автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Этническое самосознание древнерусских летописцев XI - начала XII в.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этническое самосознание древнерусских летописцев XI - начала XII в."

На правах рукописи

Добровольский Дмитрий Анатольевич

ЭТНИЧЕСКОЕ САМОСОЗНАНИЕ ДРЕВНЕРУССКИХ ЛЕТОПИСЦЕВ XI—НАЧАЛА XII В.

Специальность 07.00.09 — Историография, источниковедение и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

003468705

Работа выполнена на кафедре источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета.

Научный руководитель

доктор исторических наук, доцент Данилевский Игорь Николаевич

Официальные оппоненты

доктор исторических наук, профессор Маловичко Сергей Иванович кандидат исторических наук Гимон Тимофей Валентинович

Ведущая организация

Институт славяноведения РАН

Защита состоится _2009 г. в 14:00 на заседании

диссертационного совета Д 212.198.07 в Российском государственном гуманитарном университете по адресу: 125993, г. Москва, ГСП-3, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.

Ученый секретарь диссертационного совета

Волкова Т.С.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы. Любая культура создается как реализация известных потребностей — простейших (потребность в пище, жилье, защите от врагов) и более сложных (например — потребность в прекрасном). В свою очередь, иерархия потребностей формируется тем, как человек понимает свое место в жизни, т.е. самосознанием. Не будет большим преувеличением сказать, что самосознание является одним из краеугольных камней цивилизации. Изучение самосознания автора, в частности — установление того, к какой группе (или группам) он себя причисляет, является важнейшей задачей интерпретации любого исторического источника.

Самосознание жителей домонгольской Руси нашло свое выражение в разных произведениях, от Слова о Законе и Благодати митрополита Илариона до берестяных грамот. Свое место в этом ряду принадлежит и Начальной летописи, как современные специалисты собирательно именуют «всю совокупность памятников киевского летописания XI—начала XII в., включая различные редакции Повести временных лет и предшествующие ей летописные своды»1.

Более того, текст летописи формировался на протяжении не одного десятилетия и заведомо превосходит то же Слово о Законе и Благодати по объему. С другой стороны, в летописи излагается не всеобщая история, а история только одного региона, именуемого «Русская земля». Наконец, летописные известия регулярно дополняются морально-этической оценкой излагаемых событий. Таким образом, видовые особенности Начальной летописи создают особенно благоприятные условия для интенсивного самоопределения, а потребности самоопределения, в свою очередь, заставляют человека описывать свое самосознание. Это превращает летописание XI— начала XII в. в наиболее удобное поле для отработки приемов изучения самосознания древнерусских книжников домонгольской поры.

Степень изученности проблемы. В изучении этнического самосознания древнерусских летописцев XI—начала XII в. выделяются три основных подхода.

М.О. Коялович, а также Б.Д. Греков, В.В. Мавродин и Д.С. Лихачев полагали, что этническая составляющая была ключевой для самосознания всех книжников, которые участвовали в летописном деле на протяжении XI—начала

1 ГиппиусА.А. Рекоша дружина Игореви...: К лингвотекстологической стратификации Начальной летописи И Russian Linguistics. 2001. Vol. 25. № 2. P. 172, прим. 2.

XII в.2. Правда, мысль дореволюционного автора двигалась по восходящей от «единства славянских племен, населяющих Россию» к «народному единству всех славянских племен». Как следствие, М.О. Кояловичу было бы, скорее всего, чуждо то настойчивое акцентирование не общеславянской идентичности, а именно «русскости» летописца, которое можно наблюдать в работах Б.Д. Грекова, В.В. Мавродина и Д.С. Лихачева. В свою очередь, советские историки считали «широкие обобщения всемирно-исторического масштаба» всего лишь фоном, предназначение которого — максимально ярко представить идею о величии своего народа и государства. Вместе с тем, такое перераспределение акцентов остается, по сути дела, единственным различием в оценке самосознания летописцев между дореволюционной и классической советской историографией конца 30-х—начала 50-х гг. В остальном же все четверо авторов представляют, применительно к обсуждаемому вопросу, одно направление и один стиль мысли.

Напротив того, А.Н. Насонов не считал общерусский патриотизм неотъемлемым свойством всех без исключения летописных сводов XI—начала XII в. Ученый отмечал, что хотя Чернигов и Переяславль «были уже в первой половине X в. важнейшими городами "Русской земли"», в летописи их «древнейшие судьбы» никак не отразились. С другой стороны, продолжал исследователь, летописец демонстрирует «исключительный интерес <...> к судьбам Древлянской земли в X в., вернее, к истории освоения Древлянской земли киевским столом, т.е. к тому, что должно было преимущественно интересовать именно киевскую знать»3. Таким образом, в Начальной летописи обнаруживались не только общерусские, но и областные тенденции.

2

Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Изд. 4-е. Минск, 1997. С. 57—58; Греков Б.Д. Избр. тр. М., 1959. Т. 2. С. 325. Ср. также: Там же. С. 334—336, 507, 515—516; он же. Киевская Русь. М.; Л., 1944. С. 335, 344—345; он же. Культура Киевской Руси. М.; Л., 1944. С. 54, 71—73; Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. Л., 1945. С. 396; он же. Древняя Русь: (Происхождение русского народа и образование Киевского государства). Б. м., 1946. С. 307—308; он же. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 166; он же. Происхождение русского народа. Л., 1978. С. 144—145; Лихачев Д.С. «Повесть временных лет»: Историко-литературный очерк // Повесть временных лет. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С. 274—290; он же. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М; Л., 1947. С. 100—114; он же. Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси // Лихачев Д.С. Избр. работы. Л., 1987. Т. 2. С. 46—63.

3 Насонов А.Н. Начальные этапы киевского летописания в связи с развитием древнерусского государства // Проблемы источниковедения. М., 1959. Вып. 7. С. 430; он же. История русского летописания XI—начала XVIII века: Очерки и исследования. М., 1969. С. 43.

Полученный вывод не только делал позицию А.Н. Насонова менее идеологизированной, чем у предшественников, но и давал основания противопоставлять разные этапы летописной деятельности по уровню развития этнического самосознания, выделяя Повесть временных лет как «первый летописный памятник (начала XII в.), в котором с полной ясностью утверждалось и осмысливалось понятие Руси в широком значении, как совокупности разных (не только южнорусских) восточнославянских этнических групп, или "племен"»4. Именно концепцию А.Н. Насонова взяли за основу характеристики ■ русского летописания авторы соответствующего раздела коллективной монографии о славянском самосознании эпохи раннего средневековья, подготовленной в начале 80-х гг. в Институте славяноведения и балканистики АН СССР.

Наконец, в последнее время этническое самосознание летописцев изучается в двух направлениях.

С одной стороны, в исследованиях Н.И. Толстого, В.М. Живова, И.В. Ведюшкиной и Т.Л. Вилкул проблема самосознания книжников трактуется в рамках семиотической парадигмы гуманитарного знания5. Уподобляя этносы фонемам или словоформам, различаемым по комплексу «дифференциальных признаков»6, представители данного направления ставят вопрос о том, какие из черт, разделяющих разные группы людей, являются для самоопределения летописцев ключевыми, а какие — второстепенными. Таким образом становится возможной типологическая оценка выраженного в летописи самосознания, что составляет, несомненно, важнейшую задачу

4 Он же. История русского летописания... С. 68.

5 Толстой Н.И. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» // Исследования по славянскому историческому языкознанию: Памяти проф. Г.А. Хабургаева. М., 1993. С. 4—12; то же // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1.С. 441—447; Живов В.М. Об этническом и религиозном самосознании Нестора Летописца // Слово и культура: Памяти Н.И. Толстого. М., 1998. Т. 2. С. 321—337; то же // Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.,2002. С. 170—186; Ведюшкина И.В. «Чувство-мы» в Повести временных лет // Восточная Европа в древности и средневековье: Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей: Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 18—20 апр. 1994 г.: Тез. докл. М., 1994. С. 5—8; она же. Формы проявления коллективной идентичности в Повести временных лет // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового Времени. М., 2003. С. 286—310; она же. Историческая память домонгольской Руси: Религиозные аспекты // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового Времени. М., 2006. С. 554—608; Вилкул Т.Л. О проявлениях летописного патриотизма («наши» в летописании XI—XII вв.) // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового Времени. М., 2003. С. 311—320.

6 Из истории русской культуры. Т. 1. С. 441.

исторического изучения обсуждаемой проблемы. Поскольку же семиотический подход объединяется с исследованиями истории летописного текста, то открывается пространство для постановки вопроса о динамике самосознания в XI—начале XII в.

С другой стороны, проблемы самосознания косвенно затрагиваются при изучении летописного восприятия «другого» (А. Каппелер, A.C. Демин и соавторы, И.В.Николаева)7. Авторы таких работ не задаются вопросом о категориях летописного мировосприятия, сосредотачивая внимание на его эмоциональной составляющей, а проще говоря — на оценках («хорошие» или «плохие»), которые книжники давали известным им чужеземцам. В то же время, в каждом случае необходимо формально доказать, почему данное упоминание о «чужом» — негативное, а следующее, напротив, позитивное. Поиск таких доказательств не может не привести к вопросу о структурах самосознания и критериях отличения своих от чужих.

Вместе с тем, Повесть временных лет была составлена во втором десятилетии XII в., но дошла до нас в составе рукописей XIV—XV столетий. Тем более не сохранились ранние списки предшествовавших Повести сводов XI в. Как следствие, любая попытка интерпретации летописного материала оказывается неразрывно связана с проблемой реконструкции не дошедших до нас произведений.

В большинстве своем исследователи этнического самосознания первых русских летописцев опираются на версию истории древнейшего летописания, представленную в монографии A.A. Шахматова и подготовленном им же издании Повести временных лет8. Однако в целом ряде случаев о «позиции

Kappeler А. Ethnische Abgrenzung: Bemerkungen zur ostslavischen Terminologie des Mittelalters // Geschichte Altrusslands in der Begriffswelt ihrer Quellen: Festschrift zum 70. Geburtstag von G. Stökl. Stuttgart, 1986. S. 124—138; Демин A.C. «Языци»: Неславянские народы в русской литературе XI—XVIII вв. // Древнерусская литература: Изображение общества. М., 1991. С. 190—204; он же. «Свои» и «чужие» этносы в «Повести временных лет» // Славянские литературы: XI Междунар. съезд славистов: Докл. российской делегации. М., 1993. С. 3—14; он же. Художественные миры древнерусской литературы. М., 1993. С. 36—47; он же. О художественности древнерусской литературы. М., 1998. С. 555—673; Николаева И.В. Семантика «своих» и «чужих» в Повести временных лет: автореф. дис. ... канд. культурологии: 24.00.01. М., 2003; ср. также: Древнерусская литература: Восприятие Запада в XI—XIV вв. / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и др. М., 1996; Древняя Русь и Запад: Науч. конф.: Книга резюме. М., 1996; Древнерусская литература: Тема Запада в XIII—XIV вв. и повествовательное творчество / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и

др. М., 2002. g

Новейшие переиздания упомянутых работ: Шахматов A.A. Разыскания о древнейших русских летописных сводах // Шахматов A.A. История русского летописания. СПб., 2002. Т. 1, кн. 1. С. 20—483; он же. Повесть временных лет//Там же. Т. 1, кн. 2. С. 527—977.

Шахматова» можно говорить лишь с известной долей условности, поскольку ученый либо не сразу пришел к представлениям, изложенным в его обобщающих трудах, либо отказался от этих воззрений в дальнейшем. Более того, критика концепции A.A. Шахматова не ограничивается замечаниями В.М. Истрина, Н.К. Никольского и С.А. Бугославского9, сформулированными в 20-е—30-е гг. прошлого века и детально рассмотренными JI.B. Черепниным и А.Н. Насоновым10. Благодаря работам Л. Мюллера, М.Х. Алешковского, А.Г. Кузьмина, О.В. Творогова, A.A. Гиппиуса, А. Тимберлейка и других полемика об истории текста Начальной летописи вышла на принципиально новый уровень, так что сегодня шахматовская схема является «скорее достоянием университетских курсов, чем предметом сколько-нибудь широкого научного консенсуса»11. Такая переоценка классического наследия в полной мере соответствует взглядам самого A.A. Шахматова, который считал свои соображения всего лишь рабочими гипотезами, нуждающимися в критической проверке12. Однако в результате общепризнанная модель сменяется разноголосицей мнений, выбор между которым становится самостоятельной научно-исследовательской задачей.

Существует и еще одна проблема, тесно связанная с вопросом об этническом самосознании летописцев. Это проблема относительности большинства «фундаментальных» категорий культуры, осознаваемая и артикулируемая сегодня как лингвистами13, так и историками14. Как

ИстринВ.М. Замечания о начале русского летописания: По поводу исследований A.A. Шахматова в области древнерусской летописи // Изв. / Отд. рус. яз. и слов. РАН. Пг., 1923. Т. 26. С. 45—102. Л., 1924. Т. 27. С. 207—251; Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры: К вопросу о древнейшем русском летописании. Л., 1930. Вып. 1; Бугославский С.А. «Повесть временных лет»: (Списки, редакции, первоначальный текст) // Бугославский С.А. Текстология Древней Руси. М., 2006. Т. 1. С. 281—312; он же. Повесть временных лет // Там же. С. 14, 16—18.

10 ЧерепнинЛ.В. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие ей летописные своды // Исторические записки. [М.; Л.], 1948. Т. 25. С. 296—299; Насонов А.Н. История русского летописания... С. 14—18.

Гиппиус A.A. К проблеме редакций Повести временных лет: I // Славяноведение. 2007. №5. С. 20.

12 Шахматов A.A. Заметки к древнейшей истории русской церковной жизни // Научный исторический журнал. 1914. Т. 2, вып. 2. № 4. С. 45.

13 Сепир Э. Язык // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. 2-е изд. М., 2001. С. 243; Вежбицкая А. Из книги «Понимание культур через посредство ключевых слов» // Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 269.

14 Боткин Л.М. О том, как А.Я. Гуревич возделывал свой аллод // Одиссей: Человек в

самосознание формирует культуру, так и культура с ее уже сложившимся кругом представлений может оказывать сдерживающее воздействие на развитие самосознания. Представляется важным (1) разграничивать изобретение некоего понятия и актуализацию уже существовавших представлений, и (2) отличать сознательное неиспользование определенной категории от недоговоренностей, обусловленных отсутствием подходящих слов и выражений. Применительно к теме данного исследования сказанное означает, что развитие этнического самосознания должно изучаться во взаимосвязи с развитием категории «этнос» как таковой.

Методологическая основа исследования. Методологической основой исследования служит представление об историческом источнике как о реализованном продукте человеческой деятельности15, основанное на определении источника по A.C. Лаппо-Данилевскому16. Современное историческое источниковедение, базовые принципы которого раскрываются в последней монографии О.М. Медушевской, рассматривает знание об истории как результат интерпретации дошедших до нас произведений изучаемой эпохи17. Опираясь на свойства источника как реально существующего объекта, ученый получает возможность надежно верифицировать суждения о прошлом, даже самом отдаленном. Кроме того, критическое отношение к ряду конкретных выводов A.A. Шахматова не дает оснований отрицать теоретическое значение работ ученого, задавших принципиальную модель изучения несохранившихся летописных текстов. Накопленный A.A. Шахматовым опыт работы с произведениями древнерусской письменной традиции был обобщен и развит в работах М.Д. Приселкова, Д.С. Лихачева и Я.С. Лурье18. Базовые принципы выработанного метода, и прежде всего —

истории: 1994. М., 1994. С. 5—28; ЮргановА.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998; Гуревич А.Я. Предисловие // Гурееич А.Я. Избр. тр. М.; СПб., 1999. Т. 2. С. 11.

15 Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М., 1998. С. 39—34; Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Методология истории: Учеб. пособие. М., 1997. С. 37—43, 54—55.

16 Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 285—295.

17

Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. М., 2008.

18 Приселков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 42—45; Лихачев Д.С. Русское летописание в трудах A.A. Шахматова // Изв. / АН СССР. Отд. лит. и яз. М., 1946. Вып. 5. С. 418—428; он же. Шахматов как исследователь русского летописания // A.A. Шахматов. 1864—1920: Сб-к статей и материалов. М.; JI., 1947. С. 253—293; он же. Русские летописи... С. 14—34; он же. Шахматов — текстолог // Изв. / АН СССР. Сер. лит. и яз. М., 1964. Т. 23. Вып. 6. С. 481—486; он же. Текстология: На материале русской

отношение к тексту как к целому, все части которого взаимосвязаны и не могут быть поняты по отдельности, — это вторая составляющая методологии предлагаемой работы. Думается, что сочетание двух указанных подходов позволит получить максимально проверяемые выводы, в том числе и по такой проблеме как этническое самосознание древнерусских летописцев XI—начала XII в.

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является Начальная летопись во всех версиях ее текста, созданных с момента возникновения летописания на Руси до второго десятилетия XII в.

Предмет работы — значение этнической составляющей для самосознания создателей этих произведений.

Цель и задачи исследования. Указанное понимание объекта и предмета определило цель предпринимаемых разысканий, которой станет выяснение места этнической составляющей в самосознании книжников, трудившихся над Начальной летописью. Достижение данной цели требует решения четырех основополагающих задач.

Во-первых, необходимо построить общую картину эволюции летописного текста на протяжении рассматриваемого периода.

Во-вторых, следует разработать методику изучения самосознания летописцев и их представлений о других народах.

В-третьих, надо установить, когда книжники, трудившиеся над Начальной летописью, познакомились с такой формой группировки людей, как этносы.

В-четвертых, наконец, предстоит определить, кто из летописцев впервые применил категорию «этнос» к определению своего места в мире.

Источниковая база исследования. Основными источниками для изучения перечисленных вопросов служат русские летописи, сохранившие текст сводов XI—начала XII в., и прежде всего наиболее древние по составу Лаврентьевская, Радзивиловская, Ипатьевская и Новгородская I (особенно младшего извода). В несколько меньшей степени привлекаются более поздние летописи •— Новгородская Карамзинская, Софийская I, Новгородская IV и Тверской сборник. Наконец, практически не используются такие произведения как Никоновская летопись и «История Российская» В.Н. Татищева, значение которых минимизируется специфическим отношением авторов к тексту ранних летописей, обусловившим наличие внушительного числа дополнений. Все эти

литературы X—XVII веков. Изд. 2-е, перераб. и доп. Л., 1983; ЛурьеЯ.С. О шахматовской методике исследования летописных сводов // Источниковедение отечественной истории: 1975 г. М., 1976. С. 87—107; он же. История России в летописании и в восприятии Нового времени ИЛурье Я.С. Россия древняя и Россия новая: (Избранное). СПб., 1997. С. 19—30.

памятники доступны сегодня в научных публикациях (прежде всего — образующих тома Полного собрания русских летописей19), а отдельные недостатки этой серии могут быть восполнены с помощью факсимильных изданий20. Самостоятельные издания Повести временных лет, подготовленные С.А. Бугославским, Д.С. Лихачевым и О.В. Твороговым21, содержат существенно больше конъектур, а разночтения списков — наоборот — передают выборочно, что существенно снижает информативность таких публикаций. Реконструкции текстов, подготовленные A.A. Шахматовым, использовались лишь для дополнительных справок, поскольку такого рода издания по определению призваны не столько знакомить с реально сохранившимися источниками, сколько иллюстрировать соображения исследователя относительно первоначального вида изучаемых произведений.

Кроме того, по мере необходимости привлекаются иные сочинения, связанные с летописью на текстуальном уровне — Житие Василия Нового, Изборник 1073 г., Киево-Печерский патерик, Летописец Еллинский и Римский, Откровение Мефодия Патарского, Память и похвала князю русскому Владимиру, проложное сказание о Борисе и Глебе, Слово Златоструя о ведре и казнях Божиих, Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона, Слово о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь, Толковая Палея, Хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы.

Наконец, в литературе показано, что образность летописного текста (как и вообще древнерусской литературы в целом) в значительной степени определяется образностью Библии, и сопоставление известий летописи со Св. Писанием позволяет увидеть скрытые смыслы сообщений, заложенные с расчетом на знатока сакральных текстов22. Соответственно, в дальнейшем

19

Полное собрание русских летописей. М., 1997—2000. Т. 1—4, б, вып. 1, 9—15. Л., 1989. Т. 38. СПб., 2002. Т. 42; Татищев В.Н. История Российская: Часть вторая: (Первая редакция) // Татищев В.Н. Собрание сочинений. М., 1995. Т. 4. С. 29—553.

20

Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871; Летопись по Лаврентиевскому списку. СПб., 1872; Новгородская харатейная летопись. М., 1964; Радзивиловская летопись. СПб.; М„ 1994.

21

Повесть временных лет // Бугославский С.А. Текстология Древней Руси. М., 2006. Т. 1. С. 53—279; Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи 1377 г. // Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д.С. Лихачева; под ред.

B.П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С. 5—142; Повесть временных лет // Памятники литературы древней Руси: Начало русской литературы: XI—начало XII века. М., 1978. С. 23—277; То же // Библиотека литературы древней Руси. СПб., 1997. Т. 1.

C. 62—315.

22

БарацГ.М. О составителях «Повести временных лет» и ее источниках, преимущественно еврейских // БарацГ.М. Собрание трудов по вопросу о еврейском

привлекаются также книги Ветхого и Нового Завета в церковнославянском переводе по Острожской Библии, в русском Синодальном переводе, а иногда также текст Ветхого завета на греческом языке (Септуагинта). В совокупности все эти материалы позволяют, как думается, составить представление об эволюции текста Начальной летописи и об интеллектуальном контексте, в котором эта эволюция осуществлялась.

Научная новизна диссертации. Впервые в научно-исследовательской литературе вопрос об этническом самосознании изучается на основании всей совокупности высказываний летописцев о «своих» и «чужих». Это не только позволяет выявить новые, остававшиеся до сих пор не зафиксированными оттенки смысла и структурные связи, но и дает основания поставить вопрос об «удельном весе» этнического самосознания среди всех прочих известных древнерусским летописцам форм самоидентификации.

Еще одним фактором, обуславливающим новизну предлагаемой работы, становится объединение истории этнического самосознания с историей представлений об этносах вообще. Это позволяет установить, что масштабно-историческое мышление летописцев не было объективно обусловлено их интеллектуальной подготовкой, а в результате объемно проступает вклад составителей Начальной летописи в древнерусскую письменную культуру.

Наконец, в исследовании по-новому рассматривается эволюция ряда фрагментов летописного текста — в т.ч. рассказа о разделении земли между сыновьями Ноя, известия 6370 (862) г. о призвании варягов, сообщений о крещении и кончине княгини Ольги, посмертной похвалы Владимиру Святославичу, а также некоторых известий о событиях XI в.

Практическая значимость исследования. Поскольку самосознание — это важнейший фактор формирования культуры, то исследования всех аспектов самосознания приобретают не только научное, но и образовательное значение. Разработанные приемы выявления этнического самосознания и полученные с

элементе в памятниках древнерусской письменности. Берлин, 1924. Т. 2. С. 82—-263; Пиккио Р. Функции библейских тематических ключей в литературном коде православного славянства // Пиккио P. Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003. С. 431—473; он же. Влияние церковной культуры на литературные приемы Древней Руси // Там же. С. 152—154; он же. Смысловые уровни в древнерусской литературе // Там же. С. 474—491; Данилевский И.Н. Библия и Повесть временных лет: (К вопросу об интерпретации летописных текстов) // Отеч. история. 1993. № 1. С. 78—94; он же. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004; Ранчин A.M. К герменевтике древнерусской словесности II Ранчин A.M. Вертоград златословный: Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. М., 2007. С. 11—23; Ранчин A.M., Лаушкин A.B. Еще раз о библеизмах в древнерусском летописании // Там же. С. 24—41.

применением этих приемов выводы могут быть использованы в качестве составных частей учебных курсов для высшей и средней школы. Кроме того, выработанная в диссертации схема эволюции Начальной летописи в XI— втором десятилетии XII в. может быть положена в основу дальнейшей работы по реконструкции текста не дошедших до нас сводов этого времени.

Апробация работы. Текст диссертации дважды обсуждался на заседаниях кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института РГГУ. Кроме того, результаты исследования были представлены автором в виде сообщений и докладов на научных конференциях кафедры (2003, 2007, 2008 гг.), на Чтениях памяти чл.-корр. АН СССР В .Т. Пашуто в Институте всеобщей истории РАН (2003, 2005, 2006 гг.), на коллоквиумах «Библия, христианство, nationes и национализм в истории Европы. X—XX вв.», организованных совместно Центром украинистики и белорусистики кафедры истории южных и западных славян Исторического факультета МГУ и Институтом славяноведения РАН (2006, 2007 гг.), на конференциях «Человек верующий в культуре Древней Руси» (Санкт-Петербург, 2005 г.), «Календарно-хронологическая культура и проблемы ее изучения: к 870-летию "Учения" Кирика Новгородца» (2006 г.) и «Повесть временных лет и начальное летописание: (К 100-летию книги A.A. Шахматова "Разыскания о древнейших русских летописных сводах")» (2008 г.).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Представленное понимание проблемы исследования определило структуру работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка сокращений и списка использованных источников и литературы. Во ВВЕДЕНИИ обосновывается актуальность тематики этнического самосознания, проводится анализ научно-исследовательской литературы, определяются цель и задачи, а также характеризуются источники и методологическая база исследования.

ГЛАВА 1 «ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ЛЕТОПИСНОГО ТЕКСТА В XI— НАЧАЛЕ XII В.» включает два параграфа. § 1 «Объем Повести временных лет» посвящен проблеме разграничения текста Начальной летописи и текстов, принадлежащих перу книжников более позднего времени. Эта проблема анализируется в трех аспектах.

С одной стороны, выделяется вопрос о так называемых «избыточных известиях» Никоновской летописи и «Истории Российской» В.Н. Татищева. Гипотеза о древнем происхождении этих дополнений имеет авторитетных защитников (И.Е. Забелин, Б.А. Рыбаков, П.П. Толочко). Однако более убедительной представляется аргументация тех исследователей, по

наблюдениям которых такого рода известия резко расходятся с Начальной летописью и в плане содержания, и по языку. Очевидно, рассматривать «избыточные известия» Никоновской и «Истории Российской» как составную часть текста Начальной летописи нецелесообразно.

Недостаточно обоснованной представляется и гипотеза А.Г. Кузьмина, по мнению которого поздние вставки присутствуют уже в относительно устойчивом общем тексте Лаврентьевской, Радзивиловской и Ипатьевской летописей. Наряду с Повестью временных лет, три летописи имели общий источник середины—второй половины XII в., в рассказе которого о древнейшей истории Руси, в свою очередь, могли содержаться определенные вставки. Но использование этого источника носило эпизодический характер, и осуществлялось параллельно на северо-востоке и на юге Руси, что делает крайне маловероятным проникновение подобных интерполяций сразу во все летописи, служащие современным исследователям для ознакомления с текстом Повести временных лет.

Более сложным оказывается третий аспект проблемы, касающийся момента завершения Повести временных лет. Под 6604 (1096) г. в летописи читается рассказ о таинственном подземном народе, якобы найденном «на полунощных странах». Объяснением этому странному феномену становятся сведения Откровения Мефодия Патарского о стене Александра Македонского. Еще несколько северных быличек приводятся под 6622(1114) г., и опять-таки в сопровождении цитаты из переводного источника (Хронографа). Согласно концепции A.A. Шахматова, оба фрагмента имеют общее происхождение и были вставлены после упомянутого под 6622 г. посещения книжником Ладоги. Поскольку же под 6604 г. говорится, что беседа с Гюрятой состоялась «преже сих 4 лЪт», то естественно думать, что соответствующая переработка летописного рассказа имела место или в 1118, или (скорее) в 1117 г. Однако еще В.М. Истрин отметил, что рассказ новгородца Гюряты мог быть услышан книжником не только во время поездки в Ладогу, но и в любых других обстоятельствах (например, во время паломничества Гюряты в Печерский монастырь). Соответственно, нет никаких оснований отсчитывать упомянутые под 6604 г. «четыре лета» именно от момента поездки книжника в Ладогу, а не от любого другого временного ориентира. Данное обстоятельство лишает приведенные выше рассуждения необходимой доказательной силы. Малоубедительным оказывается и обращение A.A. Шахматова к Поучению Владимира Мономаха, связанному с летописью чисто механически. Тот факт, что список походов князя, включенный в Поучение, заканчивается на событиях 1117 г., может иметь множество разнообразных объяснений.

Вместе с тем, рассмотренные соображения не исчерпывают всех

доказательств в пользу существования версии Начальной летописи, доведенной именно до 1117 г. Более того, основным аргументом А.А. Шахматова служило не соотнесение известий 6604 и 6622 гг., а резкое падение объема годовых статей, наблюдаемое под 6626(1118)—6630(1122) гг. Обнаруживаются и прямые стилистические параллели между статьями 6624 (1116)—6625 (1117) гг. и предшествующим повествованием. Очевидно, Повесть временных лет в своей итоговой форме заканчивалась именно на статье 6625 (1117) г.

Определение объема Повести временных лет создает основу для решения вопросов, рассматриваемых в § 2 «Эволюция летописного текста в XI— начале XII в.». Параграф разделен на четыре пункта.

Первый пункт, озаглавленный «Стратификация текста Повести временных лет как научно-исследовательская проблема», посвящен сравнительной оценке разных приемов текстологической стратификации Начальной летописи, используемых в современной научно-исследовательской литературе. Всего выделяется четыре таких приема: (1) обращение к альтернативным рукописным традициям и произведениям нелетописного жанра, в составе которых могли сохраниться фрагменты летописных сводов XI в. без дополнений, внесенных составителем Повести временных лет (или даже составителем Начального свода, работавшим на рубеже XI—XII столетий), (2) анализ содержания на предмет противоречий или смен фокуса внимания, (3) анализ применяемых систем летосчисления, (4) анализ языка и стиля летописного рассказа. При благоприятных условиях использование каждого из названных приемов способно дать некоторый результат. В то же время, произведения, не испытавшие определяющего воздействия Повести временных лет, сохранили лишь отдельные фрагменты летописных сводов XI в., результаты содержательного анализа Начальной летописи допускают самые разнообразные интерпретации, а специфическое отношение книжников к точности дат препятствует математической поверке хронологических указаний произведения, не позволяя зачастую определить, какая эра и стиль применялись. Это резко ограничивает эффективность соответствующих подходов при решении текстологических задач. Более перспективным оказывается языковой и стилистический анализ, однако и он имеет свои ограничения, связанные с феноменами ученичества и подражания. Очевидно, удовлетворительные результаты можно получить только сочетая разные приемы и подходы к материалу, что и должно быть основным принципом реконструкции не дошедших до нас летописных сводов. Таким образом, в первом пункте § 1.2 определяется методика работы.

Следующий пункт в § 1.2 называется «"Редактирование" Повести временных лет во втором десятилетии XII в.», и посвящен интерпретации

различий между Лаврентьевской, Радзивиловской и Ипатьевской летописями в передаче ряда сообщений о событиях второй половины XI—начала XII в. Значительная часть исследователей убеждена, что наблюдаемое сегодня почти полное тождество трех летописей есть результат позднейшей конвергенции, тогда как исходно существовали две редакции произведения, отличавшиеся друг от друга (1) трактовкой вопроса о первой резиденции Рюрика (Новгород или Ладога), (2) объемом статьи 6604 (1096) г., (3) моментом завершения летописного рассказа, поскольку до статьи 6625 (1117) г. была доведена только позднейшая редакция Повести временных лет, а в исходном варианте свод второго десятилетия XII в. заканчивался раньше. Между тем, в Лаврентьевской и Радзивиловской пропущены завершение статьи 6572 (1064) и заголовок статьи 6573 (1065) г., указание 6584 (1076) г. на день смерти Святослава Ярославича, а также вся статья 6594 (1086) г. Перечисленные лакуны очевидны и легко восполняются при обращении к летописи типа Ипатьевской, если же они сохранились, то, значит, ни у составителя Лаврентьевской, ни у составителя Радзивиловской не было текста типа Ипатьевской, и конвергенция двух традиций развивалась в направлении противоположном тому, которое необходимо для оправдания гипотезы A.A. Шахматова. Структура и содержание статей 6370 (862), 6604 (1096) и 6618 (1110)—6625 (1117) гг. также не подтверждают гипотезу о редакторской правке Повести временных лет.

Еще менее убедительной представляется гипотеза о редакторском вмешательстве в летопись со стороны выдубицкого игумена Сильвестра, чья выходная запись сохранилась в составе Лаврентьевской и Радзивиловской. Очевидно, изменения, внесенные в летописный рассказ на данном этапе его существования, ограничились отдельными малосущественными поправками, которые и выявляются при сопоставлении дошедших до нас текстов.

Напротив того, текст свода, предшествовавшего Повести временных лет, был переработан радикально. Третий пункт § 1.2, названный «Объем Начального свода», начинается с анализа радикальных стилистических различий между статьями 6601 (1093)—6605 (1097) гг. и последующим летописным рассказом, а это — в свою очередь — приводит к заключению, что текст Повести, восходящий к летописанию рубежа XI—XII вв., простирается как минимум до слов «сею же снемши. погребоша я», завершающих под 6605 г. историю мести Ростиславичей советникам князя Давыда. Однако признаки той характерной манеры письма, которую есть основания связывать с деятельностью составителя Повести временных лет, прослеживаются не только в завершающей части Начальной летописи, но и в статьях, посвященных рассказу о событиях XI в. В частности, повышенное внимание к военной тактике и своеобразный неформальный интерес к степнякам характеризуют

рассказ 6604 (1096) г. о войне Мономашичей с Олегом Святославичем, а представление о бедствиях как о «батоге Божьем», с помощью которого Создатель направляет людей к покаянию, выражено в статьях 6532 (1024), 6576(1068), 6600(1092) и 6601 (1093) гг. Кроме того, именно с работой составителя Повести временных лет необходимо, судя по всему, связывать внесение в состав Начальной летописи всех рассказов, имеющих отношение к фигуре Яня Вышатича, чья кончина отмечена под 6614 (1106) г. В итоге, стилистика летописного рассказа и наблюдения за распределением ряда элементарных мотивов позволяют утверждать, что в своде-предшественнике Повести временных лет отсутствовали (1) рассказ 6532 г. об изгнании Ярославом суздальских волхвов, (2) определенная часть известия 6551 (1043) г. о последнем походе руси на Константинополь, (3) помещенное под 6576 г. Поучение о казнях Божиих, (4) читающийся под 6579 г. рассказ Яня Вышатича о волхвах «в РостовьстЬи области», (5) отдельные фрагменты статей 6600 и 6601 гг., (6) находящееся под 6604 г. описание войны Олега Святославича с Изяславом и Мстиславом Владимировичами за «землю Суздальскую и Ростовскую».

Однако и это произведение, вопреки его укрепившемуся в науке названию, было не первым в истории древнерусского летописания XI—начала XII в. Последний, четвертый пункт § 1.2 озаглавлен «Древнейшие этапы становления летописного текста» и посвящен вопросу о местных исторических сочинениях, послуживших основой составителю Начального свода.

JI.B. Черепнин заметил, что взгляды на княжеские усобицы, воплотившиеся в статье 6581 (1073) г., оказываются в равной мере созвучны и известию 6562 (1054) г. о смерти Ярослава Мудрого, и рассказу о Любечском съезде, помещенному под 6605 (1097) г. Это не позволило ученому вслед за A.A. Шахматовым утверждать, что поводом к написанию очередного летописного свода послужила распря трех Ярославичей, вспыхнувшая в 1073 г. Однако не убеждает и аргументация самого Л.В. Черепнина, связывавшего составление очередного свода с перенесением мощей Бориса и Глеба, состоявшимся в предшествующем 1072 г. Наиболее перспективной представляется концепция А. Тимберлейка, согласно которой никакого особого свода 70-х гг. XI в. не существовало.

С другой стороны, ученые (Л.В. Черепнин, М.Н. Тихомиров, Б.А. Рыбаков) указывали на неравномерное распределение известий о княжении Владимира Святославича, из-за чего период с 6506 (998) по 6521 (1013) г. остается практически не освещенным. В таком дисбалансе естественно видеть свидетельство формирования местной письменной традиции, в основе которой лежало произведение, написанное в 90-е гг. X в. и продолженное лишь спустя

несколько десятилетий, когда многие события рубежа X—XI вв. оказались уже забыты. В то же время, записи о правлениях Игоря и Ольги тоже распределены неравномерно, образуя несколько «кустов», перемежающихся сериями «пустых годов». Видимо, книжник, который расставлял по Начальной летописи годовые заголовки, столкнулся с дефицитом материала, и это не позволило сделать повествование равномерно подробным. Не представляется удачной и попытка A.A. Гиппиуса выделить текст X в. по языковым и стилистическим приметам. Очевидно, летописная традиция на Руси зародилась только в XI в.

Вместе с тем, не укладывается наличный материал и в гипотезу о единственном сочинении, непосредственно предшествовавшем Начальному своду рубежа XI—XII вв. Начиная с работ М.Х. Алешковского в литературе обсуждается идея о сосуществовании в Начальной летописи двух типов повествования — монотематического рассказа с развернутыми статьями, и цепочек кратких ежегодных записей, именуемых анналистическими. При этом, если монотематический рассказ составлялся одномоментно, то анналистические записи накапливались, видимо, постепенно, в результате ежегодного пополнения рукописи. В рассказе о событиях XI в. присутствуют и большие монотематические статьи (а точнее — разделенные на отдельные статьи фрагменты некогда единого монотематического рассказа), и краткие, предельно лапидарные по форме известия анналистического плана. Очевидно, такое сочетание соответствует двум этапам летописного творчества, ориентировочной границей между которыми может служить статья 6552 (1044) г.

Глава 1 завершается подведением итогов. Изложенных наблюдений оказывается достаточно, чтобы сформировать определенную картину эволюции Начальной летописи, включающую четыре этапа — (1) монотематическое произведение середины XI в., (2) его анналистическое продолжение, (3) Начальный свод конца XI в., (4) Повесть временных лет, составленная во втором десятилетии XII в. Представленная схема в высокой мере коррелирует с теми представлениями об истории Начальной летописи, которые уже существуют в специальной научно-исследовательской литературе. Очевидно, комплексный подход к материалу, выработанный в отечественной научно-исследовательской традиции начиная с A.A. Шахматова и развиваемый вплоть до наших дней, является наиболее перспективным и приводит к достоверному, проверяемому результату. Кроме того, многообразие существующх в историографии трактовок большинства частных вопросов летописного источниковедения XI—начала XII в. дезориентирует интерпретатора, которому необходимо систематизировать уже накопленные идеи, выстроить их в некую целостную схему, которая может быть применена в качестве системы

координат при истолковании взглядов летописца на определенную частную проблему. Теперь такая схема есть, и это дает возможность рассматривать каждое высказывание летописца в соответствующем историческом контексте.

В свою очередь, ГЛАВА 2 названа «ИДЕЯ ОБЩЕГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ В ЭВОЛЮЦИИ САМОСОЗНАНИЯ ЛЕТОПИСЦЕВ (XI—НАЧАЛО XII В.)» и состоит из трех параграфов.

В § 1 «Методика изучения этнического самосознания древнерусских летописцев», рассматриваются две проблемы.

С одной стороны, принятые в российской научной традиции комплексные дефиниции этноса и этничности имеют большие теоретические перспективы, но неудобны в эвристическом плане, не позволяя наверняка определиться с тем, какого рода высказывания автора изучаемого источника могут относиться к рассматриваемой теме. Чтобы преодолеть возникающие затруднения, целесообразно расположить все называемые в литературе признаки этноса по иерархии. Во главе угла при этом оказывается такой признак как единство происхождения — реальное или хотя бы воображаемое. Именно идея общего происхождения, единых корней формирует специфические общности, для которых целесообразно вводить особый термин — этнические. Следовательно, и уровень развития этнического самосознания предлагается определять по тому, как часто человек вспоминает о корнях своего народа, его происхождении и общих предках, пусть даже легендарных.

С другой стороны, в работах Д.С. Лихачева, Д.М. Буланина, Р. Пиккио,

A.Э. Наумова, Е.Л. Конявской и И.Н. Данилевского получили детальное освещение проблемы интерпретации произведений древнерусской книжности, обусловленные тем, что средневековая традиция еще не знала индивидуального авторства. Однако летописные тексты характеризуются не только многоярусной семантикой, но и преимущественно хронологической организацией материала, подаваемого в виде последовательности годовых статей. Подобная дискретность летописного нарратива создает для современного читателя не меньше сложностей, чем ориентация пишущего на утратившие сегодня свое системообразующее значение библейские и литургические контексты.

Внимание специалистов (И.В. Ведюшкина, В.М. Живов, Е.А. Мельникова,

B.Я. Петрухин, Н.И. Толстой) привлекает так называемое этногеографическое вступление, иначе говоря — несколько первых известий, касающихся самой глубокой древности и не имеющих определенной хронологической привязки. Активно изучается и фрагмент статьи 6604 (1096) г., где сведения о географии Европы дополняются данными о происхождении степняков (Л.С. Чекин, А.Ю. Карпов, И.В. Гарькавый). Однако уже сама по себе неспособность

книжников сообщить всю необходимую читателю этнологическую информацию в один прием вызывает сомнения относительно репрезентативности обоих упомянутых фрагментов. Более того, в начальной части летописи имеется сразу пять перечней восточнославянских племен, и ни один из этих перечней не совпадает по составу с предыдущим. Видимо, в сознании книжников так и не сформировалось какого-то целостного представления об этногеографии восточноевропейского региона, а это означает, что ни составленные ими разноплановые и неполные списки, ни вообще все вступление в целом нельзя рассматривать в качестве сколько-нибудь удовлетворительного изложения того, как древнерусские летописцы воспринимали окружающий мир.

Выходом из сложившейся ситуации может стать создание тезауруса, объединяющего все упоминания всех известных летописцам этносов. Систематизация этих формулировок позволит ответить на самые разные вопросы — от основополагающих (владели ли книжники вообще такой категорией как «этнос»?) до самых конкретных (насколько глубоко книжники знали жизнь данного конкретного народа?). Правда, в словаре летописцев насчитывается около ста групповых именований, которые нельзя объяснить ни как названия социальных групп или религиозных объединений, ни как имена определенных локальных сообществ; некоторые из таких слов, в свою очередь, сами употребляются не по одному десятку раз. В то же время, с формальной точки зрения подлежащие анализу высказывания укладываются во вполне ограниченное число синтаксических моделей, для каждой из которых можно обозначить свой круг характерных ситуаций употребления. Одной из таких групп оказывается группа высказываний о происхождении и предках известных летописцу племен и народов.

Анализу этой группы посвящен § 2, озаглавленный «Единство происхождения в летописном понимании этноса». Этот параграф делится на два пункта.

Первый пункт назван «Вопросы происхождения этносов в структуре летописного повествования» и посвящен тому, в каких контекстах и насколько часто книжники обращались к проблеме происхождения упоминаемых этносов. Соответствующая информация неоднократно вводится в летописное повествование, в частности — при описании владений каждого из сыновей Ноя, при рассказе о расселении славян, в известии о призвании варягов («и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска»), в рассказе о славянской грамоте, в известии 6492 (984) г. о победе над радимичами, в Речи Философа, в комментарии к сообщению 6581 (1073) г. о ссоре Ярославичей, наконец, в статье 6604 (1096) г. Не все из этих фрагментов могут считаться в

полной мере оригинальными. Напротив, Речь Философа включена в летописный текст, но сохраняет свою обособленность, комментарий в статье 6581 г. основан, скорее всего, на недошедшем до нас хронографе, а сведения, помещенные под 6604 г. почерпнуты из Откровения Мефодия Патарского. Известно, вместе с тем, что фундаментальные творческие установки древнерусских книжников предельно ограничивали появление в их сочинениях полностью оригинальных фрагментов, предписывая максимально возможное следование канону. С другой стороны, неоригинальность того или иного высказывания вовсе не означает его чуждости древнерусским летописцам XI— начала XII в. Цитируемые и пересказываемые тексты составляли своеобразный семантический запас, любые составляющие которого могли быть легко актуализированы. Это не позволяет пренебрегать такими фрагментами при оценке возможностей летописной «этнологии».

Наконец, об актуальности для летописцев идеи этноса как генетического единства свидетельствует круг имен существительных, используемых вместе с образованными от этнонимов прилагательными для собирательного обозначения тех или иных общностей. В общей сложности в данной функции выступает 7 имен существительных, имеющих разные значения. Однако три из них — племя, родъ и сынове — предполагают, что все члены обозначаемых таким образом групп, связаны общим происхождением.

В итоге, выявляется 31 случай обращения летописцев к представлению об этносе как об общности, связанной, среди прочего, единством происхождения всех ее членов. Это не очень много в количественном отношении, но, показательным образом, в рассматриваемых фрагментах летописного текста фигурируют обитатели всех известных книжникам географических регионов — от запада Европы до северо-востока континента и степей. Иначе говоря, построенная книжниками «генеалогия» не будучи слишком большой по объему, оказалась практически всеохватной. Очевидно, представление о народе как об общности, связанной единством происхождения, имело определенное значение для мировосприятия древнерусских летописцев XI— начала XII в.

Второй пункт параграфа называется «Этапы формирования летописной генеалогии народов» и объединяет соображения о текстологии выявленных в предыдущем пункте фрагментов. В литературе существуют разные взгляды на вопрос о том, когда этногеографическое вступление к Начальной летописи приобрело свой современный вид. Однако ни подход книжников к цитированию источников, ни содержание известий о разделении земли между сыновьями Ноя и о Вавилонской башне не дают оснований утверждать, что радикальное пополнение этих двух известий, превратившее их в развернутое описание обитаемого мира, имело место раньше второго десятилетия XII в.

Очевидно, тогда же появились и все связанные с этими двумя известиями «этнологические» соображения.

С работой составителя Повести временных лет следует связывать и появление всех тех фрагментов летописного рассказа о событиях IX—начала XI в., которые не находят себе параллелей в Новгородской I летописи младшего извода. Однако в данном произведении отсутствуют не более трети из выявленных выше фрагментов. Судя по всему, в значительной своей степени летописная «этнология» сформировалась не позднее конца XI в.

Более того, оба присутствующих в Начальной летописи упоминания «сынов русских» связаны с известиями о княгине Ольге (одно находится в статье 6463 (955) г., посвященной крещению правительницы, а второе — в сообщении 6477 (969) г. о кончине княгини). В обоих этих известиях имеются признаки интерполяций. Однако ни в первом, ни во втором случае редакторская правка не затронула, судя по всему, тех фраз, откуда заимствованы указанные существенные для обсуждаемой проблемы фрагменты. Скорее всего, в древнейшем историческом произведении середины XI в. читалась и Речь Философа, концовка которой относительно точно пересказана в таком несомненно древнем фрагменте как описание беседы Владимира с боярами, составляющее один из эпизодов известного рассказа об испытании вер. Очевидно, уже в середине XI в. древнерусские книжники знали, что человечество делится на группы по признаку происхождения, и применяли это знание к описанию явлений, знакомых им непосредственно (почитание «русскими сынами» памяти княгини Ольги). В дальнейшем это знание только развивалось и углублялось.

Полученный вывод становится основой для § 3, названного «Единство происхождения в самосознании летописцев XI—начала XII в.», и посвященного вопросу о том, где в этом разделенном мире летописцы помещали себя. Как и предыдущий, указанный параграф состоит из двух пунктов.

Пункт, озаглавленный «Направления самоидентификации летописцев XI— начала XII в.», посвящен выявлению круга общностей, с которыми отождествляли себя древнерусские летописцы. Решению данной задачи служит анализ употребления первого лица множественного числа, за исключением тех положений, где соответствующие формы возникают в рамках прямой речи персонажей летописного рассказа. Анализ всей совокупности таких употреблений (ранее в литературе не предпринимавшийся) позволяет говорить о шести направлениях самоидентификации.

Прежде всего, книжники рассматривали себя как часть локального сообщества, обозначавшегося труднопереводимым понятием «Русская земля».

Некоторые авторы полагают, что за соответствующими сочетаниями могло стоять некое религиозное объединение. Однако применительно к раннему периоду данная гипотеза не подтверждается. Очевидно, значение географической и политической составляющих при определении границ «Русской земли» как минимум не уступало значению компоненты религиозной. По частоте встречаемости указанное самоопределение стоит на первом месте.

Впрочем, у летописцев было развито и собственно религиозное самосознание, нашедшее свое выражение уже на первых страницах изучаемого источника. Завершая сопоставление нравов разных народов, книжник пишет: «мы же хрестьяне елико земль. иже вЪрують въ святую Троицю [и] в едино крещенье въ едину вЪру законъ имамъ единъ. яко во Христа крестихомся и во Христа облекохомся». Примечательно, при этом, что составитель Повести временных лет, очевидно, включал в свое «мы» не только христиан восточного обряда, но и сторонников Римской церкви. В данном отношении книжник второго десятилетия XII в. расходился со своими предшественниками XI в., настроенными по отношению к Западу либо сдержанно, либо даже откровенно враждебно. Религиозное самосознание продиктовало второе направление самоопределения составителей Начальной летописи.

Наивысшим для летописного самосознания был даже не общехристианский уровень, а уровень человечества как такового. Выходы на этот уровень прослеживаются в статье 6586 (1078) г., а также в рассуждениях об ангельском чине, помещенных под 6618(1110)—6619 (1111) гг. Такое общечеловеческое мышление составило третье направление самоопределения древнерусских летописцев XI—начала XII в. Кроме того, летописцам были знакомы представление о языковом тождестве всех славян, а также корпоративное самосознание братии Киево-Печерского монастыря.

Наконец, дважды — в рассказе о славянской грамоте и в эпитафии Владимиру Святославичу, помещенной под 6523 (1015) г., — книжник говорит о «своих» как о группе, связанной единством происхождения. В первом случае это выражается в упоминании о происхождении руси, которая одновременно отождествляется с «нашими» («от негоже языка и мы есмо русь»), а во втором — в словах о «прародителях наших», погибших «в прельсти дьяволи», не успев приобщиться ко христианству. Упоминание проявлений этнического самосознания на шестом месте продиктовано не только стилистическими соображениями, но и относительно небольшим «удельным весом» этого направления самоотождествления (2 из 23 рассмотренных фрагментов). В то же время, нельзя не признать, что этническое самосознание все-таки оказало определенное воздействие на самоидентификацию летописцев XI—начала XII в.

Второй пункт параграфа назван «Летописная эпитафия Владимиру Святославичу: история формирования текста» и посвящен определению того, когда фрагменты, выражающие этническое самосознание книжников, появились в составе Начальной летописи. Применительно к отрывку из сообщения о возникновении славянской письменности задача решается сравнительно просто, т.к. все это сказание отсутствует в Новгородской I летописи младшего извода. Очевидно, рассуждение об апостоле Павле — учителе руси было вставлено в летописный текст только во втором десятилетии XII в.

Сложнее оказывается вопрос о формировании эпитафии Владимиру. Вариант надгробного слова, сохраненный новгородской традицией, короче, чем в Ипатьевской, но полнее, чем в Лаврентьевской. Более того, местная версия посмертной похвалы заканчивается явно испорченной фразой, что наводит на мысль об ошибке переписчика, пропустившего по тем или иным причинам значительную часть копируемого текста.

Содержание летописной эпитафии не свидетельствует о ее гетерогенности. Более того, в таком древнем по составу произведении как Память и похвала Владимиру имеется рассуждение, которое можно расценить как полемику со статьей 6523 (1015) г. относительно прославления Владимира чудесами. Указанные обстоятельства также убеждают в раннем происхождении полного варианта обсуждаемого сообщения. Естественно предположить, что полный вариант известия о кончине князя читался уже как минимум в составе Начального свода.

Вместе с тем, искажение текста, наблюдаемое в Новгородской I под 6523 (1015) г., сопоставимо с тем, как неожиданно, на полуслове обрывается в той же летописи рассказ 6582 (1074) г. о кончине Феодосия Печерского. Оба раза книжник подошел к переписываемому тексту совершенно механически, что не вполне типично для рукописной традиции Начальной летописи. Скорее всего, у обоих казусов одна причина — пополнение текста Новгородской I младшего извода по некоему дефектному списку Повести временных лет. Однако это вынуждает признать, что новгородская летопись не может служить надежным источником для восстановления Начального свода не только в описании событий третьей четверти XI в., но и в части, касающейся смерти Владимира. Ссылка на Память и похвалу также не слишком убедительна, поскольку формальной переклички между двумя памятниками нет. Более того, самая краткая версия надгробного слова по князю сохранилась в составе Слова о том, како крестися Владимир, возьмя Корсунь и особом виде проложного сказания о Борисе и Глебе. Эти произведения посвящены разным событиям, но эпитафии Владимиру в них очень похожи. Наиболее очевидным связующим

звеном, которое могло бы объяснить такое совпадение двух текстов, представляется летопись, причем в версии Начального свода. Следовательно, в Начальном своде читалось лишь очень скромное по объему похвальное слово, тогда как все дополнения к нему (а значит и упоминание «прародителей наших») были внесены составителем Повести временных лет.

Итогом главы 2 становится признание того факта, что летописцы владели такой категорией как этнос, однако для их самоописания этничность оказалась практически не нужна.

Диссертация завершается ЗАКЛЮЧЕНИЕМ, в котором подводятся итоги исследования. Организация текста Начальной летописи не способствовала систематическому выражению взглядов на определенную конкретную проблему. Напротив, дискретность летописного изложения прямо препятствует последовательной разработке какой-либо определенной темы. Вместе с тем, изучение всех упоминаний книжников о других народах и о «своих» позволило увидеть, что понимание «наших» как определенного межпоколенного единства, связанного общностью происхождения, не было ни системообразующим в структурном отношении, ни исконно присущим уже первому местному сочинению по истории Руси. Книжники знали о существовании разных этносов, но вплоть до второго десятилетия XII в. не причисляли себя ни к одному из них, предпочитая ориентироваться на категории иного порядка. Ученым еще предстоит определить, какие факторы повлияли на формирование мировидения древнерусских летописцев XI—начала XII в., не предполагавшего интенсивную память о собственных корнях. Свою роль могли сыграть и традиции церкви, и ориентация на византийские образцы, и контакты с Западной Европой. Интересен и вопрос о судьбах масштабно-исторической перспективы, намеченной Начальной летописью (особенно теми фрагментами, где книжник говорит от имени всего человечества в целом), в локальных традициях, возникавших по мере распада Киевской Руси. Вместе с тем, уже сейчас можно уверенно сказать, что первые русские летописцы были способны к подлинно всечеловеческому мышлению, свободному от этнической ограниченности. В умении подниматься на подобные высоты мысли, несомненно, скрывается важнейший исторический опыт.

Основные результаты исследования представлены в 11 печатных работах, в т.ч.

- в ведущих рецензируемых журналах

1 .ДобровольскийД.А. Эсхатологические мотивы в самоидентификации древнерусских летописцев XI—XII вв. // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки». М., 2008. № 4. С. 148—156. (0,5 п.л.)

- прочие

2. Добровольский Д. А. Современные этнополитические представления и Повесть временных лет: К вопросу об осмыслении истории в летописях // Ежегодник историко-антропологических исследований: 2001 / 2002. М., 2002. С. 177—183.(0,5 п.л.)

3. Добровольский ДА. Этнокультурные представления ранних летописцев в языке Повести временных лет И Источниковедческая компаративистика и историческое построение: Тез. докл. и сообщений XV науч. конф. Москва, 30 янв,—1 февр. 2003 г. М., 2003. С. 117—120. (0,25 п.л.)

4. Добровольский Д.А. Приемы работы с источниками в летописании XI— начала XII в. // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст: XV Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 15—17 апр. 2003 г.: Материалы конф. М., 2003. С. 85—90. (0,25 п.л.)

5. Добровольский ДА. Федерация или империя: Политические предпочтения первых русских летописцев // Восточная Европа в древности и средневековье: Проблемы источниковедения: XVII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто; IV Чтения памяти д-ра ист. наук А.А. Зимина. Москва, 19—22 апр. 2005 г.: Тез. докл. М., 2005. Ч. 1. С. 75—77. (0,25 п.л.)

6. Добровольский ДА. Народная религиозность глазами первых русских летописцев: Поучение о казнях Божиих в статье 6576 (1068) г. и его источник // Человек верующий в культуре Древней Руси: Материалы междунар. науч. конф. 5—6 дек. 2005 г. СПб., 2005. С. 26—28. (0,25 п.л.)

7. Добровольский Д. А. Известие Начальной летописи о сыновьях Ноя: Опыт текстологической стратификации // Восточная Европа в древности и средневековье: Восприятие, моделирование и описание пространства в античной и средневековой литературе: XVIII Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 17—19 апр. 2006 г.: Материалы конф. М., 2006. С. 49—53. (0,25 п.л.)

8. Добровольский Д. А. Реконструкция летописания XI—начала XII в. как полидисциплинарная проблема // Единство гуманитарного знания: Новый синтез: Материалы XIX междунар. науч. конф. Москва, 25—27 янв. 2007 г. М., 2007. С. 122—125. (0,25 п.л.)

9. Добровольский Д. А. «Наши» или «русские»: Из наблюдений над самосознанием древнерусских летописцев XI—начала XII в. // Вспомогательные исторические дисциплины — источниковедение — методология истории в системе гуманитарного знания: Материалы XX междунар. науч. конф. Москва, 31 янв.—2 февр. 2008 г. М., 2008. Ч. 1. С. 277— 280. (0,25 п.л.)

10. Добровольский Д.А. Начальная летопись как источник по истории

древнерусской идентичности: Проблемы и решения // Национальная идентичность в проблемном поле интеллектуальной истории: Материалы междунар. науч. конф. Пятигорск, 25—27 апр. 2008 г. Ставрополь; Пятигорск; М., 2008. С. 66—68. (0,25 п.л.)

11. Добровольский Д.А. Вопрос об основании Новгорода в летописании XI— начала XII в. // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33). С. 25— 26. (0,25 пл.)

Подписано в печать: 24.04.2009

Заказ № 1896 Тираж - 70 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499) 788-78-56 \vww.autoreferat.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Добровольский, Дмитрий Анатольевич

Введение.

Глава 1. Этапы развития летописного текста в XI—начале XII в.

§ 1. Объем Повести временных лет.

§ 2. Эволюция летописного текста в XI—начале XII в.

Стратификация текста Повести временных лет как научно-исследовательская проблема.

Редактирование» Повести временных лет во втором десятилетии XII в.

Объем Начального свода.

Древнейшие этапы становления летописного текста

Глава 2. Идея общего происхождения в эволюции самосознания летописцев (XI—начало XII в.)

§ 1. Методика изучения этнического самосознания древнерусских летописцев.

§ 2. Единство происхождения в летописном понимании этноса

Вопросы происхождения этносов в структуре летописного повествования

Этапы формирования летописной генеалогии народов.

§ 3. Единство происхождения в самосознании летописцев XI— начала XII в.

Направления самоидентификации летописцев

XI—начала XII в.

Летописная эпитафия Владимиру Святославичу: история формирования текста

Введение диссертации2009 год, автореферат по истории, Добровольский, Дмитрий Анатольевич

Любая культура создается как реализация известных потребностей — простейших (потребность в пище, жилье, защите от врагов) и более сложных (например — потребность в прекрасном). В свою очередь, иерархия потребностей формируется тем, как человек понимает свое место в жизни, т.е. его самосознанием. Не будет большим преувеличением сказать, что самосознание является одним из краеугольных камней цивилизации. Изучение самосознания автора, и в частности — установление того, к какой группе (или группам) он себя причисляет, является« важнейшей задачей интерпретации любого исторического источника.

Самосознание жителей домонгольской Руси нашло свое выражение в разных произведениях, от Слова о Законе и Благодати митрополита

1 2 Илариона до берестяных грамот . Свое место в этом ряду принадлежит и

Начальной летописи, как современные специалисты собирательно именуют всю совокупность памятников киевского летописания XI—начала XII в., включая различные редакции Повести временных лет [далее: ПВЛ —Д-Д-] и предшествующие ей летописные своды»3.

1 Молдован A.M. «Слово о законе и благодати» Илариона. Киев, 1984. 2

Так, в берестяной грамоте № 105 (60-е—70-е гг. ХП в.) обнаруживается характерный пример предельно узкой трактовки понятия «Русь», охватывавшего в некоторых контекстах только Киев, Чернигов и Переяславль: «оже то еси казале НесъдЬ вЪверичь тихъ деля коли то еси приходиле въ Рус[ь] съ Лазъ[в]къмъ тъгъдъ възяле у мене Лазъвке Переяславле» (Цит. по: Зализняк A.A. Древненовгородский диалект. 2-е изд., перераб. М., 2004. С. 356; буквы в квадратных скобках читаются предположительно). Благо даря.этому документу известное представление о распаде первоначального древнерусского государства на отдельные земли становится существенно более конкретным. з

Гиппиус A.A. Рекоша дружина Игореви.: К лингвотекстологической стратификации Начальной летописи // Russian Linguistics. 2001. Vol. 25. P. 172, прим. 2.

Более того, текст летописи формировался на протяжении не одного десятилетия и заведомо превосходит то же Слово о Законе и Благодати по объему. С другой стороны, в летописи, как известно, излагается не всеобщая история, а только история одного региона, именуемого «Русская земля». Наконец, летописные известия регулярно дополняются морально-этической оценкой излагаемых событий [I: 14—16, 79—81, 130—131 и др.]4. Таким образом, видовые особенности Начальной летописи создают особенно благоприятные условия для выражения собственной* позиции, а потребности такого самоопределения, в свою очередь, заставляют человека описывать свое самосознание. Это превращает летописание XI—начала XII в. в наиболее удобное поле для отработки приемов изучения самосознания-древнерусских книжников домонгольскоюпоры.

Определяющее значение летописания было отмечено уже в первом специальном труде по истории русского самосознания, написанном

4 Здесь и далее цифры в квадратных скобках обозначают ссылки на текст летописей по томам последнего переиздания Полного собрания русских летописей [далее: ПСРЛ], перечисленным в Списке источников и литературы. Римская цифра до двоеточия соответствует номеру тома, и сопровождается, если необходимо, указанием на часть или выпуск. Арабская цифра после двоеточия соответствует номеру страницы или столбца, в зависимости от системы пагинации, принятой в данном конкретном издании. Ссылки на вспомогательный аппарат цитируемых томов ПСРЛ (статьи, указатели и т.д.), а также ссылки на иные издания источников даются в соответствии с принятыми стандартами.

Тексты источников приводятся в упрощенной орфографии с сохранением только ъ на концах слов и Титла раскрываются, выносные буквы вносятся в строку с восстановлением пропущенного. Пунктуация соответствует пунктуации, принятой в цитируемом издании, однако «средние точки», употребляемые в отдельных томах ПСРЛ для передачи «средних точек» рукописи, заменяются на обычные точки, знак «четыре точки» (■/, * -), если он сохранен издателем, передается знаком +, росчерки не сохраняются. Этнические именования пишутся всегда со строчной буквы, выбор между строчной и заглавной буквой в написании слова Бог следует современной практике. Квадратные скобки в цитатах обозначают конъектуры, введенные издателями цитируемого текста, многоточие в ломаных скобках указывает на разрыв цитаты.

М.О. Кояловичем. «И в самой основе своей, — писал ученый, — а тем более вместе с своими вставочными статьями и частями наша Древняя или Начальная летопись носит на себе явно общерусский характер, выражает то государственное единство, какое столь решительно преобладало у нас в X, в первой половине и в конце XI и в начале XII веков». Более того, «сознание единства у автора или авторов нашей Начальной летописи идет дальше государственности и обнимает более внутренние явления нашей исторической жизни. Наша Начальная летопись хорошо знает народное единство всех славянских племен, населявших Россию. Мало того, она хорошо знает единство всех славянских племен, хотя бы они были и за пределами Русского государства. Нельзя также не отметить ее глубокого1 уважения к славянскому апостольству св. Кирилла и Мефодия, к славянской грамоте и вообще к книжному учению. Наша Начальная летопись есть поистине величественный памятник славянского и русского сознания и в то же время памятник несомненно богатых задатков Европейской цивилизации русского народа»5. Иначе говоря, уже в самом, начале дискуссии была сформулирована гипотеза об этническом характере самосознания' летописцев, воплотившемся в представлении о единстве восточных, южных и западных славян.

Схожие трактовки летописи были предложены советскими учеными второй половины 30-х—начала 50-х гг. XX в. Так, Б.Д. Греков отмечал, что «"Повесть [т.е. ПВЛ — ДДТ в том виДе> в каком она дошла до нас, есть произведение, над которым трудилось несколько поколений летописцев, пересматривавших и продолжавших работу своих предшественников. Каждый из них был сыном своего времени и своей среды, но все они были детьми одной матери родины и отвечали в сущности на один^ вопрос: как сложилось великое государство, "ведомое и слышимое всеми* концами

5 Коялович М. О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Изд. 4-е. Минск., 1997. С. 57—58. земли"». Появление такого сочинения, полагал ученый, является прямым следствием возникновения этнического самосознания, поскольку «только народ, осознавший самого себя, мог создать произведение, достойное себя»6. О глубоко народном характере летописной деятельности писал В.В. Мавродин, по мнению которого «"Повесть временных лет"' все время подчеркивает свое отношение к физическим и моральным качествам.русских людей, подчеркивает любовь к Руси, к земле Русской, к русским людям». Начальная летопись, продолжает автор цитируемой работы, «проникнута бесхитростной гордостью за свою страну и свой народ и, повествуя об их историческом пути, старается привить своему читателю любовь к тому, что дорого авторам наших летописных источников, прошлому, настоящему и будущему своей Руси» . Наконец, Д.О. Лихачев« не только указал на принципиальную укорененность летописания в фольклорной традиции8, но и выделил патриотические мотивы в качестве одного из стержневых элементов, обеспечивающих устойчивость художественной структуры летописного рассказа. «Единство летописи как исторического и литературного произведения, — полагал исследователь, — не в заглаженности швов- и не в уничтожении следов кладки, а в цельности и

6 Греков БД. Избр. тр. М., 1959. Т. 2. С. 325. Ср. также: Там же. С. 334—336, 507, 515—516; он же. Киевская Русь. M.; JL, 1944. С. 335, 344—345; он же. Культура Киевской Руси. М.; Л., 1944. С. 54, 71—73. 7

Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. JL, 1945. С. 396; ср. также: он эюе. Древняя Русь: (Происхождение русского народа и образование киевского государства). М., 1946. С. 307—308; он же. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 166; он же. Происхождение русского народа. Л., 1978. С. 144—145.

ЛихачевД.С. «Повесть временных лет»: Историко-литературный очерк // Повесть временных лет. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С. 274—290; ср. также: он же. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М; Л., 1947. С. 100—114; он же. Великое наследие: Классические произведения литературы Древней Руси // Лихачев Д. С. Избр. работы. Л., 1987. Т. 2. С. 46—63. стройности всей большой летописной постройки в целом, в единой мысли, которая оживляет всю композицию. Летопись — произведение монументального искусства, она мозаична. Рассмотренная вблизи, в упор, она производит впечатление случайного набора кусков драгоценной смальты, но окинутая взором в ее целом, она поражает нас строгой продуманностью всей композиции, последовательностью1 повествования, единством и грандиозностью идеи, всепроникающим патриотизмом содержания»9.

Мысль М.О. Кояловича двигалась по восходящей от «единства славянских племен, населяющих Россию» к «народному единству всех славянских племен». Как следствие, дореволюционному историку было бы, скорее всего, чуждо то настойчивое акцентирование не общеславянской идентичности, а именно «русскости» летописца, которое можно наблюдать в. работах Б.Д. Грекова, В.В. Мавродина и Д.С. Лихачева. В свою очередь, советские исследователи отмечали внимание книжников к теме славянского единства (а позднее, в 60-е гг. XX в., даже полемизировали с теми, кто связывал зарождение соответствующих представлений с историческими концепциями эпохи романтизма10). Однако «широкие обобщения всемирно-исторического масштаба» считались всего лишь фоном, предназначение которого — максимально ярко представить идею о величии русского народа и созданного им государства Русь. В частности, Б.Д. Греков писал, что «отдав дань идее славянского единства, бросив клич о славянском культурном единении через язык и грамоту как раз в то время, когда славянство переживало тяжелые времена <.>, Нестор спешит перейти к 9

Он же. «Повесть временных лет» С. 297; ср. также: он же. Национальное самосознание Древней Руси: Очерки из области русской литературы XI—XVII вв. М.; Л., 1945. С. 20—24, 40^6; он же. Избр. работы. Т. 2. С. 74.

10 Королюк В.Д. К вопросу о славянском самосознании в Киевской Руси и у западных славян в X—ХП вв. // История, культура, фольклор и этнография славянских народов: VI Междунар. съезд славистов (Прага, 1968): Доклады сов. делегации. М., 1968. С. 98—113. главному предмету своего исследования — судьбам народа русского»11, а Д.С. Лихачев видел предназначение летописи в прославлении Русской земли12. Вместе с тем, такое перераспределение акцентов остается, по сути дела, единственным различием в оценке самосознания летописцев между дореволюционной и классической советской историографией конца 30-х— начала 50-х гг. В остальном же все четверо авторов представляют, применительно к обсуждаемому вопросу, одно направление и один стиль мысли. Системообразующими характеристиками этого стиля являются, во первых, заостренная публицистичность (обнаруживающая себя* хотя бы в обилии качественных прилагательных), а во-вторых — убежденность в том, что этническая составляющая была ключевой для самосознания всех книжников, которые участвовали в летописном деле на протяжении XI— начала XII в.

Иной подход к обсуждаемой проблеме представляют работы А.Н. Насонова. Как и другие упомянутые выше авторы, А.Н. Насонов высоко оценивал этническое самосознание летописцев. По его мнению; ПВЛ возникла «в условиях государственной и народной жизни, способствовавших утверждению представления о широкой восточноевропейской общности, политической и этнической», и несла в себе «можно сказать, откровение о русском народе, новое понимание народа — Руси»13. Полемизируя с неназванными «исследователями» в начале 50-х гг., А.Н. Насонов отмечал, что «общерусский характер "Повести временных лет"» является «вполне закономерным» и соответствует объективному ходу «процесса дробления

11 Греков Б.Д. Избр. тр. Т. 2. С. 335.

12 Лихачев Д.С. «Повесть временных лет». С. 333.

13

Насонов А.Н. Начальные этапы киевского летописания в связи с развитием древнерусского государства // Проблемы источниковедения. М., 1959. Вып. 7. С. 442; он же. История русского летописания XI—начала ХУШ века: Очерки и исследования. М., 1969. С. 57. киевской "державы"», обозначившегося в конце XI—начале XII в.14.

Не было принципиально новым и обращение ученого к истории летописания, поскольку однозначно против неизбежной при* этом «формальной трактовки источниковедческих проблем» высказывался только В.В. Мавродин15, тогда как М.О. Кояловичу было важно полемизировать с К.Н. Бестужевым-Рюминым16, Б.Д. Греков считал работу по вычленению «составных элементов» летописного рассказа сложной, но совершенно

1V неизбежной , а по мнению Д.С. Лихачева летопись в принципе невозможно понять иначе, как в динамике ее становления18.

В то же время, А.Н. Насонов не считал общерусский патриотизм неотъемлемым свойством- всех без исключения летописных сводов' XI— начала XII в. Напротив, ученый отмечал, что хотя Чернигов и Переяславль «были уже в первой половине X в. важнейшими городами "Русской земли"», их «древнейшие судьбы» никак не отразились в летописи. С другой стороны, продолжал исследователь, книжник демонстрирует «исключительный интерес <.> к судьбам Древлянской.земли в-Х в., вернее, к истории освоения Древлянской- земли киевским столом, т.е. к тому, что должно было преимущественно интересовать именно киевскую знать»19. Таким образом, в Начальной летописи обнаруживались не только общерусские, но и областные тенденции.

Высказывания А.Н. Насонова относительно времени возникновения этого локального киевского патриотизма весьма расплывчаты. С одной стороны,

14 Он же. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства: Историко-географическое исследование // Он же. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Монголы и Русь. СПб., 2002. С. 26.

15 Мавродин В.В. Образование древнерусского государства. С. 66—67.

16 Коялович М.О. Указ. соч. С. 52—56.

17 Греков Б.Д. Избр. тр. Т. 2. С. 18—24.

18

Лихачев Д.С. «Повесть временных лет». С. 298.

19 Насонов А.Н. История русского летописания. С. 43. ученый допускал, что дошедший до нас летописный текст приобрел «одностороннюю "областную" киевскую окраску» в.результате всей работы

9П над ним на протяжении XI в. .С другой стороны, отмечалось и то, что наиболее вероятным вдохновителем новой тенденции* мог оказаться князь

Ярослав, «возглавлявший южнорусскую знать»21. Соответственно, появление местного патриотизма следовало бы связывать с 1030-ми—первой половиной

1050-х гг. В любом случае, впрочем, необходимо признать, что самосознание летописцев не казалось исследователю однородным. Появились основания, противопоставлять разные этапы летописной деятельности, по уровню' развития этнического самосознания, выделяя ПВЛ как «первый летописный памятник (начала XII в;), в котором с полной ясностью утверждалось иосмысливалось понятие Руси* в широком значении, как совокупности разных не только южнорусских) восточнославянских этнических групп, или 22 племен"» . В совокупности с постановкой вопроса о признаках, по которым летописцы отличали Русь от окружающих ее «иных языков» (т.е., покути дела, о предметном содержании летописного «патриотизма»)23, такая текстологическая выстроенность сделала позицию А.Н. Насонова менее идеологизированной, чем у других ученых. Именно концепцию А.Н. Насонова взяли за основу характеристики русского летописания авторы соответствующего раздела коллективной монографии о славянском самосознании эпохи раннего средневековья, подготовленной в начале 80-х гг. в Институте славяноведения и балканистики АН СССР24.

Наконец, в последнее время самосознание летописцев изучается в двух

20 ~

Лам же.

21 Там же. С. 46.

22 Там же. С. 68.

23 Там же. С. 69.

24

Рогов А.К, Флоря Б.Н.] Формирование самосознания древнерусской.народности: (По памятникам древнерусской письменности X—ХП вв.) // Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М., 1982. С. 110—117. направлениях.

С одной стороны, появился ряд исследований Начальной летописи, в которых проблема самосознания книжников изучается в рамках семиотической парадигмы гуманитарного знания25. Уподобляя этносы фонемам или словоформам, различаемым по комплексу «дифференциальных 26 признаков» , представители данного направления ставят вопрос о том, какие из черт, разделяющих разные группы людей, являются для летописного самоопределения ключевыми, а какие — второстепенными. В' результате становится возможной типологическая оценка выраженного в летописи самосознания, что составляет, несомненно, важнейшую задачу исторического изучения обсуждаемой проблемы. Поскольку же семиотический подход объединяется с исследованиями истории летописного текста, то открывается пространство для постановки вопроса о динамике

25

Толстой Н.И. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» // Исследования по славянскому историческому языкознанию: Памяти проф. Г.А. Хабургаева. М., 1993. С. 4—12; То же // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1. С. 441—447; Живов В.М. Об этническом и религиозном самосознании Нестора Летописца // Слово и культура: Памяти Н.И. Толстого. М., 1998. Т. 2. С. 321— 337; То же // Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М., 2002. С. 170—186; Ведюшкина И.В. «Чувство-мы» в Повести временных лет // Восточная Европа в древности и средневековье: Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей: Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Москва, 18—20 апр. 1994 г.: Тез. докл. М., 1994. С. 5—8; она же. Формы проявления коллективной идентичности в Повести временных лет // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового Времени. М., 2003. С. 286—310; она же. Историческая память домонгольской Руси: Религиозные аспекты // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового Времени. М., 2006. С. 554—608; Вшкул Т.П. О проявлениях летописного патриотизма («наши» в летописании XI—ХП вв.) // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового Времени. М., 2003. С. 311—320; Пчелов Е.В. Патриотизм в средневековой Руси: Проблемы исследования // Патриотизм — духовный стержень народов России. М., 2006. С. 28—44.

26

Из истории русской культуры. Т. 1. С. 441. самосознания в XI—начале XII в.

С другой стороны, проблемы самосознания косвенно затрагиваются при изучении летописного отношения к «чужим». Чаще всего, предметом такого рода работ являются эмоциональные составляющие мировоззрения летописцев, а проще говоря — оценки, которые книжники давали известным на Руси чужеземцам27. Представленные в статье А. Каппелера наблюдения над лексикой, использовавшейся для' описания иных этносов, затрагивают лишь отдельные примечательные словоупотребления без постановки вопроса по о репрезентативности изученного материала . В то же время, разделяя-представленные в источниках образы чужаков на хорошие и плохие необходимо в каждом случае формально доказать, почему данное упоминание о «другом» — негативное, а следующее, напротив, позитивное. Поиск таких доказательств не может не привести к вопросу о структурах самосознания и критериях отличения своих от чужих.

Вместе с тем, расчет лет, помещенный в первой1 годовой статье ПВЛ, заканчивается на сообщении, что «от смерти Ярославли до смерти Святополчи лЪт 60» [I: 18]. Очевидно, работа над последней формой

07

Демин A.C. «Языци»: Неславянские народы в русской литературе XI—XVIII вв. // Древнерусская литература: Изображение общества. М., 1991. С. 190—204; он э/се. «Свои» и «чужие» этносы в «Повести временных лет» // Славянские литературы: XI Международный съезд славистов: Доклады российской делегации. М., 1993. С. 3—14; он же. Художественные миры древнерусской литературы. М., 1993. С. 36—47; он же. О художественности древнерусской литературы. М., 1998. С. 555—673; Древнерусская литература: Восприятие Запада в XI—XTV вв. / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и др. М., 1996; Древняя Русь и Запад: Науч. конф.: Книга резюме. М., 1996; Древнерусская литература: Тема Запада в ХШ—XIV вв. и повествовательное творчество / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и др. М., 2002; Николаева КВ. Семантика «своих» и «чужих» в

Повести временнных лет: автореф. дис. канд. культурологии : 24.00.01. М., 2003.

28

Kappeler А. Ethnische Abgrenzung: Bemerkungen zur ostslavischen Terminologie des Mittelalters // Geschichte Altrusslands in der Begriffswelt ihrer Quellen: Festschrift zum 70. Geburtstag von G. Stökl. Stuttgart, 1986. S. 124—138. обсуждаемого текста остановилась еще в правление Владимира Мономаха, занявшего киевский престол после смерти Святополка Изяславича в 1113 г. Более того, выходная запись игумена Михайлова Выдубицкого монастыря Сильвестра сохранившаяся в составе Лаврентьевской и Радзивиловской летописей [далее: Лавр, и Радз. соответственно], свидетельствует, что одна из копий произведения.была изготовлена уже в 1116 г. . Однако древнейшая из русских летописей, дошедшая до нас физически, — это Синодальный список Новгородской I летописи [далее: Новг. I] старшего извода. По самым оптимистическим оценками Т.В. Гимона и A.A. Гиппиуса, создание основной части данной рукописи следует датировать временем после 1234 г.30, причем эта точка зрения- не находит полной поддержки у

29

Определяя момент изготовления рукописи, игумен Сильвестр с одной стороны указал на 1116 г. («в 6624 индикта 9 лЪто»), а с другой — воспользовался двусмысленным оборотом в то время («а мнЪ в то время игуменящю. у святаго Михаила» [I: 286; ХХХУШ: 103]). Это позволило ряду специалистов прочитать выходную запись как воспоминание и связать ее появление не с окончанием работы Сильвестра над рукописью, а с переводом выдубицкого игумена в 1118 г. на епископскую кафедру в Переяславль (Алешковский М.Х. Первая редакция Повести временных лет // Археографич. ежегод: За 1967 г. М., 1969. С. 17; он же. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения в Древней Руси. М., 1971. С. 49—50; Кузьмин А.Г. Индикты Начальной летописи: (К вопросу об авторе Повести временных лет) // Славяне и Русь. М., 1968. С. 312; Гиппиус A.A. К проблеме редакций Повести временных лет: П // Славяноведение. 2008. №2. С. 21). Вместе с тем, никто из упомянутых исследователей не подвергает сомнению помещенную в выходной записи дату. Напротив,. A.A. Гиппиус полагает, что возможен даже компромисс между указанием приписки на 1116 г. и гипотезой об использовании Сильвестром редакции ПВЛ, изготовленной для сына Владимира Мономаха Мстислава в следующем 1117 г.: необходимо лишь допустить, что рукопись Сильвестра содержала несколько вставных тетрадей. Значит, даже если приписка возникла только после назначения выдубицкого настоятеля, епископом в Переяславль, какой-то вполне пригодный к переписыванию текст ПВЛ существовал уже в 1116 г.

30

ГимонТ.В., Гиппиус A.A. Новые данные по истории текста Новгородской первой летописи // Новгород, историч. сб-к. СПб., 1999. Вып. 7 (17). С. 18—47. специалистов, часть из которых настаивает на более острожной датировке памятника «второй половиной XIII в.»31. Иначе говоря, от момента создания ПВЛ до момента появления первых доступных непосредственному наблюдению ' рукописей прошло не менее ста — ста пятидесяти лет. В результате любой исследователь Начальной летописи вынужден так или иначе затрагивать проблему реконструкции недошедшего до нас в оригинале текста XI—начала XII в.

Более того, на первых же страницах знаменитых «Разысканий о древнейших русских летописных сводах» A.A. Шахматов указал порядка десяти нестыковок в повествовании ПВЛ, свидетельствующих о наличии в тексте источника нескольких разновременных слоев32. Свои ряды нестыковок приводятся у М.Д. Приселкова33 и М.Х. Алешковского34. Не все из этих наблюдений в равной мере убедительны35, однако в целом вывод исследователей остается непоколебимым — в ПВЛ объединен труд нескольких поколений летописцев.

По мнению самого A.A. Шахматова, разные книжники отличались между

31 КлоссБ.М. Предисловие к изданию 2000 г. // ПСРЛ. М., 2000. Т. 3. С. V, УШ, прим. 5.

32

Шахматов А А Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 3—5 (в дальнейшем цитируется по современному переизданию: Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах // Шахматов А.А. История русского летописания. СПб., 2002. Т. 1, кн. 1. С. 20—483)

33

Приселков МД. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 50.

34

Алешковский М.Х. Повесть временных лет. С. 16—20.

35

В частности, М.Д. Приселков считает несовместимыми известия 6485 (977) г. и 6552 (1044) г., поскольку в первом отмечается, что «могила» Олега Древлянского «есть <.> и до сего дне у Вручего» [I: 75], а согласно второму «кости» братьев Владимира были крещены и перезахоронены в Десятинной церкви [I: 155] {Приселков М.Д. История русского летописания. С. 50). Однако перемещение останков вовсе не требовало ликивидации курганов над могилами или иных надгробных сооружений, так что неразершимого противоречия между двумя известиями нет. собой только в трактовке ограниченного числа политически злободневных сюжетов, тогда как общая концептуальная основа Начальной летописи оставалась практически неизменной. Однако уже Н.К. Никольский сожалел, что «в восстановляемой <.> истории летописных сводов XI« в. мы не видим признаков смены не сводческой, а историографической- работы, происходившей в> этом столетии, <.> хотя результаты наблюдений самого A.A. Шахматова содержат ряд ясных и прямых указаний на участие идеологических влияний при составлении не только отдельных статей; но й целых сводов. XI в., ясно выразившееся* и в-появлении на свет наличной редакции Повести временных лет»36. Замечания Н.К. Никольского получили развитие в работах Д.С. Лихачева, по мнению которого «в летописи отражена^ не только идеология тех или иных феодальных центров», но и представления^ дружины, боярства и церкви, причем каждая« из этих составляющих имела собственную динамику . Видимо, эволюция летописного текста воплощала в. себе не только сиюминутную политическую конъюнктуру, но. и сдвиги фундаментальных ценностных структур: Но это значит, что «взаимодействие культурно-исторической и сравнительно-текстологической перспектив» при интерпретации™ обсуждаемого является не просто возможным (как о нем

5 о пишет СЛ. Сендерович ), а совершенно необходимым. Иначе произведение, рожденное во взаимодействии нескольких разных взглядов на мир, останется принципиально непонятным. Однако на практике совмещение двух ракурсов прочтения текста связано с рядом весьма существенных проблем.

Б.Д. Греков, Д.С. Лихачев и А.Н. Насонов опирались на версию истории древнейшего летописания, представленную в классических работах

36

Никольский Н.К. Повесть временных лет как источник для истории, начального периода руской письменности и культуры: К вопросу о древнейшем русском летописании. Л., 1930. Вып. 1. С. 23.

37

Лихачев Д.С. «Повесть временных лет». С. 295—297.

38

Сендерович С.Я. Метод Шахматова, раннее летописание и проблема начала русской историографии // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1. С. 480.

A.A. Шахматова — в уже упомянутых «Разысканиях.», а также и в лд неоконченном издании ПВЛ . Более того, Д.С. Лихачев отмечал, что «вставки в тексте "Повести временных лет" были обнаружены различными

40 исследователями» , и даже констатировал известную ограниченность методологии своего знаменитого предшественника, для которого «не существовало глубоких сдвигов в общественном сознании»41. Иначе говоря, отношение знаменитого советского филолога к построениям^ дореволюционного предшественника было если не скептическим, то во всяком случае сдержанным. Однако переходя от изложения общих принципов к конкретике, Д.С. Лихачев возвращается в рамки шахматовской схемы, существенно расходясь с ней только в определении исходной точки летописной,деятельности: если по А.А.Шахматову это был составленный при Ярославе Древнейший свод, то по Д.С. Лихачеву — Сказание о распространении христианства на Руси42.

Обращения к авторитету A.A. Шахматова присутствуют и в трудах современных исследователей летописного самосознания43. Отдельные

44 критические высказывания о некоторых элементах классической схемы общую картину принципиально не меняют.

Однако в целом ряде случаев о «позиции Шахматова» можно говорить лишь с известной» долей условности, причем некоторые из таких случаев

39

Шахматов A.A. Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. 1 (в дальнейшем цитируется по современному переизданию: Шахматов A.A. История русского летописания. СПб., 2003. Т. 1, кн. 2. С. 527—977); он же. «Повесть временных лет» и ее источники // Тр. / Ин-трус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. [далее: ТОДРЛ]. Л., 1940. С. 9—150.

40 Лихачев Д.С. «Повесть временных лет». С. 300.

41 Там же. С. 295.

42 Там же. С. 300—349.

43 Ср.: Ведюшкина И.В. Формы проявления. С. 288, 299, 301—302; Живов В.М. Разыскания в области истории. С. 171, прим. 2, 173, 183.

44 Живов В.М. Разыскания в области истории. С. 180—181, прим. 7. имеют прямое отношение к изучению самоопределения летописцев^ Так, специалисты придают большое значение рассказу о расселении дунайских славян [I: 5—6]. Детальный анализ этого фрагмента является неотъемлемым элементом всех упомянутых выше публикаций. В подготовленном A.Ä. Шахматовым издании ПВЛ рассказ о славянах атрибутирован составителю последней45. Но в статье 1900 г. ученый.выдвигал иное решение, допуская, что «рассказ о столпотворении и расселении славян восходит к Начальному своду»46. Едва ли- можно1 понять смысл этих колебаний без обращения к источниковой основе каждой'новой серии аргументов.

Более того, критика построений A.A. Шахматова^ не ограничивается-замечаниями В.М. Истрина47, Н.К. Никольского48 и С.А. Бугославского49, сформулированными в 20-е—30-е гг. прошлого века и детально рассмотренными JI.B. Черепниным и А.Н. Насоновым50. Благодаря, работам' Л. Мюллера;, М.Х. Алешковского, А.Г. Кузьмина, О.В. Творогова, A.A. Гиппиуса, А. Тимберлейка и других полемика об истории текста Начальной летописи вышла-на принципиально новый уровень51, и сегодня'

45

Шахматов A.A. Повесть временных лет. С. 582—584.

46

Он же. Начальный Киевский летописный свод и его источники // Шахматов A.A.

История русского летописания. СПб., 2003. Т. 1, ч. 2. С. 183.

47

Истрин В.М. Замечания о начале русского летописания: По поводу исследований A.A. Шахматова в области древнерусской летописи // Изв. / Отд. рус. яз. и слов. РАН. Пг., 1923. Т. 26. С. 45—102; то же // Там же. Л., 1924. Т. 27. С. 207—251.

48 Никольский Н.К. Повесть временных лет. С. 1—6, 20—30, 34—36.

49 Бугославский С.А. «Повесть временных лет»: (Списки, редакции; первоначальный текст) // Бугославский С.А. Текстология Древней Руси. М., 2006. Т. 1. С. 281—312; ср.: он же. Повесть временных лет // Там же. С. 14, 16—18.

50 Черепнин JI.B. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие-ей летописные своды // Историч. записки. [М.; JL], 1948. Т. 25. G. 296—299;,Насонов А.Н. История русскоголетописания. С. 14—18.

51 Число этих работ велико, и даже простое изложение представленных позиций требует углубления в конкретные детали. Представляется целесообразным перенести шахматовская схема является «скорее достоянием университетских курсов, со чем предметом? сколько-нибудь широкого научного консенсуса» . Такаяг переоценка классического наследия в полной мере соответствует, взглядам? самого А.А. Шахматова, который- считал свои соображения- всего лишь рабочими гипотезами, нуждающимися в критической, проверке53. Однако в результате общепризнанная модель сменяется1 разноголосицей- мнений, выбора между которым; становится самостоятельной научно-исследовательской задачей^

Существует и еще: одна проблема, тесно связанная с вопросом об этническом; самосознании летописцев. Это проблема« относительности! большинства; «фундаментальных» категорий культуры, в т.ч. категории «этнос». «Языки очень неоднородны подхарактеру своей лексики; Различия, которые кажутся нам- неизбежными, могут полностью игнорироваться языками, отражающими совершенно иной тип культуры, а эти последние в свою очередь могут проводить.различия; непонятные для нас», писал одни из основоположников современного? языкознания- Э; Сепир54. Правда, современная последовательница Э. Сепира А. Вежбицкая признает, что «по мере того, как общество меняется», некоторые понятия и соответствующие им слова «могут также постепенно видоизменяться и отбрасываться». «В этом смысле инвентарь понятийных орудий общества никогда не "детерминирует" полностью его мировоззрение <.>; Аналогичным образом развернутый анализ соответствующей литературы в основную часть данного исследования. Там же приводятся и все необходимые ссылки.

52

Гиппиус A.A. К проблеме редакций Повести временных лет: I // Славяноведение. 2007. № 5. С. 20.

53

Шахматов A.A. Заметки к древнейшей; истории русской церковной , жизни // Научный исторический журнал. 1914. Т. 2, вып. 2. №-4l G. 45 (рец. на: Приселков М.Д. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси Х-—ХП вв. СПб;, 1913);

54 Сепир Э. Язык // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. 2-е изд. М., 2001.С. 243. взгляды отдельного индивида никогда не бывают полностью "детерминированы" понятийными орудиями; которые ему дает его родной язык, частично оттого, что всегда найдутся альтернативные способы выражения»55. Вместе с тем, существует и инерция» языка56, а значит преодоление сложившихся мыслительных стереотипов требует определенных усилий, которые не каждому даются. В итоге, пишущий вынужден постоянно нащупывать компромисс между творческой свободой мысли и ограниченным кругом средств, выражения, предоставляемых существующей культурой:

Относительность «исконных» понятий и «естественных» представлений, осознается не только, в, лингвистической, но и в исторической науке. Дискуссия вокруг «Категорий средневековой, культуры» А .Я. Гуревича демонстрирует, что современные исследователи с предельным недоверием относятся ко многим основополагающим «универсалиям» человеческого опыта, поскольку в большинстве своем эти. понятия оказываются весьма

СП недавними изобретениями, чуждыми самому стилю средневековой мысли . Правда, «вопрошать прошлое о том, что нас не волнует, невозможно». Историк не может полностью отречься от себя, и продолжает артикулировать прежде всего проблемы современности, хотя это и оформляется как разговор

55 Вежбицкая А. Из книги «Понимание культур через посредство ключевых слов» // Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 269.

56 Как пишет та же А. Вежбицкая, «культуроспецифичные слова» не только «представляют собою понятийные орудия, отражающие прошлый опыт общества касательно действий и размышлений о различных вещах определенными способами», но и способствуют увековечению этих способов» (Там же).

57

ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры // ГуревичА.Я. Избр. тр. М.; СПб., 1999. Т. 2. С. 15—260; Баткин Л.М. О том, как А.Я. Гуревич возделывал свой аллод // Одиссей: Человек в истории: 1994. М., 1994. С. 5—28; Юрганов А.Л. Категории* русской средневековой культуры. М., 1998; ГуревичА.Я. Из выступления на защите докторской диссертации А.Л. Юрганова // Одиссей: Человек в истории: 2000. М., 2000. С. 295—302; Данилевский И.Н. Продолжение разговора с другом // Там же. С. 302—315. о прошлом. В то же время, работа исследователя, претендующего получить точные и проверяемы результаты, «предполагает две активные стороны», поскольку «ответы» источников на наши «вопросы» могут оказаться непредсказуемыми, и в разной степени соотносятся с познавательными моделями, находящимися в обращении сегодня58.

Неоднозначная познавательная ситуация требует предельно аккуратного обращения с материалом. Чтобы не вчитывать в изучаемые произведения нехарактерные для них смыслы, представляется важным (1) разграничивать изобретение некоего понятия и актуализацию уже существовавших представлений, и (2) отличать сознательное неиспользование определенной категории от недоговоренностей, обусловленных отсутствием подходящих слов и выражений. Применительно к теме данного исследования сказанное означает, что развитие этнического самосознания- должно изучаться во взаимосвязи с развитием категории «этнос» как таковой.

Высказанные соображения определяют структуру предлагаемой работы. Объектом диссертационного исследования является Начальная летопись во всех версиях ее текста, созданных с момента возникновения летописания на Руси до второго десятилетия XII в.

Предмет работы — значение этнической составляющей для самосознания создателей этих произведений.

Указанное понимание объекта и предмета определило цель предпринимаемых разысканий, которой станет выяснение места этнической составляющей в самосознании книжников, трудившихся над Начальной летописью. Достижение данной цели требует решения четырех основополагающих задач.

Во-первых, необходимо построить общую картину эволюции летописного текста на протяжении рассматриваемого периода.

Во-вторых, следует разработать методику изучения самосознания

58 Гуревич А.Я. Предисловие // Гуревич А.Я. Избр. тр. М.; СПб., 1999. Т. 2. С. 11. летописцев и их представлений о других народах.

В-третьих, надо установить, когда книжники, трудившиеся над Начальной летописью, познакомились с такой формой группировки людей, как этносы.

В-четвертых, наконец, предстоит определить, кто из летописцев впервые применил категорию «этнос» к определению своего места в мире.

Основными источниками для»изучения перечисленных вопросов служат русские летописи, сохранившие текст сводов XI—начала XII в., и прежде всего наиболее древние по составу Лавр., Радз., Ипат. и Новг. I (особенно младшего извода). В несколько меньшей степени привлекаются более поздние летописи — Новгородская Карамзинская [далее: Новг. Кар.], Софийская I [далее: Соф. I], Новгородская IV [далее: Новг. IV] и Тверской сборник. Наконец, практически не используются такие произведения как Никоновская [далее: Ник.] и «История Российская» В.Н. Татищева, значение которых минимизируется специфическим отношением авторов к тексту ранних летописей, обусловившим наличие внушительного числа дополнений. Все эти памятники доступны сегодня в научных публикациях, (прежде всего — образующих тома ПСРЛ), а отдельные недостатки этой серии могут быть восполнены с помощью факсимильных изданий59. Отдельные публикации текста ПВЛ, подготовленные С.А. Бугославским60, о

Д.С. Лихачевым и О.В. Твороговым , содержат существенно больше

59

Летопись по Ипатскому списку. СПб., 1871; Летопись по Лаврентиевскому списку. СПб., 1872; Новгородская харатейная летопись. М., 1964; Радзивиловская летопись. СПб.; М., 1994.

60 Повесть временных лет // Бугославский С.А. Текстология Древней Руси. М., 2006. Т. 1. С. 53—279.

61 Повесть временных лет по Лаврентьевской летописи 1377 г. // Повесть временных лет / Подгот. текста, пер., ст. и коммент. Д.С. Лихачева; под ред. В.П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. С. 5—142.

62

Повесть временных лет // Памятники литературы древней Руси: Начало русской конъектур, а разночтения списков — наоборот — передают выборочно, что существенно снижает информативность соответствующих изданий. Реконструкции текстов, подготовленные A.A. Шахматовым, использовались эпизодически и лишь для дополнительных справок, поскольку такого рода издания по определению призваны не столько знакомить с реально сохранившимися источниками, сколько иллюстрировать соображения исследователя относительно первоначального вида изучаемых произведений.

Кроме того, по мере необходимости привлекаются иные сочинения, связанные с летописью на текстуальном уровне — Житие Василия Нового, Изборник 1073 г., Киево-Печерский патерик, Летописец Еллинский и Римский, Откровение Мефодия Патарского, Память и похвала князю русскому Владимиру, проложное сказание о Борисе и Глебе, Слово Златоструя о ведре и казнях Божиих, Слово о Законе и Благодати митрополита Илариона, Слово о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь, Толковая Палея, Хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы.

Наконец, исследования показали, что образность летописного текста (как и вообще древнерусской литературы в целом) в значительной степени определяется образностью Библии, и сопоставление известий летописи со Св. Писанием позволяет увидеть скрытые смыслы сообщений, заложенные с

ГТ расчетом на знатока сакральных текстов . Соответственно, в дальнейшем литературы: XI—начало ХП века. М., 1978. С. 23—277; То же // Библиотека литературы древней Руси. СПб., 1997. Т. 1. С. 62—315.

63

БарацГ.М. О составителях «Повести временных лет» и ее источниках, преимущественно еврейских // БарацГ.М. Собрание трудов по вопросу о еврейском элементе в памятниках древнерусской письменности. Берлин, 1924. Т. 2. С. 82—263; Пиккио Р. Функции библейских тематических ключей в литературном коде православного славянства // Паккио Р. Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003. С. 431—473; он лее. Влияние церковной культуры на литературные приемы Древней Руси // Там же. С. 152— 154; он же. Смысловые уровни в древнерусской литературе // Там же. С. 474—491; Данилевский КН. Библия и Повесть временных лет: (К проблеме интерпретации летописных текстов) // Отеч. история. 1993. № 1. С. 78—94; он же. Повесть временных привлекаются также книги Ветхого и Нового Завета в церковнославянском переводе по Острожской Библии64, в русском Синодальном переводе65, а иногда также — текст Ветхого завета на греческом языке (Септуагинта)66. В совокупности все эти материалы позволяют, как думается, составить представление как собственно об эволюции текста Начальной летописи, так и об интеллектуальном контексте, в котором эта эволюция осуществлялась. Методологической основой исследования служит представление об историческом источнике как о реализованном, продукте человеческой fil деятельности , основанное на определении источника по A.C. Лаппо

ГО

Данилевскому . Современное историческое источниковедение, базовые принципы которого раскрываются в последней монографии О.М. Медушевской, рассматривает знание об истории как результат интерпретации дошедших до нас произведений изучаемой эпохи69. Опираясь на свойства источника как реально существующего объекта, ученый лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004; Ранчин A.M. К герменевтике древнерусской словесности // Ранчин A.M. Вертоград златословный: Древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях. М., 2007. С. 11—23; Ранчин A.M., Лауитин A.B. Еще раз о библеизмах в древнерусском летописании // Там же. С. 24—41.

64

Библия, сиречь книгы Ветхаго и Новаго Завета по языку словенску: [Фототипич. переизд. текста с изд. 1581 г.]. M.; JI., 1988.

65 Библия: Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета: [Репринт, изд.]. М., 1993.

66 Septuaginta: Id est Vêtus Testamentum graece iuxtra LXX interprétés / Edidit A. Rahlfs. [Stuttgart, 1979].

67

Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории: Учеб. пособие / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М., 1998. С. 19—34; Медушевская О.М., Румянцева М.Ф. Методология истории: Учеб. пособие.

М., 1997. С. 37—43, 54—55.

68

Лаппо-Данилевский A.C. Методология истории. М., 2006. С. 285—295.

Медушевская О.М. Теория и методология когнитивной истории. М., 2008. получает возможность надежно верифицировать суждения о прошлом, даже самом отдаленном. Кроме того, критическое отношение к ряду конкретных выводов A.A. Шахматова не дает оснований отрицать теоретическое значение работ ученого, задавших принципиальную модель изучения несохранившихся летописных текстов. Накопленный A.A. Шахматовым опыт работы с произведениями древнерусской письменной традиции был п Л обобщен и развит в работах М.Д. Приселкова, Д.С. Лихачева и Я.С. Лурье . Базовые принципы выработанного подхода, и прежде всего — отношение к тексту как к целому, все части которого взаимосвязаны и не могут быть поняты по отдельности, — это вторая составляющая методологии настоящего исследования. Думается, что сочетание двух указанных подходов позволит получить максимально проверяемые выводы, в том числе и по такой сложной, идеологизированной проблеме как этническое самосознание древнерусских летописцев XI—начала XII в.

70

Приселков М.Д. История русского летописания. С. 42—45; Лихачев Д.С. Русское летописание в трудах A.A. Шахматова // Изв. / АН СССР. Отд. лит. и яз. М., 1946. Вып. 5. С. 418—428; он же. Шахматов как исследователь русского летописания // A.A. Шахматов. 1864—1920: Сб-к статей и материалов. М.; JL, 1947. С. 253—293; он же. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; JL, 1947. С. 14—34; он же. Шахматов — текстолог // Изв. / АН СССР. Сер. лит. и яз. М., 1964. Т. 23. Вып. 6. С. 481—486; он же. Текстология: На материале русской литературы X—XVII веков. Изд. 2-е, перераб. и доп. JL, 1983; ЛурьеЯ.С. О шахматовской методике исследования летописных сводов // Источниковедение отечественной истории: 1975 г. М., 1976. С. 87—107; он же. История России в летописании и в восприятии Нового времени // Лурье Я.С. Россия древняя и Россия новая: (Избранное). СПб., 1997. С. 19—30.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этническое самосознание древнерусских летописцев XI - начала XII в."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В целом, дошедшие до нас источники не дают оснований полностью отрицать значение этнической составляющей для той формы самосознания, которая нашла свое воплощение в древнерусском летописании XI—начала ХП в. В конце концов книжники пришли к осознанию- «своих» как определенного межпоколенного единства, связанного общностью происхождения. Однако данная компонента не была ни системообразующей в структурном отношении, ни исконно присущей уже первому местному сочинению по истории Руси. Книжники знали: о существовании разных этносов, но, как минимум, не спешили причислять себя к одному из них, предпочитая орентироваться на категории-иного порядка.

Рассмотренный материал не позволяет определить, чем обусловлена такая- позиция летописцев — осознанным выбором, в пользу универсализма или подсознательным нежеланием обращаться к соответствующим представлениям. Вместе с тем, разделенный на годовые статьи летописный рассказ в принципе оставляет мало места для осознанного формулирования определенных представлений. В данном отношении разница между осознаным и подсознательно прочувствованным оказывается далеко не приципиальной. Иными словами, стихийность летописного универсализма нисколько не снижает исторической значимости того обстоятельства, что категория «этнос» имела очень малое значение для самосознания книжников XI—начала XII в.

На последнем этапе становления Начальной летописи ценностные установки книжников не радикально, но все-таки изменились. Постановка вопроса об объеме Начального свода не только приводит к заключению о том, что составитель ПВЛ не ограничился редактированием начальной части летописи, но и позволяет выявить фрагменты, включенные книжником второго десятилетия XII в. в повествование о событиях конца предыдущего XI в. Характерными чертами этих интерполяций оказываются мистицизм и поэтизация войны, выражающаяся в описании боевых действий через сравнение с явлениями природы. Все это не было свойственно предыдущим этапам летописания. Тогда же, во втором десятилетии XII в., появились и первые обращения к идее «наших предков». Иными словами, очередной книжник, разошелся с предшественниками по целому ряду ценностных установок. Представляется важным рассмотреть эти изменения в широком историческом контексте, чтобы узнать, не сопровождалось ли появление новых мотивов в летописании созвучными трансформациями в других видах источников, и насколько указанные тенденции соответствуют общему «интеллектуальному климату» времен Владимира Мономаха.

Своеобразная надэтническая позиция книжников, несомненно; должна учитываться при решении вопроса о достоверности Начальной летописи как исторического источника. В летописи упоминается^ порядка сотни разных этносов, в том числе — около десяти восточнославянских племен. Некоторые из упоминаний сопровождаются развернутыми характеристиками. Выясняется, однако, что этот «племенной быт» практически не был для книжников «своим». К тому моменту, когда ситуация хотя бы отчасти поменялась, и племенные традиции смогли получить какое-то значение в глазах летописцев, многие детали подобных традиций могли исчезнуть под воздействием объективных исторических причин. Данное обстоятельство склоняет максимально скептически относиться к приводимым в летописи сведениям о жизни отдельных племенных образований.

Более того, исследование было сосредоточено на анализе одного источника — Начальной летописи в разных ее формах. Данное обстоятельство требует максимальной сдержанности в построении масштабно-исторических конструкций, выходящих за рамки летописного источниковедения. В частности, нельзя утверждать, что оценка этничности, представленная в ПВЛ и предшествующих сводах XI столетия, резко расходилась с той ролью, которая принадлежала этническому самосознанию в рамках дохристианской культуры. В то же время, сами книжники, во-первых, — знали о существовании в их время неких общностей, носящих названия древних славянских племен, а, во-вторых, — признавали генетическую связь современных им племен с племенами времен легендарных Кия, Щека и Хорива. Однако с такой точки зрения фактическое противопоставление «своих» полянам, древлянам, вятичам, радимичам и т.д. превращается в отталкивание от значительной части собственного прошлого. Летописцы словно бы пытаются начать отсчет с чистого листа, противопоставляя «своих» тому миру, из которого сами лишь недавно вышли. Интересно было бы сопоставить ПВЛ и предшествующие ей своды, с другими источниками того же времени (причем не только древнерусскими), чтобы узнать, насколько такая антиисторическая, по сути дела, позиция типична для культуры XI—XII вв. вообще.

Наконец, организация текста Начальной летописи не способствовала систематическому выражению взглядов на определенную конкретную проблему. Напротив, фрагментированность летописного изложения прямо препятствует последовательной разработке какой-либо определенной темы. Вместе с тем, изучение всех упоминаний книжников о других народах и о «своих» позволило увидеть смысловые структуры, стоящие за этим внешне очень пестрым рассказом, а соотнесение полученных наблюдений со сложившейся схемой эволюции изучаемого текста позволяет заметить еще и определенную динамику в изменении подобных структур. Это убеждает в перспективности предложенного подхода к интерпретации летописных произведений как такового. Если расширить круг привлекаемых источников, то можно будет составить исторический словарь самоопределений уже всех древнерусских летописцев, а в перспективе — и дифференцированный как по жанрам, так и по историческим эпохам словарь самоопределений всех древнерусских книжников вообще.

Ученым еще предстоит установить, какие факторы повлияли на формирование мировидения древнерусских летописцев XI—начала XII в., не предполагавшего интенсивную память о собственных этнических корнях. Свою роль могли сыграть и традиции церкви, и ориентация на византийские образцы, и контакты с Западной Европой. Интересен и вопрос о судьбах масштабно-исторической перспективы, намеченной Начальной летописью (особенно теми фрагментами, где книжник говорит от имени всего человечества в целом), в локальных традициях, возникавших по мере распада Киевской Руси. Вместе с тем, уже сейчас можно уверенно сказать, что как минимум летописцы XI в. были способны к подлинно всечеловеческому мышлению, свободному от этнической ограниченности. В умении подниматься на подобные высоты мысли, несомненно, скрывается важнейший исторический опыт.

Список научной литературыДобровольский, Дмитрий Анатольевич, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Полное собрание русских летописей.

2. Т. 1 : Лаврентьевская летопись. Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 1997. N, VIII, 733 с.

3. Т. 2 : Ипатьевская летопись. Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 1998. N,> XVI, 938, 87, IV, L с.

4. Т. 3 : Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. XI, 704 с.

5. Т. 4, ч. 1 : Новгородская Четвертая летопись. Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. XXXVIII, 686 с.

6. Т. 6, вып. 1 : Софийская Первая летопись старшего извода. М. : Языки русской культуры, 2000. VIII, 581 с.

7. Т. 9 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. XXI, 256 с.

8. Т. 10 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью : (продолжение). Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. 244 с.

9. Т. 11 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью : (продолжение). Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. 264 с.

10. Т. 12 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью : (продолжение). Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. 272 с.

11. Т. 13 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновскойлетописью : (продолжение). Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. 544 с.

12. Т. 14 : Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью : (продолжение). Репринт, изд.. М. : Языки русской культуры, 2000. 600 с.

13. Т. 15 : Рогожский летописец. Тверской сборник. Репринт, изд.. М., 2000. XVIII, 216, [5], 540 с.

14. Т. 38 : Радзивиловская летопись. Л. : Наука, 1989. 178 с. Т. 42 : Новгородская Карамзинская летопись. СПб. : Дмитрий Буланин, 2002. 222 с.

15. Татищев, В.Н. Собрание сочинений : в 8 т. / В.Н. Татищев. Репринт, изд.. М. : Ладомир, 1994—1996. Т. 1—8.

16. Повесть временных лет по Лаврентиевскому списку : факсимильн. изд.. СПб. : Археографич. комиссия, 1872. 181 с.

17. Повесть временных лет по Ипатскому списку : факсимильн. изд.. СПб. : Археографич. комиссия , 1871. 195 с.

18. Радзивиловская летопись : факсимильн. изд.. СПб.; М., 1994. Ч. 1—2.

19. Новгородская харатейная летопись / изд. под наблюдением акад. М.Н. Тихомирова. М. : Наука, 1964. 344 с.

20. Приселков, М.Д. Троицкая летопись : реконструкция текста /

21. М.Д. Приселков. 2-е из. СПб., 2002. 514 с.* *

22. Повесть временных лет / подгот. текста, пер., статьи и коммент. Д.С. Лихачева ; под ред. В.П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1996. 668 с.

23. Повесть временных лет // Памятники литературы древней Руси : начало русской литературы : XI—начало XII века. М. : Худ. лит., 1978. С. 23—277.

24. Повесть временных лет // Библиотека литературы древней Руси.

25. СПб.: Наука, 1997. Т. 1. С. 62—315.* *

26. Библия, сиречь книгы- Ветхаго и Новаго Завета по языку словенску : фототипич. переизд. текста с изд. 1581 г.. М. ; JI. : Слово-Арт, 1988. [1252 е.]

27. Библия : книги Священного писания Ветхого и Нового Завета. Репринт, изд.. М.: Библейские общества, 1993. 1376 с.

28. Вилинский, С.Г. Житие св. Василия Нового в русской литературе / С.Г. Вилинский. Одесса, 1911—1913. Ч. 1—2.

29. Древнерусские патерики : Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик / изд. подгот. JI.A. Ольшевская и С.Н. Травников. М. : Наука, 1999. 496 с.

30. Память и похвала князю русскому Владимиру // Библиотека литературы древней Руси. СПб.: Наука , 1997. Т. 1. С. 316—327.

31. Изборник Святослава 1073 г. Факсимильн. изд.. М. : Книга, 1983. 266, 79 с.

32. Истрин, В.М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха : Хроника Георгия Амартола в древнем славянорусском переводе / В.М. Истрин. Пг.; JI.: Рос. гос. академич. тип., 1920—1930. Т. 1—3.

33. Истрин, В.М. Хроника Иоанна Малалы в славянском переводе : репринт, изд. материалов В.М. Истрина / В.М. Истрин. М. : Джон Уайли энд Санз, 1994. 474 с.

34. Летописец Еллинский и Римский. СПб. : Дмитрий Буланин, 1999— 2001. Т. 1—2.

35. Матвеенко, В.А. Временник Георгия Монаха (Хроника Георгия Амартола) : русский текст, комментарии, указатели / Вера Матвеенко, Людмила Щеголева. М. : Богородский печатник, 2000. 543 с.

36. Матвеенко, В.А. Книги временные и образные Георгия Монаха : в 2-х тт. / В. Матвеенко, Л. Щеголева. М. : Наука, 2006. Т. 1, ч. 1—2.

37. Мшъков, B.B. Древнерусские апокрифы / B.B. Мильков. СПб. : Изд-во Рус. христ. гуманит. ин-та, 1999. 895 с.

38. Молдован, А.М. «Слово о законе и благодати» Илариона / А.М. Молдован. Киев: Наукова думка, 1984. 240 с.

39. Никольский, Н.К. Материалы для истории древнерусской духовной письменности / Н.К. Никольский // Сб-к Отд. рус. яз. и словесности Имп. АН. СПб., 1907. Т. 82. № 4. С. I—VI, 1—168 разд. паг.

40. Палея Толковая по списку, сделанному в Коломне в 1406 г. / труд учеников Н.С. Тихонравова. М.: Тип. О. Гербека, 1892—1896. Ч. 1—2.

41. Святые князья-мученики Борис и Глеб / исслед. и подгот. текстов Н.И. Милютенко. СПб. : Изд-во Олега Абышко, 2006. 431 с.

42. Septuaginta : id est Vetus Testamentum graece iuxtra LXX interpretes / edidit A. Rahlfs. Stuttgart. : Deutsche Bibelgesellschaft, [1979]. LXIX, 1184, 941 S.1. Исследования

43. Алешковский, M.X. Первая редакция Повести временных лет / М.Х. Алешковский // Археографии, ежегодник : за 1967 год. М.: Наука, 1969. С. 13—40:

44. Алешковский, М.Х. Повесть временных лет : судьба литературного произведения в Древней Руси / М.Х. Алешковский. М. : Наука, 1971. 135 с.

45. Алешковский, М.Х. К типологии текстов «Повести временных лет» / М.Х. Алешковский // Источниковедение отечественной истории : сб. ст. : 1975. М. : Наука, 1976. С. 133—162.

46. Алпатов, М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа : XII— ХУЛ вв. / М.А. Алпатов. М. : Наука, 1973. 475 с.

47. Барац, Г.М. О составителях «Повести временных лет» и ее источниках, преимущественно еврейских // Барац, Г.М. Собрание трудов по вопросу о еврейском элементе в памятниках древнерусской письменности / Г.М. Барац. Берлин, 1924. Т. 2. С. 1—263.

48. Баткин, JI.M. О том, как А.Я. Гуревич возделывал свой аллод / JI.M. Баткин // Одиссей: Человек в истории : 1994. М. : Наука, 1994. С. 5—28.

49. Бахтин, М.М. Проблемы творчества Достоевского / М.М. Бахтин. М. : Алконост, 1994. 173 с.

50. Бережков, Н.Г. Хронология русского летописания / Н.Г. Бережков. М. : Изд-во АН СССР, 1963. 376 с.

51. Бестужев-Рюмин, К.Н. О составе русских летописей до конца XIV века : 1. Повесть временных лет. 2. Летописи южно-русские / исслед. К. Бестужева-Рюмина. СПб. : Тип. А. Траншеля, 1868. V, 157, 378'с.

52. Борковский, В.И. Историческая грамматика русского языка / В .И. Борковский, П.С. Кузнецов. Репринт, изд.. M. : URSS, [2006]. 512 с.

53. Борцова Ведюшкина., И.В. Легендарные экскурсы о разделении земли в древнерусской литературе / И.В. Борцова // Древнейшие государства на территории СССР : мат. и исслед. : 1987 г. М. : Наука, 1989. С. 178—185.

54. Бромлей, Ю.В. Очерки теории этноса / Ю.В. Бромлей. М. : Наука, 1983.412 с.

55. Бугославский, С.А. Текстология Древней Руси / С.А. Бугославский. М. : Языки славянских культур, 2006—2007. Т. 1—2.

56. Буданова, В.П. Великое переселение народов : этнополитические и социальные аспекты / В.П. Буданова, A.A. Горский, И.Е. Ермолова. М. : Ин-т рос. истории РАН, 1999. 345 с.

57. Буланин, Д.М. О некоторых принципах работы древнерусских писателей / Д.М. Буланин // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. Л., 1983. Т. 37. С. 3—13.

58. Васильев, M.А. Следует ли начинать этническую историю славян с 512 года? / М.А. Васильев // Славяноведение. 1992. № 2. С. 3—20.

59. Вежбицкая, А. Семантические универсалии и описание языков / Анна Вежбицкая. М. : Языки русской культуры, 1999. xii, 777 с.

60. Веселовский, А.Н. Видение Василия Нового о походе русских на Византию в 941 году / А.Н. Веселовский // Журнал Мин-ва нар. проев. 1889. №1.С. 80—92.

61. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский ; ред., вступит, статья и примеч. В.М. Жирмунского. Репринт, изд.. M. : URSS, 2004. 648 с.

62. Вилкул, Т.П. Новгородская первая летопись и Начальный свод / Татьяна Вилкул // Palaeoslavica. Cambidge, 2003. Vol. 11. P. 5—35.

63. Вилкул, Т.П. О происхождении общего текста Ипатьевской и Лаврентьевской летописи за XII в. : (предварительные заметки) / Татьяна Вилкул //Palaeoslavica. Cambidge, 2005. Vol. 13. № 1. P. 21—80.

64. Вилкул, Т.П. Повесть временных лет и Хронограф / Татьяна Вилкул // Palaeoslavica. Cambridge, 2007. Vol. 15. № 2. P. 56—116.

65. Вилкул, Т.П. Ладога или Новгород? / Татьяна Вилкул // Palaeoslavica. Cambridge, 2009. Vol. 17. В печати.

66. Вокруг книги А.Л. Юрганова «Категории русской средневековой культуры» // Одиссей : человек в истории : 2000. М. : Наука, 2000. С. 295—

67. Гимон, Т.В. Новые данные по истории текста Новгородской первой летописи / Т.В. Гимон, A.A. Гиппиус // Новгород, историч. сб-к. СПб. : Дмитрий Буланин, 1999. Вып. 7 (17). С. 18—47.

68. Гимон, Т.В. Ведение погодных записей в средневековой анналистике : (сравнительно-историческое исследование) : автореф. дис. . канд. ист. наук : 07.00.03 / Гимон Тимофей Валентинович ; Ин-т всеобщ, истории РАН. М., 2001. 24 с.

69. Гимон, Т.В. Русское летописание в свете типологических параллелей : ; (к постановке проблемы) / Т.В. Гимон, A.A. Гиппиус // Жанры и формы вписьменной культуре Средневековья. М. : Ин-т мировой лит-ры РАН; 2005. С. 174—200.

70. Гиппиус, A.A. Ярославичи и сыновья Ноя в Повести временных лет / A.A. Гиппиус // Балканские чтения — III: Тез. и мат-лы симпозиума. М., 1994. С. 136—141

71. Гиппиус, A.A. Лингво-текстологическое исследование Синодального списка Новгородской Первой летописи : автореф. дис. . канд. филол. наук : 10.02.01 / Гиппиус Алексей Алексеевич ; Ин-т славяновед, и балканистики РАН. М., 1996. 27 с.

72. Гиппиус, A.A. К истории сложения текста Новгородской первой летописи / А-.А. Гиппиус // Новгород, историч. сб-к. СПб. : Дмитрий Буланин,1997. Вып. 6 (16). С. 3—72.

73. Гиппиус, A.A. К характеристике . новгородского владычного летописания XII—XIV вв. / A.A. Гиппиус // Великий Новгород в истории1 средневековой Европы : к 70-летию В.Л. Янина. М. : Рус. словари, 1999.f г1. С. 345—363.

74. Гиппиус, A.A. Древнерусские летописи в зеркале западноевропейской анналистики / A.A. Гиппиус // Славяне и немцы : Средние века — раннее Новое время : сб. тезисов 16 конф. памяти В.Д. Королюка. М., 1997. С. 24— 27.

75. Гиппиус, A.A. Рекоша дружинаьИгореви:. : к лингвотекстологической стратификации Начальной летописи / Алексей Алексеевич Гиппиус // Russian Linguistics. 2001. Vol. 25. № 2. P. 147—181.65: Гиппиус, A.A. У истоков древнерусской исторической традиции /

76. A.A. Гиппиус // Славянский альманах : 2002. М. : Индрик, 2003. С. 25—43.

77. Гиппиус, A.A. О критике текста и новом переводе-реконструкции «Повести временных лет» / Алексей Алексеевич Гиппиус // Russian Linguistics. 2002. Vol. 26. № 1. Р: 63—126.

78. Гиппиус, A.A. Повесть об ослеплении Василька Теребовльского в составе Повести временных лет : к стратификации текста / A.A. Гиппиус // Древняя Русь : вопросы медиевистики. 2005. № 3 (21). С. 15—16.

79. Гиппиус, A.A. История и структура оригинального древнерусского текста (XI—XIV вв.) : комплексный анализ и реконструкция : автореферат дис. . д-ра филол. наук : 10.02.20 / Гиппиус Алексей Алексеевич.; Ин-т славяноведения РАН. М., 2006. 44 с.

80. Гиппиус, A.A. Два начала Начальной летописи : к истории композиции Повести временных лет / A.A. Гиппиус // Вереница литер : к 60-летию

81. B.М. Живова. М. : Языки славянской культуры, 2006. С. 56-—96.

82. Гиппиус, A.A. Языковая гетерогенность и качество нарратива в

83. Повести временных лет» / A.A. Гиппиус // Древняя Русь : вопросы медиевистики. 2007. № 3 (29). С. 29—30.

84. Гиппиус, A.A. К проблеме редакций Повести временных лет : I / A.A. Гиппиус // Славяноведение. 2007. № 5. С. 20—44.

85. Гиппиус, A.A. К проблеме редакций Повести временных лет : II / A.A. Гиппиус // Славяноведение: 2008. № 2. С. 3—24.

86. Горский, A.A. Русь в конце X—начале XII века : территориально-политическая структура : («земли» и- «волости») / A.A. Горский // Отеч. история. 1992. №4. С. 154—161.

87. Горский, A.A. Русь : от славянского Расселения до Московского царства / A.A. Горский. М. : Языки славянской культуры, 20041 390 с.

88. Горшкова, К.В. Историческая грамматика русского языка : учеб. пособие / К.В. Горшкова, Г.А. Хабургаев. М. : Высш. школа, 1981. 359 с.

89. Гребенюк, В.П. Принятие христианства и эволюция героико-патриотического сознания в русской литературе XI—ХП вв. / В.П. Гребенюк // Герменевтика древнерусской литературы. М. : Наследие, 1995. Сб. 8. С. 3—15.

90. Греков, Б.Д. Киевская Русь / Б.Д. Греков. Изд. 3-е, перераб. и доп. М. ; Л.: Изд-во АН СССР, 1939. 282 с.

91. Греков, Б.Д. Киевская Русь / Б.Д. Греков. 4-е изд. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1944.348 с.

92. Греков, Б.Д. Культура Киевской Руси / Б.Д. Греков. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1944. 76 с.

93. Греков, Б.Д. Избр. тр. / Б.Д. Греков. М. : Изд-во АН СССР, 1957—1960. Т. 1—4.

94. Гуревич, А.Я. Избр. тр. / Арон Гуревич. М. ; СПб. : Университет, кн., 1999. Т. 2 : Средневековый мир. 559 с.

95. Данилевский, И.Н. Библия и Повесть временных лет : (к проблеме интерпретации летописных текстов) / И.Н. Данилевский // Отеч. история. 1993. № 1.С. 78—94.

96. Данилевский, И.Н. Замысел и название Повести временных лет / И.Н. Данилевский // Отеч. история. 1995. № 5. С. 101—110.

97. Данилевский, И.Н. Русский социокультурный тезаурус / И.Н. Данилевский // Русский исторический журнал. 1998. Т. 1. № 1. С. 117— 127.

98. Данилевский, И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX—XII вв.) : курс лекций / И.Н. Данилевский. М. : Аспект-пресс, 1998. 399 с.

99. Данилевский, И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII—XIV вв.) : курс лекций / И.Н: Данилевский. М. : Аспект-пресс, 2000. 389 с.

100. Данилевский, И.Н. Повесть временных лет : герменевтические основы изучения летописных текстов / И.Н. Данилевский. М. : Аспект-пресс, 2004. 383 с.

101. Демин, A.C. Художественные миры древнерусской литературы / A.C. Демин. М. : Наследие, 1993. 223 с.

102. Демин, A.C. «Свои» и «чужие» этносы в «Повести временных лет» / A.C. Демин // Славянские литературы : XI Междунар. съезд славистов. Братислава, сентябрь 1993 г. : доклады российской делегации. М. : Наука, 1993. С. 3—14.

103. Демин, A.C. О художественности древнерусской литературы / A.C. Демин. М.: Языки славянской культуры, 1998. 347 с.

104. Древнерусская литература : изображение общества / В.К. Былинин, A.C. Демин, A.C. Елеонская и др. М.: Наука, 1991. 245 с.

105. Древнерусская литература : восприятие Запада в XI—XIV вв. / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и др. М.: Наследие, 1996. 256 с.

106. Древнерусская литература : тема Запада в XIII—XIV вв. и повествовательное творчество / О.В. Гладкова, A.C. Демин, Ф.С. Капица и др. М.: Азбуковник, 2002. 255 с.

107. Древняя Русь и Запад : науч. конф. : кн. резюме. М. : Наследие, 1996. 264 с.

108. Душечкина, Е.В. Художественная функция чужой речи в русском летописании / Е.В. Душечкина // Уч. зап. / Тартус. гос. ун-т. Тарту, 1973. Вып. 306. С. 65—104.

109. Еремин, И.П. «Повесть временных лет» : проблемы ее историко-литературного изучения / И:П. Еремин. JI. : Изд-во ЛГУ, 1946. 92 с.

110. Еремин, И.П. Киевская летопись как памятник литературы / И.П. Еремин // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР*. Отд. др.-рус. лит. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1949. Т. 7. С. 67—97.

111. Еремин, И.П. Литература Древней Руси-: (этюды и характеристики) / И.П. Еремин. М.; Л., Наука, 1966. 263 с.

112. Еремин, И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы / И.П. Еремин. Изд. 2-е, доп. Л. : Изд-во ЛГУ, 1987. 327 с.

113. Живов, В.М. Об этническом и религиозном самосознании Нестора Летописца / В.М. Живов // Слово и культура : памяти Н.И. Толстого. М. : Индрик, 1998. Т. 2. С. 321—337.

114. Живов, В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры / В.М. Живов. М. : Языки славянской культуры, 2002. 760 с.

115. Живов, В.М. Восточнославянское правописание XI—XIII века / В.М. Живов. М.: Языки славянской культуры, 2006. 310 с.

116. Забелин, И.Е. История русской жизни с древнейших времен / соч. Ивана Забелина. 2-е изд., испр. и доп. М. : Синод, тип., 1908—1912. Ч. 1—2.

117. Загорулъский, Э. О времени и условиях формирования древнерусской народности / Эдуард Загорульский // Ruthenica. Кшв, 2002.1. T. I.e. 105—111.

118. Зализняк, A.A. Древненовгородский диалект / A.A. Зализняк. 2-е изд., переработ. М. : Языки славянской культуры, 2004. 872 с.

119. Зиборов, В.К. О летописи'Нестора : основной летописный свод в русском летописании XI в. / В.К. Зиборов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995. 190 с.

120. Иванов, С.А. Откуда начинать этническую историю славян? : (по поводу нового труда польских исследователей) / С.А. Иванов // Сов. славяноведение. 1991. № 5. С. 3—13.

121. Из истории русской культуры. М. : Языки русской культуры, 2000. T. I : (Древняя Русь). 755 с.

122. Истоки русской беллетристики : возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. JI. : Наука, 1970. 595 с.

123. Историческая грамматика древнерусского- языка / под ред. В .Б. Крысько. М, 2000—2006. Т. I—IV.

124. Историческая поэтика : литературные эпохи и типы художественного сознания. М. : Наследие, 1994. 511 с.

125. История и память : историческая культура Европы до начала Нового Времени / под ред. Л.П. Репиной. М. : Кругъ, 2006. 767 с.

126. Источниковедение : Теория. История. Метод. Источники российской истории : учеб. пособие / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т , 1998. 702 с.

127. Истрин, В.М. Замечания о начале русского летописания : (по поводу исследований A.A. Шахматова в области древнерусской летописи) /

128. B. Истрин // Изв. /. Отд. рус. яз. и словесности РАН : 1921. Пг., 1923. Т. 26.1. C. 45—102.

129. Истрин, В.М. Замечания о начале русского летописания : (по поводу исследований A.A. Шахматова в области древнерусской летописи) : (окончание) / В. Истрин // Изв. / Отд. рус. яз. и словесности РАН : 1922. Л., 1924. Т. 27. С. 207—251.

130. S.Карпов, А.Ю. Генеалогия хвалисов и болгар в летописной статье 1096 г. / Карпов А.Ю. // Архив русской истории. М., 1994. Вып. 4. С. 7—26.

131. Карпов, А.Ю. «Заклепанные человекы» в летописной статье 1096 г. / А.Ю. Карпов // Очерки феодальной России. Изд. 2-е, стереотип. М. : УРСС, 2001. Вып. 3. С. 3—24.

132. Клосс, Б.М. Никоновский свод и русские летописи XVI—XVII веков / Б.М. Клосс. М.: Наука, 1980. 312 с.

133. Конявская, E.JI. Авторское самосознание древнерусского книжника : (XI—середина XV в.) / E.JI. Конявская. М. : Языки русской культуры, 2000. 198 с.

134. Королюк, В.Д. К вопросу о славянском самосознании в Киевской

135. Руси и у западных славян в X—XII вв. / В.Д. Королюк // История, культура, фольклор и этнография славянских народов : VI Междунар. съезд славистов (Прага, 1968) : доклады сов. делегации. М. : Наука, 1968. С. 98—113.

136. Котляр, Н.Ф. Древнерусская государственность / Н.Ф. Котляр. СПб.: Алетейя, 1998. 445 с.

137. Коялович, М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям / М.О. Коялович. Изд. 4-е. Минск : Лучи Софии, 1997. 687 с.

138. Кузьмин, А.Г. Индикты Начальной летописи-: (к вопросу об авторе Повести временных лет) / А.Г. Кузьмин // Славяне и Русь. М. : Наука, 1968. С. 305—313.

139. Кузьмин, А.Г. Русские летописи как источник по истории Древней

140. Руси / А.Г. Кузьмин. Рязань, 1969. 240 с.

141. Кузьмин, А.Г. Летописные источники посланий Симона и Поликарпа : (к вопросу о «Летописце старом Ростовском») / А.Г. Кузьмин // Археографич. ежегодник : за 1968 год. М. : Наука, 1970. С. 73—92.

142. Кузьмин, А.Г. Сказание об апостоле Андрее и его место в Начальной летописи / А.Г. Кузьмин // Летописи и хроники : сб-к ст. : 1973 г. М. : Наука , 1974. С. 37—47.

143. Кузьмин, А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания / А.Г. Кузьмин. М. : Изд-во МГУ, 1977. 406 с.

144. Лаппо-Данилевский, А. С. Методология истории / A.C. Лаппо-Данилевский. М.: Территория будущего, 2006. 622 с.

145. Лихачев, Д.С. Национальное самосознание Древней Руси : очерки из области русской литературы XI—XVII вв. / Д.С. Лихачев. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1945. 120 с.

146. Лихачев, Д.С. Русское летописание в трудах А.А.Шахматова / Д.С. Лихачев // Изв. / АН СССР. Отд. лит. и яз. М. : Изд-во АН СССР, 1946. Вып. 5. С. 418—428.

147. Лихачев, Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение /Д.С. Лихачев. М. ; Л. : Изд-во АН СССР, 1947. 499 с.

148. Лихачев, Д.С. Шахматов как исследователь русского летописания / Д.С.Лихачев // A.A. Шахматов. 1864—1920 : сб-к статей и материалов. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1947. С. 253—293

149. Лихачев,Д.С. Литературный этикет древней Руси : (к проблеме изучения) / Д.С. Лихачев // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1961. Т. 17. С. 5—16.

150. Лихачев, Д.С. Шахматов — текстолог / Д.С.Лихачев // Изв. / АН СССР. Сер. лит. и яз. М. : Изд-во АН СССР, 1964. Т. 23. Вып. 6. С. 481—486.

151. Лихачев, Д.С. Текстология : на материале русской литературы X— XVII веков / Д.С. Лихачев. 2-е изд., перераб. и доп. Л. : Наука, 1983. 639 с.

152. Лихачев, Д.С. Избр. работы. Л.: Наука, 1987. Т. 1—3.141 .Лурье, Я.С. Общерусские летописи XIV—XV вв. / Я.С. Лурье. Л. : Наука, 1976. 284 с.

153. Лурье, Я.С. О шахматовской методике исследования летописных сводов / Я.С. Лурье // Источниковедение отечественной истории : 1975 г. М.: Наука, 1976. С. 87—107.

154. Лурье, Я.С. История России в летописании и в восприятии Нового времени // Лурье, Я. С. Россия древняя и Россия новая : (избранное) / Я:С. Лурье. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. С. 11—172.

155. Львов, A.C. Лексика «Повести временных лет» / A.C. Львов. М. : Наука, 1975. 367 с.

156. Мавродин, В.В. Образование древнерусского государства / В.В. Мавродин. Л. : Изд-во ЛГУ, 1945. 432 с. '

157. Мавродин, В.В. Древняя Русь : (происхождение русского народа и образование Киевского государства) / В. Мавродин. М. : Госполитиздат, 1946. 311 с.

158. Мавродин, В.В. Образование древнерусского государства и формирование древнерусской народности / В.В. Мавродин. М. : Высш. школа, 1971. 192 с.

159. Мавродин, В.В. Происхождение русского народа / В.В. Мавродин. ' Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. 184 с.

160. Медушевская, О.М. Методология истории : учеб. пособие / О.М. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т , 1997. 72 с.

161. Медушевская, О.М. Теория и методология когнитивной истории / О.М. Медушевская. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т , 2008. 361 с.

162. Мельникова, Е.А. «Этногеографическое введение» Повести временных лет : пространственная ориентация и принципы землеописания / Е.А. Мельникова// Живая старина. 1995. № 4. С. 45—48.

163. Мельникова, Е.А. Образ мира : географические представления в Западной и Северной Европе / Е.А. Мельникова . М. : Янус-К , 1998. 255 с.

164. Мещерский, H.A. К вопросу об источниках «Повести временных лет»

165. Мещерский H.A. Избр. ст. / H.A. Мещерский. СПб. : Языковой; центр филол. фак-та СПбГУ, 1995. С. 46—57.

166. Мильков, В.В. Осмысление истории в Древней Руси. Изд. 2-е, испр. и доп. / В.В. Мильков. СПб; : Алетейя, 2000. 382 с.

167. Мюллер, Л. Понять Россию : историко-культурные исследования : авторизов. пер: с нем.-яз. / Людольф Мюллер. М. : Прогресс-Традиция, 2000. 431 с.

168. Насонов, А.Н. Начальные этапы киевского* летописания в связи с развитием Древнерусского государства- / А.Н. Насонов //• Проблемы источниковедения. М. : Изд-во АН СССР, 1959. Вып. 7. С. 416—462:

169. Насонов, А.Н. История русского летописания XI-—начала XVIII века : очерки и исследования / А.Н. Насонов. М. : Наука, 1969. 555 с.

170. Никольский, Н.К. К вопросу об источниках летописного сказания о св. Владимире / Hi Никольский // Христианское чтение. 1902. № 7. О.89-— 106.

171. Никольский, H.K. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры : к вопросу одревнейшем русском летописании / Н.К. Никольский. JI. : Изд-во АН СССР , 1930. Вып. 1. 107 с.

172. Оболенский, Д. Византийское, Содружество Наций. Шесть ранневизантийских портретов / Димитрий Оболенский. М. : Янус-К, 1998. 655 с.

173. Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового Времени. М.: Кругъ, 2003. 405 с.

174. Орешников, A.C. К истории Начального летописного свода : (О составителе и времени составления «Поучения о казнях Божиих») /

175. Пашу то, В. Т. ■ Летописная традиция о «племенных княжениях» и варяжский вопрос / В.Т. Пашуто // Летописи и хроники : сб. ст. : 1973 г. М. : Наука, 1974. С. 103—110.

176. ПО.Петрухин, В.Я. Три «центра» Руси : фольклорные истоки и историческая традиция / В.Я. Петрухин // Художественный язык Средневековья. М. : Наука, 1982. С. 143—158.

177. Петрухин, В.Я. Легендарная история Руси и космологическая традиция / В.Я. Петрухин // Механизмы культуры. М. : Наука, 1990. С. 99— 115.

178. Петрухин, В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX—XI веков /

179. B.Я. Петрухин. Смоленск : Русич ; М. : Гнозис , 1995. 317 с.

180. Петрухин, В.Я. К ранней истории русского летописания > : о предисловии к Начальному своду / В.Я. Петрухин // Слово и культура : памяти Н.И. Толстого. М. : Индрик, 1998. Т. 2. С. 354—363.

181. Петрухин, В.Я. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье : учеб. пособие для, гуманит. фак-тов высш. учеб. завед. / В.Я. Петрухин, Д.С. Раевский. М. : Школа «Языки русской культуры», 1998. 383 с.

182. Пиккио, P. Slavia Orthodoxa : литература и язык / Риккардо Пиккио. М.: Знак, 2003. XVI, 703 с.

183. Поппэ, А. О записи игумена Сильвестра / A.B. Поппэ // Культура средневековой Руси : посвящается 70-летию М.К. Каргера. Л. : Наука, 1974. С. 51—52.

184. Приселков, М.Д. История русского летописания XI—XV вв. / М.Д. Приселков ; подгот. к печ. В.Г. Вовиной. СПб. : Дмитрий Буланин; 1996. 325 с.

185. Приселков, М.Д. Очерки, по церковно-политической истории Киевской Руси X—XII вв. / М.Д. Приселков. СПб. : Наука , 2003. 245 с.

186. Пропп, В.Я. Морфология сказки / В.Пропп. Л. : Academia, 1928.152 с.

187. Прохоров, Г.М. Древнерусское летописание как жанр / Г.М. Прохоров,// Тр. / Ин-т рус. лит. РАН. Отд. др.-рус. лит. СПб. : Дмитрий Буланин, 2006. Т. 57. С. 6—17.

188. Пчелов, Е.В. Сентябрьский календарный стиль в Киевской Руси / Е.В. Пчелов // Естественнонаучная» книжность в культуре Руси. М. : Наука, 2005. С. 16—22.

189. Пчелов, Е.В. Патриотизм, в средневековой Руси : проблемы исследования J Е.В. Пчелов // Патриотизм — духовный стержень народов России: М.: Экономич. лит., 2006. С. 28—44.

190. Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья. М-. : Наука, 1982. 357 с.

191. Ранчин, A.M. Вертоград златословный : древнерусская книжность в интерпретациях, разборах и комментариях / A.M. Ранчин. М. : Нов. лит. обозрение , 2007. 575 с.

192. Ремнева, М.Л. История русского литературного языка / M.JI. Ремнева. М.: Филология, 1995. 400 с.

193. Русинов, В.Н. Летописные статьи 1051—1117 гг. в связи с проблемой авторства и редакций «Повести временных лет» / В.Н. Русинов // Вестн. / Нижегор. гос. ун-т им. Н.И. Лобачевского : сер. «История». Нижний Новгород, 2003. Вып. 1 (2). С. 111—147.

194. Рыбаков, Б .А. Древняя Русь : Сказания. Былины. Летописи / Б.А.,Рыбаков. М.,: Изд-во АН СССР, 1963. 361 с.

195. Рыбаков, Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. / Б.А'. Рыбаков. 2-е изд., доп. М. : Наука, 1993. 565 с.

196. Сазонова, Л.И. Летописный рассказ о походе Игоря Святославича на половцев в 1185 г. в обработке В.Н. Татищева./ Л.И. Сазонова // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. М.; Л.: Наука, 1970. Т. 25. С. 29^6.

197. Свердлов, М.Б. Отбор и интерпретации исторической информации в «Повести временных лет» / М.Б. Свердлов // Тр. / Ин-т рус. лит. РАН. Отд. др.-рус. лит. СПб. : Дмитрий Буланин, 2006. Т. 57. С. 50—59.

198. Седов, В.В. Древнерусская« народность : историко-археологическое исследование / В.В. Седов. М. : Языки русской культуры, 1999. 317 с.

199. Седов, В.В. Древнерусская народность и предпосылки ее дифференциации / Валентин Седов // ЯиШешса. Кшв, 2002. Т. 1. С. 70—73.

200. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Эдвард Сепир. 2-е изд. М. : Прогресс , 2001. 655 с.

201. Соловьев, С.М. Соч. : в 18-ти кн. / С.М. Соловьев. М. : Мысль , 1988—2000. Кн. 1—23.

202. Степанов, Н.В. Единицы счета времени (до XIII века) по Лаврентьевской и 1-й Новгородской летописям. М. : Синод, тип., 1909. 74 с.

203. Творогов, О.В. Повесть временных лет и Хронограф по великому изложению / О.В. Творогов // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. Л., 1974. Т. 28. С. 99—113.

204. Творогов, О.В. Повесть временных лет и Начальный свод : (текстологический комментарий) / О.В. Творогов // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. Л., 1976. Т. 30. С. 3—26.

205. Творогов, О.В. Существовала ли третья редакция «Повести временных лет»? / О.В. Творогов // 1п Мешопаш : сб-к памяти Я.С. Лурье. СПб.: АШепеиш—Феникс, 1997. С. 203—209.

206. Тихомиров, М.Н. Начало русской историографии / М.Н. Тихомиров // Вопр. истории. 1960. № 5. С. 41—56.

207. Тихомиров, М.Н. Древняя Русь / М.Н. Тихомиров. М. : Наука, 1975. 429 с.

208. Тихомиров, М.Н. Русское летописание / М.Н. Тихомиров. М. : Наука,1979. 384 с.

209. Токарев, С. А. Проблема типов этнических общностей : (к методологическим проблемам этнографии) / С.А. Токарев // Вопр. философии. 1964. № 11. С. 43—53.

210. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика : учеб. пособие / Б.В. Томашевский. М. : Аспект-пресс, 2003. 334 с.

211. Толочко, А.П. Воображенная народность / Алексей Толочко // Ruthenica. Кшв, 20021 Т. 1. С. 112—117.

212. Толочко, А.П. «История Российская» Василия Татищева : источники и известия / Алексей Толочко. М. : Новое литературное обозрение ; Киев : Критика, 2005. 543 с.

213. Толочко, П.П. Русские летописи и летописцы X—XIII вв. / П.П. Толочко. СПб. : Алетейя, 2003. 295 с.

214. Толочко, П.П. Древнерусская народность : воображаемая или реальная / П.П. Толочко. СПб. : Алетейя, 2005. 218 с.

215. Толстой, H.H. Этническое самопознание и самосознание Нестора Летописца, автора «Повести временных лет» / Н.И. Толстой // Исследования по славянскому историческому языкознанию. М. : Изд-во МГУ, 1993. С. 4—12.

216. Хабургаев Г.А. Этнонимия «Повести временных лет» в связи с задачами реконструкции восточнославянского глоттогенеза / Г.А. Хабургаев. М.: Изд-во МГУ, 1979. 231 с.

217. Цыб, C.B. Древнерусское времяисчисление в «Повести временных лет» / C.B. Цыб. Барнаул : Изд-во Алтайск. гос. ун-та, 1995. 127, 19. с.

218. Черепнин, JI.B. «Повесть временных лет», ее редакции и предшествующие ей летописные своды / Л.В. Черепнин // Историч. записки. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1948. Т. 25. С. 293—333.

219. Чешко, C.B. Человек и этничность / C.B. Чешко // Этнографич. обозрение. 1994. № 6. С. 35-^9.

220. Шахматов, A.A. Заметки к древнейшей истории русской церковнойжизни / A.A. Шахматов // Научный исторический журнал. 1914. Т. 2, вып. 2. №4. С. 30—61.

221. Шахматов, A.A. Разыскания о древнейших русских летописных сводах / A.A. Шахматов СПб. : Тип. М.А. Александрова, 1908. IX, 686 с.

222. Шахматов, A.A. «Повесть временных лет» и ее источники / А. Шахматов // Тр. / Ин-т рус. лит. АН СССР. Отд. др.-рус. лит. М.; Л., 1940. Т. 4. С. 9—150.

223. Шахматов, A.A. Разыскания о русских летописях / Алексей Шахматов. М. : Академический проект ; [Жуковский] : Кучково поле, 2001. 879 с.

224. Шахматов, A.A. История русского летописания / А.А.Шахматов. СПб.: Наука, 2002—2003. Т. I. Кн. 1—2.

225. Шелепов, Г.В. Общность происхождения — признак этнической общности / Г.В. Шелепов // Сов. этнография. 1968. № 4. С. 65—74.

226. Широкогоров, С.М. Этнос : исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений / С.М. Широкогоров. Шанхай, 1923. 135 с.

227. Шмид, В. Нарратология / В. Шмид. М. : Языки славянской культуры, 2003.311 с.

228. Эггерт, В. Идентификация и «чувство-мы» у франкских и немецких средневековых хронистов : (до периода борьбы за инвеституру) / В. Эггерт // Средние века. М.: Наука, 1982. Вып. 45. С. 104—118.

229. Эйхенбаум, Б.М. О литературе / Б.М. Эйхенбаум. М. : Сов. писатель, 1987. 542 с.

230. Юрганов, A.JI. «Правда» и «вера» русского средневековья /

231. A.JI. Юрганов, И.Н. Данилевский // Одиссей : человек в истории : 1997. М. : Наука, 1998. С. 144—170.

232. Юрганов, A.JI. Категории . русской средневековой культуры /

233. A.Л. Юрганов. М. : МИРОС, 1998. 448 с.

234. Юсова, Н. «Проблема давньоруськог народности в пращ

235. Eggert, W. Wir-Geftihl. und Regnum Saxonum bei frühmittelalterlichen Geschichtsschreibern / Wolfgang Eggert, Barbara Pätzold. Wien ; Köln ; Graz : Hermann Böhlaus Nachfolger, 1984. 328 S.

236. Franklin, S. Some Apocryphal Sources of Kievan Russian Historiography / Simon Franklin / Oxford Slavonic Papers : New Series. Oxford, 1982. Vol. 15. P. 1—27.

237. Franklin, S. The Empire of The Rhomaioi as Viewed from Kievan Russia : Aspects of Byzantino-Russian Cultural Relations / Simon Franklin // Byzantion: Revue internationale des études byzantines. 1983. T. 53. Fase. 2. P. 507—537.

238. Lunt, H. On Interpreting The Russian Primary Chronilce: The Year 1037 / Horace Lunt // Slavic and East European Journal. 1988. Vol. 32. № 2. P. 251— 264.

239. Lunt, H. ПовЪсть врЪменьныхъ лЪтъ or ПовЪсть врЪменъ и лЪтъ / Horace Lunt// Palaeoslavica. Cambridge, 1997. Vol. V. P. 317—326.

240. Naumow, A.E. Biblia w strukturze artystycznej utworow cerkiewnoslowianskich / Aleksander E. Naumow. Krakow. : Uniwersytet

241. Jagielloñski, 1983. 165 s.

242. Timberlake, A. Redactions of The Primary Chronicle / Alan Timberlake // Русский язык в научном освещении. 2001. № 1. С. 196—218.

243. Timberlake, A. Intervals of The Kiev Chronicle : (1050—1110) / Alan Timberlake // Zeitschrift fur slavische Philologie. 2005. Vol. 64. S. 51—70.

244. Timberlake, А. «Не преступати предала братня» : The Entries of 1054 And 1073 in The Kiev Chronicle / Alan Timberlake // Вереница литер : к 60-летию В.М. Живова. М. : Языки славянской культуры, 2006. С. 97:—112.

245. Vaillant, A. Les citations des anneés 1110—1111 dans la Chronique de Kiev / A. Vaillant // Byzantinoslavica. 1957. Roc. 18. № 1. P. 18—38.

246. Справочная литература и словари

247. Никольский, Н.К. Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений (X—XI вв.) / Николай Никольский. Корректур, изд. СПб. : Отд. рус. яз. и словесности Имп. АН, 1906. VIII, 596 с.

248. Подскальски, Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988—1237 гг.) / Герхард Подскальски. 2-е изд., испр. и доп.-для рус. пер. СПб. : Византинороссика, 1996. хх, 572 с.

249. Словарь древнерусского языка (XI—XIV вв.) : в 10-ти тт. М. : Рус. яз. ; Азбуковник, 1988—2008. Т. 1—8.

250. Словарь книжников и книжности Древней Руси. JI. : Наука, 1987. Вып. 1 : (XI—первая половина XIV в.). 493 с.

251. Словарь русского языка XI—XVII вв. М. : Наука, 1975—2008. Вып. 1—28.

252. Срезневский, И.И. Материалы для словаря древнерусского языка / И.И. Срезневский. Репринт, изд.. М. : [Знак], 2003. Т. 1—3.

253. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка / Макс Фасмер. Изд. 3-е, стереотип. СПб. : Азбука ; Терра , 1996. Т. 1—4.

254. Черных, П.Я. Историко-этимологический словарь современногорусского языка : 13 560 слов. 3-е изд., стереотип. / П.Я. Черных. М.: Рус. яз., 1999. Т. 1—2.

255. Этимологический словарь славянских языков : праславянский лексический фонд / под ред. чл.-корр. АН СССР О.Н. Трубачева. М. : Наука, 1974—2007. Вып. 1—33.