автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Фольклор уральских казаков в творчестве В.Г. Короленко

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фольклор уральских казаков в творчестве В.Г. Короленко"

На правах рукописи

ФОЛИМОНОВ Сергей Станиславович

ФОЛЬКЛОР УРАЛЬСКИХ КАЗАКОВ В ТВОРЧЕСТВЕ В.Г. КОРОЛЕНКО

Специальность 10.01.01 - Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саратов - 2004

Работа выполнена на кафедре русской филологии Западно-Казахстанского государственного университета им.М. Утемисова.

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, доцент Щербанов Николай Михайлович

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Тяпугина Наталья Юрьевна кандидат филологических наук, доцент Горбунова Лариса Григорьевна

Ведущая организация:

Волгоградский государственный

педагогический университет

Защита состоится ок-ы.ш^Л' 2004 г. в на заседании дис-

сертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского по адресу: 410026, Саратов, ул. Университетская, 59. Отзывы на автореферат можно присылать по адресу: 410012, Саратов, ул. Астраханская, 83, Филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Саратовского государственного университета.

Автореферат разослан 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного сое у. Борисов

кандидат филологических наук, Юрий Николаевич

В последнее десятилетие одной из приоритетных задач российского литературоведения стало принципиально новое, глубокое и объективное прочтение классического литературного наследия, свободное от заидеоло-гизированности и опирающееся на современные достижения филологической науки. В этой связи особый интерес представляет творчество В.Г. Короленко.

Среди крупнейших русских писателей-классиков последней трети XIX- начала XX века, внесших вклад в познание русского национального своеобразия, имя В.Г. Короленко выделяется особо, несмотря на соседство великих современников, стяжавших всемирную славу. Созданная им художественная вселенная огромна и уникальна, поскольку включает в себя бытие необъятной многонациональной страны, являясь по существу летописью духовной истории народа. Ответственная роль Летописца и Просветителя стала возможной для него в силу личной скромности и интеллигентности и в то же время неподкупной честности и непреклонности в борьбе с любой несправедливостью. Современники в один голос провозгласили Владимира Галактионовича «нравственным гением», «праведником», «без которого не стоит здание литературы и общественности». Образ Короленко примирял даже литературных соперников: Максим Горький назвал своего учителя и наставника «идеальным образом русского писателя» (Горький A.M., 1957), а в отзыве резковатого и скептичного Ивана Бунина нашлись теплые, сердечные эпитеты в адрес собрата по перу. (Литературное Наследство, 1978)

Интерес к творчеству прозаика со стороны отечественного литературоведения отчетливо обозначился еще при его жизни и, с периодами некоторого спада и усиления, продолжает существовать до сих пор. За эти годы появилась целая плеяда известных короленковедов: А.Б. Дерман, Ф.Д. Батюшков, Н.Д. Шаховская, Т.А. Богданович, Я.Е.Донской, Г.А. Бялый, Н.М. Фортунатов и др. Но при всем тематическом многообразии работ остается немало открытых вопросов и неисследованных аспектов. Внимательному и вдумчивому прочтению короленковского наследия препятствовали тенденциозные методологические предпосылки, прочно закрепившие в сознании литературоведов и фольклористов образ писателя-революционера, народника, ограниченного кругом насущных социальных проблем. Этим объясняется и тот факт, что с девяностых годов прошлого века творчество Короленко выпало из ряда актуальнейших литературоведческих проблем как якобы широко и всесторонне изученное, что глубоко ошибочно.

МС. НАЦИОНАЛЬНА* •НЬАйОТМЛ

Данное исследование посвящено одному из наименее освещенных периодов творчества писателя (его временные рамки охватывают конец XIX - начало XX века), когда в связи с поисками материалов о Крестьянской войне 1773-1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева, необходимых для задуманного исторического романа, он обращается к фольклору, истории и культуре уральских казаков.

Объектом изучения стала проблема использования идейных и изобразительно-выразительных богатств устного казачьего творчества При-уралья в художественной системе В.Г. Короленко.

Материалом исследования послужили очерки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале», а также черновые наброски к незаконченному роману «Набеглый царь».

Предметом исследовательского интереса являются фольклорные жанры, околофольклорные явления, элементы духовной и бытовой казачьей культуры, нашедшие место в уральских очерках.

Актуальность нашего исследования определяется в первую очередь недостаточной изученностью проблемы «Короленко и фольклор уральских казаков». Работы, посвященные «уральскому» периоду, носят, как правило, краеведческий характер, либо содержат ряд общих замечаний, определяющих его место в литературном наследии Короленко. При этом учеными до сих пор не дана объективная оценка идейно-эстетических достоинств очерков о Приуралье, в то время как, по признанию выдающихся современников писателя, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, они являются лучшими страницами его очерковой прозы (Литературная Россия, 1974, №44). Причину следует искать в негативном отношении советского государства к казачеству вообще и в особенности к уральскому, в котором резче других проявились оппозиционные настроения и упорное противостояние официальной власти. К тому же произведения о быте, культуре и истории провинциального города стереотипно относились учеными к разряду литературы «местного значения», что в данном случае не соответствует истине. В действительности уральская тема довольно мощно прозвучала в русской литературе, благодаря обращению к ней выдающихся художников слова - А.С. Пушкина, В.И. Даля, Л.Н. Толстого, но, пожалуй, только В.Г. Короленко осуществил по-настоящему широкое художественное изучение культурных особенностей, социального устройства, яркой и самобытной народной поэзии приурального края.

Актуальность и вместе с тем сложность стоящей перед нами задачи заключается еще и в том, что сам уральский фольклор почти не изучен, так что анализ фольклоризма «У казаков» и «Пугачевской легенды на

Урале» позволит в свою очередь лучше понять художественное своеобразие, самобытность казачьего творчества. Наконец, исследование дает богатый материал для обобщающих выводов об использовании писателем устной народной поэзии в целом, без чего невозможно сформулировать концепцию индивидуального творческого метода, увидеть за «типовой общностью» «яркую самобытность в обращении...к фольклору» (Горелов А.А.,1982), определить вклад В.Г. Короленко в развитие русской реалистической прозы конца XIX - начала XX века.

В процессе анализа используются широко известные сборники местных собирателей фольклора XIX века (И.И. Железнова, Н.Г. Мякушина, А.В. и В.Ф. Желсзновых), современные антологии, а также дневники, записные книжки и эпистолярий писателя.

Анализ произведений В.Г. Короленко ведется по двум изданиям: Короленко В.Г. Собрание сочинений: В Ют.- М.ГИХЛ, 1953-56.- Т.1-10. («Пугачевская легенда на Урале» и все остальные цитируемые тексты, кроме «У казаков»), а также Короленко В.Г. Полное собрание сочинений: В 9т.- С.-Петербург: Изд-во Товарищества А.Ф. Маркса,1914.- Т.6. («У казаков»). Это связано с тем, что очерки «У казаков», напечатанные в указанном нами прижизненном собрании сочинений автора, в позднейшие собрания не включались (исключение составляет шеститомник, вышедший в издательстве «Правда» в 1971 году под общей редакцией К. Тюнь-кина).

Целью работы является определение роли и места фольклорных жанров и элементов народной культуры в структуре художественного повествования очерков В.Г. Короленко «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале».

В ходе научного исследования была выдвинута следующая гипотеза: использование В.Г.Короленко фольклорауральских казаков несет на себе печать высочайшего мастерства и играет ведущуюроль в формировании индивидуального авторского стиля очеркиста.

В соответствии с целью и гипотезой были определены задачи исследования:

1.Выявить причины обращения писателя к народной культуре При-уралья, специфику его собирательской деятельности и способы художественной обработки материала.

2.Проследить историю создания уральских очерков и их судьбу в русской критике и истории литературы, установить место данных произведений в творческом наследии В.Г. Короленко.

З.Определить функции следующих фольклорных жанров, околофольклорных явлений и этнографических элементов в художественной системе очерков: исторические и лирические песни, предания и легенды, устные рассказы, слухи, толки, народное красноречие, а также особенности бытового и социального жизнеустройства уральских казаков, их обычаев и традиций, важные для понимания казачьего характера и менталитета.

4.Рассмотреть идейную, композиционную роль пейзажа в очерках «У казаков», соотнести средства и приемы народной поэзии с его поэтикой.

Для решения поставленных задач применялись различные методы исследования:

1.Теоретический: анализ литературоведческих и фольклористических работ с целью определения методологической базы.

2.Исторический: анализ фольклорных, документальных и др. источников с учетом временного и идеологического контекста.

3.Биографический: анализ обширной мемуарной литературы, записных книжек и эпистолярия писателя, необходимых для воссоздания творческой лаборатории очеркиста.

4.Сравнительно-типологический: анализ произведений русского и казачьего фольклора, путевых очерков В.Г. Короленко разных лет.

Методологической базой решения поставленной проблемы явились труды по фольклористике и литературоведению П.С. Выходцева, Н.И. Са-вушкиной, Д.Н. Медриша, Т.М. Акимовой, В.К. Архангельской, С.Г. Лазутина, А.А. Горелова, Л.И. Емельянова, В.Я. Проппа, Б.Н.Путилова, Г.А. Вялого и др., а также сборники «Русская литература и фольклор», подготовленные Пушкинским домом.

Многоаспектный характер проблемы потребовал привлечения работ по поэтике путевого очерка в целом, по психологии и философии творческого процесса как такового.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые детально прослежены и охарактеризованы многообразные взаимосвязи творчества В.Г. Короленко периода 900-х годов с фольклором уральских казаков, установлена их роль в определении художественных достоинств уральских произведений. Сделана попытка нового, более глубокого прочтения той части короленковского наследия, которая долгие годы оставалась в тени. Вместе с тем анализ фольклоризма «У казаков» и «Пугачевской легенды на Урале» позволил дать объективную оценку самому казачьему фольклору Приуралья, до сегодняшнего дня почти не изученному.

В связи с этим основные положения и выводы исследования могут быть использованы в монографиях и учебных пособиях по русской литературе рубежа XIX - XX вв., в лекционных курсах по фольклору, истории русской литературы, на спецкурсах и спецсеминарах, чем определяется его практическая значимость.

Апробация и внедрение результатов исследования.

Материалы диссертации использовались при проведении спецкурса «Русская народная культура в контексте творчества В.Г.Короленко» и на спецсеминарах «Русская литература конца XIX - начала XX века и фольклор».

Результаты исследования докладывались и обсуждались на внутриву-зовских научно-практических конференциях филологического факультета ЗКГУ им. М. Утемисова, а также на региональных и международных конференциях в Уральске и Алматы (2001,2002,2003 гг.).

На защиту выносятся следующие положения:

1 .Монографическое исследование проблемы использования В.Г. Короленко фольклора уральских казаков позволяет сделать обобщающие выводы о специфике фольклоризма его произведений в целом, о влиянии фольклора на формирование индивидуального авторского стиля.

2.Использование комплексной методики в процессе изучения уральских очерков В.Г. Короленко, включающей в себя теоретический, исторический, биографический, сравнительно-типологический и другие методы, дает возможность получить достоверные результаты, объективно и всесторонне проанализировать и оценить художественное явление.

3.Детальное рассмотрение функций отдельных фольклорных жанров, образов и мотивов казачьего фольклора, а также элементов бытовой и духовной культуры общинников откроет пути к более глубокому пониманию самого уральского фольклора, на сегодняшний день довольно слабо изученного.

4.Очерки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале» являются новым словом в процессе осмысления и воссоздания русской литературой рубежа веков национального характера россиянина, его исторических и культурных истоков, его судьбы в эпоху социальных катаклизмов.

5.Уральские очерки В.Г. Короленко - итог в развитии русской очеркистики XIX столетия, заметная веха в истории русской реалистической литературы.

Структура диссертации определяется ее задачами, историко-литературными и фольклорными аспектами анализа. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, примечаний и библиографического спи-

ска, включающего 202 наименования. Общий объем исследования 230 страниц.

Во введении обосновывается актуальность темы диссертации, определяется объект, предмет, цели, задачи, характеризуются методы исследования, формулируется гипотеза, раскрываются научная новизна и практическая значимость, дается краткий обзор трудов, посвященных фолькло-ризму короленковского творчества, эволюции во взаимоотношениях писателя с народной культурой.

В первой главе - «Уральская тема в творчестве В.Г. Короленко рубежа XIX - XX веков» - рассматриваются причины обращения писателя к фольклору уральских казаков, выделяются узловые моменты уральской темы, дается характеристика замысла в процессе его развития и последовательной трансформации, определяются роль и место следующих основополагающих в поэтике очерков категорий: образ автора, романтические элементы в изображении действительности, русский национальный характер как предмет художественного изображения.

Уральская тема входит в круг актуальных для В.Г. Короленко творческих проблем постепенно, на протяжении ряда лет. Своеобразным толчком, давшим импульс художественному воображению писателя, стала работа в Нижегородской архивной комиссии, когда он познакомился с хранившимися там документами о Пугачевском восстании. Находясь, по его собственному выражению, «на распутье», в поисках «новых формул», Короленко ощутил в пугачевщине богатейшую духовную энергию, иссякшую в народничестве. Кроме того, неразрешенная историческая загадка, некий национальный феномен, связанный с фигурой казачьего атамана, мог неожиданно раскрыться, отразившись в современности, глубже выявив причины расхождения русской интеллигенции с собственным народом.

К изучению исторического материала писатель подошел очень серьезно. Его осведомленность в области русского XVIII века не уступала эрудиции видных ученых того времени. Этому способствовали особые принципы работы с архивным материалом, сложившиеся в Нижнем Новгороде (Фортунатов Н.М.,1986). Однако он ощущал недостаточность одного книжного знания. Для реконструкции «подлинной жизни прошлого» (БогдановичТ.А.,1963) необходимо было отыскать ее следы в современном быте, в культурных традициях, в памяти нескольких поколений. В связи с этим писатель предпринимает поездки в Арзамас (1890), в Самарскую и Уфимскую губернии (1891), на Урал (1900).

Эволюция замысла исторического романа (повести) о Пугачеве отчетливо прослеживается по рассказам и очеркам писателя 90-х гг., на первый взгляд с ним никак не связанным. Очевидно, что такие разножанровые произведения, как «В облачный день» (1896), «Божий городок» (1894), «Художник Алымов» (1896), представляют собой этапы осмысления большой многоаспектной темы и могут на основе этого рассматриваться как одно целое. Их тесно связывают размышления о гуманистических началах русского народа, об идее народного бунта, о возможных путях единения интеллигенции и народа в борьбе за свободу. Кроме того, их генетически сближает и общий композиционный прием совмещения различных временных пластов, когда в основе повествовательной структуры изначально заложено взаимоотражение прошлого и настоящего, позволяющее увидеть то или иное явление с разных сторон. Уже в незавершенных набросках «Романтические грезы» и «На Волге» Короленко выдвигает в качестве главной версии разрешения всего комплекса названных выше проблем идею революционного преобразования жизни, переживавшую первый ощутимый кризис в идеологии революционно-демократического движения 80-х годов (Бялый Г.А.,1983). Пугачевское восстание (и шире -русское народное освободительное движение вообще) позволяло материализовать на первых порах туманные предощущения писательской интуиции, наметить для нее четкие контуры.

В данных произведениях отчетливо выделяются и противопоставляются два мировоззрения: народное, опирающееся на устно-поэтические и отчасти христианские традиции, и интеллигентское, рационалистическое, основывающее представления о жизни на книжном знании. Причем первое зачастую оказывается более авторитетным источником для автора. Так, через фольклор Короленко пытался осмыслить сложную этическую проблему гуманного и антигуманного начал в героике прошлого, поскольку жестокость, кровожадность русского бунта смущала интеллигенцию. Ему оказывается близка позиция народа, не закрывающего глаза на деяния своих «заступничков», но при этом сохраняющего «чувство грустного недоумения, не смеющего произнести суд и предоставляющего этот суд Богу...» (Короленко В.Г., 1914, 402) Важна для него и неугасающая вера в святость самого освободительного движения.

Поиски путей воплощения замысла осуществлялись не только на идейно-тематическом уровне, но и на уровне изобразительно-выразительных средств. Например, в рассказе «В облачный день» появляются ключевые в рамках рассматриваемого замысла символико-

аллегорические детали пейзажа, в преображенном виде использованные в очерках «У казаков», в черновых набросках к роману «Набеглый царь».

Особую ценность при анализе эволюции короленковского замысла имеет рассказ «Художник Алымов» (1896). Он отражает серьезный кризис идеи сближения интеллигенции с народом в сознании В.Г. Короленко, порожденный изменением общественно-политических настроений в обществе. Это наносило удар по тем основам, на которых писатель строил замысел, ставило под сомнение высший нравственный смысл задуманного. В данных обстоятельствах уже осуществленные находки виделись ему лишь «осколками разбитого зеркала». Пожалуй, единственное, что уберегло тогда писателя от полного охлаждения к теме крестьянских войн,-крепкая народная правда, вложенная им в уста Хлопуши: «Эх, вы..,малые души, мечтатели... Вот мы, правда, как гром божий били, не разбирая, в куст так в куст, а больше- в высокие хоромы...Так все-таки - вон горы нашими именами слывут, Волга доселе нашими песнями стонет. А вы? Где ваши песни, где ваши горы?.. Что от вашего поколения останется?..» (Зап. книжки, 1935)

Активизация в развитии уральской темы произошла весной 1900 года. Судя по письмам к матери, Короленко принял тогда окончательное решение о поездке на Урал. Цель путешествия он сформулировал позднее в очерке «Пугачевская легенда на Урале»: «Попытаться собрать еще не вполне угасшие старинные предания, свести их в одно целое и, быть может, найти среди этого фантастического нагромождения живые черты, всколыхнувшие на Яике первую волну крупного народного движения...» (Короленко В.Г.,1955,433)

Главной творческой задачей, стоявшей перед Короленко, была правдивая, объективная интерпретация образа главного героя романа - Емель-яна Пугачева. Решение ее существенно осложнялось состоянием «пугачевского вопроса» в российской историографии, повлиявшим и на литературный облик «народного царя».

Общая концепция образа Емельяна Пугачева и движения в целом сформировалась уже в произведениях литераторов-современников легендарного героя: А. Сумарокова («Стансы граду Синбирску», «Стихи на Пугачева»), Г.Р. Державина («Ода на смерть А.И. Бибикова», «Эпистоль к генералу Михельсону»), Н. Веревкина («Точь-в-точь») и др. Благодаря им Пугачев стал символом бунтарства, варварства, анархии, антиподом всего цивилизованного и разумного. Причины столь однолинейной оценки Короленко справедливо увидел в «первоначальном испуге «общества», ощущавшего, что «вся сила народного движения направлялась именно

против него...» (Короленко В.Г., 1955, 430-431) Однако и литературный XIX век во многом остался верен сложившемуся стереотипу, свидетельством чему служит роман Г.П. Данилевского «Черный год» (1888-1889).

Единственная попытка увидеть в вожде восстания живые человеческие черты, сохранившиеся в произведениях устного народного творчества, была предпринята А.С. Пушкиным в повести «Капитанская дочка» и «История Пугачева». Но романный образ проходит на втором плане и детально не разработан, а в исторической работе больше открытых вопросов, чем ответов. Главное же, чего не учел Пушкин,- это «коэффициент нравственной ответственности личности» (Колобаева Л.А., 1990). А без него просто немыслима целостная концепция художественного образа. Короленко почувствовал верность и силу опоры на фольклорные основы в исследовании данной проблемы и продолжил разыскания в намеченном Пушкиным русле.

Писатель решил проследить генезис пугачевского самозванства, считая его специфически русской чертой. Психологические и философские аспекты данного явления призваны были объяснить успех Пугачева в глазах народа, ответить на вопрос, как «лихой урядник» (А. С. Пушкин) мог оказаться во главе столь мощного движения. Постепенно у Короленко сложилось убеждение: самозванец в российской истории - всегда человек незаурядный, самородок, ищущий пути к самореализации. Подтверждением тому служили самозванцы более позднего времени, с которыми он сравнивает Пугачева. Главное, по мнению писателя, что их объединяет, дает силу,- стоящая за ними, социально-утопическая легенда (сам термин, конечно, не используется).

Сбор необходимого для исторического романа «Набеглый царь» материала В.Г. Короленко осуществлял в трех направлениях: наблюдая за современной жизнью уральцев, записывая рассказы старожилов о прошлом, работая в Уральском войсковом архиве с документами о Пугачевском восстании. Такой подход позволял добиться максимальной объективности при воссоздании отдаленной исторической эпохи и ее героев, увидеть неверные положения, выстроить историко-художественную версию.

Архивные выписки заносились в записные книжки, перемежаясь конспективными набросками отдельных сцен, здесь же накапливались рожденные под впечатлением читаемых материалов выразительные детали, штрихи к будущим картинам. Все это Короленко относил к категории «мотивов», подлежащих дальнейшей тщательной разработке. Часть собранного вошла в очерки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале».

Использование столь разнопланового материала наложило отпечаток на их стиль: документы, произведения устного народного творчества и собственные жизненные наблюдения в авторском тексте сливались, «обретая новое художественное качество», позволяя «добиться органического единства исторической и художественной правды» (Евстратов А.Н.,1991).

Важнейшей категорией в свете нашего исследования стал образ автора, методология исследования которого и конкретные методики разработаны в трудах М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Б.О. Кормана, Ю.М. Лотмана, Д.С. Лихачева, Л.Я. Гинзбург и др. Специфика авторского «я» в жанре путевого очерка у Короленко определяется легализацией и демократизацией авторского начала, что придает произведениям «идейно-тематическое единство» (В. Грихин, 1971). Очеркнет вводит читателя в созданный им художественный мир, делая своим собеседником, приглашая к сотворчеству. Автор выступает в различных ипостасях в зависимости от контекста: ученый-исследователь, открытый для всего нового, впечатлительный путешественник, талантливый пейзажист, патриот, влюбленный в свою землю и свой народ, философ. Перечисленные черты в ходе повествования меняются с калейдоскопической быстротой, придавая ему динамизм, богатство интонаций, давая возможность писателю охватить действительность во всей ее полноте. Образ автора позволяет определить способы отбора и особенности художественной обработки фольклорного материала. Подход здесь целиком определяется той или иной «ипостасью»: в качестве ученого-исследователя Короленко приводит устно-поэтический материал цельно, в условиях естественного бытования, как правило, рисует портрет информанта, отмечает оригинальность исполнения, размышляет над судьбой произведения. Особое внимание уделяется при этом классификации материала, осуществляемой автором по тематическому принципу. Конечно, научный подход писателя к изучению фольклора во многом условен и носит опосредованный характер. Например, произвольно употребляется такое важное понятие в фольклористике, как жанр, а наблюдения над поэтикой отрывочны и строго подчинены художественным задачам, которые диктует контекст. Однако собирательская и исследовательская функции короленковского фольклорнзма вполне очевидны. Они особенно зримо выступают в историческом очерке «Пугачевская легенда на Урале». Фольклорная биография Е.И. Пугачева, воссозданная в нем на материале уральских преданий, впечатляет строгой логикой и законченностью. Это своеобразный опыт художественного исследования, явление довольно уникальное в своем роде. Во-первых, очерк вводит в научный и культурный оборот неизвестные до этого историкам

сведения. Во-вторых, выстроенная Короленко система, цепь причинно-следственных связей, позволила увидеть возникновение, развитие и угасание основных мотивов легенды. В-третьих, интересные и оригинальные комментарии автора придавали исследованию вид хорошо продуманной и убедительной гипотезы. Все это подтверждается фактами обращения современных ученых к «Пугачевской легенде на Урале» как к научному или полунаучному, но серьезному и достоверному источнику. Например, К.В. Чистов ссылается на Короленко, анализируя процесс фольклоризации легенды об «избавителе» на Урале (Чистов К.В., 1967). Писатель обращается не только к фольклору прошлого. Предметом осмысления и изображения становится также и фольклор современности: перед читателем открывается тайна рождения новой легенды, рассказа, предания. Однако подобный подход к жизненному материалу не превращает произведение в сухую научную работу, поскольку рядом с автором-исследователем соседствует впечатлительный путешественник, талантливый пейзажист, патриот. У данных «ипостасей» авторского образа доминирует эмоциональная сторона, так что создается строгий баланс между разумом и чувствами.

Философский аспект авторского «я» ярче всего проявляется в многочисленных отступлениях, развернутых комментариях, приостанавливающих темп повествования, приглашающих читателя к взаимоосмыслению описанных событий. Здесь особенно искренни суждения писателя, глубокие мысли о жизни, сокровенные движения души. Через отступления отчетливее вырисовывается и позиция самого Короленко, одновременно объективного и пристрастного художника, живописующего бесконечную картину родной земли. Философия писателя оптимистична, в ней коренится установка на изображение позитивных процессов, способствующих неостановимому движению жизни. В то же время принцип объективности не позволяет игнорировать и оборотную сторону обновления. Так, постепенное угасание казачьего склада, бессилие общины перед наступающей цивилизацией вызывают у очеркиста невольное ностальгическое чувство, которое он и не пытается скрыть. Прогресс несет вместе с положительными немало отрицательных моментов, и один из них - разрушение веками сложившихся культурных связей, формировавших духовно здоровую личность, крепко вросшую в свою историю, в свой быт. Уничтожение такого духовного микрокосма, по убеждению Короленко, влекло за собой и процесс необратимого распада народного, самобытного начала, постепенного превращения народа в безликую массу.

Следует отметить и романтическую черту авторского «я», тем более что она гармонирует с мироощущением самих казаков, бросая романтиче-

ский отблеск на уральский фольклор. Такое сложное сплетение В.Г. Короленко использует не только в качестве колоритной стилевой детали. Романтизация современной действительности и прошлого края - ключ к казачьему бунтарству и, глубже,- к самой идее казачества. Кроме того, разграничивая особенности уральского романтизма, писатель открывает путь к более тонкой, детальной прорисовке народного характера, типичного и своеобразного в нем.

Особое внимание в первой главе реферируемой работы уделено проблеме народного характера. Его художественное осмысление и воплощение - одна из ведущих творческих задач очерков о Приуралье, мотивированная необходимостью понять феномен пугачевщины. Художественная разработка казачьего типа как регионального варианта общерусского национального характера, осуществлена писателем комплексно, на фоне самого широкого знакомства с различными сторонами жизни уральцев, поэтому «тип» вырастает из совокупности всех уровней произведения. Без учета этой особенности невозможна полноценная интерпретация авторского замысла.

О пристальном интересе В.Г. Короленко к «герою из народной среды» (Каминский В.И.,1967) писали многие исследователи: Н.К. Пиксанов, В.К. Архангельская, З.И. Власова, И.Г. Парилов, А.С. Малютина, Е.К. Миксон и др. Однако уральские очерки остались вне поля зрения ученых.

«У казаков»- первое в русской литературе столь крупное произведение, посвященное казачеству как уникальному явлению, зародившемуся в рамках русского этноса, поэтому Короленко было особенно сложно найти верный тон, не поддаться устоявшимся литературным стереотипам. В своей работе он опирался на выработанный за многие годы метод сочетания типичного и индивидуального, исторически сложившегося и сиюминутного, случайного. Учитывая сложность, противоречивость и даже непостижимость казачьей нагуры, на которые указывали литераторы, краеведы и фольклористы разных поколений, только такой путь и мог быть плодотворным.

Художественную концепцию В.Г. Короленко построил, исходя из самой идеи казачества, лежавшей в основе бытовой и духовной жизни уральцев, их устно-поэтического творчества. В очерках она звучит из уст отставного казачьего офицера, патриота В.А Щапова: «Мы, казаки,- «головка» русского народа»(Короленко В.Г.,1914, 219). Очеркист определяет казаков как «особенный человеческий тип» (Короленко В.Г., 1914, 258), видя в нем квинтэссенцию русского национального характера, с его покорностью господней воле, соборностью и патриархальностью, с одной

стороны, и с необузданной жестокостью, с вечными поисками идеала, истинной веры и земного рая в обетованной земле - с другой.

Главнейшей чертой, отмеченной Короленко в характере уральцев, было свободолюбие. Оно являлось предпосылкой жизнеустройства казаков, главным нервом «общинного демократизма». Причем, если в общерусском фольклорном сознании свобода, «воля вольная»- это категория из мира грез, рисуемая неясно, гипотетически, то для казака она повседневная реальность, подкрепленная правами, завоеванными отцами и дедами. Но такие необычные в Российской империи „права" приходилось непрерывно отстаивать в борьбе с враждебными силами, и внешними, и внутренними. Динамичная и жестокая действительность превратила казака в профессионального воина, воспитала в нем качества, необходимые для выживания в любых условиях. Короленко заметил, что в уральском фольклоре зафиксированы две противостоящие друг другу группы черт воина: житейские и идеальные. Самые распространенные черты первой группы (природная смекалка, изворотливость, хитрость) нашли отражение в исторических преданиях - «Выход из хивинского плена», «Бородушка помогла», «Казак Терский» и др. Идеальные (отстаивание свободы в открытом сражении с врагом) сохранили казачьи песни - «Как за речкою было за быстрою, за Утвою», «За Уралом есть то место», «Уж вы горы мои, горы высокие», «Ах ты поле мое, поле чистое». Свободолюбие порождало чувство независимости и гордости за родной край и земляков. Отсюда столь ярко выраженный у уральцев патриотизм.

Размышляя над особенностями противоречивой казачьей натуры, В.Г. Короленко особое внимание уделяет фактору многонациональности населения Приуралья, где причудливо соединились культурные традиции русского, казахского, татарского и других народов. Казаки, будучи сами выходцами из разных регионов России, брали в жены татарок, казашек, калмычек. В результате уральский тип обрел не только социально-психологическое, но и физическое своеобразие. Собирательный портрет классических героев Урала автор создает в двенадцатом очерке. Особенно характерна внешность одного из персонажей: «...середина лица как бы раздувалась, уходя в толстый нос и большие губы. Когда-то черная, теперь полуседая, длинная и густая, как войлок, борода курчавилась, суживаясь книзу» (Короленко В.Г.,1914, 236). В облике остальных подчеркивается одухотворенность, а также едва заметная ироничная складка у рта, свидетельствовавшая о склонности одновременно и к юмору, и к сарказму. Черты далекой и давно забытой исторической родины замечает очеркист в фамилиях многих уральцев, в почти неуловимых сохранившихся

повадках, манерах. «Седые курчавые волосы, вьющаяся бородка,- пишет Короленко о старом казаке Полякове,- умный взгляд и тонкая складка губ - говорили как будто о старой культуре, покрытой затем несколькими поколениями казачества» ( Короленко В.Г., 1914,215).

Такое сложное национальное смешение не приводило, однако, к строгому размежеванию, к этнической изоляции. Враг в обобщенном образе «орды» отделялся в казачьем сознании от мирных и дружелюбных соседей. Взаимопроникновение культур ощущалось и на более тонком - духовном уровне. «В песнях, сказках, свадебном обряде, в преданиях, в пословицах, поговорках, - замечает Е.И. Коротин,- прослеживаются сюжет-но-тематическая связь, присутствие тюркских образов, заимствование в лексическом составе тюркского языка тюркизмов» (Коротин Е.И., 1999). Главной объединяющей силой было стремление к свободе, которое оказывалось выше национальной принадлежности.

Пристальное внимание Короленко привлекла судьба народного таланта на Урале. Самородки уральской земли показаны писателем как богатыри нового времени во всю ширь их необузданной натуры. Очеркист отмечает уважительное и даже любовное отношение общинников к выдающимся личностям из их среды. В очерках представлена целая галерея таких образов: В.А Щапов, М.И. Тушканова, И.И. Железное, Г.Т. Хохлов и мн.др. У большинства из них трагичные судьбы, и это обстоятельство наталкивает писателя на философские обобщения, основанные на многочисленных наблюдениях, сделанных во время странствий по Российской империи. Трагедия таланта видится автору по большому счету трагедией несостоявшейся личности. Повествуя о горькой участи казачки-поэтессы М.И. Тушкановой, он пишет: «Чем в самом деле отличается эта биография от тех трагедий непризнанных талантов, которые гибнут в глуши для того, чтобы получить позднее признание после смерти...То же одиночество, те же порывания к свету, та же тоска по неведомом...» (Короленко В.Г., 1914, 174)

Но стремление к самовыражению не всегда выливается в индивидуальное творчество. Чаще эти попытки носят коллективный характер. Поиски Беловодского царства - яркое тому подтверждение. Таким образом, тема народного таланта является одновременно и иллюстрацией к проблеме народного характера, и подводит к анализу тонких психологических черт исторических персонажей будущего романа «Набеглый царь».

Особой темой стало также изображение взаимоотношений образованных интеллигентных казаков со старым поколением, с «традицией». В.Г. Короленко с отрадой отмечает, что университетское образование не ме-

шает молодым уральцам оставаться патриотами, с уважением относиться к «быту и складу» отцов. Многие из них учительствовали в Уральске и по станицам, работали агрономами, занимались врачебной практикой. Но чуждыми простому народу не стали. Скорее наоборот - превратились в собирателей и хранителей родной культуры. Значителыгую связь ценных сведений о крае Короленко получил именно от таких людей. В свою очередь старики любили и уважали «студентов». Образованная молодежь выгодно отличалась от войсковых чиновников, поэтому активная деятельность молодых реформаторов поддерживалась старым войском. «Исконные казачьи обычаи,- резюмирует писатель,- протягивали руку молодой оппозиции» (Короленко В.Г., 1914, 164).

Любовь Урала к молодым и способным сыновьям выразилась в многочисленных рассказах, байках и анекдотах, героями которых были «студенты». Характерно, что они всегда изображаются с положительной стороны, о них говорится с восхищением и отеческим юмором. Короленко приводит один из таких рассказов об ученом рыбоводе Н.А. Бородине, пользовавшемся большой популярностью в войске. Суть анекдотичной истории сводится к пресловутой проверке «учености». В соревнование включаются университетский ум, вооруженный знаниями и логикой, и ловкость, смекалка, опирающиеся на жизненный опыт. В итоге наука одерживает верх. Казалось бы, неправдоподобность такого финала для фольклорного произведения бросается в глаза. Однако Короленко подчеркивает изначальную установку рассказа на победу «студента», показывает реакцию слушателей, выражающих рассказчику полное одобрение и восхищение. Создается впечатление, что противоположный финал не удовлетворил бы их и даже огорчил. Так фольклор помогает писателю не только воссоздавать исторически сложившиеся черты казачьего характера, но и запечатлевать вновь появляющиеся под влиянием проникающей в заповедный край цивилизации.

. Еще одним новым качеством, отмеченным в очерках, становится конформизм- результат постепенной утраты казаками реальной свободы под давлением Петербурга. Эта негативная черта не заслоняет у Короленко большого и яркого целого, но тенью проходит через все произведение (образ молодого казака Каллистрата, печальная судьба Чингисхановичей, итоговые размышления автора). Истоки данного явления, искажающего народный характер, писатель видел в изменившихся условиях жизни, не оставляющих места подвигу, мечте, широкому жесту. Мирное, обыденное существование привело к тому, что «...казачий строй оказался чем-то вроде кита, выплеснутого на песчаную отмель...» Укоренившийся в вой-

ске «ранжир» убил «основной нерв, придававший жизнь и смысл особенному казачьему «украинному быту» (Короленко В.Г., 1914,258).

Вторая глава - «Функции фольклорных жанров, образов и мотивов в уральских очерках писателя» - состоит из пяти разделов, что соответствует основным устно-поэтическим жанрам и околофольклорным явлениям, использованным В.Г. Короленко. В первом из них («Уральская казачья песня») рассматриваются особенности функционирования народных песен, отдельных песенных образов и мотивов в повествовательной структуре цикла «У казаков». В частности, отмечается, что народная песня - самый сложный и многогранный элемент короленковского фолькло-ризма. Она не просто вводится в текст в виде отрывка или целиком («фабульный уровень цитирования», по терминологии Д.Н. Медриша), но нередко становится предметом изображения. Автор тщательно моделирует ситуацию, в которой ему довелось услышать произведение, отмечает реакцию зрителей, включает звучание песни в симфонию звуков окружающего мира.

В текст «У казаков» вошло четыре собственно казачьих песни, зафиксированные в сборниках И.И. Железнова и Н.Г. Мякушина: «Яик ты наш, Яикушка», «Как за речкою было за быстрою, за Утвою», «Как на Волге-реке, на Камышинке», «Как по морю было, морю синему». И только первая и вторая сыграли ключевую роль в идейно-композиционной структуре произведения. Особенно интенсивно использовал Короленко художественные богатства песни «Яик ты наш, Яикушка», ставшей неофициальным гимном казачьего Урала. Так, своеобразный народный афоризм («Где кровь лилась - там вязель сплелась, Где слеза пала - там озерцо стало») об обратимости в высшем смысле жизни и смерти, заканчивающий «Яикуш-ку», становится мощным импульсом к развернутым размышлениям автора в десятом и двенадцатом очерках. В структуре авторских отступлений это отправная точка каждой новой мысли, идейный стержень, на который нанизывается разнообразный материал. Такое построение соответствует анафорической композиции в народной лирике и позволяет показать нарастание эмоциональной напряженности, становится ярким риторическим приемом. Помимо этого ключевые «анафорические» слова делают ассоциативную фактуру текста особенно ощутимой. В итоге произведение устного народного творчества подчиняет себе стихию художественного пространства, афористически сжимая и в то же время расширяя его границы за счет уральской символики: Азия, Петербург, фрунтовый строй, «живые» черты природы Приуралья (степь, речки, ерики, озера), - совокупно составляющей понятие родины. Кроме того, мотив крови, взятый из

этой песни, оттеняет различия во взглядах автора и героев на происходящие события, а миниатюрная мифологизированная модель мира, нарисованная в ней, накладывает характерный отпечаток на авторское восприятие местного ландшафта.

Казачьи песни наиболее широко использованы в эпизоде, представляющем песенный поединок в илецком трактире «Плевна». А.П. Чехов, Л.Н. Толстой, Ф.Д. Батюшков относили его к лучшим страницам королен-ковского наследия. Песни здесь - основа, то, вокруг чего строится повествование. Поскольку главная тема «Плевны» - столкновение поколений, «распавшаяся связь времен», Короленко группирует устно-поэтический материал по принципу противопоставления нового и старого. Таким образом песни формируют развернутую антитезу, затрагивающую все уровни: от тематики до поэтики, от голосовых данных исполнителей до манеры исполнения. Персонифицированное героическое прошлое Урала противостоит измельчавшему и утратившему самобытность настоящему. Молодежь поет низкопробную песню «Будем биться со врагами», привезенную с маневров. В ней героизм подменяется геройством, показной лихостью, режет слух циничное отношение к смерти. Короленко обращает внимание на напряженное, наигранное исполнение молодежи. Даже когда в песне на мгновение прорывается искренняя, задушевная нота, она скрадывается унылым «воющим отголоском», формальным и оттого особенно неуместным приемом певческой «виртуозности». Иначе поют старики. Им удается отыскать среди старинных песен ту единственную, которая находит отклик в сердцах зрителей, объединяет исполнителей в едином высоком порыве. «Как за речкою было за быстрою, за Утвою» - высокохудожественное и глубоко искреннее произведение, очень популярное среди людей пожилого возраста. В нем рассказывается о кровавом столкновении казаков с ордынцами. Та же тема смерти в бою звучит здесь нотами подлинной человеческой трагедии. В ней ощутимы природные ритмы, необоримая сила и неукротимый норов Лика Горыныча, раздолье и степная удаль. Писателю удалось точно передать своеобразную манеру казачьего хорового пения, с обязательными подголосками, сочетанием трагической напряженности, «истовости» и непривычной в суровом мужском братстве нежности и сострадательности.

Песенное состязание плавно переходит в открытое столкновение, но при этом строй и стихия устной поэзии не утрачиваются, а как бы расширяются, укрупняются, эмоционально усиленные элементами народного театра. Противоборствующие стороны сохраняют внутреннюю связь с исполненными произведениями. Содержание их проецируется автором на

образы героев, позволяя предельно типизировать характеры, а саму сцену сконцентрировать до символа.

Поэтическая стихия ощутима и в образах исторических личностей, будущих героев «Набеглого царя» - Е.И. Пугачева, М.И. Бородина, У.П. Кузнецовой и др. Отдельные идеализированные черты народного заступника, мучителя и притеснителя, юной красавицы невесты писатель берет из фольклорного источника. Об этом свидетельствует сюжетная линия, повествующая о романтической любви Емельяна Пугачева и Устиньи Кузнецовой: желая сохранить самый ценный материал на будущее, автор использовал в очерках не сами песни, а лишь лирическую интонацию, мотив сказочной красоты невесты, психологическую основу персонажей, архетипы их поведения.

Второй раздел второй главы посвящен топонимическим и историческим преданиям.

К топонимическому фольклору Приуралья В.Г. Короленко обращается в первую очередь как к одному из «самых драгоценных исторических памятников» (Никонов В.А., 1965), следуя золотому правилу, выработанному еще Вальтером Скоттом — непременно видеть своими глазами «место действия». Однако во время работы над циклом «У казаков» появилась и еще одна причина пристального интереса к ресурсам приурального ономастического континуума, заключающаяся в необходимости тщательного моделирования художественного пространства. При этом топонимика и связанные с ней топонимические предания в контексте путевого очерка приобретали и познавательное и изобразительно-выразительное значение, поскольку топонимы являются «хранителями значительной культурной информации» (Суперанская А.В.,1984). Судя по тексту произведения и дневниковым записям, писатель действительно ощущал себя в «музее под открытым небом» (Шептаев Л.С.,1978).

Важнейшая функция произведений данного жанра в исследуемом тексте - этнографическая. Ярким примером тому служат предания о марах (курганах). Они включаются автором в развернутые картины уральской природы. Например, предание «Семиглавый мар» (первый очерк) воссоздает восточный,романтический, с точки зрения автора, колорит, являясь первой реальной деталью, приметой нового для писателя мира, вводит мотив загадочного восточного мышления, неторопливого, склонного к медитации, дает импульс философским рассуждениям очеркиста о времени. Более сложная функция у преданий об «убиенных марах» (пятый очерк). Наряду с этнографической, у них появляются психологическая и даже символическая со-функции: через их сопоставление в рамках одного эпи-

зода выявляется предубежденное отношение казаков к марам - символам несчастья, подсознательно связанным с образом «орды».

Ряд топонимических преданий служит средством иллюстрации отдельных граней казачьего характера и характеристики выдающихся личностей других национальностей. Среди них выделяются предания о «дьяке» (необузданная вспыльчивость и жестокость), о Мартемьяне и Давиде Бородиных (верность идее свободного Лика), Чулаке Айбасове, первым из казахов построившем оседлое жилище.

Следует отметить, что большая часть использованных В.Г. Короленко топонимических преданий не сохранилась в памяти народа. В советский период велась сознательная политика, направленная на забвение прошлого. Названия многих местностей изменялись, уничтожалась топонимическая культура населения. Судя по экспедициям последних лет, даже чудом уцелевшие топонимы воспринимаются местными жителями как условные названия.

Более широкий пласт составляют исторические предания. Определяя классификационные признаки данного жанра, мы опирались на работы С.Н. Азбелева, В.Н. Морохина, В.К. Соколовой, А.И. Лазарева, В.П. Круг-ляшовой и особенно В.П. Аникина (Аникин В.П.,1972).

Давая сюжетную основу многим эпизодам, исторические предания-образуют в очерках тематические циклы, что соответствует их главной композиционной функции - раскрытию сквозных тем. Ведущей темой стала борьба казачьей общины за свободу и независимость против ненавистного регулярства. Предания, затрагивающие данную проблематику, создавались в разные периоды. Не желавшие мириться с потерей свобод и в то же время лишенные возможности открыто бороться за собственные права, уральцы превратили историю общины в череду актов неповиновения, где решительные требования смягчались демонстративным проявлением верноподданнических чувств („степное верноподданство", по определению Короленко). В четвертом очерке писатель раскрывает суть этого явления: «Оно решительно отделяет царя от реальной власти, идеализирует его, но вместе с тем превращает в отвлеченность. И затем противится реальной власти во имя этой мифической силы...» (Короленко В.Г., 1914, 164) В.Г. Короленко уловил сквозной характер, «историчность» главной казачьей темы, поэтому в очерках она представлена не эпизодично, а цельно, во всем многообразии ее вариантов, позволяющих показать эволюцию народных воззрений на один и тот же предмет, сходство и различия в способах изображения острого и динамичного конфликта.

Рассказы, ориентированные на прошлое уральской земли, сгруппированы вокруг предания «Кочкин пир» и включены в четвертый очерк. Сюжет произведения довольно подробно передается автором. Однако Короленко смещает некоторые акценты, адаптируя текст для массового читателя (Щербанов Н.М.,1983). Стилевое преображение исходного материала объясняется символичным значением «Кочкина пира» в глазах писателя. Такое положение требовало схематизации фольклорного сюжета, отсечения сопутствующих мотивов. В авторской интерпретации внимание сфокусировано на столкновении двух сил: государственной власти и сурь-езного войска, в то время как предание ориентируется на конкретных героев истории (даже само название не безлико). Существенно трансформировало короленковскую версию отсутствие зачинщика и предводителя бунта Ефима Павлова, чей образ делал устный вариант конкретным и „живым", подчеркивал сложность, неоднозначность происходившего: колебания уральцев, разделение на „согласных" и „несогласных" - все то, что называют полнотой изображения жизни. Благодаря символизации предание стало восприниматься в качестве смыслового центра четвертого очерка. О том же свидетельствует и заголовок, перечисляющий ключевые эпизоды главы. «Кочкин пир» предстает в нем кульминацией борьбы за свободу („крамолы"), остальные же предания повествуют лишь о ее „отголосках". Такое положение не авторская находка, а результат внимательных наблюдений над рассказами информантов. Изображая типичную ситуацию общения со станичниками, писатель верно подметил: «Упоминание о Кочкином пире дало направление разговору», т.е. стало определяющим, исходным моментом.

Тесно связано с «Кочкиным пиром» и предание «Об уходцах», в основе которого вспышка борьбы с регулярством 1874 года. Писатель подчеркивает, что эту связь ощущают и сами казаки, привычно соотносящие недавние события с далеким прошлым. Однако, в отличие от предыдущего, данное предание в передаче В.Г. Короленко более конкретно, не схематизировано. Ему отведена композиционная роль резюме в размышлениях по поводу «Кочкина пира».

Кроме самих произведений, очеркист использует в диалогических сценах аллюзии из исторических преданий (прием, также почерпнутый из наблюдений). Например, изображая столкновение стариков и молодежи в трактире «Плевна», он делает многозначительные „намеки" такого рода своеобразными контраргументами молодого поколения: «А где наша ан-тирелия, старики, где наши знамена?.. Старое войско бунтами потеряло. Где атаманска насека? Что-о?.. Все вы потеряли...А зачем было старому

войску за колесья хвататься?..» (Короленко В.Г., 1914, 245). Здесь упомянуто о трагическом событии 1837 года, незаслуженно запятнавшем честь войска. Группа недовольных казаков во главе с есаулом Александровым и отставным войсковым старшиной Иванаевым составила крамольную просьбу и подала ее наследнику престола Александру Николаевичу во время проезда царской коляски среди ликующей толпы уральцев. Дерзкий поступок правдоискателей был представлен генералом Перовским как бунт и жестоко наказан. Предание получило яркое метафорическое название «Туча каменная». Хотя бунтовщики действовав исключительно во имя войсковой пользы, их поступок расценивался неоднозначно, больше с негативным оттенком. Поэтому „взрывоопасный" контраргумент молодежи придает остроту словесному поединку в «Плевне». Этим функции аллюзии не исчерпываются. Она свидетельствует о разрушении в молодом сознании идеалистического образа суръезного войска, вследствие чего историческое предание утрачивает былую силу эмоционального воздействия, распадается на выразительные детали, приобретающие иронический смысл. В устах молодых казаков фраза «Зачем было старому войску за ко-лесья хвататься?» выглядит карикатурой на отжившие и потому кажущиеся нелепыми явления;

Третий раздел посвящен рассмотрению социально-утопических легенд о Петре Третьем-«избавителе» и Беловодье в контексте очерков «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале». Основные проблемы данного жанра народной прозы подробно освещены в работах К.В. Чистова. Они послужили методологической основой для анализа. Учтены также и взгляды на легенду таких видных русских фольклористов, как В.Я. Пропп, В.П. Аникин, В.Н. Морохин и др.

Интерес В.Г. Короленко к легенде об «избавителе» Петре Третьем тесно связан с замыслом романа. Осмысливая и пытаясь воссоздать вчерне образ Емельяна Пугачева, он сделал акцент на обойденном предшественниками генезисе самозванства. Легенда могла помочь приоткрыть завесу над тайной силы и величия «набеглого царя». Однако осознание собранного на Урале фольклорного материала о Пугачеве как единого целого (он назвал его легендой условно, а не терминологически) - плод писательской интуиции. Короленко решил написать устно-поэтическую биографию казачьего атамана, дополнив ее собственными комментариями. Так появился исторический очерк «Пугачевская легенда на Урале». Изначально он мыслился главой «У казаков», но по причине эксклюзивности включенных в него материалов был изъят автором. Опубликован лишь после его смерти как самостоятельное произведение (Щербанов Н.М.,1983).

В «Пугачевской легенде на Урале» Короленко использовал далеко не все материалы о пугачевщине, собранные во время поездки в Уральск. Так, Г.И. Площук выделяет у него шесть «пугачевских» сюжетов, три из которых взяты у И.И. Железнова (Площук Г.И.,1975). Читая очерк, невозможно отделаться от ощущения, что оставлены мотивы, способные «послужить благодарным сюжетом для интересной исторической картины» (Короленко В.Г., 1914, 157). Например, уральские предания содержат указания на многочисленные причины свержения с престола Петра Третьего: бегство «от налога», сильные «супротивники», стеснившие жизнь царя в Петербурге и т.д. В.Г. Короленко выбирает „семейно-бытовую" версию, так как видит в ней особенный реализм. Петр Третий- «гуляка» и «неверный муж» оказывается логическим продолжением пушкинского «лихого урядника». Действительно, царь здесь выступает не отвлеченной схемой, не протокольным злодеем, а человеком из плоти и крови, «не без греха», зато способным на поступок, широкий жест. Такой герой был понятен и близок казакам, ему можно было доверить свою судьбу. Примечательно любовно-снисходительное отношение предания к Петру Третьему. Все его поступки рассматриваются не более чем шалости, извиняемые буйной натурой. То, в чем К.В. Чистов увидел деградацию легенды (Чистов К.В.,1967), оказалось в руках Короленко настоящей художественной находкой, раскрывающей своеобразие казачьего мировоззрения, феномен «степного верноподданства». В комментариях к легендарной биографии автор заметил: «...пугачевское движение представляется мне по своей психологической основе одним из самых верноподданнических движений русского народа» (Короленко В.Г., 1955, 445). Эта мысль могла стать одним из смысловых центров исторического романа. Идеализированный царь, оторванный от реальной власти, как одно из воплощений народного идеала, способен был, по мысли писателя, объяснить веру в него, готовую даже на «сознательный» обман («Ладно. Мы из грязи сделаем князя»,-говорит казак Мясников), с другой - показать бессмертие идеала. Последнее обстоятельство особенно занимало В.Г. Короленко, поскольку неоспоримо свидетельствовало о духовном здоровье нации, ожидающей лишь момента проявить невостребованное богатырство.

Легенда об «избавителе» тесно связана с более современным явлением духовной жизни народа - поисками «града взыскуемого». Легенды о далеких и счастливых землях имели для Приуралья изначально основополагающее значение (КругляшоваВ.П.,1974). Социально-утопические идеи просматриваются уже в ощущении особого предназначения, избранности, свойственном казакам (Железное И.И.,1888). Это непременное усло-

вие, без которого невозможно достигнуть «обегованной земли». Оно фигурирует в качестве сквозного мотива в каждом произведении данного жанра.

Легенда о Беловодье активно бытовала на Урале в конце XIX - начале XX века. Но обращение В.Г. Короленко к ней в большей степени объясняется интересом писателя к настойчивым попыткам уральцев достигнуть царства добра и справедливости не в собственной душе, а в реальной действительности. Случайное знакомство с одним из участников экспедиции, искавшей Беловодье, Г.Т. Хохловым и его путевым дневником побудили очеркиста отвести этому явлению особое место.

Материал, попавший в руки писателя, имел для него двойную цену. С одной стороны, он свидетельствовал о бытовании яркой социально-утопической легенды, многое объясняющей в характере и мировосприятии казаков, открывающей перспективы для глубоких обобщений и неожиданных аналогий с прошлым (в первую очередь с пугачевщиной). В этом смысле легенда интересовала его сама по себе, как идея. С другой стороны, путешествие уральцев в Беловодское царство, описанное Г.Т. Хохловым, оказалось генетически близким жанру путевого очерка, и Короленко не смог устоять перед соблазном изображения некоторых «черточек казачьей одиссеи», оформив их в виде вставной новеллы. В связи с этим анализ легенды о Беловодье в контексте цикла «У казаков» строится в двух направлениях: во-первых, выявляются характер и приемы отражения социально-утопических идей в художественной структуре повествования «У казаков» в целом и во вставной новелле, в частности; во-вторых, определяется место самой вставной новеллы в композиции целого.

Легенда о Беловодье является ядром вставной новеллы. Она обеспечивает динамику сюжета, композиционную стройность, подчиненность общей идее. «Дух» ее присутствует в каждом эпизоде путешествия, а также в авторских комментариях к нему. Кроме того, на основании ведущих мотивов, используя хорошо знакомые ему приемы из арсенала фольклорной поэтики, писатель создает авторскую версию легенды. В результате у нее появляется яркий традиционный зачин и неторопливая сказовая интонация, определяющая в дальнейшем стиль повествования. Оно строится на столкновении библейской догматики, которой оперируют герои легенды (архиепископ Аркадий, отец Израиль), и реальной действительности. Проблема „истинной" и „ложной" веры, актуальная на старообрядческом Урале, рассматривается ВТ. Короленко как общефилософская категория и в этом плане перекликается с размышлениями прошлых лет («Сказание о Флоре», дневниковые записи). Социальная утопия раскрывается через

систему вспомогательных жанров и средств: притча, рассказы, библейские реминисценции, путевые заметки, слухи и толки, прения и т.д.

Легенда функционирует не только в рамках вставной новеллы. Например, мотив поиска далекой и счастливой земли мы встречаем в восьмом очерке, где рассказывается о встрече писателя с обратными переселенцами. Композиционно разговор с ними предстает как отголосок „бело-водской" темы, подчеркивающий ее неисчерпаемость, неизменную актуальность. Кроме того, писатель соотносит образы Аркадия и Пугачева как талантливых самозванцев, прослеживает судьбу самозванства в России.

Специфической жанровой чертой легенд, в том числе и социально-утопических, является фантастика, связанная с миром волшебной сказки и библейской сюжетикой. В.Г. Короленко трезво подходил к оценке суеверий и предрассудков, скептически относился к мистике, стараясь в каждом конкретном случае отыскать логически обоснованные причины необычного явления. Вместе с тем „чудесное" в фольклоре интересовало его в эстетическом плане, как художника-романтика. Л.Г. Горбунова справедливо считает, что «приверженность к фантастике -...один из отличительных признаков романтического метода...», способствующий «проникновению в тайны жизни и внутреннего мира человека, служа его философскому и историко-бытовому осмыслению» (Горбунова Л.Г.,1991). Именно поэтому Короленко так внимательно отнесся к данному аспекту социальных утопий. В очерке «Пугачевская легенда на Урале» писатель четко разграничивает „бытовую" и „мистическую" ипостаси фольклорной биографии «набеглого царя»: он то выступает настоящим человеком, то, как только дело касается царского звания, окружается « нимбом таинственности и роковых, не вполне естественных влияний». Кроме того, что легендарная фантастика увлекательна сама по себе, отдельные ее мотивы - путь для построения любопытных художественных гипотез, интересных заключений относительно генезиса самозванства. Наконец, „чудес-ное"органично вписывалось в романтическую историю любви Пугачева и Кузнецовой. В таинственных словах казачьего атамана, обращенных к юной уралочке, ощущается явная близость героя библейским страдальцам, в них звучит «правда гуманного христианского одушевления» (Афанасьев А.Н.,1914). В этом акте самопожертвования есть что-то очень русское, отвечающее представлениям простых людей об истинном царе, «одно из проявлений божества» в нем (Криничная Н.А.,1988). Среди фантастических мотивов, отмеченных В.Г. Короленко,- встреча Петра Третьего с теткой Елизаветой Петровной, явления казакам после казни, причины и обстоятельства внезапной смерти М. Бородина и др. Все они осмысляются

очеркистом в реалистическом ключе и служат средством характеристики народного сознания.

В еще меньшей степени „чудесное" свойственно Беловодской легенде. Все ее фантастические элементы иронически осмыслены уже в дневнике Г.Т. Хохлова (основном источнике В.Г. Короленко), что отражает новую фазу в развитии народной духовности.

В четвертом и пятом разделах второй главы диссертации освещается проблема использования В.Г. Короленко в уральских очерках околофольклорных явлений: слухов, толков, народного красноречия. Анализ проводится с опорой на исследования В.Г. Базанова, Б.Н. Путилова, Е.И. Булушевой, А.Ф. Некрыловой и др.

Вслед за Е.И. Булушевой мы разграничиваем понятия «слухи» и «толки», понимая под «слухом» первоэлемент той или иной информации, а под «толками» - самовозобновляющиеся стихийные дискуссии, череду активных творческих актов (Булушева Е.И.,1998).

Актуальность данного элемента фольклоризма уральских очерков объясняется в первую очередь их внутренней ориентацией на исторический роман. Потребность в детальном воспроизведении отдаленной эпохи полнее и глубже других источников могли удовлетворить именно слухи и толки, метко названные В.Г. Базановым «народным автографом», имеющим «неизуродованный цензурный вид» (Базанов В.Г.,1962). Слухи и толки в художественной системе В.Г. Короленко - живая информационная сеть, своего рода кровеносная система повествовательной структуры, обеспечивающая единство всех тем и сюжетных линий. Они распадаются на тематические группы: религиозные, бытовые, социально-психологические, эсхатологические. Каждая из них в работе рассмотрена особо, в непосредственной связи с породившим их источником. Так, одним из наиболее распространенных в уральской устной околофольклорной прозе является мотив «золотой грамоты». Источник, питающий толки о ней, - старинная легенда о грамоте царя Михаила Федоровича, якобы дарующей казакам «весь Яик от вершин и до моря, со всеми притоками» (Короленко В.Г., 1914, 152). Толки группируются вокруг загадочной гробницы, находящейся в старом соборе. Короленко отмечает их многовариантный характер. Первые два связаны с эпохой Пугачева (захоронение священника Петропавловской церкви, замученного пугачевцами за отказ совершить обряд венчания и сделанный по указанию Симонова тайник с войсковыми регалиями). Третий, обобщенный, и потому самый ценный для автора, повествует о каких-то «священных казачьих правах», которыми уральцы исконно обладали и утрата которых поставила бы под сомне-

ние «законность» их положения. Толки свидетельствуют о мощной необоримой власти прошлого над общинниками, о трепетном отношении к основополагающим принципам казачьей идеологии, зафиксированным легендой.

Значительное место в жизни уральских казаков занимали слухи и толки социально-политического характера. Это объясняется коллективизмом общинников, их стремлением к активному участию в решении общественно значимых проблем, в отстаивании общеказачьих прав. Распространение слухов происходило по традиционной схеме: молва, накопив и обработав первоначальные сведения, давала материал для открытого обсуждения на казачьем круге или багренье. Однако по мере ужесточения правительственного контроля даже уцелевшие формы общественной жизни теряли былую остроту и демократизм. Разговоры о политике принимали „нелегальный" характер, обрастая домыслами и кривотолками. В.Г. Короленко приводит в четвертом очерке ряд выразительных примеров из истории общины, когда ложные слухи и толки, принятые на веру, оборачивались подлинными трагедиями. Это и «Кочкин пир», и недовольство войска в связи с реформой 1874 года, и «уходцы» и мн. др.

Отдельной группой являются эсхатологические слухи и толки, особенно близкие старообрядческому Уралу. Мотив конца света писатель использовал в композиционной структуре сцены песенного поединка «отцов» и «детей» в качестве символического зачина, дающего ей философский настрой. Сражение прошлого с настоящим и наступающим будущим санкционировано данным прологом, так что происходящее в «Плевне» становится как бы реализацией туманных религиозно-философских формул.

Значительную группу составляют слухи и толки, функционирующие в рамках конкретных жанров устной народной прозы, а также занимающие переходное, межжанровое положение (когда слух, обогащенный толками, обретает устойчивые формы, превращаясь в предание, становясь отправным звеном легенды). Примерами такого рода богата «Пугачевская легенда на Урале»: причины низвержения Петра Третьего с престола, мотивы и обстоятельства женитьбы Пугачева на Устинье Кузнецовой, нарушение «набеглым царем» запретов и др.

Слухи и толки В.Г. Короленко использует и как изобразительно-выразительное средство, что особенно заметно в легендарной фантастике. Например, мотив нарушения запретов, когда царь объявляется раньше положенного высшей волей срока, передаваясь из уст в уста и обрастая реальными подробностями, превращается в элемент положительной харак-

теристики главного героя. Молва вдыхает жизнь в отвлеченную идею, идеал обретает плоть и кровь, становится близким и понятным. Иное назначение у фантастических слухов, использованных очеркистом во вставной новелле. Основанные на библейских сказаниях и изукрашенные фантазией самозванцев и фанатиков, они не имели под собой реальной жизненной почвы. Короленко показывает, как при столкновении с действительностью они становятся источниками рождения анекдотов: осмотр иерусалимских святынь, эпизод с фараонами. Такое явление - явный симптом угасания легенды, в основе которого, по определению писателя, «усталое народное чувство», кризис веры, хотя социальная утопия пытается найти опору даже в науке (обращение казаков к профессору-санскритологу С.Ф. Ольденбургу).

Существенную роль в художественной системе цикла «У казаков» занимает и такое околофольклорное явление, как народное красноречие. Характер и типы его во многом зависят от уклада жизни, особенностей общественных отношений. В свете этого огромное значение приобретает мотивировка ораторского выступления, место действия, окружение оратора. К моменту приезда В.Г. Короленко на Урал о политическом и общественно-социальном красноречии по большому счету лишь вспоминали. Очеркисту уже не довелось услышать тех ярких образцов народной политической риторики, о которых писал А.С. Пушкин (Пушкин А.С.,1949). Тем не менее, красноречие не исчезло, оно лишь нашло иные, не столь «крамольные» темы, переместившись в бытовую и духовную сферы. Широко проявилось оно и в традиционных фольклорных жанрах - легенде, предании, рассказе.

Собирая необходимый материал, В.Г. Короленко попутно фиксировал впечатления о наиболее талантливых исполнителях, отмечал своеобразие уральской манеры «речей». Для него было важно и общее, что составляло местный колорит, и специфическое, входящее в понятие индивидуального ораторского стиля. В очерках запечатлена целая галерея ораторов из казачьей среды. Автор, талантливый портретист, максимально сохранил связь каждого образа с прототипом, ив то же время наделил их силой художественного обобщения. В реферируемой работе подробно анализируются монологи казаков-интеллигентов и простых общинников-самородков, подчеркивается соотношение в них устно-поэтической и литературной основ.

Особое внимание уделяется риторическим элементам, органично вошедшим в предания и легенды («Кочкин пир», Беловодье). Очень выразительна сцена разговора мнимого Беловодского архиепископа Аркадия с

казаками-начетчиками, пытающимися удостовериться в его „подлинности". При этом уральцы ловко оперируют афоризмами из Священного писания, пытаясь бить оппонента его же оружием. На виртуозном жонглировании библейскими цитатами построен весь диалог. Он представляет собой завуалированный диспут, богословскую дискуссию по поводу толкования отдельных постулатов и одновременно пародию на него. Главным беспроигрышным приемом казаков является их смиренный тон, обезоруживающий собеседника. И все-таки богословская казуистика никому не дает одержать верх. Вопрос о доверии остается открытым. Вообще собеседования о вере были явлением всенародным, в станицах они проходили на площадях в присутствии атаманов, носили, как правило, горячий характер и продолжались по несколько дней. Очевидно, они заменили исконный казачий круг. В этом смысле очень существенно замечание Короленко: «Казачьи начетчики, в стеганых ватных халатах, были вооружены большими книгами, повешенными в сумках через плечо, как своего рода мечи духовные...» (Короленко В.Г., 1914, 212). Народное красноречие на Урале имело и письменную форму. Нередко использовались так называемые „дипломатические ноты", отчеты для военных коллегий, „слезницы". Все они обладают несомненными художественными достоинствами и свидетельствуют о трепетном, священном отношении казаков к Слову, особенно когда оно, записанное на бумаге, приобретало большую силу и вес. Материал, изложенный в „слезницах" и „нотах", выписанных из Уральского войскового архива, имел для В.Г. Короленко в первую очередь „историческую" цену. Но некоторые образцы он включил в цикл «У казаков», где они выполняют важные композиционные функции. Таковы, в частности, „дипломатические ноты" путешественников в Беловодье к Константинопольскому патриарху и Кинделинского атамана Камынкина в войсковое правление. Таким образом, писатель использует образцы красноречия и как самостоятельные произведения, и как элемент поэтики.

Третья глава диссертации - «Изобразительно-выразительные средства и приемы народной поэзии Приуралья в поэтике очерков «У казаков».

Жанровая специфика путевого очерка неизбежно накладывает отпечаток на характер включения изобразительно-выразительных приемов и средств фольклора в художественный текст. Возможности очеркиста в этом плане заметно ограничены по сравнению с возможностями романиста или поэта. Наиболее подходящей сферой очерка, где богатства устно-поэтической образности могут найти применение, является пейзаж.

Пейзаж - неотъемлемый структурный элемент путевого очерка, однако его место в структуре произведения определяется возможностями и пристрастиями автора. Нереализованный талант живописца В.Г. Короленко с максимальной полнотой использовал в прозе. Пожалуй, именно изображая природу средствами яркого и образного слова, писатель сумел полностью выразить себя, свое сокровенное лирическое начало. Очерки «У казаков» в этом смысле особенно интересны, поскольку в них отразился художественный опыт автора, накопленный на протяжении всего творческого пути.

Пейзаж в цикле «У казаков» - явление сложное, синтетическое, сотканное из многочисленных элементов, включая собственные наблюдения писателя и устное народное творчество уральских казаков. Рисуя живописные пейзажные картины, В.Г. Короленко соотносит природу с жизнью и характерами приуральцев, их судьбами. „Географический фактор" в системе авторских размышлений - одно из определяющих звеньев. Рассматривая взаимоотношения двух культур (казачьей и природной) очеркист обнаруживает во всех действиях местных жителей „экологическую целесообразность", покоящуюся на незыблемых „нравственных основаниях", закрепленных в фольклорном сознании. Таким образом, многие поэтические средства и приемы народной поэзии входят в арсенал писателя в связи с изображением экологического сознания казаков, а не только как элемент местной эстетики. В связи с этим использование В.Г. Короленко олицетворения становится в большей степени не следствием литературной традиции, а попыткой увидеть „казачью страну" глазами самих уральцев. Также и основа многочисленных параллелей естественных и социальных процессов кроется в уральских песнях, в мировосприятии общинников. Писатель, интуитивно ощущая природные ритмы в песенном фольклоре, „вписывает" отдельные строчки в реальный пейзаж (Короленко В.Г., 1914, 254). Природа одухотворена и сопричастна мыслям и чувствам человека. Исходя из этой посылки, создана и общая пейзажная композиция произведения: отдельные зарисовки и развернутые картины связаны логически и психологически и представляют собой параллельное авторскому повествование. Оно, при всей своей условности, усиливает общий художественный эффект.

В.Г. Короленко не ограничивается созданием цельных картин, он мастерски оперирует и отдельными пейзажными образами, главными среди которых являются Урал (Яик) и степь. Отталкиваясь от их фольклорной трактовки, он варьирует значения образов в зависимости от контекста, обогащает их новыми смысловыми оттенками.

Важнейшие в жизни уральцев природные образы неизбежно символизировались, поэтому степь и Урал в определенных ситуациях именно символы. Стремление к типизации явлений действительности делало для Короленко необходимым использование символики. При этом вся символическая система уральских очерков формально или психологически соотнесена с фольклором. Большинство символов писатель непосредственно заимствует из речевой стихии уральцев и варьирует лишь их смысловые оттенки (Петербург, орда, фрунтовый строй, суръезное войско). Однако есть в очерках и собственно авторские символы, яркие и выразительные. К таковым следует в первую очередь отнести старые осокори и степной песок, олицетворяющие соответственно суръезное войско и неумолимое время. Несмотря на очевидную литературную основу и того и другого, они органично сливаются с уральской символикой. Кроме того, „литературность" символов обеспечивает некую преемственность в развитии сквозных образов в русской литературе XIX века.

Некоторые фольклорные символы подвергаются в контексте очерков дополнительной метафоризации, образно выражая субъективные ощущения автора. Например, туман, дождь и мгла символизируют у Короленко то „туманные дали" далекого прошлого, то загадочные явления жизни в „казачьей стране", то саму „непроницаемую" натуру казаков.

В заключении делаются основные выводы о своеобразии фольклоризма уральских очерков В.Г. Короленко, о преемственности в развитии некоторых сквозных тем, о мастерстве использования писателем фольклорных богатств русского народа. Фольклоризм «У казаков» и «Пугачевской легенды на Урале» - явление яркое и многообразное. Он открывает перед читателем и исследователем малоизвестный духовный мир казаков, их быт и историю, характер, идеалы. Кроме того, фольклор в повествовательной структуре очерков о Приуралье - оригинальнейшая стилевая черта, свидетельствующая о высочайшем мастерстве автора. Два самостоятельных явления под пером зрелого мастера слились в активно и слаженно функционирующуюметасмстему.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1.Пейзаж в творчестве В.Г.Короленко //Литература в школе. - Москва, 2001г.- №7.-С. 2 - 9.

2.0браз степи в очерках В.Г.Короленко «У казаков» //Устаз.- Уральск, 2001.-№2.-С.93-98.

3.Художественное осмысление русского национального характера в уральских очерках В.Г.Короленко //Вестник ЗКГУ им. М. Утемисова.-Уральск,2001.-№3.-С.111 -115.

4.Использование народнопоэтических средств и приемов при создании образа Урала в цикле очерков В.Г. Короленко «У казаков» //Вестник Каз.НУ им. Аль-Фараби.- Серия филологич. наук.- Алматы, 2001.-№15.-С.

5.0 функциях некоторых околофольклорных явлений в очерках

B.Г.Короленко о Приуралье // Образование и наука в современных условиях развития Казахстана: опыт, проблемы и перспективы: Тез. докл. международной науч.-практ. конф. 11-12 октября 2002г.- Уральск, 2002.-

C.68-69.

6.Владимир Короленко на Урале // От Валериана Правдухина к волнам Седого Каспия: Материалы региональной науч.-практ. конф. 11-12 сентября 2001 г.- Уральск, 2002.- С.113 - 126. (В соавт. с доц. Н.М. Щер-бановым).

7.Легенда о Беловодье в контексте очерков В.Г. Короленко «У казаков» // Поиск.- Серия гуманитарных наук.- Алматы, 2002.- №4.- С. 194 — 199.

8.Топонимические предания как способ моделирования художественного пространства путевого очерка у В.Г. Короленко //Вестник ЗКГУ им. М. Утемисова. - Уральск, 2003.- №1.- С. 55 - 59.

128-133.

Отпечатано в редакционно-издательском отделе ЗКГУ им.М.Утемисова

Объем 1,5. Тираж 210. Бумага офсетная.

04- 1 524 в

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Фолимонов, Сергей Станиславович

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Уральская тема в творчестве В.Г. Короленко рубежа XIX-XX вв.

ГЛАВА 2. Функции фольклорных жанров, образов и мотивов в уральских очерках писателя.

Уральская казачья песня.

Предания.

Социально-утопические легенды.

Слухи и толки.

Народное красноречие.

ГЛАВА 3. Изобразительно-выразительные средства и приемы народной поэзии Приуралья в поэтике очерков «У казаков».

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Фолимонов, Сергей Станиславович

В последнее десятилетие одной из приоритетных задач российского литературоведения стало принципиально новое, глубокое и объективное прочтение классического литературного наследия, свободное от заидеологизированности и опирающееся на современные достижения филологической науки. В этой связи особый интерес представляет творчество В.Г. Короленко.

Среди крупнейших русских писателей-классиков последней трети XIX -начала XX века, внесших вклад в познание русского национального своеобразия, имя В.Г. Короленко выделяется особо, несмотря на соседство великих современников, стяжавших всемирную славу. Созданная им художественная вселенная огромна и уникальна, поскольку включает в себя бытие необъятной многонациональной страны, являясь по существу летописью духовной истории народа. Ответственная роль Летописца и Просветителя стала возможной для него в силу личной скромности и интеллигентности и в то же время неподкупной честности и непреклонности в борьбе с любой несправедливостью. Современники в один голос провозгласили Владимира Галактионовича «нравственным гением», «праведником», «без которого не стоит здание литературы и общественности».1 Образ Короленко примирял даже литературных соперников: Максим Горький назвал своего учителя и наставника «идеальным образом русского писателя»,2 а в отзыве резковатого и скептичного Ивана Бунина нашлись теплые, сердечные эпитеты в адрес собрата по перу.3

Интерес к творчеству прозаика со стороны отечественного литературоведения отчетливо обозначился еще при его жизни и, с периодами некоторого спада и усиления, продолжает существовать до сих пор. За эти годы появилась целая плеяда известных короленковедов: А.Б. Дерман, Ф.Д. Батюшков, Н.Д. Шаховская, Т.А. Богданович, Я.Е.Донской , Г.А. Бялый , Н.М. Фортунатов и др. Но при всем тематическом многообразии работ остается немало открытых вопросов и неисследованных аспектов. Внимательному и вдумчивому прочтению короленковского наследия препятствовали тенденциозные методологические предпосылки, прочно закрепившие в сознании литературоведов и фольклористов образ писателя-революционера, народника, ограниченного кругом насущных социальных проблем. Этим объясняется и тот факт, что в девяностые годы прошлого века творчество В.Г. Короленко выпало из ряда актуальнейших литературоведческих проблем как якобы широко и всесторонне изученное, что глубоко ошибочно.

Данное исследование посвящено одному из наименее освещенных периодов творчества писателя (его временные рамки охватывают конец XIX- начало XX века), когда в связи с поисками материалов о Крестьянской войне 1773-1775 гг. под предводительством Е.И. Пугачева, необходимых для задуманного исторического романа, он обращается к фольклору, истории и культуре уральских казаков.

Объектом изучения стала проблема использования идейных и изобразительно-выразительных богатств устного казачьего творчества Приуралья в художественной системе В.Г. Короленко.

Материалом исследования послужили очерки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале», а также черновые наброски к незаконченному роману «Набеглый царь».

Предметом исследовательского интереса являются фольклорные жанры, околофольклорные явления, элементы духовной и бытовой казачьей культуры, нашедшие место в уральских очерках.

Актуальность нашего исследования определяется в первую очередь недостаточной изученностью проблемы «Короленко и фольклор уральских казаков». Работы, посвященные «уральскому» периоду, носят, как правило, краеведческий характер, либо содержат ряд общих замечаний, определяющих его место в литературном наследии прозаика. При этом учеными до сих пор не дана объективная оценка идейно-эстетических достоинств очерков о Приуралье, в то время как, по признанию выдающихся современников писателя, Л.Н. Толстого и А.П. Чехова, они являются лучшими страницами его очерковой прозы.4 Причину следует искать в негативном отношении советского государства к казачеству вообще и в особенности к уральскому, в котором резче других проявились оппозиционные настроения и упорное противостояние официальной власти.

К тому же произведения о быте, культуре и истории провинциального города стереотипно относились учеными к разряду литературы «местного значения», что в данном случае не соответствует истине.

В действительности уральская тема довольно мощно прозвучала в русской литературе благодаря обращению к ней выдающихся художников слова -А.С.Пушкина, В.И.Даля, Л.Н.Толстого, и на протяжении двух столетий приковывала к себе внимание поэтов и писателей. По установившейся традиции она освещалась в двух аспектах: "пугачевском" (историческом) и этнографическом. Однако для Короленко разыскания редких источников, проливающих свет на истоки пугачевщины, явились прологом к широкому художественному изучению культурных особенностей, социального устройства, яркой и самобытной народной поэзии приурального края.

Актуальность данного исследования и вместе с тем сложность стоящей перед нами задачи заключается еще и в том, что сам уральский фольклор почти не изучен, хотя он привлекал внимание известных этнографов, фольклористов, писателей и воспринимался как неотъемлемая часть общерусской народной культуры. Подтверждением тому служат публикации М.И. Иванина, М. Михайлова, П.И. Небольсина и др. Благодаря им произведения устного казачьего творчества с середины XIX столетия проникают на страницы таких авторитетных журналов, как «Маяк», «Морской сборник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Москвитянин».5 Широкий резонанс вызывали и сборники местных собирателей, выходившие в Петербурге и Москве. Так, в рецензии на книгу И.И. Железнова «Уральцы. Очерки быта уральских казаков», увидевшую свет в 1859 году, H.A. Добролюбов писал, что она имеет «двойной интерес: статистико-этнографический и исторический».6 Такой же подход прослеживается и у многих современных ученых. Б.Н. Путилов, к примеру, считает: «Проблемы истории казачьего фольклора было бы неверно и ограниченно трактовать в плане областническом». В самом деле, уральский фольклор вобрал в себя лучшее из созданного поэтическим гением народа и адаптировал в местных условиях полиэтничности, порожденных соседством Европы и Азии. Поэтому в фольклорной картине мира уральских казаков мы найдем удивительно органичное, а порой причудливое сочетание европейского и восточного менталитета. В.Г.Короленко обратил на это особое внимание при воссоздании "уральской версии" русского национального характера и отметил в качестве специфически местной черты атмосферу свободы духовных поисков, царившую на Урале и не утратившую своей силы, даже под натиском цивилизации. Восстанавливая сложный процесс эволюции общинного сознания и трансформации казачьего характера, происходивший под воздействием исторических событий, писатель исходил из собственных наблюдений над фольклором, возникшим на Урале в разные годы. Это делает необходимым использование в нашей работе устно-поэтических текстов, включенных в широко известные собрания уральского фольклора XIX века (И.И.Железнова8, Н.Г.Мякушина9, A.B. и В.Ф.Железновых10), а также в современные издания.11

Наконец, анализ фольклоризма очерков «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале» позволяет сделать обобщающие выводы об использовании писателем устной народной поэзии в целом, без чего невозможно сформулировать концепцию индивидуального творческого метода, увидеть за «типовой общностью» «яркую

19 самобытность в обращении . к фольклору» , определить вклад В.Г.Короленко в развитие русской реалистической прозы конца XIX - начала XX века.

Целью работы является определение роли и места фольклорных жанров и элементов народной культуры в структуре художественного повествования очерков В.Г. Короленко «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале».

В ходе научного исследования выдвинута следующая гипотеза: использование В.Г. Короленко фольклора уральских казаков несет на себе печать высочайшего мастерства и играет ведущую роль в формировании индивидуального авторского стиля очеркиста.

В соответствии с целью и гипотезой определены задачи исследования:

- выявить причины обращения писателя к народной культуре Приуралья, специфику его собирательской деятельности и способы художественной обработки материала.

- Проследить историю создания очерков и их судьбу в русской критике и истории литературы, установить место данного произведения в творческом наследии В.Г. Короленко.

- Определить функции следующих фольклорных жанров, околофольклорных явлений и этнографических элементов в художественной системе очерков: исторические и лирические песни, предания и легенды, устные рассказы, слухи и толки, народное красноречие, а также особенности бытового и социального жизнеустройства уральских казаков, их обычаев и традиций, что является важным источником для понимания народного казачьего характера и менталитета.

-Рассмотреть идейную, композиционную и художественную роль пейзажа в очерках «У казаков», соотнести средства и приемы народной поэзии с его поэтикой.

Методологической базой решения поставленной проблемы явились труды по фольклористике и литературоведению П.С.Выходцева, Н.И.Савушкиной, Д.Н.Медриша, Т.М. Акимовой, В.К. Архангельской, С.ГЛазутина, А.А.Горелова, Л.И. Емельянова, В.Я. Проппа, Б.Н. Путилова, Г.А. Бялого и других ученых, а также сборники «Русская литература и фольклор», подготовленные Пушкинским домом.

Рассмотрим основные общетеоретические аспекты, определяющие современную методологию исследований фолыслоризма художественного произведения.

История культурных и творческих взаимодействий литературы и фольклора носит довольно сложный характер и до сих пор является далеко не полностью изученной сферой как фольклористики, так и литературоведения, «.подавляющее большинство исследований,- писал в связи с этим П.С. Выходцев,- ограничивается, как правило, изучением лишь отдельных фольклорных элементов в творчестве того или иного писателя., установлением фактов "перекличек" в произведениях народного творчества и того или иного художника-профессионала и т.п. Наиболее же сложные и важные вопросы в изучении роли устной народной поэзии оказались мало или вовсе неосвещенными».13 Хотя в дальнейшем и предпринимались попытки подобного рода исследований,14 они не дали целостного и исчерпывающего представления о данном предмете. Большинство ученых советского периода в качестве методологических предпосылок использовали работы В.И.Ленина, а также классиков революционно-демократической критической мысли России, что излишне "политизировало" теорию, ограничивало возможности "прочтения" художественного текста. Тем не менее, именно советские литературоведческая и фольклористическая школы разработали основные принципы в исследовании фольклорно-литературных и литературно-фольклорных взаимовлияний, пришли к осознанию значимости и масштабности данной проблемы. Н.И. Савушкина, например, справедливо выделяет ее в «целое исследовательское направление».15 Это обусловлено, по мнению Т.А. Новичковой, «общей тенденцией» «рассматривать любые проявления творческих возможностей человека в контексте его духовной культуры в целом».16 Статус направления требует особенно тщательной разработки методологического аспекта, что нашло свое отражение в многочисленных теоретических трудах, начавших появляться еще в 70-80-е гт. прошлого века. Однако в вопросах методологии среди фольклористов и литературоведов нет единства. Так, Д.Н.Медриш выдвигает в качестве основного метода сравнительно-типологический или системно-типологический, довольно уязвимый с точки зрения других исследователей.17 Нельзя, к примеру, не согласиться с С.Г.Лазутиным, что в некоторых конкретных случаях такая система дает сбой.18 Но, думается, не менее уязвим и предлагаемый ученым-оппонентом сравнительно-генетический метод, если оперировать им произвольно. Интересна, на наш взгляд, идея С.Г.Лазутина об отслеживании судьбы фольклорного произведения в новой художественной среде, «литературной иносистеме».19 Однако этот метод ближе фольклористическому анализу, так как концентрирует все внимание на фольклорном тексте.

Наиболее системно и исчерпывающе круг первоочередных вопросов, связанных с разрешением данной проблемы при исследовании творчества конкретного писателя или поэта, сформулировал Д.Н.Медриш.20 Поставленные ученым вопросы представляют собой этапы исследовательского процесса. Они охватывают как специфические моменты литературно-фольклорных связей (жанры, сюжетные элементы, мотивы, поэтический язык), так и аспекты внелитературного характера (биографический, исторический и др.).

Такой же широкий и многоаспектный взгляд на проблему «литература и фольклор» отмечается и в работах других ученых. Н.И.Савушкина в качестве первоочередной задачи выдвигает «.изучение конкретных, исторически и эстетически детерминированных форм обращения литературы к фольклору, изучение закономерностей и типов фольклоризма». А С.Г.Лазутин указывает как на положительную черту на синтез историко-литературного и фольклористического анализа,22 первым опытом которого стали сборники «Русская литература и фольклор», подготовленные Пушкинским домом.23 Расширяется и само понятие фольклоризма до «явления этнокультурного или социально-этнографического».24 В свете этого приобретает особенно важное значение идея Д.Н.Медриша, согласно которой литература и фольклор рассматриваются как словесное искусство в целом — «поэтическая метасистема». При таком подходе задействуется вся совокупность описанных выше проблем и аспектов в рамках системного анализа, подразумевающего рассмотрение жанрово-стжевого единства в целом. Это позволяет представить себе произведение как систему в ее динамике, ощутить «пульсацию взаимосвязей и взаимодействий, вне которой нельзя понять .природу каждого из слагаемых системы». Наконец, «природа самого таланта», определяющая «оригинальность метода художника», выявляется наиболее полно.27

Сложный комплексный подход к изучению фольклорно-литературных связей, принятый в современной науке, требует применения разнообразных методов научного исследования. В процессе анализа проблемы «Короленко и фольклор уральских казаков» мы использовали теоретический, исторический, биографический, сравнительно-типологический методы, что позволило рассмотреть ее всесторонне, установить связь фольклорных заимствований с авторским замыслом, проследить развитие важнейших образов и мотивов, трансформацию средств и приемов устной поэзии в повествовательной структуре путевого очерка.

Научная новизна диссертации состоит в том, что прослежены и охарактеризованы взаимосвязи фольклора уральских казаков с творчеством В.Г.Короленко, установлена их роль в определении художественных достоинств уральских произведений. Сделана попытка нового, более глубокого прочтения той части короленковского наследия, которая долгие годы оставалась в тени. В то же время анализ фольклоризма «У казаков» и «Пугачевской легенды на Урале» позволил дать оценку самому казачьему фольклору Приуралья, до сегодняшнего дня почти не изученному.

В связи с этим основные положения и выводы исследования могут быть использованы в монографиях и учебных пособиях по истории русской литературы рубежа XIX - XX веков, в лекционных курсах по фольклору, на спецкурсах и спецсеминарах, чем определяется его практическая значимость.

Поскольку своеобразие фольклоризма литературного произведения в значительной степени определялось временным контекстом, главнейшим методологическим принципом стал историзм?* Именно он позволил определить

29 объем фольклорных заимствований, их направление и характер. Поэтому возникает необходимость обрисовать в общих чертах эпоху, когда сложился и достиг расцвета талант В.Г.Короленко-очеркиста.

Вторая половина Х1Х-го столетия не случайно виделась ученым «особой эпохой развития»30 в литературе. И дело не только в активной подготовке к революции, как принято было считать в советском литературоведении. Исторический и литературный процессы всегда многомерны и не могут быть исчерпаны каким-либо одним явлением или ведущей закономерностью. Безусловно, революционно-демократическое движение в России в этот период занимало важное место как в общественной жизни, так и в сознании современников, однако всецело заполнить собой эпоху оно не могло. «Русь народная была воистину многоликой», - пишет А.А.Горелов, что объясняется, по его мнению, «неравномерностью развития разметнувшейся на огромные пространства державы, где уживались различные экономические уклады, житейски-бытовые, культурные традиции, создававшие нетождественность человеческих судеб и специфичность конфликтов. <.> Но углубление в характеристику данного уклада' жизни означало постижение своеобычных проявлений национального характера».31 Для решения столь масштабных задач больше подходили жанры нравоописательного и социального романа, повести, этнографического очерка. Отсюда столь бурный расцвет реалистической прозы. Важной тенденцией в развитии всей западноевропейской и русской литературы было распространение идей философии позитивизма. Правда, в отличие от западноевропейской, русская литература восприняла позитивизм больше формально, как один из необходимых принципов художественного отображения действительности, не подменяя творческого акта механическим копированием. За фактом и явлением старались увидеть, раскрыть важную закономерность. Отсюда «масштабность проблематики», «стремление постичь характер всемирно-исторического развития».33 Русский художник-реалист привык мыслить широко, воспринимая своего героя, свой культурный космос лишь как важное звено в историко-культурном движении человечества. Эта специфически русская особенность мышления коренилась в осознании «.бесконечных возможностей национальной жизни, открытости исторического процесса, заставляла находить живую душу под прозой быта с ее враждебностью человеку».34 Под ее влиянием исподволь складывалась идея евразийства, наметившаяся еще в исторической пушкинской прозе и получившая дальнейшее развитие у Л.Н. Толстого, А.П. Чехова, В.Г. Короленко. Русская культура и, в частности, литература взяла на себя миссию проводника культур малых (особенно бесписьменных) народов, населявших империю, следовательно, должна была решать проблему народного характера, менталитета с учетом мельчайших аспектов многонационального целого.

Влияние позитивизма выразилось в буйном расцвете очерковой литературы. Характеризуя жанр этнографического романа 60-х годов, Л.М.Лотман по этому поводу замечает: «.освещение всех сторон современной социальной жизни пронизывалось в это время публицистической мыслью, а нередко и научным обобщением фактов. Именно эта позиция писателя-исследователя общественного быта, наблюдателя, для которого изучение действительности и борьба за улучшение ее неразделимы, предопределяла слияние очерков 60-х годов в циклы, превращение их в детали огромного эпического полотна».35 Художественной целью таких циклов был, по мнению М.С. Горячкиной, «широкий охват действительности в ее движении».36 Для нас важны два замечания Л.М.Лотман: о позиции писателя-исследователя и писателя-гражданина, так как они восходят к идее об особой общественной миссии русской литературы второй половины XIX века.

Интерес к народной культуре со стороны интеллигенции, начиная с 60-х годов, приобретает во многом чисто практический, утилитарный характер, связанный с движением народничества, выдвинувшим в качестве главной задачи просвещение народных масс. Сложность решения такой задачи объяснялась «закрытостью» мира русского крестьянства и тем более казачества, чужеродностью дворянской и народной культур. Теоретики народничества выработали программу, некоторые элементы которой надолго закрепились в творческой практике русских писателей. Это в первую очередь тщательное изучение жизнеустройства, образа мыслей, духовных потребностей народа и создание специальной просветительской литературы, оказавшейся для многих первым шагом в большую литературу. Этнографизм и бытописательство при этом уступали место подлинной художественности, а практика взаимодействия с народной культурой становилась важнейшим действенным элементом творческой лаборатории.

Вера в народные силы, нравственный критерий народного блага составляли неизменный пафос русской литературы XIX века, ее неиссякаемый оптимизм, воспринимаемый как смысл писательства вообще. Для литераторов «фольклор был преимущественно хранилищем национально-народного отношения к политической истории, ее этической оценки и одновременно хранилищем идеала человеческой личности, противостоящей деспотизму».37 Вместе с тем «глубинные национальные традиции» создавали «внутреннее единство.национальной литературы, единство разнообразных ее стилей.»

Весь этот комплекс проблем эпохи должен учитываться при анализе фольклорно-литературных взаимодействий в творчестве любого писателя данного исторического периода.

Рассмотрим подробнее степень изученности литературно-фольклорных взаимовлияний в прозе В.Г. Короленко.

Проблеме использования В.Г. Короленко художественных арсеналов народной поэзии ученые уделяли достаточно пристальное внимание, особенно в первой половине ХХ-го века. Обзор основных работ позволяет утверждать, что в советском короленковедении сложилось устойчивое исследуемое пространство, круг тщательно освещаемых тем, так или иначе связанных с увлечением писателя идеями революционного народничества. Социальный и революционно-демократический аспекты делались (зачастую искусственно) краеугольным камнем анализа, заслоняя собственно литературоведческие и фольклористические. Фольклоризм короленковской прозы изучался чаще всего локально, внутри отдельных творческих периодов: «Короленко и якутская ссылка» (Н.К. Пиксанов, З.И. Власова),39 «Короленко и Якутия» (Б.М. Белявская),40 фольклор в сибирских (И.Г. Парилов, A.C. Малютина)41 и волжских (В.К. Архангельская)42 рассказах. Были попытки охватить и более широкий круг вопросов, представить проблему в целом.43

Одной из главных первоочередных задач при исследовании влияния устного народного творчества на отдельное произведение или творчество писателя является выяснение вопроса, «сводится ли это влияние к более или менее отчетливо выраженному фольклоризму, то есть прямому или косвенному (но в любом случае осознанному и целенаправленному) использованию в литературе отдельных фольклорных образов, сюжетов, поэтических средств и т.д.»44 Для этого необходимо определить жизненные источники воздействия фольклора на мировоззрение автора произведения, установить причины включения его в творческую систему. В своей работе о фольклоризме творчества В.Г. Короленко З.И. Власова выделяет несколько этапов такого влияния, прослеживает эволюцию во взаимоотношениях писателя с фольклором на протяжении всей его сознательной жизни.45

Интерес В.Г. Короленко к миру народной поэзии уходит корнями в детские годы прозаика. Народная культура была одним из элементов его домашнего воспитания. И хотя знакомство с ней носило до определенного времени стихийный характер, первые впечатления от фольклора оказались столь сильны, что даже спустя многие годы в творчестве зрелого Короленко неожиданно проявляли себя, становясь сюжетной основой рассказов и очерков, отражаясь в тех или иных образах, взглядах на мир, природу, тайны бытия. Весьма показательна в этом смысле запись из дневника В.Г. Короленко, где писатель рисует цепочку собственных ассоциаций, толчком к возникновению которой послужил лягушачий концерт. В памяти сразу всплывает «старая нянина сказка» и «голос несчастной царевны, прекрасной, как сияние майского дня, превращенной злым колдуном в самое отвратительное из животных с холодной кожей, с зелеными глазами навыкате.»46 Для нас важно, что поток авторского сознания "выбирает" из массы потенциальных ассоциативных образов именно "фольклорные". О том, что эта особенность мировосприятия писателя не простая случайность, не частный факт, говорят многочисленные примеры из его произведений. Приведем некоторые из них. В очерке «Ночью», передавая особенности детского воображения, Короленко показывает тайну рождения поэтического образа в фантазии мальчика Васи. Звуки ночного мира, доносящиеся из-за окна спальни, преображаются в привычные и хорошо знакомые ему шелест листов бумаги, шорох сыплющегося в бочку зерна. Только воображение усиливает их при помощи гиперболизации. Ярким примером может служить и образное мышление слепого Петра Попельского («Слепой музыкант»). И в том и в другом случае В.Г. Короленко использует личный опыт ассоциативного мышления, опирается на близкие и понятные ему связи. В качестве своеобразной стилевой черты сохраняется эта особенность мировосприятия и в поздний период творчества, в частности, в очерках «У казаков»: олицетворение отдельных природных образов (реки Урал, степи, дороги), параллелизм стихийных и социальных процессов, включение пейзажа в авторские размышления, построенные по ассоциативному принципу. Именно благодаря раннему "неумственному" знакомству с поэтическим творчеством народа писателю до конца жизни удалось сохранить свежий и непосредственный взгляд на мир, сберечь себя от разочарований и уныния, овладевших многими из его собратьев по перу (Гаршиным, Успенским, Михайловским). Рассуждая о назначении литературы, В.Г. Короленко подчеркивает, что писатель должен сберечь в себе «восприимчивость к свету солнца и дня»,47 показать «свет наряду с тенью», так как «это соседство отнимет у тени ее мрак и угнетающий душу характер».48 Раннее знакомство с миром народной поэзии - верная тому гарантия. Кроме того, глубинная, подсознательная связь с фольклором отвечала и еще одной важной потребности писателя-исследователя, первооткрывателя малоизвестных сторон бытовой, общественной и духовной жизни людей. Речь идет о неослабевающем интересе В.Г. Короленко к тайнам бытия и духа, к труднообъяснимым явлениям действительности. Здесь также многовековые художественно обобщенные наблюдения нередко подсказывают то или иное решение. На эту особенность фольклора обращал внимание и ВЛ. Пропп: «Мы понемногу начинаем сознавать, что разгадка многих и очень разнообразных явлений духовной культуры кроется в фольклоре».49

Началом осознанного отношения к «мистической поэзии ужаса» В.Г. Короленко обязан отцу, Галактиону Афанасьевичу, сумевшему сберечь в сыне красоту поэтического мировосприятия и оградить от воздействия народных предрассудков и суеверий. Вообще отец сыграл большую роль в формировании мировоззрения будущего писателя. Картина мира, сформировавшаяся у мальчика под его влиянием, была до некоторой степени идеалистичной, но заложенная в ней удивительная гармония со всем сущим, поразительная нравственная чистота и высота наложили на личность В.Г. Короленко неизгладимый' отпечаток. «Устойчивое равновесие совести, когда все в мире и общественных отношениях кажется раз и навсегда данным и неподвижным, - писал Б.Аверин,- это основное чувство, которое окрашивало раннее детство писателя».50 Равновесие это поддерживалось гармонией личных отношений родителей, социальных -родственницы-помещицы с крестьянами, религиозным фатализмом отца.

Увлечение устным народным творчеством нашло свое продолжение в гимназические годы. Большую роль в этом сыграл учитель словесности В.В. Авдиев, влюбленный в украинский фольклор и устраивавший у себя на дому вечера пения, в которых участвовал и Короленко. Из пассивного слушателя, "созерцателя" он превращается в активного и вдумчивого исполнителя, старающегося постичь глубину и пластичность народно-поэтических образов, передать оттенки мысли и чувства. Этот момент очень важен, так как он - первый шаг к ''внутреннему" творчеству, к анализу формы и содержания исполняемого произведения. В «Истории моего современника» писатель вспомнит о впечатлениях этого времени. Но они нашли отражение и в других произведениях.

Например, в «Слепом музыканте», описывая образы, возникающие в воображении слепого Петра Попельского, В.Г. Короленко приводит подобный ассоциативный ряд. ' Тогда же начинает действовать и еще один фактор, формирующий взгляды будущего писателя на фольклор. Это художественная литература (преимущественно поэзия), отражающая демократические взгляды передовых современников и, конечно, социально заостренная. Отсюда предпочтение тех народных песен, где рисуется тяжелая доля бедняка.

Поворотным моментом в духовной биографии писателя стали 70-е годы, когда он всерьез увлекся идеями революционного народничества. «Революционные настроения студенчества начиная с 1860-х годов усиливаются и охватывают все более широкие круги молодежи, - писала З.И. Власова. - Необходимость революционной пропаганды среди крестьянства и связанная с этой задачей подготовка "хождения в народ" представлялись достойной жизненной целью».*' Практика просветительской работы в народной среде потребовала специальной подготовки. Народник должен был тщательно изучить законы жизни деревенского мира, образ его мыслей, самою "русскую душу", в противном случае интеллигент-горожанин не мог даже и мечтать об активной преобразовательной деятельности. Все это стало мощным толчком к увеличению числа фольклористов и этнографов из народнической среды. На связь истории русской фольклористики с народничеством и политической ссылкой указывает А.П. Разумова."и По словам З.И. Власовой, «.занятия фольклором и этнографией политические ссыльные рассматривали как единственно возможную форму участия в общественно-политической борьбе. <.> Они связывали свою деятельность с передовыми общественными проблемами эпохи».55 Политические ссылки оказались весьма благоприятны для формирования творческой лаборатории будущего писателя. Высланный летом 1879 года в город Глазов, В.Г. Короленко тщательно фиксирует разнообразные впечатления и наблюдения в записной книжке. Глубокая приверженность идее и упорство в достижении цели способствовали накоплению яркого и богатого жизненного материала. «В ссылку Короленко ехал с сознанием необходимости сближения с народом, - писал А.К. Котов, - отвлеченные представления о котором должны были быть проверены - как это ему казалось действительностью, трезвой и истинной. Полный энергии и молодой силы, он даже ссылку готов был рассматривать под углом зрения практического изучения жизни народа».5^1 Целый ряд интересных наблюдений над заметками этой поры находим мы у ученых, исследовавших записные книжки писателя. Все они характеризуют В.Г. Короленко как талантливого и вдумчивого художника и исследователя. Нельзя не согласиться с выводом З.И. Власовой о том, что записные книжки 1879 года «.открывают серию социально-бытовых очерков в его творчестве, насыщенных той "социальной этнографией", которую одобрял Чернышевский в статьях «Современника».5^ Ценно и замечание короленковеда о "стихийности", спонтанности творческого процесса у автора заметок: жизненные обстоятельства побуждают ссыльного студента пропускать увиденное и услышанное через себя. Стараясь удержать в памяти ценный материал, Короленко невольно создавал в воображении условный художественный мир. Ссылка, таким образом, стала для него первой литературной школой.

Интерес к фольклору, как и к народной культуре в целом, у начинающего литератора исчерпывался социальным аспектом, что объяснялось зависимостью от народнической идеологии. Красота и богатство устной поэзии оставались еще вне поля его зрения. Однако «проблески народной даровитости» побудили В.Г. Короленко взяться за перо. Первые литературные опыты ссыльного народника носили скорее практический, нежели художественный характер и открыто ориентировались на традиции Успенского и Златовратского. Это были очерки «Ненастоящий город» (о городе Глазове, где он отбывал ссылку), «В Березовских Починках» и повесть «Полоса».

Народная культура становится объектом серьезного изучения в период якутской ссылки. В.Г. Короленко уже четко намечает пути использования собранного материала: научное описание края и включение элементов фольклора в художественные произведения. О последнем можно судить по рассказам и очеркам сибирского цикла («Ат-Даван», «Песня», «Артисты» и др.). Сибирский период переломный в мировоззрении писателя. Собственный опыт и богатство жизненных впечатлений, по большей части трагичных, привели его к отказу от идей народничества, расширив творческие горизонты прозаика. Это позволило З.И.

Власовой утверждать, что «Короленко вернулся из Сибири вполне сложившимся и зрелым писателем».56

Дальнейшие творческие взаимодействия Короленко с устным народным творчеством не претерпевали принципиальных изменений, но шли по пути углубления внутренних связей, превращения в единое гармоничное целое. Подтверждение тому - произведения нижегородского периода, метко названного Максимом Горьким «эпохой Короленко»/* а также рассказы и особенно очерковые циклы, написанные на рубеже XIX - XX веков, в атмосфере общекультурного кризиса, охватившего всю Россию.4* Пожалуй, именно народные начала в духовности писателя спасли его тогда от серьезных заблуждений, придали творениям мастера художественную силу и ту нравственную высоту, что делает произведения искусства по-настоящему правдивыми и ценными.

Фолыслоризм короленковской прозы, по единодушному мнению исследователей, явление сложное, многофункциональное. Писатель активно вводит в тексты рассказов и очерков практически все известные фольклорные жанры как поэтические, так и прозаические. Но способ их включения и особенности функционирования в повествовательной структуре - вопрос непростой. В.Г.Короленко избегает "вульгарного" использования устного народного творчества, подходя к народной культуре как к неиссякаемому источнику мудрости, красоты, нравственного идеала. Оттого связи его с фольклором тонки, порой едва уловимы и требуют непременно тщательного всестороннего анализа, знакомства с записными книжками и дневниками, метко названными C.B. Короленко «общественной летописью»^, с обширным эпистолярным наследием. А.К. Котов по этому поводу писал: «Вслед за чеховскими записными книжками записные книжки Короленко становятся в ряд учебных книг молодого писателя. Они знакомят с творчеством писателя с внутренней стороны, что не менее интересно и поучительно, чем знакомство с отдельным законченным произведением».60

Затронем и еще один важный для нашего исследования общетеоретический аспект - жанровую и композиционную специфику «У казаков» и «Пугачевской легенды на Урале».

Уральские произведения В.Г. Короленко неоднородны по жанровому составу: «У казаков» - путевые очерки, «Пугачевская легенда на Урале» - очерк исторический. В силу сложившихся обстоятельств они были опубликованы в разное время, и воспринимаются теперь самостоятельно. Несмотря на это смысловая связь между ними не утратилась. Многие сюжетные линии, мотивы и образы в них пересекаются, что объясняется первоначальным авторским замыслом, согласно которому «Пугачевская легенда на Урале» должна была стать главой «У казаков». Поэтому мы в процессе анализа рассматривали их как единое целое (метаструктуру).

Цикл «У казаков» в композиционном плане сложнее и богаче «Пугачевской легенды на Урале». Он состоит из тринадцати очерков, объединенных общей идеей, системой сквозных тем, образом автора, художественным временем и пространством, а также характером самого фолыслоризма. Мощным объединяющим началом является и установка В.Г. Короленко на «эскизность» очерков - предтечи большого исторического романа из времен Е.И. Пугачева. Образ казачьего атамана - центр притяжения разнообразнейшего материала о Приуралье, так что в метаструктуру органично входят и наброски из «Набеглого царя», разбросанные по записным книжкам и письмам.

Особо оговорим источники цитирования текстов. Все использованные в работе произведения В.Г. Короленко, за исключением «У казаков», приводятся по изданию: В.Г. Короленко. Собр. соч.: В 10т.-М.:ГИХЛ, 1953-56.

Очерки «У казаков» цитируются по прижизненному изданию автора: В.Г. Короленко. Полн. собр. соч.: В 9т.-Т.6.-С.-Пг.: Изд-во А.Ф. Маркса,1914.

Это вызвано тем, что цикл в десятитомное собрание не вошел, а очерк «Пугачевская легенда на Урале», опубликованный лишь после смерти автора, отсутствует в издании 1914 года.

Для удобства цитирования названных источников мы в дальнейшем будем указывать в тексте диссертации том и страницу десятитомника, а цитаты по изданию 1914 года сопровождать аббревиатурой УК.

Рассмотренный выше круг общетеоретических, историко-литературных и узкоспециальных вопросов и проблем, связанных с изучением фолыслоризма коро-ленковской прозы, позволяет сформулировать основные положения, выносимые на защиту:

1 .Монографическое исследование проблемы использования В.Г. Короленко фольклора уральских казаков позволяет сделать обобщающие выводы о специфике фольклоризма его произведений в целом, о влиянии фольклора на формирование индивидуального авторского стиля.

2.Использование комплексной методики в процессе изучения уральских очерков В.Г. Короленко, включающей в себя теоретический, исторический, биографический, сравнительно-типологический и другие методы, дает возможность получить достоверные результаты, объективно и всесторонне проанализировать и оценить художественное явление.

3.Детальное рассмотрение функций отдельных фольклорных жанров, образов и мотивов казачьего фольклора, а также элементов бытовой и духовной культуры общинников откроет пути к более глубокому пониманию самого уральского фольклора, на сегодняшний день довольно слабо изученного.

4.0черки «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале» являются новым словом в процессе осмысления и воссоздания русской литературой рубежа веков национального характера россиянина, его исторических и культурных истоков, его судьбы в эпоху социальных катаклизмов.

5.Уральские очерки В.Г. Короленко - итог в развитии русской очеркистики XIX столетия, заметная веха в истории русской реалистической литературы.

В связи с необходимостью рассмотрения многочисленных теоретических, историко-литературных, биографических и фольклористических аспектов в диссертации выделяется три главы:

1 глава «УРАЛЬСКАЯ ТЕМА В ТВОРЧЕСТВЕ В.Г. КОРОЛЕНКО

РУБЕЖА XIX-XX ВВ.».

2 глава «ФУНКЦИИ ФОЛЬКЛОРНЫХ ЖАНРОВ, ОБРАЗОВ И МОТИВОВ

В УРАЛЬСКИХ ОЧЕРКАХ ПИСАТЕЛЯ»

3 глава «ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА И ПРИЕМЫ

НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ ПРИУРАЛЬЯ В ПОЭТИКЕ ОЧЕРКОВ «У КАЗАКОВ», а также ВВЕДЕНИЕ И ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Фольклор уральских казаков в творчестве В.Г. Короленко"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование очерков В.Г. Короленко о Приуралье позволяет с особенной полнотой выявить своеобразие творческих взаимосвязей литературы и фольклора в художественном мире писателя. К разработке уральской темы он подошел, имея за плечами богатейший опыт по использованию народнопоэтического материала во всем его многообразии. Этим определяется сложность и богатство фольклоризма уральских произведений.

Определяющую роль в осмыслении этого вопроса играет предпосылка литературной работы В.Г.Короленко над очерками «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале». Она заключается в идее написания исторического романа о Крестьянской войне 1773 - 75 годов под предводительством Е.И. Пугачева. Именно стремление собрать сохранившиеся в казачьем фольклоре воспоминания о самих событиях бунта и особенно о его предводителе привели Короленко на Урал. Очерки о «казачьей стране» - своеобразная предтеча романа, открытая творческая лаборатория, в которой формировались отдельные стороны замысла, складывались концептуальные черты некоторых ключевых образов, строились гипотезы, эскизно воссоздавалась эпоха. Все это накладывало неизгладимый отпечаток на стиль очерков.

Важнейшей категорией в свете нашего исследования стал образ автора, специфика которого в жанре путевого очерка определяется легализацией и демократизацией авторского начала. Очеркист вводит читателя в созданный им художественный мир, делая своим собеседником, приглашая к сотворчеству. Автор выступает в различных ипостасях в зависимости от контекста: ученый-исследователь, открытый для всего нового, впечатлительный путешественник, талантливый пейзажист, патриот, влюбленный в свою землю и в свой народ, философ. Перечисленные черты в ходе повествования меняются с калейдоскопической быстротой, придавая ему динамизм, богатство интонаций, давая возможность писателю охватить действительность во всей ее полноте. Образ автора позволяет определить способы отбора фольклорного материала, особенности его художественной обработки. Подход здесь целиком определяется той или иной «ипостасью»: в качестве ученого-исследователя Короленко приводит устно-поэтический материал цельно, в условиях его естественного бытования, как правило, рисует портрет информанта, отмечает оригинальность исполнения, размышляет над судьбой произведения. Особое внимание уделяется при этом классификации материала, который осуществляется автором по тематическому принципу. Конечно, научный подход писателя к изучению фольклора во многом условен (например, он произвольно оперирует таким важным понятием в фольклористике, как жанр, его наблюдения над поэтикой носят отрывочный характер и строго подчинены художественным задачам, которые диктует контекст), однако собирательская и исследовательская функции его фольклоризма вполне очевидны. Они особенно зримо выступают в историческом очерке «Пугачевская легенда на Урале». Фольклорная биография Е.И. Пугачева, созданная им на материале уральских преданий, впечатляет. Это своеобразный опыт художественного исследования, явление довольно уникальное в своем роде. Во-первых, очерк вводит в научный и культурный оборот неизвестные до этого историкам сведения. Во-вторых, цельная и логически стройная система,; созданная Короленко, позволяла увидеть возникновение, развитие и угасание тех или иных мотивов. В-третьих, интересные и оригинальные комментарии автора придавали исследованию вид хорошо продуманной гипотезы. Все это подтверждается фактами обращения современных ученых к «Пугачевской легенде на Урале» как к научному или полунаучному, но серьезному и достоверному источнику (например, К.В.Чистов ссылается на Короленко, анализируя процесс фольклоризации легенды об «избавителе» на Урале). Писатель обращается не только к фольклору прошлого. Предметом осмысления и изображения становится также и фольклор современности: перед читателем открывается тайна рождения новой легенды, рассказа или предания. Однако серьезный исследовательский подход к жизненному материалу не превращает произведение в сухую научную работу, поскольку рядом с автором-исследователем всегда соседствуют впечатлительный путешественник, талантливый пейзажист, патриот. У данных «ипостасей» авторского образа доминирует эмоциональная сторона, так что создается строгий баланс между разумом и чувствами.

Непосредственную связь с этой особенностью имеет и такая ключевая черта очеркового стиля, как органическое соединение документа и устно-поэтического произведения, а также собственных жизненных наблюдений. Столь разнородный и стилистически пестрый материал под пером очеркиста обретал «новое художественное качество», наполняя фактуру текста активной живой энергией, способствуя единству исторической и художественной правды. Характерно при этом, что В. Г. Короленко, придирчиво относившийся к фактической стороне своего романа, в отдельных спорных случаях склоняется к правде художественной, отдавая приоритет фольклорной версии с ее эмоционально-эмпирическим началом. Художественная интуиция писателя и народа сливаются воедино.

Философский аспект авторского «я» ярче всего проявляется в многочисленных отступлениях, развернутых комментариях, приостанавливающих темп повествования, приглашающих читателя к взаимоосмыслению описанных событий. Здесь особенно искренни суждения писателя, глубокие мысли о жизни, сокровенные движения души. Через отступления становится понятной и позиция Короленко, влюбленного в свою необъятную Родину, его установка на изображение всего позитивного, способствующего неостановимому движению жизни. Постепенное угасание казачьего склада, его бессилие перед наступающей цивилизацией вызывают у очеркиста невольное ностальгическое чувство, которое он и не пытается скрыть. Прогресс несет вместе с положительными немало отрицательных элементов, один из них - разрушение веками сложившихся культурных связей, формировавших духовно здоровую личность, крепко вросшую в свою историю, в свой быт. Уничтожение такого духовного микрокосма, по убеждению Короленко, влекло за собой и процесс необратимого распада народного самобытного начала, постепенного превращения народа в безликую массу.

Следует отметить и романтическую черту авторского «я», тем более что она гармонирует с мироощущением самих казаков, бросающим романтический отблеск на уральский фольклор. Такое сложное сплетение В.Г. Короленко использует не только в качестве колоритной стилевой детали. Романтизация современности и прошлого родного края - ключ к казачьему бунтарству и, глубже, - к самой идее казачества. Кроме того, разграничивая особенности уральского романтизма, писатель открывает путь к более тонкой, детальной прорисовке народного характера, типичного и своеобразного в нем.

Изображение народного характера - одна из ведущих художественных задач очерков о Приуралье. Однако без разрешения ее было бы невозможно серьезное осмысление феномена пугачевщины. Художественная разработка казачьего «типа» как регионального варианта общерусского национального характера, осуществлялась писателем комплексно, на фоне самого широкого знакомства с различными сторонами жизни уральцев, поэтому он вырастает из всего повествования и лишь при этом условии обретает абсолютную законченность. Важнейшим моментом разрешения столь сложной творческой задачи в очерках становится коллективный и индивидуальный портрет.

Портрет как прием комплексной характеристики героя является неотъемлемой частью очеркового жанра. Он естественно вытекает из потребности живописать многочисленные путевые встречи и в этом смысле не может быть причислен к изобретению Короленко. Однако портрет в цикле «У казаков» далеко не исчерпывается общежанровой функцией. Подчиненный специфическому заданию, он превращается в центр притяжения многочисленных наблюдений очеркиста над отдельными проявлениями казачьей натуры. При этом портрет у Короленко всегда фольклорен и этнографичен. Такая тесная соотнесенность с местной народной культурой позволяет опереться на авторитет устной традиции.

Создавая галерею казачьих типов, писатель не просто обращается к фольклору как к живому источнику, зафиксировавшему типичное во внутреннем облике народа, он соединяет емкое и образное слово с его творцом, показывает казаков в момент поэтического вдохновения, когда сокровенная, выстраданная истина предстает перед слушателем во всей своей красоте и силе.

Индивидуальные портреты часто проецируются в авторском сознании на знаменитые образы из народных песен, сказок, былин, что в общей атмосфере «естественной фольклорности» воспринимается очень органично. Что же касается создания коллективных портретов, то здесь В.Г.Короленко не только соотносит героев с устной традицией, но и напрямую заимствует из фольклора, подтверждение чему - исторические предания, использованные в очерках. Полное доверие к художественному опыту бесчисленных поколений, помноженное на собственную интуицию и обширные познания, привело к впечатляющим результатам: загадочная казачья натура стала более понятной и предсказуемой.

Особое место мы уделили рассмотрению фольклорных жанров, использованных В.Г. Короленко в уральских очерках. Опираясь на опыт известных короленковедов (З.И. Власовой, В.К. Архангельской и др.), мы определили характерные особенности такого использования. Обращаясь ко всем без исключения жанрам устного народного творчества, писатель никогда не прибегает к банальному цитированию с целью изукрасить текст выразительными находками. Фольклорные произведения в его творческой лаборатории подвергаются значительной трансформации, обретают вторую художественную жизнь. Все фольклорные элементы очерков полифункциональны и участвуют в формировании художественных уровней произведения от харакгерообразующего до языкового. Ведущая роль отведена излюбленным короленковским жанрам: песне и преданию. Однако такое явное предпочтение объясняется отнюдь не только причинами субъективного плана. Определяющее значение сыграла и специфика самого казачьего фольклора, выдвинувшего на первый план именно эти жанры. В.Г. Короленко столкнулся с тем, что казачья песня параллельно с историческим преданием бережно и психологически достоверно шаг за шагом отобразили уральскую историю, сохранили дух вольницы, ее идеалы. Особенно сложны и многообразны функции народной песни. Вследствие необычайной пластичности, сюжетной условности, обилию символов, она открывает перед писателем богатейшие возможности для стилизации, не сковывая при этом творческое воображение строгими формами. Примером виртуозного использования В.Г.Короленко песенных мотивов, образов и символов может служить очерк десятый, построенный на обыгрывании широко распространенной и любимой на Урале песни «Яик ты наш, Яикушка». Исходя из народной поэтико-философской аксиомы, автор постепенно расширяет круг размышлений, включая в него все составляющие элементы казачьего микрокосма. Отступление, которое делает писатель в своем повествовании, в конечном счете, сводится к поиску и логическому построению системы неопровержимых доказательств народной мудрости. Афоризм под пером Короленко разворачивается до масштабов самой жизни, а затем так же легко возвращается в исходное положение. Результатом такого композиционного приема становится «открытый» писателем закон любви, питающий поразительный казачий патриотизм.

Отдельные песенные мотивы позволяют В.Г. Короленко более детально изучить черты мировоззрения уральцев, скрытые от посторонних глаз. Используя элементы известных песен, он показывает параллельно особенности их употребления в речи казаков. Именно в результате такого подхода раскрывается специфика романтического мировосприятия короленковских героев. Многократно употребленные песенные мотивы переходят в разряд устойчивых, взаимно перекликаются друг с другом, прочно скрепляя повествовательную структуру произведения.

Богатства художественных потенциалов казачьей песни наиболее полно Короленко раскрыл в сцене поединка «отцов» и «детей» (пение песен в трактире «Плевна»). Песня здесь предстает лучшим выразителем сложной и противоречивой казачьей натуры. Это кульминация не только в развитии целого ряда сквозных тем, но и в использовании самого песенного жанра.

Наряду с народной песней важнейшее место в структуре очерков занимают топонимические и исторические предания. К данному жанру устной несказочной прозы В.Г.Короленко ни в одном из своих произведений не обращался так серьезно. Всестороннее изучение его даже было выдвинуто писателем в качестве главной цели поездки на Урал.

В произведениях используются топонимические и исторические предания. Использование первых - неожиданная находка автора, обнаружившего живую связь местных жителей с историей края через красноречивые топонимы, не утратившие своей предыстории. В. Г. Короленко почувствовал себя в своего рода «музее под открытым небом». Топонимические предания вместе с мемориалами используются им как стимуляторы творческого воображения. Но не только. Они позволяют организовать художественное пространство произведения и реальное, и воображаемое, «историческое». Кроме того, топонимическое предание - яркая деталь местного колорита, отправная точка в философствованиях автора.

Шире использовал В. Г. Короленко предания исторические, включая их в очерки тематическими циклами. Такие циклы являются сюжетной основой многих очерков. Композиционно они - источники возникновения и развития сети главных сквозных тем, через которые раскрываются различные стороны жизни казачьей общины. В результате органичного соединения разновременных преданий тематика не только не выглядит искусственной, но как бы «прорастает через время», обнаруживает свои глубокие корни.

Циклы исторических преданий имеют своеобразное смысловое и эмоциональное ядро. Причем все остальные рассматриваются как его производные. Таким образом, от «Кочкина пира» протягиваются ассоциативные нити к «Туче каменной» и к более поздним рассказам о «наказных атаманах». Используемые произведения Короленко тщательно обрабатывает, придавая им более литературную форму. Иной подход наблюдается при включении преданий в исторический очерк «Пугачевская легенда на Урале», где обработка достаточно условна и народные произведения предстают в первозданной художественной силе и красоте.

Наряду с преданиями В.Г.Короленко широко использует социально-утопические легенды. Интерес к этому специфическому жанру устного, народного творчества не исчезает у писателя на протяжении всего творческого пути, поскольку социально-утопические идеи являются для него ярким доказательством неиссякаемой энергии народного духа. Отсюда явная соотнесенность многих мыслей и образов легенды о невидимом граде Китеже с Беловодьем. В.Г. Короленко в очерках «У казаков» как бы продолжает некогда прерванный разговор. Однако отношение очеркиста к Беловодской истории принципиально иное. Если китежский обман удручает и разочаровывает Короленко, то путешествие казаков в поисках града взыскуемого скорее восхищает беспрецедентной дерзостью и размахом.

Легенда о Беловодье увлекла писателя и в другом плане. Она оказалась весьма удобным материалом для углубления композиционного приема исторических аналогий, принятого Короленко за основу. Таким образом, легенда включилась в два ассоциативных ряда. Это позволило максимально раскрыть ее идейно-художественные потенциалы. Идея В.Г. Короленко тем более интересна, что органично соединила два вполне самостоятельных явления: легенду о земле обетованной и легенду о царе - "избавителе". При внимательном их прочтении писателю удалось выявить их общие корни, а также наметить перспективы их творческого использования в художественном произведении. Конечно, находки и открытия Короленко носили интуитивный характер и не могли получить терминологического и строго научного концептуального оформления, но многие его догадки просто поразительны.

Социально-утопические легенды в контексте уральских очерков раскрываются через целую систему жанров и средств: притча, рассказы, библейские реминисценции, путевые заметки, слухи и толки, прения и др. Осознавая всю важность народных утопий, Короленко выделяет их в качестве самостоятельных произведений (Беловодье - вставная новелла, легенда о Петре Третьем - "избавителе" - отдельный очерк).

В своем исследовании исторической и современной жизни казачьей общины В.Г.Короленко неизменно опирается на такие малоисследованные околофольклорные явления, как слухи, толки, народное красноречие. В них фиксируются духовная, бытовая и политическая атмосфера эпохи, они выразители духа времени. Писатель в очерках прибегает к различным тематическим группам слухов от бытовых до эсхатологических, показывая особенности народного мировосприятия и специфику трансформации получаемых народом сведений о жизни страны и всего мира. Слухи и толки в художественной системе Короленко - живая, неумолкающая сеть, своего рода кровеносная система повествовательной структуры, без чего произведение потеряло бы свою цельность. Слухи и толки рассматриваются писателем и как основа для формирования новых легенд и преданий.

Своеобразным первопроходцем был Короленко и в изучении казачьего красноречия. Безусловно, что ораторское искусство народа и до этого становилось неоднократно предметом пристального художественного внимания русских писателей и поэтов, в том числе и самого Короленко. Однако красноречие в условиях казачьей общины приобретало особое значение и было неизвестно широкому кругу читателей. Автор уральских очерков открывает нам истоки «высокой культуры слова» уральцев. Давая яркие образцы народной риторики, он всякий раз подчеркивает бережное, любовное отношение общинников к оратору, поскольку дар Слова соотносится в сознании казаков со способностью отстаивать свои права, хранить память о славном прошлом уральского войска. Обращаясь к народному красноречию, В.Г. Короленко отталкивается от традиций, заложенных народниками, от беллетризированного очерка 60-х годов, но при этом избегает нарочитого этнографизма, поднимается до высот подлинного реалистического искусства.

Отдельную главу нашего исследования мы посвятили изучению изобразительно-выразительных средств и приемов народной поэзии в художественной системе очерков «У казаков». Жанровая специфика путевого очерка неизбежно накладывает отпечаток на характер включения таковых в художественный текст. Возможности очеркиста в этом плане заметно ограничены по сравнению с возможностями романиста или поэта. Наиболее подходящей сферой очерка, где фольклорные приемы и средства могут найти применение, является пейзаж.

Пейзаж - неотъемлемый структурный элемент путевого очерка,, однако его место в художественной системе произведения определяется возможностями и пристрастиями автора. Нереализованный талант живописца В.Г. Короленко с максимальной полнотой использовал в своей прозе. Пожалуй, именно изображая природу средствами яркого и образного слова, писатель сумел полностью выразить себя, свое сокровенное лирическое начало. Очерки «У казаков» в этом смысле особенно интересны, поскольку в них отразился художественный опыт автора, накопленный на протяжении всего творческого пути.

Пейзаж в цикле - явление сложное, синтетическое, сотканное из многочисленных элементов, включая собственные наблюдения писателя и устное народное творчество уральских казаков. Рисуя живописные пейзажные картины, В.Г. Короленко неизменно соотносит их с приуральцами, с их жизнью и характерами. «Географический фактор» в системе его размышлений - одно из определяющих звеньев. Рассматривая взаимоотношения двух культур (казачьей и природной) очеркист обнаруживает во всех действиях местных жителей «экологическую целесообразность», покоящуюся на незыблемых «нравственных основаниях», закрепленных в фольклорном сознании. Таким образом, многие поэтические средства и приемы народной поэзии входят в арсенал писателя в связи с изображением экологического сознания казаков, а не только как элемент местной эстетики. Отсюда использование В.Г. Короленко олицетворения и параллелизма становится в большей степени не следствием литературной традиции, а попыткой увидеть «казачью страну» глазами самих уральцев. Природные ритмы писатель пытается уловить и в песенном фольклоре, «вписывая» отдельные строчки в реальный пейзаж. Природа одухотворена и сопричастна человеку, его мыслям и чувствам. Исходя из этой посылки создана и общая пейзажная композиция произведения: отдельные зарисовки и развернутые картины связаны логически и психологически и представляют собой параллельное авторскому повествование, которое, при всей своей условности, усиливает общий художественный эффект. В.Г. Короленко не ограничивается созданием цельных картин, он мастерски оперирует и отдельными пейзажными образами, главными среди которых являются Урал (Яик) и степь. Исходя из их фольклорной трактовки, он варьирует значения образов в зависимости от контекста, обогащает их новыми смысловыми оттенками. Так, в целом ряде эпизодов природные явления включаются в параллель с социальными.

Важнейшие в жизни уральцев природные реалии неизбежно символизировались, поэтому степь и Урал в определенных ситуациях именно символы. Реалистическое типизирование действительности делало для Короленко необходимым использование символики. При этом вся символическая система уральских очерков глубоко фольклорна. Большинство символов писатель непосредственно заимствует из речевой стихии уральцев и варьирует лишь их смысловые оттенки (Петербург, орда, фрунтовый строй, сурьезное войско). Однако есть в очерках и собственно авторские символы, необыкновенно яркие и выразительные. К таковым следует в первую очередь отнести старые осокори и степной песок, олицетворяющие соответственно «сурьезное» войско и неумолимое время. Несмотря на очевидную литературную природу и того и другого, они органично сливаются с уральской символикой. Кроме того, «литературность» символов обеспечивает некую преемственность в развитии сквозных образов в русской литературе XIX века. Некоторые исконно фольклорные символы подвергаются в контексте очерков дополнительной метафоризации, образно выражая субъективные ощущения автора. Например, туман, дождь и мгла символизируют у Короленко то «туманные дали» далекого прошлого, то загадочные явления жизни в «казачьей стране», то саму «непроницаемую» натуру казаков.

Являясь своеобразным итогом в творчестве В.Г.Короленко-очеркиста, произведения уральской очерковой прозы позволяют сделать обобщающие выводы об использовании писателем устной народной поэзии в целом, сформулировать концепцию его творческого метода. Она заключалась в идее синтеза многочисленных находок, накопленных в течение XIX века в русской литературе. Фольклоризм короленковской прозы в свете этого не только оригинальнейшая стилевая черта индивидуального творчества, но и закономерный итог национального литературного процесса за целое столетие. Свидетельствуя о внутренней преемственности отдельных тем, образов и мотивов в творчестве писателя, уральские очерки дают возможность проследить эволюцию мировоззрения и одновременно отражают важнейшие процессы духовной жизни эпохи, неопределенность путей дальнейшего развития.

Таким образом, «У казаков» и «Пугачевская легенда на Урале» могут по праву считаться одним из выдающихся явлений в прозе В.Г. Короленко, заметной вехой в развитии русской реалистической литературы конца XIX - начала XX века.

Список научной литературыФолимонов, Сергей Станиславович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Аверин Б.В. Личность и творчество В.Г. Короленко // Короленко В.Г. Собр. соч.: В 5т.- Т.1.- Л.: Худ. лит., Ленингр. отд.,1989.- С.5-22.

2. Аверин Б.В. Личность и эпоха в «Истории моего современника» Короленко // Русская литература.-1974.- № 2.- С.175-186.

3. Азадовский М.К. История русской фольклористики: В 2т.- Т.1.- М.,1958.- 479с.

4. Акимова Т.М. О поэтической природе народной лирической песни.- Изд-во Саратовского ун-та, 1966.- 172с.

5. Акимова Т.М. О фольклоризме русских писателей: Сб. ст. / Сост. и отв. ред. Ю.Н. Борисов.- Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001.- 204с.: ил.

6. Алексеев В.А. Очерк.- Изд-во Ленинградского ун-та, 1973.- 84с.

7. Аникин В.П., Круглое Ю.Г. Русское народное поэтическое творчество.- 2-е изд-е, дораб.- Л.: Просвещение, Ленингр. отд., 1987.- 479с.

8. Аникин В.П. Русский фольклор.- М.: Высш. школа, 1987.- 288 с.

9. Аникин В.П. Художественное творчество в жанрах несказочной прозы (к общей постановке проблемы) // Русский фольклор.- Русская народная проза.- Материалы и исследования.- АН СССР. ИР ЛИ (Пушкинский дом).- Т. 13.- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1972.-С.6-19.

10. Ю.Архангельская В.К. Очерки народнической фольклористики / Под ред. проф. Т.М. Акимовой.-Изд-во Сарат. ун-та, 1976.- 176с.

11. П.Архангельская В.К. Фольклор в волжских рассказах В.Г. Короленко // Русский фольклор.- Материалы и исследования.- Т.7.- АН СССР. ИР ЛИ (Пушкинский дом).- М.;Л., 1962.-С. 115-128.

12. Афанасьев А.Н. Народные русские легенды.- Т.1.- Легенды, собр. А.Н. Афанасьевым / Под ред. И.П. Кочергина, с прилож. портр. и восп. Афанасьева и двух статей Пыпина.- Изд-во «Молодые силы», 1914.- 232с.

13. Базанов В.В. Поэзия и фольклористика. По материалам литературного архива Александра Прокофьева // Из истории русской советской фольклористики.- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1981.- С.22-65.

14. Базанов В.Г. От фольклора к народной книге.- Л., 1983.- 344с.

15. Базанов В.Г. Русские революционные демократы и народознание,- Л.,1974.-558с.

16. Балабанович Е. В.Г. Короленко. 1853-1921 / Под ред. Влад. Бонч-Бруевича.-М.: Гос. лит. музей, 1947,- 168с.

17. Батороева М.К. Экологическая культура и фольклор // Изв. Сиб. отд. РАН.-История, филология и философия.- 1993.- Вып.1.- С. 19-23.

18. Батюшков Ф.Д. Две встречи с А.П.Чеховым // Литературная Россия.-1974.-№44.

19. Батюшков Ф.Д. Короленко как человек и писатель.- М.: Задруга, 1922.- 124с.

20. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет.- М.: Худ. лит., 1975.- 520с.

21. Белоус P.M. Композиция портретных очерков В.Г. Короленко и русская литературная традиция // Проблема традиций и новаторства в русской литературе XIX начала XX вв.- Межвуз. сб. науч. тр.- Горький, 1981.- С.69-74.

22. Белый А. «Поехал я в Уральск.».- Уральск, 1999.- 276с.

23. Белявская Б.М. В.Г. Короленко и Якутия: Автореф. канд. дисс.- М.,1957.- 32с.

24. Блок А. О романтизме // Блок А. Собр. соч.: В 6т.- Т.4.- Л., 1982.- С. 352-363.

25. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства.- М., 1971.- 543 с.

26. Богданова В.А. Проблема очеркового жанра: Дисс. канд. фил. наук.- МГУ, 1967.- 200с.

27. Бонецкая Н.К. Проблемы методологии анализа образа автора // Методология анализа литературного произведения.- М.: Наука, 1988.- С.60-85.

28. Булушева Е.И. Фольклорные жанры в художественном повествовании романа А.К. Толстого «Князь Серебряный»: Дисс. канд. фил. наук.- Саратов, 1998.- 216с.

29. Буня М.И. В.Г. Короленко в Удмуртии.- Ижевск: Удмуртия, 1982.- 272с.

30. Бялый Г.А. В.Г. Короленко.- 2-е изд-е, пер. и доп.- Л.: Худ. лит., Ленингр. отд., 1983.- 352 с.

31. Бялый Г.А. В.Г. Короленко провинциальный публицист // Уч. зап. Ленинградского ун-та, 1948.- Т. 10.- Вып.З.- С.232-251.

32. Бялый Г.А. Русский реализм конца XIX века.- Изд-во Ленинградского ун-та, 1973.- 168 с.

33. Бялый Г.А. Русский реализм от Тургенева к Чехову.- Л.: Сов. писатель, 1990.-640с.

34. В.Г. Короленко. Жизнь и творчество: Сб. статей / Под ред. А.Б. Петрищева.-П-г.: Мысль, 1922.- 191с.

35. В.Г. Короленко // Русские писатели, XIX век.- Биобибл. словарь: В 2ч.- 4.1: АЛ / Под ред. П.А. Николаева.- 2-е изд-е, дораб,- М.: Просвещение, 1996.- С.368-373.

36. Веревкин М. Точь-в-точь.- Комедия в 3-х действиях.- СПб, 1785.- 49с.

37. Виноградов В.В. О языке художественной литературы.- М., 1959.- 654с.

38. Власова З.И. В.Г. Короленко // Русская литература и фольклор. (Конец XIX века).- Л.: Наука, 1987.- С.305-334.

39. Власова З.И. Рассказы В.Г.Короленко о бродягах и фольклор // Русский фольклор.- Материалы и исследования.- АН СССР. ИР ЛИ. (Пушкинский дом).-Вып.4.- Л., 1959.- С.240-267.

40. Власова З.И. Фольклорно-этнографические интересы В.Г.Короленко 1880-90-х годов: Автореф. дисс. канд. фил. наук.- Л., 1963.- 17с.

41. Власова З.И. Фольклорные записи В.Г. Короленко // Русский фольклор.-Материалы и исследования.- АН СССР. ИРЛИ (Пушкинский дом).- Вып.2.- М.;Л., 1959.- С. 186-219.

42. Волгин В.Г. Очерки по истории социализма.- М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1935.-408с.

43. Восстание Емельяна Пугачева: Сб. документов / Подг. к печати проф. М. Мартынова.- Гос. соц.-экон. изд-во, Ленингр. отд., 1935.- 216с.

44. Выходцев П.С. Советская литература и устное народно-поэтическое творчество. (Методология вопроса) // Русский фольклор.- Материалы и исследования.- Т.7.- АН СССР. ИРЛИ (Пушкинский дом).- М.; Л.,1962.- С.3-25.

45. Гамзатов Г.Г. Писатель и устнопоэтическая традиция (проблемы и суждения) // Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования.- М.:1. Наука, 1991.- C.l 13-130.

46. Ганина М.А. А.Н. Зырянов (из истории уральской фольклористики и народознания) // Фольклор и литература Урала.- Вып.З.- Пермь, 1976.- С.83-84.

47. Гвоздикова И.М. Казачье население Уральска в начале XIX века // Уральску 375 лет.- Материалы региональной научно-краеведческой конференции.- Уральск, 1988.- С.28-31.

48. Глазов в жизни и творчестве В.Г. Короленко / А.Г. Татаринцев, С.И. Софронова, СЛ. Пашкова и др. Ижевск: Удмуртия, 1988.- 127с.

49. Горелов A.A. Введение // Русская литература и фольклор. (Вторая половина XIX в.).- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1982.- С.3-11.

50. Горнфельд А.Г. В.Г.Короленко в его записных книжках // В.Г.Короленко. Записные книжки (1880-1900).- М.: ГИХЛ, 1935.- С.5 53.

51. Горький М. О литературе.- М.:ГИХЛ,1953.- 868 с.

52. Горький М. Собр. соч.: В 30 т.- Т.25.- М.,1953.- 539с.

53. Горячкина М.С. Художественная проза народничества.- М.: Наука, 1970.-216 с.

54. Григорьев Р. В.Г. Короленко.- М.: Госиздат, 1925.- 142 с.

55. Грихин В. Примечания // Короленко В.Г. Собр. соч.: В 6т.- Т.5.- М.: Правда, 1971.- С.509 525.

56. Гусев В.А. Романтическая мечта в творчестве А.П. Чехова // Проблемы художественного мастерства в русской литературе XIX XX вв.- Сб. науч. работ.-Днепропетровск, 1978.- С. 66 - 74.

57. Гусев В.А. Романтические тенденции в русской реалистической литературе конца XIX века (В.М.Гаршин, В.Г.Короленко, А.П.Чехов): Автореф. дисс. канд. фил. наук.- Днепропетровск, 1974.- 27 с.

58. Далгат У.Б. О фольклорно-этнографическом контексте литературного произведения // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР.- М.: Наука, 1975.- С.233-247.

59. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4т.- Госуд. изд-во иностр. и нац. словарей.- М.,1955.- Т.1 4.

60. Дерман А. Жизнь В.Г. Короленко.- М.;Л.,1946.- 144 с.

61. Дерман А. Работа В.Г. Короленко над «Историей моего современника» //

62. Звенья.- Сб. материалов и документов по истории лит-ры, ис-ва и общ. мысли XIX века. / Под ред. Влад. Бонч-Бруевича, A.B. Луначарского.- Т.3-4.- М.;Л.: Академия, 1934.- С.825 852.

63. Днепров В. Идеи времени и формы времени.- Изд-во «Сов. пис.», Ленингр. отд., 1980.- 600 с.

64. Добролюбов; H.A. О степени участия народности в развитии русской литературы // Добролюбов H.A. Собр. соч.: В 6т.- Т.1.- М.;Л., 1934.- С.203-245.

65. Добролюбов H.A. «Слухи»: Газета литературная, анекдотическая и только отчасти политическая. №1. 1 сентября 1855г. // Добролюбов H.A. Избранное.-М.,1984,- С.55-56.

66. Донской Я.Е. В.Г. Короленко. Очерк полтавского периода жизни и деятельности писателя: 1900 — 1921гг.- Харьковское книжное изд-во, 1963.- 216 с.

67. Драгомирецкая Н.В. Автор и герой в русской литературе XIX XX вв.- М.: Наука, 1991.-382 с.

68. Дьяченко И.Ф. К вопросу об эстетических воззрениях В.Г. Короленко // К вопросам русской и национальной филологии.- Вып.7,- Ставрополь, 1973.- С.21-30.

69. Евстратов А.Н. Исторический документ и легенда в художественной системе В.Г.Короленко // В.Г. Короленко и русская литература.- Тез. докл. зон. науч. конф. 28 30 октября 1991г.- Глазов, 1991.- С.30-31.

70. Евстратов А.Н. История и современность в путевых очерках Короленко // Вестник ЗКГУ.- 2001.- №4.- С.25-30.

71. Евстратов А.Н. Путевые очерки В.Г. Короленко: Дисс. канд фил. наук.-М.,1977.- 175 с.

72. Евстратов Н.Г. Русские писатели в Казахстане: Страницы творческих биографий.- Алма-Ата: Жазушы,1979.- 164 с.

73. Емельянова Л.А. Героическая тема в произведениях В.Г.Короленко и русских писателей XVIII века // В.Г. Короленко и русская литература.- Тез. докл. зон. науч. конф. 28-30 октября 1991г.- Глазов, 1991.- С.5-7.

74. Емельянов Л.И. Литературоведение и фольклористика // Взаимодействие наук при изучении литературы.- Л.: Наука, Ленингр. отд.,1981.- С.102-103.

75. Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики.- Л., 1978.- 208 с.

76. Еремина В.И. К вопросу о жанровой дифференциации народной символики // Вестник Ленингр. ун-та.- История. Язык. Литература.- Вып. 1.- Л, 1967.- С.34-54.

77. Железнова A.B., Железное В.Ф. Песни уральских казаков.- Пг.,1899.- 179 с.

78. Железнов И.И. Уральцы. Очерки быта уральских казаков: В Зт.- Т.1-3.-СПб,1888.

79. Зобов Ю.С. Крепостные люди в Уральске в первой половине XIX века // Уральску 375 лет.- Материалы per. науч.-краевед. конф.- Уральск, 1988.- С.40-42.

80. Иванова T.B. А.К. Толстой // Русская литература и фольклор. (Вторая половина XIX в.).- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1982.- С.286-321.

81. Ивлен Н.П., Щербанов Н.М. Судьба уральского войскового архива // Уральск литературный: Сб. науч. тр. Уральск, 1990.- С.79-87.

82. Изергина Н.П. «Порог» И.С. Тургенева и «Чудная» В.Г. Короленко (к проблеме эстетического идеала и художественного метода) // В.Г. Короленко и русская литература: Межвуз сб. науч. тр.- Пермь: ПГПИ,1987.- С.3-13.

83. Исторические песни XVIII века / Сост. О.Б. Алексеева и Л.И. Емельянов.- Л.: Наука, Ленингр. отд.,1971.- 356с.

84. История всемирной литературы: В 9т.- Т.7.- М.: Наука,1990.- С.7-17.

85. Исупова Г.А. В.Г. Короленко // Русский романтизм.- Уч. пос. / Под ред. проф. H.A. Гуляева.- М.: Высш. школа,1974.- С.311-320.

86. Казаки России. (Прошлое. Настоящее. Будущее) / РАН.- Ин-т этнологии и антропологии им. H.H. Миклухо-Маклая.- Координ.-методол. центр приклад, этнографии.- М.,1992.- 133 с.

87. Казачий словарь-справочник: В Зт.- Т.З.: РАА Ятовь / Сост. Г.В. Губарев. Ред.-изд. А.И. Скрылов.- Репринт, воспроизв. изд. 1969г.- М.: ТО «Созидание», 1992,- 344 с.

88. Каминский В.И. Романтика поисков в творчестве В.Г.Короленко (к вопросу о своеобразии реализма «переходного времени»)// Русская литература.- 1967.- № 4.-С.75-91.

89. Канашкин В.А. И в помыслах, и в чувствах: Пути и перепутья народной мысли.- М.: Сов. Россия,1992.- 512 е.: ил.

90. Карпов А.Б. Памятник казачьей старины. Краткие очерки из истории Уральского войска.- Уральск, 1992.- 108 с.

91. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века.- М.: Наука, 1975.- 280 с.

92. Ким Г.П. Социально-промысловые и этнографические мотивы в фольклоре уральских казаков // Вестник ЗКГУ.- 2000.-№3.- С.56-63.

93. Книппович Е.Ф. Художник и история: Статьи.- М.: Сов. пис.,1968.- 432 с.

94. Колесницкая И.М. Русские предания и легенды в публикациях 1860 -1870-х годов // Русская народная проза.- Русский фольклор.- Материалы и исследования.-Т.13.- РАН. ИР ЛИ. (Пушкинский дом).- Л.: Наука, Ленингр., отд., 1972.- С.20-39.

95. Колобаева Л.А. Концепция личности в русской литературе XIX-XX вв.- М.: Изд-во МГУ,1990.- 336 с.

96. Колосов Г.В. Проблема сюжета и композиции в очерке // Филологич. сб. Мин. образ. Каз. ССР.- Вып.З.- Алма-Ата, 1964.- С.47-54.

97. Корниенко Н.Г. Черты романтического метода в «Сибирских рассказах» В.Г. Короленко // В.Г. Короленко и русская литература: Межвуз. сб, науч. тр.- Пермь: ПГПИ, 1987.-С.З 8-48.

98. Короленко В.Г. в воспоминаниях современников.- ГИХЛ, 1962.-656 с. Ю1.Короленко В.Г. Дневник.- Т. 1.- Харьков, 1925.- 304 с.

99. Короленко В.Г. Записные книжки (1880 1900).- М.: ГИХЛ,1935.- 524 с.

100. Короленко В.Г. Земли! Земли! Мысли, воспоминания, картины // Новый мир.-1990.- №1.- С.168-200.

101. Короленко В.Г. О литературе.- М.:ГИХЛ, 1957.- 716 с.

102. Ю5.Короленко В.Г. Полн. собр. соч.: В 9т.- Т.6.- С.-П.: Изд-во Тов-ва А.Ф. Маркса, 1914.- 458 с.

103. Юб.Короленко В.Г. Собр. соч.: В Ют.- М.: ГИХЛ,1953-1956.- Т.1-10.

104. Короленко C.B. Десять лет в провинции. О В.Г. Короленко. Предисл. Г.А. Вялого .- Ижевск: Удмуртия, 1966.- 220 с.

105. Ю8.Короленко С.В. Книга об отце. В.Г. Короленко. Предисл. А. Западова.-Ижевск: Удмуртия, 1968.- 382 с.

106. Ш.Коротин Е.И. Тема «уходцев» в фольклоре и литературе яицких (уральских) казаков // Вестник ЗКГУ.- 1998.-№1.- С.25-32.

107. Коротин Е.И., Щуров В.М. Не один казак гулял. (Фольклорный ансамбль уральских казаков).- Уральск: Диалог, 1991.- 128 с.

108. Коротин O.E. Исторические реалии в песенном фольклоре уральских казаков // Фольклор Приуралья: Сб. науч. тр. ЗКГУ.- Уральск, 1997.- С.201-204.

109. Котов А.К. Статьи о русских писателях.-2-е изд.- М.: Худ. лит., 1986.- 206 с.

110. Кочетов В.Н. Шишков и устное народное поэтическое творчество.- М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.- 65 с.

111. Кравцов Н.И. Русская проза 2-ой половины XIX века и народное творчество.-Изд-во МГУ, 1972.- 142с.

112. Криничная H.A. Персонажи преданий: Становление и эволюция образа.-Л.,1988.- 192 с.

113. Криничная H.A. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры / Отв. ред. В.К. Соколов.- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1987.- 232 с.

114. Круглов Ю.Г. Русские обрядовые песни: Учеб. пособие.- М.: Высш. школа, 1982.- 272 с.

115. Кругляшова В.П. Социально-утопические предания и легенды на горнозаводском Урале // Фольклор народов РСФСР.- Вып.1.- Уфа, 1974.- С.98-107.

116. Кулик Л.С. Сибирские рассказы В.Г. Короленко.- Киев: Изд-во АН УССР, 1961.- 60 с.

117. Лазутин С.Г. Взаимодействие литературы и фольклора: аспекты и методы изучения // Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования. М.: Наука, 1991.- С. 103-112.

118. Лазутин С.Г. Поэтика русского фольклора.- М.: Высш. школа, 1981.-221 с.

119. Латухина H.A. Народно-героическая эпопея В.Я.Шишкова «Емельян Пугачев»: Дисс. канд. фил. наук.- Саратов, 1954.- 210 с.

120. Ленодль Г. Писатель и его работа. Вопросы психологии творчества и художественного мастерства.- М.: Сов. пис., 1966.- 396 с.

121. Лимонов Ю.А. Пугачев и пугачевцы.- Л.,1974.- 188 с.

122. Лихачев Д.С. Земля родная.- М.: Просвещение, 1983.- 256 с.

123. Малеча Н.М. Говоры Приурального района Западно-Казахстанской области Каз.ССР // Уч. зап. Уральского Каз. ПИ им. А.С.Пушкина. -Вып.1.- Уральск, 1947.1. C.l-14.

124. Манн Ю. Динамика русского романтизма.- М.,1995.- 384 с.

125. М. Горький и В. Короленко: Сборник материалов.- М.: ГИХЛД957.- 288 с.

126. Меднис Н.Е. Сибирские рассказы В.Г. Короленко в контексте русской литературы и культуры XIX века // Сибирские страницы жизни и творчества В.Г. Короленко.- Новосибирск: Наука,1987.- С.54-63.

127. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция. Вопросы поэтики. / Под ред. Б.Ф.Егорова.- Саратов, 1980.- 296 с.

128. Миксон Е.К. Короленко и народное творчество: Автореф. дисс. канд. фил. наук.- Харьков, 1954.- 24 с.

129. Миронов Г.М. Короленко.- М.: Мол. гвардия, 1962.- 367 с.

130. Могилянский А.П. Романисты 1880-1890-х годов // История русского романа: В 2-х т.- Т.2.- М.;Л.,1964.- С.390-415.

131. НЗ.Морохин В.Н. Прозаические жанры русского фольклора: Хрестоматия.- М.: Высш. шк., 1977.-296 с.

132. Мякушин Н.Г. Сборник уральских казачьих песен / Собрал и издал Н.Г.Мякушин.- СПб, 1890.- 289 с.

133. Негретов П.И. В.Г. Короленко. Летопись жизни и творчества: 1917-1921 / Под ред. A.B. Храбровицкого.- М.: Книга, 1990.- 287 с.

134. Нб.Неизвестные письма В.Г.Короленко М.Е. Верушкину. (Публикация Н.Г.Евстратова) // Русская литература.- 1963.- № 2.- С. 168-174.

135. Некрылова А.Ф. Очеркисты-шестидесятники // Русская литература и фольклор. (Вторая половина XIX века).- Л.: Наука, Ленингр. отд., 1982. С.131-177.

136. Никонов В.А. Введение в топонимику.- М.: Наука, 1965. 180 с.

137. Новикова А.М. Фольклор и литература (проблемы их исторических взаимоотношений в русской фольклористике)// Фольклор и литература. Проблемы их творческих взаимоотношений: Сб. науч. тр.- М., 1982.- С.3-42.

138. Новиков JI.A. Художественный текст и его анализ.- М.: Русский язык, 1988.-304 с.

139. Описание писем В.Г. Короленко / Сост. В.М. Федорова.- М.,1961.- 659 с. 154.Описание рукописей В.Г. Короленко: Худ. произв., лит.-критич. статьи, историч. и этнографич. работы, зап. книжки, материалы к произв. /Сост. Р.П. Маторина.- М.,1950.- 224 с.

140. Панневиц И.Г. Полифункциональность фольклорных элементов в исторических романах С.П.Злобина «Остров Буян» и «Степан Разин» (статья вторая)// Фольклор народов РСФСР: Межвуз. научный сборник.- Уфа: Изд-во Башкирского гос.ун-та, 1983.- С.134-140.

141. Петров С.М. Исторический роман в русской литературе.- М.,1961.- 223 с.

142. Пигарев К.В. Русская литература и изобразительное искусство. Очерки о русском национальном пейзаже середины XIX в.- М.: Наука, 1972.-124 е.: ил.

143. Пиксанов Н.К. В.Г. Короленко. Идеология творчество // В.Г.Короленко. М., 1928.- С.17-56.

144. Пинаев М.Т., Гущин Ю.Г. Записные книжки и тетради В.Г.Короленко как источник изучения творческой индивидуальности писателя // В.Г.Короленко и русская литература.- Тез. докл. зон. науч. конф. 28-30 октября 1991 г.- Глазов, 1991. С.26-28.

145. Померанцева Э.В. Писатели и сказочники.- М.: Сов.пис.,1988.- 360 с.

146. Померанцева Э.В. Русская устная проза: Учеб. пособие по спецкурсу / Сост.

147. B.Г. Смолицкий.- М.: Просвещение, 1985.- 272 с.

148. Потявина Н.В. Символика в солдатских песнях // Художественные средства русского народного поэтического творчества.- Изд-во Моск. ун-та.- М., 1981.1. C.43-52.

149. Пропп В.Я. Поэтика (фольклора): Собрание трудов.- М.: Лабиринт, 1998.-352с.

150. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избр. статьи.- М.,1976.- 326 с.

151. Пугачевщина.- М.;Л., 1926-1931.- Т.2.- 496 с.

152. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура.- СПб, 1994,- 240 с.

153. Пушкин А.С. Поли. собр. соч.: В 16т.-М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1949.

154. Розанов В.В. В темных религиозных лучах: Русская церковь и другие статьи.-М.,1994.- 476 с.

155. Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. / Гл.ред. «

156. ПЛ.Николаев. М.: Большая Российская энциклопедия. - (Русские писатели XI-XX вв.).- Т.З : К-М. - 1994. - 592с.: ил.

157. Русское православие: вехи истории / Науч. ред. А.И. Клибанов.- М.: Политиздат, 1989.- 719 с.

158. Савушкина Н.И. Постижение глубин фолыслоризма // Фольклор в современном мире: Аспекты и пути исследования.- М: Наука,1991.- С.93-103.

159. Селиванова C.B. Народная русская легенда: истоки и трансформации // Русский фольклор.- Материалы и исследования.- Т 30.- РАН. ИРЛИ (Пушкинский дом).- С.-П.:Наука, 1999.- С.164-175.

160. Соколова В.К. Русские исторические предания.- М.: Наука,1970.- 320 с.

161. Соколов Н.И. Русская литература и народничество. Литературное движение 70-х годов XIX века.- Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1968.- 254 с.

162. Софронова С.И. Русская история в произведениях В.Г.Короленко // В.Г.Короленко и русская литература.- Тез. докл. зон. науч. конф. 28-30 октября 1991 г.- Глазов, 1991.- С.28-30.

163. Суперанская А.В. Что такое топонимика? / Отв. ред. акад. Г.В. Степанов.- М.: Наука, 1985.- 182 с.

164. Трофимов В.М. Историко-философское и социально-эстетическое значение казачьей песни в эпопее «Тихий Дон» М. Шолохова // Фольклорная традиция в русской литературе: Сб. науч. тр.- Волгоград, 1986.- С.108-115.

165. Фетисов М.И. Литературные связи России и Казахстана в 30-е 50-е годы XIX века.- М., 1956.- С.35-62.

166. Фокии Н.И. К истории создания «Капитанской дочки» А.С.Пушкина.1. Уральск, 1957.- 124 с.

167. Фокин Н.И. Уральск православный. Эпизоды местной духовной и социальной истории.- Ульяновск: Ул.ГТУ,2002.- 280 с.

168. Фольклор крестьянской войны 1773-1775 годов. К 200-летию пугачевского восстания: Сб. науч. статей.- JI.,1973.- 104 с.

169. Фортунатов Н.М. В.Г. Короленко в Нижнем Новгороде: 1885 1896.-Горысий: Волго-Вятское книж. изд-во,1986.- 159 е.: ил.

170. Хализев В.Е. Художественный мир писателя и бытовая культура (на материале произведений Н.С. Лескова) // Контекст-1981: Литературно-теоретические исследования.- М.: Наука, 1982.- С.110-145.

171. Хохлов Г.Т. Путешествие уральских казаков в «Беловодское царство» / Предисл. В.Г.Короленко // Записки РГО по Отделению этнографии.- Т.28.- Вып.1.-СПб, 1903.- 112 с.

172. Цилевич Л.М. Принципы анализа литературного произведения // Филологические науки.- 1988.- №1.- С.9-13.

173. Цой Е.П. О ритме авторской речи в повести В.Г.Короленко «Слепой музыкант» // Русская литература: Сб. науч. тр. Алма-Ата, 1972.- С.48-52.

174. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVII- XIX вв.- М.: Наука,1967.- 344 с.

175. Чичерин A.B. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика.- 2-е изд., доп.- М.: Худ. лит.,1985.- 447 с. 192.Чичерин A.B. Ритм образа. Стилистические проблемы.- 2-е изд., расшир.- М.: Сов. пис.,1980.- 336 с.

176. Шептаев Л.С. Топонимический фольклор // Проблемы изучения русского народного поэтического творчества (фольклорно-литературные влияния).-Республиканский сборник.- Вып.5.- М.,1978.- С.136-155.

177. Щербанов Н.М. В.Г.Короленко и фольклорно-этнографическое наследие

178. И.И.Железнова // Фольклор Урала.- Литература и фольклор.- Свердловск, 1976.-С.48-61.

179. Щербанов Н.М. И.И. Железное фольклорист и этнограф: Автореф. дисс. канд. фил. наук.- Изд-во Моск. ун-та, 1976.- 18 с.

180. Щербанов Н.М. Неосуществленный замысел В.Г.Короленко. Роман «Набеглый царь» // В.Г.Короленко и русская литература.- Тез. докл. зон. науч. конф. 28-30 октября 1991 г.- Глазов, 1991 г.- С.31-33.

181. Щербанов Н.М. Пушкин в Уральске.- Уральск, 1999.- 78 с.

182. Щербанов Н.М. Уральские страницы русской литературы // Вестник ЗКГУ.- 1998.- №3.- С.89-94.