автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Этнокультурные процессы в Эгеиде в эпоху бронзы

Полный текст автореферата диссертации по теме "Этнокультурные процессы в Эгеиде в эпоху бронзы"

На правах рукописи

РУБИН Олег Сергеевич

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ПРОЦЕССЫ В ЭГЕИДЕ В ЭПОХУ БРОНЗЫ (догреческий субстрат)

Специальность 07.00.03 - Всеобщая история (древний мир)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Саратов -2003

Работа выполнена в Саратовском государственном университете им. Н. Г. Чернышевского

Научный руководитель:

доктор исторических наук, профессор Монахов Сергей Юрьевич

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Медведев Александр Павлович

кандидат исторических наук Рязанов Александр Владимирович

Ведущая организация:

Волгоградский государственный университет

Защита диссертации состоится « 25» июня 2003 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д. 212.243. 03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Саратовском государственном университете по адресу: 410026, Саратов, Университетская, 59, исторический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета, читальный зал № 3.

Автореферат разослан « » мая 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

В. Н. Данилов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Тема исследования и ее актуальность. История догреческого населения Эгейского региона занимает особое место в исторических судьбах европейского мира: как своеобразный пролог к истории древнейших цивилизаций и как время вызревания их основных предпосылок и структурных элементов - технологических, социально-экономических и идеологических. В Ш тысячелетии до н.э. в Восточном Средиземноморье происходит становление первых в истории Европы минойской, а затем и микенской (греческой) цивилизаций. Изучение этого периода древнейшей истории Эгеиды дает возможность не только проследить процесс многовековой трансформации общественных институтов, но и позволяет расширить представление обо всем ходе мировой истории. Имеется в виду целый комплекс проблем, связанных с локализацией индоевропейской прародины и расселением индоевропейских племен, решение которых может ответить, в свою очередь, на ряд более конкретных вопросов, связанных с появлением на Балканах греческих племен.

Сейчас уже ясно, что в нашем распоряжении нет достаточно весомых фактических данных, свидетельствующих о том, что греки пришли на Балканский полуостров как вполне сложившийся этнос со своим особым языком, психическим складом, мировосприятием и культурой. Скорее всего, все это они обрели уже после того, как их предки обосновались в Эгеиде, в процессе длительного взаимодействия и ассимиляции с племенами, жившими до них на этой же территории. Данное обстоятельство заставляет гораздо серьезней отнестись к тому культурному наследию, которое выработало догреческое население интересующего нас региона. Вследствие этого определенную остроту принимают до сих пор неразрешенные вопросы относительно этнической принадлежности народов так называемого «догреческого субстрата». Подтверждением актуальности исследования культур Эгейского региона эпохи бронзы может служить и то, что до сих не решена важная проблема типсшогизации эгейских культур, в особенности на фоне таких феноменов, как дворцово-храмовые цивилизации Центральной Анатолии и Сирии.

Эгеида эпохи бронзы предстает перед нами, как звено исторической цепи, некогда соединявшей Европу с породившей ее Евразией и именно поэтому изучение истории эгейских культур, их основных институтов и механизмов функционирования имеет огромное научно-теоретическое значение.

Степень разработанности темы. На данный момент можно считать в достаточной степени разработанными лишь отдельные аспекта пробле-

ме. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛиеТЕКА

мы становления и развития эгейских культур. Научное исследование истории Эгейского региона в Ш-П тысячелетиях до н. э. по археологиче- I ским источникам началось относительно недавно1. Постепенное 1 накопление данных привело к созданию первых обобщающих работ по > истории Эгеиды эпохи бронзы2. Однако следует ответить, что в боль- 1 шинстве археологических исследований отсутствуют общие очерки исторического развития региона, поскольку традиционно главное внимание уделяется изучению разнообразного и многочисленного вещественного материала.

Успехи лингвистов в изучении истории Эгейского региона эпохи бронзы связаны, прежде всего, с дешифровкой в начале 1950-х годов М. Вентрисом и Дж. Чэдвиком линейного письма В3. Следующим шагом в области изучения древних балканских языков явился труд В. Георгиева, в котором автор доказал, что язык догреческого субстрата ^

принадлежит к индоевропейской языковой семье4. Несмотря на достигнутые в этой области несомненные успехи, можно отметить отсутствие 1 принципиального прогресса в теоретических и конкретных разработках •со времени выхода трудов вышеназванных авторов, что вызвано, отсутствием успеха в дешифровке линейного письма А, и, особенно, тем, что возможности интерпретации лингвистических источников практически исчерпаны.

В последнее время стало очевидным, что решение всего комплекса проблем, касающихся этнической идентификации догреческих Племен Эгеиды невозможно на материалах исключительно лингвистики; и дальнейшее продвижение предполагает активное использование всей суммы археологических и лингвистических аргументов. Именно такой комплексный подход, делающий возможным соотнесение того или иного этноса с определенной археологической культурой, нашел отражение в ряде специальных публикаций5. Однако, до сих пор лингвисты трактуют . археологические данные весьма вольно, используя эти материалы только

1 В числе первых исследований на эту тему следует выделить монографию А. Эванса {Evans А. The Palace of Minos at Knossos. Vol. I.-IV. L., 1921-1935).

2 Две наиболее крупных монографии на эту тему принадлежат Ф. Шахермайру (Schahermeyr F. Die ältesten Kulturen Griechenlands. Stuttgart, 1955) и К. Ренфрю (Ren-Jrew С. The.Emergence of Civilization: The Cycladen and the Aegean in the Third Millennium В. C. L., 1972). Крупным вкладом отечественных исследователей в разработку данной темы явилась изданная в 2002 году монография Ю. В. Андреева (Андреев Ю. В. От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (Ш - начало I тыс. до н.э.). СПб., 2002).

3 Ventris М, Chadwick J. Documents in Mycenaean Gieek. Cambridge, 1956.

4 Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родственные отношения индоевропейских языков). М., 1958.

5 См.: Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984; Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989 и др.

для иллюстрации, а археологи игнорируют всю сумму лингвистических аргументов, беря на вооружение лишь отдельные результаты.

Тем не менее, следует отметить общую тенденцию — в последние десятилетия предпринимаются попытки реконструировать исторический процесс в Эгеиде с помощью комплексного подхода, - с привлечением лингвистических, исторических и археологических данных.

Хронологические рамки исследования. За условную нижнюю границу настоящего исследования взят рубеж 1У-Ш тысячелетий до н. э., когда в Эгеиде началась эпоха бронзы и появились первые ростки оригинальной дворцовой цивилизации. Верхняя хронологическая граница варьируется, так как находится в прямой зависимости от времени расселения греческих племен. Причем, если приход эллинов на Крит, Киклады и в Западную Анатолию датируется относительно легко, то время их появления на территории материковой Греции точно неизвестно. Рамки исследования ограничиваются для Крита и Киклад ХХХ-ХУ веками до н. э. (до микенского завоевания), для Западной Анатолии - ХХХ-ХП веками до н. э. (до конца бронзового века).

Цель и задачи исследования. Главной целью данной работы является раскрытие генетических связей догреческих культур Эгейского региона в бронзовом веке с использованием комплексной, междисциплинарной методики - с привлечением археологических, исторических и лингвистических источников. В связи с этим в работе проведен сравнительно-исторический обзор четырех основных эгейских культур (критской, кик-ладской, южно-балканской и западно-анатолийской) при соблюдении не столько территориального, сколько хронологического принципа. В этой связи необходимо решение следующих задач:

- установить степень влияния эколого-географических факторов на основные культуры Эгеиды эпохи бронзы;

- выявить специфику и основные тенденции исторического процесса в Эгеиде до прихода протогреческих племен и, особо - причины поступательного, динамичного развития критского общества;

- сопоставить археологические культуры эгейских сообществ между собой и выявить степень их взаимовлияния;

найти этнический эквивалент культуре так называемой «миний-ской» керамики;

- определить время прихода и постепенного распространения индоевропейских и, отдельно, протогреческих племен в Эгейском регионе.

Научная новизна исследования определяется, в первую очередь, тем, что оно является одной из первых попыток (как в отечественной, так и в западной науке) комплексного исследования (с привлечением различных категорий источников) особенностей развития догреческих эгейских куль-

N

тур эпохи бронзы. Полученные результаты позволяют на новом уровне знания реконструировать исторические процессы в Эгейском регионе.

■<! Практическая значимость работы определяется тем, что обобщенные в ней материалы и выводы могут быть использованы при чтении общих и специальных лекционных курсов по истории древней Греции, археологии и этнографии; по вспомогательным и специальным историческим дисциплинам, в частности, - истории искусства и истории религии; при проведении семинарских занятий и написании дипломных работ. Материал настоящей работы может найти применение в дальнейших исследованиях в области исторической науки.

' Источниковой базой настоящей работы являются данные античной нарративной традиции, сравнительного языкознания и археологии. Создание более или менее цельной картины этнокультурных процессов Эгейского региона возможно лишь с привлечением различного вида источников, так как использование одной из категорий в отдельности, как показала практика, закономерно приводит к ошибочному пониманию ситуации в целом.

Сведения античной письменной традиции о древнейшей истории Эгеиды носят несистематический характер и фактически неотделимы от более поздних греко-микенских слоев. При их использовании следует учитывать время их создания - греческие авторы классической эпохи не могли знать и, следовательно, записать многие события, отстоящие от них более чем на две тысячи лет. ,

Данные сравнительно-исторического языкознания также имеют свои недостатки: 1) невозможность учета исследователями этнических смен, что влекло за собой уже в историческое время переименование топонимов - важных составляющих любого лингвистического исследования; 2) глоттохронологические расчеты, в том случае, когда речь идет о, взаимоотношении языков и языковых семей более отдаленного прошлого, не всегда способны дать точные временные ориентиры, так как плотность населения была небольшой и языковая устойчивость не могла поддерживаться фиксацией слова в письменном виде. Кроме того, лингвисты, занимающиеся сравнительно-историческим языкознанием, в своих исследованиях склонны переоценивать возраст языковых связей без сколько-нибудь подробного аргументированного обоснования вводимых временных шкал.-. ,

Свои плюсы и минусы имеют и археологические данные, которые являются самой разнообразной и полной категорией истбчников по истории Эгеиды бронзового века. Главный же' недостаток археологических источников состоит в том, что, несмотря на четкое привязывание археологических культур к определенной территории, они ничего не сообщают относительно этнической принадлежности носителей этих культур. Не мо-

гут они дать прямых сведений и об общественном строе в случаях, когда изучаемая культура слишком далеко отстоит от нас по времени. Тем не менее, благодаря своей массовости именно археологические данные, по сравнению с другими источниками, наиболее информативны.

Методологической основой диссертации является комплексный подход к источникам, представляющий собой совокупность приемов, методов и принципов исторической критики. В исследовании использован, прежде всего, исторический метод, важный для рассмотрения изменяющихся во времени явлений. В разных частях исследования предпочтение отдавалось, наряду с этим, и другим, как общенаучным, так и конкретно-историческим методам.

Из общенаучных методов применены: 1) индуктивный (от частного к общему) и дедуктивный (от общего к частному) методы; 2) метод междисциплинарного синтеза - в исследовании исторические реалии осмысливаются с учетом наблюдений, положений и выводов из области археологии, исторической лингвистики и этнографии.

Из конкретно-исторических методов применен проблемно-хронологический, позволяющий в рамках определенного временного отрезка выделить и проанализировать наиболее важные проблемы.

Апробация работы. Основные результаты исследования апробированы в ходе обсуждения докладов, с которыми автор выступил на следующих конференциях:

- на студенческо-аспирантских конференциях СГУ в 1998, 1999, 2000, 2001,2003 гг.;

- на III кубанской международной археологической конференции (Анапа, 2001 г.)

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, содержащих девять параграфов, и заключения. К тексту работы приложены: список использованных источников и литературы, список сокращений и приложения.

В первой главе проанализированы эколого-географические факторы восточного Средиземноморья и степень их влияния на культуры Эгейского региона. Здесь же освещены наиболее значимые моменты перехода эгейских культур от неолита к раннему бронзовому веку. Во второй главе показано развитие основных культур Эгеиды в III тысячелетии до н. э., а также выявлена степень их взаимовлияния в данный период. В третьей главе, хронологически охватывающей все II тысячелетие до н. э., проведена этническая идентификация носителей культуры минийской керамики и дается суммарная характеристика культур Крита и Трои до появления здесь грекоязычных племен. В отдельном параграфе рассматривается проблема локализации индоевропейской прародины и в связи с этим - вопрос о возможных путях миграции индоевропейских племен в Эгейский регион.

В приложении I в табличной форме дана сравнительная хронология эгейских культур эпохи бронзы. В приложении II даны карты Эгейского региона и отдельных географических ареалов в III-II тысячелетиях до н. э. Приложения III, IV я V содержат иллюстрации - соответственно, планы поселений и отдельных строений, отдельные образцы искусства, керамика эгейских культур эпохи бронзы. В приложении VI приведены данные нарративной традиции о царях Трои.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ.

Во введении обосновывается актуальность тема исследования и ее научная новизна, определяются хронологические рамки работы, характеризуется источниковая база, дается обзор использованной литературы, формулируются цель и задачи работы и определяется ее методологическая основа.

В первой главе «Эгейский регион на рубеже IV-III тысячелетий до н. э.: общая характеристика» анализируется географическая специфика Эгейского региона, а также рассматриваются особенности перехода эгейских культур от неолитической стадии к раннему бронзовому веку.

Процесс становления и распространения производящих форм экономики в Эгеиде происходит намного раньше, чем на остальной части европейского континента. Хронологически он лишь немного отстает от аналогичных процессов на Ближнем Востоке. Уже к началу V тысячелетия до н. э. полностью складывается самобытный Балканский центр производящего хозяйства. Интенсивность связей Эгеиды с Ближним Востоком в неолите незначительна и они ни в коей мере не могут считаться определяющими, - объяснить специфику развития Эгейского мира влиянием более развитых близлежащих обществ не удается.

Выяснить причины возникновения в Балканском регионе ряда самобытных культур невозможно без знания географических и тесно связанных с ними экологических условий данного района. Некоторые из наиболее характерных черт и особенностей природной среды Эгеиды в целом могут быть признаны общесредиземноморскими. Но три фактора географического плана выделяют Эгейский регион во всем Средиземноморье. Во-первых, береговая линия данного района намного превосходит протяженность берегов других средиземноморских регионов, что создавало предпосылки для зарождения чрезвычайно мобильных, жизненно активных популяций, ориентированных на интенсивные контакты с внешним миром. Во-вторых, по суше доступ на территорию региона с востока и с севера был всегда сильно затруднен из-за перегораживающих эти пути горных массивов. Тем самым жители Эгеиды в течение длительного времени, были изолированы от наиболее опасных очагов военной агрессии. В-третьих,

сама природа Эгейского мира с характерным для нее тяготением к замкнутым, компактным формам ландшафта и чрезвычайным многообразием экосистем, порождала постоянное взаимодействие небольших человеческих сообществ. Естественное неравенство отдельных сообществ должно было еще более обостриться после того, как сельское хозяйство ряда районов Эгейского мира вступило на путь поликультурного земледелия в форме «средиземноморской триады», а в ремесленном производстве стали отчетливо проявляться тенденции к специализации и профессионализации труда. Распространением «средиземноморской триады» объясняется и смещение в III тысячелетии до н. э. центров культурной зоны Эгейского мира с севера (Фессалии) на юг. Новые центры строятся по преимуществу в местах с более изрезанным рельефом, где существовали благоприятные условия для оливко-водства и виноградарства.

Культуры, сложившиеся на территории Эгейского мира в течение III тысячелетия до н. э., необходимо квалифицировать как продукты местного развития. Этот вывод подтверждает и археология - к настоящему времени известно довольно много поселений этого времени с четко выраженной последовательностью слоев позднего неолита и ранней бронзы, а, следовательно, объяснение экономических и социальных сдвигов нужно связывать с внутренним развитием Эгеиды.

Переход от энеолита к раннему бронзовому веку не ограничивается технологическим моментом. Он носит гораздо более глубокий и многосторонний характер, охватывая фактически все стороны человеческой жизни. Начало всех процессов, происходящих в ранней бронзе, берет свое начало еще в неолите, но технологический скачок и последствия этого скачка в значительной степени активизировали данные процессы, что вывело племена Эгеиды на качественно иной уровень общественного развития. При этом следует отметить несомненную этническую преемственность населения Эгеиды в эпоху энеолита и ранней бронзы.

Вторая глава «Эгеида в раннем бронзовом веке (III тысячелетне до н. э.)» содержит пять параграфов.

В первом параграфе «Остров Крит» дан анализ особенностей развития минойской культуры в раннем бронзовом веке. С наступлением эпохи бронзы критское сообщество вступает в новую фазу своего развития, которая характеризуется заметным ускорением темпов роста населения на острове, что привело к образованию крупных агломераций вскоре после середины III тысячелетия до н. э. О значительном росте населения свидетельствует широкое распространение некрополей различных видов. Разнообразие погребальных обычаев, говорит о том, что население острова в раннеминойское время состояло из переселившихся сюда различных групп, которые еще не слились и не создали однородной культуры. В це-

лом можно отметить устойчивую приверженность обитателей Крита к обычаю повторных захоронений. Этот обычай, возникший еще в начале эпохи бронзы, прослеживается вплоть до ее конца, что говорит о необычном консерватизме критян, в котором унаследованная традиция играла гораздо более существенную роль, чем в любом другом месте Эгеиды. Благодаря силе традиций родовая солидарность не только не была изжита, но приняла гипертрофированные формы.

Культура Крита, по сравнению с другими регионами Эгеиды в эту эпоху производит впечатление отсталой, даже примитивной. Так, настоящая бронза в раннеминойский период не была еще освоена. Однако в керамическом производстве Крит не уступал Трое, Кикладам и Элладе, что подтверждает керамика стилей Лебена и Айос Онуфриос.

■ При раскопках критских некрополей и поселений раннеминойского периода находят много образцов восточного импорта. Несомненно, ключевую роль в торговых контактах сыграло изобретение парусного судна. Освоив морские пути, ведущие на восток, минойцы впервые сумели использовать все преимущества своего благоприятного географического положения. Прежде всего, обитатели Крита открыли для себя колоссальный рынок сырья и, что гораздо важнее, - рынок новых идей. При этом миной-цам удалось избежать утраты своей индивидуальности, что говорит о внутренней самодостаточности критской культуры.

Что касается этнической принадлежности минойцев, то достоверно лишь то, что оно было неоднородно. Неолитическое население Крита явно включало североафриканский элемент. В то же время, в нововведениях, которыми век металла отличается от неолита, пожалуй, еще отчетливее прослеживаются азиатские черты. То же самое показывает и религиозная символика критян, не имеющих аналогов в Элладе и явно ведущая свое происхождение от неолитических культур Центральной Анатолии (Чатал Гуюка и Хиджалара). Скорее всего, на Крите произошло слияние нескольких этносов, и название «критяне» носило искусственный характер.

Уникальный феномен минойцев находит свое объяснение в благоприятном стечении исторических, географических и этнопсихологических обстоятельств, благодаря которым Крит смог отделиться от конгломерата эгейских культур и занять свое особое положение на грани двух миров -варварского мира Евразии и мира древневосточных цивилизаций.

. .Во втором параграфе «Кикладский архипелаг» рассматриваются особенности развития культуры Кикладских островов эпохи ранней бронзы, которая, вне всякого сомнения, представляет собой самое удивительное и своеобразное явление в истории Эгейского мира этого времени.

Внешний облик кикладской культуры, насколько можно судить по достаточного богатому археологическому материалу, производит двойственное, впечатление. Исходя из детерминистских теорий складывания государственных отношений, Киклады идеально подходят для ранней

имущественной и социальной дифференциации населения. Однако археологический материал свидетельствует об обратном. В некоторых отношениях кикладцы явно уступали своим ближайшим соседям по Эгейскому бассейну, как на материке, так и на островах. Так, кикладская архитектура периода расцвета (период Керос-Сирос) явно «грешит» примитивизмом. В этот период экономика островных племен в значительной степени ориентировалась на различные виды морских промыслов. О масштабах кикладского мореплавания свидетельствуют многочисленные находки в виде сырья, готовых ремесленных изделий и предметов искусства, разбросанных в очень широком диапазоне по всему Эгейскому бассейну.

В заселении островов могли участвовать выходцы как с европейского, так и с азиатского побережий Эгейского моря, сплав, образовавшийся в результате смешивания и слияния разнородных культурных традиций, оказался совершенно непохожим на все известные одновременные культуры Эгеиды. К сожалению, традиции кикладских мастеров не получили своего дальнейшего развития и по не совсем понятным причинам все культурное наследие было утрачено. Во всяком случае, новая кикладская культура, возникшая в П1 тысячелетии до н. э. под прямым воздействием минойской культуры не имела ничего общего с оригинальной предшественницей.

Искусство кикладской культуры эпохи ранней бронзы заняло свое неповторимое место в мировой культуре в основном из-за успехов в области пластики, образцы которой не имеют аналогов во всей Эгеиде и за ее пределами. Знаменитые каменные статуэтки, указывающие на автохтонность развития данной культуры, стали своеобразным символом этой островной культуры.

Около 2200 года до н. э. численность кикладских поселений на всех островах архипелага резко сократилась. Однако никаких признаков появления на архипелаге культур принципиально иного типа обнаружить не удается, а стало быть, нет оснований говорить о приходе на острова нового народа. Ситуация становится более понятной, если рассматривать ее в контексте всего Эгейского региона: с одной стороны, на юге Балкан и в Анатолии наблюдается этническая смена, что сказалось на частоте торговых отношений Киклад с данными регионами; с другой, - относительная равномерность развития отдельных частей Эгеиды с переходом к периоду средней бронзы была резко нарушена в пользу Крита.

В третьем параграфе «Материковая Греция» анализируются раннеэл-ладский период южно-балканской культуры. Наиболее значительные археологические памятники этой культуры сгруппированы на территории Средней Греции и северо-восточного Пелопоннеса, хотя помимо этих основных районов поселения раннеэлладского времени удалось обнаружить на довольно обширной периферии.

Характерной чертой раннеэлладских поселений считается их расположение на возвышенных местах вблизи моря. «Как правило, они контроли-

ровали обширные массивы плодородной земли, из чего можно заключить, что главными источниками их благосостояния были земледелие, скотоводство и только в какой-то мере морские промыслы и торговля. По своим размерам и способам архитектурной организации пространства эти поселения далеки от единого стандарта. Наряду с рядовыми, как правило, неукрепленными земледельческими поселениями, среди них встречаются и крупные центры типа цитаделей с монументальным зданием посреди обнесенной стеной площадки. Образцом такого рода планировки может служить наиболее известная из раннеэлладских цитаделей ЛернаШ с так называемым «Домом черепиц» в центре. Совершенно очевидно, что для сооружения архитектурного ансамбля таких масштабов требовались усилия большого количества людей, подчинявшихся авторитету центральной власти. Это впечатление еще более усиливает склад глиняных слепков с печатей, открытый в одном из помещений «Дома черепиц». Вероятнее всего, в этой части Пелопоннеса в середине Ш тысячелетия до н. э. начало формироваться примитивное государство, державшее под своим контролем значительные материальные и людские ресурсы и в силу этого нуждавшееся в простейшей системе учета. В то же время, немногочисленные укрепленные поселения являются скорее исключением, чем правилом.

Ярко выраженная градация материковой Греции на отдельные культурные регионы в заключительной стадии эпохи ранней бронзы подталкивает к мысли о сильном влиянии более передовых обществ. На это указывает также характер захоронений в развитых центрах Эллады. В то же время по сравнению с другими культурами Эгеиды южно-балканские культуры имеют ряд особенностей: в отличие от Киклад, экономика напрямую зависит от земледелия; то же самое наблюдается в архитектуре и керамике. Скорее всего, укрепленные поселения Греции раннеэлладского времени были основаны выходцами с Киклад, но, отделившись от метрополий, стали развиваться на иной экономической основе, что в конечном итоге привело к резким отличиям колоний от островных поселений, хотя, судя по всему, контакт между ними не прекращался. Кроме того, огромное значение имело и культурное влияние Западной Анатолии.

Дальнейшее развитие раннеэлладской культуры внезапно прервано как раз в тот момент, когда она уже была близка к своему «зениту». Несомненные следы вражеского вторжения имеются на многих поселениях южных Балкан. Материальная культура уцелевших поселений совершенно преобразовалась, что позволяет сделать вывод об этнической смене в Элладе на рубеже Ш-П тысячелетий до н. э.

Явный регресс раннеэлладской культуры означает, что раннеэлладская культура не может считаться той почвой, на которой много позже выросла микенская цивилизация.

В четвертом параграфе «Западная Анатолия» рассматриваются особенности развития культуры Трои и родственных ей культур близлежащих

островов Эгейского моря в эпоху ранней бронзы. Западно-анатолийский регион, в силу своего географического положения образует как бы мост, с помощью которого осуществлялось культурное влияние Азии на Европу. Именно здесь, еще в самом начале Ш тысячелетия до н. э., возникли самые древние во всей Эгеиде очаги примитивной урбанизации.

По темпам развития, троянская культура опережала другие культуры Эгейского мира. О далеко зашедшей социальной и имущественной дифференциации жителей Трои II, помимо массивных оборонительных сооружений, свидетельствуют клады изделий из драгоценных металлов, характер жилых построек, а также широкие торговые связи. О наличие таких торговых связей говорят как импортируемые предметы, так и элементы подражания иноземным образцам в изобразительном и ювелирном искусстве, прослеживающиеся с самого начала III тысячелетия до н. э. Географическим положением Трои, изначально подразумевавшим широкие торговые связи, объясняется эклектичность троянской культуры, наиболее ярко проявившейся в керамическом производстве.

Несмотря на огромный «потенциал» троянской культуры, в конце III тысячелетия до н. э. последовал довольно продолжительный период упадка (Троя IV-V), в результате чего переход на стадию цивилизации здесь в это время не состоялся, хотя все предпосылки для этого уже были в наличии. Главное отличие строительных фаз Трои IV-V заключается в том, что в это время изменилась экономическая ориентация троянцев, - на фоне резкого уменьшения контактов с западными территориями увеличивается торговый оборот с областями Центральной Анатолии.

Троя I, также как и сменившие ее Троя II, III и IV, могла погибнуть в результате случайного пожара или землетрясения. Никакого разрыва преемственности культурных традиций в это время не наблюдается. Такая же преемственность наблюдается и в слое Троя V, однако именно в нем (в заключительном периоде), на фоне керамики, продолжающей традиции местной культуры, впервые появляется так называемая минийская керамика, идентифицируемая с индоевропейскими племенами. Хотя никаких очевидных свидетельств разрушения Трои V пришедшими «минийскими» племенами нет, следует предположить, что конец троянской автохтонной культуры связан именно с приходом около 1900 года до н. э. в Западную Анатолию нового этнического массива, что подтверждают явные признаки трансформации местной культуры в начале первой фазы Трои VI.

В пятом параграфе, носящим название «Проблема "Эгейского культурного койне"», рассматривается имеющий принципиальное значение при изучении раннего бронзового века Эгейского региона вопрос о существовании эгейской культурной общности.

Основные культурные очаги данного региона, конечно, не были полностью изолированы друг от друга. Это подтверждают многочисленные археологические находки, говорящие о размахе и широте внутриэгейской

торговли. В своей совокупности эти торговые связи указывают на существование в эгейском регионе некоторого подобия контактной зоны с центром на Кикладском архипелаге, в пределах которой происходила циркуляция определенных артефактов.

Очевидно, что циркуляцию идей и представлений (в том числе и распространение некоторых типов посуды) следует связать с успехами кикладцев в такой сфере хозяйственной деятельности, как кораблестроение и мореплавание. В этом отношении жители Кикладского архипелага резко отличаются от земледельческого населения близлежащих регионов, - факт, сам по себе являющийся контраргументом против существования эгейской общности.

Как представляется, именно невзаимосвязанностью культурных процессов можно объяснить локальные отличия различных артефактов эгейских культур (особенно ярко данное положение демонстрируют архитектурные традиции, металлургия и керамика), а также нежизнеспособность трех из четырех культур Эгеиды раннего бронзового века. Поэтому такого рода историческая абстракция, как «эгейское культурное койне», есть просто научная условность, серьезное отношение к которой приводит к растворению в ней конкретных археологических культур и стоящих за ними этнических образований с их неповторимым индивидуальным обликом.

Третья глава «Догреческие культуры Эгеиды эпохи средней и поздней бронзы» содержит четыре параграфа.

В первом параграфе «Дворцы Миноса» рассматривается развитие ми-нойской культуры с начала второго тысячелетия до н. э. до микенского завоевания острова в XV веке до н. э.

Среднеминойская культура 1-П периодов - это время постройки «старых» дворцов в Кноссе, Маллии и Фесте. По сути, первые дворцы напоминают не столько царские резиденции, сколько некие общественные центры. Строительство дворцов, скорее всего, имело место до развития такой социальной и экономической организации, которая интегрировала население в государственное объединение. Однако погребения свидетельствуют о завершении этого процесса только с созданием новых дворцов в среднеминойском Ш периоде, после того, как старые дворцы были разрушены в результате землетрясения. Переход от двухступенчатой иерархии поселений (дворцы - сельские поселения) к трехступенчатой (дворцы - виллы - сельские поселения) происходит в эпоху, наступившую после перестройки новых дворцов, когда общинные формы повторных захоронений прекращаются и появляются индивидуальные могилы.

Следы слабого социального расслоения рядовых поселений, при одновременном смещении «центра тяжести» дворцовой экономики в сторону таких видов хозяйственной деятельности, как мореплавание и торговля,

предполагает существование на Крите многочисленного и влиятельного «среднего класса», состоявшего из купцов, судовладельцев и профессиональных ремесленников. Данное обстоятельство позволяет квалифицировать дворцы как сосредоточие не столько царской, сколько общественной власти, что объясняет полифункциональность дворцовых сооружений.

Мощный динамический импульс, полученный минойской культурой уже в самом начале ее жизненного цикла и приведший к созданию сложной политической системы, действовал и в сфере ремесла и искусства, о чем свидетельствуют керамика, пластика и, особенно, изобразительное искусство, тесно связанное с религией. Обращаясь непосредственно к религии минойского Крита, следует отметить наличие мощного пласта глубоко архаичных верований и обрядов, несущих на себе ясно выраженную печать первобытного синкретизма. О консервативности религиозных представлений критян также свидетельствуют следы человеческих жертвоприношений.

Развитие оригинальной критской культуры, для которой характерно поступательное движение от эпохи неолита к позднеминойскому II периоду, было внезапно прервано в самом начале XV века до н. э. Катастрофа, постигшая критские поселения, была всеобщей - везде обнаруживаются следы насильственного разрушения, сопровождавшегося пожарами, что невозможно связать с последствиями сильного землетрясения. Около 1470 года до н. э. в Кноссе фиксируется исчезновение линейного письма А, а к середине столетия на всем острове распространяется линейное письмо В, что говорит о завоевании Крита ахейскими племенами, что подтверждает археологический материал. Непрерывное развитие критской культуры было прервано насильственным образом.

Во втором параграфе «От Пеласгии к Элладе» идет речь об особенностях развития культур юга Балканского полуострова, связанного с приходом сюда индоевропейских племен. Судя по целому ряду признаков, хронологический отрезок, отделяющий раннеэлладский период от микенской цивилизации, был временем затяжной культурной стагнации. Жизнь основной массы населения страны в этот период едва ли поднималась над уровнем элементарной борьбы за выживание.

Археологически пришельцев легко отличить по серой минийской керамике. Ранее минийскую керамику определяли в качестве верного признака этнической смены, произошедшей приблизительно в 1900 году до н. э., однако раскопки в Лерне позволили установить, что серая посуда является продолжением традиций Тиринфской культуры раннеэлладского 1П периода. Таким образом, миграции около 1900 года до н. э. никакого отношения к «минийцам» не имеют, и, если связывать минийскую керамику с появлением нового этнического элемента, то только со следами вторжения на территорию Эллады, датированными приблизительно 2200/2150 годами

I

I'

до н. э. Данная схема развития хорошо согласуется с античными преданиями о догреческом населении Эллады.

Принадлежность носителей минийской культуры к индоевропейской языковой семье не вызывает сомнения. Расшифровка крито-микенских текстов линейного письма В позволяет предполагать наличие греческих племен на Балканах по крайней мере за несколько веков до XV столетия до н. э., то есть предположение об идентичности «минийцев» и греков вполне правомерно. Однако часть топонимики Эгейской области, имеющая индоевропейское происхождение, не может быть истолкована на основе греческого языка. Самым вероятным является предположение, что догреческим народом являлись пеласги, в пользу чего говорят многочисленные упоминания в античной и древневосточной традициях. Лингвисты по-разному оценивают реальность существования языка пеласгов: от полного его отрицания до отождествления с фракийским. Однако вместе с отрицанием языка переносится в область мифа и сам этнос, а, следовательно, и надежность сведений о них Геродота и других античных авторов, с чем трудно согласиться.

Подтвержденная исторической топонимикой широкий ареал распространения пеласгских племен делает понятной ту большую роль, которую отводят им многие предания греков. Такая многочисленность не могла пройти бесследно, тем более что процесс ассимиляции пеласгов протогреками наверняка происходил на протяжении нескольких столетий. Кроме того, исходя из логики событий, протогреческие племена должны были отставать в своем развитии от пеласгов, так как они пришли на территорию распространения развитой среднеэлладской культуры еще будучи «варварами». Это подтверждается как археологией (появление в среднеэл-ладском II периоде матово-расписной керамики), так и самой античной традицией и лингвистикой. Пеласги греческой традиции, благодаря исследованиям лингвистов и археологов, предстают перед нами как реальная этническая единица.

С приходом «северных варваров» культура раннеэлладской Греции, уже успевшая достигнуть в своем развитии достаточно высокого уровня, резко деградировала. Переход на более высокую ступень развития в этой части Эгейского мира состоялся приблизительно через пять столетий, с появлением в Микенах первых шахтовых могил.

В третьем параграфе «Дарданский Илион» рассматривается Западно-анатолийская культура во II тысячелетии до н. э. После периода упадка начался новый расцвет Трои, связанный с сооружением самой большой из всех стоявших на этом месте цитаделей, известной науке под названием Троя VI. Помимо возведения крепостной стены, фиксируются значительные перемены в архитектуре. Есть все основания предполагать, что расцвет Трои VI также связан с приходом сюда новых племен - носителей минийской керамики.

Надо сказать, что сам по себе факт наличия минийской керамики не может считаться надежным показателем этнической близости населения юга Балкан и Западной Анатолии. Однако с Троей дело все-таки обстоит по-особому, - из-за определенной аналогии керамических стилей в Трое и на Балканах периода средней бронзы переходящей в последующие контакты троянцев с микенским миром, установившиеся еще до начала движения самих греков-михенцев в Анатолию. Кроме того, в это же время увеличивается интенсивность торговли с материковой Грецией в ущерб традиционным торговым контактам с раннефракийским регионом.

Троя VI была разрушена в результате сильного землетрясения. Почти сразу была построена новая цитадель, отстроены дома и в целом культура троянцев не претерпела каких-либо значительных изменений, хотя, естественно, последствия землетрясения не могли не сказаться - Троя VII а, как и последующая Троя VII b представляют собой более скромные поселения. Плотность застройки, по сравнению с Троей VI, значительно увеличена, что толкает на мысль о притоке под защиту стен города жителей близлежащих к нему территорий. Данное обстоятельство косвенно доказывает существенное уменьшение заселенной площади вне стен цитадели, что говорит о политической нестабильности в данном регионе. Это факт является одним из аргументов сторонников идентификации Трои Vila с гомеровской Троей, хотя никаких археологических свидетельств присутствия микенцев под Троей не найдено. Данные обстоятельства могут быть объяснены появлением в слоях Трои VIIЫ грубой лепной керамики (аналоги которой не производились в данном регионе около десяти столетий), которая появляется в более или менее современных слоях на юге Балкан, Кипре, в Сицилии и южной Италии. Скорее всего, близкородственные племена разрушили дворцовые комплексы в Пелопоннесе и разграбили Трою Vila. Причина конца Трои VIIЫ, скорее всего, так и останется неразрешенной тайной истории - никаких свидетельств разрушений, пожаров и т. д. археология не фиксирует. Однако уже в следующей строительной фазе, Трое VIIЬ2 можно четко фиксировать наличие нового , этнического элемента, о чем свидетельствует доминирование фракийской

керамики, которая является характерным признаком начала железного века - в районе Восточного Средиземноморья.

В целом создается впечатление, что за свою более чем полуторатысячелетнюю историю троянцы так и не сумели обрести свою , ясно выраженную культурную индивидуальность, и именно в силу этого

были обречены на неудачу. Падение Трои VI в результате землетрясения, гибель следующих за ней более скромных поселений: Трои VII а, VIIЫ и Ь2, в сущности, могут быть признаны вполне логичным и закономерным финалом многовековой истории этой экстравертной культуры, которая так и не смогла своими силами выбраться из исторического тупика.

I

I ¡

В четвертом параграфе «Миграции индоевропейских племен в Эгейский регион и проблема локализации индоевропейской прародины» рассматривается широкий круг вопросов, связанных с индоевропейской проблематикой.

Вопрос о том, что представляло собой древнейшее население европейского континента, связан с проблемой формирования индоевропейской языковой общности и ее локализацией. В настоящее время множество точек зрения по этим вопросам группируются вокруг четырех основных гипотез, локализующих индоевропейскую прародину в Балкано-Карпатском регионе, в евразийских степях, на территории Передней Азии и в так называемой циркумпонтийской зоне.

Гипотетическое расположение индоевропейской прародины на территории Северного Кавказа - Прикубанья может легко объяснить заимствования в протоиндоевропейском языке из северокавказских, западнокавказских и семитских языков. Контакт индоевропейских племен с представителями семитской языковой семьи в доисторическое время был возможен только в двух местах - либо в Малой Азии (однако, в таком случае наблюдались бы заимствования индоевропейской лексики в хуррит-ском, урартском, митаннийском и в ряде других языках), либо в Прикубанье, где семитский элемент четко прослеживается в Майкопской культуре. С другой стороны, факты взаимодействия с алтайскими и финно-угорскими языками позволяют «очертить» индоевропейскую прародину в пределах от Северного Кавказа до Урала, соответствующей ареалу ямной культуры (!) с ее девятью локальными вариантами. Это позволяет объяснить и дробление единой индоевропейской прародины на отдельные языковые общности.

Такая ее локализация, кроме того, объясняет путь миграций индоевропейских племен - южная часть «общности» мигрировала на юг (хетты); северо-восточная и восточная на Запад и Северо-запад (фракийцы, пеласги, протогреки, а позднее кельтские и германские племена); какая-то часть, обойдя с севера Каспийское море, - в Среднюю Азию и далее в Индию (индоиранские племена). Данная схема хорошо подтверждается хронологически (учитывая время фиксации индоевропейских племен на территориях, где заканчиваются миграции), снимает вопрос о сильном отличии хеттского и древнегреческого языков и позволяет сократить распад единой индоевропейской прародины до конца IV - начала III тысячелетия до н. э.

Археологически доказать приход индоевропейских племен на территорию Эгеиды достаточно просто - как уже было показано, культуры данного региона развивались без вмешательства новых этнических элементов начиная с эпохи неолита по конец раннего бронзового века, пока следы вторжений не фиксируются на заключительном этапе развития Тиринф-ской культуры приблизительно в 2200/2150 годах до н. э., когда в Элладе впервые появляется так называемая минийская керамика. Следующая ми-

грационная волна фиксируется приблизительно в 1900 году до н. э., и далее в самом конце позднеэлладского периода. Скорее всего, миграционная волна 2200/2150 годов до н. э. включала индоевропейские, но не греческие элементы, а последующую волну составляли ахейские племена. Данное предположение весьма удобно сочетается не только с античными преданиями о догреческом населении Эллады, но и с данными, предоставляемыми археологией.

В заключении обобщаются результаты проведенного исследования и формулируются следующие сделанные по ходу работы выводы:

- зарождение в Эгеиде эпохи бронзы жизненно активных популяций, ориентированных на интенсивные контакты с внешним миром объясняется эколого-географическими факторами; становление и распространение производящих форм экономики, произошедших в неолите, несомненно, следует связывать с культурным влиянием переднеазиатских цивилизаций, однако это влияние следует оценивать как первоначальный импульс, на основе которого развились оригинальные культуры Эгеиды;

- культуры Эгейского бассейна эпохи ранней бронзы, несмотря на существование контактной зоны с центром на Кикладском архипелаге, развивались сравнительно независимо друг от друга. Дискретность развития основных культур Эгеиды раннебронзового века особо ощущается в исторических итогах этой эпохи - ни в Троаде, ни на Кикладах, ни на Пелопоннесе настоящие цивилизации, характеризующиеся созданием государственного аппарата, так и не сложились;

- причины динамичного развития критского общества кроются в наличии больших массивов пригодной для обработки земли, обеспечивающих правящую элиту необходимым количеством избыточного продукта, а также в выгодном, безопасном географическом положении;

- цивилизации раннего бронзового века Эгеиды были созданы населением, относительно языковой принадлежности которого существуют лишь смутные догадки. Лишь на рубеже П1-11 тысячелетий до н. э. в Троаде и юге Балкан появились новые пришельцы, которые, бесспорно, говорили на языке (или же на языках), относившимся к индоевропейской семье, так как этнических смен в Эгеиде со времен неолита до конца III тысячелетия до н. э., скорее всего, не было;

- первыми индоевропейцами, появившимися в Эгейском регионе, следует признать племена пеласгов, факт существования которых не подлежит сомнению. Кроме того, появление пеласгов на Балканах и в Малой Азии раньше греческих племен хорошо укладывается в ту картину этнокультурных процессов, которая реконструируется с помощью археологии и лингвистических изысканий;

- культуры Эгеиды развивались без вмешательства новых этнических элементов начиная с эпохи неолита по конец раннего бронзового века. В конце III тысячелетия до н. э. фиксируются две крупные миграционные

волны: приблизительно в 2200/2150 гг. до н. э. и в 1900 г. до н. э. Первая миграционная волна включала в себя индоевропейские, но не греческие элементы, а уже следующее «переселение» напрямую связано с ахейскими племенами.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1 .Рубин О. С. Первые индоевропейцы на Балканском полуострове//Актуальные вопросы истории. Сборник научных работ аспирантов и студентов исторического факультета СГУ. Саратов, 2001. Вып. 2. С. 67-75.

2. Рубин О. С. К проблеме локализации индоевропейской прародины//Третья Кубанская археологическая конференция. Тезисы докладов международной археологической конференции. Краснодар-Анапа, 2001. С. 169-174.

3. Рубин О. С. Причины постмикенского регресса (историографический обзор) // Новый век: история глазами молодых. Саратов, 2003. Вып. 2. Ч. 2 С. 10-24.

Подписано в печать 11.05.2003. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура «Тайме». _Печ. д. 1. Тираж 100 экз. Заказ № 33._

Отпечатано е оригинал-макета в издательском центре «Темпус». 410026 г. Саратов, Астраханская, 83.

! ! I

^ "9 424

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Рубин, Олег Сергеевич

Введение.

Глава I. Эгейский регион на рубеже IV—III тысячелетий до н. э.: общая характеристика.

Глава II. Эгеида в раннем бронзовом веке (III тысячелетие до н.э.).

2.1. Остров Крит.

2.2. Кикладский архипелаг.

2.3. Материковая Греция.

2.4. Западная Анатолия.

2.5. Проблема «эгейского культурного койне».

Глава III. Догреческие культуры Эгеиды эпохи средней и поздней бронзы.

3.1. Дворцы Миноса.

3.2. ОтПеласгии к Элладе.

3.3. Дарданский Илион.

3.4. Миграции индоевропейских племен в Эгейский регион и проблема локализации индоевропейской прародины.

Введение диссертации2003 год, автореферат по истории, Рубин, Олег Сергеевич

Этнокультурные процессы на Балканском полуострове в эпоху бронзы, несомненно, заслуживают внимательного изучения. Именно в этом периоде развиваются первая европейская (минойская) и первая греческая (микенская) цивилизации, которые, естественно, не могли возникнуть сразу - появлению столь совершенных форм культуры и социальной организации должен был предшествовать более или менее протяженный период поисков, шедших, как это бывает обычно, путем проб и ошибок.

Классической греческой цивилизации предшествовали так называемые «темные века» (XI-IX вв. до н. э.), во время которых были забыты все достижения предшествовавшей эпохи1. Тем не менее, хронологически «темные века» занимают не очень большое место, так как им уже предшествовали развитые цивилизации, следы которой не могли стереться в памяти греков, и именно этим, как нам кажется, можно объяснить кратковременность «темных веков». Эгейским же цивилизациям эпохи бронзы не предшествовали развитые формы общественной организации, -они начинались с «нуля». Поэтому процесс их формирования должен был занять более длительное время, а количество «проб и ошибок» здесь, что вполне естественно, должно, несомненно, возрасти.

Таким образом, история догреческого населения Эгейского региона занимает особое место в исторических судьбах европейского мира - как своеобразный пролог к истории древнейших цивилизаций и как время вызревания их основных Предпосылок и структурных элементов — технологических, социально-экономических, и, особенно, демографических и Подробнее см.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976. идеологических. Изучение этого периода древнейшей истории Эгеиды дает возможность проследить процесс многовековой трансформации общественных институтов. Кроме того, знание этой истории позволяет расширить представление обо всем ходе мировой истории - имеется в виду целый комплекс проблем по древнейшей истории индоевропейских народов, — прежде всего проблемы распада индоевропейской общности и времени прихода индоевропейцев на Балканы. Решение данной проблемы позволяет ответить, в свою очередь, на ряд более конкретных вопросов, связанных с приходом на Балканы пеласгских и греческих племен.

Сейчас уже ясно, что в нашем распоряжении нет достаточно веских фактических данных, свидетельствующих о том, что греки пришли на Балканский полуостров как вполне сложившийся этнос со своим особым языком, психическим складом, мировосприятием и культурой. Скорее всего, все это они обрели уже после того, как их предки обосновались в Эгеиде, в процессе длительного взаимодействия и ассимиляции с племенами, жившими до них на этой же территории. Данное обстоятельство заставляет гораздо серьезней отнестись к тому культурному наследию, которое выработало догреческое население интересующего нас региона. Вследствие этого определенную значимость принимает вопрос о времени и обстоятельствах прихода на Балканы первой волны грекоязычных племен (вопрос, который далек от окончательного решения до сих пор), а также не менее «туманный» вопрос об этнической принадлежности народов так называемого догреческого субстрата. Подтверждением актуальности исследования культур Эгейского региона эпохи бронзы может служить и то, что до сих не решена важная проблема соотношения эгейских культур с более ранними и одновременными цивилизациями Передней Азии, в особенности с такими ее вариантами, как дворцово-храмовые культуры Центральной Анатолии и Сирии (Хиджалар, Алалах, Угарит и др.).

В интересующее нас время (III-II тысячелетия до н. э.) на территории Эгеиды (на островах, европейском материке, а также на узкой полосе ма-лоазийского побережья) образовалось четыре крупных культурных ареала с некоторыми внутрирегиональными вариациями. Эти вариации объясняются, прежде всего, географическими условиями - степенью отдаленности друг от друга основных очагов одной и той же культуры. Если идти в на-щ правлении с востока на запад, то эти культуры расположатся следующим образом: 1) Западно-анатолийская культура Троя-Гиссарлык, которая распространялась и на часть островов Эгейского моря - Лемнос, Лесбос, Хиос; 2) Кикладская культура - по-гречески, КлжА,а5е<;, «лежащие кругом» (название отражает расположение островов относительно храма Аполлона на священном острове Делосе); 3) Южно-балканская культура материковой Греции с центрами в Беотии, Аттике и Арголиде; 4) Минойская культура Крита'.

В самом начале III тысячелетия на интересующей нас территории возникают очаги примитивной урбанизации, что связано или с приходом нового этноса, или со своеобразным «демографическим взрывом», повлекшим за собой бурный рост населения и освоение новых земельных территорий. Кроме того, в это время усилилась обособленность местных культур, а, следовательно, для нас появляется возможность идентифицировать ту или иную культурную общность и «очертить» ее границы. Все эти 4 процессы стали возможными благодаря тому, что на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. население Эгеиды начинает использовать медь, что вело к обновлению технологической базы. Конечно, данный процесс во временном отношении различался по отдельным регионам.

1 Общую характеристику эгейских культур см.: Блаватская Т. В. Ахейская Греция во втором тысячелетии до н. э. М., 1966; Renfrew С. The Emergence of Civilization: The Cy-claden and the Aegean in the Third Millennium В. C. L., 1972; Miiller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972; Андреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989.

В развитии этих культур удается проследить некоторые общие тенденции, выразившиеся в относительно синхронном появлении одних и тех же культурных инноваций. Такого рода совпадение служит основанием для того, чтобы расценивать эти четыре основные культуры как звенья в эволюционной цепи единого культурогенетического процесса, замкнутого в конечной фазе на дворцовые цивилизации II тысячелетия до н. э.1

За условную нижнюю границу настоящего исследования взят рубеж IV—III тысячелетий до н. э., когда в Эгеиде появились первые ростки совершенно оригинальной дворцовой цивилизации. Верхняя хронологическая граница несколько варьируется по регионам, так как находится в прямой зависимости от времени расселения греческих племен. Причем, если приход эллинов на Крит, Киклады и в Западную Анатолию датируется относительно легко, то время их появления на территории материковой Греции, как уже говорилось, точно неизвестно. Рамки исследования ограничиваются для Крита и Киклад XXX-XV веками до н. э. (до микенского завоевания Крита), для Западной Анатолии XXX-XIII веками до н. э. (до конца бронзового века).

Источниковой базой настоящей работы являются данные, предоставляемые античной письменной традицией, сравнительным языкознанием и в особенности археологией. Создание более или менее цельной картины этнокультурных процессов Эгейского региона возможно лишь с привлечением различных категорий источников, так как использование одного из них в отдельности может привести к ошибочному пониманию ситуации в целом.

Сведения античной письменной традиции о древнейшей истории Эгеиды носят несистематический характер. При их использовании следует

1 Именно данное обстоятельство исключает из сферы нашего изучения ряд культур северной части Эгейского региона, развившихся на территории Фессалии и Южной Фракии, где эпоха бронзы наступила гораздо позже, чем в четырех вышеобозначенных регионах. учитывать время их создания. Естественно, то, что сохранилось, было написано намного позднее, в значительной степени информация переосмыслена, а количество неточностей и искажений велико. Кроме того, греческие авторы классической эпохи не могли знать, а, следовательно, запечатлеть многие факты истории, отстоящей от них более чем на две тысячи лет, но, тем не менее, кое-какую информацию о доисторических временах в их трудах можно подчерпнуть, например, — о пеласгах как о доминирующем этносе, населяющего Балканы до прихода греков.

Приписываемые Гомеру поэмы «Илиада»1 и «Одиссея»2, как и известные только по названиям другие произведения этого времени, являются частью большого культурного наследства II - начала I тысячелетия до н. э., переданного аэдами, державшими в памяти стихотворные предания о героях и богах. Как всякое выдающееся явление, обе поэмы Гомера привлекли к себе большое внимание: о них написано сотни книг и статьей. Для нас углубление в частные сюжеты гомеровского вопроса бесполезно, тем более что многие сюжеты, некогда бурно обсуждавшиеся гомероведа-ми, потеряли теперь свою ценность.

В поэмах Гомера содержится определенная, хотя и не очень обширная информация по истории Эгейского региона III и II тысячелетий до н. э. Наибольший интерес вызывает генеалогия троянских царей, изложенная устами Энея в Илиаде3, анализ которой показывает незнание греками истории Западно-анатолийского региона до времени их похода на Трою (см. приложение VI). Информация о пеласгах — основном догреческом населении Эллады, также носит фрагментарный характер, но, тем не менее, дает представление об ареале расселения этих индоевропейских племен. Такие же отрывочные сведения встречаются и у более поздних авторов - Геродота, Фукидида, Павсания и Страбона.

1 Гомер. Илиада / Пер. Н. И. Гнедича. СПб., 1998.

2 Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. СПб., 1998.

4lias. XX. 230-260.

Как известно, главными источниками Геродота1 были его личные наблюдения во время путешествий, устные сообщения его собеседников и письменные памятники. При таком подходе, вполне естественно, возникает вопрос о степени достоверности тех событий, которые наиболее удалены от времени написания Геродотом «Истории». Несмотря на то, что информация, которую сообщает о древнейшем периоде истории Эллады Геродот, весьма сомнительна и малодостоверна, некоторые его сведения имеют первостепенное значение. Например, факт личного общения автора «Истории» с остатками пеласгских племен, что позволяет говорить о последних как о реальной этнической единице, а при сопоставлении с другими сведениями античных авторов как о ведущей силе в политической жизни племенного мира догреческой Эллады. Следует отметить еще одну особенность сочинения Геродота - это стремление автора объяснить корни культурных, в том числе религиозных, традиций эллинов как восприятие достижений иных культур и этносов. Несомненно, при анализе труда Геродота, следует учитывать «диффузионистские» позиции автора.

Фукидид , для которого характерны ясность и сжатость формулировок, пожалуй, единственный, кто понимал огромное значение эпохи, предшествующей дорийскому переселению, поскольку в общем очерке истории Эллады от древнейших времен до Пелопоннесской войны, который охватывает первые 20 глав его труда, девять посвящены исторической характеристике интересующего нас периода, причем обычная для Фукидида тщательность, с какой он подбирал свои источники, проявлена и при описании додорийского времени. Фукидид пользовался богатой местной традицией, придавая ей большое значение и резко противопоставляя ее сведениям Гомера и других поэтов3. Видимо, объемы сведений о древних

1 Геродот. История / Пер. Г. А. Стратановского. J1., 1972.

2 Фукидид. История / Изд. подгот. Г. А. Стратановский, А. А. Нейхардт, Я. М. Боровский. Л., 1981.

3 Thuc. I. 10.3; 11.3. временах, сохраненные народной памятью, были таковы, что Фукидид сумел увидеть в далеком прошлом контуры понятных и современных ему событий. Рационализм Фукидида помог освободить легенды от мифологической формы и создать пусть несколько отрывочный и схематичный, но все же очень ценный очерк древнейшей истории Греции.

Последующие историки Эллады - Полибий1, Павсаний2, Страбон3 и Аполлодор4, упоминая древнейшие времена, в той или иной степени дублируют сведения, излагаемые Геродотом и Фукидидом. Следует отметить Павсания, благодаря которому известны генеалогические схемы царских династий из разных областей Эллады, причем в отличие от «Библиотеки», приписываемой Аполлодору, в «Описании Эллады» местные хроники изложены с большей осторожностью. Мифологические генеалогии важны -они, естественно, в значительной части являются вымыслом, но это еще не основание, чтобы отвернуться от них. Например, сыновья Эллина - Эол, Дор и Ксуф, отец Иона и Ахея5, являются явным вымыслом в том смысле, что эти лица вряд ли когда-нибудь существовали. Они воплощают в себе национальное самосознание греков, - а ощущение своего единства как эллинов и неоднородности в качестве эолийцев, дорийцев и ионийцев, не вымысел, а историческая реальность.

Легенды о догреческих народах переданы Павсанием, видимо, в той редакции, в какой он услышал их от местных хранителей преданий. Тем не менее, обширный мифологический материал, собранный Павсанием, значительно уступает по объему своду мифов, сохраненному в сочинении Аполлодора.

1 Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф. Г. Мищенко. Т. 1-3. М., 1890-1899.

2 Павсаний. Описание Эллады / Пер. С. П. Кондратьева. Т. 1-2. М., 1938-1940.

3 Страбон. География / Пер. Г. А. Стратановского. М., 1964.

4 Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В. Г. Боруховича. JI., 1972.

5 Apollod. I. 7.3.

Информация, содержащаяся в трудах греческих историков и мифо-графов, противоречива и фактически неотделима от более поздних микенских и раннегреческих слоев. В частности, огромное сомнение вызывают сведения относительно существования на Крите эпохи старых и новых дворцов царской власти. Археология до сих пор не предоставила ни одного подтверждения этому, и все рассуждения относительно могущества критских царей и «минойской талассократии» основаны только лишь на противоречивых поздних сведениях античной традиции и носят спекулятивный характер1. Незнание исторического прошлого древними историками объясняется, как нам кажется, слишком большой временной отдаленностью классической эпохи от существования первой европейской дворцовой цивилизации.

Упомянутые известия античных историков и писателей разносторон-ни и интересны, но, как бы бережно ни хранили эллины свои исторические воспоминания, сколь аккуратно ни вели счет времени по поколениям, все же дошедшая до нас традиция слишком далека во временном отношении от описываемого в ней периода. Вследствие своей малой достоверности и информативности, письменные данные классического периода по сравнению с другими видами источников могут быть названы второстепенными.

Данные сравнительно-исторического языкознания также имеют свои недостатки: 1) невозможность учета исследователями этнических смен, что влекло за собой уже в историческое время переименование топонимов - важных составляющих любого лингвистического исследования; 2) глоттохронологические расчеты, в том случае, когда речь идет о взаимоотношении языков и языковых семей более отдаленного прошлого, не всегда способны

1 Само имя одного из критских царей (Diod V. 79. 1), или одного из государственных деятелей, давшего законы критянам (ApollodII. 4. 9; Ps.-Plat. Minos. 318 D) Радаман-та (Pa8a|iav9o<;) индоевропейского происхождения, на что указывает суффикс -v0-(Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родственные отношения индоевропейских языков). М., 1958. С. 102). дать точные временные ориентиры, так как плотность населения была небольшой и языковая устойчивость не могла поддерживаться фиксацией слова в письменном виде. Кроме того, лингвисты, занимающиеся сравнительно-историческим языкознанием, в своих исследованиях склонны переоценивать возраст языковых связей без сколько-нибудь подробного аргументированного обоснования вводимых временных шкал.

До сих пор археологические данные остаются самой разнообразной и полной категорией источников по истории Эгеиды бронзового века. Главный недостаток археологических источников состоит в том, что, несмотря на четкое привязывание археологических культур к определенной территории, они ничего не могут сказать об этносе или этносах, которые являются носителями этих культур. Тем не менее, благодаря своей массовости именно археологические данные, по сравнению с другими источниками, наиболее информативны. Из-за отдаленности во времени все другие источники слишком скудно освещают внутренние процессы и не позволяют судить о культурном, техническом, экономическом и социальном развитии народов Эгеиды.

В тесном контакте с археологией находятся ряд других научных дисциплин. Свои плюсы и минусы имеет симбиоз археологии с одной из них -этнологией. Археология не дает прямых сведений об общественном строе в случаях, когда изучаемая культура слишком далеко отстоит от нас по времени. Некоторые ученые выступали за возможность заполнения этого пробела на основании данных о современных племенах, находящихся на том же уровне развития материальной культуры1, однако не стоит видеть в этом панацею. Как справедливо отметил Гордон Чайлд: «Не следует полагать, что если экономическая и материальная культура сопоставляемых с древними народами современных нам племен остановилась на стадии раз

1 См., например: ТомсонДж. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958. вития, пройденной европейцами нескольких тысяч лет тому назад, то и умственное развитие остановилось на той же мертвой точке»1. Остается только с этим согласиться.

Весьма плодотворен синтез археологии с генетикой. Именно благодаря этому союзу появился ряд важных положений, с которыми нельзя не считаться. Например, вывод о том, что поздненеолитические миграции (на рубеже IV и III тысячелетий до н. э.), предполагавшиеся на основании изменений в материальной культуре в Восточной и Центральной Европе, не находят отражения в современной генетической структуре населения, говорящего на индоевропейских языках2. Наиболее важен для нас вывод о том, что генетика однозначно указывает на распространение праиндоевро-пейцев из северо-восточного ареала, центр которого находился на Украине и юге России (Приазовье) . Исходя из этой информации, можно уже строить предположения о путях миграции на Балканский полуостров индоевропейцев (и пеласгов, и эллинов).

Суммируя сказанное, можно сделать вывод о том, что при изучении истории Балканского полуострова III - начала II тысячелетий археология является той основой, на которую нанизываются данные других источников и других наук. Это соотношение объясняется не качественной стороной состояния источников, а только количественной, так как археология предоставляет несравненно больше информации, чем античная традиция, исследования лингвистов и генетиков вместе взятых. Тем не менее, последние позволяют не только уточнять отдельные моменты, - некоторые положения, сделанные на основе анализа археологических материала были бы просто невозможны без учета той информации, которая содержится в иных источниках.

1 Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1952. С. 89.

2 Ренфрю К. Разнообразие языков мира, распространение земледелия и индоевропейская проблема// ВДИ. 1998. № 3. С. 121.

3 Салларес Р. Языки, генетика и археология // ВДИ. 1998. №3. С. 130.

Изучение истории этносов Эгеиды по письменным источникам началось почти сразу с их открытием. А. Эванс, Д. Майрс, А. Кобер и Е. Беннетт1 классифицировали и систематизировали знаки и досконально изучили многообразие крито-микенских документов. Но чтение текстов оставалось недоступным, так как языковеды следовали теории о неиндоевропейском характере древнейшего населения Эгеиды. Тем не менее, огромный предварительный труд был необходим и использовался в дальнейших исследованиях.

В начале 50-х годов принципиально важных успехов достигли де-шифровщики древних письмен. В 1952 году англичанин М. Вентрис определил ряд силлабограмм и прочел некоторые тексты линейного письма В, а затем вместе с Дж. Чэдвиком выработал систему фонетических значений слоговых знаков и составил очерк грамматики «ахейского» языка2.

Следующим шагом в области изучения древних балканских языков явился труд болгарского профессора В. Георгиева3, в котором автор доказал, что язык догреческого субстрата принадлежит к индоевропейской языковой семье. Путем установления последовательной системы характерных черт (звуковых соответствий) фонетики исчезнувшего неизвестного языка болгарский ученый попытался определить лексику этого языка и таким образом реконструировать его в общих чертах. Как отметил В. Георгиев, часть топонимики Эгеиды (как в материковой Греции, так и в Малой Азии), а также похожие по словообразовательной конструкции ряд слов древнегреческого языка, не могут быть истолкованы на основе последнего. В. Георгиев предположил, что догреческий индоевропейский

1 Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. IV. P. 681-682; Его же. Scripta Minoa. Vol. I-II. Oxford, 1909-1952; Myres S. L. The Minoan Signary // JHS. 1946. № 66; KoberA. E. The Minoan Scripts, Fact and Theory // AJA. 1948. № 52; Bennett E. L. Fractional Quantities in Minoan Bookkeeping // AJA. 1950. № 54.

2 Ventris M., ChadwickJ. Documents in Mycenaean Greek. Cambridge, 1956; Чэд-викДж. Расшифровка слогового В//Тайны древних письмен. М., 1976.

3 Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родственные отношения индоевропейских языков). М., 1958. язык принадлежал пеласгам, так как, согласно античной традиции и древним текстам цивилизаций Азии и Северной Африки пеласги населяли большую часть Эгеиды до прихода сюда греческих племен.

Наряду с достижениями В. Георгиева в открытии пеласгского языка и принадлежности его к индоевропейской языковой семье, нельзя не отметить неудачные попытки дешифровки автором линейного письма А на основе древнегреческого языка1, а также выводы относительно времени прихода индоевропейских (и греческих, в частности) племен на Балканы. Как правило, эти выводы ничем, кроме данных лингвистического анализа не подкреплены, что заставляет осторожно относиться к датировке распада индоевропейской общности и последующего их расселения, приводимой в работе болгарского ученого. Однако, в целом, заслуги В. Георгиева в определении характера догреческого слоя древнегреческой аппелятивной лексики и ономастики, действительно чрезвычайно велики.

Успехи В. Георгиева стимулировали увеличение интереса к проблеме реконструкции этногенетических процессов на Балканах2. В частности, М. JI. Воскресенским и В. П. Назаровым была предпринята попытка дешифровки так называемых «этеокритских» надписей3, язык которых был определен исследователями как диалект древнегреческого языка4.

Приблизительно в те же годы появляется работа JI. А. Гиндина, посвященная древнейшим языкам Эгейского региона5. JI. А. Гиндин следует

1 См. также: Георгиев В. Нынешнее состояние толкования крито-микенских надписей. София, 1954.

2 Очень много исследований было посвящено Фестскому диску, однако дальше классификации по отдельным признакам знаков на этом загадочном диске дело по настоящий момент не продвинулось. О попытках дешифровки Фестского диска см.: Brad-shaw A. The Imprinting of the Phaistos Disc // Kadmos. 1976. № 15.

3 Воскресенский M. JI., Назаров В. П. Опыт интерпретации этеокритских надписей//ВДИ. 1968. № 2.

4 О том, что язык этих надписей - критский диалект греческого языка, высказывал предположение еще В. Георгиев (Георгиев В. Исследования. С. 110).

5 Гиндин Л. А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. М., 1967. в контексте концепции В. Георгиева, - уделяя большое внимание культурно-этнографическому аспекту исследования и, считая, что догреческий субстрат состоял из двух слоев: анатолийского (хетто-лувийского) и пе-ласгского. Констатируя родство исключительно на общеиндоевропейском уровне, автор разграничивает эти слои, отмечая лишь их ареальные связи. В последующих работах J1. А. Гиндин убедительно доказал отсутствие как особо близкого генетического «внутрисемейного» родства этих двух слоев, так и каких-либо тесных контактов между ними1. Положительная сторона исследования J1. А. Гиндина заключается в том, что он опроверг гипотезу В. Георгиева о пребывании на Балканах индоевропейских племен со времен неолита, выработав концепцию о многослойном догреческом языковом субстрате на юге Балкан в конце III -начале II тысячелетий до н. э., включающем в себя как доиндоевропейские, так и индоевропейские элементы.

Проблеме распада индоевропейского единства уделено внимание в ряде работ В. В. Иванова и В. Н. Топорова , проанализировавших возникновение двух знаковых систем символических фигур на печатях и графических знаков на керамике, появившихся на Балканах в начале III тысячелетия до н. э. Авторы не без основания расценивают их как зачаточные формы письменности и важным симптомом приближения эры дворцовых цивилизаций. Анализ этно-исторических связей между Балканским полуостровом и Малой Азией в III тысячелетии до н. э. позволил В. В. Иванову и В. Н. Топорову выдвинуть концепцию о существовании «Балкано-Анатолийской культурной общности», но данная концепция

1 См. например: Гиндин JI. А. К проблеме генетической принадлежности «пеласг-ского» догреческого слоя // ВЯ. 1971. № 1; Его же. Древнейшая ономастика Восточных Балкан. София, 1981.

2 Иванов В. В., Топоров В. Н. Древние Балканы как ареал межъязыковых и межкультурных динамических взаимодействий // Балканские исследования. 1982. №7; Топоров В. Н. Древнебалканская неолитическая цивилизация: общий взгляд // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. М., 1986. весьма зыбка по своему внутреннему содержанию, так как, во-первых, зачаточные формы письменности, скорее всего, являются результатом внутреннего развития культур Эгеиды, а, во-вторых, утверждать о существовании некой общности на основании письменных источников без привлечения археологических, не совсем корректно.

В начале 1980-х годов появляется ряд работ В. В. Иванова совместно с Т. В. Гамкрелидзе, в которых развивается мысль о локализации индоевропейской прародины на территории Центральной Анатолии1. Многолетняя работа авторов завершилась изданием огромного по своему объему исследования, посвященного языку, культуре и прародине индоевропейцев2. К сожалению, упущение сведений, предоставляемых археологическими, палеоботаническими и палеозоологическими источниками, не позволил авторам на должном уровне (относительно лингвистического анализа) провести сравнение общеиндоевропейской культуры, реконструируемой по лингвистическим данным, с археологическими культурами. Применительно к Эгейскому региону это проявилось в ошибочной схеме распространения минийской керамики, — авторы говорят об одновременном ее появлении на Балканах и в Троаде, тогда как в Западной Анатолии «минийцы» появляются несколько позже, чем на европейском континенте. Подобные ошибки говорят о том, что авторы (впрочем, как и многие лингвисты) плохо знакомы с археологическим материалом, используя его только для иллюстрации. Тем не менее, следует отметить общую тенденцию - с середины 1980-х годов предпринимаются попытки реконструиро

1 См. например: Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейские прародины // Народы Азии и Африки. 1980. № 1; Они же. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // ВДИ. 1980. № 3; Они же. Миграции племен носителей индоевропейских диалектов с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания в Евразии//ВДИ. 1981. №2. л

Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. вать исторический процесс в Эгеиде и на европейском континенте с помощью комплексного подхода, - с привлечением лингвистических, исторических и археологических данных.

Греческий язык и «малые языки» Балкан и Малой Азии, не нашедшие места в модели членения общеиндоевропейской языковой общности Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова, проанализированы

Ю. В. Откупщиковым1, на основании чего им была сформулирована концепция языковой и этнической принадлежности догреческого субстрата, включавшего в себя фрако-фригийский, карийский и македонский языки. Тем самым Ю. В. Откупщиков отрицает существование пеласгов как отдельного этноса (и одновременно «пеласгский слой» по JI. А. Гиндину). Автор пытается доказать, что пеласгами когда-то называли негреческие племена независимо от их языковой и этнической принадлежности. При этом абсолютно игнорируются сведения античной традиции не только о «божественных пеласгах», но и о пеласгах, живших уже в классическое время. В целом автор вольно обращается с источниками - историческими (безжалостно их купируя) и особенно археологическими. Ю. В. Откупщиков привлекает данные археологии, из которых стремится извлечь информацию этнографического характера. Однако автор явно не знаком со спецификой археологических исследований - совпадения четырех особенностей погребального обряда (наличие монументальных сооружений; многократность захоронений; скорченное трупоположение; помещение в могилу оружия ), кажутся Ю. В. Откупщикову вполне достаточными для утверждения этнокультурного единства догреческого массива во всей Эгеиде. Делать такие ответственные выводы по столь скудному набору признаков не решился бы ни один археолог3.

1 Откупщиков Ю. В. Догреческий субстрат. J1., 1988.

2 Там же. С.64.

3 О проблематичности и недостаточной надежности такого отождествления см. например: МонгайтА. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973. С. 77-87.

Среди работ последних лет выделяются публикации Ж. П. Оливье1,

2 3

И. Г. П. Беста и Д. А. Оуэнса , представляющие собой попытки расшифровки линейного письма А. Как отмечает Ж. П. Оливье, силлабарий А, скорее всего, написан на основе угаритской лексики (угаритский язык относится к северо-западной группе семитских языков4). Однако, до сих пор линейное А не расшифровано и остается только ждать успехов дешифров-щиков5.

В плане достижения практической отдачи, успехи археологов более осязаемы. Как известно, первым, кто положил начало систематическим раскопкам в Элладе, был Генрих Шлиман, чья деятельность на данном поприще вызывает до сих пор пересуды в научных кругах: одни почитают в нем отца современной археологии, другие же порицают беспощадные раскопки на Гиссарлыке, обвиняя его в том, что он оставил «развалины от развалин». В 1870 году Г. Шлиман начал раскопки на холме Гиссарлык, где открыл поселение бронзового века, названное им Троей6. Кроме того, в последующие годы он проводил раскопки в Микенах, где открыл шахтовые гробницы с богатым инвентарем — золотыми масками, диадемами, оружием и посудой, чем подтвердил существующее предание о златооби-лии Микен; в Тиринфе, где раскопал остатки царского дворца микенской эпохи; в Орхомене, где открыл характерную серую посуду, неудачно названной им «минийской» (хотя термин сам прижился). Генрих Шлиман пытался доказать, что гомеровский эпос о Троянской войне имеет факти

1 См. напр.: ОливьеЖ.-П. Критские письменности II тысячелетия до нашей эры//ВДИ. 1994. №4; MullerS., Olivier J-P. Prospection a Malia: Deux documents hiero-glyphiques // BCH. 1991. № 115.

2 Бест И. Г. П. К интерпретации надписей линейного письма А // ВДИ. 1987. № 1.

3 Owens G. A. Linear A Inscriptions at Entrances to Buildings//Kadmos. 1996. №35; Его же. The Theran Linear A Inscriptions I I Kadmos. 1996. № 35.

4 Подробнее об угаритском языке см.: Сегерт С. Угаритский язык. М., 1965.

5 Следует заметить, что в данной работе не проводится анализ лингвистических источников, а используются наработки и основные выводы, сделанные в исследованиях специалистов по сравнительно-историческому языкознанию.

6 Schlieman Н. Ilios. Stadt und Land der Trojaner. Leipzig, 1881. ческую основу. Научная ценность исследований Г. Шлимана состоит, прежде всего, в открытии неизвестной ранее древней эгейской цивилизации. Парадокс заключается в том, что он умер, так и не узнав об этом, уверенный, что его археологические находки относятся только к эпохе Троянской войны1.

В 1882 году Г. Шлиман пригласил Вильгельма Дерпфельда вести раскопки на Гиссарлыке, который, приложив свои навыки профессионального архитектора к сложной стратиграфии холма, разработал методику послойных археологических раскопок и выделил девять слоев Трои2.

Наибольший вклад в дело изучения эгейских культур бронзового века внес сэр Артур Джон Эванс - английских археолог, открывший в Кнос-се на острове Крит остатки большого дворца. Свои наблюдения, накопленные в ходе раскопок с 1900 по 1930 года (с перерывами), А. Эванс обобщил в фундаментальном труде «Дворец Миноса в Кноссе»3, где он систематизировал все находки на Крите и дал периодизацию критской культуры, назвав ее минойской по имени легендарного царя Миноса. Этой периодизацией, с небольшими уточнениями, пользуется и современная историческая наука.

Первые археологические экспедиции в основном поддерживались энтузиазмом их организаторов, однако успехи Г. Шлимана, В. Дерпфельда и А. Эванса способствовали направлению в Эгеиду экспедиций от ведущих университетов, пользующихся государственной поддержкой, а также созданию на территории Греции национальных археологических школ, что в итоге привело к более планомерному и систематическому изучению археологических памятников древней Эгеиды.

1 Подробнее биографию Г. Шлимана см.: Stoll Н. A. Der Traum von Troja. Leipzig, 1956.

2 Dorpfeld W. Troja und Ilion: Ergebnisse der Ausgrabungen in den vorderhistorischen und historischen Schichten von Ilion 1870-1894. Athens, 1902. Биографию В. Дерпфельда см.: Goessler P. Wilhelm Dorpfeld. Stuttgart, 1951.

3 Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. 1—4. L., 1921-1935.

Первая половина XX века была временем, когда по всей Эгеиде велась бурная археологическая деятельность. В первое десятилетие наиболее крупные раскопки велись в Фессалии, где было открыто множество неолитических поселений. Там же, в Фессалии в это время англичанином А. Вейсом было открыто и исследовано среднеэлладское поселение Лиа-ноклади1.

В тридцатые годы изучено множество поселений бронзового века. Американский археолог К. Блеген, специалист в области изучения эгейских культур, проводивший в 20-е годы раскопки в Коринфе, в 1932 году начал работать на холме Гиссарлык. Сосредоточившись на нескольких оставшихся нетронутыми Г. Шлиманом и В. Дерпфельдом участках, он сумел подразделить девять основных пластов Трои на 46 слоев. Карл Блеген определил с большей вероятностью, в каком из слоев скрыт гомеровский город, установив, что Троя VI, на которой остановил свой выбор Вильгельм Дерпфельд, была разрушена землетрясением, а Троя Vila носит следы осады и разрушений.

В пятидесятые годы К. Блегеном был открыт дворец в Пилосе (так называемый «дворец Нестора»), в котором найдено множество табличек с текстами, написанными линейным письмом В. Работы К. Блегена имели большое значение для установления стратиграфии и хронологии эгейских культур2.

В тридцатые годы активно стали исследоваться и поселения западно-анатолийского региона (помимо Трои): английская археологическая экспедиция под руководством У. Лэмб открыла и обследовала поселение Ферми на северо-восточном побережье острова Лесбос ; еще один важный центр

1 Wace A. J. Thompson М. S. Prehistoric Thessaly. Cambridge, 1975.

2 Основные труды: Blegen С. W. Troy I: The First and Second Settlements. Princeton, 1950; Его же. Troy II: The Third, Fourth, and Fifth Settlements. Princeton, 1951; Его же. Troy and the Trojans. L., 1963; Его же. The Palace of Nestor at Pylos in Western Messenia. Princeton, 1966.

3 Lamb W. Excavations in Thermi in Lesbos. Cambridge, 1936. культуры раннебронзового века был открыт итальянскими археологами в Полиохни, на восточном побережье острова Лемноса, которое раскапывалось в 1931 -1936 годах и затем, после длительного перерыва - в 1951-1960 годах итальянской экспедицией под руководством JL Бернабо-Бреа1.

Продолжалось изучение материковой Греции и Крита: шведские археологи под руководством М. Н. Валмина раскопали среднеэлладское по-щ селение Мальти на месте античного Дориона2; на Крите (в Кноссе и в других местах) известны раскопки британской археологической школы, возглавляемой Дж. Пендлбери, написавшего работу с обобщением трудов нескольких поколений археологов3 и не потерявшую своего научного значения до сих пор. На Кикладском архипелаге в тридцатые годы начал свою деятельность греческий археолог С. Маринатос, раскапывавший поселение Акротири на острове Фера4. Заняв с 1956 году пост управляющего ведомством греческих древностей и памятников, а с начала 60-х годов - главно-^ го управляющего Археологической службы Греции, С. Маринатос провел раскопки на поселениях Аттики, Мессении, на Крите эпохи среднего и позднего бронзового века. После смерти С. Маринатоса в 1974 году раскопки на острове Фера возглавил X. Думас5.

На рубеже 1950-1960-х годов были детально обследованы дворцовые постройки в Фесте, Маллии и Закросе. Итальянским археологам под руководством Д. Леви6 удалось вскрыть значительную часть западного крыла

1 Bernabo-Brea L. Poliochni: Citta preistorika nell' isola de Lemnos. Roma, 1976.

2 ValminM. N. Swedish Messenia expedition. Lund, 1938. Уровень проведения раскопок - аккуратность и пунктуальность, проявленные также и в отчете шведской экспедиции, считаются показательными.

3 Pendlebury J. D. S. Archaeology of Crete. L., 1939. (в русском переводе: Пендлбери Дж. Археология Крита. М., 1950).

4 Основные труды: Marinatos S. Kreta, Thera und das mykenische Hellas. Mtinchen, 1973; Его же. Crete and Mycenae. L., 1960.

5 Doumas C. Grave Types and related burial Practices during the Cycladic Bronze Age / The Explanation of culture Change Models in Prehistory / Ed. by C. Renfrew. L., 1973; Его же. Santorini: The Prehistory city of Akroteri. Athens, 1983.

6 Levi D. The Recent Excavations at Phaistos. Lund, 1964. древнего дворца» в Фесте («новый дворец» был открыт еще в начале века Л. Пернье1). В 1962-68 годах греческим археологом Н. Платоном был раскопан последний из критских дворцов - Закрое2.

В 70-е годы стал расти интерес по отношению к рядовым поселениям Эгейского региона, на волне которого, в частности, были организованы раскопки под руководством П. Уоррена в Миртосе3 и А. Зойса в Василики4 на Крите.

Из последних раскопок выделяется международная экспедиция в Трое под руководством немецкого археолога М. Корфмана, начатая в 1988 году и планирующая в течение 15 лет произвести тщательное исследование холма Гиссарлык с использованием новейших технологий5.

Благодаря интенсивному изучению археологами вещественных источников культур Эгейского региона эпохи бронзы была проделана огромная работа по периодизации и хронологии истории материковой Греции, Крита, Кикладского архипелага и Западно-анатолийского побережья III-II тысячелетий до н. э.

Как уже говорилось, существующая периодизация культур Эгейского региона бронзового периода основана на предложенной Артуром Эвансом системе периодизации по отношению к минойскому Криту. Абсолютные даты установлены Эвансом на основании материалов, свидетельствующих о сношениях Крита с центрами цивилизаций, уже владевших письменностью, главным образом по находкам египетских вещей на Крите и критских вещей в Египте. Эта схема до сих пор остается эталоном в значительной степени просто за неимением лучшей, так как хронологические рамки отдельных периодов нередко сильно сдвигаются вверх или

1 Pernier L. Scavi delta missione italiana Festos // Monumenti Antichi. 1902. № 12.

2 Platon N. Zakros: The Discovery of a Lost Palace of Ancient Crete. New York, 1971.

3 Warren P. Myrtos. L., 1972.

4 Zois A. Vasilike L Athens, 1976.

5 Ежегодные отчеты о проведенных раскопках публиковались в специально созданном для этой цели журнале «Studia Troica». вниз по временной шкале в зависимости от степени изученности каждой самостоятельной культурной общности в Эгейском мире. Кроме того, временные границы этой системы порой сложно установить, так как переходы со стадии ранней бронзы на стадию средней бронзы и далее к поздней бронзе не были ознаменованы никакими принципиальными новшествами. Эти сдвиги происходили, судя по всему, очень медленно и постепенно, отнюдь не скачкообразно и, как уже отмечалось, не одновременно в разных районах Эгеиды, что особенно важно.

В последние десятилетия продолжалась интенсивная работа по уточнению временных рамок периодов истории отдельных регионов Эгеиды, а также по совершенствованию методов датировки, — все шире используется радиокарбонный метод хронологизации, который не всегда приносит приемлемые с археологической точки зрения результаты1.

Это, естественно, совершенствует периодизацию, но в целом «триада» А. Эванса в общем виде сохранилась, изменились (уточнились) лишь временные рамки. Даже если используется иная схема периодизации, то она соотносится с системой периодизации, предложенной А. Эвансом для Крита, по которой вся эпоха бронзы делилась на сменяющие друг друга в строгой последовательности три периода: раннеминойский, среднеминой-ский и позднеминойский. Под другими названиями эта система периодизации применена к культурам материковой Греции (раннеэлладский, среднеэлладский, позднеэлладский) и Кикладских островов (раннекиклад-ский, среднекикладский, позднекикладский) .

Периодизация и хронология Эванса с небольшими изменениями принята и ныне. Изменения стали необходимы вследствие того, что, во

1 Renfrew С. The Emergence of Civilizatioa L., 1972. P. 308; Андреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989. С. 26.

2 В дальнейшем для краткости периоды называются соответственно: РМ, СМ, ПМ, РЭ, СЭ, ПЭ, РК, СК, ПК. Сами периоды в свою очередь делятся на три подпериода - РМ I, РМ И, РМ III и т. д. первых, стратиграфия Кносса, на которой основывался Эванс, оказалась не всегда применимой по отношению к другим местам на острове. Так, например, стиль керамики (так называемый «дворцовый стиль»), определяющий позднеминойский II период по Эвансу, был распространен только в Кноссе. Детальное исследование локальных отличий породило путаницу в хронологических рамках того или иного периода, в результате чего на щ данный момент существует множество теорий относительно датировки границ периодов минойской культуры (см. таблицу 1).

Таблица 1

Хронология критской культуры1

Периоды Эванс Пендл-бери Марина-тос Милой-чич Шахер-майр Матц Платон Хатчинсон годы до новой эры.

PMI 3400 2800 2700 2600 2600 2600 2400

PM II 2800 2800 2500 2600 2400 2300 2300

PM III 2400 2500 2200 2300 2200 2180 2100

CM I 2100 2200 2000 2150 2075 2000 2000 . 1950

CM II 1900 2000 1850 1925 1900 1900 1900 1850

CM III 1700 1775 1650 1780 1700 1700 1700 1700

ПМ I 1550 1580 1550 1580 1580 1550 1600 1550

ПМ II 1450 1450 1450 1470 1480 1500 1450

ПМ III 1400 1410 1400 1390 1425 1400 1400

9* Во-вторых, критские вещи в Египте находятся в слоях, датированных временем не раньше середины II тысячелетия до н. э., а найденные на Крите отдельные артефакты Древнего царства и даже додинастического Египта встречены вне стратиграфического залегания. Кроме того, основной

1 Schahermeyr F. Die minoische Kultur des alten Kreta. Stuttgart, 1964. S. 46; Cadogan G. Dating the Aegean Bronze Age without Radiocarbon. // Archaeometry. 1978. № 20. Pp. 209-214; Betancourt P. P., Michael H. N. Dating the Aegean Late Bronze Age with Radiocarbon: Addendum // Archaeometry. 1987. № 29. Pp. 212-213; Mannings. W. The Bronze Age Eruption of Thera: Absolute Dating, Aegean Chronology and Mediterranean Cultural Interrelations//JHS. 1988. № 1. Pp. 17. массив опубликованных материалов Раннеминойского периода был получен в первые десятилетия XX века, когда методика раскопов была далека от совершенства1. В вопросе соотнесения тех или иных культурных артефактов к определенному временному периоду вызывает затруднение и практика многократного (в течение нескольких поколений) использования критянами так называемых «общественных могил», в результате чего мы имеем массу материала, который невозможно точно датировать (печати, каменные вазы, изделия из бронзы, статуэтки и т.д.).

Именно по этим причинам на данный момент в противовес системе триад А. Эванса получила распространение альтернативная структура хронологии бронзового века Крита, основанная на изменениях в социальной организации минойского общества. Главными индикаторами этой системы являются монументальные архитектурные комплексы в Кноссе, Фесте, Маллии и Закросе, получивших название «дворцов». Согласно этой системе весь бронзовый век Крита подразделен на додворцовый период, периоды Старых и Новых дворцов и последворцовый период (см. таблицу 2).

Таблица 2

Хронология критской культуры по дворцовым комплексам2

Периодизация Хронология (до н.э.)

К. Ренфрю А. Эванса

Додворцовый РМ-СМIа 3100/3000-1925/1900

Старых дворцов CM I b - СМ II b 1925/1900-1750/1720

Новых дворцов CM III а - ПМ I b 1750/1720-1490/1470

Последворцовый ПМ III а-с 1490/1470-1075/1050 Особенно показательны раскопки дворцов в Кноссе и Фесте, где ранние слои просто игнорировались исследователями и не вносились в отчеты (Branigan К. The Foundations of Palatial Crete. L., 1970. P. 45).

2 Warren P., Hankey V. Aegean Bronze Age Chronology. Bristol, 1989.

Эта система периодизации очень неудобна, так как, во-первых, - не учитываются различия стилей керамики, вследствие чего периоды во временном отношении неравномерны; во-вторых, - опять же не учитываются локальные отличия критской культуры (например, точно не известно, существовал ли «старый» дворец в Закросе). Следует обратить внимание, что временные границы последворцового периода не могут относиться и к Кносскому дворцу, так как он продолжал существовать в качестве административного центра, по крайней мере, до середины XIII века до н. э., то есть уже после разрушения дворцов в Маллии, Закросе и Фесте1.

К концу 1910-х годов был накоплен достаточно представительный материал по памятникам бронзового века материковой Греции, что требовало разработки хронологической схемы для местных культур и соотнесения ее с уже существовавшей периодизацией, разработанной для Крита. В отношении бронзового века на юге Балкан троичная система периодизации была впервые предложена А. Вейсом и К. Блегеном в 1918 году . Весь бронзовый век материковой Греции был разделен ими на Ранний, Средний и Поздний периоды, каждый из которых в свою очередь подразделялся на I, II и III подпериоды. До раскопок Дж. Кэски в Лерне в 1952 - 1958 годах различия между культурами Эллады периодов РЭ II и РЭ III были не очень ясны. Такая же ситуация наблюдалась и в отношении периодов Позднего неолита и РЭ I хронологических периодов. Изучение керамического материала поселений Лерны, а затем и Эвтресиса, позволило Дж. Кэски уточнить временные рамки вышеуказанных периодов3.

1 Корске G. The Cretan Palaces and Trade // The Function of the Minoan Palaces. Stockholm, 1987. Pp. 255-259.

2 Wace A. J. В., Blegen C. W. The Pre-Mycenaean Pottery of the Greek Mainland // BSA. 1916-1918. №22. См. также: Zerner C„ Zerner P., Winder J. Wace and Blegen: Pottery as Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

3 CaskeyJ. L. The Early Helladic Period in the Argolid // Hesperia. 1960. № 29. Pp. 285303; Его же. Aegean Terminologies // Historia 1978. № 27. Pp. 488-491.

В результате проведенных в середине 1960-х годов под руководством К. Ренфрю раскопок на участке Левканди на Эвбее были открыты пласты периода Раннего бронзового века. До этого предполагалось, что на всем протяжении Раннего бронзового века остров Эвбея не был заселен1. Главным итогом изучения эвбейских памятников стала предложенная К. Ренфрю в 1972 году альтернативная система периодизации Раннего бронзового века в материковой Греции .

Согласно этой системе, подпериоды эпохи ранней бронзы были условно соотнесены с доминировшими культурами: так, РЭ I период по целому ряду признаков (прежде всего по керамике) был соотнесен с культурой Эвтресис, РЭ II период с культурой Кораку3, и, наконец, РЭ III период - с Тиринфской культурой. Особняком стоит культура Левканди I, существовавшая параллельно с концом культуры Кораку и с началом Тиринфской культуры. Такое соотнесение периодов с культурными фазами гораздо удобнее традиционной схемы периодизации, так как учитываются локальные особенности различных областей материковой Греции. Например, в РЭ III периоде на севере и востоке Балканского полуострова развилась Тиринфская культура, в то время как южная часть Балкан (Лакония и Мессения) продолжает существовать в рамках культуры Кораку, что и подчеркивает схема периодизации, предложенная К. Ренфрю. В 1979 году американский археолог Дж. Раттер предположил, что культура Левканди I была современна не Тиринфской фазе, а сопоставима с последней стадией культуры Кораку4. Данный вывод был сделан на основании исследования

1 Подробнее см.: Cadogan G. The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986. Pp. 137-156.

2 Renfrew C. The Emergence. Pp. 99-114; Его же. From Pelos to Syros: Kapros Grave D and the Kampos Group I I The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984. P. 41-54; MacGil-livrayJ.A. On the Relative Chronology of Early Cycladic IIIA and Early Helladic III//AJA. 1983. №87. P. 81-83.

3 Культура Кораку распространялась на весь Пелопоннес, на Аттику, Эвбею, Беотию, Фокиду и на восточные острова Адриатического моря - Левкас, Итаку и др.

4 Rutter J. В. Ceramic Change in the Aegean Early Bronze Age. Los Angeles, 1979. слоев Раннего бронзового века периода Керос-Сирос на острове Кастри, где керамика культуры Левканди I обнаруживается только в контексте с керамикой периода Кораку.

На данный момент предложенной К. Ренфрю и Дж. Раттером периодизацией Раннего бронзового века с некоторыми уточнениями пользуется абсолютное большинство исследователей (см. таблицу З)1.

Среднеэлладский период относительно небольшой по времени (около 500 лет). Троичная система периодизации здесь полностью сохранена, единственным за последнее время уточнением является попытка О. Дикинсона переименовать СЭ I, II и III периоды в Раннеминийский,

2 3

Среднеминийский и Позднеминийский соответственно . Попытка переименования есть ни что иное, как стремление отразить отличительную черту данного периода - доминирование так называемой «минийской» керамики и ничего больше, что, как нам кажется, делает переименование классических периодов без внесения существенных изменений несколько неоправданным. В 90-е годы прошлого столетия развернулась дискуссия по поводу датировки извержения вулкана Санторин. Возможная передатировка извержения вулкана с 1500 года до н. э. на 1625, автоматически сокращает конец СЭ периода приблизительно до 1700/1675 годов, что, в свою очередь, требует сокращения соответственно каждого из вышеупомянутых подпериодов4. Однако до сих пор единого мнения относительно

1 См. напр.: DousougliA., Zachos К. Ein fruhhelladischer Stempelroller aus Ton//Fragen und Probleme der bronzezeitlichen agaischen Glyptik. Berlin, 1989. S. 19-25; ManningS. The Absolute Chronology. P. 99-103; Pullen D. J. Asine, Berbati and the Chronology of Early Bronze Age Greece // AJA. 1987. № 91. Pp. 533-544.

2 У Дикинсона - «Late phase».

3 Dickinson О. T. The Origins of Mycenaean Civilization. Goteborg, 1977. Pp. 17-24,

32-38.

4 См. напр.: Forsyth P. Y. The Pre-Eruption Shape of Bronze Age Thera: A New Model//Ancient History Bulletin. 1996. № 10. Pp. 1-10; ManningS. W. The Absolute Chronology. Pp. 200-216; Soles J. S, Taylor S., Vitaliano C. J. Tephra Samples from Mochlos and their Chronological Implications for Neopalatial Crete // Archaeometry. 1995. № 37. Pp. 385393; и др. времени извержения вулкана не сложилось и классическое деление СЭ I, II, III периодов остается пока неизменным.

Таблица 3

Хронология догреческих культур материковой Греции1

Периоды Года до новой эры

Эвтресис РЭ I 3100/3000-2650

Кораку РЭ II а (Лерна III) 2650-2200/2150

Левканди I РЭ II b 2450/2400-2200/2150

Тиринф РЭ III (Лерна IV) 2200/2150-2050/2000

Раннеминийский СЭ I 2050/2000-1900

Среднеминийский СЭ II 1900 -1700

Позднеминийский СЭ II 1700-1575/1550

Культуру Кикладских островов во временном отношении также принято делить на классическую триаду А. Эванса, - то есть на раннекиклад-ский, среднекикладский и позднекикладский периоды. По отношению к кикладской культуре такая хронологическая градация абсолютно беспочвенна и применена лишь исходя из территориального принципа, так как собственно кикладская культура, отличающаяся неповторимостью, существовала только в раннекикладский период, а в более позднее время Киклады попадают под влияние сначала минойской, а затем микенской цивилизации и ее уже нужно именовать соответственно минойской и микенской, так как она не имела ничего общего со своей изысканной, но нежизнеспособной предшественницей. Следовательно, периодов СК и ПК не существовало, правильнее их связывать с соответствующими периодами на Крите и материковой Греции.

1 Ehrich R., Ehrich W. Chronologies in Old World Archaeology. Chicago, 1992. P. 279.

Таблица 4

Сравнительная хронология эгейских культур по К. Ренфрю1

Периоды Крит Киклады Материковая Греция Западная Анатолия

Финальный неолит Субнеолит

Ранний бронзовый I РМ I Гротта-Пелос Эвтресис Троя I

Ранний бронзовый II РМ II Керос-Сирос Кораку Троя II

Ранний бронзовый III РМ III Филакопи I Тиринф Троя III

Средний бронзовый CM Ian Филакопи II СЭ Троя IV

На данный момент в противовес традиционной хронологии стала широко использоваться периодизация на основе выделенных археологических культур. Впервые данную схему по материалам некрополей в Пелосе на острове Милос и Халандриани на Сиросе предложил К. Ренфрю в 1972 году2. Периоду РК I соответствует так называемый период Гротта-Пелос, РК II - Керос-Сирос и РК Ш - Филакопи I3 (см. таблицы 4 и 5). Однако многие специалисты по истории Киклад сочли схему К. Ренфрю запутанной и ненужной, поскольку им самим была выявлена своеобразная «культурная пауза», занявшая приблизительно 250 лет (между периодами Керос-Сирос и Филакопи I) и названная им периодом «группы Кастри»4. В частности, Р. Барбер и Дж. Макгилливрей отстаивали классическую схему периодизации, в которой «Кастри группа» была сопоставлена с РК Ilia периодом. Эта «подвешенность» Кастри группы усугубилась после появления в 1983 году статьи Дж. Раттера, в которой автор доказывал, что РК Ilia период был синхронен периоду РЭ II материковой Греции и, следователь

1 Renfrew С. The Emergence. Pp. 30-45.

2 Там же. Р. 45. См. также-Аеп/гею С. From Pelos. Pp. 41-54.

3 Период Гротта-Пелос иногда называют Пелос-Лаккудес (.Doumas С. Early Bronze Age Burial Habits in the Cyclades. Goteborg, 1977. P. 64).

4 Barber R. L. N., MacGillivray J. A. The Early Cycladic Period: Matters of Definition and Terminology // AJA. 1980. № 84. Pp. 141-157. Особенно возражал против схемы Ренфрю Дж. Коулмен: Coleman J. The Chronology and Interconnections of the Cycladic Islands in the Neolithic Period and Early Bronze Age // AJA. 1974. № 78. Pp. 333-344. но, его лучше отнести к РК II b периоду, в то время как период Филакопи I соотносится с материалом ранней стадии Среднего бронзового века материковой Греции1. К сожалению, все известные поселения ранней бронзы Киклад имели более или менее продолжительные «культурные паузы». Как отмечают все авторы, споры по поводу хронологии Раннего бронзового века Кикладских островов не приведут к общему знаменателю, пока не будет найдено и исследовано идеально стратифицированное поселение в Кик-ладском архипелаге.

Таблица 5

Хронология кикладской культуры2

Периоды Года до новой эры

Гротта-Пелос РК I 3100/3000-2650

Керос-Сирос РК II или РК II а 2650 - 2450/2400

Кастри группа (Левканди I) РК II b или РК III а 2450/2400-2200/2150

Филакопи I РК III а или СК I 2200/2150-1900/1850

Периодизация Бронзового века во всей Западной Анатолии традиционно была основана на стратификации единственного хорошо исследованного памятника в северно-западной части Малой Азии — холме Гиссарлык. Данная традиция была заложена еще В. Дёрпфельдом и продолжена К. Блегеном. Однако после открытия южнее Трои не менее крупных поселений бронзового века (Лимантепе и Паназтепе), а также серии поселений на близлежащих островах (Полиохни на Лемносе, Ферми на Лесбосе и Эм-порио на Хиосе) вносят серьезные коррективы в традиционную «троянскую» периодизацию археологии Бронзового века Западной Анатолии, тем более что поселение на холме Гиссарлык появляется приблизительно на

1 Rutter J. В. Some Observations on the Cyclades in the Later Third and Early Second Millennium В. C. //AJA. 1983. № 87. Pp. 69-76.

2 Mannings. The Absolute Chronology. Pp. 56-83. столетие позже (с 3100/3000 года), чем упомянутые памятники Лимантепе и Эмпорио.

Таблица б

Хронология троянской культуры1

Периоды Блеген Биттель Милойчич Шахермайер Матц годы до новой эры

I 3000 2700 2700 2650 2600

II 2500 2400 2500 2400 2400

III 2200 2200 2250 2150 2150

IV 2050

V 1900 2000 2025 2000

VI 1800 1900 1900 1800 1800

VII 1300 1300 1300

В последние десятилетия сделан огромный шаг в уточнении периодизации Трои. Это стало возможным благодаря новым раскопкам на территории холма Гиссарлык совместной американо-немецкой экспедиции университетов Тюбингена и Цинциннати под руководством М. Корфмана. Главным итогом экспедиции стало уточнение хронологии строительных фаз Трои и соотнесение троянской культуры с периодизацией бронзового века Западной Анатолии в целом (см. таблицу 7).

Таблица 7

Хронология троянской культуры по М. Корфману2

Трои Годы до новой эры Западная Анатолия

I 3000/2900 - 2600/2550 Ранний бронзовый век

II 2600/2550 - 2250

III 2250-2100/2050

IV 2100/2050-2000/1950

V 2000/1950-1900/1850

VI 1900/1850- 1275 Средний и Поздний бронзовый век

VII а 1275-1240/1230

VII Ы 1230/1180-1150

VII Ь2 1150-1050 Железный век

1 Muller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972. S. 35.

2 Подробнее см. отчеты M. Корфмана, публиковавшиеся под общим названием «Troia - Ausgrabungen» в журнале «Studia Troica»: 1992. № 2. Pp. 1—41; 1993. № 3. Pp. 1— 37; 1994. № 4.Pp. 1-55; 1995. № 5. Pp. 1-38; 1996. № 6. Pp. 1-^3.

Научное исследование истории Эгейского региона в III - II тысячелетиях до н. э. по археологическим источникам началось относительно недавно. Постепенное накопление археологических данных привело к созданию первых обобщающих работ по истории Эгейского региона эпохи бронзы, хотя следует отметить, что в большинстве работ исследователей, как начала века, так и до сих пор, нет общего очерка процесса исторического развития региона, поскольку главное внимание уделено изучению разнообразного и многочисленного вещественного материала.

Начало систематических раскопок в Кноссе ознаменовало новую эпоху в изучении древнейшей истории Эгеиды. Среди первых обобщающих работ выделяется уже упомянутые работы А. Эванса, который был убежден в том, что великолепные достижения классической Греции уходит корнями к минойскому миру, а микенцы были чем-то вроде полуварварской цивилизации, вклинившейся между ними - такое понимание исторических процессов вполне соответствовало уровню знаний об Эгеиде к началу 30-х годов, поэтому ошибочные выводы А. Эванса (впрочем, так же, как и Г. Шлимана) в некоторых основополагающих моментах вполне понятны, но приоритет А. Эванса в реконструкции по археологическим данным государственного строя, религии и этапов развития критского общества, несмотря на некоторые ошибки, не вызывает сомнений.

Ученик и продолжатель исследований А. Эванса в Кноссе Джон Пендлбери, первоначально изучавший египетские памятники Телль-эль-Амарны (руководил раскопками в 1928 - 1929 годах) уточнил хронологию минойского Крита, предложенную А. Эвансом, кроме того, предположил наличие критского влияния на искусство Египта Амарнского периода.1

1 Pendlebury J. D. S. Archaeology.; Его же. A Handbook to the Palace of Minos at Knossos. L., 1933; Его же. Tell-el-Amarna. L., 1935; Его же. A Catalogue of the Egyptian Objects in the Aegean Area. Cambridge, 1930.

В 1939 году вышла книга Г. Чайлда «У истоков европейской цивилизации»1, в которой автор выступал против «теории миграционизма», объяснявшей изменения культуры переселениями народов, выдвинув тезис о самостоятельности культурного развития. Однако «теория миграционизма» была заменена идеей диффузионизма (так называемой «теорией распространения»), и в этом слабая сторона работы Г. Чайлда, акцентирующего внимание на внешних торговых связях и поиске сходства различного рода артефактов в различных культурах. Конечно, народы Древнего Востока по культуре и общественным отношениям далеко опередили современное им население Европы в целом и Эгеиды в частности, но для восприятия влияний, для заимствования достижений население Эгеиды и Европы было подготовлено внутренним развитием, - например, заимствованию культурных растений из Юго-Западной Азии предшествовало самостоятельное возникновение земледелия в Эгейском регионе. Поэтому нельзя все развитие сводить к диффузии достижений восточных цивилизаций.

Слабость позиции Г. Чайлда ощущается и в том, что принцип диффузии выводится им не из исследования фактов, а принят априорно . Несмотря на явные недостатки, книга Г. Чайлда является первой попыткой синхронного рассмотрения эгейских культур эпохи бронзы, причем автор впервые в историографии выделил четыре основные культуры Эгеиды, включив в их число и культуру Троады, хотя территориально Западная Анатолия не относится к европейскому континенту. Книга Г. Чайлда, основанная на изучении большого количества фактов, представляет серьезный интерес и для современных исследователей истории Эгеиды.

1 Childe V. G. The Down of European Civilization. L., 1939 (в русском переводе: Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1950).

2 Сам Г. Чайлд подчеркивает субъективность соображений, на основании которых установлена картина соотношения культурных зон (Чайлд Г. У истоков. С. 446).

В 1920-30-е годы активизируется интерес к религиозной жизни жителей Эгеиды III - II тысячелетий до н. э. Англичанином А. Куком1 было установлено индоевропейское происхождение культа Зевса Пеласгского в Додоне, тем самым впервые было высказано предположение об индоевропейском происхождение пеласгов. Кроме того, А. Кук пытался установить пеласгское происхождение культов Гефеста и Гермеса. Датский ученый М. П. Нильссон уделил большое внимание трансформации териоморфных верований критян в антропоморфные, что указывает на большой динамизм в области духовной культуры, однако, автор несколько преувеличивал динамичность религиозных воззрений критян, выдвинув концепцию миной-ского политеистического пантеона, несмотря на довольно-таки аморфные и внутренние слабо дифференцированные границы последнего (если сравнивать его с современными ему египетским или вавилонским пантеонами, не говоря уже о более позднем сонме олимпийских богов), с его центральной фигурой - так называемой «Великой богиней» (у М. П. Нильссона — «Grope Mutter»).

Советская наука в эти годы начала разрабатывать вопросы классификации древних цивилизаций Эгейского региона согласно теории о классах. Б. JI. Богаевский3, несмотря на недостаточность сведений о культурах Эгеиды в целом, и о Крите в частности, в начале 30-х годов развил теорию об ускоренных темпах развития минойского общества. Прямым следствием этого, по мнению автора, стало доминирование на протяжении всей эпохи бронзы традиций первобытного коллективизма, что нашло свое отражение, прежде всего, в способе и обрядах захоронения. Однако учение

1 Cook А. В. Zeus. Cambridge, 1940.

2 Nilsson М. P. Minoan-Mycenaean Religion. Lund, 1972; Его же. Geschichte der griechischen Religion. Bd. I. Munchen, 1976.

3 Богаевский Б. JI. Крит и Микены (Эгейская культура). М.; Л., 1924; Его же. Первобытно-коммунистический способ производства на Крите и в Микенах // Памяти К. Маркса. М.; Л., 1933; Его же. Крито-микенская эпоха // История Древнего Мира / Под редакцией С. И. Ковалева. Т. 2. М., 1936.

Б. JI. Богаевского о «первобытно-коммунистическом способе производства» на Крите и Микенах дворцового периода не соответствует современному уровню знаний об этих цивилизациях. Это учение было отвергнуто и советской наукой как «еретическое» - социальная структура дворцовых обществ была определена как раннерабовладельческая. Это определение, данное В. С. Сергеевым1, было в дальнейшем канонизировано советской наукой2.

В послевоенное время вышел труд Г. Кларка3, в котором предлагается схема территориального подразделения Европы на четыре части исходя из экологических особенностей, причем самая южная часть по своим географическим и эколого-геологическим показателям, по мнению автора, наиболее подходит для развития здесь культур бронзового века. Эта схема условна, однако, попытки как-то сгруппировать археологические культуры и синтезировать источники, вполне правомерны.

Среди множества работ позволяющих по-новому интерпретировать данные античной традиции о догреческом населении, наибольший интерес представляет обширный труд английского историка Дж. Томсона4, в котором автор уделил большое внимание древнейшему населению Эгеиды (как уже отмечалось, в этом вопросе сведения, предоставляемые греческой традицией, весьма скупы и относятся только ко II тысячелетию до н. э.). Однако нам представляется спорным отнесение ликийцев, карийцев, пеласгов и других к разряду «матриархальных народностей». В то же время критян, которых с большим успехом можно отнести к этносам, где процветал мат

1 Материалы дискуссии советских ученых об эгейской культуре см.: ВДИ. 1940. № 2. С. 204-218 (Обзор Т. М. Шепуновой).

2 См. например: Струве В. В. Общественный строй Древнего Крита II ВДИ. 1950. № 4; Колобова К. М. Греция в III и II тысячелетиях до н. э. Л., 1955.

3 Clark G. From Savagery to Civilization. L., 1946 (в русском переводе: Кларк Г. Доисторическая Европа. М., 1953).

4 Thomson G. Studies in Ancient Greek Society. The Prehistoric Aegean. L., 1949 (в русском переводе: ТомсонДж. Исследования по истории древнегреческого общества. Доисторический эгейский мир. М., 1958). риархат, Дж. Томсон практически игнорирует, что говорит о недостаточном знакомстве английского историка с археологическими исследованиями. Вместе с тем, количество обработанной автором информации заслуживает восхищения1.

В 60-е годы наметился перелом в изучении истории Эгейского региона, связанный с успехами в области исторического языкознания и археологии. В частности, определенные успехи были достигнуты в индоевропейской проблематике, что стало возможным благодаря появлению новой методологии, применяемой для решения вопроса о локализации прародины индоевропейцев. Новый качественный скачок был связан с расширенным изучением как археологии Центральной и Восточной Европы и прилежащих территорий, так и выявлением языковых связей между индоевропейской языковой семьей и другими семьями. Впервые в это время появляются работы, в которых исследователи, исходя из предположительной даты распада индоевропейской общности, пытались дать приблизительные временные рамки появления первых индоевропейцев в Эгейском регионе. Следует выделить работу М. Гимбутас , в которой автор, основываясь на археологических данных, впервые отождествила ареал индоевропейской прародины с ареалом распространения ямной культуры с ее девятью локальными вариантами. Однако неточность в определении времени начала расхождения отдельных индоевропейских диалектных групп (по Гимбутас — V-IV тысячелетия до н. э.), привела к ошибке в датировке появления первых индоевропейских племен в Эгейском регионе, на что указал еще в начале 70-х годов В. Вайатт3, уточнивший датировку как распада индоевропейской общности (рубеж IV—III тысячелетий до

1 Так же, как и Г. Кларк, Дж. Томсон широко использует этнографические данные.

2 Gimbutas М. Bronze Age Cultures in Central and Eastern Europe. Mouton, 1964.

3 Wyatt W. F. The Indo-Europeanization of Greece // Indo-European and Indo-Europeans. Philadelphia, 1970. н. э.), так и появления первых догреческих индоевропейских племен на территории материковой Греции (конец III тысячелетия до н. э.).

Расшифровка линейного письма В имела огромное значение — стала бесспорной этническая преемственность населения Греции во II и I тысячелетиях до н. э., что толкало на мысль о неуклонном прогрессировании эгейских культур от периода бронзы до Греции классического времени. В 60-е годы в рамках этой идеи написано большинство работ. Среди исследований отечественных историков следует отметить работы Т. В. Блаватской1, в которых автор предлагает следующую периодизацию истории Эллады: 1) дополисная Греция; 2) предполисная Греция; 3) полисная Греция2. Тем самым защищается тезис о неправомерности деления древнейшего периода истории Греции на эпоху крито-микенской культуры и гомеровский период. Т. В. Блаватская игнорирует факты, противоречащие концепции преемственности и, прежде всего, этническую смену в Эгеиде на рубеже III и II тысячелетия (приход первых индоевропейских племен на Балканы). Детерминистская концепция не предусматривает дискретного характера развития основных культур Эгейского региона, постоянное чередование фаз прогресса с фазами регресса, а также множество случайностей, от которых, в конечном счете, и зависят конкретные исторические судьбы отдельных этнокультурных сообществ.

Идею о дискретности развития, правда, в осторожной форме, применительно только к культурам раннеэлладского периода, защищал в 60-е годы известный американский археолог Дж. Кэски. На основе археологического материала арголидской Лерны (Лерны III и Лерны IV3) и других поселений материковой Греции4, автор, с одной стороны, доказывал раз

1 Блаватская Т. В. Ахейская Греция во II тысячелетии до нашей эры. М., 1966; Ее же. Греческое общество II тысячелетия до нашей эры и его культура. М., 1976.

2 Блаватская Т. В. Греческое. С. 4.

3 CaskeyJ. L. The Early Helladic Period in the Argolid // Hesperia. 1960. № 29.

4 Caskey J. L., CaskeyE.G. The Earliest Settlements at Eutresis. Supplementary Excavations. 1958 // Hesperia. 1960. № 29. рыв культурных традиций РЭ и СЭ периодов, однако с другой, утверждал определенного рода преемственность культуры эпохи бронзы и классической греческой цивилизации. Под преемственностью Дж. Кэски имел в виду особые свойства греческого ландшафта и климата, которые на протяжении тысячелетий активно участвовали в формировании психического склада, культуры, эстетических вкусов и пристрастий всех населявших материковую Грецию племен и народов. Этот тезис защищали в 60-е годы А. Зойс, исследовавший критскую керамику стиля «камарес»1, а также К. Ренфрю, отстаивающий эту идею на примере анализа отдельных артефактов (кикладских статуэток, изделий из металла) .

В 70-е годы, благодаря новым открытиям, идея о неуклонном про-грессировании эгейских культур от периода бронзы до Греции классического времени несколько изменяется. Новую модель генезиса эгейских культур, правда, уже применительно только к эпохе бронзы, предложил К. Ренфрю в книге «Возникновение цивилизации»3. Автор выявил в развитии четырех основных культур Эгеиды некоторые общие тенденции, которые выразились в более или менее синхронном появлении в этих культурных очагах одних и тех же инноваций. Совпадения подобного рода послужили для автора основанием для того, чтобы расценивать эти культуры как звенья в эволюционной цепи единого культуро-генетического процесса, направленного в конечной своей фазе на дворцовые цивилизации II тысячелетия до н. э. К. Ренфрю впадает в явное преувеличение, говоря об «интернациональном» духе основных субрегионов Эгейского региона. Эти рассуждения базируются преимущественно на фактах широкого распространения отдельных типов керамики и других видов ремес

1 Zois A. Der Kamares-Stil. Werden und Wesea Tubingen, 1968.

2 Renfrew C. Crete and the Cyclades before Rhadamanthus//Kretika Chronika. 1964. № 18; Его же. Cycladic Metallurgy and the Aegean Early Bronze Age // AJA. 1967. №71.

3 Renfrew C. The Emergence of Civilization. L., 1972. См. также рецензию В. М. Массона (ВИ. 1974. № 7). ленных изделий. Однако в конце работы К. Ренфрю противоречит сам себе, констатируя «явно выраженную локальную индивидуальность эгейских культур ранней бронзы»1. Такая противоречивость обусловлена одновременным наличием сходств и различий культур Трои, Киклад, материковой Греции и Крита. Учитывая, что только культура Крита вышла непосредственно из эпохи ранней бронзы на качественно иной уровень, следует заключить, что дискретность развития эгейских культур доминировала, и ни о каком «интернационализме» не может идти и речи.

Автономность развития, независимость друг от друга эгейских культур отмечает другой английский археолог — К. Брэниген, исследовавший такую важную отрасль Эгейского ремесла, как металлургия2. В несколько более ранней работе3, посвященной истории Крита, К. Брэниген констатирует наличие локальных традиций в ремесленном производстве как всего Эгейского региона, так и на самом Крите в эпоху ранней бронзы. Тщательно исследуя историю Крита III тысячелетия, привлекая массовый археологический материал, автор, к сожалению, не отвечает на вопрос, — как и почему именно Крит стал тем местом, где суждено было появиться на свет древнейшей из всех европейских цивилизаций. Другими словами, и К. Ренфрю, и К. Брэниген даже не пытаются выяснить те особые условия, которые позволили минойскому обществу опередить в своем развитии ближайших соседей.

В начале 70-х годов появляется много исследований, посвященных этнической истории Эгеиды. В отдельных работах раскрываются частные вопросы. Например, в работах К. Брэнигана, в которых автор доказывает этническую неоднородность населения Киклад и Крита в период ранней бронзы4 и во время так называемого «минойского колониализма»1. Отно

1 Renfrew С. The Emergence. P. 454.

2 Branigan К. Aegean Metalwork of the Early and Middle Bronze Age. Oxford, 1974.

3 Branigan K. The Foundations of Palatial Crete. L., 1970.

4 Branigan K. Cycladic Figurines and their Derivatives in Crete // BSA. 1971. № 66.

ГОСУДАРСТ^НН^ библиотек , сительно Анатолийского региона следует выделить труд Дж. Уорнера2, исследовавшего троянские мегароны и работу К. Подцувайта3, в которой автор на основе анализа керамического импорта из сопредельных территорий Эгейского региона и Центральной Анатолии уточнил периодизацию собственно троянской культуры и дочерних культур близлежащих островов. Также небезынтересна работа В. Мюллера4, в которой автор детально описывает археологический материал, найденный со времен раскопок Трои Г. Шлиманом. Кроме того, В. Мюллер сопоставляет вещественные памятники Трои с аналогичными артефактами близлежащих областей — материковой Греции и культур Центральной Анатолии. Подобное комплексное исследование позволяет понять специфику географического положения Троады, благодаря которой в культурной традиции троянцев произошел сплав культур развитых восточных цивилизаций cs «варварским» европейским миром.

Такая же методика, как и у В. Мюллера, использована в монографии A. J1. Монгайта5, в которой автор рассматривает культурное и хозяйственное развитие Европы (в том числе Эгеиды) в бронзовом и железном веках. ^ A. J1. Монгайт описывает большие культурно-исторические области и археологические культуры как целостные явления, используя принцип в большей мере территориальный, чем хронологический. При таком распределении материала трудно представить, как выглядела Эгеида в целом, но яснее становится понимание путей развития племен, населявших Эгеиду в

1 Branigan К. Minoan Colonialism I IBSA. 1981. № 76.

2 Warner J. L. The Megaron and Apsidal House in Early Bronze Age Western Anatolia: New Evidence from Karatas I IAJA. 1979. № 83.

3 Podzuweit C. Trojanische Gefassformen der Friihbronzezeit in Anatolien, der Agais und angrenzenden Gebieten. Mainz, 1979. В этом же ключе написана и следующая работа К. Подцувайта {Podzuweit С. Die mykenische Welt und Troja//Siidosteuropa zwischen 1600 und 1000 v. Chr. Berlin, 1982), посвященная взаимоотношениям троянской и микенской культур.

4 Muller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972.

5 Монгайт A. JI. Археология Западной Европы. Бронзовый и железные века. М., 1974. (далее - Монгайт А. Л. 1974.) бронзовом веке, скрывающихся за той или иной археологической культурой. В работах В. Мюллера и А. Л. Монгайта полнее всего проявились недостатки, свойственные попыткам реконструировать этно-историческую картину с привлечением исключительно археологических источников.

Проблеме идентификации этносов с определенными археологическими культурами посвящен ряд публикаций Н. Я. Мерперта1, в которых автор предпринял попытку установить время прихода индоевропейских племен на Балканы2. Н. Я. Мерперт относит появление индоевропейцев на Балканах к рубежу IV и III тысячелетий до н. э., игнорируя археологические подтверждения неразрывности развития эгейских культур неолита и раннебронзового века. Большие сомнения вызывает гипотеза о появлении индоевропейцев в материковой Греции раньше, чем в Центральной Анатолии. Идея эта не новая, поскольку скепсис в отношении этнической смены в Эгеиде в конце IV тысячелетия до н. э. высказывали еще Т. В. Блаватская3 и А. Л. Монгайт4. Воскрешение Н. Я. Мерпертом старой гипотезы без новых аргументов остается непонятным.

В 70-е годы появляется ряд работ по искусству эгейских культур эпохи бронзы. В. М. Полевой, исследовавший искусство Греции5, в своей работе отметил, что по своей эстетической сути художественная мысль эпохи ранней бронзы остается искусством, обращенным скорее вспять — в эпоху неолита, чем вперед - к дворцовым цивилизациям эпохи средней и поздней бронзы. Однако, как справедливо отмечает автор, данное правило не приложимо к Криту. Крит - единственный район Эгеиды, где наследие эпохи ранней бронзы стало основой устойчивой традиции художественно

1 Мерперт Н. Я. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннего бронзового века // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1976; Его же. Миграции в эпоху неолита и энеолита // СА. 1978. № 3.

2 Ср.: Мерперт Н. Я. Некоторые вопросы истории Восточного Средиземноморья в связи с индоевропейской проблемой // КСИА. 1961. Вып. 83.

3 Блаватская Т. В. Ахейская. С. 34.

4 Монгайт А. Л. 1974. С. 38.

5 Полевой В. М. Искусство Греции. М., 1970. го творчества, переходящей во II тысячелетие до н. э. Такой же концепции придерживается и английский искусствовед С. Худ1, показавшего в своей работе непрерывность развития культурных традиций эгейского искусства с эпохи неолита до раннего бронзового периода, что доказывает отсутствие крупномасштабных миграций на территории материковой Греции и Западной Анатолии на рубеже IV—III тысячелетий до н. э.

Общей чертой выдвигавшихся в 70-80-е годы гипотез относительно этнической принадлежности населения древней Эгеиды является то, что обычно выбирался какой-то отдельный признак (например, керамика2 или погребальный обычай3), который определялся как специфический для того или иного этноса, и те археологические культуры, где этот признак присутствовал, объявлялись принадлежащими этому народу. Совершенно очевидно, что подобные гипотезы не могли не наталкиваться на серьезные трудности. Оставалось неясным, что делать, к примеру, с культурами материковой Греции, где с раннего неолита распространены крашеные сосуды и эта традиция расписной керамики удерживается здесь до позднего времени, когда индоевропейская принадлежность соответствующих наро дов уже не вызывает сомнений. С другой стороны, как отмечал Питер Уоррен, расписная керамика является одним из главных признаков перед-неазиатских культур, носители которых говорили на языках, генетически не родственных индоевропейским (древнегреческому)4.

Однако, подобные исследования отдельных признаков тех или иных культур просто необходимы, особенно на фоне недостаточной осведомленности современной исторической науки о древних культурах. Так, на

1 HoodS. The Arts in Prehistoric Greece. Harmondsworth, 1978.

2 Walberg G. Kamares. A Study of the Character of Palatial Middle Minoan Pottery. Uppsala, 1976; Его же. Northern Intruders in Mycenaean IIIC? I IAJA. 1976. № 80.

3 См. например: Doumas C. Early Bronze Age Burial Habits in the Cyclades. Goteborg, 1977; Branigan К The Tombs of Mesara L., 1970.

4 Warren P. Knossos and the Greek Mainland in the Third Millennium B.C. // AAA. 1972. №5. P. 398. пример, детальные исследования по отдельным разновидностям критского искусства (фаянс, ювелирные изделия) позволили К. Фостеру1 и X. Даварасу2 независимо друг от друга прийти к одним и тем же выводам о том, что за все третье и большую часть второго тысячелетий до н. э. население Крита не претерпело сколько-нибудь существенных изменений в своем этническом составе. С началом эпохи дворцовой цивилизации здесь, по-видимому, жил тот же самый народ или, скорее всего, народы, что и на протяжении всей предшествующей истории острова, насчитывающей несколько тысячелетий. Во всяком случае, имеющийся археологический материал не дает никаких оснований для предположений о значительных перерывах в развитии минойской культуры и что не менее важно, по мнению Дж. Кэдогена, в развитии социально-политических отношений3, которые можно было бы связать с массированными вторжениями на' территорию острова пришлых племен, что, однако, не исключает эпизодических заимствований минойцами отдельных элементов чужих культур, в' особенности западно-анатолийской и кикладской.

В 80-90-е годы вопрос об индоевропейских миграциях исследовал В. А. Сафронов4. Монография В. А. Сафронова - первая в отечественной литературе удачная попытка реконструкции исторических процессов пра-индоевропейского общества от его зарождения до образования первых государств (VII-III тысячелетия до н. э.). Преимущество данной работы в том, что археологический аспект индоевропейской проблемы анализирует археолог — специалист широкого профиля. Предлагаемая автором концепция трех прародин индоевропейцев - в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе является пока самой аргументированной и

1 Foster К. P. Aegean Faience of the Bronze Age. New Haven, 1979.

2 Davaras C. Early Minoan Jewelry from Mochlos II BSA. 1975. № 70.

3 CadoganG. Palaces of Minoan Crete. L., 1976; Его же. Why Was Crete Different II The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986.

4 Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989. подтвержденной многочисленными материалами. Однако, при создании глобальной (хронологически и территориально) картины, автором оставлены незамеченными многие мелкие детали. Так, он производит сравнение керамики археологических культур только в рамках выявленной им экологической ниши индоевропейской прародины, не сравнивая ее с керамикой ближайших археологических культур. Вследствие этого автор не указывает ареал распространения «минийской» керамики - помимо Балкан, она фиксируется во II тысячелетии до н. э. на севере Ирана и в Центральной Анатолии, а, следовательно, приход индоевропейцев (пеласгов или греков) на Балканы из Центральной Европы (с ареала культур «баденского круга») выглядит уже сомнительным. Кроме того, автор, ссылаясь на Г. Чайлда, говорит о том, что последний усматривал корни минийцев на севере Евро

1 О пы , хотя Г. Чайлд говорил об анатолийских корнях минийцев . Также?1 спорны доводы В. А. Сафронова о непрерывности культурных традиций раннеэлладского III и среднеэлладского I периодов. Понятно, что невоз4 можно быть специалистом во всех областях, но такие неточности могут опровергнуть в целом всю гипотезу. Тем не менее, следует отметить ком-? плексный подход В. А. Сафронова к проблеме индоевропейской прародины. Только с применением данной методики возможно решение о соотнесении того или иного этноса с определенной археологической культурой.

Определенных успехов в индоевропейской проблематике достигли в 80-х годах в исследовании мифологии, что было связано с переходом от изучения конкретных мифологических единиц к исследованию индоевропейской мифологии как системы, имеющей определенную структуру, отдельные элементы которой находятся в отношениях оппозиции, распределения и т.п. В работах Ж. Дюмезиля, во многом определивших

1 Сафронов В. А. Индоевропейские. С. 181.

2 Чайлд Г. У истоков.С. 112. историко-мифологические разыскания последних десятилетий, последовательно проводилась мысль о трехчастной структуре индоевропейской идеологии, соотносимой с представлениями о человеке, природе, Космосе1. Несмотря на некоторую искусственность и жесткие рамки ряда построений Дюмезиля,. они знаменовали поворот к изучению индоевропейской мифологии и ритуалов как знаковых систем. Отсутствие классических индоевропейских троичных распределений в анатолийском и критском ареалах эпохи бронзы, по мнению Ж. Дюмезиля, позволяет утверждать о том, что население Эгеиды и этих областей в эпоху неолита и ранней бронзы, по своему составу было неиндоевропейским.

Несомненно, что прорыв в изучении индоевропейской (и не только) структуре религиозных представлений, стал возможен благодаря успехам археологов. В 80-е годы накопилось масса нового археологического материала, требующего уточнения, а в некоторых вопросах и переосмысления представлений о религиозном мировоззрении населения древней Эгеиды, заложенных еще А. Эвансом и М. Нильссоном. В работах по религии населения Эгеиды в последние десятилетия доминирует идея о ярко выраженной печати первобытного синкретизма религиозных представлений. Так, например, Л. Гудисон выявил мощный пласт глубоко архаичных верований и обрядов в религии минойского Крита2. Минойский пантеон, как доказывают П. Уоррен3 и Н. Маринатос4, если сравнивать его с современным ему египетским или вавилонским пантеоном, не говоря уже о более позднем сонме олимпийских богов, кажется довольно аморфным и внутренне слабо дифференцированным. Коллективное приобщение к божеству может считаться одной из наиболее характерных особенностей минойского куль

1 ДюмезшьЖ. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.

2 Goodison L. Death, Women and the Sun: Symbolism of Regeneration in Aegean Religion. L., 1989.

3 Warren P. Minoan Religion as Ritual Action Goteborg, 1988.

4 Marinates N. Minoan Religion: Ritual, Image, and Symbol. Columbia, 1993. та. Рассматривая сакральные фигуры, изображенные на печатях1 или в мелкой пластике, всегда бывает трудно решить, кого имел в виду художник: совершенно разных божеств или же ипостаси одного и того же божества. Особенно отчетливо это заметно по отношению к так называемым «гениям», анализу изображений которых посвящена работа Дж. Вайнгартен . То же самое применимо и к религиозным представлениям кикладцев, что убедительно доказывал Дж. Коулмен на основе анализа так называемых кикладских «сковородок» РК периода3.

Подобные неолитические пережитки ощущаются и в такой области, как металлургия и домостроительство. Г. Кэтлинг, изучавший традиции металлургии на Крите, отмечает, что критская металлургия сильно отставала не только от кикладской, но и от западно-анатолийской4. Причем это отставание ощущается не только в производстве обиходных изделий из бронзы, но и в ювелирном искусстве5.

В области домостроения для Крита свойственно поступательное развитие архитектурных традиций - исследования как монументальных, так и более простых строений, проведенных К. Брэниганом6 и Д. Сэндерсом7, показали, что на острове существовала определенная преемственная связь между дворцами периода становления и расцвета минойской цивилизации и гораздо более ранними архитектурными памятниками второй половины III тысячелетия до н. э. Данная преемственность обусловлена, прежде все

1 Wiencke М. Н. Typology and Style of Prepalatial Seals // Studien zur minoischen und helladischen Glyptik. Marburg, 1981.

2 Weingarten J. The Transformation of Egyptian Taweret into the Minoan Genius: A Study in Cultural Transmission in the Middle Bronze Age. Partille, 1991.

3 Coleman J. E. «Frying Pans» of the Early Bronze Age Aegean // AJA. 1985. № 89.

4 Catling H. W. Minoan Metal working at Palaikastro: Some Questions//BSA. 1997. 92.

5 Tolstikov V., Treister M. The Gold of Troy: Searching for Homer's Fabled City. New York, 1996.

6 Branigan К Some observations on State Formation on Greece // Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

7 Sanders D. Behavioral Conventions and Archaeology: Methods for the Analysis of Ancient Architecture // Domestic Architecture and the Use of Space. Cambridge, 1990. го, этнической однородностью острова, что доказывает также и проведенный П. П. Бетанкуром анализ трансформации керамических форм миной-ского Крита, - как на всем острове в целом, так и отдельно в Кноссе, керамика которого имеет ряд отличных от других областей Крита особенностей1.

Относительно остальных культур Эгейского региона эпохи бронзы о существовании такой преемственности утверждать нельзя. В частности, на территории материковой Греции монументальные архитектурные строения раннего бронзового века (например, «Дом черепиц» в Лерне III), полностью исчезают в самом конце III тысячелетия до н. э. Как отмечает К. Вернер, при переходе к СЭ периоду наблюдаются отличия в самой технике домостроительства . М. Корфман в свою очередь, при исследовании домов мегаронного типа в Трое установил некоторый разрыв традиций в технике строительства в рамках одной Западно-анатолийской культуры3. Такой же вывод, как доказали в своих работах С. Харрисон и П. Темелис, применим как к рядовой застройке4, так и к монументальным зданиям5 материковой Греции РЭ и СЭ периодов.

Как писал Дж. Раттер, исследовавший этнические пертурбации материковой Греции на рубеже III-II тысячелетий до н. э.6, разрыв в культурной традиции в той или иной сфере всегда настораживает историков, так как он может объясняться только двумя способами - либо выходом на новый качественный уровень (то есть прогрессом в технической сфере), либо

1 Betartcourt P. P. The History of Minoan Pottery. Princeton, 1985.

2 Werner K. The Megaron during the Aegean and Anatolian Bronze Age. A Study of Occurrence, Shape, Architectural Adaptation and Function. Jonsered, 1993.

3 Korfmann M. Troia: A Residential and Trading City at the Dardanelles // Politeia: Society and State in the Aegean Bronze Age. Liege, 1995

4 HarrisonS. Domestic Architecture in Early Helladic II: Some Observations on the Form of Non-monumental Houses //BSA. 1995. № 90.

5 Themelis P. G. Early Helladic Monumental Architecture // AA. 1984. № 99.

6 RutterJ. B. Fine Gray-burnished Pottery of the Early Helladic III Period: the Ancestry of Gray Minyan // Hesperia. 1983. № 52; Его же. Review of Aegean Prehistory: The Prepalatial Bronze Age of the Southern and Central Greek Mainland // AJA. 1993. № 97. этнической сменой (что сопровождается утратой технических навыков). Последнее не всегда верно, так как вторжение мигрантов может надежно фиксироваться только в том случае, если преобразования затронули не отдельную отрасль культуры, а несколько. В своей работе Дж. Раттер проследил изменения в керамическом производстве РЭ III - СЭ периодов, и, сопоставив факт появления «минийской» керамики с изменениями в технике домостроительства, погребальных обычаев и ряда других признаков, сделал вывод о наличии на южных Балканах двух миграционных волн на рубеже III-II тысячелетий до н. э. Однако греческий историк М. Сакеллариу, также изучавший вопрос миграций в конце раннеэлладско-го периода, категорически отвергнул концепцию Дж. Раттера о двух миграционных волнах: по его мнению, был только один, затянувшийся на два столетия миграционный поток1. Гипотеза М. Сакеллариу не согласуется с данными лингвистики о наличии на юге Балкан до греков индоевропейского субстрата, так как по этой версии получается, что первыми индоевропейцами на территории материковой Греции были именно прагреческие племена. Также она не объясняет факт внутренних миграций в Эгеиде, что, скорее всего, было прямым следствием вторжения с севера новых племен, и резкое нарушение хорошо налаженных еще в период ранней бронзы торговых контактов субрегионов Эгеиды, что мастерски подметили в своих работах М. Корфман , Д. Вилсон и С. Вон .

Вывод о произошедшей в конце периода ранней бронзы этнической смене населения в материковой Греции подтверждают изменения и в такой наиболее консервативной сфере культуры общества, как обряд захороне

1 Sakellariou М. Who were the Immigrants? // The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986.

2 KorfmannM. Red Cross Bowl - Angeblicher Leittyp fur Troja V//Beitrage zur Altertumskunde Kleinasiens. Festschrift fur Kurt Bittel. Mainz, 1983.

3 Vaughan S., Wilson D. Interregional Contacts in the Aegean in Early Bronze: The Talc Ware Connection // Zerner C. W., Zerner P. C., Winder J. Wace and Blegen: Pottery as Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993. ния. Различные способы захоронения в РЭ и СЭ периодах исследовали Г. Нордквист1 и Д. Пуллен2. Особенно интересна работа Д. Энтони, в которой автор рассматривает такой аспект, как доместикация лошади и первые свидетельства появления лошади на территории Эгеиды в СЭ периоде, что позволяет утверждать о появлении здесь иных (скорее всего, индоевропейских) племен, так как одомашнивание лошадей в таком географическом районе, как Эгеида, просто невозможно3.

Отдельно тема торговых контактов в эпоху ранней и средней бронзы поднималась во многих исследованиях. Следует выделить труды Дж. Раттера и К. Цернера4, изучавших интенсивность взаимоотношений критян с населением материковой Греции, а также ряд работ по истории Кикладского архипелага5, среди которых выделяется работа Дж. Дэвиса6. В противовес теории П. Уоррена7, объяснявшей анатолийские заимствования в культурах северных Киклад (РК III период) и восточной части материковой Греции (РЭ III период) миграцией части населения из Западной Анатолии, Дж. Дэвис попытался доказать, что эти заимствования были связаны с увеличением западно-анатолийского импорта и являлись прямым следствием увеличения торгового оборота внутри Эгейского региона.

1 Nordquist G. Middle Helladic Burial Rites: Some Speculations // Celebrations of Death and Divinity in the Bronze Age Argolid. Stockholm, 1990.

2 Pullen D. J. Modeling Mortuary Behavior on a Regional Scale: A Case Study from Mainland Greece in the Early Bronze Age // Beyond the Site: Regional Studies in the Aegean Area / Ed. by P. N. Kardulias. Lanham, 1994.

3 Anthony D. W. The «Kurgan Culture», Indo-European Origins, and the Domestication of the Horse: a Reconsideration // Current Anthropology. 1986. № 27.

4 Rutter J. В., Zerner C. W. Early Hellado-Minoan Contacts // The Minoan Thalas-socracy: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

5 Sampson A. Early Helladic Contacts with the Cyclades during the ЕВ A 2 // Annales d'archologie egeenne de l'Universite de Liege 2. Liege, 1988; BroodbankC. The Longboat and Society in the Cyclades during the Keros-Syros Culture // AJA. 1989. № 93.

6 Davis J. L. Review of Aegean Prehistory I: The Islands of the Aegean//AJA. 1992.

96.

7 Warren P. Early Minoan - Early Cycladic Chronological Correlations // The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

В 1990-х годах появляется ряд работ, посвященных истории Эгеиды бронзового века выдающегося русского историка Ю. В. Андреева, для которого характерны широта охвата проблематики и тщательный анализ источников. Разработав критерии определения «города» и выделив три фазы процесса урбанизации, предшествующие возникновению собственно города (квазигород, протогород, город), Ю. В. Андреев исследовал урбано-морфные поселения островного мира Эгеиды1, в результате чего пришел к выводу о безусловном доминировании среди поселений Эгеиды эпохи ранней бронзы квазигородов, которые «трудно отличить от рядовых земледельческих поселений» . В последующие периоды эпохи бронзы, как отмечает автор, в процессе городообразования наблюдается неравномерность, - только на Крите происходит становление протогородов (Кносс, Маллия, Фест, Закрое). Специфика развития Крита заинтересовала Ю. В. Андреева и в дальнейшем появилось несколько публикаций3, в которых эта особенность объяснялась стечением таких благоприятных факторов, как удобное географическое положение, исключительное плодородие почвы, и в особенности, этнопсихологическая особенность критян, явно ощущаемая в минойском искусстве. Интересен сравнительный анализ эгейских культур раннего бронзового века (первая такая попытка в русскоязычной историографии) в статье, опубликованной в 1995 году под названием: «Эгейский мир в преддверии цивилизации»4, в которой автор приходит к выводу о крайней автаркичности, с одной стороны, и крайней инертности, с другой, раннеэгейских культур, только одна из которых,

1 Андреев Ю. В. Островные поселения Эгейского мира в эпоху бронзы. М., 1989; Его же. Ранние формы урбанизации // ВДИ. 1987. № 1.

2 Андреев Ю. В.Островные. С. 220. В невозможности разграничить квазигорода от рядовых сельских поселений, ощущается, как нам кажется, некоторая искусственность градаций фаз становления городов.

3 Андреев Ю. В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза // ВДИ. 1994. № 3. Его же. В ожидании греческого чуда // ВДИ. 1993. № 4; Его же. Между Евразией и Европой // ВДИ. 1995. № 2.

4 Андреев Ю. В. Эгейский мир в преддверии цивилизации // ВДИ. 1995. № 1. благодаря «счастливому случаю»1 сумела выйти на новый, более высокий уровень исторического развития.

Вклад Ю. В. Андреева в область изучения истории древнейших цивилизаций Европейского континента огромен, однако следует отметить, что автор в своих исследованиях базируется только на археологическом материале, без привлечения исторических или лингвистических источников. Этот недостаток был преодолен в последнем, вышедшим посмертно труде , в котором Юрию Викторовичу удалось объединить все, что известно о Крите благодаря раскопкам, сведя почти все имеющиеся в науке толкования материала на основе литературных и типологических сопоставлений, опирающихся и на этнографические реконструкции. Наибольший интерес представляет сформулированная российским историком гипотеза, объясняющая причины заката дворцовой системы — как на Крите, так и в Микенской Греции. На основе анализа отдельных артефактов, дошедших до нашего времени, автор сделал вывод о своего рода духе усред-ненности, «буржуазной посредственности», пронизавших всю минойскую и микенскую цивилизации. Об этом свидетельствует стандартизация жилищ, святилищ, домашней утвари на Крите и в материковой Греции и даже бухгалтерские записи микенских архивов. Возникшая на этой старательно выровненной почве «массовая культура» постепенно охватила все слои общества, достигая даже и самых верхних его «этажей».

Данная гипотеза позволяет объяснить и существование столь длительного периода культурного застоя, и то, почему дворцовые комплексы не были восстановлены, однако непосредственные причины разрушения микенских дворцов, опять же, остаются необъясненными. Кроме того, использование современной терминологии (такой как «буржуазная посредственность», «массовая культура», своеобразный элитаризм и т. д.), несколько

1 Андреев Ю. В. Эгейский мир в преддверии. С. 114.

2 Андреев Ю. В. От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (III - начало I тыс. до н. э.). СПб., 2002. настораживает, так как автора можно заподозрить в некой модернизации истории. В любом случае, гипотеза Андреева свежа, оригинальна, просто любопытна и требует дальнейшей апробации.

Далеко не полный, раскрывающий лишь основные тенденции, историографический очерк показывает, что разные аспекты проблемы становления и развития эгейских культур раскрыты не полностью. Лингвисты используют археологические данные весьма вольно, а археологи игнорируют всю сумму лингвистических аргументов, «выдергивая» только отдельные факты.

Поэтому главной целью данной работы является раскрытие генетических связей догреческих культур Эгейского региона в бронзовом веке с использованием комплексной, междисциплинарной методики — с привлечением археологических, исторических и лингвистических источников. В связи с этим в работе проведен сравнительно-исторический обзор четырех основных эгейских культур (критской, кикладской, южно-балканской и западно-анатолийской) при соблюдении не столько территориального, сколько хронологического принципа. В этой связи необходимо решение следующих задач:

- установить степень влияния эколого-географических факторов на основные культуры Эгеиды эпохи бронзы;

- выявить специфику и основные тенденции исторического процесса в Эгеиде до прихода протогреческих племен и, особо — причины поступательного, динамичного развития критского общества;

- сопоставить археологические культуры эгейских сообществ между собой и выявить степень их взаимовлияния;

- найти этнический эквивалент культуре так называемой «миний-ской» керамики;

- - определить время прихода и постепенного распространения индоевропейских и, отдельно, протогреческих племен в Эгейском регионе.

Методологической основой диссертации является комплексный подход к источникам, представляющий собой совокупность приемов, методов и принципов исторической критики. В исследовании использован, прежде всего, исторический метод, важный для рассмотрения изменяющихся во времени явлений. В разных частях исследования предпочтение отдавалось, наряду с этим, и другим, как общенаучным, так и конкретно-историческим методам.

Из общенаучных методов применены:

1) сочетание индуктивного (от частного к общему) и дедуктивного (от общего к частному) методов. Так, проанализировав ряд частных факторов из области той или иной культуры Эгейского региона, делается вывод о специфике этой культуры. Далее, с учетом этого вывода снова проводится анализ частных факторов;

2) метод междисциплинарного синтеза - в исследовании исторические реалии осмысливаются с учетом наблюдений, положений и выводов из области археологии, исторической лингвистики и этнографии.

Из конкретно-исторических методов применены:

1) генетический метод, ориентированный на изучение истоков процесса или явления и его изменчивости в ходе развития. В соответствии с вышеназванным методом в работе рассматривается, например, религиозно-мировоззренческий аспект эгейских обществ и развитие религиозных идей от неолита до прихода греческих племен;

2) проблемно-хронологический метод, сущность которого заключается в том, что в рамках определенного временного отрезка выделяются и анализируются наиболее важные проблемы. В процессе исследования выделены временные отрезки, определяемые классической схемой периодизации бронзового века, и анализируются такие проблемы как: проблема идентификации археологических культур с тем или иным этническим образованием, тесно переплетающаяся с ней проблема Эгейского культурогенеза, проблема типологической принадлежности эгейских цивилизаций по отношению к дворцо-во-храмовым цивилизациям Передней Азии и др.

Структура настоящей работы обусловлена поставленными задачами. Работа состоит из введения, трех глав, содержащих девять параграфов, и заключения. К тексту работы приложены: список использованных источников и литературы, список сокращений и приложения.

В первой главе проанализированы эколого-географические факторы восточного Средиземноморья и степень их влияния на культуры Эгейского региона. Здесь же освещены наиболее значимые моменты перехода эгейских культур от неолита к раннему бронзовому веку. Во второй главе показано развитие основных культур Эгеиды в III тысячелетии до н. э., а также выявлена степень их взаимовлияния в данный период. В третьей главе, хронологически охватывающей все II тысячелетие до н. э., проведена этническая идентификация носителей культуры минийской керамики и дается суммарная характеристика культур Крита и Трои до появления здесь грекоязычных племен. В отдельном параграфе рассматривается проблема локализации индоевропейской прародины и в связи с этим — вопрос о возможных путях миграции индоевропейских племен в Эгейский регион.

В приложении I в табличной форме дана сравнительная хронология эгейских культур эпохи бронзы. В приложении II даны карты Эгейского региона и отдельных географических ареалов в III-II тысячелетиях до н. э. Приложения III, IV и V содержат иллюстрации — соответственно, планы поселений и отдельных строений, отдельные образцы искусства, керамика эгейских культур эпохи бронзы. В приложении VI приведены данные нарративной традиции о царях Трои.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Этнокультурные процессы в Эгеиде в эпоху бронзы"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Догреческое население Эгейского региона в силу своего географического положения и природных условий создало несколько самостоятельных культур, игравших ключевую роль на ряде этапов древнейшей истории европейского континента. Именно благодаря таким географическим факторам, как близость моря, крайняя редкость крупных земельных массивов, гористый рельеф, скудность полезных ископаемых, за исключением камня и глины, отсутствие больших рек, можно объяснить зарождение здесь жизненно активных популяций, ориентированных на интенсивные контакты с внешним миром, без опасности растворения в более развитых соседних культурах Малой Азии и Египта. Становление и распространение производящих форм экономики, произошедших в неолите, несомненно, следует связывать с культурным влиянием переднеазиатских цивилизаций, но это влияние следует оценивать как первоначальный импульс, на основе которого вырос компактный этнокультурный комплекс с оригинальными экономическим и особенно - культурным потенциалом.

В первой половине III тысячелетия фактически повсеместно в Эгейском бассейне произошло важное качественное изменение в производственной сфере, что привело к радикальному обновлению технологической базы ведущих культур региона к концу III - началу II тысячелетий. В течение этого периода эгейскими мастерами были освоены основные навыки и приемы выплавки и обработки бронзы, изготовления глиняной посуды с помощью быстро вращающегося гончарного круга, выделки украшений из драгоценных металлов, строительства домов и крепостных стен, снаряжения морских судов, вначале весельных, а потом и парусных и т. п., что наметило тенденцию к специализации и профессионализации ремесленного производства.

Непосредственными результатами всех этих достижений могут считаться быстрый рост численности населения на всей территории Эгейского мира, заметное повышение жизненного уровня его основной массы, ощутимый прирост избыточного продукта в общественном производстве, что в свою очередь вело к обогащению отдельных рядовых и большесемейных общин и, на этой основе, к появлению первых признаков имущественной и социальной дифференциации общества. В этом же ряду социально-экономических перемен нельзя не упомянуть и об активизации контактов торгового характера как внутри региона между островными и материковыми культурами, что привело к созданию так называемой «контактной зоны» (центром которой, из-за удобного географического положения, были острова Кикладского архипелага), в пределах которой происходила циркуляция отдельных артефактов и связанных с ними идей и представлений, так и за пределами Эгейского мира, о чем можно догадываться по некоторым косвенным признакам и, прежде всего по явному увеличению находящейся в обращении массы металла, в особенности бронзы на основе сплава меди и олова (месторождений последней составляющей сплава в Эгеиде нет) и золота. Однако, несмотря на существование контактной зоны и некое смешение культурного характера, разные группы Эгейского бассейна эпохи ранней бронзы, развивались сравнительно независимо друг от друга, о чем свидетельствуют этническая, а скорей всего и расовая, неоднородность населения Эгеиды, а также ряд отличий в различных компонентах археологических культур (строительство домов и укрепленных поселений, металлургия, гончарное дело, искусство).

Дискретность развития основных культур Эгеиды раннебронзового века особо ощущается в исторических итогах этой эпохи - ни в Троаде, ни на Пелопоннесе, которые могут считаться для этого времени наиболее передовыми районами Эгейского мира, настоящие цивилизации, характеризующиеся созданием государственного аппарата, так и не сложились ни в конце III, ни в начале следующего II тысячелетия, хотя все необходимые предпосылки для этого имелись в наличии (существование интегрирующих, структурообразующих центров). В материковой Греции первая цивилизация, заслуживающая этого названия, начала сформировываться лишь в XVI-XV веках и напрямую связана с грекоязычным населением. Культура западно-анатолийского побережья и близлежащих островов, даже достигнув своего зенита в период Трои VI (хотя в области искусства Троя VI явно меркнет на фоне своей предшественницы — Трои II), не смогла преодолеть важнейший исторический рубеж. Жители Кикладского архипелага, в силу природных условий (острой нехватки земли и близости моря) уже в раннее время вынуждены были обратиться к занятиям, непосредственно не связанным с земледелием, т. е. к рыболовству, торговле и пиратству, что способствовало пробуждению в их среде особой предприимчивости и мобильности в ущерб развитию государственного экономического сектора. Отличительными чертами социальной стратификации островитян можно считать относительную жизнеспособность общинной организации с ее демократическими традициями и отсутствие жесткой иерархии сословий и должностей. Обе черты нашил свое отражение, прежде всего в планировке кикладских поселений. Отсутствие централизованной власти, в конечном итоге, привело к концу этой самобытной островной культуры в конце III тысячелетия, которая не выдержала конкуренции со стороны Крита, причем гипотеза о вторжении, с помощью которой обычно решаются загадки такого рода, в данном случае не имеет под собой реальную основу, а это может означать, что кикладская культура, в новых исторических обстоятельствах, просто умерла своей естественной смертью в силу нежизнеспособности.

Причинами того, что именно Крит, а не какой-нибудь остров или полуостров в пределах Эгейского бассейна стал тем местом, где суждено было появиться на свет древнейшей из всех европейских цивилизаций, состоят, как нам кажется, в следующем: во-первых, - возникновение таких сложных экономических структуру, какими были дворцовые хозяйства эпохи бронзы, требовало в качестве своей главной предпосылки наличия больших массивов пригодной для обработки земли (которых не было на Кикладах), которые могли бы обеспечить правящую элиту дворцового государства и весь обслуживающий ее персонал необходимым количеством избыточного продукта, поэтому вполне закономерно, что в пределах Эгейского мира и дворцовые хозяйства, и соответствующие им на уровне политической интеграции общества дворцовые государства формировались лишь там, где существовали обширные аллювиальные или приморские равнины с плодородными почвами (Крит, Арголида, Мессения, Троада); во-вторых, - формирование дворцовых государств, благодаря выгодному географическому положению Крита (остров находился вне радиуса действия наиболее опасных очагов агрессии, как со стороны более высокоразвитых обществ Востока, так и со стороны «варварского» мира в лице индоевропейских племен), происходило без искусственного прерывания, что привело к неуклонному поступательному движению населения Крита от эпохи неолита до времени расцвета дворцовых хозяйств, причем сдвиги прогрессивного характера прослеживаются на Крите не только в области технологических и хозяйственных инфраструктур, но и в области искусства - Крит остался единственным в Эгеиде, где наследие эпохи ранней бронзы стало основой устойчивой традиции художественного творчества, переходящей во II тысячелетие; в-третьих, — минойцы заметно опережали других обитателей Эгеиды в развитии торговых контактов со странами Передней Азии и Северной Африки, используя для себя колоссальный рынок не только дефицитных видов ремесленного сырья, но и идеи, выработанные более развитыми обществами. Однако минойцы не просто слепо копировали (как, например, троянцы), а творчески переосмысливали чужеродные элементы, что указывает на психологическую «взрослость» и самодостаточность жителей Крита. Совокупностью вышеизложенных причин и, в особенности, психологической характеристикой, можно объяснить чрезвычайный динамизм развития минойской культуры и факт развития государственной системы на основе культуры раннего бронзового века.

Процессы же, происходящие в материковой Греции и Западной Анатолии, в отличие от Кикладских островов, находят убедительное объяснение в свете «гипотезы вторжения», но если в Элладе после разрушения жизнь в поселениях вновь возобновилась после некоторой паузы, то в Трое такая пауза не фиксируется, однако покинутые в это время соседние поселения — Поли-охни и Ферми, а также период упадка в Трое с 2100 по 1900 года, в который вошли быстро сменившие друг друга строительные фазы, очевидно, следует связать с приходом сюда первой волны индоевропейских племен. Приход индоевропейцев привел в целом к регрессу — возвращению вспять к более примитивным формам повседневной жизни, социальной организации и духовной культуры.

Практически из всех эгейских культур, выделившихся в начале эпохи ранней бронзы, полностью реализовала свой потенциал одна лишь культура минойского Крита, на первых порах (в начале и середине III тысячелетия) как будто не подававшая особенно больших надежд и во многих отношениях сильно уступавшая таким блестящим культурам, как культуры Кикладских островов, Троады и материковой Греции. Наблюдения над жизненными циклами основных эгейских культур эпохи ранней бронзы убеждают в том; что теории детерминистского толка, изображающие процесс становления цивилизации как неуклонное поступательное движение, едва ли способны дать вполне адекватную действительности картину. Сдвиги подлинно прогрессивного характера, ведущие к постепенному, устойчивому накоплению культурных инноваций, прослеживаются в эту эпоху на уровне технологических и хозяйственных инфраструктур, хотя и здесь они отличались крайней неравномерностью и чередованием фаз прогресса и регресса, что толкает на мысль о спонтанности, обособленности и неравномерности развития основных культурных групп Эгейского региона. В то же время нельзя говорить и о полной изолированности эгейских культур друг от друга.

Ранние культуры эгейского бассейна восходят, скорее всего, к единому более древнему источнику. В течение некоторого времени они развивались параллельно, с определенной степенью самостоятельности, и только с начала II тысячелетия стало ощущаться явное преобладание критской ветви. Это связано с внезапным разрывом в культурном развитии, имевшем место в континентальной Греции и в Западной Анатолии примерно в 2100 году, когда появляется так называемая «минийская» керамика. Цивилизации раннего бронзового века Эгеиды были созданы населением, относительно языковой принадлежности которого существуют лишь смутные догадки. Лишь на рубеже III-II тысячелетий в Троаде и материковой Греции появились новые пришельцы, которые, бесспорно, говорили на языке (или же на языках), относившимся к индоевропейской семье, так как этнических смен в Эгеиде со времен неолита до конца III тысячелетия, скорее всего, не было.

Первыми индоевропейцами, появившихся в Эгейском регионе, следует признать племена пеласгов, факт существования которых, в силу частых упоминаний античных авторов о них, а также ряду топонимов, связанных с этими племенами, сохранившимися в классическое время, не подлежит сомнению. Кроме того, реальность пеласгов и приход их на Балканы и в Малую Азию раньше близкородственных им греческих племен, хорошо укладывается в ту картину этнокультурных процессов, которая создается с помощью, как археологических источников, так и лингвистических изысканий.

Приход новых племен на территорию развитой бронзовой культуры знаменуется явным регрессом в ряде составляющих компонентов последней — возвращение вспять к более примитивным формам повседневной жизни, социальной организации и духовной культуры. Однако, смешавшись с автохтонным населением, пришедшие племена вскоре переняли ряд технических достижений предыдущей эпохи, что привело к ускорению процесса складывания классового общества, о чем можно лишь косвенно судить по характеру заимствований отдельных слов пеласгского происхождения в греческом языке. На момент прихода первых греческих племен в материковую Грецию, пеласги значительно превосходили в своем развитии эллинов. Причем, вследствие многочисленности греков, произошла постепенная ассимиляция пеласгов, которая происходила, как правило, ненасильственно. Доминирование мирного аспекта во взаимоотношениях греческих и пеласгских племен, предопределило заимствование первыми у последних не только определенных технических навыков, но и перенятие некоторых религиозных культов. Соединение археологических и лингвистических исследований с информацией, дошедшей до нашего времени в изложении античных авторов, позволяют утверждать реальность существования пеласгов, как этнической, реально существовавшей единице, а также, что этнокультурные процессы догрече-ского массива племен в Бронзовом веке на Балканском полуострове развивались без греческого влияния до среднеэлладского II периода, когда протогреки появились в данном регионе.

Если естественное развитие культуры материковой Греции было прервано пришедшими сюда «варварскими» племенами, то культура Крита, не испытывая губительное влияние внешних факторов, достигла в первой половине II тысячелетия апогея в своем развитии. Сравнительно быстрое вхождение Крита в сообщество цивилизаций Восточного Средиземноморья при сохранении врожденной духовной самобытности свидетельствует о необычайной пластичности культуры минойцев, ясно выраженной способности к критическому, избирательному усвоению чужого опыта.

Расцвет критской культуры, начавшийся с возведением в самом начале II тысячелетия так называемых «старых дворцов», напоминавших не столько царские резиденции, сколько некие общественные центры, получил свое логическое завершение с постройкой «новых дворцов» приблизительно в 1700 году. Свободный артистизм минойского менталитета, его удивительная предрасположенность к бесконечному варьированию художественных форм и образов, в полной мере проявил себя в области прикладного искусства. Подтверждением того являются парадная керамика критян, фресковая и рельефная живопись, посуда из металлов, пластика и в особенности изделия из фаянса и т. п. С другой стороны, для критского общества свойственны гипертрофированные коллективистские настроения, проявляющиеся в структуре рядовых поселений, общественной значимости «старых» и, возможно, «новых» дворцов, и что особенно важно, - в идеологической (религиозной) сфере. По-видимому, эта характерная раздвоенность критян отражает определенную двойственность исторического статуса минойской цивилизации, оказавшейся на грани двух различающихся, а во многом и прямо противоположных друг другу миров: варварского мира, еще насквозь пронизанного культурными традициями эпохи неолита - энеолита, и находящихся в зените своей славы и могущества мира древневосточных дворцовых цивилизаций. Именно близость варварского мира и некая скороспелость критской цивилизации резко отличает последнюю от более социально развитых восточных соседей.

Естественное развитие Крита также было прервано приходом сюда воинственных микенцев в XV веке, разрушивших основные центры политической и культурной жизни острова. Ясный регресс в социально-экономической сфере, утрачивание самобытных культурных традиций, говорят о том, что дальнейшее развитие острова не имеет ничего общего с предшествующей эпохой.

В отличие от критской культуры, фактически полностью реализовавшей свой потенциал (по крайней мере, в искусстве), западно-анатолийская культура в целом и, в частности - Троя, после прихода пеласгских или родственных им племен застыла в каком-то странном промежуточном положении, близком к состоянию застоя, так и не сделав решающего скачка для преодоления барьера, отделяющего варварство от цивилизации, растеряв почти все свои достижения, добытые в раннем бронзовом веке, и полностью утратив свой индивидуальный исторический облик. Поэтому трагический конец, постигший Трою VI, VII а и VII Ь, выглядит вполне закономерным и логичным.

Высокоразвитые эгейские культуры эпохи бронзы привлекают внимание не только богатством идей и форм, но важны и тем, что передали в наследство греческим цивилизациям. Ушедшее далеко вперед в экономическом и социальном отношениях греческое общество I тысячелетия до н. э. сохранило целый ряд навыков земледелия, ремесленного производства, строительной техники и кораблестроения, выработанных предшествующими поколениями, людьми бронзового века. Особенно следует заметить, что эпос и связанные с ним этические и мифологические представления явились мощным фактором в развитии греческой культуры классического периода.

Таким образом, значение догреческих культур эгейского региона не ограничивается лишь рамками III-II тысячелетий до н. э. — некоторые традиции сохранились и в культуре классической Греции. Кроме того, изучение древнейшей истории Эгейского региона помогает расширить представления обо всем ходе мировой истории — немало элементов, появившихся и развившихся в недрах эгейских обществ эпохи бронзы вошли в сокровищницу мировой цивилизации.

Список научной литературыРубин, Олег Сергеевич, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"

1. Нарративные источники

2. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В. Г. Боруховича. Л., 1972.

3. Геродот. История в девяти книгах / Пер. Г. А. Стратановского. Л., 1972.

4. Гомер. Илиада/Пер. Н. И. Гнедича. СПб., 1998.

5. Гомер. Одиссея /Пер. В. А. Жуковского. СПб., 1998.

6. Еврипид. Трагедии / Пер. И. Анненского, С. Шервинского. М., 1969.

7. Павсаний. Описание Эллады / Пер. С. П. Кондратьева. Т. 1-2. М., 1938-1940.

8. Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф. Г. Мищенко. Т. 1-3. М., 1890-1899.

9. Страбон. География в 17 книгах/Пер. Г. А. Стратановского. М., 1964.

10. Фукидид. История / Изд. подгот. Г. А. Стратановский, А. А. Нейхард, Я. М. Боровский. Л., 1981.1. Литература

11. Алексеев В. П. Объем археологического знания // Экологические аспекты па-леоантропологических и археологических реконструкций. М., 1992.

12. АндреевН. Д. Раннеиндоевропейский язык. М., 1986.

13. Андреев Ю. В. Античный полис и античные города-государства // Античный полис. Л., 1979.

14. Андреев Ю. В. Ахейская Греция во II тыс. до н. э. Микенская цивилизация // История Древней Греции. 2-е издание. М.,1996.

15. Андреев Ю. В. В ожидании «греческого чуда» (Духовный мир микенского общества) // ВДИ. 1993. № 4.

16. Андреев Ю. В. Дворец и «город» на Крите во II тыс. до н. э. // СА. 1984. № 4.

17. Андреев Ю. В. К проблеме послемикенского регресса // ВДИ. 1985. № 3.

18. Андреев Ю. В. Крито-микенский мир // История древнего мира. Кн. I. Ранняя древность. М., 1982.

19. АндреевЮ. В. Между Евразией и Европой // ВДИ. 1995. № 2.

20. Андреев Ю. В. Минойский Дедал // ВДИ. 1989. № 3.

21. Андреев Ю. В. «Минойский матриархат» (социальные роли мужчины и женщины в обществе минойского Крита) //ВДИ. 1992. № 2.

22. Андреев Ю. В. Мотив интронизации в искусстве минойского Крита // АМА. Вып. 9. Саратов, 1993.

23. Андреев Ю. В. Начальные этапы становления греческого полиса // Город и государство в древних обществах. J1., 1990.

24. Андреев Ю. В. Островные поселения эгейского мира в эпоху бронзы. JL, 1989.

25. Андреев Ю. В. От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (III начало I тыс. до н. э.). СПб., 2002.

26. Андреев Ю. В. Поэзия мифа и проза истории. JL, 1990.

27. Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.

28. Андреев Ю. В. Ранние формы урбанизации // ВДИ. 1987. № 1.

29. Андреев Ю. В. Цена свободы и гармонии. Несколько штрихов к портрету греческой цивилизации. СПб., 1998.

30. Андреев Ю. В. Человек и божество в кикладском искусстве эпохи ранней бронзы // Человек и общество в античном обществе. М., 1998.

31. Андреев Ю. В. Эгейский мир в преддверии цивилизации // ВДИ. 1995. № 1.

32. Андреев Ю. В. Эгейский мир: природная среда и ритмы культурогенеза // ВДИ. 1994. № 3.

33. Антонова Е. В. К проблеме функции печатей ранних землевладельцев Востока //СА. 1984. №4.

34. Ардзинба В. Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии. М., 1982.

35. Бартонек А. Златообильные Микены. М., 1991.

36. Баюн Л. С. Древняя Европа и индоевропейская проблема // История Европы. Т.1. Древняя Европа. М., «Наука». 1988.

37. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.

38. Бест Й. Г. П. К интерпретации надписей линейного письма А // ВДИ. 1987. № 1.

39. Блаватская Т. В. Ахейская Греция во II тыс. до н. э. М., 1966.

40. Блаватская Т. В. Греция в период формирования раннеклассового общества (XXX XII вв. до н. э.). История Европы. Т. 1. Древняя Европа. М., 1988.

41. Блаватская Т. В. Греческое общество II тыс. до н. э. и его культура. М., 1976.

42. Богаевский Б. Л. Мальти-Дорион // ВДИ. 1939. № 4.

43. Богаевский Б. Л Первобытно-коммунистический способ производства на Крите и в Микенах // Памяти К. Маркса. М.; JL, 1933.

44. Бокиш Г. Дворцы Крита // ВДИ. 1974. № 4.

45. БоневА. Фракия и Троада в конце позднего бронзового и в начале раннего железного века // Троя и Фракия. Каталог выставки. М., 1983.

46. БоннарА. Греческая цивилизация. Т. 1. М., 1958.

47. Борухович В. Г. Античная мифография и «Библиотека» Аполлодора // Апол-лодор. Мифологическая библиотека. JL, 1972.

48. Борухович В. Г. Ахейцы в Малой Азии // ВДИ. 1964. № 3.

49. Брюсов А. Я. О характере и влиянии на общественный строй обмена и торговли в доклассовом обществе // СА. Т. XXVII. 1957.

50. Вавилов Н. И. Проблема происхождения мирового земледелия в свете современных исследований // Избранные труды в 5-ти тт. Т. 5. M.-JI., 1960.

51. Воскресенский М. Л., Назаров В. П. Опыт интерпретации этеокритских надписей//ВДИ. 1968. №2.

52. ГайсХ. Спор о гомеровской Трое // Троя и Фракия. Каталог выставки. М., 1983.

53. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // ВДИ. 1980. № 3.

54. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Древняя Передняя Азия и индоевропейские прародины // Народы Азии и Африки. 1980. № 1.

55. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984.

56. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Миграции племен носителей индоевропейских диалектов с первоначальной территории расселения на Ближнем Востоке в исторические места их обитания в Евразии // ВДИ. 1981. №2.

57. Гамкрелидзе Т. В., Иванов В. В. Первые индоевропейцы в истории: предки тохар в древней Передней Азии // ВДИ. 1989. № 1.

58. Георгиев В. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. (Родственные отношения индоевропейских языков). М., 1958.

59. Георгиев В. Нынешнее состояние толкования крито-микенских надписей. София, 1954.

60. Георгиев В. Проблема возникновения индоевропейских языков // ВЯ. 1956. № 1.

61. Гиндин Л. А. Древнейшая ономастика Восточных Балкан. София, 1981

62. Гиндин Л. А. К проблеме генетической принадлежности «пеласгского» дог-реческого слоя // ВЯ. 1971. № 1.

63. Гиндин Л. А. Население гомеровской Трои. Историко-филологические исследования по этнологии древней Анатолии. М., 1993.

64. Гиндин Л. А. Троянская война и Аххиява хеттских клинописных текстов // ВДИ. 1991. №3.

65. Гиндин Л. А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. М., 1967.

66. Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Прагреки в Трое // ВДИ. 1994. № 4.

67. Гиндин Л. А., Цымбурский В. Л. Троя и «Пра-Аххиява» // ВДИ. 1995. № 3.

68. ДеяновА. Ф. Линейное письмо А // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. М., 1976.

69. Древнее искусство греческих островов Эгейского моря. М., 1979.

70. Думас К. Кикладская цивилизация бронзового века в Эгеиде // ВДИ. 1992. №2.

71. Дьяконов И. М. О прародине носителей индоевропейских диалектов // ВДИ. 1982. №2-3.

72. Дэбни М. К Формирование государства на доисторическом Крите // ВДИ. 1994. №3.

73. ДюмезшьЖ. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986.

74. Златковская Т. Д. У истоков европейской культуры (Троя, Крит, Микены). М., 1961.

75. Иванов В. В., Топоров В. Н. Древние Балканы как ареал межъязыковых и межкультурных динамических взаимодействий // Балканские исследования. 1982. №7.

76. Иессен А. А., Формозов А. А. Каменный век и энеолит Прикубанья. М., 1965. Иессен А. А., Формозов А. А. Периодизация поселений майкопской культуры

77. Историко-археологический сборник. М., 1962. Иллт-Святыч В. М. Древнейшие индоевропейско-семитские языковые контакты //Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. Катинчаров Р. Эпоха бронзы в Болгарии // Троя и Фракия. Каталог выставки. М., 1983.

78. Кларк Г. Доисторическая Европа. М., 1953.

79. Клейн Л. С. Феномен СМ Ш и вопрос о языке линейного письма А // Вестник ЛГУ. 1971. №8.

80. Клочко В. И. Новые аспекты связей Северного Причерноморья с Восточным Средиземноморьем в позднем бронзовом веке // Мир Ольвии. Киев, 1996.

81. Колобова К. М. Греция в III и II тысячелетиях до н. э. Л., 1955. Конрад Н. И. Запад и Восток. М., 1966.

82. Ламберг-Карловский К. В. Гордон Чайлд и концепция революции // ВДИ. 1993. №4.

83. Ламберг-Карловский К., СабловДж. Древние цивилизации. Ближний Восток и

84. Меллинк М. Дж. Троя II в контексте раннего бронзового века в Анатолии // ВДИ. 1998. № 4.

85. Мерперт Н. Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М., 1974;

86. Мерперт Н. Я. Миграции в эпоху неолита и энеолита // СА. 1978. № 3.

87. Мерперт Н. Я. Некоторые вопросы истории Восточного Средиземноморья в связи с индоевропейской проблемой // КСИА. 1961. Вып. 83.

88. Мерперт Н.Я. Об этнокультурной ситуации IV—III тыс. до н. э. в циркумпон-тийской зоне // Древний Восток: этнокультурные связи. М., 1988.

89. Мерперт Н. Я. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннего бронзового века // Этногенез народов Балкан Северного Причерноморья. М., 1976.

90. Молчанов А. А. Античная традиция о государственном устройстве Крита при «талассократии Миноса» // VIII Всесоюзная авторско-читательская конференция «Вестника древней истории» АН СССР. 1—3 июня 1981. Тезисы докладов. М., 1981.

91. Молчанов А. А. Государственно-политическое устройство минойского Крита по данным античной мифолого-исторической традиции // ВДИ. 1983. №3.

92. Молчанов А. А. Минойский язык: проблемы и факты // Античная балканистика. М., 1987.

93. Молчанов А. А. Письменности Крита II тыс. до н. э. и изучение древнейших лингвоэтнических слоев на юге Балкан // Палеобалканистика и античность. М., 1989.

94. Молчанов А. А., Нерознак В. П., Шарыпкин С. Я. Памятники древнейшей греческой письменности. М., 1988.

95. Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века. М., 1974.

96. Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973.

97. Немировский А. И. Древнее Гомера//БартонекА. Златообильные Микены. М., 1991.

98. Оливье Ж.-П. Критские письменности II тысячелетия до н. э. // ВДИ. 1994. № 4.

99. Откупщиков Ю. В. Догреческий субстрат. Л., 1988.

100. Пендлбери Дж. Археология Крита. М., 1950.

101. Лизани В. Общее и индоевропейское языкознание // Общее языкознание. М., 1970.

102. Полевой В. М. Искусство Греции. М., 1970.

103. Поплинский Ю. К. Из истории этнокультурных контактов Африки и Эгейского мира. М., 1978.

104. Рабинович Е. Г. Богиня-мать // Мифы народов мира. М., 1981.

105. Ренфрю К. Разнообразие языков мира, распространение земледелия и индоевропейская проблема // ВДИ. 1998. № 3.

106. Салларес Р. Языки, генетика и археология // ВДИ. 1998. № 3.

107. Сафронов В. А. Индоевропейские прародины. Горький, 1989.

108. Сегерт С. Угаритский язык. М., 1965.

109. Смирнов К. Ф., Кузьмина Е. Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических открытий. М., 1977;

110. Титов В. С. Неолит Греции. Проблемы периодизации. М., 1965.

111. Титов В. С. Период неолита в Греции // Новое в современной археологии. М., 1965.

112. Тодорова Г. Энеолит Болгарии. М., 1980.

113. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991.

114. Токарев С. П. Ранние формы религии и их развитие. М.,1964.

115. Томсон Дж. Исследования по истории древнегреческого общества. М., 1958.

116. Топоров В. Н. Древнебалканская неолитическая цивилизация: общий взгляд // Балканы в контексте Средиземноморья. Проблемы реконструкции языка и культуры. М., 1986.

117. Трубецкой Н. С. Мысли об индоевропейской проблеме // В Я. 1958. № 1.

118. Фрэзер Дж. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М., 1998.

119. Чайлд Г. Древний Восток в свете новых раскопок. М., 1956.

120. Чайлд Г. У истоков европейской цивилизации. М., 1952.

121. Черных Е. Н. Протоиндоевропейцы в системе циркумпонтийской провинции // Античная балканистика. 1987.

122. Черных Е. Н. Циркумпонтийская провинция и древнейшие индоевропейцы // Древний Восток. Этнокультурные связи. М., 1988.

123. Шилов Ю. А. Прародина ариев. Киев, 1993.

124. A Labyrinth of History. Oxford, 1994.

125. Aartun К. Die minoische Schrift: Sprache und Texte: Der Diskos von Phaistos. Die beschriftete Bronzeaxt. Die Inschrift der Tarragona-Tafel. В. I. Wiesbaden, 1992.

126. Annales d'archologie egeenne de l'Universite de Liege 2. Liege, 1988.

127. Antichita Cretesi: Studi in onore di D. Levi I. Catania, 1973.

128. Anthony D. W. Horse, Wagon and Chariot: Indo-European Languages and Archaeology//Antiquity. 1995. № 69.

129. Anthony D. W. The «Kurgan Culture», Indo-European Origins, and the Domestication of the Horse: a Reconsideration // Current Anthropology. 1986. №27.

130. ArnottW.G. Bull-leaping as Initiation // Liverpool Classical Monthly. 1993. № 18/8.

131. Artifact and Assemblage: The Finds from a Regional Survey of the Southern Ar-golid, Greece: The Prehistoric and Early Iron Age Pottery and the Lithic Artifacts. Stanford, 1995.

132. Aruz J. The Aegean Pottery Impression from Troy II b // Kadmos. 1986. № 25.

133. Banks E. C. Neolithic Lerna // Hesperia. 1977. № 46.

134. Banti L. I culti minoici e greci di Haghia Triada // Annuario. 1943. № 3-5.

135. Barber R. L. N., MacGillivray J. A. The Early Cycladic Period: Matters of Definition and Terminology // AJA. 1980. № 84.

136. Bass G. F. Troy and Ur. Gold Links between Two Capitals//Expedition. 1966. № 8.

137. Begemann F., Scmitt-Strecker S., Pernicka E. The Metal Finds from Thermi III—V: A Chemical and Lead-Isotope Study // Studia Troica. 1992. № 2.

138. Beitrage zur Altertumskunde Kleinasiens. Festschrift fur Kurt Bittel. Mainz, 1983.

139. Bergquist B. Bronze Age Sacrificial Koine in the Eastern Mediterranean? A Study of Animal Sacrifice in the Ancient Near East // Ritual and Sacrifice in the Ancient Near East / Ed. by J. Quaegebeuer. Louvain, 1993.

140. Bernabo-Brea L. Poliochni. Citta preistorica nell'isola di Lemnos I—II. Rome, 1976.

141. Betancourt P. P. The History of Minoan Pottery. Princeton, 1985.

142. Betancourt P. P., Marinatos N. The Minoan Villa // The Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997.

143. Betancourt P. P., Michael H. N. Dating the Aegean Late Bronze Age with Radiocarbon: Addendum // Archaeometry. 1987. № 29.

144. Beyond the Site: Regional Studies in the Aegean Area / Ed. by P. N. Kardulias. Lanham, 1994.

145. Bialor P., Jameson M. N. Palaeolithic in the Argolid // AJA. 1962. № 66.

146. Binsbergen W. van Alternative Models of Intercontinental Interaction towards the Earliest Cretan Script // Talanta. 1997. № 28-29.

147. Bjork C. Early Pottery in Greece: A Technological and Functional Analysis of the Evidence from Neolithic Achilleion, Thessaly. Jonsered, 1995.

148. Blakolmer F. Minoan Wall-painting: The Transformation of a Craft into an Art Form // Craftsmen, Craftswomen and Craftsmanship in the Aegean Bronze Age. Liege, 1997.

149. Blegen C. W. Troy I: The First and Second Settlements. Princeton, 1950.

150. Blegen C. W. Troy II: The Third, Fourth, and Fifth Settlements. Princeton, 1951.

151. Blegen C. W. Troy and the Trojans. L., 1963.

152. Blegen C. W. The Palace of Nestor at Pylos in Western Messenia. Princeton, 1966

153. Blegen C. W. The coming of the Greeks // AJA. 1928. № 32.

154. Bloedow E. F. The «Aceramic» Neolithic Phase in Greece Reconsidered // Mediterranean Archaeology. 1991. № 4.

155. Boulotis C. Nochmals zum Prozessionsfresko von Knossos: Palast und Darbringung von Prestige-Objeckten//The Function of the Minoan Palaces. Stockholm, 1987.

156. BouzekJ. Mycenaean Greece and Minoan Crete: The Problem of Migrations // Cretan Studies. 1996. № 5.

157. BouzekJ. The Aegean, Anatolia, and Europe: Cultural Interrelations in the Second Millennium B.C. Goteborg, 1985.

158. Boyd M. J. The Middle and Late Bronze Age in Messenia // Archaeo. 1993. № 1.

159. Bradshaw A. The Imprinting of the Phaistos Disc // Kadmos. 1976. № 15.

160. Branigan К. A Transitional Phase in Minoan Metallurgy I IAJA. 1968. № 72. BraniganK. Aegean Metalwork of the Early and Middle Bronze Age. Oxford, 1974.

161. Branigan K. Byblite Daggers in Cyprus and Crete // AJA. 1966. № 70. Branigan K. Cycladic Figurines and their Derivatives in Crete // BSA. 1971. № 66. Branigan K. Minoan colonialism // BSA. 1981. № 76.

162. BraniganK. Mochlos An Early Aegean «Gateway Community»?//Thalassa.

163. Egee prehistorique et la mer. Liege, 1991. Branigan К Some observations on State Formation on Greece // Problems in Greek

164. Prehistory. Bristol, 1988. Branigan K. The Corbelling Controversy Another Contribution // Cretan Studies. 1994. №4.

165. Branigan K. The Foundations of Palatial Crete. L., 1970. Branigan K. The Tombs of Mesara. L., 1970.

166. Broodbank C. The Longboat and Society in the Cyclades during the Keros-Syros

167. Culture //AJA. 1989. № 93. Bryce T. R. The Nature of Mycenaean Involvement in Western Anatolia // Historia. 1989. №38.

168. Bryce T. R. Madduwatta and Hittite Policy in Western Anatolia // Historia. 1986. №35.

169. Buck R. J: Middle Helladic Mattpainted Pottery // Hesperia. 1964. № 33. Cadogan G. Dating the Aegean Bronze Age without Radiocarbon // Archaeometry. 1978. №20.

170. Cadogan G. Palaces of Minoan Crete. L., 1976.

171. Cadogan G. The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986. Cadogan G. The Role of the Pyrgos Country House in Minoan Society // The

172. Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997. Cadogan G., Why Was Crete Different // The End of the Early Bronze Age in the

173. Aegeaa Leiden, 1986. Cameron M. A. S. The Lady in Red // Archaeology. 1971. № 24. Cameron M. A. S., Jones R. E., Philippakis S. E. Scientific Analyses of Minoan

174. Excavations. 1958 // Hesperia. 1960. № 29. Catling H. W. Minoan Metalworking at Palaikastro: Some Questions // BSA. 1997. №92.

175. Catling H. W., MacGillivray J. A. An Early Cypriot III Vase from the Palace at Knossos // BSA. 1983. № 78.

176. Celebrations of Death and Divinity in the Bronze Age Argolid. Stockholm, 1990.

177. Cemetery and Society in the Aegean Bronze Age / Ed. by K. Branigan. Sheffield, 1998.

178. Childe V. G. The Prehistory of European Society. L., 1958.

179. Chrysoulaki S. Nerokourou Building I and its Place in Neopalatial Crete // The Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997.

180. ClineE. A Possible Hittite Embargo against the Mycenaeans // Historia. 1991. №40.

181. Coleman J. E. «Frying Pans» of the Early Bronze Age Aegean // AJA. 1985. № 89.

182. Coleman J. E. Keos I: Kephala. A Late Neolithic Settlement and Cemetery. Princeton, 1977.

183. Coleman J. E. The Chronology and Interconnections of the Cycladic Islands in the Neolithic Period and Early Bronze Age // AJA. 1974. № 78.

184. Collon D. Bull-Leaping in Syria // Agypten und Levante. 1994. № 4.

185. Cook A. B. Zeus. Cambridge, 1940.

186. Craftsmen, Craftswomen and Craftsmanship in the Aegean Bronze Age. Liege, 1997.

187. Crouwel J. H., Morris С. E. Pictorial Pottery of Late Minoan II—IIIA2 Early from Knossos // BSA. 1995. № 90.

188. Davaras C. Early Minoan Jewelry from Mochlos // BSA. 1975. № 70.

189. Davis E. N. The Knossos Miniature Frescoes and the Function of the Central Courts // The Function of the Minoan Palaces. Stockholm, 1987.

190. Davis J. L. Minos and Dexithea: Crete and the Cyclades in the Later Bronze Age // Papers in Cycladic Prehistory. Los Angeles, 1979.

191. Davis J. L. Review of Aegean Prehistory I: The Islands of the Aegean // AJA. 1992. №96.

192. Deger-Jalkotzy S. Das Problem der «Handmade Burnished Ware» // Griechenland, die Agais und die Levante wahrend der «Dark Ages» vom 12 bis zum 9 Jh. v. Chr. Vienna, 1983.

193. Deger-Jalkotzy S. Fremde Zuwanderer im spatmykenischen Griechenland. Vienna, 1977.

194. Demoule J-P., Perlis C. The Greek Neolithic: A New Review // Journal of World Prehistory. 1993. №7.

195. Dickinson О. T. Cist Graves and Chamber Tombs // BSA. 1983. № 78.

196. Dickinson О. T. Cretan Contacts with the Mainland during the Period of the Shaft Graves//The Minoan Thalassocraty: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

197. Dickinson О. T. Minoans in Mainland Greece, Mycenaeans in Crete? // Cretan Studies. 1996. № 5.

198. Dickinson О. T. The Origins of Mycenaean Civilization. Goteborg, 1977.

199. Domestic Architecture and the Use of Space. Cambridge, 1990.

200. Dorpfeld W. Troja und Ilion: Ergebnisse der Ausgrabungen in den vorderhistorischen und historischen Schichten von Ilion 1870-1894. Athens, 1902.

201. Doumas C. Early Bronze Age Burial Habits in the Cyclades. Goteborg, 1977.

202. Doumas C. Grave types and related burial practices during the Cycladic Bronze Age / The explanation of culture change models in prehistory / Ed. by C. Renfrew. L., 1973.

203. Doumas C. Santorini: The prehistory city of Akroteri. Athens, 1983.

204. Doumas C. The Wall-Paintings of Thera. Athens, 1992.

205. Dousougli A., Zachos K. Ein fruhhelladischer Stempelroller aus Ton // Fragen und Probleme der bronzezeitlichen agaischen Glyptik. Berlin, 1989.

206. Drews R. The Coming of the Greeks: Indo-European Conquests in the Aegean and the Near East Princeton, 1988.

207. Early Greek Cult Practice. Goteborg, 1988.

208. Early Helladic Architecture and Urbanization. Goteborg, 1986.

209. Easton D. F. Schliemann's Discovery of «Priam's Treasure»: Two Enigmas // Antiquity, 1981. № 55.

210. Ehret С. Language Change and the Material Correlates of Language and Ethnic Shift // Antiquity. 1988. № 62.

211. Ehrich R., Ehrich W. Chronologies in Old World Archaeology. Chicago, 1992.

212. Erkanal H. Early Bronze Age Urbanization in the Coastal Region of Western Anatolia // Housing and Settlement in Anatolia: A Historical Perspective. Istanbul, 1996.

213. Evans A. Mycenaean Tree and Pillar Cult // JHS. 1901. № 21.

214. Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. I-IV. L., 1921-1935.

215. Evans J. D. Knossos Neolithic // BSA. 1968. № 63.

216. Evans J. D., Renfrew C. Excavations at Saliagos near Antiparos. L., 1968.

217. Evans R. K., Renfrew C. The Earlier Bronze Age at Phylakopi // The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

218. Evely D. The Potter's Wheel in Minoan Crete // BSA. 1988. № 83.

219. Farrand W. R. Discontinuity in the Stratigraphic Record: Snapshots from Franch-thi Cave//Formation Processes in Archaeological Context. Madison, 1993.

220. Faure P. Deux inscriptions en ecriture lineaire A decouvertes a Troie par Schlie-mann // Cretan Studies. 1996. № 5.

221. Finkelberg M. Anatolian Languages and Indo-European Migrations to Greece // Classical World. 1997. № 91.

222. Finley M. I., CaskeyJ.L., KirkG.S., Page D. L. The Trojan War//JHS. 1964. №84.

223. Formation Processes in Archaeological Context. Madison, 1993.

224. Forschungen und Funde: Festschrift B. Neutsch. Innsbruck, 1980.

225. Forsdyke E. J. The Pottery Called Minyan Ware I I JHS. 1914. № 34.

226. Forsyth P. Y. The Pre-Eruption Shape of Bronze Age Thera: A New Model // Ancient History Bulletin. 1996. № 10.

227. Foster K. P. Aegean Faience of the Bronze Age. New Haven, 1979.

228. Fragen und Probleme der bronzezeitlichen agaischen Glyptik. Berlin, 1989.

229. French E. B. Turkey and the East Aegean И Zerner C.W., Zerner P. C., Winder J.

230. Wace and Blegen: Pottery as Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

231. Galanidou N. «Home is where the Hearth is»: The Spatial Organization of the Upper Paleolithic Rockshelter Occupations at Klithi and Kastritsa in Northwest Greece. Oxford, 1997.

232. Gale N. H., Stos-Gale Z. A. Cycladic Metallurgy // The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

233. Getz-Gentle P. Stone Vessels of the Cyclades in the Early Bronze Age. University Park, 1996.

234. Getz-Preziosi P. The Male Figure in Early Cycladic Sculpture // Metropolitan Museum Journal. 1980. № 15.

235. Gill M. A. V. The Minoan «Genius» // AA. 1964. № 79.

236. Gimbutas M. Bronze Age Cultures in Central and Eastern Europe. Mouton, 1964.

237. Gimbutas M. The Civilization of the Goddess. The World of Old Europe. San Francisco, 1991.

238. Gimbutas M. The God and Goddesses of Old Europe. 7000-3500 В. C. L., 1974.

239. Godecken К. B. A Contribution to the Early History of Miletus: The Settlement in Mycenaean Times and its Connections Overseas//Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

240. Goessler P. Wilhelm Dorpfeld. Stuttgart, 1951.

241. Goldman H. Excavations at Eutresis in Boeotia. Cambridge, 1931.

242. Goodison L. Death, Women and the Sun: Symbolism of Regeneration in Aegean Religion. L., 1989.

243. Graham J. W. Windows, Recesses, and the Piano Nobile in the Minoan Palaces//AJA. 1960. №64.

244. Griechenland, die Agais und die Levante wahrend der «Dark Ages» vom 12 bis zum 9 Jh. v. Chr. Vienna, 1983.

245. Hadjianastasiou O. A Late Neolithic Settlement at Grotta, Naxos // Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

246. HaggR. Did the Middle Helladic People Have Any Religion?//Kernos. 1997. № 10.

247. Haggis D. C. The Typology of the Early Minoan I Chalice and the Cultural Implications of Form and Style in Early Bronze Age Ceramics // Craftsmen, Craftswomen and Craftsmanship in the Aegean Bronze Age. Liege, 1997.

248. Haider P. Zum fruhhelladischen Rundbau in Tiryns//Forschungen und Funde: Festschrift B. Neutsch. Innsbruck, 1980.

249. Haley J. B. The Coming of the Greeks I: The Geographical Distribution of Pre-Greek Place Names // AJA. 1928. № 32.

250. Halstead P. Spondylus Shell Ornaments from Late Neolithic Dimini, Greece: Specialized Manufacture or Unequal Accumulation?//Antiquity. 1993. №67.

251. Hammond N. G. L. Migrations and Invasions in Greece and Adjacent Areas. Park Ridge, 1976.

252. Hansen J. M. Agriculture in the Prehistoric Aegean: Data versus Speculation//AJA. 1988. №92. Harding A. F. The Mycenaeans and Europe. L., 1984.

253. Harrison S. Domestic Architecture in Early Helladic II: Some Observations on the

254. Form of Non-monumental Houses // BSA. 1995. № 90. Hawkins J. D., Easton D. F. A Hieroglyphic Seal from Troia // Studia Troica. 1996. №6.

255. Heath M. C. Early Helladic Clay Sealings from the House of the Tiles at Lerna //

256. Hesperia. 1958. № 27. Higgins R. A Gold Diadem from Aegina // JHS. 1987. № 107. HillerS. Early and Late Helladic «Magara»: Questions of Architectural Continuity in Bronze Age Greece // Early Helladic Architecture and Urbanization. Goteborg, 1986.

257. Hiller S. Knossos and Pylos. A Case of Special Relationship? // Cretan Studies. 1996. №5.

258. Hirsch E. S. Another Look at Minoan and Mycenaean Interrelationships in Floor

259. Decoration//AJA. 1980. № 84. Holmberg E. I. The Appearance of Neolithic black burnished Ware in Mainland

260. Greece//AJA. 1964. №68. HoodS. Excavations in Chios. 1938-1955. Prehistoric Emporio and Ayio Gala III. L., 1981.

261. Korfmann M. Besik-Tepe. Vorbericht uber die Ergebnisse der Arbeiten von. 1987 und. 1988. Auswertungsarbeiten Besik-Sivritepe, Besik-Yassitepe, Besik-Graberfeld, Grabungen am Besik-Sivritepe // AA. 1989. № 104.

262. Korfmann M. Die prahistorische Besiedlung sudlich der Burg Troia VI / VII// Studia Troica. 1992. № 2.

263. Korfmann M. Red Cross Bowl Angeblicher Leittyp fur Troja V // Beitrage zur Altertumskunde Kleinasiens. Festschrift fur Kurt Bittel. Mainz, 1983.

264. Korfmann M. Troia Ausgrabungen. 1990 und 1991 // Studia Troica. 1992. № 2.

265. Korfmann M. Troia Ausgrabungen. 1992 // Studia Troica. 1993. № 3.

266. Korfmann M. Troia Ausgrabungen. 1993 // Studia Troica. 1994. № 4.

267. Korfmann M. Troia Ausgrabungen. 1994 // Studia Troica. 1995. № 5.

268. Korfmann M. Troia Ausgrabungen. 1995 // Studia Troica. 1996. № 6.

269. Korfmann M. Troia: A Residential and Trading City at the Dardanelles // Politeia: Society and State in the Aegean Bronze Age. Liege, 1995.

270. Korres G. S. The Relations between Crete and Messenia in the Late Middle Helladic and Early Late Helladic Period // The Minoan Thalassocraty: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

271. MacGillivray J. A. On the Relative Chronology of Early Cycladic IIIA and Early Helladic III // AJA. 1983. № 87.

272. MacGillivray J. A. The Cretan Countryside in the Old Palace Period // The Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997.

273. MacGillivray J. A., Barber R. L. N. The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

274. Maggidis C. From Polis to Necropolis: Social Ranking from Architectural and Mortuary Evidence in the Minoan Cemetery at Phourni, Ar-chanes // Cemetery and Society in the Aegean Bronze Age / Ed. by K. Branigan. Sheffield, 1998.

275. MalloryJ. P. In Search of the Indo-Europeans: Language, Archaeology and Myth. L., 1989.

276. Mangou H., loannou P. V. On the Chemical Composition of Prehistoric Copper-based Artifacts from the Aegean Region // BSA. 1997. № 92.

277. Mannings. W. The Absolute Chronology of the Aegean Early Bronze Age: the Evidence of Archaeology, Cultural Interrelations and Radiocarbon. Sheffield, 1995.

278. Mannings. W. The Bronze Age Eruption of Thera: Absolute Dating, Aegean Chronology and Mediterranean Cultural Interrelations // JHS. 1988. № 1.

279. Mannings. W. The Emergence of Divergence: Development and Decline on Bronze Age Crete and the Cyclades. Sheffield, 1994.

280. Manteli K. The Neolithic Well at Kastelli Phournis in Eastern Crete // BSA. 1992. №87.

281. MaranJ. Neue Ansatze fur die Beurteilung der Balkanisch-Agaischen Beziehungen im 3. Jahrtausend v. Chr. // The Thracian World at the Crossroads of Civilizations I. Bucharest, 1997.

282. Marinatos N. Minoan Religion: Ritual, Image, and Symbol. Columbia, 1993.

283. Marinatos N. The «Export» Significance of Minoan Bull Hunting and Bull Leaping Scenes // Agypten und Levante. 1994. № 4.

284. Marinatos N. The Imagery of Sacrifice: Minoan and Greek//Early Greek Cult Practice. Goteborg, 1988.

285. Marinatos S. Crete and Mycenae. L., 1960

286. Marinatos S. Kreta, Thera und das mykenische Hellas. Munchen, 1973.

287. Martinet A. The Indo-Europeans and Greece // Diogenes. 1988. № 145.

288. MatsasD. Samothrace and the Northeastern Aegean: The Minoan Connection // Studia Troica. 1991. № 1.

289. McGeehan V. The Role and Development of Metallurgy in the Late Neolithic and Early Bronze Age of Greece. Jonsered, 1996.

290. McGeehan V., Gale N. H. Chemical and Lead Isotope Analysis of Greek Late Neolithic and Early Bronze Age Metals // Archaeometry. 1988. № 30.

291. Mellink M. The Early Bronze Age in West Anatolia: Aegean and Asiatic Correlations // The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986.

292. Minoan Society. Bristol, 1983.

293. MtillerK. Tiryns, die Ergebnisse der Ausgrabungen des Instituts. Augsburg, 1930.

294. MullerS., Olivier J-P. Prospection a Mallia: Deux documents hieroglyphiques // BCH. 1991. № 115.

295. MullerV. Development of the «Megaron» in Prehistoric Greece//AJA. 1944. №48.

296. Miiller W. Troja. Wiederentdeckung der Jahrtausend. Leipzig, 1972.

297. Myers J. W., Myers E. E.t Cadogan G. The Aerial Atlas of Ancient Crete. Berkeley, 1992.

298. Mylonas G. E. Priam's Troy and the Date of its Fall // Hesperia. 1964. № 33.

299. Niemeier W-D. The Origins of the Minoan «Villa» System // The Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997.

300. Niemeier W-D. The «Priest King» Fresco from Knossos. A New Reconstruction and Interpretation // Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

301. Nilsson M. P. Geschichte der griechischen Religion. Bd. I. Munchen, 1976.

302. Nilsson M. P. The Minoan-Mycenaean Religion and its Survival in Greek Religion. L., 1972.

303. Nordquist G. Middle Helladic Burial Rites: Some Speculations // Celebrations of Death and Divinity in the Bronze Age Argolid. Stockholm, 1990.

304. Northover P., Evely D. Towards an Appreciation of Minoan Metallurgical Techniques: Information Provided by Copper Alloy Tools from the Ash-molean Museum, Oxford // BSA. 1995. № 90.

305. Nylander C. The Fall of Troy // Antiquity. 1963. № 37.

306. OustinoffE. The Manufacture of Cycladic Figurines: A Practical Aproach // Cycladic Art. L., 1989.

307. Owens G. A. Evidence for the Minoan Language: The Minoan Libation Formula // Cretan Studies. 1996. № 5.

308. Owens G. A. Linear A Inscriptions at Entrances to Buildings//Kadmos. 1996. №35.

309. Owens G. A. The Theran Linear A Inscriptions // Kadmos. 1996. № 35.

310. Owens G. A., Trench G. A Possible Reading of Linear A PH Zb 4 // Kadmos. 1996. №35.

311. Ozdogan M. The Beginning of Neolithic Economies in Southeastern Europe: An Anatolian Perspective//Journal of European Archaeology. 1997. №5 (Part 2).

312. Palaeoclimates, Palaeoenvironments and Human Communities in the Eastern Mediterranean Region in Later Prehistory. Oxford, 1982.

313. Papers in Cycladic Prehistory. Los Angeles, 1979.

314. Patton M Islands in Time: Island Sociogeography and Mediterranean Prehistory. L., 1996.

315. Pelon O. Un depot de foundation au palais de Mallia // BCH. 1986. № 110.

316. Perlis C. New Ways with an Old Problem: Chipped Stone Assemblages as an Index of Cultural Discontinuity in Early Greek Prehistory // Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

317. PernierL. Scavi della missione italiana Festos // Monumenti Antichi. 1902. №. 12.

318. PerssonA. W. The Religion of Greece in Prehistoric Times. Berkeley, 1942.

319. Pilides D. Handmade Burnished Wares of the Late Bronze Age in Cyprus // Studies in Mediterranean Archaeology. 1994. № 105.

320. Pinil. Zu den Siegeln aus der Besik-Nekropole // Studia Troica. 1992. № 2.

321. Platon N. Zakros. The Discovery of a Lost Palace of Ancient Crete. New York, 1971.

322. Podzitweit C. Die mykenische Welt und Troja // Siidosteuropa zwischen 1600 und 1000 v. Chr. Berlin, 1982.t'

323. PodzuweitC. Trojanische Gefassformen der Fruhbronzezeit in Anatolien, der Agaisund angrenzenden Gebieten Mainz, 1979.

324. Politeia: Society and State in the Aegean Bronze Age. Liege, 1995.

325. Primus Congressus Studiorum Thraciorum: Thracia 3. Sofia, 1974.

326. Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

327. Protonotariou-Deilaki E. Burial Customs and Funerary Rites in the Prehistoric Ar-golid // Celebrations of Death and Divinity in the Bronze Age Argolid. Stockholm, 1990.

328. PullenD. J. A «House of Tiles» at Zygouries? The Function of Monumental Early Helladic Architecture//Early Helladic Architecture and Urbanization. Goteborg, 1986.

329. Pullen D. J. Asine, Berbati and the Chronology of Early Bronze Age Greece //AJA. 1987. №91.

330. Pullen D. J. Modeling Mortuary Behavior on a Regional Scale: A Case Study from Mainland Greece in the Early Bronze Age // Beyond the Site: Regional Studies in the Aegean Area / Ed. by P. N. Kardulias. Lanham, 1994.

331. Rehak P. The «Genius» in Late Bronze Age Glyptic: the Later Evolution of an Aegean Cult Figure // Sceaux Minoens et Myceniens / Ed. by W. Muller. Berlin, 1995.

332. Reisch L. The Transition to Middle Paleolithic in Greece and the Southern Balkan // The Transition from Lower to Middle Paleolithic and the Origins of Modern Man. Oxford, 1982.

333. Rendsburg G. Someone Will Succeed in Deciphering Minoan: Minoan Linear A as a West Semitic Dialect // Biblical Archaeologist. 1996. № 59.

334. Renfrew C. Archaeology and Language: the Puzzle of Indo-European Origins. L., 1987.

335. Renfrew C. Crete and the Cyclades before Rhadamanthus // Kretika Chronika. 1964. № 18.

336. Renfrew C. Cycladic Metallurgy and the Aegean Early Bronze Age // AJA. 1967. №71.

337. Renfrew C. From Pelos to Syros: Kapros Grave D and the Kampos Group // The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

338. Renfrew C. The Archaeology of Cult. The Sanctuary at Phylakopi. L., 1985.

339. Renfrew C. The Development and Chronology of the Early Cycladic Figurines//AJA. 1969. №73.

340. Renfrew C. The Emergence of Civilization: The Cycladen and the Aegean in the Third Millennium В. C. L., 1972.

341. Renfrew C., Brice W. A Linear A Tablet Fragment from Phylakopi in Melos // Kadmos. 1977. № 16.

342. Ritual and Sacrifice in the Ancient Near East / Ed. by J. Quaegebeuer. Louvain, 1993.

343. Rutkowski B. Der Baumkult in der Agais // Visible Religion. 1984. № 3.

344. Rutkowski B. The Origin of the Minoan Coffin // BSA. 1968. № 63.

345. Rutter J. B. Ceramic Change in the Aegean Early Bronze Age. Los Angeles, 1979.

346. Rutter J. B. Ceramic Evidence for Northern Intruders in Southern Greece at the Beginning of the Late Helladic IIIC Period // AJA. 1975. № 79.

347. Rutter J. B. Fine Gray-burnished Pottery of the Early Helladic III Period: the Ancestry of Gray Minyan // Hesperia. 1983. № 52.

348. Rutter J. B. Review of Aegean Prehistory: The Prepalatial Bronze Age of the Southern and Central Greek Mainland // AJA. 1993. № 97.

349. Rutter J. B. Some Comments on the Nature, and Significance of the Ceramic Transition from Early Helladic III to Middle Helladic // Hydra. 1986. № 2.

350. Rutter JB. Some Observations on the Cyclades in the Later Third and Early Second Millennium В. C. // AJA. 1983. № 87.

351. Rutter J. В., Zerner C. W. Early Hellado-Minoan Contacts // The Minoan Thalas-socraty: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

352. Sakellarakis J. A., Sapouna-Sakellarakis E. Drama of Death in a Minoan Temple//National Geographic. 1981. № 159/2.

353. Sakellariou M. Who were the Immigrants? // The End of the Early Bronze Age in the Aegean. Leiden, 1986.

354. Sambin C. Genie minoen et genie egyptien, un emprunt raisonne // BCH. 1989. № 113.

355. Sampson A. Early Helladic Contacts with the Cyclades during the EBA 2//Annales d'archologie egeenne de l'Universite de Liege 2. Liege, 1988.

356. Sanders D. Behavioral Conventions and Archaeology: Methods for the Analysis of Ancient Architecture//Domestic Architecture and the Use of Space.1. VCambridge, 1990.

357. SandarsN^K. From Bronze Age to Iron Age: A Sequel to a Sequel //The Euro-peah^ommunity in Later Prehistory: Festschrift C. Hawkes. L., 1971.

358. Sapouna-Sakellarakis E. A Middle Helladic Tomb Complex at Xeropolis (Le-fkandi) // BSA. 1995. № 90.

359. Sceaux Minoens et M^ceniens. Berlin, 1995.

360. Schachner A. Untersuchungen zur chronologischen Stellung der grau-minyischen Keramik in Westanatolien unter Berucksichtigung der Schliemann-Sammlung im Berliner Museum fur Vor- und Fruhgeschichte // Acta Praehistorica et Archaeologica. 1994-95. № 26-27.

361. Schahermeyr F. Die altesten Kulturen Griechenlands. Stuttgart, 1955.

362. Schahermeyr F. Die minoische Kultur des alten Kreta. Stuttgart, 1964.

363. Schiering W. The Connections between the Oldest Settlement at Miletus and Crete // The Minoan Thalassocraty: Myth and Reality. Stockholm, 1984.

364. Schliemann H. Ilios. Stadt und Land der Trojaner. Leipzig, 1881.

365. Schoepl A New Cretan Hieroglyphic Inscription from Mallia // Kadmos. 1995. №34.

366. View // Antiquity. 1988. № 62. Soles J. S. Social Ranking in Prepalatial Cemeteries // Problems in Greek Prehistory. Bristol, 1988.

367. Soles J. S., Taylor S., Vitaliano C. J. Tephra Samples from Mochlos and their Chronological Implications for Neopalatial Crete//Archaeometry. 1995. № 37.

368. Stefanovich M. The Possible Origins of the Knobbed Ware of Troy VII b2 // Primus Congressus Studiorum Thraciorum: Thracia 3. Sofia, 1974.

369. Stoll H. A. Der Traum von Troja. Leipzig, 1956.

370. Stone J. F. S., Thomas L. C. The Use and Distribution of Faience in the Ancient

371. The Thracian World at the Crossroads of Civilizations I. Bucharest, 1997. The Transition from Lower to Middle Paleolithic and the Origins of Modern Man. Oxford, 1982.

372. Themelis P. G. Early Helladic Monumental Architecture // AA. 1984. № 99. Tiryns. Mainz, 1990.

373. Tolstikov V., TreisterM. The Gold of Troy: Searching for Homer's Fabled City. New York, 1996.

374. TripathiD. N. Bronzework of Mainland Greece from c. 2600 B.C. to c. 1450 B.C. Goteborg, 1988.

375. TsunekiA. The Manufacture of Spondylus Shell Objects at Neolithic Dimini,

376. Greece // Orient. 1989. № 25. Vagnetti L. The Final Neolithic: Crete Enters the Wider World // Cretan Studies. 1996. №5.

377. Ventris M., ChadwickJ. Documents in Mycenaean Greek. Cambridge, 1956.

378. Vitelli K. D. Were Pots First Made for Food? // World Archaeology. 1989. № 21.

379. WaceA.J.B., Blegen C. W. The Pre-Mycenaean Pottery of the Greek Mainland//BSA. 1916-1918. № 22.

380. Wace A. J., Thompson M. S. Prehistoric Thessaly. Cambridge, 1975.

381. Walberg G. Kamares. A Study of the Character of Palatial Middle Minoan Pottery. Uppsala, 1976.

382. Walberg G. Northern Intruders in Mycenaean IIIC? // AJA. 1976. № 80.

383. Wall S. M., MusgraveJ. H., Warren P. Human Bones from a Late Minoan I b House at Knossos // BSA. 1986. №81.

384. Warner J. L. The Megaron and Apsidal House in Early Bronze Age Western Anatolia: New Evidence from Karatas // AJA. 1979. № 83.

385. Warren P. Early Minoan Early Cycladic Chronological Correlations // The Prehistoric Cyclades. Edinburgh, 1984.

386. Warren P. Knossos and the Greek Mainland in the Third Millennium B.C. // AAA. 1972. №5.

387. Warren P. Myrtos. L., 1972.

388. Warren P. The Beginnings of Minoan Religion // Antichita Cretesi: Studi in onore di D. Levi I. Catania, 1973.

389. Warren P. The Genesis of the Minoan Palace//The Function of the «Minoan Villa». Stockholm, 1997.

390. Warren P. The Lapidary Art Minoan Adaptations of Egyptian Stone Vessels // Craftsmen, Craftswomen and Craftsmanship in the Aegean Bronze Age. Liege, 1997.

391. Warren P. Minoan Religion as Ritual Action. Goteborg, 1988.

392. Warren P., Hankey V. Aegean Bronze Age Chronology. Bristol, 1989.

393. Waterhouse H. Middle Minoan Houses // Minoan Society. Bristol, 1983.

394. Watrous L. V. Review of Aegean Prehistory: Crete from Earliest Prehistory through the Protopalatial Period // AJA. 1993. № 98.

395. Weinberg S. S. A Gold Sauceboat in the Israel Museum//Antike Kunst. 1969. № 12.

396. Weingarten J. The Transformation of Egyptian Taweret into the Minoan Genius: A Study in Cultural Transmission in the Middle Bronze Age. Partille, 1991.

397. Weisshaar H J. Die deutschen Ausgrabungen auf der Pevkakia-Magula in Thesslaien I: Das spate Neolithikum und das Chalkolithikum. Mainz, 1989.

398. Weisshaar H-J. Die Keramik von Talioti // Tiryns. Mainz, 1990.

399. Werner K. The Megaron during the Aegean and Anatolian Bronze Age. A Study of Occurrence, Shape, Architectural Adaptation and Function. Jonsered, 1993.

400. Wheeler T. S. Early Bronze Age Burial Customs in Western Anatolia // AJA. 1974. №78.

401. Whitelaw Т. M. The Settlement of Fournou Korifi Myrtos and Aspects of Early Minoan Social Organization // Minoan Society. Bristol, 1983.

402. Wiencke M. H. Typology and Style of Prepalatial Seals // Studien zur minoischen und helladischen Glyptik. Marburg, 1981.

403. Wilson D. E. Knossos before the Palaces: An Overview of the Early Bronze Age (EM I EM III) // A Labyrinth of History. Oxford, 1994.

404. WoodM. In Search of the Trojan War. L., 1985.

405. Wyatt W. F. The Indo-Europeanization of Greece // Indo-European and Indo-Europeans. Philadelphia, 1970.

406. YakarJ. The Later Prehistory of Anatolia. The Late Chalcolithic and Early Bronze Age I-II. Oxford, 1985.

407. Zerner C. W. New Perspectives on Trade in the Middle and Early Late Helladic Periods on the Mainland // Zerner C. W., Zerner P. C., Winder C. Wace and Blegen: Pottery as Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

408. Zerner C.W., Zerner P.C., Winder J. Wace and Blegen: Pottery as Evidence for Trade in the Aegean Bronze Age. 1939-1989. Amsterdam, 1993.

409. Zervos C. L'art des Cyclades de debut a la fin l'age du bronze, 2500-1100 av. n. e. Paris, 1957.

410. Zois A. Der Kamares-Stil. Werden und Wesen. Tubingen, 1968.

411. Zois A. Vasilike I. Athens. 1976.