автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Экзистенциальное содержание петербургской прозы конца XX века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Экзистенциальное содержание петербургской прозы конца XX века"

На правах рукописи

СИПКО Юлия Николаевна

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ПРОЗЫ КОНЦА XX ВЕКА

10.01.01 — Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ставрополь - 2006

Работа выполнена в Ставропольском государственном университете

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Бронская Лкадмила Игоревна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Шульженко Вячеслав Иванович

, ■ кандидат филологических наук, доцент

Погребная Яна Всеволодовна

Ведущая организация: Армавирский государственный

педагогический университет

Защита диссертации состоится 28 сентября 2006 г. в 11.00 на заседании диссертационного совета Д 212.256.02 при Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, Ставрополь, ул. Пушкина, 1, корп. 1-а, ауд. 416.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета

Автореферат разослан «_» августа 2006 года

Ученый секретарь диссертационного совета

Т.К. Черная

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Литература конца XX века трактуется как явление, принципиально не сводимое к единой стилевой и художественной доминанте, как совокупность разнонаправленных и неравномерных процессов. В этом смысле видится перспективным изучение современной словесности с помощью понятия «тип художественного сознания»1. Для нашей работы принципиально важное методологическое значение имеет термин «экзистенциальное сознание» как один из доминантных типов художественного сознания в русской литературе XX века2.

Следуя логике рассуждений В.В. Заманской, под экзистенциальным содержанием будем понимать особенности экзистенциального сознания на различных уровнях его воплощения: 1) на уровне творческого метода, 2) на уровне жанровой системы, 3) на уровне индивидуального творчества писателя, 4) на уровне образа человека в художественном произведении.

Наше исследование посвящено конкретному феномену современной словесности — творчеству петербургских писателей конца XX века. Их типологическая общность позволяет обнаружить еще один пласт культурологических и филологических контекстов. В этом смысле становятся актуальными и востребованными современные исследования городского («петербургского») текста, которые позволяют нам определить петербургскую прозу конца XX века как блок художественных текстов, созданных петербургскими писателями различных литературных поколений в период с конца 1980-х по 2000 гг. и испытывающих на себе в той или иной степени влияние «петербургского текста».

Актуальность данного исследования, таким образом, определяется необходимостью выявления философского и нравственно-эстетического своеобразия русской прозы конца XX века на примере ее «петербургского варианта», востребованностью и одновременно отсутствием в отечественной науке специальных обобщающих работ, ей посвященных.

1 Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. Сб. статей. [Текст] М.: Наследие, 1994; Созина,Е.К. Динамика художественного созна-нияврусской прозе 1830- 1850-х годов и стратегия письма классического реализма [Текст]: дисс. докт. филол. наук: 10.01.01.- русская литература — Екатеринбург, 2002; Тюпа, В.И. Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX века [Текст]-Самара, 1998.

2 Заманская, В.В. Русская литература первой трети XX века: проблемы экзистенциального сознания [Текст] дисс...док. филол. наук: 10.01.01.-Екатеринбург, 1997.

Объект исследования - петербургская проза конца XX века, в частности произведения С. Арно, М. Веллера, А. Житинского, Н. Катерли, М. Климовой, А. Мелихова, М. Палей, Р. Погодина, И. Стогова. При выборе объекта исследования мы учитываем фактор литературного поколения: исследуемый корпус художественных текстов включает в себя произведения «старшего поколения», «поколения отставших», «перестроечного поколения» и «поколения next».

Предмет исследования — своеобразие художественного воплощения экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века.

Цель диссертационного исследования — в свете художественного опыта последнего столетия определить своеобразие воплощения экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. Установить различие и сходство в воплощении экзистенциального сознания в .русской литературе начала и конца XX века.

2. Выявить особенности воплощения экзистенциального сознания в произведениях петербургских авторов конца XX века на идейно-эстетическом уровне.

3. Проанализировать способы реализации экзистенциального сознания в структуре художественного произведения петербургской прозы конца XX века.

4. Отразить специфику преломления экзистенциального сознания в художественном мирю писателя-петербуржца.

Суть стратегии и методологии диссертационного исследования составил комплексный подход, реализующий возможности структурно-семиотического, контекстно-герменевтического1 и сравнительно-типологического подходов к изучению литературного произведения, позволяющих привлечь обширный философский, культурологический и собственно литературоведческий материал в тесном их переплетении.

Теоретическую основу исследования составляют труды Ю.М. Лотмана, М.М. Бахтина, С.С. Аверинцева, В.Н. Топорова, В.В. Заманской, В JI. Каганско-ш, М.С. Уварова, В.В. Иванова, A.M. Панченко. В исследовании значимое место также занимают работы Н.П. Анциферова, М.Ф. Амусина, М. Берга, В.Г. Щукина, М.М, Голубкова, А.Ю. Арьева, В.В. Вейдле, И.З. Вейсман, И.И. Евлампиева, Б.В. Иванова, М.В. Рождественской, Н.В. Гладких.

Научная новизна работы: в петербургской прозе конца XX века рассмотрено воплощение экзистенциального сознания, определяющего спе-

3 Заманская, В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий [Текст] - М.: Флинта: Наука, 2002. С. 9.

цифику художественного текста на философско-эстетическом, художественно-индивидуальном и структурном уровнях. Прослежена творческая реализация экзистенциального сознания как русского национального художественного сознания. Впервые целостно проанализировано творчество А. Житинского, М. Палей, И. Стогова.

Теоретическая значимость работы: выявлены два устойчивых типа экзистенциального сознания русской литературы XX века (модель Богочеловека и модель Человекобога); системно исследованы содержательные возможности данных типов в художественной практике петербургских писателей; дано обоснование понятия «петербургская проза юнца XX века», комплексно рассмотрены и сопоставлены такие категории, как «центрическая» и «эксцентрическая» модели культурно-государственного устройства, «экзистенциальное сознание», «петербургский текст».

Практическая значимость диссертации определена возможностью использования результатов работы для дальнейшего осмысления творчества отечественных писателей XX — XXI веков. Результаты исследования могут быть использованы в вузовском преподавании курса «История русской литературы XX века», дисциплин «Актуальные проблемы1 изучения русской литературы рубежа XX — XXI веков», «Технология литературоведческого исследования», «Человек в русской литературе XX века».

Положения, выносимые на защиту:

1. Исследование петербургской прозы конца XX века показало, что в ней существует два достаточно устойчивых типа художественного воплощения экзистенциального сознания, соотносимых с религиозным и атеистическим экзистенциализмом. В рамках нашей работы эти типы названы моделью Богочеловека и моделью Человекобога. Каждая из моделей обнаруживает специфические черты на идейно-эстетическом уровне произведений, на уровне индивидуального творчества писателя, на уровне структуры художественного произведения.

2. Линией демаркации между моделями Богочеловека и Человекобога в петербургской прозе конца XX века являются модели общения «Я — Он» и «Я — Я», соотносимые между собой как две противоположные стихии проповеди и исповеди.

3. При анализе преемственности эстетики модернизма в петербургской прозе второй половины XX века было выявлено, что традиции экспрессионизма функционально подчинены модели Богочеловека, а традиции импрессионизма — модели Человекобога.

4. Антиномичность эмоционально-ценностной ориентации двух типов экзистенциального сознания реализуется в жанровых предпочтениях. Так,

художественный текст, репрезентирующий модель Человекобога, тяготеет к исповедальным, мемуарным, автобиографическим жанрам. Текст же, реализующий модель Богочеловека, часто обладает карнавальным, соборным мироощущением, предпочитая жанры авантюрные, приключенческие, стремится к фантастическим, сказочным формам своего воплощения.

5. На уровне индивидуального творчества писателя-петербуржца наиболее репрезентативными произведениями моделей Человекобога и Богочеловека представляются тексты А. Житинского, М. Палей, И. Стогова. Специфика воплощения модели Богочеловека в творчестве А. Житинского реализуется в частом использовании жанра мениппеи. Идиостиль Житинского характеризуется использованием резких контрастов, оксюморонов, злободневной публицистичностью текста, присутствием элементов социальной утопии, свободой сюжетного и философского вымысла. В прозе М. Палей нашла свое яркое воплощение экзистенциальная модель Человекобога. Главными категориями, организующими идиостиль Палей, мы считаем категории «Двойного круга несвободы», «Диалога», «Двойника», «Расщепленного сознания». Творчество И. Стогова представляет собой симбиоз моделей Человекобога и Богочеловека. В его произведениях происходит смешение моделей общения «Я — Я» и «Я — Он» за счет однопоставленности субъекта и объекта речи.

Апробация работы. Работа прошла апробацию на международных, всероссийских и региональных научных конференциях. Материалы и результаты исследования отражены в 12 публикациях в Москве (2003,2004,2005), Орле (2003), Красноярске (2004), Волгограде (2004), Ставрополе (2004,2005,2006).

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии, которая насчитывает 302 источника. Объем диссертации — 224 с.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение раскрывает актуальность, новизну, теоретическую и научно-практическую значимость работы, определяет объект, предмет, цель и задачи исследования, формирует понятийный аппарат работы, обозначает пути рассмотрения категории экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века.

Первая глава «Экзистенциальное мировосприятие в русской литературе XX века» рассматривает особенности воплощения экзистенциального

сознания в русской национальной литературе, намечает разграничение внутри понятия «экзистенциальное сознание» двух типов его воплощения, выявляет различия и сходства в реализации экзистенциального сознания начала и конца XX века.

Параграф 1.1. «Проблема экзистенциального мировосприятия в русской культуре». В данном параграфе экзистенциальное сознание анализируется как меггакагегория, то есть как явление надысторическое и наднациональное. Культурно-географический ландшафт России обуславливает формирование диссонансного типа культуры, маргинального по своему характеру, то есть не идентичного ни западному, ни восточному типам. Диссонанс внутри русской культуры порождает, по мнению Лотмана4, две модели культурно-государственного устройства - центрическую и эксцентрическую. При этом центрическая модель, связываемая исследователем с пространством Москвы, воспринимается как положительная, а эксцентрическая модель (пространство Петербурга) — как отрицательная, инфернальная. .

Спецификой русского экзистенциального сознания является его религиозный характер, слитность с православным сознанием, обращенность к божественному. В православии мы сталкиваемся с парадоксом гармоничного взаимодействия и взаимодополнения мифологического и экзистенциального, соборного и исповедального, коллективного и индивидуального, то есть с преодолением «двух(трех)мерного континуума».5 ,.

Параграф 1.2. «Образы юродивого и «липшего человека» через призму экзистенциального мышления» Представляется, что на уровне художественного мышления две модели культурно-государственного устройства (по Лотману) воплощаются в маргинальных по своему положению в системе образах юродивого и «лишнего человека». В то же время сопоставление данных образов с экзистенциальным типом мышления дает возможность вычленить две модели экзистенциального сознания — религиозную и атеистическую соответственно. Возможность рассмотрения экзистенциального сознания с точки зрения его воплощения в «вечных образах» в науке уже обоснована6.

4 Лотман, Ю.М. Семиосфера. Механизмы диалога [Текст] / Юрий Михайлович Лотман. Внутри мыслящих миров. Человек. Текст. Семиосфера. История. — М.: Языки русской культуры, 1999. С. 199-201. :

5 Уваров, М.С. Бинарный Архетип. Эволюция идеи антиномизма в истории европейской философии и культуры [Текст] - СПб, 1996. С. 205.

6 Созина, Е.К. Сознание и письмо в русской литературе [Текст] — Екатеринбург, 2001. С. 10.

Мы учитываем, что «модель мира не относится к числу понятий эмпирического уровня (носители данной традиции могут не осознавать модель мира во всей ее полноте)»7. Поэтому в некоторых случаях модель мира юродивого или «лишнего человека» может не осознаваться автором, а ее вычленение может бьггь возможным только при тщательном анализе конкретного произведения. Модели мира юродивого и «лишнего человека» обязательно включает в себя экзистенциальный компонент, что обусловлено их маргинальным позиционированием в системе, противопоставлением себя общественному при одновременном нахождении в социуме. Трагизм мироощущения «лишнего человека» ведет к предельно острому обострению экзистенциальных и онтологических вопросов, а «комичность» юродивого основана на экзистенциально-освобождающем начале, возвышающем персонажа над обыденностью.

В рамках экзистенциального сознания как типа художественного сознания представляется возможным обозначить эти модели терминами «Человекобог» и «Богочеловек» (атеистический и религиозный типы экзистенциального мышления). В диссертации мы придерживаемся трактовки Богочеловека и Человекобога, характерной для рефлексий «серебряного века». Данные образы впервые нашли свое художественное воплощение в произведениях Ф.М. Достоевского, в которых происходит четкое разграничение типов «сверхчеловека». С одной стороны, это человек своевольный, не ограниченный в своих поступках никакой моралью и лишенный божественного присутствия — Человекобог, с другой стороны — это человек, во всем ориентирующийся на план трансцендентного — Богочеловек. Именно с помощью этих образов происходит перекодировка культуры в работах Ф. Ницше8; исследование добра и зла в трупах Н.О. Лосского''. В категориях Богочеловека и Человекобога осмысливались персонажи «Братьев Карамазовых»10.

Понятия «Богочеловек» и «Человекобог» обладают обширной семантической валентностью, затрагивая религиозный, философский, и культурологический дискурсы. Так, в православной традиции образ Богочеловека—это, прежде всего, воплощение Бога на земле (Иисус Христос). В то же время

7 Топоров, В.Н. Модель мира [Текст] И Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. С.А. Токарев. — М.: Сов. энциклопедия, 1992. - Т. 2. К — Я. С. 161.

8 Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ессе Homo: Сборник. [Текст] - Минск: ООО «Попурри», 1997.

9 Лосский, Н.О. Достоевский и его христианское миропонимание [Текст] / Н.О. Лосский // Бог и мировое зло. — М., 1994.

10 Волынский, А. Л. Человекобог и Богочеловек [Текст] // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881 - 1931 годов. Сборник статей. - М.: «Книга», 1990. С. 74 - 86.

мы утверждаем, что для модели Богочеловека характерен комический вид пафоса. С.С. Аверенцев считает, что «в точке абсолютной свободы смех невозможен, ибо излишен»11. Хотя позиция Аверинцева не является аксиомой в литературоведении и подвергается сомнению (например, в работах А.Е. Кунильского12), наша позиция должна быть обоснована.

Модель Богочеловека мы выстраиваем на основе модели мира юродивого. Явление же юродства базируется на утверждении апостола Павла: «Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будет безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом...» (Второе послание к Коринфянам. Глава 10. Стих 190). В.В. Иванов прямо называет проповедь Христа юродством и иллюстрирует реакцию учеников Христа на нее: «Но слова, которые ты нам говоришь, — для мира смех и глумление, ибо не понимают их»13. То есть, юродивый — это человек, изначально воспринимаемый как сумасшедший, персонаж, чья внутренняя позиция выше, нежели его внешнее положение.

Считаем, что смех в модели Богочеловека присутствует, однако семантика его достаточно обширна. Во-первых, смех может быть рассмотрен как направленный на юродивого, где комический пафос парадоксальным образом сочетается с трагическим, так как смех над юродивым — греховное действо. Здесь актуализируются такие разновидности смеха, как хохот, усмешка, глумление, потеха, шалость, шутовство. В то же время восприятие юродивого может быть в качестве блаженного. Тогда смех преобразуется в радость при виде богоугодного человека.

Во-вторых, смех в модели Богочеловека может быть рассмотрен со стороны самого персонажа: направленный на мир людей и направленный на небесный мир. В первом случае смех приобретает негативную окраску осмеяния, провокации и поругания14, во втором - как благодать, духовное благополучие, мир и радость15.

11 Аверинцев, С.С. Бахтин, смех и христианская культура [Текст] // М.М. Бахтин как философ. — М., 1992. С. 9.

12 Кунильский, А.Е. Проблема «смех и христианство» в романе Достоевского «Братья Карамазовы» [Текст] И Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сборник научных трудов / Отв. ред. В.Н. Захаров. — Петрозаводск, Издательство Петрозаводского университета, 1994. С.192-200.

13 Иванов, В.В. Юродивый герой в диалоге иерархий Достоевского [Текст] // Там же. С. 203.

14 Иванов, С.А. Византийское юродство [Текст] - М., 1994. С. 8.

15 Флоровский, Г.В. Восточные отцы церкви [Текст]—М.: Изд-во ACT, 2005. С. 451.

Параграф 13. «Экзистенциальный компонент в русской литературе начала и конца XX века». В данном параграфе анализируется функционирование в литературе «серебряного века» типологических моделей экзистенциального сознания, выделенных нами ранее.

Объединяющим фактором оппозиционных типов художественного сознания, находящихся в одной — экзистенциальной - системе миропонимания, является их стремление из системы, неиерархичность, хаотичность по отношению к традиционной ценностной системе координат. Но благодаря разнородности функций Человекобога и Богочеловека в литературе воплощаются разные стороны экзистенциального мышления.

Образ Человекобога сопровождают мотивы страха, тревоги, страдания, отчуждения, одиночества, смерти, амбивалентности духовных ценностей. Однако образ «лишнего человека» не наполнен божественным благолепием и воспринимается в рамках русской культуры как антимодёль поведения. Для модели Богочеловека характерны поиск истинного общения с «Другим»,' устремленность к трансцендентному, свободное мироощущение (генетически связанное с темой безумия), маскарадность, тема «проживания жизни», что функционально не характерно для образа «лишнего человека». Но главное, что вбирает в себя образ юродивого, - это экзистенциальные Свобода й стремление к постижению Истины.

Взаимодополняемость моделей Человекобога и Богочеловека служит базой для выхода за пределы двух(трех)мерного континуума16 в творчестве писателей «серебряного века»! Два типа экзистенциального сознания могут взаимодействовать в творчестве одного писателя (например, в творчестве М. Горького), а подчас и в одном произведении (например, в повести «Иуда Искариот» Л. Андреева).

В конце XX века модели Человекобога и Богочеловека наполняются специфичным смыслом. Изменения в экзистенциальном мировосприятии касаются, прежде всего, особенностей хронотопа. Приобретенные качества времени как внеисторического, внесобытийнопо и пространства, замкнутого в пределах советской кухни, порождают интровертный характер литературных рефлексий. По большей части экзистенциальная ситуация, где герой «прижат к стене, вися на волоске»17, не имеет характерной для нее неожиданности, а, наоборот, воплощается в ужасе постоянно давящего обыденного мира. Предпочтительной становится модель Человекобога.

16 Уваров, М.С. Бинарный Архетип. Эволюция идеи антиномизма в истории европейской философии и культуры [Текст] - СПб, 1996. С. 205.

17 Елисеев, Н. Мыслить лучше всего в тупике [Текст] // «Новый Мир». — 1999. - № 12.

Формируется новая картина мира, характеризующаяся потерей ставшего традиционным идеологического ядра протеста.

Вторая глава «Идейно-эстетические искания петербургских писателей конца XX века» исследует экзистенциальный компонент в «петербургском тексте» русской литературы, рассматривает идейно-эстетические и формальные особенности воплощения экзистенциального сознания в творчестве петербургских писателей.

Параграф 2.1. «Петербургский текст» русской литературы XX века». Петербург в силу специфики своего географического расположения (на границе русской ойкумены) и происхождения (возникает в условиях уже сформировавшейся культуры) обостряет внутри своего пространства экзистенциальные противоречия русского сознания. Особенности культурно-географического положения этого города заставляют формироваться внутри него особый тип художественного мышления, особые законы стилистики и содержания петербургской литературы.

«Петербургский текст» характеризуется единством содержания и формы своего воплощения и определяется исследователями как «некий синтетический сверхтекст, с которым связываются высшие смыслы и цели»18. Феномен «петербургского текста» обусловлен, по замечанию В.Н. Топорова, «монолитностью (единство и цельность) максимальной смысловой установки (идеи) — путь к нравственному спасению, к духовному возрождению в условиях, когда жизнь гибнет в царстве смерти, а ложь и зло торжествуют над истиной и добром»19 (экзистенциальная ситуация). Главной отличительной чертой «ленинградского текста» исследователи считают, с одной стороны, его аутентичность по отношению к советской культуре, а с другой, — ориентацию на ценности прошлой (досоветской) культуры, что находит свое отражение в продолжении традиций модернизма. Границы «ленинградского теста» трактуются исследователями неоднозначно, но мы будем считать, что финал «ленинградского текста» «хронологически не совпадает с переименованием города в Санкт-Петербург в 1990 году»20 и термин «Ленинградский текст» актуален даже в литературе XXI века.

18 Топоров, В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) [Текст] / В.Н. Топоров //. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. С. 275.

19 Там же. С.279.

20 Вейсман, И.З. Ленинградский текст Сергея Довлатова [Текст]: дис.... канд. филол. наук: 10.01.01. — Саратов, 2005. С. 62.

Параграф 2.2. «Традиции модернистской эстетики в творчестве петербургских писателей конца XX века». В данном параграфе мы исследуем особенности репрезентации экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века на эстетическом уровне.

Установка «ленинградского текста» на ценности досоветской культуры актуализирует в петербургской литературе традиции модернизма. Здесь возникает вопрос о соотношении модернистских и постмодернистских тенденций в петербургской литературе. На наш взгляд, вопрос этот разрешается в пользу модернистской эстетики. Однако следует отметить, что уникальность современной ситуации критики видят «в параллельном развитии сразу нескольких традиций, ни одна из которых не предполагает сменить другие»21.

Для модели Человекобога характерен выбор в пользу импрессионистских форм выражения, где главное внимание уделяется внутреннему миру воспринимающего сознания, а концепция времени сосредоточена на принципе «здесь и сейчас». Модель Богочеловека предпочитает экспрессионистские формы выражения, где главным становится выделение одной идеи, что соответствует трансцендентной заданнности Богочеловека, его устремлению к Богу. Концепция времени при этом носит футурологический характер.

Характерные для «петербургского текста» гротеск и гиперболизация, стремление к фантасмагорическому и ирреальному естественно вписываются в традиции экспрессионистические, где важна «не символизация, не отражение «несказанного», «надмирного», а алгебраизация, сведение конкретного к отвлеченной «сущности» (essential), вещи к понятию»22. Типичными в этом смысле можно назвать произведения Н. Катерли, М.Чулаки, А. Житинского, В. Попова, Б. Бахтина, С. Носова, С. Арно.

Фантасмагорическое воспринимается как естественная часть абсурдного мира. В рассказе Н. Катерли «Чудовище», например, центральным становится не факт обитания Чудовища в коммунальной квартире, а отношения жильцов с этим существом. Пафос произведения — жалость к ближнему — лишь острее подчеркивается неординарностью ситуации.

Однако, если в 20-е гг. экспрессионистская эстетика реализуется, по преимуществу, в жанре антиутопии, то в конце XX века, наоборот, авторы,

21 Скоропанова, И.С. Эстетическая парадигма современной русской литературы [Текст] // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» — Пермь, РИО ПГПУ, 2005. С. 271.

22 Дрягин, К. Экспрессионизм в России (Драматургия Леонида Андреева) [Текст]. - Вятка, 1928. С. 20.

ориентированные на экспрессионистскую традицию, выстраивают мир утопии, достижимый героем или нет, но существующий в реальности. Так, у многих писателей (Житинский, Веллер, Бахтин, Арно, Стогов) образ «Земли обетованной» неуклонно повторяется, а иногда даже перекликается в описании его характерных черт.

Столь полярная авторская позиция начала и конца XX века находит свое логическое объяснение во внелитературной действительности. М.М. Голубков пишет: «Именно жанр антиутопии давал возможность выразить характерную для оппозиционного по самой своей сути экспрессионизма идею неприятия построений нормативизма»23. Когда же в конце XX века общественно-идеологическое ядро становится безвозвратно утерянным, а позиция человека—шаткой и беспочвенной, то жанр утопии естественно входит в творчество петербургских писателей, ориентированных на традиции экспрессионизма. 1

Главные установки экспрессионизма могут входить в тесное взаимодействие с реалистическими формами. Так, в реалистических произведениях М. Веллера форма, сюжет, персонажи — все подчинено главной идее — идее саморегуляции человеческих состояний. Четко выраженные подчинительные отношения в системе идея — содержание дают повод причислить произведения Веллера к беллетристическому ряду литературных иерархий. Здесь важна публицистичность; функция проповеди становится превалирующей, что ведет к схематичности и условности в изображении персонажей.

Майор Звягин из одноименного романа Веллера, например, выступает в качестве медиатора между автором и читателем, но он сам не наделен глубиной психологии и сложностью характера. Все действия Звягина мотивированы не его внутренними потребностями, а задачей автора выразить идею с той или иной точки зрения. Такая концепция героя художественного произведения характерна для экспрессионизма, где «персонажи лишены конкретной индивидуализации»24.

В противовес подобному схематичному изображению героя, подчиненному сверхидее произведения, формируется блок текстов, где внимание автора направлено на внутренний мир индивидуального человека Импрессионистические черты просматриваются в произведениях М. Чулаки,

23 Голубков, М.М. Русская литература XX века: После раскола [Текст]. - М.: Аспект Пресс, 2001. С. 180.

" Копелев, JI. Драматургия немецкого импрессионизма. [Текст] / Цит. по: Голубков, М.М. Русская литература XX века: После раскола. — М.: Аспект Пресс, 2001. С. 72

Р. Погодина, в отдельных текстах Н. Катерли, А. Варламова, А. Мелихова, М. Климовой, М. Палей и других..

Главное, что роднит произведения данных авторов с импрессионизмом — это концепция человека, которая основана на принципе «постоянного баланса и хрупкого равновесия между субъективным впечатлением, являющимся отражением реальности, и самой реальностью»25. В произведениях данной направленности герой часто совпадает с повествователем. Так, проза Марины Палей наполнена лиричностью, описываемые события подчинены логике личностного восприятия, а не объективного развертывания.

Черты импрессионистской техники встречаются в современных текстах не в полном объеме и не в первоначальном виде, но отдельные ее черты продуктивно используются петербургскими писателями. В прозе А. Мелихова, например, разрабатывается принцип впечатления от события, что влечет за собой этюдность, эскизность, орнаментарносгь его произведений, где не идея превалирует над фабулой а интимное переживание события. Здесь реальность выстраивается на основе личностного, субъективного восприятия, которое, порой, специально возводится автором в гиперболизированную степень.

В каждом литературном поколении мы можем встретить примеры воплощения разных типов экзистенциальною сознания. Так, к «поколению отставших» относятся А. Житинский (модель Богочеловека), А. Мелихов (модель Человешбога) и М. Веллер (смешанная модель), в «перестроечном» поколении модель Богочеловека ярко выражена в творчестве С. Арно, модель Человешбога — у М. Палей, а смешанный тип — в творчестве М. Климовой.

Поколенческая стратификация связана, скорее, с социальной самоидентификацией. Различия здесь,— в смысловых центрах наполнения картины мира. Если в творчестве «старшего» поколения внимание акцентируется на индивидуальном бытии человека, то в произведениях «поколения отставших» заостряются проблемы взаимоотношений человека и тоталитарной системы. Для «перестроечного поколения» более характерен метафизический смысл конфликта человека и действительности, а в «поколении next» намечается тотальная перекодировка системы духовных ценностей.

Параграф 13. «Особенности воплощения экзистенциального сознания в структуре худсокесгвенного произведения». На уровне структуры текста специфика воплощения экзистенциального сознания заключается в следующем:

I. Система персонажей. Наиболее репрезентативными в петербургской прозе конца XX века становятся образы «маленького человека» и «человека

25 Голубков, М.М. Русская литература XX века: После раскола [Текст]. — М.: Аспект Пресс, 2001. С. 183.

из подполья». Эти персонажи не являются чем-то константным, застывшим в истории русской литературы. Опыт прозы конца XX века убедительно показывает их огромные потенциальные возможности художественного воплощения в новых культурных условиях. Так, «маленький человек» — это, чаще всего интеллигент, отличающийся замкнутостью, аутентичностью по отношению к среде, пассивным отношением к окружающей действительности. Разработка семантики «человека из подполья» идет в сторону бунтарства «маленького человека». Если в случае с «маленьким человеком» мы чаще всего имеем дело с типом Человекобога, где главное - исихия исповеди при концентрации внимания на индивидуальном бытии человека, то образ «человека из подполья» тяготеет к функциям проповедника и бунтовщика, семантическим центром здесь выступает идея, вовлекающая персонажа в поиски экзистенциальной Свободы. Однако образ трансформируется: план трансцендентного заменяется либо понятием «Любовь», либо понятием «Свобода». Бунт в рамках типа Богочеловека приобретает политическую окраску. Следует отметить, что образу «маленького человека» в редких случаях может быть присуща модель Богочеловека, а образу «человека из подполья» - модель Человекобога (роман М. Климовой «Голубая кровь»).

Образы «маленького человека» и «человека из подполья» организуют специфичный хронотоп. Сакрализация пространства на уровне образа «человека из подполья» характерна для произведений А. Житинского, С. Арно, М. Палей (Евгеша из повести «Евгеша и Аннушка» придает сакральное значение порядку в квартире).

Стесненность жизненного пространства «маленького человека» актуализируется в творчестве большинства рассматриваемых авторов. Схема перевоплощения «маленького человека» в экзистенциального человека также часто воспроизводима (А. Житинский, М. Веллер, С. Арно, И. Стогов). Конструирование ирреального варианта бытия как выражение аутентичности персонажа используется в творчестве Р.Погодина, М. Веллера, М. Палей.

2. Способ организации произведения. Тексты, наделенные моделью Человекобога, тяготеют к исповедальным формам выражения. Произведения, воплощающие модель Богочеловека, напротив, насыщены действием, актуализирует экзистенциальный принцип ситуативности. Например, специфичность формы «Романа о любви...» С. Арно как экзистенциального произведения можно объяснить тем, что в нем присутствует народное, героико-эпическое сознание и тип общения «Я — Tbl», то есть наблюдается переход ко второму типу экзистенциального мышления (модели

Богочеловека). Особенности способа организации романа М. Климовой «Голубая кровь» (модель Человекобога) обусловлены глубоким проникновением читателя во внутренний мир персонажей, в их мысли и переживания, где общение происходит не с миром, а с самим собой о мире (модель общения «Я - Я»),

3. Сюжет и приемы композиции. В модели Человекобога используется адинамический тип сюжета, форма повествования — собственно-прямая (дневниковая) или несобственно-прямая. Источниками сюжета часто выступают действительные, автобиографические, события. Характерными типами композиции здесь являются кольцевая, ретроспективная, композиция-обрамление. Большую смысловую значимость имеют внесюжетные вставки. Приемы композиции — повтор, противопоставление, контаминация, монтаж. Подобная заданность композиции воспроизводит нелинейную (цикличную) модель времени, подчеркивает замкнутость жизненных форм. По такому принципу строятся, например, произведения А. Мелихова, М. Климовой, М. Палей.

В модели Богочеловека, напротив, воспроизводится динамический тип сюжета, основанного на тайне. Часто подобные тексты строятся по принципам детективного жанра. Характерными типами композиции являются прямая композиция, кумулятивная, композиция-умолчание, а также многосюжетная композиция. Здесь редко можно встретить прямую речь (обычно она реализуется в форме диалогов), так же как и повтор, контаминацию. В рамках модели Богочеловека становятся актуальными такие приемы композиции, как усиление, монтаж, противопоставление. Это характерно для творчества А. Житинского, С. Арно, И. Стогова.

Третья глава «Преломление экзистенциального сознания в художественном мире писателя-петербуржца» рассматривает особенности воплощения экзистенциального сознания на уровне индивидуального творчества писателя-петербуржца.

- Параграф 3.1. «Модель Богочеловека как образующее начало Единою текста произведений Александра Житинского». Типичные для экспрессионизма фантасмагория, стремление к гротеску, подчеркнутая ирреальность происходящего, нарушение жизненных пропорций являются неотъемлемой частью идиостиля Александра Житинского. Однако все эти черты сопоставимы также с авторской позицией демиурга-проповедника (Богочеловека); главное для него — создание ситуации, в которой человек познает себя. Автор (модель Богочеловека) становится некой высшей инстанцией, он вступает в отношения с персонажем (модель Человекобога).

Данные отношения, являясь диалогическими только на персонажном уровне, превращают пространство текста в проповедь, цель которой — смена кода модели Человекобога на код модели Богочеловека.

В произведениях Житинского модель Богочеловека формально организуется по образцу «петербургского текста». Важными и необходимыми здесь становятся: 1) гротескно-фантастическая форма; 2) ирония и самоирония; 3) увлекательная, хорошо структурированная фабула; 4).превалирование жанра рассказа.

Все тексты Житинского — своего рода единое, но разноплановое поле приключений ИДЕИ в Мире, на Олимпе и в Преисподней. Подобное авторское позиционирование приводит к тому, что все творчество Житинского как бы образует Единый текст. Под Единым текстом мы понимаем, прежде всего, его содержательное единство, где основная идея автора проходит испытание в различных сюжетных обстоятельствах, что подчеркивает проповедческую ориентацию творчества писателя.

Проведенный анализ творчества Житинского позволяет выявить основные параметры воплощения экзистенциального сознания в его произведениях.

1. Пространственно-временные параметры. Пространство в произведениях Житинского имеет четкие горизонтальные и вертикальные координаты. Главным вектором вертикали является триада «Город — Дом — Квартира», где город представляет собой объективированный, непрозрачный мир, дом — собор экзистенциальных персонажей, а квартира -душевный мир главного героя. Вектор вертикали возможен только в координатах дома, так как пространство города как объективированного не имеет градационных качеств модели Богочеловека. Исходя из вертикальности дома, подвал, чаще всего, носит значение Преисподней, чердак — Неба, а квартира — земной репрезентации человека, его экзистенциальной сущности.

Категория времени в творчестве Житинского обычно совпадает с образом времени 70 - 80-х годов и обретает черты внеисторического и вне-событийного. Только в рамках экзистенциального пространства возможно движение времени, преодоление душевной комы. Время в движении чаще всего связано с личным бытием экзистенциального персонажа, но не с реальностью города.

Пространственно-временные параметры, таким образом, приобретают качество сакральности и характеризуют положение героя в вертикальном векторе постижения трансцендентного. Сакрализация хронотопа — одна из характерных черт Петербургского текста, а также модели Богочеловека.

2. Причинные параметры играют важную смысловую роль в творчестве Житинского. Мир Богочеловека, при всей релевантности окружающего мира, все же имеет точку опоры - устремленность в трансцендентное. Однако логические предположения, предпринимаемые в пространстве города (а не дома), изначально ложные, а потому - порождающие долгие странствия персонажа в объективированном неразличимом мире.

3. Этические параметры в творчестве А. Житинского укладываются в общие контуры «петербургского текста» («путь к нравственному спасению..*.в условиях, когда жизнь гибнет в царстве смерти»26). Однако благодаря идейной заданнности внутри модели Богочеловека, ее трансцендентной интенции, этические параметры приобретают строго очерченный контур, воплощаясь в пространственно-временном моделировании мира.

4. Количественные параметры призваны выразить бесплотную суетность объективированного мира, его релятивистский и абсурдный характер, что в соотнесении со строгой заданностью цели, ее однозначной направленностью в трансцендентное дает схему противопоставления Объективированного мира и экзистенции.

5. Семантические параметры определяются рядом оппозиций, порождаемых главной оппозицией Низа и Верха.

6. Система персонажей четко разграничена на экзистенциальных и неэкзистенциальных, фантастических и реалистических, а также персонажей, обладающих разновидовой экзистенциальной моделью Человекобога и Богочеловека. Главным стержнем в развитии сюжета является процесс смены кода в модели мира экзистенциального персонажа с Человекобога на Богочеловека. Герой обладает рядом функционально значимых перевоплощений: «маленький человек», совектикус, Санчо Пансо, скиталец.

Параграф 3.2. «Творчество Марины Палей: Расщепленное сознание в лабиринтах человеческой несвободы (модель Человекобога)». Аутентичность как основная черта модели Человекобога ведет к тому, что в произведениях Марины Палей воспроизводится ирреальное пространство снов, воспоминаний, интертекстовых вставок (как воспоминаний классических сюжетов и образов). Ирреальность художественного пространства позволяет автору свободно обращаться с формой художественных произведений. Тексты Палей синестезийны. Образная система практически разрушается, так как смысл текста передается на основе ассоциативных связей.

26 Топоров, В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) [Текст] / В.Н. Топоров // Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтическогО: Избранное. — М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. С. 279.

Ключ к постижению экзистенциальной сущности творчества Палей нередко указывается в авторских пометках и предисловиях. Создаваемая художественная реальность постоянно является предметом рефлексий самого автора. В качестве скрепы всего своего творчества писатель выбирает образ ошейника. В предисловии к Двум рассказам она пишет: «Рассказы из цикла «Ошейник»... представляют собой мою коллекцию, где собраны самые разнообразные ... варианты человеческой несвободы. Это коллекционирование начато мной уже давно. Просматривая свои прежние работы, я, даже чаще ожидаемого, нахожу в них места, где так или иначе описан круг — то есть наиболее общий случай ошейника»27.

Произведения Палей в своей совокупности — история человеческой несвободы во множественности ее проявлений. Проблема «поток - воля - рок» решается в пользу невозможности реализации воли, своего свободного Поступка. Все попытки человека встать над «потоком» изначально обречены на полный крах. Это, с одной стороны, характеризует модель произведений автора как модель Человекобога, а с другой - вписывает творчество Палей в общую, по определению В.В. Заманской, «андреевски-набо-ковскую модель русского экзистенциального сознания»28.

Проведенный анализ творчества М. Палей позволяет выявить основные параметры воплощения модели Человекобога в ее произведениях.

1. Пространственно-временные параметры. Благодаря тотальной субъективированности объективного мира категории пространства и времени приобретают качества экзистенциального воспоминания или переживания. Реальное пересечение границ пространства и времени тождественно экзистенциальному переходу.

В то же время хронотоп произведений Палей как символ Двойного круга несвободы порождает маргинальное положение персонажа между пространством России и пространством «НеРоссии». Конструирование пространства России происходит в тесной соотнесенности с петербургской традицией: здесь и нищенский мир коммуналки, и образ двора как глубокого колодца, и мифологический образ Петербурга, невыносимого в своей нечеловеческой безжалостности. Возникновение образа пространства «НеРоссии» влечет еще большее расщепление воспринимающего сознания, что, в свою очередь, приводит к отказу от художественного образа в пользу конструирования текста по принципу ассоциативных связей.

27 Палей, М. Два рассказа [Электронный ресурс] // http://magazines.russ.ru/ аийюге/р/трак)/

28 Заманская, В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий [Текст]. -М.: Флинта: Наука, 2002. С. 91.

Временные пласты многослойны и многофункциональны. Основными амбивалентными парами при этом выступают противопоставления святого — несвятого времени, сегодняшнего — прошлого, сегодняшнего — будущего, советского — несоветского, социального — экзистенциального, индивидуального - общего.

2. Причинные параметры. Жестокость и абсурдность внешнего мира не поддаются человеческому пониманию. Отсюда — стремление к уходу из внешнего мира вплоть до самоубийства. Формируется парадоксальная цепь причинно-следственных связей: релятивизм и жестокость окружающего мира — причина, полное отчуждение субъекта от действительности - следствие.

3. Этические параметры. Духовная установка «петербургского текста» трансформируется с учетом особенностей модели мира Человекобога: путь в себя в условиях полного отчуждения от действительности.

4. Количественные параметры измеряются степенью интенсивности вторжения внешнего мира в мир субъективного сознания.

5. Семантические параметры формируются благодаря следующим понятиям: Свобода / Несвобода, Двойной круг несвободы, Диалог, Двойник, Рефлексия, Расщепленное сознание. Важными категориями становятся экзистенциалы «забота», «тревога», «страх», «ожидание», «страдание», «решимость».

6. Система персонажей. В мире субъективированной действительности существуют образы-воспоминания и образы-смыслы, нацеленные на соотнесение с воспринимающем сознанием для его самоидентификации. В произведениях М. Палей прослеживается некоторая градация образов, которую можно обозначить следующим образом:

• на уровне Объективированного мира — люди-животные, слитые в одну объективно-агрессивную массу;

■ на уровне диалога — образы сознания («Я» повествователя) и иносоз-нания («Я» другого человека, часто — иностранца);

■ на уровне двойничества — отражающий, прозрачный образ Другого как двойник воспринимающего сознания;

• на уровне рефлексии - образ «Я» в различных хронотопах и противопоставлениях.

Экзистенциальный персонаж чаще, всего соответствует образу «маленького человека», что является характерным признаком «петербургского текста».

Параграф 33. «Попытка синтеза моделей Богочеловека и Человекобога в произведениях Ильи Стогова». Творчество Ильи Стогова представляет собой симбиоз современной поп-культуры и художественной словесности,

в контурах которого главным действующим лицом выступает поколение тридцатилетних («Поколение У»29). Проблема поколенческой самоидекги-фикации на экзистенциальном уровне выражается в синтезе моделей Богочеловека и Человекобога, что находит свое отражение как на идейном уровне произведений Стогова, так и в их эстетической оформленно.сти.

Особенности идейного уровня диктуются укрупнением экзистенциального субъекта. Здесь семантику «лишнего человека» приобретает целое поколение. Стихия исповеди отдельного человека обретает черты поколенческой самоидентификации, превращаясь в проповедь диктующего сознания целостной группы людей. Принадлежность персонажа к культуре Примитива определяет его внутренние характеристики: диктат собственного мнения, неумение воспринять чужое слово, потребность судить и выносить приговор, утверждение права произвола. Подобные литературные установки сближают произведения Стогова с текстами Лимонова и Бегбе-дера. Однако более тесная связь творчества рассматриваемого писателя прослеживается с «новым реализмом» как результатом эстетического примитивизма 90-х годов.

Проведенный анализ творчества И. Стогова позволяет выявить основные параметры воплощения экзистенциального сознания в его произведениях.

1. Пространственно-временные параметры. Время и пространство играют определяющий характер в становлении персонажа. Идентификация героя происходит через его среду.

Петербург Стогова претерпевает существенную трансформацию в сторону примитивизации. Город — это центр поп-культуры, он весь — отражение жизни главного героя, не более чем фон жизни. В общий контекст с традицией петербургского мифа его вписывает лишь суровая погода.

2. Причинные параметры. Поступки героя часто мотивируются его принадлежностью к той или иной социальной среде.

3. Этические параметры. Духовная установка «петербург^ю^о текста» приобретает оксюморонный характер. Этические параметры^атткшЖ^: чем злее, циничней и жестче герой, тем выше его ценностная значимость.

4. Количественные параметры связаны с кумулятивным принципом жизни. Персонаж, наиболее интенсивно наполняющий свою жизнь событиями, приравнивается к человеку, истинно существующему. Человек, наиболее полно впускающий в свой внутренний мир сознание «Поколения У», наименее подвержен одиночеству.

29 Пригула, В. Поколение У Путешествия дилетантов, или Идущие за Стоговым [Электронный ресурс] II «Овал», 2005, № 16.

5. Семантические параметры группируются вокруг западнической культуры Примитива.

6. Систему персонажей можно разделить на три основные группы: а) люди, не входящие в круг «Поколения У» — масса; б) «Поколение У» - собор людей, обладающих экзистенциальным сознанием; в) Илья Стогов как единственный главный герой «субъективной документалистики».

Таким образом, приобретение персонажем культуры Примитива экзистенциальных черт ведет к смешению моделей Богочеловека и Человешбога и трансформации основных кодов официальной культуры, что отражается в эстетической оформленное™ текста по принципам «нового реализма».

Заключение подводит итоги, формулирует основные выводы работы, обосновывает перспективы использования результатов исследования в различных сферах литературоведения. Намечаются перспективы изучения проблемы экзистенциального сознания в русской литературе конца XX века, соотношения терминов «экзистенциальное сознание» и «городской текст», исследования художественных процессов современной словесности в их целостности и преемственности по отношению к прошлому художественному опыту. Выявляются основные пути практического использования терминов «модель Человекобога» и «модель Богочеловека».

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Сипко Ю.Н. Некоторые аспекты мифологического мировоззрения И. Бунина // Материалы научной конференции «Цешральная Россия и литература русского зарубежья (1917 — 1939)». - Орел, 2003.

2 Сипко Ю.Н. Коммунистическая концепция как альтернатива религиозного сознания в поэме А. Блока «Двенадцать» // Ломоносовские чтения. Студенческие работы. - М.: Изд-во «Университет, туманит, лицей», 2003.

3. Сипко Ю.Н. Безумие и маргинальность как доминантные характеристики героя современной прозы П Ломоносовские чтения. Студенческие работы. - М.: Изд-во «Университет, гуманит. лицей», 2004.

4. Сипко Ю.Н. Доминантные характеристики персонажа в русской литературе конца XX века // V Всероссийская научно-практическая конференция студентов и аспирантов «Молодежь и наука XXI века» - Красноярск, 2004.

5. Сипко Ю.Н. Чувственный опыт как мировоззренческая доминанта в творчестве М. Веллера // Актуальные проблемы филологии, журналистики и

культурологи: Материалы 48 научно-методической конференции преподавателей и студентов «Университетская наука - региону». - Ставрополь, 2004.

6. Сипко Ю.Н. Экзистенциальные мотивы в современной прозе (19852000 гг.) // Филология, журналистика, культурология в парадигме современного научного знания: Материалы 49-й научно-методической конференции преподавателей и студентов «Университетская наука — региону». 4.1. литературоведение. Журналистика. Культурология. — Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 2004.

7. Сипко Ю.Н. Реализация бинарной и тернарной моделей мира в произведениях «Голубая кровь» Маруси Климовой и «Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах» Сергея Арно // Международная научная конференция (заочная) Восток—Запад: Пространство русской литературы. — Волгоград, 2004.

8. Сипко Ю.Н. Экзистенциальные мотивы в русской литературе начала и конца XX века // Филология, журналистика, культурология в парадигме современного научного знания: Материалы 50-й научно-методической конференции преподавателей и студентов «Университетская наука - региону». 4.1. литературоведение. Журналистика. Культурология. — Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 2005.

9. Сипко Ю.Н. Особенности формирования бинарной и тернарной экзистенциальных моделей мира в процессе взросления героя (на примере романа Маруси Климовой «Голубая кровь») // Круг детского чтения сегодня: герои, сюжеты, поэтика: Материалы региональной научной конференции / Под ред. доктора филолог, наук проф. Вронской Л.И. — Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 2005. — Вып. 1.

Ю.Сипко Ю.Н. Русское сознание и экзистенциальное мышление: точки соприкосновения // Социально-политические и культурно-исторические проблемы современности: философская рефлексия и научный анализ. Впуск 1. - Ставрополь: СГУ, 2005.

11.Сипко Ю.Н. Влияние географического ландшафта на семиотические пласты в русской культуре (К вопросу об особенностях русской культуры) // XVII Пуришевские чтения: «Путешествовать — значит жить» (Х.К. Андерсен). Концепт странствия в мировой литературе / Сборник материалов международной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения Х.К. Андерсена. - М.: МПГУ, 2005.

12.Сипко Ю.Н. Пространственно-временная специфика трансформации экзистенциальной модели мира в повести А.Н. Житинского «Лестница» // Филология, журналистика, культурология в парадигме современного

научного знания: Материалы 51-й научно-методической конференции преподавателей и студентов «Университетская наука — региону». Ч. 1. литературоведение. Журналистика. Культурология. — Ставрополь: Ставропольское книжное издательство, 2006.

Подписано в печать 14.07.2006 Формат 60x84 1/16 Усл.печ.л. 1,45 Уч.-изд.л. 1,30

Бумага офсетная Тираж 100 экз. Заказ 295

Отпечатано в Издательско-полиграфическом комплексе Ставропольского государственного университета. 355009, Ставрополь, ул.Пушкина, 1.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Сипко, Юлия Николаевна

Специальность 10.01.01. — Русская литература

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель — зав. кафедрой истории новейшей отечественной литературы, доктор филологических наук, профессор Бропская JI. И.

Ставрополь

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ МИРОВОСПРИЯТИЕ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XX ВЕКА.

1.1. Проблема экзистенциального мировосприятия в контексте русской культуры.

1.2. Образы юродивого и «лишнего человека» через призму экзистенциального мышления.

1.3. Экзистенциальный компонент в русской литературе начала и конца XX века.

ГЛАВА II: ИДЕЙНО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ИСКАНИЯ ПЕТЕРБУРГСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ КОНЦА XX ВЕКА.

2.1. Петербургский текст русской литературы XX века.

2.2. Традиции модернистской эстетики в творчестве петербургских писателей конца XX века.

2.3. Особенности воплощения экзистенциального сознания в структуре художественного произведения.

2.3.1. Жизненное пространство «маленького человека» и «человека из подполья» в повести Р. Погодина «Дверь».

2.3.2. Сюжет и приемы композиции в рассказах М. Веллера.

2.3.3. Способ организации текста и система персонажей в романах М. Климовой «Голубая кровь» и С. Арно «Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах .».

ГЛАВА III. ПРЕЛОМЛЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ ПИСАТЕЛЯ-ПЕТЕРБУРЖЦА.

3.1. Модель Богочеловека как образующее начало Единого текста произведений Александра Житинского.

3.2. Творчество Марины Палей: Расщепленное сознание в лабиринтах человеческой несвободы (Модель Человекобога).

3.3. Попытка синтеза моделей Богочеловека и Человекобога в произведениях Ильи Стогова.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Сипко, Юлия Николаевна

Актуальность исследования. XX век как историко-литературный цикл завершен. И этот факт завершенности большого периода принуждает литературоведов все чаще искать адекватные метаязыки по его описанию, так как традиционные понятия и категории (художественный метод, направление, стиль) представляются недостаточными для раскрытия сложных историко-политических и философско-эстетических отношений внутри прошедшего столетия.

В этом смысле видится актуальным и перспективным изучение современной русской литературы с помощью категории «тип художественного сознания», интенсивно разрабатываемой в исследованиях исторической поэтики 1980 - 1990-х гг. Так, С.С. Аверинцев, M.JI. Андреев, M.JT. Гаспаров, А.В. Михайлов в книге «Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания» (1994 г.) выделяют три устойчивых типа художественного сознания: архаический (мифопоэтический), традиционалистский (нормативный), индивидуально-творческий (исторический). При этом главными категориями, определяющими специфику каждого художественного типа, исследователи считают категории стиля, жанра и автора [1].

Продолжает исследование русской литературы с точки зрения функционирования в ней типов художественного сознания В.И. Тюпа. В книге «Постсимволизм: теоретические очерки русской поэзии XX века» (1998) ученый акцентирует внимание на состоянии художественного сознания и выделяет его типы (модусы, или модальности ментальных актов) в соответствии с диахронией развертывания этих состояний в истории человеческого общества («роевое»; «авторитарное», или «личностно-ролевое»; «уединенное»; «конвергентное») [266].

Исследования категории «художественного сознания» все чаще происходят на стыке философии и литературоведения. Так, Е.К. Созина в диссертации «Динамика художественного сознания в русской прозе 1830 -1850 годов и стратегия письма классического реализма» (Екатеринбург, 2002) рассматривает художественное сознание через призму концепций А. Пятигорского и М. Мамардашвили [239].

Однако для нашего исследования принципиально важное методологическое значение имеет термин «экзистенциальное сознание» как доминантный тип художественного мышления в русской литературе XX века. Понятие «экзистенциальное сознание» было введено и разработано В.В.Заманской.

Следуя логике рассуждений В.В. Заманской, под экзистенциальным содержанием будем понимать особенности воплощения экзистенциального сознания в философско-эстетических поисках литературной эпохи, в художественном мире писателя, а также в феномене текста и его структуры.

Надо отметить, что на сегодняшний день термин «экзистенциальное сознание» разрабатывает ряд ученых: А.П. Власкин, Н.А. Кузнецов, Н.А. Панфилов-Макаричев, Т.А. Таянов, С.А. Кибальник, С.Г. Семенова, Спивак Р.В. Однако большинство из них опирается на труды магнитогорского исследователя.

В то же время исследование русской литературы конца XX века через призму категории «экзистенциальное сознание» видится наиболее продуктивным и обоснованным, так как позволяет решить ряд актуальных литературоведческих проблем. В частности, проблемы, связанные с рассмотрением литературного процесса как некой единой и преемственной системы.

Проблемность изучения русской литературы конца XX века видится исследователями в ее дискретности, мозаичности [106]. При этом литература конца XX столетия трактуется как явление, принципиально не вбирающее в себя единую стилевую и художественную доминанту, как совокупность разнонаправленных и неравномерных процессов [57].

На сегодняшний день существует ряд монографий, в которых предпринята попытка рассмотрения современной литературы в ее системности (например, работы Г.Л. Нефагиной [178], М.Н. Эпштейна [296, 297], М.Н. Липовецкого [149], Н.Б. Маньковской [159], И.С. Скоропановой [234]). Однако большинство из них строятся по стилевому принципу классификации и анализа литературы. В этом контексте период конца XX века осмысливается либо в динамике стилевых течений, либо в контурах постмодернизма как универсальной модели развития современной литературы.

Столь полярные концепции анализа явлений современной словесности вызваны переходностью, неустойчивостью всех традиционных жизненных парадигм. Именно в переходные эпохи экзистенциальное сознание становится приоритетным. В современной литературе и культуре, на наш взгляд, вновь актуализируется экзистенциальный тип сознания. Иными словами, в конце XX века «новый духовный опыт превращает реальность в экзистенциальное вещество существования, выходит за ее пределы, заявляет себя чем-то более подлинным и действительным» [184, с: 24].

Поэтому категория «экзистенциальное сознание» представляется наиболее продуктивной в конструировании русской литературы конца XX столетия как целостной динамической системы, открытой к диалогу с собственной традицией.

Наша работа посвящена конкретному феномену современной словесности - творчеству петербургских писателей конца XX века. Их типологическая общность позволяет обнаружить еще один пласт культурологических и филологических контекстов. В этом смысле становятся актуальными и востребованными современные исследования городского текста. Тем более «открытие» этой темы в литературоведении напрямую связано с исследованиями «Петербургского текста». Создатель же концепции Петербургского текста В.Н. Топоров, протестуя против глобальной текстуалнзации городов России, назвал Петербург единственным городом, порождающим особый текст [261].

Введение в структуру исследования термина Петербургский текст вызвано необходимостью типологического рассмотрения специфики петербургской прозы. Следует отметить, что в литературоведении существует острая проблема, связанная с открытостью / закрытостью Петербургского текста. Иными словами, перед нами возникает вопрос соотнесения петербургской прозы конца XX века с так называемым «ядром» Петербургского текста, с произведениями, написанными до переименования Петербурга в Ленинград.

Однако в свете последних исследований эта проблема не представляется острой. Появилось достаточное большое количество работ о Ленинградском тексте как главе Петербургского текста, обоснована возможность анализа творчества «ленинградской школы» прозаиков с позиций семантики города, ряд статей и исследований посвящен рок-поэзии как современной репрезентации Петербургского текста.

Под петербургской прозой конца XX века будем понимать блок художественных текстов, созданных петербургскими писателями различных литературных поколений в приблизительный период с 1985 г. по 2000 г. и испытывающих на себе в той или иной степени влияние Петербургского текста.

Таким образом, актуальность данного исследования обоснована тем, что анализ экзистенциального содержания русской литературы позволяет рассмотреть явления современной словесности в их целостности, установить преемственные и контекстные связи в философско-эстетических поисках литературной эпохи, в индивидуально-художественном мире писателей, а также в феномене современного текста и его структуры. Надо отметить и тот факт, что попыток анализа экзистенциального сознания как типа художественного мышления в рамках современной литературы еще не предпринималось.

Объект исследования - петербургская проза конца XX века, в частности произведения С. Арно, М. Веллера, А. Житинского, Н. Катерли, М. Климовой, А. Мелихова, М. Палей, Р. Погодина, И. Стогова.

Рамки данной работы не позволяют подробно исследовать весь массив петербургской прозы конца XX века, поэтому мы проанализируем основные типологические черты воплощения экзистенциального сознания в творчестве петербургских писателей, а также остановимся более подробно на тех текстах, в которых оно представлено наиболее репрезентативно. При выборе объекта исследования мы учитываем и фактор литературного поколения.

Предмет исследования - особенности художественного воплощения экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века.

Цель диссертационного исследования - в свете художественного опыта последнего столетия определить своеобразие воплощения экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. Установить различие и сходство в воплощении экзистенциального сознания в русской литературе начала и конца XX века.

2. Проследить специфику реализации экзистенциального мышления в Петербургском тексте русской литературы XX века.

3. Выявить особенности воплощения экзистенциального сознания в произведениях петербургских авторов конца XX века на идейно-эстетическом уровне.

4. Проанализировать способы реализации экзистенциального мышления в структуре художественного произведения петербургской прозы конца XX века.

5. Отразить специфику преломления экзистенциального сознания в художественном мире писателя.

Методологическая и теоретическая основа диссертации

В.В. Заманская видит «в категории экзистенциального сознания перспективную методологию и методику анализа» [103, с. 19] и обосновывает особенности категории экзистенциального сознания в философско-эстетическом дискурсе эпохи. Концепция данного исследователя представляется принципиально важной в контексте нашей работы: в методологическом смысле мы будем опираться на категорию экзистенциального типа художественного сознания, а также на контекстно-герменевтический метод, который позволит вскрыть литературные связи творчества современных авторов, не соотносимых на сегодняшний день типологически.

Теоретическую основу работы составляют труды В.В. Заманской, М.М. Бахтина, B.J1. Каганского, Ю.М. Лотмана, М.С. Уварова, В.Г. Щукина, М.М. Голубкова. Исследования специфики экзистенциального сознания в петербургской литературе велись с опорой на работы М.Ф. Амусина,

A.IO. Арьева, Н.П. Анциферова, М. Берга, С. Бломберг, В.В. Вейдле, И.З. Вейсман, И.И. Евлампиева, Б.В. Иванова, М.В. Рождественской,

B.Н. Топорова.

Суть стратегии и методологии диссертационного исследования составил комплексный подход, реализующий возможности структурно-семиотического, контекстно-герменевтического и сравнительно-типологического подходов к изучению литературного произведения, позволяющих привлечь обширный философский, культурологический и собственно литературоведческий материал в тесном их переплетении.

Основные приемы исследования - анализ, синтез, аналогия, классификация, моделирование.

Научная новизна работы определяется впервые предпринятой попыткой анализа специфики воплощения экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века, а также в комплексном рассмотрении таких категорий, как экзистенциальное сознание, петербургский текст, культурно-географическая среда.

Мы акцентировали внимание на внутринациональных особенностях реализации экзистенциального мышления как типа художественного сознания (тогда как В.В. Заманская рассматривает русскую литературу как органическую часть общеевропейского культурного пространства XX века). Это позволило выявить два устойчивых типа экзистенциального сознания русской литературы XX века, условно названных в работе моделью Богочеловека и моделью Человекобога.

Разграничение в рамках экзистенциального сознания данных моделей не противоречит концепции В.В. Заманской, но в то же время дает возможность, во-первых, включения оппозиции «экзистенциальное -диалогическое» в одну экзистенциальную систему, а во-вторых, более детально рассмотреть специфику воплощения национального типа экзистенциального сознания на философско-эстетическом, художественно-индивидуальном и структурном уровнях художественного произведения.

Полученные автором в процессе исследования схемы позволили подойти к современным художественным текстам с концептуальной точки зрения, выявить механизмы развития современной русской словесности в тесном сопоставлении с предшествующими периодами развития литературы, рассмотреть явления современной художественной словесности в их целостности.

Новизна работы обусловлена и тем фактом, что творчество рассматриваемых писателей не было исследовано ранее в науке. Их произведения затрагивались лишь в отдельных критических статьях, в связи с текущими проблемами литературы конца XX века. Однако попыток анализа творчества А. Житинского, М. Палей, И. Стогова как самостоятельного и индивидуального художественного мира еще не предпринималось.

Практическая значимость диссертации состоит в том, что предлагаемый в работе подход к анализу русской литературы может быть использован для дальнейшего осмысления творчества отечественных и писателей XX - XXI вв., при создании авторских программ по истории литературы, при разработке спецкурсов и спецсеминаров, посвященных проблемам петербургской литературы, духовной парадигме современной словесности. Выводы и схемы исследования могут быть использованы в курсе Истории русской литературы XX века, в рамках спецкурса Технология обучения филологическим дисциплинам, а также при анализе конкретных художественных произведений современной литературы.

Положения, выносимые на защиту:

1. Петербургская проза конца XX века рассматривается нами через призму понятий «Петербургский текст русской литературы» и «Ленинградский текст русской литературы». Термин «Петербургский текст» позволяет рассмотреть петербургскую литературу как особую и индивидуальную целостность в плане содержания произведений и в плане их стилевого оформления.

2. Исследование петербургской прозы конца XX века показало, что в ней существует два достаточно устойчивых типа художественного воплощения экзистенциального сознания, соотносимых с религиозным и атеистическим экзистенциализмом. В рамках нашей работы эти типы названы моделью Богочеловека и моделью Человекобога. Каждая из моделей обнаруживает специфические черты как на идейно-эстетическом уровне произведений, так и в жанровой структуре художественного текста.

При анализе преемственности эстетики модернизма в петербургской прозе второй половины XX века было выявлено, что традиции экспрессионизма функционально подчинены модели Богочеловека, а традиции импрессионизма - модели Человекобога.

3. Линией демаркации между моделями Богочеловека и Человекобога в петербургской прозе конца XX века являются модели общения «Я - Он» и «Я - Я», соотносимые между собой как две противоположные стихии проповеди и исповеди. Различие моделей экзистенциального сознания отражается также и в выборе вида пафоса - трагического или комического. Следует оговориться, что в рамках художественной модели Богочеловека комический вид пафоса парадоксальным образом сочетается с трагическим.

Антиномичность эмоционально-ценностной ориентации двух типов экзистенциального сознания реализуется и в жанровых предпочтениях. Так, художественный текст, репрезентирующий модель Человекобога, тяготеет к исповедальным, мемуарным, автобиографическим жанрам. Текст же, реализующий модель Богочеловека, часто обладает карнавальным, соборным мироощущением, предпочитая жанры авантюрные, приключенческие, стремится к фантастическим, сказочным формам своего воплощения.

4. Различия моделей Человекобога и Богочеловека обнаруживаются и на уровне структуры художественного текста. Так, в модели Человекобога чаще используется адинамический тип сюжета, форма повествования -собственно-прямая (дневниковая) или несобственно-прямая. Композиция часто кольцевая, воспроизводящая нелинейную модель времени, подчеркивающая замкнутость жизненных форм. Художественное пространство отличается высокой степенью наполненности. Ведущим типом проблематики становится романный, что акцентирует внимание на изображении характеров, внутренней жизни человека.

В модели Богочеловека, напротив, воспроизводится динамический тип сюжета. Здесь редко можно встретить прямую речь (обычно она реализуется в форме диалогов). Портреты персонажей поверхностны, форма художественной условности фантастическая (мистическая), наполненность художественного пространства скудна, однако хронотоп часто наделен сакральным значением. Интенсивность формы художественного времени весьма насыщена, а модель времени линейна. Внимание актуализируется на ситуациях. Ведущим типом проблематики является мифологический («фантастико-генетическое осмысление тех или иных явлений природы или культуры»[87, с. 46]).

Наиболее востребованными персонажами в петербургской прозе конца XX века становятся образы «маленького человека» и «человека из подполья», которые также соотносятся с моделью Человекобога и Богочеловека соответственно.

5. Специфика преломления экзистенциального сознания в художественно-индивидуальном мире Александра Житинского реализуется, прежде всего, в частом использовании жанра мениппеи, как наиболее подходящем для реализации модели Богочеловека. Идиостиль А.Житинского характеризуется использованием резких контрастов, оксюморонов, злободневной публицистичностью текста, присутствием элементов социальной утопии, свободой сюжетного и философского вымысла. Карнавальное мироощущение как неотъемлемая часть модели Богочеловека ведет к пародийному и сатирическому характеру повествования.

В прозе Марины Палей нашла свое яркое воплощение экзистенциальная модель Человекобога. Аутентичность как основная черта данной модели ведет к тому, что в произведениях М. Палей воспроизводится ирреальное пространство снов, воспоминаний, интертекстовых вставок (как воспоминаний классических сюжетов и образов). Ирреальность художественного пространства позволяет автору свободно обращаться с формой художественных произведений. Тексты Палей часто синестезийны, образная же система в них практически разрушается, так как смысл текста передается на основе ассоциативных связей.

Главными категориями, организующими идиостиль М. Палей, мы считаем категории «Двойного круга несвободы», «Диалога», «Двойника», «Расщепленного сознания».

Творчество Ильи Стогова представляет собой симбиоз моделей Человекобога и Богочеловека, что происходит благодаря укрупнению экзистенциального субъекта (говорящий мыслит себя в качестве представителя поколения). Происходит смешение моделей общения «Я - Я» и «Я - Он» за счет однопоставленности субъекта и объекта речи. Стихия исповеди отдельного человека обретает черты самоидентификации целого поколения, превращаясь в проповедь диктующего сознания целостной группы людей. Принадлежность персонажа к культуре Примитива определяет его внутренние характеристики: диктат собственного мнения, неумение воспринять чужое слово (в данном случае - слово русской культуры), потребность судить и выносить приговор, утверждение права произвола.

Подобные литературные установки сближают произведения Стогова с текстами Лимонова и Бегбедера. Однако более тесная связь творчества рассматриваемого писателя прослеживается с так называемым «новым реализмом» как результатом эстетического примитивизма 90-х годов.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертации были изложены и обсуждены на заседании кафедры истории новейшей отечественной литературы Ставропольского государственного университета. Работа прошла апробацию на международных, всероссийских и региональных научных конференциях. Автор ежегодно участвовал в Международных научных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов - 2002», «Ломоносов - 2003», «Ломоносов - 2004», «Ломоносов - 2005». Выводы научного исследования были изложены в докладах на Международной научной конференции «Восток — Запад: Пространство русской литературы» (Волгоград, 2004), V Всероссийской научно-практической конференции студентов и аспирантов «Молодежь и наука XXI века» (Красноярск,2004). Материалы исследования широко представлены на 48, 49, 50, 51 научно-методических конференциях преподавателей и студентов «Университетская наука - региону» (Ставрополь, 2004 -2006 гг.), региональной научной конференции «Круг детского чтения сегодня: герои, сюжеты, поэтика» (Ставрополь, 2005).

Результаты исследования были апробированы также на занятиях со студентами и магистрами филологического факультета, основные проблемы работы обсуждались на заседаниях литературного клуба в рамках лаборатории «Русская литература XXI века: Проблемы духовности».

Структура диссертации. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографии, которая насчитывает 302 источника. Структура работы определена темой исследования: в первой главе определяется специфика воплощения национального экзистенциального сознания в русской литературе XX века. Во второй главе петербургская проза конца XX века рассматривается через призму экзистенциального сознания на идейно-эстетическом и структурном уровнях. В третьей главе выявляются особенности взаимодействия экзистенциального и художественно-индивидуального сознаний. Объем диссертации - 224 с.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Экзистенциальное содержание петербургской прозы конца XX века"

1. Итак, под экзистенциальным содержанием мы понимаем

особенности воплощения экзистенциального сознания в философско эстетических поисках литературной эпохи, в художественном мире писателя,

а также в феномене текста и его структуры,

2. В русской культуре Лотман вычленил две достаточно устойчивых

модели: «центрическую» и «эксцентрическую». Представляется, что на

уровне художественного мышления эти две модели базируются на

противопоставлении троичных и двоичных структур, центростремительного

и центробежного начал. На уровне же образного мышления «центрическая» и

«эксцентрическая» модели воплош,аются в образах юродивого и «лишнего человека». В рамках экзистенциального мышления как типа художественного

сознания мы обозначили эти модели терминами «Человекобог» и

«Богочеловек» (религиозный и атеистический типы экзистенциального

мышления). ' ••••••

Надо отметить, что сами термины «Богочеловек» и «Человекобог»

обладают обширной семантической валентностью, затрагивая религиозный,

философский, и культурологический дискурсы. Так, в рамках православной

традиции образ Богочеловека - это, прежде всего, воплош;ение Бога на земле,

то есть Иисус Христос. Однако в диссертации мы придерживаемся трактовки Богочеловека и

Человекобога, характерной для рефлексий «серебряного века». Данные

образы впервые нашли свое яркое воплош,ение в произведениях

Ф.М. Достоевского, в которых как раз и происходит четкое разграничение

типов «сверхчеловека». С одной стороны, это тип человека своевольного, не ограниченного в

своих поступках никакой моралью и лишенного божественного присутствия

- Человекобог, с другой стороны - это человек с высокими нравственными

устоями, человек, во всем ориентирующийся на план трансцендентного -

Богочеловек. В этом смысле возможно сопоставление модели Богочеловека с

образом юродивого как притворного безумца с религиозными целями,

В XX веке экзистенциальное мышление становится доминирующим в

так называемых культурно-исторических «узлах» собственного развития: в

начале XX века, порождая феномен «серебряного века», и в конце XX века,

когда «новый духовный опыт превращает реальность в экзистенциальное вещество существования, выходит за ее пределы, заявляет себя чем-то более

подлинным и действительным» [184]. Исследование русской литературы конца XX века показало, что каждая

из моделей обнаруживает специфические черты как на идейно-эстетическом

уровне произведений, так и в жанровой структуре художественного текста. 3. Петербургская проза конца XX века рассматривается нами через

призму понятий «Петербургский текст русской литературы» и

«Ленинградский текст русской литературы». Петербургский текст выдвигает на первый план свою главную

смысловую установку («путь к нравственному спасению, к духовному возрождению в условиях, когда жизнь гибнет в царстве смерти, а ложь и зло

торжествуют над истиной и добром» [261, с. 279]), экзистенциальную по

своей сути. Термин «Петербургский текст» позволяет рассмотреть петербургскую

литературу как особую и индивидуальную целостность в плане содержания

произведений и в плане их стилевого оформления. Главной отличительной чертой Ленинградского текста исследователи

считают, с одной стороны, его аутентичность по отношению к советской

культуре, а с другой, - ориентацию на ценности прошлой (досоветской)

культуры, что, например, находит свое отражение в продолжении традиций

модернизма. , , i \>i .. Традиционность петербургской культуры в советский период

реализуется, прежде всего, в преемственности основных тенденций

экспрессионизма и импрессионизма как главных течений модернизма,

художественные принципы и приемы которых и легли в основу поэтики так

называемой «литературы подполья» 70-х - 80-х гг. XX века. При анализе преемственности эстетики модернизма в петербургской

прозе второй половины XX века было выявлено, что традиции

экспрессионизма функционально подчинены модели Богочеловека, а

традиции импрессионизма - модели Человекобога. Усвоение традиций

модернизма идет в тесной взаимосвязи с культурой Примитива, внутри

которой свободно перерабатываются основные идиомы советского общества. 4. Линией демаркации между моделями Богочеловека и Человекобога в

петербургской прозе конца XX века являются модели общения «Я - Он» и «Я - Я», соотносимые между собой как две противоположные стихии проповеди

и исповеди. Различие моделей экзистенциального сознания отражается также

ив выборе вида пафоса - трагического или комического. Модель Человекобога наполнена трагическим пафосом, который

предполагает, с одной стороны, неразрешимость конфликта, с другой -

гибельность и утрату жизненных ценностей (человеческой жизни, свободы,

любви, дружбы, счастья, культуры). Отсюда - повышенная степень аутентичности «лишнего человека» по

отношению к окружающей действительности, что влечет особое

позиционирование Человекобога в системе: его внутренний статус всегда

ниже внешнего. Для модели Богочеловека главным пафосом становится юмор,

базирующийся на основе комического. Смех как освобождающее начало

ведет к тому, что внутренний статус персонажа становится выше внешнего. Поэтому не случайно к сфере комического типологически относится

образ юродивого, шута, чудака, обладающего внутренней мудростью и

шизоидной цельностью мировосприятия на фоне «простых» людей. Следует оговориться, что в рамках художественной модели

Богочеловека комический вид пафоса парадоксальным образом сочетается с

трагическим. Антиномичность эмоционально-ценностной ориентации двух типов

экзистенциального сознания реализуется и в жанровых предпочтениях. Так, художественный текст, репрезентирующий модель Человекобога,

тяготеет к исповедальным, мемуарным, автобиографическим жанрам. Текст же, реализующий модель Богочеловека, часто обладает

карнавальным, соборным мироощущением, предпочитая жанры авантюрные,

приключенческие, стремится к фантастическим, сказочным формам своего

воплощения. 5. Однако предпочтение того или иного типа экзистенциального

сознания индивидуально, оно отнюдь не отражает поколенческой

идентификации авторов. В каждом отдельном поколении мы можем

встретить примеры воплощения разных типов экзистенциального мышления. Так, к «поколению отставших» относятся А. Мелихов (модель

Человекобога) А. Житинский (модель Богочеловека) и М. Веллер (смешанная

модель), в «перестроечном» поколении модель Богочеловека ярко выражена

в творчестве Арно, модель Человекобога - в произведениях М. Палей, а

смешанный тип - в творчестве Маруси Климовой и так далее. Поколенческая стратификация связана с социальной

самоидентификацией. Различия здесь - в смысловых центрах наполнения

экзистенциального мировосприятия. Если в творчестве «поколения отставших» заостряются проблемы

взаимоотношений человека и тоталитарной системы, то для «перестроечного поколения» более характерен метафизический смысл конфликта человека и

действительности, а в «поколении next» намечается тотальная перекодировка

системы духовных ценностей. 6. Различия моделей Человекобога и Богочеловека обнаруживаются и

на уровне структуры художественного текста. Так, в модели Человекобога

чаще используется адинамический тип сюжета, форма повествования -

собственно-прямая (дневниковая) или несобственно-прямая. Композиция

часто кольцевая, воспроизводящая нелинейную модель времени,

подчеркивающая замкнутость жизненных форм. Художественное

пространство отличается высокой степенью наполненности. Ведущим типом

проблематики становится романный, что акцентирует внимание на

изображении характеров, внутренней жизни человека. В модели Богочеловека, напротив, воспроизводится динамический тип

сюжета. Здесь редко можно встретить прямую речь (обычно она реализуется

в форме диалогов). Портреты персонажей поверхностны, форма

художественной условности фантастична (мистическая), наполненность

художественного пространства скудна, однако хронотоп часто наделен

сакральным значением. Интенсивность формы художественного времени

весьма насыщена, а модель времени линейна. Внимание актуализируется на

ситуациях. Ведущим типом проблематики является мифологический

(«фантастико-генетическое осмысление тех или иных явлений природы или культуры» [87, с. 46]). Наиболее востребованными персонажами в петербургской прозе конца

XX века становятся образы «маленького человека» и «человека из подполья»,

которые также соотносятся с моделью Человекобога и Богочеловека

соответственно. В то же время рассматриваемые образы обладают спецификой

хронотопа. Так, сакрализация пространства на уровне модели Человекобога

(«маленького человека», чаще всего) характерна для произведений А.

Житинского («Лестница», «Старичок с Большой Пушкарской», «Фигня»,

«Спросите Ваши души» и другие), С Арно («Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах ...», «Диво», «Квадрат для покойников»), М. Палей

(Евгеша из повести «Евгеша и Аннушка» придает сакральное значение

порядку в квартире) и так далее. Стесненность жизненного пространства . «маленького человека»

актуализируется в творчестве большинства рассматриваемых авторов. Схема

перевоплощения «маленького человека» в экзистенциального человека тоже

часто повторяется (А. Житинский, М. Веллер, Арно, И. Стогов). Конструирование ирреального варианта бытия как выражение аутентичности

персонажа используется в творчестве Палей. Образ сильной женщины,

порабощающей волю человека воспроизводит Варламов в романе «Купол». 7. Специфика преломления экзистенциального сознания в

художественно-индивидуальном мире Александра Житинского реализуется,

прежде всего, в частом использовании жанра мениппеи, как наиболее

подходящем для реализации модели Богочеловека. Идиостиль А. Житинского характеризуется использованием резких

контрастов, оксюморонов, злободневной публицистичностью текста,

присутствием элементов социальной утопии, свободой сюжетного и

философского вымысла. Карнавальное мироощущение как неотъемлемая

часть модели Богочеловека ведет к пародийному и сатирическому характеру

повествования. В прозе Марины Палей нашла свое яркое воплощение

экзистенциальная модель Человекобога. Аутентичность как основная черта

данной модели ведет к тому, что в произведениях М. Палей воспроизводится

ирреальное пространство снов, воспоминаний, интертекстовых вставок (как

воспоминаний классических сюжетов и образов). Ирреальность художественного пространства позволяет автору

свободно обращаться с формой художественных произведений. Тексты

Палей часто синестезийны, образная же система в них практически

разрушается, так как смысл текста передается на основе ассоциативных

связей. Главными категориями, организующими идиостиль М. Палей, мы

считаем категории «Двойного круга несвободы», «Диалога», «Двойника»,

«Расщепленного сознания». . . . .. , , i : • '

Творчество Ильи Стогова представляет собой симбиоз моделей

l^ i Человекобога и Богочеловека, что происходит благодаря укрупнению

экзистенциального субъекта (говорящий мыслит себя в качестве

представителя поколения). Происходит смешение моделей общения «Я - Я» и «Я - Он» за счет

• однопоставленности субъекта и объекта речи. Стихия исповеди отдельного

человека обретает черты самоидентификации целого поколения, превращаясь

I в проповедь диктующего сознания целостной группы людей. Принадлежность персонажа к культуре Примитива определяет его

внутренние характеристики: диктат собственного мнения, неумение

воспринять чужое слово (в данном случае - слово русской культуры),

потребность судить и выносить приговор, утверждение права произвола. Подобные литературные установки сближают произведения Стогова с

^ текстами Лимонова и Бегбедера. Однако более тесная связь творчества

рассматриваемого писателя прослеживается с так называемым «новым реализмом» как результатом эстетического примитивизма 90-х годов. В результате цель исследования - выявление своеобразия воплощения

Ц экзистенциального сознания в петербургской прозе конца XX века - была

достигнута в наиболее полном и развернутом виде. Экзистенциальное

содержание петербургских произведений было рассмотрено в парадигме

философско-эстетических поисков литературной эпохи, в художественном

мире писателя, а также в феномене текста и его структуры. В то же время были привлечены актуальные культурологический,

т социологический и философский дискурсы, что позволило подойти к

решению проблемы исследования концептуально и наметить альтернативный

вариант метаязыка описания русской литературы XX века, в частности

петербургской литературы конца XX столетия. Вместе с тем рассмотрение категории экзистенциального сознания в

^) рамках Петербургского текста позволило выдвинуть новую

литературоведческую проблему - проблему соотношения терминов «тип к. художественного сознания» и «городской текст», их взаимосвязи и

взаимоотталкивания. : ;/

Концептуальность исследования предполагает довольно обширную

сферу применения его результатов. Так, модели экзистенциального сознания

могут быть применены не только в литературоведческих, но и в

междисциплинарных исследованиях. J Проблемы современной русской словесности также могут быть

рассмотрены в рамках предложенной парадигмы, что позволит выйти

исследователю на позиции анализа, логически обоснованные. В работе также намечаются решения в подходе к анализу творчества

таких петербургских писателей, как Арно, М. Веллер, Н. Катерли,

М. Климова, А. Мелихов, Р. Погодина. •

' Конкретный анализ репрезентации экзистенциального сознания в

тексте расширяет возможности исследователей в трактовке творчества

писателя как целостной системы. Так, результаты исследования произведений А. Житинского могут

быть продолжены в перспективе в следующих аспектах: востребованность

^ жанра мениппеи в современной словесности и ее причины, проблема

фантастики, ее социокультурной значимости и художественных функций. В

этом ряду также интересны будут сопоставительные исследования

литературы и сетературы. !

Рассмотренная нами система творчества М. Палей может быть

продолжена в таких аспектах, как развитие традиций Нового романа. Театра

у' абсурда в рамках современной русской литературы, исследование

метатекста, интертекста в прозе Палей, синестезия ее творчества, законы

организации хронотопа, место и значения звука, цвета, жеста в текстах

данного писателя. Актуальны также исследования по соотношению

• введенных нами категорий Двойного круга несвободы, Диалога, Двойника,

Расщепленного сознания в рамках произведений Палей периода до и после

ч(к миграции. Анализ творчества И. Стогова может быть продолжен в плане

исследования причин возникновения «нового реализма» и перспектив его

развития. Интересным и безусловно важным будет анализ

функционирования культуры Примитива в современной литературе, а также

форм трансформации художественного текста под ее влиянием.

Список научной литературыСипко, Юлия Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1.

2. Причинные параметры. Поступки героя часто мотивируются его принадлежностью к той или иной социальной среде.

3. Семантические параметры группируются вокруг западнической культуры Примитива как символа безграничной Свободы.

4. Итак, под экзистенциальным содержанием мы понимаем особенности воплощения экзистенциального сознания в философско-эстетических поисках литературной эпохи, в художественном мире писателя, а также в феномене текста и его структуры.

5. Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. Сб. статей. М.: Наследие, 1994.

6. Аверинцев, С.С. Бахтин и русское отношение к смеху // От мифа к литературе: Сборник в честь 75-летия Е.М. Мелетинского. М., 1993.

7. Аверинцев, С.С. Бахтин, смех и христианская культура// М.М. Бахтин как философ. М., 1992.

8. Александров, Н. Вольные-заметки о-литературном процессе // «Старое литературное обозрение», 2001, №2 (http://magazines.russ.ru/authors/a/naleksandrov/)

9. Амусин, М. Город-текст и текст города // NOTA BENE №5 / Monitor Media Israel, 2004.

10. Андреев, 10. О новом этапе советской литературы // Перспектива -89: Советская литература сегодня: Сборник. -М.: Советский писатель. 1989.

11. Аничков мост. Сборник. СПб.: Фатум, 1996.

12. Анкудимов, К. Внутри после // «Октябрь», 1998, №4.

13. Анциферов, Н.П. Душа Петербурга. СПб., 1990.

14. Арно, С.И. Роман о любви, а еще об идиотах и утопленницах // «Нева» 2003, №7 (http://magazines.russ.ru/authors/)

15. Арьев, А. Петербургская nay3a/http://magazines.russ.ru/authors/a/arev/

16. Балакин, А. Презревшие печать // «Знамя» 2004, №7.http://magazines.russ.ni/authors/b/balakin/)

17. Барзах, А.Е. Изгнание знака (Египетские мотивы в образе Петербурга у О.Э. Мандельштама) // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. СПб.: Эйдос, 1993.

18. Барков, А. Теория литературы, семиотика, философская эстетика. (http://literarvtheorv.narod.ru/index.html#dn. ■■>

19. Бахтин В., Лурье А. Писатели Ленинграда. Биобиблиографический справочник. 1934-1981.-Л., 1982.

20. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит.,1975.

21. Бахтин, М.М. Проблемы творчества Достоевского. М.: «Художественная литература», 1972.

22. Башляр, Г. Избранное: Поэтика пространства / Пер. с франц. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.

23. Беззубцев-Кондаков, А. Наш человек в коммуналке // ТОПОС: Литературно-философский журнал.

24. Белинский, В.Г. Петербургская литература // Физиология Петербурга.-М., 1991.

25. Белинский, В.Г. Полное собрание сочинений в 13-ти томах. Том XI.

26. Белинский, В.Г. Статьи о классиках. М.: Художественная литература, 1970.

27. Берг, М. Несколько тезисов о своеобразии петербургского стиля // http://litpromzona.narod.ru/reflections/bergl.html

28. Бердяев, Н.А. Миросозерцание Достоевского. М., Захаров, 2001.

29. Бердяев, Н.А. О характере русской религиозной мысли XIX века //. Бердяев Н. Собр. сочинений. Том 3. Типы религиозной мысли в России / Под ред. Н.А. Струве. Париж, Ymca-Press, 1989.

30. Бердяев, Н.А. Самосознание. (Опыт философской автобиографии). -М.: «Книга», 1991.

31. Бердяев, Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.

32. Бердяев, Н.А. Царство Духа и Царство Кесаря. М., Республика,1995.

33. Берков, П.Н. Петербург Петроград - Ленинград и русская литература // Нева, 1957, №7:

34. Бломберг, С. «Петербургский миф» в наши дни (Попытка обзора) // «Сетевая словесность», 2001.

35. Богемская, К. Историческое прошлое и сегодняшний день примитива // Примитив в искусстве. Грани проблемы. М., 1992.

36. Больнов, О.Ф. Философия экзистенциализма. СПб, Издательство «Лань», 1999.

37. Боровиков, С. Неизвестная заря // «Новый Мир» 1998, №12.

38. Бронская, Л.И. Русская идея как идеология русского зарубежья // Этнонациональная ментальность в художественной литературе: Материалы Всероссийской научной конференции / Под ред. проф. Л.П. Егоровой. -Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999.

39. Брусиловская, Л.Б. «Философия повседневности» эпохи «оттепели»: Культурологические истоки // Человек в контексте культуры: Сборник научных статей. Вып. 1. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 1998.

40. Будовниц, И.У. Юродивые Древней Руси // Вопросы истории религии и атеизма. 1964. Т. 12.

41. Буйда, Ю. Над // «Знамя», 1999, №2.

42. Буланов, В.В. Ф. Ницше и русская экзистенциальная философия культуры: Дис. канд. филос. наук: 09.00.03 Тверь, 2004.

43. Быков, Д. Хорошее место в поисках времени // «Новый Мир» 1999,6.

44. Варава, В.В. Типология русских философских сюжетов // Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве B.C. Соловьева: Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003.

45. Варламов, А. Купол // http://bookz.ru/authors/varlamov-aleksei.htinl

46. Вейдле, В. Петербургская поэтика // Вейдле В. Умирание искусства. -М., 2000.

47. Вейдле, . В. Петербургские пророчества // Современные записки. Париж, 1939. Т. 69.

48. Вейсман, И.З. Ленинградский текст Сергея Довлатова: Дис. канд. филол. наук: 10.01.01. Саратов, 2005.

49. Веллер, М. Все о жизни. СПб, 2003.

50. Веллер, М. Приключения майора Звягина. СПб: «Объединенный капитал», 1997.

51. Веллер, М. Разбиватель сердец: Книга рассказов. СПб., 2003.

52. Веллер, М. Хочу быть дворником: Книга рассказов. СПб., 2003.

53. Вергун, Т.В. Этнокультурная маргинальность: философские аспекты анализа: Автореф. канд. филос. наук: 09.00.13. Ставрополь, СГУ, 2001.

54. Виноградов, И. По живому следу: Духовные искания русской классики: Литературно-критические статьи. -М.: Сов. писатель, 1987.

55. Власкин, А.П. Экзистенциальный тип сознания как проблема русской классики. Пятые Ручьевские чтения. Русская литература XX века: Типы художественного сознания: Сб. материалов, Магнитогорск, 1998.

56. Вяльцев, А. Красные башни Содома Взгляд из диаспоры и взгляд на литературу диаспоры// «Независимая Газета»: «НГ-Кулиса», 20.10.2000.

57. Галина, М. Пока смерть не разлучит // «Литературная газета» -2000, № 36 (5802).

58. Гартман, Н. Старая и новая онтология // Историко-философский ежегодник, 1988, -. М., 1988.

59. Гачев, Г. Национальные образы мира. М., 1998.

60. Гашева, Н.В. Художественная оптика Марины Палей («Long distance, или славянский акцент») // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания». Пермь, РИО ПГПУ, 2005.

61. Генис, А. Вавилонская башня. М.: Независимая газета, 1997.

62. Гладких, Н.В. Шутовство и юродство как культурный феномен и творчество Даниила Хармса // Проблемы литературных жанров: Материалы X Международной научной конференции, посвященной 400-летию г. Томска. Часть 2. Русская литература XX века. Томск, 2001.

63. Гладких, С.В. Этнические стереотипы как феномен духовной культуры: Автореф. канд, филос. наук: 09.00.13. Ставрополь, 2001.

64. Голубков, М.М. Русская литература XX века: После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001.

65. Гольдштейн, А. Расставание с Нарциссом: Опыты поминальной риторики.-М.: Новое литературное обозрение,1997.

66. Гордович, К.Д. Русская литература конца XX века: СПб: Изд-во «Петербургский институт печати», 2003.

67. Гордон, А. Пунктирный человек / Архив программы «Антропология». ОАО «Телекомпания НТВ», 02.04.2002.

68. Горичева, Т.М. Православие и постмодернизм. Л., 1991.

69. Гориченский, А. Илья Croroff герой поколения, которого нет // «Невское время». - 2001, № 111(2571).

70. Гумилев, Л. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990.

71. Гумилев, Л. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993. ;

72. Гуревич, Л. Неофициальные художники 70-х: время натиска // «Звезда», 1998, №8 (http://magazines.russ.ru/authors/)

73. Дейниченко, П. Исчисленья философических таблиц // «Книжное обозрение», 2002, № 19.

74. Декун, И.А. Идея существования человека (Опыт русской экзистенциальной философии): Дис. . канд. филос. наук: 09.00.11. -М., 1994.

75. Демин, И.Л. Художественная жизнь России 70-80-х гг. -М.: Альфа и Омега, 1992.

76. Детское сердце Марины Палей // Информационное агентство Cursor: Культура // http://cursorinfo.co.il/culture/2004/12/14/paley/

77. Добренко, Е. Формовка. советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. Спб.: Академический проект, 1999.

78. Долгов, К.М. От Кьеркегора до Камю: Философия. Эстетика. Культура. М., 1990.

79. Долгополов, JI. Миф о Петербурге и его преобразование в начале века. // Долгополов Л.: На рубеже веков, 2 изд. Л., 1985.

80. Дрягин, К. Экспрессионизм в России (Драматургия Леонида Андреева) Вятка. 1928 / Цит. по: Голубков М.М. Русская литература XX века: После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001.

81. Евангельский текст в русской литературе XV111-XX веков: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Сборник научных трудов / Отв. ред. В.Н. Захаров. Петрозаводск, Издательство Петрозаводского университета, 1994.

82. Евлампиев, И.И. На грани вечности. Метафизические основания культуры и ее судьба // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. -СПб.: Эйдос, 1993.

83. Евнина, Е. Проблема литературного импрессионизма и различные тенденции его развития во французской прозе конца XIX начала XX // Импрессионисты: Их современники, их соратники. - М., 1976.

84. Егорова, Л.П. Русская литература первой трети XX века. Общая характеристика // История русской литературы XX века. Первая половина: В 2 кн. Кн. 1: Общие вопросы / Под ред. Л.П. Егоровой. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004.

85. Егорова, Л.П. Постмодернизм в искусстве и действительности. // Русский постмодернизм: Материалы межвузовской научной конференции / Под ред. проф. Егоровой Л.П. Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999.

86. Елистратова, А. Лоренс Стерн / Лоренс Стерн. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие. М.: «Художественная литература», 1968.

87. Ермилова, Н. Интервью с писателем, киносценаристом и издателем Александром Житинским // «Радио Мария» СПб, 24:04:2003.

88. Есаулов, Е.А. Юродство и шутовство в русской литературе // «Литературное обозрение», 1998, № 3.

89. Есин, А.Б. Принципы и-, приемы анализа литературного произведения: Учеб. пособие. -М., Флинта: Наука, 2003.

90. Живов В.М., Иванов С.А. Юродивые. Тема № 221. // ОАО «Телекомпания НТВ», 26.02.03 .(http://doktora.nm.ru/26.02.03 .htm)

91. Житинский, А.Н. Лестница. Повести и рассказы. СПб, Амфора,2000.

92. Житинский, А.Н. От первого лица. Повести. Л.: Лениздат 1982.

93. Житинский, А.Н. Потерянный дом, или Разговоры с милордом. Роман. СПб, Амфора, 2001.

94. Житинский, А.Н. Путешествие рок-дилетанта. Музыкальный роман. -Л., Лениздат, 1990.

95. Житинский, А.Н. Седьмое измерение. Повести и рассказы. Л., Смарт 1990.

96. Житинский, А.Н. Снюсь. Повести и рассказы. СПб: Амфора, 2000.

97. Житинский, А.Н. Старичок с Большой Пушкарской. Повести и рассказы. СПб: Геликон Плюс, 2002.

98. Житинский, А.Н. Фигня. Роман-буфф. СПб: Геликон Плюс, 1998.

99. Зайцев, В.А. История русской литературы второй половины XX века.-М.: Высшая школа, 2004. ^ ,

100. Зайченко, О.М. Поиски новой парадигмы образования: концепция отношений между поколениями М. Мид // Вестник Новгородского государственного университета. Новгород, 1998, № 6.

101. Закс, JI.A. Художественное сознание. Свердловск, 1990.

102. Заманская, В.В. Русская литература первой трети XX века: проблемы экзистенциального сознания / Дисс.док. филол. наук: 10.01.01. -Екатеринбург, 1997.

103. Заманская, В.В. Русская литература первой трети 20 века: проблема экзистенциального сознания. Екатеринбург, 1996.

104. Заманская, В.В. Пути художественного воплощения характера в русской литературе к 19 начала 20 вв. - Магнитогорск, 1995. ;

105. Заманская, В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий. М.: Флинта: Наука, 2002.

106. Замятин, Д.Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб.: Алетея, 2003.

107. Замятин, Е. О литературе, революции, энтропии и прочем // Е. Замятин. Мы. Роман, повести, рассказы, пьесы, статьи и воспоминания. -Кишинев, 1989.

108. Золотоносов, М. Отдыхающий фонтан: Маленькая монография о постсоциалистическом реализме // Октябрь, 1991, №4.

109. Золян, С: Между взрывом и застоем Постсоветская история как культурно-семиотическая проблема / http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999

110. Зорин, А. Идеология «православие самодержавие - народность» // «Новое литературное обозрение», 1997, №26.

111. Ибатуллина, Г. Исповедальное слово и экзистенциальный «стиль» (Экзистенциальное сознание как неосуществленная исповедальность) // http://www.philosophy.ru/library/misc/ibatul/02.html

112. Иванов, Б.В. Кривулин поэт Российского Ренессанса // HJIO, 2004, №68. : . ■ * ! .

113. Иванов, Б.В. Литературные поколения в ленинградской неофициальной литературе: 1950 1980-е гг. // Самиздат Ленинграда. 1950 -1980-е. Литературная энциклопедия. / Под общей редакцией Д. Северюхина. -М.: НЛО, 2003.

114. Иванов, В. «Маленький человек» в русской литературе // http://malchel.narod.ru/

115. Иванов, В.В. Безобразие красоты: Достоевский и русское юродство. Петрозаводск, 1993.

116. Иванов, С.А. Византийское юродство. М.,1994.

117. Изотов, А. Путешествие со CToroffbiM в поисках дороги домой // «Сетевая Словесность», 2006.

118. Иоффе, И. Культура и стиль: Система и принципы социологии искусств. (1927) / Цит. по: Голубков М.М. Русская литература XX века: После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001.

119. Ипполитов, А. Мой Ленинград. К 300-летию Петербурга // http://www.globalrus.ru/all actions/peterburg/132448/

120. История философии: Запад Россия - Восток. Книга третья: Философия XIX-XX вв. -М: «Греко-латинский кабинет», 1999.

121. Исупов, К.Г. Историческая мистика Петербурга // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. СПб.: Эйдос, 1993.

122. Иорген. Коловращение литературы. Вечерний Гондольер. http://gondola.zamok.net/064/64iorgen 2.html

123. Каганский, В.Л. Вопросы о пространстве маргинальное™ // «Новое литературное обозрение», 1999, №37.

124. Каганский, В.Л. Пространство России и Миф России // «Неприкосновенный запас», 1999, №5.

125. Кайгородова, В.Е. «Бедные, мы все бедные». Марина Палей сегодня. «Луджи» // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания». Пермь, РИО ПГПУ, 2005. ,

126. Камю, А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство. М., 1990.

127. Кара-Мурза, А. Между «градом Китежем» и «городом Глуповым» // Философско-антропологический альманах. -М., 1997.

128. Катаев, В.Б. Игра в осколки: Судьбы русской классики в эпоху постмодернизма. М.: Изд-во МГУ, 2002.

129. Катерли, Н. Чудовище. Рассказ // Окно. Сборник. JL, «Советский писатель», 1981.

130. Кессиди, Ф.Х. О парадоксе России // «Вопросы философии», 2000, №6. " '

131. Кибальник, С.А. Гайто Газданов и экзистенциальное сознание в литературе русского зарубежья // Русская литература,- 2003, №4.

132. Ким, А. Стена. Повесть невидимок // Ким А. Избранное. М., Терра- Книжный клуб, 2002.

133. Кирсанова, Л.И. Семейный роман «невротика» (Опыт психоаналитического прочтения романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание») // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. СПб.: Эйдос, 1993. ■ -г.- «••■,-■' -'■■•'п 1

134. Киссель, М.А. Дороги свободы Ж. П. Сартра // «Вопросы философии», 1994, № 11.

135. Климова, М. Голубая кровь: Роман. СПб.: «Митин журнал»,1996.

136. Кобина, Ю.Е. Антропологизация духовных ценностей в современной русской культуре: Автореф. . канд. филос. наук: 09.00.13. -Ставрополь, 2004.

137. Ковалевский, И. Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной и русской церкви. -М., Репринт, 1991.

138. Коллекция: Петербургская*проза (ленинградский период). Т. 1: 1960-е годы. СПб., 2002.

139. Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). Т. 2. 1970-е годы.-СПб., 2003.

140. Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1970-е.- СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2003.

141. Коллекция. Петербургская проза (ленинградский период). 1980-е.- СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2004.

142. Комов, А. Рецензия. Колонка читателя// http://www.liveiournal.com 141. Копелев, Л. Драматургия немецкого импрессионизма./ Цит. по: Голубков М.М. Русская литература XX века: После раскола. М.: Аспект Пресс, 2001. i. ■ ' . .

143. Кристева, Ю. Разрушение поэтики // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму / Пер. с фр. и вступ. ст. Г.К. Косикова.- М.: Издательская группа «Прогресс», 2000.

144. Кузнецов, И.И. Святые блаженные Василий и Иоанн, Христа ради московские чудотворцы. М., 1910 / Цит. по: Живов В. М., Иванов С. А. Юродивые. Тема № 221. // http://doktora.nm.ru/26.02.03.htm, ОАО «Телекомпания НТВ», 26.02.03.

145. Курицын, В. Русский литературный постмодернизм. СПб: ОГИ,2000.

146. Лапенков, В. Форматирование андеграунда// «Звезда», 2002, №1.

147. Ларягин, С. Эклектика фундаменталитета // «Литературная газета» -20.05.2005.

148. Лейдерман, Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература (в трех книгах). -М., Эдиториал УРСС, 2001.

149. Лейдерман, Н.Л. Периодизация русской литературы XX века и текущий литературный процесс // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания». Пермь, РИО ПГПУ, 2005.

150. Липовецкий, М.Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1997.

151. Лихачев, Д.С. Заметки о русском // Лихачев Д. С. Избранные работы в трех томах. Том 2. Л.: Худож. лит., 1987.

152. Лотман, Ю.М. Избранные статьи в 3-х томах. Том 1: Статьи по семиотике и топологии культуры. Таллин: «Александра», 1992.

153. Лотман, Ю.М. Семиотика Петербурга и проблемы семиотики города» // Труды по знаковым системам. XVIII. Тарту, 1984.

154. Лотман, Ю.М. Семиосфера. Механизмы диалога // Лотман Ю. Внутри мыслящих миров. Человек. Текст. Семиосфера. История. М.: Языки русской культуры, 1999.

155. Лотман, Ю.М. Современность между Востоком и Западом // «Знамя», №9, 1997.

156. Лотман, Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва -Третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья. М., 1982.

157. Маканин, В. Андеграунд, или Герой нашего времени. М.: Вагриус, 2003.

158. Макогоненко, Г.П. Тема Петербурга у Пушкина и Гоголя. Проблемы преемственного развития // Нева, 1982, №8.

159. Максимов, Н. Илья Стогов научит жизни. Известный автор запустил новую серию // «Смена», 23.07.2003.

160. Маньковская, Н.Б. Эстетика постмодернизма. Спб.: Алетейя,2000.

161. Марков, Б.В. Психосемиотические структуры философского дискурса // Язык и текст: онтология и рефлексия. СПб., 1992.

162. Марков, Б.В. «Сайгон» и «Слоны» институты эмансипации? // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. - СПб.: Эйдос, 1993.

163. Маркова, Т.Н. Мениппейная игра в новой русской прозе // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания». -Пермь, РИО ПГПУ, 2005. ■ i

164. Маркович, В.М. Вопрос о литературных направлениях и построение истории русской литературы XIX века // Освобождение от догм. Истрория русской литературы: состояние и пути изучения. В 2-х томах: Том 1.-М., 1997. с

165. Мартьянов, А. Восплачем по Конану или Российское fantasy как символ смутного времени // Конан и камень желаний. Сборник. М.: ООО «Изд-во ACT»; СПб: «Северо-Запад Пресс», 2003.

166. Маслин, JI.A., Андреев A. Л. О русской идее. Мыслители русского зарубежья о России и ее философской культуре // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. -М„ 1990.

167. Мелихов, А. Горбатые атланты, или Новый Дон Кишот. Роман. -СПб: Лимбус-Пресс, 1995.

168. Мелихов, А. Роман с простатитом. Роман. СПб.: Лимбус-Пресс,1997.

169. Метафизические исследования. Выпуск 9. Альманах Лаборатории Метафизических Исследований при философском факультете Санкт-Петербургского государственного университета. СПб.: Издательство «Алетейя», 1999.

170. Минералов, 10. Новейшая русская литература (1990-е годы — начало XXI века). -М.: Владос, 2004.

171. Минин, П. Свободное поколение или поколение маргиналов? Молодежь и молодежная политика в Санкт-Петербурге // «Пчела», 2000, №26-27.

172. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. \ Гл. ред. С.А. Токарев. М.: Сов. энциклопедия, 1992. - Т. 2. К - Я.172. .Могильнер, М. Мифология «Подпольного человека». -М.: Новое литературное обозрение, 1999.

173. Мотеюнайте, И.В. Юродство и литература в XX веке // Материалы международного конгресса «Русская словесность в мировом культурном контексте» // http://www.dostoevsky-fund.ru/sites/krs/doc text.htm

174. Немзер, А. Замечательное десятилетие. О русской прозе 90-х // «Новый Мир», 2000, №1.

175. Немзер, А. Творимая легенда, или Лирика в прозе // Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. — М.: Новое литературное обозрение, 1998.

176. Неупокоева, И.Г. История всемирной литературы. Проблемы системного и сравнительного анализа. -М.: «Наука», 1976.

177. Нефагина, Г.М. Динамика стилевых течений второй половины 80-х годов: Монография. Минск: изд-во БГУ1998.

178. Нефагина, Г.Л. Русская проза второй половины 80-х начала 90-х годов XX века: Учебное пособие. - Минск: Экономпресс, 1998.

179. Ницше, Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ессе Homo: Сборник. Минск: ООО «Попурри», 1997.

180. О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881 — 1931 годов. Сборник статей. М., «Книга», 1990.

181. Новый Завет. Послания апостола Павла. Второе послание к Коринфянам. Глава 10. Стих 190.

182. Орлицкая Ю.В., Гаврилов А.Ф. Циклизация малой прозы: некоторые проблемы истории и теории // Организация и самоорганизация текста. СПб.; Ставрополь, 1996.

183. Ортега-и-Гассет, X. Эстетика. Философия культуры. М., 1991.

184. Павлов, О. Остановленное, время. О прозе 90-х годов// «Континент», 2002, № 13 (http://magazines.russ.rU/authors/p/opavlov/)

185. Палей, М. Вода и пламень. Рассказ // «Новый Мир», 2003, № 6.

186. Палей, М. Выход // «Вестник Европы», 2003, № 9.http://magazines.mss.ru/authors/p/mpalei/)

187. Палей, М. Два рассказа // «Знамя», 2005, № 2.

188. Палей, М. Кабирия с Обводного канала. Сборник. -М., 1991.

189. Палей, М. Клеменс. Роман // «Нева», 2005, №2-3.

190. Палей, М. Ланч//«Волга», 2000, № 4.

191. Палей, М. Луиджи. Рассказ // «Знамя», 2004, № 9.

192. Палей, М. Месторождение ветра: Повести и рассказы. СПб.: Лимбус-Пресс, 1998.

193. Палей, М. Отделение пропащих. Сборник М.: Московский рабочий, 1991.

194. Палей, М. Рассказы // «Литературное обозрение», 1991, №3.

195. Палей, М. Хутор. Повесть // «Новый Мир», 2004, № 9.

196. Палей, М. Long Distance, или Славянский акцент. Сценарные имитации // «Новый Мир», 2000, № 1 5:

197. Палей, М. The Immersion. Трагикомедия в 3-х действиях // «Урал», 2001, №4.

198. Парамонов, Б. Конец стиля. С-ПБ.: Алетейя, М.: Аграф,1999.

199. Панченко, A.M. Смех как. зрелище // Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. М., 1984.

200. Пенкина, Е.О. Мифопоэтика и структура художественного текста в философских произведениях М.А. Булгакова: Дис. канд. филол. наук: 10.01.01.-М.,2002.

201. Петров, А.А. Мифы религиозной идеи. (Миф как проблема в творчестве русских религиозных философов «серебряного века») // Вестник Омского университета, Вып. 4. Омск, 1997.

202. Пирогов, Л. Дополнения к курсу теории культурологии. -Ставрополь, 1999.

203. По дорога, В. А. Метафизика ландшафта: Коммуникативные стратегии в философии и культуре XIX-XX вв. М., 1993.

204. Погодин, Р. Повести. Л.: Лениздат, 1986.

205. Погребная, Я.В. Синэстезия в романах В. В. Набокова // История русской литературы XX века. Первая половина: В 2-х кн. Кн. 2:PERSONALIA / Под ред. Д-ра филол. Наук, проф. JI. П. Егоровой. -Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004.

206. Подопрпгора В.Н., Краенопевцева Т.Н. Русский вопрос в современной России//«Вопросы философии», 1995, №6.

207. Полторацкий, Н.П. Русская религиозная философия // «Вопросы философии», 1992, №2.

208. Пономарев, Е. Россия, растворенная в вечности. Жанр житийной биографии в литературе русской эмиграции // «Вопросы литературы» 2004, №1.

209. Попов, А. Философия поколения: новые карты страны // Антропологический Форум Поколений «Дети Декабря». Томск, 2001.

210. Пригодич, В. Разговоры с Лоуренсом Стерном, или Отменная книга // Пригодич В. Кошачий ящик: Избранные заметки для газеты «London Courier», литературного интернет-журнала «Русский Переплет» сетевого альманаха «Лебедь» СПб, 2002.

211. Пригодич, В. Сетевая литература («сетература») // Пригодич В. Кошачий ящик: Избранные заметки для газеты «London Courier», литературного интернет-журнала «Русский Переплет» сетевого альманаха «Лебедь» СПб, 2002.

212. Притула, В. Поколение Y Путешествия дилетантов, или Идущие за Стоговым // «Овал», 2005, № 16.

213. Прокофьев, В.Н. Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени (К проблеме примитива в изобразительных искусствах) // Примитив и его место в культуре Нового и Новейшего времени. М., 1983.

214. Пумпянский, Л.В. Классическая традиция. М., 2000.

215. Ремизова, М. Детство героя. Современный повествователь в попытках самоопределения // «Вопросы литературы», 2001, №2.

216. Ремизова, М. От кутюр до купюр: Взгляд на Букеровскую шестерку 2000 года// «Независимая Газета», 19.10.2000.

217. Ремизова, М. По поводу Мертвого моря: Новая проза Марины Палей в журнале «Волга» // «Независимая Газета» Культура: 18.05.2000.

218. Рождественская, М.В. «Ленинградский текст» петербургского текста // Материалы XXXI всероссийской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Выпуск 9. СПб: Изд-во СПб унта, 2002.

219. Рубинштейн, Л. // Школа злословия. ОАО «Телекомпания НТВ», 13.02.2006.

220. Русская литература XX века: школы, направления, методы творческой работы / В.Н. Альфонсов, В.Е. Васильев, А.А. Корбянский и др. Под ред. С.И. Тиминой. СПб: Logos, М: Высшая школа, 2002.

221. Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). Книга 1. ИМЛИ РАН. - М., «Наследие», 2000.

222. Русская литература XIX века и христианство. М.: Изд-во МГУ,1997.

223. Рындина, И.Н. Эволюция религиозного самосознания в постсоветском российском обществе: Автореф. . канд. филос. наук: 09.00.13.-Ставрополь, 2002. \ ^

224. Савицкий, С. Андеграунд История и мифы ленинградской неофициальной литературы. М.: НЛО, 2002.

225. Сартр, Ж.-П.Тошнота. М., 1994.

226. Сартр, Ж.-П. Экзистенциализм это гуманизм // Сумерки богов.М., 1989. -. i ■ ■ . . и :

227. Семенова, С.Г. Два полюса русского экзистенциального сознания. Проза Георгия Иванова и Владимира Набокова-Сирина // «Новый Мир» 1999, №9.

228. Серкова, В. Неописуемый Петербург// Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. СПб.: Эйдос, 1993.

229. Сидякина, А. Маргиналы. Уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы / Автор-составитель А. Сидякина. Челябинск: Издательский дом «Фонд Гелерея», 2004.

230. Синеокая, Ю.В. Рубеж веков: русская судьба Сверхчеловека Ницше // Фридрих Ницше и философия в России (сборник статей). СПб, Изд-во Русского Христианского ин-та, 1999.

231. Силард, JI.K вопросу об иерархии семантических структур в романе XX века // Hungaro Slavica. - Будапешт, 1983.

232. Сипко, Ю.Н. Коммунистическая концепция как альтернатива религиозного сознания в поэме А. Блока «Двенадцать» // Ломоносовские чтения. Студенческие работы. М.: Изд-во «Университет. Гуманит. Лицей», 2003.

233. Скоропанова, И.С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык: Монография. Минск, 2000.

234. Скоропанова, И.С. Эстетическая парадигма современной русской литературы // Материалы международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» -Пермь, РИО ПГПУ, 2005.

235. Славникова, О. К кому едет ревизор? Проза «поколения next» // «Новый мир», 2002, №9. !.;.

236. Славникова, О. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки // http://bookz.ru/authors/slavnikova-ol ga.html

237. Созина, Е.К. Сознание и письмо в русской литературе. -Екатеринбург, 2001. i v : с

238. Созина, Е.К. Динамика художественного сознания в русской прозе 1830 1850-х годов и стратегия письма классического реализма: Дисс. . докт. филол. наук: 10.01.01. Екатеринбург, 2002.

239. Соловьев, В. Стихотворения, эстетика, литературная критика / Сост. Н.В. Котрелев. М., 1990.

240. Соловьева, В. Заметки о стиле Вс. Иванова // «Новый мир», 1970,2.

241. Спивак, Р.В. Л.Андреев и экзистенциализм // Материалы Международной научной конференции «Изменяющийся языковой мир». -Пермь, Пермский госуниверситет, 2001.

242. Степун, Ф.А. Дух, лицо и стиль русской культуры // «Вопросы философии», 1997, №1.

243. Стогофф, И. Камикадзе: Роман. — СПб.: Амфора, 1998.

244. Стогофф, И. Мачо не плачут: Роман. — СПб.: Амфора, 1999.

245. Стогофф, И. Отвертка. — СПб.: Амфора, 2002.

246. Стогофф, И. Псы Господни: Сборник рассказов. . — СПб.: Амфора, 2003.

247. Стогофф, И. Революция сейчас!: Документальный роман. — СПб.:IАмфора, 2000.

248. Стогофф, И. Череп императора. — СПб.: Азбука—Кн. клуб «Терра», 1997 — (Под псевдонимом Виктор Банев; переиздано в 2002 г. под названием «Отвертка»).

249. Стогофф ,И. mASIAfiicker. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002.

250. Сузи, В.Н. О «подражании Христу» в русской литературе // Материалы международного конгресса «Русская словесность в мировом культурном контексте» // http://www.<iostoevsky-fund.ru/sites/krs/doc text.htm

251. Султанов, К.К. Национальная идея и национальная литература // Нация. Личность. Литература. Вып. 1. -М., 1996.

252. Супа, В. Ментальность русского крестьянина в прозе В. Белого // Этнонациональная ментальность в художественной литературе: МатериалыВсероссийской научной конференции/ Под ред. Л.П. Егоровой. Ставрополь, Изд-во СГУ, 1999.

253. Тагер, Е.Б. Избранные работы о литературе / Сост. В.А.Келдыш. -М., 1988. у

254. Текст. Узоры ковра: Сборник статей. Вып. 4. - Ч. 2. Общие проблемы исследования текста. / Под ред. К.Э. Штайн. - Санкт- Петербург -Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999.

255. Тектус, А. Первая ласточка: Илья Стогов. Камикадзе. Роман. // «Знамя», 2000, №1.

256. Тименчик, Р.Д. Петербург в поэзии русской эмиграции // Октябрь, 2003. № 8.

257. Тименчик, Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Сны Блока и «петербургский текст» начала XX века // Тезисы I Всесоюзной конференции «Творчество А.А. Блока и русская культура XX века. Тарту, 1975.

258. Типсина, А.Н. Немецкий экзистенциализм и религия. Л., 1990.

259. Томашевский, Б.В. Пушкин: Материалы к биографии. Кн.2. М.-Л., 1961.

260. Топоров, В. Литература в четыре четверти // Собака.ги, 2000, №2.

261. Топоров, В.Н. О структуре романа Достоевского в связи с архаическими схемами мифологического мышления // Structure of Texts and Semiotics of Culture Hugue. Paris, 1973.

262. Топоров, В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» (Введение в тему) / Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995.

263. Топоров, В.Н. Петербургский текст русской литературы. СПб, 2003. s

264. Тульчинский, Г.Л. Город — испытание // Метафизика Петербурга / Отв. Ред. Л. Морева. СПб.: Эйдос, 1993.

265. Тульчинский, Г.Л. Российский потенциал свободы // «Вопросы философии», 1997, №3.

266. Тюпа, В.И. Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998.

267. Тюпа, В.И. Парадокс уединенного сознания ключ к русской классической литературе // Парадоксы русской литературы. Сборник статей / Под ред. В Марковича и В. Шмида. - СПб, 2001.

268. Textus. Принципы и методы исследования в филологии: Конец 20 века. Вып. 6. / Под ред. К. Э. Штайн. - Санкт- Петербург - Ставрополь: Изд-во СГУ, 2001.

269. Уваров, М.С. Бинарный Архетип. Эволюция идеи антиномизма в истории европейской философии и культуры СПб, 1996.

270. Уваров, М.С. Петербургское время русской ментальности // Русская культура: теоретические проблемы исторического генезиса: сборник статей / научный редактор В.А. Щученко СПб: СПбГУКИ, 2004.

271. Уваров, М.С. Религиозная антропология в ситуации постмодерна // Наука и вера: Проблема человека в науке и богословии. Т.2. СПб., 2001.

272. Уваров, М.С. Русский коммунизм как постмодернизм // Отчуждение человека в перспективе глобализации мира. СПб., 2000.

273. Урицкий, А. «Роман» в конце века // «Гуманитарный фонд» N 39 (142) 1992.

274. Урицкий, А. Эстетика не сдается // «НЛО», 2004, №65.

275. Успенский, Б.А. Роль i дуальных^моделей в динамике русской культуры // Б.А. Успенский. Избранные труды. В 3-х томах. Том 1.Семиотика истории. Семиотика культуры. М.: Языки русской культуры, 1996.

276. Федотов, Г.П. Россия и свобода // «Знамя», 1989, №12.

277. Филлипов, Б.Ленинградский Петербург в русской поэзии и прозе.-л., 1974.

278. Философский энциклопедический словарь / Редкол.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы, Л.Ф. Ильечев и др. 2-е изд. - М.: Сов. энциклопедия, 1989.

279. Флоровский, Г.В. Восточные отцы церкви. М.: Изд-во ACT,2005.

280. Франк, С.А. Сочинения. -М.: ACT, Минск: Харвест, 2000.

281. Хайдеггер, М. Бытие и время. М., 1997.

282. Хачатрян, Е. О явлении юродства в христианстве и исламе // Суфий http://cepvictorv.freenet.

283. Цимбаев, Н.И. До горизонта земля! (К пониманию истории России) // «Вопросы философии», 1997, №1.

284. Чайковская, В. Проза М. Палей // «Литературная газета». http://www.lgz.ru/about lg/redac.htm '!

285. Чанцев, А. Эстетический фашизм: Смерть, революция и теория будущего у Ю. Мисимы и Э. Лимонова // «Вопросы литературы», 2005, №6.

286. Черепанов, С.Г. Русские версии экзистенциализма. Историко-философский анализ: Дис. . канд. филос. наук: 09.00.03. -Екатеринбург, 2002.

287. Черняк, М.А. Современная русская литература. СПб, Москва: САГА: ФОРУМ, 2004.

288. Шевченко, Л.И. На злам1 тоталитаризму. Еволющя концепцп особистоеп в росшськш проз1 останшх десятил1ть. К.: Кшвський ушверситет, 1994.

289. Шмалько, А. Экзистенциальный кризис и его разрешение / Лавка языков / http://spintongues.msk.ru/studies.htm

290. Шпаковский, И.И. К вопросу о специфике «оксюморонных» жанровых форм в современной русской новеллистике // Материалымеждународной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания». Пермь, РИО ПГПУ, 2005.

291. Шубинский, В. Город мертвых и город бессмертных Об эволюции образов Петербурга и Москвы в русской культуре XVIII — XX веков // «Новый Мир», 2000, №4.

292. Шульженко, В.И. «Кавказский текст» русской литературы: история и современность. // Материалы международного конгресса «Русская словесность в мировом культурном контексте» // http://www.dostoevsky-fund.ru/sites/krs/doc text.htm

293. Шульженко, В.И. Мемуаристика в «кавказском тексте» русской литературы // Классическое лингвистическое образование в современном мультикультурном пространстве - 1 // http://pn.pglu.ru/index.php

294. Щукин, В.Г. Социокультурное пространство и проблема жанра // «Вопросы философии», 1997, №6.

295. Щукин, В.Г. Христианский Восток и топика русской культуры // «Вопросы философии», 1995, №4.

296. Эпштейн, М. Прото или конец постмодернизма // Знамя. - 1996.3.

297. Эпштейн, М. De'but de siecle, или От пост к прото. Манифест нового времени // Знамя, 2001, №5.

298. Ясперс, К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

299. Lapeyrouse, S.L. Towards the spiritual convergence of America and Russia. Santa-Crus, 1990.

300. Kononen, M. Four ways of writing the City: St. Petersburg-Leningrad As a Metaphor of Joseph Brodsky. Helsinki, 2003.

301. Pekka, P. Semiotics of a City: The Myth of St. Petersburg in Andrey Bely's novel "Petersburg" // Pesonen Pekka. Texts of Life and Art. Helsinki, 1997.

302. Slonim, M. Soviet Russian Literature: Writers and Problems. 1917 — 1977.-New-York, 1977.