автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Археологические организации и властные структуры Российской империи
Полный текст автореферата диссертации по теме "Археологические организации и властные структуры Российской империи"
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ НАУКИ ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
На прав юи
СМИРНОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ И ВЛАСТНЫЕ СТРУКТУРЫ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (в контексте внутренней и внешней политики второй половины XIX — начала XX века)
специальность 07.00.06 — археология
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
005057811
2 Ч АПР 2013
Москва 2013
005057811
Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Институте археологии Российской академии наук.
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук Басаргина Екатерина Юрьевна
заведующая отделом Санкт-Петербургского филиала Федерального государственного бюджетного учреждения науки Архив Российской академии наук
доктор исторических наук Петрухин Владимир Яковлевич ведущий научный сотрудник Отдела истории средних веков Федерального государственного бюджетного учреждении науки Института славяноведения Российской академии наук
доктор исторических наук Платонова Надежда Игоревна
ведущий научный сотрудник Федерального государственного бюджетного учреждении науки Института истории материальной культуры Российской академии наук
Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт востоковедения Российской академии наук
Защита состоится « 5 » апреля 2013 г. в 12.00 часов на заседании совета Д002.007.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Федеральном государственном бюджетном учреждении науки Институте археологии Российской академии наук по адресу:
г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, 4-й этаж, конференц-зал
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ИА РАН по адресу: г. Москва, ул. Дм. Ульянова, 19.
Автореферат разослан« » 2013 г.
Ученый секретарь совета,
доктор исторических наук
Е.Г. Дэвлет
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
В последние десятилетия тема участия археологической науки в формировании наших представлений о современной идентичности обсуждалась в Европе неоднократно и широко. Целью дискуссий было осмысление проблем связи между различными формами национальной идентичности и прошлым народов в той части, которая изучается археологией.
Подобные проблемы становятся особенно злободневными, если понять, что политическое, а нередко и националистическое использование археологии для тех или иных, далеких от науки, целей не есть какая-либо региональная или хронологическая особенность. Невозможно найти континент, страну, регион, где не пытались бы использовать древнюю историю и археологию для сиюминутных нужд, в первую очередь, для утверждения национальной идентичности на определенной территории. Особенно часто это происходит в проблемных регионах и во времена смут и потрясений, чем чрезвычайно богато наше время.
Властные элиты Российской империи, действиям которых посвящена эта работа, не были исключением. Они действовали в русле европейской и мировой традиций, которые использовали науку о древностях в целях внутренней и внешней политики. В первом случае это реализовывалось в виде различных программ национальной легитимизации, во втором - для обоснования территориальных и политических претензий.
Актуальность темы
Проблема взаимоотношения археологического сообщества дореволюционной России с государственными структурами Российской империи и с российским обществом в целом практически не разработана в современной отечественной историографии.
Без детального анализа взаимодействия трех саморазвивающихся систем - археологической науки, государства и общества - невозможно адекватно оценить сложные процессы, которые развивались в сообществе российских ученых в процессе формирования и становления отечественной археологии.
Необходимо понять, в какой степени российская археологическая наука отвечала на вызовы времени, была подвержена влиянию государственных институтов, соотносила свои научные устремления с идеологическими доктринами империи. Представители археологической науки были не только учеными, но и деятельной частью российского просвещенного общества, нередко являясь деятелями различных общественных объединений, политических партий.
Для целей работы, требуется детальный анализ процесса восприятия государством археологической науки и ее представителей как субъектов государственной политической и идеологической деятельности.
Эти проблемы необходимо оценить во взаимосвязи, в изменении во времени и пространстве. Без подобного многовекторного анализа невозможно адекватно представить и понять особенности становления и первых этапов развития российской археологической науки.
Объект и предмет исследования
Объектом исследования являются разные по своей организационной форме археологические структуры Российской империи, от государственных учреждений до общественных объединений и археологических съездов.
Предметом изучения являются процессы взаимодействия различных форм археологического сообщества и государственных учреждений, включая высшую администрацию империи.
Цель и задачи исследования
Целью исследования является реконструкция процессов взаимодействия и взаимовлияния археологического сообщества дореволюционной России, имперских институтов и общественных структур государства, определение пределов государственного руководства и социальной поддержки археологической науки в Российской империи.
Для достижения этой цели решаются задачи анализа воздействия государства на процессы формирования и развития археологической науки в стране и ее структурирования, соответствия политическим устремлениям властной элиты, участия представителей археологического сообщества в реализации государственных проектов и идеологических программ.
Хронологические рамки диссертационного исследования определены второй половиной XIX - началом XX в. (до 1917 г.), когда в России дифференциация науки привела к формированию археологии как самостоятельной научной дисциплины.
Территориально-географические рамки
В работе рассматриваются процессы, протекавшие на территории Российской империи, прежде всего в европейской части страны и в среднеазиатских владениях, а также в регионах за ее пределами, на которые императорское правительство стремилось распространить свое политическое либо экономическое влияние. В первую очередь это территории Турецкой империи и Восточного (Китайского) Туркестана.
Источники и методы исследования
Основными источниками исследования являются материалы центральных, ведомственных и региональных архивов России и Украины. Это Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Российский государственный исторический архив (РГИА), Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ), Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Архив внешней политики Российской империи Министерства иностранных дел РФ (АВПРИ), Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), Центральный государственный исторический архив Украины (ЦГИАУ), Центральный исторический архив г. Москвы (ЦИАМ), Центральный государственный исторический архив г. Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб), Государственный архив Владимирской области (ГABO), Государственный архив Ярославской области (ГАЯО), Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (СПФ АР АН), Рукописный архив Научного архива Института истории материальной культуры РАН (РА НА ИИМК), Отдел письменных
источников (ОПИ ГИМ) и Научно-ведомственный архив (НВА ГИМ) Государственного исторического музея, Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ) и Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РЫБ).
В качестве источников также использовались законодательные акты, изложенные в Своде законов Российской империи (СЗРИ) и Полном собрании законов Российской империи (ПСЗРИ), указы и распоряжения различных министерств, в прежде всего Министерства народного просвещения и Министерства внутренних дел.
Важным источником для данной работы явились издания XIX - начала XX в. Среди них значительную долю составляют различные археологические публикации, материалы столичных и региональных научных обществ, издания археологических съездов и их Предварительных комитетов, а также мемуары, воспоминания, статьи и полемические заметки научных, политических и общественных деятелей Российской империи. В качестве источников привлекались материалы общественной печати, в первую очередь статьи центральных и провинциальных газет.
Научная новизна работы
В существующей отечественной литературе, посвященной истории российской археологии, до сих пор главное внимание уделялось проблемам внутреннего развития этой науки, анализу смены научных парадигм, изменению методических подходов и тому подобным вопросам. Гораздо реже авторы старались исследовать и понять внешние связи археологического сообщества, взаимодействие
власти и общества с научным археологическим миром. Исследователи, уделившие внимание этой проблеме, сосредоточивали свое внимание на послереволюционном периоде развития отечественной археологии, рассматривая влияние марксистских философии и методологии на изменения в археологической науке. В имеющейся историографии присутствует тема репрессий советской власти в отношении ученых, проявлявших несогласие с установками политико-методологического характера или личное неприятие нового режима.
Однако практически отсутствуют труды, посвященные анализу подобных проблем в императорской России. Немногочисленные работы в этой области обычно касаются изменения предпочтений просвещенного российского общества в области древней истории.
Предлагаемая работа старается заполнить этот пробел в отечественной археологической историографии, анализируя комплекс основных проблем в системе наука-государство-общество, стремясь определить приоритетные векторы развития археологии, методы структурирования этой науки и понять причины, определившие те или иные пути развития археологического сообщества.
Практическая значимость работы
Предлагаемая работа заполняет историографическую лакуну в части взаимоотношения науки, власти и общества в Российской империи в отношении археологии. В ней вводится в научный оборот значительный объем архивных материалов, ранее не затрагиваемых при изуче-
нии истории археологической науки в России. Эти документы позволяют в новом ракурсе рассмотреть многие периоды формирования науки о древностях, понять побудительные причины действий тех или иных ученых, представителей власти и государства в целом.
Представленные материалы могут быть использованы при создании трудов по истории археологического изучения определенных эпох и территорий, различных научных структур - комиссий, обществ, учебных заведений. Учитывая специфику этой работы, ее результаты могут быть востребованы в области не только археологии, но и общественной и политической истории XIX -начала XX в. Представленные факты и выводы могут стать составной частью исторических и историографических трудов по отечественной истории, лекционных курсов и т.п.
Апробация результатов исследования
Материалы исследования изложены в статьях и монографии «Власть и организация археологической науки в Российской империи. М., 2011» объемом более 70 печатных листов. Основные положения работы обсуждались на заседаниях Ученого совета и Отдела теории и методики Института археологии РАН, археологических съездах, международных, общероссийских и региональных конференциях и симпозиумах.
Структура исследования
Предлагаемая работа состоит из введения, шести глав, заключения и списка использованной литературы.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Вступление
Дается краткое изложение истории изучения проблемы в России и за рубежом, представляются различные мнения ученых по вопросам социальной роли археологической науки и эволюции этой роли, излагаются основные цели и задачи работы, определяется методика исследования, обозначаются его основные источники.
Глава 1.
Использование археологии для политических целей
Археология довольно рано стала использоваться властвующей элитой общества для своих политических целей. Ранее всего археологические свидетельства использовались как аргументы в процессе «политической легализации» прав владетельных сословий. Нередко это были различные штудии в области династических и территориальных претензий, а также доказательства прав преемственности.
В новое время, в эпоху формирования и существования наций, на смену династической легитимизации приходит легитимизация национальная. Хронологически процесс создания новой политической системы и новой идеологии государственной нации совпадает со временем становления археологии как научной дисциплины и осознанием обществом места и задач этой новой науки. Эти два параллельных процесса не могли не влиять друг
на друга. В качестве примеров использования древней истории и археологии для национальных нужд в работе рассматривается деятельность политических элит западноевропейских государств, в том числе Франции, Германии, Италии, Испании, Португалии, Англии и Ирландии, а также ряда балканских и центральноевропейских государств, получивших независимость в результате Первой мировой войны. Для азиатских стран в качестве примера анализируется ситуация с привлечением археологии для решения различных идеолого-политических задач в Турции и Иране.
Помимо выполнения внутригосударственных задач, археологические аргументы привлеклись для решения межгосударственных споров в идеологической области или сфере территориальных претензий. В первом случае достаточно вспомнить извечный спор между Европой и Россией, пангерманские и панславистские движения.
Примером второго служит конфликт по окончании Первой мировой войны между Германией и Польшей по поводу Силезии, когда активно дискутировался вопрос об этнической принадлежности лужицкой культуры.
Пока существуют национальные государства, использование археологии в национальных целях будет продолжаться. В исторической перспективе подобные действия неизбежны. В силу противодействия этой тенденции в конце XX в. Комиссия по культуре Европейского Союза создала специальную программу по изучению роли археологии в формировании политической идентичности в которой задействовано более 20 археологических учреждений.
Глава 2.
Взаимоотношение государственной власти, археологических учреждений и научных обществ в Российской империи
Российское государство начиная с XVI в. проявляло интерес к материальным древностям. Первоначально это был интерес к владению драгоценностями, чем объясняются вводившиеся властью наказания против расхитителей древностей. Подобными делами ведал Разрядный, затем Записной приказ. До середины XVII в. государственная политика в отношении древностей определялась материальными интересами. Но уже в середине века появляется и познавательный интерес — предтеча науки.
В XVIII в. взаимоотношения науки, в недрах которой зрела и наука археологическая, и государства реали-зовывались чаще всего в виде научных путешествий, вызванных политическими и экономическими интересами империи. Но в конце века расширение круга образованного общества, возросший интерес к истории приводит к попыткам создания первых научных исторических обществ в России.
Отношение государства к своей истории, археологическим памятникам проявилось в начале ХЕХ в. в создании казенных структур, действовавших в рамках статистической службы Министерства внутренних дел, вызвавшей к жизни систему губернских статистических комитетов. В отечественной историографии археологической составляющей в деятельности российской статистики в первой половине XIX в. уделено незаслуженно мало внимания.
Наука «статистика» в те времена понималось весьма расширительно, включая и описание древностей, что вовлекало в сферу интересов статистических комитетов археологическую тему. Учитывая, что статистические комитеты были созданы в большинстве губерний империи, можно говорить о первой в стране государственной системе учреждений, занимавшейся в том числе и сбором археологической информации. В изданиях и архивных документах статистических комитетов содержится немало сведений об археологических памятниках разных российских губерний. В дальнейшем комитеты активно сотрудничали с археологическими обществами, Археологической комиссией, принимали участие в работе археологических съездов.
Основная заслуга статистических комитетов в отношении археологии заключается в распространении интереса к археологическим древностям в провинции, создании первоначальной научной базы в губерниях, начале археологических исследований в регионах местными силами. Деятельность статистических комитетов способствовала осознанию просвещенным обществом России необходимости создания археологических научных обществ.
Недостатком деятельности губернских статистических комитетов и их отличием от научных обществ была размытость научных целей. Это было одной из причин того, что статистические комитеты не стали истинно научными центрами. При этом следует также помнить, что основные задачи созданных государством статистических комитетов были утилитарные - сбор сведений о состоянии губерний.
Неудовлетворенность научной деятельностью статистических комитетов вызвала к жизни идею создания губернских ученых архивных комиссий, которые имели гораздо более конкретные научные задачи.
Губернские ученые архивные комиссии, действовавшие в России более 30 лет (с 1884 по 1918 г.), были своеобразными общественно-государственными структурами, учреждаемыми Министерством внутренних дел, но подотчетными в конечном счете Министерству народного просвещения. Они смогли сгруппировать вокруг себя энтузиастов выявления, сохранения и изучения местных древностей, ранее разбросанных по губернским статистическим комитетам, «Губернским ведомостям» и др. Ученые архивные комиссии продолжили начатое статистическими комитетами дело налаживания и укрепление связей внутри провинциального научного сообщества.
«Положение» об архивных комиссиях практически придавало им статус региональных научных обществ. Это были первые провинциальные общества, в название которых было официально включено слово «ученые». Еще одной особенностью, определившей включение в состав архивных комиссий наиболее просвещенной части провинциального общества, было распространение к тому времени понимания значения истории в духовной и политической жизни страны, в формировании мировоззренческой позиции российского общества в целом.
Губернским архивным комиссиям принадлежит существенный вклад в изучение древней истории России. Они нередко были первыми, кто систематически, часто на достаточно высоком научном уровне проводил археологи-
ческое обследование территории той или иной губернии. В своей практической деятельности комиссии были тесно связаны с археологией не только целями, но и административно, отчитываясь в своей научной деятельности перед Петербургским археологическим институтом. Связь между археологической наукой и деятельностью архивных комиссий проявилась и в том, что некоторые археологические общества получили права архивных комиссий. Их роль в деятельности столичных и региональных научных обществ, музеев, Археологической комиссии, организации и проведении археологических съездов была весьма значительна. Им принадлежит заслуга проведения областных археологических съездов, организации региональных археологических курсов. В последнем случае архивные комиссии выступали кузницей археологических кадров в провинции.
Проведение региональных съездов, работа археологических курсов, преподавательская и методическая деятельность - все это было видимым доказательством качественного роста археологической науки на местах, в губерниях и областях империи. Областные археологические съезды стали свидетельством того, что провинциальные научные силы, которые возглавляли в это время ученые архивные комиссии, стали самостоятельной частью общероссийского научного сообщества. Это подтвердилось проведением Всероссийских съездов ученых архивных комиссий в 1908 и 1914 гг.
Но следует подчеркнуть, что, несмотря на вклад сотрудников губернских ученых архивных комиссий в развитие российской археологии, эти учреждения создава-
лись для иных целей, в первую очередь для архивной деятельности.
Появление региональных археологических обществ и отделений центральных научных обществ в провинции означало переход на более высокий научный уровень по сравнению с архивными комиссиями, начало процесса формирования археологического сообщества на российских просторах.
Ведущая роль в государственном управлении археологическими исследованиями в Российской империи принадлежит императорской Археологической комиссии. Это единственное государственное учреждение России дореволюционного времени, сосредоточившее все государственные функции управления археологическими древностями. Создание императорской Археологической комиссии свидетельствовало о понимании государством значения археологического наследия страны в системе материальных и духовных ценностей империи. Недаром она была создана при Министерстве императорского двора.
Археологическая комиссия была создана в конце 50-х г. XIX в., в период наибольшей активности губернских статистических комитетов. Можно предполагать, что их деятельность в области археологии подвинула власть на создание в системе государственного управления специального органа.
Отмечая непреходящее значение Археологической комиссии в процессе становления отечественной археологии, нельзя не признать, что одно государственное учреждение не могло обеспечить потребности нарождающейся археологической науки. Оно не могло осуществлять дей-
ственный контроль на местах, сбор, обработку и осмысление археологических материалов, поступавших из многочисленных губерний и краев необъятной империи. Государству необходимо было создавать систему провинциальных археологических центров. Ими стали уже охарактеризованные нами губернские ученые архивные комиссии.
Стремление сконцентрировать все функции государственного управления археологическим наследием в руках единого административного органа не могло не вызвать скрытого раздражения, а нередко противодействия в рядах существовавших научных обществ. Но несмотря на имевшееся противодействие, имперская власть целенаправленно проводила политику поддержки государственного управления в области использования и охраны археологических памятников.
Параллельно созданию государственных структур, имевших отношение к археологии, в России формировались разнообразные общественные научные организации, в первую очередь различные научные общества. История их создания свидетельствует о процессах формирования отношения общества к древностям, осознания их исторического, культурного, а также социального значения. Если проанализировать хронологию создания этих общественных организаций, то можно обнаружить определенную закономерность.
Попытки организации научных обществ относятся к XVIII в. Но первое реально действующее общество, Московское общество истории и древностей российских при Московском университете, появилось в Москве в 1804 г.
по инициативе чиновников - министра народного просвещения графа П.В. Завадовского и попечителя Московского университета М.Н. Муравьева.
В дореформенное время большинство научных обществ возникает в прибалтийских и западных губерниях России, в национальных регионах империи, в чем можно видеть стремление жителей этих губерний сохранить и подчеркнуть свою национальную идентичность. Археологические общества в центральной России начитают создаваться лишь в середине XIX в.
В плане рассмотрения истории создания и существования в России археологических научных обществ, да и научной деятельности вообще, нельзя обойти вниманием деятельность Министерства народного просвещения, в ведении которого находились эти научные объединения. Министерство отвечало не только за административное функционирование учебных и научных учреждений России, не только за идеологическую работу в их деятельности, но и за идеологическую составляющую внутренней политики империи в целом. Можно смело говорить, что формирование археологической науки в России и деятельность ее функционеров проходили под пристальным вниманием Министерства народного просвещения.
В последней четверти XIX в. в среде археологического сообщества стала осознаваться новая проблема - нехватка образованных специалистов в области археологии. Как отдельная дисциплина археология в университетах в дореволюционное время не сформировалась, и специалисты в области археологии целенаправленно не готовились. Эта ниша
оказалась заполненной благодаря негосударственным учреждениям, в первую очередь Петербургскому и Московскому археологическим институтам и отделениям последнего в провинциях.
Дань культурным традициям Европы, общее увлечение древностями, необходимость знания древнейшей отечественной истории и, хочется верить, понимание научного, культурного, политического и идеологического значения археологии привели к осознанию значимости этой науки членами царствующего дома. Археология была включена в перечень наук, изучаемых царскими детьми, император, великие князья были почетными председателями, почетными попечителями и почетными членами многих исторических и археологических обществ и институтов. Главные археологические общества России имели наименования «императорские», что придавало им больший моральный авторитет и обеспечивало дополнительную материальную поддержку. Государственные ассигнования получали и многие провинциальные общества.
Дотации из госбюджета, почетные председатели из числа монарших особ и их личные пожертвования - все это «привязывало» научные общества, формально полностью общественные, к существующей государственной системе. Более того - делало их ее частью, хотя достаточно опосредованно и с большой долей самостоятельности. В то же время высочайшее внимание к археологии, археологическим съездам и обществам способствовало росту авторитета этих научных объединений и всей археологической науки в государстве. Само археологиче-
ское сообщество, как правило, отвечало взаимностью монаршему вниманию и стремилось исключить из своей деятельности любые действия, могущие вызвать неприятие властей.
Можно констатировать, что в России государство обратило внимание на археологию еще в XVI в., руководствуясь первоначально меркантильными соображениями. По мере конкретизации представлений о предмете тех или иных наук, в первую очередь статистики, архивоведения и самой археологии, археологическая наука организационно перемещается из сферы государственных структур в область общественных научных объединений. Государство оставило за собой сферу управления древностями, прежде всего вопросы контроля за их использованием. Определенную роль в сфере управления, главным образом как источник информации, играли государственные губернские статистические комитеты и общественно-государственные архивные комиссии.
В начале XX в. процесс формирования археологического научного сообщества и его организационных структур находился на подъеме. Мировая война и последующие революции разрушили этот процесс. В дальнейшем он был направлен в иное русло, целиком и полностью оказавшись в рамках государственной системы.
Научные общества, являясь общественными организациями, тем не менее были тесно связаны с властью и государственным аппаратом административными, финансовыми, идеологическими нитями, находясь под постоянным и пристальным государственным контролем.
Глава 3.
Археологические съезды и внутренняя политика Российской империи
Научные съезды — это привилегия пореформенной России, когда научное сообщество в условиях либерализации внутренней, в том числе и научной, жизни искало новые формы организации науки. Этот процесс затронул и область археологии, которая начала осознавать себя самостоятельной дисциплиной. Государство в это время создавало систему управления этим процессом и вырабатывало критерии, предъявляемые к организации, проведению и контролю за такой новой структурой научного сообщества, как съезды. По ряду причин анализ организации и проведения археологических съездов наиболее полно показал взаимосвязь внутренней политики империи и научной археологической деятельности.
Либерализация внутренней жизни не отменила пристального внимания государства к деятельности научного сообщества, осуществлявшегося главным образом посредством контроля Министерства народного просвещения.
Государственным аппаратом была выработана система организации и проведения съездов, суть которой заключалась в следующем. Инициативная группа, Московского археологического общества или Подготовительная комиссия, обращалась в Министерство народного просвещения с отношением об организации Предварительного комитета, задачей которого было определение места проведения съезда, выработка правил работы съезда, состава его Ученого комитета и т.п. По получении по-
добного отношения Министерство просвещения согласовывало этот вопрос с Министерством внутренних дел, а затем выносило его на рассмотрение Комитета министров. В случае положительного заключения Комитетом министров подавалось прошение на высочайшее имя. В свою очередь император на основании рекомендации Комитета министров соизволял разрешить съезд и позволял Министерству народного просвещения утвердить «Правила» съезда. При этом «Правила» предварительно согласовывались с Министерством внутренних дел и генерал-губернатором по месту проведения съезда. Решение императора через Министерство просвещения доводилось до инициаторов съезда. Министр назначал своего представителя на съезде (обычно попечителя местного учебного округа), который, а не представитель науки, и открывал съезд. Как мы видим, решающая роль в принятии решения о проведении съездов принадлежала Министерству народного просвещения.
Главная задача этой системы - сконцентрировать работу съездов исключительно в рамках научной деятельности и не допустить появления тем, затрагивающих политические вопросы. Недаром A.C. Уваров одним из аргументов в пользу проведения съездов предлагал использовать их в политических целях как противодействие антиправительственным силам в их «подрывной работе» и направлять «умы к ученой цели и отвлекая их от того реального и материалистического направления, в котором они теперь находятся».
Основным документом, который определял порядок проведения съездов, были «Правила» съезда, согласно ко-
торым доступ желающих к работе съезда ограничивался. Во всех «Правилах» имелись обязательные пункты о том, что заседания совета, комитетов и комиссий съезда проходят при «закрытых дверях», что программы, как общих собраний, так и отделений определяется заблаговременно и ни один новый вопрос не может быть возбужден без предварительного разрешения ученого комитета. Так что попытки внести какие-либо незапланированные темы для обсуждения на съезде или возможность проникнуть на съезд случайным людям были сведены к минимуму.
В особых случаях правительство считало необходимым внести в «Правила» дополнения, диктовавшиеся конкретными условиями. В «Правила» IX съезда в Вильно, в Западном крае, имевшем особый статус в составе империи, были внесены требования, по которым «высшее наблюдение принадлежит Виленскому генерал-губернатору, а ближайший надзор - попечителю Виленского учебного округа». Во время первой русской революции правительство усилило контроль над проведением съездов, тематикой рефератов и даже участием в экскурсиях.
Главной действующей структурой при подготовке съезда был Предварительный комитет, поэтому Министерство народного просвещения уделяло им достаточно внимания. Состав Предварительного комитета утверждался министерством и должен был удовлетворять требованиям этого не самого либерального ведомства, что ни могли не учитывать организаторы съездов.
Предварительный комитет I съезда состоял всего из 16 делегатов, впоследствии число членов комитета возросло до 112 человек. При анализе учреждений, которых
представляли члены Предварительных комитетов, выяснилось, что в их составе постоянно растет число делегатов государственных учреждений, формально считавшихся чиновниками. Ни в коей мере не умаляя научных заслуг сотрудников музеев, статистических комитетов, а отчасти и архивных комиссий, следует помнить, что они подчинялись регламентам государственной службы. Это относится и к университетской профессуре, подчинявшейся университетскому уставу, где статус преподавателя соответствовал чиновничьему. Эта тенденция становится особо показательной, если знать, что первоначально A.C. Уваров предполагал привлекать к деятельности Предварительных комитетов по примеру Запада только членов научных обществ
Если мы проанализируем процесс организации съездов, тематику докладов и дискуссий, мероприятия по их окончании, то не сможем не заметить совпадения идеологических приоритетов этих научных форумов и государственных приоритетов в области внутренней национальной политики, осуществляемых правительством в той или иной части империи. На первых съездах, проводимых в восточных провинциях, явно чувствовалась доминанта религиозной, православной тематики. На последующих съездах, проводимых в Западном крае, на первый план выходит этническая тематика (проблема русской идентичности), которая нередко преломлялась в дискуссиях по языковым вопросам. Это совпадает с общей динамикой изменения внутренней национальной политики империи, когда первоначально довлеющий религиозный фактор уступает первенство этническому.
На первых трех съездах подобные явления по различным причинам не нашли видимого отражения. Но начиная с IV съезда в Казани (1877) внутриполитический вектор в их работе проявился достаточно отчетливо. Казань являлась в те годы всероссийским центром православной миссионерской деятельности, а также борьбы с исламом. Недаром духовенство в структурах IV съезда было самым многочисленным за всю историю этих форумов и деятельно отстаивало свое видение истории Поволжья.
На следующем, V археологическом съезде, проведенном на другой национальной окраине империи, на Кавказе, в Тифлисе (1881), тема православия в контексте борьбы с мусульманством была продолжена. Это был первый из археологических съездов, созванных по инициативе члена царской фамилии, наместника кавказского великого князя Михаила Николаевича.
На VII съезде в Ярославле (1887) тема православия уже сочеталась с державно-великорусской. На съезде громогласно провозглашались лозунги государственной «русской» имперской идеологии, практически повторявшие доктрину официальной народности. Подобная атмосфера съезда отвечала духу правления Александра III, демонстрировавшего культурные символы, которые мыслились в качестве идеологической основы сохранения самобытного русского уклада жизни (старомосковский «русский стиль», восточно-христианский ориентализм, панславизм и др.).
Практически все последующие съезды прошли в западных губерниях империи. Это перемещение в Западный
край, которое явилось реализацией личного пожелания Александра III, продолжилось и после его смерти. Проведение съездов на западе империи явилось отражением правительственной политики, утверждавшей великорусскую идентичность этих территорий. В Западном крае к традиционной православной тематике, выражавшейся здесь в противоречиях с католицизмом, добавлялся языковой вопрос. Если на восточных и южных окраинах империи правительство поощряло использование национальных языков даже в религиозных вопросах и церковной службе, то на западе повсеместному использованию русского языка придавалось особое значение. В этом преломлялись многовековые русско-польские отношения, проявлявшиеся в борьбе центральной власти с полонизацией, стремлении доказать «исконно русскую» принадлежность западных окраин государства, что являлось главной идеологической задачей империи в этих краях.
Борьба с полонизацией наиболее остро проявилась при организации и проведении IX съезда в Вильно в 1893 г. При подготовке съезда главенствующую роль в отличие от прочих съездов отвели Виленскому генерал-губернатору и попечителю Виленского учебного округа. Попытки П.С. Уваровой отстоять права Московского археологического общества на руководство съездом были жестко отвергнуты Министерством народного просвещения. В своих директивах Министерство стремилось свести тематику съезда исключительно к обсуждению «русских начал жизни в Северо-Западном крае».
При подготовке съезда наиболее острой была языковая проблема. Доклады на съезде можно было произно-
сить только на русском языке, что вызывало возмущение местных ученых. Благодаря усилиям власти и П.С. Уваровой мероприятие прошло без эксцессов. Но попытки Московского археологического общества в начале XX в. провести съезд в Варшаве по аналогичным правилам натолкнулись на такое сопротивление польской профессуры, что эта идея была оставлена.
На последующих съездах на первое место на смену «полонизации» выходит проблема украинской идентичности, также преломлявшаяся в дискуссиях по языковому вопросу. Руководством Министерства народного просвещения и организаторами съезда всячески отвергалась возможность употребления украинского языка, рассматривавшегося официальными кругами лишь как диалект великорусского. Даже когда на XI съезде в Киеве (1899) в качестве компромисса было разрешено употребление «галицко-русского» языка как якобы иностранного личное сопротивление этому многих делегатов привело к отказу галицких ученых от участия в его работе. Эта проблема нашла формальное разрешение лишь на XII съезде 1902 г. в Харькове, когда стало возможным делать сообщения «и на всех славянских наречиях».
Национальные отношения на съездах начала XX в. все более и более перемещались из области государственной политики в область личных пристрастий ученых и участников съездов. Наиболее ярко личные позиции делегатов проявились при подготовке и проведении XIV съезда в Чернигове (1908). Ставшие традиционными битвы по языковой проблеме, о допущении докладов на «диалектах», развернулись уже не между официальными
учреждениями и организаторами съезда, а между членами Предварительного комитета. На самом съезде личные отношения российских ученых к внутрироссийским национальным проблемам также нашли выражение.
Политизация научного сообщества Российской империи привела к созданию в 1904 г. Союза деятелей высшей школы - Академического, составившего основу кадетской партии во главе с историком П.Н. Милюковым, имевшим близкое отношение к археологической наукой. В партийных рядах состояли приблизительно 70% преподавательского состава высшей школы, в том числе А.Н. Веселовский, А.А. Шахматов и другие известные ученые. В этом отношении наиболее показательна позиция М.И. Ростовцева, успешно сочетавшего научную и общественную деятельность.
Все вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы относительно взаимосвязи внутренней политики царской администрации и деятельностью археологических съездов.
Правительство непосредственно не определяло деятельность археологических съездов и археологического сообщества в целом, археология развивалось исходя из своих внутренних научных целей и потребностей.
Но правительство осуществляло контроль за деятельностью съездов, корректируя, в ряде случаев достаточно настойчиво, те или иные направления их организации и работы.
Правительство нередко направляло интересы Московского археологического общества в русло государственных приоритетов, место проведения многих съездов
выбиралось по указаниям членов императорской семьи. Съезды чаще всего проводилось на национальных окраинах империи.
Московского археологического общества последовательно проводило в жизнь указания «сверху». Противоречия в деятельности общества и Министерства народного просвещения возникали, когда Московского археологического общества пыталась отстаивать свои «ведомственные» интересы (Вильно).
В 1900-х гг. государственный надзор несколько ослаб, отчасти либерализовались условия проведения съездов, более всего - языковая политика. Но это не отменило постоянного контроля власти.
Археологические съезды избежали явной политизации даже в период революции 1905 г., хотя отдельные проявления имели место (Киев, Харьков, Чернигов). Организаторам археологических съездов удалось, не без участия власти, дистанцироваться от дискуссий по общественно-политическим вопросам и ограничить круг обсуждаемых проблем исключительно научной тематикой.
Глава 4.
Российская археология в зоне интересов Османской империи
Под понятием «внешняя политика» обычно понимают дипломатические действия государства. В данной работе используется широкое понимание этого процесса, включая в него не только собственно дипломатию, но и военные усилия.
Дипломатия и древняя история, археология связаны многими узами. Они изначально взаимно обогащали друг друга. Самым распространенным явлением было использование исторических аргументов в дипломатических спорах. Как следствие этого, власть нередко различными способами направляла усилия ученых на те разделы древней истории, которые могли дать государству дополнительные свидетельства о его правах. То же можно сказать и о выборе территориальных предпочтений в научных исследованиях.
Археологическое сообщество России прекрасно представляло научную ценность информации, поступающей от дипломатических представителей. Археологические общества не раз обращались в Министерство иностранных дел с просьбой предоставлять им данные о древних памятниках, содержащиеся в отчетах послов и консулов.
Неудивительно, что многие представители дипломатического ведомства России увлекались археологическими древностями, а некоторые даже стали профессиональными учеными.
Одно из первых мест, если не первое, во внешней политике Российской империи занимал так называемый «Восточный вопрос». Не одно столетие его решение было доминирующей задачей отечественной дипломатии. По словам Ф.И. Успенского, термин «Восточный вопрос» достаточно условен, особенно если вспомнить, что Османская империя соприкасалась в основном с юго-западными границами России.
Но и собственно Восток, Средняя и Восточная Азия занимали важные позиции во внешней политики России,
особенно во второй половине XIX - начале XX в. Если толковать термин «Восточный вопрос» широко, включая в него не только проблему черноморских проливов, но и утверждение России в иных районах азиатского материка, можно смело считать его главным и наиболее протяженным во времени направлением внешнеполитической деятельности Российской империи. Этим объясняется, что именно в контексте «Восточного вопроса» в работе рассматривается взаимосвязь между развитием отечественной археологии и внешней политикой Российского государства.
Первоначально Россия стремилась получить выход к Черному морю, впоследствии ее интересы распространились далее, на Балканы и проливы, а во второй половине XIX в. - на Среднюю Азию. Именно в этой последовательности рассматриваются проблемы развития археологии в нашей стране.
Присоединение к России Северного Причерноморья сыграло существенную роль в формировании отечественной археологии, в первую очередь археологии античной.
На Балканах с конца XIX в. главную роль играл Русский археологический институт в Константинополе (РАИК). В результате проведенного исследования удалось установить, что утверждение идеи организации института в сферах властной элиты, этапы формальной организации института, выбор объектов исследования, предпочтения в территориальных вопросах коррелируют с изменениями внешнеполитического курса империи, действиями МИД, дипломатическими актами и т.п.
Научное сообщество России начиная с середины XIX в. ставило вопрос о создании русского научного учреждения в Турции, а именно в Константинополе. Позднее эта идея нашла приверженцев в дипломатическом ведомстве, в первую очередь среди сотрудников и руководителей императорского посольства в Константинополе. Но до второй половины 80-х гг. XIX в. эти предложения не находили должного внимания в руководстве МИД и правительстве. Это объяснялось стремлением России, с одной стороны, не подвергать испытанию и без того сложные отношения с Турцией и Балканскими странами, а с другой - упованием на традиционные дипломатические и военные методы воздействия.
Но после разрыва в 1886 г. дипломатических отношений с Болгарией решение о создании русского научного учреждения на Балканах как проводника российского политического влияния было принято правительством империи.
Процесс прохождения проекта РАИК во властных структурах занял восемь лет (с 1887 по 1894 г). Периоды активного продвижения этого проекта, сменяемые периодами стагнации, совпадают с периодами конфронтации и потепления в отношениях России с Османской империей, Балканскими странами и европейскими державами. Показательно, что российский император в 1894 г. утвердил устав Русского археологического института в Константинополе спустя всего лишь три месяца после вступления в силу русско-французского военно-политического союза, направленного против Германии и Турции.
Российские ученые, дипломаты и высшие чиновники империи, обосновывая и продвигая идею создания русского научного учреждения в Константинополе, прекрасно понимали политические значение этого мероприятия и активно использовали политико-идеологические аргументы, отстаивая свою идею. Важную роль политической составляющей в деятельности института прекрасно сознавали и руководители РАИК, его бессменный директор Ф.И. Успенский. Недаром наиболее масштабные и результативные научные мероприятия РАИК осуществлял в пределах славянских государств Балканского полуострова. В первую очередь на территории Болгарии и Сербии.
В 1899 г. экспедиция института локализовала местонахождение столицы Первого Болгарского царства - Пли-ски, где начались масштабные раскопки, поддержанные болгарским князем Фердинандом. В те же годы (1899 и 1900) исследовалось Велико Тырново, столица Второго Болгарского царства. В 1905 г. институт начал исследование второй столицы Первого Болгарского царства - Великого Преслава. Интерес РАИК привлекали именно политические центры Первого и Второго Болгарского царства. Помимо получения масштабных научных результатов, исследования древних столиц способствовали утверждению молодого Болгарского княжества как самостоятельного европейского государства, вносили свою лепту в формирование национальной доктрины.
После Боснийского кризиса 1908-1909 гг. и прихода к власти младотурок в политике Турции возобладали прогерманские настроения, котором российское правительство всячески стремилось противодействовать. Поэму отно-
шения РАИК со славянскими учеными приняли качественно иной характер. От политики проведения самостоятельных работ руководство института перешло к формированию научного сообщества славянских ученых на Балканах под патронажем России.
В декабре 1909 г. Ф.И. Успенский обратился к русскому послу в Константинополе с запиской, где предлагал открыть при институте «отделение доисторических древностей» состоящее из сербских, болгарских и русских ученых под председательством директора института. Эта идея нашла поддержку российского МИД. В 1910 г. в Софии проходил Славянский съезд, на котором был подготовлен проект устава Балканской археологической комиссии при РАИК. В 1911 г. в Константинополе прошел съезд представителей Сербии, Болгарии и России, на котором было выработано положение об особом Славянском отделении при институте.
Императорское правительство всячески поддерживало усилия РАИК стать центром единения археологов Балканских стран, видя в этом возможность консолидации просвещенного общества и политической элиты этих государств на пророссийской основе.
Под влиянием новых политических реалий наиболее злободневной темой стало изучение не византийских древностей, а первобытной истории с целью показать общность развития Балкан и России, чтобы найти единые культурные истоки и общие исторические традиции.
В последней четверти XIX и начале XX в. традиционная союзница России Болгария охладела к державе Романовых. В сложившейся ситуации Россия вынуждена
была искать новых союзников. Главным претендентом на эту роль являлась Сербия. Ив 1911 г. РАИК приступил к работам в Сербии близ Белграда и обследованию долины реки Марицы. Работы в Сербии были поддержаны великим князем Константином Константиновичем, указавшим «на особую важность, вследствие изменения политической карты Балканского полуострова, изучения археологических христианских памятников в тех областях, которые издавна вошли в сербскую державу».
РАИК также проводил исследования в Палестине, сотрудничая с императорским Православным палестинским обществом. Но по ряду причин РАИК не мог занять здесь лидирующего положения. К тому же российское правительство не считало Восточное Средиземноморье приоритетной зоной своих политических интересов. Хотя и здесь археологические исследования нередко имели в подоснове политические цели, а программы работ экспедиций в ряде случаев содержали секретные разделы.
Взаимодействие политики и археологии в Малой Азии проявилось в повышенном внимании российских дипломатов к археологической деятельности ученых других стран, в первую очередь Германии. Активизацию археологических исследований немецких ученых в этом регионе русские дипломаты не без оснований считали попытками проникновения и упрочения германского влияния в Османской империи и в Азии вообще. Они видели в интенсификации деятельности немецких археологов политические цели, аналогичные решаемым РАИК в европейской части Турции. В ряде случаев конфликты с немецкими исследователями использовались российскими
дипломатами для проведения шумных политических антигерманских акций.
Российское научное сообщество не раз пыталось реализовать проект создания русского археологического учреждения в Палестине. Внимание к этой идее обострилось с началом Первой мировой войны, особенно когда стало ясно, что Турция терпит поражение. В это время активно и эмоционально обсуждалось предложение об образовании Комитета палестиноведения и об учреждении в Иерусалиме Русского историко-археологического института. Но они созданы не были.
Попытки научного сообщества организовать русские археологические учреждения за рубежом не ограничились только Палестиной. Подобные усилия предпринимались в Афинах. Предложения поступали и из дипломатического ведомства. Они были поддержаны Николаем II, греческим королем была выделена земля, найдены первоначальные средства. При всех, казалось бы, положительных условиях, идея реализована не была.
Не меньше усилий прилагалось для открытия археологического института в Риме. Еще 1894 г. П.С. Уварова обратилась в Министерство народного просвещения с подобным ходатайством. Эту идею поддерживали российское дипломатическое представительство и высшие иерархи папской администрации. Но и здесь последовала неудача.
Можно находить разные причины неудачи попыток организовать русские археологические учреждения в Палестине, Греции, Италии. Вполне возможно, что при отсутствии катаклизмов начала XX в. часть проек-
тов, а может быть и все, были бы реализованы. Но факт остается фактом. Из всех проектов российских археологических учреждений за границей был реализован только проект Русского археологического института в Константинополе, где интересы науки и государственной власти России совпали. Палестина, Греция и Италия в те времена не являлись важными политическими партнерами империи.
Глава 5.
Российская археология в Азии
Начиная с середины XIX в. Россия устремилась в Среднюю Азию. Возрастающий интерес к Востоку послужил причиной появления учреждений и научных обществ, ставивших целью исследование Средней Азии. Туда направлялись многочисленные дипломатические и военные экспедиции, нередко в качестве маскировки представлявшиеся как научные. То, что военные и дипломаты стали первыми источниками сведений по древней и древнейшей истории этого региона, что они первыми осуществили здесь археологические раскопки, уже упоминалось в отечественной литературе. Но изучение новых архивных данных не только добавило много интересных фактов, но и свидетельствует о гораздо более глубоком и разностороннем, нежели казалось ранее, сотрудничестве дипломатов, военных и ученых, как в практическом плане, так и в плане обоснования наличия российских интересов в Азии, идеологической поддержки российской экспансии.
Продвижение в середине 60-х гг. XIX в. российских войск в Среднюю Азию вызвало оживление среди отечественных ориенталистов и российского общества. Это движение захватило и европейскую науку, которая получила прямой выход к некогда труднодоступным азиатским древностям.
Первоначально центральные археологические учреждения России не проявили должного интереса к новому полю деятельности, хотя отдельные ученые осуществили ряд исследовательских миссий как самостоятельно, так и в составе военных экспедиций. Полученные первоначально дилетантами отрывочные, но нередко чрезвычайно интересные сведения способствовали пробуждению интереса к древностям этих территорий в ученых кругах, который по истечении времени начал играть определяющую роль в научных исследованиях.
Покорение Российской империей Средней Азии поставило вопрос о демаркации русско-афганской границы, определявшей пределы британской и российской сфер влияния в этом регионе. Одним из важных аргументов в русско-английских переговорах 70-90-х гг. XIX в. были свидетельства об исторических границах среднеазиатских государств, присоединенных к России. Неудивительно, что факты древней истории и археологические материалы активно использовались в дипломатических спорах.
Позднее эта ситуация повторилась в процессе англо-российского соперничества при разграничении территорий России и Китая, когда обе стороны активно искали материальные доказательства древних границ Под-
небесной империи. В интересах России было зафиксировать эту границу возможно восточнее, Англии - западнее. Исходя из этих целей британские и российские экспедиции активно искали древние артефакты, подтверждающие собственные аргументы, одновременно уничтожая свидетельства, могущие укрепить позиции оппонентов.
После покорения среднеазиатских ханств перед Россией вставала задача изучения и внутреннего устройства приобретенной обширной территории в Средней Азии. Но после окончания активной фазы присоединения Средней Азии (1884 г. - покорение Мерва) интенсивная исследовательская деятельность российских ученых на ее территории сокращается, хотя определенные попытки и предпринимались. Интерес общества, во многом формировавшийся текущими государственными устремлениями, обратился к новым предметам.
Новый пик научных исследований связан с формированием среды русской среднеазиатской интеллигенции на рубеже XIX и XX вв. В 1895 г. создается «Туркестанский кружок любителей археологии». В 1899 г. В.В. Радловым и С.Ф. Ольденбургом была предпринята попытка создания «Международной ассоциации для изучения Средней Азии и Западного Китая», которая реализовалась в 1902 г. открытием в Санкт-Петербурге «Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, лингвистическом и этнографическом отношениях» при Министерстве иностранных дел. Образование Комитета - заслуга ученого сообщества Средней Азии и русского востоковедения в целом. Государство здесь не играло руководящей
роли, хотя правительство использовало Комитет в своих политических целях.
В 90-х гг. XIX в. внимание российского правительства сосредотачивается на землях Восточного или Китайского Туркестана. Многие путешественники, которые ранее исследовали земли Хивинского, Бухарского и Кокандского ханств, перенесли свои исследования восточнее. В Китайском Туркестане, первенство в изучении памятников прошлого принадлежит академическим экспедициям и научным миссиям иных научных структур. Активная деятельность представителей российского научного сообщества позволила сделать одно из важнейших археологических открытий в этом регионе - обнаружить древние «рунообразные надписи» близ Тур-фана. Турфан и Куча надолго стали центром притяжения научных экспедиций, как российских, так и зарубежных.
Турцией, Среднеазиатскими ханствами и Китайским Туркестаном не ограничивался перечень сопредельных с Россией государств. Но в иных регионах активность российской науки была значительно ниже. Например, на Малую Азию российские интересы не распространялись, что отмечалось еще С.А. Жебёлевым. Это совпадает с отсутствием государственных интересов в этой части азиатского материка.
Непосредственно с границами империи соседствовала Персия. Однако и здесь мы сталкиваемся с отсутствием систематического изучения страны со стороны российской науки. Даже предложение о совместном участии в исследованиях, поступившее от французского археолога
Ж.Ж. де Моргана, не нашло адекватного ответа ни в российских властных структурах, ни у значительной части археологического сообщества.
Персия, которая старалась поддерживать дружеские отношения с Российской империей, не привлекала ее внимания. Отсутствие государственного интереса определяло отсутствие интереса и в научных кругах. Обилие материала об истории Персии в университете, музеях и учреждениях Петербурга долгое время оставалось не востребованным научным сообществом.
В отечественной археологии дореволюционного времени мы практически не имеем специальных научных трудов по Афганистану. Еще менее сведений в российской науке тех лет имелись о древностях стран Северной Африки, Синая и Аравийского полуострова.
Российские археологи и востоковеды понимали необходимость полноценного изучения всех стран Востока и пытались его интенсифицировать. В 1911 г. В.Н. Бене-шевич, Н.Я. Марр и Б.А. Тураев подали в Историко-филологическое отделение Академии наук записку с предложением основать особый печатный орган для изучения христианской культуры всех народов Азии и Африки - журнал «Христианский Восток». Издание было учреждено, но, несмотря на пожелания основателей, в нем в основном помещались статьи по византиноведению и исследованиям в Русском и Восточном Туркестане. Это свидетельствует о том, что ученые сознавали неполноту и односторонность своих исследований Востока, пытались исправить это положение, но принципиальных изменений добиться не смогли.
Глава 6.
Археология в имперском пространстве России
Чтобы правильно представлять историю археологии в России, понять побудительные мотивы и закономерности ее развития, необходимо учитывать не только временные изменения этого процесса, но и его территориальные особенности. Не будет большим преувеличением сказать, что археологическая наука в России развивалась в двух измерениях - хронологическом и территориальном.
Один из главных признаков империи - постоянное стремление к идеологической и пространственной экспансии. Только в XIX в., в период становления отечественной археологии, Россия на четверть увеличила свою территорию. Это не могло не повлиять на российскую археологию, которая во многом зарождалась, формировалась и развивалась как археология пограничья, археология фронтира.
Восточные походы Петра I вызвали к жизни интерес к восточным древностям. Затем последовал период «ученых экспедиций», направленных в первую очередь на изучение Сибири, внимание к которой было вызвано не столько научными интересами, сколько экономическими и геополитическими задачами. Позднее интерес к сибирским древностям сменился древностями классическими новых причерноморских владений России, затем артефактам присоединенных земель Кавказа, Средней Азии.
Если учесть, что Сибирь в XVIII в. концептуализировалась как колония, а в XIX в. таким же образом вос-
принимались вновь приобретенные владения в Средней Азии, то можно расценивать археологическое изучение этих земель как «колониальную археологию» с точки зрения имперского центра.
Внимание к археологии внутренней территории империи появилось в России во времена Николая I и связано с идеологическими устремлениями этого императора, приверженца всего русского. Это во многом было инициативой сверху, касавшейся преимущественно интереса к славянским, русским древностям и не нашедшей полноценной поддержки в широких слоях просвещенного общества, уделявшего большее внимание древностям юга России.
Период расцвета искреннего интереса к изучению древностей внутренних земель империи начинается в 80-х г. XIX в., когда заканчивается эпоха активной экспансионистской внешней политики.
Именно к последней четверти XIX в. относится появление и быстрый рост количества губернских ученых архивных комиссий, возникновение многочисленных провинциальных археологических, церковно-археологических и краеведческих обществ. К этому времени относится и расцвет деятельности археологических съездов. В эти десятилетия изучение внутренних губерний, национальных древностей становится не столько государственной задачей, как во времена Николая I, сколько искренним стремлением широких слоев образованного общества.
Сочетание полиэтничности империи и этноцентрич-ности власти не могло не вызвать к жизни стремления ос-
мыслить и структурировать внутреннее пространство страны. Как результат этого процесса в первой половине XIX в. утверждаются понятия «внутренняя Россия», «внутренние губернии», определявшие русское историческое и культурное ядро государства.
Подобное двойственное восприятие территории империи властью и элитой государства не могло не отразиться на истории создаваемых учреждений и обществ, так или иначе связанных с изучением древностей и археологией. Первые статистические комитеты были утверждены в столичных и центральных губерниях России. Этими действиями правительство подчеркивало свои приоритеты в собирании сведений и изучении имперского пространства.
Сходная картина наблюдалась и при создании архивных комиссий, решение об учреждении которых, исходившее от Министерства народного просвещения, становилось легитимным после процедуры рассмотрения в правительстве. Именно правительство сообщило, что «высочайше разрешено открытие архивных комиссий... в губерниях: Орловской, Тамбовской, Тверской и Рязанской». Как и в случае с статистическими комитетами, это центральные губернии России. Представления власти об имперском пространстве и о его интерпретации для нужд государственной политики за прошедшие полвека не изменились.
Следует принять во внимание, что появление новой формы организации науки, каковыми являлись губернские ученые архивные комиссии, практически совпало с установлением нового идеологического дискурса династии, на-
правленного на восстановление связей с «исконной», допетровской Русью, с началом династии Романовых, чему не могла не способствовать деятельность губернских ученых архивных комиссий.
В отношении первых научных обществ картина складывается противоположная. Дореформенные общества появляются на национальных окраинах России, прежде всего в Прибалтийских губерниях и Западном крае. Эти общества создавались вне исторического ядра империи. Объяснение этому можно видеть в стремлении жителей этих губерний утвердить свою национальную идентичность. При этом нельзя забывать о традиционно высоком уровне развития науки в западных губерниях и Прибалтийском крае. Следует упомянуть и европейские традиции гражданской организации общества, более свойственные западным губерниям, в отличие от собственно российских.
Многонациональный состав империи отразился в существовании альтернативных национальных центров, являвшихся средоточием того или иного национального начала. Подобные центры были разделены «промежуточными» территориями, которые в геополитике нередко именуются фронтиром, где разворачивалась борьба за национальное доминирование между имперским русским началом и местными национальными устремлениями. Наиболее выражено этот процесс протекал в Западном крае, ставшем ареной битвы за доказательство русской или польской принадлежности этих земель.
Именно сюда имперская власть, когда она в лице Александра III поняла политическое и идеологическое
значение археологических съездов, направила их главные усилия. Это объясняет, почему съезды с IX (1893) по XIV (1908) прошли в Западном крае или губерниях, с ним граничащих. В проведении этих археологических форумов проявились намерения правительства в продвижении русских начал на территории польско-российского фронтира, где столкнулись две национальные идеи - имперская великорусская и великопольская, рассматривавшая этот край как насильственно отторгнутый и не признававшая его национальных особенностей.
Изложенные факты свидетельствуют о достаточно тесной связи между имперской геополитикой и историей создания и функционирования научных структур и учреждений, имевших отношение к археологии. Несомненно, этот процесс был сложен и неоднозначен. Интересы и предпочтения общества, общий уровень развития науки в стране, региональные особенности этого процесса - все это играло весьма важную, а в иных случаях определяющую роль в процессе структуризации науки о древностях. Но следует помнить, что одной из характеристик империи как государственной системы является главенство государства во всех аспектах внутренней жизни страны, в том числе в сфере науки.
Заключение
Археология в Российской империи была множеством нитей связана с государством, с его политическими и идеологическими устремлениями. Государство влияло на формы организации археологической науки, ее цели, на выбор места приложения научных сил. Для этого использовались
идеология, бюрократия, финансы, личное участие монаршей семьи и многое другое. Только благодаря государственным дотациям могла развиваться археологическая наука, появляться археологические издания.
Несмотря на стремление власти организационно руководить деятельностью археологической науки, последняя развивалась по собственным законам. Именно научное сообщество инициировало создание учреждений, занимающихся изучением зарубежной археологии. Это относится и к Русскому археологическому институту в Константинополе, и к Русскому комитету по изучению Средней и Восточной Азии. Ученые ратовали за создание подобных учреждений в Риме, Афинах, Иерусалиме. Не их вина, что большая часть этих инициатив осталась нереализованной.
Российские власти, напротив, не проявляли должного внимания к археологии как научной дисциплине, поддерживая в силу политических или иных причин лишь отдельные исследования.
Неравномерное развитие разных научных направлений в археологической науке, с доминированием византиноведения и тюркологии, что совпадало с векторами государственных интересов империи, говорит о недостаточном развитии этой науки в России. Археологии не хватало собственных внутренних ресурсов для гармоничного и всестороннего развития. В свою очередь, российское общество не сформировало в своей среде выраженной потребности в развитии археологической науки, что проявилось в отсутствии полноценной финансовой поддержки археологических исследований со стороны негосударст-
венных структур, лишая отечественную археологию возможности гармоничного развития.
Начавшиеся в конце XIX в. процессы консолидации и структуризации общественных интересов к своему прошлому, выразившиеся в активном формировании региональных археологических обществ и историко-архивных комиссий, был прерван Первой мировой войной и пресечен последовавшими за ней революциями.
Это обстоятельство ни в коей мере не умаляет заслуг российских ученых, внесших существенный вклад в развитие отечественной и мировой археологической науки, всячески стремившихся утвердить интерес к древностям среди соотечественников, привлечь внимание власти к нуждам археологии.
Список публикаций по теме диссертационного исследования
Монографии
1. Смирнов A.C. Власть и организация археологической науки в Российской империи (очерки институциональной истории науки XIX - начала XX века). / A.C. Смирнов. - М., 2011. - 589 с.
Статьи, опубликованные в научных изданиях, рекомендованных ВАК для публикации основных результатов диссертации
2. Смирнов A.C. Сохранение археологического наследия России. История и проблемы. / A.C. Смирнов. // Российская археология. - 2002. - № 4. - С. 50-59.
3. Смирнов A.C. Новостройки и археологическая наука. / A.C. Смирнов. // Российская археология. - 2005. -№ 1. - С. 176-184.
4. Смирнов A.C. «Не посрамлю имени и чести». / A.C. Смирнов. // Российская археология. - 2005. - № 2. -С.169-172.
5. Смирнов A.C. Барон Маннергейм выполнил раз-ведзадание российского Генерального штаба. 19061908 гг. / Смирнов A.C. // Военно-исторический журнал. -2007.-№2.-С. 24-27.
6. Смирнов A.C. Дело о покушении на графиню Уварову. / A.C. Смирнов. // Российская археология. - 2009. -№ 3. — С. 122-128.
7. Смирнов A.C. «Признать в императорской Археологической комиссии правительственный центр». / A.C. Смирнов. // Проблемы истории, филологии, культуры. - 2011. - № 2. - С. 395—408.
8. Смирнов A.C. Платонова Н.И. История археологической мысли в России. Рецензия. / A.C. Смирнов. // Российская археология. - 2012. - № 1. - С. 179-182.
9. Смирнов A.C. Археология и статистика в XIX веке / A.C. Смирнов // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. - 2012. - № 7. — Ч.З.-С. 183-185.
10. Смирнов A.C. Виленский археологический съезд и русско-польские противоречия в Западном крае / A.C. Смирнов // Научные ведомости Белгородского государственного университета. Серия «История, политология, экономика, информатика». № 13 (132) 2012. -Вып. 23. - 2012. - С. 67-74.
Публикации по теме диссертации в российских и зарубежных изданиях
11. Смирнов A.C. Современные тенденции в охране археологического наследия / A.C. Смирнов // Третья Кубанская археологическая конференция. Краснодар - Анапа, 2001.-С. 183-186.
12. Смирнов A.C. История отдела охранных раскопок и его роль в фундаментальных исследованиях. / A.C. Смирнов. // 30 лет Отделу охранных раскопок. - Тула, 2004.
13. Смирнов A.C. Роль отдела в разработке теории охранной деятельности / A.C. Смирнов, A.B. Энговато-ва // 30 лет Отделу охранных раскопок. - Тула, 2004.
14. Смирнов A.C. Государственные институты Российской империи и охрана памятников / A.C. Смирнов // Современные проблемы археологии России. Материалы Всероссийского археологического съезда. - Ред. А.П. Де-ревянко, В.И. Молодин. - Новосибирск, 2006. - Т. II. -С.450-452.
15. Смирнов A.C. Представление об охране древностей в обществе и государственных институтах Российской империи / A.C. Смирнов. // Эпоха металла Восточной Европы (история исследования, публикации). -Ред. А.Д. Пряхин.- Воронеж, 2006. - С. 67-73.
16. Смирнов A.C. Законодательство об охране памятников археологии (история и современное состояние) / A.C. Смирнов // Тверской археологический сборник. -Вып. 6. - Ред. И.Н. Черных. - Тверь, 2007. - Том И. -С. 462^172.
17. Смирнов A.C. Археология в имперском пространстве России / A.C. Смирнов. // Из истории отечественной археологии. - Вып. 1. - Воронеж, 2008. - С. 66-86.
18. Смирнов A.C. Национальные проблемы на Русских археологических съездах в западном крае / A.C. Смирнов // Российско-Белорусско-Украинское погра-ничье: проблемы формирования единого социокультурного пространства - история и перспективы. - Брянск, 2008. - С. 206-209.
19. Смирнов A.C. Археологические организации в имперском пространстве России / A.C. Смирнов // Исто-
ия и практика археологических исследований. Материалы международной научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР, профессора Александра Андреевича Спицына. - Ред. E.H. Носов, И.Л. Тихонов. - СПб., 2008. - С. 284-288.
20. Смирнов A.C. Несостоявшиеся российские исследования в Персии. / A.C. Смирнов. // Человек и древности. Памяти Александра Александровича Формозова. -Ред. И.С. Каменецкий, А.Н. Сорокин. - М., 2010. - С. 654664.
21. Смирнов A.C. Акцентр поднимать вопрос считает преждевременным (попытка возрождения РАИК в 1923 году). / A.C. Смирнов. // Археология восточноевропейской лесостепи. - Ред. И.Е. Сафонов. - Воронеж, 2010. -С.139-144.
22. Смирнов A.C. Союз московских ученых и художественных обществ. / A.C. Смирнов. // Проблемы изучения и сохранения археологического наследия России. Материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 150-летию со дня рождения В.А. Го-родцова. - Ред. Д.А. Иванов. - Рязань, 2010. - С. 30-33.
23. Смирнов A.C. Неизвестные страницы археологических путешествий Н.П. Кондакова / A.C. Смирнов // Российский археологический ежегодник. - СПб, 2011. -С. 511-526.
24. Смирнов A.C. «Мы изострились в подпольной политике» (Внутренняя политика Российской империи и
археологические съезды) / A.C. Смирнов // Тверской археологический сборник. - Ред. И.Н. Черных. - Тверь, 2011.-Вып. 8.-Т. II.-С. 28-37.
25. Смирнов A.C. Одесский археологический съезд (в восприятии общества и власти) / A.C. Смирнов // Тезисы докладов III Международной научно-практической конференции «Историко-культурное наследие Причерноморья: изучение и использование в образовании и туризме» (28-30 апреля 2011 г., Ялта). - Ялта, 2011. - С. 102103.
26. Смирнов A.C. Харьков или Ярославль (о подготовке VII Археологического съезда). / A.C. Смирнов. // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. - В. Новгород, Старая Русса, 2011. - Т. II. - С. 348349.
27. Смирнов A.C. П.С. Уварова как организатор археологических съездов на Украине /A.C. Смирнов // История я археологии: личности и школы. Материалы Международной научной конференции к 160-летию со дня рождения В.В. Хвойки. - Отв. ред. Н.И. Платонова. - СПб.,
2011.-С. 273-280.
28. Смирнов A.C. Археология и военная разведка. Из истории подготовки экспедиции П. Пеллио и К.Г. Ман-нергейма в Китай / A.C. Смирнов // Восточный архив. -
2012.-№ 1 (25). С. 28-36.
29. Смирнов A.C. Государственный патернализм и археологическая наука / A.C. Смирнов // Российское госу-
дарство: истоки, современность, перспективы. - Липецк, 2012.-Ч. II.-С. 84-91.
30. Смирнов A.C. Археология на новостройках до 1917 г. / A.C. Смирнов // Российское государство: истоки, современность, перспективы. - Липецк, 2012. - Ч. II. -С. 91-98.
31. Смирнов A.C. «Прошу Вас, госпожа прославленный председатель». Письмо Г. Мортилье П.С. Уваровой / A.C. Смирнов // Первобытные древности Евразии. — М., 2012.-С. 805-812.
32. Смирнов A.C. Ф.Р. Мартин и организация Самаркандской экспедиции Н.И. Веселовского в 1895 г. / A.C. Смирнов // Российский археологический ежегодник. - СПб., 2012. - № 2. - С. 703-712.
33. Смирнов A.C. Письмо князя Долгорукова из Киева (первые посещения Трои российскими подданными) / A.C. Смирнов // 1стория археологи: дослщники та науков1 центри / Археолопя i давня ютор!я Украши. - К., 2012. -Вып. 9. - С. 245-250.
34. Смирнов A.C. «Я должен увидеть руины и обломки стен знаменитого Илиона» (письмо Алексея Долгорукова к Андрею Ивановичу Вяземскому) / A.C. Смирнов // Евразийский археолого-историографический сборник. - СПб.; - Красноярск, 2012. - С. 39-49.
Подписано к печати 25.12.2012. Формат 60x84/1/16 Бумага офсетная. Печать на ризографе. Гарнитура Times New Roman. Тираж 100 экз.
Отпечатано в Лаборатории множительной техники Учреждения Российской академии наук Института археологии РАН 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19
Текст диссертации на тему "Археологические организации и властные структуры Российской империи"
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ
НАУКИ
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
На правах рукописи
A.C. Смирнов
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ И ВЛАСТНЫЕ СТРУКТУРЫ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (в контексте внутренней и внешней политики второй половины XIX - начала XX века)
специальность 07.00.06 - археология
Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук
Москва 2012
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие - с. 3
Глава 1. Использование археологии для политических целей - с. 20
Глава 2. Взаимоотношение государственной власти, археологических учреждение и научных обществ - с. 44
Глава 3. Археологические съезды и внутренняя политика Российской империи - с. 193
Глава 4. Российская археология в зоне интересов Османской империи - с. 326
Глава 5. Российская археология в Азии - с. 468
Глава 6. Археология в имперском пространстве России - с. 611
Заключение - с. 627
Приложения:
Список литературы - с. 638
Список сокращений - с. 691
ПРЕДИСЛОВИЕ
В отечественной научной литературе имеется немало трудов, посвященных истории российской археологии. Достаточно вспомнить книги
1 2 7
A.A. Формозова, обобщающие работы В.Ф. Генинга, А.Д. Пряхина, Г.С. Лебедева.4 В России и государствах нынешнего ближнего зарубежья защищен ряд диссертаций, посвященных истории изучения определенного региона, археологической проблемы,5 культуры,6 памятника и даже отдельных периодов исследования конкретного памятника.7
Это свидетельствует о возрастающем интересе к истории археологии в России, что является показателем продолжающегося процесса структурирования археологии как развитой, расчлененной науки,
1 Формозов A.A. Очерки по истории русской археологии. М., 1961; Формозов
A.A. Пушкин и древности. Наблюдение археолога. М., 1979; Формозов A.A. Страницы истории русской археологии. М., 1986; Формозов A.A. Классики
русской литературы и историческая наука. М., 1995.
2 |
Генинг В.Ф. Очерки по истории советской археологии. Киев, 1982; Генинг
B.Ф., Левченко В.Н. Археология древностей - период зарождения науки (конец XVIII - 70-е годы XIX в.). Киев, 1992.
Пряхин А.Д. История советской археологии (1917 - середина 30-х годов). Воронеж, 1986.
4 Лебедев Г.С. История отечественной археологии, 1700-1917 г. СПб., 1992.
5 Кантимерова Э.Ф. История изучения средневековой археологии Южного Урала (конец XVIII - 90-е годы XX). Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Уфа, 2000; Тункина И.В. Русская наука о классических древностях юга России (XVIII-середина XIX в.). СПб., 2002.
6 Вергей B.C. Развитие археологической науки в БССР. (1919—1939 гг.). Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Л., 1984; Вдовин A.C. История организации археологических исследований на территории Приенисейской Сибири (XIX -конец 20-х гг. XX в.). Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. Красноярск, 1999; Архипов Н.Д. История становления и развития археологической науки в Прибайкалье (XVIII в. - 1940 г.) Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 1973.
п
становления ее историографии, стремления понять механизмы и пути ее формирования и развития.
Значительное число отечественных работ посвящено анализу развития идей и методов археологической науки, формированию концепций, смене научных парадигм; делаются попытки определить этапы становления археологии в России, их соотношение с историей археологии в других странах Европы и мира. Рассматривается эволюция методологических подходов, представлений, взаимовоздействие различных научных школ.1
Реже уделяется внимание эволюции отношения к археологии общества и государства. Лишь в последние годы появились работы, анализирующие воздействие политических факторов на эволюцию археологической науки в России. При этом предпочтение отдается советскому периоду истории археологии, где, как считается, идеолого-политическое воздействие государства впервые проявилось так явно. Дореволюционная история этой проблемы детально не рассматривалась. Практически единственной работой в этом плане до сих пор остается брошюра М.Г. Худякова 1930-х годов , являющаеся одним из наиболее ярких примеров политически ангажированного анализа истории отечественной археологии.
1 См., например: Платонова Н.И. История археологической мысли в России (последняя треть XIX - первая треть XX в.) Автореф. дисс. ... докт. ист. наук. СПб., 2008.
Chernykh E.N Postscript: Russian Archaeology after the Collapse of the USSR -Infrastructural Crisis and the Resurgence of Old and New Nationalisms // Nationalism, Politics, and the Practice of Archaeology. Ed. Philip L. Kohl and Clare Fawcett. Cambridge, 1995; Шнирельман В. А. Войны памяти. Мифы, идентичность и политика в Закавказье. М., 2003; Формозов А. А. Археология и идеология (20-30-е годы) // ВФ. 1993. № 2. С. 70-82; Формозов А.А. Русские археологи и политические репрессии 1920-х-1940-х годов // РА. 1998. № 3. С. 191-206; Формозов А.А. Русские археологи в период тоталитаризма. Историографические очерки. М., 2004.
3 Худяков М.Г. Дореволюционная русская археология на службе эксплуататорских классов. JL, 1933.
/
A.A. Формозов в своих трудах1 показал, как изменение художественно-эстетических концепций и стилей (классицизм, романтизм и т.п.) отразилось на развитии археологической науки, но при этом он оставил вне подробного анализа проблему взаимоотношения науки и государства. Скрупулезно анализировать проблему взаимодействия исторической науки в целом и археологии в частности и имперской государственности в России начал историк В.И. Чесноков, но смерть прервала его интересное исследование.
За рубежом с начала 90-х годов XX века отмечается повышенное внимание к изучению истории археологии в контексте развития мировой культуры. Глобальные политические изменения, которые произошли в европейской истории, не могли не отразиться на отношении ученых к проблеме истории развития археологии на их родине, ее роли в пределах того или иного исторического периода3. Одним из наиболее авторитетных исследователей истории и теории археологии является канадский ученый Брюс Триггер4.
1 Формозов А. А. Очерки по истории русской археологии. М., 1961; Формозов А.А. Пушкин и древности. Наблюдение археолога. М., 1979; Формозов А.А. Страницы истории русской археологии. М., 1986; Формозов А.А. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995.
Чесноков В.И. Правительственная политика и историческая наука России 60-70-х годов XIX века. Воронеж, 1989; Чесноков В.И. Правительство и вопрос учреждения научно-исторических обществ в России 60 - 70-х годов XIX века//Историографический сборник. Саратов, 1994. Вып. 16. С. 150-167.
3 Anderson В. Imagined Communities: Reflections on the Origins and the Spread of Nationalism. London, 1983; Gathercole P. and D. Lowenthal (eds.) The Politics of the Past. London, 1990; Hroch M. Social Preconditions of National Revival in Europe. Cambridge, 1985; Miller D. and C. Tilley (eds.) Ideology, Power and Prehistory. Cambridge, 1984; Poliakov L. The Aryan Myth: A History of Racist and Nationalist Ideas in Europe. New York, 1974; Wuhan D. C., Fawcett С. A Study of the Socio-Political Context of Japanese Archaeology. 1990.
4 Trigger B.G. Beyond History: The Methods of Prehistory. New York, 1968; Trigger B.G. Archaeology and the Image of the American Indian // American Antiquity 1980, 45; Trigger B.G. Anglo-American Archaeology // World
В России на тесную связь археологии и общества обратил внимание еще в начале XX в. выдающийся ученый, скифолог и антиковед Михаил Иванович Ростовцев.1 В лекции «Основные тенденции в развитии историографии античности от эпохи Возрождения до начала XX века», прочитанной в 1906-1907 гг., он привел примеры использования античной истории, а стало быть, и археологии, в политических целях.
Вдохновенные лекции профессора М.И. Ростовцева по древней истории оказали влияние на формирование взглядов некоторых политических, среди которых был студент А.Ф. Керенский, весьма своеобразно понявший лекции профессора. Будущий глава Временного правительства России пришел к выводу, что «истоки демократии Древней Руси уходили в глубь истории куда дальше, чем считалось ранее, и что существовала определенная связь между ранней русской государственностью и древнегреческими республиками» .
Подобные интерпретации были результатом распространения идеи линейной эволюционной схемы человеческого прогресса, господствовавшей в европейской науке с XVIII в. до первой половины XX в. Эта эволюционная схема во второй половине XIX в. привела к формированию концепций миграционизма и диффузионизма, которые нередко использовались в политических интересах, присутствуя в понятиях «расизм», «национализм», «регионализм» в большинстве европейских стран. Поэтому, чтобы изучить
Archaeology 1981, 13; Trigger B.G. Alternative Archaeologies: Nationalist, Colonialist, Imperialist // Man 1984, 19; Trigger B.G. The Past as Power: Anthropology and the North American Indian // Who Owns the Past?, edited by I. McBryde. Oxford, 1985; Trigger B.G. A History of Archaeological Thought. Cambridge, 1989; Trigger B.G. Hyperrelativism, Responsibility, and the Social Sciences // Canadian Review of Sociology and Anthropology 1989, 26.
1 Две лекции М.И. Ростовцева (Публ. В.Ю. Зуева, Е.В. Ляпустиной). Конспект лекции М.И. Ростовцева без названия. Условное название «Основные тенденции в развитии историографии античности от эпохи Возрождения до начала XX века». 1906-1907 гг. // Скифский роман. М., 1997.
Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте // ВИ. 1990. № 6. С. 133.
историю археологии определенного региона мира, ее необходимо изучать через призму истории конкретной страны. Необходимо понять, как национальный или государственный колониализм, национализм, регионализм и иные культурные предубеждения повлияли на выбор исследовательских тем в археологии и полевой практике, а также на кабинетную интерпретацию археологических данных. Следует проследить, каким образом экономический, политический, социальный, религиозный и культурный контексты повлияли на эволюцию археологической мысли, оценить воздействие общества и власти на организацию археологической науки, выбор ее исследовательских приоритетов и направлений.
Наука развивается в условиях конкретной политической системы, взаимодействует с теми или иными государственными институтами, существует в определенном общественном контексте. Власть, общество направляют археолога, прямо или косвенным образом, и экономически, и идеологически. В некоторых случаях можно принудить ученого использовать определенную идеологию и интерпретировать древнюю историю согласно определенной схеме. Различные интересы - экономические, политические, социальные, культурные, религиозные, всегда влияли на археологические концепции и парадигмы, на всю археологическую полевую и кабинетную практику. Только путем исторического анализа социальной и политической ситуации возможно постичь большинство региональных особенностей интерпретации археологических данных и их хронологическую эволюцию.
Настоящая работа представляет собой попытку рассмотреть положение археологии в системе «наука-власть» в дореволюционной России. Автор не анализирует узко научные проблемы формирования отечественной археологии. Он стремится понять, в какой степени российская археологическая наука была подвержена влиянию власти, насколько она воспринимала государственные концепции и взгляды на ту или иную
проблему, в какой мере научное сообщество было управляемо государственной бюрократией и включено в государственную систему. Другими словами, цель исследования - определить пределы государственного руководства и социальной поддержки археологической науки в Российской империи.
Каждая из перечисленных проблем, по мере возможности, рассматривается с двух сторон. Во-первых, со стороны государства. Предпринята попытка проанализировать, как и в каком качестве государственные структуры империи воспринимали археологическое сообщество. Стремились ли они воздействовать, и какими способами, на эти научные структуры, включить их в систему общественной жизни и государственной власти России.
Во-вторых, мы попытались реконструировать ситуацию с обратной стороны, т.е. ее восприятие сообществом археологов. Одна из задач исследования - показать, каким образом научные круги и их представители оценивали свое место в государственной и общественной жизни страны, как они воспринимали и выражали в своей научной деятельности господствующие в обществе идеи и представления. Мы попытались понять, насколько, на взгляд ученых прошлого, наука могла взаимодействовать с государством, принимать и выполнять государственные задачи.
Необходимо остановиться еще на одном моменте. Рассматриваемые в монографии события относятся, главным образом, к XIX в., что по времени совпадает в России с периодом формирования археологии как самостоятельной научной дисциплины.
В течение всего XIX в. в археологии предмет и объект познания понимались еще весьма расплывчато. Исследователь славянских древностей С.М. Строев, признавая необходимость описания зарубежных памятников славяно-русской литературы, подчеркивал, что потребность в этом «давно
чувствовалось всеми занимающимися славянской археологиею»1. В 1859 г. И.И. Срезневский, касаясь использования фотокопий письменных источников, писал о пользе «применения фотографии к нуждам археологии», которая произведет «в археологии переворот столь же важный, как в литературе книгопечатание». Его доклад на II Археологическом съезде в Санкт-Петербурге в 1871 г. «Положение в российской археологии» посвящен, в основном, письменным древностям, в то время как чисто археологические аспекты, в современном понимании, занимают в нем незначительное место . На этом съезде выступил секретарь Русского археологического общества академик В.В. Вельяминов-Зернов, который, характеризуя деятельность общества, сказал, что «в трудах наших стали появляться подробные монографии отдельных предметов, подлинные тексты замечательных письменных памятников..., ученые путешествия и обширные исследования по части исторической. Словом, в программу общества вошла археология, понимаемая в самом обширном ее смысле» . Показательно, что и И.И. Срезневский, и В.В. Вельяминов-Зернов в 1867 г. представляли Россию на Международном археологическом съезде в Антверпене.4
Подобное понимание предмета провозглашал К.Н. Бестужев-Рюмин, утверждавший, что археология должна «обнимать весь круг памятников, оставшихся от древней жизни...»5. A.C. Уваров, один из основоположников отечественной науки о древностях, считал, что «археология - наука,
Строев С.М. Описание памятников славено-русской литературы, хранящихся в публичных библиотеках Германии и Франции со снимками из рукописей. М., 1841. С. III.
Срезневский И.И. Несколько припоминаний о современном состоянии русской археологии // Труды II АС в Санкт-Петербурге. СПб., 1876. Вып. 1. Отд. IV. Б. С. 105.
3 Труды II АС в Санкт-Петербурге. Вып. 2. СПб., 1881. С. XXXVIII.
4 РГИА. Ф. 733. Оп. 142. Д. 2727.
5 Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. СПб., 1872. Т. 1. С. 14.
изучающая древний быт народов по всем памятникам, какого бы ни было рода, оставшимся от древней жизни каждого народа»1. Близка и точка зрения И.Е. Забелина.
Красноречивым фактом представления о широте интересов науки «археологии», в понимании того времени, может служить перечень разделов библиографического справочника «Археология русская в период времени от 1859 г. до 1868 г. включительно», вышедшего в 1873 году. Литература систематизирована в нем по следующим разделам: I. История и описания разных памятников древнего искусства; II. Архитектура; III. Живопись; IV. Разные изделия; V. Раскопки курганов, могил и проч.; VI. Древности бытовые; VII. Нумизматика; VIII. Палеография.3
На III Археологическом съезде в Киеве (1874) обсуждались проблемы статуса Археографической комиссии. При проведении X Археологического съезда в г. Риге в 1896 г. было проведено совещание деятелей губернских архивных комиссий (ГУАК), на котором его участниками было отвергнуто предложение о разграничении археологической и архивоведческой сфер деятельности ГУАК и создании специализированных археологических обществ в провинции4. Как не обратить внимание на высказывание П.А. Лаврова в ноябре 1895 г. на заседании Славянской комиссии МАО,
1 Уваров A.C. Что должна обнимать программа для преподавания Русской Археологии, и в каком систематическом порядке должна быть распределена эта программа? // Труды III АС. Т. I. Киев, 1878. С. 21.
Забелин И.Е. В чем заключаются основные задачи археологии, как самостоятельной науки? // Труды III АС. Т. I. Киев, 1878. С. 17.
3 Археология русская в период времени от 1859 г. до 1868 г. включительно. Библиографический указатель книг и статей, вышедших по русской археологии / Сост. В.И. Межов. СПб., 1873.
4 ИТУАК. Вып. 42. С. 2
посвященном памяти И. Шафарика: «Археология своим возрождением обязана филологии»1.
Открытый в 1877 г. Петербургский археологический институт готовил, прежде всего, специалистов в области археографии и архивного дела. Готовили архивистов и в Московском археологическом институте, созданном в 1907 г. Задачи учрежденного в 1894 г. Русского археологического института в Константинополе заключались в «исследовании монументальных памятников древности и искусства, изучении древней географии и топографии, описании древних рукописей, занятий по эпиграфики и нумизматике, исследованиях быта и обычного права, языка и устной словесности...»2.
Лингвисты, историки, искусствоведы, в современном понимании, принимали участие в работах археологических обществ и съездов, вовсе не считая себя пр