автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Этническое своеобразие русской народно-песенной лексики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этническое своеобразие русской народно-песенной лексики"

V ^

> г- ли \

| I ^

На правах рукописи ГУЛЯНКОВ Евгений Витальевич

ЭТНИЧЕСКОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РУССКОЙ НАРОДНО-ПЕСЕННОЙ

ЛЕКСИКИ

(ч сопострилрнии с лексикой французских народных песен)

Специальность 10.02.01 - русский язык

10.02.19 - общее языкознание, социолингвистика, психолингвистка

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Орел -2000

Работа выполнена на кафедре русского языка Курского государственного педагогического университета

Научный руководитель -

Официальны® оппоненты-

Ведущая организация

доктор филологических наук, профессор ХроленкоА.Т.

доктор филологических наук, профессор' БондалетовВД.,

доктор филологических наук, доцент Семененко Л.П.

Белгородский государственный университет

Защита состоится ' 2000 г. з ^ часов на заседании

диссертационного созета Д 113.26.01 в Орловском государственном уни-серс ктите по адресу: 302015, Орел, ул. Комсомольская, 41

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета

Автореферат разослан

•3 - 2000 г.

Ученый сеяр.'гарь диссертаи^о-нога совета В.Н.Гришзнова

Ш2> С^Ь)

Именно индивидуальные особенности народов, по мнению академика Д.С. Лихачева, связывают их друг с другом, заставляют любить народ, к которому даже не принадлежишь, но с которым столкнула судьба. Следовательно, выявление национальных особенностей характера, знание их, размышление над историческими обстоятельствами, способствовавшими их созданию, помогают нам понять другие народы. И именно язык может дать нам эти сведения о народе, так как этническое самосознание базируется на родном языке и реализуется в нем.

Проблема этнического в языке в настоящее время одна из наиболее перспективных проблем лингвистики. Количество исследований в этом направлении за последнее десятилетие значительно возросло. Однако, по мнению М.К. Голованивской, о специфике можно вести речь только в том случае, когда проводится сопоставление и устанавливаются различия. Конграстивных исследований такого рода сравнительно немного. Вопросом сопоставления лексических единиц разных языков занимались А.Г. Елисеева, Г.Р. Оганесян и др. В области романской филологии и также в области французско-русских сопоставительных исследований особую роль играют работы В.Г. Гака. Активно развивается контрастивное направление в'лингвофольклористике. Общие черты европейских языков являются той основой, которая позволяет отечественной лингаофолькло-ристике расширить сферу своей деятельности, центром которой является родной язык, и изучать с точки зрения последнего язык фольклора других этносов.

Актуальность исследования обусловлена тем, что этническое своеобразие лексики песенного лирического фольклора русских в сравнении с народно-песенной лирикой французов еще не рассматривалось учеными. Вообще в контрастивной лингвистике единичны работы, содержащие сопоставление данных по лексике двух языков на материале песенного фольклора, тогда как общеизвестно, что народная песенная ли-' рика является ценнейшим источником сведений о культуре и менталитете народа, отражающим стереотипы народного сознания. Обладая достаточно компактной по сравнению с другими жанрами фольклора формой, народные лирические песни заключают в себе не только систему морально-этических норм, но и сумму знаний о внешнем порядке вещей и внутреннем мире человека.

Русская народная песня была объектом изучения многих ученых [Веселовский 1940; Оссовецкий 1957; Колпакова 1962; Лазутин 1965, 1981; Богатырев 1971; Потебня 1976; Артеменко 1977; Мальцев 1989;' Хроленко 1992 и др.]. Исследователи же французской культуры отмечают, что народная песня во Франции долгое время была обойдена вниманием ученых. Лишь немногие из них избрали ее объектом научного поиска. Французские песни в большей степени комментировались и описывались музыковедами (Ж. Тьерсо^ А. Давансон) и в меньшей - лингвистами или литературоведами. ,

Целью данной работы является выявление и описание этнических особенностей лексики русской и французской песенной лирики. Поставленная цель решается нами при сопоставлении ста наиболее частотных лексем русского и французского словников.'песен и при рассмотрении одного из фрагментов фольклорной картины мира - системы цветосбозна-чения. ^

Данная цель определила следующие.конкретные задачи: составление словника и частотного словаря французских народных песен; выявление самых частотных слов французского песенного текста, составляющих его ядро, и установление особенностей их функционирования в песне; выявление особенностей частеречной принадлежности самых частых лексем словника французских песен в сравнении с частеречной структурой словника русской народной песни; выявление и описание внутритекстовых связей, особенностей семантической структуры, наличия или отсутствия коннотации у лексем, совпадающих в тематических группах русских и французских словников; лексикографическое описание лексем со значением цветообозначения в форме словарной статьи; сопоставление русских и французских словарных статей, описывающих лексеми, соответствующие одному и тому :ке концепту; выявление этнического своеобразия семантической структуры лексем и их внутритекстовых связей; выявление закономерностей, лежащих в основе этнолингвистических различий в языке фольклора двух сравниваемых этносов.

Объектом исследования стала народно-песенная лирика русских и французов.

' Предметом исследования является лексический ярус русской и французской народной песни с точки зрения этнического своеобразия.

Базой эмпирического материала для сопоставительного анализа послужили тексты курских песен из авторитетного в научном отношении сборника, записанного в конце XIX - начале XX вв. М.Г. Халанским (Народные говоры Курской губернии. - СПб., 1904). В некоторых случаях использовались тексты курских песен, изданные профессором А.И. Соболевским (Великорусские народные песни/ Изданы проф. А.И.Соболевским; В 7-и т. - СПб., 1885-1902). Выбор именно курских песен обусловлен тем, что они наиболее близки и понятны нам как жителям этого региона, а также тем, что словник и частотный словарь курских песен уже были составлены ранее. Подробному анализу подверглось более 300 текстов.

При составлении словника французских песен использовались также более трехсот текстов из трех научных сборников песен: это сборник песен Анри Давансона (Davenson Henri. Le livre des chansons. - Paris, 1955. -588 е.), сборник песен Хаупта Морица (Französiche Volkslider. Zusammen geslelllvon Moriz Haupt und aus seinem Nachlass hrsg. - Leipzig, 1877. - 177 s.) и песни из сборника Эжена Роллана (Rolland Eugène. Recueil de chansons populaires. T. 1-2. - Paris, 1883-1890).

Методы исследования. В качестве основных используются описательный и сопоставительный методы. При установлении семного Состава лексем использовался метод компонентного анализа. При сопоставлении словарных статей лексем, соответствующих одному и тому же концепту, использовался метод аппликации. Актиэно применялся также статистический метод.

Научная новизна исследования определяется тем, что в работе впервые определены этнические особенности лексики русской и французской народно-песенной лирики.

Теоретическая значимость диссертации заключается в дальнейшей разработке метода контрастивного лингвистического анализа на основе фольклорного материала. Предпринятые изыскания способствуют разработке актуальных проблем этнолингвистики.

Практическая ценность работы состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы в вузовских лекционных и практических курсах по лексике, в спецкурсах и спецсеминарах, на факультативных занятиях по языку фольклора, при написании курсовых и дипломных работ. Ценность работы заключается также в возможности учета результатов исследования при лексикографической обработке материала, при составлении пособий и справочников лингвострановедческого типа.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования излагались на научных конференциях в Курском государственном педагогическом университете (1999 - 2000 гг.), на заседаниях аспирантского объединения (1997- 2000 гг.), опубликованы в пяти статьях (одна из них в соавторстве).

Положения, выносимые на защиту. 1. Лексика народных лирических песен русскихч^французов этнически специфична. 2.-Эта специфика обусловлена как свойствами языка, так и особенностями мировидения этносов, отраженными в народно-песенных традициях. 3. Своеобразие лексики песенной лирики русских и французов отражает своеобразие характера песен и характера народа. 4. Лексика процессуапьности свидетельствует о различии доминирующих мотивов, свойственных русским и французам. 5. Лексика предметного и признакового мира различается оппозициями, приоритетностью характеристик человека в песнях двух народов и нетождественностью обозначения цветового континуума

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и восьми приложений. Текст изложен на 255 страницах рукописи. .

Содержание работы. В о введении освещается история вопроса, обосновывается актуальность избранной темы, определяются объект, предмет, цепь и задачи работы, характеризуются база фактического материала и методология исследования, оцениваются научная новизна, практическая и теоретическая значимость диссертации, формулируются положения, выносимые на защиту.

В главе первой "Соотношение квантитативных структур лексики русской и французской народной песни" исследуются количественные параметры сопоставляемых словников. Используя принятые методики, определяются важные количественные показатели русского и французского словников: средняя частота слова (F ср.) и коэффициент лексического разнообразия словаря (С).

Сравнив показатели с данными "Частотного словаря русского языка" под ред. Л.Н. Засориной и "Частотного словаря языка A.C. Пушкина", мы пришли к выводу, что разница между лексикой русской песни и лексикой литературного языка существенна, тогда как лексика народной песни двух разных языков по этим важным показателям практически совладает. Совпадает и соотношение высокочастотной и низкочастотной лексики в, сопоставляемых словниках. '

Квантитативный анализ выявляет "абсолютные" и "относительные лакуны" (рядовые, незаметные, малоупотребительные иноязычные эквиваленты широкоупотребительных русских слов). Так, например, русские слова молодец, свекор, сокол, родной, чужой, молодушки, капини -абсолютные лакуны во французской народной песне, но важнейшие элементы русской народно-песенной картины мира. Зато в русской песне нет слов пастушка (bergère), красивый (beau) - вместо красивый в русской песне употребляется обычно красный - и целого ряда высокочастотных французских глаголов.

Таким образом, именно квантитативный анализ подсказывает нам пути дальнейших поисков, свидетельствует о необходимости выяснения причин высокой или низкой частотности аналогичных в двух языках слов.

Глава Я представляет собой анализ лексики лроцессуапьности в народно-песенной традиции русских и французов на материале самых час-!-тотных глаголов. Все глаголы, входящие в состав ста анализируемых лексем; классифицированы на тематические группы и представлены в виде таблицы.

2.1. Физическое действие, наличие, состояние. Наиболее многочисленной в обеих песенных традициях является подгруппа глаголов движения. В русской песне это в основном приставочные образования от глаголов ходить, ехать (7 из 8) и глагол гулять. Всего в словнике курских песен зафиксировано 224 глагола движения. Такое разнообразие глаголов движения, уменьшающее их индивидуальную частотность, говорит об их особой роли в русской лирической песне. А.Н. Веселовский объясняет это тем, что "древняя и народная поэзия любила выражать аффекты действием, внутренний процесс внешним" (Веселовский 1940: 362-363J. Так, напряженное душевное состояние героя в песне выражается нагнетанием глаголов движения: " Я пойду с горя в сад разгуляюся, я на речку сойду прогуляюся" (Хал., 187).

Во французской народной песне глаголы подгруппы движения с аналогичным значением не имеют такой яркой ¡семантической нагрузки.

Глагол revenir (se) 'возвращаться', в словнике курских песен входящий в группу hapax legomenon (лексемы с одним словоупотреблением), во французских песнях чаще всего употребляется в схожих между собой контекстах: обычно это возвращение мужчины с войны, из другого города или просто к женщине после разлуки. Мотив расставания, разлуки и возвращения характерен для французской народной песни. Не менее показателен в этом плане и французский глагол rencontrer 'встречать' (31). Большая часть примеров описывает встречу девушки и кавалера, обычно встречи носят случайный характер; это встречи в пути. Такие песни начинаются однотипно; "По дороге я встретил / встретила..." Зачастую это одна из ряда встреч. Таким образом, дорога во французской песне (как и сад - в русской и французской) - это место встречи девушки и юноши. Этот образ глубоко символичен. В нем отражается, с одной стороны, динамизм сюжета французской народной песни, а с другой стороны, случайность, непредсказуемость, непостоянство, легкость отношений, завязываемых во время этих встреч. В русской народной лирической песне мотив встречи, как и сам глагол встретить, гораздо менее частотный: встретить (7), встретиться (3), встреча (2). В русской песне чувства, события не связываются со встречей. '

Интересно сопоставление высокочастотного ' французского глагола mener 'вести' (32) и русского глагола вести (18). .

Во французской лирической песне этот глагол образует устойчивую конструкцию: "девушку (берут за руку) ведут в комнату,(в лес, дом, кабачок, сад и т.д.)"

В русской народной лирической песне глагол вести имеет еще более закрепленный за определенной песенной ситуацией характер: в абсолютном большинстве случаев ведут коня или молодца. И то, и другое, по нашим наблюдениям, символизирует печаль, беду, связывается с насилием, неволей. Это можеТ" .быть солдатская неволя: "Гусары едуть, маво разлюбезнава пад ручьки вядуть' (Хал., 15). Та же коннотация у глагола вести в свадебной песне: выход замуж (переход в чужой дом) после • вольной жизни в доме Отца-матери в русской песне часто ассоциируется с неволей.

Особенностью русской подгруппы "Положение в пространстве и изменение его" является то, что большая часть глаголов называют статичное состояние (стоять, сидеть, стать, лечь). Дза из них, самые частотные в данной подгруппе, входят в десять самых частых глаголов русской песни (стоять -130, сидеть - 129). Во французской народной песне эти глаголы или не зафиксированы вообще (нет аналога русского глагола стоять), или значительно менее частотны (сидеть 129 - asseoir (s) 'садиться' д и т.д.). Четыре несовпадающих французских глагола в данной подгруппе выражают, в отличие от русских гл^голоо, активное действие (искать, найти, терять, класть).

Употребление в русской лирической песне высокочастотного глагола лечь обнаруживает некоторые закономерности сочетаемости. Самым ус-

тойчивым является употребление его с лексемами, называющими дорогу: лежит дорожка (стежка, досточка, жердочка, тропинка): "Чьряс зелян лясочик дарошка ляжыть" (Хал., 19).

Интересно соотношение русских глаголов искать, поискать, сыскать и французского глагола chercher 'искать'. Глагол искать в русской песне имеет всего 8 с/у и почти не имеет приставочных образований (поискать -2, сыскать -2). Данные глаголы сочетаются с разными лексемами и не более одного раза. Таким образом, невысокая частотность и отсутствие притяжений с другими лексемами, свидетельствуют о том, чго устойчивого мотива поиска кого-либо или чего-либо в русском народно-песенном фольклоре не наблюдается. Во французской песне это один из наиболее распространенных мотивов: возлюбленный ищет девушку; возлюбленная или жена ищет кавалера (друга, мужа). Показательно отличие • в характере, настрое песен в зависимости от того, ищут ли мужа или друга. Поиски друга, кавалера сопровождаются переживаниями за него, исполнены нежности, любви и заботы, поиски же мужа - занятие неблагодарное, стыдное, поэтому о нем говорят одновременно с печалью и иронией. Ирония в подобных песнях иногда достигает гротеска: Mon père m'a donné un mari, 'Мой отец дал мне мужа. II me l'a donné si petit Он мне его дал такого малень-

Que dans mon litje le perdis. кого, Что в своей кровати я его Je pris la lampe et le cherchis, потеряла. Я взяла лампу и его J'ai brûlé la paillass' du lit, искала, Я сожгла покрывало на

Je l'ai retrouvé tout rôti. кровати. Я его нашла совсем

dessous ma table je l'ai mis, поджаренного, На мой стол я

Le chat entra et l'emportit. ero положила, Кошка вошла и

Non, de ma vie je n'ai tant ri: " его схватила-. - Нет, в своей Prendre un mari pour un'souris I жизни я никогда так не смея-(Мог 69) лась: Принять мужа за мышку!1

Возможно, эта песня является пародией на песни, имеющие в сюжетной линии мотив потери - поиска.

Персонажи песен ищут различные предметы. Поиск предмета даже может служить основой композиции песни.

И в русской, и во французской народной песне распространены сюжеты, в которых есть потеря и поиски кольца - символа соединения. Его потеря символизирует разлуку, а во французских песнях часто даже предвещает смерть героя. Одновременно во французских песнях поиски кольца воспринимаются как задание, за выполнение которого обещают поцелуй, любовь и т.д.

Шуточное, пародийное переосмысление этого мотива мы наблюдаем в песне о потере матерью Мишель кошки. Пародийный образ героини - не красавица девушка, а мать Мишель, предмета - не кольцо или удача, а кошка, героя - не юноша, а кум Лустукрю, который предпочитает понелмо кролика, - делают эту песню примером того, как французы умеют смеять-

ся над собственными символами, превращать в пародию то, что в других песнях имело философский смысл или вызывало умиление и слезы.

Русский глагол найти в половине всех употреблений встречается с отрицанием ("ни нашла тьвята алова супрати друшка милова" (Хал., 74). Можно даже говорить об устойчивости конструкции с противопоставлением, состоящей из двух смежных строк, типа: "не нашла (чего-либо ожидаемого, положительного), а нашла (нечто совсем другое, отрицательное)".

В состав первых ста высокочастотных слов во французской народной песне входит и пексема perdre 'потерять, терять' (32) (ср.: в русской лирической песне глагол потерять 6 с/у, глагол терять - 3). Чаще всего в русской песне эти глаголы употребляются в переносном значении или в составе идиоматических выражений: потерять голос, покой, красу с лица. В других случаях это потеря символических предметов: ключей или юбки. Потеря элемента одежды почти всегда символична: потеря шляпы с головы - символ беды, несчастья; потеря юбки, вероятно, намек на неверность.

Во французской песенной лирике аналогичный глагол perdre обладает широкой семантикой и способностью сочетаться с различными тематическими группами существительных. Нередко теряют женщину. Потеря в подобных текстах предстает трагической, часто невосполнимой. Однако в применении к лексеме femme 'жена' во французской песне мы можем наблюдать и печаль, и радость одновременно. Это связано, по-видимому, с особенностями характера французского народа, предпочитающего скрывать свою душу за песней, шуткой, и с принятой в народе традицией, восходящей к календарному обряду, ругать жену / мужа. Жену даже можно проиграть (perdre 'потерять = проиграть'), оставив в залог в Париже.

Глаголы подгруппы "Физическое воздействие на кого(что)-либо" а числе первых ста высокочастотных лексем в народно-песенном фольклор-ре России и Франции малочисленны: в русской песне это глагол бить (51 ), во французских песнях - battre 'бить' (32) и garder 'охранять' (44).

Семантика, употребление и сочетаемость у лексем бить и battre схожа: в обеих песенных традициях бьют чаще всего жену, в русской песне еще и птицу, как известно, символизирующую женщину. Особенностью распространенной ситуации "муж бьет жену" в русской песне является то, что глагол бить, как правило, имеет при себе модификатор бопьно: "Буду бопыю бить, чтобы шкуру сбить" (Соб. 2, 509). Во французской песне наблюдается аналогичная картина: старый ревнивый муж (муж-горбун) бьет молодую жену, однако часто подчеркивается, что она ему изменяет или готова изменить.

Почти так же часто во французской песне жена бьет мужа. Однако-' эти песни несколько иного плана: они чаще всего шуточные, одна из них так и называется "Les menteries" 'Враки' (Dav., 86).

В рассматриваемой подгруппе у французов есть также лексема garder 'сохранять, охранять, хранить', с которой связан ряд важных сю-

жетообразующих действий, совершенно не характерных для русской народной лирической песни. В русской песне глагол охранять не зафиксирован вообще. То же можно сказать и о синонимичных ему глаголах или приставочных образованиях. Сохранение, охрана каких-либо предметов (кольца, овец) является символичным действием, как и сохранение цветка для милой, связанное с обычаем "празднования мая".

2.2. Физиологическое действие, состояние. Эта группа в народно-песенном фольклоре русских и французов в списке первых ста высокочастотных лексем представлена немногочисленно, но состав их, на наш взгляд, чрезвычайно показателен: в русской лирической песне это глаголы спать (64) и жить (49), во французской песне - boire 'пить' (50), manger 'есть (кушать)' (40) и mourir 'умереть' (41). Лексемы пить, есть, жить, спать достаточно частотны в обеих песенных традициях, тем не менее приоритеты в употреблении той или иной лексемы в песне заметны и свидетельствуют о приоритетах в отражении, может быть, даже воспевании, "прославлении" той или иной стороны жизни народа, о ритме жизни.

Если в русской песне самым распространенным в этой группе является глагол спать (в большинстве контекстов героиня не спит всю ночь из-за чего-либо: ожидания, волнения, заботы и т.д.), то во французском -глагол boire 'пить'. Герои в народных французских песнях, в отличие от русских, редко изображаются спящими. Один из глаголов с подобным значением coucher во французских народных песнях имеет ярко выраженную закрепленную семантику, употребляясь устойчиво в значении 'спать «переспать) с кем-либо'. Использование лексемы спать в подобном значении встречается и в русских народных песнях, но крайне редко.

• Самой частотной в этой подгруппе,французской лексемой, как мы сказали, является лексеыа boire 'пить'. Пьют во французской народной песне чаще мужчины и почти исключительно вино. Образ пьющего в ряде французских песен превращается в образ пьяницы-драчуна. Мотив разгульного пьянства есть и в русской песне. Однако пьяными в русском лирическом фольклоре изображаются в основном женщины: "Пила я мала-да слаткаю вотачку... Ни стаканьчикам...Ис палувидра чирис край да дна" (Хал., 366). Скорее всего, пьянство здесь - это не столько отражение исторической реальности, сколько проявление желания русской женщины забыться, не случайно чай и водка в таких текстах приравниваются, они. являются всего лишь средством ухода от тяжелой действительности, "лекарством" от горя: "Ой ты пей, Таня, чяй. Пакидай горя-пичяль" (Хал., 21); "Ой ты пей, Варя, вотку, лраклинай горя, заботку" (Хал., 65).

• В русской песне гораздо чаще пьют воду. Во французской песне воду пьют редко: в подобных немногочисленных примерах водой поят коня или ее приносят узнику. Вода в некотором роде противопоставляется вину, так как вода - это питье кающегося грешника, противопоставленного пьянице. .

Функционирование глагола есть в двух песенных традициях также показательно. Исследователи русского фольклора отмечают, что совмест-

и

пая еда символизирует в русской песне соединение любящих. При этом в русской песне не указывается, что едят герои. Во 'французской же песне круг существительных, употребляемых с лексемой manger 'есть' широк. Контексты, в которых содержится описание совместной еды, позволяют утверждать, что и во французской песне эта ситуация имеет то же, что и в русской, символическое значение: соединение любящих. Отличием от русских песен является лишь подробное, яркое, зримое описание кушаний. Глагол manger часто употребляется и в довольно мрачных контекстах, когда объектом еды становится человек (или труп). Мотив съедания тела или части тела живого или мертвого человека достаточно распространен.

Французская лексема mourir 'умереть' в песне имеет 41 словоупотребление, тогда как ее русский аналог - всего 9 с/у. Это объясняется, видимо, тем, что подобная тематика не характерна для русской лирической песни (для этого есть песни похоронного обряда). Во французской же народной песне мотив смерти героя является широко распространенным. Это один из главных мотивов популярных "жалобных'1 песен. Если персонаж русской песни лишь хочет умереть с горя после утраты любимого человека или от неразделенной любви, то французская песня более радикальна в этом плане: герой в ней действительно умирает от любви. Си- ^ гуация, где причиной смерти героя является любовь, - самая распространенная ситуация для глагола mourir. Судя по обилию текстов с подобным мотивом, умереть вместе от любви в народной поэзии французов, вероятно, было мерилом сильного, глубокого чувства.

2.3. Эмоционально-психическое восприятие, действие, состояние. Данная группа глаголов в списке первы>. ста высокочастотных лексем в русской лирической песне представлена только одним глаголом - любить (87). Во французской песне эта группа включает 5 лексем: voir 'видеть', regarder 'смотреть', entendre 'слышать', aimer 'любить', pleurer 'плакать'.

Особый интерес вызывает сопоставление французского эмотивного глагола pleurer 'плакать'и его русского аналога.

Поводов для слез во французских песнях много. Плачут слуги, мать, " сестра, оплакивая смерть господина, сына, брата. Но чаще всех плачет belle 'красавица'. Она оплакивает свою судьбу, жизнь; разлуку с любимым; потерянную невинность: "qu* avez-vous a pleurer? - Je pleure mon innocence, que vous me l'allez ôter I" (Dav., 70) 'Что вы плачете ? - Я оплакиваю мою невинность, которую вы у меня сейчас отнимете'. Вероятнее всего, тот же повод для слез и в песнях, где девушку насильно ведут в лес, в комнату. Можно сказать, что это самый распространенный повод для слез во французских народных песнях, и вместе с тем, эти слезы часто бывают неискренними. Так, в целом ряде песен господин жалеет плачущую девушку и отпускает, она же затем высмеивает его за это.

В русской лирической песне глагол плакать в количественном отношении близок к первым ста высокочастотным лексемам - 42 с/у. Плачу-

щей обычно изображена женщина, при этом четко выделяется главенствующий мотив: причиной слез девушки или замужней женщины является нежелание расставаться с родным домом - идти замуж или жить в доме мужа..Если во французских песнях неверные или ревнивые мужья или жены являлись предметом гнева, порицания, а чаще всего иронии, то в русской песне это тоже причина горьких слез: "Любив Ванька чужих жонак, -Свая з горя плачить" (Хал., 256). В этом мы видим разное отношение к превратностям жизни русских и французов. Французы избегают открытого изображения "неволи" души: боль измены, слезы изображаются отстра-ненно, всячески подчеркивается, что изменивший не любим и не нужен. Исследователи отмечают, что лишь иногда злоключения и печали жизни описываются серьезными штрихами. Французы любят петь жалобные песни, но печаль в них вызвана не тоской, не переживаниями героя, как во многих русских песнях, а неординарными сО§ь'?гиями, происходящими с героями. Жалобные французские песни в некоторой степени сходны с русским "жестоким романсом", основой которого также служат трагические события. В русских песнях печаль гораздо,/лубде, безысходнее, она часто не связана с конкретным периодом, промежутком жизни героя, неудачей, она как бы изначальна. "■■'■

2.4. Интеллектуально-творческое действие, состояние. Сопоставление семантики русских и французских глаголов данной группы показывает, что французские глаголы выражают более активное интеллектуальное действие, состояние, они побуждают, к ответному действию (спрашивать - 50. просить - 35, посылать - 35), выражают готовность, возможность или необходимость совершения Действия (мочь - 61; надлежать (долженствовать) - 70). В русской песне эти глаголы гораздо менее частотны: мочь - 18, посылать т 18, просить - 14. спрашивать -16. Глаголы надлежать, долженствовать в курских песнях не зафиксированы.

2.5. Социальное действие, отношение, состояние. Лексемы, входящие в группу, называют различные действия, отношения, состояния, характеризующие человека как существо социальное. В числе исследуемых русских высокочастотных слов отмечен только один глагол, относящийся к данной группе, - играть (51). У французов - chanter 'петь' 76. avoir 'иметь' 226, marier 'женить' 28. Аналогичные русские лексемы гораздо менее частотны (петь - 26, женить - 8, лексема иметь отсутствует).

В русской песне глагол играть в абсолютном большинстве случаев имеет яркую положительную окраску; связываясь с ситуацией отдыха, веселья, развлечения. Во французской песне в этой подгруппе зафиксирована глагольная лексема chanter 'петь' (76), что подтверждает замечание И. Оренбурга о любви французов к песне. Песня для французов - это выражение приподнятого эмоционального состояния, не случайно глагол chanter неоднократно^ соседствует с такими глаголами, как boire 'пить', s'amuser 'развлекаться'. При этом девушка во французской песне поет

гораздо реже, чем мужчина. В русской лирической песне глагол петь гораздо менее употребителен -26 с/у и функционирует в сооершенно уных контекстах. Во-первых, никогда не указывается, о чем поют, но подробно описывается, как, каким образом. Во-вторых, поют почти исключительно птицы: курица, петух, птаха, кукушка, соловей. Их пение обычно предвещает беду, перемены, выражает печаль, тоску. Употребление лексемы петь применительно к человеку единично. Мужчина в курских песнях вообще поющим не изображается.

Другим высокочастотным французским глаголом данной подгруппы . является глагол marier 'женить, выдать замуж'. Он встречается в песнях двух типов: в первых замужество воспринимается как нечто положитель- ■ ное, желаемое, необходимое; во вторых - ото нежелательный брак. Это , песни "несчастной в замужестве" (chansons de mal mariée). Несмотря на. печальную тематику, эти песни часто носят сатирический характер, даже гротескный. В шобом случае женщина чаще всего (хотя бы На словах) пытается бороться со своим положением." идет искать друга, который ее ' утешит, просит смерти мужа й сжигает его в соломе и лп., и таким обра- I зом выражает действенный протест. Интересно в этом плане сопоставить распространенные во Франции песни о маленьком муже с единственной обнаруженной п нашем материале подобной русской песней. Во'французской песне ;кенэ теряет маленького, как мышонка (в других песнях - как муравья), мука в постели, ищет его с лампой и нечаянно сжигает, а кошка его съедает, на что жена восклицает: "Нет, в своей жизни я никогда так не смеялась, принять мужа за мышку!" (Мог., 69). В русской же песне маленький муж - причина горьких слез: Абпнвзпася бярезушка расою. Кп" и я-та красная девушка слязою: Што в вичер мине батюшка прасватав За таго-та нидаростка маладога (Хал., 91)

Героиня русской песни тоже проявляет протест: увозит его в поле под березу. За неделю недоросток почти исчез, чему героиня была рада, но в конце второй недели он чудесным образом оживает, и она уже спрашивает у него, как у хозяина, разрешения посетить родных: "Ох, лусьтишь ли', нидаростак, к батьки в гости?" Подобная концовка демонстрирует разницу поведения героев русской и французской песен в сходных ситуациях: с одной стороны, ярко выраженный действенный протест, с другой - покорность судьбе, принятие ее, то есть даже если протест имеется, он не доводится до конца, сглаживается.

Особенностью русских песен является также и то, что характерная для песенного фольклора тема "несчастной в замужестве" распространяется и на мужчину, который в русской песне так же часто несчастен, не волен в выборе спутника жизни, как и женщина.

2.6. Модификаторы действия в русской и французской народно-песенной лирике. Самыми частыми в русской песне становятся наречия с максимально размытым, общим значением, так называемые ме-

стоименные наречия, указывающие на место или признак, названные ранее или подразумевающиеся. При этом они в контексте песни довольно "часто являются избыточными.

Па сеням, па сенюшкам, па новым па касяшшашм Гамхадила, пахаживала маладая барыня (Хал., 32) Следует отметить наличие во французской песне большею по сравнению с русской песней количества наречий среди самых частых лексем (9 ; 3) и их несколько иной характер: помимо наиболее широких семантически местоименных наречий, зафиксированы наречия, называющие интенсивное проявление признаков: 'всегда, никогда, больше, хорошо, очень'. Большинство из этих наречий в русской песне или вообще не используется, или они низкочастотны.

Таким образом, наличие или отсутствие глагола в песнях двух народов, его частотность, своеобразие сочетаемости с теми или иными лексемами, особенности метафорического и символического значения, характерного для песен русских и французов, ярко демонстрируют своеобразие этнического самосознания народов

В Главе III "Лексика предметного мир а русской и французской песни" этнические особенности лексики демонстрирую гея на материале самых частотных существительных.

3.1. Общие понятия. Группа "Сбщиеиюнятия" ь русской п француз ской песнях представлена четырьмя лексемами (четыре подгруппы в русской песне и две - во французской). Совпадающей в двух языках является только подгруппа "Время".

■ Во французских песнях лексема nuil 'ночь' почти не употребляется отдельно от лексемы jour 'день'. Несмотря на многообразие глаголив, использующихся в сочетании с оборотом "день и ночь", можно ошегть некоторую закономерность: с его помощью подчеркивается какое-1 о эмоциональное состояние героя, как положительное (развлекаться, петь, смеяться), так и отрицательное (плакать, страдать, томиться).

В русской лирической песне лексема ночь употребляется гораздо разнообразнее, чем во французской. Мы наблюдаем, что "день" и "ночь" (как временные отрезки), в отличие от французской песни, в русской никогда не смешиваются, не испопьзуются совместно для обозначения более длительного отрезка времени. Дню и ночи соответствуют разные реалии, действия, состояния, часто противопоставленные. При этом, судя по контекстам, ночь в русской песне - это обычно время для тревоги, печали, поэтому не случайно самым частым определением лексемы ночь является прилагательное темная: "Ой темная да нявидная иочушка\ Пражда-лася саколава матушка" (Хал., 156), "Правадил я жопку да темнай да ночьки, да грознай да тучьки" (Хал., 9).

3.2. Человек, Существительные этой группы классифицированы нами на шесть подгрупп. Состав некоторых из них близок. Так, почти полностью совпадает состав подгрупп "Наименования по возрасту, полу", "СоматизмьГ, "Наименования по родственным и семейным отношениям".

Демонстрируют этническое своеобразие песен существительные, входящие в подгруппу наименований по сословному признаку (русская лексема боярин, французские - roi 'король' и bergère 'пастушка' ), Особенностью русской лексемы данной подгруппы является то, что она совершенно не несет сословной информации: называние персонажа боярином - это способ возвеличивания гостя, жениха или друзей жениха, характерный для песен свадебного обряда. Отсутствует прямое значение и у других зафиксированных в русской лирической песне лексем, называющих людей по сословному признаку: царь, царица, царевна, король, королевна, государь, государыня. В большинстве своем они низкочастотны.

Мы видим, что использование лексем - наименований по сословному признаку имеет яркие семантические и стилистические особенности. Так, возвеличивание гостя (в том числе жениха и его свиты) имеет свои "пределы", своеобразную избирательность: его называют князем, бояри- / ном, господином - относительно близкими и понятными наименованиями, г но не называют королем, царем. Королем не называют, видимо, потому, { что это персонаж чужого мира. Царем же в pyccKOit лирической песне на- [ зывают или самого царя, или то, что выше простого человека, - явления природы. В этом отражается, вероятно, отношение русского крестьянина к царю - далекому, высокому, недоступному.

Во французском народно-песенном фольклоре в числе высокочастотных имеются две лексемы, называющие человека по сословному признаку: roi 'король' и bergère 'пастушка'. Лексема roi имеет высокую для французской песни частотность - 81 и всегда сохраняет прямое значение. Однако король во французской народно-песенной лирике не далекая, эфемерная фигура, а реальный персонаж, зачастую конкретная историческая личность: Едлй^-^усских песнях цар'и являются действующими лицами в исторических песнях, но не в лирических, то особенностью французских песен можно считать то, что в них о высоких правителях рассказывается без пафоса и героики, короля можно даже высмеивать.

Король во французской песне обычно имеет имя. При этом прослеживается достаточно четкая связь имени й характера повествования или самого героя. Король с именем Дагобер может быть только комическим персонажем, очень уж.неблагозвучно для короля его имя. И действительно, у этого короля кожа такая грязная, что она черчэе, чем у ворона, а у его жены еще чернее, чем у самого короля. В подобном соотнесении имени героя и его характера проявляется стремление французов к наилучшей, соответствующей форме для выражения содержания. Русский же человек, по мнению исследователей, зачастую страдает слабым чувством формы.

3.3. Ментифакты. В русской песне в составе первых ста частотных лексем три существительных входят в эту подгрупп ': дуй а 74, слеза 52 и горе 50, во французской - два: amour 'любовь' 73 и dieu 'бог' 71. Как мы видим, сам состав лексем примечателен: в русском песне преобладают слова, называющие отрицательные эмоции - слез.з и горе. Лексема горе,

как и лексема слеза, часто соотносится с лексемами, называющими стихии или непогоду: ветер, дождь, туман, непогода, море, вода и т.п. Сопоставление горя с явлениями, силами природы демонстрирует характер горя; оно огромное, бесконечное. Это подчеркивается и использованием с лексемой горе определенных атрибутивов: великое, большое, превеликое. В контекстах, содержащих слово горе, на небольшом участке текста можно наблюдать большое скопление лексем, имеющих отрицательную коннотатизную семантику. Она может заключаться полностью в самой лексеме, или же з отдельной эмоционально-экспрессивно окрашенной морфеме:

Да ясная солнушка закатилася Разбисчясная Машунька заврадилася Привпликая горюшка приключилася Да куды з горя ни пайду, ножуньки да нидуть (Хал., 307). Герои русской песни как бы погружаются в горе, как в море, воду, не сопротивляясь ему ("ножуньки да нидуть"), а упиваясь им. Не случайно в русском языке есть такие модификаторы, которых нет, например, во французском языке: взахлеб, навзрыд и т.п.

Гораздо реже в русских песнях с горем борются, пытаются ему противостоять. Как исключение можно рассматривать такую песенную строку: ' Я сама сваму горю памажу" (Хал., 3).

Еще более ярко и подчеркнуто изображается эмоциональное состояние героев в текстах, содержащих лексему слеза. Одним из средств создания подобного эмоционального накала служат глаголы. Они чрезвычайно многообразны: от крайне экспрессивных залиться (слезами), облиться е., поливать е., потонуть в е., наполниться е., обмываться е., с. покатиться: облить с. до более эмоционально нейтральных' глаголов утирать е., с. течь, терять е., лить е., смочить е., с. катиться.

Во французской песне лексемы 'слеза' и 'горе' далеки от ста высокочастотных лексем. Они не преодолевают даже порог высокой частотности лексем (7 с/у), установленный нами на основе средней частоты.

Другой высокочастотной лексемой этой подгруппы является dieu 'бог (71). В русской песне она также высокочастотна (41 с/у), однако сопоставление лексического окружения русской лексемы бог и французской dieu позволяет увидеть, что различия функционирования их в песне касаются не только частотности.

В русской песне эта лексема практически не выступает в качестве субъекта действия, то есть бог не изображается деятелем, как это происходит во французской. В русских песнях лексема-бог выступает 1) в качестве объекта в сочетании с глагольными лексемами молить, молиться, умолять, упрашивать, просить, помолиться; 2) в виде обращения, при этом глагол неизменно ставится h повелительном наклонении; 3) в качестве эмоционального восклицания, своеобразного заклинания в составе устойчивых оборотов: боже наш, боже мой, бог на помощь, бог с тобой.

Подобные обращения к богу, вероятно, отразили характер верования русского народа в определенный исторический период перехода от язычества к христианству: в обращении к христианскому богу слышится языческое поклонение богу Солнца, богу Дождя и т.д. Судя по контекстам, бог, почти как и царь, в русской песне часто далек от обыденных, повседневных ну?кд человека, от его чувств, не участвует в жизни человека активно. Если во французской песне бог - в некотором роде покровитель влюбленных, то в русской песне он в большей мере повелевает стихиями. Подобное соотношение показывает "французского" бога более человечным, демократичным, а "русского" - более далеким. Вероятно, этим объясняется практически полное отсутствие эпитетов к лексеме бог в русской песне: всего один раз в исследованных текстах отмечено святой бог. Крайне редко в русских песнях встречается и сочетание мой (наш) бог (боже). Напротив, во французских песнях лексема dieu очень часто употребляется с местоимением топ 'мой', а также может иметь при себе и эпитеты: grand 'великий', du ciel 'небесный' и, что показательно, эпитет bon 'добрый'.

У Французская лексема amour 'любовь' (73), входящая в рассматриваемую подгруппу, также очень отличается от русского аналога и по количественным параметрам, и по функционально-семантическим показателям. В курских песнях существительное любовь употребляется всего 16 раз. На первый взгляд такая невысокая частотность может показаться неестественной для лирической песни, основной тематикой которой является именно описание любовных переживаний. Однако русская песня может обходиться без прямого называния слова любовь, так как для ее обозначения существует целая система образов и символов, пронизывающих 'каждую строку русской лирической песни: самые важные, ключевые'Собы-шя, чувства, переживания (смерть, горе, любовь и др.) в русской песне чаще других называются или описываются опосредованно.

Любовь и страдание сопутствуют друг другу и у русских, и у французов, но во французской песне, несмотря на страдания, любовь всячески прославляется: "Vive l'amour!" (Мог., 10)'Да здравствует любовь!' Во многих песнях любовь - это "приз" за победу кавалера, однако и этот мотив французами пародируется: "Если он победит, Получиг мою любовь. Победит ли, проиграет ли, -Все равно ее получит!" [Тьерсо 1975: 46]

В результате анализа высокочастотных существительных русской и французской песни мы приходим к выводу о гораздо большей символичности русской песни. Это отчетливо проявляется при сопоставлении целого ряда тематических групп существительных. Например, русские существительные тематической подгруппы "Растительный мир" (трава, цветок, калина), как и многие другие объекты растительного мира, могут

символизировать человека. То же мы наблюдаем и в подгруппе

IS

'Животный мир"' конь, сокол - символизируют мужчину, соловей - вестник, певец любви. У французов же высокочастотными в подгруппе оказывается существительное chou 'капуста', не имеющее никакого символического значения. Никогда не приобретает символического значения и высокочастотное существительное подгруппы "Живожый мир" chat 'кошка'.

Отсутствие во французской песне высокочастотных существительных подгруппы "Пространство", представленной в русской песне словами с максимально широким пространственным значением - сторона и свет, вероятно, отражает особенности.реального географического пространства и его восприятие в двух этносах.

Подгруппа "Соматизмы" ярко выявпяег сходство доминант в портрете человека: у русских это голова, рука, сердце, у французов -• 'рука', сердце'.

В русской песне среди самых частотных нет существительных, оценивающих внешность, тогда как именно такое существительное -belle красавица'- оо французской песне самое частотное из существительных ( 134 с/у). В русской песне эту роль берут на себя имена прилагательные.

Глава IV "Лексика признакового мира в песнях русских и французов" включает два параграфа.

В параграфе 4.1. Временные, параметрические, социальные, предметные характеристики в результате анализа самых частотных прилагательных мы приходим к следующим выводам.

Использование атрибутивов в русской и французской песенной лирике демонстрирует в большей степени различия, чем сходства.

Наличие аналогичных лексем молодой и jeune 'молодой' в подгруппе "Временные характеристики" не свидетельствует, об их одинаковой важности в двух песенных традициях. Русское прилагательное молодой, обладая наивысшей частотностью в словнике курских песен, является важной частью признакового мира русской песни. Во французской песне, несмотря на относительно высокую частотность, оно не настолько символично и значимо.

Демонстрируют этническое своеобразие и прилагательные, называющие социальные характеристики. В русской лирике это слова родной и чужой, не имеющие словесных аналогов во французской песне. Это подчеркивает значимость дпя русского пёсенного фольклора оппозиции свой / чужой мир. Для французской народно-песенной традиции важную социальную характеристику выражает прилагательное pauvre 'бедный'.

Многие прилагательные в песне образуют устойчивые пары, употребляясь рядом или в смежных строках: в русских песнях это чужой - родной, молодой - старый, широкий - высокий. В песнях французов чрезвычайно активно используется пара grand - petit 'большой - маленький'. Такая высокая частотность ее употребления объясняется отчасти тем, что русские для выражения подобных значений гораздо чаще используют

уменьшительно-ласкательные суффиксы, в то время как французы применяют названные прилагательные.

Если у русских в качественных характеристиках большее внимание уделяется внутренним качествам человека (три из четырех лексем подгруппы - хороший, добрый, веселый и отчасти лексема милый), то в аналогичной тематической подгруппе у французов из, пяти лексем на первом месте по частотности - beau 'красивый', joli 'милый, красивый' и лишь затем bon 'хороший, добрый\ doux 'нежный1 и gai'веселый'.

Резупьтаты исследования свидетельствуют о том, что функционирование лексем золото и золотой в русской, французской и английской песнях отражает близость в менталитете русских и французов, воспринимающих, хотя и с разной степенью метафоризации, золотой и золото не как ценный элемент мира вещей (в английской песне), а как символический знак красоты и особенности.

В параграфе 4.2. Особенности цветообозначения в песенном фольклоре двух этносов в результате анализа крлоративных прилагательных мы отмечаем, что исследование русских и французских колора-тивных прилагательных выявляет безусловное лидерство белого цвета как по частотности, так и по наличию а структуре значения дополнительных сем. Многие русские колоративные прилагательные утрачивают прямое, цветовое значение (белый, алый, красный и др.). В песнях францу; зов значение цвета никогда полностью не уходит из семантической струк-гуры прилагательного. Большинство цветообозначений и в русской, и во французской песенной лирике имеет добавочные семы, при этом лишь в некоторых случаях они совпадают (зеленый и vert, отчасти черный и noir и некоторые другие), чаще же наблюдаются разные семы (белый и blanc, черный и noir, красный иrouge и.др.). Во французской л есенной лирике наблюдается четкая тенденция к сопряжению цветов: колоративное прилагательное почти всегда в контексте "притягивает" к себе другое колоративное прилагательное. В русской лирической песни эта тенденция выражена гораздо спабее. Французские колоративы в основном определяют существительные подгруппы "Одежда и ее детали", что свидетельствует о важности цвета одежды в народно-песенной традиции французов: цвет одежды героев соотносится или даже предопределяет настроение или содержание песни. Подобное явление, за некоторыми исключениями (зеленый, черный), не характерно для русского песенного фольклора.

В результате исследования мы пришли к следующему заключению.

Сопоставление словников русских и французских народных лирических песен демонстрирует этническое своеобразие лексики в народно-песенной традиции русских и французов.

Это проявляется в первую очередь в различии уастеречных структур анализируемой части словников. Так, в русской лирической песне в количественном отношении преобладают существительные (47 в списке ста высокочастотных лексем против 34 во французских песнях), то есть в

большей степени описывается предметный мир. Во французской песне отчетливо преобладание глагола (43 против 25 в русской песне). При этом в числе первых десяти высокочастотных слов у русских всего два глагола и четыре существительных, у французов глаголами являются первые восемь лексем частотного словаря и нет ни одного существительного. Подобное соотношение свидетельствует о динамизме французских народных песен, обусловленном как обязательностью четкой сюжетной линии, являющейся обычно необходимым элементом повествовательных жанров, так и особенностями грамматического строя языка. Русская песня лишена в большинстве своем сюжета, поэтому несколько статична с точки зрения развития внешнего действия. Некоторая созерцательность, непротивление судьбе, пассивность, отмечаемые исследователями как характерные для русского национального характера, проявляются и на примере рассматриваемых лексем. Отсюда высокая частотность русских глаголов стать, лечь, си<3еть, слать (во французской песне они имеют небольшое количество употреблений).

Динамизм французской песни проявляется также в наличии в составе анализируемой части словника глаголов, называющих целенаправленное, активное действие, перемещение с определенной, материально выраженной задачей. Не просто идти, ходить, гулять, ехать (высокочастотные русские глаголы), a porter 'носить', chercher 'искать', mener 'вести', rencontrer 'встречать', garder 'охранять' и подобные.

Нельзя сказать, что русская песня лишена динамизма, но динамизм ее несколько иного плана - это "внутренний" динамизм. Он связан с высоким эмоциональным накалом песни, с описанием чувств в их развитии.

Предположение исследователей о наличии в числе ста первых высокочастотных лексем слов,.ябозна^ающих^доминантыязыковой картины мира этноса, находят яркое подтверждение на примере целого ряда глагольных лексем. Так, например, весьма показательными с точки зрения проявления этнического своеобразия являются такие французские глаголы, как revenir (se) 'возвращаться', chercher 'искать', rencontrer 'встречать', trouver 'найти', marier 'женить, выдавать замуж1, perdre 'терять', garder 'охранять', mourir 'умереть', aimer 'любить', pleurer 'плакать' и некоторые другие. Названные глаголы обнаруживают четкие взаимные притяжения ( 'терять - искать - найти', 'возвращаться -встречать', 'любить - умереть) и являются основой для создания ус. тойчивых, повторяющихся мотивов в песнях французов: это мотивы "любви и смерти", "несчастной в замужестве" или мотив "потери / поиска" (не случайно поговорка. "ищите женщину" именно французская -"chercher la femme"). В русской песенной лирике мы можем наблюдать отдельные элементы этих распространенных для французов мотивов. Например, потеря кольца и у русских, и у французов символизирует разлуку с любимым или его смерть, потеря элемента одежды, цветка (юбки в русской песне, колпака, розы во французской) символизирует потерю невинности или неверность.

il

Особое внимание обращает на себя различие в составе ряда тематических групп. Например, в группе "Интеллектуально-творческое действие, состояние" в русских песнях имеется всего четыре глагола: сказать, говорить, хотеть, знать, - во французских их девять. Помимо названных, это, например, глагол falloir 'надлежать, долженствовать', не зафиксированный в курских песнях вообще. \

Этнически ярок и состав группы "Физиологическое действие, состояние". В русской песне это лексемы спать и жифь, во французской -mourir 'умереть', boire 'пить' и manger 'есть'.

Весьма примечательно явление частичного совпадения символического наполнения и коннотативного значения ряда лексем-аналогов. В этих случаях несовпадающие элементы значений проявляются особенно четко и ярко демонстрируют этническую специфику лексем (выявляются "специфические коннотации неспецифических концептов"). Например, русские лексемы пить, есть и французские boire 'пить' и manger 'есть' сходны в том, что совместная трапеза, питье в обеих песенных традициях символизируют соединение любящих. Отличаются лексемы пить и boire избирательностью сочетаемости. Например, русский глагол есть не употребляется с лексемами, называющими то, что едят герои, и встречается только в положительных контекстах. Аналогичная французская лексема предполагает подробное описание разнообразных кушаний и часто употребляется в мрачных контекстах, где объектом еды становится человек, труп человека. Чаще "съедают" девушку. В этом видится буквальное понимание символического значения глагола 'есть': утоление любовного голода.

Исследование французских глаголов и характера французских песен показывает, что французы предпочитают изображать героев в критических жизненных ситуациях, что придает песне больший эмоциональный накал. Экспрессивность же в русской песне достигается использованием богатейших словообразовательных возможностей оуссксго языка, тавтологических повторов и т.д. Если во французской песне в большей степени описывается мир событий, то в русской - мир чувств.

В описании мира чувств важнейшую роль играют эмотивные глаголы. В списке ста высокочастотных слов это русский глагол любить и французские глаголы aimer 'любить' и pleurer 'плакать'. Лексемы pleurer и плакать демонстрируют разницу в отношении русских и французов к превратностям жизни. Французы избегают изображения неловких ситуаций, болезненных тем, оголенных чувств, тогда как русские гораздо более откровенны, иногда впадают в другую крайность, "выворачивая душу наизнанку".

Весьма примечательно, что своеобразие характера самих песен русских и французов отображается в глагольных лексемах петь и chanter. Их функционирование показывает, что chanter всегда встречается в эмоционально-приподнятых контекстах, пение воспринимается как развлечение, связывается с удовольствием, во французской песне часто подчеркива-

ется, о чем поется. В русской же песне глагол петь сочетается с лексемами, подчеркивающими как поют, - жалобно, жалобнешенько, тонко, с горя. Таким образом народ сам оценивает свои песни через употребление различных модификаторов, принадлежность их определенному персонажу и т.д. Как известно, самые лучшие русские песни протяжны, напевны и носят грустный характер, тогда как французы поют веселые песни даже "назло судьбе", скрывая за внешней веселостью свои истинные чувства, пряча их за сатирой и шуткой.

Анализ высокочастотных существительных показывает, что русские гораздо подробнее описывают местоположение, ландшафт: в русской группе "Артефакты" из десяти слов восемь называют местоположение героя; ландшафт описывают шесть русских лексем и три французских.

Совпадают характеры персонажей животного мира - это соловей (rossignol) - посредник, певец любви - и сокол, конь, с одной стороны, и loup 'волк', с другой, символизирующие мужчину.

Обращает на себя внимание группа "Ментифакты". У русских высокочастотны существительные душа, слеза, горе, у французов - amour 'любовь' и dieu 'бог'. Песни, содержащие описание горя и слез, в русской лирике наиболее яркие, образные, несут в себе мощный эмоциональный заряд, концентрацию чувств, что свидетельствует о том, что русские любят и умеют описывать страдание. Во французской песне аналогичные лексемы далеки от высокочастотных (менее 7 с/"у).

Исследование показывает, что при желании рассмотреть кластер "любовь" в русской лирической песне в последнюю очередь следовало бы анализировать лексему любовь, так как не она отражает то истинное глубокое чувство, описание которого мы находим в русском песенном фольклоре. Во французской песне .существительное amour отражает лишь чувственную сторону любви, употребляясь как синоним физиологической потребности. Виной тому является и сатира, столь характерная французскому песенному фольклору.

Этническое своеобразие лексики проявляется и в приоритетности использования атрибутивов. Лексика признакового мира различается оппозициями, приоритетностью характеристик человека в песнях двух народов и нетождественностью обозначения цветового континуума.

Итак, мы отмечаем, что национально-культурное своеобразие лексики народно-песенной лирики безусловно специфично для каждого языка. В этом мы убедились при сопоставлении любых пар аналогичных лексем, а не только лексем, выражающих специфические для того или иного этноса концепты. Анализу подверглись в основном наиболее частотные лексемы. Однако каждая лексема таит в себе гораздо больше этнической информации, нежели нам удалось увидеть и передать в рамках нашего исследования, поэтому перспективы подобного рода анализа практически неограниченны.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

Словник и частотный словарь французских народных песен // Фольклорная лексикография. Вып. 9. - Курск: Изд-во КГПУ, 1997. - С.3-22.

Квантитативный анализ французской народно-песенной лексики // Фольклорная лексикография. Вып. 16.-Курск: Изд-во КГПУ, 1998,- С. 1823.

Сравнение первой сотни высокочастотных лексем в различных фольклорных словарях // Лингвофольклористика, - Курск: Изд-во КГПУ, 1999. - С. 4-15 (в соавторстве).

"Белый" и "Ыапс" в русской и французской народно-песенной лирике // Лингвофольклористика. Вып.1,- Курск: Изд-во. КГПУ, 1999. - С.60-67.

Мотив потери / поиска в русской и французской народно-песенной традиции // Юдинские чтения - 2000: Фольклор и национальная культура. 4.1. - Курск: Изд-во КГПУ, 2000. -С.12-16.

/

1

Подписано в печать » пкт?г,р/, 2000г.. т. 100 экз.. з. ^37.

Лаборатория информационно-методического обеспечения КГПУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гулянков, Евгений Витальевич

Введение.

Глава I. Соотношение квантитативных структур лексики русской и французской народной песни.

Глава II. Этнолингвистические особенности лексики процессуальности в народно-песенной традиции русских и французов (на материале самых частотных глаголов).

2.1. Физическое действие, наличие, состояние.

2.2. Физиологическое действие, состояние.

2.3. Эмоционально-психическое восприятие, действие, состояние.

2.4. Интеллектуально-творческое действие, состояние.

2.5. Социальное действие, отношение, состояние.

2.6. Модификаторы действия.

Глава III. Лексика предметного мира русской и французской песни (на материале самых частотных существительных) 3.1.Общие понятия.

3.2. Человек.

3.3.Ментифакт ы.

3.4.Артефакт ы.

Глава IV. Лексика признакового мира в песнях русских и французов.

4.1. Временные, параметрические, социальные, предметные характеристики (на материале самых частотных прилагательных).

4.2.0собенности цветообозначения в песенном фольклоре двух этносов (анализ колоративных прилагательных словников).

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Гулянков, Евгений Витальевич

Именно индивидуальные особенности народов связывают их друг с другом, заставляют нас любить народ, к которому мы даже не принадлежим, но с которым столкнула нас судьба. Следовательно, выявление национальных особенностей характера, знание их, размышление над историческими обстоятельствами, способствовавшими их созданию, помогают нам понять другие народы. Размышление над этими национальными особенностями имеет общее значение. Оно очень важно" [Лихачев 1981:65]. Эти слова академика Д.С. Лихачева во многом объясняют интерес к вопросам определения национального характера и самосознания народа в наше время - эпоху гуманизации общества, когда многие народы заново открывают друг друга после десятилетий "железного занавеса". И именно язык способен дать нам эти сведения о народе, так как этническое самосознание базируется на родном языке и реализуется в нем.

Проблема этнического в языке в настоящее время одна из наиболее перспективных проблем лингвистики. Количество исследований в этом направлении за последнее десятилетие значительно возросло. Специфика русского национального характера и менталитета является предметом научного поиска в книгах А. Вежбицкой и Д. Ран-кур-Лаферьера [Вежбицкая 1996; Ранкур-Лаферьер 1996]. В последнее десятилетие появился целый ряд журнальных публикаций по данной проблеме. Это статьи Т. Толстой "Русские?" [Толстая 1997: 294302], А.Д. Шмелева "Широкая" русская душа" [Шмелев 1998: 48-55], регулярные публикации журнала "Итоги" о русском национальном характере: о "Русском заодно", о "Наплевательстве" [Итоги 1990: №16,20, 22]. О русском авось писали А. Вежбицкая [Вежбицкая 1996],

Е. Разлогова в "Путеводителе по дискурсным словам русского языка" [Т.2,1997] и др.

Однако интерес этот не сиюминутное веяние. Русский мыслитель С.М. Булгаков писал: 11 Национальность проявляется в культурном творчестве. Самое могучее древо культуры, в котором отпечатывается душа национальности, есть язык. В языке мы имеем неисчерпаемую сокровищницу возможностей культуры, а вместе с тем и отражение, и осознание души народной" [Книжное. 1990:9]. Можно сказать, что в настоящее время проблема " Язык и этнос" получила достаточно четкое оформление. Она распадается на ряд теоретических вопросов, основными из которых являются вопросы соотношения языка и культуры и языка и ментальности.

Соотношение языка и культуры - объект изучения лингвокульту-рологии. Основы представления об этой науке сформулированы В.Н. Телия в книге "Русская фразеология" [Телия 1996]: "Лингвокультурология - это часть этнолингвистики, которая посвящена изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронном их взаимодействии. Лингвокультурология исследует прежде всего живые коммуникативные процессы и связь используемых в них языковых выражений с синхронно действующим менталитетом народа. Объект лингвокультурологии изучается на "перекрестке" двух фундаментальных наук: языкознания и культурологии" [Телия 1996: 217,222, 226]. "Лингвокультурология - часть культурологии, которая в свою очередь представляет собой область культурной, социальной и структурной антропологии" [Голованивская 1997: 10]. В связи с этим невозможно не упомянуть имена таких исследователей, как Э. Тейлор [Тейлор 1939] и К.Леви-Стросс [Леви-Стросс 1985]. Так К. Леви-Стросс отмечает, что язык одновременно и продукт культуры, и важная составная часть, и условие культуры. Фундаментальный вклад в изучение взаимосвязи языка с культурой внесли В. Гумбольдт, Э. Сепир и В.Н. Топоров, сформулировавшие также и философские первоосновы подобного поиска [Гумбольдт 1984; Сепир 1993; Топоров 1995]. В. Гумбольдт еще в 19 веке высказал идею создания науки о языке на антропометрических началах. "Человек становится человеком только через язык, в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности. Язык есть единая духовная энергия народа" [Гумбольдт 1984: 314]. Основы этнолингвистики, определение ее задач и методов были сформулированы в работах Н.И.Толстого [Толстой 1983]. В настоящее время именно в славистике развивается теория народных стереотипов и особой информации, содержащейся в фоновых знаниях, отражающих образ мира. Здесь большую роль сыграли работы С.М. Толстой [Толстая 1992] и С.Е. Никитиной [Никитина 1989, 1993].

Изучение соотношения языка и ментальности включает в себя реконструкцию "наивной картины мира". Интерес к реконструкции наивной картины мира проявляют многие современные лингвисты [Сукаленко 1992; Телия 1988; Яковлева 1993, 1994, 1995]. Исследование наивной картины мира, то есть первой ступени формирования национального менталитета, разворачивается, по мнению Ю.Д. Апресяна [Апресян 1995: 346-350], в двух основных направлениях. С одной стороны, исследуются отдельные характерные для данного языка концепты, своего рода лингвокультурные изоглоссы, стереотипы общеязыкового и общекультурного сознания. К таким понятиям многие лингвисты (Ю.Д. Апресян, А. Вежбицкая) относят такие специфические русские понятия, как душа, тоска, судьба или удаль, воля [Шмелев 1998]. Второе направление в изучении "наивной картины мира" связано с реконструкцией присущего языку цельного, хотя и "наивного", донаучного взгляда на мир. Основными положениями, сформулированными в данной области, являются следующие: 1."Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка.". 2."Свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен." [Апресян 1995: 346-350]. Таким образом, идея картины мира тесно связана с ментальностью. В современной науке понятие ментальности определяется так: "Ментальность — образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе" [БЭС 1991: 794].

Картина мира - центральное понятие многих наук: философии, культурологии, этнографии, языкознания и др. Картина мира выступает в нескольких ипостасях - языковая картина мира, фольклорная картина мира, этническая картина мира и т.п. Языковые картины мира складываются из лексем, в которых реализуются концепты, характерные для картин мира различных этносов, то есть языковые картины мира этнически специфичны. Национальная специфика заключается в наличии или отсутствии тех или иных концептов, а следовательно, и их лексического выражения, в их взаимодействии между собой. Отсюда следует, что наиболее важными в определении национальной специфики языковой картины мира должны стать работы, содержащие сопоставление результатов исследования нескольких языков. ". О специфике можно вести речь только в том случае, когда проводится сопоставление и устанавливаются различия" [Голованивская 1997].

Контраетивных исследований ("контрастивная лингвистика" -[ЛЭС 1990: 239]) такого рода сравнительно немного. Вопросом сопоставления лексических единиц разных языков занимались А.Г. Елисеева [Елисеева 1953; ], Г.Р. Оганесян [Оганесян 1993] и др. В области романской филологии и также в области французско-русских сопоставительных исследований особую роль играют работы В.Г. Гака [Гак 1989; 1997]. Ему же принадлежит особая роль в разработке и обобщении теоретических основ контрастивной лингвистики как самостоятельной отрасли языкознания.

Изучение отдельных этнически специфичных лексем и выявление и описание коннотации лексем, имеющих эквиваленты в других языках, стало задачей многих исследований. Так, Д.С. Лихачев говорит о непереводимых русских словах воля, удаль, тоска [Лихачев 1980: 14]. Семантику русской лексемы подвиг, не переводимой на другие языки, анализирует Н.К. Рерих [Рерих 1987: 65]. Лексемы видно, небось и специфическую частицу -ка рассматривает A.A. Зализняк [Зализняк 1995]. И.В. Ведюшкина говорит об особенностях восприятия русскими времени, анализируя такие лексемы, как в течение и подобные [Ведюшкина 1995].

Учеными использовались различные методики для выявления национальных особенностей народов на основе сопоставления языкового материала. Исследовались система образов и символика двух и более сопоставляемых этносов [Гаврилова 1992; Гинзбург 1972; Онхас 1992; Пономарев 1993], различные тематические группы слов современного языка, например, орнитонимы во французском и русском языках [Антонова 1988], фитонимы [Егорова, Абакумова 1998], этнонимы во французском, английском, немецком и русском языках [Кобозева 1995]. М.К. Голованивская рассматривает лексические группы со значением "высшие силы и абсолюты", "органы наивной анатомии"," основные мыслительные категории", "базовые эмоции" в русском и французском языках [Голованивская 1997]. Ю.А. Сорокин анализирует "речевые маркеры" этнических и институциональных портретов и автопортретов [Сорокин 1995]. Выяснением набора качеств, которые свойственны русским, литовцам и грузинам, на основе лексем, называющих микрокосмос человеческого тела (глаза, руки, шея, волосы и др.), занималась и Н.В. Уфимцева [Уфимцева 1995].

Интересно сопоставление лексем, у которых с имеющимся эквивалентом в других языках совпадает понятийное ядро, но не совпадает коннотация. Таким образом выявляются "специфические коннотации неспецифических концептов" [Апресян 1995: 38]. И.М. Кобозева отмечает, что лексические коннотации, понимаемые как несущественные, но устойчивые признаки выражаемого лексемой понятия, воспроизводящие принятую в обществе оценку соответствующего предмета или факта, служат ключом к открытию стереотипов национальных характеров [Кобозева 1995: 102]. "Не входя непосредственно в лексическое значение и не являясь следствиями из него, они объективно обнаруживают себя в языке, получая закрепление в переносных значениях, привычных метафорах и сравнениях, фраземах, полусвободных сочетаниях" [Апресян 1988: 36-38]. На материале русского и французского языков подобным анализом занимался В.Л. Муравьев [Муравьев 1980].

Активно развивается контрастивное направление в лингвофольк-лористике. Общие черты европейских языков являются той основой, которая позволяет отечественной лингвофольклористике расширить сферу своей деятельности, центром которой является родной язык, и изучать с точки зрения последнего язык фольклора других этносов.

Язык фольклора содержит важные свидетельства о человеке и этносе, так как "и язык, и фольклор - феномены коллективистские и анонимные" [Петренко 1996: 14]. Фольклор, по определению А.Г Скафтымова, - "это творческое искажение жизни". Упоминаемое нами ранее выражение "фольклорная картина мира" ("фольклорный мир") - это не поэтическая метафора, а научный термин, обозначающий определенную разновидность ментальности, это "трансформированный мир действительности" [Путилов 1977: 4]. Фольклорная картина мира, как и любая другая, должна иметь свою структуру. Она представляет собой своеобразную семантическую "сеть", узлами которой являются опорные полнозначные слова, со всей их семантической информацией" [Хроленко 1992: 18]. Так, "списки существительных (и субстантивированных слов) задают статическую модель мира данного текста, глаголы характеризуют обобщенные отношения между "частями" этого мира, а прилагательные либо выступают в виде постоянных . эпитетов, либо могут служить для "размножения" объектов" [Мелетинский 1970: 9-10].

Существует ряд работ в контрастивной лингвистике, описывающих тот или иной элемент структуры фольклорной картины мира двух или более народов. Так, П.В. Табахьян рассматривает сопоставительную стилистику русского и немецкого фольклора [Табахьян 1980]. Еще в 19 веке М. Массон исследовал "мудрость народную" в пословицах у немцев, русских, французов и других одноплеменных им народов [Массон 1818]. К фольклору обращали свои взоры В В. Гвоздев, занимавшийся описанием лексических особенностей французских и русских пословиц [Гвоздев 1975], O.A. Муковникова и О.Б. Абакумова, выявляющие отражение картины мира в семантике русских и английских глагольных фразеологизмов с элементами названий явлений природы [Муковникова, Абакумова 1998]. К выводу об этнической маркированности не отдельных слов, обозначающих специфические национальные концепты, а этнической маркированности всей лексической системы языка в целом приходит в своем исследовании O.A. Петренко [Петренко 1996], которая сопоставляет не отдельные лексемы, а целые фрагменты языковой картины мира и даже совокупности фрагментов. Подобной методики сопоставительного анализа придерживается и Ю Г. Завалишина [Завалишина 1998].

Эффективной основой для контрастивных исследований фольклора во многих случаях служит составление различного рода словарей. Фольклорный и этнографический материал в настоящее время подвергается интенсивной лексикографической обработке. Издан "Словарь образных выражений русского языка" С.И. Лубенской, включающий более 13 тысяч русских идиом с их английскими и американскими эквивалентами. Опубликованные в последние годы исследователями словники и частотные словари различных жанров фольклора того или иного региона могут служить и служат объектом для лингвистического сопоставительного анализа как в пределах одного языка, так и с привлечением данных другого языка. Составлены словники и частотные словари былин Карельского Поморья, южносибирских былин, собранных С.И. Гуляевым, былин Кирши Данилова [Праведников 1996: 39-47; 1995: 15-33; 1994: 22-47], былин из собрания народных песен П.В. Киреевского [Бобунова 1996: 29-39], былин Мезени [Докукина 1995: 33-46]; словники и частотные словари свадебных песен [Шишкова 1998: 21-36], лирических песен Севера [Петрова 1998: 42-70], северных песен из собрания А.И. Соболевского [Кпимас 1998: 41-72]. Словник и частотный словарь курских лирических песен, составленный Н.И. Моргуновой [Моргунова 1995:14-48], послужил базой сравнения в нашем исследовании. В настоящее время в Курском гос-педуниверситете создается "Словарь языка русского фольклора", который "не просто факт отечественной филологии, он своеобразный паспорт русского этноса, беспристрастная картина того, как творчески вглядывается русский человек в свое сердце, в других людей и окружающий мир, как определяет каждый элемент этого мира, какие качества и действия ставит на первое место" [Хроленко 1994: 3].

Мы в своем исследовании используем два подхода: первый -сопоставительный анализ наиболее частотных слов на примере первых ста лексем словников (этот метод анализа назван А.Т. Хроленко "доминантным" [Петренко, Хроленко 2000: 3-13], второй - исследование фрагмента картины мира - цветового континуума в русской и французской народно-песенной традиции. И тот, и другой подходы кажутся нам оправданными и в чем-то сходными, так как при анализе высокочастотной лексемы мы обязательно рассматриваем ее с позиции включения в определенную тематическую группу лексем, а при анализе тематической группы "Колоративная лексика" одним из значимых факторов является частотность лексемы.

Аитуальность исследования обусловлена тем, что этническое своеобразие лексики песенного лирического фольклора русских в сравнении с народно-песенной лирикой французов еще не рассматривалось учеными. Вообще в контрастивной лингвистике единичны работы, содержащие сопоставление данных по лексике двух языков на материале песенного фольклора. Тогда как общеизвестно, что народная песенная лирика является ценнейшим источником сведений о культуре и менталитете народа, отражающим стереотипы народного сознания. Обладая достаточно компактной по сравнению с другими жанрами фольклора формой, народные лирические песни заключают в себе не только систему морально-этических норм, но и сумму знаний о внешнем порядке вещей и внутреннем мире человека.

Русская народная песня была объектом изучения многих ученых [Веселовский 1940; Оссовецкий 1957; Колпакова 1982; Лазутин 1985, 1981; Богатырев 1971; Потебня 1976; Артеменко 1977; Мальцев

1989; Хроленко 1992 и др.]. Исследователи же французской культуры отмечают, что народная песня во Франции долгое время была обойдена вниманием ученых. Лишь немногие из них избрали ее объектом научного поиска. Наиболее полное собрание песен французского народа, изданное еще в 19 веке и почти не имевшее переизданий, сделано Эженом Ролланом (6 томов). В России нами обнаружено всего два тома этого издания.

Французские песни в большей степени комментировались и описывались музыковедами (Ж. Тьерсо, А. Давансон) и в меньшей - лингвистами или литературоведами. Арнольдом ван Геннепом составлена общая библиография изданий, отражающих происхождение и эволюцию французских народных песен [A. Van Gennep 1938]. Наиболее важные исследования французского фольклора могут быть представлены работами следующих авторов: J. Beck [Beck J. 1910], P.Aubry [Aubry P. 1909], G. Paris и A. Gevaert [Paris G. et Gevaert A. 1875], E. Piguet [PiguetE. 1927].

Большой интерес к собиранию французских народных песен проявили немцы. Можно привести имена таких немецких ученых, как X. Мориц [Französiche. 1877], Карл Бартч [Bartsch К. 1870, 1882], Оскар Л. Б. Вольф [Wolff OLB 1831].

Целью данной работы является выявление и описание этнических особенностей лексики русской и французской песенной лирики. Поставленная цель решается нами при сопоставлении ста наиболее частотных лексем русского и французского словников песен и при рассмотрении одного из фрагментов фольклорной картины мира -системы цветообозначения.

Данная цель определила следующие конкретные задачи: - составление словника и частотного словаря французских народных песен;

- выявление самых частотных слов французского песенного текста, составляющих его ядро, и установление особенностей их функционирования в песне;

- выявление особенностей частеречной принадлежности самых частых лексем словника французских песен в сравнении с частеречной структурой словника русской народной песни;

- выявление и описание внутритекстовых связей, особенностей семантической структуры, наличия или отсутствия коннотации у лексем, совпадающих в тематических группах русских и французских словников;

- лексикографическое описание лексем со значением цветообо-значения в форме словарной статьи;

- сопоставление русских и французских словарных статей, описывающих лексемы, соответствующие одному и тому же концепту; выявление этнического своеобразия семантической структуры лексем и их внутритекстовых связей;

- выявление закономерностей, лежащих в основе этнолингвистических различий в языке фольклора двух сравниваемых этносов.

Материалом для анализа послужили тексты курских песен из авторитетного в научном отношении сборника, записанного в конце XIX- начале XX вв. М.Г. Халанским (Народные говоры Курской губернии. - СПб., 1904). В некоторых случаях использовались тексты курских песен, изданные профессором А.И. Соболевским (Великорусские народные песни/ Изданы проф. А.И.Соболевским: В 7-и т. - СПб., 1885-1902) . Выбор именно курских песен обусловлен тем, что они наиболее близки и понятны нам как жителям этого региона, а также тем, что словник и частотный словарь курских песен уже были составлены ранее. Подробному анализу подверглось более 300 текстов из сборника М.Г. Халанского.

При составлении словника французских песен [Гулянков 1997: 322] использовались также более трехсот текстов из трех научных сборников песен: это сборник песен Анри Давансона (Davenson Henri. Le livre des chansons. - Paris, 1955. - 588 е.), сборник песен Хаупта Морица (Französiche Volkslider. Zusammen gestellt von Moriz Haupt und aus seinem Nachlass hrsg. - Leipzig, 1877. - 177 s.) и песни из сборника Эжена Роллана (Rolland, Eugène. Recueil de chansons populaires. T. 1-2. - Paris, 1883-1890). В качестве примеров приводятся также песни, взятые из "Истории народной песни во Франции" Жюльена Тьерсо [Тьерсо 1975].

Методы исследования. Методика исследования основывается на применении ряда методов. В качестве основных используются описательный и сопоставительный методы. При установлении сем-ного состава лексем использовался метод компонентного анализа. При сопоставлении словарных статей лексем, соответствующих одному и тому же концепту, использовался метод аппликации. Активно применялся также статистический метод.

Научная новизна исследования определяется тем, что в работе впервые определены этнические особенности лексики русской и французской народно-песенной лирики.

Теоретическая значимость диссертации заключается в дальнейшей разработке метода контрастивного лингвистического анализа на основе фольклорного материала. Предпринятые изыскания способствуют разработке актуальных проблем этнолингвистики.

Практическая ценность работы состоит в том, что материалы исследования могут быть использованы в вузовских лекционных и практических курсах по лексике, в спецкурсах и спецсеминарах, на факультативных занятиях по языку фольклора, при написании курсовых и дипломных работ, а также в возможности учета результатов

16 исследования при лексикографической обработке материала, при составлении пособий и справочников лингвострановедческого типа.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования излагались на научных конференциях в Курском государственном педагогическом университете (1999 - 2000 гг.), на заседаниях аспирантского объединения (1997 - 2000 гг.), опубликованы в пяти статьях.

Положения, выносимые на защиту. 1. Лексика народных лирических песен русских и французов этнически специфична. 2. Эта специфика обусловлена как свойствами языка, так и особенностями мировидения этносов, отраженными в народно-песенных традициях. 3. Своеобразие лексики песенной лирики русских и французов отражает своеобразие характера песен и характера народа. 4. Лексика процессуальное^ свидетельствует о различии доминирующих мотивов, свойственных русским и французам. 5. Лексика предметного и признакового мира различается оппозициями, приоритетностью характеристик человека в песнях двух народов и нетождественностью обозначения цветового континуума

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и восьми приложений. Текст изложен на 255 страницах рукописи.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этническое своеобразие русской народно-песенной лексики"

Зикл ючение

Сопоставление словников русских и французских народных лирических песен демонстрирует этническое своеобразие лексики в народно-песенной традиции русских и французов.

Это проявляется в первую очередь в различии частеречных структур анализируемой части словников. Так, в русской лирической песне в количественном отношении преобладают существительные (47 в списке ста высокочастотных лексем против 34 во французских песнях), то есть в большей степени описывается предметный мир. Во французской песне отчетливо преобладание глагола (43 против 25 в русской песне). При этом в числе первых десяти высокочастотных слов у русских всего два глагола и четыре существительных, у французов глаголами являются первые восемь лексем частотного словаря и нет ни одного существительного. Подобное соотношение свидетельствует о динамизме французских народных песен. Во многом это обусловлено практически обязательным наличием во французской песне четкой сюжетной линии, являющейся обычно обязательным элементом повествовательных жанров, и особенностями грамматического строя языка. Русская песня лишена в большинстве своем сюжета, поэтому несколько статична с точки зрения развития внешнего действия. Некоторая созерцательность, непротивление судьбе, пассивность, отмечаемые исследователями как характерные для русского национального характера, проявляются и на примере рассматриваемых лексем. Отсюда высокая частотность русских глаголов стать, лечь, сидеть, спать (во французской песне они имеют небольшое количество употреблений).

Динамизм французской песни проявляется также в наличии в составе анализируемой части словника глаголов, называющих целенаправленное, активное действие, перемещение с определенной, материально выраженной задачей. Не просто идти, ходить, гулять, ехать (высокочастотные русские глаголы), a porter 'носить', chercher 'искать', mener 'вести', rencontrer 'встречать', garder 'охранять' и подобные.

Нельзя сказать, что русская песня лишена динамизма, но динамизм ее несколько иного плана - это "внутренний" динамизм. Он связан с высоким эмоциональным накалом песни, с описанием чувств в их развитии.

Предположение исследователей о наличии в числе ста первых высокочастотных лексем слов, обозначающих доминанты языковой картины мира этноса, находят яркое подтверждение на примере целого ряда глагольных лексем. Так, например, весьма показательными с точки зрения проявления этнического своеобразия являются такие французские глаголы, как revenir (se) 'возвращаться', chercher sискать, rencontrer!встречатьtrouver 'найти', marier 'женить, выдавать замуж] perdre 'терять', garder 'охранять', mourir умереть', aimer 'любить', pleurer 'плакать' и некоторые другие. Названные глаголы обнаруживают четкие взаимные притяжения ( 'терять - искать - найти', 'возвращаться - встречать', 'любить - умереть) и являются основой для создания устойчивых, повторяющихся мотивов в песнях французов: это мотивы "любви и смерти", "несчастной в замужестве" или мотив "потери / поиска" (не случайно поговорка "ищите женщину" именно «французская - "chercher la femme"). В русской песенной лирике мы можем наблюдать отдельные элементы этих распространенных для французов мотивов. Например, потеря кольца и у русских, и у французов символизирует разлуку с любимым или его смерть, потеря элемента одежды, цветка (юбки в русской песне, колпака, розы во французской) символизирует потерю невинности или неверность.

Особое внимание обращает на себя различие в составе ряда тематических групп. Например, в группе "Интеллектуально-творческое действие, состояние" в русских песнях имеется всего четыре глагола: оказать, говорить, хотеть, знать, - во французских их девять. Помимо названных, это, например, глагол falloir 'надлежать, долженствоватьне зафиксированный в курских песнях вообще

Этнически ярок и состав группы "Физиологическое действие, состояние". В русской песне это лексемы спать и жить, во французской - mourir умереть', boire 'пить' и manger 'есть'.

Весьма примечательно явление частичного совпадения символического наполнения и коннотативного значения ряда лексем-аналогов. В этих случаях несовпадающие элементы значений проявляются особенно четко и ярко демонстрируют этническую специфику лексем (выявляются "специфические коннотации неспецифических ч ^ Г i i " концептов"). Например, русские лексемы пить, есть и французские boire 'пить' и manger 'есть' сходны в том, что совместная трапеза, питье в обеих песенных традициях символизируют соединение любящих. Отличаются лексемы пить и boire избирательностью сочетаемости: русский глагол -чаще всего взаимодействует с лексемой конь и лексемами, называющими мужчину, если "пьют" воду, и с лексемами, называющими женщину, если "пьют" водку, чай; французский глагол в основном сочетается с лексемами, называющими мужчину, и "пьют" французы чаще всего вино. Русский глагол есть не употребляется с лексемами, называющими то, что едят герои, и встречается только в положительных контекстах Аналогичная Фоан ! î ! цузская лексема предполагает подробное описание разнообразных кушаний и часто употребляется в моачных контекстах me объектом j . j . | * S** " ' "" ' 'г Г" " ~ еды становится человек, труп человека. Чаще "съедают" девушку. В этом видится буквальное понимание символического значения глагола 'есть': утоление любовного голода.

Исследование французских глаголов и характера французских песен показывает, что французы предпочитают изображать героев в критических жизненных ситуациях. Именно описанием неординарных трагических событий (смерть детей, разрубание на части и съедание героев и т.п.) они придают песне больший эмоциональный накал. Русская песня использует совершенно иные средства для создания эмоционального настроя песни. Экспрессивность достигается использованием богатейших словообразовательных возможностей русского языка, тавтологических повторов и т.д. Таким образом, если во французской песне в большей степени описывается мир событий, то в русской - мир чувств,

В описании мира чувств одну из важных ролей играют эмотив-ные глаголы. В списке ста. высокочастотных слов это русский глагол любить и французские глаголы aimer 'любить' и pleurer 1плакать Лексемы pleurer и плакать демонстрируют разницу в отношении русских и французов к превратностям жизни. Французы избегают изображения неловких ситуаций, болезненных тем, оголенных чувств, тогда как русские гораздо более откровенны, могут даже впадать в другую крайность, "выворачивая душу наизнанку".

Весьма примечательно, что своеобразие характера самих песен русских и французов отображается в глагольных лексемах петь и chanter. Их функционирование показывает, что chanter всегда встречается в эмоционально-приподнятых контекстах, пение воспринимается как развлечение, связывается с удовольствием, во французской песне часто подчеркивается, о чем поется ("песня в песне" - своеобразное подтверждение обязательности сюжета). В русской же песне глагол петь сочетается с лексемами, подчеркивающими как поют, -жалобно, жалобнешенько, тонко, с горя. Таким образом народ сам оценивает свои песни через употребление различных модификаторов, принадлежность их к определенному персонажу и т.д. Так, давно уже было замечено, что самые лучшие русские песни протяжны, напевны и носят грустный характер, тогда как французы поют веселые песни даже "назло судьбе", скрывая за внешней веселостью свои истинные чувства, пряча их за сатирой и шуткой. Французы умеют смеяться даже над собственными символами, превращать в пародию то, что в других песнях имело философский смысл или вызывало умиление и слезы. Это проявляется при анализе сочетаемости многих лексем, например, perdre 'терять': терять кошку вместо символического кольца, мужа в постели, жену в кабаке (perdre в значении 'проиграть').

Анализ высокочастотных существительных показывает, что русские гораздо подробнее описывают местоположение, ландшафт: в русской группе "Артефакты" из десяти слов восемь так или иначе называют местоположение героя; ландшафт описывают шесть русских лексем и три французских, называющих три основные реалии - 'лес, море, земля'. Неожиданно представлен в высокочастотной лексике французов растительный мир - существительным 'капуопт, явно не символизирующим женщину (в русской песне три высокочастотных существительных, и все они символизируют женщину).

При сопоставлении становится очевидной избирательность со стороны русских в употреблении существительных день и ночь. Русская лексема ночь имеет отрицательную коннотацию, действия, совершаемые ночью, противопоставлены дневным, иногда даже осуждаются. Во французской песне лексемы 'день' и 'ночь'часто употребляются вместе, замещают друг друга, называя цельный временной отрезок.

Совпадают характеры персонажей животного мира - это соловей (rossignol) - посредник, певец любви - и сокол, конь и loup 'волк', символизирующие мужчину.

Характерной особенностью слов - наименований по сословному признаку является полное отсутствие указания на сословную принадлежность в русских лексемах и обязательное указание на нее во французских.

Обращает на себя внимание группа "Менти факты". У русских это высокочастотные существительные душа, слеза, воре, во французских - amour 'любовь' и dieu 'бог'. Песни, содержащие описание горя и слез, в русской лирике наиболее яркие, образные, эмоционально сильные, что свидетельствует о том, что русские любят и умеют описывать страдание. Эти лексемы в полной мере отражают соответствующий концепт. Во французской песне аналогичные лексемы далеки от высокочастотных (менее 7 с/у).

Исследование показывает, что если бы мы хотели проанализировать кластер "любовь" в русской лирической песне, то в последнюю очередь нужно было бы брать саму лексему любовь, так. как она совершенно не отражает то истинное глубокое чувство, описание которого мы находим в русском несенном фольклоре. Во французской песне существительное amour отражает лишь чувственную сторону любви, употребляясь как синоним физиологической потребности. Виной тому является и сатира, так характерная французскому песенному фольклору.

Этническое своеобразие лексики проявляется и в приоритетности использования атрибутивов. Чаще всего русские используют при описании предметов такие пары прилагательных: чужой - родной, молодой - старый, широкий - высокий. В песнях французов не зафиксированы прилагательные, аналогичные русским чужой- родной. Зато пара grand - petit 'большой - маленький' употребляется чрезвычайно активно. Это объясняется отчасти тем, что русские для выражения подобных значений активнее используют уменьшительно-ласкательные суффиксы, а французы применяют названные прилагательные.

Если у русских в качественных характеристиках большее внимание уделяется внутренним качествам человека (три из четырех лексем подгруппы - хороший, добрый, веселый), то во французской подгруппе из пяти лексем на первом месте по частотности beau 'красивый', joli 'милый, красивый' и лишь затем bon 'хороший, добрый\ doux 'нежный' и gai 'веселый.

Интересно функционирование таких лексем, как золото и золотой, демонстрирующих близость в менталитете русских и французов, которые, в отличие от англичан, воспринимают золотой и золото не как ценностный элемент мира вещей, а как символический знак красоты и особенности.

Исследование русских и французских колоративных прилагательных выявляет безусловное лидерство по частотности и наличию в структуре значения дополнительных сем белого цвета. Многие русские колоративные прилагательные утрачивают прямое, цветовое значение (белый, алый, красный и др.). В песнях французов значение цвета никогда полностью не уходит из семантической структуры прилагательного. Большинство цветов и в русской, и во французской песенной лирике имеют добавочные семы, при этом лишь в некоторых случаях они совпадают (зеленый и vert, отчасти черный и noir и некоторые другие), чаще же наблюдаются разные семы (белый и Ыапс,

213 черный и noir, красный и rouge и др.). Во французской песенной лирике наблюдается четкая тенденция к сопряжению цветов: колора-тивное прилагательное почти всегда в контексте "притягивает" к себе другое колоративное прилагательное, в русской лирической песни эта тенденция выражена гораздо слабее. Французские колоративы в основном определяют существительные подгруппы "Одежда и ее детали", что свидетельствует о важности цвета одежды в народно-песенной традиции французов: цвет одежды героев соотносится или даже предопределяет настроение или содержание песни. Подобное явление, за некоторыми исключениями (зеленый, черный), не характерно для русского песенного фольклора.

Итак, мы отмечаем, что национально-культурное своеобразие лексики народно-песенной лирики безусловно специфично для каждого языка. В этом мы убедились при сопоставлении любых пар аналогичных лексем, а не только лексем, выражающих специфические для того или иного этноса концепты. Мы анализировали в основном наиболее частотные лексемы. Однако каждая лексема таит в себе гораздо больше этнической информации, нежели нам удалось увидеть и передать в рамках небольшого исследования, поэтому перспективы подобного рода анализа практически неограниченны.

Список научной литературыГулянков, Евгений Витальевич, диссертация по теме "Русский язык"

1. Автамонов ЯА. Символика растений в великорусских песнях // Журнал министерства народного просвещения-1902- № 11- С. 46101, №12,- С.243-288.

2. Алиева А.И. и другие. Опыт системно-аналитического исследования исторической поэтики народных песен // Фольклорная поэтическая система. М.: Наука, 1977. - С. 41-104.

3. Антонова О. Б. Названия птиц в русском и французском языках // Русское слово. Пенза, 1988. - С.224-229.

4. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного анализа // Вопросы языкознания. 1995. - №1. - С.37-67.

5. Апресян Ю.Д. Прагматическая информация для толкового словаря// Прагматика и проблемы интенсиональности. М., 1988. , '

6. Ареальные исследования в языкознании и этнографии (Язык и этнос).-Л., 1983.-250с.

7. Артеменко Е.Б. Синтаксический строй русской народной лирической песни в аспекте ее художественной организации. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1977.-160 с.

8. Астафьева-Скалбергс Л.А. Символика в русской народной лирической любовной песне: Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1971. -20 с.

9. Бахилина Н.Б. История цветообозначения в русском языке. М.: Наука, 1975.-288с.

10. Белов А.Н. Цветовые этнодеймы как аспект этнопсихолингвисти-ки // Этнопсихолингвистика. М., 1988. - С.49-58.

11. Бобунова М.А. Лексикографические заметки о "цветовой" лексике // Фольклорная лексикография. Вып. 10. Курск., 1998. - С. 15-21.

12. Бобунова М.А. Словник и частотный словарь былинных текстов из собрания народных песен П В. Киреевского.// Фольклорная лексикография. Вып. 5. Курск, 1996. - С. 29-39.

13. Бобунова М.А., Климас И.С. Кто бывает гостем в русском фольклоре?.// Юдинские чтения -2000. Фольклор и национальная культура. 4.1. Курск, 2000. - С.8-12.

14. Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Словарь языка русской былины: Кол оратика//Фольклорная лексикография. Вып. 10. Курск, 1998. - С.оо- \ ---f.

15. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М.: Искусство, 1971.-544с.

16. Богословская О.И. О тавтологическом эпитете /У К вопросу о соотношении народно-поэтической и народно-разговорной речи // Проблемы функционирования языка в его разновидностях. Пермь, 1981. -С. 124-126.

17. Богословская О.И. Язык фольклора и диалекта: Учебное пособие гю спецкурсу. Пермь: Изд-во Г!ГУ, 1985. 71с.

18. Большой энциклопедический словарь. М., 1991.

19. Борисов Ф. Парадокс тургеневских "Певцов" // Лит. учеба. № 5. -1978.-С. 17-22.

20. Бородина М.А. и др. Словарь старофранцузского языка. М., 1955.

21. Ведюшкина И.В. Внутренняя форма языка, как отражение национального менталитета// Этническое и языковое самосознание. М.,1995. С.22-23.

22. Вежбицкая А. Обозначение цвета и универсалии зрительноговосприятия// Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. -С.231-290.

23. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М, 1998.

24. Великорусские сказки в записях И.А.Худякова. М.-.П.: Наука, 1964. ~301с.

25. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: Гослитиздат, 1940. - 404с.

26. Витгенштейн Л. Философские работы. 4.1. М.: Гнозис, 1994. -522с.

27. Власова ГШ. Интонация и семантика в выражении образности фольклорного текста: Автореф. канд. филол. наук. М., 1986. - 26с.

28. Гаврилова. Н.В. Франция: образы, символы, слова/7 Иностранные языки в школе. 1992. - № 3-4. - С.55-57.

29. Гак В.Г. О контрастивной лингвистике // Новое в зарубежной лингвистике. М, 1989. - С.5-17.

30. Гак. В.Г. Сопоставительная лексикология. М, 1997.

31. Гак В.Г. Сравнительная типология французского и русского языков. М, 1989.

32. Гак В.Г, Ройзенблит Б.Б. Очерки по сопоставительному изучению французского и русского языков. М.: Высшая школа, 1965. - 378 с.

33. Гаспа.ров М.П. Художественный мир писателя: тезаурус формальный и тезаурус функциональный// Проблемы структурной лингвистики. -М.: Наука, 1988. С. 125-137.

34. Г воздев В.В. О некоторых лексических особенностях французских и русских пословиц .// Вопросы германо-романской филологии и методики преподавания иностранных языков. Курск: КГПУ, 1975. -С. 13-27.

35. Герцен А.Н. О развитии революционных идей в России. Собр. соч. Т. 3. М., 1956. - 311с.

36. Гинзбург Р.С. О взаимосвязи лингвистического и экстралингвистического в лексике.// Иностранные языки в школе. 1972. - №5. -С. 14-19.

37. Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка. М.: Диалог-МГУ, 1997. - 280с.

38. Головина Р.В. Антропонимы в русской народной лирической песне // Фольклорная лексикография. Вып. 5. Курск, 1996. - С. 15-18.

39. Гупянков Е.В. Словник и частотный словарь французских народных песен // Фольклорная лексикография. Вып. 9. Курск, 1997. - С. 322.

40. Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества// Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. - 397с.

41. Гусев Л.Ю. Символ и номинация в стихотворном фольклоре // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте. Вып. 1. Курск,1994. С. 43-49.

42. Дадье Б. Люди между двумя языками // Иностранная литература.- 1968. №4.

43. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т.- М.: Прогресс. У ни вере, 1994.

44. Дамазиу А.Р., Дамазиу А. Мозг и речь /У В мире науки = Scientific

45. American. fvl., 1992. - №11-12. - С.55-61.

46. Докукина М.А. Словник и частотный словарь былинных текстов, записанных в Мезени // Фольклорная лексикография. Вып. 2. Курск,1995. С. 33-46.

47. Егорова Н.В. Абакумова О.Б. Семантика фитонимов и образы цветов в национальной культуре .// Язык и коммуникация: изучение и обучение. Вып.2. Орел: ОГУ, 1998. - С.74-77.

48. Елисеева А.Г. К вопросу о сопоставлении лексических единиц разных языков. М., 1953. -211с.

49. Завали шина ЮГ. Зоонимы и фитонимы в русской и английской паремиологии в аспекте этнического менталитета: Дис. . канд. фи-лол. наук. Курск, 1998. - 220с.

50. Зализняк А.А., Левонтина И.В., Шмелев А.Д. Энциклопедия русской жизни //Этническое и языковое самосознание. М., 1995. - С. 5354.

51. Зуева Т.В. "Питье" метафора любовного вожделения: ее обрядовые корни //' Русская речь. - 1998. - № 3. - С.80-87.

52. История французской литературы. Т. 1. М.-.Л.: Изд-во АН СССР, 1946. -810 с.

53. Итоги. М., 1990. - № 16, 20, 22.

54. Карамышева О.А. Цветовая лексика, в русских народных заговорах // Фольклорная лексикография. Вып. 16. Курск, 1998. — С. 31-37.

55. Климас И.С. Абстрактные существительные в северных песнях /У Фольклорная лексикография. Вып. 10. Курск, 1998. - С.24-30.

56. Климас И.С. Словник и частотный словарь северных песен из собрания А.И. Соболевского "Великорусские народные песни" // Фольклорная лексикография. Вып. 10. Курск, 1998. - С. 41-72.

57. Книжное, обозрение. -1990. №7. - С.9.

58. Кобозева И.М. Немец, англичанин, француз и русский: выявление стереотипов национальных характеров через анализ коннотаций этнонимов // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. -- 1995. №3. - С. 102116.

59. Колпакова H.П. Русская народная бытовая песня. M. - J!.: Изд-во АН СССР, 1962. - 284с.

60. Костомаров Н.И. Великорусская народная песенная традиция // Собрание сочинений в 21 т. Т. 13. ~ СПБ.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1905. С. 517-562.

61. Крисанова Н.В. Словник и частотный словарь белгородских песен // Фольклорная лексикография. Вып. 13. Курск, 1998. - С. 39-54.

62. Лазутин С.Г. Поэтика русского фольклора. М.: Выс.шк., 1981. -223с.

63. Лазутин С.Г. Русские народные лирические песни. М.: Просвещение, 1965. - 292с.

64. Ларина Л.И. Лексика, называющая жениха и невесту в курском обряде // Фольклорная лексикография. Вып.4. Курск, 1995. - С. 19-21.

65. Ларина Л.И. Терминология и символика обрядовой пищи (на материале курского свадебного обряда) // Фольклорная лексикография. Вып.4. Курск, 1995. - С.16-19.

66. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985. -535с.

67. Лихачев Д.С. Заметки о русском // Новый мир. -1980. №3.1. С. 10-38.

68. Мальцев ПИ. Традиционные формулы необрядовой лирики // Русский фольклор. Т. 21. Л.: Наука, 1981- С. 13-37.

69. Мальцев ПИ. Традиционные формулы русской народной необрядовой лирики. П.: Наука, 1989. - 165с.

70. Массой М. Мудрость народная в пословицах у немцев, русских, французов и других одноплеменных им народов. С. Петербург, 1818. - 390с.

71. Материалы к частотному словарю языка Пушкина / проспект. ~1. M., 1У 63.

72. Мелетинский Е.М, Неклюров С.Ю, Новик Е.С, Сегал Д.М. Вопросы семантического анализа волшебной сказки // Тезисы докладов 4 летней школы по вторичным моделирующим системам. Тарту,1970.-С.82-85.

73. Мерзук Яна. Устойчивые сочетания, включающие цветообозна-чения в современном русском языке: Автореф. . канд.филол. наук. -Воронеж: ВГУ, 1997. 18с.

74. Моргунова Н.И. Лексема "молодой" в народных лирических песнях // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте: Сборник научных трудов. Вып. 1. Курск, 1994. - С. 33-37.

75. Моргунова Н.И. Лексика народной лирической песни Курской области: Дис. канд. филол. наук. Курск, 1996. - 233с.

76. Моргунова Н.И. Наименования элементов ландшафта в южной и северной народной песне // Фольклорная лексикография. Вып. 16. -Курск, 1998. С.6-13.

77. Моргунова Н.И. Словник и частотный словарь курских песен // Фольклорная лексикография. Вып. 3. Курск, 1995. - С. 14-48.

78. Моргунова Н.И. Фитонимы в южной и северной народной песне // Лингвофольклористика. Вып. 1. Курск, 1999. - С.42-48.

79. Муковникова OA, Абакумова О.Б. Картина мира и ее отражение в семантике глагольных фразеологизмов, включающих названия явлений природы// Языки коммуникация: изучение и обучение. Вып. 2. -Орел: ОГУ, 1998.-С.70-74.

80. Муравьев В.Л. О языковых лакунах. (На материале французского и русского языков) // Ин. яз. в школе. 1971. - № 1.- С. 31-40.

81. Муравьев В.Л. Проблемы возникновения этнографических лакун // Пособие по курсу типологии русского и французского языка. Владимир, 1980.- 104с.

82. Наьатчикова l .i I. Наречие в былинном тексте; Дис. . канд. фи-лол. наук. Курск. 1997. - 200с.

83. Набатчикова Т.П., Праведников С.П. "Мало" и "много" в русских былинах // Фольклорное слово в лексикографическом аспекте. Вып. 1. Курск, 1994. - С.63-68.

84. Набатчикова Т.П., Хроленко А.Т. Разграничение наречий, пред-ложно-падежных форм существительного и фразеологизмов: в поисках критерия// Фольклорное слово в лексикографическом аспекте. -Вып. 1. Курск, 1994. - С. 58-63.

85. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. -- М.: Прогресс, 1993. -280с.

86. Недельчо Е.В. О национально- культурном своеобразии цвето- и светообозначения в контексте русских пословиц и поговорок// Фразеология в аспекте науки, культуры и образования. Челябинск: ЧГПУ, 1998. -С.88-71.

87. Недельчо Е.В. Структурно-семантическая характеристика русских паремий с компонентами цвето- и светообозначения: Автореф. . канд. филол. наук. ~ Кострома: КГУ, 2000. 22с.

88. Недельчо Е.В. Тропеическая структура пословиц и поговорок с компонентами цвето- и светообозначения // Семантика языковых единиц. М.: МГОПУ, 1998.-С.277-279.

89. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. -М.: Наука, 1993. 189с.

90. Никитина С.Е. Языковое сознание и самосознание личности в народной культуре // Язык и личность. ¡VI, 1989. - с.34-40

91. Оганесян Г.Р. Этнопсихолингвистические особенности категоризации языкового сознания (на материале армянского и русского языков). М., 1993.

92. Онхас С.Л. Французы: национальный характер, символы, язык // Ин. языки в школе. 1992. - № 2-С. 29-35.

93. Оссовецкий И.А. О языке русского традиционного фольклора. -ВЯ- 1957. №5. - С. 66-77.

94. Павлюченкова I.A. Анализ функционирования цветовых прилагательных в текстах русских былин // Источниковедческие и текстологические материалы в лингвистических курсах. М., 1984. - С.63-73.

95. Павлюченкова ТА Прилагательные со значением цвета в языке русских былин: Автореф. канд. филол. наук. М., 1984. - 15с.

96. Петренко O.A. Лексема green на фоне лексемы зеленый в английском и русском песенном фольклоре // Фольклорная лексикография. Вып.З. Курск: КГПУ, 1995. - С. 3-6.

97. Петренко O.A. Народно-поэтическая лексика в этническом аспекте (на материале русского и английского фольклора): Дис. . канд. филол. наук. Курск, 1996. - 158с.

98. Петренко O.A., Хроленко А.Т. Gold (золото)// Фолькпоная лексикография. Вып. 4. Курск, 1995. - С. 12-13.

99. Петренко O.A., Хроленко А.Т. Доминантный анализ в исследовании этнической ментальности// Лингвофольклористика. Вып. 2. -Курск, 2000. С.3-13.

100. Петрова Т.И. Словник и частотный словарь лирических песен Севера // Фольклорная лексикография. Вып. 11- Курск, 1998. С. 4270.

101. Поиск. 1995. - №19. - С.15.

102. Пономарев ¡VLB. Французы и русские друг о друге: историческая эволюция национального образа// Иностранные языки в школе. -1993,-№2. С. 18-21.

103. Потебня A.A. О некоторых символах в славянской народной поэзии. Харьков, 1914. - 243 с.

104. Потебня А А Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. - 641с.

105. Праведников С.П. Словник былин Кирши Данилова. Частотный словарь Кирши Данилова // Фольклорная лексикография. Вып. 1. -Курск, 1994.-С. 22-47.

106. Праведников С.П. Словник и частотный словарь былин Карельского Поморья// Фольклорная лексикография. Вып. 5. Курск, 1996. -С. 39-47.

107. Праведников С.П. Словник и частотный словарь южносибирских былин, собранных С.И.Гуляевым // Фольклорная лексикография. Вып. 2. Курск, 1995.-С. 15-33.

108. Пропп В. Я Мифология сказки.» М.: Наука, 1969. 166с.

109. Путилов Б.Н. Застава богатырская: К структуре былинного пространства // Труды по знаковым системам. Вып. 7. - Тарту, 1975.

110. Путилов Б.Н. Проблема типологии этнографических связей фольклора // Связи фольклора с древними представлениями и обрядами, Л, 1977.

111. Разлогова Е. Путеводитель по дискурсным словам русского языка.- Т.2.-1997.

112. Ранкур-Лаферьер Д. Рабская душа России. М, 1996.

113. Ревзин И.И. К общесемиотическому истолкованию трех постулатов В. Я Проппа (анализ сказки и теория связного текста) // Типологические исследования по фольклору. М, 1975. - С.75-91.

114. Рерих Н.К. Книга большого пути // Студенческий меридиан. ~ 1987.-№9.-С.65.

115. Санникова О. И. Использование существительных-цветообозначений в рекламе французской текстильной продукции: Автореф. . канд. филол. наук. П.: ЛГУ им. А.А. Жданова, 1987. -16с.

116. Северные сказки. Сборник H.t. Ончукова. — С.—! ¡етербург, 1УП9. — 648с

117. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. -М.: Прогресс, 1993. 666с.

118. Сидельников В.М. Поэтика русской народной лирики: пособие для вузов. М., 1959. - 128с.

119. Словник кубанских народных песен. Словник песен черноморских казаков// Фольклорная лексикография. Вып. 15. Курск, 1998. - 27с.

120. Сорокин Ю.А. Речевые маркеры этнических и институциональных портретов и автопортретов (какими мы видим себя и других) // Вопросы языкознания. 1995. - №8. - С.43-53.

121. Сукаленко Н.И. Отражение обыденного сознания в образной языковой картине мира. Киев, 1992.

122. Сумцов Н.Ф. Хлеб в обрядах и песнях. Харьков, 1885.

123. Супряга C.B. Словник и частотный словарь русских лирических песен в Латвии // Фольклорная лексикография. Вып. 9. Курск, 1997. -С. 22-52.

124. Табахьян П.В. Сопоставительная стилистика русского и немецкого фольклора. Киев, 1980. - 152с.

125. Тейлор 3. Первобытная культура. М., 1939.

126. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М., 1988. - С. 171-189.

127. Телия В.Н. Русская фразеология. М., 1996.

128. Толстая С.М. К прагматической интерпретации обряда и обрядового фольклора// Образ мира в слове и ритуале. Балканские чтения. -М., 1992.

129. Толстая Т. "Русские?"// Портфель. М.: Ардис, 1997. - С.294-302.1.олстой н.И. из поэтики русских и сербохорватских народных песен (приглагольный творительный тавтологический) // Поэтика и стилистика русской литературы. Л, 1971.

130. Толстой Н.И. О предмете -этнолингвистики и ее роли в изучении языка и этноса. // Ареальные исследования в языкознании и этнографии. Язык и этнос. Л., 1983. - 250с.

131. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М, 1995.

132. Тьерсо Жюльен. История народной песни во Франции. М.: Современный композитор, 1975, 461с.

133. Уфимцева Н.В. Этнические и культурные стереотипы: кросс-культурное исследование // Известия РАН. Серия Ли Я Т. 54. № 3. -1995.-С. 55-62.

134. Ухов П.Д. О типических местах (loci communes) в русских народных традиционных песнях // Вестник МГУ. Серия История Филология. №1,- М, 1957. - С. 94-103.

135. Федорова М.Е, Сумникова Т.А. Хрестоматия по древнерусской литературе. М.: Выс.школа, 1969.

136. Французско-русский словарь активного типа / Под ред В.Г. Гака и Ж. Триомфа. М.: Русский язык, 1998. - 1056с.

137. Хроленко А.Т. Далече наречие, прилагательное или существительное? // Фольклорная лексикография. Вып. 5. - Курск, 1996. - С. 35

138. Хропенко А Т Из наблюл ений нал семантикой колоративов //! . I 3 * .~ ' — '

139. Фольклорная лексикография. Вып. 10. Курск, 1998. - С. 21-24.

140. Хроленко А.Т. Лексика русской народной поэзии. Курск, 1976.64с.

141. Хроленко А.Т. Опорные слова в системе поэтических средств фольклора .// Слово, синтаксическая конструкция и текст в фольклорном произведении. Курск, 1990, - С. 3-13.

142. Хроленко А.Т. Русский эпический менталитет: к постановке проблемы //Духовная культура: проблемы и тенденции развития. Сыктывкар, 1994. - С.3-4.

143. Хроленко А.Т. Семантика фольклорного слова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1992. - 138с.

144. Хроленко А.Т. Семантическая структура фольклорного слова. // Русский фольклор. Т. 19. Л.: Наука, 1979. - С. 147-156.

145. Хроленко А.Т. Смысловые связи слов в фолькпорном тексте // Язык русского фольклора. Петрозаводск, 1983. - С. 59-65.

146. Хроленко А.Т. Структура статьи в словаре языка фольклора // Фольклорная лексикография. Вып. 1. Курск, 1994. - С.4-6.

147. Хроленко А.Т. Структура статьи в словаре языка русского фольклора // Словарь и культура. Материалы международной научной конференции. М., 1995. - С. 96-98.

148. Цивьян Т.В. К семантике пространственных элементов в волшебной сказке (на материале албанской сказки) // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. - С. 191-213.

149. Частотный словарь русского языка /Под ред. Л.Н.Засориной. М.: Русский язык, 1977. - 936 с.

150. Чекалина Е.М. Историко-семасиологические исследования прилагательных цвета во французском языке XI XVI вв.: Автореф. . канд. филол. наук. - Л., 1972. - 16с.

151. Шишкова Н.Е. Словарь свадебных песен // Фольклорная лексикография. Вып. 12. Курск, 1998. - С. 21-36.

152. Шмелев А.Д. "Широкая" русская душа // Культура речи. 1998. ~ №1. - С.48-55,

153. ЩерЬа Л.В Избранные труды по языкознанию и фонетике. Т. 1. -Л.: Издательство ЛГУ, 1958.

154. Эккерт Р. Значение славянского 'фольклора и изучение фольклорного языка // Zeitschrift fur siawistik. 1974. Band XIX, №6. С. 745746.

155. Эренбург И. Старая французская песня. Французские тетради. -М.: Сов. писатель, 1959. 312с.

156. Эренбург И Г. Французские тетради. М.: 1958. - 205 с.

157. Яковлева Е.С. О некоторых моделях пространства в русской языковой картине мира /У Вопросы языкознания. 1993. -№4. - С. 4862.

158. Яковлева Е. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени, восприятия). М., 1994. - 344с.

159. Яковлева Е.С. Час в русской языковой картине времени // вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 54-76.

160. Aubry, Pierre. Trouvères et Troubadours. Paris, 1909.

161. Bartsch, Karl. Alte französiche Volkslieder. Heldelberg. 1882. -248s

162. Bartsch, Karl. Altfranzösische Romazen und Pastourellen. Leipzig.s О ;1870.

163. Beck, Jean. La Musique des Troubadours. Paris, 1910.

164. Berlin В., Kay P. Basic colour terms: their universality and évolution. -Berkeley, 1969. 178p.

165. Davenson, Henri. Le livre des chansons. Paris, Édition du sevii, 1955. - 589 c.

166. Dictionnaire de l'ancien français. P., 1968.

167. Dictionnaire historique de la langue française. P., 1992.

168. Giraud, Pierre. Les caractères statistiques du vocaiaire. Paris, 1954.

169. Grand Larousse de la langue française. P., 1971-1978.

170. Granger, Eugèn. La France . Paris, 1932.

171. Kay P, McDaniel C.K. The Linguistic Significance of the Meanings of Basic Colour Terms // Language, 1978, Vol. 54, № 3. P. 610-648.

172. Petit Robert. Dictionnaire / par Paul Robert. Paris, 1973. -1970c.

173. Paris, Gaston et Gevaert, Auguste. Chansons du XV-me siècle. -Paris, 1875.

174. Piguet, Edgar. L:Evolution de la Pastourelle du Xll-me siècle ci nos jours, thèse de Berne, Arezzo-Berthoud, 1927. p. 181-195.

175. Van Gennep, Arnold. Manuel de Folklore français contemporain. -T.IV. Paris, 1938. - p.777-812.

176. Wolff, Oscar Ludwig Bernhard. Altfranzoesische Volkslieder. Leipzig, 1831.-200 s.

177. СПИСОК СТА ВЫСОКОЧАСТОТНЫХ ЛЕКСЕМ СЛОВНИКОВ

178. Первые сто рус--х лексем Первые сто французских лексем

179. Лексема Колич. Лексема Колич.франц. русскогоаналога аналогал \ МОЛОДОЙ 401 лл ou être 'быть'385 ¿QZ