автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.09
диссертация на тему: Фольклорная традиция на краю ойкумены: сказки Русского Устья

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фольклорная традиция на краю ойкумены: сказки Русского Устья"

На правах рукописи

РГВ од

''о hiTtf ?: i0 КАЗИЛИШИНА Раиса Николаевна

ФОЛЬКЛОРНАЯ ТРАДИЦИЯ НА КРАЮ ОЙКУМЕНЫ: СКАЗКИ РУССКОГО УСТЬЯ

Специальность 10.01.09 - фольклористика

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Улан-Удэ - 2000.

Работа выполнена на кафедре литературы Иркутского государственного педагогического университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Е.И.Шастина

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук Р.П.Матвеева

кандидат филологических наук Р.П.Потанина

Ведущее учреждение:

Бурятский государственный университет

Защита диссертации состоится 27 декабря 2000 г. в 10.00 часов на заседании диссертационного совета по защите докторских диссертаций Д 003.26.02 в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской Академии наук (670047, г.Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН.

Автореферат разослан 26 ноября 2000 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

к.ф.н.

Общая характеристика-работы'.

- : ' - ■

Русское Устье как комплекс историко-этнйграфических, социально-психологических и фбльклорно-языковых явлений и фактов народной культуры э'гнической группы русских на северо-востоке Сибири привлекло внимание исследователей в конце XIX в., когда уже в «Верхоянском сборнике» И.А.Худякова (Иркутск, 1890) было опубликовано несколько1 фольклорных текстов (в том числе 8 сказок). Записанные в 1860-х гг. от уроженца Русского: Устья, произведения народного творчества (особенно сказки) отличались явным своеобразием.

В настоящее время актуально изучение региональных фольклорных традиций как проявление инварианта в его конкретных условиях. В своей последней работе Б.Н.Путилов отмечал: «Особенное внимание вызывают зоны/очаги, играющие роль хранителей' уникальных либо достаточно ценных'и'мало распространенных в других'местах фактов фольклорной культуры» («Фольклор и народная культура», с.153). Русское Устье [в дальнейшем - РУ] как фольклорно-этнографический феномен как раз входит в ряд таких зон.

Собирание фольклора среди русских нижней Индигирки имеет давнюю и содержательную историю, уходящую во вторую половину XIX века. Нас интересует сказочная традиция региона. Записи сказок осуществлялись в несколько этапов: 1860-е (И.А.Худяков), 1920-е (Д.Д.Травин), 1940-е (С.И.Боло, Н.А.Габышев), 1960-1970-е (М.Ф.Дружинина, С.Н.Азбелев, Ю.Н.Дьяконова), 1980-е (Ю.И.Смирнов, Е.И.Шастина, Р.Н.Афанасьева /Базилишина/). '

•'I Исследования по этнографии и фольклору РУ оформлены книгами (В.М.Зензинов, А.Л.Биркенгоф, А.Г.Чикачев) и отдельными статьями, часть-из которых посвящена именно русскоустьинской [в дальнейшем -р/у]1 сказке-(Н.В.Соболева, ГЛ.Венедиктов, Е.И.Шастина, Ю.И.Смирнов, Р.II.Афанасьева).

С 1970-х гг. обозначился особый интерес к быту и народному творчеству^ языку индигирцев как носителей национального самосознания русских, живущих в экстремальных условиях: около трехсот лет за Полярным кругом, вдали от родного этноса. Заповедником'старины, «островком древнерусской культуры» (А.Г.Чикачев) называют его этнографы и фольклористы, интересующиеся самобытностью этого "«сколка» русских северовосточной Сибири.

Фундаментальным собранием нижнеиндигирской устной поэзии является коллективный труд, вышедший в >1986. году] - «Фольклор Русского Устья» (редакция С.Н.Азбелева и М.А.Мещерскогб)'[в дальнейшем - ФРУ]. Годом ранее вышла книга «Русские сказки Восточной Сибири» (состави-

тель Е.И.Шастина), где впервые опубликовано самое большое (после «Вер хоянского сборника») число сказочных текстов 'ГУ. Статьи и комментарш сопровождающие публикацию текстов этих сборников, а также богатыр ских сказкок в «Русской эпической поэзии Сибири и Дальнего Востока; (Ю.И.Смирнов, в дальнейшем - РЭПС) - ключевые изыскания в обласп сказочной прозы.

Несмотря на обилие опубликованного фольклорно-этнографическог материала, - в масштабах такой местности и малочисленности населения как РУ, внимание к жизни и фольклору данной этнической группы можн считать повышенным - исследований монографического характера по ос новным жанрам р/у фольклора до сих пор нет.

Настоящая работа посвящена изучению сказочной традиции регион старожильческого населения нижней Индигирки.

Актуальность и новизна настоящей работы заключается в общей ха ракгерйстике уже отмеченных в исследованиях по фольклору РУ черт ег сказочной традиции, в их дополнении и расширении за счет конкретноп анализа всей массы известных к настоящему времени сказочных тексто индгирцев с учетом их общефольклорного фона. Интерес к определении сути и судьбы русской сказки на краю ойкумены в условиях длительно изоляции от материка в качестве части общероссийской сказочной тради ции и породил настоящее исследование.

Главная цель работы - характеристика сказочной традиции Русскоп Устья в свете фольклорно-этнологической судьбы группы русских, нахс дящихся в изоляции от прямого контакта с родным этносом; обзор текстов выражающих ее специфику и объясняющих этот феномен.

Объект исследования - сказочная традиция нижнеиндигирского ре гиона за период с 1860-х по 1980-е годы.

Предмет исследования - сюжетно-образное и стилевое содержан» сказочного фонда РУ, этнографо-исторические и фольклорные реалии еп формирования. В работе берутся во внимание отдельные стороны рассмат риваемой традиции, в том числе акцентируется внимание на эволюции од ного из древнейших традиционных сказочных персонажей, а также на ро ли, структуре и стиле неславянских по происхождению сказок.

В диссертации ставятся следующие задачи:

- выявить сюжетно-образный состав сказок РУ через рассмотрение,ти пичных для данной локальной традиции текстов;

- определить отдельные особенности сказочной поэтики исследуемог ареала сказителей;

- охарактеризовать в целом фольклорно-этнографический фон форми рования специфики сказочной традиции этнической группы русских севе ро-востока Сибири.

Материал исследования: опубликованные и архивные записи этнографов и фольклористов, а также самостоятельные наблюдения и материалы, собранные автором во нремя экспедиций в Якутию (1983, 1984 гг.).

Практическое значение настоящей работы заключается в том, что ее результаты (как и тексть1 Приложения) могут быть использованы при публикации сказочных сборников Сибири и севера России^ а также в учебных курсах по фольклору, диалектологии и краеведению на филологических и исторических факультетах вузов. Кроме того, целесообразно, на наш взгляд, обратить внимание на данную работу социологам, этнологам, исследующим, в частности, вопросы формирования и развития русского' этноса, à также проблемы 'межнационального взаимодействия в полиэтнических регионах. .■ -Апробация работы: главные положения исследования обсуждались на заседаниях кафедры литературы и научных конференциях Иркутского гос-педуниверситета; были представлены в форме докладов на; «Четвертых Алексеевских чтениях» — ИГУ, 1987, Втором международном симпозиуме «Байкальские встречи» - Улан-Удэ, 1998, на «Виноградовских чтениях» -Иркутск,. 1999).

Содержание диссертации отражено в авторских публикациях, указанных в конце реферата.

Методологической основой диссертации являются общие теоретико-методологические принципы изучения фольклора, сформулированные в отечественной фольклористике В.Е.Гусевым («Эстетика фольклора»), Б.Н.Путиловым («Методология сравнительно-исторического изучения фольклора», «Фольклор и народная культура»), Ю.И.Смирновым («Славянские эпические традиции»), К.В.Чистовым («Народные традиции и фольклор»); фундаментальные исследования по теории и истории жанра сказки В.Я.Проппа, Е.М.Мелетинского, Э.В.Померанцевой, Н.В.Новикова, Б.П.Кербелите; основные теоретико-региональные изыскания в области сказкотворчества Сибири М.К. Азадовского, Е.И.Шастиной, Р.П.Матвеевой, Н.В.Соболевой, Т.ГЛеоновой; историко-этнографические и фольклористические работы, посвященные изучению традиционной культуры Индигиро-Колымского региона, а также классические труды по исследованию быта и устной поэзии народов сибирского Севера (И.А.Худяков, В.М.Зензинов, А.Л.Биркенгоф, И.Г.Чикачев; В.Г.Богораз, В.И.Иохельсон, Н.В.Емельянов и др.).

Основными методами исследования являются сравнительно-типологический и структурно-семантический. Текстологический синхронно-диахронный анализ доминирует в методике работы со сказочными записями от разных исполнителей. При выявлении путей формирования мотивно-образного и сюжетно-тематического состава сказочного фонда РУ приме-

няется и функционалыю-контексгу;тьный метод. Сопоставление локальных вариантов осуществляется главным образом посредством сравнительно-сопоставительной методики, а общий фольклорно-этнографический портрет р/у анклава создается во многом через описание.

Научная новизна работы. В диссертации представлен взгляд на общее состояние сказочного локуса этнической группы русских Индигирки на фоне их неординарной этнолого-фольклорной судьбы. В связи с выяснением специфики р/у сказки в научный оборот вводятся ранее не опубликованные тексты и материалы. В работе рассматриваются аспекты, прежде не подвергавшиеся специальному анализу: межэтнические процессы, влияющие на формирование сказочной традиции северо-восточных старожилов русского Заполярья; несомненной новизной считаем выделение нами в контексте нижнеиндигирской фольклорной традиции особой школы скази-тельства, которую мы называем русскоустьинской.

Теоретическая значимость исследования заключается в определении места р/у сказочной традиции в ряду региональных сказочных систем, что позволяет приблизиться к решению общих вопросов в изучении основных направлений, а также общих закономерностей коллективного сказочного творчества. Работа позволяет расширить и углубить научные представления о путях развития славянской сказки в условиях северной Азии, на краю ойкумены. Выявленная в ходе исследования р/у традиции сказок интерпретация древнего традиционного образа яги дополняет уже известные фольклористике представления об этом персонаже.

Цели, задачи исследования и специфика данного сказочного локуса определили структуру работы: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения, в котором представлены тексты, записанные автором.

Во введении излагается история собирания и изучения р/у традиции сказок на протяжении Х1Х-ХХ веков, анализируются ключевые публикации по теме, формулируются цели и задачи исследования.

Первая глава «Фольклорно-этнографическая ситуация Русского Устья» представляет один из вариантов этно-фольклористического очерка о группе русских старожилов низовий Индигирки. Без описания особенностей формирования данного осколка этноса и представления общей картины и роли устной поэзии в его судьбе невозможно понять своеобразие р/у сказок. При этом автор данной работы видит ситуацию в ракурсе не только историко-этнографическом, но и социально-психологическом, учитывая собственные полевые наблюдения над современным бытованием фольклора в РУ.

В первом разделе главы «Историко-этнологический и фольклорный контекст бытования сказочной традиции» раскрываются особенности формирования своеобразия группы русских старожилов Индигирки. В него

включены историко-этнографические и демографические данные. Во многом автор ориентируется на этническую характеристику русских Колымы, представленную В.Г.Богоразом, поскольку он, на наш взгляд, наиболее ярко отразил судьбу и психологические типы северо-восточного русского населения при описании этнической группы колымчан. А так как Индиги-ро-Колымский регион выделяется этнографами в качестве единой культур- г ной подобласти Сибири (Р.В.Каменецкая), сведения о нижнеколымских . , русских («колымском народе», как они себя называли) и размышления В.Г.Богораза существенно дополняют факты и наблюдения над историей русского населения устья Индигирки, содержащиеся в книгах , В.М.Зензинова, А.Л.Биркенгофа, А.Г.Чикачева, заметках А.Й.Худякова, Д. Д.Травина и др.

Изучение Русского Устья как фольклорно-этнографического феномена выявило самобытность этнической группы русских низовий Индигирки, формировавшуюся около трехсот лег. По преданию, землепроходцы и мореходы поселились у Ледовитого океана чуть ли не в XVI веке, но более .' вероятно время второй половины XVII. Характер развития региона русских •,•' старожилов низовий Индигирки как населенного пункта во многом определил специфику местной сказочной традиции. Этот «островок древнерусской культуры» сформировался не вполне ясным для историков, полузагадочным путем, потому временные и пространственные рамки и пути его заселения до сих пор окончательно не установлены. Ясно одно: формирование здесь постоянного населения происходило тогда, когда русский народ как этническая общность уже состоялся там, на «материке», откуда прибыли первопоселенцы РУ (предполагается, родиной землепроходцев и мореходов был Русский Север, но и :>то, думаем, не единственный источник прародины индигирцев и колымчан, если судить по фольклорным, данным, в частности, сказкам). Судя даже по сказочным текстам, вряд ли это было «одномоментное» переселение с запада России, хотя, повторяем, историки склоняются как раз к обратному - утверждается «разовое» заселение устья Индигирки. В этом смысле исследование фольклорной традиции края может явиться историко-этнографичгеским источником в изучении происхождения и формирования старожилого-населения Индигирки.

В фольклорно-этнографической литературе о РУ утвердилось известное положение о сохранении национальной устойчивости в языке, фольклоре, особенностях быта и - значительно - в физическом типе русского населения Колымо-Индигирского края, что обусловлено такими основными факторами, как: компактность расселения в дельтах Индигирки и Колымы, богатых рыбой и зверем; замкнутость быта и хозяйства (его полунатуральный характер); территориальная обособленность от окружающих коренных народов (А.Г.Чикачев, Р.В.Каменецкая). Население низовий Ин-

дигирки, как й Колымы, представляет собою обособленный анклав русских в циркумполярной зоне, который выделяется как отдельная этническая группа на территории северо-востока Сибири, '

Индигирцы в большей степени, чем колымчане, сохранили традиционные черты славянского типа в фольклоре и языке. Своеобразие старожильческой группы нижней Индигирки как этно-социального организма (в дальнейшем - ЭСО) объяснимо не только названными геофизическими факторами, но и, как отмечается в данном разделе первой главы, демогра-фо-психологическими.

Здесь обращается особое внимание на трудности выживания русскоу-стьинцев в суровых условиях Заполярья, что в прошлом вызывало постоянную заботу о пище насущной («Была бы едишка!»). Эту характерную особенность:,, северо-восточных1 "русских отмечали И.А.Худяков, В.Г.Богораз, В.Н.Зензинов, А.Л.Биркенгоф. В связи с этим обстоятельством система жизнеобеспечения русскоустьинцев учитывала опыт выживания коренного населения. Большое значение в целях самосохранения приобретал в условиях циркумполярной зоны именно коллективный образ жизни индигирцев. Они представляли (¿обой «общество» - в буквальном смысле означающее сообщество, общежитие: имея формально официальный статус мещан (за счет приписки их ¿'качестве жителей к городу Верхоянску), рус-скоустьинцы фактически являлись сплоченным социальным организмом, который состоял из отдельных семей охотников й ихтиофагов, проживающих на заимках (местечках) недалеко друг от друга. Находясь в кровном родстве друг с другом, ввиду сурового образа жизни в Арктике, люди намеренно поддерживали общинно-коллективный образ жизни, имея строгий и постоянный его распорядок как наиболее оптимальный способ выживания «на краю света». 1

^ Славяне^ оторванные от этнического материка, находясь в инорасовом окружении, ставшие по крови ближе к якутай, чем к русским, индигирцы организовали свою жизнь, руководствуясь - и сознательно, к на интуитивном уровне - прежде всего стремлением к духовной национальной идентичности своим предкам.

Рднако взаимодействие с элементами инонационального образа жизни и сознания сформировало у индигирщиков особый тип культуры, в том числе и менталитет. ' ''

Потомки землепроходцев и мореходов, уже во втором поколении будучи метисами (преимущественно по линии матери), непроизвольно впитывали элементы традиционной культуры коренных народов северной Азии (юкагиров, эвенов и эвенков, якутбй и проч.).

Мы заключаем, что этнофольклорная специфика нижнеиндигирцев базируется, с одной стороны, на стремлении к консервации собственно рус-

ской духовной и материальной трудицк^.,^ другой,сторону, - на славянонеславянских межэтнических контактах, сформировавшихся в циркумполярной зоне'Сибири. Таким образом, «индигирщики» (как они себя называют) являются частью приполярной Руси, к сравнительному изучению которой призывал еще В.Г.Богораз.

Во втором разделе «Современное состояние устной поэзии русских, поречан Индигирки в связи с отношением ,к сказке» обращается внимание прежде всего на современное состояние фольклорной традиции РУ к концу XX столетия (1980-е годы) и констатируется как активное повсеместное бытование некоторых традиционных жанров фольклора (песенная, лирика, малые жанры и сказки), так и пассивное (или скрытое?1) - эпических (былинных) фрагментов, мифологических рассказов, некоторых календарно-. обрядовых элементов. Именно благодаря активному бытованию разных жанров фольклора поддерживается, сохранность, сказочной традиции отдельными ее представителями, в лице Е.С.Киселева, Е.Н.Портнягиной, А.П.Новгородовой, В.Д.Шкулева. -

Нами отмечается, что именно сказки в местных условиях долгое время оставались основным средством гуманитарной информации для индигир-цев и, в силу специфики жизненного уклада северо-восточных русских Сибири, выполняли функцию этнопедагогики.

Из первой главы вытекает, что этнопсихологический облик и духовная культура индигирцев несут информацию о специфическом проявлении их славянских корней. Коллективно-бытовое сознание северо-восточных русских Сибири сохранило л продолжение нескольких веков свою этническую направленность («Все мы русские, все от землепроходцев пошли»), и в то же время они адаптировались в неславянском окружении. Ощущая себя особой ветвью на большом дереве восточнославянского этноса, русскоу-стьинцы, как и колымчане, заявляли: «Мы - местнорусские.., индигирщики» («Какие мы русские.., мы так .,, - колымский народ!»).

Фольклорпо-этническая судьба;русских Северо-востока представляет собой вариант локальной интерпретации общего этнического пути наших соотечественников. Таким образом, настоящее исследование является реализацией регионального принципа, который ведет нас в «богатую область вариативности элементов фольклорной, культуры, разветвленности традиций, множественности исторических типов выражения, а вместе с этим - в сферы этнической истории в еа конкретике, сложности и загадочности» [подчеркнуто мною -г Р.П.] (Б.Н.Путилов. «Фольклор и народная культура»', с.153). : ■

Вторая глава «Характеристика наиболее популярных сказок Русского Устья: сюжетно-жанровый состав, образы, стиль» решает одну из главных

Фиксация шпором отдельных жанров р/у фольклрра привела к этому вопросу.

задач исследования, ибо представляет собой системное описание сказок РУ.

Общий обзор сказок РУ/г^дицт) включая ее контекст, приводит нас к выводу, что судьба р/у сказочной традиции - пример не простого поддержания и сохранения перенесенного из «Мудреной Руси» фольклора, но и создание нового - через включение в известный славянский пласт инонациональных поэтических элементов, через освоение книжной культуры, подхватывание фольклорных образов и сюжетов как «туземного» населения (аборигенов края), так и своего рода «бродячей» традиции из репертуара торговцев (купцов), служилых людей (казаков), разного рода «прохожих», задерживавшихся на какое-то время в этом словно Богом забытом месте.

В этом разделе диссертации на отдельных сказочных вариантах прослежены известные славянские типы сюжетов р/у школы на фоне сибирской традиции, а также с учетом сказочных текстов Русского Севера и «инородческих» сказок. Сказки пижнеиндигирских русских представляют собой цельный организм, поэтому в системе р/у традиции естественно выделяются «любимые» сказки исполнителей, которые, как правило, сохранились в памяти нескольких поколений. Приводятся как интересные образцы и сказки «бывшей» популярности: контрольным периодом записи мы считаем 1946 год, когда экспедиция Т.А.Шуба зафиксировала наибольшее количество сказочных текстов (записи Н.А.Габышева), - варианты многих сказок тех лет дошли до последней четверти XX столетия.

Во второй главе анализируются тексты со следующими ведущими сюжетами (по ВС)2:

301 Д* («Отставной солдат»), 302] («Арко Аркович»), 311 («Три сестры и людоед»), 325 («Учитель»), 530 («Три сына или Иван-дурак»), 532 («Цар-зара или Иван-купеческий сын»), 552 А («Беломонет-богатыр^»), -650 С* («Шветогор-богатыр»), 653 ([Семь Симеонов]), 882 А («О голи Кабацкой»), 1539 («Челбунчут»); а также тексты, не находящие аналогий в ВС («С хвостами люди», «Три амбара иглы», «Дурак-Сибиряк», «С аршин величиной человек», «Чукчи»),

Для Русского Устья характерны многие сюжеты, встречающиеся на территории Сибири и европейской части России.

Сказки, как правило, представляют собой контаминации с включением таких известных славянских сюжетных тем, как: 301 А, В - Три подземных царства, 300, - Победитель змея, 318*- Неверная жена, 400! - Муж ищет исчезнувшую жену, 530 А - Свинка - золотая щетинка, 554 — Благодарные животные и др.

2 ВС - Сравнительный укачачель сюжето». Восточнославянская сказка. -• Л., 1479.

Р/у традиции сказок свойственно наличие сюжетов/мотивов, зафиксированных в ВС небольшим числом текстов, сюжетные темы (или их версии) которых встречаются главным образом на Украине, в Белоруссии и в сопредельных им территориях. Таковы: 576 С* - Волшебная сабля, - 934 Р* - От судьбы не уйдешь, 1384* - Странные обычаи, -1635 Н** - Собака, проданная вместо лисы.

Кроме того, отмечаются сюжетные темы и мотивы, сходные со сказками «Книги тысячи и одной ночи»: аналогия сказке об Абд-Аллахе земном и об Абд-Аллахе морском («С хвостом человек»); рамочный рассказ из нее (версия сюжета ВС 1426 - Жена в ларце); ВС 670 - Язык животных («Два брата, два короля» [запись автора - Р.Б.]); имеются варианты фольк-лоризации книжных повестей переводного характера (о Бове-королевиче, о Еруслане-Лазаревиче), «Истории об Аполлоне Тирском» - «Анчиух»; «Конька-Горбунка» П.Ершова (ВС 531): важной частью являются сказки на сюжеты аборигенов)северно-сибирского фольклора («Чукчи», «С аршин величине)!!чеггойек», «Дурак-Сибиряк»),

Анализ сказок ведется не по единой схеме, а в зависимости от аспекта исследования каждого разбираемого текста: он может быть определен интересом к версии образа (персонажа), мотива или стилевого элемента, а также любой поэтической деталью. Зачастую автора занимает прежде всего причины своеобразной реализации того или иного мотива, обрядового элемента (формулы), номинации героев, выяснение происхождения которых нередко ведет к обнаружению или архаики образа (мотива), или проявления сложного процесса межэтнических взаимодействий, а также к нахождению сходства с рукописными или книжными источниками.

Главные достоинства рассматриваемых текстов, таким образом, кроются либо в отражении архаичных взглядов на мир и его устройство, либо в сохранности традиционного стиля восточнославянских сказок, либо, напротив, - в отступлении от него. Наряду с чисто описательно-внешней констатацией своеобразия текстов, в ряде случаев мы, по мере надобности, углубляемся в историческую семантику персонажей, мотивов, образов, языкового их оформления, с тем, чтобы понять значимость той или иной сюжетной темы в сказочном фонде народа. При этом обнаруживаются некоторые пути формирования поэтической образности р/у сказки.

В результате наблюдений над состоянием сказочной традиции РУ мы пришли к выводу, что ее оригинальность и традиционность обусловлены рядом факторов, главный из которых - стремление выжить в экстремальных условиях «на краю земли» и сохранить при этом этническую самостоятельность.

В жанрово-сюжетном отношении можно выделить четыре вида сказок, имеющих общие семантико-структурные и стилевые показатели:

-сказки с традиционной волшебной семантикой (делим их условно на фантастические и богатырские);

- сказки новеллистические (легендарные);

* * - бытовые (комические), сюда же относим:сказки с сюжетом о живот" ных;

- сказки «боевые» (повествования типа «Чукчи», «С аршин величиной " человек»); отличительная черта которых - невозможность четкого отнесения их к предыдущим трем типам. -

Среди сказочников РУ есть как настоящие мастера своего дела, так и простые исполнители («информанты»). В силу акциональной и поэтической характеристики сказочной традиции потенциальным исполнителем сказок на нижней Индигирке мог быть каждый член «мещанского общества». Этому способствовало, на йаш взгляд, наличие здесь мощной скази-тельской школы, талантливейшими представителями которой являются 'С.П.Киселев (Хунай), в меньшей степени - его сын Е.С.Киселев (Снеги-рок), династия Шкулевых - отца Н.Н.Шкулева и дочерей: А.Н.Шкулевой, Е.Н.Щелкановой, Е.Н.Портнягиной, - иП.Н.Новгородов и его дочь А.П.Новгородова. -

■ •" В настоящей главе рассматриваются главным образом сказки Киселевых, как наиболее ярких выразителей р/у сказочной традиции в целом.

Четкая классификация ло жанровому признаку в сказках РУ применима не всегда, так как во многом зависит не только от сюжета, но и от своеобразия стиля повествования и уровня исполнения, в то же время один и тот же сказитель-мастер, в зависимости от того, волшебная или бытовая ' сказка, применяет разные поэтические средства; у иных же сказителей и волшебные сказки рассказаны как бытовые, с установкой на псевдодосто-" верность п ослаблением художественного языка, -

Относительная простота структуры и Лаконизм отдельных сказок обу-словлеиы, с одной стороны, межжанровым положением некоторых текстов, с другой - их происхождением от иноэтнических фольклорных конструк-•' ций. 1 ■--' - ■ ■ •

Одной из отличительных черт р/у традиции является наличие архаических проявлений в поэтике (в том числе и построении) этих сказок. Как известно, архаизмы лучше сохраняются в маргинальных зонах от центра пребывания основного состава населения этноса. Редкостные в известных

■ указателях сюжеты/мотивы местных сказок могут быть свидетельством того, что русские на крайнем Северо-востоке как раз находятся в маргинальном положении. Кроме того*'будучи выходцами из северной России, они, в свою очередь, имели уже архаичную фольклорную основу до того, так как попали в Сибирь. В-Заполярье их фольклор сохранил отчасти эту архаику, поскольку процессы «осовременивания» Сказкотворчества, из-

вестпые на материке, здесь происходили крайне медленно, а из-за яркого своеобразия традиции на первый взгляд эго мало заметно. Не случайно некоторые мотивы/сюжеты сказок «индигирщиков» находят параллели лишь,в украинском или белорусском (иногда - польском) фольклоре: по отношению к центральной России Украина - у «края» с Русью. Жизнь на окраинах как бы замедляется, периферия всегда консервативнее центра.

Отличительной, чертой структуры сказочных текстов данной традиции ,явдястся сжатость композиции. Надо заметить, что это не всегда свидетельствует об эстетической неполноценности текстов, здесь, скорее всего, проявляется особенность художественного мышления более архаичных, ..элементарно организованных, социальных групп, близких к первобытным сообществам. Очевидно, сказалось, влияние чукотского, юкагирского и др. фольклорных конструктов палеоазиатских народов Севера или схематичное калькирование устных повествований тюрко-,и тунгусоязычных сибирских народов. Нам представляется, что какие-то древние сюжеты (мотиву), «устарев», не были разработаны в обрядовые сказочные структуры, свидетельствующие о пышном расцвете сказки, которую уже принесли предки нынешних русскоустьинцев в дельту Индигирки. Сформированные на месте, идентичные иноязычным, сказочные повествования в свою очередь не успели пройти эволюцию до привычного вида традиционных славянских сказок и «смотрятся» как редуцированные фабулаты, не вполне отвечающие нормам сказочной поэтики.

Сказки с размытой жанровой природой отличаются стилевой и структурной нестабильностью, что по форме приближает их к бытовым. Отсутствие же явно фантастического начала, близость событий к реальным жизненным ситуациям и типам людей делает их похожими или на предания и устные рассказы/сказы («Опять промышленник», «С аршин величиной человек», «Дутки-корба» и «Делыки-корба», «Чукчи» и аналогичные), или своей мистической подоплекой, иллюстрирующей возможности проявления сверхъестественного в повседневной жизни, приближает их к былинкам или легендам ([«Третьи люди»], «С хвостом человек», «Стариков парень»,- версия ВС 307, «Молодой парень стрелы перит»).

Поскольку подобные сказки в записях почти не имеют вариантов, и представлены в коллекции р/у сказочного фонда,зачастую разовыми текстами, можно было бы сказать, что в нем они и не являлись приоритетными., Однако, несмотря на незначительность количества неканонических ;,текстов в общем сказочном фонде РУ, мы предполагаем, что подобного .рода, повествования как. раз-таки нравились индигиршикам. Значение этих сказок легче объяснить, если рассматривать , их не изолированно от всего 1 сказочного фонда РУ, а в качестве его составной полноправной .части. Нам думается, что такого рода текстами (как правило, с иноязычной сюжетной

основой) инднгирцы пользовались как бытовыми сказками. Но гак называемые бытовые сказки прежде всего социально или морально ориентированны, то есть бытуют в ЭСО, как правило, с ярко обозначенной общественно-сословной проблематикой. Социальная же приглушенность общественной жизни северо-восточных русских сдерживала культивирование сказок, содержащих насмешку над барином или попом, но в то же время образ ловкого человека, умеющего выкрутиться из неприятной ситуации, извлечь выгоду даже из скверного положения, мог привлекать внимание сказитель-ской аудитории, воспитанной на протяжении длительного времени в обстановке постоянного выживания в экстремальных ситуациях, в уважении к такому типу характера. С нашей точки зрения почти несмешные, в РУ фа-булаты такого рода тем не менее воспринимались в качестве своеобразных комиксов. Но надо быть русскоустьинцем, чтобы понять этот юмор, ибо комизм р/у сказочных ситуаций для непосвященного в их быт и мораль не всегда очевиден. Тем не менее у р/у сказителей смешное и драматическое никогда не смешивается в одном тексте. Не случайно сходные сюжетные темы (мотивы) или персонажи встречаются в различных жанровых образованиях («Самоеды»/«Федор Бермечин»/«Стариково парень» - образы людоедов в этих сказках в жанровом отношении генетически не идентичны).

Ориентация подобных фабулатов на жизненные рассказы препятствует эстетическому оформлению сказок в традиционном их понимании. Функционируя в качестве устных рассказов или бывалыцин, они словесно оформляются более свободно, не сковываясь сказительской обрядностью, и тяготеют к устойчивым словосочетаниям обыденного языка, которые входят составной частью в поэтическую речь индигирцев.

Исследуя повествовательную систему р/у сказки, мы пришли к некоторым выводам, относящимся к общей характеристике сказочной традиции Русского Устья.

- Важнейшей особенностью рассматриваемых в главе текстов сказок является наличие архаичных элементов в их поэтике.

- Краткая структура сказочных текстов - свидетельство не их эстетической неполноценности, а результат своеобразия формирования традиции. Придя на Северо-восток с более высоким уровнем культуры, в том числе и с развитой системой волшебного повествования, предки нынешних русско-устьинцев оставили потомкам это наследие, но уже первый «прижиток» землепроходцев утратил часть поэтической «цивилизованности» отцов и приобрел опыт устно-эстетических традиций по материнской линии, отличающихся более архаичной системой художественного сознания. К тому же потомки первопоселенцев Индигирки и Колымы некоторым реалиям, которые встречаются в сказках, принесенных с материка, не находили ана-

логий ни в окружающем бьпе, ни в своем воображении, потому в повествованиях редуцировали их, трансформировали или утрачивали вовсе.

- Нами замечено, что трудно дифференцируемые жанровые образования данной локальной традиции русского сказкотворчества сближают ее с аналогичными системами сказок северных народов, где четкой жанровой разг раниченности сказочной и несказочной прозы нет.

- В то же время нельзя не отметить взаимодействие книжной (рукописной) традиции с устной сказкой индигирцев. Анализ отдельных сказок показал, что их сюжеты, язык, персонажи несут на себе следы сказок из популярных сборников Х\ДИ-Х1Х вв.

- Особого внимания заслуживает стилевая окраска текстов: устойчивость этикетных выражений, свидетельствующих о настойчивом следовании канонам сказительской школы.

- Одна из черт данного сказочного локуса - своеобразная этнографическая информативность. Тексты некоторых сказок, отражая реалии быта и нравов чужих для русского этноса народов (главным образом - аборигенов края), являются этнодифференцирующим материалом духовной культуры в условиях иноязычного окружения для русского анклава.

Кроме этого, через частые интерференции, а порой и смену жанровых структур сказочные повествования несут следы исторической памяти (например, связь представлений о чуди у славян в преданиях северной Руси с этнонимом «Чудское озеро» в сказках на сюжет «Незнайка» - ВС 532).

Существенное свойство р/у традиции - использование сказителями сюжетов/мотивов, образов коренных северно-сибирских народов.

Говоря о сказочной системе нижнеиндигирских русских, следует иметь в виду ее связь с нижнеколымской традицией. Очевидно, р/у скази-тельская школа развивалась не без влияния, а скорее всего совместно с последней. В таком случае надо говорить о ней как о части некоей общей ко-лымо-индигирской традиции в качестве отдельного региона сказкотворчества «местнорусских» в заполярной Сибири.

Сопоставление сказок нижнеиндигирцев и нижнеколымцев показывает сходство как в сюжетно-жанровом составе, так и в образно-стилевом, что позволяет наметить перспективы рассмотрения сказочного фонда индигирцев и колымчан как единой художественной системы.

В третьей главе «Художественные особенности повествовательной сказочной системы русского населения низовий Индигирки» рассматриваются некоторые черты поэтической специфики нижне-индигирских сказок, а именно инонациональные сюжеты и образы, прижившиеся в исследуемой традиции и ставшие ее колоритной частью (первый раздел); показана эволюция одного из центральных и архаичных персонажей славянской сказки на местной почве сказитсльства-- образ Бабы-яги (второй раздел); отдельно

выделены наблюдения и заключения о функционировании р/у' сказитеЛь-ской школы, которая рассматривается как подсистема в системе сказочной традиции (третий раздел).

... ..К «Сказки иноязычного происхождения в составе нижнеиндигирскОй традиции»

,.. Часть сказок, представленных в конце второй главы (как правило, переходного жанрового, характера), своей неповторимости обязана иноэтнн-ческим воздействиям на «корневую» поэтическую традицию славян («Чук-' чи» и аналогичные). На подобных сказках рассматривается проблема'межнациональных взаимодействий в художественной системе сказочной прозы

РУ.:0. ' .,, ' ' " " _ " '

Для полиэтнической Сибири характерно взаимодействие фольклорных традиций разных наций и народов. Обращение этнографов и фольклори-стов-сибиреведов к этому аспекту естественно. В первом разделе третьей главы названный аспект межэтнических контактов рассматривается на текстах , инонациональных сюжетов (мотивов), прижившихся в исследуемой традиции и ставших ее колоритной частью. Однако процесс, названный нами как заимствование, не совсем отвечает такому понятию; Нам представляется, что это обусловлено иноэтничностью второго исходного элемента-дижнеиндигирской популяции русских старожилов: женами первопроходцев, осевших на краю Света славянских мореходов, «промышленных» и служилых людей (предположительно прибывших в основном с северо-запада России), были якутки, эвенкийки, ламутки, юкагирки.

( Со стороны матери потомки первых «засельщиков» русских в низовьях Индигирки и Колымы слушали «и переводе» на'русский, а также и на родном, материнском, языке разные фольклорные тексты, в том числе й прозу. Таким образом, своеообычность сказочной традиции основывалась и на «принесенном»^ основном, славянском) материале, и на «первичном» (инородческом), местном, то есть использовались ее эндогенные резервы и дкзогенные новации.

, . Предпринятый 'нами в первом разделе анализ текстов нескольких сказок на неславянские сюжеты обнаружил адаптацию р/у сказительской школы к чужеродным сюжетам и мотивам, а также ассимиляцию некоторых персонажей и отдельных элементов стиля фольклорных произведений тюр-: ко-монгольской и палеоазиатской групп общности (якутс'ко-тунгу'сско-палеоазиатские параллели). ». . .■ >

Сами по себе иноэтпичные сюжсты, мотивы, образы, поэтические летал и не могут быть с точной определенностью отнесены к 'какому-то-'конкретному этносу палеоазиатских, тюрко-монГольских, тунгусо-манчжурс-едх фольклорно-семантических систем,, так как, в свою очередь, для многих коренных этно-социальных культур Сибири XVII-X1X вв. они'бйли

общими. Но это не означает, что таких соответствий, хотя бы на мётаэтни-ческом уровне, не ¡ст'ойт искать.-'

Инонациональные'но природе сказки зафиксированы в разные периоды существования «мсстлорусской» традиции (например: 1860-е гг. - «Два парня»; 1940-е гг. - «Олька - Шемаха» и др.; 1980-е гг. - «Дурак-Сибиряк»): Процент их в репертуаре р/у школы к настоящему времени снизился, но подобные тексты вызывают устойчивый интерес у носителей фольклора. О живучести сюжетов с иноэтничным содержанием говорит не только сам факт их наличия в сказочной традиции РУ в последнюю четверть XX века, но И работа эпической памяти сказителей. Так, упомянутая «Олька-Шемаха» была слышана С.П.Киселевым от матери в юности, а сам он ее рассказал только в 1946 году (ФРУ, с. 22), следовательно, текст мог запомниться не только из-за его удобного мнемонического содержания, но, как нам думается, прежде всего благодаря значимости семантики подобных текстов для р/у аудитории.

Даже находя соответствия подобным сказкам в ВС (полностью или отчасти), нельзя сказать, что их этническая основа носит типично восточнославянский характер. Таковы: «Промышленник» (ВС 968А* или ближе -958А*****); «Два парня» (версия ВС 1537, а также ВС 2 - из обоих сюжетов только мотивы) в записи И.А.Худякова- «Молодой парень стрелы перит» (ВС 313 Н*); «Олька-Шемаха» (версии ВС 653 А, 312 Д, 576 С*); «Самоеды» (ВС 327 В) в записи Н.В.Габышева.

Основная масса сказок с явно неславянским сюжетом представляет собой повествования, имеющие сходство с преданиями об аборигенах края («Дудки-корба» и «Делыки-корба», «С аршин величиной человек» и /(р.), содержащие описания следов межэтнических конфликтов, отраженных в фольклорном тексте. Основа содержания таких повествований, как правило: поиск достойного противника, война племен, образы девы-воительницы, маленького богатыря, демонстрация воинских «игр», борьба одного человека с целым племенем, тема воспитания мальчика как продолжателя воинского долга отца (деда), конфликтующего с иноплеменниками, описание мастерства и ловкости, воинской и физической выносливости героев.-Такие сказки мы условно называем «боевыми».

Сказки адаптированы р/у диалектом, отчасти оформлены по законам ' русских сказок. Их стиль, язык отличаются лаконичностью, содержание -сочетание фантастики и реальности, причем иллюзия достоверности преобладает над осознанием чудес.' Такие сказки более других несут черты местного приполярного быта и хозяйства, архаичных общественных отношений. Причем, сказки на сюжеты, взятые из якутского и эвенкийского фольклора, более пространны по языку, стилю и общему и содержат больше волшебных элементов и языковой обрядности. Сказки-полубывальшины

или гюлупредания, построенные зачастую как устный рассказ (то есть, казалось бы, с разрыхленной композиционной структурой), нам представляется, генетически восходят к устной поэзии малых северных народов (юкагиров, чукчей, самодийцев, палеоазиатов) и лапидарно кратки в описании событий, а эстетически трудно приспосабливаются к русской сказочной )тикетности.

Анализ сказок именно иноязычного происхождения объективирует картину сказкотворчества русских поречан Индигирки. К сожалению, в фундаментальном сборнике «Фольклор Русского Устья» тексты сказок на иноэтнические сюжеты не опубликованы, а влияние неславянской поэтики и стилистики в р/у сказках осталось почти незамеченным.

Мы заключаем, что закономерности выживания национальной сказочной традиции этносоциального анклава, подобного Русскому Устью, демонстрируют открытость и лабильность ее системы. В условиях длительного отрыва от нации в целом иноэтнический фольклор (в том числе и сказки) является инновационным резервом для поддержания сказочной традиции «сколка» этноса.

Процесс взаимодействия двух инорасовых культур является результатом сложной этно-фольклорно-языковой истории этнической группы русских Приполярья. Разная степень ассимиляции и адаптации элементов ино-этнической фольклорной сюжетики и поэтики в целом опосредованно включает их через р/у сказочный фонд в общенациональную русскую традицию сказок.

Экзогенный путь сохранения системы сказкотворчества в таком случае идет через адаптацию и ассимиляцию. Чужие основному этносу, становятся своими для «местнорусских» жителей сюжетные темы, мотивы, образы, что обогащает фольклорную традицию не только русского населения Сибири, но и через нее общерусскую (и шире - славянскую) в целом.

2. «Интерпретация образа Бабы-яги в сказках Русского Устья».

Б.Н.Путилов отмечает: «Может быть, трудность региональных исследований не в отыскании некоей доминанты, чего-то необычного, выпадающего из привычного набора признаков (хотя на эту сторону должно быть обращено самое пристальное внимание), а в анализе специфики «общеизвестного» и широко распространенного» («Фольклор и народная культура», с. 152).

, Реализовав в первом разделе третьей главы первую часть этого методологического положения (анализ сказок на иноэтничные сюжеты), во втором разделе мы обращаемся к выявлению локальной специфики древнейшего славянского персонажа фольклора - Бабы-яги. Архаично-мифологический образ восточнославянской богини смерти представлен в сказках РУ двумя разновидностями: антагонистки («Два парня», «Про

Ивашку-Пеполышку») и помощницы героя. Но мы рассмотрели, главным образом, типы ягинь, сохранивших мифологему «яга». Заслуживает внимания образ яги-воительницы, проявляющей себя в роли вынужденной помощницы -дарительницы чудесного коня («Беломонет-богатырь»).

Особый акцент сделан на персонаже из сказки об Ивашке-Пеполышке, где образ яги фигурирует в пределах сюжетной темы «Слепой и безногий» (ВС 519). Варианты этой сказки РУ содержат мотив идущей на косах колдуньи, несущей следы иноязычного фольклора, и сохраняют реликтовые мотивы о связи яги с огнем и водой.

Интерпретация древнего образа на протяжении всего существования, данной локальной сказочной системы дает нам некоторые представления о возможных путях и способах формирования и трансформации типичных для общерусской традиции персонажей волшебных сказок. Художественные детали текстов, где встречается образ яги, свидетельствуют о. сохранности в них весьма архаичных мифологических представлений и расширяют наши знания о древней мифической старухе.

Поэтика этого образа представлена интерпретациями таких древних функций, как связь со стихией огня (яга - хранительница очага), с живой и мертвой водой (яга - хозяйка жизни и смерти), образ матери зверей (хозяйки тундры), хозяйки подземного мира. Вместе с тем р/у яга обнаруживает общность с функциональной природой змея.

Длительные контакты с аборигенами края повлияли на формирование поэтического облика яги сказок русского населения северо-востока Сибири и способствовали акцентуации отдельных черт и мотивов, связанных с этим персонажем, которые в общем русском сказочном фонде не часты (динамичность, подвижность, воинственность яги, связь с железной атрибутикой, отсутствие костеногости). Вариант самой номинации - «Яга-баба» - идет как из традиций северно-русского сказочного эпоса, так и подкрепляется сходным ее наименованием в тюрко- тунгусоязычном фольклоре Сибири («Деге/Джэбэ-бааба»), В целом мифологема «яга» в р/у сказочной традиции закрепляется за персонажем, несущим функцию вредительницы-антагон истки.

3. «Некоторые черты русскоустьинской школы сказительства».

В третьем разделе третьей главы прослеживаются отдельные особенности русскоустьинской школы сказительства, которая определяется как подсистема в системе сказочной традиции региона. Сказительская школа поддерживает оптимальную структурную устойчивость сказочного локуса низовий Индигирки. Современное состояние сказительских процессов РУ рассматривается на творчестве Е.С.Киселева, П.Н.Новгородовой, Е.Н.Портнягиной как представителей состояния традиции сказкотворчества

нижнеиндигирцев в последней трети XX века. Особое внимание обращается на некоторые детали психологии сказительства РУ, в частности, на рефлексию, тормозящую развитие сказки с одной стороны, с другой — еслк осмьюление процесса сказительства не отражается вербально на тексте в момент оказывания через 'реплики, не относящиеся к содержанию сказки, -подспудный рефлективный процесс способствует образованию новых вариантов в стилевом и семантическом толковании текста.

Школа как поэтическая художественная лаборатория вырабатывает в каждом локусе определенные приемы й принципы. Вместе с тем,, эти принципы реализуются через набор вербально выраженных социально-биографических обобщений (термин Е.Й.Шастиной), который представляет собой основной семантически-местный фон, делающий сказки русских старожилов Индигирки отличными от других. Строгое следование выработанным здесь нормам сказительства позволило не только выжить национальной (русской) сказке, но и при соблюдении определенной нормы — сформировать новые сказочные повествования, близкие по духу и форме сказкам восточных славян. Основные принципы р/у сказкотворчества, выработанные сказительской школой, состоят из твердо выдерживаемых сказителями негласных установок, например, таких: строго следовать вариантам предков, рассказывать, не отступая от текста-источника; знать набор местных (излюбленных) сюжетов и персонажей, употреблять только специфический сказочный язык (если надо, говорить, как «по книге»),

В заключении подводятся общие итоги исследования, намечаются перспективы, связанные с изучением р/у сказки.

Фольклорная традиция русских старожилов низовий Индигирки и, в частности, сказочная, заметно отличается своеобразием даже на фоне сопредельных ей локальных традиций русских сказок Сибири и северозападной России.

Сохранению в основе своей национальной самобытности в условиях иноязычного окружения, и притом на краю земли, способствовало в целом активное функционирование общего фольклорного контекста РУ, выполнявшего в течение длительного периода роль доминирующего вида духовной культуры этнической группы русских на Индигирке.

Славянская сюжетика, стиль, образно-персонажная система лежат в основе сказочной традиции РУ. Она схожа по сюжетно-образному и стилистически-языковому составу с севернорусскими и русско-сибирскими сказками. Однако в данной традиции есть сказки, не зафиксированные ВС, это, как правило, сказки, сюжетно-мотивньШ состав которых является результатом контакта русских Индигирки с северно-сибирскими народами (юкагирами, эвенами, якутами и др.). Процесс взаимодействия инорасовых культур является итогом сложной этно-фольклор>но-языкЬвой историй этниче-

ской группы русских Приполярья. Ассимиляция и адаптация иноэтниче-ских элементов фольклорной сюжетнки и поэтики способствуют их включению через р/у сказочный фонд в общенациональную русскую традицию сказок.

Однако своеобразие нижнеипдигирской сказки состоит не только в иноэтнических интерференциях местной традиции. Формирование традиции сказок здесь происходило, очевидно, также под воздействием книжных источников, в виду ограниченности непосредственных контактов русскоу-стьинцев с живой традицией материковых русских (за исключением ко-лымчанекоторые сами находились в аналогичной ситуации^

Стремление к выживанию этой группы русских, обостренное в условиях циркумполярного анклава, отразилось и на процессах бытования сказок: традиция функционирует как за счет эндогенных резервов, так и экзогенных возможностей. Это проявилось на всех уровнях сказки: сюжетном, стилевом и образном.

Сказки отличаются сохранением архаичных мотивов и образов, но редкость некоторых сюжетов обусловлена, на наш взгляд, не только «принесенной» архаикой или позаимствованной из тюрко-тунгусского и палеоазиатского фольклора сибирских народов, но И фольклоризацией печатных и рукописных повестей и сказок, популярных на Руси в ХУ111-Х1Х вв. Семантическая окраска сказочного фонда индигирцев несет следы сложных процессов образования этого острова русской культуры, отражая фольк-лорно-этнический менталитет и ведущие интересы данного этносоциального организма.

Будучи важнейшим видом народной культуры в сохранении национального духовно-психологического облика, сказки для индигирцев зачастую были не простой забавой, но важной частью их бытия, выполняя роль этнопедагогики.

Ведущим механизмом поддержания сказочного фонда индигирцев в его активном бытовании и сохранении национального облика является сформированный в продолжение нескольких веков институт сказителей. Во всяком случае, уже со второй половины XIX века (первые записи) функционирует р/у школа сказительства как художественная лаборатория, вырабатывающая путем отбора в процессе бытования сказки определенные приемы сказкотворчества. Эта школа сказительского мастерства реализуется через династии сказочников, представители которых рассказывают сказки и в конце XX века. Поэтическая школа, которую мы условно называем русскоустьинской, является, таким образом, подсистемой в функционировании сказочной традиции края как устной поэтической системы.

Основные положения и содержание диссертации отражены в следующих публикациях: ■ ■ ■•,.•

1. Афанасьева Раиса. Там, где течет ИндигиркаУ/Сибирь. - 1985, - № 6. ' С. 117-125.

2. Шастина Е.И., Афанасьева.?.!-!. Комментарии (к сказкам Русского Устья)//Русекие сказки Восточной Сибири/Сост., подгот. текстов, коммент. и прс-дисл.ШастинойЕ^И.-Иркутск, 1985,-С.440-449..

3. Афанасьева Р.Н. К изучению русской сказки на севере Восточной Сиби-ри//Про£)лемы правсгвенно-исихологического содержания в литературе и фольклоре Сибирй: межвуз. сб. научи, тр. - Иркутск, 1986. — С. 132-142. ''

4. Афанасьева Р.Н. Образ Бабы-яги в сказке Русского Устья: к характеристике отрицательного персонажа одной сказки русских старожилов северо-восгока Сиби-ри//Проблемы нравственно-психологического содержания в литературе и фольклоре Сибири: межвуз. сб. научн. тр. — Иркутск, 1986. — С. 142-157. ,

5. Афанасьева Р.П. К вопросу , о русской сказочной традиции , на северо-востоке Сибири/ТЧетвертые алсксеевские чтения: Тезисы научной межвузовской, конференции ИГУ.-Иркутск, 1987.-С.87-88. , ,

' 6. Афанасьева Р.Н. Русская сказочная традиция на северо-востоке Сибири: к вопросу о сказках иноязычного генезиса в фольклоре Русского Устья//Актуальные проблемы сибирской фольклористики: межвуз. сбУ'научн. тр. - Иркутск, 1991. -С.42-60. "

7. Базилишина Р.Н. Фольклор Русского-Усп>я//Традиционная народная культура и современность: материалы, тезисы, сообщения областной научн. конф. «Ви-ноградовские чтения».-Иркутск,, 1999. — С.63-66.

8. Базилишина Р.Н. .Индигирские припевки: народная лирика современного русского населения заполярной Сибири//Традиционная народная культура и современность: материалы, тезисы, сообщения областной научн. конф. «Винограловскис чтения». - Иркутск, 1999. - С.66-74.

9. Е.С.Киселев. Дума Премудрая (сйазка)/3апись текста и подгот. к печати Афанасьевой Р.Н.-Сибирь,- 1986,-Ка 4.-С.115-124.

10. Русские сказки северной Сибири («Шшо-шшо, бычок» )/Запись текста и коммент. Базшшшиной Р.Н.//Сибирячок,- М 999. - № 1. - С.34-35.

11. Русская сказка северной- Сибири («Колобок»)/Занись, подгот. текста Ьази-лишиной Р.Ц.//Сибир,ячок. - 1999.-№;!5;-С.36-37. .

12. Базилишина Р.Н. Русская сказка на краю ойкумены: к вопросу об интерфе-ренциях иноязычного фольклора сказочных текстов этнической группы русских низовий Йндигирк'и/Л'радициониый фольклор в полиэтнических странах: Материалы II Международного симио:зиума"28 июня - 5 июля 1998 г. - Кн.2. - Улан-Удэ ( в

"сч"")' * "" 'Ш

Подписано ]1 печать23,11.2000 г, Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная .Объем 1,37 нем. л. Тираж 100- Заказ Хз 169..

Отпечатано в типографии Изд-ваБНЦСО РАН, 670047. г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

Введение диссертации2000 год, автореферат по филологии, Базилишина, Раиса Николаевна

В связи с интенсификацией этнических процессов в нашейне обострился интерес фольклористов к русскому народному творчеству тех регионов, где русские не являются основной этнической массой. Что происходит с фольклором русского населения в условиях инонационального окружения? Этот вопрос важно выяснить потому, что устное народное творчество во многом отражает и формирует национальное самосознание. Этические, нравственные, мировоззренческие и психологические установки той или иной группы населения неизбежно отражаются в ее поэтическом творчестве.

Фольклор русского населения инонациональных республик, автономных областей России - интересная страница в истории восточнославянской народной поэзии. В этом смысле Сибирь - благодатный край для изучения поставленного вопроса. Обращать внимание именно на русский фольклор Сибири призывали сподвижники изучения русской словесности и этнографии еще в XIX веке, когда внимание исследователей сосредоточивалось в основном на аборигенах огромного края. Так, уже в одном из первых сборников фольклора Восточной Сибири наряду с якутскими текстами в русском переводе были опубликованы русские. Речь идет о «Верхоянском сборнике» И.А.Худякова (которому, как отмечал В.Я.Пропп, по праву принадлежит звание первого собирателя [213, 78]), где среди других в русских текстах «Приложения» были и образцы русскоустьинских сказок1, записанные им в конце 60-х г. XIX в [279].

В настоящее время в Якутии за полярным кругом сохранилось два локальных этнических образования с русским старожилым населением - в низовьях Индигирки и Колымы. Центральные села соответственно - Русское Устье и Походск.

1 Ввиду частого употребления словосочетания Русское Устье и прилагательного русскоустьинский, в дальнейшем будет нередко использовано сокращение: РУ и р/у - соответственно вместо названного. 4

Русским Устьем называется селение русских старожилов на северо-востоке Сибири, находящееся в Аллаиховском районе респулики Саха-Якутия. В 1942 г. центральное селение перенесли на 20 км ниже по течению Индигирки и переименовали в Полярный. В связи со 150-летним юбилеем, в 1988 г., Русскому Устью возвращено его наименование. Оно расположено в низовьях Индигирки, приблизительно в восьмидесяти километрах от Восточно-Сибирского моря. В течение более 250 лет его население состояло из жителей нескольких мелких деревушек, местечек, которые примерно со 2-й пол. XX в. постепенно стали переходить лишь в производственно-промысловые -рыболовецкие и охотничьи - участки. Центр поселения и дал наименование наслегу (административно-территориальная единица бывшей Якутской области, по значению равная волости). Теперь старожилы Русско-Устьинского сельсовета живут большей частью в самом Русском Устье и Чокурдахе (поселок райцентра)1.

Предки русскоустьинцев - русские мореходы и землепроходцы, служилые и промышленные, торговые люди - освоили эти края ко 2-й половине XVII в. [182, 32]. Впервые в письменных источниках упоминается это поселение на карте Д.Лаптева в 1739 г. как «Русское жило». Точных сведений об основании Русского Устья в литературе нет. Старожилы говорят, что архив Русского Устья был утоплен в проруби во времена становления советской власти (20-е годы). Точно известно, что в низовьях Индигирки уже в XVII в. жило несколько русских семей. В печатных источниках Русское Устье впервые обозначено в 1841 на карте книги Ф.Врангеля «Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю» [138, 3; 54, 32; 242, 62; 86, 5561, 194; 37, 87, 94; 284, 137; 235, 18]2.

1 В связи с тем, что центральный поселок Русского Устья долгое время назывался Полярное/(ый), в работе наряду с основным будут упоминаться и прежнее название (и соответственно образованные от него прилагательные - «полярницкий» и т.п.)

2 Историю русского населения по реке Индигирке см. в публикациях: А.Г.Чикаче-ва, А.Л.Биркенгофа, Ю.И.Смирнова [29; 37; 259]. 5

До прихода русских коренным населением этих мест были юкагиры и частично эвены (ламуты) [86, 9-62]. В XVIII в. к низовьям Индигирки пришли тунгусы и якуты. Начиная с конца XVII в., последние очень активно осваивали северную Сибирь: «Северные якуты, обитавшие в бассейнах Олене-ка, нижней Яны, Индигирки и Колымы, составлявшие всего лишь около 5 % якутского население, осваивали около 50 % всей территории, занятой этим народом. Северные якуты оказали сильнейшее культурное влияние на тунгусов, эвенов, юкагиров и, разумеется, многое восприняли от этих народов» [86, 62]. Якуты к XIX в. ассимилировали многие группы русских пришельцев - вольных и невольных. В конце века только две группы русских старожилов на севере Якутии сохранили родной язык и национальное самосознание - ко-лымчане и индигирщики. Причем, последние из-за своей относительной многочисленности (около 300 человек только русскоустьинцев) сохранили древний уклад жизни и духовную культуру больше, чем остальные северные группы русских, хотя это мещанское общество новыми русскими поселенцами пополнялось редко [86, 197]. Многие этнографы и фольклористы отмечали хорошую сохранность у колымских и индигирских русских традиционного фольклора в конце прошлого и начале нынешнего веков. Публикации образцов устного народного творчества северо-восточных русских явились в ряду первых печатных изданий русского фольклора Сибири (конец XIX -начало XX вв.).

Знаменательно, что эти записи от колымчан и русскоустьинцев были сделаны не случайными людьми, а известными фольклористами-этнографами, политическими ссыльными: И.А.Худяковым, В.Г.Тан-Богоразом, В.М.Зензиновым. Кроме собственно фольклорных записей, ученые оставили и этнографические очерки, заметки о быте и устном творчестве русских Заполярья [279, 288-310; 46, 179- 346; 50; 111, 103-128]. Но если записи сказок и песен эпоса русских и якутов, сделанные И.А.Худяковым, увидели свет через 14 лет после его смерти (опубликованы в Иркутске в 1890 г.), то его ру6 копись с исследованием этнографии и фольклора народностей Верхоянского округа Якутии была надолго утеряна. Найденная М.К.Азадовским, она была подготовлена к печати лишь к 60-м годам XX в. [29]. В его же работе, посвященной в основном якутской культуре, есть глава «Русские», в которой сказано «несколько слов об одном из самых северных поселений, о местечке Русское Устье». «Краткое описание Верхоянского округа» было написано в 1868 году. Таким образом, самая ранняя этноинформация о Русском Устье стала доступна читателю лишь спустя сто лет после ее фиксации [8, 6, 28-29; 278, 96-98].

Первые же печатные сведения о заполярных русских появились благодаря плодотворной деятельности в Якутии В.Г.Богораз-Тана [48; 49; 46, 165178]. В 1901 г. был опубликован его «Областной словарь колымского русского наречия», содержащий, кроме собственно лексического материала, тексты песен и малых фольклорных жанров русских поречан Колымы (более 150 стихотворных текстов, в том числе: 6 былин, 15 исторических песен, 27 -свадебных, свыше 100 загадок, 27 пословиц, 8 скороговорок, 7 сказок [46]). В целом за два года Сибиряковской экспедиции по исследованию инородцев севера Якутии (1895-1897) В.Г.Богораз записал 14 «старин», около 120 русских песен и более 220 прозаических произведений чукоч, ламутов и тунгусов. Сюда же входили и тексты устной прозы колымчан (в том числе сказочной), в предварительном отчете особо не выделенной В.Г.Богоразом [132, 154].

И.А.Худякову же, из-за того, что он не мог выезжать за пределы Верхоянска, удалось записать лишь 8 сказок и 2 былины русских поречан северо-востока Якутии. Но эти восемь сказок уроженца Русского Устья - ценнейший материал для русской сказковедческой науки - ведь это сказки особой этнической группы приполярных русских, к тому же записаны с сохранением особенностей р/у речи [279, 288-310]. 7

В 1912 г. сосланным в Русское Устье В.М.Зензиновым было записано 25 текстов местного фольклора (в основном свадебные песни, 2 былины, 2 исторические песни и 2 этиологических сказочки о птицах). Свои основательные этнографические наблюдения В.М.Зензинов изложил в газетно-журнальных публикациях и отдельной книге с поэтическим названием «Старинные люди у холодного океана» (1914 г.) [111; 110]. Фольклорные записи Зензинова отмечены М.К.Азадовским как вызывающие огромный интерес [8].

Эти дореволюционные публикации показывают, что изучение фольклора заполярных русских Сибири шло, вообще говоря, вровень с изучением великорусского фольклора в XIX - начале XX вв. и в основном осуществлялось ссыльными народоведами. Условия работы, как правило, и материальные, и моральные, были нелегкими [114, 18-20] «Нередко вместо содействия в научной работе - надзор полиции; вместо содействия в достижении намеченных задач - отказ в законной просьбе и усиление негласного надзора» [29, 46-47]. Однако, как правильно заметил якутский краевед советского периода М.А.Кротов: «Политической ссылке мы и обязаны многими крупными исследованиями, ценными трудами, которые еще долгое время будут единственными источниками для желающих заняться изучением Якутии» [139, 1314]. Ссыльные этнографы-фолькористы явились пионерами во многих областях изучения и сбора фольклорного материала Сибири (и заполярной Руси, в частности) [114,8-20].

За советский период накоплены записи фольклора русских старожильческих групп Северо-Востока. Периодически в 20-е, 40-е, 60-е, 80-е годы регион исследовался, что эпизодически освещалось в печати [244; 142, 178-186; 141; 132]. В 1986 г. многое из собранного у русскоустьинцев материала, до этого публиковавшееся частично и в разных источниках, вошло в фундаментальный сборник «Фольклор Русского Устья» [275]. Не все жанры в равной степени получили освещение в печати, что, очевидно, в немалой степени 8 тормозило проявление пристального внимания к изучению устного творчества русских «нерусского» Севера.

Уже дореволюционные публикации показали, какое фольклорное богатство хранят немногочисленные русские старожилы заполярной Восточной Сибири, по словам Ф.М.Миллера, «.благодаря почти полной изолированности от всякого культурного движения» [177, 72].

Приполярные русские резко отличались своим старинно-русским существованием от общего типа русского населения страны не только в XIX-ом, но и в начале ХХ-го века. С точки зрения современного исследователя фольклора, интересно посмотреть, какой же эта «старина в старине» была еще до повсеместного утверждения советской власти. В 1914 г. редактор «Этнографического обозрения» В.В.Богданов писал: «Старинных людей нет теперь даже у нас в России, - так можно было думать до недавнего времени, пока не появился этнографический очерк В.М.Зензинова «Русское Устье Якутской области Верхоянского округа»: .ему удалось самому прожить с людьми, которые не знают и не хотят знать изменчивой судьбы веков, которые живут, вне сомнения, так же, как их пращуры, впервые пришедшие к Ледовитому океану на Индигирку, возможно, еще при Иване Грозном <.> за эти 300-350 лет они подверглись здесь, в царстве норд-оста, снега и льдов, своего рода анабиозу: застыли со всем укладом своей жизни, своей мысли и своего говора и оттаять пока не могут» [111, 3-4]. Лишь спустя полвека в печати заговорили об этом «оттаивании» индигирцев. Исследователи отмечают сохранение специфики быта русских старожилов Индигирки и в то же время - его осовременивание [90; 91; 284; 286; 291].

Однако уже в 50-е годы языковые и культурные особенности русских старожилов быстро исчезают. В 60-е годы известный этнограф северо-востока Сибири И.С.Гурвич подтверждает свое заключение: «Обособленность русских старожилов быстро исчезает. Колымчане и русскоустьинцы сближаются с основной массой приезжих русских. Можно полагать, что под 9 их влиянием, с одной стороны, и эвенов, чукчей и якутов, с другой, эти небольшие группы старожилов в ближайшее десятилетие утратят свою культурно-бытовую и языковую специфику» [86, 255]. Утрачивается традиционный русский фольклор. Все это в национальном самосознании старожилов, замечает исследователь, «произвело глубокие сдвиги», так «.русские низовьев Колымы, выделяя себя из среды коренного населения, - чукчей, эвенов, юкагиров, якутов в то же время не отождествляли себя с приезжими русскими, которых называли русаками, русскими, именуя себя колымчанами, походчанами. .Аналогичное явление имело место и в низовьях Индигирки, где старожилы называли себя, в отличие от приезжих, досельными, инди-гирщиками, русскоустьинцами.

Сейчас эти локальные этнические термины уступают место общему термину - «русские», что относится и к обрусевшим юкагирам, чукчам, якутам, эвенам, поддавшимся ассимиляции русских старожилов» [86, 257].

Однако фольклорные записи и этнографические наблюдения 70-80-х годов констатируют все еще сохранившуюся специфику быта, языка и фольклора, хотя традиционные виды его бытуют теперь не так широко и активно, как еще лет 20 назад, притом, в устах главным образом пожилых людей. В 40-е годы, например, носителями традиционного фольклора здесь были люди самых разных возрастов.

В 70-е годы на Колыму, а в 80-е на Индигирку пришло телевидение. Индигирских «собачек» местные охотники все чаще меняют на современной конструкции снегоходы, рыболовы - древние снасти на моторные лодки. Совхозные формы хозяйствования, большие плановые задания по ловле рыбы и добыче пушного зверя, авиационное сообщение с «материком» - все это и многое другое изменило ритмы жизни русских старожилов за каких-нибудь 20-25 лет.

И тем не менее традиционный русский фольклор на Крайнем Севере Сибири еще живет. «Его носителями чаще всего являются люди старшего

10 поколения. Интересно, что многие из них в молодом возрасте мало интересовались песнями и сказками и начали приобщаться к традиционному фольклору в среднем возрасте, перенимая старинные песни, сказки, предания, частушки от своих родителей» [142, 171-186]. В 1981 году в серии «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» вышла книга «Русская эпическая поэзия Восточной Сибири», подготовленная Ю.И.Смирновым и Т.С.Шенталинской, в ней дается и характеристика эпоса русских поречан Индигирки, Колымы и Анадыря в том числе [259, 28-37].

Но поскольку у колымчан и индигирцев теперь время идет не так «медленно и неприметно» (Вл.Богданов) [111, 3], как это было до середины ХХ-го столетия, то закономерное обращение людей старшего поколения к старинным песням и сказкам отцов и дедов спустя некоторое время может привести к весьма редуцированным формам устной поэтической традиции. Последнее обстоятельство может затруднить изучение фольклорного процесса русских старожилов северо-востока Сибири в живом бытовании. Поэтому насущной задачей является обощение наблюдений над современным бытованием традиционных жанров устного творчества коренных русских заполярной Сибири. Исследованию былин колымчан и индигирцев посвящена работа Л.Н.Скрыбыкиной [255].

Изучение богатой сказочной традиции Русского Устья необходимо проводить с учетом «живых» современных вариантов, оценивая и обобщая весь собранный за сто с лишним лет материал с целью выявления общих закономерностей в сказительском творчестве этой локальной группы русских, веками находившихся в инонациональном окружении, почти экспериментальной изоляции от соотечественников по крови и духу. Очевидно, что сказки русскоустьинцев - одна из страниц русской народной поэзии не только сибирского края, но и этноса в целом, его духовной и материальной культуры. Начатое в XIX в. изучение устной поэзии русских Восточной Сибири не завершено, так как отсутствие статичности в состоянии населения, специ

11 фичность миграционных движений, дальность расстояний затрудняют этнографические исследования. В этом смысле сказочная традиция Русского Устья как часть духовной культуры восточно-сибирского региона «удобна» для изучения, потому что ее носители с конца XVII века почти до середины ХХ-го века являлись сравнительно статичной группой с неизменным хозяйственно-экономическим укладом.

Пробная программа по сбору сведений о материальной и духовной культуре русских была составлена Г.Н.Потаниным в самом начале нашего столетия [206]. Относительно сказочного наследия Сибири в предисловии к одному из первых фольклорных сибирских сборников он писал следующее: «Известно немало случаев сохранения народной памятью сибирского населения русских устных древностей. Нельзя сомневаться, что и в области сказок в Сибири еще найдется довольно нового и интересного материала, особенно в таких захолустьях, как низовья Ангары., глухие долины Алтая., деревни по Киренге, деревни в верховьях Нижней Тунгуски., Верхоянский край.» [207, 10].

В самом деле, к настоящему времени, помимо многочисленных отдельных, несистематизированных публикаций, в научном обороте более тридцати русских сказочных сборников Сибири [См.: Библиографический список]. На основе опубликованных материалов, систематических и планомерных полевых исследований сибирскими фольклористами изучаются закономерности сибирского сказкотворчества, позволяющие проследить судьбы современной сказки русского народа. Монографические работы последних десятилетий говорят о высоком уровне сибирской фольклористики. Они учитывают и обобщают богатый собирательский опыт предшественников -И.А.Худякова, В.Г.Богораза, А.А.Макаренко, М.В.Красноженовой, М.К.Аза-довского, Л.Е.Элиасова и др., которые свои теоретические наблюдения над процессом бытования русской сказки в Сибири публиковали обычно как

12 приложение к текстам (различного рода предисловия, послесловия, комментарии и примечания к сказкам, замечания о сказителях и т.п.).

Как уже отмечалось выше, сказки приполярных русских сибиряков также получили известность в конце XIX-го - начале ХХ-го вв. Однако, несмотря на периодический сбор русскоустьинского фольклора, тексты, равно как и этнографические наблюдения ученых в советский период, публиковались эпизодически, в особенности - сказки. Первыми объемными публикациями стали сборники: «Русские сказки Восточной Сибири» (составитель Е.И.Шастина) в 1985 г. и «Фольклор Русского Устья» (Отв. ред. С.Н.Азбелев, Н.А.Мещерская) в 1986 г.1 [232; 275].

В первые годы советской власти В.Г.Богораз-Тан ставил задачу изучения этнографами и фольклористами русского населения полярных областей как составной части особой приполярной культуры, «весьма своеобразной и во многом отличной от культуры более южных широт» [45, 3]. Приполярную Русь ученый рассматривал и как хранительницу древнего русского фольклора, некоторые черты которого не всегда были понятны и осознаны «показателями» далекого Северо-Востока. Среди жанрового разнообразия заполярного русского фольклора Богораз называл и сказки, хотя из своего собрания он опубликовал только десять текстов [46, 334-346, 303-306, 329].

В науке пока нет также целостной характеристики сказок этого интересного региона. Отдельные замечания по сказкам индигирщиков и колым-чан разбросаны в уже упоминавшихся изданиях в связи с публикациями сказочных текстов. Непосредственно сказкам Русского Устья посвящены публикации такого рода: часть вступительной статьи и комментарии к «Русским сказкам Восточной Сибири», осуществленные Е.И.Шастиной в соавторстве с Р.Н.Афанасьевой (Базилишиной)2, и статьи Н.В.Соболевой, Г.Л.Бенедиктова, комментарии Ю.И.Смирнова [232; 261; 62; 63; 61, 13-16, 304-316; 259, 421426]. История собирания и изучения русскоустьинского фольклора достаточ

1 В дальнейшем сокращенно - ФРУ.

2 Другие работы автора см. в Библиографическом списке.

13 но полно освещена в уже упоминавшейся статье Л.П.Кузьминой «Фольклор старожилого населения Русского Устья» и во вступлении к ФРУ [141; 275, 913].

Пока в сказковедении были лишь подходы и отдельные наблюдения над характером бытования и поэтики сказки, исследователи только называют вопросы и стороны, которые могут быть освещены при изучении этой традиции.

Русская сказка в условиях иноязычного окружения привлекает исследователей прежде всего своеобычностью, вызванной длительным контактом с аборигенным населением. Действительно, предварительные замечания к характеристике русскоустьинской сказочной традиции в основном сводятся к межнациональным связям [33, 275; 158, 355; 253; 228, 31-33; 261, 60; 263, 6871; 232, 37-39, там же см. коммент.].

Отдельные черты поэтики русскоустьинских сказок отмечены Е.И.Шастиной в результате наблюдений над бытованием их в наше время и сопоставлением с записями прошлых лет [232, 442-448].

Русскоустьинская сказочная традиция - особая страница в сказитель-стве Восточной Сибири, а в науке - предмет специального исследования», -пишет Шастина [232, 33]. Она отмечает семейственность традиции, преобладание в репертуаре русскоустьинцев волшебных сказок с устойчивым сюжетным составом, отсутствие осовременивания, хорошую сохранность традиционной обрядности и архаичных мотивов, эпической стихии в повествовании, непроясненность отдельных его моментов в силу трансформации сказочного текста под влиянием специфических условий быта, географии, истории русскоустьинцев, которые придали их сказкам своеобразный характер. Р/у тексты «любопытны и с точки зрения межнациональных связей. Они сохранили многие признаки северного фольклора и в то же время в устах русского сказочника также заметно обрусели» [232, 39].

14

Н.В.Соболева, изучая в целом сюжетику бытовых сказок Сибири, относительно Русского Устья замечает: «Русские сказки содержат много местных этнографических деталей., языковых особенностей. Под влиянием местного быта и эпического творчества появились новые герои, новые мотивы, иная, чем в русских сказках, трактовка действий» [263, 69]. Так, герой русской сказки может носить иноэтничное имя, социальная острота бытового сюжета сглаживается заменой социально нейтральных персонажей, аналогично сказкам некоторых северных народов (эвенки, юкагиры, орочи). Исследовательница высказывает интересную мысль об обратной связи в межэтническом взаимодействии, предполагая, что русская сказка может вернуться к русским же, но с измененным качеством, «побывав в иноязычной среде». Бытовые анекдотические рассказы из местной жизни контаминируются со сказками о животных на основе «общности и родства содержания» [263, 70]. Исследовательницей в специальной статье [261] выделяются популярные сюжеты русскоустьинеких сказок, их контаминации; а также сюжеты, не имеющие соответствий в указателе сюжетов славянских сказок (ВС)1 [73], как правило, заимствованные из иноязычного фольклора. В работе Р.П.Матвеевой тоже проведено сюжетное соотнесение русскоустьинского материала со сказками других районов Сибири, выявлены в нем сюжеты, не имеющие параллелей в ВС [163, 53-54].

В конце упомянутой статьи Н.В.Соболевой поставлены задачи исследования устно-поэтической традиции индигирских русских: вопрос о межнациональных заимствованиях, проблема историко-генетическая (истоки и формирование фольклорной традиции индигирцев).

Изучение культурных связей русских поселенцев Индигирки с Русским Севером, с общерусскими, в том числе русскими сибирскими, культурными традициями представляется во многих отношениях интересным, важным и актуальным» [261, 54].

1 Сокращенные наименования источников см. в Библиографическом списке.

15

В чем же важность такого исследования?

Сказки русского населения северных окраин Восточной Сибири вместе со сказочными сокровищами других ее регионов дают широкую картину одной из сторон многогранной духовной культуры русского старожильческого населения, не отделимую от общерусской народной культуры» [291, 40].

Русскоустьинская сказочная традиция на фоне общерусской выглядит ярко индивидуальной. Проследить локальную специфику этого образования и вместе с тем выявить устойчивые, традиционные черты русской, восточнославянской традиции в ней - наша задача.

В связи с этим интересно исследовать, как отразился материальный и духовный опыт иноязычного окружения на этих сказках.

Исторически необходимая изначально, русскоустьинская общественно-материальная сплоченность подкреплялась также общим в принципе миропониманием, обыденным сознанием. Это отразилось и в художественном отношении к жизни, зафиксированном так или иначе в фольклоре Русского Устья. Сказки его имеют свой почерк, свой облик. В целом они оригинальны и индивидуальны по отношению к другим сказкам русской Сибири, да и России в целом. Но в пределах данной локальной школы они настолько похожи по стилю, образам, содержанию, что может создаться впечатление, будто это сказки одного исполнителя или двух - учителя и ученика. Тщательный текстуальный анализ выдающихся мастеров русскоустьинской школы сказителей доказывает неуклонное следование правилам местной школы, которая, по-видимому, явилась следствием «общинного» подхода к процессу сказко-творчества.

Многие исследователи отмечали богатство фольклора этого края, что и побудило филологов опубликовать записи, хранящиеся в основном в архивах: государственных и личных [28; I]1 (см. названные уже работы, которые

1 Архив Якутского филиала СО РАН, Институт языка литературы и истории -АЯНЦ: ед. хр. 453, инв. № 1040; ед. хр. 779, инв. № 1235; ед. хр. 780, инв. № 1236; ААН: Фонд 47, оп. 2, д. 171; [141]

16 мы использовали для анализа). Основная масса анализируемого материала представлена записями Н.А.Габышева, участника фольклорно-диалектологической экспедиции Института языка, литературы и истории ЯФ СО РАН, обследовавшей Русское Устье в 1946 году (около 40 текстов), С.И.Боло, корреспондента того же института в 1940, 1941 гг. (13 текстов), Д.Д.Травина, участника этнографического Верхоянского отряда 1927-1928 гг. (10 текстов). Учтены все опубикованные варианты сказок.

Кроме названных, использованы записи Е.И.Шастиной (1983 г.) и автора настоящей диссертации (1984 г.), а так же некоторых других собирателей, главным образом опубликованные: М.Ф.Дружининой, Ю.Н.Дьяконовой, С.Н.Азбелева (1960-1970 гг.), Ю.И.Смирнова (1982 г.) [275, 214]. Всего проанализировано свыше ста двадцати сказочных текстов от более чем 30 исполнителей. В целом периодизация сказочных текстов включает записи: 1860-х - 1980-х гг., то есть более чем за вековой период. Особо ценным представляется наличие записей от одних и тех же исполнителей, а также от их детей повторные записи - прямые и косвенные.

Население низовий Индигирки, входящее в состав Русско-Устьинского наслега, в разное время колебалось в численности, но обычно не превышало трехсот (сюда входят и обруселые аборигены края), поэтому даже три десятка сказочников, представляющих традицию локуса за более чем 120-летний период - репрезентативный показатель. Учитывая большой разрыв (1860-е -1920-е гг.) в сборе сказочного материала, разновременность и типологич-ность фольклорного мышления, для качественного анализа сказочной традиции были привлечены и записи сказок «походчан» и других нижнеколымских русских, поскольку условия существования, происхождения и, следовательно, духовной культуры двух этих групп приполярных русских были очень схожи.

Материалом для сравнения в целях выявления закономерностей сказочной традиции поречан-индигирщиков являются прежде всего сибирские

17 русские сказки, составной частью которых они были и будут, а также сказки Русского Севера, откуда они, очевидно, брали свои истоки. Как контрольные берутся в случае необходимости «классические» сборники великорусских сказок А.Н.Афанасьева [23]. Кроме того, зачастую приходится обращаться к текстам неславянского фольклора, чтобы проследить влияние на русскую местную традицию аборигенного устного творчества северо-востока Сибири и Заполярья вообще.

Развиваясь своим особым путем, р/у сказка даже в теперешнем ее состоянии почти не знала общерусских сказкотворческих тенденций современности: психологизации, мотивировок, стремления к бытовизму в волшебных повествованиях, усиления социальных акцентов, «поэзии деталей». Ввиду замкнутости, однообразия быта и хозяйства, все почти члены русскоустьин-ского мещанского общества имели примерно одинаковые, небогатые событиями - в привычном понимании этого - биографии, вели столетиями единообразную жизнь и, как следствие, имели общие мировоззренческие установки и стабильное (в течение около трех веков) обыденное сознание. Несмотря на связь с купечеством, служилым казачеством, благодаря которому осуществлялись связи с материком (в том числе и через книги), мы тоже констатируем, как и другие исследователи, заторможенность в развитии русскоусть-инского сказительства, по сравнению с процессами, протекающими на территории материковой России. Поэтому на их поэтическом творчестве нелегко проследить современные сказительские процессы: и психологизм, и мотивировки, и бытовизм здесь особого рода; может быть, такими они могли быть в более «раннем» возрасте великорусской сказки.

Русскоустьинская сказочная традиция, несомненно, имеет свое лицо, сформированное сильной индивидуальной школой, хотя и в ней могут быть намечены отдельные направления. Но по сюжетному составу, семантическому содержанию, образно-стилевой характеристике это удивительно цельный

18 организм. Нижнеиндигирская сказка весьма традиционна, если за традиционные образцы мы будем принимать сказки XVIII-XIX веков.

Традиционность, неизменяемость индигирской сказки настолько сильна на протяжении длительного времени, что, несмотря на имеющееся в самом р/у мещанском «обществе» классовое расслоение, социально-биографические обобщения в сказках РУ не отражают явных общественно-классовых настроений данного этносоциального организма1.

Поскольку индигирская сказка как бы застыла в своем развитии вместе с консервацией здесь языка и фольклора в целом, то интересно также увидеть в ней следы великорусской сказки до ее осовременивания в нашем понимании. Русскоустьинская традиция, благодаря своеобразной замедленности развития, может служить иллюстрацией эволюции отдельных этапов в восточнославянской сказке в целом.

По замечанию Н.В.Соболевой, на северо-востоке Сибири в сказочном творчестве происходил более активный взаимообмен между этническими элементами, чем в других районах Сибири [263, 71]. Для фольклористов Сибири изучение взаимодействия русского и иноязычного устного народного творчества актуально, ведь в этом крае русские не являлись коренным народом, и сохранить в «нетронутом» виде национальный фольклор практически возможным здесь не представлялось (имеются в виду первые русские поселения). Для выяснения общей картины взаимовлияний и взаимодействий в фольклоре особое значение приобретает исследование локальных этнических образований (и ЭСО) [175, 158].

В этом смысле сказки Русского Устья так же интересны, потому что их носители, будучи уже во втором и третьем поколении метисами, стойко хранили национальное русское самосознание, но за отсутствием русского окружения неизбежно перенимали не только элементы материальной, но и духовной культуры инородцев.

1 В дальнейшем сокращенно: ЭСО.

19

Ниежнеиндигирская традиция сказки представляет несомненный интерес и с точки зрения общности ее со сказками приполярных русских других мест (в частности, с севернорусской традицией, откуда, ввиду происхождения первых русских индигирцев и колымчан, она, очевидно, берет начало). Кроме того, логично смотреть на сказки индигирщиков как на часть той общей приполярной духовной культуры, которая свойственна многим народностям полярных областей. Здесь можно проследить типологию и взаимовлияние некоторых оттенков устного творчества не только народов Якутии и полярных русских, но и народов, непосредственно не соприкасавшихся с этим древним поселением потомков русских землепроходцев. Увидеть индигир-ские сказки как часть культуры «приполярной Руси» - тоже очень любопытная задача исследования. Кроме того, вопрос о национальном и межнациональном, о роли и доли в ней иноязычного фольклора есть часть вопроса об этнической принадлежности русскоустьинцев, поскольку Заполярье является частью ойкумены.

И хотя материалы языка и фольклора - не доказательства для историков, которые не могут определить точное время этого древнего поселения, они являются в данном случае основными показателями национальной духовной культуры и этнодифференцирующим признаком старожилов заполярной Индигирки. Чтобы ответить на вопрос, «русская ли» та или иная сказка Русского Устья [33, 275], который может возникнуть не раз при близком знакомстве со многим текстами сказок данного региона, ввиду заметно ощутимых черт иноязычного фольклора в них, необходимо сначала знать характерные черты этого локального образования в целом. И, лишь исходя из критериев поэтики изучаемого сказочного локуса, дать характеристику его сюжетного состава, образов, стиля.

Бытование сказок в том и другом регионе, как уже подчеркивалось, зарегистрировано исследователями современного фольклора [141; 142; 163; 232; 261; 275, 12].

20

Публикации сказочных текстов за указанный период (особенно в последние годы) доказывают самобытность их поэтики [37, 169-172; 60; 111, 122; 46; 228, № 109 и Прилож. I, № 1-3; 232, № 54-65; 50; 275, № 1-66].

Самым большим собранием сказок явился названный сборник «Фольклор Русского Устья» [275]. И если в «Областном словаре колымского русского наречия», составленном В.Г.Богоразом, сказки к началу XX в. занимали незначительное место (всего 5 текстов) [46], то в русскоустьинском сборнике они составили более пятидесяти номеров полновесных текстов и несколько -в пересказе (всего - 66).

Однако, несмотря на это, в научной литературе к настоящему времени исследований собственно о северо-восточной сказке русских немного. В 70-е годы нашего века вышли из печати две статьи, принадлежащие одному автору, исследующему русские сказки нижней Колымы [131; 132].

И.М.Колесницкая дает общую характеристику сказочного фонда ко-лымчан, а также рассматривает вопрос взаимодействия русской и иноязычной традиций, основываясь на опубликованных и архивных материалах экспедиции В.Г.Богораза в конце XIX века.

Условия жизни, история заселения края, язык и процессы, формирования устного поэтического фонда русских поречан низовий Индигирки и Колымы во многом схожи. Поэтому изучение той или другой сказительской школы может дать сходные результаты по основным показателям сказочной традиции русских северо-востока Сибири.

Больше всего современных фольклористов привлекает исследование нижнеиндигирского региона - Русское Устье, так как в сравнении с нижнеколымскими русскими русскоустьинцы сильнее сохранили национальное самосознание, самобытный язык и фольклор [86, 255-256; 142, 178; 286, 32].

И в самом деле, старинное русское поселение, издавна носившее название Русского Устья, является примечательным локальным образованием для этнографов и фольклористов.

21

Таким образом, фольклорно-этнографическую картину Русского Устья составили многие исследователи, внося разной величины лепту в общее дело [90; 25; 37; 63; 62; 111; 137; 141; 278, 96-98; 284; 286; 291, 30-40; 227; 299; 300; 301; 259; 298], обобщающим трудом явился сборник «Фольклор Русского Устья», вышедший в результате работы огромного коллектива авторов.

Современные старожилы бывшего Русского Устья - «полярницкие» -унаследовали азиатские черты якутов, юкагиров, эвенов, потому что их предки уже во втором и третьем поколениях становились метисами. Женившись, главным образом, на якутках, первые заселыцики низовий Индигирки, Колымы нередко ассимилировали соседей - «инородцев», в то время как в других районах Якутии шел обратный процесс.

После того, как население русских в Устье Индигирки более или менее стабилизировалось, браки с аборигенами края уменьшились. Русскоустьинцы стремились родниться с нижнеколымскими русскими или обруселым населением, а также стремились заключать браки в основном внутри самого общества (по социальному статусу они считались мещанами и были причислены к городским жителям заполярного Зашиверска, а затем Верхоянска).

Итак, не будучи крестьянами в собственном смысле этого слова, охотники и рыболовы, приспособившись к условиям заполярной тундры, северовосточные русские, несмотря на иноязычное окружение и трудности контактов с прародиной, сумели сохранить национальное самосознание, язык и многие черты духовной культуры русского народа. Компактность расселения; оседлость, связанная с обилием песца и рыбы в этих местах; полунатуральный способ хозяйства, из-за трудностей сообщения с материком; территориальная обособленность, в связи с отдаленностью поселений якутов, эвенов и других северных народностей; редкий приток русских новопоселенцев; заключение браков в основном внутри самого мещанского общества - вот главные факторы национальной устойчивости и духовной самобытности рус-скоустьинцев [86, 197-201, 253-257; 284, 137; 120, 338-339; 286, 32-33].

22

Неотъемлемой частью национального самосознания русскоустьинцев является фольклор, в частности - сказки, изучению которых и посвящена настоящая работа. Подытоживая сказанное отметим, что исследований по р/у сказкам немного. Они появились буквально лет 15 назад в связи с общим оживлением интереса к фольклорно-этнографической стороне Русского Устья, ставшим заповедным уголком традиционной русской культуры в Сибири, подготовкой к изданию сборника ФРУ и 60-томной серии памятников сибирской народной поэзии.

Краткая характеристика мнений о р/у сказочной традиции сводится к следующему.

Общий взгляд на его сюжетный состав, а также анализ бытовой сказки на сюжет «Шут» (ВС 1539) Н.В.Соболевой приводит к необходимости исследования взаимодействия русской и иноязычной фольклорных традиций, сказавшихся на русскоустьинской сказительской школе [228, 31-33; 263, 6872; 261].

По мнению Е.И.Шастиной, взаимовлияние русского и нерусского прослеживается на всех уровнях индигирского сказочного творчества [291, 37].

Вышеназванные авторы отмечают и то, что в состав русскоустьинских сказок входят тексты со следами знакомой литературной основы, такие, как «Конек-Горбунок», «Золотая рыбка» [261, 59, 60], а также с древнерусскими повестями ХУП-ХУШ вв. [63; 62].

Фольклористы выявляют в основном особенности сюжетного состава, а также наряду с обобщениями стремятся к конкретному анализу поэтики сказок (Е.И.Шастина, Г.Л.Венедиктов, Р.Н.Афанасьева-Базилишина, Ю.И.Смирнов, Р.П.Матвеева) исследователей интересуют: характеристика сюжетного состава (Н.В.Соболева, Р.П.Матвеева, Ю.И.Смирнов); фолькло-ризация отдельных древнерусских повестей (Г.Л.Венедиктов); вопросы ска-зительского мастерства (Р.П.Матвеева); следы славянского эпоса сказки (Ю.И.Смирнов) и вопрос о вариативности сказочных версий. Влиянию

23 фольклора сибирских народов на поэтику р/у сказок посвящены, главным образом, статьи автора настоящей работы. Остальные исследовательские материалы входят в работы обобщающего характера по русской сказке Сибири и больше ставят и выявляют вопросы, чем отвечают на них [291; 261; 264; 63; 62; 61, 13-24, 214; 167; 160; а также исследования автора].

Интересные наблюдения над сказительской традицией Русского Устья высказаны Е.И.Шастиной во вступительной статье к сборнику сибирских сказок [232]. «Волшебно-фантастическая сказка Русского Устья, в отличие от тункинской или приленской, почти не знает осовременивания, если под ним понимать введение в текст всевозможных пояснительных моментов. Вместе с тем в ней наиболее полно, по сравнению с другими районами Восточной Сибири, сохранилась традиционная обрядность. Являясь в основе своей общерусской, она получила здесь некоторое своеобразие, схоже выраженное у всех местных рассказчиков» [291, 34].

Из последних работ внимание привлекает статья Р.П.Матвеевой, рассматривающая вопросы устойчивости и изменчивости сказочного текста на примере вариантов сказок РУ. Исследовательница в том числе отмечает «высокую степень текстовой сохранности» и регистрирует творческие приемы сказителя-восприемника [167, 29].

Несмотря на обостренный интерес фольклористов к р/у фольклору, растущему числу его публикаций, в том числе и сказочных текстов, анализируемые материалы по сказкам нижнеиндигирцев, как правило, или входят в работы обобщающего характера (по русской сказке Сибири), или ограничиваются частными наблюдениями. В целом, фольклористы пока, обращая внимание на сказки Русского Устья, или комментируют их в связи с публикацией текстов, или делают самые общие замечания, не прибегая к конкретному анализу, то есть больше ставят и выявляют копросы, которые задает р/у сказка, чем отвечают на них.

24

Многие исследователи отмечают стабильность сказочной поэтики РУ. Мы также относим это свойство данной традиции к одним из важнейших в ее характеристике. Биографии людей, их социальная практика в пределах этого небольшого сколка русской нации настолько одинаковы, похожи одна на другую, ввиду специфики образа жизни и того, что время почти триста лет текло здесь «медленно и неприметно» [38, 3], редко прерываясь какими-то существенными хозяйственными или социально-идеологическими изменениями (наподобие «Великой битвы», о которой писал А.Л.Биркенгоф [37, 151-158], что обобщение опыта материальной и духовной жизни каждого члена бывшего русскоустьинского «мещанского» общества было по сути жизнью всего общества.

Но, как известно, социально-исторические сдвиги могут отразиться в фольклорном процессе со значительным отставанием во времени, вследствие силы художественной традиции и известной инерции народного мышления, а также - в связи с особыми законами отношения фольклора к действительности. Последнее входит в устное народное творчество лишь опосредованно и далеко не сразу, а часто - «с медлительностью геологических процессов», «.фольклор. не сразу регистрирует происшедшую перемену и надолго в новых условиях сохраняет старые формы» [217, 23, 30].

По воспоминаниям собирателей, сказки знали и рассказывали очень многие русскоустьинцы, гордились этими знаниями, причем ревностно следили, чтобы исполнители не меняли знакомые им тексты, а точно следовали устоявшейся традиции [142, 180-181; 261, 59; 264; 299]. Проследить эту стабильность в поэтике р/у сказок - одна из наших задач.

Раскрытие конкретного воплощения некоторых фольклорно-этногра-фических представлений, отраженных нижнеиндигирской сказочной прозой, также входит в задачи исследования.

25

Эта северо-восточная традиция русского сказкотворчества Сибири -показательный материал выражения такого принципа фольклора, как коллективное и индивидуальное.

Исследуя сказительскую школу русских старожилов Индигирки, тем самым можно осветить в фольклористике, некий скрытый этап в развитии локальной традиции сказки вообще, пути и способы ее формирования в иноязычном окружении и притом - на краю ойкумены.

Выявление характерных черт сказочной традиции этнической группы северо-восточных русских является главной задачей данной работы.

Итак, целью исследования является:

Выявление специфики сказочной традиции Русского Устья как локального образования.

Основные задачи сводятся к следующему:

- определение основных закономерностей ее формирования в условиях национальной изоляции и длительного контакта с неславянскими народами.

- осуществляя сравнительно-сопоставительный анализ сюжетов р/у сказок, рассматривать сказительскую школу русских старожилов Индигирки в качестве одного из звеньев истории русской сказки;

- пронаблюдать отражение приполярных условий (в свете этнографии и фольклора) в формировании специфики поэтики сказок заполярных русских Сибири;

- выявить черты влияния на русскую сказочную традицию духовной культуры аборигенов северо-востока Сибири.

При исследовании данных проблем автор руководствуется основными положениями и принципами этнографии и отечественной фольклористики. Ведущий метод работы - историко-сравнительный. В основе исследования лежит типологическое сопоставление материала в разных его аспектах: син-хронно-диахронный текстологической анализ, соотнесение разновременных вариантов - прямых и косвенных - с текстами не только представителей рус

26 скоустьинского сказительства, но и (в случае необходимости) - с общерусской, в том числе сибирской традицией, а также с элементами духовной культуры коренных народов Сибири.

27

Заключение научной работыдиссертация на тему "Фольклорная традиция на краю ойкумены: сказки Русского Устья"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ Общие итоги и перспективы исследования

Итак, русскоустьинская сказочная традиция - интересная страница в судьбе восточнославянской сказки. Славянская сюжетика, стиль, образно-персонажная система в основе своей сохранены данной локальной сказитель-ской школой. Пути формирования традиции - экзогенные и эндогенные: кроме эноэтнических образов, сюжетов, мотивов и элементов стиля проявляются следы не собственно фольклорного, но книжного влияния. Особое предпочтение русскоустьинцы отдают сказке волшебной, поскольку именно в ней сохраняется наиболее архаичный пласт древнего сознания славян. Средневековый, архаичный по языку и стилю, сказочный фонд северовосточных русских явился могучим стимулом в сохранении традиционного мировоззрения и национального самосознания этого сколка русской нации. Сказки являются неотъемлемой частью культуры и бытового самосознания русских старожилов Заполярья.

Особенности поэтики сказок нижнеиндигирцев объясняются прежде всего спецификой жизни полярной сибирской Руси, историей формирования этой этнической группы, но несмотря на несомненное влияние этнографического субстрата «местнорусских» на их фольклор и, в частности, сказки, последние сами по себе представляют большой интерес для фольклористики с точки зрения генезиса и формирования как сказочного жанра в целом, так и его определенных определенных сюжетов и стилистических приемов. Варианты сказок Русского Устья дают обширный материал для изучения проявления жизни сказки в ее многочисленных версиях, то есть сугубо региональный аспект исследования этой сказительской школы неизбежно переходит в более общие заключения о жизни сказки.

В течение трех веков формировалась сказочная традиция Русского Устья. Образы этих сказок - плоть от плоти всей ее поэтической системы. Перечислим характерные черты.

340

Характерные черты традиции сказок руссикх старожилов низовий Индигирки: традиционная устойчивость восточнославянской основы в сюжетах, стиле и образах преобладание волшебно-фанатастических сказок; развитая стилистическая обрядность волшебных сказок (особенно - богатырских); сохранение в сюжетике и поэтическом словаре некоторых архаических мотивов и образов сказок восточных славян, редко встречающихся в современном сказочном репертуаре; «эпическая стихия»; лаконичность стиля; влияние книги или лубка; явное взаимодействие с иноязычным (в основном, северно-сибирским) фольклором; вместе с тем - устойчивость севернорусских и си-бирско-русских элементов сказочной поэтики.

Последнее положение устанавливает причастность р/у традиции к общерусской сказкотворческой практике, от которой развитие индигирской сказки «отстает» как бы на два-три такта.

Едва заметное «осовременивание» сказки: мотивировки, усиление современных причинно-следственных связей, внимание к быту и психологии, яркая социальная направленность, стремление к индивидуальности изложения - все это лишь намечается в творчестве северо-восточных русских сказочников.

Р/у локальная школа сказительства как монолитное, крепкое сооружение, верное своим, то есть «местнорусским» традициям сказкотворчества, росла и развивалась особыми путями. Сказки Русского Устья имеют общее лицо, его легко выделить среди сказительских школ и направлений Восточной Сибири. Внутри же самого этого сложного организма нелегко уловить отдельные направления. Школа сильна единообразием манеры исполнения, строгим следованием местной традиции - в стиле, образах, мотивах. При скрупулезном анализе удается обнаружить весьма малое количество индивидуальных, «авторских» привнесений. Эта школа - своеобразное бы тенденциозное выражение закона «социально-биографических обобщений» (по

341

Е.И.Шасиной), материализованного в данном локальном сказочном образовании.

Каждый из сказочников Русского Устья проявляет максимум внимания к общим, выработавшимся в течение веков, канонам местного сказительства. Поэтому, на первый взгляд, сказки Русского Устья как бы все на одно лицо: «волос в волос, голос в голос». В связи с этим изучение творчества отдельных личностей, как представителей определенной школы, здесь не совсем целесообразно. Каждый текст носит следы единого подхода к процессу сказ-котворчества, весьма близкого к литературному этикету древнерусских книжников: «.не эффект неожиданности, а, напротив, ожидание встречи со знакомым, привычным, выраженным в отшлифованной, освященной традицией форме» [119, 82]. - вот что должны испытывать слушатели сказки - рус-скоустьинцы.

Объяснение особенностей сказочной традиции русских поречан Индигирки, следовательно, невозможно без фольклорно-этнологического контекста данной этнической группы. Многое же в быту северо-восточных русских Сибири способствовало длительному сохранению довольно старинных представлений о мире и сказке. Поэтому мы не находим в сказках Русского Устья социально-классовых акцентов, и логики современного причинно-следственного мышления в них мало. И зажиточный, и «нужный» русскоу-стьинцы рассказывали сказку почти одинаково: без привнесений личного опыта и вкусов, а так, как было принято в местной традиции. Всякая индивидуализация сказочных текстов порицалась коллективом.

Но изменения в поэтике сказок Русского Устья все же происходили, формы художнического мышления менялись, что было результатом коллективных усилий всего общества.

О «консервативности» сюжетов, стиля и образов русскоустьинских сказок говорит текстуальное сравнение разновременных прямых и косвенных вариантов. Как стремление выжить на Крайнем Севере, оставаясь русскими,

342 заставляло русскоустьинцев и походчан консолидироваться в особые группы, по мере возможности сохраняющие традиционный русский облик, быт, нравы, так и желание оставить сказки такими, какими привезли их деды с далекой родины в качестве их духовно-национального багажа, принуждали северо-восточных приполярных русских Сибири, оторванных от Руси, придерживаться старых восточно-славянских традиций, в основном древнерусских, буквально - веками (более трехсот лет).

Итак, в этой сказительской школе очень мала вероятность случайности. Многие образы и даже детали сказок могут и должны рассматриваться как результат работы фольклорной традиции нескольких поколений русскоустьинцев. Нет никакого сомнения, что неповторяющиеся факты черт ее поэтики (мотивы, образы, стиль) р/у сказкотворчества - вероятнее всего, не «авторские» интерпретации конкретного сказочника. Они суть продукт коллективной местной традиции, сила которой, перефразируя известное, в общем выражении ее лица. Такое, «соборное», мировосприятие выработалось у русскоустьинцев, вынужденных жить «обществом», держась друг за друга в борьбе со стихиями и превратностями социально-исторических факторов их специфического бытия. Неукоснительное следование местной традиции в сказительстве - следствие развития исторической действительности этносоциального организма группы русских, живущих на краю Света.

Данное локальное образование - своеобразный микрокосм Древней Руси с Русским Устьем в центре. Аналогично первоначальному этапу древнерусской литературы формировалась сказительская традиция русских северо-востока. О ней можно сказать словами Д.С.Лихачева: «Это хор, в котором совсем нет или очень мало солистов и в основном господствует унисон» [154, 105].

Судьба жанра сказки отдельной этнической группы русских - чисто научная проблема, вариант решения которой мы и предложили в данном исследовании.

343

Сохранность сказочной традиции Русского Устья связана не только с ее консервации, но и активной жизнью в течение трех веков. Психология сказительства XX в., ее общие тенденции не обошли стороной Русское Устье. С общим изменением обыденного сознания индигирцев колебалась и установка на непреложные сказочные истины и формы. Отступление фактора эмоционального восприятия мира, на котором долгое время базировалось фольклорное (доминирующее) сознание индигирских русских, перед рациональным, стремящимся к объективному пониманию действительности, сказалось и на трафаретно-бездумном воспроизведении традиционных сказительских клише. Омертвение в системе каких-либо частей не вызовет ее полной гибели, если «оживить» какие-то ее резервные части. Без «омертвевших» общих мест нет сказки, но и без живого эмоционального отклика нет ее бытования. Умелые сказочники сочетают «автоматические» уже приемы сказки со свежими, ее оживляющими. Эти-то удачно найденные кем-то приемы с одобрения среды, в которой сказка функционирует, входят в местное уже «наследие». Но и они, в свою очередь, с изменением среды обитания сказочной традиции устаревают и тоже начинают бездумно, механически восприниматься. «Основное препятствие на пути развертывания любой художественной структуры (а в терминах формальной школы - развертывание художественного приема). - осознание общего в множестве различных реализаций одной и той же художественной структуры или идентификации этой структуры реципиентом, которая перестает оказывать должное воздействие на эмоциональную сторону его сознания (в терминах формальной школы происходит «автоматизация» данного художественного приемВ^фШ^ МЩ-, когда русскоустьинцы возмущались нововведениями тех или иных сказителей, которые найденными эстетическими приемами адаптировали общерусскую сказку для жизни в местных условиях, называя их «вра-кунами» и «худыми» посказителями, они не думали, что незаметно для всего «мещанского» общества эти приемы будут со временем прекрасно воспри

344 ниматься. Таким образом, демонстрировались живой интерес, свежий эмоциональный отклик на те социально-психологические обощения местной жизни, которые были так же узнаваемы, как и общие черты стиля всех сказок.

Установка на воспроизведение затвердевшего вымысла далеких предков незаметно дополнялась установкой на воспроизведение еще и «придумок» местной сказительской школы. Ее формирование (выработка основных местных художественных приемов) завершилась, очевидно, с момента начавшейся автоматизации набора локальных стереотипов в исполнительской практике индигирских сказочников. Когда почти все основные СБО местного характера были так или иначе зафиксированы в местной сказочной традиции, очевидно, оформилось и идейно-этическое направление русскоустьинских сказок.

Все более или менее заметные сказители Русского Устья: и неизвестный информатор И.А.Худякова, и Н.Н.Шкулев с дочерьми Е.Н.Портнягиной, А.Н.Шкулевой, А.Н.Шелкановой; и С.П.Киселев с сыном Е.С.Киселевым; и Н.Г.Чикачев с сыном И.Н.Чикачевым и дочерью Е.Н.Солдатовой; и П.Н.Новгородов с дочерью А.П.Новгородовой, и другие сказочники, в том числе и не оставившие творческих наследников-родственников, такие, как И.И.Чикачев, А.А.Суздалов; и сказочники, рассказавшие по одной сказке для записи, - все они в разное время так или иначе отразили в текстах своих сказок общие для всех русскоустьинцев социально-биографические черты местной психологии и в то же время локальную сказочную стереотипию, сформировавшуюся в единой школе сказительства. Разумеется, что в этой школе было (или могло быть) несколько «классов», что видно в вариациях местных стилистических приемов сказывания, в обработке местных версий сюжетных мотивов, в приверженности к определенным контаминациям общих для традиции эпизодов. Но способ художественного мышления (его тип) един, что отразилось в языке и стиле всех индигирских сказок прежде всего: сказочни

345 ки следуют местному сказнтельскому этикету - сходные повествовательные принципы имеют один почерк.

Особенности местной социальной психологии, отразившиеся в сказках, выражают общественно-нравственный опыт русскоустьинцев лишь в самых общих чертах. И хотя индигирские мещане были социально дифференцированы в своем имущественном положении, а жизнь их уже в XIX в. не лишена была классовых противоречий, о которых упоминают почти все этнографы и историки, писавшие об индигирцах, феномен общественной жизни этого эт-но-социального организма в том, что факторы, способствующие выживанию этнической группы на краю Ойкумены были главенствующими в общественном сознании и психологии северовосточных русских. Психология именно совместного тесного сотрудничества была ведущей, так как на Крайнем Севере только «общинный» способ жизни, ориентированный на минимум социальных конфликтов в условиях архаичных форм хозяйствования и производства (собаководство и промыслы), гарантировал самосохранение и воспроизводство популяции «местнорусских». Стремление жить законами и порядками предков доходило здесь до консерватизма общественных и иных отношений, длительной патриархальности основных сфер жизни.

Регламентированная и упорядоченная жизнь общества и семьи русских индигирщиков сказалась и в их фольклоре, как явлении надстроечном, по сравнению с экономикой и бытом. Стереотипы, выработанные в местной материальной культуре и общественном сознании, так или иначе послужили основой поэтики сказок данной локальной группы русских Сибири. В целом р/у сказка - составная часть общерусской традиции, берущей свое начало главным образом от севернорусского ее варианта.

Так называемое иноязычное влияние в этой традиции по сути является «материнским» компонентом сказочного сознания предков-первопоселенцев Русского Устья, что обусловило неславянские элементы в эстетике р/у сказки.

346

Итак, образная, стилистическая, сюжетно-мотивная стороны индигир-ских сказок, составляющие их художественную специфику, тесно связаны (как форма с содержанием) со спецификой их локальных СБО, а в целом эти составляющие характеризуют местную сказочную традицию.

Традиция, следовательно, характеризуется обобщениями локальной поэтики и социальной психологии и имеет свою сказительскую школу, благодаря которой выживает.

Фольклорный тип мышления в каждой региональной традиции сказки главенствует, но все сильнее пытается завоевать позиции обыденный тип мышления, более связанный с прагматичной реальностью. Фольклорное и обыденное сознание, пересекаясь, дают интересные сказительские гибриды -в этом данная тенденция сказкотворчества. Если художнический инстинкт побежден стремлением к логическому осмысливанию, сказка разрушается. Это есть неизбежный результат уже длительной, устоявшейся тенденции к рефлексии - осмыслению сказительства самими исполнителями и слушателями, - стимулирующей этот процесс у талантливых исполнителей.

В результате исследований мы пришли к выводу о силе и лабильности традиционной сказочной системы, способной выжить в экстремальных условиях, находясь и вне непосредственного контакта с материковой традицией.

Перспективы изучения сводятся к более обобщающим исследованиям о сюжетно-мотивном составе сказок всего Колымо-Индигирского края; сравнительному сопоставлению со сказками других локальных традиций приполярной Руси (и сибирской, в частности); о связи фольклора с книгой; о школе сказительства и т.д.

К какому же направлению социальной психологии можно отнести сказки русских старожилов низовий Индигирки? И какова его конкретная направленность: какие обобщения жизни индигирского бывшего мещанского «общества» попали в местную сказку и через ее поэтические детали отразили некую интериорную структуру общественно-нравственных интересов, по

347 требностей, ценностей, идеалов данного этно-социального организма? Эти вопросы также можно разрешить на материале как индигирских, так и колымских сказок русских старожилов в дальнейших исследованиях.

348

Список научной литературыБазилишина, Раиса Николаевна, диссертация по теме "Фольклористика"

1. А АН Санкт.-Петербургское отделение Архива РАН, фонд 47, опись 2.

2. Азадовский М. Сказочник Тункинской долины//Сказки Магая (Е.И.Со-роковикова): Записи Л.Элиасова и М.Азадовского/Под общ. Ред. М.Азадовского; Ком-и М.Азадовского и И.Колесницкой. Л., 1940.

3. Азадовский М.К. Ленские причитания//Статьи о литературе и фольклоре. М.; Л., 1960.

4. Азадовский М.К. Предисловие и послесловие//Сказки Верхнеленского края. Иркутск, 1925.

5. Азадовский М.К. Предисловие, примечание и заметки собирате-ля//Сказки из разных мест Сибири/Под ред. М.К.Азадовского. Иркутск, 1928.

6. Азадовский М.К. Примечания//Верхнеленские сказки. Иркутск, 1938.

7. Азадовский М.К. Русские сказочники//Русская сказка. Избранные мас-тера/Ред. и ком-и Марка Азадавского, т.1. М.-Л., 1932.

8. Азадовский Марк. Беседы собирателя: О собирании и записывании памятников устного творчества. Иркутск: Изд-во ирк. секции научн. работников, 1925.

9. Александров В.А. Заселение Сибири русскими в конце XVI-XVIII в.//Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири, М. 1974.

10. Александров В.А. Проблемы сравнительного изучения материальной культуры русского населения Сибири (XVII начало XX вв.)//Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири, М. 1974.

11. Алексеев H.A. Традиционные религиозные верования якутов в XIX -начале XX вв./Отв. ред. И.С.Гурвич. Новосибирск, 1975.

12. Алексеев Н.М. Охотничий промысел у «досельных» русских низовьев Индигирки//Сборник материалов по этнографии якутов. Якутск, 1948.

13. Андреев Н.П. Сказки Красноярского края в записях М.В.Красноже-новой//В кн.: Сказки Красноярского края. Сборник М.В.Красножено-вой/Под общ. ред. М.К.Азадовского и Н.П.Андреева. Л., 1937.

14. Анисимов А.Ф. Космологические представления народов Севера/Отв. ред. С.В.Иванов. М.; Л., 1959.

15. Библиография состоит из пронумерованного списка литературы, включая сокращения (в алфавитном порядке).349

16. Анисимов А.Ф. Общее и особенное в развитии общества и религии народов Сибири/Отв. ред. П.И.Борисковский. JI., 1969.

17. Анисимов А.Ф. Религия эвенков в историко-генетическом изучении и проблемы происхождения первобытных верований/Отв. ред. М.И.Шах-нович. М.; Л., 1958.

18. Анучин Д.Н. К истории к ознакомления с Сибирью до Ермака: «О че-ловецех, не знаемых в Восточной стране»//Древности: Труды. Моск. археол. об-ва. Т. 14 Москва, 1890.

19. Арутюнов С.А., Мкртумян Ю.И. Проблемы типологического исследования механизмов жизнеобеспечения в этнической культу-ре//Типология традиционной культуры/Отв. ред. М.В.Крюков, А.И.Кузнецов. Москва: Наука, 1984.

20. Асламов Сказки Дмитрия Асламова: Сборник/Сост., предисл. и ком-мент. Е.И.Шастиной; подгот. текстов Е.И.Шастиной и Г.В.Афанасьевой. - Иркутск, 1991.

21. Астахова A.M. Народные сказки о богатырях русского эпоса. М.; JI., 1962.

22. AT (Аарне Томпсон) - The types of folktale: A classification and bibliography. Antti Aarne's. Vezlichnis der Marchentypen (FF.Communsation, № 3)/Transl., enl. by Stith Thompson: 2 Revision//FF Communication. -Helsinki, 1961. -№ 184.

23. Аф.-Медв. Рождественская ночь: Сказки, былички, заговоры/Сост., предисл., очерки, подгот. текстов и коммент. Г.В.Афанасьевой-Медведевой. -Иркутск, 1994.

24. Афанасьев Народные русские сказки А.Н.Афанасьева в трех томах. Т. I-III/Подготовка текстов, предисл. и примеч. В.Я.Проппа. - М., 1957; то же: 1958.

25. Афанасьев А.Н. Древо жизни. Избранные статьи/Подг. текста и ком-и Ю.М.Медведева. Вступ. ст. и общ. ред. Б.П.Кирдана. М., 1982

26. Афанасьева Р. Там, где течет Индигирка//Сибирь. 1985. - № 6.

27. Афанасьева Р.Н. К изучению русской сказки на севере Восточной Сибири/Про блемы нравственно-психологического содержания в литературе и фольклоре Сибири: Межвуз. сб. науч. тр. Иркутск, 1986.

28. Афанасьева Р.Н. Русская сказочная традиция на северо-востоке Сибири: К вопросу о сказках иноязычного генезиса в фольклоре Русского Устья//Актуальные проблемы сибирской фольклористики: Межвуз. сб. науч. тр. Иркутск, 1991.

29. АЯНЦ Архив Якутского научного центра СОРАН, фонд 5, опись 3.350

30. Базанов В. Накануне хождения в народ//Великорусские сказки в записях И.А.Худякова/Изд. подг. В.Г.Базанов и О.Б.Алексеева. М.; Л., 1964.

31. Балашов Сказки Терского берега Белого моря/Изд. подгот. Д.И.Балашов. -Л., 1970.

32. Бараг Л.Г. «Астм» белорусских сказок и преданий (к вопросу о формировании восточнославянского эпоса)//Русский фольклор: Народная поэзия славян. Т. УШ/Отв. ред. В.Е.Гусев. -М.; Л., 1963.

33. Бараг Л.Г. Взаимосвязи сказок народов СССР//Фольклорное наследие народов СССР и современность/Отв. ред. В.М.Гацак, С.С.Чиботару. -Кишинев, 1984.

34. Бараг Л.Г. Об отношении башкирских волшебных сказок к русским// Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М., 1979.

35. Бараг Л.Г. Сюжэты 1 матывы беларусюх народных казак: Сютэматыч-ны показальшк/Рэд. БУ.Саламевич. Мшск: Навука 1 тэхшка, 1978.

36. Белов М.И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956.

37. Биркенгоф А.Л. Потомки землепроходцев: Воспоминания-очерки о русских поречанах низовий и дельты реки Индигирки. М., 1972.

38. Богданов В.В. Предисловие//В.М.Зензинов. Старинные люди у холодного океана. -М., 1914.

39. Богораз Тан. В.Г. Восемь племен. Чукотские рассказы. М., 1962.

40. Богораз Тан. В.Г. Собр. Соч. В 4 т. Т. II. - М.; Л., 1929.

41. Богораз В.Г. Колымские рассказы. М.; Л.: ОГИЗ, 1931.

42. Богораз В.Г. Колымское русское областное нареч1е//ОРЯС.

43. Богораз В.Г. Краткий отчет об исследовании чукоч Колымского края//Известия ВСОРГО, т. XXX, 1899 г., № I. Иркутск, 1899.

44. Богораз В.Г. Материалы по изучению чукотского языка и фольклора, собранные в Колымском округе. Спб., 1900.

45. Богораз В.Г. Новые задачи российской этнографии в полярных облас-тях/АГр. НТО. Вып. 9 - Северная научно-промысловая экспедиция ВСНХ. -Пг„ 1921.351

46. Богораз В.Г. Областной словарь колымского русского наре-чня//Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. Академии наук (ОРЯС); Т. 68, № 4. Спб., 1901.

47. Богораз В.Г. Песни русских поречан на Колыме/Юбластной словарь колымского русского наречия/Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Т. 68, № 4. Спб., 1901.

48. Богораз В.Г. Русские на реке Колыме//Жизнь. 1899. - № 6.

49. Богораз В.Г. Русское население на Колыме//Землеведение, 1899, кн. IV.

50. Богораз В.Г. Три сказки, записанные в Колымском крае//Живая старина. 1899.-№ 3, отд. 2.

51. Богораз В.Г. Чукчи. Ч.П. Религия: Авториз. перев. с англ./Под ред. Ю.П.Францова. Л., 1939.

52. Богораз-Тан В.Г. Основные типы фольклора северной Евразии и Северной Америки// Советский фольклор: сборник статей и материалов. -М.; Л., 1936, №4-5.

53. Богораз-Тан В.Г. Три сказки, записанные в Колымском крае//Живая старина. 1899. Вып. 3.

54. Богораз-Тан В.Г. Чукчи/Авториз. перевод с англ. Ч. I. Л., 1934.

55. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

56. Бурятские волшебные сказки/Сост. Е.В.Баранникова, С.С.Бардаханова, В.Ш.Гунгаров («Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока»), Новосибирск: ВО Наука, 1995.

57. Василевич Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фолькло-ру/Сост. Г.М.Василевич; под ред. Я.П.Алькора. - Вып. I. - Л., 1936.

58. Василевич Г.М. Эвенки. Историко-этнографические очерки (XVIII -начало XX в.).-Л., 1969.

59. Василенко Сказки, пословицы, загадки: Сборник устного народного творчества Омской области/Ред, подгот. текста и сост. В.А.Василенко. -Омск, 1955.

60. Великорусские сказки в записях И.А.Худякова/Изд. подг. В.Г.Базанов и О.Б.Алексеева. М.; Л., 1964.

61. Венедиктов Г.Л. Вступление и коммент. к сказкам//Фольклор Русского Устья/Отв. ред. С.Н.Азбелев, Н.А.Мещерский. Л.: Наука, 1986.

62. Венедиктов Г.Л. Литература и культура: Сказки Русского Устья//Рус. лит.- 1985,-№2.

63. Венедиктов Г.Л. Фольклоризация памятников древнерусской литературы в Русском Устье//Тр. Отд. древнерус. лит. Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом). Т. 40. - Л.: Наука, 1985.352

64. Верхнел. Верхнеленские сказки: Сборник М.К.Азадовского. - Иркутск, 1938.

65. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

66. Винокурова Азадовский М.К. Сказки Верхнеленского края. - Вып. 1. -Иркутск, 1925.

67. Виташевский И.А. К материалам о якутских сказаках//Живая старина. -Вып. II-IV. Иг., 1912.

68. Волшебн. Русские волшебные сказки Сибири/Сост., вст. статья и коммент. Р.П.Матвеевой; отв. ред. Э.В.Померанцева. - Новосибирск, 1981.

69. Воскобойников М.Г. Композиция и художественные средства в эвенкийской волшебной сказке//Язык и фольклор народов Крайнего Севера. -Л., 1965.

70. Воскобойников М.Г. О старой и новой эвенкийской сказке и народных сказителях//Эвенкийские народные сказки. Якутск, 1960.

71. Воскобойников М.Г. Эвенкийский фольклор. Л., 1960.

72. Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, совершенное в 1820-1824 годах. М.; Л., 1948.

73. ВС Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказ-ка/Сост.: Л.Г.Бараг, И.П.Березовский, К.П.Кабашников, Н.В.Новиков. -Л., 1979.

74. Габышев Николай. Сказка//Литературная Россия. 1986. - № 32.

75. Гацак В.М. Основы устной эпической поэтики славян (антитеза «формульной» теории)//История, культура, этнография и фольклор славянских народов: IX Международный съезд славистов. 1983 г. Доклады Совесткой делегации. -М.: Наука, 1983.

76. Гацак В.М. Сказочник и его текст (к развитию экспериментального направления в фольклористике)//Проблемы фольклора/Отв. ред. Н.И.Кравцов. -М.: Наука, 1975.

77. Гацак В.М. Устная эпическая традиция во времени: Историческое исследование поэтики/Отв. ред. А.В.Кудияров. -М.: Наука, 1989.

78. Гацак В.М. Фольклорное наследие народов СССР достояние новой социальной и интернациональной общности//Фольклорное наследие народов СССР и современность/Отв. ред. В.М.Гацак, С.С.Чиботару. -Кишинев, 1984.

79. Героич. Русские героические сказки Сибири/Сост., предисл. и коммент. Р.П.Матвеевой; отв. ред. Л.Е.Элиасов. - Новосибирск, 1980.353

80. Герхардт М. Искусство повествования: Литературное исследование «1001 ночи». -М., 1984.

81. Гильфердинг А.Ф. Олонецкая губерния и ее народные рапсо-ды//Онежские былины, записанные А.Ф.Гильфердингом летом 1871 года/Сост., вступ. ст. и коммент. А.И.Баландина. Архангельск, 1983.

82. Господарев Сказки Филиппа Павловича Господарева/Запись текста, вступит, статья и примеч. Н.В.Новикова; общ. ред. и предисл. М.К.Аза-довского. - Петрозаводск, 1941.

83. Грачева Г.Н. Человек, смерть и земля мертвых у нганасан//Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX начало XX вв.)/Отв. ред. И.С.Вдовин. - Л., 1976.

84. Гурвич И.С. ПредисловиеЮтнокультурные процессы народов Сибири и Севера. М.: Наука, 1985.

85. Гурвич И.С. Таинственный чучуна. М., 1975.

86. Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири (Труды ин-та этнографии им. Миклухо-Маклая. Нов. сер. Т. 89)/Отв. ред. Б.О.Долгих. -М., 1966.

87. Гуревич Русские сказки Восточной Сибири: Сборник Александра Гу-ревича. - Иркутск, 1939.

88. Гуревич А. О сказках и сказочниках Восточной Сибири//Русские сказки Восточной Сибири: Сборник Александра Гуревича. Иркутск, 1939.

89. Гуревич А. Старый фольклор Прибайкалья// А.В.Гуревич, Л.Е.Элиасов. Старый фольклор Прибайкалья. Улан-Удэ, 1939.

90. Гурулев А. Край русского света//Сибирь. -1985,-№6.

91. Гурулев Альберт. Край русского света: Путевой очерк//Вост.-Сиб. правда. 15.09.1985.

92. Гусев В.Е. Ответы на вопросы для научной анкеты к V Международному съезду славистов//Русский фольклор. Т.VIII. - М.; Л., 1963.

93. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л.: Наука, 1967.

94. Джангар: Калмыцкий героический эпос/Сост., подгот. текстов, исследование, коммент. Н.Ц.Биткеева и Э.Б.Овалова. М., 1990.

95. Добролюбов Н.А. Народные русские сказки.: Рецензия на сб. Афанасьева А.Н.//Собр. соч. Т.З. М.; Л., 1962.

96. Долганский фольклор/В ступ, ст., тексты и переводы А.А.Попова. Лит. обраб. Е.М.Тагер; под ред. М.А.Сергеева. Л., 1937.

97. Дружинина М.Ф. О говоре русских старожилов на нижней Индигир-ке//см. ФРУ.

98. Дьяконова Ю.Н. Образ Бабы-яги в олонхо и якутских сказках//Фольк-лор народов РСФСР: Межвузовский научн. сб./Отв. ред. Т.М.Акимова, Л.Г.Бараг. Уфа, 1985.

99. Дьяконова Ю.Н. Якутская сказка: Русско-якутские взаимосвязи. Авто-реф. канд. дис. филол. наук. Л., 1984.

100. Дьяконова Ю.Н. Якутская сказка: Русско-якутские взаимосвязи/Отв. ред. С.П.Рожнова. Рецензенты: М.Ф.Дружинина, В.Т.Петров. Л.: Наука, 1990.

101. Елеонская E.H. Влияние местности на сказку//Е.Н.Елеонская. Сказка, заговор и колдовство в России: Сб. трудов/Сост., в ступ. ст. Л.Н.Виноградовой, подгот. текста и коммент. Л.Н.Виноградовой, Н.А.Пшеницыной. М.: 1994.

102. Емельянов Н.В. Сюжеты олонхо о родоначальниках племени/Отв. ред. С.Ю.Неклюдов, Е.С.Новик. М.: Наука, 1990.

103. Емельянов Н.В. Сюжеты ранних типов якутских олонхо/Отв. ред. С.Ю.Неклюдов.-М., 1983.

104. Емельянов Н.В. Сюжеты якутских олонхо. М., 1980.

105. Ефремов П.Е. Долганское олонхо/Отв. ред. В.Т.Петров. Якутск, 1984.

106. Задорин В. Семья оленевода глазами социолога/УСеверные просторы. -1985. -№3.

107. Записки Краен. Г II Записки Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества. По этнографии. Т. I, вып. I/Под ред. А.В.Адрианова. - Красноярск, 1902; Т. I, вып. Ii/Под ред. Г.Н.Потанина. - Томск, 1906.

108. Зеленин Д.К. Культ онгонов в Сибири: Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов. М.; Л., 1936.

109. Зензинов В.М. Русское Устье Якутской области Верхоянского округа/якутская окраина. 1914 г. - 12, 15, 18 апреля.

110. Зензинов В.М. Русское Устье Якутской области Верхоянского окру-га//Этногр. обозр. 1913. - № 1-2 и отд. отт. (1-е издание вышеназванной книги).

111. Зензинов В.М. Старинные люди у холодного океана: Русское Устье Якутской области Верхоянского округа/Предисл. В.В.Богданова. М., 1914.

112. Зиновьев Русские сказки Забайкалья/Подг. текстов, сост., предисл. и примеч. В.П.Зиновьев. - Иркутск, 1983.355

113. Зиновьев В.П. Указатель сюжетов сибирских быличек и бывалыцин (публикация Н.Л.Новиковой, Г.Н.Зиновьевой)//Локальные особенности русского фольклора Сибири. Новосибирск: Наука, 1985.

114. Зоркин В.И. Вклад политических ссыльных в изучение фольклора Сибири (2-я пол. XIX н. XX в.)/Отв. ред. Е.И.Шастина. - Новосибирск, 1985.

115. Зотова О.И., Новиков В.В., Шорохова Е.В. Особенности психологии крестьянства: Прошлое и настоящее. М.: Наука, 1983.

116. ИГПУ Фольклорный архив кафедры литературы Иркутского государственного педагогического университета.

117. Исторический фольклор эвенков: Сказания и предания/Зап. текстов, перевод и коммент. Г.М.Василевич. М.; Л., 1966.

118. История русской литературы X-XVII веков/Под ред. Д.С.Лихачева. -М., 1980.

119. Каменецкая Р.В. Русские старожилы в низовьях р.Индигирки (Этнографический очерк)/см. ФРУ.

120. Карнаухова Сказки и предания северного края/Запись, вступит, статья и коммент. И.В.Карнауховой; предисл. Ю.М.Соколова. - Л., 1934.

121. Кербелите Б.П. Историческое развитие структур и семантики сказок. -Вильнюс, 1991.

122. Кербелите Б.П. К вопросу о взаимодействии литовских и восточнославянских волшебных сказок/Отражение межэтнических процессов в устной прозе. М., 1979.

123. Кербелите Б.П. Семантика сказок и современность//Фольклорное наследие и современность. Кишинев, 1984.

124. Кербелите Б.П. Сюжетный тип волшебной сказки//Фольклор, 1984: Образ и поэтическое слово в контексте. М., 1984.

125. Киселев Е.С. Дума Премудрая: Сказка//Сибирь. 1986. - № 4/Запись и подг. к печати Афанасьевой Р.Н.

126. Книга тысячи и одной ночи: в восьми томах/Перевод с арабского М.А.Салье. Том I: Ночи 1-38. М., 1958.

127. Ковалев Сказки И.Ф.Ковалева/Запись и коммент. Э.Гофман и С.Минц; ред. Ю.М.Соколова. - М., 1941.

128. Кожемякина Сказки Омской области/Записаны И.С.Коровкиным от А.С.Кожемякиной; Ред. Н.А.Каргополов, изд. 2-е доп. - Новосибирск, 1973.

129. Колесницкая И.М. В.Г.Богораз-Тан-фольклорист//Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии, вып. 5. М., 1971.

130. Колесницкая И.М. Взаимодействие русской и местной сказочной традиций на Северо-Востоке России в конце XIX века по материалам экспедиции В.Г.Богораза//Фольклор народов РСФСР: Межвуз. науч. сб. 1976.-Уфа, 1976.

131. Колесницкая И.М. Сказки русских колымчан по записям В.Г.Бого-раза//Прозаические жанры фольклора народов СССР. Минск, 1974.

132. Коргуев Сказки М.М.Коргуева. Кн. 1-2/Запись, вступит, ст. и ком-мент. А.Н.Нечаева. - Перозаводск, 1939.

133. Коровкин И.С. О А.С.Кожемякиной и ее сказках//Сказки Омской области. Записаны И.С.Коровкиным от А.С.Кожемякиной/Ред. Н.А.Каргополов. Новосибирск, 1968.

134. Красноженова Сказки Красноярского края: сборник М.В.Красноже-новой/Под общ. ред. М.К.Азадовского и Н.П.Андреева. - Д., 1937

135. Криничная H.A. Предания об аборигенах края: К вопросу о мифоло-гизме ранних исторических представлений//Русский фольклор. Т.XX. -Л.: Наука, 1981.

136. Кротов М. В просторах Индигирки. Якутск, 1934.

137. Кротов М. На далеком северо-востоке Азии: Индигирская экспедиция 1930-1932.-Иркутск, 1932.

138. Кротов М. Условия работы Вл.Богораза и Вл.Иохельсона в Сев,-Тихоокеанской экспедиции 1901-1902 гг.//Сборник материалов к изучению Якутии. Вып. 1. Якутск, 1922.

139. Кротов М.А. На Севере дальнем. М., 1957.

140. Кузьмина Л.П. Фольклор старожилого населения Русского Устья (к истории его собирания и изучения)//Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. Вып. IX/Отв. ред. Ф.С.Липец. М., 1982.

141. Кузьмина Л.П., Миронова З.А. Современный русский фольклор на крайнем Севере//Современный русский фольклор Сибири. Новосибирск, 1979.

142. Кулаковский А.Е. Материалы для изучения верований древних яку-тов//Сборник материалов к изучению Якутии. Вып. 1. Якутск, 1922.357

143. Лаушкин К.Д. Баба-яга и одноногие Боги (к вопросу о происхождении образа)//Фольклор и этнография. Л., 1970.

144. Лебедева A.A., Липинская В.А., Сабурова Л.М., Сафьянова A.B. Изучение материальной культуры русского населения Сибири XVIII XX вв.//Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири. - Новосибирск: Наука, 19

145. Лебедева Ж.К. Архаичный эпос эвенов/Отв. ред. Б.Н.Путилов. -Новосибирск: Наука, 1981.

146. Лебедева Ж.К. Песенное наследие потомков казаков землепроходцев Чукотки//Фольклор народов РСФСР: Межвуз. научн. сб. - Уфа, 1985.

147. Лебедева Ж.К. Эпические памятники народов Крайнего Севера/Отв. ред. Б.Н.Путилов. Новосибирск, 1982.

148. Левшин В.А. Русские сказки, содержащие древнейшие повествования. (1780-1783)//Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века)/Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н.В.Новикова. Л.: Наука, 1971.

149. Лекарство от задумчивости и бессоницы. (1786)//Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века)/Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н.В.Новикова. Л.: Наука, 1971.

150. Ленек Елена Шастина. Сказки ленских берегов. - Иркутск, 1971.

151. Леонова Т.Г. Традиции русской народной сказки в Сибири (по материалам Омской области). Автореф. канд. дис. филол. наук. М., 1956.

152. Лихачев Д.С. Возможный случай скрытой полемики фольклорного произведения с книжным//Д.С.Лихачев. Исследования по древнерусской литературе/Отв. ред. О.В.Творогов. Л.: Наука, 1986.

153. Лихачев Д.С. О воспитании патриотизма, о преемственности в освоении культуры//Возраст познания. М., 1974.

154. Магай Сказки Магая (Е.И.Сороковикова): Запись Л.Элиасова и М.К.Азадовского. - Л., 1940.

155. Магай, 1968 Сказки и предания Магая: Запись Л.Е.Элиасова. - Улан-Удэ, 1968.

156. Макаренко A.A. Две сказки русского населения Енисейской губер-нии//Живая старина. -Спб, 1912.358

157. Маркарян. Узловые проблемы теории культурной традиции//Советская Этнография. 1981. - № 2.

158. Матвеева Р.П. Мифологический образ природной стихии в руском повествовательном фольклоре Сибири//Русский фольклор Сибири: Художественный образ (Исследования и материалы)/Отв. ред. Р.П.Матвеева. Улан-Удэ: Изд. БНЦ, 1997.

159. Матвеева Р.П. Русские сказки Сибири//0 богатырях.

160. Матвеева Р.П. Сюжетный состав русских волшебно-фантастических сказок Сибири//Локальные особенности русского фольклора Сибири. -Новосибирск: Наука, 1985.

161. Матвеева Р.П. Творчество сибирского сказителя Е.И.Сороковникова -Магая. Новосибирск, 1976.

162. Матвеева Р.П. Типология творчества сибирских сказочни-ков//Проблемы нравственно-психологического содержания в литературе и фольклоре Восточной Сибири. Иркутск, 1982.

163. Матвеева Р.П. Тункинская сказочная традиция/Современный русский фольклор Сибири. Новосибирск: Наука, 1979.

164. Матвеева Р.П. Устойчивость и подвижность элементов в вариантах скзочного повествования//Творчество сказителей: традиции и импровизация. Улан-Удэ: Изд. БНЦ, 1998.

165. Матвеева Р.П. Фольклор Прибайкалья (современные записи)//Русский фольклор Сибири: Художественный образ (Исследования и материа-лы)/Отв. ред. Р.П.Матвеева. Улан-Удэ: Изд. БНЦ, 1997.

166. Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору/Сост. Г.М.Васи-левич; ред. Я.П.Алькор. Л., 1936.

167. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки: Происхождение образа. -М., 1958.

168. Мелетинский Е.М. Сравнительная типология фольклора (историческая и структурнаяу/Philologica: Исследования по языку и литературе. Пам. В.М.Жирмунского. Л., 1973.

169. Мельников М.Н. К вопросу о межнациональных культурных связях в Сибири (Сибирская сказочница А.Е.Егорова)//Прозаические жанры фольклора народов СССР. Минск, 1974.359

170. Мельников М.Н. О типологии процессов развития фольклора восточнославянских народов Сибири//Фольклор народов РСФСР: Межвуз. научн. сб. Уфа, 1985.

171. Мельников М.Н. Проблемы изучения межнациональных фольклорных связей Сибири//Сибирский фольклор. Вып. 3. Новосибирск. - 1976.

172. Мельников М.Н. Региональное своеобразие фольклора сибиряков/Русский фольклор. T.XXII. JL: Наука, 1984.

173. Миллер В.Ф. Новые записи: Былины в Якутской области//Известия ОРЯС. 1900.-Т. 5, кн. I.

174. Миллер В.Ф. Новые записи: Былины в Якутской области//Этногр. обозр. 1896. -№2-3.

175. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера/Сост. и ком-мент. О.А.Черепанова. СПб., 1996.

176. Мифологические сказки и исторические предания нганасан/Запись и подг. текстов, вступ. ст. и комм. Б.О.Долгих; отв. ред. Э.В.Померанцева. -М., 1976.

177. Мифы, предания, сказки хантов и манси/Сост., предисл и примеч. Н.В.Лукиной. Общ. ред. Е.С.Новик. М.: Наука, 1990.

178. Неклюдов С.Ю. О некоторых аспектах исследования фольклорных мо-тивов//Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. Сб. науч. тр./Под ред. Б.Н.Путилова. Л.: Наука, 1984.

179. Никитин Н.И. Сибирская эпопея XVII века: Начало освоения Сибири русскими людьми/Отв. Ред. А.А.Преображенский. -М.: Наука, 1987.

180. Никифоров Севернорусские сказки в записях А.И.Никифорова/Изд. подгот. В.Я.Пропп. -М.; Л., 1961.

181. Никифоров А.И. Победитель змея (из севернорусских ска-зок)//Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л, 1936, № 4-5.

182. Никифоров А.И. Структура чукотской сказки//Советский фольклор: Сборник статей и материалов. М.; Л., 1935, № 2-3.

183. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974.

184. Н-ъ. Очерки Колымского края: Походская Виска//Сибирский сборник. Вып. 1-2.-Иркутск, 1897.

185. О богатырях Русские народные сказки Сибири о богатырях/Сост., вступ. ст. и коммент. Р.П.Матвеевой; отв. ред. Л.Е.Элиасов. - Новосибирск, 1979.360

186. О коне Русские народные сказки Сибири о чудесном коне/Отв.ред. А.Г.Бараг. Сост., предисл. и ком-и Р.П.Матвеевой. - Новосибирск, 1984.

187. Ожегов С.И. Словарь русского языка (Ок. 53000 слов). Изд. 7-е. М., 1968.

188. Ончуков Северные сказки: Сборник Н.Е.Ончукова. - СПб., 1909.

189. Ончуков Н.Е. Сказки и сказочники на Севере//Северные сказки: Сборник Н.Е.Ончукова. СПб., 1909.

190. Орлов A.C. Переводные повести феодальной Руси и Московского государства XII-XVII веков. JL, 1934.

191. Пам. В/Ж Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: Волшебные. О животных/Сост. Р.П.Матвеева, Т.Г.Леонова; отв. ред. Е.И.Шастина (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока) - Новосибирск: Наука, 1993.

192. Пам. Л/Б Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: Легендарные и бытовые/В ступ, ст., подгот. текстов, коммент. и указатели Н.В.Соболевой при участ. Н.А.Каргаполова (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока). - Новосибирск: Наука, 1993.

193. Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. Т. I, вып. 1-4. Якутск, 1958.

194. Петров В.М. Рефлексия в истории художественной культуры: Ее роль и перспективы развития//Исследование проблем психологии творчества. -М.: Наука, 1983.

195. Повесть временных лет. Ч. I, Ii/Под ред. В.П.Адриановой-Перетц, статьи и коммент. Д.С.Лихачева. М.; Л., 1950.

196. Повесть о Бове Королевиче//Хрестоматия по древней русской литера-туре/Сост. Н.К.Гудзий. Изд 8-е. М., 1973.

197. Повесть о Варлааме и Иоасафе: Памятник древнерусской переводной литературы XI-XII вв./Подгот. изд. И.Н.Лебедевой; отв. ред. О.В.Тво-рогов. Л., 1985.

198. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. -М., 1975.

199. Попов A.A. Душа и смерть по воззрениям нганасанов//Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера

200. Попов A.A. Материалы по истории религии якутов б.Вилюйского ок-руга//Сборник музея антропологии и этнографии, т. XI/Отв. ред. С.П.Толстов. М.; Л., 1949.

201. Попов A.A. О верованиях якутов Якутской области//Известия ВСОР-ГО, т. XVII. Иркутск, 1886, № 1-2.361

202. Потанин Г.Н. и Булгаков В.Ф. Предисловие и примечания, указатели к текстам «Русских и инородческих сказок Енисейской и Томской губер-ний»//3аписки Краен. II.

203. Потанин Г.Н. Изв. ВСОРГО, т. XXXV, 1904, № 1. Иркутск, 1904.

204. Потанин Г.Н. Русские сказки и песни в Сибири и другие материалы// Записки Краен. I.

205. Прибайк. Гуревич A.B., Элиасов JI.E. Старый фольклор Прибайкалья. Т. I/Вступ. ст. и прим. А.В.Гуревича. - Улан-Удэ, 1939.

206. Прокофьева Е.А. Старые представления селькупского мира//Природа и человек в религиозных представлениях народов Сибири и Севера (вторая половина XIX начало XX вв.)/Отв. ред. И.С.Вдовин. - JI., 1976.

207. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946; изд. 2-е, 1986.

208. Пропп В.Я. Морфология сказки. Изд. 2-е. М.: Наука, 1969.

209. Пропп В.Я. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмея-не)//Фольклор и действительность: Избранные статьи/Сост., ред., пре-дисл. и примеч. Б.Н.Путилова. М., 1976.

210. Пропп В.Я. Русская сказка/Отв. ред. К.В.Чистов, В.Е.Еремина. Л., 1984.

211. Пропп В.Я. Русский героический эпос. Л., 1955.

212. Пропп В.Я. Специфика фольклора//Фольклор и действительность. Избранные статьи/Сост., ред., предисл., примеч. Б.Н.Путилова. М., 1976.

213. Пропп В.Я. Трансформации волшебных сказок//Фольклор и действительность. Избранные статьи/Сост., ред., предисл., примеч. Б.Н.Путилова. -М., 1976.

214. Пропп В.Я. Фольклор и действительность//Фольклор и действительность. Избранные статьи/Сост., ред., предисл., примеч. Б.Н.Путилова. -М., 1976.

215. Путилов Б.Н. Искусство былинного певца (из текстологических наблюдений над былинами)//Принципы текстологического изучения фольклора. М.; Л., 1966.

216. Путилов Б.Н. Методология сравнительно-исторического изучения фольклора. Л.: Наука, 1976.

217. Путилов Б.Н. О региональном аспекте изучения фольклорной культу-ры//Актуальные проблемы сибирской фольклористики: Межвуз. сб. научн. тр./Отв. ред. Е.И.Шастина. Иркутск, 1991.

218. Путилов Б.Н. Русский и южнославянский героический эпос: Сравнительно-типологическое исследование. -М.: Наука, 1971.362

219. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. Спб.: Наука, 1994.

220. Путилов Б.Н. Эпос и обряд//Фольклор и этнография. Л., 1974.

221. Разумова И.А. Повествовательный стереотип в русской волшебной сказке. Автореф. дис. канд. филол. наук. Минск, 1984.

222. Ран, зап. Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века)/Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н.В.Новикова. - Л.: Наука, 1971.

223. Распутин В.Г. На Индигирке, рядом с океаном/УА.Г.Чикачев. Русские на Индигирке: Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, 1990.

224. Распутин В.Г. Русское Устье//Наш современник. 1988. - № 5.

225. РНС Русские народные сатирические сказки Сибири/Сост., вступ. ст., коммент. Н.В.Соболевой; отв. ред. Э.В.Померанцева. - Новосибирск: Наука, 1981.

226. Рождеств. Сказы и сказки Беломорья и Пинежья/Запись текстов, вступ. ст. и коммент. Н.И.Рождественской. - Архангельск, 1941.

227. Розов М.А. Методологические особенности гуманитарного позна-ния//Проблемы гуманитарного познания. Новосибирск: Наука, 1986.

228. Романова A.B. и Мыреева А.Н. Фольклор эвенков Якутии/Под ред. Г.М.Василевич. Л., 1971.

229. РСВС Русские сказки Восточной Сибири/Сост., подг. текстов, пре-дисл. и коммент. Е.И.Шастиной. - Иркутск, 1985.

230. Русские народные бытовые сказки Сибири/Сост., вступ. ст., коммент. Н.В.Соболевой; отв. ред. Э.В.Померанцева. Новосибирск: Наука, 1981.

231. Русские народные сказки о мачехе и падчерице/Сост., вступ. ст. Е.И.Лутовиновой Отв. ред. Ю.И.Смирнов. Новосибирск: Наука, -1993.

232. Русские старожилы Сибири: Историко-антропологический очерк/Отв. ред. В.В.Бунаки М.И.Золотарева. -М., 1973.

233. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981.

234. РЭПС Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока/Сост. Ю.И.Смирнов; отв. ред. Б.Н.Путилов (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока). - Новосибирск: Наука, 1991.

235. Савельева Е.А. Олаус Магнус и его «История северных народов». Л.: Наука, 1983.

236. Саддхатисса Хаммалава. Жизнь Будды индийского царевича, достигшего духовного просветления. Спб., 1991.

237. Самойлович А.Н. Якутская старинная устная литература//Якутский фольклор. М.; JL, 1936.

238. Самсонов Н.Г. Русский язык в Якутии. Якутск, 1982.

239. Сафронов Ф.Г. Русские крестьяне в Якутии (XVIII начало XX в.). -Якутск, 1961.

240. Северные предания: Беломорско-Обонежский регион//Изд. подтот. Н.А.Криничная. Л.: Наука, 1978.

241. Селюкова Т.А. Новые записи произведений устного народного творчества русского нижнеколымского населения (по следам В.Г.Богора-за)//3аписки Чукотского краеведческого музея. Историко-этнографический сборник памяти В.Г.Тана-Богораза. Вып. 4. Магадан, 1967

242. Симченко Ю.Б. Спустя тридцать лет: Послесловие//Биркенгоф А.Л. Потомки землепроходцев: Воспоминания-очерки о русских поречанах низовий и дельты реки Индигирки. М., 1972.

243. Ск. Поморья Русские народные сказки Карельского Поморья/Со ст.: А.П.Разумова, Т.И.Сенькина. Ред. И.М.Колесницкая. - Петрозаводск, 1974.

244. Сказка из Енисейской губернии. Записал А.А.Савельев. Живая старина, 1912 г. Вып. II-IV. - Пг., 19 4.

245. Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки. М., 1974.

246. Сказки народов Севера/Сост. М.Г.Воскобойников, Г.А.Меновщиков. -М.; Л., 1951.

247. Сказки народов Северо-востока/Под ред. Н.В.Козлова. Предисл. и ком-мент. М.А.Сергеева. Магадан, 1956.

248. Сказки народов сибирского Севера. Вып. З/Ред. Т.И.Поротовой. -Томск, 1980.

249. Сказки русские. П.Тимофеева (1787)//Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века)/Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н.В.Новикова. Л.: Наука, 1971.

250. Скворцов Е.Ф. В прибрежных тундрах Якутии//Труды комиссии по изучению Якутской АССР. T.XV. Л., 1930.

251. Скворцов Е.Ф. Русские на Индигирке//Топографический и геодезический журнал. 1910. -№ 11.

252. Скрыбыкина Л.Н. Былины русского населения северо-востока Сиби-ри/Отв. ред. С.Н.Азбелев. Новосибирск: Наука, 1995.364

253. Славянская мифология: Энциклопедический словарь/Науч. ред.: В.Я.Петрухин, Т.А.Агапкина, Л.Н.Виноградова, С.М.Толстая. М., 1995.

254. Смирнов Ю.И. Колымское виноградье//Русский фольлор Сибири: Элементы архитектоники. Сб. науч. тр./Отв. ред. Р.П.Матвеева. Новосибирск: Наука, 1990.

255. Смирнов Ю.И. Предание о Рахте Рагнозерском (АА*967) по новым данным//Русский фольклор. Т.XIII. Л.: Наука, 1972.

256. Смирнов Ю.И. Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Восто-ка//РЭПС.

257. Смирнов Ю.И. Славянские эпические традиции: Проблемы эволюции. -М.: Наука, 1974.

258. Соболева Н.В. К характеристике сюжетного состава русских сказок низовьев Индигирки//Локальные особенности русского фольклора Сиби-ри/Отв. ред. Т.Г.Леонова. Новосибирск: Наука, 1985.

259. Соболева Н.В. Сатирические сказки русского населения Сибири//РНС.

260. Соболева Н.В. Типология и локальная специфика русских сатирических сказок Сибири/Отв. ред. Т.Г.Леонова. Новосибирск, 1984.

261. Советский энциклопедический словарь. М., 1981.

262. Старая погудка на новый лад. (1794-1795)//Русские сказки в ранних записях и публикациях (XVI-XVIII века)/Вступ. ст., подг. текста и коммент. Н.В.Новикова. Л.: Наука, 1971.

263. Титов Е.И. Материалы по устному творчеству эвенков Прибайка-лья//Василевич.

264. Тихонравов Н.С. Повесть об Аполлоне Тирском//Летопись русской литературы и древности. T.I. М., 1859.

265. Травин Д.Д. Русские на Индигирке: Отчет Верхоянского этнографического отряда 1927-1929 гг.//ААН.

266. Традиционное мировоззрение тюрков Сибири: Пространство и время. Вещный мир/Кол-в соавт.: А.М.Сагалаев и др. Новосибирск: Наука, 1988.

267. Традиционное мировоззрение тюрков Сибири: Человек, общество/ Кол-в соавт. А.М.Сагалаев и др. Новосибирск: Наука, 1989.365

268. Три сказки Орловской губернии (записал Д.О.Святкин)//Живая старина, 1912. Вып. II-IV. -Пг., 1914.

269. Украшсью народш байки: Звериный эпос. T.I-II/3i6p. Володим1р Гна-тюк//Етног. зб. У Льв1в, 1916.

270. Фольк. Сиб. Фольклор Восточной Сибири/Сост. А.Гуревич. - Иркутск, 1938.

271. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии/Пер. с англ. М.К.Рыклина; ред., поммент., послесловие С.А.Токарева. М., 1980.

272. Хлобыстина М.Д. Говорящие камни: Сибирские мифы и археология. -Новосибирск: Наука, 1987.

273. Худяков И.А. Краткое описание Верхоянского округа/Под ред. В.Г.Ба-занова. Л., 1969.

274. Худяков. ВС Верхоянский сборник: Якутские сказки, песни, загадки и пословицы, а также русские сказки и песни, записанные в Верхоянском округе И.А.Худяковым//Зап. Вост.-Сиб. отд. РГО по этнографии. Т. I. - Вып. 3. - Иркутск, 1890.

275. Цыбикова Б.-Х. Бурятские бытовые сказки: Сюжетный состав. Поэтика. -Улан-Удэ, 1993.

276. Цыбикова Б.-Х.Б. Бурятские бытовые сказки: Сюжетный состав. Поэтика. Автореф. дис. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1993.

277. Черепанова O.A. Мифологическая лексика Русского Севера. Л., 1983.

278. Черных П.Я. Русский язык в Сибири. Иркутск, 1937.

279. Чикачев А. Островок древнерусской культуры/ЛТолярная звезда. -1973,-№2.

280. Чикачев А.Г. К истории русского населения по р.Индигирке//ФРУ.

281. Чикачев А.Г. Русские на Индигирке: Историко-этнографический очерк/Отв. ред. А.И.Федоров. Новосибирск: Наука, 1990.

282. Чистов К.В. Народные традиции и фольклор: Очерки теории. Л.: Наука, 1986.

283. Чистов К.В. Прозаические жанры в системе фольклора/ЛТрозаические жанры фольклора народов СССР: Тез. докл. Минск, 1974.

284. Чичеров В.И. Школы сказителей Заонежья. М.: Наука, 1982.366

285. Чулков М.Д. Пересмешник, или славянские сказки. Сочинены в Санкт-Петербурге. Ч. 1-Ш. Спб., 1766-1768.

286. Шастина Е. У чистых родников//РСВС.

287. Шастина Е.И. К вопросу о социально-биографических обобщениях в современной волшебной сказке//Фольклор и литература Сибири. -Вып. 3. Омск, 1976.

288. Шастина Е.И. Русская волшебная сказка в Восточной Сибири (Современные судьбы, художественная структура, сказочники). Автореф. докт. дисс. Л., 1978.

289. Шастина Е.И. Современное состояние волшебно-фантастической традиции в Восточной Сибири: К методике исследования//Литература и фольклор Восточной Сибири. Иркутск, 1977.

290. Шастина Е.И. Фольклорная традиция в Восточной Сибири/Фольклорное наследие народов СССР и современность/Отв. ред. В.М.Гацак, С.С.Чиботару. Кишинев, 1984.

291. Шастина, 1975 Е.И.Шастина. Сказки и сказочники Лены-реки. - Иркутск, 1975.

292. Шастина, 1981 Е.И.Шастина. Сказки, сказочники, современность. -Иркутск, 1981.

293. Шенталинская Т.С. Андыльщина//Экспедиционные открытия последних лет. Спб., 1996.

294. Шуб Т.А. Былины русских старожилов низовьев Индигирки//Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. I. -М.; Л., 1956.

295. Шуб Т.А. Исторические песни из Русского Устья//Русский фольклор: Материалы и исследования. Т. III. М.; Л., 1958.

296. Шуб Т.А. Старожилое русское население низовьев р.Индигир-ки//Труды Второго Всесоюзного географ, съезда. Т.III. М., 1949.

297. Эвенкийские народные сказки/Сост., вступ. ст. М.Г.Воскобойникова. -Якутск, 1960.

298. Элиасов Элиасов Л.Е. Сказители и певцы Тункинской доли-ны//Русский фольклор Тункинской долины/Общ. ред. и вступ. ст. Л.Е.Элиасова. - Улан-Удэ, 1966.

299. Элиасов Л.Е. Русский фольклор Восточной Сибири. Ч. I: Собиратели и исследователи русской народной поэзии Восточной Сибири. Улан-Удэ, 1958.

300. Эргис Г.У. Очерки по якутскому фольклору. М., 1974.

301. Эргис Г.У. Сюжеты якутских сказок//Якутские сказки: В 2 т. Т. П/Изд. подг. Г.У.Эргис. - М., 1967.368