автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.14
диссертация на тему:
Формирование античной литературной теории

  • Год: 1999
  • Автор научной работы: Гринцер, Николай Павлович
  • Ученая cтепень: доктора филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.02.14
Диссертация по филологии на тему 'Формирование античной литературной теории'

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формирование античной литературной теории"

ОБЩИЕ ВЫВОДЫ

Предпринятый нами категорпатышй аналю становления греческой литературной теории позволяет выстроить некую общую картину развития литературной рефлексии от ранншс памятников античной литературы до времени создания первых специальных литературоведческих трактатов. Как кажется, в нем можно выделить три основные этапа. В самом общем виде нж можно условно обозначить как: 1) "протопоэтика" ранних литературных текстов, 2) филошфшо-рягврнчесшю " начала поэтики" софистов и Платона; и наконец 3) научная поэтика Аристотеля и эллинистической критики.

В рамки первого папа "протоноэтики7'7 мы включаем всевозможные отдельные фрагментарные размышления о литературе в тем виде, в котором они возникаю! в самих литературных произведений - от Гомера до лирической и драматической поэзии 5 в. В это время но суш формируются все основные, базовые кошрпты дальнейшей литературной теории, затрагивающие все стороны творчества, от истоков его возникновения до его восприятия и оценки слушателем или зрителем. При этом ориентированы они прежде всего и исключительно на поэзию, которая понимается (в рамках мшропог ничеекого мышления) как литература, художественное слово par excellence. Особый статус поэтического слова подчеркнут идеей его божественной природы, божественной сущности поэтической инспирации. Однако - и в этом характерная особенность античного рационализма - с самого нетала вдохновение, исходящее от богов-покровителей поэзии, воспринимается не только и не столько как особое умоисступление нли экстатический порыв, сколько как определенное знание и предмета поэзии, и - что самое главное - законов создания поэтического текста. СМ этом швдетедьетвуют уже самые первые метафорические обозначения поэтического текста (у Гомера, Геснода, в

286 гомеровых гимнах) как определенного "порядка слов" или "ткани стиха"; представление о необходимости поэтического "расчисдения" огромного материала, который нужно изложить. Законы этого упорядочивания и расчисления и дают поэту Музы, олицетворяющее одновременно божественную природу и внутренние, специфические особенности поэтического дара. Одной ж наиболее характерных именно для 1 рении специфических черт поэтического "вдохновения" можно считать образ "крылатого слова*5 '"крылатого гота" (различные варианты которого мы находим у Гомера, Феогнида, Алкмана, Пицдара и т, д.), который оказывается мотивирован не столько выспренностью** вдохновленной души, сколько вполне рациональными характеристиками литературного творчества: распространением жотачеекой "елавы% целенаправленностью поэтического слова и его отличием от слова обыденного.

Эти "предкатегории" литературной рефлексии уточняются и упрочиваются всей поэтической традицией архаики и ранней классики. Идея ограничения поэзии ^чвсшм5* реалнзуегш в шяштиях "меры" (Солон, Феогнид), а затем "краткости", "уместности" стиха (Пиндар). В то же время представление о цедышстж, выетроешюсти текста получает свое воплощение и в дальнейшем разворачивании метафоры "ткани, нити" стиха, и в постоянном использовании образа "пути песни", прослеживаемого также от Гомера до Пиндара. Все эти мифопозтические образы, или концепты, характеризующие особенности литературного мастерства, в то же время относимы и к сфере божественной инспирации, ибо поэт получает знание их от божественных певцов - покровителей и ^первооткрывателей" поэзии. Более того, многие из подобных концептов оказываются распространимьши и на космогоническую сферу, делая поэзию изоморфной творению мироздания. Своеобразным фокусом всех этих составляющих - космогонической, божественной и собственно

287 поэтической - становится развернутая система соотнесений поэзии с ремесленническим делом, объединяющая греческую традицию с иными литературами и культурами древности.

Точно так же, как та этом раннем этапе в едином тождестве сосу ществуют понятия вдохновения и самого поэтического искусства, неразделенными оказываются и представления о содержании и форме литературного произведения. Следуя мифологическому тождеству слова и вещи, "слово" поэзии подразумевает и суть рассказа, и его внешнее формальное устройство. Соответственно не противоречащими друг другу оказываются понятия правда и вымысла в искусстве. Точнее, поэтическая о которой говорят и Гомер, и Гесиод, и Пиндар становится одним из вариантов "истины", своеобразным, пусть и неточным, "приближением" к лей. Истина предполагает не столько соответствие действительно произошедшему, сколько правильное, адекватнее изложение предмета; в то ж время "ложь" становится неизбежным следствием стремления поэтического слова к нетбычншгги, непрямому, искусному выражению. Дело поэта - найти некий баланс между этими двумя полюсами, согласовать правильность и ясность рассказа с изяществом слот

Подобное представление о необычности, возвышенности поэтического слова находит свое воплощение в греческой реализации тшнмогической индоевропейской дихотомии "двух языков" божественного и человеческого Анализ ее примеров в архаической поэзии подтверждает установленную для "индоевропейского поэтического языка" мотивировку этой дихотомии принципом перифрасгичности ^божественного" (впоследствии синонимичного поэтическому) языка по отношению к "неясному55 обыденному слову, В то же время особенностью греческой поэтической традиции можно считать соотнесенность этой мифопоэтической оппозиции с иными случаями поэтического и

288 мифологического "двуязычия": например, с распространенным механизмом "двойного имени" героя. Кроме того, это представление оказывается включенным в общую картину амбивалентности языка, намеченную еще самыми ранними поэтическими этимолог шм и и продолженную шюдедуюпдами опытами размышлений о сути языка у доеократиков и Платона. В итоге уже в ранних поэтических текстах "человеческий" язык тоже оказывается способным ясно и этимологически прозрачно обозначать свой предмет, и в дальнейшем эта оппозиция теряет жесткую маркированность своих полюсов и развивается скорее в идею "вариативности", "правильности н вепршижности" языка вообще, нежели в представление о "тайном", "совершенном" сакральном языке и языке поэзии, как это было, скажем, в древжяндаиской традиции.

В описаниях содержания литературного произведения, помимо непротиворечивости концепций правды и вымысла, можно обратить внимание и на некое взаимодополнение представлений о субъекте и объекте творчества. Основной предмет поэзии от Гомера до Пиндара - это кЯеа «у§рй>у, "слава героев", которую призван и должен «»хранить поэт. Однако постоянно эта "слава" сопрягается и оказывается почти равнозначной "славе" самого поэта (Ивнк, Мнмнерм, Пиндар): герои прошлого и наст оящего живут в его творчестве, а он - в своем повествовании о них.

Это представление о нерушимой преемственности героической и поэтической славы в известной мере объясняет и специфику подхода греческой "протопоэтики" к трактовке самих целей литературного творчества. Поддержание "славы" одновременно означает и поддержание традиции - как героических деяний, так и рассказа о них в которой герои минувшего и настоящего, с одной стороны, и прошлые и нынешние поэты, с другой, оказываются связанными неразрывной цепью преемственности, воплощенной, в частности, в метафорической смене "отцов и сыновей".

289

Новизна в рамках этой преемственности становится вариацией в рамках традиции, умением, следуя принятым темам и законам литературного творчества, найти в нем свой "путь песни", реализуемый прежде всего в формальной отделке и оргшжшрш стиха. Такое представление о месте каждого отдельного творца и произведения в рамках единой литературной традиции воплощается, помимо прочего, в метафорических образах произведения как нового "цветка на старом стебле", новой "листвы на старом древе" (Пиндар).

Принесение поэтом "славы" объекту своего творчества и одновременное обретение этой "славы" самим автором произведения определяют и архаическое понимание "пользы": заключенной в литературном произведении. В то же время польза эта неизбежно связана и с особыми, специфическими для поэзии формальными чертами -способностью поэтического слова "услаждать, радовать" слушателя. Осознание таких особенностей воздействия поэтического слова приводи ! к возникновению метафор "меда" или "чар" поэзии, опять-таки опирающихся на широкие индоевропейские прототипы и имеющих уже по своей собственной сути амбивалентный характер. Удовольствие, приносимое поэзией, оказывается способным вести как к пользе, так и к вреду; поэзия оказывается "лекарством" от забот и бед (Гесиод, Пиндар, Вакхилид), но в этом лекарстве порой видны черты опасною, мшдовского зелья. Подобная двойственность еще более очевидна в представлении о пользе поэзии как "памяти прошлого", с одной стороны, и "забвении горестей" с другой. Точно так же в идее поэтического удовольствия оказываются слитыми воедино радость и печаль.

Таким образом, греческая "протопоэтика", действительно, формулирует или, по крайней мере, обозначает все основные критерии оценки и анализа различных составляющих литературного творчества,

7S0 причем фиксирует именно двусторонность каждой из них, определяя некие "рамки" дальнейшей интерпретации этих понятий Более того, такая двойственность любой поэтологической категории является неизбежной и обязательной, подчеркивающей неоднозначность и многомерность поэтического слова и поэзии как таковой. В общекультурном контексте ее можно связывать с приоритетным для мифологического мышления принципом "тождества противоположного"; с точки зрения специфики культуры собственно греческой и в целом античной, в ней можно видеть залог той "гармонии лука и лиры" (Гераклит), которая всегда считалась отличительной чертой греческого духа Однако в процессе развития представлений о художественном творчестве естественной и предопределенной ступенью должно было стать размежевание тех полюсов, которые в архаической традиции существуют в органическом единстве.

Это размежевание наступает в момент, когда рядом с поэзией, бывшей до определенного момента единственным носителем традиционной мудрости и традиционного слова, возникают новые области знания или науки, ориентированные на поиск истинной мудрости и истинного слова. Речь вдет о возникновении философии и риторики Их интерес к поэзии, но интерес, направленный как бы "извне", определил специфику второго этапа формирования греческой литературной теории, который можно назвать переход ным от "протопоэтики" архаики к уже научной поэтике per se Аристотеля и эллинистичесшж филологии. В этот момент отчетливо обозначаются, но обозначаются "с точки зрения" иного предмета и иных дисциплин "начала" будущей самостоятельной поэтики. Характерные черты этого переходного этапа можно извлечь из анализа взглядов на литературу софистов и Плаггона.

Главной чертой, определяющей доминирующие тенденции в восприятии поэзии и литературы, становится стремление к разграничению

291 содержания и формы литературного произведения. Опять-таки это предопределялось внешними по отношению к поэзии целями ораторской практики и философской теории. Постепенно обозначая доктрину "убедительности" ораторского слова, риторика все больше акцентировала формальную сторону литературы. Соответственно для нее актуальными в прежней традиции становились прежде всего идеи и концепты, имевшие отношение к специфике функционирования и восприятия слова поэтического. Отсюда внимание к различным аспектам словесного выражения, с одной стороны (воплотившееся среди прочего, например, в горгиевой теории фигур), и постоянное подчеркивание силы воздействия поэтического искусства, с другой. Именно поэтому софистам близки представления о "поэзии-лекарстве" или особом очаровании поэтического слета. Следствием этого очарования становится безусловный приоритет художественного вымысла над истинностью содержания произведения, утверждаемый описаниями поэзии у Горгия или в "Двойных речах".

Та же оппозиция ¡юлюсов содержания и формы определяет, хотя и с противоположным знаком, концепцию литературы во взглядах Платона. Он постоянно стремится разграничить поэтическое выражение и суть рассказанного и доказать "незнание" поэтом своего предмета. Соответственно такой оппозиции Плагшн жестко противопоставляет и другие составляющие поэтического творчества. "Мастерство" в его понимании означает знание объекта творчества, а поскольку поэт не обладает каким-то отдельным, ограниченным предметом, то Платон отказывает ему в специфическом "искусстве" (характерно, что параллелью к поэту в таких доказательствах служат ремесленники: архаическая метафора "поэзия=ремеслог' оборачивается своей противоположностью). За поэтом тем самым остается только область "вдохновения", но будучи оторванным от "знания" оно впервые становится тождественным

292 безумию" и особому экстатическому состоянию. Только знание приносит пользу, и поэзия становится "искусством ради удовольствия", которое уподобляется ловкости фокусников и трюкачей. Более того, способность поэзии пробуждать в зрителе различные эмоции ведет не утешению, но к пробуждению страстей: удовольствие в конечном счете оборачивается вредом.

В угоду целям своей философской аргументации Платон искусно меняет акценты в традиционных понятиях и концептах, описывающих суть поэтического творчества. Наиболее ярко это проявляется в сформулированной им впервые теории литературного мимесиса. До него применение подобных определений к поэзии диктовалось представлением о воспроизведении некоей особой словесной или звуковой формы ("Гимн к Аполлону", Пиндар). Платой отчасти сохраняет эту трактовку, но сперва распространяет ее на изображение автором произведения своего персонажа, в результате чего это понятие оказывается сродни персонификации, а затем переносят его в принципе на изображение характера или любого предмета. Тем самым понятие мимесиса с формального уровня анализа переносится на содержательный - и следуя общей идее "незнания" поэта, немедленно становится всего лишь созданием пустых подобий. Точно так же в "Ионе" метафорическая "крылатость" поэтического слова оборачивается "легковесностью" и пустотой, а "медвяность" поэзии становится знаком поэтического экстаза и умоисступления.

В итоге оказывается, что и софисты, и Платеж кладут в основу своего подхода один и тот же принцип: для них поэзия - это прежде всего форма, а значит, слово главенствует в ней над сутью, вымысел над правдой, воздействие над правильностью изображения. Но если для софистов все это - скорее положительная характеристика поэзии как особой сферы человеческой деятельности, то для Платона - напротив, основание для ее

293 исключения из ряда рациональных и философски обоснованных "искусств". По сути здесь мы в действительносш имеем дело с четким обозначением двух подходов к литературной критике - этического и эстетического. Но в то же время некая "переходность" этого этапа литературной рефлексии проявляется в том, что на самом деле каждый из этих подходов не до конца однозначен и сохраняет в себе некие элементы противоположной точки зрения. Так, скажем, Еврипид, выражающий в "Лягушках" Аристофана софистический взгляд на суть поэтического творчества, тем не менее признает высшей целью трагика "улучшение граждан". Еще ярче двойственность подхода проявляется в учении Платона, когда в зависимости от целей конкретной философской аргументации он может превозносить сипу поэтического вдохновения в "Федре" или допускать, хотя бы ограниченно, мимесис в идеальное государство. Но это является лишь изменением оценочного взгляда, но не сущностных представлений на природу поэтического искусства.

Изменение, и изменение достаточно кардинальное, этих представлений наступает уже в момент оформления поэтики в отдельную область научного знания, наступающий с появлением "Поэтики" Аристотеля. Этот заключительный, третий этап, завершающий формирование античной литературной теории (и включающий, вслед за Аристотелем, и первые трактаты эллинистической литературной критики) состоит в выстраивании нового соотношения основных составляющих литературной рефлексии. Для Аристотеля безусловной доминантой становится идея поэзии и литературы именно как самостоятельного искусства, специфического мастерства, управляемого собственными, внутренними законами. Соответственно в оппозиции "инспирация -мастерство" вдохновение отступает на второй план, становясь неким "подразделом" искусства - внутренней способностью поэта к

294 эмоциональному переживанию и его адекватной передаче. Что касается важнейшего противопоставления формы и содержания, то преобразуя его в оппозицию рово<; - "сюжет - словесное выражение", Аристотель, с одной стороны, как бы переносит представление о предмете искусства "внутрь" самого искусства: "миф, рассказ" становится "литературным рассказом", "фабулой", "сюжетом". С другой стороны, ровос; и Хг^гс, оказываются параллельными друг другу уровнями литературного произведения - прежде всего потому, что оба понятая определяются как "соединение" событий или слов. Понятие мимесиса, по-прежнему относимое к содержанию, в этой евши также определяется правильным сочетанием элементов сюжета, и потому из "подражания жизни" становится "воспроизведением", "изображением", в основе которого не отражение реальности, но следование законам логической связи внутри сюжета. Не случайно, что и платоновское понятие "подобия", оставаясь связанным с мимесисом, преображается из "подобия" предмету в "вероятие" последовательности изображаемых событий. Соответственно изменяются и трактовки "правды" и "лжи" в искусстве: они опять-таки определяются исключительно законами сюжетной связи, а не адекватностью внешней реальности.

Этот принцип - ограничение всех 1Юэтологнческих категорий рамками поэтического искусства как такового - управляет и всеми иными понятиями, воспринятыми Аристотелем у предшествующей традиции. Подобно мимесису на уровне содержания произведения, категория катарсиса призвана объединить концепции удовольствия и пользы в описании механизма воздействия литературы. В нашей трактовке катарсис означает равновесие в рамках прошведения противоположных эмоциональных характеристик - страха и сострадания (являющихся отражением традиционных представлении об основных эмоциях.

295 пробуждаемых эпосом и драмой) - и как следствие, уравновешивание и "очищение" подобных переживаний в душе зрителей. Именно в этом равновесном согласовании и заключена (наряду с интеллектуальным познанием) польза, приносимая штней, и одновременно - ее ^собственное удовольствие". В свою очередь, Аристотель переносит концепцию литературной "новизны" с уровня внешних, формальных проявлений (как это было в ранней традиции и - с отрицательным отношением к такому новаторству - у Платона) на уровень сюжета. При этом, однако, в его трактовке новых сюжетов сохраняется универсальная идея "вариации внутри традиции": общая схема остается неизменной, дело поэта выстроить внутри этой схемы собственную "связь" изображаемых событий.

Несмотря на отсутствие у нас свидетельств о непосредственном влиянии теории Аристотеля на последующую эллинистическую критику, анализ некоторых дефиниций шшнн и ее составляющих, содержащихся прежде всего в трактате Филодема, убеждает в том, что общие тенденции литературной теории остаются неизменными. Главное - все большая формализация подхода, когда безусловный приоритет отдается словесному уровню произведения, Отсюда - "первенство", которое, скажем, Неоптолем отдает "сочетанию слов" или, например, адресованность представления о поэтической "новизне" именно словесной форме в ^Искусстве поэзии" Горация. Последовательная терминологизация основных поэтологических категорий приводит к разграничению различных уровней "истины и лжи" ("история" - "подобие правды" - "вымысел") или к окончательному переносу понятия мимесиса в рамки собственно литературной формы, когда объектом "подражания" становятся прежние авторы и литературные памятники, а точнее законы и правила, по которым эти произведения устроены (Филодем, Гораций).

297 разграничение целого поэзии на составные элементы с их последующим соединением в единое целое текста. Таким образом прмнщмш, имманентные литературе, постепенно все больше становились принципами ее описания. Этш же механизм проявляется и в посташшсш преемственности - от "протопоэтики" к научной теории - всех основных понятий, ш шш иначе связанных с восприятием литературы. "Ткань стиха" преображается в "структуру текста" у Филодема и последующих критиков, "мед поэзии" - & "уешащенеую речь" Арштогещ, "тюрядок песни" - в теорию "украшений" и фигур и т.п. Основатели подлинной литературной теории не престо разбирают древних поэтов* они наследуют, уточняют и формализуют их собственные представления о собственном творчестве. Поэтическая авгорефжкдая в конце концов порождает рефлексию научную.

298

МЖЛЮЧЕНИЕ. АНТИЧНАЯ ПОЭТИКА И СОВРЕМЕННОЕ

ЛИТЕРАТУРОВВДЕНИЕ

Определив общие тенденции и закономерности стзношювия античной науки о литературе, следующим естественным шшш мояеет стать попытка нрщзщдшь их дальнейшие изменения в ходе развития шрмшйешш гуманитарной науки. Понятно, что первыми на очереди долшш стать яоздаеантячвд* фшшжэгия н средневековые грттшшвж и нотшкн. Но. как мы уже говорили во Введение по сути это совершенно новая ш масштабная задача. Не менее интересным и поучительным может шшш сравнение древних представлений о литературе с современным» теориями. Дело здесь ш в ирвродавй шрдосжм филолога-классика, стремящегося доказать, что "новое - это забытое старое", что в древности уже было высказано все или почте асе о любой научной проблеме, а современные жеждзштши постоянно изобретают заново тезисы, давно доказанные античными ашелягеимн. Вряд ли достаточно, скажем. ширс!вшать свести современные термины и понятия к научным кшсгаршм античности (что сделать нем проще, поскольку последние сами яредщмшгшот множественность интерпретаций). В зависимости от ориентации шжжщтштш такое сведение может стать как признаком вынгрщшюсти современных коштешута (подведя под них осшюанш авторитетной тщщищт% так и доказательством их вторнчностм и неоригншаьвостж Обе этих возможности постоянно реалнзуютш в науке; примером тому может стать, например, развитие лиигвистичесшй мысли XX века. С одной стороны, даже наиболее новаторские лингвистические концепции находят у яекотерыж исследователей подтверждение в античной гршашгич^жой и лингвистической мысли (см., например, популярное в 70-х годах сравнение жшрттвЕ&ш лингвистики" Н. Хомского с пострсжшсями стоической

300

1йЩй®имм cpasiieffiieAi, шпорый возник в последние года у мссждсшателей античной литературной теории. причем в центре вшшашя оказываются тшшу мёзадологаческаа. а не -только терминологическая или шшипйшя, общность античных и современных учений, ^Многое в манере мысли и во взглядах на приращу жшершуры - оставляя в сторож терминологию и детали, которые специфичны дш каждой культуры и языка -лмч^ращмжедееиж дтмшжшо века напоминает то, с чем мы сталкиваемся а античном мире. Внимательное исследование этих разнообразных Iвдщмие® ж языжу, литературе и ее интерпретации и, так авдяш, использование их в практике литературоведения, вряд жи можно назвать шж^иж5 - это утверждение одного ю гшвеыж авторитетов в историографии античных гуманитарных наук Дж. Кеннеди [Kefmedy 1989: 498} в последнее время штешг реадизовываться в ряде интересных сравнительных исследований - см., например., [Knox 1994; Too 1998]

Следует сразу оговориться, что античная теория литература в птах современных ученых почт неизбежно олицетворяется одним текстом, есшЕгвшве воспринимаемым как своего рода точка отсчета в развитии науки о литературе - "ПоэтмкшГ Аристотеля, Одаако, как представляется, одним ш шшш нашего исследования является вывод о том, то ^Поэтика" - не только исток, отправной пункт дальнейших учений. Аристотель в то же время шшшпш ж мысмителем, аккумулировавшим и формализовавшим многие представления предшествующем традиции; его трактат - это звено, пусть я, быть может, самое важное в цепи непрерывной традиции. Поэтому в известной мере можно утверждать, что когда ученые XX века говоря т ^Аржгете®**, под этим можно подразумевать античную поэтику в целом, как предшествующую Аристотелю, так и наследующую ему.

Современная "судьба" "Поэтики" тем более специфична, что традиционно XIX и XX век считаются эпохой своеобразного крушения и

301 лонной переоцжш аристотелевских принципов. Доказательствам тому можно считать, бесспорно, шгшиююе восприятие идей "Поэтики" как в нтаяышй шшент этой эпохи (романтизм, чья критика аристотелевских схем получила евое воплощение и в немецкой философии, и в концепции "ящишишышго творчества''' Сенг-Бева), так и в момент ее завершения (деконструктившм, сознательно прстюопосташюкмций себя ^шетотелевскому дошцешршму - Ж. Деррида). Своеобразным символом такого отношений можно считать безапешинрюнную фразу В. Дияьтея: "Сшяаняая Аристотелемпоэтика мертва". Тем не менее практически любая теоретическая кониешцш в это время все равно не обходится без ссылок -пусть и ад зшшм отрицания - еа положения "Поэтики". Чаще всего ссылки эти касаются отдельных фрагментов или концептов, среда которых, естесггашш, первенство ш количеству упоминаний и различных ннгерпретащш уверенно удерживает понятие "подражания", имя мимесиса. При всей разнице шикований, начиная со знаменитой работы Ауэрбаха, мимесис продолжает тем не менее сохранять общее значение ющрошведшия, буд ь то уподобление внутреннего внешнему но Т. Адорно или удвоение предмета и были в понимании Ж. Дерриды или своеобразные шаяшта тшриж ^перформанеа" или ^е-епасЦпепГ. Точно так же неизменны разнообразные в^шпы истолкования другого значимого понятия -прсдетавлеянж ш "очищении", иди катарсисе: здесь общую тенденцию в последовательности интерпретаций можно описать как постепенный отход от лсихофшшюгмческм и эмоциональной трактовки к рациональному объяснению катарсиса как своего рода способа достижения "'ясности немнмшшй" Обширность интерпретаций категории "очищения" тем более парадоксально, что, как уже отмечшюсь, в '"Поэтике" соответствующее иипш употребляется лишь однажды и без каких-либо специальных пояснении. В известной мере к этому случат близка и другая фраза из

302

Шшшш^ где Аристотель говорит о роли метафоры в жютглческвм тыке, упоминанием которой неизменно открываются все сколько-нибудь звячгаемьяые работы, посвященные теории поэтических фигур в тропов, причем опять-таки авторитет Аристотеля может служить здесь и объектом ттшшш (шшщтлщ^ в '"Философии риторики" А. Рнчардса. видящего в аристотелевом понимании метафоры как ^обнаружении сходства*5 целый рад ншзчнэстей, ^сдерживавших" в дальнейшем развитие теории метафоры), и фуцдаменталыюй посылкой, определяющей иконическую природу поэтического языка (как это происходит, например, в имарошвях П. Рикера).

Однако, все эти случаи прямоте использования, переосмысления и крштжи аристотелевых понятий являются примерами лишь фрагментарного восприятия "Поэтики**. отдельные фразы которой уже настолько неотъемлемо еонши в теорию жнерэтуры, что нх тшкттшт или хотя бы упоминание стали в нее своего рода conditio sine qua поп. (Точно так же, шпримдх ни один обзор истории еемиотикв, включая работы Цв. Тодорова и У. Эко, не обходится без ссылок на аристотелевское определен« словесного знака го трактата "Об истолковании'", которое, цитируемое вне контекста, становится традиционным доказательством установки Аристотеля ш последовательный ^дашешрвшаямш5* знака - см. ! Грипцер Н. 19942J). Гораздо более редки случаи попыток более ими менее цельного восприятия аристотелевских концепций. В качестве примера последних можно сослаться, например, на теории литературных и тематических модусов Нортропа Фрая. исходящую^ во-первых, из достаточно корректно трактуемого разграничения Аристотелем литературных героев на "серьезных" и ^низких" (a?coi>5atoq и фшШх;; иращд.% ноещдрее определение жчшэ понимается Фраем жж '"'легкии^ а самому разграничению придается шшшш жесткая сощшльная трактовка).

303 а во-вторых, из интерпретации "шести частей трагедии55 но Ариетзтезпо (однако, и здесь "узнавание55, греч. шчх.ут^тщ, неоправданно сближается с понятием фабульной развязки, а ^шсзш", греч. 8«gvoux, отождеетвжетея с темой произведения, в то время как в "Поэтике'', ему скорее соответствует, как мы упоминали в главе 2, содержание речей героев). Но еще более интересны литературоведческие теории, сознательно ориентированные на идеи "Поэтнюг* и построенные, более mm меже последовательно, на оценке и интерпретации трактата в делом. Таким, своего рода уникальным случаем является теория, в известной мере щв сих пор остающаяся на периферии литературоведческих школ XX века - речь вдет о взглядах так называемой "чикагской шкоды", в основном известным по трудам ее лидера, Рональда Крейна, но представленным и работами целого ряда исследователей, в частности. Э„ Олсона, Р. Мак-Кеона, В, Кисл а. Б. Уайнберга и др.

Значимость этой школы в контексте проводимого нами сравнения шюане ©чеввдш, если вспомнить, что Чикагская школа" достаточно откровенно именовала себя ^ешриететелмк&шг' и практически во всех своих построениях ориентировалась на традицию "Поэтики". Надо, заметить, что в заслугу этим литературоведам следует поставить четкое ¡гажтршячешю этой традиции и классицистической трактовки Аристотеля, которая, собственно говоря, и являлась объектам иоследователышт тжщшхтк критикой XIX-XX веков. Считая последнюю лишь схематизацией, порой выхолощенной, исходной теории (самый шбяхый пример - классицистическая теория "трех единств", о штерой, как справедливо писал Джозеф Фрэнк. "Аристотель не слыхивал3"; достаточно вспомшпъ, fits класстщиспиесжш "единство времени" началам своим имеет вполне невинную и конкретную рекомендацию Аристотеля сочинять трагедии такой дяш, чтобы постановка укладывалась в дзшну свеювого

304 дня), чикагцы присвоили классицистической поэтике именование горацианской", оставляя за собой право возвращения ж собственно аристотелевским идеям. При этом "Поэтика" должна анализироваться, по их мнению, в общем контексте аристотелевской философии, что дает возможность адекватнее трактовать категории его литературной теории. Результатом такого анализа становится у Р. Крейна (совместно прежде всего с Р. Мак-Кеоном и Э. Олсоном) отделение ариеготелевого "мимесиса" от платоновского в качестве с г вдифическо! о термина, применимого исключительно к поэзии (в то время как у Платона он обладает гораздо более широкими коннотациями). При некоторой спорности такой достаточно "узкотехнической" трактовки понятия (в твеегаой мере затемняющей суть полемики Аристотеля и Платона), чрезвычайно существенной для Крейна и его коллег была ставшая ее результатом интерпретация мимесиса как действия, воспроизводящего не феномены внешней реальности, но сам процесс "природного" творения, цель которого в построении законченного целого, обладающего внутренней структурой. Именно эта категория "поэтической структуры", понятой как нераздельное сочетание содержательного и формального уровней произведена, и являлась определяющей в теории "чикагской школы (ср. наш разбор этого понятия в главе 3).

Понятие структуры и целого, определяющего место и шхщшшшимлъ составных частей произведения определяло, по мншшо "чикагской" школы, некую телеологичность аристотелевой теории литературы, которая, впрочем, отличалась от тетеелогячиосш традиционных трактовок, воспринимавших "Поэтику" как нормативное сочинение, некий свод предписаний ''для поэтов'5. "Поэтика"., как и "Риторика", не являлись таковыми и были обращены не столько к адресанту или даже адресату литературного произведем»«, сколько были

305 первыми опытами анализа и интерпретации конкретных текстов и конкретных жанров: именно в качестве такового принципы "Поэтики" требовали, с точки зрения, Р. Крейна расширения за счет анализа типов литературных текстов, оказавшихся исходно за ее пределами

Однако, помимо более адекватных и избавленных от традшщонных напластований трактовок основных понятий "Поэтике" (так, например, категория "характера", греч, понималась ими не как "персонаж"", но как характеристики образа, проявляющиеся прежде всего в речах героев -буквально следуя аристотелевскому определению, однако, оставляя без внимания вдею "^постоянства*1 традиционного образа, также присутствующую у Аристотеля) ценность наблюдений "чвшш" школы состояла еще и в способности уловить и проследшь присутствие "аристотелевых истоков" и в иных современных литературных теориях. Возникнув как своего рода реакцию на американскую "новую критику", чикагская школа свое отличие от нее видит в способности ж подверстывать идеи "Поэтики" под собственные концептуальные схемы, не соединять, как предлагал Р. Блэкмур, аристотелево "описание поведения обозначаемых словами вещей" с предложенным Кольриджем в его Вт^'ирШа ЫШегапа "описанием слов и словесного проявления вшбражешш". Однако, это не мешало тому же Р. Крейну улавливать в "новой критике** собствеаные дня нее тенденции восприятия н пнтерпретащда Аристотеля, в котором последняя не до конца отдавала себе отчет. Так, в исповедуемой Джоном Рэнсомом оппозиции "логической структуры'* структуре собственно текстовой возможно усматривать реализацию все той же идеи структуры произведения по Аристотелю; само придание "новой критикой" отологического статуса литерату рному тексту напоминает постоянные апелляции Аристотеля к "собственному наслаждешш^, даруемому поэзией, и стремление избавить поэтические творения от обвинений в ошибках.

306 природа которых лежит за пределами собственно поэтических принципов. В свою очередь, поиск символических структур, имманентных поэзии, присутствующий, например, в работах Фрэнсиса Фергюсона, также в какой-то мере источником своим имеет трактовку им "Поэтики'* в духе жембриджсксш антропологической школы . В целом, по мншию чикагской школы, стержнем переинтерпретации аристотелевских нршшшов "новой критикой" стал отход от формально-конкретных критериев, которыми проникнута "Поэтика", ради стр^юурно-семантическснх) анализа, в котором лезши становится всего лишь одной из форм "речевой деятельности", что в корне противоречит, согласно тому же Крейну, иришршшл Аристотеля.

Однако, именно эта тенденция, а не "неоаристотелизм" чикагской школы, определил дальнейшее развитие лт-ературсжедческой теории, прежде всего в том виде, какой она приняла в структурной школе. Последняя, действительно, максимально дастшщаруетш от аристотелевой трщещя?, ограничиваясь опять-таки лишь фрагментарными ссылками на отдельные положения его теории. Таковы, например, трактовки аристотелева "правдоподобия" как соотношения между текстом и ""тем, что читатель считает истинным" (Цв. Тодоров), "«гго отложилось в умах людей под влиянием традиции" (Р. Барт). Следует заметить но жщу дела, что у Аристотеля "правдоподобие" далеко от таког о содержания в основана как уже говорилось, на правильной взаимосвязи частей сюжета '"согласно необходимости или вероятности". Точно так же аристотелево "очищение" не предполагает представления об "эмоциональной" или ^зсдатвчестж'" дистанции, которое ему склонны приписывать структуршшсты. Но парадоксальным образом оказывается, что Аристотелю (а с ним. жш мы старались показать, и всей античной поэтике) оказываются созвучными многие методологические основания структурной теории, и быть может, прежде всего, бесспорная связь, устанавливаемая мещду поэтическим

307 языком и языком вообще, которая столь важна для струюуралистской поэтики, начиная с формалистов и Р. Якобсона н вплоть до А. Греймаса и Р. Барта, и отсутствие представления о которой "чикагская школа" ошибочно считала сущностным отличием "Поэтики" от современной критики. Мы подробно говорили о связи в античности представлений о поэзии с представлениями о языке в главе 2; говорили, в частности* о том,, какую роль в этой связи играют механизмы "разделения" и "соединения", объединяющие лингвистический и поэтодогический метод древних. Крайне интересно, что параллельные действия анализа м синтеза составляют и суть интерпретации литературного произведения в структурализме (ср., например, "разъединение" и "развертывание" в описании повествовательного текста Р. Бартом). Одновременно популярное в структуралшме (и даже в постструктуралшме) представление о "структуре текста" типологически параллельно синтетическому представлению о сюжете и языке в "Поэтике" (недаром Цв. Тодоров говорил об Аристотеле как о первом теоретике, обратившем внимание на синтаксическое измерение литературного текста). С этой точки зрения чршвычайво характерна невольная оговорка Р. Барта; "Если бы не были равнодушны к неологизмам, то могли бы определить теорию текста как гифолотю (гифос означает "ткань" и "паутину")" ("Удовольствие от текста*5), Парадоксально, но факт - метафора "ткани стиха", управлявшая, как мы подробно старались показать, представлениями о цельности ио ническою текста на протяжении всей античной традиции - оказывается возрождени>й одной ш наиболее "передовых" теорий XX века

Наконец, сама методология труда Аристотеля и приемы литературоведческого анализа иногда удивительно напоминают структуралистский аппарат. Таковы, например, частые у Аристотеля бинарные противопоставления. Мы говорили о теш, что "характер" и зш претерпевание" (этос и штос) соотносятся у него как противопоставление внутренних характерологических черт образа внешнему воздействию ситуаций и обстоятельств; "страх" и "сострадание" в контексте эмоциональной теории Аристотеля предстают как противоположные (и потому взаимоуравновешивающие друг друга) эмшщи (ср. соотношение страха и наслаждения в представлениях тог» же Барта). Наконец, многие "наивные" определения Аристотеля напоминают структурную методологию обозначения одного элемента через соотношение с другими (ер. знаменитую дефиницию начала, середины и конца трагедии -Поэтика 1450b). Своего рода косвенным пршеаком типологической близости аристотелевской и структуралистской методик становится реакция на структурализм деконструкгавшма, для которого в известной мере главным античным авторитетом становится Платон (например, у Ж. Дерриды), в истории античной мысли и античного литературоведении прсшшостшщий Аристотелю примерно с той же полярностью, с которой противостоят своим истокам "преодолевшие структурализм5*,

Таким образом, специфическая история бытования "Поэтики" Аристотеля в XX веке обнаруживает, что при формальной даеташшраванности от ее принципов современное литературоведение постоянно отталкивается от ее положений. Парадоксальным образом, периферийная и, быть может, не самая оригинальная литературоведческая школа признает этот факт, хотя и не всегда верно оценивает методологические евши античного и современного литературоведения, а наиболее влиятельное течение второй половины века обнаруживает внутри себя неожиданные возможности таких соотнесений, не отдавая себе в них отчета. Осознание таких возможностей способно привести к переоценке с современной точки зрения "Поэтики", которая уже перестанет быть "исследованием свойств некоторых типов литературных текстов", но станет

3 09 вновь (на новом, по сравнению с классицистической теорией, уровне) восприниматься как целостная теория литературы, где трагедия и эпос становятся воплощением общих "больших литературных форм" (принципы "Поэтики" оказываются, кстати, вполне применимыми и к третьей, неизвестной Аристотелю, большой форме античной литературы - роману). Это переоценка может и, наверное, должна распространиться и на всю совокупность античной литературной теории, в центре которой (в буквальном и фигуральном смысле) сшит А ристотел&.Но вероятно, такая переоценка наступит окончательно уже с новым веком - и в истории, и в критике.

310

 

Список научной литературыГринцер, Николай Павлович, диссертация по теме "Классическая филология, византийская и новогреческая филология"

1. Издания античных твистова) Издания, использованные при написании диссертации Àeschyli Tragoediae. Ed. G. Murray. Oxford, 1965.

2. Apollodori Bibliotheca. Ed. R. Wagner. Leipzig, 1894.

3. Aristophane. T. 1-5. Ed. V. Coulon et H. van Daele. Paris, 1952-1954. Aristote Histoire, ¿for стттш. V. 1-3. Paris, 1964-1969. Aristotelis Analyticapriora etposteriora. Ed. W.D. Ross, Oxford, 1968.

4. Aristotelis De arte poetica liber. Ed. W. Kassel. Oxford, 1965. Aristotelis Ethica Nicomachea. Ed. I. Bywater. Oxford^ 1962. Aristotelis Physica. Ed. W.D. Ross. Oxford, 1966.

5. Aristotle. Metaphysics. Ed. W.D. Ross. Oxford, 1970. Aristotle Tim C.fifpmtrifts On Iniprpreifitinn PriorÄBßfyiim. Ed. tLP. Cooke, H. Tredennie. Cambridge-London, 1983.

6. Aristotle. Tke Poelks^ t onginm. On the Sublime. Demetrius. On Style. Ed. W. Hamilton Fyfe, W. Rhys Roberte. Cambridge-London, 1991.

7. Ath&m&us^DeiptiQSoplmiae. Ed. G. KaibeLV. 1-3, Stuttgart, 1961-1966. Auli Gellii Noctium atticarum libri XX. Ree. M. Hertz. Leipzig, 1886. Bacchylides^Czzmi/2/z cum fragmentis. PostB. Snell ed. H. Maehler. Leipzig, 1970.

8. Catulli C. Valerii Carmina. Ed. R.A.B. Mynors. Oxford, 1958. Cicero M.T. De oraiare libri ires, Ed A S Wilkins-Hildesheim, 1965.311

9. Cicero M.T. Orator. Ed. H. Bornecque. Paris, 1921.

10. Diogeriis f .aertii VitaEphilosophorum. V. L-2Jd. H.S. Long,. Oxford, 1964. Dionysii Halicarnassii Opuscula. Ed. L. Radermacher et H. Usener. Leipzig, 1909.

11. Eiiripidis Fatniae. V.f-XEiL G. Murray. Oxford^1966/

12. Hesiod, The Homeric hymns and Homérica. Ed. H.G. Evelyn-White.

13. Hesychii Lexicon. V. 1-2. Ed. K. Latte, Copenhagen, 1953-1966; V.3-4. Ed.

14. Plutarch! Vitae parallelae. Ed. K. Ziegler. V/ 1-3. Leipzig, 1969-1971.A

15. Porphyrio Pomponius. Commentum in Horatium Flaccum. Ed. a. Holder.1.ipzig, 1894.•it Amsterdam, 1965.312

16. Quintiliani M, Fabii Institutiones oratoriae libri XII. Ree. C. Halm. Leipzig, 1868.

17. Rhetorica ad HerermiumJIAL Tullii Ciceronis Scripta quae manserunt omnia. V.l. Ed. F. Marx. Leipzig, 1923.

18. Scholia Graeca in Aristophanem. Ed. F. Diibner. Earis, 1884 Scholia Graeca in Homeri Iliadem. Ed. W. Dindorf. V. 1-4. Oxford, 18741875.

19. Scholia Graeca in Homeri Odysseam. Ed. W. Dindorf. V. 1-2. Oxford, 1880. Scholia Vetera in Pindar i carmina. Ed. A. Drachmann. V. 1-3. Amsterdam, 1966-1969.

20. Senerae T. Anrtaei Ad J.ucilium Epistulae Morales^ V. 1-2, Ed. L. D. Reynolds. Oxford, 1965.

21. Sophoclis Fabulae. Ed. A. Pearson. Oxford, 1924.

22. Theophrastus. Enquiry into plants. Ed. A. Hort. V.l-2. Cambridge, 1916.

23. Vartonis M^TereoliiDe liagMalatmaquae supersimt. Ed. G. Goetz et F.

24. Schoell. Olms, Hildesheim, 1964.

25. Varronis M. Terentii Saturation menippearum fixigmenta. Ed. R. Astbury. Leipzig, 1985.

26. Vergili Maronis Opera. Ed. R.A.B. Mynors, Oxford, 1969.

27. Издания, сокращенно цитируемые в тексте диссертации

28. Bernabe Poetae Epici Graeci. Testimonia et fragmenta. Ed. A. Bernabe.- Brink С! O Horace on Poetry. The Ars Poética. Cambridge. Diehl Anthologia Lyrica Graeca. Ed. E. Diehl. Leipzig, 1952-1954.313

29. Dieis-Rranz (DK) Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und Deutsch von H. Biels^ hrsg; von W. Kranz. Zürich-Büdesheim.^ 198512.

30. Dupont-Roc, ,allot 1980 -Aristotei laPoétique. Ed IL Dupont-Roc, J. Lallot. Paris.

31. FI IG Fragmenta Historicorum Graecorum. Ed C. Müller. Leipzig, 18411870.

32. Fortenbangh 1992 Theophrastus of Eresus: Sources for his Life, Writings, Thought, and Influence. Ed. W.W. Fortenbaugh a.o. Leiden.

33. HobeiiL-Maximi Tyrii OperalEd H. Hobein. Leipzig, 1910. Jensen Philodemos. Über die Gedichte V. Buch. Text mit Übersetzung und Erläuterung von Chr. Jensen. Berlin, 1923.

34. Mangoni 1993 II quinta libra dellcLPoeiica^di Eilodemo. Ed., trad. Et commento a cura di C. Mangoni. Napoll.

35. Marcovich 1978 Eradiio. F,d M. Mareovlcli. Hrenze Mayer 1910 - Theophrasti TIEPIAESEQZ. Ed. A. Mayer. Leipzig. MerkelbachrWesl- Fragmenta Heslodea. Eil R. Merkelbaeh andM. West. Oxford, 1967.

36. Page PaetaeMeliciGraecL Ed. DJLPage. Oxford, 1962. Pearson - The Fragments of Sophocles. Ed. by A.C. Pearson. Amsterdam, 1963.

37. Rzach HesiodiCarmina. Ed. A. Rzach- Leipzig, 1902. Snell - Pindarus. P. 1-2. Ed. B. Snell. Leipzig, 1964. Stanford 1959 - TheOdyssey of Homer. Ed by W.B. Stanford. London. SVF - Stoicorum Veterum Fragmenta. Coll. H. von Arnim. V. 1-4. Leiden, L964.

38. Wimmer Theophrasti opera cum fragmentis. EcLE. Wimmer. V.l-3. Leipzig, 1854-1862.1. Переводы античных текстов

39. Александрийская поэзия. (VI., 1972. Античная лирика. М., 1968.315

40. Античные риторики. М., 1978.1. И.Г. Борухович.1. М., 1993.

41. Аристотель^ Об искусстве поэзии, Пер. В. Г. Алпельрота. M

42. Аристотель. Поэтика. Пер. МЛ. Гаспарова. Риторика (кн.З). Пер С.С. Аверинцева.// Аристотель и античная литература. М., 1978.

43. Аристотель. Сочинения. Общ. ред. В; Ф, Асмус, И.Д. Рожанский и дрЛ". 1-4. М., 1975-1983.

44. Гомер. Илиада. Изд! А.И. Зайцев. Ленинград, 1990. Гомер. Илиада. Одиссея. М., 1967.

45. Гораций. Собрание сочинений. Спб, 1993. Демокрит. Тексты, перевод, исследования. Изд. С.Я. Лурье Ленинград, 1970.философов. Пер. (Vf.Л. Гаспарова. M.t 1979.

46. Катулл. Книга стихотворений. Изд. C.B. Шервинский и М.Л

47. Лукиан. Избраиная-прозаи Cocí. ИМ. Нахов. М^ 1991. Пиндар. Вакхи л ид. Оды. Фрагменты. Изд. М.Л. Гаспаров. М., 1980.

48. Платон. Собрание сочинений. Т. 1-4. Общ ряд А.Ф. Лосев, В.Ф. Асмус, А.А. Тахо-Годи. М., 1968-1971.

49. Платон. Феф.Изд. Ю.А. Шичалин. М.( 1989. Плутарх. Избранные жизнеописания. Сост. М. Томашевская. Т. 1 ZM., 1990.1957.1. Рабинович^ М., 1995.

50. Q жизни, учениях и изречениях знаменитых1. Гаспаров. М., 1986.

51. Сочинения. Т. 1-2. Общ. редакция А.Ф. Лосева.1. М., 1975-1976.316

52. Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях. Пер. А.И. Корсуна. M.-J1., 1963.

53. Фрагменты ранних греиескшсфиласофов Ч. 1. Изд. А. В. Лебедев. М., 1989.

54. Цицерон Три трактата об ораторском искусстве. Изд. М. Л. Гаспаров. R/T., 1994.

55. Эллинские поэты. М., 1963.

56. Трубачев 1981 Этимологический словарь славянских языков. Под ред. Ö.H. Трубачева. Вып. 8. М.

57. Фасмер Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М^1986-1987.л

58. Chantraine Chantraîne ILDictionnaire étymologique de la langue grecque. Histoire des mots. Paris, 1968-1970.

59. Ernout-Meillet Ernout A^Meillet A. Dictionnaire étymologique de la langue latine. Histoire des mots. Paris, 1939.

60. Frisk Frisk iE Griechisches etymologisches Wörterbuchs Bd. 1-3. Heidelberg, 1960-1970.

61. Eiddell-Scott Greek-English Lexicon. CompilecLby H.G. Liddelland R. Scott. Rev. by H.S. Jones. Oxford, 19689.

62. Mayrhofer 1-4 Mayrhofer M. Kurzgefaßtes etymologisches Wörterbuch des

63. OCD The Oxford Classical Dictionary. Oxford, 1968. Pokorny 1959 - Pokoroy J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern-Mönchen.

64. RE PaulysiBeal-Encyclopcidie der klassischen Altertumswissenschaft. Neue Bearbeitung bei G. Wissowa hrsg. von W. Kroll. Stuttgart, 1894-.317

65. Walde-Hofmann Walde A. Lateinisches etymologisches Wörterbuch. 31.. Исследования

66. Аверинцев 1971 Аверинцев СС. Греческая «литература» и ближневосточная словесность (противостояние и встреча двух творческих принципов) // Типология и взаимосвязи литератур Древнего мира. М.

67. Аверинцев 1981 Аверинцеа С.С. Древнегреческая поэтика и1. V ,мировая литература // Поэтика древнегреческой литературы. М.

68. Аверинцев 1991 -Аверинцев С.С. Античная риторика и судьбы античного рационализма // Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика. М.

69. Аверинцев 1994 Аверинцев С.С. Авторство и авторитет // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы

70. Аристотель 1978 Аристотель и античная литература. IVT.

71. Ауэрбах 1976 Ауэрбах Э. Мимесис. М.

72. Бенвенист 1974 Бенвенист Э. Общая лингвистика. 1\Л.

73. Брагинская 1991 Брагинская Н.В. й& комментария к "Поэтике" Аристотелям ривро^ р.цщ<л,<; и др.// Mathesis. Из истории античной науки и философии. М.

74. Гаспаров 1963 Гаспаров M.IL Композиция "Поэтики" Горация.// Очерки римской литературной критики. М.

75. Гаспаров 1980 Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. Пер., статьи и комм. M.J1. Гаспарова. М.318

76. Гаспаров 1986 Гаспаров М.Л. Средневековые латинские поэтики в системе средневековой грамматики и риторики.// Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.

77. Гаспаров 1991 Гаспаров М.Л. Античная риторика как система /Т Античная поэтика. Риторическая теория и литературная практика. М.

78. Гаспаров 1994 Гаспаров МЛ. Поэзия ж проза- поэтика и риторика // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.

79. Гордезиани 1978 Гордезиани Р.В. Проблемы гомеровского эпоса. Тбилиси.

80. Григорьева 1991 Григорьева НЖ Вдохновение и творчество в поэтике платоновских диалогов // Античная поэтика. Риторическая

81. Гринбаум 1984 Гринбаум Н.С. Ранние формы литературного языка (древнегреческий). Ленинград.

82. Гринцер Н 1989 Гринцер Н.П. Рсиеша - ро1е81з: к генезисупонятия поэтического текста.// Материалы к VI Международному конгрессу по изучению стран Юго-Восточной Европы. Лингвистика. М.

83. Гринцер К1994 Гринцер Н. П. Структура и смысл диалога Платона "Кратил"// Знаки Балкан. М.

84. Гринцер Н. 1998 Гринцер Н.П. Языковое учение Платона в контексте идей Витгенштейна.// Вопросы философии, № 5

85. Гринцер Н.19982 Гринцер Н.П. Миф о страдающем герое. Эдип его мифологическая история. // ПОЛ У ТРОПОК Сборник к 70-летию В.Н. Топорова. М.

86. Гринцер П. 1987 Гринцер П.А. Основные категории классической индийской поэтики. М.319

87. Гринцер П. 1996 Гринцер П.А. Становление литературной теории. М.

88. Гринцер П. 1998 Гринцер П.А. Тайный язык "Ригведы". М. ДЛК- Древнегреческая литературная критика. М., 1975. Елизаренкова 1993 - Елизаренкова Т.Я. Язык и стиль ведийских риши. М.

89. Рпизаренкова, ТопоровЛ979- Елизаренкова Т.Я., Топоров В Н. Древнеиндийская поэтика и ее индоевропейские истоки // Литература-и культурадревней и средневековой Индии. М.1. V.

90. Зайцев 1985 Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. Ленинград.

91. Лебедев 1978 Лебедев А. ТО АПЕ1РОЫ: не Анаксимандр, а

92. ГГлатон и Аристотель// Вестник древней истории. Ш 1,2.

93. Лебедев 1989 Фрагменты ранних греческих философов. Изд. А. В. Лебедев. М.

94. Лосев 1969 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М.

95. Лосев 1975 Лосев А.Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М.

96. Лосев 1978 Лосев А.Ф. Античные теории стиля в их историко-эстетической значимости // Античные риторики. М.

97. Нахоа 1984 Нахов ИМ. Трагический катарсис и жанр утешения // Оге1ета1а. Разыскания. Вопросы классической филологии. Т. 8. М., 1984.

98. Никольский 1994 Атональная метафора в греческой риторической теории (термины период и колон)// Балканские чтения-3. Лингво-этнокультурная история Балкан и Восточной Европы. М.320

99. Никольский 19942 Никольский В, Стоическая теория naQosM Знаки Балкан. М.

100. Рабинович 1991 Рабинович Е.Г. "Безвредная радость": о трагическом катарсисе у Аристотеля// Mathesis. Из истории античной науки и философии. М.

101. Рабинович 1995 Гэмеровы гимны. Перевод, предисловие, вступительные статьи и примечания Е.Г Рабинович. М.

102. Топоров 1958 Топоров В.Н. Этимологические заметки (славяноиталийские параллели).// Краткие сообщения Института языкознания. М.

103. Топоров1999 Топоров В.Н. К реконструкции индоевропейской гимновой традиции if В поисках "балканского"на Балканах. М. Флоренская 1978 - Флоренская Т. А. Катарсис как осознание

104. Эдип Софокла и Эдип Фрейда) // Бессознательное: природа,лфункции, методы исследования. Тбилиси.

105. Adtemo 1969 Аскиио Т. Diakktik der Aufklarung. Frankfurt. Annas 1992 - Annas J. Plato the Sceptic.// Oxford Studies in Classical Philosophy. Supp. 5: Methods of Interpreting Plato and his Dialogues. Oxford.linguaggio poeticanell' antichita. Bari.

106. Asmis 19921- Asmis E, An Epicurean survey of poetic theories.// CQ 42. Asmis 19922-Asmis E. Neoptolemus and the classification of poetiy.// CP87.

107. Asmis 1992s Asmis E. Grates on poetic criticism// Phoenix 46-Bader 1989 - Bader F. La langue des diem ou I' hermetisme despoetes indo-europeens. Pisa.

108. Baldwin L959 BaldwitLC.S. Ancient Rhetoric and Poetic, Gloucester.321

109. Baratin 1989 Baratin M, La ronstituikm de la grammaire et de la dialectique Il Histoire, des idées linguistique. VA. Liege-Bmxelles.

110. Barker 1989 Barker A. (ed). Greek Musical Writings. Cambridge.

111. Barwick 1922 Barwielk: 3C Die Gliederung der rhetorischen Techne und die hoiazischcEpistüla^adPisones.// Hermes 57.

112. Berglen 1982 Bergren A. Sacred apostrophe: re-presentation and imitation

113. Bernays 1857 Bernays J. Zwei Abhandlungen über der aristotelische Theorie des Drama. Berlin.

114. Boeder 1959 Boeder H. Der frühgriechischen Wortgebrauch von Xoyoç und àXîjôeia // ABG 4.

115. Bowie 1986 Bowie EL LJBarly Greek elegy, symposium and public festival iiJHS 106.

116. Bowra 1953 Bowra C.îvL Problems in Greek Poetry. Oxford.

117. Bowra 1961 Bowra C. M. Heroic Poetry. London.

118. Bowra 1964 Bowra CM. Pindar. Oxford.

119. Boyancé 1936 Boyancé P. A propos de Y Art poétique d'Horace HRP 10.

120. Brink 1963 Brink C.Q. Horace on Poetry. Prolegomena to the Literary Epistles. Cambridge.

121. Brink 1971 Brink C.Q. Horace on Poetry. The Ar& Poetica. Cambridge.

122. Brisson 1982 Brisson L. Platon: les mots et les mythes. Paris.

123. Bundy 1972 Bundy E.L. The "quarrel" between Kallimachos and Apollonios // CSC A 5.

124. Bundy 1986 Bundy E.L. Studia Pindarica. Berkeley-Los Angeles.

125. Boricert 1985 Burkert W. Greek Religion. Oxford.

126. Burkert 1987 Burkert W. The making-of HomerinJfae sixth ceatary B.C.: rhapsodes versus Stesichonis /i Papers on the Amasis Painter and His World. Malibu.322

127. EcLG. Kennedy. Cambridge, 1989.uikL sokralischen Philosophierem. Mimehen.

128. Classen 1995 Classen C J. Rhetoric and literary criticism: their nature and their functions in antiquity 11 Mnemosyne 48. Cole 1983 - Cole T. Archaic truth // QU13. Cornford 1934 - Cornford F. Plato's Theory of Knowledge. London.

129. Philosophical Thought. Cambridge.

130. Coseriu 1975 Coseriti E. Die Geschichte der Sprachphilosophie von der Antike bis zum Gegenwart Stuttgart.

131. Dahlmann 1953 Dahlmann H. Varros Schrifi de poematis und die heUenistische-römischen Poetik^ Wiesbaden-Stuttgart,

132. Dalfen 1974 Dalfen J. Polis und Poiesis. Die Auseinandersetzung mit der Dichtung bei Piaton und seinen Zeitgenossen. München.

133. Darmesteter 1978 Daraiesteter J. Iranica VI. Une metaphore grammatical de langue indoeuropeenne// MSL 3.

134. Davis 1992 Davis M. Aristotle 's Poetics. The Poetry of Philosophy.

135. De Lacy 1948 De Lacy P. The Stoic views of poetry // AJP 69. Derrida 1972 - Derrida J. La dissémination. Paris.323

136. Descaî 1981 Descat R. Idéologie et communication dans la poésie grecque

137. Detienne I960 Detienne^M. La notion mythique d! akrfàxa. // REG 13.

138. Detienne 1962 DetienneM. Homèrer Hesiode et Pythagore. Poésie et philosophie dans le pythagorisme ancien. Bruxelles.

139. Detienne 1967 Detienne ML Lei maîtres de vér ité dans La Grèce archaïque. Paris.

140. Dl Cesare 198Q Pi Cesare D. La semantics ndlafilosofiagreccL Roma

141. Di Cesare 1986 Di Cesare D. Heraklit und die Sprache. // SprachphüosopMz in Antike, und Mittelalter. Amsterdam.

142. DornseifT 1956 DomseifFF. Redende Namen // Domseiff F. Antike und alier Orient Leipzig.

143. Dupont-Roc, Lallot 1980 Dupont-Roc R., 1,allot J. Anatole: la Poétique. Paris.

144. Durante 1976 DuranteJVL Sullapreistoria délia tradizione poeticagreca. IL Risultame délia comparazione indoeuropea. Roma.

145. Edwards 1988 Edwards AX KA.éoç a(p0iTov andoraltheory // CQ 38.

146. Elias 1984 Elias J. A^Pfato 's Defence of Poetry. London.

147. Else 1957 Aristotle's Poetics. The Argument. Cambridge.

148. EIsêl L958 Else G. Imitation in the fîffli century // CP 53.

149. Ebe 1986 Else G. Plato and Aristotle on Poetry. Chapel Hill-London.

150. Entralgo 197Q Entralgo P. The Therapy ofWordm Clmskml AMiquäy. New Haven.

151. Falter 1934 Falter O. Der Dichter und sein Gott bei den Griechen und Römern. Würzburg.

152. Floyd 198Q Floyd E.D. KXéoç a^rfkxov: mlndo-European perspective on early Greekpoetry // Glotta 58.

153. Ford 1988 Ford A. L. The classical definition of PA^FOIAIA // CP 83.324

154. Forteobaogfi 1975 Fortenbaugh W. Aristotle on Emotion. New York. Fortenbauglil99G - Fortenbaugh W.W. Theophrastus, fragment 65 Wimmer: is it important for understanding Peripatetic rhetoric? // AJP ill.

155. Fortenbaugh 1992- Theophrastm of Eresm: Sources for his Life, Writings, Thought, and Influence. Ed. W.W. Fortenbaugh a.o. Leiden.

156. Freda 1977 Frede M. The origins of the traditional grammar // Historical mid Philosophical Dimensions of Logic, Methodology and Philosophy of Science. Dordrecht.

157. Frisk 1966 Frisk H. Kleine Schriften. Goteborg.

158. Frontisi-Ducroux 1986 Frcaitisi-DucrouxF. La cithare d' Achille. Essai sur la poetique de Iliade. Roma.

159. FrankeL 1975 Frankel IrL Eariy Greek Poetry and Philosophy. London-New York.1. Darmstadt.

160. Gentili 1988 Gentili B^Poetry and its Public in Ancient Greece. From Homer to the Fifth Century. Baltimore.

161. Germain 1954 GermairLG. Genese de E Ocfyssee. Paris.

162. Gigante 1961 Gigante M. ErpavxtKov icoirpa. Contribute alia storia dell' estetica antica IIPP 16 (76).

163. Gigon 1935 Gigon O.Untersuchung£nzu HerakliL Basel Goettling 1878 - Hesiod. Ed. bei C. Goettling. Leipzig. Golden 1962- Golden L. Catharsis.// TAPA 93.

164. Golden 1992 Golden L. Aristotle on Tragic and Comic Mimesis. Atlanta. Goldliill 199 L - GoldhillS. The Poet's Vaicei Essays on Poetics and Greek literature. Cambridge.

165. Gould 1990 Gould T. The Ancient Quarrel between Poetry and Philosophy. Princeton.325

166. Greenfoerg 1959 Greenberg N.A. Metathesis as an instrument in the criticism of poetry I I TAP A 89.

167. Greenbergl961 Greenberg N.A. The use of nouipa anditoirjoi«; // HSCP65.

168. Grube 1967 Grube G JVL Row did the, Greeks Look at Literature? Cincinnati.

169. Guthrie Guthrie VJ K^A History of Greek Philosophy. V. 1-6. Cambridge, 1962-1983.

170. Günlert 1921 Gf intert H Von der Sprache der Götter und Geister. Halle. Halliwell 1986 - Halliwell S. Aristotle 's Poetics. London. Halliwell 1987 - Halliwell S. The Poetics of Aristotle^ translation and commentary. London.

171. Herington 1985 f lerington J. Poetry into Drama: Early Tragedy and the Greek Poetic Tradition. Berkeley - Los Angeles.

172. Heubeck 1950 A. HeubeckL Die homerische Göttersprache /7 Würzburger Jahrbücher fur die A Itertumswissenschaft 4 (1949-1950).

173. Hoelscher 1986 Hoelscher W. Parmenides. Von Wesen des Seienden. München.326

174. Hoffmann 1925 Hoffmann E. Die Sprache und die archaische Logik. Tühingen.

175. Jaeger 1959 Jaeger W. Paideia Die Formimg der griechischenMenschen. Bd. 1-3. Berlin.

176. Janko 1984 Janko R^Aristotle on Comedy. London.

177. Aristotle 's Poetics^ Princeton.

178. Jantzen 1976 Jantzen J. Parmenides zur Verhältnis von Sprache und1. München.

179. Erläuterung von Chr. Jensen. Berlin, 1923. Kamptz 1982

180. Kazansky 1997 Kazansky N. Principles of the Reconstruction of a

181. Keuls 1878 Keuls E.C. Plato and Greek Painting. Leiden. Kirk 1976 - Kirk G.S. Homer and the Oral Tradition. Cambridge. Kiifcwood 1984 - Kirkwood G.M. Praise and envy in the Pindaric epinician // Greek Poetry and Philosophy. Chico.327

182. Kitto 1966 Kitio H.D. Catharsis // The Classic Tradition: Literary and

183. Knox 1994 Backing into the Future: the Classical Tradition and its Renewal. EcL R. Knox. New York.

184. Koenken 1975 Koenken A. Gods and descendants of Aiakos in Pindar's

185. Kotier 1956 Koller H. Das kitharodische Prooimion: eine formgeschichtiiche

186. Koller 1956 Koller H. Mimesis in der Antike. Bern.

187. Komorinska 1977 Komorinska A.M. Quelques remarques sur la notion d" oc^Tjöeia et xj/eûôoç chez Pindare.// Eos 60.

188. Kraus 1987 Kraus M. Name und Sache. Ein Problem im frühgriechischen Denken- Amsterdam.

189. Krischer 1565 Kri&cher T^ "Exupoç uv& ccXt|Qtiç7/ Philologus 109.

190. Kroll 1988 Kroll D.E. Knowledge as Remembrance. Diotima's instruction at Symposium 207c8-208b6 // Post-structuralist Classics. New York.

191. Mactoux 1975 Mactoux M.-M. Pénélope: légende-et mythe. Paris. Mangoni 1993 - Il quinto libro délia Poética di Filodemo. Ed. trad. et

192. Mansfeld 1964 Mansfeld J. Die Offenbarung des Parmenides tmd die menschliche Welt. Assen.

193. Miffcovich 1967 Marcovich M. Heraclitus. Greek text with a shortcommentary. Merida.

194. Marcovich 1978 Marcovich M (ed.) Eraclito. Firenze Martin 1984 - Martin R Hesiod, Odysseus and the instruction of princes // TAPA 114.

195. Martin 1989 Martin R. The Language of Heroes: Speech and Performance in the Iliad. Ithaca.329

196. Mette 1952 -Mette H.J. Parateresis. Untersuchimgen zwr Sprachtheorie des Krates von Pergamon. Halle.

197. Miller 1982 Miller A.M. Phthonos and Parphasis: Nemean 8,19-34 // GRBS23.

198. Mintoii I960 Minton G. Homer's im/oeations of the Muses: traditional patterns II TAPA 90.

199. Moulinier 1952 Monlinier I,. l e pur et I ' impur dans le pensée des Grecs. Paris.

200. Mourelatos 1965 Mourelatos A. <î>pà£iiX and il& derivatives in Paoïienides.// CP. V 60.

201. Mullen 1982- Mullen W. Choreia: Pindar and Dance. Princeton. Murray 1981 Murray P. Poetic inspiration in early Greece // JHS101. MuhlestenL L969 - Mulilestein 1L Redende Personennamen bei i îomer //1. SMEA9.

202. Nagy 1974 Nagy G. Comparative Studies in Greek and Indie Meter. Cambridge.

203. Nagy 1979 Nagy G. The BestofAchaeami Concepts qfHero mArchaic Greek Poetry. Baltimore.

204. Nagy L990 Nagy G. Pindar's Homer. The Lyric Possession of an Epic Past Baltimore-London.

205. Nagy 19901 -Nagy G. Greek Mythology and Pomes. Ithaca. Nagy 1996 Nagy G. Poetry as Performance. Cambridge. MehaiMs 1982 - Nehanias A. Plato on imitation and poetry in Republic Id // Plato on Beauty, Wisdom and the. Arts. Totowa.

206. Nicev 1982 Nieev A. La catharsis tragique chez Aristote. Sofia. Nussbaum1986 - NussbaumM. The EragUity of Goodness. Cambridge.330

207. Odyssey 1 -Ä Commentary on Homer's Odyssey, K 1: Introduction and Books I- VHL EcLiA. Heubeck, S. West, J.B. Hainsworth, Oxford, 1990,

208. Qfsiui 1975 Orsini G.N. Organic Unity in Ancient and Earlier Poetics. Carbondale-E&wardsville.

209. Olio 1956 Otto W.F. Die Musen und die göttliche Ursprung der Singens und Sägern. Darmstadt.

210. Pagliaro 1961 Pagliaro ASaggi dicritica semantica, Firenze-Messina. Palmer 1963 - Palmer L, The Interpretation of Greek Mycenaean Texts. Oxford.

211. Pfeiffer 1968 Pfeiffer R. History of Classical Scholarship from the Beginnings to the End of Hellenistic Age. Oxford.

212. Plebe 1952- Plebe A. La teoria del comico dctAristotle a Pluiarca. Torino. Pleger 1987 Pleger W. H. Der Logos der Dinge. Eine Studie zu Heraklit. Frankfurt a M.

213. Pollitt 1974,- Pollitt JX The Ancient View of Greek Art. New Häven-London

214. Wer 1976 Prier R. A. Archaic Logik: Symbol and Structure in Heraclitus, Parmenides andEmpedocLes. The Hague-Paris.

215. Pucci 1979 Pucci P. The song of the Sirens // Arethusa 12.

216. Pulleyn 1994 Pulleyn S. The power of names in classical Greek religion //1. CQ 44 (1).

217. Race 1979 Race W.H. The end of Olympia 2: Pindar and the Valgus //1. CSCA 12.

218. Rank 195L Rank R. Etymolagiseerungen verwante verschijnselen bij Hontems. Assen.

219. Reck ford 1987 ReckfbnLEL Aristophanes* Qld-aml-New Comedy, Chapel Hill.331

220. Röhn 1986 Reha IL Zur Theorie des Onoma in der griechischen Philosophie.// Sprachphilosophie in Antike imd Miltelalter. Amsterdar Renehaii ¡968 - Renehan R. The derivation of pt>9p,ôç // CP 58.v York.

221. Risch 1987 Riscfc E. Die ältesten Zeugnisse für k>xoç cMpÖiTov // ZVSF

222. Rorly 1992 Rorty AJXThcpsyt Aristotle's Poetics. Princeton.

223. Rosen 1988 Rosen S. The Quarrel between Philosophy and Poetry?. Studies in Ancient Thought. Routledge-NewYork-London.

224. Rostagni 1955 Rostagni A. Scritii mmari. V.E Torino.

225. Ruijgh 1957 Ruijgh C.J. L ' élément achéen dans la langue épique. Amsterdam.

226. Russell 1981 RusselED JL Criticism in Antiquity. Berkeley-Eos Angeles.

227. Rutherford 1988 Rutherford 1. 'Epxpaaiç in ancient literaiy criticism and Tractatus Coisliamis c.7.// Maia 40.

228. Sbordone 1968 Sbordone E Contribute alia poetiche degli anûchL Napoli.

229. Sbordtaiie 1983 Sbordone F. Suipapyri delta Poetica di Filodemo. Napoli.

230. Schadewaldt 1966 Schadewaldt W. Iliasstudien^ Darmstadt.

231. Sctieid, Svenfaro 1994 Scheid J., Svenbro J. Le métier de Zeus: mythe de tissage etdu tissu dans le monde greco-ramain. Paris.

232. Schenkeveld 1990 Schenkeveld D.M. Studies in the History of Ancientsveld 1993 Schenkeveld D.M. Pap. Hamburg. 128. A Hellenistic Ars Poetica.// ZPE 91.

233. Schiappa 1991 Schiappa F,. Protagoras and Lagos: CLStudy in Greek Philosophy and Rhetoric. Columbia.332

234. Schmitt 1967 Schmitt R. Dichtung und Dichtersprache in indogermanischer ZeiL Wiesbaden.

235. Schmitter 1987 Schmitter P. Heraklit und die Physis-Theorie.// P.

236. Sehinitier 1990 Schmitter P. From Homer to Plato: language, thought andi. Münster.fond R- Reciprocity and Ritual: Homer and Tragedy in the Developing City-State^ Oxford.

237. Sealey 1957 Sealey R. From Phemius to Ion // REG 70. Segal 1994 - Segal C- Philomela!s web andthepleasiires of the text;reader aid violence in the Metoiorpiioses of Ovid// Modern Critical Theory and

238. Siiikis 1986 Sifakis GM. Learning from art and pleasure in learning: an interpretationof Aristotle Poetics 4 1448h8-19 // Studies in Honour of T.B.L. Webster I. Bristol.

239. Smith 1928 Smith K. Aristotle's 'lost chapter on comedy' // CW21. Smith 1986 - Smith I.E. Plato's use of myth in the education of philosophic man 11 Phoenix 40.

240. Snell 1926 Snell B. Die Sprache Heraklits.// Hermes 61. Snell 1954 - Griechische Papyri der Hamburger Staats- und1. B. Snell u a Hamburg.

241. Snell 1961 Snell B. Poetry and Society. The Role of Poetry in Ancient Greece. Bloomington.

242. Snell 1965- Snell B. Heraklit. Fragmented Munchen.

243. Snell 1978 Snell B. Der Weg zum Denken und zur Wahrheit Studien zur frühgriechischen Sprache. Göttingen.333

244. Snyder 1981 Snyder J. M. The web of song. The weaving imagery in Homer andthe lyric poets.// CJ 76.

245. Sörbom 1966 Sörbom G^Mimesis mid Art Studies in the Origin and Early Development of Aesthetic Vocabulary. Stockholm.

246. Taylor 1987 Taylor D.J. Rethinking the history of language science in antiquity # The History of Linguistics in the Classical Period. Amsterdam.

247. Tiegerstedll969 TiegerstedtE.N. Plato's Idea of Poetic Inspiration. Helsinki

248. Tiegerstedt 1970 Tiegerstedt E.N. Furor poeticus: poetic mspirationiii Greek literature before Democritus and Plato // JHI31.

249. Too 1998 Too Y. The Ideaof Ancient Literary Criticism, New York. Trimpi 1983 - Triinpi W. Muses of One Mind. Princeton. Verdenius 1966-1967 - Verdenius W. Der Logos-Begriff hei Heraklit und Parmenides.// Phronesis 11-12.

250. Wackernagel J. Kleine Schriften. B.l. Göttingen.

251. Wagner 1984 Wagner C. 'Katharsis' in den aristotelischen Tragödiendefinition II Grazer Beiträge 11.

252. Walton 1990 Walton K. Mimesis as Make-Believe. Cambridge. Waikins 1970 - Walkins C. Language of Gods and language of men: remarks on some Indo-European metalinguistic tradition // Myth and Law among the334

253. Mäa-Enropeims. Studies in Indo-European Comparative Mythology. Berkeley Los Angeles London.

254. Weidemann 1991 Weidemann H. Grundzüge der aristotelischen1. Tübingen.1. M^WesL Oxford. Westl974 in Greek Elegy and Iambus, Berlin.

255. West 1983 -West M. The Orphic Poems, Oxford. West 1992- West ML Ancient Greek Music. Oxford. Wolf 1955 Wolf Fi Zur Etymoiogie von pu8|iaq und seiner Bedeuiung in der alteren griechischen Literatur II WS 68.

256. Woodbury 1968 Woodbury L. Pindar and the mercenary Muse: Isthmian 2.1-13 If TAPA 99.

257. Woodbmy 1972- Woodbury L. Parmenides on mmmJJ Essays in Ancient Greek Philosophy. Albany.V. 1.

258. Woodbury 1985 Woodbury L. Ibycu& aiid PofycratesJ/ Phoenix 39. Woodruff 1992 - Woodruff P. Aristotle on mimesis.// Essays in Aristotle 's Poetics, Princeton.

259. CP Classical Philology. Chicago. CQ - ClassicaLQuaterly. Oxford.

260. CSCA California Studies in Classical Antiquity. Berkeley. CW - Classical Weekly. New York

261. DK Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und Deutsch von H. Diels, hrsg. von W. Kranz. Zürieh-Hildesheim, 1985 .

262. FHG Fragmenta Historicorwn Graecorum. Ed C Müller. Leipzig,! 8411870.

263. GRBS- Greek^Rnman and Byzantine Studies. Cambridge., MA. HSCP - Harvard Studies in Classical Philology. Cambridge, MA. IF - Indogermanische Forschungen, Berlin. JHI - Journal of the History of Ideas. Baltimore.

264. OCD The Oxford Classical Dictionary. Oxford, 1968.

265. PP Para la del Passalo. Napoli.

266. QU Quaderni Urbinati di cultura classica. Roma.

267. Bearbeitung bei G. Wissowahrsg. von W. Kroll. Stuttgart, 1894

268. REG Revue des Etudes Grecques, Paris.

269. RP Révue de philologie, de littérature et del' histoire ancienne. Paris. SMEA - Studi Miceneiet Egeo-AnalolicL Roma.

270. S¥F Stoîmrum Veferwm Fragmenta. Coll. IL von Arnim. ¥. 1-4. Leiden, 1964.

271. TAPA Transactions of theAmerican Philological Association, Chico. WS - Wiener Studien. Wien.