автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Феномен надындивидуальной памяти: стратегии концептуализации и онтологический статус

Полный текст автореферата диссертации по теме "Феномен надындивидуальной памяти: стратегии концептуализации и онтологический статус"

На правах рукописи УДК 1(091)

Макаров Андрей Иванович

304684332

Феномен надындивидуальной памяти: стратегии концептуализации и онтологический статус

Специальность: 09.00.03 - история философии

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

1 7 ЙЮН 2019

Санкт-Петербург 2010 г.

004604332

Диссертация выполнена на кафедре философской и психологической антропологии ГОУ ВПО «Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена»

Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Светлов Роман Викторович доктор философских наук, профессор Артемьева Татьяна Владимировна доктор философских наук, профессор Суворов Николай Николаевич

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Российский государственный

гуманитарный университет»

Защита состоится «17» июня 2010 года в 16.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.199.10 по на заседании совета Д 212.199.10 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Российском государственном педагогическом университете им. А.И. Герцена по адресу: 197046, г. Санкт- Петербург, ул. Малая Посадская, д. 26, ауд. 317.

С диссертацией можно ознакомиться в Фундаментальной библиотеке РГПУ им. А.И. Герцена по адресу: 191186, г. Санкт-Петербург, наб. р. Мойки, д. 48

Автореферат разослан « 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

А.Ю. Дорский

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования продиктована необходимостью прояснения проблематики надындивидуального измерения сознания в современной европейской философии, которая столкнулась сегодня с вхождением современного мира в фазу проблематичного сосуществования различных символических универсумов и жизненных стратегий. Если в обществах премодерна и модерна субъект был соотнесен с вполне конкретной социальной нишей, то в современном обществе субъект стремиться занять место в максимально большом количестве социальных структур; в погоне за ускользающей определенностью он мелькает на фоне институциональных практик, не преследуя больше никаких стратегических целей своей жизнедеятельности. Постоянно меняя конфигурацию смысла жизни, человек конструирует его, опираясь теперь на данные только своей биографической памяти. В результате хабитусом современного европейского общества становится «цинический разум» (П. Слотердайк). Соответствующая циническому разуму «мягкая идентичность» предоставляет определенные жизненные блага, однако расплачивается за них субъект потерей субъектности: когда не сам человек действует, а с ним случается. Все это порождает дисфункцию такого традиционного социокультурного интегратора как историческая память и традиция.

Историографическая наука и связанная с ней музейно-архивная индустрия памяти, были призваны производить историю-память (П. Нора). Однако в XX в. их основания колеблются мощной негативной критикой исторического метода и идеала историзации памяти, а ведь долгое время именно эти феномен придавали устойчивость европейской модели идентичности. Постепенно легитимизация нормативной идентичности, осуществлявшаяся отсылками к прошлому, зафиксированному в артефактах историзированного сознания (в том числе и в истории философии) заменяется легитимацией через настоящее, конструируемое разноголосицей дискурсивных практик.

История-память, а до неё память-традиция создавали мы-идентичности, через них мир обретал целостность, становился собственно миром. Понятно, что в этом случае историко-философское знание, которое укоренено в обоих видах памяти оказывается под угрозой маргинализации. По нашему глубокому убеждению это - эксцесс, связанный с некоторым ослаблением влияния философии на социальную практику. Поэтому сегодня, как никогда, нужна систематическая философская рефлексия форм бытия надындивидуальной памяти. Такая цель ставится в современной отечественной философии, но она не может быть достигнута без исследования процесс концептуализации феномена надындивидуальной памяти в истории философии.

Мы уверены, что сегодня не достаточно психологических, культурологичеких и исторических исследований феномена надындивидуальной памяти. Для прояснения проблематики ее онтологического статуса и механизма функционирования в культуре и обществе необходимы

з

комплексные исследования структурно-функциональных моментов надындивидуальной памяти. Такая комплексность не мыслима со времен Аристотеля без историко-философского исследования. При этом нужно отметить, что традиционное акцентирование диссертационных исследований по истории философии на локальных периодах и конкретных персоналиях философов в некоторой степени способствовало размежеванию философии с другими науками в XX веке.

Поэтому мы посчитали необходимым посвятить наше диссертационное исследование проблемному аспекту процесса концептуализации феномена надындивидуальной памяти в европейской философской традиции. Такой подход продиктован, в том числе, задачей разработки методологического основания и понятийного инструментария.

Анализ логики историко-философского процесса концептуализации феномена надындивидуальной человеческой памяти затруднен тем, что сама история философии является формой надындивидуальной памяти. Кроме того, это исследование затруднено и тем, что в результате ожесточенных дискуссий (начиная с XVII в.) между холистической линией и линией «методологического индивидуализма» вопрос об онтологическом статусе надындивидуальной памяти приобрел характер вопроса об априорных посылках тех или иных теорий.

Учет описанных трудностей потребовал от нас выбора соответствующих объекта и предмета исследования, а также выработки особой исследовательской стратегии.

Объектом исследования является феномен надындивидуальной памяти, структура его осмысления в европейской философской традиции.

Предметом исследования являются парадигмальные формы философской концептуализации этого феномена, представленные холизмом платонической традиции и «методологическим индивидуализмом» новоевропейского субъективизма.

Цель исследования состоит в том, чтобы выявить логику формирования в европейской философской традиции смысловой структуры феномена надындивидуальной памяти через анализ процесса философской концептуализации онтологического статуса этого феномена. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

- операционализировать, проанализировав и раскрыв общефилософское содержание, ключевые для исследования реальности надындивидуальной памяти понятия «реальность», «надындивидуальная память», «организация опыта», «социальность», «солидарность»;

- определить роль феномена надындивидуальной памяти в процессах конституирования социальной реальности, личностной и коллективной идентичности с помощью «символов групповой идентичности».

- выявить социокультурные предпосылки возникновения представлений о памяти в обществах «обрядовой когеренции»

- выявить смысловую структуру мифологемы памяти в качестве предпосылки формирования философского этапа концептуализации феномена надындивидуальной памяти;

- выявить связь холистической версии памяти (концептов платонизма) с кризисом полисной системы;

- определить роль и значение понятий «истина», «смерть», «Мировая душа», «чувствующая душа», «образ» для процесса концептуализации надындивидуальной памяти в платонизме, рассмотрев их в качестве минимума концептов, образующих фундаментальную схему понимания реальности этого феномена в европейской философской традиции.

- выявить особенности эволюции платонической концепции Прапамяти в неоплатонизме;

- выявить социокультурные и идейные предпосылки смены холистической концептуальной схемы памяти объяснительной схемой новоевропейского субъективизма;

- показать, как принцип методологического индивидуализма повлиял на эволюцию процесса концептуализации надындивидуальной памяти в философских теориях сознания эпохи Просвещения;

- выявить связь между идеей надындивидуальной памяти и кантианским учением о трансцендентальном субъекте;

- проанализировать идейные предпосылки возникновения редукционистских версий надындивидуальной памяти в неклассической философии XX века;

- проанализировать «конфликт интерпретаций» холистической и индивидуалистической линий концептуализации надындивидуальной памяти в современной неклассической философии памяти, принявший форму противоречивого сосуществования онто-топо-логической и онто-хроно-логической версий бытия надындивидуальной памяти.

Стратегия нашего исследования основана на следующих теоретических установках:

Историк философии не может занять какую-то выделенную внешнюю позицию по отношению к памяти. Исследование феномена надындивидуальной памяти возможно как анализ смысловой конструкции философской концептуализации, конституирующейся в результате моделирования

«сталкивания» определенных философских дискурсов о ней. Этот методологический прием был обоснован в свое время П. Рикером .

Для осуществления этого приема нам понадобилось выбрать: во-первых, такой дискуссионный вопрос, в свете которого при определенных методичных усилиях проявилась бы логика концептуализации интересующего нас феномена; во-вторых, смоделировать идейное столкновение контрарных версий философских концепций надындивидуальной памяти, которые бы парадигмальный характер для истории европейской философии. После предварительного анализа истории философии памяти мы обнаружили, что такими парадигмальными концептуальными позициями являются 1) холистическая линия, которая начала формироваться еще в предфилосовский

5

период, а затем получила всестороннее развитие в платонической традиции европейской философии1; и 2) позиция «методологического индивидуализма», получившая свое концептуальное оформление в новоевропейском субъективизме (идейные корни которой находят еще в «психологии» Бл. Августина).

Смоделировав «конфликт интерпретаций» этих двух методологических подходов, мы смогли обнаружить 1) интересующий нас феномен в теоретических построениях философов, и 2) выявить логику исторического процесса его концептуализации. Для выявления феномена надындивидуальной памяти в качестве развивающегося концепта истории философии памяти таким образом мы выбрали мыслителей, живущих на стыке не просто времен, а целых эпох: Платон, Аристотель, Плотин, Бл. Августин, и И. Кант - экзистенциально погружены в проблему разрушения надындивидуальных форм памяти, которые обеспечивали (а теперь на их глазах утрачивают эту способность) существования определенных социокультурных целостностей. Этот подход позволил нам сосредоточиться на этих фигурах, как тех мыслителях, которые закладывали основу целых линий концептуализации интересующего нас феномена. Писавших о нем Г.В.Ф. Гегеля, немецких классиков и романтиков мы не включили в этот ряд по той причине, что они осуществили не прорыв новых ходов концептуализации, а их гениальное развитие. Так, например И.В.Г. Фихте и Г.В.Ф. Гегель осуществили оригинальную и разработку уже введенных И.Кантом проблем сознания в части памяти. Философия памяти А.Бергсона и Э. Гуссерля, теория памяти М. Хальбвакса и П. Флоренского - это те вполне репрезентативные источники по современно, которые позволяют выявить логику взаимодействия двух выбранных нами парадигмальных подходов к истории философии памяти.

Еще одной установкой, фундирующей наше исследование, является прием постоянной рефлексии над способом рефлексии. По нашему мнению именно философско-феноменологическая исследовательская установка позволяет увидеть онтологические и гносеологические аспекты психологических и историко-культурных реалий, в которых выявляется феномен надындивидуальной памяти.

Понятно, что в этом случае возникают особого рода трудности. Эти трудности мы положили в основу проблематизации темы. Проблематичность анализа феномена надындивидуальной памяти связана с тем, что интеллектуальная традиции философствования о памяти сама является составной частью надындивидуальной памяти. Как в таком случае возможно памятование о памяти? Как возможна идентификация, когда неразрывно

1 Следует специально отметить, что содержание понятия «холизм» давно уже вышло за рамки того

содержательного наполнения, которое предложил в 20-х гг. XX в. Я. Смэтс. Сегодня этим термином

обозначают систему методологических принципов, противостоящих антиметафизической линии в философии,

и ведут отсчет рождения холистической позиции от древней философии. См. об этом подробнее: Оболкина Светлана Викторовна. Онтологическая грамматика холизма как философская проблема : Дис. ... канд. филос.

наук: 09.00.01 Екатеринбург, 2005. РГБ ОД, 61:05-9/404.

6

соединены рациональное постижение и переживание, когда сама философия как вид дискурса является частью потока памяти? Эти вопросы мы преобразовал в три основных проблемы историко-философского анализа:

1. Проблема различия между трансцендентальной природой этого феномена и его имманентной природой (психологическими и социокультурными проявлениями). Именно эта парадоксальность лежит в основе спора парадигмальных подходов, выбранных для анализа. Не случайно в одних теориях память редукцируется к индивидуальной психике и системе межличностных интеракций, а в других - присутсвует идея об онтологической укоренённости этого феномена.

2. Проблема различия между самим феноменом и актом его конституирования в сознании и теории, а также между конструктивной природой индивидуального воспоминания и объективно-символическим бытием образов надындивидуальной памяти в философской традиции.

3. Проблема различия между темпоральным и пространственным аспектами бытия образов надындивидуальной памяти, между переживанием воспоминания и пониманием смысла представителями разных эпох и школ философии.

Обнаруженные нами проблемы до сих пор препятствовали комплексному исследованию фундаментальных проблем философии памяти со стороны истории философии. Но в сегодня историю философии проникли новые подходы и методы исследования. При этом, конечно, нужно подходить к отбору новых подходов с особой тщательностью и изрядной долей здорового консерватизма, -что мы и сделали, выбрав сочетание традиционных текстологического и герменевтического анализа с проблемным подходом, востребованным на современном этапе развития исторической науки.

Проверяемая гипотеза исследования состоит в том, что множество концептуальных версий надындивидуальной памяти могут быть сведены к двум методологическим парадигмальным установкам («индивидуалистической» установке на отрицание интересующего нас феномена и холистической установке на обоснование его реального существования). В рамках этих моделей памяти, а также в дискуссионном поле их взаимодействия развивается процесс философской концептуализации феномена надындивидуальной памяти. Феномен надындивидуальной памяти онтологически укоренен в бытии культуры и имеет транцендентно-имманентную природу. В этом противоречивом качестве он выявляет себя наиболее очевидно в ситуациях мировоззренческих кризисов, когда возникает угроза распада социокультурной целостности, к которой принадлежит мыслитель. Этот феномен и его концептуализация обнаруживают себя в философских текстах, созданных в переломные эпохи. В соответствии с этим были отобраны персоналии философов. Выбранные для историко-философского анализа персоналии и течения являются репрезентативными для проверки нашей гипотезы и достижении поставленных целей.

Степень научной разработанности проблемы. В обширной литературе, посвященной проблеме памяти, осуществлялся анализ частных концептов надындивидуальной памяти в рамках отдельных исследовательских парадигм,

7

использовавших различные термины для описания специфики надындивидуального измерения памяти.

Первую группу источников составляют работы, посвящённые изучению самого феномена памяти в его социально-психологическом и социально-культурном аспектах. Анализ этих работ мы предприняли с целями прояснения методологических аспектов исследования феномена и концептуализации надындивидуальной памяти, а также для создания модели ее функционально-смысловой структуры. Вторую группу составляют исследования по истории идеи надындивидуальной памяти и отдельных фрагментов концептуального поля интересующего нас феномена.

Первая группа работ - это исследования самого феномена надындивидуальной памяти. Онтологические и методологические основания для исследования проблемы надындивидуальной памяти мы находим в трудах Платона, Аристотеля, Плотина, А. Августина, Т. Гоббса, Д. Локка, И. Канта, И.Г. Фихте, И.Г.В. Гегеля, Ф.В.Й. Шеллинга, К. Маркса, В. Дильтея, А. Бергсона, Ф. Ницше, Э. Гуссерля, М.Шелера, А. Швейцера, М. Хайдеггера, К.Г. Юнга, H.A. Бердяева, Вл. Соловьева, П.А. Флоренского, Г. Г. Шпета.

В XIX-XX вв. тема надындивидуального измерения бытия была получила развитие в естественных науках; здесь возникла современная версия холистической модели сознания и памяти (Э. Геккель, Г. Дриш, В.И. Вернадский, КН. Любутин, И.И. Шмальгаузен, Н. Смелзер, А.Н. Северцев) О социальной и культурной обусловленности психологических функций запоминания и забывания писали Т. Рибо, П. Жане, Ф. Бартлет, U.C. Выгодский, А.Р. Лурия, М. Коул.

Исследования социокультурных аспектов функционирования коллективной памяти начал М. Хальбвакс2. Эту линию продолжили Э.Х. Гомбрич, Дж. Трепп. Современными продолжателями этой линии являются Э. Тульвиг и Я. Ассман, А. Ассман. Феномену надындивидуальной памяти посвящены исследования таких отечественных и зарубежных учёных как М.С. Розов, С. Роуз, Д. Мидлетон. Особая роль в приросте знания о механизмах памяти принадлежит М.М. Бахтину, О. Розенштоку-Хюсси, Ю.М Лотману.

Новейшие диссертации на соискание доктора философских наук по теме социальной обусловленности памяти и философским аспектам социальной памяти были защищены Л.П. Швец, О.Т. Лойко, Стародубцевой Л.В., Федоровым О.С.

Анализ второй группы источников показал, что исторические обзоры концептуализации памяти в основном касались её индивидуального измерения, и занимались этим историки психологии. Глубокий обзор психологических теорий памяти XIX в. дал русский историк психологии И.С. Продан3. В историко-философском ключе специальное исследование раннего периода

2 Хальбвакс М. Коллективная и историческая память И Неприкосновенный запас. 2005, № 2 - 3. С. 8 -27; Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007. Halbwachs M. La topographie légendaire des évangeles en Terre Sainte. Paris, 1941; Halbwachs M. Das Gedäcchtnis und seine sozialen Bedingungen, Frankfurt, 1985.

3 Продан И.С. О памяти. Психологические исследования. Ч. 1. Юрьев. 1905

8

становления теорий памяти предпринял Е.А. Бобров4. Эволюцию концептуального поля современных версий психологии памяти исследовали А.Г. Асмолов, А. Шевцов, В.И. Олешкевич5. М.С. Роговин в своих работах дал историко-философский обзор теорий памяти, а также предложил структурно-уровневую концепцию памяти6. Среди работ историков выделяются труды Ф.А. Иейтс, О.Г. Эксле, П. Хаттона.

Анализу платонической и неоплатонической традиции концептуализации памяти, которая анализируется в диссертационном исследовании, посвящены работы А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, С.С. Аверинцева, П. Адо7. Новейшие исследования античных теорий памяти Л. Бриссона, К. Моргана, К. Хельмига, С. Скольников8 делают акцент на социально-культурных предпосылках их создания. Тема связи платонизма с античной религиозностью и культурой, которую мы не могли обойти в связи с выбранной стратегией исследования, глубоко разработана в трудах Э.Р. Ж.-П. Вернана, Доддса, Р.В. Светлова9.

Философию памяти Нового времени в историческом ракурсе исследовали П. Рикер, С. Прист, Б. Уильяме, Гайденко П.П. Феноменологию проанализировали с интересующей нас точки зрения В.И.Молчанов, М. Рубене, Я.А. Слинин,И. И. Блауберг, Е.В.Мареева10.

В итоге этого обзора можно констатировать, что, во-первых, проблема надындивидуальной памяти в отечественной и зарубежной литературе специально не рассматривалась. Во-вторых, обычно проблема надындивидуальной памяти осмысляется с помощью достаточно большого набора терминов. В-третьих, идея надындивидуальной памяти не выделяется как отдельная порождающая модель различных концепций памяти. Это связано с тем, что тема памяти в философских учениях прошлого глубоко интегрирована в онтологическую, гносеологическую, этическую и эстетическую проблематику.

4 Бобров Е.А. Психологические воззрения древнегреческих философов. Варшава. 1910.

5 Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. Воронеж, 1976; Шевцов

A. Введение в общую культурно-историческую психологию. СПб., 2000; Олешкевич В.И. История психотехники. М., 2002; Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. М.,1997.

6 Рогсвин М.С. Проблемы теории памяти. М., 2007.

7 Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: В 2-х кн. М., 1994; Асмус

B.Ф. Античная философия. М., 1976; Аверинцев С.С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. М., 1979. С. 83 - 97; Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991.

8 Brisson L. Plato the Myth Maker. Chicago, 1998; Morgan K. A. Myth and Philosophy from the Presocratics to Plato. Cambridge, 2000; Helmig, Ch. Der Gegensatz von Platon und Aristoteles in den neuplatonischen Interpretationen des Menonparadoxons und der Anamnesislehre II Symposium Platonicum 7 (congrès) 2007, 273 -277; Scolnicov S. The structure and object oí anamnesis II Symposium Platonicum 7 (congrès) 2007,278 - 283.

9 Veroant J.-P. Mythe et pensfte chez les Grecs. Etudes de psychologie historique. P., 1965; Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. M., 1988; Додцс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб, 2000; Светлов Р.В. Древняя языческая религиозность. СПб., 1993; Он же. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб., 1996.

10 Молчанов В.И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М., 1988. Молчанов В.И. Проблема сознания и проблема культуры // Феноменология в современном мире. Рига, 1991; Рубене М. Проблема прошлого в феноменологическом учении о времени // Проблемы сознания в современной буржуазной философии. Вильнюс, 1983; Слинин Я.А. Трансцендентальный субъект: феноменологическое исследование. СПб., 2001; Блауберг И. И. Анри Бергсон. М., 2003; Мареева Е.В. Проблема души в классической и неклассической философии. М., 2003; Мареева Е.В. Д.Локк об источниках единства души: Бог, натура или культура? // Человек. Язык. Культура. Таганрог, 2002. Вып. 2. С. 128-140.

9

Кроме того, предпринятый нами анализ научной литературы показал, что в связи с осмыслением проблемы надындивидуального измерения памяти в научный оборот было введено множество терминов: «социальная память», «историческая память», «коллективная память», «культурная память», «семантическая память», «мемориальная культура» и т.д. В этой связи наше исследование нацелено на решение двух взаимосвязанных задач: 1) анализ историко-философского процесса концептуализации феномена надындивидуальной памяти, и 2) поиск такого способа осмысления этого феномена, который мог бы послужить основой для междисциплинарного синтеза.

В связи с постановкой проблемы задачи междисциплинарного синтеза, нужно ответить на следующий вопрос: почему для выбранного нами ракурса зрения предпочтителен термин «надындивидуальная память»? Во-первых, это понятие в большей степени способно послужить делу междисциплинарного синтеза: в силу того, что оно имеет более широкий объем содержания, включающий в себя накопленные научными дисциплинами смысловые поля как свои аспекты. Во-вторых, это понятие прямо указывает на дихотомию индивидуальное / надындивидуальное. Эта диада является центральной для философской концептуализации проблемы памяти: от Платона до современной философии культуры и антропологии. На этом основании именно ее мы выбрали в качестве проблемно-ограничительной рамки настоящего исследования феномена надындивидуальной памяти и историко-философской эволюции соответствующих концептов. Выбор термина «надындивидуальная память» был обусловлен и тем, что предмет нашего исследования требует: 1) понятия, ориентированного на структурный аспект механизма социального наследия; 2) понятия с более широким объемом, чем понятие «культурная память» или «коллективная память». В содержании понятия надындивидуальной памяти объединяются социальный, культурный и историко-генетический аспекты внешнего контроля над сознанием индивида.

Методологическая и теоретическая база исследования. Методологическую основу исследования составляет единство историко-философского, герменевтического методов и феноменологического исследования. Историко-философский метод анализа генезиса концепций памяти позволяет выявить смысловую структуру этого явления в генетическом аспекте. Герменевтический метод, феноменологический метод помогает толковать данный феномен и эксплицировать те метафизические основания, которые имплицированы в его исторической форме и соответствующих концептуальных схемах европейской философии.

Теоретической базой исследования являются работы отечественных и зарубежных исследователей природы и функций феномена надындивидуальной памяти: Ю.М. Лотмана, М.А. Розова, Я. Ассмана. Основная теоретическая установка диссертационного исследования - представление историко-философского процесса познания феномена памяти как процесса взаимодействия концептуальных понимающе-объяснительных схем, социокультурных реалий и исторических формой бытийствования феномена

ю

надындивидуальной памяти. В соответствии с этим мы опираемся на принцип корреляции между понятийными средствами той или иной теории и устройством социума. Здесь важен принцип корреляции между устройством социума, его этических и эстетических аспектов и возможностями теоретического осмысления философских проблем, разрабатываемый в отечественной философии и методологии науки A.A., Грякаловым, А. П. Огурцовым, М. К. Петровым, В. С. Степиным и др.

Научная новизна исследования. Впервые с помощью философского анализа концепций памяти и социальности выявляется связь структуры феномена надындивидуальной памяти с основными концептами философских теорий памяти.

Введены понятия «образы группового единства» и «барьер во времени», которые позволяют задать новую призму продуктивную для историко-философских исследований теорий сознания и памяти.

Предложено новое рассмотрение истории развития мнемологической проблематике в европейской философии: определены этапы процесса концептуализации надындивидуальной памяти, и они соотнесены с возникновением и эволюцией холистической модели сознания и моделью сознания, созданной в рамках «методологического индивидуализма».

Впервые показана логика первичной философской концептуализации надындивидуальной памяти на раннем этапе становления холистической платонической традиции через соотнесение философского дискурса о памяти с принципом гиполепсиса, появившимся впервые в античности.

Выявлена смысловая связь между решением Платоном, Плотином и Бл. Августином мнемологической апории «присутствия отсутствующей вещи» и осмыслением выхода из кризиса определенных моделей социокультурной целостности, а также мифологическими концептами (мифологемами) «барьер времени» и «плероматическое время-пространство» (вечность).

Выявлены теоретические основания негативной критики учения о Мировой душе и надындивидуальном измереним сознания и памяти в новоевропейском субъективизме (Р. Декарт, Дж. Локк, Д. Юм).

Установлена связь между рассуждениями И. Канта о

трансцендентальной природе схематизмов сознания и теоретической реабилитацией идеи надындивидуальной памяти в западноевропейской философской мысли Нового времени.

Впервые определен минимум основных концептов, лежащих в основе концептуальных схем феномена надындивидуальной памяти в неклассической философии и культурной антропологии. Выявлен эвристический потенциал и практическая значимость концепций надындивидуальной памяти для современной философии в контексте диалога западной культуры и культуры России.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Надындивидуальная память является транцендентально-имманентным

и

феноменом, объективно существующим как ретенциальный момент сознания и как интегрирующий фактор разумной организации социо-культурных целостностей.

2. Надындивидуальная память выполняет две взаимосвязанные функции: селективную и социально-интегративную. Первая функция памяти делает ее фактором интенционально направленного сознания, а вторая -фактором интеграции социально значимого опыта, в том числе и историко-философской традиции. На уровне индивидуального сознания обеспечивается интеграция образов и состояний сознания, а на уровне общественного сознания - целостность общественного организма (солидаризация) с помощью особого класса образов памяти - образов группового единства.

3. Надындивидуальная память в форме бытия коллективной памяти опосредует собой организацию человеческого опыта, функционируя как механизм селектирования и объединения разрозненных данных, придавая им социально значимый характер. Это делается с помощью фокусировки внимания общества и индивидов на одной части информации о прошлом (практики памятования) и помещения в «слепое пятно» сознания (вытеснения) другой части информационного массива (практики забывания, или сруктурные амнезии).

4. Надындивидуальная память, выполняя функцию приобщения индивидуального сознания к смысловой структуре культуры («большое время») создает возможность для преодоления пространственной и временной конечности людей, и тем самым выступает в качестве необходимого условия самоидентификации личности и самотождественности общества в культурном времени и социальном пространстве. Тем самым феномен надындивидуальной памяти в форме бытия культурной памяти является условием обеспечения преемственности исторического процесса в целом, и истории философии в частности.

5. Надындивидуальная память выступает обязательным условием конституирования семиотической реальности как сферы социокультурного опосредования символами синхронного (между современниками) и диахронного (между предками и потомками) общения людей. Благодаря ей, коммуникация принимает форму общения, т.е. эмоциональной вовлеченности в процесс такого обмена и интенционального переживания опыта прошлого.

6. Исторический процесс философской концептуализации феномена надындивидуальной памяти развивался как противостояние двух парадигмальных теоретических моделей памяти: холистической, опирающаяся на концепты Мировой души (античный платонизм), Вечной памяти (христианский платонизм); и модели, построенной на принципе «методологического индивидуализма», в которой предпринимается попытка перетолковать проблему надындивидуального измерения памяти в проблему трансперсональности как эффекта индивидуального мышления.

7. Концепт посредника, актуализированный в связи с переходом от устного к письменному типу культуры в Древней Греции имеет особое значение при оформлении античной метафизики памяти: теория

12

индивидуальной и Мировой души является следствием концептуализации проблемы посредника между разумом космоса и разумом индивидуальной души. Этот холистический способ концептуализации надындивидуальной памяти оформился в качестве составной части платонического учения о Мировой душе как динамическом аспекте жизни космоса и учения о преодолении «барьеров времени».

8. В процессе эволюции платонической концептуальной схемы (от античного и христианского неоплатонизма Плотина и Бл. Августина к христианскому платонизму П. Флоренского) холистическая модель выстроилась по гиполептическому принципу: как тематизация и проблематизация непрерывной актуализации прошлого в настоящем (концепция «живой памяти», концепция «вечного настоящего», концепция «Вечной памяти»), присутствия свойств целого в своих частях («единство в многообразии»).

9. После того как философы Просвещения (Р. Декарт, Т. Локк, Д. Юм) обосновали антропоцентричную установку на индивидуализацию самотождества человеческого сознания и всеобщности опыта, возникает новая парадигмальная объяснительная модель памяти, в которой объяснение причин преобразования данных опыта отдельных сознаний в некий всеобщий опыт не нуждается больше ни в идее космического посредника (Мировая душа), ни в идее религиозного посредника (Вечная память, Примордиальная традиция).

10. И. Кант в своей концепции трансцендентального субъекта, не выходя за рамки новоевропейского субъективизма, заложил основу для критики методологического индивидуализма, что способствовало возвращению в философию идеи надындивидуального измерения сознания и памяти. Идея «трансцендентального субъекта», который является носителем структур всеобщности, дает основание для выдвижения трактовок памяти как одной из таких структур, имеющих надындивидуальное измерение.

11. Логика процесса концептуализации темы надындивидуальной памяти в неклассической современной философии приводит современную философскую антропологию и философию культуры к переориентации метафизики памяти с вопроса о времени (темпоральности субъекта) на вопрос о местоположении (телесности субъекта). В мнемологическом контексте это означает, что психологизаторский дискурс о памяти, в котором она представляется в виде со-бытия, встречи Я и Другого, становится недостаточным, и поэтому в него возвращается концепт места (вместимости, уместности), с помощью которого тематизируется проблема соотнесенности мест памяти, события встречи Я и Другого как телесно-духовных существ.

Теоретическая значимость. Выявлена связь смысловой структуры феномена надындивидуальной памяти с основными понятиями различных дисциплинарных дискурсов о памяти (социальная, коллективная, групповая, культурная память). Содержащийся в диссертации анализ смысловой структуры разных парадигм философии памяти способствует преодолению методологических трудностей в изучении мнемологической проблематики историей философии и другими гуманитарными науками.

13

Материал диссертационного исследования и полученные результаты позволяют углубить понимание многих тем философии памяти определить меру и характер влияния концепций надындивидуальной памяти на философские системы, формировавшиеся на протяжении историко-философского процесса, а также на современное состояние философии.

Предложенные в данном диссертационном исследовании критерии типологизации парадигмальных основ философии памяти обладают ценностью для дальнейших разработок методологии исследования мнемологической проблематики в истории философии, философии культуры, антропологии и в ряде других наук.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования результатов работы в научно-исследовательской и преподавательской деятельности. Полученные результаты обладают ценностью для дальнейших разработок методологии исследования мнемологической проблематики в истории философии, философии культуры, антропологии и в ряде других наук. Результаты проделанной работы могут быть использованы в методологии изучения современных средств массовых коммуникаций. Содержание и выводы работы могут применяться в преподавании общих курсов по истории философии и другим философским дисциплинам.

Апробация результатов исследования. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры философской и психологической антропологии РГПУ им. А.И. Герцена от 4 декабря 2009 года. Результаты работы представлены автором в научных публикациях, а также в ходе различных научных конференций, среди которых: Результаты работы представлялись автором в научных публикациях, а также в ходе научных форумов, среди которых:

«XXI век: на пути к единому человечеству?»: (Международная конференция 27-30 мая 2003 г. МГУ, Москва);

«Философия и будущее цивилизации» (IV Российский философский конгресс, 24-28 мая 2005г., Москва)

«Дни петербургской философии. Мир философии - мир человека. Круглый стол. Философия культуры и культурологии: вызовы и ответы» (Научная конференция, 2006, СПбГУ, СПб.)

«Человек в современных философских концепциях» (Четвертая международная конференция, 28 -31 мая, 2007г., Волгоград)

«Дни петербургской философии. Миссия интеллектуала в обществе» (Научная конференция, 2007, СПбГУ, СПб)

"Evropská véda XX století - Dil 8. - 2008"» («IV Международная научно-практическая конференция, 2008 г., Прага)

"Культурное многообразие: от прошлого к будущему" (Второй Российский культурологический конгресс с международным участием, 25-29 ноября 2008 года, СПб)

«Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век» (Международная научная конференция, 2008 г., ИВИ РАН, Москва)

«Город как явление социокультурной и правовой реальности»:

14

(Международная научно-практическая конференция, 28-29 ноября СПбГУП, 2008 г., СПб)

«Метод сократического диалога в преподавании права» (Семинар с международным участием, СПбИП им. Принца П.Г. Ольденбургского, 2008 г., СПб)

Структура диссертации строится в соответствии с логикой восприятия читателем результатов работы, которая не совпадает этапностью исследования. Поэтому сначала мы знакомим читателя с моделью надындивидуальной памяти, а затем с развитием процесса концептуализации этого феномена в философской традиции. Объем диссертации 264 страницы; работа состоит из введения, 4 глав, заключения и списка литературы из 265 наименований.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, выявляется степень разработанности проблематики надындивидуальной памяти и ее представленности в научной литературе по истории философии; определяется методология исследования, формулируются цель, задачи, объект и предмет исследования. Уточняются основные понятия, формулируется общая концепция исследования, раскрывается содержание теоретических положений, определяющих новизну.

В 1 главе «Феномен надындивидуальной памяти как объект историко-философского анализа» решается задача обоснования выбранного диссертантом методологического подхода к исследованию объекта и предмета историко-философского анализа. Здесь систематизируются основные мнемологические проблемы, результаты их решения и использовавшиеся при этом подходы в разных научных дисциплинах. Показывается, что концептуальное поле мнемологических исследований в европейской науке структурируется вокруг диады индивидуальное/надындивидуальное и в этой связи доказывается, что основные методолого-теоретические влияния в истории европейской философии памяти исходят от двух парадигм философии памяти: «индивидуалистической» установки на отрицание реального существования интересующего нас феномена и холистической установки на обоснование такого существования. Эта глава играет роль пролегоменов к исследованию логики развития процесса концептуализации феномена надындивидуальной памяти в европейской философской традиции.

В £ 1.1 «Реальность и реальное надындивидуальной памяти» анализируются аргументы указанных методологических установок по вопросу об онтологическом статусе феномена надындивидуальной памяти. Изложение методологических аспектов исследования генезиса и актуальных функционалов феномена надындивидуальной памяти начинается с рассмотрения вопроса о том, как логически и функционально связаны истина, реальность и память. Память рассматривается в качестве основного гносеологического средства проникновения в тайны бытия, а проблема реальности вращается вокруг

15

следующего вопроса: каким образам нам дана реальность, каким способом, с помощью каких средств мы можем её осмыслить. Здесь важно, что и мышление, и память неразрывно связаны с деятельностью. Реальность как возможность предстоит сознанию, отличаясь от в сознании реального. Для философии памяти это разделение существенно, так как одной из важнейших ее проблем является проблема отделения образов фантазии от образов реального прошлого. Реальность - это потенциальное бытие вещи; то, что ещё не реализовалось, но стремится это сделать. Реальность неотделима от реального в силу ее не представленности сознанию. Сущность каким-то образом уже есть до существования. И хотя визуального образа у сущности нет, мы ее схватываем как пред-чувствие, как довербальную интуицию. Реальное - это имя воплощённой реальности, наличное бытие того сущего, которое выявляется с помощью деятельности сознания и фиксации этой деятельности в мире артефактов. Вместе с тем реальное экранирует реальность, выступая в качестве ширмы, барьера или предела, за которым скрывается нереализованная реальность. Реальность формируется (о-формляется), вы-является с помощью сознания.

Но насколько адекватна реальности выявляемое сознанием реальное, т.е. какие есть у человека возможности для ее выявления. Это главный вопрос философии - вопрос об истине. В онтологическом аспекте, истина - это фундаментальная форма бытия («последняя реальность»), которая определяет структуру всего сущего как целостной сферы проявленного бытия; в гносеологическом аспекте, истина - граница интеллигибелыюсти, предел, за которым разум уже ничего не различает. Если рассматривать проблему истины в контексте деятельности (как предлагает М. Хайдеггер), то истина может быть определена как основание, от которой отталкивается воля и запускается моторика мышления. Истина - это «приказывающий смысл», «смысл смыслов», т.е. смысл, порождающий потоки смыслообразов, мотивов действия и их материальных и духовных последствий. Смыслы - это те символические образно-понятийные комплексы, которые способны направлять волю, вызывать действие в определённом направлении, и тем самым определять (программировать) поведение людей. Проблема истины как истинного смысла приобретает особую актуальность в условиях утраты убедительности и устойчивости общественной системы ценностей (системы смыслов). Эта проблема становится насущной, экзистенциальной проблемой для мыслителей, живущих во времена разрушения систем ориентации людей (индивидов и коллективов) в реальности.

В выбранном нами ракурсе зрения ключевой является проблема «истинных образов памяти». Человеческая память генетически укоренена в конкретном - в звуке, жесте, письме. Запоминание и припоминание имеет дело с опытом эстетического переживания образа. Прошлый опыт и опыт прошлого существуют в его предметной представленности с помощью символического кодирования (систем символов). Память имеет протяженность и

местоположение. Онтологические и экзистенциальные константы человеческого бытия есть априорное наследие культурной памяти.

Суть нашей позиции состоит в том, что надындивидуальная память онтологически укоренена в том смысле, что этот феномен создает необходимую предпосылку культуры как формы бытия человека. Кроме того, феномен надындивидуальной памяти обладает реальным существованием и в силу интенциональности человеческого сознания: ведь интенциональность требует протенциональности. В связи с этой принципиальной установкой нашей мнемологической концепции еще раз акцентируем внимание на том, что мы понимаем онтологическую укорененность феномена надындивидуальной памяти в духе феноменологической традиции.

В $ 1.2. «Социально-историческая природа надындивидуальной памяти» этот феномен рассматривается как условие обеспечения существования коллективных форм общения людей, без которых люди не могли бы реализовать специфическую цель человеческой жизни - быть частью целостности рода человеческого. Мы исходим из того, что представления о памяти и теории памяти базируются, с одной стороны, на эмпирических наблюдениях за когнитивными особенностями сознания, а с другой, - на них постоянно оказывают давление фетишизированные (действующие бессознательно) социальные отношения. Поэтому теории памяти, как и любые другие теории, испытывают на себе влияние стиля эпохи, в которой они создаются. Возникая в межличностных интеракциях, наиболее значимые из социальных отношений, - т.е. те, которые обеспечивают выживание индивидов и коллективов, - сначала удерживаются «тактической» памятью группы (обыденные представления), а затем становятся содержанием стратегической групповой памяти (мифологические и исторические нарративы), осаждаясь в языке, в системе материальных объектов и общезначимых ценностей.

Надындивидуальная память обеспечивает когерентность мышления и жизнедеятельности человека посредством сохранения определенной структуры отношений в социуме. Именно этот вид памяти создает солидарность. Понятие солидарности указывает на факт перехода слабо структурированного множества индивидов (соединенных случайными факторами, например, фактом рождения или ситуационным интересом) к состоянию структурного единства. Каждая культура образует нечто, что можно назвать ее коннективной структурой. Коннективная структура «действует соединяющим, связующим образом, причём в двух измерениях - социальном и временном: как «символический мир смысла» она связывает человека с его современниками, образуя общее пространство опыта, ожиданий и деятельности.

Миф и ритуал были первыми средствами для создания общего времени-пространства группы людей. В этом общем хронотопе переплетались образы восприятия (настоящего), образы памяти (прошлого) и образы фантазии (будущего) превращаясь в символы. Благодаря ансамблю символов, обеспечивающих групповое единство, человек получает ' возможность производить важнейшую для социальной формы жизни операцию сепарации ценностей: из неопределенного множества встречающихся на его пути

17

ценностей он отбирает некоторые, что позволяет ему идентифицировать себя с какой-то определенной группой людей. Только после того, как сформируется культурный запас общегрупповых ценностей, возникает солидарность.

В § 1.3. «Коммуникативная природа надындивидуальной память» анализируются отношения между феноменом надындивидуальной памяти и системой языка. Память и язык интенционально объединены способом организации опыта и типом среды, в которой функционируют. Символические образы являются необходимыми элементами психики человека. В социальной памяти символическое пространство структурировано особыми архетипическими образами. Социальный или архетипический характер определенные образы приобретают в ситуации предельного риска. Кластер смыслов, составляющий содержание архетипической формы, возникает и закрепляется тогда, когда коллектив в целом, и каждый его член в отдельности входит в состояние «рискованного риска». Почти невыносимое для сознания давление способствует тому, что действительность приоткрывается как некая последняя реальность - реальность мира идеальных объектов, которые, будучи лишены конкретной оформленности, являются идеальной формой, порождающей моделью элементов действительности. Образ такой реальности остаётся в памяти группы в виде архетипа. Архетипические образы памяти действительно репрезентируют реальность прошлого. Символы и символические образы делают простую поверхностную коммуникацию сложной и многомерной. Для сложной и многомерной коммуникации мы предлагаем использовать понятие «общение». Критерием для отличия общения от других видов коммуникации является глубина получаемого впечатления (общепринятая точка зрения) и помещение информации в долгосрочную семантическую память (предлагаемое нами дополнение к общепринятой линии на дифференциацию общения и коммуникации).

Факторы, определяющие природу и функции памяти, совпадают с факторами, породившими язык и социум. Развивая эти идеи «имяфорной» теории языка, можно сказать, что понимание феномена имени как смыслопорождающей и управляющей поведением людей структуры опирается на представление о том, что императивная речь, проникая в сферу обыденного опыта, обыденной речи, удваивает реальность и заставляет человека превосходить свои возможности биологического существа. Благодаря этой способности языка прошлый опыт и опыт прошлого может быть закреплен и передан от одного индивида к другому в синхронном режиме (общество), от одного поколения к другому - в диахронном (традиция). Благодаря феномену надындивидуальной памяти коммуникация принимает форму общения, т.е. такого обмена значениями, в процессе которого происходит фокализация определенных значений и образов, фундирующих общегрупповую мотивацию, с помощью которой создаются и поддерживаются социокультурные целостности (общности) разных таксономитрических уровней (народ, нация, цивйлизационная целостность).

В § 1.4. «Надындивидуальная память и проблема всеобщности опыта» доказывается, что именно от феномена надындивидуальной памяти отталкиваются философские учения о всеобщности опыта. Суть вопроса о трансляции социального опыта состоит в том, что человеческий опыт зависит от организации обмена данными индивидуального опыта, обработки информации, комбинирования и перекомбинирования образов, сохранения информации и передаче ее от поколения к поколению. В процессе выработки опыта человек соприкасается с действительностью, после чего образуется «след». В процессе мыслительной деятельности следы подвергаются осмыслению. Осмыслить значит сопрячь след как впечатление и мысль как образ памяти. Соединение в сознании осмысленного образа и какой-либо вещи порождает феномен символа.

Коллективные формы жизнедеятельности и надындивидуальные формы организации опыта нужны потому, что своими силами индивид не может обеспечить собственного выживания. Человеческое прошлое - не столько прошлое его биологического вида, сколько историческое прошлое коллектива. Прошлое, из которого приходит жизненно необходимая человеку информация, делится на два потока: уникальное прошлое Я (биографическое прошлое) и прошлое Мы (историческое прошлое группы). Без исторического коллективного прошлого биографическое прошлое не может обрести никакой устойчивости, так как не содержит в себе кода реальности.

Способность помнить (хранить информацию) и вспоминать (комбинировать ретроспективный, перцептивный и проспективный опыт) делает человеческое существование событийно насыщенной формой жизни. Событие надындивидуальной памяти - это возникновение нового квазиизмерения (не физического), рождение «невозможной вещи (Unding), появляющейся в силу способности нашего сознания порождать «неестественные», «трансцендентные» объекты. Такие неестественные вещи есть все же вполне реальные события. Реальны они в силу их объективного присутствия в идеальном пространстве символического универсума. Событийный характер надындивидуальной памяти обусловлен тем, что индивид не находятся в изоляции от знаний, которыми обладают и обладали когда-то другие люди. В результате постоянного синхронного общения современников и коммуницирования поколений в диахронном режиме, знания сохраняются и воспроизводятся во времени и пространстве культуры, составляя запас всеобщего опыта.

Индивидуальная память - это способность отдельного человека, обеспечивающая ему преодоление пространственной и временной конечности на протяжении его биологической жизни. Надындивидуальная память и общественные формы сознания выполняют ту же функцию - обеспечить преодоление пространственной и временной конечности.

В §1.5. «Надындивидуальная память и проблема идентичности» автором вводится понятие «символы группового единства» и обосновывается ключевое значение вопроса об идентичности и вопроса о механизмах самотождественности социокультурной целостности для европейской истории

19

философии памяти. Этот параграф служит введением к анализу предфилософских представлений о памяти в Древней Греции и введением к Платону с его интересом к проблеме отношений между истиной, смерть и памятью.

Образы мифологического сознания и состоящая из них картина мира неотделимы от коллективных ритуальных практик. Поэтому «хранилище» этих образом может быть названо ритуально-коллективной памятью. В архаический период информация о прошлом опыте сообщества хранится не только на материальных носителях; она хранится внутри коллектива и самим коллективом. Важнейшей особенностью обрядовой практики является интенсификация переживаний участников действа. Благодаря нарастающей интенсификации эмоций и чувств возникают символы группового единства Символом группового единства мы называем общую для всех членов группы фигуру воспоминания, которая в свою очередь есть условие коммеморации, а также общего направления переживаний и мыслей. Для организации такого коридора переживаний и мыслей нужны чрезвычайно значимые события, порождающие яркие образы. Понятно, что далеко не все факты жизни коллектива и индивида подходят для кристаллизации вокруг них сильных переживаний, рождающих прообразы символов группового единства. Несомненно, что таким фактом является факт смерти. Для архаических родовых культур - это факт смерти сородича. Сородич является значимым Другим. Мобилизационным потенциалом обладают особые образы памяти - это образы несчастий, катастрофических событий, т.е. образы, в которые запрессована эмоционально возбуждающая информация.

Сознанию человека, начиная с мифологического периода истории, внутренне присущи механизмы трансцендирования. Поэтому происходит удвоение реальности за счёт имплицитно присущей сознанию тяги, исходящей сначала от мифологического образа, а затем и от идеи Иного. Истоки метафизических представлений древнегреческих философов об «удвоении реальности» восходят к этим временам.

Надындивидуальная память обладает вполне реальным существованием в том смысле, что этот феномен реально присутствует в сознании индивида в виде интенционального переживания (и осмысления) определенных феноменов культурной действительности, системы вещных и символических средств обеспечения функционирования системы человеческого жизнедеятельности.

Во 2 главе «Проблема надындивидуального измерения памяти в античной философии: от мифологической образности к концептуальной схеме» прослеживается история формирования концептуального поля вокруг такой реальности сознания как надындивидуальная память в античной философии: от образа Мнемозины в мифологии до учений о Мировой душе и Прапамяти у Плотина.

В § 2.1. «Древнегреческая мифологема памяти» анализируются мифологические сюжеты и выявляются два пласта представлений о памяти у древних греков. Первый, архаический этап формирования таких представлений связан с Минойской цивилизацией. На этой раннемифологической стадии

20

истории Греции Мнемозина и Лета почиталась как титаниды; они олицетворяли стихийность, спонтанную силу памяти (т.н. «живая память»). Память в это время трактуется как божественная сила, которая внушается человеческому существу богами и может быть отнята ими в любой момент. Начало следующего исторического этапа концептуализации надындивидуальной памяти связан с таким важнейшим историческим событием как переход «от мифа к логосу», которое, применительно к нашей теме, может быть сведено к двум моментам: первый момент связан с формированием т.н. «олимпийского» пантеона богов и превращением Мнемозины в жену Зевса и мать муз, а второй -с переходом к письменному способу фиксации социально значимого опыта в Древней Греции, переходом от «живой памяти» к опосредованной письменным текстом, от «общества обрядовой когерентности» к «обществу идентичностей».

Появление письменного типа культуры влечёт за собой концепт посредника. Этот концепт имеет особое значение при оформлении античной метафизики памяти: теория индивидуальной и Мировой души является следствием концептуализации проблемы посредничества. Мнемологическим аспектом проблемы перехода от общества обрядовой когерентности к обществу идентичностей является задача формирования новой алгоритмики управления процессами запоминания и вытеснения информации из активной памяти нового грека. Такой новой алгоритмикой становится философская практика. Философия, в интересующем нас аспекте, является практикой выработки общегрупповых смыслов, которые способны обеспечить интегративную функцию для индивидуальной психики и общественного сознания.

В $ 2.2. «Смерть и память: кризис полиса и идея анамнезиса Платона» Доказывается, что за интересом Платона к проблеме надындивидуального измерения памяти стояла тревога утраты единства той социокультурной целостности полисного типа, в которую он был включён.Проблема целого и части становится основной проблемой философии в кризисные эпохи, когда распадается социально-культурная целостность определённого вида, и с ней умирает её стиль мышления. В ситуации утраты религиозного мировоззренческого единства, обеспечивающего целостность древнегреческого социума постгомеровской эпохи, Платон создает свою теорию памяти, где впервые ставит проблему традиции в теоретической плоскости. Тему памяти он рассматривает в контексте проблемы целого и части, которую трактует как проблему выхода из-под контроля Нуса частей космического организма и нарушения их слаженой работы. Осмысление этой не только теоретической, но и экзистенциальной проблемы имеет у Платона множество аспектов; один из них - это вопрос о роли и значении воспоминания для спасения индивидуальной души через её причастность к Мировой Душе, т.е. через причастность к Прапамяти.

Платоновская теория анамнезиса стала результатом осмысления связи идеи вечности с идеей истинного прошлого. В постгомеровский период был выработан гиполептический способ поддержания жизнеспособности коллективной памяти. Гиполепсис - это принцип, по которому начинают не с

начала, а с подхватывания и присоединения к предыдущему, включения в уже происходящий процесс коммуникации. Гиполептическая организация дискурса предполагает легитимацию нововведений в систему фундаментальных символов греческого мировоззрения. С точки зрения теории о гиполептической организации дискурса в послегомеровский период истории Древней Греции, именно философия является институтом, обеспечивающим вживление смысловых инноваций.

Платон строит холистическую картину мира, в которой космологический, психологический, этический и политический порядки изоморфны друг другу. Платон интересен тем, что он один из первых смог выразить на философском языке древнюю интуицию мифологического сознания о принудительном воздействии надындивидуальных структур сознания на индивидуальное сознание (в том числе и образов памяти). Так жизнедеятельность идеального государства - это аналогия жизни Мировой души. Мировая душа, будучи идеальной по природе, порождает эйдосы, воздействующие на психику живых существ и через них порождает всё сущее, в том числе, и всю сферу артефактов.

Платон выделяет благой характер смерти (связь смерти с возможностью причаститься истинному знанию) и её злой аспект. Абсолютной смертью было бы разрушение, смерть его идеи. Но это невозможно, ведь идеи вечны. Но они могут быть забыты, отодвинуты в небытие. Небытие у Платона не тождественно абсолютному злу. Небытие есть инобытие будущей жизни, вечность. В вечности, в отличие от юдоли времени, нет симметрии добра и зла, смерти и жизни. Вечная жизнь есть, а вечной смерти нет, потому что есть вечная память, Прапамять Мировой души. Будучи холистом, Платон считает, что индивидуальное сознание причастно потенциально структуре идеального мира, идеям как неким интеллигибельным объектам. Причащение происходит при контакте с умной части индивидуальной души с неким космическим сознанием, или Мировой Душой. Таким образом, память в её отношении к истине является условием её обнаружения. Наличие космической онтологической памяти - условие для осуществления душой «воспоминания истины», приобщения к некоему систематичному сотериологическому знанию и соответствующему способу мышления. Основная функция онтологической памяти - связывать людей, богов и другие космические сущности в единый ансамбль жизни. По нашему глубокому убеждению, основные концепты платонизма - смерть, истина, анамнезис - призваны указать на различные аспекты вполне определенной исторически локальной формы социальности (социальности полисного типа). Таким образом вопрос «прорыва к бытию» оказался вопросом о смысле совместного существования.

Мнемологическую апорию образа памяти (как присутствует в сознании отсутствующая в чувственном восприятии вещь) Платон, преобразует в вопрос: каковы критерии отличия истинных образов памяти от ложных образов фантазии. Согласно «онтологической гипотезе» Платона реальность удваивается не только в физическом пространстве, сколько в сознании.

Открытие сознания как второго измерения реальности знаменовало собой смену способа проникновения в плероматическое время: если в архаике такое проникновение мыслилось как преодоление пространственной границы, то Платон трактует его как преодоление с помощью воспоминания ограничений, накладываемых временем на сознание. Концепция пространственного барьера между двумя мирами, характерная для архаики, перетолковывается Платоном: теперь это не пространственный барьер, а барьер во времени. В древнегреческой культуре еще не открыта идея темпоральности, но условия для рефлексии феномена исторического времени уже возникли. Преодолеть его можно в силу изоморфизма микрокосма и макрокосма, индивидуальных и надындивидуальных структур души.

Центральной концепцией в античной платонической «психологии» является концепция космических посредников. Душа - это опосредующая структура между мегакосмическим и микрокосмическим уровнями бытия, которое есть проявление пребывающего в своей абсолютной неизменности Единого. Вспомнить - значит наложить образы индивидуальной памяти, порождённые чувственным восприятием, на некие прообразы Прапамяти.

В $ 2.2. «Истина и образ памяти: проблема репрезентации прошлого в философии Платона и Аристотеля» решается задача сравнения теории памяти Платона и Аристотеля как родоначальников двух линий философии памяти - метафизической и линии, ведущей к эмпирической психологии памяти, к т.н. «теории внутреннего усмотрения». На наш взгляд Платон сумел предложить интереснейшее решение апории памяти и воображения, загадку присутствия отсутствующей вещи - присутствия в сознании вещи, которая не воспринимается органами чувств. Он выдвигает следующий вариант ответа на вопрос «как возможно присутствие отсутствующей вещи»: отсутствующая в этом мире потусторонняя вещь присутствует в сознании людей в виде £1кап>, который соединён с миром идей. Сквозь еиссоу просвечивает мир идеальных форм. Этот тип образа не может явить истину во всей её полноте, но он способен указать на неё, и, тем самым, соединить космос и микрокосм. Другими словами, истинный образ не является истиной, но он является являющим истину. Возможность увидеть образ-смысл вещи сквозь её образ-вид составляет нерв всей платонической линии теории сознания от Платона до И. Канта. Цель познающего истину - прорвать блокаду образов-призраков для того, чтобы увидеть идею.

Аристотель, во многом развивая платоновскую теорию идей, заложил основу для другого направления европейской философии памяти (теории «внутреннего усмотрения»), С помощью оригинального понятия чувствующей души Аристотель как бы разрубает «гордиев узел» платоновской апории памяти и воображения. Оригинальность этому понятию Аристотеля придало то, что он оторвал его от платонической концепции Мировой души. Мировой душе в платонизме отводится важная роль в деле познания истины. Это роль посредника между миром чистых парадигмальных форм и чувствующей душой: благодаря Мировой душе идеальные парадигмальные формы

преобразуются в истинные образы памяти в индивидуальной душе. Аристотель же атрибутирует непосредственно чувственной душе и память, и воображение, а мышление у него оказывается «не причастно страданию». Аристотель, в отличие от Платона, пытается объединить напрямую (без посредства Мировой души и истинных образов) способность индивидуальной души мыслить всеобщее, или «активный ум» (пощпкду) с неким внешним для индивида источником мыслительной способности.

Понятие надындивидуальных структур сознания было характерно для всей античной метафизики (в этом отношении Аристотель точно также как Платон, является продолжателем традиции априоризма), но при этом Аристотель исключал принадлежность памяти этому уровню сознания. Назвав надындивидуальные структуры Умом и трактуя память как индивидуальное закрепление биографического опыта, Аристотель даже более радикально, чем Платон, дифференцировал чувственность и мышление, образ и логические структуры. Для европейской философской традиции Аристотель, отказавшийся от идеи Мировой Души, был тем философом, который открыл дорогу «демистификации» проблематики памяти. Но при этом он нагрузил мистическим смыслом разум, вернее некий вневременной чистый Ум. Замена понятия Прапамяти понятием чистого разума сыграло свою роль в становлении рационалистической линии в средневековой схоластике и философии Нового времени. В аристотелевской трактовке поставленная Платоном проблема сепарации истинных и ложных образов превращается в инструментальный вопрос об адекватности прошлого опыта, репрезентируемого с помощью образов, актуальным задачам конкретной научной дисциплины. Проблема истинного образа трансформируется в проблему образа, выполняющего функцию фрейма для научного творчества.

Трактуя память как простую способность сохранения индивидуальной памятью мыслительных образов, Аристотель почти ничего не может сказать о проблеме традиции.

В £ 2.4. «Концептуализация надындивидуальной памяти в неоплатонизме» показывается как эволюционирует платоническая концептуальная модель памяти у Плотина. Для этого проводится анализ его учения о Мировой душе и памяти. Космос в неоплатонизме рассматривается как умирающий и возрождающийся. Мысль о том, что космос и Мировая душа возникают вместе со временем возникает в эллинистический период как идея о множестве форм Мировой души, сменяющих друг друга во времени истории. При всём стремлении Плотина сохранить верность платонической триаде Космос-Красота-Благо, его учение о космосе и пути души к истине, пробивающейся сквозь слоистую реальность, проникнуты горьким чувством разочарования. Это - чувство человека эпохи эллинизма, не верящего в то, что в этом мире достижимо счастье (блаженство). Отведя природе последнее место в иерархии, Плотин в качестве компенсации недостатка неполноты бытия телесного космоса рассматривает внепространственную Мировую душу и Прапамять. В эпоху разрушения полисной модели социокультурной целостности, видимо, уже нельзя помыслить возрождение единства культуры

24

на путях возвращения в прошлое с помощью политических и социальных реформ. В переходную эпоху от античности к Средневековью актуальным становится не возвращение к истокам, а прорыв в Иное. Это - мистический способ проникновения в сферу Единого. Космос начинают представлять смертным, так Плотин вполне откровенно называет космос «украшенным трупом».

Плотин опровергает учение гностиков о том, что индивидуальная душа бессмертна и божественна и сама может спастись, без посредства всеобщей души: Применительно к теме исторической трансформации платоновского наследия, трудно не заметить, что различие в оценках онтологического и гносеологического статуса космоса, Мировой души, образов напрямую коррелирует с изменением социально-исторических условий, в которых творили Платон и Плотин.

Принципиальное значение имеет расхождение Плотина и Платона в способе причащения к истинным образам памяти, в пути анамнезиса. Плотин учит, что выход в умопостигаемую сферу, где душа встречается с чистыми сущностями, происходит «скачком», т.е. как экстатическое восхождение («мистический полёт»). Для мистического экстаза образы оказываются излишними, мистический экстаз предполагает «прямую пробивку», непосредственное проникновение в сферу истинно сущего.

Глава 3 «Критика концепции надындивидуальной памяти с позиции «методологического индивидуализма» в истории европейской философии» посвящена рассмотрению проблемы идейных и социокультурных предпосылок появления европейского субъективизма и противостоянию холистической модели памяти, сформировавшейся в недрах платонизма и позиции «методологического индивидуализма», переходной фигурой здесь является Августин Бл., который парадоксально соединил неоплатоические интенции с нововременными. Поэтому анализу именно его учения о Вечной памяти посвящен §3.1. «Вечная память и индивидуальная душа: парадоксальный опыт Бл. Августина». С Августина в историко-философской литературе, посвященной анализу позднеантичной «психологии», ведется линия на интериоризацию памяти, помещение личностного опыта прошлого как бы «внутрь индивида», индивидуальной души. Философская мысль Бл. Августина формировалась в эпоху утверждения нового мировоззрения, основанного на христианском вероучении и достижениях античной интеллектуальной традиции.

Бл. Августин прервёт одну из центральных линий в традиции платонизма - линию онто-космо-логической психологии. Он фактически исключит из своей онтологии античное учение об идеях как посредниках между уровнями реальности. Этот вывод касается и учения о Мировой душе как о субъекте, управляющем жизнью мира. Учение о душе в августиновской линии религиозной философии носит эссенсиалистско-экзистенциалистский характер. Бог у Августина воздействует на мир непосредственно, и поэтому Мировая душа не является абсолютно необходимой. Если Мировая душа и есть, то она является лишь одним из творений.

Идея Церкви в онтологии Августина заменяет собой идею суммы всех космических посредников, в том числе и идею Мировой души. Поэтому и концепция Прапамяти будет перетолковываться в свете задач экклесиологии. Августин не отвергает полностью идею надындивидуального трансцендентного посредника. Он не может этого допустить хотя бы потому, что его кафолическая экклесиологии базируется на ортодоксальной идее коллективного спасения. Несмотря на то, что каждая индивидуальная душа ценна для Бога, для осуществления спасения необходимо посредничество Церкви. Церковь -собрание душ христиан, умерших, живущих и тех, которые будут жить. В христианской традиции такую онтологическую память даже уподобляют Богу-Отцу. Это - «вечная память» собрания (собора) христианских душ. Эта память вечна, в том смысле, что она пребывает; её структура как бы растянута по всему времени истории. Она пронизывает души живших, живущих и тех, которые будут жить. Её основная функция - синхронизация ритмов отдельных жизней.

В § 3.1. «Картезианская модель сознания и индивидуально-психологическая версия концепция памяти в философии английского сенсуализма» выявляется генетическая связь между социально-экономическими предпосылками появления новоевропейского субъективизма, картезиансткой программой «очищения разума» и моделью памяти Д. Локка и Д. Юма.

, Философы раннего Просвещения будут последовательно отвергать все метафизические концепции надындивидуального субъекта как не релевантные не только достижениям современных естественных наук, но, прежде всего, -основному принципу, на который будет опираться субъективизм Нового времени, - принципу методологического индивидуализма, предполагающего сведение всего опыта к опыту эмпирического субъекта. Картезианская и сенсуалистская теория сознания открыли ту линию в философии памяти, которая легитимирует отказ от метафизической концепции Мировой души. Философия Просвещения одержима идеей чистоты, идеей беспредпосылочного мышления. Программа тотального очищения сознания может быть провозглашена только в Новое время, когда в странах с развитым рынком уже сложились социально-экомические и культурно-ментальные условия для возникновения феномена т.н. «частного мыслителя». Картезианский трансцендентализм опирается на уверенность в том, что индивид суверенно владеет всеми средствами своего мышления. Залог истинности познания -осознание того, что мысль принадлежит только Я.

Отрицая объективное существование надындивидуальной сферы сознания, Р. Декарт представляет сознание «в виде площадки для сбора качеств внешнего мира» (Д. Деннет). При этом он не строит никакой убедительной объяснительной модели причин сцепления воедино моментов восприятий. Воображению приписываются почти все образы сознания - образы восприятия, памяти. Максимально защищены от действия воображения только образы рефлексии над рефлексией, которые рождаются в ситуации особого напряжения ума, в результате акта когитации.

26

Мы видим, что картезианская версия природы коннективных структур, соединяющих данные опыта отдельных сознаний в некий всеобщий опыт, не нуждается больше ни в идее космического (Мировая душа), ни в идее религиозного посредника (Вечная память, Примордиальная традиция). Это означает, что в картезианской теории сознания отрицается идея надындивидуальной памяти. Философия Декарта подытожила собой усилия философской мысли Возрождения и Просвещения, в рамках которой постепенно происходило самозамыкание всей реальности, всех возможных миров на опыт индивида.

Интересующее нас противостояние принципов методологического индивидуализма и холизма в философии памяти по-разному проявилось в английской, французской и немецкой философии. Это будет связано с неравномерностью развития в этих странах такого историко-культурного фактора, как рынок. Анализ английского варианта целостности обнаруживает, что главным интегратором всех процессов (от общественных до психологических) является феномен рынка.

Рыночные механизмы наиболее эффективно выполняли функцию культурного и социального интегратора в Англии. Поэтому здесь можно было опереться не на идеологическое, а на естественнонаучное описание мироустройства и прикладное знание. После того, как рынок в Англии стал основным социокультурным интегратором, английские философы сосредоточили своё внимание на определённых частных проблемах, а не на мире в целом.

Абсолютизируя чувство, восприятие и разум человека, Дж. Локк имманентизирует принципы, обеспечивающие целостность бытия. Поэтому в его философии излишним оказывается как античный концепт Мировой души, так и христианский - «Вечная память». Защищая тезис о самотождестве личности, он дойдёт до того, что откажется даже от понятия «душа», заменив его понятием «consciousness» (сознание). Английские философы поставят под сомнение и картезианскую теорию «врождённых идей». От критики теории «врождённых идей» Дж. Локк логично переходит к обоснованию тезиса о невозможности обнаружить память вне эмпирического субъекта познания. Его не традиционная интерпретация интеллекта позволяет представить работу мышления как достаточно простую пространственную модель сознания. Это -модель ящика, в котором происходит обработка поступающей извне информации. С помощью понятий mind, understanding и reason Дж. Локк описывает различные режимы работы мышления, но все они сводятся к работе индивидуальной психики.Локковский «ящик сознания» способен работать автономно от других индивидуальных сознаний. Его модель мышления вполне обходится без идеи контроля со стороны внешней индивиду сферы, обеспечивающей когерентность образов памяти («объектов мышления») одного индивида и образов памяти другого индивида. Эта модель сознания, на наш взгляд, является одним из вариантов применения стратегии экономии мышления. Она избавлена от тех сложностей, которые неизбежно возникают при метафизическом или холистическом подходе к проблеме памяти. Дж. Локк

27

и Д. Юм предположили, что формы сознания у всех людей одинаковы. Правда, это ещё не означает, что нет необходимости в существовании некой внешней объективной инстанции, которая отвечала бы за координацию содержания мышления разных людей. Задачу такой координации Дж. Локк перекладывает на коммуникацию между индивидами. Весь опыт осознаётся как опыт конкретной личности. Поэтому знаменитая теория общественного договора оказывается неотъемлемым звеном в цепи рассуждений европейских мыслителей, стоящих на платформе методологического индивидуализма.

В § 3.3. «Надындивидуальное в индивидуальном: кантианская версия сознания и памяти» показывается вклад И. Канта в дело реабилитации идеи надындивдуального измерения сознания. Созданная им теория трансцендентального субъекта выводит европейскую философию памяти из тупика эмпиризма и закладывает основу для появления современных теорий коллективной, социальной, культурной памяти.

Идейные влияния, исходящие от французского и английского Просвещения, встретятся в немецкой классической философии, представители которой имели возможность какое-то время отстранённо наблюдать за политическими, социальными и научными последствиями революционных идей французских и английских мыслителей. И. Кант сможет совместить подходы Р. Декарта и Д. Юма, построив компромиссную модель философии, где совмещается метафизический и сенсуалистский подходы к проблеме сознания. Слабо развитый рынок заставлял концентрироваться на прикладных проблемах науки, а с другой, политическая раздробленность немецких земель требовала философской основы для соответствующего идеологического дискурса. Такой основой могла быть философская модель целостности. Немецкие философы будут развивать холистический тезис о существовании надындивидуального измерения сознания. Ф.В.И. Шеллинг в споре с механицизмом Просвещения обосновывая общее начало жизни, опять заговорит о концепте «Мировая душа». Во времена И. Канта традиционные представления о таком трансцендентном посреднике (Мировая душа, Промысел божий) были сильно поколеблены в своих теоретических основаниях, и этот философ оказался перед сложной задачей реабилитации идеи надындивидуальной сферы сознания (сферы созерцающего разума) без онтологизации трансцендентного измерения реальности.

И. Кант достаточно изящно решает задачу объединения идеи надындивидуального измерения сознания и запрета на его онтологизацию: он обращается к формальной стороне «процесса выхода души в трансцендентные сферы». Он придаёт центральное значение акту созерцания, но при этом старается рассуждать только о формальной стороне этого акта. Это означает, что он концентрирует внимание не на объективном существовании сферы надындивидуального и трансцендентного, а на субъективной стороне процесса познания, т.е. на условиях протекания когнитивных процессов в сознании индивидуального эмпирического субъекта. И. Кант возвращает вещам бытие, в котором им было отказано радикальными релятивистами, растворившими вещи в отношениях мыслящей и протяжённой субстанции.

28

Введение И. Кантом идеи надындивидуального измерения сознания тянет за собой вопрос об онтологическом статусе этой сферы. И.Кант исправлял ту дефективность теории, которая коренится в радикальном релятивизме. Если на выявленные И. Кантом основы субъективизма посмотреть сквозь призму мнемологической проблематики, то обнаруживается их теснейшая связь с объективным идеализмом Платона, но субъективизм принципиально отличен от платонизма по своей интенции. Для нас особый интерес представляет сходство социально-исторического контекста платонической и кантовской теории. Общество, членом которого был И. Кант, столкнулось с тем же вызовом, с которым когда столкнулась античная и христианская культура - это неадекватность существующей социокультурной модели европейского единства историческим условиям, а также объективная необходимость создания новой модели единства. Во времена, когда жил «кенигсбергский мыслитель» перед немецкой интеллектуальной элитой стояла задача найти новую модель общенационального и общеевропейского единства.

И.Кант перетолковывает природу феномена воображения, представляя его как когнитивно-практический, т.е. как необходимый компонент для обработки поступающей в сознание информации в соответствии с условиями мышления, вырабатывающего образы реальности, адекватные практической деятельности людей. Для этого он вводит важное для его теории сознания и деятельности понятие «схематизмы мышления». Теория схематизмов мышления И. Канта основана на принципе самотождества «Я». Но задача обоснования единства человеческого рода подталкивала И. Канта к поиску трансцендентной инстанции, которая обеспечила бы это родовое единство индивидов. Здесь возникает очень важный для всей проблематики памяти концепт посредника. Результатом концептуализации опосредования стала теория трансцендентального субъекта.

И. Кант, будучи представителем традиции новоевропейского субъективизма, в своей концепции трансцендентального субъекта (не выходя за его рамки) сумел заложить основу для критики методологического индивидуализма.

Анализом источников, проведенный в 4 главе «Проблема онтологического статуса надындивидуальной памяти в философии А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Бахтина, П. Флоренского» обосновывается историко-философская концепция о конфликтном сосуществовании в философии памяти XX века на паритетных началах двух моделей надындивидуальной памяти, основанных: первая - на «онто-логии времени», а вторая - на «онто-логию места». Ни одна из них не может занять центрального положения в интеллектуальном пространстве дискурса о памяти. Между ними возникает продуктивный «конфликт интерпретаций» в рикёровском смысле слова. Выдвижение этой концепции продиктовано результатами проведенного автором в предыдущих главах анализа многовекового методологического противостояния холистической и индивидуалистической парадигм философии памяти. Благодаря этому подходу здесь же реализуется проект герменевтического исследования приоритетных возможностей неклассической

29

западноевропейской философии и отечественной философской традиции в исследовании феномена надындивидуальной памяти.

В § 4.1. «Редукционистские версии надындивидуальной памяти» выявляется логика развития основных линий философии памяти и доказывается их устремленность к феноменологическому проекту и сложным редукционистским моделям описания отношений между сознанием индивида и надындивидуальными структурами памяти.

В концепциях реальности, которые начали утверждаться в философии модерна и постмодерна интерес к антропологическому измерению бытия принял гипертрофированный характер. В контексте мнемологической проблематики радикальные изменения затронули, прежде всего, осмысление отношений власти и сознания. В этом аспекте проблема феноменального проявления надындивидуальной памяти делает ведущим методологическим исследовательским приёмом редукцию, и, прежде всего - психологическую и социологическую. И первый, и второй вид редукционизма делится на два течения. Первое направление психологического мнемологического редукционизма было проложено экспериментальной (эмпирической) психологией, заключившей союз с естественными науками, второе -философскими психологизаторскими версиями памяти (бергсонизм и фрейдизм).

Реакцией на эгологический крен философии, благодаря которому надындивидуальное измерение сознания и памяти оказалось в «слепом пятне» исследовательского интереса, стало появление альтернативной линии на онтологизацию феномена памяти. А.Бергсон соединил картезианское «res cogitans», и трансценденталистскую установку на онтологизацию надындивидуального измерения жизни. Он выделяет две памяти, опираясь на концепцию бытия как становления Г.В.Ф. Гегеля. Гегелевская концепция была сильно переработана в свете гностической идеи об илюзорности творения, в котором участвует материальное начало. В бергсонизме творческий импульс имеет имманентный источник, он присущ «жизни», венцом и сосредоточием которой является человек.

А. Бергсон отвергает фундаментальную для классической метафизики идею представленности всего сущего, представленности бытия в созерцании в виде умозрительной картины статичной центрированной системы идей. Бергсоновский динамизм, фундированный понятиями élan vital и dureé, отрицает метафизическую пространственную модель бытия. В своем интуитивистском учении о методе он демонстрирует отказ от метафизической пространственной модели сознания в пользу его темпорализации. В этом он следует за магистральной тенденцией европейской философии на замену эстетически-топографической метафоры бытия на темпоральную. Тотальная темпорализация онтологического аппарата описания реальности базируется на виртуализации Целого. Целое у А. Бергсона есть «чистая виртуальность»: нет вещей, есть лишь отношения - вот новаторская идея, которая откроет путь для темпорализации памяти и всего человеческого бытия. Дар интуиции - это способность духа (памяти) обойтись без материи, без вещей и

30

репрезентирующих их образов. А.Бергсон реабилитирует идею платонической онтологической Памяти и холистического видения реальности, но при этом имманентизирует дух (нус), приписывая его длительности, жизни. Возникает противоречивая картина: с одной стороны необходимость различия памяти индивида и надындивидуальной памяти, а с другой - ничего сущностно не различается в потоке жизни. Это противоречие попытался снять Э. Гуссерль.

Э. Гуссерль воспринял общую методологическую установку Нового времени на воздержание от онтологических суждений в отношении феноменов сознания. С другой стороны, его феноменологическое «эпохе» есть ни что иное, как оригинальное обоснование этой установки. «Я» выступает трансцендентальным субъектом, исследующим свой трансцендентальный опыт. Такой подход говорит о внешней реальности как о вторичной в отношении ego. Только ego осмысляет реальность и является источником смыслов.

В период написания им «Картезианских размышлений» он разрабатывает концепт Другого, решая проблему всеобщности опыта. Э. Гуссерль закладывает основу для двойственного подхода к феномену надындивидуальной памяти. С одной стороны, феноменология дает основания для возвращения в философию темы антропологических констант (в том числе памяти как надындивидуальной структуры), а с другой стороны, он показывает, как возможно решение проблемы интерсубъетивности без концептуализации феномена надындивидуальной памяти. Поэтому в дальнейшем феноменологический подход формируется как широкая рамка, в которой может найти место обе тенденции: индивидуалистическая и холистическая. Идея ретенциальной модификации Э. Гуссерля представляет сознание как поток постоянных модификаций первичных впечатлений, как поток постоянного удержания и запоминания, перманентного усилия по запоминанию и последующему переводу ретенций из актуального состояния в потенциальное.

«История Я» не превратилась у Э. Гуссерля в «историю Я и Ты», историю со-бытийности Я и Других, несмотря на это, в феноменологии были заложены основы тех решений проблемы интерсубъективности, которые нашли свое место как в линии психологического, так и в линии социологического редукционизма по отношению к феномену надындивидуальной памяти.

Идеи феноменологии открыли дорогу социологическим трактовкам проблемы отношения бытия и мышления. Если Э. Гуссерль предлагал избавиться от естественной установки, проведя феноменологическую редукцию, то представители социологической феноменологической линии исследуют, как естественная установка конституируется сознанием: что считается естественным в нашей повседневности и как оно становится именно таким. По отношению к проблематике памяти эту научную программу начал осуществлять М. Хальбвакс. Он считает образ памяти производным от восприятия: «истина содержится в памяти всегда только в чувственном образе». Память -пространство образов, и это возвращает к античной модели памяти с ее опорой на концепт пространства (места памяти). Более того, М. Хальбвакс описывает коллективную память как надындивидуальное пространство образов. Несмотря на то, что, конечно же, автор теории коллективной памяти не строит учения о

31

некой надындивидуальной трансцендентной сущности (Мировой душе), он, тем не менее, вполне откровенно говорит о сверхсознании и некоем целом памяти, которое больше суммы индивидуальных памятей. Более метафорично выражаются современные авторы. Теория коллективной памяти М. Хальбвакса опирается на концепт конструкта. Концепт конструкта станет центральным в авангардистской формалистической линии философии культуры.

В XX веке вокруг темы традиции, темы надындивидуальной памяти как одного из условий ее функционирования, разгораются дискуссии, которые приводят к радикализации противостояния двух крайних течений европейской мысли: традиционализма и авангардизма. В западноевропейском традиционализме (Р. Генон, Ю. Эвола, М. Элиаде, Т. Буркхард, Ф. Шюон) традиция онтологизируется. Отрицание традиции была произведено в философии постмодернизма. Постмодернистская концепция «смерть традиции» опирается на теории бессубъектности культурных и социальных процессов. К. Брук-Роуз, Э. Джеллнер, Д. Мак-Кенс отрицают существование феномена традиции, и даже саму возможность соединения индивидуального сознания с историческим прошлым.

Основной тезис постмодернистской философии памяти -надындивидуальное измерение памяти структурируется посредством языка в процессе концептуализации реальности. Культура представляется как гипертекст, как большой идеологический нарратив, сознательно или бессознательно конструируемый в речевых практиках.

Эти идеи получили свое развитие в теории социального и радикального конструктивизма. Конструктивисты рассматривают феномен надындивидуальной памяти в свете проблемы управления сознанием людей и удержания власти культурными и социальными институциями, политическими и интеллектуальными элитами. Память - инструмент власти, осуществляемой с помощью удержания тех или иных традиций («полшика памяти»). В кратологическом контексте ими трактуется и тема формализмов мышления.

Социологический редукционизм испытал влияние методологического индивидуализма, что породило всевозможные конвенционалистские теории сознания и памяти. В них феномен надындивидуальной памяти описывается не как вещь или свойство вещи, а как эффект, возникающий в системе коммуникаций. Возникновение второго направления социологического редукционизма обусловлено критикой индивидуализма и социального атомизма в рамках системного подхода, одним из вариантов которого является теория фетишизма. Сознание и память в теории фетишизма рассматривается в качестве пространства т.н. «символического обмена» (Ж. Бодрийяр).

Основы выявленной конфликтности между типами концептуализации феномена надындивидуальной памяти анализируются в § 4.2. «Онто-топо-логическая модель надындивидуальной памяти». Здесь обосновывается тезис о том, эта конфликтность детерминирована встречей двух взаимодополнительных тенденций: тенденции на интерриоризацию коллективной памяти индивидуальным сознанием и тенденции на экстериоризацию индивидуальной памяти в обществе.

32

Современная европейская культура конституировалась как особое время, со-временность. Это произошло во многом за счёт отрицания позитивной значимости пространства (места). На этом фоне исчезающего значения пространственного аспекта реальности парадоксально выглядит увеличение числа «мест памяти», которые производят музейно-архивная, историографическая и туристическая индустрия памяти. Однако этого не происходит. Пространство памяти в современном обществе виртуализируется, открепляется от физического (географического, геополитического) пространства. Происходит открепление означающего от означаемого. Этой тенденции противостоит линия, взятая русской философией «серебряного века», основными чертами которой являются онтологизм и холизм. Применительно к мнемологической проблематике холистская ориентация настраивает на поиски выхода за пределы временной области в трансцендентную сферу посредством интуирования. Русская философия постарались дистанцироваться от установки западноевропейской мысли на методологический индивидуализм, предполагающей эгологическое замыкание всего опыта на индивида. Чрезвычайно важно и то, что в этой линии философии в центр антропологической проблематики ставится проблема Другого, или проблема третьего (М. Бахтин). Другость и медиумность третьего атрибутируется надындивидуальной памяти как внешней индивиду инстанции у М. Бахтина (тема нададресата). Ответ человеку от высшего нададресата (третьего) исходит либо из метафизической дали, либо из далекого исторического времени.

При рассмотрении темы надындивидуальной памяти П. Флоренский описывает момент совпадения транцендентно-метафизического и имманентно-исторического планов в жизни личности с помощью понятиями «упокоение», «целомудренность», «цельность духа». Онтологическим выражением этих целомудренности у него является «память Божия». Память Божия - это не индивидуальная память, но и не социальная или коллективная память; это -именно надындивидуальная форма бытия памятования и забывания, сохраняемый селективный опыт религиозного переживания единства человечества. Переживание, интуитивное знание о единстве человечества предстает в сознании человека как единство прошлого, настоящего и будущего. Единство (полнота) времен достигается в культе поминовения усопших, где усопших поминают и люди, и Бог. В творческом акте самостоятельной мысли человек связан с над-сознанием, сферой Софийной памяти, в которой он находит образы. Индивид не является полным и абсолютным единством, закрытой системой, лейбницевской монадой без окон. Надындивидуальная память - это непроявленные состояния человека, его отношение к миру, Богу и самому себе. Она существует только виртуально (негативно), как условие реализации действительных состояний, наподобие архетипической формы. Проявленность символов надындивидуальной памяти создает коллективную память, так как формы этого проявления связаны с фигурами воспоминаний, которые обусловлены рамками социального. В этом смысле коллективная память - это память социальная.

Мысль П.Флоренского как раз в современной ситуации засилья конструктивистской концепции памяти наиболее интересна для целей поиска реальности (а не фиктивности) репрезентации прошлого. В свете холистического подхода, который возродился в европейской философии (в том числе - и усилиями русских философов), надындивидуальная память предстает как место символов, имеющих всеобщее значение (абсолютную ценность), и способов (кодов архивации и разархивациии) для их межпоколенческой трансляции. Важнейший урок, который преподал XX век, состоит в том, что надындивидуальная память требует постоянного к ней обращения, желания и осуществления встречи с целью придания человеческому существованию событийности. Во время такой встречи индивидуальное сознание и память наполняются символами. Символы, являясь онтологически укорененными сущностями, связывают все уровни реальности: от природного порядка до сверхъестественного порядка.

По нашему глубокому убеждению, вопрос о памяти сегодня - вопрос не о прошлом; не об историко-культурных истоках (как считают представители консервативной линии философии), но и не о будущем; не о проекте «нового мира» (как считали мыслители авангардистского крыла постмодернистской философии). Вопрос о памяти - это вопрос о настоящем. На-стоящее - стоящее напротив субъекта действительное прошлое и реальное будущее. Действительным прошлым мы называем те события, которые оставили след (имеют свое место) в витально-символическом бытии человека, а реальным (потенциальным) будущим - те события, которые этими следами инспирируются, вызываются в качестве их продолжения политической фантазией членов общества

В Заключении диссертации приводятся основные итоги исследования историко-философского процесса концептуализации надындивидуальной памяти, протекавшего в рамках двух парадигмальных подходов. Показывается, что результат исследования может быть сформулирован в следующих выводах:

1. Мнемологическая тема надындивидуальных структур сознания является одним из аспектов проблемы кризиса определённых исторических моделей социокультурных целостностей; логика ее разработки коррелирует с задачами идеологического обеспечения существования этих целостностей в определенных исторических условиях. В. условиях малого архаического общества ритуальной коммуникации концептуализация надындивидуальной памяти опирается на мифологему космической памяти, которая представляет собой осмысление феномена коллективной памяти.

2. Процесс концептуализации реальности надындивидуальной памяти, начавшись с мифологемы космической памяти, обрел свою первую законченную теоретическую форму в метафизических концепциях Мировой Души (платонизм) и Всеобщей Души (неоплатонизм). Платоническая линия философии памяти опирается на учение о тесной связи индивидуальной способности воспоминания с качествами некой онтологической примордиальной структуры памяти. Надындивидуальная память описывается Платоном как объективно существующее идеальное пространство смыслов,

34

выступающих необходимым условием операции воспоминания идей как преодоления «барьера во времени», отделяющего область истинно сущего от бытия мира времени.

3. С утверждением христианского креационизма и монотеизма, концепция Мировой Души была подвергнута критике в учении Августина, который рассмотрел память в качестве атрибута вечности, присутствующей в мире становления как воля творца (Бога-отца), а не как примордиальная Мировая Душа.

4. В эпоху Просвещения произошел временный отказ от идеи надындивидуальной памяти вместе с утверждением методологии индивидуализма. Это было обусловлено потребностями становления новой, светской идеологии. В сенсуализме отрицается существование надындивидуальных структур сознания; память здесь была представлена как исключительно психологическая функция. Тезис о невозможности обнаружить память вне эмпирического субъекта познания фундировал собой особую линию в философии памяти.

5. В немецкой классической философии произойдет новая проблематизация реальности надындивидуальных структур сознания и памяти. И. Кант в теории трансцендентального субъекта обосновал существование надындивидуальных структур сознания в индивидуальном мышлении («концепция субъекта в субъекте»). Он обосновал агностицизм конечностью человеческого разума, неспособностью проникнуть в потаенную сущность вещей. Неокантианцы занялись поисками имманентных культуре и обществу причин обусловленности форм мышления, которые И. Кант посчитал априорными. Агностицизм И, Канта будет отброшен, и почти вся последующая посткантианская философия культуры и истории займется поисками референциальной реальности кантовского понятия трансцендентального субъекта.

6. На пересечении философских теорий сознания и психологизаторской линии философии культуры было обнаружено множество новых (вернее, хорошо забытых) проблем, одна из них - проблема надындивидуальных структур памяти как когнитивной оснастки феномена традиции. А. Бергсон отвергая идею пространственной представленности бытия в созерцании темпорализует бытие психического.

7. Развитие искусственных средств хранения информации является гребнем «длинной волны истории», тенденции к экстериоризации человеческой памяти. Память прорывает границы личного и становится надындивидуальной. Количество информации, необходимой для продолжения жизни цивилизации больше не совпадает с человеческой размерностью индивида. Гипертрофированное чувство памяти связано с ностальгическим чувством её утраты. М.Бахтин и П.Флоренский поставили эти проблемы в рамках учения о «нададресате» и памятовании в ритуале, что указывает на возрождение холистического подхода в современной философии.

По теме диссертации опубликованы следующие работы: Монографии:

Макаров А.И. Феномен надындивидуальной памяти (образы-концепты рефлексия): монография / А.И. Макаров; ВолГУ; науч. ред. А.А. Грякалов. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2009. (12,6 п.л.)

Главы в коллективных монографиях:

Макаров А.И. Глава 24. Цвет и культурная память: о роли цвета в управлении поведением // Цвет и свет в экономике и обществе: Монография / под ред. д-ра экон. наук О.В. Иншакова. Волгоград: Волгоградское научное издательство. 2008. - 736 с. (42,8/1,1 п. л.)

Макаров А.И. Глава «Роль надындивидуальной памяти в процессах солидаризации» // Среды: Очерки по теории солидарности: Монография /А.И. Пигалев, Д.Ю. Сивков, А.И. Макаров и др; Под общ. ред. А.И. Макарова и Ю.Ю. Ветютнева. Волгоград: Волгоградское научное издательство. 2008. - 120 с. (6,5/1,5 п.л.)

Статьи в ведущих рецензируемых журналах и изданиях рекомендованных ВАК

Макаров А.И. Роль интеллектуала в обществе: интерпретационная функция и культурная память // Личность. Культура. Общество. 2008. Т. 10. Вып. 3-4 (0,2 п.л.)

Макаров А.И. Проблема солидарности современного российского общества в свете теории культурной памяти // Власть. 2008. № 10 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Понятие надындивидуальной памяти: философские аспекты // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер.7. Философия. Социология и социальные технологии. Научно-теоретический журнал. № 1(7). -Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2008 (0,5 п.л.).

Макаров А.И. «Культурологический поворот» в философии памяти // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Сер. социально-экономические науки и искусство. №3 (27). - Волгоград: ВГПУ. Изд-во «Перемена», 2008 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Политика памяти как элемент региональной культурной жизни //Власть. 2008. № 12 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Социальная память и проблема реальности // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Сер. социально-экономические науки и искусство. №3 (37). Волгоград: ВГПУ. Изд-во «Перемена», 2009 (0,4 п.л.).

Макаров А.И. Смерть и истина в философии памяти Платона // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер.7. Философия. Социология и социальные технологии. Научно-теоретический журнал. 2009. № 3(9). - Волгоград: Изд-во ВолГУ (0,4 п.л.).

Статьи в энциклопедических изданиях:

Грицанов A.A., Макаров А.И., Пигалев А.И. Генон (статья) // Новейший философский словарь: 2-е перераб. и допол. изд.. М., Интерпрес-сервис, Книжный дом. 2001 (0,9/0,3 п.л.).

Грицанов A.A., Макаров А.И., Пигалев А.И. Элиаде (статья) // Новейший философский словарь: 2-е перераб. и допол. изд. - М., Интерпрес-сервис, Книжный дом, 2001 (0,9/0,3 п.л.).

Макаров А.И., Пигалев А.И. Традиционализм (статья) // Всемирная энциклопедия: философия. - М., ACT, Минск: Харвест, Современный литератор, 2001 (0,4/0,2 п.л.).

Макаров А.И., Пигалев А.И. "Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторение" (статья) // История философии: энциклопедия. - Минск., Интерпрес-сервис, Книжный дом, 2002 (0,2/0,1 п.л.).

Макаров А.И., Пигалев А.И. "Кризис современного мира" (статья) // История философии: энциклопедия. - Минск., Интерпрес-сервис, Книжный дом, 2002 (0,2/0,1 п.л.).

Статьи:

Макаров А.И. Образ времени в языческой и христианской культурах //Сборник трудов молодых ученых и студентов Волгоградского государственного университета. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1995 (0,1 п.л.).

Макаров А.И. К вопросу о смысле истории в философии Рене Генона // Сборник трудов молодых ученых и студентов Волгоградского госуниверситета. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1996 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Христианский тип религиозного опыта в "философии нерелигии" Мирчи Элиаде // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер.4. История. Философия. Вып. 1. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 1996(1 п.л.).

Макаров А.И. Символика архитектурной формы мавзолея Ленина // Архетип: философский психоаналитический журнал. - М.: Изд-во "Гуманитарий" Академии гуманитарных исследований, 1997, № 2-3(0,6 п.л.).

Макаров А.И. "Сумерки людей" в концепции антигуманизма философского традиционализма // Человек в современных философских концепциях: Материалы Второй Международной научной конференции, Волгоград, 19-22 сент. 2000 г.: В 2 ч.Ч. I. - Волгоград, Из-во ВолГУ, 2000 (0,2 пл.).

Макаров А.И. Символическая интерпретация мифа как методологический прием // Выбор метода: изучение культуры в России 1990-х годов. Сб. науч. статей. М., Изд-во РГГУ, 2001 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Традиция против истории в философии современного европейского традиционализма // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 6. - М.: УРСС, 2001 (0,5 п.л.)

Макаров А.И. О временном и пространственном аспектах зла // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 7. Философия.

37

Социология и социальные технологии. Вып.1 Волгоград: Из-во ВолГУ, 2001(0,3 пл.).

Макаров А.И. Различение смыслов терминов "общение", "информация", "коммуникация" // Диалог и культура современного общества: сб. науч. статей. - Волгоград: Изд-во В АТС, 2001 (0,2 п. л.).

Макаров А.И. Архетипические идеи социокультурного единства: опыт типологического анализа // XXI век: на пути к единому человечеству?: Материалы Международной конференции 27-30 мая 2003 г., МГУ. - М.: Современные тетради, 2003 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Принцип «Мёртвой руки» в теории культуры и культурной практике постмодернизма // Философская теория и социальная практика. -Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2005 (0,5 п.л.).

Макаров А.И. Время и традиция // Записки семинара «Сверхмедленные процессы». Вып.1/ ВолГУ, Лаб. сверхмедленных процессов. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Памятники и память: мемориальная функция архитектуры // Записки семинара «Сверхмедленные процессы». Вып.1/ ВолГУ, Лаб. сверхмедленных процессов. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006. (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Социокультурные предпосылки античной теории анамнезиса II Материалы круглого стола. Философия культуры и культурологии: вызовы и ответы. СПб., 2006 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Душа и память: к вопросу о содержании понятия «мировая душа» у Платона // Материалы научной сессии, г. Волгоград, 17-23 апреля 2006 г., Вып. 2. Философские и социальные науки. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Проблема типологии образов памяти (на примере анализа образа Другого) // Историческое знание: теоретические основания и коммуникативные практики. Материалы научной конференции. - М.: ИВИ РАН, 2006 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Эрос и Танатос: проблема разрушения надындивидуальной памяти в философии культуры М. Элиаде и A.C. Панарина // Человек в современных философских концепциях: материалы Четвертой междунар. конф., г. Волгоград, 28 -31мая 2007г. В 4 т.Т.З. - Волгоград: Из-во ВолГУ, 2007 (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Образ Другого как образ памяти (Методологические аспекты проблемы репрезентации прошлого) // Диалог во временем. Альманах интеллектуальной истории. 18. М., ЛКИ, 2007 (0,7 п.л.)

Макаров А.И. Философия сознания и теория фетишизма: проблема образа и памяти // Мир психологии: Научно-методический журнал. - М.; Воронеж, 2007г., N2. (0,5 п.л.)

Макаров А.И. Сновидение и память: проблема образа в античной философии сознания // Мир психологии: Научно-методический журнал. - М.; Воронеж: Воронеж, 2007. N2(1 п.л.)

Макаров А.И. Историзм и теория коллективной памяти: методологические аспекты проблемы источниковедения // Вестник

38

Волгоградского государственного университета. Сер.7. Философия. Социология и социальные технологии. Вып. 6. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2007 (0,35 п.л.).

Макаров А.И. Память и дистантная технология обучения, или о скрытых смыслах понятия «новые технологии» // Materiály IV mezinárodní vedecko-praktická konference "Evropská veda XX století - 2008" - Dil 8. Pedagogika. - Praha: Publishing House "Education and Science" s.r.o. (0,2 п.л.).

Макаров А.И. Возникновение полиса и трансформация представлений о законе и справедливости в Древней Греции // Город как явление социокультурной и правовой реальности: Международная научно-практическая конференция, 28-29 ноября 2008 г. - СПб.: Изд-во СПбГУП, 2008. (0,1 п.л.).

Макаров А.И. Понятия «историческая память» и «культурная память»: конфликт интерпретаций исторической реальности // Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век. Материалы международной научной конференции. М.: ИВИ РАН, 2008 (0,3 п.л.).

Макаров А.И. Надындивидуальная память как социокультурный интегратор // Записки семинара «Сверхмедленные процессы». Вып.1 / ВолГУ, Лаб. сверхмедленных процессов. - Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2009 (0,3 п.л.)

Подписано в печать 08.04 2010 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Усл. печ. л. 2,3. Тираж 100 экз. Заказ 93.

Издательство Волгоградского государственного университета. 400062 Волгоград, просп. Университетский, 100.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Макаров, Андрей Иванович

Введение.

Глава 1. Феномен надындивидуальной памяти как объект историко-философского анализа

1.1. Реальность и реальное надындивидуальной памяти.

1.2. Социальная природа надындивидуальной памяти: память и солидарность.

1.3. Коммуникативная природа надындивидуальной памяти: память и язык.

1.4. Надындивидуальная память как условие всеобщности опыта.

1.5. Надындивидуальная память как условие идентичности.

Глава 2. Проблема надындивидуального измерения памяти в античной философии: от мифологической образности к концептуальной схеме

2.1. Древнегреческая мифологема памяти.

2.2. Смерть и память: кризис полиса и идея анамнезиса Платона.

2.3. Истина и образы памяти: проблема репрезентации прошлого в философии Платона и Аристотеля.

2.4. Концептуализация надындивидуальной памяти в неоплатонизме.

Глава 3. Критика концепции надындивидуальной памяти с позиции «методологического индивидуализма» в истории европейской философии

3.1. Вечная память и индивидуальная душа: парадоксальный опыт Бл. Августина.

3.2. Картезианская модель сознания и индивидуалистически-психологическая концепция памяти в философии английского сенсуализма.

3.3. Надындивидуальное в индивидуальном: кантианская версия сознания и памяти.

Глава 4. Проблема онтологического статуса надындивидуальной памяти в философии А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Бахтина, П. Флоренского

4.1 Редукционистские версии надындивидуальной памяти

4.2. Онто-топо-логическая версия надындивидуальной памяти.

Введение диссертации2010 год, автореферат по философии, Макаров, Андрей Иванович

Актуальность темы исследования продиктована необходимостью прояснения проблематики надындивидуального измерения сознания в современной европейской философии, которая столкнулась сегодня с вхождением современного мира в фазу проблематичного сосуществования различных символических универсумов и жизненных стратегий. Если в обществах премодерна и модерна субъект был соотнесен с вполне конкретной социальной нишей, то в современном обществе (которое представляет собой сложный полифонический сплав предыдущих типов) субъект стремиться занять любое место в максимально большом количестве социальных структур; в погоне за ускользающей определенностью он мелькает на фоне институциональных практик, не имея больше ни стратегических целей своей деятельности. Человек меняет конфигурацию смысла жизни, соотнося его только с ситуационными задачами, опираясь на данные только своей биографической памяти. «Мягкая идентичность», конечно, предоставляет определенные жизненные блага, но платой за это становится потеря субъектности: когда не сам человек действует, а с ним случается. В результате хабитусом современного европейского общества становится «цинический разум» (П. Слотердайк).

Одной из причин описанного положения дел является утрата функции подержания коллективной и индивидуальной идентичности таким традиционным социокультурным интегратором как историческая память. Историографическая наука и связанная с ней музейно-архивная индустрия памяти, призванные производить историю-память (П. Нора), в XX в. сталкиваются с мощной негативной критикой, как исторического метода, так и самого идеала историзированного сознания, придающего устойчивость европейской модели идентичности. В негативной критике истории-памяти легитимизация через прошлое заменяется легитимизацией через настоящее, конструируемое разноголосицей дискурсивных практик. Эта стратегия ведёт к утрате связи уже не только между поколениями, но даже между отрезками биографической памяти одного человека. Не случайно так мощно проявляется в современной науке и искусстве тема амнезий и все больший вес в современной философии культуры приобретает теория конструктивизма, в которой все (радикальный конструктивизм) или почти все (социальный конструктивизм) представления о мире трактуются как конструкты чувственности и воображения"5.

Благодаря медийным технологиям средств массовой информации способ исторического восприятия реальности начинает распадаться, функция памяти начинает ограничиваться «эфемерной фотографией актуальности»4. История-память, а до неё память-традиция были средством создания коллективных идентичностей (этноса, нации, человечества), через которые мир обретал целостность, собственно становился миром. Их уход в тень современных практик памятования сегодня крайне обостряет необходимость исследования надындивидуальной памяти как феномена, способного обеспечить устойчивую связь между регионами сущего. По нашему глубокому убеждению этот уход носит временный характер, связанный с некоторым ослаблением влияния философии на социальную практику. Поэтому сегодня, как никогда, нужна систематическая философская рефлексия описанных феноменов, но она оказывается не

J Глазерсфельд, Э. фон. Введение в радикальный конструктивизм // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия, 2001. № 4. С. 59 - 81; Ваилавик П. Как стать несчастным без посторонней помощи. М., 1990; Вацлавик П., Бивин Д., Джексон Д. Прагматика человеческих коммуникаций: Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия. М., 2000; Harbach H. Konstruktivismus und Realismus in den Sozial- und Verhaltenswissenschaften. Munster, 2004; Koch J. Organisation und Differenz. Kritik des organisationstheoretischen Diskurses der Postmoderne. Wiesbaden, 2003. подготовлена, в связи с тем, что, во-первых, в результате ожесточенной дискуссии между холистической линией и линией «методологического индивидуализма» в философии ХУП-ХХ вв. вопрос об онтологическом статусе надындивидуальной памяти приобрел характер вопроса об априорных посылках тех или иных теорий; а во-вторых, гуманитарные и социальные науки утратили связь с философией в мнемологическом аспекте, создав свои частные научно-исследовательские призмы.

Мы уверены, что сегодня не достаточно только психологических, культурологичеких и исторических исследований феномена надындивидуальной памяти для прояснения проблематики ее онтологического статуса и механизма функционироваия в культуре и обществе. Необходимы комплексные исследования структурно-функциональных моментов надындивидуальной памяти, а это предполагает союз философии и других наук. Такая комплексность и кооперация в науке не мыслима со времен Аристотеля без историко-философского исследования. При этом нужно отметить, что традиционное акцентирование диссертационных исследований по истории философии на локальных периодах и конкретных персоналиях философов в некоторой степени способствовало размежеванию философии с другими науками в XX веке. Мы посвятили наше диссертационное исследование проблемному аспекту процесса концептуализации феномена надындивидуальной памяти в европейской философской традиции. Такой подход продиктован в том числе задачей разработки методологического основания и понятийного инструментария для междисциплинарного синтеза мнемологических исследований.

Анализ логики историко-философского процесса концептуализации феномена надындивидуальной человеческой памяти теснейшим образом связан с выявлением сущностных характеристик этого феномена, специфичность которого для истории философии состоит в том, что сама

4 Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб., 1999. С. 25. философия и история философии являются формами надындивидуальной памяти. Учет этого потребовал выдвижения особой исследовательской стратегии, выбора соответствующих объекта и предмета исследования.

Объектом исследования является феномен надындивидуальной памяти, структура его осмысления в европейской философской традиции.

Предметом исследования являются парадигмальные формы философской концептуализации этого феномена, представленные холизмом платонической традиции и «методологическим индивидуализмом» новоевропейского субъективизма.

Цель исследования состоит в том, чтобы выявить логику формирования смысловой структуры феномена надындивидуальной памяти и специфических особенностей процесса концептуализации онтологического статуса этого феномена в европейской философской традиции. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач: операционализировать, проанализировав и раскрыв общефилософское содержание, ключевые для исследования реальности надындивидуальной памяти понятия «реальность», «надындивидуальная память», «организация опыта», «социальность», «солидарность»; определить роль феномена надындивидуальной памяти в процессах конституирования социальной реальности, личностной и коллективной идентичности с помощью «символов групповой идентичности». выявить социокультурные предпосылки возникновения представлений о памяти в обществах «обрядовой когеренции» выявить смысловую структуру мифологемы памяти в качестве предпосылки формирования философского этапа концептуализации феномена надындивидуальной памяти; выявить связь античной холистической версии памяти (концептов платонизма) с кризисом полисной системы; определить роль и значение понятий «истина», «смерть», «Мировая душа», «чувствующая душа», «образ» для процесса концептуализации надындивидуальной памяти в платонизме, рассмотрев их в качестве минимума концептов, образующих фундаментальную схему понимания реальности этого феномена в европейской философской традиции. выявить особенности эволюции платонической концепции Прапамяти в неоплатонизме; выявить социокультурные и идейные предпосылки смены холистической концептуальной схемы памяти объяснительной схемой новоевропейского субъективизма; показать, как принцип методологического индивидуализма повлиял на эволюцию процесса концептуализации надындивидуальной памяти в философских теориях сознания эпохи Просвещения; выявить связь между идеей надындивидуальной памяти и кантианским учением о трансцендентальном субъекте; проанализировать идейные предпосылки возникновения редукционистских версий надындивидуальной памяти в неклассической философии XX века; проанализировать «конфликт интерпретаций» холистической и индивидуалистической линий .концептуализации надындивидуальной памяти в современной неклассической философии памяти, принявший форму противоречивого сосуществования онто-топо-логической и онто-хроно-логической версий бытия надындивидуальной памяти.

Анализ логики историко-философского процесса концептуализации феномена надындивидуальной человеческой памяти теснейшим образом связан с выявлением сущностных характеристик этого феномена, специфичность которого для истории философии состоит в том, что сама философия и история философии являются формами надындивидуальной памяти. Учет этого поребовал выдвижения особой исследовательской стратегии.

Стратегия нашего исследования основана на следующих теоретических установках:

Историк философии не может занять какую-то выделенную внешнюю позицию по отношению к памяти. Исследование феномена надындивидуальной памяти возможно как анализ смысловой конструкции философской концептуализации, конституирующейся в результате моделирования «сталкивания» определенных философских дискурсов о ней. Этот методологический прием был обоснован в свое время П. Рикером5.

Для осуществления этого приема нужно было выбрать: во-первых, такой дискуссионный вопрос, в свете которого при определенных методичных усилиях проявилась бы логика концептуализации интересующего нас феномена; во-вторых, смоделировать идейное столкновение контрарных версий философских концепций надындивидуальной памяти, которые бы имели парадигмальный характер для истории европейской философии.

После предварительного анализа истории философии памяти мы обнаружили, что такими парадигмальными концептуальными позициями являются 1) холистическая линия, которая начала формироваться еще в предфилосовский период, а затем получила всестороннее развитие в платонической традиции европейской философии6; и 2) позиция «методологического индивидуализма», получившая свое концептуальное оформление в новоевропейском субъективизме (идейные корни которой находят еще в «психологии» Бл. Августина ).

5 Рикер П. Конфликт интерпретация. Очерки о герменевтике. М., 1995.

6 Следует специально отметить, что содержание понятия «холизм» давно уже вышло за рамки того содержательного наполнения, которое предложил в 20-х гг. XX в. Я. Смэтс. Сегодня этим термином обозначают систему методологических принципов, противостоящих антиметафизической линии в философии, и ведут отсчет рождения холистической позиции от древней философии. См. об этом подробнее: Оболкина Светлана Викторовна. Онтологическая грамматика холизма как философская проблема : Дис. . канд. филос. наук : 09.00.01 Екатеринбург, 2005. РГБ ОД, 61:05-9/404.

7 См. об этом подробнее: Guitton J. Le Temps Et L'éternité Chez Plotin Et Saint Augustin. Paris, Vrin, 4e éd., 1971; Grondin J. Heidegger und Augustin. Zur hermeneutischen Wahrheit. Paru dans E. Richter (Dir.), Die Fragenach der Wahrheit. Frankfurt a. M., 1997. P. 161-173.

Смоделировав «конфликт интерпретаций» этих двух методологических подходов, мы смогли обнаружить 1) интересующий нас феномен в теоретических построениях философов, и 2) выявить логику исторического процесса его концептуализации. Для выявления феномена надындивидуальной памяти в качестве развивающегося концепта истории философии памяти таким образом мы выбрали мыслителей, живущих на стыке не просто времен, а целых эпох: Платон, Аристотель, Плотин, Бл. Августин, и И.Кант - экзистенциально погружены в проблему разрушения надындивидуальных форм памяти, которые обеспечивали (а теперь на их глазах утрачивают эту способность) существования определенных социокультурных целостностей. Этот подход позволил нам сосредоточиться на этих фигурах, как тех мыслителях, которые закладывали основу целых линий концептуализации интересующего нас феномена. Писавших о нем Г.В.Ф. Гегеля, немецких классиков и романтиков мы не включили в этот ряд по той причине, что они осуществили не прорыв новых ходов концептуализации, а их гениальное развитие. Так, например И.В.Г. Фихте и Г.В.Ф. Гегель осуществили оригинальную и разработку уже введенных И.Кантом проблем сознания в части памяти. Философия памяти А.Бергсона и Э. Гуссерля, теория памяти М. Хальбвакса и П. Флоренского - это те вполне репрезентативные источники по современно, которые позволяют выявить логику взаимодействия двух выбранных нами парадигмальных подходов кА истории философии памяти.

Еще одной установкой, фундирующей наше исследование является прием постоянной рефлексии над способом рефлексии. По нашему мнению именно философско-феноменологическая исследовательская установка позволяет увидеть онтологические и гносеологические аспекты психологических и историко-культурных реалий, в которых выявляется феномен надындивидуальной памяти.

Понятно, что в этом случае возникают особого рода трудности. Эти трудности мы положили в основу проблематизации темы (т.е. рассмотрели их как определенное благо). Проблематичность анализа феномена надындивидуальной памяти связана с тем, что интеллектуальная традиции философствования о памяти сама является составной частью надындивидуальной памяти. Как в таком случае возможно памятование о памяти? Как возможна идентификация, когда неразрывно соединены рациональное постижение и переживание, когда сама философия как вид дискурса является частью потока памяти? Эти вопросы мы преобразовал в три основных проблемы историко-философского анализа:

1. Проблема различия между трансцендентальной природой этого феномена и его имманентной природой (психологическими и социокультурными проявлениями). Именно эта парадоксальность лежит в основе спора парадигмальных подходов, выбранных нами для анализа. Не случайно в одном классе теорий память редукцируется к индивидуальной психике и системе интеракций между индивидами, а в других присутсвует идея об онтологической укорененности этого феномена.

2. Проблема различия между самим феноменом и актом его конституирования в сознании и теории, а также между конструктивной природой индивидуального воспоминания и объективно-символическим бытием образов надындивидуальной памяти в философской традиции.

3. Проблема различия между темпоральным и простркнственным аспектами бытия образов надындивидуальной памяти, между переживанием воспоминания и пониманием смысла представителями разных эпох и школ философии.

Обнаруженные нами проблемы до сих пор препятствовали комплексному исследованию фундаментальных проблем философии памяти со стороны истории философии. Но в сегодня историю философии проникли новые подходы и методы исследования8. При этом, конечно, нужно подходить к отбору новых подходов с особой тщательностью и изрядной долей здорового консерватизма, - что мы и сделали, выбрав для построения стратегии нашего исследования сочетание традиционных текстологического и герменевтического анализа с проблемным подходом, востребованным на современной этапе развития исторической науки.

Проверяемая гипотеза исследования состоит в том, что множество концептуальных версий надындивидуальной памяти могут быть сведены к двум методологическим парадигмальньш установкам индивидуалистической» установке на отрицание интересующего нас феномена и холистической установке на обоснование его реального существования). В рамках этих моделей памяти, а также в дискуссионном поле их взаимодействия развивается процесс философской концептуализации феномена надындивидуальной памяти.

Феномен надындивидуальной памяти онтологически укоренен в бытии культуры и имеет транцендентно-имманентную природу. В этом противоречивом качестве он выявляет себя наиболее очевидно в ситуациях мировоззренческих кризисов, когда возникает угроза распада социокультурной целостности, к которой принадлежит мыслитель. Этот феномен и его концептуализация обнаруживают себя в философских текстах, созданных в переломные эпохи. В соответствии с этим были отобраны персоналии философов. Выбранные для историко-философского анализа персоналии и течения являются репрезенативными для проверки нашей гипотезы и достижении поставленных целей.

8 Бурмистров С.Л. Философская компаративистика и история философии // ХОРА. Журнал современной зарубежной философии и философской компаративистики.2008. № 1. С. 5-17; Колесников A.C. Проблемы взаимосвязи истории философии и культуры // Современная философия как феномен культуры: исследовательские традиции и новации. Материалы научной конференции. Серия "Symposium", вып. 7. СПб., 2001 // Код доступа: http://anthropology.ru/ru/tcxts/kolesnikov/modern21.html; Сильвестров В.В. Проблема преемственности в философской культуре (античность-средневековье-новое время)// Философия и история культуры / Огв. Ред. B.A. Карпушин. М., 1985. С.26 - 39; Свасьян К. О конце истории философии // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия,- М., 2006. № 4. С.65-83; Мареева Е. В. Ж.Делёз как историк философии // Вопросы философии,- М., 2003. № 8. С. 157 -169. Martinich, А.Р. Philosophical history of philosophy // Journal of the History of Philosophy, 2003. Vol. 41,

Степень научной разработанности проблемы характеризуется противоречивой ситуацией. С одной стороны, память как социокультурный феномен и история психологических и отчасти философских теорий памяти интенсивно изучалась представителями разных гуманитарных дисциплин на протяжении последних ста лет. С другой стороны, можно констатировать отсутствие в научной литературе исследований, посвященных комплексному рассмотрению проблемы надындивидуальных форм памяти. Осуществлялся анализ отдельных аспеков указанной проблемы в рамках различных научных школ, представители которых вводили для описания надындивидуального измерения памяти специфические термины и понятия.

Вместе с тем нужно отметить, что исследование надындивидуальной памяти велось на протяжении всего существования европейской философии, но специальные научные теории памяти начали создаваться только в Новое время вместе с выделением таких наук как психология, социология и антропология. В связи со сложившимся положением дел в научном изучении поставленной проблемы, интересующие нас источники можно распределить по двум группам.

Первую группу источников составляют работы, посвящённые изучению самого феномена памяти в его социально-психологическом и социально-культурном аспектах. Анализ этих работ мы предприняли с целями прояснения методологических аспектов исследования феномена и концептуализации надындивидуальной памяти, а также для создания модели ее функционально-смысловой структуры.

Вторую группу составляют исследования по истории идеи надындивидуальной памяти и отдельных фрагментов концептуального поля интересующего нас феномена.

No. 3. PP. 405 - 407; Kaehler, К.Е History of philosophy as philosophical task // The New Yearbook for Phenomenology and Phenomenological Research. 2003. Vol. 3. PP. 241- 253.

Первая группа работ - это исследования самого феномена надындивидуальной памяти. Онтологические и методологические основания для исследования проблемы надындивидуальной памяти мы находим в трудах Платона, Аристотеля, Плотина, А. Августина, Т. Гоббса, Д. Локка, И. Канта, И.Г. Фихте, И.Г.В. Гегеля, Ф.В.Й. Шеллинга, К. Маркса, В. Дильтея, А. Бергсона, Ф. Ницше, Э. Гуссерля, М.Шелера, А. Швейцера, М. Хайдеггера, К.Г. Юнга, H.A. Бердяева, Вл. Соловьева, П.А. Флоренского, Г. Г. Шпета.

В XIX —XX вв. тема надындивидуального измерения бытия была получила развитие в естественных науках; здесь возникла современная версия холистической модели сознания и памяти. Э. Геккель и Г. Дриш выдвинули тезис о том, что некоторые функции отдельных организмов детерминированы существованием неких «надоргапизменпых организмов»9. Он был наполнен предметным содержанием в трудах В.И. Вернадского, К.Н. Любутина, И.И. Шмальгаузена, Ii. Смелзера. Учение А.Н. Северцева об ароморфозах повлияла на становление представлений об надындивдуальных сруктурах социальности10.

К теме надындивидуального измерения психических феноменов обращались представители разных философских наук11. О социальной и культурной обусловленности психологических функций запоминания и забывания писали Т. Рибо12, П. Жане13, Ф. Бартлет14, Л.С. Выгодский15, А.Р. Лурия16, М. Коул17.

9 Геккель Э. Естественная история миротворения. Т. 1-2. СПб., 1914; Сеченов И.М. Элементы мысли. СПб. 2001; Schmidt H. Ernst Haeckel. Leben und Werke. В., 1926.

10 Северцев А.Н. Морфологические закономерности эволюции. М.;Л. Из-во АН СССР, 1939; Северцев А.Н. Критерии и условия возникновения аоморфной организации // Эволюция и биоценомические кризисы. М., 1987

11 Так, например, понятие «психология народов» использовали Г. Штейнталь, М. Лазарус, Г. Вайц, В. Вундт; «коллективные представления» - Э. Дюргейм и М. Мосс; «психология толп» - Г. де Тард, Г. Ле Бон; «ментальность - Л. Леви-Брюль, Ш. Блондель; «общественное мнение - Г. де Тард, У. Липпман, Ф. Теннис; «групповое сознание» - У. Мак-Дугалл; «коллективное бессознательное» - К.Г. Юнг.

12 Рибо Т. Память в ее нормальном и болезненном состояниях. СПб., 1894; Рибо Т. О чувственной памяти. Казань, 1895.

13 P. L'évolution de la memoire et de notion du temps. P., 1928.

14 Bartlett F.C. Remembering: A Study in Experimental and Social Psychology. Cambridge, 1932.

15 Выгодский Л.С. История развития высших психологических функций. М., 1960.

10 Лурия А.Р. Об историческом развитии познавательных процессов. М., 1974

Исследования социокультурных аспектов функционирования коллективной памяти начал М. Хальбвакс18. Его пионерское исследование социальных рамок памяти способствовало возникновению линии на деонтологизацию внешнего измерения феномена памяти. В 1920-е годы А. Варбург исследовал способы и формы репрезентации социальной памяти в изображениях и создал концепцию «сообщества вспоминающих», в которой природа памяти толкуется в релятивистском ключе19. Эту линию продолжили Э.Х. Гомбрич, Дж. Трепп и др сотрудники Варбургианского института. Современными продолжателями этой линии являются Э. Тульвиг и Я. Ассман. Первый предложил деление памяти на процедурную, эпизодическую и семантическую (надындивидуальное символическое пространство смысловых структур)20. Второй выдвинул теорию «культурной памяти», в которой обосновывается тезис о том, что культурная память является формой памяти, в которой «группа живет вместе со своими умершими членами, ощущает их реальное присутствие и таким образом создает картину своей целостности»" . Алейда Ассман, опираясь на эту теорию, провела специальное исследование образов памяти в европейской традиции"".

Феномену надындивидуальной памяти посвящены исследования таких отечественных и зарубежных учёных как

М.С. Розов , С. Роуз , Д.

Мидлетон25.

17 Коул M. Культурно-историческая психология. М., 1997

18 Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005, №2-3.

C. 8 - 27; Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М., 2007. Halbwachs M. La topographie légendaire des évangeles en Terre Sainte. Paris, 1941; Halbwachs M. Das Gedäcchtnis und seine sozialen Bedingungen, Frankfurt, 1985.

19 Warburg, A. M. Ausgewählte Schriften und Würdigungen / A. M. Warburg ; hg. V. D. Wuttke. -Baden-Baden, 1992.

20 Tulving E. Episodic and Semantic Memory // Organization of Memory. N.Y., 1972. P. 381 - 403.

21 Assmann, J. Das kulturelle Gedichtnis: Schrift, Erinnerung und politische Identitet in frühen Hochkulturen / J. Assmann. München, 1992. S. 61 - 63.

22 Assmann A. Mnemosyne. Formen und Funktionen der kulturellen Erinnerung / hg. v. A. Assmann,

D. Harth. - Frankfurt a. M., 1991; Assmann A. Erinnerungsraüme: Formen und Wandlungen des Kulturellen Gedächtnisses/ Aleida Assmann. München, 1999.

2j Розов M.С. Научное знание и механизмы социальной памяти. Науч. Докл. на сосиск. доктора философских наук (09.00.01). М., 1990.

24 Роуз С. Устройство памяти. От молекул к сознанию. M., 1995.

25 Middleton D. Collective Remembemg. L.,1990.

Особая роль в приросте знания о механизмах памяти принадлежит М.М. Бахтину, который философски осмыслил огромный эмпирический материал и выработал диалогический метод исследования культурных феноменов" . Некоторые положения теории диалога М.М. Бахтина и О.Розенштока-Хюсси легли в основу нашей исследовательской гипотезы.

Еще одним важным источником исследовательских идей является теория Ю.М Лотмана. Она опирается на тезис об объективной реальности феномена надындивидуальной памяти27. В этом мы с ним совершенно согласны. Потому мы не согласны с Я. Ассманом, который хотя и ссылается на то, что заимствовал идею коннективной структуры памяти у семиотической школы Ю.М. Лотмана, интерпретирует ее в конструктивистском ключе (этим он оказывается гораздо ближе к М. Хальбваксу). Вместе с тем нужно заметить, что концепция механизма функционирования частных феноменов коллективной памяти достаточно хорошо разработана этими учеными, и некоторые ее идеи легли в основу нашего исследования функционала феномена надындивидуальной памяти.

Новейшие диссертации на соискание доктора философских наук по теме социальной обусловленности памяти и философским аспектам

1 я од социальной памяти были защищены Л.П. Швец~ , О.Т. Лойко" , Стародубцевой Л.В.30, Федоровым О.С.31

Анализ второй группы источников показал, что исторические обзоры концептуализации памяти в основном касались её индивидуального

26 Бахтин М.М. Автор и герои: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000.

27 Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю.М. Избр. ст. в 3 т. Статьи по семиотике и типологии кульчуры. Т. 1. Таллин, 1992; Он же. Воспитание души. СПб., 2005. С. 113 - 115. Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю.М. Избр. ст. в 3 т. Статьи по семиотике и типологии культуры. Т. 1. Таллин, 1992. С. 200 - 220.

28 Швец Л.П. Философский анализ феномена социальной памяти: автореферат дис. доктора философских наук (09.00.01). С-Пб., 2001.

29 Лойко О.Т. Онтология социальной памяти: автореферат дис .доктора философских наук (09.00.01). Красноярск, 2004. j0 Стародубцева Л.В. Память и забвение в истории идей: мнемоническая герменевтика кулыуры: автореферат дис .доктора философских наук: 09.00.04., 2004. л1 Федоров О. С. Онтологическая составляющая проблемы исследования человеческой памяти (Исторический и социальный аспекты): Дис. канд. филос. наук (09.00.11). Казань, 2005. измерения, и занимались этим историки психологии. Глубокий обзор психологических теорий памяти XIX в. дал русский историк психологии И.С. Продан, проанализировавший огромный материал по истории развития психологических и философских учений о памяти Этот труд ценен для нас тем, что вскрывает истоки современных психологических концепций памяти, продолжающих субъективистскую традицию отрицания надындивидуального измерения памяти, идущую от философов XVII - XVIII вв., стоявших на позициях методологического индивидуализма.

В историко-философском ключе специальное исследование раннего

33 периода становления теорий памяти предпринял Е.А. Бобров . Эволюцию концептуального поля современных версий психологии памяти исследовали А.Г. Асмолов, А. Шевцов, В.И. Олешкевич34. М.С. Роговин в своих работах дал историко-философский обзор теорий памяти, а также предложил структурно-уровневую концепцию памяти35. Все эти исследователи показали, что интерес психологов постепенно смещается в сторону социокультурного контекста эволюции высших психических функций и памяти в частности.

Анализу платонической и неоплатонической традиции концептуализации памяти, которая анализируется в диссертационном

36 37 исследовании, посвящены труды

А.Ф. Лосева , В.Ф. Асмуса , С.С. то о п

Аверинцева , П. Адо . Новейшие исследования античных теорий памяти Л. Бриссона40, К. Моргана41, К. Хельмига42, С. Сокольников43 делают акцент j2 Продан И.С. О памяти. Психологические исследования. 4.1. Юрьев. 1905 Бобров Е.А. Психологические воззрения древнегреческих философов. Варшава. 1910. j4 Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. Воронеж, 1976; Шевцов А. Введение в общую культурно-историческую психологию. СПб., 2000; Олешкевич В.И. История психотехники. М., 2002; Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. М.,1997. j5 Роговин М.С. Философские проблемы теории памяти. М., 1966; Он же. Проблемы теории памяти. М., 2007.

Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: В 2-х кн. М., 1994. j7 Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976. jS Аверинцев С.С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. М., 1979. С. 83 - 97.

J'; Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991.

40 Brisson L. Plato the Myth Maker. Chicago, 1998. на социально-культурных предпосылках их создания. Тема связи платонизма с античной религиозностью и культурой, которую мы не могли обойти в связи с выбранной стратегией исследования, глубоко разработана в трудах Э.Р. Доддса44, Ж.-П. Вернаиа45, Р.В. Светлова46.

Анализу платонической и неоплатонической традиции концептуализации памяти, которая анализируется в диссертационном исследовании, посвящены труды А.Ф. Лосева47, В.Ф. Асмуса48, С.С. Аверинцева49, П. Адо50. Новейшие исследования античных теорий памяти Л. Бриссона51, К. Моргана52, К. Хельмига33, С. Скольников34 делают акцент на социально-культурных предпосылках их создания. Тема связи платонизма с античной религиозностью и культурой, которую мы не могли обойти в связи с выбранной стратегией исследования, глубоко разработана в трудах Э.Р. Доддса55, Ж.-П. Вернана56, Р.В. Светлова57.

Фисософию памяти Нового времени в историческом ракурсе исследовали П. Рикер58, С. Прист59, Б. Уильяме60, Гайденко П.П61., Morgan К. A. Myth and Philosophy from the Presocratics to Plato. Cambridge, 2000.

42 Helmig, Ch. Der Gegensatz von Platon und Aristoteles in den neuplatonischen Interpretationen des Menonparadoxons und der Anamnesislehre II Symposium Platonicum 7 (congrès) 2007, 273 -211.

Scolnicov S. The structure and object of anamnesis II Symposium Platonicum 1 (congrès) 2007, 278

283.

44 Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб, 2000.

45 Vemant J.-P. Mythe et pensñe chez les Grecs. Etudes de psychologie historique. P., 1965; Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. M., 1988.

46 Светлов P.B. Древняя языческая религиозность. СПб., 1993; Он же. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб., 1996.

47 Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: В 2-х кн. M., 1994.

48 Асмус В.Ф. Античная философия. M., 1976.

49 Аверинцев С.С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. М., 1979. С. 83 - 97.

50 Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991.

51 Brisson L. Plato the Myth Maker. Chicago, 1998.

52 Morgan K. A. Myth and Philosophy from the Presocratics to Plato. Cambridge, 2000.

53 Helmig, Ch. Der Gegensatz von Platon und Aristoteles in den neuplatonischen Interpretationen des Menonparadoxons und der Anamnesislehre // Symposium Platonicum 1 (congrès) 2007, 273 -277.

54 Scolnicov S. The structure and object of anamnesis II Symposium Platonicum 7 (congrès) 2007, 278

283.

55 Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб, 2000.

56 Veinant J.-P. Mythe et pensñe chez les Grecs. Etudes de psychologie historique. P., 1965; Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. M., 1988.

57 Светлов Р.В. Древняя языческая религиозность. СПб., 1993; Он же. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб., 1996.

58 Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004.

59 Прист С. Теории сознания. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000

60 Williams В. Descartes: The Project of Pure Enquiry. Harmondsworth, 1978.

В.И.Молчанов62, М. Рубене63, Я.А. Слинин64, И. И. Блауберг65, Е.В.Мареева66.

Эта тенденция вызвала к жизни исследования историков и филологов по истории идеи памяти и концепта внешнего измерения памяти в европейской интеллектуальной традиции. Среди этих работ выделяются труды Ф.А. Йейтс67, О.Г. Эксле68, П. Хаттона69. В отечественной истории идей ад этой темой плодотворно работа коллектив исследователей, выпустивший книгу «История и память: Историческая культура Европы до

70 начала Нового времени» . В нашей работе мы использовали сведения по словоупотреблению слова «память», которые собрала и обобщила Н.Г. Брагина71.

В итоге этого обзора можно констатировать, что, во-первых, проблема надындивидуальной памяти в отечественной и зарубежной литературе специально не рассматривалась. Во-вторых, обычно проблема надындивидуальной памяти осмысляется с помощью достаточно большого набора терминов. В-третьих, идея надындивидуальной памяти не выделяется как отдельная порождающая модель различных концепций памяти. Это связано с тем, что тема памяти в философских учениях прошлого глубоко интегрирована в онтологическую, гносеологическую, этическую и эстетическую проблематику.

61 Гайденко П.П. История греческой философии в её связи с наукой. М., 2000; Гайденко П.П. История новоевропейской философии в её связи с наукой. М., 2000.

62 Молчанов В.И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М., 1988. Молчанов В.И. Проблема сознания и проблема культуры // Феноменология в современном мире. Рига, 1991.

63 Рубене М. Проблема прошлого в феноменологическом учении о времени // Проблемы сознания в современной буржуазной философии. Вильнюс, 1983.

64 Слинин Я.А. Трансцендентальный субъект: феноменологическое исследование. СПб., 2001.

65 Блауберг И. И. Анри Бергсон. М., 2003.

66 Мареева Е.В. Проблема души в классической и неклассической философии. М., 2003; Мареева Е.В. Д.Локк об источниках единства души: Бог, натура или культура? // Человек. Язык. Культура. Таганрог, 2002. Вып. 2. С. 128-140.

67 Йейтс Ф. А. Искусство памяти. М., 1997

68 Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма // Одиссей. М., 2001.

69 Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003.

70 История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени. М., 2006. См. также: Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М., 2003.

71 Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М., 2007.

Кроме того, предпринятый нами анализ научной литературы показал, что в связи с осмыслением проблемы надындивидуального измерения памяти в научный оборот было введено множество терминов: «социальная память», «историческая память», «коллективная память», «культурная память», «семантическая память», «мемориальная культура» и т.д. В этой связи наше исследование нацелено на решение двух взаимосвязанных задач: 1) анализ историко-философского процесса концептуализации феномена надындивидуальной памяти, и 2) поиск такого способа осмысления этого феномена, который мог бы послужить основой для междисциплинарного синтеза.

В связи с постановкой задачи междисциплинарного синтеза, нужно ответить на следующий вопрос: почему для выбранного нами ракурса зрения предпочтителен термин «надындивидуальная память»? Во-первых, это понятие в большей степени способно послужить делу междисциплинарного синтеза: в силу того, что оно имеет более широкий объем содержания, включающий в себя накопленные научными дисциплинами смысловые поля как свои аспекты. Во-вторых, это понятие прямо указывает на дихотомию индивидуальное / надындивидуальное. Эта диада является центральной для философской концептуализации проблемы памяти: от Платона до современной философии культуры и антропологии72. На этом основании именно ее мы выбрали в качестве проблемно-ограничительной рамки настоящего исследования феномена надындивидуальной памяти и историко-философской эволюции соответствующих концептов.

Наиболее близко к надындивидуальной памяти стоит понятие социальной памяти. В основе содержательного наполнения и того, и другого концепта лежит важнейшая для нас идея внешнего контроля над индивидуальным сознанием. В этом аспекте содержание понятия надындивидуальной памяти почти совпадает с содержанием понятия

72 Ср.: Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М.: Языки славянских культур, 2007. С. 95 -111. социальная память». Однако есть и различие: термин «социальная память» акцентирует внимание па социально-коммуникативном аспекте феномена социальной наследственности73, тогда как термин «надындивидуальная память» указывает, в том числе, и на структурный момент феномена культурного наследования.

Этот момент исследуется в теории культурной памяти. Объем содержания понятия культурная память уже понятия «социальная память». Понятие «культурная память», хотя и подходит для описания современных феноменологических представлений о специфике надындивидуального измерения памяти, для описания античных и средневековых метафизических представлений об этом виде памяти, оказывается излишне акцентировано на имманентной природе сознания. Это особенно заметно в теории культурной памяти Я. Ассмана.

Есть ещё один уже достаточно устоявшийся термин - коллективная память. Введённое М. Хальбваксом это понятие призвано было указать, во-первых, на социальную обусловленность памяти, а, во-вторых, - на идею идентификационной конкретности памяти индивида74. М. Хальбвакс считал, что фигуры воспоминания зависят не только от типа социальных отношений, но и от конкретно-групповой модификации коммуникаций в определённой группе. Понятие «коллективная память» подходит, с некоторыми оговорками, для социологических и психологических объектов исследования, где устоялись понятие коллектива, или группы.

Резюмируя этот обзор понятийного аппарата мнемологических исследований, отметим, что выбор термина «надындивидуальная память» был обусловлен тем, что предмет нашего исследования требует: 1) понятия, ориентированного на структурный аспект механизма социального наследия; 2) понятия с более широким объемом, чем понятие «культурная память» или «коллективная память». В содержании понятия

7j Обзор концепций социальной памяти см: Савельева И. М., Полетаев A.B. Социальные представления о прошлом: типы и механизмы формирования. М., 2004. надындивидуальной памяти объединяются социальный, культурный и историко-генетический аспекты внешнего контроля над сознанием индивида.

Методологическая и теоретическая база исследования.

Методологическую основу исследования составляет единство историко-философского, герменевтического методов и • феноменологического исследования. Историко-философский метод анализа генезиса концепций памяти позволяет выявить смысловую структуру этого явления в генетическом аспекте, а это служит основой для анализа форм бытия этого феномена. Герменевтический метод помогает толковать данный феномен и эксплицировать те метафизические основания, которые имплицированы в его исторической форме и соответствующих концептуальных схемах европейской философии. Феноменологический метод позволяет выявить динамическую связь между анализируемой концептуальной версией и исторический формой бытийствования феномена надындивидуальной памяти.

Основная теоретическая установка диссертационного исследования - представление историко-философского процесса познания феномена памяти как процесса взаимодействия концептуальных понимающе-объяснительных схем, социокультурных реалий и исторических формой бытийствования феномена надындивидуальной памяти. В соответствии с этим мы опираемся на принцип корреляции между понятийными средствами той или иной теории и устройством социума. Основанием для такого подхода является теория -«превращенных форм», разработанная в отечественной и зарубежной философии. Согласно ей, философские концепции могут быть рассмотрены как превращенные формы социальных отношений . Ключевое понятие этой теории - «превращенная форма» — V

74 Библиографические сведения о творчестве М. Хальбвакса см.: Каради В. Морис Хальбвакс: библиографический очерк // Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. М.; СПб., 2000. С. 447-462.

75 Разработанная в рамках системного подхода эта теория показала свою продуктивность в историко-философских, культурологических исследованиях и когнитивистике. Эту теорию развивали в своих работах М.К. Мамардашвили (концепция «превращенных форм»), Ж. Бодрийяр (концепция призвано обосновать тезис о социальной обусловленности механизмов восприятия и осмысления людьми действительности с помощью символов культуры: то, как люди воспринимают действительность, зависит от структуры социальности - от типа её внутренней дифференциации. Здесь важен принцип корреляции между устройством социума и возможностями теоретического осмысления философских проблем, разрабатываемый в отечественной философии и методологии науки М. К. Петровым, В. С. Степиным, JT. М. Косаревой, А. Г1. Огурцовым, М. А. Розовым и др.

В ходе анализа источников учитывалось, что наряду с эксплицитным содержанием понятия (связанным с темой текста, его логикой, аргументацией) существует имплицитный слой, который не используется в источнике, но отсылает автора и читателя к определенным мировоззренческим конвенциям. Такой имплицитный слой выявляется при анализе комплекса источников, когда учитываются все значения и контексты употребления слова и его производных. Следует иметь в виду, что эксплицитный смысл, обнаруженный в одном источнике, может быть имплицитным в другом и наоборот. Таким образом, осуществляется реконструкция поля значений, продуцируемых концептами.

Теоретической базой исследования являются работы отечественных и зарубежных исследователей природы и функций феномена надындивидуальной памяти: Ю.М. Лотмана, М.А. Розова, Я. Ассмана.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Надындивидуальная память является транцендентальносимволического обмена»), П. Бурдье («социология символических форм»). Подробнее об истории теории «превращенных форм» и её продуктивности см.: Мамардашвили M.K., Соловьев Э.Ю., Швырев B.C. Классическая и современная буржуазная философия. Опыт эпистемологического сопоставления // Философия в современном мире. Философия и наука. М., 1972. С. 28 — 94; Некрасов С.Н. Социальный прогресс и проблема фетишизма: постструктуралистская семиология фетишизма и марксистское обществознание. Свердловск, 1989; Пигалев А.И. Культура как целостность: (Методологические аспекты). Волгоград, 2001. С. 195 - 254. Horkheimer М. Traditionelle und kritische Theorie. Frankfurt а. M., 1968; Adorno T.W. Dialektische Epiligomena// Gesammelte Schriften. Frankfurt a. M., 1977. Bd. 10 (2); Sohn-Rethel A. Warenform und Denkform. Frankfurt а. M., 1971. имманентным феноменом, объективно существующим как ретенциальный момент сознания и как интегрирующий фактор разумной организации социо-культурных целостностей.

2. Надындивидуальная память выполняет две необходимые для создания и функционирования систем жизнеобеспечения взаимосвязанные функции: информационно-селективнаю и социально-интегративную. Первая функция памяти делает ее фактором интенционально направленного сознания, а вторая - фактором интеграции социально значимого опыта, в том числе историко-философской традиции. На уровне индивидуального сознания обеспечивается интеграция образов и состояний сознания, а на уровне общественного - целостность общественного организма (солидаризация) с помощью особого класса образов памяти — образов группового единства.

3. Надындивидуальная память в форме бытия коллективной памяти опосредует собой специфическую организацию человеческого опыта, функционируя как механизм селектирования опыта объединения разрозненных данных индивидуального опыта, придавая им форму социально значимого опыта. Это делается с помощью фокусировки внимания общества и индивидов на одной части информации о прошлом (практики памятования) и помещения в «слепое пятно» сознания (вытеснения) другой части инфомационного массива (практики забывания, или стуктурные амнезии).

4. Надындивидуальная память, выполняя функцию приобщения индивидуального сознания к смысловой структуре культуры («большое время») создает возможность для преодоления пространственной и временной конечности людей, и тем самым выступает в качестве необходимого условия самотождественности индивида и общества в культурном времени и социальном пространстве. Тем самым феномен надындивидуальной памяти в форме бытия культурной памяти является условием обеспечения преемственности исторического процесса в целом, и истории философии в частности.

5. Надындивидуальная память, выступает обязательным условием конституирования семиотической реальности как сферы социкулътурного опосредования символами синхронного (между современниками) и диахронного (между предками и потомками) общения людей. Благодаря ей, коммуникация принимает форму общения, эмоциональной вовлеченности в процесс обмена и интенцинального переживания опыта прошлого.

6. Исторический процесс философской концептуализации феномена надындивидуальной памяти развивался как противостояние двух парадигмальных теоретических моделей памяти, - это холистическая модель, опирающаяся на концепты Мировой души (античный платонизм), Вечной памяти (христианский платонизм); и теоретическая модель, построенная на принципе «методологического индивидуализма», в которой предпринимается попытка перетолковать проблему надындивидуального измерения памяти в проблему транперсональности как эффекта индивидуального мышления.

7. Переход от устного к письменному типу культуры в Древней Греции влечёт за собой концепт посредника. Этот концепт имеет особое значение при оформлении античной метафизики памяти: теория индивидуальной и Мировой души является следствием концептуализации проблемы посредника между разумом космоса и разумом индивидуальной души. Этот холистический способ концептуализации надындивидуальной памяти оформился в качестве составной части платонического учения о

Мировой душе как динамическом аспекте жизни космоса и учения о преодолении «барьеров времени».

8. В процессе эволюции платонической концептуальной схемы (от античного и христианского неоплатонизма Плотина и Бл. Августина к христианскому платонизму П.' Флоренского) холистическая модель выстроилась по гиполептическому принципу: как тематизация и проблематизация непрерывной актуализации прошлого в настоящем (концепция «живой памяти», концепция «вечного настоящего», концепция «Вечной памяти»), присутствия свойств целого в своих частях («единство в многообразии»).

9. После того как философы Просвещения (Р. Декарт, Т. Локк, Д. Юм) обосновали антропоцентричную установку на индивидуализацию самотождества человеческого сознания и всеобщности опыта, возникает новая парадигмальная объяснительная модель памяти, в которой объяснение причин преобразования данных опыта отдельных сознаний в некий всеобщий опыт не нуждается больше ни в идее космического посредника (Мировая душа), ни в идее религиозного посредника (Вечная память, Примордиальная традиция).

10. И. Кант в своей концепции трансцендентального субъекта, не выходя за рамки новоевропейского субъективизма, заложил основу для критики методологического индивидуализма, что способствовало возвращению в философию идеи надындивидуального измерения сознания и памяти. Идея «трансцендентального субъекта», который является носителем структур всеобщности дает основание для выдвижения трактовок памяти как одной из таких структур, имеющих надындивидуальное измерение.

11. Логика процесса концептуализации темы надындивидуальной памяти в неклассической современной философии приводит современную философскую антропологию и философию культуры к переориентации метафизики памяти с вопроса о времени (темпоральности субъекта) на вопрос о местоположении (телесности субъекта). В мнемологическом контексте это означает, что психологизаторский дискурс о памяти, в котором она представляется в виде длительности, потока, феномена события встречи интенций сознаний Я и другого Я становится недостаточным, и в него возвращаются концепт места (вместимости, уместности), с помощью которого тематизируется проблема соотнесенности мест памяти, события встречи Я и Другого как телесно-духовных существ.

Научная новизна исследования.

Впервые с помощью философского анализа концепций памяти и социальности выявляется связь функциональной структуры феномена надындивидуальной памяти с основными концептами философских теорий памяти.

Выявленные социально-интегративная, информационно-селективная и мировозренческо-ориентационная функции соотнесены с основными понятиями в различных дисциплинарных дискурсах о памяти (социальная, коллективная, групповая, культурная память), и установлена их связь с способами концептуализации феномена надындивидуальной памяти в историко-философском процессе.

Введены понятия «образы группового единства» и «барьер во времени», которые позволяют задать новую призму продуктивную для историко-философских исследований философских теорий сознания и памяти.

Предложено новое рассмотрение истории развития мнемологической проблематике в европейской философии: определены этапы процесса концептуализации надындивидуальной памяти и они соотнесены с возникновением и эволюцией холистической модели сознания и моделью сознания, созданной в рамках «методологического индивидуализма».

Впервые показана логика первичной философской концептуализации надындивидуальной памяти на раннем этапе становления холистической платонической традиции через соотнесение философского дискурса о памяти с принципом гиполепсиса, появившимся впервые в античности. .

Выявлена смысловая связь между решением Платоном, Плотином и Бл. Августином мнемологической апории «присутствия отсутствующей вещи» и осмыслением выхода из кризиса определенных моделей социокультурной целостности, а также мифологическими концептами (мифологемами) «барьер времени» и «плероматическое время-пространство» (вечность).

Выявлены теоретические основания негативной критики учения о Мировой душе и надындивидуальном измереним сознания и памяти в новоевропейском субъективизме (Р. Декарт, Дж. Локк, Д. Юм).

Установлена связь между рассуждениями И. Канта о трансцендентальной природе схематизмов сознания и теоретической реабилитацией идеи надындивидуальной памяти в западноевропейской философской мысли Нового времени.

Предложена систематизация основных концептов, лежащих в основе концептуальных схем феномена надындивидуальной памяти в неклассической философии культуры и культурной антропологии. Выявлен эвристический потенциал и практическая значимость концепций надындивидуальной памяти для современной философии культуры в контексте диалога западной культуры и культуры России.

Теоретическая и практическая значимость. Полученные результаты обладают ценностью 'для дальнейших разработок методологии исследования мнемологичсекой проблематики в философии культуры, антропологии и в ряде других наук, поскольку выявлена связь функциональной структуры феномена надындивидуальной памяти с основными понятиями различных дисциплинарных дискурсов о памяти (социальная, коллективная, групповая, культурная память)

Полученное в ходе анализа знание механизмов взаимодействия индивидуального и надындивидуального модуса памяти в контексте культуры, особенностей функционирования образов группового единства могут быть использованы в разработках методов экспертизы солидаристского потенциала российского общества.

В диссертации представлен новый материал для разработки общих и специальных курсов по философии культуры антропологии и истории философии.

Структура диссертации строится в соответствии с логикой восприятия читателем результатов работы, которая не совпадает этапностью исследования. Поэтому сначала мы знакомим читателя смоделью надындивидуальной памяти, а затем с развитием процесса концептуализации этого феномена в философской традиции.

Работа состоит из введения, 4 глав, заключения и списка литературы из 265 наименований.

Апробация результатов исследования.

Результаты работы представлены'автором в научных публикациях, а также в ходе различных научных конференций, среди которых:

• «XXI век: на пути к единому человечеству?»: (Международная конференция 27-30 мая 2003 г. МГУ, Москва);

• «Философия и будущее цивилизации» (IV Российский философский конгресс, 24-28 мая 2005г., Москва)

• «Дни петербургской философии. Мир философии - мир человека. Круглый стол. Философия культуры и культурологии: вызовы и ответы» (Научная конференция, 2006, СПбГУ, СПб.)

• «Человек в современных философских концепциях» (Четвертая международная конференция, 28 -31 мая, 2007г., Волгоград)

• «Дни петербургской философии. Миссия интеллектуала в обществе» (Научная конференция, 2007, СПбГУ, СПб)

• "Evropská veda XX století - Dil 8. - 2008"» («IV Международная научно-практическая конференция, 2008 г., Прага)

• "Культурное многообразие: от прошлого к будущему" (Второй Российский культурологический конгресс с международным участием, 25-29 ноября 2008 года, СПб)

• «Теории и методы исторической науки: шаг в XXI век» (Международная научная конференция, 2008 г., ИВИ РАН, Москва)

• «Город как явление социокультурной и правовой реальности»: (Международная научно-практическая конференция, 28-29 ноября СПбГУП, 2008 г., СПб)

• «Метод сократического диалога в преподавании права» (Семинар с международным участием, СПбИП им. Принца П.Г. Ольденбургского, 2008 г., СПб)

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры философской и психологической антропологии РГПУ им. А.И. Герцена от 4 декабря 2009 года.

Автором опубликовано 27,6 п.л. работ, все по теме диссертации. Из них 1 монография, главы в 2 коллективных могнографиях и 37 статей (7 из которых в ведущих рецензируемых журналах и изданиях рекомендованных ВАК по профилю диссертации и 4 в ведущих рецензируемых журналах и изданиях рекомендованных ВАК по другим профилям)

Заключение научной работыдиссертация на тему "Феномен надындивидуальной памяти: стратегии концептуализации и онтологический статус"

Заключение

Наше внимание было сфокусировано на моменте обусловленности формирования смысловой структуры концепта надындивидуальной памяти (а значит, и разворачивания форм бытийствания этого феномена) перепетиями истории появления и взаимоотношения холистических версий надындивидуальных структур сознания и версий, инспирированных принципом «методологического индивидуализма». Анализ философской проблемы целого и части показал, что мнемологическая тема является - одним из аспектов проблемы кризиса определённых исторических моделей социокультурных целостностей и их идеологического обеспечения.

Процесс концептуализации реальности надындивидуальной памяти, начавшись с мифологемы космической памяти, обрел свою первую законченную теоретическую форму в метафизических концепциях Мировой Души (платонизм) и Всеобщей Души (неоплатонизм). С утверждением христианского креационизма и монотеизма, концепция Мировой Души входит в фазу своей «философской смерти». Отказ от этой идеи произойдет с утверждением методологии индивидуализма в эпоху Просвещения, - что по терминологии К. Маркса, было обусловлено целями утверждения новой, светской идеологии. Эта смерть не будет окончательной, и уже в немецкой классической философии этот концепт вновь станет основой тематизации реальности надындивидуальных структур сознания и памяти. И. Кант в теории трансцендентального субъекта обосновал существование надындивидуальных структур сознания в индивидуальном мышлении («концепция субъекта в субъекте»). Как известно, он не указал имманентного носителя структур всеобщности, хотя и отказался от идеи транцендентальной сферы. Обосновав свой агностицизм конечностью человееского человеческого разума, неспособностью проникнуть в потаенную сущность вещей. Однако очень скоро его агностицистский аргумент попытались опровергнуть его же последователи, не говоря уже о противниках. Неокантианцы занялись поисками имманентных культуре и обществу причин обусловленности форм мышления, которые И. Кант посчитал априорными. В неокантианстве культура выступит в качестве исторических форм мышления405. Агностицизм И. Канта, уходящий своими корнями в его религиозный пиетизм, будет отброшен, и почти вся последующая посткантианская философия культуры и истории займется поисками референциальной реальности кантовского понятия трансцендентального субъекта. Будет создано огромное множество теорий, трактующих этот концепт. В качестве референта реальности трансцендентального субъекта рассматривались психическая реальность, язык, речь и вся культура в целом. Синтезировать социологические, психологические и философские идеи в этой области в какой-то мере удалось структуралистам. На пересечении философских теорий сознания и психологизаторской линии философии культуры было обнаружено множество новых (вернее, хорошо забытых) проблем, одна из них -проблема надындивидуальных структур памяти как когнитивной оснастки феномена традиции.

Как известно, философия Просвещения расценивала традицию как нечто отсталое, порабощающее человеческий рассудок; традиция отождествлялась со стереотипным мышлением, с предрассудками, или «идолами разума». Мы считаем, что такая, уходящая своими корнями в индивидуалистическую парадигму, трактовка традиции выявила в XX веке свою несостоятельность. Влиятельная в европейской философии XVIII -сер. XX в. просветительская теория традиции растеряла по пути к нам почти всю свою объяснительную силу. Ставшие явными негативные последствия разрушения традиционных обществ, практика

405 См. подробнее: Die Totalität der Kultur: Philosophisches Denken und politisches Handeln bei провоцирования властью общественных амнезий и разрушения коллективных идентичностей свидетельствуют на наш взгляд о наличии реальности надындивидуальных структур памяти. Их утрата тому подтверждение: нельзя сломать то, его нет. Их хрупкость не отменяет их существования. На месте утраченных форм живой коллективной памяти утверждаются новые формы надындивидуальной памяти, т.н. «искусственный интеллект». Бурное развитие искусственных средств хранения информации является гребнем «длинной волны истории», тенденции к экстерриоризации человесекой памяти в целях управления реальностью, прежде всего социальной сферой. После перехода человечества к стадии построения больших обществ, когда стал использоваться письменный способ фиксации социально значимого опыта, история и традиция перестали вмещаться в индивидуальный опыт; теперь для своего сохранения они требуют создания огромного массива текстов и изображений. В этой связи память прорывает границы личного и поистине становится надындивидуальной. Увеличение необходимой для жизнедеятельности современного общества информации привело к тому, что выполнение задачи хранения и трансляции во времени значимого социального опыта всё больше и больше зависит не от природных, а от культурных механизмов.

Количество информации, необходимой для продолжения жизни цивилизации больше не совпадает с человеческой размерностью индивида. И вот в это время, время обострения надежды на искусственные средства интеллекта, обнаруживается слабая разрешительная способность новейших технических средств и социально-культурных моделей единства в области обеспечения безопасного развития современных человеческих сообществ. Технический прогресс должен обеспечивает каждому члену общества память, которой никто никогда не был наделен лично, но это почему-то не приводит к росту глубины человеческой личности и

Bruno Bauch. Würzburg, 2004. P. 55 -57. интеллекта. Современный человек много знает, но отличается слабым потенциалом понимания происходящих процессов. Почему же взяв ориентацию на увеличение количества информации и темпа её переработки, современное общество запуталось в собственных культурных артефактах? Мы не знаем, то ли культурное наследие прошлого жизненно необходимо, то ли оно является балластом для мышления, не способного обработать такие объемы информации. «По мере исчезновения традиционной памяти, мы ощущаем потребность хранить с религиозной ревностью останки, свидетельства, документы, образы, речи, видимые знаки того, что было, как если бы это все более и более всеобъемлющее досье могло стать доказательством неизвестно чего на неизвестно каком суде истории», - пишет П. Нора406. Французский историк верно подметил, что стремление увеличить объемы архивных и музейных единиц хранения связаны с кризисом идентичности.

Гипертрофированное чувство памяти связано с ностальгическим чувством её утраты. Критическое несоответствие образа будущего человечества как «информационного общества» и наличной действительности оскудения разума членов «общества индивидов». Массы людей не могут осознать себя, лишившись живой памяти, традиции. Житейский и философский цинизм разъедает ядро личности, лишая возможности индивида идентифицировать себя с какой-либо устойчивой группой людей. В своей массе люди больше не имеют ни исторических, ни личных амбиций, - только тактические жизненные планы.

В заключение хотелось бы с определенной долей осторожности высказать следующее предположение: предпринятый нами историко-философский анализ концептуализации феномена надындивидуальной памяти внесёт лепту в дело накопления знания о механизмах связи индивидуальной памяти с социальными процессами солидаризации и дезинтеграции людей и тем самым историко-философское знание

406 Нора П. Франция-Память. СПб. 1999. С. 30. послужит делу осмысления вечно текущему из прошлого в будущее потоку нашей общей памяти.

Список научной литературыМакаров, Андрей Иванович, диссертация по теме "История философии"

1. Аврелий Августин. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонийского / Пер. с лат. М. Е. Сергеенко. М., 1991.

2. Августин Блаженный. О Граде Божием. Мн., М., 2000.

3. Аверинцев С.С. Неоплатонизм перед лицом Платоновой критики мифопоэтического мышления // Платон и его эпоха. М., 1979. С. 83 97.

4. Аверинцев С.С. «Символ» // Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. Энциклопедия, 1983. С. 607 608.

5. Адо П. Плотин, или простота взгляда. М., 1991.

6. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001

7. Античное общество. Проблемы политической истории: Межвузовский сборник. СПб., 1997.

8. Апполонов A.B. Боэций Дакийский и латинский аввероизм XIII столетия // Боэций Дакийский: Сочинения / Составление, перевод с латинского, вводная статья и комментарии A.B. Апполонова. М., 2001.

9. Аристотель. Соч. В 4-х т. Пер. с древнегреч. М., 1976 -1984.

10. Аристотель. О душе. СПб., 2002.

11. Аристотель. О памяти и припоминании // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

12. Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1976

13. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004.

14. Бахтин М.М. Соб. Соч.: В 7 т. Т. 5. М., 1997.

15. Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000.

16. Бейтсон Г. Экология разума. Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии. М., 2000.

17. Бергсон. А. Материя и память // Собрание сочинений в 4 т. Т 1. М., 1992.

18. Березин С.Н. Постфеноменология и социальность в эпоху постмодерна // Без темы, Екатеринбург, 2008, Вып. № 3-4 (9 10). С. 13 - 21.

19. Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995.

20. Блауберг И. И. Анри Бергсон. М., 2003.

21. Бобров Е.А. Психологические воззрения древнегреческих философов. Варшава, 1910.

22. Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. СПб., 2000.

23. Бородай Т.Ю. Плотин о природе // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

24. Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М., 2007.

25. Бычков В.В. Эстетика поздней античности (II-III вв.). М., 1981.

26. Бурмистров C.JI. Философская компаративистика и история философии // ХОРА. Журнал современной зарубежной философии и философской компаративистики.2008. № 1. С.5 17.

27. Вацлавик П. Как стать несчастным без посторонней помощи. М., 1990.

28. Вацлавик П., Бивин Д., Джексон Д. Прагматика человеческих коммуникаций: Изучение паттернов, патологий и парадоксов взаимодействия. М., 2000.

29. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт V- го издания 1899 г. М., 1991.

30. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.

31. Вирильо П. Машина зрения. СПб., 2007.

32. Витализм. Его история и система. М., 1915.

33. Выгодский JI.C. История развития высших психологических функций. М., 1960.

34. Гайденко П.П. История греческой философии в её связи с наукой. М., 2000.

35. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в её связи с наукой. М., 2000.

36. Геккель Э. Естественная история миротворения. Т. 1-2. . СПб., 1914.

37. Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб., 2000.

38. Генон Р. Символы священной науки. М., 1997.

39. Генон Р. Царство количества и знамения времени. М., 1994.

40. Гесиод. Теогония / Перевод В. В. Вересаева // Эллинские поэты. М., 1963.

41. Глазерсфельд, Э. фон. Введение в радикальный конструктивизм // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия, 2001. № 4. С. 59 81.

42. Гринцер Н.П. Греческая dAriOsia: очевидность слова и тайна значения // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 38 44.

43. Грицанов A.A. Желание // Всемирная энциклопедия: философия. М., Минск, 2001.С. 344- 345.

44. Грякалов A.A. Письмо и событие: эстетическая топография современности. СПб., 2004.

45. Гуссерль Э. Картезианские размышления. М., 1998.

46. Гуторов В. А. Античная социальная утопия. Л., 1989.

47. Деволл Б. Глубинная экология. Киев, 2005.

48. Делёз Ж. Различие и повторение. СПб., 1998.

49. Делез Ж. Эмпиризм и субъективность: опыт о человеческой природе по Юму. Критическая философия Канта: учение о способностях. Бергсонизм. Спиноза. М., 2001.

50. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках // Декарт Р. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 250-296.

51. Денет Д. Виды психики: на пути к пониманию сознания. М., 2004.

52. Диллон Дж. Наследники Платона. СПб., 2005.

53. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986.

54. Доброхотов А.Л. Категории бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986.

55. Доддс Э. Р. Греки и иррациональное. СПб, 2000.

56. Жигунин В.Д. Очерки античной естественной истории. Глава 3. Пифагорейцы. Элеаты // Мугцш. Казань, 2002. С. 80 97.

57. Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа (ок. 350 403 г. до н.э.). М., 1990;

58. Жмудь Л.Я. Пифагор в ранней традиции // ВДИ. 1985. № 2. С. 121-142.

59. История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени. М., 2006. См. также: Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М., 2003.

60. История политических учений. М., 1960.

61. Йейтс Ф. Искусство памяти. М., 1997.

62. Йейтс Ф. Дж. Бруно и герметическая традиция. М., 2000

63. Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 3; М., 1994.

64. Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Собрание сочинений: в 8 т. Т.З; М., 1994.

65. Капра Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем. Киев; М., 2002.

66. Каради В. Морис Хальбвакс: библиографический очерк // Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. М.; СПб., 2000. С. 447 462.

67. Карсавин Л.П. Символизм мышления и идея миропорядка в средние века (XII XIII вв.) // Научный исторический журнал. СПб., 1913, № 2, С. 10-28.

68. Кессиди Х.Ф. От мифа к логосу: Становление греческой философии. М., 1972.

69. Когнитивная психология. М., 2002.

70. Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

71. Кравченко, И. Г. Памятник как социокультурный феномен // Вестник ВолГУ. Серия 7. 2008. № 1 (7). С. 60 64.

72. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Рос. академия наук. Ин-т языкознания. М., 2004.

73. Кузанский Н. Об ученом незнании // Кузанский Н. Избранные философские сочинения. М., 1937.

74. Культура воспоминания и история памяти // История и память: Историческая культура Европы до начала Нового времени. М.2006. С. 47-55.

75. Лекторский В.А. Кант, радикальный конструктивизм и конструктивный реализм в эпистемологии // Вопросы философии, 2005. № 8. С. 11-21

76. Локк Дж. Опыты о законе природы // Сочинения в 3 т. Т. 3. М., 1988.

77. Локк Дж. Сочинения: в 3 т. Т. 1. М., 1985.

78. Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977.

79. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Высокая классика. М., 1974. Т. 3.

80. Лосев А.Ф. История античной эстетики: Итоги тысячелетнего развития: В 2-х кн. М., 1994. Кн. 2.

81. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 2000.

82. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

83. Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Из ранних произведений. М., 1990.

84. Лосев А.Ф. Эстетика хороводов в «Законах Платона» // Античность и современность. К 80 -летию Ф.А.Петровского. М., 1972. С. 133 152.

85. Лотман Ю.М. Воспитание души. СПб., 2005.

86. Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю.М. Избр. ст. в 3 т. Статьи по семиотике и типологии культуры. Т. 1. Таллин, 1992. С. 200-220

87. Макаров А.И. «Культурологический поворот» в философии памяти // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Сер. социально-экономические науки и искусство. № 3 (27). Волгоград, 2008. С. 17 21;

88. Макаров А.И. Образ Другого как образ памяти (Методологические аспекты проблемы репрезентации прошлого) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. .18. М., 2007. С. 6 18.

89. Макаров А.И. Понятие надындивидуальной памяти: философские аспекты // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер.7. Философия. Социология и социальные технологии. Научно-теоретический журнал. № 1(7). Волгоград, 2008. С. 32 37.

90. Макаров А.И. Принцип «Мёртвой руки» в теории культуры и культурной практике постмодернизма // Философская теория и социальная практика. Волгоград, 2005. С. 32 39.

91. Макаров А.И. Социокультурные предпосылки античной теории анамнезиса // Материалы круглого стола. Философия культуры и культурологии: вызовы и ответы. СПб., 2006. С. 43 48.

92. Макаров А.И. Традиция против истории в философии современного европейского традиционализма // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 6. М., 2001, С. 275 283.

93. Макаров А.И. Философия сознания и теория фетишизма: проблема образа и памяти // Мир психологии: Научно-методический журнал. М.; Воронеж, 2007. N 2. С. 114 121.

94. Мамардашвили М.К. Картезианские размышления. М., 1993.

95. Мамардащвили М.К. Лекции по античной философии. М., 1997.

96. Мамардашвили М.К. Эстетика мышления. М., 1997.

97. Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швырев B.C. Классическая и современная буржуазная философия. Опыт эпистемологического сопоставления // Философия в современном мире. Философия и наука. М., 1972. С. 28-94.

98. Мареева Е. В. Ж.Делёз как историк философии // Вопросы философии.-М., 2003. № 8. С. 157 169.

99. Мареева Е.В. Проблема души в классической и неклассической философии. М., 2003.

100. Мареева Е.В. Д.Локк об источниках единства души: Бог, натура или культура? // Человек. Язык. Культура. Таганрог, 2002. Вып. 2. С. 128 -140.

101. Махлин В.Л. Социодицея Ойгена Розенштока-Хюсси // Розеншток-Хюсси О. Речь и действительность. М., 1994. С. 201 209.103. «Машины желания» // Всемирная энциклопедия: философия. М.; Минск:, 2001. С. 618-621.

102. Мегилл А. Историческая эпистемология. М., 2007.

103. Микешина Л. А., Опенков М.Ю. Метафора оптическая // Культурология. XX: Энциклопедия. СПб., 1998. Т. 2. С. 36 41.

104. Милославский П. Исследования о странствиях и переселении души // Переселение душ. Сборник. М., 1994.

105. Мерцинковская Т.Д. История психологии. М., 2001.

106. Моль А. Социодинамика культуры. М., 1973.

107. Молчанов В.И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М., 1988.

108. Молчанов В.И. Проблема сознания и проблема культуры // Феноменология в современном мире. Рига, 1991.

109. Москвичёв JI.H. Познание и детерминация: Критика буржуазной концепции социальной обусловленности познания. М. 1980.

110. Мотрошилова Н.В. Социально-исторические корни немецкой классической философии. М., 1990.

111. Нанси Ж.Л. Corpus. М., 1999.

112. Некрасов С.Н. Социальный прогресс и проблема фетишизма: постструктуралистская семиология фетишизма и марксистское обществознание. Свердловск, 1989.

113. Нерсесянц В. С. Политические учения древней Греции. М., 1979.

114. Ницше Ф. Сумерки идолов, или как философствовать с молотом // Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1990.

115. Ницше Ф. Воля к власти: Опыт переоценки всех ценностей. М., 1994.пв.Нора П. Память, история // 50/50. Опыт словаря нового политического мышления. М., 1989. С.

116. Оболкина С. В. Онтологическая грамматика холизма как философская проблема: Дис. . канд. филос. наук: 09.00.01 Екатеринбург, 2005. (РГБ ОД, 61:05-9/404). 135 с.

117. Олешкевич В.И. История психотехники: Учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. М., 2002.

118. Олешкевич В.И. Рождение новой психотехнической культуры. М., 1997.

119. Память и забвение. Древо истории идей: соб. тексов. Т.1. Харьков, 2000.

120. Пигалев А.И. Культура как целостность (Методологические аспекты). Волгоград, 2001.

121. Пигалев А.И. Призрачная реальность культуры: (Фетишизм и наглядность невидимого). Волгоград, 2003.

122. Пигалев А.И. Язык, культура и история в «диалогическом мышлении» Ойгена Розенштока-Хюсси // Розеншток-Хюсси О. Избранное: Язык рода человеческого. М., СПб., 2000. С. 577- 597.

123. Платон. Сочинения в четырех томах. Т. 1 / Под общ. ред. Ф.Лосева и В. Ф. Асмуса; Пер. с древнегреч. СПб., 2006.

124. Платон. Сочинения в четырех томах. / Под общ. ред. Ф.Лосева и В. Ф. Асмуса; Пер. с древнегреч. СПб., 2007.

125. Платон. Соб соч. В 4-х т. / Пер. с древнегреч. М., 1994. Т. 3.

126. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид / Общ. ред. А.Ф Лосева, В.Ф. Асмуса, A.A. Тахо-Годи; Примеч. А.Ф / Лосева и A.A. Тахо-Годи; Пер. с древнегреч. М., 1999.

127. Плотин. Против гностиков (против тех, кто утверждает будто творец мира зол и мир плох) 33. II, 9. (перевод и примечание Т.Ю. Бородай) // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

128. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1: Чары Платона. М., 1992.

129. Потебня А. А. Слово и миф. М., 1989.

130. Продан И.С. О памяти. Психологические исследования. 4.1. Юрьев, 1905.

131. Рассел Б. История западной философии. Новосибирск. 1999.

132. Режабек Е.Я. Радикальный конструктивизм: критический взгляд // Вопросы философии, 2006. № 8. С. 67-77

133. Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М., 2003.

134. Рикер П. Конфликт интерпретация.Очерки о герменевтике. М., 1995.

135. Рикёр П. Память, история, забвение. М., 2004.

136. Рибо Т. О чувственной памяти. Казань, 1895.

137. Рибо Т. Память в ее нормальном и болезненном состояниях. СПб., 1894.

138. Роговин М.С. Проблемы теории памяти. М., 2007.

139. Роговин М.С. Философские проблемы теории памяти. М., 1966.

140. Розин В.М. Психология и культурное развитие человечества. М., 1994.

141. Родзинский Д.Л. Сознание античного мудреца. М., 2003.

142. Розеншток-Хюсси О. Артикулированные периоды и координированная память // Дискурс. Новосибирск. 1997. № 3 4.

143. Розеншток-Хюсси О. Избранное: Язык рода человеческого. М., СПб., 2000.

144. Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить. М., 1997.

145. Розеншток-Хюсси О. Речь и реальность. М., 1994.

146. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

147. Рубене М. Проблема прошлого в феноменологическом учении о времени // Проблемы сознания в современной буржуазной философии. Вильнюс, 1983.

148. Савельева И. М., Полетаев A.B. Социальные представления о прошлом: типы и механизмы формирования. Препринт WP6/2004/07. М., 2004.

149. Савельева И. М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. М., 1997.

150. Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М., 1991.

151. Сартр Ж.-П. Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональность // Проблема онтологии в современной буржуазной философии. Рига, 1988. С. 318 320.

152. Свасьян К. О конце истории философии // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. М., 2006. № 4. С. 65 83.

153. Светлов Р.В. Античный неоплатонизм и александрийская экзегетика. СПб., 1996.

154. Светлов Р. В., Цыб А. В. Платонизм и европейская культура на рубеже тысячелетий // URL http://www.plato.spbu.ru /CONFERENCES/2002/l 0-1 .htm

155. Северцев А.Н. Морфологические закономерности эволюции. M.; JL, 1939.

156. Северцев А.Н. Критерии и условия возникновения аоморфной организации // Эволюция и биоценомические кризисы. М., 1987

157. Сеченов И.М. Элементы мысли. СПб., 2001.

158. Сильвестров В.В. Проблема преемственности в философской культуре (античность-средневековье-новое время) // Философия и история культуры / Отв. Ред. В.А. Карпушин. М., 1985. С. 26 39.

159. Слинин Я.А. Трансцендентальный субъект: феноменологическое исследование. СПб., 2001.

160. Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург, 2001.

161. Соловьев B.C. Жизненная драма Платона // Соловьев B.C. Соч. в 2 т. М., 1988. Т. 2.

162. Солопова М.А. Фемистий и его комментарий к «О душе» Аристотеля // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

163. Солсо P.JI. Когнитивная психология. М., 1996.

164. Среды: Очерки по теории солидарности. Волгоград, 2008.

165. Ставцев H.H. Феноменология Гуссерля и русский интуитивизм // Между метафизикой и опытом. СПб., 2001. С. 204 225

166. Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995.

167. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983.

168. Традиционализм // Всемирная энциклопедия: философия. М.; Минск 2001. С. 1085 1087.

169. Тульчинский Г.Л. Смысл и гуманитарное знание // Проблема смысла в науках о человеке. М, 2005, С. 7 26.

170. Тэн И. Очерки Англии. СПб., 1872.

171. Лебон Г. Психология народов и масс // Памятники здравой мысли. СПб., 1995.

172. Федорова М.М. Модернизм и антимодернизм во французской политической мысли XIX в. М., 1997.

173. Флоренский П.А. Сочинения в 4т. ТЗ (2). М., 1999.

174. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Том 1. Приложение к журналу «Вопросы философии». М., 1990.

175. Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. Ч. 1.

176. Франк С.Л. Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания. Пг., 1915.

177. Франция-Память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок. СПб, 1999.

178. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

179. Шеллинг Ф.М.Й. «О мировой душе. Гипотеза высшей физики для объяснения всеобщего организма, или разработка первых основоположений натурфилософии на основе начал тяжести и света // Шеллинг Ф.М.Й. Сочинения в 2 т.: Пер. с нем. Т. 1. М, 1987. С. 89 -181.

180. Уитроу Дж. Естественная философия времени. М, 1964.

181. Цоколов С. А. Радикальный конструктивизм: эпистемология без онтологии? // Вестник МГУ. Серия 7. Философия, 1999. № 2. С. 105 -117; №3. С. 71-83.

182. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: 13 560 слов: Т.1 2. М., 1993. Т. 1. С. 589 - 590.

183. Чучин-Русов А.Е. Культурно-исторический процесс: форма и содержание // ВФ. 1996. № 4.

184. Хайдеггер М. Время и бытие: М., 1993.

185. Хайдеггер М. Что значит мыслить? // Разговор на проселочной дороге. М, 1991. С. 134- 145.

186. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005, №2-3. С. 8 27.

187. Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. М.; СПб., 2000.

188. Хальбвакс, М. Социальные рамки памяти. М., 2007.

189. Хаттон П. История как искусство памяти. СПб., 2003.

190. Хуземан Фр. Об образе и смысле смерти. М., 1997.

191. Шевцов А. Введение в общую культурно-историческую психологию. СПб., 2000.

192. Шичалин IO.A. Душа и космос в 10-11 (V, 1-2) трактатах Плотина // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

193. Шичалин Ю.А. Трактат Плотина 30, III, 8 и Аристотель // Космос и Душа. Учения о вселенной и человеке в Античности и в Средние века (исследования и переводы). М., 2005.

194. Шкуратов В.А. Историческая психология. Ростов-на-Дону, 1994.

195. Эббипгауз Т., Бэн А. Ассоциативная психология. М., 1998.

196. Аткинсон Р. Человеческая память и процесс обучения. М., 1980.

197. Эксле О.Г. Культурная память под воздействием историзма // Одиссей. М., 2001.

198. Экхарт М. Об обновлении духа // Духовные проповеди и рассуждения. М., 1991.

199. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

200. Элиаде М. Йога: бессмертие и свобода. СПб., 1999.

201. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторяемость. Спб., 1998.

202. Юм Д. Трактат о человеческой природе, или попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам // Юм Д. Сочинения в 2 т. Т. 1, М., 1996.

203. Юнг К.Г. К пониманию психологии архетипа младенца // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М., 1991. С. 119 -129.

204. Adorno T.W. Dialektische Epiligomena // Gesammelte Schriften. Frankfurt а. M., 1977. Bd. 10 (2).

205. Assmann A. Mnemosyne. Formen und Funktionen der kulturellen Erinnerung. Frankfurt a. M., 1991.

206. Assmann A., Assmann J. Schrift, Tradition und Kultur. Tübingen, 1988. P. 25 50.

207. Assmann, J. Das kulturelle Gedichtnis: Schrift, Erinnerung und politische Identitet in frühen Hochkulturen / J. Assmann. München, 1992.

208. Bartlett F.C. Remembering: A Study in Experimental and Social Psychology. Cambridge, 1932.

209. Bastid R. Applied anthropology. London, 1971.

210. Benedict R. Patterns of Culture. London, 1935.

211. Bertalanffy, L. von. Robots, men and minds. Psychology in the modern world. N.Y., 1967. P. 69-73

212. Blum H. Die antike Mnemotechnik. Hildesheim, 1969.

213. Brisson L. Plato the Myth Maker. Chicago, 1998.

214. Burke P. History as social memory // Memory. History. Culture. Basil; Blackwell, 1989. P. 97 113.

215. Eliade M. 1907-1986. Autobiography. Chicago; London. 1990. Journey East, Journey West. Vol.1: 1907-1937.

216. Eriksson B. Problems of an empirical sociology of knowledge. Upsala, 1975.

217. Death in Middle Ages (Hrsg. H. Bruet/W. Verbeke), Mediaevalia Lovanensia, Sériés I, Studia 9, Leuven, 48 ff.

218. Donald M. The Making of the Modern Mind. Cambridge. Mass., 1991.

219. Haeckel. Leben und Werke. B., 1926.

220. Halbwachs M. La topographie légendaire des évangeles en Terre Sainte. Paris, 1941.

221. Halbwachs M. Das Gedäcchtnis und seine sozialen Bedingungen, Frankfurt, 1985.

222. Harbach H. Konstructivismus und realismus in der Sozial-und Verhaltenswissenschaften. Münster, 2004.

223. Havelock E. Prefase to Plato. Cambridge. Mass., 1963.

224. Havelock E.A. Schriftlichkeit. Das griechische Alphabet als kulturelle Revolution. Wenheim, 1990.

225. Havelock E. The Literate Revolution in Grees and its Cultural Concsequences. Prinston, 1982.

226. Heub E. Rationale Biologie und ihre Kritik (Eine Auseinandersetzung mit dem Vitalismus H.D.s.). 1938. .

227. Horkheimer M. Traditionelle und kritische Theorie//Horkheimer M. Traditionelle und kritische Theorie. Frankfurt a. M., 1968.

228. Fröhlich G. Ein neuer Psychologismus?: Edmund Husserls Kritik am Relativismus und die Erkenntnistheorie des Radikalen Konstructivismus von Humberto R. Maturana und Gerhard Roth. Würzburg, 2000.

229. Guitton J. Le Temps Et L'éternité Chez Plotin Et Saint Augustin. Paris, Vrin, 4e éd., 1971.

230. Grondin J. Heidegger und Augustin. Zur hermeneutisehen Wahrheit. Paru dans E. Richter (Dir.), Die Frage nach der Wahrheit. Frankfurt a. M., 1997. P. 161-173.

231. Goody J. The Logic of Writing and the Organization of Society. Cambridge, 1986.

232. Kaehler, K.E History of philosophy as philosophical task // The New Yearbook for Phenomenology and Phenomenological Research. 2003. Vol. 3.PP. 241-253.

233. Koch J. Organisation und Differenz. Kritik des organisationstheoretischen Diskurses der Postmoderne. Wiesbaden, 2003.

234. Kroeber A. Configuratios of Culture Growth. Berk., 1944.

235. Opier M. Component, Assemblage, and Theme in Cultural Integration and Differentiation // American Anthropologist. 1959. V. 61. № 6.

236. Kluckhohn C. Patterning as Exemplified in Navaho Culture // Language, Culture and Personality: Essays in Memory of Edward Sapir. Menasha, 1941.

237. MacCormac E.R. A Cognitive Theory of Metaphor. MIT Press, Cambridge (Mass.). London, 1985.

238. Markus J. / Christian Schäfer (Hrsg.). Piaton als Mythologe. Neue Interpretationen zu den Mythen in Piatons Dialogen. Darmstadt, 2002.

239. Martinich, A.P. Philosophical history of philosophy // Journal of the History of Philosophy, 2003. Vol. 41, No. 3. PP. 405 407.

240. Minar E. Early Pythagorean Politics in Practice and Theory. Baltimore, 1942.

241. Morgan K. A. Myth and Philosophy from the Presocratics to Plato. Cambridge, 2000.

242. Morrison J. S. Pythagoras of Samos // Classical Quarterly, 50, 1956. P. 152- 156.

243. Neisser U. Cognitive Psychologe. N.-Y., 1967.

244. Ong W. J. "Writing is a y That Restructures Thought // Written Word. Oxford, 1986.

245. Ong W. J. Orality and Literacy. The Technologizing of the Word. London, 1982. P. 25-50.

246. Pieper J. Über die platonischen Mythen, München, 1965.

247. Redfield R. The Folk Culture of Yucatan. Chicago, 1941.

248. Robin L. La pensee hellenique des orines ä Epicure. Paris, 1967.

249. Rosenstock-Huessy E. Soziologie II: Die Vollzahl der Zeitn. Stuttgart, 1958.

250. Senturk R. Narrative Social Structure: Anathomy of the Hadith Transmission Network, 610-1505. Stanford, 2005.

251. Sohn-Rethel A. Warenform und Denkform. Frankfurt a. M., 1971.

252. Schmidt K. Memoria, Der geschichtliche Zeugniswert des liturgischen Gedenkens im Mittelalter. Münstersche Mittelalter-Schrifttn 48. München, 1984.

253. Seligman P. Soul and cosmos in Presocratic Philosophy // Dionisius, 1978, 2. P. 5- 17.

254. Smith J.E. Plato's Use of Myth in the Education of Philosophic Man // Phoenix 40, 1986, P. 20-34.

255. Szlezäk Th.A. Piaton und die'Schriftlichkeit der Philosophic. Berlin, 1985

256. The Encyclopedia of the Cognitive Sciences. Ed. by R. A. Wilson and F. C. Keil, 1999.

257. Tulving E. Episodic and Semantic Memory // Organization of Memory / N.Y., 1972. P. 381- 403.

258. Vernant J.-P. Mythe et pensne chez les Grecs. Etudes de psychologie historique. Paris, 1965.

259. Wachtel N. Memory and History: Introduction // History and Anthropology. 2/2. 1986. P. 207 224.

260. Warburg, A. M. Ausgewählte Schriften und Würdigungen / hg. V. D. Wuttke. Baden-Baden, 1992.

261. Weisberg R. Memory, thought, and behavior/ Robert W. Weisberg. New York; Oxford, 1980.

262. Wenger K. D.s. Persönlichkeit und Bedeutung für Biologie und Philosophie von heute. Hrsg. von Aloys Wenzl, 1951.