автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Диалогичность эпистолярной поэтики А.С. Пушкина
Полный текст автореферата диссертации по теме "Диалогичность эпистолярной поэтики А.С. Пушкина"
На правах рукописи
Омарова Гюльсара Бейсембаевна
ДИАЛОГИЧНОСТЬ ЭПИСТОЛЯРНОЙ ПОЭТИКИ А.С.ПУШКИНА
Специальность 10.01.01 - русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Омск-2004
Работа выполнена на кафедре культурологии Омского государственного педагогического университета
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Асоян Арам Айкович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Печерская Татьяна Ивановна кандидат филологических наук, профессор Худошина Элеонора Илларионовна
Ведущая организация: Тюменский государственный университет
Защита состоится 26 февраля 2004 г. в 13.30 часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.179.02 по защите диссертаций на соискание
ученой степени доктора филологических наук при Омском государственном университете (644077, г.Омск, Мира, 55- а).
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Омского государственного университета.
Автореферат разослан
2004 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат филологических наук, доцент
Кривозубова Г.А.
2004-4 27884
----- ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. В настоящей работе, посвященной творчеству А.С. Пушкина, исследуется диалогическая поэтика писем поэта. Этот аспект штудий представляется весьма актуальным для понимания его уникального художественного мира.
На нынешнем этапе изучения эпистолярного творчества Пушкина сделано немало открытий, связанных с мотивной, структурной и стилистической спецификой текстов. Письма рассматривались как материал внешней и внутренней биографии поэта; изучалась специфика его художественной манеры; обращалось внимание на лингво-стилистические особенности пушкинского письма.
Однако отдельные аспекты пушкинских писем остаются до сих пор неизученными. Так, практически не исследована переписка Пушкина как целостный текст, его поэтика диалогического соприкосновения с различными культурными кодами и системами. Не поставлена проблема аллюзий-ной, ассоциативной силы слова в письмах поэта как знака интимности, отсылки к общей памяти и структурирования собеседника - читателя. Многое остается невыясненным в стилевой природе пушкинского протеизма; недостаточно исследована степень обособленности «литературной личности» автора от его человеческой индивидуальности. Решение этих и других вопросов позволило бы подвести более солидную базу под исследование внутренней диалогичности Пушкина и, более того, сориентировало бы на важнейшую категорию пушкинского мира - диалог - как творческую и мировоззренческую диспозицию Пушкина. «События жизни текста, то есть его подлинная сущность, - писал Бахтин, - всегда разворачиваются на рубеже двух сознаний, двух субъектов».1
Диалогичность Пушкина есть открытость его художественного сознания всякому творческому слову, прозвучавшему в пространстве культуры. Она включает в себя стилевые, философские, герменевтические аспекты диалогического мировоззрения. Отсюда - особая контекстуальность пушкинского слова (письма), которая воплощает «не только реминисценции, не только ассоциации, но известную гибкость и потенциальное богатство основного значения, особую способность к контекстуальным комбинациям».2
Цель предпринятого исследования - изучение диалогической поэтики пушкинского эпистолярия, выявление актуальных моделей диалога, делающих его письма оригинальным художественным текстом.
Реализуя эту цель, мы поставили перед собой следующие задачи:
- подвести итоги и обобщить опыт изучения эпистолярного наследия Пушкина;
- обозначить основные положения диалогики, актуальные в современной философии коммуникаций, в частности, в работах М. Бубера и М. Бахтина, которые позволяют значительно расширить границы исследования и взглянуть на письма с общекультурных и философских позиций;
' Бахтин М.М. Литературно-критические статьи.—М., 1986. САП. 1 Бахтин М.М. Собрание сочинений в семи томах. - М., 2000. Т.2. С.232.
" ;1Аи:гонАльнАя I бнаднотскА {
- рассмотреть поэтику эпистолярного разговора Пушкина, выявить его эстетические и художественные особенности, выводящие «разговор» в более широкий жанровый и смысловой контекст;
- квалифицировать различные модели диалога, актуальные в эпистолярном мире Пушкина («сократический диалог», творческий полилог культуры и т.д.);
- осмыслить природу художественного протеизма Пушкина и смену его стилевых образов;
- установить взаимосвязь диалогической личности Пушкина с архетипом античного поведения;
- рассмотреть механизмы творческого диалога Пушкина в системе его эпистолярной коммуникации с современниками.
Научная новизна исследования состоит в том, что письма Пушкина рассматриваются как креативно-диалогический текст, неповторимость которого обусловлена густой сетью межтекстовых связей как с творчеством самого поэта, так и с эпистолярной практикой его корреспондентов. Структура писем Пушкина «не наличествует, а вырабатывается» в процессе их создания.3
Положения, выносимые на защиту:
1. Диалог - это главная поэтологическая константа пушкинского эпис-толярия. Он является не только художественной категорией эпистолярной манеры поэта, но его мировоззренческой позицией.
2. Диалогичность как доминанта творческого сознания Пушкина обусловливает имманентность его переписки многоголосию самой жизни. Множеством нитей письма связываются с окружающей действительностью и системой культурных интенций.
3. Письма Пушкина и его корреспондентов - это единая структура, в которой каждое отдельное письмо — часть целого, сложным образом связанная со всеми основными компонентами метатекста, и только в контексте всей переписки реализуется в полной мере семантика отдельного письма, вросшего в метатекст множеством связей: аллюзий, парафраз, реминисценций.
4. «Разговор» как метапоэзис пушкинского письма обладает той особой природой, которая позволяет идентифицировать его с философемой пушкинского мироощущения. В пушкинском мире «разговор» перерастает рамки жанра устной беседы, актуализируя архетип античного симпосиона.
5. Эпистолярный образ Пушкина неотделим от образа его адресата: поэт всегда конгруэнтен ему. Подобно божеству метаморфоз, Пушкин-Протей меняет свой авторский облик с переменою обстоятельств и со сменой своего адресата. Протеизм Пушкина - это принцип его взаимоотношения с миром, органическое вхождение в стилевой образ реципиента, одним из
} Кристева Ю Бахтин Слово, диалог и роман // Вестник МГУ Сер.9. Филология. 1995.
эквивалентов которого является образ собеседника. Но Пушкин-Протей никогда не адекватен своему собеседнику. Его самоирония и некая отстраненность от позиции собеседника делают Пушкина «господином над самим собой» и создают пространство для последующего диалога.
6. Художественные особенности пушкинской беседы близки инфраструктуре сократического диалога. Пушкинская полифония коррелирует с сократовским диалогизированием как способом постижения истины, где конечная мысль существует как результат совместного творчества.
7. Письма Пушкина выполняют роль своеобразного инфратекста по отношению к его творчеству. «Тексты», будучи гетерогенными и гетерострук-турными образованиями, тяготеют к символизации. «В этом аспекте, - писал Ю.Лотман, - тексты образуют свернутые «мнемонические программы», превращаясь в целостные символы».4 Письма Пушкина участвуют в смыс-лопорождении и формообразовании его художественных произведений.
Методологическую основу исследования составляют историко-культурный и структурно-семантический методы с использованием интертекстуального анализа писем Пушкина. Теоретической базой исследования служат положения, сформулированные в работах М. Бубера и М. Бахтина, Необходимость такой методологии и методики исследования диктуется задачами диссертации и особенностями пушкинского эпистолярия, для которого принцип диалога является ведущим.
Практическое применение работы. Материалы и результаты исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении практических занятий по истории русской литературы начала XIX века, при проведении спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству А.С. Пушкина.
Апробация работы. Отдельные положения диссертационного исследования излагались на всероссийской гуманитарной научной конференции «Образ человека в картине мира» (Новосибирск, 2003), межвузовской конференции «Реальность. Человек. Культура» (Омск, 2003), обсуждались на заседаниях аспирантского семинара и заседаниях кафедры культурологии Омского государственного педагогического университета и представлены в пяти публикациях в сборниках и журнале СО РАН «POSTHUMANITUM».
Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения.
Во Введении обосновывается актуальность темы исследования, определяется его предмет, цели и задачи, манифестируются методологические принципы и раскрывается композиционное строение диссертации.
4Лотман Ю.М. Избранные статьи. В Зт.-Таллинн. 1992. Т.1. С.146
Первая глава носит историко-литературный и критико-библиографичес-кий характер, в ней систематизируются и обобщаются основные тенденции в исследованиях, посвященных эпистолярному наследию Пушкина.
В первом параграфе описывается история публикаций писем Пушкина и рассматриваются принципы их расположения в различных изданиях.
В 1882 году П.А. Ефремов впервые сделал попытку собрать известные тогда письма Пушкина (кроме писем к жене) и издать их отдельным томом в редактируемом им собрании сочинений поэта. В издание Ефремова вошли письма к 77 корреспондентам Пушкина, но недостатком этого предприятия явилось неудачное расположение писем: оно дано не в общем хронологическом порядке, как принято делать теперь, а по корреспондентам, в хронологической последовательности самого раннего письма каждой группе писем, например, сначала к кн. П.А. Вяземскому, затем - к А.И. Тургеневу, потом - к П.В. Мансурову, к Н.И. Гнедичу и т.д.
Наряду с публикацией писем Пушкина, постепенно отыскивались и печатались письма его корреспондентов. Самым полным изданием двусторонней переписки Пушкина явилось Большое академическое собрание сочинений под ред. Д.Д.Благого и Н.В.Измайлова. Однако, по мнению исследователей творчества Пушкина В.Э.Вацуро, М.И.Гиллельсона, И.Б.Му-шиной, краткий текстологический и библиографический аппарат, а также предметно-именные указатели к каждому тому переписки лишь в весьма малой мере могут заменить отсутствие историко-литературного и реального комментария. В наибольшей степени, на их взгляд, этот недочет относится к письмам, адресованным Пушкину.
Тщательно откомментированные письма поэта впервые изданы в 1926 -1935 гг.: Пушкин. Письма, т.т. Ш (1815-1830), под ред. Б.Л.Модзалевского; т.Ш (1831-1833), под ред. Л.Б.Модзалевского. В данное издание включены все известные письма, которые появились в печати вплоть до середины 1926 г. (до 780 писем). Под письмами понимаются конкретные письменные обращения к лицам - в прозаической форме и в стихах или в смешанной форме прозы и стихов; прошения в форме письма, письма к издателям; деловые бумаги (официальные прошения, заявления, показания и т.п.) в текст издания не включены, а использованы в комментарии, как материал биографической или историко-литературный.
Тексты писем выверены по подлинным автографам поэта, беловым и черновым, и переданы с точностью й близостью к оригиналам. Черновые письма, имеющие правки, изменения, зачеркнутые слова, фразы, целые абзацы, - переданы в издании в виде связной графики, которая в большинстве случаев дает возможность проследить ход мысли автора и постепенные изменения, вносившиеся им в текст.
Большую ценность трёхтомному изданию писем Пушкина придают примечания, задача которых - по возможности, ввести современного читателя в круг понимания личных отношений, литературных, исторических и других интересов Пушкина и его корреспондентов. До сих пор полных комментариев или объяснений к письмам Пушкина не было. В Венгеровском
собрании писем в издании Брокгауза-Ефрона (1915 г.), в Ефремовском, в издании Суворина, 1903 г. и других - комментарии ограничивались лишь «самым необходимым». Поэтому комментарий данного издания вобрал в себя обширные сведения из мемуаров и документов современников поэта, пространные биографические и генеалогические справки, выписки из журналов и газет 1820-1830 годов. Он раскрывает многочисленные скрытые намеки в письмах Пушкина и его адресатов. Многие пушкинисты, определяя ценность данного издания писем Пушкина, отмечали удачное хронологическое расположение писем, точность датировки. Издание писем Пушкина под ред. БЛ.Модзалевского до настоящего момента не утратило своего научного значения и продолжает оставаться незаменимым подспорьем для исследовательских работ пушкинистов. Позднее письма Пушкина трижды издавались в полном составе в «малом» десятитомном издании Академии наук СССР (т. 10, 1-е изд. - 1949, 2-е - 1958, 3-е - 1966), в которых приводятся краткие примечания.
В 1982 году вышла книга «Переписка Пушкина» в серии «Переписка русских писателей», в 2-х томах, составителями которой являются В.Э.Вацуро, М.И.Гиллельсон и др. Издание представляет собой избранную переписку Пушкина. Характер и принципы отбора писем поэта определены задачей выявить литературно-общественные, историко-литературные, эстетические стороны и аспекты становления и развития поэта. В издании каждый раздел предваряется вступительной заметкой, в которой приводится краткая история отношений Пушкина с данным корреспондентом; за каждым письмом следует комментарий.
Во втором параграфе освещается проблематика исследования писем Пушкина. В изучении эпистолярного наследия поэта за полтора столетия определилось несколько главных аспектов. Первый - использование писем как первоисточников для выстраивания, уточнений биографии поэта (в работах Е.А. Ляцкого, П.И. Бартенева, П.В. Анненкова). Второй - прочтение писем как субъективных свидетельств пушкинского творчества. Особо ценной является работа В.В. Сиповского5, который впервые ставит вопрос о протеизме Пушкина как факторе, определяющем и одновременно объясняющем несоответствие «внешних черт облика» поэта, вырисовывающихся в письмах, его внутренней сущности. Он отметил также пушкинскую способность заключать в самом письме характеристику адресата, но данное наблюдение не было им развито. На неадекватность облика, выявляемого из писем Пушкина, его истинной сущности обращают внимание Ю. Айхен-вальд6 и Ю. Тынянов7. Третий аспект изучения пушкинских писем - рассмотрение их как самостоятельного жанра. Н.Л. Степанов8, работа которого во многом была спровоцирована тыняновской концепцией литературного письма конца XVHI -I четверти XIX века, дает первый образец исследо-
5СиповскийВ В. A.C. Пушкин по его письмам //Памяти А.Н. Майкова.-СПб, 1902.
4 Айхенвальд Ю.И. A.C. Пушкин. - 2-е изд. - М., 1916.
' Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977.
' Степанов H.JI. Поэты и прозаики. - М, 1966.
вания поэтики писем Пушкина, основанный на научном подходе. Четвертый - постановка проблемы взаимосвязи эпистолярного и художественного творчества Пушкина (ПО. Винокур9, В.А. Малаховский10, Б. Казанский", Е.А. Маймин12). Проблеме культурологического анализа писем Пушкина посвящена работа Л.П. Гроссмана «Культура писем в эпоху Пушкина», соответственно названию рассматривающая письма в культурологическом аспекте.
В течение нескольких десятилетий работы о письмах Пушкина отсутствуют, и новый интерес к ним пробуждается лишь в 60-е годы. К 1962 году относится вводная статья И. Семенко «Письма Пушкина», где письма поэта связываются с его общим объективным стилем и «реалистической манерой». Однако, на наш взгляд, «реалистический» подход не выявляет всю полноту и художественную неповторимость эпистолярной манеры поэта.
Ряд работ, посвященных сравнению черновых и беловых редакций пушкинских писем, сопоставлению их с автобиографической прозой Пушкина, принадлежит Я.Л. Левкович11. Рассмотрению традиции «арзамасского наречия» в письмах Пушкина посвящена работа М.И. Гиллельсона14. Существуют и другие работы, рассматривающие мотивную и стилистическую систему писем поэта. (B.C. Краснокутский15, А. Ахматова16, Л.И. Воль-перт17).
Из новейших исследований выделяется работа американского ученого У. Тодда18, посвященная поэтике «дружеского» письма как литературного жанра культуры XIX столетия, а также работы И. Паперно19, обнаруживающих новый подход к пушкинской переписке. Исследователь рассматривает письма как вид текста со специфической ролью в системе культуры. Иными словами, переписка - это текст двух корреспондентов, построенный диалогически. Точка зрения Паперно представляется весьма перспективной, поскольку задает новое направление в изучении пушкинского эпистолярия.
Во второй главе «Поэтика писем Пушкина» исследуется природа пушкинского письма с точки зрения его жанровых и художественных особенностей.
' Винокур Г.О. Культура языка. Очерки лингвистической технологии. - М., 1925.
10 Малаховский В.А. Язык Пушкина // Известия АН СССР. - M.-JI., 1937. - № 2-3.
" Казанский Б. Письма Пушкина//Литературный критик. -1937.-Ks 2.
11 Маймин Е.А. Дружеская переписка Пушкина с точки зрения стилистики // Пушкинский сборник.-Псков, 1962.
11 Левкович Я.Л. Письма// Пушкин. Итоги и проблемы изучения.-М., 1966.
14 Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. - Л., 1974.
15 Краснокутский B.C. О своеобразии арзамасского наречия //Замысел, труд, воплощение.-Изд. МГУ, 1977.
' 16 Ахматова A.A. Неизданные заметки Анны Ахматовой о Пушкине // Вопросы литературы.-1970.-№ I.
17 Вольперт Л. И. Пушкин в роли Пушкина. - М., 1998.
" Тодд У. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху. - СПб., 1994.
" Паперно И.А. Переписка как вид текста. Структура письма // Материалы Всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5). -Тарту, 1974.
Первый параграф посвящен диалогике Пушкина как главной константе его художественного мира и творческого сознания.
Вопрос о диалогике эпистолярия поэта в пушкинистике до сих пор не поднимался. Так или иначе его отсвет возникал в исследовательских эссе В. Сиповского, Ю. Айхенвальда, А. Ахматовой, Л. Вольперт. Обращение к философским экзерсисам М. Бубера и художественно-эстетической концепции М. Бахтина позволяют значительно расширить поле исследования и рассматривать пушкинский эпистолярий под новым углом зрения, как текст со своей особой неповторимой спецификой.
В пушкинской картине мира диалог представляет доминанту творческого сознания. Он предполагает как непосредственную связь автора с корреспондентом, так и творческую коммуникацию с миром. Диалогичность Пушкина находит свое выражение в многообразных вариациях его художественного слова: в разговоре, симпосиональной беседе, творческом полилоге культуры. В этом смысле письма поэта предвосхищают философию диалога Бубера и его представление о мире как «живом вселенском диалоге, который давно уже начался и продолжается». Для Пушкина творческое сознание каждого человека включено в звучащий мировой диалог и фактом подобной включенности человек становится ближе к истине. Теоретически это подтверждается мыслью Бубера об истине диалога как господствующей над его отдельными репликами и ее недоступности обособленному человеку.
Истина, полагал философ, не итог спора, где каждый отстаивает свое мнение. Она рождается в отношении «Я - ТЫ», в мире встречи человека с иным существом. Буберовская дихотомия «Я - ТЫ» - почти то же самое, что пушкинская гармония противоположных начал, идея о взаимной дополнительности и обусловленности. Сам Пушкин являет яркую диалогическую личность: для него центр внимания не только в нем самом, но и в другой личности. Он «никогда не отделяет себя от другого, а следовательно, не отделяет себя от бытия». Для Пушкина жизнь - в диалоге, и она всегда противопоставлена монологическому существованию, под которым подразумевается не бытие одинокого человека, а «жизнь того, кто не способен воспринять общество, в которое он приведен судьбой, соответственно его сущности»20. Для Пушкина монологическое слово всегда претендует на обладание готовой истиной, на самотождественность и самодостаточность.
Природа пушкинского текста во многом явилась предпосылкой теории художественного слова М. Бахтина. Хотя эстетическая концепция Бахтина построена на материале романов Ф. Достоевского, факт пушкинского творчества как некоего литературного и духовного истока для бахтинской теории отрицать трудно. Бахтинское представление об искусстве как «бесконечном и незавершимом диалоге, в котором ни один смысл не умирает»21, во многом соотносится с творческим миром Пушкина: «поэт вбирает в себя
21 Бахтин М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М. Эстетика словесного твор-
все происходящее вокруг, откликается на каждое новое явление, адаптируя к нему мир своих образов, но в то же время не забывает ничего из предыдущего опыта, не теряет своей прежней творческой личности»22. Пушкинское слово, синтезирующее в себе множество культурных эмблем и смыслов, словно обусловило учение Бахтина о диалогической природе высказывания. Всякое высказывание, по мысли ученого, наполнено диалогическими обертонами, поэтому оно - сложное и многоплановое явление. Между высказываниями устанавливаются диалогические отношения, «пусть отдаленные и во времени и в пространстве, но имеющие хоть какую-нибудь смысловую конвергенцию, хотя бы частичную общность темы, точки зрения»23.
Диалогические отношения могут проникать внутрь отдельного слова, если в нем диалогически сталкиваются два голоса. Явление «внутреннего диалога», о котором говорит Бахтин, в полной мере воплотили письма Пушкина: голос поэта звучит в них в соотнесении с другими голосами (своими или усвоенными чужими), перебивается ими, соглашается или борется с ними. Внешне монологическая речь Пушкина-адресата на самом деле проникнута скрытой полемикой и полифонией.
Второй параграф «Разговорная» поэтика пушкинского письма» посвящен рассмотрению писем поэта с точки зрения их эквивалентности жанру «разговора». Этот ракурс исследования обусловлен прежде всего историко-культурной ситуацией, которая сложилась в России начала XIX века, где искусство беседы, causerie сделалось фактом культуры в той же мере, в какой им стали письменные тексты домашней, бытовой литературы: дневники, мемуары, письма... Ю.М. Лотман, характеризуя пушкинскую эпоху, отмечает особую авторитетность изустного слова. «Устная речь, - пишет он, -делалась моделью культуры как таковой... устное общение сделалось идеалом, нормой общения вообще, и задавало письменному тексту не только
24
лексику, но и самый стиль контакта» .
С наибольшей степенью эту черту эпохи вобрали в себя письма Пушкина, которые нередко оказываются эквивалентом устной беседы. Мотив письма как «разговора» встречается в его переписке неоднократно. «Твои письма оживляют меня, как умный разговор» (I, I, 154), - признается поэт в одном из писем Вяземскому. Обаяние Пушкина-корреспондента в том, что в своих письмах он всегда разный: он насмешничает и язвит, мистифицирует и сплетничает, делает признания и скучает... Пушкинские письма - это уникальная амальгама живого устного разговора и искусной салонной беседы, эзотерической словесной игры и мгновенной критической заметки. Стремясь выстроить переписку в единый целостный разговор, Пушкин сообщает ей открытость (т.е. возможность подвязывания все новых и новых писем), полифонию, преодолевая линейность письменного текста (письма мотивно
" Гаспаров Б М. Поэтический язык Пушкина. - СПб., 1999.
" Бахтин М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М. Эстетика словесного творчества. - M. 1979.
24 Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинской эпохи // Избранные сочинения. В Зт. - Таллинн, 1992.-Т. 3.
сцеплены друг с другом, образуют паратаксис). Примером может служить один из популярных в переписке мотив творчества. Он циркулирует в письмах Пушкина и его корреспондентов, которые вовлекаются в разработку метафорических модификаций образов творчества («пира», «деторождения», «цветения»). Сквозные метафоры как бы «прошивают» переписку пушкинского круга на протяжении многих лет. Они диалогически соотносятся между собой, так что собеседники перекидываются ими, словно мячиками.
Метафоричность, будучи прерогативой письменной речи25, маркирует пушкинское письмо как написанный разговор. Иными словами, письма Пушкина представляют собой искусную имитацию беседы средствами литературы, среди которых значительное место занимают каламбуры и анекдоты.
Третий параграф «Метафизика парасемии «литература-сад» в переписке Пушкина - Дельвига» посвящен особенностям «домашней семантики» в эпистолярной речи лицейских друзей. Речь идет о мотиве «цветов», циркулирующем в переписке (ср.: « Что твои цветы цветочки ?», «Посылаю тебе, барон, вассальскую мою подать, именуемую цветочною по той причине, что платиться она в ноябре, в самую пору цветов», - из писем Пушкина -Дельвигу. Или: «Яуже засеял цветы и понемногу они подрастают», «Милый Пушкин, посылаю тебе... насилу расцветшие «Северные цветы». К будущему году надеюсь лично от тебя получить лучшие цветы для моего парника или теплицы» - из писем Дельвига - Пушкину). «Цветы», «парник», «теплица», «братия» - это по-арзамасски обыгрываемый семантический комплекс, за которым предполагается отдельный континуум смысла, делающий переписку друзей «особенным разговором» поэтов. В эпистолярном разговоре Пушкина - Дельвига «цветы предстают словом, прошедшим некую духовную обработку»26. Буквальный смысл превращается в художественно-философскую категорию «Цветы» мыслятся неким мифо-поэтическим первоначалом стиха. Они олицетворяют идею «рождения» и регенерации смысла. Подобно цветам, прорастающим из земли, стихи вырастают в «духовном саде» поэта. Аналогия стихи-«цветы», поэзия -«Эдемский сад» имеет богатую культурную традицию, которая включает в себя античную поэзию, культуру барокко, поэзию и философию немецких романтиков, эмблематику масонов. Все эти контексты актуализируются в переписке двух русских поэтов XIX века, что позволяет говорить о смысловой и художественной поливалентности их эпистолярного разговора. Эпистолярный диалог Пушкина - Дельвига отличается тем, что он всегда обращен ко многим пластам мировой культуры. Можно задаться вопросом: что такое «цветы», «сад», «святая братия», постоянно циркулирующие в письмах и довольно устойчивые номинативы на протяжении нескольких лет?
" Метафора свойственна и устной речи: по словам Айвора А. Ричардса «большая часть свободной или непринужденной речи метафорична» (см. подр.: Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. - М., 1990). Согласимся с мнением исследователя, тем более что в устной речи Пушкина метафора достаточно активна (ср.: «Разговоры Пушкина. Репринт. Воспроизведенное изд. 1929 г.-М., 1991).
"Бочаров С.Г. Праздник жизни и путь жизни//Русские пиры. Канун.-СПб., 1998. — С.205.
По справедливому замечанию И. Паперно, это - «мифологемы», «продукты семантической конденсации», за которыми стоит свернутый сюжет, позволяющий говорить о том, что за внешней эпистолярной игрой слов кроется важная мировоззренческая проблема27. Речь идет о целом метафорическом уровне, имплицируемом в разговоре: поэзия - это «сад», «земной Эдем»; стихи - это «цветы», а поэт - «садовник», насаждающий многоцветие «поэтического сада».
В четвертом параграфе «Проблема художественного протеизма Пушкина» рассматривается вопрос об эпистолярной личности поэта. Пушкинский разговор с начала и до конца ориентирован на адресата. Корреспондент представляет собой некое «семиотическое единство с текстом пушкинского письма»28. Он существует как некоторая мерцающая позиция, к которой постоянно апеллирует поэт. В зависимости от обстоятельств, Пушкин предстает в своих письмах то пылким любовником (с А. П. Керн) и ворчливым «стариком-соседом» (с П.А. Осиповой), то циничным холостяком (с А.Н. Вульфом, С.А. Соболевским, Ф.Ф. Вигелем) и практичным, любящим супругом (с Н.Н. Пушкиной), умным собеседником (с П.Я. Чаадаевым, А.П. Вяземским) и светским человеком (с Е.М. Хитрово)... Проблема пушкинского протеизма тесно связана с литературной и смысловой средой мифа о Протее, который в культурной традиции давно преобразовался в метафору. Миф отчасти проливает свет на психологию творчества Пушкина.
Протей - морское божество, и, подобно родной стихии, он обладает чудесной способностью видоизменяться, ускользать (как вода утекает сквозь пальцы). Прикидываясь иным, Протей хранит тайну своего подлинного облика. Репертуар его образов диалектически богат: от самотождества до полной противоположности.
Творческая личность Пушкина, несомненно, созвучна мифу о Протее. Про-теизм Пушкина - это его принцип взаимоотношения с миром, а именно органическое вхождение в стилевой образ окружающего мира, одним из эквивалентов которого является образ собеседника. Можно привести в пример некоторые эпистолярные диады, возникающие в пушкинских письмах к разным корреспондентам. Например, в переписке с Вяземским обнаруживается параллель взаимоотношений «демон - схимник» (ср. раннее письмо Пушкина от 27 марта 1816 года); в период Михайловской ссылки она преобразуется в дихотомию «Асмодей - отшельник», «Асмодей - юродивый», наконец, а диаду «умный - дурак» (ср.: «Тыумен, о чем ни заговори -ая перед тобою дурак дураком» - из письма Пушкина- вяземскому, 1825 г.).
В переписке с А.Тургеневым Пушкин выстраивает эпистолярную симметрию «апостол - пророк» (Тургенев изображается в роли «первоапосто-ла» по его связи с Библейским обществом, секретарем которого он был, а
"Палерно и.А. О реконструкции устной речи из письменных источников (кружковая речь и домашняя литература в пушкинскую эпоху) // Семантика номинации и семиотика устной речи. Вып. 1.-Тарту, 1978.
21 Виролайнен М. Две чаши (О дружеском послании 1810-х годов) // Русские пиры. -СПб., 1998.
также по своему арзамасскому портрету «апостола Петра», чрезвычайно популярному в пушкинском кружке). Себя Пушкин изображает «пророком Иоанном», сосланным на остров Патмос. Таким образом, он создает в переписке то ассоциативное поле, в котором актуализируется особая духовная связь с адресатом, основанная на общей причастности к высшим откровениям («апостол - пророк»).
Вместе с тем, следует отметить, что в протеевском облике Пушкина всегда заложена эволюция как его артистического облика, так и его эпистолярной позиции. Примером может служить переписка с Жуковским. Помня о нравственном облике адресата и его мистической настроенности, Пушкин подыгрывает ему (ср.: «Пошевели сердце Марии, поэт! Иоправда-ем провиденье» -из письма Пушкина - Жуковскому). Однако после 14 декабря 1825 года иерархия эпистолярных взаимоотношений заметно меняется. Навязанный Жуковским этический разговор, от которого Пушкин так или иначе до сих пор уклонялся, обретает в его письмах иную глубину и актуальность. На традиционные увещевания Жуковского «поладить» с государем Пушкин отвечает: «Но в течении десяти лет его царствования лира твоя молчала. Это лучший упрек ему» (I, II, 4). Свою мысль он вписывает в широкий философский контекст: «Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры - глас народа», отсылая к латинскому изречению «Vox populi - vox dei» - «Глас народа - глас божий».
Глава третья «Сентенция «История принадлежит Поэту» в «сократическом» диалоге пушкинской эпохи» посвящена проблеме «симпосиональнос-ти» Пушкина. На наш взгляд, диалогика пушкинского сознания во многом имманентна «внутренней симпосиональности» Сократа. Творческий мир поэта и диалогический космос Сократа имеют некую общность, сказывающуюся в противостоянии монологическому слову, как противоречащему полифонии самой жизни. В их мирах собеседник существует как главная дефиниция диалога. Он необходимая составляющая мысли автора, поскольку часто служит отправной точкой его внутреннего разговора с самим собой.
«Симпосиональность» Пушкина рассматривается нами на примере его эпистолярной сентенции из письма к Н.И. Гнедичу «История народа принадлежит Поэту», прозвучавшей в начале 1825 года (23 февраля 1825 г.). Пушкинская мысль существует в ареале диалога, создаваемого интенцией Карамзина («История народа принадлежит царю») и высказыванием Н. Муравьева («История принадлежит народам»). Вопрос о том, кому принадлежит история, это главное речевое событие симпозия пушкинской эпохи, в котором объединяются Карамзин и Муравьев, Пушкин и древнерусские летописцы. «Давно почившие и ныне здравствующие»29 - все они являются участниками философского симпосиона, Председатель которого - Пушкин. Как симпосиарх, Пушкин вступает с ними в диалоги, сталкивая точки зре-
и Виролайнен М. Две чаши (О дружеском послании 1810-х годов) // Русские пиры. -СПб, 1998.
ния корреспондентов между собой. При этом он не столько оппонирует своим собеседникам, сколько строит альтернативную картину мира, которая предлагается как равнозначная. Эта античная мера отношения к существующей мысли предшественника позволяет говорить об органической соотнесенности его художественного мировидения - философии сократического диалога.
Для себя самого Пушкин, видимо, видел опору в позиции древнерусского летописца. Его Пимен олицетворяет особое самостояние личности в череде событий Смутного времени. Внутренняя свобода и независимость Пимена реализуют пушкинскую мысль о духовной независимости Поэта, делающей его свидетелем и хранителем истории. Декларируя мысль о прерогативе Поэта на истину, Пушкин выводит симпосиональную проблему на качественно иной уровень осмысления. Он обозначает ее новый ракурс: вопрос о том, кому принадлежит история, тесно связан с понятием «истины». Ибо установить, кому открывается истина, это и значит - разрешить вопрос, кому принадлежит история. Если истина предусматривает «независи-
30
мое вдохновение» , то она, в свою очередь, мыслится как непреложное свойство гения, следовательно, открывается она только Поэту. В пушкинском мире Поэт- «избранник», ибо только он связан с genio loci и причастен к тайне. Решая вопрос о том, кому принадлежит история, Пушкин вводит в пространство симпосиона проблему истинного «избранника». Он «напоминает» существующее в мире «противостояние тайного - явному, сакрального - профанному»31, где власть царя оказывается профанной, а Поэта -сакральной. Аллюзией на Ветхий Завет, где истина утверждается конечной субстанцией человеческого бытия («Истина... и крепость, и царство, и власть, и величество всех веков»*2), Пушкин подводит своеобразный итог всего симпосиона: «История народа принадлежит Поэту».
Четвертая глава «Феномен скуки» в творческом сознании Пушкина и его диалоге с современниками» посвящена исследованию смысловых аспектов «скуки» в творческом сознании Пушкина.
«Скука» предстает темой разговора, полифонию которого создают голоса пушкинских современников, а также литературных предшественников. Своеобразным началом этого полилога становится письмо К. Рылеева («Петербург тошен для меня; он студит вдохновение: душа рвется в степи; там ей просторнее, там только могу я сделать что-либо достойное века нашего, но как назло железные обстоятельства приковывают меня к Петербургу» - от 12 мая 1825 г.). Пушкин из Михайловского отвечает ему: «Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из
30 Асоян A.A. Маргиналии к пушкинским текстам // Пушкинский альманах.—Омск, 1999. -Вып. 1.-С.28.
51 ЛотмаиЮ.М/Механизмы диалога//Внутри мыслящих миров.-М., I999.-C. 103.
32 «Вульгата», «Третья книга Ездры». - цит. по: Мещерский НА. «Истина сильнее царя...» (из наблюдений над языком эпистолярной прозы A.C. Пушкина) // Вестник ЛГУ. Литературоведение. - 1982. 4. - С. 17.
принадлежностей мыслящего существа Как быть. Прощай, Поэт-когда свидимся?» (I, I, 133). Через один-два месяца эта эпистолярная ситуация ретроспективно возникает в «Сцене из Фауста», ср.:
Фауст: Мне скучно, бес.
Мефистофель: Что делать, Фауст? Таков вам положен предел, Его ж никто не преступает. Вся тварь разумная скучает: Иной от скуки, тот от дел...
«Сцена» становится развернутым ответом Пушкина Рылееву и современникам, письма и дневники которых полны упоминаний скуки. Одна из особенностей пушкинского диалогизма- в привычке давать свои версии «вечных» сюжетов на фоне известного читателю контекста. Реализуя творческий ответ, Пушкин «возвращает» в контекст разговора трагедию И.-В. Гете «Фауст». Он как бы «проигрывает» перед корреспондентом своеобразную мизансцену «в лицах», где идентифицирует слово Рылеева со словом скучающего Фауста. Сам же он выступает в роли Мефистофеля. Театральность
- один из главных художественных приемов «Сцены», и фигуры Фауста и Мефистофеля предстают в ней как идеи, «видимые глазами». Монолог Мефистофеля связывается с пушкинским письмом: художественный взгляд поэта словно выхватывает синтагмы рылеевской реплики «тоска - Петербург», «душа- степь» и, обобщая, преображает в поэтическую диаду «скука
- предел». Таким образом, эпистолярные реплики оказываются репликами диалога: они тесно связаны между собой и между ними существуют отношения «предложения - принятия». Рылеевым предложена тема разговора, и Пушкин, принимая ее, подхватывает и творчески реализует в «Сцене».
В «Сцене» два важных момента: это «предел» - ключевое слово в речи Мефистофеля и «берег моря» - топос, в котором разворачивается диалог. В «Сцене» «предел» мыслится не только как предопределенность человеческого существования. Противоположное значение выявляется во взаимосвязи с библейской Книгой Иова, которую в Михайловском, по свидетельству самого поэта, Пушкин читал одновременно с «Фаустом» Гете. Соотнеся «предел» с общей ремаркой «берег моря», Пушкин организует диаду «предел - море», где «предел» выступает как одна из составляющих гармонии мироздания. В свете христианского мировоззрения «предел» есть воплощение творческого искусства Бога в устроении мира. Эта ипостась образа отражена в размышлениях Климента Римского в Послании к коринфянам: благодаря «пределу», стихия «не пересекает границ, которыми она окружена, но ведет себя соответственно полученным его повелениям. Ибо Бог ей сказал: «Доселе дойдешь и не перейдешь, и здесь предел надменным вол-
нам твоим» (Иов 38, И)". Предел вырастает в некую изначальную границу, границу между сушей и морем, Светом и Тьмой, порядком и хаосом. Иными словами, предел - это те границы, которые оформляют и заключают Хаос в некие рамки бытия. Как видим, эпистолярный диалог уходит внутрь «Сцены». В художественной системе Пушкина «предел» оказывается относительным. Он не ограничивает, но организует свободу человека, в том числе и его внутреннюю свободу. Диалогичность Пушкина проявляется в том, что его сознание включает противоположные ипостаси «предела», в их диалектическом развитии.
Пушкинская ремарка «берег моря» соотносится с «широким простором» Гете, на который рвется его скучающий герой («Flich! Auf! hinaus weite Land»)54. Трагедия Гете становится контекстом осмысления проблемы и своеобразным ключом к движению ассоциаций. А именно: пушкинский «берег моря» и гетевский «широкий простор» - это один и тот же топос. Имплицируя «фаустовский» текст, Пушкин показывает, что скука везде: на «широком просторе» и в «тесной комнате», в «деревне» и в «Петербурге», если жизнь человека лишена творческой свободы. Скучающему Фаусту тесно в жизни человека не потому, что она тесна, а потому что она не адекватна его уму35, как и не адекватна какой-либо «модели жизни». Жизнь не равна модели, и, следовательно, «скука» -лишь одна из ее сторон, но не ее адекват. Поэт показывает возможный итог скуки, возведенный в закон жизни. Итог этот возникает в насмешливом замечании Мефистофеля, который неожиданно обрывает романтические воспоминания Фауста: «Творец небесный! // Ты бредишь, Фауст, наяву!». Речевое клише «бредить наяву» из своего переносного смысла развертывается в смысл буквальный. Обозначившийся метонимический сдвиг обнаруживает скрытый, до сих пор неявно обозначенный мотив фаустовского безумия. Обнажение и актуализация буквального смысла стершихся и общеупотребительных речевых клише - одна из типичных черт поэтики зрелого Пушкина36. Таким образом, если скука Фауста- «сумерки»37 романтического героя, то безумие - это «сумеречный итог»38 его скуки.
Реализуя творческий ответ в контексте гетевского «Фауста», Пушкин репрезентирует идею диалогического взаимоотношения с миром. Он утверждает ценность творческого существования человека, отменяющего «скуку» и вписывающего его в мировой диалог. Это творческое отношение к жизни было общим для Пушкина и Гете. Как верно замечает С.С. Аверинцев", у них была religio poetae, вера, имманентная их творческой активности.
" Мурьянов М.Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. - М., 1991.-С. 145.
м.. .Прочь! Встань! Вон беги на широкий простор! - Goethe. Faust Gesamtausgabe. -Leipzig, 1969
, '* Мильдон В.И. Идея аналогий в художественном плане «Фауста» И.-В. Гете (поэтика театральности).-M., I999.-C.45.
56 Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина. - СПб., 1999. - С. 115.
"Бем А.Л. «Фауст» в творчестве Пушкина// Исследования. Письма о литературе. -M., 2001.-С. 181.
11 Бочаров С.Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину». Онегин и Ставрогин // Московский пушкинист.-1995.-Вып. 1.-С. 219.
"Аверинцев С.С. Гете и Пушкин//Новый мир. -1997. -№ 6.-С. 192.
Заключение. Переписка Пушкина - это единый и целостный диалог, реплики которого разделены во времени и в пространстве. Каждое письмо поэта являет собой не только отдельную реплику, но одновременно и модель всего диалога в целом. Можно сказать, что пушкинское письмо - это синкретический текст, который соединяет в себе жизнь, художественное творчество и бытовую коммуникацию. Переписка строится по принципу вольной беседы, «разговора», суть которого - в непроизвольных, пульсирующих ассоциациях творческого сознания Пушкина, в «свободной филиации идей собеседников, порождающих новые художественные смыслы»40 В своих письмах поэт доводит «разговор» до концепции, до факта творческой коммуникации с корреспондентом.
Эпистолярий Пушкина воплощает множественность диалогического универсума: из «разговора» он развертывается в «сократический» диалог и далее - в культурный полилог эпохи. Эти модусы диалога в письмах равнозначны. Нередко они контаминируются в некое жанровое единство, что делает пушкинские тексты сложно организованным целым. Эта особенность поэтики во многом определена авторским «я» поэта, его эпистолярным образом, претерпевающим различные метаморфозы.
Каждая эпистолярная маска поэта - это адекват пушкинского «я» той или иной стороне жизни. Пушкин - Протей, который всегда адекватен окружающей действительности. Письма воспроизводят его гибкость и восприимчивость к самым разным культурным кодам и системам. Вместе с тем, за про-теичностью Пушкина, меняющего свои эпистолярные облики, но неизменно остающегося самим собой, стоит особое знание жизни: того, что жизнь меняет лишь формы, но не меняет содержания. Отсюда и полифония пушкинских писем, где столкновение множества точек зрения создают своеобразный «хор» голосов. В этом смысле эпистолярий поэта органичен античному диалогу, где авторская реплика диалогически соотнесена с чужой (спорит с ней, соглашается, повторяет, аллюзионно обыгрывает и т.п.).
Как и Сократ, поэт умело отстраняет себя как от собеседника, так и от собственного авторского образа (ср. с протеизмом его личности). Он как бы смотрит издалека, со стороны, создавая тем самым поразительную иллюзию объективного, непредвзятого действия. Пушкин создает свой диалог, построенный на постепенном, последовательном нанизывании реплик, которые приоткрывают с разных сторон главную, заданную в письме тему беседы. Письма Пушкина, будучи имманентны полифонии самой жизни, заключают в себе смену точек зрения, или же вовлекают адресата в эпистолярную беседу, репродуцируя тем самым признаки диалогической речи.
Имманентность пушкинских писем диалогу в том, что они преодолевают линейность словесного текста: письма образуют парадигмы, тематические и мотивные сцепления, Текст переписки строится как целостный, но принципиально незаконченный. Этот процесс заменяет обычное продолжение словесного текста и демонстрирует совершенно иные принципы моделирования мира.
40 Асоян А А. «Почтите высрчайшего поэта...». - М., 1990.С.60.
Диалогизм Пушкина обусловлен сосредоточенностью его мысли на мире не как предмете, а как равноправном собеседнике. Отсюда и многообразие вариаций (модусов) диалога: разговор, симпосиональная беседа, творческий полилог культуры. По-моцартовски легко поэт зачастую пародирует в письмах как свой собственный мотив, так и мотив чужой. Самоирония Пушкина позволяет скорректировать один из центральных вопросов поэтики его писем - вопрос о протеизме. Принимая интонацию, тему, стиль адресата, сам Пушкин никогда не адекватен ему. Его адекватность, неслиян-ность с образом собеседника и есть залог будущего диалога. Важно, что пушкинские письма всегда существуют в пространстве культурного контекста, и поэтому множеством нитей они связываются с окружающей действительностью и системой культурных кодов. По пушкинскому письму можно реконструировать культурные знаки не только его эпохи, но и мировой культуры в целом.
Уникальность писем Пушкина в том, что, сохраняя видимую естественность и изустность разговора, они воплощают целую философему. Они заключают в себе принципы диалогического мышления, которые стали «основой интеллектуальной структуры XX века».41 Своим эпистолярным творчеством Пушкин акцентировал внимание на том, что существующее слово -это всегда следствие «другого» слова. И, следовательно, возможны диалогические отношения между текстами, идеями, взглядами. В сущности, он предвосхитил эстетическую концепцию XX века о культуре как непрестанном диалоге со всей совокупностью предшествующих литературных текстов.
Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях автора:
1. К вопросу о диалогичности пушкинских писем // Пушкинский альма-нах.-Омск,2001.-№2.С61-68.
2. «История принадлежит Поэту»: полемический диалог двух современников (Н.М. Карамзин и А.С. Пушкин) // Реальность. Человек. Культура. Материалы межвузовской научной конференции. -Омск, 2003. С.81-83.
3. Гетевская тема в переписке и «Сцене из Фауста» А.С. Пушкина // Образ человека в картине мира. Сборник статей всероссийской гуманитарной научной конференции. - Новосибирск, 2003. С.65-72.
4. Изучение эпистолярного наследия А.С. Пушкина (история публикаций писем, историографический обзор)// Гуманитарные исследования. Ежегодник. Выпуск 8. - ОмГПУ, 2003. С.62-70.
5. «В глубоком знанье жизни нет...»//Р08ТНиМА№ТиМ. Журнал СО РАН - Новосибирск, 2003. С.32-40.
41 Кристсва Ю. там же. С.102.
На правах рукописи
Омарова Гюльсара Бейсембаевна
ДИАЛОГИЧНОСТЬ ЭПИСТОЛЯРНОЙ ПОЭТИКИ А.С.ПУШКИНА
Специальность 10.01.01 -русская литература
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Омск -2004
Лицензия ЛР № 020845
Подписано в печать 22.01.04 Формат 60x84/16 Бумага офсетная П.л.-1,0 Способ печати - оперативный Тираж 100
Издательско-полиграфический центр ОмГМА 644099, г. Омск, ул. Ленина, 12, тел: 23-05-98
РНБ Русский фонд
2004-4 27884
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Омарова, Гюльсара Бейсембаевна
ВВЕДЕНИЕ 3 ГЛЛВЛ 1. ПИСЬМА А.С.ПУШКИНА КАК ПРЕДМЕТ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЯ
§ 1. ЭДИЦИОННАЯ ИСТОРИЯ ПУШКИНСКОГО ЭПИСТО
ЛЯРИЯ
§ 2. ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР ИЗУЧЕНИЯ ПУШКИНСКИХ ПИСЕМ
ГЛАВА 2. ПОЭТИКА ПИСЕМ ПУШКИНА
§ 1.ДИАЛОГИКА ЭПИСТОЛЯРНОГО СОЗНАНИЯ ПУШКИНА
§ 2. «РАЗГОВОРНАЯ» ПОЭТИКА ПУШКИНСКОГО ПИСЬМА
Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Омарова, Гюльсара Бейсембаевна
Письма А.С.Пушкина - одна из самых блестящих, богатых идеями и мыслями книг в нашей литературе. Они представляют разнообразные возможности модусов диалога с другими авторами и текстами, современниками и их высказываниями.
Проблема диалогичности Пушкина содержит два основных момента: с одной стороны, диалогизм обусловлен, прежде всего, интенциями внутреннего духа поэта, непосредственностью и отзывчивостью его авторского "я", когда письма являют образ человека, который не ограничен в какой-то одной сфере бытия, а "вновь и вновь исходит из нее в мир отношений" [151, 44]. С другой стороны, эпистолярная практика отражает сознательную установку на обыгрывание существующих литературных образов, мотивов и ситуаций. В этом смысле пушкинское письмо - это спроектированный текст, предвосхищающий бахтинскую мысль о том, что "любой текст есть продукт впитывания и трансформации другого текста" [148, 99]. Письма организуются не только индивидуальным сознанием автора, но и контекстом других сознаний, а также контекстом действительности и мировой культуры.
Предметом анализа в нашей диссертации являются письма Пушкина 1815-1837 гг. и письма его корреспондентов, а также художественные произведения, имеющие прямые переклички с эпистолярным творчеством поэта.
Цель исследования заключается в изучении диалогической природы пушкинского эпистолярия и выявлении в нем различных модусов диалога, выработанных культурой. Поставленная цель предполагает решение ряда конкретных задач, связанных с изучением поэтики писем:
- рассмотрение механизма развертывания пушкинского диалога (из жанра разговора - в философему сократического диалога - и далее в творческий диалог с современниками и эпохой);
- осмысление интертекстуальности писем поэта, а вместе с ней - природы пушкинской иолифонии и иротеичности;
- выявление внутренней «симпосиональности» Пушкина, органически включающей его в метадиалог культуры, а также принципов его художественного полилога.
Основной методологический нринции настоящей диссертации -концептуальный подход к характеристике пушкинского эпистолярного творчества, рассмотренного во взаимодействии с мировой культурой.
Методологическую основу диссертации составляют теоретические и историко-литературные исследования В.В.Сиповского, Н.Степанова, Д.Благого, В.Виноградова, Е.Маймина, Я.Левкович, Ю.Тынянова, Ю.Лотмана, И.Паперно и др. Из классических исследований - философия диалога М.Бубера и учение М.Бахтина о «чужом слове» и диалоге как универсальной общекультурной категории. На наш взгляд, буберовская философия диалога представляется весьма актуальной для понимания философских, бытийных сторон пушкинского письма. Она расширяет границы исследования и связует его с понятием не только общекультурного, но и мировоззренческого диалога. Иными словами, дает возможность рассматривать мировоззренческую позицию Пушкина, а также углублять наши представления о диалогической личности поэта. В свою очередь, художественно-эстетическая концепция М.Бахтина ретроспективно позволяет выявить механизмы пушкинского диалога и рассматривать письма поэта как текст, обращенный в будущее со своей неповторимой смыслопорождающей спецификой.
В системе Бахтина текст мыслится как «всякий связный комплекс (мысли о мыслях, переживаниях, слова о словах, тексты о текстах) [148, 297]. Литературное слово рассматривается в нем как «место пересечения текстовых плоскостей, как диалог различных видов письма - самого письма, получателя и письма, образованного предшествующим культурным контекстом». Бахтин предложил такую модель, в которой литературная структура не наличествует, а вырабатывается по отношению к другой структуре» [171, 97].
Подобный исследовательский диалог, на наш взгляд, но-особому высвечивает те индивидуальные ходы творческой мысли А.С.Пушкина, которые создают новую художественную модель мира, во многом определившую последующее развитие не только русской литературы, но всего русского культурного самосознания. Полифоническая, многоязычная структура писем поэта позволяет проследить опыт преодоления линейности словесного текста, свидетельствующий о новых принципах пушкинской картины мира.
Вопрос о диалогике эпистолярия поэта в пушкиноведении до сих пор специально не освещался, но он возникал в трудах ученых, посвященных письмам Пушкина. Например, отзываясь о переписке поэта, Ю.Айхенвальд писал: «Письма Пушкина не имеют самодовлеющего характера, т.е. не воспринимаешь их как эпистолярную словесность. Они - больше, чем письма. Слово не мертвеет у него от чернил; он торжествует над искусственностью корреспонденции. Его письма, - продолжал Ю.Айхенвальд, - пресуществление: он ощутителен в своих строках, он там живёт. Это живой, громкий разговор; слышишь тембр его голоса, трепет его сердца, видишь его реальное существо." [23, 31-32].
И действительно, письма Пушкина овеяны живым дыханием, непосредственностью и обаянием его личности. Замечание современника поэта, А.И.Тургенева о том, что пушкинский разговор "был полон жизни", с полным правом относится к корреспонденции поэта. Письма поэта "многолюдны" и полны самой жизни, с её многочисленными связями и человеческими взаимоотношениями.
Читая переписку (в томах, подготовленных Б.Л.Модзалевским), следуя за ветвящимся комментарием к комментарию, обнаруживаешь себя внутри целой густонаселённой страны, которая говорит, спорит, болтает, насмешничает, пародирует, - одним словом, звучит целым хором голосов XIX столетия. Это ощущение возникает оттого, что пушкинское письмо - всегда живой отклик на прозвучавшее слово, мнение или чьё-то высказывание. Пушкин постоянно вслушивается в свою эпоху, в саму жизнь, чтобы затем откликнуться новым и вместе с тем знакомым словом. Не случайно, называя поэта "эхом вселенной", Айхенвальд заметил: "Пушкин вообще не высказывал каких-нибудь первых, оригинальных и поразительных мыслей; он больше отзывался, чем звал. в этом послушании миру сказывается глубокое мировоззрение" [24, 122-125].
Переписка представляет не только богатый культурный материал, но воплощает глубоко философское содержание пушкинской личности, отражая его глубинное миросознание. Письма имели для него особое значение: с необыкновенной тщательностью он обрабатывал форму эпистолярных текстов, относясь к ним со всей серьёзностью, как к подлинным литературным произведениям. "Пушкин, - отмечал Г.О.Винокур, - работал над своими письмами, как над художественной вещью. Письма для него были равносильны литературному факту" [53, 13].
Поэт относился к поколению, когда расцвет русского эпистолярного искусства пришелся на молодость Вяземского, Л.И.Тургенева, Жуковского, Батюшкова, братьев Булгаковых. Он в большей степени, чем многие из его сверстников, был связан с эпистолярной культурой предыдущего поколения, которое было старше его, условно говоря, на десятилетие. Поэтому он находился внутри той ситуации узкого литературного круга, где письма ходили по рукам, прочитывались, копировались, становились достоянием тогдашнего общества. На эпистолярный стиль поэта несомненное влияние оказали Батюшков и Вяземский, воплотившие в своих иисьмах атмосферу арзамасской эпистолярной культуры, она давала знать себя в переписке Пушкина ещё во второй половине 20-х и отчасти начале 30-х годов.
Таким образом, Пушкин хронологически стоял как бы на границе периодов, когда письму, превращенному в литературный жанр, постепенно начинает возвращаться его первоначальная, коммуникативная функция. Эга пограничная ситуация существенно отразилась и на поэтической стороне писем поэта. Если Пушкина объединяла с его старшими друзьями и корреспондентами тяга к "пиндарическому сквернословию" и восприятие истории домашним образом, т.е. через бытовой и исторический анекдот, то главное, что отличало его от них, был лаконизм и паратаксис письма. Если Вяземский в письмах своих "весь наружу и наизнанку", то Пушкин в плане выражения собственных настроений и переживаний "сух до трезвости" (применяя здесь высказывание Вяземского о прозе Пушкина). В то время, как-старшие современники Пушкина - Жуковский, Л.И.Тургенев, Вяземский - но сути своей высокую литературу вносили в форму частного письма, Пушкин наоборот — частное, бытовое письмо поднимает до уровня высокой литературы, при том, что оно сохраняет, как это было у него и в собственно поэтическом творчестве, обманчивое впечатление бесхитростности и незатейливости [70, 74]. Этим свойством иллюзорной легкости, казалось бы, даже нехудожественности иисьма объясняется ряд исследований, где анализ биографического, делового и фактического материала оттеснил на второй план его изучение как явление литературы.
За мощным информационным потоком переписки Пушкина скрывается сё текстуальное своеобразие, определение которого представляет само но себе непростую задачу. По справедливому замечанию Л.И.Вольперт, "создавая свои письма не для одной пары глаз (они предназначались, но крайне мере, для узкого круга родных и друзей), Пушкин видел определенное литературное задание как в создании отдельного письма, так и целой очереди писем, объединённых некоей художественной общностью" [56, 49].
Пушкинское письмо - это специфический текст, стоящий на грани между документальной и художественной прозой, между устным разговором и литературным произведением.
Переписка экспонирует не только эпистолярную манеру поэта, но его творчески целостное видение мира, его ориентацию на культурную европейскую традицию. Его эпистолярий насыщен заимствованиями, перекличками (образов, тем, сюжетов), различного рода влияниями, намёками, полемическими интерпретациями - всем тем, что воссоздаёт в письмах контекст общекультурного диалога. Очевидно, что эти формы литературной переклички составляют не частный и второстепенный элемент иисем, но несут указание на некую существенную грань авторского замысла. Включая их и свою речь, поэт как бы раскрепощает тексты писем, обеспечивая свободу смыслопорождения и ту особую "незавершенность", которая делает их открытыми в сторону последующего диалога.
Данная работа далека от того, чтобы претендовать на исчерпывающее решение актуальных проблем. Она освещает лишь те вопросы, которые связаны с диалогикой Пушкина.
Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения.
Список научной литературыОмарова, Гюльсара Бейсембаевна, диссертация по теме "Русская литература"
1. Арзамас и арзамасские протоколы / Под ред. М. Боровковой- Майковой. - Л.,1933.
2. Байрон Дж.- Г. Паломничество Чайльд-Гарольда. - М., 1985.
3. Батюшков К.Н. Сочинения. В 2 т. - М.: Худ. лит-ра, 1989. Т.2. 106-107.
4. Блок А.А. Собрание сочинений. В 6 т. - М.: Правда, 1971 .Т. 1 .С.524.
5. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. - М.: Худ. лит-ра, 1971.
6. Гете И.-В. «Фауст». Избранные произведения: В 2 т. - М.: Правда, 1985. Т.2. 701с.
7. Гомер, Одиссея / Пер, В. А. Жуковского, - М.: Худ. лит-ра, 1958.
8. Дсл1,виг А,А, Неизданные стихотворения / Под ред. М. Г. Гофмана. - СПб.,1922.
9. Державин Г.Р. Полное собрание сочинений. В 4 т./ Стихотворные ироизвсдения, - СПб,, 1864,
10. Жуковский В,А, Собрание сочинений, В 12т , - СПб,, 1902,
11. Карамзин Н.М, История государства Российского: В 12 т, — М,: Наука, 1989, Т. 1.
12. Карамзин Н.М. Полное собрание стихотворений. - М.;Л.,1996.
13. Керн А,П, Воспоминания, Дневники. Перениска, - М,: Правда, 1989,- 480 с,
14. Муханов П,А, Сочинения, Письма, - Иркутск, Вост,-Сиб, кн. изд-во, 1991. -494 с.
15. Платом. Федон; Пир; Федр. - СПб.: Мысль, 1997. - 527 с,
16. Пушкин А.С. Письма / Под ред. и с при.м. Б, Л. Модзалевского. - М.-Л., Academia, 1926. В 3 т. Репринт. 1999.
17. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. - М.: Худ. лит-ра, 1977.
18. Переписка А.С.Пушкина / Вст, ст. И. Б, Мушиной. - М.,1982.
19. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений (Юбилейное изд. 1828-1928). - М.: Гослитиздат, 953. Т. 17. - 810 с.
20. Goethe. Faust. Gesamtausgabe.-Leipzig. 1969. Пушкиноведение
21. Аверинцев С. Гете и Пушкин //Новый мир.1997,№6.С.192.
22. Аветисян В.А. Гете и Пуижин (Об одном дискуссионном аспекте проблемы) // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1990. Т.49. 34. 353-360.
23. Айхенвальд Ю.И. А.С. Пушкин. 2-е изд. - М., 1916. - 128 с.
24. Айхенвальд Ю.И. «Сцена из Фауста» // Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. В 2 т. - М.: Научное слово, 1908. Т.1. 122-136.
25. Алексеев М.П. К «Сцене из Фауста» //Времсншпс Пушкинской комиссии. 1976.С.80-109.
26. Алексеев М.П. К источникам «Подражаний древних Пупжина» //Алексеев М.П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. - Л.: Наука, 1984. -478 с.
27. Алексеев М.П. Пушкин и французская народная книга о Фаусте //АлексеевМ.П. Шекспир и русская кул1,тура. -М.-Л.: Наука, 1965. 171. -823 с.
28. Андреева Л.С. Языковая личность автора (на материале «Путешествие в Арзрум» Пушкина ) // Ученые записки Казанского университета.- Казань. 1998.Т.136.С.72-124.
29. Анненков П.В. А.С.Пушкин в Александровскую эпоху. 1799-1826.- СПб. 1874.-332 с.
30. Антоненко СВ. Структурно-семантическая организация писем Пушкина // Формирование и развитие структуры современного русского языка. - Киев. 1991.С.48-55.
31. Асоян Л.А. «Почтите высочайшего поэта...». - М.: Книга, 1990.- 214 с.
32. Асоян Л.А. Маргиналии к пунжипским текстам // Пушкинский шн>манах. - Омск, 1999. Вып. 1.С.28.
33. Архинова А.А., Базанов В.Г. В.Ф.Раевский и декабристская поэзия //В.Ф.Раевский, Пол1ше собрание стихотворений.- М.; Л., 1967. («Библиотека поэта». Большая серия»). 5-50
34. Ахматова А.А, О Пушкине. Статьи и заметки. - Горький. 1984.- 351 с.
35. Бароти Т. «Сцена из Фауста» Пушкина и ее гетевский подтекст // Концепция и смысл. - Сборник статей в честь 60-летия нроф. В.М.Марковича. - СПб., 1996. 65-81.
36. Благой Д.Д, Историко-филологические исследования. - М., 1974.С. 104-112.
37. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). - М.: Сов. Писатель, 1967.
38. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья четвертая. - М.: Детгиз, 1961.-495 с.
39. Бем А.Л. «Фауст» в творчестве Пушкина // Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе. -М.: Языки славянской ку;н,туры, 2001. 179-208.
40. Берковский П.Я. Литературная теория немецкого романтизма. - Л., 1934.
41. Библиотека для чтения. 1937. Т. 24. № 3. Отд. 6.
42. Бочаров Г. О художественных мирах. М.: Сов. Россия, 1985. - 296 с.
43. Бочаров Г. Праздник жизни и путь жизни //Русские пиры / Альманах «Канун». Вын.З. - СПб., 1998.
44. Бочаров Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину» (Онегин и Ставрогин)//Московский пушкинист. 1995, вып. 1, с, 219,
45. Бродский Н,Л, «Евгений Онегин» Роман А,С,Пушкина.- М., 1957. 101.
46. Бродский Н.Л. Пушкин и западноевропейское революционное движение //Бродский Н.Л. Избранные труды. - М.: Просвещение, 1964, - 320 с,
47. Бука;юв А.М, «Язык Петрарки и любви» (Из наблюдений над итальянскими записями А,С,Пушкипа) // Боадинские чтения, - Горький, 1988,0.107-118.
48. Вайль П., Гснис Л. Хартия вольностей, Пушкин / Родная речь: Уроки изящной словесности. - М.: Независимая газета, 1999. - 272 с.
49. Вацуро В.Э. Лицейское творчество Пушкина //Пушкин А.С. Стихотворения лицейских лет. 1813-1817. -СПб.: Наука, 1994.-716 с.
50. Вацуро В.Э. «Северные цветы». История шп>манаха Дельвига-Пупжина, - М.: Книга, 1978.-287 с.
51. Вельтман Л.Ф. Воспоминания современников о Бесарабии // Пушкин в воспоминаниях современников. В 2 т. - М.. 1974. Т. 1.
52. Винофадов В.В. Стиль Пушкина. - М.: ГИХЛ, 1941. - 619 с.
53. Винокур Г.О. Культура языка. Очерки лингвистической технологии. - М., 1925.
54. Виролайнен М. Две чаши (О дружеском послании 1810-х годов) //Русские пиры /Альманах «Канун». - СПб., 1998.
55. Виролайнен М.Н. Структура культурного космоса // Пути и миражи культуры. - СПб, 1999.
56. Вольпсрт Л.И, Дружеская переписка Пушкина Михайловского периода (сентябрь 1824 г. -декабрь 1825 г.) // Пушкинский сборник. - Л., 1972,0.49-62.
57. Вольнерт Л.И. Пушкин в pojm Пушкина: Творческая игра по моделям французской литературы. Пушкин и Стендшп.. — М.: Языки русской культуры, 1998,- 327 с,
58. Вяземский П.А. Из автобиографического введения //Пушкин и воспоминаниях современников. В 2 т. - М.: Худ. лит-ра„ 1974. Т. 1.
59. Гаспаров Б.М, Поэтический язык Пушкина как факт русского ;штературного языка, - СПб,: Гуманитарное агентство «Академический проект» (Серия «Современная западная русистика», Т,27), 1999,- 400 с,
60. Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. -Л.: Наука, 1977.- 200 с.
61. Гречаная Е.П. Французские тексты женишн аристократического круга (кон. XVIII - нач.XIX) и взаимодействие культур // Изв. АН. Сер. JHIT. И ЯЗ. -М.,1999.Т.58.С.ЗЗ-44.
62. Гинзбург Л.Я. Эвфемизмы высокого (по поводу писем людей пушкинского круга) // Вопросы литературы. 1987.35.С. 199-208.
63. Гинзбург Л. О психологической прозе. - Л.: Худ. лит-ра, 1977. -441 с.
64. Гинзбург Л.Я. О лирике. - Л.: Сов. Писатель, 1974. - 407 с.
65. Грехнев В.А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров. - Горький, 1985. - 239 с.
66. Гроссман Л.П, Культура писем в эпоху Пушкина// Гроссман Л.П. Письма женщин к Пушкину, - Репринтное издание. - Подольск. 1994. - 252 с.
67. Гуковский Г,А. Письма Пушкина //Правда. 1937. 7 января. 3-4.
68. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. - М.: Худ. лит-ра, 1966. - 365 с.
69. Данилевский Р.Ю. Пушкин и Гете: Сравнительное исследование. - СПб., 1999.-360 с.
70. Дмитриева Е.Е. Письма Пупжина в восприятии читателей XIX века// Проблемы интерпретации художественных произведений. М., 1985. 72-79.
71. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин: Пушкин и западные литературы. - Л.: Наука, 1976.-423 с.
72. Измайлов Н.В. Поэма Пушкина о гетеристах (из эпических замыслов Кишиневского периода) //Временник Пушкинской комиссии. 1937.
73. Ильин И.П. Постмодернизм: Словарь терминов. - М.: Интрада, 2001. - 384 с.
74. Ильичев А. «Зачем крутится ветр в овраге...»: Источники, поэтика, концепция поэта и поэзии// Временник Пушкинской ко.миссии. Л., 1991. ВЫН.24.С.144-154.
75. Казанский Б.А. Письма Пушкина// Литературный критик. 1937. № 2. 90- 105.
76. Котляревский Н.А. Декабристы кн. А.И.Одоевского и А.Л.Бестужев- Марлинский,- СПб., 1907.
77. Кошелев В, «Онегина воздушная громада...». Ст. 2. Русская хандра// Литература в школе. 1999. № 1. 6-12.
78. Краснокутский B.C. О своеобразии арзамасского наречия// Замысел, труд, воплощение.- Изд. МГУ. 1977.
79. Левкович Я.Л. Из наблюдений над черновиками писем Пушкина// Пушкин. Исследования и материалы.-Л.: Наука, 1979.Т.9.С.123-140.
80. Левкович Я.Л. Комментарий. Письма к жене.- Л.: Наука, 1987. - 260 с..
81. Левкович Я.Л, Письма// Пушкин. Итоги и проблемы изучения.- М.;-Л., Наука, 1966.С.529-534.
82. Лсрнер Н.О. Проза Пушкина. М., 1923.
83. Летопись жизни и творчества А.С.Пушкина: В 4 т. /Сост. М.А.Цявловский, Н.А.Тархова. - М.: С:юво / Slowo, 1999.
84. Литературное наследство. Т. 59. - М.: Наука, 1952.
85. Лотман Ю.М. К функции устной речи в культурном быту пушкинско!! эпохи // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3 т. - Таллинн: Александра, 1992.Т.З.
86. Лотман Ю.М. Механизмы диа;юга // Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфсра - история. - М.: Языки русской культуры, 1999. -447 с.
87. Лотман Ю.М. Опыт реконструкции пушкинского сюжета об Иисусе// Временник Пушкинской комиссии. 1979. 15-27.
88. Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. - Л.: Просвещение, 1980.-416 с.
89. Лотман Ю.М. Декабрист в повседнев1ЮЙ жизни // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3 т. -Таллинн: Александра, 1992. Т.1. 305.
90. Ляцкий Е.А. А.С.Пушкин и его письма: Сборник журнала «Русское богатство»/Под ред. Н.К.Михайловского и В.Г.Короленко. - СПб., 1899
91. Маймип Е.Л, Дружеская нерениска Пунжина с точки зрения стилистики //Пушкинский сборник. Псков. 1962. 77-87.
92. Малаховский В.Л. Лексика писем Пушкина //Ученые записки Куйбышевского пед. института. - Куйбышев, 1938. Вып. 2, Факультет языка и литературы, 4-35.
93. Малаховский В.А. Язык писем Пупжина// Известия АН СССР. Отдел общественных паук. М.;Л,, 1937, №2-3, С,503-568.
94. Мейлах Б.С, Пушкин и его эпоха, - М.: Гослитиздат, 1958. - 698 с.
95. Мерлин В,В. Литература и грамматология: Метафоры письма у Пушкина // Изв, АН СССР, Серия лит, и яз .-М„ 1982. Т.51. №5. С,41-51,
96. Мещерский И,А, «Истина сильнее паря...» (из наблюдений над языком эпистолярной прозы А.С.Пушкина)// Вестник ЛГУ. Литературоведение. 1982. № 14,С.46-48.
97. Модзалсвский Б.Л, Библиотека А,С, Пунжина, Библио1рафическис исследования. Вып, 9-10, СПб,, 1910, № 604,
98. Модзалсвский Б.Л, Предисловие // Пупжин. Письма. В 3 т. / Под ред. и с прим. Б.Л.Модзалевского. - М.-Л,, Academia, 1926. Репринт. 1999. Т.1. З-120.
99. Модзалсвский Б.Л. Эпистолярное наследие Пупж'ина//Вестпик АН СССР. 1937. №2-3.
100. Мурьянов М.Ф. Из символов и аллегорий Пушкина. - М.: Наследие, 1996,
101. Назарьян Р.Г. К происхождению од1ЮЙ из линейских кличек В.Кюхельбекера// Проблемы современного нушкиновсдения. Псков, 1991. 17,
102. Одинцов В.В. Дишюг у Пушкина // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1966. Т.25.ВЫН.5.С.410-417.
103. Орлицкий Ю.Б. Силлабо-тонический метр в эпистолярии Пушкина: к постановке проблемы // Изв.АН. Сер. лит. и яз. - М., 1996. Т. 55. № 6. 23-30.
104. Паперно И.А. О реконструкции устной речи из письменных источников (кружковая речь и домашняя литература в пушкинскую эпоху) // Семантика номинации и семиотика устной речи. Выи. I. - Тарту, 1978.С.122-133.
105. Паперно И.А. Переписка Пушкина как целостный текст // Studia melrica ct poetica. Т. 2. Тарту. 1977. C.71-81.
106. Паперно И.А. Переписка как вид текста. Структура письма// Материалы Всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам I (5). Тарту. 1974.С.214-215.
107. Паперно И.А. О двуязычной переписке пушкинской эпохи// Труды по знаковым системам. Тарту. 1973. 148-156.
108. Пермяков Е.В. Острословие и остроумие в письмах Вяземского Тургеневу // сб. В честь 70-летия Лотмана. - Тарту. 1992.С.72-85.
109. Печсрская Т.И. Письма Достоевского как предмет эстетического анализа //Эстетический дискурс. - Новосибирск. 1991.
110. Рабинович Е.Г. «Пир» Платона и «Пир во время чумы» Пушкина //Античность и современность: К 80-летию Ф.А.Петровского. -М., 1972. 457-470.
111. Разговоры Пушкина: Репринтное воспроизведение изд. 1929 г. - М.: Политиздат, 1991. - 318 с.
112. Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты /Подг, к печати и коммент. М.А.Цявловского, Т.Г.Зенгер. - M.-JI., 1935. 334.
113. Семснко И.М. Письма Пушкина// Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. - М,: ГИХЛ, 1962. Т.9. 389-407.
114. Ссндсрович Вино, похмелье и жанры романтической лирики // Русские пиры / Альманах «Канун». - СПб., 1998.
115. Сиповский В.В. А.С.Пушкин по его письмам //Памяти Л.Н.Майкова. - СПб., 1902.С.455-467.
116. Словарь языка Пупжина. В 4 т. - М.: Азбуковник, 2000.
117. Степанов Н.Л. Дружеское письмо начала XIX в.// Русская проза / Под ред. Б.М.Эйхенбаума и Ю.Н.Тынянова. - Л., 1926.
118. Степанов Н.Л. Письма Пушкина как литературный жанр // Степанов Н.Л. Поэты и прозаики, - М.: Худ. лит-ра, 1966, - 360 с.
119. Сурат И. Пушкин: биография и лирика. - М.,1999.
120. Тодд У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в пупжинскую эпоху. СПб.: Академический проект, 1994. - 207 с,
121. Тодд У.М. Идеология «разговора» // Тодд У.М. Литература и общество в эпоху Пушкина. - СПб., 1996.
122. Томаигевский Б,В. Вопросы языка в творчестве Пушкина / Пушкин. Исследования и материалы, Т.1. - М.;Л., Изд-во Академии наук СССР,1956,- С,126-184.-502с.
123. Томапшвский Б.В, Пушкин и Франция.-Л.: Сов, Писатель, 1960.-498 с,
124. Топоров В,Н, О «скрытых» литературных связях Пушкина// Пупжинскис чтения в Тарту. Тшшинн, 1987.
125. Трубецкой Б,А. Пушкин в Молдавии, - Кипшнев: Госиздат, 1983. - 135 с.
126. Тынянов Ю.Н. Литературный факт //Тынянов 10,Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М,: Наука,, 1977. 255-270, - 574 с.
127. Тюпа В.И. Проблема «уединенного сознания» в лирике Пуижина// Болдинские чтения. Горький. 1985. 17-27.
128. Фомичев А. «Сцена из Фауста» /История создания, проблематика, жанр //Временник Пушкинской комиссии.-Л., 1983. 28.
129. Франк Л. О задачах иознания Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М.: Книга, 1990. -572 с.
130. Чуковский К.И. Дневник 1901-1929 гг. - М.: Сов. писатель, 1991.-541 с.
131. Худошина Э.И. О сюжете в стиховых повестях Пушкина («Граф Нулин», «Домик в Коломне», «Медный всадник») //Болдинские чтения. 1979. 28-47.
132. Чумаков Ю.Н. Поэтическое и универсшп>ное в «Евгении Онегине» //Болдинские чтения. - Горький. 1978. 75-90.
133. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. - СПб.,1998.
134. Эйхенбаум Б.М. О замысле «Графа Нулина»// Временник Пушкинской комиссии. М.-Л., 1937.
135. Энгельгардт Б. Историзм Пушкина. - М.,1945.
136. Энштейн М.И. Фауст на берегу моря //Вопросы литературы. 1981. №6. 87-102. Философия, культурология, теория литературы, история литературы и культуры.
137. Аверинцев С. Древнееврейская литература // История всемирной литературы: В 9 т. - М.: Наука, 1983. Т. 1. - 583 с.
138. Аверинцев С. Проблема индивидуального стиля в риторической теории //Аверинцев С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. - М.,1985.
139. Аверинцев С. Риторика как подход к обобп1ению действительности // Поэтика дрсвнехреческой литературы. - М., 1981.
140. Андрушко В.А. Античный диалог и диалог Возрождения / Платон. «Софист» 243 е и Николай Кузанский «Простец о мудрости» //Античное наследие в культуре Возрождения. - М.,1984.
141. Аристотель. Никомахова этика. Сочинения. В 4 т. - М,: Мысль, 1975. Т.4.
142. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс //Теория метафоры. - М.,1990.
143. Баткин Л.М. Письма Элоизы к Абеляру, Личное чувство и его культурное опосредование //Человек и культура. 1990. 126-163.
144. Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 гг. // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с,
145. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
146. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Наука, 1972.
147. Бахтин М.М. Проблемы речевых жанров //Бахтин М.М.Эстетика словесного творчества. - М.,1979.
148. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа// Бахтин М.М.Эстстика словесного творчества. - М.: Искусство, 1979. - 424 с.
149. БлокЛ.А. Собрание сочинений. В 6 т . -М. : 1971. Т.5. -558 с.
150. Бородай Т.Ю. Платоновский демиург - образ или категория? //Античная культура и современная наука. М.,1985.
151. Бубер М. Два образа веры. - М.: Аст, 1995. - 590 с.
152. Бубер М. Я и Ты //Квинтэссенция: Философский альманах. - М., 1992.
153. Виндельбанд В.О Сократе (доклад) //Виндельбанд В. Избранное: Дух и история. - М.: Юрист, 1995. 59-80. - 687 с.
154. Виноградов Ю.Г. Письмо //Вестник древней истории. 1971. №4.
155. Гаспаров М.Л. Античная риторика как система //Античная поэтика. - М.,1991.
156. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. - М.: Наука, ,1987. 57-58. - 217 с.
157. Гусейнов Г.Ч. Протей //Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. - М.: Сов. Энциклопедия, 1982. Т.2. 342.
158. Даниэль От мифа к метафоре: Протей //Дапиэ;п> Сети для Протея: Проблемы интерпретации формы в изобразительном искусстве. - СПб.: Искусство, ,2002. 17-26. - 304 с.
159. Дезсн Н.А. Проблема жанра и традиции в письмах Мари де Севиньс //Вестник МГУ. Сср.9.Филология.1988. №3. 69-75.
160. Демидов А.Б. Основоположения философии коммуникации и диалога//Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1995.№4.
161. Джохадзе Д.В. К теории античного диалога //Философия и общество.1997. №3. 134-158.
162. Дмитриева Е.Е. Русские письмовники XVIII - нерв, трети XIX в. и эволюция эпистолярного этикета / Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. -М.,1986.Т.45.№6.
163. Егунов Л.Н. Заметки к Ахиллу Татию и Гелиодору // «И. И. Толстому - ученики и друзья». - Л., 1928.
164. Ильин И.П. Постмодернизм: Словарь терминов. - М.: Интрада, 2001. - 384 с.
165. Ионии П.Г. Две решп.ности «Мастера и Маргариты» //Вопросы философии. 1990.№2.
166. Исаченко А.В. Русская разговорная речь. - М.,1973.
167. Истрин В.М. Александрия русских хронографов. Исследование и текст. - М.,1893.
168. Кнабс Г.С. Корнелий Тацит. - М.: Наука, 1981.-206 с.
169. Ковельман А.Б. Греческое письмо как литературный факт //Ковельмап А.Б. Риторика в тени пирамид. - М.: Наука, 1988. - 190 с.
170. Кожинов В.В. Происхождение романа: теоретико-исторический очерк. - М.: Сов. писатс;п,, 1963. - 439 с.
171. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман// Вестник МГУ. Сср.9.Филология.1995.№1.С.97-122.
172. Левин В.Д. Литературный язык и художественное повествование// Вопросы языка современной русской литературы. - М., 1971. 9-96.
173. Лихачев Д.С. Барокко в русской культуре XVII в. //Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. - СПб.: Алетейя, 1999. - 511 с.
174. Лихачев Д.С. Заметки о русском. - М.: Сов. Россия, 1984. - 62 с.
175. Лихачев Д.С. О филологии. - М.: Высшая школа, 1989. - 208 с.
176. Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. - СПб.: Наука, 1991.-971 с.
177. Лосев А.Ф. Философия имени. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 270 с.
178. Лотман Ю.М. «Сады» Делиля в переводе Воейкова и их место в русской литературе // Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3 т. - Таллинн: Александра, 1992. Т.2.
179. Лотман Ю.М. К структуре диалогического текста // Лотман Ю.М.Избранные статьи, В 3 т. -Таллинн: Александра, Т.1. 385-386.
180. Мейер А.А. Философские сочинения. - Париж. 1982.
181. Мильдон В.И. Идея аналогий в художественном плане «Фауста» И.В.Гете (поэтика театральности). - М.,1999.
182. Подосинов А.В. К проблеме сократовского диалога //Античная культура и современная наука. - М,: Наука, 1985. - 370 с,
183. Померанц Г. Встречи с Бубером /Вст.ст. //Бубер М. Два образа веры. - М.,1995.
184. Прозоров В.В, Читатель и литературный процесс. - Саратов. 1975.
185. Сазонова Л.И. Мотив сада в литературе барокко // Сазонова Л.И. Поэзия русского барокко. - М.: Наука, 1991. 163-187.-261 с.
186. Свирида И.И. Сады века философов в Польше. - М.: Наука, 1994. - 215 с.
187. Топоров В.И. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. - М.: Наука, 1983.-302 с.
188. Фридлендер Г.М. Письма Гоголя // Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7 т. - М.: Худ. лит-ра, 1967. Т.7. 5-30. - 470 с.
189. Хованская З.И, Принципы анализа художественной речи и литературного произведения. - Саратов. 1975.
190. Ходакова Е.П. Каламбур в русской литературе XVIII в. //Русская литературная речь в XVIII в.: Фразеологизмы, неологизмы, каламбуры. -М.,1968.С.201-254.
191. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. - М.: Крон - Пресс, 1996. -655 с.
192. Цивьян Т.В. К мифологеме сада // Текст: семантика и структура. - М.: Наука, 1983.С.145-151.
193. Черниговский В.Б. Sive - sive. К вопросу о своеобразии художественного метода Тацита//Вестник МГУ. Сер.9. Филология, 1983. №1,С.72-78.
194. Шеллинг Ф. Философия искусства, - М,: Мысль, 1966.-496 с.
195. Шиллер Ф. О садовом календаре на 1795 г, // Шиллер Ф, Собрание сочинений, В 7 т. - М.: Гослитиздат, 1957. Т.6, - 791 с.
196. Шиижин А. К литературной истории русского симпосиона // Русские ииры/Лльманах «Канун». Выи.З.-СПб., 1998.
197. Элиаде М. Ностальгия по раю // Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения, - М.: Ладомир, 1999. 349-351.-488 с.
198. Яусс Г.-Ф. К проблеме диалогического понимания // Бахтинский сборник.1997. №3. 182-197.
199. Borchmeyer D. «Faust - Goethes verkappte Komodie / Die grosen Komodien Europas» / Hrsg von Mennemeier F.N.- Tubingen: (Mainzer -Forschungeen zu Drama und Theater; Bd 22). 2000. S. 199-226. Диссертации
200. Бсшашова И.А. Романтическая мифология А.С.Пушкина. Ростов-на-Дону. 2000.
201. Во:п>перт Л.И. Пушкин и психологическая традиция во французской литературе KOH.XVIII - нерв, трети XIX в. -Тарту. 1989.
202. Грехнев В.А. Поэтика эпистолярных жанров в лирике Пушкина. - Горький. 1986.
203. Дмитриева Е.Е. Эпистолярный жанр в творчестве А.С.Пушкина. - М.,1986.
204. Иванчук И.А. Становление ссмантико-стилистических норм русской разговорной речи и роль Пушкина в этом нроцессе (на материале лексики писем Пушкина и его современников). - Саратов. 1982.
205. Ивинский Д.П, А.С.Пушкин и П.А.Вяземский: (история личных и т творческих контактов). - Тверь. 1990.
206. Колосова И.А. Нетрапслитерированные французские элементы в языке Пушкина,-Саратов. 1982.
207. Лазарчук P.M. Дружеское письмо XVIII в. как факт литературы. - Л., 1971.
208. Лсвичева Т.И. Письма Л.С.Пушкина периода южной ссылки: (Проблемы текстологии). - Новгород. 1997.
209. Одинцов В.В. Дишюг у Пушкина. - М., 1967. 2Ю.Романова Л.И. Тема Фауста в художественном мире Пушкина. -Кострома. 1999. 211 .Урнов Д.М. Пушкин и Шекспир, - М., 1966.
210. Фсдута Л.И. Читатель в творческом сознании Пушкина. - Елец. 1997.