автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Формы представления советской культуры в прозе российского постмодернизма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Формы представления советской культуры в прозе российского постмодернизма"

На правах рукописи

ПОЛЯКОВА Наталья Александровна

ФОРМЫ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПРОЗЕ РОССИЙСКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1 9 МАЙ 2011

Пермь 2011

4846652

Работа выполнена на кафедре русской литературы ГОУ ВПО «Пермский государственный университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Бурдина Светлана Викторовна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Быков Леонид Петрович

кандидат филологических наук, доцент Кайгородова Вера Евгеньевна

Ведущая организация: Московский педагогический

государственный университет

Защита состоится 26 мая 2011г. в 13.00 часов на заседании диссертационного совета Д212.189.11 в Пермском государственном университете по адресу: 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Пермского государственного научно-исследовательского университета по адресу: 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15.

Автореферат диссертации размещен на сайте Пермского государственного университета www.psu.ru

Автореферат разослан «?Л5>Гапреля 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук профессор

С.Л. Мигиланова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В настоящее время можно утверждать, что постмодернизм как философско-эстетическая система и литературное направление стал уникальным явлением в искусстве XX века. Хотя период острых дискуссий в искусствоведении, литературоведении и литературной критике вокруг понятия «постмодернизм» миновал, сам этот феномен до сих пор остается недостаточно изученным. К числу наиболее сложных нерешенных проблем можно отнести и вопрос об отношении писателей-постмодернистов к культуре в ее специфическом - советском - варианте.

С одной стороны, тема кризиса советской культуры является весьма значимой для литературы русского постмодернизма. Так, одна из доминант постмодернизма как литературного направления - деидеологизация и десакрапизация советских культурных смыслов - обусловлена онтологической природой этого направления, связанной с деконструктивизмом: постмодернизм стремится к разоблачению симулятивного характера советской культуры.

С другой стороны, для творчества постмодернистов сегодня чрезвычайно актуальна проблема традиций советской литературы в целом и преемственности советской культуры в поэтике постмодернизма - в частности. По мнению ряда литературоведов (Н.Лейдерман, М.Липовецкий, И.Скоропанова и др.), постмодернизм как направление в русской литературе явился следствием кризиса советской культуры и ее полного отрицания. Другие исследователи (М.Эпштейн, И.Смирнов, В.Курицын) считают, что основой самого постмодернизма является художественная парадигма, свойственная искусству социалистического реализма. Этот вопрос до сих пор остается открытым. Что представляет собой литература русского постмодернизма: принципиально новую культурную парадигму, основанную на отрицании культуры предшествующего исторического периода, или продолжение и развитие этой культуры в новом качестве?

С решением данной проблемы связана актуальность настоящего исследования. В современном обществе отношение к недавнему советскому прошлому далеко не однозначно, оно варьируется от идеализации советского мирообраза до полного неприятия и отрицания его тоталитарных основ, что не может не отразиться на восприятии этого периода историками и литературоведами, а также на его художественном воспроизведении в искусстве и литературе.

Проблема взаимоотношения культуры и общества всегда была значима для русской литературы, в том числе для литературы XX века. Своей актуальности она не утрачивает и сейчас, в новых социокультурных условиях XXI столетия. Как известно, понятие «культура» чрезвычайно многозначно и не имеет общепринятого определения. Вместе с тем в последнее время актуализировалось представление о культуре, связанное с ее духовной

функцией. Сегодня культура соотносится прежде всего с интеллектуальной и эстетической сферами человеческого бытия, причем в их «высоком» варианте, предложенном еще Цицероном, который понимал культуру как возделывание души человека. В XX веке эту концепцию развивали М.Арнольд, О.Шпенглер, Ф.Теннис, Д.Андреев.

Сторонники более широкого подхода к определению сущности культуры (Н.Данилевский, Э.Маркарян и др.) включают в это понятие также совокупность моделей поведения индивида, форм искусства, ценностей, убеждений, институций и других продуктов труда и мысли человека, передаваемых социально. В таком понимании культура, по сути, приравнивается к образу жизни.

Для решения задач нашего исследования представляется необходимым конкретизировать понятие «советский культура». В данной работе последняя понимается как культура, поддерживающая определенную идеологию, а именно - идеологию большевизма. Специфика большевистской идеологии заключается прежде всего в ее тоталитарной природе, которая выражается в стремлении к полному подчинению всех форм индивидуального и общественного сознания и контролю над ним.

Данная тема актуальна сегодня еще и потому, что после спада интереса к постмодернизму в конце 1990-х — начале 2000-х годов в последнее время наблюдается новый виток внимания к этому направлению со стороны критики и литературоведения, а также всплеск творческой активности самих его представителей, который можно назвать «второй волной» постмодернизма.

Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем впервые представлены основные способы художественного функционирования явлений советской культуры как социокультурного феномена в литературе постмодернизма. В работе выявлены специфические формы существования советской культуры в произведениях постмодернистов. Это позволило систематизировать литературный материал и по-новому интерпретировать «советские» значения, рассредоточенные в постмодернистских текстах, как последовательную систему, функционирующую в специфических рамках советского культурного пространства. Главное внимание в диссертации уделено установлению связи между формами презентаций советской культуры, представленными в произведениях постмодернизма, и эстетическими принципами этого направления.

В настоящей работе впервые поставлен вопрос о роли, масштабе и функциях контекста советской культуры в художественном творчестве представителей русского постмодернизма. Следует отметить, что внимание литературоведов было сфокусировано главным образом на взаимоотталкивании постмодернизма и советской культуры. Между тем именно советская культурная ситуация, представляя собой ближайшую,

непосредственную «среду обитания» писателей-постмодернистов, формировала их отношение к советской культуре и программировала характер их апелляций к ней. Нельзя сказать, что современное литературоведение игнорирует область советских смыслов, довольно ярко представленных в творчестве писателей постмодернизма, однако обращения к ним носят фрагментарный характер, вследствие чего целостный культурный и семантический пласт распадается на дискретные элементы.

Объектом исследования являются художественные тексты русскоязычных писателей-постмодернистов, чье творчество обозначило наиболее важные вехи в развитии этого направления в России: Вен.Ерофеева, В.Пелевина, В.Сорокина, Е.Попова, А.Пятигорского, С.Гандлевского, Ю.Мамлеева.

Предмет исследования - художественное функционирование различных форм презентаций советской культуры в литературе русского постмодернизма.

Цель диссертационной работы заключается в определении специфики и характера функционирования образа советской культуры в прозе русских писателей-постмодернистов в аспекте взаимодействия этих писателей с культурой как таковой и в связи с философско-эстетическими принципами постмодернизма.

Данная цель определила следующие конкретные задачи исследования:

1) выявить формы и способы презентаций советской культуры в творчестве постмодернистов и соотнести их с мировоззренческими и эстетическими позициями писателей этого направления;

2) реконструировать модель советского культурного пространства и его идеологического наполнения в произведениях русскоязычных писателей-постмодернистов;

3) выявить и описать представленные в текстах авторов-постмодернистов культурные модели, альтернативные советской культуре, проанализировать их функции в рамках оппозиции «официальная советская культура - субкультура»;

4) определить содержание и роль социокультурных образов советской эпохи в прозе писателей-постмодернистов.

Теоретическую базу диссертации составили труды представителей отечественной и западной семиотики, в которых разработано положение о знаковой природе культуры: Ю.М. Лотмана, Б.А. Успенского, В.Н. Топорова, В.В. Иванова, Р.Барта, М.Фуко и др. В методологическом отношении важными для нашего исследования явились работы классиков отечественной филологии, осуществивших синтез проблем исторического развития литературы и вопросов интерпретации художественных произведений, -М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева. Исследование опирается также на труды известных представителей советологического направления культурологии, использующих постструктуралистский подход к анализу советской культуры

тоталитарного периода (К.Кларк, X.Гюитер, Б.Гройс, И.Смирнов, И.Кондаков, М.Эпштейн, В.Курицын, М.Липовецкий и др.).

Методологической основой настоящей работы являются теоретические положения отечественного академического литературоведения XX века. Двуединый характер поставленной проблемы (выявление специфики советской культуры в произведениях постмодернистов и особенностей поэтики постмодернизма) обусловливает обращение к двум литературоведческим подходам: сравнительно-историческому и герменевтическому. Герменевтический метод применяется при интерпретации содержания советских культурных знаков в литературе постмодернизма. Для анализа проблем, связанных с художественным функционированием литературных явлений, используется историко-типологический подход. Кроме того, в диссертации применяются структурно-семиотический и культурологический методы анализа советских культурных кодов, актуализированных в литературе постмодернизма. В ходе исследования использовался также историко-литературный метод, позволяющий выявить и объяснить закономерности литературного процесса XX века.

Использование совокупности вышеназванных методов помогает более объективно выявить и описать закономерности историко-литературного процесса, раскрыть типологические взаимосвязи советской и постмодернистской культур.

Практическая значимость диссертации определяется возможностью использования материалов и выводов исследования в учебном процессе при разработке лекционных курсов и проведении практических занятий по. истории русской литературы и культуры XX века и включения их в учебные пособия для студентов-филологов и учащихся общеобразовательных учреждений гуманитарного профиля.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были представлены в докладах на Всероссийской научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» (Пермь, 2003), межвузовской научной конференции «Литература: миф и реальность» (Казань, 2003), Всероссийской (с международным участием) научной конференции «Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста и речи» (Соликамск, 2004), Международной научно-практической конференции «Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания» (Пермь, 2005), Международной научной конференции «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2005), XI Прикамском народном Соборе, посвященном Дням славянской письменности и культуры (Пермь, 2009), VI Краевых православных Феофановских образовательных чтениях (Пермь, декабрь 2010). По теме исследования опубликовано 11 работ.

Положения, выносимые на защиту.

1. Постмодернизм органично связан с культурой соцреализма общей для них художественной парадигмой, основанной на стремлении писателя превратить действительность в «текст» с присущей ему системой условных знаков («симулякров»). Моделируя советское культурное пространство, постмодернизм использует художественную парадигму литературы соцреализма.

2. В литературе постмодернизма конструирование художественного мира происходит на основе моделей традиционных мифов. В то же время писатели-постмодернисты демифологизируют советское культурное пространство, подвергая художественной деконструкции само ядро любого мифа - мифологему.

3. Основные симулякры советской культуры, т.е. образы, в которых означающее не совпадает с означаемым, в постмодернистских текстах становятся, как правило, объектом травестийного пародирования. Симулятивный характер соцреализма и советской культуры в целом разоблачается авторами благодаря использованию соцреалистических симулякров, что открывает возможность постмодернистской деконструкции мифа о соцреализме.

4. Воссоздаваемое в произведениях писателей-постмодернистов специфическое пространство советской культуры - область культурных значений, характерных для советского периода истории нашей страны. Пространство советской культуры рассматривается как единый художественный текст, созданный по законам этой культуры, т.е. в соответствии с канонами соцреализма. Конструируя в своих произведениях образ советской страны, писатели одновременно корректируют, смещают его ценностные доминанты, подвергая инверсии основные идеологические позиции и тем самым отчуждая область советских культурных значений.

5. Важнейшим средством репрезентации советской культуры и выражения авторской позиции в прозе постмодернистов выступают хронотопы «писательской» («интеллигентской») кухни и коммунальной квартиры, передающие ощущение замкнутости и изолированности советского пространства, его враждебности по отношению к человеку.

6. Герои произведений постмодернизма являются носителями аномального сознания, представленного в форме безумия или юродства. Однако аномальным это сознание выглядит лишь с точки зрения «нормального», т.е. обыденного, взгляда на мир, отягощенного стереотипами. В постмодернизме же аномальное сознание героев означает их освобождение от диктата и догм регламентированной советской действительности, способность к проявлению личностного начала.

7. Кризис культуры тоталитарного государства изображается постмодернистами прежде всего как дискредитация и саркастическое отрицание высших гуманистических и общечеловеческих ценностей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 285 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В диссертационном исследовании впервые представлены основные способы художественного функционирования явлений советской культуры как социокультурного феномена в литературе постмодернизма. Формы образного или документального представления культуры советской эпохи в текстах, созданных писателями-постмодернистами, различны. В зависимости от контекста ими могут являться: мифологемы, идеологические штампы, формы художественного пространства и времени, образы или идеи. В каждой из глав нашего исследования рассматривается конкретный вариант презентации советской культуры в постмодернистских произведениях. Данный термин, на наш взгляд, как нельзя более точно соответствует эстетике и стилистике самого постмодернизма.

Исследуя художественные презентации советской культуры в произведениях писателей-постмодернистов, мы исходим из того, что сами постмодернисты рассматривают советское культурное пространство как «грандиозный художественный текст» (В.Курицын). Такая трансформация обусловлена мифологизацией советской действительности и идеологизацией советской культуры.

В первой главе диссертации «Постмодернизм и культура соцреализма: диалектика взаимодействия» анализируется сложность и противоречивость отношения писателей-постмодернистов к культуре в ее специфическом - советском - варианте и приводятся основные признаки советской культуры. По данным культурологов, советская культура характеризуется глубокой идеологизацией, утилитарно-прагматической функцией, директивным утверждением единого художественного метода (унификацией), ограничением свободы творчества, утратой значительной части культурного наследия, уничтожением культурных традиций, возведением массовой культуры в статус официальной, изоляцией, т.е. оторванностью от мировой культуры.

Утилитарно-прагматическую функцию культуры в советский период отмечает большинство исследователей, в частности М.Чудакова, И.Кондаков, А.Арнольдов, Б.Ерасов, Н.Шишова, И.Кукулин и др. Так, И.Кондаков главную линию развития советской культуры видит в «идейной нетерпимости» (курсив автора. - Н.П.), ставшей основанием официальной политики советской власти в сфере идеологии и культуры.

В то же время, по мнению ряда исследователей (М.Эпштейн, МЛиповецкий, В.Курицын), постмодернизм органично связан с культурой соцреализма общей для них художественной парадигмой, основанной на стремлении превратить действительность в «текст» с присущей ему системой

условных знаков («симулякров»), В основе советской культурной модели лежит тоталитарный дискурс, базирующийся на разрыве между действительным и изображаемым (означаемым и означающим), т.е. имеющий симулятивную природу. Постмодернизм с его провозглашением полной свободы творчества выглядит антиподом советской культуры, ограниченной идеологическим диктатом и каноном социалистического реализма. Недаром постмодернизм в России рождается на основе отрицания социалистического мирообраза: советская действительность и соцреалистическая культура становятся объектами пародирования и травестирования, ценности советской идеологии подвергаются десакрализации и развенчанию.

Вместе с тем исследователи отмечают «соприродность» постмодернизма культуре советского периода, проявляющуюся, в частности, в способах овладения общественным сознанием (М.Эпштейн), а также в «тотальности» (М. Липовецкий) - настаивании на доминантной роли во всей культуре. В диссертации определяются общие художественные параметры, унаследованные постмодернизмом от советской культуры и сближающие эти два явления: создание гиперреальности, основанной на системе искусственных знаков - идейных и художественных симуляций реальности, советских идеологем, оторванных от реальной действительности, -«симулякров»; детерминизм и редукционизм; антимодернизм; идеологический эклектизм; диалектика и деконструкция; эстетический эклектизм; цитатность; постисторизм и утопизм.

Преемственность культур коммунизма и постмодернизма отмечает и В.Курицын. Историю российской культуры XX века исследователь выстраивает как ряд логически вытекающих одно из другого направлений: модернизма, предложившего новую, «авангардную» культурную парадигму, - советской культуры в качестве высшего художественного воплощения этой парадигмы - и постмодернизма, сознательно или неосознанно следующего этим образцам и развивающего их.

Во второй главе «Советская культура как социокультурный миф в прозе постмодернизма» исследуются формы художественного функционирования советской культуры в произведениях постмодернизма, а именно: мифологемы, архетипы и симулякры, характерные для культуры соцреализма; способы их деконструкции и демифологизации; моделирование советского культурного пространства по принципу художественного текста литературы соцреализма.

В разделе 2.1. «Мифологемы и архетипы искусства социалистического реализма. Основные симулякры» нами выдвигается гипотеза, что социокультурные явления, составляющие советское культурное пространство, обретают мифологизирующие функции - и в сознании литературных героев, и в художественном мире произведений постмодернизма.

В XX веке возрождается символическая концепция искусства, основной идеей которой становится понимание культуры как средства преображения мира. Понятие «миф» все чаще употребляется для обозначения некоего культурного знака, создаваемого для решения определенных идеологических, политических или культурных задач. В результате закладываются основы эстетизации политической и идеологической жизни (литература социалистического реализма с ее ориентацией на мифологические схемы).

Р.Барт, рассматривая миф как вторичную семиологическую систему, исследует его функционирование в обществе как часть идеологии, что, по его мнению, заложено в самой природе мифа, программирующего массовое сознание и препятствующего критическому осмыслению заложенных в нем идеологических комплексов. В связи с этим задачу искусства исследователь видит в демифологизации и демистификации современной культуры. В литературе постмодернизма эти идеи Барта находят свое наиболее полное воплощение в творчестве В.Сорокина.

Для современной эпохи также актуально значение мифа как некой вольно или невольно навязываемой социокультурной модели, принимаемой на веру. В этом случае миф осознается как иллюзия, обман, который надо выявить, разоблачить и подвергнуть демифологизации, то есть разрушению стереотипов мифопоэтического мышления (В. Топоров).

Современное мифотворчество приобретает новые, более сложные формы, овладевая сознанием людей прежде всего через массовую культуру. Массовая культура отражает мифологию времени через мифологемы и архетипы. Мифологема - это сознательное заимствование автором мифологических мотивов, тогда как бессознательная их репродукция, как правило, обозначается понятием архетип.

В литературе постмодернизма можно увидеть проекции прежних («застойно-советских») мифов. В диссертации мы выделяем типичные для массового общественного сознания и культуры советского периода мифологемы, которые являются основным «материалом» для литературы постмодернизма: «светлого будущего»; радости бескорыстного труда; неизбежности и реальности победы коммунизма; «нового» человека -строителя коммунизма; советского коллективизма; приоритета общего над частным, идеологии - над чувствами отдельного индивида; мифологему «учитель - ученик» (трансформирующуюся в мифологему партийного вождя); единства партии и советского народа; счастливого детства, возможного благодаря «заботе партии»; достижений советской культуры; социалистического реализма как «творческого метода» советской культуры и литературы и др.

Демифологизация социалистического мирообраза и его идеологического «инструмента» - соцреализма - осуществляется в произведениях постмодернистов за счет деконструкции характерных для этого направления мифологем и архетипов.

В разделе 2.2. «Социокультурные мифы в прозе В.Сорокина: принципы конструирования» анализируются основные способы создания современным писателем социокультурных мифов, основанных на соцреалистической парадигме.

Постмодернизм осуществляет ревизию всего пространства культуры, но особенно значима его роль в сокрушении «симулякров» советской тоталитарной ментальности и канонов соцреалистического искусства. Поэтому основными художественными приемами постмодернизма становятся демифологизация устойчивых мифологем и архетипов социалистического реализма и десакрализация их внутренних смыслов. В.Сорокин является одним из наиболее последовательных разоблачителей этих канонов, доводящим эстетизацию их разрушения до уровня художественной парадигмы.

В рассказах В.Сорокина, развенчивающих устойчивые мифологемы социалистического реализма, наиболее частотной оказывается архетипическая ситуация, так или иначе разворачивающая отношения учителя (наставника, старшего товарища, руководителя) и ученика (новичка, младшего продолжателя дела). Эта коллизия, реализующая мотив дискурсивной власти, лежит в основе таких рассказов, как «Сергей Андреевич», «Проездом», «Открытие сезона», «Геологи», «Желудевая падь», ярко проявляется она и в рассказах цикла «Первый субботник».

Трансформация соцреалистического дискурса в прозе В.Сорокина соединяет в себе несколько элементов:

1. В.Сорокин обнажает мифологизм соцреалистического дискурса, переводя скрытые механизмы, формирующие текст, в непосредственное изображение ритуальных акций. При этом писатель демифологизирует соцреализм, реконструируя его главное сюжетное ядро - мифологему. Сюжеты инициации и передачи «тайных» знаний учителя ученику имеют архетипическое содержание, характерное как для древних, так и новейших мифологий. Тем самым писатель показывает традиционную классическую структуру соцреалистического мифа, строящегося по всем законам протосюжета.

2. При такой трансформации все стилевые элементы доводятся до гипертрофированных форм, провоцирующих переход «культурного» в «природное» и наоборот. В соответствии с этой логикой «дискурсивная» власть переводится во власть насильственную, телесную, сексуальную, причем образы, воплощающие эту власть, должны вызывать непосредственную эмоциональную реакцию читателя, а именно отвращение.

3. Такая деконструкция не только подчеркивает соцреалистическое клише изображением ритуальных акций, но и «освещает» миф тоталитарной семантикой. С одной стороны, ценности соцреалистического мирообраза резко травестируются: поиск, нацеленный на социальную интеграцию и обретение коллективного сознания, приводит к унижению, садистическому

насилию, физиологическим отправлениям. С другой стороны, именно эти моменты, нарушающие кажущуюся инерцию соцреалистического дискурса, и знаменуют окончательный переход в художественное измерение мифа. Миф

- признак типичного соцреалистического произведения, а В.Сорокин пытается и стилистически, и сюжетно занизить, дискредитировать ценности социалистического мирообраза, обнажая тем самым его абсурдность.

В разделе 2.3. «Симулякры советской культуры в прозе В.Пелевина: деконструкция мифа» рассматриваются способы разоблачения типичных симулякров советской культуры в романах В.Пелевина «Омон Ра» и «Чапаев и Пустота». Развенчание советского мифотворчества и дальнейшее разрушение мифа о достижениях социализма

- основной пафос большинства произведений писателя. Как известно, важнейшей функцией тоталитарного государства является создание мифа о самом себе. Поддержание этого мифа в произведениях В.Пелевина представлено как необходимое условие существования тоталитарной системы.

Проведенный анализ позволяет выделить следующие особенности реализации мифологического начала в прозе одного из наиболее известных российских писателей-постмодернистов:

- создание некой иной реальности, присутствующей в текстах в виде идеи светлого будущего, мечты об освоении космоса и полете на Луну или в виде философии буддизма, гармонизирует хаос, внося определенный смысл в неподлинное существование героя;

- вера в идею мифологизирует существование, так как помогает обнаружить в нем архетипы, свойственные всеобщему состоянию мира; тем самым призрачное индивидуальное существование героев наделяется подлинной реальностью;

- мечта (идея) становится мифом, ибо она обладает тем, что А.Ф.Лосев называет не поэтической отрешенностью, а отрешенностью мифа, которая не лишает переживаемые вещи их реальности, осязаемости и ощутимости;

- лейтмотив чуда, проходящий через роман «Омон Ра», также имеет мифологическую природу: этот мотив возникает из взаимодействия двух личностных планов — абстрактной идеи личности «как неизменного единства» и личности исторической, которая «вечно меняется и становится».

Деконструкция устойчивых мифологем соцреализма - одна из главных особенностей прозы В.Пелевина. Разрушение прежней иерархии культурных ценностей становится частью художественной системы писателя, в которой ведущей структурно-семантической моделью является конструкция / деконструкция мифа о социалистическом государстве с его тоталитарной ментальностью. Воспроизводя в текстах традиционную классическую структуру соцреалистического мифа, базирующегося на известных архетипах, В. Пелевин в художественной форме вскрывает механизмы грандиозного государственного мифотворчества.

В третьей главе «Хронотоп советской культуры в прозе российского постмодернизма» исследуется воссоздаваемое в произведениях писателей-постмодернистов пространство советской культуры, которое есть не что иное, как область культурных значений, характерных для советского периода российской истории. В советской культуре активно формировался образ страны, в котором пространство целиком подвластно человеку и государству. Характерный для советской эпохи пафос освоения, завоевания пространства был продиктован свойственным тоталитаризму стремлением к полному подчинению всего, что так или иначе может составлять сферу его влияния. Потребность в тотальном контролировании всех аспектов жизни, а также всего культурного пространства реализуется в присвоении месту -«топосу» - определенного значения, закрепляющего за ним идеологическое советское содержание.

В разделе 3.1. «Пространство советской культуры в романе-комментарии Е.Попова "Подлинная история "Зеленых музыкантов"» анализируется модель советского культурного пространства, созданная Е.Поповым. Весь текст романа культуроцентричен и представляет собой целостное семантическое поле с заметно выраженной специфической областью советских смыслов. Акцент в романе поставлен на многообразии форм существования советской культуры, что дает возможность интерпретировать рассредоточенные в тексте «советские» значения как последовательную систему. На примере архетипических образов, «знаков» советской культуры в диссертации выявляются художественные закономерности моделирования Е.Поповым культурного пространства.

Система геокультурных образов советской эпохи интерпретируется нами сквозь призму пространственно-географических координат, обозначенных на «карте» романа. Писатель рассматривает пространство советской культуры именно как огромный художественный текст, построенный по законам этой культуры, т.е. созданный в соответствии с каноном соцреализма. Все пространство романа автор конструирует по определенному принципу: с одной стороны, официальный центр с его идеологизированной несвободной культурой и фальшивыми ценностями, с другой — более свободная периферия с ее талантливой народной культурой и субкультурой.

В романе Е.Попова «Подлинная история "Зеленых музыкантов"» находит отражение уникальная модель идеологизированного культурного пространства, явившаяся результатом особой советской «топографической мифологии». Конструируя в произведении образ страны, автор одновременно корректирует, смещает его ценностные доминанты, подвергает инверсии основные идеологические позиции и тем самым изолирует область советских культурных значений. Нарочитая отчужденность пространства от человека проецируется автором и на другие семантические пласты: отчужденность государства от гражданина, культуры - от «масс». Это явление было вызвано

характерным для эпохи пафосом освоения, завоевания пространства и стремлением присвоить новому «месту», «топосу», определенное значение, закрепить за ним актуальное «советское» содержание. Специфика советской мифологии покорения пространства заключается не столько в приписываемых ему значениях, сколько в самой возможности их приписывать, в способности превратить карту страны в текст с направленным идеологическим содержанием.

Отрицание Е.Поповым советской культуры, связанное с отторжением всей сферы культурных установок, обусловливает характерное для писателя стремление наметить другую, субкультурную систему ценностей. Этой задаче отвечает предложенная художником альтернативная пространственная модель, концептуальной доминантой которой становится топос дурдома. Дурдом в романе представляет собой некую разновидность эмиграции, в которой оказываются наиболее оригинальные и наименее приспособленные к жизни в социуме представители творческой интеллигенции.

В разделе 3.2. «Хронотоп "писательской кухни" в романе С.Гандлевского "Трепанация черепа"» анализируется характерный культурный феномен советской эпохи -хронотоп так называемой «писательской», или «интеллигентской», кухни.

Одной из форм существования субкультуры в романе С.Гандлевского является объединение людей в достаточно замкнутом пространстве по признаку принадлеясности одному культурному коду, основанному на общем неприятии советских культурных ценностей. Действие романа происходит главным образом в рамках хронотопа, наиболее распространенного в среде интеллектуального андеграунда советской эпохи, - интеллигентской («писательской») кухни. Писатель становится одновременно и субъектом, и объектом пространства этой кухни, творит его как по собственным, так и по принятым в андеграундной среде «матрицам», в которых личное неотделимо от культурного. Однако и пространство, в свою очередь, влияет на творца, создавая ситуацию взаимной вовлеченности и зависимости. Родство пространства и субъекта-объекта в романе С.Гандлевского выполняет ярко выраженную сюжетообразующую функцию. Автор и герой не только формируют собственное пространство, но и делают его фактом искусства, переводя в знаковую сферу, превращая в текст.

Значение хронотопа писательской кухни подчеркивается в романе и структурообразующими мотивами, так или иначе связанными именно с центральным локусом произведения — кухней интеллигента. Это мотивы изгойства, неприятия советского мирообраза с его культурно-нравственными ценностями, алкогольного опьянения, приятия жизни во всей полноте одновременно с подспудной горечью и связанной с ней иронией, направленной прежде всего на себя.

«История болезни» (подзаголовок романа «Трепанация черепа») приобретает символическое значение. Это история не только болезни, приведшей поэта на операционный стол, но и история всей его предшествующей «собственноручно испохабленной» жизни, неотъемлемой частью которой являлся хронотоп «писательской кухни». Но это также история страны советской эпохи и история сложных взаимоотношений героя со своей страной.

Хронотоп писательской кухни в романе С.Гандлевского становится маркером конкретного исторического периода - 70-х - первой половины 80-х годов XX века, т.е. периода «позднего социализма», когда ценности советского мирообраза, основанные на тоталитарной практике, окончательно дискредитировались. В истории литературы это период ухода писателей и поэтов в «сторожа, дворники и истопники» («Я сам из поколенья сторожей», - не без гордости признается поэт), в «сторожки» и на «кухни», которые и становятся средоточием субкультуры, где возникают и развиваются альтернативные Союзу советских писателей творческие группы и объединения. Одним из таких объединений было «Московское время», участники которого и стали героями романа С.Гандлевского.

В изображении хронотопа «писательской» кухни автором «Трепанации черепа» отразилась специфика именно постмодернистского мировосприятия. Пространство «писательской кухни» С.Гандлевского можно определить как антропоцентричное, так как для него характерна локальная замкнутость по признаку общности социально-эстетический позиции ее участников: неприятие советского мирообраза и советской культуры; причастность к общечеловеческой культуре в ее классическом варианте; специфическое отношение к слову как «жанру» застольной беседы, почти неотделимому от литературного творчества; пренебрежение («презрение») к «разрешенным» формам публикации произведений.

Хронотоп «писательской» кухни как культурный феномен конкретного периода в истории конкретной страны имеет важное культурологическое и историко-литературное значение. Это пространство стало полем интенсивного творческого поиска для «изгоев» советской литературы И.Бродского, С.Гандлевского, А.Сопровского, Т.Кибирова и других ныне всемирно известных писателей и поэтов.

В разделе 3.3. «Хронотоп коммунальной квартиры в прозе Ю.Мамлеева» исследуется такой характерный для советской эпохи социокультурный феномен, как коммунальная квартира. Обращение постмодернистов к хронотопу коммунальной квартиры - неотъемлемой примете советской эпохи - закономерно в связи с их повышенным вниманием к советскому мирообразу и советской культуре. В постмодернизме хронотоп коммунальной квартиры получает абсурдное, даже гротескное воплощение.

В произведениях Ю.Мамлеева действие происходит, как правило, в ограниченном, замкнутом пространстве - в больничной палате, в лесной сторожке, на кладбище, в коммунальной квартире, на коммунальной кухне и т. п. Действующие лица этого пространства также замкнуты, сосредоточены на себе, мало взаимодействуют друг с другом. Самым распространенным и ярко выраженным в прозе этого писателя является хронотоп коммунальной квартиры, в том или ином варианте встречающийся почти во всех его произведениях. Наиболее отчетливо, на наш взгляд, он представлен в сборнике рассказов «Черное зеркало». Способом объединения героев в единое пространство является здесь лейтмотив сумасшествия, безумия. Этот лейтмотив, связывающий отдельные рассказы в цикл, характерен в первую очередь для хронотопа коммунальной квартиры.

Мотиву сумасшествия в рассказах Ю.Мамлеева нередко сопутствует мотив превращения, преображения, переворота, перемещения героев из пространства в пространство и из одного времени в другое. Для героев этого писателя вообще характерны совершенно особые отношения со временем и пространством: они чувствуют себя одновременно в трех временных пластах - прошлом, настоящем, будущем и также одновременно в разных пространственных измерениях, обозначенных в рассказах как «здесь» и «там». В сознании героев эта оппозиция служит своеобразной системой координат, в рамках которой им необходимо самоопределиться. «Переворот» событий приводит и к «перевороту» в сознании героев, устраняя ту хрупкую грань, которая отделяет их от безумия. Мотив превращения и мотив безумия соединяются в сюжет безумного превращения.

Безумное превращение, положенное в основу сюжетов многих рассказов Ю.Мамлеева, постепенно наполняется новым содержанием: живое и мертвое меняются местами и становятся неразличимыми. В условиях коммунальной квартиры даже смерть человека утрачивает сакральное значение и сводится лишь к освобождению части пространства. Впрочем, обесцениванию и десакрализации подвергается здесь не только смерть, но и сама жизнь, превращенная в перманентное ожидание смерти, как чужой, так и своей. Не случайно гроб у Ю.Мамлеева становится метафорой самой коммунальной квартиры.

Безумный мир коммунальной квартиры обезличивает и расчеловечивает, но в этом всеобщем сумасшествии он одновременно объединяет героев. Тема массового помешательства вполне логично связана с данным хронотопом: «коммунальный» в этом контексте приобретает значение «коллективный». Коллективная галлюцинация, всеобщий бред становятся формой совместного времяпрепровождения обитателей коммунальной квартиры, своего рода способом проведения досуга, разновидностью игры.

Таким образом, хронотоп коммунальной квартиры, воплощенный в сборнике рассказов «Черное зеркало», характеризуется у Ю.Мамлеева

яркими устойчивыми признаками. Автор показывает расчеловечивающее влияние коммунальной квартиры на ее обитателей - героев рассказов, находящихся в пограничном состоянии между жизнью и смертью, разумом и безумием, нормой и аномалией. Для данного хронотопа характерны также мотивы безумия и превращения, подчеркивающие ощущение нестабильности и зыбкости этого мира, отсутствие в нем устойчивости. Сознание героев раздвоено и смещено, что превращает их в монстров, полулюдей-полузверей. Сумасшествие как деформация сознания в деформированном и деформирующем мире есть неизбежный фактор «минус-пространства» (В.Топоров) коммунальной квартиры. Безумие как банальное отклонение от нормы и безумие как величайшее нравственное прозрение — грани развития данной темы Ю.Мамлеевым.

Жизнь в коммунальной квартире в прозе Ю.Мамлеева представлена как аллегория жизни в советском государстве, а тема коллективного сумасшествия приобретает характер социального явления. По мнению писателя, эта жизнь абсурдна. Несвобода в его рассказах трансформирована в образы «коробковидного» дома, коммунального коридора, гроба, символизирующих замкнутость советского общества, его изолированность от «океана жизни».

Глава четвертая «Герой постмодернистской литературы в контексте советской культуры» посвящена исследованию взаимоотношений героя постмодернистской литературы со временем, социумом и культурным пространством. Эта проблема рассматривается в работе на материале цикла А.Пятигорского «Рассказы и сны» и поэмы Вен.Ерофеева «Москва - Петушки».

В разделе 4.1. «Проблема самоидентификации героя А.Пятигорского в культурном пространстве» исследуются поиски героем цикла «Рассказы и сны» способов выхода из окружающего его несвободного, тупикового пространства советской культуры. Художественный мир, в который вводит читателя автор, при всей его социальной достоверности, абсурден, алогичен. А потому внутреннее бытие героев, населяющих этот мир, подчеркнуто драматично. Драматизм обусловлен напряженностью поиска героем соответствия мира собственного, внутреннего миру внешнему.

Культурное поле в данном цикле представляет собой совокупность связанных между собой мотивов, среди которых наиболее значимыми предстают мотивы сна, творчества, безумия, свободы, ученичества, знания -незнания, памяти - забвения. В рассказах изображается конфликт героя с собственным сознанием, причем этот конфликт оказывается более трагическим, чем конфликт «я» и действительности.

Конфликт героя с собственным «я» представлен здесь как аномалия, болезнь, «симптомом» которой является его постоянная саморефлексия. Безумие трактуется писателем как необходимое условие личной самоидентификации и персонификации героя, а также как условие таланта и

способности к созиданию, творческому самовыражению. В рассказах А.Пятигорского именно носитель аномального сознания, в отличие от умственно «здоровых» людей, оказывается способным к творческому, т.е. преобразующему, мировосприятию и отношению к действительности. Герой выступает творцом собственного поведения, выстраивания отношений с другими людьми. Само его отношение к жизни характеризуется как игра или захватывающий эксперимент. Автор фиксирует спонтанное течение мыслей и ассоциаций героев - то, что традиционно называют «потоком сознания», промежуточным состоянием между сознанием и бессознательным. Сон в качестве формы бессознательного подвергается в рассказах развернутой художественной рефлексии и является главным способом психологического анализа.

Сон в рассказах цикла представляет собой и один из вариантов ухода в «другой» мир, что, в свою очередь, становится для героя воображаемым преодолением бездушия реального мира и собственного одиночества в нем. Однако на протяжении цикла сон из повествовательного элемента превращается в философскую категорию, с помощью которой герой пытается если не объяснить, то хотя бы уловить многообразие картины мира. При этом автор разоблачает условность этой категории и необъяснимость того, что она означает. Понятия «сон» - «несон» составляют у Пятигорского основную философскую оппозицию как отражение двух противоположных реальностей

- мира «этого», в котором герои объективно существуют, и мира иного, альтернативного, в котором они себя представляют.

Первостепенное значение в создании писателем образа героя имеют категории памяти как хранилища культурного опыта и творчества как акта преображения старого и создания нового опыта. В результате герой, создавая собственную реальность, формирует свою судьбу, творчески преобразуя забвение в форму памяти.

Центральная оппозиция «сон - явь» (или «несон», по словам автора) формирует художественное пространство всех рассказов цикла, являясь их главным сюжетообразующим элементом. Сон у Пятигорского - это и способ существования героя в условиях «страшной» (несвободной) действительности, и способ ухода от этой действительности, и воплощение идеи альтернативной реальности.

Особенностью пространства в рассказах А.Пятигорского является постоянное присутствие в нем неких закрытых, замкнутых локусов, ограничивающих передвижение человека, сковывающих его свободу. «Деформированное» пространство несвободы - реальное и психологическое

- выражено в цикле «Рассказы и сны» в виде хронотопа лабиринта. Лабиринт, оставаясь символом запутанности, плутания и вечного тупика, одновременно является синонимом сложного и неустанного поиска выхода, возможности разомкнуть кольцо безысходности и в конечном счете символом обретения героем выстраданной свободы.

Важную роль в пространственной модели мира, создаваемой А.Пятигорским, играет форма подковы, неоднократно варьирующаяся в произведениях цикла. Способами организации несвободного, замкнутого пространства являются здесь также образы этажей, лифтов, коридоров, лестниц, вместе составляющих опять-таки подобие лабиринта, из которого герои не находят выхода. Писатель формирует развернутый ассоциативный ряд несвободной реальности — множество переходов, коридоров, лестниц, стен, тупиков. Все эти образы подсознательно сопряжены у героев с неизвестностью, мучительной тоской и страхом. Герои рассказов напряженно ищут некий тайный ход, ведущий к выходу - как в пространстве, так и в собственном сознании - из охватившей их тупиковости. Однако личность, утратившая внутреннюю цельность, оказывается не в состоянии преодолеть запутанный лабиринт сознания, что естественно ведет к разрыву связей между прошлым и настоящим, реальным и ирреальным. Хронотоп лабиринта отражает представление героя об утрате целостности бытия, об экзистенциальном кризисе и позволяет автору раскрыть основное смысловое содержание текста, включающее в себя оппозиции свободы - несвободы, выхода - безысходности, надежды - безнадежности, реальности -ирреальности.

Таким образом, замкнутое и тупиковое пространство советской культуры становится в цикле «Рассказы и сны» антиподом личной свободы героя и угрожает ему потерей индивидуальности, собственного «я». Однако рефлексирующий герой-интеллигент А.Пятигорского, творчески преобразуя реальность в ирреальность, а забвение - в одну из форм памяти, сохраняет способность к самоидентификации и тем самым играет роль не только носителя культуры, но и ее создателя.

В разделе 4.2. «Герой Вен. Ерофеева: трансформация библейского мифа» на материале поэмы «Москва - Петушки» раскрывается важная особенность взаимоотношения автора и его героя. Автор полностью, без каких бы то ни было корректив, передоверяет собственное мировосприятие герою - цельность авторского взгляда на мир воплощена здесь в личности его героя Венички.

Критиками (М.Липовецкий, М.Эпштейн, В.Курицын, О.Седакова) было замечено, что способом деконструкции мифологемы Христа в поэме является архетип юродства, реализованный в образе Венички. Такой взгляд на текст позволяет мотивировать сочетание в нарративе поэмы двух модальностей: кощунственной и проповеднической. Однако юродивый, хотя и парадоксально, тем не менее утверждает христианские ценности как абсолютные. Таким образом, именно исходя из идеи юродства можно объяснить отождествление героя Вен.Ерофеева с Христом, и именно через юродство выражается целостность мировосприятия автора и его героя.

В поэме «Москва - Петушки» продолжилась культурная ветвь русского юродства с его специфической трансформированной эстетикой, с этическим

пафосом смирения, кротости и одновременно гневной непримиримости к пошлости и фальши. Поэтому-то Веничка, как и любой юродивый, двулик и его шутовство неотделимо от «самоизвольного мученичества», насыщенного подлинно трагическим смыслом. И как тяготы и страдания древнерусского юродивого содержат в себе напоминание о муках Спасителя, так и история героя пронизана ассоциациями с крестным путем Иисуса Христа. Именно через юродство героя выражается здесь авторская позиция: «перевернутым» оказывается все пространство советской действительности с ее пошлостью и несвободой. Позиция юродивого становится для автора способом «переворачивания сущности» (В.Курицын), или, говоря языком постмодернизма, способом деконструкции. Причем деконструкции в поэме подвергается как сам библейский миф, так и окружающая героя реальность.

Деконструкция библейского мифа выражается в том, что библейские мифологемы и архетипические сюжеты, как и образ самого Христа, в поэме транслируются в травестийной, «перевернутой» форме. Данная трансформация, проистекающая из пошлости и цинизма самой жизни, имеет глубокое идейное обоснование: вся советская действительность осмысляется как надругательство над Священным писанием. В этом мире «перевернутых» ценностей наиболее возвышенное превращается в наиболее пошлое, и наоборот. В образе «юродивого» Вени в травестийной, игровой форме воплощен Христос советской эпохи с его кротостью и одновременно молчаливым протестом против неправедного мира. Герой гибнет в результате непримиримого конфликта его внутреннего пространства духовной свободы и окружающего внешнего пространства несвободы и подавления личности.

Деконструкция реальной действительности происходит за счет «переворачивания» автором пространства и времени, в которых существует герой, и пренебрежения героя к категориям реального пространства и времени. В свете библейских реминисценций художественное пространство самой поэмы представляет собой широкое цитатное поле, дающее автору возможность свободной постмодернистской игры с сакральными смыслами.

Пространство советской культуры в произведении, при всей его социальной достоверности, абсурдно, алогично, поэтому внутреннее бытие героя подчеркнуто драматично. Драматизм также обусловлен напряженностью поиска героем идентичности собственного внутреннего мира и мира внешнего, регулируемого законами советской культуры.

В Заключении формулируются основные результаты исследования форм и способов презентации советской культуры в текстах российских постмодернистов.

Постмодернизм органично связан с культурой соцреализма общей для них художественной парадигмой, основанной на стремлении превратить действительность в «текст» с присущей ему системой условных знаков («симулякров»). Типичные для культуры советского периода мифологемы являются основным «материалом» для литературы постмодеонизма.

Основные симулякры и мифологемы советской культуры становятся в постмодернистских текстах объектом художественной деконструкции и трансформации. В исследовании на материале произведений В.Сорокина и

B.Пелевина показано, что трансформация соцреалистического дискурса осуществляется посредством следующих приемов: обнажения мифологизма соцреалистического дискурса и реконструкции его главного сюжетного ядра - мифологемы; доведения всех стилевых элементов до гипертрофированных форм; стилистической и сюжетной дискредитации социалистического мирообраза, показывающей абсурдность соцреалистического дискурса. Воспроизводя традиционную классическую структуру соцреалистического мифа, писатели-постмодернисты в художественной форме вскрывают механизмы грандиозного государственного мифотворчества. Симулятивный характер советской культуры в целом разоблачается ими благодаря использованию соцреалистических симулякров, что обеспечивает постмодернистскую деконструкцию мифа о соцреализме.

Формой презентации советского мирообраза является и воспроизведение в прозе постмодернизма специфического пространства, целиком подвластного тоталитарному государству. Система геокультурных образов советской эпохи рассмотрена в работе сквозь призму пространственно-географических координат, обозначенных на «карте» романа-комментария Е.Попова «Подлинная история "Зеленых музыкантов"». На примере архетипических образов, «знаков» советской культуры выявлены художественные закономерности моделирования Б.Поповым культурного пространства как огромного художественного текста, построенного в соответствии с канонами соцреализма и отражающего особую советскую «топографическую мифологию». Конструируя в своем произведении советский образ страны, писатель одновременно смещает его ценностные доминанты, подвергает инверсии основные идеологические позиции и тем самым отчуждает область советских культурных значений.

Еще одной формой презентации советской культуры в прозе постмодернизма является хронотоп, представленный в произведениях

C.Гандлевского и Ю.Мамлеева в виде «писательской» («интеллигентской») кухни и коммунальной квартиры. Пространственно-временные связи позволяют писателям создать специфичный образ героя своего времени и своего пространства - психоментальный портрет человека в условиях тотальной несвободы. Сопоставление произведений этих авторов выявляет диаметрально противоположный характер рассматриваемых хронотопов: «писательская» кухня предстает пространством антропоцентричным, сфокусированным вокруг фигуры главного героя и сформированным им; коммунальная квартира, напротив, является пространством дегуманизирующим, разъединяющим и опустошающим. Однако обоих авторов объединяет воспроизведенное в их произведениях ощущение

замкнутости советского пространства, его изолированности и враждебности по отношению к человеку.

Советская культура в прозе постмодернизма представлена также в образе героя эпохи. В цикле А.Пятигорского «Рассказы и сны» и поэме Вен.Ерофеева «Москва - Петушки» конфликт личности и окружающего ее советского культурного пространства выражается в том, что это пространство вовлекает героев в трагическую игру, в результате которой они страдают. Но если героя А.Пятигорского страдание приводит к бунту против собственной «бессобойности», то героя Вен.Ерофеева - к молчаливому протесту против всеобщего обмана и пошлости. Объединяет же героев то, что они являются носителями аномального сознания в форме безумия или юродства. Для писателей аномальное сознание их героев означает освобождение личности от диктата норм и догм регламентированной советской действительности. Безумие и юродство выражают способность героев к импровизации и созданию собственной - свободной - реальности взамен существующей.

В целом диссертационное исследование показало, что сквозной диалог с советской культурой как параметральный признак постмодернизма обладает большим текстообразующим потенциалом. Одной из центральных доминант постмодернизма как литературного направления является деидеологизация и десакрализация советских культурных смыслов. Постмодернизм стремится обнажить фальшь идеологических эмблем эпохи, осуществить ревизию пространства советской культуры, разоблачить симулякры советской тоталитарной ментальности и каноны соцреалистического искусства, развенчать устойчивые мифологемы социалистического реализма и показать абсурдность соцреалистического мирообраза на основе травестирования советской идеологии.

Способы художественного воплощения образа советской культуры в российском постмодернизме разнообразны, но авторов этого направления объединяет неизменное стремление к разоблачению ее симулятивного характера. Кризис культуры тоталитарного государства изображается постмодернистами прежде всего в аспекте дискредитации и саркастического отрицания высших гуманистических и общечеловеческих ценностей -смысла и гармонии бытия, а также ценности человеческой личности как одного из главных завоеваний мировой культуры.

Основные положения диссертации отражены в - следующих публикациях:

Научные статьи в рецензируемых научных изданиях, включенных в реестр ВАК МОиН РФ:

1. Полякова Н.А. Советские культурные локусы в романе Е.Попова «Подлинная история "Зеленых музыкантов"» // Вестник Пермского

университета. Российская и зарубежная филология. - 2010. -№ I.-- С. ¡00106.

2. Полякова H.A. Реальность и ирреальность в цикле рассказов

A.Пятигорского «Рассказы и сны» // Вестник Пермского унизерситета. Российская и зарубежная филология. -2010. - № 4. - С. 80-86.

3. Полякова H.A. Хронотоп коммунальной квартиры в прозе Ю.Мамлеева // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. - 2011. - № 2. (в соавторстве с Бурдиней С. В.) (в печати).

Публикации в изданиях, не включенных в реестр ВАК МОиН РФ:

1. Полякова H.A. Постмодернизм в современной русской поэзии (на материале произведений Д.Пригова к Т.Кибирова) // Современная русская литература ка уроках: Книга для учителя. Пермь: Изд-во ПОИПКРО, 2002. С. 30-39.

2. Полякова H.A. Автор и его герой в творчестве Вен.Ерофеева (на материале поэмы «Москва - Петушки») // Современная русская литература. Проблемы изучения и преподавания: матер, всерос. науч.-практ. конф. Пермь: Изд-во ПГПУ. 2003. С. 115-125.

3. Полякова H.A. Принципы конструирования социокультурных мифов в творчестве писателей-постмодернистов (на материале произведений

B.Сорокина) // Литература: миф и реальность. Казань: Изд-во КГУ, 2004. С. 113-117.

4. Полякова H.A. Роман В.Пелевина «Омон Ра»: идейно-художественное своеобразие /,' Лингвистические и эстетические аспекты анализа текста а речи: 'сб. ст. Всерос. (с международным участием) науч. конф. Соликамск,

2004. С. 5 73-176.

5. Полякова H.A. Пространство советской культуры а творчестве Евгения Попова (на материале произведения «Подлинная история "Зеленых музыкантов")/ // Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания: сб. ст. по матер. Междунар. науч.-практ. конф. Пермь: Изд-во ПГПУ. 2005. С. 52-57.

6. Полякова НА. Образ пустоты в романе В.Пелевина «Омон Ра» // Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания: Сб. ст. по матер. Междунар. науч.-практ. конф. Пермь: Изд-во ПГПУ. 2005. С. 141-145.

7. Полякова H.A. Проблема самоидентификации героя рассказов А.Пятигорскою в культурном пространстве //' Литература в контексте современности: матер. И Междунар. науч. кон<Ь. Челябинск: Изд-во ЧГПУ,

2005. С. 94-97.

Полякова H.A. Образ пустоты в произведениях В.Пелевина. // Первое сентября. Литература. М., 2005, ноябрь. С. 7.

Подписано в печать 20.04.2011 Формат 60x84/16. Усл. печ. л. 1,5 Тираж 100 экз. Заказ № ШЪ -

Типография Пермского государственного университета 614990 г. Пермь, ул. Букирева, 15

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Полякова, Наталья Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ПОСТМОДЕРНИЗМ И КУЛЬТУРА СОЦРЕАЛИЗМА:

ДИАЛЕКТИКА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ.

ГЛАВА 2. СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ МИФ В ПРОЗЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА.

2.1. МИФОЛОГЕМЫ И АРХЕТИПЫ ИСКУССТВА

СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА. ОСНОВНЫЕ СИМУЛЯКРЫ.

2.2. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ МИФЫ В ПРОЗЕ В. СОРОКИНА: ПРИНЦИПЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ.

2.3. СИМУЛЯКРЫ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПРОЗЕ В.ГШ ЛЕВИНА: ДЕКОНСТРУКЦИЯ МИФА.

ГЛАВА 3. ХРОНОТОП СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ПРОЗЕ

РОССИЙСКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА.

3.1 .ПРОСТРАНСТВО СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ В РОМАНЕ-КОММЕНТАРИИ ЕВГЕНИЯ ПОПОВА «ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ "ЗЕЛЕНЫХ МУЗЫКАНТОВ"».

3.2. ХРОНОТОП «ПИСАТЕЛЬСКОЙ» КУХНИ В РОМАНЕ

С .ГАН ДЛЕВ СКОГО «ТРЕПАНАЦИЯ ЧЕРЕПА».

3.3. ХРОНОТОП КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ В ПРОЗЕ

Ю .МАМ ЛЕЕВ А.

ГЛАВА 4. ГЕРОЙ ПОСТМОДЕРНИЗМА В КОНТЕКСТЕ СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЫ.

4.1. ПРОБЛЕМА САМОИДЕНТИФИКАЦИИ ГЕРОЯ А.ПЯТИГОРСКОГО В КУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ.

4.2. ГЕРОЙ ВЕНЕДИКТА ЕРОФЕЕВА: ТРАНСФОРМАЦИЯ БИБЛЕЙСКОГО МИФА.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Полякова, Наталья Александровна

Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что постмодернизм как философско-эстетическая система и литературное направление стал уникальным явлением в искусстве XX века. Период ожесточенных дискуссий в искусствоведении, литературоведении и литературной критике вокруг понятия «постмодернизм» миновал, но сам этот феномен до сих пор представляется не изученным в достаточной степени. К числу наиболее сложных нерешенных проблем можно отнести и вопрос об отношении писателей — постмодернистов к культуре в ее специфическом — советском -варианте.

С одной стороны, тема кризиса советской культуры является весьма значимой для литературы русского постмодернизма. Одна из доминант постмодернизма как литературного направления — деидеологизация и десакрализация советских культурных смыслов — обусловлена философской природой этого направления - деконструктивизмом. Постмодернизм стремится к разоблачению симулятивного характера советской культуры.

С другой стороны, для творчества постмодернистов сегодня чрезвычайно актуальна проблема традиций советской литературы в целом и преемственности советской культуры в поэтике постмодернизма - в частности. По мнению ряда литературоведов (Н.Лейдерман, М.Липовецкий, И.Скоропанова и др.), постмодернизм как направление в русской литературе явился следствием кризиса и полного отрицания советской культуры. Другая часть исследователей (М.Эпштейн, И.Смирнов, В.Курицын) считает, что основой самого постмодернизма является художественная парадигма, свойственная искусству социалистического реализма.

До сих пор в науке остается открытым вопрос: литература русского постмодернизма - это принципиально новая культурная парадигма, основанная на отрицании культуры предшествующего исторического периода, или продолжение и развитие этой культуры в новом качестве?

С решением данной проблемы непосредственно связана актуальность настоящего исследования. В современном обществе отношение к недавнему советскому прошлому далеко не однозначно, оно варьируется- от идеализации советского мирообраза до полного неприятия и отрицания его тоталитарных основ, что не может не отразиться на восприятии этого периода историками и литературоведами, а также на его художественном воспроизведении в искусстве и литературе.

Проблема взаимоотношения культуры и общества всегда была значима для русской литературы, в том числе литературы XX века. Своей актуальности она не утрачивает и теперь, в условиях уже нового, XXI столетия. Само понятие «культура» чрезвычайно многозначно и имеет огромное количество дефиниций. Не пытаясь охватить их все, определим лишь несколько современных значений, имеющих отношение к данной работе.

В последнее время, в связи со стремлением постиндустриального общества к потреблению и удовлетворению в первую очередь материальных нужд, актуализировалось представление о культуре, связанное с ее духовной функцией. Речь, таким образом, идет об интеллектуальной и эстетической сферах человеческого бытия, причем в их «высоком» варианте, предложенном еще Цицероном, который понимал культуру как возделывание души человека. В XX веке эту концепцию развивали М.Арнольд, О.Шпенглер, Ф.Теннис, Д.Андреев.

С другой стороны, с точки зрения позднее развившейся цивилизации понятие культура является гораздо более широким и включает в себя совокупность моделей поведения, форм искусства, ценностей, убеждений, институций и других продуктов труда и мысли, передаваемых социально. В таком понимании культура равна, по сути, образу жизни (Н.Данилевский, Э.Маркарян).

Для нашего исследования представляется необходимым конкретизировать понятие «советская культура». В данной работе под ним будет подразумеваться культура, поддерживающая определенную идеологию, а именно - идеологию большевизма. Специфика большевистской идеологии заключается прежде всего в ее тоталитарной природе, которая выражается в стремлении к полному подчинению своему контролю и влиянию всех форм индивидуального и общественного сознания.

Данная тема актуальна сегодня еще и потому, что после спада интереса к постмодернизму в конце 1990-х — начале 2000-х годов в последнее время наблюдается новый виток внимания к этому направлению со стороны критики и литературоведения, а также всплеск творческой активности самих его представителей, который можно назвать «второй волной» постмодернизма.

Научная новизна данного исследования определяется постановкой вопроса о роли и масштабе функций контекста советской культуры в творчестве представителей русского постмодернизма. Следует отметить, что хотя изучение литературы постмодернизма в широком литературном и культурном контексте является сегодня одним из приоритетных направлений современного литературоведения, внимание ученых сфокусировалось главным образом на взаимоотталкивании постмодернизма и культуры советского периода XX века. Между тем именно советская культурная ситуация, представляя собой ближайшее, непосредственное окружение писателей этого направления, формировала их отношение к культуре в целом и конкретно к советской культуре и программировала характер их апелляций к иным, более далеким культурным пластам.

Нельзя сказать, что современное литературоведение игнорирует довольно ярко представленную в творчестве писателей постмодернизма область советских смыслов, однако обращения к ним носят фрагментарный характер, вследствие чего целостный семантический пласт распадается на дискретные идеологические элементы.

В настоящей работе акцент поставлен на специфических формах существования советской культуры, что позволило упорядочить соответствующий материал и впервые дало возможность рассмотреть рассредоточенные в постмодернистских текстах «советские» значения как последовательную систему, функционирующую в специфических рамках советского культурного пространства. В, диссертации впервые предпринята I попытка выявить связь между формами презентаций советской* культуры, представленными в произведениях постмодернизма, и эстетическими принципами этого направления.

Формы образного или документального представления культуры советской эпохи в текстах, созданных писателями-постмодернистами, различны. В зависимости от контекста ими могут являться: мифологемы, идеологические штампы, формы художественного пространства и времени, образы или идеи. В каждой из глав нашего исследования рассматривается конкретный вариант презентации советской культуры в постмодернистских произведениях. Данный термин, на наш взгляд, как нельзя более точно соответствует эстетике и стилистике самого постмодернизма.

Объектом исследования в данной работе явились художественные тексты русскоязычных писателей - постмодернистов, чье творчество обозначило наиболее важные вехи в развитии этого направления в России: Вен.Ерофеева, В.Пелевина, В.Сорокина, Е.Попова, А.Пятигорского.

Предметом исследования стало художественное функционирование различных форм представления советской культуры в литературе русского постмодернизма.

1 Цель данной работы заключается в определении специфики и характера функционирования образа советской культуры в прозе русских писателей -постмодернистов в аспекте взаимодействия этих писателей с культурой как таковой и в связи с философско-эстетическими принципами постмодернизма. Поставленной целью определяется ряд конкретных задач диссертации: — выявить формы и способы презентаций советской культуры в творчестве постмодернистов и соотнести их с мировоззренческими и эстетическими позициями писателей этого направления; реконструировать модель советского культурного пространства и его идеологического наполнения в произведениях русскоязычных писателей — постмодернистов; описать представленные в текстах писателей — постмодернистов альтернативные советской культурные модели, зафиксировать их функции в рамках оппозиции «официальная советская культура — субкультура»; определить содержание и роль социокультурных образов- советской эпохи в прозе писателей - постмодернистов.

Методологической основой настоящей работы являются теоретические положения отечественного академического литературоведения XX века. Двуединый характер поставленной проблемы (выявление специфики советской культуры в произведениях постмодернистов и особенностей поэтики постмодернизма) обусловливает обращение к двум литературоведческим подходам: сравнительно-историческому и герменевтическому. Герменевтический метод применяется при интерпретации содержания советских культурных знаков в литературе постмодернизма. Для анализа проблем, связанных с художественным функционированием литературных явлений, используется историко-типологический подход. Кроме того, в диссертации применяются структурно-семиотический и культурологический методы анализа советских культурных кодов, актуализированных в литературе постмодернизма. В ходе исследования использовался также историко-литературный метод, позволяющий выявить и объяснить закономерности литературного процесса XX века.

Использование совокупности вышеназванных методов помогает более объективно выявить и описать закономерности историко-литературного процесса, раскрыть типологические взаимосвязи советской и постмодернистской культур.

Теоретическую базу диссертации составили труды отечественного и западного направлений семиотики, в которых было сформулировано и разработано положение о знаковой природе культуры, — Ю.Лотмана, Б.А.Успенского, В.Н.Топорова, В.В.Иванова, Р.Барта, М.Фуко и др. В методологическом отношении актуальными являются для нас работы классиков отечественной филологии, осуществлявших синтез проблем исторического развития литературы и вопросов интерпретации художественных произведений - М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева. Исследование опирается также на работы известных представителей советологического направления культурологии, использующих постструктуралистский подход в анализе советской культуры тоталитарного периода (К.Кларк, Х.Гюнтер, Б.Гройс, И.Смирнов, И.Кондаков, М.Эпштейн, В.Курицын, М.Липовецкий и ДР-У

Практическая значимость исследования определяется возможностью использования материалов и выводов исследования в учебном процессе при разработке лекционных курсов и проведении практических занятий по истории русской литературы и культуры XX века и включения их в учебные пособия для студентов-филологов и учащихся общеобразовательных учреждений гуманитарного профиля.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Формы представления советской культуры в прозе российского постмодернизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследуя художественные презентации советской культуры в произведениях писателей-постмодернистов, мы исходили из тезиса, что сами постмодернисты рассматривают советское культурное пространство как «грандиозный художественный текст» [141: 94], в который превратил огромную страну советский тоталитаризм. Подобное «превращение» произошло в результате мифологизации советской действительности и идеологизации самой советской культуры.

Отношение писателей-постмодернистов к культуре в целом и к культуре в ее специфическом — советском — варианте достаточно сложное и противоречивое. Амбивалентное восприятие культуры как таковой в значительной мере определяется негативной реакцией представителей постмодернизма на ближайший культурный контекст - историю советского периода с его догматической культурой социалистического реализма.

В то же время, по мнению ряда исследователей (М.Эпштейн, В.Курицын), постмодернизм органично связан с культурой соцреализма общей для них художественной парадигмой, основанной на стремлении превратить действительность в «текст» с присущей ему системой условных знаков («симулякров»).

Исследуя формы художественного функционирования советской культуры как социокультурного мифа в произведениях российского постмодернизма: мифологемы, архетипы, симулякры, характерные для культуры соцреализма, и способы их деконструкции и демифологизации, мы пришли к выводу, что, моделируя советское культурное пространство, постмодернизм ориентируется как на образец на художественный текст литературы соцреализма.

Социокультурные явления, составляющие советское культурное пространство, обретают мифологизирующие функции. Проведенньш анализ художественных текстов показывает, что в литературе постмодернизма конструирование художественного мира происходит на основе моделей традиционных мифов. Литература постмодернизма демифологизирует советское культурное пространство, подвергая художественной деконструкции само ядро любого мифа — мифологему. В данной работе предметом анализа стали наиболее устойчивые мифологемы, характерные для культуры социалистического реализма. В литературе постмодернизма такая форма презентации советской культуры, как демифологизация и демистификация владеющих массовым сознанием мифологем и аретипов, находит свое наиболее полное и яркое воплощение в творчестве В.Сорокина и В.Пелевина.

Основные симулякры советской культуры, то есть образы, в которых означающее отнюдь не совпадает с означаемым, в постмодернистских текстах становятся, как правило, объектом травестийного пародирования. Именно по такому принципу трансформируются черты традиционного советского мирообраза в произведениях В.Сорокина и В.Пелевина — на основе деконструкции «застойно-советских» социокультурных мифов и симулякров. Трансформация соцреалистического дискурса в прозе этих авторов соединяет в себе несколько элементов: обнажение мифологизма соцреалистического дискурса в результате реконструкции его главного сюжетного ядра - мифологемы; доведение всех стилевых элементов до гипертрофированных форм, в результате чего «дискурсивная» власть переводится во власть насильственную, телесную, сексуальную, а образы, воплощающие эту власть, вызывают у читателя отвращение; стилистическая и сюжетная дискредитация социалистического мирообраза, за счет чего происходит обнажение абсурдности соцреалистического дискурса. Деконструкция устойчивых мифологем соцреализма - одна из главных особенностей прозы В.Сорокина и В.Пелевина. Разрушение прежней иерархии культурных ценностей возводится в эстетическое кредо писателей и становится частью их художественных систем.

Таким образом, ведущей, структурно-семантической моделью в художественных системах В:Сорокина и В.Пелевина является конструкция / деконструкция мифа о социалистическом государстве с его тоталитарной ментальностыо. Эти авторы воспроизводят традиционную классическую структуру соцреалистического мифа, базирующегося на известных архетипах. Тем самым в художественной форме они вскрывают механизмы грандиозного государственного мифотворчества. I

Демифологизация социалистического мирообраза и его идеологического «инструмента» - соцреализма — осуществляется именно за счет деконструкции характерных для них мифологем и архетипов. Происходящая деконструкция выявляет при этом тоталитарный характер самого соцреалистического дискурса, как, впрочем, и любого дискурса, в соответствии с философией постмодернизма. В: Сорокин и В. Пелевин разоблачают внутреннюю противоречивость соцреализма, заключающуюся в разрыве между означаемым и означающим, в результате которого создается условная система знаков (симулякров). Симулятивный характер соцреализма и советской культуры в целом разоблачается авторами благодаря использованию ими соцреалистических симулякров, что открывает возможность постмодернистской деконструкции мифа о соцреализме.

Еще одной формой представления советского мирообраза можно считать воссоздаваемое в произведениях писателей-постмодернистов специфическое пространство советской культуры - область культурных значений, характерных для советского периода истории нашей страны. В советской культуре, как известно, активно формировался образ страны, в котором пространство целиком было подвластно человеку и государству. Характерный для советской эпохи пафос освоения, завоевания пространства был обусловлен свойственным тоталитаризму стремлением к полному подчинению всего, что так или иначе может составлять сферу его влияния. Потребность в тотальном контролировании всех аспектов жизни, а также всего культурного пространства страны реализовывалась в присвоении месту, «топосу» определенного значения, закрепляющего за ним идеологическое советское содержание.

Система геокультурных образов советской эпохи была рассмотрена в работе сквозь призму пространственно-географических координат, обозначенных на «карте» романа-комментария Е.Попова «Подлинная история «Зеленых музыкантов». На примере архетипических образов, «знаков» советской культуры, нами были выявлены художественные закономерности моделирования культурного пространства Е. Поповым. Писатель рассматривает пространство советской культуры именно как огромный художественный текст, построенный по законам этой культуры, то есть созданный в соответствии с канонами соцреализма. Все культурное пространство романа автор конструирует по принципу: официальный центр с его идеологизированной несвободной культурой и фальшивыми ценностями и — более свободная периферия с ее талантливой народной культурой и субкультурой. В романе Е.Попова «Подлинная история «Зеленых музыкантов» находит отражение специфичная модель советского культурного пространства, явившаяся результатом действия особой советской «топографической мифологии». Конструируя в своем произведении советский образ страны, писатель одновременно корректирует, смещает его ценностные доминанты, подвергает инверсии основные идеологические позиции и тем самым отчуждает область советских культурных значений.

Таким образом, одной из центральных доминант постмодернизма как литературного направления является деидеологизация и десакрализация советских культурных смыслов. Вместе с тем сегодня чрезвычайно актуальна и проблема традиций советской литературы в творчестве писателей-постмодернистов. По мнению ряда литературоведов, сам постмодернизм как направление явился следствием кризиса советской культуры. «Во все переходные эпохи . пора всеобщего ментального кризиса кончается созданием новой культурной парадигмы, которая предлагает новые объяснения мироустройству, создает новую мифологию миропорядка» [18: 44].

Художественное функционирование образа советской культуры в контексте творчества писателей и поэтов данного направления представлено в первую очередь как демифологизация и десимволизация советских культурных ценностей (В.Сорокин, В.Пелевин, Е.Попов).

Постмодернизм стремится обнажить фальшь и бесчеловечную сущность идеологических эмблем эпохи, осуществить ревизию всего пространства советской культуры, разоблачить «симулякры» советской тоталитарной ментальности и каноны соцреалистического искусства. В произведениях В.Сорокина, В.Пелевина и других авторов развенчиваются устойчивые мифологемы социалистического реализма: мифологема светлого будущего; неизбежности и реальности победы коммунизма; советского коллективизма; партийного вождя; преимуществ социалистического строя; приоритета общественного над личным, частным; приоритета идеологии над чувством; радости бескорыстного труда; счастливого детства; единства партии и народа и т.д. Мифологема реализует мотив дискурсивной власти, а выявление абсурдности дискурса делает вышеупомянутые мифологемы элементом, который резко травестирует ценности соцреалистического мирообраза.

Советская культура в прозе постмодернистов репрезентируется также в форме хронотопа; наиболее значимыми, на наш взгляд, являются здесь хронотопы «писательской» («интеллигентской») кухни в романе С.Ганд-левского «Трепанация черепа» и коммунальной квартиры в рассказах Ю.Мамлеева В произведениях обоих авторов показана взаимопринадлежность человека и пространства: их взаимозависимость и взаимоотталкивание. Пространственно-временные связи, выстраиваемые писателями, позволяют им создать специфичный образ героя своего времени и своего пространства - психоментальный портрет человека в условиях тотальной несвободы. Если, рассмотренные по отдельности, хронотопы писательской кухни и коммунальной квартиры являются емкими и блистательными метафорами нашей страны в советский период истории, то оба они в совокупности могут дать почти исчерпывающее представление о целостном образе этой страны.

Сопоставление произведений С.Гандлевского и Ю.Мамлеева выявляет диаметрально противоположный характер их хронотопов: «писательская» кухня предстает пространством антропоцентричным, сфокусированным вокруг фигуры главного героя и сформированным им; коммунальная квартира, напротив, является пространством дегуманизирующим, разъединяющим и опустошающим. Однако то, что объединяет обоих авторов, носит гораздо более важный и принципиальный характер: обоим писателям удалось в своих произведениях передать ощущение замкнутости г советского пространства, его изолированности от «океана жизни» и > враждебности по отношению к человеку. В результате хронотоп становится для С.Гандлевского и Ю.Мамлеева важнейшим средством выражения авторской позиции.

Новые, значимые аспекты взаимоотношений героя постмодернистской прозы с советской культурой находим в цикле А. Пятигорского «Рассказы и сны» и поэме Вен. Ерофеева «Москва — Петушки». Пространство советской культуры в этих произведениях, при всей социальной достоверности, абсурдно, алогично, поэтому внутреннее бытие героев, населяющих этот мир, подчеркнуто драматично. Драматизм не в меньшей степени обусловлен г здесь и напряженностью поиска героями идентичности мира собственного, внутреннего, и внешнего, регулируемого законами советской культуры.

Конфликт личности и окружающей действительности выражается в произведениях этих авторов в том, что само культурное пространство вовлекает героев в нелепую, трагическую игру, в результате которой оба героя страдают. Но если героя А.Пятигорского страдание приводит к бунту против собственной «бессобойности», то героя Вен. Ерофеева — к молчаливому протесту против всеобщего обмана и пошлости. Объединяет же героев то, что они являются носителями аномального сознания, представленного здесь в форме безумия или юродства. Однако аномальным это сознание выглядит лишь с точки зрения «нормального», то есть обыденного взгляда на мир, отягощенного стереотипами. Для писателей же аномальное сознание их героев означает другое - освобождение от диктата норм и догм регламентированной советской действительности, способность к проявлению личностного начала. Безумие и юродство служит для авторов оправданием способности героев к свободной импровизации и созданию собственной реальности взамен существующей. Стремление сохранить внутреннюю свободу и независимость также является общей характерной чертой героев обоих авторов, однако свобода есть свойство, присущее лишь личному, внутреннему пространству «я».

Произведения и А.Пятигорского, и Вен. Ерофеева строятся на столкновении противоположных миров - несвободного пространства реальной действительности и свободного внутреннего пространства героев. Деформированное, замкнутое пространство несвободы представлено в образах лабиринта, тупика или кольца, ставших символами запутанности, плутания и одновременно сложного поиска героями выхода, возможности разомкнуть кольцо безысходности и, как следствие, обретения героями выстраданной свободы.

Пространство советской культуры, окружающее героев А.Пятигорского и Вен. Ерофеева в реальности, являясь замкнутым и тупиковым, становится антиподом личной свободе и несет угрозу невозвращения героев в реальный мир, угрозу потери собственного «я». В этом мире «перевернутых» ценностей наиболее возвышенное превращается в наиболее пошлое и наоборот. Однако герой А.Пятигорского, творчески преобразуя реальность в ирреальность, а забвение - в одну из форм памяти, сохраняет способность к самоидентификации и становится не только носителем культуры, но и ее создателем. В образе же «юродивого» Вени в травестийной форме воплощен Христос советской эпохи, который гибнет в результате непримиримого конфликта его внутреннего пространства духовной свободы и окружающего внешнего пространства несвободы и подавления личности.

Сквозной диалог с советской культурой как параметральный признак постмодернизма обладает большим текстообразующим потенциалом. Хотя способы художественного воплощения образа советской культуры в российском постмодернизме разнообразны, авторов этого направления объединяет неизменное стремление к разоблачению ее симулятивного характера. Кризис культуры тоталитарного государства изображается как дискредитация и саркастическое отрицание высших гуманистических и общечеловеческих ценностей — идеи гармонии и смысла бытия, идеи антропоцентризма, этого главного завоевания мировой культуры.

Список научной литературыПолякова, Наталья Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абашева М. П. Литература в поисках лица. Русская проза в конце XX века. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 2001.

2. Абрам Терц (Андрей Синявский). Собр. соч. в 2 тт. М., СП: Старт, 1992.

3. Авдиев И. О Венедикте Ерофееве. // Театр, 1991. № 9.

4. Аверинцев С. Примечания к кн. О. Шпенглера «Закат Европы». Т. 2 // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. М.: Политиздат, 1991.

5. Айзенберг М. Вокруг концептуализма // Арион. 1995. № 4.

6. Андреев Л. Художественный синтез и постмодернизм // Вопросы литературы, 2001, № 1.

7. Аннинский Л. Под знаком «транса» // Дружба народов. 1997. № 5.

8. Бабетов А. Мишель Фуко: видеть и говорить // Лабиринт /ЭксЦентр. 1991. №3.

9. Бакусев В. К.Г.Юнг: парадоксы жизни и творчества // Юнг К.Г. Психология бессознательнаго. -М.: Канон, 1996.

10. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994.

11. Барт Р. Критика и истина // Зарубежная эстетика и теория литературы Х1Х-ХХ вв.: Трактаты. Статьи. Эссе. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.

12. Барт Р. Мифологии. — М.: Издательство им. Сабашниковых, 1996.

13. Барт Р. Текстовой анализ // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1980. Вып. 9.

14. Басинский П. Почем нынче Шишкин? // Нов. мир. 1995. № 11.

15. Батай Ж. Жертвоприношения // Комментарии. 1993. № 2.

16. Батай Ж. Из «Внутреннего опыта» // Комментарии. 1994. № 3.

17. Баткин Л. Синявский, Пушкин и мы // Октябрь. 1991. № 1.

18. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. -М.: Худож. лит. 1975.- 19. Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе // Очерки по исторической поэтике. — М.: Наука. 1979.

19. Белл Д. Культурные противоречия капитализма (Фрагмент из книги) // Современная философия: Словарь и хрестоматия. — Ростов н/Д: Феникс, 1995.

20. Берг М. «Тьмы низких истин мне дороже .»: // Лит. газ. 1996. 10 июля. №28.

21. Бердяев Н. А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990.

22. Бердяев Н. А. Христианство и классовая борьба // Искусство Ленинграда. 1989. № 3-6; 1990. № 1-3.

23. Берлянд И. Е. Игра как феномен сознания. Кемерово: АЛЕФ, Гуманитарный центр, 1992.

24. Бидерманн Г. Энциклопедия символов. М.: Республика, 1996.

25. Битов А. Г. Мы проснулись в незнакомой стране: Публицистика. — Л.: Сов. писатель, 1991.

26. Благовещенский H.A. Случай Вени Е.: Психоаналитическое исследование поэмы «Москва Петушки» — СПб.: Гуманитарная академия, 2006.

27. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть / Пер. с фр. С.Н. Зенкина. 2-е изд. М.: Университет; Добросвет, 2006.

28. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995.

29. Бондаренко В. Подлинный Веничка. Разрушение мифа // Наш современник, 1999. № 7.

30. Будаев Э., Чудинов А. Блеск и нищета лингвистической советелогии // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. Пермь, 2009. Вып 1. С. 18 28.

31. Булавка JI. Социалистический реализм: Превратности метода.

32. Философский дискурс. М.: Культурная революция, 2007.

33. Бурдьё П. Социальное пространство / Сост., общ: ред. пер. с фр. и послесл. H.A. Шматко. —М.; СПб.: Алетейя, 2007.

34. Бурдьё П. Социология социального пространства / Общ. ред. пер. с фр. H.A. Шматко. — СПб.: Алетейя, 2007.

35. Вайль П. Похвальное слово штампу или родная кровь // Грани, 2000.

36. Вайль П., Генис А. Страсти по Ерофееву // Кн. обозрение. 1992. 14 февр. №7.

37. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М.: Прогресс. 1996.

38. Вайнштейн О. Б. Деррида и Платон: деконструкция Логоса // АгЬог Mundi / Мировое древо. 1992. Вып, 1.

39. Вайнштейн О. Б. Постмодернизм: история или язык? // Вопр. философии. 1993. № 3.

40. Васюшкин А. Петушки как Второй Рим? // Звезда. 1995. № 12.

41. Веллер М. Ножик Сережи Довлатова // Знамя. 1994. № 6 .

42. Велыи В. «Постмодерн»: Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. №1.

43. Vernitski Anat. Viktor Pelevin and the Translation of Omon Ra: A Missed Opportunity // New Comparison. 2000. Spring. № 29.

44. Выготский Л. С. Психология искусства. М.: Педагогика, 1987.

45. Галковский Д. Бесконечный тупик. — М.: Самиздат, 1997.

46. Гальцева Р. А. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. — М.: Политиздат, 1991.

47. Гандлевский С. Сочинения Тимура Кибирова // Кибиров Т. Сантименты: Восемь книг.-Белгород: Риск, 1994.

48. Гандлевский С. Трепанация черепа. — С.-Пб: Феникс. 1996.

49. Гандлевский С., Пригов Д. А. Между именем и имиджем // Литературная газета, 1993, № 19, 12 мая.

50. Гараджа А. Деконструкция — дерридаизм в действии // Искусство.1989. № 10.

51. Гараджа А. В. После времени: Французские философы постсовременности // Иностр. лит. 1994. № 1.

52. Garrard John, Garrard Carol. Inside the Soviet Writers' Union. N.Y.: Free Press; L.: Collier Macmillan, 1990.

53. Гваттари Ф. Язык, сознание, общество // Логос. 1991. №1.

54. Геллер М. Концентрационный мир и советская литература. — Лондон, 1974.

55. Генис А. Андрей Синявский: Эстетика архаического постмодернизма // Нов. лит. обозрение. 1994. № 7.

56. Генис А. Вавилонская башня. Искусство настоящего времени. Эссе. -М.: Независимая газета, 1997.

57. Генис А. Лук и капуста: Парадигмы современной культуры // Знамя. 1994. № 8.

58. Генис А. Треугольник (авангард, соцреализм, постмодернизм) // Иностранная литература, 1994, № 10.

59. Гилинский Я. Мифологизировонное сознание и тоталитаризм // Радуга.1990. № 9.

60. Гиллеспи Д. Гласность и русский постмодернизм: Владимир Сорокин // Русский язык и литература в современном диалоге культур: VIII Междунар. конгресс МАПРЯЛ. Регенсбург/Германия. 22-26 авг. 1994. Тезисы докл. Регенсбург, 1994.

61. Голомшток И. Тоталитарное искусство. М.: Книга, 1994.

62. Горичева Т. Православие и постмодернизм. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991.

63. Гройс Б. Московский романтический концептуализм // Театр. 1990. №4.

64. Гройс Б. Полуторный стиль: социалистический реализм, между модернизмом и постмодернизмом // Нов. лит. обозрение. 1995. № 15.

65. Гройс Б. Соц-арт // Искусство. 1990. №11.

66. Гюнтер X. Архетипы советской культуры // Соцреалистический канон./ Под общ. ред X. Гюнтера и Е. Добренко. Спб: Феникс, 2002.

67. Гюнтер Ханс. Пути и тупики изучения искусства и литепратуры сталинской эпохи. (Обзор) (пер. с нем.) // Новое литературное обозрение. 2009. № 95.

68. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1992. № 5.

69. Деготь Е. Террористический натурализм. — М.: А<1 Ма^тет, 1998.

70. Деготь Е. Русское искусство XX века. М.: Трилистник, 2000.

71. Деготь Е. Борьба за знамя. Советское искусство между Троцким и Сталиным 1926-1936. М.: ММСИ, 2009.

72. Дарк О. Новая русская проза и западное средневековье // Нов. лит. обозрение. 1994. № 8.

73. Делез Ж. Логика смысла. М.: Академия/Екатеринбург: ИПП Урал. Рабочий, 1995.

74. Делез Ж. О смерти человека и сверхчеловека // Философия языка в границах и вне границ. — Харьков: Око, 1994.

75. Делез Ж. Платон и симулякр // Нов. лит. обозрение, 1993. № 5.

76. Делез Ж. Тайна Ариадны // Вопр. философии. 1993. № 4.

77. Делез Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип. М.: ИНИОН, 1990.

78. Деррида Ж. Автопортрет и другие руины // Худож. журнал. 1995. №8.

79. Деррида Ж. Московские лекции. 1990. Свердловск: Урал, рабочий, 1991.

80. Деррида Ж. О грамматологии. М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1997.

81. Деррида Ж. Философия и литература: Беседа с франц. философом Ж. Деррида // Жак Деррида в Москве. М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1993.

82. Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма. — М.: Прогресс, 1985.

83. Джонсон Бартон Д. Саша Соколов: Литературная биография // Глагол. 1992. №>6.

84. Добренко Е. Метафора власти. Литература сталинской эпохи в сторическом освещении. Verlag Otto Sagner. Мюнхен. 1993.

85. Добренко Е. Сталинская культура: двадцать лет спустя. // Новое литературное обозрение. 2009. № 95.

86. Добренко Е. Фундаментальный лексикон. Литература позднего сталинизма. // Новый мир. 1990, № 2.

87. Ерофеев Венедикт. Москва-Петушки // Трезвость и культура, 1988, № 12; 1989, №№ 1-3.

88. Ерофеев Вик. Поминки по советской литературе // Лит. газ. 1990. №12.

89. Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. — М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1993.

90. Живолупова Н. В. Паломничество в Петушки, или Проблема метафизического бунта в исповеди Венички Ерофеева // Человек. 1992. №1.

91. Ерофеев Венедикт. Оставьте мою душу в покое. М.: X. Г. С., 1995.

92. Ерофеев Вик. В лабиринте проклятых вопросов. — М.: Сов. писатель, 1990.

93. Жолковский А. К. «Блуждающие сны» и другие работы. М.: Наука, 1994.

94. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере // Вопросы литературы, 1996, № 3.

95. Зенкин С. Ролан Барт и проблема отчуждения культуры // Нов. лит. обозрение. 1993. № 5.

96. Звонникова JI. «Москва Петушки»: попытка интерпретации // Знамя. 1996. № 8.

97. Зиник 3. О В. Сорокине. // Сорокин В. Сборник рассказов. М.: РУССЛИТ, 1992.

98. Иваницкая Е. Постмодернизм ^Модернизм? // Знамя. 1994. № 9.

99. Избавление от миражей: Соцреализм сегодня. М.: Сов. писатель, 1990.

100. Ильин И. П. Авторская маска // Современное зарубежное литературоведение (Страны Западной Европы и США). Концепции. Школы. Термины: Энциклопедический справочник. М: Интрада, 1996.

101. Ильин И. П. Двойной код // Современное зарубежное литературоведение

102. Страны Западной Европы и США). Концепции. Школы. Термины:

103. Энциклопедический справочник. -М: Интрада, 1996.

104. Ильин И. П. Деконструктивизм // Современное зарубежное литературоведение (Страны Западной Европы и США). Концепции. Школы. Термины: Энциклопедический справочник. — М: Интрада, 1996.

105. Ильин И. П. Деконструкция // Современное зарубежное литературоведение (Страны Западной Европы и США). Концепции. Школы. Термины: Энциклопедический справочник. М: Интрада, 1996.

106. Ильин И. П. Постмодернизм: от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., Интрада, 1998.

107. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М.: Интрада, 1996.

108. История русской литературы XX века (20—50-е годы): Литературный процесс. Учебное пособие / Под ред. А.П.Авраменко, Б.С.Бугрова, М.М.Голубкова, С.И.Кормилова, А.В.Леденева, Е.Б.Скороспеловой, Н.М.Солнцева. М.: Изд-во Московского ун-та, 2006.

109. Кабаков И. Концептуализм в России // Театр. 1990. № 4.

110. Кавадеев А. Сокровенный Венедикт // Соло. 1991. № 8.

111. Каганский Вл. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство // Новый мир. 2003. № 9.

112. Кайуа Р. Игры и люди / Пер. с фр. С.Н. Зенкина. М.: ОГИ, 2007.

113. Кенжеев Б. Антисоветчик Владимир Сорокин // Знамя. 1995. № 4.

114. Керимов Т. X. Деконструкция // Современный философский словарь. -М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

115. Керимов Т. X. Интертекстуальность // Современный философский словарь. -М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996

116. Керимов Т. X. Постмодернизм // Современный философский словарь. -М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

117. Керимов Т. X. Симулакрум // Современный философский словарь. М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

118. Керимов Т. X. След // Современный философский словарь. М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

119. Кириллов Н. Массовое сознание, Структура. Генезис. Сущностные характеристики. Томск: Изд-во Томского ун-та. 1995.

120. Кларк Катерина. Имперское возвышенное в советской культуре второй половины 1930-х годов (пер. с англ.). // Новое литературное обозрение. 2009, № 95.

121. Кларк Катерина. Советский роман. История как ритуал. — Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургского университета. 2002.

122. Кондаков Б. В. «Демифологизация» русской культуры в творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя. — Пермь: Изд-во Пермского университета.1993.

123. Кондаков Б. В. «Мифы» русской культуры XIX в. // Гуманитарная культура: Сборник статей в помощь учителю. — Пермь: Изд-во Пермского университета. 1993.

124. Кондаков И. В. Культурология: История культуры России. Курс лекций. М.: Школа. 2003.

125. Кондаков И. В. По ту сторону слова. Кризис литературоцентризма в России XX XXI веков // Вопросы литературы. 2008. № 5.

126. Корнилов М. Н. Постмодернизм и культурные ценности японского народа: научно-аналитический обзор. М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН, 1995.

127. Косиков Г. К. Ролан Барт — семиолог, литературовед // Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. — М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс».1994.

128. Кривулин В. Золотой век самиздата // Самиздат века. — М.: Полифакт. 1997.

129. Кристева Ю. Разрушение поэтики // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1994.

130. Кузьмин Д. Постконцептуализм (как бы наброски к монографии) // Новое литературное обозрение. 2001. № 50 "

131. Кукулин И. Интертекстуальность в советской литературе. // Новое литературное обозрение.2005. № 75.

132. Культурология: учебное пособие для высших учебных заведений — СПб.: Питер. 2009.

133. Курицын В. К ситуации постмодернизма // Нов. лит. обозрение. 1995 №11.

134. Курицын В. Мы поедем с тобою на «А» и на «Ю» («Москва Петушки» Вен. Ерофеева) // Нов. лит. обозрение, 1992. № 1.

135. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М.: ОГИ, 2001.

136. Кьеркегор С. Страх и трепет: этические трактаты. — М.: Республика, 1993.

137. Лавренова О. Географическое пространство в русской поэзии XVIII -XIX вв. (геокультурный аспект). М.: Институт наследия, 1998.

138. Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва Петушки» Венедикта Ерофеева. - Грац: Изд. Хайнриха Пфандля, 1996.

139. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Владимир Сорокин // Современная русская литература. 2001, Кн.З.

140. Лекух Д. Владимир Сорокин кок побочный сын социалистического реализма//Стрелец. 1993. № 1 (71).

141. Лесин Е., Селезнева Е. Ю. Мамлеев. Беседу вели Екатерина Селезнева и Евгений Лесин // Труд. 6 июля 2001 г.

142. Лиотар Ж.-Ф. Отвечая на вопрос: что такое постмодерн // АЭ МАШлШЕМ'93. Ежегодник лаборатории постклассических исследований. Ин-т философии Российской АН — М.: Ас! Ма^тет, 1994.

143. Лиотар Ж.-Ф. Постсовременное состояние // Культурология Учебн. пособие для студентов высш. учебн. заведений. — Ростов н/Д: Феникс, 1995.

144. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна: доклад о знании. Ростов н/Д: Феникс, 1979.

145. Липовецкий М. Апофеоз чостиц, или Диалоги с Хаосом: Заметки о классике, Венедикте Ерофееве, поэме «Москва — Петушки» и русском постмодернизме // Знамя. 1992. № 8.

146. Липовецкий М. Диалогизм в постмодернистской поэтике // M. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Витебск: Изд-во Витебского ун-та. 1994.

147. Липовецкий М. Кто убил Веничку Ерофеева? // Новое литературное обозрение. 2006. № 78.

148. Липовецкий М. Изживание смерти: Специфика русского постмодернизма // Знамя. 1995. № 8.

149. Липовецкий М. Мир как текст: Вик. Ерофеев. Тело Анны, или Конец русского авангарда. Рассказы. М.: Моск. рабочий, 1989 // Лит. обозрение, 1990. №6.

150. Липовецкий М. Специфика русского постмодернизма // «Знамя», 1995, №8,

151. Литературный гид. Постмодернизм: подобия и соблазны реальности. После времени. Французские философы постсовременности. Ж.-Ф.Лио-тар. Заметка о смыслах «пост». Ж.Бодрийяр. Фрагменты из книги «О соблазне» // Иностр. лит. 1994. № 1.

152. Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1987.

153. Лихачев Д. С. Избранные работы: В 3-х т. Л.: Худож. лит. 1987. Т. 3.

154. Лосев А. Ф. Самое само. М.: Прогресс, 1999.

155. Лотман Ю. Культура и взрыв. М.: Прогресс, 1992.

156. Магуайр P.P. Красная новь: Советская литература 1920-х гг. СПб.: Питер, 2004.

157. Малахов В. С. Постмодернизм // Современная западная философия: Словарь. — М.: Политиздат, 1991.

158. Малявин В. Мифология и традиция постмодернизма // Логос. 1991. Кн.1.

159. Мамлеев Юрий. Черное зеркало. М.: Вагриус, 2001. 304 с.

160. Маньковская Н. Б. Париж со змеями (Введение в эстетику постмодернизма). -М.: ИФРАН, 1995.

161. Маркова Т.Н. Жанровые трансформации в малой прозе конца XX века // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания: Материалы Всероссийской научно-практической конференции Текст. / Т. Н. Маркова. Пермь: Изд-во ПГПУ, 2003.

162. Маркова, Т. Н. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин): Монография Текст. / Т. Н. Маркова. -М.: Изд-во Моск. Гос. обл. ун-та, 2003.

163. Мигунов А. С. Истоки постмодернистского синтеза искусств // Современный Лаокоон. Эстетические проблемы синестезии. М.: Интрада. 1992.

164. Митрофанова А. Феномен массовой культуры // Лабиринт / ЭксЦентр. 1991. № 1.

165. Мифы народов мира: Энциклопедия: В 2 т.- М.: Сов. энциклопедия, 1987. Т. 1.

166. Муравьев В. С. Предисловие // Ерофеев Вен. «Москва Петушки» - М.: СП «Интербук», 1990.

167. Мурашов Ю. «Голос» и «письмо» в гуманитарно-научных дискурсах: Михаил Бахтин и Жак Деррида // М. М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Витебск: Изд-во Витебского ун-та. 1994.

168. Натане Бенджамин. Социалистическая по форме, неопределенная по содержанию: позднесоветская культура. // Новое литературное обозрение. 2010. № 101.

169. Несколько монологов о Венедикте Ерофееве // Театр. 1991. № 9.

170. Нямцу А. Е. Миф. Легенда. Литература (теоретические аспекты функционирования). Черновцы: Рута, 2001.

171. Орлова F. «Заочное путешествие»: управление географическим воображением в сталинскую эпоху // Новое литературное обозрение. 2010. № 100. '

172. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство,1991.

173. Паперный В. Культура Два. — М.: Новое литературное обозрение, 1996.

174. Парамонов Б. Постмодернизм. // Звезда. 1994. № 8.

175. Пелевин В. Все рассказы. М.: ООО «Издательство "Эксмо"», 2010г.

176. Пелевин В. Омон Ра У/ Знамя. 1992. № 5.

177. Пелевин В. Чапаев и Пустота. — М.: Худож. лит. 1996. 241 с.

178. Попов Евгений. Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину. -М.: Вагриус, 1994.

179. Попов Евгений. Подлинная история «Зеленых музыкантов». М.: Вагриус, 2003. 334 с.

180. Постмодернизм и культура: Материалы «круглого стола» // Вопр. философии. 1993. № 3.

181. Постмодернизм и культура: Сборник статей. Отв. ред Е. Н. Шапинская -М. : АН СССР. Ин-т философии, 1991.

182. Постмодернисты о посткультуре: Интервью с современными писателями и критиками. М.: Славянский двор / Русское слово, 1996.

183. Поэзия это разговор самого языка: На вопросы кор. «НЛО» критика Владислава Кулакова отвечает Виктор Кривулин // Нов. лит. обозрение. 1995. №14.

184. Пригов Д. А им казалось: В Москву! В Москву!: О прозе Сорокина // Сорокин В. Сборник рассказов.-М.: РУСС ЛИТ, 1992.

185. Пригов Дмитрий Александрович. Вторая сакро-секуляризация.// Нов. лит. обозрение. 1995. № 11.

186. Пурин А. Между мифом и стилем: Две штудии // Волга. 1993. № 8.

187. Пятигорский А. М. Рассказы и сны Текст. / А. М. Пятигорский. М.: Новое литературное обозрение, 2001. - 128 с.

188. Райхман Д. Постмодернизм в Номиналистской Системе Координат: Появление и распространение одной категории культуры // Флэш Арт Рус. Изд.. 1989. № 1.

189. Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени. М.: Центр прикладных исследований, 1990.

190. Рубинштейн Лев. Критика критики критики // Итоги, 1996, № 14.

191. Руднев В. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997.

192. Самиздат века. М.: Полифакт, 1997.

193. Самосознание европейской культуры XX века. Сост. Р. А. Гальцева. -М.: Изд-во политической литературы, 1991.

194. Сарнов Б. Сталин и писатели. Книга первая. М.: Эксмо, 2008. 832 с.

195. Северин И. Новая литература 70 80 гг. // Вестник нов. литературы. 1990. № 1.

196. Седакова О. «Из воспоминаний Ольги Седаковой» // Театр. 1991. № 9.

197. Седакова О. Музыка глухого времени // Вестник нов. литературы. 1990. № 2. Седакова О. Несказанная речь на вечере на вечере Венедикта Ерофеева// Дружба народов. 1991. № 12.

198. Сере Филипп. Тоталитаризм и авангард (пер. с фр.) М.: Прогресс-Традиция, 2004.

199. Силичев Д. А. Деррида: деконструкция, или Философия в стиле постмодерн // Филос. науки. 1992. № 3.

200. Синявский А. Диссидентство как личный опыт // Юность. 1989. № 5.

201. Синявский А. Очерки русской культуры. Париж: Синтаксис, 1991.

202. Скоропанова И. С. Либидо исторического процесса в книге Д. Е.

203. Галковского «Бесконечный тупик» // Славянские литературы в контекстемировой: Материалы и тезисы докпадоп мождуиар. научи, конференции (Минск, 1997. 18-20 ноября). Минск: Изд-во БГУ, 1999.

204. Скоропанова И. С. Поэзия в годы гласности. Минск: Нар. света. 1993.

205. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. 3-е изд., изд., и доп. - М.: Флинта: Наука, 2001. - 608 с.

206. Скороспелова Е. Русская советская проза 20 30- годов: судьбы романа. -М.: Изд-во Московского университета. 1985. 262 с.

207. Смирнов И. П. «О друзьях . пожарищах.» : (О прозе Вл. Сорокина и картинах И. Захарова-Росса) // Нов. лит. обозрение. 1994. № 7.

208. Смирнов И. П. Оскорбляющая невинность (О прозе Владимира Сорокина и самопознании) // Место печати. 1995. №7.

209. Современная проза: конструкция и смысл. М.: Феникс. 2005.

210. Современное зарубежное литературоведение: Энциклопедический справочник Текст. М.: INTRADA, 1996.

211. Современная философия: Словарь и хрестоматия. — Ростов н/Д: Феникс. 1995.

212. Современный философский словарь. М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

213. Соколов Б. Владимир Сорокин. Преодолевший табу // Грани, 2000.

214. Соколов Саша. Из беседы с автором. // Соло. 1990. № 1.

215. Соколовский И. Имитация человечности: Постмодернизм и постисторизм // Вопросы литературы. 2001. № 3.

216. Мулетагъ. М.: Paris, 1992.

217. Солженицын А. Бодался теленок с дубом. — Париж: YMCA-press, 1975.

218. Дополнительный текст // Нов. мир. 1991. № 6, 7, 8,11,12.

219. Солженицын А. Наши плюралисты: Отрывок из второго тома «Очерков литературной жизни» // Нов, мир. 1992. № 4.

220. Солнцева А. Постмодернизм по-советски // Театр. 1991. № 8.

221. Сорокин В.: Публикации. http//www.glasnet.ru

222. Сорокин В. Через «второе небо» // Искусство кино. 1994. № 1.

223. Соцреалистический канон / Под общей редацией X. Гюнтера и Е. Добренко. СПб.: Питер, 2000.

224. Сталинские премии: Две стороны одной медали: Сб. документов и художественно-публицистических материалов / Сост. Ф.В. Свиньин, К.А. Осеев. — Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2007. 880 с.

225. Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя. 1992. № 9.

226. Субботин М. И. Теория и практика нелинейного письма (взгляд сквозь призму «Грамматологии» Ж. Деррида) // Вопр. философии. 1993. № 3.

227. Текст как наркотик: Владимир Сорокин отвечает не вопросы журналиста Яны Рассказовой // Сорокин В. Сборник рассказов. М.: РУССЛИТ, 1992.

228. Терминология современного зарубежного литературоведения (Страны Западной Европы и США). М.: ИНИОНД992. Вып.1.

229. Терц А. Что такое социалистический реализм? // Театр. 1989. № 5.

230. Терц Абрам (Синявский Андрей). Собр. соч.: В 2 т. М.: СП «Старт», 1992. Т.2.

231. Tomoff Kiril. Creative Union: The Professional Organization of Soviet Composers, 1939—1953. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 2006.

232. Топоров В. Литература на исходе столетия (Опыт рассуждения в форме тезисов) // Звезда. 1991. № 3.

233. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифологического. Избранное Текст. / В. Н. Топоров. М.: Прогресс; Культура, 1995. - 624 с.- 240. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст, семантика и структура. -М. ¡'Прогресс. 1983.

234. Тупицына М. Маргинальные течения в советском искусстве / Margins of Soviet Art. Milan: Giancarlo Politi Editore, 1989.

235. Тюпа В. И. Художественность литературного произведения. Вопросы типологии. Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1987. С. 217.

236. Тюпа В.И., Ляхова Е.И. Эстетическая модальность прозаической поэмы Ерофеева // Анализ одного произведения. Тверь: Изд-во Тверского гос. пед. ун-та. 2001.

237. Федотов Г. Святые Древней Руси. М.: Московский рабочий, 1990.

238. Федякин С. Постмодернизм. Вторая серия // Лит. газ. 1994. 9 марта. №10.

239. Фидлер Л. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. — М: Прогресс, 1993.

240. Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1990.

241. Фуко М. Археология знания / Пер. М. Раковой и С. Колесникова. СПб.: Гуманитарная академия, 2004.

242. Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности / Пер. С. Табачниковой. М.: Интрада, 1996.

243. Фуко М. Жизнь: опыт и наука // Вопр. философии. 1993. № 5.

244. Фуко М. Забота об истине: Беседа с Ф. Эвальдом 1984 г. // Вопр. методологии. 1994. № 3/4.

245. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб.: Academia, 1994.

246. Фуко М. Что такое автор? // Лабиринт / ЭксЦентр. 1991. № 3.

247. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект // Вопр. философии. 1992. №4.

248. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004.

249. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. — М.: Панорама, 1993.

250. Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры // Иностр. лит. 1994. № 1.

251. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Прогресс, 1992.

252. Хмельницкий Д. Архитектура Сталина: Психология и стиль. М.: Прогресс-Традиция, 2007. 376 с. + 184 ил.

253. Хренов Н. Социальная психология искусства. Теория, методология, история. М.: Книга, 1998.

254. Художественный мир Венедикта Ерофеева. Саратов: Изд-во Сарат. гос. пед. ин-та, 1995.

255. Чешков М.А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира // Вопр. философии. 1995. № 4.

256. Чудакова М. Новые работы: 2003—2006. М.: Время, 2007. 264.Чупринин С. Перечень примет: О литературной ситуации 1994 г. //1. Знамя. 1995. № 1.

257. Чухонцев О. Имя поэта // Вопр. литературы. 1995. № 6.

258. Шаповал С. Владимир Сорокин: самое скучное это здоровый писатель По материалам беседы с писателем. // Столица. 1994. № 42.

259. Шафаревич И. Р. Социализм как явление мировой истории // Шафаревич И. Р. Есть ли у России будущее? : Публицистика. М.: Сов. писатель, 1991.

260. Шенталинский В. Преступление без наказания: Документальные повести. М.: Прогресс-Плеяда, 2007. 576 с.

261. Шишова Н. Культурология: словарь-справочник. М.: Феникс, 2009.

262. Шнирельман В. А. Постмодернизм и исторические мифы в современной России // Вестник Омского университета, 1998, № 1.

263. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. -Новосибирск: Наука, 1993.

264. Шпет Г. Г. Сочинения. М.: Правда, 1989.

265. Эпштейн М. Парадоксы новизны. О литературном развитии 19-20 веков. М.: Советский писатель, 1988.

266. Эпштейн М. Прото-, или Конец постмодернизма // Знамя. 1996. № 3.

267. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М.: Издание Р. Элинина, 2000.

268. Юнг К. Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев; М.: Порт-Рояль -Совершенство, 1997.

269. Юнг К. Г. Психология бессознательного. М.: Канон, 1996.

270. Юнг К. Г. Современность и будущее. Мн.: Университетское, 1992.

271. Якимович А. О лучах Просвещения и других световых явлениях (Культурная парадигма авангарда и постмодерна) // Иностр. лит. 1994. №1.

272. Яковлева Г. Н. Мифология преображения ландшафта страны в советской культуре 1939-х — начала 50-х годов // Советское искусствознание, 1991, № 27.

273. Ямпольский М. Темнота и различие (по поводу эссе Жиля Делеза «Платон и симулякр») // Нов. лит. обозрение. 1993. № 5.

274. Янковская Г.А. Искусство, деньги и политика: Художник в годы позднего сталинизма. Пермь: Изд-во Пермского гос. ун-та, 2007.

275. Айзенберг М. Разделение опыта: Сб. Вокруг концептуализма // Арион. 1995. http://www.arion.ru.

276. Библия. Евангелие, http://bibleonline.ru/

277. Гандлевский С. Праздник. Сборник стихотворений // http: www.reading-hall.ru

278. Куллэ В. С.Гандлевский: «Поэзия бежит ухищрений и лукавства». // http: www.liter.net

279. Толстая Т. Не Кысь. Рассказы. // http:lib.aldebaran.ru/author/tolstaya