автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: Французская повествовательная проза позднего Средневековья и раннего Возрождения и "Гаргантюа и Пантагрюэль" Ф. Рабле

Полный текст автореферата диссертации по теме "Французская повествовательная проза позднего Средневековья и раннего Возрождения и "Гаргантюа и Пантагрюэль" Ф. Рабле"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ОРДЕНА ДРУЖНЫ ПАРОДОВ ИНСТИТУТ МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ИМ. А.М. ГОРЬКОГО

На правах рукописи

ГВОЗДЕВА Екатерина Владимировна

ФРАНЦУЗСКАЯ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНАЯ ПРОЗА ПОЗДНЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И РАННЕГО ВОЗРОЖДЕНИЯ

И

«ГАРГАНТЮА И ПАНТАГРЮЭЛЬ» Ф. РАКЛЕ

10.01.05 - Литература стран Западной Европы, Америки и Австралии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 1993

/

Работа выполнена и Отделе классических .пператур Запада н сравнительного литературоведения Института мировой литературы им. Л.М. Горького РАН.

I I ауч ны й ру коиоди гел ь:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук профессор Л.Д. Михаилом

доктор филологических наук профессор Л.Г.Андреев

кандидат филологических наук И.К.Стаф

Российский государственный гуманитарный университет Кафедра зарубежной литературы

Защита диссертации состоится « А » 1993 г

в / fs часов па заседании специализированного совета /lf.002.44.03 не филологическим наукам при Институте мировой литературы им. Л.М Горького РАН но адресу: 121069, Москва, ул. Поварская д. 25-А.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ИМЛИ им A.M. Горького РАН.

Автореферат разослан «/__» _ (¿ЛЛ iPt^LP 1993 г.

Ученый секретарь специализированного совета, кандидат филологических наук

В.А.Никитин

Литературный процесс во франкоязычной Еироне конца XIV -первой поясницы XVI исков представляет собой картину чрезвычайно пеструю. На народных языках создаются произведения самых разных видов и жанров: исторические, светские и религиозные, народийно->жарнавалы1ые». Один из наиболее интересных процессов в литературе этого периода -формирование повествовательных прозаических жанров. Бурное их развитие привело к созданию общепризнанного шедевра французской прозы - «Гаргантюа и Пантагрюэля» Франсуа Рабле, ознаменовавшего своим появлением расцвет французского Возрождения. Пятитомная история деяний гигантов Гаргантюа и Пантагрюэля, создававшаяся в 30-е - 50-е годы XVI века, -произведение неоднозначное и многослойное. Одной из сложнейших задач, стоящих перед его исследователями, является выяснение его жанровой принадлежности. Как это ни удивительно, за всю многовековую историю науки о Рабле появилось чрезвычайно мало работ, специально ориентированных на исследование жанровой природы этого необычного и причудливого произведения. Настоящая диссертация призвана по возможности заполнить обозначенный пробел. Ее научная новизна обусловлена новизной подхода к проблеме традиционности и новаторства Рабле и его отношений с литературой предшествующих лет. Диссертация сложилась в определенном отношении в противостоянии к книге М.М. Бахтина «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса», ставшей вершиной отечественной раблезистики. Суть противостояния сводится к следующему: делая главным предметом своего рассмотрения народную карнавальную культуру и се комическую образность, Бахтин, по сути, отрицает то воздействие, которое книжная «официальная» культура и, в частности, повествовательная литература французского Средневековья и Предвозро-ждения могла оказать на творчество Рабле. В настоящей диссертации, напротив, доказывается, что письменная культура Средневековья сыграла основополагающую роль в генезисе «Гаргантюа и Пантагрюэля».

Настоящая работа предполагает рассмотрение творчества Рабле в его жанровом аспекте. Избранный в диссертации аспект изучения творчества Рабле обусловлен представлением о Возрождении как эпохе, которая закладывает предпосылки для зарождения литературы Нового времени не в разрыве с литературными достижениями, а в процессе бурного переосмысления и трансформации средневековых традиций.

Большое значение для данной работы имеют теоретические положения, развитые в ставшей классикой для медиевистики статье

Яусса о системе средневековых жанрои1. Исследователь представляет средневековые жанры не как логические вневременные категории, а как «исторические группы или семьи». Появление каждого нового произведения постепенно расширяет рамки жанра, что позволяет говорить о преходящем, временном характере этой литературной категории. Принадлежность произведения к тому или иному жанру определяется системой критериев восприятия, существующих в данный исторический момент и сформированных традицией. Эта система критериев обозначается Яуссом как «горизонт ожидания» (horison d'attente). Стало быть, поиски следов той или иной жанровой модели в конкретном произведении должны ориентироваться не на современное его прочтение, а на систему норм, существующих на данном этапе литературного развития.

Подобное представление о функционировании жанра несовместимо с рассмотрением интересующего нас произведения в отрыве от его литературного фона, в нашем случае повествовательной прозы французского Предвозрождепия (конец XIV - начато XVI века). Бремя, на которое приходится творчество Рабле, обозначается в исторической науке как «переходная эпоха». Рабле был одним из тех гуманистов Возрождения, которые жили и гворнли «не на развалинах Средневековья, а в плотном средневековом окружении», а само их движение «было одним из культурных движений в средневековой цивилизации»2. Репессансность Рабле заключается не в разрыве с литературой прошлого, а во встрече в нем разных иеренсссанспых культур, по отношению к которым он чувствует себя свободным.

Вопрос о жанре «Гаргантюа и Пантагрюэля», занимающий исследователей этой книги, был, очевидно, не менее острым и для ее создателя. Жанровое экспериментаторство, лабораторный характер литературного творчества являются одной из специфических черт ренессансной прозы. Ренессанс сочетает в себе стремление к имитации как необходимое условие литературного творчества с более свободным по отношению к Средневековью критическим отношением к своим моделям, присущим исследовательскому духу эпохи. Имеет смысл рассматривать творчество Рабле не только как художественное, но и как литературно-критическое. Чем же, если не работой критика, является стремление осмыслить труд предшественников и дать на него свой отклик? Книга Рабле являет собой литературное самосознание эпохи, анатомию литературного твор-

1 Jauss H.R. Littérature médiévaie et théorie des genres // Poétique. - 1970. - N 1. -P. 79-101.

2 Косиков Г.К. Средние века и Ренессанс: теоретические проблемы // Методологические проблемы филологических наук. Литературоведение и фольклористика: /Сб. науч. тр./. - М.: Изд-во МГУ, 1987. - С. 20.

честна. Его текст - не застывшая форма, а лабораторный журнал литературных экспериментов. Многожанровость этого произведения есть свидетельство размышления автора о природе жанра вообще, разработки потенциальных возможностей различных традиционных жанров французской литературы.

В своем произведении Рабле создает настоящую «жанровую энциклопедию» эпохи. Это сплав множества известных средневековых форм, поэтических и прозаических. Среди них выделяется группа жанров-фрагментов: это разнообразные малые формы, такие, как новелла, послание, диалог, блазон, кок-а-л'ан и прочие. Этой многоцветной жанровой мозаике противостоит другая группа жанров. Это крупные повествовательные жанры, они пронизывают все произведение насквозь, внося иллюзию формальной упорядоченности в разнобой тем и стилей.

Переходная эпоха, обозначенная одним из наиболее выдающихся ее исследователей3 как «осень Средневековья», вряд ли может рассматриваться как период, отличавшийся особым своеобразием литературного творчества по сравнению с предшествующими веками. Однако, как указывает И. Расмуссен4 в своей монографии, посвященной французской повествовательной прозе конца Средневековья, XV век добивается особых успехов в области прозаического стиля. «Стиль» толкуется им весьма широко, его понятие не ограничивается языковым аспектом того или иного произведения. Стиль - это образность, а стилистический анализ - установление связи внутренней и внешней формы, раскрытии самого космоса литературного произведения. Книга Расмуссена, ставшая классической для медиевистов и специалистов, занимающихся французским Возрождением, имеет большое значение и для настоящей диссертации. Базируясь па наблюдениях датского ученого, мы выбираем объектом нашего исследования репрезентативные прозаические жанры эпохи, крупные: историческую хронику, историческую биографию и роман, й малые, представленные различными разновидностями короткого рассказа - от примера до новеллы.

Цель настоящей диссертации - исследование жанровой природы «Гаргантюа и Пантагрюэля». Безусловно, работа не претендует на охват всего круга вопросов, встающих в связи с данной проблематикой. Мы не стремились дать исчерпывающий ответ на поставленные в самой работе вопросы. Целью работы является сама постановка

3 Хейзинга И. Осень Средневековья: Исследование форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV вв. во Франции и Нидерландах / Пер. Д.В.Сильвестрова; Отв. ред. С.С.Аверинцев. - М.: Наука, 1988. - 540 с.

4 Rasmussen J. La prose narrative française du XV-e siècle: Etude esthétigue et stylistigue. - Copenhagne: Munksgaard, 1958. - 195 p.

этих вопросов и попытка рассмотреть их с современных общетеоретических позиций.

В предпринятой нами работе мы ставим перед собой двуединую задачу: во-первых, проследить на достаточно большом числе произведений устойчивые, постоянные величины, обеспечивающие единство каждого из перечисленных жанров на данном этапе их развития. И, во-вторых, выявив тем самым жанровый «горизонт ожидания» читателя XVI века, отметить ту трансформацию, которой подвергаются традиционные средневековые прозаические жанры, помещенные в контекст раблезианского повествовательного «космоса».

Исследование связей «Гаргаппоа и Пантагрюэля» с предшествующими и современными этому произведению образцами прозаических жанров позволяет увидеть движение литературы -возникновение и становление жанров, их последующую трансформацию, в чем и заключается, как цам представляется, актуальность настоящем! диссертации.

Практическая ценность работы определяется тем, что в ней дан подробный очерк всех прозаических повествовательных жанров позднего французскою Средневековья и раннего Возрождения. Результаты диссертации могут быть использованы при создании общих и специальных Историй зарубежной литературы и i'ic 1 ори и литературы средних веков и Возрождения. Материал работы может быть также использован в лекционном курсе истории зарубежной литературы.

Апробация работы. Главы диссертации и весь текст полностью неоднократно обсуждались на заседаниях Отдела классических литератур Запада и сравнительного литературоведения ИМЛИ им. A.M. Горького РАН. Основные положения диссертации изложены в публикациях, список которых прилагается, а также докладывались на семинаре сравнительного литературоведения, который проводился при названном Отделе в 1988-1990 гг.

Структура диссертации обсуловлена се проблематикой. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы. Во введении обосновывается выбор темы и ее актуальность, излагаются основные задачи и критерии исследования, а также дастся общий обзор работ по теме диссертации. Выбор и структура первой главы обусловлены следующей особенностью литературной ситуации исследуемого периода: Связи историографии и романа в эту эпоху были особенно тесными, что обусловлено «частным параметром»5 всей повествовательной литературы эпохи,

5 Zink M. Le roman de transition (XlV-XV-e siècles) // Poirion D. Précis de la littérature française du Moyen Age. - P.: Arthaud, 1971. - P. 312.

постепенной смены ее трансцендентного средневекового характера возрожденческим индивидуализмом, усилением внимания к отдельной человеческой судьбе. Между хроникой и романом возникает промежуточная форма - биография, в которой плотно соединились н переплелись признаки двух этих жанров. Именно поэтому и нерпой главе диссертации объединяются все три перечисленные жанра, анализируются их дифференциальные признаки, атакже неустойчивые, переходные черты н, затем, рассматривается их функционирование в контексте «Гаргантюа и Пантагрюэля».

Вторая глава диссертации посвящена малым жанрам французской прозы н их функционировании в книгах «Гаргантюа и Пантагрюэля».

В кратком заключении подводятся итоги работы.

В предлагаемой диссертации мы рассматриваем лишь первые четыре книги Рабле, в соответствии с получившим в последние годы большое распространение взглядом на Пятую книгу как на «результат творчества одновременно нескольких плагиаторов»" или, выражаясь более осторожно, имитаторов Рабле. Вопрос этот еще не окончательно разрешен современной раблезистикой, однако, во избежание возможных ошибок, мы оставляем Пятую книгу в стороне в связи с недоказанностью се авторства.

Исходя из того, что мы ограничиваемся в настоящей работе анализом прозаической традиции, мы исключили из рассмотрения повествовательный жанр фаблио, тесно связанный с новеллистикой. Кроме того, мы сознательно ограничивались в работе анализом лишь одной национальной литературной традиции - французской. Мы не обращаемся к характеристике влияния иностранных, прежде всего, итальянских авторов на творчество Рабле, признавая большую роль некоторых из них (Пульчи, Фоленго) в генезисе «Гаргантюа и Пантагрюэля».

Первая глава, названная «Крупные повествовательные жанры (хроника, историческая биография, роман) и их трансформация в «Гаргантюа и Пантагрюэле», начинается с рассмотрения общественно-исторических и культурных предпосылок бурного развития указанных жанров па исходе Средневековья. Стремительный расцвет придворных рыцарских хроник, биографий, во многом ориентирующихся на модель рыцарского романа, обязан споим возникновением искусственному культу рыцарства, чрезвычайно развитому при французском, бургундском, анжуйском дворах, возникшему в момент ухода рыцарства с исторической арены как знак ностальгии по

6GlauserA. Lefaux Rabelaisou De I'inauthenticit6dulinquieme livre.-P.:Nizet, 1975. - 191 p.

сланному прошлому. Рыцарский роман, ставший образцом официальной придворной жизни, оказывает влияние на вновь создающиеся произведения. Хроники и биографии государей и рыцарей перенимают его стилистику, композицию, стирая грань между историей и вымыслом. Таким образом, происходит униформизация различных повествовательных жанров в рамках единой формы -прозаического повествования, поделенного на главы. Устанавливается единое для всей повествовательной литературы позднего Средневековья видение мира, что позволяет говорить о ее «идеологическом синкретизме»7. Во французской литературе формируется своеобразный макрожапр - художественная проза. Жанры романа, хроники, исторической биографии выступают по отношению к нему как его конкретные реализации, микрожанры. Каждый из микрожанров, однако, обладает своими отличительными чертами, позволяющими провести границы между ними.

В рассматриваемых нами исторических хрониках и биографиях наблюдается постоянный набор тематических, сюжетных и стилистических констант. Хроника предполагает непременное выделение, подчеркивание субъекта повествования как свидетеля описываемых событий и ответственного за достоверность почерпнутых из других источников сведений. В прологе хроники автор должен назвать себя, перечислить свои должности и назвать имя заказчика. Другое общее место пролога, без которого не обходится ни одна хроника, - это рассуждения о моральной пользе данного произведения, о его благотворном влиянии на нравы читателей. Хронист излагает правду. Этот средневековый топос, общий для всех повествовательных жанров, приобретает особое значение в хронике, напрямую связанной с реальностью, в отличие от романа. Заверения в истинности описываемого неоднократно встречаются на всем протяжении исторического произведения. Средневековый хронист, находясь под влиянием всемирных хроник, почитает должным начать от сотворения мира, напомнить читателю о пяти его возрастах, остановившись па некоторых фактах ветхозаветной истории.

Несмотря на то, что хроника XV века сильно эволюционировала ио сравнению с ранней средневековой хроникой, она сохранила некоторые формальные черты более древнего жанрового самосознания, когда каждое отдельное историческое произведение было фрагментом нескончаемых анналов, продолжением созданного предшественниками и источником для историографов грядущих поколений. В связи с этим обязательным требованием историографического канона является пересказ хроники-источника, целиком или только

7 Zink M. Op. cit. - P. 299.

сс заключительного фрагмента, с которого хронист начинает свое оригинальное повествование.

Биография в меньшей степени, чем рассмотренная нами хроника, храпит верность историографической установке. Нередко она покидает пределы жанра и устремляется в сторону чисто художественного, вымышленного повествования, преображается в роман. В стремлении нарисовать образ идеального правителя, воина, словом, образцового человека своей эпохи, автор биографии невольно наделяет своего персонажа, реальное историческое лицо, чертами романического героя. Это - общая черта многих известных жизнеописаний XV века.

Все рассматриваемые в диссертации исторические биографии имеют идентичную повествовательную структуру. Биография начинается с генеалогического экскурса, красочно описывает знаменательный момент рождения своего героя, повествует о его детских и юных годах, подробно останавливается па его внешности, излагает распорядок дня монарха или рыцаря. Описание ратных подвигов государя или рыцарей, подробное изложение военных событий является тематической константой, объединяющей две разновидности исторического повествования.

Диапазон вариации биографии велик, несмотря на идентичность тематики и композиции. Отталкиваясь от историографии, являясь во многом ее составной частью, биография в сильнейшей степени близка рыцарскому роману, благодаря заложенному в ней стремлению нарисовать портрет скорее идеального, чем реального рыцаря.

Исторноография этого периода крайне неустойчива как жанр и создаст постоянно гибридные формы. Она одновременно обладает тремя потенциями развития - в сторону последовательного запечат-ленпя исторических фактов - чисто историографическая установка, в сторону морализаторства - превращаясь местами I! дидактический трактат, в сторон}' рыцарского романа. Собственно говоря, в тот самый момент, когда историография делает главным предметом своего описания отдельную личность и отходит от схемы построения анналов, она мгновенно начинает подчиняться сюжетной схеме и стилистике романа. Два жанра образуют прочный сплав.

Непременный этап биографии - славные подвиги рыцаря при защите отечества от врагов или при завоевании новых земель. На этом этапе начинается История - история личности сливается с историей страны, противоречия между двумя жанрами -хроникой и романом - снимаются. Повествуя о своем герое, биограф наконец-то становится историографом. В его повествовании начинают появляться чисто хроникальные главы, фрагменты анналов, сухо перечисля-

ющис события по месяцам и годам.

Таким образом, биографическое повествование находится в постоянном движении, колеблясь между историей и романом не только от произведения к произведению, но и в рамках одного жизнеописания.

Классический средневековый рыцарский роман уже не имеет в конце XV - начале XVI веков истории развития, однако он имеет историю распространения, восприятия и влияния. Рыцарский роман читается и служит моделью для сочинений пограничного между ним и историографией жанра биографии. С другой стороны, он деградирует в переложениях, приспособленных к вкусам народной аудитории, превращаясь в народные книги. Таковы и Великие гаргантюин-ские хроники -прообраз книг Рабле. Оригинальные романы этой эпохи можно пересчитать по пальцам. В диссертации подробно рассматриваются пять романов: «Роман о Мелюзипе» Жана Арас-ского (конец XIV в.), «Роман о графе д'Артуа» (середина XV в.), «История и веселая хроника маленького Жана из Сантре» Антуана дс Ла Сал.ч (1456 г.), анонимный «Роман о Жане Парижанине» (1498 г.), «Великие и неоценимые хроники Гаргантюа» (1532 г.). Все эти произведения объединены отсутствием понятия унифицированной жанровой формы. Именно этот роман, создающийся в эпоху, когда историография главенствует над прочими повествовательными жанрами, и заставляет подражать себе, совершает движение, обратное тому, что мы наблюдали в жанре биографии: роман принимает или стремится принять облик исторического сочинения.

Некоторые из романов, такие как «Роман о графе д'Артуа», «Роман о Жане Парижанине», «История и веселая хроника маленького Жана из Сантре», несут в себе признаки одновременно трех жанров - исторической биографии, романа и новеллы. В первом и во втором из указанных романов сходство с новеллой обеспечивается однолинейностыо композиции и малым объемом. В последнем из них повествование превращается в новеллу в заключительном фрагменте, в котором герой сжато пересказывает все содержание романа собравшимся слушателям.

В «Великих и неоценимых хрониках Гаргантюа» - прямом источнике «Гаргантюа и Пантагрюэля» - нашла отражение описанная нами своеобразная ситуация, сложившаяся в литературе и здесь представленная в бурлескной форме: в одном произведении парадоксально смыкались две традиции -романическая, основанная на вымысле и имеющая фольклорные истоки, и строгая, придерживающаяся достоверности и хронологии, историографическая. «Выпуклость» биографической модели обеспечивается бурлескной приро-

дои «хроник» -повествовательная схема биографии наложена на сказания о невероятных похождениях фантастических существ, одновременно устрашающих и комических.

Создавая жизнеописания гигантов Гаргаптюа и Пантагрюэля, Рабле использует достижения всех трех рассмотренных нами разновидностей повествовательных жанров.

Рабле, несомненно, были досконально известны все приемы исторического повествования, его традиционная топика. Сквозь сбивчивое, со множеством отступлений и инородных включений повествование «Пантагрюэля» проглядывает композиционный каркас хроники. Рабле воссоздает устойчивые, «опознаваемые» композиционные элементы хроники па страницах своих книг не в нх изначальном, а в трансформированном, пародийном виде. Так, например, в образе рассказчика первой и второй книг, Алькофрибаса Назье, Рабле создает пародийного двойника средневекового историографа. В стремлении «передразнить» хронику Рабле воспроизводит излюбленные ею ветхозаветные сюжеты по законам пародийного разыгрывания.

Рабле сознательно избирает своей жанровой моделью историографию, указывая в прологе и эпилоге на то, что он создает хронику (cronicque), смешивая вполне в духе своего времени в своей книге черты придворной хроники и биографии государя. Рабле использует весь арсенал указанных нами композиционных, сюжетных, стилистических возможностей, которые предоставляет традиция в стремлении добиться того, чтобы на «горизонте ожидания» читателя-современника ею текст мог быть формально идентифицирован как хроника и .'ппнь затем подвергнут живительной трансформации.

Трансформация, которой в тексте «Гаргаптюа и Пантагрюэля» подвергаются традиционные компоненты историографического произведения, носит ярко выраженный пародийный характер. Пародия у Рабле становится основным повествовательным приемом. Как и всякая средневековая пародия, она отличается от отрицающей, высмеивающей пародии Нового времени. Она не дискредитирует пародируемое произведение, ее смех обращен не на свой объект, а па самое себя. Как любая пародия, она имеет свой второй план. Одной из основных составляющих этого второго плана в книгах Рабле стала «концепция действительности» и «этикет» франко-бургундской историографии.

Несмотря на то, что прообразом книг Рабле послужила переработка артуровекпх романов, можно с уверенностью утверждать, что основной повествовательной моделью тем не менее стала модель историографическая. Темы и сюжеты рыцарского романа не вдох-

повляют автора «Гаргантюа и Пантагрюэля». Отдельные реминис-ценецни из романов попадаются все реже и реже по мере эволюции авторского замысла от книги к книге. При переходе в книге Рабле Гаргантюа и Пантагрюэль коренным образом меняются. Очень быстро они теряют все признаки гигантизма. Величина очень скоро начинает толковаться Рабле метафорически и уступает место величию. Восхвалению величия двух мудрых правителей, Гаргантюа м Пантагрюэля н посвящает Рабле два жизнеописания. Если гиганты рыцарского романа жили и совершали невероятные деяния в весьма отдаленном легендарном прошлом, то Гаргантюа и Пантагрюэль -современники Рабле.

В книгах Рабле отмирает артуровская тематика. Основной сюже-тообразующий элемент романа , история любви к прекрасной даме, появляется лишь в отдельных фрагментах и предстает в пародийном освещении. В Третьей книге разрушается столь характерная для позднего рыцарского романа схема цикла романов, намеченная в первых двух книгах.

Становится очевидным, таким образом, что рыцарский роман не питает повествование Рабле. Его повествовательная схема проникает в жизнеописания Гаргантюа и Пантагрюэля не непосредственно, а через жанр исторической биографии, отдельные реминисценции попадают в них вперемешку с прочими, как античными, так и современными культурными и литературными фактами. Отдельные моменты романа пародируются в отдельных фрагментах книг. Роман в форме народной книги является ложным образом, предлогом для самобытного п оригинального повествования.

Другая группа романов - новые романы приключении (romans d'aventures), несомненно, оказывают снос влияние на Рабле в той мере, в какой они изменяют характер повествовательной прозы и целом в этот период. Нельзя установить прямых параллелей между каким-либо из них и «Гаргантюа и Пантагрюэлем». Но те сдвиги, которые в целом характерны для поздней романной формы, предвещают предельную свободу повествовательной манеры Рабле.

Все рассмотренные нами оригинальные романы тяготеют к историографии, осмысляя себя в рамках жанра исторической биографии. Книги Рабле усиливают, заостряют эту тенденцию до предела, превращаясь в пародийную хронику, по очень быстро отказываются от нее. Гигантское и бесформенное повествование Рабле, тем не менее, позволяет увидеть за собой ту форму, вернее, свободу формы, которую демонстрирует этот роман.

Роман позволяет себе выступать в образе другого жанра, превращаясь в историческую биографию, новеллу, дидактический трактат,

гк;|:н.V. Раб.1г, обратим возможность по вседозволенность, устраивает напомщпп нескончаемый карнавал с целой серией переодевании. Мы открыли народную лубочную хронику, за нею - маска хроники ученой, регламентированной. Хроника сужается, превращается в биографию государя. И в то же время все это сказка, ибо главные герои - комические гиганты, уносящие колокола с соборов и накрывающие языком целое войско.

Текст Рабле развивается па основе историографических жанров, использует романические сюжеты, но повествует о другом. Это принципиально открытая структура, допускающая всевозможные включения. Рабле - Ьото 1ис1спз играет со своим сюжетом и с жанровой основой своего произведения. Как указывает И.Хсйзипга8, игра предполагает четкие правила, которым подчиняется каждый играющий. Так поступает и Рабле, возводя фундамент своей веселой «хроники» лишь из того материала, который предоставляет ему историографическая традиция. Но, используя заимствованную повествовательную канву, он постоянно стремится отдалиться от нее. Жанр оказывается заминированным изнутри, поскольку он сохраняет внешние признаки исторического произведения, однако пародический эффект неминуемо разрушает это впечатление.

Пародия Рабле не самодостаточна и не ограничена созданием комического эффекта, она несет дополнительную нагрузку. Обнаружение «второго плана» текста и его комическая трансформация свидетельствуют не только о чисто художественной, но и литератур-но-критнческой задаче, создают возможность отстраненного взгляда автора паевой объект. Создавая пародийного, иронического двойника исторической хронике и прочим средневековым жанрам, с которыми она тесно переплетена, Рабле, в сущности, задается вопросом о том, что представляет собой искусство художественной прозы, подводит итог ее развитию и пытается заглянуть в ее будущее. В его книгах отражается процесс самосознания, самондептификации литературы Возрождения.

В первых двух книгах Рабле исчерпывает интересующие его резервы крупных повествовательных жанров своей эпохи. Третья и Четвертая книги, сохраняя внешнюю связность, отходят от крупной жанровой формы, становятся все более дробными. Их основной композиционной единицей является отныне короткий рассказ.

Вторая глава работы - «Французская новеллистика позднего Средневековья и раннего Возрождения и «Гаргантюа и Пантагрюэль» - рассматривает целый ряд малых прозаических жанров,

8Huizinga J. Homo ludens: Astudy of the play element in culture. -London: Rontledge & Kegan, 1949. - P. 62.

начиная с классических средневековых примеров (ехетр1а) вплоть до полноценных образцов возрожденческом новеллистики и тследует их влияние па киш и Рабле.

Избирая для жизнеописания своих гигантов крупную повествовательную форму, автор видит смою кншу одновременно как собрание рассказов, фрагментов, складывающихся в длинное повествование. Действительно, многие эпизоды не только «Пантагрюэля», но и всех последующих книг достаточно слабо связаны с основным сюжетом. Кроме того, Рабле наполняет свои книги огромным количеством полностью автономных коротких вставных истории, представленных как рассказы персонажей или авторские рассказы I! прологах.

Стремление к фрагментации сюжета вступает в противоборство с прямо противоположным ему стремлением к циклизации повествования, к созданию серии больших «романов», последовательно излагающих приключения двух поколении гигантов. С каждой последующей книгой удельный вес этих двух 'тенденций изменяется. Все более дробным стапиишся основной сюжет, все большее число вставных рассказов он включает.

Вставные рассказы «Гаргаптюа и Пантагрюэля» небыли сочинены Рабле подобно тому, как не являлись плодом авторского вымысла аиофтегмы Эразма и «Эссе» Монтеия. Все эти фрагменты представляли собой пересказы и переводы из древних, а иногда и современных авторов. Текст, не переставая быть выражением авторского «я», возрождает мертвую букву заимствованного фрагмента. Заимствованные отрывки приходят в столкновение между собой, а также с авторским голосом внутри нового текста, осмысляющего себя путем сопряжения с текстами прошлого.

Рабле представляет свои вставные рассказы как «истории» или как «примеры», не делая большого различия между этими наименованиями. Многие рассказы Рабле не только называются «примерами», но и вводятся как «пример» с характерными для этого приема устойчивыми вводными формулами. «Пример» появляется в книгах Рабле в разных обличьях. Большая часть примеров демонстрирует приверженность автора «Гаргаптюа и Пантагрюэля» гуманистической культуре, в данном случае, гуманистической педагогике. Проблемы воспитания составляют саму идейную суть первых двух книг, в которых благодаря стараниям мудрых и вопреки усилиям бездарных педагогов вырастают два просвещенных правителя, отец -Гаргаптюа и затем сын - Пантагрюэль, выполняющие в дальнейшем роль наставников по отношению к своим подданным - персонажам Третьей и Четвертой книги.

В своих первой и второй книгах Рабле, создавая пародийную хронику, еще не ощущает себя рассказчиком коротких историй. То небольшое количество вставных рассказов, которое мы в них наблюдаем, возникает стихийно. «Гаргантюа» и Третью книгу разделяют долгие 12 лет. Время изменяет автора, влияет на характер его книг. Народные сказания о гигантах перестают отныне питать повествование. Не выполнив данного в заключении второй книги обещания рассказать о том, «как Панург женился, как Пантагрюэль открыл философский камень... какой совершил путешествие на Лупу...» и т.д., Рабле представляет свои новые сочинения как «книги пантаг-рюэлических сентенций».

Ничто больше не мешает автору наполнить любым содержанием изобретенную им максимально открытую повествовательную форму. Рабле начинает Третью книгу с нуля, без всякой опоры па какую-либо из существующих жанровых моделей. Лишь общность основных персонажей объединяет ее с предыдущими частями цикла. Серия консультаций Панурга по вопросу о том, стоит ли ему жениться, является, по удачному определению Ф. Грея, не чем иным, как «хитростью, к которой прибегает писатель за неимением сюжета»9. Пристрастие Рабле к короткому рассказу постоянно возрастает. В Четвертой книге, которая начинается и заканчивается скоплением вставных историй - их можно насчитать почти вдвое больше, чем в Третьей. В Четвертой книге возросшее внимание Рабле к вставным рассказам выражается пе только в их числе, но и в поведении персонажей, в их репликах. Основным способом присоединения рассказа становится целая серия вопросов и ответов.

В первых двух книгах редкие вставные рассказы рассредоточены, не связаны друге другом. Будучи событийно обусловленными, они имеют выход опять же на события основного повествования. В последних книгах истории возникают из разговоров. Разговор персонажей, наполненный независимыми от главного сюжета историями, является силон, разрушающей единство повествования. Разговор персонажей в Третьей и Четвертой книгах, становясь основной движущей силой повествования, постепенно превращается в разговор рассказчиков. Герои общаются друг с другом все больше посредством рассказывания историй.

Вставные истории в Третьей к в особенности в Четвертой книге появляется новая особенность: общество не только рассказывает истории, но все чаще и все дольше обсуждает их. Рабле тщательно заботится об оформлении своих новелл, отныне псе чаще возникающих при наличии специфических условии, все больше паиомииаю-

9 Gray. F. Rabelais et l'écriture. - P.: Nizet, 1974. - P. 126.

щих классическую новеллистическую раму. Это положение требует, однако, уточнения. Подобия новеллистического обрамления или его фрагменты входят как составная часть в его книги, на каждом шагу противящиеся всякой попытке обуздания их с помощью жесткой композиции, заключения их в какие-либо установленные жанровые рамки. Следы рамочной композиции говорят лишь об интересе автора-экспериментатора к возможностям, которые сулит эта форма. Он намеренно сталкивает в своих книгах большие и малые жанры, нарушая при этом существующие нарративные законы: истории перебивают друг друга и переплетаются так, что читателю не просто разобрать, где кончается одна и начинается другая.

Повествование «Гаргантюа и Пантагрюэля» совершает от книги к книге эволюцию, параллельную наблюдаемому в конце XV -первой половине XVI века развитию повествовательных жанров в их совокупности.

Как было отмечено в начале этой главы, французская новелла постепенно формируется на базе средневековых малых жанров, одним пз киюрых является «пример». Аналогичным образом короткие рассказы Рабле, в первых книгах являющиеся примерами(схетр1а), эволюционируют сначала к «примеру» в его ренессансном обличье, затем, в последних книгах, приобретают форму новеллы. Объединяясь в циклы, находясь в тесной связи с обрамляющим повествованием, они отражают тем самым композицию новеллистических сборников.

В своих книгах Рабле идет дальше, чем современная ему проза, предвещая ее дальнейшее развитие. Рамка, отмеченная нами в «Гаргантюа и Пантагрюэле», беря начало, несомненно, в хорошо известном Рабле «Декамероне», сильно отличается от изобретения Боккаччо. Прежде всего тем, что, ориентируясь на этот заимствованный извне композиционный принцип, Рабле так искусно «вживляет» его в свою книгу, что кажется, будто она формируется стихийно, повинуясь внутренним законам повествования. Равновесие между дискуссиями персонажей и их историями и тесная взаимосвязь между ними, равные пропорции основного и вставного повествования дают нам совершенно новый образец художественной прозы, не встречающейся в литературе прошлых лет. Однако последующее ее развитие демонстрирует множество сходных примеров. Задолго до «нового романа» XX века, задолго до Джойса и даже до Стерна Рабле задается вопросом о сути прозаической формы. Разлагая ее на отдельные составляющие и пробуя составить из них все возможные комбинации, он своими книгами знаменует один из важнейших этапов в становлении современного литературного дискурса.

Подподя итог настоящей работе, следует оговорить, что анализ «Гаргаптюа и Пантагрюэля» на фоне предшествующих ему повествовательных произведений позволяет проследить общие закономерности, складывающиеся в прозаических жанрах при переходе от Средневековья к Возрождению. Мобильность и открытость текста Рабле, его чуткая реакция на происходящие в литературе сдвиги делают его чрезвычайно показательным материалом для исследований в этом направлении.

Публикации автора по теме диссертации

1. Гвоздева Е.В. Спустя четверть века. Новая литература о Ф. Рабле п М. Бахтин // Вопросы литературы. - М., 1991. - Сент. -окт. - С. 270-280.

2. Гвоздева Е.В. Роман о семи мудрецах. (К вопросу о жанре обрамленной повести во французской средневековой литературе) / / Начало /Сб.работ молодых ученых/ АН СССР, Ин-т мировой литературы им. A.M.Горького - М., 1990. - с.4-24.

3. Gvozdeva Е. Francois Bon La folie Rabelais. Invention du «Pantagruel», P.: Ed. de Minuit, 1990. - 255 p.: /rte/ // Studi Francesi. - Torino, 19.92. - Maggio-agosto. - P. 344-345.

В печати:

4. Гвоздева Е.В. Жанр исторической хроники и его трансформация в «Гаргаппоа и Пантагрюэле» Ф. Рабле // Проблемы жанра в литературе средневековья. - 2 а.л.