автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Европа XVI-XVIII вв.: становление "единства в разнообразии"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Европа XVI-XVIII вв.: становление "единства в разнообразии""

Пермский государственный университет

Г>

на правах рукописи

Раков Вячеслав Михайлович

ЕВРОПА ХУ1-ХУШ ВВ.: СТАНОВЛЕНИЕ "ЕДИНСТВА В РАЗНООБРАЗИИ"

Специальность 07.00.03. - всеобщая история

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Пермь 1998

Работа выполнена на кафедре новой и новейшей истории Пермского государственного университета

Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор П.Ю.Рахшмир

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор М.М.Наринский (Москва); кандидат исторических наук Р.Г.Андаева (Пермь)

Ведущее учреждение - Институт Европы РАН

Защита состоится "_" _ 1998 г. в_часов на

заседании Диссертационного совета К 063.59.02 по присуждению ученой степени кандидата исторических наук в Пермском государственном университете по адресу: 614600, Пермь, ул.Букирева, 15, корп.1, ауд.938.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Пермского государственного университета

Автореферат разослан "_" _ 1998 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, /'/

доктор исторических наук, профессор .___Л.А.Фадеева

/ "7*

¡/ /

Подписано в печать 22.ец.92.- Формат 60 84XVi6 Усл. печ. л. ¡,4. Печать офсетная. Тираж (со'1 экз. Заказ «аь .

614600, г. Пермь, ул. Букирева, 15. Типография ПГУ.

1. Общая характеристика работы

Актуальность темы обусловлена, на наш взгляд, прежде всего возрастающей значимостью историософского освещения исторических сюжетов. События конца текущего столетия, в частности, требуют немедленного вмешательства обобщающей исторической мысли, сохранившей относительную веру в свои познавательные возможности. Подобный же вызов бросают историку прошлые столетия: их прежний теоретический образ нуждается в новой редакции, согласующейся со своеобразием настоящей ситуации, несомненно, переломной.

В то же время должно, как нам представляется, сохраняться равновесие между релятивизмом и ориентацией на положительное знание, обретенное исторической наукой в первой трети XX в. Равно как паритет в отношениях между ценностями индивидуализирующего и генерализирующего подходов.

Следует уточнить, что мы понимаем под генерализирующим потенциалом истории как науки: это - возможность (по нашему мнению, реальная) трансформации эмпирического материала в концептуальную схему, создающую "ситуацию понимания", действительную некоторое время для членов научного сообщества. То обстоятельство, что многие теоретические конструкции оказываются фантомами, еще не говорит о том, что попытки сделать историю "мыслящей" - смертный грех.

Разумеется, любое обобщение должно быть корректным, должно сообразовываться с наличным материалом и рассматриваться как еще одна версия движущегося бытия истории - "движущегося", поскольку не стоит на месте сознание исследователя. В то же время продуктивная генерализация должна в известной мере "работать на опережение" - в отличие от тех тривиальных "выводов", которые, в сущности, ничего не добавляют к нарративной части исследования. Это опережение можно назвать идеей или мыслью или как-то еще. Именно она, идея, оправдывает обобщение, составляя его ядро. Появление все новых генерализаций, углубляющих, уточняющих и расширяющих историческое понимание, не менее важно, чем рост корпуса фактов. Генерализирующая, "понимающая" история ныне, если угодно, один из факторов выживания человечества.

Предпринимаемое нами обращение к историософскому жанру вызвано не только нынешним состоянием мировой исторической науки, но и тем, что мы наблюдаем в отечественной историографии: с конца 80-х гг. последняя оказывается существенно дезориентированной в плане теории и методологии. Утрата доверия к господствовавшей ранее марксистской формационной схеме вызвала теоретический хаос, не вполне преодоленный и сейчас, в конце 90-х гг. XX в. Положение осложняется тем, что в советское время стремление мыслить историософски (за границами предельно схоластизированной

г

марксистской традиции) во многом атрофировалось. В идеологически же допустимой форме обобщающая историческая мысль не могла плодотворно развиваться по причине слишком узкого диапазона, отводившегося личной творческой свободе.

Сказанное в полной мере относится к избранной нами эпохе -европейскому раннему Новому времени (ХУЬХУШ вв.). В советской исторической науке эта эпоха не воспринималась как стадиальная целостность, она дробилась на "позднее средневековье" (XVI - середина XVII в.) и на начальный отрезок Нового времени (вторая половина XVII в. - XVIII в. и далее). Эта хронологическая схема не утратила влияния и в 90-е гг. XX в., она, в частности, лежит в основе третьего и четвертого томов издающейся ныне "Истории Европы". Нам представляется актуальным акцентировать хронологическую и культурно-историческую целостность указанной эпохи.

Кроме того, не менее важно рассмотреть данную эпоху в новой перспективе - в движении ог Традиции к новациям, учитывая не только экономические перемены, но преимущественно общие цивилизационные сдвиги, приведшие к появлению в Западной Европе современного общества.

Историософское осмысление европейского раннего Нового времени представляет интерес еще и потому, что именно Европа, прежде всего Западная, первой в истории человечества форсировала барьер Традиции (традиционализма) и вышла в рискованное пространство Перехода. Западноевропейский опыт модернизации уже в конце XIX в., если не раньше, обрел парадигматический смысл. От него так или иначе отталкивались страны, подошедшие к аналогичному историческому рубежу.

Основной целью работы является создание целостного образа интересующей нас эпохи, образа, в котором сочетались бы социальные, политические, экономические и культурные характеристики. Одна из задач работы - продемонстрировать органичную связь культурных процессов XVI-XVШ вв. с остальными сферами исторической жизни Европы этого времени (известно, что история культуры обычно является пассивно-описательным придатком "основных" разделов исторических работ общего характера, во всяком случае, такова печальная традиция марксизма).

Затем, мы намерены показать Х\Т-ХУШ вв. как часть европейской исторической панорамы, на фоне становления того, что сейчас называют "европейским чудом" и "европейской идеей". Говоря иначе, нам понадобится европейская антично-средневековая ретроспектива и аналогичная перспектива Х1Х-ХХ столетий. Сюда же следует отнести неизбежные сопоставления европейского исторического опыта с тем, что происходило вне Европы.

Мы должны в меру наших сил раскрыть особенности первого этапа перехода от традиционного к современному обществу в странах Европы, прежде всего ее западной половины. В связи с этим нашими основными понятиями будут следующие: Переход (модернизация), традиционное и переходное ("транзитное") общества, Традиция, Большая европейская Традиция, раннее Новое время, современная цивилизационная парадигма и некоторые другие.

С целями и задачами нашей работы непосредственно связан ее жанр. Его определение представляет известную сложность, так как помимо принципиального для нас историософского видения эпохи XVI-XVIII вв. мы обращались к культурологическому анализу. Кроме того, в работе использован разнообразный исторический материал. Таким образом, в последнем счете характер работы - междисциплинарный, в ней встречаются несколько жанров. В то же время у историософии, истории и культурологам - множество точек схода. Возьмем лишь историософию и историю. Мы рассматриваем историософию в качестве "понимающей истории". На наш взгляд, у историка больше шансов уловить в социальном времени смысл, чем у философа, поскольку он начинает не "сверху", а "снизу", с конкретного. Историософия - не столько синтез истории и философии, сколько теоретическое завершение исторического познания.

Мы не считаем себя обязанными знать все обо всем в пределах XVI-XVIII вв. Во-первых, это невозможно, во-вторых, в нашем случае это было бы непродуктивной тратой времени и сил. Наша задача - не упустить ничего существенного в этой эпохе, в том числе существенных мелочей, и попытаться сообщить ей новые смыслы в дополнение к устоявшимся.

Научная новизна диссертации - в последовательно концептуальном и целостном рассмотрении европейской истории XVI-XVШ вв.

Впервые в отечественной и, насколько мы можем судить, в зарубежной историографии предлагается взгляд на Европу XVI-XVIII вв. как на системно упорядоченный регион, в котором можно выделить исторически успешный, лидирующий центр, полупериферию и периферию (три субсисгемы). При этом все субсистемы рассматриваются, в свою очередь, как динамические, дифференцированные образования со своим внутренним балансом сил. Характеристика субсистем выдержана в историческом, а не в социологическом ключе. В европейской полупериферии особо выделяются относительно благополучные области и страны (Скандинавия, Швейцария, южные Нидерланды), избежавшие потрясений, связанных с историческим отставанием от лидеров.

В диссертации предлагается своеобразное понимание социально-политических и государственно-политических процессов, имевших место в Европе раннего Нового времени. В частности, выделяются этапы эволюции европейского абсолютизма, делается попытка уловить своего

рода алгоритм социально-политических перемен, сопутствовавших ранней европейской модернизации.

При характеристике европейской культуры XVI-XVIII вв. дается ее концептуально обоснованная периодизация.

Вводится гипотеза о сосуществовании в средневековой Западной Европе двух культурно-исторических подсистем - северной (германской, "готической") и южной (романско-средиземноморской). В XVI в. данная дихотомия европейского Запада, по мнению автора, получила продолжение в дихотомии Реформация-Возрождение.

Излагается концепция социокультурного кризиса XVI-XVII вв., связанного с историческими трудностями первой фазы переходного периода в странах Западной и Центральной Европы.

В разделах, посвященных эволюции религиозной культуры, вводятся понятия религиозной личности и посгградиционного типа религиозности.

Выделяются локальные типы западноевропейского Просвещения XVIII в. Концептуально освещена проблема становления европейской личности. Методологию работы определили цивилизационный подход, теория модернизации, понимаемая как широкая историко-познавательная стратегия, а также системное видение ранненовоевропейсхой проблематики.

Цивилизационный подход, в частности, сообщил диссертации императив целостности. Кроме того, согласно этому подходу, ни один фактор исторической жизни, будь то экономика, политика, культура или что-то иное, не может быть априорно, вне исторического контекста принят в качестве определяющего. В реальной истории расклад исторических факторов колеблется в зависимости от эпохального контекста. Наряду с идеей модернизации цивилизационный подход избавил нас от необходимости следовать формационной схеме. Вместо нее мы приняли более гибкую стадиальную схему "традиционное-переходное-современное" .

Источниками для нас явились многочисленные документы эпохи, философские, политические, правовые, литературные сочинения, произведения искусства. В отличие от авторов специальных исторических работ мы не ставили перед собой задачу отыскать новые факты, мы опирались на то, что уже имеется в научном обороте.

Наиболее важное значение имели для нас источники, характеризующие социально-политическую и культурную историю Европы XVI-XVШ вв.

Рассматривая культуру Возрождения, мы обращались к текстам Дж.Понтано, Николая Кузанского, Бонаккорсо Питги. Ренессансный миф о человеке наилучшим образом представлен в трудах М.Фичино и Дж. Пико делла Мирандолы. Идеи Северного гуманизма наиболее ярко выразил Эразм Роттердамский.

Говоря о Позднем Возрождении и о переходе к культуре XVII в., мы пользовались литературными сочинениями второй половины XVI-начала XVII в. (Монтень, Тассо, Шекспир, Саннадзаро, Гонгора, Марино и др.).

Для того, чтобы продемонстрировать переход от традиционной религиозности к посттрадиционной, мы обратились к М.Лютеру.

Политико-правовая эволюция Европы в Х\Г1-ХУШ вв. показана в диссертации на фоне работ Н.Макьявелли, Г.Гроция, Т.Гоббса, Дж.Локка, Ш.-Л.Монтескье, Э.Берка.

Сочинения Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона использовались нами в разделе о философско-научной революции XVII в.

Философское сознание XVIII в. мы попытались отразить, обратившись к работам Вольтера, Гельвеция, Гольбаха, Руссо, Дидро, Юма, Канта и др.

Историография европейского раннего Нового времени чрезвычайно обширна. Мы выделяем в ней две группы работ. Первую представляют историософские и историко-содиологические сочинения, в которых предпринята попытка так или иначе увидеть интересующую нас эпоху в панораме европейской и мировой истории.

Внимание к европейской истории XVI-XVIII вв., взятой в целом, возникает еще в XIX в. Уже Ф.Гизо считал, что с XVI в. Европа вступает в новую историческую эпоху, итогом которой была современная ему европейская цивилизация, глубоко отличная от цивилизаций Востока. К сходному представлению приходит в "Истории философии" и в "Философии истории" Гегель, связывавший рождение новой европейской философии с метафизическими системами XVII в. Таким образом, ранний европоцентризм шел рука об руку с мыслью об особом значении ХУ1-ХУШ вв. в европейской истории. Восток при этом оставался недифференцированным, пассивным фоном европейских успехов.

В конце XIX - начале XX в. ситуация меняется. Накопленный материал требовал интерпретаций иного, чем прежде, уровня. Добавим сюда, что европейский исторический путь обрел к концу XIX в. парадигматическое значение, а общества Востока, прежде всего их культура, стали объектом серьезных исследований. Таким образом, возникла необходимость более глубокого оформления европейской идеи и, следовательно, более пристального вглядывания в европейскую историю XVI-XVIII вв., эпоху, на исходе которой возникает первая, просветительская версия этой идеи. Основным нововведением переломного рубежа Х1Х-ХХ вв. явилась дихотомия традиционное-современное, значительно обогатившая представление о европейской специфике и позволившая существенно обновить взгляд на новоевропейскую историю.

Значительную роль в складывании указанной дихотомии сыграли Ф.Тённис, Э.Дюркгейм и Г.Зиммель. В начале XX в. со своими работами

выступает В.Зомбарт. После него в западной историографии утверждается представление о капитализме как о новом экономическом порядке, пришедшем на смену традиционному, порядке, ориентированном на извлечение прибыли средствами рационального ведения дела и связанного с особой психологией ("духом капитализма").

Исследователем, наиболее последовательно и полно артикулировавшим дихотомию традиционное-современное, был М.Вебер. Возможно, наиболее общим вопросом, над которым размышлял Вебер, был следующий: в чем причины уникальности европейской цивилизации? Отвечая, Вебер вышел за пределы Европы и впервые попытался сопоставить европейские цивилизационные основы с аналогичными основами восточных обществ. Он пришел к выводу, что в европейской истории, начиная с античности и средневековья, была заложена тенденция к рационализации, вполне актуализировавшаяся в XVI-XVIII вв., прежде всего в протестантской этике, и сопровождавшаяся тем, что Вебер назвал "расколдовыванием мира" (Entzauberung).

К схожим выводам пришел другой крупный немецкий мыслитель и исследователь начала XX в. - Э.Трельч. По его мнению, европейский исторический сценарий предполагал появление с XV-XV1 вв. "современного мира". Трельч считал животрепещущей задачу "формулирования европейской сущности и разработки европейского будущего".

Осознанию специфики новоевропейской цивилизации во многом способствовал культур-философский критицизм первой половины XX в., к которому в той или иной мере были причастны уже упомянутый Г.Зиммель, М.Хайдеггер, Х.Ортега-и-Гассет, Й.Хейзинга ("В тени завтрашнего дня"), О.Шпенглер, П.Сорокин. Все они констатировали кризис современной им европейской культуры, восходящей к XVI-XVII вв. и представшей в первой половине XX в., как особый тип -новоевропейский. Кризисный характер времени вполне ощущался также такими мыслителями и учеными, как К.Манхейм, КЛсперс, Э.Гуссерль, Р.Гвардини.

Особый интерес для нас представляют Ясперс и Гвардини. К.Ясперс в своей великолепной работе "Истоки истории и ее цель"1 нарисовал, пожалуй, самый впечатляющий образ европейской идеи. Особое место в европейской истории Ясперс отводил XVI-XVIII вв.: "Для нас, европейцев, те века - самые значительные, они составляют непреложный фундамент нашей культуры..."2 Р.Гвардини отобразил Новое время одновременно проникновенно и целостно, как особую картину мира. Ее возникновение он относит к XVII в., а распад - к кризисной первой половине XX в. После выхода в свет в 1950 г. "Конца

1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991.

1 Там же. С.97.

Нового времени"1 в европейской мысли кристаллизовалось представление о новоевропейском культурном типе в его отличии с одной стороны от средневековой культуры, а с другой от современной.

В 50-е гг. XX в. в связи с начавшимся экономическим подъемом Запада возрождается интерес к прогрессистским схемам и на волне этого интереса формулируются основные положения теории модернизации. Ее каркас составила вновь признанная дихотомия традиционное-современное. Под влиянием индустриально-технологических успехов послевоенного Запада эта дихотомия получила преимущественно экономическое истолкование. Манифестом новой теории стала книга У.Ростоу "Стадии экономического роста"2. Наряду с доиндустриальной (традиционной) и индустриальной (современной) стадиями развития общества в схеме Ростоу присутствует представление о переходном периоде. Нетрудно заметить, что историософские воззрения начала XX в., во-первых, усложнились, а во-вторых, динамизировались.

Теория модернизации получила широкое распространение в 50-60-х гг. Среди ее сторонников в это время - Р.Арон, Дж.Олмонд, Ж.Фурастье, М.Леви, С.Хантингтон и многие другие. В этом ряду следует особо отметить работу Т.Парсонса "Общества: эволюционные и сравнительные перспективы"3. В ней Парсонс разрабатывает свою эволюционную доктрину, основанную на представлении о направленном развитии обществ в сторону повышения "обобщенной адаптивной способности" в результате функциональной дифференциации и усложнения социальной организации. Развитие, согласно Парсонсу, происходит путем последовательного развертывания так называемых эволюционных универсалий, которых Парсонс насчитывает десять. Ему удалось развить строгий веберовский стиль и придать своей историософской концепции высокую степень упорядоченности.

Модернизационная схема 50-60-х гг. содержала в себе и изъяны. Главный из них состоял в том, что модернизация понималась одномодельно: западный путь к современной цивилизации признавался единственно приемлемым, модернизация представлялась как вестернизация. В конце 60-х гг. возникает вторая, более свободная и сложная редакция этой теории. Ее основное отличие от первой редакции - в плюралистичное™. Предполагается, что к современности можно идти различными путями, обусловленными историческим опытом той или иной страны и ее нынешним местом в мировом порядке.

В связи с этим, начиная с 70-х гг., становится почти общим убеждение, что размывание Традиции в условиях Перехода чревато

1 Гвардини Р. Конец Нового времени// Вопросы философии. 1990. N4. С.127-

163.

2 Rostow W. The Stages of economic growth. A non-communist manifesto. Cambridge, 1960.

3 Parsons T. Societies: evolutionary and comparative perspectives. New Jersey,

1966.

катастрофой. Переход осуществляется не только вопреки Традиции, но и благодаря ей. С.Айзенштадг вводит понятие посттрадиционализма для характеристики переходных обществ, считая, что в ходе успешной модернизации Традиция не разрушается, а реконструируется. Событием 70-х гг. явились работы историка экономики И.Валлерстайна. Исходя из тезиса, что уже с XVI в. история отдельных стран все более зависит от глобального расклада сил, этот исследователь предпринимает грандиозную попытку построения движущейся (с XVI в. и далее) мировой панорамы, в которой он выделяет исторически флуктуирующий центр (лидирующие страны), не столь преуспевшую полупериферию (страны "догоняющей модернизации") и мировую периферию, чьи ресурсы центр использует для успешного проведения собственной модернизации. Итогом научных поисков 70-80-х гг. был новый образ истории, представшей как необычайно сложная мировая драма, не исключающая перерастания в трагедию.

В настоящее время теория модернизации, несмотря на разнообразие содержащихся в ней подходов и интерпретаций, представляет собой, на наш взгляд, единую стратегию исследований. Сколько-нибудь удовлетворительной концептуальной альтернативы этому широкому видению мировой истории мы не видим. Усложнившееся представление о модернизации сочетает культурно-исторический плюрализм с осторожными ожиданиями такого глобального порядка, который функционировал бы диалогически, будучи совокупным продуктом специфических опытов. Такая структура возможной общечеловеческой суперцивилизации представляется сейчас наиболее жизнеспособной.

Ко второй группе работ, использованных в диссертации, можно отнести исследования более частного или собственно исторического характера. Начнем с трехтомника Ф.Броделя "Материальная цивилизация, экономика и капитализм, ХУ-ХУШ вв."1, в котором развернута панорама экономической эволюции Европы и остального мира в интересующее нас время. Работа Броделя изобилует не только фактами, но и идеями, в частности, о существовании в средневековой и постсредневековой Западной Европе двух экономических центров -северного (Нидерланды и европейский северо-запад) и южного (Италия).

В лучших традициях школы "Анналов" выполнена работа Пьера Шоню "История - наука социальная. Время, пространство, человек в эпоху Новой истории"2. Хронологические рамки работы - Х^-Х1Х вв. Шоню рисует широкую картину европейской истории указанного времени, совершая экскурсы в античность и в ХН-ХН1 вв., совмещая демографические сюжеты с историей образования, вычерчивая кривые

1 Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т.1-З.М., 1986-1992.

1 Chaunu P. Histoire - science social: La duree, l'espace et l'homme a l'epoque

moderne. P., 1974.

роста цен. Его основной вывод ("правило Шоню") относительно XIV-XVIII вв. таков: "На смену циклической системе развития с периодом подъема, за которым следует глубокий спад, влекущий утрату части населения, приходит линейная система со смягченными демографическими колебаниями, которая обеспечивает лучший переход наследия от одной системы цивилизации к другой."1 Еще одна французская работа, приведшая нас к мысли о социокультурном кризисе ХУ1-ХУШ вв. - "Страх на Западе (Х1У-ХУ1Н вв.)" Ж.Делюмо*.

Тема "европейского чуда" разрабатывалась в работах Э.Джонса и Дж.Холла, которые весьма убедительно демонстрируют уникальность европейской истории ХУЬХУШ вв. на традиционалистском "восточном" фоне, а также находят средневековые предпосылки этой уникальности.

О европейской идее писали Ф.Шабо, Д.Хэй, Ж.Дюрозель, Дж.Барраклоу, несколько позднее - К.Дельма, Э.Морэн и др.

Системе европейских государств посвящен ряд трудов Р.Вессона, считающегося одним из наиболее глубоких исследователей европейской темы. Благодаря инициативе Ч.Тилли появился авторитетный сборник статей "Формирование национального государства в Западной Европе"3. Большой интерес представляет работа П.Кеннеди "Подъем и падение великих держав"4, в которой рассматриваются военные и экономические аспекты эволюции системы европейских государств. Нельзя не упомянуть серьезное исследование Б.Мура "Социальные истоки диктаторства и демократии"5.

В настоящее время по европейской истории ХУЬХУШ вв. накоплена огромная литература. "Европейское чудо" предстало в своих наиболее характерных признаках. Вместе с тем говорить о его полной разгадке рано: концептуально-познавательный потенциал европейской темы еще далеко не исчерпан. В исследование истории Европы XVI-XVIII вв. внесли свой вклад и отечественные историки, в частности, М.А.Барг, С.Д.Сказкин, Б.Ф.Поршнев, А.Н.Чистозвонов, А.Д.Люб-линская.

Проблемы ранненовоевропейской культуры представляются нам наиболее сложной частью нашей темы.- Здесь в ряде случаев мы могли опереться на великолепные работы отечественных авторов. Если говорить о Возрождении, это - Л.М.Баткин и М.Т.Петров. О Реформации нетривиально писали Д.Е.Фурман, В.В.Лазарев и Э.Ю.Соловьев. Многое для нас значат размышления В.С.Библера в его теперь уже многочисленных работах. В целом же история европейской

1 Ibid. P. 107.

2Delumeau J. Le peur en Occident (14-e - 18-esiecles): Une cite assiegee. P., 1978.

3 The Formation of National States in Western Europe. Ed. by Ch. Tilly. Princeton,

1975.

4 Kennedy P. The Rise and Fall of the Great Powers. Economic Change and Military Conflicts from 1500 to 2000. N.Y., 1989.

5 Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy. L„ 1969.

культуры ХУ1-ХУШ вв. представлена в отечественной научной литературе достаточно скудно, исключение составляет ренессансоведение, - здесь у нас хорошая школа.

Касаясь западной литературы культуроведческого характера, посвященной XVI-XVIII вв., ограничимся авторами, занимавшими наше внимание более прочих. Это М.Вебер с его "Протестантской этикой и духом капитализма"'. Это А.Койре с исследованиями по истории европейской науки. Это К.Манхейм, писавший об эволюции социально-политической мысли и ее структурных образованиях. Наконец, это М.Фуко, давший в "Словах и вещах"2 тонкий и убедительный анализ трех "эпистем" (культурных формаций): ренессансной, классической и постклассической.

Несмотря на обилие литературы, посвященной европейской истории XVI-XVIII вв., в ней отсутствуют работы, в которых с точки зрения сегодняшнего дня был бы дан непротиворечивый образ раннеевропейской эпохи, отвечающий одновременно историософско-историческому и культурологическому видению. Отсюда - наша попытка приблизиться к решению этой задачи.

Практическая значимость работы состоит, во-первых, в том, что она может составить основу курса европейской истории ХУ1-ХУШ вв. Отдельные разделы диссертации могут использоваться при разработке спецкурсов и спецсеминаров; Материалы диссертации могут представлять интерес для гуманитариев самых различных профилей, так или иначе соприкасающихся с европейской проблематикой в своей научной и преподавательской деятельности.

Апробация работы. Работа подготовлена на кафедре новой и новейшей истории Пермского университета. Основные положения диссертации изложены в статьях и выступлениях автора на научных конференциях, проводившихся в Пермском университете в 1994-1997 гг.

Работа состоит из введения, историософских пролегомен, двух глав и заключения. Мы должны объяснить присутствие в диссертации историософских пролегомен. Этот раздел рассматривается нами в качестве второго, сугубо историософского введения в историю Европы ХУЬХУШ вв. Оно понадобилось нам затем, чтобы, во-первых, в предельно сжатом виде показать своеобразие европейской истории до XVI в. (это кажется нам необходимым), а во-вторых, ввести понятие исторического Перехода (модернизации в широком смысле слова), как мы его видим, и заодно выделить хронологические членения европейского раннего Нового времени.

В первой главе мы рассматриваем социально-политические и экономические процессы, происходившие в Европе ХУ1-ХУШ вв., отталкиваясь от представления о Европейской системе государств. Во

1 См: Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

1 Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994.

12

второй главе анализируется эволюция европейской культуры того же времени. Здесь нам придется дать еще одно объяснение: объем второй главы существенно превышает объем •первой. Это вызвано тем, что культурные особенности европейской модернизации не привлекали внимания в такой степени, как ее экономико-технологическое и социально-политическое содержание. Поэтому мы решились несколько нарушить композиционное равновесие работы. Это отнюдь не означает, что первая глава работы является проходной. Концептуальная напряженность, насколько она нам доступна, распределена в диссертации равномерно.

2. Содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы и раскрывается жанровая специфика диссертации; дается характеристика источников и литературы; уточняются методологические основы и определяется научная новизна работы.

В первой главе ("Европейская система государств в XVI-XVIII вв. Социально-политические и экономические процессы.") рассматривается Европейская система государств, понимаемая как уникальное для XVI-XVIII вв. историческое образование. В- отличие от азиатского региона Европа к началу XVI в. представляла собой, на наш взгляд, именно систему государств, структурно-исторический смысл которой можно передать формулой "множество в единстве": достаточно различные по своим культурным, политическим и социально-экономическим характеристикам европейские государства, преследовавшие собственные интересы во взаимном соперничестве, составляли в то же время цивилизационную общность и нуждались друг в друге.

На появление Европейской системы, по нашему убеждению, была направлена вся средневековая история. Главный исторический вектор европейского средневековья - от хаоса и эгнополитической аморфности его раннего периода к региональной компактности XVI-XVIII вв.

Непосредственные истоки системы европейских государств - в средневековье, однако, межэпохальная, "европейская" преемственность связывает ее с системой греческих полисов, явившейся первым образованием подобного рода. Важным звеном в "генеалогии" Европейской системы является итальянская политическая система XIII-XV вв., equilibrio, отразившая в себе традицию политического сосуществования античных полисов (средневековая Италия, как известно, в большей степени, чем другие области Европы того времени, может считаться наследницей античной цивилизации).

Еще одной исторической предпосылкой Европейской системы является относительная слабость центральной власти в средневековых политических образованиях, и, соответственно, относительная

самостоятельность внегосударсгвенных социальных структур наряду с существованием децентрализованной рыночной системы.

Образование Европейской системы государств явилось, на наш взгляд, важнейшей причиной европейского исторического рывка XVI-XIX вв. Только стабилизация этнополитического ландшафта обеспечивает условия, необходимые для исторического роста. В Азии того же времени это кардинальное условие выполнено не было. Ее исторический ландшафт оставался "досистемным" не только в XVI-XVIII вв., но и позднее, вплоть до XX в.

История межгосударственных отношений в Европе ХУЬХУШ вв. достаточно явственно делится на два периода. В XVI - первой половине

XVII в. партикулярное начало (становление европейских государств) относительно преобладает над сознанием религиозно-идеологического единства Европы. В это время существовала реальная опасность европейского раскола (прежде всего в Западной Европе) по конфессиональному признаку. Религиозная мотивация внешней политики все еще остается сильной, хотя уже возникают собственно политические, государственные интересы. Баланс между отдельным и общим все же удается сохранить и с середины XVII в. идея европейского единства усиливается на обновленной основе, не столько религиозно-идеологической, сколько культурно-исторической. С этого времени и до конца XVIII в. сознание европейской общности весьма укрепляется. В

XVIII в. сознание это облекается в идею европейской цивилизации ("европейскую идею").

Европейская целостность не исключала, а скорее, предполагала внутрирегиональное соперничество. Оно отчасти сдерживалось формировавшимся в ХУЬХУШ вв. международным правом. Кроме правового равенства государств в Европе ХУ1-ХУШ вв. существовал приблизительный военный паритет между наиболее сильными участниками европейского концерта. Попытки отдельных государств достичь безусловного военнополитического господства не удались ни в ХУЬХУШ вв., ни в более позднее время. В то же время соперничество заставляло европейские государства постоянно напрягаться либо в борьбе за лучшие позиции, либо в попытках не отстать. В целом Европейская система представляла собой "сильную" историческую среду, вынуждавшую участников европейского межгосударственного общения соответствовать ее требованиям в меру своих сил. Благодаря внутреннему разнообразию и соперничеству исторический тонус Европы оказался в XVI-XVIII вв. существенно.более высоким, чем то было в Азии.

Историческая структура Европы ХУЬХУШ вв. представлена в первой главе работы в виде трех субсистем. К первой субсистеме мы отнесли Англию, Соединенные Провинции и Францию - страны, игравшие в ХУ1-ХУШ вв. роль исторического центра Европы. Их

лидерство, по нашему мнению, обусловливалось своевременным (к рубежу XV-XVI вв., когда складывалась первоначальная конфигурация Европейской системы) решением важнейшей задачи - создания стабильного политического режима. Мы полагаем, что определяющим фактором европейской истории, начиная с XVI в. все более становится политика, прежде всего государственная.

Достигнув относительной политической стабильности, названная триада государств заняла наиболее выгодное место в системе европейского разделения труда, складывавшейся именно в XVI-XVIII вв. Страны первой субсистемы образовали цивилизационное ядро постсредневековой Европы, задавая тон в переходных процессах, развернувшихся в регионе с XVI в.

Из трех государств европейского центра постепенно выделяется Англия. В XVI в. она заложила основы своего будущего превосходства в Европе и в мире. В XVII в. она удачно соперничает с Голландией в борьбе за торговое, а с Францией - за политическое преобладание в Европе. Наконец, в XVIII в., ближе к его концу, Англия становится единоличным европейским лидером. Англия сыграла особую роль в становлении современной европейской цивилизации. Именно на английской исторической почве складывались эталоны modernity. Ее финансовая система, ее промышленное развитие служили образцами в XIX в. Ее политический опыт (либерализм, парламентаризм, партийная система) лег в основу общеевропейского опыта подобного рода.

Ко второй европейской субсистеме мы отнесли Испанию, а также германское и итальянское сообщества, сохранявшие цивилизационное единство и следовавшие в едином историческом русле, несмотря на политическую раздробленность и внутренние различия. Государства и области второй субсистемы мы квалифицировали как европейскую полупериферию: в этой части Европы исходная для ранней модернизации ситуация оказалась менее благоприятной, чем в странах европейского центра. Отсюда - частичная рефеодализация и консервация традиционных институтов и культурных форм в XVI-XVTII вв.

Ко второй субсистеме мы причислили также Скандинавию, Швейцарию и южные Нидерланды, подчеркнув, однако, их особое положение в европейской полупериферии (страны и области "благополучного фона").

Третья европейская субсистема - страны восточной и юго-восточной Европы, включая и те, что позднее стали именоваться центрально-европейскими (Польша, Чехия, Венгрия). Несмотря на культурную и конфессиональную неоднородность восточноевропейского региона, народы, составлявшие его в XVI-XVIII вв., объединяло то, что рефеодализация и историческое отставание от лидеров, задели их сильнее, чем страны второй субсистемы. Поэтому в данном случае мы

сочли уместным говорить об их периферийном положении в составе Европы ХУЬХУШ вв.

Сквозь призму "системности" рассматриваются в первой главе также вопросы, связанные с государственной и социально-политической эволюцией европейских стран в XVI-XVIII вв.

Вторая глава ("Эволюция европейской культуры в раннее Новое время") начинается с анализа культурно-исторического содержания Возрождения и Реформации. Мы считаем их переходными культурными образованиями, восходящими к романско-готической дихотомии, понимаемой нами не искусствоведчески, а расширительно, как реальное культурно-историческое членение средневекового европейского Запада. Возрождение, на наш взгляд, генетически связано с романско-средиземноморской традицией и является своего рода кульминацией этой последней; Реформация представляется нам движением, воспринявшим религиозно-идеологические ориентации средневекового

западноевропейского Севера.

И Возрождение, и Реформация являлись сочетанием старого и нового, если рассматривать их структурно. Взятые же в движении, они обнаруживают в качестве ведущей тенденцию к переменам. Несмотря на определенное взаимоотторжение оба названных феномена были связаны отношением дополнительности, если их рассматривать в широкой исторической перспективе европейского движения к современности. Возрождение существенно преобразовывало высокую культуру и искусство, а Реформация формировала новые, посттрадиционные социально-психологические установки огромного числа людей. До XVIII в. Возрождение и Реформация. представляли собой два русла социокультурной эволюции Европы. В XVIII в. различия между ними начинают сглаживаться, равно как и различия между западноевропейскими Севером и Югом. Культурное пространство европейского Запада становится более ровным.

Несомненным завоеванием и Возрождения, и Реформации является восстановление культурного прошлого, являющееся необходимой предпосылкой нормального исторического роста. Если с Возрождением в данном случае все понятно, то восстановительный опыт Реформации зачастую не замечается. А между тем Реформация заново открыла для западноевропейского Севера раннехристианскую традицию и в первую очередь Библию, переведенную на национальные языки и ставшую основным источником напряженных религиозных медитаций, которые в свою очередь мощно стимулировали развитие личности, философии, "науки и предпринимательства на западноевропейском Севере.

Несмотря на культурно-типологические (и "топологические") различия, Возрождение и Реформация взаимодействовали и даже "интерферировали" и до XVIII в. Иначе и не могло быть: при всех

внутренних членениях европейский Запад уже с конца раннего средневековья являлся цивилизационной общностью.

Возрождение и Реформация были первыми формами, в которых осуществлялась модернизация европейского сознания. Это была во многом еще подспудная, но от того не менее реальная модернизация. Если ренессансная культура в формальном смысле более окрашена новизной, чем протестантизм, то последний утверждал новые ценности парадоксально и, так сказать, задним числом. Реформация довела до эмоционального и логического пределов европейскую религиозность, переведя ее в посттрадиционную фазу, завершающую эволюцию религиозности как таковой. Реформация сделала индивидуально-религиозный опыт достоянием многих и тем самым проторила путь к появлению европейской личности.

Одно из ключевых положений занимает во второй главе концепция социокультурного кризиса XVI-XVII вв., который, на наш взгляд, был обусловлен вступлением Европы в переходную эпоху. В самом общем виде это кризис проявлялся в смене традиционных ценностей, традиционной картины мира новыми ценностями. Переход к новой картине мира и вместе с тем к стабильности в целом завершается в конце XVII в. Новый образ мира возник в нескольких редакциях: философской (Декарт, Спиноза, Лейбниц), научной (Ньютон) и социальной (Лоюс, довершивший создание нового образа общества). Кульминация социокультурного кризиса приходится, по нашему мнению, на первую половину XVII в.

С новой философией, наукой и социально-правовой мыслью мы связываем появление новоевропейского типа культуры, отличавшегося от Возрождения и Реформации последовательной обращенностью к новаторству, рациональности и реальному опыту.

Культура XVIII в. рассматривается нами на фоне двух предшествующих столетий. В отличие от XVI и XVII вв. культурная ситуация XVIII в. - более определенная. В XVI в. мы наблюдаем калейдоскопическое сочетание старого и нового. Это еще вполне переходное столетие, отягощенное мировоззренческими колебаниями и антропологическими парадоксами. В XVII в. процесс отделения старого от нового уже очевиден и осознается, но преимущественно культурной элитой и как цивилизационный проект, еще подлежащий осуществлению. Ситуация выбора не являлась в XVII в. правилом: старое и новое еще соприкасались. "Час выбора" пробил в XVIII в., когда размежевание инновационной и традиционной составляющих европейской цивилизации стало, наконец, очевидностью. В полемике с Традицией инновационный комплекс впервые самоопределяется, расширив и углубив новаторские прецеденты XVII в. Результатом' критической экспансии Просвещения было го, что ценности развития перехватили инициативу у ценностей стабильности, столь значимых еще для XVII в.

В работе подробно рассматриваются мировоззренческие основы культуры Просвещения, социально-психологическая атмосфера XVIII в., "человеческая ситуация" этого времени, рождение европейской идеи, локальные типы западноевропейского Просвещения.

Завершает вторую главу характеристика соотношения Традиции и новаций в конце XVIII в. и обоснование понятия Большой европейской Традиции. Мы приходим к выводу, что отделение от Традиции инновационного комплекса происходило в Европе XVI-XVIII вв. постепенно и достаточно плавно - через образование промежуточных инстанций, смягчавших противостояние старого и нового. Благодаря этому Традиция, вынужденная отвечать на вызов другой стороны, смогла в эти столетия скорректировать наиболее архаичные из своих черт. Одновременно новаторская культура к концу XVIII в. успела обрасти собственными традициями и усвоить значение исторического и культурного прошлого. В итоге с конца XVIII - начала XIX в. можно говорить о Большой европейской Традиции, сочетавшей в себе две дополняющие одна другую ориентации - на ценности развития и ценности стабильности.

В заключительной части работы "Европа XVI-XVIII вв.: исторические итоги и перспективы (вместо заключения)" дается общая оценка эпохи XVI-XVIII вв., затем выделяются основные варианты ранней европейской модернизации и, наконец, рассматриваются модернизационные возможности христианского религиозно-культурного проекта, лежавшего в основе средневековой европейской традиции.

Мы рассматриваем эти столетия как первую фазу европейской модернизации. Европейское общество этого времени - еще вполне переходное, оно может быть названо также посттрадиционньш: в нем сложно переплетены элементы старого и нового, причем в разных странах Европы соотношение старого и нового было различным. На европейском Западе в это время можно отметить тенденцию к изживанию традиционной, сегментарной дифференциации общества, сопровождавшуюся постепенным переходом к функциональной дифференциации (складывание автономных общественных подсистем -политической, экономической, социальной, культурной).

Исторические успехи этих столетий были довольно скромными. В экономике это начало формирования национальных рынков. Новые промышленные инфраструктуры в XVI-XVIII вв. еще не сложились, капитализм этого времени развивался главным образом в торгово-финансовой сфере (доиндустриальный, ранний капитализм).

Новое в социальных отношениях было связано с появлением "общества" (публичной сферы) и "культуры участия" в странах европейского центра, при этом "общество" постепенно отделялось от государства. Однако, в большинстве европейских стран этого времени система патронажных связей продолжает оставаться господствующей. В

XIX в. Европа вступила монархической и аристократической (даже в Англии состав правящей элиты до середины XIX в. определяли представители аристократии).

Европейская культура в XVI-XVIII вв. переживает процессы рационализации, индивидуализации и секуляризации. Во второй половине XVIII в. новаторская культура вполне отделяется от ствола Традиции и вступает с последней в полемику. Однако, она еще не в состоянии обойтись без метафизических и метасоциальных оправданий, играющих в ней роль своего рода религии. Ранняя европейская модернизация, несомненно, имела и символическое измерение. Роль культурно- идеологических и политических символов, призванных заместить традиционные символы, сыграли новые концептуальные образы, такие как Природа, Разум, естественные права человека. Только в XIX в. идеологический абсолютизм в европейской культуре будет серьезно поколеблен и от символа покоящейся, всеобъемлющей Природы европейцы обратятся к истории - рискованной и изменчивой стихии.

Особую роль в эволюции европейской цивилизации в раннее Новое время сыграл XVIII в. С середины этого столетия начинается экономический подъем, подхваченный и усиленный XIX в. и переросший в триумф индустрии, рынка, буржуазии, капитализма. Ко второй половине XVIII в. относится также так называемая аграрная революция, ознаменовавшаяся поворотом европейского Запада к рациональным формам ведения сельского хозяйства.

На то же время приходятся государственные реформы, проводившиеся "просвещенными" монархами, реформы, вызванные давлением перемен на Старый порядок и в большинстве случаев призванные сохранить историческое равновесие посредством поправок "сверху" к Старому порядку, обнаружившему (в определенных пределах) способность к самокоррекции.

Во второй половине XVIII в. происходит мощный общественный всплеск в крупнейших государствах Западной Европы, во многом связанный с экспансией идеологии Просвещения.

Наконец, именно во второй половине XVIII в. Европа осознала себя в качестве цивилизации. Для философов этого времени уже вполне естественно называть себя не только "людьми", но и европейцами.

Все это заставляет нас предположить, что с середины XVIII в. начинается исторический цикл, вводящий европейский Запад в период ускоренной трансформации Старого порядка в новые структуры. Заметной частью этого цикла была Французская революция и последовавшие за ней процессы обновления. Французская революция спровоцировала цепную реакцию революций первой половины XIX в. В результате революционных событий и наполеоновских войн в Европе рубежа XVIII-XIX вв. сложилась ситуация, по своей исторической важности сопоставимая лишь с рубежом ХУ-ХУ1 вв.

На наш взгляд, отмеченный цикл длится до середины XIX в. К этому времени перемены стали необратимыми. Революции 1848-1849 гг. окончательно устранили институты Старого порядка в странах европейского центра и с середины XIX в. начинается "буржуазная" эпоха.

Ранняя европейская модернизация осуществлялась неравномерно. Наиболее успешно она проходила в странах первой субсистемы и в примыкавших к ним странах "благополучного фона".

В центре мы выделяем английский и французский варианты ранней модернизации. После бурного XVII в. английская модернизация протекала на основе достигнутого на рубеже XVII и XVIII вв. социального консенсуса - плавно и не теряя набранного темпа. При этом старые учреждения не разрушались, но постепенно изменялись, врастая в новый порядок, покрывая его благородной "патиной" преемственности.

Франция, напротив, не знала "общественного договора" и модернизировалась в процессе конфронтации старого и нового. Последнее могло утвердиться только в борьбе, отсюда - радикализм новаторских социокультурных проектов, отсюда же - затянутость французской модернизации в сравнении с английской. Франция XVI-XVIII вв., кроме того, не решила крестьянской проблемы (превращение традиционных аграриев в фермеров, вовлеченных в рыночные отношения, с одновременным уменьшением числа занятых в сельском хозяйстве людей). Трудности становления либерального режима во Франции XIX в. во многом восходят к существованию традиционного крестьянства, являвшегося носителем антимодернизаторской, авторитарно-патриархальной ментальности (только в Англии в XVI-XVIII вв. произошло преобразование аграрного сектора). Достижение Францией национального консенсуса следует отнести лишь к последней трети XIX в.

Общей чертой ранней модернизации в Англии и во Франции было существование "общества" - самодеятельных социальных структур, способных отстаивать свои интересы перед лицом политического центра и требовавших своего участия в его деятельности. И в Англии, и во Франции мы сталкиваемся с высокой степенью артикуляции социального протеста. Во Франции революционное насилие впервые в европейской истории получило новую, рационалистическую, внерелигиозную по форме легитимацию.

История Соединенных Провинций ХУЬХУШ вв. не дала характерного варианта ранней модернизации, отчасти потому, что уже в XVIII в. эта страна, в сущности, отошла в историческую полутень, пополнив ряд достаточно благополучных "середняков" европейского "пелетона".

Одна из особенностей начальной модернизации ведущих европейских стран XVI-XVIII вв. в том, что все они - Нидерланды, Англия и Франция - прошли через революции. В данных случаях (и

Случае) революции действительно оказались "локомотивами истории" (К.Маркс). Однако некритическая экстраполяция этого, столь популярного в. недавнем прошлом, тезиса на все и всяческие революции представляется нам ошибочной. История знает примеры консервативных, антимодернизаторских революций, отбрасывавших ту или иную страну в прошлое. Нидерландская, Английская и Французская революции в определенном смысле представляли собой три стадии одной Революции, совершавшейся в европейском центре в ХУ1-ХУШ вв. Мы пришли к выводу, что европейские страны-лидеры раннего Нового времени образовывали общее пространство перемен, в котором достаточно свободно циркулировала творческая, новаторская информация.

Модернизация европейской полупериферии проходила в более сложных условиях. Она была "запаздывающей" и "догоняющей". Один из наиболее показательных ее примеров - большинство государств Германии, прежде всего Австрия и Пруссия. В отличие от европейского центра здесь не сложились "общество" и "культура участия". Поэтому перемены могли происходить лишь посредством "реформ сверху". Отсутствие демократической культуры и опыта нового, постсредневекового парламентаризма привело впоследствии к фашистскому эксперименту, явившемуся попыткой форсированной, усеченной, с сильнейшим акцентом на технологии и идеологии (в основе своей иррационалистической), модернизации. Подобный же сценарий характерен для итальянской истории XVII - первых десятилетий XX в.

Немецко-итальянский опыт (как, впрочем, и опыт стран-лидеров) продемонстрировал, в частности, что успешная модернизация может быть лишь фронтальной: преобразование экономики должно сопровождаться социально-политическим и психосоциальным обновлением (хотя полной синхронии модернизационных процессов обычно не наблюдается). В противном случае возможно и даже неизбежно (в той или иной форме) регрессивное движение к социальной энтропии.

Не вся европейская полупериферия шла путем исторических терний. Южные Нидерланды (впоследствии Бельгия), Швейцария, Голландия (с конца XVIII в.), скандинавские государства, возможно, прирейнские области Германии не познали трагических испытаний истории. Мы объясняем это, во-первых, тем, что перед нами в данном случае - малые европейские страны. Важнейшая задача эпохи модернизации - цивилизационное освоение государственного пространства, превращение географии в историю - не стояла в этих странах столь же остро, как в крупнейших государствах Германии, в Италии и в Испании. Какой ценой этого добилась Франция (кстати, мононациональная и моноязычная, в отличие, например, от Австрийской империи, страна), мы уже знаем - для нее это было очень непросто.

Во-вторых, эти страны вплотную (или почти вплотную, как скандинавские государства) прилегали к странам европейского центра. Исключая скандинавов, все они входили в зону, которую именуют Europa felix - зону, простирающуюся от Италии вдоль Рейна (по обе его стороны) через Фландрию до Британии. Это историческое сердце Европы, ее "золотой меридиан" со времен Карла Великого. Не будучи в состоянии позволить себе геополитические амбиции (исключая Швецию

XVII - начала XVIII в., чей экспансионистский опыт был недолговечным и обреченным на неудачу), эти страны могли идти только одним путем -следом за лидерами, что они и делали.

Европейская периферия XVI-XVIII вв. не была однородной. Мы выделяем в ней католическо-протестантскую часть (Польша, Венгрия, Чехия, Прибалтика, Хорватия, Словения), юго-восточную, захваченную турками, и Россию. Все эти страны потеряли самостоятельность к концу

XVIII в. или не имели ее и до XVI в. Следовательно, шансы вступить в фазу модернизации .были у них минимальны. В лучшем положении находились Чехия, Венгрия (с конца XVII - начала XVIII в.), быть может, Хорватия и Словения, входившие в состав Австрийской монархии и имевшие возможность на правах ее периферии подключиться к тем скромным переменам, которые происходили в центре монархии. Это же можно отнести к австрийской и прусской частям Польши.

Более значительные затруднения испытывали области Прибалтики и российская часть Польши, хотя и они располагали позитивным историческим опытом, в частности, там сохранялась городская традиция и связанные с ней психосоциальные навыки.

В XVI-XVIII вв. католическая часть европейской периферии еще не выделилась в особый регион Европы, который сейчас все чаще называют Центральной Европой.

Россия до XVIII в. оставалась средневековой страной. Ее Традиция, в отличие от Традиции средневекового Запада, не содержала в себе исторически выраженных инновационных элементов и оставалась по преимуществу архаической. В русской религиозной культуре утвердилось узко-литургическое понимание благочестия, иначе говоря, обрядоверие, не способствовавшее психосоциальным переменам. Россия не знала развитых аристократических и городских традиций. Она была почти исключительно крестьянской страной. В этих условиях единственной силой, способной направить ее в русло обновления, оказалось монархическое государство.

С самого начала российская модернизация натолкнулась на мощное сопротивление и привела к "расколу" - это слово следует понимать и конкретно-исторически, и расширительно. В XVIII в., а, возможно, еще раньше, в середине XVII в., появляются две России: Россия элиты, вводящей перемены "сверху" (непоследовательно, с консервативными паузами), и Россия большинства, молчаливо

претерпевающего нововведения (это было правилом до начала XX в.) или стихийно протестующего. В отличие от других модернизирующихся европейских стран, также прошедших через социокультурную поляризацию (это неизбежный момент модернизации), российский "раскол" - явление чрезвычайно длительное, пронизывающее историю России со второй половины XVII до конца XX в.

Таковы основные варианты европейской ранней модернизации. Начавшись в XVI-XVIII вв. в лидирующих странах Европейской системы, придя к первым серьезным результатам в конце XIX в. (складывание современной цивилизационной парадигмы) опять же в европейском центре, процесс модернизации Европы продолжается в XX в.: следом за Англией модернизируется Франция и "благополучные" страны европейской полупериферии. После Второй мировой войны переходные процессы завершаются в Западной Германии и Италии (в 5060-е гг.). Во второй половине 70-х и в 80-х гг. наступает черед Испании и Португалии: они либерализируются и одновременно решают экономические проблемы. Тогда же к ним присоединяется Греция.

В начале 90-х гг. модернизационная волна докатывается до стран Центральной Европы. И здесь основным условием преобразований были деидеологизация и либерализация общественной жизни.

Страны юго-восточной Европы и Россия в силу исторических причин остаются в этом ряду последними.

История европейского Запада XVI-XVШ вв. показала, что между Традицией и новациями нет онтологического противоречия. Традиция жива только тогда, когда она так или иначе обновляется, а новации должны представить доказательства своей органичности. Европейский Запад реализовал один из лучших вариантов диалога старого и нового. На протяжении ХУЬХУШ вв. здесь произошло то, что С.Айзенштадт назвал реконструкцией Традиции: из исторического препятствия она стала фактором исторического роста. Разумеется, не всякая Традиция способна легко проделать такой путь.

Реконструкция западноевропейской Традиции была во многом задана христианским религиозно-культурным проектом. Его главный нерв составляло напряжение между трансцендентным и мирским порядками. Напряжение создавалось изначальной автономностью этих порядков. Религиозные ценности в христианстве не предполагают подавления ценностей светских и таким образом возникает возможность снятия традиционного синкретизма, возможность диалога. При этом земной мир признавался несовершенным и подлежал изменению в соответствии с христианскими представлениями о справедливости.

На исторической почве Запада христианство порождало религиозную гетеродоксию и вторичные элиты, тяготевшие к центроформировангоо. И здесь оно задавало образцы светским преобразованиям. Оно учило, что земные власти ответственны перед

высшим законом и могут быть смещены, если не следуют ему. Христианство во многом обусловило символические аспекты западноевропейской модернизации. Христианская религиозная личность - зрелый итог эволюции религиозной культуры на Западе - явилась прототипом (хотя и не единственным) светской личности ХУШ-Х1Х вв.

В Восточной Европе преобразовательные возможности христианства были реализованы в гораздо меньшей степени, поскольку историческая почва, принявшая в себя его семена, была иной. Здесь отношения между традиционализмом и политикой перемен были более напряженными, а в России эти отношения вылились в эпохально длительное, хроническое противостояние.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. К вопросу об этических взглядах Дж. Понтано (1426-1503)// Из истории древнего мира и средневековья. Изд. МГУ, 1987. С.70-86.

2. Социально-этическая концепция Н.Макьявелли и эволюция гуманистических идей в Италии первой трети XVI в.// Областная отчетная студенческая научная конференция. Тезисы докладов. Пермь, 1988. С.25-26.

3. Социально-этическая проблематика поздних трактатов Джованни Понтано// Тезисы докладов. Пермь, 1988. С.23-24.

4. Философско-этическая программа Джованни Пико делла Мирандола// Областная отчетная студенческая научная конференция. Тезисы докладов. Пермь, 1989. С.35.

5. Политический космос Н.Макьявелли// 9-е Октябрьские чтения. Тезисы докладов. Пермь, 1990. С.40-41.

6. Эпоха Возрождения в истории европейской культуры// Областная отчетная студенческая научная конференция. Тез. докладов. Пермь, 1990. С.46-47.

7. Личность в европейской истории (совм. с К.В.Пантаохиной)// Областная отчетная студенческая научная конференция. Тезисы докладов. Пермь, 1991. С.38.

8. "Послания апостола Павла": экзистенциально-логический и культурно-исторический комментарий// Античность Европы. Пермь, 1992. С.86-101.

9. Философия истории как культурология ("европейское чудо")// Политическая и духовная культура Европы (новое и новейшее время). Пермь, •1992. С.4-26.

10. Наброски к философии культуры// Современное общество: вопросы теории, методологии, методы социальных исследований (Файнбурговские чтения). Тезисы докладов. Пермь, 1992. С. 48.

;11. Запад и Россия: опыт культурно-исторического сопоставления// Россия и Запад: политические и культурные традиции. Тез. докладов. Пермь, 1994. С. 3-9.

12. Ренессансный тип культуры (опыт культурологического моделированиям/Античность и средневековье Европы. Пермь, 1994. С.182-202.

13. Особенности российского традиционализма// Консерватизм: история и современность. Вып.2. Пермь, 1995. С.70-78.

14. Складывание Большой европейской Традиции в ХУЬХУШ вв.//в печати.