автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Философия иронии Фридриха Шлегеля 1790-х гг. в контексте кантовской "революции в способе мышления"

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философия иронии Фридриха Шлегеля 1790-х гг. в контексте кантовской "революции в способе мышления""

На правах рукописи

КУЗЬМИП Роман Юрьевич

ФИЛОСОФИЯ ИРОНИИ ФРИДРИХА ШЛЕГЕЛЯ 1790-х гг. В КОНТЕКСТЕ КАНТОВСКОЙ «РЕВОЛЮЦИИ В СПОСОБЕ МЫШЛЕНИЯ»

Специальность 09.00.03 - история философии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

Москва - 2006

Работа выполнена на кафедре философии факультета социологии, экономики и права Московского педагогического государственного университета

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор МАХЛИН Виталий Львович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор ШИБАЕВА Михалина Михайловна

Ведущая организация — Московский государственный институт стали и сплавов (технологический университет)

заседании диссертационного совета tv ziz.i jt.u^ при московском педагогическом государственном университете по адресу: 119571, г. Москва, пр-т. Вернадского, д. 88, ауд. 818.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке МПГУ по адресу: 119882, г. Москва, ул. М. Пироговская, д. 1.

кандидат философских наук, ЛУНГИНА Дарья Андреевна

Защита

часов на

Автореферат разослан

Ученый секретарь

диссертационного совета

Суворова О.С.

Общая характеристика работы

Актуальность темы диссертационного исследования

Ни одно значительное исследование философского и литературно-критического наследия Фридриха Шлегеля (1772-1829), как и так называемого раннего немецкого романтизма, не обходится без обращения к знаменитому концепту «иронии». И для этого есть все основания. Греческое понятие «ирония» (е]гопе]а — букв, «насмешка» или «притворство») вошло в историю философии в связи с диалогами Платона и ассоциируется прежде всего с сократическим философствованием. Однако на протяжении многих столетий «иронию» понимали исключительно как фигуру речи, как феномен риторики — «искусства красноречия». Только в последнее десятилетие XVIII века «ирония» — как философское и эстетическое понятие и, шире, как жизненно-практический феномен - была заново осмыслена Ф. Шлегелем в контексте научно-теоретической и философско-эстетической дискуссии эпохи, а также в рамках литературной практики. Благодаря Шлегслю «ирония» приобрела статус своего рода маркера «романтического» направления в литературе и в философии; как историко-культурный и философско-эстетический концепт «ирония» вошла в историю европейской гуманитарной науки и художественной культуры ХЕХ-ХХ веков, оказав влияние на многие философские течения, а также на философский роман XX века, который, в свою очередь, воздействовал на теоретическую эстетику и литературную критику.

Однако вплоть до последнего времени ни в отечественной, ни в зарубежной научно-критической литературе мы почти не находим целостного, ясного и исторически объективного взгляда на концепцию Ф. Шлегеля. Это объясняется, как представляется, следующими причинами.

Во-первых, тексты Шлегеля, посвященные «иронии», сложны для восприятия: по большей части они характеризуются «несистематичностью», фрагментарностью и афористичностью; многие суждения Шлегеля воспринимаются как причудливые и неразрешимые парадоксы — и только. Во-вторых, «ирония» как философская концепция претендовала, по замыслу Шлегеля, на осуществление синтеза различных сфер опыта и познания — философии, эстетики, литературной критики, истории, герменевтики — и па тотальную интерпретацию этого синтеза.

В данном исследовании диссертант исходит из того, что только на границах различных областей знания замысел «иронии» может быть раскрыт как целостный и единый, притом историчный в своих основаниях. Исследование концепта «иронии» в рамках только одной научной дисциплины заведомо обречено на односторонность: «ирония» Шлегеля в таком случае как бы «зависает» между дисциплинами, не становясь до конца «своей» ни для одной из них.

Далее, в-третьих, адекватное понимание «иронии» еще и сегодня сильно затруднено критикой, осуществленной Гегелем в 1810-1820-е годы и направленной против философии романтизма и лично против Ф. Шлегеля. В своей критике Гегель не только отказал «иронии» в самостоятельном фило-

софском значении, но оценил ее как нечто паразитарное и вредное для философии. Несмотря на то, что эта критика, как показывают многие исследования, носила пристрастный и необъективный характер, именно гегелевская оценка оказала решающее, можно сказать, подавляющее влияние на всю историю рецепции так называемой «романтической иронии», как и всего романтизма, на протяжении двух последних столетий (особенно в ХГХ веке). И хотя ревизия так называемого раннего, или «йенского», романтизма началась уже на рубеже XX века, тем не менее, инерция восприятия и мысли, в особенности, в отечественной философии, теоретической эстетике, истории литературы и истории культуры, все еще очень сильна.

Наконец, в-четвертых, исследование затрудпено тем обстоятельством, что концепция «иронии», созданная молодым Ф. Шлегелем, им же самим, и довольно скоро, была поставлена под вопрос. Готовя к публикации собственные сочинения в 1828 году, Шлегель отказался включить туда свои ранние работы, посвященные, в частности, «иронии». Но, отказавшись от понятия «иронии», он продолжал, в той или иной мере, разработку основных линий своей ранней философии.

В последние десятилетия, когда было осуществлено научное издание ранних текстов Шлегеля и других мыслителей рассматриваемой эпохи, в осмыслении «иронии» Шлегеля наметились новые перспективы. В исследованиях (начиная с 1960-х гг.), ориентированных на философско-герменевтическую традицию, «ирония» Шлегеля рассматривается, во-первых, как эпистемологическая, во-вторых, как философско-эстетическая концепция, возникшая в диалоге и в полемике с другими философскими концепциями в едином русле становления послекантовской философии в последнее десятилетие XVIII века. С опорой на эти исследования (в основном — немецкие) в данном диссертационном исследовании предпринята попытка пересмотреть взгляд на «иронию» как на вторичное, несамостоятельное и философски маргинальное явление.

Актуальность исследования состоит в том, что «ирония» Ф. Шлегеля впервые в отечественной историко-философской науке рассматривается и оценивается как незавершенный философский проект особого рода — проект, возникший из конкретно-исторического «разговора», или дискуссии, вокруг критической философии И. Канта и ее радикализации в «Наукоучении» И. Г. Фихте. Диссертант рассматривает философию иронии в контексте кантовской «революции в способе мышления», а именно в контексте развития двух важнейших кантовских идей — идеи философии как критики и идеи автономии эстетики и искусства. Шлегель применяет кантовские идеи к сфере исторического и духовно-идеологического опыта своего поколения, опыта возрождения античной эстетико-философской проблематики в контексте узловых проблем своей эпохи — эпохи переломной для Нового времени.

В диссертации акцент переносится с относительно завершенной концепции иронии, намеченной во фрагментах 1798-1799 гг. (и ее последующей рецепции) на предпосылки и контекст этой концепции. Высказывания Ф. Шлегеля анализируются и оцениваются, скорее, как мотивированные (а не

просто «детерминированные») уникальной, во многом поворотной исторической ситуацией 1790-х годов с ее особым умонастроением, в ее «мотивацион-ном контексте» (Г.-Г. Гадамер), на ее «диалогазуюгцем фоне» (М.М. Бахтин). Такой подход, как представляется, позволяет реконструировать философию иронии как относительно целостный, методологически и исторически обоснованный взгляд на проблему диалектики конечного и бесконечного, единичного и множества, целого и фрагмента, и т. д. — диалектики, рассмотренной через призму исторического, духовно-идеологического и эстетического опыта. Замысел Шлегеля, как показывает история рецепции его философии иронии, остался непонятым в своих решающих импульсах, мотивах и основаниях. Он не был понят современниками Шлегеля, а также и многими позднейшими интерпретаторами и исследователями «романтической иронии» и «раннего немецкого романтизма» в целом в его существенной связи со всей инициированной Кантом «революцией в способе мышления».

Степень разработанности проблемы

За двухвековую историю рецепции раннего («йенского») романтизма в научно-исследовательской литературе было выработано множество разнообразных подходов к «иронии» Шлегеля. Однако за всем этим многообразием интерпретаций отчетливо проступают три основных подхода, каждый из которых в той или иной мере успел стать традицией.

Первая, самая авторитетная и почтенная традиция берет свое начало от гегелевской критики. Под «иронией» у Шлегеля Гегель попимает предельное развитие (радикализацию) фихтевского принципа «субъективности». Шле-гель, в представлении Гегеля, лишил «субъективность» всякой «субстанциальности»: «ирония» романтиков — апофеоз изолированной от «единой субстанции» субъективности, «несчастного сознания» (изображенного уже в «Феноменологии духа», 1807 г.). С точки зрения Гегеля, «абсолютное "я"» иронии есть ни что иное, как солипсизм, «негативный» аспект субъективности, подменивший у Шлегеля и романтиков строгий идеал научной серьезности произвольной и безответственной игрой индивидуального сознания, для которого все проявления «объективной» жизни - пустая видимость и результат собственного произвола.

Эта точка зрения, пересмотр которой начался как в западноевропейской, так и в отечественной научно-гуманитарной мысли еще до Первой мировой войны, возобладал в советской научной литературе, а сегодня дает о себе знать скорее как анахронизм, как некритическая, но тем более упорная инерция.

Гегелевский «приговор», оспаривают, начиная с 1960-х годов, два влиятельнейших философских и научно-гуманитарных направления современности. Эти два новых подхода можно с некоторой долей условности определить как «постмодернистский» и «философско-герменевтический». Несмотря на принципиальные различия философских оснований, оба направления сходятся в том, что «ранний немецкий романтазм» в прочтении Гегеля и его последователей нуждается в решительном пересмотре. , ,

В 1960-1970-е годы в западноевропейской философии возник целый ряд школ и течений, в которых был возобновлен интерес к проблеме философских оснований современности и к проблематизации самого понятия «современность». Этот интерес нашел выражение и широкий резонанс в полемике, известной как «дискуссия о модерне» (Ю. Хабермас, X. Р. Яусс, Ж.-Ф. Лио-тар, Ж. Деррида и др.) В рамках этой дискуссии был начат радикальный пересмотр всех традиционных историко-философских парадигм, описывающих опыт философствования последних двух столетий новоевропейской истории. В этой перспективе с новой актуальностью встала проблема реинтерпрета-ции немецкой философии эпохи рубежа XVIII-XIX веков, когда возникли такие мощные течения как «идеализм», «романтизм», а на их почве — «классическая немецкая философия», эпохи, ставшей духовно-идеологическим и культурно-историческим основанием современного «мира жизни» (Э. Гуссерль), того, что в западной философской традиции получило устойчивое название «die Moderne», или «modern», то есть «современность». Нас здесь интересует только преломление этого «спора о модерне» в переинтерпретации раннего немецкого романтизма, Ф. Шлегеля в связи с понятием и феноменом «иронии».

Одно из направлений, ассоциирующееся с так называемым постмодернистским образом мысли, пытается дать собственную оценку романтизму и феномену иронии, но при этом усиливает все то, что стало предметом критики в «гегелевской» традиции (Р. Рорти, И. Хасан и др.). В том, что «гегелевская» традиция отрицает и оспаривает в понятии иронии, «постмодернистская», узнает себя и свои философские установки и пытается по-новому обосновать и оправдать крайний «субъективизм» и творческий «произвол» «романтической иронии».

Другое направление, ориентированное на традицию философской герменевтики, переносит акцент с рецепции «иронии» Шлегеля, спровоцированной критикой Гегеля и его школы, непосредственно на сам исторический феномен и переводит напряжение полемики в плоскость проблемы историчности мышления (Д. Хенрих, Х.Р. Яусс, М. Франк, Р. Бубнер, В. Йешке и др). В рамках данного подхода пересмотру и переоценкам подвергаются истоки любой «состоявшейся», определившейся философской традиции (в том числе — своей собственной). Такой взгляд позволяет осмыслить «революцию в способе мышления» конца XVIII века не только как подготовку и «ступень» к будущему, но как относительно самоценное событие «действенной истории» (Г.-Г. Гадамер).

Три подхода к проблеме иронии Шлегеля и, шире, к проблеме раннего немецкого романтизма, обозначенные здесь, разумеется, не исчерпывают весь спектр позиций и интерпретаций. Но, насколько позволяет судить анализ доступной научной литературы, любое философское или филологическое исследование, будь то западное или отечественное, в котором речь идет о проблеме иронии, явным или косвенным образом неизбежно опирается или ориентируется на один из трех, тематизированных подходов.

Среди исследователей XIX - первой половины XX веков, внесших существенный вклад в пересмотр в переоценку «романтической иронии» как философского проекта, следует назвать такие имена, как Р. Бенц (Richard Benz), В. Беньямин (Walter Benjamin), О. Вальцель (Oskar Walzel), Б. фон Визе (Benno von Wiese), В. Виндельбанд, Р. Гайм (Rudolf Haym), Ф. Гундольф (Friedrich Gundolf), В. Дильтей, Й. Кернер (Joseph Körner), П. Клукхон (Paul Kluckhohn), Э. Р. Курциус (Ernst Robert Curtius), С. Кьеркегор, А. Лавджой (Arthur О. Lovejoy), К. Маркс, Я. Минор (Jakob Minor), К. Полхайм (Karl Konrad Polheim), P. Xyx (Ricarda Huch), К. Эндерс (Carl Enders).

Крупнейшие западные исследователи сер. XX - начала XXI века, на работы многих из которых мы опирались в данном исследовании, это: Б. Алле-манн (Beda Allemann), Ж.-Ж. Анштет (Jean-Jacques Anstett), X. Айхнер (Hans Eichner), Ф. Бейсер (Friderick Beiser), Э. Бслер (Ernst Behler), Р. Бубнер (Rüdiger Bubner), H. Гартман (Nikolaj Hartmann), A. Гроссе-Брокхоф (Annelen Gros-se-Brockhoff), Г. Диркес (Hans Dierkes), П. Зонди (Peter Szondi), О. Розеншток-Хюсси (Eugen Rosenstock-Huessy), Р. Рорти (Richard Rorthy), Г. Тим (Hermann Timm), M. Финли (M. Finlay), M. Франк (Manfred Frank), Й. Хёриш (Jochen Hörisch), Э. Хуге (Eberhard Huge), Г. Шанце (Helmut Schanze), I'. Шольц (Gunter Scholtz) Э. Штайгер (Emil Staiger), И. Штрошнайдер-Корс (Ingrid Strohschneider-Kohrs), С. Элфорд (Steven Е. Alford), У. Япп (Uwe Japp).

В отечественной дореволюционной науке важный вклад в осмысление философии Шлегсля внесли в философии Ф.А. Степун и в литературоведении В.М. Жирмунский. В советский период проблемой «иронии» и paimero немецкого романтизма в целом у нас занимались В. Ф. Асмус, M. М. Бахтин, Н. Я. Берковский, В. В. Ванслов, Р. М. Габитова, П. П. Гайденко А. В. Гулыга, Ю.Н.Давыдов, А. С. Дмитриев, В. М. Жирмунский, М. А. Лифшиц, А. Ф. Лосев, А. В. Михайлов, Ю. Н. Попов. ..

В работах указанных исследователей — историков философии, эстетики, литературы и культуры — концепт «иронии» Шлегеля представлен в широком историко-культурном и философском контексте; в целом ряде работ исследуется связь философии Шлегеля и «немецкой классической философии», в особенности ранней философии Фихте. Однако необходимо отметить, что в подавляющем большинстве отечественных исследований советского периода решающим философским влиянием оставалось влияние гегелевской критики романтизма. Следствием этого стал тот факт, что феномен раннего немецкого романтизма не был рассмотрен с должным вниманием и философское значение концепта «иронии» Ф. Шлегеля не было понято и оценено. Особую линию изучения феномена немецкого романтизма и шлегелевской «иронии» в контексте проблемы «народно-смеховой культуры» Средневековья и Нового времени наметил в своем исследовании о Рабле M. М. Бахтин. Но подход Бахтина к истории культуры, в котором «иронии» в историческом контексте «прозаизации» и «романизации» мира принадлежит очень заметное место, в сущности, так и не получил до сих пор продолжения. Вместе" с тем, в работах 1960-х, 1980-х годов (прежде всего в работах П. П. Гайденко, Р. М. Габито-вой, А. В. Михайлова, Ю. Н. Попова) наметился поворот к переосмыслению и

переоценке рассматриваемого феномена, были намечены перспективы преодоления односторонности гегелевской критики. В последние два десятилетия интерес к философии Ф. Шлегеля возобновился; в новейших исследованиях преобладающим становится влияние «постмодернистской» линии в исследовании немецкого романтизма (Г. Фролов, М. Ямпольский, И. Осинов-ская).

В данной работе мы по существу впервые пытались подойти к проблеме «романтической иронии», опираясь на герменевтическую традицию как в западноевропейской, так и в отечественной философской и научно-гуманитарной мысли. Предлагаемый в диссертационном исследовании подход формировался под влиянием работ таких отечественных исследователей последних десятилетий, как С. С. Аверинцев, А. В. Михайлов, Э.Ю. Соловьев, В. Л. Махлин, Н. С. Плотников. Названные авторы, как представляется, в той или иной мере ориентированы на философско-герменевтическую традицию исследования гуманитарных наук.

Объектом исследования является философия иронии Ф. Шлегеля как целостный философско-эстетический проект.

Предметом исследования являются философско-эстетические основания философии иронии. Эти основания, как представляется, могут быть реконструированы в рамках двух крупных научных событий последнего десятилетия XVIII века: (1) полемики о перспективах послекантовской философии и (2) дискуссии о философском статусе эстетики и искусства.

Цель и задачи исследования

Цель данного диссертационного исследования состоит в том, чтобы путем обращения к историческим и научно-теоретическим предпосылкам и основаниям шлегелевской «иронии» реконструировать философию иронии Шлегеля как целостный проект. -'

Для достижения поставленной цели предстоит решить следующие задачи: : .

Во-первых, раскрыть критико-философские предпосылки и основания философии иронии Шлегеля:

- реконструировать взгляды Шлегеля в дискуссии 1790-х гг. о перспективах философии;

- проблематизировать шлегелевскую критическую рецепцию оснований и постулатов наукоучения Фихте;

- дать анализ эпистемологического и диалектического аспектов философии иронии Шлегеля.

Во-вторых, раскрыть философско-эстетические основания и принципы философии иронии Шлегеля:

- проблематизировать феномен «эстетической революции» 1790-х гг.;

- реконструировать программу «эстетической революции» Шлегеля;

- проанализировать трактовку понятия «ирония» в контексте идей «эстетической революции»;

- дать анализ феномена «иронического сознания» в связи с проблемой творчества.

Методологические основания исследования

Принципы методологии данного исследования следуют из поставленной в центр исследования проблемы - проблемы понимания, прежде всего.

(1) Речь идет именно о проблеме понимания, поскольку для того, чтобы понять рассматриваемый феномен в его многослойности и многосмысленно-сти, нельзя ограничиться реконструкцией «иронии» только как теоретической концепции, возникшей в полемике и дискуссии с другими теоретическими же концепциями. Феномен иронии предстает в философии Шлегеля как своего рода ответ на целый комплекс теоретических и до-теоретических вопросов, определяющих «болевые точки» эпохи. Без обращения, по возможности, ко всем аспектам, определившим замысел Шлегеля, как непосредственно философским, так и к антропологическим, — реконструкция философии иронии как философии неизбежно окажется односторонней и искаженной.

(2) В данном исследовании неприменим подход, фокусирующийся на анализе материала, который текстологически связан с феноменом иронии (то есть, в данном случае — шлегелевских фрагментов, писем и статей, в которых непосредственно упоминается ирония). В рамках данного исследования такой исключительно текстологический метод расширяется. Необходимо, как представляется, проследить зарождение и становление всех тех движений мысли, которые в 1795-1798 гг. получили у Шлегеля относительно завершенный вид в философии иронии.

Наиболее приемлемый метод — это историко-философское описание и воссоздание систематического и исторического места исследуемого феномена. Такой метод, как кажется, можно назвать герменевтическим постольку, поскольку описание в исследовании строится исторяко-критически: в каждом конкретном случае имеет место не просто описание того или иного историко-культурного феномена, но по необходимости ставится вопрос о том, каким данный факт или феномен оказывается в общей взаимосвязи воздействий, влияний, вопросов и ответов на некоторое проблемно-философское и мировоззренческое событие.

Научная новизна исследования отражена в следующих положениях:

- проблема понимания философско-эстетического концепта «иронии» Ф. Шлегеля поставлена в связь с историческим «мотивационным контекстом» и историко-философскими предпосылками замысла философии иронии Шлегеля;

- выявлено, что движущей силой и основанием для создания философии иронии стали диалектическая философия раннего Ф. Шлегеля и его радикальная критика «философии единого основания» Фихте;

- показано, что философия иронии Ф. Шлегеля — оригинальная и продуктивная эпистемологическая и философско-эстетическая концепция, основанная на диалектическом принципе и принципе историзма;

- в научный обиход введено понятие «эстетической революции» как фило-софско-эстетического и культурно-исторического феномена;

- установлено, что философия иронии Ф. Шлегеля была манифестом и реализацией «эстетической революции» — философской программы обоснования автономии эстетики и искусства как особых форм познания;

- осуществлен анализ герменевтического и диалогического аспектов философии иронии Шлегеля;

- на примере философии иронии Ф. Шлегеля поставлен вопрос о пересмотре историко-философских оценок «раннего немецкого романтизма»: намечен подход, в рамках которого этот феномен исследуется как самостоятельное и влиятельное философское течение конца XVIII века в диалоге с другими традициями и течениями.

Апробация результатов исследования

Основные идеи данного исследования были изложены в публикациях автора, в ряде докладов и выступлений на научных конференциях, в частности на IV Российском философском конгрессе (Москва, ИФ РАН, 2005 г.) и на конференции «Комментарий в культуре: история и современность» (Москва, ИГИТИ, 2006 г.). Диссертация прошла обсуждение на кафедре философии Московского педагогического государственного университета и была рекомендована к защите.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что материалы и выводы диссертации могут быть использованы при разработке новых подходов к изучению истории немецкой философии и философской эстетики рубежа ХУШ-ХГХ вв., в частности, к феномену «раннего немецкого романтизма», в связи со становлением «классической немецкой философии».

Практическая значимость исследования. Положения и выводы диссертации могут быть использованы, а отчасти уже используются, в ходе чтения курсов лекций по истории философии и эстетике.

Структура исследования

Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Основное содержание работы

Во введении дается обоснование актуальности темы исследования, характеризуется степень разработанности данной проблематики в научной литературе, определяются цель и задачи исследования, его методологические основания, тематизируется научная новизна исследования, а также теоретическая и практическая значимость полученных результатов.

. В первой главе диссертант ставит проблему исследования, а также определяет границы исследования.

В первом параграфе рассматривается общий историко-философский контекст эпохи конца XVIII века, а также ряд феноменов и понятий, определивших движение рассматриваемой эпохи в целом.

Исторический контекст рассматриваемой эпохи — последнее десятилетие XVIII века. Это время осмысления Французской революции и ее итогов, дискуссий о перспективах развития философии после трех кантовских «Критик», разработки философского подхода к эстетике и опыту восприятия искусства, рецепции гетевско-шиллеровских преобразований литературы, актуализации традиции искусства и философии античности.

В этот совсем короткий отрезок времени произошли существенные изменения в понимании базовых представлений и понятий науки и культуры; в 1790-е гг. были поставлены под вопрос традиционные воззрения на философию, историю, искусство, возникли синтетические понятия, определившие собой новые Направления исследований, такие как «философия искусства», «философия истории», «философия религии». С помощью новых научных дисциплин философия получала доступ к таким сферам человеческого опыта, которые прежде были ей или неинтересны, или недоступны. В поисках обоснования нового исторического опыта философия — в тесном контакте с искусством, религией, историей, антропологией, теологией и филологией — изменяла представление о каждой из областей познания, но вместё с тем изменялась и сама.

Радикальная трансформация и переосмысление всех сфер исторического опыта оказала мощное воздействие на всю европейскую научную и художественную культуру ХЕХ-ХХ веков. Это обстоятельство дало основание исследователям еще в XIX веке говорить о «немецкой революции» (Р. Гайм) в сфере всей духовно-идеологической культуры по аналогии с французской политико-социальной революцией 1789 года. «Немецкую революцию» диссертант понимает как философскую, историко-культурную, теоретико-эстетическую и духовно-идеологическую дискуссию в Германии в последние годы XVIII века. Это событие имело для научно-философской и научно-гуманитарной мысли Х1Х-ХХ веков не менее радикальные последствия, чем последствия Французской революции в общественно-политическом «мире жизни» того времени. Сама эта дискуссия и ее философская рефлексия были, с одной стороны, отражением и преломлением опыта Французской революции в духовно-идеологической сфере, а с другой стороны, - критикой и переосмыслением этого опыта.

Речь идет, во-первых, о «революции в способе мышления», совершенной в «Критике чистого разума», а во-вторых, о столь же значимой для будущего философии эстетической революции, намеченной в «Критике способности суждения» и утвердившей автономное философское значение эстетики и искусства. Двумя полюсами напряжения, между которыми могла появиться философия иронии Ф. Шлегеля, стали два «коперниканских переворота», совершенные в философии Кантом.

Еще одна важнейшая черта рассматриваемой эпохи — возобновление интереса к античной философии, литературе и искусству. В переломную эпоху 1790-х годов античность вновь начинает восприниматься как исток и «несущее» основание европейской культурной традиции, как образец и пример для подражания. С другой стороны, именно в рассматриваемую эпоху современное начинает противопоставляться античному, происходит осознание особого «незаместимого места» современной эпохи по отношению ко всем предшествующим эпохам. Эта продуктивная актуализации античной культурно-философской проблематики во второй половине XVIII - начале XIX веков как раз и дала основание некоторым отечественным исследователям говорить о втором — германском возрождении, по аналогии с первым возрождением XIV-XVI вв. - романским (Ф. Ф. Зелинский, Вяч. Иванов). Обращение Шлегеля к платоновско-сократовской проблематике, утверждает диссертант, не может получить адекватную и продуктивную интерпретацию в отрыве от анализа феномена «возрождения» — второго в истории новой Европы — интереса к античной традиции.

Наконец, при исследовании антропологических оснований философии иронии Шлегеля для анализа привлекается понятие, возникшее в 1790-е гг., а именно, понятие «модерн» (die Moderne), или «современность». Это понятие возникает в историко-литературной критике у Ф. Шлегеля, а затем уже прочно входит в философскую терминологию, в частности, в философии Гегеля. Модерн — это эпоха, которая больше не может и не хочет формировать свои ориентиры и критерии по образцу какой-либо другой эпохи, но стремится черпать свою нормативность из самой себя (Ю. Хабермас).

Литературно-критическая проблематика становится фоном, на котором Шлегель — впервые в истории новой философии и опережая в этом Гегеля — предпринимает попытку проблематизировать понятие современности («модерна») как новой эпохи - по сравнению с античностью и средневековьем - и тематизировать отличия этой новой эпохи от прежних эпох и тем самым поставить вопрос о самосознании человека новой эпохи и самоосознании новой эпохи в ситуации диалога с античностью.

Во втором параграфе дается обоснование центрального понятия исследования — понятия «философии иронии». Диссертант показывает, что проект «иронии» Шлегеля носил систематический, а не только мировоззренческий характер и был ориентирован на философскую и историко-культурную проблематику. Дается историческое, типологическое и систематическое обоснование понятия «философии иронии».

Концепт «иронии» стал принципиальным осуществлением и выражением шлегелевского поворота в «способе мышления». Новизна здесь состояла в отказе не только от риторического, но и от чисто теоретического понимания и истолкования иронии. «Ирония», о которой заговорил Шлегель, была не столько его открытием, сколько прежде всего иереоткрытием, то есть возвращением феномену иронии его философского смысла, которым он обладал в сократических диалогах Платона, но с привнесением нового неантичного элемента — истории.

На протяжении многих столетий в научно-философском дискурсе господствовало такое понимание иронии, в рамках которого «иронию» считали фигурой речи и постольку относили к риторике, к риторической культуре, насчитывавшей к концу XVIII века два тысячелетия. Риторическая ирония, восходящая к словесным техникам софистов, воспринималась тоже как своего рода техника, при этом риторическое понимание иронии представлялось единственно верным и адекватным, поскольку оно соотносилось с самим представлением об «античной классике» и постольку — с представлением о «классическом» вообще. .

Изучая диалоги Платона, Шлегель открыл «иронию» как один из элементов «сократического» метода й как одну из характерных черт самого Сократа как философа. Действительно, только у Платона в связи с образом Сократа «ирония» впервые в античной философии получила философское и эстетическое содержание.

Переоткрытие «иронии» стало возможно тогда, когда Шлегель перенес внимание с содержания иронии как риторического приема на активную жизненную позицию ищущего истину среди других людей и среди уже существующих традиционных истин. Благодаря Шлегелю «ирония» перестала быть только риторической фигурой, а стала способом бытия и мышления человека, ищущего истину.

Этим обусловлен пограничный характер феномена иронии, в отличие от того или иного преломления этого феномена в понятии — философском или филологическом (риторическом).

В этом смысле философия иронии Ф. Шлегеля стала переосмыслением и «антропологического» феномена, и «теоретического» его понятия — переосмыслением, благодаря которому Шлегелю удалось поставить вопрос о сознании и самосознании человека новой, не «ставшей», но только «становящейся» эпохи <- эпохи рубежа XVIII - XIX веков. Такой подход к проблеме «иронии» и сделал это понятие остро дискуссионным для современников.

В исследовании дается обоснование понятия «романтический» и пробле-матизируется градационное словосочетание «романтическая ирония». В отличие от устоявшейся традиции, соотносящей понятие «романтического» прежде всего с литературной школой конца XVIII - начала XIX веков, сами «романтики» применяли это понятие для обозначения новой эпохи европейской истории и культуры, отмеченной именами Данте, Боккаччо, Шекспира, Сервантеса, Кальдерона, Гете, Шиллера и др. «Романтическую поэзию» в этом смысле следует понимать как историко-литературный и философско-

эстетический коррелят к понятию «Нового времени» и понятию «модерна». «Романтическая ирония» в широком смысле понималась как универсальный принцип литературного и философского творчества Нового времени. В данном исследовании диссертант ориентируется на это первоначальное понимание «романтического» и лишь постольку соотносит его с понятием «иронии»: не в качестве абстрактного определения, а в перспективе исторического становления понимания «романтического» и «романтической культуры».

В третьем параграфе первой главы дается обзор основных подходов к рецепции «иронии» Ф. Шлегеля. Последовательно рассматриваются сильные и слабые стороны трех подходов: «гегелевского», «постмодернистского» и «герменевтического». В рамках анализа первого подхода диссертант дает аналитический обзор отечественных исследований «иронии» Шлегеля. Диссертант рассматривает динамику отношения" к «иронии» Шлегеля и показывает, что в истории рецепции философии иронии совершалось движение как бы между двумя полюсами: от непонимания, пренебрежения и забвения постепенно переходили к реабилитации шлегелевской мысли, к реконструкции шлегелевского замысла философии иронии как целостного философского проекта в горизонте незавершенного настоящего.

Во второй главе, посвященной критико-философским основаниям «иронии» Шлегеля, дается экспозиция становления «послекантовской» философии, и в этой связи рассматривается философская позиция Ф. Шлегеля. Диссертант выдвигает утверждение, согласно которому, «ирония» Шлегеля имела не только, даже не столько литературно-эстетический, сколько собственно философский генезис.

В первом параграфе речь идет о проблемах рецепции кантовской «Критики способности суждения» (1790) и о перспективах кантиапства. В третьей «Критике» Кант обратился к априорным формам чувственного познания. С помощью трансцендентального обоснования «способности суждения» (Urteilskraft) Кант надеялся преодолеть дуализм, который возник в его философской системе в результате работы над двумя первыми «Критиками» и найти соединительное звено между теоретическим и практическим разумом. Это соединительное звено Кант мыслил в качестве регулятивной идеи, а не неоспоримого абсолютного принципа. В период, рассматриваемый в диссертации, некоторые мыслители (К. Л. Райнгольд, Ф. Г. Якоби, Ф. Гарден-берг (Новалис), Ф. Гельдерлин) позитивно восприняли кантовскую идею философии как критики, не нуждающейся в каком бы то ни было неоспоримом основании. Другие (прежде всего Фихте) подвергли кантианство радикальному пересмотру и обратились к поискам безусловного основания, на котором возможно построить философию как абсолютную и непротиворечивую систему знания.

До 1795 года Ф. Шлегель был убежденным фихтеанцем, однако после переезда в Йену, в процессе изучения античной и современной философии и активного участия в философских дискуссиях он начал критику основополагающего убеждения Фихте, а именно: убеждения в возможности строить философию как систему познания, дедуцируемую к некоему единому и безус-

ловному рациональному основанию. После 1795 года Ф. Шлегель, с одной стороны, разделял философский скепсис Рейнгольда и Якоби, с другой стороны, продолжал выступать сторонником Фихте в переориентации философии на субъект, а также разделял убеждение Фихте в необходимости преодоления дуализма кантианства. Соглашаясь с Якоби в необходимости проблематизи-ровать нерациональные основания познания, Шлегель в то же самое время выступал с критикой отказа от рациональности как таковой, декларируемого в философии Якоби. Таким образом, в дискуссии о перспективах философии «после» Канта, Шлегель занял позицию между монизмом в духе Фихте и Шеллинга, скептической философией в духе Райнгольда, ставящей под вопрос любые безотносительные истины, и критической философией Якоби, расширявшей границы философии посредством критики рационализма познания.

Во втором параграфе на материале ранних философских фрагментов 1795-1796 годов (которые прежде фактически не исследовались в отечественной науке) дан детальный анализ шлегелевской рецепции «Наукоучения» Фихте. В этой критической рецепции Шлегель поставил под сомнение самые основы философии Фихте — принцип достаточного основания, на котором Фихте построил свою теоретическую философию. Свою рецепцию фихтеанства Шлегель начинает с критики догматизма и" антиисторизма проекта «наукоучения» Фихте. С одной стороны, Шлегель разделяет идею Фихте о необходимости особой философской науки — «наукоучения», — выступающей посредником между всеми науками и обеспечивающей философские основания познания. С другой стороны, Шлегель в своей критике вскрывает внутренние противоречия философского проекта Фихте, двойственность его эпистемологических оснований и осуществляет оригинальное критическое расширение фихтевского понятия «наукоучения». Шлегель выдвигает требование «полемической тотальности» как необходимое требование философского поиска истины. «Наукоучение»", по мысли Шлегеля, должно стать инстанцией «полемической тотальности», которая способна видеть целое и регистрировать все попытки познать это целое, не «снимая» взаимные противоречия этих попыток. Эта инстанция должна ставить под вопрос и проблематизировать основания, на которых та или иная наука строит свои утверждения, и прежде всего ставить под сомнение утверждения и основания самой философии.

Важнейшее противоречие, которое Шлегель обнаружил в философии Фихте, заключалось в том, что «основоположение» (Grundsatz) теоретической философии Фихте («"Я" полагает себя»), вступало в конфликт с императивом практической философии Фихте («"Я" должно существовать»). Шлегель обнаружил, что конфликт между данным и заданным планами идеалистической философии Фихте и есть в действительности «первопринцип» и движущая сила философии последнего. Шлегель осуществляет экспликацию этого реального движущего принципа фихтсвской философии, присутствующего у самого Фихте имплицитно. Это открытие подводит Шлегеля к разработке нового понятия — понятия «переменного основания» (Wechselgrundsatz), как единственно возможного, по мысли Шлегеля, основания философии. «Пере-

менное основание» учитывает то обстоятельство, что в действительности мы всегда имеем дело одновременно как с чем-то данным, так и с чем-то заданным, Конфликт между этими двумя планами бытия не может быть до конца разрешен. «Переменное основание» может, по мысли Шлегеля, учесть это неразрешимое противоречие и в процессе мышления. «Переменное основание», кроме того, есть закономерное развитие фихтеанства, не отходящее от «самосознания» как основополагающего феномена философии. При этом, однако, Шлегель не может согласиться с фихтевским пониманием самосознания как очевидного и изначально данного фундамента познания: Шлегель проблема-тизирует самосознание как феномен, характеризующийся историчностью и не обладающий самоочевидностью и рациональной ясностью. В вопросе о познаваемости «абсолюта» Шлегель также полемизирует с Фихте, утверждая, что познание возможно только на границе трансцендентного и имманентного, абсолютного и конечного, таким образом, познание всегда не только относительно, но и не завершено, также как и самопознание.

Но полемика с Фихте была для Шлегеля только одним из импульсов в создании концепции «переменного основания». Другим мощным импульсом была полемика с Якоби. В этой полемике Шлегель сформулировал еще одно принципиальное понятие своей философии — коррелят к понятию «переменного основания» — понятие «переменного доказательства» (1й^ес11зе1ег\уе18). С помощью этого понятия Шлегель полемизирует с антирационализмом Якоби. Если для Якоби невозможность рационально познать «абсолют» подтверждает отказ от рациональности как таковой и обращает к дорациональным основаниям опыта (к «трансрефлексивности» бытия), то для Шлегеля «абсолютное» становится регулятивной идеей в кантовском смысле: без ориентации на бесконечное — наше конечное мышление не может продуктивно воспринять свою конечность и частичность, без представления о безусловном — нельзя помыслить обусловленность. Вводя понятие «переменного доказательства», Шлегель, тем самым, как бы устанавливает паритетные отношения между утверждением и отрицанием рационалистического подхода к бытию.

В третьем параграфе анализируются диалектические основания философии иронии. Рассматривается различное понимание диалектики у Фихте и Шлегеля. Полемика с Фихте приводит Шлегеля к необходимости разработки собственной философской концепции. Его философия, основанная на принципах «переменного основания» и «переменного доказательства», есть по сути философия диалектическая. Отталкиваясь от антиисторизма Фихте, свое исследование диалектики Шлегель начинает с постановки проблемы исторического становления философских понятий. В этой перспективе Шлегель осуществляет критику философского языка Фихте, зависимого от формальной логики и математики. Для прояснения оснований своей философии Шлегель обращается к философии античности, главным образом к диалогам Платона. Изучая Платона, Шлегель открывает, что принцип перемены, альтернативы, разработанный им в полемике с Фихте, есть упрощенное подобие философ-ско-поэтических понятий сократического философствования, а именно диалектики и иронии. Шлегель обращается к разработке этих понятий в рамках

критической философии и философии искусства, чтобы вернуть современному философствованию потенциал античной философии, в значительной мерс утраченный в рационалистической метафизике Нового времени. Вместе с тем, Шлегель рассматривает платоновские понятия в контексте собственных идей о «переменном основании» философии, о философии как диалектическом «знании о знании». В этот период (1795-1796) «диалектика» и «ирония» возникают в записях Шлегеля как близкие, комплиментарные понятия. Диалектическое противоречие между невозможностью и желанием достичь «абсолюта» Шлегель определяет как «прогрессию» (Progression) или «бесконечное приближение» (unendliche Annäherung). Если в рамках идеализма такое «бесконечное приближение» может расцениваться как слабость, то в перспективе критической философии, напротив, точка зрения «бесконечного приближения», «бесконечной прогрессии», должна быть переосмыслена, по мысли Шлегеля, с ее сильной стороны. Неокончательность нашего знания о себе и о мире, комичность наших попыток гарантированно обеспечить себе абсолютное знание позволяют нам «бесконечно совершенствоваться», признавая продуктивную ограниченность любой завершенной системы знания. В диалектической философии Шлегеля «целое» дано только в недостижимой перспективе, а «ирония», вобрав в себя принципы «переменного основания» и «переменного доказательства», выступает в качестве заместителя абсолютного основания. „

В третьей главе, посвященной философско-эсгетическим основаниям «иронии» Шлегеля ставится вопрос о том, почему из двух понятий - «диалектики» и «иронии» — Шлегель сделал выбор в пользу последнего, и почему и каким образом эстетический и жизненно-практический феномен стал одним из центральных понятий в ранней философии Шлегеля?

В первом параграфе проблематизируется «эстетическая революция» как историко-культурный и философско-эстетический феномен; поскольку этот феномен не был исследован в отечественной литературе, значительная часть второй главы посвящена его экспозиции. В последнее десятилетие XVIII века в среде немецких мыслителей опыт искусства впервые начинает осознаваться как особого рода рефлексия. Эта рефлексия отличается от традиционной рационалистически ориентированной рефлексии и ориентируется на допонятийный и символический опыт познания, характерный для искусства. В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает «трансцендентальные» основания эстетики и дает обоснование «суждению вкуса» как автономному и общезначимому способу познания действительности. Универсальный принцип, на котором основывается индивидуальная способность выносить суждения в области вкуса, неверно было бы, согласно Канту, возводить к тому или иному рационалистическому обоснованию; этот принцип сам себя регламентирует и организует. В «эстетике гения», разработанной Кантом, художественное произведение впервые начинает восприниматься как «случай символической репрезентации жизни» (Г.-Г. Гадамер), отношение к искусству как к символу предполагает постановку проблемы истолкования символа и, как следствие, разработку герменевтики «символического» как

особого рода познания. Благодаря третьей «Критике» впервые в истории европейской философии искусство получает автономию, причем автономию, фундированную в рамках общефилософской трансцендентальной системы.

Идеи «трансцендентальной эстетики» Канта получают развитие у Ф. Шиллера и в программном документе эпохи — «Первой программе системы немецкого идеализма» (1796), авторство которого приписывают Ф. Гельдер-лину, Ф. В. Й. Шеллингу и Г. В. Ф. Гегелю. Шиллер разрабатывает такое понимание искусства, согласно которому искусство — это философская, и общественно-политическая сила, способная изменять мировоззрение и идеологию отдельного человека и целого сообщества людей. Важнейшим следствием шиллеровской постановки вопроса об эстетическом воспитании становится настоятельная необходимость в разработке подступов к рефлексии эстетического опыта как целог о, которая и осуществляется в «Первой программе». В этом манифесте новой философии предпринята попытка примирить формы рационального и чувственного познания и высказана принципиальная идея о превосходстве эстетического познания над познанием «теоретическим» (рационально-рассудочным) в смысле расширения сферы «разума». Этот переворот в понимании соотношения искусства и философии уже в 1795 году получил у Ф. Шлегеля название «эстетической революциии», а разработка нового подхода к искусству осуществлялась в рамках новой дисциплины — философии искусства, наиболее разработанную систему которой позднее представили Шеллинг в «Философии искусства» (1802 г.) и Гегель в своих «Лекциях по эстетике» (1817-1830 гг.); Анализу феномена «эстетической революции посвящены три раздела этого параграфа.

В четвертом разделе первого параграфа в рамках проблематики «эстетической революции» диссертант анализирует философско-эстетическую программу Ф. Шлегеля, обращаясь к концепции «современного искусства» и к проекту «философии филологии» Шлегеля.

В центр своей философии истории Шлегель ставит традиционную для европейской культуры оппозицию «древнего» и «нового». В отношении про-J блематики искусства эта оппозиция получила яркое воплощение в знаменитом французском «споре древних и новых поэтов» (Querelle des Anciens et des Modernes) в конце ХУЛ века, в рамках которого был поставлен вопрос о том, насколько и в каком смысле «новая» поэзия должна быть продолжением поэзии «древней». Вопросов действительности, стоял о том, в какой мере сохраняется непрерывность и единство культурной традиции со времен античности.

Шлегель радикализует это противоречие между «традицией» и «современностью», вскрывая условный и риторический характер самой постановки вопроса. В шлегелевском анализе «современной культуры» становится очевиден непреодолимый разрыв между античным «идеальным» образцом и современными попытками подражания образцу. Шлегель осознает свою эпоху как эпоху вышедшую за пределы культуры «готового слова» (А. В. Михайлов), то есть утратившую культурную преемственность с античной традицией и впервые осознавшей эту утрату. Осмысление новой исторической и культурной

констелляции приводит Шлегеля к постановке целого комплекса проблем: Это: во-первых, необходимость духовно-исторической рефлексии как в отношении прошлого, так и в отношении настоящего; во-вторых, задача понимания, которая возникает со всей очевидностью там, где прежде понимание казалось чем-то само собой разумеющимся. Эту задачу Шлегель осмысляет в обращении к историческому опыту филологии (в своем проекте «философии филологии»), в рамках которого проблема восприятия традиции изначально осмыслена как проблема перевода и понимания чужого слова.

Понимания требует теперь не только казавшаяся прежде самопонятной античная классика; понимания требует сама современность с ее незавершенным характером, и со всеми ее противоречиями. Шлегель первым в рамках филологической критики проблематизировал историческую смену самопонятности традиции — ее непониманием и со всей остротой постановил проблему понимания как историко-культурную и философскую проблему. Это дало основание Г.-Г. Гадамеру почти два столетия спустя утверждать, что Ф. Шлегель, наряду со Шлейермахером, стал подлинным открывателем диалогического принципа как метафизической основной схемы познания истины.

Теперь произведение в философии и в поэзии возможно только- как творческое воспроизведение античного произведения или античного образца. Шлегель осмысляет переход «от философской и эстетической продукции к репродукции» (В. Дильтей), происходящий в «современной культуре». Творчество не может более восприниматься как органическое продолжение той или иной традиции. Отныне творческий акт - это акт встречи с уже с «пред-находимым» античным образцом.

Перед «современной культурой» Шлегель выдвигает требование достижения «новой объективности». Теперь, полагает Шлегель, авторитет античной традиции должен быть осмыслен не только и не столько в силу риторической соподчиненности «древней» и «новой» поэзии; «объективность» античной поэзии должна быть понята и раскрыта таким образом, чтобы ее смысл получил очевидное и актуальное развитие в рефлексирующей над собой «поэзии» современности.

Требование «господства новой объективности» в «современной культуре» Шлегель осознает как нечто абсолютно необходимое, но в пределе невыполнимое. Требование «новой объективности», как представляется, оказывается типологически близким к диалектическому принципу «переменного основания», с той только разницей, что речь теперь идет о поиске универсального философского подхода к истории культуры. В этом контексте Шлегель и обращается к «иронии», как к эстетическому феномену, с помощью которого положение «современной культуры» перед лицом истории может быть осмыслено.

В этой связи философия иронии - это по сути дела диалог с сократической иронией, с одной стороны, и переосмысление этой иронии в новой исторической ситуации, с другой. Философия иронии, таким образом, в действительности, может рассматриваться как начало той традиции, которая впоследствии будет названа «философией диалога».

В пятом разделе философия иронии рассматривается как часть фило-софско-эстетической программы Шлегеля, содержащая в свернутом виде все основные положения программы «эстетической революции».

С опорой на тексты фрагментов об иронии 1798-1799 гг. диссертант показывает, что обращение к «иронии» как к философскому феномену было попыткой Щлегеля осознать современную философию (критически переосмысленные кантианство и фихтеанство) как возрождение античного понимания философии, попыткой восстановления в правах античного философствования.

Шлегель противопоставляет иронию риторическую нериторической иронии, образец которой он находит у Сократа, а примеры - у крупнейших художников слова Нового времени. Особый нериторический род иронии, о котором говорит здесь Шлегель, — это не просто речевое высказывание; это «настроение», «отношение», «взгляд». Таким образом, термин «романтический» Шлегель типологически распространяет на такой способ высказывания

— в жизни и в искусстве, — который, во-первых, носит универсальный мировоззренческий характер, а во-вторых, включает и выражает нечто личное, персональное, субъективно участвующее в объективном содержании речи. Следовательно, «романтический» тип иронического высказывания историчен в том самом смысле, в каком Шлегель говорит о «прогрессивной» поэзии и мироот-ношепии «новых» (т.е. Нового времени), обнаруживая зачатки «романтической иронии» уже у Сократа, в самом феномене иронии. Феномен иронии, переоткрытый, «репродуцированный» Шлегелем в содержательной форме сократических диалогов, позволяет ему дифференцировать романтический и античный стили философствования, избегая их абстрактной ■шпологизации.

«Иронию», как универсальный и вместе с тем персонализованный способ высказывания и речевого поведения, мы, таким образом, вправе назвать философской — в полном согласии со словоупотреблением Шлегеля. «Философия есть подлинная родина иронии» (Ф. Шлегель) в том смысле, что она относится не к «красноречию», но к бесконечному характеру мышления в преломляющем и осознающем эту бесконечность способе речи.

Эта идея, или тенденция, находила свое основание в том, что предметным содержанием философии отныне переставало быть чистое рациональное высказывание; на его месте могло теперь стать высказывание «нечистое», то есть вобравшее в себя не только отвлеченное теоретическое содержание, не только «чистый», но и «практический», и «эстетический» разум. Философия расширяла свои границы за счет таких форм «суждения», которые прежде не могли бы найти в ней места. •

Общий тезис «эстетической философии» заключается, таким образом, в следующем: рационально-логическая проблематика, с одной стороны, и этическая (жизненно-практическая) проблематика, с другой стороны, сами по себе односторонни и недостаточны. В них нет полноты осуществления и переживания. Эту полноту может и должна дать человеку и человечеству красота

— эстетическое завершение-синтез.

Комментируя шлегелевское определение иронии как «логической красоты», диссертант привлекает для анализа аристотелевскую концепцию «апо-

фактического» логоса (в которой речь идет о том, что предметом логики могут быть только высказывания об истинном или ложном бытии, а такие виды речи как просьба или мольба не составляют предмет логики), сформулированной им в трактате «Об истолковании». Диссертант приходит к выводу, что философская природа иронии не столько теоретическая или метафизическая, сколько «жизненно-практически-мирская» (В. Л. Махлин). Следовательно, в рамках замысла «эстетической революции» в философии иронии Шлегель осуществляет выход за пределы «апофаитического» и риторического понимания логики и намечает перспективы в понимании логической проблематики в новом смысле. В рассмотренном ракурсе проясняется отказ Шлегеля от понятия «диалектики» в пользу понятия «иронии».

Историческое значение философии иронии Шлегеля состоит, в особенности, в том, что шлегелевское осмысление и переосмысление иронии Сократа и философского значения сократического (платоновского) диалога и, шире, его концепция «эстетической революции» объективно стала шагом к новому осмыслению исторического «мира жизни», осуществившемуся в XX веке. «Эстетическая революция» 1790-х годов, в этом смысле, подготовила «онтологический поворот» XX века (М. Хайдеггер) в понимании исторического опыта. .

Во втором параграфе рассматривается еще один аспект философии иронии — антропологический. Ирония рассматривается как феномен, с помощью которого может быть осуществлена критика сознания и самосознания человека новой «модерной» эпохи. Проблема сознания раскрывается Шлеге-лем в литературной критике как проблема «иронического» сознания по преимуществу. Эту проблему Шлегель анализирует в двух, аспектах: во-первых, Шлегель исследует самосознание художника-творца новой эпохи, а во-вторых, самосознание литературного героя, в образе которого Шлегель видит человека становящейся современной эпохи. В первом случае Шлегель обращается к анализу позднего творчества Гете, во втором — к образу шекспировского Гамлета.

Только в рамках иронического сознания, утверждает Шлегель, возможно уже сейчас (в современности) осуществить предварительный синтез «безусловного» и «обусловленного», то есть, «античного» и «романтического» искусства. Этому — синхроническому — уровню программы Шлегеля соответствует уровень диахронический. Как показывает анализ шлегелевской рецепции романа Гете «Вильгельм Мейстер» (и, шире, синтетического феномена Гете - поэта и мыслителя), речь у Шлегеля идет о преодолении узкоисторических (объектных) границ как «античного», так и «романтического» типа воображения и мышления.

Иначе г оворя, «переход от философской и эстетической продукции к репродукции», продуктивным примером которого становится философия иронии Шлегеля, должен привести к решающему, революционному синтезу, причем именно на диахроническом уровне, то есть в плане духовной истории, а значит и в плане истории литературы.

В достижении этого синтеза Шлегель и видит единственного возможность обретения «новой объективности».

В образе Гамлета ироническое, насмешливое тесно связано с трагическим. Возможность в одном персонаже совместить трагическое и комическое — одна из важнейших черт нового искусства, отличающая его как от искусства классического античного, так и от искусства классицизма. С помощью «трагикомизма» Гамлета Шлегель анализирует самосознание своего современника. Трагикомическое мировосприятие есть, по мысли Шлегеля, характерная черта всей эпохи. Сила, которую содержал в себе этот «трагикомический» аспект «иронического сознания» поставила под вопрос философию иронии Шлегеля как позитивный и перспективный философско-эстетический проект.

В завершении работы диссертант высказывает предположение: возможно, понимание философии иронии в узком смысле, исключительно как «трагического» мировоззрения, осуществленное в первоначальной рецепции «иронии» Шлегеля, в известном смысле определило дальнейшую критику и непонимание основного замысла: философии иронии Шлегеля.

В Заключении подведены итоги исследования и намечены перспективы дальнейшей работы.

Публикации по теме диссертации:

1. Кузьмин Р. Ф.Шлегель уэ Фихте: к вопросу о происхождении концепции иронии // Материалы XI Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Вып. 12. Том 2. М.: Изд-во МГУ, 2004. С. 428-429; 0,1 п.л.

2. Кузьмин Р. Ю. Ирония Ф. Шлегеля как критика идеализма: реконструкция разговора // Научные труды Московского педагогического государственного университета. Серия «Социально-исторические науки». М., 2005. С. 599-608; 0,5 п.л.

3. Кузьмин Р. Ю. Философско-эпистемологические основания романтической иронии Ф. Шлегеля И Тезисы IV Российского философского конгресса «Философия и будущее цивилизации» (24-28 мая 2005 г.). Т. 2. М.: Современные тетради, 2005. С. 97-98; 0,2 п.л.

-Г

Поди, к печ. 10.05.2006 Объем 1.25 п.л. Заказ №. 146 Тир 100 экз.

Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Кузьмин, Роман Юрьевич

Введение

I. Философия иронии: постановка проблемы

§ 1. Место «иронии» Ф.Шлегеля в истории немецкой философии XVIII века.

§ 2. Проблема замысла философии иронии.

§ 3. К истории рецепции «иронии» Ф. Шлегеля.

II. Критико-философские основания философии иронии

§ 1. «Критика способности суждения» и полемика о перспективах кантианства.

§ 2. Ранние фрагменты Ф. Шлегеля как критика философии Фихте.

§ 3. Диалектика и ирония.

III. Историко-эстетические принципы философии иронии

§ 1. Ирония и проект «эстетической революции».

§ 2. Ирония и критика «модерна».

Введение диссертации2006 год, автореферат по философии, Кузьмин, Роман Юрьевич

Актуальность темы диссертационного исследования

Ни одно значительное исследование философского и литературно-, критического наследия Фридриха Шлегеля (1772-1829), как и так называемого раннего немецкого романтизма, не обходится без обращения к знаменитому шлегелевскому концепту «иронии». И для этого есть все основания. Греческое понятие «ирония» (eironeia - букв, «притворство», «насмешка») вошло в историю философии в связи с диалогами Платона и ассоциируется прежде всего с сократическим философствованием. Однако на протяжении многих столетий «иронию» понимали исключительно как фигуру речи, как феномен риторического искусства. Только в последнее десятилетие XVIII века «ирония» как философское и эстетическое понятие и как жизненно-практический феномен была заново осмыслена Ф. Шлегелем в контексте научно-теоретической и философско-эстетической дискуссии эпохи, а также в рамках литературной практики. Благодаря Шлегелю «ирония» приобрела статус своего рода маркера «романтического» направления в литературе и в философии; как историко-культурный и философско-эстетический концепт «ирония» вошла в историю европейской гуманитарной науки и художественной культуры XIX-XX веков, оказав влияние на многие философские течения, а также на философский роман XX века, который, в свою очередь, воздействовал на теоретическую эстетику и литературную критику [115; 175]1.

Однако вплоть до последнего времени ни в отечественной, ни в зарубежной научно-критической литературе мы почти не находим целостного,

1 Здесь и далее в квадратных скобках даны указания на библиографию: первая цифра - номер исследования в списке библиографии, вторая цифра, отделенная запятой, - номер страницы. Если цитируется несколько изданий, они разделяются точкой с запятой. Если цитируется фрагмент, то после страницы указан № фрагмента. ясного и исторически объективного взгляда на концепцию Ф, Шлегеля. Это объясняется, на наш взгляд, следующими причинами.

Во-первых, тексты Шлегеля, посвященные «иронии», сложны для восприятия: по большей части они характеризуются «несистематичностью», фрагментарностью и афористичностью; многие суждения Шлегеля воспринимаются как причудливые и неразрешимые парадоксы - и только. Во-вторых, «ирония» как философская концепция претендовала, по замыслу Шлегеля, на осуществление синтеза различных сфер опыта и познания -философии, эстетики, литературной критики, истории, герменевтики - и на тотальную интерпретацию этого синтеза.

В нашем исследовании мы исходим из того, что только на границах различных областей знания замысел «иронии» может быть раскрыт как целостный и единый, притом историчный в своих основаниях. Исследование концепта «иронии» в рамках только одной научной дисциплины заведомо обречено на односторонность: «ирония» Шлегеля в таком случае как бы «зависает» между дисциплинами, не становясь до конца «своей» ни для одной из них.

Далее, в-третьих, адекватное понимание «иронии» еще и сегодня сильно затруднено критикой, осуществленной Гегелем в 1810-1820-е годы и направленной против философии романтизма и лично против Ф. Шлегеля. В своей критике Гегель не только отказал «иронии» в самостоятельном философском значении, но оценил ее как нечто паразитарное и вредное для философии. Несмотря на то, что эта критика, как показывают многие исследования, носила пристрастный и необъективный характер, именно эта гегелевская оценка оказала решающее, можно сказать - подавляющее влияние на всю историю рецепции так называемой «романтической иронии», как и всего романтизма, на протяжении двух последних столетий (особенно в XIX веке). И хотя ревизия так называемого раннего, или «йен-ского», романтизма началась уже на рубеже XX века, тем не менее, инерция восприятия и мысли - в частности, в отечественной философии, теоретической эстетике, истории литературы и истории культуры - все еще очень сильна.

Наконец, в-четвертых, исследование затруднено тем обстоятельством, что концепция «иронии», созданная молодым Ф. Шлегелем, им же самим, и довольно скоро, была поставлена под вопрос. Готовя к публикации собственные сочинения в 1828 году, Шлегель отказался включить туда свои ранние работы, посвященные, в частности, «иронии». Но, отказавшись от понятия «иронии», он продолжал, в той или иной мере, разработку основных линий своей ранней философии.

В последние десятилетия, когда было осуществлено научное издание ранних текстов Шлегеля и других мыслителей рассматриваемой эпохи, в осмыслении «иронии» Шлегеля наметились новые перспективы. В исследованиях (начиная с 1960-х гг.), ориентированных в особенности на фило-софско-герменевтическую традицию, «ирония» Шлегеля рассматривается, во-первых, как эпистемологическая, во-вторых, как философско-эстетическая концепция, возникшая в диалоге и в полемике с другими философскими концепциями в едином русле становления послекантовской философии в последнее десятилетие XVIII века. С опорой на эти исследования (в основном - немецкие) в данном диссертационном исследовании предпринята попытка пересмотреть взгляд на «иронию» как на вторичное, несамостоятельное и философски маргинальное явление.

Актуальность исследования состоит в том, что «ирония» Ф. Шлегеля впервые в отечественной историко-философской науке рассматривается и оценивается как незавершенный философский проект особого рода - проект, возникший из конкретно-исторического «разговора», или дискуссии, вокруг критической философии И. Канта и ее радикализации в «Наукоуче-нии» И.Г. Фихте. Мы анализируем философию иронии в контексте кантов-ской «революции в способе мышления», а именно в контексте развития двух важнейших кантовских идей - идеи философии как критики и идеи автономии эстетики и искусства. Шлегель применяет кантовские идеи к сфере исторического и духовно-идеологического опыта своего поколения, опыта возрождения античной эстетико-философской проблематики в контексте узловых проблем своей эпохи - эпохи переломной для Нового времени.

В диссертации акцент переносится с относительно завершенной концепции иронии, намеченной во фрагментах 1798-1799 гг. (и ее последующей рецепции) на предпосылки и контекст этой концепции. Высказывания Ф. Шлегеля анализируются и оцениваются, скорее, как мотивированные (а не просто «детерминированные») уникальной, во многом поворотной исторической ситуацией 1790-х годов с ее особым умонастроением, в ее «моти-вационном контексте» (Г.-Г. Гадамер), на ее «диалогизующем фоне» (М. М. Бахтин). Такой подход, как нам кажется, позволяет реконструировать философию иронии как относительно целостный, методологически и исторически обоснованный взгляд на проблему диалектики конечного и бесконечного, единичного и множества, целого и фрагмента, и т. д. - диалектики, рассмотренной через призму исторического, духовно-идеологического и эстетического опыта. Замысел Шлегеля, - как показывает история рецепции его философии иронии, - остался непонятым в своих решающих импульсах, мотивах и основаниях. Он не был понят современниками Шлегеля, а также и многими позднейшими интерпретаторами и исследователями «романтической иронии», а значит, раннего немецкого романтизма в целом в его существенной связи со всей инициированной Кантом «революцией в способе мышления».

Насколько позволяют судить доступные источники, анализ «мотива-ционного контекста» и историко-философских предпосылок философского замысла Ф. Шлегеля, нашедшего выражение в философии иронии, до сих пор не был осуществлен в должной мере в отечественной истории философии и истории эстетики.

Степень разработанности проблемы

За двухвековую историю рецепции феномена раннего йенского романтизма в научно-исследовательской литературе было выработано множество разнообразных подходов к шлегелевской философии иронии. Однако за всем этим многообразием интерпретаций отчетливо проступают, как представляется, три основные линии, каждая из которых в той или иной мере успела стать традицией.

Первая, самая авторитетная и почтенная традиция берет свое начало от гегелевской критики 1800-1820-х годов. Эта критика, направленная против романтизма и философии иронии Ф. Шлегеля, на многие десятилетия предопределила оценки философского значения феномена «немецкого романтизма». Авторитет Гегеля в оценках романтизма стал непререкаемым и для многих исследователей в области эстетики и филологии. Так обстояло дело в особенности в отечественной советской философско-эстетической литературе: в подавляющем большинстве исследований именно гегелевский взгляд на немецкий романтизм не только составлял исходный пункт исследования, но в значительной мере предопределял результаты этого исследования.

Другие два направления, в которых осуществляется переоценка «романтизма», возникли фактически одновременно - в 60-е гг. XX века: несмотря на принципиальные различия философских оснований, оба направления сходятся в том, что образ романтизма в «гегелевском» прочтении нуждается в решительном пересмотре. И эти совпадения и сходства в обоих направлениях не случайны. В 1960-1970-е годы в философии, прежде всего немецкой и англо-американской, возник целый ряд школ и течений, в которых был возобновлен интерес к проблеме философских оснований современности и к проблематизации самого понятия «современность». Этот интерес был актуализирован в полемике, известной как «дискуссия о модерне» (Ю. Хабермас, Р. Козеллек, Х.Р. Яусс, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Деррида и др.) В рамках этой дискуссии был начат радикальный пересмотр всех традиционных историко-философских парадигм, описывающих опыт философствования последних двух столетий новоевропейской истории. В этой перспективе с новой актуальностью встала проблема реинтерпретации немецкой философии эпохи рубежа XVIII XIX веков, когда возникли такие мощные течения как «идеализм», «романтизм», а на их почве «классическая немецкая философия», т. е. эпохи, ставшей духовно-идеологическим и культурно-историческим основанием современного «мира жизни» (Г.-Г. Гадамер), того, что в западной философской традиции получило устойчивое название «die Moderne», или «modern», то есть «современность».

Одно из направлений, ассоциирующееся с так называемым постмодернистским образом мысли, пытается дать собственную оценку романтизму и феномену иронии, но при этом усиливает все то, что стало предметом критики в «гегелевской» традиции (Р. Рорти, И. Хассан). В том, что «гегелевская» традиция в оценках «иронии» отрицает и оспаривает, «постмодернистская» узнает себя и свои философские установки и пытается по-новому обосновать и оправдать крайний «субъективизм» и творческий «произвол» «романтической иронии».

Другое направление, ориентированное на традицию философской герменевтики, переносит акцент с рецепции «иронии» Шлегеля, спровоцированной критикой «гегелевской» школы непосредственно на сам феномен раннего романтизма в горизонте его историчности и переводит напряжение полемики в иную плоскость (Д. Хенрих, М. Франк, Р. Бубнер, В. Йешке). В рамках данной традиции критике и пересмотру подвергаются истоки любой «состоявшейся», «определившейся» философской традиции, в том числе -своей собственной. Такой взгляд на историю предполагает, что прошлое принципиально не завершено, оно еще не сказало нам своего последнего слова. Такой взгляд позволяет осмыслить «революцию в способе мышления» конца XVIII века не только как подготовку и «ступень» к будущему, но как относительно самоценное событие «действенной истории» (Г.-Г. Гадамер).

Три подхода к проблеме иронии Шлегеля и, шире, к проблеме ранне-i го немецкого романтизма, обозначенные нами, разумеется, не исчерпывают весь спектр позиций и интерпретаций. Но, насколько позволяет судить анализ доступной научной литературы, любое философское или филологическое исследование, будь то западное или отечественное, в котором речь идет о проблеме иронии, явным или косвенным образом неизбежно опирается или ориентируется на одну из трех, обозначенных выше традиций.

Назовем имена важнейших исследователей, занимавшихся философией Ф. Шлегеля. Среди западных исследователей конца XIX - середины XX века это С. Кьеркегор, К. Маркс, Р. Гайм (Rudolf Науш), В. Дильтей, Я. Минор (Jakob Minor), О. Вальцель (Oskar Walzel), P. Хух (Ricarda Huch), Й. Кёрнер (Joseph Korner), К. Эндерс (Carl Enders), А. Лавджой (Arthur О. Lovejoy), Ф. Имле (F. Imle), Б. фон Визе (Benno von Wiese), Ф. Гундольф (Friedrich Gundolf), В. Виндельбанд, P. Бенц (Richard Benz), В. Беньямин (Walter Benjamin), П. Клукхон (Paul Kluckhohn), Э. P. Курциус (Ernst Robert Curtius), К. Полхайм (Karl Konrad Polheim).

Важнейшие западные исследователи сер. XX - начала XXI века: Э. Белер (Ernst Behler), Ж.-Ж. Анштет (Jean-Jacques Anstett), X. Айхнер (Hans Eichner) (эти три исследователя подготовили научное издание сочинений Ф. Шлегеля), Б. Аллеман (Beda Allemann), О. Розеншток-Хюсси (Eugen Rosen-stock-Huessy), И. Штрошнайдер-Корс (Ingrid Strohschneider-Kohrs), Г. Тим (Hermann Timm), Г. Диркес (Hans Dierkes), Н. Гартман (Nikolaj Hartmann), А. Гроссе-Брокхоф (Annelen Grosse-Brockhoff), Э. Штайгер (Emil Staiger), У. Япп (Uwe Japp), М. Финли (М. Finlay), Г. Шанце (Helmut Schanze) Э. Ху-ге (Eberhard Huge), П. Зонди (Peter Szondi), М. Франк (Manfred Frank), Й. Хёриш (Jochen Horisch), Г. Шольц (Gunter Scholz), Р. Рорти (Richard Rorthy), P. Бубнер (Rtidiger Bubner), Ф. Бейсер (Friderick Beiser), С. Элфорд (Steven E. Alford).

В отечественной дореволюционной науке важный вклад в освоение философии Шлегеля внесли в философии Ф. А. Степун, в литературоведении В. М. Жирмунский, в пореволюционное время проблемой «иронии» и раннего немецкого романтизма в целом у нас занимались Н. Я. Берковский, В. М. Жирмунский, А. Ф. Лосев, В. Ф. Асмус, М. А. Лифшиц, В. В. Ван-слов, М. М. Бахтин, А. С. Дмитриев, А. В. Михайлов, Ю. Н. Попов, П. П. Гайденко, Р. М. Габитова, А. В. Гулыга. В работах указанных исследователей - философов и литературоведов - концепт «иронии» Шлегеля представлен в широком историко-культурном и философском контексте, в целом ряде работ исследуется связь философии Шлегеля и «немецкой классической философии», в особенности ранней философии Фихте. Необходимо отметить, что в подавляющем большинстве отечественных исследований этого периода решающим философским влиянием стало влияние гегелевской критики. Следствием этого стал тот факт, что феномен раннего немецкого романтизма не был рассмотрен с должным вниманием и философское значение концепта «иронии» Ф. Шлегеля не было проанализировано в должной мере. Особую линию изучения феномена немецкого романтизма и шлегелевской «иронии» в контексте проблемы «народно-смеховой культуры» Средневековья и Нового времени наметил в своем исследовании о Рабле М. М. Бахтин. Но подход Бахтина к истории культуры, в котором «иронии» в историческом контексте «прозаизации» и «романизации» мира принадлежит очень заметное место, в сущности, так и не получил до сих пор продолжения. Вместе с тем, в работах 1960-х, 1980-х годов (прежде всего в работах П. П. Гайденко, Р. М. Габитовой, А. В. Михайлова, Ю. Н. Попова) наметился поворот к переосмыслению и переоценке рассматриваемого феномена, были намечены перспективы преодоления односторонности гегелевской критики.

В последние десятилетия интерес к философии Ф. Шлегеля возобновился, в новых исследованиях заметно усилилось влияние «постмодернистской» линии в исследовании немецкого романтизма (Г. Фролов, М. Ям-польский, И. Осиновская).

В данной диссертации особое внимание уделено новейшим западным исследованиям по философии Шлегеля и так называемого раннего немецкого романтизма. В первую очередь, среди них следует назвать исследования Э. Белера, П. Зонди, М. Франка, Р. Бубнера, Ф. Бейсера, В. Йешке, Г. Натерта. Предлагаемый в диссертационном исследовании подход формировался под влиянием работ таких отечественных исследователей последних десятилетий, как С.С. Аверинцев, А.В. Михайлов, Э.Ю. Соловьев, B.JI. Махлин, Н.С. Плотников. Названные авторы, как нам представляется, в той или иной мере ориентированы на философско-герменевтическую традицию в гуманитарных науках.

Объектом исследования является философия иронии Ф. Шлегеля как целостный философско-эстетический проект.

Предметом исследования являются философско-эстетические основания философии иронии. Эти основания, как представляется, могут быть реконструированы в рамках двух крупных научных событий последнего десятилетия XVIII века: полемики о перспективах послекантовской философии и дискуссии о философском статусе эстетики и искусства.

Цель и задачи исследования

Цель данного диссертационного исследования состоит в том, чтобы через обращение к историческим и научно-теоретическим предпосылкам и основаниям шлегелевской «иронии», то есть через анализ становления послекантовской критической философии, философской эстетики и литературно-исторической критики, реконструировать философию иронии Шлегеля как целостный проект.

Для достижения поставленной цели предстоит решить следующие задачи:

Во-первых, раскрыть критико-философские предпосылки и основания шлегелевской философии иронии Шлегеля:

- реконструировать взгляды Ф. Шлегеля в дискуссии 1790-х гг. о перспективах философии;

- проблематизировать шлегелевскую критическую рецепцию оснований и постулатов наукоучения Фихте;

- дать анализ эпистемологического и диалектического аспектов философии иронии Шлегеля.

Во-вторых, раскрыть философско-эстетические предпосылки и основания философии иронии Шлегеля:

- проблематизировать феномен «эстетической революции» 1790-х гг.;

- реконструировать шлегелевскую программу «эстетической революции»;

- проанализировать трактовку понятия «ирония» в контексте идей «эстетической революции»;

- дать анализ феномена «иронического сознания» в связи с проблемой творчества.

Методологические основания исследования

Принципы методологии данного исследования следуют из поставленной в центр исследования проблемы - проблемы понимания, прежде всего.

1) Мы говорим именно о проблеме понимания, поскольку для того, чтобы понять рассматриваемый феномен в его многослойности и много-смысленности, нельзя ограничиться реконструкцией «иронии» только как теоретической концепции, возникшей в полемике и дискуссии с другими теоретическими же концепциями. Феномен иронии предстает в философии Шлегеля как своего рода ответ на целый комплекс теоретических и до-теоретических вопросов, определяющих «болевые точки» эпохи. Без обращения, по возможности, ко всем аспектам, определившим замысел Шлегеля, как непосредственно философским, так и к антропологическим, - реконструкция философии иронии как философии будет, на наш взгляд, не-I обычайно затруднена.

2) Во-вторых, методологические основания нашего исследования определяет следующая установка. Изучая феномен иронии в философском творчестве Ф. Шлегеля, мы стремились избежать наивного подхода, предполагающего анализ всего того материала, который текстологически связан с феноменом (то есть, в данном случае - нескольких шлегелевских фрагментов, писем и статей, в которых непосредственно упоминается ирония). В рамках нашего исследования такой исключительно текстологический метод не актуален, прежде всего, потому, что если остановиться на анализе шлегелевских текстов, посвященных непосредственно иронии, то задача реконструкции изначального замысла окажется фактически невыполнимой. Мы постараемся проследить зарождение и становление всех ходов мысли и идей, которые на определенный период, а именно в годы с ! 1795 по 1798, получили в философском творчестве Шлегеля относительно завершенный вид.

Наиболее приемлемый метод в данном случае, на наш взгляд, - это историко-философское описание, постепенно подводящее к тем или иным сопоставлениям или суждениям. Такой метод, как кажется, можно назвать «герменевтическим» постольку, поскольку описание в исследовании строится историко-критически: в каждом конкретном случае имеет место не просто описание того или иного историко-культурного феномена, но по необходимости ставится вопрос о том, каким данный факт или феномен оказывается в общей взаимосвязи воздействий, влияний, вопросов и ответов на некоторое проблемно-философское и мировоззренческое событие.

В каждой главе, в связи с новой темой, вводимой в обсуждение, исследование осуществляется в три этапа. Первый этап имеет своей задачей реконструировать исторический и дискурсивный (культурно-речевой) контекст каждого конкретного явления, оказавшего влияние на философию иронии Шлегеля. Следующий этап - анализ точки зрения самого Шлегеля и реконструкция его позиции по тому или иному вопросу. На третьем эта-I пе предполагается прояснение связи полученных результатов с концептом иронии и с замыслом философии иронии.

Научная новизна исследования отражена в следующих положениях:

- проблема понимания философско-эстетического концепта «иронии» Ф. Шлегеля поставлена в связь с историческим «мотивационным контекстом» и историко-философскими предпосылками замысла философии иронии Шлегеля;

- выявлено, что движущей силой и основанием для создания философии иронии стали диалектическая философия раннего Ф. Шлегеля и его радикальная критика «философии единого основания» Фихте;

- показано, что философия иронии Ф. Шлегеля - оригинальная и продуктивная эпистемологическая и философско-эстетическая концепция, основанная на диалектическом принципе и принципе историзма;

- в научный обиход введено понятие «эстетической революции» как философско-эстетического и культурно-исторического феномена;

- установлено, что философия иронии Ф. Шлегеля была манифестом и реализацией «эстетической революции» - философской программы обоснования автономии эстетики и искусства как особых форм познания;

- осуществлен анализ герменевтического и диалогического аспектов философии иронии Шлегеля;

- на примере философии иронии Ф. Шлегеля поставлен вопрос о пересмотре историко-философских оценок «раннего немецкого романтизма»: намечен подход, в рамках которого этот феномен исследуется как самостоятельное и влиятельное философское течение конца XVIII века в диалоге с другими традициями и течениями.

Апробация результатов исследования

Основные идеи данного исследования были изложены в публикациях автора и обсуждались на научных конференциях, в частности на IV Российском философском конгрессе (Москва, 2005 г.) и на конференции «Комментарий в культуре: история и современность» (Москва, ИГИТИ, 2006 г.). Диссертация прошла обсуждение на кафедре философии Московского педагогического государственного университета и была рекомендована к защите.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что материалы и выводы диссертации могут быть использованы при разработке новых подходов к истории немецкой философии рубежа XVIII - XIX вв., в частности к феномену так называемого раннего немецкого романтизма в связи со становлением «классической немецкой философии». Практическая значимость исследования. Положения и выводы диссертации могут быть использованы, а отчасти уже используются в ходе чтения курсов лекций по истории философии и эстетике.

I. Философия иронии: постановка проблемы

В данной вводной главе мы уточним наше понимание проблемы исследования, а также введем понятия, на которые будем опираться в дальнейшем ходе исследования.

Хронологические рамки возникновения и становления шлегелевской философии иронии ограничиваются одним десятилетием - последней декадой XVIII века. Это десятилетие само было составной частью мощного духовно-идеологического движения в Германии, начавшегося в середине, последней четверти XVIII века творчеством Лессинга, Винкельмана, Гете, Шиллера и Канта, а завершившегося в начале 183Q-X гг. со смертью Гегеля, Гете и Шлейермахера [137, 13]. Это движение определило облик немецкой интеллектуальной культуры и дало ход плодотворному развитию и взаимовлиянию философии, научно-гуманитарных дисциплин и искусства.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философия иронии Фридриха Шлегеля 1790-х гг. в контексте кантовской "революции в способе мышления""

Заключение

В заключении подведем итоги проделанной работы и наметим перспективы дальнейшего исследования.

В качестве историко-философских и философско-эстетических оснований философии иронии Шлегеля нами были рассмотрены два поворотных события, произошедших в немецкой философии в последнее десятилетие XVIII века, а именно, дискуссия о перспективах послекантовской философии и дискуссия о философском значении эстетики и искусства. Эти события философской и общественно-политической жизни того времени были приведены в связь с замыслом философии иронии Шлегеля в его становлении. Во введении и трех главах мы постарались охватить все значимые в философском отношении феномены и факты, имевшие непосредственное отношение к становлению этого замысла Ф. Шлегеля.

В первой вводной главе диссертационного исследования мы поставили вопрос о проблеме исследования и его границах. Мы подробно проанализировали наш подход к проблеме «иронии» Шлегеля в контексте таких понятий как «революция в способе мышления», «эстетическая революция», «германское возрождение», «эпоха модерна» и др. Далее мы детально обосновали введение понятия «философия иронии», вынесенное нами в заглавие всего исследования, а также объяснили причины отказа от общеупотребительного словосочетания «романтическая ирония». Наконец, мы обратились к проблеме рецепции «иронии» Шлегеля и проанализировали основные тенденции этой рецепции.

Во второй главе была дана экспозиция дискуссии, развернувшейся в немецком философском сообществе в связи с вопросом о перспективах философии после публикации третьей «Критики» Канта - «Критики способности суждения». В центр рассмотрения нами был поставлен один из самых актуальных вопросов этой дискуссии, а именно вопрос о том, возможно ли начинать философию, исходя из единого абсолютного и неоспоримого основания? Была рассмотрена позиция, которую выработал в этой дискуссии молодой Ф. Шлегель. Для анализа были привлечены ранние философские фрагменты Шлегеля, которые прежде фактически не были исследованы в отечественной литературе. Было показано, что позиция Шлегеля находила опору как в кантовской установке на критику как основание и метод философии, так и в философском скептицизме Г. Якоби и K.J1. Райнгольда, оспаривающих возможность философии единого основания. Противоположную позицию в этом споре отстаивал Фихте. Анализ ранних фрагментов Шлегеля показал, что в 1796-1797 гг. Шлегель выступил с резкой критикой догматизма и антиисторизма фихтевского наукоучения. В противоположность фихтевским постулатам Шлегель ввел принцип «переменного основания» и принцип «переменного доказательства» в качестве диалектического основания своей философии. В результате анализа мы пришли к выводу, что шлегелевская диалектическая философия, вобравшая в себя критически переосмысленную идею наукоучения Фихте, может рассматриваться как основание шлегелевской философии иронии.

В заключении первой главы были реконструированы эпистемологический и диалектический аспекты философии иронии Шлегеля.

В третьей главе был рассмотрен радикальный переворот в эстетике и философии, приведший к новому пониманию искусства и его «трансцендентальных» оснований. Были проанализированы работы Канта, Шиллера и коллективный манифест «Первая программа системы немецкого идеализма», авторство которого приписывают Гегелю, Шеллингу и Гельдерли-ну. В анализе этих работ было раскрыто новое понимание эстетики как особой автономного способа познания, отличного от традиционного формально-логического рационализма. Автономия, которую получила эстетика благодаря кантовской философии и в особенности кантовской теории гениальности имела своим следствием то, что значение искусства - уже в эстетических программах современников Канта - было радикальным образом переосмыслено. Под знаком «эстетической революции» (понятия, введенного Ф. Шлегелем в 1795 году) искусство постепенно стало пониматься не просто как гшорациональная форма рефлексии, но как высшая форма рефлексии. Мы показали, что радикальная трансформация эстетики повлекла за собой изменение в понимании самой философии. Кроме того, было показано, что понятие «эстетической революции» - новое для отечественной науки - может быть продуктивно использовано для описания и исследования истории философии и эстетики конца XVIII века.

В рамках феномена «эстетической революции» была проанализирована философско-эстетическая программа Ф. Шлегеля в связи с его концепцией «современного искусства» и его проектом «философии филологии». В качестве одной из важнейших предпосылок шлегелевской постановки вопроса был рассмотрен историко-культурный феномен так называемого «спора древних и новых», проблематику которого Шлегель переосмыслил в соответствии с задачами собственного проекта: оппозицию «древнего» и «нового» Шлегель сделал основной темой своей литературно-философской критики.

В своей философско-эстетической критике Шлегель выдвинул тезис о начале новой эпохи в истории европейского самосознания. Начало этой новой эпохи (позднее в философии закрепилось понятие «модерна») Шлегель связывал с началом «романской» литературы и с осознанием того, что преемство с античной традицией перестало быть чем-то самопонятным. На этом основании Шлегель заново поставил проблему понимания и выдвинул требование достижения «новой объективности» в культуре. Новое понимание взаимоотношения «античности» и «современности» мы рассмотрели, обратившись к идее В. Дильтея, согласно которой на рубеж XVIII и XIX веков произошла смена основного творческого принципа: произошел переход от принципа продукции к принципу репродукции. Было показано, что философия иронии вобрала в себя не только критико-философские, но и философско-эстетические идеи Ф. Шлегеля и стала своего рода манифестом и реализацией «эстетической революции» как историко-философского события. В этой связи были выявлены герменевтический и диалогический аспекты этой философии иронии.

В третьем разделе второй главы был рассмотрен феномен «иронического сознания». Для этого был привлечен шлегелевский анализ, с одной стороны, творческой установки поэта «современной культуры» (Гете), а с другой стороны, образ героя «современной» «романтической» драмы (образ Гамлета у Шекспира). В первом случае было показано, что требование «новой объективности» находится в нерасторжимой связи с «иронической» установкой «современного» поэта. Во втором случае была показана взаимосвязь философии иронии и «трагического» отношением к миру, ставшего во времена Шлегеля популярным мировоззрением. На основании проведенного анализа было высказано предположение о том, почему концепт «иронии» Шлегеля был понят достаточно односторонне уже современниками Шлегеля, а в скором времени был подвергнут жесткой критике.

Мы полагаем, что если нам удалось прояснить исторические и фило-софско-эстетические предпосылки и основания, а также в какой-то мере реконструировать замысел философии иронии Шлегеля, то цель исследования достигнута.

В качестве продолжения исследования нам видятся следующие темы: необходимо проанализировать развитие и трансформацию идей философии иронии Шлегеля в его поздних философских работах; заново поставить вопрос о том, что представляет собой феномен «раннего немецкого романтизма» в историко-философском отношении; заново исследовать взаимосвязь «раннего немецкого романтизма» и «классической немецкой философии» в их становлении; наконец, дать более целостный и детальный анализ понятия «эстетической революции».

Список научной литературыКузьмин, Роман Юрьевич, диссертация по теме "История философии"

1. Аверинцев С.С. «Мировоззренческий стиль»: подступы к явлению Лосева // София - Логос. Словарь. Киев, 2001. С. 318-326.

2. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: «Школа „Языки русской культуры"», 1996.

3. Акиндинова Т. А., Бердюгина Л. А. Новые грани старых иллюзий. Проблемы мировоззрения и культуры в буржуазной эстетической и художественной мысли XIX XX веков. Л., 1984.

4. Античная драма. М.: «Художественная литература», 1970.

5. Аристотель. Сочинения. В 4 томах. Т. 2. М., 1978.

6. Асмус В.Ф. Немецкая эстетика XVIII века. М., 1962.

7. Бахтин М.М. Собрание сочинений. М., 1996. Т. 5.

8. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.

9. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л., 1973.

10. Блок А. Ирония; О романтизме // Собрание сочинений в шести томах. Л., 1982. Т. 4. С. 100-104; 352-363.

11. Бонавентура. Ночные бдения. М., 1990.

12. Борев Ю.Б. Основные эстетические категории. М., 1960.

13. Бочаров С.Г. Событие бытия // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М.: «Языки русской культуры», 1999. С. 503-520.16.Бур М. Фихте. М., 1965

14. Быкова М. Гегелевский феномен современности, или Насколько Гегель близок к модерну. Логос. № 5-6 (31), 2001. С. 95-111.

15. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966.

16. Васильева Т.В. Комментарии к курсу истории античной философии. Пособие для студентов. М.: Издатель Савин С.А., 2002.

17. Вельфлин Г. Основные понятия истории искусств. Проблема эволюции стиля в новом искусстве. М., 2002.

18. Виндельбанд В. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками. Т. 1. От Возрождения до Просвещения. М.: "Терра-Книжный клуб. Канон-пресс-ц", 2000.

19. Габитова P.M. К проблеме отношения романтизма и немецкой классической философии // Из эпохи идейных исканий эпохи классической немецкой философии. М., 1985. С. 12-41.

20. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма (Ф. Шлегель. Нова-лис). М., 1978.

21. Габитова. P.M. Философия немецкого романтизма. Гельдерлин, Шлейермахер. М.: «Наука», 1989.

22. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

23. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

24. Гайденко П.П. Парадоксы свободы в учении Фихте. М.: «Наука», 1990.

25. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма. Опыт построения миросозерцания Серена Киркегора. М., 1970.

26. Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. М., 1979.

27. Гайдукова Т.Т. У истоков. Кьеркегор об иронии. Ницше. Трагедия культуры и культура трагедии. Спб.,. Алетейя, 1995.

28. Гайм Р. Романтическая школа. Вклад в историю немецкого ума. М., 1891.

29. Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по истории философии // Сочинения. Т. 11. М. -Л., 1935. С. 201-498.

30. Гегель Г.-В.-Ф. Лекции по эстетике. // Сочинения. Т. 12. М., 1938. С. 6871.

31. Гегель Г.-В.-Ф. О «Посмертных сочинениях и переписке Зольгера» // Он же. Эстетика. В четырех томах. Т.4. М.: «Искусство», 1973. С. 452-501.

32. Гегель Г.-В.-Ф. Философия права. М., 1990.

33. Гегель Г.-В.-Ф. Философия религии. В 2 тт. М., 1976.

34. Гегель Г.-В.-Ф. Эстетика. Т. 1. М., 1968.

35. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 8 тт. М., 1984. Т. 5.

36. Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. М., 2001.

37. Гулыга А.В. Кто написал роман «Ночные бдения»? // Бонавентура. Ночные бдения. М., 1990. С. 199-232.

38. Давыдов Ю.Н. Освальд Шпенглер и судьбы романтического миросозерцания // Проблемы романтизма. Сборник статей. М., 1971, с. 281-322.

39. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: «Мысль», 1979.

40. Дмитриев А.С. Проблемы йенского романтизма. М., 1975.

41. Дмитриев А.С. Теория западно-европейского романтизма // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.: Издательство Московского университета, 1980. С. 5-43.

42. Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М., 1981.

43. Жирмунский В. М. Религиозное отречение в истории романтизма. Материалы для характеристики Клеменса Брентано и гейдельбергских романтиков. М.: Издание С.И. Сахарова, 1919.

44. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.49.3ольгер К.-В.-Ф., Эрвин, М., 1978.

45. Кант И. Критика чистого разума.7£ре&<>А Н.О.Аосс^ога М.; 4393,

46. Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. Спб., 1997.

47. Киркегор С. О понятии иронии // Логос. М., 1993, с. 176-198.

48. Квятковский А. Поэтический словарь. М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1966.

49. Лазарев В.В. Гносеологические и исторические посылки в гегелевском подходе к романтизму // Из истории идейных исканий эпохи немецкой классической философии. Сборник докладов. Академия наук СССР б. м., б. г.. С. 42-78.

50. Лапшин И.И. Проблема «чужого Я» в новейшей философии. СПб., 1910.

51. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М., 1980.

52. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

53. Лифшиц Мих. Поэтическая справедливость. Идея эстетического воспитания в истории общественной мысли. Российская книжная палата, ТОО «Фабула», М.,. 1993.

54. Лосев А.Ф. Диалектика художественной формы. М., 1927.

55. Лосев А.Ф. Ирония античная и романтическая // Эстетика и искусство. М., 1966, с. 54-84.

56. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 1969.

57. Лосев А.Ф. История эстетических категорий. М., 1965.

58. Манн Т. Собрание сочинений в 10 тт. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1960. Т. 9.

59. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М., 1988.

60. Махлин B.JI. Тайна филологов // Густав Шпет и современная философия гуманитарного знания. М.: Языки славянских культур, 2006. С. 187-220.

61. Махлин B.JI. Философия против философии // Личность. Познание. Культура. К 70-летию Л.А. Микешиной. М., 2002. С. 91-113.

62. Мир Кьеркегора. Русские и датские интерпретации творчества Серена Кьеркегора. М., 1994.

63. Михайлов А.В. Эстетические идеи немецкого романтизма // Эстетика немецких романтиков. М., 1987. С. 7-43.

64. Михайлов А.В. «Ирония» // Краткая литературная энциклопедия в 9 тт. М., 1966. Т. 3. С. 179-181.

65. Михайлов А.В. «Ирония» // Философский энциклопедический словарь. М„ 1983. С. 220-221.

66. Михайлов А.В. «Шлегель Фридрих» // Философская энциклопедия в 5 гг. М., 1970. Т. 5. С. 512-513.

67. Михайлов А.В. Обратный перевод. М., 2000.

68. Михайлов А.В. Ранние книги В.М. Жирмунского о немецком романтизме // Филологические науки, 1994. № 2. С. 32-40.

69. Михайлов А.В. Терминологические исследования А.Ф. Лосева и истори-зация нашего знания // А.Ф.Лосев и культура ХХ-го века: Лосевские чтения. М., 1991. С. 51-62.

70. Михайлов А.В.: Рецензия на книгу. Мих. Лифшиц. Поэтическая справедливость. Идея эстетического воспитания в истории общественной мысли. Российская книжная палата, ТОО «Фабула», 1993. 471 С. // Вопросы философии, 1994, № ю. С. 171-180.

71. Мусийчук М.В. Ирония как основа компенсаторно-защитного механизма личности // Наука на современном этапе: проблемы и решения. Межвузовский сборник научных трудов. М., 2002.

72. Николаев Н.И. М.М. Бахтин, Невельская школа философии и культурная история 1920-х годов // Бахтинский сборник № 5. М., 2004. С. 210-270.

73. Платон. Собрание сочинений в четырех томах. М.: «Мысль», 1993.

74. Попов 10. H. Философско-эстетические воззрения Фридриха Шлегеля // Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Сочинения в 2 томах. Т. 1. М., 1983. С. 7-37.

75. Пумпянский Л.В. Классическая традиция. Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.

76. Розеншток-Хюсси О. Великие революции: Автобиография западного человека. New York: Hermitage publishers, 1999.

77. Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

78. Соколов A.M. Горизонт романтизма в европейском самосознании // Credo. Оренбург, 2002. - № 2. С. 146-157.

79. Соловьев А.Э. Романтическая ирония и философия истории Гегеля // Из истории идейных исканий эпохи немецкой классической философии. Сборник докладов. Академия наук СССР б. м., б. г.. С. 79-99.

80. Соловьев В. С. «Кант» // Соловьев В. С. Сочинения в 2 тт. М., 1988. Т. 2. С. 441-479.

81. Соловьев В. С. Соловьев В. С. На пути к истинной философии // Соловьев В. С. Сочинения в 2 гг. М., 1988. Т. 2. С. 324-338.

82. Соловьев Э.Ю. Судьбическая историософия М Хайдеггера //Он же. Прошлое толкует нас: Очерки по истории философии и культуры. М., «Политиздат», 1991.

83. Спор о древних и новых, М., 1985.

84. Степун Ф. А. Трагедия творчества (Фридрих Шлегель). // Степун Ф. А. Сочинения. М., 2000. С. 58-72.

85. Тик JI. Странствия Франца Штернбальда. Издание подготовили С. С. Белокриницкая, В. Б. Микушевич, А. В. Михайлов. М.: "Наука", 1987.

86. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 тт. СПб., 1996.

87. Фихте И.Г. Избранные сочинения. Т. 1. М., 1916.

88. Фихте И.Г. Назначение человека. СПб., 1906.

89. Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. СПб., 1993.

90. Фишер К. История новой философии. Т. 6. Фихте. Жизнь, сочинения и учение. СПб., 2004.

91. Франк М. Аллегория, остроумие, фрагмент, ирония. Фридрих Шлегель и идея разорванного «Я» \\ Немецкое философское литературоведение наших дней. Антология (Сост. И. Смирнов). СПб.: Издательство С.»

92. Петербургского университета. 2001. С 291-313.

93. Фролов Г.А. Диалог на романтическом языке (Романтизм в зеркале немецкого постмодернизма) // Учен, записки Казан, гос. ун-та. Казань, 2002. Т. 143. С. 272-276.

94. Хабермас Ю. Политические работы. М., 2005.

95. Хабермас 10. Философский дискурс о модерне. М., 2003.

96. Черданцева И.В. Ирония как метод философствования. Автореф. дисс. к. филос. н. Тюмень, 1998.

97. Чичерин Г. Моцарт. Исследовательский этюд. JL: «Музыка», 1987.

98. Шестаков В. «Ирония» // Философская энциклопедия в 5 тт. М., 1962. Т. 2. С. 317-318.

99. Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании человека // Шиллер Ф. Собрание сочинений. Т. 6. Статьи по эстетике. М., 1935. С 251-357.

100. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2 тт. М., 1983.

101. Эстетика немецких романтиков. М., 1987.

102. Ямпольский М. Филологизация (проект радикальной филологии) // Новое литературное обозрение. № 75. М., 2005. С. 10-23.

103. Янкелевич В. Ирония. Прощение. М., 2004.

104. Ahlstrom S. Е. The Romantic Religious and the Dilemmas of Religious History // Church History, Vol. 46, No. 2 (Jan., 1977), 149-170.

105. Albert G. Understanding Irony: Three Essais on Friedrich Schlegel // Modern Language Notes., Vol. 108, No. 5, Comparative Literature (Dec., 1993), 825-848.

106. Allemann В., Ironie und Dichtung. Guenter Neske Pfullingen 1956.

107. Bahti T. Fate in the past: Peter Szondi's Reading og German Romantic Genre Theory // boundary 2, Vol. 11, No. 3, The Criticism of Peter Szondi (Spring, 1983), 111-125.

108. Baldwin B. Irony, that "Little, Invisible Personage": A Reading of Kierkegaard's Ghosts // Modern Language Notes, Vol. 104, No. 5, Comparative Literature (Dec., 1989), 1124-1141.

109. Barth A. Inverse Verkehrung der Reflexion. Ironische Textverfahren bei Friedrich Schlegel undNovalis. Heidelberg. 2001.

110. Behler E. Friedrich Schlegels Theorie des Verstehens: Hermeneutik oder Dekonstruktion? // Der Aktualitat der Friihromantik. Hrsg von E. Behler, Jo-han Horisch. Padeborn., 1987. S. 141-160.

111. Behler E. Friedrich Schlegels Theory of an Alternating Principle Prior to his Arrival in Jena (6 August 1796) // Revue Internationale de Philosophie. V. 50,1996, №3. P. 383-402.

112. Behler E. Klassische Ironie, romantische Ironie, tragische Ironie. Darmstadt, 1981.

113. Behler E. Kritische Gedanken zum Begriff der europaischen Romantik // Die europaische Romantik. Frankfurt-am-Main, 1972. S. 7-43.

114. Behler E. Zum Verhaltnis von Hegel und Friedrich Schlegel in der Theorie der Unendlichkeit. Kodikas-Code-Ars-semeiotica, Tubingen, 1988.

115. Beiser F. C. German Idealism. The struggle against Subjectivism, 1789— 1801. Cambridge, Massachusetts, London, England: Harvard university press, 2002.

116. Belgardt R. "Romantische Poesie" in Friedrich Schlegel Aufsatz "Uber das Studium der griechischen Poesie" // The German Quarterly, Vol. 40, No. 2 (Mar., 1967). P. 165-185.

117. Benjamin W. Der Begriff der Kunstkritik in der deutschen Romantik, Berlin, 1920.

118. Bernstein S. Re-re-re-reading Jena // Modern Language Notes, Vol. 110, No. 4, Comparative Literature Issue (Sep., 1995). P. 834-855.

119. Brauers C. Perspektiven des Unendlichen: Friedrich Schlegels asthetische Vermittlungstheorie: Die freie Religion der Kunst und ihre Uniformung in ei; ne Traditionsgeschichte der Kirche. Berlin: Reich Schmidt Verlag, 1996.

120. Breuer R. Irony, Literature, and Schizophrenia // New Literary History, Vol. 12, No. 1, Psyhology and Literature: Some Contemporary Directions (Autumn, 1980). P. 107-118.

121. Brown R. H. Dialectical Irony. Literary Form and Sociological Theory // Poetics Today, Vol. 4, No. 3, The Ironic Discourse (1983). P. 543-564.

122. Bubner R. Zur dialektischen Bedeutung romantischer Ironie // Der Aktua-litat der Friihromantik. Hrsg von E. Behler, Johan Horisch. Padeborn., 1987. S. 85-93.

123. Bullock M. Eclipse of the Sun: Mystical Terminology, Revolutionary Method and Esoteric Prose in Friedrich Schlegel // Modern Language Notes, Vol. 98, No. 3, German Issue (Apr., 1983). P. 454-483.

124. Historisches Worterbuch der Philosophic. Hrsg. J.R. Ritter. Bd. 4. Stuttgart, 1976.

125. Die Aktualitat der Friihromantik. Hrsg. von Ernst Behler und Jochen Horisch. Padeborn-Miinchen-Wien-Zurich, 1987.

126. Dierkes H. Ironie und System: Friedrich Schlegels 'Philosophische Lehr-jahre' (1797-1799). Philosophisches -Jahrbuch -der -Gorres-Gesellschaft, Freiburg (Breisgau), 1990.

127. Diltey W. Leben Schleiermachers. Leipzig, 1922.

128. Eichner H. Friedrich Schlegel's Theory of Romantic Poetry // Published by Modern Language Assotiation (PMLA), Vol. 71, No. 5 (Dec., 1956). P. 10181041.

129. Frank M. «Unendliche Annaherung». Die Anfange der philosophischen Friihromantik. Frankfurt am Main: Suhrkamp Verlag, 1998.

130. Frank M. Das Problem «Zeit» in der deutschen Romantik. Zeitbewul3tsein und BewuBtsein von Zeitlichkeit in der friihromantischen Philosophic und in Tiecks Dichtung. Miinchen, 1972.

131. Frank M. Die Aufhebung der Anschauung im Spiel der Metapher // Modern Language Notes, Vol. 93, No. 5, Comparative Literature (Dec., 1978). P. 819-838.

132. Frank M. Einfiihrung in die friihromantische Asthetik. Vorlesungen. Suhrkamp Verlag Frankfurt am Main, 1999.

133. Furst L.R. Who Created "Romantische Ironie"? // Pacific Coast Philology, Vol. 16, No. 1 (Jun., 1981). P. 29-37.

134. Greek-English Lexicon. Compl. by H.G. Liddell D. D. & R. Scott D. D. New edition, rev. and augmented thr. by sir H.S. Jones D. Litt. Oxford, б. г..

135. Greiner B. Genie-Asthetik und Neue Mythologie Versuche um 1800, das Neue als Neues zu denken // Das Neue. Eine Denkfigur der Moderne. Hrsgb. von Maria Moog-Grunewald. Heidelberg, 2002. S. 39-53.

136. Grosse-Brockhoff A. Das Konzept des Klassischen bei Friedrich und August Wilhelm Schlegel. Koln-Wien: Bohlau Verlag, 1981.

137. Gundolf F. Romantiker. б. м.,. 1930. •f 148. Hamacher W. Der Satz der Gattung: Friedrich Schlegels poetologische

138. Umsetzung von Fichtes unbedingtem Grundsatz // Modern Language Notes, Vol. 95, No. 5, Comparative Literature (Dec., 1980). P. 1155-1180.

139. Hartmann N. Die philosophic des deutschen Idealismus. Berlin, 1923.

140. Heinrich G. Autonomic der Kunst und fruhromantisches Literaturpro-gramm: Friedrich Schlegels fruhe geschichtsphilosophisch-asthetische Kon-zeption. Berlin: Akademie, 1982.

141. Henrich D. Konstellationen. Probleme und Debatten am Ursprung der ide-alistischen Philosophic (1789-1795), Stuttgart. 1991.

142. Hirsch E. Die Beisetzung der Romantiker in Hegels Phanomenologie, DVJ, Bd.2. Guetersloh, 1926.

143. Hoffmeister G. Рец. На книгу: Behler E. Unendliche Perfektibilitat. Euro-paische Romantik und Franzosische Revolution. Paderborn: Schoningh, 1989.

144. The German Quarterly, Vol. 64, No. 3, Focus: Nineteenth Century (Kleist)

145. Summer, 1991). P. 384-385.

146. Immerwahr R. Die Subjektivitat oder Objektivitat von Friedrich Schlegels poetischer Ironie // Friedrich Schlegel und die Kunsttheorie seiner Zeit. Hrsg. v. H. Schanze. Darmstadt. 1985. S. 112-142.

147. Janz R.-P. Romantische Kritik der Vernunft: Friedrich Schlegels Lucinde und Bonaventuras Nachtwachen; Ein Symposium. // Verantwortung und Uto-pie: Zur Literatur der Goethezeit. Tubingen: Niemeyer, 1988. S. 183-201.

148. Jauss H.R. Asthetische Erfahrung und literarische Hermeneutik. Band I: Versuche im Feld der asthetischen Erfahrung. Munchen: Wilhelm Fink Ver-lag. 1977.

149. Jauss H.R. Literarische Tradition und gegenwartiges Bewufitsein der Mo-dernitat // Jauss H.R. Literaturgeschichte als Provokation. Frankfurt a. M., 1970. S. 11-66.

150. Jauss H.R. Schlegels und Schillers Replik auf die 'Querelle des Anciens et des Modernes' // Jauss H.R. Literaturgeschichte als Provokation. Frankfurt a. M., 1970. S. 67-106.

151. Jauss H.R. Studien zum Epochenwandel der asthetischen Moderne. Frankfurt am Mein: Suhrkamp, 1990.

152. Kierkegaard S. The Concept of Irony, with Continual Reference to Socrates /Notes of Schelling's Berlin Lectures (Kierkegaard's Writings, II). Ed. and transl. by Howard V. Hong and Edna H. Hong. Princeton Univ Pr., 1992.

153. Kluckhohn P. Das Ideengut der deutschen Romantik, 3 Aufl., Tubingen. 1953.

154. Korner J. Вступление к: Neue philosophische Schriften. Hrsg. von J. Korner. Frankfurt a/Main, 1935. S. 3-114.

155. Korner J. Friedrich Schlegels "Philosiohie der Philologie" // Logos: Internationale Zeitschrift fur Philosophic der Kultur (Tubingen). Bd. XVII, Heft 1 (Mai 1928), S.l-72.

156. Kurth L.E. Formen der Romankritik im achtzenten Jahrhundert // Modern Language Notes, Vol. 83, No. 5, The German Issue (Oct., 1968). P. 655-693.

157. Lange V. Friedrich Schlegel's Literary Criticism // Comparative Literature, * Vol. 7, No. 4 (Autumn, 1955). P. 289-305.

158. Lovejoy A.O. On the Discrimination of Romanticism // Published by Modern Language Notes (PMLN). Vol. 39, No. 2 (Jan., 1924). P. 229-253.

159. Lovejoy A.O. On the Meaning of 'Romantic' in Early German Romanticism // Modern Language Notes, Vol. 31, No. 7 (Nov., 1916). P. 385-396.

160. Lovejoy A.O. On the Meaning of 'Romantic' in Early German Romanticism, Part II // Modern Language Notes, Vol. 32, No. 2 (Feb., 1917). P. 6577.

161. Lovejoy A.O. Optimism and Romanticism // Published by Modern Language Assotiation (PMLA), Vol. 42, No. 4 (Dec., 1927). P. 921-945.

162. Lovejoy A.O. Schiller and the Genesis of Romanticism // Modern Language Notes, Vol. 35, No. 1 (Jan., 1920). P. 1-10.

163. Luckacs G. Fortschritt und Reaktion in der deutschen Literatur. Berlin, » 1947.

164. Mann T. Humor und Ironie // Mann T. Gesammelte Werke in zwolf Ban-den. Stokholm. 1960. Bd. 11. S. 801-814.

165. Marks K. Engels F. Historisch-Kritische Gesamtausgabe. Erste Abt. Bd. 1. Erster Halbbd. Frankfurt, 1927.

166. Marquard O. Transcendentaler Idealismus Romantische Naturphiloso-phie - Psychoanalyse. Koln, 1987.

167. Marquardt H.J. Zur asthetischen Theorie des deutschen Fruhkonservatis-mus: Friedrich Schlegels und Adam Heinrich Mullers Wiener Vorlesungen von 1812. Frankfurt am Main, 1995.

168. Muecke D. Images of Irony // Poetics Today, Vol. 4, No. 3, The Ironic Discourse (1983). P. 399-413.

169. Newmark K. L'absolu litteraire: Friedrich Schlegel and the Myth of Irony // Modern Language Notes, Vol. 107, No. 5, Comparative Literature (Dec., 1992). P. 905-930.

170. Paulsen W. Friedrich Schlegel „Alarcos" und die Umbildung der Friihro-mantik // Modern Language Notes, Vol. 56, No. 7 (Nov., 1941). P. 513-521.

171. Perkins Robert L. Hegel und Kierkegaard // Hegel in Comparative Literature (Review of National Literatures 1,2,1970). S. 232-255.

172. Pivcevic E. Ironie als Dasainsform bei Soeren Kierkegard, Guetersloh 1960.

173. Platonis opera. Ed. I. Burnet. TT. 1-5. Oxonii Oxford., 1903.

174. Plotnikov N. Gelebte Vernunft. Konzepte praktischer Rationalitat beim friihen Hegel. Stuttgart: Fromman-Holzboog, 2004.

175. Poggeler O. Hegels Kritik der Romantik, Bonn, 1956.

176. Rehm W. Kierkegard und der Verfuehrer, Miinchen 1949.

177. Rorty R. Contingency, Irony and Solidarity. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1989.

178. Rosenzweig F. Das alteste Systemprogramm des deutschen Idealismus Sit-zungsberichte der Heidelberger Akademie der Wissenschaften. Philoso-phisch-historische Klasse. Abt. 5, Heidelberg, 1917. S. 3-50.

179. Schanze H. Romantik und Aufklarung. Untersuchungen zu Fr. Schlegel und Novalis. Nuernberg. 1966.

180. Schlegel Fr. Literary Notebooks 1797-1801. Ed. by H. Eichner. Toronto, 1957.

181. Schlegel Fr. Neue philosophische Schriften. Hrsg. von J. Korner. Frankfurt a/Main, 1935.

182. Schleiermacher Fr. Dialektik // Fr. Schleiermacher's Samtliche Werke. Abt. 3. Zur Philosophic. Bd. 4. S. 12-254.

183. Scholl J. W. Friedrich Schlegel and Goethe, 1790-1802: A Study in Early German Romanticism. // Published by Modern Language Assotiation (PMLA). Vol. 21, № i (1906). P. 40-192.

184. Scholtz G. Der riickwartsgekehrte Prophet und der vorwartsgewandte Poet // Philosophisches-Jahrbuch-der-Gorres-Gesellschaft. Freiburg (Breisgau), 1982, № 89:2. S. 309-324.

185. Slessarev H. Die Ironie in Friedrich Schlegels "Idylle iiber den Miissig-gang" // The German Quarterly, Vol. 38, No. 3 (May, 1965). P. 286-297.

186. Strohschneider-Kohrs I. Die romantische Ironie in Theorie und Gestal-tung. Tubingen, 1960.

187. Strohschneider-Kohrs I. Die romantische Ironie in Theorie und Gestaltung. 3., unveraenderte Auflage. Max Niemeyer Verlag Tuebingen, 2002.

188. Szondi P. Fr. Schlegel und die romantische Ironie. Mit einer Beilage iiber Tiecks Komodien // Friedrich Schlegel und die Kunsttheorie seiner Zeit. Hrsg. v. H. Schanze. Darmstadt. 1985. S. 143-161.

189. Szondi P. Poetik und Geschichtsphilosophie: Antike und Moderne in der Asthetik der Goethezeit. Hegels Lehre von der Dichtung. Hrsg. Von Senta Metz und Hans-Hagen Hildebrandt. Frankfurt a.Main: Suhrkamp, 1974.

190. Tradition und Innovation. XIII. Deutscher KongreB fur Philosophic. Bonn. 24-29 Sept. 1984. Hrsg. von Wolfgang Kluxen. Hamburg: Felix Meiner Verlag, 1988.

191. Walzel O. Methode? Ironie bei Fr. Schlegel und bei Solger. Friedrich Schlegel und die Kunsttheorie seiner Zeit. Hrsg. v. H. Schanze. Darmstadt. 1985. S. 71-94.

192. Wellek R. The Concept of "Romanticism" in Literary History. I. The Term "Romantic" and Its Derivatives // Comparative Literature, Vol. 1, No. 1 (Spring, 1949). P. 1-23.

193. Wellek R. The Concept of "Romanticism" in Literary History. II. The Unity of European Romanticism // Comparative Literature, Vol. 1, No. 2 (Spring, 1949). P. 147-172.rom uL ramUer.rid