автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Философские смыслы поля политики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Философские смыслы поля политики"

На правах рукописи

Соловей Ирина Викторовна

ФИЛОСОФСКИЕ СМЫСЛЫ ПОЛЯ политики

09.00.11 - социальная философия

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

3 МАП 2012

005015945

Ижевск-2012

005015945

Диссертация выполнена в ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет»

Научный консультант: доктор философских наук, профессор

Бушмакина Ольга Николаевна

Официальные оппоненты: Тихонов Геннадий Михайлович

доктор философских наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Ижевский государственный технический университет», заведующий кафедры политологии, социологии и права

Поносов Федор Николаевич доктор философских наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Ижевская государственная сельскохозяйственная академия», профессор кафедры философии

Некита Андрей Григорьевич доктор философских наук, доцент, ФГБОУ ВПО «Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого», профессор кафедры теории, истории и философии культуры

Ведущая организация: ФГБОУ ВПО «Вятский государственный

гуманитарный университет»

Защита состоится «Л » Ш^Л^ 2012 г. часов на заседании

диссертационного совета Д 212.275.08 при ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» по адресу: 426034, Ижевск, ул. Университетская, д. 1, корпус VI, ауд. 208.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет».

Автореферат разослан 2012 года.

Ученый секретарь диссертационного совета: кандидат философских наук, доцент

О- В. Санникова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. В современной социальной философии утверждение «конца политики» указывает на исчерпанность традиционного понимания политики (Ж. Бодрийяр). В марксовской теории политической экономии политическая реальность связана с реальностью экономического производства. В пределах экономической системы политика ограничивается практикой как сферой «действия». В настоящее время социальная реальность «переходит» в новое состояние, где решающая роль принадлежит масс-медиа. В обществе масс-медиа основные понятия марксовской политической экономии - «труд», «производительные силы», «производственные отношения», «классовая борьба» — утрачивают отсылку к реальности экономического производства. Производство включается в систему знаковых отношений как автономную сферу социального бытия.

В обществе масс-медиа политика поглощается средствами массовой информации и утрачивает связь с «действием», то есть становится «бездейственной», что обессмысливает ее существование. В социальной философии исчерпанность традиционного понимания политики завершается утверждением пост-политического мира, в котором политика оказывается самореферентной реальностью. Самореферентность проявляется как полная автономизация поля политики, в пределах которого «политическое» воспроизводится в структурах дискурсивности. Исчерпанность традиционного понимания политики открывает возможность рассматривать политическую реальность как дискурсивную деятельность. Дискурсивная деятельность всегда саморефлексируется, то есть возвращает себе субъективность в «слове» и «действии» как продуктах осмысленной деятельности поля политики. Утверждение постмодернистской философии о «конце политики», провоцирующее нерефлексируемое ощущение финальное™ и завершенности политики, оборачивается субъективным «истоком». Возвращение к субъективным основаниям становится условием сохранения смысла политического бытия в пространстве социальной реальности. Необходимость в философско-герменевтическом истолковании политического бытия обусловлена тем, что философская герменевтика способствует обнаружению новых смыслов концепта «политики» в постполитическом мире.

Степень изученности и разработанности проблемы. Исследование поля политической дискурсивности предполагает обращение к социально-философским концепциям, содержащим целостное представление политического бытия. В классической философии целостность политического бытия понимается в аспекте тотальности (Г. В. Ф. Гегель, И. Кант, Г. Фихте и др.). Политическая тотальность обеспечивается присутствием абсолютного субъекта, обладающего абсолютным знанием и наделяющего политическое бытие трансцендентальным смыслом. Реализация трансцендентального смысла в социальной действительности идет по пути достижения идеального социально-политического устройства в

форме «всемирно-гражданского состояния» (И. Кант), «разумной формы государственности» (Г. В. Ф. Гегель), «бесклассового общества» (К. Маркс). Изменение социального мира на основе абсолютной идеи наиболее полно реализовано в философии К. Маркса, которая представляет собой организованную в теорию революционную практику преобразования социальной действительности. Поскольку в марксистской философии «речь идет не о том, чтобы объяснять мир, но о том, чтобы изменить его», постольку философия марксизма открывает понимание политического бытия как классовой борьбы за власть. Представление политического бытия в аспекте классовой борьбы в дальнейшем развивалось в работах Д. Лукача и Л. Альтюссера. Сведение политической целостности к тотальности завершается установлением в обществе тоталитарных политических практик. Социально-философский анализ «истоков» тоталитарных политических практик присутствует в трудах как зарубежных авторов - X. Арендт, Р. Арона, К. Г. Баллестрема, Д. Белла, Ф. Фюре, так и в работах отечественных исследователей - С. П. Агаева, Л. М. Барботько, В. А. Войтова, К. С. Гаджиева, Э. М. Мирского и др. Современная социальная философия ставит под сомнение трансцендентальный принцип классической философии, который приводит к тоталитарному господству абсолютного субъекта, оправдывающего террор и насилие во имя «будущего» всего человечества. Критика абсолютной субъективности классической философии как источника идеи предельной тоталитарности в политике представлена в работах Т. Адорно, А. Рено, А. Турена, М. Хоркхаймера и др.

Кризис марксизма становится источником структурных изменений идеологической системы в целом. В настоящее время либерализм, марксизм, консерватизм, которые являлись взаимозависимыми частями единой идеологической системы, достигли своих пределов и утратили собственную эффективность и значимость в качестве политических стратегий преобразования социального мира. Исчезновение . идеологической интерпретации социального бытия представляется как «завершение политической эволюции человечества» (Ф. Фукуяма). Исследование современного мира после распада идеологической системы отражено в работах зарубежных авторов Э. Балибара, И. Валлерстайна, Дж. Грея, С. Хантингтона и др. Среди отечественных исследователей необходимо отметить труды Т. А. Алексеевой, К. С. Гаджиева, Б. Г. Капустина, И. И. Кравченко, О. И. Малиновой, А. С. Панарина и др.

В современной социальной философии целостное понимание социального мира выражает концепция глобализации, формирующая представление о «локальной» политике (3. Бауман, У. Бек, Э. Гидденс, Э. Магрю, А. Негри, М. Хардт, Д. Хелд и др.). «Локальная» политика сводится к практике государственного управления обществом, которая выражается концептом «био-политики». Анализ политического бытия в форме «биополитики» присутствует в трудах Дж. Агамбена, С. Жижека, М. Фуко и др. В условиях существования глобального мирового порядка актуальными

становятся работы посвященные вопросам политического суверенитета (Дж. Агамбен, А. Негри, М. Фуко, М. Хардт, К. Шмитг и др.).

В глобальном мировом сообществе политические стратегии представляются в качестве коммуникативных стратегий, которые разворачиваются в масс-медийном пространстве информационного общества (Н. Луман, М. Маклюэн, Ю. Хабермас и др.). Представление политической реальности в коммуникативном пространстве масс-медиа отражено в работах зарубежных исследователей: Ж. Бодрийяра, П. Вирилио, Г. Дебора и др.; и отечественных авторов: В. М. Березина, М. С. Вершинина, И. И. Засурского, А. И. Соловьева, А. Р. Тузикова, А. Ю. Шевченко и др. В современной социальной философии переход социальной реальности в информационное состояние приводит к выделению новой формы бытия политики -«трансполитики» (Ж. Бодрийяр). В пределах «трансполитики» стирается различие между реальностью «политического» и действительностью политики, которая оказывается «эффектом» масс-медийного производства «общества спектакля» (Г. Дебор). «Общество спектакля» открывает пространство «зрелищной политики», организованного по законам театрализованного представления. «Зрелищная политика» формирует новые представления о публичной политике и власти, которые отражены в исследованиях представителей зарубежной философии 3. Баумана, Р. Ленуара, К. Лэша, Р. Сеннета и др. В современной отечественной социальной философии и политологии проблемы публичной политики рассматриваются в работах С. Ю. Барсукова, О. Бельтюкова, С. Г. Перегудова, В. Б. Пастухова и т.д. Отсутствие различия между действительностью и реальностью «политического» превращает политику в миф, который производится средствами массовой информации. Мифологический аспект политической реальности как «эффекта» масс-медийного производства представлен в работах И. И. Кравченко, И. С. Маничева, Г. В. Осипова, И. М. Чудиновой, А. Е. Щербакова, Н. С. Щербининой и т.д. В зарубежной социальной философии политика в аспекте мифологической реальности анализируется в трудах Э. Кассирера, Ф. Лаку-Лабарта, К. Флада и др.

Политический дискурс начинает рассматриваться как рассеянное множество высказываний, содержащих в себе связь языка, идеологии и власти (Р. Барт). Данное понимание политического дискурса присутствует в концепциях представителей французской школы анализа дискурса - П. Анри, К. Ароша, Ж. Гийома, Д. Мальдидье, Ж.-Ж. Куртина, Р. Робена, Ж. Отье-Ревю, М. Пешё, Э. Пульчинелли Орланди, П. Серио, К. Фукса, - которые в своих исследованиях используют понятия «государственные идеологические аппараты» Л. Альтюссера и «дискурсивные формации» М. Фуко. Политический дискурс задается в «нулевой точке субъективности», где он оказывается дискурсом «субъекта-идеолога». Дискурсивный характер политической реальности анализируется в работах Ш. Муфф и Э. Лаклау, которые в своих исследованиях опираются на концепцию «гегемонии» А. Грамши и «господствующего означающего» Ж. Лакана.

Исследование политики как дискурсивной реальности неизбежно отсылает к проблемам языка политики, что потребовало изучения лингвистических проблем в трудах основоположников теоретической лингвистики Э. Бенвениста и Ф. де Соссюра, Р. О. Якобсона, а также работ по аналитической философии Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Р. Серля, в которых «речевые акты» рассматриваются как особого рода «действие». Среди отечественных исследователей, занимающихся проблемами политического языка и речи, необходимо выделить исследования по риторике «поступка» И. В. Пешкова, политической речи как «действия» О. Аронсона, С. А. Ушакина, Т. В. Юдиной. Исследование языка в аспекте идеологии и власти представлено в работах Т. Г. Корнейко, Н. А. Купиной, Л. М. Мухарямовой, М. Н. Эпштейна и др. Риторический аспект политического дискурса наиболее полно рассматривается в работах зарубежных исследователей - Б. Кассен, X. Перельмана, и отечественных авторов - Н. А. Безменовой, В. Гламаздина, И. М. Клямкина, Е. Н. Корниловой, Г. Г. Хазагерова и др. Проблема со-общаемости политического «слова» и «действия» излагается в работах X. Арендт, X. Йоаса, П. Рикёра.

Движение современной социальной философии в область языка актуализирует проблему конструированной природы реальности «политического». Данная проблема раскрывается в работах представителей социального конструктивизма - П. Бурдье, Ж. Бувареса, Ф. Корюофа, Л. Пэнто, П. Шампаня, и феноменологического конструктивизма - П. Бергера, Т. Лукмана, А. Шютца и др. В отечественной социальной философии политическая реальность в аспекте конструирования рассматривается в трудах А. Бикбова, Ю. Л. Качанова, В. П. Макаренко, В. С. Малахова, С. П. Поцелуева, Н. А. Шматко и др.

В современной социальной философии обращение к языковым основам политической реальности раскрывает возможность для герменевтического анализа современного поля политики. Выбор герменевтической традиции в качестве основы данного исследования позволяет проанализировать это направление в работах зарубежных исследователей - Г.-Г. Гадамера, Ж.-Л. Нанси, П. Рикёра, М. Хайдеггера и др. Среди отечественных авторов необходимо отметить труды таких исследователей как И. В. Василенко, В. В. Ильина, М. В. Ильина и т.д.

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является поле политики в структурах философской дискурсивности. В качестве предмета анализа рассматриваются смыслы, манифестированные в политических дискурсах, структурирующих поле политики.

Цели и задачи исследования.

Целью исследования является предъявление философских смыслов политики в структурах философской дискурсивности. Выбор цели обусловлен необходимостью определения границ существования политических смыслов философской дискурсивности в пост-политическом пространстве. Решение данной проблемы существенно для исследования

возможностей существования политического дискурса в связи с исчерпанностью традиционного понимания политики как сферы социальной практики и дальнейшего обессмысливания политического бытия в пространстве социальной реальности. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Установить определ-и-вание социальной субъективности в пространстве «био-политики».

2. Представить трансполитическое бытие социального в медиа-реальности.

3. Задать автономизацию политической субъективности в структурах дискурсивности.

4. Выявить организацию политической субъективности в структурах объективации социальной субъективности.

5. Обосновать политическое представительство на пределе социального представления.

6. Определить социальное единство в стратегиях политического сообщества.

7. Конституировать пределы бытия социальной субъективности в поле политики.

Теоретико-методологические основания н источники исследования. Общей теоретико-методологической основой исследования является целостное представление политического бытия на основе принципа субъективности, который понимается в субъект-объектном тождестве в герменевтическом аспекте, что предполагает самоопределение субъективности в объективированных состояниях, где целостность политического бытия самоопределяется в точках субъект-объектного тождества. В связи с этим наиболее важными являются работы тех исследователей, в которых представлены методологические основания философско-герменевтического подхода. Поэтому большую значимость имеют основные работы М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера, Ж.-Л. Нанси и П. Рикёра, выполненные в рамках философско-герменевтической традиции, а также - труды Ф. Шеллинга, с обоснованием метода субъект-объектного тождества.

Использование в рамках философско-герменевтического подхода метода субъект-объектного тождества позволяет представить существование целостных состояний политического бытия в субъект-объектных структурах. В данном случае точки самоопределения обнаруживаются как точки границы, где возникает определение целостных состояний политического бытия в структурах языка и мышления. В отечественной философии герменевтическая традиция разрабатывается В. С. Библером (концепция мышления как диалога) и В. В. Бибихиным (концепция тождества бытия и языка). Проблематика политического бытия в герменевтическом аспекте представлена в работах И. В. Василенко. Соединение герменевтического подхода и шеллингианского метода субъект-объектного тождества в отечественной философии реализуется в работах по социальной онтологии

О. Н. Бушмакиной, А. А. Шадрина, М. О. Касимова, Д. А. Колбина, В. А. Колчиной, А. В. Мерзлякова, О. В. Соколовой, Н. Б. Поляковой, Э. Р. Рогозиной, Т. И. Сайтаевой, А. В. Яркеева и др.

В настоящее время поле смыслов бытия «политического» открывается в пространстве «между» «био-политикой», как политикой жизни, и «трансполитикой», целостное осмысление которого возможно только с «мета-политической» - как собственно философской - позиции. Основным для данного исследования становится концепт «мета-политики», разработанный А. Бадью. В «мета-политике» политическая деятельность понимается широко как политический «праксис», в пределах которого она приобретает значение дискурсивной деятельности (К. Касториадис). Смысл дискурсивной деятельности самоопределяется в точках со-общаемости «слова» и «действия». В поле политического «праксиса» «действию» возвращается его первоначальное значение «яра^ц», под которым понимается деятельность мышления. В связи с этим актуальными для данного исследования оказываются работы М. Хайдеггера и X. Арендт, где мышление рассматривается как «действие».

Деятельность мышления объективируется в структурах языка, открывающего поле «пойесиса». В пределах поля «пойесиса» автореференциальная автономность языка, его замкнутость на самом себе, позволяет представлять реальность «политического» исходя из самого себя как «слова». Основой для анализа «пойесиса» языка политики послужили концепции «логологии» Б. Кассен, «мифо-пойесиса» Ф. Лаку-Лабарта и «эстетического бессознательного» Ж. Рансьера.

Поле политики как пространство деятельности мышления и языка возникает на пределе человеческого бытия, где предел рассматривается как точка «поворота», возвращающая политическую субъективность в процесс существования общества. В современной социальной философии понятие «предел» как «граница» социального бытия имеет политический смысл и соотносится с ситуацией «чрезвычайного положения». В целостном подходе правовые аспекты «чрезвычайного положения» рассматриваются в работах К. Шмитта. Философское понимание «чрезвычайного положения» как границы социального бытия представлено в трудах Дж. Агамбена, В. Беньямина и С. Жижека. В настоящее время «чрезвычайное положение» становится доминирующей управленческой парадигмой современной «биополитики». В пределах «био-политики» превращение временной и исключительной меры в управленческую технологию радикально преобразует структуру и смысл социального бытия. «Чрезвычайное положение» предъявляется как граница исчерпанности правовой компетенции, на которой устанавливается зона неопределенности между жизнью и правом. Бытие границы рассматривается как бесправное право, персонифицируемое фигурой суверена (К. Шмитт), и правовое бесправие, выраженное фигурой «homo sacer» (Дж. Агамбен).

В современных социальных исследованиях фигура «homo sacer» становится основополагающей, поскольку указывает на состояние

«исключения», которое становится «местом» самоопределения политического бытия в структурах социальной субъективности. Философско-герменевтический подход открывает возможность выявлять смыслы политического бытия на пределе социальной субъективности. В состоянии предела социальная субъективность предъявляется в поле политики в форме манифестации, протеста, и социального «без-молвия». Разработка концептуальной схемы исследования была бы невозможна без анализа этих форм политического бытия, которые присутствуют в работах С. Жижека, Н. Лумана и П. Шампаня и др. В настоящее время манифестацию и протест можно рассматривать в качестве «нулевого» «политического со-общения», обращающего общество к самому себе с радикальным вопросом о смысле политического бытия.

Смысл политического бытия «исключенных» из поля представительства социальных индивидов определяется «именем». Современная концепция «имен» политики А. Бадью и С. Лазарюса способствует пониманию процесса именования/называния как процесса мышления, предъявляющего себя в тождестве «слова» и «действия». Объективация «имени» в категориях/понятиях языка политики рассматривается в работах П. Бурдье, который исследует процесс номинации как проявление позиции власти в структурах политического дискурса. В поле политики «имя» открывает пространство дискурсивного представления концепта «во-этой-политики» (А. Бадью).

Анализ пространства публичного дискурса представлен в концепциях «агонизма» Ш. Муфф и «политического не-согласия» Ж. Рансьера. Позитивность данных теорий заключается в том, что они способствуют обнаружению предела как точки «поворота», возвращающей социальную рефлексию в поле политического дискурса. Философско-герменевтический метод Г.-Г. Гадамера позволяет представить публичный дискурс в структурах диалога. Политический диалог понимается как вопросно-ответная целостность, которая разворачивается в границах гетерономного поля политической аргументации через точку «Я». Необходимость обращения к диалогической традиции обусловлена тем, что здесь преодолевается ограниченность и неполнота полемического дискурса в политике. Недостаточность полемики, как формы ведения публичного дискурса, заключается в том, что она, с одной стороны, основывается на методе противоположностей Г. В. Ф. Гегеля (тезис-антитезис), а с другой стороны, инициирует появление абсолютного «Я» (И. Фихте), что неприемлемо в контексте данного исследования. Полемика, базирующаяся на логике противоположностей, задает политический дискурс в состоянии разногласия, существование которого указывает на исчерпанность представлений общества о самом себе как «политическом со-обществе». Практические аспекты ведения полемики наиболее полно рассматриваются в работе С. И. Поварнина, который в своих рассуждениях использует философские положения И. Фихте и Г. Гегеля.

В пространстве диалога социальное со-общество рассматривается как со-общество «согласия не-согласных» или «не-согласия со-гласных», которое определяется в акте сопротивления, где социальный индивид отваживается на поступок мышления, тем самым утверждая себя в качестве гражданина, ведущего политический «образ жизни», который, начиная с греческой философии, называли «pioq TuoXmKoq». Основанием анализа политической жизни как «piog 710>.тк6с;» послужили работы современных зарубежных исследователей Дж. Агамбена, X. Арендт, Э. Берти, Ж.-П. Вернана, Б. Кассен, в которых переосмысливается греческое понимание политической жизни. В пределах философско-герменевтической традиции целостное понимание политического бытая позволяет представить его через точку единства естественной жизни (zoe) социального индивида и политической жизни (bios) гражданина, где реализуется суверенное право на жизнь как осмысленное социальное существование политического субъекта.

Данное диссертационное исследование выполнено в стиле герменевтической традиции, ориентированной на самоопределение смыслов философских категорий в процессе разворачивания философской дискурсивности. Это значит, что до-определение и пере-определение основных понятий необходимо для самопредъявления смыслов центральных категорий в границах данного исследования.

Научная новизна основных результатов исследования заключается в постановке проблемы смыслов поля политики в онтологическом аспекте. Герменевтический подход в границах принципа целостности позволяет рассматривать политическое бытие в тождестве с языком и мышлением, а метод субъект-объектного тождества открывает возможность устанавливать структуры самоопределяющейся субъективности. Выделяются следующие положения, содержащие новизну исследования:

1. Установлено, что социальная субъективность определ-и-вается в пост-человеческом пространстве «био-гое-танаго »-политики между граничными точками абсолютного субъекта как суверена и «нулевого» индивида как «homo sacer», объективируясь в технологических «действиях» «антропологической машины», производящей бессмысленное существование социального «тела-рода» как «тела-коматозника».

2. Представлено, что трансполитическое бытие социального опустошается в субъективированной «зрелищной политике» замкнутого медиа-производства потока самореферентных «образов» «общества спектакля», лишенных смысла, а саморефлексирующая социальная субъективность оборачивается как «мета-политика» в точке политического субъекта, определяющего неопределенность «политического».

3. Задана автономизация политической субъективности в структурах дискурсивности через предельные точки политического логоса и пафоса, где «слово» самопредъявляется как манифестация «нулевой» социальной субъективности поля политического мышления, или самодействия «праксиса», формирующего политический «образ жизни», в котором именующее «слово» является «действием» самополагающего бытия

политики как поименованного пространства категоризованной социальной субъективности.

4. Выявлено, что политическая субъективность организуется в структурах социальной дискурсивности, объективированной в нормативных «действиях» дискурса инструкции как «эффекта» без-деятельности управленческой деятельности бюрократического государственного аппарата, конституирующего различие «homo sucer» и «homo sacer» как терроризм нерепрезентативного социального в риторическом поле предписаний анонимного трансцендентального субъекта.

5. Обосновано, что политическое представительство задает бытие социального целого в частях, где индивидуальная субъективность на пределе делегируется не-представимому трансцендентальному субъекту, конституированному в тотальной способности видения как нулевой субъективности или самоочевидности социального в доксическом пространстве, ограниченном точками ортодоксии и гетеродоксии, а неочевидность оборачивается в структурах индивидуальной субъективности как возможная невозможность существования политического самопредставления социального целого через точку политического субъекта.

6. Определено, что социальное единство задается в демонстративных стратегиях протеста и со-гласия как точках самоопределения «политического со-общества».

7. Показано, что пределами бытия социальной субъективности в поле политики являются точки объективации, задающие субъекта политики как циника, устанавливающего точку анти-политики в автоматизме повседневной жизни индивидуального кинического «тела» и субъективации автономии социального тела как «тела-мышления», или персонифицированного политического «слова-действия».

Теоретическая и практическая значимость полученных результатов. Теоретическая значимость работы определяется постановкой проблемы поля политики, заданной в границах, философской герменевтики. Философско-герменевтический анализ современных концепций «биополитики» и «транс-политики» обнаруживает существование политического бытия на пределе социальной субъективности. В структурах «био-политики» пределы социальной субъективности маркируются точками абсолютного субъекта как суверена и «нулевого» индивида как «homo sacer». В структурах субъективности социальное бытие самоопределяется в состоянии суверенного отвержения через точку индивида, где «тело», лишенное субъективности, оборачивается субъективностью, лишенной «тела». В событии предельности индивид становится сувереном для самого себя, утверждающим автономность жизни на символическом уровне существования в структурах мышления и языка.

Философско-герменевтический анализ современных форм представления политики в пространстве медиа-реальности открывает возможность исследовать процесс производства «зрелищной политики» и показать, что в условиях «транс-политики» действительность политики

является всего лишь «эффектом» символического производства самореферентных «образов» «общества спектакля».

Исследование способов самопредъявления политического бытия на пределе социальной субъективности создает возможность рассматривать дискурсивные формы обращения социальных индивидов. Анализ манифестации, протеста и социального «без-молвия» может послужить теоретической основой для дальнейшего исследования проблем современной политики.

Разработанная в процессе исследования концепция политического дискурса позволяет показать, что смысл политического «слова» и «действия» определяется «именем», отсылающим к самому себе как самореферентному понятию. В данном случае точкой тождества «имени» = «имеет-ся» оказывается мышление, устанавливающее рефлексивную со-общаемость «слова» и «действия». В философско-герменевтическом подходе поле политики понимается как пространство политического дискурс, которое открывается «именем». Здесь «имя» является высказывающей себя мыслью или высказыванием, смысл которого интерпретируется ретроспективно в суждении, утверждающем или отрицающем высказанную мысль. Смысл дискурсивной деятельности самоопределяется в точке саморефлексии потока субъективности как точке политического субъекта, конституирующего смыслы политического бытия в «месте» представления «имени».

Политика жизни, открывающая пространство мышления существованием, сама становится воплощением «идеи» политического «образа жизни», требующего присутствие мышления в каждый момент жизни. Существование политического субъекта рассматривается как осмысленное существование гражданина, который мышлением сопротивляется без-мысленному существованию де-политизированного общества.

Результаты диссертационного исследования могут послужить теоретической основой для дальнейшего анализа социальных проблем современности, связанных с осмыслением правовых, экономических, национальных, религиозных проблем, которые в настоящее время приобретают собственно политическое значение. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в дальнейших философских, социологических и политологических исследованиях, направленных на изучение современных проблем политики. В области образования материалы и выводы диссертации могут применяться в качестве теоретических оснований при разработке лекционных курсов по гуманитарным дисциплинам - философии политики, социологии политики, теоретической политологии.

Положения, выносимые на защиту:

1. В глобализованном мире социальная целостность определяется через тождество политического и правового существования.

2. Социальная реальность информационного общества представляется как медиа-реальность, а действительность политики становится «эффектом» символического производства.

3. Политическая реальность задается как социальная субъективность, самоопределяющаяся в структурах политической дискурсивности.

4. Политическое бытие самополагается как концептуальное поле в границах «праксиса» и «пойесиса».

5. Бытие социального целого самопредставляется через точку индивидуального субъекта.

6. Социальное единство «политического со-общества» предъявляется в структурах публичного диалога, разворачивающегося в границах гетерономного поля политической аргументации.

7. Смысл социального бытия определяется в тождестве реальности политического мышления и политического «действия».

Апробация работы. Основные положения и выводы работы излагались автором в спецкурсах «Философия политики», «Теория массового общества в современной философии», «Русская идея: философско-политический аспект», «Коммуникативные технологии конструирования политической мифологии», которые читаются в Институте социальных коммуникаций Удмуртского государственного университета, а также в ряде статей, выступлений на международных, российских и региональных конференциях: «Возрождение России: общество - управление - образование - культура - молодежь» (Екатеринбург, 2005), «Политическая культура и политические процессы в современном мире: методология, опыт, эмпирические исследования» (Екатеринбург, 2005), «Государство и общество: философия, экономика, культура» (Москва, 2005), «Кросс-культурные исследования: методология, опыт эмпирического анализа» (Екатеринбург, 2005), «Проблемы текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006), «Политические процессы и политические институты: тренды и локализация» (Екатеринбург, 2006), «Коммуникативная природа человека» (Ижевск, 2006), «Природа человека: пол и тендер» (Ижевск, 2007), «Продвижение имиджа регионов России (продвижение имиджа Удмуртии: опыт и перспективы)» (Ижевск, 2007), «Современные социально-политические технологии» (Ижевск, 2008), «Социальный мир человека» (Ижевск, 2008), «Профессия «Журналист»: вызовы XXI века» (Ижевск,

2008), «Творческая природа человека» (Ижевск, 2009), «Современные социально-политические технологии: смыслы и ценности» (Ижевск, 2009), «Актуальные проблемы журналистики в новом тысячелетии» (Ижевск, 2009), «Социальная теория и проблемы информационного общества» (Ижевск,

2009), «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (Ижевск,

2010), «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (Ижевск,

2011).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 387 наименований источников.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, определяется степень ее разработанности, формулируются цели и задачи исследования, исходные теоретико-методологические установки, раскрывается научная новизна и практическая значимость исследования.

В первой главе «Онтология субъективности поля политики»

рассматривается существование политического бытия на пределе социальной субъективности в конструктах «био-политики», «транс-политики» и «мета-политики».

В первом параграфе «Определ-и-вание социальной субъективности в пространстве "био-политики"» устанавливаются способы самоопределения социальной субъективности на пределе правовой регламентации в состоянии «чрезвычайного положения». В правовых границах политическое бытие маркируется точками — суверена, как абсолютного субъекта, и «homo sacer», предъявляющего состояние «нулевой» социальной субъективности. Если в точке суверена политическое бытие находится в ситуации «лишенности» жизни как «чистое» право, то в точке «homo sacer» политическое бытие существует в состоянии «лишенности» прав как «голая жизнь», которая включается в пространство суверенной власти абсолютного субъекта. Власть превращается в инстанцию надзора и контроля над жизнью «социального тела» на уровне его биологического/природного существования.

В варианте «био-политики» границы политического бытия — «pío? лоХткод» и биологической/природной жизни — «zoe» полностью совпадают и перестают различаться в «голой жизни» «homo sacer». В пределах «биополитики» существование «социального тела» предъявляется через состояния «нулевой» субъективности, которые представлены жизнью «антропологической машины» и «коматозника-запредельщика» (Дж. Агамбен). В жизни человека как вида «антропологической машины» предел социальной субъективности обнаруживается в рационализированной жизни машины и социальном инстинкте жизни, как проявлении социального бессознательного. Социальная субъективность «коматозника-запредельщика» предъявляется через «тело» неспособное выполнить самостоятельно ни одной жизненной функции. «Тело» «коматозника-запредельщика» является «телом», лишенным субъективности, или «нулевым» объектом био-политического управления, обозначающим предел «заботы» власти о «социальном теле» общества. «Homo sacer» как пограничная фигура не отсылает больше ни к человеку, ни к животному, но только к самому себе как «чистому» понятию языка, которым обозначается зона «чрезвычайного положения».

В ситуации «чрезвычайного положения» социальное бытие находится само с собой в отношении отвержения. Суверенное отвержение означает

одновременно «быть в чьей-либо власти» и быть предоставленным самому себе в праве на самоопределение. В ситуации «чрезвычайного положения» право и жизнь отождествляются в состоянии само-закония социального бытия, которое реализуется в праве на самоопределение. В состоянии автономной целостности социальное бытие обретает политический суверенитет в структурах субъективности. Социальное бытие «захватывает» себя как целое через точку единства жизни и мышления (М. Хайдеггер). В со-бытии предельности социальное бытие само-полагает свою суверенность в точке реализации права жизни на осмысленное существование. В состоянии суверенной отверженности «тело», лишенное субъективности, оборачивается субъективностью, лишенной «тела», преодолевающей ограниченность биологического/животного существования «голой жизни». Самоопределение социального бытия реализуется через точку индивида, который становится сувереном для самого себя, утверждающим автономность жизни на символическом уровне существования в структурах мышления и языка. Суверенитет индивида по отношению к самому себе подобен решению верховной власти о «чрезвычайном положении», которое устанавливается на границе, где право жизни как право на жизнь подвергается «исключению».

Во втором параграфе «Трансполнтическое бытие социального в медиа-реальности» рассматривается существование политического бытия в форме «транс-политики», возникновение которой обусловлено наступлением информационного состояния общества. В информационном обществе реальность «политического» представляется «эффектом» знакового производства, где она поглощается тем, что ее производит — средствами массовой информации. В системе масс-медийного производства «политическое» оказывается означающим, лишенным реального социального означаемого. Отсутствие реального означаемого превращает «политическое» в «симулякр» (Ж. Бодрийяр), который бесконечно воспроизводится во множестве моделей/копий, продуцирующих на пределе гипер-реальность «политического», открывающую пространство видимости «общества спектакля» (Г. Дебор). «Общество спектакля» построено на формах желания, инициируемых «зрелищной политикой». Здесь мышление замещается «соблазном», а «слово» сводится к визуальному «образу». В «трансполитике» «политическое» предъявляется на пределе мышления и языка, где оно оказывается нерефлексируемой реальностью знакового производства. Отсутствие рефлексии, как возможной «остановки» процесса «скольжения» знаков, приводит к тому, что действительность политики полностью замещается иллюзорной реальностью «политического», которая оказывается более реальной, чем сама действительность.

В симуляционном пространстве гипер-реальности «политического» субъект является всего лишь «пустым» знаком или «нолем», не имеющим никакого значения. Превращаясь в «пустой» знак субъект становится неразличимым в структурах «транс-политики». Субъективность «растворяется» в потоке сознания как непосредственного пере-живания

произведенных «обществом спектакля» иллюзорных «образов». Исчезновение границ между иллюзорной реальностью «политического» и действительностью политики инициирует появление «транса», характерного для сумеречного помрачнения сознания, аналогичного состоянию безумия. В иллюзорном мире встреча с действительностью как сферой непосредственного «действия» вызывает «шок» и/или «оцепенение». Состояние «оцепенения» носит характер «остановки» нерефлексируемого потока сознания. В момент «остановки» поток сознания возвращается к самому себе потоком субъективности как деятельности мышления. Возвращение как состояние «поворота» оказывается саморефлексивным актом мышления, который появляется на пределе социального существования. В обществе рефлексия возникает тогда, когда социальное бытие встречается с действительностью, затрагивающей основы как социальной жизни в целом, так и жизни конкретного человека. В точке рефлексии дистанция между действительной реальностью и реальностью иллюзорной устанавливается таким образом, что сама точка различения становится имманентной точкой субъективности. В потоке рефлексирующей субъективности как точке субъекта обнаруживаются два аспекта существования - иллюзорной реальности, порождаемой «словами», и действительной реальности, отсылающей к сфере «действия».

В состоянии предела реализуется движение «перехода» от «трансполитики» к «мета-политике» (А. Бадью). Если «транс»-политика обозначает процесс «перехода»/«переступания» за пределы, где «политическое» вытесняется потоком нерефлектируемой реальности знакового производства, то «мета»-политика обозначает движение «перехода» к субъективной реальности. В пределах «мета-политики» «политическое» утрачивает смысл «транс»-цендентной реальности и возвращается к самому себе как реальности «мета»-физической, сущность существования которой заключается в деятельности мышления как субъективной деятельности, которая самоопределяется в точке саморефлексирующего субъекта.

В третьем параграфе «Автономизация политической субъективности в структурах диекурсивности» рассматривается поле политики на пределе субъективности политического «слова» и объективности политического «действия». Формой политического «действия», лишенного субъективности «слова», оказывается манифестация. В данном случае манифестация, как способ обращения, становится предельным политическим «словом» социальных индивидов, утративших в пределах «био-политики» право «голоса». Поскольку манифестация является формой обращения, постольку в манифестации «слово» не отделено от «действия», то есть оно высказывает себя полностью «социальным телом» «толпы». «Социальное тело» «толпы», возникающее вне пределов социального порядка, является социальной целостностью, предъявляющей собственную субъективность в «слове», которое, показывая, высказывает себя полностью. На пределе социального существования появляется высказывание и/или говорение, которое существует на до-языковом уровне.

Такое до-языковое «слово» является «словом» без речи. Отсутствие связной речи указывает на то, что манифестация является «чистым» бесструктурным потоком бессвязных звуков, которые издаются «толпой». «Социальное тело» «толпы» в «слове» без речи как бы непосредственно предъявляет то, что «уже-существует» в реальности. На «нулевом» уровне социальной субъективности как природном состоянии через «социальное тело» высказывается действительность жизни.

В пост-политическом пространстве формой политического «слова», утратившего связь с «действием», является поэтическое «слово». Сфера «пойесиса» открывается на пределе объективности политического «действия». Отход от действительности политики означает возвращение к «политическому» «истоку», который, начиная с греческой философии, обнаруживается в поэтическом языке как словесном искусстве (Ф. Лаку-Лабарт). Автономность поэтического языка, его «замкнутость» на самом себе открывает ему неограниченные возможности представлять «политическое» исходя из самого себя как «слова». Обращаясь к самому себе как «слову», поэтический язык существует в состоянии само-обращения или «поворота», где само «место» «поворота» обозначается греческим словом «троп». В сфере поэтики «действием» оказывается лингвистическое «действие» языка, производящего тропологические фигуры.

В пост-политическом пространстве поле политики открывается «между» объективированным в форме манифестации «словом», существующим как бесструктурный поток бессвязных звуков и/или возгласов, и субъективным «действием» поэтического языка. Рефлексируемая со-общаемость между «словом» и «действием» устанавливается мышлением в точке «имени», которое задает целостное представление, где целое всегда едино или единственно как понятие «вот-этой-политики». Сущность «вот-этой-политики» обнаруживает себя в том «месте», где существует «имя» представляющего, которое является «местоимением», указывающим на «Я». «Место» и «имя» сходятся в единой точке само-представляющейся субъективности, которая в поле политики представляется «именем-собственным». Процесс понятийного определения «вот-этой-политики» оказывается процессом само-представления и самоопределения «Я». Политический дискурс является автореферентным дискурсом, обращающим к «месту» существования «имени» «Я». Поле бытия политики оказывается по-имено-ванным пространством категоризированной субъективности, в котором предельно развернутое в понятиях «имя» «вот-этой-политики» представляется концептом.

Во второй главе «Организация социального бытия в конструктах политической субъективности» предъявляются механизмы объективации социального бытия в структурах управленческой деятельности государства. Анализируются способы предъявления «политического» на пределе поля социального представительства.

В первом параграфе «Абсолютизация политической субъективности в порядке государственного управления» политическая

субъективность предъявляется в структурах управленческой деятельности, где государство выполняет функцию трансцендентального субъекта. Деятельность «управленческого государства» как системы с трансцендентальным субъектом, разворачивается через точки ее актуализации - нормативную систему и систему управленческих решений. Нормативно-правовая система включает «действие» в дискурсивный порядок языка, который актуализируется в дискурсе инструкции. Дискурс инструкции полностью заменяет собой порядок «действия», то есть «замыкается» на самом себе и начинает функционировать сам по себе как порядок «слов» в точке чиновника-функционера, манифестирующего собой особую форму власти - бюрократию, подчиняющуюся власти языка инструкций. В управленческой системой возникает «разрыв» между функционированием управленческого аппарата и его функцией - обеспечением жизнедеятельности социальной системы. В состоянии функциональной исчерпанности управленческая система представляет собой структуру с «пустой» субъективностью как бессубъектную систему. Здесь предельно нефункциональным элементом управленческой системы оказывается чиновник-функционер, чье существование в системе управления представляется «О» как точкой «пустой» субъективности.

Бессубъектная как предельно объективированная система управления, которая перестает функционировать, продолжает существовать в состоянии «без-действия», указывающего на исчерпанность властного потенциала управленческой системы. «Без-действие» управленческой системы выражается в отказе принимать решения, которое становится предельным управленческим «действием» системы, возникающим в состоянии правового бес-силия государственной власти. Своим «без-действием» управляющая система обессмысливает правовые пределы жизнедеятельности социальной системы, и на пределе возвращается к самой себе в форме антикризисного управления, появляющегося в ситуации «чрезвычайного положения». «Чрезвычайное положение» выполняет функцию границы, где происходит изменение направления деятельности управленческой системы.

В пределах антикризисного менеджмента управленческая система утрачивает нормативно-правовые границы. Антикризисное управление разворачивается через точки ее актуализации — решение и «действие», которые оказываются взаимотрансцендентальными сферами управленческой деятельности. В ситуации «чрезвычайного положения» право принятия решения, которое традиционно принадлежало суверену, передается эксперту-специалисту. В дискурсе эксперта-специалиста решение оказывается перформативным «действием», существующим в режиме «отсроченного времени», где непосредственный акт «действия» может реализоваться только на пределе возможности как некое не-возможное «действие». В ситуации «чрезвычайного положения», когда отсутствует возможность осмыслить предложенные варианты «действий». Антикризисное управление разворачивается в систему «безотлагательных действий» (С. Жижек). Власть обосновывает произвольность и случайность «действия» как необходимость,

или необходимую возможность ретроспективно. Приоритет одной возможности «действия» перед другой утверждается властью путем «исключения» всех других вариантов решений, которые оказываются за пределами сферы «действия» управленческой системы.

Система государственного управления, доведенная до предела на пределе оборачивается насилием системы - случайными, непродуманными «действиями» власти, которые имеют не-законную или противо-законную силу. Нормативность системы управления устанавливается через «исключение» как эксклюзивный элемент. Не-законность оказывается ее эксклюзивным элементом, который в системе становится «из-быточным», то есть проявляет себя как «эффект» предельной структурированности системы управления. «Эффект» системы начинает функционировать одновременно в режиме «не-хватки» законности или «из-бытка» не-законности. Вариант «нехватки» законности приводит к усовершенствованию нормативно-правовой системы государства, которая выражается в борьбе с коррупцией государственных чиновников, «взяточничеством», «клиентизмом» и т.д. В варианте «из-бытка» не-законности система управления разворачивается в мероприятия по усилению общественного правопорядка. В пределах «управленческого государства», когда общество лишается возможности принимать участие, или повлиять каким-то образом на принятие управленческих решений, само государство начинает функционировать как большой «Субъект, предположительно знающий».

В пределах «управленческого государства» одним из возможных вариантов сопротивления общества не-законным, либо противо-законным «действиям» властей оказывается «бартлбианская политика» (С. Жижек). В пределах «управленческого государства», которое «исключает» социальных индивидов из сферы принятия решений затрагивающих основы жизнедеятельности общества, социальные индивиды заявляют о своем суверенном праве принимать решения путем отказа от выборов. Отказ от выборов является языковым актом, посредством которого язык устанавливает зоны социального «без-молвия». В связи с тем, что социальное «без-молвие» является высказыванием-результатом как неким ответом общества на без-ответственность власти, то «без-молвием» открывается пост-языковой уровень политического бытия. Сущность пост-языкового уровня политического бытия заключается в том, что здесь социальное «без-молвие» накладывает запрет на то, чтобы власть говорила от «имени» общества, которое социальные индивиды отказываются признавать как свое собственное. Когда власть утрачивает «голос» социальных индивидов, тогда она оказывается дискурсивно «замкнутой» на самой себе.

В состоянии обращенности власть утрачивает функцию контроля и надзора над жизнедеятельностью общества и начинает функционировать в пространстве дискурса. Дискурс власти разворачивается в пределах идеологической формации, которая на пределе производит «нулевые конструкты», обессмысливающие любые высказывания власти. В условиях исчерпанности потенциала власти социальный индивид может апеллировать

только к самому себе как «действующему субъекту». Обращение социального индивида к самому себе оказывается рефлексивным актом. В акте рефлексии «без-молвие» социального индивида, как состояние бездеятельной активности, становится тождественно деятельной активности мышления. Мышление, совпадающее с самим собой в акте рефлексии, застает себя в целостном состоянии, где «без-действенная» деятельность или бездеятельное «действие» отождествляются между собой в точке «действующего субъекта», который начинает «действовать» мышлением в пространстве бытия политики без власти.

Во втором параграфе «Пределы социального бытия в структурах властного дискурса» анализируется существование общества на пределе политической репрезентации, где общество распадается на множество отдельно существующих «атомизированных» индивидов, каждый из которых утрачивает политический смысл существования. Предельным способом символической организации такого общества становится полиция, разделяющая общество на полно-правных граждан (homo sucer) и не-полно-правных граждан (homo sacer), которые «de jure» «включены» в общество, но «de facto» «лишены» права «голоса». В пределах полицейского режима представления общества «исключенные» социальные индивиды представляют себя непосредственно, то есть утверждают свое существование в акте «действия». Социальное «действие», утратившее политический смысл, совершается ради самого «действия», то есть сводится к «чистому» акту насилия.

Предельно насильственным «действием» становится терроризм, возникающий на пределе исчерпанности политического смысла социального со-общества (Ж. Бодрийяр). Терроризм заявляет о самом себе в акте непосредственного «действия» не направленного ни на кого конкретно, а значит, направленного против общества как целого. В момент совершения террористического акта инволюция социального достигает своей предельной точки «свертывания» и на пределе предъявляет социальное бытие в состоянии «транса» как «шокового эффекта», который вызван столкновением с действительной реальностью как сферой «чистого» «действия», находящейся за пределами человеческого сознания и/или понимания. Состояние «транса» становится источником «ступора» мышления, лишающего общество способности и возможности к осмысленной социальной деятельности. Социальное бытие возвращается на уровень политической репрезентации в дискурсе власти.

Власть обнаруживает себя как политическая сила, она монополизирует право на именование анонимного «действия», и тем самым открывает цепь официальных номинаций (А. Бадью). В дискурсе власти «террорист» оказывается понятием с формальным содержанием, то есть «пустым словом», которое власть наделяет содержанием - предикативной структурой. В результате появляется господствующее наименование, находящееся под контролем власти. Здесь террорист становится политическим «врагом», персонификация которого необходима власти для утверждения самой себя

как политической силы, позволяющей власти «действовать» и «говорить» от «имени» всего социального со-общества. Дискурс власти предъявляет эксклюзивное социальное единство, которое существует за «вычетом» отдельного социального индивида. Социальный индивид именуется/называется «пустым именем» или «псевдо-нимом». Поименованное пространство общества оказывается «пустым», не принадлежащим «я». Не владея собственным «именем», «я» способно говорить только на языке власти. В дискурсе власти «место» субъекта остается «пустым», то есть субъект существует как «ноль», «пропускающий» сквозь себя, транслирующий в акте высказывания нечто утвержденное властью. Социальное бытие обессмысливается в дискурсе власти и выводится на пределе существования, где возникает радикальный вопрос «Мы существуем?» и/или «Мы есть?», обращающий социальное бытие к самому себе. Возвращение социального бытия к самому себе в акте рефлексии реализуется в точке «Я», где возникает понимание того, что предельным «именем» «я», гарантирующим сохранение существования «всех нас» «исключенных» властью, является «место-имение» «Мы», которое позволяет представить общество «атомизированных» социальных индивидов в качестве «политического со-общества». «Политическое со-общество» представляется «именем», которое открывается мышлением и существует в публичном пространстве политического дискурса. В пространстве публичного дискурса «политическое со-общество» представляется «именем» «исключенных» социальных индивидов, которые представляют себя за непосредственное воплощение общества в целом. Общность языка становится универсальным основанием появления политики «исключенных» и/или «отверженных» социальных индивидов, которые обретают способность утверждать собственное существование в «Мы».

В третьем параграфе «Риторика политического "действия"» представляется политическое «действие» в языковых структурах дискурса обещания. Дискурс обещания устанавливает со-общаемость «слова» и «действия» на уровне речевого акта как перформативного высказывания. В условиях перформативности «говорящий субъект» принимает на себя обязательства совершить определенный акт «действия». Предлагая обществу «то, что может быть», дискурс обещания становится политическим «словом», открывающим прогрессивное движение обществ, то есть задающим траекторию движения общества в перспективе «настоящее-в-будущем». Дискурсивное представление «действия», существующего в режиме «отсроченного времени», реализуется в риторическом пространстве. В риторическом пространстве выразительность политического дискурса достигается речевыми приемами — фигурами речи, которые производят «избыток» «слов», лишенных потенциала «действия». В состоянии «бездейственного слова» дискурс обещания превращается в демагогию, где исчезает со-общаемость «слова» и «действия». Формой такого «пустого» обещания оказывается обещание «худшего», которое не предполагает совершение какого-либо «действия».

Исчезновение «действия» означает отсутствие представлений о направлении движения общества. Здесь «действие» утрачивает перформативный характер, и на пределе возвращается к самому себе деятельностью мышления, которое осуществляет «возвратное» движение, совпадающее с актом рефлексии, как точкой «поворота», открывающей обратную перспективу из «будущего-в-настоящее». Возвращение к реальности «настоящего» становится осознанным решением «действующего субъекта», инициирующим регрессивное движение общества. Политическое обещание оказывается предложением, ориентированным на удовлетворение потребностей общества, которые существуют в «настоящем», что упраздняет необходимость в произнесении речи. Политическое «действие» приобретает смысл технической деятельности, которая непосредственно предъявляет себя в форме непреднамеренных последствий, нарушающих социальную стабильность и безопасность, а значит, устанавливающих предел регрессивного движения.

На пределе регрессивного движения общества открывается пространство мыслительного конструирования как поле бытия «идей». В концептуальном пространстве бытия «идей» общество представляется как совершенное бытие или совершенное полное, завершенное, в смысле совершенства. Поле бытия «идей» содержит в себе множество различных представлений о «благой жизни», «справедливом обществе», каждое из которых является политической у-топией, происходящей из деятельности мышления как «чистого» вы-мысла. Лишенные связи с практикой, политические у-топии позволяют осознать несовершенство социальной действительности, то есть представить то, чего не «не-хватает» социальному бытию конкретного общества. Осознание как рефлексивный акт репрезентирует (ге-ргаеБег^аПо) деятельность мышления, осуществляющего «поворот» от вы-мысла к реальности «политического», где у-топия открывает перспективное представление из «настоящего-в-будущее». Выбор перспективы становится осознанным решением, которое возникает на пределе «из-быточной» полноты социальных «идеалов» как теоретических конструкций. Обещание, очерчивающее пространство политического «действия», оказывается представлением, базирующимся на осмысленном выборе «будущего». Дискурс обещания становится автореферентным высказыванием политического субъекта, принимающего на себя обязательство отвечать за собственные «слова» и «действия».

В третьей главе «Бытие «политического» на границе социальной субъективности» рассматриваются способы манифестации социального бытия в структурах поля политики.

В первом параграфе «Политическое «представительство» на пределе социального представления» анализируются пределы представительского концепта «политики», базирующегося на логике делегирования. Процесс делегирования является первопричиной политического отчуждения (общества), которое возникает между «представляющими» и «представляемыми». Индивид отчуждается от самого

себя и представляется как часть символически организованной социальной группы. Социальная группа как часть общества существует в качестве представленной только через «представителя», располагающего полномочиями представлять, то есть «говорить» и «действовать» от «имени» группы. Официальный «представитель», представляя представляемую социальную группу, одновременно представляет самого себя как «представляющего». Общество отделяется от самого себя как целого и представляется по частям. В поле представительства отношение между «представляющими» и «представляемыми» выстраивается на основе либо принципа сходства, либо принципа замещения (Ф. Анкерсмит).

Политическое «представительство», базирующееся на принципе сходства, завершается возникновением единой системы представления где целостность представления сводится к тотальности «взгляда» трансцендентального субъекта. Функцию трансцендентального субъекта выполняет государство. Тотальность «взгляда» характеризуется исчезновением «видения», то есть полным отсутствием системы политического представления, свойственное де-политизированному обществу. В данном случае де-политизированное общество рассыпается распадается на множество отдельно существующих «атомизированных» индивидов, каждый из которых лишен политического представительства Лишенный политического представительства социальный индивид превращается в «homo sacer», который по своей сути является а-политичным «остатком» поля представительства (С. Жижек). На пределе «представительства» индивид как предельный, а значит, неделимый и далее неразложимый элемент социального бытия, превращается во фрагментированного социального «дивидуума». В качестве предельного элемента разложимого социального целого задается уже не индивид но его «дивидуальный» цифровой код (Ж. Делез). В поле представительства существование «дивидуальных» кодовых элементов выражает режим «счета-за-единицу». Индивид становится «чистой» единицей счета, обозначающей «нулевой» уровень «представительства». Выраженное языком цифр политическое участие социальных индивидов сводится к массовому представительству. Сущность «массы» как «молчаливого большинства» заключается в том, что «это не молчание, которое не говорит, это молчание которое накладывает запрет на то, чтобы о нем говорили от его имени» (Ж Ьодрийяр). 4 '

В теории замещения поле представительства рассматривается как поле профессиональных политиков. В институте представителей единственным законом, регулирующим правила вхождения и нахождения в поле становится закон институции. Закон дифференцирует и разделяет «профессионалов» и «не-профессионалов». В свою очередь «непрофессионалов» институция лишает права представлять и сводит их до положения «потребителей» представлений «представителей» «Профессиональные политики» монополизируют право на производство представлений, то есть присваивают себе право определять «видение» и

предвидение социального мира. Продуктами, предлагаемыми полем профессионалов, являются инструменты восприятия и выражения социального мира. Производство представлений реализуется в процессе конкурентной борьбы, разделяющей поле профессионалов на доминирующих и доминируемых. Определение противоборствующих сторон задается как иерархическое пространство объективных позиций, обеспеченных политическим капиталом (П. Бурдье). Поле профессионалов автономизируется и превращается в пространство борьбы за власть, смысл которой недоступен большинству общества. «Представители» утрачивают какую-либо связь с «представляемыми» и продолжают существовать как некая закрытая общность, борющаяся сама с собой за признание собственных представлений внутри поля политики. Доминирующие, занимающие господствующее положение в системе производства, заинтересованы в сохранении собственных преставлений внутри поля профессионалов. Сохранение своего «видения» политической действительности реализуется доминирующими в пределах дискурсивной стратегии орто-доксии. В дискурсе доминирующих «из-быточность» доксических представлении является показателем «не-хватки» субъективности. В свою очередь доминируемые стремятся ниспровергнуть установленный господствующий порядок представлений, а значит, совершить символический переворот в схемах представления и описания политического мира. В конкурирующей борьбе за власть доминируемые представляют собой множество различных, потенциально несвязанных, противоположных друг другу позиции, каждая из которых борется за собственное признание внутри поля путем подрыва господствующего порядка представления. Критика господствующих представлений реализуется доминируемыми в пределах дискурсивнои стратегии гетеро-доксии, осуществляющей как бы «обратное направление». Внутри поля политики дискурсивные стратегии орто-доксии и гетеро-доксии реализуются в пределах поля доксических представлений. В этом смысле «докса» представляет собой предельный или «нулевой уровень» символизации реальности «политического», на котором система представления задается некой первичной классификационной схемой. В поле политики противоположение доминирующие - доминируемые утверждается относительно нерефлексируемой само-очевидности доксических представлений. Логика внутренней оппозиции доминирующие -доминируемые обуславливает тенденцию к бесконечному делению поля профессионалов на мельчайшие антагонистические позиции, одновременно

воспроизводящие исходную оппозицию.

Радикальная «не-полнота» представительства заключается в неспособности представлять «не-представимое» - индивидов, «исключенных» из поля представительства и/или не имеющих представителей. В этом смысле «не-представимое» предъявляется на пределе поля представительства как его «из-быток». Существование «непредставимого» «остатка» оказывается возможной невозможностью появления «политического» как субъективной представленности.

Современная политика начинается с этого «из-быточного» и/или «сверхчисленного» элемента (А. Бадью). Поскольку «не-представимое» не имеет внешнего референта, постольку оно может быть представлено только из самого себя как целое. «Исключенная» часть общества, не имеющая представительства и составляющая «не-представимый» «остаток», становится не-частью, а целым. Предельной формой такого непосредственного предъявления «исключенных» социальных индивидов становятся манифестация, которая создает пред-политическую ситуацию. Политическое бытие оказывается предъявленным в манифестации, но непредставимым. Существование пред-политической ситуации становится условием возникновения поля политической дискурсивности.

В данном случае представление «не-представимого» становится представлением, происходящим только из самого как такого целостного представления, которое не имеет возможности представлять ничего, кроме себя самого. Целостным представлением, происходящим только из самого себя, является мышление, которое осуществляет «поворот» от непосредственного представления к субъективной системе ре-презентации. В структурах субъективности представляющий субъект - «тот, кто представляет» и представляемый объект — «то, что представляется» существуют в состоянии субъект-объектного тождества как исходного принципа и начала представления. В данном случае мышление начинает «действовать» посредством радикального вопроса — «вот-это-политика?», который оказывается вопросом политического бьгтия «исключенных» социальных индивидов. Вопрос, обращенный к сущности политического бытия, оказывается вопросом политического существования спрашивающего, которое подвергается сомнению и вопрошанию. Заданный вопрос позволяет спрашивающему утвердить себя, или утвердить-ся, в потоке политического бытия как потоке субъективности.

Вопрос открывает пространство дискурсивного представления «вот-этой-политики». В дискурсивном пространстве мышление является высказывающей себя мыслью или высказыванием, открывающим перспективное представление «вот-этой-политики», обращенное к «будущему». В свою очередь политическая способность «вот-этой-политики» осмысливается ретроспективно, то есть возвращает к «прошлому» в суждении, утверждающему или отрицающему высказанную мысль. Утверждающее и отрицающее суждение образуют поле дискурсивного представления концепта «вот-этой-политики», которое задает «контур» интерпретаций как пространство политического дискурса. Пространство политического дискурса оказывается полем понятийного определения концепта «вот-этой-политики», в котором язык производит различные интерпретации, каждая из которых оказывается языковой конструкцией, предъявляющей смысл политического мышления.

Во втором параграфе «Социальное единство в стратегиях "политического со-общества"» дискурсы протеста и со-гласия рассматриваются в качестве стратегий социального единства. В «обществе

индивидов» протест оказывается предельной позицией единства, которую способны занимать раз-общенные социальные индивиды, утратившие смысл политического существования. Протест является собственно дискурсивным «действием», разделяющим общество, прочерчивающим границу в обществе против общества. Движение границы демонстрирует активность движения, «вовлекающее» общество в протестное движение, формирующее единое «общество протеста». Возникновение «общества протеста» обозначает предел смещения границ, где на пределе происходит самореферентное замыкание, в котором «действия» протестующих оказываются направленными против них самих. Здесь протест не поддается истолкованию, то есть является дискурсом с «нулевой» степенью субъективности. На пределе социальной субъективности со-общением становится само средство передачи со-общения. Форма протеста оказывается «нулевым» «политическим со-общением», посредством которого общество обращается к самому себе.

Отсутствие в обществе понимания смысла обращения превращает такое общество в безрефлексивное социальное со-общество индивидов, сущностью существования которого становится ненависть. Ненависть оказывается формой агрессии общества на без-различие самого общества. Однако достижение предела открывает возможность для появления саморефлексии общества, которое становится со-бытием бытия «политического со-общества». Смысл единства «политического сообщества» реализуется в дискурсе со-гласия, где социальный индивид предъявляет себя в качестве социального субъекта, манифестирующего собственно гражданскую позицию, которая формируется через преодоление единичности социального существования.

В «политическом со-обществе» социальных субъектов единство оказывается возможной невозможностью со-в-местного бытия. «Политическое со-общество» со-гласия становится единством социальных субъектов, осознающих свое «исключенное» положение. Социальное единство появляется на пересечении множества субъективных позиций, образующих единый «исток» «политического со-общества» со-гласия, реализация и актуализация которого, в свою очередь, раскрывает множество перспектив для осуществления социального единства. В данном случае дискурс со-гласия представляет собой место-положение социальной субъективности, которое формируется без установленных границ, то есть является со-обществом социальных субъектов, актуализирующих проблему социального единства.

В третьем параграфе «Бытие "политического со-общества" в структурах публичного дискурса» анализируются условия бытия со-в-местности «общества индивидов», в котором каждый индивид воспринимается другим в качестве «другого». Здесь «другой» определяется на уровне другого «образа жизни». Множество «других» индивидов предъявляют «политическое со-общество» на пределе социальной связности. В состоянии предела социальное со-общество представляется «со-

обществом консенсуса», либо «со-обществом диссенсуса». «Со-общество консенсуса» устанавливается в процессе общественной дискуссии, в которой общезначимыми становятся только те мнения, которые получили интерсубъективное признание со стороны всех участников дискуссии (Ю. Хабермас). Основанный на интерсубъективном признании консенсус, оказывается рациональной разновидностью со-гласия. Полнота реализации принципа рациональности общественной дискуссии определяет меру разумности социального со-общества, его способность достигать состояния консенсуса. Принцип рациональности отсылает Разуму как инстанции абсолютной субъективности. Каждый речевой акт участников дискуссии рассматривается по степени приближения к состоянию абсолютной разумности. Абсолютная субъективность объективируется и предъявляется в «здравом смысле» как предельно рациональной норме, обеспечивающей согласие социального со-общества. В соответствии с требованием «здравого смысла» установленное со-гласие реализуется в форме конформизма, то есть безразличного со-гласия общества с самим собой. Возникая на пределе исчерпанности социальной с-вязности, конформизм демонстрирует «нулевой» уровень социального со-гласия.

В свою очередь «со-общество диссенсуса» устанавливается в пределах агонистического пространства полемического дискурса, где публичное признание законности существования «другого», не обязывает достигать с ним со-гласия (Ш. Муфф). Публичное пространство представляется узаконенным полем борьбы мнений между равноправными противниками и/или соперниками. В полемической борьбе каждая из противоборствующих сторон стремится привести соперника к состоянию противоречия с самим собой. В этом смысле полемическая борьба завершается возвышением одной из противоборствующих сторон до абсолютного «Я» как некой абсолютной инстанции, устанавливающей форму гегемонии, связанную с определенной формой «исключения». Основываясь на логике противоположностей, полемический дискурс продуцирует возникновение новых конфликтующих сторон, существующих между собой в состоянии радикального не-согласия.

На пределе социальной с-вязности социальное бытие предъявляет само себя как «политическое со-общество» «согласия не-согласных» или «несогласия со-гласных», которое самоопределяется в акте гражданского сопротивления социального субъекта. В поле политики социальный субъект обнаруживает самого себя как социальную проблему в публичном пространстве дискурса как поле диалога «точек зрения». В общем пространстве «точек зрения» «Я» возвращает себе «Другого» как возможные «другие» «точки зрения», которые расширяют символический горизонт видения проблемы. Выполнить обязательство ответственности перед «Другим» возможно только тогда, когда «Я» начинает смотреть на себя по «другому» и этот «Другой» приближает его к пониманию самого себя. Понимание между «Я» и «Другим» можно рассматривать как процесс самопонимания «Я» как «Другого». Стремясь к со-гласию и не-соглашаясь, «Я»

существует в границах мышления как осмысленного диалога с самим собой как «Другим».

В четвертой главе «Смысл политического бытия в границах самоопределяющейся субъективности» определяется смысл политики жизни в структурах социальной субъективности.

В первом параграфе «Конституирование политической субъективности в порядках индивидуального бытия» рассматривается современное общество, где устанавливается приоритет прав человека над правами гражданина, которые ограничивают существование социального индивида естественным правом на жизнь (zoe), реализуемым в пределах сферы «частных» интересов и потребностей. В состоянии предельной индивидуализации «частной» жизни социальный индивид оказывается предоставленным самому себе в праве определения и удовлетворения собственных индивидуальных потребностей. Стремление к индивидуальности оборачивается своей противоположностью - без-личнои анонимностью «общественного» «Das Man», в неопределенности которого индивид утрачивает самого себя и «растворяется» во множестве «других» «я». Фигура «Das Man» предъявляет объективированное общественное бытие предельно индивидуализированных социальных индивидов (М. Хайдеггер). Отчужденные от сферы «общественного» социальные индивиды на уровне «частной» жизни разделяются на «homo sucer» и «homo sacer», которые различаются между собой степенью реализации права человека на самоопределение собственного «образа жизни».

В современном обществе персонификацией «homo sacer» становится «бедный человек», а «бедность» оказывается социальным состоянием повседневной жизни, указывающим на экономическую неэффективность таких людей для общества. Любые инвестиции на поддержание жизнедеятельности «бедного человека» становятся неэквивалентным обменом без возмещения, или «даром» (Ж. Бодрийяр), превращающим его в «клиента социальных служб» (3. Бауман). Жизнь «бедного человека» «переходит» в поле надзора государственной власти, чья деятельность сводится к процедурным правилам бюрократического контроля «бедности». Практика направленного и сосредоточенного «взгляда»/«наблюдения» за гражданами, которые «исключаются» в пределах общества, является системой паноптикона (М. Фуко). В системе паноптикона контроль над индивидами осуществляется в режиме принудительного разделения, превращающего «исключенных» индивидов в исчисляемое и контролируемое множество поднадзорных социальных «тел». В бюрократической системе власти функцию непосредственного контроля выполняет инспектор, который, будучи невидимой анонимной инстанцией, обладает исчерпывающим знанием о «частной» жизни собственных «клиентов», которые находятся под постоянным «наблюдением». Центральное положение инспектора позволяет ему «видеть», оставаясь невидимым. Всю полноту ответственности за собственное социальное существование «клиенты социальных служб» передают государственной

власти как «Субъекту, предположительно знающему», организующему их повседневную жизнь на уровне элементарных потребностей.

В современном обществе альтернативой «образу жизни» «homo sacer», существующему под надзором и контролем бюрократической власти, оказывается «образ жизни» «homo sucer». Автономия «homo sucer» реализуется в пределах свободы потребителя. Потребительская ориентация, управляющая жизнью социальных индивидов «озабоченных» личным благополучием, отчуждает их от сферы «общественного». Политическое бытие отчужденных, удерживающих дистанцию от всего «общественного» социальных индивидов, предъявляется в форме цинизма. Отдавая приоритет сфере «частных» интересов, циник сознательно отказывается от активного участия в политической жизни общества, но при этом соглашается на анонимное присутствие в политике в качестве «счета-за-единицу». Существование в анонимности избавляет индивида от политической ответственности за смысл своего проживания. Снятие политической ответственности означает принятие установленных норм и/или правил. Цинизм социальных индивидов предъявляется в предельно скептическом отношении к любым проектам «общего дела», обессмысливающим политическую активность. Активное участие в политике расценивается циником как проявление человеческой «глупости». В форме цинизма социальная субъективность индивидов выражается в ироничном отношении к политической власти, которая позволяет индивидам не только относиться к самой себе с определенной долей иронии, но и провоцирует их на такое отношение к себе. Вырабатываются новые технологии власти, которые позволяют вести наблюдение большинству за меньшинством. Практика направленного «взгляда»/«наблюдения» большинства общества за меньшинством является системой синоптикона (Т. Матисен). Система синоптикона удерживает большинство общества на расстоянии так, что они могут видеть/наблюдать только за тем, что им показывают средства массовой информации. Отчуждение общества от сферы «общественного» предоставляет власти свободу и позволяет ей «действовать» в собственных интересах, которые власть начинает представлять как «государственные интересы». Ирония социальных индивидов в отношении политической власти не затрагивает основы ее существования, но приводит к увеличению влияния власти на жизнь социальных индивидов. Циническая дистанция, отчужденных от сферы «общественного» социальных индивидов, на пределе оборачивается тем, что социальные индивиды «de facto» утрачивают автономию. Зависимость повседневной жизни от решений политической власти лишает социального индивида чувства уверенности и безопасности.

Стремление социальных индивидов к независимости и автономии способствует возникновению жизни, которая существует на пределе правовой определенности социального индивида. Предельно неопределенной в правовом отношении является жизнь «беженцев» (Дж. Агамбен) и «перемещенных лиц» (3. Бауман). В данном случае «перемещенные лица» и «беженец» являются терминами, пограничными понятию жизни. Жизнь

«беженца» аналогична «изгнания» как такому предельному состоянию социального бытия, которое на пределе может также интерпретироваться и как выход «за»-пределы имманентности повседневной жизни. Процесс трансценденции в пределах имманентности открывает мышление, которое возвращает жизни символический уровень существования.

Во втором параграфе Дискурсивное бытие субъекта в структурах политики жизни» представляются варианты осмысленного социального существования в пределах политики жизни, которые разворачивается в двух направлениях - «я мысля существую» и «я существую мысля». В положении «я мысля существую» утверждается существование мышлением. Существование в его способности к самовыражению здесь равнозначно потоку мышления. Мышление представляет собой неограниченный, неопределенный и бесконечный поток созерцания как субъективной деятельности. В мышлении созерцающее (тот, кто созерцает) и созерцаемое (то, что созерцается) отождествляются в точке «Я» как точке самосозерцающей активности мышления. Деятельность мышления самопредставляется самой себе в качестве созерцающей и созерцаемой одновременно в «идее» (v5ea). Созерцательная деятельность «Я» определяется в особом «образе жизни», который греки называли «píog 8еюрет1к0<;». «Образ жизни» созерцателя определяется и посвящен теории. Смысл существования мышлением - «я мысля существую» - заключается в процессе конструирования «идей», где «Я» обнаруживает собственное существование в качестве теоретика. «Идея» становится способом самопредъявления жизни теоретика в пространстве бытия «идей» как поля науки. Здесь «Я» может утверждать себя только, утверждая собственную «идею». Теоретик использует политическую практику как поле реализации собственных властных амбиций. Выход за пределы «чистой» созерцательности теоретического мышления и открытость политической практике обнаруживается в процессах «вовлеченности» теоретика в политическую жизнь. Стремление к доминированию и/или господству в поле бытия «идей», желание утвердить «идею» в статусе единственной перспективы «видения» социальной реальности, превращает пространство бытия «идей» в поле символической борьбы за реализацию в политической практике социальных «идеалов». Жизнь сводится к борьбе за социальные «идеалы» и предельно «политизируется».

Борьба разделяет поле бытия «идей» на противоборствующие стороны, где отношения между носителями «идей» превращаются в конфронтацию противников и/или врагов. Каждая из противоположных сторон в отношении противника занимает позицию критика. Дискурс критики разворачивается в процесс разоблачения заблуждений противников. Разоблачающая критика предъявляет социальную пред-определенность мышления, его ограниченность социальными условиями существования теоретика, что лишает мышление статуса самоосновной деятельности. В положении «я мысля существую», декартовское «ego cogito, ergo sum» на пределе преобразуется и предъявляется в утверждении «я разоблачаю обманы, я

обманываюсь сам, следовательно, сохраняю свое существование» (П. Слотердайк). В состоянии предела борьба за господство и/или доминирование завершается появлением теории борьбы, легитимирующей существование теоретика в качестве «идеально-типического» представителя социальной группы. В теории борьбы «оружие критики» превращается в «критику оружием», прерывающую процесс взаимодействия между противоборствующими сторонами. В поле борьбы за власть «Я» начинает утверждать свое существование посредством отрицание любого другого «я». В поле борьбы за власть «Я» отдаляется от самого себя как «я», вступает в разно-гласие с самим собой, подвергая самого себя возможности несуществования как физического уничтожения. В данном случае «идея» отрицает жизнь, то есть ставит под вопрос «идею» существования «я».

Возвращение к существованию, лишенному «идеалов», предъявляет жизнь в состоянии самоосновности. Возвращение к практике жизни является осознанным выбором «я», для которого «я есть»/«я существую» указывает на неоспоримость самой жизни, утверждающей себя в процессе непосредственного существования. «Образ жизни» как определенная жизненная практика, начиная с греческой философии, именуется «р(о<; лракпко;». Здесь жизнь понимается буквально как животное существование, утверждающее человека как живое существо, ведущее естественное существование. Поскольку попытки вернуться к естественности, реализуются в условиях, когда человеческая жизнь утратила свою природность, постольку «поворот» к естественному/биологическому существованию принимает гротесковые формы - иронии, сатиры, юмора и т.д. Внутри общества появляются кинические практики сопротивления политике, которые оказываются жизненной практикой а-политичного индивида. «Образ жизни» становится формой аргументации, демонстрирующей неразумность жизненной практики ориентированной исключительно на увеличение социального благополучия на уровне «частной» жизни. В пределах кинической жизненной практики субъективность предъявляется в физиогномических или пантомимических «жестах», которые становятся формой аргументации социального индивида, ведущего а-политичный «образ жизни»: покачивание головой, злорадный смех, пожимание плечами. Здесь «слово» становится тождественно «жесту». В данном случае «жест» оказывается предельным способом говорения/высказывания социального индивида возникающим в ситуации, когда «слова» и «действия» утрачивают смысл. Киническая практика доводит саму «идею» политики до предела, и на пределе предъявляет бессмысленность любых политических амбиций для жизни как простого/естественного существования.

На пределе жизни, лишенной политических «идеалов», и политики, отрицающей жизнь, возникает политика жизни, смысл которой заключается в мышлении существованием. Здесь политика и жизнь оказываются равнозначными основаниями социального бытия, которые отождествляются в политике жизни социального индивида осознающего, что политические

«идеи» не должны отрицать жизнь, а жизнь не должна отрицать политические «идеи». Рефлексия реализует возможность появления мышления существованием, в пределах которого основополагающим принципом становится принцип «я существую мысля». Жизнь, предъявляющая мышление существованием, сама становится воплощением философской «идеи» политического «образа жизни», который, начиная с греческой философии, именуется «píoq яоХтксх;». В философской «идее» политического «образа жизни» «я-существующее» отождествляется с самим собой как «Я-мыслящим» в точке политического субъекта. Существование политического субъекта оказывается осмысленным существованием гражданина, который мышлением со-противляется без-мысленному социальному существованию. В жизни как пространстве мышления существованием политический субъект достигает со-гласия с самим собой как авто-номным существом тогда, когда он начинает жить так же, как он думает и говорит, а говорит и думает так же, как живет.

В заключении подводятся итоги исследования, формулируются выводы, намечаются дальнейшие направления работы по теме диссертации.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ I. Монографии

1. Соловей И. В. Философские смыслы поля политики. Монография. -Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2012. - 248 с. (15,5 пл.).

2. Соловей И. В. Онтология «исторической реальности»: герменевтический аспект. Монография. - Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2010. - 136 с. (8,5 п.л.).

II. Работы, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, утвержденных ВАК РФ:

1. Соловей И. В. Автономизация поля политики в структурах дискурсивности // Известия Высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - Пенза: Изд-во Пензенского гос. ун-та, 2009. - № 4. - С. 42-48. (0, 5 п.л.). Статья.

2. Соловей И. В. Дискурсивные стратегии поля политической «доксы» // Вестник Воронежского государственного университета. Серия Лингвистика и межкультурные коммуникации. - Воронеж, 2009. - № 1. -С. 151-154. (0,5 пл.). Статья.

3. Соловей И. В. Дискурсивные стратегии современного поля политики: ортодоксия и софистика // Философские науки. - 2007. - № 2. - С. 5165. (0,8 пл.). Статья.

4. Соловей И. В. Дискурсивные стратегии ортодокса: проблема догматизации политического бытия // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Спецвыпуск. Проблемы социокультурной трансформации современного российского общества. - Ростов-на-Дону, 2006. - С. 6668. (0,4 п.л.). Статья.

5. Соловей И. В. Дискурсивные стратегии софиста в современном поле политики // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: история, политология, социология. - Воронеж, 2006. - № 2. - С. 199-205. (0,8 п.л). Статья.

6. Соловей И. В. Конструирование «политической реальности» в дискурсе политического субъекта // Философские науки. - 2005. - № 11. - С. 34-46. (0,7 п.л.). Статья.

7. Соловей И. В. Экспертная деятельность субъекта в поле политики // Вестник ГОУ ВПО УГТУ-УПИ. Трансформация российского общества и актуальные проблемы социологии: Материалы Всероссийской научно-практической конференции «XV Уральские социологические чтения «Возрождения России: общество-управление-образование-культура-молодежь». - Екатеринбург: ГОУ ВПО УГТУ-УПИ, 2005. -№ 3 (55). Ч. 1. - С. 91-93. (0,3 п.л.). Статья.

III. Работы, опубликованные в других научных журналах и

изданиях:

8. Соловей И. В. Предел представительского концепта «политики» // Социальная онтология: конструктивно-герменевтический подход. Сб. научных статей. - Ижевск: Изд-во «Удмурт, ун-т», 2011. - С. 321-341. (0,6 п.л.). Статья.

9. Соловей И. В. Бытие «политического» на границе субъективности // Социальная онтология в структурах теоретического знания: Материалы III Всероссийской научно-практической конференции. — Ижевск: Изд-во «Удмурт, ун-т», 2011. - С. 135-144. (0,5 п.л.). Статья.

Ю.Соловей И. В. Представление социального со-общества в структурах публичного политического дискурса // Современные социально-политические технологии: сб. научных статей. - Ижевск: Изд- во «Удм. ун-т», 2011. - С. 214-223. (0,7 п.л.). Статья.

11. Соловей И. В. Самоопределение абсолютной политической субъективности в порядках индивидуальности // Материалы II Всероссийской научно-практической конференции «Социальная онтология в структурах теоретического знания». - Ижевск: Изд-во «Удм. ун-т», 2010. - С. 124-129. (0, 3 п.л.). Статья.

12.Соловей И. В. Концепт «политика» в онтологических структурах мышления и языка // Современные научные исследования: история,

культурология, социальная философия. Сборник научных статей. -Ижевск: Изд-во «Удмуртский ун-т», 2010. - С. 88-91. (0,2 п. л.). Статья.

13.Соловей И. В. Политическая субъективность в пост-политическом пространстве // Социальная теория и проблемы информационного общества. Материалы международного симпозиума. - Ижевск: Изд-во Удмуртского ун-та, 2009. - С. 113-122. (0,5 п. л.). Статья.

14.Соловей И. В. Определение пост-политического мира в понятиях «транс-политики» и «мета-политики» / Актуальные проблемы журналистики в новом тысячелетии. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. - С. 42-49. (0,4 пл.). Статья.

15.Соловей И. В. Стратегия социального единства в политических дискурсах протеста и согласия // Современные социально-политические технологии: смыслы и ценности. Материалы XIV Всероссийской научно-практической конференции с международным участием. - Ч. I. - Ижевск: УдГУ, 2009. - С. 147-152. (0,4 п.л.). Статья.

16. Соловей И. В. Объективация «политического» в структурах доксического дискурса // Вестник Удмуртского университета. Философия. Психология. Педагогика. Вып. 1. - Ижевск: УдГУ, 2009. -С. 187-196. (0,5 пл.). Статья.

17.Соловей И. В. Представление политического бытия в дискурсе социальной критики // Творческая природа человека: Петраковские чтения. Материалы Российской научной конференции. - Ижевск: Изд-во «КнигаГрад», 2009. - С. 263-266. (0,3 пл.). Статья.

18.Соловей И. В. Риторика политического «действия» // Профессия «Журналист»: вызовы XXI века. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. - Ижевск: УдГУ, 2008. - С. 168-177. (0,5 пл.). Статья.

19.Соловей И. В. Производство политической дискурсивности в структурах логологии // Вестник Удмуртского университета. Человек и общество. Вып. 1. - Ижевск, 2008. - С. 91-100. (0,5 пл.). Статья.

20.Соловей И. В. Самоопределение политического бытия в структуре социального цинизма// Социальный мир человека. Вып. 2.: Материалы II Всероссийской научно-практической конференции «Человек и мир: социальные миры изменяющейся России». - Ижевск: Изд-во «ERYO», 2008. - С. 435-436. (0,2 пл.). Тезисы.

21.Соловей И. В. Автономизация поля политической субъективности // Современные социально-политические технологии: Материалы XIII Всероссийской научно-практической конференции. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та. 2008. - С. 71-83. (0,5 пл.). Статья.

22.Соловей И. В. Объективация «политического суждения» в структурах «общественного мнения» II Продвижение имиджа регионов России (Продвижение имиджа Удмуртии: опыт и перспективы). Материалы международной научно-практической конференции. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та. 2007. - С. 72-75. (0,2 пл.). Статья.

23.Соловей И. В. Концепт «справедливости» в условиях кризиса государства «всеобщего благосостояния» // Продвижение имиджа регионов России (Продвижение имиджа Удмуртии: опыт и перспективы). Материалы международной научно-практической конференции. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та. 2007. - С. 44-48. (0,3 пл.). Статья.

24.Соловей И. В. Дискурсивные границы поля политической «доксы» // Природа человека: пол и тендер (Вторые петраковские чтения). Материалы Российской научно-теоретической конференции. - Ижевск: Ассоциация «Научная книга», 2007. - С. 195-201. (0,4 п.л.). Статья.

25. Соловей И. В. Дискурс классового антагонизма в постполитическом мире // Политические процессы и политические институты: тренды и локализация. Ч. 3. - Екатеринбург, 2006. - С. 17-19. (0,3 п.л.). Тезисы.

26.Соловей И. В. Дискурсивная стратегия ортодокса: проблема объективации политического мира // Вестник Удмуртского университета. Серия философия и социология. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-т, 2006. -№ 3. - С. 12-21. (0,7 п.л.). Статья.

27.Соловей И. В. Эффект софистики в современном поле политики / Современные социально-политические технологии в инновационных процессах: Сб. науч. статей. — Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2006. - С. 276-283. (0,5 п.л.). Статья.

28.Соловей И. В. Пределы существования «политического» в дискурсе ортодокса и софиста // Коммуникативная природа человека (Первые петраковские чтения). Материалы Российской научно-теоретической конференции. - Ижевск: Изд-во Удм. ун-та, 2006. - С. 271-273. (0,5 п.л.). Статья.

29.Соловей И. В. Ортодоксальное прочтение политической традиции // Проблема текста в гуманитарных исследованиях: Материалы научной конференции. - М.: Издатель Савин С.А., 2006. - С. 261-262. (0,2 п.л.). Тезисы.

30.Соловей И. В. Политический дискурс в эпоху всеобщей глобализации // Государство и общество: философия, экономика, культура. - М.: ЛЕНАНД, 2005. - С. 325-326. (0,3 п.л.). Тезисы.

31.Соловей И. В. Объективный принцип конструирования «политической реальности»: трансцендентный подход в политических исследованиях // Кросс-культурные исследования: методология, опыт эмпирического анализа. Материалы 8-й Международной конференции памяти Л. Н. Когана. Ч. IV - Екатеринбург, 2005. - С. 31-34. (0,2 п.л.). Тезисы.

32.Соловей И. В, Произведение «народа» в поле политики // Вестник Удмуртского университета. Серия философия и социология. - Ижевск, 2005. - № 2. - С. 193-200. (0,6 п.л.). Статья.

33.Соловей И. В. Современные дискурсивные практики в политике // Язык и общество. Материалы республиканских научно-практических конференций. - Ижевск: Изд-во ИПК и ПРО, 2004. - С. 46-47. (0,1 п.л.). Тезисы.

34.Соловей И. В. Конструирование социального пространства в политическом дискурсе субъекта // Гуманизм как теоретическая и практическая проблема XXI века: философские, социальные, экономические и политические аспекты. Доклады и выступления / Под общей ред. А. В. Бузгалина. -М.: РОХОС, 2004. - С. 310-312. (0,3 пл.). Тезисы.

35.Соловей И. В. Идеология марксизма: от социальной идеи к политической практике // Проблемы социального гуманизма: история и современность. Четвертые Марксовские чтения. - Нижневартовск: Изд-во Нижневарт. пед. ин-та, 2004. - С. 246-254. (0,6 п.л.). Статья.

36.Соловей И. В. Конструирование социального пространства в практике политического Рй. // Связи с общественностью как интегративное научное знание периода открытого информационного общества. Материалы конференции. - М.: Университетский гуманитарный лицей, 2004. - С. 117-121. (0,3 п.л.). Тезисы.

37.Соловей И. В. «Политические игры» в публичном пространстве политики // Зависимость, ответственность, доверие: в поисках субъектности. Материалы международной научно-практической конференции в 2-х кн. Кн. 1. Ежегодник российского психологического общества. - Москва-Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2004. - С. 32-35. (0,2 п.л.). Тезисы.

38.Соловей И. В. Общество как театр: игровые модели в политике // Шестая российская университетско-академическая научно-практическая конференция: Материалы конференции. Ч. 1. - Ижевск: Изд-во удмурт, ун-т, 2004. - С. 20-21. (0,1 п.л.). Тезисы.

39.Соловей И. В. Современная политическая мифология в структуре РЯ // Самостоятельная работа студентов: теоретические и прикладные аспекты. Сборник материалов международной научно-методической конференции. - Ижевск: Ижевский полиграфический комбинат, 2004. -С. 184-187. (0,2 п.л.). Статья.

40. Соловей И. В. Политический дискурс субъекта в практике политических коммуникаций // Деструктивность человека: феноменология, динамика, коррекция: Материалы 2-й региональной научно-практической конференции. - Ижевск-Воткинск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2003. - С. 17-20. (0,2 п.л.). Тезисы.

41. Соловей И. В. Толерантность в идеологических дискурсах // Социальная толерантность и межкультурные коммуникации. - Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2003. - С. 20-35. (0,9 п.л.). Статья.

42. Соловей И. В. Конструирование политической реальности в системе коммуникации И Информация - Коммуникация - Общество (ИКО -2003): Тезисы докладов и выступлений Международной научно-практической конференции. - СПб.: Издательство «Акционер и Ко», 2003. - С. 366-367. (0,1 п.л.). Тезисы.

43.Соловей И. В. Границы интерпретации реальности в моделях массовой коммуникации // Проблемы массовой коммуникации в условиях изменяющегося социума. Материалы всероссийской конференции. -Челябинск: ЮУрГУ, 2003. - С. 46-47. (0,1 пл.). Статья.

44.Соловей И. В Модель массовой коммуникации постсовременного общества // Международная политэкономия и политические науки в аспекте глобализации (Российский и американский подходы): Материалы международной научно-практической конференции. -Ижевск: Изд-во УдГУ, 2003. - С. 167-169. (0,2 пл.). Статья.

45.Соловей И. В. Природная деструктивность социальных образований: концепция толп // Деструктивность человека: феноменология, динамика, коррекция. Материалы научно-практической конференции. -Ижевск-Воткинск, 2002. - С. 70-72. (0,2 пл.). Тезисы.

46.Соловей И. В. Феномен толерантности в аспекте массового сознания // Современные социально-политические технологии в сфере формирования толерантного общественного сознания. Материалы VII научно-практической конференции. - Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2002. - С. 37-38. (0,1 пл.). Тезисы.

47.Соловей И. В. Пределы социальности: масса и толпа // Этнотоле-рантность: философские, психологические и культурологические аспекты. Сб. статей / Отв. Ред. С. Ф. Сироткин. - Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2002. - С. 14- 24. (0,6 пл.). Статья.

Соловей И. В. Философские смыслы поля политики: автореф. дис.... д-ра филос. наук: 09.00.11 / И. В. Соловей. - Ижевск, 2012. - 37 с.

Отпечатано с оригинал-макета заказчика

Подписано в печать 14.02.2012. Формат 60x84 '/¡б- Усл. печ. л. 2,5. Тираж 100 экз. Заказ № 303.

Типография ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Ижевск, ул. Университетская, 1, корп. 4.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Соловей, Ирина Викторовна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. Онтология субъективности поля политики

1.1. Определ-и-вание социальной субъективности в пространстве «биополитики»

1.2. Трансполитическое бытие социального в медиа-реальности

1.3. Автономизация политической субъективности в структурах дискурсивности

ГЛАВА II. Организация социального бытия в конструктах политической субъективности

2.1. Абсолютизация политической субъективности в порядке государственного управления

2.2. Пределы социального бытия в структурах властного дискурса

2.3. Риторика политического «действия»

ГЛАВА III. Бытие «политического» на границе социальной субъективности

3.1. Политическое «представительство» на пределе социального представления

3.2. Социальное единство в стратегиях «политического со-общества»

3.3. Бытие «политического со-общества» в структурах публичного дискурса

ГЛАВА IV. Смысл политического бытия в границах самоопределяющейся субъективности

4.1. Конституирование политической субъективности в порядках индивидуального бытия

4.2. Дискурсивное бытие субъекта в структурах политики жизни . 215 ЗАКЛЮЧЕНИЕ . 232 БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Введение диссертации2012 год, автореферат по философии, Соловей, Ирина Викторовна

Актуальность темы исследования. В современной социальной философии утверждение «конца политики» указывает на исчерпанность традиционного понимания политики (Ж. Бодрийяр). В марксовской теории политической экономии политическая реальность связана с реальностью экономического производства. В пределах экономической системы политика ограничивается практикой как сферой «действия». В настоящее время социальная реальность «переходит» в новое состояние, где решающая роль принадлежит масс-медиа. В обществе масс-медиа основные понятия марксовской политической экономии - «труд», «производительные силы», «производственные отношения», «классовая борьба» - утрачивают отсылку к реальности экономического производства. Производство включается в систему знаковых отношений как автономную сферу социального бытия.

В обществе масс-медиа политика поглощается средствами массовой информации и утрачивает связь с «действием», то есть становится «бездейственной», что обессмысливает ее существование. В социальной философии исчерпанность традиционного понимания политики завершается утверждением пост-политического мира, в котором политика оказывается самореферентной реальностью. Самореферентность проявляется как полная автономизация поля политики, в пределах которого «политическое» воспроизводится в структурах дискурсивности. Исчерпанность традиционного понимания политики открывает возможность рассматривать политическую реальность как дискурсивную деятельность. Дискурсивная деятельность всегда саморефлексируется, то есть возвращает себе субъективность в «слове» и «действии» как продуктах осмысленной деятельности поля политики. Утверждение постмодернистской философии о «конце политики», провоцирующее нерефлексируемое ощущение финальности и завершенности политики, оборачивается субъективным «истоком». Возвращение к субъективным основаниям становится условием сохранения смысла политического бытия в пространстве социальной реальности. Необходимость в философско-герменевтическом истолковании политического бытия обусловлена тем, что философская герменевтика способствует обнаружению новых смыслов концепта «политики» в пост-политическом мире.

Степень изученности и разработанности проблемы. Исследование поля политической дискурсивности предполагает обращение к социально-философским концепциям, содержащим целостное представление политического бытия. В классической философии целостность политического бытия понимается в аспекте тотальности (Г. В. Ф. Гегель, И. Кант, Г. Фихте и др.). Политическая тотальность обеспечивается присутствием абсолютного субъекта, обладающего абсолютным знанием и наделяющего политическое бытие трансцендентальным смыслом. Реализация трансцендентального смысла в социальной действительности идет по пути достижения идеального социально-политического устройства в форме «всемирно-гражданского состояния» (И. Кант), «разумной формы государственности» (Г. В. Ф. Гегель), «бесклассового общества» (К. Маркс). Изменение социального мира на основе абсолютной идеи наиболее полно реализовано в философии К. Маркса, которая представляет собой организованную в теорию революционную практику преобразования социальной действительности. Поскольку в марксистской философии «речь идет не о том, чтобы объяснять мир, но о том, чтобы изменить его», постольку философия марксизма открывает понимание политического бытия как классовой борьбы за власть. Представление политического бытия в аспекте классовой борьбы в дальнейшем развивалось в работах Д. Лукача и Л. Альтюссера. Сведение политической целостности к тотальности завершается установлением в обществе тоталитарных политических практик. Социально-философский анализ «истоков» тоталитарных политических практик присутствует в трудах как зарубежных авторов - X. Арендт, Р. Арона, К. Г. Баллестрема, Д. Белла, Ф. Фюре, так и в работах отечественных исследователей - С. П. Агаева, Л. М. Барботько, В. А.

Войтова, К. С. Гаджиева, Э. М. Мирского и др. Современная социальная философия ставит под сомнение трансцендентальный принцип классической философии, который приводит к тоталитарному господству абсолютного субъекта, оправдывающего террор и насилие во имя «будущего» всего человечества. Критика абсолютной субъективности классической философии как источника идеи предельной тоталитарности в политике представлена в работах Т. Адорно, А. Рено, А. Турена, М. Хоркхаймера и др.

Кризис марксизма становится источником структурных изменений идеологической системы в целом. В настоящее время либерализм, марксизм, консерватизм, которые являлись взаимозависимыми частями единой идеологической системы, достигли своих пределов и утратили собственную эффективность и значимость в качестве политических стратегий преобразования социального мира. Исчезновение идеологической интерпретации социального бытия представляется как «завершение политической эволюции человечества» (Ф. Фукуяма). Исследование современного мира после распада идеологической системы отражено в работах зарубежных авторов Э. Балибара, И. Валлерстайна, Дж. Грея, С. Хантингтона и др. Среди отечественных исследователей необходимо отметить труды Т. А. Алексеевой, К. С. Гаджиева, Б. Г. Капустина, И. И. Кравченко, О. И. Малиновой, А. С. Панарина и др.

В современной социальной философии целостное понимание социального мира выражает концепция глобализации, формирующая представление о «локальной» политике (3. Бауман, У. Бек, Э. Гидденс, Э. Магрю, А. Негри, М. Хардт, Д. Хелд и др.). «Локальная» политика сводится к практике государственного управления обществом, которая выражается концептом «био-политики». Анализ политического бытия в форме «биополитики» присутствует в трудах Дж. Агамбена, С. Жижека, М. Фуко и др. В условиях существования глобального мирового порядка актуальными становятся работы посвященные вопросам политического суверенитета (Дж. Агамбен, А. Негри, М. Фуко, М. Хардт, К. Шмитт и др.).

В глобальном мировом сообществе политические стратегии представляются в качестве коммуникативных стратегий, которые разворачиваются в масс-медийном пространстве информационного общества (Н. Луман, М. Маклюэн, Ю. Хабермас и др.). Представление политической реальности в коммуникативном пространстве масс-медиа отражено в работах зарубежных исследователей: Ж. Бодрийяра, П. Вирилио, Г. Дебора и др.; и отечественных авторов: В. М. Березина, М. С. Вершинина, И. И. Засурского, А. И. Соловьева, А. Р. Тузикова, А. Ю. Шевченко и др. В современной социальной философии переход социальной реальности в информационное состояние приводит к выделению новой формы бытия политики - «трансполитики» (Ж. Бодрийяр). В пределах «трансполитики» стирается различие между реальностью «политического» и действительностью политики, которая оказывается «эффектом» масс-медийного производства «общества спектакля» (Г. Дебор). «Общество спектакля» открывает пространство «зрелищной политики», организованного по законам театрализованного представления. «Зрелищная политика» формирует новые представления о публичной политике и власти, которые отражены в исследованиях представителей зарубежной философии 3. Баумана, Р. Ленуара, К. Лэша, Р. Сеннета и др. В современной отечественной социальной философии и политологии проблемы публичной политики рассматриваются в работах С. Ю. Барсукова, О. Бельтюкова, С. Г. Перегудова, В. Б. Пастухова и т.д. Отсутствие различия между действительностью и реальностью «политического» превращает политику в миф, который производится средствами массовой информации. Мифологический аспект политической реальности как «эффекта» масс-медийного производства представлен в работах И. И. Кравченко, И. С. Маничева, Г. В. Осипова, И. М. Чудиновой, А. Е. Щербакова, Н. С. Щербининой и т.д. В зарубежной социальной философии политика в аспекте мифологической реальности анализируется в трудах Э. Кассирера, Ф. Лаку-Лабарта, К. Флада и др.

Политический дискурс начинает рассматриваться как рассеянное множество высказываний, содержащих в себе связь языка, идеологии и власти (Р. Барт). Данное понимание политического дискурса присутствует в концепциях представителей французской школы анализа дискурса - П. Анри, К. Ароша, Ж. Гийома, Д. Мальдидье, Ж.-Ж. Куртина, Р. Робена, Ж. Отье-Ревю, М. Пешё, Э. Пульчинелли Орланди, П. Серио, К. Фукса, - которые в своих исследованиях используют понятия «государственные идеологические аппараты» Л. Альтюссера и «дискурсивные формации» М. Фуко. Политический дискурс задается в «нулевой точке субъективности», где он оказывается дискурсом «субъекта-идеолога». Дискурсивный характер политической реальности анализируется в работах Ш. Муфф и Э. Лаклау, которые в своих исследованиях опираются на концепцию «гегемонии» А. Грамши и «господствующего означающего» Ж. Лакана.

Исследование политики как дискурсивной реальности неизбежно отсылает к проблемам языка политики, что потребовало изучения лингвистических проблем в трудах основоположников теоретической лингвистики Э. Бенвениста и Ф. де Соссюра, Р. О. Якобсона, а также работ по аналитической философии Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Р. Серля, в которых «речевые акты» рассматриваются как особого рода «действие». Среди отечественных исследователей, занимающихся проблемами политического языка и речи, необходимо выделить исследования по риторике «поступка» И. В. Пешкова, политической речи как «действия» О. Аронсона, С. А. Ушакина, Т. В. Юдиной. Исследование языка в аспекте идеологии и власти представлено в работах Т. Г. Корнейко, Н. А. Купиной, Л. М. Мухарямовой, М. Н. Эпштейна и др. Риторический аспект политического дискурса наиболее полно рассматривается в работах зарубежных исследователей - Б. Кассен, X. Перельмана, и отечественных авторов - Н. А. Безменовой, В. Гламаздина, И. М.

Клямкина, Е. Н. Корниловой, Г. Г. Хазагерова и др. Проблема со-общаемости политического «слова» и «действия» излагается в работах X. Арендт, X. Иоаса, П. Рикёра.

Движение современной социальной философии в область языка актуализирует проблему конструированной природы реальности «политического». Данная проблема раскрывается в работах представителей социального конструктивизма - П. Бурдье, Ж. Бувареса, Ф. Коркюфа, Л. Пэнто, П. Шампаня, и феноменологического конструктивизма - П. Бергера, Т. Лукмана, А. Шютца и др. В отечественной социальной философии политическая реальность в аспекте конструирования рассматривается в трудах А. Бикбова, Ю. Л. Качанова, В. П. Макаренко, В. С. Малахова, С. П. Поцелуева, Н. А. Шматко и др.

В современной социальной философии обращение к языковым основам политической реальности раскрывает возможность для герменевтического анализа современного поля политики. Выбор герменевтической традиции в качестве основы данного исследования позволяет проанализировать это направление в работах зарубежных исследователей - Г.-Г. Гадамера, Ж.-Л. Нанси, П. Рикёра, М. Хайдеггера и др. Среди отечественных авторов необходимо отметить труды таких исследователей как И. В. Василенко, В. В. Ильина, М. В. Ильина и т.д.

Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является поле политики в структурах философской дискурсивности. В качестве предмета анализа рассматриваются смыслы, манифестированные в политических дискурсах, структурирующих поле политики.

Цели и задачи исследования.

Целью исследования является предъявление философских смыслов политики в структурах философской дискурсивности. Выбор цели обусловлен необходимостью определения границ существования политических смыслов философской дискурсивности в пост-политическом пространстве. Решение данной проблемы существенно для исследования возможностей существования политического дискурса в связи с исчерпанностью традиционного понимания политики как сферы социальной практики и дальнейшего обессмысливания политического бытия в пространстве социальной реальности. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1. Установить определ-и-вание социальной субъективности в пространстве «био-политики».

2. Представить трансполитическое бытие социального в медиа-реальности.

3. Задать автономизацию политической субъективности в структурах дискурсивности.

4. Выявить организацию политической субъективности в структурах объективации социальной субъективности.

5. Обосновать политическое представительство на пределе социального представления.

6. Определить социальное единство в стратегиях политического сообщества.

7. Конституировать пределы бытия социальной субъективности в поле политики.

Теоретико-методологические основания и источники исследования.

Общей теоретико-методологической основой исследования является целостное представление политического бытия на основе принципа субъективности, который понимается в субъект-объектном тождестве в герменевтическом аспекте, что предполагает самоопределение субъективности в объективированных состояниях, где целостность политического бытия самоопределяется в точках субъект-объектного тождества. В связи с этим наиболее важными являются работы тех исследователей, в которых представлены методологические основания философско-герменевтического подхода. Поэтому большую значимость имеют основные работы М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера, Ж.-Л. Нанси и П. Рикёра, выполненные в рамках философско-герменевтической традиции, а также — труды Ф. Шеллинга, с обоснованием метода субъект-объектного тождества.

Использование в рамках философско-герменевтического подхода метода субъект-объектного тождества позволяет представить существование целостных состояний политического бытия в субъект-объектных структурах. В данном случае точки самоопределения обнаруживаются как точки границы, где возникает определение целостных состояний политического бытия в структурах языка и мышления. В отечественной философии герменевтическая традиция разрабатывается В. С. Библером (концепция мышления как диалога) и В. В. Бибихиным (концепция тождества бытия и языка). Проблематика политического бытия в герменевтическом аспекте представлена в работах И. В. Василенко. Соединение герменевтического подхода и шеллингианского метода субъект-объектного тождества в отечественной философии реализуется в работах по социальной онтологии О. Н. Бушмакиной, А. А. Шадрина, М. О. Касимова, Д. А. Колбина, В. А. Колчиной, А. В. Мерзлякова, О. В. Соколовой, Н. Б. Поляковой, Э. Р. Рогозиной, Т. И. Сайтаевой, А. В. Яркеева и др.

В настоящее время поле смыслов бытия «политического» открывается в пространстве «между» «био-политикой», как политикой жизни, и «трансполитикой», целостное осмысление которого возможно только с «мета-политической» - как собственно философской - позиции. Основным для данного исследования становится концепт «мета-политики», разработанный А. Бадью. В «мета-политике» политическая деятельность понимается широко как политический «праксис», в пределах которого она приобретает значение дискурсивной деятельности (К. Касториадис). Смысл дискурсивной деятельности самоопределяется в точках со-общаемости «слова» и «действия». В поле политического «праксиса» «действию» возвращается его первоначальное значение «7гра£ц», под которым понимается деятельность мышления. В связи с этим актуальными для данного исследования оказываются работы М. Хайдеггера и X. Арендт, где мышление рассматривается как «действие».

Деятельность мышления объективируется в структурах языка, открывающего поле «пойесиса». В пределах поля «пойесиса» автореференциальная автономность языка, его замкнутость на самом себе, позволяет представлять реальность «политического» исходя из самого себя как «слова». Основой для анализа «пойесиса» языка политики послужили концепции «логологии» Б. Кассен, «мифо-пойесиса» Ф. Лаку-Лабарта и «эстетического бессознательного» Ж. Рансьера.

Поле политики как пространство деятельности мышления и языка возникает на пределе человеческого бытия, где предел рассматривается как точка «поворота», возвращающая политическую субъективность в процесс существования общества. В современной социальной философии понятие «предел» как «граница» социального бытия имеет политический смысл и соотносится с ситуацией «чрезвычайного положения». В целостном подходе правовые аспекты «чрезвычайного положения» рассматриваются в работах К. Шмитта. Философское понимание «чрезвычайного положения» как границы социального бытия представлено в трудах Дж. Агамбена, В. Беньямина и С. Жижека. В настоящее время «чрезвычайное положение» становится доминирующей управленческой парадигмой современной «био-политики». В пределах «био-политики» превращение временной и исключительной меры в управленческую технологию радикально преобразует структуру и смысл социального бытия. «Чрезвычайное положение» предъявляется как граница исчерпанности правовой компетенции, на которой устанавливается зона неопределенности между жизнью и правом. Бытие границы рассматривается как бесправное право, персонифицируемое фигурой суверена (К. Шмитт), и правовое бесправие, выраженное фигурой «homo sacer» (Дж. Агамбен).

В современных социальных исследованиях фигура «homo sacer» становится основополагающей, поскольку указывает на состояние «исключения», которое становится «местом» самоопределения политического бытия в структурах социальной субъективности. Философско-герменевтический подход открывает возможность выявлять смыслы политического бытия на пределе социальной субъективности. В состоянии предела социальная субъективность предъявляется в поле политики в форме манифестации, протеста, и социального «без-молвия». Разработка концептуальной схемы исследования была бы невозможна без анализа этих форм политического бытия, которые присутствуют в работах С. Жижека, Н. Лумана и П. Шампаня и др. В настоящее время манифестацию и протест можно рассматривать в качестве «нулевого» «политического со-общения», обращающего общество к самому себе с радикальным вопросом о смысле политического бытия.

Смысл политического бытия «исключенных» из поля представительства социальных индивидов определяется «именем». Современная концепция «имен» политики А. Бадью и С. Лазарюса способствует пониманию процесса именования/называния как процесса мышления, предъявляющего себя в тождестве «слова» и «действия». Объективация «имени» в категориях/понятиях языка политики рассматривается в работах П. Бурдье, который исследует процесс номинации как проявление позиции власти в структурах политического дискурса. В поле политики «имя» открывает пространство дискурсивного представления концепта «во-этой-политики» (А. Бадью).

Анализ пространства публичного дискурса присутствует в концепциях «агонизма» Ш. Муфф и «политического не-согласия» Ж. Рансьера. Позитивность данных теорий заключается в том, что они способствуют обнаружению предела как точки «поворота», возвращающей социальную рефлексию в поле политического дискурса. Философско-герменевтический метод Г.-Г. Гадамера позволяет представить публичный дискурс в структурах диалога. Политический диалог понимается как вопросно-ответная целостность, которая разворачивается в границах гетерономного поля политической аргументации через точку «Я». Необходимость обращения к диалогической традиции обусловлена тем, что здесь преодолевается ограниченность и неполнота полемического дискурса в политике. Недостаточность полемики, как формы ведения публичного дискурса, заключается в том, что она, с одной стороны, основывается на методе противоположностей Г. В. Ф. Гегеля (тезис-антитезис), а с другой стороны, инициирует появление абсолютного «Я» (И. Фихте), что неприемлемо в контексте данного исследования. Полемика, базирующаяся на логике противоположностей, задает политический дискурс в состоянии раз-ногласия, существование которого указывает на исчерпанность понимания обществом самого себя. Практические аспекты ведения полемики наиболее полно рассматриваются в работе С. И. Поварнина, который в своих рассуждениях использует философские положения И. Фихте и Г. Гегеля.

В пространстве диалога социальное со-общество рассматривается как сообщество «согласия не-согласных» или «не-согласия со-гласных», которое определяется в акте сопротивления, где социальный индивид отваживается на поступок мышления, тем самым утверждая себя в качестве гражданина, ведущего политический «образ жизни», который, начиная с греческой философии, называли <фю<; яоХткод». Основанием анализа политической жизни как «piog 71оХ,ткод» послужили работы современных зарубежных исследователей Дж. Агамбена, X. Арендт, Э. Берти, Ж.-П. Вернана, Б. Кассен, в которых переосмысливается греческое понимание политической жизни. В пределах философско-герменевтической традиции целостное понимание политического бытия позволяет представить его через точку единства естественной жизни (zoe) социального индивида и политической жизни (bios) гражданина, где реализуется суверенное право на жизнь как осмысленное социальное существование политического субъекта.

Данное диссертационное исследование выполнено в стиле герменевтической традиции, ориентированной на самоопределение смыслов философских категорий в процессе разворачивания философской дискурсивности. Это значит, что до-определение и пере-определение основных понятий необходимо для самопредъявления смыслов центральных категорий в границах данного исследования.

Научная новизна основных результатов исследования заключается в постановке проблемы смыслов поля политики в онтологическом аспекте. Герменевтический подход в границах принципа целостности позволяет рассматривать политическое бытие в тождестве с языком и мышлением, а метод субъект-объектного тождества открывает возможность устанавливать структуры самоопределяющейся субъективности. Выделяются следующие положения, содержащие новизну исследования:

1. Установлено, что социальная субъективность определ-и-вается в постчеловеческом пространстве «био-2ое-танато»-политики между граничными точками абсолютного субъекта как суверена и «нулевого» индивида как «homo sacer», объективируясь в технологических «действиях» «антропологической машины», производящей бессмысленное существование социального «тела-рода» как «тела-коматозника».

2. Представлено, что трансполитическое бытие социального опустошается в субъективированной «зрелищной политике» замкнутого медиа-производства потока самореферентных «образов» «общества спектакля», лишенных смысла, а саморефлексирующая социальная субъективность оборачивается как «мета-политика» в точке политического субъекта, определяющего неопределенность «политического».

3. Задана автономизация политической субъективности в структурах дискурсивности через предельные точки политического логоса и пафоса, где «слово» самопредъявляется как манифестация «нулевой» социальной субъективности поля политического мышления, или самодействия «праксиса», формирующего политический «образ жизни», в котором именующее «слово» является «действием» самополагающего бытия политики как поименованного пространства категоризованной социальной субъективности.

4. Выявлено, что политическая субъективность организуется в структурах социальной дискурсивности, объективированной в нормативных «действиях» дискурса инструкции как «эффекта» без-деятельности управленческой деятельности бюрократического государственного аппарата, конституирующего различие «homo sucer» и «homo sacer» как терроризм нерепрезентативного социального в риторическом поле предписаний анонимного трансцендентального субъекта.

5. Обосновано, что политическое представительство задает бытие социального целого в частях, где индивидуальная субъективность на пределе делегируется не-представимому трансцендентальному субъекту, конституированному в тотальной способности видения как нулевой субъективности или самоочевидности социального в доксическом пространстве, ограниченном точками ортодоксии и гетеродоксии, а неочевидность оборачивается в структурах индивидуальной субъективности как возможная невозможность существования политического самопредставления социального целого через точку политического субъекта.

6. Определено, что социальное единство задается в демонстративных стратегиях протеста и со-гласия как точках самоопределения «политического со-общества».

7. Показано, что пределами бытия социальной субъективности в поле политики являются точки объективации, задающие субъекта политики как циника, устанавливающего точку анти-политики в автоматизме повседневной жизни индивидуального кинического «тела» и субъективации автономии социального тела как «тела-мышления», или персонифицированного политического «слова-действия».

Теоретическая и практическая значимость полученных результатов.

Теоретическая значимость работы определяется постановкой проблемы поля политики, заданной в границах философской герменевтики. Философско-герменевтический анализ современных концепций «био-политики» и «трансполитики» обнаруживает существование политического бытия на пределе социальной субъективности. В структурах «био-политики» пределы социальной субъективности маркируются точками абсолютного субъекта как суверена и «нулевого» индивида как «homo sacer». В структурах субъективности социальное бытие самоопределяется в состоянии суверенного отвержения через точку индивида, где «тело», лишенное субъективности, оборачивается субъективностью, лишенной «тела». В со-бытии предельности индивид становится сувереном для самого себя, утверждающим автономность жизни на символическом уровне существования в структурах мышления и языка.

Философско-герменевтический анализ современных форм представления политики в пространстве медиа-реальности открывает возможность исследовать процесс производства «зрелищной политики» и показать, что в условиях «транс-политики» действительность политики является всего лишь «эффектом» символического производства самореферентных «образов» «общества спектакля».

Исследование способов самопредъявления политического бытия на пределе социальной субъективности создает возможность рассматривать дискурсивные формы обращения социальных индивидов. Анализ манифестации, протеста и социального «без-молвия» может послужить теоретической основой для дальнейшего исследования проблем современной политики.

Разработанная в процессе исследования концепция политического дискурса позволяет показать, что смысл политического «слова» и «действия» определяется «именем», отсылающим к самому себе как самореферентному понятию. Точкой тождества «имени» = «имеет-ся» оказывается мышление, устанавливающее рефлексивную со-общаемость «слова» и «действия». В философско-герменевтическом подходе поле политики понимается как пространство политического дискурс, которое открывается «именем». Здесь «имя» является высказывающей себя мыслью или высказыванием, смысл которого интерпретируется ретроспективно в суждении, утверждающем или отрицающем высказанную мысль. Смысл дискурсивной деятельности самоопределяется в точке саморефлексии потока субъективности как точке политического субъекта, конституирующего смыслы политического бытия в «месте» представления «имени».

Политика жизни, открывающая пространство мышление существованием, сама становится воплощением «идеи» политического «образа жизни», требующего присутствие мышления в каждый момент существования. Существование политического субъекта рассматривается как осмысленное существование гражданина, который мышлением со-противляется безмысленному существованию де-политизированного общества.

Результаты диссертационного исследования могут послужить теоретической основой для дальнейшего анализа социальных проблем современности, связанных с осмыслением правовых, экономических, национальных, религиозных проблем, которые в настоящее время приобретают собственно политическое значение. Материалы и выводы диссертации М01ут быть использованы в дальнейших философских, социологических и политологических исследованиях, направленных на изучение современных проблем политики. В области образования материалы и выводы диссертации могут применяться в качестве теоретических оснований при разработке лекционных курсов по гуманитарным дисциплинам - философии политики, социологии политики, теоретической политологии.

Положения, выносимые на защиту:

1. В глобализованном мире социальная целостность определяется через тождество политического и правового существования.

2. Социальная реальность информационного общества представляется как медиа-реальность, а действительность политики становится «эффектом» символического производства.

3. Политическая реальность задается как социальная субъективность, самоопределяющаяся в структурах политической дискурсивности.

4. Политическое бытие самополагается как концептуальное поле в границах «праксиса» и «пойесиса».

5. Бытие социального целого самопредставляется через точку индивидуального субъекта.

6. Социальное единство «политического со-общества» предъявляется в структурах публичного диалога, разворачивающегося в границах гетерономного поля политической аргументации.

7. Смысл социального бытия определяется в тождестве реальности политического мышления и политического «действия».

Апробация работы. Основные положения и выводы работы излагались автором в спецкурсах «Философия политики», «Теория массового общества в современной философии», «Русская идея: философско-политический аспект», «Коммуникативные технологии конструирования политической мифологии», которые читаются в Институте социальных коммуникаций Удмуртского государственного университета, а также в ряде статей, выступлений на международных, российских и региональных конференциях: «Возрождение России: общество - управление - образование - культура - молодежь» (Екатеринбург, 2005), «Политическая культура и политические процессы в современном мире: методология, опыт, эмпирические исследования» (Екатеринбург, 2005), «Государство и общество: философия, экономика, культура» (Москва, 2005), «Кросс-культурные исследования: методология, опыт эмпирического анализа» (Екатеринбург, 2005), «Проблемы текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 2006), «Политические процессы и политические институты: тренды и локализация» (Екатеринбург, 2006), «Коммуникативная природа человека» (Ижевск, 2006), «Природа человека: пол и тендер» (Ижевск, 2007), «Продвижение имиджа регионов России (продвижение имиджа Удмуртии: опыт и перспективы)» (Ижевск, 2007), «Современные социально-политические технологии» (Ижевск, 2008), «Социальный мир человека» (Ижевск, 2008), «Профессия «Журналист»: вызовы XXI века» (Ижевск, 2008), «Творческая природа человека» (Ижевск, 2009), «Современные социально-политические технологии: смыслы и ценности» (Ижевск, 2009), «Актуальные проблемы журналистики в новом тысячелетии» (Ижевск, 2009), «Социальная теория и проблемы информационного общества» (Ижевск, 2009), «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (Ижевск, 2010), «Социальная онтология в структурах теоретического знания» (Ижевск, 2011).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 387 наименований источников.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Философские смыслы поля политики"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В современной социальной философии исчерпанность традиционного понимания концепта «политики» завершается утверждением постполитического мира. В пост-политическом пространстве политическое бытие выводится на предел собственного существования, где происходит радикальный пересмотр оснований политического бытия. Обращение к основам раскрывает возможность для герменевтического анализа современного поля политики. Политическое бытие осмысливается в форме «био-политики» (М. Фуко), либо «транс-политики» (Ж. Бодрийяр).

Био-политика», или политика жизни, реализуется в пространстве «управленческого государства», основной функцией которого становится контроль и надзор государственной власти за жизнью общества. В пределах «био-политики» «право власти» оборачивается «властью права» как господством норм, регулирующих существование общества как «социального тела». Существование «социального тела» предъявляется через состояния «нулевой» социальной субъективности, которые представлены жизнью «антропологической машины» и «коматозника-запределыцика». В жизни человека как вида «антропологической машины» предел социальной субъективности обнаруживается в предельно рационализированной жизни машины и социальном инстинкте жизни, как проявлении социального бессознательного. Социальная субъективность «коматозника-запределыцика» предъявляется через «тело», неспособное выполнить самостоятельно ни одной жизненной функции. Иными словами, он является «телом», лишенным субъективности, или «нулевым» объектом био-политического управления, обозначающим предел «заботы» государства о «социальном теле».

В структуре «био-политики» предельным воплощением социальной жизни, лишенной субъективности, становится жизнь «homo sacer». «Homo sacer» не отсылает больше ни к животному, ни к человеку, но только к самому себе как состоянию «чистого» бытия, которое тождественно состоянию «голой жизни» в пространстве политики. В состоянии «чистого» бытия «homo sacer» манифестирует отсутствие как природного, или животного, обусловленного инстинктом жизни, так и человеческого начала, отсылающего к состоянию человеческой рациональности. Здесь «homo sacer» как персонифицируемый «нулевой индивид», переживший человека, становится «человеком вообще», который больше никогда не сможет стать животным. Существование «homo sacer» оказывается необъяснимо в пределах права и жизни, следовательно, фигура «homo sacer» объясняет границу права в жизни и жизнь в праве. «Homo sacer» как пограничная фигура представляет собой «чистое» понятие языка, обозначающее зону «чрезвычайного положения».

В состоянии предельности социальное бытие не означает ничего иного, кроме себя самого, то есть указывает на факт существования «чистого» бытия, которому ничего не предшествует и которое ничто не определяет. Социальное бытие находится само с собой в отношении отвержения и осуществляется как «чистый» акт мышления и языка. Суверенное отвержение означает одновременно «быть в чьей-либо власти» и быть предоставленным самому себе, то есть быть свободным в праве на самоопределение. В ситуации «чрезвычайного положения» право и жизнь отождествляются. В тождестве жизнь = право устанавливается состояние само-закония социального бытия, которое реализуется в праве на самоопределение социального бытия, исходя из самого себя как автономной целостности.

Социальное бытие в состоянии автономной целостности обретает политический суверенитет в структурах субъективности. В состоянии самоопределения социальное бытие «захватывает» себя как целое через точку единства жизни и мышления. В тождестве жизнь = мышление социальное бытие предъявляется самому себе в состоянии со-бытийности. Мы считаем, что можно говорить о бытии социального целого как о со-бытии социального бытия, само-полагающего свою суверенность в точке реализации права жизни на осмысленное существование. В структурах субъективности социальное бытие самоопределяется в состоянии суверенного отвержения через точку индивида, который оказывается предоставленным самому себе, то есть становится свободным в своем праве на самоопределение. В состоянии суверенной отверженности «тело», лишенное субъективности, оборачивается субъективностью, лишенной «тела», преодолевающей ограниченность биологического/животного существования «голой жизни». В пределах субъективности индивид становится сувереном для самого себя, утверждающим автономность жизни на символическом уровне существования в структурах мышления и языка. Суверенитет индивида по отношению к самому себе подобен решению верховной власти о «чрезвычайном положении», которое устанавливается на границе, где право жизни как право на жизнь подвергается «исключению». В ситуации «чрезвычайного положения» «исключение» тождественно состоянию суверенной отверженности, в пределах которой право на жизнь превращается в суверенное право жизни. Возвращение политического бытия к субъективным началам возникает на пределе исчерпанности объективированной трактовки политического бытия как биополитики, в пределах которой не только жизнь человека поставлена политикой под вопрос, но и в природном «теле» человека сама политика оказывается под вопросом. Выход за пределы как «чисто» биологического - «Рю<;», так и животного (хое) существования политики, возвращает рассуждения к символическому уровню бытия «политического».

В современной социальной философии представление политики на символическом уровне существования социального бытия предъявляется в постмодернистской концепции «транс-политики». Возникновение «трансполитики» обусловлено переходом социальной реальности в новое состояние, где решающая роль принадлежит масс-медиа, развитие которых позволяет говорить о наступлении информационного состояния общества. В информационном обществе «трансполитика» существует в семиотическом пространстве знакового производства, которое располагается за пределами действительности политики, традиционно связанной с экономической и идеологической реальностями. Действительная политика представляется «эффектом» знакового производства, где она поглощается тем, что ее производит - средствами массовой информации. Здесь стирается какое-либо различие между объективируемой действительностью «политического» и реальностью знакового производства. В системе знакового производства «политическое» оказывается означающим, лишенным реального социального означаемого. Отсутствие реального означающего превращает «политическое» в «симулякр», который бесконечно воспроизводится во множестве моделей/копий продуцирующих на пределе гипер-реальность «политического», открывающую пространство «зрелищной политики».

Зрелищная политика» разворачивается в «обществе спектакля», исключающего существование мышления, языка и «действия». «Общество спектакля» как пространство всеобщей зримости, построено на формах желания, инициируемых «зрелищной политики». Поток желания совпадает с процессом наслаждения/удовольствия, которое мышление получает от собственной без-мысленной деятельности. Однако в самом стремлении получать удовольствие мышление постепенно исчерпывает собственное существование по мере удовлетворения желания, то есть достигает предела. На пределе обнаруживается исчерпанность желания мышления мыслить. Здесь мышление замещается «соблазном» (Ж. Бодрийяр). «Соблазн» порождает неспособность различать естественное и искусственное в пределах «зрелищной политикой».

В «обществе спектакля» «образ» замещает «слово» языка, который смешивается в масс-медийном пространстве с другими формами репрезентации. Здесь язык утрачивает свою основную функцию - способность выражать мысли. «Образ» всегда предъявляется-представляется единственным способом, то есть является таким, каким он предъявлен, представлен в пространстве видимости. В этом смысле «образ» не несет в себе ничего воображаемого, он отсылает к самому себе как некой визуальной картинке, смысл которой определяется перформативно, в процессе комментария. Визуальный «образ» оказывается как бы «пустым» словом, манифестируемым предельный уровень языковой символизации политического бытия.

В форме «транс-политики» «политическое» предъявляется на пределе мышления и языка, где оно оказывается нерефлексируемой реальностью знакового производства. Отсутствие рефлексии как возможной «остановки» процесса «скольжения» знаков приводит к тому, что действительность полностью замещается иллюзорной реальностью, которая оказывается более реальной, чем сама действительность. Исчезновение границ инициирует появление состояния «транса» как нерефлексируемого потока сознания, аналогичного состоянию безумию. В симуляционном пространстве гиперреальности социальная субъективность «растворяется» в потоке непосредственного пере-живания, произведенных «обществом спектакля» иллюзорных «образов» социального существования. В симуляционном пространстве гипер-реальности «политического» субъект оказывается всего лишь «пустым» знаком, не имеющим никакого значения. Превращаясь в «пустой» знак, субъект становится неразличимым в структурах «трансполитики». В иллюзорном мире столкновение с действительной реальностью как сферой непосредственного «действия» вызывает «шок», который «останавливает» нерефлектируемый поток сознания, и возвращает поток субъективности к самому себе деятельностью мышления. Возвращение является рефлексивным актом деятельности мышления, который появляется на пределе социального существования.

Значимость концепций «био-политики» и «транс-политики» заключается в том, что они обнаруживают пределы политического бытия в постполитическом мире. «Био-политика» как практика управления жизнедеятельностью общества предъявляет социальное бытие на пределе субъективности политического «слова» «исключенных» социальных индивидов, а в пределах «транс-политики» социальное бытие предъявляется на пределе объективности политического «действия».

В современном обществе формой политического «слова», лишенного субъективности «действия», является отказ социальных индивидов от выборов, который можно рассматривать в качестве языкового акта. Социальным «бе-молвием» открывается «нулевой уровень» политического дискурса, где «молчание» тождественно предельному уровню языковой деятельности, на котором социальное бытие предъявляется на пределе говорения и/или высказывания. Состояние социального «без-молвия» содержит в себе как бы все «слова» языка, следовательно, в «без-молвии» язык говорит/высказывает все сразу, не рассыпаясь на отдельные «слова» языка. Это значит, что «безмолвие» социальных индивидов оказывается предельной формой высказывания и/или говорения, которая формируется в дискурсивном порядке языка. В связи с тем, что социальное «без-молвие» является по своей сути высказыванием-результатом, как неким ответом общества на без-ответственность власти, мы полагаем, что «без-молвием» открывается пост-языковой уровень политического бытия индивидов, на котором социальное «молчание» начинает «говорить» само по себе. Сущность пост-языкового уровня политического бытия заключается в том, что язык политики, который высказал/проговорил себя полностью, посредством «молчания» берет «паузу» в речи. В состоянии социального «без-молвия» власть лишается «голоса» и предъявляется на пределе легитимности.

В настоящее время формой политического «действия», лишенного субъективности «слова», оказываются манифестация и дискурс протеста. Манифестация, как способ обращения, оказывается предельным политическим «словом» социальных индивидов, утративших в пределах «био-политики» право «голоса». Поскольку манифестация является формой обращения, постольку в манифестации «слово» не отделено от «действия», то есть оно высказывает себя полностью «социальным телом» «толпы». «Социальное тело» толпы», возникающее вне пределов социального порядка, оказывается такой социальной целостностью, которая предъявляет собственную субъективность в «слове», которое показывая, высказывает себя полностью. На пределе социального существования появляется высказывание и/или говорение, существующее на до-языковом уровне, где «слово» тождественно издаваемым звукам. Это «слово» без речи, предъявляемое в бесструктурным потоке бессвязных звуков и/или возгласов «толпы». «Социальное тело» «толпы» в «слове» без речи как бы непосредственно предъявляет то, что «уже-существует» в действительности жизни. На «нулевом» уровне социальной субъективности как природном состоянии через «социальное тело» высказывается действительность жизни, существующая в до-рефлексивном и до-субъективном состоянии.

В современном обществе протест становится формой выражения социального не-согласия, объединяющего «исключенных» из политического представительства социальных индивидов. Протест открывает пространство актуализации, или демонстрации «действия» дискурса. Демонстрация как «действие» реализуется посредством «слов», то есть осуществляется в пространстве языкового бытия, где социальные индивиды обретают кратковременную возможность «действовать» и «говорить» как социальная целостность. Демонстрация как публичное выражение требований является вызывающим «действием», то есть «действием» предполагающим ответ. Поскольку ответ становится источником продуцирования социального несогласия, постольку протестное движение «замыкается» на самом себе как «чистом» акте само-разрушительного «действия», отрицающего саму структуру, посредством которой удовлетворяются требования общества. В этом смысле протест можно рассматривать в качестве «нулевого» «политического со-общения», в пределах которого со-общением становится само средство передачи со-общения - форма протеста. Протест оказывается формой обращения общества к самому себе, предъявляющей актуальность самого обращения как такового вне его направленности и содержательности. Манифестация и протест указывают на то, что в непосредственной действительности «имеет-ся» некий «не-представимый» «остаток» социальных индивидов, существование которого создает пред-политическую ситуацию. Здесь политическое бытие оказывается как бы «уже» предъявленным (présente), но «еще-не» представимым (re-presentable).

В пост-политическом мире обнаружение пределов существования политики на пределе открывает бытие «политического» через актуализацию проблемы политического «действия» и политического «слова». Можно говорить о том, что вопрос о смысле «политического» возникает в состоянии предела, способствующего возникновению философской рефлексии. В событии предельности поле смыслов бытия «политического» обнаруживается в пространстве «между» «био-политикой», как политикой жизни, и «трансполитикой», целостное осмысление которого возможно только с «мета-политической» позиции. В границах «мета-политики» политическая деятельность понимается предельно широко как политический «праксис».

В пределах политического «праксиса» смысл «слова» и «действия» определяется «именем», не отсылающим ни к чему внешнему, но только к самому себе как самореферентному понятию, которое тождественно тому, что «имеет-ся» в действительности. В точке тождества «имя» = «имеет-ся» мышление устанавливает рефлексивную со-общаемость «слова» и «действия». «Имя» задает целостное представление, где целое всегда едино или единственно как понятие «вот-этой-политики» (politique-la). Смысл политического бытия самоопределяется в «имени», которое открывает реальность того, что называется или именуется этим «именем». «Имя» открывает пространство дискурсивного представления «вот-этой-политики». В дискурсивном пространстве «имя» является высказывающей себя мыслью, или высказыванием, открывающим перспективное представление «вот-этой-политики», обращенное к «будущему». В свою очередь политическая способность «вот-этой-политики» осмысливается ретроспективно, то есть возвращает к «прошлому» в суждении, утверждающему или отрицающему высказанную мысль. Можно говорить о том, что перспективное представление «вот-этой-политики» осмысливается рефлексивно в «обратном направлении» в отношении «прошлого», в то время как ретроспективное представление открывает перспективу в «будущее». Утверждающее и отрицающее суждения образуют поле дискурсивного представления «имени», которое задает «контур» интерпретаций как пространство понятийного определения концепта «вот-этой-политики», в котором язык производит различные интерпретации, каждая из которых оказывается языковой конструкцией, предъявляющей смысл политического мышления. В пространстве политического дискурса мышление представляет себя посредством понятийного определения, то есть понятий, представляющих в языке до этого не-представимую реальность того, что непосредственно «имеет-ся» в действительности.

В поле политики мышление начинает «действовать» посредством радикального вопроса «вот-это-политика?», который оказывается вопросом политического бытия «исключенных» социальных индивидов. Вопрос, обращенный к сущности политического бытия, становится вопросом политического существования спрашивающего, которое подвергается сомнению и вопрошанию. Заданный вопрос позволяет спрашивающему утвердить себя, или утвердить-ся, в потоке политического бытия как потоке субъективности.

В пространстве «политического» существование «вот-этой-политики», представляемой «именем», дает о себе знать из «места» представления. Сущность «вот-этой-политики», или ее смысл, обнаруживает себя в том «месте», где существует «имя» представляющего как его «место-имение». «Место-имение», представляющее или именующее себя, является личным «место-имением» или личностью, указывающей на себя как на «Я». Процесс понятийного определения концепта «вот-этой-политики» оказывается процессом само-представления «Я» в структурах мышления и языка, где «Я» представляется самому себе «именем-собственным». В этом смысле политический дискурс представления концепта «вот-этой-политики» является автореферентным дискурсом, обращенным к «месту» существования «имени» «Я». «Имя» открывается «Я», которое на пределе социального существования, начинает «действовать» мышлением в пространстве политики без власти.

В структурах субъективности поле бытия политики мы рассматриваем как по-гшено-ванное пространство категоризированной субъективности, в котором предельно развернутое в понятиях «имя» представляется концептом. В концептуальном поле политика представляется под разными «именами», но в каждом из «имен» она оказывается самотождественным понятием «вот-этой-политики», отсылающим к «месту» и времени ее произведения. В концептуальном поле все множество понятийного определения «вот-этой-политики» (politique-la) выстраивается только тогда, когда есть предположение о том, что «политика вообще» (la politique) существует. В концептуальном поле политики вопрос «политика есть?» и/или «политика существует?» базируется на изначальном предположении о существовании политики как таковой или «политики вообще» (la politique), которое содержит в себе первичную утвержденность, как некое интуитивное знание о том, что «политика есть» и/или «политика существует». Это значит, что «политика вообще» (la politique) как предельно универсальное/родовое понятие существует в пределах некоего множества определений, где оно оказывается «пустым» местом, структурирующим концептуальное поле политического дискурса.

Истоком «вот-этой-политики» является «имя» «исключенных», то есть тех, кто не имеет официальной номинации и/или именования. В «имени» «исключенные» социальные индивиды как «не-учтенная» часть общества, не имеющая (у)части в пределах общества, или отказывающая признать свое не-полно-правное положение, представляет себя за непосредственное воплощение общества как целого. В этом смысле «имя» предписывается «местом» исключения», которое становится предельным «именем» «всех нас». В «имени», задающем общую конфигурацию, то есть выделяющем «политическое» из социальной тотальности, реализуется тождество «Я» = «Мы». Поскольку «Мы» как некоего объективированного социального сообщества не существует, постольку оно представляется только на символическом уровне в структурах публичного дискурса, репрезентирующего общество в виде «политического со-общества».

В пространстве дискурса «политическое со-общество» предъявляет себя как со-общество «согласия не-согласных» или «не-согласия со-гласных», которое появляется в результате акта гражданского сопротивления, где социальный индивид отваживается на поступок мышления, тем самым утверждая себя в позиции гражданина, обнаруживающего себя как социальную проблему. Стремясь к со-гласию и не-соглашаясь с самим собой как «Другим», «Я» находится в границах мышления. «Действуя» в процессе жизни мышлением, «Я» предъявляет собственно политический «образ жизни», позволяющий «Я» существовать в со-гласии с самим собой как авто-номным существом. Существуя в со-гласии с самим собой «Я» начинает жить так же, как он думает и говорит, а говорить и думать так же, как жить/существовать. «Образ жизни», предъявляющий мышление существованием, сам становится воплощением философской «идеи» (гбеа) политического «образа жизни», требующего присутствие мышления в каждый момент жизни. В философской «идее» политического «образа жизни» «Я» предъявляет себя в качестве политического субъекта - «рюд 7го}ат1кб9>/«ЫоБ ро1ШкоБ». Существование политического субъекта оказывается осмысленным существованием гражданина, который мышлением со-противляется без-мысленному социальному существованию. Можно говорить о том, что в основе политического бытия лежит не политическая теория, которую необходимо реализовать на практике, а философская «идея» осмысленного существования как мышления существованием, реализация которого приобретает собственно политический смысл в де-политизированном обществе.

Список научной литературыСоловей, Ирина Викторовна, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Агамбен Дж. Грядущее сообщество. М.: Три квадрата, 2008. - 144 с.

2. Агамбен Дж. Искусство, без-деятельность, политика // http://www.gif.ru/themes/society/biennale-konf/agamben.

3. Агамбен Дж. Homo sacer. Суверенная власть и голая жизнь. М.: Изд-во «Европа», 2011. - 256 с.

4. Агамбен Дж. Homo sacer. Чрезвычайное положение. М.: Изд-во «Европа», 2011.-148 с.

5. Адорно Т. Негативная диалектика. М.: Научный мир, 2003. - 374 с.

6. Алексеева Т. А., Кравченко И. И. Политическая философия: к формированию концепции // Вопросы философии. 1994. - № 3. - С. 3-23.

7. Альберт X. Трактат о критическом разуме / Пер. с нем., вступ. ст. и примеч. И. 3. Шишкова. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 264 с.

8. Альтюссер Л. За Маркса. М.: Праксис, 2006. - 392 с.

9. Альтюссер Л. Ленин и философия. М.: Изд-во «Ad marginem», 2005. -175 с.

10. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышление об истоках и распространении национализма. М.: Канон-Пресс-Ц: Кучково поле, 2001. -286 с.

11. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003. - 360 с.

12. Анкерсмит Ф. Репрезентативная демократия. Эстетический подход к конфликту и компромиссу // Логос # 2 (42). 2004. - С. 15-40.

13. Анри П. Относительные конструкции как связующие элементы дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999.-С. 158-183.

14. Апель К. О. Трансцендентально-герменевтическое понятие языка // Вопросы философии. 1997. -№ 1. - С. 76-92.

15. Аристотель. Политика. Афинская политая. М.: Мысль, 1997. - 458 с.

16. Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. - 220 с.

17. Аристотель. О софистических опровержениях // Аристотель. Соч. в 4-х томах. М.: «Мысль», 1978. - Т. 2. - С. 533-593.

18. Арендт X. Истоки тоталитаризма. М.: ЦентрКом, 1996. - 672 с.

19. Арендт X. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб.: Алетейя, 2000. - 437 с.

20. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993. - 303 с.

21. Арон Р. Мнимый марксизм. М.: Прогресс, 1993. - 382 с.

22. Арон Р. Мир и война между народами. M.: Nota Bene, 2000. - 879 с.

23. Аронсон О. Конфликты и сообщества (о политической функции в высказывании) // Язык и этнический конфликт. М.: Гендальф, 2001. - С. 1533.

24. Арош К., Анри П., Пеше М. Семантика и переворот, произведенный Соссюром: язык, речевая деятельность, дискурс // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 137-157.

25. Бадью А. Манифест философии / Пер. с франц. В. А. Лапицкого. СПб.: Machina, 2003. - 184 с.

26. Бадью А. Мета/Политика: Можно ли мыслить политику? Краткий трактат по метаполитике. М.: Изд-во «Логос», 2005. - 240 с.

27. Бадью А. Философские соображения по поводу нескольких недавних событий // Мир в войне: победители/побежденные. И сентября 2001 глазами французских интеллектуалов. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2003. - С. 23-46 с.

28. Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности. -М.: Логос-Альтера, Ессе Homo, 2003. 272 с.

29. Баллестрем К. Г. Апории теории тоталитаризма // Вопросы философии. -1992.-№5.-С. 16-28.

30. Баллестрем К. Г. Homo economicus? Образы человека в классическом либерализме // Вопросы философии. 1999. - № 4. - С. 42-53.

31. Баллестрем К. Г. Власть и мораль: Основные проблемы политической этики // Философские науки. 1991. - № 8. - С. 83-94.

32. Барботько Л. М., Войтов В. А., Мирский Э. М. Тотальная идеология против тоталитарного государства // Вопросы философии. 2000. - № 11. - С. 12-26.

33. Барсукова С. Ю. Приватное и публичное: диалектика диспозиции // Полис. -1999.-№ 1.-С. 137-147.

34. Барт К. Очерки догматики: Лекции, прочитанные в Университете Бонна в летний семестр 1946 г. / Пер. с нем. Кимелева Ю. А. СПб.: Алетейя, 1997. -272 с.

35. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 72-130.

36. Барт Р. Две критики // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 262-268.

37. Барт Р. Что такое критика? // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 269-275.

38. Барт Р. Риторика образа // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 297-318.

39. Барт Р. Критика и истина // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 319-374.

40. Барт Р. Разделение языков // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 519-534.

41. Барт Р. Война языков // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 535-540.

42. Барт Р. Гул языка // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 541-544.

43. Барт Р. Лекция // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994. - С. 545-573.

44. Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Изд-во «Весь мир», 2004. - 188 с.

45. Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Изд-во «Логос», 2002. -390 с.

46. Бауман 3. Свобода. М.: Новое издательство, 2006. - 132 с.

47. Бауман 3. Текучая современность / Пер. с англ. Ю. В. Асочакова. СПб.: Питер, 2008. - 240 с.

48. Бахтин M. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1984-1985. -М., 1986. С. 80-160.

49. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства. М.: РОССПЭН, 2004. - 376 с.

50. Безменова Н. А. Очерки по теории и истории риторики. М.: Наука, 1991. -215 с.

51. Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну. М.: Прогресс -Традиция, 2000.-234 с.

52. Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. - 304 с.

53. Белл Д. Конец идеологии на Западе // Контексты современности: актуальные проблемы общества и культуры в западной социальной теории. Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2000. - С. 141-142.

54. Бельтюков О. Антиномии публичной власти // Власть. 1995. - № 3. - С. 5457.

55. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. - 447 с.

56. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М.: Прогресс, Универс, 1995. - 452 с.

57. Березин В. М. Политическая коммуникация в современных российских СМИ //Вестник МГУ.-Серия 10.-2003.-№ 1.-С. 101-118.

58. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: «Асаёегша-Центр», «Медиум», 1995.-323 с.

59. Бердяев Н. О фанатизме, ортодоксии и истине // Философские науки. 1991. - № 8. - С. 121-128.

60. Берти Э. Древнегреческая диалектика как выражение свободы мысли и слова // Историко-философский ежегодник' 90. М.: Наука, 1991. - С. 321-343.

61. Бикбов А. Имманентная и трансцендентная позиция социологического теоретизирования // Пространство и время в современной социологической теории. М.: Институт социологии РАН, 2000. - С. 11-25.

62. Бикбов А. Формирование взгляда социолога через критику очевидности // Ленуар Р., Мерлье Д., Шампань П. Начала практической социологии. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 2001. - С. 294-363.

63. Бикбов А. Т., Гавриленко С. М. Пространственная схема социальной теории как форма объективации властного интереса теоретика: Парсонс, Фуко // Пространство и время в современной социологической теории. М.: Институт социологии РАН, 2000. - С. 33-65.

64. Бланшо М. Неописуемое сообщество. М.: «Медиу», 1998. - 186 с.

65. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. - С. 153-172.

66. Бодрийяр Ж. О совращении //Аё Ма^тет'93. Ежегодник. М.: «Ас1 Ма^тет», 1994. - С. 324-353.

67. Бодрийяр Ж. Город и ненависть // Логос. 1997. - № 9. - С. 107-117.

68. Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. -Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2000. 96 с.

69. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. М.: Добросвет, 2000. - 259 с.

70. Бодрийяр Ж. Соблазн. М.: «Ас1 Мащтет», 2000. - 318 с.

71. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: «Добросвет», 2000. - 384 с.

72. Бодрийяр Ж. Иллюзия конца. Отрывки из книги «Baudrillard J. The Illusion of the end» / Пер. с англ. H. Б. Поляковой // Вестник Удмуртского университета. Социология и философия. 2004. - № 2. - С. 177- 190.

73. Бра Ж. Что такое политика? // Вестник МГУ. Сер. 7. 2005. - № 3. - С. 3949.

74. Бросса А. Невыговариваемое // Мир в войне: победители/побежденные. 11 сентября 2001 глазами французских интеллектуалов. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2003. - С. 58-84 с.

75. Бурдье П. Социология политики. M.: Socio-Logos, 1993. - 333 с.

76. Бурдье П. Начала. Choses dites. M.: Socio-Logos, 1994. - 288 с.

77. Бурдье П. За рационалистический историзм // S/L'97. M.: Институт экспериментальной социологии, 1996. - С. 9-29.

78. Бурдье П. Университетская докса и творчество: против схоластических делений // Socio-Logos'96. Альманах Российско-францкзского центра социологических исследований института социологии Российской Академии наук.- M.: Socio-Logos, 1996.-С. 8-31.

79. Бурдье П. Практический смысл. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2001. - 562 с.

80. Бурдье П. Политическая онтология Мартина Хайдеггера. М.: Праксис, 2003.-272 с.

81. Бурдье П. Описывать и предписывать. Заметка об условиях возможности и границах политической действенности // Логос. 2003. - № 4-5 (39). - С. 33-40.

82. Бурдье П. Социальные условия международной циркуляции идей // Социальное пространство: поля и практики / Пер. с франц. Н.А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 2005. - С. 539-553.

83. Бушмакина О. Н. Онтология постсовременного мышления. «Метафора постмодерна». Ижевск: Изд-во Удмурт, ун-та, 1998. - 272 с.

84. Бушмакина О. Н. Философия постмодернизма. Учебное пособие. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2003. - 152 с.

85. Бушмакина О. Н. Принципы конструирования объектов в современных социальных концепциях // Вестник Удмуртского университета. 2004. — № 2. — С. 79-88.

86. Бушмакина О. Н. Конструирование реальности в дискурсе социального конструктивизма // Вестник Удмуртского университета. 2004. - № 2. - С. 8996.

87. Бушмакина О. Н. Язык и бытие: проблемы структурирования. Монография -Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. 123 с.

88. Бушмакина О. Н. Организация социального на пределе субъективности // Социальная онтология в структурах теоретического знания. Материалы II

89. Всероссийской научно-практической конференции. Ижевск Изд-во «Удмурт, ун-т», 2010.-С. 109-118.

90. Бушмакина О. Н. Человеческое бытие на пределе языка: невозможность свидетельства // Актуальные проблемы журналистики в новом тысячелетии. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Ижевск: Изд-во «Удмурт, ун-т», 2009. - С. 7-16.

91. Бушмакина О. И. Próxima: Славой Жижек. Семинары 2007-2008. Ижевск: ERGO, 2010.-144 с.

92. Валлерстайн И. После либерализма. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 256 с.

93. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос, 2003.-368 с.

94. Валлерстайн И. Миросистемный анализ: Введение. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. - 248 с.

95. Вальденфельс Б. Мотив чужого. Минск: Пропилеи, 1999. - 176 с.

96. Василенко И. А. Политические процессы на рубеже культур. М.: «Эдиториал УРСС», 1998. - 224 с.

97. Василенко И. А. Возможности политической герменевтики // Вопросы философии. 1999. - № 6. - С. 3-13.

98. Ваттимо Дж. Прозрачное общество. М.: Изд-во «Логос», 2002. - 128 с.

99. Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 345414.

100. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - С. 644-706.

101. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М.: Прогресс, 1988. -224 с.

102. Вирилио П. Информационная бомба. Стратегия обмана. М.: ИТДГК «Гнозис», Фонд «Прагматика культуры», 2002. - 192 с.

103. Вирилио П. Машина зрения. СПб.: Наука, 2004. - 139 с.

104. Витгенштейн JI. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1. М.: Изд-во «Гнозис», 1994. - С. 5-74.

105. Витгенштейн Л. О достоверности // Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1.-М.: Изд-во «Гнозис», 1994. С. 321-406.

106. Власть: Очерки современной политической философии Запада. М.: Наука, 1989.-325 с.

107. Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. - 704 с.

108. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. - 367 с.

109. Гаджиев К. С. Заметки о тоталитарном сознании // Вестник МГУ. Сер. 12. - 1993.-№4.-С. 13-31.

110. Гаджиев К. С. Политическая философия: формирование и сущность // Вопросы философии. 1995. - № 7. - С. 3-26.

111. Гаджиев К. С. Политическая идеология: концептуальный аспект // Вопросы философии. 1998. - № 12. - С. 3-20.

112. Геллнер Э. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М.: «Ad marginem», 1995. 222 с.

113. Гидденс Э. Риск, судьба и безопасность // Thesis. Теория и история экономических и социальных систем. Риск, неопределенность, случайность. Вып. 5.-М., 1994.-С. 107-133.

114. Гидденс Э. Устроение общества. Очерки теории структурации. М.: Акад. проект, 2003. - 528 с.

115. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: «Весь Мир», 2004. - 120 с.

116. Гийому Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации, или Проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 124-136.

117. Гламаздин В. Ты овладел ораторским искусством? М.: ППО «Известия», 2000.-189 с.

118. Гоббс Т. Левиафан или материя, форма и власть государства церковного и гражданского. -М.: Соцэкгиз, 1936. 503 с.

119. Грей Дж. Поминки по Просвещению: Политика и культура на закате современности. -М.: Праксис, 2003. 368 с.

120. Даль Р. Полиархия, плюрализм и пространство // Вопросы философии. -1994.-№3.-С. 37-48.

121. Дебор Г. Общество спектакля. М.: Изд-во «Логос», 2000. - 184 с.126. ван Дейк Т. А. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. - 312 с.

122. Делёз Ж. Логика смысла. М.: Издательский Центр «Академия», 1995. - 298 с.

123. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1998. - 280 с.

124. Делёз Ж. Различие и повторение. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998. - 384 с.

125. Делёз Ж. Ницше и философия / Пер. с франц. О. Хомы. М.: Изд-во «Ad marginem», 2003. - 382 с.

126. Делёз Ж. Платон и симулякр // Интенциональность и текстуальность. -Томск, 1998.-230 с.

127. Деррида Ж. Страсти // Socio-Logos'96. Альманах Российско-французского центра социологических исследований института социологии Российской Академии наук. M.: Socio-Logos, 1996. - С. 257-302.

128. Деррида Ж. Письмо и различие. М.: Академический Проект, 2000. - 495 с.

129. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Изд-во «Ad Marginem», 2000. - 511 с.

130. Деррида Ж. Призраки Маркса. Государство долга, работа скорби и новый интернационал. M.: Logos-altera, изд-во «Ессо homo», 2006. - 256 с.

131. Деррида Ж. Отобиографии // Ad Marginem'93. Ежегодник. M.: «Ad Marginem», 1994.-С. 174-183.

132. Деррида Ж. Эссе об имени. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: «Алетейя», 1998. -190 с.

133. Дюпё И. Образ катастрофы // Мир в войне: победители/побежденные. 11 сентября 2001 глазами французских интеллектуалов. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2003. - С. 89-102 с.

134. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М.: Художественный журнал, 1990.-240 с.

135. Жижек С. Добро пожаловать в пустыню реального. М.: Фонд «Прагматика культуры», 2002. - 160 с.

136. Жижек С. Хрупкий Абсолют, или Почему стоит бороться за христианское наследие. М.: Художественный журнал, 2003. - 178 с.

137. Жижек С. 13 опытов о Ленине. М.: Изд-во «Ас1 Ма^пет», 2003. - 254 с.

138. Жижек С. Интерпассивность. Желание: влечение. Мультикультурализм / Пер. с англ. А. Смирнова; под ред. В. Мазина и Г. Рогоняна. СПб.: Алетейя, 2005.-156 с.

139. Жижек С. О насилии. М.: Изд-во «Европа», 2010.-184 с.

140. Жижек С. Размышления в красном цвете: коммунистический взгляд на кризис и сопутствующие предметы. М.: Изд-во «Европа», 2011. - 476 с.

141. Запасник С. Ложь в политике // Философские науки. 1991. - № 8. - С. 94107.

142. Засурский И. И. Медиаполитическая система // Вестник МГУ. Сер. 10. 2001. -№1.- С. 78-84.

143. Иванов А. В. Мифы и метаморфозы тоталитарного рассудка // Вестник МГУ. Серия 7. -1991. - № 3. - С.24-40.

144. Ильин В. В. О поэтике политики // Кентавр. 1995. - № 3. - С. 126-136.

145. Ильин М. В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий. М.: Росспэн, 1997. - 430 с.

146. Йоас X. Креативность действия. СПб.: Алетейя, 2005. - 320 с.

147. Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Кант И. Сочинения в шести томах. М.: Мысль, 1966. - С. 5-23.

148. Капустин Б. Г. Что такое «политическая философия?» // Полис. 1996. - № 6. - С. 83-96; 1997. - № 1. - С. 145-156; № 2. - С.148-158.

149. Карсенти Б. Социология в пространстве точек зрения // Поэтика и политика. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999. - С. 271291.

150. Кассен Б. Эффект софистики. М-СПб.: Изд-во «Университетская книга», «Культурная инициатива», 2000.-238 с.

151. Кассирер Э. Техника современных политических мифов // Вестник Московского университета. Сер. 7. - 1990. - № 2. — С. 54-69.

152. Касториадис К. Воображаемое установление общества. М.: «Гнозис», Издательство «Логос», 2003. - 480 с.

153. Качанов Ю. Л. Резервы и тупики марксистской социологии: целостность и тоталитаризм // Социо-Логос. Вып. 1. М.: Прогресс, 1991. - С. 125-139.

154. Качанов Ю. Л. Политическая топология: структурирование политической действительности. М.: Изд-во «Ad Marginem», 1995. - 224 с.

155. Качанов Ю. Л. Производство политического поля в современной России // Социологические исследования. 1997. - № 11. - С. 12-23.

156. Качанов Ю. Л. Истина и политический контекст в научных практиках социологов // Социологические исследования. 2005. - № 9. - С. 14-22.

157. Клемперер В. LTD. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М.: Прогресс-Традиция, 1998. - 384 с.

158. Климова С. Г. Стереотипы повседневности в определении «своих» и «чужих» // Социологические исследования. 2000. - № 12. - С. 13-22.

159. Кола Д. Политическая социология. М.: Издательство «Весь Мир», «ИНФРА-М», 2001. - 406 с.

160. Корнейко Т. Г. Основные подходы к изучению политического языка в современных политико-лингвистических исследованиях // Вестник МГУ. — Серия 12. 2003. - № 5. - С. 74-85.

161. Корюоф Ф. Новые социологии. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 2002. - 172 с.

162. Кравченко И. И. Рациональное и иррациональное в политике // Вопросы философии. 1996.-№3.-С. 3-18.

163. Кравченко И. И. Политическая мифология: вечность и современность // Вопросы философии. 1999. — № 1. - С. 3-17.

164. Краснопольская А. П. Софистика и софисты // Человек. 2004. - № 5. - С. 67-78.

165. Купина Н. А. Языковое сопротивление в контексте тоталитарной культуры. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, - 2002.

166. Куркин Б. А. «Homo politicus» как объект философско-антропологического анализа // Вопросы философии. 1986. - № 6. - С.94-102.

167. Куртин Ж.-Ж. Шапка Клементиса (заметки о памяти и забвении в политическом дискурсе) // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ "Прогресс", 1999. - С. 95-104.

168. Лакан Ж. Четыре основные понятия психоанализа (Семинары: Книга XI (1964)) / Пер. с фр. А. Черноглазова. М.: Изд-во «Гнозис», Изд-во «Логос», 2004.-304 с.

169. Лаклау Э. Невозможность общества // Логос. 2003. - № 4-5 (39). - С. 54-57.

170. Лаку-Лабарт Ф. Трансценденция кончается в политике // S/L'97. Социо-Логос постмодернизма. Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института экспериментальной социологии

171. Российской Академии наук. М.: Институт экспериментальной социологии, 1996.-С. 98-121.

172. Лаку-Лабарт Ф. Поэтика и политика // S/L'98. Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999. С. 7-42.

173. Лебон Г. Психология масс. Мн.: Харвест, М.: ACT, 2000. - 320 с.

174. Леви-Стросс К. Эффективность символов // Леви-Стросс К. Структурная антропология. -М.: Наука, 1985. С. 165-182.

175. Лейпхарт А. Со-общественная демократия // Полис. 1992. -№ 3. - С. 86-99.

176. Лейпхарт А. Со-общественное конструирование // Полис. 1992. - № 4. -С. 135-143.

177. Леш К. Восстание элит и предательство демократии. М.: Изд-во «Логос», «Прогресс», 2002. - 224 с.

178. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. - 160 с.

179. Липпман У. Публичная философия. М.: Идея-Пресс, 2004. - 160 с.

180. Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. - 384 с.

181. Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф имя - культура // Лотман Ю. М. Семиосфера. - СПб.: «Искусство - СПБ», 2000. - С. 525-542.

182. Лотман Ю. М. О мифологическом коде сюжетных текстов // Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.: «Искусство - СПБ», 2000. - С. 670-672.

183. Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М.: Прогресс, 1991.-412 с.

184. Лукач Д. История и классовое сознание. Исследования по марксистской диалектике. М.: «Логос-Альтера», 2003. - 416 с.

185. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социо-Логос. Вып. 1. М.: Прогресс, 1991. - С. 193-215.

186. Луман Н. Власть / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2001. -256 с.

187. Луман Н. Общество как социальная система / Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Изд-во «Логос», 2004. - 232 с.

188. Луман Н. Дифференциация / Пер. с нем. Б. Скуратова. М.: Изд-во «Логос», 2006.-320 с.

189. Макаренко В. П. Аналитическая политическая философия. М.: Праксис, 2002.-416 с.

190. Макаренко В. П. Политическая концептология: обзор повестки дня. М.: Праксис, 2005. - 368 с.

191. Макарычев А. С., Сергун А. А. Постмодернизм и западная политическая наука // Социально-политический журнал. 1996. - № 3. - С. 151-168.

192. Малахов В. С. «Скромное обаяние расизма» и другие статьи. М.: МодестКолерови «Дом интеллектуальной книги», 2001. - 176 с.

193. Малинова О. Ю. Партийные идеологии в России: атрибут или антураж // Полис. 2001. - № 5. - С. 97-107.

194. Малинова О. Ю. Когда «идеи» становятся «идеологиями»: К вопросу об изучении «измов» // Философский век. 2001. - Вып. 18. Ч. 2.

195. Ман де П. Слепота и прозрение. Статьи о риторике современной критики. -СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2002. 256 с.

196. Маничев С. А. Мифология в политических технологиях // Общество и политика: Современные исследования, поиск концепций. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000. - 512 с.

197. Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. -М.: Юрист, 1994. С. 7-276.

198. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соб. соч. 2-е изд. М., 1955. - Т. 3.-С. 7-544.

199. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии индустриального общества. -М.: ООО «Издательство ACT», 2002. -526 с.

200. Матц У. Идеология как детерминанта политики в эпоху модерна // Полис. -1992.-№1-2.-С. 130-142.

201. Муфф Ш. К агонистической модели демократии // Логос. 2004. - № 2 (42). -С. 180-197.

202. Муфф Ш. Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии // Логос. 2004. -№6(45). -С. 140-153.

203. Муфф Ш. Витгенштейн, политическая теория и демократия // Логос. 2003. -№4-5 (39). - С. 153-165.

204. Мухарямова Л. М. Взаимодействие языка и политики в символическом измерении // Вестник МГУ. Серия 18. 2002. - № 2. - С. 28-47.

205. Нанси Ж.-Л. О со-бытии //Философия Мартина Хайдеггера и современность. -М.: Наука, 1991. С. 91-102.

206. Нанси Ж.-Л. Corpus. M. : Изд-во «Ad Marginem», 1999. - 255 с.

207. Нанси Ж.-Л. Бытие единичное множественное. Мн.: Логвинов, 2004. - 272 с.

208. Ницше Ф. Воля к власти. M.: "REEL-book", 1994. - 280 с.

209. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания / Пер. с нем. Н. С. Мансурова. М.: Прогресс-Академия, Весь Мир, 1996. - 352 с.

210. Общество и политика: Современные исследования, поиск концепций. -СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000, 512 с.

211. Ортега-и-Гассет X. О точке зрения в искусстве // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. -М.: Искусство, 1991. С. 186-202.

212. Осипов Г. В. Социальное мифотворчество и социальная практика. М.: Норма, 2000. - 543 с.

213. Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. - С. 22-129.

214. Отье-Ревю Ж. Явная и конститутивная неоднородность: к проблеме другого в дискурсе // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 54-94

215. Панарин А. С. Глобальное политическое прогнозирование в условиях стратегической нестабильности. М.: Эдиториал УРСС, 1999. - 270 с.

216. Паренти М. Демократия для немногих. М.: Прогресс, 1990. - 501 с.

217. Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект-Пресс, 1998. - 270 с.

218. Пастухов В. Б. Власть и общество на поле выборов, или Игра с нулевой суммой // Полис. 1999. - № 5. - С. 6-16.

219. Патнэм Р. Чтобы демократия сработала / Пер. с англ. А. Захарова. M.: «Ad marginem», 1996. - 287 с.

220. Перегудов С. П. Политическое представительство интересов: опыт Запада и проблемы России // Полис. 1993. - № 4. - С. 115-124.

221. Пешё М., Фукс К. Итоги и перспективы. По поводу автоматического анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогрес», 1999. - С. 105-123.

222. Пешё М. Прописные истины. Лингвистика, семантика, философия // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 225-290.

223. Пешё М. Что значит читать архивный документ сегодня? // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. -С. 291-301.

224. Пешё M. Контент-анализ и теория дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 302-336.

225. Пешков И. В. M. М. Бахтин: от философии поступка к риторике поступка. -М.: Изд-во «Лабиринт», 1996. 176 с.

226. Платон. Государство. Законы. Политик. М.: Мысль, 1998. - 798 с.

227. Платон. Софист // Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970. -С. 319-400.

228. Платон. Горгий // Платон. Сочинения в трех томах. Т. 1. М.: Мысль, 1968.- С. 255-366.

229. Платон. Федр // Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. М.: Мысль, 1970. -С. 157-222.

230. Поварнин С. И. Спор. О теории и практике спора // Вопросы философии. -1990.-№3.-С. 60-133.

231. Полякова Н. Б. Конструирование дискурса власти: герменевтический аспект.- Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. 142 с.

232. Померанец Г. С. Иррациональное в политике // Вопросы философии. 1992.- № 4. С. 16-21.

233. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 2. М.: Феникс, 1992. - 528 с.

234. Поппер К. Нищета историцизма // Вопросы философии. 1992. - № 8. - С. 49-79; № 9. с. 22-48; № 10. - С. 29-58.

235. Пэнто Л. Интеллектуальная докса // Socio-Logos'96. Альманах Российско-францкзского центра социологических исследований института социологии Российской Академии наук. M.: Socio-Logos, 1996. - С.32-48.

236. Пульчинелли Орланди Э. К вопросу о методе и объекте анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999.-С. 197-224.

237. Рансьер Ж. На краю политического / Пер. с франц. Б. М. Скуратова. М.: Параксис, 2006. - 240 с.

238. Рансьер Ж. Эстетическое бессознательное / Сост., пер. с франц. и послесл. В. Е. Лапицкого. СПб.; M.: Machina, 2004. - 128 с.

239. Рансьер Ж. До и после 11 сентября: разрыв в символическом строе? // Мир в войне: победители/побежденные. 11 сентября 2001 глазами французских интеллектуалов. -М.: Фонд «Прагматика культуры», 2003. С. 47-57 с.

240. Рено А. Эра индивида. К истории субъективности. СПб.: «Владимир Даль», 2002. - 474 с.

241. Рикёр П. Метафорический процесс как познание, воображение, ощущение // Теория метафоры. -М.: Прогресс, 1990. С. 416-434.

242. Рикёр П. Герменевтика и метод социальных наук // Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. -М.: Издательский центр «KAMI», 1995. С. 3-18.

243. Рикёр П. Мораль, этика и политика // Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М.: Издательский центр «KAMI», 1995. - С. 38-58.

244. Рикёр П. Философия и проблемы демократии. Беседа с Полем Рикёром // Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М.: Издательский центр «KAMI», 1995.-С. 113-127.

245. Рикёр П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права // Вопросы философии. 1996. - № 4. - С. 27-36.

246. Рикёр П. Справедливое / Пер. с франц. Б. Скуратова, П. Хицкого; послесл. Э. Шлоссер. -М.: Изд-во «Гнозис», «Логос», 2005. 304 с.

247. Рикёр П. История и истина. СПб.: Алетейя, 2002. - 400 с.

248. Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке. M.: «Ad Marginem», 1996. -194 с.

249. Робен Р. Анализ дискурса на стыке лингвистики и гуманитарных наук: вечное недоразумение // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. - С. 184-196.

250. Рогозина Э. Р. Самоопределение смысла текста социальной коммуникации. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. - 180 с.

251. Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность / Пер. с англ. И. Хестановой и Р. Хестанова. -М.: Русское феноменологическое общество, 1996.

252. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М.: Канон-Пресс: Кучково поле, 1998. - 414 с.

253. Рыклин М. Революция на обоях // Роб-Грийе А. Проект революции в Нью-Йорке. M.: «Ad Marginem», 1996. - С. 7-26.

254. Салмин А. М. Современная демократия: очерки становления. М.: Изд-во «Ad Marginem», 1997. - 447 с.

255. Саморефлексия политики (Обзор материалов "Круглого стола журналов «Вопросы философии» и «Полис») // Полис. 2002. - № 2. - С. 58-66

256. Сартори Дж. Искажение концептов в сравнительной политологии // Полис. -2003. № 4. - С. 152-160; № 5. - С. 65-75; № 6. - С. 67-77.

257. Селигмен А. Проблема доверия / Пер. с англ. И. И. Мюрберг, JI. В. Соболева. М.: Идея-Пресс, 2002. - 256 с.

258. Сеннет Р. Падение публичного человека. М.: Логос, 2002. - 424 с.

259. Серио П. Русский язык и анализ советского политического дискурса: анализ номинализаций // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. — М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. С. 337-383.

260. Серль Дж. Р. Что такое речевой акт // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. -М.: Прогресс, 1986. С. 151-169.

261. Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. -М.: Прогресс, 1986. С. 195-230.

262. Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVII. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. - С. 170194.

263. Сигеле С. Преступная толпа. Опыт коллективной психологии // Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, Изд-во «КСП+», 1998. -С. 16-116.

264. Слотердайк П. Критика цинического разума / Перев. с нем. А.В. Перцева. -Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001. 584 с.

265. Соловьев А. И. Политическая идеология: логика исторической эволюции // Полис. 2001. - № 2. - С. 5-23.

266. Соловьев А. И. Политическая коммуникация: к проблеме теоретической идентификации // Полис. 2002. - № 3. - С. 5-18.

267. Соловьев А. И. Коммуникация и культура: противоречия поля политики // Полис. 2002. - № 6. - С. 6-17.

268. Соссюр де Ф. Заметки по общей лингвистики. М.: Прогресс, 1990. - 280 с.

269. Степанов Ю. Концепты. Тонкая пленка цивилизации. М.: Языки славянских культур, 2007. - 248 с.

270. Стриженко А. А. Язык и идеологическая борьба. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 1988. - 147 с.

271. Тард Г. Мнение и толпа // Психология толп. М.: Институт психологии РАН, Изд-во «КСП+», 1998. - С. 257-408.

272. Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. - 512 с.

273. Технология власти (философско-политический анализ). М.: Институт философии РАН, 1995. - 163 с.

274. Тикнер Дж. Энн. Мировая политика с тендерных позиций. Проблемы и подходы эпохи, наступившей после «холодной войны» / Пер. с англ. Под ред. Д. И. Полывянного. М.: Культурная революция, 2007. - 368 с.

275. Тузиков А. Р. Идеология и дискурсивная практика масс-медиа // Социально-гуманитарные знания. 2001. - № 6. - С. 244-255.

276. Тузиков А. Р. Масс-медиа: идеология видимая и невидимая // Полис. -2002. -№ 5. -С. 123-134.

277. Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998. - 204 с.

278. Уолцер М. Компания критиков: Социальная критика и политические пристрастия XX века. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 1999. -360 с.

279. Уолцер М. О терпимости. М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000.- 160 с.

280. Ушакин С. А. Речь как политическое действие // Полис. 1995. - № 5. - С. 142-153.

281. Философия и политика (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1996.-№ 1.-С. 3-41.

282. Фихте И. Г. Основные черты современной эпохи // Фихте И. Г. Сочинения в двух томах. СПб.: Мифрил, 1993. - С. 359-617.

283. Флад К. Политический миф. Теоретическое исследование / Пер. с англ. А. Гиоргиева. М.: Прогресс-Традиция, 2004. - 264 с.

284. Флоренский П. Термин // Вопросы языкознания. 1989. - № 1. - С. 121-133; № 3. - С. 104-117.

285. Фреге Г. Логические исследования. Томск: Изд-во «Водолей», 1997. - 128 с.

286. Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному // Фрейд 3. Я и Оно: Сочинения. М.: ЗАЩ Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио», 1999.-С. 13-248.

287. Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого Я // Фрейд 3. Я и Оно: Сочинения. М.: ЗАЩ Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио», 1999. -С. 769-838.

288. Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1981-1982 учебном году / Пер. с фр. А. Г. Погоняйло. СПб.: Наука, 2007. - 677 с.

289. Фуко М. Порядок дискурса // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. - С. 47-96.

290. Фуко М. Воля к знанию // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. - С. 97-268.

291. Фуко М. Археология знания / Пер. с франц. С. Митина, А. Стасова. Киев: Ника-Центр, 1996. - 208 с.

292. Фуко М. Интеллектуалы и власть. Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 1. М.: Праксис, 2002. — 384 с.

293. Фуко М. Интеллектуалы и власть. Избранные политические статьи, выступления и интервью. Часть 2. М.: Праксис, 2005. - 320 с.

294. Фуко М. Рождение биополитики. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1978-1979 учебном году. СПб.: Наука, 2010. - 448 с.

295. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. - № 3. - С. 2835.

296. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: ООО «Издательство ACT»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. - 588 с.

297. Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию. М.: ООО «Издательство ACT» ЗАО НПП «Ермак», 2004. - 730 с.

298. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М.: Изд-во «Ad Marginem», 1998. - 639 с.

299. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М.: Издательский центр «Академия», 1995.-245 с.

300. Хабермас Ю. Моральное Сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. - 379 с.

301. Хабермас Ю. Вовлечение другого: Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001.-417 с.

302. Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.-С. 16-26.

303. Хайдеггер М. Время картины мира // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - С. 41-62.

304. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.-С. 63-176.

305. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993.-С. 192-220.

306. Хайдеггер М. Наука и осмысление // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - С. 238-253.

307. Хайдеггер М. Путь к языку // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - С. 259-272.

308. Хайдеггер М. Слово // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. -С. 302-311.

309. Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - С. 221-237.

310. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Хайдеггер М. Время и бытие. -М.: Республика, 1993. С. 327-345.

311. Хайдеггер М. Исток художественного творения // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет / Пер. с нем. А. В. Михайлова. М. Изд-во «Гнозис», 1993.-С. 47-119.

312. Хайдеггер М. Бытие и время (избранные параграфы) // Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет / Пер. с нем. А. В. Михайлова. М.: Изд-во «Гнозис», 1993.-С. 1-46.

313. Хайдеггер М. Время и бытие // Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993. - С. 391-406.

314. Хайдеггер М. Закон тождества // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М.: Высшая школа, 1991. - С. 69-79.

315. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Изд-во «Ас1 та^Ыт», 1997. - 451 с.

316. Хайдеггер М. О «Линии» // Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампер. Гюнтер Фигаль. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.-С. 65-120.

317. Хазагеров Г. Г. Политическая риторика. М.: Никколо-Медиа, 2002. - 313 с.

318. Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс-Традиция, 2004. - 480 с.

319. Хардт М., Негри А. Империя. М.: Праксис, 2004. - 440 с.

320. Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформации: Политика, экономика, культура. -М.: Праксис, 2004. 576 с.

321. Хельд К. Подлинная экзистенция и политический мир // Вопросы философии. 1997. - № 4. - С. 38-49.

322. Хомский Н. Прибыль на людях. М.: Праксис, 2002. - 256 с.

323. Цаллер Дж. Происхождение и природа общественного мнения / Пер. с англ. А. А. Петровой. -М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. 559 с.

324. Цоколов С. Дискурс радикального конструктивизма: Традиции скептицизма в современной философии и теории познания. Munchen, 2000. - 332 с.

325. Человек, политика, психология (Материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1995. - № 4. - С. 3-23.

326. Черткова Е. Л. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму) // Вопросы философии. 2001. - № 7. - С. 47-58.

327. Чудинова И. М. Политические мифы // Социально-политический журнал.1996.-№6.-С. 122-134.

328. Честертон Г. К. Ортодоксия // Честертон Г. К. Вечный человек. М.: Политиздат, 1991.-С. 357-478.

329. Шадрин А. А. Герменевтика смысла социально-философской дискурсивности. Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. - 142 с.

330. Шампань П. Делать мнение: новая политическая игра. M.: Socio-Logos,1997.-317 с.

331. Шампань П. Разрыв с предвзятыми или искусственно созданными конструкциями // Ленуар Р., Мерлье Д., Шампань П. Начала практической социологии. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя,2001.-С. 225-293.

332. Шевченко А. Ю. Дискурс анализ политических медиа-текстов // Полис.2002.-№6.-С. 18-23.

333. Шеллинг Ф. В. Система трансцендентального идеализма // Шеллинг Ф. В. Сочинения в двух томах. Т. 1. М.: Мысль, 1989. - С. 227-489.

334. Шматко Н. А. Феномен публичной политики // Социологические исследования. 2001. - № 7. - С. 106-112.

335. Шматко Н. А. Плюрализм социального порядка и социальная топология // Социологические исследования. 2001. - № 9. - С. 14-18.

336. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. Т. 1 - 1992. — № 1.-С. 35-67.

337. Шмитт К. Политическая теология. М.: «КАНОН-пресс-Ц», 2000. - 336 с.

338. Шмитт К. Новый Номос Земли // Северный Катехон. № 1. - С. 72-74.

339. Щербаков А. Е. Место мифа в политической идеологии // Полис. 2003. - № 4.-С. 175-180.

340. Щербатых Ю. В. Искусство обмана. Популярная энциклопедия. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. - 544 с.

341. Щербинин А. И. Тоталитарная индокринация: у истоков системы (Политические праздники и игры) // Полис. 1998. - № 5. - С. 79-96.

342. Щербинина Н. С. Политика и миф // Вестник Московского государственного университета. 1998. - Сер. 12. - № 2. - С. 43-54.

343. Щютц А. Смысловая структура повседневного мира: Очерки по феноменологической социологии. М.: Ин-т Фонда «Обществ. Мнение», 2003. - 336 с.

344. Экман П. Психология лжи. СПб.: Изд-во «Питер», 2000. - 272 с.

345. Эко У. Средние века уже начались // Иностранная литература. 1994. - № 4. -С. 259-267.

346. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: ТОО, ТК Петронома, 1998. - 432 с.

347. Элиас Н. Общество индивидов. М.: Праксис, 2001. - 336 с.

348. Эпштейн М. Н. Идеология и язык (Построение модели и осмысление дискурса) // Вопросы языкознания. 1991. - № 6. - С. 19-33.

349. Юг П.-Д. Если политика определяется аудиторией // Мир в войне: победители/побежденные. 11 сентября 2001 глазами французских интеллектуалов. -М.: Фонд «Прагматика культуры», 2003. С. 103-118.

350. Юдина Т. В. Теория общественно-политической речи. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2001.- 160 с.

351. Юнгер Ф. Г. Ницше. М.: Праксис, 2001. - 256 с.

352. Юнгер Э. Через линию // Судьба нигилизма: Эрнст Юнгер. Мартин Хайдеггер. Дитмар Кампер. Гюнтер Фигаль. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006.-С. 7-64.

353. Язык и идеология. Критика идеалистических концепций функционирования и развития языка. Киев: «Вища школа», 1981. - 242 с.

354. Язык как средство идеологического воздействия. М.: Ин-т науч. информации по обществ, наукам, 1983. - 218 с.

355. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М.: Изд-во «Прогресс», 1975.-С. 193-230.

356. Якобсон Р. Нулевой знак // Якобсон Р. Избранные работы. М.: Изд-во «Прогресс», 1985. - С. 222-231.

357. Якобсон Р. Часть и целое в языке // Якобсон Р. Избранные работы. М.: Изд-во «Прогресс», 1985. - С. 301-305.

358. Якобсон Р. Речевая коммуникация // Якобсон Р. Избранные работы. М.: Изд-во «Прогресс», 1985. - С. 306-318.

359. Якобсон Р. Язык в отношении к другим системам коммуникации // Якобсон Р. Избранные работы. -М.: Изд-во «Прогресс», 1985. С. 319-330.

360. Яркеев А. В. Этническая идентичность в дискурсе социального мифа. — Ижевск: Изд-во «Удмуртский университет», 2009. 180 с.

361. Agamben G. Homo Sacer. Sovereign Power and Bare Life. Stanford University Press, 1988. P 15.

362. Althusser L. Ideology and ideological state apparatus. London, 1971.

363. Ball T. Transforming political discourse: Political Theory and Critical Conceptual History. Oxford, 1988.

364. Baudrillard J. The illusion of the end. London, 1994. 123 p.

365. Dijk. T. A. van. Ideology and discourse. A Multidisciplinary Introduction. VOC. Catalonya, 2001. 64 p.

366. Dijk. T.A. van. Political discourse and ideology. Barcelona, 2001. 27 p.

367. Easton D. The Political system: an inquiry into the state of political science. New York, 1953. 338 p.3 75. Goffman E. Forms of talk. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1891.

368. Held D. Democracy and global orde. Cambrige: Politi Press, 1995.

369. Herson L. The politics of ideas: political theory and american public policy. Homewood, III.: Dorsey Press, 1984.

370. King C. Post-communism. Transition, comparison, and the end of "Eastern Europe" // World Politics. 2000. № 53.

371. Kress I., Hodge R. Language as ideology. London, 1973.

372. Lewis J. Construction public opinion. New York: Columbia University Press, 2002. 250 p.

373. Lye I. Ideology: a breif guide. Brock University, 1997.

374. Lyman S., Scott M. Drama of social reality. New-York; Oxford University Press, 1972.

375. Nettl J. P. Political mobilization. London: Faber and Faber, 1967.

376. Pocock J. Politics, language and time. Chicago, 1989.

377. Rawls J. Political liberalism. New York, 1993.

378. Raz J. Multiculturalism: a liberal perspective. Dissent, Winter, 1994.

379. Robertson R. Globalization theory and civilization analysis // Comparative Civilization Review. 1987. Vol. 17. 323 p.