автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Бурятское и эвенкийское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII - первой половине XIX вв.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Самбуева, Любовь Валерьевна

Введение.

Глава I. Бурятское и эвенкийское казачество на службе российской государственности.

1. Военно-исторческий обзор бурятских и эвенкийских казачьих формирований.

2. Пограничная служба бурятских и эвенкийских казаков.

3. Гражданская служба бурятских и эвенкийских казаков.

Глава И. Социально-экономическое положение бурятского и эвенкийского казачества.

1. Государственное обеспечение бурятских и эвенкийских казаков.

2. Землеустройство и хозяйственная деятельность бурятских и эвенкийских казаков.

3. Социально-общественное положения бурятских и эвенкийских казаков.

Введение диссертации1999 год, автореферат по истории, Самбуева, Любовь Валерьевна

Актуальность исследования.

Во второй половине 80-х - 90-е гг. значительно возрос интерес общественности к истории и традициям казачества в России. Этому способствовал целый ряд причин, первостепенными из которых являются:

- во-первых, начало возрождения российских казачьих войск и землячеств в конце 80-х гг;

- во-вторых, в условиях постановки перед обществом ряда немаловажных проблем возрождаемыми казачьими объединениями и землячествами (необходимость восстановления попранных прав, возрождение бывших административно-территориальных образований народного самоуправления, общинного землевладения, возможности служить в «традиционных» войсках.), отсутствия у лидеров этих обществ представлений об истории казаков и реального подхода в оценке роли казачества на современном этапе, необходимо особое внимание уделить изучению исторического опыта обеспечения государственного единства в России;

- в-третьих, начало в 80-х - 90-х гг. нового этапа в развитии отечественной историографии, связанного, главным образом, с переосмыслением многих прежде «закрытых» проблем российской истории, среди которых была и история российского казачества вместе с его регионально-этническими компонентами;

- в-четвертых, обобщающие исторические исследования последних лет по истории российского казачества позволят представить объективную картину его развития на различных исторических этапах российской истории и дадут возможность осветить его «перспективы» на современном этапе, как категории населения доиндустриалъной эпохи.

В связи с этим исследование истории российского казачества будет в нынешних условиях весьма актуальным.

Актуальность темы. На сегодняшний день бесспорным фактом считается, что человеческое общество в процессе своего развития являло из себя весьма сложный конгломерат различных социальных образований. Их взаимоотношения между собой во многом определяли пути развития самого общества. Поэтому закономерен интерес историков-исследователей к анализу социально-классовой структуры и расстановки различных социальных сил в разные исторические периоды.

При феодализме несущими конструкциями общества выступали классы и сословия. Кроме них существовала еще масса различных переходных групп, вследствие чего возникает необходимость разобраться в классово-сословных отношениях и хитросплетениях внутри сословной структуры. И признанным способом решения проблемы является конкретно-историческое исследование самых различных социальных групп и слоев феодального общества. Одной из таких социальных групп, сыгравшей чрезвычайно важную роль в истории России было казачество, каждое из регионально-территориальных подразделений которого проделало в эпоху феодализма свой путь развития, характеризовавшийся эволюцией их организационного устройства, правового и социально-экономического положения в сторону все большего единообразия.1

В свою очередь, процесс становления и развития казачества России протекал на фоне широкого мозаичного этнического окружения, что сказалось на его составе и структуре. В казачество проникали различные этнические группы совокупностью хозяйственных и социальных связей, бытовых традиций, религиозных верований и исповеданий, представлений о своем месте и роли среди окружающих народов. Ярким примером этому служит территориально-этническая группа казачества Забайкалья из бурят и эвенков, привлекаемые к военной повинности практически с момента освоения и закрепления Забайкалья и сыгравшие, без сомнения, важную роль в охране и защите забайкальского участка российской границы.

Бурятские и эвенкийские казаки с момента возникновения «инородческих» иррегулярных формирований и до создания Забайкальского казачьего войска резко отличались от общей массы забайкальского казачества по своим параметрам, вследствие чего возникает необходимость их отнести к особой территориально-этнической группе казачьего сословия. Данное явление было обусловлено развитием бурятского и эвенкийского казачества под влиянием двойственного характера общего политического курса Российского государства, признававшего опасность несения военной службы и обучения военному делу народностей, населявших Российскую империю, и прилагавшую все усилия, чтобы "инородцы" не допускались к военной службе. Суть политики заключалась в том, чтобы «воинственные народы» забыли о военных подвигах своих предков для воцарения спокойствия в «урочищах».

В тоже время исключением из этого общего правила составляли народности, населявшие приграничные российские территории. Центральным и местным властям в условиях установления во второй четверти XVIII в. четкой русско-китайской границы пришлось решать задачу соответствующего обеспечения охраны и обороны границы, поэтому в силу малочисленности регулярных и нерегулярных формирований в Забайкалье ясачные буряты и эвенки были включены в состав пограничного обеспечения обороны российской границы. С этим актом добровольная помощь приграничных аборигенов юридически была превращена в обязательную военную повинность в результате придания ясачным «дружинам» значения единиц вооруженных сил Российской империи.

Бурятские и эвенкийские иррегулярные формирования, будучи составной частью сибирского и забайкальского казачества, были долгое время резервными стратегическими подразделениями, имевшие во внутреннем организационном устройстве свои определенные особенности. И только с реформированием в 1822 г. организационного устройства бурятских и эвенкийских казачьих формирований положение казаков этой территориально-этнической групп казачества было приближено к положению русских казаков, а к середине XIX столетия все казаки Забайкалья сводятся в одно единое целое -Забайкальское казачье войско.

Выбор данной локальной территориально-этнической группы забайкальского казачества не случаен и обусловлен особенностями эволюции организационного устройства, порядка несения службы казаками этих подразделений, определенной спецификой социально-экономического положения и вообще этническими особенностями коренных народов Забайкалья. Поэтому представляет интерес рассмотрение мероприятий Российского государства, направленных на объединение организационнорегиональных подразделений, в том числе бурятских и эвенкийских иррегулярных формирований с учетом особенностей в одно целое, превратив его в одну из опор романовской монархии. При этом, если эвенкийские казаки в силу особенностей службы проявляли большую склонность к интеграции в общей казачьей массе, то бурятские же казаки, напротив, обособлялись от нее, сохраняя соответствующую этническую принадлежность и атрибутику.

Изучение этой территориально-этнической группы казачества, несомненно, важно для создания полной картины истории забайкальского казачества и для прорисовки отдельных деталей этой картины, для понимания правительственной политики в отношении этой этнической группы казачества, направленной на изменение специфических форм жизнедеятельности с целью придания ей войскового статуса.

Во второй четверти XVIII- первой половине XIX вв. Забайкалье имело известную административную самостоятельность. С начало 1720-х годов здесь существовали (входя в Иркутскую, сначала провинцию, а потом губернию) Селенгинский дистрикт и Нерчинский уезд, с 1783 г. - Верхнеудинский уезд и Нерчинская область, с начала XIX в. - Верхнеудинский и Нерчинский уезды, с 1822 г. - Верхнеудинский и Нерчинский округа, объединенные в одну область -Забайкальскую2 Важное значение для жизни края имело его пограничное положение (с Монголией и Китаем), поэтому центральным и местным властям приходилось решать остро стоящие вопросы организации обороны и охраны границы. Русско-китайская торговля, а также возникшая в начале XVIII в. горнозаводская промышленность откладывали свой отпечаток на экономическую жизнь края, а с конца XVII в. Забайкалье становится одним из основных мест ссылки и каторги. Все это, конечно, предопределило определенную специфику социально-экономического положения и характера службы бурятских и эвенкийских казаков.

Во второй четверти XVIII в. забайкальские ясачные буряты и эвенки, состоя на службе российской государственности, были частью иррегулярных формирований Забайкалья и Сибири, а их родоначальники становятся важным элементом в интегрированной административной системе, в обязанности которых в силу пограничного положения края входило обеспечение полноценного выполнения рядовой массой населения не только ясачной, но и военной повинностей. С 60-х гг. XVIII в. в результате реформирования были созданы бурятские и эвенкийские иррегулярные формирования. Казаки этих частей выполняли все те же обязанности по обеспечению охраны и обороны границы, только в начале третьей четверти XVIII в. круг их обязанностей в процессе эволюции постепенно расширяется, предполагающий выполнение вместе с русскими казаками и полицейской службы, а к концу же первой половины XIX в. служебные обязанности бурятские и эвенкийских казаков сводятся к пограничной и полицейской службам. Поэтому, естественно, что без изучения бурятского и эвенкийского казачества невозможно представить полноценную картину организации и функционирования административного аппарата, а также основных принципов и деталей организации обороны сибирских рубежей.

Степень научной разработанности темы. История бурятского и эвенкийского казачества XVIII - первой половины XIX вв. практически до конца XIX в. не подвергалась специальному изучению. Вместе с тем ряд работ историков-сибиреведов XIX в. представляет определенный научный интерес для разработки данной темы. Во-первых, в них, имеются наблюдения и выводы, сделанные авторами применительно по всему сибирскому и забайкальскому казачеству; во-вторых, встречаются отдельные факты из истории бурятского и эвенкийского казачества Забайкалья.

В 1810 г. вышло свет официальное «Статистическое обозрение Сибири», написанное Б.Н.Баккаревичем, где давался и краткий очерк о сибирских казаках с перечислением их служебных обязанностей, и в общих чертах обрисовывалась хозяйственная деятельность. Автор довольно оптимистично оценивает как самих казаков («бодры духом, веселы», «не жадны к корысти» и «везде себя показывают рачительными и исправными»), так и их материальное положение («из них не многие бедны, большая часть зажиточны, даже есть богатые»).3

Работа М.Н.Баккаревича, несмотря на поверхностность описания, представляет интерес как первый опыт обозрения «современного состояния» сибирского казачества.

Первая половина XIX в. характеризовалась началом широкой и планомерной публикации исторических источников.4 Важное значение в этом плане имело издание Полного собрания законов Российской империи, в которое вошли целый ряд законоположений относительно сибирского казачества и, в частности, бурятского и эвенкийского казачества. Указанное собрание на протяжении долгого времени стало основной источниковой базой для написания исследований по истории Сибири отдельными сибиреведами.

Преимущественно на его основе был написан труд представителя раннебуржуазной историографии П.А.Словцова. Его «Историческое обозрение Сибири»5 стало крупнейшей вехой в дореволюционном сибиреведении, поскольку представляет собой первое обобщающее исследование сибирского края.6

Автор «Исторического обозрения» в контексте освещения состояния линии кордона, пролегающего по сибирскому участку, дает краткие сведения о пограничной страже и ее составной части (бурятских казаках). Информация о бурятских иррегулярных формированиях, извлеченная А.А.Словцовым из источников официального характера (ПСЗРИ), содержит лишь сведения об официальном оформлении российским правительством бурятских казачьих полков из состава желающих ясачных бурят на условиях освобождения от п уплаты ясака. Причем он не упомянул о существовании в истории Сибири эвенкийской казачьей команды, по всей вероятности, это связано с отсутствием информации о ней в Полном собрании законов Российской империи. Общая характеристика служебных обязанностей забайкальских казаков, в том числе бурятских казаков (понятие же - эвенкийские казаки - им не используется), автором была ограничена лишь несколькими замечаниями о их пограничной службе.8

П.А.Словцов, освещая довольно подробно историю Сибири в XVII в., дает сведения и о договорах Ф.Головина с вышедшими «под высокую руку» северомонгольскими тайшами и табангутскими сайтами, но, к сожалению, не были проанализированы вышеназванные документы, имевшие глубокое значение и послужившие основаниями для развитии отношений новых подданных в системе русской государственности.9

Работа, проделанная П.А.Словцовым, получила логическое продолжение в исследованиях П.И.Небольсина, являвшегося представителем демократического направления истории. В своих «Заметках на пути из Петербурга в Барнаул»10 он очертил достаточно широкий круг вопросов относительно казачества (управление, организация, состав, служебные функции, государственное обеспечение, источники комплектования, численность и земледержание). Данным автором по-своему был понят термин «сословие», вкладывавшего в его содержание чисто формальные признаки (характер и особенности службы, территориальное размещение), исходя из которых, П.И.Небольсин находит в Сибири четыре «сословия» казаков: городовые, линейные, пограничные и заводские.11

Оценивая «настоящее положение забайкальских пограничных казаков», он считал его результатом политики и мероприятий правительства: «Это пограничное дело в существе своем, есть превосходное учреждение и

12 чрезвычайно благоразумно приспособлено к потребностям края».

Все же, несмотря на ряд неверных положений, работа П.И.Небольсина, несомненно, является шагом вперед. Исследование автора - это первая попытка дать цельную картину сибирского казачества. Впоследствии она служила основой для написания разделов о казаках другими историками.

Работа П.И.Небольсина широко использовалась представителем официального направления Ю.А.Гагемейстером в его труде «Статистическое

13 описание Сибири» , повторявшего не только отдельные факты, но и выводы своего предшественника. Вслед за П.И.Небольсиным автор «Статистического описания» высоко оценивал значение казаков в защите «обширного края», в то же время отмечая падение значения казаков в связи с появлением в Сибири регулярных частей.14

Ю.А.Гагемейстер, используя отдельные факты и выводы своего предшественника, включил новые сведения из истории сибирского казачества, взятые им из документов 1-го и 2-го Сибирских комитетов. Исследователь, останавливаясь на истории создания забайкальского «пограничного казачьего войска», подробно описал его составную часть - бурятские и эвенкийские казачьи формирования. Ю.А.Гагемейстер, говоря о бурятских казаках, отмечал факт «собственно. желания» селенгинских бурят быть зачисленными в казачье звание 2400 чел., не обосновывая при этом причины этого «добровольного» акта. Давая характеристику пограничной службы до создания «пограничного казачьего войска», отмечал, что охрана российских рубежей с начала второй четверти XVIII в. была поручена «преимущественно туземцам, распределявшимся посменно на границе», не давая при этом анализа условий и характера службы «дружин» из ясачных бурят и эвенков.15

Ю.А.Гагемейстер подробно освещает вопросы, связанные со служебной деятельностью бурятских и эвенкийских казаков (данные о штатной численности бурятских и эвенкийских иррегулярных формирований, служебных обязанностях казаков этих подразделений, государственном обеспечении эвенкийских казаков, об особенностях обеспечения бурятских казаков, особенностях землепользования, характера службы, земледелии, промыслах и торговле).16 Причем, сравнивая бурят и эвенков, Ю.А.Гагемейстер давал предпочтение эвенкам, отмечая, что «тунгусы (эвенки - С.Л.)

17 расторопнее бурят и ближе к военному порядку».

Автор «Статистического обозрения Сибири.» довольно критично подошел к описанию положение бурятских и эвенкийских казаков, сравнивая его с положением пограничных русских казаков, отмечая, что для первых «служба казачья обратилась в большую тягость». Описание социально-экономического положения «инородческих» казаков предопределило освещение Ю.А.Гагемейстером в его труде проектов преобразования бурятских и эвенкийских казачьих формирований, предложенных высшими и местными властями не только в военном отношении, но и в плане изменения системы государственного обеспечения и поземельного довольствия на равных с русскими казаками положениях.18 Несмотря на поверхностность освещения бурятских и эвенкийских иррегулярных формирований, данная работа явилась первой попыткой описания истории бурятского и эвенкийского казачества и «современного» его положения.

Истории Сибири посвятил свое исследование В.К.Андриевич, служивший одно время начальником штаба войск в Забайкальской области. Одной из первой работ, принадлежащих его перу, явился «Краткий очерк истории

Забайкалья», доведенный до 1762 года.19 Данный очерк, по словам автора, должен был служить «пособием для составления истории Забайкалья и забайкальских казаков», в «рамки которого будут включены и архивные

9П данные». В действительности, ограниченный источниками официального характера (ПСЗРИ) В.К.Андриевич смог лишь дать весьма скупые сведения об участии забайкальских казаков в укреплении границы. Аналогичный характер имеют и другие работы: «Исторические очерки Сибири» и «Сибирь в XIX столетии».21

Ограничение источниковой базы исследования законодательными актами привело историка к тому, что он смог показать только государственную политику в отношении всего сибирского казачества. Исходя из этого, В.К.Андриевичем были даны весьма скупые сведения официального характера о бурятских казачьих формированиях, отраженные в Полном собрании законов Российской империи, но при этом он упустил факт возникновения и существования эвенкийской казачьей команды.

Обзорный характер имеет работа И.В.Щеглова, в которой сведения по истории Сибири, извлеченные из разных опубликованных к тому времени источников и исторических сочинений, расположены в строго хронологическом порядке. Материал о сибирских казаках с соответствующими выводами и оценками взяты П.И.Щегловым из работ П.И.Небольсина, Ю.А.Гагейместера и В.И.Вагина.22 Примечательно то, что И.В.Щеглов, используя работу Ю.А.Гагейместера, в своем труде остановился на моментах официального оформления бурятских и эвенкийских иррегулярных

23 формирований Забайкалья.

Вторая половина XIX столетия ознаменовалась появлением целой серии работы, специально посвященные истории казачества.24

В этот же период появляются работы, посвященные и истории забайкальского казачества Н.Краснова, Е.Путилова, М.Хорошхина, Н.Эпова,

25

В.Бессонова. Эти авторы описывали в основном современное им положение казачьих войск, параллельно делая и краткие экскурсы в историческое прошлое казачества Забайкалья. В своих трудах основное внимание уделяли вопросам организационного устройства, его служебных функций, государственного обеспечения, участия в боевых действиях. Такой односторонний подход приводит к обеднению образа сибирского казачества, поскольку за рамками исследования остался экономический аспект деятельности казаков Сибири и Забайкалья. И все же, несмотря на недостатки, вклад этих историков сводился к извлечению нового фактического материала. Названные выше авторы рассматривали сибирское казачество (неотделимой частью которого было забайкальское бурятское и эвенкийское казачество) как составную часть российского казачества. В результате чего особое внимание уделяли политике центральной власти в отношении нерегулярных войск. По исследуемой нами теме особый интерес представляет работа М.Хорошхина, содержащая ценные сведения об истории бурятского и эвенкийского казачества, его атрибутике и символике.26

Своеобразным рубежом в изучении забайкальского казачества и составной его части - бурятских и эвенкийских иррегулярных формирований, стал конец XIX - начало XX вв. С этого момента выходят в свет труды с широким использованием как официально опубликованных источников, так и ранее неопубликованных архивных материалов.

Так, в частности, в 1897 г. в Забайкалье начинает осуществлять свою полномасштабную деятельность «Комиссия по исследованию землевладения и землепользования в Забайкальской области» под председательством статс-секретаря Куломзина27 Разрешая основные проблемы современного им положения землеустройства всех категорий населения Забайкалья, сотрудники комиссии выявили большой пласт материалов Читинского и Иркутского архивов, высвечивающих земельные отношения в XVIII - первой половине XIX вв. Весь собранный комиссией материал нашел отражение в опубликованных в

28

1898 г. шестнадцати выпусках трудов комиссии. Из опубликованного особый интерес представляют "Исторические сведения" А.Щербачева, содержащие отдельный очерк о бурятских и эвенкийских казаках (вып. 5) и "Съемочные и

О 0 землеустроительные работы с конца XVIII в. по 1857 г." С.Рудина (вып. 7).

Краткий очерк о бурятских и эвенкийских казаках, представленный в «Исторических сведениях», был написан с использованием опубликованных официальных источников и ранее вышедших работ, в частности, работ

30

В.К.Андриевича и Ф.Ф.Буссе.

А.Щербачев вслед за Ф.Ф.Буссе в очерке дает сведения об обстоятельствах, побудивших С.Л.Владиславича-Рагузинского к привлечению

31 ясачных бурят и эвенков в охране российских рубежей. Примечательно то, что автор очерка остановился на основных этапах развития бурятского и эвенкийского казачества на фоне описания внешнеполитического курса Цинского Китая и ситуации на южносибирской границе.

В целом А.Щербачев, не сообщая чего-либо нового в рассмотрении бурятского и эвенкийского казачества, допустил ошибки понятийного характера. Так, говоря об официальном признании российским правительством ясачных «дружин», ошибочно утверждает, что «этим актом Правительство

32 как бы придало за инородцам значение войска». С мнением автора можно категорически не согласиться, поскольку понятие войско предполагает совокупность правильно организованных вооруженных сил в государстве и

33 армии , а говорить о формированиях из ясачных бурят и эвенков как о войске не приходиться лишь даже потому, что отсутствовала четкая организационная структура внутри ясачных «дружин».

Особый интерес представляют сведения, изложенные А.Щербачевым о землеустройстве бурятского и эвенкийского населения ХУИ-Х1Х вв.34, поскольку в них освещаются основы социально-экономического положения «инородцев», данная информация имеет определенную ценность и для исследования поземельного устройства «инородческих» казаков в связи с тем, что условия поземельного обеспечения последних до конца 60-х гг. XIX в. оставались такими же, как и у ясачных «инородцев». Автор дал обстоятельный анализ правительственной политики в землеустройстве «инородческого» населения на протяжении ХУШ-Х1Х вв., сопроводив архивными данными. Примечательно то, что на основе анализа распоряжений и поземельных документов А.Щербачев пришел к выводу, что «не иначе как земля служила экономическим стимулом регулярного выполнения всех видов повинностей

35 инородцами», в том числе и военной».

В 1899 г. все выводы положения А.Щербачева получили повторение в работе Н.И.Разумова "Забайкалье", которая является кратким сводом материалов комиссии Куломзина.36

Работа С.Рудина, содержащая ценные сведения о межевых работах в Забайкалье, не отягощенная какими-либо выводами, дает представление о землепользовании бурятских казаков лишь с 60-х гг. XIX вв., т.е. времени формального размежевания земель между бурятскими казаками и ясачными

37

Селенгинского ведомства.

По материалу, относящемуся к рассматриваемому периоду хочется сказать следующее: С.Рудин, освещая межевые работы в XVIII - первой половине XIX вв. на территориях «инородцев», особо не остановился на поземельных отношениях бурятских казаков, вовлеченные в этот процесс в силу специфики совместного землепользования. Это было вызвано тем, что автор недостаточно полно опубликовал имеющийся архивный материал о землеустройстве и землепользовании «инородческого» населения в XVIII-первой половине XIX в., содержащий ценную информацию о землеустройстве бурятских и эвенкийских казаков.

Еще ранее, в 1897 г., была опубликована работа Ф.Ф.Буссе с использованием документов из архива Военного Министерства (ныне РГВИА).38 Данный автор достаточно долгое время собирал материал для написания очерка о «воинской повинности» (именно Ф.Ф.Буссе впервые вводит это понятие) приграничных бурят и эвенков. Ф.Ф.Буссе впервые в дореволюционной историографии посвятил свое исследование военной обязанности забайкальских «инородцев», сыгравших в силу пограничного положения Забайкалья значительную роль в охране и обороне границы по забайкальскому участку. Примечательно то, что он довольно объективно подошел к освещению истории бурятского и эвенкийского казачества.39 Автор «Исторического очерка» высоко оценивал участие бурят и эвенков в деятельности пограничной стражи, проведя через всю работу идею «верности и преданности инородцев». Ф.Ф.Буссе удачно сумел показать историю развития бурятского и эвенкийского казачества на фоне внешнеполитической ситуации, обусловливавшей во многом привлечения высшими и местными властями в качестве прикрытия границы ясачных бурят и эвенков. Подойдя довольно серьезно к исследуемой проблеме, раскрыл и суть двоякой политики правительства в военном вопросе в отношении «инородцев».40 Примечательно то, что Ф.Ф.Буссе освещение истории бурятского и эвенкийского казачества начинает с моментов заключения договоров Русского государство с новыми подданными - эвенкийским населением и северными монголами, заложившими основание для юридического закрепления военной повинности «инородцев» 41

Впервые в истории изучения бурятского и эвенкийского казачества Ф.Ф.Буссе показал эволюцию организационной структуры «инородческих» формирований на фоне анализа официальных документов в отношении «инородцев», явившихся основаниями дальнейшего развития иррегулярных формирований из бурят и эвенков. Ему достаточно правильно удалось высветить и эволюцию набора служебных обязанностей бурятских и эвенкийских казаков, сводившегося сначала лишь к пограничной службе и использованию первых в качестве рабочей силы, а в процессе единообразия казачества Забайкалья - к пограничной и полицейской службам. В сведениях о планах реорганизации забайкальского казачества, в том числе бурятских и эвенкийских казачьих формирований, в 30-40-е гг. XIX в., он представил точки зрения военных и гражданских реформаторов на истинное положение "инородческих" казаков в общей системе иррегулярных войск Забайкалья, что представляется несомненной новизной.

Но наряду с положительными моментами приходиться признать и недостатки работы. Во-первых, поверхностный подход к анализу освещения источников комплектования не позволил автору «Исторического очерка» прийти к выводу о складывании казачьего сословия среди бурятского и эвенкийского населения как относительно закрытого сословия. Во-вторых, Ф.Ф.Буссе ошибочно полагал, что буряты уже до начала второй четверти XVIII в. «. составляли военные части» и в качестве примера приводит участие «отряда» бурят и эвенков, (а именно таким понятием оформляются ясачные бурятские и эвенкийские ополчения) участвовавшие в подкреплении посольства С.Л.Владиславича-Рагузинского и стоявшие «. во фронте, в числе

42 русских войск». Да, и бурятское и эвенкийское казачество он называет войском», с чем нельзя согласиться, поскольку формирования из «инородцев» были только составной частью иррегулярных формирований Сибири и Забайкалья, не имевших четко организованной структуры. В-третьих, Ф.Ф.Буссе не представил картину социально-экономического положения бурятских и эвенкийских казаков, поскольку им использовались только архивные материалы Военного ведомства. Отсутствие в работе Ф.Ф.Буссе социально-экономического аспекта жизнедеятельности бурятского и эвенкийского казачества не позволило ему раскрыть причины «добровольного» акта выполнения приграничным населением военной повинности.

И все же, несмотря на ряд указанных недостатков, исследование Ф.Ф.Буссе является первым шагом в разработке истории бурятского и эвенкийского казачества.

Своеобразной завершающей вехой многолетнего изучения «казачьими» историками XIX в. российского казачества стал 11-й том (в 4-х частях) юбилейного издания «Столетие Военного Министерства».43 Связи с тем, что издание носило официальный характер, авторы работы решали две основные задачи: доказать «извечную» политическую благонадежность казаков, их «платоническую преданность русскому царю» и показать постоянную заботу правительства о благоустройстве казачества, что, несомненно, удалось и выполнить.

И все же, несмотря на однобокий характер, изложение «Столетия Венного Министерства» истории российского казачества, привлечение значительного массива опубликованных и архивных материалов делает издание чрезвычайно интересным. Эта работа интересна и для изучения бурятского и эвенкийского казачества, поскольку информация об истории забайкальского казачества содержит сведения и об его территориально-этнической группе, особенно это касается данных экономической стороны жизнедеятельности бурятских и эвенкийских казаков.

Рассматривая в общем аспекте вопросы, связанные со служебной деятельностью казаков, авторы показывают, что процесс унификации служебных функций, государственного обеспечения, чинопроизводства и организационной структуры сибирского казачества, шел в одном русле с таким же процессом в казачьих войсках и Европейской России. В связи с этим отмечается и эволюция сословного статуса сибирских казаков. Если ХУИ-ХУШ вв. последние, по мнению авторов, «не составляя особого сословия., то в середине XIX в. они сливаются с остальным российским казачеством по своим правам и обязанностям в единое сословие».44 Хотя этот вывод сам по себе не нов, но он впервые доказывался на основе фактического материала.

В целом эта фундаментальная работа, ставшая первым обобщающим трудом по истории российского казачества, страдала одним существенным недостатком - отсутствием комплексной картины социально-экономического положения казачества, хотя приводятся общие данные о состоянии хозяйства пограничных казаков Забайкалья.45

Исторические изыскания по истории забайкальских казаков в дореволюционной историографии нашли свое завершение в трехтомном сочинении казачьего полковника А.П.Васильева «Забайкальские казаки».46

Немного ранее работы Васильева А.П. вышла в свет статья Е.Бакшеева «Забайкальские казаки»47 По признанию самого автора, она написана на основе «печатных источников» и неизданных трудов А.П.Васильева. В целом по своему смыслу статья Е.Бакшеева была лишь кратким пересказом работы А.П.Васильева.

Из всей монографии А.П.Васильева особый интерес представляет второй том, посвященный рассматриваемому нами периоду - XVIII - первой половине XIX вв.

Исследователем А.П.Васильевым забайкальского казачества была проведена обширная работа с источниками как официально опубликованными, так и с архивными, выявленными из местного (Читинского) и центральных (Министерства иностранных дел, Военного министерства, Госсовета) архивов. Многолетняя работа с материалами позволила А.П.Васильеву дать представление об истории забайкальского казачества, и о составной их части -бурятских и эвенкийских казаках.

По всей работе красной нитью проходит идея прославления забайкальского казачества, исходя из чего внимание автора было сосредоточено, освещению активного участия бурятских и эвенкийских казаков в охране и обороне забайкальской границы. Казаки представлены им как проводники государственной политики, служители государственного аппарата.48

Данная А.П.Васильевым социальная характеристика забайкальского казачества весьма расплывчатая. По его мнению, в XVII в. казаки - это «бродячая вольница», в XVIII в. - земские люди, «обыватели-собственники», в XIX в. в Сибири складывается казачье сословие. В течение XVII-XVIII вв., как считает автор, «были казаки, но не было казачьего сословия»49 По всей вероятности, это было вызвано с невозможностью определения социального статуса различных разрядов служилых людей и «инородческих» казаков, заявивших о себе на протяжении длительного периода как о полноценной составной части забайкальского казачества.

А.П.Васильев представил перед читателями широкое полотно истории казачества Забайкалья, в котором значительное место было уделено и истории бурятского и эвенкийского казачества. Обращая основное внимание освещению служебной деятельности казаков, в частности, бурятских и эвенкийских, он остановился на вопросах организации и состава, численности и порядка комплектования, государственного обеспечения, служебных обязанностей казаков иррегулярных «инородческих» формирований.

Представляя хозяйственную деятельность бурятских и эвенкийских казаков, А.П.Васильев впервые в дореволюционной историографии приводит цифровой материал о размерах площадей посевов разных сельскохозяйственных культур, данные о развитии скотоводства в первой половине XIX в., некоторые сведения о торговле, промыслах и ремеслах. А.П.Васильевым специально не рассматривался статус земледержания забайкальских казаков, ограничился замечанием, что «казаки смотрели на землю как на дело рук своих, как на свою собственность".50 Давая оценку экономическому положению эвенкийских казаков, считал его особенно "жалким" в сравнении с хозяйствами бурятских и русских казаков.51 По замечанию А.П.Васильева, в первой половине XIX в. бурятские и эвенкийские казаки предпринимают первые шаги к земледельческой деятельности.52 В отношении же бурятских казаков он отметил, что пограничная служба

53 натолкнула" последних сменить скотоводство на хлебопашество.

В целом, давая общую характеристику работе А.П.Васильева, необходимо признать, что отсутствие специальной исторической подготовки не позволило автору осуществить какой-либо анализ собранного им фактического материала. Что привело, в свою очередь, к иллюстративному в большинстве случаев использованию документов и поверхностным и не всегда состоятельным выводам. Пожалуй, вполне можно согласиться с оценкой М.Б.Шейнфельда, отмечавшего, что А.П.Васильев «отразил в структуре своего труда недостаточную зрелость в научной обработке источников, недостаточное умение органически сочетать факты с их обобщением».54

Подводя итоги дореволюционной историографии, следует признать ее несомненные заслуги в деле постановки и начала разработки ряда вопросов истории забайкальского казачества и его составной части - бурятского и эвенкийского казачества, и в первую очередь, конечно, вопросы, связанные со служебной деятельностью бурятских и эвенкийских казаков (функции, организация, управление, численность и т.п.). Особенно активно к ним обращались "казачьи" историки, считавшие казаков орудием правительственной политики.

Дореволюционные исследователи в общем обзоре рассмотрения землеустройства «инородческого» населения нашли прямую завуалированную зависимость условий землепользования «инородческого» населения Забайкалья с выполнением всех видов повинностей (первостепенной из которых являлась военная (А.Щербачев, С.Рудин).

Положительным вкладом поздней дореволюционной историографии (А.П.Васильев, авторы 11-го тома «Столетие Военного Министерства») явилось привлечение значительных материалов, освещающих хозяйственную деятельность бурятских и эвенкийских казаков.

И, наконец, в досоветский период были даны оценки правительственных мероприятий в отношении бурятского и эвенкийского казачества. Для одних историков (П.Небольсин, М.Хорошхин, Н.Краснов, Ф.Ф.Буссе и др.) они увенчались несомненным успехом, для других (Ю.Гагемейстер, А.Щербачев, Н.Разумов) были реализованы не полностью.

Приходится признать, что наряду с несомненными достижениями, дореволюционные исследователи зачастую поверхностно подходили к анализу исторических фактов, в результате чего в работах преобладал иллюстративный метод. Весьма слабым оказалось рассмотрение социально-экономического положения в целом забайкальского казачества и его составной части -бурятского и эвенкийского казачества.

На начальном этапе советской историографии изучение казачества, его составной части - бурятского и эвенкийского казачества - не выходило за рамки традиционного для дореволюционных историков круга вопросов и концептуальных установок. Это проявилось, в частности, в трудах забайкальских краеведов Г.Цыбикова и Ф.Шулунова.

В 1925 г. вышла статья Г.Ц.Цыбикова о бурятском казачестве.55 Выход данной работы был обусловлен социалистическим переустройством бурятского общества, сопровождавшийся существованием различных исторических версий многих проблем, и только конкретное историческое исследование могло разрешить эти проблемы. Поэтому Г.Ц.Цыбиков, осознававший серьезность исследования бурятского казачества в условиях сложной социальной политики нового государства, попытался разобраться в его природе.

Автор «Исторического очерка» видел лишь субъективные причины, побудившие селенгинских бурят изъявить желание быть зачисленными в казаки, наиглавнейшими из которых, по мнению Г.Ц.Цыбикова, были «избавление от платежа ясака»; «возможность жить в своих кочевьях, близ границы Монголии, с которой они имели много связей, как родственных, так и экономических»; «личные интересы зайсана ашебагатского рода Бадалуева, который становился главным войсковым старшиною всех зачислившихся в казаки».56 В то же время в контексте освещения хозяйственной деятельности бурятских казаков Г.Ц.Цыбиков выдвинул правильное предположение, что главную причину «добровольного зачисления» селенгинских бурят в казаки надо находить в земельном вопросе 57 Но, к сожалению, автор, ограничиваясь только высказыванием этого тезиса, не обосновывал его, что, естественно, обеднило исследование о бурятском казачестве.

Характеристика Г.Ц.Цыбикова бурятского казачьего хозяйства основывается на тезисе сокращения землепользования у бурятских казаков и их ясачных сородичей с наступлением на их земли выходцев из Польши («семейских»). Он отмечает, что бурятские казаки, поставленные в «стесненное со земельное положение» были вынуждены обратиться к земледелию. При этом автор статьи, давая весьма скудные сведения о размерах площадей посевов хлеба у бурятских казаков в начале XIX в., ограничился лишь анализом данных комиссии Куломзина развития земледельческого хозяйства у бурятских казаков. По всей вероятности, это было связанно с его деятельностью в работе этой комиссии.

В целом работа Г.Ц.Цыбикова, имевшая, несомненно, ряд положительных достоинств, страдает одним существенным недостатком: вся изложенная информация и все выводы, высказанные им, подчинены одной мысли, доказывавшей каким «тяжелым бременем» была для бурят казачья служба. Этим самым, вероятно, историк выполнял идеологический заказ партийных властей, обличавших все, что не соответствовало классовой структуре Советского общества.

Аналогичный подход был у Ф.Шулунова в его кратком очерке «К истории Бурят-Монгольского казачества».59 Так, раскрывая обстоятельства возникновения «инородческого казачества» (именно этим термином оформляется понятие бурятское и эвенкийское казачество), Ф.Шулунов сводит возникновение бурятских и эвенкийских казачьих формирований к «завоевательной политике царской России». Ф.Шулунов вкладывал классовый подход в разрешение вопроса отношения рядовой массы коренного населения Забайкалья и «верхушечной части бурят-эвенкийского народа» вообще к казачеству.60 Обращая больше внимание на социально-экономическое положение бурятских казаков, он приводит данные только конца XIX в., на основе которых показывает далеко зашедший процесс социальной дифференциации среди бурятских казаков. В целом работа Ф.Шулунова написана уже в духе гонения на казачество как опору самодержавия.

В 1942 г. вышла работа Ф.А.Кудрявцева «Боевые традиции бурят-монгольского народа».61 В тяжелые для нашего Отечества годы труд Ф.А.Кудрявцева имел большое значение для подъема патриотизма бурятского и эвенкийского народов, участвовавших наравне с людьми других национальностей в отстаивании нашей Родины. Автор книги в первом параграфе кратко останавливается на истории бурятского и эвенкийского казачества с рассмотрением вопросов служебных обязанностей бурятских и эвенкийских казаков, организационной структуры «инородческих» формирований, источников комплектования.62

Немногим ранее выходит статья Ф.А.Кудрявцева о возникновении бурятского и эвенкийского казачества в «Истории бурят-монгольского

63 народа». Автор статьи видит причины «добровольного желания» бурят сформировать казачьи полки только в субъективных факторах: во-первых, в стремлении освободиться от уплаты ясака, и, во-вторых, в «желании защищать свои земли, поскольку пограничные бурятские кочевья особенно страдали от монгольских и китайских набегов».64 Ф.А.Кудрявцев утверждает в своей работе о складывании бурятского казачества как сословия, оформляя это весьма неконкретными словами: «Добровольное сначала зачисление в бурятские казачьи полки стало в дальнейшем воинской повинностью».6:5

Краткая информация об обстоятельствах привлечения ясачных бурят и эвенков к военной повинности, штатной численности, организационной структуре бурятских и эвенкийских казачьих формирований содержится в статьях «Истории Бурят-Монгольской АССР» под редакцией А.П.Окладникова и под редакцией П.Т.Хаптаева.66

С середины 1950-х гг. обращение советских историков к разработке темы народной колонизации Сибири предопределило попытку разобраться в сословном статусе одной из активнейших сил этого процесса, сибирского казачества в XVIII - первой половины XIX вв. как относительно закрытой сп корпоративной группы населения.

В этом аспекте весьма интересны выводы и заключения о социальной природе казачества. Так, в определении социально-экономического положения сибирского казачества в XVIII - первой половине XIX вв. выявились две точки зрения. По одной из них «казачество было ни чем иным как военнизированным крепостным крестьянством» (В.И.Петров, А.Т.Топчий)68, по другой - имело переходный характер, поскольку верхушечная часть этой социальной группы больше тяготела к господствующему классу («не входя в него»), а рядовые казаки были приближены к тягловым слоям («не сливаясь с ними») (А.Р.Ивонин)69.

Некоторые сведения о бурятских и эвенкийских казаках можно найти в работе О.И.Сергеева «Казачество на русском Дальнем Востоке.», продолжившего в своем исследовании тему народной колонизации, о структуре, служебных обязанностях, государственном обеспечении эвенкийских казаков и создании Забайкальского казачьего войска.70

Интересны выводы О.И.Сергеева в определении сословного статуса забайкальского казачества (которое он рассматривает в комплексе с бурятским и эвенкийским казачеством), утверждавшего вслед за авторами «Столетия Военного министерства», что казачество как социальная группа проделала эволюцию в сторону сословной консолидации. «Единая категория служилых людей - пишет историк, - постепенно исчезла, и казаки как часть их превращались (особенно с конца XVIII в.) в особое сословие, функционально обособленное. Этот процесс. на востоке страны завершился в основном лишь

71 к середине XIX в.». В своем монографическом исследовании автор не определил место бурятских и эвенкийских казаков, как составной части забайкальского казачества.

Много фактического материала о служебной деятельности бурятских и эвенкийских казаков содержится в работе А.С.Зуева «Русское казачество

72

Забайкалья.». Автор данной работы, прослеживая численность, динамику, дислокацию забайкальских казачьих формирований, дает отдельные сведения о численности, пограничной службе «инородческих» казаков. По признанию самого А.С.Зуева в силу «определенной специфики социально-экономического положения, порядка службы и национальных особенностей» бурят и эвенков, «инородческие» иррегулярные формирования требуют отдельного рассмотрения, и поэтому еще на первоначальном этапе эти единицы формирований были им исключены из поля исследования.

А.С.Зуев своим серьезным монографическим исследованием, обобщая предшествующий опыт, выдвинул ряд концептуальных установок по социальной природе русского забайкальского казачества, которые могут быть интересны и в нашем исследовании. По мнению историка: «По своему социальному облику служилое (казачье) землевладение в XVIII - первой половине XIX. было близко землевладению сибирских крестьян. Объединяет их отсутствие права собственности и условный характер земледержания. Различной была лишь «внешняя форма» условия: служба., выплата оброка (денежного или натурального) или обработки на десятинной пашне - у крестьян.».74 Поэтому А.С.Зуев вполне правильно определил положение служилого казачества как «промежуточного» в социальной иерархии между привилегированными и непривилегированными сословиями российского

75 общества.

Отдельно истории бурятского и эвенкийского казачества посвящена статья А.С.Зуева «На страже забайкальской границы». Исследователь русского казачества Забайкалья, поднимая большой пласт архивных материалов, так или иначе соприкасался с материалами по истории бурятского и эвенкийского казачества. Поэтому достаточно большой переработанный материал об основных этапах истории бурятского и эвенкийского казачества был им отражен в отдельном исследовании. В этой работе историком был охвачен достаточно широкий круг вопросов, связанных со служебной деятельностью бурятских и эвенкийских казаков: управления, организации, состава, служебных функций, государственного обеспечения, источников комплектования, численности. А.С.Зуев, анализируя источники комплектования бурятских и эвенкийских казачьих формирований, приходит к правильному выводу о складывании относительно замкнутой социальной группы бурятского и эвенкийского населения, имеющей определенное положение в классово-сословной структуре феодального общества.

Годом ранее, в 1990 г., вышла статья Е.Голубева «Унтовое войско» об истории забайкальского казачества, носящая чисто компилятивный характер с использованием из работы А.П.Васильева, без какой-либо авторской

77 обработки.

Работа имеет ряд существенных ошибок. Во-первых, используя в качестве названия слов «Унтовое», автор не объясняет это понятие применительно к бурятским и эвенкийским казакам. Во-вторых, причину желания селенгинских бурят сформировать особые казачьи полки Е.Голубев видит только в желании части бурят освободить остальное население от выполнения пограничных функций, поскольку «служба стесняла вольную

78 кочевую жизнь». В-третьих, говоря о заслугах перед Отечеством бурятских и эвенкийских казаков, автор статьи почему-то приводит в качестве примера участие Селенгинского пехотного полка (являвшегося регулярным подразделением) в Отечественной войне 1812 г., по всей вероятности, его смутило территориальное название полка. В целом статья носит поверхностный характер, не дающей какой-либо информации.

Обзорный характер носит информация о бурятских и эвенкийских казаках, заложенная в статье «Забайкальское казачье войско» в книге О.В.Агафонова «Казачьи войска Российской империи». В ней были даны общие сведения о служебных обязанностях, организационной структуре бурятских и эвенкийских казачьих формированиях, атрибутах и символике.79 Весь материал, использованный автором, был взят из 5-го выпуска «Материалов комиссии по исследованию землевладения и землепользования в Забайкальской области".

Таким образом, можно заключить, что на сегодняшний день хотя и были осуществлены попытки освещения вопросов, связанных с историей забайкальского казачества, непосредственная же тема диссертации является фактически не изученной. А наблюдения и выводы, сделанные исследователями, требуют в свете выявленных архивных материалов дополнения, корректировки или опровержения.

Целью исследования является изучение эволюции служебных функций, организационной структуры и социально-экономического положения бурятского и эвенкийского казачества Забайкалья.

Достижение этой цели связано с решением конкретных задач, каждая из которых имеет самостоятельное значение:

- необходимо определить факторы, влиявшие на политику государства в вопросе привлечения к «военной» повинности «инородцев», что поможет проследить эволюцию «инородческих» формирований, их организационной структуры в общепринятой государственной системе на протяжении определенного исторического периода;

- выявить особенности общественного устройства бурятских и эвенкийских казаков и показать результаты его преобразования, сблизившие первых к положению русских казаков;

- проследить эволюцию состава и источников комплектования бурятских и эвенкийских казачьих формирований после официального оформления их Российским государством, что поможет раскрыть количественные и качественные параметры этой территориально-этнической группы забайкальского казачества;

- рассмотреть социально-политические функции казачества, что позволит сделать анализ эволюции служебных обязанностей бурятских и эвенкийских казаков, сводившихся для них к пограничной службе и остававшихся на протяжении всего рассматриваемого периоду основной;

- осветить эволюцию гражданской деятельности бурятских и эвенкийских казаков, сведенной властями в процессе унификации казачества к административно-полицейским функциям;

- определить размеры государственного обеспечения бурятских и эвенкийских казаков;

- необходимо дать анализ материальных основ существования бурятских и эвенкийских казаков: землепользование и хозяйственных занятий, позволяющий охарактеризовать реальное социально-экономическое положение данной территориально-этнической группы забайкальского казачества;

- дать анализ землепользования и хозяйственных занятий бурятских и эвенкийских казаков, что позволяет охарактеризовать их реальное социально-экономическое положение;

- дать анализ социально-общественного положения бурятского и эвенкийского казачьего населения, позволяющий представить полноценную картину жизнедеятельности бурятских и эвенкийских казаков.

Объектом исследования является бурятское и эвенкийское казачество, определяемое автором как территориально-этническая группа забайкальского казачества, входившая в состав относительно замкнутой сословной категории населения и имевшая определенное место в социальной структуре общества.

Предметом настоящего исследования является бурятское и эвенкийское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII - первой половине XIX в., характеризующееся эволюцией в сторону «единообразия» с русским казачеством Забайкалья в служебных обязанностях, организационной структуре, государственном и поземельном обеспечении.

Хронологические рамки исследования: 1720-е - 1851 гг. Нижняя граница исследования приходится на период заключения Буринского и Кяхтинского трактатов и начало деятельности российского посла С.Л.Владиславича-Рагузинского, с реформами которого в состав пограничной стражи были включены ясачные «дружины». В связи с этим государство за ясачными бурятами и эвенками Забайкалья юридически закрепило обязательную военную повинность, послужившую основанием для развития бурятского и эвенкийского казачества. Верхняя граница исследования связана с созданием в 1851 г. Забайкальского казачьего войска, вследствие чего в состав последнего вошли бурятские и эвенкийские казачьи полки, которые приобрели организационные и социально-экономические черты, не присущие им до этого времени, что обусловило необходимость разграничить историю бурятского и эвенкийского казачества на два периода, рубежом которых и стал 1851 г.

Выбор этих хронологических рамок обусловлен прежде всего особенностями служебных обязанностей, гражданского устройства, государственного и поземельного обеспечения бурятских и эвенкийских казаков на протяжении XVIII - первой половины XIX вв.

Территориальные рамки исследования. Территориальные рамки темы ограничиваются Забайкальем, имевшим относительную административную самостоятельность. Выбор этих рамок оправдан пограничным регионально-территориальным месторасположением бурятского и эвенкийского казачества, имевшего особенности эволюции организационного устройства, служебных обязанностей и социально-экономического положения.

Научная новизна исследования состоит в том, что это одна из первых диссертационных работ, в которой предпринимается попытка комплексного изучения бурятского и эвенкийского казачества на протяжении второй четверти XVIII - первой половины XIX вв. по целому ряду аспектов - военному, социальному, экономическому и др. Для решения поставленных задач подавляющая часть источников, в основном архивных, введена в научный оборот впервые, что позволяет воссоздать картину эволюции особой территориально-этнической группы забайкальского казачества во второй четверти XVIII - первой половине XIX вв., осветить процесс слияния бурятского и эвенкийского казачества с русским казачеством на основе эволюции служебных обязанностей, гражданского устройства и изменения основ существования бурятских и эвенкийских казаков.

Методология исследования. Основным принципом исследования стали принципы исторической науки: объективность и историзм, которые позволяют видеть исторические процессы в их реальном развитии и взаимосвязи и проводить всесторонний анализ и оценку фактов. Принцип объективности не только предоставил возможность объективно рассмотреть историческое прошлое и выработать на этой основе некоторые концептуальные положения, но и избежать последствия классовой идеологизации исследования с ее предвзятостью. Принцип историзма - традиционный принцип исторического исследования, требующий конкретного изучения общественных явлений в их развитии и изменении, всестороннего исследования взаимосвязей каждого из этих явлений с другими.

Методы исследования. Методы разработки темы диссертации, базирующиеся на обозначенных исходных принципах, явились необходимым научным иструментарием для комплексного подхода к изучению предмета исследования и последовательного освещения основных проблем:

- для сопоставления фактического материала, характеризующего главные сферы жизнедеятельности бурятского и эвенкийского казачьего населения, автором использован метод историко-сравнителъного анализа. Это было направлено, главным образом, на выявление места и роли бурятского и эвенкийского казачества в истории Забайкалья и России в целом;

- комплексному изучению истории бурятского и эвенкийского казачества способствовал применяемый автором статистический метод. Основное внимание при этом уделяется не только сопоставлению основных характеристик и показателей, но и динамичности во времени;

- определение хронологических и территориальных рамок, выявление социальной ниши бурятского и эвенкийского казачьего населения в соответствии с условиями жизнеобеспеченности, общественными отношениями, культуры, функциональной принадлежностью было осуществлено структурно-типологическим методом.

- аналитический метод позволил избежать описательного характера работы и придать ей необходимый уровень теоретических обобщений. Он использован не только в постановке и рассмотрении проблематики исследования, но и выявления, отбора стуктуриализации и систематизации новых, ранее не использовавшихся фактических материалов.

Периодизация истории бурятского и эвенкийского казачества. Бурятское и эвенкийское казачество как составная часть казачества Сибири и Забайкалья сформировалось естественно-историческим путем. В истории бурятского и эвенкийского казачества условно можно выделить четыре основных этапа.

Первый этап охватывает 60-е гг. XVII - начало второй четверти XVIII вв., характеризовавшийся установлением у ясачных бурят и эвенков служебно-договорных отношений с русской администрацией. На этом этапе были заключены договоры, заложившие основания для последующего развития бурятских и эвенкийских иррегулярных формирований: договор в 1667 г. эвенкийского князька Гантимура80, договор 15 января 1689 г.

О 1 северомонгольских тайшей и табангутскими сайтами , обязавшимся помимо ясачной повинности и нести «военную».

Второй период истории бурятских и эвенкийских казачьих формирований охватывал хронологические рамки - вторую четверть - начало 60-х гг, XVIII в. Этот период характеризовался закреплением за ясачными бурятами и эвенками стабильных военно-служебных обязанностей. На этом этапе за ясачными бурятами и эвенками была юридически закреплена обязательная военная повинность.

Третий период охватывает начало 60-х гг. XVIII - конец первой половины XIX вв., характеризовавшийся превращением части бурят и эвенков, выделенных из ясачного населения, в процессе интеграции с русским казачеством в военно-служилое сословие.

Четвертый этап охватывал хронологические рамки - с начала второй половины XIXв. - 1917 г. Этот период характеризовался дальнейшим процессом интеграции бурятского и эвенкийского казачества с русским в составе "служилого" войска Забайкалья на основе "Положения о Забайкальском казачьем войске" от 17 марта 1851 г. и процессом естественного "расказачивания" забайкальского казачества как феодального сословия.

Источниковую базу диссертации составили статистические, законодательные и нормативные материалы, документы текущего делопроизводства, проекты преобразования сибирского казачества, топографические и географо-статистические описания, дневники и записки путешественников, выявленные по большей части в центральных и сибирских архивах, а также публикации ХУШ-Х1Х вв. Привлекались документы Российского государственного архива древних актов (4 фонда), Российского государственного военно-исторического архива (4 фонда), Архива внешней политики России (3 фонда), Российского государственного исторического архива (4 фонда), Национального архива Республики Бурятия (4 фонда) и Государственного архива Читинской области (5 фондов).

Говоря об источниках, используемых в диссертации, необходимо отметить, что они в силу особенностей бурятских и эвенкийских казачьих формирований весьма разрознены и не так систематичны как документация учета русских казаков. К тому же документы по учету состава команд бурятских и эвенкийского казачьих полков написаны на старомонгольском языке.

И все же, несмотря на это, особую группу источников составляют документы, создававшиеся собственно при казачьих командах. К ним относится документация по учету служащего состава и его распределения на службу, документы по учету выдачи жалованья эвенкийским казакам.

Практически не удалось обнаружить документации, фиксирующей численность действительно служащих бурятских казаков («списочный состав») и их распределение («расход») на службу. Некоторую информацию по учету служащего и неслужащего бурятского и эвенкийского казачьего населения можно проследить, в первую очередь, по формулярным (послужным) спискам казаков, служившие своего рода «личными делами».82 Среди них встречаются как индивидуальные (отдельно взятого), например, формулярный список атамана бурятских казачьих полков Ц.Бадалуева, так и групповые (на несколько казаков или целиком на всю команду). К сожалению, приходится признать, что нам лее удалось обнаружить только формулярные списки, относящиеся к эвенкийским казакам из «партий» П.Гантимурова.

Информация, изложенная в списках, весьма лаконично отражает основные моменты биографии казаков: возраст, время вступления в службу, продвижение по службе («какими чинами проходил»), социальное происхождение («ис каких чинов»), семейное положение («женат или холост и сколько мужеска полу детей имеет»), грамотность, нахождение в штрафах и под судом, место и время службы («кто где находится при командах или в отлучках, с которого и по которое время находился»). Обработка данных позволяет проследить источники комплектования бурятских и эвенкийских казачьих формирований, что, свою очередь, предоставило возможность разобраться в социальной природе бурятского и эвенкийского казачества. При этом, однако, вышеназванным документам нельзя доверять полностью «на слово», поскольку их анализ показал, что составители допускали поневоле ошибки, неточности и даже искажения отдельных фактов из биографии того

83 или иного казака.

Анализ информации позволяет определить численность «инородческих» казачьих команд, эволюцию служебных обязанностей «инородческих» казаков, источники пополнения команд, социальную дифференциацию среди бурятских и эвенкийских казаков.

Информацию о служебных обязанностях бурятских и эвенкийских казаков можно выявить и из табелей, ведомостей и именных списков, фиксирующих численность действительно служащих казаков («списочный состав») и их распределение («расход») на службу. Наиболее полные сведения о служебных обязанностях удалось обнаружить в этой группе источников, относящиеся к эвенкийским казакам «иноземного списка» (в именных списках соответственно по-фамильно).84 Составлялись они первоначально (в середине XVIII в.) по третям года, по мере необходимости и чаще. С 1770-х гг. они стали ежемесячными, а во второй четверти XIX в. их составляли помесячно, по третям года и погодно. Этим документам доверять полностью не следует, поскольку проведенное в ходе работы над диссертацией сопоставление ведомостей и именных списков за одни и те же годы выявило факты отдельных несовпадений в деталях и цифрах. Тем не менее, эти документы -единственный источник, на основе которого можно проследить динамику служебных обязанностей бурятских и эвенкийских казаков.

К демографической казачьей статистике относятся также именные списки (регистры, реестры) и ведомости, составляемые «инородческими» степными думами и фиксировавшие как общую численность бурятского мужского казачьего населения, так и численности его отдельных составных групп:

85 служащих, отставных, казачьих детей. Эти документы создавались по возникшей необходимости. Так, например, для строительства каменного гостиного двора в г. Кяхте губернские власти приказали в 1840 г. мобилизовать 200 чел. бурятских казачьих подростков (по 50 чел. от каждого полка), и для того, чтобы выявить их, были составлены списки служащих, отставных и подростков.86 Эти документы создавались гражданским ведомством, поэтому они преследовали цель выявления подростков, пришедших в «совершенный возраст», тем самым готовых для выполнения своих прямых обязанностей и отставных казаков для перевода их в «отнесение натуральных повинностей». Эти документы позволили определить численность казачьего населения в отдельные исторические периоды, процентное соотношение отдельных групп бурятского и эвенкийского казачьего населения.

Во второй четверти XVIII в. в силу особенностей выполнения ясачными бурятами и эвенками «военной» повинности, только их родоначальникам было положено «кормовое, подарочное» жалование, и то только в случае исправного выполнения ясачной и «пограничного караула» их «улусными» людьми.

Поэтому в хозяйственной документации по выдаче жалования встречаются и документы по учету выдачи «кормового и подарочного жалования» бурятским и эвенкийским родоначальникам.87 Отдельную группу источников составляет документация учета выдачи жалования новокрещенным дворянам князьям Гантимуровым.88 Документация по учету выдачи жалованья представлена окладными книгами, именными списками (реестрами), ведомостями и комиссариатскими книгами. Первые были распространены в XVII - первой четверти XVIII века. В дальнейшем эти книги уже не встречаются, их заменили именные книги, создававшиеся отдельно на каждый вид довольствия. В 172060-х гг. эти списки составлялись целиком на весь год или полгода, а с 1770-х гг. в соответствии со сложившимся порядком выдачи денежного жалования. С 1761 г. эвенкийские казаки должны были получать только денежное довольствие, поэтому документация по учету жалования была представлена как

89 именными книгами, так другими учетными документами.

Учет выдаваемого жалованья велся, как правило, очень скрупулезно. Неизменно отмечалось, за какой срок и сколько полагается к выдаче, кто из казаков должен получить жалованье, сколько удержано и кому казна оставалась должной. Встречаются именные списки, сопровождавшиеся расписками (собственноручными или по поручительству) казаков в получении жалованья. Все это дает возможность определить размеры и виды довольствия, порядок их выдачи и получения. Кроме того, в отдельных случаях эти документы помогают уточнить численность эвенкийских казаков, которым из «инородческих» казаков полагалось денежное довольствие.

Обработка документации по учету выплаты жалования позволила проследить эволюцию размеров и видов государственного жалования, ситуацию с выдачей государственного обеспечения, что помогло представить объективную картину материального положения бурятских и эвенкийских казаков.

Отдельную группу источников составили хозяйственная документация, включавшая переписку казачьих команд с гражданскими властями по поводу землепользования бурятских и эвенкийских казаков, начавшуюся с 1770-х гг., а также делопроизводство (с начала XIX в.), связанное с межеванием бурятских и эвенкийских казачьих земель.90 Документы этой группы позволил показать экономическую основу жизнедеятельности бурятского и эвенкийского казачества. Анализ распоряжения и поземельных документов позволили показать общий процесс межевых работ земель, находящихся в пользовании бурятских и эвенкийских казаков, имевших до 60-х гг. XIX в. совместное землепользование с ясачными «инородцами».

Следующий комплекс документов составляют переписка бурятских и эвенкийских командиров с вышестоящими инстанциями и переписка государственных ведомств (местных сибирских и центральных) между собой по вопросам, которые так или иначе касались сторон жизни и деятельности бурятских и эвенкийских казаков. В их составе можно выделить распорядительную документацию - указы, ордера, инструкции; отчетно-исполнительную - рапорты, доношения, отчеты; переписку равных по значимости, либо просто не находящихся друг у друга в подчинении учреждений и должностных лиц - промемори, сообщения, деловые письма; челобитные и прошения казаков. Отличительной чертой указанных источников был «эффект снежного кома»: чем дольше длилось рассмотрение дела, тем значительнее был круг инстанций, его осуждавших, тем больше оно обрастало различными мнениями, выдержками их «первоисточников», цитатами из указов, экстрактами и т.п. Это позволяло восстановить сведения ряда не обнаруженных и уже, по всей вероятности, не сохранившихся документов. Кроме того, данный комплекс документации дает возможность восстановить картину «живого» функционирования различных звеньев государственного аппарата, какие заинтересованные стороны принимали в этом участие, как понималась та или иная проблема на различных уровнях: от рядового казака до высших инстанций государственной власти.

Еще один вид источников - законодательные и нормативные акты, которые позволяют понять основную линию правительственной политики по отношению к бурятскому и эвенкийскому казачеству. Они представлены тремя группами. Во-первых, это акты общегосударственного значения: Межевые инструкции 1754 и 1766 гг. (определявшие, в частности, порядок владения землей дворян, в том числе новокрещенных дворян князей Гантимуровых), акты, фиксирующие права на получение дворянства (важнейшие из них -Табель о рангах» 1722 г. «жалованная грамота дворянству» 1785 г.). Во-вторых, акты, касающиеся Сибири: наказы воеводам и инструкции пограничным властям (первую очередь, «Инструкция, составленная С.Л.Владиславичем-Рагузинским» и губернаторам XVIII в., «Устав об управлении инородцев» 1822 г.). В третьих, указы и распоряжения и распоряжения центральных властей об учреждении бурятских и эвенкийского казачьих формирований91 и Положения 1851 г. о Забайкальском казачьем войске, урегулировавшие многие стороны жизнедеятельности бурятских и эвенкийских казаков.

К законодательным источникам примыкают (но не входят в них) различные проекты преобразований сибирского казачества, в том числе бурятских и эвенкийских казачьих формирований, принадлежащих перу видных государственных и военных чиновников XVIII - первой половины XIX вв. Эти проекты содержали разную по объему и характеру информацию обозрения «современного состояния» бурятского и эвенкийского казачества, сопровождавшую иногда краткими историческими справками. Из этого списка можно назвать следующие проекты и обозрения: «рассуждения» селенгинского коменданта В.В.Якоби и сибирского губернатора Ф.И.Соймонова середины

92

XVIII в. ; «Записку, учиненную в Троицко-Савской пограничной части и

93 самого образа управления ею» 1783 г. ; проекты иркутских губернаторов А.И.Бриля 1772 г., JI.Т.Нагеля 1795 г. и Б.Б.Леццано 1801 г.94; «Историческую записку об учреждении и устройстве пограничной стражи на китайской границе» 1805 г.95; проекты генерал-лейтенанта Г.И.Глазенапа 1810 г. и сибирского губернатора И.Б.Пестеля 1812 и 1815 гг.96; проекты 1830-1840-х гг. генерал-губернаторов Восточной Сибири С.Б.Броневского и В.Я.Руперта, сенатора И.Т.Толстого, статского советника Любимова и капитана

97

Генерального штаба Н.К.Агте . Эти обозрения и проекты содержат интересные сведения о численности, службе, материальном положении бурятских и эвенкийских казаков, пути реорганизации «инородческих» формирований.

Определенную ценность для исследования проблемы представляют материалы ревизского учета бурятского населения. Особенно важны данные ревизии 3-ей ревизии, дающие сведения о численности бурятского казачьего

98 населения после создания бурятских казачьих полков.

Вспомогательное значение для решения поставленных в работе вопросов имеют топографические, географические и экономическо-статистические описания Восточной Сибири. К этой группе источников можно отнести и ответы Селенгинской и Нерчинской воеводских канцелярий на анкету Г.Ф.Миллера (по характеру информации и способу ее кодирования).99 Эти ответы составлены в 30-х гг. XVIII в. (Точной датировки ответы не содержат, но судя по упоминанию в них «ведомости 1733 г.» и ссылок на штаты 1725 г., можно хронологически локализовать ответы 1733-1737 гг. (в 1737 г. вышли новые штаты сибирскими служилым людям) представляют собой свод различных ведомостей, содержащих в основном краткое описание городов и острогов и подробно перечисление населенных пунктов с указанием числа жителей в «оных», а так же «ясачных родов» и числа «родовичей». К вспомогательным источникам относятся отчеты гражданских губернаторов Восточной Сибири за первую половину XIX в.100, поскольку, среди прочего, содержат некоторые сведения и о забайкальских бурятских и эвенкийских казаках, их численности и хозяйственных занятиях. Применять эти данные нужно довольно осторожно. Дополнительные сведения о бурятском и эвенкийском казачестве обнаружены в делах Коллегии иностранных дел.101

К вспомогательным источникам относится юридическая литература,

1П9 составленная в разное время бурятскими ведомствами. Своды обычного права содержат богатейший материал по правосознанию бурят и отражают различные стороны их общественного бытия, поэтому, естественно, содержат материал и о жизнедеятельности бурятских казаков. К числу вспомогательных источников могут быть отнесены с некоторыми оговорками, исторические

103 сочинения бурят XIX вв. - Бурятские летописи. По словам Е.М.Залкинда, «все они стали в нашей научной литературе жертвой явной несправедливости: с чьей-то легкой руки все написанное бурятскими авторами в прошлом столетии на исторические темы стали именоваться летописями или хрониками».104 «Бурятские летописи», давая общие сведения о бурятах, содержат некоторую информацию о военной обязанности бурят и вообще о бурятском казачестве. К этой группе источников относятся и бурятские исторические песни105, представляющие собой самостоятельный и самобытный жанр фольклора бурят. Они представляют интерес, поскольку песни создаются на конкретном историческом этапе как художественное осмысление современности и недавнего прошлого, но только с этических позиций, т.е передают эмоциональное отношение бурятских казаков к выполняемым обязанностям.

В целом источники, используемые в диссертации, достаточно разнообразные и взятые в совокупности, проходя тщательную проверку на достоверность в каждом конкретном случае, позволяют решить поставленные задачи.

Практическая значимость проведенного исследования заключается в возможном использовании его основных результатов в обобщающих трудах по истории Бурятии, истории бурятского и эвенкийского казачества, монографиях, учебных пособиях и научных статьях, в учебном процессе высших и средних учебных заведений Республики Бурятия, Усть-Ордынского и Агинского Бурятских автономных округов. Также материалы исследования можно использовать в пропаганде среди населения знаний исторического прошлого, особенно в разрезе современной проблемы возрождения казачества.

Апробация работы. Фрагменты и положения диссертации были апробированы на научно-практических конференциях: на XXXVII Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс» (Новосибирск, 1999 г.), научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня рождения профессора Ф.А.Кудрявцева (Иркутск,1999 г.), научно-практической конференции по историческим и социально-политическим дисциплинам (Улан-Удэ, 1999 г.)

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры отечественной истории и политологии Иркутского государственного университета.

Бурятские и эвенкийские казаки на службе российской государственности.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Бурятское и эвенкийское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII - первой половине XIX вв."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Бурятское и эвенкийское казачество на протяжении второй четверти XVIII - первой половины XIX вв. прошло довольно сложную эволюцию. Эволюция эта обусловливалась изменениями в характере и содержании службы, выполняемой бурятами и эвенками. Сам характер службы, в свою очередь, эволюционировал под воздействием как внутренних (колонизационных процессов, протекающих в Забайкалье), так и внешних (активность дальневосточной политики российского правительства) факторов.

Необходимость защиты дальневосточных владений от посягательств южных соседей заставили русскую администрацию пойти на привлечение местного ясачного населения Забайкалья к военной обязанности, что, в свою очередь, противоречило общей политической линии русской государственности, недопущения к военной повинности и запрету обучения военному делу нерусских народностей, населяющих Российскую империю. В силу пограничности Забайкальского края и малочисленности русских вооруженных сил, неспособных обеспечить соответствующую охрану и оборону границы, ясачные буряты и эвенки, заинтересованные в защите своих «породных земель», оказались привлечены русской администрацией на местах военной повинности, предусматривавшей этап освоения и закрепления Забайкалья за русской государственностью участие в походах против «наступающих народов» (южных кочевников). В период первых контактов русской администрации и местного населения Забайкалья были заключены договоры с представителями родовой верхушки бурятских и эвенкийских племен и родов, предполагавшие обязательную военную повинность и дальнейшем послужившие для возникновения и развития «инородческих» иррегулярных формирований.

С установлением в 20-х гг. XVIII в. четкой русско-китайской границы в Забайкалье добровольная помощь местного ясачного населения была превращена в юридически узаконенную военную повинность. Указом Сената 29 марта 1728 г. «О выдаче знамен бурятским племенам» Российское правительство официально признало ясачных дружины из «инородцев» как единицы иррегулярных формирований, непосредственные функции которых заключались в обеспечении охраны и обороны российской границы по забайкальскому участку. Почвой для этого акта послужили ряд немаловажных обстоятельств. Во-первых, в соответствии с общеполитическим курсом правительства экономии бюджетных средств в начале второй четверти XVIII в. произошло штатное сокращение численности служилых людей, в связи с чем в Забайкалья иррегулярные формирования были представлены в недостаточном количестве, поэтому, естественно служилые люди не могли обеспечить охрану и оборону обширных пространств границ. Во-вторых, в общем стремлении правительства экономии бюджетных средств на содержание служилых людей, привлечение ясачных бурят и эвенков было как нельзя удобным, поскольку казне не приходилось содержать последних, и более того, казна пополнялась ясаком собранным от этих же ясачных «инородцев», содержащих пограничные караулы. В-третьих, бурят и эвенки уже на протяжении достаточно определенного исторического времени доказали свое «усердие и преданность» российскому престолу.

Во второй четверти XVIII в. ясачные буряты и эвенки были основной, если не главной, силой в обеспечении охраны и обороны границы. Особенно Ьольшую роль отводили местные забайкальские власти в мероприятиях по возращению монгольской стороне их перебежчиков, партии которых достигали довольно внушительных размеров, и отражении набегов «мунгальских воровских людей» (харацириков).

В конце 50-х гг. XVIII в. пограничным властям приходится признать, что «инородческая» пограничная стража уже не справляется с основными своими обязанностями по охране и обороне границы. Да и сами буряты и эвенки, доведенные в результате грабительской ясачной политики, злоупотреблений ясачных сборщиков до нищенского положения, стали оповещать власти об обременительности и не возможности выполнения военной повинности (особенно это касалось эвенков). Поэтому властям пришлось признать очевидное и пойти на реорганизацию «инородческой» пограничной» стражи, кардинально изменив ее основы.

Указами Правительствующего Сената от 17 октября 1760 г. и 22 июня 1764 г. были учреждены иррегулярные формирования из забайкальских бурят и эвенков, которым был присвоен статус единиц иррегулярных формирований Российской Империи. Этим актом власти имели ряд положительных обстоятельств, из которых первостепенными были: во-первых, в связи с тем, что бурятские казаки изъявили желание быть зачисленными в казачье сословие на условиях одного лишь освобождения от ясака, а эвенкийским казакам был предусмотрен из всех видов государственного обеспечения один лишь денежный оклад, казной экономились значительные бюджетные средства, так необходимые государству в условиях сложного внешнеполитического курса; во-вторых, российское государство учреждением «инородческих» формирований пополнилось в Забайкалье единицами вооруженных сил, которые были так необходимы в условиях осложнения русско-китайских отношений. В плане организационной структуры учрежденные бурятские и эвенкийские казачьи полки мало чем отличались от русских иррегулярных формирований.

Возросшая с середины XVIII в. потребность усилить охрану и оборону забайкальской русско-китайской границы приводит в созданию в 1772 г. пограничного казачьего «войска», составной частью которого были бурятские и эвенкийские иррегулярные формирования. С 1770-х гг. начинается процесс приведения организационной структуры забайкальского казачества, в том числе бурятского и эвенкийского, в соответствие с принятой в казачьих войсках России. Он характеризовался появлением новых чинов, отделением от казачьих команд сибирских дворян, в числе которых оказались новокрещеные дворяне князья Гантимуровы, и потерей последними своего значения как начальных лиц над казаками, распространением на забайкальских казаков 25-летнего срока службы.

С общим преобразованием управления Сибири по проектам М.М.Сперанского с 1822 г. «инородческие» иррегулярные формирования обрели «внутреннею» организацию. Бурятские и эвенкийские казачьи полки управлялись избранными из их среды атаманами с утверждением их гражданским губернатором. Сотнями заведовали бурятские сотники, пятидесятники и десятники, занимавшие эти посты по наследству. Вхождение представителей бурятских и эвенкийских казаков на первую ступень суда было так же мерой реформирования гражданской жизни «инородческих» казаков. В результате преобразования М.М.Сперанского, бурятские и эвенкийские казаки были приравнены к русским казакам в рассмотрении как гражданских, так и уголовных дел, в отличие от предшествующего периода, когда дела «инородческих» казаков рассматривались «по их древним обычаям, законом и обрядам» тех родов, к каким они принадлежали. Таким образом, бурятские и эвенкийские иррегулярные формирования в дальнейшем процессе своей эволюции приближаются по типу организации и внутреннему устройству все более ближе к положению русских нерегулярных формирований.

В процессе эволюции бурятских и эвенкийского казачьих формирований происходили перемены в организационной структуре, в гражданской и юридических основах существования бурятских и эвенкийских казаков. С 17601770-х гг. начинается постепенное внедрение в «инородческую» казачью организацию регулирующих элементов, прежде всего четкого соотнесения старшин и рядовых; вместо бессрочной службы вводится фиксированный 25-летний срок действительной строевой службы; чины бурятским и эвенкийским казакам приводятся в соответствии с общепринятой казачьей чиновной иерархией и «Табелем о рангах».

В процессе дальнейшего интегрирования служебных обязанностей бурятских и эвенкийских казаков с обязанностями русских казаков, первые с третьей четверти XVIII в. стали использоваться, помимо пограничной службы, и как полицейские служители, что противоречило их крайне низкому уровню материальному благосостояния. Говоря об уровне материального положения бурятских и эвенкийских казаков, непосредственно выполнявших прямые свои обязанности, необходимо отметить, что он с последней трети ХУШ-начала XIX в. неуклонно снижался, поскольку бурятские казаки не имели государственного обеспечения, а эвенкийские казаки, выполнявшие пограничную службы бессменно, получали один лишь денежный вид довольствия.

Ухудшение материального положения бурятских и эвенкийских казаков противоречило стремлению властей привлекать их в качестве основной охранно-полицейской силы. Стремление властей всех уровней разрешить существующее противоречие привело к появлению в конце XVIII - начале XIX вв. серии проектов сибирской военной и гражданской администрации по улучшению материального обеспечения и дальнейшему совершенствованию организационной структуры казачества, в частности, бурятского и эвенкийского. И все же приходится признать, что власти, имея положительные намерения улучшения материального положения бурятских и эвенкийских казаков на протяжении рассматриваемого периода не предприняли каких-либо шагов по улучшению их материального положения.

Нуждающийся в полицейских подпорках дряхлеющий абсолютизм в первой половине XIX в. настойчиво претворял в жизнь идеи создания военных поселений. Казачество со своим укладом жизни и службы как нельзя лучше отвечало этим стремлениям. Сказывалось, кроме того, и общая направленность правительственной политики на создание массовой армии на фоне кризиса в это время ее рекрутской системы комплектования. Через всю первую половину XIX в. тянется цепь положений о различных казачьих войсках. Их целью являлось придание отдельным территориальным и территориально-этническим группам казачества более или менее однообразный тип организационной структуры, порядка отбывания службы, государственного обеспечения и землепользования, четкое определение прав и обязанностей казаков.

Положение 1851 г. о Забайкальском Казачьем войске в системе преобразований представляет замыкающее звено. Периферийность положения Забайкальского края, относительная малочисленность казачьего населения, отсутствие серьезной опасности со стороны как внешнего, так и внутреннего неприятеля и пассивная до середины XIX в. дальневосточная политика России обусловили то, что реформа Забайкальского казачьего «войска» началась в последнюю очередь.

Созданием Забайкальского казачьего войска разрозненные группы русского (пограничные, городовые и станичные), бурятского и эвенкийского казачества были сведены организационно в одно целое.

В социальном плане забайкальские бурятские и эвенкийские казаки представляли собой относительно замкнутую сословную группу, являвшуюся территориально-этнической составной частью забайкальского казачества казачьего сословия. По своим социально-экономическим параметрам эта этническая группы казачества Забайкалья занимала промежуточное положение между привилегированными и непривилегированными слоями российского общества.

Главной функцией бурятского и эвенкийского казачества, как и всего казачества в целом, являлась служба, которая с течением времени сводилась к двум основным обязанностям - поддержанию феодального правопорядка и охране границы. Царизму удалось приспособить забайкальских казаков, в том числе бурятских и эвенкийских казаков, к новым условиям, создав из них поселенное казачье войско, призванное стоять на страже российских рубежей и «подпирать» императорский трон в условиях надвигающегося кризиса политической системы.

Проблема истории бурятского и эвенкийского казачества имеет определенный научный интерес. Территориально-этническая группа казачества Забайкалья, особенно на протяжении всего рассматриваемого периода, имела специфическое развитие, имея ряд отличий от русского казачества Забайкалья. Они основаны были на этнических особенностях коренных народов Забайкальского региона. Однако в процессе интеграции забайкальского казачества «инородческие» иррегулярные части приобретают «единообразие» с другими иррегулярными формированиями, с чем функциональные обязанности бурятских и эвенкийских казаков вместе с другими казаками сводятся к обязанностям поддержанию правопорядка и охране границы.

Вопросы истории бурятского и эвенкийского казачества Забайкалья и всей России в целом с учетом современных проблем в жизни российского общества имеют определенный научный интерес и требуют дополнительных исследований, так как эта тема еще недостаточно освещена современной исторической наукой.

Список научной литературыСамбуева, Любовь Валерьевна, диссертация по теме "Отечественная история"

1. А. Законодательные акты:

2. Акты исторические, собранные и изданные Археографической экспедицией. Т. 14. СПб. 1842.

3. Дополнение к актам историческим, собранным и изданным Археографической экспедицией. СПб. Т. 1-12: 1843-1872 гг.

4. Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. (ПСЗ-2). Т. 7. № 5443; - Т. 26. № 25039.

5. Проекты законов о правах войск казачьих // Сб. РИО. СПб., 1882. - Т. 36. - С. 235244.

6. Устав об управлении инородцев в Сибири // Учреждение для управления Сибирских губерний. СПб., 1822.

7. Б. Статистические материалы:.

8. Кириллов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М.: Наука, 1977.- 444 с.

9. В. Дипломатические сборники

10. Русско-китайские отношения в XVIII веке: Материалы и документы. Т. 1. 1700-1725 гг. / АН СССР. М-во иностр. дел. Главное архивное упр-ние при Совете Мин. СССР. Сост.: Демидова Н.Ф., МясниковаВ.С.. М.: Наука, 1978.-704 е., ил.

11. Русско-китайские отношения в XVIII в.: Материалы и документы. Т. 2. 1725-1727 гг. / Главная редакция восточ. лит-ры. Сост.: Демидова Н.Ф., Мясникова B.C. М.: Наука, 1990.-668 е., ил.

12. Русско-китайские отношения в XIX в. Т. 1. 1803-1807 / РАН Ин-т Д. Востока, М-во иностранных дел РФ. Историко-документальное управление. - М., 1995. - 121 с.1. Г. Юридические сборники

13. Обычное право хоринских бурят: Памятники старомонгольской письменности: Пер. с монг. Новосибирск: ВО "Наука", 1992. - 312 с.

14. Сборник обычного права сибирских «инородцев». Сост. Самоквасов Д.Я. Варшава, 1976.-287 с.

15. Цибиков Б.Д. Обычное право селенгинских бурят./ СО АН СССР БФ Бурят ин-т общест. Улан-Удэ: Бурят. Кн. Изд-во, 1970. - 283 с.1..Архивные документы:

16. Российский государственный архив древних актов (РГАДА):

17. Ф. 24. Сибирский приказ и управление Сибирью. Ф. 199. Портфели Г.Ф.Миллера. Ф. 214. Сибирский приказ.

18. Ф. 1092. Пограничные канцелярии в Иркутске и Селенгинске и пограничное повытье Селенгинской воеводской канцелярии.

19. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА):

20. Ф. 13. Казачья экспедиция Военной коллегии. Ф. 23. Воинской Военной коллегии. Ф. 405. Департамент военных поселений. Ф. Военно-Учетный архив.

21. Архив внешней политики России (АВПР):

22. Ф. 62. Сношения России с Китаем. Ф. 130. Сибирские дела. Ф. 107. Бурятские дела.

23. Российский государственный исторический архив (РГИА):

24. Ф. 468. Кабинет его императорского величества. Ф. 1150. Департамент военных дел. Ф. 1264. Первый Сибирский комитет. Ф. 1265. Второй Сибирский комитет.

25. Национальный архив Республики Бурятия (НАРБ):

26. Ф. 2. Селенгинская степная дума. Ф. 5. Кударинская степная дума. Ф. 88. Управление Верхнеудинского коменданта. Ф. 180. Верхнеудинский земской суд.

27. Читинский областной архив (ГАЧО):

28. Ф. 10. Нерчинская воеводская канцелярия.

29. Ф. 52. Заведующий землеустройством и переселенческим делом в Забайкальскойобласти.

30. Ф. 231. Нерчинский земский суд. Ф. 261. Нерчинский окружной суд. л», начальник эвенкииских родов.

31. I. Исторические сочинения;

32. Исторические летописи. / СО РАН БИОН. Улан-Удэ, 1995.1.. Литература:

33. Агафонов О.В. Казачьи войска Российской империи. М., АОЗТ «Эпоха»: Рус. кн.; Калининград: ГИПП «Янтар. Сказ», Б.г. (1995.). - 556, 1. с. - (Пантеон отечественной славы).

34. Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.) -2-е изд. доп. Хабаровск, 1984. - 271 с.

35. Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири, (по данным, представляемым полным собранием законов). Т. 2. Иркутск, 1886. 278 с.

36. Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири, (по данным, представляемым полным собранием законов). Томск, 1887. - Т. 3. Период от 1742 г. до 1762 г. - 353 с.

37. Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири, (по данным, представляемым полным собранием законов). Т. 4. Период Екатерининского времени. СПб., 1887. - 308 с.

38. Андриевич В.К. Исторический очерк Сибири, (по данным, представляемым полным собранием законов). Т. 5. Одесса, 1889. - XII, - 224 с.

39. Андриевич В.К. Краткий очерк истории Забайкалья от древнейших времен до 1762 г.-СПб, 1887,- XII, 237с.

40. Андриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. - Ч. 1. Период от древнейших времен до установления главенства г. Тобольска до основания Иркутского острога. - 432 с.

41. Андриевич В.К. История Сибири. СПб., 1889. - Ч. 2. Период с 1660 г. до воцарения императрица Елизаветы Петровны. - 487 с.

42. Андриевич В.К. Сибирь в XIX столетии. СПб., 1889. - Ч. 1. Период от смерти императрицы Екатерины II до 1806 г. - XX, 298 с.

43. Андриевич В.К. Сибирь в XIX столетии. СПб., 1889. - Ч. 2. Период с 1806 г. по 1819 г.-425 с.

44. Андриевич В.К. Пособие для написания истории Забайкалья. Иркутск, 1886. -Вып. 1.-207 с.13. riLcuiAcinuii yi./\. вельское хозяйство Сибири конца XIX начала XX в. Новосибирск: "Наука", 1975. - 267 с.

45. Асалханов И.А. Дореволюционные системы земледелия у бурят конец XVII-конец XIX вв. // Рабочий класс и крестьянство национальных районов Сибири. -Новосибирск, 1974.-С. 128-132.

46. Асалханов И.А. Из истории крестьянской колонизации Забайкалья в XVIII-начале XX вв. // Труды БННИИ: Из истории народов Бурятии. Серия историч. Улан-Удэ, 1962. Вып. 10.- С. 73-83.

47. Баккаревич М.Н. Статистическое обозрение Сибири, составленное на основании сведений, почерпнутых из актов правительства и других достоверных источников. СПб, 1810,- XIX., 361 с.

48. Бакшеев Е. Забайкальское казачество (по разным печатным источникам и неизданным трудам есаула Васильева) // Забайкальский хозяин. 1912. - № 2. - С. 33-37, № З.-С. 28-32.

49. Бантыш-Каменский H. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1793 г. Казань, 1882. - XII, 565 с.

50. Баснин В.Н. О посольстве в Китай графа Головина// ЧОИДР, 1875. № 4. С. 103.

51. Батуева И.Б. Изменение форм скотоводства у бурят в XVII начале XX века // Актуальные проблемы истории Восточной Сибири: Тез. доклад, к регион, конф. 15-17 ноября. - Иркутск, 1983. - С. 68-69.

52. Батуев Б.Б., Батуева И.Б. Очерк истории селенгинских бурят. Улан-Удэ: Изд-во ОНЦ "Сибирь", 1994.- 101 с.

53. Бахрушин C.B. Казаки на Амуре. Л.: Изд-во «Брокгауз-Ефрон», 1925. - С. 100.

54. Бескровный Л., Тихвинский С., Хвостов В. К истории формирования русско-китайской границы (XVII-XIX вв.) // Международная, жизнь. 1972. - № 6. - С. 14-29.

55. Беспрозванных Е.Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений XVII -середине XIX вв. Хабаровск, 1986. - 334 с.

56. Бестужев H.A. Бурятское хозяйство. Гусиное озеро. Очерки Забайкальского хозяйства // Декабристы о Бурятии. - Улан-Удэ, 1978. - С. 57-158.

57. Буссе Ф.Ф. Забайкальское инородческое войско. Исторический очерк. // Этнографический бюллетень ТКОПО РГО. 1895. - № 8. - С. 5-64.

58. Быконя Г.Ф. Общее и особенное в развитии государственного феолизма на сибирской окраине в XVII-XVIII вв. // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России. Воронеж: Воронеж, ун-т, 1983. - С. 78-85.

59. Быконя Г.Ф. Русское неподатное население Восточной Сибири в XVIII начале XIX в. Формирование военно-бюрократического дворянства. - Красноярск, 1985. - 174 с.

60. Вагин В. Исторические сведения о деятельности графа М.М.Сперанского в Сибири 1819 по 1822 г. Т. 1. СПб.: Тип. 2-го отд., 1872. - 801 с.

61. Васильев А.П. Забайкальские казаки: Исторический очерк. В 3-х т. Чита,- Т. 1,- 1916.-267 с.- Т. 2.- 1916.-266 с.- Т. 3,- 1918.-348 с.

62. Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. СПб., 1873. -487, 79 с.

63. Воробьев В.В. Формирование населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1975. - 160 с.

64. Выдающиеся бурятские деятели. XVII-начало XX вв. Улан-Удэ: "Бэлиг", 1994,144 с.

65. Гагемейстер Ю.А. Статистическое обозрение Сибири. СПб., 1854 . - Ч. 1. — 356 с. -Ч. 2.-697 с.-Ч. 3.-109 с.

66. Головачев П.М. Сибирь в Екатерининской комиссии. Этюд по истории Сибири XVIII в.-М., 1889,- 127 с.

67. Голубев Е. Унтовое войско.// Байкал. 1990. - № 5. - С. 136-137.

68. Гольденберг JI.A. Каторжанин сибирский губернатор: Жизнь и труды Ф.И. Соймонова. Магадан: Кн. изд-во 1990. - 391, 7. е.: ил.; 22 см.

69. Горюшкин JI.M., Миненко H.A. Историография Сибири дооктябрьского периода (конец XVI начало XX в.) / Отв. ред. А.П. Деревянко. - Новосибирск: "Наука" , 1984. - С. 317.

70. Гуревич Б.П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII первой половине XIX вв. - 2-е изд., доп. - М.: Наука, 1983. - 309 с.

71. Дамдинов Д.Г. К вопросу о происхождении ононских хамниганов// Труды БКНИИ. Серия истор. Вып. 10. - Улан-Удэ, 1962. - С. 169-178.

72. Дамдинов Д.Г. О предках Гантимуровых (титулованных князей и дворян по московскому списку). / Отв. ред. д-р филолог, наук Л.Д. Шагдаров.- Улан-Удэ, 1996.- 92 с. Библиогр.: с. 84-91. .

73. Дамешек Л.М., Кузнецов A.C. Сибирская реформа 1822 г.// Очерки истории Сибири. Вып. 3. - Иркутск, 1973. - С. 116-146.

74. Дамешек Л.М. Из истории развития скотоводства у народов Восточной Сибири в первой половине XIX века // Социально-экономическое развитие Сибири XIX-XX вв. -Иркутск, 1976. С. 39-45. - Библиогр.: с.45.

75. Дамешек Л.М. Ясачная политика царизма в Сибири в XIX начала XX в. -Иркутск, 1893.-234 с.

76. Декабристы о Бурятии: Статьи, очерки, письма. Улан-Удэ, 1975. - 120 с.

77. Демидова Н.Ф. Из истории заключения Нерчинского договора 1689 г. // Россия в период реформы Петра I. М., 1973. - С. 289-310.

78. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVIII в.// Труды ин-та этнографии. Новая серия. Т. 55. - М.: Наука, 1960. - 267 с.

79. Дулов В.И., Тюкавкин В.Г. К вопросу о двух типах аграрной эволюции в России. // Сибирь периода капитализма. Вып. 3. Общественно-политическое движение в Сибири 1861-1917 гг. - Новосибирск, 1967. - С. 18-24.

80. Дылыков С.Д. Из истории селенгинских бурят // Крат, сообщ./ Ин-т народов Азии АН СССР: Монголоведение и тюркология. М.: Наука, 1964. - С. 125-146.

81. Евсеев E.H. И.Д. Бухольц комендант Селенгинской крепости и управления им приграничными с Китаем областями // Города: (Экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период). - Новосибирск, 1974. - С. 56-57.

82. Егунов Н.П. Преобразование административного устройства "инородцев" предпосылка аграрной реформы в Забайкальской области // Ученые записки БГПИ им. Д. Банзарова. Вып. 18. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1959. - С. 45-67.

83. Залкинд Е.М. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. - 318 с.

84. Залкинд Е.М. Из истории крестьянской колонизации Забайкалья в XVIII начале XIX вв. // Труды - Бурят. КНИИ СО АН СССР. Сер. историч. - Вып. 10. - Улан-Удэ, 1962. - С. 73-83.

85. Залкинд Е.М. К вопросу о синтезе в развитии общественного строя // Вторая научная конференция профессорско-преподавательского состава: Тезисы докл. Улан-Удэ, 1967. - С: 19-20.

86. Залкинд Е.М. К характеристике царизма по отношению к бурятам в XVIII в.// Труды БИОН СО АН СССР. Вып. 5. - Улан-Удэ, 1968. - С. 140-149.

87. Залкинд Е.М. Изучение генезиса феодализма у бурят // Проблемы возникновения феодализма у народов СССР: Материалы сессии. М., 1969. - С. 253-265.

88. Залкинд Е.М. Некоторые проблемы изучения истории крестьянства национальных районов Сибири в период феодализма // История рабочего класса, крестьянства и интеллигенции национальных районов СССР. Улан-Удэ, 1971. - С. 59-61.

89. Залкинд Е.М. Некоторые проблемы изучения истории крестьянства национальных районов Сибири в период феодализма // История рабочего класса, крестьянства и интеллигенции национальных районов СССР. Улан-Удэ, 1971. - С. 59-61.

90. Залкинд Е.М. Участие представителей коренного населения Забайкалья в русских административных органах XVIII в. // 50 лет освобождения Забайкалья от белогвардейцев и иностранных интервентов: Материалы научной конференции. Чита, 1972,- С. 87-89.

91. Залкинд Е.М. Общественный строй бурят в XVIII-первой половине XIX в. М., 1985. - 400 с.

92. Замечания о китайско-русской границе, собранные Юлием Клапротом во время путешествия по оной, в 1806 г. // Сев. Архив. СПб., 1823. № 9, с. 184-204; - № 10, с. 253722; - № 11, с. 328-346; - № 12, с. 413-432.

93. Зуев A.C. Формулярные списки городовых казаков Западного Забайкалья последней трети XVIII начала XIX в. как исторический источник// Массовые источники по истории Сибири: Бахрушинские чтения 1989 г. - Новосибирск, 1989. - С. 108-118.

94. Зуев A.C. Русское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII первой половине XIX вв.: Дис. . канд. ист. наук: 07.00.02. - Утв. 28.02.90. - Новосибирск, 1989. -320 с. - Библиогр.: с. 272-290.

95. Зуев A.C. Русское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII первой половине XIX вв.: Автореф. дисс. канд. ист. наук: 07.00.02. (Новосиб. гос. ун-т им. Ленинского комсомола.) - Новосибирск, 1989. - 18 с.

96. Зуев A.C. На страже забайкальской границы (из истории бурятского и эвенкийского казачества) // Байкал. -1991. № 6. - С. 134-137.

97. Зуев A.C. Обзор источников по истории русского казачества Забайкалья. Вторая четверть XVIII первая половина Х1Хв. // Проблемы истории Сибири: источниковедение историография. Бахрушинские чтения. Межвуз. сб. научн. тр. - Новосибирск, 1992. - С. 3-13.

98. Зуев A.C. Обзор источников по истории русского казачества Забайкалья. Вторая четверть XVIII первая половина XIX вв. // Проблемы истории Сибири: источниковедение историография. Бахрушинские чтения. Межвуз. сб. научн. тр. - Новосибирск, 1992. - С. 3-13.

99. Зуев A.C. Проекты реформ Забайкальского пограничного казачьего «войска» второй четверти XIX в.// Роль Сибири в истории России. Новосибирск, 1993. - С. 37-46.

100. Зуев A.C. Русское казачество Забайкалья во второй четверти XVIII первой половине Ä1X вв. - Новосибирск: Изд. НГУ, 1994 . - 191 с.

101. История Бурят-Монгольской АССР. Т. 1. / Под ред. А.П.Окладникова./. Улан-Удэ: Бурят-Монг. гос. изд-во, 1951. - 572 с.

102. История Бурят-Монгольской АССР. Т. 1. / Под ред. П.Т.Хаптаева./ Улан-Удэ: Бурят-Монг. кн. изд-во, 1954. -495 с.

103. Ичев А. Сибирское казачество // Международная жизнь. 1993. - № 4. - С. 96-105.

104. Казаки-буряты за Байкалом //Восточное обозрение. 1888. - № 48. - С. 8-9.

105. Казачество России: история и современность // Социально-политический журнал. -1994,- №3-6.-С. 214-217.

106. Ким Н. К вопросу о земледелии у бурят в XVII веке // История рабочего класса, крестьянства и интеллигенции национальных районов Сибири. (Тезисы докл. и сообщ. научн. конф.). Улан-Удэ: АН СО Ин-т истории, филологии и философии. БИОН, 1971. - С. 66-68.

107. Краснов H. Народонаселение и территория казаков Европейской и Азитаской России // Военный сборник. 1877. - 12; 1878. - № 1-5.

108. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма. / Окладников А.П., Покровский H.H., Дулов A.B. и др. Новосибирск: Наука, 1982. - 502.

109. Кудрявцев Ф.А. История бурят-монгольского народа. M.-JL, 1940. - 242 с.

110. Леонтьева Г.А. Служилые люди Восточной Сибири половина XVII первая четверть XVIII в.: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. - М., 1972. - 23 с.

111. Логиновский К.Д. О быте казаков Восточного Забайкалья // Живая Старина. СПб., 1902. Вып. 2.-С. 140-146.

112. Логиновский К.Д. Материалы к этнографии забайкальских казаков// Зап. О-ва изучения Амурского края. Хабаровск, 1904. - Т. 9. - Вып. 1. - С. 135-140.

113. Львов Л. Общее обозрение Забайкальского края. СПб., 1844. - С. 138.

114. Международные отношения в Центральной Азии XVII-XVIII вв.: Документы и материалы. /АН СССР, Ин-т востоковедения, Акад. наук МНР. Сост. Б.П. Гуревич, В.А. Моисеев. М., 1989.- с.

115. Мирзоев В.Г. Историография Сибири (домарксистский период). Л.: Наука, 1970. -389 с.

116. Мунгалов А. Историческая справка для казаков к 300-летию существования казачьего населению. Иркутск, ?. С. 54.

117. Оглоблин Н. Служба в Сибири Демьяна Многогрешнаго / Чтения Общества Нестера С. I-VII. М., 1887. С. 34-67.

118. Огородников В. Русская государственная власть и сибирские инородцы в XVII -XIX вв. // Сборник трудов профессоров и преподавателей Иркутского университета. -Иркутск, 1921. С. 69-97.

119. Осокин Г.М. На границе Монголии: Очерки и материалы к этнографии народов Западного Забайкалья. СПб., 1906. - 303, 10 ил.

120. Очирова Т. Продвижение русских на Восток (XV-XVII вв.) как концепция евразийского всеединства. // Байкал. 1994. - № 1. - С. 120-135.

121. Павленко Н. Савва Лукич Владиславич-Рагузинский // Сибирские огни. 1978. -№3.-С. 155-168.

122. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российского государства. -СПб., 1788.-Ч. 3.-Половина 1-я. 1772 и 1773 гг.-624 с.

123. Паршин В.П. Поездка в Забайкальский край: в 2 ч. М., 1844. - Ч. 1. - 143 с.

124. Петряев Е.Д. Исследователи и литераторы старого Забайкалья: Очерки из истории культуры края. Чита: Кн. изд-во, 1954. - 260 с.

125. Полюдов Е.В. Казаки // Сибирская Советская энциклопедия. 1931. - Т. 2. - С.427.

126. Прохоров А. К вопросу о советско-китайской границе. М.: Междунар. отношения, 1975. - 287 с.

127. Пуляевский Л.А. Очерк по истории г. Нерчинска (к 275-летию города в ноябре 1928 г.). Нерчинск, 1929. - 20 с.

128. Разумов Н.И. Забайкалье / Свод материалов комиссии для исследования землевладения и землепользования под председательством статс-секретаря Куломзина/ -СПб., 1899.-373 с.

129. Романович-Словатинский А. Дворянство в России от начала XVIII в. до отмены крепостного права. Свод материалов и приготовительные этюды для исторического исследования. СПБ., 1870. - 564 с.

130. Румянцев Г.Н. Селенгинские буряты (Происхождение и родоплеменной состав)// Труды БКНИИ. Серия востоковед.: Материалы по истории и филологии Центральной Азии. -Улан-Удэ, 1965. Вып. 2. - С. 87-117.

131. Рыбаков С.Г. К характеристике семейного быта инородцев Цонгольской инородческой управы (Усть-Киран) // Труды ТК ОРГО, 1902. Т. 5. - Вып. 2. - С. 46-48.

132. ЮО.Семивский Н. Новейшая любопытная и достоверныя повествования о Восточной Сибири. Сиб., 1817. - с. 467.

133. Сергеев О.И. Казачество на русском Дальнем Востоке в ХУН-Х1Х вв. М.: Наука, 1983.-С. 127.

134. Сергеев О.И. Дореволюционная историография Забайкальского и дальневосточного казачества (50-е гг. XIX В.-1917 г.) // Социально-экономическое развитие деревни (дореволюционный период): Сб. ст. Владивосток, 1982 г. - С. 67-72.

135. Силин E.H. Кяхта в XVIII в. Иркутск: Облгосиздат, 1947. - 204 с.

136. Симонов Е. Сибирские казаки на китайской границе // Военный сборник. 1892. -Т. 8. -С. 358-388.

137. Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М: Наука, 1974. - 440 е., табл.- (АН СССР. Ин-т Дальнего Востока).-Библиогр.: с. 357-363.

138. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. М., кн. 1, 1838; кн. 2, 1844.

139. Смолев Я. Три табангутских рода селенгинских бурят // Тр. ТКО РГО. М., 1898. Т. 1. Вып. 3. — С. 79-135.

140. Сычевский Е.И. Историческая записка о Китайской границе, составленная советником Троицко-Савского пограничного правления Сычевского в 1846 г. / Сообщ.

141. B.Н.Баснин. //ЧОИДР.- 1875.-Кн. 2. С. 1-292.

142. ПО.Турунов А. "Мэдэн" (К вопросу о взаимоотношениях русского и монгольского пограничного населения) // Этнографический бюллетень Вост.-Сиб. отд. РГО. 1923. - № 2.1. C. 1-4.

143. Тулохонов М.И. Бурятские исторические песни. / БИОН СО АН СССР. Улан-Удэ, 1973.- 123 с.

144. Федоров М.М. История правого положения народов Восточной Сибири в составе России (VII- начало XIX в.): Учеб. Пособие. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1991. - 192 с.

145. Хорошхин М. Казачьи войска. Спб., 1881. - 311, 67 с.

146. Хоршхин М. Забайкалье. Значение его для государства. СПб., 1893. - 64 с.

147. Хоршхин М. Забайкалье // Военный сборник. 1893. - Т. 4. - № 8. - С. 345-366; Т. 5.-9.- 140-165.

148. Хорошхин М., Путилов Е. Забайкалья казачья книжка. СПб, 1893. - 91 с.

149. Цыбиков Г.Ц. Забайкальское бурятское казачье войско. // Цыбиков Г.Ц. Избранные труды в двух томах 2-е изд., перераб. - Т. 2: О Центральном Тибете, Монголии и Бурятии. - Новосибирск: наука, Сиб. отд-ние, 1991. - С. 152-162 .

150. Цыдендамбаев Ц.Б Бурятские исторические хроники и родословные. Ист,-лингвистическое исследование. Улан-Удэ: Бурят. Кн. изд-во, 1972. - с. 234.

151. Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII XVIII вв. М.: Наука, 1978,- С. 216.264

152. Чимитдоржиев Ш.Б. Исторические традиции культурных связей между Россией и Монголией // Этнические и историко-культурные связи народов. Улан-Удэ, 1983. - С. 2025.

153. Чимитдоржиев Ш.Б. Россия и Монголия. / АН СССР Ин-т востоковедения. М.: Наука, 1987.-С. 233.

154. Шейнфельд М.Б. Историография Сибири (конец XIX начало XX в.) -Красноярск: Краснояр. гос. пед. ин-т, 1973. - 393 с.

155. Шмулевич М.М. Землепользование русских крестьян Западного Забайкалья в первой половине XIX века // Труды / Бурят, ин-т обществ, наук.- 1968.- Вып. 5,- С. 126-139.

156. Шмулевич М.М. Очерки истории Западного Забайкалья XVII середина XIX вв. /Отв. ред. Т.С. Мамсик. - Новосибирск: Наука, Сиб. отд. 1985. - 286 с.

157. Шулунов Ф.К. К истории бурят-монгольского казачества: Краткий очерк Улан-Удэ: Бургосиздат, 1936. - 28 с.

158. Шунков В.И. К истории земледелия Бурятии // Записки БМНИИК. Вып. 25. -Улан-Удэ, 1958.-С. 28-36.

159. Шунков В.И. Вопросы аграрной истории России. М., "Наука, 1974. - С. 376.

160. Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных по истории Сибири. -Иркутск, 1883.-778 с.

161. Щукин Н.С. Очерк Забайкальской области // ЖМВД. 1852. - Ч. 37. - С. 11-48. 130.Элерт А.Х. Экспедиционные материалы Г.Ф. Миллера как источник по истории

162. Сибири / Отв. Ред. H.H. Покровский; АН СССР, Сиб. Отд-ние, Ин-т истории, филологии и философии. Новосибирск: Наука, Сиб. Отд-ние, 1990.-245, 1. с.

163. Эпов Н.И. Забайкальское казачье войско/ Сост. Н.И. Эпов под рук. Наказного атамана. Нерчинск: тип. М.Д. Бутина, 1889. - 75 с. 1 вкл. JI. таб.