаренко С. Ю. Немарксистские концепции национально-политической ситуации в Советском Союзе и странах Восточной Европы в 80-е годы (вопросы истории и теории): Дисс. . канд. истор. наук. Киев, 1991. 193 с.

417. Сальникова А. А. Исторический источник в американской советологии: Дисс. . д-ра истор. наук. Казань, 1997. 485 с.

418. Свириденко Ю. П. Историография проблемы национальной политики КПСС в условиях совершенствования социализма: Дисс. . д-ра истор. наук. М., 1987. 438 с.

419. Стати В. Н. Этноязыковые процессы в Молдавской ССР в зарубежном обществоведении (опыт изучения): Дисс. . д-ра истор. наук. М., 1989. 325 с.

420. Сужиков Б. М. Несостоятельность буржуазных моделей национализма и «русификации» (на материалах Средней Азии и Казахстана): Дисс. . канд. истор. наук. Алма-Ата, 1986. 151 с.

421. Феоктистов Д. В. Особенности формирования образа «русского национализма» в прессе США (середина 1980-х начало 1990-х годов): Дисс. . канд. истор. наук. М., 1993. 137 с.

422. Шуверова В. Д. История этнических отношений в СССР (1970-1980-е годы) в англо-американской историографии: Дисс. . д-ра истор. наук. М., 1993.436 с.

423. Якубова Р. Г. Англо-американская буржуазная историография о советской национальной политике в период развитого социализма (по материалам Таджикской ССР): Дисс. . канд. истор. наук. Ташкент, 1986. 190 с.5. Справочная литература

424. Авксентьев А. В., Авксентьев В. А. Краткий этносоциологический словарь-справочник. Ставрополь: Ставропольский гос. пед. университет, 1994. 100 с.

425. Внешнеполитические исследовательские центры США и Канады. М.: Институт США и Канады, 1989. 186 с.

426. Зарубежные слависты. М.: ИНИОН, 1983. 173 с.

427. Краткий этнологический словарь / Ред. Н. П. Пищулин. М.: РАУ, 1994. 103 с.

428. Нации и национальные отношения в современном мире: Словарь-справочник / Ред. М. Н. Носенко. Ленинград.: Ленинградский электротехнический институт, 1990. 187 с.

429. Нации и этносы в современном мире: Словарь-справочник / Ред. М. Н. Носенко. СПб: Петрополис, 1999. 132 с.

430. Национальные отношения: Словарь / Ред. В. Л. Калашников. М.: ВЛАДОС, 1997. 208 с.

431. Садохин А. П. Этнология: учебный словарь. Калуга: Эйдос, 2001. 260 с.

432. Свод этнографических понятий и терминов. Вып. 6. Этнические и этно-социальные категории / Ред. В. И. Козлов. М.: Институт этнологии и антропологии, 1995. 216 с.

433. Ю.Современная американская историография: Биобиблиографический справочник. М.: Институт всеобщей истории, 1980. 172 с.

434. American association for advancement of Slavic studies: directory of members, 2000-2002. Cambridge: AAASS, 2000. 296 p.

435. Directory of American scholars. 8th edition. Vol. 1. History. NY, L: R. R. Bowker, 1982. 924 p.

436. Directory of European political scientists. 3rd edition / Ed. by J. Blondel, C. Walker. Oxford: Zell, 1979. 461 p.th

437. The new encyclopaedia Britannica. Vol. 6. Micropaedia. 15 ed. Chicago: Encyclopaedia Britannica Inc., 1994.

438. Research centers directory / Ed. by Th. J. Cichonski. 19th edition. Vol. 2. Detroit, Washington, L: Gale, 1995. 1411 p.

439. Resources for Soviet, East European and Slavonic studies in British libraries. Birmingham: University of Birmingham, 1981. 240 p.

440. Scholar's guide to Washington, D. C., for Russian/Soviet studies / Ed. by S. A. Grant. Washington: Smithsonian institution press, 1983. 410 p.'

441. Scholar's guide to Washington, D. C., for Russian, Central Eurasian, and Baltic studies / Ed. by S. A. Grant. Washington: The Woodrow Wilson center press, 1994. 295 p.