автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Этногенез саамов (опыт комплексного исследования)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этногенез саамов (опыт комплексного исследования)"

На правах рукописи

Манюхин Игорь Семенович

ЭТНОГЕНЕЗ СААМОВ (опыт комплексного исследования)

Специальность 07.00.06. - археология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Ижевск 2005

/

Работа выполнена в Институте языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской академии наук

Официальные оппоненты: доктор исторических наук

Савельева Элеонора Анатольевна

доктор исторических наук Шутова Надежда Ивановна

доктор исторических наук Белорыбкин Геннадий Николаевич

Ведущая организация: ГОУВПО «Казанский государственный университет»

Защита состоится «¿10» асчп&иЛ 2005 года в /0.00 часов на заседании диссертационного ¿Ьвета Д.212.275.01 в Удмуртском государственном университете по адресу: 426034, г. Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 2.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Удмуртского государственного университета

Автореферат разослан « / 6» и 2005 года

Ученый секретарь

Диссертационного совета, к.и.н., доцент Журавлева Г. Н.

2006-4 1Х&39

Общая характеристика работы

Актуальность темы исследования. Саамы, или лопари, являются древнейшим уральским этносом, и проблема их происхождения имеет ключевое значение для этногенеза и ранней истории остальных народов этой языковой семьи. Особенно тесно происхождение и ранняя история саамов связаны с древнейшим прошлым поволжских (марийцы) и прибалтийских финнов. В процессе расселения на Севере Восточной Европы саамы взаимодействовали с предками современных балтов, северных германцев, славян, самодийцев, что позволяет затронуть важные вопросы древней истории и этих народов. Следует отметить, что из всех проблем современной лопанистики происхождение саамов остается наиболее дискуссионным и недостаточно освещенным. Обобщающих комплексных работ, опирающихся на обширный и разнообразный круг источников, пока нет. Это делает появление такого рода исследований особенно актуальным. В 2002 г. вышла монография автора по этногенезу саамов. Представленная диссертация основана на ее результатах и является логическим продолжением работы по этой теме.

Появление подобного комплексного исследования стало возможным только в постсоветское время, когда у российских ученых появились условия для знакомства с достижениями зарубежной науки в области лопанистики и древнейшей саамской истории, открылся доступ к научной литературе, архивам и музейным коллекциям, непосредственным контактам с заграничными коллегами. Возникли предпосылки для обобщения ранее разрозненного материала и написания комплексных работ в области саамского этногенеза.

Социокультурные изменения в России и в мире конца XX века также активизировали научный интерес к национальному культурному наследию и своеобразию этнических культур. На первый план выдвинулись вопросы национального возрождения, проблемы национальной и этнической идентичности. Эти проблемы во многом опираются на знание о разных, в том числе и древнейших, этапах истории этносов. В случае с саамами, современными жителями России, Финляндии, Швеции и Норвегии, проблема их национального возрождения и этнической идентичности приобрела международный статус, поэтому наряду с научным значением исследования в области саамского этногенеза актуальны и в контексте успешной реализации современной национальной политики.

Объект и предмет исследования. Недостаточная разработанность этногенеза саамов в России и за рубежом позволили рассматривать проблему происхождения лопарей в качестве объекта научного исследования. Предметом исследования в данном случае становятся особенности и характер формирования основных элементов этноса: языка, антропологических особенностей, материальной и духовной культуры, самосознания, рассмотрение которых в историческом развитии и взаимосвязи и дает представление об этногенезе и ранней истории саамов.

;)

РОС НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

| к.» ¡Л

Цель и задачи исследования. Целью диссертации является выяснение происхождения саамов на основе углубленного изучения и сопоставления данных археологии, антропологии и лингвистики, этнографии и истории. В основе диссертации лежат данные по археологии. Основными задачами исследования для достижения поставленной цели были: характеристика культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы на Севере России и культурно-исторической общности эпохи железа, состоящей из культур позднекаргопольской, лууконсаари, кьельмо на Севере Восточной Европы, соотнесение наиболее значимых результатов по языку и топонимике, антропологии и этнографии саамов с данными археологии.

Степень изученности проблемы. В зарубежной и отечественной науке пока нет комплексных обобщающих монографий по этногенезу саамов. Однако количество научной литературы, где высказываются различные точки зрения на происхождение лопарей, достаточно велико. Все эти точки зрения можно свести к трем основным направлениям. В первом случае саамов определяют как пришельцев с востока или юго-востока - районов Приуралья, Зауралья или Западной Сибири. Во втором случае саамы рассматриваются как очень древнее автохтонное население Севера Европы. В третьем случае саамы характеризуются как смешанная популяция, в образовании которой приняло участие местное и пришлое население. В рамках указанных направлений существует большое количество взглядов, где по-разному трактуются вопросы о причинах, времени и характере саамского этногенеза. В финно-угроведении сложилась особая отрасль знания - лопанистика, посвященная изучению саамов. В рамках этой дисциплины были достигнуты существенные успехи в области изучения саамской антропологии, языка, материальной и духовной культуры.

В изучение антропологии саамов большой вклад внесли В. П. Алексеев, Т. И. Алексеева, В. В. Бунак, В. П. Якимов, Г. Л. Хить, К. Ю. Марк, И. И. Гохман, Р. У. Гравере, Р. Я. Денисова, Г. М. Давыдова, А. А. Зубов, Ю. Д. Беневоленская, В. И. Хартанович, Г. А. Аксянова, К. Скрейнер, А. Эриксон, Н. Нисканен и ряд других ученых. На основе исследования саамов по разным системам признаков: краниологии, одонтологии, дерматоглифике, соматологии и серологии было сформулировано представление о лапоноидном антропологическом типе, занимающем особое место в расовой систематике. Выявлены как уникальные особенности этого типа, так и существенные черты, сближающие его с другими уральскими народами. Выдвинуты и обоснованы автохтонная и миграционная теории происхождения лопарей.

В исследовании истории и топонимии саамского языка большую роль сыграли Т. Ипсонен, Э. Итконен, П. Саммалахти, Б. Коллиндер, М. Корхонен, К. Виклунд, В. Д. Бубрих, Г. М. Керт, П. М. Зайков, И. И. Муллонен, К. А. Матвеев и другие. Благодаря успехам сравнительно-исторического языкознания была разработана фундаментальная теория распада Уральской языковой семьи на отдельные составляющие через более общие по своей природе праязыковые общности до уровня современных языков и их

диалектов. Саамский язык был всесторонне изучен и описан, выявлено его положение относительно других родственных языков, иноязычные контакты. Собран огромный материал по саамской топонимии, позволяющий говорить о границах саамского ареала на разных этапах его истории, времени и особенностях саамского этногенеза.

В области археологии упомянем К. Однера, Б. Оль сена, К. Клеппе, И. Сернинг, И. Закриссон, Э. Боду, К. Карпелана, А М. Тальгрена, К. Ф. Мейнандера, Г. А. Панкрушева, М. Г. Косменко, Н. Н. Турину, В. Я. Шумкина. Этими и другими археологами были открыты и изучены многочисленные памятники и культуры эпохи камня, бронзы, железа и средневековья на Севере Европы, позволившие создать связную картину заселения указанной территории в разные эпохи, высказаны плодотворные идеи о принадлежности ряда северных культур древним саамам.

В области саамской этнографии отметим М. А. Кастрена, Н. А. Харузина, Э. Манкера, Ю. Квигстада, У. Воррена, Л. Бэкман, Д. А. Золотарева, В. В. Чарнолусского, А. П. Косменко, Т. В. Лукьянченко. Этнографы всесторонне охарактеризовали материальную и духовную саамскую культуру исторического времени. Архаические особенности современной саамской культуры позволили связать ее с археологическими древностями Севера и проследить саамскую историю на протяжении длительного отрезка времени.

Ряд конкретных исследований был особенно важен для автора при формировании его взглядов на саамский этногенез. Упомянем работы В. П. Алексеева (1969, 1974), Ю. Д. Беневоленской (1991), В. В. Бунака (1965, 1977, 1980), И. И. Гохмана (1984, 1986), Р. У. Гравере (1977, 1984), Г. М. Давыдовой (1975, 1991), Р. Я. Денисовой (1975, 1982), А. А. Зубова (1982, 1991), К. Ю. Марк (1956, 1975, 1982), В. И. Хартановича (1980, 1991), Г. Л. Хить (1983, 1991), В. П. Якимова (1953, 1960), N. Niskanen (1998), К. Schreiner (1931, 1935), Д. В. Бубриха (1947, 1949), Г. М. Керта (1971), А. Куклина (1995), В. Лескинена (1967), А. К. Матвеева (1964 и др.), И. И. Муллонен (1988, 1994), А. И. Попова (1965), Б. А. Серебрянникова (1965), П. Хайду (1985), Е. А. Хелимского (1982), Е. Itkonen (1961), Т. Itkonen (1948, 1980), М. Korhonen (1976, 1981), Р. Sammalahti (1984, 1989), Н. Н. Гуриной (1997), М. Г. Косменко (1992, 1993), С. В. Кузьминых (1983), В. С. Патрушева (1984), А. X. Халикова (1977), В. Я. Шумкина (1991), Е. Bakka (1976), Е. Baudou (1960), С. Carpelan (1979), М. Huurre (1979, 1986), В. Hulthen (1991), Е. J. Kleppe (1977), М. Lavento (2001), К. Meinander (1954, 1969), В. Olsen (1984, 1985), К. Simonsen (1961), А. М. Tallgren (1919, 1937), А. П. Косменко (1993,2003), Т. В. Лукьянченко (1971,2003).

Методология и методы исследования. В основе комплексного подхода, применяемого автором для выяснения этногенеза саамов, лежали представления, наиболее четко выраженные в отечественной науке Ю. В. Бромлеем, о наличии у этносов определенного устойчивого набора признаков (языка, культуры, этнического самосознания), которые формируются в строго определенных территориальных, природных, социально-

экономических условиях. Автор попытался определить причины, характер и особенности формирования подобных признаков у саамов. Здесь он столкнулся с проблемой корреляции данных разных дисциплин, что при недостаточной разработанности теории этногенеза, многообразии и индивидуальности этногенетических процессов потребовало, наряду с уже апробированными, применения и новых нестандартных решений и методических приемов, соответствующих специфике исследуемого материала. При рассмотрении антропологических и археологических источников большое внимание было уделено палеоантропологическим находкам, уточнению их возраста и культурной принадлежности. При корреляции данных языкознания и археологии - сопоставлению стратиграфии археологических и топонимических пластов, а также этапов развития языковой финской общности с археологическими процессами, протекавшими на широкой территории Северной Европы, сравнению географии и топографии саамской топонимии с особенностями пространственного размещения археологических памятников, соотнесению времени проникновения различных языковых заимствований в саамский язык (самодийских, балтийских, германских) с особенностями формирования древней материальной культуры саамов. Использование этнографических источников позволило выявить сходство части современных орнаментов и узоров на сосудах эпохи железа, определить другие общие моменты в современной и древней культуре лопарей. При написании диссертации автор использовал и общепринятые в современных археологических и исторических научных исследованиях методы: историко-генетический, сравнительно-исторический, типологический, описательный,

ретроспективный и статистический.

Источниковая база исследования. Емкость проблемы потребовала привлечения вещественных источников разного времени - от мезолита до средневековья, но более подробно анализировались древности эпохи бронзы - железа от сер. 2 тыс. до н. э. - до 5-7 вв. н. э. К работе привлекались материалы, полученные в Северной и Восточной Фенноскандии, на северо-западе Русской равнины. В административном плане это север Норвегии и Швеции, Финляндия, Карелия, Кольский п-ов, юго-запад Архангельской и северо-запад Вологодской, север Ленинградской областей. Автор использовал археологические материалы и архивные источники (полевые отчеты и дневники) из фондов ГИМ в г. Москве, Института ЯЛИ КНЦ РАН в г. Петрозаводске, Архангельского и Вологодского областных краеведческих музеев, районных музеев указанных областей в городах Белозерске, Каргополе, Кириллове, Череповце, а также материалы из фондов Национального музейного ведомства в Финляндии. На основании этой работы был составлен каталог, включающий сведения о 357 памятниках эпохи бронзы и раннего железа с указанных территорий. Коллекции 321 памятника были статистически обработаны лично автором. С начала 1980-х гг. автор был организатором и участником ежегодных полевых изысканий. Им были открыты и изучены десятки археологических памятников на

территории Карелии, Архангельской и Вологодской областей, в том числе зафиксированы и описаны свыше 500 саамских культовых сложений на островах Белого моря, в центральной и северной Карелии. Большая работа была проделана также по сбору, анализу и систематизации обширной научной литературы по лопанистике, изданной в России и за рубежом: в Швеции, Норвегии, Финляндии, Венгрии, Эстонии, Латвии и других странах. Значительная часть этой литературы из-за языкового барьера, I библиографической редкости и ограниченности контактов с иностранными

коллегами была малоизвестна отечественным исследователям.

Научная новизна диссертации. Впервые в России этногенез саамов - рассмотрен с привлечением столь большого круга источников из разных

дисциплин. Для написания диссертации автором были собраны, систематизированы, проанализированы и сопоставлены значительные материалы по археологии, учтены наиболее существенные результаты, достигнутые в области современной антропологии, сравнительно-исторического языкознания и топонимики, этнографии. Проделанная работа позволила выдвинуть и обосновать собственную непротиворечивую теорию происхождения саамов, согласно которой саамы образовались в результате взаимодействия двух компонентов. К первому относится древнее северное европеоидное автохтонное население, владевшее уникальным языком, оставившее на северо-западе России памятники с типичной сетчатой керамикой. Ко второму - поволжское (акозинско-ахмыловское) монголоидно-европеоидное финское население. Начало этногенеза саамов относится к сер. I тыс. до н. э., когда поволжское население проникает на Европейский Север и вступает в активное взаимодействие с аборигенами. Присутствие северного и южного компонентов фиксируется у предков лопарей и современных саамов в их физическом, языковом, духовном и материальном своеобразии. Повсюду отмечаются уникальные древнеевропейские особенности саамского этноса и их очевидная близость по многим показателям к прибалтийским и волжским финнам, а также другим уральским народам. В области антропологии смешение северного и южного компонентов привело к началу формирования особого лапоноидного типа. В области лингвистики - к образованию саамского языка, финского в своей основе, но вобравшего в себя характерные особенности речи аборигенов, и началу формирования саамской топонимики. В археологии - к образованию широкой, от Белого озера до Ледовитого океана, историко-' культурной области, состоящей из родственных культур

позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо. Автор полагает, что основные ' процессы саамского этногенеза приходятся на эпоху железа (от сер. I тыс. до

н. э. - до сер. I тыс. н. э.).

Самостоятельную научную значимость имеют и другие результаты исследования. Автором впервые дана общая характеристика культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы на Севере России и культурно-исторической области эпохи железа из культур позднекаргопольской, лууконсаари, кьельмо на Севере Восточной Европы. Рассмотрены их генезис,

ареалы, хронология и периодизация, география и топография памятников, планиграфия культурных остатков, классифицирован большой вещественный материал, включающий керамику, каменные и костяные орудия, металлические вещи и остатки металлургического производства. На основании сопоставления археологических и лингвистических источников сформулированы представления о саамской принадлежности культур позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо, уточнена хронология германских и балтийских заимствований в саамском языке, уточнено также время и особенности образования лопарского антропологического типа.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы для разработки проблем этногенеза и ранней истории финно-угорских, балтийских, северогерманских и самодийских народов. В исследовании содержится материал для написания обобщающих трудов и специальных монографий, научных статей и докладов, учебно-методических, научно-популярных изданий по археологии, лингвистике, антропологии, истории и этнографии Северной Европы. Результаты исследования могут быть использованы для обоснования теоретических и практических подходов в реализации национальной политики и национальных отношений.

Апробация работы. Все основные выводы и данные диссертации изложены подробно в авторской монографии, а также двух коллективных монографиях, где автором написаны соответствующие разделы, в серии научных статей, опубликованных в России и за рубежом, тезисах конференций и докладов. Такие доклады были сделаны автором в период с 1993 по 2003 гг. на самых разных уровнях: на международном конгрессе финно-угроведов в г. Оулу, международных конференциях в городах Петрозаводске, Кеми, Ламми, Оулангском национальном парке Финляндии, а также научных конферен:диях КНЦ РАН и заседаниях сектора археологии ИЯЛИ КНЦ РАН, где выполнена данная диссертация.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и трех приложений, включающих каталог и списки памятников, статистические таблицы, рисунки и карты. Деление основного текста работы на главы обусловлено задачами исследования.

Во введении дана краткая характеристика современных саамов и лопанистики, а также обоснована актуальность темы и ее аргументация. Определены цели и задачи исследования, дана характеристика использованных источников, методология и методика, указана научная новизна, апробация, практическая значимость и структура исследования.

В главе первой «Антропология саамов» автор обобщил наиболее важные сведения о лопарях, полученные по разным системам признаков: краниологии, одонтологии, дерматоглифике, серологии и соматологии на основе современных, а там, где это возможно, и палеоантропологических материалов. Сопоставление данных антропологов показывает, что в лопарском типе присутствуют черты древнего североевропеоидного населения и более поздние черты, связанные с проникновением на север

монголоидного комплекса. Слияние двух компонентов и привело к формированию антропологических особенностей лопарей. Такая двойственность объясняет наличие у лопарей уникальных древних характеристик, а также их сходство с уральскими народами. Большую роль для расогенеза саамов представляют палеоантропологические материалы. Для выяснения вопроса о времени возникновения лопарского антропологического типа автор предпринял ретроспективное исследование краниологических серий лопарских черепов от современных к более древним. Ближайшие к современности черепа происходят из района Варангера в норвежском Финмарке. Большинство могил здесь относится к первым векам н. э. и эпохе средневековья. Выяснилось, что более ранние серии из Финляндии с мест Леванлухты и Кельдамяки прежде были отнесены к саамам ошибочно. Серия черепов из Оленеостровского могильника в Кольском заливе Баренцева моря оценивалась антропологами по-разному. В. П. Якимов (1953) указал на ее уникальность, а В. П. Алексеев (1974) определил ее как лопарскую. Эти и другие антропологи указали на близкое сходство оленеостровских черепов с ананьинскими черепам и? Волго-Камья. В. П. Алексеев (1969) предположил, что лапоноидный тип образовался на Севере в ананьинское время благодаря проникновению низколицего монголоидного комплекса из Прикамья и его смешению с местными европеоидами. Автор поддерживает эту точку зрения. Серия черепов оленеостровцев относится к древнесаамской культуре кьельмо и датируется эпохой железа. Ряд антропологов (Денисова, 1982; Марк, 1956; Хартанович, 1991) писали о глубокой древности лапоноидного типа и его широком распространении в мезо-неолитическое время в лесной полосе Восточной Европы. Автор еще раз рассмотрел древнейшие палеоантропологические находки. Оказалось, что одни черепа были определены лапоноидными ошибочно, а другие в настоящее время датируются более поздним временем. Эти данные укрепили мнение автора о формировании лапоноидного типа в эпоху железа. Для выявления генетических компонентов саамского расогенеза были приведены также сведения по другим системам признаков. Оказалось, что повсюду выявляются черты, связывающие лопарей с финно-угорскими народами и особенности, свидетельствующие об их уникальности. В одонтологии антропологи выделяют наличие у лопарей древнего северного реликтового я более позднего монголоидного комплексов (Зубов, 1982, 1991). Данные дерматоглифики, не отрицая присутствия у лопарей европеоидных черт, более других данных фиксируют наличие у них признаков монголоидности (Хить, 1982, 1991). Результаты серологических исследований современных лопарей Фенноскандии в России и за рубежом выявили их уникальные черты и сходство по ряду показателей с прибалтийскими финнами и народами Приуралья и Зауралья (Муррент, 1964; Эрикссон, 1974; Спицин, 1974; Мэкапеп, 1998). Соматологическая характеристика лопарей, при разности подходов, также определяет их своеобразие и неповторимость, при этом четко фиксируя сходство саамов с народами уральской группы (Бунак, 1965,

1980; Марк, 1975, 1982). Таким образом, по всем показателям очевидно, что саамы отличаются от других народов и это отличие, по мнению антропологов, заключается в определенном наборе у них генных признаков, высокому проценту группы крови А-2, низком лице. С другой стороны, очень отчетливо проявляются признаки, связывающие лопарей с прибалтийско-финскими и поволжскими, в меньшей мере западносибирскими уральскими народами. Объяснить такое противоречивое сочетание признаков, по мнению автора, можно лишь исходя из участия в расогенезе двух генетических компонентов - северного и поволжско-приуральского. Взаимодействие указанных компонентов приходится на начало эпохи железа.

В главе второй «Языкознание и топонимика» рассматриваются вопросы о соотношении языка и этноса, проблемах и методике историко-лингвистических исследований, саамском языке, его происхождении и истории. На основе сопоставления археологических и лингвистических источников очерчиваются ареалы двух основных генетических компонентов саамского этногенеза - дофинского и южнофинского населения, выясняется территория проживания саамов на Севере Восточной Европы, устанавливается взаимосвязь между позднекаргопольскими памятниками и саамской топонимией. Саамская лексика рассматривается и как источник по изучению хозяйства и мировоззрения. Освещаются языковые контакты лопарей с самодийцами, балтами и северными германцами, определяется время отделения саамского языка от языков прибалтийско-финских. Для правильного сопоставления археологических и лингвистических источников автор остановился на вопросах о взаимоотношениях языка, материальной культуры и этноса, а также возможности участия современного финно-угорского языкознания в исторических реконструкциях Благодаря уральскому сравнительно-историческому языкознанию описаны все финно-угорские языки. Определена степень их родства и близости в прошлом и настоящем, разработана фундаментальна? теория распада языковой семьи на отдельные составляющие через более общие по своей природе праязыковые общности до уровня современных языков и их диалектов. Саамский язык по своим особенностям близок языкам прибалтийско-финским, затем марийскому, мордовскому, удмуртскому, коми, мансийскому, хантыйскому и венгерскому языкам. Сходство территориально близких языков и постепенное увеличение языковых различий по мере удаления их друг от друга указывает, что современное размещение уральских языков, кроме ненецкого и венгерского, отражает их положение относительно друг друга и в древности. Саамский язык, по-видимому, и в прошлом занимал крайнее северо-западное положение в уральской области, находясь в соседстве с языками прибалтийско-финскими и марийским, что подтверждается данными топонимии и археологии В настоящее время саамский язык состоит из 6-9 диалектов. По данным топонимии А. К. Матвеев (1979) выделяет существовавшие в древности наречия белозерских, заволочских и двинских саамов. Первоначально саамский язык был единым, на что указывает большое количество общих слов во всех диалектах. Как и в

антропологических признаках, в саамском языке выделяется два генетических компонента. Наследие первого особенно хорошо прослеживается в лексике, в меньшей мере в морфологии, фонетике и синтаксисе. По подсчетам Т. Итконена (1948), до одной трети саамской лексики имеет субстратный характер, и эта лексика не имеет аналогий ни в одном из существующих языков мира. Она передает жизненно важные понятия. Вторым компонентом стала древнефинская речь, близкая прибалтийско-финским и марийскому языкам. Субстратная лексика, по мнению автора, позволяет в общих чертах определить географическую зону, в которой проживало дофинское население. Упомянем такие термины, как' земля, вода, остров, мыс, торф, камень, песок, кочка (на болоте?), дождь, туман, мороз, дерево, черника, морошка, хариус, росомаха, сеть, вешала (для сетей'), ходить на лыжах, пасти (присматривать?), котел, клей, сейд (божество?). Эти термины отражают условия жизни в таежной озерно-болотистой местности с прохладным и влажным климатом. Им соответствует Северная и Восточная Фенноскандия и прилегающая к ней с юга озерная область от устья р Невы на западе до оз. Белое, Лача и Воже на востоке. Заимствование этой субстратной лексики древнефинским населением говорит о том, что оно прибыло из районов с иными природно-географическими условиями, и поэтому вынуждено было принять в готовом виде многие устоявшиеся понятия новой для себя географической лексики и хорошо адаптированного к этой местности хозяйственного комплекса. Подобное явление позднее хорошо зафиксировано у карел, финнов, славян, когда они в ходе расселения на Севере столкнулись с саамами и переняли у них уникальные названия северной флоры, фауны, термины, связанные с оленеводством и промыслами. Очевидно, что древнефинское население проживало в районах южнее массового распространения ягод черники и морошки, рыбы хариус. Близость саамского, прибалтийско-финских, мордовских и марийского языков могла возникнуть только путем общения их носителей в рамках определенной территории. Языковеды на основании данных фитогеографии предполагают, что такой территорией могла быть Средняя Россия, точнее восточная часть Волго-Окского междуречья (Казанцев, 1979), что полностью совпадает со взглядами автора. На это указывают и другие лингвистические параллели Таковы саамско-марийские изоглоссы и общие названия частей тела (Куклин, 1996). На Русском Севере, сохранившем следы древнейшей финской топонимии, А. К. Матвеевым (1979) выявлены характерные названия, близкие саамскому и марийскому языкам Очевидно, что в древности саамский и марийский языки стояли ближе друг к другу и эти народы граничили между собой. При этом древнесаамский язык (южный компонент) занимал более северное положение относительно марийского. Марийская топонимия в своей массе не выходит за линию Кострома — Котельнич. Следовательно, носители древнефинской речи проживали южнее границы субстратной дофинской лексики и севернее границы ареала древних марийцев. В географическом плане этот район находится между южным побережьем оз Белое и Верхним

(Костромским) Поволжьем. Около сер. 1 тыс. до н. э., по археологическим данным, происходит продвижение поволжской культуры на Север, где в результате ее контакта с культурой типичной сетчатой керамики формируется обширная культурно-историческая область эпохи железа из культур позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо. Автор сопоставил эти археологические процессы с лингвистическими процессами и нашел в них соответствие. Распространение потока волжской культуры на Севере нашло отражение в топонимии. Археологической миграции и образованию позднекаргопольской культуры на территории между Ладожским, Онежским и Белым озерами соответствует юго-восточный топонимический поток, включающий в себя различные этапы формирования и распада *

прибалтийско-финско-саамской общности. Установлено, что по времени он предшествует вепскому топонимическому потоку, связанному с более поздним освоением пространства Межозерья вепсами (Муллонен, 1994). Время вепского топонимического потока по археологическим данным с уверенностью соотносится с эпохой средневековья. Предшествующий вепскому саамский топонимический пласт должен относиться к эпохе железа, времени существования на этой территории позднекаргопольской культуры. Сохранение в Межозерье большого количества субстратной саамской и прибалтийско-финской топонимии свидетельствует об определенной плавности в заселении края, когда носители субстратного языка непосредственно контактировали с новым населением и в ходе этого взаимодействия передавали ему названия окружающей местности глубоко и последовательно вплоть до уровня микротопонимии. Это свидетельствует о продолжительных и мирных контактах саамов и вепсов и отсутствии каких-либо миграций и перемещений иного населения здесь в это время. Языковедами также установлено, что после распада прибалтийско-финской общности саамы находились в тесном взаимодействии с предками вепсов и карел-людиков, о чем говорят параллели в области фонетики и морфологии (Керт, 1971; Зайцева, 1988). Отмечаются близкие параллели в музыке и фольклоре двух народов (Пименов, 1965). Такие общие черты могли возникнуть только в районе Межозерья, другой территории для этого просто нет. Помимо совпадения лингвистической и археологической стратиграфии, на связь позднекаргопольской культуры с саамской топонимией указывают совпадение географии и топографии памятников и названий. Южная граница '

позднекаргопольских древностей совпадает с компактной группой древнесаамских гидронимов типа Егинжа, Добинжа, Илинжа, Игинжа, Лобинжа, Селинжезеро, Оренжа, Линжозеро и других, выделенных И. И. 1

Муллонен (1994) на границе Онежского и Белозерского бассейнов. По данным А. К. Матвеева (1978), на этой территории саамская топонимия представлена обильно и местами даже преобладает над топонимией прибалтийско-финской. Более того, и топонимия и позднекаргопольские памятники концентрируются в котловинах значительных озер Андозеро, Белое, Воже, Лача и Водлозеро в местах, удобных для ведения присваивающего хозяйства. Нередки случаи точного совпадения саамских

топонимов и позднекаргопольских поселений, например, Челма, Лапиннаволок и др. На основании всех перечисленных фактов автор считает возможным связать возникновение и развитие древнесаамской топонимии в Межозерье с возникновением и развитием позднекаргопольской культуры, полагая, что она принадлежала древним саамам. Позднекаргопольская культура является лишь южной частью большой культурно-исторической области, состоящей также из культур лууконсаари и кьельмо, распространившихся на территории от Белозерья до Ледовитого океана. Их ■ объединяет общность происхождения, культурных элементов,

присваивающий характер экономики. Последнее обстоятельство резко отличает эти культуры от аграрных культур прибалтийских финнов и з северных германцев. Взаимоотношения между группами памятников в одной

культуре и между культурами с юго-востока на северо-запад по мере распространения и адаптации поволжской культуры на Севере Восточной Европы напоминают отношения лингвистической непрерывности в размещении контактирующих родственных языков и диалектов. Образование этой культурно-исторической зоны соответствует представлениям лингвистов о времени и процессах образования саамской топонимии и, по-видимому, отражает процессы формирования и расселения саамского этноса на Севере Восточной Европы. При общем совпадении ареалов археологических культур и саамской топонимии и их стратиграфии, ареал саамской топонимии больше и охватывает территорию к востоку до р. Северная Двина. Эта территория пока слабо изучена археологически и лингвистически, но имеющиеся немногочисленные памятники эпохи железа, так называемое «лесное ананьино», родственны рассматриваемым автором культурам эпохи железа. Вскрываемый на Русском Севере самый древнейший пласт дофинской топонимии однозначно свидетельствует о том, что саамы и прибалтийские финны не были первыми насельниками этой территории. Это опровергает все ранние и современные гипотезы о древнем мезо-неолитическом возрасте прибалтийских финнов и саамов в указанной зоне и говорит о том, что древнефинское население проникло сюда извне. Архаичная дофинская лексика, в свою очередь, не может далеко отстоять от лексики саамской. Иначе, исходя из закономерностей формирования топонимических пластов, она не сохранилась бы. В своей массе дофинская топонимия, скорее всего, принадлежит населению культуры типичной , сетчатой керамики эпохи бронзы. Впервые этот вывод на основе карельских

материалов сделал М. Г. Косменко (1993). Он представляется справедливым и для других территорий Русского Севера, где развитие археологических культур и отложение топонимии происходило сходным образом. Саамская ? топонимия была использована автором и как источник по изучению истории

хозяйства и мировоззрению саамов. Она принадлежит населению с присваивающим типом хозяйства. Более 70% лексики связано с различными обозначениями озерного ландшафта, особенно характеристики озер, учитывающие их величину, проточность, береговые очертания и т. п. Кроме того, встречаются обозначения северной флоры и фауны, термины,

связанные с оленеводством, обозначающие средства передвижения и кочевой образ жизни. Археологические материалы также свидетельствуют о подвижном образе жизни и промысловой направленности хозяйства древнего населения. Саамские топонимы свидетельствуют о большой наблюдательности лопарей и глубоком знании ими окружающей природы. Природная лексика окружающих их аграрных народов выглядит на этом фоне беднее. Важное место в истории саамского языка занимают языковые контакты. Выделяется три слоя иноязычных заимствований: самодийские, '

балтийские и северогерманские. Самодийские заимствования в саамском языке немногочисленны, а время их проникновения для языковедов не ясно. Саамско-самодийские контакты в археолого-лингвистической перспективе, *

по мнению автора, скорее всего относятся к средневековью, когда ненецкое население осваивает западную часть европейских тундр и подходит вплотную к саамскому ареалу в районе Восточного Беломорья и Канина Носа Балтийские и особенно германские заимствования показывают время отделения саамского языка от языков прибалтийско-финских. Характер балтийской лексики указывает на существование развитого земледелия и животноводства у прибалтийских финнов, что соответствует материальной культуре не ранее эпохи железа. Отнести эту лексику к эпохе неолита-энеолита, как это делают некоторые ученые, не представляется возможным. Древнейшие германские заимствования, близкие по времени балтийским, содержат слово «железо», что, по мнению автора, позволяет относить их к эпохе железа. В Северной Скандинавии, Финляндии, Северо-Западе России металлургия железа распространяется около рубежа н. э., а самые первые железные орудия около сер. 1 тыс. до н. э. Таким образом, датировать древнейшие германские заимствования ранее начала эпохи железа невозможно. Об этом говорят и другие факты. Так, распространение германских культур и активная колонизация земель вдоль морского побережья Северной Швеции и Норвегии относятся к первым векам н. э. Здесь и могли контактировать предки германцев и саамов. Германские заимствования могли проникнуть в древнесаамский язык также с запада и юго-запада через Эстонию и юго-западную Финляндию вместе с потоком прибалтийской культуры в первых веках н. э. Языковеды считают, что к моменту этих контактов саамский язык уже начал существовать как самостоятельный. Таким образом, проникновение балтийских и германских «

заимствований относится к 500 гг. до н. э. - 200-300 гг. н. э., времени существования древнесаамской культурно-исторической общности на Севере Восточной Европы. Укажем также, что саамы под именем феннов упомянуты .

у римского историка Тацита, 1 в. н. э., который описал их как дикий кочевой народ, проживающий к востоку от Балтийского моря, что соответствует и другим источникам.

В третьей главе «Археологические источники» дана общая характеристика культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы и культурно-исторической древнесаамской области эпохи железа, краткая характеристика культуры начала эпохи железа Среднего и Верхнего

Поволжья, Посухонья. В разделе первом «Культура сетчатой керамики на Севере Европы» описаны древности, которые, по мнению автора, связаны с дофинским населением, являвшимся одним из двух основных генетических компонентов саамского этногенеза. Их характеристика позволяет определить степень участия этих древностей в формировании культур эпохи железа Рассмотрены материалы 187 поселений, находящихся в Ленинградской, Вологодской, Архангельской областях и Карелии, а также 30 поселений у Финляндии. Сетчатая керамика Ленинградской области, Карелии,

Финляндии получила обобщающую характеристику в трудах Н. Н. Гуриной (1966), М. Г. Косменко (1992, 1993), М. Лавенто (2001). Автор добавил сведения о памятниках Вологодской и Архангельской областей, а также некоторые новые материалы, суммировал все данные. Основная часть памятников зафиксирована на пространстве от восточного побережья Балтийского моря на западе до водной системы оз. Воже - оз. Лача - р. Онега на востоке. По направлению к северу памятники редеют и граница их не выходит за линию Полярного круга. С юга условной границей является 60 параллель, где проходит и южная граница саамской топонимии. Поселения концентрируются вокруг крупных водоемов, что дало возможность выделить пять районов их локализации: бассейны озер Ладожское, Онежское, Белое, Воже и Лача, южное Беломорье. Учитывая разницу в площади и сумме культурных остатков, среди памятников выделены кратковременные поселения площадью до 200 м2, содержащие от 1 до 10 сосудов, средние - площадью до 1000 м2, с 10 - 50 сосудами и крупные -свыше 1000 м2 с более чем 50 сосудами. Такое деление позволило выявить географические приоритеты и плотность расселения в древности. Вдоль побережья оз. Ладожского в первом регионе выявлено 35 памятников, приуроченных к нижнему течению рек Волхова, Вуоксы, Олонки, Паши, Сяси и др. Крупным памятником является Усть-Рыбежна II, два поселения -средние, остальные кратковременные. Свыше трети памятников (69) находится во втором регионе в бассейне оз. Онежского. Из них на его побережье 22. Они привязаны к устьям крупных рек Андомы, Вытегры, Водлы, Шуи, Суны, Черной и истоку р. Свири. К крупным поселениям относится Томица, еще 4 поселения средние, остальные кратковременные. Еще 14 памятников находятся на оз. Сямозеро и 24 на оз. Водлозеро. Они , преимущественно приурочены к устьям рек. Из них Келка III и Охтома II!

крупные, 9 средних, остальные кратковременные. Третий регион объединяет ' 24 поселения оз. Белого, третьего по величине акватории после озер

Ладожского и Онежского. Одно поселение - Белозерское - здесь крупное, одно среднее, остальные кратковременные. Они приурочены к устьям рек Ковжи, Кемы, Водобы и истоку р. Шексны. Памятники оз. Лача и Воже (25) выделены в четвертый регион. Поселения привязаны к приустьям и истокам рек, из них крупными являются Модлона и Селище, три поселения средние, остальные кратковременные. Поселения Беломорья (29) на Поморском, Зимнем, Летнем берегах, озерах западного Прибеломорья Тунгудском, Сумозере, Куйто объединены в пятый микрорегион. На морском побережье

скопление из 13 поселений зафиксировано в устье р. Выг, отдельные пункты отмечены в устьях рек Катеринихи, Галдареи, Чукчи, Яренги. Девять поселений обнаружены на внутренних прибеломорских озерах. Среди памятников одно поселение, Бохта II, крупное, два средних, остальные кратковременные. За пределами России памятники с типичной сетчатой керамикой есть в Финляндии (145). Из изученных автором двух десятков финских коллекций только 5 относились к средним, остальные к небольшим Они также группируются у больших водных систем. Далее к западу обломки от двух типичных сетчатых сосудов обнаружены на поселении Халлунда на оз. Меларен в южной Швеции. В топографии наиболее показательно размещение 35 поселений, где вскрыто около половины всей площади раскопок и получено около 83% всей керамики. Из них в устьях рек найдено 30, а в истоках 4 поселения. Причем выявлено, что поселения тяготеют к самому устью или истоку реки. Если последние заболочены, то памятники располагаются на близлежащих удобных участках реки выше устья или ниже истока, либо рядом на озерном берегу, на максимальном удалении до 2 км. Топография кратковременных пунктов сохраняет прежние приоритеты, но отличается большим разнообразием. Из 152 пунктов 87 находятся в приустьях, а 32 в истоках рек. Всего же в устьях и истоках рек выявлено 153 поселения, содержащие около 95% всей керамики. Если крупные и средние поселения привязаны, как правило, к крупным и средним водоемам, то мелкие пункты есть на небольших озерах. Остальные кратковременные поселения не имеют столь четкой связи с реками и располагаются на озерных мысах, берегах заливов и проливов, прибрежных островах. Данные по геотопографическому размещению поселений свидетельствуют, что население эпохи бронзы селилось преимущественно по берегам крупных и средних водоемов, отдавая предпочтение устьям и, в меньшей мере, истокам крупных рек. По мере удаления от озер памятники редеют, а количество материала на них уменьшается. Кратковременные стоянки на проточных и водораздельных озерах в средних и верхних течениях рек не удалены от центральных водоемов далее, чем на расстояние 40-50 км, лишь в единичных случаях до 150-200 км. Из 187 поселений Северной России раскапывалось более 110, на 60 вскрыто свыше 100 м2, всего раскопано около 21,5 тыс. м2. Материалы с 70 поселений получены путем шурфовки и сборов. Почти половина вскрытой раскопками площади приходится на памятники бассейна Онежского озера, почти четверть на памятники Белого моря, затем по степени изученности идут поселения Каргополья, Белозерья и Ладоги. Поселений с чистыми комплексами эпохи бронзы или коллекциями с незначительной примесью других материалов немного. К ним относятся Под Сопкой, Усть-Рыбежна II в Приладожье, Пичево III, Усть-Водла I, II, V, Черная речка V, Бостилово II в Прионежье, Елменкоски, Сумозеро V в Прибеломорье. Большинство пунктов заселялись неоднократно и содержат материалы разного времени в разных пропорциях от эпохи камня до эпохи средневековья. Исследователи отмечают неравномерность залегания материалов в раскопах, его концентрацию в местах бытовых центров внутри

и около построек, хозяйственных ям, очагов и кострищ. Следы от наземных жилищ в виде овальных и округлых линз темного песка размером от 3 до 6 м, с одним или двумя выходами, с очагами в центре найдены на поселениях Усть-Рыбежна II, Келка III, Елменкоски. Предполагается, что аналогичные жилища могли существовать на поселениях Изсады I, Олонка IV, Малой Суне IV, Охтоме I, Кудаме XI, Сомбоме I, где вокруг очагов и кострищ были найдены скопления материала эпохи бронзы. Такие легкие наземные постройки могли иметь вид чума с остовом из жердей. На ряде поселений выявлены многочисленные очаги, кострища и хозяйственные ямы этого времени. Материальная культура эпохи бронзы представлена керамикой, каменными и бронзовыми орудиями, остатками литейного производства. Керамика наиболее массовый, а на многослойных памятниках часто единственный, достоверно определимый материал эпохи бронзы. Для ее анализа привлекались части от 1428 сосудов, выделенных из коллекций 159 памятников России и 22 памятников Финляндии. Важнейшими показателями посуды являются ее форма и орнаментация. Своеобразие типичной сетчатой керамики определяет взаимодействие трех генетических компонентов: фатьяновского, поздняковского, ямочно-гребенчатой керамики. Форма горшков редко восстанавливается полностью и в основу классификации положены типы, выделенные по верхним частям сосудов, что позволяет произвести статистические подсчеты по типам в отдельных комплексах, регионах и ареале в целом. Вся посуда делится на профилированную и непрофилированную. Среди профилированной посуды выделяются три вида. К первому относятся приземистые бомбовидные сосуды с раздутыми боками и резкой профилировкой, близкие аналогичным фатьяновским горшкам. Они распространены в большей степени в южной части ареала (до 70%) и меньше в северной (до 26%). Наблюдаются изменения и внутри вида. Наиболее архаичные формы сосудов преобладают на самом юге ареала в ранних комплексах (Белозерская, Келка III). Аналогии им можно найти в материалах территориально и хронологически близкого фатьяновского Волосово-Даниловского могильника 18-16 вв. до н. э. в Ярославском Поволжье. Второй вид представляют окрутлобокие плавнопрофилированные горшки, а третий -небольшие ребристые сосуды, сходные с поздняковскими. Их количество в разных регионах стабильно и колеблется в пределах 25 - 30%. Непрофилированные сосуды хуже других поддаются реконструкции. Среди них выделены два вида: сосуды усеченно-конической и баночной формы, а также сосуды полуяйцевидной и шаровидной формы. Первые широко распространяются в эпоху бронзы в лесной полосе. Их количество в ареале нарастает к северу от 3% в Белозерье до 17% в Беломорье и 24% в Финляндии. Немногочисленные полуяйцевидные и шаровидные сосуды Белозерья, Каргополья, Приладожья и южной Карелии имеют аналогии среди неолитической ямочно-гребенчатой керамики. Орнаментация также представляет собой сплав трех генетических традиций, правда доля участия в ее формировании разных компонентов неодинакова. Типично фатьяновские композиции из несомкнутых ромбов, вертикальных отрезков и др., в

сочетании с другими фатьяновским признаками, такими как лощение, примесь органики, резкой профилировкой, зафиксированы на относительно немногочисленных сосудах, которые не встречаются севернее широты оз. Онежского. В целом фатьяновские черты в орнаментике типичной сетчатой керамики выражены ощутимо слабее, чем в керамических формах. Поздняковские узоры из жемчужин, городков, мелких зубчатых штампов намного обильнее фатьяновских. Их доля в среднем составляет от 25% до 30%, уменьшаясь к северу. Многочисленные гребенчато-ямочные композиции имеют сходство с мотивами, широко распространенными в эпоху бронзы на памятниках лесной полосы Восточной Европы. Однако среди них выделяются неолитоидные композиции, восходящие к ямочно-гребенчатой посуде из косопоставленных оттисков гребенчатого штампа с ямками полушарной и конической формы, иногда выстроенных в шахматном порядке, композиции из уточек и реликтовых поясков ямок на тулове. Такие композиции шире представлены на юге ареала, особенно в Белозерье, Каргополье и южной Карелии. Общий вес неолитоидных композиций значителен и составляет почти треть от общего числа. В данном случае культурная традиция более отчетливо запечатлелась в орнаментике, чем в формах сосудов. Орнаментика типичной сетчатой керамики Северной России и Финляндии, как и ее формы, представляет устойчивый комплекс элементов, имеющих высокую степень сходства с формой и орнаментикой сетчатой керамики Верхнего Поволжья, что говорит об их единстве и общности происхождения. Более богато и разнообразно орнаментирована посуда южной части ареала, где она сохраняет больше архаичных черт и имеет более ранний облик. К северу и северо-западу орнамент упрощается и обедняется. Тулово большинства сосудов покрыто сетчатыми оттисками и, реже, штриховкой, выполненными преимущественно гребенчатым штампом. В тесто сосудов добавлялась дресва, песок, реже органика, а на севере асбест, тальк и слюда. Каменные орудия выделены на многослойных поселениях и поселениях с незначительной примесью инородных материалов. В их типах и технике обработки фиксируются традиции фатьяновской культуры и древностей северного неолита. Из крупных рубящих орудий сверленые молотки, черешковые и валиковые топоры из гранита и диабаза ведут свое происхождение от фатьяновских древностей. Кроме того, часть крупных рубящих сланцевых орудий с ранних памятников (Белозерская, Келка III) обработана нехарактерными для северного неолита приемами: сколами по всей поверхности и пикетажем, что также отражает фатьяновско-балановские традиции. Южными по происхождению, по-видимому, являются и сейминские наконечники стрел, неизвестные на Севере в более раннее время. Каменный инвентарь во многом сохраняет прежние традиции в наборе орудий и технике их обработки. Найдены листовидные наконечники стрел, дротиков и копий, многочисленные скребки, скобели, проколки, резчики, резцы, ножи и ножевидные пластинки, шлифовальные плиты и точильные бруски, отбойники, а также тесла, стамески и топоры, зашлифованные по всей поверхности. Крупные рубящие орудия изготовлены из сланца,

абразивы из кварцита и песчаника, прочие в основном из кремня и кварца. Специфическими для Севера в это время являются наконечники стрел беломорского типа с пильчатой ретушью по краям. Для каменной индустрии культуры типичной сетчатой керамики характерны высокая техника обработки орудий, дальнейший прогресс, заключающийся в возрождении старых (пикетаж) и появлении новых приемов обработки камня (пильчатая ретушь), расширения ассортимента орудий (сейминские и беломорские наконечники, сверленые молотки). Правда, как отмечали многие исследователи, количество рубящих орудий к финалу эпохи уменьшается, что связывают с появлением бронзовых кельтов. Известно 4 акозинско-меларских кельта и 4 литейных формы из талька для их отливки. Два кельта из Приладожья (Каукола и Валкьярви) являются случайными находками. Кельты с поселений Кудамы XI в Прионежье и Кинемы в Каргополье могут быть связаны с материалами эпохи бронзы - железа. Три литейные формы обнаружены в Северной Финляндии (Ала-Пааюсола, Суопаярви, Салмониеми), одна на Кольском п-ове (Маяк II). Из них первые две являются случайными находками. На памятниках в Салмониеми и Маяке II формы связаны с керамикой эпохи бронзы или железа. В Среднем Поволжье подобные кельты датируются 8 - 6 вв. до н. э., на Севере они распространяются в конечный период своего существования (Кузьминых, 1983). Автор не исключает, что на Европейском Севере акозинско-меларские кельты используются несколько дольше, чем в Среднем Поволжье, где развитие культуры прекращается в 6 веке до н. э Проникновение кельтов на Север может быть связано с потоком поволжской культуры, но, скорее всего, они стали проникать сюда несколько ранее. Остальные следы металлообработки малочисленны и представлены отдельными льячками, тиглями, слитками бронзы. Рассмотренные памятники образуют северную часть обширного ареала типичной сетчатой керамики и смыкаются с аналогичными памятниками Средней и Верхней Волги. Сетчатая керамика попала на Европейский Север в уже сложившемся виде, хотя самые южные районы (Белозерье) могли входить в зону ее формирования. Генетические компоненты (фатьяновский, поздняковский, ямочно-гребенчатой керамики), общее исчезновение архаичных черт с юга на север однозначно свидетельствуют о южном верхневолжском происхождении керамики. Автор подтвердил мнение, которое до него уже высказывали другие археологи, но использовал для этого вывода более широкий круг источников. Он также предполагает, что исходным районом для образования культуры мог быть участок Волги, особенно ее правобережье, от Нижнего Новгорода до Ярославля и Костромы, где смыкаются территориально верхневолжские фатьяновские и поздняковские древности. Финал ямочно-гребенчатой керамики изучен пока недостаточно, но ясно, что распространение волосовской культуры не привело к повсеместному ее исчезновению во всем огромном ареале. Очевидно, что на Европейском Севере типичная сетчатая керамика вышла из употребления не одновременно. Верхняя хронологическая граница по радиоуглеродным датам и времени финала

поздняковских и фатьяновских культур определяется примерно сер. 2 тыс. до н э. или чуть более ранним временем К самым ранним коллекциям Севера относятся материалы крупных поселений Белозерской, Келки III, Томицы и Усть-Рыбежны И. Памятники более поздней фазы культуры - первой половине 1 тыс до н. э., содержат меньшее количество материала. Возможно, это наблюдение сгсражает какие-то изменения в жизни дофинского населения. Например, изменение в демографической ситуации, переход к более мобильному образу жизни. Материалы самых северных поселений в Беломорье и Финляндии в массе своей более поздние. Поселения в низовьях р. Выг расположены на террасах субатлантического времени 8 - 6 вв. до н. э. Этим же временем по радиоуглероду датируется поселение Усть-Водла V. Поздний облик имеет керамика поселений Келка I, Бостилово II, Елменкоски Финал культуры связан с проникновением поволжского потока культуры в сер. 1 тыс. до н. э. Многие ученые связывают генезис финских народов с развитием сетчатой керамики. Это мнение может быть справедливым, но для этого требуется доказать преемственность между сетчатой керамикой эпохи бронзы и сетчатой керамикой эпохи железа в Прибалтике и Поволжье, а также зе преемственность с более поздними древностями средневековья.

Во втором разделе третьей главы «К вопросу о происхождении южного финского компонента» дана характеристика культурной ситуации начала эпохи железа на пространстве от Среднего Поволжья до южного Белозерья и Посухонья. На основе археологического материала автор проследил миграцию поволжской культуры на север. В 8 - 6 вв. до н. э. на этой территории возникла контактная зона между культурно-историческими общностями сетчатой керамики с запада и ананьинской с востока Многие археологи ассоциируют ананьинскую общность с предками пермских и части поволжских финнов, область сетчатой керамики - с прибалтийскими и поволжскими финнами. Эта контактная зона могла соответствовать языковому состоянию финно-волжской общности, когда предки поволжских и прибалтийских финнов, а также саамов (южный компонент) могли проживать в территориальной близости, на что указывает и близость их языков. В этой контактной зоне происходило смешение разных культурных черт и традиций, благодаря чему появились памятники, сочетающие в себе западные и восточные черты. Вся совокупность археологических, лингвистических и антропологических данных свидетельствует о том, что истоки южного саамского компонента находятся в Поволжье. Точкой отсчета в его продвижении на Север следует считать 6 в до н. э., когда развитие культуры на Средней Волге прерывается, и наблюдается отток древностей в районы Верхней Волги и севернее. Следы этого продвижения отчетливо зафиксировались на некоторых городищах и селищах Костромского, Горьковского и Ярославского Поволжья, Верхней Сухоне и Нижней Шексне. Именно в Верхнем Поволжье и Посухонье лингвисты выделяют топонимию, свидетельствующую о существовании здесь древнемарийского, прибалтийско-финских, близких саамскому, и вымерших языков, которые

занимают промежуточное положение. Для того, чтобы проследить миграцию, автор дал обзор древностей начала эпохи железа с юга на север от Средней Волги до Посухонья. Выяснилось, что среди материалов некоторых костромских (Ватажка, Минское городище и др.), ярославских (городища у с. Городок и с. Городище и др.) поселений в 7 — 5 вв. до н. э. появляется ананьинская керамика, костяные орудия и бронзовые вещи, аналогичные средневолжским. Становится очевидным, что в относительно короткий промежуток времени на некоторых поселениях начала эпохи железа в Верхнем Поволжье проявляются черты, свойственные древностям Среднего Поволжья. Причем этот культурный горизонт тонок и не повсеместен. В напластованиях 3 -2 вв. до н. э. ананьинских вещей уже нет. Учитывая эти факты, автор рассматривает верхневолжские памятники как следы кратковременного пребывания здесь населения из областей Среднего Поволжья. Ананьинская керамика и вещи в этом районе инородны и не связаны генетически с древностями эпохи бронзы. Какая-то часть средневолжского населения могла остаться на Верхней Волге и быть ассимилирована. Другая часть вместе с верхеволжскими группами устремилась в менее заселенные северные районы. Культурный процесс на Верхней Волге пошел по пути развития дьяковских древностей. Далее на север подобные древности обнаружены на Верхней Сухоне (Векса I, Лиминская XIX -XX, Валявка). Они датируются по ананьинской керамике и довольно многочисленным металлическим вещам 8 - 6 вв. до н. э. и имеют сходство как с поволжскими, так и с южными позднекаргопольскими памятниками. По-видимому, именно в районе Верхней Сухоны южный финский поток окончательно разделился. Часть его осела, а другая приняла участие в формировании саамов. Во всяком случае, вместе с Верхним Поволжьем это именно та территория, где древнесаамское население могло проживать непосредственно перед проникновением далее на Север.

В третьем разделе третьей главы «Позднекаргопольская культура» охарактеризована первая культура общности эпохи железа (Косменко, 1992, 1993; Манюхин, 1989, 1991, 1996). Она возникает около сер. 1 тыс. до н. э. как результат взаимодействия двух групп древностей - местной северной культуры эпохи бронзы на финальном этапе ее развития и инородной, южной по происхождению, поволжской культуры начала эпохи железа Предполагается, что первая принадлежала дофинскому населению, а носителями второй было население с древней финской речью. Таким образом, позднекаргопольскую культуру можно рассматривать как материальное отражение процесса формирования древнесаамского этноса. Ее возникновение и развитие запечатлело первые контакты, а затем и последующую интеграцию двух разных в культурном, языковом, и, скорее всего, в антропологическом отношениях групп населения. Выявлено 110 позднекаргопольских поселений в Белозерье, Каргополье и юго-восточной Карелии. В Карелии (Косменко, 1993) крупные поселения Илекса V, Охтома III, Сомбома I занимали площадь около 2000 м2, но массовое скопление материала залегало на участках 200 - 500 м2 у бессистемно расположенных

очгхов. На Илексе V у одного очага была обнаружена бляшка 1-2 вв. н. э., у другого - наконечник ремня 5-7 вв. н. э. На Сомбоме I в скоплении керамики найдена бронзовая пьяноборская бляха и подвеска-лапка 2-3 вв. н. э. На Водобе II а Белозерье у очага вместе с познекаргопольской посудой обнаружена, часть бронзовой бляхи. На 14 средних поселениях площадь массового 'распространения находок была много меньше На Муромском VII находки залегали в массе вокруг очага на расстоянии 2-4 м от него. В очаге были най цены обломки тиглей для плавки цветного металла, а в неглубокой лунке железный шлак. Скопления находок выявлены у очагов на поселениях Шеттимп I, Шеттима II, у хозяйственной ямы на Келкозере. Кратковременные поселения имели небольшие размеры. Площадь поселения Иламостров около 100 м2, Илексы VIII - м2, на Нижней Колонже III фрагменты от одного сосуда и кальцинированные кости залегали вокруг кострюца Отметим также следы трех железоделательных горнов в виде трех лунок спекшегося песка со шлаками на поселении Ольский мыс в Каргополье Явных следов жилищ не найдено Предполагается, что они могли существовать в местах бытовых центров и, судя по концентрации находок вокруг очагов и кострищ на расстоянии 3-6 м, были наземными с леиаги каркасом из жердей типа саамской куваксы или чума. Распространение находок на поселениях вокруг бессистемно расположенных отдельных очагов и кострищ, слабая насыщенность находками пространства между ними, говорят не о длительности и непрерывности накопления остатков вследствие долговременного проживания в одних и тех же местах, а о периодическом их посещении в рамках определенного промежутка времени, иногда в течение эпохи железа и даже бронзы-железа включительно. Таким образом, крупные и средние позднекаргопольские поселения есть результат многократного посещения одного и того же места, а кратковременные - одного-двухкратного. Определенная цикличность накопления остатков свидетельствует о складывающейся цикличности в перемещениях населения, о сезонных кочевках в рамках определенной местности. Локальные различия шпднекаргопольского материала в границах крупных водоемов свидетельствуют в пользу этого Специфические особенности коллекций трех позднекаргопольских локальных районов: бассейна оз Белое, озер Лача, Воже и Муромское, оз Водлозеро позволяют предполагать, что существовали определенные коллективы, жизнь которых была связана с вполне определенными участками территории В то же время, общее сходство позднекаргопольского материала свидетельствует об относительной изолированности этих отдельных групп Отражает ли локальное членение деление по родовому или территориальному признаку, сказать трудно Ясно однако, что численность жителей на одном поселении была невелика. Аналогичными были особенности накопления остатков и следы от конструкций, исключая железоделательные горны, на поселениях эпохи бронзы Судя по геотопографии, типам поселений и остаткам конструкций, население эпохи железа вело подвижный образ жизни с присваивающим типом хозяйства. Многие особенности жизни,

хозяйственного уклада, скорее всего, были восприняты от дофкнсг"I, населения. Новые природные условия должны были повлиять г! хозяйственную специфику населения с юга, которое переняло час г у хорошо адаптированного к северным условиям хозяйственного комт-.х„.' аборигенов. Не случайно многие определения географической хозяйственной лексики саамок заимствованы, поскольку первоначально древнефинского населения не было понятий, связанных с северны*: хозяйством и природой. Территория саамской общности вписывается в др^з., саамской топонимии, южная граница культуры совпадает с юго-воску"*: " границей саамских топонимов. Имеются случаи прямого совпвдсн» ® саамских названий и поселений эпохи железа. Концентрация саамся:^'-топонимии наблюдается в котловинах озер Андозеро, Воже, Азатсксе, Бе гч. Водлозеро, где сосредоточены и позднекаргопольские памятники. Мнет..-, саамские топонимы типа Чухченма - «Глухариный мыс», Чукшеб «Глухариная река», чекш - «осенняя стоянка» и др. характеризуют сдам : как кочевое население, что подтверждается и археологическими дан; ■-•л:.-: Стратиграфия топонимических пластов: славянский -прибалтийско-ф;;рс - саамский - дофинноугорский, полностью совпадает со стратагрг-.фге-; археологических культур: славянской - чуди и веси (средневеков^. > позднекаргопольской - дофинской (подробнее об этом в гл .•' Вещественные остатки представлены в основном кергми.оь, немногочисленными изделиями из бронзы и железа, кости и камня. В ? инвентаря прослеживаются особенности субстратной культуры сетчатс£ керамики и поволжских древностей, причем вторых больше. Осноенч. категория позднекаргопольского материала керамика. Из общей мае.', фрагментов выделены чести 2326 сосудов. Удалось определить части от сосудов, реконструируемых более или менее полно. Они прина;,.. .:■ горшкам средних и крупных размеров двух типов. Первый имей; низкого котла или чаши с диаметром устья, превышающим вые-.-.), ч составляет в выборках Белозерья и Каргоиолья около 85%, а в Карелииг • 90%. Второй тип представлен плоскодонными горшками. Сосуды <:<■.;•;•■.•• типа находят близкие аналогии на памятниках начала эпохи ж:. . • , Посухонье, Верхнем и Среднем Поволжье. Небольшая часть и: ;к.ч аналогии в местной сетчатой керамике. Шосч мдонная посуда имеет ■. . преимущественно в сетчатой керамике Верхний Волги, в том чжле дьяковских сосудов. Количественное распространение типов косу //л выявляет преобладание форм, связанных о влиянием поволжского каселенм. На 8% сосудов зафиксированы валики и «воротнички», являющиеся характерным ананьинским признаком. Прослеживается взаимосвязь деталей оформления посуды с ананьинскими орнаментами каннелюры), с которыми сочетаются 70% валиков и более 5С' «воротничков». Скошенные внутрь венчики (9%) восходят к традаоти местной сетчатой керамики, около 40% их коррелирует с орнамент:; генетически связанными с эпохой бронзы. Поверхность позднекаргопо ч •-,<; ч. посуды штрихованная, реже гладкая, в единичных случаях сетчатая. В те, л»

добавлялись песок и дресва. Орнаментировано 95% сосудов. Узоры расположены в верхней трети горшков, в одном случае на днище. Сочетание разных по происхождению стилей привело к богатству и разнообразию позднекаргопольской орнаментики Несмотря на гибридный характер части орнаментов, исходные группы узоров южного и северного компонентов прослеживаются отчетливо. По структурно-техническим особенностям выделяются четыре группы узоров В первую входят ананьинские и производные от них узоры. Первый вид представлен типично ананьинскими шнуровыми орнаментами в виде шнуровых оттисков на 422 сосудах (18%). Количество подобных орнаментов уменьшается от Белозерья (49,7%) к Карелии (9,4%), что указывает на их южное происхождение. Для всех шнуровых композиций характерны горизонтальность и зональность, что сближает их с посудой Среднего и Верхнего Поволжья, Посухонья. Всего 5 сосудов имеют узор в виде волны. Сложные геометрические композиции в виде зигзагов, треугольников, характерные для ананьинской посуды Прикамья, отсутствуют. Особое внимание следует обратить на факт совместной встречаемости на одних и тех же сосудах различных по своему происхождению узоров: шнура и вдавлений типа «кошачьей лапки», «древесной шишечки», «лыжной палки», связанных с сетчатой керамикой начала эпохи железа Костромского и Ярославского Поволжья. Откуда они затем попадают в Посухонье и севернее. Шнуровой орнамент встречается на круглодонных сосудах, в единичных случаях на плоскодонных горшках. Второй вид представляют сосуды, орнаментированные узким зубчатым штампом, украшенные валиками и «воротничками». Эти орнаменты встречаются в среднем на 3,5% сосудов во всех районах, отмечены только на круглодонных горшках. Сосуды третьего и четвертого видов представляют собой местные модификации шнурового орнамента из оттисков протащенного штампа и каннелюр. Число их последовательно возрастает от Белозерья и Каргополья к Карелии. От единичных сосудов на юге до многих десятков горшков на севере. Именно они вместе с другими культурными признаками ограничивают ареал позднекаргопольской культуры с юга от родственных им верхнесухонских поселений Композиции с протащенным штампом и каннелюрами получают более широкое распространение в родственной познекаргопольской культуре лууконсаари, граничащей с ней с запада и северо-запада. Вторую орнаментальную группу составляют гребенчатые композиции, отмеченные в среднем на 25% сосудов Узоры с гребенчатым штампом представлены в местной сетчатой керамике и ананьинской посуде южных территорий. Среди шнуровой и сетчатой керамики Посухонья и Верхнего Поволжья гребенчатый штамп не получил широкого распространения, что, вместе с характером орнаментации, позволяет связывать большинство подобных композиции с традицией местной сетчатой керамики. В этой группе гораздо меньше валиков и «воротничков», больше скошенных венчиков, восходящих к местной сетчатой посуде. Третью и четвертую группы составляют относительно простые композиции из одного-двух мотивов орнаментов. В них наиболее

ощутимы признаки распада целостных композиций на отдельные составляющие, гибридизация Выявляются сосуды с поволжской и местной традициями. Особо выделим сосуды без орнамента. Их количество нарастает с юга (2,4%) на север к Карелии (8,4%). Таким образом, позднекаргопольская керамика представляет собой сплав двух культурных традиций. В ней отчетливо прослеживаются черты южного компонента (ананьинская и сетчатая керамика Поволжья) и северного компонента местной сетчатой керамики. Первый компонент является основным и ведущим во всех позднекаргопольских районах, причем узоры, связанные с сетчатой керамикой Верхневолжья, наиболее отчетливо представлены в Каргополье, ананьинские узоры в Белозерье, а традиции местной сетчатой керамики в Карелии, что позволило выделить три локальных района в позднекаргопольском ареале. Первый объединяет памятники Белозерья, второй - памятники, расположенные на оз. Лача, Воже и Муромское в Каргополье и у юго-восточного побережья оз. Онежского, третий -памятники оз. Водиозера. Белозерские памятники характеризуются большим количеством керамики со шнуровой орнаментацией (49,7%) и слабым развитием узоров типа протащенного штампа и каннелюр (2,5%). Здесь мало узоров в виде гребенчатого зигзага в рамке, резных поясков, скошенных внутрь венчиков, восходящих к сетчатой керамике эпохи бронзы. В онежско-каргопольском варианте доля шнуровых композиций сокращается до 18,1%, а доля трансформированных элементов возрастает до 7,6%. Здесь также больше узоров, связанных с сетчатой керамикой Верхневолжья (до 10%). В воддозерском варианте доля шнура уменьшается до 9,5%, а доля его местных модификаций возрастает до 11,4%. Здесь больше всего композиций и деталей, связанных с местной сетчатой керамикой эпохи бронзы (11-12%). Общая характеристика керамики и ее локальное членение позволяют сделать ряд основополагающих выводов. Сходство посуды Белозерья, Каргополья и Карелии с керамикой начала эпохи железа поселений Среднего, но особенно Верхнего Поволжья и Посухонья, ясно указывают на исходные районы и время появления новых типов посуды на Севере. Их распространение в столь значительных масштабах можно объяснить появлением нового населения, которое является, по мнению автора, одним из двух основных компонентов саамского этногенеза. Сходство части керамики с местной сетчатой посудой эпохи бронзы позволяет говорить об участии второго местного компонента в сложении позднекаргопольских древностей. Локальное членение позднекаргопольской культуры дает нам возможность реконструировать процесс взаимодействия двух разных групп населения. В этом смысле Белозерье предстает как район первых контактов, а зона Каргополья, и особенно Карелии, как районы их более тесного сближения и взаимодействия. Присутствие в одних и тех же комплексах посуды с чертами север-юг говорит о смешении разного населения. Позднекаргопольская посуда является синтезом разных культурных традиций. В ней больше южных, нежели северных, черт. На саамскую принадлежность позднекаргопольской общности, вместе с данными лингвистики и

топонимики, указывает и явное сходство орнаментов эпохи железа с саамскими орнаментами 19-20 веков. А. П. Косменко (1993) выделяет в саамской орнаментике древнейший слой геометрических орнаментов, имеющих многочисленные параллели в археологических культурах позднекаргопольской и лууконсаари Причем это сходство отмечается не только на уровне отдельных элементов, но также мотивов и композиций. Это положение указывает на время и территорию формирования тех идей и образов, которые сумели сохраниться на протяжении 2 тысяч лет и вошли в современное саамское искусство. Костяные вещи эпохи железа сохранились только на торфяниковых поселениях оз. Воже и Лача. Они представлены разными изделиями, имеющими сходство с орудиями других культур этого времени лесной полосы, в частности ананьинской и дьяковской. Костяные предметы эпохи бронзы неизвестны, поэтому в обработке кости невозможно уловить навыки и традиции дофинского населения. Наиболее многочисленны костяные наконечники стрел (22), имеющие аналогии среди подобных изделий южных культур. Два гарпуна с муфтами с Веретья тоже относятся к типичным орудиям эпохи железа. Типичными для дьяковской культуры являются костяные рукояти с грибовидным и отогнутым навершием (9), частично украшенные характерными узорами. Имеются также простые рукояти (7) и три части от составных рукоятей, немногочисленные крючки (2), орнаментированные костяные пластинки (3) и острие. Каменный инвентарь представлен с однослойного поселения Яглоба, а также поселений, где ранние комплексы очень бедны (Кевасалма, Келкозеро, Малая Пога I). Найдены скребки, наконечники стрел и точильные бруски, а также молот с Илексы V с изображенным на нем «ромбом с крючками». Такой узор встречается на некоторых позднекаргопольских сосудах и костяном острие с Веретья. Металлические вещи и предметы металлургического производства найдены на крупных и некоторых средних поселениях у бытовых центров в местах массового скопления материала. Бронзовые вещи, по данным спектрального анализа, изготовлены из привозного металла. Нагрудная бляха с Сомбомы I, поясные накладки с Илексы V, Шетгимы I относятся к пьяноборскому времени 1-2 вв. н. э. На Илексе III найдены две целые и обломанная подвески-лапки. Точно такая же лапка, но более крупная по размерам, обнаружена на Сомбоме I. Эти подвески были широко распространены в Прикамье в 3-5 вв. н. э. Наконечник ремня с Илексы V является одной из характерных вещей ломоватовской культуры и датируется 5-6 вв. н. э. С Илексы III происходит также бляха с изображением трех медведей, которая может датироваться 5-7 вв. н. э. С Водобы I имеется часть бронзового украшения 5-8 вв. н. э. Обращает на себя внимание факт почти полного отсутствия литейных форм для бронзовых украшений Единственным исключением является литейная форма для отливки двух ложноплетеных колец с волютами, датируемая около сер. 1 тыс. н. э., но это случайная находка из г. Каргополя. С Илексы V происходит также бусина 5-7 вв. н. э. К числу обычных для позднекаргопольской культуры находок относятся более 20 обломков литейных форм для изготовления круглого в

сечении дрота. Они имеют широкое распространение в эпоху железа, в том числе на памятниках этого периода Верхней Волги, Посухонья. Распространение таких форм на Севере можно связывать с потоком поволжской культуры К предметам литейного производства относятся также тигли, льячки, сосуды со следами плавки металла. Общее количество бронзовых вещей невелико и контрастирует с другими категориями инвентаря. Украшения и поясная гарнитура появляются довольно поздно после рубежа н.э. и, по-видимому, происходят из Прикамья. Хотя железные орудия единичны, найдены два ножа на поселениях Муромское VII и Ольский мыс, этот металл получил у позднекаргопольского населения довольно широкое распространение Об этом свидетельствуют остатки трех железоделательных горнов на поселениях Илекса V, Муромское VII и Ольский мыс, а также железные шлаки. Наиболее ранние позднекаргопольские комплексы относятся к 6-5 вв. до н. э. Первая позднекаргопольская керамика имеет близкое сходство с посудой поселений Посухонья и Верхней Волги, где найдены изделия 6-5 вв. до н. э. Верхняя дата культуры по бронзовым вещам относится к 5-7 вв. н. э. Культура в разных локальных районах могла закончить свое существование не одновременно. Больше всего позднего материала встречается на памятниках оз. Водлозера.

В четвертом разделе третьей главы «Культуры кьельмо и лууконсаари» дана характеристика двух культур, которые многие исследователи в России и за рубежом рассматривают как саамские. В начале главы дан общий обзор по этногенезу саамов в археологии Финляндии, Скандинавии и России. Все концепции можно разделить на автохтонные и миграционные. Наиболее уязвимы для критики автохтонные концепции (Г. А. Панкрушев, Н. Н. Турина, М. Нуньес, К. Мейнандер, П. Симонсен и др.), где саамы рассматриваются как прямые потомки мезо-неолитического населения. В настоящее время нигде на Севере Восточной Европы не удается проследить преемственность культурного развития от эпохи камня до средневековья. Накопление археологических данных выявляет культурную неоднородность и периоды, слабо освещенные археологическими источниками. Данные топонимии однозначно свидетельствуют, что финнь не были древнейшим населением этой территории. < Становление антропологического типа лопарей также нельзя относить к эпохе камня Прочие гипотезы по своему содержанию и системе доказательств более вариабильны. С общими положениями многих из них можно согласиться. Археологи (Э Боду, Б Ольсен и др.) правильно отмечали наличие в археологическом материале черт север-юг, сплав местных и инородных, в интерпретации зарубежных археологов «русских», традиций. Но сам механизм этого взаимодействия не мог быть для них раскрыт полностью, поскольку зарубежные исследователи не владеют археологическими, лингвистическими и антропологическими материалами из России, и весь процесс проникновения и изменения поволжской культуры оказывается для них скрытым. В распоряжении зарубежных исследователей находятся

памятники маргинальной зоны родственных культур эпохи железа, что мешает увидеть общую картину, сложившуюся на обширной территории от Поволжья до Ледовитого океана. Поскольку общая по своим особенностям и происхождению посуда эпохи железа Северной и Восточной Фенноскандии изучалась в разное время российскими, финскими, шведскими и норвежскими исследователями, в каждой стране сложились свои представления о ее типологии и классификации, возникли свои «национальные» названия. Общая картина при этом путалась и дробилась. Поэтому автор рассмотрел методику работы с древней посудой и принципы ее классификации в разных странах. В результате выяснилось, что многие местные типы керамики эпохи железа не представляют собой обособленных групп, а относятся к типам лууконсаари и кьельмо. Керамика лууконсаари отражает вторую фазу проникновения поволжской культуры на север, а кьельмо - третью. Между разнокультурными памятниками выявляются переходные зоны, где встречаются родственные типы посуды и их гибридные разновидности. Процесс изменения керамики с юга на север носит последовательный и плавный характер, когда постепенно утрачиваются старые черты и возникают новые. Восточные истоки культур лууконсаари и кьельмо, также как и их культурную близость, отмечают многие западные исследователи (Carpelan, 1979; Olsen, 1984). Обращает на себя внимание, что при большей территории распространения общая численность керамики в культурах лууконсаари и кьельмо существенно сокращается. Культура лууконсаари в Финляндии описана главным образом в трудах К. Ф. Мейнандера (Meinander, 1954, 1969) и трудах К. Карпелана (Carpelan, 1979), в Карелии М. Г. Косменко (1992, 1993, 1996). Для ее характеристики автор использовал материалы 65 поселений Севера России и 21 памятника Финляндии. Общее число поселений лууконсаари достигает 140 - 150. Ареал культуры охватывает Западную и Северную Карелию до р. Кеми, Восточную и Северную Финляндию до оз. Кемиярви и р. Оулуйоки. При сравнении позднекаргопольских памятников и поселений лууконсаари заметна существенная разница в источниках. Так, на 110 позднекаргопольских памятниках обнаружены части от 2326 сосудов, а на 86 поселениях лууконсаари — 444. Здесь нет крупных поселений. Только Кудама XI содержит 90 сосудов, Лахта II - 25, Пичево — 24, Горелый Мост - 16, столько же Кудома X, Бохта - 12, Лахта I - 10. В Финляндии только одно поселение Нимисьярви содержит обломки 20 сосудов. В основном на памятниках найдено 1-3 сосуда. Топография поселений лууконсаари близка топографии поселений позднекаргопольских и с сетчатой керамикой эпохи бронзы. В устьях рек при впадении их в озера зафиксировано 47 пунктов, в том числе все памятники с количеством сосудов более 10. Известны поселения как в устьях крупных рек - Выга, Суны, Шуи, так и небольших -Бохта, Куржа, Сулгу. Количество памятников в истоках рек невелико (5). Двадцать поселений в Центральной и Северной Карелии находятся на берегах озер в заливах, проливах и изредка на островах. Как и население эпохи бронзы и позднекаргопольское, население лууконсаари избегало

селиться непосредственно на берегах крупнейших водоемов, таких как оз. Ладожское и Онежское, заселяя территории, примыкающие к иим, отдавая предпочтение средним и небольшим озерам, связанным с более крупными. Особенно следует отметить группу памятников на Белом море в низовье р. Выг. Можно предполагать, что лопари впервые попадают на Белое море в эпоху железа и проживают здесь, по данным карельских письменных источников, по крайней мере, в 16-17 вв. В Финляндии поселения тяготеют к крупным озерно-речным системам: оз. Сайма и р. Вуоксе, оз. Кемиярви с р Кемийоки, оз. Оулуярви с р. Оулуйоки и др. Названия некоторых мест поселений лууконсаари, также как и позднекаргопольских, сохранили до наших дней саамскую топонимию: Кудама, Черанга, Энонсу и др. С культурой лууконсаари следует связывать начало формирования саамской топонимии на большей части Карелии и Финляндии. Остатки сооружений на поселениях лууконсаари немногочисленны и в литературе уже описаны (Косменко, 1992). На Кудаме XI зафиксировано скопление керамики на площади около 600 м2, найдены бронзовые украшения пьяноборского времени и два железных кельта. Здесь обнаружено единственное в культуре погребение с сосудом лууконсаари, бронзовой бляхой и железным кельтом. На средних поселениях Кудома X и Пичево найдены очаги, окруженные скоплениями керамики, размерами 4-6 м. В этих местах могли существовать жилища легкой наземной конструкции, как и в случае с похожими скоплениями материала на памятниках эпохи бронзы и позднекаргопольских. На поселении Пичево, кроме того, были обнаружены остатки двух железоделательных горнов в виде неглубоких лунок, аналогичных горновым ямкам позднекаргопольских поселений. Подавляющее большинство памятников лууконсаари являются кратковременными поселениями. Они оставлены населением с кочевым образом жизни и присваивающей экономикой. Судя по общей массе остатков, количеству и величине поселений, население культуры лууконсаари было малочисленнее позднекаргопольского. Оно кочевало по крупным озерно-речным системам небольшими группами, состоявшими, скорее всего, из родственников, что наблюдается у саамов и в более позднее время. Взаимосвязь саамских памятников с водными объектами зафиксирована и в саамской топонимии Карелии. На ее территории насчитывается около 800 гидрологических объектов, этимологизирующихся средствами саамского языка (Лескинен, 1967). Вещественный материал представлен керамикой, каменными орудиями, бронзовыми и железными вещами, остатками литейного производства. Автором выделены части от 326 сосудов с 65 памятников Северной России и 118 сосудов с 21 памятника Финляндии. При характеристике посуды особое внимание было обращено на процесс последовательного изменения облика посуды с юго-востока на северо-запад, от Карелии к Финляндии. Сокращение общего количества посуды лууконсаари по сравнению с позднекаргопольской привело к сокращению керамических форм, обеднению и упрощению орнаментации, большей стандартизации при сохранении главных особенностей, свойственных двум

исходным ее компонентам. О формах керамики можно судить по 75 более или менее полно реконструированным сосудам. Прослеживается постепенное вытеснение круглодонных горшков плоскодонными сосудами На крайних западных поселениях такие плоскодонные сосуды доминируют. Исчезают постепенно и восточные детали оформления посуды - валики и «воротнички». Если на 1010 сосудах Водлозерья отмечено 96 таких деталей, то на 326 сосудах лууконсаари в Карелии 32, а на 118 сосудах Финляндии всего 2. В керамике лууконсаари начинает широко применяться примесь местных минералов: асбеста, талька, слюды. Ее содержит около половины сосудов Карелии и почти вся керамика Финляндии. Регрессивные изменения наблюдаются и в орнаментации. Сокращается число орнаментированных сосудов с 97,6% на позднекаргопольских поселениях Белозерья до 92,6% в юго-восточной Карелии и около 90% в керамике лууконсаари. В последнем типе начинают наносить орнамент на плоские днища. Сокращается число орнаментированных венчиков от 27% на позднекаргопольских сосудах до 15% на карельских и 12% на финских памятниках лууконсаари. Существенные изменения происходят в первой, восточной по происхождению, группе орнаментов. Резко сокращается количество посуды со шнуром от 422 сосудов в позднекаргопольской орнаментике до 10 сосудов на памятниках лууконсаари в Карелии и до 2 сосудов в Финляндии. Зато резко возрастает число сосудов, украшенных протащенным штампом и каннелюрами, от 11,8% в юго-восточной Карелии до 37% в карельских и финских комплексах лууконсаари. Во второй группе, связанной большей частью с традициями местной эпохи бронзы, также произошли изменения. Гребенчатые оттиски здесь все больше заменяются резными Композиции становятся проще и беднее. В 3 и 4 группах, представленных орнаментами из одного-двух мотивов, также происходит сокращение числа элементов и обеднение композиций. Все показатели, таким образом, позволяют рассматривать керамику лууконсаари как родственную и генетически связанную с позднекаргопольской посудой. Керамика двух культур демонстрирует постепенное плавное изменение по ходу распространения поволжской культуры от Белозерья до северных Карелии и Финляндии. Подобные процессы могут свидетельствовать о постепенном освоении древними саамами указанной территории. Каменные орудия эпохи железа выделены на поселениях Пичево и Кенто IV. Среди них преобладают скребки, есть скобели, долотовидные орудия из кварца, кремневые листовидные наконечники стрел с прямым основанием, проколка, немногочисленные крупные рубящие орудия из сланца. Каменный инвентарь близок таковому на поселениях эпохи бронзы, но заметен его регресс, выразившийся в сокращении набора орудий и их числа Металлические изделия описаны вместе с изделиями культуры кьельмо.

Культура кьельмо распространена на большой территории Северной Фенноскандии, включая север Карелии, Норвегии, Швеции, Финляндии и Кольский п-ов. Известно около 150 памятников этой культуры, в том числе могильник и несколько захоронений. Степень изученности отдельных

регионов позволяет дать лишь общую характеристику культуры. В Северной Карелии обнаружено 9 поселений с керамикой кьельмо, на Кольском п-ове 9 поселений и Оленеостровский могильник, в Северной Финляндии 40 пунктов, в Северной Швеции 64 пункта, в Северной Норвегии 35 пунктов и 6 захоронений (Косменко, 1996; Турина, 1997; Hulthen, 1991; Jorgenson, 01эеп, 1988). По сравнению с поселениями лууконсаари, памятники культуры кьельмо выглядят более бедными. В большинстве случаев это кратковременные стоянки с единичными сосудами. Общее количество находок невелико. Поселения подразделяются на приморские, расположенные на побережье Баренцева моря в Норвегии и Мурманской области (29), и находящиеся во внутренней материковой части по озерно-речным системам. Их топография полностью сходна с топографией поселений позднекаргопольских и лууконсаари. Сведения о сооружениях на поселениях кьельмо немногочисленны. Несколько фрагментов керамики были обнаружены в одном из жилищ прямоугольной формы в Мортенснесе в Варангерфиорде. Отдельные фрагменты посуды найдены также в 4 могилах той же местности Мортенснес, двух могилах в Барнсьярде и Квалснесе в Варангерфиорде в Норвегии. Керамику нашли вместе с костяками, железными ножами и единичными каменными орудиями. Все исследователи подчеркивают, что находки из Варангерфиорда принадлежат к конечной фазе культуры кьельмо. К данной культуре принадлежит и часть погребений Оленеостровского могильника в Кольском заливе. Черепа из Варангерфиорда и Оленеостровского могильника оцениваются антропологами как древнесаамские. Вещественный материал кьельмо содержит керамику, каменные, костяные, бронзовые и железные вещи. Керамика кьельмо, как и лууконсаари, содержит примесь асбеста, талька и слюды. Немногочисленные полностью реконструированные сосуды (8) имеют круглое и плоское дно. Орнаментация керамики кьельмо еще более бедная и однообразная. Преобладают орнаменты западного типа из прочерченных гребенчатых композиций в виде зигзагов, пересекающихся или прямых параллельных линий. Встречаются сосуды с поясками наколов в верхней части. От половины до трех четвертей посуды в зависимости от памятников и разных территорий не орнаментировано вовсе. Таким образом, посуда арктического типа представляет собой наиболее редуцированный вариант древнесаамской керамики эпохи железа. Ее сходство с керамикой лууконсаари и позднекаргопольской очевидно. Ряд коллекций (Бохта, Софьянга в Северной Карелии) содержит переходные черты от керамики лууконсаари к кьельмо. На памятниках данной культуры обнаружены каменные и костяные орудия. Найдены скребки, наконечники стрел, молоты, грузила из кварца, кварцита и кремня. Все исследователи отмечают регресс каменной индустрии по сравнению с более ранним временем. Сокращается набор каменных орудий, нет крупных рубящих орудий, падает техника обработки камня. Из костяных орудий найдены рыболовные крючки, гарпуны с муфтой, наконечники стрел, рукояти для железных ножей. Часть изделий сходна с позднекаргопольскими костяными вещами. Распространение на Севере Восточной Европы

поволжской культуры привело к широкому распространению ананьинских бронз и традиций их изготовления. Значительное количество таких вещей найдено в пограничных между культурами лууконсаари и кьельмо районах, что делает целесообразным их совместное рассмотрение. Наиболее многочисленными являются ананьинские и близкие им кельты и литейные формы. В Северной Фенноскандии известно 7 ананьинских кельтов, 23 литейные формы и часть сердечника для производства топоров. К северу от Волго-Камья такого количества орудий нет нигде. А по числу литейных форм Фенноскандия даже опережает центральные районы ананьинской общности. Больше всего таких орудий - 4 кельта, 14 литейных форм и часть сердечника - найдено в Финляндии, 3 кельта и 5 литейных форм известны в Швеции, 3 литейных формы происходят из Карелии, одна литейная форма из Норвегии. Все литейные формы, за исключением двух глиняных, сделаны из талько-хлоритового сланца. Только один кельт происходит из клада на о. Инари. Остальные являются случайными находками. Литейные формы на поселениях Вонка II, Силанкорва, Нейтиля IV в Финляндии, Сандуден в Швеции, Местерсанден в Норвегии, Калмистонмяки в Ленинградской обл., Лахте 11 и Елменкоски в Карелии обнаружены вместе с посудой кьельмо или лууконсаари, иногда с той и другой (2 случая). Северные топоры, как и топоры Волго-Камья, сохраняют все черты своего класса. Местное их своеобразие проявляется в декоре. В 14 случаях удалось сопоставить изделия Фенноскандии с типами, выделенными С. В. Кузьминых (1983) в ананьинской культуре. Среди северных топоров нет кельтов, характерных для восточных районов общности, а представлены либо общие типы, либо типы, характерные для Волго-Камья. Хронологически они укладываются в рамки 8-6 вв. до н. э. Некоторое своеобразие декора северных топоров указывает на более позднее их существование по сравнению с классическими ананьинскими. Вероятно, они могли существовать вплоть до появления железных кельтов на рубеже эр. К ананьинским относятся обломок наконечника копья из Сорхейма в Швеции и бронзовые гривны из клада на о. Инари. Глиняные формы для отливки круглого в сечении дрота представлены 11 экземплярами на поселениях лууконсаари и кьельмо. Более 20 подобных форм найдено на позднекаргопольских памятниках. Два железных меча из Савукоски в Финляндии относятся к 5 в. до н. э. Это первые железные орудия в Северной Фенноскандии. Их появление связано с продвижением поволжской культуры. Многие западные исследователи полагают, что именно поволжская культура принесла на Север знания о производстве железа. Во всяком случае, именно на позднекаргопольских и поселениях лууконсаари найдены древнейшие в регионе железоделательные горны. Появляются железные ножи с костяными рукоятями. В первых вв. н. э. начинают распространяться железные кельты (Кудама XI, Бохта II, Амансаари). На Кудаме XI и Лахте I найдены пьяноборские бляшки 1-2 вв. н. э. На памятниках Норвегии и Швеции получена серия радиоуглеродных дат с керамикой кьельмо. Большинство из них падает на период с 700 по 100 гг. до н. э. Финские исследователи помещают посуду кьельмо в промежуток с 500

гт. до н. э. до 300-400 гг. н. э., а норвежские от 800 гг. до н. э. до 300 гг. н. э. Сравнение радиоуглеродных дат и хронологии металлических вещей показывает, что самые ранние памятники кьельмо едва ли могут быть датированы ранее 6 в. до н. э., а самые поздние 1-2 вв. н. э. Хотя не исключена и несколько более поздняя дата существования этой культуры.

В заключении подведены итоги работы. В диссертации изложена и аргументирована новая теория автора об этногенезе саамов, по которой в их становлении участвовали два основных генетических компонента: северное европеоидное дофинское население культуры типичной сетчатой керамики и древнефинское европеоидно-монголоидное население из поволжского региона. Начало процесса генезиса саамов совпадает с проникновением на Европейский Север в 6-5 вв. до н. э. поволжской культуры. В результате контактов поволжской и местной культур образовалась древнесаамская общность из трех родственных культур: позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо, занимавшая обширные пространства на Севере Восточной Европы, включая Белозерье, Каргополье, Карелию, Восточную Финляндию, Кольский п-ов, север Швеции и Норвегии. Возникновение и распространение археологических культур совпадает с возникновением саамского языка, распространением саамской топонимии, становлением лопарского антропологического типа. Этот общий результат был достигнут с помощью поэтапного рассмотрения антропологических, лингвистических и археологических материалов и совокупности промежуточных результатов, имеющих самостоятельную научную значимость.

В области антропологии автор на основании сопоставления палеоантропологических и археологических материалов пришел к выводу, что на Севере Восточной Европы нет фактов, свидетельствующих о формировании лапоноидного типа в эпоху камня. Все данные позволяют относить его становление к эпохе железа и указывают на связь палеоантропологических серий этого времени с монголоидными черепами из ананьинских могильников Волго-Камья. Данные антропологии свидетельствую о наличии у саамов уникальных древних реликтовых североевропейских особенностей и черт, роднящих их с другими уральскими народами. Все это позволяет говорить о формировании саамского антропологического типа в эпоху железа на основе участия в его расогенезе северного европеоидного населения и поволжского европеоидно-монголоидного населения.

Материалы языкознания и топонимии свидетельствуют о наличии двух генетических компонентов в образовании саамского языка: уникального дофинского языка и древнефинского языка, родственного уральским языкам, в особенности языкам прибалтийско-финским и поволжским. Сопоставление лингвистической стратиграфии формирования пластов дофинской, саамской, прибалтийско-финской и славянской топонимии с последовательностью формирования археологических культур на Севере России, а также совмещение ареалов и геотопографии древностей эпохи железа с саамской топонимией на макро- и микроу{ ~~ [ать вывод о

принадлежности саамской топонимии в Межозерье к позднекаргопольской культуре и определить ее носителей как саамов. На основании языковых и археологических данных были в общих чертах определены ареалы дофинского (северный компонент) и древнефинского (южный компонент) населения. Сопоставление древнейших балтийских и германских заимствований с уровнем материальной культуры древних саамов позволило отнести их проникновение в язык лопарей к эпохе железа, что определило и время отделения саамского языка от прибалтийско-финских языков.

На базе археологических источников автор представил связную картину процессов, протекавших на Севере Восточной Европы в эпохи бронзы и железа. Была дана характеристика культуры типичной сетчатой керамики Северо-Запада России и Финляндии, принадлежавшей дофинскому населению. Выяснено, что эта культура проникла на Север в сложившемся виде из Верхневолжья в сер. 2 тыс. до н. э., хотя южная часть рассматриваемой автором зоны (памятники южного Белозерья), могла входить в ареал формирования сетчатой керамики. Все данные говорят о подвижном образе жизни населения и присваивающем типе их экономики. Подробно охарактеризованы геотопография, остатки конструкций и вещественный материал этого времени. Финал культуры типичной сетчатой керамики связан с проникновением на север поволжской культуры в сер. 1 тыс. до н. э.

Автором рассмотрены древности начала эпохи железа Среднего, Верхнего Поволжья и Посухонья. На этих материалах автор постарался проследить миграцию поволжского населения на Север. По его мнению, в материале ряда памятников в Костромском и Ярославском Поволжье, Посухонье отразилось движение поволжской культуры вверх по Волге в сторону Белозерья.

В результате контактов поволжской и местной культуры сетчатой керамики от Белозерья на юге до Ледовитого океана на севере сформировалась единая историко-культурная общность из родственных культур позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо. Они принадлежали населению, ведущему подвижный образ жизни с присваивающим хозяйством. Существовали в хронологических рамках от 6-5 вв. до н. э. до 12 вв. н. э., а в случае с позднекаргополской культурой, - 5-7 вв. н. э. С этими культурами на Севере связано распространение обработки железа и появление первых железных орудий, ананьинских кельтов и литейных форм, гибридной керамики, сочетающей в себе особенности ананьинской и сетчатой керамики Поволжья, а также местной керамики эпохи бронзы. Прослеживается уменьшение количества вещественных остатков к северу, плавное и последовательное изменение облика материальной культуры с юго-востока на северо-запад. По мнению автора, основные события этногенеза саамов приходятся на эпоху железа, которая является временем единства саамской культуры и территориального максимума расселения саамов. В последующее время некогда единая саамская культура начинает дробиться. После середины I тыс. н. э. саамы окончательно переходят к

кочевому образу жизни, прекращают производство керамики и металлических орудий. Их материальная культура этого времени представлена редкими металлическими изделиями финских, северогерманских и общеевропейских типов. С эпохи средневековья (10-14 вв.) в Фенноскандии появляются немногочисленные саамские поселения и могильники. Хронологический разрыв между древностями эпохи железа и средневековья прослеживается только на уровне материальной культуры. В антропологических и лингвистических источниках этот разрыв не ощущается вовсе. Нет и данных, свидетельствующих о продвижении на Север какой-то иной культуры во второй половине 1 тыс. н. э. По мнению автора, саамские древности разного времени и разных районов Фенноскандии объединяет культ сейдов, существовавший в саамском регионе с эпохи железа до 19-20 вв. С ним связаны находки кладов и отдельных вещей, устойчивые традиции жертвоприношения и поклонения, легенды, поверья, зафиксированные во многих исторических, этнографических, фольклорных источниках. Обобщающую характеристику культовые памятники саамов Карелии и Фенноскандии получили в работах автора (Манюхин, 1996, 2004). Таким образом, прослеживается единая линия саамской культуры от эпохи железа до исторически зафиксированной культуры саамов.

По теме диссертации автором опубликованы следующие работы: Монографии:

1. Манюхин И. С. - Позднекаргопольская культура. Саамы (культовые памятники) // Археология Карелии. Петрозаводск, 1996. С. 220-238, 343-361. (в соавторстве с В. Ф. Филатовой, Н. В. Лобановой, Ю. А. Савватеевым и ДР-)-

2. Манюхин И. С. - Происхождение саамов /опыт комплексного изучения/. Петрозаводск, 2002.242 с.

3. Манюхин И. С. - Культовые места саамов в Карелии // Прибалтийско-финские народы. М., 2003. С. 125-136. (в соавторстве с Г. А. Аксяновой, ч А. Зубовым, Г. Л. Хить и др.).

Статьи, тезисы докладов:

4. Манюхин И. С. - О работе Медвежьегорского отряда // Археологическ открытия. Сб. статей. М., 1988. С. 26 - 27. (в соавторстве с А. М. Спиридоновым).

5. Манюхин И. С. - Позднекаргопольская культура // Археология Пскова и Псковской земли. Тез. докл. научн. конференции. Псков, 1987. С. 80 — 81.

6. Манюхин И. С. - Специфические черты позднекаргопольской культуры // Краткие сообщения Института археологии. Сб. научн. статей. № 194. М., 1988. С. 11-16.

7. Манюхин И. С. - Позднекаргопольская культура. Автореферат дис. . . канд. истор. наук. М., 1989. 23 с.

8. Манюхин И. С. - Позднекаргопольская культура // Хронология и периодизация археологических памятников Карелии. Сб. научн. статей. Петрозаводск, 1991. С. 168 - 196.

9. Манюхин И. С. - Поселения с сетчатой керамикой эпохи поздней бронзы в устье р. Водлы на восточном побережье Онежского озера // Финно-угры России. Сб. статей. Вып. 1. Памятники с ниточно-рябчатой керамикой. Йошкар-Ола, 1993. С. 82-102.

10. Манюхин И. С. - Культовые места саамов в Карелии // Кижский вестник. Новые памятники лесной полосы Евразии. Сб. статей. Вып. 1. Петрозаводск, 1993. С. 82 -84. (в соавторстве с M. М. Шахновичем).

11. Манюхин И. С. - Культовые места саамов в Карелии // Историческая география: тенденции и перспективы. Сб. научн. трудов. Русское географическое общество. Комиссия исторической географии. СПб., 1995. С. 164-177.

12. Манюхин И. С. - Археологические памятники оз. Пяозеро // Природа и экосистема Паанаярвского национального парка. Сб. научн. статей. Петрозаводск, 1995. С. 158-165.

13. Манюхин И. С. - Происхождение саамов /по археологическим данным/ // 50 лет Карельскому научному центру Российской академии наук. Материалы юбилейной науч. конференции. Петрозаводск, 1996. С. 234 - 235.

14. Манюхин И. С. - Происхождение саамов по данным археологии // Традиционная культура финно-угров и соседних народов. Международный симпозиум 9-12 февраля 1997 г. в г. Петрозаводске. Тез. докл. Петрозаводск, 1997. С. 28-30.

15. Манюхин И. С. - Поселения с сетчатой керамикой эпохи поздней бронзы в устье р. Водлы // Археология Севера. Сб. научн. статей. Вып. 1. Петрозаводск, 1997. С. 159 -177.

16. Манюхин И. С. - Древняя металлургия и металлообработка в охотничье - рыболовецких культурах эпохи железа и средневековья в Карелии // Гуманитарные исследования в Карелии. Сб. научн. статей. Петрозаводск, 2000. С. 16 - 23. (в соавторстве с М. Г. Косменко).

17. Манюхин И. С. - Археологические памятники архипелага Кузова // Культурное и природное наследие островов Белого моря (на русск. и англ. языке). Сб. статей. Петрозаводск, 2002. С. 19 - 31. (в соавторстве с Н. В. Лобановой).

18. Манюхин И. С. Лабиринты Карелии // Кижский вестник. Сб. статей. Вып. №7. Петрозаводск, 2002. С. 226 - 235.

19. Манюхин И. С. - К истории заселения о. Кижи в Средневековье и Новое время // Кижский вестник. Сб. статей. Вып. 8. Петрозаводск, 2003. С. 243261. (в соавторстве с К. Э. Германом, И. В. Мельниковым, А. М. Спиридоновым).

20. Манюхин И. С. - Освоение южного Заонежья в раннем и развитом средневековье (по материалам раскопок селища Наволок на о. Кижи) // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера. Материалы IV Международной научной конференции «Рябининские чтения-2003».

Петрозаводск, 2003. С. 236-243. (в соавторстве с К. Э. Германом, И. В. Мельниковым, А. М. Спиридоновым).

21. Манюхин И. С. - К вопросу о происхождении саамов // Известия Самарского научного центра РАН. Специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования». Самара, 2005. С.134-145.

22. Манюхин И. С. - Предистория (на финском и русском языке) // Паанаярви. Сб. статей. Куусаамо, Финляндия. 1993. С. 91 - 94.

23. Manjukhin I. S. - Saami cult sites in Karelia, general characterization and dating // Historia Fenno - ygrica Г.2. Congressus primus historiae Fenno-Ygricae. Oulu, 1996. P. 71-77.

24. Manjukhin I. S. - Archeological monuments of the Pjaozero area // Oulanka Reports. № 23. Oulu. 2000. P. 135 - 141.

25. Manjukhin I. S. - Ancient iron production in Karelia // Fennoscandia archeologica. № XVI. Helsinki, 1999. P. 31 - 46. (together with M. G. Kosmenko).

I i

(I

Издательство Самарского научного центра РАН Лицензия на издательскую деятельность ЛР №040910 от 10.8.98

Подписано в печать 9.11.05 г. Объем 2,5 п.л. Тираж 100 экз. Печать оперативная. Заказ № 935.

Отпечатано в типографии AHO «Издательство СНЦ РАН» 443001, Самара, Студенческий пер., За тел. (846) 242-37-07

№2 2 176

РНБ Русский фонд

20064 18639

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Манюхин, Игорь Семенович

Введение.

Глава 1. Антропология саамов.

Глава 2. Языкознание и топонимика.

Глава 3. Археологические источники.

3.1. Культура сетчатой керамики на Севере Европы.

3.2. К вопросу о происхождении южного финского компонента.

3.3. Позднекаргопольская культура.

3.4. Культуры лууконсаари и кьельмо.

Введение диссертации2005 год, автореферат по истории, Манюхин, Игорь Семенович

Общие сведения. Саамы, иначе лопари, являются одним из древнейших народов Уральской языковой семьи. В прошлом, судя по распространению топонимии, археологическим материалам и историческим свидетельствам, они проживали на обширной территории, заключенной между побережьем Ледовитого океана на севере и 60 параллелью северной широты на юге, восточным побережьем Балтийского моря на западе и р. Северная Двина на востоке. В ходе истории, по мере расширения жизненного пространства других этносов - норвежцев, шведов, финнов, карел, вепсов, славян и пр., ареал саамов постепенно сокращался. В настоящее время лопари проживают на севере Фенноскандии от норвежского Хедмарка и шведской Даларны до восточного побережья Кольского п-ова. Численность этого народа приближается к 35 тыс., из них около 20 тыс. проживают в Норвегии, 8 тыс. в Швеции, 4,4 тыс. в Финляндии, 1,9 тыс. лопарей в России. Этническое своеобразие саамов на фоне окружавших их европейских народов стимулировало появление устойчивого интереса к ним со стороны последних, что выразилось в многочисленных краеведческих описаниях, а со временем и в научных публикациях. Первой научной книгой по лопанистике считается работа И. Шеффера «Лапландия», вышедшая в свет в 1675 г. Научное становление и оформление лопанистики в рамках финноугроведения относится ко второй половине 19-го века. Большой вклад в изучение саамов внесли ученые России, Эстонии, Скандинавии, Финляндии, Венгрии, а также других стран. Сейчас лопанистика является динамично развивающейся дисциплиной.

Саамы, или лопари, как указывалось, являются древнейшим уральским этносом, и поэтому проблема их происхождения имеет ключевое значение для этногенеза и ранней истории остальных народов этой языковой семьи. Особенно тесно происхождение и ранняя история саамов связана с древнейшим прошлым поволжских (марийцы) и прибалтийских финнов. В процессе расселения на Севере Восточной Европы саамы взаимодействовали с предками современных балтов, северных германцев, славян, самодийцев, что позволяет затронуть важные вопросы древней истории и этих народов. Следует отметить, что из всех проблем современной лопанистики происхождение саамов остается наиболее дискуссионным и недостаточно освещенным. Обобщающих комплексных работ, опирающихся на обширный и разнообразный круг источников, пока нет. Это делает появление такого рода исследований особенно актуальным. В 2002 г. вышла монография автора по этногенезу саамов. Представленная диссертация основана на ее результатах и является логическим продолжением работы по этой теме.

Появление подобного комплексного исследования стало возможным только в постсоветское время, когда у российских ученых появились условия для знакомства с достижениями зарубежной науки в области лопанистики и древнейшей саамской истории, открылся доступ к научной литературе, архивам и музейным коллекциям, непосредственным контактам с заграничными коллегами. Возникли предпосылки для обобщения ранее разрозненного материала и написания комплексных работ в области саамского этногенеза.

Социокультурные изменения в России и в мире конца XX века также активизировали научный интерес к национальному культурному наследию и своеобразию этнических культур. На первый план выдвинулись вопросы национального возрождения, проблемы национальной и этнической идентичности. Эти проблемы во многом опираются на знание о разных, в том числе и древнейших, этапах истории этносов. В случае с саамами, современными жителями России, Финляндии, Швеции и Норвегии, проблема их национального возрождения и этнической идентичности приобрела международный статус, поэтому наряду с научным значением исследования в области саамского этногенеза актуальны и в контексте успешной реализации современной национальной политики.

Объект и предмет исследования. Недостаточная разработанность этногенеза саамов в России и за рубежом позволили рассматривать проблему происхождения лопарей в качестве объекта научного исследования. Предметом исследования в данном случае становятся особенности и характер формирования основных элементов этноса: языка, антропологических особенностей, материальной и духовной культуры, самосознания, рассмотрение которых в историческом развитии и взаимосвязи и дает представление об этногенезе и ранней истории саамов.

Цель и задачи исследования. Целью диссертации является выяснение происхождения саамов на основе углубленного изучения и сопоставления данных археологии, антропологии и лингвистики, этнографии и истории. В основе диссертации лежат данные по археологии. Основными задачами исследования для достижения поставленной цели были: характеристика культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы на Севере России и культурно-исторической общности эпохи железа, состоящей из культур позднекаргопольской, лууконсаари, кьельмо на Севере Восточной Европы, соотнесение наиболее значимых результатов по языку и топонимике, антропологии саамов с данными археологии.

Степень изученности проблемы. В зарубежной и отечественной науке пока нет комплексных обобщающих монографий по этногенезу саамов. Однако количество научной литературы, где высказываются различные точки зрения на происхождение лопарей, достаточно велико. Все эти точки зрения можно свести к трем основным направлениям. В первом случае саамов определяют как пришельцев с востока или юго-востока - районов Приуралья, Зауралья или Западной Сибири. Во втором случае саамы рассматриваются как очень древнее автохтонное население Севера Европы. В третьем случае саамы характеризуются как смешанная популяция, в образовании которой приняло участие местное и пришлое населление. В рамках указанных направлений существует большое количество взглядов, где по-разному трактуются вопросы о причинах, времени и характере саамского этногенеза. В лопанистике были достигнуты существенные успехи в области изучения саамской антропологии, языка, материальной и духовной культуры, что позволяет использовать указанные достижения для реконструкции ранней саамской истории.

В изучение антропологии саамов большой вклад внесли В. П. Алексеев, Т. И. Алексеева, В. В. Бунак, В. П. Якимов, Г. J1. Хить, К. Ю. Марк, И. И. Гохман, Р. У. Гравере, Р. Я. Денисова, Г. М. Давыдова, А. А. Зубов, Ю. Д. Беневоленская, В. И. Хартанович, Г. А. Аксянова, К. Скрейнер, А. Эриксон, Н. Нисканен и ряд других ученых. На основе исследования саамов по разным системам признаков: краниологии, одонтологии, дерматоглифике, соматологии и серологии было сформулировано представление о лапоноидном антропологическом типе, занимающем особое место в расовой систематике. Выявлены как уникальные особенности этого типа, так и существенные черты, сближающие его с другими уральскими народами. Выдвинуты и обоснованы автохтонная и миграционная * теории происхождения лопарей.

В исследовании истории и топонимии саамского языка большую роль сыграли Т. Итконен, Э. Итконен, П. Саммалахти, Б. Коллиндер, М. Корхонен, К. Виклунд, В. Д. Бубрих, Г. М. Керт, П. М. Зайков, И. И. Муллонен, К. А. Матвеев и другие. Благодаря успехам сравнительно-исторического языкознания была разработана фундаментальная теория распада Уральской языковой семьи на отдельные составляющие через более общие по своей природе праязыковые общности до уровня современных языков и их диалектов. Саамский язык был всесторонне изучен и описан, выявлено его положение относительно других родственных языков, иноязычные контакты. Собран огромный материал по саамской,топонимии, позволяющий говорить о границах саамского ареала на разных этапах его истории, времени и особенностях саамского этногенеза.

В области археологии упомянем К. Однера, Б. Ольсена, К. Клеппе, И. Сернинг, И. Закриссон, Э. Боду, К. Карпелана, А. М. Тальгрена, К. Ф.

Мейнандера, Г. А. Панкрушева, М. Г. Косменко, Н. Н. Турину, В. Я. Шумкина. Этими и другими археологами были открыты и изучены многочисленные памятники и культуры эпохи камня, бронзы, железа и средневековья на Севере Европы, позволившие создать связную картину заселения указанной территории в разные эпохи, высказаны плодотворные идеи о принадлежности ряда северных культур древним саамам.

В области саамской этнографии отметим М. А. Кастрена, Н. А. Харузина, Э. Манкера, Ю. Квигстада, У. Воррена, Л. Бэкман, Д. А. Золотарева, В. В. Чарнолусского, А. П. Косменко, Т. В. Лукьянченко. Этнографы всесторонне охарактеризовали материальную и духовную саамскую культуру исторического времени. Архаические особенности современной саамской культуры позволили связать ее с археологическими древностями Севера и проследить саамскую историю на протяжении длительного отрезка времени.

Ряд конкретных исследований был особенно важен для автора при формировании его взглядов на саамский этногенез. Упомянем работы В. П. Алексеева (1969, 1974), Ю. Д. Беневоленской (1991), В. В. Бунака (1965, 1977, 1980), И. И. Гохмана (1984, 1986), Р. У. Гравере (1977, 1984), Г. М. Давыдовой (1975, 1991), Р. Я. Денисовой (1975, 1982), А. А. Зубова (1982, 1991), К Ю. Марк (1956, 1975, 1982), В. И. Хартановича (1980, 1991), Г. Л. Хить (1983, 1991), В. П. Якимова (1953, 1960), N. Niskanen (1998), К. Schreiner (1931, 1935), Д. В. Бубриха (1947, 1949), Г. М. Керта (1971), А. Куклина (1995), В. Лескинена (1967), А. К. Матвеева (1964 и др.), И. И. Муллонен (1988, 1994), А. И. Попова (1965), Б. А. Серебрянникова (1965), П. Хайду (1985), Е. А. Хелимского (1982), Е. Itkonen (1961), Т. Itkonen (1948, 1980), М. Korhonen (1976, 1981), P. Sammalahti (1984, 1989), Н. Н. Гуриной (1997), М. Г. Косменко (1992, 1993), С. В. Кузьминых (1983), В. С. Патрушева (1984), А. X. Халикова (1977), В. Я. Шумкина (1991), Е. Bakka (1976), Е. Baudou (1960), С. Carpelan (1979), М. Huurre (1979, 1986), В. Hulthen (1991), Е. J. Kleppe (1977), М. Lavento (2001), К. Meinander (1954,

1969), В. Olsen (1984, 1985), К. Simonsen (1961), А. М. Tallgren (1919, 1937), А. П. Косменко (1993, 2003), Т. В. Лукьянченко (1971, 2003).

Методология и методы исследования. В основе комплексного подхода, применяемого автором для выяснения этногенеза саамов, лежали представления, наиболее четко выраженные в отечественной науке Ю. В. Бромлеем о наличии у этносов определенного устойчивого набора признаков (языка, культуры, этнического самосознания), которые формируются в строго определенных территориальных, природных, социально-экономических условиях. Автор попытался определить причины, характер и особенности формирования подобных признаков у саамов. Здесь он столкнулся с проблемой корреляции данных разных дисциплин, что при недостаточной разработанности теории этногенеза, многообразии и индивидуальности этногенетических процессов потребовало, наряду с уже • апробированными, применения и новых нестандартных решений и методических приемов, соответствующих специфике исследуемого материала. При рассмотрении антропологических и археологических источников большое внимание было уделено палеоантропологическим находкам, уточнению их возраста и культурной принадлежности. При корреляции данных языкознания и археологии — сопоставлению стратиграфии археологических и топонимических пластов, а также этапов развития языковой финской общности с археологическими процессами, протекавшими на широкой территории Северной Европы, сравнению географии и топографии саамской топонимии с особенностями пространственного размещения археологических памятников, соотнесению времени проникновения различных языковых заимствований в саамский язык (самодийских, балтийских, германских) с особенностями формирования древней материальной культуры саамов. Использование этнографических источников позволило выявить сходство части современных орнаментов и узоров на сосудах эпохи железа, определить другие общие моменты в современной и древней культуре лопарей. При написании диссертации автор использовал и общепринятые в современных археологических и исторических научных исследованиях методы: историко-генетический, сравнительно-исторический, типологический, описательный, ретроспективный и статистический.

Источниковая база исследования. Емкость проблемы потребовала привлечения вещественных источников разного времени - от мезолита до средневековья, но более подробно анализировались древности эпохи бронзы - железа от сер. 2 тыс. до н. э. ~ до 5-7 вв. н. э. К работе привлекались материалы, полученные в Северной и Восточной Фенноскандии, на северо-западе Русской равнины. В административном плане это север Норвегии и Швеции, Финляндия, Карелия, Кольский п-ов, юго-запад Архангельской и северо-запад Вологодской, север Ленинградской областей. Автор использовал археологические материалы и архивные источники (полевые отчеты и дневники) из фондов ГИМ в г. Москве, Института ЯЛИ КНЦ РАН в г. Петрозаводске, Архангельского и Вологодского областных краеведческих музеев, районных музеев указанных областей в городах Белозерске, Каргополе, Кириллове, Череповце, а также материалы из фондов Национального музейного ведомства в Финляндии. На основании этой работы был составлен каталог, включающий сведения о 357 памятниках эпохи бронзы и раннего железа с указанных территорий. Коллекции 321 памятника были статистически обработаны лично автором. С 1983 года автор был организатором и участником ежегодных полевых изысканий. Им были открыты и изучены более 80 археологических памятников на территории Карелии, Архангельской и Вологодской областей. Зафиксированы и описаны свыше 500 саамских культовых сложений на островах Белого моря, в центральной и северной Карелии. Большая работа была проделана также по сбору, анализу и систематизации обширной научной литературы по лопанистике, изданной в России и за рубежом: в Швеции, Норвегии, Финляндии, Венгрии, Эстонии, Латвии и других странах. Значительная часть этой литературы из-за языкового барьера, библиографической редкости и ограниченности контактов с иностранными коллегами, была малоизвестна отечественным исследователям.

Научная новизна диссертации. Впервые в России этногенез саамов рассмотрен с привлечением столь большого круга источников из разных дисциплин. Для написания диссертации автором были собраны, систематизированы, проанализированы и сопоставлены значительные материалы по археологии, учтены наиболее существенные результаты, достигнутые в области современной антропологии, сравнительно-исторического языкознания и топонимики, этнографии. Проделанная работа позволила выдвинуть и обосновать собственную непротиворечивую теорию происхождения саамов, согласно которой саамы образовались в результате взаимодействия двух компонентов. К первому относится древнее северное европеоидное автохтонное население, владевшее уникальным языком, оставившее на северо-западе России памятники с типичной сетчатой керамикой. Ко второму - поволжское (акозинско-ахмыловское) монголоидно-европеоидное финское население. Начало этногенеза саамов относится к сер. I тыс. до н. э., когда поволжское население проникает на Европейский Север и вступает в активное взаимодействие с аборигенами. Присутствие северного и южного компонентов фиксируется у предков лопарей и современных саамов в их физическом, языковом, духовном и материальном своеобразии. Повсюду отмечаются уникальные древнеевропейские особенности саамского этноса и их очевидная близость по многим показателям к прибалтийским и волжским финнам, а также другим уральским народам. В области антропологии смешение северного и южного компонентов привело к началу формирования особого лопаноидного типа. В области лингвистики - к образованию саамского языка, финского в своей основе, но вобравшего в себя характерные особенности речи аборигенов и началу формирования саамской топонимики. В археологии - к образованию широкой, от Белого озера до Ледовитого океана, историко-культурной области, состоящей из родственных культур позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо. Автор полагает, что основные процессы саамского этногенеза приходятся на эпоху железа (от сер. I тыс. до н. э. — до сер. I тыс. н. э.).

Самостоятельную научную значимость имеют и другие результаты исследования. Автором впервые дана общая характеристика культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы на Севере России и культурно-исторической области эпохи железа из культур позднекаргопольской, лууконсаари, кьельмо на Севере Восточной Европы. Рассмотрены их генезис, ареалы, хронология и периодизация, география и топография памятников, планиграфия культурных остатков, классифицирован большой вещественный материал, включающий керамику, каменные и костяные орудия, металлические вещи и остатки металлургического производства. На основании сопоставления археологических и лингвистических % источников сформулированы представления о саамской принадлежности культур позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо, уточнена хронология германских и балтийских заимствований в саамском языке, уточнено также время и особенности образования лопарского антропологического типа.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы для разработки проблем этногенеза и ранней истории финно-угорских, балтийских, северогерманских и самодийских народов. В исследовании содержится материал для написания обобщающих трудов и специальных монографий, научных статей и докладов, учебно-методических, научно-популярных изданий по археологии, лингвистике, антропологии, истории и этнографии Северной Европы. Результаты исследования могут быть использованы для обоснования теоретических и практических подходов в реализации национальной политики и национальных отношений.

Апрбация работы. Все основные выводы и данные диссертации изложены подробно в авторской научной монографии, изданной при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда по решению Ученого совета Иститута ЯЛИ КНЦ РАН г. Петрозаводска, а также двух коллективных монографиях, где автором написаны соответствующие разделы по археологии и истории саамов. Основные итоги диссертационного исследования отражены в серии научных статей, опубликованных в России и за рубежом, тезисах конференций. Автор выступал с докладами по указанной теме в период с 1993 по 2003 год на VI международном конгрессе финно-угроведов в г. Оулу в Финляндии, на международных конференциях и симпозиумах в городах Петрозаводске, Кеми, Ламми, Оулангском национальном парке Финляндии, а также на научных конференциях КНЦ РАН и заседаниях секторов археологии ИЯЛИ КНЦ РАН.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и трех приложений, включающих каталог и списки памятников, таблицы и рисунки. Во введении дана краткая характеристика саамов и лопанистики, обоснована актуальность выбранной темы, определены цели и задачи исследования, его методология и методика, научная новизна, источниковая база и практическая значимость, апробация работы и структура диссертации.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этногенез саамов (опыт комплексного исследования)"

Заключение

В диссертации изложена и аргументирована новая непротиворечивая теория об этногенезе саамов, согласно которой в их становлении участвовало два генетических компонента: северное европеоидное дофинское население культуры типичной сетчатой керамики и древнефинское европеоидно-монголоидное поволжское население. Начало этногенеза саамов совпадает с проникновением на Север Восточной Европы поволжской культуры в 6-5 вв. до<н. э. В результате контактов поволжской культуры с местной культурой типичной сетчатой керамики образовалась культурно-историческая.общность эпохи железа от Белозерья до Ледовитого океана из трех родственных культур: позднекаргопольской в Белозерье, Каргополье и юго-восточной Карелии, лууконсаари на остальной» части Карелии и В4 Восточной Финляндии, кьельмо - на Севере Фенноскандии (север Карелии, Финляндии, Норвегии, Швеции и Кольский п-ов). Возникновение и распространение этих культур является материальным отражением становления и распространения на> Севере Восточной Европы саамского этноса. Археологические процессы совпадают по времени с процессами образования саамского языка и топонимии, возникновением саамского антропологического типа. Автор считает эпоху железа основным временем саамского этногенеза и периодом их территориального максимума. Этот общий результат был достигнут с помощью поэтапного рассмотрения антропологических, лингвистических, археологических материалов и совокупности промежуточных результатов и выводов, имеющих самостоятельную научную значимость.

При рассмотрении антропологических источников были проанализированы все наиболее значимые результаты в области изучения, древней и современной антропологии саамов. В области краниологии в ходе сравнения современных и палеоантропологических серий и сопоставлении их с археологическими источниками выяснилось, что на Севере Восточной Европы нет лопаноидных черепов эпохи камня, а становление лапоноидного типа не может быть датировано ранее эпохи железа. Надежная ретроспектива в антропологии не опускается далее черепов из Варангерфиорда в Северной Норвегии, где самые ранние погребения датируются первыми веками н. э. Краниологическая серия второй половины 1 тыс. до н.э. из Оленеостровского могильника в Кольском заливе Баренцева моря частью антропологов признается саамской (Алексеев, 1974), частью нет (Якимов, 1953). Однако все ученые отмечают ее близкое, возможно даже генетическое, сходство с ананьинскими монголоидными черепами начала эпохи железа из Волго-Камья. Это послужило основанием для гипотезы о проникновении монголоидного населения на Север в ананьинское время и его участии в формировании антропологического типа саамов (Алексеев, 1969). Автор разделяет указанную точку зрения и аргументирует ее далее в работе на материалах лингвистики и археологии. Данные современной и древней краниологии и одонтологии, а также дерматоглифики, серологии и соматологии выявляют со всей очевидностью наличие двух генетических компонентов в лапоноидном типе. Первый тип реликтовый североевровропеоидный, имеющий уникальные расовые особенности. Второй тип монголоидный поздний, происходящий из поволжско-уральского региона. Именно этим объясняется сходство лопарей с другими уральскими народами, а также их древние североевропейские особенности. Таким образом, формирование лопаноидного типа относится к эпохе железа, и в его основе лежат северный и южный генетические компоненты.

Саамский язык также сформировался на основе двух генетических компонентов. До одной трети саамской лексики, некоторые его фонетические и морфологические особенности восходят к уникальному древнему языку, не имеющему аналогов в известных языках мира. С другой стороны, современный саамский язык родственен прибалтийско-финским, марийскому, мордовским и остальным уральским языкам. Это говорит об участии в его образовании местного дофинского и древнефинского поволжского населения. На основе субстратной лексики автор попытался я определить в общих чертах ареал дофинского населения и пришел к выводу, что оно проживало в условиях озерно-ледниковых ландшафтов на Севере Восточной Европы. Причем южная граница дофинского населения совпадала с южной границей озерно-ледниковой области, которая очерчивается по территории от устья р. Невы на западе через Белозерье до линии оз. Лача и Воже и верховьев р. Онеги на востоке, примерно по 60 параллели северной широты. Сходство саамского языка с марийским позволило определить границы проживания южнофинского компонента между южным побережьем оз. Белого и Костромским Поволжьем, между ареалом населения дофинского и древнемарийского. Продвижение поволжской культуры на север и образование самой южной позднекаргопольской культуры древнесаамской культурной общности нашло отражение в топонимии Межозерья. Сопоставление этапов формирования топонимических и археологических пластов на территории Межозерья и в Карелии показывает, что саамская топонимия восходит к эпохе железа, т.е. времени образования и существования позднекаргопольской и культуры лууконсаари. Дофинская топонимия, ей предшествующая, большей частью должна относиться к эпохе бронзы, времени существования типичной сетчатой керамики. Южная граница позднекаргопольской культуры совпадает с южной границей саамской топонимии, содержащей архаичные саамские названия. Концентрация саамской топонимии в котловинах крупных водоемов полностью совпадает с концентрацией в этих же местах позднекаргопольских памятников, такое совпадение прослеживается вплоть до уровня микротопонимии, когда конкретные саамские названия и позднекаргопольские поселения совмещаются друг с другом. И саамские топонимы и позднекаргопольские поселения принадлежали населению с присваивающей экономикой. Связь позднекаргопольской культуры с саамской топонимией позволяет рассматривать ее как древнесаамскую. Это также подтверждается этногафическими и языковыми данными, свидетельствующими о том, что в древности вепсы имели тесные контакты с саамами. Единственной территорией, где это могло происходить, является

Межозерье. Важное место в определении появления саамского языка играют балтийские и германские языковые заимствования, которые указывают на время отделения его (южный компонент) от языков прибалтийско-финских. Заимствованная лексика имеет довольно поздний характер и соответствует материальной культуре не ранее эпохи железа. Древнейшие германские заимствования содержат слово «железо», которое не могло закрепиться в древнесаамской среде до момента его появления, т.е. середины 1 тыс. до н. э. Таким образом, лингвистические данные позволяют сделать важные выводы о генезисе саамов. Выясняется, что в основе саамского языка лежат два генетических компонента: дофинский северный и древнефинский южный. Территория северного компонента связана с озерно-ледниковыми ланшафтами, распространяющимися севернее 60 параллели северной широты. Территория южного компонента расположена между границами дофинского и древнемарийского населения в пределах Верхней Волги и северных ее притоков от южного Белозерья до районов Ярославского и Костромского Поволжья. В ходе продвижения на Север поволжское население заимствовало у древнефинского терминологию, связанную с новой для себя северной природой и присваивающим хозяйством. Взаимодействие дофинского и древнефинского населения нашло отражение в образовании позднекаргопольской культуры, с которой связано начало формирования саамской топонимии.

В археологической части работы автор обобщил обширный материал и представил связную картину культурно-исторических процессов, протекавших на Севере Восточной Европы в эпохи бронзы и раннего железа. Дал характеристику культуры типичной сетчатой керамики эпохи бронзы Северо-западной России и Финляндии. Указал, что она формировалась на основе трех генетических компонентов: фатьяновского, поздняковского и ямочно-гребенчатой керамики в Верхневолжье, хотя самые южные памятники Белозерья могли входить в зону первоначального формирования сетчатой посуды. Черты трех указанных генетических компонентов отчетливо проявились в формах и орнаментации посуды, каменной индустрии. Появление культуры типичной сетчатой керамики на Севере относится к середине 2 тыс. до н. э. Ее финал связан с проникновением поволжской культуры в сер. 1 тыс. до н. э. Геотопография поселений позволяет выделить локальные районы их концентрации вокруг крупных водоемов: озер Ладожское, Онежское, Белое, Воже и Лача, а также в Беломорье. Большинство поселений приурочено к местам впадения рек в водоемы, реже к истокам рек. Геотопография памятников, характер накопления остатков, следы сооружений однозначно свидетельствуют о подвижном образе жизни населения эпохи бронзы и присваивающем характере их экономики.

Автор рассмотрел также культуры эпохи железа в Среднем и Верхнем Поволжье и Посухонье. На основе имеющихся материалов он проследил миграцию поволжского населения на север. Следы этого продвижения отчетливо зафиксировались на ряде верхневолжских городищ и селищ начала эпохи железа в Ярославском и Костромском Поволжье, где в короткий промежуток времени 6-5 вв. до н. э. появляется чуждая для этой территории ананьинская керамика и вещи. Отсюда поволжская культура, проникает далее на север. Серия подобных поселений отмечена на Верхней Сухоне и в южном Белозерье. Далее распространение потока поволжской культуры приводит к контакту ее с носителями местной культуры типичной сетчатой керамики и образованию позднекаргопольской культуры.

Позднекаргопольские памятники занимают территорию северного Белозерья, Каргополья и юго-восточной Карелии. Их топография идентична топографии памятников эпохи бронзы. Большинство памятников находится в приустьях и истоках рек из водоемов, причем половина памятников эпохи железа расположена на местах поселений эпохи бронзы. В позднекаргопольской керамике, особенно ее формах и орнаментации, запечатлелись особенности южной и северной посуды. Доля южного компонета выше, что говорит о большей численности южного населения по отношению к северному. Позднекаргопольские орнаменты, как и родственные им узоры лууконсаари и кьельмо, образуют древнейший пласт геометрических орнаментов, сохранившихся, по мнению А. П. Косменко (1993), в современных саамских узорах 19-20 веков. Это положение еще раз свидетельствует о принадлежности перечисленных культур к древнесаамской общности. В ареале культуры по особенностям посуды выделено три локальных варианта: белозерский, онежско-каргопольский и водлозерский. Отличия в керамике позволяют предполагать, что уже в это время складываются коллективы, жизнь которых была связана с перемещениями в рамках определенной местности, как это прослеживается у саамов в более позднее время. Топография, особенности накопления находок, остатки сооружений, облик инвентаря однозначно свидетельствуют о подвижном образе жизни населения этой культуры. Кроме посуды на позднекаргопольских памятниках найдены костяные, каменные и металлические вещи, а также следы и предметы, связанные с железоделательным и бронзолитейным производством. Костяные вещи найденные только на торфяниковых поселениях оз. Воже и Лача. Представлен довольно полный набор орудий. Из них рукояти с грибовидными и отогнутыми навершиями аналогичны верхневолжским дьяковским рукоятям. Типы наконечников стрел более близки ананьинским. Каменные орудия сходны с орудиями местной эпохи бронзы, хотя уступают им количественно и в видовом разнообразии. Немногочисленные бронзовые украшения изготовлены из прикамского металла, имеют при камские аналогии и датируются первыми вв. н. э. - 5-7 вв. н. э. Имеются единичные железные вещи, остатки железоделательного производства в виде горновых ямок на трех поселениях. Рамки существования культуры очерчиваются от 65 вв. до н. э. до 5-7 вв. н. э.

Позднекаргопольская культура связана с культурой лууконсаари, которую следует рассматривать как следующую фазу распространения поволжской культуры на северо-запад. Памятники этой общности находятся в Западной и Северной Карелии, Восточной и Северной Финляндии. Их геотопографическое размещение сходно с позднекаргопольскими памятниками и памятниками сетчатой керамики. Обращает на себя внимание существенное уменьшение количества культурных остатков по сравнению с позднекаргопольскими. Поселения преимущественно являются кратковременными и содержат малочисленный материал. Керамика отражает особенности двух исходных генетических компонентов, но уже в более смешанном виде. Ее орнаментация становится проще и однообразнее. В тесте сосудов начинает преобладать примесь местных минералов: талька, асбеста и слюды. На поселениях лууконсаари обнаружены каменные и железные орудия, бронзовые украшения, остатки производства железа и бронзы. Найдены железные кельты и ножи, бронзовые кельты и литейные формы для их производства, бронзовые украшения пьяноборского времени. Как и на позднекаргопольских поселениях, найдены горновые ямки — следы производства железа. На поселении Кудама XI в Карелии найдено единичное погребение. По вещам хронология культуры определяется в рамках от 6-5 вв. до н. э., до первых вв. - середины 1 тыс. н. э.

Самой северной культурой древнесаамской общности является кьельмо, получившая распространение в Северной Фенноскандии. Несмотря на значительную территорию, количество остатков на поселениях этой культуры еще меньше, чем на памятниках лууконсаари. Наряду с поселениями здесь пояляются могильники и одиночные захоронения, часть черепов из которых определены как лопаноидные. Как и в других культурах, здесь найдена керамика, костяные и каменные орудия, металлические вещи. Около половины всей посуды не орнаментировано. Другая половина содержит сильно упрощенные и редуцированные узоры двух генетических групп. Найдено много костяных и каменных орудий, которые по своим типам близки орудиям двух других саамских культур. Найдено довольно много литейных форм для ананьинских кельтов и сами орудия. Железные изделия представлены ножами, кельтом и двумя мечами южного типа из Савукоски в

Северной Финляндии. На основании этих находок и серии радиоуглеродных дат существование кьельмо можно поместить в рамки от 6-5 вв. до н. э. до 12 вв. н. э.

Таким образом, археологический материал дает все основания для выделения древнесаамской культурной общности эпохи железа на обширной территории от Белозерья до Ледовитого океана. Автор проследил истоки и направление процесса изменения и адаптации поволжской культуры в результате ее взаимодействия с местной культурой типичной сетчатой керамики и приспособления к северной природе в динамике с юго-востока на северо-запад. Этот единый по своей сути процесс можно разделить на три последовательные фазы, что выразилось в выделении трех культур: позднекаргопольской, лууконсаари и кьельмо. Между ними выявлены переходные зоны, а сам процесс их возникновения подчеркивается последовательными и относительно плавными изменениями археологического материала. Следует полагать, что эпоха железа соответствовала территориальному максимуму расселения лопарей на Севере Восточной Европы. Далее культурное единство саамов, разбросанных на огромной территории, утрачивается. Данных для характеристики периода второй половины 1 тыс. н. э. очень немного и они разобщены. Предполагается, что саамы в это время окончательно переходят к кочевому образу жизни и оставляют изготовление керамики и металлических вещей. Находки этого времени представлены случайными металлическими изделиями финских, германских и общеевропейских типов. В эпоху средневековья (10-14 вв.) вновь появляются немногочисленные саамские поселения и могильники в Карелии, внутренней Финляндии, на севере Норвегии и Швеции. Хронологический разрыв между древностями эпохи железа и средневековыми фиксируется только на уровне материальной культуры. В лингвистике, топонимии, антропологии этот разрыв не ощущается вовсе. Археологические источники не выявляют появления какой-либо инородной культуры на саамской территории. Автор полагает, что есть одно существенное обстоятельство, которое позволяет объединить саамские древности разных территорий и разного времени от эпохи железа до 19-20 веков в одно целое. Это их религиозные верования, ярко отразившиеся в культе сейдов. Слово «сейд» имеется уже в лексике дофинского населения. Поклонение сейдам, священным объектам, преимущественно камням, по археологическим данным фиксируется в Фенноскандии уже с эпохи железа и продолжается по историческим, фольклорным и этнографическим источникам до начала 20 века. С ними связаны находки кладов, отдельных вещей, зафиксированные документально традиции поклонения и жертвоприношения, легенды, предания и поверья, широко представленные по всей Восточной и Северной Фенноскандии. Обобщающая характеристика культа сейдов на территории Карелии и Фенноскандии дана в трудах автора (Манюхин, 1996, 2004). Эта очень устойчивая историко-культурная традиция объединяет и связывает между собой древности железа, средневековья, нового времени и современности.

Список научной литературыМанюхин, Игорь Семенович, диссертация по теме "Археология"

1. Неопубликованные источники

2. Арсакова М. Е. 1927 А Дневник раскопок Водобской стоянки близ хутора Гришичева. Вашкинский район, Череповецкий округ, июль и сентябрь 1927 года. - Архив ЧОКМ, д. № 4.

3. Арсакова М. Е. 1929 А Отчет об экспедиции 1929 года. - Архив ЧОКМ, д. №7.

4. Башенкин А. Н. 1983 А Отчет о работе археологической экспедиции Череповецкого краеведческого музея в Вологодской области в 1983 году. — Архив ИА РАН, р-1, № Ю328.

5. Башенкин А. Н. 1984 А — Отчет археологической экспедиции Череповецкого краеведческого музея о работах в Вологодской области. — Архив ИА РАН, р-1, №10521.

6. Башенкин А. Н. 1985 А Отчет археологической экспедиции Череповецкого краеведческого музея о работах в Вологодской области в 1985 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 10852.

7. Башенкин А. Н. 1986 А Отчет среднерусской археологической экспедиции в Вологодской области в 1986 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 11418. Брюсов А. Я. 1945 А — Отчет о работах Северной (Чарозерской) экспедиции в 1945 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 15.

8. Брюсов А. Я. 1946 А Отчет о раскопках 1946 года. - Архив ИА РАН, р-1, № 48.

9. Брюсов А. Я. 1947 А Отчет о работе Северной экспедиции в 1947 году. -Архив ИА РАН, р-1, № 125.

10. Брюсов А. Я. 1951 А — Отчет о раскопках 1951 года Караваевской стоянки и могильника в Чарозерском районе Вологодской области. — Архив ИА РАН, р-1, № 568.

11. Брюсов А. Я. 1952 А Отчет о раскопках 1952 года в местности Караваиха на правом берегу р. Еломы в Чарозерском районе Вологодской области. — Архив ИАРАН, р-1, № 705.

12. Брюсов А. Я. 1953 А Отчет о работе Вологодской экспедиции в 1953 году. — Архив ИА РАН, р-1, № 872.

13. Брюсов А. Я. 1961 А Отчет о результатах работы Архангельской экспедиции в 1961 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 2277.

14. Витенкова И. Ф. 1981 А Отчет о работе Водлозерского археологического отряда Карельской археологической экспедиции за 1981 год. - Архив ИА РАН, р-1, № 8821.

15. Витенкова И. Ф. 1993 А Отчет о работе Приладожского археологического отряда Карельской археологической экспедиции. - Архив ИЯЛИ КНЦ РАН, ф. 1, оп. 6, №297.

16. Витенкова И. Ф. 1998 А Отчет о полевых работах в 1998 году. - Архив ИЯЛИ КНЦ РАН, ф. 1

17. Гарновский В. В., Морозов К. К. 1952 А Отчет об археологической экспедиции в Шольский район Вологодской области в 1952 году. - Архив ЧОКМ, д. № 24.

18. Гарновский В. В. 1953 А Отчет об исследовании памятников материальной культуры в Шольском районе Вологодской области в 1953 году. - Архив ИА РАН, р-1, №783.

19. Гарновский В. В. 1954 А Отчет о проведении разведочных работ по археологии Шольского района Вологодской области, проведенных в 1954 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 939.

20. Голубева JI. А. 1962 А Отчет о работе Белозерской археологической экспедиции Института археологии АН СССР в 1962 году. - Архив ИА РАН, р-1, №2945.

21. Голубева JI. А. 1963 А Отчет Белозерской экспедиции Института археологии за 1963 год. - Архив ИА РАН, р-1, № 2945.

22. Косменко М. Г. 1985 А Отчет о работах Водлозерского археологического отряда в Пудожском районе за 1987 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 50, № 821.

23. Косменко М. Г. 1987 А Отчет о работе Водлозерского археологического отряда в Пудожском районе за 1987 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 50, № 1071.

24. Крижевская JI. Я. 1982 А Отчет о работе Водлозерсой группы ЛОИА АН СССР в июле-августе 1982 года. - Архив ИА РАН, р-1, № 10499. Кочкуркина С. И. 1969 А - Отчет о работе Карельской археологической экспедиции за 1969 год. - Архив ИА РАН, р-1, № 3952.

25. Лобанова Н. В. 1990 А — Отчет о работах Пудожского археологического отряда ИЯЛИ КНЦ АН СССР в 1990 году. Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 6, № 179.

26. Лобанова Н. В. 1997 А Отчет о полевых работах в 1997 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 6, №383.

27. Макаров Н. А. 1980 А Отчет о разведках в Архангельской и Вологодской областях в 1980 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 7956.

28. Макаров Н. А. 1981 А — Отчет о разведках и раскопках в Вологодской области в 1981 году. Архив ИА РАН, р-1, № 8153.

29. Макаров Н. А. 1982 А Отчет о разведках и раскопках в Вологодской и Архангельской областях в 1982 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 9705. Макаров Н. А. 1984 А - Отчет о работах Онежско-Сухонского отряда в 1984 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 10451.

30. Макаров Н. А. 1985 А Отчет о работе Онежско-Сухонской экспедиции в1985 году. Архив ИА РАН, р-1, № 10762.

31. Макаров Н. А. 1986 А Отчет о работе Онежско-Сухонской экспедиции в1986 году. Архив ИА РАН, р-1, № 10835.

32. Манюхин И. С. 1986 А — Отчет о работе Медвежьегорского отряда Карельской археологической экспедиции за 1986 год. Архив ИА РАН.

33. Манюхин И. С. 1989 А Отчет о работе в Архангельской области за 1989 год. - Архив ИА РАН.

34. Манюхин И. С. 1991 А Отчет о полевых работах Лоухского археологического отряда в 1991 году. - Архив ИА РАН.

35. Манюхин И. С. 1992 А Отчет о полевых работах Лоухского археологического отряда в 1992 году. - Архив ИА РАН.

36. Манюхин И. С. Отчет о полевых исследованиях работах в 1996 году. — Архив ИА РАН.

37. Манюхин И. С. 1998 А Отчет о полевых исследованиях в 1998 году. -Архив ИА РАН.

38. Никитинский И. Ф. 1981 А Отчет о работе Вологодской археологической экспедиции в 1981 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 8632.

39. Никитинский И. Ф. 1982 А Отчет Вологодской археологической экспедиции за 1982 год. - Архив ИА РАН, р-1, № 9341.

40. Никитинский И. Ф. 1983 А Отчет о работе Вологодской археологической экспедиции в 1983 году. - Архив ИА РАН, р-1, 9929.

41. Никитинский И. Ф. 1984 А Отчет о работе Вологодской археологическойэкспедиции в 1984 году. Архив ИА РАН, р-1, № 10172.

42. Никитинский И. Ф. 1985 А Отчет о работе Вологодской археологическойэкспедиции в 1985 году. Архив ИА РАН, р-1, № 11186.

43. Никитинский И. Ф. 1986 А — Отчет о работе Вологодской археологическойэкспедиции в 1986 году. Архив ИА РАН, р-1, № 11360.

44. Ошибкина С. В. 1968 А Отчет о работе Череповецкого отряда в

45. Вологодской области в 1968 году. Архив ИА РАН, р-1, № 3663.

46. Ошибкина С. В. 1969 А Отчет о работе Череповедского отряда в

47. Вологодской области в 1969 году. Архив ИА РАН, № 3863.

48. Ошибкина С. В. 1970 А Отчет о работе Северного отряда в 1970 году.

49. Архив ИА РАН, р-1, № 4263.

50. Ошибкина С. В. 1971 А Отчет о работе Северного отряда в 1971 году. -Архив ИА РАН, р-1, № 4512.

51. Ошибкина С. В. 1972 А Отчет о работе Вятской и Северной экспедиций в 1973 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 4978.

52. Ошибкина С. В. 1974 А Отчет о работе Северной и Вятской экспедиций в 1975 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 5408.

53. Ошибкина С. В. 1975 А Отчет о работе Северной и Вятской экспедиций в1975 году. Архив ИА РАН, р-1, № 6010.

54. Ошибкина С. В. 1976 А — Отчет о работе Северной и Вятской экспедиций в1976 году. Архив ИА РАН, р-1, № 6390.

55. Ошибкина С. В. 1977 А Отчет о работе Северной и Вятской экспедиций в1977 году. Архив ИА РАН, р-1, № 6828.

56. Ошибкина С. В. 1978 А Отчет о работе*Вятской и Северной экспедиций в1978 году. Архив ИА РАН, р-1, № 8615.

57. Ошибкина С. В., Макаров Н. А. 1979 А Отчет о работе Вятской и Северной экспедиций Bf 1979 году. - Архив ИА РАН* р-1, № 7451. Ошибкина С. В. 1980 А - Отчет о работе Северной экспедиции в 1980 году. -Архив ИА РАН, р-1, № 7667.

58. Ошибкина С. В. 1981 Ai — Отчет о работе Северной и Вятской археологической экспедиций в 1981 году. Архив ИА РАН, р-1, № 8148. Ошибкина С. В. 1982 А - Отчет о работе Северной экспедиции в 1982 году. -Архив ИА РАН, р-1, № 9143.

59. Ошибкина С. В. 1983 А Отчет о работе Северной экспедиции в 1983 году. -Архив ИА РАН, р-1, 9818.

60. Ошибкина С. В. 1984 А Отчет о работе Северной экспедиции в 1984 году. -Архив ИА РАН, р-1, № 10307.

61. Панкрушев Г. А. 1956 А Отчет о работе Карельской экспедиции в 1956 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 20. № 271, 273.

62. Панкрушев Г. А. 1957 А Отчет о работе Карельской экспедиции в 1957 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 83-84.

63. Панкрушев Г. А. 1958 А Отчет о работе Карельской археологической экспедиции в 1958 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 14-15.

64. Панкрушев Г. А. 1959 А Отчет о работе Карельской экспедиции в 1959 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 20-21.

65. Панкрушев Г. А. 1965 А — Отчет о работе Карельской археологической экспедиции в 1965 году. Архив ИА РАН, р-1, № 3057.

66. Панкрушев Г. А. 1966 А Отчет о работе Южно-Карельской археологической экспедиции в 1966 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 3260. Панкрушев Г. А. 1967 А - Отчет о работе Восточно-Карельской экспедиции в 1967 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 3456.

67. Савватеев Ю. А. 1960 А Отчет о работе Беломорской археологическойэкспедиции за 1960 год. Архив КНЦ РАН, ф.1, оп. 29, № 30.

68. Савватеев Ю. А. 1961 А Отчет о работе Беломорской археологическойэкспедиции за 1961 год. Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 91.

69. Савватеев Ю. А. 1962 А — Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1962год. Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 120.

70. Савватеев Ю. А. 1963 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1963 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 125.

71. Савватеев Ю. А. 1964 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1964 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 136.

72. Савватеев Ю. А. 1965 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1965 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 162.

73. Савватеев Ю. А. 1967 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1967 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 186.

74. Савватеев Ю. А. 1968 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1968 год. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 205.

75. Савватеев Ю. А. 1970 А Отчет о работе Беломорской экспедиции за 1970 год. - Архив КНЦ РАН, ф.1, оп. 29, № 238.

76. Савватеев Ю. А. 1971 А Отчет о работе Беломорско-Онежского отряда Карельской археологической экспедиции в 1971 году. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, №269.

77. Савватеев Ю. А. 1972 А Отчет о работе Беломорско-Онежского отряда Карельской археологической экспедиции. - Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 29, № 991.

78. Спиридонов А. М. 1982 А — Отчет о работе Пудожского отряда Водлозерской археологической экспедиции в июле 1982 года. Архив ИА РАН, р-1, № 9453.

79. Спиридонов А. М. 1985 А — Отчет о работах в составе Водлозерского и Приладожского отрядов Карельской археологической экспедиции летом 1985 года. Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 50, № 940.

80. Шахнович М. М. 1990 А — Отчет об археологических работах Карельского государственного краеведческого музея в 1992 году. — Архив КНЦ РАН, ф. 1, оп. 8, № 183.

81. Филатова В. Ф. 1972 А Отчет о работе Онежско-Водлозерского отряда Карельской археологической экспедиции за 1972 год. - Архив ИА РАН, р-1, №5143.

82. Цветкова И. К. 1955 А Отчет о работе Череповецкой экспедиции в 1955 году. - Архив ИА РАН, р-1, № 1119.1. Литература

83. Акимова М. С. Новые палеоантропологические находки эпохи неолита на территории лесной полосы Европейской части СССР // КСИЭ. 1953. Вып. XVIII.

84. Алексеев В. П. Физические особенности мезолитического и ранне-неолитического населения Восточной Европы в связи с проблемой древнего заселения этой территории // Проблемы антропологии древнего и современного населения Севера Евразии. Л., 1984.

85. Амброз А. К. Раннеземледельческий культовый символ «ромб с крючками» // С А. 1969. №3.

86. Амброз А. К. Проблемы раннесредневековой археологии Восточной Европы //СА. 1971. №3.

87. Анпилогов А. В. Древняя железоделательная мастерская на северном побережье озера Сямозеро // Новые памятники древней Карелии. М.; Л., 1966.

88. Анпилогов А. В., Титов Ю. В. Новые археологические находки на Кольском полуострове // СА. 1972. №4.

89. Анпилогов А. В. Поселение Ловозеро V // Новые археологические памятники Карелии и Кольского полуострова. Петрозаводск, 1980.

90. Анпилогов А. В. Поселение Ловозеро III // Поселения каменного века и раннего металла в Карелии. Петрозаводск, 1982.

91. Аристэ П. А. Формирование прибалтийско-финских языков и древнейший период их развития // ВЭИЭН. 1956.

92. Архипов Г. А. Ананьинские городища на р.Вятка. Городище Ройский Шихан // ТМАЭ. 1962. Т. 2.

93. Афанасьев А. П. Западные и юго-западные границы гидронимии пермского' типа // Тр. ИЯЛИ Коми фил. АН СССР. Сыктывкар, 1985. Вып. 36. Ашихмина JI. И. Поселения эпохи поздней бронзы и раннего железа на Средней Каме // МАЕСВ. 1978. Вып. 7.

94. Ашихмина JI. И. Керамика ананьинских поселений Среднего Прикамья //МАЕСВ. 1985. Вып. 9.

95. Ашихмина JI. И., Васкул И. О. Памятники ананьинской культурнойобщности // Археология Республики Коми. М., 1997.

96. Бадер О. Н. Древние городища на Верхней Волге // МИА. 1950. № 13.

97. Бадер О.Н., Халиков А.Х. Памятники балановской культуры // САИ. 1976.1. В1-25.

98. Бадер О. Н., Попова Т.Б. Поздняковская культура // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987.

99. Башенькин А. Н., Васенина М. Г. Зооморфные украшения Молого-Шекснинского междуречья раннего железного века // Культура Русского Севера. Вологда, 1994.

100. Брюсов А. Я. Что представляют собой стоянки на Летнем берегу Белогоморя? // Труды секции Российской ассоциации научно-исследовательскихинститутов общественных наук. М., 1928. Т. 2.

101. Брюсов А. Я. История древней Карелии // ТГИМ. 1940. Вып. 9.

102. Брюсов А. Я. Раскопки в Чарозерском районе Вологодской области в 1946году // КСИИМК. 1948. Вып. XX.

103. Брюсов А .Я. Свайное поселение на р.Модлона и другие стоянки в Чарозерском районе Вологодской области // МИА. 1951. №20. Брюсов А. Я. Очерки по истории племен европейской части СССР в неолитическую эпоху. М., 1952.

104. Бубрих В. Д. Финноугорское языкознание в СССР // Финно-угорский сборник. Комиссия по изуч. племенного состава населения СССР и сопредельных стран. JL, 1928. Т. 15.

105. Бунак В. В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М.,1980.

106. Ванкина JI. В. Торфяниковая стоянка Сарнате. Рига, 1970.

107. Вечтомов А. Д. Периодизация и локальные группы памятников ананьинскойкультуры // УЗПГУ. 1967. Вып. 142.

108. Витов М. В., Марк К. Ю., Чебоксаров Н.Н. Этническая антропология Восточной Прибалтики // Труды объединенной комплексной экспедиции. М., 1959. Т. 2.

109. Воеводский М. В., Збруева А. В. Участок по р. Шексна // ИГАИМК. 1935. Вып. 109.

110. Востриков О. В. Финно-угорские лексические элементы в русских говорах В о лго-Двинского междуречья // Этимологические исследования. Свердловск,1981.

111. Воронин К. В. К вопросу о происхождении и развитии культуры сетчатой керамики бронзового века // Тверской археологический сборник. Тверь, 1998. Вып. 3.

112. Генинг В. Ф., Стоянов В. Е. Итоги археологического изучения Удмуртии // ВАУ. 1961. Вып. 1.

113. Генинг В. Ф: История населения Удмуртского Прикамья в пьяноборскую эпоху //ВАУ. 1970. Вып. 10.

114. Генинг В. Ф., Голдина Р. Д. Курганные могильники харинского типа в Верхнем Прикамье // ВАУ. 1973. Вып. 12.

115. Голубева Л. А. Весь и славяне на Белом озере X-XIII вв. М., 1973. Голубева Л. А., Тухтина Н. В. Работы Белозерской экспедиции // АО-1974. М., 1975.

116. Голубева Л. А., Макаров Н. А. Работы Белозерской экспедиции // АО-1980. М., 1981.

117. Голубева Л. А., Кочкуркина С. И. Белозерская весь. Петрозаводск, 1991. Гордеев Ф. И. Балтийские и иранские заимствования в марийском языке // Происхождение марийского народа. Йошкар-Ола, 1967.

118. Горюнова Е. И. Этническая история Волго-Окского междуречья // МИА. 1961. №94.

119. Гохман И. И. Население Украины в эпоху мезолита и неолита. М., 1966.

120. Гохман И. И. Новые палеоантропологические находки эпохи мезолита в Каргополье // Проблемы антропологии древнего и современного населения Севера Евразии. Л., 1984.

121. Гравере Р. У. Одонтологическая характеристика древнейшего населения Латвии и фатьяновцев // Изв. АН Латв. ССР. История. 1977. № 4. Гравере Р. У. Североевропейский реликтовый одонтологический тип // Изв. АН Латв. ССР. История. 1984. № 12.

122. Граков Б. Н. Ранний железный век. Культуры Западной и Юго-Восточной Европы. М., 1977.

123. Григорьев С. В., Грицевская Г. Л. Каталог озер Карелии. М.; Л., 1959.

124. Гурина Н. Н. Керамиеа неолитического поселения на р. Свири // СА. Вып. V.

125. Гурина Н. Н. Орудия Вознесенской стоянки // МИА. 1941. № 2.

126. Гурина Н. Н. Оленеостровский могильник // МИА. 1953. № 39.

127. Гурина Н. Н. Новые неолитические памятники в Восточной Эстонии //

128. Древние поселения и городища. Таллин, 1955.

129. Гурина Н. Н. Древняя история Северо-Запада Европейской части СССР // МИА. 1961. №87.

130. Гурина Н. Н. Памятники эпохи бронзы и раннего железа в Костромском Поволжье//МИА. 1963. № 110.

131. Гурина Н. Н. Древние памятники Кольского полуострова // МИА. 1973. № 172.

132. Гурина Н. Н. История культуры древнего населения Кольского полуострова. СПб, 1997.

133. Гуслистов Н. В. Вологодская экспедиция // АО-1976. М., 1977.

134. Гуслистов Н. В. Вологодская экспедиция // АО-1977. М., 1978.

135. Давыдова Г. М. Антропологические особенности некоторых финно-угорскихнародов и вопросы их этногенеза// СЭ. 1975. № 6.

136. Давыдова Г. М. Антропологические особенности западных финнов и вопрос их происхождения // К истории малых народностей Европейского Севера СССР. Петрозаводск, 1979.

137. Давыдова Г. М. Положение саамов-сколтов в ряду финноязычных народов/ по данным крови и чувствительности к РТС/ // Происхождение саамов. М., 1991.

138. Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР // Тр. Ин-та этнографии. Нов. Сер. М., 1948. Т. IV.

139. Дебец Г. Ф. О путях заселения северной полосы Русской равнины и Восточной Прибалтики // СЭ. 1961. № 6.

140. Дебец Г. Ф. Об антропологическом типе древнего населения Финляндии // Современная антропология. Труды Московского об-ва естествоиспытателей. М., 1964. Т. XIV.

141. Девятова Э. И. Геология и палинология голоцена и хронология памятников первобытной эпохи в юго-западном Беломорье. Л., 1976.

142. Девятова Э. И. Природная среда и ее изменение в голоцене/ побережье севера и центра Онежского озера /. Петрозаводск, 1986.

143. Денисов В. П. Заюрчимское VI поселение памятник раннего железного векав Среднем Прикамье // УЗПГУ. 1967. Вып. 148.

144. Денисова Р. Я. Антропология древних балтов. Рига, 1975.

145. Денисова Р. Я. О генезисе прибалтийских финнов // Изв. АН Латв. ССР.1. История. 1982. № 7.

146. Дубынин А. Ф. Троицкое городище ПУМА. 1970. № 156.

147. Дубынин А. Ф. Щербинское городище // Дьяковская культура. М., 1974.

148. Жиров Е. В. Заметки о скелетах из неолитического могильника Южного

149. Оленьего острова // КСИИМК. 1940. Bbin.VI.

150. Жульников А. М. Энеолит Карелии. Петрозаводск, 1999.

151. Зайцева Н. Г. О вепсско-саамских лексических параллелях // Прибалтийско-финское языкознание. Петрозаводск, 1988.

152. Збруева А. В., Фосс М. Е. Раскопки на дюнах Белого моря близ поселения Красной Горы и у р. Галдареи // «К 10-летию Октября». М., 1928. Збруева А. В. Луговской могильник // Тр. Ин-та этнографии. Нов.Сер. М., 1942. Т. II.

153. Збруева А. В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА. 1952. № 30.

154. Земляков Б. Ф. Работы на строительстве Б ел оморско-Б алтайского канала // ИГАИМК. 1935. Вып. 109.

155. Земляков Б. Ф. Геологические условия неолитической стоянки у села Вознесенье на р. Свири // СА. Вып. V.

156. Зенгер Н. К. Поездка на золотицкую фабрику доисторических каменных орудий. М., 1877.

157. Зимина М. П. Стоянки позднего неолита и бронзы в Новгородской и Калининской областях // СА. 1968. № 2.

158. Зубов А. А. Географическая изменчивость одонтологических комплексовфинно-угорских народов // Финно-угорский сборник. М., 1982.

159. Зубов А. А. Замечания по поводу локальных вариантов одонтологическойхарактеристики саамов // Происхождение саамов. М., 1991.

160. Елина Г. А. Принципы и методы реконструирования и картированиярастительности голоцена. Л., 1981.

161. Иванов С. В. Орнамент народов Сибири как исторический источник. М., 1963.

162. Ишмуратова Г. Р. Керамика ананьинских поселений западных районов Татарии // С А. 1975. № 1.

163. Казанцев Д. Е. Истоки финно-угорского родства. Йошкар-Ола, 1979. Канивец В. И. Канинская пещера. М., 1964.

164. Карпелан К. Ранняя этническая история саамов // Финно-угорский сборник. М., 1982.

165. Керт Г. М. Некоторые саамские топонимические названия на территории Карельской АССР. // В Я. 1960. № 2. Керт Г. М. Саамский язык. Д., 1971.

166. Керт Г. М., Мамонтова Н. Н. Загадки карельской топонимики. Петрозаводск, 1976.

167. Керт Г. М., Вдовицин В. Г., Веретин A. JI. Компьютерный банк топонимии Европейского Севера России: TORIS. Петрозаводск, 1998. Кершнер А. М. Карельские народные песни. М., 1962.

168. Ковалевская В. Б. Башкирия и Евразийские степи в IV-IX вв./ по материалам поясных наборов / // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972.

169. Козинцев А. Г. Краниоскопические особенности населения Финляндии // Происхождение саамов. М., 1991.

170. Козырева Р. Д. Изучение неолита на Севере // АО-1965. М., 1966. Козырева Р. Д. О работе в Каргопольском и Няндомском районах Архангельской области // АО-1966. М., 1967.

171. Косменко А. П. Об историко-культурных компонентах в орнаменте восточных прибалтийско-финских народов // Традиционная культура: общечеловеческое и этническое. Проблемы комплексного изучения этносов Карелии. Петрозаводск, 1993 а.

172. Косменко А. П. Народное изобразительное искусство саамов Кольского полуострова XIX-XX вв. Петрозаводск, 1993 б.

173. Косменко Mi Г. Многослойное поселение Кудома XI на Сямозере // Новые археологические памятники Карелии и Кольского полуострова. Петрозаводск, 1980.

174. Косменко М. Г. Культура сетчатой керамики. Культура лууконсаари. Культура с керамикой «арктического» типа // Археология Карелии. Петрозаводск, 1996.

175. Корхонен М. Карело-саамские связи в свете лингвистических данных // Происхождение Карелии. Йоэнсу, 1976.

176. Кочкуркина С. И. Раскопки на берегах Сямозера и оз. Муромского // АО-1969. М., 1970.

177. Кочкуркина С. И. Археологические памятники корелы V-XV вв. Л., 1981. Крайнов Д. А. Древнейшая история Волго-Окского междуречья. М., 1972. Крайнов Д. А. Фатьяновская культура // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987.

178. Крайнов Д. А., Лозе И. А. Культуры шнуровой керамики и ладьевидных топоров в Восточной Прибалтике. // Там же.

179. Крайнов Д. А., Зайцева Г. И., Костылева Е. И., Уткин А. В. Абсолютная хронология Сахтышских стоянок // Археологические памятники Волго-Клязьминского междуречья. Иваново, 1991. Вып. 5. Краснов Ю. А. Безводнинский могильник. М., 1980.

180. Краснов Ю. А. Древние и средневековые пахотные орудия Восточной Европы. М., 1987.

181. Крижевская Л. Я. Сосуд ананьинского времени для плавки металла // КСИИМК. 1959. №77.

182. Кузьминых С. В. Меларские кельты Восточной Европы и Фенноскандии / к. проблеме одной археологической загадки/ // Археологические памятники Среднего Поочья. Рязань, 1993. Вып. 3.

183. Куклин А. Марийско-саамские лексические изоглоссы/ по материалам топонимии Волго-Камского региона/ // Congresus Octavus Internationalis Fenno-Ugristarum. Yuvaskyla. 1996. Pars V.

184. Куратов А. А. Изучение неолита в Архангельском Беломорье // АО-1968. М., 1969.

185. Куратов А. А. Исследования» в Архангельском Беломорье // АО-1970. М.,1971.

186. Куратов А. А. Изучение древностей Архангельского Севера // АО-1971. М.,1972.

187. Куратов А. А., Мартынов А. Я., Михайловский Ф. А. Древние памятники Беломорья // АО-1974. М., 1975.

188. Куратов А1. А., Мартынов А. Я., Михайловский Ф. А'., Шевелев В. В., Исследования в Архангельской области // АО-1975. М., 1976. Куратов А. А., Мартынов А. Я. Разведки и раскопки на Архангельском Севере. // АО-1977. М., 1978.

189. Куратов А. А. Археологические памятники Архангельской, области. Архангельск, 1978.

190. Куратов А. А. Соловецкие стоянки II-I тыс. до н.э. // СА. 1983. №4:

191. Лапшин В. А. Археологическая карта Ленинградской области. Часть 1. СПб.,1990.

192. Лапшин В. А. Археологическая карта Ленинградской области. Часть 2. СПб., 1995.

193. Лебедев Г. С., Седых В. Н. Археологическая карта Старой Ладоги и ее ближайших окрестностей // Вестник ЛГУ. 1989. Вып. 2.

194. Лескинен В. О некоторых саамских гидронимах Карелии // Прибалтийско-финское языкознание. Л., 1967.

195. Леннрот Э. Путешествие Элиаса Леннрота. Петрозаводск, 1985.

196. Лозе И. А. Поздний неолит и бронза Лубанской низины. Рига, 1982. Лисицина Г. Н. Вопросы палеогеографии неолита Северо-Запада Европейской части СССР // МИА. 1961. № 87.

197. Лукьянченко Т. В. Материальная культура саамов/ лопарей/ Кольского полуострова в конце XIX-XX вв. М., 1971.

198. Макаров Н. А. Работы на севере Вологодской области // АО-1981. М., 1982. Макаров Н. А. Чашевидные сосуды средневековых памятников Волго-Шекснинского района // КСИА. 1983. № 175.

199. Макаров Н. А. О некоторых комплексах середины-третьей четверти 1 тыс. н.э. в юго-восточном Прионежье и на р.Сухоне // КСИА. 1986. № 183. Макаров Н. А. Орнаментика белозерской лепной керамики X-XI вв. // СА.1985. № 2.

200. Макаров Н. А. Население Русского Севера в XI-XIII вв. М., 1990.

201. Мажитов Н. А. Бахмутинская культура. Этническая история изучения

202. Северной Башкирии середины 1 тыс. нашей эры. М., 1968.

203. Манюхин И. С., Спиридонов А. М. О работе Медвежьегорского отряда // АО1986. М., 1987.

204. Манюхин И. С. Позднекаргопольская культура. Автореф. дисс. . канд. ист. наук М., 1989.

205. Манюхин И. С. Позднекаргопольская культура /вопросы периодизации и хронологии/ // Хронология и периодизация археологических памятников Карелии. Петрозаводск, 1991.

206. Манюхин И. С. Археологические памятники Пяозера // Природа и экосистемы Паанаярвского национального парка. Петрозаводск, 1995. Манюхин И. С. Позднекаргопольская культура // Археология Карелии. Петрозаводск, 1996.

207. Манюхин И. С. Саамы /культовые памятники/ // Археология Карелии. Петрозаводск, 1996.

208. Манюхин И. С. Поселения с сетчатой керамикой эпохи поздней бронзы в устье р. Водлы // Археология Севера. Петрозаводск, 1997. Вып. 1.

209. Манюхин И. С. Происхождение саамов /опыт комплексного изучения/. Петрозаводск, 2002.

210. Манюхин И. С. Культовые памятники саамов в Карелии // Прибалтийско-финские народы. Москва, 2003.

211. Марк К. Ю. Вопросы этнической истории эстонского народа в свете данных палеоантропологии//ВЭИЭН. 1956 а.

212. Марк К. Ю. Новые палеоантропологические материалы эпохи неолита в

213. Прибалтике // Известия АН ЭССР. Сер. Общ. Наук. 1956 б, № 1.

214. Марк К. Ю. Палеоантропология Эстонской ССР // Балтийскийэтнографический сборник. Тр. Ин-та этнографии. Нов. Сер. 1956 в. Т. 32.

215. Марк К. Ю. Антропология прибалтийско-финских народов. Таллин, 1975.

216. Марк К. Ю. Соматология финнов и саамов // Финно-угорский сборник. М.,1982.

217. Матвеев А. К. Происхождение основных пластов субстратной топонимии русского Севера//ВЯ. 1969. № 5.

218. Матвеев А. К. Этимологизация субстратных топонимов и моделирование компонентов топонимических систем // ВЯ. 1976. № 2.

219. Матвеев А. К. Древнее саамское население на территории севера ВосточноЕвропейской равнины // К истории малых народностей Европейского Севера. Петрозаводск, 1979.

220. Матвеев А. К. Аппелятивные заимствования и стратификация субстратных топонимов // ВЯ. 1995. № 2.

221. Мейнандер К. Ф. Финны часть населения северо-востока Европы // Финно-угорский сборник. М., 1982.

222. Могильников В. А., Коников Б. А. Могильник потчевашской культуры в Среднем Прииртышье // СА. 1983. № 2.

223. Моора X. А. Вопросы сложения эстонского народа и некоторых соседних народов в свете данных археологии // ВЭИЭН. 1956.

224. Мошинская В. И. Археологические памятники Северо-Западной Сибири // САИ. 1965. ДЗ-В.

225. Муллонен И. И. Гидронимия бассейна р. Ояти. Петрозаводск, 1988. Муллонен И. И. Этноисторические мотивы топонимии Межозерья // Голубева JI. А., Кочкуркина С. И. Белозерская весь. Петрозаводск, 1991. Муллонен И. И. Очерки вепской топонимии. СПб., 1994.

226. Муррент А. Э. Группы крови народов Северной Европы и Азии // Современная антропология. Труды московского об-ва естествоиспытателей. 1964. Т. XIV.

227. Никитин A. JI. Дикариха/ по материалам раскопок 1959-1960 гг // МИА. 1963. №110.

228. Овсянников О. В., Григорьева Г. В. Железоделательный горн на стоянке Ольский мыс // КСИА. 1964. № 102.

229. Огородников Е. К. Прибрежья Ледовитого и Белого морей с их притоками по книге Большого чертежа // ЗИРГО. 1877. Т. 7.

230. Орлов С. Н. Новые сведения о сопках волховского типа в районе Старой Ладоги//СА. 1958. № 1.

231. Орлов С. Н. Новые неолитические местонахождения в низовьях р. Волхова // НИС. Новгород, 1961. Вып. 10.

232. Орлов С. Н. Памятники эпохи раннего железного века и средневековья в долине р. Волхова // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. JL, 1982.

233. Ошибкина С. В. Восточное Прионежье в эпоху раннего металла. Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М., 1966.

234. Ошибкина С. В. Костяные рукояти на позднекаргопольских стоянках // СА. 1968. №4.

235. Ошибкина С. В. Неолитические памятники Вологодской области // АО-1968. М., 1969.

236. Ошибкина С. В. Неолитические памятники Вологодской области // АО-1969. М., 1970.

237. Ошибкина С. В. Памятники Вологодской области // АО-1971. М., 1972. Ошибкина С. В. Краткая характеристика позднекаргопольской культуры // КСИА. 1975. № 142.

238. Ошибкина С. В. О работе Вятской и Северной экспедиций // АО-1976. М., 1977.

239. Ошибкина С. В. Неолит Восточного Прионежья. М., 1978.

240. Ошибкина С. В., Макаров Н. А. О работе в зоне переброски северных рек //1. АО-1978. М., 1979.

241. Ошибкина С. В., Макаров Н. А. О работе Северной экспедиции // АО-1979. М, 1980.

242. Ошибкина С. В. Северная экспедиция // А0-1980. М., 1981.

243. Ошибкина С. В. Мезолит бассейна р. Сухоны и Восточного Прионежья. М.,1983.

244. Ошибкина С. В. Северная экспедиция // АО-1984. М.3 1985.

245. Ошибкина С. В. Энеолит и бронзовый век Севера Европейской части СССР //

246. Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987.

247. Основы финно-угорского языкознания: Вопросы происхождения и развитияфинно-угорских языков. М., 1974.

248. Основы финно-угорского языкознания: Прибалтийско-финские, саамский и мордовские языки. М., 1975.

249. Основы финно-угорского языкознания: Марийский, пермские и угорские языки. М., 1976.

250. Панкрушев Г. А., Титов Ю. В., Анпилогов А. В., Журавлев А. П. Карельская экспедиция // АО-1966. М., 1967.

251. Панкрушев Г. А., Журавлев А. П., Федорчук В. Ф. Карельская экспедиция // АО-1968. М., 1969.

252. Панкрушев Г. А. Племена Карелии в эпоху неолита и раннего маталла. М.; Л., 1964.

253. Поляков И. Ф. Этнографические наблюдения во время поездки на юго-восток Олонецкой губернии // Записки РГО по отделению этнографии. СПб., 1873. Т. 3.

254. Поляков И. Ф. Исследования по каменному веку в Олонецкой губернии, в долине р. Оки и на Верховьях Волги // Записки РГО по отделению этнографии. СПб., 1882. Т. 9.

255. Попов А. И. Географические названия. М.; Л., 1965.

256. Попова Т. Б. Происхождение поздняковской культуры // Труды ГИМ. 1960. Вып. 37.1 262

257. Попова Т. Б. Значение орнаментальных мотивов и керамических форм для датировки памятников поздняковской культуры на Средней Оке // Труды ГИМ. 1985. Вып. 60.

258. Происхождение марийского народа. Йошкар-Ола, 1967.

259. Равдоникас В. И. Археологические исследования на р. Свири в 1934 году // СА. 1940. Вып. V.

260. Рева К. П. Следы доисторического населения Архангельской губернии по раскопкам поселений каменного века. Архангельск, 1998. Розенфельдт И. Г. Керамика дьяковской культуры // Дьяковская культура. М., 1974.

261. Розенфельдт И. Г. Древности западной части Волго-Окского междуречья в VI-IX вв. М., 1982.

262. Савватеев Ю. А. Залавруга. 4.2. Стоянки. JL, 1977. Савельева Э. А. Первый Веслянский могильник // КСИА. 1979. № 158. Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. Седов В. В. Славяне в древности. М., 1994.

263. Сергиевский Г. П. Экскурсия на р. Кинему // Север (орган научного краеведения). Вологда, 1927. Вып. 2.

264. Серебрянников Б. А. История мордовского народа по данным языка // Этногенез мордовского народа. Саранск, 1965.

265. Серебрянников Б. А., Еремушкин Е. К., Майтинская К. Е. Финно-волжская общность. М., 1982.

266. Синицин С. Д. Костные остатки человека в раскопках А.В.Шмидта // Кольский сборник. Материалы комиссии экспед. исследований. 1930. Вып. 23.

267. Симченко Ю. Б. Культура охотников на оленей Северной Евразии. Этнографическая реконструкция. М., 1976.

268. Смирнов В. И. Обзор археологических памятников Беломорского побережья Северной области // СА. 1937. № 4.

269. Спиридонов А. М. Северное Приладожье в X-XV вв. Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Л., 1987.

270. Спицин В. А. Интерпретация данных популяционно-генетическихисследований белкового спектра и некоторых ферментов крови в связи спроблемой формирования народов финно-угорской семьи // Этногенезфинно-угорских народов по данным антропологии. М., 1974.

271. Станкевич В. Я. Керамика нижнего горизонта Старой Ладоги // СА. 1950. Т.14.

272. Стоколос В. С. Культуры эпохи раннего металла Северного Приуралья. М., 1988.

273. Столяр А. Д., Хлобыстин Л. П. Городище у дер.Серюпитино // МИА. 1963. № 110.

274. Топоров В. Н., Трубачев О. Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962.

275. Тацит К. Сочинения в двух томах. Т. 1. Анналы. Малые произведения. Л., 1969.

276. Тимофеев В. А. Памятники мезолита и неолита региона Петербурга и их место в системе культур каменного века Балтийского региона. // Древности Северо-Запада. СПб., 1993.

277. Третьяков В. П. Культура ямочно-гребенчатой керамики на Севере и Северо-Западе Европейской части СССР // СА. 1968. № 3.

278. Третьяков П. Н. Участок Молога Норское // ИГАИМК. М.-Л., 1935. Вып. 109.

279. Третьяков П. Н. К истории племен Верхнего Поволжья в I тыс. н.э. // МИА. 1941. №5.

280. Третьяков П. Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.; Л., 1966.

281. Трофимова Т. А. Черепа из Луговского могильника ананьинской культуры // УЗПГУ. 1941. Вып.:№ .63.

282. Трофимова Т. А. Еще раз о черепах из Луговского могильника ананьинской культуры // Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М., 1968.

283. Уральские языки. М., 1993.

284. Фосс М. Е. Стоянка Кубенино // СА. 1940 № V.

285. Фосс М. Е. Стоянка Веретье // Труды ГИМ. 1941. Вып. XII.

286. Фосс М. Е. Стоянка на оз. Лача у устья р. Кинемы // КСИИМК. 1947. Вып.1. XIV.

287. Фосс М. Е. Культурные связи севера Восточной Европы во II тысячелетии до нашей эры // СА. 1948 а.

288. Фосс М.Е. Результаты Галичской экспедиции // КСИИМК. 1948 б. Вып. XX. Фосс М.Е. Итоги Галичской экспедиции // КСИИМК. 1949. Bbin.XXVI. Фосс М. Е. Древнейшая история Севера Европейской части СССР // МИА. 1952. №29.

289. Франте Р., Эриксон А. Полиморфизм энзимов и протеинов у народа коми // Финно-угорский сборник. М., 1982. Хайду П. Уральские языки. М., 1985.

290. Хазанова А. Б. Дерматоглифика лопарей и коми Кольского полуострова // ВАЛ971. № 37.

291. Халиков А. X. Очерки истории населения Марийского края в эпоху железа // ТМАЭ. 1962. Т. 2.

292. Халиков А. X. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа/VIII-VI вв. до н.э./ М., 1977.

293. Хить Г. JI. Расовый состав населения Финляндии по данным дерматоглифики

294. Финно-угорский сборник. М., 1982.

295. Хить Г. JI. Дерматоглифика народов СССР. М., 1983.

296. Хить Г. JI. Саамы в дерматоглифической систематике финно-угров Евразии // Происхождение саамов. М., 1991.

297. Хлобыстин JI. П. Вожпайская культура на западном Таймыре и вопросы ее этнической принадлежности // AD POLUS: Археологические изыскания. СПб., 1993. № 10.

298. Шноре Э. А. Асотское городище. Рига, 1961.

299. Шмидт А. В. Древний могильник на Кольском заливе // Кольский сборник. Материалы комиссии по экспед. исследованиям. 1930. Вып. 23. Шумкин В. Я. Этногенез саамов/ археологический аспект/ // Происхождение саамов. М., 1991.

300. Ailio J. Die steinzeitliche Wohplatzfimde in Finnland. H-fors. 1909.

301. Ailio J. Fragen derrussishen Steinzeit // SMYA. 1922. № 39.

302. Aspelin J. R. Suomen asukkaat pakanuuden aikana. Helsinki. 1885.

303. Bakka E. Arctisck og nordisk i bronsealderen i Nordskandinavia // Det. Kgl.

304. Norske Selskab Museet. Miscelania. 1976. № 25.

305. Baudou E. Die regional und chronologische Einteilunder jungeren Bronzezeit in nordischen Kreis // Acta Universitatis Stoskholmenis. Studies in North-European Archaeology. 1960. № 1.

306. Beckman L., Broman В., Johanson В., Mellbin T. Further data on the blood groups of the Swedish Lapps // Acta genetica. 1959. Vol. 9.

307. Brngger A.W. Den arktiske stenalder i Norge // Videnskabsselsabets Skrifter II. Hist. Filos. Klasse. № 1. Christiania. 1909.

308. Carpelan C. Om asbestkeramikens historia i Fennoskandien // FM 1978. 1979. Collinder B. Proto-Lappish and Samoyed // Sprakvetens kapliga sallskapets i Uppsala Forkandlingar, 1952-1954. Coon C. The races of Europe. New York. 1939.

309. Gjessing G. Fra steinalder til jernalder i Finmark. Etnologiske problemer. Instituttet for sammenlignende kulturforskning С III: 3. Oslo. Gjessing G. Et kjeramikk problem // Naturen. Oslo. 1941.

310. Gjessing G. Yndre Steinalder i Norg-Norge // Instituttet for samenlignende kulturforskning. В XXXIX. Oslo. 1942.

311. Huurre M. 9000 vuotta Suomeh esihistoria. Helsinki-Otava. 1979.

312. HuurreM. Suomussalmen varhaista metallikauta// SM-1981. 1982.

313. Huurre M. Pohjois-Pohjanmaan ja Lapin historia. Kuusamo. 1983.

314. Huurre M. Kainuun from the Stone Age to the Bronze Age. Finds and Culturalconnections // Fenno-Ugri et Slavi. Iskos. 1983. № 4.

315. Huurre M. The eastern contacts of Northern Fennoscandia in the Bronze Age // Fennoscandia archaeologica. 1986. № 3.

316. Jaanisson H. Hallunda // The museum of National Antiqvities. Stockholm. 1981. Studies 1.

317. Kehusmaa A. Kemijarvi Neitila 4 // Helsingin yliopiston arkeologian laitos. Moniste. 1972. Nr. 3.

318. Kivikoski E. Suomen esihistoria // Suomen historia. Porvo-H-ki. 1961. Kleppe E.J. Archaeological material and Ethnic Identification // NAR. 1977. Vol. 10. № 1-2.

319. Korhonen M. Suomen kantakielen kronologiaa // Viritaja. 1976.

320. Korhonen M. Johdatus lapin kielen historiaan. Helsinki. 1981.

321. Kosmenko M. G., Manjuhin I. S. Ancient iron production in Karelia //

322. Matiskainen H. Early contacts and relations between the Indo-European and

323. Fenno-Ugrian Peoples. Nationalism, Politics and Archaeology // The roots of

324. Peoples and Languages of Northern Eurasia. Turku. 1998.

325. Meinander C. F. Die Bronzezeit in Finnland // SMYA. 1954. № 54.

326. Meinander C. F. Davits // FM. 1969. № 76.

327. Montelius O. Minnen fran Lapparnas steinalder i Sverige. 1874.

328. Moor E. Die Ausbildung des urungarischen Volkes im Lichte der Laut und

329. Wortgeschichte // Acta Lingvistica Academie Scientiarum Hungaricae. Budapest.1956.

330. Niscanen N. The genetic relationship of Northern and Central Europe in light of craniometric measuments and gene frequensies // The Roots and Languages of Northern Eurasia. Turku. 1998.

331. Nunez M. Old and new ideas about the origin of the Finns and Saami // Idem. Olsen B. Stabilitet og samfunn i Varanger 800 f. Kr. 1700 e. Kr. Magisterradsavhandling. Universitet i Tromso. 1984.

332. Olsen B. Comments on Saamis, Finns and Scandinavien in History and Prehistori //NAR. 1985. Vol. 18. № 1-2.

333. Odner K. Firmer og Terfmner. Etniske posesser i det nordlige Fennoscandinavia // Oslo Occational Papers in Social Antropologi.1983. Oslo. 9. Ramqvist H. Gene // Archaeology and Environment. 1983 .№ 1.

334. Rygh О. Om Ablaldsdyngen ved Steinkjer. Ab. 1871. 1872.

335. Sammalahti P. Saamelaisten esihistoriallinen tausta kielitieteen valossa // Suomen vaeston esihistorialliset juuret Helsinki. 1984.

336. Solberg O. Eizenzeit fiinde aus Ostfinmarken // Videnskabs-Selskabets. Skrifter II. Cristiania. 1909. Hist. Filos. Klasse. № 7.

337. Storli I. A review of archaeological research on saami prehistori // Acta Borealia. 1986. № 1.

338. Sundqvist O. Trases of iron prehistoric Finnmark // Fennoscandia Archaeologica. 1999. № XVI.

339. Tallgren A. M. L, epoque dite d, Ananino. Helsingfors. 1919.

340. Tallgren A. M. The Arctic Bronze Age in Europe // ESA. 1937. № 11.

341. Uino P. Ansient Karelia. Archaeological studies. Helsinki. 1997.

342. Zahrisson I. De samiske metalldepaerna ar 1000-1350 i iuset av fynder fran

343. Morttrasket, Lappland // Archaeology and Environment 1984. № 3.

344. Zachrisson I. A rewiew of Archaeological Research on Saami Prehistory in

345. Sweden// Current Swedish Archaeology. 1993. Vol. 1.

346. Ayrapaa A. Kulturforhallandena i Finland forre finnarnes invandring // SMYA. 1951. №52.