автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Эволюция поэтической системы Г.В. Иванова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция поэтической системы Г.В. Иванова"



На правах рукописи

/и*/'

^ С84

НЕСЫНОВА ЮЛИЯ ВЛАДИМИРОВНА

ЭВОЛЮЦИЯ ПОЭТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ Г. В. ИВАНОВА 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург - 2007

003053784

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор

Официальные оппоненты - доктор филологических наук, профессор

Снигирева Татьяна Александровна - кандидат филологических наук, доцент Налегач Наталья Валерьевна Ведущая организация — Удмуртский государственный университет

Защита состоится 15 марта 2007 г. в _ ч. на заседании

диссертационного совета Д. 212.283.01 при ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет», 620017, г. Екатеринбург, пр. Космонавтов, 26.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан 12_ февраля 2007 г. Ученый секретарь Скрипова О.А.

Барковская Нина Владимировна

диссертационного совета

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования.

Отечественное литературоведение обратилось к изучению творчества Г. В. Иванова не слишком давно. Долгое время это имя оставалось совершенно неизвестным широкому читателю, было представлено лишь отдельными упоминаниями в воспоминаниях современников (Г. Адамовича, Ю. Анненкова, И. Одоевцевой, К.Померанцева). Интерес к нему возник в начале 1990-х годов: в 1993 году было издано трехтомное собрание сочинений поэта, и ученым, как и широкому кругу читателей, стали доступны его произведения в достаточно полном объеме. Изучение наследия Г. В. Иванова прошло несколько этапов. Первоначально появилось множество газетных и журнальных статей, носящих характер вступлений к подборкам стихов, разнообразных отзывов на поэтические сборники; работ, содержащих наблюдения над отдельными компонентами художественного мира его лирики. Очень многие из таких исследований носили обзорный характер, вызванный необходимостью познакомить читателя с жизненным и творческим путем поэта. И только после этого стали появляться серьезные работы, затрагивающие вопросы поэтики, эстетики, философии Г. В. Иванова Его творчество привлекло внимание таких исследователей, как А. Арьев, Н. Богомолов, Е. Витковский, В. Смирнов, А. Соколов, Р. Тименчик и др Наиболее активно исследовалось эмигрантское творчество поэта: книги стихов «Розы», «Портрет без сходства», «Дневник» изучались преимущественно в историко-литературном и культурологическом аспектах (Агуши И., Алекова Е. А., Иванова И. Н„ Кузнецова Н. А.). В последние годы среди исследователей возник интерес к раннему творчеству поэта: рассматриваются проблемы преемственности и влияния на его творчество различных литературных и художественных школ, своеобразие поэтической реализации культурных знаков и кодов в творчестве поэта (Марков В. Ф., Трушкина А. В., Хадынская А. А., Якунова Е. А.). Работы Рубине М. и Заманской В. В. вписывают творчество Г. В. Иванова в контекст философских исканий времени.

Все исследователи отмечают значительность и яркость дарования Г. В. Иванова, говорят о существенном вкладе, внесенном этим поэтом в развитие русской и, шире, мировой литературы. Удивительна созвучное™

его поэтических исканий процессам, происходящим в литературе рубежа ХХ-ХХ1 веков: разрушение прежней картины мира, переосмысление принципов создания классического искусства и его взаимоотношений с действительностью, интертекстуалыюсть как ведущий прием в создании произведений - все эти характеристики постмодернистской литературы, уже присущие, в той или иной мере, творчеству Г. Иванова, делают его творчество актуальным для осмысления судеб русской поэзии в XX веке.

Однако, исключая работы Е. А. Якуновой (прослеживающей эволюцию петербургского творчества) и Е. А. Алековой (посвященной проблеме эволюции творчества эмигрантского), обращения к лирике Иванова носят «частный» характер: как правило, исследователями рассматриваются только отдельные аспекты (аскеза и ирония как свойства мироощущения; жанр экфразиса; перечисляются излюбленные образы, которые переходят из ранней в позднюю поэзию; упоминается о дуалистичности мира, рассматриваются отдельные темы (например, семантика театральных, архитектурных и живописных образов в лирике Г. В. Иванова). Однако многие аспекты художественного мира поэта все еще остаются освещенными только на уровне отдельных замечаний ученых. До сих отсутствуют работы, в которых творчество Г. В. Иванова рассматривалось бы целостно, в динамике; не восстановлена единая картина творческой эволюции Г. В. Иванова, охватывающая как русский, так и эмигрантский периоды, которая позволила бы глубже, точнее уловить существо творческой индивидуальности поэта.

Названными выше причинами обусловлена актуальность представленного исследования.

Предмет, цель и задачи исследования.

Предмет исследования - поэтическая система Г. В. Иванова, взятая в аспекте ее эволюции. Различные периоды творчества поэта рассматриваются в диссертации по следующим параметрам: архитектоника книги/сборника, поэтический мир (пространственно-временной континуум, ключевые образы, ведущие мотивы), эмоциональная атмосфера, жанровые доминанты, субъектная организация, функции интертекстуальности.

Объект исследования - поэтические книги Г. В. Иванова «Отплытье на о. Цитеру», «Горница» и сборник стихов «Вереск», написанные в

петербургский период творчества, а также эмигрантские книги и сборники стихов «Розы», «Отплытие на остров Цитеру», «Портрет без сходства», «Дневник» и «Посмертный дневник».

Главная цель работы - выявление константных и динамичных элементов в поэтической системе Г. Иванова, характеризующих основные векторы развития его творчества и вместе с тем выявляющих глубинное зерно его идивидуальности.

Достижение указанной цели подразумевает решение ряда задач:

• проанализировать пути осмысления писателем проблемы художественного творчества, соотношения искусства и действительности;

• выделить основные структурообразующие элементы поэтики Г. В. Иванова, выявляющие динамику мировоззрения;

• рассмотреть структуру поэтического мира, выстраиваемого Г. Ивановым на разных этапах его творчества;

• проследить эволюцию субъектных форм выражения авторского сознания в их соотнесенности с основными составляющими поэтики;

• выявить специфику интертекстуальности в разные периоды творчества поэта, проследить эволюцию ее функций.

Методологические принципы исследования.

Выбор методологии исследования обусловлен своеобразием эстетических принципов и динамикой мироотношения Г. В. Иванова: историко-литературный подход и структурно-семиотические методы исследования дополняются принципами жанрового, мотивного, интертекстуального анализа, приемами из области стиховедения. Особое значение при работе над темой диссертационного исследования для нас имели труды Б. О. Кормана и С. Н. Бройтмана, рассматривающие формы выражения авторского сознания в лирике, труды С. И. Ермоленко и О. В. Мирошниковой, посвященные жанровым процессам в поэзии, труды Б. М. Гаспарова и И. В. Силантьева по теории мотива, исследования в области интертекстуальных взаимодействий (А. К. Жолковский, В. Ф. Марков, Е. А. Козицкая, Ю. И. Левин). Мы опирались на утвердившееся в современном литературоведении представление о

системном и многоуровневом строении художественного произведения (Н. Л. Лейдерман, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, Е. Фарыно и др.).

Научная новизна исследования.

На сегодняшний деньсуществуют две полярные точки зрения на логику творческого пути Г. В. Иванова. Согласно первой точке зрения, эмиграция и последующие жизненные обстоятельства стали для него шоком, превратившим второстепенного стихотворца в настоящего поэта. Сторонниками этой точки зрения являются Ю. Иваск, В. Марков, О. Нечаева, ее разделяли и многие современники Г. Иванова. Вторая группа исследователей полагает, что никакого особенного водораздела между Г. Ивановым «петербургским» и Г. Ивановым «эмигрантским» не было; творчество поэта целостно, уже в ранних стихах проявилось все то, что позже сделало его «первым поэтом русского зарубежья». Поддержанное авторитетом В. Крейда и И. Агуши, это убеждение стало преобладающим в настоящее время. Этой точки зрения придерживаются Е. Алекова, И. Иванова, Н. Кузнецова, А. Трушкина. однако внимание исследователей сосредоточено, как правило, только на одном из периодов творчества. Новизна реферируемого исследования состоит в попытке впервые рассмотреть творчество Г. В. Иванова целостно, последовательно характеризуя этапы, что позволит прояснить спорный вопрос о «революционном» или «эволюционном» характере изменений в творчестве поэта.

Положения, выносимые на защиту:

1. Несмотря на образные и тематические переклички в стихотворениях раннего и эмигрантского творчества Г. В. Иванова (устойчивые мотивы звезд, роз, тема смерти, мотив игры и др.), его эмигрантская лирика коренным образом отличается от лирики петербургской.

2. Основным направлением, в котором совершалась эволюция творчества Г. В. Иванова, явилось возрастание личностного начала и изменение самого качества лиризма: чувство гармоничной самодостаточности поэта сменяется безысходным отчаянием человека. Это обусловило специфику изменений всех элементов поэтической

системы: структуры поэтического мира, жанровой доминанты, системы мотивов, особенностей стиховой формы. Факторы, обусловившие трансформацию поэтической системы Г. Иванова, лежат в плоскости конкретно-исторической действительности: те социальные и культурные катастрофы (две мировые войны, революция и эмиграция), которые выпали на долю поколения поэтов, начинавших свое творчество еще в «серебряном веке».

3. Именно форма итоговой лирической книги-дневника, ставшая оптимальным выражением экзистенциального сознания поэта, его стремления дойти в своей исповеди-самоотчете до самых глубин своей души, сделала Г. В. Иванова одним из самых значительных и оригинальных поэтов русского зарубежья.

4. При том, что представление о соотношении жизни и поэзии существенно менялось у Г. Иванова в разные периоды его творчества, идея вечности, неуничтожимости самой поэтической субстанции оставалась неизменной даже в условиях «мирового безобразия» и перед лицом личной смерти. Эта идея, восходящая еще к акмеистическим установкам раннего Г. Иванова, обусловила суть трагедии поэта в мире, которому не нужна поэзия.

Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы исследования могут быть использованы при разработке школьных и вузовских курсов по истории русской литературы рубежа Х1Х-ХХ веков и литературы русского зарубежья, в спецкурсах и спецсеминарах по поэзии Серебряного века и лирике 50-х годов XX века.

Апробация работы.

Содержание диссертации отражено в 13 печатных работах. Результаты исследования были представлены на следующих конференциях: «Филологический класс: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 1996, 1999, 2000); «Актуальные проблемы филологического образования: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 2001); «Четвертые филологические чтения «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, НГПУ, 2003); «V Веселовские чтения «Проблема взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма» (Ульяновск, УлГОУ, 2003); II Международная научная конференция-круглый стол «Проблема

трасформации и функционирования культурных моделей в русской литературе» (Томск, ТГПУ, 2005); Международные научно-литературные Чтения, посвященные 150-летию со дня рождения И. Ф. Анненского (Москва, Литературный институт им. А. М. Горького, 2005); Всероссийская научная конференция «Система и среда: Язык. Человек. Общество» (Нижний Тагил, НТГСПА, 2005).

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении сформулированы цель и задачи исследования, отмечается его актуальность и научная новизна, определяются объект, материал и предмет, указывается методологическая база, дается обзорный анализ литературоведческих источников по избранной теме.

Эволюция охватывает все стороны поэтической системы Г. В. Иванова, однако можно выделить ряд направлений, изменения в которых особенно заметны. Это, прежде всего, структура и семантическая наполняемость поэтического мира, жанровые доминанты, формы субъектной организации, эмоциональная атмосфера и функции интертекстуальности. Наблюдения над этими составляющими являются организующим началом исследования.

В первой главе - «Петербургский период» творчества Г. В. Иванова: мир сквозь призму искусства» анализируется раннее творчество поэта.

В первом параграфе - «Стилизация и "стильность" в книге «Отплытье на о. Цитеру» (1912)» дается характеристика первой поэтической книги начинающего автора. В ней уже заявляют о себе его взгляды на культуру поэтического сборника (ориентация на создание книги стихов как структурного и тематического целого, отражающего концепцию мировидения, просматриваются характерные черты таланта начинающего поэта (умение видеть точно и образно, воспевание красоты зримого мира, изящность образов, изысканность словаря, тонкий вкус). Закладывается основа мироощущения Г. Иванова - неприятие им реальной

действительности, дистанцирование от современности, вызванное особенностями эпохи, биографическими обстоятельствами и литературными влияниями на молодого поэта. В противовес действительности поэт создает иную реальность, метафорически названную им островом Цитерой. В ней присутствуют все черты традиционного идиллического пространства: шалаши на берегах, заросших камышом, «мечтательные» пастухи, играющие своим стадам на свирели, влюбленные смуглые отроки с лирою в руках. Цитера неоднократно называется Аркадией, сравнивается с садами Гесперид - образами, символизирующими высшее блаженство. На Цитере живут герои мифов и преданий: Амур (он же Купидон), Дионис, фавны, нимфы, Хариты, а также литературные персонажи: Хлоя, Темира. Это мир природы, но на всем в нем лежит оттенок театральности, зрелищности, искусного создания в стиле рококо. Подобный эффект достигается прежде всего чрезмерной изысканностью, куртуазностью словаря, стилизованного под пышную речь XVIII века. Это особая реальность, существующая по законам, максимально приближенным к законам игры.

Большую роль в это время для Г. Иванова играют существующие в литературе классические образцы. Ими определяются характер развития ведущих тем книги (любовь, смерть, страдания Иисуса Христа), понимание которых традиционно и безличностно, действующие в ней герои-литературные типы (герой античной мифологии, буколической поэзии, средневековья; лирический герой старших символистов и младосимволистов, герой, характерный для акмеизма, особенно близкий персонажам Н. Гумилева (дерзкий моряк, стремящийся в новые плаванья, к новым открытиям), наиболее часто используемые жанры, которые крайне разнообразны (сонет, сонет-послание, сонет-акростих, триолеты, романс, газэлла, песня, «развинченная баллада», элегия, стансы).

Более личный характер носят в «Отплытье на о. Цитеру» мотивы прошлого, старины, тема пути, мотив ограниченности возможностей лирического субъекта. Однако они не влияют существенно на общий характер книги.

«Отплытье на о. Цитеру» носит во многом несамостоятельный характер. В нем звучат отзвуки творчества поэтов самых разных литературных направлений начала XX века (поэтов-символистов,

М. Кузмина, В. Брюсова, И. Северянина, Н. Гумилева), в тесный круг которых попадает юноша. Многочисленные заимствования носят в это время неосознанный характер. Но в книге конструируется ситуация дружеского диалога лирического героя с другими поэтами, как равного между равными.

Сам Георгий Иванов позднее исключал «Отплытье на о. Цитеру» из перечня своих ранних поэтических книг. Однако эта книга стала той отправной точкой поэтической системы, из которой разовьется в последствии все петербургское творчество поэта.

Второй параграф - «Герой-маска в книге «Горница» (1914)» посвящен следующему этапу в творческой эволюции Г. В. Иванова. Изменения, произошедшие в поэтической системе поэта, связаны прежде всего с окончательным определением его творческих пристрастий: отказом от символистских и футуристических увлечений и безоговорочным принятием акмеизма. По-прежнему значимой остается для поэта форма книги стихов. Композиция «Горницы» отражает перемены, произошедшие в миропонимании поэта, воплощает стремление автора направить восприятие читателя в определенное русло. Книга состоит из двух разделов. В первый включены новые стихи, второй составлен из стихотворений, входивших ранее в «Отплытье на о. Цитеру», но их выбор, а также пять написанных вновь и включенных в раздел текстов меняют эмоциональную окраску восприятия «цитерского» раздела. В структуре поэтического мира сохраняется романтическое двоемирие. Первый раздел целиком посвящен описанию мира реальности, окружающей лирического героя, существующей под знаком осени. Этот мотив приобретает характер всеобщности, становится обозначением и времени года, и состояния природы, и состояния внутреннего мира человека и особенностей его судьбы. Претерпевают изменения прежние эстетические идеалы поэта. «Галантный мир» Цитеры дискредитируется, сопровождается мотивами фальши, нереальности этого бытия. На смену ему приходит мифологизированное пространство Петербурга и мир произведений искусства - «Книжных украшений». Выстраиваются сложные отношения между реальностью и искусством: противопоставление между ними приобретает большую напряженность и в то же время возникают моменты переплетения, взаимопроникновения реальностей.

Акмеистическая ориентация поэта проявляется в целом ряде характеристик поэтического мира: иная манера письма (приглушенные краски, нерезкие звуки, неброские описания), смена жанрового состава книги (увеличение доли «твердых» жанров с культурной памятью), изменение функции интертекстуальности (диалог между равными сменяется ситуацией Учитель - ученик). Меняется освещение мотива театральности: он снижается до уровня балагана. Отказ от классических образцов приводит к смене субъектной организации: литературный тип заменяется лирическим героем под маской (актера балагана, поэта-декадента, поэта-пошляка, развязного юноши).

Таким образом, «Горница» становится первым шагом на пути поэта к акмеистической эстетике.

В третьем параграфе - «Сборник стихов «Вереск» (1916) как отражение акмеистической ориентации поэта» прослеживается развитие акмеистической ориентации Г. В. Иванова, только заявленной в «Горнице». В «Вереске» преобладает описание вещного мира, прежде всего произведений искусства: картин, литографий, скульптур, фарфора. В этот период серьезных изменений в миропонимании поэта не происходит, стихотворения по большей части развивают то, что уже было заложено в «Горнице». Поэтому снимается необходимость в скрупулезно продуманной последовательности стихов и их взаимосвязи. Это отражается на характере «Вереска»: это не книга, а сборник стихов.

Сохраняется стремление лирического субъекта уйти от реальности, наполненной тревожными предчувствиями грядущих катастрофических перемен, конца устоявшегося классического дворянского уклада XVIII и XIX веков - времени романтического процветания и благоденствия. Мир античной Цитеры окончательно заменяется миром старинных произведений искусства, способных противостоять бегу времени. Напряженность отношений между двумя реальностями снимается, заменяясь абсолютным приоритетом мира искусства перед миром реальным. Взаимопереплетение реальностей сохраняется, даже усиливается, но приобретает обратный по сравнению с «Горницей» характер: теперь реальность уподобляется произведению искусства. Признание ценности только того, что так или иначе связано с эти миром, объясняет особенности субъектной организации книги. Описания картин

и статуй переданы максимально объективно; лирический субъект -наблюдатель держится очень отстраненно и позволяет себе только иногда выразить личные вкусы и пристрастия. Ощущение подчеркнутой бессубъектности не снимается даже повышенной биографичностью сборника. Излюбленным жанром становится жанр экфразы,' максимально соответствующий требованиям акмеизма и особенностям таланта самого Г. В. Иванова.

Мир искусства - это мир не просто культуры ХУШ-Х1Хвв, но и культуры петербургской. Г.Иванов любуется столицей, которая является для него произведением искусства, средоточием культуры. Город становится для поэта некоей целостностью, которая носит уже вневременной характер, пребывая в мире искусства.

«Вереск» представляет собой проекцию уходящего мира, попытку удержать его реалии в слове, превратить в произведение искусства и тем сохранить от неумолимого бега времени. Этим стремлением объясняются все его основные характеристики.

Таким образом, на протяжении петербургского периода творчества в поэтической системе Г. В. Иванова наблюдается заметная эволюция. Эволюционными факторами становятся, прежде всего, изменения эстетических вкусов поэта, отражающихся на «качестве» поэтического мира, жанровых доминантах, интертекстуальности, а также события, происходящие в России в 900-е -10-е годы XX века. От этого зависит выбор тем, эмоциональная окрашенность образов и мотивов.

Неизменным на протяжении всего петербургского периода остается стремление поэта к созданию в своих стихах целостной, завершенной картины мира, тяготение к жанровой форме книги стихов. Для всех книг характерны метафорические названия, связанные с основными мотивами; подзаголовки, направляющие читательское восприятие; сходная структура (наличие пролога и эпилога, деление на разделы, первый из которых составляют новые стихи, последующий — печатавшиеся ранее). Порой такая структура имеет определенное значение для раскрытия изменений, произошедших в поэтической системе поэта, порой продиктована иными соображениями. Книги содержат переклички на уровне тем, мотивов, образов. Хотя петербургские стихи Г. В. Иванова не достигли вершин

поэтического мастерства, этот период очень важен для понимания творческой эволюции поэта в целом.

Во второй главе - «Творчество Г. В. Иванова 30-40-х годов: «чудная музыка» и «мировое уродство» мы переходим к анализу эмигрантского периода творчества поэта, делаем попытку осмыслить исторические и философско-эстетические причины, которые привели к серьезной перестройке мироощущения Г. Иванова, отразившейся в длительном периоде молчания, а затем в совершенно ином, чем в петербургской лирике, характере поэтического мира. Эмиграция, а затем Вторая мировая война стали для Г. В. Иванова серьезными жизненными испытаниями. Между книгами стихов, выходившими у поэта в период с 1922 по 1950 годы, были длительные периоды молчания, свидетельствующие о значительных внутренних изменениях, происходивших в его миропонимании. Эти изменения отразились на эволюции поэтической системы. Каждая последующая книга стихов, вышедшая в эмиграции, воплощает новые принципы создания поэтического мира.

В первом параграфе - «Поэзия Г. В. Иванова конца 20-30-х годов («Розы» и «Отплытие на остров Цитеру»)» исследуется изменение эстетических ориентиров Г. Иванова: отказ от романтических и акмеистических принципов освоения действительности, появление сухого, рационалистического, порой циничного взгляда на жизнь, - вызванное новым мироощущением поэта-эмигранта. Потеря прежних опор приводит к исчезновению из «поэтической вселенной» Г. В. Иванова двоемирия. Мира мечты больше не существует, лирический герой заключен в реальность эмиграции. Характеристики этой реальности - зыбкость, отрыв от мира вещного, предметности, конкретных нарядных мелочей и обращение к запредельному, отсутствие пространственных ориентиров, «парение» лирического героя в пустоте, ощущение неполноты бытия. В стихах поэта этого периода явственно ощущается близость к так называемой поэзии «парижской ноты».

Основной формой выражения лирического переживания в «Розах» и «Отплытии на остров Цитеру» является образ эмигранта, соединяющий в себе типические и индивидуальные черты (появляется и собирательный субъект «Мы»). Новыми чертами лирики становится ее ярко выраженный

экстенсивный характер, постоянная направленность вовне, поиск «Ты», способного услышать и понять, стремление к диалогу, на который, однако, лирический герой не получает ответа. Тем не менее, в стихах почти отсутствуют моменты, внеположенные сознанию героя. Цитаты и реминисценции, встречающиеся в стихах, близки ему по комплексу переживаний (холодный мир, печаль, одиночество). Поэты, имена которых звучат в «Розах» и «Отплытии на остров Цитеру», - А. С. Пушкин и А. А. Блок. Появляется ощущение родственности, выстраиваемое на основании близости трагических судеб. Складывается ситуация творческого диалога (в отличие от дружеского диалога в раннем творчестве), отсутствующая у поэта прежде. Пристальное внимание уделяется вопросу о роли искусства в жизни этих поэтов и в жизни лирического героя. Уже в «Розах» образы пластических искусств исчезают из стихов Г. В. Иванова, и их место занимает музыка, выступающая отражением нетленной сущности поэзии. Однако, неподвластная смерти сама, музыка оказывается бесполезной и беспомощной в этом мире, может принести только гибель.

Основные темы, волнующие Г. В. Иванова периода «Роз» и «Отплытия на остров Цитеру», относятся к «вечным» вопросам: смерть, любовь, место и роль творчества в жизни человека. Мироощущение поэта конца 20-30-х годов было сложным и противоречивым: восхищение миром и стремление покинуть его, ощущение бессмысленности жизни и желание жить несмотря ни на что, чувство печали с оттенком трагичности и жизнеутверждающий вызов. И ясное понимание того, что традиционные взгляды на мир и искусство ушли в прошлое, а настоящее требует чего-то нового, невыразимого словами, но незримо витающего в воздухе.

Таким образом, период конца 20-х — 30-х годов становится своеобразным переходом от Г. Иванова «петербургского» к Г. Иванову «эмигрантскому». Эта переходность, двойственность сказалась на всех аспектах творчества поэта периода «Роз» и "Отплытия на остров Цитеру".

Второй параграф - «Портрет без сходства» (1950) - попытка саморефлексии» посвящен рассмотрению дальнейшей эволюции эмигрантского творчества поэта. «Портрет без сходства» - это название и сборника стихов, и первого раздела в нем. Вынесение названия раздела в заголовок сборника акцентирует его особую важность и отражает главную

проблему, стоящую перед автором. Это попытка взгляда на себя со стороны, желание самоидентификации и поиск своего места в мире. Эти стремления осложняются характером окружающей реальности. Усиливаются отрицательные черты в описании мира, прежде всего, это касается человеческого общества и устройства бытия в целом, воплощением которого становится образ уходящего вдаль зеркального коридора, образованного расположенными друг напротив друга кривыми зеркалами. В «дурной бесконечности» искажаются все традиционные культурные и морально-этические ценности. Этим объясняется трактовка основных тем и мотивов книги: человеческой судьбы, смерти и воскресения, счастья, функций искусства. Темы и образы повторяются, но их освещение принимает более трагический оттенок. Красота природы сохраняется, но в исковерканном мире воспринимается как бессмысленная. Ключевая метафора - «странно-порочный» мир, который, тем не менее, продолжает стремиться к «бессмысленному счастью». В этом парадокс «Портрета без сходства».

Основным способом самопознания в «Портрете без сходства» становится взгляд на себя со стороны, описание через внешнее. С этим связано возрастание медитативного характера лирики. В стихах появляются отражения биографических событий, некоторые из них приобретают оттенок дневниковое™. Однако несоответствие приемов, при помощи которых автор пытается передать свое внутреннее экзистенциальное «я», предмету передачи приводит к провалу попыток самоидентифкации («портрету без сходства») и чувству разочарования в искусстве. Продолжает развиваться экзистенциальная ситуация: герой находится на грани между жизнью и смертью, бытием и небытием. Главным вопросом для него становится обретение истины о сущности бытия.

В соответствии с главной проблемой раздела меняется характер интертекстуальности. Попытку самоидентификации отражает появляющаяся в разделе на фоне превратившейся в метод центонности автоцитация, передающая попытки осмысления прошлого творчества на фоне современности.

Главной оппозицией, возникающей в «Портрете без сходства», становится оппозиция «поэт-человек». В предшествующих книгах

доминанта ее первого члена была очевидной. Теперь перед лицом всеобщей табели приоритеты Г. В. Иванова меняются. Посмертная слава, ожидающая поэта, не облегчает страдания и страх смерти просто человека, не искупает их, не придает им смысл, поэтому она обесценивается, становится шрушкой в мире, где правят враждебные человеку силы. Лирический герой отказывается от нее, выбирая долю человека.

Разочарование в мире и искусстве предопределяет появление нового этапа в творчестве Г.В.Иванова - цикла «Rayon de rayonne», ставшего предметом исследования в третьем параграфе - «Rayon de rayonne»: поэтика абсурда». Продолжается заявленная в петербургский период творчества поэта традиция давать книгам стихов емкие метафорические названия. Однако их характер постепенно меняется от перечисления предметов внешнего мира («Розы») к обозначению внутренних, субъективных исканий: «Отплытие на остров Цитеру» содержит теперь аллюзию на биографические события и становится знаком отражения произошедших с лирическим героем изменений; «Портрет без сходства» отражает попытку саморефлексии; «Rayon de rayonne» представляет собой травестированный каламбур с семантикой алогизма, абсурда.

Порочные моменты действительности в «Rayon de rayonne» заостряются, эволюция картины поэтического мира движется по направлению ко все большему хаосу, по законам которого строится «бессмысленно-злобный» мир (в том числе, и мир природы). Эмоциональная доминанта - тотальное отрицание. Отрицается все: красота, надежда, вера в загробное существование, даже собственная индивидуальность. Движение к субъектным формам выражения авторского сознания в период 30-40-х гг. протекает по параболе: интерес к своему собственному «Я», звучащий в стихах «Портрета без сходства», утрачивается, индивидуальное снова нивелируется, заменяясь безличным.

Тотальное отрицание выражается в травестировании всех и вся. Стремление к счастью в таком мире становится невозможным. Классическое искусство оказывается бессмысленным и отвергается. Цитаты приобретают характер издевки, травестируются, символизируя ненужность и неприменимость прежних ценностей в искаженном мире. Изменения, происходящие в структуре и освещении мира, отражаются в

жанрах стихотворений. Они меняются от музыкальной (элегия, романс) и медитативной лирики к коллажу, бриколлажу, пародиям и карикатурам.

Предельное отчаяние, звучащее в разделе, напоминает порой истерику. Однако, в отличие от В. Ф. Ходасевича, в стихах которого мы находим похожие настроения, Г. В. Иванов не замолчал после выхода «Rayon de rayonne». Он шагнул дальше - «за грань» отчаянья. Результатом этого шага стали последние лирические книги поэта «Дневник» и «Посмертный дневник», анализу которых посвящена третья глава -«Стихи 1950-х годов: исповедь-самоотчет».

Семиотические потенции новой для Г. В. Иванова жанровой формы лирического дневника, к которой он приходит в конце своего творческого пути и которая становится предметом исследования в первом параграфе -«Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни» максимально отвечают все возрастающей потребности поэта в выражении своего внутреннего «Я», облика души.

Дневниковость определяет основные особенности поэтического мира Г. В. Иванова в этот период: его психологизм, принцип «точечного соответствия» в создании стихов, особенности композиции стихотворений (от внешнего пейзажа - к внутреннему миру лирического героя). Психологическое время—пространство преобладает над локальным или континуальным.

Определяющей характеристикой восприятия мира лирическим героем становится «двойное зренье». Эта метафора отражает способность лирического героя прозревать в любом явлении мира одновременное сосуществование прекрасного и безобразного, что приводит к окончательному размыванию системы ценностей. Основным приемом, отражающим это соединение, становится оксюморон. Он проявляется на разных уровнях: от обозначения ролей Бога и Дьявола в создании мира до принципа существования человека и связи людей между собой; часто оксюморонность бытия реализуется через снижение высоких романтических образов до грубых реалий жизни. Основной координатой художественного мира становится горизонталь. Время, преобладающее в стихах, — энтропийное, линейное. Эмоциональная атмосфера — Скука. Метафорическое определение мира - «этой жизни нелепость и нежность» с «неизбежностью» смерти впереди. «Внутреннее» ощущение трагизма и

всеобщей обреченности связано с выходом на первое место в творческом диалоге имени И. Ф. Анненского.

Одной из ведущих тем становится Россия, размышление о ее прошлом, настоящем и будущем.

В 50-х годах поэт оказался в положении, максимально приближенном к пограничной ситуации, как ее понимают экзистенциалисты. Это способствовало активизации экзистенциального сознания, приметы которого, по наблюдению В. В. Заманской, впервые проявились в «Розах». «Сюжет» собственного «Я» как экзистенции человека Г. В. Иванов делает главным и единственным в этот период. Наиболее полно эти тенденции развиваются в «Посмертном дневнике», анализу которого посвящен второй параграф - «Посмертный дневник» (1953) как итоговая книга поэта».

Ситуация пороговости, предстояния перед лицом смерти нередка в литературе. О. В. Мирошникова исследует «итоговые книги», созданные рядом поэтов XIX века в подобной ситуации. Поэзия «Посмертного дневника» Г. В. Иванова содержит ряд существенных признаков, позволяющих отнести ее этому разряду. Поэт, достигший преклонного возраста, чувствующий приближение смерти, подводит итоги прожитой жизни. «Посмертный дневник», безусловно, носит репрезентативный по отношению ко всему жизненному и творческому пути художника характер. «Итоговость» стихов «Посмертного дневника» заключается в стремлении лирического героя к постановке «последних» вопросов человеческого существования. Главная тема этой книги - тема смерти -раскрывается на всех уровнях текста, прямо и косвенно. Предметы реальности становятся материальными, зримыми проекциями ощущений лирического героя, событий, произошедших в его внутреннем, душевном мире, реалистическая деталь теряет свою композиционную роль и берет на себя функцию эмоционально-психологического и смыслового акцента. «Нелепость и нежность» жизни постепенно перестают волновать лирического героя, в центре внимания находится физическое и душевное состояние умирающего человека. Смерть приобретает ярко выраженный личностный оттенок: теперь она подошла вплотную к лирическому герою-человеку, и все реалии жизни начинают рассматриваться через эту призму. Усиливается чувство горечи и недоумения, обиды на жизнь за свою

судьбу, которое пересиливает желание просветленного прощения всех и вся перед смертью, мотивы обреченности и беспомощности лирического героя.

Меняется функция интертекстуальности. Творческий диалог с поэтами, мироощущение которых было близко мироощущению Г. В. Иванова (И. Аннненский, А. Блок), заменяется жаждой разговора «по душам» в житейской бытовой обстановке с людьми, которым довелось пережить то же, что испытывает сейчас лирический герой (А. Пушкин, Н. Гоголь, М. Пруст). Категория «поэт» окончательно заменяется категорией «человек».

Единственными ценностями, сохранившимися для Г. В. Иванова в это тяжелое время, остаются любовь и поэзия. Без них ни жизнь, ни смерть для него оказывается невозможной.

Однако существуют моменты, отличающие «Посмертный дневник» от итоговых книг XIX в. Прежде всего, это характер отбора и архитектонической координации текстов: нет обязательной для этой жанровой модели «авторской воли», отсутствует целостный завершенный сюжет. Однако это несоответствие эстетически оправдывается повышенной интимностью, искренностью входящих в него стихов, что придает «Посмертному дневнику» характер автобиографии-исповеди, которая, по Бахтину, не может быть завершена «изнутри» героя. Значительно снижены диалогические интенции, количество обращений к разного рода «адресатам» невелико. Также в стихах цикла отсутствует «умиротворяющая вечность». Неожиданно место традиционно приходящей с годами к поэту мудрости, профетизма занимает игровой момент. Появляются мотивы игры-издевки и образы детской игры как средства защиты от холодного и безжалостного мира, в котором лирический герой одинок.

Ощущение сиротства, малости лирического героя усиливается ограничением пространственно-временного мира, который уже не выстраивается «из времени в вечность».

Полижанровая структура заменяется однотонностью. Жанр, к которому можно отнести большинство стихов, - это стихотворение-монолог, внутренняя речь, максимально приближенная к дневниковой

записи; иногда стихи приобретают оттенок предсмертной записки, завещания.

Таким образом, можно сказать, что в поэзии Г. В. Иванова сложившаяся в XIX веке модель итоговой лирической книги-завещания заменяется итоговой книгой-дневником.

В Заключении подводятся итоги исследования.

Анализ поэтики творчества Г. В. Иванова показал, что, хотя существует определенная преемственность между петербургским и эмигрантским творчеством поэта, тем не менее, изменения, произошедшие в его поэтическом мире после эмиграции, настолько существенны, что не позволяют говорить о плавном, «эволюционном» развитии его творчества. Перед нами явный «революционный» скачок, поднявший эмигрантскую поэзию Г. В. Иванова на уровень, более высокий по сравнению с его петербургской лирикой. Главным «водоразделом», разграничивающим два эти периода, становится отсутствие/наличие личностного начала в стихах. В петербургский период подчеркнутая бессубъектность декларируется Г. В. Ивановым как сознательно избранный творческий принцип, обоснованный признанием авторитета классических литературных образцов. Однако проведенные наблюдения позволяют предположить, что подобная манера письма на самом деле вызвана интуитивным ощущением недостаточности жизненного и душевного опыта молодого поэта, неуверенностью в ценности собственного внутреннего мира по сравнению с мэтрами литературы, поэзия которых становится для Георгия Иванова образцом для подражания. Этим объясняется несамостоятельность и следование «модным» тенденциям в ранней лирике Г. В. Иванова.

Исторические и личные события, свидетелем и участником которых, начиная с 20-х годов, пришлось стать Г. В. Иванову, обогатили его необходимым душевным опытом и, главное, привели к коренной перестройке его системы ценностей. Определяющим изменением стало переосмысление коллизии поэт/человек. Прежняя иерархия, когда Поэт выступал на первый план по отношению к человеку, меняется на противоположное: признание абсолютной ценности Человека, собственной личности, важности внутреннего мира своего «Я». Это убеждение обусловило направление изменений поэтической системы поэта в сторону возрастания личностного начала, придавшего его поэзии подлинную

глубину и индивидуальность. Все эмигрантское творчество Г. В. Иванова представляет собой поиск наиболее адекватных путей воплощения собственной индивидуальности. В этих поисках он интуитивно угадал путь, по которому пойдет экзистенциальная литература и философия; современная литература продолжает поиски в том направлении, которое наметил Г. В. Иванов. В этом контексте творчество Г. В. Иванова оказывается как никогда злободневным, вызывает особенный интерес.

Творчество Г. В. Иванова последних лет жизни объединено единым структурно-семантическим принципом - жанром дневника. Обращение поэта к этой жанровой жанровой форме закономерно и обусловлено как логикой его творчества, постепенно приведшей его к все более глубокой обращенности внутрь самого себя, возрастанию искренности и интимности лирики, так и психологическими особенностями его личности и возраста, попытками осознать свой внутренний мир и выразить его в слове. Последние поэтические книги Г. Иванова - «Дневник» и «Посмертный дневник» - окончательно проявляют экзистенциальное сознание поэта. Начиная с них, он, наконец, дает русской поэзии в полной мере свою музыку.

Все это вводит стихи Г. В. Иванова в русло традиции создания итоговых книг, идущей из XIX века, от стихов Н. А. Некрасова и А. А. Фета. Однако поэт идет дальше своих предшественников, превращая в соответствии с экзистенциальным характером времени итоговую книгу-завещание в книгу-дневник. В этом, безусловно, одна из творческих заслуг Г. В. Иванова перед русской литературой.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Несынова Ю. В. Элементы интертекстуального анализа при изучении лирики в 11 классе (на примере творчества Г. Иванова) // Материалы V зональной научно-практической конференции «Филологический класс: наука - вуз - школа». Екатеринбург, 25-26 марта 1999 г. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1999. С. 96-98.

2. Несынова Ю. В. Поэзия Г. В. Иванова на уроках по литературе русского зарубежья в XI классе // Материалы VI зональной научно-

практической конференции «Филологический класс: наука - вуз -школа». Екатеринбург, 28-29 марта 2000 г. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2000. С. 99-101.

3. Структурно-семантические образы зеркала при изучении поэзии Г. Иванова на уроках по литературе русского зарубежья. // Проблемы филологического образования: Материалы VII зональной научно-практической конференции «Актуальные проблемы филологического образования: наука - вуз - школа», Екатеринбург, 2728 марта 2001 г. - Екатеринбург: Издательство АМБ, 2001. С. 129-132.

4. Несынова Ю. В. Литературно-критические взгляды Г. В. Иванова // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 5. - Тюмень: ТГУ, 2001. С.55-57.

5. Несынова Ю. В. Г. Иванов: поэзия перед лицом смерти // Дергачевские чтения 2000. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, Уральский университет, 2001. В 2 частях. Часть II. С.235-239.

6. Несынова Ю. В. Тема искусства в цикле Г. В. Иванова «Rayon de rayonne» // Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия. Ученые записки. Филологические науки. -Нижний Тагил, 2003. С. 65-67.

7. Несынова Ю. В. Цикл Г. В. Иванова «Rayon de rayonne»: Поэтика абсурда // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. V Веселовские чтения. Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: Издательство УлГПУ, 2004. С. 61-66.

8. Несынова Ю. В. Тема смерти в творчестве Г. В. Иванова 30-х годов (сборники «Розы», «Отплытие на остров Цитеру») // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении. Четвертые Филологические чтения. Материалы международной научной конференции. - Новосибирск: Издательство НГПУ, 2004. С. 75-78.

9. Несынова Ю. В. Модель лирической итоговой книги в творчестве Г. В. Иванова // Система и среда: Язык. Человек. Общество: Материалы Всероссийской научной конференции, Нижний Тагил, 4-5 апреля 2005 г. - Нижний Тагил: Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия, 2005. С.121-125.

10. Несынова Ю. В. Культурная модель игры в художественной системе Г. В. Иванова // Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе (архетип, мифологема, мотив): Материалы II Международной научной конференции (25-26 января 2005 г.). - Томск: Издательство Томского государственного педагогического университета, 2005. С.164-172.

11. Несынова Ю. В. «Посмертный дневник» Г. Иванова как итоговая книга поэта. // Русская литература ХХ-ХХ1 веков: Направления и течения. Выпуск 8. - Екатеринбург: Издательство ИФИОС «Словесник», 2005. С.124-127.

12. Несынова Ю. В. Абсурдистская эстетика в эмигрантском творчестве Г. В. Иванова // МИТС-НАУКА: международный научный вестник: сетевое электронное научное издание - Ростов-на Дону: РГУ; №4,2006; Идеи, номер 0420600032/0117.

13. Несынова Ю. В. «Мне говорят - ты выиграл игру!»: игровое начало в структуре поэтического мира Г. В. Иванова // Вестник ЮжноУральского государственного университета. Серия «Социально-гуманитарные науки». Вып. 7. - Челябинск: ЮУрГУ, 2007. С. 34-40.

Подписано в печать 7. 02.2007 г. Формат 60x80/16 Бумага для множ. аппаратов. Печать плоская. Усл. печ. л. 1 Уч.-изд. л. 1,5. тираж 100 экз. Заказ № 9. Бесплатно.

Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия Отдел множительной техники. 622031, г. Нижний Тагил, ул. Красногвардейская, 57

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Несынова, Юлия Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. «Петербургский период творчества Г. В. Иванова: мир сквозь призму искусства.

1.1. Стилизация и «стильность» в книге «Отплытье на о. Цитеру».

1.2. Герой-маска в книге «Горница».

1.3. Сборник стихов «Вереск» как отражение акмеистической ориентации поэта.

ГЛАВА II. Творчество Г. В. Иванова 30-40-х годов: «чудная музыка» и «мировое уродство».

2.1. Поэзия Г. Иванова конца 20-30-х годов («Розы» и «Отплытие на остров Цитеру»).

2.2. «Портрет без сходства» - попытка саморефлексии.

2.3. «Rayon de гауоппе»: поэтика абсурда.

ГЛАВА III. Стихи 1950-х годов: исповедь-самоотчет.

3.1. «Дневник» как воплощение трагической нелепости жизни.

3.2. «Посмертный дневник» как итоговая книга поэта.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Несынова, Юлия Владимировна

Названными выше причинами обусловлена актуальность представленного исследования.

Научная новизна исследования.

На сегодняшний день существуют две полярные точки зрения на логику творческого пути Г. В. Иванова. Согласно первой точке зрения, эмиграция и последующие жизненные обстоятельства стали для него шоком, превратившим второстепенного стихотворца в настоящего поэта. Сторонниками этой точки зрения являются Ю. Иваск, В. Марков, О. Нечаева, ее разделяли и многие современники Г. Иванова. Вторая группа исследователей полагает, что никакого особенного водораздела между Г. Ивановым «петербургским» и Г. Ивановым «эмигрантским» не было; творчество поэта целостно, уже в ранних стихах проявилось все то, что позже сделало его «первым поэтом русского зарубежья». Поддержанное авторитетом В. Крейда и И. Агуши, это убеждение стало преобладающим в настоящее время. Этой точки зрения придерживаются Е. Алекова, И. Иванова, Н. Кузнецова, А. Трушкина. Однако внимание исследователей сосредоточено, как правило, только на одном из периодов творчества. Новизна нашего исследования состоит в попытке впервые рассмотреть творчество Г. В. Иванова целостно, последовательно характеризуя этапы, что позволит прояснить спорный вопрос о «революционном» или «эволюционном» характере изменений в творчестве поэта.

Гипотеза нашего исследования заключается в следующем: эволюция творчества поэта движется в направлении возрастания личностного начала и степени оригинальности от подчеркнуто-бессубъектных, подражательных стихов к итоговой лирической книге-дневнику, ставшей одним из уникальных явлений русской поэзии. Основные темы и образная система поэта остаются константными, но решение тем, семантическое наполнение образов, жанровый состав, функции интертекстуальности претерпевают существенные изменения.

Предмет исследования - поэтическая система Г. В. Иванова, взятая в аспекте ее эволюции. Различные периоды творчества поэта рассматриваются в диссертации по следующим параметрам: архитектоника книги/сборника, поэтический мир (пространственно-временной континуум, ключевые образы, ведущие мотивы), эмоциональная атмосфера, жанровые доминанты, субъектная организация, функции интертекстуальности.

Объект исследования - поэтические книги Г. В. Иванова «Отплытье на о. Цитеру», «Горница» и сборник стихов «Вереск», написанные в «петербургский» период творчества, а также эмигрантские книги и сборники стихов «Розы», «Отплытие на остров Цитеру», «Портрет без сходства», «Дневник» и «Посмертный дневник».

Главная цель работы - выявление константных и динамичных элементов в поэтической системе Г. Иванова, характеризующих основные векторы развития его творчества и вместе с тем выявляющих глубинное зерно его идивиду-альности.

Достижение указанной цели подразумевает решение ряда задач:

• проанализировать пути осмысления писателем проблемы художественного творчества, соотношения искусства и действительности;

• выделить основные структурообразующие элементы поэтики Г. В. Иванова, выявляющие динамику мировоззрения;

• рассмотреть структуру поэтического мира, выстраиваемого Г. Ивановым на разных этапах его творчества;

• проследить эволюцию субъектных форм выражения авторского сознания в их соотнесенности с основными составляющими поэтики;

• выявить специфику интертекстуалыюсти в разные периоды творчества поэта, проследить эволюцию ее функций.

Методологические принципы исследования.

Выбор методологии исследования обусловлен своеобразием эстетических принципов и динамикой мироотношения Г. В. Иванова: историко-литературный подход и структурно-семиотические методы исследования дополняются принципами жанрового, мотивного, интертекстуального анализа, приемами из области стиховедения. Особое значение при работе над темой диссертационного исследования для нас имели труды Б. О. Кормана и С. И. Бройтмана, рассматривающие формы выражения авторского сознания в лирике, труды С. И. Ермоленко и О. В. Мирошниковой, посвященные жанровым процессам в поэзии, труды Б. М. Гаспарова и И. В. Силантьева по теории мотива, исследования в области интертекстуальных взаимодействий (А. К. Жолковский, В. Ф. Марков, Е. А. Козицкая, Ю. И. Левин). Мы опирались на утвердившееся в современном литературоведении представление о системном и многоуровневом строении художественного произведения (И. Л. Лейдерман, Н. Д. Тамарченко, В. И. Тюпа, Е. Фарыно и др.).

Положения, выносимые на защиту:

1. Несмотря на образные и тематические переклички в стихотворениях раннего и эмигрантского творчества Г. В. Иванова (устойчивые мотивы звезд, роз, тема смерти, мотив игры и др.), его эмигрантская лирика коренным образом отличается от лирики петербургской.

2. Основным направлением, в котором совершалась эволюция творчества Г. В. Иванова, явилось возрастание личностного начала и изменение самого качества лиризма: чувство гармоничной самодостаточности поэта сменяется безысходным отчаянием человека. Это обусловило специфику изменений всех элементов поэтической системы: структуры поэтического мира, жанровой доминанты, системы мотивов, особенностей стиховой формы. Факторы, обусловившие трансформацию поэтической системы Г. Иванова, лежат в плоскости конкретно-исторической действительности: те социальные и культурные катастрофы (две мировые войны, революция и эмиграция), которые выпали на долю поколения поэтов, начинавших свое творчество еще в «серебряном веке».

3. Именно форма итоговой лирической книги-дневника, ставшая оптимальным выражением экзистенциального сознания поэта, его стремления дойти в своей исповеди-самоотчете до самых глубин своей души, сделала Г. В. Иванова одним из самых значительных и оригинальных поэтов русского зарубежья.

4. При том, что представление о соотношении жизни и поэзии существенно менялось у Г. Иванова в разные периоды его творчества, идея вечности, неуничтожимости самой поэтической субстанции оставалась неизменной даже в условиях «мирового безобразия» и перед лицом личной смерти. Эта идея, восходящая еще к акмеистическим установкам раннего Г. Иванова, обусловила суть трагедии поэта в мире, которому не нужна поэзия.

Практическая значимость исследования заключается в том, что материалы исследования могут быть использованы при разработке школьных и вузовских курсов по истории русской литературы рубежа XIX-XX веков и литературы русского зарубежья, в спецкурсах и спецсеминарах по поэзии Серебряного века и лирике 50-х годов XX века.

Апробация работы. Отдельные положения диссертационного исследования излагались на следующих конференциях: «Филологический класс: наука вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 1996,1999,2000); «Актуальные проблемы филологического образования: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, УрГПУ, 2001); «Четвертые филологические чтения «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (Новосибирск, НГПУ, 2003); «V Веселовские чтения «Проблема взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма» (Ульяновск, УлГПУ, 2003); II Международная научная конференция-круглый стол «Проблема трасформации и функционирования культурных моделей в русской литературе» (Томск, ТГПУ, 2005); Международные научно-литературные Чтения, посвященные 150-летию со дня рождения И. Ф. Анненского (Москва, Литературный институт им. А. М. горького, 2005); Всероссийская научная конференция «Система и среда: Язык. Человек. Общество» (Нижний Тагил, НТГСПА, 2005). Всего по теме диссертации опубликовано 13 работ.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция поэтической системы Г.В. Иванова"

Выводы, к которым мы приходим в ходе анализа данного стихотворения, находят свое подтверждение в других стихотворениях. Продолжается полемика. В контексте стихотворений книги по-иному, отлично от Пушкина и более раннего понимания самим Ивановым, осмысляется образ вечности. Вечность теперь - синоним смерти. У Пушкина смерть воспринимается как «завидная доля», давно желанный (а следовательно, добровольный) побег «усталого раба» в «обитель дальнюю трудов и чистых нег». В рамках стихотворения слова «Поpa, мой друг, пора!» семантически равны фразе «мне уже пора». В стихах «Роз», «Портрета без сходства» вечность реализуется в образе «вечно холодного, бесконечного, бесплодного» «мирового торжества», равнодушного к судьбам людей. В «Посмертном дневнике» семантическим эквивалентом фразы Пушкина становится «тебе пора», то есть появляется элемент принуждения, образ вечности связывается с мотивом насилия и страдания. Вечность понимается как непременный финал, миновать который нельзя: «Не избежать мне неизбежности», «И души - им нельзя помочь». Этот элемент усиливается возвратной формой глагола «распахнулась», обозначающего действие не самого лирического героя. В образе вечности Ивановым актуализируется прежде всего значение некой темницы, тюрьмы, лежащей за пределами этого мира, куда попадают души после смерти: «Со стоном улетают прочь, / Со стоном в вечность улетают». Теперь она принимает непосредственное участие в жизни людей, постоянно напоминая о себе холодным и сырым дыханием. Поводом для таких заключений может служить подмена образом вечности сквозняка, ветра в составе устойчивого словосочетания «тянет вечностью с планет». Парадокс: «вечное» всегда рядом с красотой и весной - традиционной у Иванова вестницей смерти. Эпитет «вечный» применяется к однообразным, повторяемым явлениям, сопровождаемым отрицанием и скукой: «И гуляет с метелкой бездельник, / Называется в вечности дворник» («Для голодных собак понедельник.»); «Ликование вечной блаженной весны. головокружительно мне надоели» («Ликование вечной, блаженной весны.»). В пороговой ситуации вечное теряет свою значимость «А рассуждения о вечности./ Да и кому она нужна?» (там же). Эти слова перекликаются со словами из «Распада атома» о бесценности реальности, сегодняшнего дня, трепещущего улетающего мгновенья неповторимой жизни героя, которое важнее всех вместе взятых стихов и слов.

Мотив одиночества, отъединения героя абсолютно от всех, даже от тех, кто переживал схожие чувства, звучит еще в одном стихотворении книги: «Строка за строкой. Тоска. Облака.», в котором появляется еще одна фигура писателя - на этот раз, Марселя Пруста. Воссоздаваемая ситуация максимально близка к ситуации больного поэта, это подчеркивается дважды повторенным сравнением «вот так же»:

Вот так же, в мученьях дойдя до предела, Вот так же, как я, умирающий Пруст Писал, задыхаясь.

Однако мотив «родственных душ» получает в «Посмертном дневнике» не только развитие, но и завершение. Ситуация разрешается взрывом, вспышкой раздражения и досады, отторжением: «Какое мне дело / До Пруста и смерти его? Надоело! / Я знать не хочу ничего, никого!»

С темой смерти тесно связан мотив самоубийства, проходящий через все творчество поэта.

В предыдущих книгах стихов смерть, самоубийство были добровольным выбором героя, его платой за отказ принимать участие в игре мирового уродства, которую он был согласен заплатить, а порой и желанным выходом из «скуки мирового безобразья». В «Посмертном дневнике» мотив самоубийства подвергается переосмыслению. Прежде всего, он перемещается в область желаемого, но неосуществимого: «На барабане б мне прогреметь -/ Само-убийство. О, если б посметь!». Кроме того, впервые участь лирического героя, факт смерти и самоубийства начинает сопровождаться мотивом страха. Ранее этот мотив практически не встречался, а если и вводился, то методом «от противного»: «и не страшны мне ночные часы», «В самом деле, что я трушу! / хуже страха вещи нет» и т. п. «Посмертный дневник» содержит неоднократные признания лирического героя, что ему страшно: «.увидеть ужас, / Чудовищность моей судь-бы.»(«Я жил как будто бы в тумане.»), «. .плачет так моя душа / От жалости и страха»(«Ночных часов тяжелый рой.»). Он звучит в диалоге лирического героя о возможности покончить с собой, строящемся на реминисценции из стихотворения «Портрета без сходства»:

- Страшно?., а ты говорил - развлечение.

Видишь, дружок, как меняется мнение.

На барабане б мне прогреметь.»)

Мотив страха переплетается с мотивом насилия. В желаемо-недостижимом мире насилие над лирическим героем, способное разом прекратить его мучения, становится мечтой: «.О, если бы с размаха / Мне голову палач!» («Ночных часов тяжелый рой.»). Однако в реальности мотив раскрывается иначе. В стихотворении «Побрили Кикапу в последний раз.» появляется образ Кикапу - персонажа стихотворения Т. Чурилина «Конец Кикапу» (из книги стихов

Весна после смерти», 1915 года), с которым лирического героя Г. Иванова роднит «пограничная» ситуация перед лицом смерти. Несчастный Кикапу пассивен - все действия, которые человек обычно производит сам, над ним совершают другие (помыли, побрили). Эти действия сопровождаются страшным образом таза, полного крови - воплощением ужаса перед грядущим концом.

Описываемая ситуация роднит лирического героя «Посмертного дневника» и с героем «Распада атома». В «Распаде атома» появляются образы зверьков - Размахайчиков, Голубчика, Жухлы, Фрыштика, Китайчика, глупого Цу-тика. Их задача - сохранять мир и покой в доме, нести в него радость. «Они любили танцы, мороженое, прогулки, шелковые банты, праздники, именины. Они так и смотрели на жизнь: Из чего состоит год? - Из трехсот шестидесяти пяти праздничков. - А месяц? - Из тридцати именин» [81, С.21]. Зверьки пользуются особым «австралийским» языком, понятным только им, выступающим знаком доверительной атмосферы, любви и счастья. Эти образы очень напоминают фантастических сказочных существ из книги А. Ремизова «Посолонь», деградировавших древнейших богов, по мнению М. Волошина, которые после воцарения христианства остались подле человека и превратились в мифологических домашних божков. Они единственные оказываются способными противостоять царящему вокруг хаосу и надвигающейся гибели. «Зверьки, зверьки, -нашептывал им по вечерам из щели страшный фон Клоп, - жизнь уходит, зима приближается. Вас засыпет снегом, вы замерзнете, вы умрете, зверьки, - вы, которые так любите жизнь». Но они прижимались тесней друг к другу, затыкали ушки и спокойно, с достоинством, отвечали - «Это нас не кусается» [81, С.21]. Но и они не в состоянии спасти от одиночества и гибели лирического героя. Возможно, поэтому образы зверьков еще только один раз встречаются в лирике Иванова (в «Посмертном дневнике» вновь появляется образ Размахайчика, на этот раз «в черном венке» - символе траура по погибающему человеку), хотя, по воспоминаниям современников, поэт часто рисовал его на полях рукописей.

Беспомощность, страх, жалость к самому себе, необходимость в поддержке и помощи, которой лирический герой не нашел у других («Меня вы не спасли.») приводят к появлению в стихах «Посмертного дневника» мотива детства и детской игры. Пространство трансформируется в хронотоп, напоминающий хронотоп детской, в которой лежит маленький и беспомощный больной ребенок. Просматривается традиционная ситуация, которую мы встречаем во многих произведениях: больной ребенок в полубредовом состоянии не спит, и его комната кажется ему наполненной сказочными существами - преображенными темнотой, игрой теней и света предметами и просто выдуманными им для защиты от пустоты и одиночества образами, помогающими преодолеть страх. Подобное наблюдается и в анализируемых нами стихах. В стихотворении «Аспазия, всегда Аспазия,.» описывается в динамике сам процесс рождения таких образов: сначала появляется елочка, затем сугроб, из-за сугроба - белочка. А дальше начинает твориться сказка, в которой переплетаются элементы детского (белка названа «оробелочкой», она «по ночам прилежно спит») и взрослого («Орешки продает в кредит») сознания. Стихотворение содержит аллюзию на известную сказку А. Пушкина. Это, во-первых, связывает изображаемый мир детской с миром искусства, (своеобразная трансформация мира Цитеры). Во-вторых, оно отсылает нас к первому стихотворению цикла «Александр Сергеевич, я об вас скучаю.», воплощающем мечту лирического героя о понимании, о диалоге с поэтом и человеком, которому пришлось оказаться в такой же ситуации и пережить те же чувства. Образ белочки, грызущей под елочкой орешки, подхватывается Ивановым, развивается, и тем самым становится элементом этого диалога. Правда, образ этот наполняется иронией «мирового безобразия»: белочка превращается в «коммерсанта», получающего прибыль от процентов своего «капитала». В стихотворении «Вот елочка, а вот и белочка.» сказочный сюжет получает продолжение. Иванов использует прием подхватывающего повтора: первые 2 строчки стихотворения - дословное повторение предпоследних строчек «Аспазии.», однако он полностью удаляет все «взрослые» упоминания. Функция этого приема - погрузить читателя в атмосферу «чистой» сказки. Елочка, из-за которой вылезла белочка, становится рождественской елкой, вокруг которой собираются гости, - другие лесные лесных зверюшки - лисица, волки, медвежата, лоси и др. Просматривается параллель лесного мира с миром Размахайчиков: у них на крайнем севере всегда стояла елка и праздновалось Рождество. Уменьшительно-ласкательные формы слов усиливают ощущение жалости, доброты, наивности, детскости и безыскусственности. Однако полного растворения в сказочной игровой реальности все же не удается достигнуть. Белочка, которая начинает ассоциироваться с самим лирическим героем, уходит от шумного праздника. Отдаленность и безвозвратность ее пути передается при помощи градации. Она ушла «куда-то» (просто неопределенность) - «куда глаза глядят» (не выбирая пути, без определенного направления, куда попало) - «Куда Макар гонял телят» (очень далеко, в самые отдаленные места) - «откуда нет пути назад» (необратимость ухода). Игра рассыпается под натиском жестокой действительности. Примирение с миром не произошло, ощущение несправедливости его устройства, обида на судьбу остались. Таким образом, то противоречие, что мучило поэта всю вторую половину его жизни: красота, которая продолжает существовать в безобразном мире, хотя и не нужна никому - остается неразрешенным.

Ситуация пороговости, нахождения перед лицом смерти нередка в литературе. О. В. Мирошникова исследует «итоговые книги», созданные рядом поэтов 19 века в подобной ситуации. Поэзия «Посмертного дневника» Г. В. Иванова, несомненно, содержит целый ряд существенных признаков, позволяющих отнести ее к тому же разряду. Во-первых, это ситуация создания: время кризиса классического искусства, потеря поэзией прежней значимости и силы. Во-вторых, прецедентная ситуация: поэт, достигший преклонного возраста, чувствующий приближение смерти, подводит итоги прожитой жизни. В-третьих, «Посмертный дневник», безусловно, носит репрезентативный по отношению ко всему жизненному и творческому пути художника характер. В нем находят свое логическое завершение практически все основные мотивы эмигрантского творчества поэта. «Итоговость» стихов «Посмертного дневника» заключается в стремлении лирического героя к постановке «последних» вопросов человеческого существования: подведение итогов, ощущение трагизма собственной судьбы, разорванность связей между людьми, перелом в искусстве и поиски вечных незыблемых ценностей. Главная тема «Посмертного дневника» - тема смерти - раскрывается на всех уровнях текста: прямо и косвенно. С ней тесно связаны мотивы обреченности и беспомощности лирического героя. Однако существуют моменты, отличающие «Посмертный дневник» от итоговых книг XIX в. Прежде всего, это характер отбора и архитектонической координации текстов: нет обязательной для этой жанровой модели «авторской воли», отсутствует целостный завершенный сюжет. Однако это несоответствие эстетически оправдывается повышенной интимностью, искренностью входящих в него стихов, что придает «Посмертному дневнику» характер автобиографии-исповеди, которая, по Бахтину, не может быть завершена изнутри героя. Значительно снижены диалогические интенции, количество обращений к разного рода «адресатам» невелико. Также в стихах цикла отсутствует «умиротворяющая вечность». Неожиданно место традиционно приходящей с годами к поэту мудрости, профетизма занимает игровой момент. Появляются мотивы игры-издевки и детской игры как средства защиты от холодного и безжалостного мира, в котором лирический герой одинок.

Ощущение сиротства, малости лирического героя усиливается ограничением пространственно-временного плана, который уже не выстраивается «из времени в вечность».

Полижанровая структура заменяется однотонностью. Жанр, к которому можно отнести большинство стихов, - это стихотворение-монолог, внутренняя речь, макисмально приближенная к дневниковой записи; иногда стихи приобретают оттенок предсмертной записки, завещания («В громе ваших барабанов.», «Воскресенье. Удушья прилив и отлив.», «Ку-ку-реку или бре-ке-ке?.», «Ночь, как Сахара, как ад, горяча.»).

Таким образом, можно сказать, что в поэзии Г. В. Иванова сложившуюся в XIX веке модель итоговой лирической книги-завещания заменяется итоговой книгой-дневником. * *

Итак, в 50-х годах поэт оказался в положении, максимально приближенном к пограничной ситуации, как ее понимают экзистенциалисты. Это способствовало активизации экзистенциального сознания, приметы которого, по наблюдению В. В. Заманской, впервые проявились в «Розах». «Сюжет» собственного «Я» как экзистенции человека Г. В. Иванов делает главным и единственным в этот период. Стихи «Дневника» продолжают тенденции, намеченные в «Портрете без сходства»; наиболее полно они разовьются в «Посмертном дневнике».

Творчество Г. В. Иванова последних лет жизни объединено единым структурно-семантическим принципом - жанром дневника. Обращение поэта к новой, ранее не встречавшейся у него жанровой форме, закономерно и обусловлено как логикой его творчества, постепенно приведшей его к все более глубокой обращенности внутрь самого себя, возрастанию искренности и интимности лирики, так и психологическими особенностями его личности и возраста, попытками осознать свой внутренний мир и выразить его в слове.

Принцип дневниковости, заявленный в заглавии, обусловливает все основные особенности поэтического мира, главной из которых становится психологизм, который нарастет от «Дневника» к «Посмертному дневнику». Предметы реальности становятся материальными, зримыми проекциями ощущений лирического героя, событий, произошедших в его внутреннем, душевном мире, реалистическая деталь теряет свою композиционную роль и берет на себя функцию эмоционально-психологического и смыслового акцента. «Нелепость и нежность» жизни постепенно перестают волновать лирического героя, в центре внимания находится физическое и душевное состояние умирающего человека.

От раздела к разделу возрастает трагизм мироощущения. Смерть приобретает ярко выраженный личностный оттенок: теперь она подошла вплотную к лирическому герою-человеку, и все реалии жизни начинают рассматриваться через эту призму. Усиливается чувство горечи и недоумения, обиды на жизнь за свою судьбу, которые пересиливают желание просветленного прощения всех и вся перед смертью. В стихах порой прорывается протест против уготованной поэту участи, который ни к чему не приводит, и лирический герой понимает это.

Начиная с «Дневника», стихи приобретают все большую интимность, превращаясь в последнем сборнике в непрекращающийся внутренний диалог поэта с самим собой, приобретая порой характер предсмертной записки.

Меняется функция интертекстуальности. Творческий диалог с поэтами, мироощущение которых было близко мироощущению Г. В. Иванова

И. Аннненский, А. Блок), заменяется жаждой разговора «по душам» в житейской бытовой обстановке с людьми, которым довелось пережить то же, что испытывает сейчас лирический герой (А. Пушкин, Н. Гоголь, М. Пруст). Категория «поэт» окончательно заменяется категорией «человек».

Единственными ценностями, сохранившимися для Г.В.Иванова в это тяжелое время, остаются любовь и поэзия. Без них ни жизнь, ни смерть для него оказывается невозможной.

Все это вводит стихи Г. В. Иванова в русло традиции создания итоговых книг, идущей из XIX века, от стихов Н. А. Некрасова и А. А. Фета. Однако поэт идет дальше своих предшественников, превращая в соответствии с экзистенциальным характером времени итоговую книгу-завещание в книгу-дневник. В этом, безусловно, одна из творческих заслуг Г. В. Иванова перед русской литературой.