автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Элегия в системе лирических жанров XVIII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Элегия в системе лирических жанров XVIII века"

Ни правах рукописи

Сорокина Яна Анатольевна

Элсгня в системе лирических жанров XVIII века (опыт компаративного анализа)

Специальность 10.01.05 — литературы народов Европы. Америки к Австралии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1998

Работа выполнена на кафедре сравнительного изу историко-филологического факультета Российского гуманитарного университета

чения литератур государственного

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Шайтанов И.О.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Пахсарьян Н.Т.

кандидат филологических наук, доцент Ганин В.Н.

Ведущая организация:

Институт мировой литературы им. A.M. Горького РАН

Диссертационного Совета К.064.49.05 Российского государственного гуманитарного университета

по адресу: 125267, Россия, Москва. Миусская пл.. Д. 6. С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке РГГУ

1998

Автореферат разослан

1998 г.

Ученый секретарь Диссертационного Совета кандидат филологических наук

М.Б. Смирнова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность и научная новизна исследования. В

современном литературоведении проблема жанра занимает особое место. К ней псе чаще обращается как отечественная так и зарубежная филологическая наука. Знание законов жанровой теории позволяет увидеть предмет в ином, часто неожиданном свете, наблюдать его в процессе становления и изменчивости. Существенные сдвиги в этой области произошли после появления теоретических изысканий Ю.Н. Тынянова и М.М. Бахтина, которые увидели в литературном жанре элементы живой структуры, подчиняющейся "речевой" деятельности человека.

Теория в своих умозрительных построениях продвинулась достаточно далеко. Однако практическое освоение намеченных проблем пока не получило должного освещения: поэтика отдельных лирических жанров все еще остается малоизученной. В связи с этим огромную важность приобретают работы, каким-либо образом ликвидирующие данный пробел.

Точкой отсчета для настоящей диссертации послужили "Элегии" или "Эротические стихотворения" французского поэта XVIII века Эвариста Парни. Критический анализ его элегий, их противоречивого жанрового естества. повлек за собой значительное расширение поля исследования: элегическое слово Парни было взято уже в контексте бытия "печального" жанра во Франции и Англии XVIII века. Так возник круг проблем, требующих своего разрешения: культурная ситуация в Англии и Франции XVIII века, повлиявшая на литературное самосознание эпохи: общее состояние поэзии, часто определяемое критикой как "версификаторство" или "непоэтичность", и в то же время неожиданно настойчивое обращение именно к интимно-искреннему слову; место и роль элегии в сбалансированно-устойчивой иерархической системе поэтических жанров: различия в путях развития английской и французской элегии и степень их взаимовлияния.

Рассмотрение элегии в синхроническом аспекте, то есть с точки зрения ее функционирования в нормативном жанровом пространстве XVIII века, в среде смежных поэтических высказываний, показалось недостаточным. Без прояснения дифференциальных признаков, сущностных черт самого жанра элегии как литературного феномена, складывавшегося с античных времен, разговор о XVIII веке мог бы показаться несколько абстрактным. Закономерным образом этот вопрос нашел свое отражение в попытке реконструкции явления в его диахронической ретроспективе.

Можно утверждать, что до сих пор исследования подобного рода не предпринималось. На основании последних открытий теоретической мысли нами не только произведена работа по выяснению "речевых" особенностей элегического высказывания как такового, но и рассмотрена его жизнь и "борьба" за свое ценностное существование в качестве элемента "динамической" жанровой структуры.

Цель и задачи исследования. Целью настоящего исследования является изучение поэтики элегии, ее жанровых особенностей, проявляющихся через соприкосновение с другими лирическими высказываниями. Необходимо показать наиболее значимые моменты в эволюции жанрового слова элегии наравне с его противоречивым вживанием в поэтическую среду века Просвещения. В связи с этим были определены основные задачи исследования, заключающиеся в следующем:

- сформировать собственное рабочее определение жанра элегии как речевого высказывания:

- реконструировать понимание элегического слова в Античности и его становление в пространстве письменной речи;

- обозначить процесс постепенного вхождения элегии не только в область жанровой рефлексии, но и ее встраивание в систему жанров "нового времени":

- выявить причины, по которым в "рациональном" обществе XVIII века возникает настоятельная потребность в ином типе поэтического слова- искреннем и истинно прочувствованном;

- описать характерные черты французской и английском элегии XVIII пека, ее бытие среди смежных жанров и выход на доминирующие позиции в жанровой системе:

- показать как с выдвижением жанра элегии на одно из центральных мест он становится своеобразной ареной "спора"

различных жанровых установок;

доказать значимость в XVIII веке элегического

высказывания в становлении новом поэзии "естественного" слова,

пропущенного сквозь пережптые чувства поэта.

Методологические принципы исследования.

Методологической базой для данной работы послужили теоретические разработки Ю.Н. Тынянова и М.М. Бахтина, касающиеся "речевого" существа письменного слова. За основу были взяты также общие принципы теоретической поэтики, предполагающей рассмотрение отдельного литературного жанра во взаимодополняющих друг друга контекстах диахронии и синхронии.

Научно-практическое значение работы. Выводы, к которым удалось прийти в ходе анализа жанрового "облика" элегии, подтвердили ценность и практическую значимость современных исследований, ведущихся в сфере поэтики жанров. В конкретном приложении теория показала себя "работающей". С ее помощью были выявлены те черты отдельного жанрового слова, которые ранее оставались в тени: его "речевая" природа, склонность к гибкому взаимодействию и перестройке в зависимости от качества жанрового "окружения", способность подстраиваться и влиять на общую картину литературного самосознания.

Результаты исследования в некоторой степени призваны восполнить пробел, имеющийся в области реализации теоретических построений, а также послужить своеобразным продолжением разработки проблемы в разрезе исторической поэтики. Материалы диссертации могут быть использованы в общих и специальных курсах лекций, на спецсеминарах по истории зарубежной литературы XVIII века, истории французской

и английской словесности. включающих проблематику межлитературных взаимосвязей.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации отражены в публикациях, в выступлениях на кафедре сравнительной истории литератур Российского государственного гуманитарного университета, на заседаниях Проблемной группы под руководством профессора И.О. Шайтанова. По теме работы были прочитаны доклады на Пурншевских чтениях (1997г.), на научных конференциях в Коломне (1998г.) и Самаре (1996г.). Некоторые результаты исследования были использованы в ходе практических занятий спецсеминара "Англия-Россия" (РГГУ. 1997/1998).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы и материала исследования, дается краткая справка, касающаяся степени разработанности проблемы в отечественной и зарубежной филологии. Наряду с этим формулируется научная новизна исследования, его основные цели и задачи, которые определяют структуру работы.

В первой главе— "Интимная жалоба и ее поэтическое становление"— производится попытка анализа структурных черт жанра элегии. При этом учитывается ее принадлежность к "малым" поэтическим формам, что придает ее жанровому "облику" подвижность, прихотливость. неускольза ющую от внимания "протеичность".1

За основу берутся как традиционные точки зрения, так и достижения современной жанровой теории. Приводятся в пример словарные статьи из наиболее зарекомендовавших себя

1 Термин французского ли iера i уроведа М. Плсзана. См.: Plaisant M. La sensibilité dans la pocsic anglaise au début du XVlll-c siccle. Lille, 197-V. V. I. P.254.

справочных источников, высказывания критиков, а также самих поэтов. Па их основе в жанре выделяются его сущностные, исторически возобновляющиеся черты: небольшой объем, колебание содержательного плана между "медитативностыо" и "эмоциональностью". готовность к композиционной изменчивости, замыкание на круге тем, связанных со смертью, любовью или какими-либо трагическими сторонами жизни, доминирование мотивов печали и грусти. вызванных претерпеванием жизненных реалии, бесконечной внетренней неудовлетворенностью человеческого естества.2

Наряду с уже устоявшимися определениями элегии значительное место отводится взгляду на жанр как на речевую конструкцию, как на элемент речи, производимой "говорящим" человеком. Рассмотренный под таким углом зрения, жанр приобретает "речевую" характеристику, по иному преломляющую его сущность и выявляющую в нем три аспекта: "речевую установку". подчеркивающую социальное основание слова, "речевое пространство". включающее момент ситуации и читательскую аудиторию, и "ключевые слова"— знаки определенной узнаваемой жанровой поэтики.'

В элегии слово, обретающее реальность, влечет за собой типичный ассоциативный ряд: грусть, печаль. меланхолия, наконец, жалоба. Начальные эпитеты из развернутого ряда чисто эмоциональные, не обязательно связанные с поэтическим изложением. Но последнее определение. жалоба. уже непосредственно входит в область речевых явлений. Следовательно состояние печали и тоски, переданные в процессе высказывания, будут носить иное название— речевая жалоба.

В области речи жалоба приобретает особое качество направленности, интимной адресованности. На первый план выходит требование выслушивающего собеседника, некоего

: В рабою оговаривается, что ламнме жанровые признаки не нмсю'1 о I ношения к древне! речсскон э.тс| пи, которая, как извсс пю, не содержа ла ПСЧII 11,111,1 X эмоций.

5 В сипи, посвященной концепции М.М. Бахиша, И.О. Шантанов дае! ясные и лаконичные пояснения каждого аспскга. См.: Ш аи I ановИ.О. О природе жанрового слова // Ап$Н$|1са. М., 1497. Вып. V. С. 6-7.

"реципиента", создающего диалогическую ситуацию. С учетом этих и вышеупомянутых особенностей жанра нами было выработано его предварительное определение: элегией называется краткое лирическое стихотворение, передающее авторскую установку на интимное высказывание и представляющее собой поэтическое повествование-размышление, касающееся бренности или недолговечности какого-либо жизненного явления, исповедальное по характеру изложения, жалобно-грустное по основному тону и композиционно подвижное. Вместе с этим в работе оговаривается, что дефиниция, обрекающая предмет на статичность, может служить лишь приблизительным ориентиром, указанием направления рефлексии.

С построением собственного определения возникла потребность в сопоставлении абстрактной теоретической схемы и первоначального живого зарождения самого элегического слова. Необходимость установления отправных точек в традиции жанра не позволила пройти мимо античного периода. Все возвращается к Античности, так как понять суть какого-либо литературного явления можно лишь точно представляя процесс его становления. Элегия здесь не исключение: сформировавшись в древности, она виделась как не подлежащий обсуждению "образец", как желаемый идеал, еще долго отбрасывавший в веках свой отблеск, очищенный от несовершенства настоящего бытия.

Сегодняшнее понимание "элегического" базируется скорее не печальной мысли индивидуального сознания о прошлых событиях. По отношению к античной культуре говорить об однозначном совмещении "печального" и "элегического" не приходится. Проблема сложна и противоречива. Ее немалой степени проявляется в том, что в древности характер социума, непосредственно влиявшего на деятельность человека.

В разделе, посвященном Античности, основополагающие этапы становления жанра: его структуры, тематизма. тонального своеобразия, центральных мотивов. Поначалу будучи соотнесенной лишь с метрическим

специфика в был особый творческую

выясняются метри ческой

признаком. элегия постепенно приобретает свое типично европейское жанровое "лицо". Она отделяется от эпоса, сохраняя за собой элемент повествовательности. самоидентифицпруется среди эпитафии и эпиграммы. Дальнейшее вживание жанра в систему письменной речи происходит за счет сужения его гемагизма, который концентрируется на любовно-эротических, позже на скорбно-меланхолических темах, а также за счет возникновения специфической интимной направленности, адресности элегической речи. Постепенно тон ее "голоса" приобретает характерный печальный, жалобный оттенок, а перед читателем предстает одинокая, переживающая "душа" поэта. Данные жанровые качества элегия получила благодаря творчеству римских элегиков. в особенности Овидия.

С переходом в статус жанра европейской литературы элегия начинает встраиваться в ряды смежных ей лирических высказываний (послание, эклога, ода) и соответственно становится предметом теоретической рефлексии. На практике она входит своей составной частью в единый процесс творческого поиска новых форм письменной речи. К ней обращаются мало и отводят довольно скромное место наравне с эклогой.

Однако критическая мысль проявляет к жанру заметный интерес. Элегию активно идентифицируют, сопоставляют с посланием, часто любовным, тем самым косвенно подтверждая тяготение жанра к слову интимному и адресованному. Ориентация на римский "образец" продолжает диктовать свои правила поведения: элегия пытается сообразоваться с ними, и это в очередной раз свидетельствует о том. что жанр окончательно закрепляется в литературном сознании "нового времени" как "печальная, жалобная песня", выражающая личные переживания автора и направленная сочувствующему слушателю.

Таким образом, элегическое высказывание до XVIII века не считается литературно первостепенным. центральным. Его очевидная невостребованность отодвигает жанр на второстепенные позиции: он существует скорее как напоминание о далеком "образце". И все же, будучи подвижкой жанровой

структурой, элегия продолжает самоопределяться. С одной стороны, она выявляет для себя чужеродность поэтики "буколического" равновесия и галантной игры со словом. С другой— в споре с лирическим началом она развивает элемент повествовательности, заложенное в ее речевых глубинах стремление к "жалобному" размышлению.

В начале второй главы— "Развитие элегического слова в системе лирических жанров XVIII века"— производится обзор культурного сознания эпохи Просвещения с точки зрения медленного вызревания в ее недрах того особого эмоционального настроя, который явился провозвестником иного критерия в оценке достоинств поэтических произведений.

Чаще всего к XVIII веку применяется понятие "Век Разума". В этом нет противоречия: принцип разумного объяснения любого феномена заметно доминировал в общественном сознании. Однако, полагаясь исключительно на категорию "ratio", придется вынести за скобки все те явления литературной жизни, которые так или иначе были связаны с иррациональным постижением действительности: воодушевляющие "откровения" природного пейзажа, завораживающая "седина" древних культур, эмоциональные "слезы" чувствительных душ, наконец, тайны "готического" мира.

Анализ эстетических трактатов, критических работ и самой поэзии показывает, что несмотря на подчинение "разумному" основанию, уже с начала столетия идет медленный процесс переориентации самосознания европейского общества в сторону постижения жизни человеческой души, иными словами, от "Bel Esprit" к "Belle Ame". "Прекрасная" способность к блестящему умствованию замещается другой "прекрасной" способностью, но отправляющей не к уму, а к чувству. Желание ко всему приложить мерку души стремительно нарастает. Душевная жизнь, полная страстей и истинных переживаний, начинает казаться высшей ценностью, без которой человеческая жизнь сводится к растительному существованию.

Внимание всецело концентрируется на проблемах, связанных с личностью, ее "естественностью", понимаемой как бытие, максимально приближенное к природному. как умение чувствовать, поддаваться разнообразным страстям. Интерес вызывают особенности индивидуального восприятия и как следствие категория вкуса, осмысляемая уже в сопоставлении со стихийной. не поддающейся рассудочным правилам, гениальностью. Немаловажно то. что появляется требование "новизны" и "искренности" не только собственно человеческих эмоций, но и эмоционального ореола самого письменного слова, и прозаического, и поэтического.4

На данном направлении Англия и Франция продвигались различными путями. Творческое сознание автора-англичанина не замыкалось только лишь на познании сложного мира "чувствительной души". Интерес к себе шел в тесной взаимосвязи с интересом к универсальным законам бытия. Англичанин первым "описал" поэтические красоты природы, первым "вошел" как уединенный мыслитель-меланхолик в ее "огромное" пространство, несущее радость творческих идей. Английский поэт ощущал себя причастным к осмыслению диалектического единства "частного" сознания, постепенно приобретающего свою ценность, и его самореализации в структуре Природы и Социума.

Во Франции проникновение в гайны душевной жизни индивида происходило в несколько ином направлении: вплоть до конца XVIII столетия французский поэт не впечатлялся глобальными мировоззренческими вопросами. Его внимание было сфокусировано на тонкостях "галантных" страстей в среде салонного общества, точнее—любовных страстей.

Постепенные изменения в культурном сознании не могли не сказаться на характере письменного слова. В литературе начинает происходить существенное переосмысление какой бы то ни было предустановленной зависимости. Распадаются прочные связи, которые ранее не порождали видимых неудобств, предлагая

4 См.: Адднсои. Спскгсптор // 1Н истории Английском эсюшчсском числи XVIII века. М.. 1482. С. 185; Хо\м Г. Основания крншкп. М.,

1977. С. 2X2.

определенный жанровый распорядок и заданные пределы его авторского прочтения.

Этот процесс подготавливался коренной перестройкой культуры "готового слова" и возрастанием в сфере творчества ценности индивидуального импульса, изнутри подтачивающим стройную жанровую соотнесенность и определенность произведений. Автор все более склоняется к личному выбору, оставляя в стороне проторенные пути подчинения и следования нормирующим образцам. Созидающая воля поэта-творца, говорящего "от себя" и "о своем", проникает в строгое расположение жанров, осуществляя своего рода "манипулирование" жанровым словом.

Па всем протяжении XVIII века все более заметной становится "странность" произведений, их несводимость к одному общему знаменателю. Традиционная система жанров, некогда установленная Н.Буало. разрушается или попросту игнорируется потенциально более сильным звеном в словесной практике— мыслящим сознанием автора. Лирический голос поэта приобретает черты некоего "лица", "говорящего",3 постоянно производящего свою речь заново, как бы впервые для читателя. В поэтическое повествование вплетается ощущение конфликтности человеческой души, ее переживающее бытие, которое в структуре стихотворного языка настоятельно требовало нетрадиционного средства выражения— "живой" разговорной речи, подводящей к соответственной жанровой окраске, более интимной, элегической.

Так стремление передать "личное" повлекло за собой интимизацию высказывания и обращение к жанру сокровенного, исповедального слова— элегии. Мощный созидательный импульс, сопровождающий данное стремление, в определенной мере расшатывает сбалансированное существование того или иного лирического жанра, вследствие чего элегичность, как правило означающая личную неудовлетворенность жизненными событиями, легко переносится на пограничные формы. Вступая в жанровую систему, элегия воздействует на своих "соседей" (оду,

' Определение Э. Маннера. См.: Miner Е. Tlie Mclapln sical Mode from Donne to Cowley. Princeton, 1969. P. 4.

послание). Нами данное явление обозначается как расширение валентности жанра элегии и его существенных черт.

Первые признаки внедрения элегического слова в структуру иных лирических высказываний намечаются еще в XVII веке. Так на заре классицистической эпохи из-под пера Сент-Амана, поэта далеко не первого порядка выходит ода со "странным" названием— "Уединение" (1618). Официальный жанр, призванный воплощать в слове великие дела государственных мужей, либо общезначимые восторги автора, берется за основу с целью воспеть незначительное чувство незначительного индивида, его "частные" откровения по поводу удобств временного удаления от мира.

Несмотря на престиж одического жанра, нарастало желание исследовать сокровенное существо душевной жизни человека. Сент-Аман не был одинок в своих устремлениях. Его примеру последовали ученики Малерба— Менар и Ракан. а позже и А. Поуп ("Ода Уединению", 1700), который показал как устаревшая, слишком обязывающая форма готова "взорваться" изнутри, испытывая на себе разрушительное действие поначалу посторонних тематических и тональных вкраплений. В рамках единого жанра начинали переплетаться и соперничать друг с другом разнонаправленные речевые установки: на публичное сообщение и на доверительную беседу "о своем".

Ингимизация поэтического слова наблюдалась и в жанре послания. благодатного для вторжения элегической исповедальности. Особенно это проявилось в перекличке ведущего признака, свойственного как элегии, так и эпистоле: адресованности (подчеркнутой или скрытой), тесной взаимосвязи автора и слушателя. Анализ произведения А. Поупа "Элоиза Абеляру" (1717) отчетливо характеризует это положение.

Наконец, элегическое слово, претендующее на искренность и показ "личных" страстей, воспринималось не только лирическими жанрами, но и внедрялось в речевое пространство описательно-

дидактических (Делиль "Сады") и даже эпических полотен ("Поэмы Оссиана" Макферсона).''

В Англии этот процесс сопровождался "меланхолическими" настроениями, открытыми еще Мильтоном. Его "задумчшИ ю" музу восприняли поэты "кладбищенской" школы, по-иному расставившие акценты в универсальных темах бренности и смерти. Именно Англия явилась распространителем тех новых поэтических веяний, того нового тсматизма, тесно сплетенного с мыслительно-медитативной деятельностью, который постепенно завоевывал себе место в понятии "элегического". Жанр вот-вот был готов окончательно обозначиться, впитать в себя и как бы заново переработать изначально родственные ему темы, "идущие" навстречу. Это произошло в творчестве Т. Грея.

"Элегия, написанная на Сельском Кладбище" Томаса Грея (1751) явилась кульминацией "меланхолического" слова. Она вобрала в себя многое: желаемый дух времени, состояние углубленной "задумчивости", центральный образ поэта-"певца", требуемое тональное качество поэтической речи, ожидание особой "конфликтности", соотнесенной и с Бытием, и со внутренним миром "говорящего". Жанр, вобравший в себя все предшествующие искания в этой области, был "легализован" и вынесен в название. Грей обозначил тот момент в развитии интимного высказывания, когда настойчиво воспроизводимая тематика— меланхолические медитации среди ночного пейзажа— вдруг счастливым образом обрела себя в пространстве надлежащего ей жанра.

Произведение анализируется прежде всего как поэтический феномен XVIII века, то есть с точки зрения причудливого пересечения в нем чисто жанрового элемента, специфического печального настроя. и медитативно-меланхолического мироощущения. Особое внимание обращено на то как тип литературного сознания влияет на характер элегического высказывания и в то же время как индивидуальная воля поэта.

'' См. об этом: Всрховская Ю.В. Шел ланлскнп миф в ант.шпскоп Л1псра|\рс ХУШ-мачата XIX вв. Дне. ... канд. фн.ю.т. на\к. М., 1997. С.

7 5-К I.

еще зависящая от распределения жанровых ролей, выбирая вполне определенный жанр, сталкивает на его территории отголоски иного слова: пасторально бесконфликтного по контрасту с конфликтным миром бренности, или одического, ниспровергающего, с установкой на публичное произнесение, вступающего в спор с элегпческой жалобой.

В "Элегии" Грея отчетливо видно насколько противоречиво развертывает себя жанровое слово. В элегическое пространство вплетается фигура эпического старца, как бы в очередной раз подчеркивая укорененность "печальной" речи в прошлых событиях. Или в конце стихотворения звучит надгробное слово, которое поэтически символизирует один из аспектов жанровой памяти. Грей как нельзя кстати употребил эпитафию с ее безыскусственным прощальным тоном: малая площадь надгробного камня могла уместить лишь самое главное, информацию самого личного свойства. Так камерное слово элегии замкнулось на себе, возвращаясь к своим истокам.

Третья глава— "Поэтическая жалоба" в структуре французской поэзии XVIII века"— посвящена французской элегии и "Эротическим стихотворениям" Эвариста Парни.

В то время как английская поэзия смело шла по пути расширения сложившегося тематизма, освоения новых поэтических эмоций, раскрывающих свое существо через познание как внешней физической природы, так и природы "чувствительной" души человека, французское стихотворство предпочитало ограничиваться собственным маленьким миром, часто непритязательным и легковесным, избегавшим слишком ответственных и свободных высказываний. Французским поэтам еще только предстояло открыть для себя иные возможности лирического слова, иные горизонты вдохновения.

Первая половина XVIII века в критике определяется как кризисный период в жизни французской поэзии: ее называли "рифмованной прозой".7 Поэты-версификаторы, подготовкой которых была занята школа, соревновались в сложении

7 См.: Van Ticglicni Pli. Les grandes doctrines littéraires cil France. Paris, 1965. P. 105.

и.

стихотворений, как правило "малых" форм— эпиграммы, оды. письма или элегии. Подражая в этом античным авторам, они отбирали заранее известные, "отработанные" греко-латинской литературой жанры, забывая при этом, что последние когда-то сочетались с органичным им содержанием.

Поэтическая продукция рождалась в особо!'] атмосфере, замыкающейся на двух ключевых понятиях: салонность и развлекательность. Салонная жизнь благоприятствовала фамильярности, приятности, изящной "простоте" поведения. Избранный круг посвященных и внешняя дружественность отношений рождали поэзию полутонов и намеков, квазиинтимного слова. Ирония, тонко отзывающаяся игривой двуплановостью образов, в то же время уничтожала всякую искренность выражения. Истинное чувство мельчало, надевая на себя маску холодной откровенности, а вместе с ним упрощалась и поэтическая речь.

Но ко второй половине века Франция начала обращать свой взор к берегам Англии. Большое распространение получает явление "англомании". Множатся переводы и переложения произведений английских поэтов, в том числе Поупа. Юнга. Грея.

Дух серьезной медитативности английской поэтической речи высвечивал очевидные недостатки "стерильной" французской поэзии. "Игривость", эпиграмматические колкости сталкивались с совершенно иным способом миропостижения. с постановкой существенных для человека проблем, с иным тональным пафосом слова, изложением сокровенного, волнующего ум и душу.

Что касается элегии, то ее понимание претерпело некоторые изменения. В теории ориентация на латинских предшественников все более корректировалась в сторону "нежной" музы Тибулла. тогда как мастерски выстроенная поэтическая скорбь Овидия начинала казаться слишком обдуманной, чересчур совершенной. Требовался специфический тон лирических откровений, их особая непредсказуемая "сбивчивость", которая и придала бы поэтическим "страданиям" характерный искренний оттенок.

На практике жанрово приниженное слово элегии, закрепленное за знаменитым изречением Буало, соотносилось с "прециозной" риторикой, изображавшей любовное томление. Немалая часть печальных эмоций была отдана на откуп любовной тематики, которая и заняла главное место в элегических виршах поэтов эпохи рококо. В сочетании с изящным слогом и претензией на интимные откровения, больше напоминающих холодную эротику, она вызвала к жизни причудливый образец жалобного слова— "галантную" элегию.11

В творчестве салонных поэтов цельность жанра распадается: он функционально сращивается с эпиграммой, лишаясь своего первичного основания— глубокого, выстраданного чувства. Элегическое слово растворяется в потоке остроумных пикантных тирад, теряя искренний тон и интимно-адресную направленность. Данное положение рассмотрено на примерах из творчества Сент-Олера (элегия "Ou fuyez-vous, plaisirs? ou fuyez-vous, amours?"), Лагарпа ("Les Regrets"), Жанти-Бернара ("L'Art d'aimer").

Детальный анализ элегии Дора ("Les ombres" из сб. "Baisers"). самого продуктивного поэта салонной лирики, показывает как жанр, едва обозначившись, утрачивает свои значимые признаки, так и оставаясь на уровне эскиза. Мотив смерти, введенный автором в повествование, не спасает элегию. Универсальное понятие формирует жанровое "ожидание", готовность следовать за высокими размышлениями о суетности бытия. Однако бытовое, утилитарное использование элегического вечного мотива уничтожает его существенное для "печального" слова смыслообразуюшее начало. Будучи лишь стертым жанровым топосом. употребленным в декоративном качестве, он постепенно теряется в структуре стихотворения.

Тема смертности, таким образом, не служит предметом поэтического разговора, но воплощена зримо. Она представлена в рамках маленького идиллического мирка, описание которого разворачивается вплоть до конца стихотворения. Этот мирок функционально ассоциируется с тайным местечком салонной

" Potez H. L' Elcgic cil France avant le romantisme. Paris, IX9X. P. IX.

поэзии— будуаром. Так "будуарное" пространство и "игрушемность" отнимают у интимного слова его поэтическую достоверность. Читатель забывает о том. что автор пытается доверить, а не обрисовать.

Как контрпример, являющий полную противоположность любовно-игривой риторике Дора. в работе рассматриваются знаменитые "Стансы" Вольтера ("Si vous voulez que j'aime encore"), "легкая" муза которого по большей части сохраняла чувство меры, свойственное лишь великим. Вольтер, с его гениальным чутьем жанрового слова. "описывает" не идиллическую картинку, но внутреннее движение эмоции, противоречивый ход мыслей, то. что служит истоком элегических сетований.

Не выходя за пределы поэтики жанра элегии, Вольтер мастерски совмещает два типа поэтических высказывания, казалось бы. функционально несовместимых: салонное и личностно-исловедальное. И все же наравне с присутствием галантной утонченности в стихах ощущается особое не-галантное отношение автора как к заявленной тематике, так и к избранной литературной форме. "Серьезность" творческого намерения и сила интимно-искреннего жанрового пространства подавляют и подчиняют себе облегченную "случайность" салонного слова: оно вынуждено отступить на второстепенны)! план под звучанием элегической интонации, способной выводить на свет любое проявление поэтической фальши.

Итак, ко времени Парни французская элегическая поэзия (за редким исключением) не могла претендовать на искренность тона. Подход к стихотворчеству как к версификации, использование анакреонтических мотивов в целях холодной дидактики размывал» и приниж'али жанровое своеобразие элегического высказывания. Элегия мельчала, становясь вместилищем поэтики "удовольствий", происходящих на пиру "будуарного" счастья. Взвешенные "наслаждения" не были тематической и тональной опорой для искренней речи. Она подвергалась странным метаморфозам: утрачивала свое основополагающее качество,

выражающееся в переживании события в процессе воспоминания о нем. в обращении к прошлому как к чему-то невозвратному, теряла свой "нежный" горестным голос. Как никогда Франция нуждалась в поэте, который стал бы первым глашатаем выстраданных чувств, который вернул бы интимному жанру его естество, так заметно переиначенное салонным словом.

В творчестве Парии происходит коренная переоценка значимости и места элегии в жанровой системе XVIII века. В первую очередь поэт вернул жанру его "серьезное" основание— естественность авторских чувств и переживании.

Искренность изначального эмоционального импульса даег элегии право вновь "заговорить" интимно-личностным языком. Парни пытается наиболее адекватно сообразовать индивидуальное творческое намерение и имеющийся жанровый материал. Поскольку салонная элегия обнаруживала свое "случайное", "несерьезное" существо. подчиненное быстро преходящей эмоции, поэт вступает на тропу длительных поисков: он экспериментирует с "малыми" жанрами.

Эксперимент приводит к жанровой лоскутности "Эротических стихотворений": остатки пасторальности, дружеского послания, возникновение гибрида мадригала и надписи. II все же наиболее удавшиеся по тону и выдержанности стиля произведения имеют в заглавии один из доминирующих конструктивных элементов элегии (относящийся собственно к жанру— "Элегия"— или тематический— "Моя Смерть"). Так постепенно в творческом сознании Парни происходит сращение глубокого жизненного чувства, желания искренне поведать о нем и стремления к его максимально точному жанровому воплощению.

Удачно найденный тип поэтического высказывания для передачи "любовных мук" заставляет автора концептуально пересмотреть все элегии. Жалобная речь "влюбленного" расстается с излишней адресной распыленностью, оставляя лишь самое близкое— единственную Элеонору. Тональность жалоб, ранее переходящая от бравады к сетованиям, от сетований к

аффектированным "выкрикам", все более замыкается на свойственной элегии монотонно-слезной ноте.

Жанр, начинающий "работать" сам за себя, творит собственную "скорбную" действительность и наводит Парни' на мысль об отказе от каких-либо названий: элегии следуют под порядковыми номерами. Преображаются лексические штампы и возвращающиеся любовные мотивы. Попадая в зависимость от искреннего слова, они "вспоминают" некогда основательно забытые семантические ряды.

С целью окончательного отхода от "игровой" поэтики рококо и придания элегиям определенной жанровой завершенности. Парни объединяет свои разрозненные поэтические фрагменты в единый цикл из четырех книг. Его элегическая поэзия отныне отражает продленные во времени переживания. Они приобретают видимость любовной "истории", переданной путем развития одного состояния во всем богатстве его ситуаций.

Благодаря Парни жанр элегии подтвердил важность и перспективность своего искреннего слова в становлении во Франции поэзии нового типа. "Печальная песня" на только покинула ряды "недостойных" малых форм, доказав, что может выражать серьезные личностные переживания, но и послужила "ареной" жанровых поисков. Именно в ее пространстве совершается эксперимент с метрической структурой стиха, а также оживление поэтических "страданий" интонациями разговорной речи.

В заключении подводятся итоги исследования на основе проанализированного материала, осуществляется общий обзор специфических жанровых качеств элегии как речевого феномена, а также противоречивого взаимодействия ее "печального" слова с близкими ей поэтическими высказываниями в эпоху Просвещения.

Подход к интересующему нас жанру с точки зрения способа "говорения" показал, что элегическая речь выполняет функцию доверительного сообщения о личностных переживаниях автора. В процессе развертывания она раскрывает себя как жалобное слово.

2 I

передающее авторскую установку на интимное высказывание и подразумевающее аспект адресованности.

В Античности элегия не сразу приобрела черты печальной жалобной "песни''. Поначалу ее становление происходило не только в пространстве эпического слова, но и внутри единого комплекса наравне с эпитафией и эпиграммой. Дальнейшая литературизапия жаггра. его самоидентификация повлекли за собой формирование и закрепление за элегией ее будущего важнейшего признака: плачевной интонации. вызванной универсальными жизненными противоречиями.

В "новое время" элегия постепенно включается в складывающуюся систему жанров. Это сопровождается изменениями в культурном сознании, что влечет за собой трансформацию жанровых устоев письменного слова и выводит на первый план "личностный" авторский импульс. Предпочтение отдается элегическим интимным откровениям, которые часто взаимодействуют со смежными формами поэтической речи: одой, посланием, идиллией. В полной мере данный процесс проявил себя в XVIII веке.

Лирические жанры с готовностью откликались на печальные жалобы индивидуального сознания. В соответствие с этим перестраивалась и сама элегия. Так ее бытие в Англии характеризовалось приобретением нового тематизма, сопряженного с мыслительно-медитативной деятельностью. Меланхолические настроения, понимаемые как поиски добровольного одиночества с целью познания, обрели в жанре свое законное место. На этом пути совмещение нового духа "задумчивой" "ночной" поэзии и благодатного для него жанра дало возможность Т. Грею совершить поэтическое открытие: элегия окончательно вступает в свои права, и ее жалобная речь выходит в центр лирической рефлексии Века Разума.

Несколько по-иному складывалась судьба французской элегии XVIII века. Классицистическое мировоззрение существенно повлияло на развитие жанра, надолго определив его место среди "малых" форм поэзии рококо. Салонная, элегия принимает

"галантный" вид и ее редкие образцы освещают интимные "проказы" поэтов. Лишенное изначальной подлинности чувств как основы искренности, элегическое слово утрачивает свое прямое жанровое назначение. Оно притягивает к себе условно-декоративную, нравоучительную эротику.

Во второй половине века на поэтическую авансцену выходит поэт, перевернувший представление об элегии как о жанре "несерьезного" слова— Э. Парни. Его вклад заключался в том. что он указал наиболее предпочтительный и продуктивный путь, который позволил французской поэзии вновь обрести свой искренний лирический голос. Именно элегическая речь "певца" Элеоноры явилась примером не только желаемой тональной основы высказывания. но и его адекватного жанрового завершен ия.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

1. Элегии Э. Парни и их роль в становлении личностного аспекта творчества // Проблемы современного изучения русского и зарубежного историко-литературного процесса. Тезисы XXV Зональной научно-практической конференции литературоведов Поволжья и Бочкаревских чтений.— Самара, 1996.— С. 275-276.

2. Элегии Э. Парни и их влияние на литературную жизнь Франции конца XVIII века // Мир культуры: человек, наука, искусство. Тезисы докладов международной научной конференции ученых, аспирантов, студентов.— Самара, 1996.— С. 252-253.

3. Жанр элегии в творчестве французского поэта XVIII века Э. Парни // IX Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры.— М., 1997.— С. 59.

4. Поэзия интимного слова: элегические медитации Томаса Грея и любовные жалобы Эвариста Парни II Атриум. Серия Филология / Сб. статей под ред. И.Ф. Амроян.— Тольятти, 1998.— Вып. 1.— С. 13-18.

5. "Элегия, написанная на Сельском Кладбище" Т. Грея: опыт прочтения жанрового слова // Текст как объект лингводидактического исследования и как элемент культуры: Сб. статей,— Самара. 1998.— С. 29-33.

6. Женские образы в поэзии Ронсара // Энциклопедия литературных героев: Зарубежная литература. Возрождение. Барокко. Классицизм,— М.: Олимп, 1 998.— С. 409-412.

7. Элегия у Т. Грея и Э. Парни: жанровые параллели // АпцПвиса.— М.. 1998,— Вып. VI,—С. 50-58.