автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: "Философия имени" отца Сергия Булгакова в контексте поэтической метафизики конца Нового времени
Полный текст автореферата диссертации по теме ""Философия имени" отца Сергия Булгакова в контексте поэтической метафизики конца Нового времени"
На правах рукописи
ОКЕАНСКАЯ Жанна Леонидовна
«ФИЛОСОФИЯ ИМЕНИ» ОТЦА СЕРГИЯ БУЛГАКОВА В КОНТЕКСТЕ ПОЭТИЧЕСКОЙ МЕТАФИЗИКИ КОНЦА НОВОГО ВРЕМЕНИ
Специальность 24.00.01 - теория и история культуры
Автореферат диссертации на соискание учёной степени доктора культурологии
2 5 НОЯ 2010
Шуя 2010
004614338
Работа выполнена на кафедре культурологии и литературы ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет»
Официальные оппоненты: доктор культурологии, профессор
Едошина Ирина Анатольевна
доктор философских наук, профессор Кондаков Игорь Вадимович
доктор культурологии, доцент Серов Николай Викторович
Ведущая организация: ГОУ ВПО «Московский государственный
университет имени М. В. Ломоносова»
Защита состоится «16» декабря 2010 г. в АО часов на заседании Диссертационного совета Д 212.302.02 по присуждению учёной степени доктора и кандидата культурологии по специальности 24.00.01 -теория и история культуры при ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет» по адресу: 155908, г. Шуя Ивановской обл., ул. Кооперативная, д. 24, ауд. 220.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет».
Автореферат разослан « 4Ъъ 01сТ9>НЭ$ 2010 г.
Учёный секретарь
диссертационного совета, / ^ В. В. Попова
кандидат философских наук
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность диссертационного исследования определяется повышенным современным научным интересом к проблематике энергийной связи языка и космоса, к вопросу о статусе языка в истории культуры, к онтологическим и метафизическим исследованиям культуры. Кроме того, в самой отечественной религиозно-философской мысли конца Нового времени, ярчайшим и глубочайшим представителем которой выступает отец Сергий Булгаков, видится вполне реальный антикризисный потенциал, который может быть использован на современном этапе, когда всё цивилизованное человечество сталкивается с катастрофическими последствиями секуляризации и антропологических деформаций.
Особо отметим, что 'Философия имени' есть совершенно особое начинание, в котором впервые русская интеллектуальная культура говорит сугубо своё, уникальное, нигде и никогда прежде не звучавшее слово. Всё сказанное до этого было в лучшем случае подступами к ней, а в худшем -инерционным скольжением в магнитосфере западноевропейской мысли... Существуют довольно серьёзные и глубокие типологические сопоставления «трёх версий русского философского имяславия» Флоренского, Булгакова и Лосева - наш путь иной и связан с намерением увидеть отблески именно булгаковского имяславия (как наиболее равновесного в концептуальном отношении выражения тенденций 'философии имени' вообще) в более широкой неомифологической рефлексии конца Нового времени, на стыке культурных миров России и Европы.
Решение такой культурологической сверхзадачи состояло в намерении вписать лишь на первый взгляд весьма узкую тематику имяславческих споров начала XX века и религиозно-философского резонанса вокруг них в узловой проблемный контекст истории интеллектуальной и художественной культуры конца Нового времени. А потому наш труд становится определённым основанием для исследований антикризисного потенциала русской интеллектуальной культуры конца Нового времени.
Булгаков, кажущийся сегодня многим в лучшем случае благородным реликтом «Заката России», которую, по словам режиссёра С. Говорухина, «мы потеряли», помогает, однако же, понять очень многое и в нашей сложной современности: так, например, нейролингвистическое моделирование социокультурного бытия по результатам своим находится в прямой зависимости от человеческого восприятия энергийности имени (рефлективного, как в опыте «Философии имени», либо же - наивно-медиумического, обыденного, профанического).
Сам образ Булгакова более соотносим в истории русской мысли, с одной стороны, с очарованностью софиологической метафизикой
В. С. Соловьёва, а с другой - с разочарованием в экономизме. Поднимаясь от земной проблематики хозяйства к теме небесного софийного града, Булгаков проходит в своём разломе, в мучительнейший период жизни, через открытие двух фундаментальных и взаимосвязанных тем: философии имени и трагедии философии; и если последняя была продолжением глубочайших культурологических рефлексий славянофилов и Соловьёва - то первая стала поистине уникальной, первородной, не обусловленной всецело предшествующим состоянием отечественной и европейской философии, хотя и катализированной гонимыми афонскими монахами-имяславцами и независимо от Булгакова несколько позднее развитой в самой сильной позиции относительно статусности имени Лосевым, а прежде в ряде набросков Флоренским, отчасти Эрном и даже Бердяевым, разрабатывавшим, казалось бы, совершенно другие (прежде всего, кризисологические) темы...
Когда говорят о наследии отца Сергия Булгакова, то, действительно, на первый план обычно выходит довольно сложный и внутренне подвижный ансамбль софиологических идей. Многочисленные критики софиологии часто не принимают в расчёт одно совершенно элементарное соображение: Благая Весть возможна потому, что есть София, премудрая обусловленность и обустроенность Бытия - иначе она никакая не Благая Весть, а просто новость. Достоверность Писания и Откровения предрешена такой бытийной структурой, которую можно назвать софиологически фундированной. Иными словами, само уразумение Боговдохновенного Священного Писания обусловлено софийными предпосылками человеческого бытия.
Софиология в силу глобальной метафизической претензии с одной стороны и дофилософской мифопоэтической укоренённости с другой -может быть рассмотрена и как яркий вариант поэтической метафизики конца Нового времени. Сама эта поэтическая метафизика (как мы показываем в диссертационной работе) реализуется в поэзии и романистике, интеллектуальной, политической и экономической жизни; это - универсалистский в своей аксиологии и с необходимостью фрагментарный в своём осуществлении, однако же, требующий экзистенциального включения способ неомифологического миропонимания.
«Поэтическая Метафизика, или Теология Поэтов, - писал дальний первооснователь культурологии как «новой науки» Дж. Вико в книге «Новая наука» (1725 г.), впервые в истории вводя этот образ-понятие «поэтической метафизики», - была первой, т. е. Божественной Поэзией»; согласно такой логике, «Поэтическая Мудрость - первая Мудрость Язычества - должна была начинать с Метафизики, не рациональной и абстрактной Метафизики современных учёных, а с чувственной и фантастической Метафизики первых людей... Метафизика была их
настоящей Поэзией, а последняя - естественной для них способностью... Такая Поэзия первоначально была у них Божественной... они приписывали сущность вызывавшим удивление вещам... совершенно как дети берут в руки неодушевлённые предметы, забавляются и разговаривают с ними, как если бы то были живые личности». Согласно неаполитанскому первому культурологу, сами «слова расскажут нам о Происхождении различных словесных Языков, сходящихся в одном общем Идеальном Языке».
«Метафизика, - подчёркивал два века спустя друг и современник Булгакова Н. А. Бердяев, - не может найти своего завершения в системе понятий, она завершается в мифе, за которым скрывается реальность». Таим образом, поэтическая метафизика выступает и как своеобразная неомифология конца Нового времени.
Между тем, не сама поэтическая метафизика «софийности», столь характерная, вообще говоря, для булгаковского стиля мышления, но необходимо связанная с нею проблематика языка и космоса - в центре нашего внимания. Не человеческий субъект, а богозданный космос, мир является у Булгакова объективной основою языка - этот центральный тезис «Философии имени», парадоксально заостряющий проблематику сущности и происхождения языка, позволяет в качестве фундаментальной исследовательской проблемы ставить вопрос о статусе языка.
Современная интеллектуальная культура - во многом вопреки постмодернистской диагностике - находится в состоянии напряжённого поиска сакральности. Номиналистическая революция Нового времени и весь его яркий кризисологический контекст, концентрированно выраженный в феномене Ницше, упираются в существенно противоположные номинализму неоправославные тенденции «догматического обоснования культуры» у отцов Сергия Булгакова, Павла Флоренского, Киприана Керна, реконструкцию «символического миропонимания» у А. Белого и Вяч. Иванова, осмысление бытийной мифоосновы как «развёрнутого магического имени» у А. Ф. Лосева. В этой области культурологическое значение булгаковской метафилологии осмыслено пока менее всего.
Мотивация нашего обращения к Лейбницу, «сближающему, -согласно Хомякову, - самые отдалённые предметы и происшествия», связана прежде всего с тем, что и сам Булгаков на страницах «Философии имени» указывает на то, что единственно в Лейбницевом лице западная классическая философия коснулась фундаментальной проблематики языка. Волюнтаристический космизм евробуддийской метафизики Шопенгауэра, ассоциативно присутствующий у нас, являет собою диаметрально противоположный булгаковскому опыт негативной софиологии и тем особенно интересен. Значение кризисологической проблематики Льва Толстого для формирования булгаковских идей очевидно в силу ряда
биографических причин: речь идёт о непосредственном общении юного Булгакова и «старца» Толстого, ставших в известном смысле «культурными героями» конца Нового времени. Хомяков и Жуковский, Дурылин и Розанов, Флоренский и Хайдеггер - всё это персонологические знаки, маркирующие ближние и дальние рубежи проблематизма булгаковской мысли. Ленин и контуры первых итогов мировой революции - тот исторический фон, на котором булгаковское наследие было предано, казалось бы, полному и окончательному забвению... В именах и проблематике М. А. Булгакова и Андрея Тарковского актуализирован уже наш современный опыт в его внутренней герменевтической связи с близкой Булгакову культурой Серебряного века. Всё это представляет собою реализацию реконструкции «большого времени» культуры, о чём писали такие корифеи культурологии XX века, как М. М. Бахтин и В. С. Библер.
Степень научной разработанности проблемы. Вопрос о статусе языка, тем более - о его высоком и даже фундаментальном для всякого понимания статусе, к принятию чего нас склоняет собственно булгаковское наследие, имеет ряд принципиальных смысловых граней (о чём - несколько ниже), однако все они сопряжены с холистической проблематикой, иначе говоря - с метафизикой. Метафизические проблемы, по Г. Марселю, это «деградировавшие тайны»; поэтому метафизически ориентированное мышление (неважно, изнутри академической науки, либо же иных вненаучных форм познания) упирается в необходимую реставрацию таинственного и оказывается перед выбором между бесплодным торможением в области сугубой рациональности и решимостью на реконструкцию символического миропонимания древности.
Грани единого концептуального ядра нашего диссертационного исследования внешне вполне обозримы и могут быть представлены в нескольких ключевых понятиях, маркирующих вполне определённые и относительно автономные (хотя и сущностно взаимосвязанные!) сферы: имяславие, герменевтика, булгаковедение, символическое миропонимание, онтология культуры, типология культуры, кризисология. Однако в глубинном осмыслении за всей этой вышеочерченной совокупностью стоит труд огромного числа учёных и мыслителей, древних и современных. Пожалуй, персонологически этот ряд авторов, для которых особую важность представлял вопрос об отношении Бытия и Слова, можно было бы начинать в Средиземноморском мире с Гераклита и Платона, а на Востоке -с Лао-цзы и Конфуция. Хотя, разумеется, и они работали на более древнем (по их собственным свидетельствам), уже не дошедшем до нас материале, либо же представленном чисто мифологически - в рамках мифических космогоний.
К проблеме статуса языка обращались древние мудрецы, позднеантичные философы (Плотин, Прокп) и представители ранней и
поздней патристики (школа св. Дионисия Ареопагита, св. отцы-каппадокийцы: свт. Василий Великий, свт, Григорий Нисский, свт. Григорий Богослов; свт. Григорий Па лама); в Византии и на Св. Руси сама культурная история мыслилась как продолжение мистерии воплощения в мире Божественного Слова, и здесь огромное значение имеет деятельность первоучителей словенских - святых Кирилла и Мефодия; в западной позднесредневековой схоластике этот вопрос имеет любопытный аналог в знаменитых спорах об универсалиях, о существовании единичных вещей и всеобщего; в новоевропейской мысли к этой теме обратился Г. Лейбниц (вся остальная западная философия, согласно булгаковскому замечанию из «Философии имени», «прошла мимо языка, не заметив проблемы слова»); позднее - В. фон Гумбольдт (отмеченный наряду с библейскими текстами и Платоном пристальным вниманием Булгакова в приложениях к «Философии имени»). В интеллектуальной культуре Европы эта тема получила особое развитие у булгаковского современника М. Хайдеггера, чисто онтологически истолковывающего язык как «дом Бытия» и «просвет во мраке сущего». Кроме Хайдеггера, отметим также работавших в близком герменевтическом русле В. Дильтея и Г.-Г. Гадамера.
В русской мысли Нового времени будут весьма примечательны имена протопопа Аввакума Петрова, М. В. Ломоносова, В. Н. Татищева, В. К. Тредиаковского, Н. М. Карамзина, А. С. Шишкова, А. С. Пушкина, А. С. Хомякова, К. С. Аксакова, А. А. Потебни, А. Н. Веселовского - все они (каждый по-своему) были непосредственными предтечами отечественной 'философии имени' (кроме отца Сергия Булгакова здесь должны быть упомянуты его близкий друг - отец Павел Флоренский и продолживший их дело А. Ф. Лосев), равно как и более широкого углублённого внимания к феномену языка, всегда отличавшему мышление русских символистов, что особенно явственно при соприкосновении с наследием Вяч. Иванова и А. Белого.
Безусловно, близкий булгаковскому имяславию феномен 'ословесненной космологии' в различных ракурсах интенционально присутствовал у крупнейших представителей культурфилософской мысли за три века её истории: здесь могут быть названы Дж. Вико, И.-Г. Гаман, И.-Г. Гердер, А. Фабр д'Оливе, Новалис, Г. Гегель, Ф. Шеллинг, А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, уже упомянутый А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, Ю. Ф. Самарин, Н. Я. Данилевский, Н. Н. Страхов, К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьёв, В. Ф. Эрн, В. В. Розанов, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, В. А. Шмаков, Л. Шестов, А. Бергсон, О. Шпенглер, Э. Кассирер, М. Шелер, X. Ортега-и-Гассет, Г. Вирт, Р. Генон, Ю. Эвола, А.-Дж. Тойнби, К. Ясперс, Р. Гвардшш, К.-Г. Юнг, М. Элиаде, Ж. Деррида.
Из отечественных учёных конца ХХ-го - начала ХХ1-го веков, разрабатывавших после 'диалогической герменевтики' М. М. Бахтина и
'диалектики мифа' А. Ф. Лосева близкие к 'философскому имяславию' проблемы символической морфологии и исторической типологии культуры, необходимо назвать имена А. В. Михайлова, С. С. Аверинцева, В. В. Бибихина, В. Н. Топорова, В. С. Библера, Г. С. Померанца, В. В. Бычкова, В. П. Ракова, И. В. Кондакова, И. А. Едошиной, Н. В. Серова,
A. И. Неклессы, С. М. Усманова, В. В. Малявина, А. Г. Дугина,
B. П. Океанского.
Исследования непосредственно 'имяславческой тематики' представлены для нас трудами следующих авторов: митрополит Иларион (Алфеев), протоиерей Константин (Борщ), протоиерей Артемий (Владимиров), Л. А. Гоготишвили, Е. Н. Гурко, А. X. Султанов, В. Р. Тимирханов, А. М. Хитров, О. Л. Соломина, В. Гагатик.
Проблематика 'булгаковедения' и 'места Булгакова' в широком контексте русской религиозной философии означена для нас работами таких авторов: С. М. Половинкин, А. П. Козырев, А. И. Резниченко, протоиерей Дмитрий (Лескин), М. А. Маслин, П. П. Гайденко, И. Б. Роднянская, Н. К. Бонецкая, Е. М. Амелина, Е. И. Аринин, Т. Г. Щедрина, А. И. Негров, В. В. Бычков, В. В. Сапов, Н. К. Гаврюшин, Н. В. Мотрошилова, Н. А. Ваганова, В. В. Сербиненко, В. Н. Порус, А. А. Гриб, М. Р. Элоян, С. В. Колычева.
Обозначим и других авторов, в общем контексте исследования имеющих определённое значение (иногда - полемическое) для нашего труда: С. Н. Трубецкой, Е. Н. Трубецкой, Н. С. Трубецкой, С. Л. Франк, протоиерей Георгий Флоровский, протоиерей Василий Зеньковский, протоиерей Митрофан Зноско-Боровский, Л. А. Тихомиров, архимандрит Киприан Керн, Л. Ю. Бердяева, О. Клеман, Н. А. Струве, X. Яннарас, П. Фейерабенд, Ж. Делёз, А. Бадью, 3. Бжезинский, П. Бьюкенен, игумен Вениамин (Новик), протоиерей Максим (Козлов), игумен Андроник (Трубачёв), игумен Августин (Анисимов), В. П. Троицкий, И. И. Евлампиев, М. Н. Громов, Р. А. Гальцева, Ю. Н, Давыдов, К. М. Долгов, П. С. Гуревич, Е. В. Золотухина-Аболина, Л. Б. Карпенко, Т. А- Касаткина, С. Я. Левит,
A. В. Гулыга, И. С. Андреева, Н. Б. Мечковская, С. С. Хоружий,
B. И. Холодный, М. В. Максимов, Г. Д. Гачев, А. Г. Гачева, В. Н. Акулинин, П. А. Сапронов, Н. П. Ильин, А. М. Малер, А. В. Нестерук, Ю. М. Осипов, А. С. Панарин, М. Ковсан, А. Н. Портнов, Т. Б. Кудряшова, К. Свасьян, Т. Ю. Сидорина, С. Н. Иконникова, В. М. Дианова, В. Н. Захаров.
Цель диссертационного труда - культурно-историческая конкретизация и характерологическая типизация со-отношения бытия и слова на исходе Нового времени с опорой на идеи булгаковского имяславия.
Задачи, решаемые для достижения поставленной цели: 1) максимально дифференцированная репрезентация идей булгаковского имяславия;
2) герменевтическая экспликация самой проблематики рассматриваемой булгаковской темы «мир и язык» в интеллектуальной и словесно-художественной культуре эпохи глобального антропологического кризиса последних двух столетий;
вторая задача имеет конкретизирующий ряд уровнен, отражающих феноменальные грани булгаковского имяславия:
а) антропологический: раскрытие темы в аспекте эгологии тотальности;
б) эсхатологический: раскрытие темы в аспекте крушения мира как дома;
в) метафизический: раскрытие темы в аспекте ностальгии по осмысленной бытийной целокупности;
г) онтологический: раскрытие темы в аспекте предельного драматизма исторической новизны;
3) обоснование оптимальной реализации понимания соотношения бытия и слова на исходе Нового времени с опорой на булгаковскую «Философию имени»;
4) демонстрация методологического потенциала «Философии имени» отца Сергия Булгакова для культурологических исследований;
5) прикладное раскрытие 'философии имени' (прежде всего - булгаковской) как определённой герменевтической практики, приоритетной по отношению к западноевропейским направлениям герменевтики;
6) характерологическая аргументация актуальной весомости булгаковской «Философии имени» в качестве антикризисного потенциала, противостоящего деструктивным тенденциям западной мысли XX века.
Объект исследования - «Философия имени» отца Сергия Булгакова, её концептуально-содержательная наполненность, предполагающая исходно космологическую ориентацию мышления.
Предмет исследования - контекст поэтической метафизики конца Нового времени, исторической эпохи двух последних столетий, раскрывающейся сквозь призму булгаковского имяславия.
Обратим особое внимание на то, что в качестве предметной сферы в нашем труде моделируется определённый культурно-исторический контекст (что можно рассматривать и как специфическую особенность собственно культурологического дискурса, связанного с выделением универсальных доминант и их взаимодействием), который в гуманитарных исследованиях иногда (и довольно часто) представлен в качестве объекта, объективного фона - феномена более широкого, чем сам предмет исследования. Нас же интересует прежде всего культурно-историческая конкретизация со-отношения бытия и слова на исходе Нового времени -она может быть оптимально реализована лишь на проблемном фоне именно булгаковской (космологически ориентированной) «Философии имени»
(|объекта нашего исследования), что поднимает значение последней на программно-методологическую высоту (гипотеза диссертационного исследования). Доказательству этого исходного положения посвящен первый структурный раздел нашего труда (первый параграф первой главы) - остальные одиннадцать разделов направлены на активизацию предметного поля.
«Философия имени» отца Сергия Булгакова может быть объективно осмыслена в контексте поэтической метафизики конца Нового времени только через раскрытие самого контекста последней сквозь призму булгаковского имяславия. Получается - известный герменевтический круг, и он реализуется нами как определённый методологический приём. Предлог «в» оказывается тогда не только структурно-синтаксическим элементом названия работы, но и символическим маркёром самого стратегического ресурса.
Теоретико-методологические основания исследования определены характером и особенностями самого объекта. Специфика объекта (в данном случае, как мы уже отметили, это - непосредственно «Философия имени» отца Сергия Булгакова, её концептуально-интенциональный состав) продуцирует вполне определённую методологию, которую можно охарактеризовать как культурологическую герменевтику, это прежде всего - культурфилософские исследования от Дж. Вико до А. Ф. Лосева и В. В. Бибихина, включающие гегелевскую «философию истории» и связанную с ней «историческую поэтику», идущую от А. Н. Веселовского и активно разрабатываемую в XX веке А. В. Михайловым, С. С. Аверинцевым, В. Н. Топоровым и многими другими крупнейшими учёными, труды по символической морфологии дохристианской и собственно христианской культурной истории М. Элиаде и Р. Гвардини, культурно-морфологические разработки О. Шпенглера и К. Ясперса, онтологическая и философская герменевтика М. Хайдеггера и Г,-Г. Гадамера, это и религиозно-философские опыты самого С. Н. Булгакова, а также его своеобразного «предтечи» - А. С. Хомякова, как и развивающего ряд принципиальных идей последнего Н. Я. Данилевского, исследования в области кризисологической герменевтики словесности и культуры В. П. Океанского.
Этот вырастающий из соразмерной булгаковской «Философии имени» научно-теоретической рефлексии методологический ансамбль культурологической герменевтики направлен на вполне определённый культурологически верифицируемый предмет, а именно - со-отношение бытия и слова на исходе Нового времени.
Реализуется своеобразное объективное моделирование применяемой методологии, в хорошо известном смысле преодолевающего
анархию методологического субъективизма и подчинённого следующей модели:
ОБЪЕКТ МЕТОД - ПРЕДМЕТ
Ключевые понятия нашего исследования: «статус языка» (вводимое нами понятие), «поэтическая метафизика» (Дж. Вико), «макроконтексты культуры» (В. Н. Топоров), «большое время» (М. М. Бахтин), «конец Нового времени» (Р. Гвардини), «кризисология» (В. П. Океанский).
Объект лингвокультурологического наследия самого отца Сергия Булгакова можно обозначить следующим образом:
религиозно-мифологический ресурс языка + .
религиозно-мифологические модели как языки культуры с присущими им символическими образами мира
Таким образом, язык в булгаковской «Философии имени» понимается метафилологически и онтологически как своеобразная ословесненная космология. Здесь можно увидеть и весьма парадоксальную тенденцию эпохи, а именно - радикальную реакцию на деструктивный процесс номинализации, поскольку магистральной линией нескольких столетий было именно стремительное понижение космологического статуса языка.
Остаётся ещё вопрос о самом культурно-историческом феномене длящегося «конца Нового времени», первые симптомы которого, связанные с кризисом рационализма, обнаруживаются уже в европейском романтизме. Ведь существуют и довольно резонные соображения о том, что Новое время не прошло, а так называемое Новейшее время и постмодернизм как эпоха «прото-» (М. Эпштейн) имеют самое прямое отношение к стадиальности развёртывания «метафизики Нового времени», к мифологии «мировой ночи», которая «распространяет свой мрак», ибо «свет Божества во всемирной истории погас» (М. Хайдеггер). Эта логика сохраняет свою незыблемость, если мы пока ещё сверяем своё время по европейским часам...
Есть нечто потрясающее в том, что мыслимое нами о вещах имеет действительное отношение к ним самим; не в этом ли - подлинный триумф со-общительности! И ещё более удивительно отнюдь не то, что многое невыразимо словами и вообще сокрыто от нас, но, совсем напротив - то, что космическое многообразие нам открыто и преимущественно через язык. Правда, язык при этом необходимо понимать как нечто заведомо большее,
нежели просто средство межчеловеческого общения - язык приобщает нас к бытию самого мироздания.
Человеческое существование изначально пронизано двумя взаимообусловленными первофеноменами, о которых мы говорим в настоящем труде: это - язык и космос. Изнутри вариантов семиотической конкретизации союза «и» имеются культурно-исторические свидетельства о мире как богозданном творении, либо трагический опыт глухой бездны безликой бытийности, либо же метафизические соображения о призрачности самого присутствия, фантомности мира... Вполне очевидно, что в последних двух возможностях выражается культурно-цивилизационный упадок, онтологическая деградация культурно-исторического организма.
Логоцентричность - ословесненная мыслимость - космоса не только сообщает антропологическое измерение тотальности, но и базируется в исходной космологичности языка. С другой стороны, номиналистическая революция Нового времени, состоящая в катастрофическом усилении позднеархаической тенденции к декосмизации языка, начавшейся ещё в глубинах индоевропейской мифологии, обнаружила свою исчерпанность в XX веке, по-своему прихотливо повернувшемуся к мифореализму, аскетическому и философскому имяславию, поэтике пространства, креативной космологии. Хотя реальными носителями ментального «поворота», своеобразной «культурной революции», как всегда, оказываются креативно мыслящие единицы...
В терниях постмодернистского «нового александризма» человеческая мысль не только послушно движется к резервации в информационной Сети, но и титанически взыскует «первобытной онтологии», незаметно совершая глобальный поворот от тотальной семиотизации существования к тому, что можно было бы назвать наивной первореальностью - прото-культурным внутри культурного опыта, составляющим его сокровенно-интимную и вместе с тем диковинную, экзотическую пра-основу.
Под крюисологией следует понимать всю совокупность проблем, возникающих вокруг культурно-исторической ситуации этого поворота: это - не просто учения о кризисе, но и прежде всего сам кризис, понятый как структура смыслов, перекрывающих бытийность. Характер конъюнкции (связи, выражаемой в союзе «и» или в приставке «со-») языка и космоса -главный кризисологический нерв данного поворота, охарактеризованного М. Хайдеггером как «поворот» от смыслов к Бытию, отнюдь не связанный с непременной потерей бытийных смыслов. Однако его негативное измерение обусловлено тем, что сам Хайдеггер называл «нетостью священных имён» -его аксиологический позитив ознаменован булгаковской «Философией
имени» с её учением об иконичности слова, которое, согласно отцу Сергию, есть «пришлец из другого мира»...
Имяславческая проблематика, по нашему разумению, столь необычна, многозначительна и вместе с тем столь трудноподъёмна для современного научного мышления, что на её целостное высокодифференцированное освоение должен быть воздвигнут архипелаг монографий и диссертаций; поэтому наш труд - на подступах к нему, это -культурологические пролегомены, открывающие, а не закрывающие тематику именной связи мира и языка.
Оценивая возможные перспективы включения проблематики булгаковской лингвокультурологической и метафилологической мысли в сверхактуальное поле научной и культурной макросовременности, мы должны отметить, что перед нами в опыте «Философии имени» отца Сергия Булгакова - безусловно, вполне определённый методологический компендиум, готовый к использованию! Его более широкой практической реализации мешает доминирующий «позитивизм» современного мышления... Нас, однако, интересует оценка дальней перспективы возможных положительных сдвигов в направлении усвоения булгаковской метафилологии.
Сегодня довольно сомнительной представляется сама возможность обращения конструкционно-эпистемологических моделей западной номиналистической цивилизации как к православному духовно-метафизическому миропониманию, так и, тем более, к усвоению архаической неразрывности денотатов и референтов, что является метафизической основой философского имяславия, чётко сформулированному на страницах как булгаковской, так и лосевской «Философий имени». Представляется достаточно иллюзорной и всегда заманчивая для западного мира экзотическая псевдовозможность подпитки умирающей культуры со стороны «восточных традиций» - во всяком случае, по рассматриваемому нами вопросу молчаливому Востоку ответить сегодня практически нечего; скорее всего, в лице туманной «восточной мудрости» мы имеем дело с останками какого-то серьёзнейшего опыта, утраченного в более глубокой и уже практически недоступной нашему пониманию древности. Таким образом, перспективы усвоения и развития метафизики имени связаны только с Россией, с её креативным будущим. Если грядущее тысячелетнее раскрытие «русско-сибирской души», о котором грезил Шпенглер, не будет «бледным наследством» фаустовской цивилизации, если чаемая славянофилами самобытность нашего культурно-цивилизационного фактора сумеет найти своё преобразующее слово в деградирующем мире - тогда эта проблематика, вне всякого сомнения, станет корневой основой будущей российской интеллектуальной культуры. В противном случае она останется ознаменованием жизненных траекторий
Великого Несбывшегося... Нашим поколениям, скорее всего, узнать это будущее - каким сбудется оно - в силу скоротечности земной жизни не будет дано. В этом, однако, имеется как утешение, так и основание к творческой решимости.
Многоплановые и разнокачественные источники, в которых наиболее ярко, а иногда - парадоксально зафиксировано проблемно эксплицированное неприятие процесса номинализации, конвенциализации и декосмизации языка, составили материалы диссертационного труда: среди них - трактаты самого отца Сергия Булгакова «Философия имени» и «Трагедия философии», а также его труды «Об экономическом идеале», «Философия хозяйства», воспоминания «Две встречи», переписка с С. Н. Дурылиным и В. В. Розановым, а также речь «Под знаком Университета»; труды Н. А. Бердяева «Самопознание», «Экзистенциальная диалектика Божественного и Человеческого», «Истина и Откровение»; отца Павла Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма», а также цикл «У водоразделов мысли»; В. С. Соловьёва «Кризис западной философии»;
A. С. Хомякова «О современных явлениях в области философии»; Г.-В. Лейбница «Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии»; элегия В. А. Жуковского «Море»; «семейный» роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина»; эсхатологический поэтический цикл К. Д. Бальмонта; мистериальный роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»; кинофильм А. А. Тарковского «Сталкер»; статья М. Хайдеггера «О Сикстинской Мадонне», а также его знаменитая ректорская речь «Самоутверждение немецкого университета»; труды
B. И. Ленина, в которых нередко упоминается имя С. Н. Булгакова...
Научная новизна исследования определяется тем очевидным фактом, что ничего подобного с опорою на идеи булгаковского имяславия ещё не предпринималось в обширной культурологически ориентированной литературе. Так исторически сложилось, что культуролога охотнее обращаются к западным авторитетам - в диссертации же убедительно показана (на примере, прежде всего, «Философии имени» отца Сергия Булгакова) высокая, и именно - культурологическая, продуктивность рецепции наследия представителей отечественной интеллектуальной культуры. Очевидно, однако, что за этой новизною стоит опыт сложившейся в последние годы научной школы «Герменевтика словесности и культуры», которая в настоящем диссертационном исследовании, по словам её руководителя, «наиболее ярко» позиционирует себя.
Теоретическая значимость исследования заключается в осмыслении проблематики соотношения языка и космоса, при котором не человеческий субъект, а сам космос, мир, является объективной основой языка (лейтмотив булгаковской «Философии имени», на базе которого формулируется центральный тезис автора диссертации о космологическом
статусе языка). Метафилологический подход к языку, реализованный в булгаковской «Философии имени», где прямо утверждается, что филология не справляется с языком, выводит исследовательскую мысль на уровень поисков культурологического изоморфизма мира и языка. В работе продемонстрирована герменевтическая реконструкция единого метафизического импульса, которым охвачены разнообразные явления культуры конца Нового времени.
Практическая значимость диссертационного труда состоит в том, что в нём с опорою на конкретный и сравнительно небольшой по объёму текст «Философии имени» отца Сергия Булгакова проведена аналитика фундаментальной общечеловеческой проблемы со-отношения слова и бытия, дана кризисологическая диагностика культурно-исторической современности последних двух столетий, предложено осмысление путей преодоления антропологической катастрофы с опорою на антикризисный потенциал булгаковских идей.
Личный вклад диссертанта заключается в том, что благодаря его докторскому исследованию собственно булгаковский вариант философского имяславия вводится в современный научный культурологический оборот и поднимается на методологическую высоту, при этом демонстрируется реальная продуктивность использования такого подхода к феноменам культуры. Можно сказать и так, что этот авторский путь культурологически обогащает традиционно сложившуюся герменевтику с её замкнутым кругом известных имён и стратегий.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Философия имени или философское имяславие - этот русский извод философии языка - есть особое направление, в котором впервые отечественная интеллектуальная культура говорит совершенно уникальное, по крайней мере - в масштабах Нового времени - слово об энергийной связи имён и сущностей.
2. Проблема статуса языка - одна из центральных проблем традиционной и современной интеллектуальной культуры, и в силу этого её изучение является приоритетной областью культурологии как науки.
3. Культурно-историческая конкретизация соотношения бытия и слова на исходе Нового времени может быть оптимально реализована на проблемном фоне именно булгаковской «Философии имени».
4. Теоретические положения «Философии имени» отца Сергия Булгакова являются готовым методологическим ресурсом для культурологии как новой интегративной области знания, имеющей
универсальное значение в системе современного российского высшего профессионального образования.
5. Философия имени как феномен отечественной интеллектуальной культуры и, прежде всего, «Философия имени» отца Сергия Булгакова есть русский - культурологический - вариант герменевтики, причём, более полноценный, чем её западные направления, поскольку с опорой на метафизическую энергетику слова здесь осуществляется софиологический синтез сакрально-религиозного и философско-онтологического аспектов культурной реальности.
6. Русская интеллектуальная культура конца Нового времени и, в частности, булгаковская «Философия имени» есть весомый антикризисный потенциал, противостоящий номиналистическим и конвенциалистским тенденциям западной мысли, анархизму и деструктивности мышления, нарастающих в ходе истории XX столетия, равно как и позитивистскому уплощению самой эпистемы (аксиоматики) научного знания и его верификации.
Апробация результатов исследования
Основные положения диссертационного исследования были представлены на научных конференциях и форумах: «Роман Достоевского "Идиот" и мировая культура» (Иваново, 1999); «Молодая наука - 2000» (Иваново, 2000); «Информационная среда вуза» (Иваново, 2003, 2005); «Дети и сказка в культуре, литературе, кинематографии и педагогике» (Иваново, 2003, 2004); «А. С. Хомяков -мыслитель, поэт, публицист» (Москва, 2004); «Провиденциальное жизнетворчество А. С. Хомякова» (Москва, 2004); «Наука в классическом университете» (Иваново, 2004); «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» памяти Андрея Тарковского (Шуя, 2006); «Гуманитарные аспекты профессионального образования: проблемы и перспективы» (Иваново, 2006, 2007); «Шуйская земля: традиции и туризм» (Шуя, 2006); «Истина и пути её постижения» (Иваново, 2006); «Международный Соловьёвский семинар» (Иваново, 2006, 2007); «Н. А. Бердяев и единство европейского духа» (Москва, 2006); «Этнокультурная ситуация в Ивановском регионе» (Иваново, 2006); «Глобализация и инновации в системе образования» (Шуя, 2006); «Художественное слово в пространстве культуры» (Иваново, 2006); «Анахарсис: Международные Таврические чтения» (Симферополь, 2006); «Принцип визуализации в истории культуры» к 75-летию со дня рождения Андрея Тарковского (Шуя, 2007); «Есть ли почва для исторического оптимизма в России?» (Иваново - Москва, 2007); «Проблемы литературного образования: школа - вуз» (Шуя, 2007); «Феномен Андрея Тарковского в
интеллектуальной и художественной культуре» (Иваново, 2007); «Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова» (Москва - Шуя, 2007); «Малые жанры: теория и история» (Иваново, 2007); «Наследие отца Павла Флоренского и музейное дело» (Кострома, 2007); «Юбилейная конференция Шуйского государственного педагогического университета» (Шуя, 2007); «Современная Россия в поисках социального оптимизма» (Иваново, 2007); «Русский язык в центральном регионе России: состояние, функционирование и перспективы развития» (Иваново, 2007); «Актуальные проблемы высшего педагогического образования» (Шуя, 2007); «Литература и личность: методический и литературоведческий аспекты» памяти В. П. Медведева (Иваново, 2008); «Третий съезд краеведов Ивановской области» (Шуя, 2008); «Проблемы формирования общероссийской идентичности: русскость и российскость» (Иваново, 2008); «Шуйская сессия студентов, аспирантов, молодых учёных» (Шуя, 2008); «Русская софиология в европейской культуре» (Москва, 2008); «Соборность: от Хомякова - до Зизиуласа» (Италия, Бозе, 2008); «Богословские перспективы современной культуры» (Москва, 2008); «Национальная элита - судьба России» (Москва, 2008); «Антикризисный потенциал Традиции» (Щелыково, 2009); «Оправдание культуры в творчестве В. С. Соловьёва и в русской философской мысли» (Иваново, 2009); «Проблематика имяславия в контекстах древних и новых» (Иваново, 2009); «Лингвокультурология священника Павла Флоренского» (Кострома, 2009); «Актуальные вопросы экзистенциальной психологии» (Шуя, 2009); «Рождение культурологии в России» (Иваново, 2010); «Пропилеи на Волге: Костромская земля в отечественной культуре» (Кострома, 2010); «III Шуйская сессия студентов, аспирантов, молодых учёных» (Шуя, 2010); «Психология кризисной личности» (Шуя, 2010); «XXII Бальмонтовские чтения» (Шуя, 2010).
Результаты работы обсуждались на заседаниях кафедры культурологии и литературы ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет» и кафедры гуманитарных дисциплин Ивановского института ГПС МЧС России, а также в Академии философии хозяйства при Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова и Российском Центре социальных исследований и просвещения имени С. Н. Булгакова.
Работа поддержана и выполнена в рамках двух государственных заказов под рубрикой «фундаментальные исследования»: на уровнях ведомственной и федеральной целевых программ. Научно-исследовательский проект «Антикризисный потенциал русской интеллектуальной культуры конца Нового времени» поддержан Советом ведомственной целевой программы «Развитие научного потенциала высшей
школы (2009 - 2010 годы)». Научно-исследовательская работа «Герменевтические исследования макрокультурного кризиса и антикризисного потенциала русской словесной культуры» поддержана в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (2009-2013 годы).
Содержание диссертации представлялось научной общественности в двух монографиях «Язык и космос» (М.; Шуя, 2008) и «Ословесненный космос отца Сергия Булгакова» (Иваново; Шуя, 2009), в двух научных культурологических сборниках: «Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова» (Шуя, 2008) и «Ословесненный космос» (Иваново; Шуя, 2010), во множестве других научных материалов, означенных в заключительной части реферата.
Структура диссертационного исследования связана с решением поставленных задач: работа состоит из Введения, где проясняются исходные принципы всего замысла; четырёх глав, каждая из которых состоит из трёх параграфов (в общей сложности - двенадцати разделов); заключения, где оцениваются рецептивные перспективы булгаковской «Философии имени», а также делаются выводы, соответствующие каждому из двенадцати разделов; примечаний к каждому из разделов, библиографического списка.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во Введении проясняются исходные принципы диссертационного труда, обосновывается актуальность темы, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, описывается степень исторической разработанности исследуемой проблематики, формулируются положения, выносимые на защиту, а также фиксируется новизна, теоретическая и практическая значимость предлагаемой к защите диссертации.
Глава первая «Бытие и эго» направлена на изучение драматического сопряжения фундаментального космизирующего импульса булгаковской «Философии имени» с эгологическими тенденциями эпохи конца Нового времени.
Первый параграф первой главы «Космологический статус языка в «Философии имени» отца Сергия Булгакова» всецело направлен на реконструкцию основных идей булгаковского имяславия как в концептуальной соотнесённости с другими крупнейшими представителями философского имяславия (отец Павел Флоренский, А. Ф. Лосев), где собственно булгаковская модель занимает гармонизирующее место на предмет понимания статуса имени (космос оказывается местом ословесненной встречи сокровенных глубин творения и неприступных вершин божественного миротворчества), так и в более широком спектре
онтологически ориентированной философии языка Нового времени: от Г. Лейбница и В. Гумбольдта - до К. С. Аксакова и М. Хайдеггера. При этом особо подчёркивается зияющее различие «философии грамматики» Булгакова и антифилософской «грамматологии» Ж. Деррида: с одной стороны, человек выступает как гомологон вселенной, с другой же - как «грамматический предрассудок». «Антропокосмическая природа слова делает его символом», - подчёркивает Булгаков, для которого язык есть «арена самоидеации вселенной»; а потому, согласно такой логике, «не мы говорим слова», «в нас говорит мир, вся вселенная, а не мы, звучит её голос».
Второй параграф первой главы «Океанический Логос как Интеллигенция Бездонности: софийный маринизм В. А. Жуковского и софиология водного мира отца Сергия Булгакова (к метафизике имени в поэтическом космосе элегии «Море»)» показывает, как «софиология океана» из «Автобиографических записок» Булгакова, явленная автору как некое космическое откровение во время пересечения Атлантики на пароходе «Европа», обнаруживает замечательный аналог в элегической поэзии В. А. Жуковского. Стихотворение «Море» раскрывает специфическое самомышление тотальности, явленное через особое мистическое вчувствование автора, исполненное метафизических дум. Мы говорим тут исходно о некоей онтологически обусловленной архетипической двуплановости мира, где небесное и земное фундаментальные начала поставлены в асимметрическое соответствие. Земное развёртывается здесь не как надёжная и очевидная для многих опора, а, скорее, как чудесное стояние над бездной, переходящее в парение и трепет. Земля, бездна и вода поставлены в метафизическое соответствие: герой (поэт, религиозный философ), стоя над бездной, всматривается в тайну мироздания, прислушивается к душе мира. При этом небо (Бог) не отступается окончательно от мира (моря), равно как и мир (море) не может найти себя в отчуждении от неба (Бога). Гармоническое со-устройство небесного и земного, со-зеркалье горнего и дольнего желаемо, но неустойчиво, недостижимо в полной мере, а потому призрачно, в лучшем случае - скоротечно во времени. Но часть своих качеств ураническое начало сообщает долу, оставляя открытой идеальную перспективу полного феозиса - «онтологического коммунизма бытия» (по Булгакову), что обращает само мировое время в сквозную эсхатологию. Как пишет об этих вещах современный американский православный богослов Д. Харт в книге с характерным названием «Красота бесконечного»: «В каком-то смысле эсхатологическое избавляет время от бремени истории, придаёт времени чисто эстетический характер, необязательную, свободную, риторическую благо датность...»
Третий параграф первой главы «Отец Сергий Булгаков и трагедия эгологической философии: А. С. Хомяков и В. С. Соловьёв как булгаковские «предтечи» о трагедии эгологической философии; философия трагедии Н. А. Бердяева в контексте булгаковской "Трагедии философии"» ориентирован на концептуально (и даже хронологически: поскольку это -совсем непродолжительный мучительный Крымский период послереволюционной творческой жизни Булгакова, непосредственно предшествующий эмиграции в Константинополь на пароходе «Жанна» с последующим отъездом в Европу, где размышления над проблематикой соотношения Слова и Бытия были продолжены, о чём свидетельствуют обширные приложения с выписками из Библии, Платона, Гумбольдта к основному интересующему нас в диссертации тексту) сопряжённую с «Философией имени» работу Булгакова «Трагедия философии». Здесь показана прежде всего предвосхищенность булгаковской соборной антиэгологической аргументации в наследии А. С. Хомякова и В. С. Соловьёва, которые подробно репрезентируются на этот предмет. После чего осуществляется герменевтическая проекция проблематики булгаковских трудов «Философия имени» и «Трагедия философии» на развитую эгологию, непосредственно явленную в русской мысли у Н. А. Бердяева. Если выделить ключевые метафизические понятия условного булгаковско-бердяевского диалога, то, очевидно, для Булгакова это будет -София, а для Бердяева - иг^гипё. София и игщгипс1 уже на уровне топологического символизма противонаправлены: София представляет собою божественную сферу, верховный покров, премудрое устроение свыше - тогда как 1^гипс1 есть по определению бездонность, движение вниз, падение, провал... В 11п|*гшк1 отсутствует высшее упование на премудрое Творчее попечение о Бытии - только полагание на свои силы и гибельная героика. Здесь, разумеется, раскрывается глубокая экзистенциология отчаяния, о котором проникновенно писал ещё преп. Исаак Сирин: «Ничто так не сильно, как отчаяние. Оно не знает, чтобы кто победил его десными ли-то, или шуими. Когда человек в мысли своей лишит жизнь свою надежды, тогда нет ничего дерзостнее его. Никто из врагов не может противостать ему, и нет скорби, слух о которой привёл бы в изнеможение мудрование его; потому что всякая приключающаяся скорбь легче смерти, а он подклонил главу, чтоб принять на себя смерть».
Глава вторая «Дом и его крушение» направлена на изучение эсхатологического плана эпохи конца Нового времени.
Первый параграф второй главы «К проблематике 'Отец Сергий Булгаков и Лев Толстой': идиллия и эсхатология в романе "Анна Каренина"» посвящён рассмотрению знаменитого «семейного» романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина», где просматриваются (предвосхищаются) три устойчивые булгаковские темы: изображение Божества в искусстве,
тема хозяйства, тема Софии-истины, которая дана только собранию верующих. Сама булгаковская софиология имеет идиллический и эсхатологический аспекты, самым принципиальным образом сопряженные в толстовском романе: идиллия связана с «Философией хозяйства», а эсхатология - с предельным развитием софиологии как «богословия кризиса», вплоть до последней работы отца Сергия «Апокалипсис Иоанна». Для Л. Н. Толстого всегда была наисущественной основная проблема человеческого существования - неизбывное присутствие смерти. Жизнь под угрозой неизбежной смерти и смерть как мера жизни - вот постоянный предмет художественной рефлексии писателя. Но речь может идти не только об индивидуальной смерти, но и о самой смертоносности как таинственном первофеномене, коим существенно затронута человеческая культура. У Толстого, по его собственным словам, «своды» романа сведены так, что не видно, где «замок» - на наш взгляд, этот таинственный «замок» замыкает идиллический (связанный с образом и сюжетной линией Константина Дмитриевича Левина) и эсхатологический (связанный с образом и сюжетной линией Анны Аркадьевны Карениной) планы произведения в их сложнейшем взаимоотталкивании и взаимопритяжении; в точке их соприкосновения начинает резонировать вечная толстовская тема - жизни и смерти, их премудрого (софийного) сопряжения. Интересно, что уже ранний С. Н. Булгаков (стоит указать здесь на общение молодого Булгакова и позднего Толстого, которому отец Сергий придавал определённое значение), как и Л. Н. Толстой со своим программным героем (К. Левиным, штудирующим богословие А. С. Хомякова), в качестве выхода из, казалось бы, герметичного круга эсхатологической необходимости обращается к тематике хозяйства, возделывания земли. Но уже в первых главах романа начинает звучать тема конца, исхода. В «Анне Карениной» тема добровольного ухода из жизни предстаёт как примета времени, с первых страниц романа и до конца. Танатологические образы удивительно тонко и ассоциативно воплощены в толстовском романе: кажется, что весь многовековой опыт человечества, взыскующего ответы на вопросы, поставленные смертью, отразился в этом произведении. Здесь -его универсальность, оправдывающая само сближение с булгаковской проблематикой.
Второй параграф второй главы «Софийный Домострой С. Н. Булгакова: переписка с С. Н. Дурылиным и В. В. Розановым», учитывая отмеченную исследователями «непосредственную связанность» софиологии с имяславческой проблематикой, раскрывает, каким образом имеющие давнюю европейскую предысторию софиологические идеи в булгаковском исполнении отражают православную интенциональность, преломлённую, однако, в ментальной специфике «русско-сибирского» мира (в чём удостоверяют нас уникальные материалы указанной переписки).
Булгаков, например, пишет: «...я всё больше ценю в русском православии, как и во всём христианстве церковном (от чего очищают его так усердно «первохристианствующие» штундисты учёного и неучёного образца), именно эту добрую примесь доброго язычества, которое ведь правильно ощущало душу земли и моря и славу Божию, поведанную небесами». В его других мыслях из писем С. Н. Дурылину особо значимыми представляются следующие темы: св. София как «самый нужный и важный вопрос богомыслия»; благодатное присутствие святости, «если и пусто будет на земле»; «примат мифа» и «мифотворчество» как «ступень к теургии»; идея «благодатной земли», которую «без всякой теософии следует признать»; пожар в раке преп. Сергия Радонежского как предвестие будущих испытаний и катастроф, ожидающих Россию и человечество. Письма Булгакова к Розанову ещё более рельефно показывают дистанцирование будущего отца Сергия (которому была чужда духовно-непросветлённая розановская ветхозаветно-языческая «идиллия» без Христа) от ложной метафизики женственности, от всякого натуралистического вагинализма, к которому, однако, устойчиво тяготел сам его адресат: «...религия Ваша - не моя религия». Между тем, конечно, можно говорить и о том, что сама проблематика розановского пансексуализма до некоторой степени всё-таки увлекала Булгакова, о чём свидетельствуют следующие его материалы «Пол в человеке: (Фрагмент из антропологии)» и сомнительные в православном отношении гендерно-теологические рукописи 1921 года. Однако, развёртывая полемику с розановской метафизикой, Булгаков однозначно подчёркивает, что «приравнивание пола сексуальности совершенно ложно». Здесь же звучит булгаковская мысль об отце Павле Флоренском (которому через несколько лет предстояло принять последнюю исповедь Розанова) как «совершенно единственном в своём роде человеке», «о ком история будет писать "жизнеописание", если не "житие"». Булгакову также принадлежит здесь трезвая православная оценка войны как трансцендентного человеческой истории феномена, в раскрытии которого человек не может не участвовать. В целом же, церковно понимаемое домостроительство было главной креативной целью булгаковской мысли.
Третий параграф второй главы «Ленинский образ Булгакова: о причинах редукции Кирилло-Мефодиевской традиции в России» репрезентирует повышенное внимание вождя мирового пролетариата к личности и наследию С. Н. Булгакова, осмысляется его эмоциональная инволюция (от тезисов: «Булгаков совершенно справедливо говорит...», «Булгаков совершенно справедливо указывает...», «Булгаков очень верно замечает...» - к лозунгу: «Мы должны отгородить себя от всей этой швали...», включающей образ «елейно-мистического Булгакова»), связанная с тем, что можно обозначить в качестве эскалации фрагментарной агрессии, направленно реализуемой как риторико-дидактическая стратегия,
а проще говоря - террористическая риторика. Любое созидательное движение мысли в жерновах этой запускаемой кровавой стратегии отвержения старого мира должно испустить дух... «Ленинский образ» Булгакова - это, несомненно, выходящий за пределы чисто ленинской фразы суггестивно-риторический стиль, колоритная эстетика фрагментарной агрессии, связанной с весьма определённой рецепцией непостижимого и недоступного, направленной на его полное и окончательное искоренение. В данном конкретном случае - моделируемое как некое «единственно правильное» отношение ко всей хомяковско-булгаковской, религиозно-философской, софийно-метафизической - в истоках своих: Кирилло-Мефодиевской! - интеллектуальной традиции в России. Богоборчество всегда связано с феноменом хамства: последнее, связанное с первообразом высмеивания отеческого начала и возведённое в стратегический матриархальный первопринцип культурного опыта, было распространено уже с достаточно древних времён и отмечено особой символической печатью, как мы знаем из Библии. Так, имеющий «шесть колен левитской крови» Булгаков обвиняется (вослед Ленину и сегодня) в приверженности дремучей архаике, некоему метафизическому крестьянству, патологическому безволию и т. п. «фемининных» качествах, оцениваясь в качестве негодного (непригодного для дела!) оседлого архаиста-аграрника, неисправимо сельского жителя. Подобные риторические стереотипы, направленные на заглушение всякого творческого проявления, привели к деформации интеллектуально подвижной византийской традиции на русской почве, к её окостенению и манипулятивизации. Именно это веками сформировавшееся моделирование заглушило культурно-историческую и цивилизационную возможность подлинного развития Кирилло-Мефодиевской традиции в русском мире, о теологических «беспутьях» которого столь ярко писали отец Георгий Флоровский и Н. А. Бердяев.
Глава третья «Ностальгия и собирание камней» направлена на изучение как булгаковской, так и эпохальной (!) тоски по метафизической реконструкции разрушенного мироздания, по воплощённому в культурно-историческом бытии образу космической цельности.
Первый параграф третьей главы «Образ последнего российского императора в автобиографическом наследии отца Сергия Булгакова» посвящен рассмотрению булгаковского восприятия «агонии» русского царства, в центре которого оставался безукоризненный образ богоизбранного «Белого Царя», у которого не было «ни единого неверного, неблагородного, нецарственного жеста, такое достоинство, такая покорность и смирение». Живой образ императора, увиденный Булгаковым ещё в юности, положил конец его раннему нигилизму, что в конечном итоге оказалось принципиальным и оформляющим началом на протяжении всей
его творческой биографии. Однако трагизм булгаковской любви к царю состоял в том, что «белый царь был в самом чёрном окружении, чрез которое он так и не мог прорваться до самого конца своего царствования». Булгаков называет эту совокупность обстоятельств своим «личным апокалипсисом», который «был и есть». Учитывая центральную мысль «Апокалипсиса Иоанна», интерпретированную Булгаковым в его последней одноимённой книге как «воцарение Бога в мире», становится понятным мистический смысл булгаковского «царизма». Агония и самоубийство российского самодержавия, которая продолжалась всё царствование Николая II, согласно булгаковскому пониманию, не имела виновника в самом царе: «Это самоубийство было предопределено до его рождения и вступления на престол, - здесь античная трагедия без личной вины, но с трагической судьбой...» Совершенно справедливо Булгаков указывает на необратимо-болезненное состояние сочетавшегося с дьяволом русского общества и полную беспомощность самых лучших его священнодействующих докторов - согласно отцу Сергию, «этого не понимали легкомысленные попы». Византийская «государственная вселенская идея» была пронизана у Булгакова «глубоким мистическим чувством», а потому для него становилось очевидно, что «неудача самодержавия есть неудача России, и гибель царства есть гибель и России...» «Мертвящая сущность революции» постигается Булгаковым как «воинствующее безбожие и нигилизм», «бытие красной сотни», а потому для него очевидно, что «революция губит и погубит Россию». Тем не менее, отец Сергий указывает и на своё глубинное «апокалиптическое мироощущение», которое его «роднит с революцией» - первохристианское «ожидание скорого мирового пожара» усиливает булгаковское восприятие неотвратимости катастрофических перемен.
Второй параграф третьей главы «Мир как энциклопедия? (от Лейбница - к Булгакову и Флоренскому)» обращен к осмыслению поисков позитивного противовеса нарастающему в ходе истории катастрофизму. Идея мира как соборной детализации и универсальной энциклопедии принадлежит эстетике барокко. А. В. Михайлов отмечал в этой связи, что «в эпоху барокко мир... уподобляется книге», тяготеющей «к энциклопедической обширности», при этом «бытийная связь с именем не разорвана» и «огромная энциклопедия есть не просто текст, но текст как имя». Этот комплекс идей было бы опрометчиво соотносить исключительно с узко понятым историческим временем европейского барокко XVII века -можно сказать и так, что тогда в самой толще обнаруживаются первые симптомы восходящего конца всего времени, называемого в истории культуры Новым, а потому к началу XX века вся эта проблемная ситуация воскресает и переживается в России с новой силой и драматическим размахом. Мы убеждены, что лингвофилософские доктрины Булгакова и
Лейбница неотделимы от их центральных гносеологических интуиции и даже определяются ими. Это - и световой символизм языка: «слова как идеи суть лучи умного мира» (по сути своей общая для них платоническая мысль). Существуют определённые связи между Лейбницевой системой предустановленной гармонии и булгаковской софиологией. Сближения возможны также и на ином уровне, а именно - основных феноменов их учений: имени и монады. Развивая это сближение с Лейбницем, мы обращаемся и к наследию отца Павла Флоренского, к сопоставительной проблематике статуса языка в философии имени Булгакова и Флоренского. Однако, рассматриваемая здесь сопоставительная проблема органична не просто для определённой стадии развития философии языка в России, но обладает ключевым эпистемологическим характером в культурной антропологии конца Нового времени, а также имеет глубинное педагогическое измерение, ибо статус языка в понимании двух первых представителей русского философского имяславия есть в конечном итоге онтологический статус самого человека - человеческого присутствия в мире, которое оказалось в эту эпоху под вопросом. Булгаков и Флоренский сходятся в понимании самой сущности слова как смысловой энергии именуемого денотата. Но Флоренский движется по пути утяжеления языка «именными» субстанциальными силами, прибегая к метафорике вещественности, замкнутости, тектурности - Булгаков же, напротив, идёт к пониманию языка как «проглаголания», просветляющей миротворческой процессуальности. В символике соотношения имени и глагола ещё А. С. Хомяков находил интенции культурообразующих принципов «кушитства» и «иранства», а соответственно - «вещественности корней языка» и «беспрепятственности мыслительного полёта»: внутри историософского поворота от первого ко второму совершается и более глубокий экзистенциальный исход от вавилонско-египетского рабства - к индоевропейской свободе, от иероглифической немоты - к власти голоса. Человек, становясь голосом, возвращается из отчуждения к самому себе. В уразумении этих вещей роль Булгакова трудно переоценить. И, тем не менее, значение наследия Флоренского для нас - неоспоримо и огромно, о чём свидетельствует своеобразный опыт «академии» отца Павла, позволяющий противопоставлять «общечеловеческие корни идеализма», о которых говорит этот мыслитель в одноимённой работе, и античеловеческий смысл глобализации, с которой мы имеем дело сегодня, и связанной с общечеловеческим кризисом древнего универсализма.
Третий параграф третьей главы «С. Н. Булгаков и М. Хайдеггер: о Сикстинской Мадонне и кризисе Университета» посвящен углублённому рассмотрению вышеуказанной проблемы. Рецепция метафизических оснований искусства и науки у двух наиболее ярких и нетривиальных представителей неокатолического и неоправославного культурного
сознания XX века - в центре нашего внимания. Проанализировав иконологическое восприятие Рафаэлевой Мадонны М. Хайдеггером, мы характеризуем специфику онтологического восприятия явлений искусства и культуры вообще. Далее мы рассматриваем ценностную эволюцию, проделанную отцом Сергием Булгаковым в осмыслении онтологического статуса рафаэлевского произведения (от иконографического восприятия - к живописному шедевру) и обращаем внимание не только на различи в итоговых позициях, но и на близкую культурно-историческую диагностику эпохи Нового времени, осуществляемому в работах Булгакова и Хайдеггера, ставим проблему перспектив современной теологии культуры с учётом факторов как сакрализирующих мифооснов культурного бытия, так и процесса тотальной десакрализации культурного опыта в Новое время, оборачивающейся нарастающей инфернализацией и деструктивностью современной жизни. Это возвращает нас к поднятой в конце предыдущего параграфа тематике кризиса универсализма, и мы осуществляем новое сопоставление и сближение булгаковской и хайдеггеровской позиций на предмет статуса и кризиса университета, в самом имени которого заложена высокая исходная универсализирующая сверхидея. Их общий призыв к сохранению и руководству последней, однако, не закрывает глаза на тот глубочайший факт, что кризис университета - не просто кризис определённой системы образования, но кризис универсалий, кризис холистического миропонимания, проходя который мысль обращается к чаемой спасительности локального, часто мнимой и, тем не менее, не отпускающей людей практически никогда. С этим поворотом мышления связана своеобразная ностальгического метафизика краеведения, которая в равной мере предельной значимости и близкой стилистике медитативной тематизации малой родины просматривается в наследии как Булгакова, так и Хайдеггера.
Глава четвёртая «Муки рождения нового» направлена на осмысление онтологических оснований нарождающейся на самом излёте Нового времени новой культурно-исторической реальности (которую Хайдеггер охарактеризовал через «нетость святых имён») и специфики её человеческого освоения.
Первый параграф третьей главы «Антисофийный сюжет Мастера и Маргариты в контексте Премудрости Соломоновой и опыт православной софиологии имени в мире Сталкера» демонстрирует появление нового культурного героя - человека потерянного - этой новейшей эпохи, который обречён не дойти до цели и не найти истину. В качестве наиболее ярких персонажей, иллюстрирующих эту новую истину, выступают Мастер из «культового» романа М. А. Булгакова (по имеющимся данным, дальнего родственника отца Сергия...) и Сталкер из одноимённого фильма А. А. Тарковского (согласно устному замечанию его сестры М. А.
Тарковской, последняя книга, которую читал умирающий Тарковский, принадлежит перу отца Сергия...). В обоих случаях речь идёт об утрате некоего идиллического топоса главным героем, однако различную функцию выполняет женское начало: если в случае романа искажение писателем евангельской истории и появление ведьмы Маргариты провоцирует антисофийный сюжет погружения героя в бездну безумия и демонический мир, описанный (имеющий духовно-поучительный аналог!) в библейской книге «Притчи Соломоновы» (глава 7, стихи 6 - 27) - то в кинофильме именно женское начало (страдающая жена и больная дочь) выступает небесно хранящим и сотериологическим верховным покровом для героя, утратившего бытийную ориентацию и антропологическую цельность. На первый взгляд, вполне очевидно, что в «Сталкере» имена отсутствуют - их место занимают прозвища, клички, псевдонимы, начиная с самого образа главного героя. Но важнейшим герменевтическим моментом для понимания этого произведения является тот факт, что в мире самого Сталкера - есть имена, причём, как раз там, где на первый взгляд их в кинофильме нет. Сталкер, подобно Адаму, нарекает эти имена и их необычность для эмпирически-ориентированного сознания состоит в том, что они направлены на фиксацию архетипических софийных смыслов. Имена оказываются «энергемами» этих смыслов, их «образами» и «иероглифами», совершенно в духе софиологических традиций отцов Павла Флоренского и Сергия Булгакова, а также А. Ф. Лосева, иными словами - русского философского имяславия, уходящего своими софийно-метафизическими корнями к активно реконструируемому в то время (получившее название Серебряного века) дофилософскому мифо-символическому и магико-мистическому миропониманию, носителем которого в период его заката, хотя бы до некоторой степени, оказывается и главный герой фильма.
Второй параграф третьей главы «Софиология пустыни» принципиально обращен к таким, казалось бы, различным в качественном отношении реальностям, как антропологическая катастрофа в поэтическом мире К. Д. Бальмонта, прихотливо застраиваемый новыми людьми городской пустырь, а также массовый туризм как рекреационная индустрия современной человеческой жизни. Все эти характерологические феномены, прогенерированные в качестве продуктов десакрализированного бытия, сближает прежде всего фундаментальная неукоренённость в традиционном культурно-историческом опыте, обрекающая вид нового человека на скольжение, лишённое глубинной метафизической сути. Логика антропологической катастрофы, ярко развёрнутая в бальмонтовском художественном мире, исходно обусловлена ложной направленностью человеческой воли к сугубой рациональности - эта позиция подлежит у автора суду и своеобразному творческому проклятию, но вместе с бичуемым рационализмом подписывается приговор и самой софийной
обустроенности Бытия (тяготение к космологическому демонизму и проклятие царствующему на земле помазаннику Божьему), что заканчивается для Бальмонта реальным сумасшествием. Пустырь (с зарытыми на нём вредоносными отходами), оставшийся в центре областного города от советской цивилизации, осваивается на новый лад - с воздвижением православных храмов и мусульманской мечети, что на уровне символических знаков уводит далеко за пределы современного мира, подготовленного ходом истории последних веков - в другие, более благородные в духовном отношении миры и эпохи, смысл и значение которых для нынешних людей в историософском отношении прочитывается уже не слишком внятно, превращаясь в экзотику. В значительной мере дальнейшему развёртыванию десакрализации мира способствует и современная индустрия туризма, «великие зимние и летние миграции туристических стад» (О. Клеман). Сама туристическая психология построена на базисном принципе «везде проездом», а потому туризм, окончательно лишая человеческую жизнь былого культурного укоренения, снимает само телеологическое напряжение любого путешествия, обесценивает саму метафизику путешествия, играя ценами на рынке бизнес-туров. Этот факт давным-давно бросает тень некоего романтического подозрения на всякую оправданность путешествия: в этом пункте сходятся Лао-цзы и Кант, Новалис и Эмерсон, Хайдеггер и Андрей Тарковский - что в свою очередь открывает аксиологическую перспективу для обоснования антисофийного метафизического провинциализма и домоседства, весьма сомнительных с учётом чудовищных прогнозов о комфортабельном возрождении крепостничества и рабовладения в грядущей истории человечества.
Третий параграф третьей главы «На подступах к мироязыку: экономический идеализм С. Н. Булгакова» обращен к анализу ранней булгаковской работы «Об экономическом идеале», где, на наш взгляд, содержатся ключи к пониманию всей современной реальности. Булгаков одним из первых начал осмыслять феномен техники, задолго до О. Шпенглера, М. Хайдеггера, А. Швейцера, К. Ясперса, Л. Мамфорда, Ж. Эллюля: для него техника имеет не только машинную природу (последняя -вторична), сколько сущностно связана с политической экономией, понятой в качестве этики экономической жизни. Ещё до X. Ортеги-и-Гассета Булгаков, осмысляя идеи Мальтуса и Зомбарта о благотворности роскоши, набрасывает портрет самодовольного филистера с идеалами модной барыни, в котором явно просматриваются черты современного массового человека. Никто, кроме Булгакова, так ярко не писал (включая позднее обращавшихся по-своему к этой теме Бердяева, Шпенглера и Хайдеггера) о спиритуализации материи в результате успехов в технике и промышленности, кроме того, осталась не услышанной булгаковская идея
об их эстетическом характере. Здесь подспудно ставится проблема «истинной цивилизации», вопрос о её принципиальной возможности, а также поднимается вопрос о цивилизационных шансах отечественной культуры, русского ренессанса, основанного на новом понимании мирового хозяйства и техники. Булгаков настоятельно прокладывает пути для экономического идеализма, при котором «Маркс переводится на язык Платона». Очень важно иметь в виду, что не только «проблема мира как хозяйства» до Булгакова ещё не ставилась во всю свою ширь», будет востребована она или останется реликтом истории мысли - покажет время, но, что важнее, в этом раннем булгаковском опыте уже реконструируется язык символической метафизики: перед нами - именно язык, понятый онтологически, а именно, как миро-язык, кроме того, предлагаемый автором, между прочим, как «решающее слово в методологическом кризисе, который переживают теперь социальные науки». И предвосхищая уже свои будущие идеи, начиная с «Философии имени», Булгаков здесь пишет: «Всякая принципиальная проблема есть окно, через которое мы смотрим на мир... в конце концов... спрашивая об одном - о смысле жизни...»
В Заключении оценены реальные перспективы включения проблематики булгаковской «Философии имени» в сверхактуальное поле научной и культурной макросовременности, постигаемой не ситуативно, но эпохально: эти перспективы связываются только с Россией и возможностями её исторического будущего; в итоге сделаны выводы, последовательно соответствующие двенадцати структурным разделам (параграфам четырех глав) нашей диссертации:
1. Космологический статус языка, означенный в булгаковской метафилологии, его вдумчивое осмысление - являются креативными основаниями для продуктивного обращения научной мысли к архаическому опыту восприятия слова.
2. Поэтическая экзистенция новоевропейского романтического сознания самым существенным образом воспроизводит древнейшую онтологию, связанную с номинативно маркированной репрезентацией двуплановости Бытия по смысловой линии 'земное — небесное'.
3. Эгологически ориентированная новоевропейская интеллектуальная культура приходит к необратимому кризисологическому надрыву и самоисчерпанию, при этом высветляя сотериологический ресурс самой языковой мифоосновы культурного опыта.
4. Акцентированные в булгаковском наследии архаические смыслоформы 'идиллии' и 'эсхатологии' воспроизводятся в литературной классике Нового времени, воплощаясь в поэтологической структуре толстовского «семейного» романа, но сохраняя при этом нерушимость самой софийной обустроенности Бытия.
5. Само софиологическое мировосприятие Булгакова было отнюдь не новомодной вариацией философской реабилитации матриархата, но -совсем напротив! - носило характер русского православного домостроительства, было интенциональным продолжением мыслей церковной и семейной, а также героической думы о трагических судьбах родины, о будущем родной земли.
6. Уже с рубежа XIX - XX веков моделируется со стороны вождя побеждающей русской революции исходно подрывной и явно негативистский фон антисофийного отношения к булгаковскому наследию, за которым стоит и более мрачная агрессия в направлении Кирилло-Мефодиевского просвещения славянских народов.
7. Уничтожение православного царя, его семьи и самого российского царства, вызвавшее колоссальное духовно-нравственное потрясение у Булгакова, близкое к полному экзистенциальному отчаянию, было хронологическим преддверием последующего крымского обращения его взыскующей мысли в «Философии имени» и «Трагедии философии» к предельным основаниям человеческого бытия, заложенным в языке.
8. Присущий софийному мировосприятию своеобразный необарочный энциклопедический универсализм имеет аналог-праобраз в «системе предустановленной гармонии» Лейбница, однако же, перспективы такого креативного прорыва в эпоху глобализма остаются под вопросом, на который предстоит отвечать интеллектуальной культуре русского мира.
9. Восприятие метафизических оснований искусства и науки у наиболее ярких и нетривиальных представителей неокатолического и неоправославного культурного сознания XX века позволяет фиксировать появление в его рефлексивном поле особого праксиологически акцентированного богословия культуры на фоне необратимого кризиса чисто философского универсализма.
10. Софийная концептосфера сохраняет свою актуальность для культовых героев-аутсайдеров советского мира XX века, высветляя при этом их экзистенциальную ущербность.
11. Сама метафизическая пустыня современного мира, ставшая результатом чудовищной агрессии, направленной на традиционный миропорядок, есть, однако, лишь заманчивая магнетическая поверхность недоопробованных глубин и неизрасходованный простор неопределённой протяжённости глобальных обстоятельств и нераскрытых отношений.
12. Мифология мира как хозяйства, идущая от раннего Булгакова и имеющая аналоги в западноевропейской мысли последних двух столетий оказывается также глубинно связанной с генерализирующей смысловой интенцией «Философии имени», направленной на восстановление архаического единства мира и языка.
Мы полагаем, что учёным новых поколений остаётся либо более дифференцированно подтверждать реальность рассмотренных нами смысловых траекторий - либо отвергнуть предложенные нами основания осмысления и начать свой путь.
СВЕДЕНИЯ О ПОЛНОТЕ ОПУБЛИКОВАННЫХ НАУЧНЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ
Основные положения диссертации отражены в нижеследующих публикациях.
Научные статьи в реферируемых журналах и изданиях, включённых в перечень ВАК России:
1. Океанская, Ж. Л. Язык и космос в «Философии имени» С. Н. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. Сер. : Гуманитарные науки : Энтелехия : Научно-публицистический журнал. № 10. - Кострома, 2005. -С. 78-84. (0,5 п. л.).
2. Океанская, Ж. Л. Опыт «Академии» о. Павла Флоренского: общечеловеческие корни идеализма и античеловеческий смысл глобализации [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. Сер.: Гуманитарные науки : Энтелехия : Научно-публицистический журнал. № 12. - Кострома, 2006. - С. 55-60. (0,4 п. л.; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
3. Океанская, Ж. Л. Софийный Домострой: письма С. Н. Булгакова к С. Н. Дурылину и В. В. Розанову [Текст] / Ж. Л. Океанская // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. Сер.: Гуманитарные науки : Энтелехия : Научно-публицистический журнал. № 13. - Кострома, 2006. - С. 54-58. (0,4 п. л.).
4. Океанская, Ж. Л. Лейбниц о мудрости [Текст] / Ж. Л. Океанская // Вестник Поморского государственного университета: Научный журнал. № 14. Серия «Гуманитарные и социальные науки». - Архангельск, 2008. -С. 297-300. (0,4 п. л.).
5. Океанская, Ж. Л. Мир и язык в русской интеллектуальной культуре конца Нового времени [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Социально-гуманитарные знания. Региональный выпуск, - М., 2009. - С. 35-40. (0,4 п. л. ; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
6. Океанская, Ж. Л. Метафизика краеведения Мартина Хайдеггера [Текст] / Ж. Л. Океанская // Социально-гуманитарные знания. № 8. - М., 2009. -С. 476-480. (0,3 п. л.).
7. Океанская, Ж. Л. С. Н. Булгаков и М. Хайдеггер о причине кризиса Университета и возможности его возрождения [Текст] / Ж. Л. Океанская // Социально-гуманитарные знания. № 8. - М., 2009. - С. 104-109. (0,4 п. л.)
8. Океанская, Ж. Л. О внутренней форме слова культура [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Социально-гуманитарные знания. № 8.
- М., 2009. - С. 8-11. (0, 3 п. л. ; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
9. Океанская, Ж. Л. Экономический идеал раннего С. Н. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Вестник Читинского государственного университета. 2009. № 5. - С. 156-159. (0,4 п. л.).
10. Океанская, Ж. Л. Антикризисный потенциал православной традиции : к проблеме осмысления недореализованных в истории метафизических оснований отечественной цивилизации [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Интеллигенция и мир. 2010. № 3. - С. 135-144. (0, 75 п. л.; авт. вкл. - 0, 3 п. л.).
12. Океанская, Ж. Л., Онтологический статус имени в мире К. Д. Бальмонта [Текст] / Ж. Л. Океанская, Океанский, В. П. // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. Сер. : Гуманитарные науки : Энтелехия : Научно-публицистический журнал. 2010. № 21. (0, 5 п. л.; авт. вкл. - 0, 4 п. л.).
13. Океанская, Ж. Л. Термин у отца Сергия Булгакова и отца Павла Флоренского [Текст] / Ж. Л. Океанская // Вестник Костромского государственного университета имени Н. А. Некрасова. Сер. : Гуманитарные науки : Энтелехия : Научно-публицистический журнал. 2010. №21. (0,5 п. л.).
14. Океанская, Ж. Л. Антикризисный потенциал русской интеллектуальной культуры конца Нового времени [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Вестник Московского университета культуры и искусств. № 6. М., 2009.
- С. 15-20. (0, 8 п. л.; авт. вкл. - 0, 3 п. л.).
Монографии и книга очерков:
15. Океанская, Ж. Л. Ословесненный космос отца Сергия Булгакова: «Философия имени» в контексте поэтической метафизики конца Нового времени. [Текст] / Ж. Л. Океанская - Иваново ; Шуя : Центр кризисологических исследований ГОУ ВПО «ШГПУ», 2009. - 400 с. (25 п. л.).
16. Океанская, Ж. Л. Язык и космос: «Философия имени» отца Сергия Булгакова в контексте поэтической метафизики конца Нового времени (пролегомены к проблематике философского имяславия). [Текст] / Ж. Л. Океанская - М. : Библейско-Богословский Институт св. апостола Андрея; Шуя: ГОУ ВПО «ШГПУ», 2008.-256 с. (16 п. л.).
17. Океанская, Ж. JI. От Хомякова - до Булгакова... (Книга очерков кризисологической метафизики). [Текст] / В. П. Океанский, Ж. JI. Океанская - Шуя, 2007. - 222 с. (12 п. л. ; авт. вкл. - 6 п. л.).
Учебные пособия:
18. Океанская, Ж. Л. Русский язык и культура речи : вопросы ортологии. [Текст] / Ж. Л. Океанская - Иваново, 2005. - 144 с. (9, 5 п. л.).
19.Океанская, Ж. Л. Основания культурологии : история культурфилософской мысли (Учебное пособие). [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская - Шуя, 2008. - 152 с. (9, 5 п. л.; авт. вкл. - 4 п. л.).
Статьи в сборниках научных трудов:
20. Суркова, Ж. Л. Эсхатологическая символика в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" [Текст] / Ж. Л. Суркова // Перекрёсток — 2 : сборник текстов по истории словесности и культурологии / сост. В. П. Океанский, Н. П. Крохина. - Иваново; Шуя, 1999. - С. 74-78. (0,4 п. л.).
21. Суркова, Ж. Л. "Идиот" и "Анна Каренина" : к проблеме художественных созвучий [Текст] / Ж. Л. Суркова // Роман Достоевского "Идиот": раздумья, проблемы. - Иваново, 1999. - С. 98-109. (0, 7 п. л.).
22. Суркова, Ж. Л. Богатырство К. Левина : библейско-фольклорно-апокрифические истоки [Текст] / Ж. Л. Суркова // Перекресток — 3: научно-художественный альманах по онтологии словесности, культурологической герменевтике и истории литературы / сост. В. П. Океанский, Н. П. Крохина. - Иваново ; Шуя, 2000. - С. 93-96. (0,4 п. л.).
23. Суркова, Ж. Л. Образ Николая Левина и эсхатологическая символика романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" [Текст] / Ж. Л. Суркова // Молодая наука - 2000 : сборник научных статей аспирантов и студентов Ивановского государственного университета. Часть 3. - Иваново, 2000. - С. 53-57. (0, 2 п. л.).
24. Суркова, Ж. Л. Идиллические мотивы в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" [Текст] / Ж. Л. Суркова // Иностранные языки : теория и практика. Литературоведение : сборник статей. - Иваново, 2003. - С. 99105. (0, 5 п. л.).
25. Суркова, Ж. Л. Тема самоубийства в романе Льва Толстого «Анна Каренина» [Текст] / Ж. Л. Суркова // Информационная среда вуза : материалы X международной научно-технической конференции. - Иваново, 2003. - С. 303-305. (0, 2 п. л.).
26. Суркова, Ж. Л. Идиллические мотивы раннего Льва Толстого («Идиллия», «Семейное счастье») [Текст] / Ж. Л. Суркова // Иностранные
языки: теория и практика. Литературоведение : Сборник статей. Вып. 2. -Иваново, 2004. - С. 67-74. (0, 3 п. л.).
27. Суркова, Ж. Л. Тема детства в романе Льва Толстого «Анна Каренина» [Текст] / Ж. Л. Суркова // Архетип детства - 2 : дети и сказка в культуре, литературе, кинематографии и педагогике : научно-художественный альманах / сост. В. П. Океанский, А. В. Тарасов. - Иваново, 2004. - С. 47-51.(0,3 п. л.).
28. Суркова, Ж. Л. Андрей Тарковский и Лев Толстой [Текст] /
B. П. Океанский, Ж. Л. Суркова // Научно-исследовательская деятельность в классическом университете - 2004 : Сб. науч. трудов. - Иваново, 2004. -
C. 244-245. (0,2 п. л.; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
29. Суркова, Ж. Л. Андрей Тарковский и Лев Толстой: аргументы к постановке проблемы в контексте символического миропонимания [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Суркова // Архетип детства - 3, или Сад расходящихся тропок : дети и сказка в культуре, литературе, кинематографии и педагогике : научно - художественный альманах / сост. В. П. Океанский, А. В. Тарасов. - Иваново, 2004. - С. 60-63. (0, 4 п. л.; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
30. Океанская, Ж. Л. Булгаков и Лейбниц о словах : материалы к постановке проблемы [Текст] / Ж. Л. Океанская // Информационная среда вуза : сб. научных трудов Междунар. науч.-практ. конф. ИГАСА, 25 ноября 2005 г. -Иваново, 2005. - С. 596-599. (0,2 п. л.).
31. Океанская, Ж. Л. Культурология как образовательная основа [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Истина и пути её постижения. Материалы межвузовской научно-практической конференции. - Иваново, 2006. - С. 58-62. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
32. Океанская, Ж. Л. Туризм как способ десакрализации мира [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Шуйская земля : традиции и туризм. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Шуя, 2006. - С. 58-61. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
33. Океанская, Ж. Л. Первый в мире международный кризисологический симпозиум в Шуйском университете [Текст] / Ж. Л. Океанская // Интеллигенция и мир : Российский междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. Вып. 3. - Иваново, 2006. - С. 125-127. (0,2 п. л.).
34. Океанская, Ж. Л. Метафизика туризма [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Гуманитарные аспекты профессионального образования: проблемы и перспективы. Вып. 4. - Иваново, 2006. - С. 77-80. (0, 3 п. л. ; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
35. Океанская, Ж. Л. Первый в мире Международный кризисологический симпозиум - в Шуйском университете [Текст] / Ж. Л. Океанская // Глобальный кризис : метакультурные исследования : материалы
Международного научного симпозиума «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» (3-4 апреля 2006 г). : В 2 т. -Шуя, 2006. - Т. 1. С. 8-9. (0, 2 п. л.).
36. Океанская, Ж. JI. Туризм как способ десакрализации мира [Текст] / Ж. JI. Океанская, В. П. Океанский // Глобальный кризис : метакультурные исследования : материалы Международного научного симпозиума «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» ( 3-4 апреля 2006 г.) : В 2 т. - Шуя, 2006. - Т. I. С. 133-136. (0, 3 п. л. ; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
37. Океанская, Ж. JI. Булгаков и Лейбниц о словах [Текст] / Ж. Л. Океанская // Глобальный кризис : метакультурные исследования : материалы Международного научного симпозиума «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность». 3-4 апреля 2006 г. : В 2 т. - Шуя, 2006. - Т. 2. С. 223-228. (0,4 п. л.).
38. Океанская, Ж. Л. Жак Деррида в Армагеддоне: непонятое, перетолкованное, будущее (к завершению «деконструкции путешествия» и теме «Логос России в контексте глобального кризиса») [Текст] /
B. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Глобальный кризис : метакультурные исследования. Материалы Международного научного симпозиума «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» (3-4 апреля 2006 г.): В 2 т. - Шуя, 2006. - Т. 2. С. 133-136. (0, 3 п. л. ; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
39. Океанская, Ж. Л. Статус языка в «Философии имени» С. Н. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Зборник матице сербске за славистику. Вып. 69. - Нови Сад, 2006. - С. 33-49. (1 п. л.).
40. Океанская, Ж. Л. Космологический статус языка в «философии имени»
C. Н. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская И Учёные записки Таврического национального университета им. В. И. Вернадского. Т. 19 (58). № 1 : Философия. - Симферополь, 2006. - С. 41^14. (0, 3 п. л.).
41. Суркова, Ж. Л. Хомяков в «Анне Карениной» [Текст] / Ж. Л. Суркова // А. С. Хомяков - мыслитель, поэт, публицист : сборник статей по материалам Международной научной конференции, состоявшейся 14-17 апреля 2004 года в г. Москве в Литературном институте им. A.M. Горького : В 2 т. - М. : «Языки славянских культур», 2007. - Т. 2. С. 461-464. (0, 3 п. л.).
42. Океанская, Ж. Л. Андрей Тарковский и Лев Толстой : к метафизике кинематографа [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Наш земляк -Андрей Тарковский. - Иваново, 2007. - С. 221-231. (0, 7 п. л. ; авт. вкл. -0, 3 п. л.).
43. Океанская, Ж. Л. 75 лет со дня рождения Андрея Тарковского -первооткрывателя нового киноязыка [Текст] / Ж. Л. Океанская // Принцип визуализации в истории культуры: Сборник материалов научно-
теоретического семинара памяти Андрея Тарковского, выпускаемый к 75-летию со дня его рождения. - Шуя, 2007. - С. 11-13. (0, 2 п. л.).
44. Океанская, Ж. Л. Антисофийный сюжет Мастера и Маргариты в контексте Премудрости Соломоновой (к метафизике идиллии) [Текст] / Ж. Л. Океанская, В, П. Океанский // Проблемы литературного образования: школа - вуз: Материалы второй региональной научно-практической конференции. - Шуя, 2007. - С. 45-53. (0, 6 п. л.; авт. вкл. - 0, 4 п. л.).
45. Океанская, Ж. Л. Метафизика будущего. Христианские откровения или исторический оптимизм? [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Современная Россия в поисках социального оптимизма. Есть ли почва для исторического оптимизма в России? Возможность появления объединяющей национальной идеи (Очередная смена вех социального развития): Сборник статей. - Иваново, 2007. - С. 44-48. (0, 4 п. л.; авт. вкл.
- 0,2 п. л.).
46. Океанская, Ж. Л. Метафизика русского слова в контексте исторической поэтики [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Художественное слово в пространстве культуры : материалы Юбилейной международной научной конференции, посвященной тридцатилетию кафедры зарубежной литературы. Иваново, 20 декабря 2006 г. - Иваново : ИвГУ, 2007. - С. 332345. (0, 9 п. л.; авт. вкл. - 0,4 п. л.).
47. Океанская, Ж. Л. Философия трагедия Н. А. Бердяева в контексте «Трагедии философии» о. Сергия Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // И. А. Бердяев и единство европейского духа. - М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2007. - С. 26-37. (0, 9 п. л. ; авт. вкл. - 0, 7 п. л.).
48. Океанская, Ж. Л. Метафизика пустыря : опыт эзотерической геологии (К софиологическому углублению осмысления этнокультурной ситуации в г. Иванове) [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Границы : альманах центра этнических и национальных исследований Ивановского государственного университета. Вып. 1. - Иваново, 2007. — С. 155-160. (0, 4 п. л.; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
49. Океанская, Ж. Л. Имя в мире Сталкера [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Гуманитарные аспекты профессионального образования : проблемы и перспективы. - Иваново, 2007. - С. 248-260. (0, 7 п. л.; авт. вкл.
- 0,3 п. л.).
50. Океанская, Ж. Л. Метафизика имени и глагола у П. А. Флоренского и С. И. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Гуманитарные аспекты профессионального образования : проблемы и перспективы. - Иваново, 2007.- С. 213-219. (0,4 п. л.).
51. Океанская, Ж. Л. Культурология как образовательная основа [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Глобализация, инновации, качество
образования : сборник материалов международных научных конференций и круглых столов. - Шуя, 2007. - С. 92-95. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
52. Океанская, Ж. Л. Ленинский образ С. Н. Булгакова : эскалация фрагментарной агрессии как риторико-дидактическая стратегия [Текст] /
B. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Малые жанры : теория и история : сб. научных статей. - Иваново, 2007. - С. 23-30. (0, 5 п. л. ; авт. вкл. -0, 2 п. л.).
53. Океанская, Ж. Л. Отец Сергий Булгаков и Готфрид Вильгельм Лейбниц о проблеме слова (к осмыслению научного потенциала учебной дисциплины «Русский язык и культура речи») [Текст] / Ж. Л. Океанская // Русский язык в центральном регионе России: состояние функционирования и перспективы развития : сб. науч. трудов. - Иваново, 2007. - С. 72-74. (0,3 п. л.).
54. Океанская, Ж. Л. Имя и статус университета в контексте холистических идей конца Нового времени [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Оптимизация научного потенциала провинциального педагогического университета : материалы межвуз. науч.-практ. конф. «Актуальные проблемы высшего педагогического образования». - Шуя, 2007. -
C. 217-220. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
55. Океанская, Ж. Л. Интеллигенция бездонности : софийный маринизм В. А. Жуковского [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Интеллигенция и мир : Российский междисциплинарный журнал социально-гуманитарных наук. № 2. 2008. - С. 68-82. (1 п. л. ; авт. вкл. -0, 8 п. л.).
56. Океанская, Ж. Л. Фаустовские сны о России [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Проблемы формирования общероссийской идентичности: русскость и российскость : материалы междунар. науч. конф. (Иваново - Плёс, 15 - 16 мая 2008 г.) - Иваново, 2008. - С. 57-61. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0, I п. л.).
57. Океанская, Ж. Л. Диалоги с Булгаковым (Предисловие) [Текст] / Ж. Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова : сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции (6-7 октября 2007 г.) / Сост. В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008.- С. 6-8. (0, 2 п. л.).
58. Океанская, Ж. Л. Завершённость философии: Сергий Булгаков и Мартин Хайдеггер о сущности университета [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова : сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции (6-7 октября 2007 г.) / Сост. В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008. - С. 30-34. (0, 3 п. л.; авт. вкл. - 0,2 п. л.).
59. Океанская, Ж. Л. Опыт «Академии» отца Павла Флоренского: общечеловеческие корни идеализма и античеловеческий смысл
глобализации [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова : сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции (6-7 октября 2007 г.) / Сост.
B. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008. - С. 35-44. (0, 6 п. л. ; авт. вкл. - 0, 4 п. л.).
60. Океанская, Ж. Л. Статус языка в философии имени П. А. Флоренского и
C. Н. Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова: Сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции (6-7 октября 2007 г.) / Сост. В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008. - С. 45-51. (0,4 п. л.).
61. Океанская, Ж. Л. «Философия имени» отца Сергия Булгакова : между миром и языком... [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Наука и религия в современном образовании: Материалы III научно-образовательных Знаменских чтений (13-16 марта 2007 г.) : В 2 т. - Курск, 2007. - Т. 2. С. 162-171. (0, 7 п. л.; авт. вкл. - 0,4 п. л.).
62. Океанская, Ж. Л. Язык и космос у Лейбница и Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова : Сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции 6-7 октября 2007 г. / Сост. В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008. -С. 52-55. (0,4 п. л.).
63. Океанская, Ж. Л. Имя «всей этой швали» : ленинский образ С. Н. Булгакова, или О культурологических причинах редукции Кирилло-Мефодиевской традиции в России [Текст] / В. П. Океанский, Ж.Л. Океанская // Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова : сборник научных работ, подготовленный по материалам одноимённой конференции 6-7 октября 2007 г. / Сост. В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская. - Шуя, 2008. - С. 196-218. (1, 5 п. л.; авт. вкл. - 1 п. л.).
64. Океанская, Ж. Л. Опыт «Академии» священника Павла Флоренского: общечеловеческие корни идеализма и античеловеческий смысл глобализации [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Святые символы России. - Самара, 2008. - С. 149-153. (0, 5 п. л.; авт. вкл. - 0, 3 п. л.).
65. Океанская, Ж. Л. Взгляд из Комнаты : имена и смыслы в мире Сталкера [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре: Сб. ст. / Ред.-сост. Е. Цымбал, В. Океанский. - М. ; Иваново : «Талка», 2008. - С. 140-149. (0, 7 п. л.; авт. вкл. - 0, 3 п. л.).
66. Океанская, Ж. Л. Антисофийное изображение глобальной антропологической катастрофы в поэтических мирах Е. Баратынского и К. Бальмонта [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // «Солнечная пряжа» : Научно-популярный альманах. Вып. 2. - Иваново ; Шуя, 2008. -С. 139-145. (0, 4 п. л. ; авт. вкл. - 0, 2 п. л.).
67. Океанская, Ж. Л. «Повесть о повторяющихся падениях Икара и о новых его взлётах»: А. С. Хомяков, В. С. Соловьёв, Н. А. Бердяев и отец Сергий Булгаков о трагедии эгологической философии [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Микрокосмос : научно-богословский и церковно-общественный альманах Миссионерского отдела Курской апархии Русской Православной Церкви. Вып. 1. - Курск, 2008. - С. 48-70. (1, 5 п. л. ; авт. вкл. - 1 п. л.).
68. Океанская, Ж. Л. Образ последнего российского императора в автобиографическом наследии отца Сергия Булгакова [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // Микрокосмос : научно-богословский и церковно-общественный альманах Миссионерского отдела Курской епархии Русской Православной Церкви. Вып. 2. - Курск, 2009. - С. 69-81. (1 п. л.; авт. вкл. - 0, 8 п. л.).
69. Океанская, Ж. Л. Россия в условиях мирового кризиса (концепция, горизонты и методология исследований) [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Антикризисный потенциал Традиции и проблемы имяславия. - Иваново; Шуя : Центр кризисологических исследований ГОУ ВПО «ШГПУ», 2009. - С. 9-56. (3 п. л.; авт. вкл. - 1 п. л.).
70. Океанская, Ж. Л. Бытие и Слово в Житии и творениях протопопа Аввакума Петрова : проблематика «философского имяславия» и «конца истории» в древлеправославной мысли XVII века (культурно-морфологические наброски и материалы) [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Антикризисный потенциал Традиции и проблемы имяславия. - Иваново ; Шуя : Центр кризисологических исследований ГОУ ВПО «ШГПУ», 2009. - С. 508-530. (1, 5 п. л.; авт. вкл. - 0, 75 п. л.).
71. Океанская, Ж. Л. Идея соборного разума и её современное значение [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Национальная элита - судьба России / Под ред. Ю. М. Осипова и др. - М. ; Волгоград : Волгоградское научное издательство, 2009. - С. 446-451. (0,4 п. л.; авт. вкл. - 0,2 п. л.).
72. Океанская, Ж. Л. Россия и кризис (опыт концептуализации проблемы и поиска методологических решений) [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Перспективы социально-экономического развития России: возможность выбора третьего пути, возможность гармонии: В 2 т. Т. 2 : Россия в поисках смыслов развития : вчера, сегодня, завтра. - Иваново ; Шуя ; Щелыково ; Москва, 2009. - С. 6-59. (3, 3 п. л. ; авт. вкл. - 1, 5 п. л.).
73. Океанская, Ж. Л. Ословесненный космос : культурологические идеи отца Сергия Булгакова и мифоосновы отечественной интеллектуальной культуры [Текст] / Ж. Л. Океанская // Ословесненный космос : культурологический сборник. - Иваново ; Шуя : Центр кризисологических исследований ГОУ ВПО «ШГПУ», 2010. - С. 7-15. (0, 6 п. л.).
74. Океанская, Ж. Л. О противоположности психологической и культурологической тематизаций кризиса [Текст] / В. П. Океанский,
Ж. Л. Океанская // Актуальные вопросы экзистенциальной психологии : Мат. межвуз, науч-пр. конф. - Шуя, 2009. - С. 9-11. (0, 2 п. л. ; авт. вкл. -0, 1 п. л.).
75. Океанская, Ж. Л. «Философия имени» отца Сергия Булгакова как антикризисный феномен [Текст] / Ж. Л. Океанская // Шуйская сессия студентов, аспирантов, молодых учёных : III межвузовская конференция. -М.; Шуя : ГОУ ВПО «ШГПУ», 2010. - С. 218-219. (0, 2 п. л.).
76. Океанская, Ж. Л. Имяславская тема в наследии К. Д. Бальмонта (к постановке проблемы) [Текст] / Ж. Л. Океанская, В. П. Океанский // «Солнечная пряжа» : научно-популярный и литературно-художественный альманах. Вып. 4. - Иваново ; Шуя : Издатель Епишева О. В., 2010. -С. 167-171. (0,4 п. л.; авт. вкл. - 0, 3 п. л.).
77. Океанская, Ж. Л. Личность как имя (кризисологические размышления) [Текст] / В. П. Океанский, Ж. Л. Океанская // Материалы межвузовской научно-практической конференции «Психология кризисной личности» (9 июня 2010 г.) - Шуя : Изд-во ГОУ ВПО «ШГПУ», 2010. - С. 11-14. (0,2 п. л. ; авт. вкл. - 0, 1 п. л.).
Подписано к печати 9.09.2010 г. Формат 60x84/16. Бумага ксероксная. Печать ризография. Гарнитура Тайме. Усл. печ. листов 2,5. Тираж 150 экз. Заказ № 2752.
Издательство ГОУ ВПО «ШГПУ» 155908, г. Шуя Ивановской области, ул. Кооперативная, 24 Телефон (49351) 4-65-94
Отпечатано в типографии ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет» 155908, г. Шуя Ивановской области, ул. Кооперативная, 24
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора культурологии Океанская, Жанна Леонидовна
ВВЕДЕНИЕ.
Глава I. БЫТИЕ И ЭГО 1. Космологический статус языка в «Философии имени» отца Сергия Булгакова. 2. Океанический Логос как Интеллигенция Бездонности: софийный маринизм В. А. Жуковского и софиология водного мира отца Сергия Булгакова к метафизике имени в поэтическом космосе элегии «Море»). 3. Отец Сергий Булгаков и трагедия эгологической философии: А. С. Хомяков и В. С. Соловьёв как булгаковские «предтечи» о трагедии эгологической философии; философия трагедии Н. А. Бердяева в контексте булгаковской «Трагедии философии».
Глава II. ДОМ И ЕГО КРУШЕНИЕ 1. К проблематике 'Отец Сергий Булгаков и Лев Толстой': идиллия и эсхатология в романе «Анна Каренина». 2. Софийный Домострой С. Н. Булгакова: переписка с С. Н. Дурылиным и В. В. Розановым. $ 3. Ленинский образ Булгакова: о причинах редукции Кирилло-Мефодиевской традиции в России
Глава III. НОСТАЛЬГИЯ И СОБИРАНИЕ КАМНЕЙ
§ 1. Образ последнего российского императора в автобиографическом наследии отца Сергия Булгакова.
§ 2. Мир как энциклопедия? (от Лейбница — к Булгакову и Флоренскому) 3. С. Н. Булгаков и М. Хайдеггер: о Сикстинской Мадонне и кризисе Университета.
Глава IV. МУКИ РОЖДЕНИЯ НОВОГО 1. Антисофийный сюжет Мастера и Маргариты в контексте Премудрости Соломоной и опыт православной софиологии имени в мире Сталкера. 2. Софиология пустыни: между кризисологией и туризмом. $ 3. На подступах к мироязыку: экономический идеализм С. Н. Булгакова
Введение диссертации2010 год, автореферат по культурологии, Океанская, Жанна Леонидовна
Актуальность диссертационного исследования« определяется повышенным современным- научным интересом» к . проблематике;5 энергий ной связи; языка и космоса;, к; вопросу о? статусе языка в истории культуры, к онтологическим« и метафизическим исследованиям культуры. Кроме того, в самой: отечественной религиозно-философской мысли конца, Нового времени, ярчайшим и глубочайшим представителем которой выступает отец Сергий? Булгаков;; видится» вполне* реальный« антикризисный'; потенциал; который? может: быть использован на современном , этапе, когда всё": цивилизованное человечество сталкивается с катастрофическими* последствиями секуляризации и антропологических деформаций. .
Особо отметим, что 'Философия имени' есть совершенно? особое начинание; в. котором впервые русская интеллектуальная* культура говорит сугубо? cвoëj уникальное; нигде и никогда прежде- не звучавшее слово. Всё: сказанное: до этого- было в лучшем? случае подступами к ней, а в? худшем:: -инерционным: скольжением, в: магнитосфере западноевропейской мысли;. Существуют довольно^ серьёзные и глубокие: типологические: сопоставления «трёх версий русского философского имяславия» Флоренского, Булгакова и Лосева (1) — наш путь иной и связан с намерением увидеть отблески: именно? булгаковского имяславия (как наиболее равновесного вч концептуальном отношении- выражения тенденций 'философии? имени' вообще) в более широкой неомифологической рефлексии конца Нового времени (2), на стыке культурных миров России и Европы.
Решение такой культурологической сверхзадачи состояло в намерении вписать лишь на первый взгляд весьма узкую тематику имяславческих споров начала XX века и религиозно-философского резонанса вокруг них (3) в узловой проблемный контекст истории интеллектуальной и художественной культуры конца Нового времени. А потому наш труд становится определённым основанием для исследований антикризисного потенциала русской- интеллектуальной^ культуры конца Новоговремени.
Булгаков, кажущийся1 сегодня многим в лучшем, случае благородным реликтом «Заката России», которую, по словам, режиссёра С. Говорухина, «мы потеряли», помогает, однако же, понять очень многое и в нашей сложной современности: так, например, нейролингвистическое моделирование социокультурного бытия по результатам своим находится в прямой зависимости от человеческого восприятия энергийности имени (рефлективного, как в. опыте «Философии имени», либо • же - наивно-медиумического, обыденного, профанического).
Сам образ Булгакова более соотносим в истории русской* мысли, с одной стороны, с очарованностью софиологической метафизикой В". С. Соловьёва, а с другой — с разочарованием в экономизме. Поднимаясь от земной проблематики хозяйства к теме небесного софийного града, Булгаков проходит в своём разломе, в мучительнейший период жизни, через открытие двух фундаментальных и взаимосвязанных тем: философии имени и трагедии философии; и если последняя была продолжением глубочайших культурологических рефлексий славянофилов и Соловьёва — то первая^ стала поистине уникальной, первородной, не обусловленной всецело предшествующим состоянием отечественной и европейской философии, хотя и катализированной гонимыми афонскими монахами-имяславцами и независимо от Булгакова несколько позднее развитой в самой сильной позиции относительно статусности имени Лосевым, а прежде в ряде набросков Флоренским, отчасти Эрном и даже Бердяевым (4), разрабатывавшим, казалось бы, совершенно другие (прежде всего, кризисологические) темы.
Когда говорят о наследии отца Сергия Булгакова, то; действительно, на первый план обычно выходит довольно сложный и внутренне подвижный ансамбль софиологических идей. Многочисленные критики софиологии часто не принимают в расчёт одно совершенно элементарное соображение: Благая Весть возможна потому, что есть София, премудрая« обусловленность и обустроенность Бытия — иначе она никакая* не Благая Весть, а просто новость. Достоверность Писания и Откровения предрешена такой бытийной структурой, которую можно назвать софиологически фундированной. Иными словами, само уразумение Боговдохновенного Священного Писания обусловлено софийными предпосылками человеческого бытия.
Софиология в- силу глобальной метафизической претензии с одной стороны» и дофилософской мифопоэтической укоренённости с другой — может быть рассмотрена и как яркий вариант поэтической метафизики конца Нового времени (5). Сама эта поэтическая метафизика (как мы показываем в диссертационной работе) реализуется в поэзии и романистике, интеллектуальной, политической и экономической жизни; это -универсалистский в своей аксиологии и с необходимостью фрагментарный в своём осуществлении, однако же, требующий экзистенциального включения способ неомифологического миропонимания.
Поэтическая Метафизика, или Теология Поэтов, - писал дальний первооснователь культурологии как «новой науки» Дж. Вико в книге «Новая наука» (1725 г.), впервые в истории вводя этот образ-понятие «поэтической метафизики», - была первой, т. е. Божественной Поэзией»; согласно такой логике, «Поэтическая Мудрость - первая Мудрость Язычества - должна была начинать с Метафизики, не рациональной и абстрактной Метафизики современных учёных, а с чувственной и фантастической Метафизики первых людей. Метафизика была их настоящей Поэзией, а последняя -естественной для них способностью. Такая Поэзия первоначально была у них Божественной. они приписывали сущность вызывавшим удивление 6 ~ вещам. совершенно как дети берут в руки неодушевлённые' предметы, забавляются и разговаривают с ними, как если быто были живые личности». Согласно неаполитанскому первому культурологу, сами «слова* расскажут нам о Происхождении* различных словесных Языков, сходящихся в одном общем Идеальном Языке» (6).
Метафизика, - подчёркивал два века спустя друг и современник Булгакова Н. А. Бердяев, - не может найти своего завершения в системе понятий, она завершается в мифе, за которым скрывается реальность» (7). Таким образом, поэтическая метафизика выступает и, как своеобразная неомифология конца Нового времени.
Между тем, не сама-, поэтическая метафизика «софийности», столь характерная, вообще говоря, для« булгаковского стиля- мышления, но необходимо связанная с нею проблематика-языка и космоса — в центре нашего внимания. Не человеческий субъект, а богозданный космос, мир является у Булгакова объективной основою языка - этот центральный тезис «Философии имени», парадоксально заостряющий проблематику сущности и происхождения, языка, позволяет в качестве фундаментальной исследовательской проблемы ставить вопрос о статусе языка.
Современная интеллектуальная культура - во> многом вопреки постмодернистской диагностике - находится в состоянии напряжённого поиска сакральности. Номиналистическая революция Нового времени и весь его яркий кризисологический контекст, концентрированно выраженный в феномене Ницше, упираются в существенно противоположные номинализму неоправославные тенденции «догматического обоснования культуры» у отцов Сергия Булгакова, Павла Флоренского, Киприана Керна, реконструкцию «символического миропонимания» у А. Белого и Вяч. Иванова, осмысление бытийной мифоосновы как «развёрнутого магического имени» у А. Ф. Лосева. В этой области культурологическое: значение булгаковской метафилологии осмыслено пока менее всего.
Мотивациянашего обращениякЛейбницу, «сближающему, - согласно Хомякову, - самые отдалённые: предметы, и происшествия» (8), связана прежде: всего с тем, что и сам- Булгаков; на страницах: «Философии? имени» указывает на то, что единственно в Лейбницевом лице западная классическая философия коснулась, фундаментальной проблематики языка. Волюнтаристический^ космизм евробуддийской метафизики Шопенгауэра, ассоциативно присутствующий у нас, являет собою диаметрально противоположный; булгаковскому опыт негативной софиологии и тем особенно интересен: Значение; кризисологической проблематики Льва Толстого для формирования булгаковских идей очевидно в силу ряда биографических причин: речь идёт о непосредственном общении: юного Булгакова и «старца» Толстого, ставших в известном смысле, «культурными героями» конца Нового времени. Хомяков и Жуковский, Дурылин и Розанов, Флоренский и Хайдеггер — всё это персонологические знаки, маркирующие ближние и дальние рубежи проблематизма булгаковской мысли. Ленин и контуры первых итогов мировой революции — тот исторический фон, на котором булгаковское наследие было предано^ казалось бы,, полному и окончательному забвению;. В; именах и проблематике М. А. Булгакова и Андрея Тарковского актуализирован уже наш современный опыт в его внутренней герменевтической связи с близкой Булгакову культурой Серебряного века. Всё это представляет собою реализацию реконструкции «большого времени» культуры, о чём писали такие корифеи культурологии XX века, как М. М. Бахтин и В. С. Библер (9).
Степень научной разработанности проблемы; Вопрос, о статусе языка, тем более - о его высоком и даже фундаментальном для всякого понимания статусе, к принятию чего нас склоняет собственно булгаковское наследие, имеет ряд принципиальных смысловых граней (о чём — несколько 8 ~ ниже), однако все они сопряжены с холистической проблематикой, иначе говоря - с метафизикой. Метафизические проблемы, по Г. Марселю, это «деградировавшие тайны»; поэтому метафизически ориентированное мышление (неважно, изнутри академической науки, либо1 же иных вненаучных форм познания) упирается в необходимую- реставрацию5 таинственного и ' оказывается перед выбором между бесплодным торможением в области сугубой рациональности и. решимостью на реконструкцию символического миропонимания древности.
Грани единого концептуального ядра нашего диссертационного исследования внешне вполне обозримы и могут быть представлены в нескольких ключевых понятиях, маркирующих вполне определённые и относительно автономные (хотя и сущностно взаимосвязанные!)' сферы: имяславие, герменевтика, булгаковедение, символическое - миропонимание, онтология культуры, типология культуры, кризисология. Однако, в глубинном осмыслении за всей этой вышеочерченной совокупностью стоит труд огромного числа учёных и мыслителей, древних и современных. Пожалуй, персонологически этот ряд авторов, для-которых особую важность представлял вопрос об отношении Бытия и Слова, можно' было бы начинать в Средиземноморском мире с Гераклита и Платона, а на Востоке - с Лао-цзы и Конфуция. Хотя, разумеется, и они работали на более древнем (по их собственным свидетельствам), уже не дошедшем до нас материале, либо же представленном чисто мифологически - в рамках мифических космогоний.
К проблеме статуса языка обращались древние мудрецы, позднеантичные философы (Плотин, Прокл) и представители ранней и. поздней патристики (школа св. Дионисия Ареопагита, св. отцы-каппадокийцы: свт. Василий Великий, свт. Григорий Нисский, свт. Григорий Богослов; свт. Григорий Палама); в Византии и на Св. Руси сама культурная история мыслилась как продолжение мистерии воплощения в мире Божественного Слова, и здесь огромное значение имеет деятельность 9 ~ первоучителей словенских - святых Кирилла и Мефодия; в западной позднесредневековой схоластике этот вопрос имеет любопытный аналог в знаменитых спорах об универсалиях, о существовании, единичных вещей и всеобщего; в новоевропейской мысли к этой теме. обратился Г. Лейбниц (вся? остальная западная философия, согласно булгаковскому замечанию* из «Философии имени», «прошла мимо языка, не заметив проблемы* слова»); позднее - В: фон Гумбольдт (отмеченный' наряду с библейскими* текстами' и-Платоном пристальным вниманием Булгакова в приложениях к «Философии имени»). В интеллектуальной культуре Европы эта тема, получила особое развитие у булгаковского современника М!. Хайдеггера, чисто онтологически истолковывающего язык как «дом Бытия» и «просвет во? мраке-сущего». Кроме Хайдеггера, отметим также работавших в близком-герменевтическом русле В. Дильтея и Г.-Г. Гадамера.
В русской мысли Нового времени будут весьма примечательны имена протопопа Аввакума Петрова, М. В. Ломоносова, В. Н. Татищева, В. К. Тредиаковского, Н. М. Карамзина, А. С. Шишкова, А. С. Пушкина, А. С. Хомякова, К. С. Аксакова, А. А. Потебни, А. Н. Веселовского - все они (каждый по-своему) были непосредственными предтечами отечественной 'философии имени' (кроме отца Сергия Булгакова здесь должнЁ1 быть упомянуты его близкий друг - отец Павел Флоренский и продолживший их дело А. Ф. Лосев), равно как и более широкого углублённого внимания-к феномену языка, всегда отличавшему мышление русских символистов, что особенно явственно при соприкосновении с наследием Вяч: Иванова и А. Белого.
Безусловно, близкий булгаковскому имяславию феномен 'ословесненной космологии' в различных ракурсах интенционально присутствовал у крупнейших представителей культурфилософской мысли за три века её истории: здесь могут быть названы Дж. Вико, И.-Г. Гаман, И.-Г. Гердер, А. Фабр д'Оливе, Новалис, Г. Гегель, Ф. Шеллинг, А. Шопенгауэр, 10 ~
Ф. Ницше, уже упомянутый А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, Ю. Ф. Самарин, Н. Я. Данилевский, Н. Н. Страхов, К. Н. Леонтьев, В. С. Соловьёв,
B. Ф. Эрн, В. В. Розанов, Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, В. А. Шмаков, Л. Шестов, А. Бергсон, О. Шпенглер, Э. Кассирер, М. Шелер, X. Ортега-и-Гассет, Г. Вирт, Р. Генон, Ю. Эвола, А.-Дж. Тойнби, К. Ясперс, Р. Гвардини, К.-Г. Юнг, М'. Элиаде, Ж. Деррида.
Из отечественных учёных конца ХХ-го - начала ХХ1-го веков, разрабатывавших после1 'диалогической! герменевтики' М. М: Бахтина и 'диалектики мифа' А. Ф. Лосева близкие к 'философскому имяславию' проблемы символической морфологии и исторической, типологии^ культуры, необходимо назвать имена А., В. Михайлова, С. С. Аверинцева, В. В. Бибихина, В! Н. Топорова, В. С. Библера, Г. С. Померанца, В: В. Бычкова, В. П. Ракова, И. В. Кондакова, И. А. Едошиной, Н. В. Серова, А. И. Неклессы,
C. М. Усманова, В. В. Малявина, А. Г. Дугина, В. П. Океанского.
Исследования непосредственно 'имяславческой тематики' представлены для нас трудами следующих авторов: митрополит Иларион (Алфеев), протоиерей Константин (Борщ), протоиерей Артемий (Владимиров), Л. А. Гоготишвили, Е. Н. Гурко, А. X. Султанов; В: Р. Тимирханов, А. М. Хитров, О. Л. Соломина, В. Гагатик.
Проблематика 'булгаковедения' и 'места Булгакова' в широком контексте русской религиозной философии означена для нас работами таких авторов: С. М. Половинкин, А. П. Козырев, А. И. Резниченко, протоиерей Дмитрий (Лескин), М. А. Маслин, П. П. Гайденко, И. Б. Роднянская, Н. К. Бонецкая, Е. М. Амелина, Е. И. Аринин, Т. Г. Щедрина, А. И. Негров, В. В. Бычков, В. В. Сапов, Н. К. Гаврюшин, Н. В. Мотрошилова, Н. А. Ваганова, В. В. Сербиненко, В. Н. Пору с, А. А. Гриб, М. Р. Элоян, С. В. Колычева.
Обозначим и других авторов, в общем контексте исследования имеющих определённое значение (иногда — полемическое) для нашего труда:
С. Н. Трубецкой, Е. Н. Трубецкой, Н. С. Трубецкой, С. Л. Франк, протоиерей-Георгий Флоровский, протоиерей Василий Зеньковский, протоиерей Митрофан Зноско-Боровский, Л5. А. Тихомиров, архимандрит Киприан Керн, Л. Ю. Бердяева, О. Клеман, Н. А. Струве, X. Яннарас, П. Фейерабенд, Ж. Делёз, А*. Бадью, 3. Бжезинский, П. Бьюкенен, игумен Вениамин (Новик),» протоиерей Максим (Козлов), игумен Андроник (Трубачёв), игумен Августин (Анисимов), В. П. Троицкий, И. И. Евлампиев, М. Н. Громов, Р. А. Гальцева, Ю. Н. Давыдов, К. М. Долгов, П. С. Гуревич, Е. В. Золотухина-Аболина, Л. Б. Карпенко, Т. А. Касаткина, С. Я. Левит, А«. В. Гулыга, И. С. Андреева, Н. Б. Мечковская, С. С. Хоружий, В. И. Холодный, М. В. Максимов, Г. Д. Гачев, А. Г. Гачева, В. Н. Акулинин, П! А. Сапронов* Н. П. Ильин, А. М. Малер, А. В. Нестерук, Ю. М. Осипов, А. С. Панарин; М. Ковсан, А. Н. Портнов, Т. Б. Кудряшова, К. Свасьян, Т. Ю. Сидорина; С. Н. Иконникова, В. М. Дианова, В. Н. Захаров.
Цель диссертационного труда - культурно-историческая конкретизация и характерологическая типизация со-отношения бытия и слова на исходе Нового времени с опорой на идеи булгаковского имяславия.
Задачи, решаемые для достижения поставленной цели:
1) максимально дифференцированная репрезентация1 идей булгаковского имяславия;
2) герменевтическая экспликация самой проблематики рассматриваемой булгаковской темы «мир и язык» в интеллектуальной и словесно-художественной культуре эпохи глобального антропологического кризиса последних двух столетий; вторая задача имеет конкретизирующий ряд уровней, отражающих феноменальные грани булгаковского имяславия: а) антропологический; раскрытие темы в аспекте эгологии тотальности; б); эсхатологический: раскрытие: темы; в аспекте; крушения мира как . дома;: • в) метафизический: раскрытие; темы- в аспекте ностальгии по . осмысленной бытийной целокупности; . ' , г) онтологический: раскрытие темы в аспекте предельного драматизма исторической; новизны;
3) обоснование оптимальной реализации понимания; соотношения; бытия- и слова на исходе Нового времени с опорой на булгаковскую «Философию; имени»;; '; ■"■■ •
4) демонстрация методологического потенциала «Философии имени» отца Сергия Булгакова для культурологических исследований;
5) прикладное раскрытие 'философии имени' (прежде всего - булгаковской) как определённой герменевтической практики, приоритетной по отношению; к западноевропейским направлениям герменевтики;;
6) характерологическая аргументация актуальной весомости булгаковской «Философии имени» в качестве антикризисного потенциала, противостоящего деструктивным тенденциям западной.мысли XX века:
Объект исследования - «Философия имени» отца Сергия Булгакова, её концептуально-содержательная наполненность, предполагающая исходно космологическую ориентацию мышления.
Предмет исследования - контекст поэтической метафизики конца Нового времени, исторической эпохи двух последних столетий, раскрывающейся сквозь призму булгаковского имяславия.
Обратим особое внимание на то, что в качестве предметной сферы в нашем труде моделируется определённый культурно-исторический контекст (что можно рассматривать и как специфическую особенность собственно культурологического дискурса, связанного с выделением универсальных доминант и их взаимодействием), который в гуманитарных исследованиях иногда (и довольно часто) представлен в качестве объекта, объективного-фона.— феномена более широкого, чем сам предмет исследования. Нас же интересует прежде всего культурно-историческая конкретизация соотношения бытия и слова на исходе Нового времени - она может быть оптимально реализована лишь на проблемном фоне именно булгаковской (космологически ориентированной) «Философии имени» (объекта* нашего исследования), что- поднимает значение последней на программно-методологическую высоту (гипотеза^ диссертационного? исследования). Доказательству этого исходного положения» посвящен первый структурный раздел нашего труда (первый параграф первой главы) - остальные одиннадцать разделов направлены на активизацию предметного поля.
Философия имени» отца Сергия Булгакова может быть- объективно осмыслена в контексте поэтической метафизики конца Нового времени только через раскрытие самого контекста последней сквозь призму булгаковского имяславия. Получается — известный герменевтический" круг, и он реализуется нами как определённый методологический- приём. Предлог «в» оказывается тогда не только структурно-синтаксическим элементом названия работы, но и символическим маркёром самого стратегического ресурса.
Теоретико-методологические основания исследования определены характером и особенностями самого объекта. Специфика объекта (в данном случае, как мы уже отметили, это - непосредственно «Философия имени» отца Сергия Булгакова, её концептуально-интенциональный состав) продуцирует вполне определённую методологию, которую можно охарактеризовать как культурологическую герменевтику: это прежде всего - культурфилософские-исследования от Дж. Вико до А. Ф. Лосева-и В. В: Бибихина, включающие гегелевскую «философию^ истории» и связанную с ней, «историческую поэтику», идущую «от А. Н. Веселовского и активно разрабатываемую в XX веке А. В: Михайловым, С. С. Аверинцевым, В; Н. Топоровым и многими^ другими крупнейшими учёными, труды по символической, морфологии дохристианской и' собственно? христианской культурной истории М. Элиаде и Р. Гвардини, культурно-морфологические разработки О. Шпенглера и К. Ясперса, онтологическая и философская герменевтика М^ Хайдеггера и Г.-Р. Гадамера, это и религиозно-философские опыты самого С. Н. Булгакова, а также его своеобразного «предтечи» — А. С. Хомякова; как и развивающего ряд* принципиальных идей последнего*Н. Я. Данилевского, исследования, в* области кризисологической герменевтики словесностиш культуры В. П. Океанского.
Этот вырастающий из соразмерной булгаковской «Философии имени» научно-теоретической рефлексии методологический ансамбль культурологической герменевтики направлен на вполне определённый культурологически верифицируемый предмет, а именно - со-отношение бытия и<слова на исходе Нового времени.
Реализуется своеобразное объективное моделирование* применяемой методологии, в хорошо известном смысле преодолевающего анархию методологического субъективизма и подчинённого следующей модели:
ОБЪЕКТ -> МЕТОД -» ПРЕДМЕТ
Ключевые понятия нашего исследования: «статус языка» (вводимое нами понятие), «поэтическая метафизика» (Дж. Вико), «макроконтексты культуры» (В. Н. Топоров), «большое время» (М. М. Бахтин), «конец Нового времени» (Р. Гвардини), «кризисология» (В. П. Океанский).
Объект лингвокультурологического наследия самого отца Сергия Булгакова можно обозначить следующим образомг религиозно-мифологический ресурс языка религиозно-мифологические модели как языки культуры с присущими^ им символическими образами мира
Таким образом, язык в булгаковской «Философии имени» понимается метафилологически и онтологически как своеобразная ословесненная космология. Здесь можно увидеть и весьма парадоксальную, тенденцию эпохи, а именно - радикальную реакцию на деструктивный процесс номинализации, поскольку магистральной линией нескольких столетий было именно стремительное понижение космологического статуса языка.
Остаётся ещё вопрос о самом культурно-историческом феномене длящегося «конца Нового времени», первые симптомы которого, связанные с кризисом рационализма, обнаруживаются уже в европейском романтизме. Ведь существуют и довольно резонные соображения о том, что Новое время не прошло, а так называемое Новейшее время и постмодернизм как эпоха «прото-» (М. Эпштейн) имеют самое прямое отношение к стадиальности развёртывания «метафизики Нового времени», к мифологии «мировой ночи», которая «распространяет свой мрак», ибо «свет Божества во всемирной истории погас» (М. Хайдеггер). Эта логика сохраняет свою незыблемость, если мы пока ещё сверяем своё время по европейским часам.
Есть нечто потрясающее в том, что мыслимое нами' о вещах имеет действительное отношение к ним самим; не в этом ли - подлинный триумф со-общительности! И ещё более удивительно отнюдь не то, что многое невыразимо словами и вообще сокрыто от нас, но, совсем,напротив — то, что космическое многообразие нам открыто и преимущественно через язык. Правда, язык при этом необходимо понимать как нечто» заведомо большее, нежели просто средство межчеловеческого общения — язык приобщает нас к бытию самого мироздания.
Человеческое существование изначально пронизано двумя взаимообусловленными первофеноменами, о которых мы говорим в настоящем труде: это - язык и космос. Изнутри, вариантов» семиотической-конкретизации союза «и» имеются культурно-исторические свидетельства о мире как богозданном творении, либо трагический опыт глухой бездны безликой бытийности, либо же метафизические соображения о призрачности самого присутствия, фантомности мира. Вполне очевидно, что в последних двух возможностях выражается культурно-цивилизационный упадок, онтологическая деградация культурно-исторического организма.
Логоцентричность - ословесненная мыслимость — космоса не только сообщает антропологическое измерение тотальности, но и базируется в исходной космологичности языка. С другой стороны, номиналистическая революция Нового времени, состоящая в катастрофическом усилении позднеархаической тенденции к декосмизации языка, начавшейся ещё в глубинах индоевропейской мифологии, обнаружила свою исчерпанность в XX веке, по-своему прихотливо повернувшемуся к мифореализму, аскетическому и философскому имяславию, поэтике пространства, креативной космологии. Хотя реальными носителями ментального «поворота», своеобразной «культурной революции», как всегда, оказываются креативно мыслящие единицы.
В терниях постмодернистского «нового александризма» человеческая мысль не только • послушно движется к резервации в информационной? Сети,, но и, титанически взыскует «первобытной онтологии», незаметно совершая? глобальный поворот от тотальной семиотизации: существования к тому, что можно было бы назвать наивной первор вольностью — прото-культурным внутри культурного опыта,. составляющим его сокровенно-интимную и вместе с тем диковинную; экзотическую пра-оснону.
Под кризисологией следует; понимать всю совокупность проблем, возникающих вокруг культурно-исторической; ситуаций этого поворота:, это —не просто учения о кризисе, но и прежде всего сам кризис, понятый! как структура смыслов, перекрывающих бытийность. Характер конъюнкции (связи, выражаемой* в;, союзе- «и» или в: приставке «со-») языка и космоса — главный кризисологический нерв данного поворота, охарактеризованного М. Хайдеггером как «поворот» от смыслов к Бытию, отнюдь не связанный с непременной потерей бытийных смыслов. Однако его негативное измерение обусловлено тем, что сам Хайдеггер называл «нетостью священных имён» -его аксиологический позитив ознаменован булгаковской «Философией имени» с её учением о б иконичности слова^ которое, согласно отцу Сергию, есть «пришлец из другого мира».
Имяславческая проблематика, по нашему разумению^ столь необычна, многозначительна и вместе с тем столь трудноподъёмна для современного научного мышления^ что на её целостное высокодифференцированное освоение должен быть воздвигнут архипелаг монографий и диссертаций; поэтому наш труд - на подступах к нему, это - культурологические пролегомены, открывающие, а не закрывающие тематику именной связи мира и языка.
Оценивая возможные перспективы включения проблематики булгаковской лингвокультурологической и метафилологической мысли в сверхактуальное поле научной и культурной макросовременности, мы должны отметить, что перед нами в опыте «Философии имени» отца Сергия Булгакова — безусловно, вполне определённый методологический. компендиум, готовый к использованию! Его более широкой1'практической реализации мешает доминирующий «позитивизм» современного-мышления. Нас,, однако, интересует оценка дальней' перспективы возможных положительных сдвигов, в направлении" усвоения1 булгаковской метафилологии.
Сегодня довольно сомнительной представляется сама возможность обращения конструкционно-эпистемологических моделей западной номиналистической цивилизации как к . православному духовно-метафизическому миропониманию, так и, тем более, к усвоению архаической неразрывности денотатов и референтов, что является метафизической основой философского имяславия, чётко сформулированному на страницах как булгаковской, так и лосевской «Философий имени». Представляется достаточно иллюзорной и всегда заманчивая для западного мира экзотическая псевдовозможность подпитки умирающей культуры со стороны «восточных традиций» - во всяком случае, по рассматриваемому нами вопросу молчаливому Востоку ответить сегодня практически нечего; скорее всего, в лице туманной «восточной мудрости» мы имеем дело с останками какого-то серьёзнейшего опыта, утраченного в, более глубокой и уже практически недоступной нашему пониманию древности. Таким образом, перспективы усвоения и развития метафизики имени связаны только с Россией, с её креативным будущим. Если грядущее тысячелетнее раскрытие «русско-сибирской души», о котором грезил Шпенглер, не будет «бледным наследством» фаустовской цивилизации, если чаемая славянофилами самобытность нашего культурно-цивилизационного фактора сумеет найти своё преобразующее слово в деградирующем мире - тогда эта проблематика, вне всякого сомнения, станет корневой основой будущей российской интеллектуальной культуры. В противном случае она • останется ознаменованием жизненных траекторий Великого Несбывшегося. Нашим поколениям, скорее всего, узнать это будущее - каким сбудется оно— в силу скоротечности земной жизни не будет дано. В этом, однако, имеется^ как утешение, так и основание.к творческой решимости.
Многоплановые и разнокачественные источники, в которых наиболее ярко, а иногда — парадоксально зафиксировано проблемно эксплицированное неприятие процесса номинализации, ■ конвенциализации и декосмизации языка, составили материалы диссертационного труда: среди них — трактаты самого отца Сергия Булгакова «Философия имени» и «Трагедия философии», а также его труды. «Об экономическом* идеале», «Философия хозяйства», воспоминания «Две встречи», переписка с С. Н. Дурылиным и В. В. Розановым, а также речь «Под знаком Университета»; труды Н. А. Бердяева «Самопознание», «Экзистенциальная диалектика Божественного и Человеческого», «Истина и Откровение»; отца Павла Флоренского «Общечеловеческие корни идеализма», а также цикл «У водоразделов мысли»; В. С. Соловьёва «Кризис западной философии»; А. С. Хомякова «О5 современных явлениях в области философии»; Г.-В. Лейбница «Новые опыты, о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии»; элегия В. А. Жуковского «Море»; «семейный» роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина»; эсхатологический поэтический цикл К. Д. Бальмонта; мистериальный роман М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»; кинофильм А. А. Тарковского «Сталкер»; статья М. Хайдеггера «О Сикстинской Мадонне», а также его знаменитая ректорская речь «Самоутверждение немецкого университета»; труды В. И. Ленина, в которых нередко упоминается имя С. Н. Булгакова.
Научная новизна исследования определяется тем очевидным фактом, что ничего подобного с опорою на идеи булгаковского имяславия ещё не предпринималось в обширной культурологически ориентированной 20 ~ литературе. Так исторически сложилось, что1 культурологи охотнее: обращаются к западным авторитетам — в диссертации же убедительно показана (на примере; прежде всего, «Философии; имени»- отца? Сергиям Булгакова); высокая; ш. именно — культурологическая; продуктивность рецепции наследия представителей: отечественной? интеллектуальной культуры. Очевидно, однако, что за этой новизною стоит опыт сложившейся? в последние годы- научной? школы «Герменевтика словесности и культуры», которая в настоящем диссертационном исследовании, по словам её руководителя, «наиболее ярко» позиционирует себя.
Теоретическая? значимость исследования-заключается в, осмыслении^ проблематики; соотношения языка и космоса;, при котором не, человеческий субъект, а сам космос, мир, является объективной основой языка (лейтмотив булгаковской «Философии имени», на базе которого формулируется центральный тезис автора диссертации о космологическом статусе языка). Метафилологический подход к языку, реализованный в булгаковской-«Философии имени», где прямо утверждается, что филология не справляется* с языком, выводит исследовательскую мысль на уровень • поисков культурологического . изоморфизма мира и языка. В работе продемонстрирована герменевтическая реконструкция единого метафизического импульса, которым охвачены разнообразные явления культуры конца Нового времени.
Практическая значимость диссертационного труда состоит в, том, что в нём с опорою на конкретный и сравнительно небольшой по- объёму текст «Философии имени» отца Сергия Булгакова проведена аналитика фундаментальной общечеловеческой проблемы со-отношения слова и бытия, дана кризисологическая диагностика культурно-исторической современности последних двух столетий, предложено осмысление путей преодоления антропологической катастрофы с опорою на антикризисный потенциал булгаковских идей.
Личный вклад диссертанта заключается в том-, что? благодаря его докторскому исследованию собственно булгаковский вариант философского? имяславия вводится в ^современный; научный культурологический оборот и поднимается на; методологическую высоту,; при этом? демонстрируется* реальная продуктивность, использования такого подхода? к феноменам! культуры. Можно сказать и так, что этот авторский; путь культурологически' обогащает традиционно * сложившуюся; герменевтику с; её замкнутым? кругом известных имён и стратегий.
На защиту выносятся следующие положения:
К Философия имени или философское имяславие — этот русский извод философии языка, - есть особое направление, в котором впервые отечественная интеллектуальная культура говорит совершенно уникальное, по крайней мере - в масштабах Нового времени — слово об . ■ ' ' ' ' * энергий ной связи имён и сущностей. ,
2. Проблема статуса языка — одна из центральных проблем традиционной . и современной интеллектуальной культуры, и в силу этого её изучение является приоритетной областью культурологии как науки.
3. Культурно-историческая конкретизация соотношения бытия и? слова на исходе Нового времени может быть оптимально реализована на. проблемном фоне именно булгаковской «Философии имени».
4. Теоретические положения «Философии имени» отца Сергия Булгакова являются готовым методологическим ресурсом для культурологии как новой интегративной области знания, имеющей универсальное значение в системе современного российского высшего профессионального образования:
5. Философия имени как феномен отечественной интеллектуальной, культуры и, прежде всего, «Философия имени» отца Сергия Булгакова есть русский - культурологический — вариант герменевтики; причём;, более полноценный; чем её западные направления; поскольку с опорой на метафизическую: энергетику слова; здесь, осуществляется« софиологический синтез; сакрально-религиозного и философско-онтологического аспектов культурной-реальности.
6. Русская интеллектуальная культура конца Нового? времени и, в частности; булгаковская «Философия имени» . есть весомый антикризисный .потенциал, противостоящий. номиналистическим,; и конвенциалистскйм; тенденциям западной мысли, анархизму и деструктивности; мышления; нарастающих! в': ходе: историт XXI столетия; равно как., и позитивистскому уплощению самой эпистемы (аксиоматики) научного знания и его вери ф икации.
Апробация результатов исследования
Основные положения диссертационного; исследования- были представлены на научных конференциях и форумах «Роман Достоевского "Идиот" и мировая культура» (Иваново, 1999); «Молодая^наука— 2000» (Иваново, 2000); «Информационная; среда вуза» (Иваново; 2003, 2005); «Дети и сказка в культуре, литературе; кинематографии и педагогике» (Иваново; 2003, 2004); «А. С. Хомяков - мыслитель, поэт, публицист» (Москва, 2004); «Провиденциальное жизнетворчество А. О. Хомякова» (Москва, 2004); «Наука в классическом университете» (Иваново, 2004); «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» памяти Андрея Тарковского (Шуя, 2006); «Гуманитарные аспекты профессионального образования: проблемы и перспективы» (Иваново, 2006, 2007); «Шуйская земля: традиции и туризм» (Шуя, 2006); «Истина и пути её постижения» (Иваново, 2006); «Международный Соловьёвский семинар»
23~
Иваново, 2006, 2007); «Н. А. Бердяев и единство европейского духа»
Москва, 2006); «Этнокультурная ситуация-в Ивановском регионе» (Иваново,
2006); «Глобализация и инновации в системе образования» (Шуя, 2006);
Художественное слово* в пространстве культуры» (Иваново, 2006);
Анахарсис: Международные Таврические чтения» (Симферополь, 2006);
Принцип визуализации в истории культуры» к 75-летию со дня рождения
Андрея Тарковского (Шуя, 2007); «Есть ли почва для- исторического оптимизма в России?» (Иваново - Москва, 2007); «Проблемы литературного образования: школа — вуз» (Шуя, 2007); «Феномен Андрея Тарковского в интеллектуальной и художественной культуре» (Иваново, 2007); «Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова» (Москва - Шуя, 2007); «Малые жанры: теория* и история» (Иваново, 2007); «Наследие отца Павла
Флоренского и музейное дело» (Кострома, 2007); «Юбилейная конференция
Шуйского государственного педагогического университета» (Шуя, 2007);
Современная Россия в поисках социального оптимизма» (Иваново, 2007);
Русский язык в центральном регионе России: состояние, функционирование и перспективы развития» (Иваново, 2007); «Актуальные проблемы высшего педагогического образования» (Шуя, 2007); «Литература и личность: методический и литературоведческий аспекты» памяти В. П. Медведева
Иваново, 2008); «Третий съезд краеведов Ивановской области» (Шуя, 2008);
Проблемы формирования общероссийской идентичности: русскость и российскость» (Иваново, 2008); «Шуйская сессия студентов, аспирантов, молодых учёных» (Шуя, 2008); «Русская софиология в европейской культуре» (Москва, 2008); «Соборность: от Хомякова - до Зизиуласа»
Италия, Бозе, 2008); «Богословские перспективы современной культуры»
Москва, 2008); «Национальная элита - судьба России» (Москва, 2008);
Антикризисный потенциал Традиции» (Щелыково, 2009); «Оправдание культуры в творчестве В. С. Соловьёва и в русской философской мысли»
Иваново, 2009); «Проблематика имяславия в контекстах древних и новых»
Иваново, 2009); «Лингвокультурология священника Павла Флоренского» 24 ~
Кострома, 2009); «Актуальные вопросы экзистенциальной психологии» (Шуя* 2009); «Рождение культурологии в России» (Иваново, 2010); «Пропилеи^ на Волге: Костромская земля в отечественной культуре» (Кострома, 2010); «III, Шуйская» сессия студентов, аспирантов, молодых учёных» (Шуя, 2010); «Психология кризисной личности» (Шуя, 2010); «XXII" Бальмонтовские чтения» (Шуя, 2010): Результаты работы обсуждались на заседаниях кафедры культурологии и литературы ГОУ ВПО «Шуйский государственный педагогический университет» и кафедры гуманитарных дисциплин Ивановского института ГПС МЧС России; а также в Академии, философии хозяйства при» Московском- государственном университете имени М. В. Ломоносова* и Российском Центре социальных исследований и просвещения имени С. Н. Булгакова.
Работа поддержана и выполнена в рамках двух государственных заказов под рубрикой «фундаментальные исследования»: на уровнях ведомственной и федеральной целевых программ. Научно-исследовательский проект «Антикризисный потенциал русской интеллектуальной культуры конца Нового времени», поддержан Советом ведомственной целевой программы «Развитие научного потенциала высшей школы (2009 - 2010 годы)». Научно-исследовательская работа «Герменевтические исследования макрокультурного кризиса и антикризисного потенциала русской словесной культуры» поддержана в рамках федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» (2009 - 2013 годы) научно-исследовательская работа «Герменевтические исследования макрокультурного кризиса и антикризисного потенциала русской словесной культуры».
Содержание диссертации представлялось научной общественности в двух монографиях «Язык и космос» (М.; Шуя, 2008) и «Ословесненный космос отца Сергия Булгакова» (Иваново; Шуя, 2009), в двух научных культурологических сборниках: «Мир и язык в наследии отца Сергия Булгакова» (Шуя, 2008) и «Ословесненный космос» (Иваново; Шуя, 2010), во множестве других научных материалов, означенных в заключительной части реферата.
Структура диссертационного исследования связана с решением поставленных задач: работа состоит из Введения, где проясняются исходные принципы всего замысла; четырёх глав, каждая из которых состоит из трёх параграфов (в общей сложности - двенадцати разделов); заключения, где оцениваются рецептивные перспективы булгаковской «Философии имени», а также делаются выводы, соответствующие каждому из двенадцати разделов; примечаний к каждому из разделов, библиографического списка.
Заключение научной работыдиссертация на тему ""Философия имени" отца Сергия Булгакова в контексте поэтической метафизики конца Нового времени"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Во Введении мы уже оценивали возможные перспективы включения проблематики булгаковской «Философии имени» в сверхактуальное поле научной и- культурной макросовременности, а также гипотетически представили реальное будущее этого наследия в качестве вполне определённого и готового к использованию методологического компендиума. «Есть только один способ спасти классика, - подчёркивал в близком контексте крупнейший испанский культурфилософ XX века; -самым решительным образом используя его для нашего собственного спасения, иными словами не обращая внимания на то, что он классик, привлечь > его к нам, осовременить, напоить кровью наших вен, насыщенной нашими страстями. и проблемами. Вместо того чтобы торжественно отмечать столетнюю годовщину, мы должны попытаться^ воскресить классика, снова ввергнув его в существование» (1).
Долгая инерция идущего ещё из XIX века тотального «позитивизма» квазиучёного мышления не может перекрыть самой необходимости парадигмальных сдвигов, не только не лишённых драматизма, но* даже аксиоматически предполагающих его. Как однажды высказался об этих вещах А. Шопенгауэр; «истинное и высокое легко распространялось, бьь в мире, если бы те, кто не способен его создавать, не составляли в то же время4 заговора, чтобы помешать ему расти» (2). Тем не менее, сдвиги, происходящие в поле интеллектуальной культуры, осуществляются в масштабах, превосходящих зону упругости указанной Шопенгауэром инерции — больше того, имеет место парадокс, когда часто сами носители «позитивистского» сознания оказываются впоследствии наивными и слепыми трансляторами той или иной нерефлектируемой ими метафизической программы. Безусловно, сам грандиозный характер рассмотренного нами наследия не позволяет всерьёз подвергнуть его редукции или вынести за скобки.
Теперь сделаем выводы (последовательно и композиционно1 соответствующие, как нетрудно заметить, двенадцати структурным разделам нашей работы — то есть каждому из трёх параграфов четырёх глав):
1. Космологический статус языка, означенный в булгаковской метафилологии,. его вдумчивое осмысление - являются креативными основаниями для продуктивного обращения научной-мысли к архаическому опыту восприятия слова.
2. Поэтическая? экзистенция новоевропейского романтического сознания, самым» существенным образом воспроизводит древнейшую* онтологию, связанную* с номинативно маркированной репрезентацией двуплановости Бытия по смысловой*линии 'земное — небесное'.
3: Эгологически ориентированная' новоевропейская интеллектуальная культура приходит к необратимому кризисологическому надрыву и самоисчерпанию, при этом высветляя сотериологический ресурс самой языковой мифоосновы культурного опыта.
4. Акцентированные в, булгаковском наследии' архаические смыслоформы 'идиллии' и- 'эсхатологии' воспроизводятся в литературной классике Нового времени, воплощаясь в поэтологической структуре толстовского «семейного» романа, но сохраняя при этом нерушимость самой софийной обустроенности Бытия.
5. Само софиологическое мировосприятие Булгакова было отнюдь не новомодной вариацией философской реабилитации матриархата, но - совсем напротив! - носило характер русского православного домостройтельства, было интенциональным продолжением мыслей церковной и семейной, а так же героической думы о трагических судьбах родины, о будущем родной земли.
6. Уже* с рубежа XIX - XX веков моделируется со стороны вождя побеждающей русской революции- исходно подрывной и явно1 негативистскшг фон антисофийного отношения к булгаковскому наследию, за которым* стоит и более мрачная агрессия в направлении Кирилло-Мефодиевского просвещения славянских народов.
7. Уничтожение православного царя, его семьи* и самого российского царства, вызвавшее колоссальное духовно-нравственное потрясение у Булгакова, близкое к полному экзистенциальному отчаянию, было хронологическим преддверием* последующего' крымского обращения его взыскующей мысли в «Философии, имени» и «Трагедии философии» к предельным основаниям человеческого бытия, заложенными языке.
8. Присущий софийному мировосприятию своеобразный необарочный энциклопедический универсализм имеет аналог-праобраз в «системе предустановленной гармонии» Лейбница, однако же перспективы такого креативного прорыва в эпоху глобализма остаются под вопросом, на который предстоит отвечать интеллектуальной культуре русского мира.
9. Восприятие метафизических оснований искусства и науки у наиболее ярких и нетривиальных представителей неокатолического и неоправославного культурного сознания XX века позволяет фиксировать появление в его рефлесивном поле особого праксиологически акцентированного богословия культуры на фоне необратимого кризиса чисто философского универсализма.
10. Софийная концептосфера сохраняет свою актуальность для культовых героев-аутсайдеров советского мира XX века, высветляя при этом их экзистенциальную ущербность.
11. Сама метафизическая пустыня современного мира, ставшая результатом чудовищной агрессии, направленной на традиционный миропорядок, есть однако лишь заманчивая магнетическая поверхность недоопробованных глубин и неизрасходованный простор неопределённой протяжённости глобальных обстоятельств и нераскрытых отношений.
12. Мифология мира как хозяйства, идущая от раннего Булгакова и имеющая аналоги в западноевропейской мысли последних двух столетий оказывается также глубинно связанной с генерализирующей смысловой интенцией «Философии имени», направленной на восстановление архаического единства мира и языка.
Очевидно, что учёным новых поколений остаётся либо более дифференцированно подтверждать реальность рассмотренных нами смысловых траекторий — либо отвергнуть предложенные нами основания осмысления и начать свой путь.
Список научной литературыОкеанская, Жанна Леонидовна, диссертация по теме "Теория и история культуры"
1. Аверинцев; С. С. Духовность Восточной Европы и её вклад в формирование новой европейской" идентичности // Человеческая? це л о стно сть и встр ечакул ьтур. Киев: «ДУХ Г Л1ТЕР А» ,2007. ;
2. Аверинцев С. С. Связь времён: Собр. соч. Киев: «ДУХ I ШТЕРА»,'2005. V . ' '3; Аверинцев С. С. Путь, к существенному // Михайлов А. В. Языки культуры. М., 1999.
3. Аверинцев С. С. София //Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т. Т. 2: К-Я. М., 1988.5: АвтономоваН; СРассудок; разум; рациональность. М;, 1987.6; Автономова Н; С1 О5философском; переводе // Вопр: философии. 2006. №2: "■
4. Аксаков К. С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка. Рассуждение кандидата Московского университета К. Аксакова, написанное на степень магистра философского факультета. М., 1846.
5. Аксёнов-Меерсон, Протоиерей Михаил. Созерцанием Троицы Святой.: Парадигма Любви в русской философии троичности. Киев: «Дух и Литера», 2008*9., Акулинин В.Н. С. Н. Булгаков: Библиография: Новосибирск, 1996.
6. Алфеев, Епископ Иларион. Священная тайна: Церкви: Введение в историю: и проблематику имяславских споров. СПб.: «Издательство Олега Абышко», 2007.
7. Амелина Е. М. Социальная философия Всеединства конца XIX XX вв. в России. Автореф. . д. филос. н. (09.00.11 — Социальная философия). Иваново, 2007.
8. Антонов Н. Р. Русские светские богословы и их религиозно-общественное миросозерцание: В 2 т. СПб., б. г.
9. Апокалипсис смысла: Сборник работ западных философов XX XXI вв. М.: «Алгоритм», 2007.
10. Ареопагит, Святой Дионисий. Божественные имена // Мистическое богословие. Киев: «Путь к Истине», 1991.
11. Аринин Е. И. Толерантность и проблема фундаментальности в фильме «Сталкер» Андрея Тарковского // Свеча — 2002: Истоки: Север — Центр: Сборник материалов международных конференций / Сост. и отв. ред. Е. И. Аринин. Архангельск, 2002.
12. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Издательская группа« «Прогресс»; «Прогресс-Академия», 1992.
13. Афонская трагедия: Гордость и сатанинские замыслы / Автор-составитель игумен Петр (Пиголь). М., 2005.1В. Афоризмы старого Китая. М., 1988.
14. Ахутин А. В. София и чёрт (Кант перед лицом русской религиозной метафизики) // Россия и Германия: Опыт философского диалога. М., 1993.
15. Бадью А. Делёз. Шум бытия. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», изд-во «Логос-Альтернатива», 2004.
16. Бальмонт К. Д. Край Озириса // Бальмонт К. Д. Собр. соч.: В 7 т. Т. 6. М.: «Книжный Клуб Книговек», 2010.
17. Бальмонт К. Д. Марево // Бальмонт К. Д. Собр. соч.: В 7 т. Т. 4. М.: «Книжный Клуб Книговек», 2010.
18. Бальмонт К. Д. Под северным небом // Бальмонт К. Д. Собр. соч.: В 7 т. Т. 1. М.: «Книжный Клуб Книговек», 2010.
19. Бальмонт К. Д". Стозвучные песни: Соч. (избранные'стихи и проза). Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1990.
20. Барсов М. В. Апокалипсис святого Иоанна Богослова. Толкование. М.: «Лепта», 2002.
21. Барт К. Очерк догматики: Лекции, прочитанные в Университете Бонна, в летний семестр 1946 года. СПб.: «Алетейя», 2000:
22. Басинский П. Горький. М.: «Молодая гвардия», 2006.
23. Бахтин М: М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
24. Бахтин М. М. К философским основам гуманитарных наук // Бахтин М. М* Собрание сочинений: В"7 т. М., 1996. Т. 5.
25. Бахтиным. Mi Формы* времени» и хронотопа,в романе: Очерки по* исторической поэтике // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М., 1975.
26. Бахтин Н. М. Философия как живой опыт: Избранные статей. М.: «Лабиринт», 2008.
27. Безлепкин Н. И. Философия языка в России: К истории русской лингвофилософии. СПб.: «Искусство-СПБ», 2002.
28. Белый А. Бердяев, Булгаков // Белый А. Между двух революций. Воспоминания. В 3-х кн. Кн. 3. М.: «Худож. лит.», 1990.
29. Бердяева JI. Ю. Профессия: жена философа. М.: «Молодая гвардия», 2002.
30. Бердяев Н. А. Алексей Степанович Хомяков. Томск: «Водолей», 1996:
31. Бердяев Н. А. Истина и Откровение: Пролегомены к критике; Откровения; СПб!: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института; 1996:
32. Бердяев Н. А. Возрождение православия (о. С. Булгаков) // Бердяев Н. А. Собр. соч. Т. 3 : Типы религиозной мысли в России. Париж, 1989.,
33. Бердяев Н. А. Возрождение православия (о. С. Булгаков) // Н. А. \ Бердяев о русской философии:. В 2 ч. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та,1991.Ч. 2: . ;■' ; , .
34. Бердяев Н. А. Гасители духа // Бердяев Н. А. Собр. соч: Т. 3: Типы религиозной мысли в России. Paris: «YMCA-PRESS», 1989. •
35. Бердяев Н. А. Истина и Откровение: Пролегомены к критике Откровения. СПб., 1996.
36. Бердяев Н. А. Мое философское миросозерцание // Филос. науки. 1990 № 6.
37. Бердяев Н. А. Новое Средневековье // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М., 1994. Т. 2.
38. Бердяев Н. А. Ортодоксия и человечность (прот. Георгий Флоровский. «Пути русского богословия»)//Н. А. Бердяев о русской философии: В 2 ч. Свердловск, 199 Г. Ч. 2.
39. Бердяев Н. А. Падение священного русского царства: Публицистика 1914 1922. М.: «Астрель», 2007.
40. Бердяев Н. А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: «Наука», 1990.
41. Бердяев Н. А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М., ' 1991.
42. Бердяев Н. А. Ставрогин // Бердяев Н. А. Собр. соч. Т. 3: Типы религиозной мысли в России. Париж, 1989:
43. Бердяев Н. А. Стилизованное православие (о. Павел Флоренский) // Н: А. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991.
44. Бердяев Н. А. Экзистенциальная диалектика Божественного и Человеческого. Раг!з: «УМСА-РБШЭЗ»; 1952:
45. Бжезинский 3*; Великая^ шахматная: доска. Господство: Америки? и*' его.« геостратегические альтернативы: М.: «Международные' отношения», 2005.
46. Бибихин В. В. Из творческого наследия. / Отв. ред. и сост. Р. А. Гальцева. М.: РАН ИНИОН, 2006.
47. Бибихин В. В. Мир: Курс, прочитанный на философском факультете МГУ весной 1989 года. Томск: «Водолей», 1995.
48. Бибихин В. В. Новый ренессанс. М.: МАИК «Наука», «Прогресс-Традиция», 1998.
49. Бибихин В. В. Слово и событие. М.: «Эдигориал УРСС», 2001.
50. Бибихин В. В;, Язык философии. М::«Языки славянской культуры», 2002.
51. Библер В. С. Диалог культур и школа XXI века // Школа диалога культур: Идеи. Опыт. Проблемы. Перспективы. Кемерово, 1993.
52. Бимель В. Мартин Хайдеггер сам свидетельствующий о себе и о своей жизни (с приложением фотодокументов и иллюстраций). Челябинск: «Урал1ЛГ>», 1998.
53. Благова Т. И.Родоначальники славянофильства: А. С. Хомяков и И. В. Киреевский. М.: «Высшая школа», 1995.
54. Бломберг К. Интерпретация притчей. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005.61г. Бобринский; Протопресвитер Борис:. Отец Сергий Булгаков.
55. Тайнозритель Премудрости Божией // Два;. Булгакова: разные, судьбы. Вып. 1. М.; Елец, 2002.
56. Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером: Новоевропейская» философия. СПб.: «Владимир Даль», 2007.
57. Брагин В. И. Музей-квартира священника? Павла Александровича Флоренского (история? создания). СПб.: Общество памяти игумении Таисии, 2008.
58. Брайович С. М. Герменевтика и религиозная традиция // Герменевтика: история и современность (Критические очерки). М.: «Мысль», 1985.
59. Братство Святой Софии: Материалы и документы. 1923 1939. М.; Париж, 2000.
60. Брянчанинов, Святитель Игнатий. Кладбище // Брянчанинов, Святитель Игнатий. Творения: Аскетические опыты. М.: «Лепта», 2001.70: Булгаков М.А. Мастер и Маргарита: Роман, рассказы. М., 2000;304~
61. Булгаков, Протоиерей Сергий. Апокалипсис Иоанна (Опыт * догматического истолкования). Mí, 199 R.
62. Булгаков, Протоиерей Сергий., В Айа-Софии // Булгаков, Прот. Сергий. Автобиографические заметки; (посмертное/ издание)?, Paris:1. MCA-PRESS>>, 1991: . ' :
63. Булгаков, Протоиерей Сергий. Купина« Неопалимая:: Опыт; догматического истолкованиям некоторых черт в православном почитании Богоматери. Париж, 192776. Булгаков, Протоиерей Сергий. Моё: безбожие // Булгаков, Прот.
64. Сергий. Автобиографические. заметки (Посмертное издание). Paris: «YMCA-PRESS», 1991. .
65. Булгаков; Протоиерей Сергий. Моя родина (Посвящается моей жене) // Булгаков; Протоиерей) Сергий. Автобиографические заметки. Paris: «YMCA-PRESS», 1991.
66. Булгаков, Протоиерей Сергий. На пароходе «Европа» // Булгаков, Протоиерей Сергий. Автобиографические заметки. París: «YMCA-PRESS», 1991.
67. Булгаков, Протоиерей Сергий. Путь Парижского богословия. М.: Изд-во храма святой мученицы Татианы, 2007.80: Булгаков С. Н. Война и русское самосознание. М., 1915.
68. Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество (Из размышлений о религиозной природе русской интеллигенции) // Вехи: Сб. статей о русской интеллигенции. Из глубины: Сб. статей о русской революции. М, 1991.
69. Булгаков С. Н. Два, града: Исследования о природе общественных идеалов. М.: «Астрель», 2008.
70. Булгаков С. Н. Две встречи (1898 1924) // Булгаков С. Н. Первообраз и образ: Соч.: В 2 т. Т. 2: Философия имени. Икона» и иконопочитание. Приложения. СПб.: ООО «ИНАПРЕСС»; М.: «ИСКУССТВО», 1999.
71. Булгаков С. Н. Догматическое обоснование культуры (Речь о. С. Булгакова на съезде Лиги православной культуры 17 — 19 мая 1930 г.) // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. М.: «Наука», 1993. Т. 2: Избранные статьи.
72. Булгаков С. Н: Загадочный» мыслитель (Н. Ф. Фёдоров) // Булгаков С. Н. Соч.: В*2 т. М.: «Наука», 1993. Т. 2: Избранные статьи.
73. Булгаков С. Н. Из «Дневника» // С. Н. Булгаков: pro et contra: Личность и творчество Булгакова в оценке русских мыслителей и исследователей: Антология. Т. 1. СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитарного института, 2003.
74. Булгаков С. Н. История экономических и социальных учений. М.: «Астрель», 2007.
75. Булгаков С. Н. Мужское и женское* в Божестве // С. Н. Булгаков: религиозно-философский путь: Международная научная конференция, посвящённая 130-летию со дня рождения, 2001 г. М.: «Русский путь», 2003.
76. Булгаков С. Н. Мужское и женское // С. Н. Булгаков: религиозно-философский путь: Международная научная конференция, посвящённая 130-летию со дня рождения, 2001 г. М.: «Русский путь», 2003.
77. Булгаков, С. Н. На пиру богов. Pro и contra. Современные диалоги // Вехи: Сб. статей о русской интеллигенции. Из глубины: Сб. статей о, русской революции. М.: «Правда», 1991.
78. Булгаков С. Н. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л. И. Шестова // Булгаков.С. Н. Соч.: В 2 т. МГ, 1993. Т. Г.
79. Булгаков С. Н. Неопубликованные письма к* В. В. Розанову // Вопр. философии. 1992: № 10:
80. Булгаков С. Н. Об экономическом^ идеале // Булгаков С. Н. Героизм и подвижничество. М.: «Русская книга», 1992.
81. Булгаков С. Н. От марксизма к идеализму: Статьи и рецензии-1895 -1903. Ml: «Астрель», 2006.
82. Булгаков С. Н. Письма С. Н. Дурылину // Вопр: философии. 1900: № 3.
83. Булгаков С. Н. Победитель — Побеждённый (Судьба К. Н. Леонтьева) // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. М.: «Наука», 1993. Т. 2: Избранные статьи.
84. Булгаков С. Н. Под знаком университета // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. М.: «Наука», 1993. Т. 2: Избр. статьи.
85. Булгаков? С. Н. Православие: Очерки учения православной церкви. Киев: «Лыбидь», 1991.
86. Булгаков С. Н. Размышления о войне // Булгаков С. Н. Первообраз и образ: Соч.: В 2 т. Т. 2: Философия имени. Икона и* иконопочитание. Приложения. СПб.: «ИНАПРЕСС»; М.: «ИСКУССТВО», 1999.
87. Булгаков С. Н. Свет невечерний: созерцания и умозрения // Булгаков С. Н. Первообраз и образ: Соч.: В 2 т. Т. 1: Свет невечерний. СПб.: ООО «ИНАПРЕСС»; М.: «ИСКУССТВО», 1999.
88. Булгаков С. Н. Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М., 1994.
89. Булгаков; О. Н.,Трагедия? философии 7/ Русские философы (конец?
90. Булгаков С. Н. Философия имени // Булгаков С! Н. Первообраз и образ: Соч.: В 2 т: Т. 2: Философия имени. Икона и иконопочитание. Приложения. СПб.: ООО <<ИНАШЕСС>>; М-«ИСКУССТВО», 19991
91. Булгаков С. Н. Философия имени. Paris:.«YMCA-PRESS», 1953;
92. Булгаков С. Н. Философия имени; СПб.: «Наука», 1999.
93. Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. Т. 1.М.: «Наука», 1993.
94. Булгаков С. Н. Философия хозяйства (Речь на докторском диспуте) // Булгаков С. Н. Соч.: В 2 т. М.: «Наука», 1993.
95. Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск: «Наука» Сибирское отделение, 1991.
96. Булгаков С. Тихие думы. Из статей 1911 — 1915 годов. М., 1918.
97. Бунин И; А. Сны?Чанга // Бунин;И- А. СЬбр; соч.: В^т.'.Ж -4:' Повести и рассказы; 1912-1916. М.,1966;
98. Бутузов F. Алхимия и Традиция. М:: «Волшебная Гора», 2006.V
99. Бычков В. В; Малая история византийской эстетики. Киев: «Путь к Истине», 1991.
100. Бычков В. В. Русская теургическая эстетика: М.: Научно-издательский центр «Ладомир», 2007:
101. Бялый Г. А. Русский реализм конца XIX века. Л., 1973.
102. Вадимов А. В. За пределами «Самопознания» // Бердяев Н; А. Самопознание (Опыт философской автобиографии). М., 1991.
103. Вайсгербер Й; Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993.
104. Варакина Г. В. Между Дионисом и Аполлоном: очерки о русской культуре «серебряного века». Рязань: Российский институт культурологии; Рязанский областной институт развития образования, 2007.
105. Варламов А. Звук лопнувшей тетивы. Историческое исследование // Москва: Журнал русской культуры. 2006. № 9. Глава «Имя Бога».
106. Василенко Л. И. О магии и оккультизме в наследии о. Павла Флоренского // Вестник Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета: Филология. Философия. История. Вып. 3. М., 2004.
107. Вацуро В. Э. Русская идиллия в эпоху романтизма // Русский романтизм. Л., 1978.
108. Верещагин Е. М. История возникновения» древнего общеславянского литературного языка: Переводческая деятельность Кирилла и Мефодия и их учеников. М., 1996.
109. Веселовский А. Н. Избранное: Историческая поэтика. М.: «Российская политическая энциклопедия», 2006.
110. Веселовский С. Б. Ономастикон: древнерусские1 имена, прозвища и фамилии. М.: «Наука», 1974.
111. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. Л.: ГИХЛ, 1940.
112. Виницкий И. Ю. Поэтическая историософия В. А. Жуковского. Автореф. . д. филол. н. (10.01.01 Русская литература). М., 2005.
113. Виноградова В. В. История русских лингвистических учений. М., 1978.
114. Вирт Г. Ф. Хроника Ура Линда. Древнейшая история Европы. М.: «Вече», 2007.
115. Волошинов В. Н. Бахтин М. М. Марксизм и философия языка: Основные проблемы социологического метода в науке о языке. М., 1993.
116. Вольский А. Л. Хайдеггер и поэзия: словесное творчество бытия //Вопр. философии. 2006. №11.
117. Воскресенская М. А. Символизм как мировидение Серебряного века: Социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX XX веков. М., 2005.
118. Вышеславцев Б. П. Кризис индустриальной культуры: Избр. соч. М., 2006.
119. Гагатик В. Проблема истинности философского дискурса и спор о почитании Имени Божьего // Философские» перипетии: Вестник Харьковского Национального Университета. № 474.
120. Гаврюшин Н. К. Русское богословие: Очерки и портреты. Нижний Новгород: «Глагол» Просветительский центр, 2005.
121. Гадамер Г. — Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.
122. Гайденко П. П. Прорыв к трансцендентному. Новая онтология XX века. М., 1997.
123. Ганжа Р. Царю и Отечеству // Отечественные записки: Журнал для медленного чтения. 2004. № 2 (17).
124. Гачев Г. Д. Русский Эрос. М. «Интерпринт», 1994.
125. Гвардини Р. Конец Нового времени // Вопр. философии. 1990. № 4.
126. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989.
127. Генон Р. Восток и Запад. М.: «Беловодье», 2005.
128. Генон Р. Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. М.: «Беловодье», 2004.
129. Генон Р. Избранные сочинения: Царство количества и знамения времени. Очерки об индуизме. Эзотеризм Данте. М.: «Беловодье», 2003.
130. Генон Р. Очерки о традиции и метафизике. СПб.: «Азбука», 2000.
131. Генон Р. Символика креста. М.: «Прогресс-Традиция», 2004.
132. Генон Р. Символы священной науки. М.: «Беловодье», 2004.
133. Генон Р. Царь мира. М.: «Беловодье», 2008.
134. Гердер И.-Г. Идеи к философии истории человечества. М.: «Наука», 1977.
135. Гердер И.-Г. Начало языка. Исследования о происхождении языка. Вып. 1. Рига, 1906.
136. Герье В. Отношения Лейбница к России и Петру Великому: По неизданным бумагам Лейбница в Ганноверской библиотеке // Лейбниц и его век. T. II. СПб., 1871.
137. Гёте И.—В. Герман и Доротея // Гёте И.-В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1975. Т. 5.
138. Гёте И.-В. Фауст: Трагедия // Гёте И.-В. Избранные произведения. М.: ГИХЛ, 1950.
139. Гидиринский В. И. Введение в русскую философию: Типологический аспект. М.: «ТИД "Русское слово — PC"», 2003.
140. Гийу А. Византийская цивилизация. Екатеринбург: «У-Фактория», 2005.
141. Гиренок Ф. И. Аутография языка и сознания. М.: МГИУ, 2010.
142. Глобальный кризис: Метакультурные исследования: Материалы международного научного симпозиума «Глобальный культурный кризис Нового времени и русская словесность» памяти Андрея
143. Тарковского: В 2 т. Шуя, 2006.-312
144. Гнедич Н. И. Предисловие к переводу Феокритовых «Сиракузянок». // Гнедич Н. И. Стихотворения. Л., 1956.
145. Гоголь Н. В. Учебная книга словесности для русского юношества // Гоголь Н. В: Собр. соч.: В 7 т. М., 1986. Т. 6.
146. Гоготишвили JI. А. Лингвистический аспект трёх версий имяславия: (Лосев, Булгаков, Флоренский) // Лосев А. Ф. Имя. СПб., 1997.
147. Гоготишвили Л. А. Религиозно-философский статус языка // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.
148. Гончаров И: А. Обломов // Гончаров И. А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1977. Т. 4.
149. Гончаров. И. А. Обыкновенная история // Гончаров, И. А. Собр. соч.: В 8 т. М., 1977. Т. 1.
150. Горичева Т., Орлов Д., Секацкий А. От Эдипа к Нарциссу: Беседы. СПб.: «Алетейя», 2001.
151. Горшков А. И. Русская словесность: От Слова к словесности. М., 1997.
152. Граббе, Протопресвитер Георгий. Церковь и её учение в жизни. Монреаль; Нью Йорк, 1970.
153. Грицанов А. А. Генон // Новейший философский словарь / Сост. А. А. Грицанов. Минск, 1998.
154. Грищук Л. П., Зельдович Я. Б. Космология // Физика космоса: маленькая энциклопедия. М., 1986.
155. Гродецкая А. Г. Древнерусские жития в творчестве JI. Н. Толстого 1870 — 1890 гг. Дис. . к. филол. н. (10.01.01 русская литература). СПб., 1993.
156. Громов М. Н., Козлов Н. С. Русская философская мысль X XVII веков. М.: Изд-во МГУ, 1990.
157. Грязнов А. Ф. Языковые игры // Современная западная философия: Словарь / Сост.: Малахов В. С., Филатов В. П. М., 1991. С. 402.
158. Гулыга А. «Дело Хайдеггера» // «Литературная Россия». 30 ноября 1988 г. № 48 (5216).
159. Гумбольдт В. фон. О Германе и Доротее // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
160. Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Гумбольдт В. фон/ Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
161. Гумилёв Л. Н. От Руси до России: очерки этнической истории. М.: «Айрис-пресс», 2007.
162. Гурко Е. Божественная ономатология: именование Бога в имяславии, символизме и деконструкции. Минск: «Экономпресс», 2006.
163. Гусейнов А. А. Назначение философии // Философия и история философии: Сб. М., 2004.
164. Данилевский Н. Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. М.: «Книга», 1991.
165. Девис П. Суперсила: Поиски единой теории природы. М., 1989.
166. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., 1998.
167. Деррида Ж. Конец книги и начало письма // Интенциональность и текстуальность: философская мысль Франции XX века. Томск: «Водолей», 1998.
168. Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000.'
169. Derrida J. Heidegger et la question: De l'esprit et autre essays. Paris, 1990.
170. Деррида Ж. Эссе об имени. СПб., 1998.
171. Десницкая А. В. Сравнительное языкознание и история языков. М., 2004.
172. Джемаль Г. Ориентация Север // Волшебная гора: философия, эзотеризм, культурология. Вып. VI. М., 1997.
173. Добиаш-Рождественская О. А. История письма в Средние века. М., 1987.
174. Доброхотов A. JI. Метафизика // Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
175. Домников С. Д. Мать-земля и Царь-город: Россия как, традиционное общество. М.: «Алетейя», 2002.
176. Дугин А. Г. Гиперборейская теория (опыт ариософского исследования). М.: «Арктогея», 1993.
177. Дугин А. Г. Знаки Великого Норда. М.: «Вече», 2008.
178. Дугин А. Г. Мистерии Евразии. М.: «Арктогея», 2006.
179. Дугин А. Г. Поп-культура и знаки времени. СПб.: «Амфора», 2005.
180. Дугин А. Г. Постфилософия: Три парадигмы в истории мысли. М.: «Евразийское Движение», 2009.315~л