автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему:
Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка

  • Год: 1996
  • Автор научной работы: Гайнуллина, Надежда Ивановна
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Алматы
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.01
Автореферат по филологии на тему 'Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка"

- - г 1

I •} V ^

Казахский государственный нлнпопялмп.ш университет имени Аль-Фараби

На правах рукописи

ГЛЙНУЛЛИНА Надежда Ивановна

ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ ПЕТРА ВЕЛИКОГО В ИСТОРИИ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Специальность 10.02.01- русский язьн

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Алматы 1996

Диссертация выполнена на кафедре русской филологии Казахского государственного национального университета имени Аль-Фараби.

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор

СЕДЕЛЬНИКОВ Е.А.

доктор филологических наук, профессор

ЗЕНКОВ Г.С.

доктор филологических наук, профессор ЖАН АЛИН А Л.К.

Санкт-Петербургский государственный ^с^ущая организация - университет

Защита состоится " ^Ц^^ 1996 года в ч. на засе-

дании Специализированного совета Д-14А.01.23 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Казахском государственном национальном университете имени Аль-Фарабп (480121, Алматы, пр. Аль-Фараби, 71).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Казахского государственного национального университета имени Аль-Фараби.

Автореферат разослан [996

года.

Ученый секретарь Специализированного совета кандидат филологических наук, Су

профессор ' а Р.С.ЗУЕВЛ

В лингвистике последних десятилетий XX века все большее внимание уделяется проблемам взаимодействия языка и общества, языка и человека - носителя этого языка. В целом не представляя генетической оригинальности для языкознания, эти проблемы получают новое зву-~ чание и уже определенное решение в направлении развития науки о языке в человеке и о человеке в языке. Такой подход к изучению языковых фактов опирается на данные синхронного состояния русского языка, тогда как совершенно необходимо в этот процесс включить и диахронию, которая может дать и дает ответы на многие вопросы, связанные с функционированием русского языка на современном этапе его развития. В результате в поле зрения исследователей, кроме художественной литератур!.!, псе чаще попадают так называемые периферийные жанры письменности прошлого, не менее значимые для определения основных тенденций в развитии русского литературного языка на отдельных синхронных срезах диахронической его истории. Одним из таких мало исследованных в науке жанров является эпистолярный, антропоцентризм которого определяется непосредственным взаимодействием между реальным миром носителя языка и отраженно» в текстах прошлого его языковой деятельностью.

Для современного носителя русского языка интерес в этом отношении представляют истоки формирования русского литературного языка как национального, связанные с концом XVII - первой четвертью XVIII вв. и отраженные в текстах наиболее видных представителей русской культуры прошлого и прежде всего - Петра I, имя которого получил данный отрезок истории русского литературного языка.

Актуальность исследования. Несмотря на довольно длительный интерес к данному периоду истории русского литературного языка (Е.Ф. Будде,Ф.И.Буслаев, А.И.Соболевский, В.В.Виноградов, Л. П. Я кубинский, Ю.С.Сорокни, Л.Л.Кутина, Е.Э.Биржакова, Л.А.ВоГшовя и др.), "подавляющее большинство письменных произведений и документов XVIII века в языковом отношении остается еще не обследованным" (Ф.П.Филин). Обширная лингвистическая литература в значительной степени посвяшена разработке различных вопросов русского литературного языка второй половины XVIII века (Л.Л.Безобразова, В.В.Веселитский, Р.М.Дадабаепа, В.В.Замкова, Р.А.Каримова, Г.П.Князькова, Е.Г.Ковалевская, В.И.Куликова, В.М.Фонштейн, Н.Н.Шоков н др.).

Недостаточная изученность языка Петровской эпохи негативно отражается на содержании вузовских учебников, где, как правило, в отношении этого периода ограничиваются указанием на некоторые,

"отчасти случайно выхваченные" (Ю.С.Сорокин) особенности языка отдельных писателей XVIII века. Магистральные же процессы выработки новых норм языкового употребления, в начале XVIII века лежавшие в пределах иных, чем художественная литература, жанров, остаются пока недостаточно изученными, что делает наше исследование актуальным.

Не менее актуальным представляется повышенный интерес русистики последних десятилетий к речевой деятельности отдельных носителей языка и влиянию когнитивных моментов на речевой акт, вылившийся в наши дни в самостоятельное научное направление изучения языка - неофункционалнзм, на новом витке истории функционального направления поставивший во главу угла исследование речевой деятельности отдельного носителя языка (Л.К.Жаналнна, Н.И.Жинкин, Ю.Н.Караулов, Г.В.Колшанскин, Е.С.Кубрякова, Ю.В.Казарнн, О.Л.Каменская, Т.М.Николаева, В.И.Постовалова, Н.Е.Сулименко, А.А.Уфимцева и др.). В связи с этим современная лингвистическая прагматика сделала основным объектом лингвистических исследований фигуру говорящего, а основной проблемой - проблему субъекта в его языковом выражении. Для истории русского литературного языка и диахронии в целом такой фигурой является пишущий (писавший). Его речевая деятельность находит лингвистическое выражение в письменных текстах, из которых наиболее приближенными к пишущему являются частные письма, дневннковые записи, мемуары, личные распоряжения, заметки и т.п. В них с наибольшей полнотой получает выражение языковое поведение создателя текста, т.е. языковая личность пишущего.

Проблема языковой личности как личности, "выраженной в языке (текстах) и через язык" или "реконструированной в основных своих чертах на базе языковых средств" (Ю.Н.Караулов), для истории русского литературного языка актуальна уже потому, что она только ставится и для нее могут быть предложены лишь предварительные решения. Предпринятое нами в указанном направлении исследование представляет научный интерес для историков русского литературного языка в силу того, что через конкретную языковую личность можно по-новому понять функционально-стилистические особенности языка Петровской эпохи в начальный период его становления как национального и XVIII века в целом, которые, как известно, были объектом внимания в основном литературоведов, решавших эти вопросы в связи с общими проблемами развития художественной литературы данного времени (см.: Г.А.Гуковскии, Г.П.Макогоненко, В.Перетц, А.Н.Пы-пин, В.И.Федоров и др.). Что касается функционально-стилистических

исследовании лингвистов, то объектом изучения в них выступали в основном тоже тексты художественных произведении (А.И.Горшков, А.И.Ефимов, В.В.Виноградов,Л.А.Войнова, Г.П.Князькова, Е.Г.Ковалевская и др.). Поэтому актуальный, на наш взгляд, представляется более широкое вовлечение в орбиту изучения языковых процессов письменных памятников других жанров Петровской эпохи, в том числе и эпистолярного.

Место и значение эпистолярного жанра, а также актуальность его исследования рассматривается в диссертации с учетом особенностей языковой ситуации данного периода - последнего этапа славянорусского двуязычия, когда складывается своеобразный "пограничный слой'- (Л.Л.Кутина), "гибридный язык" (В.М.Живов), оказавшийся наиболее способным к выполнению самых разнообразных функций п • условиях нарождавшегося русского литературного языка национального толка. Именно в этих непростых и неоднозначных условиях на передних позициях его формирования оказывается деловая письменность, определившая развитие ряда жанров, ставших в дальнейшем функционально-стилистическими разновидностями современного русского литературного языка. В ее составе находился и эпистолярный жанр, актуальность изучения которого определяется его малой нссле-дованностыо применительно к данному периоду.

Обьсст it предмет исследования. Объектом исследования в работе является эпистолярный жанр Петровской эпохи, представленный огромным письменным наследием Петра I. Его содержательные и структурные особенности служат предметом специального изучения, т.к. они выражены в текстах особого рода, являющихся продуктом рсчетворческой деятельности, оформленной по определенным законам данного жанра и данного времени. К зкстралингвистнческим, универсальным по своей сути основаниям для выделения частного письма в самостоятельную разновидность в истории русской письменности и в современном русском языке можно отнести такие исходные,'как ситуация разобщения коммуникантов во времени и пространстве и стремление к личностному общению (см.: А.А.Акишина, С.В.Антонснко, С.П.Гиндин, З.М.Дашсер, Л.Н.Кецба, И.А.Мещерский, Н.И.Форма-новская и др.); к пнтралингвистичссмш - наличие композиционной, рамки, специфических средств выражения на разных уровнях языка, особенно лексическоя?, а также политематнчность эпистолярного текста как порождение носителя русского языка определенной эпохи. Вторая составляющая эпистолярного жанра представляется непостоянной и в большей степени подверженной влиянию со стороны как самих внутренних языковых процессов, так и социального состояния

общества, пользующегося "услугами" данного жанра. Эги черты жанра в период зарождения национальных форм русского литературного языка являются также предметом исследования в нашей работе.

Не менее интересна и актуальна в качестве предмета изучения и такая особенность эпистолярного жанра, как его функция. Она заключается в наличии определенного сообщения, информации, которые могут иметь разный характер и назначение. В силу этой важной и специфической особенности данная основная функция эпистолярного жанра может осложняться различными Наслоениями, вызываемыми влиянием субъективного фактора на порождение эпистолярного текста, что также является предметом нашего исследования на материале эпистолярного наследия Петра I и его языковой личности.

Основная цель исследования заключается в многостороннем ~ ис-торико-лингвистическол», типологическом, функционально- и индивидуально-стилистическом - описании эпистолярного жанра Петровской эпохи на материале" обширнейшей переписки Петра Великого и его ближайшего окружения, а также в решении двуединой проблемы:

1) определение места эпистолярного жанра в истории русского литературного языка, характера его эволюции под влиянием экстра- и ин-тралингвистических факторов своего времени;

2) постановка проблемы языковой личности в истории русского литературного языка и предварительное ее решение на примере такой яркой исторической фигуры, как Петр Великий.

В соответствии с поставленной в работе целью определились два основных аспекта исследования: историко-культурный и типологический, ориентированный на содержание текста письма, и функцио-налвно-стнлнстический, связанный с процессом порождения текста в прошлом, а также факторами, определявшими рсчетворчсскую деятельность создателя зпнетолярия - Петра 1.

Из поставленной цел]! вытекает ряд конкретных задач, наиболее важными нз которых считаем следующие:

1) установить место, значение и роль эпистолярного жанра в составе письменности конца XV!! - первой четверти XVIII вв.;

2) определить основные признаки и выяпигь лингвистические сигнализаторы частного Письма как исторической категории;

3) выявить эволюционные процессы в структуре и лингвистической организации эпистолярного жанра Петровской эпохи в сравнении с предшествующим периодом истории русского литературного языка;

4) с учетом содержания и назначения писем Петра 1 дать типологическую характеристику эпистолярного жанра исследуемого перио-

да и выявить лингвистические маркеры соответствующих типов писем;

5) установить влияние социальных факторов на типологию писем Петровской эпохи;

6) выявить соотношение общего (узуального) и частного (индивидуально-авторского) в лингвистической организации писем данного периода, а также влияние индивидуального начала на общие тенденции в развитии исследуемого жанра;

7) установить лингвистические, диахронические в своей основе, сигналы эпохи и их влияние на развитие жанра частного письма;

8) с позиций теории языковой личности определить разные уровни се проявления с учетом исторических условии и речетворческои деятельности создателя писем Петра I; ^

9) установить лингвистические формы проявления языковой личности Петра 1 (и, соответственно, личности вообще) па таких индивидуально-творческих се уровнях, как лингво-когннтивный и прагматический;

10)на примере языковой личности Петра I установить влияние отдельной личности на общие процессы развития русского литературного языка, по крайней мере, в одном (но очень важном) его звене, каким является эпистолярный жанр.

Источником исследования в диссертационной работе являются обширнейшие материалы "Писем и бумаг императора Петра Великого" в 12-ти томах, в которых собрано письменное наследие Петра ! за 1688-1712 гг.

Для полноты картины лингвистической истории эпистолярного жанра в русском языке и с целью установления объективных данных относительно сто эволюции и существенного влияния.на'общий'ход развития русского литературного языка в начальный период его становления как национального в процессе работы дополнительно привлекались в качестве объекта л источника исследования следующие авторитетные собрания эпистолярного наследия прошлого: Собрание собственноручных писем государя императора Петра Великого къ Апраксиным (1888); Грамотки XVII - начала XVIII века; Петръ Вслиюн в его изречешяхъ; Котков С.И., Панкратова Н.П. Источники по истории русского народно-разговорного языка XVII - начала XVIII века; Московская деловая и бытовая письменность XVII века; Памятники русского народно-разговорного языка XVII столетия; Памятники московской деловой письменности XVIII века; Переписка императора Петра I с государынею Екатериною Алексеевною II Письма русских государей и других особ царского семейства. I <ПРГ I); Переписка царицы Пра-

сковы! Федоровны (ПРГ II); Переписка царевича Алексея Петровича. Переписка царицы Евдокии Федоровны (ПРГ III); Переписка герцогини Курляндскои Анны Ивановны (ПРГ IV); Переписка царя Алексея Михайловича (ПРГ V), а также (фрагментарно): Берх В. Собрание писем императора Петра Великого к разным лицам с ответами на оныя; Воскресенский H.A. Законодательные акты Петра I; Книга Устава во-инеюи... 1716; Книга Устав морско'1... 1720; Неопубликованное письмо Постникова Из Амстердама. 15 октября 1696; Письма Петра Великого, написанные к генерал-фельдмаршалу ... графу Б.П.Шереметеву; Письмо смутного времени II Русский исторический журнал. Кн. 7. - Пгр., 1921; Путешествие сголышка П.А.Толстого по Европе 1697-1699, и др.

Методы исследования. Цели и задачи исследования, специфика объекта и фактического материала, ориентация на многоаспектпость изучения языковых фактов с опорой на текстовые образования как продукт речетворческон деятельности конкретного, индивидуального "я" в эпистолярном жанре Петровской эпохи определили использование в работе ряда методов и частых исследовательских приемов.

Основной методологической базой для исследования эпистоляр-. иого наследия Петра Великого послужило лингвофнлософское учение о взаимосвязи языка и сознания классиков русского языкознания об историческом подходе к языку (В.В.Виноградов, В.М.Жирмунский, Б.Л.Ларш[, Е.Д.Поливанов, Ф.П.Филин, А.А.Шахматов, Л.П.Якубнн-скнй и др.), а также достижения современной социолингвистики, в основе которой лежит положение о социальной природе языка (И.К.Белодед, А.Н.Баскаков, Ю.Д.Дешериев, В.К.Журавлев, Л.П.Крысий, М.М.Копыленко,Б.А.Серебренников, Л.И.Скворцов, З.К.Ахмед-жанова, С.Т.Саина и др.).

Основными лингвистическими методами в работе являются дедуктивный; метод лингвистического описания языковых фактов; метод функционального анализа для установления динамических процессов г,нутра жанра; метод сплошной выборки фактического материала. В качестве вспомогательных использовались метод компонентного анализа при.описании семантической структуры слова и сравнительный при установлении исторических процессов на уровне вербальной организации текста писем Петра I. Кроме того, при необходимости в отдельных случаях использовался прием количественных характеристик для получения белее объективных и достоверных выводов по затрагиваемым в работе проблемам, связанным с диахроническим становлением эпистолярного жанра; прием сравнения словарных дефиниций в пределах исследуемого жанра; когнитивный подход при характеристике языковых форм выражения, коррелирующих с объективной карти-

ной мира создателя текстов писем и являющихся, как правило, продуктом таких функций языка, как коммуникативно-деятельностная, экспрессивная и информационная.

Научная новизна работы. В диссертации впервые:

- сделана попытка многостороннего и многоаспектного исследования огромного письменного наследия Петра I с позиций его функцио-нально-стилисгическнх особенностей, роли и влияния этого жанра на общие процессы развития русского литературного языка в начальный период его формирования как языка русской нации;

- как следствие, установлено, что многоаспектиость исследования нейтрализует и исключает примат одного какого-либо направления в изучении эпистолярного жанра с целыо получения более объективной картины его развития н таких же объективных выводов относительно особенностей и значения данного жанра в истории русского литературного языка;

- определена типология исследуемого жанра и основные эволюционные процессы в его становлении как функционально-стилистической разновидности письменности на стыке XVII - XVIII вв.;

- поставлена и в определенной степени решена новая для русского литературного языка прошлого, но актуальная для науки конца XX века проблема языковой личности и ее влияния на общие направления в развитии нарождавшегося языка национального типа;

- впервые в науке делается попытка создания "социолингвистического портрета" отдельной языковой личности - Петра Великого - в переломный период истории русского литературного языка на примере одного, но очень важного се звена п макросистеме письменности конца XVII - первой четверти XVIII вв.,"'

- в связи с этим впервые письменное наследие Петра I становится не .материалом для иллюстрации отдельных (хотя и важных) процессов, происходивших в русском языке начала XVIII л. на разных уровнях его стратификации - лексическом, фонетическом, грамматическом, -как это традиционно сложилось в науке с 40-50-х гг. (Горшкова 1947; Герасимов 1953; Иванова (Александрова) 1955; Карпюк 1959, и др.), а специальный самостоятельным объектом для исследования основных процессов внутри данного жанра письменности в момент зарождения русского литературного языка национального характера.

Научная новизна обнаруживается также в апробации новых методов н направлений исследования применительно к истории русского литературного языка, в частности семаитикоцентричсского направления, поставившего во главу угла идею о первичности содержания и

л

вторичпости выражения, нему, в немалой степени способствует развитие современной когнитивной лингвистики.

Теоретическое значение данной работы состоит в том, что ее результаты существенно углубляют, дополняют и в отдельных случаях корректируют известные положения об основных процессах становления национального русского литературного языка и роли в этих эволюционных процессах отдельных видов письменности, в том числе и эпистолярной, которой в нашей науке всегда уделялось недостаточно внимания. Наблюдения и выводы, представленные в диссертационном исследовании, углубляют теоретические основы изучения конкретной языковой личности, к концу XX века ставшей одной из актуальных, но пока мало исследованных проблем современной исторической русистики.

Многосторонний подход к исследованию письменного наследия Петра I открывает перспективы изучения как самого жанра в его развитии и эволюции, так и проблемы коррелятивных лингвистических форм выражения языковой личности на разных уровнях ее проявления (лингво-копштивиом и прагматическом) в таком наиболее эгоцентрическом жанре письменности прошлого, как эпистолярный.

Практическая ценность работы обусловлена тем, что материалы исследования к его основные результаты могуг быть использованы в обобщающей монографии но истории разных жанров письменности прошлого, их роли в становлении русского литературного языка национального типа, при чтении общего курса истории русского литературного языка в университетах, при корректировке учебников по истории русского литературного языка в той их части, которая связана с языковыми процессами в Петровскую эпоху. Содержащиеся в работе материалы могут лечь в основу специальных курсов по истории русского литературного языка и могуг быть использованы и специальных семинарах по исторической стилистке и лексикологии. Кроме того, проведенное исследование может стимулировать дальнейшую разработку проблемы развития эпистолярного жанра XIX - XX кв. в его функционально-стилистическом аспекте, с позиций коммуникативного его назначения и влияния коммуникативной деятельности наиболее известных, выдающихся личностей в русской (и национальной) культуре на выработку и унификацию норм литературного языка на разных отрезках его истории. Исследование в разных своих аспектах имеет выход в ряд научных областей знания - историческую стилистику, прагматическую лингвистику, социолингвистику, литературоведение.

Апробация работ;»!. Основные положения диссертации были изложены в монографии "Эпистолярное наследие Петра Великого в ис-

тории русского литературного языка XVIII века: Историко-лннгвистический аспект" (Алматы, 1995. - 12,5 п.л.), в докладах на научных конференциях и симпозиумах разных уровней: международ-пых (Алма-Ата 1992; Москва 1995); всесоюзных (Ленинград 1988, 1989, 1991; Караганда 1990); республиканских (Алма-Ата 1992, 1995); областных (Талды-Курган 1992); ежегодных научно-методических конференциях профессорско-преподавательского состава КазГУ им. Аль-Фарабн с 1975 по 1995 гг. Отдельные фрагменты или идеи работы стали частью учебно-методического пособия "Исторический и функциональный аспекты словарного состава русского языка" (1988,- 2 пл.) (в соавт.), учебного пособия "Семантика русского слова" (1992. - 13,25 п.л.); коллективного труда кафедры русской филологии "Материалы для самоподготовки по лингвистическим дисциплинам" (Алма-Ата, 1993.- 10 п.л. Раздел "История русского литературного языка" и частично "Лексикология" написаны автором данной диссертации).

На защиту выносятся следующие положения:

¡.Эпистолярный жанр представляет для истории русского литературного языка самодостаточную для исследования область письменности прошлого, семиотически закрепленную в виде текстов, порожденных отдельными носителями русского языка в диахронии, обладающую самостоятельными, ему присущими формальными и функциональными признаками.

2.Эпистолярное наследие Петра Великого, представленное огромным корпусом писем, бумаг, заметок, резолюций и т.п., может служить самостоятельным объектом для изучения основных тенденций в развитии русского литературного языка в начальный период его формирования как национального, а также для исследования внутрижанровых изменений, сформировавших современней вид и форму частного письма.

З.Эпистолярный жанр, продолжая традиции развития предшествующих эпох, развивался в тесном взаимодействии с деловой письменностью своей эпохи и под существенным ее влиянием, которое сказалось как на строевых элементах в архитектонике письма, так и на его содержании. С этой точки зрения современное частное письмо в основных своих структурных элементах восходит к началу XVIII века, а не к более ранним этапам развития русского литературного языка.

4.Эпистолярное наследие Петра Великого является яркой иллюстрацией динамических процессов в русском.литературном языке в разных жанровых его проявлениях. Об этом свидетельствует дальнейшее его развитие в Петровскую эпоху н усложнение его типологических характеристик, связанное с петровскими преобразованиями и расшнре-

ннем функций частного письма в русском обществе конца XVII - первой четверти XVIII вв., а также с влиянием на этот процесс эпистолярной практики Петра I.

5.Эгшстолярныи жанр Петровской эпохи (как и других отрезков истории русского литературного языка донацнонального периода) представляет историческую категорию, т.к. в лингвистической организации писем нашли коррелятивное выражение культурно-исторические и языковые особенности своего времени, во многих случаях.требующие специального декодирования со стороны носителя современного русского литературного языка - диахронического адресата письменной культуры прошлого.

б.Эпистолярный жанр как наиболее эгоцентричный род письменности больше, чем какой-либо другой жанр русского литературного языка, позволяет судить об особенностях языковой личности создателя частного письма на разных уровнях ее проявления, характере ее дискурса и роли такой личности в истории русского литературного языка.

7.С этих позиций языковая личность Петра I представляет уникальный образец языковой личности в истории русского литературного языка, т.к. огражает в своей функциональной трехуровневой модели основные тевдеицин развития не только отдельного жанра письменности своего времени, но и в целом русского литературного языка в начальный период его формирования как национального. Эго свидетельствует о тесной взаимосвязи между частным н общим, амбивалентности таких отношении между языковой системой и формой ее реализации в дискурсе отдельного носителя языка с позиций се взгляда на действительность, значимость для истории русского литературного языка отдельной языковой личности, особенно в переломные периоды его развития, к которым относится и Петровская эпоха.

В.Эпистолярный жанр Петровской эпохи и, в частности, эпистолярная практика Петра 1, свидетельствует о том, что магистральная линия развитая русского литературного языка в первой четверти XVIII века йроходшга а пределах периферийных разновидностей письменности - делоаон, эпистолярной, научно-популярной, - тогда как художественная литература и этот период оказывала недостаточное слияние на такие ¡¡¡роцессы, сама находясь в существенной зависимости от этих видов ннсьмешюеш.

Структура и содержание ра&лы. Диссертация состоит из введешь!, трех частей, содержащих семь глаз, заключения, источников и их сокращений, библиограф1111 !1 енлека словарей, использованных в процессе работы.

и

Во Введении обосновывается выбор темы, актуальность исследования, определяются объект и предмет исследования, формулируются его цель и задачи, раскрываются новизна, теоретическая и практическая значимость проделанной работы, методы и методологические основы исследования, указываются формы апробации работы.

Часть I "Переписка Петра Великого в общем процессе развития письменности конца XVII - нерпой трети XVIII вв." состоит из двух глав.

Глава 1 - "Эпистолярный жанр Петровской эпохи; нсторико-лии-гвнстическнн аспект", - включающая три параграфа, представляет собой изложение общего взгляда на языковую ситуацию Петровской эпохи, па фоне которой происходило развитие эпистолярного жанра. В работе подчеркивается, что активизация переписки как формы коммуникации в этот период была вызвана масштабными преобразованиями Петра I. В этих условиях отмечается опережающее движение в социальных сферах, тогда как язык еще не выработал для выражения новых идей н отношений в обществе достаточно устойчивых форм передачи такого движения. Однако экстралингвистическая ситуация подталкивала русский язык к выполнению основной функции в нарождающейся нации - объединяющей. В результате в языке в форме взрыва столкнулись традиционные и новые тенденции, которые, многие ученые охарактеризовали как "хаос", "смешение" и "пестроту". Такие характеристики, по нашему мнению, отражают взгляд "сверху" на языковую ситуацию данного периода (В.В.Виноградов, А.И.Ефимов, В.Д.Левнн и др.), ибо в лингвистической организации письменных памятников учитывались прежде всего внешние, материально выраженные, необычные рядом с традиционным» слово- и формоупотреб-ления, создающие при восприятии текста впечатление "хаоса". Подобный взгляд в науке опирался "на проблему нормы в современном се понимании. В своей работе мы предлагаем рассматривать особенности построения текстов петровского времени с опорой на взгляд "изнутри", т.е. оценивать языковую ситуацию с позиций функционального назначения языковых единиц в тексте. Такой функциональный подход получает все большее признание в исторической русистике последних десятилетий (ср. работы 70-80-х гг. Н.Я.Сердобинцева, В.В.Замковой, Г.Н.Акимовой, Е.Г.Ковалевской и др., а также: Живов 1992). Будучи его сторонником, мы предлагаем понимание нормы как категории исторической, диахронической, отражающей особенности использования языковых единиц на отдельных синхронных срезах диахронической оси истории русского языка. Представляя такую диахро-

18 % »

ническую ось как регулярную смену синхронных срезов (ср.: Й.Ружичка), мы рассматриваем каждый этап этой истории не отгороженным от предшествующего, а подготовленным им и тесно с ним связанным. При таком понимании языковой ситуации на каждом подобном отрезке,истории языка, в том числе, и особенно, в Петровскую эпоху, возникает своя норма, свои законы применения языковых средств, как выработанных традицией, так и приобретенных или порожденных в новых исторических условиях функционирования русского языка прошлого. Такую норму для петровского времени, когда в пределах одного текста отмечаются элементы живой разговорной речи, книжные (включая и архаизировавшиеся) формы употребления рядом с неологизмами, в значительной степени представленными иноязычными заимствованиями, мы назвали нормой переходного периода. Подобное понимание языковой ситуации исследуемого отрезка истории русского литературного языка снимает негативную ее оценку, представленную понятиями "хаос", "пестрота" и "смешение", и дает возможность дифференцированно рассматривать лингвистику текстов разных жанров. Так, норма переходного периода характеризует прежде всего уровень употребления языковых единиц в их номинативной функции, закрепленной за такими разновидностями письменности, как деловая, научно-популярная, научная, эпистолярная и т.п. Письма Петра I подтверждают данное положения, постоянно демонстрируя совмещение в пределах одного текста иноязычных единиц, несущих на себе коннотацию новизны, необычности и малой употребительности, и разностилевых элементов, являющихся продуктом развития языка предшествующих эпох. В совокупности такие лингвистические построения и отражают норму этого переходного периода, номинативно являясь единственными названиями соответствующих явлений действительности. Ср.: От Риги желают несколко машт х королю дацкому от 22 до 30 пядей в диаметре и от 75 до Е0 футов длины и болше ... (Петр I А.Д.Меншикову. ПБП, XI, I, 107); Позволено господину коменданту нотобурскому, со его офицерами и их салдатами, и разпу-щеннымн знаменами, с его гвариизною и гремящею игрою ... безопасно в Нарву вытить (Ответ Б.П.Шереметева на аккордные пункты, предложенные комендантом крепости Нотебурга. ПБП, II, 88. 1702) и др.

Однако такое сочетание разностилевых и генетических элементов русского языка выполняло иные стилистические функции в пределах художественного текста. Если применять традиционные понятия "смешение", "хаос" и "пестрота", то их можно соотнести именно с петровскими повестями, в которых подобное совмещение представляло наме-

репный стилистический прием смешения, поэтому на выходе коммуникативного акта он получал не номинативное, а экспрессивное звучание. Ср.: тебе ли, каналия непотребный, бестия, сею прекрасною королевною владеть? (Пов. об Алекс.); О проклятое непостоянство кавалерское! О змеиное лукавство! О лвиное свирепство! (Там же) и под. Именно в пределах художественной литературы, в отличие от деловой и эпистолярной, проблема структурного объединения подобных элементов для петровского времени осталась до конца не решенной. Поэтому письменность в иных, чем беллетристика, жанрах, в том числе и эпистолярном, даст больше возможностей для наблюдения над функциональными особенностями русского литературного языка и более объективной оценки языковой ситуации этого времени. Именно в ней реализовалась языковая политика Петра I, поставившая многие проблемы, решение которых на этом коротком (длиною в полстолетия) отрезке истории русского языка, не могло дать быстрых результатов. Но заслуга Петра I состоит уж'е в том, что он постает ряд таких языковых проблем для своего времени, как точность и ясность передачи мысли на письме (особенно в связи с переводческой работой), об-легченность форм языкового выражения, простота слога, ориентация в формах употребления на живую разговорную речь н т.п., и сделал довольно успешную, на наш взгляд, практическую попытку их реализации в собственной языковой практике. Значение последнего для истории русского языка и истории русского государства было осознано довольно рано, о чем свидетельствует серия изданий переписки Петра I и царской семьи Романовых в XIX веке. Подробная ее характеристика содержится в отдельном параграфе данной главы. Она даст основание утверждать, что эпистолярный жанр Петровской эпохи заметно усилил на протяжении всего XVIII века линию развития жанра, в недрах которого постепенно вырабатывались новые для русского языка формы литературно-художественного выражения, позволившие в дальнейшем частному письму более активно н значимо превратиться в "малый жанр" Письма (ср.: "Письма • русского путешественника" Н.М.Карамзина, "Письма из Франции" Д.И.Фошшзнна и др.). Именно переписка петровского времени и ее лингвистические особенности, как показано в целом в нашей работе, в значительной мере определили зарождение данного "малого жанра" художественной литературы XVIII века. Эгот вывод во многом корректирует традиционно сложившееся мнение об абсолютном влиянии западноевропейской культуры на литературный процесс в России.

Особое внимание в работе уделено эволюционным процессам внутри эпистолярного жанра, так как в исторической перспективе он

претерпел существенные изменения на всех уровнях своего проявления - содержательном, структурном, экспрессивно-эмоциональном, функциональном. Не менее существенными они были и в области его наименования, с XI в. составившего целую парадигму терминологических обозначений, постепенно менявшихся под влиянием экстралингвис-тнческих и внутриязыковых факторов. К началу XVIII в. эта диахроническая парадигма имела следующий состав: грамота - грамотка -писание - письмо - цидула (цидулка) - корреспонденция. Она выявлена нами на основе данных, извлеченных из переписки XI-XVII вв., помещенной в различных авторитетных источниках, частной переписки представителей царской фамилии Романовых, начиная с писем Алексея Михайловича. Учитывались также наблюдения и выводы других исследователей (С.И.Котков, Н.П.Панкратова, С.С.Кувалнна). В результате установлено, что эта парадигма исторически постепенно теряла свои составляющие, наиболее.древним из которых была лексема грамота, синкретично обозначавшая и частное письмо, и официально-деловой документ. Поступательное развитие эпистолярного жанра проявилось в разделении указанных семантических и функционально-стилистических разновидностей письменности, в пределах которой письмо стало называться грамоткой. В средние века этот ряд постепенно расширяется за счет лексических вариантов писание и письмо, ведущим из которых выступала лексема писаные. Однако и здесь синкретизм семантики последних (обозначать "то, что написано", СлРЯ XI-XVII, XV, 50, 57) и традиция называть частное письмо грамоткой довольно долго продержали их на периферии употребления. К концу XVII - началу XVIII вв. из родственных образований письмо - писание первое, нейтральное по своему функционально-стилистическому статусу, постепенно становится доминантой синонимического ряда в парадигме наименований эпистолярного жанра письмо - писание - грамотка - грамота, подтверждая мысль о перераспределении се членов на хронологической осн. Конкурентом ее к началу XV1H в. пока остается лексема грамотка, тогда как грамота и писание уже имеют налет архаизации и тенденцию перехода на периферию словарного состава русского языка в допетровское время. Об этом говорят и количественные данные, извлеченные нами из "Грамоток XVII - начала XVIII века", где из 528 писем, опубликованных в собрании, их авторы-адресанты сами назвали произведения своей речетворческой деятельности следующим образом: грамотка - 197, письмо - III, грамота (включая и другие значения этого термина) - 66, писание - 31 (вар. писанейце. писа-нийце - 9) (в остальных случаях указание на жанр в самих письмах от-

сутствует). Эти данные позволяют сделать вывод об активизаиии но-мена письмо в разных социальных группах русского общества. В самом начале XVIII в. он становится практически единственным наимснова* нием жанра в социальной среде лиц высшего общества во главе с Петром I, тогда как иомен грамотка прямо пропорционально теряет свою активность и перемещается внутри стилистической парадигмы от нейтрального к просторечному, что подтверждает и СлРЯ XI-XVIÍ (V, 218). Подобным образом развивалась и история лексемы писание. Эти периферийные наименования жанра дольше всего продержались у наиболее консервативной части русского общества - женщин, как правило, получавших домашнее воспитание и обучавшихся на книжных традициях письменной культуры прошлого.

В начале XVIII в. под влиянием зкстралингвистических факторов, связанных с преобразованиями Петра I и вызвавших активные лексические заимствования эпохи, в парадигму наименовании эпистолярного жанра влились еще два новых лексических варианта иноязычного происхождения - цидупа (цыдула), цидулка (цыдулка) и корреспонденция. Однако первая лексема из указанных вариантов с самого начала своего употребления закрепилась в русском языке с семантическим оттенком "письмо небольших размеров", что не позволило ей стать ведущим лексическим вариантом названия жанра и вытеснить семантически более емкий термин письмо. Поэтому с данным оттенком и стилистической окраской разговорности лексема цидупа в различных ее модификациях сразу стала достоянием функциональной периферии, сохранив эту характеристику до XX в. (БАС, ¡7, стлб. 683). Таким же периферийным специальным наименованием оказалась и лексема корреспонденция, закрепившаяся с.момента своего появления в русском языке с широкой процессуальной семантикой "переписка", распространяясь и на частное письмо. Именно так, синкретично употреблял его Петр I. Ср.: Сия вся кареспопденция идет чрез руки стражника Потоцкого (VI, 196); И мним, что господин Книпер сие сплел, дабы ... вредителные кареспопдснции держать (VII, I, 151). Подобный синкретизм значения при сильном стилистически нейтральном варианте письмо до настоящего времени держит его на периферии с оттенком ограниченной сферы употребления (ср.: "устар." БАС, 5, стлб. 1474— 1475). Все перечисленные экстра- н интралиигвистичсские влияния на парадигму специальных обозначении эпистолярного йсаира способствовали окончательному закреплению к началу XVIII,века лексемы письмо в качестве единственного его наименования.

Глава 2 - "Эпистолирнй Петра Великого как историческая категория", - состоящая из двух параграфов, посвящена обоснованию вы-двимутой в ее названии идеи об историчности данного рода письменности в русском языке и о связи лингвистической организации текста частного письма с теми условиями, в которых данный жанр развивался н функционировал. С учетом такого подхода в работе рассматривается двоякое соотношение членов письменной дистантной коммуникации - синхронное и диахроническое, имеющее в каждом из указанных случаев специфические лингвистические формы проявления. Теоретической базой для подобного подхода послужило положение лингвистики наших Дней о культуре - современной и прошлой - как своеобразном коде, знаковой системе, знаковом явлении, в основе которого лежит "представление об адекватном обмене информацией между адресатом и адресантом" (Лотман 1973). Оно представляет интерес для изучения истории русского литературного языка в ее диахроническом аспекте потому, что язык, являясь частью культуры народа, также входит в систему закодированных явлений. Особенностью его в ретроспекции, в отличие от других форм проявления культуры (искусство, музыка и т.п.), является то, что чем дальше в глубь веков уходят интересы современного носителя русского языка, тем больше препятствий (шумов, помех) выявляется при расшифровке, декодировании письменных памятников прошлого, отразивших через текст опыт его создателя, приобретенный в определенных исторических условиях. С этих позиции в работе на материале эпистолярия Петра I предлагается рассматривать речевую ситуацию, запечатленную в текстах ею писем и бумаг,, в дух аспектах - синхронном и диахроническом. При таком подходе один и тот же адресант (Петр I) будет иметь двух адресатов -тоже синхронного (все его корреспонденты) и диахронного (носителя современного русского языка, исследующего или просто читающего его письма). При этом коммуникативный акт выглядит следующим образом: .

Адресант (Петр I) —

адресат (1) - его современники

адресат (2) - носители современного русского языка

Первая ситуация, ретроспективно-синхронная, характеризует участников письменной коммуникации как таких, которые обладают общей апперцепционной базой на вербально-семантнческом и грамма-

тмческом уровне. Она позволяет им спободно общаться между собой, если даже эти апперцепционные возможности и имеют отдельные, индивидуально представленные "помехи". Однако сели таковые все-таки обнаруживались, то коммуниканты находили своеобразный способ для уравнивания апперцепции, используя специфические для своего времени сигнализаторы, выраженные, как правило, лексическим вариантом или перифразой, служащими для пояснения мысли. В Петровскую эпоху таким приемом, сигнализирующим о возможном непонимании, было глоссирование, которое использовалось коммуникантами при синхронном соотношении адресанта и адресата в основном только в одном случае - когда в лингвистическую структуру письма (или документа) вводилось новое иноязычное заимствование. В работе глоссы (или иноязычно-русские соответствия), использованные в письмах и бумагах Петра I и его корреспондентов, рассматриваются с разных точек зрения:

1. С точки зрения структуры: а) глосса - одно слово (армистиций - перемирие; ратификация - подтверждение); б) глосса - словосочетание (манифест - объяви/цельная грамота;гбаранция - поручной договор)-, глосса - развернутое описание, которое могло быть представлено конструкциями с уточняющими союзами (картель или договор о генеральной размене; неитртны то ест ни на которую сторону)', в виде обособленного определения (городки. минуемые каланчи; судно, называемое транспорт); в виде придаточного предложения (зеенция, что сама течет из ягод); в виде вставных конструкций (гавань; для пристанища и стояния кораблей и иных морских судов).

2. С точки зрения способа пояснения: а) с помощью союзов (ититалъ, то есть болпица); б) без союзов, в скобках: лотщшов (вожей); генерал-аншевтов (¿лавньсс) и т.п.

Все указанные формы глоссирования, выступающие в текстах писем и бумаг сигналами Петровской эпохи и способом уравнивания апперцепционной базы коммуникантов, одновременно выполняли и адаптирующую функцию при вводе неологизмов иноязычного происхождения в речевую практику носителей русского языка начала XVIII века. Деловая и эпистолярная письменность этого времени наиболее активно использовала данный функциональный прием, чутко реагируя па новшества, связанные с социальными сферами деятельности представителей русского общества, и выступая эталоном "нового слога" в условиях нормы переходного периода. .

Вторая ситуация - диахронная - отражает такое соотношение между адресантом и адресатом (2), при котором апперцепционная база

коммуникантов полностью не совпадает в силу временного разрыва и тех изменений, которые нашли отражение в речевой практике продуцента текста в прошлом и его современного адресата. Именно в такой ситуации герменевтика приобретает ведущее значение, так как диа-хронный адресат при восприятии и познании исторического текста чаще, в сравнении с синхронным, ставит вопросы "Что я понял? Так ли я понял прочитанное?", чтобы читать эти тексты так, "как их должны были читать современники" (Гуковский 1940). Однако на пути такого прочтения и понимания в этой ситуации лежит больше, чем в ретроспективно-синхронной, "помех" и "шумов" в силу влияния на язык диахронического фактора. Такие препятствия также выполняют роль сигналов эпохи, отраженной в них. К ним мы относим:

а) Размытость (с точки зрения носителя современного русского языка) смысловых границ слова в пределах эпистолярного текста как исторической категории. Ср.: Великие знаки происходят к будущей компании нашей'на море(Берх 45), где "знаки" означает "признаки, свидетельства", которое современными словарями не отмечается. Особенно сильными сигналами Петровской эпохи в историческом эпистолярном тексте выступают при этом иноязычные слова, известные носителю современного русского языка с иными значениями, чем первоначальные. Такое изменение семантического объема слова служит существенной "помехой" при декодировании (ср.: флейта - разновидность судна, персона - портрет, штраф - наказание, страх и т.п.). Данное явление в области лексических заимствований вообще следует признать характерной чертой Петровской эпохи, что неоднократно отмечали многие исследователи в связи с другими аспектами их изучения (см.: А.В.Волоскова, Н.И.Гайнуллина, М.Ф.Дашкова и др.).

б) Наличие в историческом эпистолярном тексте значительного числа устаревших слов - историзмов и архаизмов. Среди первых можно отметить многочисленные в речевой практике эпохи наименования явлений русской жизни первой четверти XVIII века. Это разные в этимологическом отношении единицы исконно русского ( стрелец, работные люди, толмач, выморочное имущество и под.) и иноязычного происхождения (обер-комендант. петарда, ротмистр, шанцы, шнява и др.). Банк устаревших слов, являющихся сигналами эпохи, в эпнстолярни Петра 1 существенно представлен разнотипными архаизмами: собственно лексическими Хчинить, небытность, нечаемый); лексико-словообпазовательнымим (достапъные, ответствовать, скончить); лексико-морфологическими (городы. в у к азех, мужеска и женска роду); лекснко-ссмантнческнми (голос в значении "слух", сказка - нечто при-

думанное, ради - из-за и др.). Среди устаревших слов, выступающих о качестве "помех" в эпистолярных текстах как исторической категории, особое место занимают окказиональные заимствования, являющиеся сильными сигналами Петровской эпохи и появившиеся, как свидетельствует дискурс Петра Великого, п результате многоконтактностн рус: ского языка в исследуемый период. Ср.: секул (столетие), супсистенция (прошшнг, провизия), вакр (ценность) и мн. др.

в) Многочисленные формальные - фонетические и морфологические - варианты, если абсолютно и не препятствующие восприятию и пониманию текстов писем и бумаг Петровской эпохи, то, по крайней мере, затрудняющие такое восприятие. Ср.: табеля - табель, май/та, машт ~ мачта, блокад - блокада, камардинер - камердинер и ми. др. В работе уделяется достаточное внимание причинам такого варьирования, которые лежат как в плоскости влияния языков-источников (различные прототипы в разных языках, контамииирова-ние лексем, влияние некоторых орфоэпических особенностей западноевропейских языков), так и в самом русском языке (различные субституции, ассимиляция звуков, метатеза, усечение и под.). В совокупности они представляют "шумы" и "помехи", являющиеся енгнашми эпохи в пределах эпистолярного текста и других жанровых разновидностей письменности конца XVII - первой четверти XVIII вв. и требуют специального декодирования у диахронного их адресата.

Часть II "Типологическая характеристика эпнетолярия Петра Великого и его корреспондентов" состоит из трех глав, в которых предлагается типология писем Петра I (н эпохи в целом) на основе побудительных мотивов н содержания писем,

Глина 3 "Типология эпнетолярия Пётра Великого и его корреспондентов с точки зрения побудительных мотивов* содержит два параграфа, в которых впервые я наукй подвергнуто систематизации огромное (в тысячи писем) эпистолярное наследие Петра Великого с учетом тех эксгралингпнстическнх оснований .н мотивов, которые вызвали процесс порождения текста письма адресантом. В работе подчеркивается, что п новых условиях преобразований начала XVIII в. совершенствовались эпистолярные традиции, усложнялось типологическое многообразие писем, отмечалась специализация лингвистических форм его репрезентации. Это способствовало аптоиомнзацнн эпистолярного жанра в системе письменности исследуемого периода. Вызванные экстралннгвнстическими причинами, мотивы, побуждавшие реципиента к созданию эпистолярного текста, позволяют выделить с этих позиций два типа писем в переписке Петра Великого - иии-

циитивпыс и ответные. И те и другие характеризуют переписку этого времени как самостоятельный жанр письменности, обладающий такими важными отличительными признаками, как наличие коммуникантов в лице адресанта и адресата; осуществление дистантного акта коммуникации в условиях личного косвенного контакта; оформление эпистолярного текста в соответствии с законами н характером использования языковых средств, которыми располагали участники коммуникации на данном срезе истории русского литературного языка. С учетом указанных характеристик и на основе анализа эпистолярня Петра I и его корреспондентов удалось установить, что основным таким мотивом первоначально является инициатива создателя частого письма, имеющая истоки в экстралингвистике. В науке конца XVH1-начала XIX вв. отмечалось наличие ответного письма (Никольский 1807; Рижский 1809). Однако нигде не было подчеркнуто, результатом чего оказывается ответное письмо. Учитывая двусторонний характер письменного коммуникативного акта, мы попытались ответить на этот вопрос, считая, что ответное письмо является реакцией на гакос письмо, которое по отношению к ¡¡ему представляется первичным и создается на основе своего собственного мотива, опирающегося на инициативу адресанта. Именно так появляется в эпистолярной письменности функциональная парадигма инициативное - ответное письмо.

Инициативное письмо рассматривается в работе как такой тин частного письма петровского времени, который определяется рядом условий и причин, лежащих в основе его создания. В зависимости от такой причинности (мотивированности) внутри инициативного письма можно выделить следующие довольно четко представленные его раЗ-

НОВЙДНОСТИ.

а) Императивно-побудительные письма, в основе создания которых лежит необходимость о чем-то распорядиться, передать приказ, просьбу и т.п. Это наиболее часто встречающаяся в эпистолярни Петра I разновидность инициативного письма, свидетельствующая о его коммуникативном лидерстве. Она, как правило, имеет в своем составе лингвистическую формулу по получении сего (письма) + глагол в повел, или изъяв, пакл. или как скоро сие писмо дойдет + глагол в повел, накл. Подобный лингвистический трафарет императивно-побудительного письма был настолько отработан, что многие письма в собрании ПБП имеют лишь начальную фразу-матрицу, после которой дается отсылка к другим письмам, имеющим такое же содержание.

б) Информационно-шицттивпые письма, создание которых связано с необходимостью сообщить о каком-либо событии, факте, деле; о чем-либо поставить в известность адресата письма; довести что-либо

до его сведения, иными словами, передать адресату некоторую важную информацию, важную для обоих членов коммуникативного акта. В письмах подобного рода имеется регулярно представленный лингвистический сигнал такой инициативы, выраженный вариантами формулы ишствую (-ем), возвещаю (-ем) (вам) или объявляю (-ем) (далее -кому? что?), после которых в основной части письма сообщалась информация, ради которой создавалось письмо. Последний из указанных вариантов представляет генетический канцеляризм, свидетельствующий о том, что эпистолярный жанр всегда исторически был связан с деловой письменностью.

Среди инициативных писем данной разновидности имеется немало таких, в которых их мотив выражен имплицитно. Письма подобного рода отличаются от экспрессивных императивно-побудительных спокойно-эпической повествовательной манерой изложения мыслей. Ср.: Сего дня с оемыо галерами в путь свои пошли, где я от господина адмирала учинен еемь командором (1,62).

Информационно-инициативные письма корреспондентов Петра I имели, в отличие от писем их патрона, специфический сигнал такого письма, выраженный глаголом доносить, а не возвещать или объявлять, как это делал государь. Такие различия в оформлении писем подчеркивали социальную обусловленность лингвистической организации их текстов.

в) Повторно-инициативные письма, вызванные необходимостью повторить то, что однажды адресант сообщал своему корреспонденту, но по каким-либо причинам последний не выполнил его указании или распоряжений. Лингвистическим сигналом такого письма является формула преж (прежде) сего + глагол писал (писано) или пред сим + писал (писано). Усиливает экспликацию повторно-инициативного письма нередко встречающаяся .в них формула паки подтвержаем (подтверждаем), а также различного рода конкретизаторы, указывающие на то, сколько раз и когда адресант уже писал своему корреспонденту письма, на которые не получал отъета.(Вчерашнего дни писал я к вам..., Третьяго дня писали мы к вам... Уже дважды к вам писано...).

г) Опосредованно-инициативные письма, мотивом, стимулом для которых служили различные "неэпнетолярные" , побочные источники. К ним можно отнести: 1) конкретное лицо, факт, событие, послужившее толчком длй создания эпистолярного текста. Указание на этот источник в письмах репрезентировано вводными конструкциями по словам; со слов; по прежним ведомостям, о чем нам объявил (имярек) и т.п.; 2) безлично названный источник инициативного письма подобного рода, лингвистически оформленный безличной или неопредслешю-

личной конструкцией с опорными глаголами писали; говорят; слышали, слышно н т.п. Указанная разновидность писем интересна и для изучения истории формирования вводных слов, словосочетаний и предложений, что может стать предметом специального исследования. В связи с целями, поставленными в нашей работе, они интересны как функциональные формулы, служащие для установления типологического богатства эпистолярия Пегровской эпохи на начальном этапе формирования русского литературного языка как национального.

Ответные письма менее многообразны как функциональный тип внутри эпистолярного жанра Петровской эпохи. В своей основе они имеют единственный мотив - отвег на полученное письмо или сообщение. Эго определяет и их стереотипный лингвистический сигнализатор, выраженный конечным числом лексических единиц из ЛСГ с общим значением получения информации, на которую адресат и реагирует ответным письмом. Поэтому в них в абсолютном большинстве содержится начальная формула пис(ь)мо твое (ваше), от вас (от тебя) я получил (принял, до те дошло, дошли), на которое ответствую. Варьирование этого стереотипа наблюдалось лишь в случае выбора соответствующего лексического элемента данной ЛСГ, а также в порядке их расположения в начальной фразе писем. Интерес представляют некоторые детали, осложняющие лингвистические сигналы ответного письма. Такие детали связаны с указанием на время, место, обстоятельства, сопутствовавшие его получению, и усиливают экспрессивность манеры изложения, передавая некоторые особенности жизни и быта адресанта. Ср.: При запечатании получил я паки писмо от вас (IX, 1,144); Сего же часу пришла почта, на которой отдано мне ваше госу-дарскос писмо (Ф.Ю.Ромодановскому. I, 234); Писмо твое, марша 23 дня писанное, мне в 29день отдано.. .(I, 58) и др.

Общин анализ писем Петра I с позиции мотивов их создания свидетельствует как об усложнении и дальнейшем совершенствовании эпистолярной практики в русском языке Петровской эпохи, так и о влиянии отдельной личности на типологию частного письма. В этом отношении эпистолярное наследие конца XVII - первой четверти XVIII вв. представляет не хаотическое собрание писем, а достаточно строго упорядоченную и четко членимую микросистему в континууме письменности исследуемого периода, подразделениями которой можно считать инициативное н ответное письмо с их подвидами или разновидностями. Регулярное и активное использование переписки как способа получения и обмена информацией в Петровскую эпоху повлекло за собой стремительное развитие языковых средств выражения мысли, которые в эпистолярном жанре нашли закрепление в четких, лако-

ннчных и содержательных лингвистических формулах, надолго сохранившихся в русском языке и определивших развитие данного жанра на последующую перспективу.

Глава 4 "Типология эпнстолярип Петра Великого и его корреспондентов с точки зрения функционально-смыслового наполнения" предлагает типологическую схему развития частного письма с опорой на его содержание, формировавшееся в контексте проводимых Петром I новых культурных реформ. Поэтому именно его переписка представляет наиболее объективные критерии такой типологии, в максимальной степени отразившей состояние исследуемого жанра в начале XVIII века. Зависимость формы письма от его содержания и адресной направленности отмечают уже риторики XVIII - XIX вв., рекомендуя учитывать при написании письма "1) Отношение к нам лиц, к которым пишем, т.е. равны ли оне нам или ниже; 2) Разность материй, о которых пишем; ибо сии два весьма важный обстоятельства требуют разного образа объяснения" (Никольский 1807, 86). Однако в таких источниках даны лишь общие регламентации для передачи смысловых установок пишущего, ибо риторики прошлого ставили перед собой в первую очередь прагматические цели и задачн.Научно-тсоретическос осмысление данная проблема постепенно находит в языкознании XX столетия, правда, включая в орбиту своих интересов в основном эпи-столярий XIX-XX вв. (А.А.Акишина, С.С.Антоненко, Ю.М.Папян, Н.И.Формановская и др.). Однако многие типологические особенности эпистолярного жанра определились именно в Петровскую эпоху, положив начало для дальнейшего ее совершенствования и усложнения в современном русском языке. Огромное эпистолярное наследие Петра Великого дает возможность впервые предложить типологию писем его эпохи с точки зрения их содержательного наполнения. В соответствии с этим мы выделили следующие типы писем: 1. Официальные; 2. Официально-деловые и деловые: 3. Бытовые в двух разновидностях или подтипах: а) дружеские, б) интимные, соответственно описанные в трех параграфах главы.

1. Официальные письма как тнп к Петровской эпохе уже имели определенную традицию их оформления в предшествующие периоды истории русского литературного языка. Лингвистическая их репрезентация характеризуется слогом, который восходит к официальному документу прошлых эпох и который впоследствии М.ВЛомоносов назвал "высоким". Поэтому в их лингвистической организации чаще всего применяются книжные элементы выражения, стилистически строго согласованные в пределах эпистолярного текста. В жанровом отношении официальная переписка з петровское время представлена

такими ее разновидностями, как грамоты, послания к лицам высшего духовного сословия, членам царствующих фамилий в России и за рубежом, главам других государств и т.п. Такая адресная направленность и диктовала выбор языковых единиц, среди которых отмечается значительное число книжных, в том числе и архаизировавшихся к этому времени на разных уровнях их проявления, наличие высокой лексики н фразеологии, подчеркивавшей официальный характер созданных текстов, порядок слов в предложении и т.п. Письмам и посланиям официального характера свойственны, как правило, тяжелые, громоздкие синтаксические конструкции, представляющие собой предложения большого объема, нередко на целую страницу текста. Это определялось смысловой структурой таких писем, торжественностью и высокостью содержания, важностью и значимостью тематики, вызывавшей и форму изложения. В работе приводится достаточный иллюстративный материал, подтверждающий данную теоретическую посылку.

2. Деловое письмо в Петровскую эпоху, с одной стороны, продолжило, а с другой - существенно усилило развитие данного типа переписки, непосредственно связанной с исключительной по своей сути преобразовательской деятельностью Петра I, направленной на дело как основу жизни своего времени. Интересной особенностью деловой переписки является ее тесная, связь с официальным письмом через промежуточный тип - официально-деловое письмо. Эта разновидность делового письма совместила многие внешние атрибуты официального письма и содержательные особенности письма делового. В нем отмечается своеобразная "ослабленность" официальности и, наоборот, усиление деловой направленности в процессе коммуникации. Поэтому отношения между официально-деловым и деловым письмом определяются нами как пшо-гиперонимические, а само официально-деловое письмо рассматривается как своеобразный переходный подтип в пределах данной типологической парадигмы. Отличительным эксгралнн-гвистическим признаком официально-делового письма петровского времени является расширение круга адресатов в сравнении с адресностью официального письма, так как в него включаются лица высшего сословия, находившиеся в вассальных отношениях с царем, но наделенные, тем не менее, высокими полномочиями внутри Российского государства и за его пределами. Эта последняя особенность и приближала их к кругу официальных лиц. Основная черта таких писем - ярко выраженная экстравертность, объективированность содержания и лингвистических приемов его репрезентации. Стилеобразующую функцию в таком типе письма выполняло официальное обращение в форме фа-

милнн и должности адресата (Господин полковник; Господин адлтрач: Господин Иванов и т.п.). Эта особенность в соединении с деловым содержанием писем сближает их с основной массой деловой переписки Петра I и эпохи в целом.

Характерной особенностью деловых писем Петра I и его окружения является также следование определенным языковым традициям, имевшим за собой значительный опыт предшествующих эпох. Отсюда лингвистическим коррелятом содержания делового письма и одновременно его сигналом представляется насыщенность их канцеляризмами типа: чинить, надлежит, уведомить; прошение, указ. челобитье, ведомость и т.п. Кроме того, деловой характер письма неизбежно приводил к постоянному сочетанию традиционно-книжных, славянских в своей основе элементов с типично "приказными", что и составляло своеобразие слога и нормы переходного периода п документах и частной переписке Петровской эпохи. Эта норма свидетельствует об усилении влияния приказного языка на эпистолярную практику Петровской эпохи, о чем говорит проникновение его элементов и в другие типы писем (напр., бытовые), в основном, казалось бы, далекие от обсуждения деловых проблем. .

Деловое письмо как тип в этот период маркировано также его тематикой, связанной с многообразными проблемами, обсуждавшимися на его страницах: строительство флота, кораблестроение, вопросы войны и мира, дипломатических отношении и т.п.Через письма подобного рода наиболее четко проступает их антропоцентричность, индивидуальное, личностное начало, отразившее биение активной, бурной и многогранной жизни того времени, особенно в сравнении с предшествующим периодом истории русского литературного языка.

3. Бытовое письмо и его разновидности в Петровскую эпоху рассмотрены в работе на фоне отдельных фрагментов древней переписки, представленной берестяными грамотами, и мало сохранившихся эпистолярных материалов средних веков. Установлено, что бытовое письмо имеет свои, отличные от других типов писем, лингвистические сигналы, выраженные различными лексическими единицами-маркерами тематической группы быт, под которым понимается "уклад повседневной жизни , внепроизводсгвенная сфера, включающая как удовлетворение материальных потребностей (в пище, жилище, одежде, поддержании здоровья), так и освоение духовных благ, культуры, общение, отдых, развлечения и т.п." (СЭС 1984, 184). Наиболее регулярно в переписке Петра I находим бытовое письмо, отразившее'такие ведущие для него темы, как: • - •

а) Езда, путешествие, передвижение, запечатлевшие переезды Петра I и нередко создававшие большие бытовые неудобства, о которых адресант сообщает в своих письмах. Ключевыми в них выступают лексемы из ЛСГ "передвижение" (езда, дорога, путь; ехать, прибывать, отъезжать, подыматься и т.п.). Следует отметить довольно скромное воздействие на данную ЛСГ со стороны иноязычного влияния, за исключением единичных лексем, передающих семантику передвижения и способов такого передвижения (гондола, гондула; багаж, багажея).

б) Кушанья, напитки, приправы и т.п., лингвистическую основу которых составляют в основном лексические единицы исконного происхождения (хлеб, вода. пиво, вино и ми. др.). Однако для такого типа письма характерна значительная часть лексических заимствований из западноевропейских языков (эль, устерсы, оливки и под.).

в) Жилище (убранство дома н его окрестностей, мебель, столовые и спальные принадлежности), где также употребительны и исконные (хоромы, полоты, печи), и заимствованные лексемы (комин, сачфетки. сервиз и т.п.) как сигналы бытового письма. Новизна таких "культурных заимствований" ощущалась носителями русского языка начала XVIII века, что неоднократно подчеркивалось в письмах сочетанием "новой моды" применительно к употребленным неологизмам.

г) Одежда, предметы туалета, галантерея, драгоценности, свидетельствующие о том, что* деловые темы не полностью занимали человека начала XVIII века, в том числе и в первую очередь Петра 1, рисуя его как человека с тонким вкусом и новыми духовными потребностями, во многом сформированными под влиянием западноевропейской н в целом мировой культуры и внедренными в собственную бытовую 'жизнь. Поэтому в письмах такого рода превалируют в качестве их сигналов единицы иноязычного происхождения (галантерея; галстух, -тук. -туг, галздук; картуз; лацкан и т.п.), интересные не только с лингвистической, но и культурологической точки зрения . Для поступательного развития исследуемого жанра бытовые письма разного содержания представляют существенный интерес еще и как свидетельства проявления на их страницах внутреннего мира пишущего, его чувств и переживаний, что практически не характерно для эпистоля-рия предпетровского времени. Подобная интравертность переписки способствовала зароаденшо такнх разновидностей бытового письма, как дружеское и интимное.

3.1. Дружеское письмо начала XVIII века, по нашим наблюдениям, зародилось в эпистолярной практике Петра I как реакция на "компанейские" настроения в кругу его наиболее близких друзей. В лингвистическом отношении оно характеризуется разговорными фор-

мамн выражения, максимальной диалогнчностыо, имитирующей непринужденную беседу с использованием бытовых обращений к адресату, прозвищ, известных также неширокому кругу корреспондентов. Дружескими в эпистолярни Петра I выступают как целые письма, так и отдельные приписки-вкрапления в деловых письмах. Последние, как правило, снимали напряжение делового письма и давали выход чувствам адресанта, особенно в письмах к любимцу Петра -А.Д.Меншикопу. Подобные письма свидетельствуют и о новизне такой разновидности письма, и в то же время о поступательном развитии жанра в целом, отразившего наиболее существенные и характерные тенденции в жизни русского общества. Создав новую для своего времени культуру, Петр I на примере собственного эпнстолярия продемонстрировал выход новых идей секуляризации русского общества в область языка. Его эпистолярная практика предвосхитила теоретические выкладки ученых конца XVIII - начала XIX вв., строивших свои рекомендации, безусловно, на основе уже сложившегося опыта в пределах исследуемого жанра. Этот опыт дает образцы и совершенно нового для русского литературного языка типа письма - интимного.

3.2. Интимное письмо мы определяем как такое, содержание которого отразило личную жизнь адресанта, отношения с близкими людьми либо с людьми, находившимися с ним в тесной дружеской связи. В переписке Петра I тема личного становится достаточно заметной среди многообразной палитры его эпистолярия, что дает основание для выделения такого письма в самостоятельную разновидность бытового письма. Эта разновидность писем отмечается в связи с конкретными адресатами, представляющими преимущественно лиц женского пола. Такая его особенность породила совершенно необычный род письма петровского времени - "женское". Правда, оно оказалось характерным для определенной социальной прослойки начала XVIII века - представительниц высшего общества, или, по крайней мере, его образованного круга. Что касается русской простонародной женщины-крестьянки, то в отношении ее такие перемены внутри исследуемого жанра были менее ощутимы. С этих позиций в работе приводится анализ "женской" переписки XVII- XVIII пв. Эти данные сведены в три таблицы, соответствующие таким социальным группам, как: средпее сословие (напр., в фонде Безобразовых из 227 писем 3 написаны женщинами и 1 - к женщине: в Грамотках XVH-начала XV1I1 вв. из 528 писем 14 - "женские" и 21 к женщине); высшее общество (на примере Памятников XVIII века, в которых из 120 писем 32 написаны женщиной, 2 - к женщине); царствующая фамилия (по данным ПРГ I—IV, где

адресантами были Екатерина 1-51 письмо, Евдокия Федоровна, первая жена Петра I, - 37 писем, герцогиня Курляндская Анна Ивановна -275 писем и др.). Безусловно, такое значительное число "женских" писем не есть свидетельство их исключительной интимности, так как они являют собой и другие типы писем, рассмотренные выше. При этом в них отмечается тем больше традиционных черт жанра, чем старше соответствующая эпоха истории русского литературного языка. В то же время именно данная группа эпистолярия петровского времени оказалась склонной к передаче интимных чувств, личного и личностного в состоянии адресанта. Сам факт обсуждения интимных проблем (и в первую очередь - вопросов любви, привязанности женщины к мужчине и наоборот) был симптоматичен и не случайно совпал с такой тенденцией в истории русского литературного языка, как появление любовной лирики и лирической поэзии. Интимное письмо и его особенности подробно рассмотрены в работе на примере переписки Петра I и Екатерины Алексеевны. Так же подробно проанализированы ранние письма Евдокии Федоровны к Петру I и поздняя ее переписка, обнаружившая существенные изменения в стилистической манере одного и того же создателя эпистолярных текстов под влиянием кардинальных перемен в новых социальных условиях первой трети XVIII века. Кроме "женского" письма, изначально склонного к интнмизации речетвор-ческой манеры, отмечаются вкрапления интимного содержания в дружеское "мужское" письмо. В этом случае в понятии "интимный" реализуется сема "находящийся в тесной, дружественной связи, отношениях" (MAC, 1, 673). Круг таких адресатов в переписке Петра i связан с именами наиболее близких ему по духу людей, в числе которых были А.Д.Меншиков, Ф.М.Апраксин и др. Именно в письмах к ним находим замечания-вкрапления интимного характера (состояние здоровья, сообщения о "возлияниях" и т.п., о чем никому другому царь сказать не мог). Такие письма, в содержательном отношении представляющие пограничную, переходную зону между дружеским и интимным письмом, , мы назвали дружески-интимным. В совокупности с рассмотренными ' выше оно является ярким свидетельством зарождения новых форм в эпистолярном жанре, существенно расширившем круг проблем, вынесенных на страницы частного письма под влиянием секуляризации всего русского общества, которое повернулось к человеку, его внутреннему миру, чувствам и переживаниям, найдя и на письме соответствующие коррелирующие с ними средства лингвистического выражения. Дальнейшее развитие и совершенствование этих тенденций следует искать за пределами Петровской эпохи, к тому же не обязательно в эпи-

столярном жанре, так как изображение человека как личности со своим индивидуальным внутренним миром и сложной внутренней жизнью в дальнейшем взяла на себя художественная литература. Однако приоритет эпистолярного жанра исследуемого нами периода истории русского литературного языка и несомненный вклад в развитие этой темы лично Петра I является фактом неоспоримым.

Глава 5 - "Эволюция структуры частного письма в первой четверти XVIII века" - содержит исследование процесса решительной перестройки структуры частного письма в конце XVII-первой четверти XVIII вв. и переход от синкретичных лингвистических форм ее организации к постепенному выделению главных строевых элементов в его архитектонике.

Будучи семиотической единицей, эпистолярный текст, довольно четко членится на такие составляющие, как зачин (начало), основная часть и концовка. Наиболее древней единицей, которая вычленяется в частом письме, являегся зачин, позволяющий считать письмо самостоятельным жанром в древнерусский период и являющийся существенным признаком этого жанра. Этот признак выделяет его из массы деловой письменности, в составе которой он изначально зародился.

В двух параграфах главы на обширном фактическом материале эпистолярия Петра Великого прослеживаются новые черты соответственно в зачинах и концовках, которые оказались следствием социальных и культурных изменений, происшедших в этот период под влиянием известных кардинальных реформ Петра I. Они связаны как с архитектоникой письма, так и с лингвистическими формами ее репрезентации. В частности, архитектоника писем существенно изменила их внешний вид, что явилось следствием нарушения синкретизма как зачина (начала) письма, так и его концовки. В зачине письма сначала робко (конец XVII в.), затем активнее выделяется самостоятельный элемент - обращение, в концовках регулярной становится подпись адресанта и обязательное указание даты; получают самостоятельное графическое оформление различного рода приписки либо в виде красной строки, либо - уже постоянно и у всех представителен высшего общества во главе с Петром I - в виде иноязычного графического маркера P.S. Подобные выводы делаются на основе сравнения архитектоники частного письма представителей среднего и низкого сословия (по материалам "Грамоток XVII - начала XVIII века"; "Источников по истории русского народно-разговорного языка XVII - начала XVIII века"; "Памятников русского народно-разговорного языка XVII столетия: (Из фонда А.И.БезобразоваХн др.

Такие изменения в структуре зачина и концовок писем в начальный период формирования русского литературного языка как национального естественно повлекли и изменения в лингвистическом их оформлении, которые сводятся к следующему. Наблюдается функционально-смысловая дифференциация синкретичного начала письма предпетровского времени, в результате чего двоякая его функция -апеллятивная иадресная - в начале XVIII в., в первую очередь в соци-•альной среде представителей высшего русского общества во главе с Петром I, разделяется, специализируется и получает специфическое закрепление апеллятива (современное обращение) в форме им. п. ед. или ми. ч. имени адресата и специально вынесенного за рамки письма адреса в дат. п. имени собственного адресата.

Из синкретичного же начала письма с наиболее активной формулой кому - кто (137 случаев из 227 писем фонда А.И.Безобразова) в последние два десятилетия XVII века начинает относительно активно вычленяться обращение в им. п. ед. (мл.) ч., осложненное олределення-ын-приложеннями братец, государь, приятель, добродей и т.п. и формой приветствия здравствуй (те) на многие годы (много лет). Такая форма зачина частного письма для XVII в. была еще не регулярной, о чем можно судить по полученным нами данным в "Источниках XVII", где из 501 письма только 13 начинаются с обращения к адресату. Дательный адресный наиболее долго продержался в переписке средних и низких слоев населения, о чем свидетельствуют данные "Грамоток XVIII" (из 528 писем в них 375 имеют подобный зачни).

Выделение обращения в им. п. ед. ч. наиболее регулярно в начале XVIII века наметилось в социальной группе лиц, приближенных к Петру 1. В этом же социуме отмечается тенденция к исчезновению указанных выше определеннй-прнложеннй "братец", "добродей" и т.д., замененных генерализованным новым для зачина частного письма, пришедшим, по нашему глубокому убеждению, из деловой письменности и нового делопроизводства, официальным номеном господин. Наиболее регулярно такой элемент обращения с этого времени стал использоваться в официально-деловой переписке. По традиции параллельно с ним, но в ином типе писем - дружеском или дружески-деловом - продолжает употребляться лексема государь (государыня). имеющая, как правило, коннотацию смягченного дружеского расположения и выполняющая роль этикетного элемента в частном письме.

Новые социальные и культурные тенденции в обществе повлекли за собой вытеснение в зачинах и концовках писем элементов челобития. Естественно, это явление также отмечается в социуме, кото-

рый возглавлял сам император, ибо именно данная группа "сотрудников" Петра I определила культурное "лицо" своей эпохи и раньше остальной части русского общества отказалась от традиционных элементов челобнтия. Инициатором в этом отношении был сам император, который употреблял их только в самый ранний период своего эпистолярного творчества а только а письмах к матери (онн исчезают у него уже к началу 90-х гг. XVII в.). В целом же коммуникативное их "затухание" можно отнести уже к первому десятилетию, косвенным показателем чего является опубликованная переписка Петра I и его корреспондентов в ПБП в 12-ти томах, последний из которых помещает переписку за 1712 год. Однако элементы челобнтня получают формальную и семантическую трансформацию, т.к. вместо выражения "бить челом" в новых условиях развития русского языка появляются новые этикетные формулы, отражающие социально зависимые роли членов письменной коммуникации. О результате в зачине (особенно деловых и частично даже дружеских писем) после обращения стали употребляться лингвистические формулы типа "с покорпо-стию (покорно) доношу", "есепокорно доношу", "всенижайиш прошу", "(письмо твое, ваше) рабски получил" п под., а в концовках - "слуга ваш (твой)", "раб ваш (твой)", но только в письмах к царю. Эти концовки, представлявшие на новом витке истории русского литературного языка разновидность прежней формулы челобнтия и уничижения, изменили свой лингвистический и стилистический облик, но сохранили социальную обусловленность в акте письменной коммуникации. В от-' ношении нижестоящего к вышестоящему такие этикетные формулы продержались в русском языке до в течение XX века и вышли из употребления в связи с известными революционными событиями 1917 года.

Эволюционные процессы в структуре письма заметно затронули и экспрессивно-эмоциональное наполнение зачинов и концовок. Это нашло отражение а) в интимизацин их через уменьшительно-ласкательные формы обращения к адресату, толчок которому, на наш взгляд, дал Петр I своей интимной перепиской с женой (ср.: Катери-пушка, друг мой; друг мой сердешнинкой; матка и тетка и т.п.) и с наиболее близкими друзьями из его "компании" (ср.: Дед. - А.В.Кикину; Мой сын. - Царевичу Алексею Петровичу); б) в распространении обращения к адресату но имеин-отчестпу в деловых и дружески-деловых письмах.

Активные контакты с Западной Европой, ее культурой и языками, наукой, производством и общественным устройством нашли закрепление в обращениях и подписях в иноязычной форме, что неодно-

кратно отмечалось в науке, ибо данный факт лежит на поверхности языковой практики конца XVII - первой четверти XVIII вв. и обойти его в нащей работе при комплексном, многостороннем исследовании эпистолярия Петра Великого мы, естественно, не могли. Такие обращения и концовки весь петровский период употреблялись как в транслитерированной (Зоон. - Царевичу Алексею Петровичу; Мудер. - Екатерине Алексеевне; Грот фадар. - А.В.Кнкину и т.п.), так и нетрансли-• терированной форме (Minfter.-Ф.М.Апраксину; Herr.- Ф.Ю.Ромо-дановскому; Monsieur. - Г.Ф.Долгорукому и др.). Они выступают сигналом данной эпохи, а само их наличие в дискурсе Петра I - свидетельством многоконтактности русского языка исследуемого времени (см. об этом работы современных исследователей Е.Э.Биржаковон, Л.А.Войновой, Л.Л.Купгаой, В.М.Аристовой и др.). Такие обращения и концовки с Петра I стали закономерными в русском литературном языке, отразив постоянные связи дворянской и в целом передовой части русского общества с западноевропейской культурой, в континуум которой влился, начиная с петровских времен, и эпистолярный жанр русского языка.

Подробное изучение зачинов частного письма на материале эпистолярия Пегтрз Великого и его корреспондентов обнаружило определенную, ярко выраженную тенденцию к десемантизацни элемента приветствия "здравствуй (те)" в условиях дистантной коммуникации. Данный номен с прямой семантикой "быть здоровым, здравствовать", на протяжении столетий поддерживаемый в частном письме зависимыми обстоятельствами "на множество лет ( па многие лета)", "многолетно" и под. , в динамичных условиях Петровской эпохи отрывается от такой зависимости и аккумулирует семантику "здравствовать на многие годы" в лаконичное лекенкалнзованное приветствие "здравствуй(те)", известное и современному носителю русского языка. Ср. типичную формулу приветствия в синкретичном начале писем Алексея Михайловича: здравствуйте, светы мои, и с нами на многие лета (ПРГ V, 18. 1655). Или (после челобитня): Многодетно гсдрь и благополучно здравствуй гсдрь мои о ХристЬ со всЬмь блго-датнымъ домом (Грамотки, 12-13). Эта форма приветствия в зачине письма была абсолютной в переписке XVII века. В "женском" письме представительниц царской фамилии, наиболее консервативно воспитанных и дольше находившихся под влиянием письменной традиции предпетровских времен, она продержалась до конца Петровской эпохи. , Эту традицию нарушил Петр I, в эпистолярной практике которого еле наметившийся ранее процесс десемантизацни указанного элемента

приветствия нашел абсолютное завершение. Об этом свидетельствуют тысячи писем Петра, проанализированных нами, в которых "здра»стпун(те)" как элемент наведения контакта с адресатом регулярно употребляется именно в такой форме и функции.

Указанные изменения композиционной рамки письма и лингвистических форм ее наполнения определили его структуру на последующую перспективу функционирования в русском языке, вплоть до наших дней. Привычная современному носителю русского языка форма отразила, таким образом, "межпоколенный", коллективный опыт предшествующих эпох истории русского литературного языка и индивидуальный опыт преобразователя жизни русского народа на стыке XVIi-XVHI вв., создателя огромного эпистолярия, по которому его современный адресат может судить об основных процессах, происходивших в разных его лакунах, - Петра I. Не случайно этот великий человек демонстрирует нам через века свою оригинальную языковую личность.

Часть III -"Языковая личность в зпнетолярш: Петра Великого" -состоит из двух глав.

Глава 6— 'Элементы ндиестилп в дискурсе Петра Великого" - содержит три параграфа. Во вводных замечаниях отмечается повышенный интерес науки двух-трех последних десятилетии к проблеме языковой личности. Такой антропоцентризм характеризуете целом совре- ■ мен нос научное знание, в парадигму которого, на наш взгляд, необходимо активно включить и диахронический процесс развития русского литературного языка. В таком аспекте данная проблема в науке пока не ставилась, если не считать отдельных, выполненных в традиционном ключе исследований (см., например, С.В.Антоненко, Н.С.Балан-чик, А.Д.Васильев и др.). Поэтому исследование проблемы языковой личности с учетом "историко-, этно-, соцно- и пснхо-лннгвистических особенностей" (Ю.Н.Караулов 1987) не случайно определено как перспективное направление для науки XXI столетия ("Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы". 1995).

В нашей работе сделана попытка исследования языковой личности Петра 1 на материале его дискурса, зафиксированного в обширном эпистолярни. Основной теоретической базой для описания языковой личности Петра I послужила ее трехуровневая функционально-семантическая модель, разработанная Ю.Н.Карауловым (1987) и включающая: вербалыю-семантический (или нулевой), на котором исследователя интересует традиционное; описание формальных средств выражения; когнитивный (лингво-когнитивный, или те-

заурусный), единицами которого являются идеи, понятия, концепты, складывающиеся у каждой языковой личности "в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную "картину мира" (Караулов 1987, 4); этот уровень языковой личности охватывает интеллектуальную ее сферу, способность осмыслять окружающее, давать оценку событиям; при этом через язык, через процессы говорения в синхронии, а в ретроспективе - через порождаемый языковой личностью текст днахронный адресат в состоянии познать человека в прошлом и оценить его степень влияния на общие процессы развития языка; прагматический уровень, в котором заключены цели, мотивы, интересы и установки конкретной языковой личности, реализованные в текстах и позволяющие осмыслить как реальную действительность, так и саму личность homo sapiens, отраженные в дискурсе языковой личности.

Если учесть специфику самого объекта истории русского литературного языка - языковая личность в прошлом, ее удаленность во времени, - то закономерно, что ее можно изучать только через такие семиотические построения, как письменные тексты, в которых отразилась речевая деятельность диахронического реципиента. Оптимальные и объективные результаты о состоянии русского литературного языка определенной эпохи при этом могут дать достаточно объемные, протяженные и собранные за достаточно длительный промежуток времени тексты, составляющие дискурс той или иной языковой личности. Если говорить о таком дискурсе, то наиболее достоверной ею формой, на наш взгляд, является частная перелиска известных исторических деятелей русской культуры в прошлом, поскольку она максимально приближена к спонтанной речевой деятельности создателей писем. С этих позиций исключительно научно значимой нам представляется речевая деятельность Петра Великого, инициатора и движителя всех преобразовании своего времени, существенно повлиявших, в свою очередь, на его языковую личность. Такая амбивалентность, взаимовлияние субъективного и объективного объясняет многие моменты истории русского литературного языка Петровской эпохи, в недрах которой под сильным воздействием языковой личности Петра I зарождались новые черты литературного языка национального типа.

Немаловажными представляются и индивидуальные особенности языковой личности в прошлом, на фоне общих языковых процессов своего времени позволяющие судить о характере и степени проявления личного "я", согласующегося с этими процессами либо выпадающего из системы ретроспективно-синхронных норм использования языковых

средств. Такое индивидуальное, творческое начало связано прежде всего с лингво-когнитивным (тезаурусным) и прагматическим уровнями языковой личности, в том числе и языковой личности Петра I, ибо именно здесь личностные интенции, концептуальное начало в восприятии действительности и способность личности к выбору вариантов среди существующих средств языка, а также создание индивидуально-авторских номинативных единиц проявляется наиболее ярко. В условиях разрушающегося двуязычия Петровской эпохи такие особенности отдельной языковой личности, и прежде всего Петра I, представляются, безусловно, интересными и значимыми. Формы лингвистической репрезентации каждого из указанных творческих уровней языковой личности наименее изучены в науке. На примере языковой личности Петра I мы сделали попытку описать некоторые из них, наиболее ярко выраженные в его дискурсе.

Так, тезаурус языковой личности Петра I характеризуется богатством экспрессивно-эмоциональных форм выражения (прежде всего на лексическом уровне), исключительной склонностью автора дискурса к индивидуально-творческому началу в его речевой деятельности. Это нашло реализацию в таких коррелятивных лингвистических формах, передающих его когнитивные возможности и способности, его концептуальные представления о действительности (картина мира), как:

- активное использование вторичных номинаций, ведущим способом • создания которых у него является метафора - общеязыковая и, преимущественно, индивидуально-автор екая, окказиональная;

- каламбуры, построенные на игре смысла, слов и других (фонетических, этимологических) возможностях слова; их экспрессивно-эмоциональные возможности нередко порождают эффект шутки, юмора, иронии;

- регулярное (но, тем не менее, избирательное) использование при тек-стообразовании устойчивых сочетаний слов, пословиц, поговорок, из многообразия которых Петр I выбирал, как бы "присваивал" себе те, которые соответствовали его концептуальным представлениям о мире, выражали вечные и незыблемые для него истины, определявшие его жизненную доминанту.

В совокупности такие лингвистические корреляты картины мира Петра I создают неповторимую, отличную от картины мира его современников манеру, стиль его писем, позволяющие говорить о том, что он имел творческий контекст, т.е. такую "систему речевых фактов", такую "позгико-речевую концепцию, которая принадлежит только ему" (Махмудов 1970, 19).

за

В работе подробно, на большом фактическом материале описывается ведущий семантический способ создания вторичных номинаций - метафора и ее роль в построении индивидуальной картины мира. Отмечается, что в его дискурсе превалирует метафора в системе наименований, семантически связанных с двумя основными темами -войны и быта в различных формах их проявления. Эти темы объясняются экстралингвистически, т.к., с одной стороны, известно, что "из 35 лет царствования Петра состояние полного мира сохранялось всего около года" (Н.Н.Молчанов), но с другой - этому незаурядному и беспокойному человеку, солдату по своему духу была необходима разрядка от напряжения военных будней, которую он находил в семье и дружеском кругу. Именно эти темы сформировали определенную когнитивную сетку, одной из форм выражения которой в языковой личности Петра является метафора. Ср.: Шведы воистшшо о походе к Москве не думают, сколь долго король еще хотя и в самой малой силе обретает-ца, но ежели бы он, - чего сохрани, Боже, - веема упасти имел, тогда паче всего истинно, что после сего Москва в танец приведена будет, и может быть, что к сей игрушке многие нечаемые игрецы сыщутца (IV, 197.). Или о Полтавской битве в письме к Екатерине Алексеевне: Правда, что я какъ стал служить, такой игрушки не видалъ (VIII, 1, 110).Ср. также наименования хмельного: Бахус, Бахусов дар — лекарство - болезнь - зелье, зелъная печаль - житкое - веселье - славленье - забава и, соответственно, значение "пить": веселиться - славить - радоваться и т.п.

В языковой личности Петра 1 на лингво-когнитивпом уровне обнаруживается достаточно и других случаев использования переносов наименования, отразивших своеобразную и неповторимую картину мира этого великого человека. Не закрепленные какими-либо тематическими областями их порождения, они, тем не менее, в совокупности с рассмотренными выше представляются, с одной стороны, индивидуальной особенностью его языковой личности, а с другой - свидетельствуют о новых тенденциях в русском литературном языке Петровской эпохи, когда отдельная личность смогла разрушить складывавшиеся-веками стереотипы применения языковых средств, по крайней мере, в таком антропоцентрическом жанре письменности своего времени, как эпистолярный. Тем не менее это нельзя отнести к камерным явлениям эпохи, ибо многоадресная переписка Петра 1 выступила своеобразным образцом, эталоном частного письма, в котором вырабатывался "новый слог", новая, более раскованная в сравнении с . предшествующим периодом истории русского литературного языка манера использования языковых средств в частном письме, в

значительной степени подготовившем появление в России XVIII века художественной литературы как беллетристики, сменившей анонимную литературу петровского времени. Ее зачатки находим в творческой лаборатории лучших представителей нарождавшейся русской нации и в первую очередь - в коммуникативной деятельности Петра I, и в этом случае оказавшегося на передовых позициях своего времени. Такое суждение позволяет сделать характер его дискурса, который мы относим к оценочному, а особенность мышления его создателя - к поэтическому мышлению, если пользоваться шкалой, установленной для типа мышления А.А.Потебнен.

В отдельной части данной главы исследуется творческое начало в языковой личности Петра I, связанное с созданием каламбуров индивидуально-авторского характера. В работе показано, что каламбуры такого рода представляют форму проявления лингво-когнитивного (тезаурусного) уровня в силу того, что данная речевая фигура связана с характером мышления ее создателя, с его представлениями и знаниями об окружающем мире, сего картиной мира, порожденной этими индивидуально добытыми знаниями и его интеллектуальной деятельностью. Если подходить к каламбуру с подобных позиций, то становится совершенно очевидным, что семантика его всегда экстралннгвистична и связана с тезаурусом его создателя. Доказывается также, что, несмотря на древние истоки каламбура, связанные с устным народным творчеством и шутками скоморохов (А.М.Панчеико), появление его в речи представителей светского общества хронологически определяется" началом XVIII века, когда стала культивироваться занимательная беседа. Именно поэтому чаще всего каламбур находим в это время в таких жанрах письменности, наиболее приближенных к личному, индивидуальному "я", как письма, дневники, мемуары, записки и т.п. В силу пока малой изученности таких жанров прошлого в науке сложилось мнение, что в начале XVIII пека "употребление каламбуров не было распространено" (Е.П.Ходакова). Исследование дискурса Петра I показывает обратное и демонстрирует довольно активное н широкое его использование в первой четверти XVIII века. Правда, мы не исключаем, что это опять же связано с оригинальной языковой личностью Петра I. Однако, как показывает исследование и других ее особенностей, в ней нашло отражение многое из того, что только зарождалось в русской языковой практике и инициатором чего нередко был сам Петр I. Поэтому и в широком использовании каламбура мы видим такие тенденции в русском языке, в частности тенденцию к демократизации, одной из форм проявления которой можно считать и игру словом.

за

Каламбуры Петра I построены на традиционных приемах использования языковых средств, к которым относятся и столкновение разных значений в пределах одного текста, и сближение одинаково нлн сходно звучащих слов, и намеренное присоединение к одному многозначному слову нескольких синтаксически однородных, но семантически разноплановых слов, и т.п. Однако их авторская природа и экспрессивное и семантическое наполнение связаны исключительно с .конкретной языковой личностью Петра I, который, как и в случае переносов наименования, "привязывал" их к совершенно определенным ситуациям, демонстрируя при этом виртуозное владение вербальным фондом русского языка. Ср.: ...толко что Нарву, которую 4 года пары-вала, нынЬ, слава Богу, прорвало; Правда, что зело жестокъ сей орЬхъ быль, аднака, слава Богу, счастливо разгрызенъ и др.

Индивидуальной чертой ндиостиля Петра Г, характеризующей его как необычную языковую личность своего времени, следует признать использование для создания каламбуров как уже освоенных русским языком, так и новых лексических заимствований, что подтверждает наше мнение о наличии у Петра I тонкого лингвистического чутья. Ср., напр., каламбур, построенный на игре звуковой формой иноязычного слова кур от гол. киг - лечение и омонима исконного происхождения в значении "петух" (ср.: кура, курица); Эрмитаж (Лрмитаэ/с) - имя генерала-иноземца в русской армии и эрмитаж -сорт вина и др. Такие каламбуры в языковой личности Петра 1 порождали шутки и смех, так характерные для данного периода истории русского литературного языка, когда общество в целом вступило на путь секуляризации и освобождения от догм и запретов церкви не только на поступки и деяа, но и на свободное использование слова. Русское общество, по мнению А.М.Панченко, в этот период "училось смеяться". Оригинальная языковая личность Петра 1 дает образцы такого смеха, шутки, пародии, каламбура, которые он активно использовал в своей речетворческой деятельности. Нарочитая двусмысленность, лежащая в основе любого каламбура и шутки, наряду с другими чертами его дискурса, выступает формой раскрепощения, раскованности в выборе вербальных средств выражения, что вполне согласовалось с общими тенденциями обновления русского языка начала XVIII века на всех его уровнях, и частное письмо этого времени в немалой степени способствовало таким тенденциям.

С этих же теоретических позиций рассматриваются в главе пословицы, поговорки и устойчивые сочетания слов в эпистолярин Петра I. 'Нередкое предпочтение фразеологизма, пословицы нлн поговорки отдельному слову объясняется емкостью и экспрессивностью таких

средств выражения, содержащих "сгущенне мысли"; выработанное коллективным опытом народа. В этом отношении его языковая личность представляет русский национальный тип, репрезентированный огромным корпусом фразеологизмов типа: чорт принес, пи рыба пи мяса, оишть-обмыть, положить в долгий ящик, куды позовет случай и ми. др. Но особенно это выражено через употребление пословиц и поговорок, которые буквально рассыпаны по эпистолярню Петра I и подтверждают его образную манеру мыслить. Отличительной функциональной чертой эпистолярня является необычный способ их ввода в текст с помощью специальных маркеров. Для поговорок ими выступают вводные слова "как говорят", "старое слово", " старое слово есть" (ср.: "понеже, как говорятъ, ггЬший конному не товаршцъ; "как говорят, где Бог зделал церковь, тут и диявол олтарь" и под.), для пословиц- выражения "понеже пословица есть", "тому есть пословица", "по старой пословице". Эти маркированные формы дискурса Петра I свидетельствуют, с одной стороны, об индивидуальной манере письма создателя текста, а с другой - о характере и состоянии фразеологического фонда русского языка на исследуемом отрезке его истории, поданного через призму языкового сознания отдельного синхронного его носителя.

Направление потока сознания Петра I при создании текста писем четко очерчено тематическими рамками, отраженными в пословицах и . поговорках. Они связаны, как правило, с темой труда и быта русского человека начала XVIII века. Поэтому в его языковой" личности обнаруживается явное предпочтение таким пословицам и поговоркам, как: тогда ковать желЬзо, как кипит; кузнецу работать без клещей нелзя (ср.: Для того кузнецт. клещи куеть, чтобъ. рукъ не ожечь. Даль) и под. Деятельной натуре создателя дискурса такие пословицы были наиболее близки и вполне согласовались с его картиной мира.

Замечательной особенностью языковой личности Петра 1 является активное включение в тексты своих писем иноязычных пословиц, свидетельствующих о его индивидуальной картине мира, в которую входили и знания языковой культуры других народов. Ср.: И так збы-лась голанская пословица: "тюсхеп дуп эк зеге фюль гого берге леге" (что переводится как "между делом и словом лежит много высоких гор". Ср. русский семантический вариант "От слова до дЬла сто перегонов." Даль.). Выбор нз возможного базового фонда русских пословиц пословицы иноязычного происхождения представляет отличительную черту именно Петра I, отразившую полилингвнзм его языковой личности.

В совокупности рассмотренных особенностей копшпшшго уровня индивидуального "я" Петра I со страниц его обширного эпи-столярия встает образ широко образованного, оригинального в формах языкового выражения, талантливого человека, интеллектуальный уровень которого представляется почти безграничным. Такая личность homo sapiens органично коррелирует с его языковой личностью, оказавшейся способной повлиять на общий ход развития русского литературного языка своего времени, на выработку "нового слога", который, как видим, был связан не только с карамзннскими преобразованиями конца XVIII - начала XIX вв., но и с начальным периодом формирования русского литературного языка как национального. Многое из того, что в дальнейшем было реализовано в условиях унификации национальных норм русского литературного языка в творчестве Н.М.Карамзина, определилось уже в самом начале XVIII в. через появление не свойственной предшествующим эпохам раскованности слога в речевой практике лучших представителей русской культуры этого времени и прежде всего - самого Петра I. Русскому языку нужно было пройти еще через многие промежуточные, но очень важные стилистические эксперименты XVIII века, чтобы закрепить эту новую черту стилистики текста и сделать ее литературной нормой употребления. Это удалось, как известно, гениальному А.С.Пушкину.

Глава 7 - "Элементы идиостиля в дискурсе Петра Великого: прагматический уровень" - содержит три параграфа, в которых рассматриваются такие, формы проявления прагматикона языковой личности Петра I, как афоризмы, императивная тональность его эпистолярня и прецедентные тексты, в совокупности выступающие лингвистическими коррелятами его соцналыю-деятельностпого поведения. Во вводных замечаниях к главе обосновывается необходимость учета при рассмотрении языковой личности ее прагматических установок и социальной роли или ролен, которые она вьтолняет, и их влияние на выбор соответствующих средств выражения. Подчеркивается, что прагматический (мотивацнонный) уровень - это более высокий, в сравнении с лингво-когнитивным, уровень языковой личности, т.к. именно на нем доминирующими выступают мотивы, цели и задачи, теснейшим образом связанные с деятельностным началом личности говорящего (пишущего). При конструировании текстов писем и других жанровых разновидностей письменности именно они определяют основные коммуникативные потребности создателя текста, который с помощью лингвистических средств реализует такие мотивы и цели. У каждого носителя языка они носят частный, особенный характер, отражая специфику

речевого поведения создателя текста. Эта специфика тем необычнее, чем значительнее и значимее личность, создающая соответствующий тексг. Петр I, как такая оригинальная личность, выдвинул необычные для своего времени установки. Эти установки были прежде всего его личными установками как члена социума, в который он входил. Они сводились к глобальным по семантике понятиям: отечество, интересы и польза для отечества. Все, что делалось им и русским обществом в целом, было подчинено этой установке. Поэтому на уровне его языковой личности выбор лингвистических средств при формировании текстов писем и бумаг был обусловлен либо а) доминирующими мотивами, целями и установками его личности, либо б) ситуативными иитенсио-нальностямн, связанными с такими коммуникативно-деятелыюстными потребностями, как: надежды, желания, симпатии, антипатии, любовь, сомнения, гнев, радость, раздражение, досада и т.п. Чаще всего в его языковой личности они неотделимы друг от друга и коннотативно присутствуют одновременно в текстах писем и бумаг, влияя на соответствующее построение порождаемых им текстов. Но не вызывает сомнения тот факт, что в совокупности все эти экстралингвисшческне (социальные и психологические) факторы отражают творческое начало в его языковой личности. Изучение прагматического уровня в дискурсе Петра 1 помотает более четко представить как саму личность создателя, творца текстов в прошлом, так и ту роль, значение и место, которые он занимал в жизни русского общества и в истории русского литературного языка. В этом отношении исследованный нами эпнетолярий' Петра I является своеобразным "автопортретом", в котором мы, его диахронические адресаты и интерпретаторы, имеем возможность через лингвистику текста проследить ход мыслей, характер деятельности, рассуждений, эмоций и оценок, цели и назначение этой деятельности. Коррелятивные лингвистические формы проявления прагматикона (афоризмы, императивность тона и прецедентные тексты), описанные в данной главе, не исчерпывают всех социальных ролей, проявляющихся в языковой личности Петра I. Основное внимание поэтому уделено его социальной роли государственного деятеля, главы государства, определившей генерализованные лингвистические формы выражения в его дискурсе.

В отдельном параграфе данной главы содержится анализ емких, насыщенных по содержанию и ярких, экспрессивных по форме крылатых выражений, являющихся индивидуально-авторским порождением творческой натуры Петра I. Эти индивидуально-авторские афоризмы Петра I мы относим к прагматическому уровню потому, что они в его речетворческой деятельности не выступали "готовыми возможностя-

ми" языка <Л.В.Щерба) для выражения его картины мира, а создавались либо невольно рождались специально в условиях конкретного контекста для отражения и оценки конкретной же ситуации или события. Активное их использование в языковой личности Петра мы объясняем его жизненной позицией, заключавшейся в том, чтобы за отведенное ему на земле время успеть сделать как можно больше. Для выражения этой установки в его дискурсе ключевыми лексическими единицами выступают слова и выражения наискоряя, немедленно, как можно скоро и т.п., которые как нельзя лучше передают динамику бурной жизни и деятельности этого человека. Он очень дорожил своим временем и учил этому своих адресатов, не однажды замечая в письмах следующее: ...немедленной резолюции просите на оные (пункты), понеже зело жаль, что время напрасно проходит (Г.Ф.Долгорукому); ...i немедленною резолюцию во кполненне прислать..., дабы въремени не потерять (Датскому королю Фридриху IV); Зело, зело жаль, что время проходит в сих спорах (Г.Ф.Долгорукому) и мн. др.

Афоризм как сжатая форма выражения мысли был очень удачным и оптимальным лингвистическим коррелятом таких установок Петра I, которым их создатель владел в совершенстве. Эта же установка характеризует и лаконизм, четкость и краткость изложения, свойственные языковой личности Петра. Не случайно многие афоризмы родились в форме резолюций на документы, которые царь прочитывал в огромном количестве. Такие резолюции, как Мочно,Слышал, Сводить, Прежние отдать и под., представленные в собственноручной записи на полях различных донесений, статей, "пунктов" н т.п., естественно, порождали рядом с ними такие же краткие и емкие по содержанию выражения, которые мы относим к афоризмам в его языковой личности: "Без употребления оружие ничто суть" САпракс. I, 10); "единожды полученною паки повторяти не суть удобно" (Там же) и др. Самым близким для него людям Петр I разрешал даже сокращать свой титул, чтобы сэкономить время. (Ср. приписку в одном из писем к Ф.М.Апраксину: "На подписях пожалуй пишите просто, также и в письмах без великого" (Апракс. I, 180). Такая прагматическая установка породила афоризмы типа: "жаркость Швецкая вяще на словЬ, нежелЬ на deitb "; "Не добро есть брать серебро, а дЬла делать свинцовые"; "ежели безсчастья боятца, то и счастья не будет"; "я леаъшею . не умею владеть, а въ одной правой руке принуж-день держать шпагу и перо" и др.

Афоризмы Петра I отражают его установки и мотивы, связанные ' прежде всего с благом государства. Поэтому в них в сжатой форме он часто касается этих основных для его страны проблем, волновавших

его на протяжении всей жизни. Ср.: Топко денги в осуда'рстве, как кровь в человеке; ...денги суть артерие войны и др., которые позволяют отнести новый слог эпистолярия и бумаг Петра 1 к области публицистики.

При создании подобных афоризмов языковая личность Петра I имела совершенно определенную установку па эмоциональное воздействие на адресата. Поэтому его перцепция, выраженная такими вербальными средствами, явно ощущается и в основополагающих документах своего времени. Ср.: Всякой потентантъ, которой едино вокко сухопутное имеешь, одну руку IасЬеть. А которой и флотъ шеетъ, обЬ руки иийетъ (УМ 1720); всему мать есть безкомфузство (Учреждение к бою); ¡ли зделать ти пропасть ("Разсуждение" о Померанской кампании) и, как итог этой особенности языковой личности Петра I, - лаконичная надпись на медали, изготовленной по его поручению по случаю взятия Нотебурга (Орешка), - "Небываемое быедаиг".Значимость таких сжатых и семантически емких высказываний Петра I была настолько велика для его современников, что они по крупицам собирали его афоризмы, которые затем были изданы в назидание потомкам в связи с 200-летиим юбилеем Полтавской битвы (СПб., 1910) и предварены слонами известного русского государственного деятеля и дипломата XIX пека И.И.Неплюсва:"...На что въ России ни взгляни, - все его началомъ нмеетъ, н что бы впредь нн д&лалось, - огь сего источника черпать будугь...". Наше исследование языковой личности . Петра I является лишь дополнительным штрихом к этой емкой характеристике.

Одной пз доминирующих черт языковой личности Петра 1 на прагматическом уровне является также 5'.мператнвность манеры письма, отразившая его целевые установки на строительство государства ново го типа. Данная особенность манеры письма ориентирована на социальные преобразования саоего времени в связи с выдвинутой им сами.».' колоссальной программой действий по такому переустройству страны. Эту программу, безусловно, сн одни выполнить не мог. Зато гений организатора и волюнтаризм формы правления позволили ему собрать и объединить вокруг себя наиболее способных, талантливых и активных людей, выступивших основными проводниками его воли и предначертаний. В таких условиях роль Петра Г как лидера, социальной доминанты определила и его коммуникапшш-деятсльностную доминанту, нашедшую лингвистическое выражение и закрепление в форме императивности. Под императивностью мы понимаем комплекс побудительных мотивов в прагматике языковой личности Петра I, а также грамматическую форму их выражения в виде повелительного наклонения глагола, представляющего способ сквозной вербализации

дискурса в эпнстолярии Петра Великого. Данная форма в его письмах выступает стилеобразующей чертой, отличающей его манеру письма от стилистики писем его корреспондентов. Она мотивирована его ролью коммуникативного лидера в обширной многоадресной переписке первой четверти XVIII века. Именно эта особенность эпистолярия Петра является наиболее яркой иллюстрацией известного в современной науке постулата о том, что язык насквозь социален, поскольку та-•- кое использование языковых единиц в отдельной языковой личности Находится в прямой зависимости от целевых установок, роли и места в обществе конкретной личности homo sapiens. Огромный корпус корреспондентов Петра I, находившихся на севере и юге, востоке и западе своей обширной страны, а также за ее пределами (послы, дипломаты), имел единственную связь с царей - переписку. В ответ на их письма и донесения Петр отправлял распоряжения, указы, просьбы, приказы, которые побуждали к действию его адресатов и находили лингвистическое закрепление в императивной форме выражения при текстооб-разоваиии. Императивность дискурса Петра I представлена в письмах двумя ведущими лингвистическими формами: а) использованием ЛСГ с общей ядерной семой (архисемой) "повеление" и б) грамматической формой повелительного наклонения. К ЛСГ с архиссмон "повеление" относятся наиболее регулярные и употребительные в текстах писем и бумаг лексемы велеть и п о в е л ет ь, призванные привести в действие адресатов государя. К этой ЛСГ примыкает и вместе с ней создает соответствующий стилистический фон с коннотацией императивности другая глагольная лексика, в условиях контекста писем через инфинитив и интонацию побуждения выполняющая в его языковой личности императивную функцию. Ср.: ...взять такое ж число провианту и фуражу против указу; Ташамент пехотной ... послать на зимовье в Друе, и мн. др.

Повелительная форма глагола как движущая сила дискурса Петра I встречается практически в каждом его письме или распоряжении. Она создаст тот семантико-стилистический рисунок, который позволяет говорить об индивидуальном начале в его языковой личности. Грамматически такая императивность передается как простой формой повелительного наклонения без осложнения зависимыми словами (выйти выдай, дай, молвь, прибавь, пришли и мн. др.), так и этой же формой глагола, но с наиболее регулярным усилительным обстоятельством, выраженным наречием немедленно, органично согласующимся с авторской интенцией требовательности и нетерпимости к непослушанию (немедленно купи; пошли; зделай; учини; поезжай; отправь и мн. др.). Усиленная императивность выражается и отрицательной формой

повелительного наклонения (не забудь; не вели; не в'ыпугцай и т.п.), подчеркивающей категоричность его распоряжений и указаний. Имея истоки в экстралингвнстике, императивность как ключевая стнлеобра-зующая доминанта языковой личности Петра I попутно передавала гамму модальных, оттенков, бывших также следствием его прагмати-кона и различных интенснональностей создателя дискурса.

В отдельном параграфе главы, посвященном прецедентным текстам в дискурсе Петра Великого, исследуется влияние предтскстовых знаний Петра I на его речетворческую деятельность. Их анализ выявляет широкие познания создателя текстов, прекрасно ориентировавшегося в культуре и искусстве своего времени, а также обладавшего определенным запасом знаний, связанных с мировой культурой. Прецедентные тексты (термин Ю.Н.Караулова) как особенность прагматического уровня языковой личности Петра I представлены в его эпн-столярин двумя разновидностями лингвистических коррелятов знании создателя дискурса - библеизмами и мифологизмами.

а) Употребление бнблеизмов и языковой личности Петра I мотивировано обычным для человека начала XVIII века религиозным воспитанием, следствием которого у него как рядового члена общества, бытового человека сформировался базовый фонд знаний, отражавших его картину мира и почерпнутых из священного писания. В этом смысле Петр I ни и мировоззренческом, ни в языковом отношении нз ■ отличался от любого своего современника, вводя целые отрывки нз библии н текст инеем. Тем не менее, представляя человека особого типа' и склада характера, Петр, как известно, довольно рано вступил в конфликт с церковью, в которой, как глава государства, видел тормоз и существенное препятствие для его раззития по новому, намеченному им пути. Поэтому в своей речевой практике он не так часто прибегал к библейским образам для создания коннотатнвного фона затрагиваемых в переписке явлении действительности и даже пародировал отдельные религиозные обряды. Однако его глубокое знание священного писания проявлялось в наиболее сложные или, как правило, трагичные минуты жизни. Тогда использование таких предтскстовых знании наполнялось особой экспрессией, так как апелляция к ним способствовала созданию таких фоновых знаний, которые можно было почерпнуть в этой главной книге христианства. Напр., так было после смерти горячо любимой Петром I матери, когда он в письме к Ф.М. Апраксину выразил своп чувства с помощью высокой книжной лексики и своеобразного цитирования текста священного писания: "Федор Матвеевич! Беду свою и последнюю печаль глухо, объявляю, о которой подробно пнеатн рука моя не может и сердце; обаче воспоминая апо-

стола Павла, яко не скорбети о таковых и Ездры еэ/се и возвратит и день иже милю иде; сия вся елико возможно аще и выше ума и живота моего, о чем и сам подлинно ведаешь поелику возможно разсуждая яко всемогущу Богу и вся по соли своей творящу аминь. По сих, яко Ной от беды мало отдохнув и о невозвратном оставя о живом пищу" (Апракс. 1, 1бЗ).Такай прием цитирования библии очерчивает семантическое поле, с которым связывается прецедентный текст, а главная мысль адресанта и его чувства (боль и горе) актуализируются с его помощью сильнее л передаются с большим эмоциональным напряжением, чем если бы создателем текста были выбраны другие, не связанные со священным писанием номинативные средства выражения, безусловно, известные ему. Предпочтение в выборе таких номинаций связаны с личными установками реципиента и его знаниями отдельных областей общечеловеческой культуры.

Прецедентные тексты, отражающие содержание библейских притч, в лингвистической организации писем Петра 1 появляются и как аналогия отдельным фактам его личной биографии. Так было в случае с известным делом царевнча Алексея , когда Петр эмоционально выразил свои чувства преданного сыном отца через параллель с библейским конфликтом между Авессаломом и его отцом, царем Израиля Давидом. Подобнь1е предтекстовые знания создателя дискурса способствовали такой лингвистической организации текста, при которой книжно-славянские элементы оказывались п нем рядом с другими генетическими и стилистическими (в частности разговорными) компонентами. Это, в спою очередь, способствовало выработке новых норм литературного построения текстов, при котором наблюдается синтез всего лучшего, что было связано с культовой и народной сферой функционирования языковых средств, но в усложнившихся и существенно изменившихся экстралингвистических условиях начала XVIII века. В связи с подобной ситуацией В.В.Колесов очень точно заметил, что "развитие культуры предопределяет развитие народного языка, но с помощью и при поддержке языка культа" (1993). Эта наметившаяся еще в конце XVII. века (ср. "Житие" протопопа Аввакума) "своеобразная атмосфера идеологического взаимоосвещсния церковно-книжного и бытового народного языка" (В.В.Виноградов 1982) в Петровскую эпоху усиливается и, помимо художественной литературы, проникает, как показывает наш материал, в другие жанры письменности, в том числе и эпистолярный, в форме использования прецедентных текстов, восходящих к библии и священному писанию.

б) Тот же механизм порождения отдельных фрагментов текстов писем Петра I лежит в основе использования прецедентных текстов,

источником которых была мифология. Данный общекультурный пласт мировой цивилизации в начале XVIII века активно входил в речевую практику русского человека. Сам Петр I в немалой степени способствовал его распространению через искусство, строительство и архитектуру. Кроме того, по его указанию и при непосредственном участии часто устраивались пышные фейерверки по случаю побед русского оружия, во время которых использовались символические изображения древнегреческих и древнеримских богов и сцены из их жизни. Подобный обычай возник в России в последней трети XVII века и особенно распространился в начале XVIII века как реакция на процесс европеизации русской культуры. Поэтому античная мифология занимала в ней заметное место, формируя новые прагматические установки и предтек-стовые знания представителей русского общества этого времени. Они оказывали заметное влияние на текстообразование лишь в том случае, если носитель языка обладал такими знаниями. Естественно, Петр I относится к таким носителям русского языка. Прецедентные тексты в его речетворческой деятельности выступают показателем его обширного духовного пространства, в которое входили не только знания, связанные с национальным колоритом эпохи, но и мировой опыт цивилизации и культуры. Поэтому в лингвистическую ткань своих писем Петр органично включает мифологические образы Нарцисса и нимфы Эхо для указания на огромное расстояние ("господин Лешгоптъ, яко Нарциц от Еха, от нас удаляетца"); сирен, символизирующих обман и недоверие а отношениях между людьми ("сне их суть сиренош песик")) юноши Фаэтона, символизирующего бесславный конец в сражении ("вся неприятелская армея Фаэтонов конец восприяла") и др. Со страниц обширного элистолярия Петра I веет запахом Марсова ладана, внутренним зрением видятся Марсовы потехи и Марсовы игры, ощущается пристальное, бдительное Аргусово зрйниг, вводящие современного его адресата не только в культурное пространство начала XVIII века, но и в мировое культурное пространство, отраженное в языковой личности Петра Великого.

Рассмотренные факты свидетельствуют о том, что языковая личность Петра I, как она представлена па прагматическом уровне, есть непосредственное порождение совершенно определенных культурно-исторических условий ее речевой деятельности. В иен отразилась взаимосвязь частного и общего в истории русского литературного нзыка, без учета которой трудно понять и объективно оценить языковую ситуацию исследуемой эпохи, основные тенденции в развитии языка и их истоки.

Заключение содержит изложение основных обобщений и выводов по диссертации в целом.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. Некоторые этимологические заметки о заимствованиях петровского времени (на материале "Писем и бумаг императора Петра Великого // Межвузовская научно-методическая конференция по вопросам "преподавания русского языка в нерусской аудитории: Тез. докл. - Алма-Ата, 1968.-С. 156-157.

2. Краткая лексико-стилистическая характеристика писем и бумаг императора Петра Великого // Материалы межвузовской научно-теоретической конференции 16-19 сентября 1967 года: Тез. докл. - Алма-Ата, 1968.-С. 9-П.

3. Некоторые замечания о заимствованиях петровского времени // Русское языкознание: Сб. стат. — Вып. 1. - Алма-Ата, 1969. - С. 1011-Ю.

4. Отражение ассимиляции как средства освоения заимствованных слов в языке "Писем и бумаг императора Петра Великого" //Русское и зарубежное языкознание. - Вып. 3. - Алма-Ата, 1970. - С. 26-31.

5. Особенности использования исконно русской лексики в письмах Петра I И Студенческие научные работы: Сб. стат. - Вып. 1. -Часть 2. Филология. Искусство. - Алма-Ата, 1970. - С. 92-101.

6. Об иноязычно-русских соответствиях в языке Петровской эпохи // Филологический сборник. - Вып. X!. - Алма-Ата, 1973. - С. 178184.

7. Окказиональные слова иноязычного происхождения в лексической системе русского языка конца XVII- начала XVIII века //Филологический сборник. - Вып. XIL- Алма-Ата, 1973. - С. 105-110.

8. Варьирование рода имен существительных как один из признаков морфологической адаптации занмстаованнй в Петровскую эпоху// Филологический сборник. - Вып. XV-XVI. - Алма-Ата, 1975. -С. 174183.

9. К вопросу о вариантах заимствованных слов в Петровскую эпоху// Филологический сборник. - Вып. XVII. — Алма-Ата, 1976. - С. 104-113.

10. О влиянии русского языка на варьирование заимствованных слов // Вопросы русской филология. - Алма-Ата, 1978. - С. 115-121.

11. Функции экзотизмов в деловой письменности Петровской эпохи // Лингвостшшстическин анализ текста. - Алма-Ата, 1982. - С. 108-120.

12. Использование полисемии слов в контексте писем Петра I И Исследование языкового мастерства писателя: Сб. науч. тр. - Алма-Ата, 1984. - С. 35-48.

13. Словообразовательные неологизмы как коммуникативное средство в эпистолярном жанре И Исследования по стилистике художественной речи. - Алма-Ата, 1985. - С. 47-61.

14. К истории развития словарного состава русского языка в преднациональный период II Тезисы научно-теоретической конференции, посвященной 50-летшо КазГУ им. С.М.Кирова.- Алма-Ата, 1985. - С. 58-60.

15. Использование лексических неологизмов в эпистолярном и деловом жанрах Петровской эпохи Н Слово в художественной речи. -Алма-Ата, 1986. - С. 31 -38.

16. Лексические варианты в статейных списках начала XVIII века // Образная структура текста: Сб. науч. тр. - Алма-Ата, 1987. - С. 3743.

17. Роль уточняющих конструкций в семантическом сближении лексических вариантов в условиях контекста первой трети XVHÍ века II Взаимодействие грамматики я стилистики текста: Сб. науч. тр. - Алма-Ата, 1988. - С. 8-13.

18. Исторический и функциональный аспекты словарного состава русского языка: Метод, указ., тренир. упр., анализ текста. - Алма-Ата, 1988. - 42 с. (в соавт.).

¡9. Эпистолярный жанр Петровской эпохи как историческая категория и приемы его познания // Семантико-стилистические исследования: Сб. науч. тр. - Алма-Ата, 1989. - С. 19-26.

20. Роль спецкурсов и спецсеминаров з профессиональной подготовке учнтеля-словесннка II Профессиональная ориентация молодежи в условиях непрерывного образования: Материалы всесоюзной научно-мег-одической конференции. - Караганда, 1990. - С. 25-27.

21. Лексико-фразеологическне элементы новизны в формуляре эпистолярного жанра Петровской эпохи // Лексико-фразеологнческие единицы и контекст: Сб. науч. тр. - Алма-Ата, 1990. - С. 41-49.

22. Об одной стилистической черте писем Петра I (к постановке проблемы языковой личности в истории русского литературного язы-

ка) II Индивидуальность автора и контекст: Сб. науч. тр. - Алма-Ата,

1992. - С. 11-20.

23. Историческая лексикография и ее связь с исторической лексикологией // Джансугуровские чтения: Науч.-практ. конф. работников нар. образ, области "Демократизация и гуманизация образования". Доклады. - Часть II. - Талды-Курган, 1992. - С. 23-25.

24. Восток и его отражение в словарном составе русского языка Петровской эпохи // Восток - Запад: диалог культур: Междуиар. симпозиум: Тез. докл. - Алма-Ата, 1992. - С. 145-147.

25. Стилеобразующие элементы в эпистолярном наследии Петра Великого // Проблемы изучения художественного текста: Матер, науч,-теор. конф.: Тез. докл. - Алматы, 1993. - С. 62-64.

26. Материалы для самоподготовки по лингвистическим дисциплинам / Под ред. Н. И.Гаинулттой: Уч. пос. для студ. фнлол. фак-тов вузов по спец. "Русский язык в казахской школе". - Алматы: Ana тип,

1993. - 160 с. (в соавт.) (с. 4-18; S 34-152).

27.1С вопросу о языковой норме в начальный период формирования русского литературного языка как национального И Вестник Каз-ГУ. Филологические науки. - № 2. - Алматы, 1994. - С. 88-95.

28. Дискурс Петра Великого как объект истории русского литературного языка И Лингвистика на исходе XX века: Итоги и перспективы: Тез. межцунар. конф. - Т. 1.-М., 1995.-С. 116-117.

29. Работа с текстом как форма контроля знаний студентов в спецкурсе // Новые информационные технологии в образовании. Казахский язык: Актуальные вопросы методики и практики преподавания. - Алматы, 1995. - С. 35-37.

30. Эпистолярное наследие Петра Великого в истории русского литературного языка XVIII века: Исторнко-лингвистическни аспект. -Алматы, 1995. - 276 с.

ГАЙНШИНЛ ЩЭДА ИВАНОВНА

Улн Пэтрдхц орыс эдебк т!л1 тарихында цаллырган эпистолярлыц мурасы

Филология гылымынъв^ докторы атагкн алу тати газылган диссертация.

Мамаидьггы 10.02.01 - орте Т1лх.

Диссертация I ГЬтрдщ аса бай газба мурасынщ функционалда-стилисгикалыц ерекшел1ктер1н ар фгрьгнан гая-кщты гврттеудтц алгашцы арекетх больл отыр.

17 гасырдац аяги ыен 18 гасырдыц бгрхисг сирзгтндаг! газу гтЯесиен эпистолярлыч гачрдщ орны ганв ртт тхл1н1ц алгаш-НЫ кезецЫде орыс тхлтдегх тхлдхк ¡^олдагшетардац Евщущ рол! болгандыгы аЯодндалды; Лянгвистякалк; кубылыстарга стПена отырып, геке хаттар типологиясьшщ раэылу сзбеп?ер1 ион нагхз-Г1 бэл1м1нщ мас-муни белг1ленд1; Пвтр замгншдагк гоке хахгар-,пкц архитвктоникасьна тэн басталу ¡.ген аякталу уэне олардщ лингвистикалщ фошаларкнда ^айта корхнух сиядты т^урыяш элэ-ыенттер аны^талып, баш дал ды.

XX гасыр аягшдагы гылымда ачуальры ттлдхк иаЯраткор згэно окыц улттщ орыс тхл:нт^ демуыны^ галпи багыттарына эеврх тура-лы гаца проблема орыс эдеби тхлхнхц тарихында влгап рат котарх-лхп, белгЬп бгр дэрегедв сеяхмхя тал ты. Орыс мэденяетх 1,®н орыс. тхл: теги I ГЪтр сяязты цаЯраткердщ "социолингвястнкалш? портрета" згасауга алгашцы талпыные безлды.

Gainullina Nadezhda Ivanovna Peter the Great's Epistolary Heritage in the History of tSw Russian Literary Language A dissertation for a competition of doctor degree of philoiogy Speciality 10.02.01. - Russian language

In the dissertation there was firstly done a try of many-sided and multi-aspect investigation of the great written heritage of Peter the Great from the positions of its functional and stylistic features; there was determined the place of epistolary genre in the system of written language in the end of the XVII th century - the first quarter of the XVIIIth century and its determined role in working out the new forms of language expression in the Russian language during the beginning period of its formation as a national type; with the support of the linguistic signals there was ascertained a typology of private letter from the positions of the causes of its writing and the content of its main part; there was exposed and written out such structural elements in the architectonic of private letter in Peter's time as the beginnings and the ends of the letters and the linguistic forms of their representation.

In the dissertation for the first time there was set and solved the new for the history of the Russian literary language, but actual for the science of the end of the XXth century problem of language personality and its influence to the common directions in the development of the Russian language of the national type; it is made a try to create "socio-linguistic portrait" of such a unique for the history of the Russian culture and the Russian language personality as Peter the Great.