автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Эпистемологические проблемы постмодернистской философии истории
Полный текст автореферата диссертации по теме "Эпистемологические проблемы постмодернистской философии истории"
004615171
На правах рукописи
Иванов Евгений Александрович
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ
Специальность 09.00.01 - онтология и теория познания
Автореферат диссертации на соискание ученой степени ! кандидата философских наук
" 2 ПЕН 2010
Чебоксары - 2010
004615171
Работа выполнена на кафедре философии и истории ГОУ ВПО «Самарский государственный архитектурно-строительный университет»
Научный руководитель: доктор философских наук
Гурьянова Анна Викторовна
ГОУ ВПО «Самарский государственный архитектурно-строительный университет»
Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор
Маслихин Александр Витальевич
ГОУ ВПО «Марийский государственный университет»
кандидат философских наук Баранов Александр Сергеевич
ГОУ ВПО «Московский государственный университет технологий и управления» филиал в г. Чебоксары
Ведущая организация: ГОУ ВПО «Самарская государственная
сельскохозяйственная академия»
Защита диссертации состоится «17 » декабря 2010 года в 15:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.301.04 в ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова» по адресу: 428015 г.Чебоксары, Московский проспект, д. 15, ауд. Г-205, зал заседаний.
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова».
Сведения о защите и автореферат диссертации размещены на официальном сайте ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н.Ульянова» http://www.chuvsu.ru.
Автореферат разослан «16» ноября 2010 года.
Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук, доцент
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы исследования. Постмодернизм - одно из самых значимых общекультурных явлений второй половины XX -начала XXI вв. Он оказал влияние на все сферы жизнедеятельности современного общества, - как материальные, так и духовные. Не избежала подобной участи и гуманитаристика, в том числе, историческая наука, претерпевшая под его воздействием целый ряд серьезнейших изменений, приведших к трансформации всего ее традиционного облика. Вследствие усвоения постмодернистских инноваций была практически стерта грань между историей и литературой, поставлено под вопрос понятие исторической реальности, а вместе с ним и собственная идентичность историка, его профессиональный суверенитет. Разрушив границу между фактом и вымыслом, постмодернисты опровергли традиционно признававшиеся критерии достоверности источников, и, что самое главное, пошатнули веру в возможности самого исторического познания как стремления к объективной истине. Все эти эпистемологические нововведения, что вполне очевидно, имеют потенциально серьезные последствия для самого статуса профессии историка, а значит, требуют серьезного анализа и трезвой оценки.
Несмотря на утверждения некоторых теоретиков, что постмодернизм якобы уже «...утратил свои позиции и сегодня влачит довольно вялое существование», и что «в плане изучения тенденций развития современной историографии современные построения постмодернистов неинтересны»1, проблема постмодернизма по-прежнему остается актуальной, одной из самых обсуждаемых в научных кругах на протяжении вот уже нескольких десятилетий. Так, некоторые специалисты с увлечением пишут о постмодернизме как «наиболее перспективном направлении в историографии»2. Другие, напротив, указывают, что, несмотря на все их старания, «модные ныне постмодернистские веяния» остаются для них «чужими»3. Третьи выражают опасение, что «...доведенные до предела, постмо-
1 Филюшкин А.И. «Постмодернистский вызов», «лингвистический поворот» и историческая наука [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://novist20w.narod.ru/lec-3-postmod.htm, свободный. -Загл. с экрана.
2 Проблемы исторического познания. - М., 1999. - С. 4.
3 Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. - М., 1997.-С. 12.
дернистские критические построения грозят разрушить основы исторической науки»1. А потому «любое принятие этих теорий - даже самый слабый и сдержанный поклон в их сторону - может стать фатальным» для исторической науки2.
Подобный разброс мнений и оценок вполне закономерен, если принять во внимание противоречивость и многоплановость самого характеризуемого в них явления. Ведь несмотря на многочисленные попытки разобраться в том, что же все-таки представляет собой постмодернизм, и каковы последствия его влияния на историческую науку, он и сегодня зачастую трактуется как «...явление неопределенное, размытое, с неясными мировоззренческо-методологическими установками, с плохо просматриваемыми сюжетными линиями и другими подобными характеристиками»3. Объективная оценка постмодернизма существенно осложняется и тем, что он еще принципиально не завершен, да и не может быть завершен в силу того, что в нем находит отражение комплекс довольно-таки сложных и противоречивых реалий современности. Трудно непредвзято рассматривать и тем более оценивать мировоззрение исторической эпохи, которая находится в стадии становления, постоянного изменения и корректировки своих базовых направлений и тенденций развития. Мы слишком близки, чересчур включены в эти социальные и когнитивные процессы, чтобы объективно и беспристрастно о них рассуждать.
Тем не менее, от попытки проведения подобного рода анализа мы не можем и отказаться, что требуется для адекватного осмысления сущности и динамики тех процессов, на основании которых «современная историографическая ситуация все чаще и уверенней определяется как постмодернистская»4. В этой связи представляется крайне важным прояснить терминологическое значение понятия ^постмодернизм», выявить его отличительные признаки и особенности, определиться со временем его возникновения, которое по сей
1 Цит. по: Гуревич А.Я. Историк конца XX в. в поисках метода // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века. - М., 1996. - С. 7.
2 Elton G.R. Return to Essentials: Some Reflections on the Present State of Historical Study. - Cambridge, 1991. - P. 41.
3 Гречко П.К. Альтернативно-ризоматическая интерпретация исторического прогресса [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://ss.xsp.ru/st/013/index6.php, свободный. - Загл. с экрана.
4 Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной истории // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века. - М., 1996. - С. 25.
день остается предметом споров и дискуссий, осознать роль постмодернистских. инноваций в формировании проблемного поля современной эпистемологии истории, а также выявить ряд потенциально важных эпистемологических инноваций, связанных с реализацией масштабного постмодернистского проекта деконструкции истории. Последние получают отражение в трудной смене поколений, интеллектуальных предпочтений и исследовательских ориентиров, а также самого языка истории. Осмысление и теоретический анализ комплекса указанных нововведений эпистемологического характера, в конечном счете, и определяют актуальность предпринимаемого исследования.
Степень разработанности проблемы. Поскольку логика изложения в работе выстраивается, исходя из противопоставления модернистского и постмодернистского интеллектуального проектов, чрезвычайно важным представляется осмысление специфики модернизма, на фоне которого ярче и отчетливей высвечиваются особенности его антитезы - постмодернизма. Сущность модернистской, или, как ее еще иногда обозначают сторонники новейшего постмодернистского веяния, «традиционалистской» историографии глубоко раскрыта в ряде работ отечественных авторов по теории исторического познания. Это труды Г.А. Антипова, М.А. Барга, И.А. Василенко, И.А. Гобозова, Б.А. Грушина, A.B. Гулыги, А .Я. Гуревича, В.А. Дьякова, H.A. Ерофеева, Е.М. Жукова, В.В. Иванова, Г.М. Иванова, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, Й.Д. Ковальченко, И.С. Кона, Н.Е. Колосова, A.M. Коршунова, Э.Н. Лооне, О.М. Ме-душевской, Б.Г. Могильницкого, A.C. Панарина, Ю.В. Петрова,
A.B. Полетаева, А.Й. Ракитова, М.Ф. Румянцевой, О.Ф. Русаковой, И.М. Савельевой, А.И. Уварова, C.JI. Утченко, В.П. Филатова,
B.К. Финна, К.В. Хвостовой, B.C. Шмакова и др. В некоторых из названных трудов (более поздних по времени) в общем виде затрагивается и проблематика новейшей постмодернистской историографии.
Существенные трудности, зачастую возникающие сегодня в контексте определения постмодернизма, уяснения его сущности и специфики во многом связаны с его потенциальной многоплановостью, вариативностью. Речь идет о том, что постмодернизм как таковой не является некоей единой, целостной теорией. Только в области философии он включает в себя целый спектр различных по своей направленности идейных течений, к числу которых наряду с постструктурализмом Р. Барта, Ф. Гваггари, Ж. Делёза, Ж. Деррида,
M. Фуко может быть отнесена французская «новая философия», представленная именами А. Глюксмана, Б.А. Леви, Ж.П, Долле, Г. Лярдро, К. Жамбе и др., близкие по духу к постмодернизму теоретические построения Р. Рорти, П. Вирилио, О. Маркварда, а также социологические теории Д. Белла и А. Тоффлера. Следует, однако, заметить, что как бы ни разнились между собой различные версии постмодернизма, вплоть до их полной альтернативности, они могут считаться не исключающими, а скорее, дополнительными друг к другу. Тем самым признается законность претензий каждой из них на равноправное и полноценное существование.
Непосредственно исследователями постмодернизма являются такие видные зарубежные философы и социологи как 3. Бауман, Ж. Бодрийар, Дж. Ваттимо, В. Велып, Э. Гидценс, У. Зоннеман, Ф. Джеймисон, Д. Кампер, П. Козловски, Ж.-Ф. Лиотар, М. Мюллер, И. Хассан и др. Среди отечественных исследователей, разрабатывавших сходную проблематику и, в том числе, постмодернизм в его историографическом ракурсе, можно особо выделить работы P.M. Алейник, Л.И. Бородкина, В.В. Ветрова, О.В. Гавришиной, П.К. Гречко, В.А. Емелина, В.В. Зверевой, И.П. Ильина, C.B. Косто-ва, М.А. Кукарцевой, A.A. Кусаинова, B.C. Малахова, М.А. Можей-ко, Н.В. Мотрошиловой, Л.П. Репиной, О.Ф. Русаковой, H.A. Терещенко, Е.Г. Трубиной, А.И. Филюшкина, Т.М. Шатуновой, Ю.М. Шишкова.
Если же обратиться к истокам постмодернистского течения, следует отметить, что комплекс определивших его лицо инновационных тенденций вызревал постепенно, подготавливался долго и исподволь другими, предшествующими поколениями мыслителей. Так, «новая схоластика» в лице Э. Жильсона и Ж. Маритена возродила интерес к комментаторской методологии с ее этимологическими экскурсами и герменевтическими штудиями. Труды У. Куайна, К. Поппера, С. Тулмина, И. Лакатоса, Т. Куна и П. Фейерабенда пошатнули веру в возможность осуществления независимого научного наблюдения. Совокупными усилиями этих ученых было доказано, что поступательное движение познания есть лишь серия сменяющих друг друга точек зрения, возникающих в ходе корректировки исследовательских перспектив. Т. Адорно, М. Хоркхаймер и Ю. Хабермас развенчали утопию о нейтральности так называемой «объективной науки», показав тем самым, что ученые трансформируют ценности и идеологии в чисто технические проблемы и тем
самым маскируют собственные пристрастия и предпочтения. Постмодернистский сдвиг был во многом обязан своим происхождением и деятельности фикционалистов в области эстетики и литературоведения (Ж. Жанет, М. де Серто, X. Блум, П. де Ман).
В сфере историографии постмодернистские нововведения связаны, в первую очередь, с именами X. Уайта, Ф. Анкерсмита и Д. Ла Капры отстаивающими тезис о том, что беспредпосылочное толкование текста в принципе невозможно, — последнее есть такой же миф, как и беспристрастное научное суждение. Подобные воззрения, разумеется, сформировались не на пустом месте. Своеобразной идейной основой для возникновения постмодернистской историографии стали структурализм и выросший из его недр постструктурализм, содержащие в сжатом виде многие идеи, органично вписавшиеся затем в ткань собственно постмодернистского мировиде-ния. Такова, к примеру, идея «смерти субъекта», постулирование дискурсивной природы человеческого знания и текстовой реальности, построение новых моделей смысл ообразования, практика «открытого» чтения, преодолевающая прежние герменевтические и аналитические методики истолкования и т.п. Данные идеи были подробным образом проанализированы в научных трудах критического плана Н.С. Автономовой, В.П. Визгина, М.Н. Грецкого, И.П. Ильина, Т.А. Клименковой, Г.К. Косикова, И.М. Кутасовой, Т.А. Сахаровой, Р.П. Трофимовой.
Объектом исследования выступает постмодернистская версия современной философии истории.
Предметом исследования выступает эпистемологическая проблематика постмодернистской философии истории.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в осмыслении сущности и следствий внедрения в историческую науку методологических установок постмодернизма.
С реализацией поставленной цели связан ряд научно-исследовательских задач:
1. Проанализировать феномен постмодернизма как общекультурное явление и сложившуюся эпистемологическую традицию;
2. Осуществить анализ постмодернистской эпистемологии истории в ее концептуальном и методологическом аспектах;
3. Вскрыть дискурсивный и по существу нарративистский характер постмодернистской методики историописанйя;
4. Продемонстрировать специфику и инновационный характер эпистемологических стратегий постмодернизма на конкретных примерах.
Методологические основания исследования. Базовыми методологическими установками исследования являются принципы объективности и историзма. Для решения поставленных задач в работе используются также методы системного и сравнительного анализа. Их применение позволяет дистанцировать постмодернизм от модернизма, а также представить постмодернистскую философию как динамичную, развивающуюся систему взглядов, внутри которой сосуществуют противоречивые, а подчас и прямо противоположные позиции и точки зрения.
Базовым для анализа стал системный метод. В ситуации, когда постмодернизм неизменно воспринимается как нечто «размытое» и «неопределенное», данный шаг представляется вполне оправданным, поскольку помогает внести ясность в предмет рассмотрения и добиться четкости изложения материала. Структурируя с помощью системного подхода нестабильное по своему характеру поле постмодернистской философии истории, автор привлекает ряд общелогических рефлексивных, процедур, в число которых входят анализ и синтез, классификация и типология.
Несмотря на подобный методологический «крен» в сторону модернизма, теоретической платформой исследования выступают работы классиков постмодернистской философской и исторической мысли - Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, X. Уайта, Ф. Ан-керсмита. Не менее значимыми в теоретическом плане представляются труды ученых, заложивших фундамент постмодернистского мировидения, подготовивших и обосновавших его базовые теоретические постулаты - Р. Барта, М. Фуко, Ж. Деррида.
Вариативность и плюральность мировосприятия являются неотъемлемой характеристикой постмодернистской картины мира. Ее отличают такие мировоззренческие принципы как нарративизм, ри-зоматичность, дискурсивность, интертекстуальность. Все они были приняты во внимание при обсуждении комплекса эпистемологических проблем современной философии истории.
Научная новизна исследования:
1. Феномен постмодернизма проанализирован как сложившаяся эпистемологическая традиция. Мировоззренческими основаниями последней признаны: тотальное недоверие к «метанаррациям»,
непрерывная дифференциация, фрагментарность, изменчивость, примат сингулярного над универсальным, установка на принципиальное многообразие познавательных перспектив, восстание против репрессивной функции Разума;
2. Выделены ведутцие понятия и принципы постмодернистской философии истории. Главным из них является плюрализм. Уже непосредственно из него произрастают все иные эпистемологические конструкты: ризоматичность, деконструкция, децентрация, интертекстуальность, дискурсивность;
3. Специфика постмодернистской философии истории связана с признанием решающей роли языка в производстве исторического дисциплинарного дискурса. Вследствие этого в ней ставятся под сомнение: 1) существование объективной реальности, 2) представление о принципиальном отличии творчества историка от литературного творчества, 3) вера в возможность установления объективной истины;
4. На конкретных примерах (теоретические разработки Р. Барта, X. Уайта, Ф. Анкерсмита) показано, что становление постмодернистского историописания связано с изменением статуса литературной формы исторического повествования. Форма дискурса, в которую отливается изложение исторического материала, во многом определяет содержание создаваемого им труда.
Положения, выносимые на защиту:
1. Постмодернизм как направление в философии представляет собой совокупность теорий, решающих следующий ряд задач: 1) критика принципов классического рационализма и традиционных ориентиров мышления; 2) интерпретация процессов, происходящих в современном обществе; 3) разработка основ нового мировидения, которое будет способствовать преодолению кризисных тенденций в культуре, ставших следствием воздействия на нее модернистских проектов;
2. Постмодернизм осуществляет инверсию традиционных эпистемологических представлений: вместо «древа» (познания) в качестве когнитивной модели постмодернистская парадигма приобретает облик «ризомы». Ризоматичный характер познавательного процесса требует разработки новых аналитических методик, в том числе, деконструкции, отбрасывающей «поверхностный» смысл текста ради смыслов менее очевидных. Возникающая при этом беспредельная свобода «прочтения» текстов ограничивается интертексту-
альностыо, сводящей всю коммуникацию к свободной игре означающих;
3. Сущность «лингвистического поворота» заключается в следующем: 1) историческая реальность и объективность исторического познания создаются дискурсивной практикой и практикой рассуждений; 2) язык - не просто средство отражения исторической реальности, а главный смыслообразующий фактор, обусловливающий человеческое мышление и поведение; 3) историческое повествование - не точное воспроизведение картины прошлого, а одно из возможных, искаженное личностью повествователя и дискурсивной практикой его эпохи;
4. В соответствии с идейными установками постмодернизма, историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого. Само историческое познание предстает как серия равноправных интерпретаций, не имеющих никакого отношения к исторической истине. Признавая и даже превознося множественность одновременных истолкований, в равной мере обоснованных или необоснованных, постмодернизм тем самым совершает большой шаг в направлении релятивизма.
Теоретическая и практическая значимость исследования.
Диссертационное исследование может оказаться полезным для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов высших учебных заведений. Его основные выводы могут использоваться при проведении дальнейших исследований по философско-исторической проблематике, а также в преподавательской практике при чтении лекций по философии истории, эпистемологии, а также историографии, источниковедению, методике и методологии исторических исследований. Содержание диссертации может быть оформлено в качестве самостоятельного спецкурса по постмодернистской философии или эпистемологии истории. Выводы работы могут привлекаться при подготовке учебных курсов по истории философии, социальной философии, философии культуры.
В целом, данное исследование является попыткой разобраться в сущности такого сложного и противоречивого явления современности как постмодернизм, осознать адекватность высказываемых в его адрес оценок и суждений.
Апробация работы. Результаты исследования докладывались в выступлениях на ежегодных научно-технических конференциях СГАСУ (2009-2010 гг.), Всероссийской научно-методической конЮ
ференции «Гуманитарное образование в системе подготовки специалистов мирового уровня» (Самара, 2007 г.), Международной научно-практической конференции «Формирование новой экономики XXI века» (Пенза, 2009 г.).
Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, двух глав основной части, включающих 6 разделов, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертационного исследования составляет 150 страниц. Список использованной литературы включает 224 наименования.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении обосновывается актуальность исследования, раскрывается степень разработанности проблемы, обозначаются цель и задачи исследования, его объект и предмет, определяются методологические основания, научная новизна, теоретическая и научно-практическая значимость исследования, формулируются положения, выносимые на защиту, дается общая характеристика структуры работы.
В главе 1. - «Постмодернизм как эпистемологический "вызов" современности» - феномен постмодернизма анализируется как широкое общекультурное явление и развернутая эпистемологическая традиция. С целью выявления и акцентировки наиболее существенных признаков, свойственных новейшей постмодернистской историографии в разделе 1.1. - «Между модерном и постмодерном: идейные разногласия в контексте тенденция самоопределения» - рассматривается антитеза модернизм / постмодернизм. На основании проведенного рассмотрения предпринимается попытка определить смысл понятия «постмодернизм», имея в виду его принципиальную «открытость», емкость и многозначность. Причины последней кроются не только в обширности и многогранности искомого феномена, - ведь постмодернизм связан с широким кругом явлений в самых разных областях культуры конца XX столетия - в искусстве, философии, науке, политике, - что уже само по себе создает известные трудности в его интерпретации. Главная проблема, на наш взгляд, состоит в отсутствии более или менее четкого представления о сущности постмодернизма, так что многие исследователи, не проясняя смысла данного понятия, просто наде-
ляют его удобным для себя значением. Пытаясь прервать эту сложившуюся традицию, автор, в первую очередь, обращается к этимологии термина.
Термин «постмодернизм» образуется с помощью приставки «пост-». Концепты, образованные таким образом, - постструктурализм, постпозитивизм, постиндустриализм и т.п. - примечательны тем, что они не указывают напрямую на свою сущность, свой предмет, а лишь фиксируют связь с содержанием непосредственно предшествующего понятия. Как правило, эта связь представляет собой своеобразное отрицание, которое, в отличие от диалектического или негативного отрицаний, состоит в том, что оно не преодолевает предшествующую форму, а ограничивает ее значение. Таким образом, понятия, начинающиеся с приставки «пост» не предполагают элиминации предыдущих состояний, - речь здесь идет скорее о переходе на новый качественный уровень с сохранением достижений предшествующего, причем последний в этом новом контексте уже теряет свое право на всеобъемлемость и исключительность.
Адекватное понимание смыслового содержания приставки «пост» имеет большое значение для раскрытия сущности постмодернизма, поскольку ограждает от возможного отождествления постмодернизма с антимодернизмом, что повлекло бы за собой полное отрицание рациональных категорий модернистской философии, и, в конечном счете, поставило бы под сомнение саму возможность научного анализа «ситуации постмодерна». В социально-историческом плане постмодернизм есть своеобразный коррелят «модерна» как эпохи, простирающейся приблизительно от начала Нового времени до середины XX столетия. Этот исторический, а значит и мировоззренческий «проект модерна» (Ю. Хабермас) обладает следующими отличительными чертами: 1) стремление к созданию универсальной картины мира, в рамках которой все многообразие окружающей действительности сводится к единым основаниям; 2) убежденность в доступности для человеческого разума абсолютного знания об этих основаниях; 3) стремление к полному воплощению этого знания в действительности; 4) вера в то, что подобная реализация будет способствовать улучшению человеческой жизни; 5) уверенность в поступательном, прогрессивном развитии человечества.
То, что понятие «постмодернизма» неразрывно связано со своим историческим предтечей - «модерном», заставляет задуматься над вопросом, когда же именно зарождается постмодернистское ми-
ровоззрение? Где находится та хронологическая грань, которая разделяет две эпохи - «модерна» и «постмодерна»? Возникающие здесь неопределенности связаны с тем, что фактически невозможно четко обозначить время, когда модернизм уже отошел в прошлое, а постмодернизм в полной мере вступил в свои права. Проанализировав совокупность мнений по данному вопросу, имеющихся в отечественной и зарубежной профильной литературе, автор приходит к выводу, что становление постмодернизма как особого ощущения новых жизненных реалий начинается приблизительно с конца 60-х гг. XX в. Именно в это время происходит некий перелом в сознании людей, пусть пока еще до конца не осознанный теоретически и не обозначенный в качестве «постмодернистского», но, тем не менее, уже имеющий место как исторический факт, выражающий не единичные случаи, а скорее общую тенденцию умонастроений.
Вхождение постмодернистской эпохи в свои права представляет собой постепенный, длительный процесс и не является каким-то радикальным, хронологически четко обозначенным событием. Растянутое во времени, начиная с конца 60-х гг., оно продолжается вплоть до сегодняшнего дня. Современный постмодернизм - это специфическое мировоззрение, получившее широкое распространение в конце XX столетия, особое умонастроение, характеризующее самые широкие слои современной культурной жизни. Если же говорить о постмодернизме как о направлении в философии, или, иными словами, о постмодернистской философии, то под ней можно понимать совокупность различных теорий, в которых получают теоретическое обобщение основы постмодернистского мировидения. Задачи, которые ставят перед собой эти теории можно сформулировать так: 1) критика принципов классического рационализма и традиционных ориентиров мышления; 2) интерпретация процессов, происходящих в современном обществе; 3) разработка основ нового мировидения, которое будет способствовать преодолению кризисных тенденций в культуре, ставших следствием внедрения модернистских проектов.
В разделе 1.2. - «Концептуальный и методологический срезы постмодернистской философии истории» - постмодернизм трактуется как реакция, притом реакция весьма негативная, критическая на модернизм и просвещенческий разум, составляющий его ядро. Сторонники постмодернизма считают, что новоевропейская рациональность оказалась в итоге совершенно несостоятельной, что
все ее притязания - на открытие законов, на универсальность, на прогресс и, главное, на руководство человеческой жизнью, ее обустройством - так и остались на уровне притязаний, не более. На этом основании постмодернисты подвергли резкой критике все ключевые объяснительные принципы, схемы и парадигмы, наработанные западной научной мыслью за предшествующие века развития. Результатом стало, во-первых, тотальное «недоверие в отношении метарассказовУ> («больших нарраций» или «идеологий»), обосновывающих устойчивую целостность реального мира, легитимирующих, объединяющих и «тотализирующих» наши представления о действительности.
Во-вторых, постмодернистами была признана несостоятельной и изгнана из сферы научной методологии идея целостности и единства. Ее место занял форсированный плюрализм. Как следствие, взамен целого, единства, универсального знания и других отягощенных монизмом понятий постмодернизм выводит части, различия, дифференциации, индивидуации и прочие сингулярности, осмысливаемые в терминологии радикального или форсированного плюрализма. Такая инверсия резко, почти до неузнаваемости меняет всю мировоззренческую систему: любое явление окружающей действительности рассматривается здесь не в качестве целостной самости, а как множество несводимых друг к другу линий или изменений. Любой объект оказывается сложен из становлений, к тому же собранных в узел. В процессе анализа постмодернисты постоянно «переходят» с одного его уровня на другой, в результате чего возникают такие своеобразные постмодернистские конструкты как «ломаная линия», «зигзаг» и т.п.
В постмодернизме ставятся под вопрос все бинарные оппозиции - общественный / частный, субъект / объект, образный / понятийный, процессуальный / непроцессуальный и т.д. Здесь нет никаких противоположностей - одно только разнообразие, в пределах которого все составляющие оказываются равноценными, одинаково важными и легитимными. Та же самая ситуация сплошного или однородного разнообразия наблюдается и в когнитивной сфере. Согласно постмодернизму, все наличное знание произрастает из ограниченных, относительных позиций и перспектив познающих субъектов. Ни одна из них не может считаться привилегированной, т.е. более истинной, чем другие, а значит, нет и не может быть никаких универсальных познавательных систем. Те же, кто претендует на их
создание, наделяют свои субъективные точки зрения явно инородной, уже не познавательной силой - к примеру, силой власти, авторитета, но никак не истины. Разнообразие действительности обусловливает разнообразие самого познавательного процесса, включающего самые разные позиции, точки зрения, постоянно меняющийся калейдоскоп субъектов-участников и т.д. Как видим, для постмодернистской эпистемологии характерна установка на принципиальное многообразие познавательных перспектив.
Данная установка дополняется критической деконструкцией большинства традиционных эпистемологических представлений. Так, если все предшествующие познавательные модели выстраивались по принципу «древа познания» (в них четко фиксировались направление эволюции, иерархия, структура, целостность и т.п.), то постмодернистская парадигма приобретает облик «ризомы». Ризо-ма - это разветвленная корневая система со множеством различных «узлов» и беспорядочно переплетающихся побегов, которые развиваются сразу во всех направлениях, регулярно отмирают и заново отрастают, находясь в состоянии постоянного обмена с окружающей средой. Это ползущий сорняк, который стелется по земле, перебираясь через все препятствия, пробиваясь сквозь асфальт, приживаясь между камнями. Ризома вторгается в чужие эволюционные цепочки и образует «поперечные связи» между «дивергентными» линиями развития. Она порождает несистемные и неожиданные различия, она разделяет и прерывает эти цепочки, бросает их и связывает, одновременно все дифференцирует и систематизирует.
Еще одним ведущим терминологическим обозначением постмодернизма, наряду с понятием «ризомы», становится «децен-трация», получившая детальную проработку в трудах Ж. Деррида. По мнению французского философа, любая структура предполагает фиксацию относительно некоторой центральной точки. Децентра-ция же - это попытка разомкнуть, рассеять структуру, сделать ее подлинно открытой. Децентрация предполагает пересмотр фундаментальных принципов модернизма и является первым шагом на пути формирования нового постмодернистского мировоззрения.
Еще одним понятием, введенным в постмодернистский концептуальный ряд Ж. Деррида, стало понятие «деконструкцию>. Оценивая современное состояние философии как кризисное в связи с исчерпанностью ее классических форм, философ видит выход в новом методе - деконструкции, призванном расширить горизонты фило-
софской мысли. По мысли Ж. Деррида, европейская философия зашла в тупик именно потому, что не смогла найти выход из выбранного круга проблем, пытаясь постоянно отвечать на одни и те же вопросы. Философская мысль Запада оказалась тем самым «заключенной в карцер» своего категориального аппарата, жестко предопределяющего методологию познавательного процесса и смысловое наполнение любого рассматриваемого явления. Единственный адекватный способ преодоления навязанных реальности смыслов Ж. Деррида видит в их деконструкции, осуществляемой с помощью глубинного анализа языка. Это делает возможным свободное мышление, в котором нет никаких предписанных схем, а обретение смысла происходит лишь в процессе философствования. Деконструкция, таким образом, оказывается направленной на уничтожение «привнесенного», т.е. связанного с исторической и культурной традицией. Она нацелена против историзма, линейности, прогрессизма.
Эпистемологические нововведения, возникшие в рамках постмодернистской философии истории, имеют просто фатальные последствия для традиционных понятий и методик исторического исследования. Они легли в основу так называемого «лингвистического поворота», ставшего предметом рассмотрения в разделе 1.3 - «Лин-гво-семиотические и литературоведческие тенденции в современной историографии: от текстологии к нарративизму». В нем показано, что распространение новых приемов критики текстов за пределы собственно художественных произведений наложило существенный отпечаток на облик современной философии истории. Объектом анализа в ней теперь выступают равно текст-первоисточник и текст-произведение («исторический нарратив»), т.е. тот труд, в котором историк обобщает результаты своей научно-исследовательской деятельности. Основное внимание при этом уделяется эпистемологическому аспекту проблемы, а именно соотношению исторического нарратива с объективной реальностью прошлого: имеет ли историк право говорить «от имени прошлого», утверждая при этом объективность собственного видения?
Поскольку в рамках лингвистического подхода не признается иной реальности, помимо текста, а текст исторического нарратива (так же, как и первоисточника, используемого историком) дает лишь приблизительный очерк искомой реальности, цельность реальности прошлого становится недостижимой. Исходя из этого, постмодернисты отказываются от привычного понимания исторической исти-
ны, а некоторые из них вообще отрицают правомерность обсуждения данного вопроса. Как следствие, они отвергают и историзм в качестве базы исторической и всех прочих наук, имеющих текстуальную подоснову. Отличительной чертой постмодерна становится, в этой связи, безусловный приоритет языка над опытом, что приводит к открытому скептицизму в отношении способности человека наблюдать, познавать и истолковывать внешний мир - в том числе, мир человеческого бытия и взаимоотношений.
Изменяется и статус литературной формы исторического повествования. До недавнего времени эта форма казалась не более чем его внешней оболочкой, природа которой не затрагивала самой его сущности. Теперь же становится все более очевидным, что форма дискурса, в которую отливается изложение исторического материала, теснейшим образом связана с принципами его осмысления. Она, подчас помимо воли и сознания исследователя, во многом определяет содержание создаваемого им труда. На эту сторону дела как раз и обратили внимание ученые, с именами которых связывают сегодня «лингвистический поворот» в историографии.
Его лидеры (X. Уайт, Ф. Анкерсмит, Д. Ла Капра и др.) сходятся во мнении, что историк (как в прошлом, так и в настоящем) вольно или невольно выстраивает свой текст, подчиняясь требованиям риторики, господствующим в его историческое время. Из непрерывного потока событий он вычленяет некий фрагмент, повествованию о котором придает определенную фабулу, и в результате этого по существу стирается грань между творением историка и художественным произведением. Исходя из этого, общую проблему научно-исследовательской деятельности в историографическом постмодернизме можно сформулировать так: в какой мере историк, претендующий на достоверное изображение прошлого, способен его реконструировать? А так как он, сам того не осознавая, находится в плену у литературного дискурса, не превращается ли на практике предпринимаемая им попытка реконструкции прошлого в создание некоего вымысла?
С точки зрения мыслителей-постмодернистов, ответ на этот вопрос очевиден: историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого; само же историческое познание является не чем иным как серией равноправных интерпретаций, не имеющих ровно никакого отношения к исторической истине; время истории как бы удаляется из этих интерпретаций, - его подменяет современность. При-
знавая и даже превознося множественность одновременных истолкований, в равной мере обоснованных или необоснованных, постмодернисты тем самым делают большой шаг в направлении релятивизма. Релятивизм этот выльется впоследствии в тезис о принципиальной невозможности проникновения в глубины прошлого, что будет с предельной четкостью выражено у таких известных представителей постмодернистской историографии как X. Уайт и Ф. Анкерсмит.
Их взгляды на существо работы историка становятся предметом рассмотрения в главе 2 - «Опыт практического приложения эпистемологических методик постмодерна». В ней же отмечается, что связанный с их именами «лингвистический поворот» произошел, разумеется, не на пустом месте: он был осуществлен в условиях, сложившихся, так сказать, извне - вне сферы профессиональной историографии, в других областях гуманитарного знания и, прежде всего, в лингвистике и литературоведении. Здесь постмодернистские инновации были связаны, в первую очередь, с именем Р. Барта, чьи взгляды получают освещение в разделе 2.1 - «Проблема "эффекта реальности" в системе постмодернистского историописа-ния (Р. Барт)».
Здесь фиксируются два ключевых положения философии Р. Барта: 1) текст является исключительным средством выражения этических, идеологических и пр. взглядов его автора на реальность, о которых не подозревали ни автор текста, ни его потенциальный читатель; 2) реальность прошлого связана с так называемым «эффектом реальности», и в этом эффекте, вызванном к жизни напряженностью, существующей как внутри исторических текстов (например, между элементами текста и самим этим текстом), так и между ними, как раз и заключается реальность прошлого. Первое из двух указанных положений философии Р. Барта эксплицирует общее представление постмодернистского мышления о тексте как о единственно адекватном средстве, доступном субъекту для самореализации в пространстве современной культуры. Второй тезис связан с убежденностью мыслителя в идеологическом и лингвистическом характере исторического дискурса, который наделен уникальной способностью создавать эффект реальности.
Эффект реальности — это своего рода «референциальная иллюзия», которая замещает собой реальность. В этой связи Р. Барт указывает на роль очевидно незначащих деталей, которые часто фигурируют в сфере историописания. Они кажутся «скандальными» со
структурной точки зрения и появляются как своеобразная «роскошь нарратива». Однако их функция весьма существенна: она заключается в том, чтобы служить оружием реального против интеллигибельного. Эти, казалось бы, несущественные, ничего не значащие детали - «незначительные элементы текста» - Р. Барт называет примечаниями (notation). Им противопоставляются высказывания, имеющие непосредственное отношение к сюжету, к главной схеме повествования, которые обозначаются как предсказания (prediction).
По мнению Р. Барта, именно примечания, подчас вопреки нашим ожиданиям, воплощают в себе самую высокую степень совершенства, которой только способен достичь язык. Примечание есть то, что есть, т.е. непосредственно само прошлое, которое демонстрирует себя таким, каким и было в действительности. Предсказание же есть то, что показано в тексте автором, т.е. значение. Оно задумано и сконструировано самим историком, и потому не может достичь эффекта реальности. Поэтому истинная реальность прошлого, эффект его реального присутствия ассоциируется у нас именно со сферой примечаний, а не с предсказаниями, с совокупностью незначительных деталей, упоминаемых в тексте, а не со связным рассказом историка.
Однако самодостаточная, ничего сама по себе не значащая деталь может выполнять функцию создания эффекта реальности только на фоне связного повествования. Эффект реальности возникает лишь в силу наличия контраста значения (предсказания) и означаемого (примечания). И если такая оппозиция зафиксирована, то обнаружение эффекта реальности прошлого практически гарантировано, считает Р. Барт. Именно из этих внутритекстуальных отношений, а вовсе не из внешних по отношению к тексту взаимосвязей между событиями прошлого и их описанием, проистекает действенность детали. Поэтому имеет смысл говорить скорее об «иллюзии реальности», чем о ее эффекте.
Значимость теоретических разработок Р. Барта в области философии истории состоит в том, что историческая наррация рассматривается у него именно как акт воображения, как литературный прием. Но несмотря на исходно конкретный, а именно, литературоведческий контекст введения анализируемого понятия («эффект реальности»), его статус в рамках философии постмодернизма весьма высок. Его значимость во многом определяется тем, что в его содержание включена фундаментальная для постмодернизма пре-
зумпция трактовки онтологического статуса означаемого как семиотически артикулированного. Последовательная реализация этого проекта привела к формулировке предельно широких постмодернистских обобщений онтологического характера, связанных с трактовкой реальности в качестве «гиперреальности», объекта - в качестве симулякра и т.п.
Таким образом, поднятая французским ученым проблематика вызывает на серьезные размышления относительно сущности исторического познания и самого процесса создания (написания) исторических текстов. Работа в этом направлении продолжается и после Р. Барта, в частности, такими авторитетными представителями постмодернистской историографии как X. Уайт и Ф. Анкерсмит, взгляды которых на существо работы историка анализируются в следующих разделах диссертационного исследования.
В разделе 2.2 - Шоэтика исторического дискурса в трополо-гической теории истории X. Уайта» - рассматривается вопрос о том, какие именно механизмы лежат в основе производства исторического дискурса. Этот вопрос обсуждается на базе трудов известного американского философа истории X. Уайта, первым среди «новых» философов сформулировавшего лингвистический механизм исторического познания. В своих рассуждениях он исходит из того, что язык накладывает на историческое повествование ограниченный набор риторических форм, предлагая те ли иные варианты построения сюжета, типы объяснительных моделей и идеологических стратегий. Неизбежный выбор в пользу одной из них предопределяет специфику различных интерпретаций исторических событий.
Развивая данную мысль, ученый стремится продемонстрировать наличие неких глубинных структур сознания и языка, обусловливающих риторичность всякой интерпретации. Используя работы великих историков и философов XIX в., он пытается выявить разработанные ими основополагающие характеристики различных типов мышления, а также понять, из каких именно идеальнотипических структур складывается реальная работа историка. В результате X. Уайт создает формалистскую «теорию работы историка», которая объединяет текстуальное содержание и дискурсивное выражение через ряд связанных между собой уровней. Это своего рода карта глубинной структуры исторического воображения XIX в., которая складывается из пяти уровней концептуализации исторического материала: 1) хроники, 2) повествования, 3) сюжетного аргу-
мента, 4) объяснительного аргумента, 5) идеологической импликации, а также особого уровня тропологической стратегии.
Комбинации типов сюжетности, объяснения и идеологии, по X. Уайту, не произвольны: разные формы, выделенные в пределах указанных уровней интерпретации, не могут беспорядочно смешиваться в рамках одной и той же работы. Специфическая комбинация типов сюжетности, научного объяснения и идеологической импликации составляет историографический стиль, который подчиняется особой интерпретативной стратегии, которую X. Уайт называет «тропологической». В контексте европейской культуры XIX в. ученый выделяет четыре таких тропологических модели (или «тропов поэтического языка»): 1) метафору, 2) метонимию, 3) синекдоху, 4) иронию. Сделав свой выбор в пользу одной из них, обусловленный особенностями индивидуальной языковой практики, исследователь истории, фактически, оказывается у нее в плену: типы сюжетности, научного объяснения и идеологической импликации комбинируются теперь в строгом соответствии с доминирующим тропом.
Примечательно, что, разрабатывая свою тропологическую концепцию, X. Уайг сосредоточивается в ней только и исключительно на уровне исследования исторического текста в целом. Он не уделяет внимания проблеме соотношения исторического текста и непосредственно самого прошлого, которое в этом тексте представлено. Отсюда вытекает принципиальная невозможность решения эпистемологического вопроса о том, почему один текст может лучше репрезентировать прошлое, чем другой. Историческая теория X. Уайта безразлична к проблеме репрезентационного успеха, она не предлагает руководящего теоретического принципа в выборе между альтернативными историческими текстами. Этот пробел пытается восполнить голландский философ Ф. Анкерсмит в своей теории нарративного успеха, которая анализируется в разделе 2.3 - «От эпистемологизма к "радикальному историзму" ("новая" философия истории Ф. Анкерсмита)».
Свое видение особенностей исторического нарратива Ф. Анкерсмит суммирует в трех основных положениях: 1) нарратив не является «картиной» или «образом» прошлого, ибо не существует правил перевода, позволяющих получить «проекцию» прошлого на нарративном уровне его историографического представления; 2) нарративная историография предлагает нам некоторую интерпретацию прошлого, и эта интерпретация находит свое выражение в нарративной субстанции; 3) имеется близкое сходство между нарративом иметафо-
рой. И метафорические высказывания, и нарративы, по Ф. Анкерсмшу, определяют «точку зрения», с которой нам предлагается смотреть на реальность, т.е. на ту часть исторической действительности, которая привлекает к себе наше внимание. Такая «точка зрения» выражает предпочтительность того или иного набора высказываний об этой реальности, что позволяет определенным образом упорядочить наше знание о соответствующем фрагменте прошлого, включив его (т.е. знание) в связное целое или единство.
В этом контексте неизбежно возникает вопрос о качестве текстовой продукции, который Ф. Анкерсмит считает определяющим для организации проблемного поля современной философии истории. Разрешая его в соответствии с лингвистическими параметрами создаваемых историками (прошлого и настоящего) произведений, ученый формулирует свою теорию нарративного успеха, позволяющую объяснить, что делает один исторический текст лучше и убедительнее другого. По его мнению, историческое повествование принадлежит сразу двум областям: т.к. оно состоит из высказываний, описывающих прошлое, оно принадлежит к области буквальной истины, т.е. к тому, что можно утверждать с помощью истинных высказываний о мире; если же историческое повествование рассматривать как целое, оно принадлежит к области метафоры. И чем сильнее метафорическое измерение по отношению к буквальному, тем лучше повествование как повествование.
Анкерсмитовская философия исторического нарратива примечательна также и тем, что она радикализирует и развивает традицию историзма XVIII в. Историзм в интерпретации Ф. Анкерсмита есть переход к постмодернизму, следовательно, постмодернизм - это радикальный историзм. Постмодернистам удалось вполне успешно преодолеть многие трудности, ранее стоявшие на пути историзма, однако этого еще недостаточно для констатации большей успешности постмодернизма (в сравнении с историзмом) в сфере реальной историографической практики. В действительности никакая историческая теория не обладает большим и заслуженным триумфом, чем историзм. Так что «новая философия истории» Ф. Анкерсмита не претендует на то, чтобы заменить собой историзм, и даже не является выработкой «маршрута» от историзма до постмодернизма. Она ставит целью разметку приблизительной и временной «карты местности», на которой могли бы успешно осуществлять научную деятельность сторонники как модернизма (историзма), так и постмодерна.
В Заключении подводятся основные итоги исследования, резюмируются его основополагающие выводы и результаты.
По теме диссертации опубликованы следующие работы: Публикация в издании, рекомендованном ВАК Минобразования и науки РФ:
1. Иванов, Е.А. Плюральность как основополагающий принцип постмодернистской историографии / Е.А. Иванов // Аспирантский вестник Поволжья,- 2010. -№1-2. -С. 35-38. (0,3 пл.).
Публикации в других научных изданиях:
2. Иванов, Е.А. Институты развития в экономике знаний / Е.А. Иванов // Формирование новой экономики XXI века: Материалы Международной науч.-практ. конф. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2009. - С. 6-8. (0,2 пл.).
3. Иванов, Е.А. Исторический процесс как предмет методологической рефлексии / Е.А. Иванов // Философия. Наука. Культура. Вып. 3: Сб. ст. слушателей, соискателей кафедры философии ИППК МГУ. -М.: Изд-во МГУ, 2009. - С. 82-90. (0,3 пл.).
4. Иванов, Е.А. Гносеологическое своеобразие основных подходов к истории и возможность их синтеза / Е.А. Иванов // Философия. Наука. Культура. Вып. 3: Сб. ст. слушателей, соискателей кафедры философии ИППК МГУ. - М.: Изд-во МГУ, 2009. - С. 74-82. (0,3 пл.).
5. Иванов, Е.А. Унитаристские концепции истории: методологическое своеобразие / Е.А. Иванов // Философия. Наука. Культура. Вып. 3: Сб. ст. слушателей, соискателей кафедры философии ИППК МГУ. - М.: Изд-во МГУ, 2009. - С. 91-97. (0,4 пл.).
6. Иванов, Е.А. Циклические парадигмы в историософии: эпи-стемическое своеобразие / Е.А. Иванов // Человек. Культура. Общество: Материалы Международной науч.-практ. конф. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2009. - С. 16-18. (0,2 пл.).
7. Иванов, Е.А. Проблема «эффекта реальности» в трудах Р. Барта как предтеча постмодернистского историописания / Е.А. Иванов // Философия. Наука. Культура. Выл. 1: Сб. ст. слушателей, соискателей кафедры философии ИППК МГУ. - М.: Изд-во МГУ, 2010. - С. 39-47. (0,4 пл.).
8. Иванов, Е.А. Феномен постмодерна: сущность, специфика, трудности теоретического и концептуального позиционирования // Философия. Наука. Культура. Вып. 1: Сб. ст. слушателей, соискателей кафедры философии ИППК МГУ. - М.: Изд-во МГУ, 2010. -С. 30-39. (0,4 пл.).
Подписано в печать 12.11.10 Формат 60x84 /16. Бумага писчая. Объем усл. печ. л. 1,1. Тираж 110 экз. Заказ №
Отпечатано в типографии Чувашского государственного университета 428015 Чебоксары, Московский просп., 15
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Иванов, Евгений Александрович
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. ПОСТМОДЕРНИЗМ КАК ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ «ВЫЗОВ» СОВРЕМЕННОСТИ
1.1. Между модерном и постмодерном: идейные разногласия в контексте тенденции самоопределения
1.2. Концептуальный и методологический срезы постмодернистской философии истории
1.3. Лингво-семиотические и литературоведческие тенденции в современной историографии: от текстологии к нарративизму
ГЛАВА 2. ОПЫТ ПРАКТИЧЕСКОГО ПРИЛОЖЕНИЯ
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИХ МЕТОДИК ПОСТМОДЕРНА
2.1. Проблема «эффекта реальности» в системе постмодернистского историописания (Р. Барт)
2.2. Поэтика исторического дискурса в тропологической теории истории X. Уайта
2.3. От эпистемологизма к «радикальному историзму» («новая» философия истории Ф. Анкерсмита)
Введение диссертации2010 год, автореферат по философии, Иванов, Евгений Александрович
Актуальность исследования. Постмодернизм - одно из самых значимых общекультурных явлений второй половины XX - начала XXI вв. Он оказал влияние на все сферы жизнедеятельности современного общества, - как материальные, так и духовные. Не избежала подобной участи и гуманитаристика, в том числе, историческая наука, претерпевшая под его воздействием целый ряд серьезнейших изменений, приведших к трансформации всего ее традиционного облика. Вследствие усвоения постмодернистских инноваций была практически стерта грань между историей и литературой, поставлено под вопрос понятие исторической реальности, а вместе с ним и собственная идентичность историка, его профессиональный суверенитет. Разрушив границу между фактом и вымыслом, постмодернисты опровергли традиционно признававшиеся критерии достоверности источников, и, что самое главное, пошатнули веру в возможности самого исторического познания как стремления к объективной истине. Все эти эпистемологические нововведения, что вполне очевидно, имеют потенциально серьезные последствия для самого статуса профессии историка, а значит, требуют серьезного анализа и трезвой оценки.
Несмотря на утверждения некоторых теоретиков, что постмодернизм якобы уже «.утратил свои позиции и сегодня влачит довольно вялое существование», и что «в плане изучения тенденций развития современной историографии современные построения постмодернистов неинтересны» [Филюшкин А.И. Электр, ресурс], проблема постмодернизма по-прежнему остается актуальной, одной из самых обсуждаемых в научных кругах на протяжении вот уже нескольких десятилетий. Так, некоторые специалисты с увлечением пишут о постмодернизме как «наиболее перспективном направлении в историографии» [Проблемы исторического. 1999. С. 4]. Другие, напротив, указывают, что, несмотря на все их старания, «модные ныне постмодернистские веяния» остаются для них «чужими» [Савельева И.М. 1997. С. 12]. Третьи выражают опасение, что «.доведенные до предела, постмодернистские критические построения грозят разрушить основы исторической науки» [Цит. по: Гуревич А.Я. 1996/а. С. 7]. А потому «любое принятие этих теорий - даже самый слабый и сдержанный поклон в их сторону - может стать фатальным» для исторической науки [Elton G.R. 1991. Р. 41].
Подобный разброс мнений и оценок вполне закономерен, если принять во внимание противоречивость и многоплановость самого характеризуемого в них явления. Ведь несмотря на многочисленные попытки разобраться в том, что же все-таки представляет собой постмодернизм, и каковы последствия его влияния на историческую науку, он и сегодня зачастую трактуется как «.явление неопределенное, размытое, с неясными мировоззренческо-методологическими установками, с плохо просматриваемыми сюжетными линиями и другими подобными характеристиками» [Гречко П.К. Электр, ресурс]. Объективная оценка постмодернизма существенно осложняется и тем, что он еще принципиально не завершен, да и не может быть завершен в силу того, что в нем находит отражение комплекс довольно-таки сложных и противоречивых реалий современности. Трудно непредвзято рассматривать и тем более оценивать мировоззрение исторической эпохи, которая находится в стадии становления, постоянного изменения и корректировки своих базовых направлений и тенденций развития. Мы слишком близки, чересчур включены в эти социальные и когнитивные процессы, чтобы объективно и беспристрастно о них рассуждать.
Тем не менее, от попытки проведения подобного рода анализа мы не можем и отказаться, что требуется для адекватного осмысления сущности и динамики тех процессов, на основании которых «современная историографическая ситуация все чаще и уверенней определяется как постмодернистская» [Репина Л.П. 1996. С. 25]. В этой связи представляется крайне важным прояснить терминологическое значение понятия постмодернизм», выявить его отличительные признаки и особенности, определиться со временем его возникновения, которое по сей день остается предметом споров и дискуссий, осознать роль постмодернистских инноваций в формировании проблемного поля современной эпистемологии истории, а также выявить ряд потенциально важных эпистемологических инноваций, связанных с реализацией масштабного постмодернистского проекта деконструкции истории. Последние получают отражение в трудной смене поколений, интеллектуальных предпочтений и исследовательских ориентиров, а также самого языка истории. Осмысление и теоретический анализ комплекса указанных нововведений эпистемологического характера, в конечном счете, и определяют актуальность предпринимаемого исследования.
Степень разработанности проблемы. Поскольку логика изложения в работе выстраивается, исходя из противопоставления модернистского и постмодернистского интеллектуального проектов, чрезвычайно важным представляется осмысление специфики модернизма, на фоне которого ярче и отчетливей высвечиваются особенности его антитезы - постмодернизма. Сущность модернистской, или, как ее еще иногда обозначают сторонники новейшего постмодернистского веяния, «традиционалистской» историографии глубоко раскрыта в ряде работ отечественных авторов по теории исторического познания. Это труды Г.А. Антипова, М.А. Барга, И.А. Василенко, И.А. Гобозова, Б.А. Грушина, A.B. Гулыги, А.Я. Гуревича, В.А. Дьякова, H.A. Ерофеева, Е.М. Жукова, В.В. Иванова, Г.М. Иванова, В.Ж. Келле, М.Я. Ковальзона, И.Д. Ковальченко, И.С. Кона, Н.Е. Колосова, A.M. Коршунова, Э.Н. Лооне, О.М. Медушевской, Б.Г. Могильницкого, A.C. Панарина, Ю.В. Петрова, A.B. Полетаева, А.И. Ракитова, М.Ф. Румянцевой, О.Ф. Русаковой, И.М. Савельевой, А.И. Уварова, C.JI. Утченко, В.П. Филатова, В.К. Финна, К.В. Хвостовой, B.C. Шмакова и др. В некоторых из названных трудов (более поздних по времени) в общем виде затрагивается и проблематика новейшей постмодернистской историографии.
Существенные трудности, зачастую возникающие сегодня в контексте определения постмодернизма, уяснения его сущности и специфики во многом связаны с его потенциальной многоплановостью, вариативностью. Речь идет о том, что постмодернизм как таковой не является некоей единой, целостной теорией. Только в области философии он включает в себя целый спектр различных по своей направленности идейных течений, к числу которых наряду с постструктурализмом Р. Барта, Ф. Гваттари, Ж. Делёза, Ж. Деррида, М. Фуко может быть отнесена французская «новая философия», представленная именами А. Глюксмана, Б. А. Леви, Ж. П. Долле, Г. Лярдро, К. Жамбе и др., близкие по духу к постмодернизму теоретические построения Р. Рорти, П. Вирилио, О. Маркварда, а также социологические теории Д. Белла и А. Тоффлера. Следует, однако, заметить, что как бы ни разнились между собой различные версии постмодернизма, вплоть до их полной альтернативности, они могут считаться не исключающими, а скорее, дополнительными друг к другу. Тем самым признается законность претензий каждой из них на равноправное и полноценное существование.
Непосредственно исследователями постмодернизма являются такие видные зарубежные философы и социологи как 3. Бауман, Ж. Бодрийар, Дж. Ваттимо, В. Белый, Э. Гидденс, У. Зоннеман, Ф. Джеймисон, Д. Кампер, П. Козловски, Ж.-Ф. Лиотар, М. Мюллер, И. Хассан и др. Среди отечественных исследователей, разрабатывавших сходную проблематику и, в том числе, постмодернизм в его историографическом ракурсе, можно особо выделить работы P.M. Алейник, Л.И. Бородкина, В.В. Ветрова, О.В. Гавришиной, П.К. Гречко, В.А. Емелина, В.В. Зверевой, И.П. Ильина, C.B. Костова, М.А. Кукарцевой, A.A. Кусаинова, B.C. Малахова, М.А. Можейко, Н.В. Мотрошиловой, Л.П. Репиной, О.Ф. Русаковой, H.A. Терещенко, Е.Г. Трубиной, А.И. Филюшкина, Т.М. Шатуновой, Ю.М. Шилкова.
Если же обратиться к истокам постмодернистского течения, следует отметить, что комплекс определивших его лицо инновационных тенденций) вызревал постепенно, подготавливался долго и исподволь другими, предшествующими поколениями мыслителей. Так, «новая схоластика» в лице Э. Жильсона и Ж. Маритена возродила интерес к комментаторской методологии с ее этимологическими экскурсами и герменевтическими штудиями. Труды У. Куайна, К. Поппера, С. Тулмина, И. Лакатоса, Т. Куна и П. Фейерабенда пошатнули веру в возможность осуществления независимого научного наблюдения. Совокупными усилиями этих ученых было доказано, что поступательное движение познания есть лишь серия сменяющих друг друга точек зрения, возникающих в ходе корректировки исследовательских перспектив. Т. Адорно, М. Хоркхаймер и Ю. Хабермас развенчали утопию о нейтральности так называемой «объективной науки», показав тем самым, что ученые трансформируют ценности и идеологии в чисто технические проблемы и тем самым маскируют собственные пристрастия и предпочтения. Постмодернистский сдвиг был во многом обязан своим происхождением и деятельности фикционалистов в области эстетики и литературоведения (Ж. Жанет, М. де Серто, X. Блум, П. де Ман).
В сфере историографии постмодернистские нововведения связаны, в первую очередь, с именами X. Уайта, Ф. Анкерсмита и Д. Ла Капры отстаивающими тезис о том, что беспредпосылочное толкование текста в принципе невозможно, - последнее есть такой же миф, как и беспристрастное научное суждение. Подобные воззрения, разумеется, сформировались не на пустом месте. Своеобразной идейной основой для возникновения постмодернистской историографии стали структурализм и выросший из его недр постструктурализм, содержащие в сжатом виде многие идеи, органично вписавшиеся затем в ткань собственно постмодернистского мировидения. Такова, к примеру, идея «смерти субъекта», постулирование дискурсивной природы человеческого знания и текстовой реальности, построение новых моделей смыслообразования, практика «открытого» чтения, преодолевающая прежние герменевтические и аналитические методики истолкования и т.п.
Данные идеи были подробным образом проанализированы в научных трудах критического плана Н.С. Автономовой, В.П. Визгина, М.Н. Грецкого, И.П. Ильина, Т.А. Клименковой, Г.К. Косикова, И.М. Кутасовой, Т.А. Сахаровой, Р.П. Трофимовой.
Объектом исследования выступает постмодернистская версия современной философии истории.
Предметом исследования выступает эпистемологическая проблематика постмодернистской философии истории.
Цель и задачи исследования. Цель исследования состоит в осмыслении сущности и следствий внедрения в историческую науку методологических установок постмодернизма.
С реализацией поставленной цели связан ряд научно-исследовательских задач:
1. Проанализировать феномен постмодернизма как общекультурное явление и сложившуюся эпистемологическую традицию;
2. Осуществить анализ постмодернистской эпистемологии истории в ее концептуальном и методологическом аспектах;
3. Вскрыть дискурсивный и по существу нарративистский характер постмодернистской методики историописания;
4. Продемонстрировать специфику и инновационный характер эпистемологических стратегий постмодернизма на конкретных примерах.
Методологические основания исследования. Базовыми методологическими установками исследования являются принципы объективности и историзма. Для решения поставленных задач в работе используются также методы системного и сравнительного анализа. Их применение позволяет дистанцировать постмодернизм от модернизма, а также представить постмодернистскую философию как динамичную, развивающуюся систему взглядов, внутри которой сосуществуют противоречивые, а подчас и прямо противоположные позиции и точки зрения.
Базовым для анализа стал системный метод. В ситуации, когда постмодернизм неизменно воспринимается как нечто «размытое» и «неопределенное», данный шаг представляется вполне оправданным, поскольку помогает внести ясность в предмет рассмотрения и добиться четкости изложения материала. Структурируя с помощью системного подхода нестабильное по своему характеру поле постмодернистской философии истории, автор привлекает ряд общелогических рефлексивных процедур, в число которых входят анализ и синтез, классификация и типология.
Несмотря на подобный методологический «крен» в сторону модернизма, теоретической платформой исследования выступают работы классиков постмодернистской философской и исторической мысли - Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Делёза, Ф. Гваттари, X. Уайта, Ф. Анкерсмита. Не менее значимыми в теоретическом плане представляются труды ученых, заложивших фундамент постмодернистского мировидения, подготовивших и обосновавших его базовые теоретические постулаты - Р. Барта, М. Фуко, Ж. Деррида.
Вариативность и плюральность мировосприятия являются неотъемлемой характеристикой постмодернистской картины мира. Ее отличают такие мировоззренческие принципы как нарративизм, ризоматичность, дискурсивность, интертекстуальность. Все они были приняты во внимание при обсуждении комплекса эпистемологических проблем современной философии истории.
Научная новизна исследования:
1. Феномен постмодернизма проанализирован как сложившаяся эпистемологическая традиция. Мировоззренческими основаниями последней признаны: тотальное недоверие к «метанаррациям», непрерывная дифференциация, фрагментарность, изменчивость, примат сингулярного над универсальным, установка на принципиальное многообразие познавательных перспектив, восстание против репрессивной функции Разума;
2. Выделены ведущие понятия и принципы постмодернистской философии истории. Главным из них является плюрализм. Уже непосредственно из него произрастают все иные эпистемологические конструкты: ризоматичность, деконструкция, децентрация, интертекстуальность, дискурсивность;
3. Специфика постмодернистской философии истории связана с признанием решающей роли языка в производстве исторического дисциплинарного дискурса. Вследствие этого в ней ставятся под сомнение: 1) существование объективной реальности, 2) представление о принципиальном отличии творчества историка от литературного творчества, 3) вера в возможность установления объективной истины;
4. На конкретных примерах (теоретические разработки Р. Барта, X. Уайта, Ф. Анкерсмита) показано, что становление постмодернистского историописания связано с изменением статуса литературной формы исторического повествования. Форма дискурса, в которую отливается изложение исторического материала, во многом определяет содержание создаваемого им труда.
Положения, выносимые на защиту:
1. Постмодернизм как направление в философии представляет собой совокупность теорий, решающих следующий ряд задач: 1) критика принципов классического рационализма и традиционных ориентиров мышления; 2) интерпретация процессов, происходящих в современном обществе; 3) разработка основ нового мировидения, которое будет способствовать преодолению кризисных тенденций в культуре, ставших следствием воздействия на нее модернистских проектов;
2. Постмодернизм осуществляет инверсию традиционных эпистемологических представлений: вместо «древа» (познания) в качестве когнитивной модели постмодернистская парадигма приобретает облик «ризомы». Ризоматичный характер познавательного процесса требует разработки новых аналитических методик, в том. числе, деконструкции, отбрасывающей «поверхностный» смысл текста ради смыслов менее очевидных. Возникающая при этом беспредельная свобода «прочтения»' текстов ограничивается интертекстуальностью, сводящей всю коммуникацию к свободной игре означающих;
3. Сущность «лингвистического поворота» заключается в следующем: 1) историческая реальность и объективность исторического познания создаются дискурсивной практикой и практикой рассуждений; 2) язык не просто средство отражения исторической реальности, а главный смыслообразующий фактор, обусловливающий человеческое мышление и поведение; 3) историческое повествование - не точное воспроизведение картины прошлого, а одно из возможных, искаженное личностью повествователя и дискурсивной практикой его эпохи;
4. В соответствии с идейными установками постмодернизма, историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого. Само историческое познание предстает как серия равноправных интерпретаций, не имеющих никакого отношения к исторической' истине. Признавая и даже превознося множественность одновременных истолкований, в равной мере обоснованных или необоснованных, постмодернизм тем самым совершает большой шаг в направлении релятивизма. Теоретическая и научно-практическая значимость исследования. Диссертационное исследование может оказаться полезным для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов высших учебных заведений. Его основные выводы могут использоваться при проведении дальнейших исследований по философско-исторической проблематике, а также в преподавательской практике при чтении лекций по философии истории, эпистемологии, а также историографии, источниковедению, методике и методологии исторических исследований. Содержание диссертации может быть оформлено в качестве самостоятельного спецкурса по постмодернистской философии или эпистемологии истории. Выводы работы могут привлекаться при подготовке учебных курсов по истории философии, социальной философии, философии культуры.
В целом, данное исследование является попыткой разобраться в сущности такого сложного и противоречивого явления современности как постмодернизм, осознать адекватность высказываемых в его адрес оценок и суждений.
Апробация работы. Результаты исследования докладывались в выступлениях на ежегодных научно-технических конференциях СГАСУ (20092010 гг.), Всероссийской научно-методической конференции «Гуманитарное образование в системе подготовки специалистов мирового уровня» (Самара, 2007 г.), Международной научно-практической конференции «Формирование новой экономики XXI века» (Пенза, 2009 г.).
Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, двух глав основной части, включающих 6 разделов, заключения и списка использованной литературы. Общий объем диссертационного исследования составляет 150 страниц. Список использованной литературы включает 224 наименования.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Эпистемологические проблемы постмодернистской философии истории"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итоги проведенному исследованию, отметим, что в эпистемологическом контексте постмодернизм есть реакция, притом реакция весьма негативная, критическая на модернизм и просвещенческий разум, составляющий его ядро. Сторонники постмодернизма считают, что новоевропейская рациональность доказала свою несостоятельность, поскольку все ее притязания - на открытие законов, на универсальность, на прогресс и, главное, на руководство человеческой жизнью, ее обустройством - так и остались на уровне притязаний. На этом основании постмодернисты подвергли резкой критике все ключевые объяснительные принципы, схемы и парадигмы, наработанные западной научной мыслью за предшествующие века развития. Результатом стало, во-первых, тотальное недоверие к «метанаррациям», обосновывающим устойчивую целостность реального мира, легитимирующим и объединяющим наши представления о действительности.
Во-вторых, постмодернистами была признана несостоятельной и изгнана из сферы научной методологии идея целостности и единства. Ее место занял форсированный плюрализм. Как следствие, взамен целого, единства, универсального знания и других отягощенных монизмом понятий постмодернизм выводит части, различия, дифференциации, индивидуации и прочие сингулярности, осмысливаемые в терминологии радикального или форсированного плюрализма. Такая инверсия резко, почти до неузнаваемости меняет всю мировоззренческую систему: любое явление окружающей действительности рассматривается теперь не в качестве целостной самости, а как множество несводимых друг к другу линий или изменений. Любой объект оказывается сложен из становлений, и в ходе анализа постмодернисты постоянно «переходят» с одного его уровня на другой, в результате чего возникают такие своеобразные постмодернистские конструкты как «ломаная линия», «зигзаг» и т.п.
В постмодернистской эпистемологии ставятся под вопрос все бинарные оппозиции - общественный / частный, субъект / объект, образный / понятийный, процессуальный / непроцессуальный и т.д. Здесь нет никаких противоположностей - одно только разнообразие, в пределах которого все составляющие оказываются равноценными, одинаково важными и легитимными. Та же самая ситуация сплошного или однородного разнообразия наблюдается и в когнитивной сфере. Все наличное знание проистекает здесь из ограниченных, относительных позиций и перспектив познающих субъектов. Ни одна из них не может считаться привилегированной, т.е. более истинной, чем другие, а значит, нет и не может быть никаких универсальных познавательных систем. Те же, кто претендует на их создание, наделяют свои субъективные точки зрения явно инородной, уже не познавательной силой - к примеру, силой власти, авторитета, но никак не истины. Разнообразие действительности обусловливает разнообразие самого познавательного процесса, включающего различные позиции, точки зрения, постоянно меняющийся калейдоскоп субъектов-участников и т.д.
Таким образом, для постмодернистской эпистемологии характерна установка на принципиальное многообразие познавательных перспектив. Последняя сопровождается критическим пересмотром большинства традиционных эпистемологических представлений. Так, если все предшествующие познавательные модели выстраивались по принципу «древа познания» (в них четко фиксировались направление эволюции, иерархия, структура, целостность и т.п.), то постмодернистская парадигма приобретает облик «ризомы» - разветвленной корневой системы со множеством различных «узлов» и беспорядочно переплетающихся побегов, которые развиваются сразу во всех направлениях. Ризома вторгается в чужие эволюционные цепочки и образует «поперечные связи» между «дивергентными» линиями развития. Она порождает несистемные и неожиданные различия, разделяет и прерывает эти цепочки, одновременно все дифференцирует и систематизирует.
Еще одним концептуальным нововведением постмодернистской эпистемологии, наряду с понятием «ризомы», становится «децентрация», получившая детальную проработку в трудах Ж. Деррида. По мнению французского философа, любая структура предполагает фиксацию относительно некоторой центральной точки. Децентрация же — это попытка разомкнуть, рассеять структуру, сделать- ее подлинно открытой. Децентрация предполагает пересмотр фундаментальных принципов модернизма и является первым шагом на пути формирования нового постмодернистского мировоззрения.
Оценивая современное состояние философии как кризисное в связи с исчерпанностью ее классических форм, Ж. Деррида видит выход в новом методе - деконструкции, призванном расширить горизонты философской мысли. По* мысли ученого, европейская философия зашла в тупик именно потому, что не смогла найти выход из выбранного круга проблем, пытаясь постоянно отвечать на одни и те же вопросы. Философская мысль Запада оказалась тем самым «заключенной в карцер» своего категориального аппарата, жестко предопределяющего методологию познавательного процесса и смысловое наполнение любого рассматриваемого явления. Единственный адекватный способ преодоления навязанных реальности смыслов Ж. Деррида видит в их деконструкции, осуществляемой с помощью глубинного анализа языка. Это делает возможным свободное мышление, в котором нет никаких предписанных схем, а обретение смысла происходит лишь в процессе философствования. Деконструкция, таким образом, оказывается направленной на уничтожение «привнесенного», т.е. связанного с исторической и культурной традицией. Она нацелена против историзма, линейности, прогрессизма.
Вышеперечисленные нововведения, сформулированные в рамках постмодернистской эпистемологии, имеют фатальные последствия для традиционных понятий и методик исторического исследования. Именно они легли в основу «лингвистического поворота» в историографии, наложившего существенный отпечаток на облик современной философии истории. Объектом анализа в ней теперь выступают равно текст-первоисточник и текст-произведение («исторический нарратив»), т.е. тот труд, в котором историк обобщает результаты своей научно-исследовательской деятельности. Основное внимание при этом уделяется эпистемологическому аспекту проблемы, а именно соотношению исторического нарратива с объективной реальностью прошлого: имеет ли историк право говорить «от имени прошлого», утверждая при этом объективность собственного видения?
Поскольку в рамках лингвистического подхода не признается иной реальности, кроме текста, а текст исторического нарратива (так же, как и первоисточника, используемого историком) дает лишь приблизительный очерк искомой, реальности, цельность реальности прошлого становится недостижимой. Исходя из этого, постмодернисты отказываются от привычного понимания исторической истины, а некоторые из них вообще отрицают правомерность обсуждения данного вопроса. Как следствие, они отвергают и историзм в качестве базы исторической и всех прочих наук, имеющих текстуальную подоснову. Отличительной чертой постмодернистской философии истории становится, в этой связи, безусловный приоритет языка над опытом, что приводит к открытому скептицизму в отношении способности человека наблюдать, познавать и истолковывать внешний мир - в том числе, мир человеческого бытия и взаимоотношений.
Изменяется и статус литературной формы исторического повествования. До недавнего времени эта форма казалась не более чем его внешней оболочкой, природа которой не затрагивала самой его сущности. Теперь же становится все более очевидным, что форма дискурса, в которую отливается изложение исторического материала, теснейшим образом связана с принципами его осмысления. Она, подчас помимо воли и сознания исследователя, во многом определяет содержание создаваемого им труда. На эту сторону дела как раз и обратили внимание ученые, с именами которых связан «лингвистический поворот» в историографии. Его лидеры (X. Уайт, Ф. Анкерсмит и др.) сходятся во мнении, что историк (как в прошлом, так и в настоящем) вольно или невольно выстраивает свой текст, подчиняясь требованиям риторики, господствующим в его историческое время. Из непрерывного потока событий он вычленяет некий фрагмент, повествованию о котором придает определенную фабулу, и в результате этого по существу стирается грань между творением историка и художественным произведением.
Исходя из этого, общую проблему научно-исследовательской деятельности в историографическом постмодернизме можно сформулировать так: в какой мере историк, претендующий на достоверное изображение прошлого, способен его реконструировать? А так как он, сам того не осознавая, находится в плену у литературного дискурса, не превращается ли на практике предпринимаемая им попытка реконструкции прошлого в создание некоего вымысла? С точки зрения мыслителей-постмодернистов, ответ на этот вопрос очевиден: историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого. Само же историческое познание является не чем иным как серией равноправных интерпретаций, не имеющих ровно никакого отношения к исторической истине. Время истории как бы удаляется из этих интерпретаций, - его подменяет современность. Признавая и даже превознося множественность одновременных истолкований, в равной мере обоснованных или необоснованных, постмодернисты тем самым делают большой шаг в направлении релятивизма, который может считаться главным эпистемологическим показателем постмодернистской философии истории.
Список научной литературыИванов, Евгений Александрович, диссертация по теме "Онтология и теория познания"
1. Автономова, Н. С. Деррида Жак / Н. С. Автономова // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. -М.: ТОН Остожье, 1998. - С. 125-126.
2. Автономова, Н. С. От «археологии знания» к «генеалогии власти» / Н. С. Автономова // Вопросы философии. 1978. - № 2. - С. 145-152.
3. Автономова, Н. С. Структурализм / Н. С. Автономова // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. -М.: ТОН Остожье, 1998. - С. 395-398.
4. Автономова, Н. С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках / Н. С. Автономова. М.: Наука, 1977. - 271 с.
5. Агафонов, В. В. Эпистемология нарративной философии истории: автореф. дис. . канд. филос. наук / В. В. Агафонов. Петропавловск-Камчатский, 2009. - 30 с.
6. Алейник, Р. М. Образ человека в философской постмодернистской литературе: автореф. дис. . докт. филос. наук / Р. М. Алейник. М., 2007.-46 с.
7. Анкерсмит, Ф. Р. Дилемма современной англосаксонской философии истории / Ф. Р. Анкерсмит // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 131178.
8. Анкерсмит, Ф. Р. Историзм и постмодернизм. Феноменология исторического опыта / Ф. Р. Анкерсмит // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 345-426.
9. Анкерсмит, Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры / Ф. Р. Анкерсмит. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 496 с.
10. Анкерсмит, Ф. Р. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков / Ф. Р. Анкерсмит. М.: Идея-Пресс, 2003. - 360 с.
11. Анкерсмит, Ф. Р. Трансцендентализм: взлет и падение метафоры / Ф. Р. Анкерсмит // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 65-114.
12. Анкерсмит, Ф. Р. Шесть тезисов нарративной философии истории / Ф. Р. Анкерсмит // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 115-130.
13. Анкерсмит, Ф. Р. Эффект реальности в историописании. Динамика историографической топологии / Ф. Р. Анкерсмит // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 259-312.
14. Антипов, Г. А. Историческое прошлое и пути его познания / Г. А. Антипов. Новосибирск: Наука, 1987. - 242 с.
15. Арон, Р. Избранное: Введение в философию истории / Р. Арон. М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. - 543 с.
16. Барг, М. А. Категории и методы исторической науки / М. А. Барг. М.: Наука, 1984. - 342 с.
17. Барг, М. А. Эпохи и идеи: становлергае историзма / М. А. Барг. М.: Мысль, 1987. - 348 с.
18. Барт, Р. Дискурс истории / Р. Барт // Барт Р. Система моды: Статьи по семиотике культуры. -М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003. С. 427-441.
19. Барт, Р. Критика и истина / Р. Барт // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, Универс, 1994. - С. 319-375.
20. Барт, Р. От произведения к тексту / Р. Барт // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, Универс, 1994. - С. 413-423.
21. Барт, Р. Смерть автора / Р. Барт // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М.: Прогресс, Универс, 1994. С. 384-391.
22. Барт, Р. Эффект реальности / Р. Барт // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, Универс, 1994. - С. 392-400.
23. Бауман, 3. Спор о постмодернизме / 3. Бауман // Социологический журнал. 1994.-№ 4.-С. 69-80.
24. Бахтин, М. М. Проблема материала, содержания и формы в словесном художественном творчестве / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. - С. 6-71. . . '
25. Бахтин, М. М. Смелее пользоваться возможностями / М. М. Бахтин // Новый мир. 1970.-№ 11.-С. 237-240.
26. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества: Сборник избранных трудов / М. М. Бахтин. М.: Искусство, 1986. - 445 с.
27. Блюхер, Ф. Н. Антиномии исторического разума / Ф. Н. Блюхер. Режим доступа: http://www.pЫlosophy.ru/iphras/library/wealtrue/bluchera.htшl, свободный. - Загл. с экрана.
28. Блюхер, Ф. Н. Философские проблемы исторической науки / Ф. Н. Блюхер.-М.: ИФ РАН, 2004. 197 с.
29. Бородкин, Л. И. Квантитативная история в системе координат модернизма и постмодернизма / Л. И. Бородкин. Режим доступа: http://www.ab.ru/~kleio/nni-quan.html, свободный. — Загл. с экрана.
30. Буллер, А. О предмете и методе теории исторического познания / А. Буллер// Логос.-2001.-№5-6.-С. 112-131.
31. Вайнштейн, О. Б. Постмодернизм: история или язык? / О. Б. Вайнштейн // Постмодернизм и культура: материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 1993. -№ 3. - С. 3-7.
32. Вен, П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии / П. Вен. М.: Научный мир, 2003. - 394 с.
33. Ветров, В. В. Дискуссия о модерне и постмодерне в западной философии второй половины XX начала XXI века: автореф. дис. . канд. филос. наук / В. В. Ветров. - Тверь, 2004. - 23 с.
34. Визгин, В. П. История и метаистория / В. П. Визгин // Вопросы философии. 1998. - № 10. - С. 98-111.
35. Визгин, В. П. Онтологические предпосылки «генеалогической» истории Мишеля Фуко / В. П. Визгин // Вопросы философии. 1998. - № 1. - С. 170-176.
36. Визгин, В. П. Постструктуралистская методология истории: достижения и пределы / В. П. Визгин // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 1996. -С. 40-59.
37. Визгин, В. П. Эпистемология Гастона Башляра и история науки / В. П. Визгин. М.: ИФ РАН, 1996. - 263 с.
38. Гавришина, О. В. Историческая наука в ситуации «постмодерна». По материалам работы Ф. Р. Анкерсмита «Эффект реальности в трудах историков» / О. В. Гавришина. Режим доступа: http://abuss.narod.ru/Biblio/gavrishina2.htm, свободный. - Загл. с экрана.
39. Гавришина, О. В. История как текст Рец. на кн.: Уайт X. Метаистория. Екатеринбург, 2002. / О. В. Гавришина. Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2003/59/gavr.html, свободный. - Загл. с экрана.
40. Гайденко, П. П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой / П. П. Гайденко. М.: Университетская книга: ПЕР СЭ, 2002. — 455 с.
41. Гемпель, К. Г. Мотивы и «охватывающие» законы в историческом объяснении / К. Г. Гемпель // Философия и методология истории / Под ред. И. С. Кона. -М.: Прогресс, 1977. С. 72-93.
42. Гемпель, К. Г. Функция общих законов в истории / К. Г. Гемпель // Гемпель К. Г. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998. - С. 16-31.
43. Гобозов, И. А. Введение в философию истории / И. А. Гобозов. М.: ТЕИС, 1999.-363 с.
44. Грецкий, М. Н. Французский структурализм / М. Н. Грецкий. М.: Знание, 1971.-48 с.
45. Гречко, П. К. Альтернативно-ризоматическая интерпретация исторического прогресса / П. К. Гречко. — Режим доступа: http://ss.xsp.ru/st/013/ index 6.php, свободный. — Загл. с экрана.
46. Грушин, Б. А. Очерки логики исторического исследования (Процесс развития и проблемы его научного воспроизведения) / Б. А. Грушин. -М.: Высшая школа, 1961. -214 с.
47. Губман, Б. Л. Смысл истории: Очерки современных западных концепций / Б. Л. Губман. М.: Наука, 1991. - 192 с.
48. Гулыга, А. В. История как наука / А. В. Гулыга // Философские проблемы исторической науки / Под ред. А. В. Гулыги, Ю. А. Левады. М.: Наука, 1969. - С. 7-50.
49. Гулыга, А. В. О характере исторического знания / А. В. Гулыга // Вопросы философии. 1962. - № 9. - С. 28-38.
50. Гулыга, А. В. Что такое постсовременность? / А. В. Гулыга // Вопросы философии. 1988. -№ 12. - С. 153 - 155.
51. Гулыга, А. В. Эстетика истории / А. В. Гулыга. М.: Наука, 1974. - 128 с.
52. Гуревич, А. Я. Двоякая ответственность историка / А. Я. Гуревич // Проблемы исторического познания / Под ред. Г. Н. Севостьянова. М.: Наука, 1999. - С. 11-24.
53. Гуревич, А. Я. Историк конца XX в. в поисках метода / А. Я. Гуревич // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 1996. - С. 5-10.
54. Гуревич, А. Я. «Территория историка» / А. Я. Гуревич // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 1996. - С. 81-109.
55. Гурьянова, А. В. Историческая эпистемология: проблемное поле и эволюция представлений / А. В. Гурьянова. Самара: СамЛюксПринт, 2009.-238 с.
56. Данто, А. Аналитическая философия истории / А. Данто. М.: Идея-Пресс, 2002. - 292 с.
57. XX век: Методологические проблемы исторического познания: Сб. обзоров и рефератов: В 2 ч. Ч. 1 / Отв. ред. А. Л. Ястребицкая. М.: ИНИОНРАН, 2001.-236 с.
58. Делёз, Ж. Фуко / Ж. Делёз. М.: Изд-во гуманитарной литературы, 1998. -172 с.
59. Деррида, Ж. Конец книги и начало письма / Ж. Деррида // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: Водолей, 1998. - С. 218-224.
60. Деррида, Ж. О Грамматологии / Ж. Деррида. М.: Ad Marginem, 2000. -511 с.
61. Дискурс // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. М.: ТОН - Остожье, 1998. - С. 138.
62. Дрей, У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке / У. Дрей // Философия и методология истории / Под ред. И. С. Кона. М.: Прогресс, 1977. - С. 37-71.
63. Дьяков, В. А. Методология истории в прошлом и настоящем / В. А. Дьяков. -М.: Мысль, 1974. 190 с.
64. Емелин, В. А. Постмодернизм: в поисках определения / В. А. Емелин. -Режим доступа: http://emeline.narod.ш/postmodemism.htm, свободный. — Загл. с экрана.
65. Ерофеев, Н. А. Что такое история? / Н. А. Ерофеев. М.: Наука, 1976. -136 с.
66. Жуков, Е. М. Очерки методологии истории / Е. М. Жуков. М.: Наука, 1987.-254 с.
67. Затонский, Д. Постмодернизм в историческом интерьере / Д. Затонский // Вопросы литературы. 1996. - № 3. - С. 192-183.
68. Зверева, Г. И. Историческое знание в контексте культуры конца XX в.: проблема преодоления власти модернистской парадигмы / Г. И. Зверева // Гуманитарные науки и новые информационные технологии. Вып. 2. — М., 1994.-С. 127-142.i
69. Зверева, Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории / Г. И. Зверева // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 1996. - С. 11-24.
70. Зенкин, С. Критика нарративного разума / С. Зенкин Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2003/59/zen.html, свободный. — Загл. с экрана.
71. Иванов, В. В. Методология исторической науки / В. В. Иванов. М.: Высшая школа, 1985. - 168 с.
72. Иванов, Г. М. Исторический источник и историческое познание / Г. М. Иванов. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1973. - 225 с.
73. Иванов, Г. М. Методологические проблемы исторического познания / Г. М. Иванов, А. М. Коршунов, Ю. В. Петров. М.: Высшая школа, 1981. -296 с.
74. Ильин, В. В. Философия истории / В. В. Ильин. М.: Изд-во МГУ, 2003. -380 с.
75. Ильин, И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И. П. Ильин. М.: Интрада, 1998. - 256 с.
76. Ильин, И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм / И.
77. П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 256 с.
78. Инглегарт, Р. Модернизация и постмодернизация / Р. Инглегарт // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. В. Л. Иноземцева. -М.: Academia, 1999. С. 261-291.
79. Историческая наука на рубеже веков: Сб. статей / Отв. ред. А. А. Фурсенко. М.: Наука, 2001. - 351 с.
80. Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории / И. Н. Данилевский и др.. М.: РГГУ, 1998. - 702 с.
81. Касавин, И. Т. Традиции и интерпретации: Фрагменты исторической эпистемологии / И. Т. Касавин. СПб.: РХГИ, 2000. - 320 с.
82. Келле, В. Ж. Теория и история: Проблемы теории исторического процесса / В. Ж. Келле, М. Я. Ковальзон. М.: Политиздат, 1981. - 288 с.
83. Кимелев, Ю. А. Философия истории / Ю. А. Кимелев // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. -М.: ТОН Остожье, 1998. - С.434-437.
84. Кимелев, Ю. А. Философия истории. Системно-исторический очерк / Ю. А. Кимелев // Философия истории: Антология / Под ред. Ю. А. Кимелева. М.: Аспект-Пресс, 1995. - С. 3-19.
85. Клименкова, Т. А. От феномена к структуре / Т. А. Клименкова. М.: Наука, 1991. -88 с.
86. Ковальченко, И. Д. Методы исторического исследования / И. Д. Ковальченко. М.: Наука, 1987. - 438 с.
87. Козловски, П. Культура постмодерна / П. Козловски. М.: Республика, 1997.-240 с.
88. Коллингвуд, Р. Дж. Идея истории. Автобиография / Р. Дж. Коллингвуд. -М.: Наука, 1980.-486 с.
89. Коломийцев, В. Ф. Методология истории (От источника к исследованию) /В. Ф. Коломийцев. -М.: РОССПЭН, 2001. 191 с.
90. Коломоец, Е. Н. Опыт метафилософии истории / Е. Н. Коломоец, М. А. Кукарцева // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2000. - № 6. - С. 48-59.
91. Колосов, Н. Е. Как думают историки / Н. Е. Колосов. М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 326 с.
92. КорневиЩе ОБ. Книга неклассической эстетики / Под ред. В. В. Бычкова. М.: ИФРАН, 1998. - 269 с.
93. Косиков, Г. К. Ролан Барт — семиолог, литературовед / Г. К. Косиков // Барт Р. Избранные работы; семиотика, поэтика. М. .: Прогресс, Универс, 1994.-С. 5-40.
94. Косиков, Г. К. «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) / Г. К. Косиков // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Прогресс, 2000. — С. 3-48.
95. Кроче, Б. Теория и история историографии / Б. Кроче. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. - 192 с.
96. Крымский, С. Б. Метаисторические ракурсы философии истории / С. Б. Крымский // Вопросы философии. 2001. - № 6. - С. 32-41.
97. КуКарцева, М. А. Историография и историческое мышление (аналитический обзор) / М. А. Кукарцева, Е. Н. Коломоец // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2004. - № 2. - С. 31-49.
98. Кукарцева, М. А. Лингвистический поворот в историописании: эволюция, сущность и основные принципы / М. А. Кукарцева // Вопросы философии. 2006. - № 4. - С. 44-55.
99. Кукарцева, М. А. Начало лингвистического поворота в историописании / М. А. Кукарцева. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek Вuks/History/Article/lcuknach.php, свободный. — Загл. с экрана.
100. Кукарцева, М. А. Современная философия истории США / М. А. Кукарцева. Иваново: Изд-во ИвГУ, 1998. - 215 с.
101. Кукарцева, М. А. Ф. Анкерсмит и «новая» философия истории / М. А. Кукарцева // Анкерсмит Ф. Р. История и тропология: взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 15-64.
102. Кукарцева, М. А. Эпистемология и онтология истории / М. А. Кукарцева, Е. Н. Коломоец // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2007. - № 1. - С. 24-35.
103. Кусаинов, А. А. Французская «новая философия» и культура постмодерна / А. А. Кусаинов. Волгоград: ВолГУ, 2003. - 164 с.
104. Кутасова, И. М. Антифилософия «новой философии» / И. М. Кутасова. -М.: Политиздат, 1984. 143 с.
105. Лиотар, Ж. Ф. Состояние постмодерна / Ж. - Ф. Лиотар. — М.: Ин-т экспериментальной педагогики; СПб.: Алетейя, 1998. — 159 с.
106. Лооне, Э. Н. Современная философия истории / Э. Н. Лооне. Таллин: Ээстираамат, 1980. - 295 с.
107. Лубский, А. В. Альтернативные модели исторического исследования: концептуальная интерпретация (социально-философское исследование): автореф. дис. . докт. филос. наук / А. В. Лубский. — Ростов н/Д, 2005. -57 с.
108. Малахов, В. С. Постмодернизм / В. С. Малахов // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. М.: ТОН -Остожье, 1998. - С. 324-326.
109. Маслихин, А. В. Диалектика прошлого, настоящего и будущего в социальном познании / А. В. Маслихин. Йошкар-Ола: МПИК, 1995. -145 с.
110. ПЗ.Мегилл, А. Историческая эпистемология / А. Мегилл. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2007. - 480 с.
111. Межуев, В. М. Философия истории и историческая наука / В. М. Межуев // Вопросы философии. 1994. - № 4. - С. 74-86.
112. Методологические и философские проблемы истории / Под ред. А. П. Окладникова, А. Л. Яншина. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-е, 1983. -352 с.
113. Методология истории / Под ред. А. Н. Алеева. Минск: ТетраСистемс, 1996.-240 с.
114. Могильницкий, Б. Г. Введение в методологию истории / Б. Г. Могильницкий. М.: Высшая школа, 1989. - 174 с.
115. Могильницкий, Б. Г. О природе исторического познания / Б. Г. Могильницкий. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1978. — 236 с.
116. Можейко, Н. А. Нарратив / М. А. Можейко. Режим доступа: http://www.velikanov.ru/philosophy/narrativ.asp, свободный. - Загл с экрана.
117. Можейко, Н. А. Эффект реальности / М. А. Можейко. — Режим доступа: http://culture.niv.ru/doc/philosophy/encyclopedia-post-modern/550.htm, свободный. — Загл с экрана.
118. Мотрошилова, Н. В. Критика «модерна» и «постмодернизм» / Н. В. Мотрошилова // История философии: Запад Россия - Восток (книга IV: Философия XX в.). — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2000. - С. 407-420.
119. Мюллер, М. Смысловые толкования истории / М. Мюллер // Философия истории. Антология / Под ред. Ю. А. Кимелева. М.: Аспект-Пресс, 1995. - С. 274-282.
120. Олейников, Е. П. Историческое познание как предмет современного философского анализа: автореф. дис. . канд. филос. наук / Е. П. Олейников. Красноярск, 2004. — 24 с.
121. Пантин, В. И. Ритм общественного развития и переход к постмодерну / В. И. Пантин // Вопросы философии. 1998. - № 7. - С. 3-10.
122. Поппер, К. Нищета историцизма. М.: Прогресс, 1993. - 186 с.
123. Про, А. Двенадцать уроков по истории / А. Про. М.: РГГУ, 2000. - 336 с.
124. Проблемы исторического познания / Отв. ред. Г. Н. Севостьянов. М.: Наука, 1999.-300 с.
125. Ракитов, А. И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход / А. И. Ракитов. М.: Политиздат, 1982. - 304 с.
126. Репина, JI. П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной истории / JI. П. Репина // Одиссей. Человек в истории. 1996. Ремесло историка на исходе XX века / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 1996. -С. 25-38.
127. Репина, JI. П. История исторического знания / JI. П. Репина, В. В. Зверева, М. 10. Парамонова. М.: Дрофа, 2004. - 288 с.
128. Репина, Л. П. Социальная история на пороге XXI века: от междисциплинарного анализа к новому историческому синтезу / Л. П. Репина // Социальная история: проблемы синтеза. М.: РОССПЭН, 1994. -С. 10-22.
129. Ризома // Современная западная философия. Словарь / Отв. ред. В. С. Малахов, В. П. Филатов. М.: ТОН - Остожье, 1998. - С. 356.
130. Рикёр, П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ / П. Рикёр. — М.; СПб.: Университетская книга, 1998. 313 с.
131. Румянцева, М. Ф. Теория истории / М. Ф. Румянцева. М.: Аспект-пресс, 2002.-318 с.
132. Русакова, О. Ф. Дискурс, политический дискурс, политическая дискурсология / О. Ф. Русакова // Многообразие политического дискурса. Екатеринбург: ИФиП УрО РАН, УрГСХА, 2004. - С. 7-32.
133. Савельева, И. М. Историческая истина и историческое знание / И. М. Савельева, А. В. Полетаев // Логос. 2001. - № 2. - С. 4-24.
134. Савельева, И. М. История и время. В поисках утраченного / И. М. Савельева, А. В. Полетаев. М.: Языки русской культуры, 1997. - 800 с.
135. Савельева, И. М. История как знания о прошлом / И. М. Савельева, А. В. Полетаев // Логос. 2001. - № 5-6. - С. 112-131.
136. Сахарова, Т. А. От философии существования к структурализму. Критические очерки современной буржуазной французской философии / Т. А. Сахарова. М.: Наука, 1974. - 294 с.
137. Семенов, Ю. И. Философия истории. (Общая теория, основные проблемы, идеи и концепции от древности до наших дней) / Ю. И. Семенов. М.: Современные тетради, 2003. - 776 с.
138. Соколов, А. Б. Введение в современную западную историографию / А. Б. Соколов. Ярославль, ЯГПУ, 2002. - 133 с.
139. Соколова, Л. Ю. Историческая эпистемология во Франции / Л. Ю. Соколова. СПб.: СПбГУ, 1995. - 135 с.
140. Сокулер, 3. А. Структура субъективности, рисунки на песке и волны времени / 3. А. Сокулер // Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Университетская книга, 1997. - С. 5-20.
141. Стрелков, В. И. К онтологии исторического текста: некоторые аспекты философии истории Ф. Анкерсмита / В. И. Стрелков // Одиссей. Человек в истории. 2000. История в сослагательном наклонении? / Отв. ред. А. Я. Гуревич. М.: Наука, 2000. - С. 139-151.
142. Структурализм «за» и «против» / Под ред. Е. Я. Васина, М. Я. Полякова. — М.: Прогресс, 1975. 468 с.
143. Табачникова, С. В. Мишель Фуко: историк настоящего / С. В. Табачникова // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум; Касталь, 1996. - С. 396-443.
144. Тарнас, Р. История западного мышления / Р. Тарнас. М.: КРОН-ПРЕСС, 1995.-448 с.
145. Терещенко, Н. А. Постмодерн как ситуация философствования / Н. А. Терещенко, Т. М. Шатунова. СПб.: Алетейя, 2003. - 192 с.
146. Тош, Дж. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка / Дж. Тош. М.: Изд-во «Весь Мир», 2000. - 296 с.
147. Трофимова, Р. П. Французский структурализм сегодня / Р. П. Трофимова //Вопросы философии. 1981. -№ 7. - С. 144-151.
148. Трубина, Е. Г. «Метаистория» и историки / Е. Г. Трубина // Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века. -Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. С. 505-518.
149. Уайт, X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века / X. Уайт. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. - 528 с.
150. Уайт, X. Ответ Иггерсу / X. Уайт // Одиссей. Человек в истории. 2001. Русская культура как исследовательская проблема / Отв. ред. А. Я. Гуревич. -М.: Наука, 2001. С. 155-161.
151. Уваров, А. И. Гносеологический анализ теории в исторической науке / А. И. Уваров. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1973. - 220 с.
152. Утченко, С. JÏ. Глазами историка / С. JL Утченко. М.: Наука, 1966. - 264 с.
153. Филатов, В. П. Историософский и критический подходы в философии истории / В. П. Филатов // Проблемы методологии. Сб. научных статей, посвященных памяти профессора В. Н. Борисова. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 1998. С. 88-104.
154. Филатов, В. П. Научное познание и мир человека / В. П. Филатов. М.: Политиздат, 1989. - 269 с.
155. Философия и методология истории / Под ред. И. С. Кона. — М.: Прогресс, 1977.-335 с.
156. Философия истории / Под ред. А. С. Панарина. М.: Гардарики, 1999. -432 с.
157. Философские проблемы исторической науки / Под ред. А. В. Гулыги, Ю. А. Левады. М.: Наука, 1969. - 320 с.
158. Философские проблемы исторической науки / Отв. ред. Э. Н. Лооне. — Тарту: ТГУ, 1982. 147 с.
159. Филюшкин, А. И. «Постмодернистский вызов», «лингвистический поворот» и историческая наука / А. И. Филюшкин. Режим доступа: http://novist20w.narod.ru/lec-3-postmod.htm, свободный. — Загл. с экрана.
160. Фуко, М. Археология знания / М. Фуко. — Киев: Ника-Центр, 1996. 208 с.
161. Фуко, М. Воля к знанию: История сексуальности. Том 1 / М. Фуко // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум; Касталь, 1996. - С. 97-268.
162. Фуко, М. Жизнь: опыт и наука / М. Фуко // Вопросы философии. 1993. -№ 5.- С. 43-53.
163. Фуко, М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью / М. Фуко. М.: Праксис, 2002. — 384 с.
164. Фуко, М. История безумия в классическую эпоху / М. Фуко. СПб.: Университетская книга, 1997. - 576 с.
165. Фуко, М. История сексуальности III: Забота о себе / М. Фуко. - Киев-М.: Дух и литера; Грунт; Рефл-бук, 1998. - 288 с.
166. Фуко, М. Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы / М. Фуко. М.: Ad Marginem, 1999. - 480 с.
167. Фуко, М. Ницше, генеалогия, история / М. Фуко // Философия эпохи постмодерна. Минск, 1996. - С. 74-97.
168. Фуко, М. Порядок дискурса / М. Фуко // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум; Касталь, 1996. - С. 47-96.
169. Фуко, М. Рождение клиники / М. Фуко. М.: Смысл, 1998. - 310 с.
170. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. -СПб.: A-cad, 1994. 407 с.
171. Фуко, М. Что такое автор? / М. Фуко // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Магистериум; Касталь,1996. С. 7-46.
172. Хвостова, К. В. Гносеологические и логические проблемы исторической науки / К. В. Хвостова, В. К. Финн. М.: Наука, 1995. - 176 с.
173. Хвостова, К. В. История: проблемы познания / К. В. Хвостова // Вопросы философии. 1997. - № 4. - С. 61-71.
174. Хвостова, К. В. Проблемы исторического познания в свете современных междисциплинарных исследований / К. В. Хвостова, В. К. Финн. М.,1997. 256 с.
175. Шестаков, А. А. Онтология познания: пролегомены субъектно-гуманистической интерпретации когнитивного процесса / А. А. Шестаков. Самара: СамЛЮКС, 2004. - 160 с.
176. Шилков, Ю. M. О рациональности постмодернистского дискурса / Ю. М. Шилков. Режим доступа: http://argumentation.ru/2002l/ papers/l2002p7. html, свободный. - Загл. с экрана.
177. Шмаков, В. С. Структура исторического знания и картина мира / В. С. Шмаков. Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1990. - 187 с.
178. Эко, У. Заметки на полях «Имени розы» / У. Эко // Эко У. Имя розы. М., 1997. - С. 635- 670.
179. Ястребицкая, A. JI. «Новая историческая наука» в контексте современной культурной традиции / A. JI. Ястребицкая. Режим доступа: http ://ww\v. hist. msu.ru/Departmen ts/HisTheory/B ook/chap ter 1. htm, свободный. - Загл. с экрана.
180. Ankersmit, F. Reply of Professor Zagorin / F. Ankersmit // History and Theory. 1990. - № 3.
181. Appleby, J. Telling the Truth About History / J. Appleby, L. Hunt, M. Jacob. -Norton, 1994.
182. Barthes, R. Le bruissement de la langue / R. Barthes. P.: Ed. du Seuil, 1984. -412 p.
183. Barthes, R. Texte / R. Barthes // Encyclopedia universalis. Vol. 15. — P., 1973. -P. 78.
184. Baudrillard, J. Simulacres et simulation / J. Baudrillard. P., 1981.
185. Benoist, J. M. La Revolution structurale / J. - M. Benoist. - P., 1975.
186. Cousins, M. Michel Foucault / M. Cousins, A. Hussain. -N.Y., 1984. 278 p.
187. Deleuze G. Dialogues / G. Deleuze, C. Pamet. N.Y.: Colombia Univ. Press, 1987.
188. Delez, J. Rhizome. Introduction / J. Delez, F. Gvattari. P., 1976. - 74 p.
189. Elton, G. R. Return to Essentials: Some Reflections on the Present State of Historical Study / G. R. Elton. Cambridge, 1991.
190. Foucault, M. Power-Knowledge: Selected interviews and other writings. 19721977 / M. Foucault. N.Y., 1980. - 200 p.
191. Geily, W. Philosophy and Historical Understanding / W. Geily. Cambridge, 1964.
192. Golob, E. The Irony of Nigilism / E. Golob // History and Theory. 1980. -№ 19.
193. Guattari, F. Molecular Revolution: Psychiatry and Politics / F. Guattari. -Harmondsworth, 1984.
194. Hassan, I. Postmodeme heute / I. Hassan // Wege aus der Moderne / Hrsg. v. W. Welsch. Weinheim, 1988.
195. Intertextualitat: Formen, Funktionen, anglist. Fallstudien / Hrsg. U. Von Broich, M. Pfister- Tubingen, 1985. -XII, 373 s.
196. Jameson, F. Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism / F. Jameson. Durham, 1993.
197. Kristeva, J. Narration et Transformation / J. Kristeva // Semiotica. 1969. - № 4.-P. 422-448.
198. La Capra, D. Rethinking Intellectual History: Textes, Contextes, Language / D. La Capra. Ithasa, 1983.
199. Liotard, J. F. The Postmodern Condition: A Report on Knowledge / J. - F. Liotard. - Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1984.
200. Louch, A. R. History as Narrative / A. R. Louch // History and Theory. 1969. - № 1.
201. Lowith, K. Meaning in History / K. Lowith. Chicago, 1957.
202. Mandelbaum, M. History, Man and Reason / M. Mandelbaum. Baltimore, 1971.- 166 p.
203. Marrou, H. -1. De la Connaissance historique / H. I. Marrou. - P., 1975. - 318 P
204. Novick, P. That Noble Dream: The «Objectivity Question» and the American Historical Profession / P. Novick. Cambridge, 1987.
205. Perrone-Moises, L. L'intertextualite critique / L. Perrone-Moises // Poetique. -1976. -№27. -P. 372-384.
206. Ruesen, J. Historical Narration: Foundation, Types, Reason / J. Ruesen // History and Theory. 1987. - № 26.
207. Samuel, R. Reading the Signs / R. Samuel // History Workshop Journal. -1991.-№32.
208. Spiegel, G. History, Historicism and the Social Logic of the Text / G. Spiegel // Speculum. 1990. - LXV. - P. 59-86.
209. Walsh, W. An Introduction to Philosophy of History / W. Walsh. Hassoks, 1976.
210. Wellmer, A. On the Dialectic of Modernism and Postmodernism / A. Wellmer // Praxis International. 1985. - № 4.
211. Welsch, W. «Postmoderne». Genealogie und Bedeutung eines umstrillenen Begriffs / W. Welsch // «Postmoderne» oder der Kampf um die Zukunft / Hrsg. v. P. Kemper. Frankfurt a. M., 1988.
212. Welsch, W. Unsere postmoderne Moderne / W. Welsch. — Weinheim, 1978. -344 s.
213. White, H. Historical Emplotment and the Problem of Truth / H. White // Probing the Limits of Representation. Nazism and the «Final Solution». -Cambridge, 1992.
214. White, H. The Burden of History / H. White // History and Theory. 1966. -№5.-P. 11-134.
215. White, H. The Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation / H. White. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1987.
216. White, H. The Rhetoric of Interpretation / H. White // Poetics Today. 1988. -№9.
217. White, H. Tropics of Discourse: Essays in Cultural Criticism / H. White. -Baltimore, 1978.
218. White, M. The Logic of Historical Narration / M. White // Philosophy and History. N.Y., 1963.
219. Zagorin, P. Historiography and Postmodernism: Reconsiderations / P. Zagorin // History and Theory. 1990. - № 3.