автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Эволюция властного регулирования промысловой сферы села в 1920-е годы на основе анализа законов и нормативных актов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Эволюция властного регулирования промысловой сферы села в 1920-е годы на основе анализа законов и нормативных актов"

-Я',

РОССИЙСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ ДРУЖБЫ НАРОДОВ

Диссертационный совет Д 212.203.03

ЭВОЛЮЦИЯ ВЛАСТНОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ПРОМЫСЛОВОЙ СФЕРЫ СЕЛА В 1920-е ГОДЫ НА ОСНОВЕ АНАЛИЗА ЗАКОНОВ И НОРМАТИВНЫХ АКТОВ

Специальности: 07.00.02 - Отечественная история, 07.00.09 - Источниковедение, историография к методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

На правах рукописи

ГРЕБЕН ИЧЕШСО Сергей Федорович

Москва 2001

Работа выполнена в Центре «Историческая информатика и источниковедение XX пека» Института российской истории Российской академии naj'K и ira кафедре истории России факультета туманнтзрпых « социальных наук Российскою университета дружбы народов.

Официальные оппоненты:

доктор исторических паук, профессор Полнчев Николай Павлович

доктор исторически* наук, профессор Ромаиопский Николай Валетниович

доктор исторических наук, профессор Сенченко Иван Андреевич

Uедущая организация: Российская академия государственно]! службы

при I [резиденте РоссиЛской Федерации

ij

Зпшша состоится« » , U и>н ^ 2001г. п 14 часов на заседании Днссер1ат!01ти0''Г^гяе1а Д Г.,.;.ГДроссийского университета дружбы народов по адресу: 117198,■ Л. 6, аул. 203.

, v-SV-i

j ;;

! Г*i :1 ' *

^"f-' >:? ' г

V'vf' ^<*М^^оми1ЬсявИау-шоИбиблиотеке *. .;.f KJ'-jyiiitflí]'rc*tiTCia дружбы тродол.

./•--i"'''

, - > . .y,

Лпгорс» . ' vv j Г.

• ' 'Д..'

i..-'.;-. ■„■. ' v ^

'.......■

УчсимК секретарь С

Диссертационного совета р X (

кандидат исторических паук, доцеиг 140 --К, Ц. Сапрушена

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ

Актуальность темы исследования.

Историкам принадлежит важная роль е познании закономерностей общественного развития, установлении объективных факторов и причинно-следственной связи событий. Перед историей стоят актуальные задачи по повышению уровня исследований. Важной предпосылкой этого является расширение и совершенствование источниковедческой и методологи-методической базы исторических работ, разработки новых методов обработки, анализа и синтеза конкретно-исторических данных за счет достижений исторической и других - смежных с ней • наук. Историков все чаше не удовлетворяют примерные оценки явлений н процессов, гипотетические суждения об их сущности, носящие описательный характер. Один из акп^уалышх путей преодоления описателыюсти в исторических исследованиях, в русле которого находится настоящая диссертация, связал с использованием математических моделей, статистических методов ¡г срелсги современной информатики, позволяющих раскрыть количественную меру исторических явлений и процессов, дать более точное и логически строгое выражение их характеристик.

История властного регулирования промысловой сферы села является одним из актуальных участков современной исторической науки.

Актуальность связана, прежде всего, с тем, что промысловая эволюция до сих пор крайне мало нэучена в историографии. Между тем, управляемые властью промыслы в 1920-е гг. являлись той сферой, в которой создавались значительные (от 20 % до 70 % по различным отраслям) объемы промышленной, экспортной и потребительски значимой продукции, сферой, в которой господствовали товарно-рыночные отношения, сферой, с которой была связана жизнедеятельность миллионов крестьянских семей и которая в значительной мере объективно определяла облик и хозяйственную судьбу страны. Государственно руководимая модернизация традиционного облика промысловой сферы В значительной мере открыла путь к технологическому скачку Советской России (СССР), ликвидировавшему разительное отставание страны в области техники и промышленного развития к началу немецко-фашистской агрессин в 1941 г. Диссертация посвящена комплексному исследованию зарождения и укрепления управленческого механизма развития промысловой сферы народного хозяйства, которой в будущем - вплоть до начала 1960-х гг. - предстояло сьпрать пажиую экономическую роль н развитии СССР.

Актуальность темы .диссертации состоит и в том, что в историографии проблема исследован 1а^валюцн|ив^т^к^регул1уования промысловой сферы на основе ант!па всего кщргрс*^;^д-щацщсиАивкых актов, действовавших п Мсск. сз.ч^кокоз академии |

1920-е гг., еще не ставилась. Между тем, именно законы н нормативные акты выполняли основную ролевую функцию властного регулирования, поскольку именно о них содержались нормы, которые закрепляли правовую букву, политическую волю и механизмы повседневной практики управления промысловой сферой.

Актуальность темы исследования предопределена и тем, что изучение исторического опыта властного управления промысловой эволюцией в 1920-е гг. создает основу для совершенствования уровня политико-правового регулирования сферы мелкого предпринимательства в современной России. Изучение и осмысление исторического опыта нашей страны по регулированию и преобразованию промысловой сферы и освещение роли и места в этом процессе властно инициируемых правовых норм и политических мер актуально в плане познан ил закономерностей управляемого развития мелкого предпринимательства и определения перспектив этою развития не только для современной России, по и для ряда бывших социалистических стран.

Хронологические рамки исследования.

Диссертация охватывает десятилетний период властного регулирования промысловой сферы села: с января 1920-го г. по декабрь 1929-го г. Нижняя граница этих рамок связана с появлением в 1920-м г. целой серии первых законодательных актоп о регулировании промыслов, которые предполагали развертку в виде подзаконных нормативных актов, содержали централизованный механизм по их управленческому исполнению, прописывали иерархию ответственности и контроля за вводимые нормы. До этого, с ноября 19]7 г . по декабрь 1919 г,, были изданы лишь два декрета, касающиеся промыслов. Они не предполагали развертку в виде циркуляров л постановлений, т. е, не предусматривали никакого подзаконного толкования и поэтому не моглн являться руководством в деле систематического воздействия на промыслы. Эти два декрета в условиях гражданской войны оставались, по сути, лишь политическими декларациями. Неслучайно на местах их правовая буква искажалась. В целом они так и не стали отправными документами в деле создания и систематического развития политнко-правового механизма управления промысловой эволюцией. Фактически этот механизм начал продуманно создаваться только с 1920-го г. Верхняя граница хронологических рамок диссертации связана с введением к концу 1929 г. комплекса запретительно-ограничительных норм, которые придали политико-правовому механизму управления промысловой сферой такой характер, который полностью подрывал условия воспроизводства частнохозяйственной инициативы, В результате эта сфера форсировано утрачивала свою отличительную черту - преимущественно мелкопредпринимательский облик - и растворялась в индустриальных и колхозных формах социалистического производства на селе.

Степень изученности эволюции регулирования промысловой сферы села в 1920-е годы, в отличии от исследованности проблем властного управления другими социально-экономическими сферами (промышленной, сельскохозяйственной, транспортной и т.д.), является на настоящий момент не очень высокой. Между тем, определенные научные разработки проблем властного воздействия па промыслы все же периодически проводились, начиная с 1920-х годок. Анализ научной литературы свидетельствует о том, что развитие проблемной историографии проходило четыре этапа: первый - 1920-е - середина 1930-х годов, второй -середина 1930-х годов - середина 1960-х годов, третий - середина 1960-х годов - конец 1980-х годов, четвертый - с начала 1990-х годов до настоящего времени. '

Авторы работ 1920-х - первой половины 1930-х годов являлись очевидцами или непосредственными участниками властного переустройства промысловой сферы на социалистическую псиону. Что оСкп-онтсиьстпо оПуслоппло характер книг, брошюр и статей, ни шедши* в то время, в которых попытки исюричесш о анализа, отдельные обобщения сочетались с выработкой практических рекомендаций для нужд государственного* управления, с популяризацией достижений власти в руководстве кооперативным строительством, во временном использовании и затем в ограничении хозяйственной инициативы частных лиц (это - публикации И. С. Кондурушкина, О. Купермана, Ю. Ларина, В, Фейгнна и др.). Однако издавались и работы, н которых критически оценивалось адмннистрачивное вмешательство местных партийных и советских органов в процессы промыслового развития, но подчеркивалась необходимость создания властью политических условий и правовых регуляторов для стабильности такого развития (В. С. Антропов, А. А. Рыбников и др.).

В целом период 1920-х - начала 1930-х годов явился временем первых теоретических обобщений в изучении деятельности власти по регулированию сферы промыслов. С одной стороны, исследователями признавалась огромная народнохозяйственная значимость зтой сферы и, следовательно, особый властный интерес к ней, с другой же, - подчеркивалось, что зга роль временна, она перестанет себя проявлять но мере полного растворения промыслов в крупных индустриальных формах производства на селе. Большая часть исследователей утверждала, что политика диктатуры и ее хозяйственное законодательство являлись доминирующим фактором промысловой эволюции в 1920-е ггг Наиболее важными проблемами аналти были-.

О меры властного воздействия на частное посредничество в сельском кустарно-ремесленном производстве;

О борьба с «капитализацией» промыслов и «теневым» сектором в мелкой пром ышпетюсти;

О классово дифференцированный подход диктатуры к воздействию на различные социально-экономические группы промысловых заведений;

О руководящая роль государства в росте производственного кооперирования промысловиков;

О совершенствование кооперативного законодательства;

О региональная и отраслевая специфика реализации кооперативной политики в кустарно-ремесленном производстве.

Был поставлен вопрос о периодизации государственного регулирования промысловой сферы. Точкой отсчета в складывании такого процесса регулирования большинством признавался конец гражданской войны, а, например, С. П. Середа прямо называл дату -начало 1920/21 операционного хозяйственного года, В самом регулировании выделяли следующие периоды: «военный коммунизм»; затем нэп, который, по мнению одних исследователей (например, И. Кондурушкина), был свернут властью в 1924 г., по мнению других (Ю. Ларина, О, Купермана), • в 1926 г.; после нэпа начался период индустриализации и полного обобществления промысловой сферы (так считали О. Куперман, В. Фейпш, Б. Бруикус), который закончился либо к 1932/33 г„ как полагал В, С. Добронравов, либо уже к концу 1920-х гг., когда, по мысли Б. Бруцкуса, былая роль промыслов, растворенная в социалистической индустрии, уже себя значимо не обнаруживала.

С середины 1930-х годов вплоть до середины 1960-х годов наблюдается резкое сокращение количества работ, посвященных властному воздействию на сельские промыслы. Главным обстоятельством такой ситуация являлись идеологические приоритеты, оформившиеся к концу переходного к социализму периода и долгие годы господствовавшие в советской историографии. В соответствии с этими приоритетами, анализ проблем государственного Н партийного руководства социально-экономическими процессам в 1920-е - первой половине 1930-х годов стал осуществляться преимущественно в двух ключевых, но напрямую несвязанных направлениях. С одной стороны, историки-аграрники углубленно анализировали руководящую роль партии и правительства, в преобразовании села, прежде всего, под углом зрения вызревания предпосылок н реализации ленинского кооперативного плана. Этот план в историографии вплоть до 1960-х гг. в основном сводился к идее коллективизации сельского хозяйства. С другой стороны, историками рабочего класса разрабатывались проблемы роли и места рабочего класса в закономерном изменении социальной структуры советского общества, роста его производственного потенциала, качественных сдвигов в его облике и составе, изменений в уровне сознательности, сплоченности, политической активности. Особое пристальное внимание уделялось изучению диалектики взаимоотношений власти и рабочего класса, направляющей роли партии и государства в индустриализации фабрично-заводской

промышленности. Между этих господствовавших направлений научного поиска самостоятельного места проблематике регулирования промыслов не отводилось. К ней обращались только в тени передовых магистралей исследований - властно руководимых индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Таким образом, управление промысловым развитием рассматривалась либо как частное проявление управляемого преобразования промышленности (так считали исследователи - В. Л. Десятчиков, П. М. Понама-рев, Н, Я, Воробьев), либо как составная часть властного переустройства села на социалистических началах (об этом писал, например, П. И. Яковлев).

Во второй половине 1960-х гг. начался третий период развития проблемной историографии властного руководства преобразованием промысловой сферы. Он характеризовался усилением внимания ученых к разработке этой темы. Если раньше тему изучали «ие-нстарики», т. с. экономисты, правоведы, статистики, практики кооперативного строительства, идеолога чес кие работники, т<» теперь вплотную анализом занялись профессиональные рикн. За счет их трудов расширялся круг исследовательских проблем, пересматривался ряд ранее выработанных положений, в частности, изживалось упрошенное толкование «ленинского коонератннною планам, как властно реализовмвавшейся программы социалистического преобразования исключительно сельскою хозяйства.

В целом вторая половина 1960-х - 1980-е годы в развитии проблемной историографии явились наиболее активным периодом изучения властного регулирования промысловой сферы в 1920-е гг. Среди его сущностных характеристик следует отмстить: расширение источгшковой базы исследований за счет активного привлечения, прежде всего, делопроизводственной документации, статистических данных, документов партийных организаций; возрастание исследовательского интереса к нормативным актам; рассмотрение проблем управления и регулирования в динамике; появление коллективных трудов. Наиболее значимыми проблемами исторического анализа являлись:

О создание к совершенствование структуры управления и регулирования сельским кус-тарно-рем ее ленным производством;

0 изменение политико-экономической «природы» кооперации;

0 правовые условия развитие «внутрикооперативной демократиям;

О «направляющая роль» партии в деятельности кооперации и хозяйственных органов в Пром мелах;

О управляемое изменение «двойственной» социальной природы и психологии кустарей и ремеслепников;

О налоговик политика государства в промысловой сфере:

О борьба ведомств за овладение частным рынком кустарной продукции;

О меры по ускорению производственного кооперирования в промыслах.

Применительно к анализу этапов регулирования промысловой сферы историки придерживались устоявшихся хронологических рамок обшей периодизации развития советского общества в 1917-й - 1930-е гг. Управляемый диктатурой процесс кооперирования рассматривался большинством исследователей, как главенствующая закономерность среди сущностных характеристик развития промыслов в 1920-е м . Очень важно, что в историографии конца 1960-х - 1980-х годов была поставлена краеугольная проблема об эффективности нормш порческого воздействия политической системы на характер що/лоции сельского кустарно-ремесленно го производства и темпы его социалистического переустройства.

С начала 1990-х годов в условиях изменений политического и социально-экономического устройства страны начался новейший период изучения опыта властного воздействия на промысловую сферу. Главной отличительной чертой этого периода является обращение к исследователей к прежде идеологически «запретным» аспектам анализа: репрессивной политике по ущемлению прав мелких производителей и торговцев (В. И. Тихонов, В. С. Тяжельннкова, И. Ф. Юшнн), роли общинных традиций в артельном движении 1920-х гг. и их превалировании над идеологемами ((направляющей роли» партии в жизни низовой кооперации (В.В.Кабанов), ненаучности и отсутствии в реальной практике 1920-хгг. «ленинского кооперативного плана» (Ким Чан Чжин), об альтернативах официальному курсу управления и развития промысловрй сферы в 1920-е гг, (С. Ф, Гребепиченко). Среди других черт новейшего периода развития проблемной историографии • мобилизация ранее мало используемых исторических источников, опора на эмпирическое знание, привлечение новых методологическк значимых теорий, активная разработка оригинальных принципов и технологий анализа, междисциплинарный подход к историческим вопросам управления,

В целом анализ научных разработок 1920-1990-к годов, касавшихся проблем регулирования жизнедеятельности многомиллионных крестьянских промыслов в переходный период, свидетельствует об очевидных достижениях историков. Между тем, обращает на себя внимание то, что на настоящий момент в историографии не сложилась устойчивая традиция исследования эволюции властных притязаний к промысловой сфере и управления ее процессами. Главная причина этого, на наш взгляд, кроется в неразработанности подходов н методов анализа такого, безусловно, массового источника, каким являются законы и нормативные акты 1920-х гг. Однако, именно их полная совокупность представляет то информационное поле, которое позволяет поставить и решить важные проблемы управляемого развития и переустройства обширнейшей промысловой сферы. Обращение к некоторым, пусть и клю-

/

чевым законам и нормативным актам сегодня уже является не достаточно продуктивным при исследовании закономерностей властного воздействия на промыслы.

Кроме того, в историографии еще не достаточно изучены социальный фон и причины особых властных интересов в промысловой сфере, не обоснованы однозначные границы последней. О такой связи заметим, что каждый исследователь, оперировавший понятием «сфера промыслов», вкладывал в него свое толкование: одни - только организованные формы сельской мелкой (доцензовой) промышленности (например, А. И. Бузлаева, О, Куперман, ГТ. И. Василевский, В, Фейгин), другие - подсобные несельскохозяйственные занятия крестьянства (например, В. С. Антропов, В. Н. Дмитренхо, В. В. Г'узпк,

A. А. Рыбников), зретьи - товарные виды кустарно-ремесленного производства (например,

{

Н, Я. Воробьев, Е. Г, Гимпельсон, А. Ф, Чумак, А. А. Николаев), четвертые вообще не ставили задачу определиться в используемом понятии и, стало быть, его отражающих статистических данных (например, И. С. Кондурушкин, Л. Ф. Морозов, В. Н. I [017дин.

B, М. Селунская, А. П. Стешш), Отсюда - и разночтения у разных специалистов в объемах промысловой продукции и в числе лиц, занятых промысловым трудом.

Анализ литературы покагьшпет, что историки в настоящее время вплотную подоншн к необходимости постановки н решения совокупности проблем, связанных именно с внутренней логикой неоднозначно эволюционировавшего в 1920-е гг. управления социально-экономическими процессами на селе в целом и в промыслах, в частности. Раннее традиционных! подкол • властное регулирование являлось смешенной во времени прямой производной от Предшествуй 14ей <к<ш к ратному клиенту) управляемого процесса, • будучи до СИ*

пор так н не обоснованным, по всей видимости, уже устарел.

Близко к проблеме логики управляемого развития промыслов находится часто поднимавшийся в исторической литературе вопрос периодизации воздействия диктатуры на село в 1920-е гг, Как правило, исследователи распространяли устоявшиеся в историографии хронологические рамки периодов развития общества (военный коммунизм, нэп и т. д.) на политику в области мелкого промышленного производства, «интуитивно» улавливая лишь отраслевую (отличную от общего) специфику этих периодов в промысловой сфере. Представляется, что это не совсем так. Однако, выяснить последнее возможно лишь в контексте обращения ко всему массиву законов и нормативных актов властного воздействия на промысловую сферу, разработки ни их основе формализованной процедуры однозначного отнесения тех или нныч отрезков правового регулирования к конкретным этапам с политически однозначным содержанием.

Как янстнусч нч ;нм;штл литературы, крайне нтким uom.mni.cx решить и друюп шшрос • о долговременных факторах большевистской политики в сфере сельского мелкого нроиз-

волства. До сих пор исследователи вели речь дншь о наличии одного-двух объективных факторов, определявших в целом политическую линию диктатуры в дсрсине, при этот упоминались прежде всего такие: постулаты коммунистической доктрины; обострение классовой борьбы по мере социалистического строительства; реальные преимущества крупны* машинизированных форм хозяйствования перед мелкими,

При этом историки обычно исходили из своего собственного понимания канвы событий, интуитивно вживались в источник, обобщали и строили пусть «скрупулезно добротные», но все же не верифицируемые, умозрительные конструкции факторов властного поведения в обществе, Между тем, нынешнее информационно-тех но логическое состояние исторического знания уже позволяет перейти от такого рода исследовательской лаборатории к работе на принципах базы формализованной текстовой информации и выработки на этой основе научно строгих процедур обнаружения действительно имевших место факторов экономической политики и властного нормотворчества.

Эвристическая работа с представительным банком актовой документации органов власти н управления могла бы способствовать решению и мной очень важной проблемы, поставленной в 1990-е гг, в отечественной историографии, - альтернативности управления и социально-экономического развития промысловой сферы в переходный период. Очевидно, уже остро назрела необходимость перевода рассмотрения проблемы альтернатив властного регулирования из плоскости умозрительных конструкций и предположений в русло отражательного моделирования.

Циш-шадазилабаш.

Целевой аспект диссертационного труда вытекает из научной значимости темы, ее недостаточной - для современного уровня развития историографии - концептуальной, методо-лого-методпческой, источникаведчесхой и конкретно-предметной разработки.

Главная цель, которая ставится в исследовании - разработка принципов, методов и приемов аиачша эволюции политико-правового регулирования промысловой сферы в 1920-е гг. на основе законов и нормативных актов, рассматриваемых как массовый исторический источник, применения системного подхода, современных информационных технологий, а также аппарата математического моделирования.

В плане реализации общей цели ставится ряд задач методологического, конкретно-методического и источи ихо-ин форм ацн онного свойства:

0 во-первых, выработать определение товарно-промысловой сферы, выявить социально-экономический фон и причины особого властного интереса к ней с начала 1920-х гг;

О во-вторых, решить методологические и методические вопросы создания и использования байка информации на основе законов н нормативных актов о регулировании промыслов:

О в-третьих, разработать методы изучения логики и закономерностей управления промысловой сферой на принципах базы данных;

О в-четвертых, П|Ювести всестороннюю апробацию методов многомерного статистического анализа применительно к текстовой информации законов и нормативных актов для выявления скрытых факторов регулирования промысловой сферы; разработать методы исследования периодов властного воздействия на промыслы на основе банка информации;

О в-пятых, рещить методологические и методические вопросы формализованного анализа альтернативности регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных актов.

Диссертация представляет собой методплога-методкческое и источниковедческое исследование и носит эвристический характер, поэтому вся работа связана с поиском - с поиском полного набора законов и нормативных актов по теме исследования, с поиском подходов, принципов и методов анализа документов, с поиском вариантов интерпретации результатов. Следует подчеркнуть, что в исследовании делается особый упор на технологии отбора и скрупулезном анализе законов и нормативных актов, на основе которых следует судить об эволюции политике-правое о го регулирования в 1920-е гг. Этим обусловлен и характер теорети ко-методологических основ исследования.

Методологи ческа* база диссертационного исследования включает в себя два синтезированных уровня - обший и частный.

Общий уровень представлен принципами материалистической диалектики. Их применение к изучению нормотворчества властей в сфсрс управления промысловым развитием предполагает раскрытие: объективной обусловленности возникновения и развития нормотворчества; его социальных функций и роли в управляемом развитии народнохозяйственные сфер; присущих ему закономерностей и специфических черт.

С точки зрения теории научных ценностей диссертация привержена лишь основанному на опыте - и а этом смысле позитивному - эмпирическому знанию. Гносеологически это подразумевает опору на систему социально значимых, подтверждаемых источниками фактов.

Системный подход выступает в роли частнометодологической концепции. Примени/

тельн» к тучен ню макроуираилення промысловой эволюцией системный иол\ил хари к горн-

зуется рядом чсрг. Он предполагает выявление характер! и качественного своеобразия взаимосвязей между различными нормативными установками властей. Системный подход предусматривает тлпологизацию многих признаков, характеризующих различные аспекты правотворчества, на основе их реальной общности. Он подразумевает и вскрытие динамики системы властного воздействия, ее факторов, направленности мер систематического управленческого действия, поли варианта ости выбора пути развития системы регулирования,

В диссертации получили применение такие общеисторические методы научного исследования, как историке-генетический {параграф 3 главы III, параграф 2 главы IV), историко-типологнческий (параграфы I, 3 главы (V, параграф 2 главы V), петорико-сравнительный (параграф 3 главы IV, параграф 3 главы V),

Огромные эвристические потенции демонстрируют н широко привлеченные матема-гнко-статнстические методы. Математическое моделирование в дополнение к традиционным приемам анализа информации источников позволяет выработать более точные средства для исследования управленческих процессов в их исторической ретроспекции. Диссертант согласен с мнением И, Д. Копал ьчеико, что "взаимопроникновение, синтез конкретно-содержательного, гуманитарного и формально-логического, математического подходов - вот тот узел, искусство завязывания которого при прочих равных условиях обеспечивает успех в применении математических методов в исторических исследования*"1.

Понятийный аппарат исследования предопределен выбранными методологическими ориентирами К в тексте диссертации тесно увязан с конкретным анализируемым материалом исторических источников.

Источнкковая база исслецонания.

Нсточниковую основу исследования составили, в первую очередь, официальные редакции законов и всевозможных нормативных актов государственных, хозяйственных н партийных органов, которые регулировали промысловую сферу в 1920-е п . Полные тексты этих документов - а их оказалось более 1200 - были выявлены в «Собрание Законов», «Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства», других - тематических -сборниках материалов'высших органов советской власти, коммунистической партии, общественных организаций (профсоюзов, кооперации, комсомола и др.), специализированных периодических экономических и юридических изданиях. Обращение к законам и нормативным актам на предмет изучения эволюции властного регулирования промысловой сферы является стержнем диссертации. На такой документальной основе, объединяющей многие разновидности актов органов власти (декреты, директивы, законы, инструкции, наказы,

1 Цит по; Кпвапчеико Я Д. Методы исторического исследования. М , 1987. С. 324.

обрашення, положения, постановления, правила, программы, приказы, разъяснения, распоряжения, резолюции, циркуляры, др.), последовательно решается цикл задач по мобн-

Помнмо документов включенных в банк данных, в диссертации использовались и другие источники, которые по отношению анализу эволюции регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных актов играют сопровождающую роль. Это • комплексы массовой документации, всесторонне отражающие: во-первых, роль промысловой сферы в народном хозяйстве (статистические источники); во-вторых, процесс разработки, обсуждения и согласований законопроектов, ведомственную борьбу за ту или иную политическую линию в сфере сельского мелкого производства (делопроизводственная документация); в-третьих, социальио-психологнческое отношение деревенских кустарей к ремесленников к нормам властного регулирования их жизнедеятельности (письма селян в органы власти и редакции газет). Указанные источники разного вида и содержания былн выявлены в фондах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РП1АДВ), Государственный архива Камчатской области (ГАКО), Государственного архива Приморского края (ГАПК), Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), а также в статно й ческпх сборниках и периодических изданиях 1420-х [«доп.

Труд нвпяет собой конструктивно сориентированное па решение актуальной проблемы истории управления отечественной экономикой методолого-методическое и источниковедческое исследование, которое находится а русле нового направления историографии - исторической информатики'. Диссертация развивает это новое направление, решает проблему

1 Не трнческая ин<|юрм<1гика - это научная дисциплина, изучающая закономерности процесса информатизации исторической муки и образования; в оспине исторической информатики лежит совокупность теоретических и прикладных зпшшй, необлоинмык для соиани* а использования в исследовательской практик машиночитаемых версий исторических источников всех »нлйв. Область интересов исторической информатики включает разработку общих подходов к применению информационных технологий в исторических исследования*; создание исторически* баа и банков данных; применение информационных технологий представления данных и анализа структурированных, текстовых, изобразительных и др. источников: компьютерное моделирование исторических процессов; использование информационных сетей; развитие и применение мультимедиа л других новых направлений информатизации исторической науки; а также Применение информационных технологий а исторический образовании. (См.: Историческая информатика. М.,

] 996, С. 31).

Существует и другое более лаконичное определение: историческая информатика - это специальна» историческая дисциплина, изучаю ша« общие свойства исторически значимой социальной информации, разрабатывающая п|*юцсссы. меюлы, срсистяа ее обработки (т.е. сбора, краядошя. преобразования, перемещения, ци^уллптлцнн), л также ойучеини nui.ii: им им, с лоиопи.ю компьютера. (См.: Ииформ. оюд.г Ассомнашш «История и компьютер». ЮТ4.№ 11. С. 76).

лнзагаш (формализации и агрегации в банке данных), анализу и синтезу массовой информации.

введения в научный оборот большого объема формализованной информации законов и нормативных актов, нетрадиционно рассматриваемых как массовый исторический источник. Новизна данного диссертационного исследования в методолого-методическом к источниковедческом плане определяется рядом моментов, в частности тем, чго нцердьл:

1) выработано методологически значимое определение промысловой сферы; на основе операционализашш ее составляющих разработаны методики математико-статисти ческой реконструкции динамики валовой промысловой продукции, числа промыслово занятого населения, промыслового вклада в совокупный экспорт страны (параграфы 1,3 главы!);

2) разработаны принципы, методы и приемы агрегированной репрезентации текстовой информации, отличные от комплекса процедур используемого историками контент-анализа текстов (параграф 2 главы П);

3) на основе большого массива законов и нормативных актов создан банк машиночитаемых данных (глава II, приложения 2, 3 к диссертации);

4) проведена апробация методов корреляционного и факторного анализов к нетасло-вым данным массовых исторических источников (параграф 3 главы И);

5) на основе методов регрессионного и энтропийного анализов разработана методика формализованного вскрытия причин к следствий среди взаимосвязанных компонентов 1скстов законов и нормативных актов, которая при ищи шаль но применима к другим видам исторических источников (параграф 2 главы Ш);

6) разработаны метод и процедура однозначное установления значимости корреляционных моделей исторических явлений и процессов (параграф 2 главы 111);

7) апробированы методы анализа временных рядов применительно к эффектам общих факторов политико-правового процесса (параграфы 1,2 главы IV);

В) на основе методов вариационного анализа и кластер-анализа формализованной информации законов и нормативных актов разработана технология однозначного определения периодов эволюции политико-правовой системы управления; зга технология принципиально применима к анализу других видов массовых источников, отражающих исторические процессы иного содержания (параграфы 1, 3 главы IV);

9) проведена апробация потенциала метода «размытой» классификации к анализу временных рядов исторических данных агрегированной природы (параграфы 2,3 главы V);

10) на основе процедур управляемой, выборхи разработана методика оптимизации порога принадлежности К «размытым» классам социальной эвопгошш (параграф 2 главы V);

П)на базе законов н нормативных актов разработаны методологические принципы, методы и приемы формализованного обнаружения ситуаций альтернативности и моделирования альтернатив управления {глава V);

12) на основе обработки банка машиночитаемоН информации разработаны приемы визуализации и интерпретации моделей: логики и внутрисистемной каузальности (параграфы 2, 3 главы III), долговременных факторов (параграф 2 главы IV), периодов к этапов (параграфы 1, 3 главы IV), тачек бифуркаций (параграфы 2,3 главы V), поли вариантности эволюции (параграф 3 главы V) для системы властного управления.

В общем научная новизна диссертации заключается в том, что она по своему содержанию направлена не только на расширение нсточннковой базы изучения управленческих процессов социально-экономического развития, но и на реализацию нового аксиологического подхода к анализу текстов, позволяющего извлекать из законов и нормативных актов значительные объемы неявной (скрытой) информации, строить на такой основе гибкие аналитические сийтемы решения устоявшихся и нестандартных конкретно-исторических задач. В этой связи отнюдь не случайно сделан особый упор на связь методологических, источниковедческих >> методических вопросов с разработкой конкретных исторических проблем, что позволяет целостно и последовательно (шаг за шагом) изложить вопросы методики и техники, показать всю оригинальную исследовательскую лабораторию, основанную на принципах системного анализа, начиная от иостанонщ проблем до получения выполов и результатов

Практическая значимость работы вытекает из характера поставленных и реащшши-ных в ней задач, имеющих научно-при к ладное и учебно-методическсч значенне. Результаты диссертации, в том числе разработанные и апробированные в ней технологии, создают принципиально новую область исторических исследований отечественного пути властного управления - компьютерный анализ социально значимой логики массовых политических, правовых и делопроизводственных текстов. Наработки □ этой области не только имеюг первостепенное значение для понимания истории управляемого развития России, причем, в любой временной ретроспективе, но н должны оказать плодотворное воздействие на политические и социологические исследования, на практику государственного строительства.

Технологии, предлагаемые в диссертации, апробированы в практической исследовательской работе и отражены в монографиях, брошюрах, учебных пособиях, сборниках трудов и статьях. Автор многократно выступал с изложением отдельных положений диссертационного труда на конференциях, совещаниях, научных чтениях и семинарах.

Характер диссертации позволяет широко использовать се материалы в деле подготовки профессиональных историков, интегрировать ее положения в общие и специальные курсы отечественной истории, методологии исторического познания, историографии и исто'шнко-

Ill

Беления, а также может оказаться хорошим подспорьем для освоения таких учебных дисциплин, как историческая информатика и количественные методы а исторических исследованиях.

Апробация результатов диссертационного исследования.

Методы исследования и круг источников, положенных в основу настоящей диссертации, разрабатывались автором с 19S9 г. и неоднократно обсуждались на межучрсжденческом семинаре по количественным методам в истории, созданном и руководившемся при жизни академиком-секретарем Отделения истории АН СССР И. Д. Ковальченко, на заседаниях Сектора баз и банков данных Информа дно нно-сош голо га чес косо центра Российской академии государственной службы при Президенте РФ, Центра научного использования и публикации архлвного фонда Московского городского объединения архивов, Лаборатории исторической информатики им. И. Д. Ковальченко Московского государственного университета им, М. В. Ломоносова, Центра исторической информатики и источниковедения XX века Института российской истории РАН, а также представлялись почти на сорока международных и всероссийских конференциях, конгрессах, школах-се ми нарах и научных чтениях.

Диссертации обсуждалась на заседании кафедры истории России факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов, была одобрена и рекомендована к защите,

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕР ТАЦИИ

Диссертация состоит из введения, пяти глав (включающих четырнадцать параграфов), заключения, трех приложений и библиографии. Текст диссертации содержит 483 стр., 34

таблицы и диаграммы; библиография включает 475 наименований.

t

Во вреден и к обосновываются актуальность темы и хронологические рамки исследования, выявляется степень изученности проблемы, излагаются цели н задачи работы, ее методологические основы, определяются научная и практическая значимость диссертации. Особо подчеркивается междисциплинарный характер диссертационного исследования, по сути источниковедческого, но находящегося при этом на стыке собственно истории, а также экономики, правоведения, информатики, социологии и логистики.

Первая глава • «Товарно-промысловая сфера села как объект властного интереса» -посвяшена обстоятельствам особого властного интереса к промысловой деятельности крестьянства. Ключевым из них очевидно являлась та роль самих промыслов, которую они играли в народнохозяйственной жизни страны. Но вскрыть действительный масштаб этой роли, не очертив реальные границы промысловой сферы в экономическом организме 1920-

х гг., попросту ne возможно. Поэтому в первом параграфе главы вырабатывается научное определение промысловой деятельности и той сониально-экономическоЦ ниши, которую она занимала.

Диссертант установил, что на счет объекта и субъектов промысловой деятельности в историографии существуют различные точки зрения, часто взаимоисключающие друг друга или крайне сужающие суть проблемы. D этой связи, в параграфе обоснована необходимость опереться (при выработке научного определения промысловой сферы) именно на такое понимание сельских промыслов, которое как бы то ни было имело место в официальных источниках - нормативного и делопроизводственного видов - изучаемого периода.

В диссертации доказано, что объект властного интереса - промысловая сфера - и до революции, и в 19Же голы советских модер! шзацион но-реструктурн зацнонных проектов был вполне улавливаем государственной статистикой и, что важно, хозяйственным и гражданским правом.

Исходя из анализа властного понимания промысловой деятельности в 1920-е гг. соискателем сформулировано научное определение промысловой сферы села. Это • область деятельности сельского населения, тоеарио занятого добычей и обработкой продуктов "диком" природы {полезные ископаемые, рыболовство, охота, заготовка лссных материалов, торфа и пр.), потребительски значимой переработкой сырья сельскохозяйственного и про.ными'ннпго происхождении, а также строительными работами. Промысл о Fias деятельность могла быть постоянной, сезонной и эпизодической. Она выражалась в разных организационных формах предприятий: частных, государственных, акционерных, кооперативных, общественных организаций.

Выработанное научное определение позволило вскрыть реальные границы промысловой сферы, а на такой основе стало возможным всесторонне изучить ее роль а жизни советского общества.

Во втором параграфе главы показано, что наиболее емкие оценки действенной роли промыслов в послереволюционной экономике (т. е. оценки их значения именно как фактора хозяйственной жизни)> открывавшихся перспектив их эволюции и альтернатив отношения к ним государства дал, прежде всего, П. А. Кропоткин. Установлено, что в 19! 8-1920-м гг. он не раз встречался с В. И. Лениным, обращался к нему с серией писем, где, помимо многого, предупреждал о необходимости реформы взятой политико-правовой модели хозяйственного управления, о неэффективности ставки только на крупные государственные производства, тем более, жестко централизованные в масштабе страны, об актуальности свободы товарооборота, о важности невмешательства в развитие кооперации и "артельного духа", о перспективности гибких, "монетаристских" способов регулирования аграрно-промысловой сферы.

Мнение П. А. Кропоткина не осталось без внимания, вызвало живую реакцию В. И. Ленина. Осознание Председателем Совнаркома необходимости перехода к НЭПу, в определенной мере, было предопределено гражданской и научной позицией П. А. Кропоткина.

В параграфе показано, что его идеи относительно промысловой эволюции оказались весьма популярны не только среди ученых экономистов, но и практиков хозяйственного строительства, управленцев среднего звена. Однако установлено, что им противостоял значительный эшелон большевистского авангарда, руководствовавшийся жесткими принципами непримиримой борьбы с частным, в том числе, мелким капиталом.

Сделай вывод, что в целом в 1917-1919 гг. сформировались две противоположные теоретические позиции властного отношения к промыслам, как бы то ни было проявлявшихся на протяжении последующих 1920-х гг. Если в одних кругах промыслы либерально рассматривались как фактор хозяйственной жизни страны, характеризуемый объективными (рыночными) законами своего развития, то в других кругах промыслы локтринально определялись явлением нрсменпым, архаичным - лишь неким "неподвижным" объектом иа магистрали истории, требуюшим активного властного воздействия в направлении его к единой (централизованной) в масштабе страны бестоварной "государственной фабрике".

Установлено, что неоднозначность отношения (в деталях) к промысловой сфере в хозяйственных н региональных политических кругах была предопределена именно тем, что у центральной власти долгое время (вплоть до 1920-го г.) не было вообще принципиальной позиции на этот счет. Попытка восполнить законодательный пробел впервые была предпринята лишь весной 1919 г. под давлением общественного мнения и решений I Всероссийского съезда промысловой кооперации. В результате СНК был вынужден издать два декрета • "О потребительских коммунах" 20 марта 1919 г, и "О мерах содействия кустарной промышленности" 25 апреля 1919 г. Эти крайне жестко регламентирующие промысловую деятельность декреты на местах если и своевременно публиковались, то ис могли на практике не быть искаженными. Дело в том, что они, являясь по сути вынужденным политическим волеизъявлением "столицы", не содержали централизованного механизма по их управленческому исполнению и, стало бить, при руководстве к действию ис могли повсеместно однозначно истолковываться. В итоге фактически складывались предпосылки огосударствления, «осовечиваиия», «опрофсоюзивания» промысловой кооперации. Перипетии «скрытой» я явной борьбы за тот или иной вариант развития кооперации в промыслах и, стало быть, их самих детально анализируются во втором параграфе главы.

Соискателем доказано, что стремление большевиков всемерно управлять сферой промыслов было постоянным после Октябрьской революции. Однако, удалось установить, что в 1917-1919 гг. местные органы власти, по своему истолковывая право "воашо-революцией-

ной эпохи", при фактически полном отсутствии разработанной нормативной базы, повсеместно нарушали гражданские права и хозяйственные интересы субъектов промысловой деятельности. Диссертант прншел к выводу, что лишь в 1920-м году под давлением "старых" кооперативных работников, интеллектуальной общественности и ряда заинтересованных го-су дарственных органов складывается действительно политико-правовая система регулирования промыслового разантия. В исследовании доказано, что за десять лет эволюции эта система была выкристаллизована законодателем в хорошо отлаженный механизм властного воздействия.

В третьем параграфе выявлены идеологические и методологические причины, в силу которых исследователи до сих пор всерьез так и не обратились к комплексному анализу «выдающейся» роли промыслов в экономике переходного периода.

Показано как и почему именно в военный период 1914-1920гг, "реанимировались" многие промыслы, начавшие умирать под бурным индустриальным натиском преимущественно иностранного капитала именно после [ русской революции, - промыслы, которые традиционно служили не одному поколению селян важным подспорьем в бюджете крестьянской семь».

Соискатель утверждает. что сонегекая власть, в отличил от царскою саможрж.мшя, быстро осознала и впоследствии признавала огромную народнохозяйственную значимость промыслов. Это было не случайно, поскольку, как удалось установить диссертанту, они до 1923 г, включительно давали до 2/3 промышленной продукции страны. Даже во второй половине 1920-х гг., когда патерналистски защищаемая диктатурой крупная индустрия набрала обороты, в промысловой сфере создавалось 2/3 одежды и трикотажа, мебели, продуктов пищевого назначения, более 1/3 черных металлов, почти 1/3 часть стратегических смоло-дегтярных продуктов, 1/4 химических веществ.

На основе ряда матемзтико-статистических моделей было впервые реконструировано соотношение долей произведенной продукции фабрично-заводской и мелкой городской промышленности, с одной стороны, и сельских промыслов, - с другой, причем, в динамике всех 1920-х гг. Оказалось, что апогей значимости промысловой продукции в валовом национальном продукте приходился на 1916 - 1923 гг., с 1924 г. ее роль существенно снизился; однако, на протяжении всей второй половины 1920-х гг. промысловая сфера стабильно из года в год давала 1/3 часть промышленной товарной массы,

В параграфе показан весь спектр диверсифицированного рынка сбыта продукции сельских промыслов)¡ков как в деревне, так н в городе. На основе анализа обследований покупательского спроса населения удалось установить, что, п первую очередь, именно сельские промыслы повседневно формировали потребительский облик нации в 1920-е гг. Разнообраз-

ные промысловые изделия в тот период, как правило, отличались высоким качеством, изысканностью - имели массу производственных секретов, были малосерийными и, что весьма существенно, заинтересованно вьшускались под очевидные группы потребителей, исходя из их конкретных и динамично меняющихся запросов.

Обращается внимание и на то, что именно кустарным путем осуществлялись переработка основных объемов продуктов сельского хозяйства и придание им товарного вида. Подчеркивается, что поддержание общенационального значения аграрного труда напрямую зависело от прогресса отдельных промысловых отраслей.

Велико было значение промысловой сферы и как источника продукции национального экспорта, т. е, как одного из средств валютных поступлений в госбюджет и косвенного, но существенного, рычага решения международных вопросов. В параграфе впервые в литературе исследуются, причем, на протяжении всех 1920-х гг. структура и объемы вывоза за рубеж промысловой продукции. Существенно то, что не только в середине, но даже в самом конце 1920-х гг. совокупный советский экспорт на одну треть был представлен товарами промыслового происхождения,

В параграфе изучается и крайне важный вопрос о численности занятого промыслами населения. Доказывается, что в середине 1920-х гг, с промыслами были связаны 14 % крестьянских дворов и б % сельского населения. Речь идет лишь о рьшочно-тоиарной части промыслов. Крестьяне, по мере надобности самостоятельно удовлетворявшие потребности своих семей и ближайшего окружения в промысловых изделиях исключительно на безвозмездной услуговой основе (а этим занимались десятки миллионов повсеместно), разумеется, не учитывались. Мало того, автору на основе ранее не привлекавшихся массовых статистических источников и сложных математических моделей удалось реконструировать картину роста числа сельских товаропроизводителей, занятых в промыслах, причем, как местных, так и "отхожих", С 1920 г. по 1926/27 г. средний ежегодный прирост промыслово (без "отхода") хозяйствующих селян составлял 29 %. Близкой являлась и картина прихода крестьян к отхожим промыслам - темпы ежегодного прироста с 1924/25 г. по 1928/29 г. составляли 28 %. Из начинающих новое - промысловое - дело 77 % до того занимались исключительно сельским хозяйством, 16.3 % былп ранее несамодеятельными, т. е. детьми и самостоятельно ни в чем не участвовали, 6.7 % представляли возвращающихся на постоянное жительство в село горожан. Наибольшим всплеском в темпах вхождения крестьян в промысловое дело характеризовались 1924/25 г. й 1925/26 г. (около 62 % и 53 % соответственно от уровня 1920 г.), В течение же всех 1920-х гг. численность сельского промыслового населения выросла в 2.7 раза.

В параграфе на основе бюджетных обследований 1920-х тг, установлено, что промысловые занятия отвлекали лишь от 8 % до 15 % рабочего времени сельской семьи. При этом, последняя включала в среднем 5 трудоспособных человек, а промыслами так или иначе занимались только 1.22 членов крестьянского двора. Между тем, прибыль от кустарно-ремесленных либо строительны* работ или от лесопереработкн (фактически выполняемых одним человеком) составляла 18 % - 34 % в чистом суммарном семейном доходе, от охотничьих или рыболовных промыслов еше выше - до 40 Доказывается, что в тех условиях оторвать от крестьянского двора промысловые занятия - значило бы лишить единоличные -наиболее тогда рыночно-товариые - формы крестьянского ¡хозяйствования будущности.

Соискатель акцентирует внимание на том, что промыслы проявляли огромное социальное значение как емкая и функциональная хозяйственная киша, эффективно задействовав- ~ шая избыточные - в слабо товарном аграрном секторе - трудовые ресурсы и время, и как лакуна удержания растущей) потока молодых мигрантов в город, и как экономически здоровая школа их трудового воспитания, и как средство смягчения абсолютной безработицы - камня преткновения диктатуры, опасно угрожавшего социальными катаклизмами политическому руководству страны.

В результате в главе сделан вывод, что промыслы в 1920-е гг. являлись высокой народнохозяйственной значимости социально-производственной сферой, по своей внутренней сути ориентированной на естество рынка, с которой так или иначе были связаны судьбы миллионов населения, к которой постоянно и отнюдь пе случайно был прикован фискальный интерес властей и которую, в конечном счете, государство стремилось преобразовать с позиций экономических идеологем коммунизма, путем введения новых норм гражданского и хозяйственного права и ужесточения контроля за их исполнением.

Вторая, глава - «Обращение к законам и нормативным актам о регулировании промыслов с целью создания банка информации» - имеет ключевое значение в диссертации, здесь вырабатывается подход к феномену политико-правового нормотворчества, решаются вопросы поиска и подбора документов для компьютерного банка информации, разрабатываются принципы, методы, приемы и средства представления информации документов о банке данных.

В первом параграфе главы показано почему еще с момента первых декретов большевики верили во "все побеждающую силу" вводимых норм новой социалистической законности, как в динамике 1920-х тг. они укреплялись и такой своей приверженности. Установлено, что тогда власть была полностью и пе без основания убеждена, что издан нормативный акт • определены рамкн "дозволенного", указаны субьекты и формы цнркулярно-инструхционной развертки, утверждена иерархия контроля и отчетности по претворению в документе очер-

ценного - значит, предполагалось, дело ire замедлит сказаться "плюс-минус" иротозируе-мыми результатами в экономической сфер«.

Углубленный анализ отношения к промысловой сфере в политических и хозяйственных кругах показал, что 1920-е гг, - это не столько время борьбы но вопросам о кардинально разнящихся путях эволюции промысловой сферы (ведь коммунистическая задача полного государственного регулирования села никогда не снималась), сколько - и главным образом -период укрепления "декретно-циркулярного" механизма функционирования народно-хозяйственных составляющих и формирования в массовом (в т. ч. в управленческом) сознании "декретно-циркулярного" образа восприятия - отражения - экономической действительности, 8 этой связи соискатель доказал, что советская историография гносеологически не была привержена "декретному" образу нэповской действительности. Был сделан вывод, что мощ-- ный нормотворческий поток-феномен, характеризуемый не только целенаправленно закладывавшимися в каждый документ чертами, но и неожиданно, в массе документооборота, проявлявшимися кумулятивными свойствами, до сих пор фундаментально не исследовался. Диссертант подчеркивает, что этот нормотворческий феномен до сих пор попросту оставался "незнакомцем" для отечественной историографии.

В параграфе показано, что при обилии всевозможных работ о государе riten ном, партийном руководстве той или иной социальной нишей, проблема эволюции регулирования общественными процессами и явлениями в 1920-е гг. с позиций системного анализа всей совокупности культивируемых тогда норм нрава (а не путем осмысления набора отдельных, "ключевых" документов) не ставилась. Подчеркивается, что такая ситуация до сих пор имела место несмотря на доступность официальных изданий законов и нормативных актов изучаемого периода. Сделан вывод, что эта ситуация обусловлена н усугублена тем, что обращение к законам и нормативным актам о промысловом развитии, как к единому комплексу источников во взаимосвязи его слагаемых, требует специальной разработки приемов анализа, существенно иных, чем применяемых при изучении отдельных текстовых документов. Утверждается, что комплекс актовых материалов (с внутренне сложным, неструктурированным содержанием текстов), в случае его рассмотрения как пласта массовых источников, может быть конструктивно исследован только путем привлечения современных технических средств и новейших информационных технологий. Установлено, что традиционные подходы, предполагающие выборочное (хотя бы и всестороннее) изучение каждого отдельного акта, извлеченного из определенного массива документов, для решения этой проблемы не подходят, даже если такое, поэтапное, изучение акта за актом характеризуется особой скрупулезностью. Ибо - при подобного рода подходах - многообразие иерархических и неиерархических взаимосвязей между информационными блоками множества документов остается

просто "неосязаемым", находится за гранью корректной интерпретации. Мало того, только при включении конкретного нормативного источника в качестве первичного элемента в нечто неразрывно целое, у первого глубже проявляются сущностный "остов", до этого "неявная" содержательная структура и внутренняя логика. В параграфе показано, что в "природе социума" отдельный нормативный акт сам по себе, в отрыве от других, не действовал. Он существовал, выполняя необходимые "ролевые", социальные функции, лишь в контексте общей праворегулятивиой системы. Следовательно, и изучение каких бы то ни было актовых документов вне всего нормотворческого потока на нынешнем этапе историографии теряет былое познавательное значение.

При обращении к комплексу законов н нормативных актов властного воздействия на промысловую сферу в 1920-е гг., важно решение целого круга источниковедческих вопросов в русле системно-структурного подхода, работы на принципах базы данных, привлечения передовых компьютерных (статистических, лингвистических, когнитивных) технологий формализации/агрегации текстовой информации, ее последующих синтеза и анализа, построения содержательных моделей на такой основе.

Особый интерес при создании банка информации на основе актовой документации представили, помимо законов, документы высших институтов власти и хозяйственных ведомств, обладавших функцией тишком кого нормотворчества п промысловой сфере. Зги документы - разновидности нормативных актов, издававшиеся либо как первичные регуляторы, либо создававшиеся по исполнение конкретного закона, т. е. для детализации изначальных (в законе положенных) предписаний и их толкования. В параграфе доказано, что всю совокупность такого рода актов следует рассматривать не столько как просто набор властных документов, отражающих цели и намерения, но, главным образом, как комплекс прнмых политических действий власти и как срез се реальных управленческих механизмов.

В параграфе детально исследован круг субъектов нормоформируюшей деятельности в промысловой сфере, поскольку именно это позволило бы выявить полный набор властных актов регулирования промысловой эволюции и создало бы условия для их последующего социально-контекстного анализа на принципах базы данных.

Был разработан содержательный критерий поиска документов для банка информации о политико-правовом управлении промысловой сферой. Каждый документ вне зависимости от его вида и разновидности должен был: целиком ипи частично, т. е. хотя бы на уровне опкого составного компонента текста документа (преамбулы, главы, статьи, части, пункта1» или на уровне еоцровожпаю1не1Ч} документ адресного обращения сопержать норму или оценку реагирования или леятетп-ности любого су^ьсктя промысловой сферы.

При формировании обьекто-ориентнрованного банка док^ентов представили интерес и были отобраны следующие виды актов, изданных с января 1920 г. по декабрв 1929 г.:

во-первых, все без исключения законы (в том числе декреты), которые регулировали промыслов™ деятельность; их оказалось 96;

во-вторых, все те касавшиеся промысловой сферы нормативные акты государственных институтов, которые обладали силой всесоюзного действия или всероссийского действия (но при этом имели прямые аналоги на территории других союзных республик); их оказалось 685;

в-третьих, из имеющих отношение к промыслам актов общественных организаций -материалы только их высших органов • отдельные положения уставов и программ, целиком резолюции, постановления, директивы, циркуляры; обнаружено 226 таких документов,

в-четвертых, из актов ведомственного лелопрттппетвд - тематически интересующие документы по своей исходя щеп принадлежности не ниже республиканских наркоматов или главков, действовавших на правах наркоматов; это - 198 внутриведомственных приказов, инструкций, циркуляров;

в-пятых, из относящихся к управлению промыслами актов договорного вила - лишь те, у которых одна из их инициировавших (подписавших соглашение) сторон находилась в иерархии управления не ниже главка, действовавшего па правах наркомата, или являла собой центральный орган той или нной общественной организации общенационального масштаба; бмло обнаружено 12 таких документов (это - соглашения, постановления о разделе компетенции регулирования между наркоматами н высшими профсоюзными и кооперативными органами).

В ходе поиска в официальных изданиях законов и нормативных актов, тематических сборниках'документов, справочниках для хозяйственных, партийных, комсомольских, профсоюзных работников, периодических изданиях 1920-х гг. было в общей сложности выявлено 1 217 документов по проблеме управления промысловой сферой.

Использование столь обширного по объему (свыше 14 тысяч страниц текста) и внутренне несистематизированного массового материала крайне затруднено. Без компьютерного обеспечения, с его быстротой и верифицируемостыо многомерных аналитико-синтетических операций (несравнимо более мощных, чем те, на которые способен человеческий мозг в единицу время/ленхозатрат), здесь не обойтись. Для этого необходимо выработать процедуры, которые позволят сгрукзурировать н упорядочить текстовую информацию, т. е. придать се трудно обозримому обилию четкие и повторяемые формы н, следовательно, меру, которые юлько н пригодны для операционных алгоритмов компьютерных программ последующей обработки данных. Гикая задача вполне разрешима л рамках специальных приемов

преобразования текстов. Второй параграф главы посвящен разработке технологии " формализованной репрезентации текстовой информации комплекса законов и нормативных актов н созданию на такой основе уникального банка исторической информации.

В параграфе подвергнуты анализу попытки агрегированного представления смысла отдельных текстов, эпизодически имевших место в отечественном и зарубежном социально-гуманитарном знании. Показаны плюсы и минусы привлечения такого рода опыта применительно к задачам диссертационного исследования, причем, принципиально лучшее из такого рода опыта было аккумулировано соискателем при разработке оригинальной техиолопш агрегированной репрезентации текстов законов и нормативных актов.

Общая суть, предлагаемого в диссертации подхода, в следующем: формализованные социально-значимые идеи законов и нормативных актов, иными словами, синтезированные категории, будучи смысловыми образованьямFr над группами первичных понятий текстов должны быть качественно независимы друг от друга и статистически ортогональны, т. е. агрегированы до того высокого информационного уровня, после которого дальнейшее содержательное обобщение без нарушения законов формальной логики невозможно. Это обусловливает полное вскрытие изначально внешне неявного рисунка смысловой композиции текста, предельное снятие энтропии и проявление глубины информационного потенциала конкретного документа. При этом исторически уникальная специфика последнего не нивелируется; поскольку категории, в случае решения конкретных исследовательских задач на уровне отдельных документов, т. е. вне всего массива последних, и (или) в случае экспертной верификации проведенной формализации оперативно "раскладываемы" в обратном направлении вплоть до изначальных индикаторов (первичных единиц текста). Достоинство такой технологии, в отличай от умозрительного подхода к обобщению смысла документов, в том, что она, с точки зрения синтеза текстуально заложенных мьтслеформ, является научно строгой, а результаты, полученные на ее основе, однозначно могут быть воспроизведены другими исследователями.

Реализацией этой технологии явился банк компьютерной информации «Промысловая сфера в спектре властных притязаний н регулирования в 1920-е гг.», который пока не имеет прецедентов ни в отечественной, ни в зарубежной историографии.

Третья глава • ««Вопросы и методы изучения логики управлении промысловой сфероА при работе на принципах базы данных» • представляет первый опыт исследовательской работы с банком информации, репрезентирующим нормативное по.зе социально-экономической жизни села 1920-х гг., и носит экспериментальный характер. Суть эксперимента заключается в попытке постановки и решения на принципах базы данных комплекса историографически значимых вопросов, которые реализовать до настоящего

момента - вне диалогового общения с созданным банком информации - было попросту не возможно.

В это)! связи соискатель в первом параграфе главы, исходя нз внеисточникового -историографического - знания объекта анализа, формулирует некоторые предварительные соображения, операционализирует инструментальные понятия, выдвигает гипотезы.

Здесь, помимо прочего, постулируется, что структура управленческого механизма в 1920-е гг. являла собой, прежде всего, комплекс соподчинено реализуемых (и обобщенных в виде правовых норм) политических задач и целей, поэтому-то целеполагание - т. е, идеализация и иерархизация ближайших, промежуточных и конечных цепей - было ключевым (отправным) моментом в выработке/корректировке высших хозяйственных решений. Затем политическую логику задач-целей, т. е, их "цепочку", конкретизированную с точки зрения очередности решения и предполагаемого эффекта (в том числе деструкции) рубежных социальных откликов, экспертно соотносили с регул яти в но-ресурсными возможностями всей вертикали исполнения. Потенциальную опасность извращения политического замысла на низших этажах управления должны были предотвращать кадровая политика, контрольные органы и, что важно, такая мотивация нормативно закрепляемых государственно значимых uCJ3i.ii, к тора я бы и значительной ci смели аккумулировала (или стимуинрошиш в необходимом законодателю направлении) личностные мотивы действий управленцев и самих то-варно-хозяйсгвукнпих субъектов в обширной промысловой сфере.

Созданная соискателем, интерактивная рабочая среда по принципу «любой вопрос -качественно верифицируемый ответ» и емкий банк информации позволили актуализировать широкий ряд конкретно-исторических вопросов, требующих первоочередного исследовательского внимания. Эвристические ответы на них находятся, как показано в параграфе, преимущественно в информационно-технологической плоскости моделирования скрытой логики управления промысловой эволюцией. Узловыми па этом пути явились следующие аналитические процедуры: обнаружение устойчивых взаимосвязей в среде всех имевших место политико-управленческих и социально-экономических ценностей, властно осознававшихся и нормативно закреплявшихся в внде установок (систематического действия) и оценок; доказуемое и, стало быть, формализованное вскрытие преобладающей причинно-следственной направленности в каждой ларе (стабильно во времени взаимодействующих) управленческих установок, а отсюда - содержательное оценивание последних с точки зрения их непротиворечивой/иррациональной роли в общем правовом потоке целевого макрорегулнрования промысловой сферы; выявление полного списка политически значимых благ - экономических, социальных, культурных и т. д., активно преследовавшихся в реальности (и тесно увязанных законодателем в комплекс всех одновременно действовавших

норм); определение исторической масштабности, которую придавала власть этим перспективным благах», и - в данной связи • выяснение спектра мотивациоино подчиненных их достижению промежуточных задач и ресурсов (средств); обнаружение для последних иерархии, смысловой направленности, силы и временной дистанции действия.

Во втором параграфе главы особый упор сделан на познавательном потенциале при-алекаемого математико-статистического аппарата для анализа логики каузальности и внутреннего механизма властного алгоритма управления промысловой эволюцией. В этом направлении диссертантом были специально разработаны и апробированы оригинальные процедуры вскрытия действительных причин и реальных следствий во взаимосвязях сотен нормативных установок законодателя. Следует подчеркнуть, что проблема каузальности (прнчинно-следственности) - наиболее неразработанный, в отличии, например, ог философии, аспект исторического творчества. Со своей стороны, соискатель предлагает несколько способов формализованного - логико-математического - решения этого вопроса в целях исторического исследования. В результате его применения стало вперпые возможным перейти от умозрительных рассуждав и й и предположений к строгим приемам выявления социально и управленчески значимых причшшо-следственных связей в логике действия властей в 1920-е гг., в частности, была разработана модель более, чем на 90 % однозначно дешифровывающая» к объясняющая эту логику.

Третий параграф главы посвящен вскрытию закономерностей и социального контекста управления промысловой сферой по результатам обработки банка информации. Соискатель доказал, что инициация 1/3 части правовых норм и политических установок относительно промысловой сферы обусловливалась и, сообразно с этим, мотивировалась законодателем именно 4-мя долговременными причинами: аграрной перенаселенностью, динамизирующими доктриналъными интересами большевизма, ростом товарности сельского хозяйства н ммкопрамышденного производства, естественным стремлением промысловиков к зажиточности.

Удалось установить, что остальные нормативные установки н оценки-ориситиры регулирования законодатель выводил из анализа текущей эффективности самого механизма управления, Как оказалось, наиболее «пробуксовывающими» в этом механизме и, следовательно, требующими постоянных политико-экономических мер, являлись такие компоненты (по ранжиру): оборачиваемость средств в государственной торговле и торговой сети потребительской кооперации, соотношение запретов и свобод товарооборота для промысловиков и иных индивидуально хозяйствующих субъектов, дефицит расходной части "социалистических" накоплений, скрьиая и явная инфляция, идеологема смычки города я села, процесс производственного кооперирования промыслово запетого населения,

государственное изъятие свободных денежных средств у промышляющих крестьян, "мелкобуржуазная" маргинальность кустарей и ремесленников и надзорная функция за их деятельностью, экспорт промысловой продукции и валютные поступления диктатуры,

В параграфе показано, что властный алгоритм управления промысловым развитием представлял собой сложную по нормативно-правовым хитросплетениям, однако мощную механику и политическую инженерию воздействия на село, И хотя властных иерархизируемых целей регулирования было много» почти два десятка, доказано, что две из них действительно являлись целями-максимами. Это • во-первых, сама будущность социалистического строительства в стране и, во-вторых, достижение всеобщего признания направляющей роли партийных директив для практики руководства социально-эко-номическимн процессами на селе.

Соискателем построены и всесторонне проанвизированы следующие имитационные модели процесса регулирования промыслов;

О возрастания роли партийных директив для практики хозяйственного руководства промысловой сферой;

О расширения юридических свобод товарооборота для индивидуально хозяйствующих субъектов и промысловой кооперации, с одной стороны, н роста запретов для них же, с другой;

О динамики закрепляемых в праве установок борьбы с промысловыми «лжекооперативами»;

9 социального фона усиления административного надзора и вмешательства местных органов власти в деятельность промысловиков;

О осознаваемого законодателем недовольства промысловиков экономической политикой;

Ф растущего нарушения договорных обязательств государственными предприятиями и трестами перед субъеюами промысловой деятельности, обусловливающего разрыв смычки города и села.

Детальный разбор этих частных моделей, данный в тексте параграфа, позволил вскрыть сущность алгоритма властного управления промысловой сферой и выявить закономерности его эволюции в 3 920-е гг.

Четвертая глава - «Методы исследования скрытых факторов и периодов властного воздействия на промыслы на основе банка информации» - посвящена, во-первых, разработке и апробации методов для фундаментального исследования внутренних причин, формировавших как специфику процесса властного регулирования, так и его полнтихо-

правовой императив, а также для выявления объективных факторов, которые в 1920-е гг. -стояли за теми или иными группами нормативных установок законодателя. Во-вторых, в главе подвергнуто скрупулезному анализу то, как в поле одновременного действия этих факторов эволюционировало поведение законодателя, какие правовые нормы и политические оценки и в результате каких причин инициировала диктатура, каковы были рубежи, периоды и этапы сложнейшего процесса властного воздействия на промысловую сферу.

В первом параграфе главы показано, что выявление факторов и анализ их воздействия на те или иные слагаемые процесса властного регулирования - проблема не умозрительного свойства. Конечно, можно искать факторы, исходя из собственного видения и прочтения источников и знания историографической оболочки сути событий, однако это только удаляет от истины. Среди исследователей есть несколько подходов к проблеме факторов. При этом одни под факторами понимают самые общие причины, другие - условия и/или обстоятельства эволюции, третьи - группы специфических слагаемых процесса и т. л., и т. п. Между тем, вскрытие реально имевших место факторов должно быть научно строгой и верифицируемой, т, е. вполне воспроизводимой кем бы то ни было, исследовательской процедурой.

Такая процедура была разработана соискателем исходя из специфики банка данных и имеющихся достижений экономистов, социологов, лингвистов в типологическом анализе. Для диссертанта анализ факторов - это концентрирование исходной текстовой информации, выражение большого числа внутренних свойств изучаемого процесса властного регулирования через меньшее число его более емких - глубинных - причинных характеристик, которые непосредственно (в отличии от свойств) не наблюдаемы в массовой актовой документации. В параграфе подчеркивается, что эти наиболее емкие, внешне не наблюдаемые характеристики являются определяющими причинами, т. е. обобщенными факторами свойств процесса. Показано, что факторы при таком подходе вычленяются на основе определенных -строгих - логико-математических алгоритмов, исходя именно из самих данных источника о свойствах анализируемого процесса. Смысловая интерпретация выявляемых факторов зависит от профессионализма историка, однако, число и сипа проявления факторов, их прочие формализованные атрибуты от исследователя по сути не зависят • н в этом мощь данного фундаментального, причем, весьма гибкого аналитического аппарата.

Само поведение объективных факторов, причем, в эволюции десяти лет при таком подходе может бьгть наглядно представленным системой емких диаграмм. Здесь, помимо реальных ежемесячных данных о факторах, возможно выявление их аналитически подобранных трендов, исключающих различного рода сезонные колебания и тем самым отражающих главные закономерности факторной динамики.

Определяла ли эта динамика периоды властного нормотворчества? Если "да", то сак? Ответить на эти вопросы можно исследовав распределение дней нормотворчества в пространстве всех 6 факторов. Однако, у подобного подхода есть существенный недостаток - в результате исследователь может получить лишь периоды, вычленяемые на основе б объективных причин властного нормотворчества. То есть сама суть - нормы и установки - властного регулирования здесь не могут быть учтены. Чтобы действительно получить периоды и этапы властного регулирования промысловой сферы нужно типологизироватъ временные отрезки нормотворчества (дни) в пространстве не б компонент, а в пространстве всех практически полтысячи количественных индикаторов управленческой логики. Для этого соискателем был разработан специальный метод лежащий в русле кластер-анализа. Суть его состоит в следующем. Каждый из набора более 3,6 тысяч дней может быть представлен точкой в 468*мерном пространстве признаков. Характер распределения точек в этом пространстве обусловливает структуру сходства и различия дней в исследуемой системе показателей. Сходство дней определяется по расстоянию между соответствующими тачками. Смысл сходства заключается в том, что дни тем более похожи (представляют общий период управления), чем меньше различий между значениями их характеризующих одноименных показателей нормотворчества «ластей.

Особую проблему исторического анализа, проделанного во втором параграфе главы, представили собой конкретная суть и поведение объективных факторов властных притязаний к характеру промысловой эволюции страны. Привлечение специально подобранного цикла исследовательских процедур позволило установить, что нормотворчество диктатуры было достаточно детерминированным процессом - на три четверти реальное поведение зако« нодателя обусловливалось б-ю внешними факторами долговременного действия. Это -

• потребность модернизации сельской экономики',

• антибуржуазная социальная направленность коммунистической идеологии;

• экономическая заинтересованность диктатуры в ско/ммюем центра.^юованчом оОобщестш-нии средств и труда в товарно-промысловой сфере:

• финансовая и ценорегупятшная функции гос)>дарства\

• революционные традиции еыпестовывания новых кадров сельских руководителей в культивируемой классовой борьбе^

• по.читэкономическое кредо большевизма,

В параграфе показано каким образом н на какие слагаемые политико-правового процесса прежде всего воздействовали эти факторы, что от месяца к месяцу, от года к году в ре-

зультате их воздействия менялось в политических оценках социально-экономической ситуации, в хозяйственном н гражданском праве.

Особо подчеркивается, что только четвертый по значимости объективный фактор управления промысловым развитием - финансовая и ценорегуяятивная функции государства - собственно являлся (из всех прочих факторов) компонентой, в идеале свойственной рыночной экономике н, сообразно этому, рыночным индикатором эволюции властного регулирования процессов мелкого производства на селе. Однако, данный фактор, нрисугстнуюший во всех странах с рыночно ориентированной экономикой и являющийся там базовым, для промысловой сферы 1920-х гг. объяснял лишь 6,5 % повседневных колебаний основных нормативных установок правового воздействия.

В третьем параграфе главы соискатель сконцентрировал внимание на всегда остро стоящей в историографии теме периодизации властного регулирования процессов ка селе. Именно исследовательская работа на принципах базы данных позволила установить: что и когда менялось в нормативных актах, какие оценки, установки, запреты и свободы, акции и оперативные мероприятия н почему привноси лисе, законодателем в полнтико-правовое лоно хозяйственной жизни промыслового населения.

Применительно к промысловой сфере удалось установить:

• почему период директиротшя кооперативном социализма (хронологически совладавший с эрой военного коммунизма) в феврале 1921 г. сменил нэп,

• что сам нэп закончился (именно в промыслах и только в них!) в сентябре 1924 г.,

• а ему на смену пришел вполне самостоятельный период активизации "снизу " и централизации кооперативного строительства,

• который, в свою очередь, в феврале 1927 г, уступил место рекойструктненому периоду.

В параграфе подчеркивается, что именно применение верифицируемых проиедур анализа позволило не только однозначно выявить ранее весьма спорные границы периодов, но и впервые установить внутреннюю специфику последних через призму не просто трех-четы-рех-пятн характеристик, а сотен значимых отличительных черт.

Помимо выделенных периодов, оказалось возможным доказать, что до мая 1924 г. нормотворчество диктатуры а целом характеризовалось, как управление традиционным развитием промыслов; с октября же 1924 г., т. е. после некоторого - пятимесячного - переходного этапа, политико-правовой процесс воздействия властей, стал носить характер модернизации традиционной структуры промысловой сферы.

Пятая глава диссертации - «Методологические и методические вопросы анализа альтернативности регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных

актов» - посвящена разработке принципов, технологий, методических средств и приемов для обнаружения ситуаций альтернативности и альтернатив управления,

В первом параграфе дается анализ существующих исследовательских подходов к проблеме альтернатив. Исходя из обобщенного опыта соискатель формулирует собственную концепцию анализа альтернативности управления промысловым развитием.

В этой связи диссертантом показывается, почему ныне с теоретико-информационных высот науки истории и, прежде всего, компьютерного источниковедения массовой документации очевидно, что в целом полнтико-правовая направленность нормотворчества 1920-х гг., эволюционировавшего в результате действия объективных факторов не являла собой стихийно проявляющуюся либо осознанную однозначную необходимость. Подтверждение тому - результаты компонентного анализа содержания актов властного воздействия на промысловую сферу. Было доказано, что суть этого воздействия была предопределена общими факторами весьма значительно, однако, не полностью - менее, чем на три четверти. Причем, факторов, как установлено, было шесть, а не один монопольно господствовавший и все определявший. Все эти факторы друг от друга не зависели. Следовательно, их одновременное воздействие на праворегулятивную систему - с точки зрения направления ее естественной мимикрии - предполагало для власти некоторую свободу выбора в ситуациях нотеиниолыюй пол и вариантности стратегии управления. Таким образом, определенные хронологические отрезки 1920-х п\ под воздействием объективных детерминант (каждая из которых от месяца к месяцу имела различную интенсивность своего проявления - от сильной до крайне слабой) содержали реальную возможность рационального изменения, оптимизации законодателем «фарватера» нормотворчества.

Имеете с чем. эволюционное "поведение" нормотворчсского потока тех лет, как показал компонентный анализ, на одну треть объяснимо иррациональными действиями властей. По сути дела, правовое регулирование промыслов следует относить к классу вероятностных процессов с определенной долей субъективных содержательных компонент и слагаемых в создававшихся тогда нормативных актах, с долей проигнорированных и даже просто не поддававшихся политическому учету внешних - объективных • обстоятельств. Речь идет о стохастическом процессе с неоднозначно детерминированным и, стало быть, потенциально многовариантным исходом.

Все это позволяет соискателю утверждать: во-первых, об объективном наличии исторических альтернатив регулирования промысловой сферой, характеризуемых как непересекающиеся чемденшш, которые ког да-то сножтштеь, проявлялись в динамике 1920-

х гг. в виде социально необходимых - рационализированных и неосознанных законодателем • потребностей и, следовательно, во-вторых, о должных бы тогда обнаруживать себя альтернативных ситуациях, когда властям представлялась возможность выбора (пересмотра ранее взятого) механизма управления.

В параграфе формулируются выработанные опытным путем методологически важные положения вскрытия альтернатив управления и ситуаций их проявления. Во-первых, альтернативы - сущностно различные возможности последующего (относительно конкретного рубежа) развития процесса. Во-вторых, в ближайшей перспективе может быть реализована лишь одна из возможностей, т.е. реализация альтернатив вероятностна. В-третьих, ситуации проявления альтернатив имеют место действительно', иными словами, они есть историческая реальность; сами же альтернативы - это лишь потенции будущего. В-четвертых, реализация определенной альтернативы означает, что та превратилась в действительность, стало быть, теперь альтернативой тому, чему была раньше, уже не является. В-пятых, отдельно взятая из исторического (ситуативного) контекста альтернатива (впоследствии реализованная или не реализованная) не может истолковываться ни как противоположение всей существовавшей - в конкретный альтернативно-ситуативный момент - реальности (т. е. системе фактического положения вещей), ни как противоположение недавнему (от того момента) альтернативно-ситуативному прошлому, ни как противоположение ближайшему (от того момента) ретроспективно историком осмысливаемому будущему. В-шестых, альтернатива — может быть противоположением только альтернативе, причем, лишь тогда, когда обе рассматриваются в одном временном срезе.

В целом работа с комплексом массовой документации, представленным в виде компьютерного банка данных, позволила по-новому взглянуть на проблему альтернативности властного воздействия. Удалось перевести осмысление альтернатив в русло многомерного научного анализа. Второй параграф главы полностью касается методико-технических вопросов выработки технологии обнаружения ситуаций альтернативности и вскрытия альтернатив управления промысловым развитием.

Эта технология по сути аккумулировала в себе, помимо достижении отечественных историков, информационные новации в области визуализации временных данных, компонентного анализа динамических рядов и прикладные возможности теории «размытых множеств». На этой основе в параграфе апробированы методические процедуры решения следующих исторических вопросов; как и почему проявляли себя альтернативы в конкретных экономико-политических ситуациях 1920-х гг.; каким образом и по каким причинам диктатура каждый раз реалиэовываяа одну из них; в силу каких обстоятельств один набор двух-

трех альтернатив мог смениться и сменялся через определенное время другим набором альтернате; сколько всего было альтернативных ситуаций в динамике 10 лег, и др,

В параграфе, причем, па конкретном историческом материале управляемого развития промысловой сферы показано, что оригинальная технология обнаружения ситуаций альтернативности вполне доступна для других исследователей и при надобности экспертно воспроизводима, и, стало быть, может получить достаточно широкое применение среди историков в целях измеритель)ю-отражательного моделирования иных динамических систем, в том числе и макросоциального уровня. Эта технология наряду или в сочетании с нмнта-иионно-прогностнческимн моделями позволяет перейти от гипотетических умозаключений об оптимальности исторического выбора социальных субъектов в некой имевшей место ситуации к верифицируемым процедурам анализа.

В третьем параграфе детально - месяц за месяцем - исследуется социальный фон властного выбора альтернатив регулирования. Доказывается, что в толще нормативных актов, кнолиншихеи к дейстнис день за днем в течении практически 10 лет, проявляли себя именно четыре альтернативы регулирования промысловой сферы.

Во-первых, альтернативный путь минимизации административного противостояния естеству частной инициативы. Во-вторых, альтернативный путь мобилизационных (антирыночных) .иеханшиов регулирования. В-третьих, альтернативный путь активных фи-нансово-кредитных и ценорегулятм«ых мер. В-четвертых, альтернативный путь стимулирования технологической эффективности промысловой сферы к достижения большей занятости аграрного населения через индустриальную реструктуризацию экономики.

Возможность властной реализации каждый раз одного из этих четырех альтернативных путей управления обнаруживала себя в различных количественных сочетаниях их проявле-ння в представлявшихся ситуациях политического выбора в разные моменты времени. За 1920-е 1т. обнаружили себя 42 ситуации альтернативности, когда перед правящей элитой и политической бюрократией открывались возможности сознательной корректировки ранее взигого механизма централизованного управления.

Оказалось, что 38 ситуаций - чрезвычайно краткосрочны, продолжительностью примерно по полмесяца. Каждая из иих содержала тот или иной набор лишь 2 альтернатив; причем, все ситуации были реализованы. Это свидетельствует о том, что советская власть была в состоянии оперативно делать однозначный выбор, а ее нормотворчество в рамках действия объективных факторов 1920-х гг. являлось достаточно реалистичным и весьма активным в плане регулятивного отклика. Как только изменялась социальная ситуация и представлялась возможность целенаправленного маневра в управлении промысловым развитием, политическая система тут же лпнпинропала комплекс рационализированных правовых норм.

Между тем, имели место 4 ситуации, более продолжительные, более широкие а спектре потенциального выбора проявлявшихся альтернативных путей воздействия па промысли. Речь идет о марте-середине мая 1925 г., октябре - середине ноября 1925 г., августе-середине ноября 1927 г., середине февраля • марте 1929 г.

Обратило на себя внимание и то, что 18 альтернативных ситуаций генерированы в ходе эволюции именно по пути минимизации административного противостояния естеству частной инициативы. Мало того, ] 9 ситуаций альтернативности, эпизодически возникавшие в рамхах одного из трех других регулятивных путей, в конечном счете вольно или невольно разрешались властвующим субъектом в пользу разиития именно по пути минимизации противостояния частной инициативе. Фактически это был специфический для инд)гстриальиой эпохи вариант монетаристского пути ("1е( ¡с Ье"), когда диктатура вынужденно ограничивалась лишь "оздоровлением изнутри" организма государственного сектора н установлением надлежащей правовой структуры, преимущественно облегчающей в известной мере автономное функционирование этого организма. До частного мелкого промышленного производства либо у власти, по большому счету, не доходили руки, либо она время от времени оказывалась в политэкономнчсских тупиках, не зная какой шаг предпринять по "коммунальному" обустройству промысловой сферы. Соискателем доказано, что «1е1 п Ье», в отличии от всех иных, время от времени реал изо вывавшихся альтернативных путей управления, являлся крайне неустойчивым, но наиболее часто, хотя н кратковременно используемым властью.

Удалось обнаружить следующую закономернос ть: как только на макроуровне экономики с определенной периодичностью наблюдались дисбалансы во взаимоотношениях госсектора и промысловой сферы, власть обнаруживала их краеугольную причину в ошибках и ослаблении денежной политихи и в объективно образовывавшихся ситуациях альтернативности делала выбор именно в пользу альтернативного пути активных финансово-кредитных и ценорегулятивных мер.

Если же указанные дисбалансы приобретали черты народнохозяйственного кризиса, угрожавшего самому выживанию советской власти, или же если финансово-денежные мероприятия правительства срабатывали в не должной мере, как это было, например, в конце декабря 1923-середине февраля 1924г., законодатель посредством чрезвычайных нормативных актов кратковременно использовал альтернативу мобилизационных (антирыпочных) механизмов регулирования промысловой сферы.

В параграфе показано, что и путь мобилизационных механизмов регулирования, и путь активных финансово-кредитных и ценорегулятивных мер при условии стабильного поведения всех объективных факторов макрореЕулировання являлись устойчивыми, могли опера-

тивно восстанавливать баланс народно-хозяйственных секторов. Но дело осложнялось тем, что естественно еильная по внутренней динамической природе колеблемость этих факторов систематически создавала ситуации, подталкивающие правоформирующую систему на путь управления 1е1 ¡1 Ье" или же, но реже, как в обстоятельствах конца июня 1925 г., второй половины марта 1927 г., на путь стимулирования технологической эффективности промысловой сферы и достижения большей занятости аграрного населения через индустриальную реструктуризацию экономики. Этот путь, как и путь "1е( ¡1 Ье", мало зависел от резкой изменчивости поведения половины объективных компонент властного нормотворчества. Между тем, он предполагал: стабильное, причем, особо сильное проявление экономической необходимости модернизации традиционной сучи промысловой сферы; повышение спроса на новые профессиональные кадры.

Удалось установить, что в условиях время от времени реализовывавшейся "индустриальной альтернат и иы" власть принимали правовые акгы:

О ускоряющие технологическую перестройку наиболее обобществленных промысловых отраслей;

О активизирующие перемещение трудовых ресурсов из малорентабельных кустарных производств;

О стимулирующие у занятых роет образовательного и профессионального уровней;

О рационализирующие товаропроводящую сеть в различного вида централизованных системах кооперации.

Однако, эти мероприятия касались в промысловой сфере, главным образом, кооперативного сектора, фактически административно руководимого государством. Здесь стоимостные законы естественным образом не действовали, здесь деньги уже не являлись регулятором спроса и предложения, а лишь выступали твердым мерилом объемов производства продукции и поставок сырья. Поэтому, сделан вывод, что финансовая и ценорегулятивная функции, как реальный фактор властного макрорегулирования экономики, аномально имели в тех условиях крайне низкое проявление.

В заключении диссертации подводятся основные итоги проделанной работы в методологическом, источниковедческом и конкретно-историческом аспектах.

Подчеркивается, 'по промысловая эволюция и ее регулирование в 1920-е гг. долгие десятилетия не являлись предметом самостоятельного фундаментального исследования. Неслучайно уже сам объект исследовательского внимания является новаторским. Диссертация фактически возвращает в историографию властно управляемую промысловую сферу, как иажпую составляющую жизнедеятельности советского об]песта 1920-х гг.

Делается вывод, что за десять лет эволюции созданной советским государством системы регулирования промыслового развития та была выкристаллизована законодателем в хорошо отлаженный механизм властного воздействия. По всей исполнительной верп:кали создавались тысячи документов систематического управленческого действия. Онн обладают огромным информационным потенциалом о взаимоотношениях власти и промысловой сферы села, поэтому являются ценным массовым историческим источником. Однако, подступиться к этому пласту актовых документов, причем, как к целому комплексу когда-то одновременно функционировавших правовых норм, до сих пор в рамках традиционных источниковедческих подходов никому из иссдедоипгелей не прсдсгиилялось возможным. Современные информационные технологии, мобилизованные и разработанные в диссертации, позволили решить данную проблему н ввести в широкий научный оборот огромный комплекс законов и нормативных актов.

Диссертантом был создан компьютерный банк данных, содержащий результаты полной формализации текстовой информации более тысячи актовых документов, Работа в диалоговом режиме с этим банком информации принципиально позволяет ставить к • самое главное - успешно решать фактически неограниченный круг исторических вопросов о политическом руководстве и правовом регулировании промысловой сферы,

.Многие документы в банке данных касаются не только промысловой эволюции, но и более общих вопросов регулирования социально-экономических процессов. Учитывая это, а также предусматривая возможность пополнения С1руктурно открытого банка данных информацией новых документов, отражающих взаимодействие диктатуры с другими сферами народного хозяйства, следует сделать вывод о том, что в принципе на предложенной в диссертации информационной основе можно решать и другие научные проблемы регулируемого развития советского общества в 1920-е гг.

Исследование является и по сути, и по форме комплексным и конструктивным;

♦ е одной стороны, в нем разработаны подход к актовым документам, как массовому историческому источнику, методологические принципы и оригинальные технологии создания банка машиночитаемых данных на основе законов и нормативных актов, методы, процедуры и средства обработки его информации;

♦ с другой стороны, создана и апробирована уникальная рабочая информационная среда, отличная от традиционной источниковедческой лаборатории историка;

♦ с третьей стороны, выработаны и показаны способы исследовательского решения вполне конкретных исторических вопросов при работе на принципах базы данных.

В этой связи отнюдь неслучайно в диссертации акцентировано внимание на трех крупных блоках проблем, выдвижение которых стало возможным на основе созданного банка формализованной информации законов и нормативных актов и фактически является новым для отечественной историографии переходного периода. Это - логика и механизм властного управления промысловой эволюцией, факторы и периодизация регулирования промыслов, альтернативы и ситуации альтернативности в процессе воздействия на промысловую сферу.

Система поставленных и - самое главное - принципиально решаемых конкретных исторических вопросов на основе созданного компьютерного банка информации актовых документов и посредством разработанных процедур обработки его информации и технологий анализа является тем обстоятельством, которое свидетельствует о ценности обширного комплекса законов и нормативных документов, как массового исторического источника о поли-тнко-правовом регулировании промысловой сферы в 1920-е гг.

Центральной проблемой, которую молено разрабатывать на машиночитаемой базе законов и нормативных актов, является долговременное и крупномасштабное взаимодействие власти и промысловой сферы села, ибо большая часть документов содержит исчерпывающие сведения не только о целях и средствах властного воздействия на сено, по и фиксирует обратный отклик субъектов промыслового хозяйствования на введение и действие политических мер и правовых регуляторов.

Нормативные акты - источник, сведения которого обладают чрезвычайно сложной структурой и композицией. Характер макроуправления социально-экономическими процессами, участие в нем многих субъектов правовой и политической инициативы, конечно, привели к появлению множества разновидностей документов. Фактически отсутствие единого формуляра, разная адресность, способы реализации и сроки исполнения документов, разнообразность поднимаемой в них проблематики в свое время определили различный информационный потенциал разно пи дпостей нормативных актоп, определенную разницу их смыслового наполнения и фиксируемой социальной контекстности. Принимая во внимание текстовой характер сведений актовых документов, становятся очевидными сложности, возникающие при переводе этого источника {безусловно, рассматриваемого как массового) в машиночитаемый вид. Справиться с этимн сложностями пол силу лишь при условии привлечения гибких компьютерно-информационных технологий. Впервые предложенные в диссертационной работе оригинальные принципы, методы, приемы н средства полной формализованной репрезентации текстов, очевидно, являются наиболее оптимальной исследовательской лабораторией такою обращения к комплексу законов и нормативных актов, которое ориентируется на исследуемый объект - политико-пранопую систему управления.

Осознание самоценности любого сегмента информации каждого нормативного акта привело к необходимости не только представлять п банке данных агрегированные смысловые компоненты, но и по возможности сохранять полноту сведений, какой бы нерегулярностью встречаемости среди других актов эти сведения и не обладали. Возможность постановки на основе всего машиночитаемого комплекса массовых актовых документов (и даже на уровне отдельных формализованных документов) Сразу нескольких содержательных задач, потенциал гибкого управления структурой данных в банке информации, т. е. наличие ипформациоино-средовых условий для всевозможных исследовательских экспериментов, -свидетельствуют о преимуществах разработанной в диссертации технологии создания и обработки компьютерного банка, репрезентирующего тысячи страниц текстов законов и нормативных актов.

Предложенная в диссертации система проектирования банка машиночитаемой информация позволяет отразить краеугольную суть и смысловую специфику документов, сохраняя нри этом структурную соподчнненность сегментов информации и их композиционное единство. Проведенный в работе многомерный анализ показал, какие блоки информации и насколько интенсивно представлены в изучаемом машиночитаемом документальном комплексе, что позволило, в конечном итоге, очертить сферу содержательно значимых конкретно-исторических проблем принципиально решаемых на его основе. Таким образом, созданный компьютерный банк является фундаментом для формирования информационных основ дальнейших проблемно-ориентированных исследований. Реально открываются широкие перспективы для неоднократного обращения различных исследователей к этому машиночитаемому банку данных 1920-х гг. н широкого привлечения разработанных на его основе принципов, методов, приемов и средств обработки информации законов и нормативных актов, - в этом видится одно из главных значений данной диссертации.

В приложения'! к диссертации приводятся:

• аналитический материал «Борьба ведомств в процессе законотворчества о развитии промыслов», отражающий па основе анализа ранее закрытых архивных данных 1920-х гг. практику кропотливой работы над проектами инициируемых нормативных актов, тщательных, многоуровневых и межведомственных согласований, «скрытой» механики учета зачастую противоречивых интересов ведомств, являвшихся а тот период гарантом основательности правотворческого процесса;

• перечень нормативных актов, регулировавших сферу промыслов в ] 920-е гг.;

• описание банка данных "Промысловая сфера в спектре властных притязаний и регулирования в 1920-е годы".

Осноиные положения диссертации изложены в следующих публикациях:

1. Диктатура и промысловая Россия в 1920-е годы. М.: «ЭКОН», 2000. 23,5 п. л.

2. Мелкая промышленность в условиях НЭПа. М,: ЛОН при ЦК КПСС, 1990.13,8 п. л,

3. Технология обнаружения ситуаций альтернативности в процессах исторической эволюции. М.: ИРИ РАН, 1995. 5,0 п. л.

4. Статистика мелких предприятий, кустарно-ремесленного производства и сельских промыслов (1917-1929 годы). Челябинск: ЧелГУ, 1990. 3,1 п. л,

5. Промыслы российского села в спектре властных притязаний в 1920-е годы. (Проблемы анализа законодательных и нормативных актов на принципах базы данных). М.: ПРИ РАН, 1995. Деп. в ИНИОН РАН. № 50094. 7,5 п. л.

6. Проблема создания базы машиночитаемых данных на основе массовой документации мелкой промышленности СССР//Математические методы изучения массовых нсточкн-мт. M.: lin I истории ('CCI' ЛИ СССР, |ЧК4. 1,0 и, »,

7. Моделирование в историческом познании: к вопросу об определении значимости корреляционных моделей //Перестройка а исторической науке и проблемы источниковедения и специальных исторических дисциплин. Тсзпсм докладов V Всесоюзной конференции. Киев, 1990. 0,2 п. л.

8. Значение ленинских идей о многоукладноечи развивающейся экономики для системною анализа мелкого производства в условиях НЭПа // Ленинское ндейно-тсорстнческое наследие и современность. Тезисы докладов Республиканской научной конференции. Грозный, 1990.0,2 п. л*

9. Сельские промыслы Урала в условиях НЭПа. Было ли эффективно мелкотоварное производство? // Бирюковские чтения, 9-е. Тезисы докладов Уральской региональной конференции. Челябинск, 1990. 0,2 п. л.

10. Рыночная экономика 1920-х годов: факторы воспроизводства и эффективности промысловых хозяйств // Метод в историческом исследовании. Тезисы докладов Всесоюзной школы-семинара. Минск, 1991.0,2 п. л.

11. Логика властного воздействия на промысловую психологию селян в 1920-е гг. (Проблема создания базы данных на основе законодательных и нормативных актов)//Информационный Бюллетень Ассоциации "История и компьютер" и Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории РАН. М,, 1993. №9. 0,2 п. л.

12. Психология крестьянства пред волей властного Олимпа в 1920-е годы//Власть и общество в России в первой трети XX века. Тезисы докладов республиканской межвузовской научной конференции. М., 1994,0,2 п. л.

13. Факторы » этапы эволюции государственных притязаний к аграрно-промысловой сфере в 1920-е годы//Информационный Бюллетень Ассоциации "История и компьютер". М., 1994. №10. 0,2 п. л.

14. С ориентиром на информационный прорыв: новый круг людей в среде фундаментальных идей // Информационный бюллетень Ассоциации "История и компьютер". М, 1994, № 12.1,1 п. л.

15. Власть, циркуляр, село, (Концептуальное обращение к законам и нормативным актам 1920-х гг. на принципах базы данных)//Круг идей: разантие исторической информатики. Труды 11 конференции Ассоциации "История и компьютер", М.: Изд-ло "Моегорархив", 1995.1,2 п. л.

16. Состояние исторической информатики и диагностика ученого из Голландии //Информационный Бюллетень Ассоциации "История и компьютер", М., 1995. № 13. 0,25 п. л.

17. "Звездный час кустаря,.."// Былое. История и опыт хозяйствования. М., 1995. Кг 4. 1,0 п. л.

IS. Как повысить объективность контент-анализа? (Из опыта работы с комплексом правовых актов, регулировавших промыслы и 1920-е гг.) II Информационный Бюллетень Ассоциации "История и компьютер". М., 1995. № 14. 0,2 п. л.

19. Кустарное подспорье //Деловой Мир/ Business World. 1995. 22 апреля, 1,1 п. л,

20. Поливарнантность эволюции и управление хозяйственными процессами. (Парадигма обнаружения альтернатив развития на примере 1920-х годов)/Резюме на англ. яз. // Мир России / Universe of Russia. Социология. Этнология, Культурология. Т. IV. № 3-4, М.: Изд-во "Брандес", 1995.4,) п. л.

21. Материалы круглого стола "Экономическая история сегодня (по итогам XI международного конгресса экономической истории)4 / Выступление // Экономическая история. Обозрение. Вып. 1. М.; ЦЭИ при МГУ, 1996.0,1 п. л.

22. Институциональный подход к эволюции правового регулирования аграрно-промы-словой сферы в 1920-е гг. (Технология создания базы данных на основе агрегирования текстовой информации)//Государство и общество: традиции н новации. Ижевск: Удмуртский госуниверснтет, 1996. 0,5 п. л.

23.Теоретико-информационные основы выявления исторических ситуаций альтернативности. (На примере динамической модели регулирования промысловой сферы России в 1920-е гг.) // Математические модели исторических процессов. М.: "АИК"/МГУ, 1996. 1,7 п. л.

24. Технология агрегированной репрезентации текстовой информации (в контексте источниковедческого обращения к правовым актам, регулировавшим промыслы в 1920-е гг.)//Источник. Метод, Компьютер, Барнаул: Изд-во АГУ, 1996. 1,0 п, л.

25. Найм труда и различия механизмов частного производства в промысловой сфере 1920-х гт. Отражательное моделирование и возможности оперативного управления экспериментом // Крут идей: модели и технологии исторической информатики. Труды III конференции Ассоциации "История и компьютер". М,: Изд-во "Мосгорархив", 1996.1,2 п. л,

26. Статистическая модель путей макрорегулирования промысловой сферы в 1920-е голы (на основе текстовой информации нормативных актов) // Информационный бюллетень Ассоциации "История и компьютер". M., 1996. Xï 17,0,2 п, л.

27. Выступление на международной конференции "Менталитет и аграрное развитие России", июнь 1994 г. // Менталитет и аграрное развитие России (XIX-XX вв.) Материалы международной конференции, М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1996.0,2 п. л,

28. A new method of revealing alternatives and bifurcation points in the management of macroeconomics processes: dynamic mode] lin g of soviet economic régulation in the 1920s//Data modclling. Modetling history. XI International Conference of the Association for History and Computing. Moscow, 1996. 0,1.п. л.

29. Простейшие статистические приемы вскрытия каузальных связей в информации исторических текстов//Информационный бюллетень Ассоциации "История и компьютер", М, 1997.№21.0,2п. я.

30. Банк машиночитаемой информации на основе комплекса актов, регулировавших промысловую сферу в 1920-е годы//Архивоведение н источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе. М.: Федеральная Архивная Служба России / ВНИИДАД, 1997. 0,2 п. л.

31. Факторы и альтернативы народнохозяйственной эволюции России // Экономическая история, Вып. 3. /подред. Л. Я Борадкина М., 1999.0,1 п. л,

32. Роль промыслов в экономике 1920-х годов // Круг идей: Историческая информатика на пороге XXI века. Труды VI конференция Ассоциации "История и компьютер". М. - Чебоксары; Изд-во "Мосгорархив" / Изд-во Чувашского госуниверситета, 1999. 1,0 п, л.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Гребениченко, Сергей Федорович

Введение

Содержание

Глава I. Товарно-промысловая сфера села как объект властного интереса.

1.1. Понятие промысловой сферы села в 1920-е годы.

1.2. Отношение к промысловой сфере в политических кругах на рубеже 1920-х годов.

1.3. Роль промыслов в управляемой властью экономике 1920-х годов.

Глава II. Обращение к законам и нормативным актам о регулировании промыслов с целью создания банка информации.

II. 1. Предварительные соображения и вопросы подбора документов для банка информации.

II.2. Принципы, методы, приемы и средства представления информации документов в банке данных.

Глава III. Вопросы и методы изучения логики управления промысловой сферой при работе на принципах базы данных.

III. 1. Предварительные соображения, инструментальные понятия, гипотезы.

111.2. Потенциал привлекаемых методов и методические вопросы анализа.

111.3. Вскрытие закономерностей и социального контекста управления промысловой сферой по результатам обработки банка информации.

Глава IV. Методы исследования скрытых факторов и периодов властного воздействия на промыслы на основе банка информации.

IV. 1. Предварительные соображения и суть используемых методов обработки банка информации.

IV.2. Приемы анализа факторов эволюции властных притязаний.

IV.3. Методика и техника изучения периодов властного регулирования.

Глава V. Методологические и методические вопросы анализа альтернативности регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных актов.

V. 1. Методологические аспекты квантитативных подходов к проблеме альтернатив.

V.2. Разработка технологии и инструментария обнаружения ситуаций альтернативности и моделирования альтернатив.

V.3. Опыт изучения на принципах базы данных динамики и социального фона властного выбора альтернатив регулирования.

Введение диссертации2001 год, автореферат по истории, Гребениченко, Сергей Федорович

Историкам принадлежит важная роль в познании закономерностей общественного развития, установлении объективных факторов и причинно-следственной связи событий. Перед историей стоят актуальные задачи по повышению уровня исследований. Важной предпосылкой этого является расширение и совершенствование источниковедческой и методолого-методической базы исторических работ, разработки новых методов обработки, анализа и синтеза конкретно-исторических данных за счет достижений исторической и других - смежных с ней - наук. Историков все чаще не удовлетворяют примерные оценки явлений и процессов, гипотетические суждения об их сущности, носящие описательный характер. Один из актуальных путей преодоления описательности в исторических исследованиях, в русле которого находится настоящая диссертация, связан с использованием математических моделей, статистических методов и средств современной информатики, позволяющих раскрыть количественную меру исторических явлений и процессов, дать более точное и логически строгое выражение их характеристик.

История властного регулирования промысловой сферы села является одним из актуальных участков современной исторической науки.

Актуальность связана, прежде всего, с тем, что промысловая эволюция до сих пор крайне мало изучена в историографии. Между тем, управляемые властью промыслы в 1920-е гг. являлись той сферой, в которой создавались значительные (от 20 % до 70 % по различным отраслям) объемы промышленной, экспортной и потребительски значимой продукции, сферой, в которой господствовали товарно-рыночные отношения, сферой, с которой была связана жизнедеятельность миллионов крестьянских семей и которая в значительной мере объективно определяла облик и хозяйственную судьбу страны. Государственно руководимая модернизация традиционного облика промысловой сферы в значительной мере открыла путь к технологическому скачку Советской России (СССР), ликвидировавшему разительное отставание страны в области техники и промышленного развития к началу немецко-фашистской агрессии в 1941 г. Диссертация посвящена комплексному исследованию зарождения и укрепления управленческого механизма развития промысловой сферы народного хозяйства, которой в будущем - вплоть до начала 1960-х гг. - предстояло сыграть важную экономическую роль в развитии СССР.

Актуальность темы диссертации состоит и в том, что в историографии проблема исследования эволюции властного регулирования промысловой сферы на основе анализа всего комплекса законов и нормативных актов, действовавших в 1920-е гг., еще не ставилась. Между тем, именно законы и нормативные акты выполняли основную ролевую функцию властного регулирования, поскольку именно в них содержались нормы, которые закрепляли правовую букву, политическую волю и механизмы повседневной практики управления промысловой сферой.

Актуальность темы исследования предопределена и тем, что изучение исторического опыта властного управления промысловой эволюцией в 1920-е гг. создает основу для совершенствования уровня политико-правового регулирования сферы мелкого предпринимательства в современной России. Изучение и осмысление исторического опыта нашей страны по регулированию и преобразованию промысловой сферы и освещение роли и места в этом процессе властно инициируемых правовых норм и политических мер актуально в плане познания закономерностей управляемого развития мелкого предпринимательства и определения перспектив этого развития не только для современной России, но и для ряда бывших социалистических стран.

Отечественная государственность в XX веке повторно переживает кардинальную смену властных ориентиров развития общества. В обоих случаях - после октября 1917 г. и августа 1991 г. - новая власть первоначально не обладала всеобщим правовым авторитетом, поэтому она остро нуждалась в массовом признании. Это рассматривалось достижимым на путях пропагандистского давления ("мы раскроем вам глаза на тех, кто был до нас", "мы знаем ваши чаяния", "мы даем именно то, что вы ждали") и такого народнохозяйственного переустройства "сверху", которое делало бы для масс видимым рост реального уровня благосостояния у активно приемлющих новый государственно декларируемый и быстро закрепленный в законе принцип экономической жизни.

Дискредитированность к 1917 г. царизма и к 1991 г. партократизма, в свое время бывших, по большому счету, общественно признанными, по сути легитимными, хотя для новейшего периода мировой истории и не цивилизационно-правовыми структурами, требовала после известных переворотов нового интегрирующего принципа повиновения власти. Успех ориентации на харизматический путь завоевания авторитета для оказавшихся у государственного руля группировок был предопределен: отсутствием сколько-нибудь глубокого представления о них у населения; инновационными декларациями социального блага, которые выходили за рамки общепринятого, отвергали прошлое в экономике, культуре, идеологии; наконец, мифологизированием сил, момента и картины взятия власти. В иных - более стабильных - ситуациях радикальные устремления революционеров могли быть блокированы самими традициями общества.

Партии героико-мессианского лидерства (большевики, "демороссы" и их приемники) взяв власть предметно заинтересованы в претворении заявленных результатов новой социально-экономической парадигмы; однако, дело явно осложняет концептуальное отсутствие механизма реализации последней. Для этого на переходном этапе таким партиям жизненно необходимы скорейший переворот обыденной психологии населения, его государственное перевоспитание, привитие иных ценностей. Если такая манипуляция с господствующими настроениями удается, то власть получает (взамен эмоционального авторитета у некоторых страт) массовую рациональную легитимность. Общество под экспериментальным воздействием власти быстро развивается в несвойственном ранее экономическом направлении, утрачивает в социальной памяти почву для сравнений. Власть теряет харизму, создает бюрократические традиции, охраняет свои социально-экономические и психологические устои, закрепляемые в праве.

История не повторяет себя, вновь повторимы лишь исторические ситуации. Между тем, большевистский феномен идеологической трансформации массового сознания и психологии труда, легитимации не отражающих общественные реалии норм в хозяйственном и гражданском праве и на такой основе ликвидации объективно господствовавшего частнособственнического уклада жизнедеятельности в масштабе целой страны (мелкопроизводственной по своему облику к 1920-м гг.) являет собой исторический урок для участников современного политического процесса. В свою очередь, многое из логики нынешнего государственного управления дает ключ к пониманию беспрецедентной акции властно управляемого социально-экономического переустройства общества 1920-х гг.

После гражданской войны набор средств необходимого властного воздействия на психологию и деятельность товарно (в значительной степени, промыслово) хозяйствующих селян был обширен. Он централизованно продумывался и систематически корректировался. Текущий анализ хозяйственной ситуации и всевозможные социальные обследования села, система кооперативного образования и переподготовки направляемых в деревню руководящих кадров, агитационные кампании за избрание необходимого состава сельсоветов, политизированная пропаганда экономических знаний и новых технологий, превращение массовых крестьянских газет в идеологическое оружие - все это и другие социальные феномены в руках диктатуры пролетариата продуманно становились централизованными средствами осуществления власти.

Однако, последние были строго подчинены и по сути являлись производными от основной функции государственного иерархического воздействия. Эта функция (кстати, и метод) - командование посредством закрепляемых в законах и нормативных актах политической воли и механизмов ее реализации.

Надо подчеркнуть, что само по себе (в политологическом смысле) "командование", а также "бюрократия", "командно-административная система" не являются отрицательными понятиями, как их пытаются представить некоторые (даже весьма талантливые) исследователи советской истории.1 Командование (декретирование, директирование для 1920-х гг.) - не морализаторская характеристика, а социальное порождение и не столько конкретного - советского - общества, сколько собственно (и вообще исторически любого) института власти.2 Оно является важнейшим атрибутом государственности, наряду с сопровождающим его и контролируемым им принуждением. Последнее может облекаться в разные формы - авторитета, способности убеждать, проявления силы, перманентного насилия, и др.3

1 См., например: Каратуев А. Г. Советская бюрократия. Система политико-экономического господства и ее кризис (1919-1991). Белгород, 1993.

2 В этой связи - для отточения исторического понимания основной функции (ключевого метода) иерархического воздействия власти на общество имеет смысл обратиться к "Хозяйской этике мировых религий" М. Вебера. См.: Weber М. Gesamtausgabe. Tubingen, 1989. Bd. 1/19. S.125-126, 159, 272-273, 279, 281; а также: Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. Проблема бюрократии у Макса Вебера//Вопросы философии. М. 1991. № 3. С. 174-182.

3 У В. И. Ульянова (Ленина) хронологическая последовательность ведущих форм властного принуждения крестьянства в так называемый переходный период выглядела следующим образом: проявление силы, расширенная популяризация в результате приобретенных авторитетов, массовое убеждение, подчинение (привлечение на свою сторону) неподдающихся под страхом перманентного насилия.

Так, например, в набросках плана брошюры "О диктатуре пролетариата" он отмечал: "Опыт борьбы"."пресечение насилием", "пример", "убеждение", "привлечение + пресечение". См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 263.

Позднее его модель властного воздействия на крестьянство упростилась. "Через убеждение к принуждению." - писал он в плане доклада на VIII Всероссийском съезде Советов. См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 379.

Вполне очевидно: командование на основе буквы и духа, закрепленных в праве и политике норм обеспечивает естественную потребность социума в регулировании, а также функциональную взаимосвязь этажей государственной администрации по оси "правящая элита - политическая бюрократия - иерархия управленческих структур". Иное дело - оценить в каких же реальных исторических формах и почему происходят, куда ведут взаимодействия власти и общества в его той или иной сфере.1 Диссертация посвящается изучению властных притязаний и управления в одной из таких сфер -промысловой, в которой традиционно господствовали товарно-рыночные отношения, с которой была связана жизнедеятельность миллионов крестьянских семей и которая в значительной мере объективно определяла облик и хозяйственную судьбу страны.

Хронологически диссертация охватывает десятилетний период властного нормотворчества: с января 1920-го г. по декабрь 1929-го г. Нижняя граница этих рамок связана с появлением целой серии первых законодательных актов о регулировании промыслов, которые предполагали развертку в виде подзаконных нормативных актов, содержали централизованный механизм по их управленческому исполнению, прописывали иерархию ответственности и контроля за вводимые нормы. Заметим, что до этого, т. е. в ноябре 1917 г. - декабре 1919 г. были изданы лишь два декрета, касающиеся промыслов, они не предполагали подзаконного толкования и поэтому не могли являться руководством в деле систематического воздействия на промыслы, в условиях очаговых боевых действий оставались, по сути, лишь политическими декларациями. Неслучайно на местах их правовая буква искажалась. В целом они так и не стали отправными документами в деле создания и систематического развития политико-правового механизма управления промысловой эволюцией. Фактически этот механизм

1 Наиболее удачно актуализирует эту задачу в постсоветской историографии проф. А. К. Соколов. См.: Соколов А. К. Блеск и нищета тоталитарной модели: методологические проблемы исследования взаимоотношений общества и власти в СССР в 1920 -30 -е годы // Власть и общество в России в первой трети XX века. М., 1994. С. 44-46. начал продуманно создаваться только в 1920-м г. Верхняя граница хронологических рамок диссертации связана с введением к концу 1929 г. комплекса запретительно-ограничительных норм, которые придали политико-правовому механизму управления промысловой сферой такой характер, который полностью подрывал условия воспроизводства частнохозяйственной инициативы. В результате эта сфера форсировано меняла свой облик, растворялась в индустриальных и колхозных формах социалистического производства на селе.

В целом диссертация касается того исторического отрезка времени - 1920-е годы, который был для нашей страны в XX веке наиболее наполненным различного рода социальными коллизиями, экономическими метаморфозами, политическими перипетиями. Именно в тот период власть создавала прецедент крупномасштабного управленческого эксперимента, вела страну к новым переменам, ускоряла эволюционные процессы в различных сферах народного хозяйства, оттачивала манипулятивные механизмы воздействия на массовое сознание. До этого в отечественной истории не было ни одного случая столь глубокого вмешательства государства и политических структур в частнособственнический хозяйственный организм общества.

Степень изученности эволюции регулирования промысловой сферы села в 1920-е годы, в отличии от исследованности проблем властного управления другими социально-экономическими сферами (промышленной, сельскохозяйственной, транспортной и т. д.), является на настоящий момент не очень высокой. Между тем, определенные научные разработки проблем властного воздействия на промыслы все же периодически проводились, начиная с 1920-х годов. Анализ научной литературы свидетельствует о том, что развитие проблемной историографии проходило четыре этапа: первый -1920-е - середина 1930-х годов, второй - середина 1930-х годов - середина 1960-х годов, третий - середина 1960-х годов - конец 1980-х годов, четвертый - с начала 1990-х годов до настоящего времени.

Авторы работ 1920-х - первой половины 1930-х годов являлись очевидцами или непосредственными участниками властного переустройства промысловой сферы на социалистическую основу. Это обстоятельство обусловило характер книг, брошюр и статей, вышедших в то время, в которых попытки исторического анализа, отдельные обобщения сочетались с выработкой практических рекомендаций для нужд государственного управления, с популяризацией достижений власти в руководстве кооперативным строительством, во временном использовании и затем в ограничении хозяйственной инициативы частных лиц (это - публикации И. С. Кондурушкина, О. Купермана, Ю. Ларина, В. Фейгина и др.). Однако, издавались и работы, в которых критически оценивалось административное вмешательство местных партийных и советских органов в процессы промыслового развития, но подчеркивалась необходимость создания властью политических условий и правовых регуляторов для стабильности такого развития (В. С. Антропов, А. А. Рыбников и др.).

Было бы справедливым начать анализ литературы с наследия выдающегося русского профессора экономики А. А. Рыбникова. Как и в дореволюционный период, в 1920-е гг. он являлся наиболее крупным специалистом по проблемам промысловой эволюции российского села, которые всегда рассматривал в их исторической ретроспекции. В 1922 г. выходит его книга, посвященная роли кустарно-ремесленных промыслов в восстановлении народного хозяйства1. В работе исследуются отраслевая специфика, объемы производств и численность сельских кустарей и ремесленников в царской России, изменения этих показателей в разрушенной войной и революцией экономике. Автор обосновано доказывал, что крестьянские промыслы в 1917-1922 гг. явля

1 Рыбников А. А. Мелкая промышленность и ее роль в восстановлении русского народного хозяйства. М., 1922. лись той макрохозяйственной лакуной, которая несмотря на жесткие ограничительные меры местных органов власти в наибольшей степени обеспечивала рост товарности сельского хозяйства. Мало того, по расчетам ученого, именно промыслы в условиях упадка фабрично-заводской индустрии обусловливала быстрое восстановление потребительской инфраструктуры страны.

В упомянутом труде, впрочем как и в позднее изданной брошюре о внутренней организации промыслового хозяйства1 и статье, посвященной экономическим обстоял тельствам и властным условиям промысловой эволюции , А. А. Рыбников дальновидно полагал, что промыслы, как экономическое явление, в той или иной степени развитости и машинизации будут всегда. Сама возможность их полного растворения в крупных производственных формах промышленности, к которым в перспективе всемерно стремились большевистские законодатели, ученым отвергалась. В создании властью правовых и экономических условий для состязательности мелких частных и действительно кооперативных заведений, с одной стороны, и крупных социалистических предприятий, - с другой, ученый видел успех народнохозяйственного развития страны.

Различного рода объединения мелких промышленников - снабженческие, сбытовые, кредитные, трудовые и пр. - нормативно допускаемые советским законодательством, рассматривались исследователем как средство защиты профессиональных интересов промысловиков, идеал политики «во имя непролетарских слоев», но никак не промежуточное средство-стадия социализации диктатурой пролетариата средств и живого труда кустарей и ремесленников на пути к их полному производственному кооперированию.

1 Рыбников А. А. Очерки организации сельского кустарно-ремесленного производства. М., 1926.

2 Рыбников А. А. Основные тенденции эволюции форм промышленности вообще и мелкой промышленности в особенности // Экономическое обозрение, М. 1927. № 7. С. 127-144.

А. А. Рыбников весьма скептически характеризовал практику административного вмешательства местных органов советской и хозяйственной власти в частнособственническое и артельное естество промысловой сферы. Такая научная позиция талантливого отечественного экономиста не могла не привести его в 1930-е гг. под жернова репрессивной машины.

Ко второй половине 1920-х гг. политически злободневной стала проблема вытеснения диктатурой крупного частного торгового капитала из промысловой сферы. В научном плане к этой проблеме обратился Г. А. Леман1. По его статистическим расчетам, частное торговое посредничество еще с дореволюционного времени являлось важнейшим связующим звеном не только между разнопрофильными сельскими кустарными гнездами, но также и между городскими потребителями и деревенскими производителями промысловой продукции. Исследователю удалось установить, что именно частные посредники снабжали деревенского промысловика основными объемами сырья и полуфабрикатов, сбывали большую часть его изделий, обеспечивали его краткосрочным товарным и финансовым кредитом. Автор на основе обследований кустарных дворов пришел к выводу, что «старая» кооперация и до революции, и сразу после нее в силу объективных условий государственной политики слабо противостояла частному торговому посредничеству в деревенской глубинке. В такой связи Г. А. Леман пытался показать как большевистская власть, являясь непосредственным вдохновителем и руководителем сети советской и кооперативной торговли, в динамике почти 10 лет сумела повсеместно серьезно потеснить позиции частного скупщика в кустарной промышленности, обеспечить промысловиков необходимым сырьем и дефицитными фабрично-заводскими товарами ширпотреба. Именно в успехах набиравшей обороты

1 Леман Г. А. Государственная и кооперативная торговля в борьбе с частным посредником. М., товаропроводящей сети потребкооперации и госторговли, автор усматривал залог полного перехода сельских простых товаропроизводителей из лона "дикого" частнохозяйственного организма в социалистический сектор экономики.

Противоположную Г. А. Леману позицию занимал В. С. Антропов1. На основе анализа развития многочисленных сельских текстильных и швейных промыслов, он доказывал положительное значение допущения диктатурой частных торговых посредников, прежде всего, в закупках для города кустарной продукции и в снабжении промысловиков дефицитными материалами. Без частных посредников, по его мнению, вряд ли было возможно обеспечивать сельских кустарей крайне необходимыми в силу специфики их деятельности краткосрочными кредитами. В. С. Антропов считал, что в целом ряде промысловых отраслей важна не столько государственная поддержка строительства централизованных кооперативных товаропроводящих сетей, сколько неприкосновенность правовых условий и обеспечение властью политических гарантий поддержки частного снабженческо-сбытового предпринимательства.

Близкой к проблеме вытеснения частного посредничества в сфере промыслов была проблема борьбы государства с частным капиталом в целом. Особый интерес в исследовании этой борьбы представляет работа И. С. Кондурушкина . Автор, в свое время принимавший непосредственное участие в качестве государственного обвинителя на процессах по делам о хозяйственных махинациях, в экономико-правовом ракурсе на основе судебных и ревизионных материалов обобщает пути и методы «теневого» накопления частными предпринимателями и их коммерческими организациями, т. е. накопления в обход советского законодательства.

1 Антропов В. С. К вопросу о развитии текстильный кустарной промышленности // Экономическое обозрение. М. 1925. Июнь. С. 70 - 79.

2 Кондурушкин И. Частный капитал перед Советским судом. Пути и методы накопления по судебным и ревизионным делам 1918-1926 гг. M.-JL, 1927.

Такого рода незаконная деятельность, оказывается, имела место, главным образом, в сфере мелкого промышленного производства, иначе говоря, в значительной степени именно в промыслах. Причем, нелегальные операции как бы то ни было обнаруживались судебными, ревизионно-контрольными, налогово-финансовыми органами во все годы существования диктатуры: и в период военного коммунизма, и в так называемый «угар нэпа», и в последующие - 1925, 1926 годы, которые, кстати, исследователь концептуально (исходя из логики законодательства) к нэпу не причислял.

Важно то, что И. С. Кондурушкин в исторической ретроспекции молодого советского социума, т. е. буквально начиная с 1918 г., сумел осветить не просто отдельные факты нелегальных операций подставных кооперативных объединений, частных торговых посредников, их организаций и агентов-маклеров, а представил закономерности такого рода операций как процесс становления теневого бизнеса в нарушение норм хозяйственного и гражданского права. Автор показал какие меры, исходя из этого негативного для хозяйственного развития страны процесса, инициировал законодатель перед исполнительными, контрольными и судебными органами, как последние обеспечивали вытеснение тех форм частного капитала, которые «паразитировали» на производственной деятельности промыслового населения.

Проблему роли частного капитала в целом (а не только его теневого сектора) в советской экономике 1920-хгг. разрабатывал Ю.Ларин1. Исследователь был убежден, что из-за незаслуженно «либерального» отношения советского законодателя к мелкой буржуазии, провозглашенного в связи с объявлением нэпа, отсутствия действенного контроля за ее мимикрией в последующем, та к 1926 г. оформилась в сектор достаточно крупного частного капитала. Этот сектор и с точки зрения товарно-сырьевых, и с точки зрения финансово-кредитных потоков оказался замкнутым исключительно на себя, тем

1 Ларин Ю. Частный капитал в СССР. М.-Л, 1927. самым обусловливал дисбаланс народнохозяйственного организма, разрыв связи между социалистической промышленностью и миллионными крестьянскими хозяйствами.

Ю. Ларин - один из идеологов «военного коммунизма», занимая принципиально левые «позиции» и в середине 1920-х гг., считал предпринимателей «классовым врагом» социалистического строя. Между тем, он, опираясь на данные контрольно-ревизионных органов, текущую ведомственную статистику и, главным образом, на материалы отраслевых обследований роли частного капитала, проведенных по инициативе Ф. Э. Дзержинского различными главками ВСНХ в 1925/26 г., достаточно скрупулезно выявил место и динамику частнохозяйственных оборотов в различных сферах: торговле, ссудосберегательном и кредитном деле, транспорте, строительстве, производстве.

По мнению исследователя, частный предприниматель, серьезно потесненный в 1923/24 г. и 1924/25 г. из городских индустрии, торговли и сферы быта направил свои средства преимущественно в сельское кустарно-ремесленное производство, где в виде раздаточных контор, закупочных организаций, «лжекооперативов» расцвел «пышным цветом». Автор достаточно подробно описывает касательно различных кустарных промыслов «хозяйскую» логику воспроизводства частного капитала, принимавшую благодаря лазейкам в законодательстве «самые уродливые и дикие формы».

Поступательное развитие социалистической экономики Ю. Ларин видел лишь в русле централизованного комплекса запретительно-правовых, административно-ограничительных и экономических мер диктатуры по вытеснению частного капитала из деревни и, прежде всего, из торгово-посреднических и товарно-кредитных операций среди сельского населения.

Если Ю. Ларин рассматривал промысловые занятия крестьян как явление преимущественно аграрного сектора, то другой исследователь В. Фейгин, видел в них, пусть и примитивные, но все же формы именно промышленного производства1.

Сравнивая внутрипроизводственные процессы у городских кустарей и товарно хозяйствующих сельских промысловиков, В. Фейгин пришел к заключению, что при всем отличии их профессиональной и отраслевой жизнедеятельности и те, и другие являли собой целостный организм мелкой промышленности. Анализ этим исследователем динамики роста промартелей и производсоюзов, качественных изменений их хозяйственных процессов показывал, что во второй половине 1920-х гг. уже наличествовали экономические предпосылки для полного обобществления и скорейшей централизации управления мелкой промышленности. В случае реализации этих предпосылок последняя в самой ближайшей перспективе могла бы стать вспомогательным цехом крупной социалистической индустрии страны. Но для этого, по мнению исследователя, государство должно было инициировать перед субъектами мелкопромышленного производства комплекс правовых норм, соответствующих новым задачам индустриального развития советской экономики.

Также как и В. Фейгин, экономист О. Куперман видел в промыслах 1920-х гг. исторически временную форму промышленного производства . Следует заметить, что к промысловым предприятиям О. Куперман относил только совокупность мелких сельских заведений организованного типа, т. е. имевших либо производственное помещение, либо двигатель, либо найм труда. Основной упор исследователь делал на анализе соотношения и динамике за годы Советской власти различных социально-экономических типов промышленности. Среди промысловых предприятий, которые он

1 Фейгин В. Кустарно-ремесленная промышленность СССР. М.-Л., 1927.

2 Куперман О. Социально-экономические формы промышленности СССР. М.-Л., 1929. отождествлял с мелкопромышленными заведениями, экономист выделял, сообразно им анализируемому законодательству, три социально-экономические группы: так называемую предпринимательскую, в которой эксплуатировались непосредственно наемная сила или домашние рабочие (квартирники) или труд заказчика (мельницы); кустарную, в которой не эксплуатировался чужой труд, но которая работала преимущественно на местный рынок; ремесленную, в которой также не использовался сторонний труд, но которая работала исключительно на индивидуальных заказчиков.

О. Куперман, помимо многого, исследовал и итоги политики партии и государства по отношению к этим трем сельским типам мелкого промышленного производства за, условно говоря, «либеральный» по отношению к частному капиталу экономический период 1921-1926 гг. В результате он пришел к выводу, что их будущее на рубеже 1930-х гг., т. е. в условиях форсированно проводившейся в стране индустриализации, заключено в растворении мелких промысловых заведений в крупных социалистических формах промышленности: кооперативной, государственной, акционерной. Темпы такого рода «растворения» определялись успехами модернизируемых фабрично-заводских отраслей, а также предстоящим повсеместным обобществлением всего сельского производства.

В связи с практически полным вытеснением частного посреднического капитала и предпринимателей из городской кустарной промышленности к 1929 г. и начавшимся тогда же массовым процессом создания промколхозов на селе в 1930 г. выходит книга Е. И. Шлифштейна и П. И. Василевского, подводящая итог государственному регулированию кустарно-ремесленной сферы в 1920-е гг.1

1 Василевский П. И., Шлифштейн Е. И. Очерки кустарной промышленности СССР. М., 1930.

Авторы, сделали основной упор на исследовании проблем развития тех кустарных отраслей, которые характеризовались господством заведений так называемого организованного типа (т. е. с наличием специальных производственных помещений и механизмов, двигателей). Среди этих отраслей особый интерес составили кожевенное, овчинно-шубное, обувное и близкие к ним производства, преимущественно размещенные в сельской местности, близко к центрам традиционного животноводства. По технической оснащенности и технологии выпуска продукции эти производства мало чем отличались от фабрично-заводских отраслей, не случайно авторы порой употребляли термин «мелкая индустриальная промышленность», который, правда, к реалиям первой половины 1920-х гг. выглядел несколько замысловато.

Однако логика исследователей была проста и в принципе понятна. Именно благодаря тому, что специфика этих кустарных производств предполагала особую механическую оснастку, технологическую специализацию труда, найм рабочей силы для вспомогательной деятельности и полный отрыв субъекта хозяйствования от занятия сельским хозяйствам, их внутрипроизводственный уровень изначально - со времен царизма - был крайне близок к собственно индустриальному. Мало того, по убеждению авторов, за годы большевистского регулирования этот уровень все более «индустриально» совершенствовался. В результате к концу 1929 г. именно в кожевенном и смежных с ним кустарных промыслах, в отличии от всех прочих, «доподлинно» созрели необходимые материально-технические предпосылки для образцового обобществления средств и живого труда через оперативно проводимое кооперирование. Иначе говоря, по мнению авторов, прямо-таки по-Марксу индустриальный прорыв в данной кустарной отрасли опережал и предопределял ее социализацию диктатурой.

Помимо этого, Е. И. Шлифштейн и П. И. Василевский установили интересную закономерность районирования промыслов: «процент кустарей в общей массе лиц, занятых производством, с достаточной правильностью растет по мере движения к окраинам (север, юго-запад, восток, юго-восток, Сибирь)».1 С учетом того, что авторы разрабатывали свои проблемы применительно к кустарям-кожевенникам и иным «индустриально» продвинутым группам сельских товаропроизводителей, из указанной закономерности явствовал вывод, что именно на окраинах процесс полного кооперирования отмеченных групп промысловиков мог и должен был быть более форсированным, социально показательным и менее болезненным, нежели процесс массовой коллективизации крестьянских дворов собственно аграриев.

В 1932 г. в связи с завершающей стадией обобществления заведений сельских кустарей и ремесленников появилась работа В. С. Добронравова, в которой на обширном делопроизводственном материале кооперативных союзов исследовалась история возникновения и развития различных видов и форм промысловых объединений в условиях Советской власти2. Автор показал, какие значительные изменения после Октября претерпевало хозяйственное и гражданское право, как ежегодно совершенствовались дух и буква норм, регулирующих организационное строение разного рода объединений сельских мелких производителей. В этой связи исследователь, помимо прочего, задался целью изучить отраслевую и региональную специфику реализации кооперативного законодательства в промыслах. Причем, его детальный анализ сложившихся к началу 1930-х гг. основных форм и видов низовых объединений (и отчасти союзов объединений) кустарей и ремесленников сопровождался теоретическими суждениями о мотивах и степени обобществления финансов, средств и живого труда промысловиков в зависимости от характера ими избранного юридического статуса кооператива.

Важно подчеркнуть и то, что, по мнению В. С. Добронравова, именно политика государства, в первую очередь выражающаяся в его законодательстве, являлась тем

1 Там же. С. 6.

2 Добронравов В. С. Оргстроительство низовых промкооперативов. М., 1932. фактором, который отсутствовал при царизме, и который в условиях социалистической действительности стал доминирующей причиной поступательного роста промкоопера-тивной сети.

0 ключевом значении политики и законодательной практики диктатуры для характера эволюции и темпов социалистического преобразовании промысловой сферы писали и другие исследователи. Так, С. П. Середа утверждал, что доминирующим фактором роста промысловой кооперации и ограничения частнособственнической кустарной инициативы, который до революции и в первые годы пролетарской власти не имел особого места и явно оформился примерно с 1920/21 г., являлась политико-правовая система руководства сельским кустарно-ремесленным производством1.

Не отрицал этого применительно к промысловой сфере и яркий антиболыпевик Б. Бруцкус в своей фундаментальной работе о скрытой природе и эволюции советской экономики2. Он считал, что несмотря на то, что экономическая политика и хозяйственное законодательство Советской власти подвергались год от года чрезвычайно сильным колебаниям, их значение в динамике промысловой жизни села было чрезвычайно велико. Именно они, по его мнению, как внешний фактор развития, а не частный капитал и внутренняя природа мелкопромышленного производства определяли в 1920-е гг. характер и динамику развития сельской экономики. К большому сожалению исследователя, именно фактор политического макроуправления экономикой на фоне успехов индустриализации социалистической промышленности стал определять с 1926/27 г. тенденции внутренней деградации промысловой сферы, как товарно-рыночного организма села^.

1 Середа С. П. Пути обобществления кустарной промышленностью // Местная промышленность и торговля. М. 1927. № 2. С. 52-58.

2 Бруцкус Б. Народное хозяйство советской России, его природа и его судьбы. Париж: Б. и., 1929. Эта работа недавно перепечатана с комментариями в журнале: Вопросы экономики. М. 1991. № 9. С. 126141; № 10. С. 119-140.

3 Там же. №9. С. 130, 134.

В целом период 1920-х - начала 1930-х годов явился временем первых теоретических обобщений в изучении деятельности власти по регулированию сферы промыслов. С одной стороны, исследователями признавалась огромная народнохозяйственная значимость этой сферы и, следовательно, особый властный интерес к ней, с другой же, -подчеркивалось, что эта роль временна, она перестанет себя проявлять по мере полного растворения промыслов в крупных индустриальных формах производства на селе. Большая часть исследователей утверждали, что политика диктатуры и ее хозяйственное законодательство являлись доминирующим фактором промысловой эволюции в 1920-е гг. Наиболее важными проблемами анализа были: меры властного воздействия на частное посредничество в сельском кустарно-ремесленном производстве, борьба с «капитализацией» промыслов и «теневым» сектором в мелкой промышленности, классово дифференцированный подход диктатуры к воздействию на различные социально-экономические группы промысловых заведений, руководящая роль государства в росте производственного кооперирования промысловиков, совершенствование кооперативного законодательства, региональная и отраслевая специфика реализации кооперативной политики в кустарно-ремесленном производстве. Был поставлен вопрос о периодизации государственного регулирования промысловой сферы. Точкой отсчета в складывании такого процесса регулирования большинством признавался конец гражданской войны, а, например, С. П. Середа прямо называл дату - начало 1920/21 операционного хозяйственного года. В самом регулировании выделяли следующие периоды: «военный коммунизм»; затем нэп, который, по мнению одних исследователей (например, И. Кондурушкина), был свернут властью в 1924 г., по мнению других (Ю. Ларина, О. Купермана), - в 1926 г.; после нэпа начался период индустриализации и полного обобществления промысловой сферы (так считали О. Куперман, В. Фейгин, Б. Бруцкус), который закончился либо к 1932/33 г., как полагал В. С. Добронравов, либо уже к концу 1920-х гг., когда, по мысли Б. Бруцкуса, былая роль промыслов, растворенная в социалистической индустрии, уже себя значимо не обнаруживала.

С середины 1930-х годов вплоть до середины 1960-х годов наблюдается резкое сокращение количества работ, посвященных властному воздействию на сельские промыслы. Главным обстоятельством такой ситуации являлись идеологические приоритеты, оформившиеся к концу переходного к социализму периода и долгие годы господствовавшие в советской историографии. В соответствии с этими приоритетами, анализ проблем государственного и партийного руководства социально-экономическими процессам в 1920-е - первой половине 1930-х годов стал осуществляться преимущественно в двух ключевых, но напрямую несвязанных направлениях. С одной стороны, историки-аграрники углубленно анализировали руководящую роль партии и правительства в преобразовании села, прежде всего, под углом зрения вызревания предпосылок и реализации ленинского кооперативного плана. Этот план в историографии вплоть до 1960-х гг. в основном сводился к идее коллективизации сельского хозяйства. С другой стороны, историками рабочего класса разрабатывались проблемы роли и места рабочего класса в закономерном изменении социальной структуры советского общества, роста его производственного потенциала, качественных сдвигов в его облике и составе, изменений в уровне сознательности, сплоченности, политической активности. Особое пристальное внимание уделялось изучению диалектики взаимоотношений власти и рабочего класса, направляющей роли партии и государства в индустриализации фабрично-заводской промышленности. Между этих господствовавших направлений научного поиска самостоятельного места проблематике регулирования промыслов не отводилось, к ней обращались только в тени передовых магистралей исследований -властно руководимых индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства. Таким образом, управление промысловым развитием рассматривалась либо как частное проявление управляемого преобразования промышленности (так считали исследователи - В. А. Десятчиков, П. М. Понамарев, Н. Я. Воробьев), либо как составная часть властного преустройства села на социалистических началах (об этом писал, например, П. И. Яковлев).

В 1940 г. появляется первое исследование о сельской кустарной промышленности 1920-30-х гг., написанное собственно историками - В. А. Десятчиковым и П. М. Понамаревым1. Территория Узбекистана и отчасти Таджикистана, применительно к которым авторы и провели свое исследование, многие века являлись очагами развития различного рода национальных ремесел и традиционной кустарной переработки аграрной продукции. После Октябрьской революции промыслы в Средней Азии, в отличии, от европейской России, не претерпели особой разрухи и упадка. По сути, характерного для всей территории страны периода восстановления ремесленно-кустарной сферы в Узбекистане не было. В этой связи активно проводившиеся здесь, причем, на протяжении всех 1920-х гг., мероприятия большевиков по кооперированию промысловых хозяйств, в 1927/28 г. закономерно сменил период реконструкции материально-технической базы быстро растущей промкооперативной сети. В результате уже к концу 1930-х гг. в Средней Азии сформировались достаточно развитые легкая и местные перерабатывающие отрасли промышленности, индустриальные по сути, но кооперативные по форме.

Авторы работы применительно ко второй половине 1920-х гг. сделали особый упор на предпосылках обобществления промысловых хозяйств. Помимо этого, подчеркивалось, что исходя из занятой законодателем позиции форсирования коллективизации в национальных регионах, местные хозяйственные органы и фактически подотчетные им структуры потребительской, промысловой, кредитной кооперации Узбекистана

1 Десятчиков В. А., Понамарев П. М. Социалистическая реконструкция ремесленно-кустарной промышленности УзССР. Ташкент, 1940. и в 1920-е, и в 1930-е гг. в целях вовлечения в кооперативную сеть все большего числа мелких производителей активно кредитовали сырьем и деньгами преимущественно беднейшие слои ремесленников и женщин, процент участия которых в промыслах этой союзной республики был намного выше, нежели в среднем по СССР.

В целом, несмотря на региональный аспект труда В. А. Десятчикова и П. М. По-намарева, им удалось не только выявить определенную специфику развития ремесленно-кустарного производства в среднеазиатской республике, но и показать задачи, этапы и общие закономерности властного управления промысловой эволюцией в 19201930-е гг.

Очередное серьезное исследование вопросов государственного развития промысловой сферы появилось после значительного перерыва - лишь в 1957 г. Это - работа П. И. Яковлева, подготовленная в связи с 40-летним юбилеем юридического оформления органов и структуры управления кооперативным строительством в сельских промыслах1.

Как и было положено для официального юбилейного издания тех лет, работа отразила основные вехи и «ударные темпы» в поступательной эволюции одного из вида «социалистических» кооперативных организаций под руководством партии и правительства. Помимо многого, автор показал почему и какие именно органы в структуре государственной власти создали большевики после Октябрьской революции для курирования «дикой» области хозяйствования промысловиков и их артелей, как диктатуре путем правовых норм удалось наполнить «социалистическим» содержанием и централизовать дореволюционные, в его терминологии, «буржуазные» кооперативные формы в кустарно-ремесленной промышленности, какими мерами удавалось от года к

1 Яковлев П. И. Промысловая кооперация за 40 лет. М., 1957. году придавать все большей динамизм и эффективность централизованной товаропроводящей сети промысловой кооперации.

Надо заметить, что исследователь первым поставил вопрос не только о «революционном» преобразовании производственных отношений в кустарно-ремесленной сфере посредством ее все большего кооперирования, но и о сопровождавшем это преобразование столь же «революционном» изменении социальной природы промысловиков. По мнению П. И. Яковлева, мелкие товаропроизводители, хозяйственная деятельность которых была основана исключительно на личном труде и труде членов семьи, изначально являли собой «мелких буржуа»1 и в таком качестве лишь временных союзников «взявшего власть пролетариата», впоследствии, благодаря поэтапной политике диктатуры по их включению в кооперативное строительство, они постепенно перерождались в «рядовых тружеников социалистического общества». Это их социально-психологическое, духовно-культурное перерождение и властное идеологическое перевоспитание являли собой образец становления «ленинского строя цивилизованных кооператоров».

В 1961 г. Н. Я. Воробьев, разработчик первых советских обследований сельской мелкой промышленности, опубликовал фундаментальный труд по истории отечественной промышленной статистики2. В целом это исследование преследовало цель обобщить достижения отечественной статистической науки, но при этом оно также имело отношение и к проблеме управляемого развития промыслов в 1920-е гг. В работе было показано, что советское государство, исходя из своих интересов «научно-политического» регулирования хозяйственных процессов на селе, оказалось в состоянии организовать и наладить в 1920-е гг. централизованное дело государственных

1 Там же. С. 6, 15.

2 Воробьев Н. Я. Очерки по истории промышленной статистики в дореволюционной России и СССР (Методы наблюдения и разработки). М., 1961. единовременных учетов состояния сельского кустарно-ремесленного производства. Мало того, исследователь доказал, что такого рода промысловые переписи (в 1925 г., 1927 г., 1929 г.) являлись важным регулирующим началом Советской власти.

Пролетарской диктатуре» в отличии от царизма, у которого «по кустарно-ремесленной промышленности не было ни одного источника, в котором бы освещалось производство и численность кустарей и ремесленников в целом по стране»1, удалось превратить саму организацию и разработку переписей мелкой промышленности и, разумеется, их результаты, в оперативную базу принятия высших политических решений об регулируемом развитии промыслов.

Именно благодаря единовременному статистическому наблюдению, при большевиках ставшему одним из слагаемых управления, диктатура убедилась, что к 1926/27 г. восстановление промыслов наконец-то привело их к довоенному уровню, а на такой основе законодатель уже мог и стал инициировать меры «социалистической» модернизации мелкопромышленного производства деревни.

Во второй половине 1960-х гг. начинается третий период развития проблемной историографии властного руководства преобразованием промысловой сферы. Он характеризуется усилением внимания ученых к разработке этой темы: если раньше тему изучали «не-историки», т. е. экономисты, правоведы, статистики, практики кооперативного строительства, идеологические работники (исключение представляли исследования В. А. Десятчикова, П. М. Понамарева, П. И. Яковлева), то теперь вплотную анализом занялись профессиональные историки, за счет их трудов расширялся круг исследовательских проблем, пересматривался ряд ранее выработанных положений, в частности, изживалось упрощенное толкование «ленинского кооперативного плана»,

1 Там же. С. 49. как властно реалнзовывавшейся программы социалистического преобразования исключительно сельского хозяйства.

В 1968 г. увидела свет работа Л. Е. Файна, посвященная отношению диктатуры к промысловой кооперации в 1917-19231. В ней в динамике 6 лет впервые исследуются практические меры партийных и советских органов в кооперативном секторе кустарной промышленности (организации компаний по заготовке промысловой продукции, кадровая политика в кооперации, мобилизации трудовых ресурсов, снабжение артельщиков дефицитным сырьем, переход от госзаданий кооперации к госзаказам, налоговая практика, и др.). Автор также предпринял попытку анализа изменения правового положения промысловой кооперации. Для этого он подверг анализу ключевые идеи группы нормативных актов. Их состав, на наш взгляд, оказался не достаточно представительным для детального осмысления глубинной сути властных притязаний к промысловой кооперации. Однако, сама идея обратиться к хронологическому ряду постановлений и циркуляров применительно к ранней хозяйственной истории Советской России было для историографии конца 1960-х гг. попросту прорывной идеей. В результате исследователь показал организационный процесс складывания централизованной системы властного руководства коммунальным и артельным движением в кустарной сфере. Ему также удалось выявить тенденцию огосударствления промкооперативной вертикали. Однако, эту тенденцию автор характеризовал, как придание все более социалистического характера кустарно-промысловой кооперации.

Проблеме превращения кооперации из, так сказать, «буржуазного хозяйственного института» в, условно говоря, «социалистическую самодеятельную организацию» была

1 Файн Л. Е. Политика Коммунистической партии и Советского государства по отношению к кустарно-промысловой кооперации в первые годы Советской власти (1917-1923) // Общественные науки. Алма-Ата. 1968. Вып. 13. посвящена и работа Л. Ф. Морозова1. Автор пытался доказать, что на протяжении 6 лет - с октября 1917 г. по 1923 г. - произошло в общих чертах становление социалистической кооперации. При этом, по мнению исследователя, это становление происходило в два этапа: от Октябрьской революции и до начала нэпа, от провозглашения нэпа до 1923 г.

На первом этапе диктатура, борясь с буржуазными характером и, самое главное, социальной природой руководства «старой» кооперации, в противовес ей активно ди-ректировала и поддерживала на местах «социалистические» по классовому составу и степени централизации производственные союзы кустарей и ремесленников.

На втором этапе, артелям, в том числе «диким», т. е. не входящим в союзы, были предоставлены диктатурой значительные льготы хозяйствования. Кроме того, государством было допущена возможность «капиталистического» поведения на рынке для «социалистических» коопсоюзов. В результате последние в конкурентной состязательности со «старой» децентрализованной кооперацией получили широкое признание сельских кустарных масс, которые воочию сознательно потянулись в социалистические кооперативы, централизованные в системе курируемого государством Всекопромсоюза. Под его эгидой к концу 1923 г., по мнению автора, повсеместно сплотилась подавляющая часть существовавших тогда промкооперативов. И именно к ним и им подобным в других непромысловых отраслях экономики следует относить вывод В. И. Ленина, данный им в работе «О кооперации», что кооперативные объединения «есть уже социализм». Поэтому, по мысли исследователя, исходя из такой ленинской оценки, вполне возможно утверждать, что кооперация к 1923 г. превратилась из буржуазной в социалистическую.

1 Морозов Л. Ф. От кооперации буржуазной к кооперации социалистической: Из истории становления советской кооперации. М., 1969.

Однако, как справедливо заметил другой историк - В. Г. Егоров, декларативное обозначение этапов и периодов кооперативного строительства, обоснование граней какого бы то ни было исторического отрезка времени требуют подкрепления фактическим показом особенностей властного переустройства промыслов на общественных началах, а это сделать Л. Ф. Морозову удалось не в полной мере1.

В 1969 г. А. И. Бузлаева опубликовала труд, посвященный теоретической сути и практическим особенностям реализации плана кооперирования мелкой промышленности.2 Надо признать, что на тот момент на фоне всех исследований, написанных за советский период и посвященных проблемам управления промысловым развитием, эта работа оказалась самой фундаментальной по поднимаемым историческим вопросам и качеству их решения и самой обширной в части привлекавшихся источников.

Отличительной особенностью работы является то, что управляемый процесс кооперирования кустарей и ремесленников рассматривался автором качественно единым (непрерывным) с первых лет Советской власти и до окончания переходного периода и - что важно - главенствующим среди общих характеристик эволюции промысловой сферы.

Исследовательница пыталась доказать, что концептуальные основы кооперирования мелкой промышленности были разработаны персонально В.И. Лениным, детально развиты и оформлены именно в научный план хозяйственного переустройства документами компартии и правительства.

Главная идея книги - показ того, как конкретно, с учетом регионально-исторической специфики административных единиц страны и быстро менявшихся политико-экономических и социальных условий этот «ленинский» план реализовывался. Ключом воплощения данного плана была, по мнению автора, централизация управления и кон

1 Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1984. № 4. С. 25.

2 Бузлаева А. И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. М., 1969. центрация производственно-финансовой и товаропроводящей сети промысловой кооперации.

В работе, историко-экономической по сути, много внимания уделено динамике фондовооруженности союзов промысловых кооперативов, росту их основных и оборотных средств, машинизации производственных процессов.

Конечно же, кустарно-ремесленная сфера не сводима к организованной Советской властью системе промысловой кооперации, особенно это касается 1920-х гг. Однако, не отрицая этого, А. И. Бузлаева концентрировала свое внимание применительно к 1917 г. - второй половине 1930-х гг. все же именно на обобществленном секторе промыслов.

Дело в том, что, по ее глубокому убеждению, само стремление мелких товаропроизводителей к объединению в различные кооперативные формы, кстати, год от года все возраставшее, крылось в очевидных в те годы технико-производственных и снаб-женческо-сбытовых преимуществах этих форм перед единоличным хозяйствованием.

Кроме того, стремление к артелированию, по мнению исследовательницы, крайне усиливала гибкая политика большевиков, которые посредством снижения ставок арендной платы, налоговых и кредитных льгот, целевых поставок оборудования и сырья для производственных товариществ и союзов, уменьшения акцизов, рационального регулирования закупочных цен на кооперативную продукцию делали все более привлекательной в глазах селян централизованную систему Всекопромсоюза.

Представляется, что этот автор среди всех других в историографии наиболее близко приблизился к проблеме эффективности нормотворческого воздействия на темпы и характер кооперативного строительства в переходный период. Однако, выйдя на эту проблему, исследовательница так ее и не актуализировала, оставшись на уровне традиционного понимания соподчинения принятия политических решений и динамики социально-экономических процессов: динамика полностью определялась решениями, сами же решения представляли собой предметную развертку существовавшей научной доктрины-плана.

В 1970 г. появилась книга Л. Е. Файна о разработке В. И. Лениным кооперативного плана'. Эта работа исследователя, отличающегося острым восприятием актуальных проблем социально-экономического развития, явилась переломным моментом в изучении социалистического преобразования кустарной промышленности. Дело в том, что автор под впечатлением фундаментального труда экономиста А. И. Бузлаевой, скрупулезно исследовав огромное число работ Ленина, впервые на монографическом уровне показал, почему именно к концу 1960-х гг. наконец полностью восторжествовало нетрадиционное историографическое видение «ленинского» кооперативного плана - когда коллективизация сельского хозяйства стала для историков не единственным воплощением этого плана и в исследовательскую тематику логично начали включать сюжеты переустройства кустарной промышленности и массового кооперирования сельских промысловиков.

Неслучайно в вышедшей вскоре фундаментальной коллективной монографии «В. И. Ленин и история классов и политических партий в России» кустарям и ремесленникам было уделено специальное внимание2. Последние характеризовались как значимая в социальной структуре советского общества 1918-1920-х гг. группа «мелкой буржуазии», которая в результате реализации «ленинского научного плана кооперирования» постепенно изменила свою «классовую природу» и в начале 1930-х гг. существенно пополнила отраслевые отряды рабочего класса.

В 1970 г. Э. Р. Лебакова опубликовала работу о вовлечении мелкой буржуазии города в социалистическое строительство.3 Работа носила выраженный историко-партий

1 ФайнЛ. Е. История разработки В. И. Лениным кооперативного плана. М., 1970.

2 В. И. Ленин и история классов и политических партий в России. М., 1970.

3 Лебакова Э. Р. Опыт КПСС по приобщению мелкой буржуазии города к строительству социализма. М., 1970. ный характер. В соответствии с этим, на первый план выводилась аналитическая и организационная работа компартии по вовлечению в кооперативные товарищества различных отраслевых групп тысяч городских кустарей и ремесленников. Последние, даже не использующие наемный труд, по убеждению автора, являли собой мелких буржуа. Их хозяйственная психология была двойственна: с одной стороны, - труженики, с другой же, - частные собственники. Между тем, они, по мысли автора, являли собой экономических попутчиков и политических союзников пролетариата, поэтому их надо было трудовым образом перевоспитать через служение социалистическому народному хозяйству - убедить сознательно отказаться от "частнособственнических инстинктов" и мелкой собственности посредством ее обобществления. Особую роль в этом плане должна была сыграть руководящая роль компартии в повседневной практике регулирования и формировании социального состава органов управления городской мелкой промышленности. Эта руководящая роль впервые в историографии рассматривалась главенствующим фактором управляемой эволюции кустарно-ремесленного производства.

Вслед за Э. Р. Лебаковой, А. Ф. Чумак обратился к историческому опыту КПСС по преобразованию мелкой промышленности, защитив в 1972 г. по этой теме докторскую диссертацию1. Последняя вскоре была опубликована в виде монографии2.

В отличии от своей предшественницы, А. Ф. Чумак обратил внимание не только на быстрые метаморфозы хозяйственного склада жизни городских мелких производителей, но и на экономические и социально-психологические изменения в сельских промыслах, происходившие под влиянием партии большевиков.

1 Чумак А. Ф. Исторический опыт КПСС по социалистическому преобразованию мелкой промышленности: Автореф. дис. . д-ра ист. наук. М., 1972.

2 Он же. Исторический опыт КПСС по социалистическому переустройству мелкой промышленности (1921-1932 гг.). Харьков, 1972. (наукр. яз.).

Концептуально историк незначительно расходился с Э. Р. Лебаковой, однако, не делал столь сильного упора на тезисе: все простые товаропроизводители являли собой мелкую буржуазию. В целом А. Ф. Чумака в большей степени интересовал не столько социально-классовый аспект изменений в мелкой промышленности в связи с управляемым коммунистами процессом ее кооперирования, сколько социально-экономический аспект жизнедеятельности и быта субъектов кустарно-ремесленного производства. Между тем, и в этом плане исследователем выпукло очерчивалась именно руководящая роль компартии в практике регулирования промысловой сферы. Роль же законодателя и правительства, на наш взгляд, значительно принижалась на фоне решений высших партийных органов.

В отличии от работ историков Э. Р. Лебаковой и А. Ф. Чумака, философ А. П. Степин отказывался считать кустарей и ремесленников Советской России 192030-х гг., пусть и мелкой, но буржуазией1. Кустари и ремесленники, по его мнению, попросту одна из разновидностей «средних слоев» общества, наряду, например, с интеллигенцией и служащими. А. П. Степин считал, что конституционные устои, реальные экономические и политические условия жизни в стране «победившего пролетариата», даже в переходный к социализму период, кардинально отличались от объективных условий в буржуазном обществе: по сути дела в СССР отсутствовала эксплуатация человека человеком. Стало быть, и закономерности преобразования общественных отношений простых товаропроизводителей, которые в подавляющем своем большинстве никоим образом не использовали найм сторонних рабочих рук, являли собой феномен особого рода и должны быть характеризуемы, прежде всего, как процесс

1 Степин А. П. Социалистическое преобразование общественных отношений городских средних слоев. М., 1975. социалистического воспитания», развития сотрудничества и солидарности с другими слоями трудящихся масс.

Ко второй половине 1970-х гг. интерес разных исследователей к властно управляемому развитию промысловой сферы, привел к широкому признанию ее былой народнохозяйственной и социальной значимости. В этой связи отнюдь неслучайно в вышедшем в 1977 г. многотомном фундаментальном академическом труде «История социалистической экономики СССР» определенное место было уделено роли мелкой промышленности и сельских промыслов в экономике переходного периода1. К сожалению, численность мелких товаропроизводителей, занятых на постоянной основе, но в заведениях неорганизованного типа, исследователями была явно занижена, а время от времени промышлявшие селяне вообще упоминались лишь в контексте больших товарных объемов создаваемой их трудом кустарной продукции и промыслово перерабатываемого сельскохозяйственного сырца. Между тем, производственная ниша, которую закономерно занимали традиционные отечественные кустарные и перерабатывающие промыслы, как бы то ни было авторы работы представляли крайне важной для жизни страны и ее возраставшего экспорта.

Неслучайно, учитывая высокую роль кустарно-ремесленного производства для жизни страны после Октября, крупный историк Е. Г. Гимпельсон обратился к изучению опыта формирования и укрепления региональных хозяйственных структур, курировавших сферу мелкого промышленного производства в 1917-1920-м гг.2 Автор показал, каким ведомствам и общественным организациям и какие полномочия в части регулирования промыслов делегировал Совнарком, какая борьба и почему развернулась между этими регулирующими структурами за полноту овладения рынком кустарного

1 История социалистической экономики СССР. М., 1977. Т.2-3.

2 Гимпельсон Е. Г. Великий Октябрь и становление советской системы управления народным хозяйством. М., 1977. сбыта. Исследователь был убежден, что даже в анализируемые годы военного коммунизма промысловая сфера была представлена (наряду с государственными мелкими предприятиями и заведениями кооперативных организаций) в значительной степени частным сектором кустарных хозяйств. Историк подчеркивал, что национализация и принудительное кооперирование мелких заведений индивидуального типа не были повсеместными, мало того, не являлись господствовавшей тенденцией отношения Советской власти к промысловикам. Дело в том, что именно госзадания местных советских и хозяйственных органов в условиях их административной монополии на производственное - остро дефицитное - сырье становились основным средством руководства диктатуры частнособственническими промысловыми заведениями. Помимо этого, власть активно использовала практику договоров поставки с частными производителями кустарной продукции. Таким образом, по мнению Е. Г. Гимпельсона, не кооперативная политика, а именно разноплановая работа местных органов власти с частным производителем, не отказывавшихся и от принуждения, являла собой отличительную черту отношения большевиков к промысловой сфере в 1918-1920-м гг.

В отличии от Е. Г. Гимпельсона историк В. В. Гузик полагал, что кооперативная политика Советского государства являла собой ключевой аспект долговременной стратегии большевиков в промысловой сфере1. Исследователь выделял периоды этой стратегии в соответствии с приоритетными в разные годы властными мерами обобществления промысловых средств и живого труда. Интересно то, что даже годы военного коммунизма в народном хозяйстве республики ученый определял применительно к кустарно-ремесленному производству как период директирования и централизации круп Гузик В. В. Роль кооперации в социалистическом обобществлении кустарно-ремесленного производства в переходный к социализму период // Начало создания социалистической экономики Сибири. Иркутск, 1978. ных артельных форм. Нэп и последующие после него годы кооперативного строительства В. В. Гузик обоснованно рассматривал с позиции насаждаемых диктатурой темпов социализации и средств-регуляторов сферы промыслов.

Руководящей роли компартии в практике кооперативного строительства в СССР было посвящено исследование В. П. Дмитренко, Л. Ф. Морозова и В. И. Погудина.1 Историки подвергли анализу отношение российской социал-демократии вообще и большевиков, в частности, к кооперативным институтам до Октябрьской революции, концептуальное развитие этого отношения компартией при Советской власти.

По мнению авторов работы, именно благодаря гибкой политике большевиков уже к середине 1920-х гг. кооперация превратилась из «буржуазного хозяйственного института» в социалистическую «самоуправляемую» организацию.

Дальнейшее укрепление всех ее видов (в том числе, промысловой) происходило исключительно под непосредственным «научным» руководством партии. Исследователи показали как и почему последняя в переходный период предопределяла: •развитие внутрикооперативной демократии,

•централизацию управления территориально-отраслевыми кооперативными союзами,

•совершенствование производственной и товаропроводящей кооперативной сети, •форсированное вовлечение в артели и товарищества все большего числа простых товаропроизводителей,

•укрепление материально-технической базы кооперативных систем, их индустриализацию.

1 Дмитренко В. П., Морозов Л. Ф., Погудим В. И. Партия и кооперация. М., 1978.

Историки проведи свой анализ эволюции кооперативной политики преимущественно на основе документов партийных организаций. Их труд явил собой, по сути, первое обобщение исторического опыта КПСС по становлению в нашей стране «строя цивилизованных кооператоров».

Нельзя обойти вниманием монографию В. П. Дмитренко, посвященную раннему этапу экономической политике пролетарского государства1. В ней, помимо многого, ставится и удачно решается чрезвычайно сложный и важный вопрос о существовании и механизме функционирования сельского кустарного рынка в нормативном лоне запретительно-ограничительных мер большевиков периода военного коммунизма. Важен сам исследовательский подход:

•большевики даже сразу после Октябрьского переворота и в годы гражданской войны твердо руководствовались нормой революционной законности, которую они инициировали и систематически оперативно корректировали;

•рынок кустарной продукции в 1917-1920-м гг. существовал повсеместно, несмотря на господствовавшую тенденцию натурализации народного хозяйства Советской России;

•роль промысловой продукции в жизни советского социума тех лет была чрезвычайно высока.

В 1987 г. В. М. Селунская издала труд о социальной структуре советского общества.2 Один из разделов работы был посвящен вопросам динамики классов и социальных групп в переходный период, политики власти по достижению так называемой «социальной однородности советского общества». В этой связи кустари и ремеслен

1 Дмитренко В. П. Советская экономическая политика в первые годы пролетарской диктатуры. М.,

2 Селунская В. М. Социальная структура советского общества: История и современность. М., 1987. ники рассматривались автором как значимые элементы социальной стратификации тех лет.

Однако, поскольку ученый опирался применительно к 1920-м гг. лишь на демографические данные, со свойственной им статистической методологией учета лиц лишь по основному занятию (это - материалы городской демографической переписи 1923 г. и Всесоюзной переписи населения 1926 г.), то в численность мелких промышленных товаропроизводителей вошли лишь те из них, которые были промыслово заняты постоянно, т. е., по большому счету, не имели иных видов занятий и доходов. А такие лица были преимущественно горожанами. Стало быть, реальный удельный вес кустарей и ремесленников, особенно на селе, сильно занижался. Дело в том, что деревенские промысловики, как правило, работали сезонно и большее время были заняты аграрным трудом, однако, извлекали основные доходы не из, как говорили в 1920-е гг., «собственного сельского хозяйства», а за счет мелкопромышленной деятельности. Этот момент не был учтен исследователем. Поэтому действительно имевший место процесс их последующей (в 1930-е гг.) управляемой диктатурой «социализации» в отраслевых отрядах индустриального пролетариата и сельскохозяйственных рабочих предстает в исследовании маломасштабным.

В 1988 г. появилась работа А. А. Николаева, в которой на примере Сибири подвергнуто анализу партийно-государственное воздействие на количественное и качественное развитие промкооперации в переходный период'.

Властное воздействие на сельских кустарей и ремесленников в направлении их кооперирования, как доказывал историк, являлось «стройным», «динамичным» и «оперативным». Николаев А. А. Промысловая кооперация в Сибири. 1920-1937 гг. Новосибирск, 1988.

В целом исследователь оценивал большевистскую политику по отношению к промысловой кооперации и кустарям в Сибири, исходя не столько из духа и буквы нормативных актов управления, инициируемых на подзаконной основе местными структурами власти, сколько из «плоскости практической жизни». Эта плоскость, на его взгляд, исторически отражена, прежде всего, массой сохранившейся делопроизводственной документации - материалов всевозможных совещаний, заседаний партхозактивов, служебных записок, справок, внутриведомственной переписки, а также текущей статистики степени кооперированности промысловиков.

Следует признать, что детальный анализ сложностей и успехов кооперативного строительства в Сибири на протяжении 20 лет, безусловно, является серьезным достижением исследователя.

Однако, вряд ли можно полностью согласиться с историком в том, что по мере все большего охвата мелких производителей системой Всекопромсоюза, машинизацией и интенсификацией их труда, с повышением коллективной производительности артельщиков, ростом эффективности товаропроводящей сети промысловой кооперации происходило постоянное накопление исключительно прогрессивных перемен в жизнедеятельности промыслового населения.

В 1990 г. была опубликована книга С. Ф. Гребениченко о состоянии сельских промыслов в середине 1920-х гг.1 Автор обратился, прежде всего, к первичным материалам единовременных обследований кустарно-ремесленных хозяйств и мелких промышленных заведений. На их основе была создана база данных, в диалоговом режиме работы с которой оказалось возможным поставить и решить ряд конкретно-исторических вопросов:

1 Гребениченко С. Ф. Мелкая промышленность в условиях НЭПа. (Задачи, источники и методы исследования). М., 1990.

•выявление основных хозяйственных и социальных закономерностей функционирования промысловых дворов в условиях нэпа;

•моделирование механизмов эффективности различных социально-экономических типов мелкого промышленного производства;

•обнаружение внутренних факторов развития кустарно-ремесленных заведений. Различного рода единовременные обследования промысловых дворов, к анализу которых на принципах базы данных обратился исследователь, помимо многого, детально фиксировали и налогообложение мелких сельских заведений. В этой связи историк впервые в историографии изучил воздействие налоговой политики государства на производственную эффективность промысловых хозяйств, на структуру их снаб-женческо-сбытовых операций.

Ключевым выводом в таком плане явилось следующее: финансовым органам диктатуры в 1921/22-1924/25 гг. через так называемое нормативное исчисление валового оборота и текущий учет других важнейших хозяйственных показателей удавалось именно в лоне налоговых законодательных мер, причем, политически целесообразно регулировать условно-чистые доходы частнохозяйствующих промысловиков и структуры их производственных закупок и сбыта продукции. Этот вывод автор подкрепил сложной системой ретроспективных экономико-метрических моделей.

В целом вторая половина 1960-х - 1980-е годы в развитии проблемной историографии являются наиболее активным периодом изучения властного регулирования промысловой сферы в 1920-е гг. Среди его сущностных характеристик следует отметить: расширение источниковой базы исследований за счет активного привлечения, прежде всего, делопроизводственной документации, статистических данных, документов партийных организаций; возрастание исследовательского интереса к нормативным актам; рассмотрение проблем управления и регулирования в динамике; появление коллективных трудов. Наиболее значимыми проблемами исторического анализа являлись: создание и совершенствование структуры управления и регулирования сельским кустарно-ремесленным производством; изменение политико-экономической «природы» кооперации; правовые условия развитие «внутрикооперативной демократии»; «направляющая роль» партии в деятельности кооперации и хозяйственных органов в промыслах; управляемое изменение «двойственной» социальной природы и психологии кустарей и ремесленников; налоговая политика государства в промысловой сфере; борьба ведомств за овладение частным рынком кустарной продукции; меры по ускорению производственного кооперирования в промыслах. Применительно к анализу этапов регулирования промысловой сферы историки придерживались устоявшихся хронологических рамок общей периодизации развития советского общества в 1917-й - 1930-е гг. Управляемый диктатурой процесс кооперирования рассматривался большинством исследователей, как главенствующая закономерность среди сущностных характеристик развития промыслов в 1920-е гг. Очень важно, что в историографии конца 1960-х -1980-х годов была поставлена краеугольная проблема об эффективности нормотворче-ского воздействия политической системы на характер эволюции сельского кустарно-ремесленного производства и темпы его социалистического переустройства.

С начала 1990-х годов в условиях изменений политического и социально-экономического устройства страны начался новейший период изучения опыта властного воздействия на промысловую сферу. Главной отличительной чертой этого периода является обращение к исследователей к ранее идеологически «запретным» аспектам анализа: репрессивной политике по ущемлению прав мелких производителей и торговцев (В. И. Тихонов, В. С. Тяжельникова, И. Ф. Юшин), роли общинных традиций в артельном движении 1920-х гг. и их превалировании над идеологемами «направляющей роли» партии в жизни низовой кооперации (В. В. Кабанов), ненаучности и отсутствии в реальной практике 1920-х гг. «ленинского кооперативного плана» (Ким Чан Чжин), об альтернативах официальному курсу управления и развития промысловой сферы в 1920-е гг. (С. Ф. Гребениченко). Среди других черт новейшего периода развития проблемной историографии - привлечение ранее мало используемых исторических источников, опора на эмпирическое знание, привлечение новых методологически значимых теорий, активная разработка оригинальных принципов и технологий анализа, междисциплинарный подход к историческим вопросам управления.

Знаменательным событием в историографии стал выход в 1995 г. книги В. В. Коновалова, посвященной взаимотношениям промысловиков и диктатуры в период военного коммунизма1. Автор поставил перед собой цель на материалах Сибирского региона определить масштабы, характер и основные последствия воздействия большевистской революции и экономической политики Советской власти на хозяйственную жизнь промысловой сферы. Историк вывел из поля своего исследовательского внимания добывающие, старательские промыслы и промысловую деятельность присваивающего характера, ограничившись лишь изучением властного воздействия на так называемую обрабатывающую нецензовую промышленность. Между тем, как бы то ни было историк пытался научно очертить, пусть и усеченно, промысловый объект властных притязаний большевиков.

Достоинством работы является то, что в ней удалось осветить теоретические основы экономической стратегии большевистской диктатуры по отношению к промы Коновалов В. В. Мелкие промышленники Сибири и большевистская диктатура: Вопросы теории и практики военного коммунизма. Новосибирск, 1995. еловикам до начала нэпа. На региональном материале раскрыты цели и основные рубежи регулирования промыслов в 1917-1920-м гг.

Особый упор был сделан на роли доктринального фактора в складывании военного коммунизма в кустарной сфере. К сожалению, исследователю не удалось показать место этого фактора в системе других объективных компонент властного воздействия на кустарную промышленность. На наш взгляд, доктриной, как единственным внешним фактором, полностью объяснить ракурс промысловой эволюции затруднительно. Для того, чтобы выявить и учесть другие объективные факторы, их соподчиненность, следовало бы обратиться к исчерпывающему списку нормативных актов, регулировавших кустарную деятельность в изучаемый период. Причем, это обращение потребовало бы углубленного анализа текстов всех привлекаемых документов. Исследователь же пошел по традиционному пути, выяснив краеугольную суть полутора десятков нормативных актов центральных и местных органов власти и хронологически сопроводив анализ этих актов статистикой изменений в жизнедеятельности сибирских мелких промышленников.

В книге исследуются следующие аспекты взаимоотношений большевиков и промысловиков: национализация мелкой частной и «осовечивание» кооперативной промышленности, создание кустпромов и вместе с тем формирование командно-бюрократической системы управления промысловым развитием, мобилизационная политика диктатуры посредством насаждения «советских» мастерских, «коммунистическое» производство и распределение.

Важно заметить то, что именно этот исследователь среди плеяды предшественников признал, что правовое лоно промысловой сферы является той большой и важной темой, которую еще предстоит актуализировать и каким то образом попытаться решить в отечественной историографии'.

Первая попытка такого рода была предпринята в работе С. Ф. Гребениченко в 1995 г.2 Интерес историка был прикован к сложному политико-правовому процессу в истории Советской России 1920-х гг. - управлению промысловой эволюцией. Исследователь показал, что этому процессу в силу многоукладной специфики самой сферы промыслов и пересечения в ней различных властных притязаний оказались присущи частая повторяемость всевозможных альтернативных ситуаций.

Работа носила преимущественно методический характер и цель всестороннего анализа динамики правового поля регулирования мелкого производства в ней не ставилась. Между тем, исследователь разработал применительно к специфике моделирования управленческих процессов 1920-х гг. понятия «альтернатива», «альтернативная ситуация», «поливариантность выбора развития». Эти и другие категории были им операционализированы в контексте информации законов и нормативных актов. На основе таких документов историк апробировал верифицируемые приемы статистического обнаружения и технологии реконструирования ситуаций альтернативности и альтернатив управления на этапах «военного коммунизма» и нэпа, в последующие годы переходного периода.

В 1996 г. Ким Чан Чжин защитил диссертацию доктора политических наук «Государственная власть и кооперативное движение в России (СССР). 1905-1930 гг.»3,

1 Там же. С. 27.

2 Гребениченко С. Ф. Технология обнаружения ситуаций альтернативности в процессах исторической эволюции. М., 1995.

Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение в России (СССР). 19051930 гг. Автореф. дис. д-ра полит, наук. М., 1996. которая была издана в том же году в виде монографии1. Две из шести глав книги посвящены анализу политики большевиков в 1918-1930-м гг. в области кооперации в связи с их стратегией и тактикой перехода к социалистическому строю в СССР. Автор скрупулезно осмысливает логику и букву декретов СНК и резолюции съездов компартии, полагая, что именно они в полном объеме отражают кооперативную политику диктатуры. Таких документов, попавших в поле зрения исследователя, оказалось немного - чуть более 20-ти.

Именно они, по его мнению, являли собой каркас правового лона кооперативной жизни и, стало быть, принципиальную основу регулирующего воздействия государства на деревню. Социальный контекст же кооперативного строительства исследователь реконструировал активно обращаясь к периодическим экономическим изданиям тех лет.

Автор пришел к убеждению в исключительно институциональном подходе большевиков к социально-экономическому управлению. Неслучайно те, по его мнению, стремились всемерно овладеть распределительно-заготовительными аппаратами дореволюционной кооперации и использовать их потенциал в своих централизаторских целях обобществления жизнедеятельности страны и, прежде всего, деревни. Кроме того, система государственных монополий, жесткая властная концентрация регулирующих рычагов продовольственной системы, соподчинение всех элементов заготовительной агентуры в экономике оценивались коммунистами как положительный результат деятельности царского правительства в 1914-1917 гг., который следовало полностью заимствовать.

1 Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение в России-СССР. (1905-1930). М., 1996.

Централизм управления и подконтрольность государственным институтам всех видов кооперации, в том числе, и промысловой, являлись, по мнению южнокорейского ученого, важнейшим лейтмотивом кооперативной политики диктатуры в 1918-1930-м гг. Причем, политолог попытался выявить не только общее, но и специфику этой политики на различных ее этапах.

1918-1919 гг. характеризуются в монографии как период активного сращивания кооперативных, государственных и советских аппаратов и их функций; первые, по большому счету, в условиях собственного организационного кризиса становятся «аккредитованными проводниками советской политики». Кооперативная система в конце концов лишалась базовых начал - «независимости» и «самостоятельности» и, стало быть, эффективности.

С конца 1920-го г. и особенно с переходом к нэпу диктатурой все более и более декларировалась самостоятельность кооперативных институтов. И те якобы начали развиваться в условиях минимизации административного вмешательства органов власти в их артельно-общественное естество.

Между тем, Ким Чан Чжин считал, что судьба кооперации при нэпе, вопреки расхожим утверждениям современных российских историков и экономистов, была предопределена не столько большевистской идеологией, т. е. доктринальным фактором (в партийных документах не было места ни либерализации экономической жизни, ни «научному плану» достижения смычки города и села), сколько нехваткой сил и умения со стороны диктатуры для выполнения задачи социально-экономического переустройства деревни.

С середины 1920-х гг. на смену, условно говоря, «управленческому бессилию» периода нэпа пришел, по мнению исследователя, этап активного «кооперативного протекционизма» государства, сам факт которого подразумевал, что в обозримой перспективе кооперативные товаропроводящие сети не могут быть ничем иным, как ветвями государственного экономического организма. Такого рода протекционизм в значительной степени создавал видимость бурного роста оборотов всех видов кооперации под руководящим началом партийных и советских органов, тем самым затушевывались органические дефекты внутренней кооперативной жизни в лоне советского законодательства.

Успехи» диктатуры в русле «кооперативного протекционизма», по мнению исследователя, были и для нее самой мало убедительны, поэтому с конца 1920-х гг. она пыталась компенсировать свои организационные и экономико-политические ошибки в кооперативном строительстве активизацией «классовой борьбы» в деревне против тех, кто воочию не воспринимал коллективных форм труда и быта. Именно на этих административных, «волюнтаристских рельсах», по убеждению южнокорейского исследователя, и состоялся процесс полной коллективизации хозяйств аграриев и промысловиков СССР.

Проблемам влияния традиций крестьянской общины на кооперативное строительство была посвящена книга В. В. Кабанова1. Историк выдвинул идею, что многие трудности аграрного развития 1918-30-х гг., не достаточно учитывавшиеся Советской властью, которая из идеологических соображений насаждала централизованно-обобществленные формы крестьянской (в том числе, промысловой) жизнедеятельности, скрывались в сохранявшихся и при диктатуре традициях русской общины.

Исследователь пытался доказать, что всевозможные сельскохозяйственные товарищества и промысловые артели по сути являлись новой социальной формой прежней

1 Кабанов В. В. Крестьянская община и кооперация России XX века. М., 1997. крестьянской общины, поскольку именно так они воспринимались в психологии селян. Это обстоятельство, по мнению историка, тормозило эксперименты большевиков в 1920-е гг. по государственной централизации сети «старых» (дореволюционных) -действительно кооперативных - объединений крестьян. Однако, это же обстоятельство якобы предопределило то, что сплошная коллективизация произошла так быстро и, по большому счету, без всероссийского крестьянского бунта.

Одна из ключевых идей исследователя - общинные традиции, как объективный фактор, играли большую роль в кооперативном развитии аграрно-промысловой сферы, нежели политика диктатуры, выраженная в ею инициировавшихся нормах хозяйственного и гражданского права.

В 1998 г. вышла работа В. И. Тихонова, В. С. Тяжельниковой и И. Ф. Юшина, посвященная репрессивной политике Советского государства по ущемлению гражданских прав в переходный период1. Авторы работы обратились к такому пласту исторических источников, как дела лиц, лишенных избирательных прав в Москве и ходатайствовавших о восстановлении последних перед административными органами.

Исследователи показали, что лишенными избирательных прав в столице с середины 1920-х гг. являлись, прежде всего (хотя и не только) - предприниматели, занимавшиеся торговым посредничеством в Московской губернии и сопредельных территориях, кустари-отходники, вышедшие из деревни и затем осевшие в городе, мелкие торговцы в основном кустарно-ремесленной продукцией и т. д. - иными словами, лица, как бы то ни было в «нэповский период» либерализации экономической жизни 19211924 гг. и позже связанные с промыслами.

1 Тихонов В. И., Тяжелъникова В. С., Юшин И. Ф. Лишение избирательных прав в Москве в 19201930-е годы. Новые архивные материалы и методы обработки. М., 1998.

Люди, пораженные в избирательном праве, не могли, согласно нормам закона тех лет, вводиться в руководящие и ревизионные органы различного рода кооперативов, даже если к тому времени они уже и не занимались предпринимательской или индивидуальной производственно-торговой деятельностью. Мало того, со временем их просто лишали собственного пая и «изгоняли» из товариществ и коопсоюзов.

Политика диктатуры по ущемлению таких категорий самодеятельного населения в гражданских правах, как убедительно показали историки, являла собой, помимо многого, и долговременную стратегию большевиков по управлению родом хозяйственной занятости и, стало быть, доходами граждан., их социальной мобильностью и миграциями.

Однако, в монографии остался открытым вопрос: какое место в спектре всех других ограничительно-запретительных регуляторов диктатуры по отношению к социально-экономической жизни людей, связанных со сферой мелкого производства и торговли, занимала закрепленная в законе 1920-х гг. политика по ущемлению гражданских прав? Чтобы решить этот краеугольный вопрос исследователям следовало бы привлечь, помимо избранных ими источников, совокупность высших нормативных актов, регулировавших хозяйственную и социальную жизнедеятельность общества тех лет.

В целом анализ научных разработок 1920-1990-х годов, касавшихся проблем регулирования жизнедеятельности многомиллионных крестьянских промыслов в переходный период, свидетельствует об очевидных достижениях историков. Между тем, обращает на себя внимание то, что на настоящий момент в историографии не сложилась устойчивая традиция исследования эволюции властных притязаний к промысловой сфере и управления ее процессами. Главная причина этого, на наш взгляд, кроется в неразработанности подходов и методов анализа такого, безусловно, массового источника, каким являются законы и нормативные акты 1920-х гг. Однако, именно их полная совокупность представляет то информационное поле, которое позволяет поставить и решить важные проблемы управляемого развития и переустройства обширнейшей промысловой сферы. Обращение к некоторым, пусть и ключевым законам и нормативным актам сегодня уже является не достаточно продуктивным при исследовании закономерностей властного воздействия на промыслы.

Кроме того, в историографии еще не достаточно изучены социальный фон и причины особых властных интересов в промысловой сфере, не обоснованы однозначные границы последней. В такой связи заметим, что каждый исследователь, оперировавший понятием «сфера промыслов», вкладывал в него свое толкование: одни - только организованные формы сельской мелкой (доцензовой) промышленности (например, А. И. Бузлаева, О. Куперман, П. И. Василевский, В. Фейгин), другие - подсобные несельскохозяйственные занятия крестьянства (например, В. С. Антропов, В. П. Дмитренко, В. В. Гузик, А. А. Рыбников), третьи - товарные виды кустарно-ремесленного производства (например, Н. Я. Воробьев, Е. Г. Гимпельсон, А. Ф. Чумак, А. А. Николаев), четвертые вообще не стремились определиться в используемом понятии и, стало быть, его отражающих статистических данных (например, И. С. Кондурушкин, Л. Ф. Морозов, В. И. Погудин, В. М. Селунская, А. П. Степин). Отсюда - и разночтения у разных специалистов в объемах промысловой продукции и в числе лиц, занятых промысловым трудом.

Анализ литературы показывает, что историки в настоящее время вплотную подошли к необходимости постановки и решения совокупности проблем, связанных именно с внутренней логикой неоднозначно эволюционировавшего в 1920-е гг. управления социально-экономическими процессами на селе в целом и в промыслах, в частности. Раннее традиционный подход - властное регулирование являлось смешенной во времени прямой производной от предшествующей (конкретному моменту) динамики управляемого процесса. - будучи до сих пор так и не обоснованным, по всей видимости, уже устарел.

Близко к проблеме логики управляемого развития промыслов находится часто поднимавшийся в исторической литературе вопрос периодизации воздействия диктатуры на село в 1920-е гг. Как правило, исследователи распространяли устоявшиеся в историографии хронологические рамки периодов развития общества (военный коммунизм, нэп и т. д.) на политику в области мелкого промышленного производства, «интуитивно» улавливая лишь отраслевую (отличную от общего) специфику этих периодов в промысловой сфере. Представляется, что это не совсем так. Однако, выяснить последнее возможно лишь в контексте обращения ко всему массиву законов и нормативных актов властного воздействия на промысловую сферу, разработки на их основе формализованной процедуры однозначного отнесения тех или иных отрезков правового регулирования к конкретным этапам, условно говоря, с политически однозначным содержанием.

Как явствует из анализа литературы, крайне важно попытаться решить и другой вопрос - о долговременных факторах большевистской политики в сфере сельского мелкого производства. До сих пор исследователи толковали лишь о наличии одного-двух объективных факторов, определявших в целом политическую линию диктатуры в деревне, при этом упоминались прежде всего такие:

• постулаты коммунистической доктрины,

• обострение классовой борьбы по мере социалистического строительства,

• реальные преимущества крупных машинизированных форм хозяйствования перед мелкими.

При этом историки обычно исходили из своего собственного понимания канвы событий, интуитивно вживались в источник, обобщали и строили пусть «скрупулезно добротные», но все же не верифицируемые, умозрительные конструкции факторов властного поведения в обществе. Между тем, на наш взгляд, нынешнее информационно-технологическое состояние исторического знания уже позволяет перейти от такого рода исследовательской лаборатории к работе на принципах базы формализованной текстовой информации и выработки на этой основе научно строгих процедур обнаружения действительно имевших место факторов экономической политики и властного нормотворчества.

Эвристическая работа с представительным банком актовой документации органов власти и управления могла бы способствовать решению и иной очень важной проблемы, поставленной в 1990-е гг. в отечественной историографии, - альтернативности управления и социально-экономического развития промысловой сферы в переходный период. Очевидно, уже остро назрела необходимость перевода рассмотрения проблемы альтернатив властного регулирования из плоскости умозрительных конструкций и предположений в русло отражательного моделирования.

Целевой аспект диссертационного труда вытекает из научной значимости темы, ее недостаточной - для современного уровня развития историографии - концептуальной, методолого-методической, источниковедческой и конкретно-предметной разработки.

Главная цель, которая ставится в исследовании - разработка принципов, методов и приемов анализа эволюции политико-правового регулирования промысловой сферы в 1920-е гг. на основе законов и нормативных актов, рассматриваемых как массовый исторический источник, применения системного подхода, современных информационных технологий, а также аппарата математического моделирования.

В плане реализации общей цели ставится ряд задач методологического, конкретно-методического и источнико-информационного свойства:

О во-первых, выработать определение товарно-промысловой сферы, выявить социально-экономический фон и причины особого властного интереса к ней с начала 1920-х гг.;

0 во-вторых, решить методологические и методические вопросы создания и использования банка информации на основе законов и нормативных актов о регулировании промыслов;

0 в-третьих, разработать методы изучения логики и закономерностей управления промысловой сферой на принципах базы данных;

0 в-четвертых, провести всестороннюю апробацию методов многомерного статистического анализа применительно к текстовой информации законов и нормативных актов для выявления скрытых факторов регулирования промысловой сферы; разработать методы исследования периодов властного воздействия на промыслы на основе банка информации;

О в-пятых, решить методологические и методические вопросы формализованного анализа альтернативности регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных актов.

Диссертация представляет собой методолого-методическое и источниковедческое исследование и носит эвристический характер, поэтому вся работа связана с поиском -с поиском полного набора законов и нормативных актов по теме исследования, с поиском подходов, принципов и методов анализа документов, с поиском вариантов интерпретации результатов. Следует подчеркнуть, что в исследовании делается особый упор на технологии отбора и скрупулезном анализе законов и нормативных актов, на основе которых следует судить об эволюции политико-правового регулирования в 1920-е гг. Этим обусловлен и характер теоретико-методологических основ исследования.

Методологическая база диссертационного исследования включает в себя два синтезированных уровня - общий и частный.

Общий уровень представлен принципами материалистической диалектики. Их применение к изучению нормотворчества властей в сфере управления промысловым развитием предполагает раскрытие: объективной обусловленности возникновения и развития нормотворчества; его социальных функций и роли в управляемом развитии народнохозяйственных сфер; присущих ему закономерностей и специфических черт.

С точки зрения теории научных ценностей диссертация привержена лишь основанному на опыте - и в этом смысле позитивному - эмпирическому знанию. Гносеологически это подразумевает опору на систему социально значимых, подтверждаемых источниками фактов.

Системный подход выступает в роли частномето до логической концепции. Применительно к изучению макроуправления промысловой эволюцией системный подход характеризуется рядом черт. Он предполагает выявление характера и качественного своеобразия взаимосвязей между различными нормативными установками властей. Системный подход предусматривает типологизацию многих признаков, характеризующих различные аспекты правотворчества, на основе их реальной общности. Он подразумевает и вскрытие динамики системы властного воздействия, ее факторов, направленности мер систематического управленческого действия, поливариантности выбора пути развития системы регулирования.

В диссертации получили применение такие общеисторические методы научного исследования, как историко-генетический (параграф 3 главы III, параграф 2 главы IV), историко-типологический (параграфы 1, 3 главы IV, параграф 2 главы V), историко-сравнительный (параграф 3 главы IV, параграф 3 главы V).

Огромные эвристические потенции демонстрируют и широко привлеченные ма-тематико-статистические методы. Для современного уровня развития исторической науки уже недостаточно примерных оценок тех или иных явлений и гипотетических предположений об их сущности, основанных лишь на описательном подходе к источникам. Математическое моделирование в дополнение к традиционным приемам анализа информации источников позволяет выработать более точные средства для исследования управленческих процессов в их исторической ретроспекции. При этом диссертант в полной мере отдает себе отчет в том, что "взаимопроникновение, синтез конкретно-содержательного, гуманитарного и формально-логического, математического подходов - вот тот узел, искусство завязывания которого при прочих равных условиях обеспечивает успех в применении математических методов в исторических исследованиях'".

Понятийный аппарат исследования предопределен выбранными методологическими ориентирами и в тексте диссертации тесно увязан с конкретным анализируемым материалом исторических источников.

Источниковую основу исследования составили, в первую очередь, официальные редакции законов и всевозможных нормативных актов государственных, хозяйствен

1 Цит по: Ковалъченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 324. ных и партийных органов, которые регулировали промысловую сферу в 1920-е гг. Полные тексты этих документов - а их оказалось более 1200 - были выявлены в «Собрание Законов», «Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства», других - тематических - сборниках материалов высших органов советской власти, коммунистической партии, общественных организаций (профсоюзов, кооперации, комсомола и др.), специализированных периодических экономических и юридических изданиях. Обращение к законам и нормативным актам на предмет изучения эволюции властного регулирования промысловой сферы является стержнем диссертации. Естественно, именно на такой документальной основе, объединяющей многие разновидности актов органов власти (декреты, директивы, законы, инструкции, наказы, обращения, положения, постановления, правила, программы, приказы, разъяснения, распоряжения, резолюции, циркуляры, др.), последовательно решается цикл задач по мобилизации (формализации и агрегации в банке данных), анализу и синтезу массовой информации.

Помимо документов включенных в банк данных, в диссертации использовались и другие источники, которые по отношению анализу эволюции регулирования промысловой сферы на базе законов и нормативных актов играют сопровождающую роль. Это - комплексы массовой документации, всесторонне отражающие: во-первых, роль промысловой сферы в народном хозяйстве (статистические источники); во-вторых, процесс разработки, обсуждения и согласований законопроектов, ведомственную борьбу за ту или иную политическую линию в сфере сельского мелкого производства (делопроизводственная документация); в-третьих, социально-психологическое отношение деревенских кустарей и ремесленников к нормам властного регулирования их жизнедеятельности (письма селян в органы власти и редакции газет). Указанные источники разного вида и содержания были выявлены в фондах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Российского государственного исторического архива Дальнего Востока (РГИАДВ), Государственный архива Камчатской области (ГАКО), Государственного архива Приморского края (ГАПК), Государственного архива Хабаровского края (ГАХК), а также в статистических сборниках, периодических изданиях 1920-х годов.

Труд являет собой конструктивно сориентированное на решение актуальной проблемы истории управления отечественной экономикой методолого-методическое и источниковедческое исследование, которое находится в русле нового направления историографии - исторической информатики1. Диссертация развивает это новое направление, решает проблему введения в научный оборот большого объема формализованной информации законов и нормативных актов, нетрадиционно рассматриваемых как массовый исторический источник. Новизна данного диссертационного исследования в методолого-методическом и источниковедческом плане определяется рядом моментов, в частности тем, что впервые:

1 Историческая информатика - это научная дисциплина, изучающая закономерности процесса информатизации исторической науки и образования; в основе исторической информатики лежит совокупность теоретических и прикладных знаний, необходимых для создания и использования в исследовательской практике машиночитаемых версий исторических источников всех видов. Область интересов исторической информатики включает разработку общих подходов к применению информационных технологий в исторических исследованиях; создание исторических баз и банков данных; применение информационных технологий представления данных и анализа структурированных, текстовых, изобразительных и др. источников; компьютерное моделирование исторических процессов; использование информационных сетей; развитие и применение мультимедиа и других новых направлений информатизации исторической науки; а также применение информационных технологий в историческом образовании. - Цит по: Историческая информатика. Учеб. пособ. / Под ред. Л. И. Бородкина, И. М. Гарсковой. М.: Мосгорархив, 1996. С. 31.

Существует и другое более лаконичное определение: историческая информатика - это специальная историческая дисциплина, изучающая общие свойства исторически значимой социальной информации, разрабатывающая процессы, методы, средства ее обработки (т. е. сбора, хранения, преобразования, перемещения, визуализации), а также обучения последним, с помощью компьютера. Цит по: Информ. бюлл. Ассоциации «История и компьютер». 1994. № 12. С. 76.

1) выработано методологически значимое определение промысловой сферы; на основе операционализации ее составляющих разработаны методики математико-стати-стической реконструкции динамики валовой промысловой продукции, числа промы-слово занятого населения, промыслового вклада в совокупный экспорт страны (параграфы 1, 3 главы I);

2) разработаны принципы, методы и приемы агрегированной репрезентации текстовой информации, отличные от комплекса процедур используемого историками контент-анализа текстов (параграф 2 главы II);

3) на основе большого массива законов и нормативных актов создан банк машиночитаемых данных (глава II, приложения 2, 3 к диссертации);

4) проведена апробация методов корреляционного и факторного анализов к нечисловым данным массовых исторических источников (параграф 3 главы И);

5) на основе методов регрессионного и энтропийного анализов разработана методика формализованного вскрытия причин и следствий среди взаимосвязанных компонентов текстов законов и нормативных актов, которая принципиально применима к другим видам исторических источников (параграф 2 главы III);

6) разработаны метод и процедура однозначного установления значимости корреляционных моделей исторических явлений и процессов (параграф 2 главы III);

7) апробированы методы анализа временных рядов применительно к эффектам общих факторов политико-правового процесса (параграфы 1, 2 главы IV);

8) на основе методов вариационного анализа и кластер-анализа формализованной информации законов и нормативных актов разработана технология однозначного определения периодов эволюции политико-правовой системы управления; эта технология принципиально применима к анализу других видов массовых источников, отражающих исторические процессы иного содержания (параграфы 1, 3 главы IV);

9) проведена апробация потенциала метода «размытой» классификации к анализу временных рядов исторических данных агрегированной природы (параграфы 2, 3 главы V);

10) на основе процедур управляемой выборки разработана методика оптимизации порога принадлежности к «размытым» классам социальной эволюции (параграф 2 главы V);

11) на базе законов и нормативных актов разработаны методологические принципы, методы и приемы формализованного обнаружения ситуаций альтернативности и моделирования альтернатив управления (глава V);

12) на основе обработки банка машиночитаемой информации разработаны приемы визуализации и интерпретации моделей: логики и внутрисистемной каузальности (параграфы 2, 3 главы III), долговременных факторов (параграф 2 главы IV), периодов и этапов (параграфы 1,3 главы IV), точек бифуркаций (параграфы 2, 3 главы V), поливариантности эволюции (параграф 3 главы V) для системы властного управления.

В общем научная новизна диссертации заключается в том, что она по своему содержанию направлена не только на расширение источниковедческой базы изучения управленческих процессов социально-экономического развития, но и на реализацию нового аксиологического подхода к анализу текстов, позволяющего извлекать из законов и нормативных актов значительные объемы неявной (скрытой) информации, строить на такой основе гибкие аналитические системы решения устоявшихся и нестандартных конкретно-исторических задач. В этой связи отнюдь не случайно сделан особый упор на связь методологических, источниковедческих и методических вопросов с разработкой конкретных исторических проблем, что позволяет целостно и последовательно (шаг за шагом) изложить вопросы методики и техники, показать всю оригинальную исследовательскую лабораторию, основанную на принципах системного анализа, начиная от постановки проблем до получения выводов и результатов.

Практическая значимость работы вытекает из характера поставленных и реализованных в ней задач, имеющих научно-прикладное и учебно-методическое значение. Результаты диссертации, в том числе разработанные и апробированные в ней технологии, создают принципиально новую область исторических исследований отечественного пути властного управления - компьютерный анализ социально значимой логики массовых политических, правовых и делопроизводственных текстов. Наработки в этой области не только имеют первостепенное значение для понимания истории управляемого развития России, причем, в любой временной ретроспективе, но и, видимо, окажут плодотворное воздействие на политические и социологические исследования, на практику государственного строительства.

Технологии, предлагаемые в диссертации, апробированы в практической исследовательской работе и отражены в монографиях, брошюрах, учебных пособиях, сборниках трудов и статьях. Автор многократно выступал с изложением отдельных положений диссертационного труда на конференциях, совещаниях, научных чтениях и семинарах.

Характер диссертации, как представляется, позволяет широко использовать ее материалы в деле подготовки профессиональных историков, интегрировать ее положения в общие и специальные курсы отечественной истории, методологии исторического познания, историографии и источниковедения, а также может оказаться хорошим подспорьем для освоения таких учебных дисциплин, как историческая информатика и количественные методы в исторических исследованиях.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Эволюция властного регулирования промысловой сферы села в 1920-е годы на основе анализа законов и нормативных актов"

Заключение

Промысловая эволюция и ее властное регулирование в 1920-е гг. долгие десятилетия не являлись предметом самостоятельного фундаментального исследования. Лишь отдельные, крайне узкие аспекты истории мелкой, кустарно-ремесленной промышленности, но отнюдь не промысловых занятий, реально формировавших семейные бюджеты многомиллионного крестьянства, отражались в некоторых работах, преимущественно посвященных другим историческим сюжетам: история индустриализации, коллективизации, борьбы с буржуазными и мелкобуржуазными элементами. Фактически большая специальная тема - судьбы промыслов отечественного села - долгое время растворялась в смежных историографических проблемах. Неслучайно диссертационное обращение к тысячам актовых документов об управляемом властью развитии промысловой сферы является новаторским.

На длительное время, после 1920-х гг., о действительном значении этой сферы в жизни страны исследователи попросту забыли. Крупная индустрия - "да", аграрное развитие - "да", торговля - "да". и между ними - "немногочисленные" кустарничающие и тем же подторговывающие российские крестьяне - вот как до последнего времени на страницах научной и учебной литературы выглядела роль промысловой сферы.

Всесторонний анализ народнохозяйственного значения этой сферы, проделанный диссертантом, позволил сделать вывод о том, что она на самом деле была наиболее близка к естеству рыночного развития, к национальным традициям индивидуальных и артельных форм хозяйствования, что с ней были связаны жизнь и судьба миллионов селян, что ее отнюдь неслучайно власть скорейшим образом стремилась преобразовать и "социалистически" модернизировать с позиций все новых норм запретительного права и ужесточения контроля за их исполнением.

В диссертации доказано, что объект властного интереса - промысловая сфера - и до революции, и в 1920-е годы советских модернизационно-реструктуризационных проектов был вполне улавливаем государственной статистикой и, что важно, хозяйственным и гражданским правом.

Исходя из анализа властного понимания промысловой деятельности в 1920-е гг. соискателем сформулировано научное определение промысловой сферы села. Это -область многогранной жизнедеятельности (в узком смысле, совокупность мелких предприятий) сельского населения, товарно занятого в тех или иных мере (постоянно, сезонно, эпизодически) и организационных формах (частных, государственных, акционерных, кооперативных, общественных организаций) добычей и обработкой продуктов "дикой" природы (полезные ископаемые, рыболовство, охота, заготовка лесных материалов, торфа и пр.), потребительски значимой переработкой сырья сельскохозяйственного и промышленного происхождения, а также строительными работами.

Диссертация фактически возвращает в историографию не справедливо забытую на долгие годы промысловую сферу, как важную составляющую государственно регулируемой жизнедеятельности советского общества 1920-х гг. В исследовании показано почему советская власть всегда понимала огромную народнохозяйственную значимость промыслов. В частности, удалось установить, что они до 1923 г. включительно давали до 2/3 промышленной продукции страны; во второй половине 1920-х гг., когда патерналистски защищаемая диктатурой крупная индустрия набрала обороты, в промысловой сфере создавалось 2/3 одежды и трикотажа, мебели, продуктов пищевого назначения, более 1/3 черных металлов, почти 1/3 часть стратегических смоло-дегтярных продуктов, 1/4 химических веществ; даже в конце 1920-х гг. в совокупном советском экспорте 1/3 часть товаров была промыслового происхождения.

В диссертации сделан вывод, что промыслы проявляли огромное социальное значение как емкая и функциональная хозяйственная ниша, эффективно задействовавшая избыточные - в слабо товарном аграрном секторе - трудовые ресурсы и время, и как лакуна удержания растущего потока молодых мигрантов в город, и как здоровая школа их трудового воспитания, и как средство смягчения абсолютной безработицы - камня преткновения диктатуры, угрожавшего социальными катаклизмами политическому руководству страны.

В такой связи в диссертационном исследовании подчеркивается, что большевики отнюдь не случайно пытались всемерно управлять сферой промыслов. Соискатель доказал, что это их стремление было постоянным после Октябрьской революции. Однако, удалось установить, что в 1917-1919 гг. местные органы власти, по своему истолковывая право "военно-революционной эпохи", при фактически полном отсутствии разработанной нормативной базы, повсеместно нарушали гражданские и хозяйственные права субъектов промысловой деятельности. Диссертант пришел к выводу, что лишь в 1920-м году под давлением "старых" кооперативных работников, интеллектуальной общественности и ряда заинтересованных государственных органов складывается действительно политико-правовая система регулирования промыслового развития. В исследовании доказано, что за десять лет эволюции эта система была выкристаллизована законодателем в хорошо отлаженный механизм властного воздействия.

По всей исполнительной вертикали создавались тысячи документов систематического управленческого действия. Только нормативных актов высших органов власти, изданных в 1920-е гг., насчитывается более 1 200. Они обладают огромным информационным потенциалом о взаимоотношениях власти и промысловой сферы села, поэтому являются ценным массовым историческим источником. Однако, подступиться к этому пласту актовых документов, причем, как к целому комплексу когда-то одновременно функционировавших правовых норм, до сих пор в рамках традиционных источниковедческих подходов никому из исследователей не представлялось возможным. Современные информационные технологии, мобилизованные и разработанные в диссертации, позволили решить данную проблему и ввести в широкий научный оборот огромный комплекс законов и нормативных актов.

Диссертантом был создан компьютерный банк данных, содержащий результаты полной формализации текстовой информации более тысячи актовых документов. Работа в диалоговом режиме с этим банком информации принципиально позволяет ставить и - самое главное - успешно решать фактически неограниченный круг исторических вопросов о политическом руководстве и правовом регулировании промысловой сферы.

Многие документы в банке данных касаются не только промысловой эволюции, но и более общих вопросов регулирования социально-экономических процессов. Учитывая это, а также предусматривая возможность пополнения структурно открытого банка данных информацией новых документов, отражающих взаимодействие диктатуры с другими сферами народного хозяйства, следует сделать вывод о том, что в принципе на предложенной в диссертации информационной основе можно решать и другие научные проблемы регулируемого развития советского общества в 1920-е гг.

Исследование является и по сути, и по форме комплексным и конструктивным: с одной стороны, в нем разработаны подход к актовым документам, как массовому историческому источнику, методологические принципы и оригинальные технологии создания банка машиночитаемых данных на основе законов и нормативных актов, методы, процедуры и средства обработки его информации; с другой стороны, создана и апробирована уникальная рабочая информационная среда, отличная от традиционной источниковедческой лаборатории историка; с третьей стороны, выработаны и показаны способы исследовательского решения вполне конкретных исторических вопросов при работе на принципах базы данных.

В этой связи отнюдь неслучайно в диссертации акцентировано внимание на трех крупных блоках проблем, выдвижение которых стало возможным на основе созданного банка формализованной информации законов и нормативных актов и фактически является новым для отечественной историографии переходного периода. Это - логика и механизм властного управления промысловой эволюцией, факторы и периодизация регулирования промыслов, альтернативы и ситуации альтернативности в процессе воздействия на промысловую сферу.

С целью анализа логики и механизма, т. е. властного алгоритма управления промысловой эволюцией были апробированы методы математического моделирования и разработаны специальные процедуры вскрытия действительных причин и реальных следствий во взаимосвязях сотен нормативных установок законодателя. В результате этого стало впервые возможным перейти от умозрительных рассуждений и предположений к строгим приемам выявления исторически значимых причинно-следственных связей в логике действия властей в 1920-е гг.

На такой методолого-методической и компьютерно-информационной основах удалось установить, что инициация большинства правовых норм и политических установок касательно промысловой сферы села обусловливалась законодателем и, сообразно с этим, мотивировалась именно 4-мя долговременными причинами: аграрной перенаселенностью, динамизирующими доктринальными интересами большевизма, ростом товарности сельского хозяйства и мелкопромышленного производства, естественным стремлением промысловиков к зажиточности.

В диссертации показано, что алгоритм управления промысловым развитием представлял собой сложную по нормативно-правовым хитросплетениям, однако, мощную механику и политическую инженерию воздействия на село. И хотя иерархизируемых целей государственного регулирования было много, удалось доказать, что две из них действительно являлись для советской власти целямимаксимами. Это - во-первых, сама будущность социалистического строительства в стране и, во-вторых, достижение всеобщего признания направляющей роли партийных директив для практики руководства социально-экономическими процессами на селе.

Особую проблему анализа представили собой объективные факторы властных притязаний к характеру промысловой эволюции России. Привлечение специально подобранного математико-статистического аппарата и разработанного в диссертации цикла информационных технологий и методических процедур позволило сделать вывод, что нормотворчество диктатуры было достаточно детерминированным процессом - на три четверти реальное поведение законодателя обусловливалось 6-ю внешними факторами долговременного действия.

Это - потребность модернизации сельской экономики, антибуржуазная социальная направленность коммунистической идеологии, экономическая заинтересованность диктатуры в скорейшем централизованном обобществлении средств и труда в товарно-промысловой сфере, финансовая и ценорегулятивная функции государства, революционные традиции выпестовывания новых кадров сельских руководителей в культивируемой классовой борьбе, политэкономическое кредо большевизма. В диссертации посредством верифицируемых методов и процедур показано каким образом и на какие слагаемые политико-правового процесса прежде всего воздействовали эти факторы, что от года к году в результате их воздействия менялось в политических оценках социально-экономической ситуации, в хозяйственном и гражданском праве.

В работе на принципиально новой методологической основе решена проблема периодизации властного регулирования процессов на селе. Именно экспериментальная работа на принципах базы машиночитаемых данных позволила установить: что и когда менялось в нормативных актах, какие оценки, установки, запреты и свободы, акции и оперативные мероприятия и почему привносились законодателем в политико-правовое лоно хозяйственной жизни промыслового населения.

Применение оригинальных принципов, методов и приемов, разработанных в диссертации, дало возможность выяснить применительно к управлению промысловой сферой: почему период директирования кооперативного социализма (хронологически совпадавший с эрой военного коммунизма) в феврале 1921 г. сменил нэп, что сам нэп закончился (именно в промыслах и только в них!) в сентябре 1924 г., а ему на смену пришел - ранее мало учитываемый в историографии - вполне самостоятельный период активизации "снизу" и централизации кооперативного строительства, который, в свою очередь, в феврале 1927 г. уступил место реконструктивному периоду.

Применение методически строгих процедур анализа позволило выявить ранее весьма спорные границы периодов и впервые установить внутреннюю специфику последних через призму не просто трех-четырех-пяти характеристик, а сотен более и менее значимых отличительных черт.

По результатам обработки банка формализованной информации законов и нормативных актов был сделан вывод о том, что до мая 1924 г. регулятивное воздействие диктатуры в целом характеризовалось, как управление традиционным развитием промыслов-, с октября же 1924 г., т. е. после некоторого - пятимесячного - переходного этапа, политико-правовой процесс воздействия властей стал носить характер модернизации традиционной структуры промысловой сферы.

Близка к проблеме периодизации и весьма актуальная ныне проблема выявления альтернатив в процессах управляемого развития. Интерактивная работа с машиночитаемым комплексом массовой актовой документации, разработка на этой основе принципов и технологий формализованного анализа поливариантности управляемого развития позволили по-новому взглянуть на проблему альтернативности властного воздействия на промысловую эволюцию. Удалось перевести осмысление альтернатив из чуждой реальной истории плоскости сослагательности и предугадывания в русло многомерного научного анализа.

В толще нормативных актов, вводившихся в действие день за днем в течении практически 10 лет, экспериментальным путем было обнаружено и доказано существование именно четырех альтернатив регулирования промысловой сферы. Был сделан вывод, что возможность реализации этих альтернатив (путей управления) обнаруживала себя перед диктатурой в различных сочетаниях их проявления в представлявшихся ситуациях политического выбора в разные моменты времени на всем протяжении 1920-х гг.

Во-первых, это - путь минимизации административного противостояния естеству частной инициативы. Во-вторых, - путь мобилизационных (антирыночных) механизмов регулирования. В-третьих, - путь активных финансово-кредитных и ценорегуля-тивных мер. В-четвертых, - путь стимулирования технологической эффективности промысловой сферы и достижения большей занятости аграрного населения через индустриальную реструктуризацию экономики.

В диссертации показаны информационные технологии и методические процедуры решения исторических вопросов: как и почему проявляли себя альтернативы в конкретных ситуациях? каким образом и по каким причинам властвующий субъект каждый раз реализовывал одну из них? в силу каких обстоятельств один набор двух-трех альтернатив мог смениться и сменялся через определенное время другим набором альтернатив? сколько всего было альтернативных ситуаций в динамике 10 лет? и др.

Система поставленных и - самое главное - принципиально решаемых конкретных исторических вопросов на основе созданного компьютерного банка информации актовых документов и посредством разработанных процедур обработки его информации и технологий анализа является тем обстоятельством, которое свидетельствует о ценности обширного комплекса законов и нормативных документов, как массового исторического источника о политико-правовом регулировании промысловой сферы в 1920-е гг.

Центральной проблемой, которую можно разрабатывать на машиночитаемой базе законов и нормативных актов, является долговременное и крупномасштабное взаимодействие власти и промысловой сферы села, ибо большая часть документов содержит исчерпывающие сведения не только о целях и средствах властного воздействия на село, но и фиксирует обратный отклик субъектов промыслового хозяйствования на введение и действие политических мер и правовых регуляторов.

Нормативные акты - источник, сведения которого обладают чрезвычайно сложной структурой и композицией. Характер макроуправления социально-экономическими процессами, участие в нем многих субъектов правовой и политической инициативы, конечно, привели к появлению множества разновидностей документов. Фактически отсутствие единого формуляра, разная адресность, способы реализации и сроки исполнения документов, разнообразность поднимаемой в них проблематики в свое время определили различный информационный потенциал разновидностей нормативных актов, определенную разницу их смыслового наполнения и фиксируемой социальной контекстности. Принимая во внимание текстовой характер сведений актовых документов, становятся очевидными сложности, возникающие при переводе этого источника (безусловно, рассматриваемого как массового) в машиночитаемый вид. Справиться с этими сложностями под силу лишь при условии привлечения гибких компьютерно-информационных технологий. Впервые предложенные в диссертационной работе оригинальные принципы, методы, приемы и средства полной формализованной репрезентации текстов, очевидно, являются наиболее оптимальной исследовательской лабораторией такого обращения к комплексу законов и нормативных актов, которое ориентируется на исследуемый объект - политико-правовую систему управления.

Осознание самоценности любого сегмента информации каждого нормативного акта привело к необходимости не только представлять в банке данных агрегированные смысловые компоненты, но и по возможности сохранять полноту сведений, какой бы нерегулярностью встречаемости среди других актов эти сведения и не обладали. Возможность постановки на основе всего машиночитаемого комплекса массовых актовых документов (и даже на уровне отдельных формализованных документов) сразу нескольких содержательных задач, потенциал гибкого управления структурой данных в банке информации, т. е. наличие информационно-средовых условий для всевозможных исследовательских экспериментов, - свидетельствуют о преимуществах разработанной в диссертации технологии создания и обработки компьютерного банка, репрезентирующего тысячи страниц текстов законов и нормативных актов.

Предложенная в диссертации система проектирования банка машиночитаемой информации позволяет отразить краеугольную суть и смысловую специфику документов, сохраняя при этом структурную соподчиненность сегментов информации и их композиционное единство. Проведенный в работе многомерный анализ показал, какие блоки информации и насколько интенсивно представлены в изучаемом машиночитаемом документальном комплексе, что позволило, в конечном итоге, очертить сферу содержательно значимых конкретно-исторических проблем принципиально решаемых на его основе. Таким образом, созданный компьютерный банк является фундаментом для формирования информационных основ дальнейших проблемно-ориентированных исследований. Реально открываются широкие перспективы для неоднократного обращения различных исследователей к этому машиночитаемому банку данных 1920-х гг. и широкого привлечения разработанных на его основе принципов, методов, приемов и средств обработки информации законов и нормативных актов, - в этом видится одно из главных значений данной диссертации.

Список научной литературыГребениченко, Сергей Федорович, диссертация по теме "Отечественная история"

1.а. Архивные материалы

2. Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ): Ф. 5446. СНК СССР. Он. 1а. Д. 29; Д. 30; Д. 31; Д. 32.

3. Ф. 6873. Комиссия по изучению истории профессионального движения при ЦК профсоюза сельскохозяйственных рабочих. Оп. 1. Д. 29; Д. 102.

4. Ф. 7819. Комиссия по рационализации товаропроводящего аппарата при СТО СССР и СНК СССР. Оп. 1. Д. 3; Д. 9; Д. 10.

5. Ф. 9660. Объединенный фонд издательства сельскохозяйственной и кооперативной литературы. Оп. 1. Д. 5.

6. Ф. Р.- 393. НКВД РСФСР. Оп. 81. Д. 93; Д. 94.

7. Ф. Р.-6765. Чрезвычайная комиссия по экспорту при СТО. Оп. 1. Д. 3, Д. 13,1. Д. 22.

8. Российский Государственный Архив Экономики (РГАЭ):

9. Ф. 396. Редакция «Крестьянской газеты» и журнала «Крестьянка». Оп. 1. Д. 5.

10. Ф. 1562. ЦСУ при Совете Министров СССР. Оп. 6. Д. 472-481; Д. 501-623; Оп. 8. Д. 826; Оп. 329. Д. 4; Д. 106.

11. Российский Государственный Исторический Архив Дальнего Востока (РГИАДВ):

12. Ф. Р.- 35. Владивостокское окружное статистическое бюро. Оп. 1. Д. 41.

13. Ф. Р.-37. Владивостокская окружная плановая комиссия (1926-1930 гг.) Оп. 1. Д. 1; Д. 93; Д. 252; Д. 256; Д. 443; Д. 455; Д. 470; Д. 514; Д. 603.

14. Ф. Р.-70. Приморское губернское статистическое бюро (1923-1925 гг.). Оп. 1. Д. 10.

15. Государственный Архив Камчатской области (ГАКО):

16. Ф. 179. Камчатский окружной административный отдел (1925-1982 гг.). Оп. 1. Д. 2,3,8,12.

17. Ф. Р.- 25. Волостные ревкомы Камчатки (1923-1926 гг.). Оп. 8. Д. 3.

18. Ф. Р.- 29. Камчатский губернский революционный комитет (1923-1926 гг.). Оп. 1. Д. 1, Д. 1-А, Д. 1-Б, Д. 2.

19. Ф. Р.-31. Камчатский губернский отдел рабоче-крестьянской инспекции (19231926 гг.). Он. 1. Д. 1.

20. Ф. Р.- 43. Уполномоченный Камчатского губернского ревкома по Командорскому уезду (1923-1924 гг.). Оп. 1. Д. 1.

21. Ф. Р.- 116. Начальник ГПУ по долине реки Камчатки (1923-1924 гг.). Оп. 1. Д. 1.

22. Ф. Р.- 129. Усть-Камчатский районный исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (1924-1957 гг.). Оп. 1. Д. 1.

23. Ф. Р.- 521. Камчатское губернское профессиональное бюро. Оп. 1. Д. 1.

24. Государственный Архив Приморского Края (ГАПК): Ф. 498. Приморскуголь. Оп. 2. Д. 16; Д. 44.

25. Ф. 1165. Дальневосточная краевая рабоче-крестьянская инспекция. Оп. 1. Д. 6.

26. Государственный Архив Хабаровского Края (ГАХК):

27. Ф. Р.- 50. Хабаровский уисполком (1923-1926 гг.). Оп. 1. Д. 1.

28. Ф. Р.- 931. Дальневосточное областное статистическое управление. Оп. 1. Д. 8.1.b. Публикации законов и нормативных актов

29. Декреты Советской власти. М., 1968. Т. IV. 731с.; Т. V. 605с.

30. Законы о кустарях и их артелях. Сборник декретов, постановлений, инструкций, циркуляров и пр. / под ред. проф. А. М. Винавера. М.: Право и жизнь, 1925. 66с.

31. Законы о частной промышленности. М.: Изд-во ВСНХ, 1924. 240с.

32. Законы о частной промышленности. Промышленность мелкая и кустарная. Со включением законодательства о промысловой кооперации. Сборник Декретов, постановлений, разъяснений. / Составители А. Е. Вормс, С. В. Минц М.: Право и жизнь, 1924.111с.

33. Классификация производств, промыслов и прочих отраслей труда. М.: Изд-во ЦСУ РСФСР. 1920. 50 с.

34. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М.: Госполитиздат, 1953. Ч. I; Ч. II.

35. Налоги Советской России. М.: Наркомфин, 1922, 1923, 1925.

36. Партия о кустарно-промысловой кооперации. М.: Книгосоюз, 1928. 53с.

37. Партия о кустарно-промысловой кооперации. М.: Книгосоюз, 2-е изд. 1929. 78с.

38. Партия о промысловой кооперации и кустарной промышленности. Сборник решений и постановлений ВКП(б), Коминтерна и ЦК ВЛКСМ. Составители А. Г. Баулини В. М. Мешковский / под рук. и ввод, статьей В. А. Тихомирова. M.-JI.: КОИЗ, 1932. 248с.

39. Положение и инструкции по текущей промышленной статистике. М., 1919. 39с.

40. Положения о кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации. Приложение к № 4-5 Вестника кустарной промышленности. М.: МСНХ, 1921. 41с.

41. Положения о кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации. Сборник декретов, постановлений и инструкций по декабрь 1921 г. включительно. М.: РИО Главкустпрома, 2-е изд. 1922. 68с.

42. Положения о промысловой кооперации. М.,1928. 24с.

43. Промысловый налог. Обложение патентным сбором. М.: Наркомфин, 1925. 19с.

44. Резолюции Третьего Всероссийского съезда Советов народного хозяйства. М., 1920. 104с.

45. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 1. 1917-1928. М.: Политиздат. 285с.

46. Сборник декретов и постановлений по новой экономической политике. Пг., 1921.56с.

47. Сборник декретов, постановлений, инструкций СНК, ВЦИК и других органов Правительственной власти. Новониколаевск, 1921. Вып. 1; 1922. Вып. 2.

48. Собрание Законов (СЗ). М.: Изд-во НКЮ, 1925-1929.

49. Собрание узаконений и распоряжений рабоче-крестьянского правительства РСФСР (СУ). М.: Изд-во НКЮ, 1919-1926.1.e. Статистические сборники

50. Атлас промышленности СССР. М.: Изд-во Президиума ВСНХ СССР, 1929. Вып. II. 36с.

51. Баланс Народного Хозяйства Союза ССР 1923/24 г. М.: Изд-во ЦСУ, 1924. 209с.

52. Итоги Всероссийской переписи 1923 г. на Дальнем Востоке. Серия III. Вып. I. Чита, 1924. 174с.

53. Мелкая промышленность СССР по данным Всесоюзной переписи 1929 г. Вып. 13. М„ 1932.

54. Сельскохозяйственная перепись 1923 г. на Дальнем Востоке. Вып. 5. Владивосток, 1924. 237с.

55. Союзная промышленность в цифрах. Темпы роста и факторы развития. Материалы к партконференции 1929 г. М.: Статиздат ЦСУ СССР, 1929. 135с.

56. Труды ЦСУ. Т. XXXIII. М., Вып. 1. 1926. 175с.; Вып.2. 1928. 204с.1.<± Периодические издания

57. Артельное дело. Изд. Союза союзов промысловых, лесных и производственно-трудовых кооперативов Северо-Западной области. Л.: Северокустарь. 1921-1924.

58. Библиотека «Вестника Промысловой кооперации». М. 1920. Третье приложение к журналу; Четвертое приложение к журналу.

59. Бюллетень Главкустпрома. М., 1920-1922.

60. Бюллетень Главкустпромсекции. М. 1920. № 1.

61. Бюллетень Кустарсбыта. М. 1919. № 2 № 5.

62. Бюллетень Кустпромторга. М.: Кустпромторг. 1922. № 1-2, 1923. № 1.

63. Бюллетень НКФ РСФСР. М. 1927. № 53.

64. Бюллетень Производсоюза. Л. 1925. № 3.

65. Бюллетень промысловика. М.: КОИЗ. 1931.

66. Бюллетень промысловой кооперации. М.: Всероссийский союз промысловой кооперации. 1921-1924.

67. Вестник кооперации и культуры. Витебск: Изд. Союза кооперативных товариществ Витебского района. 1919. № 9-10, № 14, № 15-16, № 17.

68. Вестник кооперации. Орган Петроградского отделения Комитета о сельских ссудо-сберегательных и промысловых товариществах. Пг.: Кооперация. 1918. №9-10, №11-12.

69. Вестник кустарной промышленности. Орган Главного управления по делам кустарной и мелкой промышленности и промысловой кооперации. М.: Главкустпром. 1921-1922.

70. Вестник промысловой кооперации. М.: Изд. Всероссийского союза промысловой кооперации. 1919-1930.

71. Вестник Тверской кооперации. Тверь. 1919. № 1.

72. Вестник финансов. М.: НКФ СССР. 1924. № 1, № 2.

73. Взаимопомощь. М. 1925. № 4.

74. Вопросы труда. М., 1932. № 10.

75. Голос рыбака. М 1925. № 2.

76. Деревенская кооперация. Иваново-Вознесенск. 1925. № 5.

77. Деревенская правда. Тула. 1924.

78. Забайкальская кооперация. Чита. 1925. № 1-2.

79. Известия Главного комитета по снабжению армии. Пг. 1917. № 2.

80. Известия Камчатского Губернского народно-революционного комитета. Петропавловск н/К. 1922. № 32.

81. Известия Наркомтруда СССР. М. 1925. № 4-5.1. Известия. М. 1921-1929.

82. Информационный бюллетень Всекопромсовета. М. 1929. № 1 №6; 1930. № 1,2.

83. Кооперативная жизнь. Бюллетень Смоленского губернского союза сельско-хозяй-ственных и кустарно-промысловых кооперативов. Смоленск. 1922.

84. Кооперативная жизнь. Орган райсоюза Тульской губернии и кредсельпромсоюза. Тула. 1924. № 1-2, №4-6.

85. Кооперация Севера. Вологда. 1925. № 1.

86. Красная кооперация. Л. 1925. № 1.

87. Кустаресоюз. Орган Боровичско-Валдайского кустарного и сельско-хозяйствен-ного союзного товарищества. Боровичи: Кустаресоюз. 1923-1925.

88. Кустарный бюллетень. М.: ТАСС. Отдел коммерческой информации. 1931.

89. Кустарь. Орган Московского губсоюза кустарно-промысловых и производственно-трудовых артелей и их объединений. М.: Кустпромсоюз. 1921-1922.

90. Кустарь-кооператор. М.-Серпухов. 1925-1927.

91. Лесная кооперация. М. 1926. № 8.

92. Новгородское вече. Орган Новгородского Товарищества промысловых и сельскохозяйственных кооперативных союзов. Новгород. 1922. № 1 № 5.

93. Охотник и пушник Сибири. Новониколаевск. 1925. № 1 № 3.1. Охотник. М. 1925. № 5.

94. Плановое хозяйство. М., 1929. № 5.

95. Правда. М. 1923, 1924, 1928.

96. Производсоюз. Петроградский журнал общественно-кооперативной мысли. Пг. 1920-1922.

97. Пролетарская культура . М. 1919. № 9-10.

98. Промысловая кооперация. Орган Московского союза кустарных артелей. М. 1919. № 1-2.

99. Промыслы и ремесла. Технический журнал для кустарей и ремесленников. М.: Всекопромсоюз и Изд-во «Крестьянская газета» при ЦК ВКП(б). 1927-1929.

100. Сельский кооператор. Орган Рыбинского губернского союза сельско-хозяйствен-ных и кустарно-промысловых кооперативов. Рыбинск. 1922. № 1-2, № 3-4.

101. Сельский хозяин. Тверь: Тверской союз сельско-хозяйственных и кустарно-промысловых кооперативов. 1922. № 2, № 5.

102. Сельско-Хозяйственная жизнь. М. 1927. № 50.

103. Советская торговля. М 1927. № 65.

104. Социалистический вестник. Берлин. 1923. № 2

105. Торгово-Промышленная газета. М. 1923, 1925-1928.

106. Торговые известия. М. 1926. № 43, № 44 № 46.

107. Торговый бюллетень Промысловой кооперации. М. 1925.

108. Труд. М. 1921, 1923, 1925, 1926, 1928.

109. Уральский охотник. Свердловск. 1925. № 7.

110. Финансовая газета. М. 1925. № 123.

111. Экономическая жизнь. М. 1920-1923, 1927.1.e. Мемуары, дневники, письма

112. Бонч-Бруевич В. Д. Памяти П. А. Кропоткина // Воспоминания о Ленине. М., 1969. С. 446-552.

113. В сыромятниках» // Кустарь. М., 1922. № 5-6. С. 109-123.

114. Первая борозда. М., 1981. 290 с.

115. Пирумова Н. М. Письма и встречи // Родина. М., 1989. № 1. С. 26-31.1.. Литература

116. Андреев А. Ю. "Бодался теленок с.?"//Информ. бюлл. Ассоциации "История и компьютер". М. 1996. № 19. С. 142-146.

117. Андреев В. М. Беспартийные конференции крестьян: Замысел и реальность (1919 -1920 гг.) // Власть и общественные организации в России в первой трети XX столетия. М.: NB Магистр, 1993. С. 107-119.

118. Антропов В. С. К вопросу о развитии текстильный кустарной промышленности // Экономическое обозрение. М. 1925. Июнь. С. 70-79.

119. Архипова Л. М. Правительственные и земские мероприятия по развитию мелкой крестьянской промышленности в конце XIX начале XX века // Социально-экономическое развитие Поволжья в конце XVIII - XX веках. Ярославль, 1991. С. 71-90.

120. Астапов Н. Мелкая и кустарная промышленность и сельское хозяйство // Вестник промысловой кооперации. 1925. № 11-12. С. 15-22.

121. Балашов А. П., Мархашов Ю. С. Старая площадь, 4. (20-е годы) // Политические исследования. М. 1991. № 2. С. 166-174; №4. С. 182-188.

122. БаргМ. А., Черняк Б. Б., Павлов В. М. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М., 1979. 321 с.

123. Бекстон Ч. Р. В русской деревне. М. Пг., 1923. 174 с.

124. Белова Е., Лазарев В. Система управления историческими текстами. Принципы построения // История и компьютер: Новые информационные технологии в исторических исследованиях и образовании. Оойищеп, 1993. С. 193-198.

125. Беркман А. Большевистский миф. (Фрагменты из книги) // Общественная мысль за рубежом. Книжное обозрение. М., 1991. № 11. С. 3-12.

126. Бокарев Ю. П. Социалистическая промышленность и мелкое крестьянское хозяйство СССР в 20-е годы: источники, методы исследования, этапы взаимоотношений. М.: Наука, 1989. 312 с.

127. Бордюгов Г., Козлов В. Поворот 1929 г. и альтернатива Бухарина // Вопросы истории КПСС. М. 1988. № 8. С. 35-51.

128. Бородкин Л. И. Многомерный статистический анализ в исторических исследованиях. М.: МГУ, 1986. 188 с.

129. Бородкин Л. И., Свищев М. А. Социальная мобильность в период нэпа. К вопросу о росте капитализма из мелкого производства в период нэпа // История СССР. 1990. № 5. С. 24-38.

130. Бородкин Ф. М. Социологические последствия радикальных экономических реформ//Постижение: Социология. Социальная политика. Экономическая реформа. М.: Прогресс, 1989. С. 389-408.

131. Бруцкус Б. Народное хозяйство советской России, его природа и его судьбы // Вопросы экономики. М. 1991. №9. С. 126-141; №10. С. 119-140.

132. Бузлаева А. И. Ленинский план кооперирования мелкой промышленности СССР. М.: Наука, 1969. 176 с.

133. Буховец О. Г. Проблемы массового сознания и парадоксы историографии // Методологические проблемы исторической науки. Минск: БГУ, 1993. С. 75-79.

134. В. И. Ленин и история классов и политических партий в России / Ред. кол. М. П. Ким, К. В. Гусев, А. М. Дедов, И. Д. Ковальченко и др. М.: Мысль, 1970. 519 с.

135. Вайсберг Р. Е. Деньги и цены (подпольный рынок в период "военного коммунизма"). М.: Изд-во Госплана СССР, 1925. 56 с.

136. Василевский П. К, Шлифштейн Е. И. Очерки кустарной промышленности СССР. М.:Б. и., 1930. 243 с.

137. Верт Н. История советского государства. 1900-1991. М.: "Весь Мир", 1997. 542 с.

138. Вопросы возникновения и развития контрольных органов партии и Советского государства: содержание, формы, методы, эффективность их деятельности. М.: Политиздат, 1991. 445 с.

139. Воробьев К Я. Очерки по истории промышленной статистики в дореволюционной России и СССР. (Методы наблюдения и разработки). М.: Госстаиздат, 1961. 132 с.

140. Гаврилов Н. В. Основные задачи Главкустпрома и его местных органов. (Тезисы Главкустпрома, согласованные с экономическим отделом ВЦСПС) // Бюллетень Главкустпрома. 1920. № 1. С. 6-11.

141. Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. Проблема бюрократии у Макса Вебера // Вопросы философии. М. 1991. № 3. С. 174-182.

142. Гарскова И. М. Базы и банки данных в исторических источниках. вой^еи, 1994. 290 с.

143. Гимпельсон Е. Г. Великий Октябрь и становление советской системы управления народным хозяйством. М.: Наука, 1977. 296 с.

144. Горинов М. М. НЭП: поиски путей развития//Знание. Сер. История. 1990. №2.56 с.

145. Гребениченко С. Ф. Массовые источники для изучения структуры мелкой промышленности СССР 1920-х годов. (Материалы обследования мелких предприятий и промыслов 1925 г.) // Источниковедение массовых источников. М.: Изд-во МГУ, 1988. С. 100-120.

146. Гребениченко С. Ф. Мелкая промышленность в условиях НЭПа. (Задачи, источники и методы исследования.) М.: Изд-во АОН, 1990. 200 с.

147. Гребениченко С. Ф. Моделирование в историческом познании: к вопросу об определении значимости корреляционных моделей // Перестройка в исторической науке и проблемы источниковедения и специальных исторических дисциплин. Киев, 1990. С. 209-211.

148. Гребениченко С. Ф. Сельские промыслы Урала в условиях НЭПа. Было ли эффективно мелкотоварное производство? // Бирюковские чтения, девятые. Челябинск, 1990. С. 9-11.

149. Гребениченко С. Ф. Статистика мелких предприятий, кустарно-ремесленного производства и сельских промыслов (1917 1929-е годы). Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 1990.36 с.

150. Гребениченко С. Ф. Технология обнаружения ситуаций альтернативности в процессах исторической эволюции. М.: «Петит» / ИРИ РАН, 1995. 62 с.

151. Гребениченко С. Ф., Семьянинов В. С. Политический выбор масс. Челябинск: Изд-во ЧГТУ, 1990. 36 с.

152. Гребениченко С. Ф., Серегин С. В. Новые обстоятельства в коммунистическом движении России // Страницы истории советского общества: Опыт, проблемы. Ч. I. Раздел I. Челябинск, 1991. С. 10-19.

153. Гребениченко С. Ф. Промыслы российского села в спектре властных притязаний в 1920-е годы. (Проблемы анализа законодательных и нормативных актов на принципах базы данных). М.: ИРИ РАН, 1995. Деп. в ИНИОН РАН. № 50094. 159 с.

154. Гребениченко С. Простейшие статистические приемы вскрытия каузальности в информации исторических текстов // Информ. бюлл. Ассоциации "История и компьютер". Минск. 1997. № 21. С. 104-106.

155. Гребениченко С. Ф. Рыночная экономика 1920-х гг.: Факторы воспроизводства и эффективности промысловых хозяйств // Метод в историческом исследовании. Минск, 1991. С. 40-44.

156. Гребениченко С. Ф. С ориентиром на информационный прорыв: новый круг людей в среде фундаментальных идей // Информ. бюлл. ассоциации «История и компьютер». 1994. № 12. С. 75-85.

157. Гриневецкий В. И. Послевоенные перспективы русской промышленности. Харьков: Всерос. центр, союз потреб, об-в, 1919. 210 с.

158. Гузик В. В. Роль кооперации в социалистическом обобществлении кустарно-ремесленного производства в переходный к социализму период // Начало создания социалистической экономики Сибири. Иркутск: ИГУ, 1978. С. 21-48.

159. Гухман Б. А. На рубеже // Плановое хозяйство. М., 1929. №5. С. 181-191.

160. Давыдов В. П. Новации в изучении прошлого, ориентирующие на будущее. / Послесловие // Гребениченко С. Ф. Технология обнаружения ситуаций альтернативности в процессах исторической эволюции. М.: «Петит» / ИРИ РАН, 1995. С. 59-62.

161. Данилов В. П. Использование переходных форм хозяйства в процессе социалистического преобразования экономики // Экономическая политика советского государства в переходный период от капитализма к социализму. М.: Наука, 1986. С. 130-150.

162. Данилов В. П. "Бухаринская альтернатива" // Бухарин: человек, политик, ученый. М„ 1990. С. 72-86.

163. Данилов В. П. Третья волна//Вопросы истории. М. 1988. № 3. С. 21-43.

164. Данилов В.П., Дмитренко В. П., ЛелъчукВ. С. НЭП и его судьба//Историки спорят. 13 бесед / Под общ. ред. В. С. Лельчука. М.: Политиздат, 1989. С. 122-191.

165. Десятчиков В. А., Пономарев П. М. Социалистическая реконструкция ремесленно-кустарной промышленности УзССР. Ташкент: Гостехиздат УзССР, 1940. 188 с.

166. Дмитренко В. П. Советская экономическая политика в первые годы пролетарской диктатуры. М.: Наука, 1986. 271 с.

167. Дмитренко В. П., Морозов JI. Ф., Погудин В. И. Партия и кооперация. М.: Политиздат, 1978. 296 с.

168. Добронравов В. С. Оргстроительство низовых промкооперативов. М.: ВСКП, 1932. 79 с.

169. Доорн П. Анализ временных рядов в историческом исследовании: потенциал пакетов SAS и SPSS // История. Статистика. Информатика. Барнаул: АГУ, 1995. С. 14-59.

170. Егоров В. Г. Историография социалистического кооперирования кустарей и ремесленников в СССР // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1984. №4. С. 19-30.

171. Журавлев В. В. Вопросы источниковедения центральных и местных инструкций по применению положения ВЦИК о рабочем контроле от 14 ноября 1917 г.//Источниковедение истории советского общества, Вып. IV. М.: Наука, 1982. С. 67-106.

172. Задачи и методы регулирования внутреннего товарооборота. (Материалы к докладу Народного комиссариата внешней и внутренней торговли в СТО СССР). М.: НКВВТ СССР, 1927. 34 с.

173. Заде Л. А. Размытые множества и их применение в распознавании образов и кластер-анализе // Классификация и кластер. М.: Статистика, 1980. С. 24-56.

174. Злобин Е. Программа статистического анализа текстовых исторических источников // Информ. бюлл. Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории РАН. 1992. № 7. С. 30-32.

175. ИберлаК. Факторный анализ. М.: Статистика, 1980. 393 с.

176. Изместъев Д. и др. Программа «Контент» для анализа исторических текстов//Информ. бюлл. Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории РАН. 1992. № 7. С. 29-30.

177. Истерман. Снабжение деревни механической обувью // Вестник промысловой кооперации. 1925. № 8-9. С. 121-126.

178. Историки спорят. 13 бесед. М.: Политиздат. 1989. 496 с.

179. Историческая информатика. Учеб. пособ. / Под ред. JI. И. Бородкина, И. М. Гарсковой. М.: Мосгорархив, 1996. 328 с.

180. Исторические записки. Теоретические и методологические проблемы исторических исследований. Вып. 1(119). М.: Прогресс, 1995. 304 с.

181. История и компьютер: Новые информационные технологии в исторических исследованиях и образовании / Отв. ред. JI. И. Бородкин, В. Леверманн. Gottingen, 1993. 278 с.

182. История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства/ Сост. В. А. Козлов. М.: Политиздат, 1991. 366 с.

183. История социалистической экономики СССР. М.: Наука, 1977. Т. 2. 479 с.; Т. 3.503 с.

184. История, статистика, информатика. Барнаул: АГУ, 1995. 237 с.

185. Источниковедение XX столетия. М.: РГГУ. ИАИ, 1993. 215 с.

186. Кабанов В. В. Крестьянская община и кооперация России XX века. М.: Наука, 1997. 245 с.

187. Кабанов В. В. Пути и бездорожье аграрного развития России в XX веке // Вопросы истории. М., 1993. № 2. С. 34-56.

188. Каблуков Н. А. Артель-Союз и Артель-Банк. Анализ и характеристика их деятельности в связи с выяснением материальных основ кооперативного сознания//Библиотека «Вестника Промысловой Кооперации». 1920. Четвертое приложение к журналу. С. 25-35.

189. Кабытов П. С., Козлов В. А. Литвак Б. Г. Русское крестьянство: этапы духовного освобождения. М.: Мысль, 1988. 237 с.

190. Кактынь А. Очерки по организации народного хозяйства. М., 1922. 238 с.

191. Каратуев А. Г. Советская бюрократия. Система политико-экономического господства и ее кризис (1919-1991). Белгород: «Везелица». 1993. 371 с.

192. Kapp Э. X. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929. М.: "Интер-Версо", 1990. 127 с.

193. Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение в России (СССР). 1905-1930 гг. Автореф. дис. д-ра полит, наук. М., 1996. 52 с.

194. Ким Чан Чжин. Государственная власть и кооперативное движение в России-СССР. (1905-1930). М., 1996. 196 с.

195. Киселев А. Ф., Чураков Д. О. Бюрократия и НЭП // Власть и общественные организации в России в первой трети XX столетия. М.: NB Магистр, 1993. С. 120-139.

196. Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М.: Наука, 1987. 439 с.

197. Ковальченко И. Д., Бородкин Л. И. Современные методы изучения исторических источников с использованием ЭВМ. М.: МГУ, 1987. 88 с.

198. Ковальченко И. Д. Столыпинская аграрная реформа. (Мифы и реальность) // История СССР. М. 1991. № 2. С. 59-79.

199. Ковальченко И. Д., Тишков В. А. Итоги и перспективы применения количественных методов в советской и американской историографии // Количественные методы в советской и американской историографии. М.: "Наука", 1983. С. 5-22.

200. Козлов В. А. Культурная революция и крестьянство. 1921-1927: По материалам Европейской части РСФСР. М., 1983. 215 с.

201. Количественные методы в исторических исследованиях: Учеб. пособие для студ. вузов, обуч-ся по спец. «История» / Под ред. И. Д. Ковальченко. М.: Высшая школа, 1984.384 с.

202. Кондратьева Т. Большевики-якобинцы и призрак термидора. М.: Ипол, 1993. 240 с.

203. Кондурушкин И. Частный капитал перед Советским судом. Пути и методы накопления по судебным и ревизионным делам 1918-1926 гг. М.-Л.: Госиздат, 1927. 240 с.

204. Коновалов В. В. Мелкие промышленники Сибири и большевистская диктатура: Вопросы теории и практики военного коммунизма. Новосибирск: Наука, 1995. 220 с.

205. Красильников С. А. Контент-анализ как метод исследования социальных процессов: опыт применения и перспективы использования историками / Методические указания к курсу «История СССР. Источниковедение». Новосибирск, 1985. С. 15-25.

206. Кропоткин П. А. О мелких промыслах и кустарных артелях // Вестник промысловой кооперации. 1920. № 4. С. 14-23.

207. Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М.: Изд-во «Правда», 1990. 638 с.

208. Круг идей: Историческая информатика на пороге XXI века. Труды VI конференции международной Ассоциации "История и компьютер". М.: Изд-во "Мосгорархив", 1999. 345 с.

209. Кузъко В. Государственный деятель, ученый, дипломат: К 100-летию со дня рождения С. А. Лозовского // Известия. 1978. 27 марта.

210. Куперман О. Социально-экономические формы промышленности СССР. М.-Л.: Госиздат, 1929. 151 с.

211. Ларин Ю. Частный капитал в СССР. М.-Л.: Гос. изд-во, 1927. 312 с.

212. Ларин Ю. Строительство социализма и коллективизация быта. Л.: «Прибой», 1930. 116 с.

213. Лебакова Э. Р. Опыт КПСС по приобщению мелкой буржуазии города к строительству социализма. М.: Мысль, 1970. 94 с.

214. Леман Г. А. Государственная и кооперативная торговля в борьбе с частным посредником. М.: КОИЗ, 1926. 87 с.

215. Ленин В. И. О диктатуре пролетариата// Полн. собр. соч. Т. 39. С. 259-269.

216. Ленин В. И. План доклада на VIII Всероссийском съезде Советов // Полн. собр. соч. Т. 42. С. 378-181.

217. Литвак К. Б. Об образовательном уровне крестьянского авангарда. (Количественный анализ данных партийных переписей 1920-х годов)//Математические методы в исторических исследованиях. М.: Изд-во ИРИ РАН, 1993. С. 101-111.

218. Литвак К. Б. Самогоноварение и потребление алкоголя в российской деревне 1920-х годов // Отечественная история. М., 1992. С. 74-88.

219. Литошенко Л. Н. Денежный баланс крестьянского хозяйства. М.: «Пролетарское слово», 1926. 196 с.

220. Литошенко Л. Н. Крестьянские кустарные промыслы по данным бюджетного обследования 1923-1924 гг. М.: Изд-во ЦСУ, 1924. 148 с.

221. Литошенко Л. Н. Крестьянский бюджет в 1922-23 году. М.: Изд-во ЦСУ, 1923. 189 с.

222. Литошенко Л. Н. Эволюция и прогресс крестьянского хозяйства. М.: «Русский книжник», 1923. 114 с.

223. Луков В. Б., Сергеев В. М. Опыт моделирования мышления исторических деятелей: Отто фон Бисмарк, 1866 1876 // Вопросы кибернетики. Логика рассуждения и ее моделирование. М.: ВИНИТИ, 1983. С. 148-160.

224. Массовые источники по социально-экономической истории России периода капитализма. М.: Наука, 1979. 415 с.

225. Массовые источники по социально-экономической истории советского общества. М.: МГУ, 1979. 374 с.

226. Математические модели и методы в социологии. М.: Наука, 1978. 219 с.

227. Математическое моделирование исторических процессов. М.: АИК, 1996. 251 с.

228. May В. А. Реформы и догмы. Очерки истории становления хозяйственной системы советского тоталитаризма. М.: "Дело", 1993. 256с.

229. МедикX. Микроистория // THESIS: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. М. 1994. Т. II. Вып. 4. Научный метод. С. 190-210.

230. Мелкое предпринимательство в России (конец XIX начало XX в.) / Аналитический обзор / Составитель В. С. Ажаева. М: ИНИОН РАН, 1994. 36 с.

231. Методические указания к изучению курса «Математические методы и ЭВМ в исторических исследованиях» / Составитель В. В. Подгаецкий. Днепропетровск: ДГУ, 1988.44 с.

232. Минеев М. Аграрно-индустриальный комбинат Сибири. Новосибирск, 1931. 89 с.

233. Могилъницкий Б. Г. Альтернативность исторического развития в ленинской теории народной революции // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Томск, 1974. Вып. 9. С. 5-26.

234. Моисеев Н. И. Экология человечества глазами математика: (Человек, природа и будущее цивилизации). М.: "Мол. гвардия", 1988. 254 с.

235. Морозов Л. Ф. От кооперации буржуазной к кооперации социалистической: Из истории становления советской кооперации. М.: Мысль, 1969. 240 с.

236. Морозов Л. Ф. Ленинская концепция кооперации и альтернативы развития // Вопросы истории КПСС. М. 1988. № 6. С. 17-29.

237. Н. X. Промысловая кооперация и Наркомзем // Вестник промысловой кооперации. 1926. №8. С 7-12.

238. Николаев A.A. Промысловая кооперация в Сибири. 1920-1937 гг. Новосибирск.: Наука, 1988. 231 с.

239. Новые общественно-политические движения и организации в СССР. Ч. III. М.: Изд-во ИМЛ, 1990. 391с.

240. НЭП и Перестройка. Массовое сознание сельского населения в условиях перехода к рынку. М.: Памятники исторической мысли, 1997. 217с.

241. НЭП: завершающая стадия. Соотношение экономики и политики. М.: Наука, 1998.253 с.

242. НЭП: приобретения и потери. М.: Наука, 1994. 180с.

243. Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX начала XX века. М.: Республика, 1994. 416с.

244. Осипов Ю. М. Российская реформация. М.: Изд-во МГУ, 1994. 57с.

245. Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М.: РОССПЭН, 1997. 271с.

246. Пакеты программ для управления базами данных, контент-анализа, перевода и стилистических исследований // Информ. бюлл. Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в исторических исследованиях при Отделении истории РАН. 1992. №6. С. 64-66.

247. Первое советское правительство. Октябрь 1917 июль 1918 гг. М., 1991. 320 с.

248. Перекличка веков. М.: Мысль, 1990. 443 с.

249. Перелетим Вл. Ликвидация неграмотности среди артельщиков // Вестник промысловой кооперации. М., 1924. № 4. С. 8-15.

250. Петров А. Н. Материалы дебатов Государственной Думы первого созыва (нетрадиционные методы источниковедческого анализа). Дис. . канд. истор. наук. М.: МГУ, 1995.250 с.

251. Петров-Цивильский М. Организационное состояние системы Всекопром-союза // Вестник промысловой кооперации. 1926. № 10. С. 11-17.

252. Подгаецкий В. В. Клиометрика: Axiomata minora (Версия 2. «Массовые» источники) // Информ. бюлл. ассоциации «История и компьютер». М., 1994. № 10. С. 81-82.

253. Подгуг Н. К вопросу об учете роли мелкой и кустарной промышленности // Вестник промысловой кооперации. М., 1924. № 7-8. С. 5-9.

254. Подгуг П. Кустарная фабрика. Новые явления в кустарной промышленности // Вестник промысловой кооперации. 1926. № 6-7. С. 11-15.

255. Проблемы истории современной советской деревни. М., 1975. 278с.

256. Прокопович С. Н. Сельско-хозяйственная кооперация и бюджет крестьянского хозяйства. М.: Кооп. изд-во, 1923. 203 с.

257. Радаев В. В., Шкаратан О. И. Власть и собственность // Социологические исследования. М., 1991. № 1. С. 14-28.

258. Рыбников А. А. Изучение кустарной промышленности и исследовательский институт // Вестник промысловой кооперации. 1926. № 4. С. 20-26.

259. Рыбников А. А. Мелкая промышленность и ее роль в восстановлении русского народного хозяйства. М. : Кооп. изд-во, 1922. 52 с.

260. Рыбников А. А. Основные тенденции эволюции форм промышленности вообще и мелкой промышленности в особенности // Экономическое обозрение, М. 1927. №7. С. 127-144.

261. Рыбников А. А. Очерки организации сельского кустарно-ремесленного хозяйства. М.: Изд-во Всекопромсоюза, 1926.40с.

262. Рыков А. И. О промысловой кооперации. (Речь, произнесенная 11 июня 1924 г. на открытии II очередного Собрания Уполномоченных Всекопромсоюза) // Вестник промысловой кооперации. 1924. № 7-8. С. 1-5.

263. Селунская В. М. Социальная структура советского общества: История и современность. М.: Политиздат, 1987. 324 с.

264. Сергеев В. М. К вопросу о логике исторической реконструкции (на материалах древнейших текстов) // Комплексные методы в изучении истории с древнейших времен до наших дней. М., 1984. С. 59-60.

265. Сергеев В. М. Становление демократии в России и традиция соборности. (Источниковедческий анализ материалов Съездов народных депутатов СССР). Автореф. дисс. д-ра. ист. наук. М.: МГУ, 1994. 34 с.

266. Сергеев В. М. Структура политической аргументации в «Мелийском диалоге» Фу-кидида//Математика в изучении средневековых повествовательных источников. М.: Наука, 1986. С. 49-62.

267. Середа С. П. Пути обобществления кустарной промышленностью // Местная промышленность и торговля. М. 1927. № 2. С. 52-58.

268. Сироткин В. Уроки нэпа//Известия. 1989. 9 марта.

269. Славко Т. И. Библиографический указатель по некоторым проблемам истории СССР. (Математические методы при изучении истории СССР). Казань: КГУ, 1981. 45с.

270. Смирнова Т. М. Политика "ликвидации эксплуататорских классов" в Советской России и ее последствия. 1917-1920 гг. (Проблемы поиска, выявления и анализа источников). Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М.: ИРИ РАН, 1995. 26 с.

271. Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар) // Отечественная история. 1992. № 5. С. 3-31.

272. Соколов А. К. Блеск и нищета тоталитарной модели: методологические проблемы исследования взаимоотношений общества и власти в СССР в 1920 30-е годы // Власть и общество в России в первой трети XX века. М., 1994. С. 44-46.

273. Соколов А. К. О современном состоянии и перспективах работы с архивом машиночитаемых документов//Круг идей: новое в исторической информатике. М.: Изд-во Мосгорархив, 1994. С. 71-76.

274. Соколов А. К. Рабочий класс и революционные изменения в социальной структуре общества. М.: Изд-во МГУ, 1987. 227 с.

275. Соколов А. К. Лекции по советской истории. 1917-1940. М.: "Мосгорархив", 1995.281 с.

276. Соколов А. К. Теоретико-информационный подход к обработке массовых источников по истории рабочего класса // Методологические и методические проблемы изучения рабочего класса социалистического общества. М.: Изд-во ИМРД АН СССР, 1979. С. 40-81.

277. СоколовА.К. Становление советской системы (1917-1921 гг.)/Лекции по советской истории. 4.1. ОоП1г^еп, 1994. 96 с.

278. Соколов К. Массовая работа на осенний период // Вестник промысловой кооперации. 1926. №9. С.5-9.

279. Сокольников Г. Я. Денежная реформа. М.: Финанс. изд-во НКФ СССР, 1925. 160с.

280. Статистические методы анализа информации в социологических исследованиях. М.: "Наука", 1979. 319с.

281. Статистический словарь. М.: Финансы и статистика, 1989. 609с.

282. Степин А. П. Социалистическое преобразование общественных отношений городских средних слоев. М.: Мысль, 1975. 240 с.

283. Суворова Л. Н. За "фасадом" "военного коммунизма": политическая власть и рыночная экономика // Отечественная история. М. 1993. № 4. С. 48-59.

284. Сухов А. Д. Прогресс и история. М.: Наука, 1983. 270 с.

285. Тарновский К. Н. Мелкая промышленность России в конце XIX начале XX в. М.: Наука, 1995. 259с.

286. Тип кооператоров // Вестник промысловой кооперации. 1920. № 4. С. 2-5.

287. Тихомиров Ю. А., Котелевская И. В. Правовые акты. М.: МГУ, 1995. 159 с.

288. Тихонов В. И., Тяжелъникова В. С., Юшин И. Ф. Лишение избирательных прав в Москве в 1920-1930-е годы. Новые архивные материалы и методы обработки. М.: Мосгорархив, 1998. 256 с.

289. Тихонов В. И., Тяжелъникова В. С., Юшин И. Ф. Методика оценки информационного потенциала комплексов массовых источников //Круг идей: новое в исторической информатике. М.: Изд-во Мосгорархив, 1994. С. 24-38.

290. Трукан Г. А. Путь к тоталитаризму: 1917-1929 гг. М.: Наука, 1994. 167 с.

291. Тяжелъникова В. С. «Кризис достоверности» массовых источников по советскому периоду и возможные пути его преодоления // Информ. бюлл. ассоциации «История и компьютер». 1994. № 10. С. 59-60.

292. Файн Л. Е. Политика Коммунистической партии и Советского государства по отношению к кустарно-промысловой кооперации в первые годы Советской власти (1917-1923) // Общественные науки. Алма-Ата. 1968. Вып. 13. С. 19-38.

293. Файн Л. Е. История разработки В. И. Лениным кооперативного плана. М.: Мысль, 1970.175 с.

294. Фейгин В. Кустарно-ремесленная промышленность СССР. М.-Л.: Московский рабочий, 1927. 128 с.

295. Феноменов М. Я. Современная деревня / Опыт краеведческого обследования деревни. Ч. 2. Старый и новый быт. Социальные навыки. М.-Л., 1925. 212с.

296. Финансовое оздоровление экономики: опыт нэпа: Сборник / Сост. А. И. Казьмин. М.: «Московский рабочий», 1990. 270с.

297. Флеров В. Поднятие кустарного обувного производства через механизацию его // Вестник промысловой кооперации. 1925. № 8-9. С. 32-36.

298. Флоренский П. В. «Научно» прогнозируемое «светлое будущее» как ложная цель//История взаимодействия общества и природы: Факты и концепции. М., 1990. 4.1. С. 43-45.

299. Формирование административно-командной системы в 1920-30-е годы. М.: Наука, 1992. 242 с.

300. Хайтун С. Д. Наукометрия: состояние и перспективы. М.: Наука, 1983. 400с.

301. Халтурин Н. Экспорт кустарных изделий // Вестник промысловой кооперации. М. 1925. №8-9. С. 116-123.

302. Харман Г. Современный факторный анализ. М.: Статистика, 1972. 486 с.

303. Хвостов В. М. План построения социально-психологической характеристики промыслового кооператива (артели) // Библиотека «Вестника промысловой кооперации». М., 1920. Третье приложение к журналу. Февраль. С. 1-16.483

304. Хук С. "Если бы" в истории // THEZIZ: Теория и история экономических и социальных институтов и систем. М. 1994. Вып. 5. Риск, неопределенность, случайность. С. 206-215.

305. Цакунов С. В. В лабиринте доктрины. (Из опыта разработки экономического курса страны в 1920-е годы). М.: «Россия молодая», 1994. 191с.

306. Чаянов А. В. Бюджетные исследования. История и методы. М.: Кооп. изд-во студенчества «Новый агроном», 1929. 379с.

307. Чумак А. Ф. Исторический опыт КПСС по социалистическому переустройству мелкой промышленности (1921-1932 гг.). Харьков: ХКИ, 1972. (наукр. яз.). 193 с.

308. Чумак А. Ф. Исторический опыт КПСС по социалистическому преобразованию мелкой промышленности: Автореф. дис. д-ра ист. наук. М., 1972. 48 с.

309. Шкаратан О. И., Гуренко Е. Н. От этакратизма к становлению гражданского общества // Рабочий класс и современный мир. М.,1990. № 3. С. 15-28.

310. Шлифштейн Е. И. Мелкая индустриальная сельская промышленность Юго-Востока России. Саратов: Изд-во Ин-та Народ. Хоз-ва, 1922. 121с.

311. Яковлев П. И. Промысловая кооперация за 40 лет. М.: Всесоюзное кооп. изд-во, 1957.51 с.

312. Яхонтов В. Задачи совещания по вопросам кустарной промышленности // Бюллетень Главкустпрома. М., 1920. № 1. С. 1-5.

313. A Researcher's Guide to Sources on Soviet social history in the 1930s / Ed. by Sh. Fitzpatrick and L. Viola. N.-Y., 1992. 249 p.

314. FreundJ. L'essence du politique. P., 1965. 136 p.