автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Берлинский период творчества А.Н. Толстого

Полный текст автореферата диссертации по теме "Берлинский период творчества А.Н. Толстого"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

Халил Хадил Исмаил

Берлинский период творчества А.Н.Толсгого ( Поэтика пародийности)

Специальность 10.01.01. - история русской литературы

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

□□3464288

Санкт-Петербург 2009

003464288

Работа выполнена на кафедре Истории русской литературы Факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный руководитель Официальные оппоненты

Ведущая организация:

кандидат филологических наук, доцент Григорьева Людмила Павловна

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Вахитова Тамара Михайловна

кандидат филологических наук, доцент Цветова Наталья Сергеевна

Российский государственный педагогический университет имени

А.И.Герцена

Защита состоится « Ü .» 009 года в _ часов на

заседании совета Д 212.232.26 _ по защите докторских и

кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская набережная, 11.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им.

А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета (Санкт-Петербург, Университетская набережная, 7/9).

Автореферат разослан «__»_2009г.

Учёный секретаре_____________

диссертационного совета

кандидат филологических наук, доцент С.Д.Титаренко

Общая характеристика работы

Диссертация представляет собой исследование прозы А. Н. Толстого, написанной в берлинский период его эмиграции (1921 - 1923г.г.), под особым теоретическим углом зрения, а именно с целью выявления широко понимаемой пародийности этих текстов. Формулировка темы диссертационного исследования и стоящая за нею выработка теоретического угла зрения на художественные тексты оказывается неразрывно связана с непростой судьбой А-Толстого как писателя и как человека. История меняет мировоззрение; если это индивид, непричастный художественному творчеству, энергия такой перемены оформляется в поступке, в практической деятельности. Если же переформируется мировоззрение писателя, творца, - он создаёт новые поэтические приёмы в процессе выработки новой концепции мира. В ситуации, когда история заставляет художника переоценить свои прежние воззрения и заново расставить приоритеты, произведения, бывшие для него ориентирами, а также его собственные творения становятся объектом пародии.

Нельзя сказать, что своеобразная проза переходного периода начала 20-х годов не привлекала внимания исследователей творчества А.Толстого, но почти все эти исследования имеют идеологические интенции, часто искажающие взгляд на поэтику его текстов. Кроме того, литературоведение советского периода уделяло внимание лишь отдельным аспектам его творчества и произвольно выбранным произведениям. Так, роман «Аэлита» рассматривался лишь в контексте жанра научной фантастики. В результате творчество А.Толстого вообще и его берлинского периода в частности отмечено недостаточной точностью понимания. Эта ситуация сложилась объективно в результате политизации идейных и культурных явлений, связанных с русской революцией, и здесь не имеется в виду недостаточная квалификация предшествующих авторов, писавших об А.Толстом. В современном русском литературоведении происходит более глубокое осмысление берлинского периода. Особенно важное для диссертации значение имеют работы М.С.

3

Петровского (1986), Е.Д. Толстой (2002), М.Н. Липовецкого (2003), Л. П.Григорьевой (2005).

Проблема пародии, в свою очередь, хоть и была рассмотрена такими авторитетными литературоведами как М.М.Бахтин и Ю.Н.Тынянов, теоретически разработана, как всеми признано, ещё не достаточно глубоко. В то же время, как справедливо отмечают некоторые авторы (Е.Д.Толстая и др.), пародизация не только свойственна поэтике А.Толстого, но и является ее основной, «кодовой» чертой. Мотивация пародийности - не только в игровом начале как признаке толстовской поэтики, но и в продолжающейся длительное время зависимости писателя от «знаковых» фигур эпохи, с которой ему предстояло расстаться.

Данная работа, таким образом, приобретает актуальность уже в силу своего хронологического места в литературоведческих изысканиях. Сегодня возможен объективный взгляд на события и тексты, ещё два десятилетия назад имевшие такую тесную связь с политической ситуацией того времени, что сам факт написания статьи, скажем, об А.Толстом, уже был публицистическим жестом. Кроме того, актуальность диссертационного исследования определяется, с одной стороны, значимостью и ролью традиций Серебряного века в произведениях А.Толстого, а с другой стороны, недостаточностью структурно-поэтического изучения его прозы. Необходимо целостное изучение поэтики произведений писателя, которое установило бы основные объективные и субъективные закономерности творческой эволюции художника в этот период.

В работе мы ставим своей целью прояснить сущность пародии и пародийности как неотъемлемой части любого литературного процесса, а также роли пародийности в произведениях АЛолстого берлинского периода, во время напряжённого духовного и творческого поиска, когда сомнению подвергаются неоспоримые раньше концепции и происходит становление его как зрелого писателя. На пути к такой цели задачами, подлежащими решению, становятся: овладение полнотой литературных фактов, имеющих непосредственное

4

отношение к творчеству А.Толстого берлинского периода; предварительная концептуализация пародийной сущности важнейших текстов периода; на основе такой гипотетической концепуализации центральной задачей диссертации ставится корректный анализ текстов «Аэлита» и примыкающих к ней повестей на основе пристального чтения и с максимально возможным для нас по глубине усмотрением пародийности во всех слоях текста, но особенно в поэтико-языковом; сопоставление полученных данных с суждениями других исследователей, писавших об этих текстах; формулировка возможных на основании такой работы выводов.

Следовательно, научная новизна заключается уже в выборе проблемного поля для исследования, на котором наиболее актуальна дальнейшая разработка рецепции АЛолстым эпохи Серебряного века, уже обозначенная к работах Е.Д. Толстой и Л.П. Григорьевой. Мы также связываем научную новизну исследования с углом зрения, под которым рассмотрен материал, а именно с наблюдением и осмыслением пародичности и пародийности творчества Толстого, которые особенно сильно проявляются в эти переломные для его эволюции годы, что потребовало выработки, на основе изучения теории пародии, собственного методического подхода, позволяющего усмотрение пародических и пародийно-иронических обертонов на уровне не только тематически-идейных и образных рядов, но также на уровне мотива, словесной игры, поэтической реминисценции и аллюзии.

Таким образом, анализ произведений берлинского периода под углом зрения пародийности в них- одна из актуальных проблем современной науки о творчестве А.Толстого. Можно высказать предположение, что разработка этой темы позволит внести определённые коррективы и в описание личности художника, чей образ во многом до сих пор вызывает неоднозначные оценки, а возможно, и в какой-то степени прояснить вопросы, касающиеся творчества других художников Серебряного века.

Материалом диссертации стали наиболее значимые произведения берлинского периода - роман «Аэлита», «Убийство Антуана Риво», «Чёрная

5

пятница», «Рукопись, найденная под кроватью», взятые в диахроническом рассмотрении с учётом авторской правки и доработки на исходе берлинского периода при переезде в советскую Россию. Предмет исследования - поэтика этих произведений, главным образом романа «Аэлита» и примыкающих к нему повестей.

Положения, выносимые на защиту:

1. Место А.Н. Толстого в русской литературе XX в. - отнюдь не периферийное место «детского писателя» или второразрядного адепта официально признанной доктрины социалистического реализма, раскаявшегося эмигранта и «попутчика». Его место - среди писателей-новаторов, тех, кто обновлял романный жанр в новейшее время, начиная с Флобера и продолжая Джойсом, Прустом, Платоновым, Фолкнером. Он принадлежит к указанному ряду литераторов - по глубине понимания жанровой задачи, дерзости эксперимента, технике стилистического воплощения жанрового замысла.

2.Указанное новаторство Толстого-романиста тесно связано огромной ролью пародии в романе как мета-жанре Нового времени. Именно такие формы характерного для романной стилистики непрямого говорения и прозаического иносказания (терминология Бахтина), как пародичность и все виды прямой жанровой пародии - становятся основными приёмами А.Толстого, причём в масштабе всего творчества писателя. Историко-биографические обстоятельства его творчества вносят особый сатирический акцент в эту пародийность: оставаясь органически слитым с русской культурой и сознательно работая на непрерывность традиции, Толстой негативно относился к новой власти как явлению политическому и идейно-культурному. «Аэлита», «Гиперболоид инженера Гарина», повести, а позднее «Золотой ключик» являются текстами с прямой сатирико-пародийной установкой.

3. Пародия у Толстого работает в самом широком спектре своих поэтических возможностей, от бесстрастной пародичности до прямых сатирических выпадов. Широкое применение пародии выражается также в богатстве и многообразии пародийных претекстов (Ницше, Шпенглер, Блок и

6

другие представители Серебряного века). Сюжетно-мотивная и образная системы осложнены обильными реминисценциями из западной и русской литературы, причём в этом последнем случае пародийность присутствует почти всегда. Важной частью пародийности как романной эстетики является глубокая театрализация, визуальность и драматургичность этой прозы, тяготеющая к поэтике маски, кукольного райка и балагана, что находит многочисленное аналогии в русском Серебряном веке.

4. Ироничность и пародийность демонстрируют свой гносеологический потенциал в романном жанре скрыто, имплицитно тексту и его художественным задачам, при этом неизбежно возникают многочисленные и разнообразные формы пародии. Среди них - внутристилистические. сюжетные, визуально-образные, мотивные.

5. Б романе «Аэлита» и повестях берлинского периода указанные свойства пародийной эстетики выступают особенно ярко. т.к. именно в этот период писатель начинает их применять с высокой степенью художественной сознательности, планомерно и высокоэффективно. В повестях, глубоко романизованных, пародийная поэтика качественно не отличается от своего применения в «Аэлите», но менее многообразна, сосредоточена на ограниченном круге претекстов и мотивов, в то время как в романе многообразие пародийной поэтики огромно и лишь частично могло быть вскрыто в данной работе.

Методологически в диссертации учитывается теоретическая разработка пародии в русском литературоведении XX в.. прежде всего суждения Ю.Н. Тынянова: центром же методологии является бахтанская теория эпоса и романа и романизации жанров: особое значение имеет указание Бахтина на роль «прозаического иносказания», к которому мы относим и тыняновскую «пародичность» и пародийность, Тынянов вводит функциональное различие между пародичностью и пародийностью - употреблениями пародических форм в пародийной или непародийной функции. По его словам, «пародичность и гтаподийяость влияют также и на жанровые структуры. Так, например. ясно, что

для перевода явления одной системы в другую (пародийность) — вовсе незачем целиком сохранять и объем произведения, достаточно дать знак жанра, в который включен знак другой системы. Поэтому, например, пародии, направленные на большую форму (напр., пушкинскую поэму), — обыкновенно даются в форме фрагментов (ср. пародии Полевого). Между тем пародичность — т.е. применение пародических приемов вне пародической функции — может быть свойством любой широко развитой формы»1. Помимо разрушающей свой объект смехом и унижающей его пародии мы - вслед за Тыняновым - различаем также изучающую пародичность. Холодная, отчасти смеховая, как и пародия, она имеет целью не отвержение, а постижение подражанием. При анализе произведений Толстого видно, что употребление им пародических форм очень сложно и направлено на достижение самых разных художественных целей. Актуальность диссертационного исследования, таким образом, определяется и недостаточной изученностью глубинного слоя поэтики произведений.

Научна-практическая значимость диссертации состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы также в преподавании литературоведческих дисциплин, спецкурсов по истории русской литературы XX века, литературе Русского Зарубежья, при создании пособий по аналитическому чтению, пособий по творчеству А.Толстого для иностранных учащихся.

Апробация исследования: Основные положения диссертации нашли своё отражение в трёх печатных работах. Результаты исследования докладывались на заседаниях кафедры истории русской литературы СПбГУ, аспирантских семинарах и XI международной научно-методологической конференции «Новые направления в изучении русского языка и в методике его преподавания» СПб: СПГУТД, 2006.

Структура и объём диссертации: Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка и приложения.

1 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. - С. 309.

8

Основное содержание работы

Во введении определяется актуальность, научная новизна исследования и его теоретическая значимость, ставятся цели и задачи работы, формулируются методы исследования. Обозначена позиция автора диссертации по отношению к спорным и малоизученным процессам в русском Серебряном веке, указаны объект и предмет анализа, источники выбора иллюстративного материала, дан обзор критического освоения творчества А. Толстого, представлен очерк истории изучения берлинского периода в русском литературоведении разных периодов. Особенно разноречивы оценки творчества А.Толстого этого периода в критике 20-х годов: в работах Ю.Тынянова, ВДИкловского, КЛуковского, в «Воспоминаниях об А.Н.Толстом»2 (1982г.). Зарисовки И.Андроникова, НАсеева, Ю.Олеши, И.Эренбурга, К.Федина, М.Жарова, Д.Толстого, Н.Толстой-Крандиевской проникнуты симпатией, а то и пафосом восхищения, в то время как воспоминания И.Бунина, Р.Гуля, Е.Шкляра, М.Булгакова, рассматривающиеся в постсоветской критике как первостепенный источник, дают противоположные толкования фактов и даже разные их описания. Сегодня становится возможным взгляд на тексты писателя вне идеологического контекста. В последние два десятилетия, после довольно продолжительного перерыва, одна за другой выходят работы СМ. Слободнюка , Е.Д.Толстой, Л.Ф.Кациса, Л-П.Григорьевой, М.Н. .Липовецкого, М.И.Свердлова, в которых представлен новый и для большинства незнакомый образ А.Толстого.

Дана краткая характеристика берлинского периода (1921 - 1923) как творческого биографического единства для обоснования материала диссертации и с целью показать, что этот этап имеет вполне самостоятельный художественный статус как в контексте прозы писателя, так и в общем контексте русской советской прозы 20-х годов. Именно в этот «переходный

2 Воспоминания об А.Н.Толстом. М.: «Советский писатель», 1982.

-496 с.

период» между Европой и Россией А.Толстой, декларируя отказ от прежних идейно - эстетических претензий (которые были в восприятии современников «дворянской темой»), и осваивая современность, обращается к иной тематике, а что ещё важнее - к иным принципам поэтики, в которых существенна установка на философски серьёзную, но иногда и юмористически самоцельную игру. Не менее важно, что в берлинские годы смысловая структура почти всех художественных текстов берлинского периода обнаруживает авторские интерпретации, так или иначе связанные с контекстом эпохи Серебряного века, который зачастую и становится пародийньм культурным претекстом. В диссертации учтена предложенная М.Н.Липовецким интерпретация мотива самооправдания, который он замечает в «Золотом ключике», но который впервые появляется в текстах Толстого именно в берлинский период.

Центром новейших научных разработок является широко понимаемая интертекстуальность творчества Алолстого, его сложные связи с русским Серебряным веком, причём выявляется как специфика прозаического дара Толстого, так и ранее малозаметные черты этих переходных и важнейших десятилетий в русской литературе. Посильный вклад в эту работу и стремится внести настоящая диссертация. Несомненно, что обшие наименования «декаданса», «символизма» или «предреволюцонного кризиса буржуазной культуры» в применении к Серебряному веку уже не могут удовлетворить современного исследователя, они либо указывают на частное в общем, либо неправомерно редуцируют смысл. Представляется, что именно изучение живого контекста творчества крупного автора и возникающих в нём смыслов могло бы быть вкладом в более ясное понимание этой важнейшей литературной эпохи.

Первая глава («Пародийное начало в структуре образов и мотивов в романе «Аэлита») состоит из двух разделов. В первом из них дан обзор возможных подходов к пониманию трудного теоретического явления пародии и обоснован тот подход, который применяется в диссертации. Этот раздел представляет собой попытку литературоведческого осмысления явления

10

пародии (которое до сих пор остаётся дискуссионным теоретическим вопросом) на основании изучения широкого круга литературы по этому предмету, от «Поэтики» Аристотеля до Тынянова, Бахтина и Лосева. Там же ставится также вопрос о важном значении пародийности и философского иронизма в русском Серебряном веке. Кроме общепризнанной классической литературы по вопросу (Шеллинг. Гегель, Гёте, Бахтин) в диссертации учитываются исследования в области пародии Ю.К. Тынянова, О.М.Фрейденберг, Б.Н.Шкловского, С.С.Аверинцева. X. Р. Яусса. Вслед за Тыняновым в диссертации делается попытка охарактеризовать явление пародии не только как приём, но и как важнейшее эстетическое явление, связанное с мимесисом как творческим подражанием художника природе вептей, и которое не всегда имеет комическую окраску. На наш взгляд, пародия может бьггь прямо связана с интертекстом в понимании Ю.Кристевой и Р.Барта, а также учитывает особого читателя, в нашем случае, русского эмигранта берлинского периода. Указание рецептивной эстетики Яусса на то, что читатель, воспринимающий литературный текст, и сам меняется внутренне, корректируя своё миропонимание, и самим своим существованием в горизонте идеологического и эстетического ожидания участвует в литературном процессе, в данном случае является методологически весьма важным и прямо относится в изучаемому

Пои изучении различных литературоведческих подходов, применённых к творчеству Толстого берлинского периода., оказывается, что важнейшей чертой., зависимой от указанных контекстно-интертекстуальньтх связей творчества Толстого, является его важная, очень характерная, но трудно терминологически называемая черта поэтики, которую Бахтин определял как «прозаическое иносказание» и к которой относил спектр явлений от шутки до сатиры. Смех, игра, ирония, но особенно пародирование в широком тыняновском смысле управляют характером этих связей с контекстом Толстого, Представляется плодотворным сосредоточиться в диссертации на них, выдвинув гипотезу, по

которой подтекст произведений берлинского периода связан с возникающими при этом пародийными обертонами.

Обозначенные нами задачи диссертации, её материал и теоретический подход требуют структурно-поэтического анализа толстовской прозы с выделением пародийности во всех ей проявлениях - от стилизации и аллюзии до сатирической публицистики.

Во втором разделе дан анализ романа «Аэлита», который строится в соответствии с изложенным подходом к пародийным особенностям творческой манеры Толстого-прозаика в кризисные годы его возвращения в Россию. В романе существует сложная структура смысловых слоев, взаимно отражённых друг в друге и почти всегда друг друга осмеивающих. Важно, что этот «смех» не имеет отношения к веселью и вообще не имеет морального и эмоционального наполнения - это пародичность, «осмеивание» одного смысла другим с целью взаимной демифологизации в процессе познания. Выделяются при анализе текста романа несколько устойчивых и разветвлённых смысловых структур, имеющих вид как тематики (революция и бунт, родное и чужбина, трагизм любви), так и образно-персонажных решений (Гусев, Лось, Аэлита).

Окрашенная пародией рефлексия писателем собственного творчески-биографического положения прямо отражается в «Аэлите», при этом чуждаясь любых публицистических проявлений; позволенной формы - лирика и ещё более литературная пародийная и самопародийная игра. Желание вернуться на Землю и нежелание умирать - это и есть любовь, как вдруг выясняется в путанице и драме отношений Лося - Толстого и Аэлиты, в которой тоже есть отчасти автор-Толстой. Созидательный порыв таланта образуется го единства двух совершенно разных по природе сил: мужской воли к справедливости, основанной на полном знании и понимании, и женской воли к милосердию. Только их трудное единство даёт подлинную жизнь художественному миру. Таков и писательский дар Толстого. Его обречённый на одиночество, утончённо-всезнающий, готовый к отречению от себя сугубо мужской стоический дух - Лось. Его молящая о спасении, своём и жизни вообще, о

12

милости - его женственная душа-Аэлита. Они, конечно, едины в любовном порыве и в своём единстве счастливы, но и безнадёжно разлучены чёрной пропастью пустоты, Тускубом, историей. Тяжко положение мыслителя-евразийца, если он не холодно разумен и поэтому готов выбрать комфортабельную смерть в духе той, что проповедует Тускуб. Душа Лося -Аэлита - бесконечно далёкая марсианка и при этом всё более русская и всё более близкая сущность. Важен для понимания пародичности романа включённый писателем мотив взаимного изучения языков: Лось шепчет Аэлите любовные слова по-русски.

Самая трудная точка устремлений познающего субъекта, автора, закономерно становится концентрацией способности к многостороннему пародированию всех смыслов в их взаимном отражении, споре и согласии -которое не менее сложно, чем спор. В «Аэлите» использован древний тип двойного героя, причём герои дополняют друг друга по принципу, также глубоко традиционному: созерцания и действия. Писатель помещает рядом с Лосем красноармейца Гусева. Они взаимно дополняют друг друга. Толстой осмысляет в Гусеве большевизм, и в этом ключ вопроса о теряющейся в глубине многозначности этого образа, мнения о котором в критике были полярны. Гусев - образ, доведённый до размеров национального типа, образ русской революции, но одновременно - что соответствует авантюрным началам фабулы - трикстера. Гусев на фоне Лося есть действие и энтузиазм, не осложнённые рефлексией, в каком-то грубом смысле он и Санчо Панса рядом с Дон Кихотом, и Дон Кихот рядом с Гамлетом, он медиатор между главным героем и враждебно непознанным миром вокруг него.

В Гусеве последовательно даны и остальные, узнаваемые черты эпически ориентированного образа. Его появление окрашено обычными в эпосе обертонами весёлой силы. Мотив его хвастовства, подчёркнутого очевидными указаниями на знаменитый пассаж из «Ревизора», входит в топос «хвастливого воина».

Автор «Аэлиты», переживший трудности понимания, а в дальнейшем и примирения с негативом русской истории, понимал обе стороны. Он равным образом и на стороне рационально правого Тускуба и тех, кто «не хочет умирать».

Гусев, бесконечно остраняющий Лося, является для него пародийным зеркалом. К Лосю, углублённому в книгу, врывается Гусев - действие и революция с их логикой действия и борьбы. Реакция Лося - внимание, недоумение, болезненное напряжение попытки понять происходящее. Реакция Гусева на события - это не понимание, а участие. Лось остаётся один, как и положено созерцающему бытие. Трагическая фигура, в то же время донкихотски смешная в резком пародийном свете гусевской правоты: пора бросать книгу и лететь. Смешон, и тоже сложно - в трагическом пародийном отражении самого себя в Лосе - и Гусев: руки в боки, усы торчком, нос вверх - то ли животное, то ли кукла-Петрушка. И обратный пародийный ход Толстого, указание на ту же деталь -крепко жующее, скуластое лицо, — усы торчком, раздутые ноздри, напомнив читателю Петра Первого, вновь придаст пародийной игре нужный - историко-эпический масштаб.

Отчасти помогает понять интенцию автора в его осмыслении Гусева ницшеанский мотив огня - мотив земного огня, костра. Как с революционным обновлением в самопожертвовании связывается возвращение древней традиции, изначальности, исконного, мифа, а также раннего христианства, так с Гусевым связан мотив огня.

Следует отметить такую важную черту поэтики, как «непосредственность» смысло-образного наполнения персонажа, порой доходящую до создания аллегорической фигуры, как в сцене сомнений влюблённой Аэлиты, и практический отказ писателя от психологизации и сколько-нибудь достоверного социального наполнения персонажа. Эта особенность поэтики романа, порой трактуемая как художественная слабость, на деле является сознательным решением художника, основной целью которого в этом «странном» и незаурядном тексте была как раз рассматриваемая в

14

диссертации игра отрицающих друг друга смысловых слоев, а также возникающая при этом мрачно-стоическая поэзия, оформленная главным образом внутри сюжетной любовной линии Лося и Аэлиты.

К указанным выше смысловым слоям относятся историософия Шпенглера в её русском послереволюционном осмыслении Толстым (рассказы Аэлиты), позиции в этой области А. Блока и Н. Гумилёва и др. В целом, художника в «Аэлите» волнуют проблемы незнания человеческой истории и её фальсификации победителями, философский феномен человека, сформированный в европейском декадансе и отражённый в русском Серебряном веке, экзистенциалистская проблематика человеческого одиночества (Лось-Аэлита), возможности человеческих связей и любви, смысл русской национальной самоидентификации в истории (Гусев-Лось), а также имеющая прямые лично-биографические коннотации проблематика трагизма писательского творчества и его неразрывности с родной культурно-языковой средой. Эта богатая проблематика, расслаивающаяся на спорящие друг с другом голоса, лишь малая часть которых может быть перечислена в кратком реферате, реализуется также на глубинных языковых уровнях. Так, некоторые мотивы, скрепляющие большие идейно-смысловые построения, реализуются лишь внутри фразеологизма, игры слов или тропа, как это происходит с мотивом красного зарева, заката, красной звезды, мотивом птицы и многими другими. Важную роль играет при этом паратекст - названия глав, изменённое название самого романа, характер правки журнального варианта. В «Аэлите» нетрудно заметить густую сеть полупародийных отсылок к известным текстам современной автору западной и русской литературы, отсылок, в разной степени отрицающих или приемлющих свой претекст. Таким образом, «Аэлита» - это необычное, возможно, уникальное романное жанровое решение, использующее формы интеллектуальной романной прозы, исповедальной лирики, драмы, жанровой литературной пародии, философского трактата,' публицистического высказывания. Следует отметить как феноменальную широкую читаемость романа в советский период при нагруженности его структуры сложными

15

борющимися смыслами, подчеркнув, что это следствие писательского мастерства А.Толстого, который, высказав всё, что желал, в имманентной форме ромашюго прозаического иносказания, придал вдобавок тексту, используя популярность научной фантастики, формульный вид, годный для массового неподготовленного читателя. Более того, некоторые существенные художественные задания романа, например, лирическое, остаются реализованными и на этом уровне.

Вторая глава («Формы и функции пародийности в повестях и рассказах берлинского периода») посвящена анализу малой прозы писателя.

Тексты, «обрамляющие» роман, порой целиком вплетаются в её идейно-художественное задание, разрабатывая одно из смысловых направлений, но чаще имеют собственное решение, не выходя, однако, из круга волновавших тогда писателя проблем историко-философского и эстетического характера. Произведения, группирующиеся вокруг «берлинского периода» творчества Толстого, кроме романа «Аэлита» с его довольно жёстко маркированным и пародийно подчёркнутым авантюрным жанровым характером, представляют собой разные формы малой прозы: от новеллистически-сжатой однособытийной зарисовки «На острове Халки» (1922 г.) до повести «Похождения Невзорова, или Ибикус» (1924 г.).

Более ранние повести о детстве - «Детство Никиты» (1920г.) и «Необыкновенное приключение Никиты Рощина» (1921г.), в которой идиллия «Детства Никиты» безжалостно разрушается вмешательством истории, могут рассматриваться как обращение писателя к собственным личностным истокам в кризисный период. В них незамутнённый личный тон, голос лирического повествователя берёт верх над игрой. «Повесть смутного времени» (1922г.), тесно связанная с документальным сборником Н. Новомбергского «Слово и дело государевы», является серьёзным подходом к историческому материалу, который писатель полагает возможным освоить лишь путём подлинного проникновения в язык ушедшей эпохи. Стилизация, которая при этом неизбежно возникает, лишь на поверхности может показаться игрой, на деле

16

являясь учёбой с помощью подражания старой языковой природе, своего рода мимесисом. Тем не менее элемент серьёзной игры присутствует и в этой повести, непосредственно предшествующей основной группе повестей берлинского периода, объединённых тематикой эмиграции. Центральное место в этой группе текстов малой прозы принадлежит «Рукописи, найденной под кроватью» (1923г.) и «Ибикусу» (1924г.). Последняя представляет собой своего рода свод, тематический центр всех произведений об эмиграции этого периода, что касается «Рукописи...», то эта повесть, которую автор в «Краткой автобиографии» назвал «наиболее из всех ... значительной по тематике», выделяется богатством поэтических средств, в том числе пародийных и пародических, широтой идейного контекста, в котором работает пародийно настроенное авторское сознание, и, кроме того, повесть отличается радикальностью и глубиной осмысления проблемы человека, выброшенного историей из человеческой нормы. Повесть достигает философских глубин, обнаруживая склонность А. Толстого к историософскому анализу и понимание им раннего экзистенциализма. В ней же можно видеть и точно поставленную эстетическую проблематику: обсуждается литературное творчество как познание и как личное спасение, ставится вопрос об авторе как человеческой личности в истории и авторе как безличной, божественной инстанции духовного проникновения в истину. Инструментами же авторского анализа и, в огромной степени, самоанализа, является игра смыслов, пародирование и ирония. Представляется, что текст повести «Рукопись, найденная под кроватью» по богатству представленных смыслов, объединяющих другие повести этого времени («На острове Халки», «Убийство Антуана Риво», «Чёрная пятница», «Мираж», «В снегах», «Похождения Невзорова, или Ибикус»), является наиболее целесообразным объектом внимания. «Рукопись, найденная под кроватью» ставит и крупно рассматривает лишь отдалённо присутствующий в «Аэлите» вопрос о трагизме литературного творчества и творчества вообще в связи с непостижимостью истории и человека, связывает этот вопрос с гибельностью эмигрантской судьбы писателя.

17

Русская «повесть», если она удаляется от новеллистической однособытийности и цельной краткости, жанрово многопланова - в ней могут присутствовать разные жанровые черты. Так, в «Рукописи...» особенно сильно представлена жанровая форма исповеди, которая характеризуется сближенностью дистанции между авторским началом и биографически-личной ситуацией творца текста; ближе к тексту, впрочем в любом случае отчуждённому, стоит авторское сознание лишь в дневнике или молитве.

Именно эту жанровую черту использует А.Толстой для создания игры и пародийных обертонов в повести: предсмертная исповедь, в которой не лгут, открывается читателю как таковая лишь в последнем абзаце, где одновременно выясняется полная правда жизненного положения двойного героя, разоблачается предшествующая его ложь, торжествует смерть и кончается художественный текст. У смерти героя, однако, оказывается значимый итог: его мучительные поиски были не напрасны, раз мы читаем его текст. Истина куплена ценой мук и ценой жизни, суть же дела - познание, понимание жизни с помощью литературы.

Этот фон, стоящий за рассказчиком, и проясняет суть дела и пародирует её. Или, что правильнее, пародируя, проясняет. В некоторых сценах повести эта мысль Толстого расширена и пояснена более прямо. Исключительное значение имеет сцена на мосту в Париже, где «сквозь рассказчика» как бы течёт ушедшее от него прошлое, причём не только его личное, а общее время истории.

В «Убийстве Антуана Риво», как кажется, пародийная интенция автора направлена не на литературу, а скорее на некоторые общекультурные явления, порой даже на уровне антропологическом, а если затрагивать область слова, то фоном пародии становятся не собственно литературные тексты, а шаблоны речи и стиля, опять же связанные с низменностью и пошлостью жизни. Таковы явления женской моды, ритуал официального мероприятия-праздника, газетные штампы и всплески интеллектуальной моды. В рассказе с сюжетом об убийстве так резко сгущены интеллектуальные смыслы, актуальные для писателя, так

18

много указаний на литературу и литератора-человека, вынужденного наблюдать трагедию истории, что есть возможность предположить, что перед нами литературно-игровой выход писателя в прямую публицистичность, прямое публичное высказывание, прикрытое иронией.. Фигура литератора, действительно причастного игре, маске, пародийно отражена в «схожей» фигуре вора - оба манипулируют сознанием и жизнью других, сильны, презрительно непричастны обыденности, отстранённо наблюдают течение времени. В этой странной пародийности много горечи; возможно, почти отчаянного желания смехом, игрой вытеснить страх перед кровью и ужасом истории. Повесть разрабатывает несколько устойчивых образных рядов и мотивов, почти всегда совпадающих с теми, которые можно наблюдать в «Ибикусе», «Рукописи...», «Аэлите». Связность текстов эмиграционного периода, берлинских 20-х годов, несомненна, в каком-то смысле их можно даже считать цельным высказыванием, объединённым не в последнюю очередь пародийной поэтикой, напряжённым исследовательским пафосом, вниманием к историософской проблематике и особенно к человеку внутри истории.

«Чёрная пятница» была опубликована сразу в сборнике 1924г., получившем её имя, что показывает важность данного текста для автора. Это цельное по тону, яркое внешне драматическими красками, выходящее в область публицистики произведение, в котором наблюдаются как новеллистические черты, внутри каждой из кратких частей-новелл, так и жанровые характеристики русской повести с её тяготением к обширному охвату наблюдаемого, «симфоничностью» художественного мира в резком разнообразии его проявлений. Напечатанная в том же сборнике новелла «Золотой мираж» тематически и эстетически примыкает как к «Чёрной пятнице», так и к публицистике А. Толстого 20-х годов, склоняясь, однако, к резкости и однозначности публицистического выражения. Поэтика «Чёрной пятницы» отчасти сходна с поэтикой тонкой социально-культурной карикатуры, применённой в «Убийстве Антуана Риво», а отчасти соприкасается с открытой сатиричностью толстовской публицистики с её резкостью

19

стилистических красок, доходящей до своего рода изящной грубости и словесной дерзости. От карикатуры на явления духа - пусть пошлые - писатель здесь переходит к карикатуре на самое явление определённого человека -эмигранта. Презрение к тому уродливому, во что превратился живой органичный человек, став эмигрантом, огромно, сильно и действенно: презирающий человек становится автором и даёт нам такой художественный мир, в котором страшное воспринимается без эмоций, ибо презрением автора сфера изображаемого приобретает черты театра марионеток, живое и мёртвое неразличимы, и смех, звучащий извне художественного мира, побеждает омерзение, которое вызывают у зрителя-читателя марионеточные герои. Поэтика кукольного театра полностью будет реализована позднее, в 30-х годах, в частности, в «Золотом юпочике», при полной смене тона, в котором презрение будет убрано так глубоко под оболочку безмятежно-инфантильной игры, смеха и псевдо-дидактики, что станет неощутимым для рядового читателя. Важно, что в «Чёрной пятнице» нет обычной в случаях подобного жанрового синкретизма открытой замены традиционного жанра на новейший, оригинальный, как во многих аналогичных литературных явлениях 20-х годов: прозе А. Грина («феерия»), драматургии В.Маяковского («мистерия-буфф»), драматургии Валье-Инклана («эсперпенто»), Б.Брехта («зонт») и т.п. Толстой пользуется жанровой поэтикой новеллы, повести и рассказа, а также драматической зарисовки, не меняя названия жанра - «рассказ». Следует подчеркнуть важность драматургической составляющей в «Чёрной пятнице»: часть текста («Адские муки») даже написана в форме маленькой одноактной пьесы, в которой текст от автора окончательно превращается в ремарки; во многих других местах текст близок к тому, чтобы превратиться в драматургический, но удерживается на грани диалогов, обрамлённых авторской речью. Такой результат пародийности, театрализация, имеет менее заметные аналогии и в других текстах берлинского периода.

«Ибикус» представляет собой подлинно социально-философский, по глубине анализа, новаторский портрет современного «поствоенного» и

20

особенно «постреволюционного» человека с его внутренней «свободой» от традиционных морально-культурных ограничений, что также связано, но лишь косвенно, с тематикой бунта в «Аэлите». Пародичность повестей имеет тот же изощрённый характер, но несколько иное задание, не поглощая поэтику этих повестей почти целиком, как это происходит в «Аэлите», и повести 20-х годов имеют традиционный для этого русского жанра вид. Однако, и в «Рукописи...», и в «Ибикусе» есть черты, роднящие их с пародийной поэтикой «Аэлиты»: плотная сеть отсылок к классическим и современным литературным источникам от Данте до Гумилёва, а также широкая панорама актуальных философских и идеологических воззрений (шпенглерианство, его русские дериваты, поэтические ценности Серебряного века, анархизм, мистическое мироощущение), данных в остром пародийно-полемическом ключе.

Представляется, что прояснение пародийных черт поэтики А.Толстого позволяет видеть его послеэмиграционные произведения как метатекст; исследование этого ключевого периода творческой биографии писателя может представить в новом свете более поздние его произведения, в том числе хрестоматийный роман-эпопею «Пётр Первый», и пролить свет на такие феномены как отношение общеизвестного «Золотого ключика» к своему итальянскому первоисточнику; лучшее понимание смысла творчества крупнейшего русского прозаика 10-40-х годов XX в. позволит в конечном счёте точнее видеть сущность русской литературы этих непростых десятилетий.

В заключении подводятся итоги проделанной работы, обобщаются результаты и формулируются выводы диссертационного исследования.

Список использованной литературы включает 219 наименований.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Особенности произведений А.Н.Толстого берлинского периода// Новые направления в изучении русского языка и методике его преподавания: Материалы XI международной научно-методологической конференции. 3 февраля 2006 года. С. 107.

2. Шпенглеровские мотивы в романе А.Н.Толстого «Аэлита».// Гуманистическая традиция русской прозы XX века: Сб. статей. Серия «Литературные направления и течения». Вып. 17. СПб.: Факультет филологии и искусств, 2008. С. 3-14.

3. О жанровых особенностях романа А.Н.Толстого «Аэлита»// Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена. № 38 (82): Аспирантские тетради. Часть 1. (Общественные и гуманитарные науки): Научный журнал. - СПб., 2008. С. 363-367.

Подписано в печать 27.01.2009 г. Тираж 100 экз. Отдел новых учебных технологий СПбГУ, Факультет филологии и искусств 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Халил Хадил Исмаил

Введение.

Глава 1. Пародийное начало в структуре образов и мотивов в романе «Аэлита».

1.1. Пародийность и пародичность.

1.2. Анализ романа «Аэлита».

1.3.Вывод ы.

Глава 2. Формы и функции пародийности в повестях и рассказах берлинского периода.

2.1. Повесть «Рукопись, найденная под кроватью».

2.2. Повесть «Убийство Антуана Риво».

2.3. Повесть «Чёрная пятници».

2.4. Повесть « Похождения Невзорова, или Ибикус».

2.5. Рассказ «На Острове Халки» (Последний день поэта Санди).

2.6.Вывод ы.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Халил Хадил Исмаил

Последние десятилетия в науке о русской литературе связаны с пересмотром основных представлений о самом составе русской культуры XX столетия.

Открытие и публикации ранее неизвестных художественных текстов, новых документов, мемуарных свидетельств, введение в научный оборот множества новых фактов и современные теоретические междисциплинарные (философские, литературоведческие, культурологические, исторические, психологические и др.) осмысления художественного наследия - радикальным образом изменили существовавшую картину современной русской литературы и культуры.

Русская литература 20-30 —х годов, создававшаяся за рубежом, только в последние десятилетия стала объектом пристального исследования в России. Но и наследие писателей революционного периода, оставшихся за границей или вернувшихся в Россию, также имело не вполне аутентичное истолкование в советском литературоведении.

Стремление к созданию целостного, не противоречивого представления о творчестве А.Н.Толстого повлияло на выбор временного промежутка для нашего исследования, связанного с годами жизни и творчества писателя в недолгой эмиграции в Берлине (октябрь 1921г.- июль 1923г.). Данный период занимает существенное место в его многообразном творчестве, поскольку имеет вполне самостоятельный художественный статус как в контексте творчества писателя, так и в общем контексте русской советской литературы и культуры 20-х годов. Мы полагаем, что обращение к такому необычному феномену русской культуры XX века, как «Зарубежная Россия», и в частности, к такому многоликому и парадоксальному явлению, как «Русский Берлин» представляет несомненный интерес для исследователей. Берлинский период - один из сложнейших периодов в творческий биографии Толстого, период «между Европой и Россией», «между небом и землёй», «между жизнью и смертью» - промежуточная, пограничная ситуация. Время жизни в русском Берлине для Толстого явилось творческим, психологическим и биографическим рубежом, связанным с поиском писателем творческого и экзистенциального самоопределения. Процесс этот протекал сложно, он был отмечен противоречиями, и, естественно, что разные исследователи его по* разному осмысляли и оценивали. Особенно разноречивы оценки творчества Толстого этого периода в критике 20-х годов: Ю.Тыняновым, В.Шкловским, К.Чуковским и др.

Толстого постигла участь писателей, превращенных историей в предмет политизированного исследования. Один лишь пристрастный отбор материала способен сформировать очень разные картины. Понятно, что в «Воспоминаниях об А.Н.Толстом»1 1982г. зарисовки И.Андроникова, Н.Асеева, Ю.Олеши, И.Эренбурга, К.Федина, М.Жарова, Д.Толстого, Н.Толстой-Крандиевской проникнуты тёплой симпатией, а то и пафосом восхищения. (Нужно отметить, впрочем, образ Толстого в воспоминаниях Н. Крандиевской-Толстой , изданных отдельно, неоднозначен и даёт богатый материал литературоведу, признающему биографический метод). Воспоминания же И.Бунина, Р.Гуля, Е.Шкляра, рассматривающиеся в постсоветской критике как первостепенный источник, дают противоположные толкования: все они - русские эмигранты, вследствие острого неприятия большевистской власти оставившие родину, закономерно смотрят на Толстого, вернувшегося из эмиграции и принявшего советскую власть, как на «предателя и приспособленца». Белоэмигранты, оставшиеся в Париже и Берлине, а также русские «диссиденты» в один голос признавали постэмиграционные произведения Толстого «халтурой». Роман Гуль отзывается о них как "коммерческой" литературе, написанной по заказу большевистского правительства, исключительно для того, чтобы с почётом быть принятым в

1 Воспоминания об А.Н.Толстом. М.: «Советский писатель», 1982.-495 с.

2 Крандиевская-Толстая Н.В. Воспоминания. — Л.:Лениздат. 1977. - 224 с. 2

СССР1 - несомненный показатель безнравственности и духовной слабости. Пожалуй, единственная положительная ранняя рецензия на «Аэлиту» была сделана Ниной Петровской в газете: «Гипербола, фантазия, тончайший психологический анализ, торжественно музыкальная простота языка, все заплетается в пленительную гирлянду»2.

И. Бунин в своих воспоминаниях о писателе, названных им «Третий Толстой» (во многом сформировавших, кстати, стереотипическое представление о Толстом как о личности), подчёркивает циничное - быть может, даже потребительское - отношение Толстого к установившемуся в России порядку. Рассказ о последней встрече писателей, произошедшей в Париже в 1936 г., когда Толстой был там проездом, проникнут горечью и сарказмом. «.Он тоже уже шел навстречу мне и как только мы сошлись, тотчас закрякал своим столь знакомым мне смешком и забормотал. «Можно тебя поцеловать? Не боишься большевика?»

- спросил он, вполне откровенно насмехаясь над своим большевизмом, и с такой же откровенностью, той же скороговоркой и продолжал разговор еще на ходу: -Страшно рад видеть тебя и спешу тебе сказать, до каких же пор ты будешь тут сидеть, дожидаясь нищей старости? В Москве тебя с колоколами бы встретили, ты представить себе не можешь, как тебя любят, как тебя читают в России.

Я перебил, шутя:

- Как же это с колоколами, ведь они у вас запрещены. Он забормотал сердито, но с горячей сердечностью:

- Не придирайся, пожалуйста, к словам. Ты и представить себе не можешь, как бы ты жил, ты знаешь, как я, например, живу? У меня целое поместье в Царском Селе, у меня три автомобиля. У меня такой набор драгоценных английских

1 Гуль Р. Я унёс Россию, http://www.dkl868.ru/history/gul 11 .htm.

2 Геннадий Прашкевич. Алексей Николаевич Толстой, http://www.rf.com.ua/article/534. 3 трубок, каких у самого английского короля нету. Ты что ж, воображаешь, что тебе на сто лет хватит твоей Нобелевской премии?»1

По множеству различных документов — воспоминаний, писем, дневников, публикаций, часто предвзятых или неправильно понятых - мы можем составить представление о знаменитом человеке в повседневной жизни, его привычках, пристрастиях. Но когда речь идёт о художнике, главными «документами» такого рода являются его произведения, и именно они - его истинная биография. Конечно, Толстой мог «надсмехаться над своим большевизмом»: он был и оставался настоящим русским барином, любил роскошь и, как он сам выражался, «легкую и изящную жизнь» . Но не ради хорошей жизни, не ради поместья в Царском Селе и набора драгоценных английских трубок вернулся Толстой в Россию, а потому, что был он русским - писателем, барином, просто человеком; потому, что в эмиграции была «собачья тоска». Когда Евгений Шкляр, погружённый, как и все прочие, в политическую жизнь русской эмиграции, спрашивал Толстого в Берлине: «Алексей Николаевич, а зачем Вы в "Накануне"?», тот отмахивался рукой от этого вопроса, словно от назойливого комара, и отвечал: «Да я же там не работаю. В Москву хочу, обратно, - вот и весь сказ!!!» . Для него неважны были на самом деле «наканунцы» и «сменовеховцы», и на упоминание Александра Ященко о том, что Толстого исключили из Союза Писателей и журналистов «за «Накануне», тот отвечал равнодушно и насмешливо: «Да что такое вся эта эмиграция?. Это, Сандро, пердю монокль — и только.». Можно думать, что так проявлялись цинизм, беспринципность, измена принципам, как это утверждали хором оставшиеся по ту сторону баррикад белоэмигранты. В самом деле, сегодняшний исследователь видит в Толстом равнодушие или высокомерие человека, видевшего, как невелико значение политических разногласий рядом с

1 Бунин И.А. Третий Толстой, http://bunin.niv.ru/bunin/rasskaz/pod-serpom-i-molotom/tretiy-tolstoy.htm.

2 Гуль Р. Я унёс Россию, http://www.dkl868.ru/history/gulll.htm.

3 Шкляр Е. Литературный Берлин (Заметки и впечатления). http://www.russianresources.lt/archive/Shkliar/Shkliar8.html 4 другими ценностями. Художественное творчество является лучшим «детектором лжи», и писатель, кривящий душой перед самим собой, никогда не напишет ничего достойного. «Ни к красным, ни к белым! Ни с Лениным, ни с Врангелем», -призывали русские левые демократы. Толстой не был левым демократом, сменовеховцем, «наканунцем». Он был писателем, а это даёт право на истинный аристократизм и аристократическое чувство превосходства: не обращая внимание на рябь на поверхности воды, бывшую настоящим штормом для многих других, Толстой-писатель думал об эпической глубине литературы.

Быть может, Толстой и думал при отъезде в СССР о личной выгоде: как видно из воспоминаний, он действительно любил жить на широкую ногу, и ему это удалось. Его духовное перерождение, конечно, было на каком-то уровне чистым театром: чего стоит, например, подпись «гр.Толстой», в которой «гр» можно прочесть одновременно как «граф» и «гражданин». Однако его литературное наследие берлинского периода ни в коей мере не было «халтурой» и, прочитанное правильно, не оставляет такой двусмысленности. Перемена, постигшая Толстого, действительно была, и была глубокой, поскольку явственно отразилась в его художественном творчестве. «Что с ним случилось, не знаем, он весь внезапно переменился, - писал Корней Чуковский. - Переменившись, написал «Аэлиту»; «Аэлита» в ряду его книг — небывалая и неожиданная книга. В ней не Свиные Овражки, но Марс. Не князь Серпуховский, но буденновец Гусев. И темы в ней не похожи на традиционные темы писателя: восстание пролетариев на Марсе»1. О выборе Толстым жанра научной фантастики будет подробнее написано ниже, но ясно с первого взгляда, что поиск нового жанра — это всегда попытка взглянуть на мир под другим углом, увидеть его в новом свете. Нельзя отрицать, что «Гиперболоид инженера Гарина», а также пьеса «Бунт машин» и рассказ «Союз пяти» - научно-фантастические произведения, написанные в расчёте на

1 Цит.по: Ревич В. Алексей Толстой как зеркало русской революции// Перекрёсток утопий М.: Ин.-т востоковедения, РАН, 1998. С.51. массового читателя, произведения во многом дидактические и даже пропагандистские, именно такие, каких ждало от Толстого советское правительство (развёрнутый план «Гиперболоида инженера Гарина» был в 1924 г. подан Толстым как заявка в Государственное издательство). После лирического и психологически утончённого «Детства Никиты» такая перемена действительно заметна. Но является ли решение Толстого взяться за написание таких книг «личной безнравственностью», в которой обвиняет Толстого Бунин? Это вопрос мировоззрения - позорно или нет для художника создавать произведения, доступные максимально широкому кругу читателей и ориентированные специально именно на массового читателя. Если речь идёт о художнике, а не ремесленнике, в этих произведениях неизбежно будет не всем доступная глубина.

Ю.Тынянов в своём обзоре «Литературное сегодня» проницательно отмечает пародийную сущность «Аэлиты», однако представляет её как лёгкое средство сделать роман завлекательнее, а историографический пласт романа, рассмотренный в данном исследовании, для видного русского формалиста -«марсианская философия, почерпнутая из популярного курса и внедрённая для задержания действия, слишком мало задерживающегося о марсианские кактусы»1. Странно видеть, что один из виднейших русских литературоведов XX в., автор монографии о Достоевском и Гоголе, прямо касающейся теории пародии, и во всех тонкостях понимавший сложность жанровой природы любого произведения, так отреагировал на публикацию «Аэлиты» и пришёл к выводу, что «не стоит писать марсианских романов». Мы можем наблюдать поучительную картину того, как атмосфера идейных битв влияет на самые выдающиеся умы. В.И.Баранов, и в 1985г., с другой стороны, вряд ли обоснованно называет сформировавшуюся в 20-е годы поэтику Толстого «новой разновидностью реализма», особенности которого

1 Тынянов Ю.Н. О литературной эволюции. // Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977,. С.156. обусловлены внутренними закономерностями литературного процесса молодой Советской Республики»1.

Глубоко знавший творчество Толстого В.Р.Щербина пишет о «пути

A.Толстого к слиянию с революцией» и о политизированных нападках на него западных критиков: «не прекращаются попытки советологов очернить исторический мужественный выбор писателя, его включение в строительство новой, советской культуры». Будучи крайне политизированной, статья

B.Р.Щербины - со своей стороны баррикад - очень точно описывает ситуацию в литературоведческих кругах, связанную с именем Толстого: «вокруг него, начиная с первых поколений белой эмиграции до наших дней, ведётся ожесточённая полемика противостоящих идеологических сил»2.

Понятно, что внутри этой ожесточённой полемики невозможно объективное, научное исследование. Творчество Толстого до сих пор является не только художественным, но и политическим феноменом, что с неизбежностью делает многие исследования его творчества пристрастными. По-видимому, сегодня исследователь может смотреть на эти десятилетия как на один из многих этапов в истории русского литературоведения. Появляются неполитизированные издания архивных материалов, предоставляющие разностороннюю информацию о жизни и мнениях известных писателей изучаемого в диссертации периода и их литературного окружения . Таким образом, хотя творчество Толстого, казалось бы, подробно изучено и описано, лишь теперь становится вполне возможным взгляд учёного на тексты писателя вне актуальных идеологических боёв, с опорой лишь

1 Баранов В.И. Творческие искания А.Н.Толстого и советская литература 20-х годов. //А.Н.Толстой, материалы и исследования. М.: Наука, 1985. С.111. Щербина В.Р. Толстой: творческий путь// А.Н.Толстой. Материалы т исследования. М.: Советский писатель, 1956. С. 15.

3 См., например, Русский Берлин 1921 - 1923: По материалам архива Б.И.Николаевского в Гуверовском институте / Сост., подгот. текста, вступ.ст. и коммент: Л.Флейшмана, Р.Хьюза, О.Раевской-Хьюз. - 2-е изд., испр. - Paris - М.: YMCA-Press - Русский путь, 2003. - 388-с. на собственно философские убеждения и верования - обязательное условие существования литературоведения как науки.

Творчество Толстого сегодня вызывает пристальный интерес со стороны исследователей и читателей. В последние два десятилетия, после довольно продолжительного перерыва, одна за другой выходят полемические статьи (напр.: C.JI. Слободнюк К вопросу о гностическом элементе в творчестве А.Блока, Е.Замятина и А.Толстого (1918-1923) /1994/; Е.Д. Толстая Буратино и подтексты Алексея Толстого /1997/; Л.Ф.Кацис Кто такой Буратино? Марионетки в русской прозе 1920-1930-х годов /1997/; Е.Д.Толстая Алексей Толстой между небом и землёй: первый эскиз революционного романа /2002/; Е.Толстая Толстой и Ветлугин /2003/; Л.П.Григорьева О скрытой пародийности «Рукописи, найденной под кроватью» А.Толстого/2005/; Л.П.Григорьева О пародийном подтексте романа А.Н.Толстого «Аэлита» /2005/; И.Белобровцева Лицо не в фокусе (К проблеме одного прототипа) /1990/; М.Липовецкий Утопия свободной марионетки, или как сделан архетип /2003/ и др.), монографии (напр.: М.И.Свердлов По ту сторону добра и зла. Алексей Толстой: от Буратино до Петра /2004/ и др.), сборники {А.Н.Толстой Новые материалы и исследования /1995/72002/ и др.), телепрограммы («Алексей Толстой - советский граф»/канал «Россия», 17 августа 2005г./), которые рисуют новый, непривычный и для большинства незнакомый образ Толстого, неангажированно осваивая поэтику его творчества (романов, повестей, публицистических статей). В настоящее время предпринимаются попытки более глубокого осмысления собственно «эмигрантского» корпуса текстов Толстого берлинского периода - «Последний день поэта Санди», «Рукопись, найденная в мусоре под кроватью», «Аэлита» и некоторых др., которые отличаются наибольшей реминисцентностью и аллюзийностью. М.Н.Липовецкий, который указал на интенцию самооправдания в структуре «Золотого ключика», работы Е.Д.Толстой и М.И.Свердлова, статьи Л.П.Григорьевой вносят весьма значимые уточнения в понимание как контекста эмиграционной литературы и литературы русского Серебряного века, так и в трактовку непосредственных проявлений той же поэтической специфики Толстого в берлинский период. Современные исследователи приходят к выводу, что «именно в эмиграции, в Париже и Берлине, А.Толстой завершил своё ученичество, осмыслив гениальное искусство и духовный подвиг А.Блока в статье «Падший ангел» /1922/, стал современным писателем, прячущим осознанную символическую картину мира под реалистическим повествованием» то, что М.А.Волошин и вслед за ним Е.Замятин назвали «неореализмом».

Литературовед, взявшийся в такой ситуации за исследование творчества Алексея Толстого, оказывается в двойственном положении. С одной стороны, литература (особенно русскоязычная), посвящённая его творчеству, весьма обширна, хотя, с другой стороны, и не приобретает масштабов литературоведения об А.С. Пушкине и Л.Н.Толстом или англоязычной «мильтоновской интустрии» и потому вполне обозрима. Такая ситуация выглядит оптимальной для исследования на любую тему. С другой стороны, если критически оценить подавляющую часть предисловий, биографий и популярных литературоведческих комментариев Толстого, изданных за XX в., например, в издательствах «Детская литература» и «Просвещение» сотнями тысяч экземпляров, видно, что при всей добросовестности и порой незаурядности, с которыми написаны и составлены эти тексты, они дают намеренно упрощённое и (вследствие этого) неизбежно искажённое представление о фигуре писателя. Для рядового читателя и сегодня Толстой — автор в первую очередь «Аэлиты» и «Золотого ключика», произведений очень социалистических (что спорно), и «Петра Первого» - эпопеи о величии русского народа (что в целом верно). В общих чертах, хотя, конечно, с освещением нюансов, эта картина переносится и на литературоведение второй половины прошлого столетия. Так, роман «Аэлита», жанровые особенности которого, как и их значение для творческого замысла писателя, проанализированы в данной работе, обычно рассматривался в русском литературоведении XX в. как юношеский фантастический роман о социалистической революции на Марсе. Следует отметить как феноменальную широкую читаемость «Аэлиты» в советский период при её пародийной нагруженности сложными смыслами, и подчеркнуть, что это следствие писательского мастерства Толстого, который, высказав всё, что желал, в имманентной форме романного прозаического иносказания, придал вдобавок тексту, используя популярность научной фантастики, формульный вид, годный для массового неподготовленного читателя. Более того, некоторые существенные художественные задания романа, например, лирическое, остаются реализованными и на этом уровне.

Однако, с учётом важной работы упомянутых выше современных исследователей, у диссертации есть опора для анализа собственно поэтики прозы Толстого, и при этом обнаруживаются её довольно сложные структуры, не замеченные ранее свойства, новые контексты. Многое в них связано с установкой на пародийность и самопародийность. Как отмечают некоторые авторы (Е.Толстая, Л.Григорьева и др.), пародизация является даже основной, «кодовой» чертой поэтики А.Толстого. Мотивация пародийности - не только в игровом начале как признаке толстовской поэтики, но и в продолжающейся длительное время зависимости А.Толстого от «знаковых» фигур эпохи, с которой ему предстояло расстаться. Именно пародийность прозы берлинского периода будет рассмотрена в с диссертации.

Данная работа, таким образом, приобретает актуальность уже в силу своего хронологического места в литературоведческих изысканиях. Сегодня возможен объективный взгляд на события и тексты, ещё два десятилетия назад имевшие такую тесную связь с политической ситуацией того времени, что сам факт написания статьи, скажем, об Алексее Толстом, уже был публицистическим жестом. Проблема пародии, в свою очередь, хоть и была рассмотрена такими авторитетными литературоведами, как Бахтин и Тынянов, теоретически разработана, как всеми признано, ещё не достаточно глубоко. Методологически в диссертации учитывается теоретическая разработка пародии в русском литературоведении раннего XX в. Тынянов вводит функциональное различие между пародичностью и пародийностью — употреблениями пародических форм в пародийной или непародийной функции. По его словам, «пародичность и пародийность влияют также и на жанровые структуры. Так, например, ясно, что для перевода явления одной системы в другую (пародийность) — вовсе незачем целиком сохранять и объем произведения, достаточно дать знак жанра, в который включен знак другой системы. Поэтому, например, пародии, направленные на большую форму (напр., пушкинскую поэму), — обыкновенно даются в форме фрагментов (ср. пародии Полевого). Между тем пародичность — т.е. применение пародических приемов вне пародической функции — может быть свойством любой широко развитой формы»1. Помимо разрушающей свой объект смехом и унижающей его пародии мы - вслед за Тыняновым - различаем также изучающую пародичность. Холодная, отчасти смеховая, как и пародия, она имеет целью не отвержение, а постижение подражанием. При анализе произведений Толстого видно, что употребление им пародических форм очень сложно и направлено на достижение самых разных художественных целей. Актуальность диссертационного исследования, таким образом, определяется как недостаточной изученностью глубинного слоя поэтики произведений Толстого вообще и берлинского периода в частности, а также недостаточной точностью понимания берлинского периода творчества Толстого в современном литературоведении. Эта ситуация сложилась объективно в результате резкой политизации всех идейных и культурных явлений, связанных с русской революцией, и здесь не имеется в виду недостаточная квалификация предшествующих авторов, писавших о Толстом берлинского периода. Следовательно, научная новизна заключается уже в выборе проблемного поля для исследования, на котором наиболее актуальна дальнейшая разработка рецепции А.Толстым эпохи Серебряного века. Мы также связываем

1 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С. 309.

11 научную новизну с углом зрения, под которым рассмотрен материал, а именно наблюдением и осмыслением пародичности и пародийности творчества Толстого, которые особенно сильно проявляются в эти переломные для его эволюции годы, что потребовало выработки, на основе изучения теории пародии, собственного методического подхода, позволяющего усмотрение пародических и пародийно-иронических обертонов на уровне не только тематически-идейных и образных рядов, но также на уровне мотива, словесной игры, поэтической реминисценции и аллюзии.

Формулировка темы диссертационного исследования и стоящая за нею выработка теоретического угла зрения на художественные тексты, а именно пародического, оказывается неразрывно связана с непростой судьбой Толстого как писателя и как человека. История меняет мировоззрение человека; если это индивид, непричастный художественному творчеству, энергия такой перемены оформляется в поступке, в практической деятельности. Если же переформируется мировоззрение писателя, творца, - он создаёт новые поэтические приёмы в процессе выработки новой концепции мира. В ситуации, когда история заставляет художника переоценить свои прежние воззрения и заново расставить приоритеты, произведения, бывшие для него ориентирами, а также его собственные творения становятся объектом пародии.

В работе мы ставим своей целью прояснить сущность пародии и пародийности как неотъемлемой части любого литературного процесса, а также особенно важной роли пародийности в произведениях Толстого во время напряжённого духовного и творческого поиска, когда сомнению подвергаются неоспоримые раньше концепции и происходит становление его как зрелого писателя, пришедшего в конечном счёте к эпическому в литературе. На пути к такой цели задачами, подлежащими решению, становятся: овладение полнотой литературных фактов, имеющих непосредственное отношение к творчеству Толстого берлинского периода; предварительная концептуализация пародийной сущности важнейших текстов периода; на основе такой гипотетической концепуализации центральной задачей диссертации ставится корректный анализ текстов «Аэлиты» и примыкающих к ней повестей на основе пристального чтения и с максимально возможным для нас по глубине усмотрением пародийности во всех слоях текста, но особенно в поэтико-языковом; сопоставление полученных данных с суждениями других исследователей, писавших об этих текстах; формулировка возможных на основании такой работы выводов.

Отдельно будет рассматриваться роман «Аэлита», принимающий форму авантюрно-приключенческого жанрового массового произведения и являющийся на деле интеллектуальным романом, чья организация лишь усложняется на первый взгляд примитивной формой. Именно пародия (и - на более глубоком уровне -пародичность) лежат в основе художественного метода Алексея Толстого; особенно ярко это видно на примере произведений, написанных Толстым в эмиграционный и постэмиграционный периоды его творчества (повести и рассказы «Рукопись, найденная под кроватью», «На острове Халки», «Убийство Антуана Риво», «Похождения Невзорова, или Ибикус», романы «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина»). Представляется, что именно эта постановка вопроса позволяет получить представления о поэтике всех послеэмиграционных произведениях Толстого как метатексте. Кроме того, исследование этого ключевого периода творческой биографии писателя может представить в новом свете более поздние его произведения, в том числе хрестоматийный роман-эпопею «Пётр Первый», и пролить свет на такие феномены, как отношение общеизвестного «Золотого ключика» к своему итальянскому первоисточнику.

Материалы исследования могут быть использованы также в преподавании литературоведческих дисциплин, спецкурсов по истории русской литературы XX века, литературе Русского Зарубежья, при создании пособий по аналитическому чтению, пособий по творчеству А.Н.Толстого для иностранных учащихся.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Берлинский период творчества А.Н. Толстого"

2.6. Выводы.

Повести А.Н.Толстого, созданные им во время его пребывания в Берлине, представляют собой настолько целостную художественную структуру, что возможно описать их в целом термином «метатекст». Крупная повесть «Похождения Невзорова, или Ибикус» обобщает эти произведения, повторяя и переосмысляя, часто неожиданным образом, их основные проблемы. Этот пласт творчества писателя предшествует его работе над «Аэлитой» и частично совпадает с ней хронологически. Целесообразно, однако, рассмотреть его после анализа романа, чтобы выявить корни толстовской пародийности.

В то время как в «Аэлите» собственно жанр научной фантастики, созданный Жюлем Верном и Гербертом Уэллсом, подвергается пародированию, в повестях берлинского периода Толстой всерьёз использует старинную новеллистическую форму. В повести «Похождения Невзорова, или Ибикус», однако, отчётливо видно пародическое переосмысление старинного жанра пикарески, приспособление его универсальной формы к новой литературе.

Повести менее абстрактны, чем «Аэлита»; их, в отличие от романа, можно назвать остросоциальными. В их текст включён обширный автобиографический и конкретно-исторический материал; все они, за исключением «Убийства Антуана Риво», исследуют феномен русской эмиграции. Повести лишены, однако, историософического пласта, на котором построена «Аэлита». Вначале писатель создал ряд относительно коротких произведений, художественный мир которых легко соотносится с конкретными историческими и национальными явлениями, препарировал в них эти явления, постепенно обобщая их от конкретного и совсем не фантастического белого эмигранта к бессмертному Ибикусу-Невзорову. Его следующим шагом было очищение событий своей эпохи от конкретно-исторической оболочки с тем, чтобы представить их аллегорически как иллюстрацию к своему рассуждению об истории и идее столкновения цивилизаций.

Заключение

В данной диссертационной работе рассмотрено творчество А.Н.Толстого под теоретическим углом зрения пародийности.

Проблема пародии, хотя и была рассмотрена такими литературоведами, как Бахтин и Тынянов, теоретически разработана не очень широко в силу относительно недавней постановки проблемы. Тынянов вводит функциональное различие между пародичностью и пародийностью - употреблениями пародических форм в пародийной или непародийной функции. По его словам, «пародичность и пародийность влияют также и на жанровые структуры. Так, например, ясно, что для перевода явления одной системы в другую (пародийность) — вовсе незачем целиком сохранять и объем произведения, достаточно дать знак жанра, в который включен знак другой системы. Поэтому, например, пародии, направленные на большую форму (напр., пушкинскую поэму), — обыкновенно даются в форме фрагментов (ср. пародии Полевого). Между тем пародичность — т.е. применение пародических приемов вне пародической функции — может быть свойством любой широко развитой формы»1. При анализе произведений Толстого видно, что употребление им пародийных и пародических форм очень сложно и направлено на достижение самых разных художественных целей. Так, например, в повести « Похождения Невзорова или Ибикус» жанр пикарески используется Толстым не с целью его осмеяния (что было бы актуальным в XVI в, но не в начале прошлого столетия), но с целью достижения собственных художественных целей. Форма плутовского романа оказывается идеальной моделью для развития образа Невзорова.

С другой стороны, «сама категория жанра в пародии приобретает характер в высшей степени условный. Пародия - это всегда образ жанра. Жанр, пользуясь

1 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. С. 309.

152 удачным выражением Бахтина, - герой пародии»1. Такое пародически-пародийное использование формы научно-фантастического романа можно увидеть, например, в романе «Аэлита». Его подзаголовок - "Закат Марса" - отсылает читателя к историософии Шпенглера, в романе действительно проведён глубокий историософский анализ, рассмотренный в соответствующей главе диссертационного исследования; однако, вызывая в сознании читателя словосочетание «Закат Европы», подзаголовок «Закат Марса» имеет и комический оттенок (в отличие от основного смыслового пласта) лежащий на поверхности. По такому принципу построен, по сути дела, весь роман - особенно ярким стал контраст между формой и содержанием после внесения Толстым в «Аэлиту» принципиальной правки. Согласно теории Тынянова, впрочем, этот верхний комический слой имеет собственно к пародии опосредованное отношение: «Использование какого-либо произведения как макета для нового произведения — очень частое явление. При этом, если произведения принадлежат к разным, напр. тематическим и словарным, средам, — возникает явление, близкое по формальному признаку к пародии и ничего общего с нею по функции не имеющее»2.

В работе избран период 20-х годов как, с одной стороны, ограничивающий исследование обоснованными рамками, а с другой стороны, представляющий в творчестве Толстого наиболее яркие и сложные примеры использования пародии, проникающей на уровень поэтики произведений.

В «Аэлите» формы пародийного претекста рассмотрены на собственно идейно-тематическом уровне, на сюжетно-мотивном уровне, на уровне персонажной системы. Формы пародийности построены на существовании какого-либо отражения - двуплановости, дихотоничности. Толстой часто использует традиционные приемы, например, внутристилистическое снижение в пределах

1 Владимир Новиков. Книга о пародии, http://parody.poetrv.com.ua/articles/book/02.html . Подробнее об этом у М.М.Бахтина: Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

2 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. С. 292.

153 одной фразы, реализация метафоры, развертывание фразеологизма, ономастическая пародизация. Пародийный характер может носить диалог или композиционно удвоенный сюжетный мотив. В результате формируется статус «театрального», кукольного, пародийно-марионеточного пространства.

Помимо разрушающей свой объект смехом пародии мы обнаруживаем в «Аэлите» также изучающую пародичность, постижение подражанием, что обусловлено природой романного жанра.

Аэлита» проявляет многие признаки интеллектуального романа: сгущенная игровая атмосфера, вовлекающая в себя весь идейный ряд, облегченность и некоторая схематичность трактовки персонажа, вплоть до его депсихологизации, густая и сложная пародийность, интертекстуальность.

Различные формы и приемы пародийности используются писателем и в повестях и рассказах берлинского периода.

Так, в «Рукописи, найденной под кроватью» выявляется пародия на сюжетном уровне, то есть элементарное пародирование предшествующих сюжетных моментов внутри повествования, так сказать, самопародия нарратива. Здесь же - пародийно-пародичное взаимоотражение России и Парижа, которое дублируется в системе персонажей, самопародия повествователя, пародируются чужие автору и повествователю «голоса» и стили.

В «Убийстве Антуана Риво» обнаруживается случай пародийности на границе текста и паратекста. Пародийная авторская интенция направлена не только на литературу, но и на некоторые общекультурные явления, в том числе шаблоны речи и стиля, например, тонкая пародия на иноязычную речь. Для повести «Черная пятница» характерны объективированно драматургическая форма пародийности и антропонимические обыгрывания.

В рассказе «На острове Халки» пародийное измерение приобретает речь персонажа для самого персонажа (монолог Изюмого).

В повести «Похождения Невзорова, или Ибикус», тематически примыкающей к корпусу берлинских текстов, пародийность представляет собой не отдельную черту текста, но его основной структурообразующий принцип.

Именно в этот нелёгкий для себя как для писателя и человека период Толстой вырабатывает особенную жизненную и творческую философию, предполагающую игровую свободу во всём, что не принадлежало фундаментальным ценностям его родного языка, родной истории и литературы. Тяготение к пародии связано как с природой литературного таланта Толстого, так и с конкретной исторической ситуацией, в которой были созданы анализируемые в работе произведения.

Диалектизм, с которым Толстой видит ситуацию, некоторая отрешённость от неё, внутренний холод, необходимый для анализа столь важных для него вопросов - это новые черты писателя. Придя к нелёгкому решению примирения с большевиками, Толстой всю оставшуюся жизнь последовательно проводит в публицистике линию своей приверженности коммунистическим идеям (показательна в этом плане заметка в «Литературной газете», озаглавленная «Октябрьская революция дала мне всё»1). Понятно, что то была своего рода театральная поза. Роль, которую он взялся играть, её расхождения с его глубочайшими убеждениями и, с другой стороны, родство с ними, привела к созданию им новой творческой концепции. Формы, заимствованные из маргинальных жанров, писатель наполнял сложными смыслами, понимание которых требовало от читателя чтения между строк («Аэлита»). То, что было очевидно в первой редакции романа, во втором издании требует вдумчивого прочтения. Если в первой редакции Лось говорит Скайлсу: «Что я найду там? -Ужас самого себя», то в следующем издании слово «ужас» было снято, и фраза приобрела почти противоположный на первый взгляд смысл, а благодаря

1 А.Н.Толстой.Собр.соч.: В 10-х т. Т.10. - М.: Государственное издательнство художественной литературы. С. 189-191. последовательности таких изменений роман приобрёл столь необходимый формат юношеской научной фантастики1. В том же диалоге снят был шпенглерианский пассаж Лося, но, как показано в соответствующей главе данной работы, историософский анализ Толстого не стал от этого более примитивным; что до отсылки к «Закату Европы», то она была сохранена в подзаголовке романа.

Толстой хотел жить и писать, а делать это он мог только дома. Пренебрежительное отношение ко всем остальным ценностям формировало и поддерживало присущую ему от природы склонность к театрально-комическому освоению жизни в искусстве. В своих эмиграционных и постэмиграционных произведениях Толстой пришёл к открытому и осознанному использованию пародичности, которая, по мнению Тынянова2, является условием развития литературы, отдаёт себе автор в этом отчёт или нет. Такой художественный метод может включать и пародийную функцию использования пародических форм, которой Толстой широко пользовался в «Аэлите» и «Гиперболоиде инженера Гарина». Повести и рассказы, написанные Толстым в эмиграции, важны как произведения, в которых формируется новый художественный метод писателя. Основанные часто на документально точных событиях и ситуациях, зафиксированных в заметках и письмах писателя, они становятся частью пародии, отрицающей и отвергающей прежние идеи художника и утраченные мировоззренческие черты. Переломный период в творческой биографии Толстого, анализу которого посвящено это диссертационное исследование, длился несколько лет. Это было время напряжённого творческого поиска, поиска новой идеи, способной вывести писателя из тупика, в который загнала его сама история, и художественной формы, которая могла бы воплотить эту идею в литературе.

Там же. С. 710. Ю.Н. Тынянов. Поэтика. История литературы. Кино / Подг. изд. и комментарии Е.А.Тоддеса, А.П.Чудакова, М.О.Чудаковой. — М.: Наука, 1977. 574-с.

Список научной литературыХалил Хадил Исмаил, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверинцев С.С. «Морфология культуры» Освальда Шпенглера // Вопросы литературы. 1968. № 1. С. 132-153.

2. Агурский М. Идеология национал-большевизма. Paris: YMCA-press, 1980. 317-с.

3. Алексеев А.Д. Литература русского зарубежья: Книги 1917-1940. Материалы к библиографии. СПб., 1993. 202-с.

4. Алексеев Г.В. Живые встречи. Берлин. М.: Мысль. 1923. С. 51-56.

5. Алпатов А.В. Комментарии // А.Н. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 3. М., 1958. С. 689-711.

6. Аристотель. Поэтика / Пер., введ., примеч. Н.И. Новосадского. Т. 4. Л.: Academia, 1927. 325-с.

7. Ауэрбах Э. Мимесис. М.: Прогресс. 1976. 556-с.

8. Баранов В.И. Загадка одного прототипа. Бессонов Блок // Звезда. 1980. № 10. С. 210.

9. Баранов В.И. Революция и судьба художника: А.Толстой и его путь к социалистическому реализму. М., 1967. 455-с.

10. Баранов В.И. Творческие искания А.Н.Толстого и советская литература 20-х годов // А.Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Наука, 1985. С. 102119.

11. Баранова В.И А.Н. Толстой. Жизненный путь и творческие искания. А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т.1. М., 1958. С. 5-37.

12. Басинский П.В., Федякин С.Р. Русская литература конца XIX начала XX века и первой эмиграции. Пособие для учителя. М.: Academia, 2000. 258-с.

13. БахтинМ.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советский писатель, 1963. С. 258-259.

14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.:

15. Художественная литература, 1975. 315-с.

16. Бахтин М.М. Проблема текста / М.М. Бахтин. Соб. соч.: В 7-х т. Т. 5. М.: Русские словари, 1996.

17. Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Возрождения. М.: Художественная литература, 1965. 521-с.

18. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 424-с.

19. Белая И.А. «Буддизм как теоретический источник учения о сознании жизни JI.H. Толстого». Сектор этики Института философии РАН. Этическая мысль. Вып. 2. М.: ИФ РАН. 2001. http://ethics.iph.ras.ru/em/em2/12.html

20. Белобровцева И. Лицо не в фокусе (К проблеме одного прототипа).http://www.utoronto.ca/tsq/02/belobrovceva.shtml

21. Белый А. Между двух революций. М.: Художественная литература, 1990. 672-с.

22. Бердяева Н.А., Букшпана Я.М., Степуна Ф.А., Франка С.М. Освальд Шпенглер и закат Европы. Сб. статей. М.: Берег, 1922. 96-с.

23. Березовая Л.Г. Культура русской эмиграции (1920 30-е гг.) // Новый исторический вестник. 2001. № 3(5). http://www.nivestnik.ru/2001 3/1 l.shtml

24. Берковский Н.Я. Эстетические позиции немецкого романтизма // Литературная теория немецкого романтизма. Л., 1936. 472-с.

25. Боровиков С.Г. Алексей Толстой: страницы жизни и творчества. М., 1984. 192-с.

26. Боровиков С.Г. Ясный талант / Критика-библиогр. очерк об А. Толстом. М., 1986. 192-с.

27. Бродский H.JI., Сидоров Н.П. Литературные манифесты От символизма до Октября. М.: Аграф, 2001. 384-с.

28. Брюсов В.Я. Среди стихов. М.: Советский писатель, 1990. 760-с.

29. Бунатян Г.Г., Черная М. Петербург события, люди. СПб серебряного века. Дома. Л.: Лениздан, 2002. 256-с.

30. Бунин И. А. Воспоминания. Париж: Renaissance, 1950. 273-с.

31. Бунин И.А. Миссия русской эмиграции (речь, произнесённая в Париже 16 февраля 1924 г.) http://zarubezhje.narod.ru/texts/chss0076.htm.

32. Бунин И. Третий Толстой, http://bunin.niv■ru/bunin/rasskaz/pod-seфom-i-molotom/tretiy-tolstoy.htm.

33. Быстрое В.Н. А.Н. Толстой новеллист (1917-1929 гг.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. - JL, 1986.

34. Варламов А.Н. Алексей Толстой. М.: Молодая гвардия, 2006. 591-с.

35. Виноградов Л.А. Аэлита. Фантастическая трагикомедия. М., 1976. 225-с.

36. Воробьёва Н.Н. Историзм художественного мышления А.Н.Толстого // А.Н.Толстой. Материалы и исследования. М., Наука, 1985. С. 27-39.

37. Воспоминания об А.Н.Толстом: Сб. / Сост. З.Никитина, Л.Толстая. Изд. 2-е, доп. —М.: Сов. писатель, 1982. 495-с.

38. ГалоганГ.Я. Л.Н. Толстой. Художественно-этические искания. Л., 1981. 176-с.

39. ГинзбургЛ.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство-СПБ, 2002. 768-с.

40. Голлербах Э.Ф. Алексей Николаевич Толстой. Опыт критико-биографического исследования. Л.: Изд. автора, 1927. 81-е.

41. Голубков С.А. Гармония смеха: комическое в прозе А.Н. Толстого: Очерки / С.А. Голубков. Самара: Книжное изд-во, 1993. 183-е.

42. Голубков С.А. Функция иронии в социальной фантастике А.Н. Толстого // А.Н. Толстой. Материалы и исследования. Межвузовский сборник научных статей. Куйбышев. 1983. С.50-53

43. Голубков С.А. А.Н. Толстой и Е.И. Замятин: Моменты творческой переклички // А.Н. Толстой. Новые материалы и исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 96-105.

44. Голубков С.А. Пародийные элементы в романе Евгения Замятина «МЫ» // Ирония и пародия: Межвузовский сборник научных статей / Под ред. С.

45. Голубкова, М. Перепелкина, В. Скобелева. Самара: Изд. Самарский университет, 2004. С. 117-127.

46. Голубков С.А. Комическое в ранней прозе А.Н. Толстого. : Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1978.

47. Грасиас К. Вехисты о Шпенглере. Базаров В. О Шпенглере и его критики. Бобров С. Контуженный разум. Сб. статей. М., 1922.ihlik.lib.nj/libruphilosbook22dec2006.html

48. Григорьева Л.П. Автор и герой в рассказе А.Н. Толстого «Рукопись, найденная под кроватью». JL: Вестник ЛГУ, Сер. 2. Вып. 2. 1988. № 9. С. 31-35.

49. Григорьева Л.П. О пародийном подтексте романа А.Н. Толстого «Аэлита». ВБУ. Филология. Сер.6. Вып,9. УЛАН-УДЭ. 2005. С. 93-104.

50. Григорьева Л.П. О скрытой пародийности «Рукописи, найденной под кроватью» А.Н. Толстого. СПб.: СПбГУ, 2006. С. 81-90.

51. Гуль Р.Б. Я унёс Россию: Апология эмиграции. Т. 1. Россия в Германии. Нью-Йорк, 1981. http://www.dk 1868.ru/history/gul 11 .htm.

52. Гуренков М.Н. А.Н. Толстой и революция (Публицистика писателя 1914-1923 гг.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1961.51 .Демидова О.Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского зарубежья. СПб.: Гиперион, 2003. 296-с.

53. Днепров В.Д. Искусство человековедения. Из художественного опыта Льва Толстого. Л., 1985. 288-с.

54. Емельянов Ю.Н. «Русский Берлин» (Издательские центры в 20 30-х гг.) // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 - 1940. В 2-х книгах. Книга первая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 50-56.

55. Еременко Л.И. Русская эмиграция как социально-культурный феномен: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1993.

56. ЖенеттЖ. Фигуры. Т. 2. М.: Изд. им. Сабашниковых, 1998. 410-с.

57. Жуков Д. Фантастическая дерзость // Толстой А.Н. Аэлита; Гиперболоид инженера Гарина. — М.: Правда, 1986. — С. 5-22.

58. Западов В. А. А.Н. Толстой: Кн. для учащихся. 2-е изд. испр. и доп. М.: Просвещение, 1981. 127-с.

59. Званцева Е.П. Своеобразие фантастики А.Н. Толстого // Учёные записки Горьковского государственного педагогического института им. A.M. Горького. М.: Серия литература, 1966. Вып.54. С. 51-75.

60. Ипполитов С.С., Катаева А.Г. «Не могу оторваться от России.»: Русские книгоиздатели в Германии в 1920-х гг. М., 2000. 164-с.

61. Кант И. Критика способности суждения // И. Кант. Соб. соч.: В 6-х т. Т. 5. М.: Мысль, 1966. 564-с.

62. Карсавин Л.П. Рец. на: Алексей Толстой. Аэлита. Изд-во Ладыжникова, 1923, Берлин // Современные записка. Т. XVI. 1923. С. 419^22.

63. Кацис Л.Ф. Кто такой Буратино? (Марионетка в русской прозе 1920-1930-х годов). Т. 56. № 2. М.: Известия РАН, Серия литературы и языка. 1997. С. 4047.

64. Кдырбаева Б.А. История и личность в творчестве писателей 20-30-хгодов XX в. (А. Толстой, М. Алданов, В. Набоков, Е. Замятин): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького, РАН. М., 1996. 56-е.

65. Кожевникова Н.А. О языке писателей-эмигрантов // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общейред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 5760;

66. Кожевникова Н.А. Язык революционной эпохи в изображении писателей русского зарубежья //Русистика сегодня. 1998. № 1-2. С. 72-87.

67. Козлов KJI. Тень Грозного и Художник // Киноведческие записки. 1992. № 15.

68. Колобаева JI.A. Проблема положительного героя в романе А.Н. Толстого «Аэлита» // Творчество А.Н. Толстого. Сборник статей под ред. А. Алпатова и Л. Поляк. М.: Изд. Московского университета. 1957. С. 41-55.

69. Кондаков И.В. Наше советское всё // Вопросы литературы. 2001. № 4.http://magazines.russ.rU/voplit/2001/4/kondak-pr.html

70. Х.Костиков В.В. Не будем проклинать изгнание.: Пути и судьбы русской эмиграции. 2-е изд., доп. М., 1994. 525-с.

71. Крандиевская-ТолстаяН. Воспоминания. Л.: Лениздат, 1977. 224-с.

72. Крандиевский Ф.Ф. Рассказ об одном путешествии // Звезда. 1981. № 1. С. 151-179.

73. Краткая литературная энциклопедия. Т. 5. М., 1968. С. 604.

74. КрестинскийЮ.А. А.Н. Толстой. Жизнь и творчество (краткий очерк). М.: Изд-во АН СССР, 1960. 314-с.

75. Крестинский Ю.А. Комментарии // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 3. М.: Художественная литература, 1958. С. 711.

76. Критика русского зарубежья. В 2-х ч. / Сост., авт. примеч. О.А. Коростелев, Н.Г. Мельников; Подгот. текста, предисл.: О.А. Коростелева. Ч. 1. М.: Олимп (Библиотека русской критики), 2002. 471-е.

77. КрымовВ. А.Н. Толстой без ретуши // Мосты. 1961. № 7. С.370.

78. Крюкова А. Алексей Николаевич Толстой. — М.: Моск. рабочий, 1989. — 142 с.

79. Крюкова A.M. Алексей Толстой и русская литература: Творческая индивидуальность в литературном процессе. М.: Наука, 1990. 257-е.

80. Кудрявцева В.Ю. Деятельность Дома Искусств в Берлине (1921 1923) // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 — 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 446^49.

81. Ланин Б.А. Страх и псевдокарнавал в русской антиутопии // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 — 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 234-246.

82. Леонидов В. Палитра российского изгнания // Культура. 16-22. 12. 1999. www. kultura-portal .ru/tree/cultpaper/article .j sp?number=9 8&rubric

83. Липовецкий M. «Утопия свободной марионетки или как сделан архетип» // Новое литературное обозрение. 2003. № 60. С. 252-268.

84. Литература русского зарубежья, 1920-1940 / Сост. и отв. ред. Михайлов О.Н. -М., 1993.-335 с.

85. Литература русского зарубежья. Антология. Т. 1, Т. 2, Т. 3. М., 1997.

86. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Том I. Писатели русского зарубежья. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. С. 439441.

87. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Том И. Периодика и литературные центры / Под ред. А.Н. Николюкина. М.: РоссПЭН, 2000. 640-с.

88. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкин. М., 2001. С. 285.

89. Лосев А.Ф., Шестаков В. История эстетических категорий. М., 1965. С. 326342.

90. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. 556-с.

91. Лотман Ю.М. Руссо и русская культура XVIII-XIX в.в.; Ж.Ж. Руссо. Трактаты. М., 1969. С. 556-604.

92. Макарова И. Очерки истории русской литературы XX века. СПб., 1995. 164-с.

93. Макаревич Е.В. Пародия в комедиях Аристофана: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

94. Макина М.А. Творчество А.Н. Толстого 20-х годов (1922-1928): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1955.

95. МенегальдоЕ. Русские в Париже. 1919 1939. М., 2001. 247-с.

96. Минц 3.Г. «Перед возвращением на Родину (Письмо А.Н. Толстого от 12 июня 1922)»//Русская литература. 1959. № 1. С. 175-180.

97. Михайлов О.Н. Литература русского зарубежья. М., 1995. 432-с.

98. Михайлов О.Н. От Мережковского до Бродского: Литература Русского зарубежья. М., 2001. 336-с.

99. Бёмиг М. Берлин начала 20-х гг.: столица русского или эмигрантского театра? // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. 400-с.

100. Морозов А. Русская стихотворная пародия // Русская стихотворная пародия XVIII начала XX вв. Л., 1960. 437-с.

101. Мущенко Е.Г. Поэтика прозы А. Толстого: Пути формирования эпического слова. М., 1983. 106-с.

102. Мущинина Л.Н. Ранняя греческая инвектива и ее литературная основа. Philologia classica И, 1982. С. 46-55.

103. Нефедьев Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство // НЛО. 2001. № 51.; 2002. http://magazines.russ.ni/authors/n/nefedev/

104. Нив Ж. История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива и др. М.: Прогресс, Литера, 1995. 704-с.

105. Николаев Д.Д. Художественное своеобразие авантюрной прозы А.Н. Толстого // А.Н. Толстой. Новые материалы и исследования (Ранний А.Н. Толстой и его литературное окружение). М.:ИМЛИ, 2002. С. 64-76.

106. Николюкин А.Н. «Не в изгнании, а в послании»: миссия литературы // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 6-16.

107. Ницше Ф. Ессе Homo // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Избранные произведения. Т. 2. М.: Сирин, 1994. 410-с.

108. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Часть III. Гл. «О духе тяжести» / Под ред. К.А. Свасьяна: В 2-х. т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. http://ru.philosophy.kiev.ua/library/nietzsche/zarathustra.html

109. Новиков В.И. Зачем и кому нужна пародия // Вопросы литературы. 1976. № 5. С. 193.

110. Новиков В.И. Книга о пародии. М.: Советский писатель, 1989. 554-с.

111. Олеша Ю. Встречи с Алексеем Толстым // Ю. Олеша. Повести и рассказы. М., 1965. 551-е.

112. Парамонов Б. Шпенглер о России // Звезда. 2000. № 6. http://magazines.russ.rU/zvezda/2000/6/

113. Петелин В.В. Алексей Толстой. Жизнь замечательных людей. М.: Молодая гвардия, 1978. 258-с.

114. Петелин В.В. Жизнь Алексея Толстого: Красный граф. Бессмертные имена. М.: Центрполиграф, 2001. 940-с.

115. Петровская Е.В. Гете и Руссо в творческом самосознании молодого Толстого: «поэзия» и «правда» // Русская литература. 2001. № 1.http ://www.pushkinskii dom.ru/Defau It. aspx

116. Петровский MM. Книги нашего детства. СПб.: Изд. Ивана Лимбаха, 1983. 424-с.

117. ПрашкевичГ. Алексей Николаевич Толстой, http://www.rf.com.ua/article/534

118. Примочкина Н.Н. Горький и писатели русского зарубежья. М.: ИМЛИ, 2003. 361-с.

119. Поляк JIM. Алексей Толстой Художник. М.: Наука, 1964. С. 244-268.

120. Раев М.И. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919-1939. М., 1994. 296-с.

121. Ревич В.Ю. Алексей Толстой как зеркало русской революции //Перекрёсток утопий. М.: Ин-т востоковедения, РАН, 1998. 384-с.

122. Ревич В.Ю. «Мы вброшены в неизвестность». К 60-летию первого издания «Аэлиты» // Сборник научной фантастики. Вып 28. М.: Знание, 1983. С. 209222.

123. Розов А. Пародии А.П. Чехова в контексте русской пародии конца XIX века. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1985

124. Руднев А.П. Толстой Алексей Николаевич // Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). Т. I. Писатели русского зарубежья. М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. С. 385-387.

125. Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги; Библиографический словарь: В 3-х т. / Под ред. Н.Н. Скатова. Т. 3. М.: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. 830-с.

126. Русская литература XX века в зеркале пародии: Антология/ Сост., вступ. Ст. О. Кушлиной. М., 1993. 478-с.

127. Русский Берлин. Составление, предисловие и персоналии В.В. Сорокиной. М.:МГУ, 2003. 368-с.

128. Русский Берлин 1921 1923: По материалам архива Б.И. Николаевского в Гуверовском институте / Сост., подгот. текста, вступ.ст. и коммент: Л. Флейшмана, Р. Хьюза, О. Раевской-Хьюз. 2-е изд., испр. Paris - М.: YMCA-Press - Русский путь, 2003. 388-с.

129. Русский Берлин: 1920-1945: Международная научная конференция / Науч. ред. Л.С. Флейшмана; Сост. М.А. Васильевой, Л.С. Флейшмана. Выпуск 06. М.: Русский путь, 2006. 464-с.

130. Свердлов М.И. По ту сторону добра и зла. А.Толстой: от Буратино до Петра. М.: Глобус ЭНАС, 2004. 176-с.

131. Северюхин Д.Я. Русская художественная эмиграция. 1917-1939. СПб.: Издательство имени Н.И. Новикова, 2003. 132-с.

132. Скобелев В.П. М.М. Бахтин и Ю.Н. Тынянов (к теории пародии) // Ирония и пародия: Межвузовский сборник научных статей / Под ред.

133. Голубкова, М.А. Перепелкина, В.П. Скобелева. Самара: Изд. Самарский университет, 2004. С. 18-33.

134. Скобелев В.П. Приключенческая проза А.Н. Толстого 20-х г.г. Жанровое своеобразие и проблема пародирования // А.Н. Толстой. Новые материалы и исследования. М.: Наследие. 1995. С. 67-90.

135. Скороспелова В.В. Русская советская проза 20-30-х годов. Судьбы романа. М.: Изд-во МГУ, 1985. 263-с.

136. Слободнюк С.Л. К вопросу о гностическом элементе в творчестве Блока, Замятина и А.Толстого (1918-1923) // Русская литература. 1994. №3. С. 80-94.

137. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х гг. М.:МГУ, 1991. 182-с.

138. Сорокина В.В. «Русский Берлин» как подсистема литературы 20-30 годов // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1996. № 1. С. 30^2.

139. Спиридонова Л.А. Бессмертие смеха: комическое в литературе русского зарубежья. М.: Наследие, 1999. 336-с.

140. Спиридонова Л.А. Сатира русского зарубежья // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 1940. В 2-х книгах. Книга вторая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. 400-с.

141. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 990-с.

142. Степун Ф.А. Встречи. Мюнхен 1962. М. СПб., 1995. 773-с.

143. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Изд. 3-е, испр. и дополн. Париж; М.: YMCA-Press, Русский путь, 1996. 256-с.

144. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы: В 2-х т. Т. 1.М., 2004. 512-е.

145. Тарле Г.Я. История российского зарубежья: термины; принципы периодизации // Культурное наследие российской эмиграции: 1917 1940. В 2-х книгах. Книга первая / Под общей ред. акад. Е.П. Челышева и проф. Д.М. Шаховского. М.: Наследие, 1994. С. 16-24.

146. Тиме Г.А. Два лика русской идеи. О. Шпенглер о Ф. Достоевском и Л. Толстом // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 16. М., 2001. 305-е.

147. Тиме Г.А. «Закат Европы» как центральная мысль русской философии (о мировоззренческой самоидентификации России в начале 1920-х г.г.) // XX век. Двадцатые годы: из истории международных связей русской литературы. СПб.: Наука, 2006. С. 62-89.

148. Тиме Г.А. О. Шпенглер и русская мысль начала 20-х г.г. // Русская литература. 1999. № 3. С. 58-71.

149. Толковый Словарь Ушакова, http://slovari.yandex.ru/dict/ushakov.

150. Толстая Е.Д. Алексей Толстой в революционной Москве. Светлой памяти Натальи Васильевны Крандиевской-Толстой. http://www.utoronto.ca/tsq/l 1/tolstayal 1 .shtml.

151. Толстая Е.Д. «Одна, в плаще весенней мглы»: к тексту Софьи Дымшиц-Толстой в русской литературе // НЛО. 2008. № 91.http://www.magazines.russ.ru/nlo/2008/91 /to 10.shtml.

152. Толстая Е.Д. Толстой и Ветлугин. http://www.utoronto.ca/tsq/07/tolstaya07.shtml.

153. Толстая ЯД Мир после конца. Работы о русской литературе XX века. М., 2002. 511-е.

154. Толстая ЕД. Буратино и подтексты Алексея Толстого // Известия А.Н. Толстого. Серия Литературы и языка. Т. 56. М., 1997. № 2. С. 28-39.

155. ТолстаяМ.А. Тихая музыка памяти // Нева. 1987. № 7-8.

156. Толстой А.Н. Аэлита (Закат Марса). Роман // Красная новь. М., 1922. № 6. С. 105-149; 1923. № 1. С. 52-91; 1923. №2. С. 36-57.

157. Толстой А.Н. Великая страсть. О М. Горьком // Накануне. №20.

158. Толстой А.Н. Воспоминания об А.Н. Толстом. М.: Советский писатель, 1982. 496-е.

159. Толстой А.Н. «Жар-птица»: Эмиграция и судьба художественной эпохи // Камера обскура. 1998. № 3. С. 36-39.

160. Толстой А.Н. «Несколько слов перед отъездом». Накануне. 27 июля 1923 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 59-62.

161. Толстой А.Н. Об эмиграции. Газета «Известия». 8 мая 1923 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 29-39.

162. Толстой А.Н. О литературе и искусстве: Очерки, статьи, выступления, беседы, заметки, записные книжки, письма / Сост. Ю.М. Оклянский, Н.В. Лихова. М.: Советский писатель, 1984. 560-е.

163. Толстой А.Н. О новой литературе «Литературное приложение». №7. К газете «Накануне». 11. 06. 1922. С. 5-6.

164. Толстой А.Н. «О Париже». Журнал «Петроград». №4. 1июля 1923 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 5759.

165. Толстой А.Н. Н. Гумилёв // Воспоминания. 1908. www.silverage.m/poets/tolstoy gumil/html.

166. Толстой А.Н. Открытое письмо Н.В. Чайковскому // Накануне. 14. 04. 1922. С. 28.

167. Толстой А.Н. О языке. Журнал «Парус». Москва. №1. 1922 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 55-57.

168. Толстой А.Н. Перед картинами Судейкина. Журнал «Жар-птица». Париж-Берлин. №1. 1921 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 39-42.

169. Толстой А.Н. Письмо Андрею Соболю. №12. 1922 // А. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 52-55.

170. Толстой А.Н. Письмо Л.В. Пумпянскому от 23 марта 1923 г. // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1992. № 1. С. 73.

171. Толстой А.Н. Пол. соб. соч.: В 15-х т. / Под ред. А.С. Мясникова. Вступ. статья В.Р. Щербиной. М., 1948-1951. С. 7-76.

172. Толстой А.Н. Проблемы творчества: Межвуз. научн. сб. тр. Воронеж: ВГУ, 1990. 153-с.

173. Толстой А.Н. Разум истории // Накануне. 11. 06. 1922. № 7.

174. Толстой А.Н. Россия Григорьева. В советской печати // Познание счастья. В кн. «Борис Григорьев. Расея». Изд. С. Ефрон. Берлин; изд. Мюллер и К. Потсдам. 1922 // А.Н. Толстой. Соб. соч.: В 10-х т. Т. 10. М.: Художественная литература, 1986. С. 62-65.

175. Толстой А.Н. Художественный мир А.Н. Толстого: Статьи. Сообщения. Библиографический указатель литературы / Ред. В.П. Скобелев. Куйбышев, 1983. 208-с.

176. Толстой А.Н. Ясный талант: Литературно-критический очерк об А.Н. Толстом. Саратов, 1986. 232-с.

177. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии)// Сборник по теории поэтического языка. Пг., 1921. http://feb-web.ru/feb/gogol/critics/tyn/tyn-483-.htm

178. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 576-с.

179. Уайльд О. Портрет Дориана Грея: роман, повести, пьесы, сказки, афоризмы. М.: Эксмо, 2003. 672-с.

180. Уэллс Г. Машина времени. Романы. М., 1988. 398-с.

181. Фёдорова Н.В. А.Н. Толстой в 20-е годы (идейно-художественная эволюция писателя): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1966.

182. Фостер JI. Библиография русской зарубежной литературы. 1918-1968. В 2-х т. Бостон, 1970. Т.1: 681 -с.Т.2: 682-с.

183. Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М., 1989. http://ru.wikipedia.org/wiki

184. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1983. 703-с.

185. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. 800 -с.

186. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып. 308. 1973. С. 490-497.

187. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Русская литература XX века в зеркале пародии: Антология. Сост. вступ., ст., коммент. О.Б. Кушлиной. М., 1993. С. 400—403.

188. Хворостьянова ЕВ. Слово vers. Пародия // Имя Сюжет - Миф. Сб. ст. СПб., 1995. 195-с.

189. Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс-Академия, 1992. 458-с.

190. Толстой А.Н. Художественный мир А.Н. Толстого: Статьи. Сообщения. Библиографический указатель литературы / Ред. В.П. Скобелев. Куйбышев, 1983. 208-с.

191. Толстой А.Н. Ясный талант: Литературно-критический очерк об А.Н. Толстом. Саратов, 1986. 232-с.

192. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии)// Сборник по теории поэтического языка. Пг., 1921. http://feb-web.ru/feb/gogol/critics/tyn/tyn-483-.htm

193. Тынянов Ю.Н Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 576-с.

194. Уайльд О. Портрет Дориана Грея: роман, повести, пьесы, сказки, афоризмы. М.: Эксмо, 2003. 672-с.

195. Уэллс Г. Машина времени. Романы. М., 1988. 398-с.

196. Фёдорова Н.В. А.Н. Толстой в 20-е годы (идейно-художественная эволюция писателя): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1966.

197. Фостер JI. Библиография русской зарубежной литературы: 1918-1968. В 2-х т. Бостон, 1970. Т.1: 681 -с.Т.2: 682-с.

198. Фрезер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. М., 1989. http://ru.wikipedia.org/wiki

199. Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1983. 703-с.

200. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. 800 -с.

201. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Ученые записки Тартуского ун-та. Вып. 308. 1973. С. 490^97.

202. Фрейденберг О.М. Происхождение пародии // Русская литература XX века в зеркале пародии: Антология. Сост. вступ., ст., коммент. О.Б. Кушлиной. М., 1993. С. 400-403.

203. Хворостьянова Е.В. Слово vers. Пародия // Имя Сюжет - Миф. Сб. ст. СПб., 1995. 195-с.

204. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс-Академия, 1992. 458-с.

205. Хроника литературной жизни русского зарубежья. Германия // Российский литературоведческий журнал. 1997 № 8. С. 308-342; № 9. С. 320-337.

206. Хуциева О. А. Рассказ в творчестве А.Н. Толстого: (К проблеме жанра и стиля): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1987.

207. Хэммлинг Э. Женский вопрос и «Крейцерова соната» // Э. Хэммлинг. Лев Толстой и мировая литература. Тула, 2005. С. 229-241.

208. Цветаева М.И. Мой Пушкин / Составление, подготовка текста и комментарии А.С. Эфрон и А.А. Саакянц. 3-е изд., доп. М.: Советский писатель, 1981. 272-с.

209. ЧарныйМ. Путь Алексея Толстого. М., 1981. 368-с.

210. Чёрная Н.И. В мире мечты и предвидения: научная фантастика, её проблемы и художественные возможности. Киев: Наковы думка, 1972. 228-с.

211. Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании человека // Ф. Шиллер. Соб. соч.: В 7-х т. Т. 6. М., 1957. 345-с.

212. Шкловский В.В. Гамбургский счёт. Статьи, воспоминания, эссе. М., 1990. 544-с.

213. Шкловский В.В. Тетива. О несходстве сходного // В. Шкловский. Соб. соч. Т. 3. М., 1974. 812-с.

214. Шкловский В.В. Художественная проза. Размышления и разбор. М, 1968. 639-с.

215. Шкляр ЕЖ Литературный Берлин (Заметки и впечатления). http://www.russianresources.lt/archive/Shkliar/Shkliar8.html.

216. Шлёгель К. Берлин, Восточный вокзал. Русская эмиграция в Германии между двумя войнами (1918-1945). М.: Новое литературное обозрение, 2004. 632-с.

217. Шпенглер О. Закат Европы. Т. 1. Пред. и комм. А. Свасьяна. М.: Мысль, 1993. 663-с.

218. Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2, М.: Мысль, 2000. 667-с.

219. Щербакова И.И. М. Горький и А.Н. Толстой в Берлине (1921-1923 гг.). Материалы к спецсеминару «Творчество А.Н. Толстого». Свердловск, 1961. 10-с.

220. Щербакова И.И. Публицистика А.Н. Толстого 1919-1922 гг. // Советская литература 20-х годов. Материалы межвузовской научной конференции. Челябинск, 1966. С. 254-269.

221. Щербакова И.И. А. Толстой в 1917-1923 гг. (общественно- политические и литературные взгляды писателя): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1966.

222. Щербина В.Р. Толстой: творческий путь // А.Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Советский писатель, 1956. С. 7-25.

223. Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона; http://www.vehi.net/brokgauz/all/080/80272.shtml.

224. Энциклопедический словарь / Под ред. Апресяна Р.Г., Гусейнова А.А. М., 2001. С. 158.

225. Эренбург И.И. Люди, годы, жизнь. Воспоминания: В 3-х т. Т. 1. М.: Советский писатель, 1990. 640-с.

226. Юнгер Г. Творчество А.Н. Толстого 20-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1957.

227. Ященко А. Литература за пять истекших лет // Новая русская книга. 1922. № 11/12. (Ноябрь-декабрь). С. 1-7.

228. Ященко Я. От редакции // Русская Книга. 1921. № 4. с. 1.

229. Harrison В. Literature and the limits of Theory. Yale Univ. Press, 1991. 243-c.

230. Marcovitch Milan I. J. J. Rousseau & Tolstoy. Paris, 1928.

231. Oliver R. Oswald Spangler: Criticism and Tribute // The Journal for Historical Review. March-April 1998.www.ihr.org/journal/jhrfulllist.shtml

232. Palmer R. Mycenaean and Minoans. London, 1961. www.utoronto.ca /tsq/02/belobrovceva.shtml.