автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя

Полный текст автореферата диссертации по теме "Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя"

На правах рукописи

ГОЛЬДЕНБЕРГ Аркадий Хаимович

ФОЛЬКЛОРНЫЕ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ АРХЕТИПЫ В ПОЭТИКЕ Н. В. ГОГОЛЯ

10 01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологически* мял/к-

ои-з

Волгоград — 2007

003175285

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет»

Официальные оппоненты доктор филологических наук,

профессор Демченко Адольф Андреевич (Саратовский государственный университет им Н Г Чернышевского),

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Иваницкий Александр Ильич (Институт высших гуманитарных исследований Российского государственного гуманитарного университета),

доктор филологических наук, профессор Кривонос Владислав Шаевич (Самарский государственный педагогический университет)

Ведущая организация — Российский государственный

педагогический университет им А И Герцена

Защита состоится 8 ноября 2007 г в 10 00 час на заседании диссертационного совета Д 212 027 03 в Волгоградском государственном педагогическом университете по адресу 400131, г Волгоград, пр им В И Ленина, 27

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета

Автореферат разослан 5 октября 2007 г

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор филологических наук, -М 0 /

профессор глЛ О Н Калениченко

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Поэтика H В Гоголя не раз становилась предметом научного исследования Аспект ее изучения, предлагаемый в данной работе, связан с неослабевающим интересом литературоведения к проблемам исторической поэтики, выходящим на первый план в гоголеведческих работах последних десятилетий Потребность в обращении к традициям народной культуры и древнейшим жанровым формам словесного творчества при изучении поэтики H В Гоголя осознается как насущная необходимость в трудах целого ряда современных исследователей творчества писателя (Е И Анненкова, Ю Я Барабаш, M Я Вайскопф, В А Воропаев, С А Гончаров, Е Е Дмитриева, А И Иваницкий, В Ш Кривонос, Ю. В Манн, Е M Мелетинский, С А Шульц и др ) В них были предложены и новые аспекты изучения «архепоэтики» (термин Е Фарино) Гоголя, и новые методолог ические подходы к ее исследованию Был значительно расширен контекст, в котором рассматривалось творчество писателя, обозначилась тенденция к поиску инвариантных моделей в гоголевской поэтике Одним из ее аспектов стало изучение архетипов Гоголя

Проблема гоголевских архетипов за последние полтора десятилетия по меньшей мере дважды привлекала специальное внимание исследователей Ей посвятил отдельный раздел своей книги «О литературных архетипах» Е M Мелетинский, который главное внимание уделил вопросам мифологического генезиса образов писателя и трансформации исходных архетипов в его произведениях Творчество Гоголя, по его мнению, «чрезвычайно богато архетипическими мотивами и разнообразными фольклорными элементами, к ним восходящими, для него характерно использование архаических жанровых структур, таких, как сказка (волшебная и бытовая), бы-личка, легенда и героический эпос»1 Если в ражих произведениях писателя вся эта архаика выступает на уровне сюжета и системы персонажей, то в последующем творчестве, как полагает исследователь, она отражается в различных сравнениях и других тропах При всей своей теоретической значимое! и работа Е M Мелетинского лишь поставила проблему архетипов Гоголя и наметила некоторые важные аспекты ее изучения Идеи зыда-ющегося мифолога получили развитие в работах А И. Иваницкого В книге «Гоголь Морфология земли и власти» и созданной на ее основе статье «Архетипы Гоголя»2 их автор стремится выявить и охарактеризовать ти-

1 Мелетинский, Е M О литературных архетипах /ЕМ Мелетинский — M Рос гос гуманит ун-т, 1994 — С 72

2 Иваницкий, А И Гоголь Морфология земли и власти / А И Иваницкий — M Рос гос гуманитун-т, 2000, Его же Архетипы Гоголя / А И Иваницкий И Литературные архетипы и универсалии ■— M Рос гос гу манит ун-т, 2001 — С 248— 292

пологию гоголевских архетипов В качестве фундаментальной архетипиче-ской категории А И Иваницкий выделяет «олицетворенную землю», которая выступает у Гоголя источником сквозного действия («архисюжета») Стадиями этого сюжета являются ее метаморфозы, а субъектами действия —ее порождения «Земля» порождает «иерархию поколений-властей», восходящую в творческом подсознании Гоголя к архаическому культу предков По мнению ученого, главными сюжетообразующими элементами, своего рода свернутыми вариантами основного архетипа, являются гоголевские тропы Их анализ позволяет реконструировать и систематизировать многие архетипические формы поэтики писателя В отличие от Е М Мелетинского исследователь никак не затрагивает жанровые аспекты гоголевского архетипа Для нас же они во многом являются определяющими при изучении архетипической основы поэтики Гоголя

Исследования Е М Мелетинского и А И Иваницкого носят общетеоретический характер и не предполагают развернутого сопоставительного анализа фольклорных и литературных текстов Кроме того, в них основное внимание уделяется мифологическим и фольклорным архетипам, а архетипы литературного происхождения остаются вне поля зрения их авторов Между тем они занимают в поэтике Гоголя одно из первостепенных мест Например, на роль библейских архетипов обращали внимание, не используя, правда, этого термина, С Г Бочаров, М Я. Вайскопф, С А Гончаров, В Ш Кривонос и др

В своем подходе к изучаемой теме мы исходим из того расширенного понимания термина «архетип», которое утвердилось в современной филологической науке (А Ю Большакова) Мы, вслед за И П Смирновым, разграничиваем архетип как мифологему и собственно литературный архетип В нашем понимании, архетипы — это не только «первообразы», сопряженные с мифом и обрядом, но и «вечные образы» литературы Это не психологическая, а логико-смысловая подпочва литературного творчества, « родовые (по отношению к видовым) способы концептуализации действительности, это сравнительно устойчивый "язык" словесного искусства, являющий собой сеть правил семантических ассоциаций, которые контролируют внутренний строй художественного текста < >06 архетипах можно говорить и как о некоторых формах (содержания), каковые мы рассматриваем в качестве исходных, применительно к историко-культурным трансформациям этих форм»3 Специфика нашего подхода заключается также в том, что в архетипической цепочке «миф — фольклор —

3 Смирнов, И П Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов/И П Смирнов // Wiener Slawistischer Almanach Sonderband 4 — Wren, 1981 — С 60

литература» основное внимание обращено на два последних звена Прямое обращение исследователей от мифа к литературе не представляется нам вполне корректным, потому что их взаимодеиствие у Гоголя особенно активно совершается в промежуточной сфере фольклора Фольклор же «по типу сознания тяготеет к миру мифологии, однако как явление искусства примыкает к литературе»4

В своем понимании характера взаимоотношений между фольклором и литературой в области поэтики мы разделяем получившую широкое научное признание концепцию Д H Медриша, согласно которой фольклор и литература являются составными частями единой метасистемы — художественной словесности В то же время, говоря о фольклоре, мы имеем в виду не только словесные тексты, но и всю совокупность вербальных и невербальных форм народной культуры Иными словами, фольклор и литература предстают не только подсистемами словесности, но еще и подсистемами национальной культурной традиции в целом

При изучении литературных архетипов в поэтике Гоголя мы опираемся нр ме го дологические принципы исторической поэтики и бахтинскую концепцию «памяти жанра», которые дают возможность, анализируя литературное произведение, установить соотносительный характер индивидуального замысла художника и исторически сложившихся жанровых структур

В силу этого наше исследование носит комплексный характер, в нем используются — в зависимости от решения конкретных задач—литературоведческие, искусствоведческие, фольклористические и этнографические материалы и приемы анализа Еще одна особенность нашего подхода к изучаемой проблеме заключается в том, что мы делаем акцепт не столько на выявлении и каталогизации архетипов в поэтике писателя, сколько на способах и приемах их реализации в литературном тексте

Актуальность нашей работы, таким образом, обусловлена, с одной стороны, недостаточной изученностью роли архетипов в поэтике H В Гоголя, а с другой — необходимостью поиска новых подходов к этой проблеме

Объект исследования составляют фольклорные и литературные архетипы в творчестве H В Гоголя

Предметом исследования являются различные способы и приемы реализации архетипов в поэтике писателя

Материалом для исследования стали произведения всех периодов творчества писателя—от «Ганца Кюхельгартена» до «Выбранных мест из пе-

4 Лотман, Ю M, Минц, 3 Г Литература и мифология /ЮМ Лотман,

3 Г Минц//Труды по знаковым системам 13 Семиотика культуры / Учен зап Тарт гос ун-та Вып 546 — Тарту, 1981 — С 35

реписки с друзьями» При этом основное внимание мы уделяем зрелому и позднему творчеству Н В Гоголя и, прежде всего, его вершинному произведению — поэме «Мертвые души» как наиболее, с нашей точки зрения, универсальной и репрезентативной архетипической модели гоголевской поэтики

Цель диссертации заключается в том, чтобы установить место и роль фольклорных и литературных архетипов в творчестве Н В Гоголя, выявить способы и приемы их реализации в поэтике писателя

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач

— определить место, способы и приемы реализации архетипов народной обрядовой культуры в творчестве Н В Гоголя 1830-х годов,

—установить роль фольклорных архетипов в творчестве Н В Гоголя 1840—1850-х годов и проследить эволюцию способов их реализации а поэтике писателя,

—выявить способы и приемы реализации библейских архетипов, указать на их роль в поэтике Н В Гоголя,

— определить специфику способов и приемов реализации архетипов средневековой христианской литературы в поэтике Н В Гоголя,

— проанализировать своеобразие гоголевского экфрасиса как одного из наиболее действенных приемов реализации архетипов в поэтике писателя,

— выявить новые аспекты изучения дантовского архетипа и охарактеризовать их место в поэтике Н В Гоголя,

— показать роль архетипов как ценностной константы поэтики писателя

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые комплексно изучается роль архетипов народной обрядовой культуры в поэтике писателя, впервые системно рассматриваются фольклорные архетипы в позднем творчестве Н В Гоголя, по-новому решается вопрос о способах и приемах реализации библейских и средневековых литературных архетипов в поэтике писателя, установлены принципы взаимодействия словесного и живописного дискурсов в экфрасисе Н В Гоголя, выявлены новые аспекты изучения проблемы дантовского архетипа в поэтике Н В Гоголя

Методологической базой настоящей диссертации являются теоретические положения таких исследователей проблемы «миф — фольклор—литература», как М М Бахтин, А Н. Веселовский, Ю М Лотман, Д Н. Мед-риш,Е М Мелетинский,В Я Пропп, В Н Топоров, В И Тюпа, О М Фрей-денберг, работы по теории архетипа С С Аверинцева, И П Смирнова, Е Фарино, Н Фрая, М Элиаде, К Г Юнга, труды фольклористов А К Бай-

бурина,А Ф Белоусова,Л Н Виноградовой, В И Ереминой, Ю Г Круг-лова, Г А. Левинтона, Е Е Левкиевской, Б Н Путилова, О А Седаковой, Ю И Юдина, исследователей поэтики Н В Гоголя Е И Анненковой, Ю Я Барабаша, С Г Бочарова, М Я Вайскопфа, М Н Виролайнен, С А Гончарова, А И Иваницкого,В Ш Кривоноса, Ю В Манна, Е А Смирновой

В работе применяются различные методы исследования, выбор которых обусловлен характером материала и конкретными задачами анализа сравнительно-исторический и струкхурно-типологический методы, интроспективный (палеонтологический) метод, получивший плодотворное применение в работах В Я Проппа и О М Фрейденберг («от нового к древнему и древнейшему»), метод целостного анализа текста и методика интертекстуального анализа

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней историко-литературный аспект исследования увязан с методикой диахронического анализа поэтики писателя и междисциплинарным подходом к его творчеству, направленным на дальнейшее развитие принципов мифопо-этической и культурно-исторической интерпретации художественного текста.

Практическая значимость. Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в школьном и вузовском преподавании фольклора и русской литературы XIX в , в разработке спецкурсов по проблемам взаимоотношений мифа, фольклора и литературы, в эдиционной практике при комментировании произведений Н В. Гоголя

Положения, выносимые на защиту:

1 Исключительно важную роль в творчестве Н В Гоголя 1830-х годов— от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до первого тома «Мертвых душ» включительно—играет архетшшческий свадебно-поминальный комплекс народной обрядовой культуры Способы и приемы его использования носят в поэтике писателя по преимуществу гравестийный характер, а степень реализации определяется сюжетно-образной структурой произведений

2 В художественном творчестве Н В Гоголя 1840—1850-х годов, и прежде всего в поэтике второго тома «Мертвых душ», происходит смена фольклорных архетипов Если в поэтике первого тома «Мертвых душ» доминировала гротескная смеховая трансформация фольклорных образов и мотивов, то в изображении новых героев поэмы на первый план выходят песенные, эпические и сказочные традиции, теряющие свою травестийную окраску Повышается удельный вес тех фольклорных архетипов, которые прямо или косвенно соотносятся с утопическими тенденциями позднего творчества Н В Гоголя

3 Среди литературных архетипов в творчестве писателя заметное место занимают сюжеты и образы Библии Они образуют в художественном языке Н В Гоголя символический код, анализ которого помогает выявить онтологические проблемы его творчества

4 Архетипы средневековой христианской литературы оказывают существенное влияние на формирование замысла, жанровой структуры и образной системы поэмы «Мертвые души» Структурная общность барочной пикарески и кризисного жития дает возможность реализовать в образе героя-протагониста полярные архетипы антихриста и апостола Павла, обозначить путь преображения героя Учительные «слова» дают архетип сопряжения этического и эстетического дискурсов в поэтике писателя

5 Одним из наиболее продуктивных приемов, определяющих реализацию литературных архетипов и влияющих на изобразительные возможности гоголевского стиля, является экфрасис, за которым в русской культуре закреплены сакральные коннотации Его анализ позволяет включить исследование поэтики Н В Гоголя в контекст архетипов русской и мировой художественной культуры

6 Среди прецедентных текстов, повлиявших на поэтику Н В Гоголя, значительную роль играет «Божественная комедия» Данте Выявление новых аспектов изучения дантовского архетипа в поэтике Н В Гоголя дает возможность обнаружить переклички поэм Гоголя и Данте с апокрифическими видениями и хождениями, найти точки соприкосновения их хронотопов, указать на не замеченную ранее дантовскую реминисценцию во втором томе «Мертвых душ»

7 Архетипы выступают у Гоголя как ценностная константа его поэтики Они не утрачивают связи с идеальным «первообразом», даже если реализованы в произведениях писателя в обращенной, «сниженной», травес-тийной форме

Апробация результатов исследования. Концепция, основные идеи и результаты исследования обсуждались на международных конференциях, в их числе «Гоголь как явление мировой литературы» (Москва, ИМЛИ РАН, 2002), «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 2002), «Гротеск в литературе» (Москва, 2004), «Гоголь и Пушкин Четвертые Гоголевские чтения» (Москва, 2004), «Н В Гоголь и русское зарубежье Пятые Гоголевские чтения» (Москва, 2005), «Данте и его "Божественная комедия" в русской культуре XIX—XXI веков» (Флоренция, 2005), «Н В Гоголь и современное культурное пространство Шестые Гоголевские чтения» (Москва, 2006), «Н В Гоголь и народная культура Седьмые Гоголевские чтения» (Москва, 2007), «Рациональное и эмоциональное в

фольклоре и литературе» (Волгоград, 2001,2003,2005 гг), «Восток—Запад пространство русской лт ерагуры и фольклора» (Волгоград, 2004,2006 гг), на всероссийских конгрессах и конференциях Первый Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, 2006), «Фольклор и художественная культура» (Москва, 2001), «Актуальные проблемы филологического образования наука—вуз—школа» (Екатеринбург, 2003), «Поэтика русской литературы Проблемы сюжетологии (Москва, 2006), на кафедре литературы Волгоградского государственного педагогического университета в ходе обсуждения проблем на методологических семинарах, итоговых научно-исследовательских конференциях

Материал и основные идеи исследования использованы в вузовских курсах фольклора и истории русской литературы, в спецкурсе «Поэтика Н В Гоголя», читаемых автором диссертации в Волгоградском государственном педагогическом университете

Результаты исследования изложены в монографии, учебном пособии к спецкурсу, статьях и тезисах общим объемом 47 п л

Структура работы Диссертация состоит из введения, двух разделов, поделенных на главы и параграфы, заключения и списка использованной литературы из 649 названий Объем работы 360 страниц

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновываются актуальность темы диссертации, научная новизна исследования, определяются его объект и предмет, формулируются цель и задачи, характеризуется теоретическая и практическая значимость результатов работы

В первом разделе «Фольклорные архетипы в поэтике Н. В. Гоголя» архетипические черты гоголевской поэтики, восходящие к фольклорным моделям, рассматриваются в трех главах

В первой главе «Фольклорные архетипы в творчестве Н. В. Гоголя 1830-х годов» анализируются архетипы народной обрядовой культуры в поэтике раннего и зрелого творчества писателя от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до первого тома «Мертвых душ» включительно В первом параграфе «Обрядовый фольклор как объект художественной и критической рефлексии писателя» представлен материал, позволяющий судить о первостепенной роли традиций обрядового фольклора в творчестве Гоголя 1830-х годов и его авторской рефлексии Действие большинства «малороссийских» повестей развертывается на фоне или в преддверии праздника («Вечер накануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством») или в особом праздничном чокусе («Сорочинская ярмарка») Не меньшую роль

играют в поэтике Гоголя описания обрядовых ритуалов и ритуального поведения персонажей Здесь ведущее место занимают свадьба и ее структурные компоненты, описание которых есть не только в ранних произведениях («Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Страшная месть»), но и во множестве других гоголевских текстов — от «Ревизора» и «Женитьбы» до «Мертвых душ» Похоронный обряд описывается в повестях «Вий», «Старосветские помещики», «Шинель», поэме «Мертвые души» В народной культуре свадебный и похоронный обряды структурно изоморфны Их неразрывная связь отражает архаические представления об изоморфизме смерти и рождения Они находят свое преломление на разных уровнях поэтики Гоголя, являются важной частью онтологии его творчества Переписка Гоголя 1830-х годов, собранные им этнографические и фольклорные материалы дают возможность проследить, как складывались взгляды писателя на роль традиций народной культуры в художественном творчестве Особо следует отметить, что Гоголь считал необходимым рассматривать фольклорные явления не изолированно, а во взаимной связи с обрядом, как целостный эстетический и историко-этнографи-ческий комплекс Эти суждения Гоголя свидетельствуют не только о высоком для своего времени уровне понимания специфики народной культуры, но и о глубоких фольклористических интуициях писателя

Второй параграф «Архетипы поминальной обрядности в поэтике Н. В. Гоголя» посвящен исследованию способов реализации таких архетипов в поэтике писателя Характерной чертой поведения героев первых гоголевских повестей является постоянное пересечение ими границы между миром живых и миром мертвых В народной культуре общение покойных предков и их потомков было строго регламентировано Оно связано с культом предков, души которых в определенные народным праздничным календарем дни почитают, приглашают в гости Тех, кто явился в неурочное время, боятся, выпроваживают, стараются защититься от них Особую опасность представляют умершие не своей смертью «заложные» покойники (термин Д К Зеленина) В фольклоре к ним восходят образы нечистой силы, широко представлешгые в повестях Гоголя

Важную роль в поэтике «Вечеров» играет архетип сироты, особый статус которого в обрядовых представлениях был связан с тем, что он воспринимался как лицо ущербное не только социально, но и ритуально Сирота не допускался к участию в свадебном и некоторых календарных обрядах Лишенный защиты и покровительства в мире земном, он мог обращаться за помощью к миру потустороннему Главные герои большинства повестей «Вечеров» наделены чертами сиротства или полусиротства Вот почему столь проблематична для них ситуация брака В этих произведени-

ях свадьба совершается при участии нечистой силы Иными словами, сиротство персонажей наделяет такие свадьбы признаками «нечистоты», г е превращает в антисвадьбы Даже если свадьба сыграна по всем обрядовым правилам, как в «Вечере накануне Ивана Купала» или в «Страшной мести», она несет героям не счастье, а гибель

Отзвуки архетипического структурно-семантического комплекса, объединяющего свадьбу и похороны, можно обнаружить и в повестях «Миргорода» Такова сюжетная коллизия «Вия», в рамках которой строятся отношения Хомы Брута и панночки Не раз отмечалась травестия романтической темы мистического брака в «Шинели» Но лишь недавно превращение Башмачкина в «ходячего покойника» в финале «Шинели» было соотнесено с архаическими народными представлениями о причинах явления умершего в мир живых, одной из которых является неизжитость им срока жизни (В Ш Кривонос)

В поэме «Мертвые души» архетипические черты поминальной обрядности проявляются на разных уровнях художественного текста Это связано прежде всего с загробным интересом главного героя—покупкой мертвых душ Композиционное своеобразие первых шести глав поэмы может быть охарактеризовано таким термином календарной обрядности, как обход Сначала Чичиков наносит визиты городским чиновникам — «отцам города», а потом совершает объезд окрестных помещиков — владельцев мертвых душ Он воспроизводит структурную схему обрядовых обходов, связанных с календарными народными праздниками На святках обход дворов является композиционным стержнем обряда колядования, мифологический смысл которого восходит к представлениям о том, что колядовщи-ки есть заместители покойных предков Их одаривание призвано обеспечить покровительство усопших в новом земледельческом году, гарантировать хозяйственное и семейное благополучие Обряд сопровождался исполнением песен-колядок, которые включали в себя в качестве обязательного структурного элемента благопожелания хозяевам дома В рамках этого ритуала и совершался дарообмен между исполнителями колядок и хозяевами Чичиков с его умением «очень искусно польстить каждому» производит при своих посещениях помещиков типологически сходный дарообмен «благопожеланий» — на мертвые души Этот обрядовый архетип представлен, конечно, не в прямой, а в травестийной ипостаси во всех диалогах с помещиками, кроме главы о Ноздреве Смеховой аспект этих диалогов предстает здесь как инверсия святочных игр с покойником, в которых пародируется поминальная обрядность

Условность художественного времени в произведениях с циклическим построением сюжета, к которым принадлежат и «Мертвые души», позво-

ляет сопоставить гоголевскую поэму не только со святочной обрядностью, но и со структурой обрядовых обходов в целом В некоторых обходных обрядах визитером мог выступать один человек, например «полазник», ритуальный гость, первый посетитель дома в новом году Такой гость — объект особого почитания как представитель чужого, иного мира По Далю, «гость» — «иноземный или иногородний купец, живущий и торгующий не там, где приписан». Превращение «чужого» в «госгя» связано с обрядовыми формами обмена, включающими пиры, угощения, чествования «Вы у нас гость нам должно угощать»5 (здесь и далее курсив везде мой — А Г) — вот модель, по которой строятся до девятой главы отношения городских чиновников и помещиков с Чичиковым Архетип обрядового гостя возникает в системе тончайших аллюзий, связанных в поэме с главным предприятием Чичикова, с его настойчивым интересом к мертвым душам И дело не только в том, что Чичикова щедро угощают блюдами традиционного поминального стола Важно, что рассказы помещиков о своих умерших крестьянах носят открыто поминальный характер и могут быть сопоставлены с поэтикой похоронных причитаний, устойчивым мотивом которых была некрологическая похвала «И умер такой все славный народ, всё работники <. > На прошлой недели сгорел у меня кузнец, такой искусный кузнец и слесарное мастерство знал» (VI. 51), — говорит Чичикову Коробочка Характеристики покойных крестьян Собакевича представляют собой развернутые панегирики

Чичиков предстает в поэме не только как посредник между миром живых и миром мертвых, но и как персонаж, нарушивший традиционный регламент общения предков и потомков Пытаясь отторгнуть от мира мертвых его часть, он, согласно народным воззрениям, лишает купленные души родовых связей и способствует несанкционированному вторжению «чужого» в мир живых, расширяя тем самым пространство смерти Гоголь же, как известно, собирался героев своей поэмы воскрешать Для реализации этого замысла понадобились другие поэтические средства, источники которых писатель находил в народной обрядовой культуре

Им посвящен пара1раф третий «Свадебные архетипы в поэтике первого тома "Мертвых душ"» Тема свадьбы Чичикова и губернаторской дочки является «миражной интригой» (Ю. В. Манн) в сюжете первого тома поэмы Однако она играет немалую роль в системе художественных характеристик ее героев, которые наделяются чертами персонажей свадебных песен величальных и корильных Эти жанры являют по природе своей

3 Гоголь, Н В Поли собр соч в 14 т / Н В Гоголь — М , Л Изд-во АН СССР, 1937 — 1952 — Т VI — С 148 Далее ссылки на это издание с указанием тома (римские цифры) и страницы (арабские цифры) в тексте даны в круглых скобках

прямую параллель авторскому замыслу «выставить» в поэме «преимущественно те высшие свойства русской природы, которые еще не всеми ценятся справедливо, и преимущественно те низкие, которые еще недостаточно всеми осмеяны и поражены» (VIII 442) Восхваляя или порицая человека, величальные и корильные песни устанавливают своеобразный диапазон его «высоких» и «низких» качеств Их поэтика основана на принципе характеристики человека через принадлежащие ему предметы Этот поэтический прием широко используется в «Мертвых душах»

В структуре образа Ноздрева, например, можно выявить архетип свадебного дружки Этот гоголевский 1ерой наделяется чертами, характерными для дружки как персонажа величальных свадебных песен Свадебные мотивы постоянно возникают в рассказе о Ноздреве' он ошеломил чиновников известием о том, что помогал Чичикову увезти губернаторскую дочку, что договорился даже с попом, о гцом Сидором о венчании, самому Чичикову предлагает «подержать венец» В свадебном обряде эти функции принадлежат дружке жениха, роль которого и пытается взять на себя Ноздрев Особо важную роль дружка играл в свадьбах-самокрутках («уходом», «убегом», «самоходкой») Он — один из самых активных участников свадебного обряда, излюбленный персонаж величальных и кориль-ных свадебных песен, посредник между женихом и невестой, основной распорядитель на свадьбе

Его деловые качества объясняются в песне тем, что он «С измалешень-ка выучился, / с изребячья повышколился / по чужим пирам ездити'» «Ноздрев,—замечает Гоголь, — в тридцать пять лет был таков же совершенно, каким был в осьмнадцать и в двадцать охотник погулять < >Дома он больше дня никак не мог усидеть Чуткой нос его слышал за несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами» (VI 70) Прекрасные кони и великолепное оружие персонажа величальной песни входят в предметный мир усадьбы Ноздрева, но таковыми оказываются лишь в его собственной оценке Помимо постоянных реалий предметного мира, в величаниях варьируется несколько устойчивых тематических мотивов воинской доблести, охоты и судопроизводства (их адресат ездит «суды судить») Первый мотив реализуется в развернутом сравнении Ноздрева с поручиком, бесстрашно штурмующим крепость Второй — судопроизводства — дан у Гоголя бегло, в обращенном виде под судом находится сам Ноздрев Зато мотив охоты развернут очень широко на протяжении всей четвертой главы, особенно в изображении знаменитой псарни Ноздрева Архетип песенного дружки в структуре образа Ноздрева реализуется в двух разноуровневых системах оценки персонажа — автора и самого героя, которые действуют по принципу дополнительности Величальные

приемы и интонации в речи Ноздрева, выражающие претензии героя на уникальность всего, что ему принадлежит, его «задор», обращаются в свою противоположность в контексте иронических авторских описаний и комментариев «Дружбу заведут, кажется, навек, но всегда почти так случается, что подружившийся подерется с ними того же вечера на дружеской пирушке» (VI 70) В этом принципе гоголевской поэтики находит отражение рано усвоенная писателем просветительская идея «искажения» природного человека, влекомого «дурными страстями» в неразумно устроенном обществе Сам же образ этого природного человека строится с помощью фольклорных архетипов, которые как бы вносят в оценку персонажа народную точку зрения Даже в трансформированном виде фольклорная поэтика удерживает за собой в гоголевском тексте одну из важнейших образно-символических функций—быть средством нравственно-эстетической оценки человека

В городской молве возникает архетипический образ жениха-похитителя, чертами которого наделяется Чичиков В повествование вводится один из самых архаичных элементов свадебной обрядности—мотив умыкания невесты, который находит отражение в величаниях жениху, исполнявшихся до венчания («Он поехал мимо тестева двора / Он ударил копьем в ворота») Образ «грозного жениха» возникает в разговоре двух дам « раздается в ворота стук, ужаснейший < > кричат "Отворите, отворите, не то будут выломаны ворота"» (VI 183) Выламывание женихом ворот (дверей, сеней) в доме невесты является важной частью свадебного ритуала и связано с эротической метафорикой брака В систему ассоциативных сцеплений гоголевской поэмы, ориентирующихся на символику и предметный мир свадебной поэзии, входит и такая деталь характеристики губернатора (отца мнимой невесты Чичикова), как его умение искусно вышивать, — излюбленный мотив величаний девушке-невесте

Миражность всех чичиковских предприятий (от владения мертвыми душами до идеи женитьбы) в первом томе превалирует над их «существенными» аспектами, что, если исходить из общей концепции поэмы, является одной из главных причин их краха Решающее сюжетное событие, грань, отделяющая до некоторой степени миражное от реального, — юридическое закрепление покупки мертвых душ, оформление купчих «почти на сто тысяч рублей», после чего герой и начинает восприниматься в городе как завидный жених «Уж как ни упирайтесь руками и ногами, говорят чиновники Чичикову, отмечая в доме полицеймейстера его покупку, — мы вас женим1 < > Мы шутить не любим» (VI. 151) Кульминационный момент в развитии этой темы—приветствия, обращенные к появившемуся на балу жениху-«миллионщику» В их неумеренном восторге ирони-

чески обыгрывается такая черта поэтики величаний, как называние жениха по имени-отчеству

Жених в обрядовой поэзии может выступать в разных ипостасях удачливый охотник, грозный князь, богатый купец и т п Все они восходят к мифологическим представлениям о женихе как отважном путешественнике на тот свет, едущем выручать молодую из объятий смерти Помимо силы, жених наделяется магическими знаниями, умением себя вести в сакральном мире Страх перед «молодыми» до брака в традиционном свадебном обряде объясняется восприятием их как лиминальных существ, опасных для окружающих Весь этот комплекс архетипических мотивов присутствует в городских слухах и толках о Чичикове Роль жениха-похитителя носит в сюжете поэмы двойственный характер С одной стороны, герой оказывается женихом мнимым, сущес гвующим лишь в воспаленном от стоаха воображении городских жителей С другой стороны, в эгой роли воскрешается семантика архаического комплекса «свадьба — похороны» Городские толки о миражной свадьбе Чичикова с губернаторской дочкой завершаются реальной смертью — похоронами прокурора Пограничная природа главного героя поэмы, выступающего медиатором, посредником между миром живых и миром мертвых, актуализирует в роли жениха один из глубинных мифологических архетипов его образа

Поэтическим антиподом величаний выступают в свадебном обряде корильные песни Персонажи корильных песен по своим моральным качествам резко противопоставлены героям песен величальных При этом в корильных песнях сохраняется фольклорный принцип тождества оценок человека и принадлежащих ему вещей, оценок, естественно, отрицательных Поводом для исполнения корильной песни в свадебном или календарном обряде был либо отказ благодарить за величание, либо, чаще всего, скупость величаемого лица В «Мертвых душах» наибольшее скопление архетипических образов корильных песен обнаруживается в шестой главе, посвященной скряге Плюшкину Здесь вновь как бы ненароком возникает тема свадьбы, когда Плюшкин после вшита Чичикова размышляет о том, чем отблагодарить его за «беспримерное великодушие» «Я ему подарю < > хорошие, серебряные часы < > немножко поиспорчены, да ведь он себе переправит, он человек еще молодой, так ему нужны карманные часы, чтобы понравиться невесте1 Или нет < > лучше я оставлю их ему после моей смерти, в духовной, чтобы вспоминал обо мне» (VI 130) Показательно, что свадебные мотивы в этой главе, как и в фольклоре, тесно переплетаются с похоронными Символичен уже сам образ остановленного времени — испорченных часов — как эквивалент мифологемы смерти Надежда на Чичикова, которому по силам «перепра-

вить время», вводит в повествование мифоритуальную тему обновляющей и воскрешающей смерти в ее экзистенциальном для гоголевского героя аспекте

Образы корильных песен доминируют и в описаниях усадьбы и дома Плюшкина, и в его портрете Их сопоставление с фольклорными текстами позволяет сделать вывод о том, что, например, прозвище Плюшкина «заплатанной» отчетливо рифмуется с песенными образами заплаты и прорехи У Гоголя они становятся обобщающими символами человеческой деградации героя, превращающегося в «прореху на человечестве» Писатель вводит в характеристику Плюшкина два архетипических образа корильных песен — нищего и вора Персонажи корильной песни «По сметышу ходили / Побросочки сбирали» По той же модели строится поведение гоголевского героя, а образ «сметьица» — мусорной кучи, куда помещик сносил собранные или украденные им «богатства», является одним из центральных в описании его жилища Эти и другие приемы корильной поэтики, включенные в речь Плюшкина, создают устойчивый смеховой эффект (принцип травестирования) « того и гляди, пойдешь на старости лет по миру'» В авторском повествовании они служат целям не столько осмеяния, сколько прямого серьезного осуждения, укора человеку, чья жизнь делает проблематичной саму его принадлежность к человеческому роду Подобное совмещение рождает иное качество гоголевского смеха («смех сквозь слезы»), вполне закономерно определяющее в главе о Плюшкине высокую степень реализации архетипических мотивов и образов корильных свадебных песен

Вторая глава «Фольклорные архетипы в творчестве Н. В. Гоголя 1840 — 1850-х годов» посвящена изучению фольклорных архетипов в позднем творчестве Гоголя Главным художественным текстом, над которым писатель работал последние десять лет своей жизни, был второй том «Мертвых душ» В первом параграфе «Архетип народного праздника в поэтике второго тома "Мертвых душ"» анализируется роль архетипических образов поэзии календарных обрядовых праздников во второй части гоголевской поэмы Среди важнейших проблем, вставших перед Гоголем— художником и мыслителем, в 1840-е годы, после выхода первого тома «Мертвых душ», едва ли не главной была проблема духовного преображения русского человека Первой ступенью преображения должно было стать, по мысли писателя, духовное пробуждение Один из путей духовного пробуждения, намечаемый Гоголем для таких героев второго тома, как Тен-тетников и Платон Платонов, — пробуждение их под влиянием любви Второй том начинается с развернутых картин весенней природы Эти поэтические пейзажи, помимо метафорической переклички с гоголевской идеей

всеобщего пробуждения, опираются на фольклорное мировидение, представленное в поэзии народных праздников как нерасторжимое единство образов воскрешения природы и человека, образов весны и любви Особый праздничный колорит придают весенним пейзажам подробные описания деревенских хороводов, которые входят в образную систему второго тома вместе с сопутствующей им песенной поэзией («Бояре, покажите жениха») Включая в начальную главу пейзажи и описания народных обрядов, насыщенные брачной символикой, Гоголь опирался на труды современных ему ученых-этнографов И М Снегирева и И П Сахарова, в которых выявлялась тесная взаимосвязь календарных и свадебных обрядов в период весенних праздников

Значительное увеличение, по сравнению с первым томом, удельного веса свадебных мотивов, разрабатываемых вне травестийного контекста, вызвано, на наш взгляд, тем обстоятельством, что. по замыслу писателя, история любви Тентетникова и Улиньки Бетрищевой должна была стать одной из главных сюжетообразующих линий повествования В сохранившихся фрагментах второго тома представлена лишь завязка этого романа, о развитии которого мы можем судить только по косвенным источникам Л И Арнольди, бывший свидетелем и слушателем авторских чтений второго тома в Калуге, сохранил в своей памяти эпизод одной из сожженных впоследствии глав, в котором, решившись на брак с Тентетниковым, Улинь-ка вечером ходила на могилу матери и в молитве искала подкрепления своей решимости Если рассматривать поступок героини в контексте тех обрядовых традиций, которые приурочиваются к конкретным народным праздникам (и, в частности, упомянутой в гоголевском тексте Красной горке), то в поведении Улиньки находит отражение народный предсвадебный обычай Его объяснение и описание можно найти в труде И М Снегирева «Если невеста сирота, то < > ночью за день до брака она ходит на кладбище прощаться с родителями, помолившись на могилах их» Цель этого обрядового действия невесты, в котором, по мнению Снегирева, соединяются два важнейших народных обряда — поминальный и свадебный, — «просить себе благословения на судьбу свою» у покойных родителей О распространенности этого обычая свидетельствует наличие в свадебном фольклоре особой разновидности причитаний невесты

Используя и перерабатывая названные выше этнографические и фольклорные источники, Гоголь акцентирует внимание на тех элементах обрядового фольклора, которые работают на его замысел, создают определенный поэтический фон, призванный усилить контраст между сонным существованием Тентетникова и Платонова и интенциями окружающего их мира народной жизни, находящими воплощение в поэзии крестьянских

праздников В этих сценах писатель как бы накапливает исходный материал для дальнейшего повествования о переменах в будущей судьбе героев второй части поэмы

Во втором параграфе «Топос земного рая как синтез фольклорных и литературных архетипов» рассматривается пространственная организация второго тома поэмы Тема Эдема, «земного рая» и его утраты — ключевая для идиллического хронотопа первой поэмы Гоголя «Ганц Кюхель-гартен» и повести «Старосветские помещики» Вторая часть последней поэмы Гоголя начинается с пейзажа «райского» уголка, отраженного в просторе водном Возникающий здесь образ сферы как идеальной миро-объемлющей формы пространства отсылает читателя не только к таким значимым для пространственной структуры гоголевской поэмы художественным моделям, как «Божественная комедия» Данте, но в конечном счете — ко всей системе пространственных представлений средневековой культуры, одним из важнейших архетипов которой является топос земного рая Начальные пейзажи второго тома, призванного, по замыслу Гоголя, стать своеобразным Чистилищем в его поэме, многими своими чертами соотносятся с дантовской топикой Не менее существенную роль в их образной структуре играют традиции русской средневековой культуры Топос «земной рай» широко представлен в апокрифических житиях, хождениях, видениях и других жанрах древнерусской литературы

Знаками этого райского пространства, по классификации М В Рождественской, являются удаленность, труднодоступность, нахождение за высокими горами или стенами, необыкновенный свет, на который земной человек не в состоянии смотреть, река или источник посреди рая, цветущий сад, пение птиц и благоухание, от которых радость и блаженство, Божий престол посреди Рая, над ним крест Все эти признаки райского архетипа реализуются в начальном пейзаже второго тома Проступая отчетливо в природоописаниях первой главы, мотив «земного рая» дважды вербализуется буквально (ср слова Тентетникова «Ну не дурак ли я был доселе? Судьба назначила мне быть обладателем земного рая, а я закабалил себя в кропатели мертвых бумаг» (VII 19)

Однако апокрифический образ рая получает у Гоголя явственно выраженную фольклорную окраску Особая роль здесь принадлежит поэтике величаний Идеализация героя в народной обрядовой поэзии неизбежно влечет за собой предельную идеализацию окружающего его пространства, вплоть до прямого отождествления с раем Пространство величальной песни—замкнутое, отъединенное от бытового, повседневного мира Однако оно не только сохраняет все признаки обширности, простора, но и вынесено наверх, «приподнято» к небу. Именно такого рода топос наличест-

вует в пейзаже первой главы 1 аким образом, картина «земно! о рая», нарисованная Гоголем в начале второго тома, в основных своих характеристиках может быть одновременно спроецирована и на апокрифические литературные источники, и на поэтический мир народных величаний, на традиции обрядовой поэзии, которые, в отличие от первого тома, перестают быть объектом травестирования и служат целям идеализации—в полном соответс1вии со своей жанровой природой

В третьем параграфе «Эпический архетип в типологии гоголевских характеров» анализируется образ одного из центральных героев второго тома поэмы Андрея Ивановича Тентетникова Описание его сонной жизни в усадьбе заставляет предположить, что перед нами несколько усложненный характер маниловского типа Однако биография Тентетникова приоткрывает в его судьбе и харакгере такие черты и свойства, которые свидетельствуют о незаурядности человеческих возможностей героя Характеризуя героя, Гоголь обращается к традиционной народной типологии, называя его сиднем Для фольклорных персонажей, которых, как и Тентетникова, упрекают в бездействии и лени, это состояние обычно является обращенной формой будущей активности, связанной с проявлением их подлинной, «высокой» сущности, до времени скрытой от окружающих и не понятной им Таков «низкий» герой волшебной сказки («запечник», Еме-ля-дурак и т п ), получающий в итоге царевну и полцарства в придачу Иной вариант временной пассивности фольклорного персонажа дают эпические сюжеты, связанные с мотивами его чудесного исцеления, в которых наличествуют элементы биографизма В этом плане весьма характерны сюжеты о богатырях-сиднях, бытующие в русском фольклоре и в сказке, и в былине В статье «Предметы для лирического поэта в нынешнее время» мысль о нравственном пробуждении героев своей поэмы писатель прямо связывает с темой русского богатырства, ибо для подобного преображения человека потребно не обычное, а поистине богатырское усилие Причем произойти оно должно по-фольклорному, «вдруг», или, как скажет Гоголь во втором томе, «одним чародейным мановеньем» (VII 23)

Рассматривая былинную версию сюжета об исцелении Ильи Муромца, мы сопоставили структурные компоненты биографий фольклорного и литературного персонажей, ни в коей мере их не отождествляя При этом обнаружились весьма определенные типологические соответствия, реализуемые в тексте второго тома поэмы номинация героев как сидней, тридцатитрехлетний возраст, знание о своем «высоком» предназначении, сон и пассивность до времени подвигов и деяний, чудесный характер исцеления при помощи странников, наличие мотивов распутья, определяющих

выбор героями своей жизненной судьбы Типологическое сопоставление двух биографических моделей позволяет выявить специфику реализации эпического архетипа во втором томе «Мертвых душ» Используя способ его прямого номинативного выражения («сидень»), автор лишает образ героя традиционного для поэтики фольклора гиперболизма В судьбе гоголевского персонажа актуализируются моменты развития, становления, преображения, связанные с переходом к более сложным человеческим характерам, с тенденцией к углубленному психологизму Эпический архетип, к которому писатель обратился в поисках путей возрождения своих героев, призван был напомнить читателю о пропадающих втуне богатырских силах русского человека, о возможности его духовного пробуждения

В четвертом параграфе «хозяин и царь как архетипы положительного героя» анализируется образ идеального помещика Костанжогло Рисуя картины его успешной хозяйственной деятельности (в равной мере направленной на процветание мужика и помещика), Гоголь стремится «возвеличить» хозяина-земледельца, воспеть крестьянский труд как основу жизни, в которой, по словам Костанжогло, «человек идет рядом с природой, с временами года» (VII 72) Установка на идеализацию гоголевского героя проявляется уже в самом способе его представления читателю автор как бы подготавливает нас к восприятию «чуда» Мы видим сначала удивительные по своему совершенству поля, леса, деревню, жену Костанжогло и лишь потом знакомимся с хозяином этого необычного «царства» По аналогичной схеме строится композиция величальной песни Описывая деятельность своего героя, Гоголь наделяет его чертами, которые в народной календарной поэзии закреплены за архетипом хозяина гиперболизацией богатства, необыкновенным умом, трудолюбием, доходящим до титанических размеров, щедростью В описании деревни Костанжогло превалируют образы богатства и изобилия — главных тем песенных величаний аграрного цикла «Так и видно, что здесь именно живут те мужики, которые гребут, как поется в песне, серебро лопатами» (VII 58) Используя ту же песенную цитату, что и Пушкин в романе «Евгений Онегин», где она символизировала смерть, Гоголь наделяет ее противоположным смыслом Символика народной песни проецируется Гоголем на характеристику моральных качеств персонажа, выступающего в качестве культурного героя-демиурга « ты всему причина, ты творец всего, и от тебя, как от какого-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на все» (VII 73),—говорит о себе Костанжогло Устами героя в «национальной утопии» Гоголя (термин Е Н Купреяновой) намечается идеальное решение самых сложных земных проблем И в этом гоголевская утопия близка волшебной сказке Способы «праведного», законного обогащения, советы, которые Костанжогло дает Чичикову, носят, как показывает анализ, совершенно сказочный характер

По ходу повествования образ гоголевского героя явственно «сакрали-зуется», окутываясь легким сказочно-мифологическим ореолом, и наделяется «царскими» коннотациями Архетип царя реализуется прежде всего в портрете Костанжогло, излагающего Чичикову программу «пробуждения» русского человека, духовного и экономического возрождения России «Как царь в день торжественного венчания своего, сиял он весь, и казалось, как бы лучи исходили из его лица» (VII 73) Отождествление «царских» и «солнечных» функций вводит в структуру образа героя аграрно-земледельческие мифологемы Как отмечает О М Фрейденберг, в мифологическом сознании «космическое значение "царя" и отождествление его с небом и солнцем влечет за собой и ю, что образ "царя" сливается с образом "года" < > В земледельческий период солнце и "год" получают семантику плодородия»6

Да и сама номинация гоголевского героя приобретает в «царском» контексте дополнительную значимость Имя (Константин), отчество (Федор — по-1речески «дар бога», следовательно, Федорович — Богоданный), греческая фамилия персонажа находятся в русле ономастических традиций фольклора и древнерусской литературы Например, русский эпос «часто выводит греческих царей, причем всякий царь православного Востока— непременно Константин Самойлович или Константин Боголюбовы и живет в Царь-граде»7, среди «избавителей» народных социально-утопических легенд фигурирует царевич Константин В средневековой книжной традиции определение «новый царь Константин», прилагавшееся к русским самодержцам, было острой полемической формулой, с помощью которой утверждалось право Руси стать во главе православного мира после падения Константинополя Именуя своего «идеологического» героя, Гоголь не мог не учитывать и этот круг традиционных коннотаций «царского» архетипа в русской культуре

Любая утопия, фольклорная или литературная, создает картину мира, в которой жизнь отражается, говоря словами Гоголя, «в ее высшем достоинстве, в каком она должна быть и может быть на земле и в каком она есть в немногих избранных и лучших» (XIV 216) Анализ архетипов, благодаря которым создается идеализированный образ Костанжогло, позволяет утверждать, что писатель не отказывается от мысли заставить современников с помощью своего героя задуматься о «высшем достоинстве» жизни

В пятом параграфе «Архетип естественного человека и фольклорная традиция» исследуются способы и приемы реализации архетипа природ-

6 Фрейденберг, О М Поэтика сюжета и жанра /ОМ Фрейденберг — М Лабиринт, 1997 — С 71—72

7 Кондратьева, Т Н Собственные имена в русским эпосе / Т Н Кондратьева — Казань Изд-во Казан ун-та, 1967 — С 47

ного или естественного человека в контексте возникающих во втором томе «Мертвых душ» картин патриархальной утопии Наиболее выпукло он представлен в образе Петра Петровича Петуха, в котором с самого первого описания акцентируется органическая связь с миром природы «Вместе с рыбою запутался как-то круглый человек, такой же меры в вышину, как и в толщину, точный арбуз или боченок» (VII 47) Круг — один из древнейших архетипичесиих символов, он широко представлен во многих обрядовых действиях, имеющих магический смысл С ним в утопических текстах издавна связано представление о некой исходной полноте и самодостаточности жизни

Тема «естественного человека» в портрете Петуха усилена двумя выразительным деталями гоголевский герой не только запутался в сеть «вместе с рыбой», он предстает перед читателем еще и голым Здесь, как отметила Е А Смирнова, отражается руссоистская утопия «естественного человека», в котором «как бы все от природы и ничего — от общества»8 Однако анализ гоголевского текста показывает, что не меньшую роль в его поэтике играет фольклорная традиция Прежде всего, следует отметить народный склад речи самого Петуха, обилие в ней народных пословиц и поговорок Прямую ассоциацию с известной загадкой вызывает одежда Петуха—«травяно-зелею 1й сертук» и его сходство с арбузом «Сам алый, / Сахарный / Кафтан зеленый, / Бархатный» В отличие от Костанжогло, «идеологическая» программа Петуха направлена прежде всего на почти первобытное «вкушение» мира «Мало едите, вот и все Попробуйте-ка хорошенько пообедать Ведь это в последнее время выдумали скуку Прежде никто не скучал» (VII 51) В этом она близка волшебной сказке, «вся социальная утопия» которой, по словам Е Н Трубецкого, «окрашивается прежде всзго стремлением наесться и напиться вволю»9 Для героев сказки характерны близкие, доверительные отношения с животным и растительным миром, похожие на те, что мы наблюдаем в имении Петуха Предлагая Чичикову жареного теленка, он восклицает «Два года воспитывал на молоке, ухаживал как за сыном)) (VII 53) Идея пиршественного поглощения как архетипическая составляющая «круглого» человека носит в портрете Петуха тотальный характер, распространяясь на уровне тропов и на его тело «Жил бы себе, кулебяка, в деревне» (VII 50), — думает о Петухе Чичиков

Природа—главный источник изобильной жизни героя Петух, в отличие от Костанжогло, не сеет и не жнет, все мужики его деревни, как и он

8 Смирнова, Ь А. Эволюция творческого метода Гоголя от 1830-х годов к 1840-м дис канд филол наук / Смирнова Елена Александровна — Тарту, 1974 — С 32

9 Трубецкой, Б Н Иное царство и его искатели в русской народной сказке / ЕН Трубецкой//Лит учеба — 1990 — №2 — С 103—104

сам, — рыбаки Читатель становился свидетелем живописных картин рыбной ловли, приносящей Петуху совершенно сказочные уловы — от гш ант-ского осетра до бесчисленного множества карасей В этом даже усматривают следы тотемистической связи героя с его первопредком — осетром (А И Иваницкий) Однако круг архетипических черт в образе Петуха гораздо шире Народные верования, как отмечал современный Гоголю этнограф А Терещенко, почитали покровителем рыболове гва апостола Петра, который посему называется Петром-рыболовом Можно думать, что, выбирая имя для своего персонажа, Гоголь учитывал не только его очевидную евангельскую семантику (новозаветный рыбак Петр становится апостолом и «ловцом человеков»), но и ее фольклорную адаптацию

И все же в наибольшей степени утопический мир Петуха ориентирован на традицию волшебной сказки Сказочный характер носит пространство в имении Петуха Б пол не определенный жанровый ореол создает в этом контексте введение Гоголем традиционных сказочных чисел Патриархальная утопия Петуха в основных своих чертах обнаруживает идейно-художественную близость народно-утопической традиции Однако проявляется здесь и другая закономерность поэтики второго тома полный сказочного изобилия утопический мир Петуха неотвратимо разрушается, как только его начинает оценивать Чичиков Роль приема иронического снижения во втором томе аналогична основной функции финальных формул сказок — перенесению слушателя из сказочного мира в реальный

Таким образом, выясняется, что изображение столь, на первый взгляд, разных героев второго тома «Мертвых душ» подчиняется общим закономерностям Замысел второго тома делал необычайно важной для своего художественного воплощения антитезу «пустота / полнота» жизни В образах Петуха и Костанжогло Гоголь как бы демонстрирует два разных типа «полноты жизни», вступающих в диалогические отношения друг с другом На путях реализации этого замысла одной из самых типологически близких ему художественных систем оказывается для Гоголя фольклор Ведь «сказочники, по сути, верят не столько в возможность реального существования фантастических событий, происходящих в сказке, сколько в те истины, которые она выражает»10

В третьей главе «Фольклорные превращения как универсальный архетип поэтики Н. В. Гоголя» рассматривается одна из важнейших универсалий поэтического мира писателя — метаморфоза Идея метаморфозы возникает на одном из самых ранних этапов развития человеческого сознания — мифологическом «Каждая вещь для такого сознания может пре-

10 Рошияну, Н Традиционные формулы сказки / Н Рошияну — М Наука, 1974 — С 180

вратиться в любую другую вещь, и каждая вещь может иметь свойства и особенности любой другой вещи Другими словами, всеобщее, универсальное оборотничество есть логический метод такого мышления»11 В гоголевском творчестве можно обнаружить проявления всех практически стадий и уровней этих мифологических представлений Своеобразным временным и жанровым индикатором здесь служат фольклорные превращения В работе выделяются четыре основные формы этого архетипического фольклорного явления — обратимые и необратимые превращения, переодевания и подмены—и прослеживаются способы их реализации в поэтике Гоголя Обратимые превращения в раннем творчестве писателя напрямую связаны с народной демонологией и находят многочисленные соответствия в украинских народных преданиях, «страшных рассказах» о нечистой силе Менее очевидна фетьклорная основа гоголевсктх превращений в тех произведениях, где отсутствуют демонические персонажи В повести о Шпоньке мы видим, как будущая жена предстает перед героем то с гусиным лицом, то в виде модной материи, гетушка превращается в колокольню, а сам Шповька—в колокол Подобные превращения в целом не выходят за пределы сказочных рамок (ср сюжеты о Василисе Премудрой), но у этих метаморфоз есть реалистическая мотивировка они происходят во сне Превращения носа майора Ковалева тоже восходят к сказочной традиции. Мифологические представления об автономном существовании различных частей тела с приданием им антропоморфного облика нашли свое отражение в сказочных сюжетах (ср сюжеты типа «Мальчик с пальчик») О прямых превращениях подобного рода в «Мертвых душах» говорить, конечно, не приходится Они «уходят в стиль» (Ю В Манн), в морфологию гоголевских тропов Когда же архетип обнажается, выходит на поверхность, он выступает как объект травестии. Таков иронический портрет правителя канцелярии в третьей главе поэмы Но вот неуловимость внутреннего облика Чичикова, предстающего в различных взаимоисключающих ипостасях, и невозможность отождествить его с какой-либо одной из них, по утверждению Ю М Лотмана, позволяют, в конечном счете, возвести генеалогию главного героя поэмы к мифологическому архетипу оборотня

Необратимые превращения — это передвижение персонажа в ряд животных или неодушевленных предметов, связанное с невозможностью вернуться к первоначальному облику Для тех, кто вступает в сговор с нечистой силой или продает ей душу, это чревато опасными и гибельными необратимыми превращениями (Петро в «Вечере накануне Ивана Купала», Чертков в «Портрете» и др ) Необратимые превращения у зрелого и

11 Лосев, А Ф Античная мифология в ее историческом развитии / А Ф Лосев — М Учпедгиз, 1957 — С 13

позднего Гоголя становятся жуткой метафорой моральной деградации его персонажей Она обычно связана с возрастанием в их облике и поведении удельного веса вещественных или животных начал (например, в портретах персонажей «Повести о ссоре», в «Мертвых душах») Они актуализируют архетип мертвой души, омертвления живого, человеческого в человеке «Уйдя в стиль», необратимые превращения остаются важным смысловым элементом гоголевских образов, выполняя функцию их моральной оценки

К архетипическим формам фольклорных превращений относятся у Гоголя переодевание и подмена В ранних повестях Гоголя переодевание— это ряжение, с которым в народной традиции связывается перемена сути человеческого образа В славянском фольклоре оно нередко означает участие в праздниках покойных предков В «Мертвых душах» Гоголь невольно дает формулу той стадии архаического сознания, когда перемена одежды отождествлялась с изменением сущности человека « но легкомысленно-непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком» (VI 72) Иным по своему происхождению является мотив переодевания Тараса Бульбы в панскую одежду (чтобы увидеться с Оста-пом), который восходит к былинной поэтике, предпочитающей переодевание сказочному превращению В русских былинах богатыри надевают чужое платье, чтобы скрыть свой настоящий облик и неожиданно предстать перед своими врагами или недоброжелателями

Подмена—это фикция превращения Предмет или живое существо не меняет своей сути, а просто замещается другим, в корне отличным от первоначального, но имеющим с ним формальное сходство Мотив подмены проходит через все произведения Гоголя — от подмены коня Черевика в «Сорочинской ярмарке» до сюжета «Мертвых душ», который построен на идее Чичикова подменить живые крепостные души «несуществующими» В сказках сюжеты могут быть целиком построены на подмене (см, например, сюжеты «подмененная невеста, жена, царевна») или включать ее как один из своих элементов (Терешечка) Возможно в сказках и переодевание как форма подмены, совпадающая с ней по функции В заключительной главе второго тома «Мертвых душ» некоторые эпизоды почти целиком строятся на основе этих форм превращений Мертвую миллионершу, не успевшую распорядиться своим имуществом, меняют на ряженую женщину, которая и подписывает завещание в пользу мошенников Подмены и переодевания так и мелькают в описании «подвигов» Самосвистова

«Быстро все превращается в человеке, — писал Гоголь, заключая биографию Чичикова в первом томе поэмы, — не успеешь оглянуться, как

уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки» (VI 242) Эта быстрота морального опустошения человека — глубокое психологическое наблюдение писателя Но одновременно в этой психологической закономерности мы видим знакомые черты фольклорно-сказочного «быстрого превращения» Через всю поэму сопровождает Чичикова мотив ряжения В глубоком отчаянии сидящий в тюрьме Чичиков разрывает и отбрасывает в сторону свой знаменитый фрак цвета наваринского пламени с дымом Сказочно-мифологический мотив освобождения от «шкуры» помогает увидеть в этом попытку внутреннего изменения героя Однако писатель понимал, что прямое превращение без дополнительных художественных мотивировок было невозможно Фольклорные превращения взять на себя весь груз гоголевского замысла уже не могли Намереваясь провести Чичикова через «горнило несчастий», Гоголь обращается к нравственно-религиозной идее очищения души, к архетипам духовно-учительной литературы, которые, как казалось писателю, давали ему возможность указать своим героям дорогу к духовному преображению

Во втором разделе «Литературные архетипы в поэтике Н. В. Г оголя» рассматривается роль архетипов литературного происхождения в поэтике писателя Основное внимание уделяется библейским и средневековым литературным архетипам Первая глава «Библейские архетипы в поэтике Н. В. Гоголя» посвящена исследованию функций библейского контекста в поэтике писателя В первом параграфе «Роль библейского текста в истории русской литературы» анализируются различные формы взаимоотношений между текстом Библии и произведениями русской литературы, для которой Священное Писание стало с XI в важнейшим прецедентным текстом, источником сюжетов, цитат и реминисценций Сначала эти отношения строятся по принципу «ретроспективной исторической аналогии» (термин В В Кускова), затем русские книжники начинают активно использовать библейские сюжеты («Повесть о Горе-Злочастии», «Комидия притчи о блудном сыне» С Полоцкого и др ) Библейские архетипы являются решающим аргументом нравственно-философской оценки героя, придавая его судьбе универсальный общечеловеческий смысл В литературе Нового времени изменяются и функции библейского текста, и способы его включения в литературное произведение Писатели отказываются от прямых аналогий, предпочитая библейским цитатам аллюзии и реминисценции на темы Священного Писания, в результате чего в структуре литературных текстов они перемещаются на уровень подтекста Возникают различные типы взаимоотношений между уровнями художественного текста Один из них — «текст в тексте» — представлен, например, в повести

А С Пушкина «Станционный смотритель», автор которой вступает в спор с традиционным толкованием библейского текста, представленного лубочными картинками в доме смотрителя Сделав библейскую притчу частью своего текста, он подвергает инверсии не только ее сюжет, но и ее «вечный» смысл Пушкин отказывается от средневекового принципа прямой аналогии между своим и библейским текстом, предлагая новый принцип их взаимоотношений—диалог Исследуя библейские архетипы в поэтике Гоголя, мы исходим из того, что они позволяют «проникнуть в "духовный", то есть высший смысл текста» и «служат своеобразным мостом между произвольными знаками человеческих текстов и абсолютными знаками божественного Писания»12

Во втором параграфе «иов-ситуация как архетип поэтики Н. В. Гоголя» впервые ставится вопрос об отражении в творчестве писателя мотивов библейской книги Иова, не раз привлекавшей русских поэтов и писателей (М В Ломоносов, Ф Н Глинка, А С Пушкин и др ) Мотивы и образы книги Иова особенно широко представлены в творчестве Пушкина, с которым Гоголь ведет художественный диалог в своей поэме «Мертвые души» Анализируя отражение этого диалога в поэтике Гоголя, мы приходим к выводу, что одним из ближайших прецедентных текстов для шестой главы гоголевской поэмы является пушкинская пьеса «Скупой рыцарь» Их главных героев — Плюшкина и Барона—традиционно рассматривали в типологическом ряду литературных скупцов (Шейлок, Гарпагон, Гобсек и др ) и обычно противопоставляли друг другу Вместе с тем в историях Плюшкина и Барона есть немало параллелей Это и обозначение их жилищ как замков, выступавших в христианской учительной литературе аллегорией человеческой души, захваченной страстью любостяжания, и описание «аскетического» образа жизни, восходящего к средневековым поучениям «о богатых и немилостивых», и проклинание ради богатства собственных сыновей Их объединяет и то, что они—«тезавраторы», припрятыва-тели богатств, ведущие себя по отношению к своим сокровищам иррационально Рассматривая тему такой «тезаврации» в широкой историко-культурной перспективе, мы прослеживаем, как меняется отношение к богатству в европейской культуре от крайне негативного до положительного и экзистенциального Оно связано с переносом акцентов на феномен устойчивости предметного бытия вещей, существование которых превосходит время жизни одного человека В них, как заметил современный исследователь роли денег в культуре К А Богданов, теперь видится залог экзистенциальной устойчивости их владельца.

12 Пиккио, Р «Слово о полку Игореве» как памятник религиозной литературы Древней Руси / Р Пиккио // Труды отдела древнерусской литературы — СПб Дмитрий Буланин, 1997 — Т 50 — С 435

Анализ гоголевского и пушкинского текстов позволяет сделать вывод о том, что за «страстью» Плюшкина и Барона к велим и деньгам кроется не просто «любостяжание», но и онтологическое стремление противостоять бренности человеческой жизни Когда Плюшкин торопит Чичикова совершить купчую на мертвые души, «потому что-де в человеке не уверен сегодня жив, а завтра умер» (VI 125),—он почти дословно цитирует Библию в ее пушкинской транскрипции «Как знагь9 дни наши сочтены не нами, / Цвел юноша вечор, а нынче умер» («Скупой рыцарь», сцена I) Исследователи до сих пор не обращали внимания на сходство архетипиче-ской ситуации, возникающей в судьбах этих героев и, по нашему мнению, восходящей к книге Иова Между тем в судьбах Иова и Плюшкина, Иова и Барона наблюдается немало параллелей Уже было замечено, что тема цены сокровищ проецирует судьбу пушкинского персонажа на библейскую историю Иова13 Подобно ветхозаветному праведнику, Барон выстрадал свое неправедное богатство, заплатил за него муками совести, отказом от всех земных радостей, от любви близких И он ропщет, не может примириться с несправедливостью судьбы, которая лишает его возможности служить своим сокровищам за пределами земной жизни Такое переживание внезапной катастрофы, иррациональной в своих истоках, современные философы называют «Иов-ситуация» В ней происходит испытание человека на истинную праведность

Цена богатства Плюшкина — утрата человеческих чувств и привязанностей, превращение в онтологическое «ничто», в «прореху на человечестве» У Гоголя проекция на библейский архетип Иова дана через тему юродства В структуре образа гоголевского героя, поведение которого строится по модели жития юродивого в его травестийном варианте, мы обнаруживаем черты «агиографической комики», характерной для парадоксальной поэтики житий юродивых («худые ризы», лжепостничество, мотивы оплевывания и насмешки) Тема отверженности и отчуждения — одна из важнейших не только в житиях юродивых, но и в книге Иова Ламентации гоголевского персонажа о собственной нищете и отверженности можно рассматривать как комический парафраз аналогичных мотивов библейской книги

Среди параллелей, объединяющих образы Плюшкина и Иова, отметим мотив страданий, перемещенный у Гоголя в сферу авторской речи, в которой с самого начала шестой главы звучит экзистенциальная тема жизненных утрат («О моя юность1 о моя свежесть'») В том же ключе излагается биография Плюшкина, рисующая трагический процесс превращения «бе-

13 Жаравина, Л В «Драматические опыты» А С Пушкина в философском контексте / Л В Жаравина — Волгоград Перемена, 1995 — С 74—79

режливого хозяина» в «прореху на человечестве» Она строится как серия жизненных катастроф, последовательно лишающих героя человеческих привязанностей и живых чувств В рассказе о жизни Плюшкина словно открывается другая сторона библейской истории об Иове тот крайний предел испытаний, которым подвергается Иов многострадальный О том, что обозначенная параллель имеет отношение к библейскому архетипу, свидетельствует один из самых эмблематичных образов поэмы — мусорная куча, возле которой живет гоголевский герой Здесь в обращенном виде возникает уГоголя тема праведности Иова и намечается архетип преображения своего героя В древнерусской литературной традиции, в особенности житийной, жизнь на «сметьице» прочно связывалась с праведником, либо потерявшим, подобно Иову, свое богатство в результате катастрофы, либо отказавшимся от него добровольно в расчете на Божье воздаяние Один из персонажей Киево-Печерского патерика, который раздал свое богатство и стал жить на «сметьице», говорит «Для меня же умереть за Христа -— приобретение, а на мусорной куче сидеть, подобно Иову, — царствование»14 Эти архетипические мотивы вводят в повествование о герое новые сюжетные перспективы По замыслу Гоголя, намечавшего его духовное возрождение, в третьем томе поэмы «Плюшкин должен был превратиться в бессребреника, раздающего имущество нищим»1-'

Проецируя судьбы своих героев на одну и ту же архетипическую ситуацию, Пушкин и Гоголь актуализируют разные ипостаси библейского архетипа Иова дерзающего, бросающего вызов Богу, и Иова долготерпеливого Выявление принципов реализации этого архетипа в поэтике Гоголя и Пушкина позволяет не только глубже понять онтологическую проблематику их творчества, но и более адекватно оценить философский и эстетический смысл диалога двух великих писателей

Во второй главе «Архетип блудного сына в антропологии позднего творчества Н. В. Гоголя» рассматриваются способы и приемы реализации евангельского архетипа блудного сына в позднем творчестве Гоголя, одной из заметных тенденций которого становится отказ писателя от негативной антропологии и стремление изменить масштаб и принципы художественного обобщения Этим, в частности, объясняется интерес Гоголя к жанру притчи, обладающему высоким уровнем генерализации В произведениях писателя представлен широкий спектр различных интерпретаций сюжета и мотивов притчи идиллическая в первой юношеской поэме «Ганц Юохель-гартен», эпико-героическая — в « Гарасе Бульбе», травестийная—в пове-

14 Памятники литературы Древней Руси XII век — М Худож лит, 1980 — С 503

15 Гиппиус, В В Гоголь / В В Гиппиус — Л Мысль, 1924 — С 233

сти «Нос», трагическая — в «Записках сумасшедшего» и «Шинели», символическая — в «Риме» Но только в «Мертвых душах» мотивика притчи вводится через прямую номинацию одного из героев второго тома поэмы — промотавшегося помещика Хлобуева В рассказе о нем в несколько редуцированном и ослабленном виде представлены все компоненты евангельского сюжета уход из отчего дома на «чюжу сторону», беспутная, грешная жизнь, приводящая героя к катастрофе, душевный кризис и раскаяние Анализируя способы и приемы реализации евангельского архетипа в структуре образа Хлобуева, мы исходим из методологических установок исторической поэтики и стремимся определить, как соотносится образ гоголевского героя с традицией художественного восприятия и осмысления притчи о блудном сыне в истории русской литературы

Начиная с XVII в , эта притча становится идеальной художественной моделью человека переходной, кризисной эпохи Ее мотивику и структуру активно используют и безымянные создатели демократической литературы («Повесть о Савве Грудцыне», «Повесть о Горе-Злочастии»), и отец русского барокко, придворный писатель С. Полоцкий («Комидия притчи о блуднем сыне») Однако трактуют они притчу по-разному При всех различиях между героями «Повестей» их ожидает одинаковый финал—вынужденный страданиями и тяготами жизни уход в монастырь как метафора возвращения блудного сына к Отцу небесному Новым, по сравнению со средневековой традицией, стало сочувственное отношение авторов «Повестей» к своим «греховным» героям, ранее в древнерусской литературе невозможное. Новаторство Полоцкого в другом Он создал первое в русской литературе произведение, сюжет которого целиком построен на «переложении» библейского источника Основное внимание, в отличие от притчи, уделено здесь сценам ухода сына из отеческого дома, описанию его блудной жизни, скитаний и страданий в «чуждой стране» Блудный сын стал у него представителем знатного русского рода с домостроевским укладом, сюжетные события евангельской притчи были перенесены в Россию, а сама комедия получила социальную окраску Еще более радикальный вариант художественной интерпретации притчи о блудном сыне представлен, как отмечалось выше, в повести Пушкина «Станционный смотритель» Последовательно сопоставляя образ гоголевского героя с образами «блудных сыновей» в русской литературе, мы выявляем значительную степень его близости к барочной эстетике С Полоцкого Гоголь акцентирует внимание на беспутной жизни своего героя, «дворянина некогда древнего рода», осуждает за легкомыслие, но хвалит за глубокое религиозное чувство Писатель как бы предлагает третий путь для спасения и духовного возрождения героя Он тоже лежит через монастырь, но это не уход от

мира, а возвращение в него ради «божьего дела» Монастырский схимник назначает Хлобуеву «должность» — быть собирателем на церковь, а Му-разов поручает распределять деньги для бедных Сравнивая принципы реализации архетипа блудного сына в поэтике Пушкина и Гоголя, мы делаем вывод о том, что в повести Пушкина налицо примат индивидуальной истории над притчей, у Гоголя же индивидуальная история сдвигается в сторону притчи Она становится у него не только способом художественного обобщения и средством психологической характеристики героя, но и формой открытого выражения этической позиции автора

В третьей главе «Архетипы средневековой христианской литературы в поэтике Н. В. Гоголя» выделено несколько аспектов этой проблемы В первом параграфе «Духовная литература в творческой биографии Н. В. Гоголя» прослеживается роль святоотеческих книг в творческой эволюции писателя Средневековая литературная традиция чрезвычайно значима для Гоголя как идеологически, так и эстетически — прежде всего особыми принципами и возможностями преображающего воздействия на человека В этой связи обостренный интерес писателя в 1830—1840-е гг вызывают жития святых, знакомство с которыми отражается в его творчестве и переписке Важное место в агиографической традиции занимают так называемые кризисные жития, дающие падшему человеку веру в возможность преображения Наряду с другими эти традиции оказали серьезное воздействие на формирование сложного жанрового спектра поэмы Гоголя «Мертвые души»

Во втором параграфе «ликареска и кризисное житие как архетипы жанровой структуры поэмы Н. В. Гоголя» исследуется соотношение двух жанровых традиций, повлиявших, по нашему мнению, на формирование жанровой структуры «Мертвых душ» плутовского романа и жития Непредсказуемость поведения героя-протагониста, та невольная дань симпатии, которую платит читатель Чичикову, ведут нас к образу пикаро и традициям авантюрно-плутовского романа Отметим те черты пикарески (имея в виду пикареску барочную), которые родственны поэме Гоголя Плут — персонаж «пограничный» и принадлежит одновременно двум сферам —■ жизни и смерти, посюстороннему и потустороннему миру Двойственная природа плута (он представляет «аспект двойника смерти») отражена и ритмом его сюжетной судьбы — «верх—низ», представленным как «умирания» и «воскресения» героя, как «образ обновляющей смерти» (О М Фрейденберг) Двойственна в пикареске и сама действительность, отсвечивающая гротескно-карнавальными оттенками Для пикарески характерно соединение эмпирического и трансцендентного, высокого и низменного, а повествование в форме от первого лица организу-

ет сюжетно-композипионное строение по вывернутой наизнанку схеме житийного канона Сходным образом построена в конце перво1 о тома биография Чичикова, насыщенная не только житийными аллюзиями, но и агиографической стилистикой В связи с сюжетной судьбой Чичикова следует обратить внимание на структуру кризисных житий, в которых «дается обычно только два образа человека, разделенных и соединенных кризисом и перерождением, -— образ грешьика (до перерождения) и образ праведника —святого (после кризиса и перерождения)»16 Замысел писателя, агиографические мотивы первого тома, сохранившиеся главы второго позволяют увидеть, что возрождение Чичикова должно было стать неизбежным следствием его «кризисной» судьбы Иначе говоря, сюжет духовного перерождения строится по легендарной кризисной схеме Этот кризисный момент обозначен во втором томе находящийся под арестом Чичиков исповедуется перед Муразовым Здесь впервые исповедь Чичикова приобретает развернутый характер и соотносится уже не только с традиционными оправданиями плута, но и непосредственно с топикой религиозно-учительной литературы Каноническая средневековая схема преображения грешного человека претерпевает во втором томе значительную трансформацию преображение Чичикова намечено не как мгновенный акт, подобный средневековому чуду, а через ступень перехода Следует учитывать не совсем обычную для кризисной схемы природу греховности гоголевского героя, в структуре образа которого отразился общеевропейский процесс дегероизации мирового зла, известный еще по опыту барочной гшкарески (плут=- дьявол)

В третьем параграфе «Архетипы апостола и антихриста в поэтике "Мертвых душ"» исследуется парадоксальное совмещение в структуре образа главного героя поэмы полярных архетипов христианской литературы Наиболее авторитетной и популярной в истории средневековой культуры моделью кризисного жития была судьба апостола Павла, которая первоначально «вычитывалась» из Нового Завета, а затем оформилась в своеобразную апокрифическую биографию Важно учесть, что центральной темой его апостольских посланий является тема «воскрешения мертвых», утверждающая торжество жизни над смертью, призывающая к духовному воскресению Само заглавие гоголевской поэмы, содержащее различные символические оттенки, наиболее адекватный теологический контекст обретает в проблематике посланий Павла Но не только нравственный пафос посланий Павла и понимание человеческой души привлекают в них Гоголя Сама легендарная судьба бывшего жестокого гонителя

16 Бахтин, М М Вопросы литературы и эстетики Исследования разных лет / М М Бахтин — М Худож лит, 1975 — С 266

христиан — «изверга Савла», обращенного из грешника в ревностного поборника новой веры апостола Павла, уже в «Страшной мести» обозначается писателем как архетип преображения «Слышала ли ты про апостола Павла, какой он был грешный человек, но после покаялся и стал святым» (I 262) Соотнесение биографии и характера гоголевского героя с архетипом апостола позволяет увидеть черты сходства с легендарным образом Павла Оба они — «герои дороги», необычайно деятельны, не раз подвергаются судебным преследованиям В их отношениях с окружающими проявляются такие черты характера, как протеизм, хитрость, лукавство Рассказывая о своей жизни, Чичиков умело использует автобиографическую топику посланий Павла Наконец, именно в системе тончайших аллюзий и в русле средневековой культурной традиции дополнительную значимость приобретает и само имя Павла Чичикова В патриотической литературе «Павел» воспринимался как синоним «Апостола»

Образ Чичикова строится сопряжением предельных полярностей на одном символическом полюсе апостол, мессия, на другом — антихрист Мифологема «Чичиков-антихрист» подготавливается задолго до ее открытого появления в стихии мифотворчества губернских жителей Вначале система знаковых деталей и «жестов» героя, сама ситуация купли-продажи «душ» придают его образу инфернальные оттенки В связи с этим еще более усложняется восприятие «биографии» Чичикова, которая появляется вслед за объявленной параллелью и предстает вариантом легендарных «биографий» антихриста, столь же многоликого, как и герой Гоголя17 Здесь нам встречаются мотивы, детали и характеристики, знакомые по анализу апостольской темы Среди многих пересекающихся мотивов мы выделяем один из наиболее существенных, который с разной степенью серьезности сопутствует Чичикову антихрист творит мнимые чудеса и в числе мнимых чудес — воскрешение мертвых «Оживляется» не только крестьянский мир, происходит нечто более глобальное — чичиковская «акция» нарушает мертвенное состояние мира в поэме он взорвался всеобщим страхом, осознанием своей греховности, а это по древнерусской топике знаменовало пробуждение совести, завершающееся «судом совести» в предсмертный час. Здесь функция Чичикова пересекается с мифологической функцией плута, являя собой «образ обновляющей смерти» Полярные архетипы антихриста и апостола Павла сходятся не только в эпизоде «метаморфозы», в обладании качествами, необходимыми для «приобретения душ», но и в двойственности порождающего их мифологического архетипа—трикстера

" См Гончаров, С А Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте / С А Гончаров — СПб Изд-во РГПУ им А И Герцена, 1997 — С 215—216

В четвертой главе «Экфрасис как прием реализации архетипов в поэтике Н. В. Гоголя» продолжается анализ символической темы апостола Павла в поэме Новый аспект анализа связан с проблемой синтеза искусств, которая переводится на уровень изобразительных приемов гоголевского стиля Характерной чертой поэтики писателя является экфрасис, вводящий в произведения писателя архетипические сюжетные модели, которые придают бытовому или историческому повествованию универсализирующий характер (Страшный Суд в картине Вакулы, жертвоприношение Авраама в лубочной картине из романа «Гетьман» и др) Живописные версии сакральных сюжетов входят в гоголевский текст и неявно, на уровне символического подтекста, причем связь словесного и живописного дискурсов выявляется лишь на метатекьтовом уровне, как, например, в немой сцене «Ревизора» (средневековая иконография Страшного Суда, «Последний день Помпеи» К Брюллова, «Явление Христа народу» А Иванова) Гоголевский текст не только хочет стать живописью, он стремится превысить, преодолеть силу ее визуального воздействия Он обращен не к внешнему, а к внутреннему человеку, рассчитан на воображение, с помощью которого увиденное еще и оживляется Эффект «оживления» персонажей становится конечной целью экфрастического стиля «Мертвых душ» (С Франк). Здесь идея будущего обращения Павла Чичикова порождает свой внутренний сюжет

Этот сюжет дает себя знать в первом томе поэмы в серьезно-комических «катастрофах» персонажа, образующих алгоритм движения его судьбы «верх-низ», намекая на возможность действительного кризиса и перерождения Первая такая «катастрофа» происходит перед встречей с Коробочкой Потеря дороги, переворачивание брички, падение Чичикова и его «барахтанье в грязи» акцентируются повествователем, который неоднократно возвращается к этому эпизоду и его последствиям, которые неожиданно связываются с судьбой героя «Но в это время, казалось, как будто сама судьба решилась над ним сжалиться», в кромешной тьме появляется «свет», который «досягнул туманною струею до забора, указавши нашим дорожним ворота» (VI 43—44) Дорожная «катастрофа» Чичикова становится первым звеном внутреннего символического сюжета обращения героя, именно с этого эпизода начинается крах его негоции Изобразительный ряд этой сцены позволяет включить ее в контекст европейской живописной традиции, в которой эпизод обращения апостола с XII в стал изображаться как падение Савла, ослепленного божественным светом и потрясенного небесным голосом, с коня Исследователь этого сюжета Ежи Василевский полагает, что в живописных версиях обращения евангельский герой находится на полдороге между демоническим архетипом (сатана,

антихрист) и его противоположностью, в позиции, означающей неустанные искушения и вечные сомнения Таким образом, живописное изображение обращения апостола Павла дает инвариантную символическую картину, которая подразумевает двойственность универсального порядка природы самого героя (антихрист-апостол) и пограничности ситуации (смерти и нового рождения, света и тьмы)

Типологически сходную картину мы видим в изображении первой сюжетной «катастрофы» Чичикова В пределах комической ситуации «чудесность» события не разрушается, оно вызывает ассоциации с живописным сюжетом падения апостола Павла с коня, представая перед читателем его травестийным вариантом Сходны в обоих случаях ситуация дороги, неожиданное падете героев на землю, мотивы тьмы, слепоты, грома и неожиданного света как метафор божественного вмешательства С точки зрения исторической типологии стилей, эта сцена обнаруживает наибольшую близость эстетике барокко, что было для Гоголя одной из важнейших порождающих традиций Сравнивая поэтику гоголевской сцены с картиной Караваджо «Обращение св Павла», чье творчество стояло у истоков европейского барокко, мы обнаруживаем сходство композиционных приемов, расположения фигур, перекличку колористических деталей и эффект ночного, или «погребного» света Художник барокко изображает жизнь со всеми ее реальными земными подробностями, но эта картина «подсвечена» изнутри глобальными религиозно-мифологическими смыслами Характерное для Караваджо соединение бытового и сакрального, отказ от идеализации религиозных персонажей, волшебная сила света, способного приковать наше внимание к онтологическому смыслу религиозного сюжета, стали настоящим открытием для современников и оказали мощное воздействие на европейскую культуру Нового времени О значимости этих открытий для поэтики Гоголя свидетельствует, помимо «Мертвых душ», текст «римской» редакции «Тараса Бульбы» Описывая проход Андрия и татарки через подземную часовню с образом католической Мадонны, «чуть-чуть» озаряемым светом лампадки, Гоголь напрямую сравнивает эту сцену с картинами «ночного Герарда», популярного каравад-жиста XVII в Герарда ван Хонтхорста

Изучение проблемы синтеза искусств, взаимообратимости словесного и живописного дискурсов у Гоголя, включение их в контекст русской и мировой художественной культуры приближает нас к пониманию экфра-стичности гоголевского стиля Экфрасис становится одним из наиболее действенных приемов реализации архетипов в поэтике Гоголя

В пятой главе «Учительное "слово" как архетип соотношения этического и эстетического дискурсов в поэтике "Мертвых душ"» исследуется

роль архетипических образов и мотивов средневековой дидактической литературы в художественном языке гоголевской поэмы Традиции учительного «слова» наиболее существенную роль играют на уровне системы отношений «автор — читатель — герой» С ними прежде всего связан проповеднический пафос прямых авторских обращений к читателю Они завершают в первом юме поэмы характеристики его основных героев Непосредственно примыкают к ним и авторские обращения к своим персонажам, обычно принимающие форму нравственного укора Так, описание трогательных отношений супругов Маниловых включает в себя следующее авторское отступление «Зачем, например, глупо и без толку готовится на кухне9 зачем довольно пусто в кладовой9 зачем воровка ключница9 зачем нечистоплотны и пьяницы слуги9 зачем вся дворня спит немилосердым образом и повесничает все остальное время9» (VI 26) Эти формы авторской речи стилистически маркированы переключением иронической повествовательной интонации на серьезный дидактический тон, свойственный учительному «слову» Помимо прямых обращений автора к своим читателям и героям, открыто ориентированных на дидактическую традицию и составляющих как бы ее верхний слой, в «Мертвых душах» есть и более глубокий внутренний уровень, на котором эта традиция представлена в поэме В первом томе наблюдается устойчивая стилевая закономерность- «высокие» слова и понятия профанируются, как только они попадают в сферу речи гоголевских героев Не стала исключением в этом плане и традиция моральных поучений Ее приемами и лексикой охотно пользуются Чичиков, Собакевич, Плюшкин, ряд персонажей второго тома Травестийный характер цитирования не только не уничтожает серьезного смысла учительных «слов», но и усиливает их укоряющую функцию, поскольку вскрывает несоответствие между заявленной героем нравственной нормой и ее реальным жизненным воплощением Своеобразным дидактизмом проникнуты речи Собакевича, в которых звучат «обличительные» мотивы учительной литературы Суровые моральные оценки, даваемые Собакевичем Плюшкину, прямо соотносятся с характеристиками, закрепленными в древнерусской проповеднической литературе за образом «богатого и немилостивого» Разумеется, в смеховом контексте гоголевской поэмы происходит деформация их религиозно-учительного содержания, но, даже попадая в уста Собакевича, они сохраняют свою основную жанровую функцию — быть средством нравственного поучения и укора Смехового апогея профанация «высокого» слова учительной литературы достигает в речах самого Плюшкина, уснащенных фразеологией проповедей, направленных против лихоимства и стяжательства Это снижение, травестирование учительных «слов» почти не затрагивает сфе-

ру авторской речи В биографии Плюшкина, рассказанной автором, сохраняются и серьезность тона, и поучительность, и укор, присущие дидактической поэтике Повествование насыщается специфической лексикой, в него вводятся характерные мотивы и образы поучений От травестирова-ния и профанирования дидактической традиции до высокого учительного пафоса авторских обращений к читателю и герою («И до такой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек' мог так измениться'» (VI 127)) — таков диапазон существования этой традиции в первом томе поэмы Усиление дидактического начала во втором томе «Мертвых душ» приводит к появлению персонажей с прямыми проповедническими функциями (Муразова, Костанжогло, генерал-губернатора) Серьезность учительного тона из авторской речи перемещается в сферу речи «положительных» героев, в нравственном облике и поведении которых нет зияющего разрыва между словом и делом Жанровая традиция учительного «слова» выступает и как средство открытого выражения этической позиции автора в его диалоге с читателями и героями поэмы, и как обращенная, травестийная форма речевой характеристики персонажей, обнаруживающая истинный смысл искажающей их нравственный облик «страсти» Она становится архетипом, благодаря которому Гоголю удается совместить в своей поэтике этический и эстетический дискурсы

Шестая глава «Дантовский архетип в поэтике Н. В. Гоголя» посвящена проблеме «Гоголь и Данте», ставшей объектом критической рефлексии сразу же после появления первого тома «Мертвых душ» Здесь мы выделяем несколько сформировавшихся в науке аспектов изучения проблемы Первый — сопоставление трехчастного замысла «Мертвых душ» с архитектоникой «Божественной комедии» Второй тип исследований связан с анализом структурных принципов, лежащих в основе поэм Гоголя и Данте Третий круг работ объединяет повышенный интерес к выявлению дан-товских реминисценций у Гоголя, поиск прямых и смысловых текстуальных совпадений За полтора века исследований накоплен огромный материал, позволивший увидеть в поэтике Гоголя разные грани дантовского архетипа Ю В Манн выделил и обстоятельно проанализировал два уровня его преломления в гоголевском тексте — иронический и серьезный Подводя итоги сделанного предшественниками, мы главное внимание уделяем новым и дискуссионным аспектам изучения проблемы Подвергается корректировке концепция М Н Виролайнен, согласно которой причиной неудачи трехчастного замысла гоголевской поэмы является столкновение архетипов Гомера и Данте, материального, земного и духовного, языческого и христианского Новейшие исследования показали, что уже в пределах первого тома «Мертвых душ» сосуществуют два встречных сти-

диетических процесса— отелеснивание духовного и спиритуализация телесного (В М Маркович).

Автор второй концепции Н М Перлина предлагает обратиться к жанровой традиции средневековых видений, структуру которых можно рассматривать как общую типологическую парадигму замысла «Мертвых душ», а «Божественную комедию» как конкретную типологическую модель, на которую ориентировался Гоголь Эта перспективная идея не подкреплена, однако, анализом конкретного материала Трудно согласиться с утверждением Н М Перлиной, что, в отличие от Данте, мотив духовного перерождения и спасения души не затрагивает главного героя и что в гипотетическом третьем томе поэмы Чичикову места не найдется Для Гоголя эта проблема была ключевой, о чем свидетельствуют завершающие биографию Чичикова в первом томе слова автора о «мудрости небес» и тайном смысле того, «почему сей образ предстал в ныне являющейся на свет поэме» (VI* 242), и сцена раскаяния героя в тюремном чулане в томе втором «Вся природа его потряслась и размягчилась» (VII: 115) Из города он уезжает другим человеком «Это был не прежний Чичиков Это была какая-то развалина прежнего Чичикова» (VII 124) Мы соотносим путешествие Павла Чичикова в его сюжетной перспективе с хорошо известным на Руси апокрифом «Видение апостола Павла», о котором упоминает Данте в своей поэме Ряд эпизодов и мотивов этого памятника средневековой книжности перекликается с идеей очищения души, столь значимой для поэм Гоголя и Данте Выслушав рассказ ангела о грехах некой души, Бог в апокрифе клянется простить ее и освободить от грехов, если она хотя бы раз вспомнила о покаянии У Данте души раскаявшихся грешников ожидают спасения в Чистилище Душу графа Буонконте ангел уносит в Рай, «пользуясь слезинкой» его раскаяния Отказ от преображения главного героя лишал бы замысел поэмы Гоголя такой перспективы.

В нашей работе впервые ставится вопрос о соотношении хронотопов Гоголя и Данте, в поэме которого путешествие главного героя и его духовное воскресение происходят в Страстную и Пасхальную недели Высказывалось мнение, что финалы первого тома «Мертвых душ» и «Выбранных мест» ориентированы на пасхальный архетип русской словесности (И А Есаулов) Наше исследование показывает, что концентрация пасхальных мотивов происходит не столько в финале первого, сколько в начале второго тома «Мертвых душ», своеобразного Чистилища в трехчастном замысле поэмы Они выявляются при сопоставлении пейзажей второго тома с поэтикой торжественных слов Кирилла Туровского на пасхальные темы Если у Данте личное религиозное преображение героя непосредственно восходит к новозаветному пасхальному архетипу, то у Гоголя

пасхальный хронотоп включен в описания народных весенних праздников, ориентированные на традиции фольклора и древнерусской литературы По ходу анализа обращено внимание на никем еще не отмеченную дантов-скую реминисценцию в описаниях «земного рая» из второго тома «Мертвых душ» Исследование нами проблемы «Гоголь и Данте» позволяет сделать вывод о более высокой, чем это предполагалось ранее, степени реализации дантовского архетипа в поэтике Гоголя

В заключении диссертации подводятся итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения архетипов в поэтике H В Гоголя

Концепция, основное содержание и результаты исследования отражены в следующих публикациях:

1 Гольденберг, А. X Архетипы в поэтике H В Гоголя монография /АХ Голь-денберг •—Волгоград Изд-во «Перемена», 2007 —262 с (16, 5 п л)

2 Гольденберг, А X «Мертвые души» H В Гоголя и традиции народной культуры учеб пособие по спецкурсу /АХ Гольденберг — Волгоград ВГПИ, 1991 —76с (5 п л)

3 Гольденберг, А X К вопросу о фольклоризме второго тома «Мертвых душ»/А X Гольденберг//Проблемы языка и стиля в литературе сб науч тр — Волгоград ВГПИ им А С Серафимовича, 1978 —С 86—93 (0,5 п л)

4 Гольденберг, А X О некоторых особенностях поэтики второго тома «Мертвых душ» /АХ Гольденберг // Структура литературного произведения меж-вуз сб науч тр — Владивосток Дальневост гос ун-т, 1978 — Вып 2 — С 54—60 (0,5 п л )

5 Гольденберг, А X Петр Петрович Петух (О фольклорных реминисценциях во 2-м томе «Мертвых душ») /АХ Гольденберг // Фольклорная традиция и литература межвуз сб науч тр — Владимир Владимир гос пед ин-т им П И Лебедева —Полянского, 1980 —С 35'—43 (0,5 п л)

6 Гольденберг, А X [Рецензия] /АХ Гольденберг // Лит обозрение — 1980 — №5 —С 101—102 — Рец накн Поэтика Гоголя / Ю В Манн — М, 1978 (0,2 п л )

7 Гольденберг, А X «Житие» Павла Чичикова и агиографическая традиция/ А X Гольденберг // Проблема традиций и новаторства в русской литературе XIX—XX вв межвуз сб науч тр — Горький Горьк гос пед ин-т им M Горького, 1981 —С 111—118 (0,5 п л)

8 Гольденберг, А X Житийная традиция в «Мертвых душах» /АХ Гольденберг//Лит учеба — 1982 —№3 —С 155—162(1 п л)

9 Гольденберг, А X Фольклорные превращения в поэтике Гоголя / А. X Гольденберг // Русская литература и фольклорная традиция сб науч тр -— Волгоград ВГПИ им АС Серафимовича, 1983 —С 53—63 (0,6 п л)

10 Гольденберг, А X Народная обрядовая поэзия в художественном строе «Мертвых душ» /АХ Гольденберг // Фольклорная традиция в русской литературе сб науч тр — Волгоград ВГПИ им А С Серафимовича, 1986 — С 51—59 (0,6 п л)

11 Гольденберг, А X Притча о блудном сыне в «Мертвых душах» и древнерусская литерагурная традиция /АХ Гольденберг // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики межвуз сб науч тр —Кемерово Кемеров гос ун-т, 1988 —С 86—96 (0,7 п л)

12 Гольденберг, А X Традиция древнерусских поучений в поэтике «Мертвых душ» /АХ Гольденберг // Н В Гоголь и русская литература XIX века межвуз с б науч тр—Л ЛГПИимАИ Герцена, 1989 —С 45—59 (0,7 п л)

13 Гольденберг, А X Народная обрядовая поэзия в художественном строе «Мертвых душ» ст вторая /АХ Гольденберг // Жанрово-стилевое единство художественного произведения межвуз сб науч тр — Новосибирск Новосиб гос пед ин-т, 1989 —С 51—58 (0, 5 п л )

14 Гольденберг, А X Поэзия обрядовых праздников во 2-м томе «Мертвых душ» /АХ Гольденберг // Литература и фольклор Вопросы поэтики межвуз сб науч тр — Волгоград ВГПИ им А С Серафимовича, 1990 — С 49—56 (0,5 п л)

15 Гольденберг, А X Образ «земного рая» в «Мертвых душах» / А. X Гольденберг // Сюжет и время сб науч тр к 70-летию проф Г В Краснова — Коломна Колом гос пед ин-т, 1991 —С 100—103(0,4п л)

16 Гольденберг, А X Фольклорная утопия в «Мертвых душах» / А X Гольденберг // Н В Гоголь Проблемы творчества межвуз сб науч тр — СПб Изд-во «Образование», 1992 —С 113—124 (0,6 п ч)

17 Гольденберг, А X Обрядовое поведение как категория исторической поэтики («китайские церемонии» у Гоголя) / А X I ольденберг // Литература и фольклорная традиция тез докл Всерос науч конф — Волгоград Перемена, 1993 —С 133—134(0,2п л)

18 Гольденберг, А X Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» /АХ Гольденберг, С А Гончаров // Русская литература и культура нового времени / ИР ЛИ РАН (Пушкинский Дом) — СПб Наука, 1994 — С 21—48(авт — 1,0п л)

19 Гольденберг, А X Павел Чичиков судьба героя в легендарно-мифологической ретроспективе /АХ Гольденберг. С А Гончаров // Имя — сюжет — миф межвуз сб / под ред Н М Герасимовой — СПб Изд-во С -Петерб ун-та, 1996 —С 64—86(авт — 0,8 п л)

20 Гольденберг, А X Библейский контекст и литературный текст / А X Гольденберг // Проблемы современной филологии в педагогической практике (школа— колледж — вуз) материалы науч-метод конф —Волгоград Колледж, 1999 — С 79—81 (0,4 п л)

21 Гольденберг, А X «Скупой рыцарь» А С Пушкина и «Мертвые души>ч НВ Гоголя К проблеме литературных архетипов/А X Гольденберг//Творчество Пушкина и Гоголя в историко-литературном контексте сб науч ст /подред Е И Анненковой и В Д Денисова — СПб Изд-во РГТМУ, 1999 — С 53—57 (0,5 п л)

22 Гольденберг, А X Идея имитации в творческом поведении Н В Гоголя / А X Гольденберг // Рациональное и эмоциональное в литературе и фольклоре сб науч ст по итогам Всерос науч конф — Волгоград Перемена, 2001 — С 58 -63 (0,4 п л )

23 Гольденберг, А X Архетип блудного сына в творчестве Н В Гоголя / А X Гольденберг // Актуальные проблемы современной филологии сб науч тр —Волгоград Колледж, 2002 —С 148—159 (0,6 п л)

24 Гольденберг, А X Эволюция творчества Н В Гоголя в контексте традиций народной культуры /АХ Гольденберг // Филологический сборник сб науч ст, посвящ 70-летию филол фак ВГПУ — Волгоград Перемена, 2002 — С 178—190(0,6п л)

25 Гольденберг, А X Идея всеобщего пробуждения в творчестве Н В Гоголя и фольклорная традиция /АХ Гольденберг // Русское литературоведение в новом тысячелетии материалы Первой Междунар конф «Русское литературоведение в новом тысячелетии» в 2 т — М РИЦ «Альфа» МГОПУ, 2002 — Т 1 —С 48—53 (0,4 п л)

26 Гольденберг, А X Эпический архетип в типологии гоголевских характеров /АХ Гольденберг // Междисциплинарные связи при изучении литературы сб науч тр / под ред проф А А Демченко — Саратов Изд-во Сарат ун-та, 2003 —С 102—108(0,4п л)

27 Гольденберг, А X Традиции духовной культуры и современность в художественном мышлении Н В Гоголя /АХ Гольденберг // Актуальные проблемы современной духовной культуры сб науч тр по итогам Междунар науч -практ конф — Волгоград Изд-воВГИПКРО, 2003 —С 125—132 (0,45 п л)

28 Гольденберг, А X Архетипы народной культуры в творчестве Н В Гоголя 40-х годов /АХ Гольденберг // Проблемы литературного образования материалы IX Всерос науч -практ коиф «Актуальные проблемы филологического образования наука—вуз—школа» в5ч —Екатеринбург,2003 — 4 2 — С 79—86 (0,5 п л )

29 Гольденберг, А X «Вечный» сюжет у Гоголя и кризисные модели русской литературы /АХ Гольденберг // Гоголевский сборник / под ред В III Кривоноса — СПб, Самара Изд-во СГПУ, 2003 —С 147—162 (0,7 п л)

30 Гольденберг, А X Проблема архетипов в антропологии позднего Гоголя / А X Гольденберг // Гоголь как явление мировой литературы сб ст по материалам Междунар науч конф, посвящ 150-летию со дня смерти II В Гоголя/под ред Ю В Манна — М ИМЛИ РАН, 2003 — С 36—41 (0,4 п л)

31 Гольденберг, А X Фольклорный гротеск в поэтике Гоголя/А X Гольденберг // Гротеск в литературе материалы конф к 75-летию проф Ю В Манна — М , Тверь, 2004 — С 24—29 (0,4 п л)

32 Гольденберг, А X О формах выражения этической позиции автора в гоголевском тексте /АХ Гольденберг // Этика и социология текста сб ст науч -метод семинара «TEXTUS» —СПб, Ставрополь Изд-во СГУ, 2004 —Вып 10 — С 166—171(0,7п л)

33 Гольденберг, А X Проблема художественной совместимости гоголевских образов /АХ Гольденберг // Соотношение рационального и эмоционального в литературе и фольклоре материалы Междунар науч конф в 2 ч — Волгоград Перемена, 2004 — Ч 1 — С 134—145 (0,5 п л)

34 Гольденберг, А X Топос рая в прозе Гоголя фольклорные и литературные истоки/А X Гольденберг//Восток—Запад пространство русской литературы материалы Междунар науч конф -— Волгоград Волгогр науч изд-во, 2005 —С 131—141(0,6 п л)

35 Гольденберг, А X Идея метаморфозы в поэтике Гоголя / А X Гольден-берг // Диалекгика рационального и эмоционального в искусстве слова сб науч ст к 60-летию проф A M Буланова —Волгоград Изд-во «Панорамал, 2005 — С 116—123 (0,5 п л)

36 Гольденберг, А X Библейский контекст в поэтике Пушкина и Гоголя / А X Гольденберг//Гоголь и Пушкин Четвертые Гоголевские чтения сб дока — M Кн дом «Университет», 2005 —С 139—152 (0,7 п л)

37 Гольденберг, А X Ад и Рай Гоголя (к проблеме интерпретации творчества писателя в критике русского зарубежья) /АХ Гольденберг // H В Гоголь и Русское Зарубежье Пятые Г оголевские чтения сб докл — M Кн дом «Университет», 2005 — С 89—101 (0,6п л)

38 Гольденберг, А X Гоголь и Караваджо к проблеме интерпретации символического сюжета /А X Гольденберг, С А. Гончаров // Восток—Запад пространство русской литературы и фольклора материалы Второй Междунар науч конф (заочной), посвящ 80-летию проф Д H Медриша — Волгоград Вол-гогр науч изд-во, 2006 — С 25—33 (авт — 0,4 ri л )

39 Гольденберг, А X Дидактический дискурс в поэтике Гоголя / А X Гольденберг//Всероссийская научно-практическая конференция «Отечественная культурно-образовательная традиция в духовно-нравственном становлении человека» — Михайловка Изд-во«ИПРогачевД В»,2007 — С 173—179(0,4п л)

40 Гольденберг, А X «Гоголь и Данте» как современная научная проблема / А X Гольденберг // H В Гоголь в современном культурном пространсгве Шестые Гоголевские чтения материалы докл исообщ Междунар конф —M Кн дом «Университет», 2007 —С 159—174(0, 8 п л)

Публикации в научных изданиях, рекомендованных ВАК

41 Гольденберг, А X Традиции народной песни в поэтике «Мертвых душ» / АХ Гольденберг //Рус словесность — 2002-№7 — С 5—19(1,35п л)

42 Гольденберг, À X Традиции учительного «слова» в поэтике «Мертвых душ» / А. X Гольденберг//Рус слозесность —2003 —№7 —С 5—13(0,9п л)

43 Гольденберг, А X Иов-ситуация у Пушкина и Гоголя /АХ Гольденберг // Изв Волгогр гос пед ун-та Сер Филологические науки — 2006 — №3(16)—С 101—107(0,7п л)

44 Гольденберг, А X Экфрасис в поэтике Гоголя тексгиметатексг/АХ Гольденберг//Филол науки —2007 — № 1 —С 13—23 (0,75 п л)

45 Гольденберг, А X К проблеме дантовского архетипа в поэтике Гоголя / А X Гольденберг//Изв Волгогр гос. пед ун-та Сер Филологические науки — 2007 —№5(23) — С 115—119(0,6п л)

ГОЛЬДЕНБЕРГ Аркадий Хаимович

ФОЛЬКЛОРНЫЕ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ АРХЕТИПЫ В ПОЭТИКЕ Н В ГОГОЛЯ

Автореферат

Подписано к печати 03 10 2007 г Формат 60x84/16 Печать офс Бум офс Гарнитура Times Уел печ л 2,2 Уч-изд л 2,5 Тираж 120 экз Заказ У

ВГПУ Издательство «Перемена» Типография издательства «Перемена» 400131, Волгоград, пр им В И Ленина, 27

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Гольденберг, Аркадий Хаимович

Введение.

Раздел I. Фольклорные архетипы в поэтике Н. В. Гоголя

Глава 1. Архетипы народной обрядовой культуры в творчестве Н. В. Гоголя 1830-х годов

1.1. Обрядовый фольклор как объект художественной и критической рефлексии писателя.

1.2. Архетипы поминальной обрядности в поэтике Н. В. Гоголя.

1.3. Свадебные архетипы в поэтике первого тома «Мертвых душ».

Глава 2. Фольклорные архетипы в творчестве Н. В. Гоголя 1840 - 1850-х годов

2.1. Архетип народного праздника в поэтике второго тома «Мертвых душ».

2.2. Топос земного рая как синтез фольклорных и литературных архетипов.

2.3. Эпический архетип в типологии гоголевских характеров.

2.4. Хозяин и царь как архетипы положительного героя.

2.5. Архетип естественного человека и фольклорная традиция.

Глава 3. Фольклорные превращения как универсальный архетип поэтики

H. В. Гоголя.

Раздел II. Литературные архетипы в поэтике Н. В. Гоголя

Глава 1. Библейские архетипы в поэтике Н. В. Гоголя

I.1. Роль библейского текста в истории русской литературы.

1.2. Иов-ситуация как архетип поэтики Н. В. Гоголя.

Глава 2. Архетип блудного сына в антропологии позднего творчества Н.

В. Гоголя.

Глава 3. Архетипы средневековой христианской литературы в поэтике Н. В. Гоголя

3.1. Духовная литература в творческой биографии Н. В. Гоголя.

3.2. Пикареска и кризисное житие как архетипы жанровой структуры поэмы Н. В. Гоголя.

3.3. Архетипы апостола и антихриста в поэтике «Мертвых душ».

Глава 4. Экфрасис как прием реализации архетипов в поэтике Н. В.

Гоголя.

Глава 5. Учительное «слово» как архетип соотношения этического и эстетического дискурсов в поэтике «Мертвых душ».

Глава 6. Дантовский архетип в поэтике Н. В. Гоголя.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Гольденберг, Аркадий Хаимович

Изучение поэтики литературного произведения в современной филологической науке невозможно представить без обращения к категориям «большого времени» и «памяти жанра», получивших теоретическое обоснование в трудах М. М. Бахтина. Продуктивность применения этих категорий в литературоведческих работах последних десятилетий во многом обусловлена тем, что они позволяют исследователю не только существенно расширить контекст, в котором предстает творчество того или иного писателя, но и обратиться к истокам словесного искусства, его архетипам. В искусстве, по словам С. С. Аверинцева, «всякое эффективное внушение осуществляется через архетипы; поэтому художник <.> - это прежде всего человек, отличающийся незаурядной чуткостью к архетипическим формам и особо точно их реализующий» (Аверинцев 1970: 124-125). Едва ли не самым ярким примером «архетипической чуткости» в русской классической литературе является творчество Н. В. Гоголя.

Герои писателя давно вошли в галерею «вечных образов» мировой литературы и оказали на нее необычайно сильное художественное воздействие. «Образы и сюжетные ситуации Гоголя бессмертны, - писал М. М. Бахтин, - они в большом времени» (Бахтин 1975: 495). В заметках Ф. М. Достоевского, одного из самых внимательных читателей Н. В. Гоголя, есть примечательная оценка его художественных типов: «Эти изображения, так сказать, почти давят ум глубочайшими непосильными вопросами, вызывают в русском уме самые беспокойные мысли, с которыми, чувствуется это, справиться можно далеко не сейчас; мало того, еще справишься ли когда-нибудь?» (Достоевский: Т. 22, 106). Уже не одно десятилетие на эти вопросы пытается ответить и наука о литературе. В последние годы все более утверждается мысль о том, что художественное новаторство писателя во многом определяется, как это ни парадоксально, возрождением, или, по терминологии О. М. Фрейденберг, «перевоссозданием» в его творчестве традиционных форм культуры, имеющих долитературные и архаические литературные корни. Первым из современников Н. В. Гоголя это почувствовал К. С. Аксаков, неожиданно сравнивший «эпическое созерцание Гоголя» с Гомером, когда писал в 1842 году, что в «Мертвых душах» «из-под его творческой руки восстает, наконец, древний, истинный эпос, надолго оставлявший мир, -самобытный, полный вечно свежей, спокойной жизни, без всякого излишества» (Аксаков 1981: 143). Эта точка зрения на художественную природу гоголевской поэмы, не подкрепленная, однако, анализом ее текста, стала предметом сокрушительной критики В. Г. Белинского, видевшего в Н. В. Гоголе прежде всего гениального воплотителя социально-философских и эстетических идей своего времени. Именно в таком ракурсе долгие годы анализировалась поэтика писателя. Одновременно предпринимались попытки расширить историко-литературный контекст гоголевского творчества и росло понимание невозможности замкнуть эстетику Н. В. Гоголя рамками только одной эпохи. Одной из приметных тенденций современного гоголеведения стал подход к творчеству писателя с позиций исторической поэтики.

Задачи исторической поэтики как предмета и метода научного исследования были сформулированы А. Н. Веселовским. Главная из них -«определить роль и границы предания в процессе личного творчества» (Веселовский 1989: 300). В своих работах основатель сравнительно-исторического метода «показал, что поэтические категории суть исторические категории» (Фрейденберг 1997: 20). Веселовский был убежден, что характер литературы определяет образ жизни народа, его быт. Широко известно его знаменитое высказывание: «Скажите мне, как народ жил, и я скажу вам, как он писал» (Веселовский 1989: 390). Ученый стремился объяснить, как внеэстетические явления переходят в эстетические, становятся поэзией. Опираясь на сравнительное изучение культур многих народов, он обнаруживал в них древнейшие пласты словесного творчества, его первообразы. В работах А. Н. Веселовского, как и в некоторых трудах Ф. И. Буслаева и А. А. Потебни, можно увидеть, по словам современного исследователя, «предвосхищение понятия "архетип"» (Топорков 2001: 348-368). Сам термин «архетип» русские филологи XIX века не использовали, но употребляли такие близкие ему по смыслу понятия, как «первообразы», «вечные метафоры», «повторяющиеся образы» и т. п. Новые подходы к проблеме изучения первоистоков фольклорного и литературного творчества были предложены в русской науке первой половины XX века. В книге О. М. Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра» (1936), построенной в основном на материале античной культуры, предметом исследования стали долитературный и литературный периоды развития сюжета и жанра как категорий исторической поэтики. Главный интерес исследовательницы сосредоточен на генезисе сюжетных и жанровых моделей, но этим не ограничивается. Выявляя древнейшие метафоры, присущие архаическому сознанию, автор книги прослеживает трансформацию их семантики в фольклоре и литературе. В трудах О. М. Фрейденберг, И. Г. Франк-Каменецкого и других представителей яфетической школы была предпринята попытка построения всеобщей структуры архаического сознания, реликты которого сохраняются в фольклоре и литературе. В качестве основного в их работах использовался интроспективный, или семантико-палеонтологический метод изучения форм словесного творчества. Его суть была сформулирована О. М. Фрейденберг во введении к коллективному сборнику «Тристан и Исольда. От героини феодальной Европы до богини матриархальной Афроевразии» (1932): «Палеонтологический метод (анализ генетико-социологический) идет от "готового" явления вглубь и вскрывает, этап за этапом, многостадиальность развития этого явления. Вопреки формализму, он показывает, что "раз навсегда данные художественные формы" исторически подвижны <.> то, что формалист приписывает индивидуальному автору, то палеонтолог может найти в фольклоре и мифологии»1. И хотя решить поставленные задачи «палеонтологам» удалось лишь частично, некоторые их теоретические положения и методические приемы нашли плодотворное применение в фольклористике, и в частности, в известной книге В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки» (1946). Однако возможности использования палеонтологического метода в литературоведении оказались ограниченными. На уязвимость тотального диахронического подхода к анализу словесных текстов указал Ю. М. Лотман. С его точки зрения, главным методологическим упущением яфетической школы стало то, что, рассматривая ретроспективно «эволюцию семантических цепочек, связывающих современное сознание с его архаическим фундаментом <.>, исследователь пренебрегал описаниями синхронных срезов культуры и сознания»2.

Оригинальное и глубокое развитие на большом литературном материале идеи исторической поэтики получили в работах М. М. Бахтина, написанных во второй половине 1930-х годов и опубликованных лишь в 60-70-е годы: «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» и «Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике». Как и в книге о проблемах поэтики Ф. М. Достоевского, выдающийся исследователь выявляет в художественных произведениях самых разных эпох архетипические жанровые формы и показывает их конструктивную роль в поэтике литературного текста. Ученому в полной мере удалось преодолеть разрыв между диахроническим и синхронным анализом художественного текста, продемонстрировать их методологическую взаимообусловленность.

Важным этапом отечественной науки в разработке проблем исторической поэтики стали труды Е. М. Мелетинского, который предложил и новое теоретическое осмысление принципов мифопоэтики, и исследование конкретных литературных жанров в аспекте их исторического развития. Здесь следует назвать, в первую очередь, такие работы ученого, как «Поэтика мифа» (1976), «Средневековый роман. Происхождение и классические формы» (1983), «Введение в историческую поэтику эпоса и романа» (1986), «Историческая поэтика новеллы» (1990).

В двух коллективных сборниках Института мировой литературы им. А. М. Горького «Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения» (1986), «Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания» (1994) были подведены предварительные итоги и обозначены новые аспекты изучения проблем исторической поэтики. Заметное место среди них занимает исследование фольклорных и литературных архетипов.

Термин «архетип», введенный в научный тезаурус XX века психоаналитиком К. Г. Юнгом, не только получил широкое распространение, но и обрел немало дополнительных коннотаций. Изначально вложенные в этот термин понятия «первообраза», «праобраза», «прототипа», «праформы», «первичной идеи» и т. п. способствовали его приложению к различным явлениям и сферам гуманитарного знания и, прежде всего, к науке о литературе. В ней под архетипами стали понимать не столько образно-символические представления глубинных явлений человеческой психики, «коллективного бессознательного» (К. Г. Юнг), сколько «сквозные», «порождающие» модели словесного творчества. Юнг был первым, кто использовал архетип как литературоведческую категорию. Он полагал, что в основе возникновения замысла и его преобразования в литературное произведение лежит художественная обработка архетипа, благодаря которой «содержание коллективного бессознательного» изменяется, становясь осознанным и воспринятым. К. Г. Юнг указал на исключительно важную роль архетипов в художественном творчестве. Он писал: «Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов <.> он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы.»3.

Широкое развитие на собственно литературном материале идеи К. Г. Юнга получили в трудах представителей «мифологической критики» М. Бодкин4 и Н. Фрая. Первая выдвигает понятие «литературного бессознательного» как некой кладовой устойчивых литературных паттернов, образов, моделей развития, сюжетов, героев, символов. Нортроп Фрай создает концепцию литературного архетипа на мифопоэтической основе5. С одной стороны, он отождествляет миф и ритуал, с другой - миф и архетип, применяя понятие мифа к повествованию, а архетипа - к его значению, смыслу. Исследователь внес также значительный вклад в изучение роли библейских архетипов в литературе6. Иную концепцию архетипа в середине XX века предложил Мирча Элиаде в книге «Миф о вечном возвращении. Архетипы и повторения». Она принципиально отличается от юнгианской тем, что игнорирует проблемы глубинной психологии и рассматривает архетип в значении «парадигмы», «праобраза, служащего примером». Архетипы, по Элиаде, образуют свое собственное сущностное время, весьма близкое природному циклическому и основанное на повторяемости. Они предстают в его труде как образец для подражания, идеальная модель высшего порядка, которую имитируют, повторяют7.

В 1970-годы существенный вклад в разработку теории литературных

8 9 архетипов внесли С. С. Аверинцев и Дж. Шипли . Они указали на многоуровневую структуру архетипа, который проходит несколько этапов развития - от простейших к более сложным. Если Аверинцев подчеркивал такие функции архетипа, как коммуникативность и матричность, то Шипли обратил внимание на роль архетипов в компаративных исследованиях. В работах И. П. Смирнова 1980-х годов архетипы были рассмотрены с точки зрения жанрологии. Ученый также связывает архетипичность с теорией интертекстуальности, которая, по его мнению, является гранью коммуникативной модели архетипа, когда «продуцируемый текст повторяет архетипическую тему сопряженных с ним претекстов» (Смирнов 1985: 65-66). В современном литературоведении термином «архетип» пользуются и в прямом, и в метафорическом смысле, когда хотят обозначить некоторые устойчивые повторяющиеся художественные формы. Их устойчивость обусловлена несколькими факторами: типологической повторяемостью, абстрагированностью, отвлеченностью от конкретного материала («праформы»), матричностью как способностью продуцировать на своей основе новые варианты протообразцов, наследственностью, способностью передаваться от поколения к поколению. В работах современных исследователей существенно расширена сочетаемость других литературоведческих категорий с термином «архетип»: это синоним мифологемы, архетипическая модель, черта, формула, матрица, образ, символ, сюжет, герой.

Потребность в обращении к мифологии, традициям народной культуры и древним жанровым формам словесного творчества при изучении поэтики Н. В. Гоголя осознается как насущная необходимость в работах целого ряда исследователей (Е. И. Анненкова, Ю. Я. Барабаш, С. Г. Бочаров, М. Я. Вайскопф, В. А. Воропаев, С. А. Гончаров, Е. Е. Дмитриева, А. И. Иваницкий, В. Ш. Кривонос, Ю. В. Манн, Е. М. Мелетинский, С. А. Шульц и др.). В них были предложены и новые аспекты изучения «архепоэтики» Гоголя (термин Е. Фарино), и новые методологические подходы к ее исследованию. Был значительно расширен контекст, в котором рассматривалось творчество писателя, обозначилось стремление к поиску инвариантных моделей в гоголевской поэтике. Одним из наиболее перспективных аспектов ее исследования стало изучение архетипов Гоголя.

Проблема гоголевских архетипов за последние полтора десятилетия по меньшей мере дважды становилась предметом специального изучения.

Ей посвятил отдельный раздел своей книги «О литературных архетипах» Е. М. Мелетинский10. Главное внимание ученый уделил вопросам мифологического генезиса образов писателя и трансформации исходных архетипов в его произведениях. По обоснованному мнению исследователя, творчество Н. В. Гоголя «чрезвычайно богато архетипическими мотивами и разнообразными фольклорными элементами, к ним восходящими, для него характерно использование архаических жанровых структур, таких, как сказка (волшебная и бытовая), быличка, легенда и героический эпос» (Мелетинский 1994: 72). В работе подчеркивается, что архетипические мотивы у раннего Гоголя тесно увязаны с празднично-ритуальным фоном его повестей и прямым обращением к фольклору. В «Миргороде» и петербургских повестях в трактовке архетипических образов и мотивов преобладает их «снижение», доведение до абсурда, пародирование, инверсия. В беглом анализе «Мертвых душ» акцент сделан на мифологических чертах в характеристике персонажей поэмы, архетипами которых являются «культурные герои» (тип Костанжогло) и плуты-трикстеры (Чичиков и Ноздрев). Если в ранних произведениях писателя вся эта архаика выступает на уровне сюжета и системы персонажей, то в последующем творчестве она отражается в различных сравнениях и других тропах. При всей своей теоретической значимости работа Е. М. Мелетинского лишь поставила проблему архетипов Н. В. Гоголя и наметила основные направления ее изучения.

Идеи выдающегося мифолога получили развитие в трудах А. И. Иваницкого, сочетающих мифопоэтическую концепцию архетипов Е. М. Мелетинского и психоаналитическую методику К. Г. Юнга. В книге «Гоголь. Морфология земли и власти» и созданной на ее основе статье «Архетипы Гоголя»11 исследователь стремится выявить и охарактеризовать типологию гоголевских архетипов. По мнению ученого, главными сюжетообразующими элементами, своего рода свернутыми вариантами основного архетипа, являются гоголевские тропы. Их анализ позволяет реконструировать и систематизировать многие архетипические формы поэтики писателя. В качестве фундаментальной архетипической категории А. И. Иваницкий выделяет «олицетворенную землю», которая выступает у Н. В. Гоголя источником сквозного действия («архисюжета»). Стадиями этого сюжета являются ее метаморфозы, а субъектами действия ее порождения. «Земля» порождает «иерархию поколений-властей», восходящую в творческом подсознании Гоголя к архаическому культу предков. Андрей Белый был первым, кто обратил внимание на категорию «земли» у Н. В. Гоголя и прокомментировал ее роль в творчестве писателя12. На связь гоголевской земли со смертью указывала позднее М. Н. Виролайнен: «Истоки движения часто связаны у Гоголя с землей и смертью» (Виролайнен 1979: 141). Продуктивный анализ темы матери-земли как ключевой для поэтики Н. В. Гоголя мифологемы предложил С.

13

А. Гончаров . В работе А. И. Иваницкого она получает серьезное культурологическое обоснование и становится исходным пунктом его концепции гоголевских архетипов. Ступенями приобщения гоголевского человека земле становятся, по его мнению, архетипы дома - дороги -экипажа, оживляемые на основе метонимии. Они являются формами «ступенчатого саморазвертывания земли и ее орудиями в поглощении человека» (Иваницкий 2001: 256). Другая опасность для гоголевских героев исходит от женщины. Женское тело-лоно, по Иваницкому, второй фундаментальный архетип Гоголя; оно подчиняет и поглощает мужчин. Избегание брака, презрение к женщине - форма утверждения мужской (т.е. собственно человеческой) суверенности у Гоголя. Поэтому идеальный для Гоголя мир Запорожской Сечи монолитно мужской.

Однако среди мужских персонажей Гоголя ученый выделяет категорию отцов-хозяев (например, помещики в «Мертвых душах»), которые тоже выступают манифестациями олицетворенной земли. Каждый из них замыкает определенный мир, где все изоморфно повелителю, образ которого, по Иваницкому, имеет тотемное происхождение. Он - хозяин животного или природного сообщества. Ноздрев - собачьего, Плюшкин -крысиного, Собакевич - медвежьего. «Отцы-хозяева» непрестанно рождают и поглощают подчиненный им мир, который изображен как царство постоянной еды Раблезианское упоение в описании гиперболических пиршеств у Гоголя расходится с «позицией человека нового времени, в рамках которой еда означает бездуховность, царство плоти и внушает ужас и тоску» (Иваницкий 2001: 279).

Выводы А. И. Иваницкого носят глобальный культурно-исторический характер. Он полагает, что «Гоголь поэтически отразил душевную «беззащитность» маленького человека нового времени. С исчезновением чудесного царя просвещенного абсолютизма (век Екатерины II - А. Г.), олицетворявшего землю и власть как текст, символы архаической земли перешли из подсознания в сознание «маленького человека». Мир (и замещающая его необъятная Россия) стал воронкообразным пространством поглощения <.> Десакрализованная и анонимная земля утрачивает форму и смысл <.> Отсюда -двунаправленные чувства и устремления «маленького человека». Желанию защиты от земли / трясины противостоит желание достичь, вновь обрести ее волшебный (царственный) центр, - т.е. вернуть «золотой век». И та же архетипика предвечной земли становится арсеналом спасительных средств» (Иваницкий 2001: 287-288). В отличие от Е. М. Мелетинского, исследователь никак не затрагивает жанровые аспекты гоголевского архетипа. Для нас же они во многом являются определяющими при изучении архетипической основы поэтики Н. В. Гоголя.

Исследования Е. М. Мелетинского и А. И. Иваницкого носят общетеоретический характер и не предполагают развернутого сопоставительного анализа фольклорных и литературных текстов. Кроме того, в этих работах основное внимание уделяется мифологическим и фольклорным архетипам, а архетипы литературного происхождения остаются вне поля зрения их авторов. Между тем, они занимают в поэтике

Н. В. Гоголя одно из первостепенных мест. Например, на роль библейских архетипов обращали внимание, не используя, правда, этого термина, С. Г. Бочаров14, М. Я. Вайскопф15, С. А. Гончаров, В. Ш. Кривонос16 и др.

В своем подходе к изучаемой теме мы исходим из того расширенного понимания термина «архетип», которое утвердилось в

11 современной филологической науке . Мы, вслед за И. П. Смирновым, разграничиваем архетип как мифологему и собственно литературный архетип. В нашем понимании, архетипы - это не только «первообразы», сопряженные с мифом и обрядом, но и «вечные образы» литературы. Это не психологическая, а логико-смысловая подпочва литературного творчества; «родовые (по отношению к видовым) способы концептуализации действительности, это сравнительно устойчивый "язык" словесного искусства, являющий собой сеть правил семантических ассоциаций, которые контролируют внутренний строй художественного текста <.> Об архетипах можно говорить и как о некоторых формах (содержания), каковые мы рассматриваем в качестве исходных, применительно к историко-культурным трансформациям этих форм» (Смирнов 1981: 60). Специфика нашего подхода заключается также в том, что в архетипической цепочке «миф - фольклор - литература» основное внимание обращено на два последних звена. Прямое обращение исследователей от мифа к литературе не представляется нам вполне корректным, потому что их взаимодействие у Гоголя особенно активно совершается в промежуточной сфере фольклора. Фольклор же «по типу сознания тяготеет к миру мифологии, однако как явление искусства примыкает к литературе» (Лотман, Минц 1981: 35).

В современной отечественной филологии существуют две основные тенденции в понимании проблемы фольклоризма литературы. Первая сложилась еще в фольклористике 1930 - 60-х годов и подразумевает под этим термином наличие в литературном тексте фольклорных вкраплений, заимствование из фольклора сюжетов, мотивов, образов, словесных формул. При этом сама фольклористика мыслится как специфическая отрасль литературоведения, а фольклор рассматривается прежде всего как

18 искусство слова» . С этой точки зрения, фольклор и литература представляют собой разные стадии развития словесного творчества и находятся между собой в отношениях преемственности. Основной задачей исследователя литературного текста становится, таким образом, обнаружение в нем фольклорных заимствований, которые и определяют характер его фольклоризма.

Иной взгляд на проблему утверждается в работах последних десятилетий. Отношения между различными видами духовной культуры выглядят в них уже не столь прямолинейно: «принципу сменяемости в материальной культуре противостоит принцип наслаивания в культуре духовной» (Толстой Н. И. 1995: 46). Фольклор и литература не разводятся как диаметрально противоположные виды искусства, что было особенно характерно для исследователей фольклоризма древнерусской литературы (Адрианова-Перетц 1974; Лихачев 19796), а сближаются типологически и структурно (Емельянов 1978; Смирнов 1978; Медриш 1980; Костюхин 1994 и др.), рассматриваются как формы проявления своеобразного «билингвизма» национальной культурной традиции (Власов 2006). Подчеркивается сложный и нередко конфликтный характер отношений между ними, выясняется, что «в ряде случаев фольклорная традиция в определенном смысле более продуктивна в литературе, нежели в фольклоре» (Медриш 1980: 14). Изменяются и методологические подходы к проблеме. Приемы и методы исследования, используемые фольклористами, применяются в изучении литературы, а литературоведческие методики - с учетом новой специфики - в сфере фольклористики. В результате, по словам Д. Н. Медриша, «происходит как бы взаимопросвечивание двух систем -каждая из них предстает такой, какой ее можно бы увидеть «глазами» другой системы» (Медриш 1980: 9-10).

В своем понимании характера взаимоотношений между фольклором и литературой в области поэтики мы опираемся, с одной стороны, на получившую широкое научное признание концепцию Д. Н. Медриша, согласно которой фольклор и литература являются составными частями единой метасистемы - художественной словесности. В то же время, говоря о фольклоре, мы имеем в виду не только словесные тексты, но и всю совокупность вербальных и невербальных форм народной культуры. Фольклор и литература оказываются при этом не только подсистемами словесности, но еще и подсистемами национальной культурной традиции в целом.

При изучении литературных архетипов в поэтике Гоголя мы опираемся на методологические принципы исторической поэтики и бахтинскую концепцию «памяти жанра», которые дают возможность, анализируя литературное произведение, установить соотносительный характер индивидуального замысла художника и исторически сложившихся жанровых структур. При этом существенным для нас является теоретическое положение о том, что при анализе литературного текста в аспекте исторической поэтики необходимо учитывать «своеобразное пересечение синхронной и диахронной плоскостей осмысления литературы» (Историческая поэтика 1986: 127).

Наше исследование гоголевских архетипов носит комплексный характер, в нем используются - в зависимости от решения конкретных задач - литературоведческие, искусствоведческие, фольклористические и этнографические материалы и приемы анализа. Еще одна особенность нашего подхода к изучаемой проблеме заключается в том, что мы делаем акцент не столько на выявлении и каталогизации архетипов в поэтике писателя, сколько на способах и приемах их реализации в литературном тексте.

Актуальность диссертации, таким образом, обусловлена, с одной стороны, недостаточной изученностью роли архетипов в поэтике Н. В.

Гоголя, а с другой — необходимостью поиска новых подходов к этой проблеме.

Объект исследования составляют фольклорные и литературные архетипы в творчестве Н. В. Гоголя.

Предметом исследования являются различные способы и приемы реализации архетипов в поэтике писателя.

Материалом для исследования стали произведения всех периодов творчества писателя - от «Ганца Кюхельгартена» до «Выбранных мест из переписки с друзьями». При этом основное внимание мы уделяем зрелому и позднему творчеству Н. В. Гоголя и, прежде всего, его вершинному произведению - поэме «Мертвые души» как наиболее, с нашей точки зрения, универсальной и репрезентативной архетипической модели гоголевской поэтики.

Цель диссертации заключается в том, чтобы установить место и роль фольклорных и литературных архетипов в творчестве Н. В. Гоголя, выявить способы и приемы их реализации в поэтике писателя.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- определить место, способы и приемы реализации архетипов народной обрядовой культуры в творчестве Н. В. Гоголя 1830-х годов;

- установить роль фольклорных архетипов в творчестве Н. В. Гоголя 1840 - 1850-х годов и проследить эволюцию способов их реализации в поэтике писателя;

- выявить способы и приемы реализации библейских архетипов, указать на их роль в поэтике Н. В. Гоголя;

- определить специфику способов и приемов реализации архетипов средневековой христианской литературы в поэтике Н. В. Гоголя;

- проанализировать своеобразие гоголевского экфрасиса как одного из наиболее действенных приемов реализации архетипов в поэтике писателя;

- выявить новые аспекты изучения дантовского архетипа и охарактеризовать их место в поэтике Н. В. Гоголя;

- показать роль архетипов как ценностной константы поэтики писателя.

Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые комплексно изучается роль архетипов народной обрядовой культуры в поэтике писателя; впервые системно рассматриваются фольклорные архетипы в позднем творчестве Н. В. Гоголя; по-новому решается вопрос о способах и приемах реализации библейских и средневековых литературных архетипов в поэтике писателя; установлены принципы взаимодействия словесного и живописного дискурсов в экфрасисе Н. В. Гоголя, выявлены новые аспекты изучения проблемы дантовского архетипа.

Методологической базой настоящей диссертации являются теоретические положения таких исследователей проблемы «миф -фольклор - литература», как М. М. Бахтин, А. Н. Веселовский, Ю. М. Лотман, Д. Н. Медриш, Е. М. Мелетинский, В. Я. Пропп, В. Н. Топоров, В. И. Тюпа, О. М. Фрейденберг, работы по теории архетипа С. С. Аверинцева, И. П. Смирнова, Е. Фарино, Н. Фрая, М. Элиаде, К. Г. Юнга, труды фольклористов А. К. Байбурина, Л. Н. Виноградовой, А. Н. Власова, В. И. Ереминой, Ю. Г. Круглова, Г. А. Левинтона, Е. Е. Левкиевской, Б. Н. Путилова, О. А. Седаковой, Ю. И. Юдина, исследователей поэтики Гоголя Е. И. Анненковой, Ю. Я. Барабаша, С. Г. Бочарова, М. Я. Вайскопфа, М. Н. Виролайнен, С. А. Гончарова, А. И. Иваницкого, В. Ш. Кривоноса, Ю. В. Манна, Е. А. Смирновой.

В работе применяются различные методы исследования, выбор которых обусловлен характером материала и конкретными задачами анализа. Нами использовались сравнительно-исторический и структурно-типологический методы, интроспективный (палеонтологический) метод от нового к древнему и древнейшему»), метод целостного анализа текста и методика интертекстуального анализа.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в ней историко-литературный аспект исследования увязан с методикой диахронического анализа поэтики писателя и междисциплинарным подходом к его творчеству, направленным на дальнейшее развитие принципов мифопоэтической и культурно-исторической интерпретации художественного текста.

Практическая значимость. Материалы и результаты диссертации могут быть использованы в школьном и вузовском преподавании фольклора и русской литературы XIX века, в разработке спецкурсов по проблемам взаимоотношений мифа, фольклора и литературы, в эдиционной практике при комментировании произведений Н. В. Гоголя.

Положения, выносимые на защиту:

1. Исключительно важную роль в творчестве Н. В. Гоголя 1830-х годов - от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до первого тома «Мертвых душ» включительно - играет архетипический свадебно-поминальный комплекс народной обрядовой культуры. Способы и приемы его использования носят в поэтике писателя по преимуществу травестийный характер, а степень реализации определяется сюжетно-образной структурой произведений.

2. В художественном творчестве Н. В. Гоголя 1840 - 1850-х годов, и прежде всего в поэтике второго тома «Мертвых душ», происходит смена фольклорных архетипов. Если в поэтике первого тома «Мертвых душ» доминировала гротескная смеховая трансформация фольклорных образов и мотивов, то в изображении новых героев поэмы на первый план выходят песенные, эпические и сказочные традиции, теряющие свою травестийную окраску. Повышается удельный вес тех фольклорных архетипов, которые прямо или косвенно соотносятся с утопическими тенденциями позднего творчества Н. В. Гоголя.

3. Среди литературных архетипов заметное место занимают в творчестве писателя сюжеты и образы Библии. Они образуют в художественном языке Н. В. Гоголя символический код, анализ которого помогает выявить онтологические проблемы его творчества.

4. Архетипы средневековой христианской литературы оказывают существенное влияние на формирование замысла, жанровой структуры и образной системы поэмы «Мертвые души». Структурная общность барочной пикарески и кризисного жития дает возможность реализовать в образе героя-протагониста полярные архетипы антихриста и апостола Павла, обозначить путь преображения героя. Учительные «слова» дают архетип сопряжения этического и эстетического дискурсов в поэтике писателя.

5. Одним из наиболее продуктивных приемов, определяющих реализацию литературных архетипов и влияющих на изобразительные возможности гоголевского стиля, является экфрасис, за которым в русской культуре закреплены сакральные коннотации. Его анализ позволяет включить исследование поэтики Н. В. Гоголя в контекст архетипов русской и мировой художественной культуры.

6. Среди прецедентных текстов, повлиявших на поэтику Н. В. Гоголя, значительную роль играет «Божественная комедия» Данте. Выявление новых аспектов изучения дантовского архетипа в поэтике Н. В. Гоголя дает возможность обнаружить переклички поэм Гоголя и Данте с апокрифическими видениями и хождениями, найти точки соприкосновения их хронотопов, указать на не замеченную ранее дантовскую реминисценцию во втором томе «Мертвых душ».

7. Архетипы выступают у Гоголя как ценностная константа его поэтики. Они не утрачивают связи с идеальным «первообразом», даже если реализованы в произведениях писателя в обращенной, «сниженной», травестийной форме.

Апробация результатов исследования. Концепция, основные идеи и результаты исследования обсуждались на международных конференциях, в их числе: «Гоголь как явление мировой литературы» (Москва, ИМ ЛИ РАН, 2002), «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (Москва, 2002), «Актуальные проблемы современной духовной культуры» (Волгоград, 2002), «Гротеск в литературе» (Москва, 2004), «Гоголь и Пушкин: Четвертые Гоголевские чтения» (Москва, 2004), «Н. В. Гоголь и русское зарубежье: Пятые Гоголевские чтения» (Москва, 2005), «Данте и его «Божественная комедия» в русской культуре 19-21 веков» (Флоренция, 2005), «Н. В. Гоголь и современное культурное пространство: Шестые Гоголевские чтения» (Москва, 2006), «Н. В. Гоголь и народная культура: Седьмые Гоголевские чтения» (Москва, 2007), «Рациональное и эмоциональное в фольклоре и литературе» (Волгоград, 2001, 2003, 2005), «Восток-Запад: пространство русской литературы и фольклора» (Волгоград, 2004, 2006); на всероссийских конгрессах и конференциях: Первый Всероссийский конгресс фольклористов (Москва, 2006), «Фольклор и художественная культура» (Москва, 2001), «Актуальные проблемы филологического образования: наука-вуз-школа» (Екатеринбург, 2003), «Поэтика русской литературы: Проблемы сюжетологии (Москва, 2006); на кафедре литературы Волгоградского государственного педагогического университета в ходе обсуждения проблем на методологических семинарах, итоговых научно-исследовательских конференциях.

Материал и основные идеи исследования использованы в вузовских курсах фольклора и истории русской литературы, в спецкурсе «Поэтика Н. В. Гоголя», читаемых автором диссертации в Волгоградском государственном педагогическом университете.

Результаты исследования изложены в монографии, учебном пособии к спецкурсу, статьях и тезисах общим объемом 47 п. л.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух разделов, поделенных на главы и параграфы, заключения и списка использованной литературы из 649 названий. Общий объем работы - 360 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение роли архетипов в словесном художественном творчестве на уровне поэтики, как показывает наше исследование, особенно продуктивно, если эта задача сопрягается с концепцией «памяти» слова, поставленной и точно сформулированной М. М. Бахтиным как проблема «памяти жанра». Это понятие осмысливается им в качестве категории исторической поэтики. «Жанр возрождается и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра <.> Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мертвая, а вечно живая, то есть способная обновляться архаика. Жанр живет настоящим, но всегда помнит свое прошлое, свое начало» (Бахтин 1979: 122).

Анализируя фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н. В. Гоголя, мы стремились к комплексному подходу к изучаемой научной проблеме. Именно с этой целью нами привлекались как фольклористические и литературоведческие методы анализа, так и этнографические, и искусствоведческие материалы и методики. Однако основным, стягивающим центром исследования архетипов оказывалась категория жанра, поскольку в ней концентрировалась в снятом виде история развития тех или иных гоголевских архетипов.

В творчестве Н. В. Гоголя 1830-х годов - от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» до первого тома «Мертвых душ» включительно - происходит своеобразное «воскрешение» архаического жанрового комплекса свадебно-поминальной обрядности. Архетипы сироты, обрядового «гостя», дружки, жениха, нищего вводятся писателем способом прямой номинации, при этом их смысловое наполнение осуществляется не только на уровне сюжетных коллизий, но и через активное использование поэтики обрядового фольклора, прежде всего песенного. Приемы реализации архетипов обрядовой поэзии в гоголевских текстах носят по преимуществу гротескный и травестийный характер. Мотивы и образы причитаний, величальных и корильных песен, вводимые писателем в художественную структуру произведений, позволяют Н. В. Гоголю создавать эффект двойного освещения своих персонажей: с точки зрения их принадлежности реальному миру пошлых «существователей» и с точки зрения их соответствия выраженному через обрядовые архетипы народному идеалу.

В художественном творчестве Н. В. Гоголя 1840 - 1850-х годов, и, прежде всего, в поэтике второго тома «Мертвых душ», происходит смена фольклорных архетипов. В изображении новых героев поэмы на первый план выходят песенные, эпические и сказочные традиции, теряющие свою травестийную окраску. Ведущим способом включения архетипов в поэтическую структуру текстов писателя остается их прямая номинация. Таковы архетипы земного рая в пейзажах второго тома «Мертвых душ», эпического сидня в характеристике Тентетникова, хозяина и царя в структуре образа Костанжогло, естественного человека в портрете Петуха. Возрастает значимость цитат, аллюзий и реминисценций как приемов реализации фольклорных архетипов (песенная цитата в главе о Костанжогло, свадебные аллюзии и реминисценции в сюжете второго тома). Повышается удельный вес тех фольклорных архетипов, которые прямо или косвенно соотносятся с утопическими тенденциями позднего творчества Н. В. Гоголя.

Среди литературных архетипов одно самых значимых мест занимают в творчестве писателя сюжеты и образы Библии. Они образуют в художественном языке Н. В. Гоголя символический код, анализ которого помогает выявить онтологические проблемы его творчества. Коммуникативная функция литературного архетипа заключается не только в том, что он является посредником между литературным произведением и его читателем, но и - в значительной степени - между широкими контекстами литературы и культуры, в которых происходит его развитие. Выстраивая линию его развития, современная наука стремится обнаружить архетипическую цепочку развивающегося и усложняющегося первообраза» (Большакова 2003: 313). Именно под этим углом зрения проанализированы в диссертации библейские архетипы Иов-ситуации и блудного сына, специфика реализации которых в поэтике Н. В. Гоголя раскрывается в сопоставлении с контекстами русской литературы XVII века и творчества А. С. Пушкина.

Нам удалось показать, что архетипы средневековой христианской литературы оказали существенное влияние на формирование замысла, жанровой структуры и образной системы поэмы «Мертвые души». Структурная общность барочной пикарески и кризисного жития позволяет реализовать на уровне символического подтекста полярные архетипы антихриста и апостола Павла в образе героя-протагониста, обозначить как проблематичность, так и возможность духовного преображения героя. В контексте всего гоголевского творчества этот вектор художественной мысли писателя можно охарактеризовать как движение от фольклорного архетипа превращения к архетипу Преображения. Жанровая традиция учительного «слова» выступает как способ открытого выражения этической позиции автора в его диалоге с читателями и героями поэмы, и как обращенная, травестийная форма речевой характеристики персонажей, обнаруживающая истинный смысл искажающей их нравственный облик «страсти». Она становится архетипом, благодаря которому Н. В. Гоголю удается органично совместить в своей поэтике этический и эстетический дискурсы.

В ходе исследования способов и приемов реализации архетипов в творческой практике писателя нам удалось доказать, что одним из наиболее продуктивных приемов, определяющих реализацию литературных архетипов и влияющих на изобразительные возможности гоголевского стиля, является экфрасис, за которым в русской культуре закреплены сакральные коннотации. Анализ такого рода живописных сюжетов в текстах писателя позволяет включить исследование гоголевской поэтики в широкий контекст архетипов русской и мировой художественной культуры. В диссертации показано, как сюжетный архетип «Обращение апостола Павла» в европейском изобразительном искусстве становится «невидимым текстом» поэмы «Мертвые души» и реализуется на уровне историческиой типологии стилей. Многоуровневая структура литературного архетипа складывается, с одной стороны, за счет иерархичности его компонентов (от элементарных образов отдельных произведений до целых направлений в искусстве), с другой, за счет развития архетипа от индивидуального до коллективного уровня (См.: Аверинцев 1970: 126). Исследование гоголевского экфрасиса как способа реализации сакральных архетипов позволило, помимо всего, подтвердить на новом материале выдвинутый в современном гоголеведении тезис о том, что одной из важнейших порождающих традиций для поэтики Н. В. Гоголя была эстетика барокко.

Новые подходы к проблеме «Гоголь и Данте», анализируемые в диссертации, свидетельствуют об актуальности дантовского архетипа для творческих замыслов писателя, что дает возможность рассматривать «Божественную комедию» Данте как один из прецедентных текстов, повлиявших на поэтику Н. В. Гоголя. Мы соотносим путешествие Павла Чичикова в его сюжетной перспективе с хорошо известным на Руси апокрифом «Видение апостола Павла», бывшим одним из жанровых архетипов дантовской поэмы. Ряд эпизодов и мотивов этого памятника средневековой книжности перекликается с идеей очищения души, столь значимой для авторов обеих поэм. В нашей работе впервые ставится вопрос о соотношении хронотопов Н. В. Гоголя и Данте, в поэме которого путешествие главного героя и его духовное воскресение происходят в Страстную и Пасхальную неделю. Наше исследование показывает, что пасхальные мотивы у Н. В. Гоголя сконцентрированы в начале второго тома «Мертвых душ», своеобразного Чистилища в трехчастном замысле поэмы. Если у Данте личное религиозное преображение героя непосредственно восходит к новозаветному пасхальному архетипу, то у Гоголя пасхальный хронотоп включен в картины народных весенних праздников, ориентированные на традиции фольклора и древнерусской литературы. По ходу анализа обращено внимание на никем еще не отмеченную дантовскую реминисценцию в описаниях земного рая из второго тома «Мертвых душ».

Изучение гоголевских архетипов позволяет сделать еще один важный вывод о принципах их реализации в поэтике писателя. С. С. Аверинцев, рассуждая о природе архетипов, заметил: «Архетип сам по себе не морален и не имморален, не прекрасен и не безобразен, не осмыслен и не враждебен смыслу, но в нем заложены открытые возможности для предельных проявлений добра и зла» (Аверинцев 1970: 125). В художественном мире Н. В. Гоголя архетипы, сами по себе лишенные всякого оценочного содержания, в ходе их реализации в поэтике писателя вбирают в себя те аксиологические смыслы, которые они получили в народной культуре и в предшествующих пластах литературы. Они выступают у Н. В. Гоголя как ценностная константа его поэтики, не утрачивая связи с идеальным «первообразом», даже если реализованы в произведениях писателя в обращенной, «сниженной», травестийной форме.

Гоголевское слово хорошо помнит о своем прошлом, оно воскрешает, «перевоссоздает» фольклорные и литературные архетипы, наполняя их новым содержанием. Это неповторимое сочетание синхронных и диахронных смыслов во многом определяет уникальное место художественного мира Н. В. Гоголя в русской и мировой культуре.

Мы полагаем, что дальнейшее исследование архетипов Н. В. Гоголя позволит не только углубить наши представления об исторических корнях поэтики писателя, но и поможет нарисовать более точную картину развития поэтических форм русской классической литературы.

Список научной литературыГольденберг, Аркадий Хаимович, диссертация по теме "Русская литература"

1. Текстовые источники

2. Августин, Блаженный. Творения (том третий). О Граде Божием. Кн. I XIII / Сост. и подгот. текста С. И. Еремеева / Блаженный Августин. - СПб.: Алетейя, Киев: УЦИММ-Пресс, 1998. - 595 с.

3. Апокрифические сказания: Патриархи, пророки и апостолы / Сост., вступ. ст., коммент. В. Витковского. СПБ.: Амфора. ТИД Амфора, 2005.-405 с.

4. Апокрифы Древней Руси / Сост., предисл. М. Рождественской. -СПб.: Амфора. ТИД Амфора, 2006. 239 с.

5. Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии / Пер., статьи, примеч. И. С. Свенцицкой, М. К. Трофимовой. М.: Мысль, 1989.-336 с.

6. Белинский, В. Г. Полн. собр. соч.: В 13-ти тт. / В. Г. Белинский. М.: Изд-во АН СССР, 1953-1959.

7. Былины: В 2 томах. / Подгот. текста, вступ. ст. и комм. В. Я. Проппа и Б. Н. Путилова. М.: Гослитиздат, 1958.

8. Ветхозаветные апокрифы: Книга Юбилеев; Заветы двенадцати патриархов / Пер. А. Смирнова. СПб.: Амфора, 2000. - 253 с.

9. Византийские легенды / Издание подгот. С. В. Полякова. Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1972. - 303 с.

10. Герцен, А. И. Собр. соч.: В 30-ти тт. / А. И. Герцен. М.: Изд-во АН СССР, 1954-1966.

11. Гоголь, Н. В. Полное собрание сочинений: В 14 тт. / Н. В. Гоголь. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1952.

12. Гоголь, Н. В. Собрание сочинений: В 9 т. / Сост и коммент. В. А. Воропаева, И. А. Виноградова / Н. В. Гоголь. М.: Русская книга, 1994.

13. Гоголь, Н. В. Полное собрание сочинений писем: В 23 т. / Н. В. Гоголь. М.: «Наследие», 2001. - Т. 1. - 920 с.

14. Даль, В. И. Пословицы русского народа: Сборник. В 2-х т. / В. И. Даль. М: Худож. лит., 1984. - Т. 1. - 383 е.; Т. 2. - 399 с.

15. Домострой / Подгот. текста, перевод и коммент. В. В. Колесова // Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. -М.: Худож. лит., 1985.-С. 7-173.

16. Достоевский, Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л.: Наука, 1972- 1990.

17. Древнерусские предания (XI XVI вв.) / Сост., вступ. статья и коммент. В. В. Кускова. - М.: Сов. Россия, 1982. - 368 с.

18. Житие Андрея Юродивого // Великие Минеи Четии, собранные всероссийским митрополитом Макарием / (Памятники славянорусской письменности, издаваемые Археографической комиссией. I). Вып. 4. Октябрь. Дни 1-3. - СПб., 1870. - С. 80- 237.

19. Жизнь и деяния св. отца нашего Андрея, юродивого Христа ради. С приложением сочинения архиеп. Сергия (Спасского) "Святой Андрей." / Вступ. ст., пер. с греч. языка и коммент. Е. Желтовой. -СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2007. 320 с.

20. Жизнь святого апостола Павла, составленная на основании достовернейших свидетельств, с присовокуплением по местам археологических и нравственных замечаний в С. Петербургской Духовной академии. СПб.: тип. Мед. деп. М-ва вн. дел, 1826. - 244 с.

21. Житие святого Нифонта, лицевое XVI века. Описание сост. младший хранитель музея В. Щепкин / Рос. исторический музей. Описание памятников. Вып. 2. М., 1903. - 52 е., 68 л. илл.

22. Илья Муромец / Подг. текстов, статья и комм. А. М. Астаховой. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 557 с.

23. Книга загробных видений: антология / Сост., предисл. П. Берснева, А. Галата; коммент. Р. Светлова, А. Галата, П. Берснева. СПб.: Амфора. ТИД. Амфора, 2006. - 334 с.

24. Красноречие Древней Руси. (XI XVII вв.) / Сост., вступ. ст., подгот. древнерус. текстов и коммент. Т. В. Черторицкой - М.: Сов. Россия, 1987.-445 с.

25. Круглов, Ю. Г. Русские свадебные песни / Ю. Г. Круглов. М.: Высшая школа, 1978. - 215 с.

26. Круглов, Ю. Г. Русские обрядовые песни / Ю. Г. Круглов. М.: Высшая школа, 1982. - 272 с.

27. Лирика русской свадьбы / Издание подгот. Н. П. Колпакова. Л.: Наука, 1973.-323 с.

28. Народные русские легенды А. Н. Афанасьева / Предисл., сост. и коммент. В. С. Кузнецовой. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990.-270 с.

29. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. / Изд. подгот. Л. Г. Бараг и Н. В. Новиков. М.: Наука, 1984-1985.

30. Новозаветные апокрифы / Сост., коммент. С. Ершова; Предисл. В. Рохмистрова. СПб.: Амфора, 2001. - 423 с.

31. Обрядовая поэзия / Сост. В. И. Жекулиной, А. Н. Розова. М.:1. Современник, 1989. 734 с.

32. Обрядовая поэзия / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Круглова Ю. Г. М.: Русская книга, 1997. - Кн. 2. Семейно-бытовой фольклор. - 624 с.

33. Ончуков, Н. Е. Северные сказки (Архангельская и Олонецкая г.г.). Сборник Н. Е. Ончукова // Записки Императ. Русского Географического об-ва по отделению этнографии. Т. XXXIII. -СПб.: тип. А. С. Суворина, 1908. - L, 646 с.

34. Памятники византийской литературы IV-IX вв. М.: Наука, 1968. -350 с.

35. Памятники литературы Древней Руси / Сост. и общ. ред. JI. А. Дмитриева и Д. С. Лихачева: Т. 1 12. - М.: Худож. лит, 1978-1990.

36. Памятники литературы Древней Руси: Начало русской литературы. XI начало XII века. - М.: Худож. лит., 1978. - 413 с.

37. Памятники литературы Древней Руси. ХП век. М.: Худож. лит, 1980.-707 с.

38. Памятники литературы Древней Руси: Середина XVI века. М.: Худож. лит. , 1985. - 625 с.

39. Памятники литературы Древней Руси: XVII век. Книга вторая. М.: Худож. лит., 1989. - 704 с.

40. Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко / Вып. 3. Ложные и отреченные книги русской старины, собранные А. Н. Пыпиным. СПб.: тип. Кулиша, 1862.- 180 с.

41. Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко / Вып. 4. Повести религиозного содержания, древние поучения и послания, извлеченные из рукописей Н. Костомаровым. СПб.: тип. Кулиша, 1862. - 221 с.

42. Песенный фольклор Мезени / Издание подгот. Н. П. Колпакова и др. — Л.: Наука, 1967. — 367 с.

43. Песни, собранные Гоголем / Изданы Г. П. Георгиевским // Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя. Вып. 2. СПб., 1908. - 433 с.

44. Плутовской роман. М.: Худож. лит., 1975. - 559 с. (Библиотека всемир. лит.)

45. Порфирьев, И. Я. Апокрифические сказания о ветхозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецкой библиотеки / И. Я. Порфирьев. СПб.: тип. Акад. наук, 1877. - 276 с.

46. Порфирьев, И. Я. Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецкой библиотеки / И. Я. Порфирьев. -СПб.: тип. Акад. наук, 1890. 471 с.

47. Поэзия крестьянских праздников / Вст. ст., сост., подгот. текста и примеч. И.И. Земцовского. Л.: Сов. писатель, 1970. - 636 с.

48. Пустозерская проза: Сборник / Сост, предисловие, комментарий, переводы отдельных фрагментов М. Б. Плюхановой. М.: Московский рабочий, 1989. - 364 с.

49. Пушкин, А. С. Собрание сочинений: В 10-ти т. / А. С. Пушкин. М.: Гослитиздат, 1960-1962.

50. Ровинский, Д. А. Русские народные картинки. / Д. А. Ровинский / Отд. рус. яз. и словесности Акад. наук. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1881.-T.I-V.

51. Родник златоструйный: Памятники болгарской литературы 1Х-ХУШ веков. М.: Худож. лит., 1990. - 527 с.

52. Русская драматургия последней четверти XVII и начала XVIII в. -М.: Наука, 1972.-366 с.

53. Русская народная поэзия. Обрядовая поэзия / Сост. и подгот. текста К. Чистова и Б. Чистовой. Л.: Худож. лит, 1984. - 528 с.

54. Садовников, Д. Н. Загадки русского народа. Сборник загадок, вопросов, притч и задач. Составил Д. Н. Садовников / Вступ. ст, ред. и примеч. В. П. Аникина. М.: Изд-во МГУ, 1960. - 333 с.

55. Сахаров, И. П. Песни русского народа / Изданы И. П. Сахаровым. -СПб.: тип. Сахарова, 1838-1839. -Ч. 1-5.

56. Сахаров, И. П. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков, собранные И. П. Сахаровым. Спб.: Гуттенбергова тип, 1836-1837.-Ч. 1-3.

57. Сахаров, И. П. Сказания русского народа о семейной жизни своих предков, собранные И. П. Сахаровым. 3-е изд. СПб.: тип. И. Сахарова, 1841-1849. Т. 1-2 (кн. 1-8).

58. Сахаров, И. П. Сказания русского народа, собранные И. П. Сахаровым: Сборник / Вступ. ст, подгот. текста В. Аникина. М.: Худож. лит, 1990.-398 с.

59. Св. Иннокентий Херсонский (академик Борисов). Избранные сочинения / И. А. Борисов. СПб.: Русская симфония, 2006. - 600 с.

60. Северновеликорусские сказки в записях А. И. Никифорова / Изд. подгот. В. Я. Пропп. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1961. - 380 с.

61. Снегирев, И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды / И. М. Снегирев. М: Унив. тип, 1837-1839. - Вып. 1- 4.

62. Собрание народных песен П. В. Киреевского: Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях. Л.: Наука, 1977. - Т.1. -328 с.

63. Терещенко, А. Быт русского народа. Ч. 1-7 / А. Терещенко. СПб.: тип. М-ва внутр. дел, 1848.

64. Терещенко, А. В. Быт русского народа. Ч. 1-7 / А. В. Терещенко. -М.: Русская книга, 1997-1999.

65. Чернышевский, Н. Г. Поли. собр. соч.: В 16 тт./ Н. Г. Чернышевский. -М.: Гослитиздат, 1939-1953.

66. Толстой, JI. Н. Собр. соч: В 20-ти тт. / JI. Н. Толстой. М.: Гослитиздат, 1960-1965.

67. Шейн, П. В. Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. / П. В. Шейн. Т.1. Вып.1. -СПб., 1898; Т.1. Вып. 2. - СПб., 1900.1. Научная литература

68. Абрамович, С. Д. Способ художественного обобщения у Н. В. Гоголя / С. Д. Абрамович // Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев: Вища школа, 1983. - С. 98-105.

69. Аверинцев, С. С. «Аналитическая психология» К. Г. Юнга и закономерности творческой фантазии / С. С. Аверинцев // Вопросы литературы. 1970. - № 3 .- С. 113-143.

70. Аверинцев, Сергей. Архетипы / Сергей Аверинцев // Аверинцев Сергей. Собрание сочинений / Под ред. Н. П. Аверинцевой и К. Б. Сигова. София Логос. Словарь. - К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2006. - С. 6871.

71. Аверинцев, С. С. Бахтин и русское отношение к смеху / С. С. Аверинцев // От мифа к литературе: Сборник в честь семидесятипятилетия Е. М. Мелетинского / РГГУ. М.: Изд-во «Российский университет», 1993. - С. 341-345.

72. Аверинцев, С. С. Бахтин, смех, христианская культура / С. С. Аверинцев // Михаил Бахтин: Pro et contra: В 2 т. / Сост. К. Г. Исупов. СПб.: РХГИ, 2001. - Т. 1. - С. 468-483.

73. Аверинцев, С. С. Истоки и развитие раннехристианской литературы / С. С. Аверинцев // История всемирной литературы: В 9-ти т. М.: Наука, 1983.-Т. 1.-С. 501-515.

74. Аверинцев, С. С. Плутарх и античная биография: К вопросу о месте классика жанра в истории жанра / С. С. Аверинцев. М.: Наука, 1973.-277 с.

75. Аверинцев, С. С. Поэтика ранневизантийской литературы / Отв. ред. М. Л. Гаспаров / С. С. Аверинцев. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1977. - 320 с.

76. Аверинцев, С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции / С. С. Аверинцев. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 448 с.

77. Аверинцев, Сергей. Собрание сочинений / Под ред. Н. П. Аверинцевой и К. Б. Сигова. София Логос. Словарь / Сергей Аверинцев. - К.: ДУХ I Л1ТЕРА, 2006. - 912 с.

78. Аверинцев, С. С. Специфика образа рая в сирийской литературе / С. С. Аверинцев // Проблемы исторической поэтики литератур Востока.-М.: Наука, 1988.-С. 138-151.

79. Агапкина, Т. А. Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян / Т. А. Агапкина. -М.: Индрик, 2000.-336 с.

80. Агапкина, Т. А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл / Т. А. Агапкина. М.: Индрик, 2002.-814 с.

81. Агапкина, Т. А., Виноградова, Л. Н. Благопожелания: ритуал и текст / Т. А. Агапкина, Л. Н. Виноградова // Славянский и балканский фольклор: Верования. Текст. Ритуал / Отв. ред. Н. И. Толстой. М.: Наука, 1994.-С. 168- 208.

82. Агапкина, Т. А., Невская, Л. Г. Гость / Т. А. Агапкина, Л. Г. Невская // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5-ти томах. / Под общей ред. Н. И. Толстого. - Том 1: А-Г. - М.: Международные отношения, 1995. - С. 531-533.

83. Адаме, В. Т. Природоописания у Н. В.Гоголя / В. Т. Адаме // Труды по русской и славянской филологии / Учен. зап. Тарт. ун-та. Вып. 119. Тарту, 1962. - С.77-132.

84. Адоньева, С. Б. Сказочный текст и традиционная культура. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2000. - 181 с.

85. Адоньева, С. Б. Прагматика фольклора / С. Б. Адоньева. СПб: СПбГУ / Амфора, 2004. - 312 с.

86. Адрианова-Перетц, В. П. Очерки поэтического стиля Древней Руси / В. П. Адрианова-Перетц. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. - 185 с.

87. Адрианова-Перетц, В. П. К вопросу об изображении «внутреннего человека» в русской литературе XI XIV веков / В. П. Адрианова-Перетц // Вопросы изучения русской литературы XI -XX веков. -М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - С. 15-24.

88. Адрианова-Перетц, В. П. Задачи изучения «агиографического стиля» древней Руси / В. П. Адрианова-Перетц // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XX. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1964.-С. 41-71.

89. Адрианова-Перетц, В. П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI XIII вв. / В. П. Адрианова-Перетц // Истоки русской беллетристики. - Л.: Наука, 1970. - С. 67-107.

90. Адрианова-Перетц, В. П. Человек в учительной литературе Древней Руси / В. П. Адрианова-Перетц // Труды отдела древнерусской литературы. Т. XXVII. - Л.: Наука, 1972. - С. 3-68.

91. Адрианова-Перетц, В. П. К вопросу о круге чтения древнерусского писателя / В. П. Адрианова-Перетц // Труды отдела древнерусской литературы. Т.ХХУШ. - Л.: Наука, 1974. - С. 3-29.

92. Адрианова-Перетц, В. П. Древнерусская литература и фольклор / В. П. Адрианова-Перетц. Л.: Наука, 1974. - 170 с.

93. Аксаков, К. С., Аксаков, И. С. Литературная критика / Сост., вступ. ст. и коммент. А. С. Курилова / К. С. Аксаков, И. С. Аксаков. -М. ¡Современник, 1981.-383 с.

94. Аксаков, С. Т. История моего знакомства с Гоголем / С. Т. Аксаков. М.: Изд-во АН СССР, 1960. - 294 с.

95. Андреев, М. Л. Время и вечность в «Божественной Комедии» / М. Л. Андреев // Дантовские чтения. 1979. М.: Наука, 1979. - С. 156-212.

96. Андреев, Н. П. Пушкин и народное творчество / Н. П. Андреев // Ученые записки ЛГПИ. Т.Н. Кафедра рус. лит-ры. - Л., 1938. - С. 39-85.

97. Аникин, В. П. Календарная и свадебная поэзия / В. П. Аникин. М.: Изд-во МГУ, 1970.- 122 с.

98. Аникин, В. П. Теория фольклора. Курс лекций. 2-е изд., доп. / В. П. Аникин. М: Книжный дом «Университет», 2004. - 408 с.

99. Аникин, А. В. Муза и мамона. Социально-экономические мотивы у Пушкина / А. В. Аникин. М.: Мысль, 1989. - 253 с.

100. Аничков, Е. В. Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян / Е. В. Аничков. СПб.: тип. Акад. наук, 1903-1905. - Ч. I. От обряда к песне. - XXX, 392 е.; Ч. И. От песни к поэзии. - XII, 404 с.

101. Аничков, Е. В. Язычество и древняя Русь / Послесловие В. Я. Петрухина / Е. В. Аничков. М.: Индрик, 2003. - 440 с.

102. Анненкова, Е. И. Гоголь и литературно-общественное движение конца 30-х начала 40-х годов XIX века: Учебное пособие к спецкурсу / Е. И. Анненкова. - Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1988. -80 с.

103. Анненкова Е. И. Гоголь и декабристы (Творчество Н. В. Гоголя в контексте литературного движения 30-40-х гг. XIX в.) / Е. И. Анненкова. М.: Изд-во «Прометей» МГПИ им. Ленина, 1989. - 175 с.

104. Анненский, И. О формах фантастического у Гоголя / И. Анненский // Анненский Иннокентий. Книга отражений / Издание подготовили И. Т. Ашимбаева, И. И. Подольская, А. В. Федоров. М: Наука, 1979а. -С. 207-216.

105. Анненский, И. Художественный идеализм Гоголя / И. Анненский // Анненский Иннокентий. Книга отражений / Издание подготовили Н. Т. Ашимбаева, И. И. Подольская, А. В. Федоров. М: Наука, 19796. -С. 216- 225.

106. Анненский, И. Эстетика «Мертвых душ» и ее наследье / И. Анненский // Анненский Иннокентий. Книга отражений / Издание подготовили Н. Т. Ашимбаева, И. И. Подольская, А. В. Федоров. -М: Наука, 1979в. С. 225- 233.

107. Анненский, И. Заметки о Гоголе, Достоевском, Толстом / И. Анненский // Известия АН СССР. Сер лит. и яз. - Т.40. - 1981. -№4.-С. 378-386.

108. Архангельский, А. С. Творения отцов церкви в древне-русскойписьменности. Извлечения из рукописей и опыты историко-литературных изучений / А. С. Архангельский. Т. I - IV. - Казань: тип. Имп. Казанского. ун-та, 1889-1890.

109. Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1988.-331 с.

110. Асоян, А. А. «Почтите высочайшего поэта.». Судьба «Божественной Комедии» Данте в России / А. А. Асоян. М.: Книга, 1990.-216 с.

111. Астахова, А. М. Народные сказки о богатырях русского эпоса / А. М. Астахова. М.; Д.: Изд-во АН СССР, 1962. - 120 с.

112. Ауэрбах, Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевропейской литературе / Э. Ауэрбах. М.-СПб: Университетская книга, 2000. - 511 с.

113. Афанасьев, А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: В 3-х тт. / А. Н. Афанасьев. М.: Издание К. Солдатенкова, 1865-1869.

114. Афанасьев, А. Н. Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. / Сост., подгот. текста, статья, коммент. А. Л. Топоркова / А. Н. Афанасьев. М.: Индрик, 1996. - 640с.

115. Байбурин, А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян / А. К. Байбурин. Л.: Наука, 1983. - 188 с.

116. Байбурин, А. К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов / А. К. Байбурин. СПб.: Наука, 1993. - 239 с.

117. Байбурин, А. К., Левинтон, Г. А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе / А. К. Байбурин, Г. А. Левинтон // Русский народный свадебный обряд. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1978. - С. 89-105.

118. Байбурин, А. К., Левинтон, Г. А. Похороны и свадьба / А. К. Байбурин, Г. А. Левинтон // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). М.: Наука, 1990.-С. 64-99.

119. Барабаш, Ю. Я. Почва и судьба. Гоголь и украинская литература: у истоков / Ю. Я. Барабаш. М.: «Наследие», 1995. - 224 с.

120. Бароти, Т. Традиция Данте в повести Гоголя «Рим» / Т. Бароти // Studia Slavica Academiae Scientiarum Hungarica, XXIX. 1983. - С. 171-183.

121. Бахтин, M. M. Искусство слова и народная смеховая культура (Рабле и Гоголь) / M. М. Бахтин // Контекст 1972: Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1973. - С. 248-259.

122. Бахтин, M. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / M. М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. - 504 с.

123. Бахтин, M. М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. / M. М.

124. Бахтин.-М.: Сов. Россия, 1979.-318 с.

125. Бахтин, М. М. Собрание сочинений. Т. 5: Работы 1940-х начала 1960-х годов / М. М. Бахтин. - М.: Русские словари, 1996. - 731 с.

126. Бахтина, В. А. Художественная функция фантастики в русской народной сказке. Автореф. дис. . канд. филол. наук / В. А. Бахтина. Саратов, 1973. - 21 с.

127. Белова, О. В. Инородец / О. В. Белова // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах / Под общей ред. Н. И. Толстого. М.: Международные отношения, 1999. - Т. 2. - С. 414418.

128. Белова, О. В. Круг // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5-ти томах. М.: Международные отношения, 2004. - Т. 3. -С. 11-12.

129. Белова, О. В. Этнокультурные стереотипы в славянской народной традиции / О. В. Белова. М.: Индрик, 2005. - 288 с.

130. Белоусов, А. Ф. Легенда об антихристе в творческом сознании Гоголя / А. Ф. Белоусов // Тезисы докладов I Гоголевских чтений. -Полтава, 1982. С. 46-47.

131. Белоусов, А. Ф. Живопись в «Портрете»: К изучению «загадочной» повести Н. В. Гоголя / А. Ф. Белоусов // Преподавание литературного чтения в эстонской школе: Метод, разработки. -Таллин, 1986.-С. 5-14.

132. Белоусов, А. Ф. Городской фольклор: Лекция для студентов-заочников / А. Ф. Белоусов. Таллин: Таллинский пед. ин-т им. Э. Вильде, 1987.-26 с.

133. Белый, Андрей. Мастерство Гоголя: Исследование / Андрей Белый. -М.; Л.: ГИХЛ, 1934.-322 с.

134. Берковский, Н. Я. О русской литературе: Сб. ст. / Н. Я. Берковский. -Л.: Худож. лит., 1985. 381 с.

135. Беркоф, Джованна Броджи. Барочными маршрутами повести Н. В. Гоголя «Рим» / Д. Б. Беркоф // Гоголь и Италия: Материалы Международной конференции «Николай Гоголь: между Италией и Россией». Рим, 30 сентября 1 октября 2002 г. - М.: РГГУ, 2004. - С. 38-66.

136. Берман, Б. И. Читатель жития: Агиографический канон русского средневековья и традиция его восприятия / Б. И. Берман // Художественный язык Средневековья. М.: Наука, 1982. - С. 159183.

137. Бернштам, Т. А. Молодость в символизме переходных обрядов восточных славян: Учение и опыт Церкви в народном христианстве / Т. А. Бернштам. СПб.: «Петербургское востоковедение», 2000. -400 с.

138. Богатырев, П. Г. Вопросы теории народного искусства / П. Г. Богатырев. -М.: Искусство, 1971. 544 с.

139. Богданов, К. А. Деньги в фольклоре / К. А. Богданов. СПб.: Изд-во «Белл», 1995.- 128 с.

140. Бондаренко, Г. Б. Идеализация действительности в украинской обрядовой поэзии / Г. Б. Бондаренко // Обряды и обрядовый фольклор. М.: Наука, 1982. - С. 127-137.

141. Большакова, А. Ю. Архетип в теоретической мысли XX в. / А. Ю. Большакова // Теоретико-литературные итоги XX века. Т. II. Художественный текст и контекст культуры. М.: Наука, 2003. - С. 284-319.

142. Бочаров, С. Г. Переход от Гоголя к Достоевскому / С. Г. Бочаров // Смена литературных стилей. М.: Наука, 1974. - С. 7-57.

143. Бочаров, С. Г. О стиле Гоголя / С. Г. Бочаров. // Теория литературных стилей: Типология стилевого развития Нового времени. М.: Наука, 1976. - С. 409-445.

144. Бочаров, С. Г. Холод, стыд и свобода. История литературы sub specie Священной истории / С. Г. Бочаров // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. - С. 121-151.

145. Будагов, Р. А. Стилистическое новаторство «Мертвых душ» Н. В. Гоголя: От стиля к мировоззрению / Р. А. Будагов // Будагов Р. А. Филология и культура. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. — С. 158-180.

146. Бычков, В. В. Эстетика поздней античности (II-III веков) / В. В. Бычков.-М.: Наука, 1981.-325 с.156. <Бухарев, А. М.> Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году / А. М. Бухарев. СПб.: тип. Морского мин-ва, 1860. - 260 с.

147. Вайскопф, М. Сюжет Гоголя. Морфология. Идеология. Контекст / М. Вайскопф. М.: Радикс, 1993. - 590 с.

148. Вайскопф, М. Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд, испр. и расшир. / М. Я. Вайскопф. М.: РГГУ, 2002. - 686 с.

149. Вайскопф, М. Птица-тройка и колесница души: Работы 1978-2003 годов / М. Вайскопф. М.: Новое литературное обозрение, 2003. -576 с.

150. Велецкая, H. Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов / Отв. ред. С. А. Плетнева / H. Н. Велецкая. М.: Наука, 1978.-240 с.

151. Вересаев, В. В. Гоголь в жизни: Сист. свод подлин. свидетельств современников / Предисл. Ю. Манна; Коммент. Э. Безносова / В. В. Вересаев. Харьков: Прапор, 1990. - 680 с.

152. Вердеревская, Н. А. Русский роман 40-60-х годов XIX века: Типология жанровых форм / Н. А. Вердеревская. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1980. - 136 с.

153. Вернадский, Г. В. Русское масонство в царствовании Екатерины II / Г. В. Вернадский / (Записки Историко-филолог. ф-та Петроградского ун-та, ч. 137). Пг., 1917. - XXIV. 285 с.

154. Веселовский, А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. Акад. А. Н. Веселовского / А. Н. Веселовский. СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1883. - Вып. 4. Ч. VI-X (Приложение к XLV-му тому Записок Имп. Академии наук. № 1). - 461 с.

155. Веселовский, А. Н. Избранные статьи / Вступ. ст. В. М. Жирмунского, коммент. М. П. Алексеева / А. Н. Веселовский. Л.: Худож. лит, 1939. - 571 с.

156. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / Ред., вступ. ст. и примеч.

157. B. М. Жирмунского / А. И. Веселовский. Л.: Худож. лит, 1940. -648 с.

158. Веселовский, А. Н. Историческая поэтика / Вступит, ст. И. К. Горского. Сост., коммент. В. В. Мочаловой / А. Н. Веселовский. -М.: Высшая школа, 1989. 406 с.

159. Веселовский, Алексей. «Мертвые души»: глава из этюда о Гоголе / А. Веселовский // Вестник Европы. 1891. - № 3. - С. 68-102.

160. Веселовский, Ал. И. Этюды и характеристики. Изд. 4-е, значит, доп. / Ал. Н. Веселовский. - М.: типо-лит. тов-ва И. Н. Кушнеревъ и К0, 1912.-Т. II.-348 с.

161. Ветловская, В. Е. Житийные источники гоголевской «Шинели» / В. Е. Ветловская // Русская литература. 1999. - №1. - С. 18-35.

162. Видугирите, Инга. Театральный код в «Размышлениях о Божественной Литургии» Н. В. Гоголя / И. Видугирите // Гоголевский сборник. Вып. 2(4). СПб, Самара: Изд-во СПГУ, 2005.-С.169-179.

163. Виноградов, В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы / В. В. Виноградов. М.: Наука, 1976. - 511 с.

164. Виноградов, В. В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Гоголя до Ахматовой / В. В. Виноградов. М.: Наука, 2003.-390 с.

165. Виноградов, И. А. Гоголь художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания / И. А. Виноградов. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. - 448 с.

166. Виноградова, В. Л. Повесть о Горе-Злочастии / В. Л. Виноградова // Труды отдела древнерусской литературы. T. XII. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. - С. 622-641.

167. Виноградова, Л. Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования / Л. Н. Виноградова. М.: Наука, 1982. - 255 с.

168. Виноградова, Л. Н. Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян / Л. Н. Виноградова. М.: Индрик, 2000. - 432 с.

169. Виноградова, Л. Н. «Тот свет» / Л. Н. Виноградова // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е. М.: Международные отношения, 2002. - С. 462-463.

170. Виноградова, Л. Н. Превращение / Л. Н. Виноградова // Славяноведение. 2004. -№ 6. - С. 67-70.

171. Виппер, Б. Р. Проблема реализма в итальянской живописи XVII -XVIII веков / Б. Р. Виппер. М.: Искусство, 1966. - 279 с.

172. Виппер, Б. Р. Статьи об искусстве / Б. Р. Виппер. М.: Искусство, 1970.-256 с.

173. Виролайнен, М. Мир и стиль («Старосветские помещики» Гоголя) / М. Виролайнен // Вопросы литературы. 1979. - №4. - С. 125-141.

174. Виролайнен, M. Н. «Миргород» Н. В. Гоголя (проблемы стиля) / М. Н. Виролайнен. Дис. . .канд. филол. наук. - Л., 1980. - 200 с.

175. Виролайнен, M. H. Гоголевская мифология городов / M. H. Виролайнен // Пушкин и другие: Сб. ст.: К 60-летию проф. С. А. Фомичева / Науч. ред. и сост. В. А. Кошелев. Новгород: Новгород, гос. ун-т, 1997.-С. 230-236.

176. Виролайнен, M. Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности / M. Н. Виролайнен. СПб.: Амфора, 2003. - 503 с.

177. Власов, А. Н. Устная память традиции в контексте письменной культуры / А. Н. Власов // Первый Всероссийский конгресс фольклористов. Сбоник докладов. T. II. М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2006. - С. 228-243.

178. Власова, 3. И. Скоморохи и фольклор / 3. И. Власова. СПб.: Алетейя, 2001.-523 с.

179. Воронский, А. К. Из книги «Гоголь» / А. К. Воронский // Воронский А. К. Искусство видеть мир. М.: Сов. писатель, 1987. - С. 596-693.

180. Воропаев, В. А. «Мертвые души» и традиции народной культуры (Н. Гоголь и И. Снегирев) / В. А. Воропаев // Русская литература. 1981. -№2.-С. 92-107.

181. Воропаев, В. А. Заметки о фольклорном источнике гоголевской «Повести о капитане Копейкине» / В. А. Воропаев // Филологические науки. 1982.-№ 6.-С. 35-41.

182. Воропаев, В. А. Духом схимник сокрушенный. Жизнь и творчество Н. В. Гоголя в свете Православия / В. А. Воропаев. М.: Моск. рабочий, 1994. - 159 с.

183. Воропаев, В. А. Н. В. Гоголь: Жизнь и творчество / В. А. Воропаев. -М.: Изд-во МГУ, 1998. 128 с.196197198199200201202203204205206207208

184. Воропаев, В. А. Гоголь над страницами духовных книг: научно-популярные очерки / В. А. Воропаев. М.: Макариевский фонд, 2002а. - 208 с.

185. Гачев, Г. Д. Ускоренное развитие литературы (На материале болгарской литературы первой половины XIX в.) / Г. Д. Гачев. М.: Наука, 1964.-311 с.

186. Гачев, Г. Д. Жизнь художественного сознания: Очерки по истории образа. Часть I / Г. Д. Гачев. М.: Искусство, 1972. - 200 с. Гачев, Г. Д. Образ в русской художественной культуре / Г. Д. Гачев. -М.: Искусство, 1981.-246.

187. Гегель, Г. В. Ф. Эстетика: В 4-х т. Т. 2 / Г. В. Ф. Гегель. - М.: Искусство, 1969. - 326 с.

188. Геннеп А., ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обряда. Пер. с франц. / А. ван Геннеп. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. - 198 с.

189. Герасимова, Н. М. Художественное своеобразие «Жития протопопа Аввакума»: автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. М. Герасимова. -Л., 1986.- 16 с.

190. Гинзбург, Л. Я. О литературном герое / Л. Я. Гинзбург. Л.: Сов. писатель, 1979. - 224 с.

191. Гоголь H. В. в русской критике: Сб. ст. / Вступ. ст. и прим. М. Я. Полякова. М.: Гослитиздат, 1953. - LXIV, 651 с.

192. Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев: Вища школа, 1983. - 150 с.

193. Гоголь: История и современность: К 175-летию со дня рождения. -М.: Сов. Россия, 1985. 496 с.

194. Гоголь и Италия: Материалы Международной конференции «Николай Гоголь: между Италией и Россией». Рим, 30 сентября 1 октября 2002 г. - М.: РГГУ, 2004. - 285 с.

195. Гоголь: материалы и исследования / Отв. ред. Ю. В. Манн. М.: «Наследие», 1995. - 256 с.

196. Голенищев-Кутузов, И. Н. Данте / И. Н. Голенищев-Кутузов. М.: Молодая гвардия, 1967. - 288 с.

197. Гольденберг, А. X. К вопросу о фольклоризме второго тома «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Проблемы языка и стиля в литературе: Сборник научных трудов. Волгоград: ВГПИ им. А. С. Серафимовича, 1978. - С. 86-93.

198. Гольденберг, А. Житийная традиция в «Мертвых душах» / А. Гольденберг // Литературная учеба. М., 1982. - № 3. - С. 155-162.

199. Гольденберг, А. X. Народная обрядовая поэзия в художественном строе «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Фольклорная традиция в русской литературе: Сборник научных трудов. Волгоград: ВГПИ им. А. С. Серафимовича, 1986. - С. 51-59.

200. Гольденберг, А. X. Притча о блудном сыне в «Мертвых душах» и древнерусская литературная традиция / А. X. Гольденберг //

201. Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики: Межвузовский сборник научных трудов. -Кемерово: Кемеровский государственный университет, 1988. С. 86-96.

202. Гольденберг, А. X. Традиция древнерусских поучений в поэтике «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Н. В. Гоголь и русская литература XIX века: Межвузовский сборник научных трудов. Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1989. - С. 45-59.

203. Гольденберг, А. X. Поэзия обрядовых праздников во 2 томе «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Литература и фольклор. Вопросы поэтики: Межвузовский сборник научных трудов. -Волгоград: ВГПИ им. А. С. Серафимовича, 1990. С. 49-56.

204. Гольденберг, А. X. «Мертвые души» Н. В. Гоголя и традиции народной культуры: Учебное пособие по спецкурсу / А. X. Гольденберг. Волгоград: ВГПИ, 1991. - 76 с.

205. Гольденберг, А. X. Традиции народной песни в поэтике «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Русская словесность. 2002. - № 7. - С. 5-19.

206. Гольденберг, А. X. Традиции учительного «слова» в поэтике «Мертвых душ» / А. X. Гольденберг // Русская словесность. 2003. -№7.-С. 5-13

207. Гольденберг, А. X. «Вечный» сюжет у Гоголя и кризисные модели русской литературы / А. X. Гольденберг // Гоголевский сборник. / Под ред. В. Ш. Кривоноса. СПб.; Самара: Изд-во СГПУ, 2003. - С. 147-162 .

208. Гольденберг, А. X. Фольклорный гротеск в поэтике Гоголя / А. X. Гольденберг // Гротеск в литературе: Материалы конференции к 75-летию проф. Ю. В. Манна. М.; Тверь, 2004. - С. 24-29.

209. Гольденберг, А. X. О формах выражения этической позиции автора в гоголевском тексте / А. X. Гольденберг // Этика и социология текста: сборник статей научно-методического семинара «ТЕХТШ». -Вып. 10. СПб.; Ставрополь: Изд-во СГУ, 2004. - С. 166-171.

210. Гольденберг, А. X. Библейский контекст в поэтике Пушкина и Гоголя / А. X. Гольденберг // Гоголь и Пушкин: Четвертые Гоголевские чтения: Сборник докладов. М.: Книжный дом «Университет», 2005. - С. 139-152.

211. Гольденберг, А. X. К проблеме дантовского архетипа в поэтике Гоголя / А. X. Гольденберг // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2007. - № 5 (23). Филологические науки. - С. 115-119.

212. Гольденберг, А. X. Экфрасис в поэтике Гоголя: текст и метатекст / А. X. Гольденберг//Филологические науки. -2007. -№1. С. 13-23.

213. Гольденберг, А. X., Гончаров, С. А. Легендарно-мифологическая традиция в «Мертвых душах» / А. X. Гольденберг, С. А. Гончаров // Русская литература и культура нового времени / Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). СПб.: Наука, 1994. - С. 21-48.

214. Гольденберг, А. X., Гончаров, С. А. Гоголь и Караваджо: к проблеме интерпретации символического сюжета / А. X. Гольденберг, С. А. Гончаров // Восток-Запад: Пространство русской литературы и фольклора. Волгоград, 2006. - С. 25-33.

215. Гончаров, С. А. Жанровая структура «Мертвых душ» Н. В. Гоголя и традиции русской прозы: Дисс. . канд. филол. наук / С. А. Гончаров. -Л., 1985.- 185 с.

216. Гончаров, С. А. Жанровая структура «Мертвых душ» Н. В. Гоголя и традиции русской прозы. Автореферат дис. .канд. филол. наук / С. А. Гончаров. Л., 1985.-21 с.

217. Гончаров, С. А. Жанровая структура романа В. Т. Нарежного «Российский Жилблаз» / С. А. Гончаров // Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово: Кемеровский гос. ун-т, 1988. - С. 75-86.

218. Гончаров, С. А. Еще раз о заглавии гоголевской поэмы (текст -контекст подтекст) / С. А. Гончаров // Н. В. Гоголь и русская литература XIX века. - Л.: ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1989. - С. 22-44.

219. Гончаров, С. А. Творчество Н. В. Гоголя и традиции учительной культуры. Учебное пособие к спецкурсу / С. А. Гончаров. СПб.: Изд-во «Образование», 1992. - 155 с.

220. Гончаров, С. А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте / С. А. Гончаров. СПб.: Изд-во РГПУ, 1997. - 340 с.

221. Грехнев, В. А. «Пушкинское» у Гоголя (О символике «живого» и «мертвого») / В. А. Грехнев // Пушкин и другие: Сб. ст.: К 60-летию проф. С. А. Фомичева / Науч. ред и сост. В. А. Кошелев. Новгород: Новгород, гос. ун-т, 1997. - С. 134-141.

222. Григорьева, Н. И. Жанровый синтез на рубеже эпох: «Исповедь» Августина / Н. И. Григорьева // Взаимосвязь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. М.: Наука, 1989. - С. 229276.

223. Гриффите, Фредерик Т., Рабинович, Стэнли Дж. Третий Рим: классический эпос и русский роман: (от Гоголя до Пастернака): перевод с английского / Фредерик Т. Гриффите, Стэнли Дж. Рабинович. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005. - 332 с.

224. Громыко, M. М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. / M. М. Громыко. М.: Наука, 1986. - 278 с.

225. Гудзий, Н. К. История древней русской литературы / Н. К. Гудзий. -М.: Учпедгиз, 1938. 527 с.

226. Гуковский, Г. А. Реализм Гоголя / Г. А. Гуковский. М.; Л.: Гослитиздат, 1959.-531 с.

227. Гура, А. В. О роли дружки в севернорусском свадебном обряде / А.

228. B. Гура // Проблемы славянской этнографии (К 100-летию со дня рождения чл.-корр. АН СССР Д. К. Зеленина). Л.: Наука, 1979.1. C. 162-172.

229. Гура, А. В. Символика животных в славянской народной традиции / А. В. Гура. М.: Индрик, 1997. - 912 с.

230. Гурвич, И. А. Место Чичикова в системе образов «Мертвых душ» Гоголя / И. А. Гурвич // Жанр и композиция литературного произведения: Сб. научных трудов. Калининград, 1976. - Вып. 3. -С. 13-22.

231. Гуревич, А. Я. Проблемы средневековой народной культуры / А. Я. Гуревич. М.: Искусство, 1981. - 359 с.

232. Гуревич, А. Я. Категории средневековой культуры / А. Я. Гуревич. -М.: Искусство, 1984. 350 с.

233. Гуревич, А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Ехетр1а XIII века) / А. Я. Гуревич. М.: Искусство, 1989.-368 с.

234. Гуревич, А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства / А. Я. Гуревич. М.: Искусство, 1990. - 396 с.

235. Данилова, И. Е. О свете и тени в живописи кватроченто / И. Е. Данилова // Данилова И. Е. Искусство средних веков и Возрождения. М.: Сов. художник, 1984. - С. 91-102.

236. Дарвин, М. Н., Тюпа, В. И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения конвергентного сознания / М. Н. Дарвин, В. И. Тюпа. -Новосибирск: Наука, 2001. 293 с.

237. Дебрецени, Пол. Блудная дочь: Анализ художетвенной прозы Пушкина / Пер. с англ. / П. Дебрецени. Спб: Гуманит. агентство «Акад. проект», 1995 (1996). - 397 с.

238. Деко, А. Апостол Павел. / Пер. с франц. / А. Деко. М.: Молодая гвардия, 2005. - 258 с.

239. Де Лотто, Чинция. «Поучение» Агапита в итальянском переводе Н.

240. B. Гоголя / Чинция де Лотто // Archivo italo-russo II. Salerno, 2002.1. C. 79-88.

241. Демин, А. С. Русская литература второй половины XVII начала XVIII века / А. С. Демин. - М.: Наука. 1977. - 296 с.

242. Демин, А. С. Загробный мир в памятниках XI XVII вв. / А. С. Демин // Демин, А. С. О художественности древнерусской литературы. - М.: Языки русской культуры, 1998. - С. 703-728.

243. Демин, А. С. Мечты о богатстве в древнерусской литературе XV -XVII веков / А. С. Демин // XVII век: между трагедией и утопией. Сборник научных трудов. Вып. 1. / Отв. ред.: проф. Т. В. Саськова. -М.: Издательский дом «Таганка» МГОПУ, 2004. С. 15-23.

244. Демкова, Н. С. Сюжетное повествование и новые явления в русской литературе XXVII в. / Н. С. Демкова // Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л.: Наука, 1970. - С. 457-475.

245. Дергачева, И. В. Посмертная судьба и «иной мир» в древнерусской книжности / Отв. ред. А. А. Дубровин / И. В. Дергачева. М.: «Кругъ», 2004.-352 с.

246. Десницкий, В. А. На литературные темы / В. А. Десницкий. М.; Л.: ГИЗ, 1933.-327 с.

247. Десницкий, В. А. Задачи изучения жизни и творчества Гоголя / В. А. Десницкий // Н. В. Гоголь. Материалы и исследования: В 2-х тт. -М.: Изд-во АН СССР, 1936. Т.2. - С. 3-105.

248. Джулиани, Р. Гоголь в Риме / Р. Джулиани // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1997. - № 5. - С. 16-42.

249. Джулиани, Р. Гоголь, назарейцы и вторая редакция «Портрета» / Р. Джулиани // Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Ю. В. Манна. М.: РГГУ, 2001. - С. 127-147.

250. Дмитриева, Е. Е. Гоголь и Украина (к проблеме взаимосвязи русской и украинской культур) / Е. Е. Дмитриева // Известия РАН. Сер. лит. и яз.-Т. 53.- 1994.-№3,-С. 13-25.

251. Дмитриева, Е. Е. Комментарий к «Вечерам на хуторе близ Диканьки» / Е. Е. Дмитриева // Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений и писем: В 23 томах. М.: «Наследие», 2001. - Т.1. - С. 611-850.

252. Днепров, В. Д. Идеи времени и формы времени / В. Д. Днепров. Д.: Сов. писатель, 1980. - 598 с.

253. Долгополов, Л. К. Гоголь в начале 1840-х годов: («Портрет» и «Тарас Бульба» вторые редакции в связи с началом духовного кризиса) / Л. К. Долгополов // Русская литература. 1969. - № 2. - С. 82-104.

254. Доманский, Ю. В. Смыслообразующая роль архетипических значений в литературном тексте: Пособие по спецкурсу. Изд 2-е, испр. и доп. / Ю. В. Доманский. Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. -94 с.

255. Душечкина, Е. В. «Тарас Бульба» в свете традиций древнерусской воинской повести / Е. В. Душечкина // Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в эпох. Киев: Вища школа, 1983. -С. 30-34.

256. Душечкина, Е. В. Русский святочный рассказ: Становление жанра / Е. В. Душечкина. СПб.: Языковой центр филолог, фак-та СПб. унта, 1995.-256 с.

257. Евгеньева, А. П. Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII-XX вв. / A.n. Евгеньева. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. - 348 с.

258. Егоров, И. В. Проблемы типологии эпических жанров и жанровая природа «Мертвых душ» Н. В. Гоголя: Дис. . канд. филол. наук / И. В. Егоров. Донецк, 1974. - 144 с.

259. Егоров, И. В. «Мертвые души» и жанр плутовского романа / И. В. Егоров // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1978. - Т. 37. - № 1. -С. 32-35.

260. Елеонская, А. С. Русская публицистика второй половины XVII века / А. С. Елеонская. М.: Наука, 1978. - 272 с.

261. Елеонская, Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России. Сб. трудов / Вступ. ст. и сост. JI. Н. Виноградовой / Е. Н. Елеонская. М.: Индрик, 1994.-272 с.

262. Елистратова, А. А. Гоголь и проблемы западноевропейского романа / А. А. Елистратова. М.: Наука, 1972. - 303 с.

263. Емельянов, JI. Н. Методологические вопросы фольклористики. / Л. Н. Емельянов. Л.: Наука, 1978. - 206 с.

264. Еремин, И. П. Симеон Полоцкий поэт и драматург / И. П. Еремин // Полоцкий Симеон. Избранные сочинения. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1953.-С. 223-260.

265. Еремина, В. И. Н. В. Гоголь / В. И. Еремина // Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л.: Наука, 1976. - С. 249291.

266. Еремина, В. И. Миф и народная песня (К вопросу об исторических основах песенных превращений) / В. И. Еремина // Миф фольклор - литература. - Л.: Наука, 1978а. - С. 3-15.

267. Еремина, В. И. Поэтический строй русской народной лирики / В. И. Еремина. Л.: Наука, 19786. - 184 с.

268. Еремина, В. И. Ритуал и фольклор / Отв. ред. А. А. Горелов / В. И. Еремина. Л.: Наука, 1991. - 207 с.

269. Еремина, Л. И. О языке художественной прозы Н. В. Гоголя: (Искусство повествования) / Л. И. Еремина. М.: Наука, 1987. - 176с.

270. Есаулов, И. А. Спектр адекватности в истолковании литературного произведения («Миргород» Н. В. Гоголя) / И. А. Есаулов. М.: РГГУ, 1997.- 102 с.

271. Есаулов, И. А. Пасхальность русской словесности / И. А. Есаулов. -М.: «Кругъ», 2004. 560 с.

272. Жаравина, Л. В. «Драматические опыты» А. С. Пушкина в философском контексте: Учебное пособие по спецкурсу / Л. В. Жаравина. Волгоград: Перемена, 1995. - 124 с.

273. Жаравина, Л. В. А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь: философско-религиозные аспекты литературного развития 1830 -40-х годов / Л. В. Жаравина. Волгоград: Перемена, 1996. - 192 с.

274. Жебелев, С. А. Апостол Павел и его послания: Общий очерк / С. А. Жебелев. Пг.: Изд-во «Огни», 1922. - 200 с.

275. Жельвис, В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. Изд. второе, перераб. и доп. / В. И. Жельвис. М.: Ладомир, 2001. - 349 с.

276. Жийяр, Люсьен. Дельцы средневековой Европы / Люсьен Жийяр // Курьер Юнеско. 1990. - Март. - С. 32-33.

277. Журавлев, А. Ф. Язык и миф. Лингвистический комментарий к труду А. Н. Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» / Отв. ред. С. М. Толстая / А. Ф. Журавлев. М.: Индрик, 2005. - 1004 с.

278. Зарецкий, В. А. Народная и авторская утопия в повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» / В. А. Зарецкий // Проблема автора в художественной литературе: Межвузовский сборник научных трудов. Ижевск, 1983. - С. 35-43.

279. Зарецкий, В. А. Идея духовного пробуждения во 2 томе «Мертвых душ» Н. В. Гоголя / В. А. Зарецкий // Классическое наследие и современность. Куйбышев, 1986. - Вып.1. - С. 46-48.

280. Зарецкий, В. А. Народные исторические предания в творчестве Н. В. Гоголя: История и биографии: Монография / В. А. Зарецкий. -Стерлитамак: Стерлитамак. Гос. пед. ин-т; Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т, 1999. 463 с.

281. Зорин, Н. В. Русский свадебный ритуал / Н. В. Зорин. М.: Наука, 2001.-248 с.

282. Зеленин, Д. К. Восточнославянская этнография. Пер. с нем. / Д. К. Зеленин. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. -511 с.

283. Зеленин, Д. К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественной смерью и русалки / Вступ. ст. Н. И. Толстого; подгот. текста, коммент., указат. Е. Е. Левкиевской / Д. К. Зеленин. М.: Индрик, 1995. - 432 с.

284. Зеленин, Д. К. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. 1917-1934 / Д. К. Зеленин. М.: Индрик, 1999. - 352 с.

285. Зенкин, С. Новые фигуры. Заметки о теории. 3 / С. Зенкин // Новое литературное обозрение. 2002. - № 57. - С. 343-351.

286. Зеньковский, В. В. Н. В. Гоголь / В. В. Зеньковский // Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. М.: Республика, 1997. - С. 142264.

287. Знамеровская, Т. П. Микеланджело да Караваджо / Т. П. Знамеровская. -М.: Искусство, 1955. 139 с.

288. Иваницкий, А. И. Гоголь. Морфология земли и власти / А. И. Иваницкий. М.: РГГУ, 2000. - 186 с.

289. Иваницкий, А. И. Архетипы Гоголя / А. И. Иваницкий // Литературные архетипы и универсалии. М.: РГГУ, 2001. - С. 248281.

290. Иванов, В. В. Конь / В. В. Иванов // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1987. - Т. 1. -С. 666.

291. Иванов, В. В., Топоров, В. Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: Древний период / В. В. Иванов, В. Н. Топоров. М.: Наука, 1965. - 246 с.

292. Иванов, С. А. Блаженные похабы: Культурная история юродства / С. А. Иванов. М.: Языки славянской культуры, 2005. - 448 с.

293. Ивашнева, Л. Л. О взаимосвязи календарной и свадебной поэзии / Л. Л. Ивашнева // Русский фольклор: Историческая жизнь народной поэзии. Л.: Наука, 1976. - Т. XVI. - С. 191-199.

294. Ивлева, Л. М. Ряженье в русской традиционной культуре / Л. М. Ивлева. СПб.: Рос. ин-т истории искусств, 1994. - 235 с.

295. Идеи социализма в русской классической литературе / Под ред. Н. И. Пруцкова. Л.: Наука, 1969. - 467 с.

296. Ильин, В. Н. Адский холод Гоголя / В. Н. Ильин // Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь / Сост., вступ. ст. и коммент. М. Д. Филина. М.: Руссюй Mipb, 2002. - С. 357-380.

297. Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). М.: Наука, 1990. - 255 с.

298. История мировой культуры. Наследие Запада. М.: Изд-во РГГУ, 1998.-428 с.

299. Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М.: Наука, 1986.-336 с.

300. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. - 512 с.

301. Кардини, Ф. Истоки средневекового рыцарства / Ф. Кардини. М.: Прогресс, 1987.-384 с.

302. Карпенко, А. И. О народности Гоголя (Художественный историзм писателя и его народные истоки) / А. И. Карпенко. Киев: Вища школа. Изд-во при Киев, ун-те, 1973. - 280 с.

303. Карпухин, И. Е. О поэтическом содержании русских величальных песен / И. Е. Карпухин // Проблемы художественного метода в русской литературе: Сб. научных статей / Отв. ред. А. Ф. Захаркин. -М., 1973.-С. 125-139.

304. Кереньи, К. Трикстер и древнегреческая мифология / К. Кереньи // Радин Пол. Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев с комментариями К. Г. Юнга и К. К. Кереньи / Пер. с англ. СПб.: Евразия, 1999. - 241-264.

305. Киченко, А. С. Молодой Гоголь: поэтика романтической прозы: Монография / А. С. Киченко. Ижин: «Аспект - Пол1граф». 2007. -224 с.

306. Клибанов, А. И. Народная социальная утопия в России. XIX век / А. И. Клибанов. М.: Наука, 1978. - 342 с.

307. Климова, М. Н. Древнерусские параллели к повести Н. В. Гоголя «Страшная месть» / М. Н. Климова // История русской духовной культуры в рукописном наследии XVI XX вв. - Сб. научн. тр.

308. Новосибирск: «Наука», Сибирское предприятие РАН; Научно-издательский центр ОИГГМ СО РАН, 1998. С. 69-78.

309. Ключевский, В. О. Добрые люди древней Руси / В. О. Ключевский. -М.: Ступин, 1907.-30 с.

310. Козлова, С. И. Данте и художники Ренессанса / С. И. Козлова // Дантовские чтения. -М.: Наука, 1982. 303 с. - С. 156-158.

311. Кожинов, В. В. Происхождение романа: Теоретико-исторический очерк / В. В. Кожинов. М.: Сов. писатель, 1963. - 439 с.

312. Колпакова, Н. П. Русская народная бытовая песня / Н. П. Колпакова.- М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. 283 с.

313. Кондратьева, Т. Н. Собственные имена в русском эпосе / Т. Н. Кондратьева. Казань: Изд. Казанского ун-та, 1967. - 248 с.

314. Коринфский, А. А. Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа / А. А. Коринфский. -Смоленск: «Русич», 1995. 656 с.

315. Костюхин, Е. А. Типы и формы животного эпоса / Е. А. Костюхин. -М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1987 -270 с.

316. Костюхин, Е. А. Литература и судьбы фольклора / Е. А. Костюхин // Живая старина. 1994. - № 2. - С. 5-7.

317. Красильникова, О. А. Пословицы и поговорки в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» / О. А. Красильникова // Ученые зап. Днепропетровского ун-та. 1954. - Т. 47. - (Языкознание. - Вып. 7).- С. 49-72.

318. Кривонос, В. Ш. «Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы. Проблемы повествования / В. Ш. Кривонос. -Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1985. 159 с.

319. Кривонос, В. Ш. Мотивы художественной прозы Гоголя: Монография / В. Ш. Кривонос. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 1999.-251 с.

320. Кривонос, В Ш. Повести Гоголя: Пространство смысла / В. Ш. Кривонос. Самара: СГПУ, 2006. - 442 с.

321. Криничная, Н. А. Русская мифология: Мир образов фольклора / Н. А. Криничная. -М.: Академический Проект; Гаудеамус, 2004. 1008 с.

322. Круглов, Ю. Г. Русские свадебные песни / Ю. Г. Круглов. М.: Высшая школа, 1978. - 215 с.

323. Круглов, Ю. Г. Русские обрядовые песни / Ю. Г. Круглов. М.: Высшая школа, 1982. - 272 с.

324. Кулиш, П. А. Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем / Вступит, ст. и коммент. И. А. Виноградова / П.

325. A. Кулиш. М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 704 с.

326. Купреянова, Е. Н. Идеи социализма в русской литературе 30-40-х годов / Е. Н. Купреянова // Идеи социализма в русской классической литературе. Л.: Наука, 1969. - С. 92-150.

327. Купреянова, Е. Н. «Мертвые души» Н. В. Гоголя (Замысел и его воплощение) / Е. Н. Купреянова // Русская литература. 1971. - №3. - С. 62-74.

328. Купреянова, Е. Н. Н. В. Гоголь / Е. Н. Купреянова // История русской литературы: В 4 т. Л.: Наука, 1981. - Т. 2. - С. 530-579.

329. Купреянова, Е. Н, Макогоненко, Г. П. Национальное своеобразие русской литературы: Очерки и характеристики / Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко. Л.: Наука, 1976. - 415 с.

330. Кусков, В. В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях Куликовского цикла / В. В. Кусков // Куликовская битва в литературе и искусстве. М.: Наука, 1980. - С. 39-51.

331. Кусков, В. В. Характер средневекового миросозерцания и система жанров древнерусской литературы XI первой половины XIII вв. /

332. B. В. Кусков // Вестник МГУ. Филология. 1981. - №1. - С. 3-12.

333. Ламбер, Ж. Караваджо / Ж. Ламбер. М.: Арт-Родник, 2004. - 94 с.

334. Ларионова, М. Ч. Миф, сказка и обряд в русской литературе XIX века / М. Ч. Ларионова. Ростов н /Д : Изд-во Ростовского ун-та, 2006.-256 с.

335. Лебедева, О. Б. Брюллов, Гоголь, Иванов (Поэтика «немой сцены» -«живой картины» комедии «Ревизор») / О. Б. Лебедева // Поэтика русской литературы: К 70-летию профессора Ю. В. Манна. М: РГГУ, 2001.-С. 113-126.

336. Леви-Строс, К. Структурная антропология / Пер. с франц. под ред. и с примеч. Вяч. Вс. Иванова / К. Леви-Строс. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1983. - 536 с.

337. Левкиевская, Е. Е. Сирота / Е. Е. Левкиевская // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е. М., 2002. - С. 433.

338. Левкиевская, Е. Е. К вопросу об одной мистификации, или Гоголевский Вий при свете украинской мифологии / Е. Е. Левкиевская // Миф в культуре: человек не человек / Ред. Л. А. Софронова, Л. Н. Титова. - М.: Индрик, 2000. - С. 87-96.

339. Левкиевская, Е. Е. «Белая свитка» и «красная свитка» в «Сорочинской ярмарке» Н. В. Гоголя / Е. Е. Левкиевская // Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С. М. Толстая. М.: Индрик, 2002. - С. 400-412.

340. Ле Гофф, Ж. Средневековый мир воображаемого. Пер. с фр. / Общ. ред. С. К. Цатуровой / Ж. Ле Гофф. М.: Издательская группа «Прогресс», 2001. - 440 с.

341. Лепахин, В. В. Икона в русской художественной культуре: Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы / В. В. Лепахин. М.: «Отчий дом», 2002. - 736 с.

342. Литература и фольклорная традиция: Сб. научных трудов. К 70-летию проф. Д. Н. Медриша. / Науч. ред. и сост. А. X. Гольденберг. -Волгоград: Перемена, 1997. 240 с.

343. Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е. М. Мелетинского. М.: РГГУ, 2001. - 433 с.

344. Лихачев, Д. С. Иносказание «жизни человеческой» в «Повести о Горе-Злочастии» / Д. С. Лихачев // Вопросы изучения русской литературы XI XX веков. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958. - С. 2527.

345. Лихачев, Д. С. Человек в литературе древней Руси / Д. С. Лихачев. -М.: Наука, 1970.- 180 с.

346. Лихачев, Д. С. Великое наследие. 2-е изд., доп. / Д. С. Лихачев. М.: Современник, 1979а- 412 с.

347. Лихачев, Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3-е, доп. / Д. С. Лихачев. М.: Наука, 19796. - 352 с.

348. Лихачев Д. С. Великий путь: Становление русской литературы XI -XVII веков / Д. С. Лихачев. М.: Современник, 1987. - 301 с.

349. Лихачев, Д. С., Панченко, А. М., Понырко, Н. В. Смех в Древней Руси / Д. С. Лихачев, А. М. Панченко, Н. В. Понырко. Л.: Наука, 1984.-295 с.

350. Лонги, Роберто. От Чимабуэ до Моранди / Роберто Лонги. М.: Радуга, 1984.-353 с.

351. Лосев, А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии / А. Ф. Лосев. М.: Учпедгиз, 1957. - 620 с.

352. Лотман, Л. М. Проблема «всемирной озывчивости» Пушкина и библейские реминисценции в его поэзии и «Борисе Годунове» / Л. М. Лотман // Пушкин: Исследования и материалы / РАН. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). СПб.: Наука, 2004. - Т. XVI / XVII. - С. 131147.

353. Лотман, Ю. М. Истоки толстовского направления в русской литературе 1830-х годов / Ю. М. Лотман // Труды по русской и славянской филологии / Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 119. -Тарту, 1962.-С. 3-77.

354. Лотман, Ю. М. Гоголь и соотнесение «смеховой» культуры с комическим и серьезным в русской национальной традиции / Ю. М. Лотман // Материалы Всесоюзного симпозиума по вторичным моделирующим системам. I (5). Тарту, 1974. - С. 131-133.

355. Лотман, Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь / Ю. М. Лотман. М.: Просвещение, 1988. - 348 с.

356. Лотман, Ю. М. Сцена и живопись как кодирующие устройства культурного поведения человека начала XIX столетия / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. Об искусстве. СПб: Искусство - СПб., 1998.- С. 636-645.

357. Лотман, Ю. М. О русской литературе. Статьи и исследования (19581993) / Ю. М. Лотман. СПб: Искусство - СПб., 2005. - 845 с.

358. Лотман, Ю. М., Минц, 3. Г. Литература и мифология / Ю. М. Лотман, 3. Г. Минц // Труды по знаковым системам. XIII: Семиотика культуры. Тарту, 1981. - С. 35-55.

359. Лысюк, Н. А. Магия жениха и невесты в восточнославянском свадебном обряде / Н. А. Лысюк // Традиционная культура. 2003. -№1 (9).-С. 9-18.

360. Лященко, С. К. Заклятие смехом: Опыт истолкования яыческих ритуальных традиций восточных славян / С. К. Лященко. М.: Ладомир, 2006. -316 с.

361. Максимов, С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила / С. В. Максимов. СПб.: ТОО «Полисет», 1994. - 448 с.

362. Манн, Ю. В. Человек и среда (Заметки о «натуральной школе) / Ю. В. Манн // Вопросы литературы. 1958. - № 9. - С. 115-134.

363. Манн, Ю. В. Комедия Н. В. Гоголя «Ревизор» / Ю. В. Манн. М.: Худож. лит., 1966. - 111 с.

364. Манн, Ю. В. Поэтика Гоголя / Ю. В. Манн. М.: Худож. лит., 1978. -398 с.

365. Манн, Ю. В. Смелость изобретения. Черты художественного мира Гоголя / Ю. В. Манн. М.: Дет. лит, 1979. - 142 с.

366. Манн, Ю. В. В поисках живой души: «Мертвые души». Писатель -критика читатель / Ю. В. Манн. - М.: Книга, 1984. - 351 с.

367. Манн, Ю. В. Диалектика художественного образа / Ю. В. Манн. -М.: Сов. писатель., 1987. 317 с.

368. Манн, Ю. В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме / Ю. В. Манн. М.: Coda, 1996.-474 с.

369. Манн, Ю. В. Заметки о «неевклидовой геометрии» Гоголя, или «Сильные кризисы, чувствуемые целою массою» / Ю. В. Манн // Вопросы литературы. 2002. - №4. - С. 201-230.

370. Манн, Ю. В. Гоголь. Труды и дни: 1809-1845. / Ю. В. Манн. М.: Аспект-пресс, 2004. - 813 с.

371. Манн, Ю. В. Постигая Гоголя / Ю. В. Манн. М.: Аспект Пресс, 2005.-206 с.

372. Маркович, В. М. И. С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-50-е годы) / В. М. Маркович. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. -208 с.

373. Маркович, В. М. Петербургские повести Н. В. Гоголя / В. М. Маркович. Л.: Худож. лит., 1989. - 208 с.

374. Маркович, В. М. «Задоры», Русь-тройка и «новое религиозное сознание». Отелеснивание духовного и спиритуализация телесного в 1-м томе «Мертвых душ» / В. М. Маркович // Wiener Slawistischer Almanach. 2004. - Bd. 54. - С. 93-107.

375. Медриш, Д. H. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики / Д. Н. Медриш. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1980.-296 с.

376. Медриш, Д. Н. Путешествие в Лукоморье. Сказки Пушкина и народная культура / Д. Н. Медриш. Волгоград: Перемена, ВГПУ, 1992.- 144 с.

377. Медриш, Д. Н. В сотворчестве с народом: Народная традиция в творчестве А. С. Пушкина: Теоретическое исследование / Д. Н. Медриш. Волгоград: Перемена, 2003. - 136 с.

378. Мейлах М. Б. Меч / М. Б. Мейлах // Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1988. - Т. 2. -С. 149.

379. Мелетинский, Е. М. Первобытные истоки словесного искусства / Е. М. Мелетинский // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. -С. 173-180.

380. Мелетинский, Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1976.-407 с.

381. Мелетинский, Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа / Е. М. Мелетинский. М.: Наука, 1986. - 320 с.

382. Мелетинский, Е. М. О литературных архетипах / Е. М. Мелетинский. -М.: РГГУ, 1994.- 136 с.

383. Мелетинский, Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций «Теория мифа и историческая поэтика» / Е. М. Мелетинский. М.: РГГУ, 2000.- 170 с.

384. Мелетинский, Е. М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа / Е. М. Мелетинский. М.-СПб.: Академия Исследований Культуры, Традиция, 2005. - 240 с.

385. Мильков, В. В. Древнерусские апокрифы / В. В. Мильков. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999. - 896 с.

386. Миллер, Вс. Очерки русской народной словесности / Вс. Миллер.

387. М.: тов-во И. Д. Сытина, 1897. Т. 1. - XIV, 464 с.

388. Миллер, Вс. Ф. Народный эпос и история. М.: Высшая школа, 2005.-391 с.

389. Мильдон, В. И. Эстетика Гоголя / В. И. Мильдон. М.: ВГИК, 1998. - 127 с.

390. Минюхина, Е. А. Фольклорная образность в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души». Автореф. дис. . канд. филол. наук / Е. А. Минюхина. Вологда, 2006. - 21 с.

391. Михайлов, А. В. Гоголь в своей литературной эпохе / А. В. Михайлов // Гоголь: История и современность. М.: Сов. Россия, 1985.-493 с.-С. 94-131.

392. Михед, П. В. Гоголь и украинская культура народного барокко / П. В. Михед // Тезисы докладов I Гоголевских чтений. Полтава, 1982. -С. 85-87.

393. Михед, П. В. Об истоках художественного мира Н. В. Гоголя: (Н. В. Гоголь и В. Т. Нарежный) / П. В. Михед / Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. Киев.: Вища школа, 1983.-С. 35-41.

394. Миф фольклор - литература. - JI.: Наука, 1978. - 251 с.

395. Монахов, С. И. Жанрово-стилевые модели в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» / С. И. Монахов // Русская литература. 2007. -№1. - С. 24-46.

396. Морозов, И. А. Женитьба добра молодца: Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикойсвадьбы" / "женитьбы" / И. А. Морозов. М.: Гос. республиканский центр русского фольклора; Изд-во «Лабиринт», 1998. - 352 с.

397. Морозов, И. А, Фролова, О. Е. Тема изобилия в русской культуре XIX -XX веков в свете народных представлений / И. А. Морозов, О. Е. Фролова // Традиционная культура. 2000. - № 1. - С. 91-98.

398. Морозов, И. А, Слепцова, И. С. Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX XX вв.) / И. А. Морозов, И. С. Слепцова. - М.: Индрик, 2004. - 920 с.

399. Мосс, М. Общества. Обмен. Личность: Труды по социальной антропологии / Пер. с франц. / М. Мосс. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. - 360 с.

400. Мосс, Марсель. Социальные функции священного / Избранные произведения. Пер. с франц. / М. Мосс. СПб.: Евразия, 2000. - 448 с.

401. Мочульский, К. Духовный путь Гоголя / К. В. Мочульский // Н. В. Гоголь и Православие. М.: «Отчий дом», 2004. - С. 40-154.

402. Мусхелишвили, Н. Л, Шрейдер, Ю. А. Притча как средство инициации живого знания / Н. Л. Мусхелишвили, Ю. А. Шрейдер // Философские науки. 1989. - №9. - С. 101-104.

403. Мусхелишвили, Н. Л, Шрейдер, Ю. А. Иов-ситуация Иозефа К. / Н. Л. Мусхелишвили, Ю. А. Шрейдер // Вопросы философии. 1993. -№7.-С. 172-176.

404. Набоков, В. В. Николай Гоголь / Пер. с англ. Е. Голышевой / В. В. Набоков. // Новый мир. 1987. - №4. - С. 173- 227.

405. Недзвецкий, В. А. Русский социально-универсальный роман XIX века. Становление и жанровая эволюция / В. А. Недзвецкий. М.: АО «Диалог-МГУ», 1997. - 262 с.

406. Недзвецкий, В. А. Религиозное литературоведение: обретения и утраты / В. А. Недзвецкий // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. -2006.-№3.-С. 91-105.

407. Немировский, И. В. Библейская тема в «Медном всаднике» / И. В. Немировский // Русская литература. 1990. - №3. - С. 3-17.

408. Оссовская, М. Рыцарь и буржуа / М. Оссовская. М.: Прогресс, 1987.-528 с.

409. Панченко, А. М. Аввакум как новатор / А. М. Панченко // Русская литература, 1982. -№ 4. -С. 142-152.

410. Панченко, А. М. Русская культура в канун петровских реформ / А. М. Панченко. Л.: Наука, 1984. - 205 с.

411. Паперный, В. М. «Преображение» Гоголя (к реконструкции основного мифа позднего Гоголя) / В. М. Паперный // Wiener Slawistischer Almanach. В. 39. - 1997. - S. 155-173.

412. Парфенов, А. Т. Гоголь и барокко: «Игроки» / А. Т. Парфенов // Мировое древо /Arbor Mundi. Вып. 4. - М.: Изд. РГГУ, 1996. - С. 142-160.

413. Переверзев, В. Ф. У истоков русского реального романа / В. Ф. Переверзев. М.: Гослитиздат, 1937. - 145 с.

414. Переверзев, В. Ф. Литература Древней Руси / В. Ф. Переверзев. М.: Наука, 1971.-302 с.

415. Переверзев, В. Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования / В. Ф. Переверзев. -М.: Сов. писатель, 1982. 512 с.

416. Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым / Изд. под ред. и с предисл. К. Я. Грота орд. проф. Варшавского ун-та. СПб.: тип. М-ва путей сообщ., 1896. - Т. 3. - VIII, 854 с.

417. Петров, А. В. Синтетизм жанровой природы «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. Автореферат дис. . канд. филол. наук / А. В. Петров. -Томск, 1999.- 19 с.

418. Петров, Н. И. О происхождении и составе славяно-русского печатного Пролога / Н. И. Петров. Киев: Тип. Еремеева, 1875. -483 с.

419. Петрунина, Н. Н. Проза Пушкина (пути эволюции) / Отв. ред. Д. С. Лихачев / Н. Н. Петрунина. Л.: Наука, 1987. - 332 с.

420. Пиккио, Р. «Слово о полку Игореве» как памятник религиозной литературы Древней Руси / Р. Пиккио // Труды отдела древнерусской литературы. Т. 50. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. - С. 430-443.

421. Пискунова, С. И. Русский роман как сюжет исторической поэтики / С. И. Пискунова // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология.2004. -№ 6.-С. 129-140.

422. Плетнев, П. А. Статьи. Стихотворения. Письма / Сост., вступ. ст, примеч. А. А. Шелаевой / П. А. Плетнев. М.: Сов. Россия, 1988. -384 с.

423. По дорога, В. А. Мимесис. Материалы по аналитической антропологии литературы. Том.1. Н. Гоголь. Ф. Достоевский / В. А. По дорога. М.: Культурная революция, Логос, Ь^оБ-акега, 2006. -688 с.

424. Полякова, С. В. Византийские легенды как литературное явление / С. В. Полякова // Византийские легенды. / Изд. подгот. С. В. Полякова. Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1972. - С. 245-273.

425. Померанцева, Э. В. Мифологические персонажи в русском фольклоре / Э. В. Померанцева. М: Наука, 1975. - 183 с.

426. Попова, И. Л. «Станционный смотритель»: притчевый подтекст болдинской повести А. С. Пушкина / И. Л. Попова // Пушкин в XXI веке. Сборник в честь Валентина Семеновича Непомнящего. М.: Русскш миръ, 2006. - С. 311 -320.

427. Попова, Т. В. Античная биография и византийская агиография / Т. В. Попова // Античность и Византия. М.: Наука, 1975. - С. 218-266.

428. Порфирьев, И. Я. Апокрифические сказания о новозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецкой библиотеки / И. Я. Порфирьев. -СПб.: Тип. Акад. наук, 1890. 471 с.

429. Потебня, А. А. Символ и миф в народной культуре / Сост., подгот. текстов, ст., коммент. А. Л. Топоркова / А. А. Потебня. М.: Лабиринт, 2007. - 480 с.

430. Пропп, В. Я. Морфология сказки. Изд. 2-е / В. Я. Пропп. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1969. - 168 с.

431. Пропп, В. Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи / В. Я. Пропп. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1976. - 326 с.

432. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 365 с.

433. Пропп, В. Я. Русские аграрные праздники: (Опыт историко-этнографического исследования) / В. Я. Пропп. СПб.: Терра-Азбука, 1995.- 176 с.

434. Пропп, В. Я. Поэтика фольклора / Сост., предисл. и коммент. А. Н. Мартыновой / В. Я. Пропп. М.: Лабиринт, 1998. - 352 с.

435. Пропп, В. Я. Проблемы комизма и смеха. Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне) / Науч. ред., коммент. Ю. С. Рассказова / В. Я. Пропп. М.: Лабиринт, 1999. - 288 с.

436. Проскурин, О. А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест / О. А. Проскурин. М.: Новое литературное обозрение, 1999. - 462 с.

437. Путилов, Б. Н. Фольклор и народная культура / Б. Н. Путилов. -СПб.: Наука, 1994.-238 с.

438. Радин, Пол. Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев с комментариями К. Г. Юнга и К. К. Кереньи / Пер. с англ. / Пол Радин. СПб.: Евразия, 1999. - 288 с.

439. Радь, Э. А. Притча о блудном сыне в русской литературе: Учебное пособие для студентов / Э. А. Радь. Самара - Стерлитамак: Стерлитамак. гос. пед. академия, 2006. - 185 с.

440. Райку, Лучиан. Гоголь, или Фантастика банального / Лучиан Райку // Литература и жизнь народа: Литературно-художественная критика в СРР. М.: Прогресс, 1981. - С. 394-404.

441. Режабек, Е. Я. Мифомышление (когнитивный анализ) / Е. Я. Режабек. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 304 с.

442. Рижский, М. И. Книга Иова: Из истории библейского текста / М. И. Рижский. Новосибирск: Наука, 1991. - 247 с.

443. Робинсон, А. Н. К проблеме «богатства» и «бедности» в русской литературе XVII в.: Толкование притчи о Лазаре и богатом / А. Н. Робинсон // Древнерусская литература и ее связи с новым временем.- М.: Наука, 1967. С. 124-155.

444. Робинсон, А. Н. Борьба идей в русской литературе XVII века / А. Н. Робинсон. М.: Наука, 1974. - 406 с.

445. Рождественская, М. В. Рай «мнимый» и рай «реальный»: древнерусская литературная традиция / М. В. Рождественская // Образ рая: от мифа к утопии. Серия «Symposium». Вып. 31. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С. 31-46.

446. Розанов, В. В. О Пушкине. Эссе и фрагменты / Сост., вст. статья, коммент. и указ. В. Г. Сукача / В. В. Розанов. М.: Изд-во гуманитар, лит., 2000. - 413 с.

447. Розов, А. Н. К сравнительному изучению поэтики календарных песен / А. Н. Розов // Русский фольклор: Поэтика русского фольклора. Т. XXI. - Л.: Наука, 1981. - С. 47-69.

448. Ротенберг, Е. И. Западноевропейская живопись 17 века. Тематические принципы / Е. И. Ротенберг. М.: Искусство, 1989. -165 с.

449. Рошияну, Н. Традиционные формулы сказки / Н. Рошияну. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1974. - 216 с.

450. Русская литература и фольклор (первая половина XIX в.). Л.: Наука, 1976.-456 с.

451. Русская литература XIX века и христианство. Сб. ст. / Под общ. ред. В. И. Кулешова. М.: Изд-во МГУ, 1997. - 383 с.

452. Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века / Подгот. текста, сост., вступ. статья и примеч. В. К. Кантора и А. Л. Осповата. М.: Искусство, 1982. - 544 с.

453. Сахаров, В. Эсхатологические сочинения и сказания в древнерусской письменности и влияние их на народные духовные стихи. Исследование В. Сахарова / В. Сахаров. Тула: тип. Н. И. Соколова, 1879.-249 с.

454. Самышкина, А. В. К проблеме гоголевского фольклоризма (два типа сказа и литературная полемика в «Вечерах на хуторе близ Диканьки») / А. В. Самышкина // Русская литература. 1979. - №3. -С. 61-80.

455. Свидерская, М. Караваджо. Первый современный художник / М. Свидерская СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. 240 с.

456. Седакова, О. А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян / О. А. Седакова. М.: Индрик, 2004. -320 с.

457. Смирнов, И. П. От сказки к роману / И. П. Смирнов // История жанров в русской литературе / Труды отдела древнерусской литературы. Т. XXVII. - Л.: Наука, 1972. - С. 284-320.

458. Смирнов, И. П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста / И. П. Смирнов // Миф фольклор - литература / Отв. ред. В. Г. Базанов. -Л: Наука, 1978.-С. 186-203.

459. Смирнов, И. П. Диахронические трансформации литературных жанров и мотивов / И. П. Смирнов // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 4. Wien, 1981. - 262 S.

460. Смирнов, И. П. Порождение интертекста: Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака / И. П. Смирнов // Wiener Slawistischer Almanach. Sonderband 17. Wien, 1985. - 205 S.

461. Смирнов, И. П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней / И. П. Смирнов. М.: Новое литературное обозрение, 1994. - 351 с.

462. Смирнов, И. П. Мегаистория. К исторической типологии культуры / И. П. Смирнов. М.: «Аграф», 2000. - 544 с.

463. Смирнова, Е. А. Гоголь и идея «естественного» человека в литературе XVIII века / Е. А. Смирнова // Русская литература XVIIIвека. Эпоха классицизма. М.-Л.: Наука, 1964. - С. 280 -293.

464. Смирнова, Е. А. Эволюция творческого метода Гоголя от 1830-х к 1840-м: Дис. .канд. филол. наук / Е. А. Смирнова. Тарту, 1974. -202 с.

465. Смирнова, Е. А. Национальное прошлое и современность в «Мертвых душах» / Е. А. Смирнова // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1979. -Т.38. -№2.-С. 85-95.

466. Смирнова, Е. А. Поэма Гоголя «Мертвые души» / Е. А. Смирнова. -Л.: Наука, 1987.- 199 с.

467. Смирнова-Россет, А. О. Дневник. Воспоминания / Изд. подгот. С. В. Житомирская / А. О. Смирнова-Россет. М.: Наука, 1989. - 789 с.

468. Смирнова-Чикина, Е. С. Поэма Н. В. Гоголя «Мертвые души». Комментарий. Пособие для учителя / Е. С. Смирнова-Чикина. Л.: Просвещение, 1974. - 319 с.

469. Славянский и балканский фольклор. Народная демонология. М.: Индрик, 2000. - 400 с.

470. Соболев, А. Н. Загробный мир по древнерусским представлениям / А. Н. Соболев. Сергиев Посад: М. С. Елов ,1913. - 208 с.

471. Соколов, Б. М. Гоголь этнограф / Б. М. Соколов // Этнографическое обозрение. - 1909. - № 2-3. - С. 59-119.

472. Соколова, В. К. Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX начало XX в. / В. К. Соколова. - М.: «Наука», 1979.-287 с.

473. Сопровский, А. О книге Иова / А. Сопровский // Новый мир. 1992. -№3. - С. 187-206.

474. Сперанский, M. Н. Переводные сборники изречений в славянорусской письменности. Исследования и тексты / M. Н. Сперанский. -М.: Имп. О-во истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1904.-VI, VI, 573,245 с.

475. Степанов, Н. Л. Н. В. Гоголь. Творческий путь / Н. Л. Степанов.

476. М.: Гослитиздат, 1959a. 607 с.

477. Степанов, Н. JI. Гоголевская «Повесть о капитане Копейкине» и ее источники / Н. JI. Степанов // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. -19596. Т. 18. - вып. 1. - С. 40-44.

478. Страхов, А. Б. Ночь перед Рождеством: народное христианство и рождественская обрядность на Западе и у славян / А. Б. Страхов. -Cambridge "Paleoslavica" - Massachusetts, 2003. - 380 с.

479. Сумцов, Н. Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских / Н. Ф. Сумцов // Сумцов Н. Ф. Символика славянских обрядов: Избранные труды. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. - С. 6-157.

480. Сумцов, Н. Ф. Символика славянских обрядов: Избранные труды / Н. Ф. Сумцов. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996.-296 с.

481. Сурков, Е. А. Тип героя и жанровое своеобразие повести Н. В. Гоголя «Шинель» / Е. А. Сурков // Типологический анализ литературного произведения. Кемерово: Кемеровский гос. ун-т, 1982.-С. 67-74.

482. Тамарченко, Н. Д. Проблема человека и природа художественного целого в «Мертвых душах» / Н. Д. Тамарченко // Гоголь и современность: Творческое наследие писателя в движении эпох. -Киев: Вища школа, 1983. С. 123-132.

483. Тамарченко, Н. Д. Русский классический роман XIX века: Проблемы поэтики и типологии жанра / Н. Д. Тамарченко. М.: РГГУ, 1997. -203 с.

484. Тамарченко, Н. Д. Автор, герой и повествование (к соотношению «эпопейного» и «романного» у Гоголя) / Н. Д. Тамарченко // Поэтика русской литературы. К 70-летию проф. Ю. В. Манна. М.: РГГУ, 2001.-С. 22-27.

485. Тархов, А. Повесть о петербургском Иове / А. Тархов // Наука и религия. 1977. - №2. - С. 62-64.

486. Терновская, О. А. Об одном мифологическом мотиве в русской литературе / О. А. Терновская // Вторичные моделирующие системы. / Отв. ред. Ю. Лотман. Тарту: Тартуский гос. ун-т, 1979. - С. 73-79.

487. Товстенко, О. Специфика притчи как жанра художественного творчества / О. Товстенко // Вестник Киевского ун-та. Романо-германская филология. Киев, 1989. - Вып. 23. - С. 121-124.

488. Толстая, С. М. Мир живых и мир мертвых: формула сосуществования / С. М. Толстая // Славяноведение. 2000. - №6. -С. 14-20.

489. Толстая, С. М. Полесский народный календарь / С. М. Толстая. М.: Индрик, 2005.-600 с.

490. Толстой, Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике / Н. И. Толстой. М.: Индрик, 1995. -512 с.

491. Толстой, Н. И. Очерки славянского язычества / Н. И. Толстой. М.: Индрик, 2003.-624 с.

492. Топорков, А. Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века / А. Л. Топорков. М.: Индрик, 1997. - 456 с.

493. Топорков, А. Л. Предвосхищение понятия «архетип» в русской науке XIX века / А. Л. Топорков // Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е. М. Мелетинского. М.: РГГУ, 2001. - С. 348-368.

494. Топоров, В. Н. О ритуале. Введение в проблематику / В. Н. Топоров // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1988.-С. 7-60.

495. Топоров, В. Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) / В. Н. Топоров // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ.

496. Образ. Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995. - С. 7-112.

497. Топоров, В. Н. Предистория литературы у славян: Опыт реконструкции: Введение в курс истории славянских литератур / В. Н. Топоров. М.: РГГУ, 1998. - 320 с.

498. Трубецкой, Е. Н. Иное царство и его искатели в русской народной сказке / Е. Н. Трубецкой // Литературная учеба. 1990. - № 2. - С. 100-118.

499. Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь / Сост., вступ. ст. и коммент. М. Д. Филина. М.: Русскш Mipb, 2002. - 448 с.

500. Турбин, В. Н. Пушкин. Гоголь. Лермонтов. Об изучении литературных жанров / В. Н. Турбин. М.: Просвещение, 1978. - 239 с.

501. Турбин, В. Н. Герои Гоголя / В. Н. Турбин. М.: Просвещение, 1983. - 126 с.

502. Тэрнер, В. Символ и ритуал / Сост. и автор предисл. В. А. Бейлис / В. Тэрнер. М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1983.-277 с.

503. Тюпа, В. И. Притча о блудном сыне в контексте «Повестей Белкина» как художественного целого / В. И. Тюпа // Болдинские чтения. -Горький: Волго-Вятское книжное изд-во, 1983. С. 67-81.

504. Тюпа, В. И. Сюжет «блудного сына» в лирике Пушкина / В. И. Тюпа // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1984. - С. 89- 97.

505. Тюпа, В. И. Художественность литературного произведения / В. И. Тюпа. Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1987. - 219 с.

506. Тюпа, В. И. Парадигмальный археосюжет в текстах Пушкина / В. И. Тюпа // Ars interpretanda К 75-летию Ю. Н. Чумакова. -Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1997. С. 108-119.

507. Тюпа, В. И. Фазы мирового археосюжета как историческое ядро словаря мотивов / В. И. Тюпа // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: от сюжета к мотиву. Под ред. В. И. Тюпы. Новосибирск: Ин-т филологии СО РАН, 1996. - С. 16-23.

508. Тюпа, В. И. Анализ художественного текста / В. И. Тюпа. М.: Академия, 2006. - 470 с.

509. Уилас, Ник. Был ли скупой рыцарь бедным, а бедный скупым? / Ник Уилас // Звезда. 2002. -№ 6. - С. 164-169.

510. Успенский, Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей (Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского) / Б. А. Успенский. М.: Изд-во МГУ, 1982.-248 с.

511. Успенский, Б. А. Древнерусское богословие: проблема чувственного и духовного опыта. Представления о рае в середине XIV в. / Б. А. Успенский // Успенский Б. А. Этюды о русской истории. СПб.: Азбука, 2002.-С. 279-312.

512. Успенский, Б. А. Время в гоголевском «Носе» («Нос» глазами этнографа) / Б. А. Успенский // Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2004. -С. 49-68.

513. Фарино, Ежи. Белая медведица ольха - мотовилиха и - хромой из господ. Архепоэтика «Детства Люверс» Бориса Пастернака / Ежи Фарино. - Stockholm: Universitet Stockholms, 1993. - 84 с.

514. Фарино, Ежи. Введение в литературоведение: Учебное пособие / Ежи Фарино. СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2004. - 639 с.

515. Фаустов, А. А. Творчество Н. В. Гоголя: логика и динамика. Три раздела из специального курса лекций / А. А. Фаустов. Воронеж: изд-во «Истоки», 2001. - 46 с.

516. Федоров, В. В. Поэтический мир Гоголя / В. В. Федоров // Гоголь: История и современность: К 175-летию со дня рождения. М.: Сов. Россия, 1985.-С. 132-162.

517. Фиалкова, JT. JI. К проблеме «Гоголь и фольклор» / JT. JI. Фиалкова // Фольклорная традиция в русской литературе. Сб. науч. трудов. -Волгоград: ВГПИ им. А. С. Серафимовича, 1986. С. 57-60.

518. Фрай, Н. Анатомия критики / Н. Фрай // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. Трактаты, статьи, эссе. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. - С. 232-263.

519. Фрай, Н. Критическим путем. Великий код: Библия и литература / Н. Фрай // Вопросы литературы. 1991. - №9/10 - С. 159-187.

520. Франк, С. JT. Страсти, пафос и бафос у Гоголя / С. J1. Франк // Логос. Философско-литературный журнал. 1999. - №2. - С. 80-88.

521. Франк, С. Заражение страстями или текстовая «наглядность»: pathos и ekphrasis у Гоголя / С. Франк // Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума. М.: Изд-во «МИК», 2002. - С. 3141.

522. Франк-Каменецкий, И. Г. Колесница Иеговы / Труды по библейской мифологии / И. Г. Франк-Каменецкий. М.: Лабиринт, 2004. - 320 с.

523. Фрейденберг, О. М. Поэтика сюжета и жанра / О. М.Фрейденберг. -М.: Лабиринт, 1997. 448 с.

524. Фрейденберг, О. М. Миф и литература древности. 2-е изд., испр. и доп. / О. М. Фрейденберг. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. - 800 с.

525. Хачатурян, В. М. Русские редакции эсхатологических апокрифов. Автореферат дис. . канд. филол. наук / В. М. Хачатурян. М, 1983. -21 с.

526. Ходель, Р. Экфрасис и «демодализация» высказывания / Р. Ходель // Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума. -М.: Изд-во «МИК», 2002. С. 23-30.

527. Хомук, Н. В. Художественная проза Н. В. Гоголя в аспекте поэтики барокко. Автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. В. Хомук. Томск, 2000.- 19 с.

528. Хомук, Н. В. Архитектоника лабиринта в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» / Н. В. Хомук // Гоголеведческие студии. Вып. 7. -Ижин, 2001.-С. 93-101.

529. Храпченко, М. Б. Николай Гоголь. Литературный путь, величие писателя / М. Б. Храпченко. М.: Худож. лит, 1980. - 711 с.

530. Христос или Закон?: Апостол Павел глазами новозаветной науки / Сост., предисл., пер. А. Л. Чернявского. М.: РОССПЭН, 2006. - 608 с.

531. Чижевский, Д. И. Неизвестный Гоголь / Д. И. Чижевский // Гоголь: Материалы и исследования. М.: Наследие, 1995. - С. 188-229.

532. Чистов, К. В. Русские народные социально-утопические легенды / К. В. Чистов. М.: Наука, 1967. - 341 с.

533. Чичерин, А. В. Очерки по истории русского литературного стиля / А. В. Чичерин. М.: Худож. лит., 1977. - 447 с.

534. Чичеров, В. И. Русские колядки и их типы / В. И. Чичеров // Советская этнография. 1948. - №2. - С. 105-129.

535. Чичуров, И. С. К вопросу о формировании идеологии господствующего класса Древней Руси в конце ХУ-ХУ1 в. / И. С. Чичуров // Общество и государство феодальной России. М.: Наука, 1975.-С. 125-132.

536. Чудаков, А. П. Вещь в мире Гоголя / А. П. Чудаков // Гоголь: История и современность: К 175-летию со дня рождения. М.: Сов. Россия, 1985. - С. 259-280.

537. Шагинян, Р. П. К деструктивной несовместимости образов (II том «Мертвых душ») / Р. П. Шагинян // Вопросы поэтики / Труды Самаркандского ун-та. Т.2, - вып. 238. - Самарканд, 1973. - С. 921.

538. Шамбинаго, С. Трилогия романтизма (Н. В. Гоголь) / С. Шамбинаго. -М., 1911.-159 с.

539. Шведова, С. О. Театральная поэтика барокко в художественном пространстве «Вечеров на хуторе близ Диканьки» / С. О. Шведова // Гоголевский сборник / Под ред. С. А. Гончарова. СПб.: Образование, 1993. - С. 41-54.

540. Шевырев, С. П. Об отечественной словесности / Сост, вступ. ст., коммент. В. М. Марковича / С. П. Шевырев. М.: Высшая школа, 2004. - 304 с.

541. Шепелевич, JI. Этюды о Данте: I. Апокрифическое «Видение св. Павла» / JI. Шепелевич. Харьков: тип. А. Дарре, 1891-1892. - Ч. I. -130 е., Ч. II-137 с.

542. Шестаков, Д. Исследования в области греческих народных сказаний о святых / Д. Шестаков / (Отд. Оттиск из «Варшавских университетских известий», 1909, 9; 1910, 1-9). Варшава: тип. Варшавского учебн. округа, 1910. - 268 с.

543. Шестов, Л. И. Сочинения: В 2-х томах / Л. И. Шестов. М.: Наука, 1993.-Т. 2.-559 с.

544. Шмид, В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина» / В. Шмид. СПб.: Изд-во С. - Петерб. ун-та, 1996. - 372 с.

545. Шпикер, С. Переворот мистического зрения: К вопросу о соотношении внутреннего восприятия и познания у Гоголя / С.

546. Шпикер // Гоголевский сборник / Под ред. С. А. Гончарова. СПб.: Образование, 1994. - С. 20-38.

547. Шульц, С. А. Гоголь. Личность и художественный мир: Пособие для учителей / С. А. Шульц. М.: Интерпракс, 1994. - 160 с.

548. Шульц, С. А. Хронотоп религиозного праздника в творчестве Н. В. Гоголя / С. А. Шульц // Русская литература XIX века и христианство. М.: Изд-во МГУ, 1997. - С. 229-232.

549. Шульц, С. А. Мифологизм Н. В. Гоголя. Автореферат дис. . канд. филол. наук / С. А. Шульц. М., 1998. - 24 с.

550. Шульц, С. А. Гоголь: От драматургии к «Размышлениям о Божественной литургии» (аспект исторической поэтики) / С. А. Шульц // Гоголеведческие студии. Вып. 4. - Ижин, 1999. - С. 86118.

551. Шульц, С. А. Чичиков: Одиссей или Эней? (Об эпическом в «Мертвых душах») / С. А. Шульц // Гоголевский сборник. СПб., Самара: Изд-во СГПУ, 2003. - С. 120-136.

552. Шульц, С. А. Жанровая традиция «диалогов мертвых» в поэме Гоголя «Мертвые души» / С. А. Шульц // Гоголевский сборник. Вып. 2 (4). СПб., Самара, 2005. - С. 141-147.

553. Шульц, С. А. Топос памятника в творчестве Гоголя и пушкинская традиция / С. А. Шульц // Русская литература. 2007. № 1. - С. 130141.

554. Эйзенштейн, С. М. Пушкин и Гоголь / С. М. Эйзенштейн // Киноведческие записки. 1997 /1998. -№ 36/37. - С. 180-220.

555. Экфрасис в русской литературе: труды Лозаннского симпозиума / Под ред. Л. Геллера. М.: Изд-во «МИК», 2002. - 216 с.

556. Элиаде, М. Космос и история. Избранные работы / М. Элиаде. М.: «Прогресс», 1987. - 312 с.

557. Элиаде, М. Аспекты мифа / М. Элиаде. М.: «Инвест-ППП», CT «ППП», 1996.-240 с.

558. Элиаде, М. Избранные сочинения. Очерки сравнительного религиоведения / М. Элиаде. М.: Ладомир, 1999. - 488 с.

559. Энгельгардт, Н. Гоголь и романы двадцатых годов / Н. Энгельгардт // Исторический вестник. 1902. - Февраль. - С. 561-580.

560. Эпштейн, М. Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы: Учеб. пособие для вузов. / М. Н. Эпштейн. М.: Высшая школа, 2006. - 559 с.

561. Эпштейн, М. Н. Теология книги Иова / М. Н. Эпштейн // Звезда. -2006. -№ 12.-С. 192-198.

562. Юдин, Ю. И. Дурак, шут, вор и черт. (Исторические корни бытовой сказки) / Сост., научн. ред., примеч., библиография, указатель В. Ф. Шевченко / Ю. И. Юдин. М.: Лабиринт, 2006. - 336 с.

563. Юнг, К. Г. Архетип и символ / Сост. и вступ. ст. А. М. Руткевича / К. Г. Юнг. -М.: Ренессанс, 1991. -304 с.

564. Юнг, К. Г. Душа и миф: шесть архетипов. / Пер. с англ. / К. Г. Юнг. -М. Киев: ЗАО «Совершенство» - «Port-Royal», 1997. - 384 с.

565. Юнг, К. Г. Об отношении аналитической психологии к произведениям художественной литературы / К. Г. Юнг // Юнг К. Г. Проблемы души нашего времени / Пер. с нем. А. М. Боковикова. -М.: Издат. группа «Прогресс», «Универс», 1994. С. 37-60.

566. Юнг, К. Г. О психологии Трикстера // Радин Пол. Трикстер. Исследование мифов североамериканских индейцев с комментариями К. Г. Юнга и К. К. Кереньи / К. Г. Юнг. СПб.: Евразия, 1999. - С. 265- 286.

567. Юнг, К. Г. Ответ Иову / Пер. с нем. / К. Г. Юнг. М.: ООО «Издательство ACT»; «Канон+», 2001. - 384 с.

568. Юрьева, И. Ю. Библейская Книга Иова в творчестве Пушкина / И. Ю. Юрьева // Русская литература. -1995. № 1. - С. 184-188.

569. Ю.Ф., «Иван Выжигин» и «Мертвые души» / [Ю. Ф.] // Русский архив. 1902. - №8. - С. 596-603.

570. Яковлев, В. А. К литературной истории древнерусских сборников: Опыт исследования «Измарагда» / В. А. Яковлев / (Отд. оттиск из «Записок Новороссийского ун-та», 1893, т. 60). Одесса: тип. Штаба войск Одесского воен. округа, 1893. - 301 с.

571. Ярхо, Б. И. Из книги «Средневековые латинские видения» / Б. И. Ярхо // Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 4. - М.: Главная редакция восточной литературы изд-ва «Наука», 1989.-С. 21-53.

572. Яффе, А. Символ круга / А. Яффе // Юнг К. Г., фон Франц M.-JL, Хендерсон Дж. JL, Якоби И., Яффе А. Человек и его символы. М.: Серебряные нити, 1997. - С. 237-245.

573. Барабаш, Ю. Я. Свропейське малярство чи в1зантшський шонопис? / Ю. Я. Барабаш // Гоголеведческие студии. Вып. 7. - Нежин, 2001. -С. 14-26.

574. Михед, Павло. Изнш Гоголь i барокко: украшсько-росшський контекст. Монограф1я / Павло Михед. Ижин, 2002. - 208 с.

575. Перетц, В. Н. Украшська паралель до повюти «Горе Злочаст1е» / В. Н. Перетц // «Украина». 1924. - Кн. 3. - С. 23-24.

576. Beck, W. Die Anfang des deutschen Shelmenromans / W. Beck. Ziirich: Juris-Verlag, 1957,- 178 S.

577. Bodkin, M. Archetypal patterns in poetry: Psichological Studies of Imagination / M. Bodkin. New York: AMS Press, 1978. - XIV, 340 p.

578. Driessen, F. C. Gogol as a Short-Story Writer: A Study of His Technique of Composition / F. G. Driessen. The Hague: Mouton, 1965. - 243 p.

579. Fanger, D. The creation of Nicolai Gogol / D. Fanger. Cambridge: Belknap Press of Harvard university press, 1979. - 300 p.

580. Günther, Hans. Das Groteske bei N. V. Gogol. Formen und Funktionen / Hans Gunther / (Slav. Beiträge. Bd. 34). München, 1968. - 289 S.

581. Friedlaender, W. Caravaggio Studies / W. Friedlaender. New York: Schoken books, 1969. - 320 p.

582. Hibbard, Hovard. Caravaggio / H. Hibbard. New York: Harper a. Row Publishers, 1983.-404 p.

583. Jauss, H. R. Ursprung und Bedeutung der Ich-Form im "Lazarillo de Tormes" / H. R. Jauss // Romanistisches Jarbuch. 1957. - Bd. 8. - Ss. 290-311.

584. Keil, R.-D. Gogol und Paulus / R.-D. Keil // Die Welt der Slaven. 1986. -Bd. 31.-Ss. 86-99.

585. Krasse, M. Die parodistischen Elemente im "Lazarillo de Tormes" / M. Krasse // Romanistisches Jarbuch. 1959. - Bd. 10. - Ss. 292-304.

586. Marione, Th. The Theme of the Conversion of Paul in Italian Paintings From the Early Christian Period to the High Renaissance / Th. Martone. -New York, Garland Pub., 1985. 285 p.

587. Mazon, А. Горе Злочастие. Malheu-Mauvais Destin. / A. Mazon // Revue des Etudes Slaves. Paris, 1951. - Т. XXVIII. - P. 17- 42.

588. Nikolay Gogol: Text a. context / Ed. by Jane Grayson a. Faith Wigzell. -Basingstoke (Hants); London: Macmillan press, 1989. 130 p.

589. Peace, R. The Enigma of Gogol. An examination of the Writings of N. V. Gogol and their Place in the Russian Literary Development / R. Peace. -Cambridge: Cambridge Univ. press, 1981. 344 p.

590. Peuranen, E. Акакий Акакиевич Башмачкин и Святой Акакий / Е. Peuranen // Studia slavica fmlandensia. Helsinki, 1982. - Т. 1. - P. 122133.

591. Schreier, N. Gogol's religiöses Weltbild und sein literarisches Werk: zur Antagonie zwischen Kunst und Tendenz / N. Schreier. München: O. Sagner, 1977.- 123 S.

592. Shapiro, G. Nikolai Gogol and the Baroque Cultural Heritage / G. Shapiro. The Pennsylvania State University Press, 1993. - 259 p.

593. Shapiro, M. Gogol and Dante / M. Shapiro // Modern Language Studies. -1987. Vol. 17, № 2. - P. 37-54.

594. Wasilewski, J. S. Swi^ty Pavel nawrocenie, odwrocenie i niepewnosc / J. S. Wasilewski // Polska sztuka ludova. - Rok XLI. - 1987. - № 1-4. -S. 177-183.1. Словари и справочники

595. Библейская энциклопедия (Репринтное издание труда архимандрита Никифора 1891 г.). М.: Терра, 1990. - 904 с.

596. Большой путеводитель по Библии / Пер. с нем. М.: Республика, 1993.-479 с.

597. Власова, М. Русские суеверия. Энциклопедический словарь / М. Власова. СПб.: Азбука, 1998. - 672 с.

598. Западное литературоведение XX века: Энциклопедия. М.: Intrada, 2004.-560 с. (ИНИОН РАН. Центр гуманитарных научно-информационных исследований. Отдел литературоведения).

599. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николюкина. Институт науч. информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2003. - 1600 стб.

600. Махов, А. Е. HOSTIS ANTIQUUS: Категории и образы средневековой христианской демонологии. Опыт словаря / А. Е. Махов. М.: Intrada, 2006. - 416 с.

601. Мифологический словарь / Гл. ред. Е. М. Мелетинский. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 672 с.

602. Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2-х тт. / Гл. ред. С. А. Токарев. -М.: Сов. энциклопедия, 1987-1988.

603. Русский фольклор. Библиографический указатель 1800-1855 / Сост. Т. Г. Иванова. Под ред. А. А. Горелова. СПб: Дмитрий Буланин, 1996.-262 с.

604. Скогорев, А. П. Апокрифические деяния апостолов. Арабское евангелие детства Спасителя. Исследования. Переводы. Комментарии / А. П. Скогорев. СПб.: Алетейя, 2000. - 480 с.

605. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5-ти томах.- / Под общей ред. Н. И. Толстого. Том 1: А - Г. - М.: Международные отношения, 1995. - 584 с.

606. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5-ти томах.- / Под общей ред. Н. И. Толстого. Том 2: Д - К (Крошки). - М.: Международные отношения, 1999. - 704 с.

607. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: В 5-ти томах.- / Под общей ред. Н. И. Толстого. Том 3: К (Круг) - П (Перепелка). - М.: Международные отношения, 2004. - 704 с.

608. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. Изд. 2-е. М.: Международные отношения, 2002. - 512 с.

609. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. I (XI первая половина XIV в.) / Отв. ред. Д. С. Лихачев. - Л.: Наука, 1987. - 493 с.

610. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV XVI в.). Ч. 1. А - К / Отв. ред. Д. С. Лихачев. - Л.: Наука, 1988.-516 с.

611. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV XVI в.). Ч. 2. Л - Я / Отв. ред. Д. С. Лихачев. - Л.: Наука, 1989.-528 с.

612. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Ч. 1. А 3 / Предисл. Д. Буланина / Отв. ред. Д. С. Лихачев. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1992. - 410 с.

613. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Ч.

614. И О. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1993. - 439 с.

615. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Ч.

616. П С. - СПб: Дмитрий Буланин, 1998. - 519 с.

617. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3 (XVII в.). Ч.

618. Т Я. Дополнения. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2004. - 889 с.

619. Соколов, Б. В. Гоголь. Энциклопедия / Б. В. Соколов. М.: Алгоритм, 2003. - 544 с.

620. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / Сост. JI. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. Л.: Наука, 1979. - 437 с.

621. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. / Сост. В. И. Даль. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1955.

622. Христианство. Энциклопедический словарь: В 3-х т.: / Ред. кол.: С. С. Аверинцев (гл. ред.) и др. М.: Большая Российская энциклопедия, 1993-1995.

623. Шангина, И. И. Русский традиционный быт: Энциклопедический словарь / И. И. Шангина. СПб.: Азбука-классика, 2003. - 688 с.

624. Шангина, И. И. Русский народ. Будни и праздники: Энциклопедия / И. И. Шангина. СПб.: Азбука-классика, 2003. - 560 с.

625. Dictionary of World Literary Terms: Forms, Technique, Criticizm / Edited by Joseph T. Shipley. Boston: Writer, 1970. - 466 p.