автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему:
Дейктическая концепция текста, мышления и культуры

  • Год: 1998
  • Автор научной работы: Устин, Анатолий Константинович
  • Ученая cтепень: доктора культурол. наук
  • Место защиты диссертации: Пятигорск
  • Код cпециальности ВАК: 24.00.01
450 руб.
Диссертация по культурологии на тему 'Дейктическая концепция текста, мышления и культуры'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Дейктическая концепция текста, мышления и культуры"

На правах рукописи

Усгаи

Анатолии Константинович

Деистическая концепция текста, мышления и культуры

24.00.01 - теория культуры

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора культурологических наук

Санкт-Петербург 1998

Работа выполнена на кафедре гуманитарных дисциплин в Пятигорском институте управления, бизнеса в права

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор, действительный член Академии гуманитарных наук М.С.Каган

доктор философских наук, профессор, действительный член Академии гуманитарных наук А-А.Грякалов

доктор филологических наук, профессор Г.И.Богин

Ведущая организация:

Санкт-Петербургская государственная академия культуры

Защита состоится «ягт^хя 1998 г. в. /6 часов на заседании Диссертационного совета Д - 113.05.15 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора культурологических наук при Российском государственном педагогическом университете им. А.И.Герцена по адресу: 191186, Санкт-Петурбург, наб. реки Мойки, 48, корпус 6, ауд. 42

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке РГПУ им«А..И.Герцена

Автореферат разослан /? _ 1998 года.

Ученый секретарь Диссертационного Совета кандидат искусствоведения

Т.М.Ханина.

Диссертация представляет собой культурологическое исследование широкого комплекса проблем, касающихся глубиппо-генетического строения текста культуры в ретроспективе его исторической, а именно, культурогеппо-деиктичсской эволюции от древнего этапа к модернизму.

Актуальность исследования.

Актуальность исследования глубинного дейксиса, прошедшего через диахроплые фазы культуротекетостроительства, определяется его связью с новыми тенденциями в развитии интегративной науки о тексте.

В последнее время, как известно, теория текста, бывшая ранее только филологической парадигмой, охотно и заинтересованно воспринимает теоретические результаты других, параллельных гуманитарных наук, трактующих: текст или применяющих те или иные специальные методики его изучения.

В конце столетия текст выдвигается в эпицентр научного дискурса. «Всякая наука, даже не гуманитарная, отныне, согласно постструктуралистским представлениям, отчасти является «наукой о тексте» или формой деятельности, порождающей «художественные» тексты. В то же время, поскольку всякая наука теперь ведает преяеде всего «текстами» («историями», «повествованиями»), литературоведение перерастает собственные границы и рассматривается как модель науки вообще, как универсальное проблемное поле, на котором вырабатывается методика анализа текстов как общего для всех наук предмета»1

Такое положение дел требует консолидации разнонаправленных аналитических методологий. Рассматриваемый в диссертации подход позволяет выявить возможности продуктивного междисциплинарного взаимодействия, поскольку становится заметным тот факт, что основную тяжесть решения острейших концептуальных проблем современной «нарративной науки», эпицентрической по отношению к культуре, берет на себя не столько филология, сколько философия, в частности, философия культуры, культурология, семиотика и герменевтика.

В этой связи М.С.Каган, например, ставит в направлении «развития междисциплинарных и трансдисциплинарных исследований, объединяющих все отрасли гуманитарного знания», такие цели, чтобы их «взаимное опыление» способствовало развитию каждой из них, а философия культуры стала «своего рода общей почвой», на которой будут произрастать «все гуманитарно-культуроведческие дисциплины»^ Только взаимообогащающая методология указанных наук в своей совокупности обретает эффективную способность проникновения в глубь накопившихся в течение длительного времени проблем.

Актуальная целенаправленность работы состоит, таким образом, фактически в том, чтобы репродуктивно-синтетическнм путем с участием

1 Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.,1996,с.5.

целой группы единонаправленных наук декодировать естественные влияния и структурные отпечатки культуры на диахронио-синхронной орто-гонали культурогенной эволюции текста.

Отсюда возникает вопрос: что требуется предпринять в целях максимально эффективного анализа литературно-художественного текста, испытавшего на своем пути становления, т.е. в практике неизолированного эволюционного культурогенеза множество разнообразных влияний со стороны всего того, что создано культурой в целом?

Благодаря ответу на данный вопрос можно определить специфические свойства, придавшие виртуальному и актуальному тексту его современный архетипический облик, а именно, вид глубинной, многоуровневой и многоярусной семантико-семиотмческой формы, несущей на себе слои и пласты исторических трансмутаций - главной заботы последовательного диссертационного анализа.

Предлагаемый в работе семиодейктический вариант «глубинной теории текста» впитал в силу необходимости современные течения аналитической мысли - модернизм, постструктурализм, постмодернизм, де-конструктивизм, что должно было, по идее, послужить на пользу новейшим и актуальнейшим аналитико-интерпретативным методикам рассмотрения текста, способного принять на себя ведущую роль в культуре.

Для заявленных целей в диссертации под определенным углом зрения актуализировались - с выходом на дальнейшие исследовательские перспективы - фундаментальные отечественные и зарубежные теоретические направления в сфере структурного изучения литературно-художественного текста, созданные Ю-М.Лотманом и В.Я.Проппом, достижения отечественной,а также французской, польской, итальянской литературоведческой семиотической мысли, теоретические взгляды М.М.Бахтнна, М.С.Кагана, Л.С.Выготского и других видных ученых, так или иначе трактовавших культуру или ее текстообразовательную, метафизическую, эстетическую, культурологическую или психологическую среду.

Следует отметить, что наиболее благотворное влияние на нашу исследовательскую стратегию оказала отечественная филологическая герменевтика, представленная в лице Н.О.Гучинской и Г.И.Бопша.

Степень разработанности проблемы.

Средством деконструктивиого анализа архетипического текста в диссертации является дейксис, который, представляя одно из важных понятий в психологии, лингвистике, лингвистике текста, теории и практике языковой коммуникации, не претендует пока еще на сколько-нибудь функционально или концептуально весомую роль в культурологии.

Тем не менее, при презентации степени разработанности поставленной проблемы мы говорим о двух названных таксономиях - коммуникативно-языковой, эпистемологическв изначальной, и культурологической, продолжающей. Развертывание дейктической парадигмы начинается с «элементарного дейксиса», каковым является дейксис местоименный.

2 Каган М.С. Философия культуры. - СПб, 1996, с 8. 4

Дейксис сам по себе (греч. скшБ - указание) обозначает указание в смысле лексического значения или грамматико-синтаксической функции. Любое высказьтание, речь, текст так или иначе соотносятся с вне-языковой и внутриречевой ситуацией, в которой они порождаются и в этом смысле «дейксис служит для актуализации компонентов ситуации речи и компонентов денотативного содержания высказывания»1

Главное внимание в лингвистическом дискурсе привлекается к т.н. «ролевому дейксису» как указанию на участников речевого акта, то есть говорящего и адресата, местоимениям 1-го и 2-го лица, указанию на предмет речи, местоимениям 3-го лица.

Дейксис выражает также степень отдаленности объекта высказывания, временную и пространственную локализацию сообщаемого факта и как один из способов грамматической, анафорической референции соотносится с номинацией в едином акте речеобразовання.

В последнем функциональном значении дейксис вторгается в текстообразовательную сферу (через опосредующие модели субституции, репрезентации и местоименно-дейкппескую модель текстопостроения) со всеми вытекающими отсюда последствиями: поскольку парадигма текста является парадигмой культуры, то и сам операциональный аппарат становится принадлежностью последней.

Признаем, что указанный фактор парадигматической транспозиции чреват нежелательной тенденцией его системного «размывания» (требуется все больше и больше эпистемологического воображения, чтобы локализовать благоприобретенные культурологические функции в операциональном ареале общеизвестных), а также необозримым ракурсом открывающихся эвристических перспектив.

В эгах перспективах культура, как некая гигантская рассчетяая матрица, «раскатывается» от горизонта до горизонта и подставляется вместо текста: текст становится «семиотическим монитором» культуры. (Его узкий внутренний просцениум забыт и заброшен вместе с претенциозной лингвистикой текста. Аналитик теперь имеет дело с бескрай' ним универсумом эволюционных звеньев культурного семиозисаЛ

При этом операциональный язык, эта труднопостигаемая и труд-ноизвлекаемая из субстрата алгебра науки, остается общепонятным, межпредметным и синтетическим - текстуальным.

Из возникающей отсюда перспективы «тотального семиотического дизайна» культуры предпочтение должно быть отдано его неисследованному и древнейшему субстрату - генетической глубине как первопричине и стратегическому плаву культурной эволюции.2

1 Лингвистический энциклопедический словарь. - М., 1990, с. 128.

1 Желание проникнуть в нее выражается в последнее время все настойчивее, стоит только вникнуть в смысл и науховедческую атмо-

сферу нижеследующего высказывания, в какой-то мере имеющего отношение к актуальной теме диссертации: «Можно сказать, что символы как мифы культуры читались исследователями по вертикали, а

Надо признать, что богатой и разносторонней эволюции дейкти-ческого понятийного аппарата в его широком концептуальном значении способствовали такие исследователи античности и современности, как Аристотель, Дискол, В.Гумбольдг, Г.П.Павский, А.А.Потебня, Г.Пауль, Ч.Пирс, Б.Рассел, Ч.У.Моррис, К.Вакернагель, К.Бругман (впервые использовавший узкий термин «дейксис»), К.Бюлер (предоставивший науке его широкое функциональное определение), Л.Блумфилд, В.Е.Коллинсон, А.Фрей, Ф.Боас, Э.Сепир, М.Сводеш, Ш.Баяли, К.Хегер, Э. Кассирер, Р.Якобсон, Э.Бенвенист, Л.Теньер, ДжЛайонз, В.В.Виноградов, Н.Д.Арутюнова, Ю.ССтепанов, Р.Харвег, Ч.Филлмор, Г.Рау, К.Зеннхольц, Е.Курилович, Д.Вундерлих, В,Клейн, И.А.Стернин, Ю.А.Левнцкий, Е.В.Падучева, М.И.Откушцнкова, Е.М.Вольф и другие.

Судя по именам перечисленных ученых, фронт прагматизации дейксиса в гуманитарных науках и культуре в целом обязан быть максимально широким и оптимально продуктивным.

Однако грандиозные исследовательские перспективы дейксиса все же не способствовали в конечном итоге преодолению узких рамок лингвистики текста или коммуникативной психологии и его превращению в предмет обсуждений с позиций культурологии, философии, эстетики, герменевтики и семиотики, т.е. с позиций всеохватного унитарного взгляда.

Широта и многообразие функциональных валентностей сами по себе, увы, не являются аргументом. Так что, к сожалению, лингво-психо-логическая, информационная или иная интерпретация дейксиса к разрабатываемому на нашем материале дейктическому аппарату имеет лишь косвенное отношение, если только не узаконить, наконец, восприятие дейксиса не только как коммуникативного, но также и как феномена -одного из важнейших топосов структуральной гуманитарной культуры.

Культурогенный дейксис может и должен рассматриваться, подобно полярной рече-языковой дихотомии «указание - называние», в глобальном контексте культур отекстостроитель ства как основополагающая конструктивная пара: «культурная материя - организация». Как ишф-терная система, он способен «распасовывать» культурную субстанцию по всем сферам и уровням, горизонталям и вертикалям Текста.

символы как мифы цивилизации • по горизонтали. Символ-миф уводил с поверхности культуры сегодняшнего дня в ее архаические пласты, хранящие символику бессознательного. Для экзистенциалистов, персоналистов, неофрейдистов, представителей философской антропологии символ - это тоннель, «лаз» в подполье культуры, соприкосновение с невидимой глазу плазмой, создающей своими импульсами напряжения на поверхности культуры, конфликты современной жизни. Их корни - там, в глубинах бытия. И философия культуры спускается к ним, к Эросу и Танатосу, жизни и смерти. Горизонтальное же измерение символических структур дает картину бесконечного разнообразия сетей коммуникаций, которыми опутано современное общество». - см. Философия культуры. Становление и развитее.-СПб, 1998, с.161.

Подчеркнем, что оснований для подобной операциональной транспозиции достаточно. Например, К.Бюлер, концепцией которого пользуются ученые в последнее время, создавал свой психологический дгйктический дискурс на оси парадигматики, как создают любую науку в ее исходной точке эпистемологической, концептуальной иррадиации, в то время как последовавшее за этим практическое приложение бюлеровской теории закономерным образом поставило вопрос о ее линейной, синтагматической прагматизации. Однако не это теперь главное.

На исходе продуктивиейшего в смысле разработок формализованной семиотики и текстовой структуры XX столетия исследователь не может, как представляется, продолжать смотреть на дейксис глазами его основоположников. Уже с самого начала его можно и следовало бы, чтобы не «сдавать в архив», изучить через семиотическую призму Сос-сюра и структурализма и всмотреться в него через толщу гетерогенных эволюционно-текстообразовательных процессов культуры. В названном ракурсе впервые обнажается вертикальное измерение дейктического функционализма в эстетической культуре, ее смыслонесущая Вертикаль.

Ожидаемого нами эвристического эффекта не дает в изоляции ни субституционная, ни репрезентационная, ни текстообразовательная теория местоимений, положенная в основание исходной, аналоговой дейкти-ческой модели, действующей на текстовой поверхности. Новый функциональный субстрат: культурогенный дейксис, приводящий в действие КДМПТ, культурогенно-дейктический механизм построения текста, синтетически выделен совершенно иными методологическими средствами и на определенно ином гносеологическом фундаменте.

Его выделение осуществлено со стороны текста и культуры, я не со стороны знака. Знак без культуротекста слишком контекстуален, слишком текстопингеистичен, незряч и беспомощен. Только лишь его неограниченные проекции в многомерном пространстве культуры способны нащупать ее каузально-генетические планы.

Целью диссертационного исследования в связи с вышесказанным является создание концепции текстообразования, которая своим обязательным компонентом включала бы представление о тексте, как о построенном делегированными изнутри, из его собственного исторического содержания текстостроительными средствами глубинной кодификации.

В ходе интерпретативного анализа культуротекста выявилась тем самым необходимость изучения бесплотных, пустотных, многомерных, иерархически изоморфно-пластичных, гомофункциональиых. семантически беспредельно насыщаемых историческим контекстом, высокомобильных. генетически обусловленных и преосуществленных. сугубо культуротекстостроительных знаков третичной семиотической системы.

По идее исследования эти средства должны обладать свойствами, среди которых следует выделить стабильность, обязательность, активность. универсализм, способность организовывать текст по всем синх-ронно-диахронным срезам и уровням в его функциональной пластике.

общими свойствами, присущими дейксису вообще. Стремлением диссертанта является, таким образом, попытка первого, возможно, не совсем уверенного шага на пути проникновения в глубинные, генетические структуры культуротекста: то есть текста и, соответственно, культуры как нераздельных феноменов формы и содержания.

Подобный культурогенный ракурс видения текста не может не сфокусировать историческое текстообразование в новом информационном свете, способном доказательно прояснить суть и смысл происходящих в недрах культуры и отражающихся в ее генетической матрице процессов.

К задачам диссертационного исследования относится тем самым выявление стратегической программы культурогенетического поиска таких планов и знаков (операциональных средств) культуры и/или текста, которые бы обладали способностью диагноза и экспликации глубинных культурных процессов генетического текстообразования.

Для достижения поставленной цели потребовалось:

• проанализировать свыше 400 работ отечественных и зарубежных ученых, содержащих те или иные сведения о структуре текстообразования, что оказалось важным для анализа разных культурно-истсричесетгх этапов па фспг смел эстетика-философских парадигм;

• снабдить текст диссертации аутентичными и адеквантыми теоретической концепции наглядными схемами;

• осуществить общекультурный, общеориентационный, а затем проверочно-контрольный, не зафиксированный в корпусе исследования типологический пред- и постанализ, который был призван определить общее гноеео-методологическое направление исследования и убедить диссертанта в возможности вынесения сложного, возможно, спорного диссертационного проекта на суд научной общественности;

• ввести целую систему новых понятий, которые бы удобным и эффективным образом опосредовали осуществляемый генетический анализ культуры и ее дейктического семиозиса, являя собой одновременно семиогенетический итог культурно-исторического развития текста.

Попытаемся вкратце очертить концептуальные основания нового понятийного аппарата перед изложением главного содержания.

Итак, поскольку текст в диссертационном исследовании представляет собой полноструктурное, эволюционирующее тело культуры с его интертекстуальной глубиной и материальной поверхностью, то он концептуально составляется поэтому из двух главных ипостасей - привычного нам всем «физического» интерьера («физического», «типографского» текста) и интертекстуального экстерьера, в котором фабула семиотически «замышляется» перед своей материализацией.

Широкое историческое представление о культуротексте (специализированном термине для текста культуры), приватом в исследовании за основу, позволило зафиксировать в генетическом теле культуры уникальное эволюционное событие - его дифракцию (разлом, раздвоение) в

эпоху Ренессанса на уровень замысла и коррелирующий с ним уровень исполнения. Оба понятия должны воприниматься элементарно и традиционно, несмотря на науковедческую новизну применительно именно к культуротексту. Уровень замысла, о котором уже упоминалось выше, генерирует разве что не «психо-биографический», а «структурологичес-кий» замысел, «вещественно» вычитываемый из готового текста, а не разыскиваемый по архивам и бивуакам поэтической судьбы.

На уровне замысла текста, с интертекстом, понимаемым как единый иптегративный первоисточник культуры, состоящий из набора «сквозных тем» и «бродячих сюжетов» (дополненном диссертантом в рематической части экзистенциалами «жизни», «любви» и «смерти»), работает «автор-интерпретатор» - деятель культуры, любой читатель вообще, интерпретирующий и привносящий те или иные творческие элементы.

Историческая эволюция культурного семиозиса позволила обнаружить на генетической глубине текста в их генетической редукции не одну, а целый ряд структур и подструктур, позволяющих судить о плотном составе и напряженной жизни глубинно-кодовой системы культуры, ее генетического «поддона». Все они имеют дейктический характер. Центральная и главная генетическая структура, определяющая все и вся в эстетической культуре - это генетический код культуры, совпадающий по составу с логико-диалектической триадой, но отличающийся от нее своими эстетическими функциями. Несущий основную долю наследственной информации, главный код культуры мутирует, превращаясь из триады в диаду с вытекающими отсюда следствиями и катаклизмами.

Актуалнзационное образование от генетического кода составляет структура творческого акта, фиксирующая времен'ные трансмутации объективированного генетического кода и составляющая по отношению к последнему индивидуально-личностный и в то же время архетипический творческий образ - «почерк гения» и «почерк эпохи».

Уникальным является понятие креативной строчки, лежащей у основания структуры творческого акта и позволившей в конкретном' случае диссертационного исследования наиболее эффективно, нараду с иными дополнительными операциональными средствами, выявить семиодейктический дифференциал в глубинной структуре текста Шекспира и текста Гете. У первого творческая энергия привязана к узко-фразовому, ядерному контексту культуры с его предельной смысловой контрас-тацией, грозящей буквально разорвать минимальные рамки синтагматического контекста, в то время как у второго эта энергия разряжается, переходя с онтологических регистров контрастации на экзистенциальные, перетекая го ядерного уровня фразы в контрастивные сферы текста или в структурно-аморфные «супрафразовые» или «субтекстовые» массивы.

Текстообразователышя серия как термин и понятие модернистского (музыкального) письма только в том случае сможет укорениться в филологии или культурологии, если она будет спроецирована на архети-пическую структуру эволюционирующего текста в целом, начиная с его древнего и классического облика и заканчивая модернистским. Тексто-

образовательная серия - это «технологический акт» текстотворчества в принципе, и подобное предельно широкое понятие так же необходимо для научного поиска диссертации, как и другие, аналогичные.

В понятии «хонтрастация», в какой-то степени функционально, но не генетически родственном обыденным «контрасту» и «бинарности», интересным моментом может показаться его глубинная укорененность в культуротворческой среде, а не спорадическая встречаемость на текстовой поверхности. Контрастация строит текст с начала до конца, она выстраивает все эстетико-симметрическое «древо культуры» в целом, и в этом понятийное и принципиальное отличие «коитрастации» от «бинарности» Р.Якобсона, КЛеви-Стросса и Ю.М Лотмава.

Третичная моделирующая система, постоянно упоминающаяся в исследовании, - это его главный процессуальный движитель и его главный результат. Весь впервые обнаруженный семиозис работает на нее, представляя разные этапы ее эволюционно-дейктического становления.

Третичная моделирующая система, в отличие от «вторичной», питается своими собственными материализованными ресурсами и сполна «заслуживает» свою атрябутацию как именно «система» и как именно конкретным образом «моделирующая» культуротекст. В ее основании -культурогенный дейксис, тот семиотический материал, из которого строится исторический, архетипический текст, системно наиболее полно и эффективно - в классический период и предельно релятивированно, в виде алгоритмических позиций - в модернизме (позиции - удвоенные культуро-гемы «жизнь - смерть», «любовь - смерть», стабилизировавшиеся в итоге культурной эволюции в виде «тезиса - антитезиса»).

Фактически, главное содержание диссертации посвящено данной, специфической и предельно важной для культуры моделирующей системе, этому процессуальному и итоговому кпоФ-Ьо**'. Важно было не только составить ее современный семиотический облик, но и для убедительности исчерпывающим образом запечатлеть ее исторический генезис.

Методологическая основа исследования.

Важность обращения к методологии исследования объясняется тем, что к области ее компетенции относится анализ тех мыслительных средств, с помощью которых осуществляется познание. Значение методологии состоит, в частности, в том, что с ее помощью формируется определенное видение научного объекта.

Достижение указанных выше научных целей ставит на повестку дня обширную методологическую программу разрешения сложнейших структурно-характерологических проблем культуры.

Исходя из ее общегенетических принципов и глубинного эстетического генезиса, диссертант представляет новый вертикализованно-иерархический интерпретативный взгляд, учитывающий, в том числе, и синтагматическую горизонталь, и весь гигантский комплекс диахронных идей (в частности, «вертикальную» парадигматику), связываемых с текстом как с генетическим культуропродуктом. Для такого уровня абстракции требовалось постоянное сопоставление, попеременное структурно-

типологическое «накладывание друг на друга» трех основных культурно-исторических этапов - древнего, классического и модернистского с учетом их эстетических, нравственных, социальных и философских парадигм. Порождающая культуру ментальность обретала крупномасштабные генетические формы по эволюционной глубине и по историческому размаху. Модернистский тип мышления, например, впервые фиксировался не у Бодлера или Крученых и даже не у Пушкина, а у Шекспира и Гете.

Декларируемый объем теоретического охвата позволил тем самым в динамике исторических преобразований усмотреть уникальный гносеологический ряд - полноструктурный художественный текст с его материальной поверхностью и интертекстуальной, культурогенной глубиной.

Реферируя текст диссертации, уместно напомнить и о том эвристически и эпистемологически напряженном предварительном труде, который непосредственно не вошел в корпус исследования. Речь идет сразу о нескольких методологических направлениях структурно-семиотической рефлексии, которые «вывели» исследователя на глубину культуротекста. Это были крайне ответственные для излагаемой здесь концепции и для самого диссертанта методологические решения.

Так, развертывая в идее культурное текстотворчество вдоль оси диахронии, исследователю было важно, например, осуществить сравнительное «наложение» текста модерниста Шенберга (Бодлера, Хлебникова, Цветаевой) на текст классика Моцарта (Пушкина, Гете, Шекспира). Оказавшаяся «липшей» структурная деталь в моцартовском (классическом) тексте была принята после долгих размышлений за «физический» текст классического типа, точнее за уровень исполнения, который затем под напором времени к XX веку «стирается» и исчезает, уступая место обнажившемуся концептуально-рационалистическому, глубинному проекту культуры: невидимой части культурного «айсберга», ее главному генетическому достижению по массе и качеству - уровню замысла.

Осознание такого рода и масштаба культурно-исторических изменений, а также факта транспозиции концептуального уровня культуры в однострагный, безглубинный модернистский «текст» (точнее, в технологизированный, двухпозиционный, интерпретативистский тексто-образовательный алгоритм), многое дало для понимания эволюционных процессов дейктического семиозиса и культурогенеза.

Другим путем было приложение теста на предсказуемость к аналогичным явлениям культуры - крупным, этапным, общенациональным, на фоне которых легче обнажаются сходства и противоречия. Ставился вопрос: если благодаря тесту известно (разумеется, с оговорками), как отличить гения от негения, то каким образом можно отличить гения от гения? Текст гения от всех прочих текстов? Как различить все прочие тексты между собой? Какова в целом дифференциальная историческая формула - семиогенетический «шифр» текста?

Итоговые результаты предсказуемостного анализа подтвердили вышеприведенные методологические наблюдения, позволив выявить лежащие в основе эволюционных процессов универсальные семиоти-

ческие агенты. Разрабатываемая научная тема проводилась затем через основные регистры и сферы культуры, окончательно утверждая дейкти-ческие первоконцепты, на которых выстраивается культура.

В ходе контрастивяого аналитического осмысления выяснилось, что методологическое единство взгляда на обсуждаемый объект наиболее ясно и четко предоставляется со стороны интегративных, первоконцен-туальных, ядерных, глубинных, культурогениых дейктических знаков как основополагающего функционального и универсального культурного семиосубстрата. Именно они, подобно генетически родственным свету и тени в изобразительном искусстве, ладотональности в музыке, ноль-единице в компьютерной записи, составляют первичный и главный рефлексивный фундамент словесного искусства и его тскстодействования.

Данный операциональный предел повлек за собой необходимость широкого топологического анализа содержания культуры.

Научная новизна положений, выносимых на защиту.

Научную новизну работы следует искать в выборе такого ракурса зрения на текст, который позволяет увидеть его главные перспективы и смыслосозидающие культурные проекции и, соответственно им, его матричное, диахронное и синхронное сечение.

Именно такого рода ракурс можно соответственно определить как глубинный, а текстоисследовательский принцип как культурогенный, т.е. основанный на диахронной культурогенетической проекции.

Текст в подобном теоретическом измерении представляется комплексным научным объектом, перемещающимся во времени и пространстве и приобретающим те или иные детерминативные качества, обобщаемые в виде структурно-функционального алгоритма.

Фокусом предлагаемой научной концепции, связывающей воедино вытекающие отсюда научно-теоретические и прагматические детали, является, таким образом, понятие материализованной, т.е. субстанционально структурированной глубины, обретенной текстом на определенном отрезке своего исторического становления путем расслоения с началом нового мышления в период Ренессанса тотальной структуры текста на не диагностированный пока еще концептуальный нижний уровень и привычную исполнительскую «поверхность».

Собственно новым в исследовании является тем самым создание представления о тексте, как о тшлшт двухуровневом образовании в структурно-семиотическом плане и как об исторически эволюционирующем объекте - в генетическом.

Это образование детерминируется в целом функционированием отчасти открытого (местоимеино-дейктического), отчасти скрытого (культурогенно-дейктического) механизмов дейкгаческого текстообра-зования, действующих, соответственно, на поверхности и глубине.

Теоретическая новизна исследования заключается в привлечении и использовании обширного научного материала по тексту, до сих пор текстовой проблематике не адресовавшегося, рассмотрении через призму

исторического функционирования минимального числа материальных знаков-первокониептов. единых для автора, читателя, текста и культуры.

Тем самым текстообразовательная проекция «автор - текст -культура - читатель» обретает вид гомологического ряда, декодируемого с помощью универсальных культурогем.

Эта новизна может быть также дополнена описанием широкого операционального аппарата, потребовавшегося для диахронно-синхрон-ных манипуляций с текстом и состоящего из генетического кода куль-туротекста, креативной строчки, текстообразовательной серии, структуры творческого акта, понятия об авторе-интерпретаторе, интерьере и экстерьере, вертикали, глубине и поверхности и проч.

На защиту выносятся идея культурогенного дейксиса как формы художественного мышления аналогичной известной логико-диалектической триаде в следующих типах и видах мыследеятельности человека:

а) в тексте (в ввде «структурологического замысла»),

б) в генетическом культуротексте (в виде интертекстуального, онтологического, концептуально-рационалистического уровня),

в) в художественном мышлении,

г) в культуре (в виде ее мысле- и текстодействоеания).

Тем самым требуется защитить общественно-научную необходимость в историческом классе многомерных, иерархически пластичных, семантически и семиотически беспредельно насыщаемых, культурно обусловленных культуротекстостронтельных знаках третичного семиотического типа, породивших в классическом тексте концептуальную глубину, а в модернизме - технотекстовоспроизводящий алгоритм.

Практическая значимость и апробация результатов исследования. Трудно оценивать практическую значимость работы в тот момент, когда она еще не до. конца покинула, как нам кажетея, материнскую концептуально-теоретическую сферу и имеет в своем активе лишь один-единственный случай герменевтического расследования признанного самим автором факта литературного плагиата.

Тем яе менее, представляется, что ее результаты могут быть в

|**ПЛ >П ЧЙПОШ ( П ^ТЯТТЛЛП/КгГТТ 1МТ 1П1||||ПП ПППЛГ //ГАПАТТО^А ПМЧ1 \sii t!»-1 ||*ь,;*.....1Г М 9 «Ш1 ^ иши« Ш1) Ч* V- 1 кИЧЪ

текста», культурогенезе, филологии, литературоведении, истории эстетики, искусствознании, структурализме, семиотике, аксиологии, искусств о-метрии, теории текста и культуротекста, в разнообразных частных методологиях, интерпретации и анализе.

Возможно, как кажется, также их использование в качестве теоретического основания для теста на предсказуемость, для структурной герменевтики, для глубинной теории кульгуротекста, для «вторичной моделирующей системы», деконструктивной теории и деконструкгивион практики, для консолидированной информационной модели художественного текста, для объяснения семиоструктурной сущности модернизма, деконструктивизма, постструктурализма, постмодернизма и иных современных парадигм мышления, для понимания эволюционной сути эстетических мыслительных процессов вообще.

Апробация работы. Основные идеи и результаты исследования были опубликованы в методических рекомендациях, 9-ти монографиях и 13-ти научных статьях общим объемом свыше 65 пл..

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, 14 разделов, заключения и послесловия, краткого словаря новых терминов, списка литературно-художественных источников и библиографии (439 наименований иа русском и иностранных языках). Основное содержание работы.

В диссертации предлагается определенный комплекс семио-структуральных идей, пригодных для проникновения в гипотетическую подповерхностную сферу текста. Главной составной частью в нем является культурогенный денксис. Три универсальных символа глубинной генетики - «жизнь», «смерть», «любовь», совпав по культурно-исторической функции с логико-диалектической триадой «тезис - антитезис - синтез» и образуя сеть диахронно-генетических структур, пропускают через себя текстовые и интертекстуальные смыслы культуры, демиургической личности и интерпретирующего индивида.

Тем самым предполагается, что в процессе культурной эволюции художественная субстанция вырабатывает в себе по типу лингвистической контрастивной модели рече- и текстообразования инвентарь универсальных функциональных знаковых средств, способных удовлетворять всем кардинальным требованиям культуротекстостроения как на глубинном уровне замысла, так и на поверхностном уровне исполнения. Дейкгический комплекс исторически соразмеряется со всеми глубинно-кодовыми культурными образованиями и принимает их отраженный синкретический вид, преобразуемый затем культурой в аналитику.

Конкретным содержанием диссертации в целом является следующее: сначала выводится априорно-аналоговая концепция дейксиса глубины, применимая к строению текста/интертекста, художественной культуры и художественного мышления, а затем подыскивается специальный набор операциональных средств, способных практически проникнуть в генетическую глубину названных теоретических объектов и феноменов.

Во введении обосновываются необходимость и принципы решения актуальных вопросов глубинно-генетического текстообразования, заявляется новый структурно-семиотический подход к достижению поставленных целей диссертации, устанавливается важность культурогенетичес-кого переосмысления свойств дейксиса на историческом фоне текста.

Под углом зрения своих акцентированных функциональных притязаний художественный текст представляет собой вторично-знаковое образование, отражающее общекультурный глубинный проект во всей сложности его виртуального и актуального строения.

Ясное представление об обязательности фонового существования культуры как некоего текстосозвдательиого субстрата служит для аналитика напоминанием о культурогекетической сложности художественного текста с его синхронией и диахронией, глубиной и поверхностью,

горизонталями и вертикалями медленного, но неукоснительного механизма раскручивания исторической эволюции.

Созидающая культура, пребывая, как на первый -взгляд может показаться, в хаотическом состоянии, формирует регулярно и методично, в прямой зависимости от исторического периода и доминанты соответственных ментальных парадигм, производимый текст, налагая на пего тот или иной структурный отпечаток.

Такого рода культурогеяные отпечатки на изменяющемся историческом облике текста подлежат таксономической дешифровке средствами не созданной пока еще диахронной, или глубинной семиотики, в распоряжение которой должны быть переданы знаки лингвистической, эстетической, философской и герменевтической кодификации.

В I главе, названной «Теоретические предпосылки описания культурогенно-дегагшческого механизма построения художественного текста», формулируется и теоретически обосновывается методология научного поиска в направлении глубинного плана культуротекста. Для этого был проведен анализ научного состояния изучаемого теоретического объекта и сделаны выводы относительно возможности исследова-< ний на указанном гносеологическом направлении.

Категория знаков подлежит таксономическому описанию в рамках "вторичной моделирующей системы" как системы знакового тексто-строительства, что представлено в трудах семиотических школ.

Отсутствие в понятийно-терминологическом аппарате названных школ точных внутрисистемных определений основных операционально-исследовательских инструментов подтолкнуло автора к мысли о существовании определенного разряда предельно абстрагированных и универсальных функциональных знаков высшего порядка, которые возникли из эволюционно-исторической сути текста в процессе становления последнего, будучи будто специально делегированными для "внутреннего'', исторического текстостроительства.

В структурно-философской эпистеме такого рода "первознако-вой" универсалией является диалектическая триада, поддающаяся культурной проекции на разные способы мыследействования (в изобразительных искусствах ей соответствуют светотень и перспектива, в музыке - тон и лад, в компьютерной записи - система "нолей" и "единиц").

Диссертант пришел к непротиворечивому относительно научной традиции выводу о том, что абстракцией такого иерархического уровня в литературно-художественном тексте является троичная система знаков "жизнь", "смерть", "любовь", вступающих, благодаря своей динамической функциональной пластике, в любые возможные комбинационно-вариационные взаимосоотношения, что, в общем, сообразуется с правилами любых иных кодовых записей, перечисленных выше. В совокупности своих функций такие знаки были приняты за дейктические-Морфо-синтаксически дейксис устроен таким образом, чтобы соответствовать функциональной ситуации путем интерпроективного вбирания в себя той функциональной материи, в среде которой он в данный момент действует.

Отсутствие выраженного собственного содержания способствует появлению в дейктемах любого уровня, и чем выше - тем больше, уникального функционального динамизма шифтеров-текетоетроителей, осуществляющих смысловой "расклад" и создающих широко и тонко нюансированную систему смыслоснабжения текста, которая в сродни жизненно важной кровеносной системе. Лишившись последней содержатель-вой субстанции, понятийные, категориальные, оито-экзистенциальные знаки превратились на уровне замысла в культурогенетические шифтеры, текстообразовательные индексы, а затем и в релятивированные позиции.

Неразложимые далее текстообразовательные знаковые единицы играют роль тех самых искомых элементарных блоков, которые выстраивают весь структурный, семантический и семиотический, синхронный и диахроиный, горизонтальный и вертикальный план текста, а также диагностируют эволюционные культуротекстовые интерпроекции.

В последних участвуют в том числе такие объекты, которые, по строгому счету, должны быть идентифицированы научной общественностью как «третичные» - сугубо культурогенные, батисматические, специфически конструктивно-текстовые знаки, заполняющие весь космос текста, культуры и коммуницирующего человечества.

Рассматриваемый в диссертации текстосозидательиый дейксис, выполняя роль «третичной моделирующей системы», совместно с первыми двумя текстообразовательными типами - лингвистическим и эстетическим, является эволюционно-исторически оформленной базой вариационного шифтерного текстостроительства, выработанного в процессе становления текста на оси культуротекстовой диахронии.

Знаки эти, выделяемые из себя самим текстом, его содержанием и историческим смыслом, теми трансформациями, которые осуществляются на его даахронных срезах, в равной мере работают как на «форму», так и на «содержание», не допуская искусственной дезинтеграции последних.

Подчеркнем, что их знаковая форма, генетически произошедшая из текстовой материи, превратилась, в конце концов, в структурно-знаковые категории текста, а затем и вовсе в релятивированные позиции, вне которых немыслимо современное текстовоспроизводство.

Культурогенный знак является тем самым символом единства дейктической системы текстосозидания, пронизывающей все структурные срезы художественного текста в направлении его творческой эволюции от замысла к исполнению (от глубины к поверхности) и представляющей собой универсальную комплексную систему смыслоснабжения литературного текста, его конечную информационную модель.

Возникшие на определенном историческом этапе эволюционного становления глубинной диахронной подструктуры текста, третичные знаки носят на себе все признаки той гносеологической эпохи, в которой они образовались. В этом плане они совпали с элементами логико-диалектической триады «тезис - антитезис - синтез».

Первым делом третичных знаков явилась актуализация текстового архетипа классического вида, а в нем - создание и оформление

«структурологического» замысла, непосредственно способствовавшего исторически наследующему текстообразованию - модернистской серии.

Таким образом,содержание теоретической главы представляет собой, можно сказать, эпистемологический вызов по адресу того, чего на самом деле в теории не существовало: идеально выстраиваемой и материально диагностируемой глубины с дейктогенетическими составляющими.

Вышесказанное следует дополнить тем фактом, что для упрощения методов теоретического поиска и читательского восприятия главных концептуалных проблем диссертации предлагаются сначала две (затем их будет больше) упрощенные схемы, отражающие действие дейктических механизмов текстопостроения на поверхности (место-именно-дейктический механизм построения текста) и на глубине (куль-турогенно-дейктический механизм построения текста). Приводим для иллюстрации лишь те из них, которые даются в начале исследования в целях дидактического предварения главных семноструктурпых идей.

МДМПТ

^Иногокаешльная елешнаа с&язь

жексж

Яече

ёдилмй фз&е/ злшпценил /

^¿¿иогсканаиычхл в/щ/ИНеммял связь

Ось поа^ое/шл Ось быЯо/ю.

Лпас

Эка&шмшжвис&шискаА ^СФ&РЛ

Если первый механизм текстопостроения использует в своем действии местоимения, прежде всего личные, указательные и притяжательные (поскольку их статистика значительно превышает статистику всех прочих разрядов местоимений), то в основу культурогенно-дейкти-ческого механизма положена триада десемантгаироваяных субстантивов типа «жизнь», «смерть», «любовь», перекрывающих в своих комбинациях и рекомбинациях все поле глубинного уровня замысла.

Основное, что требуется сказать об обоих механизмах текстопостроения, это то, что они действуют, взаимокоррелируя, параллельно и даже отчасти независимо друг от друга. Их «конвейерный» принцип работы заключается во введении в интегративный узел замещения смысловых или дейкто-семиотических элементов извне - соответственно, из сферы экстралингвистики или интертекста культуры - и их последующей обработке: семавгизации, рематизации, текстуализации и проч.

кдмпт

Азьис fa/HoftWi/toü и uu>q£uuftiji0u$ix

СишЯагмеиНичеаеегл

KJfUbttiljftbt

fSfiejüuiHöü сиа&ем J

Лж» KqubjfU/ftbt

'и нь*С1п

ttc/тмшшл / ЖВМСШ

I

ось лосШ/юения

Uujgefibeft Oiexafia

Ла/га^игмаМилвсжлл \э*сс/*£/гье/1 &ека&.а ось gwfofia

К&ибЖУРЛ

инжеяжекст

Во II главе: «Культурогеиетические основания и теоретическая ретроспектива подготовки филолого-герменевтического эксперимента», объясняется важность и необходимость проведения - ввиду новизны и сложности изучаемого теоретического объекта - такого комплекса праг-маориентированных доказательств, которые бы, концептуально подтвердили общее теоретическое направление, избранное в диссертации, то есть со всей ясностью обнажили генетический срез «культурного ствола» текста, а также создали прецедент для практических направлений поиска.

В данной главе был проведен широкомасштабный сравнительный анализ текстов «Гамлета» и «Фауста» на предмет установления предполагаемого авторства (или плагиата) фрагмента драмы И.В.Гете «Что дашь мне, жалкий бес...». Приводим текст фрагмента полностью.

Was willst du armer Teufel geben?

Ward eines Menschen Geist in seinein hohen Streben

Von deinesgleichen je gefasst?

Doch hast du die Speise, die nicht sättigt? hast

Du rotes Gold, das ohne Rast,

Quecksilber gleich, dir in der Hand zerrinnt?

Ein Spiel, bei dem man nie gewinnt?

Ein Mädchen, das an meiner Brust

Mit Äugeln schon dem Nachbar sich verbindet?

Der Ehre schöne Götterlust,

Die wie ein Meteor -verschwindet?

Zeig mir die Frucht, die fault, eh man sie bricht,

Und Bäume, die sich täglich neu begrünen!

Предполагается, что данный текст, за исключением трех первых строчек интродукции, имеет непосредственное отношение к Шекспиру.

Открыто признается, однако, тот факт, что сюжетологический анализ текстов Шекспира и Гете по линии их горизонтального развертывания на основании диалектической художественной триады не дал каких-то значительных интерпретативяых результатов, при этом не были выявлены существенные формо- и смыслоразличительные парадигмы художественной структуры литературного текста.

Основным недостатком проведенного анализа, а вместе с ним и метода, является практически недифференцируемая гомологичность структур, выдаваемых на выходе. Истинно желанной целью любого типологического анализа является между тем контрастированиаа картина текстообразовательных процессов и результирующих структур, заполняющих обширное топографическое поле эксперимента, в котором, словно на физической карте, должны быть четко проявлены контуры, пласты, высоты и изломы культурогенетического пространства.

Отталкиваясь от текстостроительной категории "семиотики глубины", а именно, уровня замысла, исследователь представляет далее весь глубинный семиозис, соответствующий операциональному инструментарию, по порядку его значимости и исторического возникновения.

Это делается в следующей главе для того, чтобы выявить плагиат через в какой-то мере парадоксальный (оригинальный, кардинальный, максимально быстрый и эффективный) кулытрогенетический эксперимент. основания которого можно сформулировать следующим образом: существует какой-то определенный автор, "автор-интерпретатор". Некий иной "автор-интерпретатор" заимствовал у него фрагмент текста. Таковы экспериментальные условия. Суть эксперимента должна состоять в культурогенетическом ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕ подобного, в данном удобном случае признанного самим автором, заимствования.

В III главе «Культурогенетнческий эксперимент как средство прагматизации культурогерменевтической модели» осуществляется такого рода эксперимент по определению - на основании установленных в диссертации глубинных семиотических метаструктур третичной моделирующей системы - гомо- или гетерогенности культуротекста: его кодо-генетической фактуриости. Подобная кодо-генетнческая база данных позволила установить, в частности, присутетвие инородного (причем, совершенно иного - не того, о котором утверждал автор заимствования) тела в индивидуальном авторском писыче, то есть заглянуть во внутренний и динамический семиоструктурный мир культуротекста.

Имея экспериментальным условием выявленностъ наличия какого-нибудь культурогеветического фрагмента в чужой культурогенетической фактуре, например, некоей стихотворной формы У.Шекспира в драме И.В.Гете «Фауст», необходимо было, таким образом, доказательно подтвердить или опровергнуть в духе вышесказанного тезис о плагиате или, чго то же самое, о явном, скрытом или инггертекстуальном (то есть культурно не табуированном) заимствовании.

Диссертанта при этом интересовал не криминальный аспект культурогерменевтинеского прецедента, а единый процесс фактурного эволюционного текстообразовання, позволяющий определить на своих срезах, в зависимости от того или иного культурно-исторического периода те или иные мутационные признаки. Однозначному определению кодо-генетического состояния текста в тот или иной период способствует присутствие глубинного культурогенного дейксиса с его набором операциональных подсистем: генетическим кодом, креативной строчкой, текс-тообразовательной серией, структурой творческого акта и т.д.

Раздел 3 в этой главе: «Характеристика операционального аппарата для типологического сравнения текстов Шекспира и Гете» является одним из центральных для исследовательской стратегии диссертации. Его вторичное (первичное - см. выше) представление будет сокращено до двух показательных и главных операциональных инструментов.

Замысел. Поскольку с него начинается всякая работа над текстом, постольку в реконструктивной стратегии вертикально понятого процесса генерирования художественного текста он, замысел, лежит у самого основания этой креативной вертикали. А, стало быть, он лежит у основания теории текстообразовательной вертикали - культурогенной концепции текста с его ярусами замышления и исполнения.

Он определяется как "структурологический", то есть внутритекстовой, а именно, как такой ¡событийный ряд, который реально, т.е. субстанциально-материально репрезентирован и эксплицирован в тексте.

Замысел в данной трактовке - это не затекстовые психо-биогра-фические наблюдения типа "Впервые Пушкин записал названия своих будущих гениальных "маленьких трагедий" на конверте такого-то письма, тому-то, тогда-то и там-то". Важен здесь тот признак культурогене-тического замысла, что ов полностью реконсгруктивно, по одним и тем же правилам, "вычитываем" из вербальной массы текста.

Возникновение замысла в подобном понимании составляет диа-хронную суть "дифракции" классического текста на глубину и поверхность, что является тождественным делению текстообразовательной стратегии на уровень замысла и уровень исполнения.

Такая манипуляция становится уместной уже в тот исторический момент, когда на культурогенной текстовой вертикали появляются, как минимум, два пласта. Бинарная стратификация создает достаточные условия для процесса художественно-аналитических соизмерений одного материала с другим, того, который служит субстанциальной, событийной канвой, - с семиотическим планом стратегических идей.

Указанные условия созрели именно в момент вторичной переработки литературного материала в эпоху Ренессанса, когда надвинувшиеся друг на друга культурные плиты образовали

а) вертикализованиый текст,

б) естественное дифференциальное расслоение текстовой вертикали на основание (фундамент) и надстройку,

в) мерность глубины, которая является возможной лишь в ситуации, когда точка или система точек (в данном случае; знак или знаковая система) одного пласта и уровня может быть соотнесена с точкой или системой точек другого иерархизированного пласта или уровня; при этом знаки и их системы должны быть также мерны друг другу.

Работа с замыслом, стало быть, это работа с культурой в текстовом экстерьере по созданию конкретного "физического" текстаЛГранс-формации, испытываемые интертекстом перед тем, как он перевоплотится в типографические тексты гения, - это и есть работа с замыслом.

Важный формообразующий момент дейктологаческой концепции состоит, наконец, по мнению исследователя, в следующем: под напором новых знаний текст утратил синкретическую цельность и, образно говоря, "раскололся" на рационально-концептуальный "низ" и эмоционально-эстетический, как бы «сиюминутный», материальный "верх".

Дифракция на уровень замысла, который к данному моменту обрел значительную интеллигибельную автономность (Пушкин: "единый план "Ада" есть плод высокого гения Данте"), и стремящийся отныне к эстетическому и эстетскому идеалу уровень исполнения стали вехой в развитии литературного текста и генетического кода культуры.

Генетический код культуры.

Инвентарь глубинных культурогенетических средств эксплицируется генетическим кодом. Его история, как и его презентация, намного сложнее всех иных дополнительных или главных, кардинальных операционально-аналитических средств эволюционного текста.

Соображения относительно взаимозависимости и взаимосвязанности операционального инвентаря как целостного семиокомплекса позволяют проследить историческое становление хотя бы подробнее на этом главном операциональном инструменте, который положит начало струк-турологическому "вскрытию" глубины.

Кардинальным моментом аргументации при его описании является обнаружение момента уподобления художественного способа мышления мышлению логическому, диалектическому, культурному, в какой-то степени даже «обыденному», зкзкгтекцкзльно-бытовому. Бытовое, этическое, эстетическое и прежде всего литературно-художественное мышление человека, основанное на природой данных контрастах, исподволь, на долгом историческом пути становления человека создало специфическую креативную формулу художественной культуры, ее генетический код - с одной стороны, лопнсо-диалектический (с его «тезисом», «антитезисом», «синтезом»), а с другой, - диалектика-художественный.

Новая, ренессансная культура поставила своей задачей постижение экзистенциональных парадигм мира и человека во всей их исчерпывающей полноте, для этого даже создавались или переосмыслялись специальные мыслеактивные литературно-художественные формы, такие, например, как сонет, трагедия, элегия и т.д., основанное в значительной степени на контрастивной неординарности мышления.

Богатый набор потенциальных и актуализированных экзистенциальных решений, комбинационно выстраиваемых на широком зтико-эстетическом пространстве между "жизнью" и "смертью", завязывание сюжетных узлов на перекрестиях сюжетно-комбинационных проекций между возможностью "жить" и возможностью "умереть", - вот новый гносеоуровень культуры, не востребованный в древнюю эпоху.

В триаде чрезвычайно важным представляется одно кажущееся несущественным на первый взгляд обстоятельство, которое, однако, создает преимущество данного элементарного числа перед всеми остальными: разница между первыми двумя элементами и третьим состоит, образно выражаясь, не в единице, а в целом космосе, воплощающем Мысль в ее эстетической, этической и философской, а не механической сумме.

Третий элемент по сравнению с первыми двумя лежит в совершенно иной плоскости, отстоит от них, в минимизированной модели, на непреодолимом для них расстоянии, создавая гносео-эстетическое поле бесконечности, поглощающей все, что в него попадает - идеи, образы, лица и не-лица, сюжетику, парадигматику и проч.

Дистанция между аналогом физического - временем и пространством и аналогом духовно-ментального - вертикализованной парадигмой, создает в эстетическом восприятии отправителя художественного сообщения и получателя, иллюзию трехмерной реальности, которая тем правдоподобнее, чем ближе художник к правде и духовной истине.

Предложенный операциональный инструментарий вписывается, как категориальная перспектива, в генеральную дейктическую модель текст-порождения и -интерпретации в качестве ее глубинного сектора, чьи компоненты - плоть от плоти единых общекультурных категорий.

После применения дополнительных операциональных средств в исследовании подводится типологический итог дейктологических сопоставлений текстов Шекспира как родоначальника современного вербального искусства, и Гете как в известном смысле его продолжателя.

Определяющим в этом типологическом анализе является тот факт, что оба они разделены почти 200-летним историческим барьером, на первый взгляд совершенно ничтожным, поскольку эстетика, в отличие от науки, изменяется медленными темпами, а, с другой стороны, отмеченная историческая дистанция успела вместить, даже на протяжении жизни одного человека, например, того же Гете, колоссальный культурологический фрагмент. Имя ему, с долей допущения, - постренессанс, плавно перетекающий через спектр своих исторических переходов в модернизм.

В известной степени важным в этой культурной динамике является отмеченный факт движения исторической спирали культурного наследования и творческой переработки английского наследия немецким национальным гением. С первого, общетеоретического ракурса текст Шекспира и текст Гете имеют много общего, поскольку и тот и другой относятся к одному и тому же культурно-эстетическому этапу литературного творчества- т.н. «классическойлитературе».

Речь вдет - при таком относительно малом временном отстоянии друг от друга, а тем более при учете того фактора культурной эстафет-ности, когда наиболее передовые идеи, зарождаясь в одном месте в лице одного провозвестника, циклически резонируют в других национальных культурах, охватывая все большую территорию распространения, - о тонком, точнее, подспудном, до сих пор не отмеченном культурогене-тическом дифференциале, поскольку следование и национально-специфическое подражание Гете своему литературному кумиру общеизвестно.

Гете пребывает в этом смысле всем своим существом в классике, хотя до модернизма остались считанные десятилетня, по прошествии которых и дожив до них, он вступил бы в более явное противоречие со своим учителем. Он хранит верность шекспировским традициям по крайней мере в драме, которую необходимо было, прежде чем разрушать, еще только создавать на немецкой земле - вот почему он так боролся с инакомыслием на этой почве, например, с новаторством Г.Клейста.

По иным направлениям литературного творчества Гете, знакомый с веяниями времени, далеко не так классически ортодоксален (например, в лирике) и восстает против закостеневших традиций.

Следовательно, культурогенно-дейетический инструментарий регистрирует равноправное положение в классической культуре как Шекспира, так и Гете. Общее кодовое диалектико-эволюционное клише будет единым: "тезис - антитезис - синтез", поскольку пока еще одинаковым является общее устремление эпохи Гете к знанию, гносеологической истине, что отражается в обязательном присутствии третьего, "разрешающего" члена триады - "синтеза", увлекающего текст и его автора к фазе завершения, к кульминационной точке истинностного познания, к целостному оформлению "пгосео"-текста и его содержания, а не только детерминирующего сам процесс текстосозвдания, который в принципе может обходиться с помощью двух контрастивных элементов.

Динамические контрастивные элементы "жизнь - смерть", "любовь - смерть" ("тезис" - "антитезис") еще не утратили, к тому же, признаки понятийной конкретики и не "выхолостились" до такой категориальной степени, когда они, - как это имеет место в модернизме, - становятся позициями (контрастивными позициями, позициями глобальной контрастации любых смыслов, попадающих в них, - без разбора индивидуально-смысловых лексических деталей). Уже у Шекспира "Быть или не быть", смеем думать, является инновационной позицией, прямо обращенной к своим далеким литературным потомкам через головы Пушкина и Гете как его прямых наследников: культурогенетически здесь речь идет не только о жизни и смерти, а о чем-то контурно большем - культурно большем, культурогенво более эффективном.

Прибегая теперь к широкой конкретике операционального анализа, в том числе и к некоторым частным его факторам, автор приходит к выводу о том, что далеко не всё носит на себе черты сплошной «классической» шпегративности. Кэд лишь в самом общем виде является

гомогенным. В частном же, на уровне феноменологического проявления, например, в строчке или серии, он обнаруживает черты явных различий.

Так, гетевская креативная строчка лишена шекспировской контрастивности, во всяком случае, контрастация с уровня элементарно-словесного, то есть лексического, вербального, перешла на контекстуальный или общекомпозиционный уровень - "глобализировалась" на другом, противоположном, общетекстовом полюсе.

Эта глобализация проявилась в тексте "Фауста" в наличии двух протагонистов, стоящих в . некотором смысле иа диаметрально противоположных полюсах семиотико-текстовой конструкции, причем настолько, что подобной тотальной контрастацией, похожей на идейную, едва ли не захвачено заглавие драмы: слыша имя "Фауст", читатель автоматически думает о Мефистофеле, воображая их рядом.

Последний фактор относится уже к технологическому понятию "серии", которая перенимает метаморфозы контрастивно ненапряженной строчки в любых ее транс-формах и переводит контрастивное напряжение с уровня фразы на уровень текста или субтекстовых компонентов.

Отталкиваясь от этих положений, можно построить целостную феноменологическую систему наблюдения над кодом, строчкой, серией, структурой творческого акта Гете в противопоставление Шекспиру и выявить многие частные дифференциальные признаки, свидетельствующие о степени расхождения структуры творческого акта двух гениальных поэтов, обобщая тем самым временные, национальные, а также индивидуальные характеристики. Они разводят культурно-эстетические явления по разным полюсам кодогенетических значений. Гетевская структура творческого акта, в отличие от шекспировской, уже не столько озабочена контрастивно-гиосеологическим, чисто познавательным наполнением, сколько - уровень познания во времена Гете переносится с матрично-материнской фразы в высокие сферы глобальных интерпретаций - колористическим, оттеночным, душевно-духовным наполнением, отражающим изобилие красок реальной, а не вымышленной жизни.

Эмоциональность письма, в отличие от жесткой рациональности, знает теплые полутона и оттенки. «Скрижальная», «черно-белая», законодательная шекспировская текстопись энтропически сменилась в угоду эпохе и реципиенту светлой, радужной гаммой.

Вся Ш глава посвящена иллюстративной демонстрации присутствия канонического строчечного кода у Шекспира и его эволюционно-го «слома» у Гете. Жанровые размеры автореферата и неэффективность аргументации с помощью нескольких художественных, фрагментов не позволяют воспроизвести масштабы поискового процесса, решит ель-ным образом отделившего гетевскую контрастацию от шекспировской.

Резко для наглядности огрубляя культурогенетическую проблематику, указываем лишь на контрастивио-смы еловую дифференциацию «Быть или не быть...» (контрольный текст - 66-ой сонет: «Я смерть зову...», фрагменты «Ромео и Джульетта»: «пустая тягость, тяжкая забава...холодный жар, смертельное здоровье, бессонный сон, который

глубже сна...», фрагменты других текстов Шекспира) - с одной стороны, и практически любой поэтический текст И.В.Гете, за исключением фрагмента «Фауста» «Что дашь мне, жалкий бес..», - с другой.

Говоря в целом, дифференциацию гетевских дейктемных "прописей" в отличие от шекспировских можно установить только в тотальном контексте вербальной культуры, учитывая все ее синхронно-диах-ронные измерения, дающие в итоге наглядное и зримое эволюциопное изменение художественного-семиотического тела культурного текста.

Не эксплицируя полностью итоговую генеральную схему, отражающую дифференциальную глубину культуротекста, представляем на данном этапе реферирования диссертации лишь ее нижний, генеративный (со стороны автора) и интерпретационный (со стороны реципиента), фрагмент. Речь идет о культурогенном уровне замысла текста. Проводя речевую структуру через разнообразные текстосозидательно-интерпре-тативиые араты схемы, символизирующие культурную глубину, можно аутентично постигать ее семиогенетическую природу.

14 Текстообразовательная серия

13 Структура творческого акта

12 Креативная строчка

И «Сгруктурологический» замысел

10 Психо-биографический замысел

9 Генетический код культуры

8 Индивидуальная культура автора

7 Личность создателя текста

б Род, вид, жанр литературы

5 Интертекст, эпоха, нация

4 Эстетическая парадигма мышления

3 . Художественная культура

2 Гуманитарная культура

1 Общечеловеческая культура

На основании новых концептуальных данных диссертационного исследования, отраженных в вышеприведенном фрагменте схемы, был закреплен дейк-тологический анализ текстов Гете и Шекспира.

Промежуточное положение Гете между Шекспиром и модернистами (если принять семиоструктуру "Гамлета", а заодно и модернистского суверенного текста за "порядок", то семиоструктура гетев-ского текста в данном конкретном случае предстанет как "энтропия") позволило определить инородность тела фрагмента "Что дашь мне, жалкий бес..." в достаточно монолитном культурологическом теле всей драмы. Именно поэтому поиски структурного аналога означенного фрагмента не дали иа "культурном этаже" Гете (как, кстати, и Пушкина) никаких явных результатов, обнаружившихся лишь в модернизме.

Таким образом, исследуя синхронно-диахронные метаморфозы текста, мы можем с достаточной уверенностью судить об аналогах и

дифференциалах культурной динамики, а от нее идти обратно к тексту, устанавливая тайны его семиогенеза.

Выявление глубинного, ядерного, энергетического поля культур о-текста дает в руки исследователя-культуролога точный и совершенный аналитический аппарат широчайшего диапазона действия, предоставляет тот ракурс, через который со всей отчетливостью обозревается оптимальное пространство гуманитарной культуры, состоящей с текстом в отношениях прямой взаимозависимости и взаимопорождения.

Исследуя синхронно-диахронные метаморфозы текста, мы можем с достаточной уверенностью судить об аналогиях культурной динамики, а от нее - идти обратно к тексту, устанавливая тайны его семиогенеза. Пестрый и необозримый мир знака обретает в предлагаемой системе культурогенеза четко установленный иерархизированный порядок, противостоящий энтропии текста. Благодаря этому генетическому порядку становится возможным определение мутационной фактурности культуротекста на том или ином этапе историко-генетического становления, формулировка правил определения интертекстуального или иного присутствия инородного тела в гомогенной креативной среде.

В заключении и послесловии подводятся итоги исследования применительно к современному культуроконтексту. Указывается, что рассмотренные в диссертации аспекты горизонтального и вертикального тексто- и культурообразования с помощью формализованных знаков позволяют подвести основополагающий культурогенно-саииозисный итог относительно функциональной эффективности последних. Таким образом, возникает проблема дейксиса в перспективе культурологической критики, генетического дейксиса как авторского генеративного механизма, а не привычного для нас всех реконструктивно-читательского.

Действительно, автореферат диссертации не может считаться полным без учета культурологического пространства, в которое операционально-аналитически входит обсуждаемая научная концепция.

Генетика культуры - это плазма культуры с ее сокровенными тайнами. При чтении текста диссертации непременно должно было создаться впечатление, что главное здесь не то, о чем пишется, не дейксис. а именно его культурологическое преломление, интерпретативистскую недостаточность которого (несколько «восклицательного» характера маргиналий не идут в счет) следует восполнить хотя бы в двух словах. Это требуется сделать, несмотря на недопустимо резкое переключение ментальных регистров, дисгармонию содержательных сфер и возникающий вследствие этого предмепию-языковой сбой.

Итак, для того чтобы концептуальные выводы, расходящиеся по главным направлениям современной культурологической мысли, строились на определенной последовательной логике (культурной эволюции новейшего времени), следует подчеркнуть очевидный факт, что культурологической каузальностью, такой актуальной на нынешний день, исследование не занималось, и, в общем-то, диссертант был не вправе

делать те или иные далеко идущие эволюционио-генетические выводы, касающиеся статуса и перспектив дальнейшего развития культуры.

Речь в данном случае вовсе не идет о научных перспективах, которые были отчасти изложены в виде программы из нескольких монографических циклов по разрабатываемой теме в заключении монографии «Введение в семиодиахронную и семиоиерархическую тему». И уж во всяком случае речь здесь не идет о последовательной критике существующих научных концепций ц семиотических школ: подобная критика, за редкими исключениями, в процессуальном моменте не представлялась возможной, поскольку структура и гносео-рефлексивное поле диссертации еще только очерчивались, становились, синтезировались. (У нее было гораздо больше внутренних интегративных проблем, нежели внешних, полемических. Одной из сложных задач, на которую нигде до сих пор не указывалось, была острая потребность обретения в безусловно уважаемой научной традиции когнитивной точки опоры.)

Между тем в своей заключительной фазе, обнажающей межпредметные валентности, исследование теснейшим образом увязывалось с актуальными подвижками в теоретической и практической культуре, которые перед глазами генетика-культуролога предстают в более ясном, ярком, контрастивном свете, чем кому-либо иному из специалистов.

Начнем с того (и этим в автореферате ограничимся), что уже однажды так случилось, что на срыве европейского кулътуропотока в модернизм перед мутационным напором времени спасовали даже самые видные ученые, деятели искусства, писатели XX века, фактически предав культуру репрессии, поскольку ее генезис был неочевиден. В этом смысле особенно болезненным кажется культурологический просчет Т.Манна, создававшего своего «Фауста», консультируясь у другого видного деятеля эпохи Т.В.Адорно, прошедшего к тому же экспрессионистическую школу «нововепцев» (Шенберга - протагониста «романа-исследования» и Берга).

Пример обоих не одинок в культурной традиции уходящего под занавес драматического века, напротив, энтропия нарастает. Создается ' впечатление, что ученый как раз и есть тот человек, который призван недопонять культуру в ее самых глубинных тенденциях. Конец века и тысячелетия снова обретает нежелательную эсхатологическую окраску.

Возьмем, к примеру, характерный, но отнюдь не самый показательный образец того фатального, что пишется о культуре XX века. «Об одной из таких химер я и хотел бы, без какой-либо претензии на лавры первооткрывателя, поговорить в этой книге. Имя ее - постмодернизм. Химеричность постмодерна обусловлена тем, что в нем, как в сновидении, сосуществует несоединимое: бессознательное стремление, пусть и в парадоксальной форме, к целостному и мировоззренчески-эстетическому постижению жизни, - ясное сознание изначальной фрагментарности, принципиально несинтезируемой раздробленности человеческого опыта конца XX столетия. Противоречивость современной жизни такова, что не укладывается ни в какие умопостигаемые рамки и поневоле порождает, при попытках своего теоретического толкования, не менее фан-

тасмагорические, чем она сама, объяснительные концепции. Едва ли не самой влиятельной из таких концепций-химер и является постмодернизм...»1

При учете всего того, что сказано в исследовании о глубинном генезисе культуры, диссертант, к сожалению, никак не может согласиться с подобной драматической оценкой нынешнего состояния искусства. Вывод о сегодняшнем дне и будущем культуры напрашивается не пессимистический, а, напротив: глубоко-оптимистический, пассионарный.

В этом смысле текстообразовательный алгоритм модерпизма, постмодернизма или деконструктивизма или чего-то еще, нынешнего или будущего, - плоть от плоти глубинного уровня замысла классического текста, его «синтетического откровения» и поэтому не составляет чего-то из ряда вон выходящего, что было бы неизвестно самой этой культуре.

Здесь проблема, скорее, не столько искусства, имеющего, как выяснилось, неразрушимую сердцевину, сколько человека и эпохи, в которой он живет,- гомоцентрического века интерпретации: 2-х-позиционный алгоритм диады для этих целей является оптимальным и комфортным.

При разведении по разным полюсам социального и эстетического не остается ничего, кроме четкого понимания сути предмета.

Не постмодернизм является исключением, так как он предоставляет из своего ментального арсенала наиболее удобный и эффективный способ рефлексии-интерпретации. Напротив, классический тип познания, столь привычный для нашего восприятия, обнаруживается в генетической эволюции как исключение, как короткая вспышка молнии, осветившая своим мудрым познанием дальний эволюционный путь, который, как биномно начинался (вспомним экзистенциальное существование проточеловека между бедой и противодействием), так и теперь заканчивается, - двоичной, биномной, абсолютно свободной и демократической (фактически даже, социал-демократической, национал-социалистской, коммуно-болыневистской) формой ннтерпретативного мышления, «бифокальным» (бинарным), то есть наиболее естественным и трезвым {зоологическим!) вглядыванием в Мир, Среду и Сородича.

Здесь скрывается судьбоносный нюанс, непонимание которого заставляет исследователя, как когда-то Уайтхеда перед физиками, извиниться за эпохальные просчеты гуманитариев перед общественностью. «Бифокальное» зрение • это такой тип мировидения, когда разрушен третий элемент диалектической триады, когда моральный итог и нравственное суммирование не представляются более существенными.

1 Ильин И.ПОСТМОДЕРНИЗМ от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. - М.: Интрада. 1998, с. 5. Ср. также мнение Д.Гриффина о том, что продолжение модернизма несет в себе значительную угрозу жизни человечества на планете - Философия культуры. Становление и развитие. - СПб, 1998, с. 353.

Человек оставил цивштзационные хижины и ушел в пампасы. Под впечатлением громогласных лозунгов нигилистов о том, что «культура распалась», теперь каждый волен образовывать свои текстообразоеа-телыше серии (прямые, обратные, ракоходные etc etc) из бесконечно повторяющихся технологических знаков тождества и различия «распавшейся культуры» и навязывать их обществу. Культура здесь не при чем. Она создала свою идеально упорядоченную вселенную знаков, нижняя, невидимая и генетически редуцированная сфера которой интерактивно-генетически преломляет бескрайность культурного космоса. Ее верхняя

оболочка стерлась, но культура осталась. Это не fin du temps, не dies îrae, а конец ее Второго геологического - геоцентрического периода!

Однако не в этом моменте исследовательской истины скрывается исторический смысл. Он - в том ужасе, который открывается культуро-генетическим сломом «третьей печати» как символа обихоженного духовного крова, результатом чего задолго до создания ядерной бомбы случилась бинарная релятивизация, породившая модернизм вкупе с фашизмом. Это опаснее физической цепной реакции. Она - в абсолютном непонимании того, что происходит не в культуре, а в обществе.

Ученые, рассчитавшие эту реакцию, давно все осознали и предприняли эффективные шаги навстречу создавшейся глобальной угрозе.

Вокруг же Культуры до сих пор слагаются самые неправдоподобные, «былинные» мифы, «вверх тормашками» переворачивающие в умонастроениях ученых и их «неученых» собратьев кристально ясные культурологические перспективы - весь этот изумительный по конструктивной неприхотливости, функциональной простоте и исторической открытости культурогенез.

«Нет ничего в культуре, чего бы прежде не было в ментальное™!» - так следует перефразировать крылатую философскую фразу, мептальиость же человеческая всегда ясна и проста, открыта и «доброжелательна» к человеку, как его мудрое откровение, как святые скрижали его человеческого таланта, как благая весть себе самому.

Суть лишь в том, как эта ментальность и кардинальный человеческий тений используются. Важно осознавать, что без третьего элемента мышление может оказаться крайне опасным, оно уже оказалось таковым, его использование оказалось трагедийным. Отсутствие третьего, суммативного, нравственно насыщаемого элемента породило кровавый хаос модернистски и тоталитарно мыслящего XX века только потому, что не культура, а власть так хотела. Генетический код без третьего элемента обладает той же разрушительной мощью в социуме, что и цепная реакция в ядерной физике. Как подобное до сих пор пропущено мимо ученейшего внимания? Mumo общественного блага?

Власть может заставить самых горделивых мыслителей эпохи вытирать воги о культуру и зашоривать глаза самых зрячих и прозорливых, чтобы те вместо «величайших антифашистских эпосов» сочиняли прямые доносы на художника в досье тоталитаризму. Предоставлять

возможность юнцу и старцу распутывать загадку, почему-таки Гамлет «вконец не прикончит ненавистного Клавдия», и скрывать от человека суть речей и дел геббельстроцких, обрекающих на заклание тысячи, сотни тысяч, миллионы и миллионы соотечественников. На это способен лишь изощренный интеллект гуманитария! Перед лицом нового века и тысячелетия именно этот позор обязана смыть с себя гуманитарийиая высоколобость и за пего перед Человеком извиниться.

Теперь очевидно, что к концу тысячелетия человечество, уставшее от беспросветности Триадической Истины, «легло в дрейф» комфортного бинарного мыследействования. Его эволюционный период будет, по всей видимости, таким же бесконечным, как и древний, доклассический. То есть пет и не должно быть никакого ажиотажа вокруг него. Да, потребительское общество, просим прощения, «базарно» само по себе и каждый свой рутинный шаг оглашает громкими конституциональными манифестами. Но этот «базар» - не «конец культуры»!

Игровой пафос гуманистической культуры между тем предельно прост (как и его глубинная генетическая структура, несмотря иа одномоментный слом, она не «выродилась», т.е. не вышла за пределы культуры, тут важна память о культуре!)', «вот тебе, массовый человек, две позиции - одна левая, одна правая, и один принцип - сопоставления (тождества и различия). Вкладывай в них на досуге любые свои смыслы, любое разумение, только не пытайся продукт своей эстетической синекуры выдавать за откровения Христа (огораживать колючей проволокой своих доморощенных рефлексий парадигмы полей, топей, чащ, лесов и болот, куда ты затем во имя светлого будущего или процветания собственной расы будешь для уничтожения денно и нощно гнать стада своих собратьев; одним росчерком пера, с воскресенья на понедельник, ломать хребты государственных экономик, а заодно и хребты сограждан - взрослых, полных жизненных сил и тех, кто еще во чреве).

Именно генетический оптимизм перед лицом очередных культурных катаклизмов мы обязаны вложить в понимание культуры и ее эволюционных процессов, чтобы уберечь читателя от нигилистической тревоги по поводу того, что «в культуре что-то не так». Иначе до антикультуры, захлестнувшей наш век от его истоков, рукой подать. Худшую услугу оказывают первоисточники цитированного выше труда о постмодернизме, весь этот небывалый «красный шум», так некстати выплеснувшийся в тяжелую эсхатологическую минуту конца-начала тысячелетий. Одуревший от социального уюта маклер культуры запамятовал, насколько рядом гулаг и неслышно гудящие печи.

Грохот авангардистской науки тем более непереносим, что она на самом деле с неистовой «яростью первооткрывателей», достойной лучшего применения, опустошает исторические задворки Эстетики, в течение сотен лет создававшей концепцию модернизма, постмодернизма, деконструктивизма (в целом: «генетического инакомыслия») и не менее двух столетий ей успешно пользовавшейся, и при этом полагает себя «в

прорыве». Настигшая наконец Ахилла черепаха стала ввиду такой эпохальной удачи tro ярым ниспровергателем.

Пусть ментальные науки стали объяснительно бессильны по отношению к человеку, кроме науки о культуре, но она-то, культурология, должна стать ближе, милосерднее, человечнее к человеку, расстаться с академической неприступностью, помочь ему встать на нога, не смакуя, как Фрейд, его зоологизм, не куражась над его степенным достоинством, как французские революццеры-неокритики.

Поставленная перед диссертацией цель, напомним еще раз, требовала прежде всего посильной консолидации всего того, что относится к глубинному семиозису культуры. Как видится теперь в конце пути, это не было и не могло быть самым главным: манипулируя с микромиром, генетик думает о макрокосме - таком трагическом, как наш.

Еще раз: самое главное в работе - возможность культурологической, философской, герменевтической критики времени и событий, происходящих в культуре, чтобы не допустить новой фатальной ошиб-т: предательства гуманистической культуры, подмены в идее творческого культуросозидания нигилистическим пафосом гулагофашизма.

Синтезированная из высочайших культурных образцов и наполненная до краев их горним блеском, монолитная и объединительная генетическая идея призвана вернуться во благо человеку и служить его спасительной опорой в роковые минуты истории.

То, что, возможно, поражало читателя своей несвоевременностью в семиотической канве текста исследования, должно стать логикой дальнейшей культурологической и философской прагматизации - логикой, открывающей новую перспективу и новую надежду.

Конец диссертации завершается кратким словарем основных культурогенетических и культурогерменевтнческих терминов, а также списком источников примеров и библиографией.

Краткий словарь новых терминов отражает в своих статьях некоторые дополнительные обобщения. Приведем для примера, опять-таки, лишь две словарные статьи, представляющиеся в определенном смысле важными, точнее, ключевыми для исследовательской концепции.

Культ урогенный дейксис - центральное операциональное понятие излагаемой в диссертации концепции, без которого генетическая реконструкция культуротекста, осмысление главных исторических вех культу-рогенеза оказались бы практически невозможными, несмотря на то, что гарантией генетической аналитики является ментальная эволюция.

Уже по наличию и возникновению в каждую данную эпоху новых форм этического и эстетического мышления следовало бы выносить суждение о глубинном семиоструктурном метаморфозе культуротекста.

Интерпретатйвным преимуществом культурогенного дейксиса является то, что его концептуальные основания наложились на семиотически структурированный базис формально-смыслового репрезентанта культуры - культуротекст, в котором, после его исторического разлома на

уровень замысла и уровень исполнения со всей четкостью определилась ниша культурогенного деистического функционирования.

Исполнителями семиотических, структурных и функциональных ролей в указанной нише (на уровне замысла) являются дейктические культурогемы (зкзистенциалы, оитологемы, дейктемы, первоконцепты).

Не являясь исторически раз и навсегда данными, они проходят последовательные фазы своей собственной эволюции, говоря более конкретно, лексико-понятийной дематериализации и релятивизации. Выполнив в классическую эпоху свою главную роль глубинно-кодовой разметки семиотических сценариев интертекста, в настоящий момент они осуществляют функцию двухпозиционной креативной ячейки контрас-тивно-интерпретативной модернистской серии, заменившей собой традиционный, т.е. классический текст.

Важно отметить, что дейктемы заложили фундамент контрактации - этот креативный шифр культурогенеза, позволивший выдержать культуру «в единых тонах» на любых ее генетических срезах и сломах.

Так, на последнем сломе культурогенеза начала века глубинный контрастивный уровень замысла классического текста транспонировался в контрастнрованную (более того, бинаризированную) модернистскую серию, единую и неделимую, безглубинную и бесповерхностную -однослойную, с преобладанием формы, л не смысла, а также технологии текстопроизводства, а не этико-социального результата.

Текстотворческая культура позаботилась о том, чтобы ее несущие конструкции были полыми - тем большую степень функционализма и тем большую массу культурной материи они способны нести на себе, создавая своего рода культурогенетические основания ментального и материального человеческого продукта. Не совпадая ни по одной из важнейших позиций с психологической теорией К.Бюлера, культурогенный дейксис как концепция вырос из осмысления целого ряда семиотических воззрений и логики развития культурных процессов последней эпистемологической эпохи, в частности, из наблюдения над метаморфическими результатами культурогенетического слома на рубеже XIX - XX вв.

Производные: культурогенно-дейктический, дейктокультуроло-гия, дейктокультуролог, дейктема, культурогема, дейктогенез, дейкто-графия, дейктокультурография и проч.

Плагиат представляет собой сложнейшую культурологическую и культурогерменевтическую проблему в тех пределах, в каких она решается для вербальной или невербальной художественной культуры.

Проблема плагиата с культурологической точки зрения утопает в бескрайней проблематике «законного» интертекстуального заимствования, к которой логическим образом подводит данное исследование. Для культуры, однако, важнее общее, дейктологическое решение данного вопроса, рекомендующее кодо-генетические рецепты расследования.

Примечательная особенность заимствования, отмеченного в канве гетевского «Фауста» состоит в том, что шекспировская семиодейктичес-кая фактура, специфический «шекспироносный пласт» заложен именно

гам, - на идейном, художественно-идеологическом апогее драмы, - где немецкий гений непременно обязан был сказать свое собственное веское слово. Он - отшодь не «песенка Мефистофеля», как это подается в «Разговорах» Эккермана, которой дейктокультуролог мог бы пренебречь за очевидной банальностью- Оговариваемая вербальная фигура - явление и свидетельство высочайшего культурного взлета ренессансной и постре-нессансной художественной мысли в целом (с такими головокружительными вершинами, как Рафаэль, сам Шекспир, Моцарт), определившей облик эстетической культуры на последующие времена.

Стало быть, воспользоваться шекспировской фактурностъю, в данном случае специфической креативной строчкой, означает ни больше, ни меньше чем воспользоваться культурогенетическим кодом - священным копирайтом грандиознейшей из культурных эпох, ее солью,ее мудрым откровением, ее каноническим профилем.

Задачей исследования было как раз показать тот дейктологнчесна несомненный факт, что Гете к своему времени volens - nolens стал разменной фигурой совсем иной культурной эпохи и совершенно иных культурных достижений.

Что касается культурогенетического профиля, то за полтора-два столетия со времеш1 Шекспира он, пезаметпо (в этом ли, опять-таки, причина извиняемой мистификации со стороны исторических участников «Разговоров»?) для культурного процесса, превратился яз онто-р.ео-центрического шекспировского в гетевский и наш современный экзистенциально-гомоцентрический.

Расстояние между ним» по своему ментально-парадигматическому наполнению ни в ту, ни в другую сторону - непреодолимое, это генеалогическое расстояние между классикой и модернизмом, между классическим «гносео»-миром и современным интерпретативным искусством, между текстом и серией, текстом и технологией - между кодо-генетнческой триадой и диадой, наконец.

Разумеется, что исследователь не может выносить свой вердикт относительно того, имел ли немецкий гений право на такого рода неординарное заимствование и насколько он поставил под сомнение свою собственную творческую потенцию, созидательная энергетика которой направлялась гстевекон эпохой уже в иную, в определенном смысле противоположную сторону.

Из этих же этических соображений диссертант в конце своего герменевтического расследования заявляет о своем отказе от специфического термина «плагиат» в отношении проанализированного фрагмента «Фауста» И.В.Гете и о предпочтении ему в качестве неспецифического интертекстуального варианта термина «заимствование» (разнозспектная и разнохарактерная терминология требуется в процессе операционального анализа, а не в подводящем нравственные итоги результате).

Основное содержание диссертации опубликовано в следующих работах:

Методические рекомендации 1. Общие проблемы функционирования дейктическото механизма текста. Пятигорск, 1980. - 1,5 п.л.

Монографии

1. Введение в семиодиахронную и семиоиерархическую тему. СПб, 1995. - 6.2 пл.

2. Текстообразовательвый дейксис, СПб, 1995. - 6.7 пл.

3. Семиотика глубины. СПб, 1995. - 5.6 пл.

4. Генетика текста - генетика культуры. СПб, 1995. - 5.0 пл.

5. Культурогенетический эксперимент. СПб, 1995. - 7.0 пл.

6. Текст. Интертекст. Культура. СПб, 1995. - 7.2 пл.

7. Текст как семиосинтез объект-ого и субьект-ого.СПб,1995.- 8.4 пл.

8. Формализованный знак в тексте. Пятигорск, 1997. - 6.0 пл.

9. Формализованный знак в культуре. Пятигорск, 1997. - 5.1 п.л.

Статьи

1. Об одном правиле ограничения местоименной субституции в тексте. //Структура словаря и вопросы словообразования германских и романских языков. Пятигорск, 1978. - 0.5 пл.

2. О некоторых функциях местоимений в структуре художественного текста. //Структура словаря и вопросы словообразования германских и романских языков. Пятигорск, 1978.-0.5 пл.

3. К характеристике функционирования местоименной системы на уровне целого текста. //Проблемы лингвистического анализа текста и лингводидактические задачи. Иркутск, 1981. - 0.2 пл.

4. К вопросу о синтактико-семантической структуре текста. //Лингвистические проблемы текста и его компонентов в германских языках. Пятигорск, 1983.- 0.5 пл.

5. К вопросу о прономинализации текстовой структуры. //Вопросы синтаксиса и стилистики текста в современном немецком языке. Пятигорск, 1986. - 0.5 пл.

6. Исследование местоимений и текстолингвистическая данность. //Структура и функции сверхфразовых единиц.Пятигорск, 1988. - 0.5 пл.

7. Функциональные типы взаимодействия местоимений в тексте. // Синтаксис предложения и текста. Пятигорск, 1989. - 0.5 пл.

8. Слово в интерьере художественного текста (размышления к постановке одной проблемы). // Художественный текст: онтология и интерпретация. Саратов, 1992. > 0.5* пл.

9. Художественный текст как основа для развернутого коммуникативного контакта между автором и читателем. // Лингвистика текста. Пятигорск, 1993. - 0.5 пл.

10. К компетенции какого синтаксиса относится художественное слово? //СоциолиштастшсаЛекст(аи1Огш.Граммятика.Плигорск>1993.-0.3 пл.

11. Шекспир и Гете. Герменевтическое расследование одного литературного плагиата. /У Понимание менталитета и текста. Тверь, 1995 (в соавторстве с Устияой Н.В.). -1.1 пл.

12. Ratio & emotio: структурпо-генетаческяе контуры текстовой модальности. // Язык я эмоции. Волгоград, 1996. - 0.5 пл.

13. Генетика текста о эволюционирующей картине мира. // Художественный текст: структура, семантика и прагматика. Екатеринбург, 1997.-0.5 пл.

Подписано к печати 17.05.98. Заказ 22. Тираж 200, бесплатно. Объём 2.1 п. л. Отпечатано в ПИУБиП, 357 538 Пятигорск, Зелёный пер., 1, тел.: (86533)90356; факс: (86533)7 27 38

 

Текст диссертации на тему "Дейктическая концепция текста, мышления и культуры"

и ЦЬ- / / Д ^

* /

Министерство высшего и Среднего специального образования

Российской Федерации. Пятигорский институт управления, бизнеса и права

На правах рукописи

Устин Анатолий Константинович Дейктическая концепция текста, мышления и культуры

диссертация на соискание ученой степени доктора

культурологических наук

Оглавление.

Введение. Проблемы дешифровки культурогенетической структуры текста.....................................................................................5

Глава 1. Теоретические предпосылки описания культурогенно-дейктического механизма построения художественного текста. Вступление..................................................................................28

Раздел 1. О трудностях филологического поиска на путях эвристической, дейктической и институциональной идентификации основных параметров литературно-художественного текста...........57

Раздел 2. Приближение к культурогенной глубине и куль-турогенному дейксису..................................................................66

Раздел 3. Филологическая традиция о кодовом обеспечении дейктического механизма текстопостроения и о тексте как о вторичной моделирующей системе.......................................... 101

Раздел 4. Роль и сущность символизации в культурогенезе.....121

Выводы, аксиоматика и обобщения...........................................142

Глава 11. Культурогенетические основания и теоретическая ретроспектива подготовки филолого-герменевтического эксперимента. Введение...................................................................156

Раздел 1. Культурогенез художественного текста и третичная моделирующая система..............................................................160

Раздел 2. Поиск подходов к экспериментальной прагматике.. ..171

Раздел 3. О дефиците третичной моделирующей системы как наиболее эффективного операционального средства.............182

Раздел 4. Общеметодологические основания типологического сравнения текстов Шекспира и Гете.........................................202

Раздел 5. Типологический анализ дейктической структуры трагедий У.Шекспира «Гамлет» и И.В.Гете «Фауст»..................208

Выводы......................................................................................239

Глава 111. Культурогенетический эксперимент как средство прагматизации культурогенетической модели.

Раздел 1. Общая проблематика эксперимента в филологической герменевтике............................................................................243

Раздел 2. Дополнительные операциональные средства третичной моделирующей системы и возможности их использования в целях выявления интертекстуального дифференциала.......................253

Раздел 3. Характеристика операционального аппарата для типологи-ческого сравнения текстов Шекспира и Гете.............264

Раздел 4. Эвристические основания для глубинного филолого-герменевтического сравнения текстов Шекспира и Гете..........289

Раздел 5. Герменевтическое расследование литературного плагиата...................................................................................297

Выводы.....................................................................................338

Заключение и послесловие.......................................................343

Краткий словарь новых терминов...............................................349

Источники примеров...................................................................362

Библиография............................................................................364

Введение.

Проблемы дешифровки культурогенетической

структуры текста

Структурно-семиотическая проблематика культу роте кета.

Литературно-художественный текст представляет собой вторично-знаковое образование, отражающее по форме и по существу общекультурный глубинный проект во всей сложности его виртуального и актуального строения.

Ясное представление об обязательности фонового существования культуры, как некоего текстосозидательного субстрата, и культурологии, как интегрированной, концептуальной науки о ней, служит для аналитика напоминанием о культуро-генной сложности литературно-художественного текста с его синхронией и диахронией, глубиной и поверхностью, горизонталями и вертикалями медленного, но неукоснительного механизма раскручивания исторической эволюции.

Созидающая культура, пребывая, как на первый взгляд может показаться, в хаотическом состоянии, формирует регулярно и методично, в прямой зависимости от исторического периода и доминанты соответственных ментальных парадигм, производимый текст, налагая на него тот или иной структурный отпечаток.

Такого рода культурогенные отпечатки на изменяющемся историческом облике текста подлежат таксономической дешифровке средствами не созданной пока еще диахронной, или

глубинной семиотики, в распоряжение которой должны быть переданы знаки лингвистической, эстетической и герменевтической кодификации. '

Теории текста в рассматриваемом контексте следует в таком случае различать знаковую текстовую систему скорее не по строевой перво- или второстепенности, иначе говоря, не по принадлежности к первичному или вторичному знаковому космосу. (Принципами организации первого, как известно, более всего занимается лингвистика - синтаксис, грамматика, стилистика, отчасти литературоведение; принципами организации «вторичной моделирующей системы» - литературно-художественная семиотика.)

Релевантными в таком случае становятся когнитивно-иерархические уровни, присутствующие в любом ментальном артефакте и созидающие его адекватное модельное представление в культуре.

Единый иерархический взгляд на текст как на культурой семиотический объект, его одномодельная презентация насущно необходимы для преодоления все еще сохраняющейся пропасти между знаком первично-лингвистическим и знаком вторично-художественным, т.е. эстетическим, равно как и для конструирования диахронно-вертикализованной парадигмы текста в языкознании, эстетике, культурологии, философии. ^ Тем самым не возникает сомнения, что обсуждаемая теоретическая задача решается и в имманентной системе самих знаков, охотно проявляющих свою заведомую универсальную интег-ративность, и в многоуровневой и разноструктурной системе культуротекета, необходимость научной разработки которого на

концептуальной проекции молодой и энергичной науки культурологии все острее ощущается в последнее время.

Выявление глобальных структурных зависимостей текста на фоне порождающей его культуры требуется для того, чтобы путем установления обратной контрольной связи верифицировать существующие структурно-эволюционные интерпроекции, убедиться как в закономерности, так и в генетической заданности реальных или гипотетических, формальных или неформальных текстовых структур, а также не в меньшей мере для того, чтобы подготовить теоретический плацдарм для последующих эвристических интерференций в глубину культуротекста, под которым понимается текст как вектор культурологических и культурогерменев-тических усилий.

Научные условия разрешения структурно-семиотических проблематик текста.

Достижение подобных научных целей ставит на повестку дня обширную программу разрешения сложнейших внутренних структурно-характерологических проблем культуры.

Исходя из ее общегенетических принципов и глубинного эстетического генезиса, представляется необходимым представить новый вертикализованно-иерархический интерпретативный взгляд, учитывающий, в том числе, и синтагматическую горизонталь, и весь гигантский комплекс диахронных идей (в частности, «вертикальную» парадигматику), связываемых с текстом как с культуропродуктом.

Заявляемый объем теоретического охвата позволит исчерпывающим образом, а главное, в динамике исторических преобразований обозреть уникальный гносеологический ряд- полнострук-

турный художественный текст, который в настоящее время стал центральным для исследовательских интересов большинства гуманитарных наук, занимающихся структурно-информационной проблематикой языка и речи, психологии и коммуникации, этики и эстетики, философии и герменевтики, культурологии и искус -ствометрии, референции и машинного перевода.

Важно при этом не столько сменить привычный ракурс зрения на традиционный научный предмет, сколько добиться кристальной ясности во взгляде на него, как на единый и эволюционирующий семиотический продукт, являющийся средоточием всей человеческой - прагматической, научной и художественной деятельности.

Аналитические средства для создания аутентичных исследовательских условий.

Синкретическое единство взгляда на обсуждаемый объект предоставляется, по всей видимости, наиболее четко лишь со стороны интегративных семиотических знаков как основополагающего функционального и универсального культурного субстрата.

Неразложимые далее текстообразовательные знаковые единицы играют роль тех самых искомых элементарных блоков, которые выстраивают весь структурный, семантический и семиотический, синхронный и диахронный, горизонтальный и вертикальный план текста, а также диагностируют эволюционные культуротекстовые интерпроекции.

В последних участвуют в том числе такие объекты, которые, по строгому счету должны быть идентифицированы научной общественностью как «третичные» - сугубо культурогенные,

батисматические, специфически конструктивно-текстовые знаки, заполняющие весь космос текста, культуры и коммуницирующего человечества.

Рассматриваемый в диссертации текстосозидательный \ дейксис, выполняя роль «третичной моделирующей системы», совместно с первыми двумя текстообразовательными типами -лингвистическим и эстетическим, является эволюционно-истори-чески оформленной базой вариационного, комбинационно-конт-растивного, шифтерного текстостроительства, выработанного в процессе становления текста на оси культурно-текстовой, диахронии.

Знаки эти, выделяемые из себя самим текстом, его содержанием и историческим смыслом, теми трансформациями, которые осуществляются на его диахронных срезах, в равной мере работают как на «форму», так и на «содержание», не допуская искусственного распадения последних.

Их знаковая форма, генетически произошедшая из текстовой материи, превратилась, в конце концов, в структурно-знаковые категории текста, а затем и вовсе в релятивированные концептуальные позиции, вне которых немыслимо современное текстопроизводство.

Культурогенный знак является тем самым символом единства рассматриваемой здесь дейктической системы тексто-созидания, пронизывающей все структурные срезы художественного текста в его уже указанном направлении эволюции от замысла к исполнению (от глубины к поверхности) и представляющей собой, что самое важное, универсальную комплексную систему смыслоснабжения литературного текста, его конечную,

итоговую и сбалансированную информационную модель.

Специфические условия исследования культурогенного знака.

Следует заметить, что науковедческая реальность вынуждает аналитика рассматривать разные функциональные элементы единой дейктической системы, как единого дейктического механизма построения текста, порознь, каждый в отдельности, чтобы затем составить результирующее целое. Так сначала было создано теоретическое представление о местоименном механизме, работающем на поверхности, а затем уже, совершенно в ином эвристическом ключе и эпистемологическом контексте, -модель культурогенная, совпавшая с первой по аналогии.

Она же, эпистемологическая ситуация, заставляет исследователя идти проторенным путем традиции и только затем переходить на рельсы общеэстетических или общенаучных гипотез, поскольку культурогенный дейксис, являясь феноменом глубины, с поверхности - момент очень важный - не «просматривается» и требует для своего диагностирования множество исходных логико-аксиоматических посылок.

Вот почему весь изучаемый материал, эволюционно-исторически неделимый и синкретический, должен был в процессе идейной разработки искусственно расчленяться на две практически самостоятельные аналитические части, каждая со своей эвристической методологией, художественно-иллюстративным материалом и комплексом теоретических и прагматических идей.

Научные первоначала диссертации, создавшие в дальнейшем эвристический и функциональный прецедент, извлечены в

основном из традиционного восприятия местоименных дейкти-ческих знаков.

Наращивание основной массы новых знаний адресовано культурогенному текстообразовательному дейксису как новому семиокомплексу культуры.

Цель диссертационного исследования.

Целью исследования является, таким образом, создание некой обобщенной концепции текстообразования, которая своим обязательным компонентом включала бы представление о литературно-художественном тексте, как о построенном делегированными изнутри, из его собственного /исторического/ содержания семиотическими текстостроительными средствами глубинного кода. г'

По идее исследования, эти средства должны обладать соразмерными свойствами, среди которых следует выделить стабильность, обязательность, активность, универсализм, способность организовывать текст по всем синхронно-диахронным срезам и уровням в его функциональной пластике, художественной субстанциальности и эстетической специфике, т.е. общими свойствами, присущими традиционно понимаемому дейксису вообще.

Целью диссертации является, таким образом, попытка первого, возможно, не совсем уверенного шага на пути проникновения в глубинные, генетические структуры культуротекста (то есть текста и, соответственно, культуры как нераздельных феноменов формы и содержания).

Культурогенный ракурс видения текста не может не представить историческое текстообразование в новом информа-

ционном свете, способном доказательно прояснить суть и смысл происходящих в недрах культуры и отражающихся в ее генетической матрице процессов.

Доминантой концепции дейктического текстообразования должна тем самым стать экспликация внутренних материальных ресурсов, идущая в конечном счете в диахронии и синхронии именно от семиотического плана и содержания самого текста, а не наших собственных аналитико-интерпретативных взглядов на него, диктуемых общей или частной филологической теорией.

Задачи исследования.

К задачам диссертационного исследования относится выявление стратегической программы культурогенетического поиска тех планов и ареалов культуры и/или текста, которые бы обладали способностью диагноза и экспликации глубинных культурных процессов генетического текстообразования.

С другой стороны, помимо определения операционального фона культурогенеза, требуется установление точного инвентаря операциональных средств, рассчитанных на структурно-семиотическую дешифровку всего, что на генетической глубине происходит в культуре.

Актуальность культурогенетической идеи.

Актуальность культурогенного дейксиса определяется его органической связью с новейшими тенденциями в развитии науки о тексте, воспринимающей в последнее время охотно и заинтересованно теоретические результаты других, параллельных гуманитарных наук, трактующих текст или применяющих те или иные специальные методики его изучения.

Рассматриваемый подход не только позволяет выделить возможности продуктивного междисциплинарного взаимодействия, но и предлагает конкретные пути его установления в целях максимально эффективного анализа литературно-художественного текста, испытавшего на своем пути становления, т.е. в практике неизолированного эволюционного культурогенеза бесконечное множество самых разнообразных влияний со стороны всего того, что создано человеческой мыслью и культурой в целом.

В этой связи становится заметным тот непреложный и в общем-то для совокупной научной парадигмы выигрышный факт, что основную тяжесть решения острейших концептуальных проблем современной «нарративной науки», эпицентрической по отношению к культуре, берет на себя не столько филология, сколько философия, в частности, философия культуры, но главным образом культурология, интегрирующая указываемые научные направления в единое целое, семиотика и герменевтика.

Только всепроникающая интерпретативная методология указанных наук, в отдельности или тем более в своей совокупности, обретает способность отправиться в глубь накопившихся в течении долгого эпистемологического периода проблем.

Следовательно, актуальная целенаправленность работы состоит фактически в том, чтобы репродуктивно-синтетическим путем с участием целой группы единонаправленных наук - под эгидой культурологии - декодировать подобные естественные влияния и структурные отпечатки на диахронной вертикали культурогенного развития текста и заодно выявить мерную ей по качеству и количеству синхронную культурогенную вертикаль.

Благодаря этому можно будет определить и ее специфические свойства, придавшие, вкупе с диахронными, виртуальному и актуальному тексту его современный облик, а именно вид

W V vr

глубиннои, мн�