автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Ф. М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ф. М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого"

На правах рукописи

РГБ ОЛ

и окт 5-.Г.

Подопригора Максим Григорьевич

Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ В ТВОРЧЕСКОМ СОЗНАНИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО

10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ставрополь 2000,

Диссертация выполнена на кафедре русской литературы 20 века Ставропольского государственного университета

Научные руководители: доктор филологических наук, профессор

J1.M. Чмыхов, кандидат филологических наук, доцент Л.И. Бронская

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

А.М. Буланов, кандидат филологических наук, доцент O.K. Страшкова

Ведущая организация: Ростовский государственный университет

Защита состоится «27» сентября 2000 г. в 11 часов на заседании диссертационного совета Д. 113. 50. 01 в Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1а, ауд. 302.

С диссертацией можно ознакомиться в научлой библиотеке Ставропольского государственного университета по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул.Дзержинского, 120.

Автореферат разосла^&Г-^ 2000 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент

Черная Т.К.

Общая характеристика работы.

Литературно-критическим сознанием конца XIX - начала XX века активно осваивался художественный и философский опыт Ф.М. Достоевского как мастера философского романа с остродраматическими идейными конфликтами, где проблемы русского национального самосознания органически сочетались с проблемами всемирно-исторического бытия. Практически все писатели и критики разных направлений этого времени предлагали свои интерпретации наследия Достоевского.

Обращаясь к Достоевскому, критика рубежа веков стремилась к тому, чтобы укрепить его именем авторитет своих эстетических и идеологических позиций. Поэтому представители, например, религиозно-философской и символической критики акцентировали склонность Достоевского к мистическим пророчествам, ставили ему в особую заслугу то, что он обратил русское общество к вопросам веры и, наконец, объявили Достоевского не только предтечей символизма, но и его крупнейшим представителем.

Символисты одни из первых заявили о философском характере художественных произведений Достоевского, об обращении писателя к коренным загадкам бытия и человеческого духа.

При этом восприятие творчества Достоевского русским литературно-критическим сознанием начала XX века было противоречивым. Например, позиции Льва Шестова, транслирующего формулу Н.К. Михайловского о «жестоком таланте» писателя, прямо противоположны размышлениям Вячеслава Иванова о том, что опорной точкой Достоевского являлась идея соборности в ее православном измерении.

Опыт истолкования наследия Достоевского Андреем Белым уникален, потому что он в разное время обобщает позиции порубежного достоевско-ведения: эмоциональная восторженность сменяется абсолютным отрицанием. Позднее эти крайности сливаются в целостный образ Достоевского. Поэтому можно сказать, что в критическом и художественном опыте восприятия Достоевского Белым заключена мебель, по которой можно реконструировать противоречивое отношение эпохи серебряного века к философскому, публицистическому и художественному наследию Достоевского.

Все Это подчеркивает актуальность поставленной темы.

Автор диссертационного исследования ставит перед собой следующие цели и задачи:

- выявить в оценке творчества Достоевского русским литературно-критическим сознанием конца XIX - начала XX века дихотомию формы и содержания;

- сопоставить и обобщить взгляды теоретиков русской религиозно-философской и символистской критики на идеологию и поэтику Достоевского;

- доказательно выделить традиции Достоевского, которые осваивал Белый в тех или иных сторонах своего творчества; 1

- проследить эволюцию в отношении Белого к Достоевскому как характерный пример усвоения наследия писателя литературно-критическим сознанием рубежа веков.

Методология исследования представляет собой сочетание историко-генетического и системно-типологического подходов. В работе использованы теоретические и методологические идеи М.М. Бахтина, Г.М. Фрид-лендера, A.C. Долинина, К.В. Мочульского, A.B. Лаврова, В. А. Богданова, В.Н. Белопольского, атакже теоретиков символизма Д.С. Мережковского, В.И. Иванова и Андрея Белого.

Предметом исследования являются проблемы восприятия наследия Достоевского Андреем Белым, как характерный пример усвоения творчества писателя русским литературно-критическим сознанием конца XIX -начала XX века.

Объектом исследования явились публикации о Достоевском А. Белого, B.C. Соловьева, Н.К. Михайловского, В.В. Розанова, A.JI. Волынского, Д.С. Мережковского, Льва Шестова, В. Иванова.

Научная новизна диссертационного сочинения заключается в том, что в нем впервые дается цельная, достаточно развернутая характеристика влияния художественно-идеологического мира Достоевского на творчество Андрея Белого, произведения которого показывают глубину его проникновения в художественный мир Достоевского. При этом обосновывается, что в критическом и художественном опыте восприятия Достоевского Белым заключена модель, по которой можно восстановить отношение дос-тоевсковедения начала XX в. к наследию писателя.

Теоретическая значимость работы состоит в обосновании плодотворности взаимодействия наследия Достоевского и литературно-критического сознания начала XX века.

Практическое значение исследования в том, что содержание и выводы работы могут быть использованы в вузовском лекционном курсе, семинарах и курсах по выбору.

Апробация материала. Основные положения диссертации были изложены на научных конференциях преподавателей Ставропольского государственного университета (1997-2000), а также в ряде научных статей. Работа обсуждалась на кафедре русской литературы 20 века СГУ.

На защиту выносятся следующие положения:

- в восприятии творчества Достоевского конкретно-эстетической и «реальной» критикой наблюдается противопоставление формы и содержания: Достоевский - великий художник, но плохой мыслитель; Достоевский - великий мыслитель, но.слабый художник;

- творческий метод Достоевского современной ему критикой не был осмыслен до конца. Существенные черты его видения мира и его художественного открытия могло оценить по достоинству лишь новое столетие;

- у Достоевского авторскому сознанию подлежит представление о «Матери - сырой - земле». «Земля» («почва») для героев Достоевского является воплощением упорядоченной материи, которая составляет самостоятельный космос;

- вторым моментом, выявляющим индивидуальный облик художника, будет напряженная картина страдания, зла, разложения в его произведениях. Эта, на первый взгляд, преувеличенная картина мира ставит проблему страдания и зла во всей ее заостренности. Все социальные реформы, с точки зрения писателя, являются недостаточным ответом. Ответ, соответствующий радикальности проблемы, может быть дан только из самых глубин бытия - из бытия Божия. В этом центральная

. проблема и центральная вера Достоевского;

- историософская концепция России, сформулированная Достоевским, связана с важнейшими темами «Серебряного голубя» и «Петербурга», романов, идеи и образы которых непосредственно связаны с художественным миром Достоевского и поднятой им философско-историчес-кой проблематикой;

- в восприятии наследия Достоевского Белым заключена модель, которая включает в себя практически все ракурсы достоевсковедения конца XIX - начала XX века.

Структура работы определяется поставленной целью, задачами, характером исследуемого материала. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность изучения проблемы восприятия творчества Достоевского литературно-критическим сознанием конца XIX - начала XX века и, в частности, Андреем Белым.

В Первой главе «Творчество Ф.М. Достоевского в оценках русской критики конца XIX- начала XX века» обращается внимание на то, что

творческий метод писателя современной Достоевскому критикой не был осмыслен до конца. В борьбе мнений вокруг Достоевского выразились -начиная с середины 60-х годов XIX века - острейшие идеологические конфликты русской жизни.

Конкретно-эстетическая (В. Белинский)и «реальная» (Н.Г. Чернышевский, H.A. Добролюбов, Д.И. Писарев) критика обсуждала главным образом отношение писателя к общественно-политической проблематике времени. Она выдвигала на первый план идеологические позиции писателя, односторонне трактованные и отвлекаемые от целостного объективного содержания его сочинений. При этом чаще всего тиражировались формулы Белинского: «мрачное помешательство», «повальный бред», «припадочные характеры, ходящие вверх, ногами». Художественный мир писателя интерпретировался как субъективный произвол, нарушающий законы творчества. Одним словом, литературно-критический анализ, полагавший основной целью художественного творчества создание социальных типов, а также объяснение человека во всех особенностях его внешней и внутренней жизни общественными условиями, не мог охватить своеобразия реализма «в высшем смысле». H.A. Добролюбов, например, отказывался разбирать характер князя Вол-ковского потому, что не нашел в романе убедительных объяснений этого «собрания злодейских и цинических черт».1

Должно было перестроится со временем критическое и художественное мышление, чтобы стало ясным, что философские, нравственные, политические идеи так же принадлежат своему времени, как и социально-политические движения. Все приведенные в диссертации примеры интерпретаций наследия Достоевского в конце XIX века сводятся к тому, что Достоевский велик только как гуманист (или мистик, или пророк), но не как художник. Критика эта достаточно однообразна. Достоевский не философ. Он художник, мыслящий романами. И если мы признаем величие его мысли и чувства, то мы признаем и силу его художественной формы, хотя она и казалась в конце XIX — начале XX века несовершенной. Но в 60-70 годы XIX века, все, кто не принимал художественного и идеологического мира Достоевского, согласятся с точкой зрения Добролюбова. Отводя упреки в фантастичности образов писателя, критики прежде всего старались доказать типичность (которая была для них равнозначна художественности) нарисованных Достоевским картин ссылкой на распространенность их в реальной действительности, на то, что они имели соответствующие социальные эквиваленты. О «Бесах», например, Владимир Соловьев писал,

^"Добролюбов H.A. Поли. собр. соч.: В 10 т. М.-Л., 1963. Т. 7. С. 235-236.

«что не выдуманы эти явления, а действительно существуют», что вообще в романах Достоевского «собрано все, что только есть темного, больного, мучительного, безобразного в нашей общественной жизни».2

Об интересе писателя к конкретной жизни будет писать и А. Волынский, не изолирует Достоевского от русской жизни Д. Мережковский и Н. Бердяев. А Вяч. Иванов не только укажет на «людской мир и общественный строй» как на один из источников трагедийности романов Достоевского, но и признает, что большую часть их пространства писатель отводит изображению «треволнений души» и «плану общественному», выводя обнаруживающиеся в этом плане преступления «из прагматизма внешних событий, из их паутинного сплетения, образующего тончайшую, но мало-помалу становящуюся нерасторжимой ткань житейских условий».3 Итак, реализм Достоевского не являлся препятствием для зачисления писателя в родословную символизма.

Сразу после смерти писателя, в восприятии его творчества и художественной и критической мыслью наметился новый этап. На рубеже веков в литературе о Достоевском развиваются два направления. Первое продолжает традиции «реальной» критики. Второе направление-символистская критика. Последняя вступает в противоборство с утвердившимися в XIX веке мнениями о писателе. При этом ею отмечалось как достоинство то, что ставила в упрек Достоевскому критика противоположного лагеря. Владимир Соловьев, например, считал, что преимущество воззрений Достоевского заключается как раз в том, за что его укоряли. Это, с точки зрения философа, отсутствие в его произведениях внешнего общественного идеала, не связанного с внутренним преображением человека.

«Три речи в память Достоевского» (1881 - 1883) Владимира Соловьева открывали религиозно-философское, символистское направление мысли о писателе. Именно в этой работе впервые было сказано о Достоевском как о «предтече» «нового религиозного искусства» и причастности писателя к «пророкам, истинно лучшим людям и Вождям человечества».4

Действительность, с точки зрения Соловьева, Достоевский толкует в духе соединения реального и метафизического начал. При этом критик отмечает одну из основных в творчестве писателя проблем отчуждения человека и путей отказа личности от своего эгоистического уединения. Этот комплекс возводится здесь от частно исторических коллизий до широкого философского содержания, взятого в религиозно-философском ас-

2 Соловьс1ГаСГСо6рГсоч.: Б 2 т. Г9907Т. 2. С. 293.

1 Иванов Вяч. Борозды и Межи. М., 1916. С. 67.

J Соловьев B.C. Три речи в память Достоевского. М., 1990. Т. 2. С. 296.

пекте; истоки зла - в безбожественном мире, исцеление - в духовном единении на почве веры Христовой. Признавая значение «общественного движения» как основного предмета сочинений Достоевского, Соловьев отвлекается от социальной причинности, считая, что она не определяет характер жизненного процесса. Выдвижение проблем отчуждения и его преодоления в качестве главных для творчества Достоевского было существенно важным.

Вслед за «Тремя речами в намять Достоевского» Вл. Соловьева выходит ряд работ, которые можно отнести к религиозно-философской, символистской критике творчества писателя. В этих исследованиях утверждается восприятие писателя как художественного гения, которого необходимо истолковывать не по законам нормативной эстетики, а по законам, созданным им самим. Заслуга религиозно-философской, символистской критики заключалась в том, что в анализе творчества Достоевского она значительное место отводила ему как художнику. При этом были высказаны соображения, относящиеся к методу писателя, к образному типу его произведений, их жанровым и стилевым чертам. С динамикой мысли писателя связывалось его особое место в русской литературе.

Философские и литературные источники русского символизма очень разнообразны: философы античного мира, Кант и неокантианцы, философия и эстетика немецкого романтизма в лице Шеллинга и Фр. Шлегеля, Шопенгауэр - все они оказали заметное влияние на его представителей. Но особенно существенным было воздействие Достоевского, которого символисты провозгласили глубоким мыслителем и своеобразным художником, тем самым преодолев дихотомию формы и содержания в оценке его творчества.

Чтобы выяснить характер идейно-творческих отношений между Достоевским и символистами, необходимо подробно остановиться на понятии творческого метода. А оно получает наполнение в динамической жизни персонажей, на том пространстве, где герои действуют. Здесь лежит художественный эквивалент методу.

С точки зрения символистов, герои Достоевского черпают мотивы своих действий не в общественной жизни. Не она и не прагматизм внешних событий являются теми типическими обстоятельствами, которые заставляют их действовать. С. Булгаков, как бы опровергая точку зрения на роман «Бесы», высказанную в свое время Вл. Соловьевым, объявляет этот роман приуроченным к русской действительности лишь «по внешности», поскольку, на его взгляд, развитие этой трагедии определяется не человеком в его бытовой или социальной оболочке, а сверхчеловеческим законом.

Религиозно-философская, символистская критика отмечает имеющее место в творчестве Достоевского противоречие между «психологическим» и «социальным» человеком. Под психологизмом Достоевского подразумевалось внимание писателя к жизни человеческого духа как единственной сфере, где происходит становление и самоопределение человека в качестве личности, где выявляются истинно-ценностные ее отношения к другим личностям. Уже у Мережковского эти «последние пределы» личности суть мысли о Боге или атеистические убеждения.

И как бы завершая традицию такого понимания психологизма Достоевского, Бердяев будет писать о том, что психология персонажей писателя углубляется от души до жизни духа.

Религиозно-философская, символистская критика выделила в творчестве Достоевского два момента в композиции некоторых образов. Первый - это эпилепсия, которой страдают Кириллов, Мышкин, Смердяков. Второй момент - это медиумичность в поведении таких героев, как Раскольников, Ставрогин, Версилов, свидетельствующая о причастности этих героев «мирам иным».

Самой значительной стилевой приметой романов Достоевского представители религиозно-философской критики признают их остродинамическую событийность, первостепенную роль действия в раскрытии внутренних, идейно-психологических антиномий. Отсюда и высокая оценка Достоевского за то, что ои не пожертвовал фабулиз-мом,его техникой.

«Трагедийное», «трагическое» имеет в критике символистов о Достоевском содержательный смысл. Противопоставляя героев Толстого и Достоевского, Мережковский пишет о первых, что они не герои, а только «жертвы, которые не борются, не противятся, отдаваясь уносящему их потоку стихийно-животной жизни»'.5 Критик говорит о напряженной конфликтности сюжетных ситуаций Достоевского, отмечает таящуюся в них для героев гибельную опасность, их готовность идти в разрешении конфликта до конца.

Источники конфликта в романах Достоевского представители религиозно-философской, символистской критики объясняли мистическим планом самоопределения героев, потому что трагедия не мыслилась ими без мистического содержания: «Ход трагедии определяется надчеловеческим, сверхчеловеческим (или, вернее, ноуменально человеческим законом),

5 Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995. С. 45.

неким божественным фатумом, - писая С. Булгаков, - который осуществляет свои приговоры с неотвратимой силой. Он, этот божественный закон, и есть подлинный герой трагедии, он раскрывается в своем значении Провидения в человеческой жизни, вершит на земле свой страшный суд и выполняет свой приговор».6

Исходным в восприятии Достоевского стало представление об уникальности писателя. При этом его творчество воспринималось как недосягаемое для самой высокой нормы. Загадку «необыкновенного человека» Достоевского толковали как загадку о человеке вообще. При этом была оспорена тенденция сводить психологическое искусство писателя к психопатологическому анализу. Литературно-критической мысли открывались за душевными движениями героев Достоевского всеобщие закономерности жизни духа. Особенно отмечены были откровения писателя в области иррационального и подсознательного. При этом феномен отчуждения у Достоевского трактовался в мировом масштабе. Говоря о неприменимости к писателю традиционных эстетических критериев, религиозно-философская, символистская критика увидела в художественном методе Достоевского, «реализме в высшем смысле», эксперимент, предсказавший поэтику XX века.

Трудность состоит в том, чтобы из большого количества авторов доказательно выделить именно традиции Достоевского, которые осваивали символисты в тех или иных сторонах своего творчества. Единственно оправданным и научно состоятельным методом сопоставительного анализа является только тот, при котором изучение предшественника идет в русле установления особенного, специфического в его творчестве, в плане выявления индивидуального облика художника.

У Достоевского авторскому сознанию и сознанию некоторых близких ему героев подлежит представление о «матери - сырой - земле», которое в народном сознании часто отождествлялось с представлением о Богородице. Земля для героев Достоевского является воплощением упорядоченной материи, которая составляет самостоятельный космос. Она наделена животворящей силой и возвеличена до одухотворенного существа, пребывающего в непосредственной близости к Богу.

Почвенничество собрало в фокус верования Достоевского, сформировавшиеся еще во 2-ой половине 50-х годов XIX века. Проблема народности в мировоззрении Достоевского связана с исканиями национально-самобытного развития России и не является проблемой чисто литературной.

6 Булгаков С.Н. Иван Карамазов как философский тип //Вопросы философии и психологии. СПб., 1992. Кн. 1. С. 828.

Идея народности соотносилась Достоевским с идеей следования «православным началам» жизни. При этом можно говорить о религиозной подоснове почвенического понимания народности искусства, его зависимости от православной идеи соборности.

Основные постулаты почвенности в сфере этики и эстетики можно сформулировать следующим образом:

а) отождествление красоты с добродетелью и правдой;

б) возвышение искусства над рядом других сторон человеческой деятельности;

в) наделение художника (пророка) особой способностью познания;

г) «национализация» эстетики и этики.

В почвеннической интерпретации красота не является красотой самой формы; она также включает в себя идею, душу, которая имеет большее значение, чем сама форма. Своеобразное «заточение» почвенниками нравственного начала в оболочку идеи красоты - момент принципиальный.

С точки зрения почвенничества, свободное, жизнетворящее искусство не руководствуется готовой общественной нравственностью, а создает свою нравственность, воплощенную в красоте и ей тождественную. В почвенничестве существовала аналогия не только «органического», естественного, но и спонтанного, стихийного развития как искусства, так и общества. В почвеннической доктрине общественное развитие есть в идеале творчество самой жизни, сливающееся с вольным творчеством самой жизни.

Вторым моментом, выявляющим индивидуальный облик Достоевского, будет напряженная картина страдания, зла, разложения в его произведениях. Эта, на первый взгляд, преувеличенная картина мира ставит основную проблему страдания и зла во всей ее заостренности.

Крайний характер идеологического мира Достоевского был подмечен Андреем Белым, с точки зрения которого писатель измеряет землю меркой абсолютной гармонии.

Опыт восприятия Андреем Белым наследия Достоевского уникален, потому что в своем отношении к наследию писателя он в разное время обобщает практически все позиции порубежного достоевсковедения. Таким образом, в художественном и критическом опыте Белого заключена модель, по которой можно реконструировать отношение эпохи серебряного века к художественному, философскому и политическому наследию Достоевского.

Во второй главе «Ф.М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого» рассматриваются те традиции Достоевского, которые осваивал Белый как в художественных, так и в критических произведениях.

Среди символистов Белый унаследовал главную - почвенническую -тему Достоевского. Размышляя над путями обновленного почвенничества, Вячеслав Иванов в статье о «Русской идее» (1909) назовет Белого одним из выразителей возрождающейся в общественном сознании проблемы интеллигенции и народа.

В 1910 году Белый заканчивает роман «Серебряный голубь». Символистскую коллизию мистического народничества - интеллигент устремляется к «почве» в поисках духовного обновления - Белый осложняет в романе историософской проблематикой, размышляя о роли Востока и Запада в судьбах России. Писатель проводит своеобразный эксперимент: проверяет в «Серебряном голубе» возможность осуществления предсказаний Достоевского о грядущем возрождении России на почве соединения интеллигенции и народа.

В устремлении к почвеннической проблематике Достоевского, с которой Россия «родилась», Мережковский увидел заслугу Белого и призвал его осознать необходимость синтеза народа и интеллигенции. Подобного примирения в «Серебряном голубе» не происходит: Дарьяльский гибнет не только как «тщетно тщащийся примужичиться» (слова автора о своем герое), но и как обольщенный крестьянской мистикой. За сектантским изуверством открывается «ужас, петля и яма». Но в романе отвергается и «сон Запада», безысходный для России.

В своем одновременном приятии-отрицании как западничества, так и славянофильства Белый различает две трактовки национальной идеи. Правда почвенничества, по Белому, трансцендентна. Она заключена в «мистическом реализме живого чувства, выражающемся в вере в Россию» и служащем залогом его будущего: «Россия, - писал Белый в год написания романа, - есть некоторое не данное в истории, но предполагаемое единство исторических, бытовых, этнографических черт, предугадываемое величайшими русскими писателями и философами».7

Хаосу России в настоящем писатель, подобно Достоевскому, противопоставляет ее подлинное бытие в грядущем. Россия для Белого - «наш путь и стремление к дальнему»: «Только тогда, когда исчезнет больная Россия, мы сможем превратить лозунг Достоевского: «Буди», в ликующий лозунг: «Есть».8 Такое отношение к национальной проблематике сохранится у Белого на долгие годы. При этом писатель будет обращаться то в сторону западничества, то в сторону почвенничества. Между Востоком и

7 Утро России. 1910. №303, 18 ноября.

8 Там же. С. 56.

Западом ищет Белый спасительного пути. При этом «Серебряный голубь» должен был отразить хаос Востока, а роман «Петербург» - иллюзорное восприятие Запада как страны святых чудес. Город Лихов в «Серебряном голубе», фантастический мегаполис в «Петербурге», с точки зрения писателя, маски, заслоняющие подлинную Россию.

В романе «Серебряный голубь» Белый описывает и утопию Дарьяльс-кого, и радения «голубей», под духовными поисками которых скрывается иррациональная сила: «...ужас, петля и яма: не Русь, а какая-то темная бездна Востока прет на Русь из этих радением источенных тел».9

Соблазнам Востока противостоит в романе символизирующая Запад усадьба Гуголево. Символичен образ невесты Дарьяльского Кати, которая противопоставлена Матрене, сочетающей в себе черты «ведьмы» и «ос-кабленной зверихи» (226, 224). Внешность Матрены - это символ всего уродливого в России, но за нею приоткрывается «святая душа отчизны»: «... Будто там окиан море - синее расходилось из-за ее рябого лица» (223).

Символом духовной просветленности является в романе невеста Дарьяльского Катя. Но она принадлежит навсегда уходящей в прошлое культуре, которая ничего не может противопоставить угрожающей экспансии города. Запад противопоставляется России в «Серебряном голубе» как иллюзия, не воплотимая в реальности.

Роман «Серебряный голубь» отражал одну из сторон историософских размышлений Белого. Возвращение героя на родную «почву» заканчивается его гибелью. При этом Восток соотносится в романе с природной стихией, которая корреспондирует с темами сборника стихов Белого «Пепел»: «Кустики, кочки, овражки»,неразбериха «ветвей,теней... точно присели они в черные пятна кустов, разбросались, - и оггуда злобно ... моргают глазами, полными жестокости и огня; точно недругов стая» (223, 224).

Но с другой стороны, Белый не отрицает и значимости Востока: «Скольких, скольких в тайне сжигает полевая мечта; о, русское поле! Дышишь ты смолами, злаками, зорями: есть где в твоих просторах, русское поле, задохнуться и умереть. Будут, будут числом возрастать убегающие в поля!» (302-303). В романе отсутствует монологическая завершенность в разрешении историософских вопросов — есть Россия или ее нет. Писатель одновременно показывает две правды и две неправды.

«Петербург», второй крупный роман Белого, не мог не испытать влияния «Бесов» Достоевского. Главной темой «Петербурга» является трагедия сознания интеллигента, разрываемого революционными событиями

9 Белый Л. «Серебряный голубь». Собр. соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 201.

1905 года. Так же, как и в произведении Достоевского, выбор партии падает на аристократа. Николай Ставрогин и Николай Аблеухов похожи внешне. Достоевский представляет своего героя лишенным внешней и внутренней динамики. Статичность Ставрогина выражается в его внешности, напоминающей маску. В сопоставлении со Ставрогиным, внешность Аб-леухова колеблется между красотой и уродством.

Аблеухов должен «принять одно роковое решение». Но «грозная мысль» Ставрогина (исповедь и самоубийство) снижается у Аблеухо-ва: свое решение герой не может воплотить в действительности. Поступки Ставрогина в исполнении Аблеухова выглядят жалко. «Внешние приемы сопоставления «Петербурга» с «Бесами» по линии главных героев складываются в символическую картину качественно нового состояния русского общества, - замечает Л.И. Сараскина, - за тридцать лет после нечаевской истории оно проделало длинный путь в том самом, нечаевском направлении. Единичные явления приобрели массовый характер, болезнь зашла вглубь и захватила столицу Ровсийской империи».10

Революционеры, действующие в романе Белого, являются наследниками традиции, от которой предостерегал Достоевский. Революционер Александр Дудкин идет дальше Петра Верховенского в своем отрицании всего и вся: «Период изжитого гуманизма закончен, - развивает герой свои идеи перед Николаем Аблеуховым, - история выветренный рухляк: наступает период здорового варварства, пробивающийся из народного низа.... Александр Иванович проповедовал сожжение библиотек, музеев, признание монголов» (101).

Белый отвечает в «Петербурге» на вопрос, представляет ли собою Азеф - Верховенский случайное явление в революции или в этом ее духовная болезнь? В романе Азеф - провокатор Линпанченко, предсказанный Достоевским, замеченный Белым - возникает в реальности.

И в «Бесах» и в «Петербурге» ответственность за духовный распад должны нести те, кго принадлежит социальной России. Согласие с политическими решениями автора «Бесов» характеризует и другую сторону концепции «Петербурга» - проблему ответственности за болезнь, поразившую Россию. Несомненна ответственность Аблеухова-старшего, чиновника, закрытого для идей обновления.

Влияние Достоевского проявляется и в том, как звучит в «Петербурге» ставрогинский отказ участвовать в преступлении. Николай Аноллонович

т" Сараскина Л.И. «Бесы»: роман - предупреждение. М., 1990. С. 346.

находит в себе силы остановится: «...»Нет!» ... не могу, да и не хочу; словом, не стану ... Отказ: бесповоротный. Можете так передать. И прошу оставить в покое» (382).

Достоевский мотив неучастия в отцеубийстве и презрения к партийным интригам - выражается в романе как источник нравственного перерождения героя. Ставрогин, герой «безмерной высоты», отказывается возглавить подпольную организацию. Аблеухов, отказываясь от роли рядового исполнителя, испытывает «потрясение жизни - будто слетела повязка со всех ощущений» (355).

Обозначив эмоционально-психическую доминанту «Петербурга» как «вдохновение ужаса», Вячеслав Иванов акцентировал в нем трагическое видение «рушащихся событий»'." Но «Петербург» связан с традициями Достоевского и в позитивных воззрениях автора. Белый не отказывает своим героям в возможности духовного преображения, которое начинается в достоевской сцене заступничества за девочку: «Навстречу Аполлону Апол-лоновичу кинулся бедно одетый подросток; девушка лет пятнадцати... а за нею в рассветном тумане шло очертание мужчины... Аполлон Аполлоно-вич считал себя рыцарем ... Они шли в глубоком безмолвии ... Аполлон Аполлонович, не сенатор: просто так себе - неизвестный добрый старик» (201). В этом эпизоде преображение начинается тогда, когда герой осознает, что он «не злодей, не сенатор», но человек.

Господствующее место в сознании Белого на рубеже веков занимает личность, выявляющая себя во всей возможной совокупности своих исторических и общественных связей, осознавшая неблагополучие жизни, впитавшая ожидание перемен или мысль о том, что они неизбежны. Человек в произведениях Белого приходит в непосредственное общение с историей, с событиями огромного масштаба и значения. И вполне естественно, что именно Достоевский в таких условиях оказывается одним из самых для Белого актуальных писателей. Можно сказать, что он переживает в начале XX века второе рождение в творчестве Андрея Белого. Именно от этого времени начинается долгий и противоречивый процесс освоения художественного и философского наследия Достоевского Белым.

Отношение Белого к Достоевскому заслуживает также внимания как характерный пример усвоения творчества писателя эпохой серебряного века.

Можно выделить несколько этапов восприятия наследия Достоевского Белым: 1) Достоевский как религиозный проповедник; 2) Достоевский -

" Иванов Вяч. Борозды и Межи: Опыты эстетические и критические. М., 1916. С. 359.

психолог - «изувер»; 3) внутреннее противоречивое единство творчества Достоевского. На третьем этапе творчество Достоевского, с точки зрения Белого, есть изображение трагедии самого творчества как хаотического начала, стремящегося в форме оковать хаос. Судьбы героев Достоевского, по Белому, являются сочетанием «безумия» и «святости», «ревущих корчей» и «высшей гармонии», «эпилепсии» и «прозрения»: «Трагедия творчества Достоевского в том, что он одинаково вносит в него и «громовой вопль восторга серафимов», и свиное хрюканье».12

Для Белого большое значение имело и то, что Достоевский воплотил одновременно целостный и противоречивый образ России, обреченной к гибели и жаждущей воскресения.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы.

Проблема восприятия Достоевского в конце XIX - начале XX века зависела от принадлежности критика тому или иному литературному направлению. Среди русских мыслителей начала XX века едва ли найдется другой, чье искусство было бы связано с традициями Достоевского теснее, чем искусство Белого. Наследие Белого в соотношении традиционного и новаторского показательно как тип эстетического развития на поздних стадиях литературной эволюции. Творчество Белого связало две литературные эпохи: он, наследник Достоевского, оказался реформатором русской прозы XX века.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Ф.М. Достоевский и Андрей Белый: творческий диалог //Вопросы традиций и новаторства: Тезисы докладов внутривуз. науч. конф. - Ставрополь, 1995. С. 35-40.

2. Николай Сгаврогин как идеолог православия //Человек в контексте культуры: Сб. науч. статей. - Ставрополь, 1998. С. 152-157.

3. Две эпитафии Достоевского' как реминисцентная пародия //Филологические науки. - Ставрополь, 2000. С. 100-103.

4. Традиционное и новаторское в произведениях Андрея Белого. - Ставрополь, 1999. С. 86-90. (в печати)

Белый А. Трагедии творчества. Достоевский и Толстой. С. 154.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Подопригора, Максим Григорьевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Творчество Ф.М. Достоевского в оценках русской литературной критики конца XIX - начала XX века.

ГЛАВА 2. Ф.М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Подопригора, Максим Григорьевич

В последнее время внимание литературоведов все более привлекает важная, но пока не в полной мере исследованная проблема воздействия творчества Ф.М. Достоевского на русское литературно-критическое сознание конца XIX - начала XX века.

Диссертация выявляет плодотворное влияние идей и образов Достоевского на последующий ход литературного процесса. Особое внимание при этом уделяется проблемам воздействия Достоевского на такого крупнейшего представителя русского символизма как Андрей Белый.

Несмотря на то, что многие писатели и критики начала века охотно обращались к наследию Достоевского, пытаясь ассимилировать его идеи для осуществления своих собственных целей, отношение к творчеству Достоевского оставалось неоднозначным и противоречивым. Творческий метод писателя современной ему критикой не был разгадан до конца: "Отношение Достоевского с его временем (не только с критикой) были так сложны, как, пожалуй, ни у кого из корифеев классического века нашей литературы, - замечает В.А. Келдыш. - Только в XX веке стало ясно, что Достоевский во многом опережал свою эпоху и что некие существенные черты его видения мира и его художественные открытия могло по достоинству оценить лишь новое столетие".1

В столкновениях мнений вокруг Достоевского выразились идеологические конфликты русской жизни. Прижизненная критика обсуждала главным образом отношение писателя к общественно-политической проблематике времени. Радикальная же критика в конце ,70-х годов XIX века выдвигала на первый план идеологические позиции писателя, достаточно односторонне истолкованные и отвлекаемые от целостного содержания его сочинений. Художественный мир Достоевского оценивался как субъективный произвол, нарушающий законы творчества.

Для своих современников, следовательно, Достоевский оставался одним из писателей, более или менее значительным. И хотя с интерпретациями писателя выступали самые известные критики, у Достоевского были основания заявить, "что печальная литературная критика говорила о нем легко и поверхностно".2

В конце XIX - начале XX века русское литературно-критическое сознание расслоилось: одни считали Достоевского великим художником, но плохим мыслителем. Другие - великим мыслителем, но слабым художником. В обоих .случаях наблюдается рассечение формы и содержания, которое не может быть допустимо в современной науке. Анализ приведенных в диссертации примеров интерпретаций наследия Достоевского в конце XIX века показывает, что все они сводятся к тому, что Достоевский велик как гуманист, мистик или пророк, но не как художник. Критика эта однообразна. Достоевский художник-мыслитель. Можно сказать, что он мыслит романами. И если мы признаем напряженность его чувства и мысли, то тем самым мы признаем силу его художественной формы, хотя она и казалась для многих несовершенной.

В конце XIX - начале XX столетия в литературе о Достоевском развиваются два направления. Первое продолжает традиции конкретно-эстетической (В.Г. Белинский) и "реальной" (Н.Г. Чернышевский, H.A. Добролюбов, Д.И. Писарев) критики. Второе - религиозно-философская критика, которая оценивает как достоинство то, что ставила в упрек Достоевскому критика противоположного лагеря: "Основное преимущество воззрений Достоевского есть именно то, за что его иногда укоряют, - писал Владимир Соловьев, -это отсутствие, или, отвержение всякого внешнего общественного идеала, то есть такого, который не связан с внутренним обращением человека или его рождением свыше", - писал Владимир Соловьев.3

Заслуга религиозно-философской и символистской критики заключалась в первую очередь в том, что в анализе творчества Достоевского она немалое место отводила ему как художнику. При этом были высказаны соображения, относящиеся к методу писателя, образному типу его произведений, их жанровым и стилевым чертам. С динамикой мысли писателя связывалось его особое место в русской литературе.

Необходимо отметить, что при всем интересе к художественным открытиям Достоевского главной для символистской критики оставалась философская проблематика его произведений. В этом смысле важна антропологическая тенденция русского религиозного возрождения, которая соединила отвлеченную идею с вниманием к чувственной конкретности бытия, к человеческой индивидуальности. Тенденция эта проявилась и в концепциях творчества Достоевского.

Философские и литературные источники русского символизма разнообразны: философы античного мира, Кант и неокантианцы, философия и эстетика немецкого романтизма, Шопенгауэр - все они оказали заметное влияние на мировоззрение виднейших его представителей. Но особенно существенным в этом отношении было воздействие Достоевского, как непревзойденного мастера идеологического, философского романа с остродраматическими идейными конфликтами, где сложнейшие проблемы русского национального самосознания органически сочетаются с проблемами всемирно-исторического бытия.

Обращаясь к Достоевскому, символисты,« стремились прежде всего к тому, чтобы укрепить его именем авторитет своих собственных идеологических и художественных позиций, свое мировоззрение и возникшую на его основе религиозную теорию искусства. Поэтому они особо акцентируют склонность Достоевского к мистическим пророчествам, отождествляют пафос его творчества с "проповедью о касаниях миров иных; о вине всех перед всеми и перед всем; о живой Земле и союзе с ней воспевшего гимн и ее лобызающего человека, о живом Христе, воскресшем и узнанном душою народа богоносца"4, ставят ему в особую заслугу то, что он обратил "мысль нашего общества к вопросам веры"5 и, наконец, объявляют Достоевского не только предтечей символизма, но и его крупнейшим представителем.

Появление Достоевского в литературной родословной символизма в момент возникновения этого литературного направления требует всестороннего изучения и точной оценки.

Интересно, что символисты не в последнюю очередь указывали на связь произведений Достоевского с жизнью. Не изолирует Достоевского от русской жизни ни Волынский, ни Мережковский. А Вячеслав Иванов не только укажет на "людской мир и общественный строй" как на один из источников трагедийности романов Достоевского, но и признает, что большую часть их пространства писатель отводит изображению "треволнений души" и "плану общественному", выводя обнаруживающиеся в этом плане преступления "из прагматизма внешних событий, из их паутинного сплетения, образующего тончайшую, но мало-помалу становящуюся нерасторжимой ткань житеиских условии .

Реализм Достоевского не являлся препятствием для занесения писателя символистами в свою родословную. "Чтобы выяснить действительный характер идейно-творческих отношений между Достоевским и символизмом, - замечает P.A. Богданов, - необходимо вынести решение проблемы в ту плоскость, где обретает свой смысл понятие творческого метода. А оно получает творческое наполнение в глубинах динамической жизни персонажей, на той сценической площадке, где герои действуют. Здесь п лежит художественный эквивалент методу".

Эстетика символизма поставила в центр своих интересов не Достоевского-идеолога, а Достоевского-художника. Откровения автора "Дневника писателя" и некоторых его персонажей не играли главной роли в выдвинутой ими системе доказательств. Чистые идеи Достоевского, не воплотившиеся в художественные образы, не привлекали внимание символистов.

Символистская критика в первую очередь отметила в творчестве Достоевского противоречие между "психологическим" и "социальным" человеком: "До него личность чувствовала себя в укладе жизни и в ее быте или в противоречии с этим укладом и бытом, - писал Вяч. Иванов, - будь то единичный спор и поединок, как у Алеко и Печориных, или бунт скопом и выступление целой фаланги как у наших поборников общественной правды и гражданской свободы. Предшественники же Достоевского - это писатели, придававшие роману чрезвычайно широкий размах и зорко заглянувшие в человеческое сердце, реалисты-бытописатели, не пожертвовавшие, однако, человеком для субботы, внутренним образом личности для изображения среды, ее обусловившей, и обобщенной картиной нравов".8

Под психологизмом Достоевского символисты понимали исключительное внимание писателя к жизни человеческого духа как единственной сфере, где происходит становление и самоопределение человека в качестве человеческой личности, где выявляются истинно ценностные ее отношения к другим личностям.

Уже у Мережковского эти "последние пределы" личности, "последние лучезарные вершины духовности" суть мысли о Боге или атеистические убеждения: "Жизнь духа, отрицание и утверждение Бога у Достоевского есть вечно кипящий родник всех человеческих страстей и страданий".9

Символистская критика выделяет в творчестве Достоевского два момента в композиции некоторых образов. Первый - это эпилепсия, которой страдают Кириллов, Мышкин, Смердяков: "Припадки падучей, - писал Мережковский, - были для Достоевского как бы страдными провалами, просветами, внезапно открывшимися окнами, через которые он заглядывал в потусторонний свет".10 С точки зрения Мережковского, эпилепсия, может быть, не болезнь, а "утончение, обострение, сосредоточение духовности".11

Второй момент — это медиумичность в поведении таких героев как Раскольников, Ставрогин, Версилов, свидетельствующая о причастности этих героев "мирам иным". Почему так механичен во многих ситуациях Ставрогин? Почему он напоминает заведенную куклу, а лицом — маску? Потому что "по идее художника, - отвечает Волынский, - это как бы замкнутая в себе механическая сила, отрезанная от божества, ни в чем не соприкасающаяся с идеальным миром, потому что Ставрогин "не достучался" до того, "что мы называем личным идеальным подобием человека".12

Так же объясняет Ставрогина и Бердяев: "Не зная границ и выбора, Ставрогин хотел совместить в себе Христа и Антихриста и окончательно потерялся".13

Символистская критика впервые скажет об особом эпически-драматическом складе романов Достоевского. При этом он подвергался в ней значительной творческой субъективации, поскольку в художественной практике писателя символисты искали выхода из противоречий, не разрешенных ни теорией, ни художественной практикой символизма, а именно, - искали возможностей других кроме лирики, родовых форм. Необходимо отметить, что главным образом через Достоевского в русской»литературе конца XIX - начала XX века рождаются новые отношения между прозой и поэзией: относительная пауза в поэзии и относительная гегемония романа в середине века не просто сменились в конце века новым лирическим расцветом, но лирика обогатилась всеми открытиями и импульсами русского романа, и при этом возникла новая проза, проникнутая духом современной поэзии. Например, "Петербург" Андрея Белого.

С точки зрения символистов, романы Достоевского выходят за привычные каноны повествовательного жанра. Эта особенность романического жанра Достоевского нашла отражение в сформулированном для него определении: "роман - трагедия". "Роман - трагедия" имеет в критике символистов и формально-структурное и содержательное значение. Это понятие указывает на драматургичность повествования Достоевского. Мережковский, например, утверждает, что романы Достоевского - это трагедии, поскольку центр в них не на повествовании, а на том, что слышим и видим, поскольку "в диалоге все у него завязывается и разрешается".14

Вячеслав Иванов видит отличие романа Достоевского от трагедии в том, что он написан в повествовательной форме, а не разворачивается на сцене: "Новизна положения, занятая со времени Достоевского романом в его литературно-исторической эволюции, заключается именно в том, что он написан в повествовательной форме, а не разворачивается на сцене, что он стал под пером нашего художника трагедией духа".15

Самой значительной стилевой приметой романов Достоевского символисты признают их остродинамическую событийность, первостепенную роль действия в раскрытии внутренних, идейно-психологических антиномий. Отсюда и высокая оценка Достоевского за то, что он не пожертвовал "фабулизмом", "его техникой".16

Трагедийное", "трагическое" имеет в критике символистов о Достоевском и содержательный смысл. Противопоставляя героев Толстого и Достоевского, Мережковский пишет о первых, что они не герои, а только "жертвы, которые не борются, не противятся, отдаваясь уносящему их потоку стихийно-животной жизни" .17

Источники конфликта в романах Достоевского символисты объясняли мистическим планом самоопределения героев, потому что жанр трагедии не мыслился символистами без мистического содержания: "Ход и развитие трагедии определяется надчеловеческим «.» законом, неким божественным фатумом, - писал Сергей Булгаков, - который осуществляет свои приговоры с неотвратимой силой. Он, этот божественный закон, и есть подлинный герой трагедии, он раскрывается в своем значении Провидения в человеческой жизни, вершит на земле свой страшный суд и выполняет свой приговор".18

Трагедийность героев Достоевского и Вяч. Иванов, и Мережковский, и Волынский, и Булгаков видят в их отпадении от Бога. "Символистская критика, - замечает Богданов, - предприняла попытку войти под своды романных построений Достоевского и ощутить творческую силу его метода, образующую формально-стилевые доминанты этих оригинальных архитектурных сооружений. Именно здесь, в глубинных слоях художнической деятельности, и обретает свое значение, отличный от реализма толстовского типа, реализм "в высшем смысле" Достоевского, здесь из отдельных художественных приемов вырастала стилевая система, которая составила этап в развитии русского и мирового романа".19

Итак, Достоевский для символистов больше чем талант. Его творчество - особое миросозерцание. В символистской критике взгляд на Достоевского стал шире и свободнее по сравнению с критикой XIX века. При этом процесс осмысления его творчества развивался в ряду оппозиций, каждая из которых абсолютизировала какую-нибудь сторону его творчества: "светоносный" Достоевский В. Иванова несовместим с "подпольным" Л. Шестова.

Несмотря на это, исходным в восприятии творчества Достоевского символистами стало представление об уникальности писателя. Его творчество воспринималось как недосягаемое для самой высокой нормы. "Загадку необыкновенного человека" Достоевского толковали как "загадку человека вообще" (Бердяев). Была оспорена также тенденция сводить психологическое искусство писателя к психопатологическому анализу. Символистская критика открывала за душевными движениями героев Достоевского всеобщие закономерности жизни духа. При этом были особенно замечены откровения писателя в области иррационального и подсознательного.

Новые интерпретации Достоевского говорили о постижении им не только "внутреннего" человека, но и ситуации человека в мире. Сочинения Достоевского, с точки зрения символистов, обладают онтологическим содержанием: гносиология, через которую открывается онтология. Творчество писателя - своеобразный художественный эквивалент этого философского превращения.

Обнаруживая неприменимость к Достоевскому устоявшихся традиционных эстетических мерил, критика рубежа веков увидела в "фантастическом реализме" писателя, "реализме в высшем смысле", соединение творческого метода, освященного традициями XIX века, экспериментом, предсказавшим поэтику XX века.

Именно символистская критика проложила те пути, по которым дальше развивалось изучение Достоевского, - философское, историко-общест-венное и художественное.

Итак, символистами не мог не быть использован художественный и философский опыт Достоевского. Самая большая трудность состоит в том, чтобы из большого количества писателей доказательно выделить именно Достоевского и его традиции, которые осваивали символисты в тех или иных сторонах своего творчества. Единственно оправданным и научно состоятельным методом сопоставительного анализа является только тот, при котором изучение предшественника идет в русле установления особенного, специфического в его творчестве, в плане выявления индивидуального облика художника, того, что делает его именно Достоевским, Толстым или Тургеневым.

У Достоевского авторскому сознанию и сознанию некоторых близких ему героев подлежит представление о "Матери - сырой - земле", которое в народном сознании часто отождествлялось с представлением о Богородице. Почвенничество собрало в фокус верования Достоевского, сформировавшиеся еще во 2-й половине 50-х годов XIX века. Проблема народности в почвенническом мировоззрении Достоевского связана с исканиями национально- самобытного развития России и не является проблемой чисто литературной. Идея народности соотносилась Достоевским с идеей следования "православным началам" жизни. При этом можно говорить о религиозной подоснове почвеннического понимания народности искусства, его зависимости от православной идеи соборности.

Основные постулаты почвенничества в сфере этики и эстетики можно сформулировать следующим образом: а) отождествление красоты с добродетелью и правдой; б) возвышение искусства над рядом других сторон человеческой деятельности; в) наделение художника (пророка) особой способностью познания; г) "национализация" эстетики и этики.

В почвеннической интерпретации красота не является красотой самой формы; она также включает в себя идею, душу,.»которая имеет большее значение, чем сама форма. Своеобразное "заточение" почвенниками нравственного начала в оболочку идеи красоты - момент принципиальный.

С точки зрения почвенничества, свободное, жизнетворящее искусство не руководствуется готовой общественной нравственностью, а создает свою нравственность, воплощенную в красоте и ей тождественную. В почвенничестве существовала апология не только "органического", естественного, но и спонтанного, стихийного развития как искусства, так и общества. В почвеннической доктрине общественное развитие есть в идеале творчество "самой жизни", сливающееся с вольным творчеством самой жизни.

Вторым моментом, выявляющим индивидуальный облик Достоевского, является напряженная картина страдания, зла, разложения, духовного падения, одержимости. Эта, на первый взгляд, преувеличенная картина мира ставит основную проблему страдания и зла во всей ее заостренности. Все социальные реформы, многим из которых Достоевский сочувствовал, являются недостаточным ответом. Ответ, соответствующий радикальности проблемы, может быть дан только из самых глубин бытия - из бытия Божия. Это есть центр всего, и в этом центральная почвенническая проблема Достоевского. Но как совместить ее с несправедливостью, с бессмысленностью страдания, жестокости, насилия, царящих в мире? Ответ Достоевский видит только в реальности страдающего Бога, в реальности божественной, себя отдающей Любви, вошедшей в мир. Как это доказать? Нет другого доказательства, с точки зрения Достоевского, как только в реальной мистической встрече с Ним.

Крайний характер идеологического мира Достоевского был подмечен в начале века Андреем Белым: "Точно перед нами не мир, а колоссальные тени добра и зла".20 Все творчество Достоевского, с точки зрения Белого, есть изображение трагедии самого творчества как бунтующего хаотического начала, стремящегося в форме оковать хаос. Судьбы героев Достоевского, по Белому, являются сочетанием "безумия" и "святости", "ревущих корчей", "эпилепсии" и "прозрения".

Для Белого большое значение имело и то, что Достоевский воплотил целостный и одновременно противоречивый образ России, измеряемый меркой абсолютной гармонии. Иррациональная историософская концепция России, сформулированная Белым в "Трагедии творчества", вплотную связана с важнейшими темами "Серебряного голубя" и "Петербурга", романами, идеи и образы которых непосредственно связаны с художественным миром Достоевского.

Опыт истолкования наследия Достоевского Белым уникален, потому что он в разное время обобщает позиции порубежного достоевсковедения: эмоциональная восторженность сменяется абсолютным отрицанием. Позднее эти крайности сливаются в целостный образ Достоевского. Можно сказать, что в критическом и художественном опыте восприятия Достоевского Белым заключена модель, по которой можно реконструировать противоречивое отношение эпохи серебряного века к философскому, публицистическому и художественному наследию Достоевского.

Все это подчеркивает актуальность поставленной темы, которая поможет продвинуться на пути создания цельной картины поэтики и идеологии как Достоевского, так и Белого, увидеть новые оттенки художественной индивидуальности авторов.

Проблеме восприятия Достоевского в начале XX века посвящено множество публикаций, среди которых особенно можно выделить работы Г.М. Фридлендера, В.А. Богданова, A.B. Лаврова. Однако нельзя говорить об исчерпанности этой проблемы, потому что исследователи обращались главным образом к отдельным ее аспектам. Более .»детальное рассмотрение вопроса представлено в диссертациях Л.Ю. Бяржайте "Творчество Достоевского в оценках русской литературной критики конца XIX - начала XX века" и Е.Е. Захарова "Творчество Ф.М. Достоевского в русском литературнокритическом сознании начала XX века: пути восприятия и осмысления". Авторы не только обращают внимание на ключевые труды о Достоевском Н.К. Михайловского, Л.Е. Оболенского, Д.С Мережковского, А.Л. Волынского, демонстрирующие тенденции критической мысли народнического и религиозно-философского направлений, но и анализируют созданные отдельными критиками индивидуальные смысловые конструкции в их содержательной замкнутости, обнаруживают общие "механизмы" возникновения и формирования разных оценок.

Необходимо отметить, что подобный подход дает ограниченное представление о жизни произведений Достоевского в конце XIX - начале XX века.

В отличие от указанных работ, основные цели и задачи предлагаемого диссертационного сочинения:

- выявить в оценке творчества Достоевского русским литературно-критическим сознанием конца XIX - начала XX века дихотомию формы и содержания;

- сопоставить и обобщить взгляды теоретиков русской религиозно-философской и символической критики на идеологию и поэтику Достоевского;

- доказательно выделить традиции Достоевского, которые осваивал Белый в тех или иных сторонах своего творчества;

- проследить эволюцию в отношении Белого к Достоевскому как характерный пример усвоения наследия писателя русским литературно-критическим сознанием начала XX века.

Научная новизна диссертационного сочинения заключается в том, что в нем впервые дается цельная, достаточно развернутая характеристика влияния художественно-идеологического мира Достоевского на творчество А. Белого, художественные произведения которого показывают глубину его проникновения в художественный мир Достоевского.

Непосредственным объектом исследования явились публикации о Достоевском А. Белого, B.C. Соловьева, Н.К. Михайловского, В.В. Розанова, A.JI. Волынского, Д.С. Мережковского, Льва Шестова, В. Иванова.

Структура работы соответствует сформулированным задачам.

Первая глава, "Творчество Ф.М. Достоевского в оценках русской критики конца XIX - начала XX века", преследует цель уяснить как на интерпретации творчества Достоевского влияла принадлежность критика к той или иной литературной группировке.

Восприятие творчества Достоевского русским литературно-критическим сознанием начала XX века было противоречивым. Например, позиции Л. Шестого, транслирующего формулу Н.К. Михайловского о "жестоком таланте" писателя, прямо противоположны размышлениям Вяч. Иванова о том, что опорной точкой Достоевского являлась идея соборности в ее православном измерении.

Опыт истолкования наследия Достоевского Белым уникален, потому что он в разное время обобщил позиции порубежного достоевсковедения.

Таким образом, в критическом и художественном опыте восприятия Достоевского Белым заключена модель, по которой можно реконструировать противоречивое отношение эпохи серебряного века к философскому, публицистическому и художественному наследия Достоевского.

Во второй главе "Ф.М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого" рассматриваются те традиции Достоевского, которые осваивал Белый как в художественных, так и в критических.»произведениях.

Причем для Белого большое значение имело то, что Достоевский воплотил одновременно целостный и противоречивый образ России.

Следует отметить мотив "преодоления" Достоевского Белым, к которому пришли многие критики начала XX века.

В целом практическая часть работы должна подтвердить следующие основные положения:

- в восприятии творчества Достоевского конкретно-эстетической (В.Г. Белинский) и "реальной" (Н.А. Добролюбов, Д.И. Писарев) критикой наблюдается противопоставление формы и содержания: Достоевский - великий художник, но плохой мыслитель; Достоевский - великий мыслитель, но слабый художник;

- творческий метод Достоевского современной ему критикой не был осмыслен до конца. Существенные черты его видения мира и его художественные открытия смогло оценить по достоинству лишь новое столетие;

- У Достоевского авторскому сознанию подлежит представление о "Матери - сырой - земле2. "Земля" ("почва") для героев Достоевского является воплощением упорядоченной материи, которая составляет самостоятельный космос;

- вторым моментом, выявляющим индивидуальный облик художника, будет напряженная критика страдания, зла, разложения в его произведениях. Эта, на первый взгляд, преувеличенная картина мира ставит проблему страдания и зла во всей ее заостренности. Все социальные реформы, с точки зрения писателя, являются недостаточным ответом. Ответ, соответствующий радикальности проблемы, может быть дан только из самых глубин бытия - из бытия Божия. В этом центральная проблема и центральная вера Достоевского;

- историческая концепция России, сформулированная Достоевским, связана с важнейшими темами "Серебряного голубя" и "Петербурга", романов, идеи и образы которых непосредственно связаны с художественным миром Достоевского о поднятой им философско-исторической проблематикой;

- в восприятии наследия Достоевского Белым заключена модель, которая включает в себя все ракурсы порубежного достоевсковедения.

Представляемая диссертационная работа прошла апробацию на научных конференциях преподавателей Ставропольского государственного университета (1997-2000), а также в ряде научных статей.

Результаты диссертационного исследования могут иметь практическое применение в преподавании вузовских курсов "теория литературы", "История русской литературы", "История русской литературной критики".

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ф. М. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение литературно-критических работ о Достоевском начала XX века дает возможность отметить актуальность наследия писателя для указанной эпохи. Творчество Достоевского явилось своеобразный фокусом, через который воспринимались культурные и общественные события начала XX века.

Интерпретация Достоевского в начале XX века зависела от принадлежности критиков тому или иному литературному направлению: символистская критика предлагала религиозно-философскую интерпретацию художественных произведений Достоевского, демократическая критика оставалась в рамках конкретно-исторического анализа.

Несмотря на то, что существовало множество истолкований наследия Достоевского, многие критики сходились в том, что его творчество является совершенно новым познанием действительности, приоткрывающим таинственную сферу подсознания личности. Многие критики обратили внимание на многоплановость романов Достоевского, на наличие в них более внешних и более внутренних пластов. Первый - внешний, сюжетный, построенный на запутанной интриге, криминально-детективный; второй - более внутренний психологический план, в котором Достоевский обращается к подсознанию; третий - метафизический или мистический, в котором область человеческого духа, с его божественными и сатанинскими возможностями, составляет главный объект внимания писателя. Более внешние пласты в романах Достоевского служат средством к выражению пластов более внутренних. Из этого не следует, что произведения составлены из этих пластов. Они представляет собой единство в многообразии, и все три плана сосуществуют и взаимопроникают друг в друга.

-144

Итак, более внешние планы романов у Достоевского служат средством к выражению планов более внутренних. В этом смысле Достоевский может быть назван символистом, поэтому вполне закономерно, что романы Андрея Белого были написаны под влиянием Достоевского.

Среди русских писателей начала XX века нет другого, чье искусство было бы связано с традициями Достоевского теснее, чем искусство Белого. Опыт Белого в диалектике традиционного и новаторского начал его творчества знаменателен как тип эстетического развития на поздних стадиях литературной эволюции.

Творчество Белого связало две литературные эпохи: он, наследник Достоевского, стал реформатором русской прозы XX века.

Список научной литературыПодопригора, Максим Григорьевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Мусагет, 1916, с. 98. 5" Там же. С. 99. 6' Там же. С. 113.

2. Богданов В.А. Метод и стиль Достоевского в критике символистов

3. Бердяев H.A. Ставрогин //Бердяев H.A. О русских классиках. М.: Высш. щк., 1993.-С. 49. 14' Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. С. 105. 15' Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия //О Достоевском: Творчество

4. Достоевского в русской мысли. -М.: Книга, 1990. С. 170. 16 Там же. С. 173.1 П

5. Мережковский Д.С. Указ. соч., с. 204.1 о

6. Булгаков С.Н. Русская трагедия ПО Достоевском. М.: Книга, 1990. -С. 201.19' Богданов В.А. Метод и стиль Достоевского в критике символистов. С.20' Белый А. Трагедия Творчества. Достоевский и Толстой //О Достоевском:

7. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 9. С. 351.26' Там же. С. 311.97

8. Белинский В.Г. Отечественные записки. СПб., 1846. С. 20. 28" Соловьев B.C. Собр. соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 293.90

9. Страхов H.H. Отечественные записки. СПб., 1876. С. 527. ш Там же. С. 529.

10. Салтыков-Щедрин М.Е. О литературе. М., 1952. С. 491-492.

11. Салтыков-Щедрин М.Е. Указ. соч. С. 500.

12. Скабичевский A.M. Два двойника. СПб., 1876. С. 55. 34' Там же. С. 59.35' Михайловский Н.К. Жестокий талант. Л., 1989. С. 154. 36- Там же. С. 157. 37' Там же. С. 208-209.оо

13. В2-хт.М, 1990.Т.2.С.11. 48' Там же. С. 25. 49' Там же. С. 303.50' Соловьев B.C. Три речи в память Достоевского. С. 294-295. 5L Там же. С. 295.

14. Соловьев В л. Три речи в память Достоевского. С. 155.по

15. Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С. 301. 79' Мережковский Д.С. Лев Толстой и Достоевский. С. 107. 80' Там же. С. 108.

16. Там же. С. 114. 82" Там же. С. 318. 83" Там же. С. 233-234. 84" Там же. С. 184. 85" Там же. С. 201. 8б" Там же. С. 213-214.

17. Иванов В. Родное и вселенское. С. 262.

18. Там же. С. 264. "' Там же. С. 265. 100'Там же. С. 45. 101'Там же. С. 233.102'Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского

19. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л, 1988. Т. 27. С. 86, 54.

20. Шестов Л. Достоевский и Ницше. Берлин. 1922. С. 132. 121' Анненский И. Книги отражений. М., 1979. С. 192. 128'Там же. С. 235. '129'Там же. С. 193. 130'Там же. С. 236. 131'Там же. С. 242.

21. Там же. С. 28,24. 133'Там же. С. 110. 134- Там же. С. 183. 135" Там же. С. 28. 136-Там же. С. 181. 137'Там же. С. 240, 242.

22. Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.-Л., 1963. Т. 8. С. 133, 57. 139'Блок А. Записные книжки. М., 1965. С. 22. 14а Иванов Вяч. Борозды и Межи. М., 1916. С. 98. 141' Там же. С. 24.142'Белый А. Трагедия творчества. М., 1911. С. 21-22.

23. Булгаков С. Тихие думы. М., 1918. С. 3.

24. Гибиан Джон. Традиционная символика в "Преступлении наказании" //Материалы и исследования. СПб., 1992. С. 237. 154'Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 115.

25. Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского.

26. СПб., 1883. С. 313. 1б2' Письма. М., 1959. Т. 4. С. 365-366.163 Письма. Т. 1.С. 354.

27. С. 243-244. 1б8"Москвитянин. 1852. №6, отд. 3. С. 52. 169'"Время". 1861. №1.

28. Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. С. 256-257.

29. Григорьев Ап. И.С. Тургенев и его деятельность. По поводу романа "Дворянское гнездо". //Григорьев A.A. Искусство и нравственность. М.: Современник, 1986. С. 140-150, 203.

30. Осповат А. Заметки о почвенничестве. С. 190. 184'Кирпотин В. Достоевский в 60-е годы. М., 1966. С. 55. 185" "Время". 1862. №2. С. 55. 18б: "Время". 1862. №1. С.80. 187'Григорьев Ап. Воспоминания. М., 1988, с. 175. 188'Письма. Т. 1. С. 165.189

31. Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. С. 313.-1541 07

32. Светоч, 1860. №3. Критическое обозрение. С. 5. 198 Григорьев А. Литературная критика. М., 1967. С. 166. 199' Достоевский. Письма. М., 1959. Т. 1. С. 55. 200 Тамже. С. 98. 201'Там же. С. 105.209

33. С. 11. 201' Там же. С. 25.208'Белый А. Серебряный голубь. М., 1910. С. 320.209'Боцяновский В.Ф. Богоискатели СПб, М., 1911. С.172.210' Сыромятников С.Н. Вперед или назад? Ill Россия. 1910. №1341, апр. С.2.211

34. Абрамович Н.Я. Критические наброски. 5. "Серебряный голубь" Андрея белого // Студенческая жизнь. 1910. №28, 12 сент. С. 10. 212 Мережковский Л.С. Было и будет: Дневник, 1910-1914. Пг., 1915. С. 306, 308.213'Там же. С. 307.

35. Новый мир. 1989. №10. С.238.

36. Русская мысль. 1910. №11. Отд. 2. С.104.216'Там же. С. 113.217.Там же. С. 111.218'Там же. С. 108.219 Там же. С. 115, 113.

37. Достоевский Ф.М. Статьи и материалы. Под ред. A.C. Долинина. Пг., 1922. С. 1.229'Антокольский П. "Петербург" Андрея Белого //Белый А. Петербург. М.,1978. С. 335. 230'Там же. С. 335.23L Белый А. Петербург. Л, 1981. С. 44,47.949

38. Булгаков С.Н. Русская трагедия //О Достоевском: творчество Достоевского в русской мысли. М., 1990. С. 200. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. М., 1995. С. 125.944.

39. Никитин М. 1905 год в романе Белого "Петербург" //Революция 19051907 годов и литература. М., 1978. С. 191. 235 ИР ЛИ. Ф. 444. №65. Л. 11.236' Гаспаров М.А. Белый стиховед и Белый - стихотворец //Андрей Белый.

40. Проблемы творчества. М., 1988. С. 449. 237'Иванов В.В. Родное и вселенское. М., 1994. С. 99.238'Айхенвалд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика. 1994. С. 242.94Q

41. Белый А. Автобиографическая справка. В кн.: Русская литг 20 в. М., 1916. С. 11.

42. Белый А. Собрание эпических поэм. Кн. 1. М., 1917. С. 197.

43. Мережковский Д. Полн. собр. соч.: В И т. СПб.-М., 1912. Т. 7. С. 10.

44. Белый А. Материал к биографии. Л. 33.

45. Белый А. "Золотое руно" Л906. №2. С. 127-128.

46. Белый А. Материал к биографии. Л. 44.

47. Белый А. начало века. С. 194.256'Белый Андрей. Между двух революций. С. 207.

48. Ибсен и Достоевский, с.200.

49. Бугаев Борис. На перевале. "Весы", 1905, №2, с. 68.

50. Андрее Белом. М.; Республика, 1995. С. 91. 275'Мережковский Д.С. Пророк русской революции. С. 116. 276'Там же. С. 114. 277'Там же. С. 114.278'Валентинов Н. Встречи с Андреем Белым. С. 122-124. 279'Валентинов Н. Указ. соч. С. 94. 280' Там же. С. 104.

51. Белый Андрей. Трагедия творчества. Толстой и Достоевский НО Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. М.: Книга, 1990. С. 143-150.287.Там же. С. 149-150.

52. Белый Андрей. Трагедия творчества. С. 151.289 Там же. С. 156.

53. Там же. С. 154-155. 291Тамже. С. 155.

54. Там же. С. 156. 293' Там же. С. 156.294 Там же. С. 158.295 Там же. С. 159.1. БИБЛИОГРАФИЯ

55. Достоевский Ф.М. Поли. собр. соч.: В 30 т. Л: Наука, 1972-1990.I

56. Адрианов С. Г. Мережковский о Достоевском и Толстом //Вестник и библиотека самообразования. 1904. №11. С. 440-446.

57. Адрианов С.А. Критические наброски <: О книге В.В. Вересаева "Живая жизнь"> //ВестникЕвропы. 1910. №4. С. 380-392.

58. Адрианов С.А. Заметки о театре <: "Братья Карамазовы" на сцене Художественного театра> // Вестник Европы. 1910. №11. С. 373-386.

59. Адрианов С.А. Критические наброски <: Ст. о Достоевском В. Иванова, А. Белого, В. Кранихфельда> // Вестник Европы. 1911. С. 329-336.

60. Айхенвальд Ю. Особое мнение: К 100-летию рождения Ф.М. Достоевского //Вести, лит. 1921. №10. С. 1-2.

61. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. 591 с.

62. Андреевич <Соловьев Е.А.> Опыт философии русской литературы. СПб.: Изд. т-ва "Знание", 1905. 536 с.

63. Анненский И.Ф. Ф.М. Достоевский. Казань, 1905. 16 с.

64. Анненский И.Ф. Книга отражений. СПб.: Изд-во бр. Башмаковых, 1906. 213 с.

65. Анненский И.Ф. Вторая книга отражений. М., 1909. 135 с.

66. Анненский И.Ф. Заметки о Гоголе, Достоевском, Толстом // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1981. Т. 40. №4. С. 378-386.

67. Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. 679 с.

68. Арсеньев К.К. Новая форма старой мечты? <Рец. на кн.:> Д.С. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. СПб., 1901 // Вестник Европы. 1901. №5. С.307-324.

69. Б.п. <Венгерова З.В. >. <Рец. на кн.:> Arthur Schnitzier. Die griechische

70. Tanzerin. Wien. 1905. (Wiener Verlag) // Вестник Европы. 1904. №12. С. 865-871.

71. Б.п. <Подборка рец. на кн.: Иванов В.И. Борозды и межи> // Бюллетени литературы и жизни. 1916-1917. №5. 2 паг. С. 69-71.

72. Б.п. <Рец. на кн.:> А.И. Фаресов. Александр Константинович Шеллер (А. Михайлов). Биография и мои о нем воспоминания (с двумя портретами). СПб., 1901. // 1901. №5. С. 396-401. С. 401 скептически

73. Б.п. <Рец. на кн.:> Max. Nordau. Zeigenuossische Franzosen. Berlin, 1901. 3 57 с. // Вестник Европы. 1901. №8. С. 840-849.

74. Б.п. <Рец. на кн.:> А.И. Фаресов. В одиночном заключении. СПб., 1903. <.> // Вестник Европы. 1903. №6. С.793-796.

75. Б.п. <Рец. на кн.:> Гр. Новополин. В сумерках литературы и жизни. Харьков, 1902. (Вопросы современности. Выпуск V) // Вестник Европы. 1902. №11. С. 404-408.

76. Б.п. <Рец. на кн.:> Короленко В.Г. Отошедшие. СПб., 1908 <.> // Вестник Европы. 1908. №7. С. 330-332.

77. Б.п. <Рец. на кн.:> Л. Шестов. Достоевский и Ницше (философия трагедии). СПб., 1903 г. // Вестник Европы. 1903. №9. С. 406-410.

78. Б.п. <Рец. на кн.:> Розанов В. Около церковных стен. Том первый. СПб. 1906 // Вестник Европы. 1906. №4. С. 788-792.

79. Б.п. <Рец. на кн.:> Собрание сочинений Эдгара По, в переводе с английского К.Д. Бальмонта. Том первый. <.> М., 1901. Книгоиздательство "Скорпион" //ВестникЕвропы. 1901.№10. С. 812-818.

80. Балтрушайтис Ю. <Рец. на кн.:> М. Арцыб&шев. Рассказы. Т. II. 1906 // Весы. 1906. №9. С. 64-67.

81. Бальмонт К.Д. Певец личности и жизни: Уолт Уитмен // Весы. 1904. №7. С. 9-16.

82. Студент-естественник <Белый А.> По поводу книги Д.С. Мережковского "Л. Толстой и Достоевский": Отрывок из письма // Новый путь. 1903. №1. С. 155-159.

83. Белый А. Критицизм и символизм // Весы. 1904. №2. С. 1-13.

84. Белый А. Сфинкс//Весы. 1905. №9-10. С. 23-49.

85. Белый А. Ибсен и Достоевский // Весы. 1905. №12. С. 47-54.

86. Бугаев Б. <Белый А.> На перевале // Весы. 1905. № 12. С. 68-71.

87. Белый А. Достоевский: По поводу 25-летия со дня смерти // Золотое Руно. 1906. №2. С. 89-90.

88. Белый А. <Рец. на кн.:> Волынский АЛ. Достоевский // Золотое Руно. 1906. №2. С. 127-130.

89. Белый А. Николай Ильич Стороженко // Весы. 1906. №2. С. 67-68.

90. Бугаев Б. <Белый А.> На перевале. IV. Литератор прежде и теперь // Весы. 1906. №10. С. 46-49

91. Белый А. Петербург: Роман. М.: Художественная литература, 1978. -389 с.

92. Яновский <Белый А> Литературный распад: <Рец. на кн.:> Литературный распад. СПб., 1908 //Весы. 1908. №5. С. 69-72.

93. Белый А. Символизм и современное русское искусство // Весы. 1908. №10. С. 38-48.

94. Белый А. Настоящее и будущее русской литературы // Весы. 1909. №2. С. 59-68; №З.С.71-82.

95. Белый А. <Рец. на кн.:> Ф. Сологуб. Книга очарований. 1909// Весы. 1909. №5. С. 68-72.

96. Белый А. Правда о русской интеллигенции: По поводу сборника "Вехи" //Весы. 1909. №5. С. 65-68.41 .Бугаев Б. <Белый А.> На перевале. XIII. Штемпелеванная культура // Весы. 1909. №9. С. 72-80.

97. Белый А. Луг зеленый: Книга статей. М.: Альциона, 1910. 249 с.

98. Белый А Арабески. М.: Мусагет, 1911. 501 с.

99. Белый А. Трагедия творчества: Достоевский и Толстой. М.: Мусагет, 1911.46 с.

100. Белый А. Между двух революций. М.: Худож. лит, 1990. 670 с.

101. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. М.: Искусство, 1994. T.l. 478с.; Т.2. 571 с.

102. Белый А. Почему я стал символистом и почему я не перестал им быть во всех фазах моего идейного и художественного развития // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 418-496.

103. Андрей Белый и Иванов-Разумник: Переписка. M.: Atheneum; Феникс, 1998. 736 с.

104. Блок А.; Белый А. Переписка. М.: Гос. лит. музей, 1940. 370 с.

105. А.Б. <Богданович А.И.> Критические заметки <: О кн. Мережковского "Л. Толстой и Достоевский"> // Мир Божий. 1901. №11. С. 1-14.

106. Богданович А.И. Годы перелома. 1895-1906: Сб. критических статей. СПб.: Мир божий, 1908. XXII, 458,1 с.

107. Брюсов В. Ключи тайн//Весы. 1904. №1. С. 3-21.

108. Аврелий <Брюсов В. Я.> <Рец. на кн.:> А.Л. Волынский. Книга великого гнева. Пб„ 1904 // Весы. 1904. №2. С. 67-68.

109. Брюсов В. Далекие и близкие: Статьи и заметки о русских поэтах от Тютчева до наших дней. М.: Скорпион, 1912. 213 с.

110. Брюсов В. Дневники: 1891-1910. М.: ИзД-во М. и С. Сабашниковых, 1927. 203 с.

111. Брюсов В. Из моей жизни. Моя юность. Памяти. М.: Изд-во М. и С. Сабашниковых, 1927. 130 с.

112. Брюсов В. Мой Пушкин: Ст., исследования, наблюдения. М.; Л.: Госиздат, 1929. 318 с.

113. Брюсов В. <Интервью о символизме>; К истории символизма // Лит. наследство. М., 1937. Т. 27-28. С. 268-275.

114. Брюсов В.Я. Соч.: В 2 т. М.: Худож. лит., 1987. Т. 2. Статьи и рецензии 1893-1924. Из книги "Далекие и близкие". Miscellanea. 575 с.

115. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии. М.: Сов. писатель, 1990. 720 с.

116. Б.п. <Вересаев В.В.> Книга великого гнева А. Волынского // Правда. 1904. №3. С. 226-232.

117. Вересаев В. "Человек проклят" (О Достоевском) // Современный мир. 1910. №1. С. 186-213; №2. С. 180-209.

118. Вересаев В. Живая жизнь: О Достоевском и Льве Толстом. М.: Изд. О.Н. Поповой, 1911.215 с.

119. Вересаев В.В. Живая жизнь. М.: Политиздат, 1991. 336 с.

120. Волошин М. Магия творчества// Весы. 1904. №11. С. 1-5.

121. Волошин М. Московская хроника. "Карамазовы" // Аполлон. 1910. №12. С. 14-16.

122. Волынский АЛ. Русские критики: Литературные очерки. СПб., 1896. 831 с.

123. Волынский АЛ. Борьба за идеализм: Критические ст. СПб.: Н.Г. Моло-ствова, 1900. 542 с.

124. Волынский АЛ. Царство Карамазовых. Н.С. Лесков: Заметки. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1901. 493 с.

125. Волынский АЛ. Книга великого гнева: Критические статьи. Заметки. Полемика. СПб., 1904. 524 с.

126. Волынский АЛ. Достоевский: Критические статьи, 2-е изд. СПб.: Общая польза, 1909. 367 с.

127. Крайний А. <Гипииус 3.> О "Шиповнике": Литературно-художественный альманах изд-ва "Шиповник": 1. Человек и болото. II. На острие: С. Сергеев-Ценский: Рассказы. T.I. СПб., 1907 // Весы. 1907. №5. С. 53-61.

128. Гиппиус 3. Мы и они: Статья с продолжением // Весы. 1907. №6. С.47-54.

129. Голов И. <Садовской Б.> <Рец. на кн.:> Ю.Айхенвальд. Пушкин. 1908 //Весы. 1909. №7. С.93-94.

130. Горнфельд А.Г. Новое о Достоевском // Горнфельд А.Г. Книги и люди: Лит. беседы. СПб., 1908. С. 263-272.

131. Горнфельд А. Заметка о реализме //Рус. богатство. 1910. №12. С. 160.

132. Горький М. Заметки о мещанстве // Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М„ 1953. Т. 23. С. 341-367.

133. Гофман В. <Рец. на кн.:> F.MJDostojewski. Sämtliche Werke. München // Весы. 1908. №2. C.101-102.

134. Грифцов Б. <Рец. на кн.: Вересаев В. Живая жизнь> // Рус. мысль. 1911. №3. 2 паг. С. 91-92.

135. Грифцов Б. <Рец. на кн.:> Андрей Белый. Символизм <.> Луг зеленый <.> Арабески <.>//Рус. мысль. 1911. №5. С. 189-192.

136. В.И. Иванов и Э.К. Метнер: Переписка из двух миров // Вопр. лит. М., 1994.N3. С.281-317.

137. Иванов В. Новая повесть Леонида Андреева: "Жизнь Василия Фивейско-го" // Весы. 1904. №5. С.45-47.

138. Иванов В.И. По звездам: Статьи и афоризм^. СПб.: Оры, 1909. 447 с.

139. Иванов В. Достоевский и роман-трагедия: (Публичная лекция) //Русская мысль. 191 1. №5. С. 16-61; №6. С. 1-17.

140. Иванов В.И. Борозды и межи: Опыты эстетические и критические. М.:1. Мусагет, 1916. 359 с.

141. Иванов В.И. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. 428 с.

142. Кириллов А. Без царя: О "Царе-Голоде" //Весы. 1908. №6. С. 57-61.

143. Кобылинский JI.JI. Русские символисты: Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Андрей Белый. М: Мусагет, 1910. 342 с.

144. Колтоновская Е. Бунт против Достоевского <: О кн. В.В. Вересаева "Живая жизнь"> // Колтоновская Е. Критические этюды. СПб., 1912. С. 222230.

145. Котляревский Н. К пятидесятилетию литературного фонда: Две поминки: 1. Иван Сергеевич Тургенев. II. Петр Исаевич Вейнберг // Вестник Европы. 1910. №1. С. 248-258.

146. Кранихфельд В.П. Литературные отклики: Преодоление Достоевского // Совр. мир. 1911. №5. С. 322-337.

147. Кранихфельд В.П. Литературные отклики: (О критике и критиках) // Совр. мир. 1911. №8. С. 327-331.

148. Луначарский A.B. Русский Фауст // Луначарский A.B. Этюды критические и полемические. М., 1905. С. 179-190.

149. Львов В. <Рогачевский В.Е.> <Рец. на кн.:> АЛ. Волынский. Ф.М. Достоевский. Критические статьи. СПб., 1909 // Совр. мир. 1909. №9. С. 105107.

150. Ляцкий Евг. А.П. Чехов и его рассказы: Этюд // Вестник Европы. 1904. №1. С. 104-162.

151. Евг. Л. <Ляцкий Е.А.> Заметка: По поводу книги г. Евгения Аничкова: Литературные образы и мнения. СПб., 1904. // Вестник Европы. 1905. №1. С. 419-429.

152. Евг. Л. <Ляцкий Е.А.> <Рец. на кн.: > Валерий Брюсов. Stefanos. Венок. Стихи 1903-1905. <.> //Вестник Европы. 1906. №4. С. 793-796).

153. Евг. Л. <Ляцкий Е.А.> <Рец. на кн.:> И.Ф. Анненский. Книга отражений <.> СПб., 1906 // Вестник Европы. 1906. №6. С. 801-804.

154. Евг. Л. <Ляцкий Е.А.> <Рец. на кн.:> Мережковский Д.С. Пророк русской революции: К юбилею Достоевского. СПб., 1906. // Вестник Европы. 1906. №7. С. 388-391.

155. ЮО.Ляцкий Е.А. Вопросы искусства в современных его отражениях // Вестник Европы. 1907. №3. С. 278-302; №4. С. 659-687.

156. Мережковский Д.С. Вечные спутники: Портреты из всемирной галереи. СПб.: Тип. М. Меркушева, 1897. 552 с.

157. Мережковский Д.С. О Чехове // Весы. 1905. №11. С. 1-26.

158. Мережковский Д. Пророк русской революции: К юбилею Дос-тоевского//Весы. 1906. №2. С. 27-45; №3-4. С. 19-47.

159. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. 624 с.

160. Мережковский Д.С. Пророк русской революции // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов: Сб. статей. М., 1990. С. 86-118.

161. Мережковский Д.С. Эстетика и критика. М.; Харьков: Искусство, 1994. T.I. 672 с.

162. Михайловский Н.К. Литература и жизнь: О г. Мережковском. О жестокости, сладострастии и проч. // Рус. богатство. 1902. №9. 2 паг. С. 44-69.

163. Михайловский Н.К. О Достоевском и г. Мережковском // Рус. богатство. 1902. №10. С. 165-185.

164. Михайловский Н.К. Литературная критика' и воспоминания. М.: Искусство, 1995. 588 с.

165. Молоствов Н.Г. Борец за идеализм: (Слово правды об А.Л. Волынском). СПб., 1903. 396 с.

166. Мочульский В. Смена принципов в русской критике XIX столетия //Филолог, записки. 1906. №1. С. 1-26.

167. Переписка З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского, Д.В. Философова с В.Я. Брюсовым (1901-1903) // Рос. литературовед, жури, 1994. №5-6. С. 276322.

168. Переписка П.А. Флоренского с Андреем Белым // Контекст-1991. М., 1991. С. 23-52.

169. Письма Александра Блока к родным. М.; JL: Academia, 1932. Т. 2.542 с.

170. Письма Андрея Белого к матери Блока // Александр Блок: Исследования и материалы. Л., 1991. С. 281-335.

171. Письма Андрея Белого к Н.И. Петровской // Минувшее: Ист. альманах. М.; СПб., 1993. Т. 13. С. 198-214.

172. Розанов В. Тут есть некая тайна // Весы. 1904. №2. С. 14-19.

173. Розанов В.В. <Рец. на кн.:> АЛ. Волынский. Ф.М. Достоевский // Критические обозрение. 1909. №5. С. 37-42.

174. Розанов В.В. Собр. соч. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1995.734 с.

175. Розанов В.В. Собр. соч. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Литературные очерки. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1996. 702 с.

176. Садовской Б. <Рец. на кн.:> В.Г. Белинский. Полное собрание сочинений. СПб., 1904 // Весы. 1904. №9. С. 62-64.

177. Садовской Б. <Рец. на кн,:> Н.К. Михайловский. Отклики. СПб., 1904//Весы. 1904. №11. С. 61-63.

178. Садовской Б. О старой и новой критике // Весы. 1905. №9-10. С. 73-75.

179. Садовской Б. <Рец. на кн.:> Ю. Айхенвальд. Силуэты русских писателей. М., 1906 // Весы. 1906. №10. С. 61-63.

180. Садовской Б. Записки (1881-1916)//Российский архив. М., 1991. Вып. 1. С. 106-183.

181. Садовской Б. "Весы": (Воспоминания сотрудника) // Минувшее: Исторический альманах. М.; СПб., 1993. Т. 13. С. 7-53.

182. Страницы истории: Из неизданных писем Андрея Белого к Александру Блоку//Лит. обозрение. 1980. №10. С. 101-107.

183. В-ский Ч.<Чешихин-Ветринский В.Е.> <Рец. на кн.:> "Братья Карамазовы" на сцене Художественного театра. Текст Н. Шебуева <.> //Вестник Европы. 1910. №12. С. 415-416.

184. В-ский Ч. <Чешихин-Ветринский В.Е.> <Рец. на кн.:> Вересаев В. Живая жизнь // Вестник Европы. 1911. N5. С. 378-379.

185. В-ий Ч. <Чешихин-Ветринский В.Е.> <Рец. на кн.:> Иванов В. Борозды и межи // Вестник Европы. 1916. N8. С. 391-393.

186. Чуковский К. Джордж Уотс // Весы. 1904. №7. С. 41-44. 132.Чуковский К. Об эстетическом нигилизме: <Рец. на кн.:> И.Ф. Анненский. Книга отражений. СПб., 1906 // Весы. 1906. №3-4. С. 79-81.

187. Чуковский К.И. Репин, Горький, Маяковский, Брюсов: Воспоминания. М.: Сов. писатель, 1940. 224 с.

188. Чуковский К.И. Современники: Портреты и этюды. М.: Мол. гвардия, 1962. 703 с.

189. Чуковский К.И. Дневник, 1901-1929. М.: Сов. писатель, 1991. 541 с.

190. Шестов Л. Власть идеи // Мир искусства. 1903. №1-2. С. 77-96.

191. Шестов Л. Достоевский и Ницше (философия трагедии) // Шестов Л. Сочинения. М„ 1995. С. 15-175.

192. Щербаков Р.Л. Переписка В.Я. Брюсова с Б.А. Садовским // Новое лит. обозрение. 1993. №4. С. 101-122.

193. Эллис. Что такое литература?: <Рец. на кн.:> С.А. Венгеров. Очерки поистории русской литературы//Весы. 1907. №10. С. 54-57.

194. Эллис. <Рец. на кн.:> Иванов-Разумник. История общественной мыс-ли//Весы. 1907. №1 1. С. 56-57.

195. Эллис. О современном символизме, о "действе" и о "черте" // Весы. 1909. №1. С.75-90.1.

196. Аверинцев С.С. "Аналитическая философия" К.Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // О современной буржуазной эстетике. М., 1972. Вып. 3. С. 140-156.

197. Аверинцев С.С. Поэзия Вячеслава Иванова II Вопр. лит. 1975. №8. С. 145-192.

198. Аверинцев С.С. Вяч. Иванов и русская литературная традиция // Связь времен. М., 1994. С. 298-312.

199. Агеев А. Отдел критики в журнале "Аполлон" как выражение новых тенденций в литературе: (1909-1912) // Творчество писателя и литературный процесс. Иванове, 1979. С. 38-47.

200. Азадовский K.M., Максимов Д.Е. Брюсов и "Весы": (К истории издания) // Лит. наследство. Т.85. М., 1976. С. 257-326.

201. Алимова Н.В. Ю. Айхенвальд: Слово как осознанное бытие // Слово в системе школьного и вузовского образования. Саратов, 1998. С.87-89.

202. Альтман М.С. Из бесед с поэтом Вяч. Ивановым // Учен. зап. Тарт. унта. 1968. Вып. 209. С. 304-325.

203. Архипова A.B. "Подросток" в творческом восприятии Александра Блока // Достоевский: Материалы и исследований. Л., 1978. Т.З. С. 27-48.

204. Ауэр А.П. Салтыков-Щедрин и поэтика русской литературы второй половины XIX века. Коломна, 1993. 110 с.

205. Афанасьев Г.Н. Философско-художественная интерпретация понятиясимвол" в творчестве А. Белого // Художественно-эстетические ценности в системе культуры. Саранск, 1990. С. 54-59.

206. Афасижев М. Фрейдизм и кризис современного буржуазного искусствознания // О современной буржуазной эстетике: Сб. статей. М., 1965. Вып. 2. С. 200-219.

207. Ашинбаева Н.Т. Ф.М. Достоевский в критической прозе И. Анненского // Вестн. Ленингр. ун-та. 1985. №9. Вып.2. С, 40-47.

208. Ашукин Н.С. Валерий Брюсов: В автобиографических записях, письмах, воспоминаниях современников и отзывах критики. М.: Федерация, 1929. 400 с.

209. Бабаев Э.Г. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. М.: Изд-во МГУ, 1978. 294 с.

210. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского, 4-е изд. М.: Сов. Россия. 1979. 318 с.

211. Беззубов В.И. Леонид Андреев и Достоевский // Учен. зап. Тарт. ун-та. 1975. Вып. 369. С. 86-125.

212. Белая С.Н. Человек: бессмертие и смертность: (Концепции Д.С. Мережковского). Краснодар: Изд-во Кубанск, ун-та, 1995. 14 с.

213. Андрей Белый: Жизнь. Миропонимание. Поэтика. М., 1995. 200 с. (Лит. обозрение; 1995. №4/5).

214. Андрей Белый: Проблемы творчества. М.: Сов. писатель, 1988.

215. Белкин A.A. Достоевский в оценке русской критики // Достоевский в русской критике: Сб. статей. М.: Гослитиздат, 1956. С. III-XXXVI.

216. Березовская Ж.И. Литературно-критическйе позиции журнала "Русское богатство" 1892-1905 гг. // Из истории русской журналистики второй половины XIX века: Ст., материалы, библиогр. М., 1964. С. 62-136.

217. А. Блок. Новое материалы и исследования: В 5 кн. М.: Наука, 19821994. (Лит. наследство).

218. Богданов В.А. Метод и стиль Ф.М. Достоевского в критике символистов // Достоевский и русские писатели. М., 1971. С. 375-413.

219. Богданов В.А. В противоречивом движении к реализму: В.Я. Брюсов -литературный критик // Литературная учеба. 1983, №6. С. 133-141.

220. Богданов В.А. Самокритика символизма: (Из истории проблемы соотношения идеи и образа) // Контекст-1984. М., 1986. С. 164-194.

221. Бойчук А.Г. Андрей Белый и Николай Бердяев: к истории диалога // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1992. Т. 51. №2. С. 18-35.

222. Бровман Г.А. В.В. Вересаев: Жизнь и творчество. М.: Сов. писатель, 1959.367 с.

223. Буданова Н.Ф. Творчество и спасение (Ставрогин в интерпретации Николая Бердяева) // Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 1994. Т. II. С. 145-155.

224. Буланов A.M. "Ум" и "сердце" в русской классике: Соотношение рационального и эмоционального в творчестве И.А. Гончарова, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1992. 160 с.

225. Бурлаков И.С. Валерий Брюсов: Очерк творчества. М.: Просвещение, 1975. 240 с.

226. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. М.; Л.: Сов. писатель, 1964. 396 с.

227. Бурсов Б.И. Достоевский и модернизм // Современные проблемы реализма и модернизм. М., 1965. С. 469-506.

228. Бреева Т.Н. Литературно-критическая деятельность М.А. Волошина: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Казань, 20 с.

229. Бялик Б. Достоевский и достоевщина // Бялик Б. М. Горький — литературный критик. М., 1960. С. 238-310.

230. Бяржайте Д.Ю. Творчество Ф.М. Достоевского в оценках русской литературной критики конца XIX начала XX в.: Автореф. дисс. канд. фил. наук. М., 1992.21 с.

231. Вегнер М. Литературный модернизм и творчество Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1976. Т. 2. С. 230-234.

232. Ведмицкая Н.В. В. Брюсов о соотношении художественного и научного познания // Филол. науки. 1987. №2. С. 9-15.

233. Великовский С. В лаборатории расчеловечивания искусства // О современной буржуазной эстетике: Сб. статей. М., 1963. С. 207-255.

234. Ветловская В.Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы". Л.: Наука, 1977. 200 с.

235. Вржосек С. Жизнь и творчество В. Вересаева. Л.: Прибой, 1930. 228 с.

236. Габдуллина В.И. Литературная критика в идейно-художественной системе "Дневника писателя" Ф.М. Достоевского: Автореф. дисс. канд. филол. наук. Свердловск, 1987. 20 с.

237. Гайденко П., Бородай Ю. Философия буржуазного иррационализма и современная эстетика // О современной буржуазной эстетике: Сб. статей. М., 1963. С. 143-206.

238. Гайденко П.П. Экзистенциализм и проблема культуры: (Критика философии М. Хайдеггера). М.: Высш. щк., 1963. 116 с.

239. Гальцева P.A. "Миросозерцание Достоевского" // Гальцева P.A. Очерки русской утопической мысли XX в. М., 1992. С. 24-44. 186. Гершензон М. Видение поэта. М.: МГСНХ, 1919. 80 с.

240. Гиндин С.И. Программа поэтики нового ве!ка (о теоретических поисках Брюсова в 1890-е годы) // Серебряный век в России: Избр. страницы. М., 1993. С. 87-116.

241. Голлербах Э. В. Розанов: Жизнь и творчество. Пг.: Полярная звезда,1922. lile.

242. Григорьев A.JI. Достоевский в современном зарубежном литературоведении //Рус. лит. 1972. №1. С. 192-214.

243. Гужиева И.В. Книга и русская культура начала XX века: (Брюсов)//Рус. лит. 1983. №3. С. 156-167.

244. Дворцова Н.П. М. Пришвин между Д. Мережковским и В. Розановым // Филологические науки. 1995. №2. С. 110-120.

245. Денисова Э.И. Концепция "Живой жизни" в творчестве В. Вересаева // Вопросы художественного обобщения в русской и зарубежной литературе. Ульяновск, 1978. С. 38-51.

246. Дзюбинская Н. Шутовской "мезальянс" у Достоевского и Андрея Белого // Лит. учеба. 1980. №4. С. 176-183.

247. Днепров В.В. Черты романа XX века. М.; Л.: Сов. писатель, 1965. 548 с.

248. Днепров В. Достоевский как писатель двадцатого века: (К 150-летию со дня рождения) // Иностр. лит. 1971. №11. С. 190-200.

249. Долгополов Л.К. Роман А. Белого "Петербург" и философско-исторические идеи Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Л„ 1976. Т.2. С. 217-224.

250. Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман "Петербург". Л.: Сов. писатель, 1988. 413 с.

251. Достоевский в зарубежных литературах. Л.: Наука, 1978. 240 с.

252. Достоевский и современность: Тезисы выступлений на "Старорусских чтениях". Новгород, 1988. 124 с.

253. Дуганов Р.В. Гоголь — Достоевский — Блок в перспективе "русского мифа" //Рос. литературовед, журн. 1994. №5-6. С. 39-55.

254. Евгеньев-Максимов В.Е., Максимов Д.Е. "Новый путь" // Евгеньев-Максимов В.Е., Максимов Д.Е. Из прошлого русской журналистики: Ст. иматериалы. Л., 1930. С. 129-255.

255. Евнин Ф.И. Достоевский и русская литература конца XIX начала XX вв: (Заметки) // Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1980. Т. 4. С. 206-217.

256. Ермакова М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в русской литературе XX века (Л. Андреев, М. Горький). Горький: Волговятское кн. изд-во, 1973. 319 с.

257. Ермакова М.Я. Романы Достоевского и их традиции в русской и советской литературе: Учеб. пособие по спецкурсу. Горький, 1982. 98 с. 205. Ермакова М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1990. 126 с.

258. Ермилов В.В. Достоевский. М.: Гослитиздат, 1956. 280 с.

259. Жожикашвили С. Заметки о современном достоевсковедении // Вопр. лит. 1997. Вып. 4. С. 126-161.

260. Жук A.A. Конспект вступительной лекции по курсу истории русской литературной критики // Русская литературная критика. Саратов, 1994. Вып.З. С. 6-14.

261. Закржевский А. Подполье: Психологические параллели. Киев: Искусство, 1911.

262. Закржевский А. Карамазовщина: Психологические параллели. Киев: Искусство, 1912. 161 с.

263. Закржевский А. Религия: Психологические параллели. Киев: Искусство, 1913. 473 с.

264. Замотан И.И. Ф.М. Достоевский в русской'критике. Варшава, 1913. 4.1. 1846-1881. 336 с.

265. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского: Типология и поэтика. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. 208 с.

266. Захаров В. Синдром Достоевского // Север. 1991. №11. С. 144-151.

267. Захаров Е. <Рец. на кн.:> Русская поэзия «серебряного века», 18901917: Антология. М.: Наука, 1993 //Волга. 1994. №4-5. С. 152-153.

268. Захаров Е.Е. Философско-эстетические взгляды A.JI. Волынского и его книга о Ф. Достоевском // Диалог культур: XXI век: Тезисы докладов и сообщений. Балашов, 1996. С. 63-64.

269. Захаров Е.Е. Ф.М. Достоевский как герой дилогии В.В. Вересаева "Живая жизнь" // Русский гений: К 175-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского: Материалы научных чтений (24-25 декабря 1996 года). Саратов, 1997. С. 32-33.

270. Захаров Е.Е. Статья "Достоевский и роман-трагедия" в контексте фило-софско-эстетических взглядов Вяч. И. Иванова // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов, 1998. Вып. 1. С. 79-82.

271. Захаров Е.Е. Журнал "Весы" о Ф. М. Достоевском. К постановке вопроса // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов, 1998. Вып. 2. С. 77-81.

272. Захаров Е.Е. Ф.М. Достоевский в "Силуэтах русских писателей" Ю.И. Айхенвальда // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов, 1998. Вып. 2. С. 55-58.

273. Злочевская A.B. Традиции Ф.М. Достоевского в романе В.В. Набокова "Приглашение на казнь" // Филологические науки. 1995. №2. С. 3-13.

274. Злочевская А. Достоевский и Набоков // Достоевский и мировая культура: Альманах. М., 1996. №7. С .72-95.

275. Иванов-Разумник Р.В. Мертвое мастерство: Д. Мережковский // Иванов-Разумник Р.В. Творчество и критика. Пг.: Колос, 1922. С. 85-145.

276. Иванов-Разумник Р. Вершины: Александр Блок. Андрей Белый. Пг.: Колос, 1923. 246 с.

277. Иванов-Разумник Р.В. История общественной мысли: В 3 т. М.: Республика, ТЕРРА, 1997. T.I. 416 е.; Т.2. 400 е.; Т. 3. 368 с.

278. Из истории русской журналистики конца XIX начала XX в.: (Ст., материалы, библиография). М.: Изд-во МГУ, 1973. 267 с.

279. Ильев С.П. Русский символистский роман: Аспекты поэтики. Киев: Лыбидь, 1991. 168 с.

280. Ильин И.А. Творчество Мережковского // Москва. 1990. №8. С. 186197.

281. История русской критики: В 2 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. Т.2. 720 с.

282. Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. М.: Сов. писатель, 1989. 656 с.

283. Кашина Н.В. Эстетика Ф.М Достоевского: Учеб. пособие. М.: Высш. шк., 1989. 288 с.

284. Келдыш В.А. Наследие Достоевского и русская мысль порубежной эпохи // Связь времен. М., 1994. С. 78-115.

285. Кирпотин В.Я. У истоков романа-трагедии: Достоевский Пушкин -Гоголь // Достоевский и русские писатели. М., 1971. С. 9-87.

286. Книгин И.А. Леонид Егорович Оболенский литературный критик. Саратов: Изд-во Сарат. ун^-та, 1992. 104 с.

287. Книгин И.А. История русской литературной критики. Часть II: Программа курса. // Русская литературная критика. Саратов, 1994. [Вып.З]. С. 31-45.

288. Кожинов В. Происхождение романа. М.: Сов. писатель, 1963. 433 с.

289. Колобаева Л.А. Мережковский — романист // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1991. Т. 50. №5. С. 445-453.

290. Корецкая И.В. "Новый путь". "Вопросы жизни" // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1982. С. 179-233.

291. Корецкая И.В. Вяч. Иванов: метафора "арки" // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1992. Т.51. №2. С. 60-65.

292. Корецкая И.В. Впечатления русской литературы в критике и лирике И.Ф. Анненского // Связь времен. М., 1994. С. 312-329.

293. Королицкий М.С. АЛ. Волынский: Странички воспоминаний. Л.: Академия, 1928. 24 с.

294. Кошелев В.А. Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов (1840-1850-е годы). Л.: Наука, 1984. 195 с.

295. Крючков Д. Критик-интуист: (И.Ф. Анненский) // Очарованный странник. Пг., 1914. Кн. 3. С. 12-14.

296. Кузнецов Б. Эйнштейн и Достоевский // Наука и жизнь. 1965. №6. С. 38-44.

297. Кузнецов Б. Этюды об Эйнштейне. М.: Наука, 1965. 382 с.

298. Кузнецова И.В. Интерпретация философских идей Ф.М. Достоевского представителями "нового религиозного сознания" в России (начала XX века): Автореф. дисс. канд. филос. наук. М., 1990. 19 с.

299. Культура русского модернизма: Ст., эссе и публ. М.: Наука, 1993. 405 с.

300. Куприяновский П.В. Л.Н. Толстой и Н.С. Лесков в журнале "Северный вестник" // Учен. зап. Ивановского пединститута. 1962. Т. 29. С. 101-150.

301. Куприяновский П.В. Из истории раннего русского символизма: (Символисты и журнал "Северный вестник") // Русская литература XX в: (Дооктябрьский период). Калуга, 1968. С. 149-173.

302. Куприяновский ГТ.В. Поэты-символисты в журнале "Северный вестник" // Русская советская поэзия и стиховедение. М., 1969. С. 113-135.

303. Куприяновский П.В. История журнала "Северный вестник" // Учен. зап. Ивановского пединститута. 1970. Т.59. С.51-89.

304. Куприяновский П.В. Журнал "Северный вестник" и литературное народничество // Страницы истории русской литературы. М., 1971. С. 234244.

305. Куприяновский П.В. Отдел поэзии в журнале "Северный вестник" в 1892-1894 гг. // Творчество писателя и литературный процесс. Иванове, 1974. С. 23-28.

306. Куприяновский П.В. А. Волынский критик: (Литературно-эстетическая позиция в 90-е годы) // Творчество писателя и литературный процесс. Иванове, 1978. С. 49-77.

307. Курганская А. М.А. Протопопов и А.Л. Волынский о наследии 60-х годов // Жанр, стиль, метод. Алма-Ата, 1990. С. 49-53.

308. Лавров A.B. Мифотворчество "аргонавтов" // Миф фольклор - литература. Л., 1978. С. 135-174.

309. Лавров A.B., Максимов Д.Е. "Весы" // Русская литература и журналистика начала XX века. 1905-1917: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 65-136.

310. Лавров А. В. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого (1900-е годы) // Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988. С. 131-150.2 61. Лавров A.B. Андрей Белый в 1900-е годь!: Жизнь и лит. деятельность. М.: Новое лит. обозрение, 1995. 336 с.

311. Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX века. М.: Наука, 1975. 416 с.

312. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века: Социал-демократические и обще-либеральные издания: 1890-1904. М.: Наука, 1981.390 с.

313. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века: Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М.: Наука, 1982. 372 с.

314. Локс К.Г. Брюсов — теоретик символизма // Литературное наследство. М., 1937. Т. 27-28. С. 265-267.

315. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976. 367 с.

316. Лотман Ю.М. Два устных рассказа Бунина: (К проблеме "Бунин и Достоевский") // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. С. 730-742.

317. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия //Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. С. 712-729.

318. Лурье М.М. Английские писатели и критики о Достоевском // Русская литература и мировой литературный процесс. Л., 1973. С. 186-212.

319. Львов-Рогачевский В. Новейшая русская литература. М.: Все-рос. центральный союз потреб, о-в, 1919. 141 с.

320. Магницкий Ю.Г. Некоторые вопросы смысла человеческого существования в философии Ф.М. Достоевского и А. Камю // Социальное познание и некоторые проблемы исторического материализма. М., 1981. С. 89-96.

321. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992. 326 с.

322. Максимов Д.Е. Журналы раннего символйзма. "Северный вестник'* и символисты // Евгеньев-Максимов В.Е., Максимов Д.Е. Из прошлого русской журналистики: Ст. и материалы. Л., 1930. С. 83-123.

323. Максимов Д.Е. "Новый путь" // Евгеньев-Максимов В.Е., Максимов

324. Д.Е. Из прошлого русской журналистики: Ст. и материалы. Л., 1930. С. 129-254.

325. Максимов Д.Е. Брюсов. Поэзия и позиция. Л.: Сов. писатель, 1969. 240 с.

326. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Александра Блока. Л.: Сов. писатель, 1981.552 с.

327. Мартьянова С.А. Образ Ставрогина в русской философской критике // Достоевский и современность. Старая Русса, 1996. С. 86-91.

328. Мендельсон М. Современный американский роман. М.: Наука, 1964. 533 с.

329. Милешин Ю.А. Достоевский и Камю // Русская литература и мировой литературный процесс: Сб. науч. тр. Л., 1973. С. 81-99.

330. Минц З.Г. Блок и Достоевский // Достоевский и его время. Л., 1971. С. 217-247.

331. Минц З.Г. А. Блок в полемике с Мережковским // Учен. зап. Тарт. ун-та. 1980. Вып. 535. С. 116-222.

332. Минц З.Г. Об эволюции русского символизма: (К постановке вопроса: тезисы) // Учен. зап. Тарт. ун-та. 1986. Вып. 735. С. 7-25.

333. Мирза-Авакян М.Л. Ф. Ницше и русский модернизм // Вести. Ереван, ун-та: Обществ, науки. 1972. №3. С. 92-103.

334. Михайловский Б. В. Русская литература XX века: С девяностых годов XIX века до 1917 года. М.: Учпедгиз, 1939. 420 с.

335. Модернизм: Анализ и критика основных направлений. М.: Искусство, 1980.311 с.

336. Молчанова Н. "Мифотворчество" в трактовке символистов // Творчество писателя и литературный процесс. Иванове, 1981. С. 205-216.

337. Мотылева Т. В спорах о романе // Новый мир. 1963. №11. С. 206-226.

338. Мотылева Т. Достоевский и зарубежные писатели XX века // Вопр. лит. 1971. №5. С. 96-128.

339. Мотылева Т.А. О мировом значении Достоевского // Мотылева Т.А. Достояние современного реализма. М., 1973. С. 223-378.

340. Мочульский В. Смена принципов в русской критике XIX ст. // Филологические записки. Воронеж, 1906. №1. С. 1-26.

341. Мурзина И .Я. "Критическая проза" импрессионизма: Из истории одного несформировавшегося литературного направления // Вести. Челябинск, ун-та. Сер. 9. Филология. 1997. №1. С. 12-18.

342. Мущенко Е.Г. "Живая жизнь" как эстетическая универсалия серебряного века // Филологические записки. Воронеж, 1993. Вып. 1. С. 4148.

343. Налегач Н.В. Ф.М. Достоевский в творческом сознании И.Ф. Анненско-го: К теме поэта и поэзии // Достоевский и современность. Кемерово, 1996. С. 96-99.

344. Небольсин А.Р. Поэзия пошлости // Человек. М., 1993. Вып. 3. С. 176182.

345. Нейфельд И. Достоевский: Психоаналитический очерк. JL; М.: Петроград, 1925. 96 с.

346. Никитина М.А. "Вестник Европы" // Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века: Буржуазно-либеральные и модернистские издания: 1890-1904. М., 1982. С. 4-43.

347. Никитина М.А. "Вестник Европы" // Русская литература и журналистика начала XX века: Буржуазно-либеральные и модернистские издания: 1905-1917. М.,1984. С. 4-25.

348. Николаев Н. "Достоевский и античность" как тема Пумпянского и Бахтина (1922-1963)//Вопр. лит. 1996. Вып. 3. С. 115-127.

349. Николюкин А.Н. Василий Васильевич Розанов: (Писатель нетрадиционного мышления). М.: Знание, 1990. 64 с.

350. Николюкин А. "А Достоевский живет в нас.": (Взгляд В.В. Розанова) // Достоевский и мировая культура: Альманах. СПб., 1993. №1. Ч. 2. С. 4158.

351. Нольде В.М. Вересаев: Жизнь и творчество. Тула: Приок. кн. изд-во, 1986.188 с.

352. О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 1889-1931 годов: Сб. ст. М.: Книга, 1990. 429 с.3030 литературно-художественных течениях XX века: Сб. ст. М.: Изд-во МГУ, 1969. 244 с.

353. Оськина Е.Ф. "Легенда о Великом инквизиторе" Ф.М. Достоевского и проблема бессознательного // Акутуал. пробл. истории философии народов СССР. М., 1980. Вып. 8. С. 70-81.

354. Пакраван М. Творчество Ф.М. Достоевского в критике русских символистов: Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1979. 21 с.

355. Памяти А.Л. Волынского: Сб. Л.: В.С.П., 1928. 93 с.

356. Переверзев В.Ф. Достоевский в критике // Достоевский Ф.М. Сочинения. М.;Л., 1931. С. XIV-XXXV.

357. Пискунова С., Пискунов В. Культурологическая утопия Андрея Белого // Вопр. лит. 1995. Вып. 3. С. 217-246.

358. ЗП.Поварцов С. Траектория падения: (О литературно-эстетических концепциях Д. Мережковского) // Вопр. лит. 1986. №11. С. 153-191.

359. Поварцов С. "Люди разных мечтаний": (Чехов и Мережковский) //Вопр. лцт. 1988. №6. С. 153-183.

360. Подольская И.И. И. Анненский критик // Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1979. С. 501-542.

361. Померанц Г. Мыслители читают Достоевского // Октябрь. 1993. №3. С. 185-189.

362. Пономарева Г.М. И. Анненский и А. Потебня: (К вопросу об источнике концепции внутренней формы в "Книге отражений" И. Анненского) // Уч. зап. Тарт. ун-та. 1983. Вып. 620. С. 66-72.

363. Пономарева Г. Философско-эстетические взгляды Инн. Анненского // Тезисы докл. конф. по гуманит. и естеств. наукам СНО: Русская литература. Тарту, 1986. С. 31 -34.

364. Пономарева Г.М. И.Ф. Анненский и А.Н. Веселовский: (Трансформация методологических принципов акад. Веселовского в "Книгах

365. Andrey Bely: Acritical review. The university press of Kentucky, 1978. 300 p.

366. Alexandrov V. Andrey Bely. The Major Symbolist Fiction. Harvard univ. press, 1985.230 р.

367. Nivat Georges. Vers la fin du mythe russe. Lausanne, 1982. 203 p.

368. Сипард Лена. От "Бесов" к "Петербургу"% между полюсами юродства и плутовства. In: Studies in 20 th century Russian prose. Stockholm, 1982, 150 p.

369. Steinberg Ada. Word and music + in the novels of Andrey Bely. Cambridge, 1982.230 р.

370. Woronzoff Al. Andrey Belyj's "Peterburg", Jdmes Joyce's "Ulysses" and the Symbolist movement. Bern, 1982. 270 p.

371. Ljunggren Magnus. The dream of rebirth. Stockholm, 1982. 100 p.