автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.07
диссертация на тему: Брачно-семейные отношения в обычном праве мордвы конца XIX - начала XX вв.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Мокшина, Юлия Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.

1. БРАЧНЫЕ ОТНОШЕНИЯ.

1.1. Условия заключения брака.

1.2. Брак сватовством.

1.3. Брак умыканием и самокрутом.

1.4. Прекращение брака.

2. СЕМЕЙНЫЕ ОТНОШЕНИЯ.

2.1. Внутренний строй семьи, взаимоотношения ее членов.

2.2. Личные отношения супругов.

2.3. Взаимоотношения родителей и детей.

2.4. Имущественные отношения в семье.

2.5. Разрешение семейных споров.

2.6. Религиозное санкционирование семейных отношений.

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Мокшина, Юлия Николаевна

Актуальность темы исследования. Потребность в знаниях народно-юридических традиций, процессов их взаимодействия с общественно-политическими, социально-экономическими, этнокультурными и этноконфессиональ-ными аспектами жизни народов становится все более необходимой в условиях демократизации, формирования правового плюрализма. С середины 1980-х годов наблюдаются тенденции пробуждения этнического самосознания народов России, нашедшие отражение в разного рода национальных движениях, направленных на возрождение и сохранение народных обычаев и традиций как части национальной культуры, этнического менталитета [Гу-богло, 2000: 2-11].

На современном этапе исторического развития остро встал вопрос о расширении прав коренных народов, закреплении и реализации основных гарантий их жизнедеятельности, к числу которых относится и признание обычая как источника позитивного права. Данная проблема напрямую связана с решением практических задач по защите «исконной среды обитания и традиционного образа жизни этнических общностей», что влечет необходимость разработки новых общегосударственных программ, наиболее адекватно отражающих их культурные особенности [Конституция Российской Федерации, 1993: 22].

Актуализация роли обычного права в целом естественно предполагает изучение и его отдельных отраслей, в ряду которых наиболее важным является, несомненно, брачно-семейное право, на своеобразном микроуровне воспроизводящее и контаминирующее едва ли не все аспекты традиционной юриспруденции. Брачные и семейные устои - один из древних эталонов поведения, воплощавших народное понимание справедливости и порядка. Еще в первой половине XIX в. П.Я. Чаадаев, характеризуя общественную жизнь России, писал, что его основой служит семья, потому как «народ ничего другого никогда и не способен усматривать во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с большей или меньшей суровостью, и только» [Чаадаев, 1989: 204]. В конце XIX - начале XX в. в условиях общинного ведения хозяйства большая неразделенная семья была тем социальным организмом, в котором человеческие взаимоотношения строились по преимуществу на основе обычаев, освященных памятью предков, и воплощались в жизнь их «словом», транслировавшимся устами старейшин (геронтов).

В изучаемый мною период нормы положительного права, уже существенно повлиявшие на уголовно-правовые и гражданско-правовые аспекты традиционной юриспруденции, менее коснулись семейных отношений народа, вследствие чего они в значительной мере сохраняли свою самобытность, составляя, таким образом, богатый материал для изучения древнего быта, обычаев, нравов и юридических отношений этноса. Можно лишь сожалеть, что обычное право мордвы, в частности брачно-семейное, поныне по существу оставалось не исследованным. Между тем, познание этой сферы жизнедеятельности имеет важное социально-культурное значение, ибо без осмысления правового быта любого народа не только его история, но и культура, общественный и семейный уклад, весь его образ жизни, менталитет не могут считаться достаточно глубоко понятыми, а тем более рационально использованными новыми поколениями, призванными «приходить в мир не с тем, чтобы опрокинуть российские традиции, а чтобы продолжить их» [Киселев, 2002: 169].

Изучение обычного права, отдельных его отраслей позволяет реконструировать первоосновы юриспруденции, сделавшиеся источником государственной жизни и современного права. По сохранившимся пережиткам в обычаях и обрядах можно делать выводы о брачно-семейной организации ряда исторических эпох, ее динамике. Так, выступая в 1896 г. на заседании Нижегородской Государственной ученой архивной комиссии, известный русский писатель и общественный деятель В.Г. Короленко обратил внимание местных исследователей на необходимость кропотливого, массового и систематического «суммирования мелких, повседневных бытовых и юридических черт, в своей совокупности восстанавливающих картину исчезнувшей жизни» народов Нижегородского края [Цит.: Макарихин, 1991: 19-20].

Несомненно, модернизация, глобализация общественной и семейной жизни, этноэволюционные и особенно этнотрансформационные процессы вели к ломке традиционного уклада, старины, с каждым годом все более затрудняя и осложняя выявление исторического прошлого народов, что отчетливо понималось многими учеными и в изучаемый нами период. Так, известный мордовский этнограф и филолог М.Е. Евсевьев писал 21 мая 1913 года сотруднику Русского музея К.К. Романову о настоятельной необходимости ускорить сбор мордовских этнографических материалов по причине их быстрого исчезновения. «А сколько каждый год уносит ценного в вечность из жизни мордвы!, - восклицал он. - Вы, как не знающий мордвы, и представить этого не можете, мордва исчезает с неимоверной быстротой. Необходимо спешить с ее изучением» [Евсевьев, 1966: 495]. Вместе с тем многое из старины, исчезая с поверхности, в действительности лишь уходило вглубь, продолжая так или иначе оказывать значительное влияние на всю жизнедеятельность народа, в том числе и на мировоззренческие основы его традиционного этнического правосознания.

Объект исследования. Объектом данного диссертационного исследования является обычное право мордвы (мокш., эрз. «кой»), являющееся одной из древнейших форм этнонормативного регулирования социальных отношений. «Земля появилась, обычаи зародились.», - говорится в одной из мордовских народных песен [УПТМН, 1963: 26]. Вырабатывавшаяся веками под влиянием жизненных условий традиционная юриспруденция основывалась на общепризнанных правовых воззрениях этноса, важнейшей хранительницей которых выступала сельская община. Спектр регулируемых обычным правом отношений многогранен, поскольку нормы-обычаи воздействовали на брачные, семейные, договорные, наследственные, имущественные и иные общественные отношения. В народном правосознании формировались самобытные воззрения на множество юридических категорий. Широко применялась система традиционных индикаторов-маркеров права собственности - юридических знаков (мокш. «тяшкс», эрз. «тешке»). Реализация большинства юридических обычаев сопровождалась совершением тех или иных религиозных обрядов, произнесением клятвенных заверений (мокш., эрз. «вал максома»), что еще более усиливало их весомость.

Предметом диссертационного исследования являются предбрачные, брачные и семейные отношения мордвы, регулировавшиеся нормами ее обычного права.

Под предбрачными понимаются отношения, возникающие в связи с выбором будущих супругов. Данный круг отношений складывается с момента совершения тех или иных действий по подбору будущих молодоженов, осуществляемых в основном не ими самими, а их родителями. Выбор завершался достижением соглашения родителями невесты и жениха о заключении брака, как правило, посредством сватовства. В случае вступления в брак иными способами (умыканием, самокрутом), он оформлялся определенным актом, легализировавшим супружество.

Брачные отношения есть отношения по поводу условий и порядка вступления в брак, его прекращения и (или) признания недействительным. Связанные с созданием супружеского союза, отношения эти различались по способам заключения брака (сватовство, умыкание, самокрут). Обычным же правом определялись основания и условия расторжения супружеского союза, который мог быть признан недействительным в виду несоблюдения обязательных требований его заключения.

Семейные отношения - личные и имущественные отношения между супругами, родителями и детьми, другими членами семьи, а также отношения, связанные с усыновлением, опекой, попечительством, принятием детей на воспитание. Спецификой обычно-правового регулирования в сфере семейных отношений являлось юридическое оформление нравственных начал, требований к воспитанию детей, созданию соответствующих личных отношений между членами семьи.

Территориальные рамки объекта исследования в основном ограничиваются Республикой Мордовия, хотя автор диссертации, учитывая широкое расселение мордвы в других республиках и областях Российской Федерации, использовал также материалы ряда сопредельных с РМ регионов, проведя полевые сборы в нескольких мордовских селах Нижегородской области (в селах Большая Уда и Какино Гагинского района, Иванцево Лукоя-новского района).

При установлении территориальных границ исследования учитывалась специфика юридической природы народного обычая как источника права, заключающаяся в том, что основу его действия составляет не столько административно-территориальный, сколько этнотерриториальный принцип. Естественно, в работе отмечается география распространения тех или иных обычаев, ибо в обычно-правовой практике наблюдались случаи их дифференциации по различным селам даже одного и того же региона. Тем не менее, следует подчеркнуть, что основные начала обычного права мордвы, как этноса, являлись общими. Так, еще в конце XIX в. авторы исследования о народах России отмечали, что «в различных обрядах, верованиях, обычаях мокшане и эрзяне совершенно сходны между собой» [Народы России, 1880: 121]. Существование некоторых несовпадений в юридических воззрениях, обусловленных дисперсным расселением мордвы, а также подразделением ее на два субэтноса (эрзю и мокшу), не нарушало целостности системы обычного права, напротив, еще раз подкрепляло глубокое историческое и этнокультурное единство народа.

Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XIX по начало XX в., наиболее полно обеспеченный соответствующими источниками. Следует при этом подчеркнуть, что многие брачно-семейные обычаи у мордвы своими корнями уходят в более отдаленное прошлое. Передаваясь из поколения в поколение, они постепенно эволюционировали, утрачивая те или иные элементы, о которых можно судить лишь по фрагментарным сведениям, отразившимся в письменных источниках, материалах фольклора.

В то же время консервативность общинного уклада способствовала сохранению обычно-правовых порядков, архаики общественной жизни. Замкнутость и изолированность сельского мира препятствовали активному проникновению иных культур, даже тесно соседствовавших. Так, первый исследователь обычного права мордвы В.Н. Майнов отмечал, что ее юридический быт «почти целиком сохранил всю свою оригинальность, несмотря на вековое сожительство с русскими» [Майнов, 1885: 267]. Говоря о саратовской мордве, П.Д. Степанов подчеркивал: «Исторические условия поставили ее в определенные отношения к другим национальностям, заставили как-то уйти в себя, благодаря чему мы наблюдаем сохранившиеся до сего времени национальные черты в области верований, преданий, обрядах и творчестве» [Степанов, 1928: 1]. К аналогичному выводу пришел и М.Е. Евсевьев, по результатам своих наблюдений за бытом мордвы Пензенской губернии констатировав, что она «несмотря на свое почти двухсотлетнее пребывание в лоне православной церкви, весьма немного успела заимствовать от нее, кроме чисто внешней стороны: она усерднее соблюдает посты, ходит в церковь, ставит свечи перед иконами и в то же время, кажется, еще усерднее исполняет все языческие обряды» [Евсевьев, 1966: 363]. Об устойчивости правовых обычаев свидетельствовал и отмеченный в периодической печати начала XX в. факт, что даже «модница», нарядившаяся в «городской» костюм, желая выйти замуж, вынуждена была снять его и надеть свой национальный [Масленников, 1916: 191].

С учетом вышеизложенного при анализе брачно-семейных отношений в обычном праве мордвы мы не ограничивались исключительно указанным периодом, делая по необходимости те или иные экскурсы и экстраполяции в более глубокое прошлое.

Степень научной разработки проблемы. Изучение обычного права в России берет начало с середины XIX в., когда неотъемлемым элементом политики самодержавия стало обстоятельное ознакомление с бытом всех проживавших в империи народов. Первым научным учреждением, созданным для проведения непосредственно этнографических исследований, явилось возникшее в 1845 г. Императорское Русское географическое общество (в дальнейшем тексте РГО. - Ю.М.), при этнографическом отделении которого успешно работала Комиссия по изучению обычного права. Подводя некоторые итоги исследований в этой области в России, библиограф обычного права Е.И. Якушкин отмечал, что «свадебные обряды были описываемы с большой подробностью и потому первые сделались в области обычного права предметом ученой обработки» [Якушкин, 1875: 3]. Что касается обычного права мордвы, то первые шаги в его познании были сделаны членами РГО П.И. Мельниковым, В.Н. Майновым, A.A. Шахматовым, С.К. Кузнецовым.

Историографию брачно-семейных отношений в обычном праве мордвы открывает П. И. Мельников, который, будучи с 1847 года чиновником особых поручений при нижегородском генерал-губернаторе, а позднее при Министерстве внутренних дел, обращал особое внимание на правовые воззрения народа. Это подтверждается его сочинениями «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь» (1839-1840 гг.), «Исторические известия о Нижнем Новгороде» (1840 г.), «Нижегородская мордва», «Общественные моления эрзян», «Очерки мордвы» (1867 г.). Например, в «Дорожных записках . . .»он обратил внимание на низкий уровень преступности у мордвы , констатировав, что «убийств у них почти никогда не бывает» [Мельников, 1839: 62].

Большой научный интерес представляют его сообщения о правовых обычаях «платы за невесту», «похищения», «сватовства с погоней», наречения новобрачной «домашним» именем. Заслугой П.И. Мельникова является попытка системного изложения юридически значимых этапов свадебного обряда и выявления в нем пережитков родового права. Автор обратил внимание на экономический аспект брачного союза, считая тому свидетельством юридическое оформление брака в качестве обыкновенной гражданско-правовой сделки, где «цена невесты» устанавливалась как для товара, предмета «чистой торговли», когда «невестин отец запрашивает, потом уступает цену, наконец, дело сглаживается» [Мельников, 1981: 111].

По наблюдениям П.И. Мельникова, достижение договоренности, называемое в народе «запоем», отмечалось требованием со стороны отца невесты «пирогов», наряду с которыми отец жениха обязывался «привезти ведро вина, бочонок пива, девкам - большую лепешку с пареной грушей и лопатку вареной говядины». В назначенный день «съезжались на пироги». Родственники жениха клали в телегу пять ситных караваев и девичью лепешку с грушей, затем, встретив во дворе родственников невесты, ломали «озоритые пироги», клали куски в мучное корыто и несли в избу. Если «пироги» принимались, то «девка никак не могла выйти замуж за другого, какие бы не встретились впоследствии обстоятельства». Это подтверждалось и тем, что родители невесты с тех пор называли дочь не своей, а «ихой», то есть «принадлежащей жениховой родне» [Там же: 111].

В конце XIX - начале XX в. брак заключался в церкви, тем не менее, в брачном обряде сохранилось множество элементов «живой старины». Так, интересным примером, приведенным П.И. Мельниковым, было поведение жениха, который, убежав из церкви, прятался в амбаре, куда должны были «толкнуть» его жену. Видимо, данный обычай отразил элементы существовавшего у мордвы в древности умыкания (похищения), когда овладение девушкой было равнозначно вступлению в брак.

ПИ. Мельников отмечал, что мокшанские и эрзянские свадебные обряды, наряду с общими чертами, имели некоторые особенности. Так, мокшане, в отличие от эрзян, не похищали невест. Несколько иначе у них происходило и сватовство. П.И. Мельников описал отдельные черты правового статуса новобрачной, среди которых были запреты показывать необутые ноги свекру и свекрови, есть с ними за одним столом и другие. Вместе с тем он не дал им убедительной интерпретации [Мельников, 1981: 125,127].

Описанию порядка заключения брака посвящена значительная часть статьи «Мордва в Хвалынском уезде», принадлежащей перу князя Ф.С. Голицына. Говоря о юридическом положении молодой супруги, он отмечал, что «молодая в продолжении первого года замужества ест стоя в чулане - с другими не имеет права обедать, потому недостойна». Впервые автор описал обычай, по которому мордовка не имела права «гулять, то есть ходить в гости», пока не женит сына или не выдаст замуж дочь. Исследователь отметил, что «замужние женщины отличались безупречным поведением» [Голицын, 1881: 192].

В 1877 г. ученый секретарь Отделения этнографии РГО В.Н. Майнов совершил этнографическую поездку для изучения мордвы, посетив шесть губерний Европейской части России (Нижегородскую, Симбирскую, Казанскую, Тамбовскую, Самарскую, Пензенскую). По результатам проведенных исследований он впервые написал монографическую работу, посвященную обычному праву мордовского народа - «Очерк юридического быта мордвы», опубликовав ее в трудах РГО в 1885 году. Это исследование, несмотря на его очерковый характер, внесло множество новых сведений относительно многих важных сторон быта мордовской этноюриспруденции. В.Н. Майнов в своем труде дал свод народных обычаев в двух правовых сферах: гражданской (вещное, наследственное, договорное) и брачно-семейной, наиболее обстоятельно исследовав особенности семейного права. Вместе с тем, как верно отметил в предисловии к работе П. Соколовский, «трудность и обширность самого предмета, недостаточность материала были причинами, почему в исследованиях автора замечается некоторая неполнота и непропорциональность частей» [Майнов, 1885: IV].

В.Н. Майнов привлек сравнительный материал о соседних с мордвой народах, выделил самобытные и заимствованные черты в правовых обычаях, особенности в регулировании аналогичных вопросов у мордвы-эрзи и мордвы-мокши, описал предбрачные условия заключения брака, юридические аспекты свадебного обряда. По «расспросам» в 22 местах и собственным наблюдениям он попытался максимально объективно запечатлеть мордовский свадебный обряд, сохранивший элементы родового строя и древнейших форм брака. Институт семьи исследователь попытался раскрыть через призму социально-экономических взаимоотношений. Отметив, что на первое место в семье выдвигаются личные и имущественные отношения между самими супругами, он описал также отношения, возникавшие между родителями и детьми, а также между всеми членами большой патриархальной семьи.

Конечно, не все положения работы можно считать достаточно аргументированными. Вызывает сомнение, например, утверждение В.Н. Май-нова об одобрительном отношении мордвы к несоблюдению девушкой целомудрия до вступления в брак [Майнов, 1885: 70]. Так, М.Е. Евсевьев, анализируя труды П.И. Мельникова и В.Н. Майнова, отмечал что они отличаются «особенной бесцеремонностью в отношении приписывания мордве несуществующих фактов» [ЦГА РМ. Р-267. О.1. Д. 24. Л.184]. Однако допущенные неточности или спорные положения не умаляют значения рассматриваемой работы для историографии обычного права мордвы. Проведенные В.Н. Май-новым исследования заложили основу для дальнейшего изучения юридического быта народа.

Немалый вклад в изучение брака и семьи мордвы внес М.Е. Евсевьев - составитель книги «Мордовская свадьба» (1892; 1931; 1956; 1966; 1990). Не ставя своей целью создание специального историко-этнографического исследования о мордовской свадьбе, М.Е. Евсевьев ограничился лишь сравнительно небольшими, правда, весьма ценными примечаниями к ее описанию, которое остается поныне наиболее полным.

Интересные наблюдения относительно брачно-семейных отношений мордвы в исследуемый нами период содержатся в статье А.Н. Минха «Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии» (1890). Работая в органах юстиции Саратовской губернии мировым посредником, а затем и судьей, и по служебным обязанностям неоднократно разбирая брачно-семейные тяжбы, он хорошо изучил их особенности. По его свидетельству, мордовские невесты, как правило, старше женихов. «Случается видеть «молодого», часто еще мальчишку, перед пожилой бабой - женой», - писал А.Н. Минх [Минх, 1890: 125]. Исследователь дополнил уже накопленный материал о свадебном обряде новыми наблюдениями и фактами. Так, сват свое намерение по приходу в дом невесты выражал, усевшись «в передний угол»; согласие родителей выдать дочь замуж символизировалось «поднесением водки, налитой в стаканы из принесенной сватами бутылки»; достижение договоренности относительно содержания кладки закреплялось «рукобитием», зажжением восковой свечи и совместным молением [Там же: 125].

Устройство мордовской большой семьи, особенности правового положения женщины, юридические аспекты взаимоотношений родителей и детей, обычаи имущественных разделов, наследства нашли отражение в работе И.Н. Сырнева «Среднее и Нижнее Поволжье и Заволжье» (1901), в которой автор попытался всесторонне подойти к каждому рассматриваемому им мордовскому обычаю. Например, свидетельствуя об абсолютном праве хозяина семьи распоряжаться всем домашним имуществом, И.Н. Сырнев делает оговорку, что все-таки «ни один путный хозяин не предпримет ничего важного, не посоветовавшись предварительно с семейскими». Говоря о положении женщины, исследователь акцентировал внимание на двух сторонах ее юридического статуса. «Юридически, - писал он, - женщина не участвовала в общесемейском совете, но пользовалась большим нравственным влиянием на мужа и действовала через него» [Сырнев, 1901: 186-187].

В 1910 году в Петербурге вышел в свет «Мордовский этнографический сборник», составленный А.А. Шахматовым. В нем были собраны материалы по фольклору и этнографии мордовских сел Оркино и Сухой Карбулак Саратовского уезда Саратовской губернии. Эти материалы были распределены по разделам: предания; обычаи; свадьба; сказки; загадки, пословицы, поговорки; песни; рассказы, письма и пр. В народных преданиях отразились некоторые элементы правового положения вышедшей замуж женщины. Так, молодушка не могла видеть своего свекра босым в течение трех лет; до родов не садилась за стол и ела стоя. Отмечается тенденция к семейным разделам: «раньше жили большими семьями, а теперь один сын и тот уходит от отца». В приведенном в сборнике обширном фольклорном материале можно почерпнуть ценную информацию о взаимоотношениях родителей и детей, семейных разделах, бытовавших формах брака, сельских сходах, отношении народа к официальным органам судебной власти и др. [Шахматов, 1910: 3, 88, 148].

В историко-этнографической монографии «Мордва», впервые увидевшей свет в Казани в 1885 г., И.Н. Смирнов посвятил исследованию семейных и общественных отношений отдельную, пусть и сравнительно небольшую, главу, в которой предпринял попытку наметить те ступени, что прошла в своем развитии мордовская семья как разновидность «восточно-финской семьи». Автор пришел к заключению, что мордовская семья в общих чертах развивалась по тому же пути, что и семья черемис (марийцев), вотяков (удмуртов) и пермяков (коми-пермяков). «И здесь, - отмечал он, - современным формам, которые созданы христианством, действующим каноническим правом и вырабатывавшимися на этой почве понятиями, предшествовали иные, архаические формы» [Смирнов, 2002: 135].

Проведенный И.Н. Смирновым анализ терминологии общественных отношений у мордвы позволил ему прийти к выводу, что мордовская система родства с ее своеобразной терминологией «является памятником первобытных семейно-общественных отношений, отразившим отголоски группового брака». И.Н. Смирнов одним из первых исследователей (вслед за И.И. Лепехиным, К. Мильковичем) обратил внимание на бытование у мордвы в прошлом левирата и сорората, кросскузенных брачных отношений, полигинии и бигинии, умыкания, реликтов матрилинейной филиации не только в терминологии родства и некоторых обрядовых чертах, но и в традиционных религиозных воззрениях мордвы, в роли брата как покровителя женщины и до известной степени хозяина ее судьбы. Автор подверг анализу некоторые предания и песни мордвы «обоих колен» (то есть мокши и эрзи), отразившие живые воспоминания о временах, когда с похищенной или купленной взрослой девушкой «соединяли формальными узами брака мальчика лет 6-10», что нередко приводило к снохачеству [Там же: 136-147].

Наконец, важно отметить, что И.Н. Смирнов в качестве источниковой базы использовал не только фольклор и собственные полевые этнографические наблюдения, но и документы российского делопроизводства, архивные материалы местных духовных консисторий и волостных правлений, связанные с соционормативными функциями семьи и общины [Там же: 147-156].

В завершении обзора дореволюционной историографии обычного права мордвы, несколько слов следует сказать о работе члена-сотрудника РГО С.К. Кузнецова «Мордва» (1912), в которой автор впервые свидетельствовал о присяге, совершаемой мордвой по народному обычаю, а также о ро-досемейных знаках собственности. С конца XVI в., отмечал исследователь, все мордовские земли были переписаны, и каждой деревне отведен был свой обод» (отруб), более или менее точно определенный «живыми урочищами, гранями на деревьях и столбами». В случае споров «претендент должен был, в присутствии межевщика, пройти по намеченным урочищам с куском свежего дерна на голове; это была земляная присяга, на основании которой писец установлял межу» [Кузнецов, 1912: 41-42].

Таким образом, в дореволюционной российской историографии был накоплен не только ценный фактический материал по народному юридическому быту, но и сделаны некоторые шаги по его осмыслению, хотя они ограничивались в основном историко-этнографическими параметрами и менее касались этноюрисдикционной или этноправоведческой ее составной. Тем не менее, на мой взгляд, не совсем объективен исследователь теории обычного права П. Матвеев, отмечавший, что в этих трудах «те немногие страницы, посвященные юридическому быту, изобилуя риторикой, скудны фактическими данными» [Матвеев, 1867: 642].

В заключение приходится констатировать, что брачно-семейные отношения мордвы в системе ее обычного права, как непременная составляющая этого этноправового института, не были объектом специального изучения. Те или иные публикации по этой теме, подчас весьма фрагментарные, носили больше историко-этнографический или этносоциологический, чем этноправоведческий характер. И совершенно прав был В.Н. Майнов, автор единственной по сей день монографической работы по правовым отношениям мордовского народа, когда писал: «Да не будет нам поставлено в вину, если картина эта не полна - мы сделали все от нас зависевшее, чтобы дать, по крайней мере, хотя этот скромный труд по юридическому быту миллионного народа для того, чтобы возможны были дальнейшие исследования в этом направлении» [Майнов, 1885: 267].

В период советской власти качественных, позитивных сдвигов в изучении юридических аспектов народного быта не произошло, хотя накопление преимущественно эмпирических материалов в общем русле сбора этнографических данных продолжалось. Так, в 1922 году отделом национальных меньшинств Саратовского губисполкома был издан первый выпуск «Саратовского этнографического сборника», куда вошли полевые материалы М.Т. Маркелова о мордве Саратовской губернии конца XIX - начала XX в., в том числе сведения по свадебному обряду. М.Т. Маркеловым записан ряд народных песен и сказок, содержащих некоторые обычно-правовые сюжеты.

В 1928 г. М.Т. Маркелов опубликовал статью «Системы родства у угро-финских народностей», в которой впервые в этнографической науке предпринял попытку сравнительного анализа систем родства финно-угорских народов. «Мы не имеем пока в этой области не только исследований, но и даже систематически собранных материалов, по которым можно было бы приступить к разрешению этих проблем», - писал он [Маркелов, 1928: 44]. Представляет интерес приложенная к статье сводная таблица терминов родства у финно-угорских народов. Однако, анализируя работы предыдущих авторов (С.К. Кузнецова, В.Н. Майнова, И.Н. Смирнова), М.Т. Маркелов не сумел правильно оценить содержащиеся в них факты, свидетельствовавшие, в частности, о бытовании пережитков ранних форм брака, к каким относится, например, обычай избегания.

В трудах П.Д. Степанова «Головные уборы мордовских замужних женщин в Саратовской губернии» (1928), «Саратовская мордва во второй половине XVIII века» (1936) также отражены отдельные положения юридического быта мордвы, определявшие правовой статус членов семьи на основании половозрастных характеристик. Так, например, Степанов отмечал, что сноха «в течение первого года после свадьбы не имела права садиться за общий стол во время обеда». Записанные им в мордовском селе Сухом Карбу-лаке «Сказки Саратовской области» служат важным источником для сравнительного изучения обычаев брака и семьи. Им также был описан мордовский свадебный обряд.

В этнографическом изучении мордовского народа существенное место принадлежит трудам Н.Ф. Мокшина. В его работах «Религиозные верования мордвы» (1968; 1998), «Этническая история мордвы» (1977), «Мордовский этнос» (1989), «Тайны мордовских имен» (1991) содержатся ценные выводы, посвященные отдельным вопросам регулирования брака и семьи у мордвы. Так, в работе «Религиозные верования мордвы» он проследил влияние религии на регулирование общественных отношений у мордвы, в том числе и обычно-правовых отношений в сфере брака и семьи. Покровительницей дома («кудо», «куд»), хранительницей интересов жилища и семьи, а также «самым главным хозяином дома» считалось божество дома Куд-ава. С развитием частной собственности ее стали называть Куд-азор-авой (мокш., эрз. «азор» - хозяин, хозяйка). Роль Куд-авы в сохранении семейного благополучия считалась весьма весомой. При строительстве дома в честь этого божества совершались жертвоприношения. И хотя в конце XIX - начале XX в. они носили символический характер, народ верил, что соблюдение этого обычая содействует семейному счастью.

Особое значение в регулировании обычно-правовых отношений отводилось культу предков. Так, в поминальном обряде, прежде всего, проявлялась боязнь «прогневать» старших, покровителей рода и даже рядового сородича. С умершими советовались, спрашивали разрешения, обращались с просьбами. Свои действия и поступки совершали с убеждением в том, что предки могут разгневаться и прекратить свое покровительство. Опасность «разгневать» предков, особенно в период патриархально-родового строя, была главным препятствием, сдерживавшим крестьян от нарушения обычно-правовых предписаний и запретов. «Патриархальный авторитет, почти неограниченная власть родовых и семейных прявтов (от мокш., эрз. «пря» - голова), как следствие растущей имущественной и затем социальной дифференциации, порождающая в младших сородичах чувства страха и покорности, переносится в потусторонний мир»,- отмечает автор [Мокшин, 1998: 92].

Н.Ф. Мокшин показал, что важным институтом, сохранявшим этнические особенности мордвы вплоть до начала XX в. была община, «регламентировавшая на основе обычного права многие стороны экономико-социальной и культурно-бытовой жизни мордовского крестьянства, в том числе и религиозного культа, связанные с хозяйственной деятельностью членов общины» [Мокшин, 1998: 13].

Одним из наблюдений автора является положение о существовании у мордвы в древности домашнего рабства, о чем свидетельствуют, например, лингвистические материалы. Так, в мордовских языках слово «уре», обозначавшее слугу или раба, входит в мордовские названия сироты - «уроз», снохи - «рьвяня» (мокш.), «урьва» (эрз.). «В термине, обозначившем сноху, -пишет Н.Ф. Мокшин, - безусловно, проявилась новая идеология брака, характерная для зарождающегося классового общества, когда женщина стала рассматриваться как товар, покупка, рабочая сила». В развитие этой идеи, он проанализировал институт полигинии - многоженства, в основе которого лежал непосредственно покупной брак, проследил эволюцию брачных отношений, отметив, что «полигинический брак на более поздних этапах истории мордвы, предшествовавших христианизации, трансформировался в брак би-гинический (или бигамию, двоеженство)» [Мокшин, 1998: 17].

Н.Ф. Мокшин также отметил мордовский обычай маркировки предметов собственности особыми знаками - «знаменами», тамгами, клеймами, метами, свидетельствовавшими о принадлежности обозначенного определенным владельцам, подчеркнул значимость данных мет как знаков родовой, а затем и семейной собственности [Мокшин, 1998: 17].

При изучении традиционных (дохристианских) личных имен и обычаев имянаречения у мордвы Н.Ф. Мокшиным сделано немало выводов, представляющих интерес для рассмотрения отдельных аспектов брачно-се-мейного права. В книге «Тайны мордовских имен» (1991) им была высказана идея о том, что некоторые из традиционных женских имен первоначально выступали в качестве социальных терминов, обозначавших, например, снох. «От этих терминов, как семейных титулов, зависели права и обязанности снох в больших, неразделенных мордовских семьях, составлявших определенную, строго регламентированную иерархическую систему», - писал автор [Мокшин, 1991: 46]. Его концепция об особой социальной и правовой значимости ономастикона вносит весомый вклад в установлении юридического статуса мордовской женщины.

Заметный вклад в изучение традиционной семейной обрядности мордвы внесла Т.П. Федянович. С 1966 по 1971 г. ею были проведены полевые исследования семейных обрядов мордвы в Зубово-Полянском районе Мордовии, Альметьевском и Черемшанском районах Татарии, Кармаскалин-ском и Бижбулякском районах Башкирии, Алатырском районе Чувашии и др. Т.П. Федянович отмечала, что в свадебных обрядах мордвы до настоящего времени прослеживается своеобразие, причем различий между мокшанской и эрзянской свадебными церемониями постепенно становится меньше. Монография, обобщившая многолетние труды Федянович, «Семейные обычаи и обряды финно-угорских народов Урало-Поволжья» - одно из первых современных исследований по целенаправленному изучению института семьи у мордвы с конца XIX в. по 1980-е гг. Семья рассматривается в ракурсе семейной обрядности, под которой автор понимает «систему обычаев и обрядов, условно-символическим образом знаменующих значительные события в жизни людей и являющихся одной из важных характеристик этноса, устойчивым и отчетливо выраженным компонентом его культуры» [Федянович, 1997: 3]. В рамках изучения семейной обрядности ею затронуты и отдельные вопросы обычного права.

Т.П. Федянович отмечала, что в конце XIX - начале XX в. в свадебной обрядности мордвы, марийцев, удмуртов сохранялись многие традиционные черты вследствие «замедленного темпа экономического развития, а также стойкостью семейного уклада» [Федянович, 1997: 11]. Изложив наиболее существенные изменения свадебной обрядности этих народов с начала XX в. до 1980-х годов, она обратила внимание на значительное сходство их свадебных обрядов, несмотря на этнические различия.

Общий обзор обрядов жизненного цикла, в том числе свадебных, содержится в работе Г.А. Корнишиной «Традиционные обычаи и обряды мордвы» (2000). Разбив свадебную обрядность на три цикла, она сперва рассмотрела предсвадебные традиции: сватовство, которое «само по себе являлось комплексом обрядов», и «церемонии», связанные с подготовкой к свадьбе. Автором кратко освещены отдельные аспекты свадьбы, как центрального этапа обряда, выступающего актом общественного утверждения брака, который «давал вступающим в брак определенные правовые, экономические и религиозно-магические гарантии». Содержание свадьбы Г.А. Корнишина рассмотрела как последовательное совершение нескольких обрядов, имевших для брачащихся, родственников, сельчан, прежде всего, значение санкционирования брака. «Послесвадебную обрядность» автор подразделяет на два основных комплекса, первый из которых был нацелен на укрепление отношений между родами жениха и невесты, а второй символизировал «вступление новобрачной в половозрастную группу замужних женщин и переход в род мужа» [Корнишина, 2000: 94].

В работах «Традиционное воспитание детей у мордвы» (2001), «Традиционные институты социализации детей и подростков у мордвы» (2002) Н.Ф. Беляева раскрывает отдельные аспекты брачно-семейных отношений, преимущественно в сфере формирования комплекса ценностей и критериев воспитания молодого поколения. Большое внимание она уделила влиянию общины и семьи не только на создание нравственно-психологического климата для детей и подростков, но и на «продуктивную систему социальной передачи», определенную нормативными представлениями народа. Немалое значение в процессе социализации личности, как замечает Н.Ф. Беляева, имело создание традиционной культурой возрастных страт. «Пройдя через разные ступени развития, молодое поколение успешно усваивало этические нормы общения и поведения, навыки трудовой деятельности, духовные ценности, определенную систему социальных ролей», - пишет автор [Беляева, 2002:91]. Итак, традиционная педагогика, как целенаправленная система воспитания и развития детей, строилась не только в соответствии с нравственными, но, прежде всего, с обычно-правовыми представлениями народа. «Через традиционную обрядность, - подчеркивает Н.Ф. Беляева, - происходило постоянное воспроизводство этических показателей этноса, под ее воздействием формировались личностные ориентации, нормы морали, национальное самосознание, система ценностей» [Беляева, 2001: 171].

Таким образом, в истории изучения брачно-семейных отношений в обычном праве мордвы известно немало работ, значительно обогативших знания юридической стороны народного быта. Сделанные их авторами наблюдения и выводы составляют ценную, не только эмпирическую, но и теоретико-методологическую основу для дальнейшей реконструкции содержания и осмысления сущности обычно-правовых воззрений мордвы. Вместе с тем приходится констатировать, что правовое наследие этого народа до сих пор остается одним из наименее освещенных аспектов этноправоведческой науки, представляя собой обширное поле для дальнейших исследований в этой области.

Источники, использованные в диссертационной работе, можно свести в десять основных групп. Первую из них составили письменные источники, опубликованные зарубежными и российскими путешественниками, летописцами, общественными и государственными деятелями, учеными. Самое раннее письменное сообщение о брачных правовых обычаях дошло до нас в сочинении католического миссионера монаха-доминиканца Юлиана, который, после посещения «царства Мордвинов» в 1235 г., обратил внимание на крайнюю жестокость мордвы-язычников, выразившуюся, в частности, в существовавшем правовом запрете жениться тому, «кто не убил человека» [Юлиан,

1863: 1002]. Современные исследователи не подвергают сомнению факт бытования такого запрета, поскольку известны первобытные общества, в которых мужчина, не совершивший убийства кого-либо из чужаков, не обретал статус полноправного члена общества и, соответственно, не мог вступить в брак [Семенов, 1992: 44; Мокшин, 1993: 9].

Из записок фламандского путешественника XIII в. Виллема Рубрука (Рубруквиса), описавшего страну Моксель, мы узнаем об имевших место у мордвы обычаях гостеприимства и некоторой свободы половых отношений замужних женщин, в которых, видимо, нашли отражение пережитки ранних форм брака. «Если кто спит с женою другого, тот не печалится об этом, если не увидит собственными глазами - отсюда они не ревнивы», - сообщал Руб-рук [Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука, 1957: 111]. Однако не исключено, что приведенные обычаи, возможно, являлись вымышленными, имевшими целью поразить воображение европейцев экзотичностью увиденных путешественником стран и народов [Мокшин, 1993: 15].

В Патриаршей или Никоновской летописи - наиболее полном летописном своде, составленным неизвестным автором во второй половине XVI в., сохранились свидетельства о периоде борьбы русских и мордовских князей с монголо-татарами, ногайцами и другими степняками [ПСРЛ. Т.Х, 1965: 9497]. Их опустошительные набеги, сопровождавшиеся увозом в плен мордовских жен и детей, до сих пор сохранились в народной памяти. Неслучайно, в мордовском свадебном обряде жених и его родственники считаются «ногайцами», «татарами». Нелюбимого юношу девушка-мордовка называла «татарином», «ногайцем», «башкиром», «губаном».

Во второй половине XVII в. с укреплением экономических, политических и культурных связей России с Голландией появились труды голландских ученых, в которых нашли отражение и материалы, посвященные некоторым аспектам обычного права мордвы. Так, голландский ученый-путешественник бургомистр Амстердама Н. Витсен в работе «Северная и Восточная

Татария» (1692) свидетельствовал об особом «языческом» порядке регулирования брачно-семейных отношений у мордвы. Им же было отмечено существование у мордвы особой системы знаков (мет), ставившихся на могилах (могильных срубах), а после крещения - на крестах «при погребении умершего и указывавшего его профессию». Данная система знаков по своей сущности составляла специфичную правовую символику - правовой код мордвы. Но меты в действительности говорили не о «профессии умершего», а указывали на его родственную принадлежность, служили знаком собственности.

Н. Витсен был одним из первых исследователей, отметивших особый способ заключения брака - через «покупку» жены» (покупной брак) и наличие полигинических браков у мордвы (многоженство), имевших самобытные корни, не связанные с исламом. Он писал: «Тот, кто хочет иметь жену, выкупает ее у родителей, мордвины держат 6 или 7 жен, если это крестьяне, и больше» [ЭД^еп, 1692: 412-413]. Возникший на стадии распада первобытности и зарождения классового общества полигинический брак на более поздних этапах истории мордвы, предшествовавших христианизации, преобразовался в брак бигинический (двоеженство). Покупной брак до христианизации мордвы был одной из наиболее распространенных форм брака, и его пережитки до сих пор сохраняются в мордовском свадебном обряде в виде ритуала денежного одаривания невесты и ее родственников. Н. Витсен признан первым лексикографом - создателем мордовского словаря, в котором приведены и лексемы, имеющие правовое значение, как, например, термины родства [Феоктистов, 1963: 6; Мокшин, 1993: 26]. Анализ этой терминологии позволяет в какой-то мере выявить юридический статус члена родственного коллектива.

В начале XVII в. королем Швеции Карлом IX в Московию был направлен посол Петр Петрей де Ерлезунда, который впоследствии написал «Историю о Великом княжестве Московском». Петрей обогатил знания о мордве сообщениями о существовавших у ней правовых обычаях вступления в брак. «Если кто хочет взять себе в жены чью-нибудь дочь, то отправляет за тем посла к отцу ее, по их закону, который гласит так: если в три года или ранее он приживет с чьей-нибудь дочерью детей, то берет ее в жены, держит при себе до самой своей смерти и не может быть разведен с ней, в какую бы не пришел крайность и нужду; когда же не приживет с нею детей в три года, волен ее отпустить и прогнать от себя, и взять себе другую на ее место. Даже если бы он и захотел оставить у себя такую, которая не родит детей, по их закону, ему следует отпустить ее и выбрать другую. Женщин, покинутых таким образом, никто не брал в жены, их презирали и считали низкими женщинами» [Цит.: Дербенева, 1975: 373-374].

На сегодняшний день это сообщение остается единственным, подтверждающим существование у мордвы так называемого «пробного» брака. Несмотря на спорность бытования указанного обычая, приведенные сведения свидетельствуют об особой значимости рождения детей для мордовской женщины. Это положение также подтверждалось в работе шведского офицера Филиппа Иоганна фон Страленберга (известного в России под именем Ивана Филипповича Табберта) «Северная и восточная часть Европы и Азии». Страленберг писал о мордве: «Они женятся на одной, но, если она бесплодна, они могут ее прогнать» ^гаЫепЬе^, 1730: 402].

В «Книге изысканных сокровищ» арабского географа Ибн-Росте, написанной в начале X в., приводились сообщения о буртасах, в которых некоторые исследователи видели предков мордвы. Так, им отмечалось, что девушка, когда «вошла в лета», по своему желанию выбирала себе какого-либо из мужчин - «для сожития с ним», пока не явится к ее отцу жених, который «сватался за нее и, если нравился отцу, то получал дочь в замужество» [Документы и материалы. Т. 1,1940: 23].

Исследования мордвы в XVIII в. связаны с деятельностью Российской академии наук, она организовала ряд крупнейших экспедиций, имевших большое значение в накоплении сведений как по обычному праву мордвы в целом, так и по брачно-семейному праву, в частности. С 1768 по 1774 г. большую исследовательскую работу провела так называемая «Физическая» или «Академическая» экспедиция под общим руководством П.-С. Далласа. Отдельные отряды этой экспедиции возглавляли такие видные ученые как И.И. Лепехин, П.И. Рычков, И.-П. Фальк, И.-Г. Георги.

В сочинении П.-С. Палласа запечатлены уникальные брачные и семейные обычаи мордовского народа, к каким можно отнести, к примеру, обычай женитьбы малолетних мальчиков на взрослых девицах, уплату калыма отцу невесты женихом, наречение невесты новым домашним именем, бракосочетание, сопровождавшееся плачами невесты. П.-С. Паллас не только описывал обычаи, но и пытался раскрыть их внутренний смысл, имевший и правовое значение. Так, по наблюдению автора, при заключении брака жениху передавали невесту со словами: «Вот теть вергас уча», что в переводе на русский язык означало: «Вот тебе, волк, овца». В это время она притворялась «столь неистовою», насколько у нее хватало сил. На взгляд П.-С. Палласа, обрядовый плач невесты есть пережиток когда-то совсем бесправного положения женщины [Паллас, 1809: 111-112, 241].

Собранные И.И. Лепехиным с 1769 по 1770 г. материалы были опубликованы в «Дневных записках» (два очерка «О жителях при Черемшане» и «О мордве, чувашах, татарах»). Ценным наблюдением И.И. Лепехина является сообщение о существовании у мокши и эрзи до их христианизации обычая эндогамии: «Разность двух Мордовских поколений видна и из того, что до крещения их не дозволялось Мокшанам брать Ерзянок, а Ерзянам Мокшанок, но всяк довольствовался своей породою». Исследователь описал и некоторые домашние моления мордвы: «Нарядив на стол, ставят за оной всех своих домашних, не выключая и женатых детей, а степенные, или старик за старухой, став у дверей и отворив оные, молятся». Автор отметил также равенство мужчины и женщины в исполнении хозяйственных обязанностей: «женский пол у мордвы весьма рабоч, и не только способствуют своим мужьям, но и сами пашут, косят сено, и возят, и почти всякую работу, какую и мужья отправляют» [Лепехин, 1971: 141,156, 166].

И.И. Лепехин впервые интерпретировал некоторые особенности брачно-семейного права у мордвы. Им была отмечена абсолютная власть отца над несовершеннолетними детьми в принятии решения о заключении брака. По его словам «в женитьбе своих детей отцы имеют совершенную власть и не требуют на то ни малейшего детей согласия». И.И. Лепехин выделил отдельные элементы и этапы предбрачных отношений, а именно сватовство, уплату калыма, договоренности сторон о свадебных издержках, назначение свадьбы. Сама же церемония бракосочетания, отмечал путешественник, состояла в том, что «невестин отец, взяв свою дочь за руку, а мать -хлеб и соль, вручают ее свекору и свекрови», а «при самой свадьбе с невестиной стороны никто не бывает». По приезду к жениху его брат или ближайший родственник брал невесту за руку, вводил в дом и сажал за стол, только после чего звали жениха [Там же: 170-171].

Впервые И.И. Лепехиным был зафиксирован и институт обручения (помолвки) малолетних детей. Акт обручения рассматривался в качестве договора родителей о будущем вступлении в брак их детей, что свидетельствовало об отношении к браку как гражданско-правовой сделке. Нарушение договора влекло последствия в форме денежных выплат. Если отказ был инициирован отцом жениха, то отец невесты был вправе отдать свою дочь за другого; в случае же отказа отца невесты, последний должен был заплатить от 6 до 12 рублей. Также неравенство бремени ответственности двух участвующих сторон еще раз подтверждало преимущества в правовом положении мужчины в сравнении с женщиной [Там же: 144, 172].

И.И. Лепехин констатировал былое существование у мордвы обычаев левирата и многоженства, а также права продажи своих жен с прижитыми детьми и вступления в новый брак. Впервые им упоминается факт существования обычая заключения брака с сестрой умершей жены, то есть обычая, получившего в этнографической науке название сорората. Он подметил бытование и такой формы заключения брака как умыкание или похищение. Эту форму обычно выбирали те, кто по материальному положению не был в состоянии заплатить за невесту выкуп: «подговаривают шайку удалых ребят и тайно приезжают в ту деревню, где подготовлена девка, а иногда и с базаров и других мест увозят противу воли девок». С принятием христианства брачные нормы претерпели изменения, добавился обряд венчания в церкви [Там же: 173,174].

Руководитель V Оренбургской экспедиции И.-Г. Георги в своей работе «Описание всех обитающих в Российском государстве народов» посвятил мордве специальный раздел, в котором нашли отражение и вопросы брака и семьи. Согласно его описанию, отличить молодую девушку от замужней можно было по одежде. «Девки ходят не так нарядно, как бабы, в прочем различаются одним только головным убором». Основной формой заключения брака у мордвы, судя по наблюдениям, было сватовство. Исследователь впервые ввел в оборот анализа брачно-семейного права мордвы термин «цена невесты» (калым). «Цена невесты простирается обыкновенно от осьми до десяти рублей», - писал он. Автор подтверждал сообщения И.И. Лепехина о том, что моментом заключения брака считается передача девушки ее отцом свекру. Невеста, простившись с родителями, «плачучи», приезжала в дом жениха, где молодые впервые встречались. Перед тем как лечь спать, невеста сопротивлялась, что, предполагал И.-Г. Георги, следует считать пережитком существовавшей в первобытности борьбы за право обладания женщиной [Документы и материалы.Т.2, 1940: 158].

И.-Г. Георги сообщил и об обычае родителей помолвливать своих малолетних детей, «взаимно обмениваясь табашными рогами». Однако, в отличие от И.И. Лепехина, И.-Г. Георги констатировал обязанность молодца, в случае отказа от девушки, заплатить «за обход» несколько рублей. Исследователем подтверждается существование многоженства, хотя «вольностью сею пользуются редко». В случае смерти жены, охотно женились на свояченицах [Там же: 159].

Нижегородским епископом Дамаскиным в 1785 г. в Санкт-Петербург был послан «Словарь обитающих в Нижегородской епархии разных народов» с приложением, в котором содержались сведения о быте этих народов. Единственным интересным для исследования положением этой работы было свидетельство о заключении браков между русскими и мордвой. Мордва, отмечал епископ Дамаскин, «придерживаются еще многих старинных обычаев, нравов, обрядов. а как они с россиянами греко-российской веры, а по сей причине и русских девиц берут в замужество за своих детей и своих дочерей отдают за русских» [Там же: 171]. Христианизация мордвы сопровождалась значительными трудностями в преодолении языческих верований в жизни мордвы. Правительством активно предпринимались различные меры по сближению мордовского и русского народов, в частности, формирование этнически смешанных поселений. Но, как бы ни были крепки соседские отношения, ничто не могло сблизить два народа столь сильно, как это делали семейные узы.

Важным источником для изучения обычно-правовых установок мордвы на межэтнические браки и, прежде всего, на браки мордовско-русские, служат наблюдения К.Фукса, изложенные им в публикации «Поездка из Казани к мордве Казанской губернии в 1839 году». К.Фукс отмечал сближение русских и мордовских крестьян в селах Березовка и Войкино Казанской губернии. Так, помещик, владевший Березовкой, где проживало 264 души мордвы, переселил из других своих деревень сюда 200 душ русских. «Целью такого переселения, - писал К. Фукс, - было не только умножить число хлебопашцев, но особенно - сроднить оба народа посредством женитьбы». Однако, как сообщал исследователь, «только семь мордовских мужиков женились здесь на русских женщинах и только один русский взял за себя мордовку». Препятствием к заключению русско-мордовских браков служили, повидимому, весьма существенные различия в обычно-правовом порядке регулирования брачных отношений. Так, жених из русских почитал за грех и в силу этого не соглашался венчаться с мордовкой «в собственном ее мордовском платье», а «бедная мордовка, получив свое платье от матери, не могла купить себе русского сарафана». Кроме того, поскольку дети должны были бы носить русское платье, «мордовки смотрят на то с сожалением о своем природном костюме» [Фукс, 1839: 102-115].

В то же время автор отметил сходство в свадебных обрядах русских и мордвы. Он обратил также внимание на существование в прошлом у мордвы «кражи невест с их согласия» и на отличия в брачных обрядах крещеной и некрещеной мордвы. У последней после соблюдения всех предбрачных договоренностей обряд венчания следовал за прочтением молитвы - испраши-вания новобрачным божьего благословения, по окончании которой молодые падали на землю, а венчающий становился на колени, клал новобрачным на головы обе руки и на этом обряд венчания заканчивался. После «венчания» справлялась свадьба, длившаяся несколько дней. К. Фукс также описал сохранившийся и у крещеной мордвы обычай «таскания невесты в день свадьбы на руках по всем углам». После свадьбы молодая должна была уехать на все рабочее время к отцу и возвращалась к мужу лишь по окончании молотьбы [Там же: 102-115].

Ценные этнографические сведения содержатся в трехтомном сочинении «Провинциальные воспоминания», напечатанном в Москве отдельным изданием в 1857-1861 годах. Его автором являлся И.В. Селиванов (18101882), служивший в течение трех лет саранским уездным судьей, и, естественно, бывший хорошим знатоком права. Наблюдения Селиванова над бытом мордовского народа легли в основу очерка «Мордва», в котором он правдиво изложил жизнь и обычаи мордвы принадлежавшего ему, как помещику, села Малое Маресево бывшего Саранского уезда (ныне Чамзинского района Республики Мордовия). Описывая особенности заключения брака у мордвы, он подметил ряд деталей правового порядка. «Свадьбы делались по согласию между собой отцов: ни жениха, ни невесту об этом не спрашивали», - подчеркивал И.В. Селиванов. Сопротивление воле отца было редким исключением, могло привести к личной трагедии. Отмечая ранний возраст вступления юноши в брак, автор описывал случаи «убегания» юноши со свадьбы в виду своей юности и незрелости [Документы и материалы. Т.З. 4.1, 1939: 224-226].

Интерес к труду И.В. Селиванова во многом обусловлен его исследовательскими подходами к изучению поставленной проблемы и, прежде всего, методом внедренного наблюдения. Обозревая общественный быт народа, И.В. Селиванов, будучи барином, неоднократно пытался вмешаться, в том числе и в обычно-правовые порядки регулирования брачно-семейных отношений, чем порой навлекал гнев отцов семейств. Более того, он даже разработал и представил народу свою конституцию - «право на самоуправление без вмешательства помещика», в которой изложил порядок ведения дел в усадьбе, связанных с управлением, сбором крестьянских выплат и т.д. Любопытно свидетельство автора о том, что «мордва, несмотря на кажущуюся необразованность, во многих случаях, умела схватить и усвоить даже тонкости нового для себя дела». Нормам «Конституции» Селиванова крестьяне подчинялись недолго, особенно в части уплаты повинностей - «при первом же неурожае оброк заплатили только богатые, бедняки отказались, и общество не приняло на себя за них уплаты».

Анализируя труды названных выше исследователей, являвшихся по существу пионерами изучения мордовской этнической культуры, в том числе культуры этноправовой, подчас бывает весьма трудно, а то и невозможно удовлетворительно ответить на вопрос: как квалифицировать безусловно значимые для понимания изучаемой темы работы тех или иных авторов? Как аналитические, содержащие те или иные концепции, авторский взгляд, или как источник, донесший до нас оригинальные, нередко уникальные фактические сведения об обычном праве, ибо то, что в то время казалось имеющим научную значимость в качестве идей, ныне оказывается представляющим интерес по преимуществу лишь своим фактическим материалом.

С 60-х годов XIX в. стали издаваться епархиальные и губернские ведомости, составившие вторую группу источников. В Пензенских, Тамбовских, Нижегородских, Самарских и других епархиальных ведомостях священниками печатались многочисленные материалы о браке и семье, собранные ими в своих приходах. В официальной части ведомостей публиковались распоряжения Священного Синода, толковавшие нормы брачно-семейного позитивного права.

К примеру, в Тамбовских епархиальных ведомостях впервые были опубликованы этнографические записки уездного землемера К. Мильковича. Большинство описанных им брачных и семейных обрядов воспроизводили сведения, введенные в научный оборот И.И. Лепехиным и П.-С. Палласом. Тем не менее, отдельные эпизоды представляли собой оригинальные наблюдения автора. В частности, одним из таких свидетельств было сообщение о возрасте девушки, выходящей замуж. «Мордва имеет привычку отдавать дочерей своих замуж не моложе лет тридцати или сорока», - писал К. Милько-вич. Им же отмечалось, что мордовские девушки «вырастали в необузданном своеволии» [Милькович, 1905: 825].

Описывая брачные обряды, исследователь обратил внимание на ритуальный дарообмен между сторонами жениха и невесты, а также на стадии выплаты калыма. Родители обеспечивали невесту «платьем и скотиной», то есть приданым, которое она вносила в дом жениха. Представляет интерес сообщение К. Мильковича о том, как молодые клялись друг другу в вечной верности. «По входе невесты в дом, дружко, поставя ее и жениха спинами к печи и держа перед ними хлеб и соль, при всем собрании делает им о сохранении супружеского союза вопросы, которые, отвеча ему на оные, клянутся друг другу наивсегдашнею верностию», - свидетельствовал автор [Там же: 825].

Изложенные К. Мильковичем материалы раскрывали разные способы упорядочения брачно-семейных отношений, в частности, посредством такой формы религии, как культ предков, оказывавший значительное воздействие на обеспечение порядка в общине и семье. Так, К. Милькович писал: «Часто случается, что размолвясь между собой, они ходят к умершим на могилу один на другого жаловаться и воображают, будто умершие, разобрав их дело, виноватого наказывают» [Там же: 825]. Он впервые отметил, что религиозные обряды исполнялись старейшинами - «Ате-Покштей» (от мокш., эрз. «атя» - старик, старейший, «покш» - большой), которые выступали хранителями наследия предков, осуществляли религиозно-магическую связь между существующим и потусторонним мирами. Неслучайно, наиболее значимые общинные дела и чрезвычайные семейные неурядицы разрешались исключительно старейшинами.

В статье «Краткий этнографический очерк мещеры» на страницах «Пензенских губернских ведомостей» (1862) В.А. Ауновский сообщал, что «в длинные зимние вечера мордва устраивала посиделки; молодые женщины и девицы, парни собирались в какую-нибудь из изб - женщины и девицы пряли лен и посконь, парни играли на балалайках и гармониях, работа и песни часто сменялись плясками». В «Этнографическом очерке мордвы-мокши» (1862), материал для которого собирался в основном в Красносло-бодском уезде Пензенской губернии, этот же автор отмечал, что мордва богата «старинными обрядами, обычаями, приметами и поверьями для различных случаев семейной и общественной жизни».

В работе Н.П. Орлова «Мордва-мокша», напечатанной на страницах Пензенских губернских ведомостей в 1876 г., описывались две формы брака: путем «сватовства» и «уходкою без согласия родителей». Н.П. Орловым был употреблен термин «дой» (очевидно, от тюркского «той». - Ю.М.), означавший «уговор между родителями насчет приданого». Свадьба «без согласия родителей» устраивалась «в том же порядке, только с меньшей церемонией». Спустя определенное время после венчания, отец и мать жениха приезжали к отцу невесты «делать мировую» [Орлов, 1876, № 110: 3; 16 сентября: 3-4].

В историко-этнографическом очерке «Мордва Самарской губернии», опубликованном в 1886 г. в «Самарских епархиальных ведомостях», М. Гребнев, анализируя экономическую и правовую сущность брачно-семей-ных отношений народа, описал отдельные аспекты способов вступления в супружеский союз (сватовства, самокрута) и особенностей проведения свадебного обряда. Символом принятия брачного предложения было зажжение родителями невесты принесенной сватами свечи и совместное распитие вина. Гребнев указывал на распространение черничества у мордвы, причину чего он видел в семейном гнете и «незавидной доли» женщин. Говоря о семейных религиозных культах, М. Гребнев отмечал, что жрецом становился старший мужчина или старшая женщина, сохранявшие свою должность до смерти, если не были замечены в совершении каких либо «предосудительных проступков». В противном же случае, «с общего согласия родичей» они лишались данного статуса. Автором были охарактеризованы правосубъектность членов семьи, специфика взаимоотношений их между собой, в том числе и причины возникновения домашних конфликтов. Описывая отношения между родителями и детьми, он акцентировал внимание на высоком чувстве чадолюбия, и ставил это в пример и русским [Гребнев, 1886: 410, 479-485; 1887: 34-35].

К третьей группе источников следует отнести фольклор, отразивший народные представления о семье и браке. Уникальность фольклора в качестве этноисторического источника состоит в сохранении в нем отголосков стародавних времен, восстановить которые по другим источникам не представляется возможным. В зависимости от жанра фольклорные источники делятся на эпические песни, обрядовые и необрядовые лирические песни, загадки, сказки, пословицы, причитания и др. В настоящем исследовании широко используется обрядовый фольклор, который составляют календарно-праздничные жанры, сопровождающие обряды, исполняемые ежегодно в одно и то же время при совершении общественных и семейных молений (оз-ксов); внекалендарные жанры, сопровождающие обряды при других событиях общественной и семейной жизни. К семейным календарным молениям относят «авня озкс» (моление овина), «кардосярко озкс» (моление хлева), «юртонь озкс» (моление двора), «братчины» и др., а к семейно-бытовым календарным обрядам - свадебные и похоронные [МНУПТ, 1975: 6, 45-46].

Наиболее полно мордовский фольклор представлен в сборниках, составленных К.Т. Самородовым, «Мокшень ефкст» (Мокшанские сказки, Саранск, 1952), «Эрзянь евкст» (Эрзянские сказки, Саранск, 1954), «Мокшень валмуровкст» (Мокшанские пословицы, Саранск, 1954), «Эрзянь валме-ревкст» (Эрзянские пословицы, Саранск, 1955), «Мордовские пословицы и загадки» (Саранск, 1959), «Мордовские народные сказки» (Саранск, 1985). Немаловажное значение в анализе фольклорных источников имеют работы А.И. Маскаева «Мордовская народная сказка» (Саранск, 1947), «Мордовская народная эпическая песня» (Саранск, 1964), а также К.Т. Самородова «Мордовская обрядовая поэзия» (Саранск, 1980).

В фольклоре отражены народные принципы, правовые идеалы. Например, осуждение такого явления как убийство прослеживается в отрицательном изображении охотника, убивающего тотемных животных. Именно по этой причине он наказывается болезнью, смертью членов семьи или его самого. В сказках о животных нередко медведь похищает девушку, что является свидетельством не только браков-похищений, но и былого тотемизма, как одной из форм языческих представлений мордвы.

В устно-поэтическом творчестве мордовского народа особое место занимает свадебный обряд. «Жениться, устроить свадьбу Мордовскую и хлопотно, да неумелому человеку и не справить дело так, как следует по исстари заведенному обычаю, а потому и берутся за это дело особые лица, которым свадьбу устраивать не впервые, которые знают все обычаи доподлинно», -отмечал В.Н. Майнов [Майнов, 1885: 41]. Изучение свадебного обряда позволяет раскрыть многие правовые аспекты истории развития брака и семьи. Пережитки древней практики похищения девушек, традиций многоженства, заключения брака между взрослыми девицами и малолетними и некоторых другиех обычаев нашли отражение в свадебном обряде.

Уникальным источником для исследования традиционной мордовской свадьбы, является ее описание, осуществленное М.Е. Евсевьевым в конце 1880-х годов со слов его матери в эрзя-мордовском селе Малые Кармалы бывшего Буинского уезда Симбирской губернии (ныне Ибресинского района Чувашской Республики). В 1892 г. в журнале «Живая старина» была опубликована статья Евсевьева «Мордовская свадьба», за которую автор был удостоен серебряной медали. М.Е. Евсевьев описал мордовскую свадьбу очень подробно, приведя большое число свадебных причитаний («урнемат») и песен. Впоследствии свадебные песни неоднократно сверялись и дополнялись и были опубликованы отдельной книгой, которая несколько раз переиздавалась (1892; 1931; 1956; 1966; 1990).

Четвертую группу источников составляют материалы губернских ученых архивных комиссий России, в которых опубликованы документы, затрагивавшие отдельные аспекты брачно-семейного юридического быта мордовского народа (сватовство, семейную юстицию, межличностные отношения и др.). Мною использованы материалы Тамбовской ученой архивной комиссии - описи дел, отобранные для хранения в историческом архиве членами комиссии П.И. Пискаревым, A.A. Курбатовым, М.Г. Розановым.

Пятую группу источников образуют документы российского делопроизводства (воеводские, духовные грамоты, судные списки, донесения, приговоры волостных судов, земские решения и др.), значительная часть которых опубликована в многотомной серии «Документы и материалы по истории Мордовской АССР». Рассматриваемая группа источников охватывает более широкие хронологические рамки, чем намеченные в диссертационном исследовании, поскольку документальные подтверждения более раннего периода позволяют полнее осветить некоторые проблемы развития брачно-се-мейных обычаев мордовского народа.

Например, в судном списке от 4 апреля 1508 г. по делу братьи Печер-ского Вознесенского Полянского монастыря с мордвином Ивантой Рамстее-вым о владении лесными угодьями за рекой Пьяной сказано об особой клятве, которую мордва давала в подтверждение показаний на суде. Если русские клялись «по великого государя крестному целованью», то мордва «по своей вере по мордовской», «по шерти». В качестве доказательств по делам об установлении и (или) подтверждении права собственности применялись мордовские бортные знамена [Документы и материалы., Т.1. 1940: 141,254, 142].

Представляет интерес челобитная от 14 июля 1696 г., направленная патриарху Адриану починком новокрещеным деревни Сураева Красносло-бодского присуда Я. Стефанова на Я. Казеева. В челобитной говорится, что жена Якушки Стефанова Марка ушла в гости к своему брату Якову Казееву, забравшего ее от мужа в гости, и после не возвратившего домой [Документы и материалы. Т.2. 1940: 118-119]. Документ этот свидетельствует о том, что положение женщины-мордовки долгое время было крайне бесправным. Неслучайно, в акте речь шла о возникновении отношений по поводу девушки между двумя мужчинами - мужем и братом. Из документа неясно, был ли у этой женщины отец. Вероятнее всего, главой семьи после смерти отца стал именно брат, который в силу каких-то сложившихся обстоятельств решил забрать сестру от ее мужа. Поскольку «власть» над женщиной после замужества переходила к мужу, то, вероятно, брат поэтому прибегнул к хитрости, чтобы вызволить сестру из мужниного дома.

Важное значение в изучении брачно-семейных отношений мордвы имели материалы следствий государственных судебных учреждений, содержавшие описания совершенных мордовскими крестьянами правонарушений, объяснения обвиняемых о мотивах, целях и обстоятельствах дела, а также показания иных участников, так или иначе участвовавших в случившихся событиях. Конечно, нельзя забывать, что в большинстве случаев подобные разбирательства имели место в регулировании девиантных отношений, и виновные представляли собой лиц, совершивших асоциальные поступки, глубоко осуждавшиеся обществом. Виновные в преступлениях не находили поддержки со стороны общинников, которые нередко даже самостоятельно наказывали их по нормам обычного права.

К шестой группе материалов относятся законодательные акты, регулировавшие брачно-семейные отношения. Они позволяют провести сравнительный анализ данной отрасли позитивного и обычного права, а также рассмотреть проблемы взаимоотношений семьи и государства.

Так, актом, способствовавшим христианизации мордвы, налаживанию мордовско-русских связей, можно считать Указ, изданный 11 сентября 1740 г. императрицей Анной Иоановной «Об отправлении Архимандрита с некоторым числом священнослужителей в разные губернии для обучения новокрещеных христианскому закону и о преимуществах новообращенным дарованных», в котором законодательно предписывалось поощрение брачных отношений между русскими и новокрещеннами, дабы «чрез то свойство и дружбу . имея в доме своем зятя или невестку Русских, таких дел, которые Христианскому закону противны, в домах своих чинить опасаться будут». Указом предписывалось, что в случае несоответствия обычаев брачения русских и иноверцев, должны были выполняться как те, так и другие [СЗРИ. Т. XI, 1857: 250].

Указ о сборе по рублю с двора с дворцовых сел и городов, посадских людей, крестьян, бобылей, рыбных ловцов, бортников, татар и мордвы от

19 октября 1686 года законодательно оформил порядок сбора налогов с двора, что способствовало закреплению и развитию патриархальных больших семей [Документы и материалы. Т.2. 1940: 71].

Седьмая группа источников включает архивные материалы, хранящиеся в Центральном государственном архиве Республики Мордовия и рукописном фонде Государственного учреждения «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия», Научной библиотеке имени Н.И. Лобачевского при Казанском университете. В фондах Центрального государственного архива Республики Мордовия эт-ноправоведческий интерес представляют дела государственных судебных учреждений (уездных, волостных судов, уездных расправ), а также материалы М.Е. Евсевьева, многие из которых до сих пор не опубликованы (полевые записи, наброски книг и статей, письма, планы экспедиционных поездок и отчеты, написанные на мордовском и русском языках, фотоматериалы, фольклор).

Из рукописного фонда Научной библиотеки Н.И. Лобачевского при Казанском университете нами использованы материалы, характеризующие образ жизни мордвы сел Скафтыма Городищенского уезда Пензенской губернии, Атяшево Ардатовского уезда и Сабанчеево Алатырского уезда Симбирской губернии.

Богатый материал для изучения обычного права мордвы находится в рукописном фонде Государственного учреждения «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия». Этноправоведческий интерес представляют архив М.Е. Евсевьева, комплекс документов, не вошедших в многотомную серию «Документы и материалы по истории Мордовской АССР», отчеты этнографических экспедиций, состоявшихся в 1960-1980 годах. Фонд постоянно пополняется сведениями, собираемыми сотрудниками института в процессе организуемых экспедиций, научных командировок.

Так, в фонде М.Е. Евсевьева содержатся оригинальные сведения относительно брачных и свадебных обычаев, семейных традиций, патриархально-родовых устоев, братчинно-патронимических отношений, роли сельской общины и церкви как регуляторов жизнедеятельности мордовского крестьянства, взаимоотношений общины и государственно-властных структур.

Материалы, извлеченные из различных архивохранилищ страны в связи с подготовкой и изданием вышеназванной многотомной серии документов и до сих пор не опубликованные, представляют интерес для изучения процессов этноюридической адаптации мордовского народа в составе российского этносоциального организма и общероссийского правового поля. В указах властей Российской Империи, законодательных актах Правительствующего Сената и Синода прослеживается не только стратегия правовой политики государства относительно мордвы, но и тактика ее реализации. В материалах русского делопроизводства как в изучаемый мной, так и в более ранний период, отражены позиции светских и духовных властей относительно судопроизводства, налогообложения, христианизации, сбора рекрутов, местного самоуправления.

Что касается отчетов по результатам экспедиций 1960-80-х годах, в том числе Мордовской этнографической экспедиции Академии наук СССР и Мордовского Научно-исследовательского института языка, литературы, истории, экономики (руководитель - В.Н. Белицер), то в них содержатся некоторые, пусть и фрагментарные сведения о более поздних этапах бытования ряда норм обычного права, особенно прочно сохранившихся в брачно-семей-ных традициях.

Восьмая группа источников - собственные полевые этнографические материалы, собранные автором с 1998 по 2003 г. в эрзя-мордовских селах Ардатово, Кабаево, Морга, Сайнино, Поводимово Дубенского райна; Шокша, Дудниково, Кураево, Нароватово, Баево, Стандрово, Сакаево Теньгушев-ского района, Качаево, Старое Чамзино, Андреевка, Старое Селище, деревне

Красная Нива Болыпеигнатовского района, Папулево, Ичалки, Ичалковского р-на, Челпаново, Лобаски, Чебудасы, Тетюши, Киржеманы, Алово Атяшев-ского райна, Бузаево, Пермиси Большеберезниковского района, Дракино Торбеевского района, Кочелай, Новая Пырма Кочкуровского района Республики Мордовия, Большая Уда, Какино Гагинского района, Иванцево Лукоя-новского района Нижегородской области; в мокша-мордовских селах Саввинские Выселки, Центральный Торбеевского района, Каньгуши, Старый Тештелим, Киржеманы Ельниковского района, Арга, Кишалы, Новая Карьга, Курташки Атюрьевского района, Леплей, Подлясово, Копорень Саньф Зу-бово-Полянского района, в русских селах Красный Яр, Веденяпино, Таку-шево, Теньгушево, Куликово, Старая Качеевка Теньгушевского района, Рож-дествено Ичалковского района, Тумалейка Ельниковского района Республики Мордовия; в татарском селе Лямбирь Лямбирского района Республики Мордовия.

Собранные автором полевые материалы дают возможность не только охарактеризовать, но и уточнить, внести коррективы в ранее изученные материалы, существенно дополнить базу данных о правовых аспектах семейно-брачных отношений, экстраполировать те или иные дошедшие до нас их фрагменты, в общий контекст этноправового комплекса конца XIX - начала XX в., понять их подлинный смысл.

Девятую группу источников представляет этноправовая терминология, способствующая лучшему пониманию сущности обозначаемых ими категорий, их динамики. Она зафиксирована в ряде использованных мной лексикографических источников: «Мокшанско-русский словарь» (под ред. Б.А.Серебренникова, А.П. Феоктистова, O.E. Полякова. М., 1993), «Эрзян-ско-русский» (под ред. Б.А. Серебренникова, Р.Н. Бузаковой, М.В. Мосина. М., 1993), «Русско-мокшанский» (сост. С.Г. Потапкин, А.К. Имяреков; отв ред. Г.Я. Меркушкин. М., 1951), «Русско-эрзянский» (под ред. М.Н. Коля-денкова, Н.Ф. Цыганова. М., 1948).

Наконец, к последней, десятой группе источников следует отнести исторические, правовые, этнографические, культурологические, литературоведческие и другие научные публикации, перечень которых содержится в библиографии диссертационной работы.

Цель и задачи исследования. Автор ставил перед собой цель - наиболее полно охарактеризовать брачно-семейные отношения в обычном праве мордвы в конце XIX - начале XX в. Исходя из цели исследования, были поставлены следующие задачи:

1. Охарактеризовать предбрачные отношения, выяснить и систематизировать условия вступления в брак.

2. Изучить формы брака и порядок его заключения, выделив юридически значимые моменты, по совершении которых брак может считаться заключенным или расторгнутым.

3. Проанализировать юридические аспекты свадебного обряда.

4. Определить правовое положение супругов, остальных членов семьи в соответствии с их половозрастными и социальными характеристиками, а также выявить особенности внутрисемейных отношений.

5. Выяснить порядок разрешения семейных споров.

6. Раскрыть роль религии в регулировании брачно-семейных отношений.

Теоретико-методологическая основа работы. Методика исследования. Изучение поставленных вопросов требовало применения особых теоретико-методологических принципов исследования, выбора методической базы для сбора и анализа эмпирических данных. О сложности сбора материалов для исследования брака и семьи писал еще В.Н. Майнов: «Вообще узнать какие-либо подробности о внутренней семейной жизни того или другого дома крайне трудно, вопросы эти будут приняты за недостаток благовоспитанности, поэтому надо было употреблять целую систему подходов для того, чтобы получить ясную и полную картину домашнего мордовского быта» [Майнов, 1885: 123].

Для сбора материалов автором работы была составлена программа, общим ориентиром которой служили уже разработанные вопросники по изучению обычного права, а именно «Программа этнографических сведений о крестьянах Центральной России Князя В.Н. Тенишева» (1897), «Программа для собирания сведений об инородцах Поволжья» Н.В. Никольского и некоторые другие. Теоретико-методологической базой данного исследования послужили работы ряда видных отечественных и зарубежных ученых (М.М. Ковалевского, Н.В. Калачева, П.А. Муллова, С.Д. Гальперина, П.А. Сорокина, Б.А. Кистяковского, А.Н. Максимова, Ю. Липперта, К.Н. Старке и др.). Современные отечественные исследования по теоретическим вопросам этнологии проводились С.А.Токаревым, Ю.В.Бромлеем, Ю.И. Семеновым, А.И. Першицем, Х.М. Думановым, С.А.Арутюновым, П.И. Пучковым, В.А. Тишковым, М.Н. Губогло, Н.Л.Жуковской, Н.Ф. Мокшиным, О.Ю. Артемовой, Н.И. Новиковой. В трудах этих авторов, в частности, проанализированы теория этноса, теоретико-методологические принципы изучения обычного права, определено его место в системе соционормативных регуляторов, что имеет существенное значение для понимания его отдельных отраслей, в том числе брачно-семейного права.

Для более глубокого понимания места брачно-семейных отношений в обычном праве мордвы необходимо дать операциональное определение такого основного понятия, используемого в диссертационной работе, как «обычное право». Это понятие относится к категориям, толкование которых вызывает немало споров. Еще юристы Болонской школы говорили, что понятие «обычного права» принадлежит к числу так называемых «idees confuses», то есть к текучим, переливающимся дефинициям [Ладыженский, 1995: 160]. Для одних авторов обычай представляет собой начало, лежащее в основе формирования позитивного права [Энциклопедический юридический словарь, 1998: 207; Новый энциклопедический словарь, 2001: 830]. Обычное право рассматривается ими, во-первых, как система правовых норм, основанных на обычаях и, во-вторых, как система санкционированных государственной властью обычаев. Для других - обычай выступает как самостоятельный, существующий наряду с законодательством, источник права и является результатом проявления сознания социальной группы с целью наиболее эффективного регулирования общественных отношений в условиях, когда в позитивном праве имеются пробелы либо оно не действует и даже противоречит правовым нормам (П.А. Сорокин, Б.А. Кистяковский, Н.И. Новикова, P.A. Тузмухамедов, Л.Г. Свечникова, Л.Е. Лаптева).

Долгое время теория обычного права была тесно связана с изучением природы первобытного права. «В этнологии и связанных с ней науках первобытные поведенческие нормы одни называют правом или обычным правом, другие - моралью, некоторые - обычаями, иные - просто нормами», -констатировали Х.М. Думанов и А.И. Першиц [Думанов, Першиц, 2000: 98]. В 1979 г. для обозначения синкретных поведенческих норм в догосударст-венном обществе А.И. Першиц впервые ввел новое понятие-термин «мононорма» (от греч. monos - один и лат. norma), разграничив тем самым понятия «обычное право» и «предправо» как две «разные категории» [Там же: 103].

В последние десятилетия начало пробивать себе дорогу понятие обычного права как составной части правового быта общества любого исторического типа. В этом плане показательна концепция Ю.И. Семенова, который определил обычное право как одну из форм общественной воли, наряду с табуитетом, моралью и собственно правом [Семенов, 1997: 3-24]. Как самостоятельный источник права обычай рассматривают сейчас большинство этнографов и юристов. Были созданы центры изучения обычного права и правового плюрализма.

До сих пор в этнографической и юридической литературе, к сожалению, используется несколько различных терминов для обозначения системы правовых обычаев: «обычное право», «неписаное право», «неофициальное право», «common law», «фольклорное право», «традиционное право», «местное право», «право коренных народов», «народное право», «жизненное право». При этом приведенные термины близки по своему содержанию, однако не тождественны. В историографии наиболее признанным в определении рассматриваемой категории является понятие «обычное право».

Не выработано в науке общепринятое определение «обычного права», большинство исследователей представляет собственные дефиниции, которые далеко не всегда бывают удачными. В качестве операционального понятия можно предложить считать обычным правом систему сложившихся в течение определенного времени, применяемых в конкретной географической местности и (или) общественной среде (в том числе этнической) правил поведения, преимущественно неписаного характера, действующих в силу, как убеждения, так и обеспечения мерами общественного и (или) государственного воздействия. В настоящем диссертационном исследовании обычное право отражает систему правовых обычаев мордвы. Обычное право, которое также можно назвать этническим правом, выступает как результат многовекового опыта народа (этноса), его понимания правовых категорий.

Центральным институтом обычного права является народное (этническое) правосудие или народная (этническая) юстиция (этноюстиция), под которой автор разумеет рассмотрение и разрешение народом тех или иных вопросов без вмешательства органов государственной власти в соответствии с нормами обычного права. Становление этноюстиции - сложный, многогранный процесс, претерпевший на разных этапах исторического развития значительные изменения, которые затрагивали не только структуру и компетенцию отдельных ее органов, но и предмет разбираемых дел. Особое место в системе этноюстиции занимает разбирательство семейных споров.

В сравнительном правоведении вопросы о методах этнологического изучения права широко обсуждались западными учеными, среди которых А.-Г. Пост, Ж. Колер. В отечественной литературе известны работы М.М. Ковалевского, A.M. Ладыженского. Так, A.M. Ладыженский отмечал необходимость выработки методов критической оценки источников обычного права, поскольку полученные данные, обычно записанные любителями-путешественниками, миссионерами, чиновниками, в большинстве случаев не знавшими ни языка, ни народных особенностей, могут быть искажены или неправильно объяснены. Исследователем было предложено три метода, использованные и в настоящей работе: эволюционно-натуралистический, историко-типологический и социально-экономический [Ладыженский, 1995: 159-160].

При сборе материала для диссертационной работы был применен ряд конкретных методов полевой этнографии и, прежде всего, методы непосредственного наблюдения, расспроса. При подготовке диссертации осуществлялись экспедиционные выезды в районы проживания мордвы. Во время экспедиций применялись как маршрутные, так и кустовые обследования юридического быта народа. В качестве инструментария опроса автором была разработана анкета, позволяющая выявить общие принципы правового быта мордовского этноса.

Значительные полевые материалы собраны посредством интервью, преимущественно со старожилами. В изучении норм обычного права, регулировавших межэтнические брачные отношения между мордвой и татарами, активное участие принимали уроженцы татарских сел Республики Мордовия, являвшиеся студентами юридического факультета Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева. По подготовленному мной вопроснику ими проводились интервью со старожилами этих сел.

Широко применялся метод фиксации материалов сообщений информаторов о тех или иных жизненных случаях. В работе использовался давно применяемый в этнологических исследованиях метод пережитков, с помощью которого по сохранившимся обычаям и взглядам можно реконструировать те или иные обычаи, регулировавшие брачно-семейные отношения как в начале XX в., так и на более ранних этапах исторического развития народа. В подготовке диссертации применялись сравнительно-исторический, количественный, структурный, корреляционный, комплексный и ряд других методов исследования.

Научная новизна. Брачно-семейные отношения с позиций обычного права мордвы впервые являются предметом специального изучения монографического плана. Этноправовая ориентация работы обусловила новый подход к изучению как ранее не рассматривавшихся, так и уже известных в историографии мордовского народа письменных источников. Автором впервые вводится новый этноправовой термин «этноюстиция», им открыты и описаны на базе обширного полевого материала, впервые вводимого в науку, ранее неизвестные правовые обычаи мордвы. Материалы, приведенные в диссертационной работе, сделанные автором на их базе выводы дают веское основание для пересмотра, к сожалению, еще ходячего даже среди некоторых современных юристов мнения о ничтожности обычного права как нормативного регулятора этносоциальных отношений.

Практическая значимость. Исследуемая тема непосредственно связана с актуализацией проблем обычного права и правового плюрализма, ибо познание юридических традиций необходимо для решения различных этносоциальных проблем, разработки новых концепций становления и развития этноправовой системы, лучшего межэтнического взаимопонимания.

Содержащиеся в диссертации выводы, наблюдения, теоретико-методологическая база будут способствовать накоплению знаний об обычном праве мордовского народа. Изучение брачно-семейного права в качестве одной из наиболее крупных отраслей традиционной юриспруденции явяится основой формирования такой области знаний, как юридическая этнография или этноправоведение. Материалы работы могут быть использованы при создании специальных трудов по этнографии мордовского народа, составлении курса лекций, учебных пособий по этноправоведению и в целом по этнографии, теории и истории права, сравнительного правоведения.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в опубликованных статьях, заслушаны на заседаниях отдела истории Мордовского края Государственного учреждения «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия», доложены на научных конференциях и конгрессах: IX Международном конгрессе финно-угроведов (Тарту, 2000), Международной конференции «Гендерные исследования в гуманитарных науках» (Иваново, 2000), VII Всероссийской межвузовской конференции «Государство и право на рубеже XX - XXI веков. Актуальные проблемы современности» (Йошкар-Ола, 2000), конференции студентов и аспирантов «Огаревские чтения» (Саранск, 2000), VIII межвузовской научной студенческой конференции «Государство и право на рубеже XX - XXI веков. Актуальные проблемы современности» (Йошкар-Ола, 2001), конференции молодых ученых «Евсевьев-ские чтения» (Саранск, 2002), Международном научном семинаре по материальной культуре финно-угорских народов (Сыктывкар, 2002).

Структура работы. В соответствии с поставленными целью и задачами диссертационная работа состоит из введения, двух глав и заключения, списка использованных источников и литературы, приведенных на ЗОН страницах печатного текста.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Брачно-семейные отношения в обычном праве мордвы конца XIX - начала XX вв."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование правовых аспектов брачно-семейных традиций - одно из существенных направлений в изучении обычного права мордвы, позволяющих проследить принципы нормирования общественных отношений на микроуровне, отражавшем первые шаги формирования традиционных этнопра-вовых регулятивных систем. Содержание брачно-семейных правовых норм детерминировалось комплексом социально-экономических, нравственных, этнических и этических факторов. Натурально-потребительская направленность хозяйства мордвы обусловила относительную замкнутость крестьянского быта, консервацию некоторых его архаичных устоев. В конце XIX -начале XX в., несмотря на определенные процессы трансформации, связанные с развитием рыночного хозяйства, товарно-денежных отношений в целом, они стали ослабевать, но еще в значительной мере сохранялись в виде «живой старины».

В народном мировоззрении каждый должен был вступить в брак, случаи безбрачия расценивались, как асоциальные, противоправные акты, и глубоко порицались в общине. Заключение брака традиционно считались общеобязательной нормой поведения, ему предшествовала сложившаяся система подбора мужа и жены. Существенное значение в выборе потенциального брачного партнера придавалось физической и умственной полноценности, а также таким чертам характера, как трудолюбие, ум, добропорядочность. Девушка до вступления в брачный союз должна была вести целомудренный образ жизни. При рассмотрении кандидатуры возможного супруга обращали внимание на материальное и социальное положение семьи и рода. Обязательными требованиями к лицам, вступавшим в брак, являлись: достижение установленного возраста, отсутствие между брачащимися близкого родства, а в некоторых учаях и свойства, соблюдение эндогамии и моногамии. Обычно брак не заключали вне своего вероисповедного круга. Выбор обсуждался на семейном совете, после которого родители инициировали начало брачного процесса.

Главным способом заключения брака у мордвы в изучаемый нами период был брак сватовством, сопровождавшийся свадебным ритуалом. Традиционная брачная обрядность отличалась сложностью и многообразием церемоний, сохранивших многие формы и явления родового строя, былого золо-тоордынского господства, взаимопроникновения язычества и христианства. Свадьба в глазах крестьян имела значение акта, легитимизировавшего брачную связь. Она является ценным историко-этнографическим источником для исследования правовой культуры мордвы, жизненных установок народа, касавшихся обычно-правового статуса супругов в семье, положения мужчин и женщин, компетенции семьи в решении узкосемейных дел, связей с родственным коллективом.

Несмотря на то, что обычному праву присущ консерватизм и глубокая устойчивость норм, в этноправовых отношениях народа все же находили отражение новые экономические и социальные условия жизни. Частые нарушения старых норм, выражавшие протест против некоторых сложившихся правил брачной системы, обусловили возникновение так называемых альтернативных вариантов брака, к каким, в частности, относились браки путем похищения (действительного и мнимого). Заключавшиеся, как правило, из-за материальных затруднений юноши, не имевшего возможности оплатить все свадебные издержки, данные способы не были исключением. К началу XX в. браки умыканием у мордвы практически не наблюдались, чему способствовали расширение прав самостоятельного выбора у повзрослевшей молодежи, уменьшение влияния родителей в отношении детей.

Мордва считала семейные узы нерушимыми, что породило соответствующую правовую идеологию относительно прекращения брака. Преобладавший в народе отрицательный взгляд на распад семьи препятствовал юридическому оформлению развода. Вместе с тем фактические распады семей имели место, что выражалось, главным образом, в уходе из семьи. В обычно-правовой практике случаи уходов были крайне редкими, ибо они осуждались в общине, считались позорящими и греховными. Возможность развода не отвергалась лишь в случаях, когда, к примеру, в супружестве не рождались дети или когда муж крайне жестоко обращался с женой.

В конце XIX - начале XX в. мордовская крестьянская семья обладала достаточно сложной внутренней организацией, и была представлена тремя типами: большой семьей с отцом-патриархом во главе и с подчиненными ему женатыми и неженатыми детьми с их потомством; большой семьей артельного типа, состоявшей из нескольких неразделившихся после смерти отца братьев с их потомством и находившейся под главенством старшего или выборного большака-домохозяина; малой семьей, состоявшей из мужа, жены и детей, нередко с дедушкой и бабушкой. Большие семьи включали не только родителей и детей с их потомством, но также других родственников и домашнюю прислугу («приемышей», «захребетников»).

Общими чертами всех типов семей были крепкая личная власть домохозяина над всеми остальными членами семьи и общесемейный характер имущества. Сохранение большой семьи объяснялось, прежде всего, спецификой крестьянского земледельческого хозяйства, при которой множество рабочих рук, как мужских, так и женских, обеспечивало больший участок земли, успешность его обработки, возможность получения посторонних доходов путем отхода в промысел некоторых членов семьи. Общинные власти стремились сохранить большую семью от распада. Поскольку старейшины-домохозяева представлялись стражами традиционных ценностей общины, общинный сход фактически не допускал жалоб на главу семьи со стороны подвластных ему лиц по вопросам личных и имущественных взаимоотношений, возникавших в рамках семьи.

В целом регулирование семейных правоотношений строилось на основе половозрастного критерия. Мордовская сельская семья состояла из нескольких половозрастных групп: взрослые мужчины, взрослые женщины, молодые парни и девушки, дети, старики. Члены каждой из них занимали определенное положение в иерархии внутрисемейных отношений, имели свои обязанности. Обычно-правовая основа возрастных отношений заключалась в том, что каждый член общины, проходя последовательно возрастные ступени (страты), получал соответствующие социальные права, которые полагались той или иной статусной категории, и в конечном счете, весь жизненный путь каждого члена общества (общины), его социальное положение, правосубъектность (совокупность прав и обязанностей) ставились в зависимости от возрастной стратификации и соответственно были четко регламентированы нормами обычного права.

Старшие члены семьи управляли младшими, находившимися практически всецело в зависимости от них. Почитание и преклонение перед старшими отражалось в комплексе обычаев, среди которых было избегание, подчинение всех домочадцев большаку. Главой семьи становился обычно самый старший мужчина, управлявший домом вместе со своей женой. В случае смерти отца и матери право главенства переходило к старшему сыну с его женой. Если умирал отец, то иногда бразды правления брала мать.

Составляя основу взаимодействия всех членов семьи друг с другом, личные отношения регламентировались обычным правом, которое устанавливало общие принципы надлежащего поведения, и нередко конкретный круг прав и обязанностей членов семьи. Однако, несмотря на жесткую регламентацию поведения людей в общине, взаимоотношения между членами семьи отличались сложностью и разнообразием. Зачастую поступки в отдельных ситуациях не вписывались в рамки выработанной в общине системы нормирования, отдельные правила нарушались под влиянием конкретных обстоятельств и в силу сложившихся межличностных отношений.

Согласно положениям обычного права в личных взаимоотношениях превалирующую роль играл муж, решавший наиболее значимые семейные проблемы. Жена, в свою очередь, должна была подчиняться порядку, установленному мужем. В то же время власть мужчин над женщинами нельзя считать неограниченной, ибо последние, формально не допускавшиеся к принятию юридически значимых решений, нередко оказывали большое влияние на своих мужей. Место женщины в процессах регулирования семейных отношений во многом определялась ее ролью в хозяйственном быте мордовской семьи. Ее компетенция в сфере управления домашним хозяйством обеспечивала ей определенную самостоятельность и даже равноправие.

Благополучная мордовская семья не мыслилась без большого потомства. Бездетность женщины рассматривалась как большое несчастье, нередко, как наказание за совершенные когда-либо греховные поступки. Высокая значимость детей в мордовской семье обусловила возникновение институтов усыновления и удочерения. Считалось, что обычно-правовые установки как соционормативные регуляторы общественной жизни должны закладываться с детства, поэтому родители старались с самого начала воспитывать своих детей на началах уважения и почитания старших, преклонения перед умершими предками, следования вековым традициям и обычаям. В процессе воспитания подрастающего поколения осуществлялась внутрисемейная преемственность поколений, которая являлась непременным условием нормального функционирования семейного коллектива.

Имущественной основой семейных отношений у мордвы конца XIX -начала XX в. являлись две формы собственности - семейная и индивидуальная, главным образом женская. Ввиду того, что супружество у мордвы с юридической точки зрения составляло имущественную сделку, то его можно рассматривать не только как личный, но, прежде всего как имущественный союз. Личная собственность женщины в мордовской семье способствовала увеличению ее юридических гарантий, представляя возможность некоторой имущественной самостоятельностью оградить себя от произвола мужа и других членов семьи, упрочить и облегчить свое положение в доме.

Управление семейным имуществом осуществлялось большаком, который распределял его по своему усмотрению на семейные нужды. В случаях раздела большой семьи, кудазор определял размер доли каждого выделявшегося члена. Юридическим маркером права собственности являлись знаки собственности (мокш. «тяшкст», эрз. «тешкст»), которые ставились преимущественно на предметы движимой собственности. Они широко использовались в качестве доказательства при спорах о принадлежности того или иного имущества предполагаемому владельцу.

Важным институтом брачно-семейного права являлась семейная эт-ноюстиция, выступавшая гарантом соблюдения семейных традиций и обычаев, установленных в общине. Органы этноюстиции были призваны разрешать семейные споры и конфликты, а также юридически подкрепляли широкие правомочия кудазора, как основного семейного судьи. Семейная этною-стиция являлась по существу семейным механизмом социального контроля общины за соблюдением общинного и государственного правопорядка, предупреждения возможных нарушений сложившихся традиционных устоев. Общество, наделяя семейные органы власти определенной компетенцией и свободой при разрешении возникавших ссор, воспитывало каждого общинника в духе сложившихся традиционных устоев, прививало ему нормы поведения, которым должен был следовать.

Стержневым принципом семейной юстиции являлся общеправовой запрет на домашние конфликты. В случае же возникновения с лоров, члены семьи должны были не выносить их за ее рамки. Примирение сторон осуществлялось обычно без вмешательства посторонних лиц, в том числе и общинного схода. Лишь при исключительных обстоятельствах, когда совершенные преступления становились известными, а также с целью предупреждения противоправного поведения остальных членов семьи по отношению друг к другу, защиты интересов сельчан, общинный сход предпринимал свои меры.

Центральным звеном семейной юстиции, ее безапелляционным судьей считался большак - «кудазор» (мокш., эрз.). Его жена - «кудазорава» (мокш., эрз.) разрешала споры между женщинами семьи, которые в случае несогласия с ее решением могли обратиться за помощью к своему домохозяину. Обладая широкими юридическими полномочиями, авторитетный кудазор при решении наиболее существенных семейных казусов обычно обращался к семейному совету, подчас расширенному (с участием родственников). Решения этих коллегиальных структур с юридической точки зрения можно отнести к рекомендациям, ибо большак был вправе вынести собственное заключение по рассмотренному делу. В обычно-правовой практике, однако, с мнением семейного совета считались и только в крайних случаях кудазоры могли пойти в разрез с ним.

Что касается споров, возникавших между родителями и детьми, то решающее слово оставалось за родителями. В обычном праве мордвы родительской власти придавалось определяющее значение, ибо вся система управления фактически строилась на уважении и подчинении не просто младших старшим, но, прежде всего, детей своим родителям.

В супружеских ссорах муж и жена старались избегать вмешательства даже собственных членов семьи. В разбирательствах между собой лидирующее положение занимал муж, чье решение носило обязательный характер. Однако, согласно общеустановленным нормам этноюстиции, обиженная или оскорбленная супруга могла пожаловаться кудазору, который должен был по справедливости рассудить молодых.

Обычное право пронизывало все уровни мордовского социума, а также проецировалось на отношения человека с природным и божественным окружением, на взаимоотношения с потусторонним миром ушедших предков. Религиозное санкционирование общественных и семейных отношений было важной составляющей нравственного и правового воспитания индивида. Религия действенно способствовала как формированию мировоззрения чело

263 века, так и реальному воплощению через избранных жрецов божественных наказаний. Неслучайно, самыми эффективными гарантами исполнения принятых обязательств, правдивости сказанных слов были клятвы, освященные именем Бога или предков. Осознание неизбежности возмездия представлялось существенной мотивацией к правомерному поведению, послушанию воле старших, исполнению решений общинного схода, кудазора, родительской воли. Умершие предки, считавшиеся посредниками между живыми и богом, «санкционировали» решения семьи, сложившийся в доме порядок. Вера во всемогущество божественных сил и предков закреплялась периодически совершавшимися семейными и общинными молениями (мокш., эрз. «озозкст»), участниками которых были как наиболее авторитетные члены се мьи (в общинных молянах), так и самые младшие (в семейных).

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ИОАИЭ - Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете

ИОЛЕАЭ - Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете

ИТУАК - Известия Тамбовской ученой архивной комиссии

ИЭА РАН - Институт этнологии и антропологии Российской Академии наук

МНУПТ - Мордовское народное устно-поэтическое творчество мокш. - мокшанский

НГВ - Нижегородские губернские ведомости НЕВ - Нижегородские епархиальные ведомости ПГВ - Пензенские губернские ведомости ПЕВ - Пензенские епархиальные ведомости ПСРЛ - Полное собрание русских летописей РГО - Русское географическое общество

РФ ГУ НИИ ГН - Рукописный фонд Государственного учреждения «Научно-исследовательский институт гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия»

Сам. ЕВ - Самарские епархиальные ведомости

СЕВ - Саратовские епархиальные ведомости

СЗРИ - Свод законов Российской Империи

Симб. ЕВ - Симбирские епархиальные ведомости

СЭ - Советская этнография

ТЕВ - Тамбовские епархиальные ведомости

УГВ - Уфимские губернские ведомости

УПТМН - Устно-поэтическое творчество мордовского народа

ЦГА РМ - Центральный государственный архив Республики Мордовия

ЭО - Этнографическое обозрение эрз. - эрзянский

Список научной литературыМокшина, Юлия Николаевна, диссертация по теме "Этнография, этнология и антропология"

1. Абрамов В.К. Мордовский народ (1897-1939). Саранск: Изд-во Морд, унта, 1996. 412 с.

2. Александров Ю.В. Обычное право удмуртов (XIX начало XX вв.): Авто-реф. дис. канд. ист. наук. Ижевск, 1998. 26 с.

3. Александров В.А. Обычное право крепостной деревни России. XVIII начало XIX века. М.: Наука, 1984. 256 с.

4. Артемова О.Ю. Личность и социальные нормы в ранне-первобытной общине (по австралийским этнографическим материалам). М.: Наука, 1987. 200 с.

5. Арутюнов С.А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989. 247 с.

6. Ауновский В.А. Инородческие населенные места Симбирской губернии // Симбирский сборник. Т. 2. Отд. II. Симбирск, 1870. С.150-194.

7. Ауновский В.А. Этнографический очерк мордвы-мокши // Памятная книжка Симбирской губернии на 1869 г. Симбирск, 1869. С.85-107.

8. Бабич И.Л. A.M. Ладыженский как исследователь в области юридической этнографии//ЭО. 1995. №4. СЛ 52-156.

9. Бай Барон де. От Волги до Иртыша / Перевод с фр. E.H. Маджи. Тобольск: Типография Епархиального Братства, 1898. 40 с.

10. Ю.Баранов П.Н. Свадебные обряды мордвы-эрзи (Из быта крестьян Бузаев-ской и Неклюдовской волостей Ардатовского уезда Симбирской губернии) // ЭО. Кн. LXXXVI-LXXXVII. 30 января. 1909. С.117-129.

11. П.Белицер В.Н. Жилые и хозяйственные постройки мордвы-мокши на территории Мордовской АССР в конце XIX-первой половине XX в. // Исследования по материальной культуре мордовского народа. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С.161-191.

12. Белицер В.H. Мордва-каратаи и их культура // Вопросы этнической истории мордовского народа. Труды Мордовской этнографической экспедиции. Вып. 1. М.: Изд-во АН СССР, 1960. С.227-255.

13. Белицер В.Н. Народная одежда мордвы: Труды Мордовской этнографической экспедиции. Вып. 3. М.: Наука, 1973. 216 с.

14. Беляева Н.Ф. Традиционное воспитание детей у мордвы / Мордов. гос. педагогич. институт имени М.Е. Евсевьева. Саранск: 2001. 260 с.

15. Беляева Н.Ф. Традиционные институты социализации детей и подростков у мордвы. / Мордов. гос. педагогич. институт имени М.Е. Евсевьева. Саранск: 2002. 102 с.

16. Биленко М.В. О мордовской семье XVII века // СЭ. № 1. 1979. С.98-99.

17. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М.: Наука, 1983. 413 с.

18. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии (очерки теории и истории). М.: Наука, 1981. 391 с.

19. Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность. М.: Наука, 1987. 336 с.

20. Бутузов Ф. Из быта мордвы с. Живайкина Жадовской волости Карсун-ского уезда Симбирской губернии // ИОАИЭ. T. XI. Вып. 5. Казань, 1893. С. 485-488.

21. Валеев Д.Ж. Обычное право и начальные этапы его генезиса // Правоведе-ние.1974. №6. С. 10-18.

22. Васильев В.М. Отношение черемис к половой распущенности. Казань: Типо-литография Императорского университета, 1915. 24 с.

23. Веэлэ К. Культура бескультурных народов. Государственное издательство Москва-Петроград. Типография имени Н. Бухарина, 1924. 142 с.

24. Виташевский Н. Особый вид обязательств в первобытном праве: ex donatione // ЭО. Издание этнографического отдела ИОЛЕАЭ. 1909. № 1. Кн. LXXX. М.: Типография Императорского Московского университета, 1909. С. 1-20.

25. Волкова М.С. Культ предков в религиозных верованиях мордвы: АвIтореф. дис. канд. ист. наук. Саранск, 2001. 16 с.

26. Вольфсон С .Я. Семья и брак в их историческом развитии. М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937. 244 с.

27. Всеволжская Е. Очерки крестьянского быта Самарского уезда // Этнографическое обозрение. Кн. 24. № 1. 1895. М.: Высочайше утв. Т-во Скороп. A.A. Левенсон. С. 1-34.

28. Гальперин С.Д. Очерки первобытного права. СПб.: Типография П.П. Сойкина, 1893. 300 с.

29. Голицын Ф.С. Мордва в Хвалынском уезде Саратовской губернии // Саратовский сборник. Т. 1. Отд. 1. Саратов, 1881. С. 177-194.

30. Гофман А. Б. Обычаи как форма социальной регуляции // Советская этнография. 1973. № 1. С.10-13.

31. Графский В.Г. Общая теория права П.А.Сорокина: на пути к интегральному (синтезированному) правосознанию // Государство и право. 2000. №1. С.111-120.

32. Губогло М.Н. Религиозность, этничность, государственность // Этнопанорама. № 3. 2000. С.2-11.

33. Дворжанский А.И. История Пензенской епархии. Кн. 1. Исторический очерк. Пенза, 1999. 512 с.

34. Дербенева A.M. Этнографические сведения о мордве в работах голландских и шведских авторов XVII в. // Вопросы финно-угроведения. Вып. 6. Саранск, 1975. С.372-377.

35. Довнар-Запольский М. Белорусская свадьба в культурно-религиозных пережитках // ЭО. Кн. XVII. № 2. М.: Высочайше утв. Т-во Скоропис. A.A. Левенсона, 1893. С.47-63.

36. Довнар-Эапольский М. Белорусская свадьба в культурно-религиозных пережитках // ЭО. Кн. XIX. № 4. М.: Высочайше утв. Т-во Скоропис. A.A. Левенсона, 1894 (1893). С. 26 -83.

37. Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Вып. 1. М.: Типография Елисаветы Гербек, 1883. 197 с.

38. Думанов Х.М., Першиц А.И. Мононорматика и начальное право (статья первая)//Государство и право. 2000. №1. С. 98-103.

39. Ефименко П. Юридические знаки // Журнал Министерства народного просвещения. 1874. №11. С. 146-147.

40. Жуковская Н.Л. Судьба кочевой культуры. Рассказы о Монголии и монголах. М.: Наука, 1990.112 с.

41. Зеленин Д.К. Имущественные запреты как пережитки первобытного коммунизма. Л.: Изд-во АН СССР, 1934. 75 с.

42. Зеленин Д.К. Саратовская мордва // Живая старина. Вып. 1. 1910. С. 305312.

43. Змиев Л.Ф. Медико-топографическое описание и статистический очерк народо-населения Бугульминского уезда Самарской губернии. М., 1883. 135 с.

44. Золотарев A.M. Происхождение экзогамии // Известия государственной академии истории материальной культуры. Т.Х. Вып. 2-4. Л., 1931. 85 с.

45. И.Б. Этнографические заметки о мордве // Министерство народного просвещения. 1851. № 9. С. 13-16.

46. Иванцев С. Из быта мордвы деревни Дюрки Паранеевской волости Алатырского уезда Симбирской губернии // ИОАИЭ. Казань, 1893. Т.Х1. Вып. 6. С.571-575.

47. Кагаров Е.Г. Состав и происхождение свадебной обрядности // Сборник музея антропологии и этнографии. T.VIII. 1928. С. 152-195.

48. Калачев Н.В. Заметки (статистические и археологические) об Инсаре и его уезде. Кн.2. Пол.1. Отд.1. М.: Типография Александра Семена на Софийской улице, 1855. С.35-96.

49. Калачев Н.В. Юридические обычаи крестьян // Общая объяснительная записка к проекту Устава гражданского судопроизводства. 4.1. 1859. С.29-35.

50. Киселев А. Выступление на совещании научной общественности // Ре-гионология, 2002. № 2. С.168-171.

51. Кисляков H.A. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л.: Наука, 1969. 239 с.

52. Кистяковский Б. Право, как социальное явление // Вопросы права. 1911. кн. 8 (4). 84 с.

53. Клеянкин A.B. Земля отчая. Историко-этнографический очерк. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1969. 136 с.

54. Ковалевский М.М. Очерки происхождения и развития семьи и собственности. Пер. с франц. М. Иолыиина. СПб.: Изд-во Павленкова, 1895.149 с.

55. Ковалевский М.М. Первобытное право. Вып. II. Семья. М.: Типография А.И. Мамонтова и К. 1886. 171 с.Ковалевский М.М. Родовой быт. СПб.: Изд-во Брокгауз и Ефрон, 1905. 312 с.

56. Козлова К.И. О мордовской крестьянской общине XVII века // Вестник Московского университета. № 3. 1978. С. 59-67.

57. Козлова К.И. Очерки этнической истории марийского народа. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. 345 с.

58. Корнишина Г.А. Сезонные обряды мордвы: исторические корни и традиционные формы бытования: Учебное пособие по спецкурсу. Саранск: Мордовский государственный педагогический институт, 1999. 48 с.

59. Корнишина Г.А. Традиционные обычаи и обряды мордвы: исторические корни, структура, формы бытования / Мордов. гос. педагогич. институт. Саранск, 2000. 150 с.

60. Косвен М.О. Очерки истории первобытной культуры. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1953. 216 с.

61. Кузнецов С.К. Мордва. М., 1912. 73 с.

62. Ладыженский A.M. Методы этнологического изучения права // ЭО. 1995. №4. С. 157-165.

63. Лаптева Л.Е. Исследования обычного права народов Российской империи в XIX в.//Государство и право. 1997. №8. С.101-109.

64. Липперт Ю. История культуры. Пер. с нем. СПб.: Изд-во Павленкова, 1897. 396 с.

65. Лобачева Н.П. Что такое свадебный обряд? (опыт изучения содержания брачно-семейной обрядности) // ЭО. № 4. М.: Наука, 1995. С.55-64.

66. Любомиров П. О важности изучения мордвы // Саратовский этнографический сборник. Вып. 1. Издания мордовского подотдела Губернского отделения по делам Национальностей при саратовском губисполкоме. Саратов, 1922. С. 241-249.

67. Майнов В.Н. Один день среди мокши // Древняя и новая Россия. Т.З. № 10. СПб., 1878. № 10. С. 117-134+1 вкл. л. илл.

68. Майнов В.Н. Результаты антропологических исследований среди мордвы-эрзи. СПб, 1883.559 с.

69. Майнов В.Н. Очерк юридического быта мордвы. СПб., 1885. VIII+267+(l) с.+2.

70. Макарихин В.П. Губернские ученые архивные комиссии России. Н.Новгород: Волго-Вятское кн. изд-во, 1991. 120 с.

71. Максимов А.Н. Из истории семьи у русских инородцев // ЭО. 16 марта. М.: Товарищество скоропеч. A.A. Левенсон, 1902. С. 41-46.

72. Максимов А.Н. Ограничение отношений между одним из супругов и родственниками другого // ЭО. Издание этнографического отдела ИОЛЕАЭ. 1909. № 1. Кн. LXXX. М.: Типография Императорского Московского университета, 1909. С. 1-77.

73. Маркелов М.Т. Система родства угро-финских народностей // Этнография. Кн.5. №1. М.-Л, 1928. С.44-78.

74. Маркелов М.Т. Мордва // Религиозные верования народов СССР. 1931. Т.2. С. 190-212.

75. Масленников Н. Из быта мордвы села Кученяева Алатырского уезда Симбирской губернии // ИОАИЭ. Т.29. Вып.4. Казань, 1916. С. 188-195.

76. Мае ленников Н. Крестьянские постройки мордвы села Кученяево Ульяновской губернии // ИОАИЭ. Т. 33. Вып. 4. Казань, 1927. С.67-74.

77. Матвеев П. Что сделано у нас по обычному праву // Записки Императорского Русского географического общества по отделению этнографии. Т.1. СПб, 1867. С.639-652.

78. Материалы XI Международного конгресса по обычному праву и правовому плюрализму. Август 1997 г., Москва / Отв. ред. Н.И. Новикова,

79. B.А. Тишков. М.: Изд. Института этнологии и антропологии РАН, 1999. 251 с.

80. Мельников П.И. Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь // Отечественные записки, 1839. Т.6.

81. Мельников П.И. Очерки мордвы. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981. 134 с.

82. Минх А.Н. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии // Записки РГО. СПб., 1890. Т. 19. Вып.2. 152 с.

83. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (18-начало 20 в.). В 2-х т. Т. 2. 2-е изд-е, испр. С-Петербург: Издательство «Дмитрий Буланин», 2000. 568 с.

84. Мокшин Н.Ф. Мордва глазами зарубежных и российских путешественников. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1993. 240 с.

85. Мокшин Н.Ф. Мордовский этнос. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1989. 160с.

86. Мокшин Н.Ф. М.Т. Маркелов и этнографическое изучение финно-угорских народов//ЭО. 1994. № 6. С. 130-136.

87. Мокшин Н.Ф. Религиозные верования мордвы. Изд-е 2-е, доп. и перераб. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1998. 248 с.

88. Мокшин Н.Ф. Религиозный синкретизм у мордвы // Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1990.1. C. 49-57.

89. Мокшин Н.Ф. Тайны мордовских имен: Исторический ономастикон мордовского народа. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1991. 112 с.

90. Мокшин Н.Ф. Этническая история мордвы (Х1Х-ХХ века). Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977. 280 с.

91. Мокшин Н., Мокшина Е., Мокшина Ю. Полигиния и бигиния в обычном праве мордвы // Corigressus Nonus íníemaíionalis Fenno-Ugristarum. Pars 3. Tartu, 2000. P.385-386.

92. Мокшина Ю.Н. К вопросу о соотношении обычного и позитивного права // Новые подходы в гуманитарных исследованиях: право, философия, история, лингвистика (Межвуз. сб. научн. трудов). Саранск: СВМО, 2000. С.50-52. .

93. Мокшина Ю.Н. Помочь // Материальная культура мордвы: Этнографический справочник. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2002. С. 124-125.

94. Мокшина Ю.Н. Этноюстиция мордвы в конце XIX начале XX века // Труды ГУ НИИ ГН «Власть и общество: XX век». № 1 (118). Саранск, 2002. С.156-161.

95. Муллов П.А. О значении народных юридических обычаев // Газета «Век» №15-16. 1862; Журнал министерства юстиции. 1862.

96. Никольский Н.В. Сборник исторических материалов о народностях Поволжья. Казань, 1919. 480 с.

97. Новикова Н.И. «Родовые угодья»: перспективы правового плюрализма (представления представителей коренных народов и законодателей) // Государство и право. 2000. № 6. С. 102-107.

98. Орлов В. Памятники мордовской старины // Журнал Министерства иностранных дел. СПб., 1851. 4.33. С.390-405.

99. Першиц А.И. Проблемы нормативной этнографии. Исследования по общей этнографии. М.: Наука, 1979. 280 с.

100. Першиц А.И.//Государство и право. 1998. №1. С.118-120.

101. Першиц А. И., Монгайт А. Л., Алексеев В. П. История первобытного общества: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Высшая школа, 1982. 223с.

102. Плосс Г. Женщина в естествоведении и народоведении. Т.2. Спб: Издание Южно-русского книгоиздательства Ф.А. Иогансона Киев-Харьков, 1899. 516 с.

103. Полумордвинов Г.А. Мордовское население Пензенской губернии, его прошлое и современное состояние. Пенза: Издание Агитационно-Пропагандистского отдела Пензенского губкома ВКП (б), 1927. 139 с.

104. Постников А. Верования и культ мордвы (эрзи) с. Сабанчеево Алатыр-ского уезда Симбирской губернии // ИОАИЭ, Вып. 4. Казань, 1893. С. 381-385.

105. Пучков П.И., Казьмина O.E. Религии современного мира. М.: Изд-во УРАО, 1998. 184 с.

106. Пучков П.И. О соотношении конфессиональной и этнической общностей // Советская этнография. 1973. № 6. С.51-65.

107. Рагозин В. Волга. От Оки до Камы. T.III. СПб.: Типография К.К. Рет-гера, 1881. 495 с.

108. Решетов A.M. Об использовании данных фольклора для изучения ранних форм семейно-брачных отношений // Фольклор и этнография. Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1970. С.237-255.

109. Риттих А.Ф. Материалы для этнографии России. Казанская губерния. XIV. Ч. I. Казань: Типография Имп. Казанского ун-та, 1870. 111 с.

110. Св. Т. Село Дубовый Умет (Самарской губернии) // Журнал Министерства внутренних дел. Ч. 5. Отд. 5. СПб., 1854. С. 19-23.

111. Свечникова Л.Г. Понятие обычая в современной науке: подходы, традиции, проблемы (на материалах юридической и этнологической наук) // Государство и право. 1998. №9. С. 98-102.

112. Семенов Ю.И. О первобытном коммунизме, марксизме и сущности человека//ЭО. 1992. №3. С. 31-46.

113. Семенов Ю.И. Обычное право в доклассовом обществе: возникновение, сущность и эволюция // Обычное право народов Сибири. М.: Старый Сад, 1997. 396 с.

114. Семенов Ю.И. Предмет этнографии (этнологии) и основные составляющие ее научные дисциплины // ЭО. 1998. № 2. С.3-17.

115. Семенов Ю.И. Форма общественной воли в доклассовом обществе: та-буитет, мораль, обычное право // ЭО. 1997. № 4. С.3-24.

116. Смирнов А. Очерки семейных отношений по обычному праву русского народа. М.: Университетская типография, 1877. 259 с.

117. Смирнова С.К. Права народов в мультиэтничном государстве: путь России // Исследования по прикладной и неотложной этнологии Института этнологии и антропологии РАН. Документ № 151. М, 2002. 41 с.

118. Соколов Б.М. Этнографическое изучение Саратовского края // Саратовский этнографический сборник. Кн. 13. Вып. 1. Саратов, 1922. С. 1-28.

119. Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права и связи с теорией государства. Ярославль: Изд-во. Ярослав. Кредит. Союза кооперативов, 1919. 236 с.

120. Степанов П.Д. Головные уборы мордовских замужних женщин в Саратовской губернии // Труды Нижне-Волжского областного научного общества краеведов. Вып. 35. 4.5. Саратов, 1928. 25 с. Отдельный оттиск.

121. Старке К.Н. Первобытная семья, ее возникновение и развитие. Пер. с фр. СПб.: Изд-во Л.Ф. Пантелеева, 1901. 385 с.

122. Степанов П.Д. Саратовская мордва // Саратовский государственный областной музей. № 4. Саратов, 1928. 4 с.

123. Терещенко А. Быт русского народа. СПб., 1848. Т. 2.

124. Тишков В.А. Этничность, право и закон. // Человек и право. Книга о летней школе по юридической антропологии. М.: ИД «Стратегия», 1999. С. 189-195.

125. Тишков В.А. Этнология и политика. Научная публицистика. М.: Наука, 2001.240 с.

126. Токарев С.А. Ранние формы религии и их развитие. М.: Наука, 1964. 399 с.

127. Токарев С.А. Религия в истории народов мира. Изд-е 3-е, испр. и доп. М.: Издательство политической литературы, 1976. 576 с.

128. Тузмухамедов P.A. Фольклорное право (Очерки теории и практики неписаного права) / Под ред. А.Д.Рентелн и А.Дандес. В 2-х т. XVI+ 1037. «Гарланд паблишинг инкорпорэйтид». Н.-Й. и Л., 1994. // Государство и право. 1995. № 11. С. 157-159.

129. Федянович Т.П. Обряды при наречии имени у мордвы // Ономастика Поволжья. Саранск, 1976. Вып.4. С. 42-77.

130. Федянович Т.П. Свадебные обряды мордвы эрзи Татарской, Чувашской и Башкирской АССР // Материалы по археологии и этнографии Мордовии НИИЯЛИЭ. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1974. С. 110-121.

131. Федянович Т.П. Семейные обычаи и обряды финно-угорских народов Урало-Поволжья (конец XIX века 1980-е годы). М: Координационно-методический центр прикладной этнографии Института этнологии и антропологии РАН, 1997. 184 с.

132. Феоктистов А.П. Мордовские языки и диалекты в историко-этногра-фической литературе XVII XVIII вв. // Очерки мордовских диалектов. Т.2. Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1963. С.3-36.

133. Фиельструп Ф.А. Из обрядовой жизни киргизов начала XX века. М.: Наука, 2002. 300 с.

134. Халдеева Н.И. Антропоэстетические исследования в Венгрии // Антропология современных финно-угорских народов. М.: Участок оперативной полиграфии Института этнологии и антропологии РАН, 2000. С. 10-26.

135. Хоперская JI.JI. Конфликты и миротворчество на Северном Кавказе: современность и традиции//Этнопанорама. 1999. №2. С.33-39.

136. Чаадаев П.Я. Статьи и письма / Сост., вступ. Статья и коммент. Б.Н. Тарасова. 2-е изд., доп. М.: Современник, 1989. 623 с.

137. Человек и право. Книга о летней школе по юридической антропологии. М.: ИД «Стратегия», 1999. 196 с.

138. Юридическая антропология. Закон и жизнь / Отв. ред.: Н.И. Новикова, В.А. Тишков. М., 2000. 224 с.//Государство и право. 2001. №2. С. 123124.

139. Якушкин Е.И. Заметки о влиянии религиозных верований и предрассудков на народные юридические обычаи и понятия // ЭО. 1891. № 2. Кн. 9. №2. С.1-19.

140. ЛИТЕРАТУРА НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

141. Hamaläinen A. Das Kultische Wasserfeuer der Mordwinen und Tscheremissen // Journal de la Société Finno-ougrinne. T. XLVIII. Helsinki, 1936-1937. S.5-158.

142. Harva U. Die Religiösen Vorstellungen, der Mordwinen. Helsinki: Academia Scientiarum Fennica, 1952. 456 S.

143. Harva U. The finno-ugric system of relationship. The copy of the article.

144. Heikel A.O. Die Gebäude der Ceremissen, Mordwinen, Esten und Finnen. Hel-singfors, 1888. 352 S.

145. Kohler J. Die Anfange des Rechts und das Recht der primitiven Volker in Kultur und Gegenwart. Allgemeine Rechtsgeschichte. Leipzig; Berlin, 1914. B.l.

146. Mainof W. Les restes de la mythologie Mordvine // Journal de la Société Finno-ougrienne. Helsingissa, 1889.

147. Morgan L. H. Ancient Society; or Researches in the Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization. New York: Henry Holt & Co., 1877. XVI-560 p.

148. Patkanov S.K. Der Typ des ostjakischen Helden in den ostiakischen Bylinen und Heldensagen (Aus dem Russischen ubertragen von Katharina Oestreich-Geib). München, 1975. 110 S.

149. Post A. H. Grundriss der Ethnologischen yurisprudenz. Oldenburg, 1894. B.l. S.4.

150. Winnikoff I. Sur la question de l'origine de l'institut d'avoidance // Recueil des

151. Matériaux Athnographiques. Redaction de professeur W.G. Bogorase-Tan. №/ s s .

152. Publie par la Section Ethnographique de la Faculté de Geographie del'Universite de Leningrad, 1927. P. 35-42.1 l.Sorokin P.A. Contemporary Sociological Theories Through the First Quarter ofthe 20th Century. N.Y.: Harper & Row, 1956. 785 p.