автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Стратегии исследования в социально-гуманитарных науках: философско-эпистемологический анализ
Полный текст автореферата диссертации по теме "Стратегии исследования в социально-гуманитарных науках: философско-эпистемологический анализ"
На правах рукописи
Гусева Ирина Ивановна
Стратегии исследования в социально-гуманитарных науках: философско-эпистемологический анализ
Специальность 09 00 01 — онтология и теория познания по философским наукам
Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора философских наук
UÜ3447415
Саратов — 2008
003447415
Работа выполнена в Саратовском государственном социально-экономическом университете
Официальные оппоненты:
доктор философских наук, профессор, академик РАЕН Гобозов Иван Арша-кович
доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Конев Владимир Александрович
доктор философских наук, профессор Стеклова Ирина Владимировна
Ведущая организация Пензенский государственный университет
Защита состоится «10» октября 2008 г в И часов на заседании диссертационного совета Д 212 243 09 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук при Саратовском государственном университете им НГ Чернышевского по адресу 410012, г Саратов, ул Астраханская 83, XII корпус, ауд №203.
С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале №3 научной библиотеки Саратовского государственного университета имени НГ Чернышевского
Автореферат разослан «_»_2008 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
Листвина Е В
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена необходимостью переопределения места социально-гуманитарных наук, прошедших за последние десятилетия через серию различных «поворотов» и «вызовов», в жизни современного общества и человека Трансформировалась социальная реальность, изменились модели, её отображающие, соответственно, произошли серьезные изменения в стратегиях исследования этой реальности Образ общества в реалиях постмодерна со свойственной ему онтологической неопределенностью, поливариантностыо требует релевантной ему методологии. Новые способы воспроизводства социальности, новые механизмы социальной интеграции и социального контроля приводят к формированию способов научной репрезентации, существенно отличающихся от тех, которые коррелировали с цивилизационными практиками эпохи Модерна
Распад социальной реальности на различные поля и анклавы, умножение типов индивидуального опыта, плюрализм повседневных практик привели к возрастанию научного интереса к локальным формам бытия социального. В фокус исследования попадает множество жизненных миров и индивидуальных траекторий На первый план выходят научные стратегии, адекватные новому образу социальности, построенной не на едином фундаменте, но разнородной и множественной Идеи дискретности, гетерогенности, мозаич-ности социальной реальности на уровне методологической рефлексии воплощаются в таких установках и принципах, как необходимость смены «фокусных» расстояний, сочетание различных исследовательских стратегий, варьирование масштаба наблюдения Стратегии микроанализа, проблемати-зируя социальную реальность, открывают ее новые измерения и ракурсы, формируют дискурсы, адекватные бытию человека в мире постсовременности, в котором индивидуализация становится доминирующей формой социализации личности Эти дискурсы отличает повышенное внимание к микромеханизмам производства социального, акцент на повествовательных формах, в которых запечатлеваются и часто зашифровываются социальные практики. «Схватывание» этих измерений социальности возможно в иных исследовательских стратегиях и техниках, отличных от тех, которые доминировали во времена безраздельного господства модели структурной социальности
В современной культуре социально-гуманитарные науки предстают уже не в мессианском обличье- они перестали быть пророчеством, императивом и направлены на решение конкретных проблем, возникающих в контексте тех или иных социальных практик. Эти проблемы могут быть решены только на основе методов, опыта и возможностей, присущих именно этой сфере познания Поэтому на академическом уровне основанием для оптимистического взгляда на будущность социально-гуманитарных наук является формирование жизнеспособных стратегий исследования, адекватных новым социальным реалиям.
Степень разработанности проблемы
Проблемы специфики социально-гуманитарного знания, его статуса и роли в современной науке и культуре открываются в разных ракурсах
Метаморфозы в науках о человеке и обществе, начавшиеся со второй половины XX в, невозможно понять, не обратившись к истокам — программам социально-гуманитарных наук эпохи Модерна, в которых воплотилась грандиозная работа по генеалогии социального, проделанная корифеями социально-философской мысли К Марксом, Э. Дюркгеймом, M Вебером
С самого начала философско-эпистемологической рефлексии по поводу «наук о духе» традиционной стала тема взаимоотношения естественнонаучного и социально-гуманитарного подходов в науке Проблемам различия и взаимодействия естествознания и социально-гуманитарного знания, специфики «наук о духе» посвящены исследования классиков западной философской мысли В Дильтея, В Випдельбанда, Г Рикксрта, Э. Гуссерля, M Вебера, X Г. Гадамера, Т Адорно, К Поппера Построение и обоснование программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента занимает значительное место в творчестве русских мыслителей. А С Лаппо-Данилевского, Г Г Шпета, Л П Карсавина, M M Бахтина, M И Кагана
Особое место занимает заявленная основателями баденской школы неокантианства В Виндельбандом и Г Риккертом тема взаимоотношения ценностей и знания в социально-гуманитарных науках Проблемы ценностного бытия человека как основания парадигмы социально-гуманитарного знания интенсивно исследуются современными отечественными философами (В Б. Устьянцев, В П Барышков, Е Л Черткова) Специфику двух культур научного мышления, природу социально-гуманитарного измерения современной научной рациональности рассматривают В А. Лекторский, Л.А. Микешина, Ю И Борсяков, В Г Кузнецов, В Л Махлин, M А Розов, Г Л Тульчинский, В С Швырев, В Ю Файбышенко, M В Шугуров. Многие исследователи отмечают, что резкое противопоставление естественных и гуманитарных наук было актуально и оправдано в рамках классической науки XIX в
Анализируются трансформации объективности в неклассической науке, при этом также сравниваются естествознание и социально-гуманитарное знание (В.Г Федотова, Е H Ищенко, M А Розов) Рассматривается соотношение научного и ненаучного, рационального и внерацио-нального в социальном познании (В С Степин, А В Туркулец, C.B. Никитин).
Осмысление специфики социально-гуманитарных наук невозможно без философского исследования их генезиса (М Фуко, В С Степин)
Принципиальное значение для исследования стратегий социально-гуманитарного знания имеет изучение науки как социокультурного феномена Оно связано с именами таких отечественных философов, как М.К Ма-
мардашвили, B.C. Стёпин; П П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов, B.C. Библер, В П Визгин, Е А. Мамчур, А П. Огурцов, Л М. Косарева, Б Г. Юдин
Постановка проблемы новой онтологии социальности, неклассических образов социального универсума открывает возможность сформировать подходы, рождающиеся на пересечении эпистемологии и социальной философии Это открытие «онтологической многомерности» социального, возникновение новых форм бытия социальности в современной культуре и новых способов их познания (В Е. Кемеров); обоснование необходимости «социальной гетерологии» бытия (ТХ Керимов), создания плюралистичного образа социальной реальности (Р. Р Шарипова), проблема цивилизациошгых оснований исследовательских стратегий социально-гуманитарных наук (Н М Смирнова); обоснование программы социальной эпистемологии (Ю М. Резник)
Влияние постструктуралистско-постмодернистского комплекса на характер научной рациональности и стратегии исследования в социально-гуманитарных науках рассматривается в работах Н С Автономовой, В П Визгина, И А Гобозова, И П Ильина, В А. Конева, Н В Мотрошиловой, В Н Поруса, Б И. Пружинина, Г JI. Тульчинского, М.С Уварова, В Н Га-силина, С В. Никитина, Е В Листвиной
Возрастание «эпистемологического доверия» к вненаучному социальному знанию, стимулированное феноменологическим поворотом, необычайно актуализировало тему повседневности как предпосылки знаний о человеке и обществе. Исследовательский акцент на концепцию повседневности сделан предшественниками и основоположниками «понимающей социологии» А Шюцем, Ч -X Кули, Г Гарфинкслем, позже — Д Силверменом, М. Филипсоном Различные аспекты концепции повседневности и связанных с нею стратегий научного поиска проанализированы современными исследователями Б Вальденфельсом, И Т. Касавиным, Н Н Козловой, В Н Беловым, Л А Савченко, A.B. Худенко.
Анализируются исследовательские программы и структура теорий в социально-гуманитарных науках (В Г. Федотова, О А. Горбунова, А.В Юре-вич, И В Стеклова) Особое внимание уделяется конструктивистской парадигме (П Бурдье, В А. Лекторский, В А Тишков, Е Г. Трубина, В Ф Петренко) и роли повествовательных структур, фигур речи, нарративов в науках о человеке и обществе (Ф Р Анкерсмит, Р Барт, Г Иггерс, Ж Ф. Лиотар, П. Рикёр, X. Уакг, Р Прайс, Р. Шартье, С А Никитин, Т П Фокина, Ю А Тю-менцев, М А. Кукарцева, В.И. Стрелков, С. Козлов, Е Добренко)
Все проблемы, связанные с поворотом в социально-гуманитарном знании, очень рельефно запечатлелись в современном состоянии исторической науки Эпистемологический анализ этих проблем, представляющий собой чрезвычайный интерес для философских обобщений и интерпретаций, осуществляется в работах зарубежных и отечественных историков и философов М. Фуко, П Нора, Г М. Спигел, Р. Шартье, АЛ. Гуревича, Л М. Баткина, Б Г Могильницкого, Л П. Репиной, Н Е Колосова, Н.С Розова, Н Л Пушкарё-вой, Г.С. Кнабе, Д Хапаевой, Н Г. Козина, О А. Лосевой, Г.И Зверевой, А Н
Авсрюшкина, А А Зайченко Очень значимая в контексте данного диссертационного исследования тема соотношения микро- и макроистории и соответствующих им поисковых стратегий рассматривается К Гинзбургом, Дж Ле-ви, Ле Р Э Ладюри, Э Гренди, Ж Ревелем, Ч Тилли, С Черутги, Ю Шлюм-бомом, Ю Л. Бессмертным, Б Г Могильницким, И М Савельевой, А В Полетаевым.
Очень благоприятной, «насыщенной» средой для философско-эпистемологического анализа основных тенденций научной репрезентации социальной реальности является социологическая наука. Анализ этих тенденций и основных стратегий исследования представлен как в трудах классиков социологии, так и в работах современных ученых (Э Дюркгейм, Ч.-Х Кули, Г Гарфинкель, П Бергер, Т Лукман, И Валлерстайн, Н Элиас, П Бурдье, Э Гидценс, Д Силвермен, М. Филипсон, М Маффесоли, Л Теве-но, Л. Болтански, К Кнор-Цетина, Ш -А Юоэн, М Веверка, Л Г Ионии, В А Ядов, С А Кравченко, А Б Гофман) Проблемы социологии в постмодернистском контексте осмысливаются как представителями западного по-стмодернистско-постструктуралистского комплекса (Ж Бодрийяр, 3 Бауман, У Бек, М Маффесоли), так и российскими социологами (Л Г Ионин, С А Кравченко, Л Г Судас) Соотношение качественной и количествешюй стратегий в перспективах гуманизации социологии рассматривается А Си-курелом, П Бурдье, Ж.-К Шамборедоном, Ж-К Пассероном, П Лазарс-фельдом, А. Страусом, В В. Семеновой, И Ф Девятко, А С Готлиб, В Г. Ви-ноградским Возможности биографического метода и нарративного анализа в социологии исследуются У Томасом, Ф. Знанецким, Н. Дензином, Ж-П Альмодоваром, В Фукс-Хайнритцем, Д Берто, И Берто-Уиам, Н Н Козловой, В.Б Голофастом, С Чуйкинои, Е Р Ярской-Смирновой
Многие исследователи обращают внимание на то, что процессы возникновения, развития и институционализации социально-гуманитарных наук неразрывно связаны с изменениями в понимании природы философии «Обмирщение» «наук о духе», осознание их своеобразия стали неизбежными следствиями отказа от новоевропейской метафизики, и неклассическая эпистемология, во многом инициированная становлением этой новой территории научной рациональности, основана на новом понимании философии, прошедшей через «антропологический переворот» начала XX в (НМ Смирнова)
Сам диалог философии и социально-гуманитарных наук в эпоху постсовременности строится на иных, чем прежде, основаниях. Сегодня, когда формируются новые образы социального и социальной теории, философская работа заключается не в проецировании на конкретные науки априорных схем, а в анализе эпистемологических сюжетов, «подбрасываемых» самими научными дисциплинами, непосредственно в точках зарождения новых проблем, понятий, исследовательских стратегий В современных реалиях задача философии по отношению к социально-гуманитарному знанию заключается, по выражению И.Т Касавина, в «панорамизации проблемы», философия
«вводит набор новых концептуальных ресурсов, она расширяет проблему до панорамы, делает проблему панорамой»1.
Начиная со второй половины XX вис особенной интенсивностью в последней его четверти социально-гуманитарные науки проходят через серию различных «поворотов» Среди них в академической литературе наиболее часто упоминаются антропологический, лингвистический, культурный, прагматический, постмодернистский, семиотический и др. Эти события, повлекшие за собой коренные качественные изменения в способах производства, передачи и представления научного знания, получили общее название «поворота», или «революции» в гуманитаристике Влияние этих перемен на характер научной рациональности и специфику стратегий исследования в социалыкыумашггарных науках и образует проблемное поле данной диссертационной работы.
Методологическая основа диссертации
Разработка философско-методологических оснований социально-гуманитарных наук начинается в период их возникновения и институциона-лизации и продолжается по настоящее время Одной из главных методологических установок в программах, связанных с экспликацией генеалогии социального, выступает эпистемологический принцип «подозрения» (К Маркс, Ф Ницше, Э Дюркгейм, М Вебер, М Фуко, П. Бурдье, М М Бахтин) Сутью этого принципа является недоверие к внешним формам проявления социального, стремление проникнуть в глубинные механизмы его производства и воспроизводства
В русской философской и социально-гуманитарной мысли доминируют методы исследования общества и человека, основанные на представлениях об открытости и незавершенности истории, причастности человека к трансцендентным целям истории и культуры Приоритетными установками этой методологии выступают проблематизация социальной и исторической действительности, отношение к историческому источнику не как чисто вещественному свидетельству, а как к смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим; отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в науках о культуре В современной отечественной философской традиции заметна ориентация на такие методы, которые адекватны «онтологической многомерности» социального
Из арсенала постструктуралистской философии, оказавшей значительное влияние на обновление стратегий социально-гуманитарных наук, в диссертации рассматриваются и используются такие установки и принципы, как деконструкция, отказ от презентизма и телеологизма, анализ повествовательных структур.
Поскольку значительное место в диссертации занимают философско-эпистемологические проблемы исторической науки, автор опирался также на методы, играющие значительную роль в исторических исследованиях методологию источниковедения, сравнительно-исторический анализ. Основой для
1 Философия и интеграция современного социально-гуманитарного знания (материалы «круглого стола») // Вопросы философии 2004 №7. С 15
экспликации и анализа эпистемологического статуса микроистории стали историографические и методологические работы К Гинзбурга, Дж. Леви, Ле Р Э Ладюри, Э Гренди, Ж. Ревеля, С. Черутги, Ю. Шлюмбома. Особое внимание уделено таким методологическим принципам микроисторических исследований, как изменение масштаба наблюдения, деконструкция априорных схем социальной стратификации, принцип неоднородности и динамичности социального контекста, новая трактовка пограничного случая с точки зрения исторической генерализации Для интерпретации соотношения микро- и макростратегий автор опирался на принцип дополнительности Н Бора.
Для оценки философско-эпистемологических итогов постмодернистского движения в историописании использовались анализ тропологических стратегий, идея множественности интерпретаций реальности прошлого, установка на отказ от натуралистического подхода к прошлому, проблематиза-ция субъекта исторического познания
При исследовании роли микроанализа в социологии акцент делался на те методы, которые дают возможность исследовать производство социального посредством обращения к индивидуальному Это прежде всего методы и стратегии качественной социологии* этнографическое исследование, «кейс-стади», «обоснованная теория», «устная история», «история жизни» Для анализа стратегий социологии в постмодернистском контексте рассматривались эпистемологические возможности конструктивистской парадигмы, нарративного анализа и биографического подхода
Методологической основой диссертации также выступают результаты исследований принципов, регулятивов и механизмов производства научного знания вообще и социально-гуманитарного в частности, осуществленных представителями саратовской школы философии и методологии науки, основанной Я Ф Аскиным
Из междисциплинарных стратегий в социально-гуманитарных науках в диссертации рассматриваются сетевой анализ межличностных взаимодействий, биографический подход, методы нарративного анализа Цель и задачи исследования
Целью данного диссертационного исследования является философский анализ эпистемологической специфики определенных типов исследовательских стратегий в контексте «поворота» в социально-гуманитарных науках. В соответствии с поставленной целью в работе выдвигаются следующие задачи-
1. дать обзор основных стратегий социально-гуманитарных наук в исследовательских программах ведущих представителей европейской социаль-но-философскои мысли, рассмотреть онтологические основания и главные цели философско-эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального, исследовать влияние этих программ на стратегии и установки, которые играют ключевую роль в современных социально-гуманитарных науках;
2. исследовать взаимосвязи между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими
задачами; проанализировать философско-эпистемологические итоги «поворота» в социально-гуманитарных науках, влияние этого «поворота» на модели социальности и соответствующие им стратегии исследования,
3. рассмотреть корреляцию образов социальной реальности, сформировавшихся в постструктуралистской философии, с ведущими страхегиями социально-гуманитарных наук и исследовать ее влияние на обновление этих стратегий, проанализировать соотношение философско-эпистемологической составляющей постструктуралистско-постмодернистского комплекса с направленностью исследовательских стратегий и методологической рефлексией в современной историографии и социологии;
4 рассмотреть традиции русской философской и социально-гуманитарной мысли в контексте построения и обоснования программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента и стратегий исследования, эксплицировать и проанализировать стратегии исторического исследования как архетипические в российском дискурсе социально-гуманитарных наук, проанализировать влияние идей открытости и незавершенности истории, «онтологической причастности» человека к трансцендентным целям истории на стратегии научного исследования; исследовать генеральные стратегии литературоведческого варианта русской гуманитари-стики (на примере «эстетики истории» М М Бахтина и его единомышленников по Невельской школе),
5 проследить влияние метаморфоз в социально-гуманитарном знании в целом на изменение стратегий исследования в историографии, обосновать эпистемологический статус микроистории и микромасштаба как основы этой исследовательской стратегии, проанализировать взаимосвязь микро- и макроистории, выявить и охарактеризовать основные принципы микроисторических исследований, исследовать взаимосвязь моделей социально-исторической реальности в философской рефлексии эпохи постмодерна с историографической практикой микроистории, рассмотреть проблему исторического нарратива с точки зрения микроистории, исследовать эпистемологические возможности исторической биографии в микроисторическом ракурсе,
6. дать философско-эпистемологический анализ постмодернистского движения в историографии, показать основные направления переосмысления эпистемологических стандартов исторического исследования, инициированные постмодернистским «вызовом», рассмотреть основные эпистемологические проекты и исследовать стратегии постмодернистской историографии, проанализировать значимость литературных форм в создании исторических нарративов, проанализировать философские и конкретно-научные итоги лингвистического поворота в историописании,
7. проанализировать проблему соотношения микро- и макростратегий исследования в социологии; дать философско-эпистемологический анализ движения микросоциологии, инициированного им эпистемологического поворота и вызванных этим поворотом перемен в стратегиях социологического исследования; рассмотреть актуализацию качественных методов в социологии в контексте микросоциологического и постмодернистского «вызовов»,
8 исследовать стратегии социологии в постмодернистском контексте, рассмотреть их обусловленность трансформациями самой социальной реальности, проанализировать постмодернистский дискурс в социологии с точки зрения ревизии познавательного инструментария социологии Модерна, рассмотреть влияние конструктивистской парадигмы на основные установки и принципы социоанализа, проследить роль повествовательных стратегий в социологии эпохи постсовременности,
9 исследовать эпистемологический статус биографического метода в социологии; проанализировать онтологические и эпистемологические причины «ренессанса» биографического метода в социологии, его возможности, перспективы и эпистемологические препятствия, встречающиеся на его пути; проследить роль биографического подхода в социологии эпохи постсовременности с точки зрения соотношения микро- и макроперспектив исследования и соответствующих им масштабов анализа
Объектом исследования являются социально-гуманитарные науки Предмет исследования — эпистемологическая специфика определенных типов стратегий исследования в контексте «поворота» в социалыю-гуманитарных науках
Научная новизна диссертационного исследования определяется разработкой авторской концепции эпистемологической специфики определенных типов стратегий исследования в контексте «поворота» в социально-гуманитарных науках. Автором предложено и обосновано новое направление философско-эпистемологического анализа социально-гуманитарного знания, связанное с исследованием роли микростратегий и диалектики взаимодействия микро- и макростратегий в социально-гуманитарных науках В центре внимания в данной диссертационной работе находится диалог философии и социально-гуманитарных наук. Автор анализирует, как изменившиеся модели социального в философии повлияли на стратегии социально-гуманитарных наук, и, в свою очередь, как изменение стратегий исследования в этих науках запечатлелось в формировании новых образов социального универсума в философской рефлексии Дано оригинальное обоснование эпистемологического статуса масштаба как основы стратегии исследования в микроистории и микросоциологии Представлен авторский анализ философ-ско-эпистсмологических итогов постмодернистского «поворота» в историографии и социологии
1 Выделены новые аспекты в трактовке исследовательских стратегий социально-гуманитарных наук ведущими представителями европейской социально-философской мысли. Показано, что эти стратегии основаны на онтологии «непрозрачности» социальной реальности и представляют собой разные варианты преодоления этой «непрозрачности» У К. Маркса демистификация социального мира и прорыв к подлинному бытию — задача не только познания, но и практического преобразования мира и человека в движении к трансцендентным целям истории Ф. Ницше заложены основания эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального, названные самим Ницше «школой подозрения». Кредо исследова-
тельской сгратегии М. Вебера — объективировать рациональность, растворённую в мире повседневности. У П Бурдье эпистемологический принцип «подозрения» воплощается в анализе объективации как обязательном условии существования любой социальной науки — в необходимости подвергать научную практику социологической критике.
2 В новом ракурсе рассмотрена проблема стратегий социально-гуманитарных наук в постструктуралистской философии Выявлены и проанализированы те метаморфозы в стратегиях исследования, которые обусловлены постструктуралистским отказом от образов унифицированной социальной реальности и заменой их на такие ее модели, в которых доминируют идеи различия, дискретности, разрыва С позиций авторского подхода проанализирован вклад Коллежа Социологии в обновление стратегий исследования общества Рассмотрена концепция М. Фуко как архетипическая при обсуждении специфики социально-гуманитарных наук Выявлены и исследованы новые аспекты историографического проекта М Фуко осуществлён анализ рационалистической составляющей, фундирующей его концепцию историографии (эпистемологические поиски в области истории науки Г. Башляра и Ж Кангилема), охарактеризованы основные стратегии генеалогической историографии М Фуко, рассмотрено соотношение его философско-эпистемологических построений с направленностью исследовательских стратегий и методологической рефлексией в современной историографии
3. С позиций авторского подхода к стратегиям социально-гуманитарного знания выделены и исследованы новые аспекты в традициях русской философской и социально-гуманитарной мысли Эти традиции рассмотрены с философско-эпистемологической точки зрения: в контексте построения и обоснования программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента и стратегий исследования Поскольку центральное место в российском научно-публичном дискурсе всегда принадлежало истории, особое внимание уделено экспликации и анализу стратегий исторического исследования. Впервые в эпистемологическом ракурсе рассмотрены концепции с историософской направленностью как архетипические для традиций русской философской и социально-гуманитарной мысли Рассмотрено конституирующее влияние историософской составляющей и ее онтологического ядра — идей открытости и незавершенности истории, «онтологической причастности» человека к трансцендентным целям истории — на стратегии научного исследования
4 Предложен новый взгляд на философско-эпистемологическую ситуацию в современной исторической науке, через призму общих проблем, связанных с «поворотом» в социально-гуманитарном знании Показано, что изучение ситуации в историческом познании, осмысление его перспектив имеют не только локальное конкретно-научное значение, но позволяют понять глубинные смыслы трансформаций всего комплекса социально-гуманитарных наук Предложен и обоснован оригинальный подход к определению эпистемологического статуса микроистории как исследовательской
стратегии. Показано, что выбор микромасштаба дает возможность реконструировать жизненные стратегии, видимые только с очень близкого расстояния, и позволяет посмотреть на прошлое как на переплетение различных возможностей, далеко не все из которых воплотились в действительность.
Сделан вывод о том, что за счет применения особой исследовательской «оптики» микроанализ дает возможность отказаться от априорных конструкций и посмотреть на социальный порядок как подвижный, открытый, находящийся в процессе становления. Вычленены и проанализированы такие принципы микроисторических исследований, как изменение масштаба наблюдения, деконструкция априорных схем социальной стратификации, принцип неоднородности и динамичности социального контекста, отказ от телеологичности историографии, новая трактовка пограничного случая с точки зрения исторической генерализации Сделан новый вывод о том, что идеи дискретности и гетерогенности, ставшие атрибутом социальной реальности в философской рефлексии и концепциях социально-гуманитарных наук в эпоху постмодерна, получили свое конкретно-научное воплощение в исследовательской технике микроанализа исторического прошлого Обосновано, что повышенное внимание к индивидуальному в микроистории — это не пренебрежение к социальным общностям, напротив, индивидуальные поведенческие стратегии рассматриваются в направлении формирования групповой идентичности Рассмотрено, как решается проблема исторического нар-ратива с точки зрения микроистории Показано, что в контексте микроисторического подхода произошло «переоткрытие» эпистемологических возможностей исторической биографии Проанализированы взаимоотношения микро- и макроистории
5 С позиций авторского подхода дан развернутый философско-эпистемологический анализ постмодернистской экспансии в историографию Показано, что лингвистический поворот в историописании по-новому поставил одну из ключевых проблем исторического исследования — проблему принципов реконструкции прошлого. Обосновано, что главным содержанием этого поворота стала интенсивная методологическая рефлексия, направленная на эксплицирование обусловленности исторического исследования нарративными формами. Рассмотрена центральная проблема эпистемологии истории в ситуации постмодернистского «вызова» — проблема исторического нарратива. Выделены и проанализированы новые аспекты эпистемологического проекта Ф. Анкерсмита, основанного на постмодернистской трактовке исторического опыта. Отмечено, что в его основе лежит отказ от «присвоения прошлого» — от позитивистского образа прошлого как вещи или объекта, которым можно обладать, пребывающего в некоем неизменном, законсервированном виде. Показано, что антитезой реифицированному прошлому в концепции X. Уайта выступает обусловленная моральной оценкой исследователя-драмы истории игра тропологических стратегий, вызывающая к жизни образы прошлого; у Ф. Анкерсмита это познание прошлого через переживание, открывающееся в опыте ностальгии как матрицы исторического опыта. Сделан вывод о том, что идея неоднородности, дискретности опыта прошло-
го в постмодернистской историографии сведена к разнообразию дискурсивных стратегий историков.
6 Новым научным результатом является комплексный философско-эпистемологический анализ движения микросоциологии, инициированного им эпистемологического поворота и вызванных этим поворотом перемен в стратегиях социологического исследования По мнению диссертантки, одной из наиболее заметных тенденций современной социологии является либо акцент на микроракурсе исследования, либо стремление разработать такие стратегии социоанализа, в которых был бы навден баланс микро- и макроперспектив Отмечено, что проблема соотношения микро- и макростратегий исследования в социологии дает наиболее мощный импульс для современной рефлексии по поводу предмета социологии, поскольку микроанализ социальных процессов зачастую порождает представление о возможности социологии без понятия общества (социологическая версия проблемы «конца социального») Показано, что выбор микроракурса в социологии означает установку на изучение конструирования социальной реальности в процессах совместной деятельности и коммуникации людей, действующих в конкретных обстоятельствах, в «мелкомасштабных» социальных ситуациях Осуществлен новый подход к анализу концепций Н Элиаса, Л Тевено с точки зрения смены микро / макро-ракурсов исследования и обусловленной этой сменой игры познавательных стратегий
7 Выделены новые аспекты философско-эпистемологического анализа социологии в постмодернистском контексте Показано, что стратегии исследования социологии эпохи постмодерна определяются соответствующими онтологическими основаниями - изменившимися конфигурациями цивили-зационных практик распадом социальной реальности на различные поля и анклавы, породившем ощущение неопределённости, фрагментарности жизни, утратой социальных связей в больших общностях; плюрализмом жизненных миров Эти глубинные трансформации, а не постмодернистская мода, привели к тому, что распалось более или менее единое поле социологии Особо отмечено, что познавательный инструментарий прежней социологии не отброшен — в новых социально-культурных реалиях он подвергнут ревизии. В первую очередь это проблема соотношения качественных и количественных методов в социологии Проанализировано, как работает одна из заметных составляющих постмодернистского дискурса — конструктивистская парадигма, воплощаясь в исследовательские стратегии социологии (на примере социоанализа П. Бурдье и историко-ситуативного анализа В.А Тишко-ва) Рассмотрена роль анализа повествовательных стратегий в социологии как одной из важных форм реализации исследовательского интереса к субъективной стороне социального.
8. Предложен новый подход к обоснованию эпистемологического статуса биографического метода в социологии Ренессанс биографического метода рассмотрен как одно из важных направлений «антропологического поворота» в социологии Показано, что он обусловлен как причинами онтологического порядка — осознанием ценности различных типов субъективного
опыта, плюрализма жизненных миров и повседневных практик, — так и эпистемологической ситуацией, этот метод органично вписывается в исследовательские конфигурации эпохи постсовременности Отмечено, что главным «эпистемологическим препятствием» в использовании биографического метода в социологии является проблема репрезентативности индивидуального
Положения, выносимые на защиту:
1 Общим онтологическим фундаментом исследовательских программ ведущих представителей европейской социально-философской мысли, направленных на экспликацию генеалогии социального, выступает идея «непрозрачности» социальной реальности, главной целью — необходимость преодоления этой «непрозрачности» на основе разработки и применения соответствующих стратегий исследования Современное прочтение К Маркса позволяет увидеть в его работах прообразы микростратегий, которые в настоящее время играют большую роль в социально-гуманитарных науках (анализ формы стоимости товара как «экономической клеточки» буржуазного общества) Ф Ницше использованы такие принципы исследования генеалогии культуры, как применение «микроскопической психологии», смена «оптики исторических перспектив», мобилизация разных точек зрения на предмет, которые по смысловой нагрузке совпадают со стратегиями, основанными на варьировании масштаба анализа Принципы и установки исследования генеалогии социального у Ф Ницше нашли свое продолжение и развитие в таких стратегиях современных социально-гуманитарного наук, как проблематизация, деконструкция, варьирование масштаба анализа и исследовательской «оптики», анализ повествовательных структур, отказ от телео-логичности, множественность интерпретаций Концепция идеально-типического М Вебера стала связующим звеном между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими задачами В социоанализе П Бурдье осуществляется переход от генеалогии социального к «социальной генеалогии генеалогии»' «непрозрачна» не только социальная реальность, но и сознание «объективирующего субъекта», которое также нуждается в объективации Таким образом, Маркс, Ницше, Вебер, Бурдье предложили разные варианты проблематизации социальной реальности и различные пути преодоления ее «непрозрачности» Заданные ими стратегии исследования общества во многом определили направленность и многообразие поисков в сфере современного социально-гуманитарного знания.
2 Открытие новых измерений социального и отказ от модели структурной социальности привели к тому, что, в отличие от классической философии и науки, направленных на поиск единства и нивелировку различия, в постструктуралистском контексте доминирующими стали установки на поиск различия, неоднородности, случайности, разрыва как атрибутивных характеристик социальной реальности Кардинальные перемены в стратегиях социально-гуманитарных наук, произошедшие в период утверждения постструктуралистской философии, вызревали и подготавливались по двум ос-
новным линиям- 'смысло-ценностной и рационалистически-эпистемологической философии. Во французской философско-эпистемологической традиции первую линию символизирует Коллеж Социологии, вторая представлена исследованиями в области истории науки с ярко выраженной эпистемологической рефлексией Г Башляра и Ж. Кангилема. На перекрёстке этих двух направлений сформировалась концепция историографии М Фуко, оказавшая парадигмальное влияние на исследовательские стратегии социально-гуманитарных наук вообще и на самые известные историографические проекты современности, такие, как микроистория, концепция «Мест памяти», постмодернистская историография. Стратегиями генеалогической историографии М. Фуко являются: деконструкция привилегированной позиции современности как основы для герменевтического истолкования прошлого, отказ от презентизма и телеологизма, проблематизация как способ изучения истории, установка на поиск нередуцированного различия и случайности
3. Поскольку исторической науке принадлежит особое место в пространстве русской социально-гуманитарной мысли, методология истории предстает у российских исследователей не в узко-предметном смысле, а как методологический архетип наук о культуре вообще Ведущими стратегиями исторического исследования в традициях русской мысли являются' проблематизация исторической действительности, трактовка исторического источника не как чисто вещественного свидетельства, а как смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим, отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в истории, снятие оппозиции номотетического и идиографического направлений, отказ от натуралистического подхода к прошлому, когда оно рассматривается как раз и навсегда завершившаяся реальность, использование биографического метода, необходимого в силу причастности каждой личности к трансцендентным целям истории. В литературоведческом варианте русской гуманитаристики — «эстетике истории» М М Бахтина — генеральная стратегия социально-гуманитарных наук трактуется как экспликация внутренней социальности, зашифрованной в речевых жанрах Это даёт основание отнести исследовательскую стратегию М М. Бахтина к традициям «школы подозрения».
4 Важнейшим итогом «поворота» в социально-гуманитарных науках является изменение моделей социальности и соответствующих им стратегий исследования Для воспроизведения новых моделей социального, в которых дискретность, неоднородность, мозаичность выступают как атрибутивные характеристики социальной реальности, необходимы смена «фокусных» расстояний, выбор соответствующего масштаба наблюдения, сочетание различных исследовательских стратегий Эти установки нашли адекватное воплощение в микростратегиях, исследовании микромеханизмов производства социального (столкновения индивидуальных жизненных траекторий и образования на их пересечении новых миров социальной коммуникации и действия), — ив повествовательных стратегиях — одном из генеральных направ-
лений современной гуманитаристики, в котором производство социальности рассматривается через призму риторических приемов
5. Идея дискретности и гетерогенности исторической реальности обрела адекватное эпистемологическое воплощение в стратегиях, основанных на варьировании масштаба исследования Уменьшение масштаба в историческом исследовании означает не локализацию наблюдения, а возможность открыть механизмы конструирования определенных социальных порядков. «Схватывание» определенных измерений социальности невозможно при использовании исследовательской оптики уровня макроконцепций. Эпистемологический статус микроистории заключается в следующем микроистория — это направление историографии, основанное на исследовательской стратегии особого рода, позволяющей через реконструкцию опыта индивида и микрогрупп выйти на уровень объективации социального Уменьшение масштаба в микроистории является основой исследовательской стратегии, соразмерной новому образу социального универсума
6 Проблемы, поставленные постмодернизмом, не являются навязанными историографии извне: они давно вызревали в самой историографии, постмодернизм же предложил для их решения развернутый аппарат методологической рефлексии Суть «постмодернистского вызова» — крушение «наивного» представления об исторической реальности, расставание с натуралистическим подходом к прошлому, когда последнее рассматривается как объект естествознания, единая для всех людей овеществленная реальность. Важнейшими стратегиями постмодернистской историографии являются тро-пологические стратегии (X Уайт, Ф. Анкерсмит), а также проблематизация субъекта исторического познания. Значимость постмодернистских стратегий заключается в возможности более глубокого понимания природы исторической репрезентации, стимулировании методологической рефлексии по поводу эпистемологических стандартов исторического исследования Главным итогом «постмодернистского вызова» в исторической науке стало переосмысление способов получения и представления знания, открытие и анализ значимости литературных форм в создании исторических нарративов Вместе с тем в контексте постмодернистской историографии произведена замена реальности прошлого «эффектом реальности», создаваемым исторической репрезентацией, акцент сделан на дискурсивной практике историка, поэтому постмодернизм остался маргинальной позицией для исторического исследования
7. Основным итогом «вызова микросоциологии» является не «деонто-логизация» социологического знания, а построение новой онтологии социального и разработка соответствующих этим онтологическим основаниям стратегий и техник исследования Сутью эпистемологического поворота, вызванного движением микросоциологии, является разработка таких стратегий исследования, которые дают возможность исследовать производство социального через индивидуальное Одним из главных результатов этого поворота является актуализация и развитие качественных методов в социологии Это обусловлено необходимостью проникновения в субъективные смыслы,
продиктованной микроаналитическими подходами в разных их воплощениях Микроанализ социальной жизни, как и микроистория, не означает забвение больших социальных общностей, смена ракурса исследования ведет к тому, что закономерности функционирования социальных структур и институтов открываются через призму жизненных судеб и жизненного опыта конкретных акторов Микросоциологический поворот открыл возможности для изучения новых ракурсов социального и привел к отказу от монополии макропарадигмы — но не от самой макросоциологии при изучении крупномасштабных процессов общественного развития невозможно обойтись без категориального аппарата и методологии макросоциологического уровня
8 Онтологический фундамент социологии в контексте постмодерна образован трансформациями самой социальной реальности, распадом ее на различные поля и анклавы, разрушением социальных связей в больших общностях, возрастанием значения небольших социальных групп с ярко выраженной локальной солидарностью, усложнением жизненных миров и умножением типов индивидуального опыта, плюрализмом повседневных практик. Эти процессы обусловили возрастание научного интереса к локальным формам бытия социального Именно глубинные трансформации социальной реальности, «тектонические сдвиги» в основаниях культуры привели к тому, что были найдены некоторые точки пересечения между постмодернизмом и социологией, и постмодернистско-поструктуралистский комплекс идей нашел определенный отклик в социологической науке В социологии не сформировались стратегии исследования, которые можно было бы назвать собственно постструктуралистско-постмодернистскими, однако постмодернистское движение стало важным этапом рефлексии по поводу ее принципов, установок и стратегий Самыми заметными тенденциями социологии в постмодернистском контексте являются следующие Во-первых, заметно возросшая популярность и актуализация качественных методов, ставшая ответом на «вызовы» микросоциологии и постмодернизма Акцент на качественных стратегиях обусловлен потребностями в проблематизации социальной реальности, отказом от априорных схем ее описания и истолкования. Во-вторых, возрастание роли конструктивистской парадигмы, которая в современной социологии прошла путь от философской концепции до стратегии социоанали-за В-третьих, в социологии в контексте постмодерна, как и в других сферах социально-гуманитарного знания, значительное место занимает нарративный анализ
9. Биографический подход в социологии эпохи постсовременности перестал быть просто одним из методов он является квинтэссенцией определенной исследовательской стратегии, ориентированной на познание социальной жизни через обращение к субъективному и индивидуальному Кульминацией этой стратегии выступает эпистемологическая переоценка роли единичного случая Ее возможности охватывают и индивидуальное как проявление типичного, и индивидуальное как маргинальное Биографическая стратегия дает возможность увидеть, как смешиваются и взаимодействуют макро- и микросоциальные факторы на протяжении всего жизненного пути
индивида, взаимодействуют перекрёстные виды анализа, представляющие как макро-, так и микроуровень исследования, что позволяет перейти от индивидуального к социальной динамике — и наоборот. Сопоставление различных масштабов анализа выявляет ракурсы, в которых по-новому открывается социальная реальность. Такое понимание и применение биографического метода снимает напряженность дихотомии микро- и макросоциологии
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в следующем
Философская рефлексия, направленная на анализ эпистемологической специфики стратегий исследования в социально-гуманитарных науках, способствует переосмыслению места этих наук в перспективах современной культуры Данная работа открывает новое направление в социальной эпистемологии, связанное с анализом диалектики взаимодействия микро- и макростратегий исследования в социально-гуманитарных науках, и тем самым стимулирует поиск философско-эпистемологических оснований постклассической рациональности в социально-гуманитарном измерении, способствует обновлению методологических принципов и подходов в науках, изучающих общество и человека
Материалы исследования могут быть использованы для разработки образовательных программ и лекционных курсов по методологии науки, социальной философии, социологии, истории. Результаты исследования используются автором при чтении курсов лекций по дисциплинам «Философия» и «Философия и история науки» соответственно для студентов и аспирантов социально-экономического университета
Апробация работы Основные положения, результаты и выводы диссертационного исследования докладывались на заседаниях кафедры философии и политологии Саратовского государственного социально-экономического университета, на научных конференциях по итогам НИР в СГСЭУ (1987 — 2008 гг.), на международных, российских, региональных и межвузовских научных конференциях
Российской научной конференции «Современная западная философия мир человека и мир культуры на пороге третьего тысячелетия» (Челябинск, 1994), Международной научно-теоретической конференции «Нравственный императив интеллигенции: прошлое, настоящее, будущее» (Иваново, 1998), Международной научно-теоретической конференции «Интеллигенция и ин-теллигентоведение на рубеже XXI века итоги пройденного пути и перспективы» (Иваново, 1999), Международной научно-теоретической конференции «Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы» (Иваново, 2002), Международной научно-теоретической конференции «Интеллигенция XXI века тенденции и трансформации» (Иваново, 2003), Международной научной конференции «Психология системного функционирования личности» (Саратов, 2004); Международной научно-теоретической конференции «Человек и социум в трансформирующемся мире» (Саратов, 2005 и 2006 гг.), Международной научной конференции «Свобода и рациональность» (Санкт-Петербург, 2005); Региональной научной
конференции «Актуальные проблемы социального и производственного менеджмента» (Саратов, 2005); Международной научно-теоретической конференции «Этнонациональные императивы и нравственные ценности интеллигенции» (Иваново, 2005), Международной научной конференции «Онтология в XXI веке проблемы и перспективы» (Санкт-Петербург, 2006), Международной научно-теоретической конференции «Интеллигенция в процессах преобразования мира- исторические вызовы, социальные проекты и свершения» (Иваново, 2007), Международной научной конференции «Бытие как центральная проблема онтологии» (Санкт-Петербург, 2007); Российской научной конференции «Художественное образование: преемственность и традиции» (Саратов, 2007), Всероссийской научно-практической конференции «Системогенез учебной и профессиональной деятельности» (Ярославль, 2007), Межвузовской научной конференции «Философия и искусство» (Саратов, 2007)
Основное содержание работы отражено в публикациях автора 54 работы общим объемом более 40 п л , из них две авторских монографии, 7 статей в журналах, входящих в список ВАК
Работа выполнена на кафедре философии и политологии Саратовского государственного социально-экономического университета
Структура диссертации включает введение, три главы, восемь параграфов, заключение и библиографию
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, анализируется степень ее разработанности, определяются цель и задачи исследования, излагаются теоретико-методологические основы работы, формулируется научная новизна диссертации и положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практическая значимость проведённого исследования, характеризуются формы апробации основных идей
В первой главе «Стратегии социально-гуманитарных наук в философском ракурсе: традиции и современность» анализируются онтологические основания и главные цели философско-эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального, в традициях западной и отечественной философской и социально-гуманитарной мысли, а также влияние постструктуралистской философии на изменение моделей социальности и стратегий исследования в социально-гуманитарных науках
В первом параграфе «Генеалогия социального в европейской философии: онтологический фундамент социально-гуманитарных наук» рассматриваются исследовательские программы классиков европейской социально-философской мысли и влияние этих программ на стратегии и установки, которые играют ключевую роль в современных социально-гуманитарных науках
Показано, что общим фундаментом самых значительных исследовательских программ в европейской социально-философской мысли от К Маркса до П Бурдье выступает идея «непрозрачности» социальной реальности, которую необходимо преодолеть, выработав соответствующие стратегии исследования
По Марксу, социальный мир должен вызывать у исследователя подозрение, недоверие, поскольку существенное в нем скрыто за наслоениями иллюзий, мистификаций Пафос поиска истины в марксизме детерминирован верой в наличие трансцендентных целей в социально-историческом бытии Поэтому найти за иллюзорными формами трансцендентное — значит не просто открыть законы социального прогресса, но и приобрести этически нагруженное знание По мнению диссертантки, современное прочтение Маркса позволяет увидеть в его работах и, прежде всего, в «Капитале» прообразы микростратегий, которые в настоящее время играют большую роль в социально-гуманитарных науках (анализ формы стоимости товара как «экономической клеточки» буржуазного общества) Современные трактовки микроанализа показывают, что «мелочи», вокруг которых сосредоточены исследовательские усилия микросоциологии, микроистории, микроэкономики, дают возможность открыть новые формы объективации социальною, не видимые на макроуровне
Кредо философской линии, связанной с исследованием генеалогии социального, сформулировал Ф. Ницше Говоря об оценке своих произведений, Ницше подчеркивает, что все его произведения можно назвать «школой подозрения», поскольку любое действие мыслитель рассматривает как знак чего-то сокрытого или скрываемого «Подозрение» как эпистемологический принцип направлено у Ницше на историю моральных норм и предрассудков, на экспликацию исторического смысла ценностей.
Ф Ницше заложены основания будущих эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального. В стратегиях и установках современного социально-гуманитарного знания, таких как проблема-тизация, деконструкция, отказ от телеологичности, множественность интерпретаций, необходимость варьирования исследовательской «оптики» и масштаба анализа легко узнаваемы идеи и образы генеалогии морали и истории Ф. Ницше Размышления Ницше о взаимосвязи языкознания и истории морали выступают предвестием постмодернистской трактовки роли языка в науке, когда обнаружилось, что за идеологической ангажированностью научного дискурса скрывается ещё более глубокая «завербованность» (Р Рорти) научного интеллекта повествовательными структурами, его «зачарованность» языком
Идея «непрозрачности» социальной реальности была близка и М. Ве-беру. Главная цель понимающей социологии М Вебера — объективировать рациональность, растворенную в мире повседневности Концепция идеально-типического стала связующим звеном между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими задачами.
И, наконец, П. Бурдье переходит от генеалогии социального к «социальной генеалогии генеалогии», «непрозрачна» не только социальная реальность, но и сознание «объективирующего субъекта», которое также нуждается в объективации С точки зрения Бурдье анализ объективации — необходимое условие существования любой социальной науки. Принцип «подозрения» здесь заключается в необходимости подвергать научную практику социологической критике, «объективировать объективирующего субъекта». Поэтому познание общества невозможно без реконструкции «социальной истории социальных наук».
Таким образом, Маркс, Ницше, Вебер, Бурдье предложили разные варианты проблематизации социальной реальности и различные стратегии преодоления ее «непрозрачности» Заданные ими векторы исследования общества во многом определили направленность и многообразие поисков в сфере современного социально-гуманитарного познания
Во втором параграфе «"Другая социальность": стратегии исследования общества в контексте философии различия» рассмотрены те метаморфозы в стратегиях социально-гуманитарных наук, которые обусловлены отказом от образов унифицированной социальной реальности и заменой их на такие ее модели, в которых доминируют идеи различия, дискретности, разрыва Анализ осуществляется на материале французской философско-эпистемологичсской традиции, поскольку в ней рельефно воплотились эти установки
Постструктуралистскую философию часто называют философиеи различия, поскольку, в отличие от классической метафизики, в ней делается акцент на различиях, разрывах, инаковости. Вызревание и подготовка этой метаморфозы, оказавшей фундаментальное влияние на изменение исследовательских стратегий социально-гуманитарных наук, происходили по разным направлениям Но все же в этой мозаике мысли явственно различимы два типа изменений, встречающихся и усиливающих друг друга в некоторых узловых точках. М. Фуко говорил о двух линиях в философии философии опыта, смысла и субъекта, с одной стороны, и философии знания, рациональности и понятия — с другой Цель данного параграфа — показать, как формирование образов "другой социальности" и стратегий ее исследования происходило по двум этим направлениям По мнению автора, во французской философии XX в. удалось найти динамичное равновесие между смысло-ценностной и рационалистически-эпистемологической составляющими поиска Во французской философии и эпистемологии они взаимно удостоверяют друг друга, каждая из этих линий становится для другой проверочной инстанцией, дающей возможность в определенном смысле верифицировать полученные результаты, посмотреть, как они работают на иной «территории» мысли. Именно это позволило французской философско-эпистемологической мысли оказать такое значительное влияние на постструктуралистско-постмодернистский комплекс в западной культуре в целом.
Символом первой линии, по мнению диссертантки, является знаменитый Коллеж Социологии. В атмосфере этого кружка интеллектуалов уста-
иовка на различие, гетерогенность, инородность в познании общества и человека конденсировалась до такой степени, когда не будет преувеличением сказать, что идеи обрели статус архетипа Вторая линия воплотилась в необычайно содержательных и скрупулезных исследованиях в области истории науки уровень анализа оказался настолько глубок, что позволил выйти на философско-эпистемологические обобщения, раздвинувшие границы тех полей конкретных наук, история которых дала первоначальный импульс исследованию.
У Г Башляра материалом для историко-научных и методологических размышлений выступала преимущественно физика, у Ж Кангилема — науки о жизни, тем не менее, именно их эпистемологические поиски в немалой степени способствовали переосмыслению и радикальному обновлению познавательного арсенала социально-гуманитарных дисциплин У Башляра это прежде всего концепция эпистемологических разрывов и препятствий, его микроэпистемология, в центре которой — случайность как характеристика самой реальности. Ж. Кангилем как историк науки исследовал науки о жизни Фуко отмечает кажущуюся парадоксальность ситуации мыслитель, сосредоточивший свои усилия в достаточно локальной области истории науки, оказал глубинное влияние на формирование новых подходов во французской философии и в сфере социально-гуманитарных наук (П Бурдье, Р. Кастель, лака-нисты, французские марксисты). Это становится понятным, если видеть в истории науки развертывание истории разума, эволюцию форм рациональности на фоне метаморфоз гуманизма Представляется, что это воздействие обусловлено глубоким переосмыслением эпистемологического инструментария, именно поэтому оно оказалось столь значимым для мыслителей совершенно разных идейных направлений. Кажущаяся ограниченность анализа рамками истории наук о живом на самом деле способствовала методологической дисциплине мысли. Познание жизни в трактовке Кангилема является благоприятной почвой для некумулятавистской интерпретации истории науки, лейтмотивом звучит тема прерывности, заявляющая о себе через изменение масштаба анализа, выявление новых оснований исследования
Идеи различия, разрыва, случайности, препятствия стали вдохновляющими и в интеллектуальной атмосфере знаменитого Коллежа Социологии, оказавшего существенное влияние на вызревание и формирование новых подходов в социальных науках. Кредо «сакральной социологии» Коллежа — идея неоднородности социального мира. Понятия однородности (гомогенности) и инородности (гетерогенности) в социальном контексте специально рассматривает Ж Батай в известной работе «Психологическая структура фашизма». Он употребляет эти понятия и в онтологическом, и в эпистемологическом смысле Доминирующей исследовательской стратегией сакральной социологии выступает познание различия, не подвергнутого «интеллектуальной редукции».
На перекрестке этих двух направлений мысли родилась концепция историографии М Фуко. В контексте данного исследования она представляет особый интерес, поскольку позволяет увидеть, какие конкретные результаты
дало постструктуралистское движение в обновлении стратегий социально-гуманитарных наук.
Творчество Фуко стало архетипическим при обсуждении проекта социально-гуманитарных наук. Как известно, антропологический поворот и, собственно, появление гуманитарных наук Фуко связывал со сменой эпистемы европейской науки в конце XVIII в. Для классической эпохи, констатирует Фуко, были характерны однородность, непрерывность поля знания. Появление же человека в этом поле приводит к расщеплениям, разрывам. Фиксируются дискретность, гетерогенность реальности и ее репрезентации — те атрибуты современной эпистемы, без которых невозможно понять существо многих исследовательских стратегий, сложившихся в социально-гуманитарных науках.
Генеалогическая историография Фуко строится на деконструкции привилегированной позиции современности как основы для герменевтического истолкования прошлого Безусловное предпочтение гетерогенности и различию, отдаваемое Фуко в противовес единству и однородности, - известный атрибут общего постмодернистского контекста В концепции Фуко различие не только обладает первичной онтологической ценностью по сравнению с единством и непрерывностью — в его историографии оно приобретает самодостаточный и вполне законный статус, разворачивая на себя вектор генеалогического анализа. Это новое направление противоположно устремлениям классической рациональности, поскольку различие не ассимилируется, не поглощается однородностью, а, напротив, разрушает однородность и непрерывность
Одной из ключевых стратегий «прочтения» истории у Фуко является проблематизация Это стремление обойти «привычную очевидность» устоявшихся понятий, проанализировать, каким образом те или иные практики привели к формированию соответствующих систем мысли, распутать то переплетение различных действий и сил, в результате которого на определенную реальность стали смотреть не просто как на некоторую данность, но как на нечто, нуждающееся в дешифровке Проблематизация, таким образом, выступает той установкой, которая дает возможность не просто декларировать гетерогенность реальности и познавательных подходов, но и сделать эти идеи основой эффективной стратегии исследования, приводящей к нетривиальным результатам
Историографическая концепция Фуко при всей неоднозначности отношения к ней стала неотъемлемой частью менталитета современных историков. Категория разрыва является центральной категорией в одной из самых известных исторических концепций конца XX в. — концепции «мест памяти» соотечественника Фуко П Нора Нельзя не заметить, что перспектива, намеченная Фуко, по крайней мере, на уровне тенденции совпадает с направленностью тех академических стратегий, которые востребованы сейчас в пространстве социально-гуманитарного знания. Более подробно соотношение философско-эпистемологических построений Фуко с направленностью исследовательских стратегий и методологической рефлексией в современной
историографии (микроистория, постмодернистская историография) рассматривается во второй главе диссертации
В третьем параграфе «Образы социально-гуманитарного знания в традициях русской мысли» рассматривается творчество русских мыслителей — философов и учёных-гуманитариев — в эпистемологическом ракурсе, в контексте построения и обоснования программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента и стратегий исследования
Обращаясь к анализу исследовательских стратегий социально-гуманитарного знания в традициях отечественной философии и науки, диссертантка выделяет в многообразии философских, исторических, политических, социологических идей концепции с историософской направленностью как архетипические для традиций русской мысли Подчеркивая, что историософский импульс может быть представлен в различной степени — от общих координат онтологического контекста до главного системосозидающего фактора той или иной концепции, — автор анализирует конституирующее влияние историософской составляющей на стратегии научного исследования
Поскольку особое место в пространстве русской социально-гуманитарной мысли всегда принадлежало истории, методология истории предстает у российских исследователей не в узко-предметном смысле, а как методологический архетип наук о культуре вообще
Рассмотрено консгитуирующее влияние историософской составляющей и ее онтологического ядра — идей открытости и незавершенности истории, «онтологической причастности» человека к трансцендентным целям истории — на стратегии научного исследования в концепциях АС. Лаппо-Данилевского, Л П Карсавина, М И Кагана, М М. Бахтина
Автор приходит к выводу, что ведущими стратегиями исторического исследования в традициях русской мысли являются проблематизация исторической действительности; трактовка исторического источника не как чисто вещественного свидетельства, а как смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим, отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в истории, снятие оппозиции номотетического и идиографического направлений, отказ от натуралистического подхода к прошлому, когда оно рассматривается как раз и навсегда завершившаяся реальность, использование биографического метода, необходимого в силу причастности каждой личности к трансцендентным целям истории В литературоведческом варианте русской гуманитаристики — «эстетике истории» М М Бахтина — генеральная стратегия социально-гуманитарных наук трактуется как экспликация внутренней социальности, зашифрованной в речевых жанрах Это дает основание отнести исследовательскую стратегию М М. Бахтина к традициям «школы подозрения».
Во второй главе «Стратегии исторического исследования в философской рефлексии и научной практике» рассматривается, как философ-ско-эпистемологаческие проблемы, связанные с «поворотом» в социально-гуманитарном знании, проявились в современном состоянии исторической
науки, и как эти перемены повлияли на стратегии исторического исследования
В первом параграфе «Микроистория как исследовательская стратегия» осуществляется философский анализ эпистемологической специфики микроистории
Начиная с 1970-х гг микроисторический подход занимает важное место в эпистемологических дискуссиях среди историков Примат практики, экспериментирующий характер, возвращение познавательной ценности исторического знания (в противовес постмодернистскому пантекстуализму) привлекли к микроистории внимание многих историков во всем мире
В проекте микроистории привлекает не только его гуманистическая направленность по мнению автора, он интересен тем, что представляет собой обоснование и практическое воплощение соразмерной этому морально-гуманистическому пафосу исследовательской стратегии Сами историки отмечают отсутствие эксплицитного обоснования эпистемологического статуса микроистории (Ю Л. Бессмертный) Решение этой задачи и является основной целью данного параграфа диссертации
По мнению диссертантки, серьезные возражения вызывает сведение смысла названия «микроистория» только к изучению малого исторического объекта С этой точки зрения, если воспользоваться иллюстрацией Дж. Леви, местная коммуна — предмет изучения микроистории, а взаимосвязь между коммунами, областями, государствами изучает история более «крупного масштаба» В такой трактовке масштаб онтологизируется, рассматривается только как характеристика самой реальности. По, когда речь идет о масштабе, далеко не всегда имеются в виду параметры исследуемых объектов Здесь главное, что уменьшение масштаба, или «применение микроскопа» в истории означает не просто локализацию наблюдения, а возможность открыть механизмы конструирования воспроизводимых социальных порядков Возникает проблема невозможности «схватывания» определенных измерений социальности при использовании исследовательской «оптики» уровня макроконцепций. Выбор микромасштаба дает возможность реконструировать жизненные стратегии, видимые только с очень близкого расстояния Если в классической парадигме познание социального мира строилось на основе априорно заданной кодификации, то рассмотрение «под микроскопом» позволяет увидеть такой контекст, который выявляет не заметную на уровне макроанализа значимость вещей Применение стратегии микроанализа становится актом деконструкции априорных социальных стратификаций и позволяет посмотреть на прошлое как на переплетение различных возможностей, далеко не все из которых воплотились в действительность Поэтому онтология микроистории носит вероятностный характер, это онтология возможного
Изменение масштаба становится основой стратегии, позволяющей исследовать, каким образом организация жизни в локальных общинах, основанных на личных связях людей, конструирует социальные структуры более высокого порядка, в которых непосредственно-личные отношения заменяются отчуждённо-овеществлёнными При этом внимание исследователя фоку-
сируется на таких объектах, как структура семьи и домохозяйства в данной локальной общине, системы родственных и соседских связей, местные политические структуры, культурные стереотипы, средства социального контроля, иными словами, на совокупности факторов, которые формируют жизненные стратегии и тем самым сообщают импульсы этой сложной социальной динамике Социальные группы предстают не как объективные данности, а как конфигурации, формирующиеся в результате сознательного или стихийного пересечения индивидуальных траекторий.
Рассмотрено соотношение микро- и макроистории Известно, что микроистория выступила если не как альтернатива макроисторической версии социальной истории, то как весьма критическая реакция на неё Одно из принципиальных расхождений между ними связано с пониманием роли единичного, случайного Забвение уникального и индивидуального в пользу безликих макроструктур — основная претензия микроанализа к традиционной историографии В фокусе макроистории как истории социальных общностей — повторяющиеся события, регулярности, предметом исследования является типичное, повторяющееся В микроистории же действует установка на аномалию, а не на аналогию При этом наибольший интерес представляют такие случаи, которые невозможно редуцировать к типичному, которые не укладываются в определенные нормы и требуют интерпретации с учетом специфики контекста На первый план выдвигается не социальная когерентность, а, напротив, по выражению Дж Леви «зазоры» в социальных системах, так как именно в них проявляется возможность свободы выбора индивидов и впоследствии именно стратегии «маленьких людей» формируют новые механизмы агрегации системы
Диссертантка подчеркивает, что повышенное внимание к индивидуальному в микроистории — это не пренебрежение к социальному, напротив, индивидуальные поведенческие стратегии рассматриваются в направлении формирования групповой идентичности Скорее, микроисторический подход снабдил социальный анализ новыми переменными
Автор присоединяется к следующей точке зрения: поскольку любой исторический персонаж вписан во множество контекстов, отношения между микро- и макроисторией можно интерпретировать на основе принципа дополнительности Н Бора
Интерес к прерывности, различию, разрозненности в противовес непрерывности, однородности, единству, многократно и многопланово провозглашенный и осмысленный постструктуралистской философией, в микроаналитических исследованиях получает конкретно-научное воплощение Когда под «микроскоп» историка попадает жизнь отдельного человека, то перипетиям этой жизни становятся соразмерны такие исследовательские инструменты, которые могут репрезентировать и различие, и нередуцируемую случайность и показать, как из столкновения этих случайностей и разрознен-ностей рождается социальное целое, как именно в точке пересечения индивидуальных траекторий начинает складываться социальная закономерность
Рассмотрена взаимосвязь микроистории с концепцией историографии М Фуко Показано, что установка на преодоление телеологичности историографии объединяет и концепцию Фуко, и движение микроистории Сторонники микроанализа предлагают взгляд на прошлое, отказавшись от преимуществ (часто мнимых) того ракурса, с которого прекрасно виден итог исторического пути. Диссертантка показывает, что в представлениях об уликовой, или дивинационной, парадигме К. Гинзбурга просматриваются и явные, и неявные параллели с идеями М Фуко. Но если Фуко связывает такой тип знания с эпистемой XVI в., то К Гинзбург видит большие возможности дивинационной эпистемологии и в современном знании - медицине, филологии и, конечно, историографии. Автор обнаруживает и серьезные расхождения Гинзбурга и Фуко по проблемам стратегии исследования Главное из них заключается в следующем Фуко не используются те возможности реконструкции и, как следствие, реабилитации народной культуры, которые активно задействованы в микроистории.
Несмотря на гетерогенность такого движения, каким является микроистория, его представители удивительно единодушны п отрицании релятивизма. И в программных эпистемологических заявлениях, и, что, наверное, еще более важно, в собственной историографической практике микроисторики исходят из установки на познание исторической реальности, именно реальности, а не ее текстуальных измерений, как в постмодернизме. Но признание объективно существующих структур социума не ведет к выводам в духе «наивного реализма»
Рассмотрено, как решается проблема исторического нарратива с точки зрения микроистории. Повествование в жанре микроистории — это всегда реконструкция конкретных фактов, которые в традиционной истории часто заслонены нормативными системами Обращается внимание на то, что предметом рассказа становится и сам рабочий инструментарий историка На глазах и при предполагаемом участии заинтересованного читателя ставится эксперимент, апробируются познавательные приемы и методы доказательств, возможные интерпретации читатель становится как бы соучастником расследования
Показано, что особое место в микроистории занимает биографический жанр Это неудивительно: при реконструкции пограничных случаев, казусов трудно переоценить возможности биографического метода Происходят «переоткрытие» возможностей исторической биографии, своеобразный ренессанс этого древнейшего жанра историописания. В размышлениях об эпистемологических возможностях биографии в истории сфокусировались многие значимые проблемы современной исторической науки
Среди основных исследовательских установок микроистории автор выделяет следующие1 изменение масштаба наблюдения, деконструкцию априорных схем социальной стратификации, принцип неоднородности и динамичности социального контекста, новую трактовку пограничного случая с точки зрения исторической генерализации.
Диссертантка определяет эпистемологический статус микроистории следующим образом: микроистория — это направление историографии, основанное на исследовательской стратегии, позволяющей через реконструкцию опыта отдельного индивида и микро1рупп выйти на уровень объективации социального.
Таким образом, идеи дискретности и гетерогенности, ставшие атрибутом социальной реальности в философской рефлексии и концепциях социально-гуманитарных наук во второй половине XX в, получили своё конкретно-научное воплощение в технике микроанализа исторического прошлого. Уменьшение масштаба в микроисторических исследованиях является основой исследовательской стратегии, соразмерной новому образу социального универсума
Во втором параграфе «Постмодернистская парадигма в историографии: философско-эпистемологические уроки» дается развёрнутый фило-софско-эпистемологический анализ постмодернистского движения в историографии и рассматривается влияние постмодернистских установок на стратегии исследования в исторической науке
Мода на постмодернизм, захватившая социальные науки в конце XX в, сменяется его угасанием Поэтому именно сейчас, на исходе первого десятилетия XXI в , когда прошел постмодернистский бум, настало время ответить на вопросы, каким оказался прагматический потенциал постмодернистской программы развития науки, насколько она операциональна в решении конкретных научных проблем, в чем заключав гея влияние постмодернистско-постструктуралистского комплекса на стратегии научного исследования?
Современное состояние исторической науки характеризуется как отечественными, так и зарубежными исследователями как время подведения определенных итогов постмодернистского «вызова» в историографии. Движение, которое впоследствии получило название лингвистического поворота, или постмодернистского «вызова», начинает набирать силу в западной историографии со второй половины XX в. При всей неоднозначности отношения исторического научного сообщества к постмодернизму нельзя не признать, что он затронул болевые точки мировой исторической науки, и экспансия этого умонастроения в историю вызвала мощный резонанс
Трактовка эпистемологических проблем исторического исследования в постмодернизме определяется пониманием предназначения истории- исто-риописание (в силу значимости особенностей литературного стиля) наряду с искусством принадлежит культуре и противопоставляется науке. Такой подход задаёт координаты решения всех стержневых проблем исторического познания.
Основным содержанием лингвистического поворота стала интенсивная методологическая рефлексия, направленная на эксплицирование обусловленности исторического исследования нарративными формами. Центральной проблемой эпистемологии истории в ситуации «постмодернистского вызова» является проблема исторического нарратива. В постмодернистском ракурсе историческое исследование предстает не как воспроизведение прошлого, а
как комментарий к изучаемым источникам, текст, который впоследствии будет различным образом истолкован разными читателями Естественно, возникает проблема возможных границ субъективных проекций на историческую действительность
Главное в концепции основоположника постмодернистской историографии X. Уайта — это проблема значимости историографического стиля, понимание исторического исследования как дискурсивной практики Тропо-логия выступает инструментом анализа различных измерений исторического дискурса Речь идет о том, что историк, сделав свой выбор тропологической модели, задаёт этим выбором и тип научного объяснения, и типы интересующих его сюжетов, и в конечном счете тот базовый нарратив, который «организует» жизнь истории. Тропологические фигуры Создают «эффект реальности» в историописании. Концепция X. Уайта устойчиво ассоциируется с приоритетом риторических фигур в историческом исследовании и даёт основания для упрёков в радикальном релятивизме. «Вторжение» постмодернизма на территорию историографии привело к вытеснению реальности прошлого «эффектом реальности», создаваемым исторической репрезентацией, историческое объяснение уступило место «эффекту объяснения»
Диссертанткой проанализирован эпистемологический проект Ф Ан-керсмита, основанный на постмодернистской трактовке исторического опыта Именно взгляд на природу исторического опыта во многом задает направленность исследовательских стратегий постмодернистской историографии Показано, что в основе концепции Ф Анкерсмита лежит отказ от «присвоения прошлого» — от позитивистского образа прошлого как вещи или объекта, которым можно обладать, пребывающего в некоем неизменном, законсервированном виде Нидерландский философ противопоставляет натуралистическому подходу к прошлому ностальгию как матрицу исторического опыта. По мнению диссертантки, проблематично говорить об опыте ностальгии как об универсальной познавательной интенции; это умонастроение очень трудно эксплицировать, если смотреть на него как на исследовательскую стратегию. Анкерсмитовская версия исторического опыта представляет собой скорее «метафорический» взгляд на характер историографической практики С точки зрения автора, наиболее значимым результатом концепции постмодернистской историографии Ф Анкерсмита является проблематиза-ция субъекта исторического познания
Как один из ярких примеров воплощения постмодернистской парадигмы в историографии рассмотрена возникшая на пересечении литературы и истории «филологическая» ветвь истории, в которой исторический источник становится объектом применения литературоведческих методов.
Подчеркивается, что проблемы, поставленные постмодернизмом, не являются навязанными историографии извне: они давно вызревали в самой историографии, постмодернизм же предложил для их решения развернутый аппарат методологической рефлексии Лингвистический поворот в историописании по-новому поставил одну из ключевых проблем исторического исследования — проблему принципов реконструкции прошлого. Главный ре-
зультат «постмодернистского вызова» — крушение «наивного» представления об исторической реальности, расставание с натуралистическим подходом к прошлому, когда последнее рассматривается как объект естествознания, единая для всех людей овеществленная реальность Стремление учесть многообразие культурных, лингвистических форм, в которых находит выражение исторический опыт, приводит к утрате монополии на истину определенных исторических нарративов В исследовательской практике это воплощается в создании истории, основанной на личных, интимных текстах, как альтернативы обезличенному историческому нарративу официоза.
Важнейшими стратегиями постмодернистской историографии являются тропологические стратегии (X Уайт, Ф Анкерсмит), а также проблемати-зация субъекта исторического познания.
Однако акцентирование внимания только на формальных особенностях исторического повествования не согласуется с важнейшим предназначением истории — сформировать образы прошлого, без которых невозможно достижение национальной, культурной, личностной идентичности В этом, по мнению автора, одна из главных причин того, что результаты постмодернистского проекта — если говорить о приращении исторического знания — выглядят достаточно скромно. Сделан вывод о том, что идея неоднородности, дискретности опыта прошлого в постмодернистской историографии сведена к разнообразию дискурсивных стратегий историков, поэтому постмодернизм остался маргинальной позицией для исторического исследования. И в ситуации постмодерна никто не в силах отменить определяющие социокультурные задачи исторической науки - морально-этическую, социально-идентификационную, политическую Без рефлексии по поводу смысла и внутреннего единства истории профессия историка сама утрачивает смысл
И все же было бы совершенно неверно говорить о том, что усилия постмодернизма на территории историографии потрачены впустую Значимость постмодернистских стратегий заключается в возможности более глубокого понимания природы исторической репрезентации, стимулировании переинтерпретации эпистемологических стандартов исторического исследования Важнейшим итогом «постмодернистского вызова» в исторической науке стало переосмысление способов получения и представления знания, открытие и анализ значимости литературных форм в создании исторических нарративов В третьей главе «Современная социология в зеркале философско-эпистемологической рефлексии» анализируется влияние трансформаций социальной реальности на исследовательские стратегии социологии в эпоху постсовремснности
В первом параграфе «Соотношение микро- и макростратсгин исследования: социология после "феноменологического поворота"» дан развернутый философско-эпистемологический анализ движения микросоциологии, инициированного им эпистемологического поворота и вызванных этим поворотом перемен в стратегиях социологического исследования.
Отмечено, что проблема соотношения микро- и макростратегий исследования в социологии дает наиболее мощный импульс для современной реф-
лексии по поводу предмета социологии, поскольку микроанализ социальных процессов зачастую порождает представление о возможности социологии без понятия общества (социологическая версия проблемы «конца социального»)
Показано, что микроаналитическая направленность исследовательских стратегий в современной социологии задана «феноменологическим поворотом» в социальных науках Главное в феноменологическом проекте методологии социально-исторического анализа — понять, как формируется социальное знание, как оно «произрастает» из жизненного мира человека. Эта стратегии представляют собой альтернативу прежде всего структурному функционализму и другим направлениям, в которых структуры и институты обладают большей реальностью, чем совместные действия индивидов. В отличие от уже упоминавшейся модели структурной социальности, где жестко зафиксированы элементы социальной структуры, феноменологическая социология, символический интеракционизм, этнометодология, драматургическая социология, когнитивная социология и другие родственные им движения в социологии создают иной образ социальной реальности, атрибутами которого являются открытость, динамичность, становление, переструктурирование, переопределение. Микросоциология в качестве элементарной «клеточки» анализа рассматривает не индивида, а взаимодействие в социальной ситуации (К. Кнор-Цетина), поскольку в ней всегда возникает нечто, не сводимое к характеристикам участвующих в ней акторов Именно в ходе совместного действия создаются, интерпретируются, поддерживаются и пересоздаются социальные значения, происходит непрерывная «переработка» субъективных смыслов в объективные структуры и наоборот.
Таким образом, когда речь идет о микросоциологии, под «микро» не следует иметь в виду концентрацию исследования на «мелких» проблемах, выводящую за рамки собственно социологического анализа, в сферу социальной психологии или теории малых групп. Выбор микроракурса в социологии означает установку на изучение конструирования социальной реальности в процессах совместной деятельности и коммуникации людей, действующих в конкретных обстоятельствах, в «мелкомасштабных» социальных ситуациях Микроанализ социальной жизни, как и микроистория, не означает забвение больших социальных общностей смена ракурса исследования ведет к тому, что закономерности функционирования социальных структур и институтов открываются через призму жизненных судеб и жизненного опыта конкретных акторов
Автор показывает, что даже в концепциях исследователей, которые не отождествляют себя с движением микросоциологии, смена микро- и макроракурсов анализа и обусловленная ими игра познавательных стратегий занимают одно из ведущих мест в их научном арсенале Одним из ярких примеров является концепция классика современной социологии Н Элиаса. Рассмотрена проблема смены масштаба анализа в зависимости от «режимов вовлеченности» в политической и моральной социологии Л. Тевено.
Сутью эпистемологического поворота, вызванного движением микросоциологии, является разработка таких стратегий исследования, которые да-
ют возможность исследовать производство социального через индивидуальное Необходимость проникновения в субъективные смыслы, диктуемая микроаналитическими подходами в разных их воплощениях, требует применения соответствующих методов анализа и техник исследования Одним из главных результатов движения микросоциологии является актуализация качественных методов в социологии Необходимость применения качественных методов в исследованиях микроуровня социальной реальности обусловлена самим характером материалов, с которыми работают социолога интервью, полевые наблюдения, дневники, автобиографии, мемуары, письма, судебные дела, ответы на анкету, архивные материалы, газеты, карты, фотографии В работах по качественной, или, как ее еще называют, гуманистической социологии исследователи связывают ее эпистемологический статус с переходом от макро- к микроанализу социальной жизни Принципиально важна оценка качественной социологии — с точки зрения методологии — как микросоциологии (В В Семенова, А С Готлиб)
Микросоциологический поворот открыл возможности для изучения новых ракурсов социального и привел к отказу от монополии макропарадигмы — но не от самой макросоциологии, при изучении крупномасштабных процессов общественного развития невозможно обойтись без категориального аппарата и методологии макросоциологичсского уровня
Таким образом, очень существенной тенденцией в социологии эпохи постсовременности является либо акцент на микроракурсе исследования, либо стремление выработать такие стратегии социоанализа, в которых был бы найден баланс микро- и макроперспектив Основным итогом «вызова микросоциологии», по мнению диссертантки, является не «деонтологизация» социологического знания, а построение новой онтологии социального и разработка соответствующих этим онтологическим основаниям стратегий и техник исследования.
Во втором параграфе «Стратегии социологии в постмодернистском контексте» автор рассматривает постмодернизм в социологии прежде всего как когнитивный проект, с точки зрения его философско-эпистемологических обещаний и достижений
По мнению автора, довольно проблематично говорить о постмодернистском подходе или постмодернистской парадигме в социологии — более уместно вести речь о социологии в постмодернистском контексте При довольно сдержанном отношении к постмодернизму и постструктурализму в целом всё же нельзя сказать, что социологическая наука осталась совсем равнодушной к «постмодернистскому вызову». И продиктован ее ответ не модой, а вполне ощутимыми переменами в самих цивилизационных практиках в эпоху постсовременности. Именно глубинные трансформации социальной реальности, «тектонические сдвиги» в основаниях культуры привели к тому, что были найдены некоторые точки пересечения между постмодернизмом и социологией, и постмодернистско-поструктуралистский комплекс идей нашел определённый отклик в социологической науке
Стратегии исследования социологии эпохи постмодерна определяются соответствующими онтологическими основаниями - изменившимися конфигурациями цивилизационных практик. При столкновении с реальностью проект Модерна распался на множество подпроектов, его идеалы и ценности приобрели порой настолько несхожие воплощения, что очень трудно увидеть за этой рассыпавшейся мозаикой первоначально единый паттерн Разные облики Модерна, разные лики демократии и Просвещения — именно это разнообразие привело к кардинальным трансформациям в социальном универсуме Показано, что онтологический фундамент социологии в контексте постмодерна образован трансформациями социальной реальности, которая распалась на различные поля и анклавы, породив ощущение неопределённости, фрагментарности жизни, приведя к распаду социальных связей в больших общностях, возрастанию значения небольших социальных групп с ярко выраженной локальной солидарностью, плюрализму жизненных миров Все эти глубинные изменения, а не диктат постмодернизма, привели к тому, что «рассыпалось» единое поле социологии.
Познавательный инструментарий прежней социологии не отброшен — в новых социально-культурных реалиях он подвергнут ревизии. В первую очередь это проблема соотношения качественных и количественных методов в социологии Если понимать количественные и качественные методы не локально, а как ядро соответствующих исследовательских стратегий, можно сказать, что макропарадигмы, направленные на изучение социальных структур и институтов, опирались в основном на количественную методологию По сути, количественный подход стал синонимом классической парадигмы в социологии- в фокусе исследования располагаются жесткие социальные структуры, выдвигаются гипотезы, концепции, формулирующие закономерности этого социального порядка, верификация же этих гипотез, теоретических построений невозможна без опоры на математический аппарат В неклассической социологии необычайно возросла роль качественных стратегий. Автор отмечает, что, когда речь идет о качественных методах, говорят и о качественной стратегии в целом, и о типах качественного социологического исследования как особых исследовательских стратегиях (этнографическое исследование, «кейс-стади», «обоснованная теория», «устная история», «история жизни») Критерием для выделения этих типов служит характер исследовательской практики
Поскольку социологу-качествешшку приходится работать с текстовыми записями интервью и наблюдений, с различными «документами жизни», не будет преувеличением сказать, что все стратегии качественной социологии — в той или иной мере стратегии повествовательные. В силу сказанного достаточно большое место в социологии эпохи постмодерна занимает нарративный анализ
Автор подчеркивает, что многие установки и стратегии, которые принято считать сугубо постмодернистскими, на самом деле «появились на свет» задолго до наступления эпохи постмодерна, но именно в эту эпоху они обрели своё второе рождение. Такова, например, конструктивистская парадигма,
без которой не обходится ни один разговор о постмодерне как когнитивной эпохе. Давно стало аксиомой интерпретация социальной реальности это не просто стратегия познания - это мощное средство овладения и управления этой реальностью. Один из фундаментальных принципов постмодернистской социальной философии, не ею изобретенных, но необычайно интенсивно осмысленных и рельефно представленных в ее контексте, гласит в социальном мире нет ничего «естественно данного», существующего как изначальная реальность, повсюду осуществляется деятельность по созиданию, утверждению, легитимации определенного социального порядка, определенных границ - деятельность, которая по вполне очевидным или менее «прозрачным» причинам стремится не оставлять следов Задача социального аналитика - найти эти следы и по ним реконструировать интересы, цели, стратегии, которые привели именно к таким способам символического обоснования той или иной социальной конфигурации. Для того чтобы показать, как работает конструктивистская парадигма, воплощаясь в исследовательские стратегии, диссертантка обращается к критической рефлексии идеи «региона» в социоанализе П Бурдье и к концепции историко-ситуативного анализа отечественного исследователя В А Тишкова
Таким образом, перемены в социологии, произошедшие в контексте постмодерна, обусловлены глубинными трансформациями самой социальной реальности: распадом традиционных социальных связей, усложнением жизненных миров и умножением типов индивидуального опыта, плюрализмом повседневных практик Постмодернистский дискурс в социологии следует рассматривать не как разрыв с социологией Модерна, а как важный этап рефлексии по поводу ее принципов, установок и стратегий исследования Самыми заметными тенденциями этого дискурса, по мнению диссертантки, являются следующие Во-первых, заметно возросшая популярность и актуализация качественных методов, ставшая ответом на «вызовы» микросоциологии и постмодернизма Акцент на качественных стратегиях обусловлен потребностями в проблематизации социальной реальности, отказом от априорных схем ее описания и истолкования Во-вторых, возрастание роли конструктивистской парадигмы, которая в современной социологии прошла путь от философской концепции до стратегии социоанализа В-третьих, в социологии в контексте постмодерна, как и в других сферах социально-гуманитарного знания, значительное место занимает нарративный анализ Акцент на повествовательных стратегиях становится одной из важных форм реализации исследовательского интереса к субъективной стороне социального.
В третьем параграфе «Биографическая стратегия как выражение гуманизации социологии» предложен новый подход к обоснованию эпистемологического статуса биографического метода в социологии
Ренессанс биографического метода рассмотрен как одно из важных направлений «антропологического поворота» в социологии Показано, что он обусловлен как причинами онтологического порядка — осознанием ценности различных типов субъективного опыта, плюрализма жизненных миров и по-
вседневных практик, — тйк и эпистемологической ситуацией этот метод органично вписывается в исследовательские конфигурации эпохи постсовременности. Отмечено, что основным «эпистемологическим препятствием» в использовании биографического метода в социологии является проблема репрезентативности индивидуального. Еще одним препятствием такого рода является взгляд на прошлые события с привилегированной позиции настоящего Биографическое повествование — это всегда ретроспективный взгляд, и «фильтры» настоящего задают тот ракурс, в котором рассказчику открывается прошлое и происходит коррекция этого прошлого, если рассказчику хочется, чтобы оно предстало в более привлекательном свете
Отмечено, что в классической социологии биографический метод являлся периферийньм инструментом исследования, поскольку предметом социальной науки считались крупномасштабные социальные взаимодействия и структуры В социологии эпохи постсовременности он перестал быть просто одним из методов, по мнению диссертантки, биографический подход является маркером определенной исследовательской стратегии, ориентированной на познание социальной жизни через обращение к субъективному и индивидуальному Кульминацией этой стратегии выступает эпистемологическая переоценка роли единичного случая Возможности этой стратегии охватывают и индивидуальное как проявление типичного, и индивидуальное как маргинальное
Автор обращает внимание на то, что интенции биографического метода во многом совпадают с трактовкой уликовой парадигмы К Гинзбургом как индивидуализирующей стратегии. Как и в случае микроистории, эпистемологическая направленность биографической стратегии дополняется экзистенциально-гуманистическими мотивами предоставляется возможность исследовать вклад «мира доминируемых» в функционирование «фабрики значений», неустанно работающей на поддержание и воспроизведение социального порядка
Биографическая стратегия дает возможность увидеть, как смешиваются и взаимодействуют макро- и микросоциальные факторы на протяжении всего жизненного пути индивида, а также как взаимодействуют перекрёстные виды анализа, представляющие как макро-, так и микроуровень исследования, что позволяет перейти от индивидуального к социальной динамике — и наоборот Биографическая форма становится связующим звеном между микро- и макроракурсами исследования, поскольку в ней, с одной стороны, запечатлеваются матрицы культуры, с другой — нечто уникально-личностное, памятные события и даты в жизни конкретного человека, его переживания, поворотные моменты на его жизненном пути Различные форматы биографических повествований несут в себе детерминацию культурных смыслов и социальных практик; выбор той или иной фигуры повествования во многом определяет, как будет позиционироваться главный персонаж того или иного жизнеописания. Сопоставление различных масштабов анализа выявляет ракур-сы| в которых по-новому открывается социальная реальность Такое понима-
ние и применение биографического метода снимает напряжённость дихотомии микро- и макросоциологии.
В мире постсовременности, где индивидуализация стала одной из доминирующих форм социализации личности, биографическая стратегия выступает одним из ярких проявлений новой волны идиографизма
В заключении подводятся основные итоги исследования, формулируются выводы, намечаются перспективы дальнейших исследований
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:
Монографии
1. Стратегии исторического исследования: философско-эпистемологический анализ. Саратов СГСЭУ, 2006 6,87 п л.
2. Стратегии социально-гуманитарного знания в философской рефлексии и научной практике Саратов СГСЭУ, 2007 13,5 п л
Научные статьи в изданиях, рекомендованных ВАК-
3. Историческая реальность в свете постмодернистского «вызова» // Вестник СГСЭУ. 2004 № 9. 0,5 п л
4. Постмодернистская парадигма в историографии философско-эпистемологические уроки // Социально-гуманитарные знания 2006 № 3 0,6 п л
5 Историософия Льва Карсавина//Власть 2005. №3 0,5 пл.
6 Социально-гуманитарные науки уроки кризиса // Власть 2006 № 4 0,5 п л
7 Историография Фуко: разрушение истории или ее проблематизация? // Вестник СГСЭУ. 2006 № 13 0,5 пл.
8 Генеалогия социального в европейской философии // Вестник СГСЭУ. 2006 № 14 0,5 п л
9. Современная социология в микроаналитическом ракурсе // Власть 2008 №5.0,4 пл.
Научные статьи
10 Познающий человек в динамике культуры, уход от поисков объективности//Человек Культура История Саратов СГТУ, 1993.0,5 п л.
11 Изменение типа субъективности в эпоху Нового времени и его влияние на западную философскую мысль XX века // Современная западная философия1 мир человека и мир культуры на пороге третьего тысячелетия Челябинск, 1994 0,2 пл
12 Особенности современной гносеологической ситуации и роль понятия цивилизации в социальных теориях // Научно-теоретическое обеспечение профессиональной подготовки студентов педвуза. Вып 7. Саратов СГПИ, 1994. 0,1 п.л.
13. О роли концепции повседневности в современных социальных теориях // Актуальные вопросы научных исследований Саратов: СГТУ, 1997. 0,5 пл.
14. Новые ценности'социальной науки и нравственные ориентиры ученого // Нравственный императив интеллигенции: прошлое, настоящее, будущее. Иваново. ИвГУ, 1998 0,2 п л.
15 Власть науки и ее современные метаморфозы // Человек и власть в современной России Саратов. СГСЭУ, 1998 Вып 1. 0,5 пл
16 Человек и общество в новых парадигмах социального познания // Человек и власть в современной России Саратов. СГСЭУ, 1999 Вып 2 0,5 п л
17 Социальная наука и социальный ученый на исходе XX века // Интеллигенция и интеллигентоведение на рубеже XXI века итоги пройденного пути и перспективы Иваново- ИвГУ, 1999. 0,2 п.л
18 Образы человека в концепциях "возврата к природе" // Человек и власть в современной России Саратов СГСЭУ, 2000 Вып 3 0,5 п л
19. Социальная наука от "метафизики власти" к социальному управлению // Проблемы социального управления Межвуз сб. науч тр Саратов СГСЭУ, 2000 0,3 п л.
20 Парадигмы социального познания на пороге третьего тысячелетия // Социально-экономическое развитие России Проблемы, поиски, решения Саратов СГСЭУ, 2000 0,3 п л
21 Общество и синергетика методология и прагматика // Человек и власть в современной России Саратов СГСЭУ, 2001 Вып 4 0,5 п л
22 Синергетический подход в исследовании общества // Поволжский гуманитарный Internet-журнал. СГСЭУ, 2001 № 3. 0,25/0,2 п л (в соавт.)
23 Идеи синергетики в социальном познании и социальном управлении // Проблемы социального управления. Межвуз сб. науч тр Вып 2 Саратов СГСЭУ, 2001 0,5/0,4 п л (в соавт)
24 Идеи системности и принципы синергетики в социальном познании // Системный подход в современной психологии. Саратов Научная книга, 2001 0,2/0,1 пл (всоавт)
25. Кризис рациональности и научная интеллигенция // Интеллигенция современной России духовные процессы, исторические традиции и идеалы Иваново ИвГУ, 2002 0,1 п л
26 Роль ученого-обществоведа в трансформациях социальной реальности // Интеллигенция XXI века тенденции и трансформации Иваново ИвГУ, 2003 0,1 п л
27. Кризис рациональности и проблема понимания // Человек Общество Среда обитания. Межвуз сб науч тр. Саратов СГСЭУ, 2003.0,3/0,25 п л (в соавт)
28 Образы социальной теории в методологии XX века // Человек и власть в современной России Саратов: СГСЭУ, 2003 Вып 5 0,5 п л
29 Диалектика объективного и субъективного в современной психологии // Психология системного функционирования личности. Саратов Изд-во Сарат ун-та, 2004 0,25 п л
30. Гуманитаристика и естествознание: общие тенденции в методологии // Человек и власть в современной России. Саратов: СГСЭУ, 2004 Вып 6 0,5 п л
31. Психологическая наука в реалиях постмодерна // Психология и экономика Всерос сб. науч. тр. № 3 Саратов, 2005 0,3 п л
32. Постмодернизм на территории историографии некоторые итоги // Парадигма. Очерки философии и теории культуры Сб. науч тр. СПб «Барс», 2005. Вып 1 0,3 п л.
33 Мишель Фуко и проект гуманитарных наук // Человек и социум в трансформирующемся мире Саратов- Научная книга, 2005.0,3 п.л.
34. Микроистория как методологическая стратегия // Человек История. Культура. Исторический и философский альманах. Саратов- ПАГС, 2005 № 4.0,6 п л
35 Историософия Л.П Карсавина в эпистемологическом измерении // Человек и власть в современной России. Вып 7 Саратов- СГСЭУ, 2005. 0,7 п л
36 Постмодернистская парадигма в современной историографии // Основания и парадигмы современного общественного развития: Сб науч ст Ч II Саратов Научная книга, 2005 0,5 п л
37 Рациональность как освобождение от метафоры- эпистемологический проект Ф. Анкерсмита // Рациональность и свобода. СПб- Изд-во СПбГУ, 2005 0,1 п л
38. Микроистория- историографическая практика или новая парадигма? II Социально-экономическое развитие России Проблемы, поиски, решения Часть I. Саратов - СГСЭУ, 2005 0,3 п л
39. Историография как фактор формирования национальной идентичности // Этнонациональные императивы и нравственные ценности интеллигенции Иваново ИвГУ,2005 0,1 п л
40 «Деструкция» социальности или ее ре-конструкция? // Проблемы гуманитарных наук: История и современность Альманах Вып. 1. Саратов: СГСЭУ, 2006 0,5 п л
41 Фуко и микроистория // Человек История Культура: Исторический и философский альманах. Саратов: ПАГС, 2006 № 5 0,3 п.л
42 Социально-гуманитарные науки в дискурсе современности // Человек и социум в трансформирующемся мире Саратов- СГСЭУ, 2006 0,2 и л
43. Новые образы социального онтологические основания (на материале микроистории) // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Вып 6. СПб - Изд-во СПбГУ, 2006 0,25 п л.
44. Микроистория в дискурсе социально-гуманитарных наук // Человек и власть в современной России. Вып 8. Саратов СГСЭУ, 2006 0,7 п.л
45 Между историософией и историографией: русская мысль в эпистемологическом ракурсе // Проблемы гуманитарных наук- История и современность Альманах Вып. 2. Саратов СГСЭУ, 2007 0,5 п.л
46. «Филологизация» истории, академическая мода или необходимость? // Проблемы гуманитарных наук: История и современность1 Альманах Вып 3. Саратов- СГСЭУ, 2007. 0,4 п л
47. Автобиография и биография в стратегиях исторического исследования // Парадигма- Очерки философии и теории культуры Выл 7. СПб • Изд. Дом СПбГУ, 2007 0,25 п л
48. Гуманитарий в преобразованном мире- от проектов к стратегиям исследования // Интеллигенция в процессах преобразования мира: исторические вызовы, социальные проекты и свершения. Иваново. ИвГУ, 2007 0,2 п л
49 Новые образы социального онтологические основания, стратегии исследования // Социально-экономическое развитие России. Проблемы, поиски, решения. Часть I. Саратов СГСЭУ, 2007. 0,3 п л
50 Социоанализ П. Бурдье как стратегия исследования общества // Человек и власть в современной России Вып. 9 Саратов СГСЭУ, 2007 0,5 п л
51 Синергетический подход в исследовании системогенеза общества // Системогенез учебной и профессиональной деятельности Ярославль ЯГПУ, 2007. 0,2/0,1 п.л (в соавт).
52 Исторический нарратив на перекрестке между наукой и литературой // Философские проблемы художественного творчества Саратов СГК, 2007 0,4 п л
53 Биографическая стратегия как выражение гуманизации социологии // Проблемы гуманитарных наук История и современность- Альманах Вып 4 Саратов СГСЭУ, 2008. 0,45 п л
54 Многообразие жизненных миров как онтологическое основание когнитивного проекта постмодерна // Современная онтология II. СПб Изд Дом СПбГУ, 2007 0,5/0,4 п л (в соавт)
Гусева Ирина Ивановна
Стратегии исследования в социально-гуманитарных науках: философско-эпистемологический анализ
Специальность 09 00 01- онтология и теория познания по философским наукам
Автореферат
диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук
Авторерферат Подписано в печать Бумага типогр № 1 Печать офсетная Заказ
Формат 60х 1/16 Гарнитура «Times» Уч -издаг л Р, У Тираж 120 экз
Издательский центр Саратовского государственного социально-экономического университета 410003, г Саратов, ул Радищева, 89.
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Гусева, Ирина Ивановна
Введение 3 —
Глава 1. Стратегии социально-гуманитарных наук в филом раку: традиции ивременнь 39
1.1. Генеалогияциального в европеой филфии: онтологичий фундаментциально-гуманитарных наук 39 —
1.2. «Другаяциальнь»:ратегии ледования общва в контее филфии различия 69 —
1.3. Образы социально-гуманитарного знания в традициях ркой ми 100—
Глава 2. Стратегии исторического исследования в филой рефлеи и научной практике 133 —
2.1. Микроория как ледователаяратегия 137—
2.2. Постмодернистская парадигма в историографии: философскоэпемологичие уроки 172
Глава 3. Современная социология в зеркале фило-эпемологичой рефлеи 218 —
3.1. Соотношение микро- и макрратегий ледования:циология пе «феноменологичого поворота» 218
3.2. Стратегиициологии в пмодернском контее 244 —
3.3. Биографическая стратегия как выражение гуманизациициологии 266 —
Введение диссертации2008 год, автореферат по философии, Гусева, Ирина Ивановна
Остаётся ли философия, на путях вхождения в постсовременность лишившаяся притязаний быть «зеркалом природы», зеркалом науки? Или в постмодернистском ракурсе она может существовать лишь в жанре наставления, комментария, ремарки к Тексту культуры?
Целью данной работы является исследование «взаимного насыщения» философии и социально-гуманитарных наук: как изменившиеся образы социального в философии повлияли на стратегии социально-гуманитарных наук, и как изменение стратегий исследования в этих науках запечатлелось в формировании новых образов социальной реальности в философской рефлексии. Речь идёт о рефлексивной деятельности двойного рода: с одной стороны, социально-гуманитарные науки «смотрятся» в зеркало философии и «примеривают» на себя определённые философские концепции и построения, узнавая или не узнавая себя в образах философии и эпистемологии; с другой — сама философия оказывается перед «зеркалом» социально-гуманитарных наук и, вглядываясь в него, стремится проверить жизнеспособность своих интуиций и проектов.
Известный отечественный историограф, культуролог, философ Е.Б.°Рашковский, размышляя о невозможности полной «конвертируемости» между философским умозрением и теоретическими обобщениями в сфере конкретно-научных исследований, отмечает: «Стержневая, метафизическая проблематика философии сама по себе неразменна, но присутствие этой проблематики в м1ре частных наук, некоторая оглядка учёных на эту проблематику. не только удостоверяет методологическую насущность философии для любой из развитых наук, но, более того, взаимно насыщает и частные науки, и самое философию тем, что Гуссерль называл "человеческим смыслом"»1.
Начиная со второй половины XX в. и с особенной интенсивностью в последней его четверти социально-гуманитарные науки проходят через серию различных «поворотов». Среди них в академической литературе наиболее часто упоминаются антропологический, лингвистический, культурный, прагматический, постмодернистский, семиотический и др. Эти события, повлекшие за собой коренные качественные изменения в способах производства, передачи и представления научного знания, получили общее название «поворота», или «революции» в гуманитаристике. Влияние этих перемен на характер научной рациональности и специфику стратегий исследования в социально-гуманитарных науках и образует проблемное поле данной диссертационной работы.
В своё время Мишель Фуко размышлял над серьёзными проблемами с самоидентификацией социально-гуманитарных наук, обусловленными, с одной стороны, их генетической вторичностью по отношению к естествознанию, неуверенностью в собственной научной легитимности, с другой — претензиями на всеобщность, порождаемыми во многом неотъемлемо присущей им установкой на изменение реальности. Он подчёркивал, что «непреодолимое впечатление расплывчатости, неточности, неопределённости, которое производят почти все гуманитарные науки, является лишь поверхностным следствием того, что даёт возможность им определиться в их по
1 Рашковскгш Е.Б. На оси времён. Очерки по философии истории. М., 1999. С. 6. л зитивности» . О «хрупкости» и «недолговечности» гуманитарных наук, об их стремлении создать «иллюзию божественной истины», уже давно запёчатлённой в языке литературы, писал и Ролан Барт. Между этими размышлениями Фуко и Барта и сегодняшним состоянием наук о человеке и обществе пролегли события, которые теперь принято называть «поворотом», «кризисом» или даже — по аналогии с известными политическими собыл тиями начала 1990-х гг. — «бархатной» революцией в гуманитаристике . Пьер Нора, соотечественник Фуко и Барта, руководитель проекта «Франция — память», сформулировал суть произошедшего следующим образом: «Идея внутреннего единства и вера в возможность объединить все социальные науки в единое целое распалась на всех уровнях. Главное измерение кризиса - сомнение в экспертизе, научности и единстве социальных наук, а также в возможности социальных трансформаций»4.
В рамках проекта Модерна в европейской культуре социально-гуманитарным наукам всегда отводилось особое место: они должны были не просто объяснять и прогнозировать, как естествознание, но и создавать теоретическую основу для совершенствования и радикального обновления общества. Поэтому значение их кризиса выходит далеко за рамки научного сообщества и связано с глубинными изменениями культуры и общественного сознания.
Кризис наук о человеке и обществе — это одно из ярких проявлений кризиса цивилизации, основанной на безусловной вере в линейный прогресс, это выражение утраты иллюзий, связанных с построением идеального общества. В общественном сознании социальная концепция уже не предстаёт как «несущая свет Разума и Прогресса критика обыденного, до
2 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977. С. 451.
3 См.: Пугикарёва Н.Л. От «ЬПэ^огу» к «Нег^огу»: рождение исторической фе-минологии // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М.; СПб., 2003. С. 367.
4 Цит. по: Хапаева Д. Герцоги Пятой республики // Новое литературное обозрение. 2004. №°67 (3). С. 24. научного социального знания, как квинт-эссенция просвещенного сознания, воплощенного в "единственно верной теории"»5. Пространство социально-гуманитарных наук объединяет теперь не высокий моральный пафос, свойственный прежним «наукам о духе», а практические, вполне конкретные задачи, которые могут быть решены только на основе методов, опыта и возможностей, присущих именно этой сфере познания. Однако это состояние отнюдь не даёт поводов для пессимизма: любое бифуркационное пространство чревато новыми возможностями.
В дискуссиях о будущем социально-гуманитарных наук довольно отчётливо просматриваются три тенденции6. Оптимистический взгляд базируется на незыблемой уверенности в значимости социально-гуманитарных наук для человека и общества, невзирая на все общественные и научные катаклизмы. Этот оптимизм основан на непреходящей актуальности изучаемых этими науками проблем независимо от конкретных форм их проявления. Пессимистическая тенденция рассматривает современный кризис социально-гуманитарных наук чуть ли не как предвестие их агонии. В наиболее экстремальном выражении это умонастроение находит своё воплощение в пророчествах о «конце социального» и упразднении связанной с ним когнитивно-интеллектуальной территории. И наконец сторонники «средней позиции» склонны оценивать современное состояние социально-гуманитарных наук без излишнего драматизма, полагая, что их сегодняшние проблемы - всего лишь один из необходимых этапов их развития и уже виден «свет в конце тоннеля».
Новую ситуацию в социально-гуманитарном знании называют то «антропологическим поворотом», то «прагматическим поворотом», то
5 Смирнова Ü.M. Когнитивные практики в цивилизационном измерении // Знание в связях социальности // http:/www2. usu. ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge. html
6 См.: «Тайные обряды малых народов» (Дискуссия о будущем социальных наук в Санкт-Петербурге) // Новое литературное обозрение. 2005. № 72 (2). С. 434. возвращением субъекта». Суть же заключается в следующем: в фокус исследования попадает множество жизненных миров и индивидуальных траекторий. «Возвращённым субъектом» становится и сам исследователь. Важнейшим итогом «поворота» в социально-гуманитарных науках стало изменение образов социальности и соответствующих им исследовательских стратегий.
Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена необходимостью переопределения места социально-гуманитарных наук, прошедших за последние десятилетия через серию различных «поворотов» и «вызовов», в жизни современного общества и человека. Трансформировалась социальная реальность, изменились модели, её отображающие, соответственно, произошли серьёзные изменения в стратегиях исследования этой реальности. Распад социальной реальности на различные поля и анклавы, умножение типов индивидуального опыта, плюрализм повседневных практик привели к возрастанию научного интереса к локальным формам бытия социального. Образ общества в реалиях постмодерна со свойственной ему онтологической неопределённостью, поливариантностью требует релевантной ему методологии. Новые способы воспроизводства социальности, новые механизмы социальной интеграции и социального контроля приводят к формированию способов научной репрезентации, существенно отличающихся от тех, которые коррелировали с цивилизационными практиками эпохи Модерна.
По мнению многих учёных, одна из главных причин кризиса — разочарование в «больших» социальных теориях. Часто происходит отождествление концептуальной модели очень высокого уровня обобщений с представлением о том, какой должна быть социальная теория вообще. Напрашиваются аналогии с ситуацией в естествознании на рубеже XIX - XX вв. Тогда крушение парадигмы классической физики привело к тому, что подверглись радикальному переосмыслению фундаментальные понятия, на которых зиждилась наука о природе, - понятия объективности и реальности. То же самое происходит сейчас в познании общества. То, с чем столкнулись ныне социальные теоретики, напоминает один из уроков революции в физике столетней давности: представления о том, какой должна быть научная теория, исторически изменчивы; эталоны научной рациональности не вечны, со временем они уступят своё место новым стандартам научного мышления. Поэтому судьба социальных концепций мега-уровня может быть уподоблена судьбе классической механики. Последняя пережила серьёзный кризис после создания эйнштейновской концепции относительности, однако представления о мире, основанные на принципах программы механицизма, не исчезли: стало ясно, что они справедливы лишь в определённых пределах. Изменились представления не только о природе, но и о самих возможностях и границах нашего познания, о том, чего мы вправе ожидать от научной теории и какие ожидания ни одна — самая замечательная теория — оправдать не в состоянии. Поэтому крушение теоретических «империй», очень тесно переплетённых с идеологией, отнюдь не означает деструкцию социальной теории вообще.
Возникает проблема адекватности стратегий исследования онтологическим основаниям - в данном случае цивилизационным практикам. Глобальные социальные концепции прошлого «являются элементами того образа социального знания, который соответствует экономически и социально стабильному гражданскому обществу с развитым средним классом -менталитету Модерна»; их основными несущими конструкциями выступали принципы фундаментализма, редукционизма и эссенциализма . В отечественной литературе отмечена корреляция разочарования в глобальных
7 Смирнова Н.М. Когнитивные практики в цивилизационном измерении // Знание в связях социальности // http:/www2. usu. ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge. html социальных теориях с разрушением методологических подходов, основанных на этих принципах8.
Итак, разрушение определённых образов социальности и связанных с ними теорий и методологий не тождественно «смерти» социального вообще и отказу от каких бы то ни было социальных концепций. Очень показательна в этом смысле судьба модели так называемой структурной социальности, в которой социальные структуры рассматривались наподобие помещений и перегородок, т.е. использовались прежде всего пространственные образы социальности9. Идеи классификации и систематизации -атрибуты классической науки - первоначально стали несущими конструкциями в складывающемся социально-гуманитарном знании. Неслучайно когнитивным идеалом в эпоху XVIII в. выступала таблица: «Создание "таблиц" - одна из огромных проблем научной, политической и экономической технологии XVIII века. В XVIII веке таблица - одновременно и техника власти, и процедура познания»10.
Одной из лучших иллюстраций понимания социальности в классической науке является знаменитый образ «комода из красного дерева», предложенный Л. Февром. Подобно ящичкам из этого комода располагаются социальные структуры11. Неудивительно, что так популярны были стратифицированные образы социального, причём социальная обусловленность понималась как внешняя детерминация знания политической ангажированностью, экономическими интересами, идеологией.
8 См.: Кемеров В.Е. Знание — социальная связь // Знание в связях социальности // http:/www2. usu. ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge. html
9 См.: Там oice.
10 Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М., 1999. С. 216 - 217.
11 Г. Башляр отметил, что метафора ящика у А. Бергсона и бергсонианцев воспроизводится «с целью разоблачения стереотипных идей», выступая образом окостенелости застывшего, омертвевшего мышления. В топоанализе самого Башляра, в его «поэтике пространства» ящик, шкаф занимают совсем другое место: это «органы тайной жизни души». См.: Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. М., 2004. С. 79 — 81.
В 1970-е — 1980-е гг. резко нарастают процессы, в результате которых стало уже невозможно рассматривать знание как обезличенную реальность; начинает происходить персонификация социальности, опосредующей знание. Крушение трактовки социальности как надындивидуальных структур и породило ощущение деструкции социальности вообще: «Деструкция социальности в этом контексте представлялась прежде всего как распад или демонтаж больших квазивещественных структур, разделяющих и связывающих индивидов, поглощающих их энергию, приспосабливающих (социализирующих) их к своим функциям» Однако такая форма социальности, возобладавшая в дискурсе Модерна, отнюдь не исчерпывает всей её многомерности. И вновь возникают ассоциации с революцией в естествознании на рубеже XIX — XX вв.: отождествление материи с одним из способов её бытия и впоследствии крушение этого, достаточно ограниченного, понимания материи стало одной из главных причин фундаментального кризиса в физике.
На наш взгляд, вызывает серьёзные возражения подход, предложенный отечественными историками А.Ю. Согомоновым и П.Ю.°Уваровым, согласно которому возникновение социальности произошло на рубеже XVI - XVII вв. С этой точки зрения общество может существовать без социального. Социальность, утверждают данные авторы, — это исторический проект: «Общество в него когда-то вошло и вполне возможно когда-то выйдет»13. Происходит отождествление социальности эпохи становления Модерна с социальностью вообще. Действительно, эта эпоха стала рубежной в развитии европейской культуры. Она дала мощный импульс рефлексии по поводу общественных отношений, вызвала к жизни знаменитые доктрины, идеологии, концепции. Но эти её специфические черты отнюдь
12 Кемеров В.Е. Указ. соч.
13 Согомонов А.Ю., Уваров П.Ю. Открытие социального (парадокс XVI века) // Одиссей. 2001. С. 212. не дают оснований утверждать, что именно такой и только такой должна быть социальность как таковая.
Итак, социальность не исчезла, но это, по выражению В.Е. Кемерова, "другая социальность". Поворот к "другой социальности" выражается, в частности, в интенсивном исследовании повествовательных стратегий — одном из генеральных направлений современной гуманитаристики, в котором производство социальности рассматривается через призму риторических приёмов. Исследование микромеханизмов становления социальности - столкновения индивидуальных жизненных траекторий и образования на их пересечении новых миров социальной коммуникации и действия — ещё один способ «прочтения» социального.
В качестве альтернативы настроениям, предвещающим скорый «конец социального», предлагается новый образ социальности, построенной не на едином фундаменте, а разнородной и множественной: «Такая социальность требует другой онтологии бытия, гетерологии, для которой принципиально важной оказывается идея различия». В этой онтологии принцип иерархии перестаёт быть смыслообразующим, следовательно, различие «фундаментальных» и «региональных» социально-гуманитарных дисциплин утрачивает своё значение. Каждая наука приобретает по сути маргинальный статус, поскольку она «выставлена к собственной границе и существует как пограничная область знания»14.
Идеи дискретности, гетерогенности, мозаичности реальности на уровне методологической рефлексии воплощаются в таких установках и принципах, как необходимость смены «фокусных» расстояний, варьирование масштаба наблюдения, сочетание различных исследовательских стратегий, толерантность к иным познавательным логикам. Конкурирующие концепции, парадигмы, картины мира находятся в отношениях взаимодействия, притяжения и отторжения, но не в отношениях взаимного исключе
14 Философия и интеграция современного социально-гуманитарного знания (материалы «круглого стола») //Вопросы философии. 2004. № 7. С. 17. ния, как это было во времена классической науки. Однако при этом не стоит забывать о том, что классическая рациональность — это ценность культуры, её принципы и регулятивы в определённых пределах работают и сегодня. Современная рациональность, по определению B.C. Швырёва, носит «проектно-конструктивный характер», формирует познавательную деятельность «в ситуации взаимодействия гетерогенных позиций», при этом одни тенденции в изучаемом предмете «гасятся», другие, наоборот, усиливаются15.
Ещё одна тенденция преодоления кризиса связана с изменением акцентов в связке «социальное - гуманитарное». В широком смысле слова все науки, изучающие общество, культуру, человека как общественное существо, называют социальными. Так, во Франции понятие «социальные науки» употребляют именно в таком — широком смысле, включая в них и историю, и даже философию. Но существует и другая традиция: внутри корпуса обществозна-ния отличать социальные науки в узком смысле слова (например, экономику, социологию) от гуманитарных дисциплин (истории, культурологии, антропологии).
Существует несколько точек зрения относительно критериев разделения наук на социальные и гуманитарные. Во-первых, по предмету исследования. С этой точки зрения удел социальных наук — структура общества и его законы, а гуманитарных — индивидуализированный человеческий мир. Во-вторых, по методу исследования. Критерием различия в данном случае является ставшая уже хрестоматийной - и в определённом смысле даже одиозной - дихотомия «объяснение - понимание». Наконец разделение, основанное на корреляции предмета и метода. Нам представляется обоснованной точка зрения, сформулированная В.Г. Федотовой: решающим критерием выступает доминирующая исследовательская программа. В этом случае «к социальным наукам следует
15 См.: Там же. С. 31. отнести те, которые используют натуралистическую программу с присущей ей моделью объяснения, разделением субъект-объектных отношений.
Гуманитарными науками будут называться те, которые применяют куль-тур-центристскую исследовательскую программу с характерным для нее устранением субъект-объектного противостояния и использованием понимающей методологии»16. Один и тот же объект может стать предметом исследования как гуманитарной научной дисциплины, так и социальной — в зависимости от того, что окажется на первом плане: смыслы, ценности, «субъектность» самого объекта или закономерности общественного развития. Поэтому граница между социальным и гуманитарным в современной науке является размытой, скользящей. Об этом свидетельствует возникновение таких научных направлений, как историческая социология, социальная история, гуманистическая социология, гуманистическая психология. Как показывает практика современных научных исследований, представители социально-гуманитарных дисциплин и не стремятся укреплять эту границу: ведь «смысл достижения гуманитарной адекватности состоит в том, чтобы к одному и тому же объекту подходить с точки зрения двух стратегий, обеспечивающих одновременную работу натуралистической и культур-центристской
17 программ» . Хотелось бы ещё добавить следующее: по нашему мнению, именно выбор исследовательской стратегии позволяет сделать или «социальный», или «гуманитарный» акцент в этом очень трудно разделяемом целом.
Отметим, что стирание грани между социальным и гуманитарным знанием, соединение в середине XX в. традиционно гуманитарных дисциплин (например, истории) и аналитических социальных наук многими авторитетными учёными и у нас, и на Западе рассматривается как безусловный шаг вперёд18.
16 Федотова В.Г. Анархия и порядок. М., 2000. С. 134.
17 Там же. С. 138.
1 Я
См., напр.: Иггерс Г. История между наукой и литературой: размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта// Одиссей. 2001. С. 142.
Степень разработанности проблемы
Проблемы специфики социально-гуманитарного знания, его статуса и роли в современной науке и культуре открываются в разных ракурсах.
Метаморфозы в науках о человеке и обществе, начавшиеся со второй половины XX в., невозможно понять, не обратившись к истокам — программам социально-гуманитарных наук эпохи Модерна, в которых воплотилась грандиозная работа по генеалогии социального, проделанная корифеями социально-философской мысли: К. Марксом, Ф. Ницше, Э. Дюрк-геймом, М. Вебером.
С самого начала философско-эпистемологической рефлексии по поводу «наук о духе» традиционной стала тема взаимоотношения естественнонаучного и социально-гуманитарного подходов в науке. Проблемам различия и взаимодействия естествознания и социально-гуманитарного знания, специфики «наук о духе» посвящены исследования классиков западной философской мысли: В. Дильтея, В. Виндельбанда, Г. Риккер-та, Э. Гуссерля, М. Вебера, Х.Г. Гадамера, Т. Адорно, К. Поппера. Построение и обоснование программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента занимает значительное место в творчестве русских мыслителей: A.C. Лаппо-Данилевского, Г.Г. Шпета, Л.П. Карсавина, М.М. Бахтина, М.И. Кагана.
Особое место занимает заявленная основателями баденской школы неокантианства В. Виндельбандом и Г. Риккертом тема взаимоотношения ценностей и знания в социально-гуманитарных науках. Проблемы ценностного бытия человека как основания парадигмы социально-гуманитарного знания интенсивно исследуются современными отечественными философами (В.Б. Устьянцев, В.П. Барышков, Е.Л. Черткова). Специфику двух культур научного мышления, природу социальногуманитарного измерения современной научной рациональности рассматривают В.А. Лекторский, JI.A. Микешина, Ю.И. Борсяков, В.Г. Кузнецов, B.JL Махлин, М.А. Розов, Г.Л. Тульчинский, B.C. Швырёв, В.Ю. Файбышенко, М.В. Шугуров. Многие исследователи отмечают, что резкое противопоставление естественных и гуманитарных наук было актуально и оправдано в рамках классической науки XIX в. Так, по мнению М.А. Розова, после коренных изменений, которые произошли в науке в XX в., наблюдается методологический изоморфизм естественных и гуманитарных наук. Как это ни парадоксально, с точки зрения данного автора гуманитарные науки в методологическом плане ближе всего к современной физике19.
Анализируются трансформации объективности в неклассической науке, при этом также сравниваются естествознание и социально-гуманитарное знание (В.Г. Федотова, E.H. Ищенко, М.А. Розов). Рассматривается соотношение научного и ненаучного, рационального и вне-рационального в социальном познании (B.C. Стёпин, A.B. Туркулец, C.B. Никитин).
Осмысление специфики социально-гуманитарных наук невозможно без философского исследования их генезиса (М. Фуко, B.C. Стёпин).
Принципиальное значение для исследования стратегий социально-гуманитарного знания имеет изучение науки как социокультурного феномена. Оно связано с именами таких отечественных философов, как М.К. Мамардашвили, B.C. Стёпин, П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов, B.C. Библер, В.П. Визгин, Е.А. Мамчур, А.П. Огурцов, Л.М. Косарева, Б.Г. Юдин.
Постановка проблемы новой онтологии социальности, неклассических образов социального универсума открывает возможность сформиро
19 Розов М.А. О соотношении естественнонаучного и гуманитарного познания (Проблема методологического изоморфизма) // Наука глазами гуманитария. М., 2005. С. 23. вать подходы, рождающиеся на пересечении эпистемологии и социальной
9Л философии . Это открытие «онтологической многомерности» социального, возникновение новых форм бытия социальности в современной культуре и новых способов их познания (В.Е. Кемеров); обоснование необходимости «социальной гетерологии» бытия (Т.Х. Керимов), создания плюралистичного образа социальной реальности (Р. Р. Шарипова); проблема ци-вилизационных оснований исследовательских стратегий социально-гуманитарных наук (Н.М. Смирнова); обоснование программы социальной эпистемологии (Ю.М. Резник).
Влияние постструктуралистско-постмодернистского комплекса на характер научной рациональности и стратегии исследования в социально-гуманитарных науках рассматривается в работах Н.С. Автономовой, В.П. Визгина, И.А. Гобозова, И.П. Ильина, В.А. Конева, Н.В. Мотрошиловой, В.Н. Поруса, Б.И. Пружинина, Г.Л. Тульчинского, М.С. Уварова, В.Н. Гасилина, C.B. Никитина, Е.В. Листвиной.
Возрастание «эпистемологического доверия» к вненаучному социальному знанию, стимулированное феноменологическим поворотом, необычайно актуализировало тему повседневности как предпосылки знаний о человеке и обществе. Исследовательский акцент на концепцию повседневности сделан предшественниками и основоположниками «понимающей социологии»: А. Шюцем, Ч.-Х. Кули, Г. Гарфинкелем, позже - Д. Силверменом, М. Филипсоном. Различные аспекты концепции повседневности и связанных с нею стратегий научного поиска проанали
20 Примером плодотворности и эвристичности такого подхода является монография «Знание в связях социальности», подготовленная совместными усилиями специалистов в области эпистемологии и социальной философии. Первые представлены сотрудниками Института философии Российской Академии Наук, прежде всего сектора теории познания, вторые - преподавателями кафедры социальной философии Уральского Государственного Университета. См.: Знание в связях социальности II http:/www2. usu. ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge. html зированы современными исследователями: Б. Вальденфельсом, И.Т. Ка-савиным, H.H. Козловой, В.Н. Беловым, J1.A. Савченко, A.B. Худенко.
Анализируются исследовательские программы и структура теорий в социально-гуманитарных науках (В.Г. Федотова, O.A. Горбунова, A.B. Юревич, И.В. Стеклова). Особое внимание уделяется конструктивистской парадигме (П. Бурдье, В.А. Лекторский, В.А. Тишков, Е.Г. Трубина, В.Ф. Петренко) и роли повествовательных структур, фигур речи, нарративов в науках о человеке и обществе (Ф.Р. Анкерсмит, Р. Барт, Г. Иггерс, Ж.Ф. Лиотар, П. Рикёр, X. Уайт, Р. Шартье, С.А. Никитин, Т.П. Фокина, Ю.А. Тюменцев, М.А. КуКарцева, В.И. Стрелков, С. Козлов, Е. Добренко).
Все проблемы, связанные с поворотом в социально-гуманитарном знании, очень рельефно запечатлелись в современном состоянии исторической науки. Эпистемологический анализ этих проблем, представляющий собой чрезвычайный интерес для философских обобщений и интерпретаций, осуществляется в работах зарубежных и отечественных историков и философов: М. Фуко, П. Нора, Г.М. Спигел, Р. Шартье, А.Я. Гуревича, Б.Г. Могильницкого, Л.П. Репиной, Н.Е. Колосова, Н.С. Розова, Н.Л. Пушкарё-вой, Г.С. Кнабе, Д. Хапаевой, Н.Г. Козина, O.A. Лосевой, Г.И. Зверевой, А.Н. Аверюшкина, A.A. Зайченко. Очень значимая в контексте данного диссертационного исследования тема соотношения микро- и макроистории и сопутствующих им поисковых стратегий рассматривается К. Гинзбургом, Дж. Леви, Ле Р.Э. Ладюри, Э. Гренди, Ж. Ревелем, Ч. Тилли, С. Черут-ти, Ю. Шлюмбомом, Ю.Л. Бессмертным, Б.Г. Могильницким, И.М. Савельевой, A.B. Полетаевым.
Очень благоприятной, «насыщенной» средой для философско-эпистемологического анализа основных тенденций научной репрезентации социальной реальности является социологическая наука. Анализ этих тенденций' и основных стратегий исследования представлен как в трудах классиков социологии, так и в работах современных учёных (Э. Дюркгейм,
Ч.-Х. Кули, Г. Гарфинкель, П. Бергер, Т. Лукман, И. Валлерстайн, Н. Эли-ас, П. Бурдье, Э. Гидденс, Д. Силвермен, М. Филипсон, М. Маффесоли, JI. Тевено, JI. Болтански, К.Кнор-Цетина, Ш.-А. Кюэн, М. Вевёрка, Л.Г. Ионии, В.А. Ядов, CA. Кравченко, А.Б. Гофман). Проблемы социологии в постмодернистском контексте осмысливаются как представителями западного постмодернистско-постструюуралистского комплекса (Ж. Бодрийяр, 3. Бауман, У. Бек, М. Маффесоли), так и российскими социологами (Л.Г. Ионин, С.А. Кравченко, Л.Г. Судас). Соотношение качественной и количественной стратегий в перспективах гуманизации социологии рассматривается А. Сикурелом, П. Бурдье, Ж.-К. Шамборедоном, Ж.-К. Пас-сероном, П. Лазарсфельдом, А. Страусом, В.В. Семёновой, И.Ф. Девятко, A.C. Готлиб, В.Г. Виноградским. Возможности биографического метода и нарративного анализа в социологии исследуются У. Томасом, Ф. Знанец-ким, Н. Дензином, Ж.-П. Альмодоваром, В. Фукс-Хайнритцем, Д. Берто, И. Берто-Уиам, H.H. Козловой, В.Б. Голофастом, С. Чуйкиной, Е.Р. Ярской-Смирновой.
Многие исследователи обращают внимание на то, что процессы возникновения, развития и институционализации социально-гуманитарных наук неразрывно связаны с изменениями в понимании природы философии. Н.М. Смирнова в этой связи отмечает: «.конфигурация взаимоотношения философии, специализированного и обыденного социального знания в рамках различных когнитивных проектов в значительной мере детерминирована исторически изменчивым пониманием предмета и задач самой философии., её культурным статусом в универсуме человеческого знания»11. «Обмирщение» «наук о духе», осознание их своеобразия стали неизбежными следствиями отказа от новоевропейской метафизики, и неклассическая эпистемология, во многом
21
Смирнова Н.М. Философия, специализированное социальное знание и жизненный мир человека// Наука глазами гуманитария. М., 2005. С. 167 - 168. инициированная становлением этой новой территории научной рациональности, основана на новом понимании философии, прошедшей через «антропологический переворот» начала XX в.22.
Сам диалог философии и социально-гуманитарных наук строится на иных, чем прежде, основаниях. Сегодня, когда формируются новые образы социального и социальной теории, философская работа заключается не в проецировании на конкретные науки априорных схем, а в анализе эпистемологических сюжетов, «подбрасываемых» самими научными дисциплинами, непосредственно в точках зарождения новых проблем, понятий, исследовательских стратегий. В современных реалиях задача философии по отношению к социально-гуманитарному знанию заключается, по выражению И.Т. Касавина, в «панорамизации проблемы»: философия «вводит набор новых концептуальных ресурсов, она расширяет проблему до панорамы, делает проблему панорамой»23.
Если вернуться к образу «зеркала», то можно сказать, что философия и социально-гуманитарные науки — это не просто взаимно отражающиеся зеркала; это, если бы такое было возможно, зеркала, проникающие в «зазеркалье» друг друга. Нечто подобное, как нам кажется, описал один из самых талантливых и загадочных гуманитариев нашего времени Карло Гинзбург, размышляя о своём эссе о микроистории как своеобразном автопортрете: «Если это - автопортрет, тогда его моделью являются картины Боччони, на которых улица проникает в дом, пейзаж - в лицо человека, внешнее заполняет внутреннее, "я" проницаемо»24.
Социальность, рассыпавшаяся, словно осенние листья, облетевшие с дерева, в известном образе постмодернистской историографии Фрэнка Ан
22 См.: Там же. С. 169, 196. от
Философия и интеграция современного социально-гуманитарного знания (материалы «круглого стола»). С. 15.
24 Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней зншо // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 228. керсмита, не перестала быть предметом научного анализа. Но её «схватывание» возможно в исследовательских стратегиях и техниках, существенно отличающихся от тех, которые доминировали во времена безраздельного господства модели структурной социальности. Это стратегии, адекватные новому образу социальности, построенной не на едином фундаменте, но разнородной и множественной. Стратегии микроанализа, проблематизируя социальную реальность, открывают её новые измерения и ракурсы, формируют дискурсы, адекватные бытию человека в мире постсовременности, в котором индивидуализация становится доминирующей формой социализации личности. Эти дискурсы отличают повышенное внимание к микромеханизмам производства социального, акцент на повествовательных формах, в которых запечатлеваются и часто зашифровываются социальные практики.
Методологическая основа диссертации. Разработка философско-методологических оснований социально-гуманитарных наук начинается в период их возникновения и институционализации и продолжается по настоящее время. Одной из главных методологических установок в программах, связанных с экспликацией генеалогии социального, выступает эпистемологический принцип «подозрения» (К. Маркс, Ф. Ницше, Э. Дюрк-гейм, М. Вебер, М. Фуко, П. Бурдье, М.М. Бахтин). Сутью этого принципа является недоверие к внешним формам проявления социального, стремление проникнуть в глубинные механизмы его производства и воспроизводства.
В русской философской и социально-гуманитарной мысли доминируют методы исследования общества и человека, основанные на представлениях об открытости и незавершённости истории, причастности человека к трансцендентным целям истории и культуры. Приоритетными установками этой методологии выступают проблематизация социальной и исторической действительности; отношение к историческому источнику не как чисто вещественному свидетельству, а как к смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим; отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в науках о культуре. В современной отечественной философской традиции заметна ориентация на такие методы, которые адекватны «онтологической многомерности» социального.
Из арсенала постструктуралистской философии, оказавшей значительное влияние на обновление стратегий социально-гуманитарных наук, в диссертации рассматриваются и используются такие установки и принципы, как деконструкция, отказ от презентизма и телеологизма, анализ повествовательных структур.
Поскольку значительное место в диссертации занимают философско-эпистемологические проблемы исторической науки, автор опирался также на методы, играющие значительную роль в исторических исследованиях: методологию источниковедения, сравнительно-исторический анализ. Основой для экспликации и анализа эпистемологического статуса микроистории стали историографические и методологические работы К. Гинзбурга, Дж. Леви, Ле Р.Э. Ладюри, Э. Гренди, Ж. Ревеля, С. Черутти, Ю. Шлюмбома. Особое внимание уделено таким методологическим принципам микроисторических исследований, как изменение масштаба наблюдения, деконструкция априорных схем социальной стратификации, принцип неоднородности и динамичности социального контекста, новая трактовка пограничного случая с точки зрения исторической генерализации. Для интерпретации соотношения микро- и макростратегий автор опирался на принцип дополнительности Н. Бора.
Для оценки философско-эпистемологических итогов постмодернистского движения в историописании использовались анализ тропологиче-ских стратегий, идея множественности интерпретаций реальности прошлого, установка на отказ от натуралистического подхода к прошлому, про-блематизация субъекта исторического познания.
При исследовании роли микроанализа в социологии акцент делался на те методы, которые дают возможность исследовать производство социального посредством обращения к индивидуальному. Это прежде всего методы и стратегии качественной социологии: этнографическое исследование, «кейс-стади», «обоснованная теория», «устная история», «история жизни». Для анализа стратегий социологии в постмодернистском контексте рассматривались эпистемологические возможности конструктивистской парадигмы, нарративного анализа и биографического подхода.
Методологической основой диссертации также выступают результаты исследований принципов, регулятивов и механизмов производства научного знания вообще и социально-гуманитарного в частности, осуществлённых представителями саратовской школы философии и методологии науки, основанной Я.Ф. Аскиным.
Из междисциплинарных стратегий в социально-гуманитарных науках в диссертации рассматриваются сетевой анализ межличностных взаимодействий, биографический подход, методы нарративного анализа.
Цель и задачи исследования. Целью данного диссертационного исследования является философский анализ эпистемологической специфики определённых типов исследовательских стратегий в контексте «поворота» в социально-гуманитарных науках. В соответствии с поставленной целью в работе выдвигаются следующие задачи:
1. дать обзор основных стратегий социально-гуманитарных наук в исследовательских программах ведущих представителей европейской социально-философской мысли; рассмотреть онтологические основания и главные цели философско-эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального; исследовать влияние этих программ на стратегии и установки, которые играют ключевую роль в современных социально-гуманитарных науках;
2. проследить взаимосвязи между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими задачами; проанализировать философско-эпистемологические итоги «поворота» в социально-гуманитарных науках, влияние этого «поворота» на модели социальности и соответствующие им стратегии исследования;
3. рассмотреть корреляцию образов социальной реальности, сформировавшихся в постструктуралистской философии, с ведущими стратегиями социально-гуманитарных наук и исследовать её влияние на обновление этих стратегий; проанализировать соотношение философско-эпистемологической составляющей постструктуралистско-постмодернистского комплекса с направленностью исследовательских стратегий и методологической рефлексией в современной историографии и социологии;
4. рассмотреть традиции русской философской и социально-гуманитарной мысли в контексте построения и обоснования программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента и стратегий исследования; эксплицировать и проанализировать стратегии исторического исследования как архетипические в российском дискурсе социально-гуманитарных наук; проанализировать влияние идей открытости и незавершённости истории, «онтологической причастности» человека к трансцендентным целям истории на стратегии научного исследования; исследовать генеральные стратегии литературоведческого варианта русской гуманитаристики (на примере «эстетики истории» М.М. Бахтина и его единомышленников по Невельской школе);
5. проследить влияние метаморфоз в социально-гуманитарном знании в целом на изменение стратегий исследования в историографии; обосновать эпистемологический статус микроистории и микромасштаба как основы этой исследовательской стратегии; проанализировать взаимосвязь микро- и макроистории; выявить и охарактеризовать основные принципы микроисторических исследований; исследовать взаимосвязь моделей социально-исторической реальности в философской рефлексии эпохи постмодерна с историографической практикой микроистории; рассмотреть проблему исторического нарратива с точки зрения микроистории; исследовать эпистемологические возможности исторической биографии в микроисторическом ракурсе;
6. дать философско-эпистемологический анализ постмодернистского движения в историографии; показать основные направления переосмысления эпистемологических стандартов исторического исследования, инициированные постмодернистским «вызовом»; рассмотреть основные эпистемологические проекты и исследовать стратегии постмодернистской историографии; проанализировать значимость литературных форм в создании исторических нарративов; проанализировать философские и конкретно-научные итоги лингвистического поворота в историописании;
7. проанализировать проблему соотношения микро- и макростратегий исследования в социологии; дать философско-эпистемологический анализ движения микросоциологии, инициированного им эпистемологического поворота и вызванных этим поворотом перемен в стратегиях социологического исследования; рассмотреть актуализацию качественных методов в социологии в контексте микросоциологического и постмодернистского «вызовов»;
8. исследовать стратегии социологии в постмодернистском контексте, рассмотреть их обусловленность трансформациями самой социальной реальности; проанализировать постмодернистский дискурс в социологии с точки зрения ревизии познавательного инструментария социологии Модерна; рассмотреть влияние конструктивистской парадигмы на основные установки и принципы социоанализа; проследить роль повествовательных стратегий в социологии эпохи постсовременности;
9. исследовать эпистемологический статус биографического метода в социологии; проанализировать онтологические и эпистемологические причины «ренессанса» биографического метода в социологии, его возможности, перспективы и эпистемологические препятствия, встречающиеся на его пути; проследить роль биографического подхода в социологии эпохи постсовременности с точки зрения соотношения микро- и макроперспектив исследования и соответствующих им масштабов анализа.
Объектом исследования являются социально-гуманитарные науки. Предмет исследования — эпистемологическая специфика определённых типов стратегий исследования в контексте «поворота» в социально-гуманитарных науках.
Научная новизна диссертационного исследования определяется разработкой авторской концепции эпистемологической специфики определённых типов стратегий исследования в контексте «поворота» в социально-гуманитарных науках. Автором предложено и обосновано новое направление философско-эпистемологического анализа социально-гуманитарного знания, связанное с исследованием роли микростратегий и диалектики взаимодействия микро- и макростратегий в социально-гуманитарных науках. В центре внимания в данной диссертационной работе находится диалог философии и социально-гуманитарных наук. Автор анализирует, как изменившиеся модели социального в философии повлияли на стратегии социально-гуманитарных наук, и, в свою очередь, как изменение стратегий исследования в этих науках запечатлелось в формировании новых образов социального универсума в философской рефлексии. Дано оригинальное обоснование эпистемологического статуса масштаба как основы стратегии исследования в микроистории и микросоциологии.
Представлен авторский анализ философско-эпистемологических итогов постмодернистского «поворота» в историографии и социологии.
1. Выделены новые аспекты в трактовке исследовательских стратегий социально-гуманитарных наук ведущими представителями европейской социально-философской мысли. Показано, что эти стратегии основаны на онтологии «непрозрачности» социальной реальности и представляют собой разные варианты преодоления этой «непрозрачности». У К. Маркса демистификация социального мира и прорыв к подлинному бытию -задача не только познания, но и практического преобразования мира и человека в движении к трансцендентным целям истории. Ф. Ницше заложены основания эпистемологических проектов, связанных с экспликацией генеалогии социального, названные самим Ницше «школой подозрения». Кредо исследовательской стратегии М. Вебера — объективировать рациональность, растворённую в мире повседневности. У П. Бурдье эпистемологический принцип «подозрения» воплощается в анализе объективации как обязательном условии существования любой социальной науки - в необходимости подвергать научную практику социологической критике.
2. В новом ракурсе рассмотрена проблема стратегий социально-гуманитарных наук в постструктуралистской философии. Выявлены и проанализированы те метаморфозы в стратегиях исследования, которые обусловлены постструктуралистским отказом от образов унифицированной социальной реальности и заменой их на такие её модели, в которых доминируют идеи различия, дискретности, разрыва. С позиций авторского подхода проанализирован вклад Коллежа Социологии в обновление стратегий исследования общества. Рассмотрена концепция М. Фуко как архе-типическая при обсуждении специфики социально-гуманитарных наук. Выявлены и исследованы новые аспекты историографического проекта М. Фуко: осуществлён анализ рационалистической составляющей, фундирующей его концепцию историографии (эпистемологические поиски в области истории науки Г. Башляра и Ж. Кангилема); охарактеризованы основные стратегии генеалогической историографии М. Фуко; рассмотрено соотношение его философско-эпистемологических построений с направленностью исследовательских стратегий и методологической рефлексией в современной историографии.
3. С позиций авторского подхода к стратегиям социально-гуманитарного знания выделены и исследованы новые аспекты в традициях русской философской и социально-гуманитарной мысли. Эти традиции рассмотрены с философско-эпистемологической точки зрения: в контексте построения и обоснования программы социально-гуманитарных наук, их методологического фундамента и стратегий исследования. Поскольку центральное место в российском научно-публичном дискурсе всегда принадлежало истории, особое внимание уделено экспликации и анализу стратегий исторического исследования. Впервые в эпистемологическом ракурсе рассмотрены концепции с историософской направленностью как архети-пические для традиций русской философской и социально-гуманитарной мысли. Рассмотрено конституирующее влияние историософской составляющей и её онтологического ядра - идей открытости и незавершённости истории, «онтологической причастности» человека к трансцендентным целям истории - на стратегии научного исследования.
4. Предложен новый взгляд на философско-эпистемологическую ситуацию в современной исторической науке: через призму общих проблем, связанных с «поворотом» в социально-гуманитарном знании. Показано, что изучение ситуации в историческом познании, осмысление его перспектив имеют не только локальное конкретно-научное значение, но позволяют понять глубинные смыслы трансформаций всего комплекса социально-гуманитарных наук. Предложен и обоснован оригинальный подход к определению эпистемологического статуса микроистории как исследовательской стратегии. Показано, что выбор микромасштаба даёт возможность реконструировать жизненные стратегии, видимые только с очень близкого расстояния, и позволяет посмотреть на прошлое как на переплетение различных возможностей, далеко не все из которых воплотились в действительность. Сделан вывод о том, что за счёт применения особой исследовательской «оптики» микроанализ даёт возможность отказаться от априорных конструкций и посмотреть на социальный порядок как подвижный, открытый, находящийся в процессе становления. Вычленены и проанализированы такие принципы микроисторических исследований, как изменение масштаба наблюдения, деконструкция априорных схем социальной стратификации, принцип неоднородности и динамичности социального контекста, отказ от телеологичности историографии, новая трактовка пограничного случая с точки зрения исторической генерализации. Сделан новый вывод о том, что идеи дискретности и гетерогенности, ставшие атрибутом социальной реальности в философской рефлексии и концепциях социально-гуманитарных наук в эпоху постмодерна, получили своё конкретно-научное воплощение в исследовательской технике микроанализа исторического прошлого. Обосновано, что повышенное внимание к индивидуальному в микроистории - это не пренебрежение к социальным общностям; напротив, индивидуальные поведенческие стратегии рассматриваются в направлении формирования групповой идентичности. Рассмотрено, как решается проблема исторического нарратива с точки зрения микроистории. Показано, что в контексте микроисторического подхода произошло «переоткрытие» эпистемологических возможностей исторической биографии. Проанализированы взаимоотношения микро- и макроистории.
5. С позиций авторского подхода дан развёрнутый философско-эпистемологический анализ постмодернистской экспансии в историографию. Показано, что лингвистический поворот в историописании по-новому поставил одну из ключевых проблем исторического исследования — проблему принципов реконструкции прошлого. Обосновано, что главным содержанием этого поворота стала интенсивная методологическая рефлексия, направленная на эксплицирование обусловленности исторического исследования нарративными формами. Рассмотрена центральная проблема эпистемологии истории в ситуации постмодернистского «вызова» — проблема исторического нарратива. Выделены и проанализированы новые аспекты эпистемологического проекта Ф. Анкерсмита, основанного на постмодернистской трактовке исторического опыта. Отмечено, что в его основе лежит отказ от «присвоения прошлого» - от позитивистского образа прошлого как вещи или объекта, которым можно обладать, пребывающего в некоем неизменном, законсервированном виде. Показано, что антитезой реифицированному прошлому в концепции X. Уайта выступает обусловленная моральной оценкой исследователя драмы истории игра тропологических стратегий, вызывающая к жизни образы прошлого; у Ф. Анкерсмита это познание прошлого через переживание, открывающееся в опыте ностальгии как матрицы исторического опыта. Сделан вывод о том, что идея неоднородности, дискретности опыта прошлого в постмодернистской историографии сведена к разнообразию дискурсивных стратегий историков.
6. Новым научным результатом является комплексный философско-эпистемологический анализ движения микросоциологии, инициированного им эпистемологического поворота и вызванных этим поворотом перемен в стратегиях социологического исследования. По мнению диссертантки, одной из наиболее заметных тенденций современной социологии является либо акцент на микроракурсе исследования, либо стремление разработать такие стратегии социоанализа, в которых был бы найден баланс микро- и макроперспектив. Отмечено, что проблема соотношения микро- и макростратегий исследования в социологии даёт наиболее мощный импульс для современной рефлексии по поводу предмета социологии, поскольку микроанализ социальных процессов зачастую порождает представление о возможности социологии без понятия общества (социологическая версия проблемы «конца социального»). Показано, что выбор микроракурса в социологии означает установку на изучение конструирования социальной реальности в процессах совместной деятельности и коммуникации людей, действующих в конкретных обстоятельствах, в «мелкомасштабных» социальных ситуациях. Осуществлён новый подход к анализу концепций Н. Элиа-са, Л. Тевено с точки зрения смены микро / макро-ракурсов исследования и обусловленной этой сменой игры познавательных стратегий.
7. Выделены новые аспекты философско-эпистемологического анализа социологии в постмодернистском контексте. Показано, что стратегии исследования социологии эпохи постмодерна определяются соответствующими онтологическими основаниями - изменившимися конфигурациями цивилизационных практик: распадом социальной реальности на различные поля и анклавы, породившем ощущение неопределённости, фрагментарности жизни; утратой социальных связей в больших общностях; плюрализмом жизненных миров. Эти глубинные трансформации, а не постмодернистская мода, привели к тому, что распалось более или менее единое поле социологии. Особо отмечено, что познавательный инструментарий прежней социологии не отброшен - в новых социально-культурных реалиях он подвергнут ревизии. В первую очередь это проблема соотношения качественных и количественных методов в социологии. Проанализировано, как работает одна из заметных составляющих постмодернистского дискурса — конструктивистская парадигма, воплощаясь в исследовательские стратегии социологии (на примере социоанализа П. Бурдье и историко-ситуативного анализа В.А. Тишкова). Рассмотрена роль' анализа повествовательных стратегий в социологии как одной из важных форм реализации исследовательского интереса к субъективной стороне социального.
8. Предложен новый подход к обоснованию эпистемологического статуса биографического метода в социологии. Ренессанс биографического метода рассмотрен как одно из важных направлений «антропологического » поворота» в социологии. Показано, что он обусловлен как причинами онтологического порядка - осознанием ценности различных типов субъективного опыта, плюрализма жизненных миров и повседневных практик, -так и эпистемологической ситуацией: этот метод органично вписывается в исследовательские конфигурации эпохи постсовременности. Отмечено, что главным «эпистемологическим препятствием» в использовании биографического метода в социологии является проблема репрезентативности индивидуального.
Положения, выносимые на защиту:
1. Общим онтологическим фундаментом исследовательских программ ведущих представителей европейской социально-философской мысли, направленных на экспликацию генеалогии социального, выступает идея «непрозрачности» социальной реальности, главной целью — необходимость преодоления этой «непрозрачности» на основе разработки и применения соответствующих стратегий исследования. Современное прочтение К. Маркса позволяет увидеть в его работах прообразы микростратегий, которые в настоящее время играют большую роль в социально-гуманитарных науках (анализ формы стоимости товара как «экономической клеточки» буржуазного общества). Ф. Ницше использованы такие принципы исследования генеалогии культуры, как применение «микроскопической психологии», смена «оптики исторических перспектив», мобилизация разных точек зрения на предмет, которые по смысловой нагрузке совпадают со стратегиями, основанными на варьировании масштаба анализа. Принципы и установки исследования генеалогии социального у Ф. Ницше нашли своё продолжение и развитие в таких стратегиях современных социально-гуманитарного наук, как проблематизация, деконструкция, варьирование масштаба анализа и исследовательской «оптики», анализ повествовательных структур, отказ от телеологичности, множественность интерпретаций. Концепция идеально-типического М. Вебера стала связующим звеном между философской интерпретацией проблем социально-гуманитарных наук и их конкретными исследовательскими задачами. И, наконец, П. Бурдье переходит от генеалогии социального к «социальной генеалогии генеалогии»: «непрозрачна» не только социальная реальность, но и сознание «объективирующего субъекта», которое также нуждается в объективации. Таким образом, Маркс, Ницше, Вебер, Бурдье предложили разные варианты проблематизации социальной реальности и различные пути преодоления её «непрозрачности». Заданные ими стратегии исследования общества во многом определили направленность и многообразие поисков в сфере современного социально-гуманитарного знания.
2. Открытие новых измерений социального и отказ от модели структурной социальности привели к тому, что, в отличие от классической философии и науки, направленных на поиск единства и нивелировку различия, в постструктуралистском контексте доминирующими стали установки на поиск различия, неоднородности, случайности, разрыва как атрибутивных характеристик социальной реальности. Кардинальные перемены в стратегиях социально-гуманитарных наук, произошедшие в период утверждения постструктуралистской философии, вызревали и подготавливались по двум основным линиям: смысло-ценностной и рационалистически-эпистемологической философии. Во французской философско-эпистемологической традиции первую линию символизирует Коллеж Социологии, вторая представлена исследованиями в области истории науки с ярко выраженной эпистемологической рефлексией Г. Башляра и Ж. Канги-лема. На перекрёстке этих двух направлений сформировалась концепция историографии М. Фуко, оказавшая парадигмальное влияние на исследовательские стратегии социально-гуманитарных наук вообще и на самые известные историографические проекты современности, такие, как микроистория, концепция «Мест памяти», постмодернистская историография. Стратегиями генеалогической историографии М. Фуко являются: деконструкция привилегированной позиции современности как основы для герменевтического истолкования прошлого, отказ от презентизма и телеологиз-ма, проблематизация как способ изучения истории, установка на поиск нередуцированного различия и случайности.
3. Поскольку исторической науке принадлежит особое место в пространстве русской социально-гуманитарной мысли, методология истории предстаёт у российских исследователей не в узко-предметном смысле, а как методологический архетип наук о культуре вообще. Ведущими стратегиями исторического исследования в традициях русской мысли являются: проблематизация исторической действительности; трактовка исторического источника не как чисто вещественного свидетельства, а как смысловой реальности, опосредующей диалог между прошлым и настоящим; отказ от позитивистской абсолютизации методов естествознания в истории; снятие оппозиции номотетического и идиографического направлений; отказ от натуралистического подхода к прошлому, когда оно рассматривается как раз и навсегда завершившаяся реальность; использование биографического метода, необходимого в силу причастности каждой личности к трансцендентным целям истории. В литературоведческом варианте русской гума-нитаристики - «эстетике истории» М.М. Бахтина - генеральная стратегия социально-гуманитарных наук трактуется как экспликация внутренней социальности, зашифрованной в речевых жанрах. Это даёт основание отнести исследовательскую стратегию М.М. Бахтина к традициям «школы подозрения».
4. Важнейшим итогом «поворота» в социально-гуманитарных науках является изменение моделей социальности и соответствующих им стратегий исследования. Для воспроизведения новых моделей социального, в которых дискретность, неоднородность, мозаичность выступают как атрибутивные характеристики социальной реальности, необходимы смена «фокусных» расстояний, выбор соответствующего масштаба наблюдения, сочетание различных исследовательских стратегий. Эти установки нашли адекватное воплощение в микростратегиях: исследовании микромеханизмов производства социального (столкновения индивидуальных жизненных траекторий и образования на их пересечении новых миров социальной коммуникации и действия), — и в повествовательных стратегиях - одном из генеральных направлений современной гуманитаристики, в котором производство социальности рассматривается через призму риторических приёмов.
5. Идея дискретности и гетерогенности исторической реальности обрела адекватное эпистемологическое воплощение в стратегиях, основанных на варьировании масштаба исследования. Уменьшение масштаба в историческом исследовании означает не локализацию наблюдения, а возможность открыть механизмы конструирования определённых социальных порядков. «Схватывание» определённых измерений социальности невозможно при использовании исследовательской оптики уровня макроконцепций. Эпистемологический статус микроистории заключается в следующем: микроистория — это направление историографии, основанное на исследовательской стратегии особого рода, позволяющей через реконструкцию опыта индивида и микрогрупп выйти на уровень объективации социального. Уменьшение масштаба в микроистории является основой исследовательской стратегии, соразмерной новому образу социального универсума.
6. Проблемы, поставленные постмодернизмом, не являются навязанными историографии извне: они давно вызревали в самой историографии, постмодернизм же предложил для их решения развёрнутый аппарат методологической рефлексии. Суть «постмодернистского вызова» — крушение «наивного» представления об исторической реальности, расставание с натуралистическим подходом к прошлому, когда последнее рассматривается как объект естествознания, единая для всех людей овеществлённая реальность. Важнейшими стратегиями постмодернистской историографии являются тропологические стратегии (X. Уайт, Ф. Анкерсмит), а также про-блематизация субъекта исторического познания. Значимость постмодернистских стратегий заключается в возможности более глубокого понимания природы исторической репрезентации, стимулировании методологической рефлексии по поводу эпистемологических стандартов исторического исследования. Главным итогом «постмодернистского вызова» в исторической науке стало переосмысление способов получения и представления знания, открытие и анализ значимости литературных форм в создании исторических нарративов. Вместе с тем в контексте постмодернистской историографии произведена замена реальности прошлого «эффектом реальности», создаваемым исторической репрезентацией, акцент сделан на дискурсивной практике историка, поэтому постмодернизм остался маргинальной позицией для исторического исследования.
7. Основным итогом «вызова микросоциологии» является не «деон-тологизация» социологического знания, а построение новой онтологии социального и разработка соответствующих этим онтологическим основаниям стратегий и техник исследования. Сутью эпистемологического поворота, вызванного движением микросоциологии, является разработка таких стратегий исследования, которые дают возможность исследовать производство социального через индивидуальное. Одним из главных результатов этого поворота является актуализация и развитие качественных методов в социологии. Это обусловлено необходимостью проникновения в субъективные смыслы, продиктованной микроаналитическими подходами в разных их воплощениях. Микроанализ социальной жизни, как и микроистория, не означает забвение больших социальных общностей: смена ракурса исследования ведёт к тому, что закономерности функционирования социальных структур и институтов открываются через призму жизненных судеб и жизненного опыта конкретных акторов. Микросоциологический поворот открыл возможности для изучения новых ракурсов социального и привёл к отказу от монополии макропарадигмы - но не от самой макросоциологии: при изучении крупномасштабных процессов общественного развития невозможно обойтись без категориального аппарата и методологии макросоциологического уровня.
8. Онтологический фундамент социологии в контексте постмодерна образован трансформациями самой социальной реальности: распадом её на различные поля и анклавы, разрушением социальных связей в больших общностях, возрастанием значения небольших социальных групп с ярко выраженной локальной солидарностью, усложнением жизненных миров и умножением типов индивидуального опыта, плюрализмом повседневных практик. Эти процессы обусловили возрастание научного интереса к локальным формам бытия социального. Именно глубинные трансформации социальной реальности, «тектонические сдвиги» в основаниях культуры привели к тому, что были найдены некоторые точки пересечения между постмодернизмом и социологией, и постмодернистско-поструктуралистский комплекс идей нашёл определённый отклик в социологической науке. В социологии не сформировались стратегии исследования, которые можно было бы назвать собственно постструктуралистско-постмодернистскими, однако постмодернистское движение стало важным этапом рефлексии по поводу её принципов, установок и стратегий. Самыми заметными тенденциями социологии в постмодернистском контексте являются следующие. Во-первых, заметно возросшая популярность и актуализация качественных методов, ставшая ответом на «вызовы» микросоциологии и постмодернизма. Акцент на качественных стратегиях обусловлен потребностями в проблематизации социальной реальности, отказом от априорных схем её описания и истолкования. Во-вторых, возрастание роли конструктивистской парадигмы, которая в современной социологии прошла путь от философской концепции до стратегии социоанализа. В-третьих, в социологии в контексте постмодерна, как и в других сферах социально-гуманитарного знания, значительное место занимает нарративный анализ.
9. Биографический метод в социологии эпохи постсовременности перестал быть просто одним из методов: он является квинтэссенцией определённой исследовательской стратегии, ориентированной на познание социальной жизни через обращение к субъективному и индивидуальному. Кульминацией этой стратегии выступает эпистемологическая переоценка роли единичного случая. Её возможности охватывают и индивидуальное как проявление типичного, и индивидуальное как маргинальное. Биографическая стратегия даёт возможность увидеть, как смешиваются и взаимодействуют макро- и микросоциальные факторы на протяжении всего жизненного пути индивида, взаимодействуют перекрёстные виды анализа, представляющие как макро-, так и микроуровень исследования, что позволяет перейти от индивидуального к социальной динамике - и наоборот. Сопоставление различных масштабов анализа выявляет ракурсы, в которых по-новому открывается социальная реальность. Такое понимание и применение биографического метода снимает напряжённость дихотомии микро- и макросоциологии.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в следующем:
На академическом уровне основанием для оптимистического взгляда на будущность социально-гуманитарных наук является формирование жизнеспособных стратегий исследования, адекватных новым социальным реалиям. Философская рефлексия, направленная на анализ эпистемологической специфики стратегий исследования в социально-гуманитарных науках, способствует переосмыслению места этих наук в перспективах современной культуры. Данная работа открывает новое направление в социальной эпистемологии, связанное с анализом диалектики взаимодействия микро- и макростратегий исследования в социально-гуманитарных науках, и тем самым стимулирует поиск философско-эпистемологических оснований постклассической рациональности в социально-гуманитарном измерении, способствует обновлению методологических принципов и подходов в науках, изучающих общество и человека.
Материалы исследования могут быть использованы для разработки образовательных программ и лекционных курсов по методологии науки, социальной философии, социологии, истории. Результаты исследования используются автором при чтении курсов лекций по дисциплинам «Философия» и «Философия и история науки» соответственно для студентов и аспирантов социально-экономического университета.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Стратегии исследования в социально-гуманитарных науках: философско-эпистемологический анализ"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Размышления о том, чем является в современном мире социально-гуманитарная мысль, сопровождаются как периодическим переопределением границ гуманитарного знания в его «срединном» положении между наукой и искусством1, так и пересмотром линий демаркации между социально-гуманитарными науками и различными формами вненаучного социально-гуманитарного знания.
Мощный импульс рефлексии по поводу судеб и перспектив социально-гуманитарного знания исходил от событий, случившихся в этой сфере знания в последней трети прошлого века. Именно тогда под влиянием глобальных социальных, политических, культурных трансформаций в социально-гуманитарных науках произошли перемены, которые теперь принято называть «поворотом» или даже серией «поворотов» в гуманитаристике. Эти метаморфозы стали своеобразным итогом непростого пути интенсивных поисков методологического фундамента социально-гуманитарных наук, которые велись на протяжении всего XX в.
Классическая социальная методология обнаружила свою ограниченность. Как известно, классический идеал социального знания базировался на вере в «Трибунал разума» (Р. Рорти), рациональный характер социальных взаимосвязей. Идеалом была «глобальная социальная концепция с жестким понятийным ядром, ориентированная на теоретическое описание
1 См.: Иванов В. «Гуманитарий: учёный или художник? Меняющиеся критерии и границы гуманитарного знания». XIV Банные чтения // Новое литературное обозрение. 2006. № 80 (4). макросоциальных структур и институтов»2. Критерии научности в классическом обществознании формулировались таким образом, что образы общества в форме идеальных конструктов были мало узнаваемы рядовыми участниками социального действия.
Сейчас вера в «прозрачность» социального мира расценивается как один из основополагающих мифов классической науки. Расставаясь со своими прежними претензиями, наука об обществе уже не противопоставляет свои модели нерафинированному повседневному знанию. Напротив, укорененность специализированного научного знания в жизненном мире человека становится одним из важных критериев его репрезентативности.
Один из главных уроков «поворота» в социально-гуманитарном познании заключается в том, что на смену наивной вере в «объективную» социальную науку как простое отражение реальности пришло понимание социально-гуманитарного знания как интегрирующей части конституирова-ния реальности. Любая социальная теория не буквальное изображение, а определённая версия, концепция реальности, где события, процессы, личности никогда не предстают в некоем «чистом» виде.
Социальная реальность перестаёт рассматриваться как совокупность определённых сущностей, на первый план выдвигаются социальные отношения и формы. В исторической науке это проявляется в отказе от позитивистской веры в наличие непреложных исторических закономерностей. Вместо поиска универсальных законов истории внимание переключается на микроисторию, уровень индивидуальных решений и действий. В социологии растёт интерес к тем методам, которые «высвечивают» социальную структуру посредством обращения к жизни конкретного человека (так называемые микросоциологические методы). Особое значение в постклассической науке приобретает биографический метод (изучение дневников,
2 Козлова H.H., Смирнова НМ. Кризис классических методологий и современная познавательная ситуация // Социологические исследования. 1995. № 11. С. 21. личной переписки, автобиографий, мемуаров, исповедей). Новое видение социального универсума определяет потребность в гибких, «мягких» методах социального познания.
В начале III тысячелетия социальная реальность предстает наделенной такими чертами, как неустойчивость, неравновесность, спонтанность. Атрибутами постнеклассической науки являются междисциплинарность, синкретичность мысли, многомерность научной картины мира, идеи эволюции, историзма, нелинейности, преобладание статистических закономерностей над динамическими, самоорганизация, ценностная обусловленность научного познания, сочетание различных типов рациональности.
Социальный мир перестал рассматриваться как всецело контролируемый и управляемый объект, полигон для экспериментов. Далеко не сразу пришло осознание того, что познаваемый объект - другой человек или общность людей — это не строго детерминированная система, подчиняющаяся динамическим законам, а развивающаяся целостность, обладающая множеством степеней свободы. Одним из наиболее существенных следствий «антропологического поворота» в социально-гуманитарных науках стала актуализация проблемы понимания и изменение сути методологической оппозиции «субъект - объект познания». Формируется новый тип взаимоотношений исследователя с изучаемым индивидом. Авторитарность, императивность, присущая классической парадигме, уступает место идеологии партнерства. Однако, как показывает анализ, далеко не всегда преодоление дистанции между субъектом и объектом познания ведет к действительному партнерству в исследовании, но все же сами методологические установки меняются необратимо. Есть ряд методик социальных исследований и психологических практик, где подобное партнерство уже достигается (например, понимающая психотерапия).
Постмодернизм рисует образ мира, отказавшись от строительных метафор («метафизики каменщика» по JI. Февру). Природа, общество, человек больше не рассматриваются как конструкции, состоящие из определённых блоков: образ множества реальностей как подвижных сетей взаио модействия пришёл на смену архитектурной семантике . Социальная реальность предстаёт уже не как загадочная «вещь в себе», а как конструкция, порождаемая социальными действиями и отношениями. Поиски адекватной методологии лишаются прежнего пафоса, зато приобретают большую операциональность.
Вполне очевидно, что умонастроение, квалифицирующее современную ситуацию в социально-гуманитарном знании как кризисную, не могло не сказаться на понимании учёным-гуманитарием своего места в современной культуре. Кризис идентичности интеллектуала-гуманитария выражается в десакрализации этой фигуры на уровне массового сознания: из «жрецов» в храме наук, от которых зависит будущее человечества, представители социально-гуманитарных дисциплин превратились в экспертов, ремесленников, хорошо знающих своё ремесло - но не более того4. Произошли серьёзные метаморфозы и в самооценке учёных. Архетипическим в этом смысле является путь, проделанный и отрефлексированный Мишелем Фуко: от образа «ангажированного интеллектуала», атрибутом харизмы которого является непременная оппозиция существующим социально-политическим порядкам, до позиции «специфического интеллектуала», чья роль определяется участием в решении проблем, возникающих в контексте тех или иных социальных практик, и совершенно не связана с противостоянием политическому режиму5. Фуко связывает исходный пункт этой эволюции с установками марксизма, точнее - с его предельно идеологизированными интерпретациями. Особая миссия пролетариата в марксизме
3 См.: Гуселъцева М.С. Культурно-историческая психология: от классической — к постнеклассической картине мира // Вопросы психологии. 2003. № 1. С. 104.
4 См.: Новый гуманитарий в поисках идентичности II Новое литературное обозрение. 2002. № 55 (3).
5 См.: Табачникова С. Комментарий // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996. С. 391 -392. обосновывается онтологически: она связана с тем, что интересы этого класса выходят на универсальные закономерности становления мира как объекта, совпадают с магистральной линией общественного прогресса. В свою очередь, особая миссия «левого» интеллектуала, своим выбором связанного с этим классом, - выражать эту универсальность, следовательно (в контексте этой онтологически фундированной этики), быть носителем не только истины, но и справедливости. Но времена изменились. Иллюзии универсальности утрачены. От теоретиков общественного развития ждут отнюдь не новых глобальных проектов, а гораздо менее впечатляющей, но очень конкретной и насущной работы — «не в сфере универсального, вы-ступающего-образцом, справедливого-и-истинного-для-всех, но в определённых секторах, в конкретных точках, там, где они оказываются либо в силу условий работы, либо в силу условий жизни (жильё, больница, приют, лаборатория, университет, семейные или сексуальные отношения)»6.
В этих новых реалиях, когда социальный учёный должен продемонстрировать свою компетентность и состоятельность, необычайно возросла роль социально-гуманитарной экспертизы. В работе настоящего эксперта всегда участвует неявное знание, представляющее собой сложный сплав телесных навыков, профессиональной интуиции, духовного опыта. В условиях сверхцентрализованной экономики в социальной экспертизе усматривали опасности несоответствия стандартам унификации знания. Эта оценка изменилась с осознанием приоритета общечеловеческих ценностей. Эксперт, давая диагноз, например, социального конфликта, должен демонстрировать «герменевтическое предпонимание» ситуации в целом7.
М. Фуко сформулировал это новое понимание роли учёного-интеллектуала в перспективе, открывающейся перед социально
6 Цит. по: Табачникова С. Указ. раб. С. 391.
7 Смирнова Н.М. Социально-культурное многообразие в зеркале методологии // Общественные науки и современность. 1993. № 1. С. 89. гуманитарными науками. Оно выступает своеобразным манифестом современного сообщества гуманитариев: «Роль интеллектуала состоит не в том, чтобы говорить другим, что им делать. По какому праву он стал бы это делать? Вспомните, пожалуйста, обо всех пророчествах, обещаниях, предписаниях и программах, которые были сформулированы интеллектуалами за два последних века и последствия которых нам теперь известны. Работа интеллектуала не в том, чтобы формовать политическую волю других, а в том, чтобы с помощью анализа, который он производит в своих областях, заново вопрошать очевидности и постулаты, сотрясать привычки и способы действия и мысли, рассеивать то, что принято в качестве известного, заново переоценивать правила и установления и исходя из этой ре-проблематизации (где он отправляет своё специфическое ремесло интеллектуала) участвовать в формировании некоторой политической воли (где он выполняет свою роль гражданина)»8.
Как оценивается значимость социально-гуманитарных наук, прошедших через эти испытания, в современной России? Очень велика амплитуда этих оценок среди самих философов и гуманитариев. Известный специалист в области социальной философии В.Г. Федотова констатирует: «Наука в сегодняшней России не занимает места, отвечающего потребностям времени. В особенности это относится к социально-гуманитарным наукам. Доверие к здравому смыслу преобладает над научной квалификацией и компетенцией»9. Существует и гораздо более оптимистичный взгляд. Так, A.B. Юревич оценивает состояние современной российской науки как «звёздный час гуманитариев»: «Если естественные науки действительно переживают в нынешней России все основные "признаки упадка, о
Фуко М. Забота об истине. Беседа с Франсуа Эвальдом // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996. С. 322 -323.
9 Федотова В.Г Социальное конструирование приемлемого для жизни общества (К вопросу о методологии) // Вопросы философии. 2003. № 11.С. 3. .то целый ряд социогуманитарных наук, прежде всего экономика, право и политология, оказались на взлёте.»10. Приводимые оптимистами аргументы таковы: рост популярности гуманитарных специальностей в университетах и гуманитарных вузов, а также аспирантуры и докторантуры по таким специальностям, как экономика, право, социология, политология; количество обладателей соответствующих степеней среди элиты и среди тех, кто выступает в качестве экспертов. Однако эти внешние признаки «нормальной науки» ещё не могут быть достоверным свидетельством того, что всё так уж благополучно в этой сфере11.
Несмотря на внешне благоприятную картину, многие отечественные учёные усматривают «знак неблагополучия» над гуманитарной сферой науки и образования. Этот тревожный симптом является порождением нашего предельно прагматичного времени, когда коммерциализация образования явным или неявным образом диктует его стратегии, оттесняя подлинно гуманитарное на периферию учебных программ, превращая его в эзотерический дискурс. В наиболее жёстких прогнозах речь идёт о том, что если такие тенденции будут набирать силу, гуманитарные науки и вовсе будут вытеснены за пределы университетов и академических институтов и
12 могут вообще «кануть в Лету» .
Несомненно одно: среди наших соотечественников наблюдается новая волна интереса к наукам об обществе и человеке. И подогревается этот интерес желанием посмотреть, на что способны эти науки, лишившиеся «подпорок» идеологии, смогут ли они решать вполне конкретные, прагматические задачи в изменившемся обществе.
10 Юревич А.В. Звёздный час гуманитариев: социогуманитарная наука в современной России // Вопросы философии. 2003. № 12. С. 116.
11 См., напр.: Гудков Л. О положении социальных наук в России // Новое литературное обозрение. 2006. № 77 (1).
12 Покровский Н.Е. Что происходит с гуманитарным образованием? // СОЦИС. 2006. № 12; Гумбрехт Х.У. Ледяные объятия «научности», или Почему гуманитарным наукам предпочтительнее быть «Humanities and Arts» // Новое литературное обозрение. 2006. №81 (5).
В переломные, кризисные моменты развития науки особенно остро встаёт вопрос об интеграции знаний. Это естественно: координация усилий, в данном случае усилий учёных, изучающих общество, их профессиональная и интеллектуальная солидарность выступают своеобразным гарантом преодоления кризиса, вселяют уверенность в том, что трудности, встретившиеся на пути социально-гуманитарных наук, — это трудности роста. Отечественные философы, размышляющие над проблемами перспектив социально-гуманитарного знания, рассматривают процессы интеграции, анализируют феномен междисциплинарности. Нам представляется чрезвычайно плодотворной идея Т.Х. Керимова — рассматривать междис-циплинарность, интегративность в гетерологической перспективе. Значимость этой перспективы определяется не только интуициями постмодернизма, но прежде всего современной практикой научных исследований, спецификой тех академических стратегий, которые востребованы сейчас в пространстве социально-гуманитарного знания.
Стратегии, предлагаемые сегодня различными науками социально-гуманитарной сферы, чрезвычайно разнообразны, но всё же в них есть общие доминанты. Одна из них, может быть наиболее значимая, связана с отказом от образа унифицированной социальной реальности и монологизма в способах её теоретической репрезентации. Кредо позиции монологизма по М.М. Бахтину заключается в признании монополии на истину за определённой концепцией, исследовательской программой, познавательным подходом. Встать на такую привилегированную позицию — значит изначально застраховать себя от субъективности, снять с себя бремя личной ответственности за получение достоверного результата или, как выражается М.М. Бахтин, достичь безусловного «алиби» в познавательной ситуации. Современный взгляд на позицию исследователя-гуманитария принципиально иной: эта позиция выстраивается в координатах свободы, возможности выбора, связанных с этим выбором риска и ошибок и, естественно, ответственности.
Ю.М. Резник отмечает: «Одно из важных качеств антропологического поворота в социальном познании - это взгляд с позиции иного.» . Действительно, установка, которая зародилась в контексте этнографического подхода, давно вышла за его рамки и стала лейтмотивом в исследованиях общества, человека, культуры. «Другая социальность», «другая методология» — пожалуй, в этих словах наиболее ёмко запечатлелись основные итоги и антропологического, и других «поворотов» и «вызовов», через которые прошли социально-гуманитарные науки за несколько последних десятилетий. Одним из главных открытий другого видения общества стало, по нашему мнению, открытие микромеханизмов производства и воспроизводства социального. Роль микростратегий, эпистемологической специфике которых в значительной степени посвящено данное исследование, состоит в том, чтобы сделать доступными для научного анализа эти новые ракурсы социального, ускользавшие от прежних парадигм. За счёт применения особой исследовательской «оптики» микроанализ даёт возможность отказаться от априорных конструкций и посмотреть на социальный порядок как подвижный, открытый, находящийся в процессе становления.
Не секрет, что популярность микросоциологии, микроистории вызывает опасения у тех социальных теоретиков, которые видят в распространении стратегий микроанализа угрозу для единства науки. Эту точку зрения очень рельефно обозначил известный отечественный философ К.Х. Момджян, назвав ситуацию в современном обществознании «кризисом фрагментации»14. Но, как нам представляется, было бы серьёзной ошибкой рассматривать микроанализ социального как замену — и уж тем более как отмену — макропарадигм. Интерес к индивидуализирующим стратегиям
13 Резник Ю.М. О статусе современной социальной теории и её антропологической ориентации // Личность. Культура. Общество. М., 2002. Вып. 3 - 4. С. 104.
14 Момджян К.Х. О ситуации в современном теоретическом обществознании или кризис фрагментации и как с ним бороться // Личность. Культура. Общество. М., 2002. Вып. 3-4. С. 84. совсем не тождественен отказу от эссенциалистских подходов и не таит в себе опасность их вытеснения. На наш взгляд, микро- и макроанализ социальной жизни открывают разные ракурсы социального. «Схватывание» определённых измерений социальности в разных познавательных контекстах соразмерно исследовательским возможностям либо микроконцепций, либо макропарадигм. Игнорирование или индивидуализирующей, или генерализирующей методологий, или возможностей их сочетания неизбежно ведёт к утрате целостности, «стереоскопичности» в воспроизведении социальной реальности, атрибутами которой выступают множественность, нелинейность, дискретность.
Таким образом, эпистемологическая специфика микростратегий в социально-гуманитарных науках заключается в возможности экспликации и анализа социального, запёчатлённого в индивидуальном. В силу сказанного микростратегии адекватны микромеханизмам производства и воспроизводства социального, эпистемологически соразмерны новым образам социального универсума.
Свой вклад в обновление стратегий социально-гуманитарных наук внесла постструктуралистская философия. В диссертации выявлены и проанализированы те метаморфозы в стратегиях исследования, которые обусловлены постструктуралистским отказом от образов унифицированной социальной реальности и заменой их на такие её модели, в которых доминируют идеи различия, дискретности, разрыва.
Настало время и для осмысления итогов «постмодернистского вызова» в социально-гуманитарных науках. Встреча с постмодернизмом стала одним из серьёзных испытаний, встретившихся на пути этих наук. Основная претензия научного сообщества к постмодернистскому движению заключается в том, что постмодернистская перспектива в социально-гуманитарных науках очень часто трактовалась как упразднение «когнитивных обязанностей» учёного. Однако если оставаться в поле научной рациональности, невозможно всерьёз говорить об отмене критериев истинности и рациональности научного знания — речь может идти лишь об их изменении и переосмыслении. На IV Российском философском конгрессе Г.Л. Тульчинский обратил внимание на переходный характер постмодерна: «Постмодернизм прошёл первую стадию в динамике смысло-образования - остранение (деконструкция, демонтаж) привычного. Но необходим следующий шаг - новая конструктивная работа с остранёнными смыслами». Гуманитарий в этих условиях выступает как «потенциатор бытия», открывающий и умножающий новые возможности культуры и её осмысления15.
Мода на постмодернизм, захватившая социальные науки в конце XX в., в настоящее время сменяется его упадком. Многие исследователи, высказывая весьма критичное отношение к собственно методологическому потенциалу постмодернистской программы, тем не менее рассматривают постмодернизм как важный этап рефлексии по поводу характера, границ и типов научной рациональности.
Поэтому именно сейчас, на исходе первого десятилетия XXI в., когда прошёл постмодернистский бум, настало время взвешенно ответить на вопросы: каким оказался прагматический потенциал постмодернистской программы развития науки, насколько она операциональна в решении конкретных научных проблем, в чём заключается влияние постмодернистско-постструктуралистского комплекса на стратегии научного исследования?
Встреча социально-гуманитарного знания с постмодернистским движением произошла в «приграничных зонах», на маргиналиях науки и культуры. Осуществлённый в диссертации анализ позволяет, на наш взгляд, сделать вывод, что постмодернизм и остался маргинальной пози
15 См.: Тульчинский Г.Л. Новый сдвиг гуманитарной парадигмы и гуманитарная экспертиза // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24 - 28 мая 2005 г.) В 5 т. Т. 3. М., 2005. С. 413. цией для научного исследования. Стратегии социально-гуманитарных наук эпохи постмодерна определяются соответствующими онтологическими основаниями - изменившимися конфигурациями цивилизационных практик. Перемены в социально-гуманитарном знании, произошедшие в контексте постмодерна, обусловлены трансформациями самой социальной реальности: распадом её на различные поля и анклавы, утратой традиционных социальных связей, усложнением жизненных миров и умножением типов индивидуального опыта, плюрализмом повседневных практик. Именно глубинные трансформации социальной реальности, «тектонические сдвиги» в основаниях культуры привели к тому, что постмодернист-ско-поструктуралистский комплекс идей нашёл определённый отклик в социально-гуманитарных науках, и постмодернистское движение стало важным этапом рефлексии по поводу принципов, установок и стратегий исследования в этих науках.
Значимость постмодернистской рефлексии заключается в возможности более глубокого понимания природы научной репрезентации, стимулировании переосмысления эпистемологических стандартов научного исследования, проблематизации субъекта научного познания. Важнейшим итогом «постмодернистского вызова» в социально-гуманитарных науках стало переосмысление способов получения и представления знания, открытие и анализ значимости литературных форм в создании исторических и биографических нарративов. Если же говорить о приращении научного знания, то результаты постмодернистской «экспансии» на территорию социально-гуманитарного знания выглядят достаточно скромно.
В современной культуре социально-гуманитарные науки предстают уже не в мессианском обличье: они перестали быть пророчеством, предписанием и направлены на решение конкретных проблем, возникающих в контексте тех или иных социальных практик. Эти проблемы могут быть решены только на основе методов, опыта и возможностей, присущих именно этой сфере познания. Поэтому на академическом уровне основанием для оптимистического взгляда на будущность социально-гуманитарных наук является формирование жизнеспособных стратегий исследования, адекватных новым социальным реалиям.
Список научной литературыГусева, Ирина Ивановна, диссертация по теме "Онтология и теория познания"
1. Аарелайд-Тарт А. Проблемы адаптации к новым культурным реалиям в зеркале биографического метода // Социологические исследования. 2003. №2. С. 59-67.
2. Аверюшкин А.Н. Проблема исторической теории в когнитивной практике и методологической рефлексии в XX столетии. Дис. . канд. филос. наук. М., 2005. - 132 с.
3. Автономова Н.С. Мишель Фуко и его книга «Слова и вещи» // Фуко°М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М.: Прогресс, 1977. С. 5-30.
4. Адорно Т. К логике социальных наук // Вопросы философии. 1992. №°10. С. 76-86.
5. Акопов Г.В., Иванова Т.В. Феномен ментальности как проблема сознания // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 1. С. 47 55.
6. Александров Д. Места знания: институциональные перемены в российском производстве гуманитарных наук // Новое литературное обозрение. 2006. № 77 (1). С. 273 284.
7. Алиева Д.Я. Парадигматические сдвиги в социологии повседневности: концепция Мишеля Маффесоли // Социологический журнал. 1995. № 1. С. 110-122.
8. Алтухов В. Контуры неклассической общественной теории // Общественные науки и современность. 1992. № 5. С. 59 72.
9. Алябьева Е. Побороть симулякры // Новое литературное обозрение. 2007. № 3 (85). С. 397 403.
10. Альмодовар Ж.-П. Рассказ о жизни и индивидуальная траектория: сопоставление масштабов анализа // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. №2. С. 98-104.
11. Анализ практик субъективации в раннесталинском обществе // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 209-417.
12. Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлёт и падение метафоры / Пер. с англ. М.: Прогресс - Традиция, 2003. - 496 с.
13. Анкерсмит Ф.Р. Нарративная логика: Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003. - 360 с.
14. Аскин Я.Ф. Философский детерминизм и научное познание. -М.: Мысль, 1977.- 188 с.
15. Ахиезер A.C., Рябова М.Э. Социальная философия в усложняющемся мире // Общественные науки и современность. 2005. № 3. С. 137 -143.
16. Бакиров В. Социальное познание на пороге постиндустриального мира // Общественные науки и современность. 1993. № 1. С. 68 — 77.
17. Барабанов Е.В. Русская философия и кризис идентичности // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 102 116.
18. Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. — М.: Мысль, 1987.-348 с.
19. Барт Р. История или литература? // Барт Р. Избр. раб.: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1994. С. 209 232.
20. Барт Р. От науки к литературе // Барт Р. Избр. раб.: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1994. С. 375 383.
21. Барт Р. Эффект реальности // Барт Р. Избр. раб.: Семиотика. Поэтика: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1994. С. 392 400.
22. Барышков В.П. Аксиология личностного бытия. М.: Логос, 2005.- 192 с.
23. Батай Ж. Литература и зло. — М.: Изд-во МГУ, 1994. 166с.
24. Батай Ж. Психологическая структура фашизма // Новое литературное обозрение. 1995. № 13. С. 80 102.
25. Баткин JI.M. Два способа изучать историю культуры // Вопросы философии. 1986. № 2. С. 101 115.
26. Баткин JI.M. Полемические заметки // Одиссей. 1995. М.: Наука, 1995. С. 206-210.
27. Батыгин Г.С. Тематический репертуар и язык социальных наук //Россия реформирующаяся. М.: Academia, 2002. С. 91 — 102.
28. Бауман 3. Индивидуализированное общество / Пер. с англ. -М.: Логос, 2002.-390 с.
29. Бауман 3. Мыслить социологически / Пер. с англ. М.: Аспект -Пресс, 1996.-255 с.
30. Бауман 3. Спор о постмодернизме // http://knowledge.isras.ru/si/si/94-4-5.html
31. Бауман 3. Философские связи и влечения постмодернистской социологии //Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 2. С. 5 22.
32. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. — 332 с.
33. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. 423 с.
34. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. М.: Наука, 1986. С. 82 157.
35. Бахтин М.М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. — М.: «Лабиринт», 2000. 640 с.
36. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства / Пер. с фр. М.: РОССПЭН, 2004.-373 с.
37. Башляр Г. Новый рационализм: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1987.-376 с.
38. Безрогов В.А. Автобиография и социальный опыт // Социальная история. Ежегодник, 2001/2002. М.: РОССПЭН, 2004. С. 529 -550.
39. Бек У. Общество риска. На пути к новому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000. — 384 с.
40. Белов В.Н. Обыденное сознание и человеческое бытие. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1996. 184 с.
41. Беляев Е.И. Философский анализ: Методологические аспекты. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1999. - 148 с.
42. Бендикс Р. Образ общества у Макса Вебера // Вебер М. Избранное. Образ общества: Пер. с нем. М.: Юрист, 1994. С. 567 — 588.
43. Бергер П. Понимание современности // Социологические исследования. 1990. № 7. С. 127 133.
44. Бергер П. Социалистический миф // Социологические исследования. 1990. № 7. С. 133 141.
45. Бергер П.Л., Бергер Б. Социология: Биографический подход // Личностно-ориентированная социология. М.: Академический проект, 2004. С. 23-396.
46. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания: Пер. с англ. — М.: Медиум, 1995. -323 с.
47. Берк П. Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное обозрение. 2005. № 75 (5). С. 64-91.
48. Берто Д. и Берто-Уиам И. Ремесленное хлебопечение во Франции: как оно существует и почему выживает? // Биографический метод в социологии: история, методология, практика. М.: Институт социологии РАН, 1994. С. 63-93.
49. Бессмертный Ю.Л. «Анналы»: переломный этап? // Одиссей. 1991. М.: Наука, 1991.С.7-24.
50. Бессмертный Ю.Л. Многоликая история (Проблема интеграции микро- и макроподходов) // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 2000 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного, М.А. Бойцова. М.: РГГУ, 2000.
51. Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. 1995. М.: Наука, 1995. С. 5 19.
52. Бессмертный Ю.Л. Что за «Казус»? // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного, М.А. Бойцова. М.: РГГУ, 1997. С. 7-24.
53. Биографический метод в социологии: история, методология, практика. М.: Институт социологии РАН, 1994. - 147 с.
54. Блок М. Странное поражение / Пер. с фр. М.: РОССПЭН,1999.-287 с.
55. Блумер Г. Символический интеракционизм // Общая социология. Хрестоматия / Сост. Н.Г. Здравомыслов, Н.И. Лапин; Под общ. ред. Н.И. Лапина. М.: Высшая школа, 2006. С. 89 107.
56. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет,2000.-387 с.
57. Бойм С. Как сделана «советская субъективность»? // Ab Imperio. 2002. №3. С. 285-296.
58. Бойцов М.А. Выживет ли Клио при глобализации? // Общественные науки и современность. 2006. № 1. С. 91 108.
59. Бор Н. Атомная физика и человеческое познание: Пер. с англ. -М.: Изд-во иностр. лит., 1961.-151 с.
60. Борсяков Ю.И. Естественные и гуманитарные науки как типы научной рациональности. Дис. . д-ра филос. наук. М., 2001. — 483 с.
61. Брандист К. Необходимость интеллектуальной истории // Новое литературное обозрение. 2006. № 79 (3). С. 56 — 68.
62. Бродель Ф. Время мира: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1992.679 с.
63. Брокмейер И., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. № 3. С. 29 42.
64. Бурдье П. Власть права: основы социологии юридического поля // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 75 128.
65. Бурдье П. Дело науки. Как социальная история социальных наук может служить их прогрессу // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 518-538.
66. Бурдье П. Идентичность и репрезентация: элементы критической рефлексии идеи «региона» // Ab Imperio. 2002. № 3. С.45 60.
67. Бурдье П. Исторический генезис чистой эстетики: эссенциали-стский анализ и иллюзия абсолютного // Новое литературное обозрение. 2003. №60 (2). С. 17-29.
68. Бурдье П. Мужское господство // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 286 364.
69. Бурдье П. Начала / Пер. с фр. M.: Socio-Logos, 1994. - 287 с.
70. Бурдье П. Поле науки // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 473-517.
71. Бурдье П. Практический смысл / Пер. с франц.; Общ. ред. и послесл. Н.А. Шматко. — СПб.: Алетейя, 2001. — 562 с.
72. Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики / Пер. с франц.; Отв. ред. перевода, сост. и послесл. H.A. Шматко. — М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. 576 с.
73. Бурдье П., Шамборедон Ж.-К., Пассерон Ж.-К. Эпистемология и методология // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 173 184.
74. Бурдье П., Шартье Р. Люди с историями, люди без историй // Новое литературное обозрение. 2003. № 60 (2). С. 70 84.
75. Бхаскар Р. Общества // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 219-240.
76. Вавина-Лебедева В.Г. К вопросу о методах исследования нарративных текстов // Отечественная история. 2002. № 4. С. 124 — 134.
77. Валлерстайн И. Социология и история: призыв Эмиля Дюрк-гейма // Время мира: Альманах. Вып. 1. Историческая макросоциология в XX веке. Новосибирск, 1998. С. 124 127.
78. Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности // Социо-логос. М., 1991. С. 39 — 50.
79. Ватолина Ю.В. Метод наблюдения в социологии (на основе опыта Вальтера Беньямина). СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. - 143 с.
80. Вебер М. Избранное. Образ общества.: Пер. с нем. М.: Юрист, 1994.-704 с.
81. Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 2-е изд., доп. и испр. М.: РОССПЭН, 2006. - 656 с.
82. Вебер М. О некоторых категориях «понимающей» социологии // Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 2-е изд., доп. и испр. М.: РОССПЭН, 2006. С. 377 414.
83. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 2-е изд., доп. и испр. М.: РОССПЭН, 2006. С. 271 320.
84. Вебер М. Основные социологические понятия // Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 2-е изд., доп. и испр. М.: РОССПЭН, 2006. С. 453 482.
85. Вевьерка М. Формирование различий // Социологические исследования. 2005. № 8. С. 13-24.
86. Визгин В. Генеалогический проект Мишеля Фуко: онтологические основания // Мишель Фуко и Россия. Сб. статей / Под ред. О. Хар-хордина. СПб.; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге: Летний сад, 2001. С. 96-110.
87. Визгин В.П. Образ истории науки в трудах Жоржа Кангилема // Современные историко-научные исследования (Франция): Реф. сб. ИНИОН. М., 1987. С. 104- 140.
88. Визгин В.П. Эпистемология Гастона Башляра и история науки.- М.: ИФ РАН, 1996. 263 с.
89. Виндельбанд В. Избранное. Дух и история / Пер. с нем. — М.: Юристъ, 1995.-687 с.
90. Виноградский В.Г. Как определять и наблюдать факты неформальной экономики домохозяйств // Методологический потенциал качественной социологии и способы его реализации в социологических исследованиях. Самара, 2000.
91. Гавришина О. История как текст // Новое литературное обозрение. 2003. № 59 (1). С. 535 539.
92. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1988. - 704 с.
93. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в её связи с наукой: Учеб. пособие для вузов. М.; СПб.: Универ. Кн., 2002. -455 с.
94. Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум.- М.: Прогресс — Традиция, 2003. 528 с.
95. Гайденко П.П. Социология Макса Вебера // Вебер М. Избранное: Протестантская этика и дух капитализма. 2-е изд., доп. и испр. М.: РОССПЭН, 2006. С. 577 602.
96. Гайденко П.П., Давыдов Ю.Н. История и рациональность: Социология М. Вебера и веберовский ренессанс. — М.: Политиздат, 1991. — 367 с.
97. Гаман JI.A. Советский период в историософии H.A. Бердяева // Методологические и историографические вопросы исторической науки: Сб. ст. Вып. 27 / Отв. ред. Б.Г. Могильницкий. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. С. 94-113.
98. Гарфинкель Г. Исследования по этнометодологии. — СПб.: Питер, 2007.- 335 с.
99. Гасилин В.Н. Идентификация как способ обоснования в классической и современной философии // Современная философия: возможности обоснования. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 2000. С. 6 — 11.
100. Гасилин В.Н. Принципы в структуре философского знания: Логико-методологические аспекты. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987. — 155 с.
101. Гасилин В.Н., Тягунова Л.А. Виртуализация социума. Саратов, 2007.-113 с.
102. Геллнер Э. Две попытки уйти от истории // Одиссей. 1990. М.: Наука, 1990. С. 147- 166.
103. Гидденс Э. К социологическому сообществу! // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 4 5.
104. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. 2-е изд. - М.: Академический Проект, 2005. - 528 с.
105. Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 207-235.
106. Гинзбург К. Мифы эмблемы — приметы: Морфология и история. Сб. ст. - М.: Новое изд-во, 2003. - 348 с.
107. Гинзбург К. Образ шабаша ведьм и его истоки // Одиссей. 1990. М.: Наука, 1990. С. 132 146.
108. Гинзбург К. Остранение: Предыстория одного литературного приёма // Новое литературное обозрение. 2006. № 80 (4). С. 9 — 29.
109. Гинзбург К. Предисловие к книге «Сыр и черви» // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 40 — 53.
110. Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XVI в. / Пер. с итал. М.: РОССПЭН, 2000. - 272 с.
111. Гинзбург К. Уликовая парадигма и её корни // Гинзбург К. Мифы эмблемы - приметы: Морфология и история. М.: Новое изд-во, 2003. С. 189-241.
112. Гинзбург К. Широты, рабы и Библия: опыт микроистории // Новое литературное обозрение. 2004. № 65 (1). С. 18 34.
113. Гирц К. Идеология как культурная система // Новое литературное обозрение. 1998. № 29 (1). С. 7 38.
114. Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Т. 1. СПб., 1997. С. 171 -200.
115. Глебов С., Могильнер М., Семёнов A. «The Story of Us»: Прошлое и перспективы модернизации гуманитарного знания глазами историков // Новое литературное обозрение. 2003. № 59 (1). С. 190-210.
116. Гобозов И.А. Философия и шизофрения // Философия и общество. 2007. №4. С. 5-16.
117. Гобозов И.А. Что происходит с философией? // Философия и общество. 2007. № 2. С. 5 18.
118. Голофаст В.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. № 1. С. 71 — 88.
119. Горбунова O.A. Исследовательские и коллекторские программы в социально-гуманитарных науках. Дис. .канд. филос. наук. Новосибирск, 2004. - 144 с.
120. Горюнов A.B. Специфика познавательной деятельности историка: (Как субъекта познания). Дис. .канд. филос. наук. — Ульяновск, 2004.-150 с.
121. Готлиб A.C. Введение в социологическое исследование: качественный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики: Учеб. пособие. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2002.-424 с.
122. Гофман А.Б. Классическое и современное: Этюды по истории и теории социологии. — М.: Наука, 2003. — 783 с.
123. Гофман А.Б. Существует ли общество? От психологического редукционизма к эпифеноменализму в интерпретации социальной реальности // Социологические исследования. 2005. № 1. С. 18 — 25.
124. Гофман И. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Канон - Пресс-Ц, 2000. - 304 с.
125. Гофф Jle Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII XIII вв.) // Одиссей. 1991. М.: Наука, 1991. С.25-47.
126. Границы империи: в поисках пределов применимости исторических метанарративов // Ab Imperio. 2003. № 1. С. 9 — 16.
127. Гренди Э. Ещё раз о микроистории // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного, М.А. Бойцова. М.: РГГУ, 1997. С. 291 302.
128. Григорьев Л.Г. «Социология повседневности» А. Шюца // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 123 128.
129. Гудков JI. О положении социальных наук в России // Новое литературное обозрение. 2006. № 77 (1). С. 314 339.
130. Гудков Л., Дубин Б. «Эпическое» литературоведение: Стерилизация субъективности и её цена // Новое литературное обозрение. 2003. №°59 (1). С. 211 -231.
131. Гумбрехт Х.У. Ледяные объятия «научности», или Почему гуманитарным наукам предпочтительнее быть «Humanities and Arts» // Новое литературное обозрение. 2006. № 81 (5). С. 7 — 17.
132. Гуревич А.Я. «Добротное ремесло» (первая биография Марка Блока)// Одиссей. 1991. М.: Наука, 1991. С. 75 -83.
133. Гуревич А.Я. История в человеческом измерении (Размышления медиевиста) // Новое литературное обозрение. 2005. № 75 (5). С. 38 — 63.
134. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. — М.: Искусство, 1972.-318 с.
135. Гуревич А.Я. «Путь прямой, как Невский проспект», или Исповедь историка // Одиссей. 1992. М.: Круг, 1994. С. 7 — 34.
136. Гуревич А.Я. Социальная история и историческая наука // Вопросы философии. 1990. № 4. С. 23 35.
137. Гурин С.П. Проблемы маргинальной антропологии. — Саратов: Издат. центр СГСЭУ, 1999. 182 с.
138. Гусельцева М.С. Культурно-историческая психология: от классической — к постнеклассической картине мира // Вопросы психологии. 2003. № 1.С. 99-115.
139. Гусельцева М.С. Культурно-историческая психология и «вызовы» постмодернизма // Вопросы психологии. 2002. № 3. С. 119—131.
140. Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания / Под ред. В.А. Лекторского, Л.А. Микешиной, Б.И. Пружинина, Т.Г. Щедриной. М.: Языки славянских культур, 2006. — 464 с.
141. Давыдов Ю.Н. Проблемы социологии искусства и литературы у М.М. Бахтина // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. - С. 20 - 43.
142. Девис П. Суперсила: Поиски единой теории природы / Пер. с англ. -М.: Мир, 1989.-271 с.
143. Девятко И.Ф. Методы социологического исследования: 2-е изд. М.: Университет, 2002. - 295 с.
144. Девятко И.Ф. Состояние и перспективы социологической теории в мире и в России // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 35 — 37.
145. Делёз Ж. Новый архивариус // Фуко М. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия»; Университетская книга, 2004.
146. Деррида Ж. Письмо и различие. — М.: Академический проект, 2000. 495 с.
147. Дильтей В. Категории жизни // Вопросы философии. 1995. № 10. С. 129-143.
148. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии. 1988. № 4. С. 135 — 152.
149. Дильтей В. Введение в науки о духе: Опыт полагания основ для изучения общества и истории (фрагменты) // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 108- 142.
150. Дмитриев А. Контекст и метод (предварительные соображения об одной становящейся исследовательской индустрии) II Новое литературное обозрение. 2004. № 66 (2) С. 6 16.
151. Добренко Е. Молоко современности и творог истории: нарра-тив как способ производства социализма // Вопросы литературы. 2004. № 2. С. 25-67.
152. Дрюк М.А. Синергетика: позитивное знание и философский импрессионизм // Вопросы философии. 2004. С. 102 113.
153. Дубин Б.В. Биография, репутация, анкеты (О формах интеграции опыта в письменной культуре) // Дубин Б.В. Слово — письмо — литература: Очерки по социологии современной культуры. М.: Новое литературное обозрение, 2001. С. 98 119.
154. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. — 575 с.
155. Дюркгейм Э. Социальные факты как вещи // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 208-216.
156. Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод, предназначение. -М.: Канон, 1995.-352 с.
157. Евстигнеев В. Попытка реабилитации скомпрометированной исследовательской программы // Общественные науки и современность. 1994. №3. С. 131-141.
158. Живов В. Об исторической науке у Карло Гинзбурга // Новое литературное обозрение. 2004. № 65 (1). С. 6 — 10.
159. Жижек Славой. «Все режимы, которые превозносят гуманизм, в результате обращаются с человеком, как с мусором» // Московские новости. 9-22 марта 2007 г. № 9 10.
160. Зайцев А.И. О применении методов современной психологии к историко-культурному материалу // Одиссей. 1990. М.: Наука, 1990. С. 15 — 16.
161. Зайченко A.A. Философия истории в постмодернистской парадигме. Дис. . канд. филос. наук. Ставрополь, 2002. — 145 с.
162. Зверева Г.И. Историческое знание в контексте культуры конца XX века: проблема преодоления власти модернистской парадигмы // Гуманитарные науки и новые информационные технологии. Вып.2. М., 1994. С127-142.
163. Зверева Г. «Присвоение прошлого» в постсоветской историософии России // Новое литературное обозрение. 2003. № 59 (1). С. 540 -556.
164. Зверева Г.И. «Чужое, своё, другое.»: феминистские и тендерные концепты в интеллектуальной культуре постсоветской России // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетейя, 2003. С. 389-426.
165. Здравомыслов А.Г. Поле социологии: дилемма автономности и ангажированности в свете наследия перестройки // Общественные науки и современность. 2006. № 1. С. 5 20.
166. Зенкин С. Критика нарративного разума. Заметки о теории // Новое литературное обозрение. 2003. № 59 (1). С. 524 534.
167. Зенкин С. Синтетический паровоз // Новое литературное обозрение. 2006. № 78 (2). С. 147 165.
168. Зорин А. Кормя двуглавого орла. Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII первой трети XIX века. -М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 416с.
169. Иванов В. «Гуманитарий: учёный или художник? Меняющиеся критерии и границы гуманитарного знания». XIV Банные чтения // Новое литературное обозрение. 2006. № 80 (4). С. 402 421.
170. Иванов Вяч. Вс. Значение идей М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // М.М. Бахтин: pro et contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. Том 1. СПб.: РХГИ, 2001. С. 266 311.
171. Иггерс Г. История между наукой и литературой: размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта // Одиссей. 2001. М.: Наука, 2001. С. 140-154.
172. Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М.: РОССПЭН, 1997. - 464 с.
173. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. - 255 с.
174. Иноземцев B.JI. Современный постмодернизм: конец социального или вырождение социологии // Вопросы философии. 1998. № 9. С. 27-37.
175. Интервью с Игалом Халфиным и Йоханом Хелльбеком // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 217 260.
176. Интервью с Лидией Александровной Успенской // Ab Imperio. 2004. № l.C. 309-356.
177. Ионин Л.Г. Понимающая социология. Историко-критический анализ. М.: Наука, 1979. - 207 с.
178. Ионин Л.Г. Социология культуры: учеб. пособие для вузов. — 4 -е изд., перераб и доп. — М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. — 427 с.
179. Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии: Учеб. пособие. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. — 367 с.
180. Ионов И.Н. Построение образа российской цивилизации в свете психологии мышления и социологии знания // Общественные науки и современность. 2003. № 6. С. 102 116.
181. Историческая социология: опыт и перспективы // Социологические исследования. 2005. № 1. С. 41 — 53.
182. Исупов К.Г. Уроки М.М. Бахтина // М.М. Бахтин: pro et contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. Том 1. СПб.: РХГИ, 2001. С. 7 44.
183. Ищенко E.H. Современная эпистемология и гуманитарное познание. Воронеж: Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2003. - 144 с.
184. К новому пониманию человека в истории: Очерки развития современной западной исторической мысли / Под ред. Б.Г. Могильницкого. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1994. 226 с.
185. Каган М.С. О ходе истории. — М.: Языки славянской культуры, 2004. 704 с.
186. Кайуа Р. Игры и люди / Пер. с фр. С.Н. Зенкина. — М.: ОГИ, 2007. 304 с.
187. Кант И. Критика чистого разума / Пер. с нем. Лосского H. — М.: Мысль, 1994.-591 с.
188. Кантор В.К. «.Есть европейская держава»: Россия: трудный путь к цивилизации: Историософские очерки. М.: РОССПЭН, 1997. — 478 с.
189. Каныгин Г.В. Конструируя конструктивизм // Социологические исследования. 2006. № 11. С. 19 — 28.
190. Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Историческая феноменология и изучение истории России // Общественные науки и современность. 2003. №6. С. 89-101.
191. Кармадонов O.A. Откровения и парадоксы символического ин-теракционизма // Социологические исследования. 2006. № 2. С. 3 12.
192. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб.: Изд-во АО «Комплект», 1993. - 350 с.
193. Касавин И. Т. Повседневность как философско-эпистемологическая проблема // Наука глазами гуманитария. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 137- 166.
194. Касавин И. Познание // Новая философская энциклопедия. М.,2001.
195. Кастель Р. «Проблематизация» как способ прочтения истории // Мишель Фуко и Россия: Сб. статей / Под ред. О. Хархордина. СПб.; М.: Европейский университет в Санкт-Петербурге: Летний сад, 2001. С. 10 32.
196. Качанов Ю.Л. Социологическая истина как ценность и свобода социолога // Социологические исследования. 2007. № 3. С. 13 — 18.
197. Кемеров В.Е. Знание — социальная связь // Знание в связях социальности // http:/www2.usu.ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge.html
198. Кемеров В.Е. Концепция радикальной социальности // Вопросы философии. 1999. № 7. С. 3 13.
199. Кемеров В.Е. Социальная философия в современном мире // Личность. Культура. Общество. М., 2002. Вып. 3 4. С. 69 - 75.
200. Клибанов А.И. A.C. Лаппо-Данилевский — историк и мыслитель // Лаппо-Данилевский A.C. История русской общественной мысли и культуры XVII XVIII вв. М.: Наука, 1990. С. 249 - 280.
201. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры. М., 1993.
202. Кнор-Цетина К. Микросоциология бросает вызов макросоциологии // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 349 365.
203. Кнор-Цетина К. Наука как практическая рациональность // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 318 331.
204. Козин Н.Г. Искушение либерализмом // Вопросы философии. 2006. №9. С. 47-66.
205. Козин Н.Г. Познание и историческая наука: (Эмпирический и теоретический уровни знания и познания и историческая наука). — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1980. 150 с.
206. Козлов В.А. Российский посткоммунистический синдром: «разрушенное прошлое» и кризис советской идентичности // Общественные науки и современность. 2003. № 4. С. 81 97.
207. Козлов С. Воля, которая нами движет (ещё раз о метафорике Макса Вебера) // Новое литературное обозрение. 2006. № 78 (2). С. 166 — 178.
208. Козлов С. «Определённый способ заниматься наукой»: Карло Гинзбург и традиция // Гинзбург К. Мифы эмблемы - приметы: Морфология и история. М.: Новое изд-во, 2003. С. 321 - 345.
209. Козлов С. Крушение поезда: Транспортная метафорика Макса Вебера // Новое литературное обозрение. 2005. № 71 (1). С. 7 60.
210. Козлова H.H. Витальность как социально-философская проблема // Общественные науки и современность. 1998. № 2. С. 95 106.
211. Козлова H.H. Документ жизни: опыт социологического чтения // Социо-логос. М., 1996.
212. Козлова H.H. Методология анализа человеческих документов // Социологические исследования. 2004. № 1. С. 14 — 26.
213. Козлова H.H. Опыт социологического чтения «человеческих документов», или Размышления о значимости методологической рефлексии // Социологические исследования. 2000. № 9. С. 22 32.
214. Козлова H.H. Советские люди. Сцены из истории. М.: Европа, 2005. - 544 с.
215. Козлова H.H. Социально-историческая антропология. — М.: Ключ, 1998.- 192 с.
216. Козлова H.H. Социология повседневности: переоценка ценностей. // Общественные науки и современность. 1992. № 3. С. 47 56.
217. Козлова H.H., Смирнова Н.М. Кризис классических методологий и современная познавательная ситуация // Социологические исследования. 1995. № 11. С. 12-23.
218. Козлова О.Н. История социального самопознания // Социально-гуманитарные знания. 2003. № 2. С. 150 — 165.
219. Козлова О.Н. О социологическом знании // Социально-гуманитарные знания. 2003. № 1. С. 80 — 93.
220. Колесникова И.А. Природа гуманитарного знания и его миссия в современном обществе // Социально-гуманитарные знания. 2001. № 3. С. 33-46.
221. Коллеж социологии / Сост. Д. Олье; Пер. с фр. СПб.: Наука, 2004. - 588 с.
222. Коллингвуд Р.Дж. Идея истории: Автобиография / Пер. с англ. -М.: Наука, 1980.-485 с.
223. Коллинз Р. Золотой век макроисторической социологии // Время мира: Альманах. Вып. 1. Историческая макросоциология в XX веке. Новосибирск, 1998. С. 72 89.
224. Коллинз Р. Социологическая интуиция: Введение в неочевидную социологию // Личностно-ориентированная социология. М.: Академический проект, 2004. С. 397 603.
225. Конев В.А. Знаки и социальность (Жиль Делёз о знаках) // Философия культуры 2001: Сб. науч. ст. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2003. С. 39 - 46.
226. Конев В.А. Онтологические особенности мира человека. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2003. — 72 с.
227. Конев В.А. М. Фуко: проблематизация как история мысли // Ничто и Порядок. Самарские семинары по французской философии: Коллективная монография. Самара: Универс-групп, 2004. С. 54 64.
228. Конев В.А., Лехциер В.Л. Знак: игра и сущность: Самарские семинары. Самара: Изд-во «Самарский университет», 2002. - 184 с.
229. Колосов Н.Е. Как думают историки. М.: Новое литературное обозрение, 2001. — 326 с.
230. Колосов Н.Е. О невозможности микроистории // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1999 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного, М.А. Бойцова. М.: РГГУ, 1999.
231. Колосов Н.Е. Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. - 248 с.
232. Королёва Е.В. Социология политических процессов Ульриха Бека // Социологические исследования. 2007. № 5. С. 120 — 123.
233. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени (философский аспект проблемы). -М.: Наука, 1989. — 155 с.
234. Коткин С. Говорить по-большевистски // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Советский период. Самара: Са-мар. ун-т, 2001.
235. Кохановский В.П. Философские проблемы социально-гуманитарных наук (формирование, особенности и методология социального познания): Учеб. пособие для аспирантов. — Ростов-н/Д: «Феникс»,2005.-320 с.
236. Кравченко С.А. Куда идёт развитие мировой социологии? // Социологические исследования. 2007. № 1. С. 6 — 13.
237. Кравченко С.А. Гуманистическая концепция Т. Лукмана и нелинейные реалии российского общества // Социологические исследования.2006. №8. С. 3-13.
238. Кравченко С.А. Модерн и постмодерн: «старое» и новое видение // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 24 34.
239. Кравченко С.А. Социологическая теория: дискурс будущего // Социологические исследования. 2007. № 3. С. 3 12.
240. Краснов М.А. Онтология разнообразия // Общественные науки и современность. 2006. № 3. С. 40 54.
241. Кром М.М. Арон Яковлевич Гуревич и антропологический поворот в исторической науке // Новое литературное обозрение. 2006. № 81 (5). С. 221 -229.
242. Кром М.М. «Зрячий миф», или парадоксы «исторической феноменологии» // Новое литературное обозрение. 2004. № 68 (4). С. 309 -319.
243. Кукарцева М.А. Лингвистический поворот в историописании: эволюция, сущность и основные принципы // Вопросы философии. 2006. №4. С. 44-55.
244. Кукарцева М.А., Коломоец E.H. О новой философии истории // Личность. Культура. Общество. 2002. Вып. 1 2. С. 276 -291.
245. Кули Ч.-Х. Человеческая природа и социальный порядок / Пер. с англ. М.: Идея-Пресс, Дом интеллект, книги, 2000. - 320 с.
246. Култыгин В.П. Новое в методологии социологии // Социологические исследования. 2007. № 5. С. 148 152.
247. Кун Т. Структура научных революций. М.: ACT, 2002.608 с.
248. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание., — М., 1991.- 192 с.
249. Кустарёв А. Об агентах советского хронотопа // Ab Imperio. 2002. №3. С. 261 -272.
250. Кустарёв А. Практики обращения к прошлому в постперестроечной России: нарратив и инвокация // Ab Imperio. 2004. № 4. С. 469 — 483.
251. Кюэн Ш.-А. В каком состоянии находится социология? // Социологические исследования. 2006. № 8. С. 13 — 20.
252. Ладюри Ле Р.Э. Монтайю, окситанская деревня (1294 1324) / Пер. с фр. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. — 544 с.
253. Лазарсфельд П. Релевантность методологии // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 184 203.
254. Лаппо-Данилевский A.C. История русской общественной мысли и культуры XVII XVIII вв. - М.: Наука, 1990. - 293 с.
255. Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. Вып. I. — Пг.: Рос. гос. академии, типография, 1923. — 278 с.
256. Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. Вып. II. -СПб., 1913. Вып. 2. С. 292 - 802.
257. Леви Дж. Биография и история // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 191 206.
258. Леви Дж. К вопросу о микроистории // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 167 190.
259. Лекторский В.А. Кант, радикальный конструктивизм и конструктивный реализм в эпистемологии // Вопросы философии. 2005. №°8. С. 11-21.
260. Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая.-М.: Эдиториал УРСС, 2001.-255 с.
261. Ленуар Р., Мерлье Д., Пэнто Л., Шампань П. Начала практической социологии / Пер. с фр. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001. - 410 с.
262. Лиотар Ж.Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр СПб.: Ин-т эксперимент, социол.: Алетейя, 1998. - 160 с.
263. Листвина Е.В. Современная социокультурная ситуация: Сущность и тенденции развития. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. — 163 с.
264. Личностно-ориентированная социология. — М.: Академический проект, 2004. 608 с.
265. Лосева O.A. Соотношение методологических и аксиологических детерминаций исторического познания: философский анализ. Дис. . д-ра филос. наук. Саратов, 2004. - 472 с.
266. Лукина Н.П. Социокультурный синтез в конституировании образа современной науки. Дис. . д-ра филос. наук. Томск, 2002. - 204 с.
267. Лукман Т. Некоторые проблемы современных плюралистических обществ // Социальные процессы на рубеже веков: феноменологическая перспектива. М.: МГИМО, 2000.
268. М.М. Бахтин как философ / С.С. Аверинцев, Ю.Н.°Давыдов, В.Н. Турбин и др. -М.: Наука, 1992. 256 с.
269. М.М. Бахтин: pro et contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. Том 1 / Сост., вступ. ст. и коммент. К.Г. Исупова; хронограф В.И. Лаптуна. — СПб.: РХГИ, 2001. -552 с.
270. М.М. Бахтин: pro et contra. Творчество и наследие М.М. Бахтина в контексте мировой культуры. Том 2 / Сост. и коммент. К.Г. Исупова; библиография О.Ю. Осьмухиной, Т.Г. Юрченко, О.Е. Осовского, Н.Б. Панковой. СПб.: РХГИ, 2002. - 712 с.
271. Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-философской мысли. М.: РОССПЭН, 2003. - 160 с.
272. Малахов B.C. Новое в междисциплинарных исследованиях («историко-ситуативный» метод в работах В. Тишкова) // Общественные науки и современность. 2002. № 5. С. 131 140.
273. Малинецкий Г.Г. Нелинейная динамика и «историческая механика» // Общественные науки и современность. 1997. № 2. С. 99 — 111.
274. Мамардашвили М.К. Анализ сознания в работах Маркса // Ма-мардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Издательская группа «Прогресс», 1992. С. 249-268.
275. Манхейм К. Диагноз нашего времени: Пер. с нем. М.: Юрист, 1994.-700 с.
276. Мангейм К. Очерки социологии знания. Теория познания мировоззрение - историзм. - М.: ИНИОН РАН, 1997. - 249 с.
277. Маркова JI.A. Историки и социологи науки о социальной природе научного знания // Современная западная социология науки: Критический анализ. М.: «Наука», 1988. С. 194-211.
278. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. 1. Кн. 1.-М.: Политиздат, 1969. 907 с.
279. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М.: Политиздат, 1988.-574 с.
280. Маркс К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М.: Госполитиздат, 1956. — 689 с.
281. Мартынович С.Ф. Факт науки и его детерминация: (Философ-ско-методологический аспект). Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1983. -181 с.
282. Мартынович С.Ф. Явления и вещи: начала философии науки: Учеб. пособ. — Саратов: Изд-во Поволж. межрегион, учеб. центра, 2000. -138 с.
283. Масловский М.В. Неовеберианская историческая социология // Социологические исследования. 2008. № 3. С. 119 126.
284. Маффесоли М. Околдованность мира или божественное социальное // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 274 283.
285. Махлин В.Л. Наследие М.М. Бахтина в контексте западного постмодернизма // М.М. Бахтин как философ. М., 1992. С. 206 — 220.
286. Махлин В.Л. Невельская школа. Круг Бахтина // М.М. Бахтин: pro et contra. Личность и творчество М.М. Бахтина в оценке русской и мировой гуманитарной мысли. Том 1. СПб.: РХГИ, 2001. С. 122 135.
287. Медведев В.А. Философские основания социологического познания// Социология. 2006. № 1. С. 134- 156.
288. Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении // Бахтин М.М. (Под маской). Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. Марксизм и философия языка. Статьи. М.: «Лабиринт», 2000. С. 195 — 348.
289. Медушевская О.М. Феноменология культуры: Концепция А.С.°Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени // Исторические записки. М., 1999. Т. 2 (120). С. 100 136.
290. Мелих Ю.Б. Персонализм Л.П. Карсавина и европейская философия. М.: Прогресс - Традиция, 2003. — 272 с.
291. Методологический синтез: прошлое, настоящее, возможные перспективы / Под ред. Б.Г. Могильницкого, И.Ю. Николаевой. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2002. - 202 с.
292. Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. -М.: Прогресс-Традиция, 2002. 622 с.
293. Минюшев Ф.И. Парадигмы развития гуманитарного знания в условиях виртуализации общества // Личность. Культура. Общество. 2001. Вып. З.С. 183- 192.
294. Михель Д.В. Воплощённый человек. Западная культура, медицинский контроль и тело. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. — 204 с.
295. Михель Д.В. Медицина и власть. Жизнь и смерть (Идеи Мишеля Фуко и их развитие) // Человек и власть в современной России: Межвузовский научный сборник. Саратов: Издат. центр СГСЭУ, 1999. Вып. 2. С. 81-87.
296. Михель Д.В. Мишель Фуко в стратегиях субъективации: от «Истории безумия» до «Заботы о себе». — Саратов: Изд-во Поволжского филиала Рос. учеб. центра, 1999. 140 с.
297. Могильницкий Б.Г. «Тотальная история» Фернана Броделя как опыт слияния макро- и микроподходов в историческом исследовании // Социальная история. Ежегодник, 2001/2002. М.: РОССПЭН, 2004. С. 37 -44.
298. Мозжилин С.И. Обретение Я и возникновение ранних форм социальности. — Саратов: Сарат. гос. соц.-экон. ун-т, 2002. 120 с.
299. Момджян К.Х. О ситуации в современном теоретическом об-ществознании или кризис фрагментации и как с ним бороться // Личность. Культура. Общество. М., 2002. Вып. 3 4. С. 76 - 92.
300. Наука: возможности и границы / Под ред. Е.А. Мамчур. М.: Наука, 2003.-293 с.
301. Наука глазами гуманитария / Отв. ред. В.А. Лекторский. — М.: Прогресс-Традиция, 2005. — 688 с.
302. Невважай И.Д. Свобода и знание. Саратов: Сарат. гос. академия права: ред.-издат. отдел, 1995. — 204 с.
303. Немировский В.Г. Неклассический и постнеклассический подходы в современной российской социологии // Социология. 2005. № 2. С. 19-30.
304. Немировский В.Г. Массовое сознание и бессознательное как объект постнеклассической социологии // Социологические исследования.2006. № 2. С. 13 19.
305. Неусыхин А.И. Социологическое исследование Макса Вебера о городе // Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С. 658 — 692.
306. Неусыхин А.И. «Эмпирическая социология» Макса Вебера и логика исторической науки // Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994. С. 589-657.
307. Нехамкин В.А. Контрфактические исторические исследования в системе научного познания // Общественные науки и современность.2007. №5. С. 131-140.
308. Никитин C.B. Научная рациональность и свобода. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001 164 с.
309. Никитин C.B. Научная рациональность и свобода: Дис. . д-ра филос. наук / СГУ им. Н.Г. Чернышевского. — Саратов, 2002. 338 с.
310. Никитин C.B. Становление научного социального знания и система его критериев: Дис. . канд. филос. наук / СГУ им. Н.Г. Чернышевского. — Саратов, 1990. — 138 с.
311. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни. Сумерки кумиров, или Как философствовать молотом. О философах. Об истине и лжи во вненравственном смысле. — Минск: Харвест, 2003. 384 с.
312. Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 1. / Пер. с нем. Вступ. статья, составление и примечания К.А. Свасьяна. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998.- 832 с.
313. Ницше Ф. Сочинения: В 2 т. Т. 2. / Пер. с нем. Вступ. статья, составление и примечания К.А. Свасьяна. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998.- 864 с.
314. Ничто и Порядок. Самарские семинары по французской философии: Коллективная монография. — Самара: Универс-групп, 2004. — 312 с.
315. Новикова Л.И. К методологии гуманитарного познания // М.М.°Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С. 97 109.
316. Новые направления в социологической теории / Пер. с англ. -М.: Прогресс, 1978. 392 с.
317. Новый гуманитарий в поисках идентичности // Новое литературное обозрение. 2002. № 55 (3). С. 174 220.
318. Нора П. Как писать историю Франции? // Франция память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок; Пер. с франц. Д. Хапаевой. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С. 66 - 94.
319. Нора П. Между памятью и историей // Франция — память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок; Пер. с франц. Д. Хапаевой. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С. 17 50.
320. Оболенская C.B. «История повседневности» в современной историографии ФРГ // Одиссей. 1990. М.: Наука, 1990. С.182 198.
321. Огурцов А.П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // Современная западная социология науки: Критический анализ. М.: «Наука», 1988. С. 211 226.
322. Панарин A.C. Постмодернизм и глобализация: проект освобождения собственников от социальных и национальных обязательств // http://wmv-abc-globe.com/panarin.htm
323. Петренко В.Ф. Конструктивистская парадигма в психологической науке // Психологический журнал. 2002. Т. 23. № 3. С. 113-121.
324. Петров Н.И. Герменевтические игровые феномены. — Саратов: Издательский центр СГЭА, 1995. 191 с.
325. Петров-Стромский В. Идеи М.М. Бахтина в гуманитарной парадигме культуры // Вопросы философии. 2006. № 4. С. 82 94.
326. Подвойский Д.Г. О предпосылках и истоках рождения социологической науки // Социологические исследования. 2005. № 7. С. 3 — .12.
327. Позднева С.П. Диалектика и общенаучные понятия: Философ-ско-методологический анализ категориального строя современной науки. -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987. — 229 с.
328. Покровский Н.Е. Что происходит с гуманитарным образованием? // Социологические исследования. 2006. № 12. С. 95 — 98.
329. Попов Е. А. Преспективы культуроцентричности в социогума-нитарном знании // Социологические исследования. 2005. № 11. С. 47 — 52.
330. Поппер К. Логика научного исследования: Пер. с англ. М.: Республика, 2005. - 446 с.
331. Поппер К. Логика социальных наук // Вопросы философии. 1992. № 10. С. 65-75.
332. Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход / Пер. с англ. М.: УРСС, 2002. - 381 с.
333. Прайс Р. Историография, нарратив и XIX век // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М.: РОССПЭН, 1999. С. 120 152.
334. Прошлое — крупным планом: Современные исследования по микроистории. — СПб.: Европейский ун-т в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2003.-268 с.
335. Пружинин Б.И. Ratio serviens? // Вопросы философии. 2004. С. 41 -55.
336. Пушкарёва H.JI. Женская история, тендерная история: сходства, отличия, перспективы // Социальная история. Ежегодник. 2003. М.: РОССПЭН, 2003. С. 9 44.
337. Пушкарёва H.JI. От «His-story» к «Her-story»: рождение исторической феминологии // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетейя, 2003. С. 367 388.
338. Пушкарёва H.JI. «Слёз её ради» (опыт микроанализа эмоциональных отношений семьи «новых русских» XVI столетия) // Социальная история. Ежегодник. 2000. М.: РОССПЭН, 2000. С. 268-284.
339. Пястолов С.М., Задорожнюк И.Е. Психологический прорыв в экономической теории / Предисловие к статье Д. Канемана и А.°Тверски // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 4. С. 29 — 31.
340. Размышления над теоретическими аспектами культурного и лингвистического поворота в изучении советского общества (От редакци-ии) // Ab Imperio. 2002. № 3. С. 209 212.
341. Россохин А.В. Психоанализ в России: развитие профессиональной идентичности психоаналитиков // Психологический журнал. 2003. Т. 24. №4. С. 66-71.
342. Рашковский Е.Б. На оси времён. Очерки по философии истории. М.: Прогресс-Традиция, 1999. - 208 с.
343. Рашковский Е.Б. Профессия историограф: Материалы к истории российской мысли и культуры XX столетия. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. — 250 с.
344. Ревель Ж. Микроанализ и конструирование социального // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 236-261.
345. Резник Ю.М. О статусе современной социальной теории и её антропологической ориентации // Личность. Культура. Общество. М., 2002. Вып. 3-4. С. 93-106.
346. Резник Ю.М. Социальная теория и теоретическая социология на пути интеграции // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 17 — 24.
347. Резник Ю.М., Смирнов Е.А. Жизненные стратегии личности (опыт комплексного анализа). М.: Институт человека РАН, Независимый институт гражданского общества, 2002. — 260 с.
348. Репина Л.П. Тендерная история сегодня: проблемы и перспективы // Адам и Ева: Альманах тендерной истории. М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетейя, 2003. С. 7- 17.
349. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история.-М.: ИВИ РАН, 1998.-278 с.
350. Репина Л.П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной истории. Ч. I. // Социальная история. Ежегодник. 1997. М.: РОССПЭН, 1998. С. 11 52.
351. Репина Л.П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной истории. Ч. II. // Социальная история. Ежегодник. 1998/1999. М.: РОССПЭН, 1999. С. 7 38.
352. Репина Л.П. Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции в современной британской и американской медиевистике//Одиссей. 1990. М.: Наука, 1990. С. 167-181.
353. Рикёр П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ / Пер. с фр. — М.; СПб.: Университетская книга, 1998. 313 с.
354. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре: Пер. с нем. — М.: Республика, 1998. 416 с.
355. Рожков В.П. Цивилизованная нормативно-ценностная ориентация общественного сознания. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. — 314 с.
356. Розов Н.С. «Спор о методе», школа «Анналов» и перспективы социально-исторического познания // Общественные науки и современность. 2008. № 1. с. 145 155.
357. Розов Н.С. Структура социальной онтологии: по пути к синтезу макроисторических парадигм // Вопросы философии. 1999. № 2. С. 3 22.
358. Романов П.В., Ярская-Смирнова Е.Р. Социальная политика и социология телесности // Общественные науки и современность. 2005. № 5. С. 166- 176.
359. Романовский Н.В. О современном этапе развития социологии // Социологические исследования. 2007. № 1. С. 22 31.
360. Рорти Р. Философия и зеркало природы. — Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1997. — 320 с.
361. Румянцева М.Ф. Теория истории: Учеб. пособие. М.: Аспект Пресс, 2002.-319 с.
362. Руткевич Е.Д. Феноменологическая социология П. Бергера // Социологические исследования. 1990. № 7. С. 119 127.
363. Рыклин М.К. Сознание и речь в концепции М.М. Бахтина // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С. 175 189.
364. Савельева И.М., Полетаев A.B. История как знание о социальном мире // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М.: РОССПЭН, 2004. С. 7-34.
365. Савельева И.М., Полетаев A.B. Микроистория и опыт социальных наук // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М.: РОССПЭН, 1999. С. 101-119.
366. Савельева И.М., Полетаев A.B. Социология знания о прошлом: учеб. пособие для вузов. М.: Изд. Дом ГУ ВШЭ, 2005. - 344 с.
367. Савинская О.Б. Субъективность в качественном исследовании: новые подходы // Социологические исследования. 2007. № 10. С. 122 — 131.
368. Савченко JI.A. Повседневность. Методология исследования: современная социальная реальность и практика. Дис. . д-ра филос. наук. -Ростов-н/Д, 2001.-320 с.
369. Сапронов М.В. Синергетический подход в исторических исследованиях: новые возможности и трудности применения // Общественные науки и современность. 2002. № 4. С. 158 — 172.
370. Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М.:РИПОЛ КЛАССИК, 1998. Т. 1. С. 5-44.
371. Семёнова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М.: Добросвет, 1998. — 292 с.
372. Сивиринов Б.С. Социальная квази-реальность или виртуальная реальность // Социологические исследования. 2003. № 2. С. 39 44.
373. Силвермен Д. Некоторые игнорируемые вопросы о природе социальной реальности // Новые направления в социологической теории / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1978. С. 272-299.
374. Смирнова Н.М. Когнитивные практики в цивилизационном измерении // Знание в связях социальности // http:/www2.usu.ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge.html.
375. Смирнова Н.М. Социально-культурное многообразие в зеркале методологии // Общественные науки и современность. 1993. № 1. С. 78 — 86.
376. Смирнова Н.М. Философия, специализированное социальное знание и жизненный мир человека // Наука глазами гуманитария. М. Прогресс-Традиция, 2005. С. 167-201.
377. Смысл жизни личности в эпоху посткнижной культуры: Меж-вуз. сб. науч. тр. / Под ред. В.Б. Устьянцева. — Саратов: Изд- во Сарат. унта, 2003. 220 с.
378. Снесар В.И. Роль принципов в познании: Философско-методологические аспекты. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1985. — 180 с.
379. Современная парадигма социально-гуманитарного знания / Под ред. A.C. Борщова, Д.И. Зарова, В.Б. Устьянцева. Саратов: «Аквари-ус», 2004. - 262 с.
380. Современная социальная философия: предмет и пути развития (материалы дискуссии) // Личность. Культура. Общество. 2004. Вып. 1. С. 47-107.
381. Согомонов А.Ю., Уваров П.Ю. Открытие социального (парадокс XVI века) // Одиссей. 2001. М.: Наука, 2001. С. 199 215.
382. Социальная философия. Учебник. Под ред. И.А. Гобозова. -М.: Издатель Савин С.А., 2003. - 528 с.
383. Спигел Г.М. К теории среднего плана: историописание в век постмодернизма // Одиссей. 1995. М.: Наука, 1995. С. 211 220.
384. Споры о «Казусе» // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. М.: РГГУ, 1997. С. 303-320.
385. Старцев М.Е. Деконструкция как способ философствования: историко-философский анализ. Автореф. дис. . канд. филос. наук. — Саратов, 2005. 16 с.
386. Стёпин B.C. Генезис социально-гуманитарных наук (философские и методологические аспекты) // Вопросы философии. 2004. № 3. С. 37 -43.
387. Стёпин B.C. Теоретическое знание: Структура и историческая эволюция. — М.: Прогресс Традиция, 2000. — 744 с.
388. Страус А. Качественный анализ для социальных наук // Ио-нин°Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 309 318.
389. Стрелков В.И. К онтологии исторического текста // Одиссей. 2000. М.: Наука, 2000. С. 139 151.
390. Судас Л.Г. Постмодернизм // http://www.chem.msu.su/rus/teaching/sociology /postmodem.html
391. Суховерхов A.B. Гносеологическое и семиотическое понимание истории // Наука глазами гуманитария. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 551 -578.
392. Табачникова С. Мишель Фуко: историк настоящего // Фуко°М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. С. 396-443.
393. Тевено Л. Креативные конфигурации в гуманитарных науках и фигурации социальной общности // Новое литературное обозрение. 2006. №77(1). С. 285 -313.
394. Тевено JI. Множественность способов координации: равновесие и рациональность в сложном мире // Вопросы экономики. 1997. № 10. С. 69-84.
395. Теория организаций и организационное проектирование (пособие по неклассической методологии) // Под ред. Фокиной Т.П., Корсакова Ю.А., Слонова H.H. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1997. - 240 с.
396. Тетюев Л.И. Трансцендентальная философия: Современный проект. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. — 292 с.
397. Тилли Ч. Будущая история // Время мира: Альманах. Вып. 1. Историческая макросоциология в XX веке. Новосибирск, 1998. С. 128 -137.
398. Тилли Ч. Микро-, макро- или мигрень? // Социальная история. Ежегодник. 2000. М.: РОССПЭН, 2000. С. 7 16.
399. Тимофеева О. Текст как воплощение плоти: К морфологии опыта Ж. Батая // Новое литературное обозрение. 2005. № 71 (1). С. 89 -102.
400. Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. — М.: Наука, 2003. — 544 с.
401. Томас У., Знанецки Ф. Методологические заметки // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Изд-во МГУ, 1994. С. 335 — 357.
402. Тощева Е.Е. Философские исследования гетерогенности бытия. Дис. . канд. филос. наук. — Иркутск, 2002. — 135 с.
403. Тощенко Ж.Т. Парадигмы, структура и уровни социологического анализа // Социологические исследования. 2007. № 9. С. 5 16.
404. Трубина Е.Г. «Метаистория» и историки // Уайт X. Метаисто-рия: Историческое воображение в Европе XIX века / Пер. с англ. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. С. 505 518.
405. Трубина Е.Г. Повествование и наука: от вражды к толерантности // Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности: Коллективная моногр. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. С. 59-83.
406. Тульчинский Г.Л. Слово и тело постмодернизма // Вопросы философии. 1999. № 10. С. 35-53.
407. Туркулец A.B. Введение в методологию социального познания. Хабаровск: РИЦ ХГАЭП, 2004. - 168 с.
408. Туркулец A.B. Рациональное и внерациональное в социальном познании. Дисс. . д-ра филос. наук. Хабаровск, 2004. - 386 с.
409. Туркулец A.B. Рациональное и внерациональное (когнитивный анализ). Хабаровск: Изд-во ДВ ГУПС, 2003. - 263 с.
410. Уайт X. Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX века / Пер. с англ. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2002. - 528 с.
411. Уайт X. Ответ Иггерсу // Одиссей. 2001. М.: Наука, 2001. С. 155-161.
412. Уваров М.С. Бинарный архетип: Эволюция идеи антиномизма в истории европейской философии и культуры. — СПб.: Изд-во БГТУ, 1996. -213 с.
413. Уваров П.Ю. Два брата-адвоката // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996 / Под ред. Ю.Л. Бессмертного, М.А. Бойцова. М.: РГГУ, 1997. С. 213 224.
414. Уинч П. Эпистемология и понимание общества // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 166 173.
415. Устьянцев В.Б. Проблема становления социального. — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1982. 173 с.
416. Устьянцев В.Б. Ценностное бытие человека // Современная парадигма социально-гуманитарного знания. Саратов: «Аквариус», 2004. С. 42-47.
417. Устьянцев В.Б. Человек, жизненное пространство, риски: ценностный и институциональный аспекты. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2006.- 184 с.
418. Ушакин С. Вне находимости: Бахтин как чужое своё // Новое литературное обозрение. 2006. № 79 (3). С. 73 — 85.
419. Файбышенко В.Ю. Поэтическая рациональность и основания гуманитарного знания. Дис. .канд. филос. наук. — М., 2001. — 153 с.
420. Февр Л. Бои за историю: Пер. с фр. М.: Наука, 1991. - 629 с.
421. Федотова В.Г. Анархия и порядок. — М.: Эдиториал УРСС, 2000.- 141 с.
422. Федотова В.Г. Классическое и неклассическое в социальном познании // Общественные науки и современность. 1992. № 4. С. 45 54.
423. Федотова В.Г Социальное конструирование приемлемого для жизни общества (К вопросу о методологии) // Вопросы философии. 2003. № 11. С. 3-18.
424. Федотова В.Г., Кросс Ш. Православие, Вебер и новый русский капитализм // Социологические исследования. 2006. № 2. С. 41 — 51.
425. Филипсон М. Теория, методология и концептуализация // Новые направления в социологической теории / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1978. С. 140-203.
426. Филипсон М. Феноменологическая философия и социология // Новые направления в социологической теории / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1978. С. 204-271.
427. Философия в современной культуре: новые перспективы (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 2004. № 4. С. 3 46.
428. Философия и интеграция современного социально-гуманитарного знания (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 2004. № 7. С. 3 39.
429. Фливберг Б. Рациональность и власть: ещё раз о кейс-стади // Социологические исследования. 2007. № 1. С. 62 70.
430. Фливберг Б. Хабермас и Фуко: мыслители для гражданского общества // Вопросы философии. 2002. № 2. С. 137 157.
431. Фокина Т.П. Власть текста // Фокина Т.П. Саратов: повторение и различие. Обнинск: Институт муниципального управления, 2005. С. 29 -49.
432. Франция — память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Ви-нок; Пер. с франц. Д. Хапаевой. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. - 328 с.
433. Фуко М. Археология знания. СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия»; Университетская книга, 2004. 416 с.
434. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996. - 448 с.
435. Фуко М. Жизнь: опыт и наука // Вопросы философии. 1993. №°5. С. 43-53.
436. Фуко М. Забота об истине. Беседа с Франсуа Эвальдом // Фу-ко°М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. С. 307-326.
437. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / Пер. с фр. М.: Ас1 Ма^тет, 1999. - 478 с.
438. Фуко М. Ницше, генеалогия, история // Постмодернизм и культура. М., 1991. С. 74-97.
439. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук: Пер. с фр. М.: Прогресс, 1977. - 488 с.
440. Фукс-Хайнритц В. Биографический метод // Биографический метод в социологии: история, методология, практика. М.: Институт социологии РАН, 1994. С. 11 41.
441. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. Пер. с нем. -М.: «Весь мир», 2003. 416 с.
442. Хайдеггер М. Время и бытие: Ст. и выступления. Пер. с нем. -М.: Республика, 1993.-445 с.
443. Хайдеггер М. Очерки философии. О событии // Вопросы философии. 2006. № 11. С. 164 166.
444. Халфин И. Синтаксис Большевистского Субъекта // Ab Imperio. 2002. №3. С. 403-408.
445. Хапаева Д. Герцоги Пятой республики // Новое литературное обозрение. 2004. № 67 (3). С. 8 43.
446. Хапаева Д. Прошлое как вызов истории (Послесловие переводчика) // Франция память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок; Пер. с франц. Д. Хапаевой. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. С. 296 - 323.
447. Харре Р. Конструкционизм и основания знания // Вопросы философии. 2006. № 11. С. 94- 103.
448. Хархордин О.В. Прагматический поворот: социология JI. Бол-тански и JI. Тевено // Социологические исследования. 2007. № 1. С. 32 42.
449. Хелльбек И. «Советская субъективность» клише? //Ab Imperio. 2002. №3. с. 397-402.
450. Хоружий С.С. Карсавин и время // Хоружий С.С. Опыты из русской духовной традиции. М.: Парад, 2005. С. 309 328.
451. Худенко A.B. Повседневность в лабиринте рациональности // Социологические исследования. 1993. № 4. С. 67 74.
452. Ценностный мир XXI века: история, герменевтика, феноменология / В.Н. Гасилин, В.Б. Устьянцев, М.В. Шугуров. и др.; Под ред. В.П. Барышкова. Саратов: Изд-во Сарат. госуд. ун-та, 2004. — 124 с.
453. Черутти С. Социальный процесс и жизненный опыт: индивиды, группы и идентичности в Турине XVII века // Прошлое — крупным планом: Современные исследования по микроистории. СПб.: Европейский ун-т в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2003. С. 27 57.
454. Честнов И.Л. Повседневность как теоретико-методологическая проблема историко-юридической науки // Городская повседневность в России и на Западе: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2006. С. 3-8.
455. Чуйкина С. Биографическое интервью и социология памяти // Ab Imperio. 2004. № 1. С. 291 308.
456. Шарипова P.P. Социальная реальность: философский анализ понятия. Дис. . канд. филос. наук. — Уфа, 2001. 162 с.
457. Шартье Р. Интеллектуальная история и история ментально-стей: двойная переоценка? // Новое литературное обозрение. 2004. №°66 (2). С. 17-47.
458. Шартье Р. История и литература // Одиссей. 2001. М.: Наука, 2001. С. 162- 175.
459. Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения // Одиссей. 1995. М.: Наука, 1995. С. 192-205.
460. Швырёв B.C. О социально-гуманитарном измерении современной научной рациональности // Знание в связях социальности // http:/www2.usu.ru/philosophy/soc phil/rus/texts/knowledge.html
461. Швырев B.C. Рациональность как ценность культуры // Вопросы философии. 1992. № 6. С. 91 105.
462. Шкуратов В.А. Историческая психология на перекрёстках че-ловекознания // Одиссей. 1991. М.: Наука, 1991. С. 103 114.
463. Шлюмбом Ю. Социальные узы между имущими и неимущими: микроистория одного сельского сообщества (XVII XIX века) // Прошлое - крупным планом: Современные исследования по микроистории. СПб.,2003.
464. Шлюмбом Ю, Кром М., Зоколл Т. Микроистория: большие вопросы в малом масштабе // Прошлое — крупным планом: Современные исследования по микроистории. СПб.: Европейский ун-т в Санкт-Петербурге; Алетейя, 2003. С. 7 26.
465. Шляпентох В.Э. Проблемы качества социологической информации: достоверность, репрезентативность, прогностический потенциал. — М.: ЦСП, 2006.-664 с.
466. Шматко Н. А. Послесловие. На пути к практической теории практики // Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. С. 548 -562.
467. Шматко H.A. «Социальные пространства» Пьера Бурдье // Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. С. 554 — 576.
468. Шпет Г.Г.Философские этюды. М., 1994.
469. Шугуров М.В. Методология гуманитарного познания: Учеб. пособие. — Саратов: Изд-во ГОУ ВПО «Сарат. госуд. академия права»,2004.-96 с.
470. Шугуров М.В. Правовая субъектность и инверсии современной культуры // Общественные науки и современность. 2005. № 1. С. 79 94.
471. Шульц B.JI. Методология социального познания А. Шютца // Вопросы философии. 2008. № 1. С. 152 — 162.
472. Шустерман Р. Мыслить через тело: гуманитарное образование // Вопросы философии. 2006. № 6. С. 52 67.
473. Шюц А. Структура повседневного мышления // Социологические исследования. 1988. № 2. С. 129 137.
474. Щербенок А. История литературы между историей и теорией: история как литература и литература как история // Новое литературное обозрение. 2003. № 59 (1). С. 158 169.
475. Элиас Н. Придворное общество: Исследования по социологии короля и придворной аристократии. М.: Языки славянской культуры, 2002.-368 с.
476. Элиас Н. Что такое социология? // Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. С. 150-166.
477. Юдин Б.Г. Когнитивная социология науки // Современная западная социология науки: Критический анализ. М.: Наука, 1988. С. 162 — 193.
478. Юревич A.B. Звёздный час гуманитариев: социогуманитарная наука в современной России // Вопросы философии. 2003. № 12. С. 113 — 125.
479. Юревич A.B. Структура психологических теорий // Психологический журнал. 2003. Т. 24. № 1. С. 5 13.
480. Юревич A.B. Психология и методология // Психологический журнал. 2000. Т. 21. № 5. С. 35 47.
481. Ядов В.А. Некоторые социологические основания для предвидения будущего российского общества // Россия реформирующаяся. М.: Academia, 2002. С. 349 363.
482. Ядов В.А. в сотрудничестве с В.В. Семёновой. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М.: Добросвет, 1998. - 596 с.
483. Ярская В.Н. Постмодернизм в социокультурном развитии XX века // Социальная работа и социальная философия. М., 1996. С. 5 — 20.
484. Ярская-Смирнова Е.Р. Нарративный анализ в социологии // Социологический журнал. 1997. № 3. С. 38 — 61.
485. Ястребицкая A.JI. Повседневность и материальная культура Средневековья в отечественной медиевистике // Одиссей. 1991. М.: Наука, 1991. С. 84-102.
486. Источники на иностранном языке:
487. Barnes В. The Macro / Micro Problem and the Problem of Structure and Agency // Handbook of Social Theory. London — Thousand Oaks New Delhi: Sage Publications, 2001. Pp. 339 - 352.
488. Boyne R. and Rattansi A. The Theory and Politics of Postmodernism: By Way of an Introduction // Postmodernism and Society / Ed. by R. Boyne and A. Rattansy. London: Macmillan, 1990. Pp. 1 -45.
489. Bryman A. Social Research Methods. Oxford — New York: Oxford University Press, 2001. 540 p.
490. Crook S. The End of Radical Social Theory? // Postmodernism and Society / Ed. by R. Boyne and A. Rattansy. London: Macmillan, 1990. Pp. 46 75.
491. Crook S. Social Theory and the Postmodern // Handbook of Social Theory. London Thousand Oaks - New Delhi: Sage Publications, 2001. Pp. 308-323.
492. Denzin N., Lincoln Y. Introduction: entering the field of qualitative research / Ed. by N. Denzin and Y. Lincoln. Thousand Oaks: Sage Publications, 1994.
493. De Vaus D. Surveys in Social Research. — 5-th ed. — London; New York: Routledge, 2002. 379 p.
494. Handbook of Social Theory / Ed. by G. Ritzer and B. Smart. London — Thousand Oaks — New Delhi: Sage Publications, 2001. 552 p.
495. Geertz C. Available Light: Anthropological Reflections on Philosophical Topics. Princeton: Princeton University Press, 2000. 271 p.
496. Hoffmann D.L. Power, Discourse, and Subjectivity in Soviet History // Ab Imperio. 2002. № 3. Pp. 273 278.
497. Jin R.K. Case-study Research: Design and Methods. Sage Publications, Inc, USA, 1989.
498. Knorr-Cetina K. Postsocial Relations: Postsocial Environment // Handbook of Social Theory. London — Thousand Oaks — New Delhi: Sage Publications, 2001. Pp. 520 537.
499. Punch K.F. Introduction to Social Research. Qualitative and Quantitative Approaches. London Thousand Oaks - New Delhi: Sage Publications, 1998.
500. Riessman C.K. Narrative Analysis: Qualitative research methods series // Sage University Paper. 1993. Vol. 30.
501. Smith J. The Soviet State and the Individual // Ab Imperio. 2002. № 3. Pp. 279 284.
502. Silverman D. Doing Qualitative Research. A Practical Handbook. London Thousand OAKS - New Delhi: Sage publications, 2000.
503. Udehn L. Methodological Individualism. Background, History and Meaning. London; New York: Routledge, 2001 — 450 p.
504. Wertsch J.V. Voices of Collective Remembering. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. 202 p.