автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Функции образов материального мира в житийной литературе второй половины XVII века

Полный текст автореферата диссертации по теме "Функции образов материального мира в житийной литературе второй половины XVII века"

На правах рукописи

Водясова Ольга Александровна

ФУНКЦИИ ОБРАЗОВ МАТЕРИАЛЬНОГО МИРА В ЖИТИЙНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА

Специальность 10.01.01 -Русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Ярославль 200 7

Работа выполнена на кафедре литера!уры и журналистики ГОУ ВПО «Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга»

Научный руководитель: кандидат филологических наук,

профессор Пастушенко Людмила Михайловна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Океанский Вячеслав Петрович

кандидат филологических паук Лукьяпчикова Наталья Владимировна

Ведущая организация:

ГОУ ВПО «Ивановский

государственный университет»

Защита состоится «09» апреля 2007 года в 15.00 часов на заседании специализированного совета К.212.307.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук при ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского» по адресу: г. Ярославль, Которосльная наб., д. 66, ауд. 319.

С диссертацией можно ознакомиться в фундаментальной библиотеке Ярославского государственного педагогического университета имени К.Д. Ушинского.

Автореферат разослан « С 7» марта 2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

М.С. Колесникова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Переходная эпоха русского XVII века является неотъемлемой частью общерусской культуры. Социокультурный статус этого времени до сих пор не определен отчетливо. Самоопределение - перманентное состояние русской культуры, которое активизируется в XVII веке благодаря глубоким духовным потрясениям, нашедшим воплощение в исторических катаклизмах. Литература, будучи документом эпохи, отражает содержание сознания русского человека и волнующие его проблемы. В художественных произведениях намечены также попытки разрешения этих проблем.

В литературе второй половины XVII века повышенное внимание уделяется внешней красоте, воплощенной в чувственно воспринимаемые формы. «XVII век представляет собой переходный этап от эстетики Древней Руси к эстетике Нового времени: изменяется и само понятие прекрасного. Прекрасным начинают признавать не только духовное, божественное, сверхъестественное, но и мирское, телесное, даже обыденное»1. Есть основания утверждать, что для культуры и литературы указанного периода особо актуальными становятся категории «внешнего» и «внутреннего» (рассмотренные, например, в работах Г. В. Флоровского, С. И. Николаева) и проблемы их корреляции. Категория «внешнего» воплощена в образах тела, в предметах быта и плодах рукоделия (исследованных Д. С. Лихачевым, А. Н. Робинсоном, А. М. Ранчиным). Целостность, утраченная в результате исторического развития, восстанавливается с помощью слияния в художественном мире двух вышеуказанных категорий. Целью этого слияния будет воссоздание мира если не абсолютно совершенного, то, по крайней мере, более благого и завершенного, чем реально существующий. Для сознания русского человека второй половины XVII века образы материального мира становятся носителями иных, имматериальных смыслов

1 Травников С. Н. «Хождение» Иоанна Лукьянова как явление русского демократического барокко// Проблемы изучения русской литературы XVIII века, Л.: 1984, с.7

бытия, которые находятся в гармонии с материально воплощенными формами.

Тема исследования представляется актуальной, так как связана с необходимостью привести в систему разрозненные взгляды литературоведов и философов на проблему культуры второй половины XVII века и попытаться выделить некую доминанту, которая обеспечивала бы внутреннее единство культуры второй половины XVII века. Также необходимой представляется систематизация образов материального мира и их функций, изучение которых намечено в ряде работ (у А. Н. Робинсона, А. М. Ранчина, Д. С. Лихачева), но представлено достаточно обобщенно, без привлечения конкретных текстов. Специфическое функционирование в текстах образов материального мира указывает на глубинное стремление эпохи к чувственному воплощению сверхчувственного и сакрального. Это явление позволяет говорить о сходстве культурных процессов в России и Европе второй половины XVII века. Оно также указывает на формирование образа нового человека, разум которого обобщает результаты чувственного опыта.

Благодаря образам материального мира востребованной становится литературная временная «вертикаль», связанная с изменением типа мировосприятия русского человека и эволюцией русской литературы в историческом контексте. Актуальной становится литературная географическая «горизонталь», связанная с иноземным влиянием во второй половине XVII века. Функции образов материального мира привлекают в сферу исследования проблемы барокко. Вопрос о степени его влияния на русскую литературу, о так называемом «русском барокко», представленном в работах А. А. Морозова, С. Н. Травникова, А. М. Панченко, Л. И. Сазоновой и других ученых, остается дискуссионным. Благодаря анализу образов материального мира и их функций в тексте становится очевидным, что житийная литература указанного периода не является замкнутой системой: она так же пронизана тяготением к телесному и вещественному, как и европейская литература XVII века и русское схоластическое барокко.

Особенностью подхода к проблеме является попытка рассмотреть функции образов материального мира на основе текстов некоторых житий второй половины XVII века. Нам представляется возможным говорить о

востребованности этих текстов современным читателем не только в области изучения истории литературы. На наш взгляд, они отражают особые отношения телесного и духовного, человека и предметного мира, сверхреального и способов его воплощения. Изучение этих отношений особенно актуально для реальности ХХ-ХХ1 веков, когда господствует непосредственное материальное бытие, связанное с функционированием тел и вещей

Объектом исследования являются тексты житий второй половины XVII века, в которых, на наш взгляд, наиболее ярко продемонстрированы образы материального мира.

Предметом исследования выступает функциональная специфика взаимосвязей материального и духовного миров.

Материалом работы является ряд наиболее известных житий второй половины XVII века, в том числе автобиографических: «Житие Епифания» (Соловецкого), «Повесть о боярыне Морозовой», «Житие Елеазара Анзерского», «Житие Симона Воломского», «Повесть о житии Варлаама Керетского», «Записка о Жизни Ивана Неронова» и некоторые сопутствующие тексты (автобиографическая записка Епифания, «Свиток» Елеазара Анзерского, посмертные жития Елеазара, «Повесть душеполезна Никодима Соловецкого» и пр.). Тексты представлены в изданиях Трудов Отдела Древнерусской Литературы (ТОДРЛ) разных лет, в сборнике «Памятники литературы древней Руси». XVII век. Книга вторая / сост. и общая редакция Л. Дмитриева, Д. Лихачева.- Москва: 1989, сборнике «Старообрядчество в России. XVII - XX века» Москва: 1999

Цель работы:

осмысление функциональной специфики образов материального мира в русских житиях второй половины XVII века и установление связи между духовными потребностями русского социума и их литературным воплощением в образах тел и вещей.

Реализация цели предполагает решение ряда задач: □ восстановление на материале исследований русских историков, религиозных философов и литературоведов духовного контекста, в котором развивается литература второй половины XVII века

□ определение характерных особенностей русской литературы указанного периода

□ анализ функций образов материального мира в агиографии

□ выявление в агиографической литературе причин востребованности образов материального мира.

Теоретико-методологической базой исследования являются работы по истории русской литературы второй половины XVII века, принадлежащие Д. С. Лихачеву, А. М. Панченко, А. Н. Робинсону, А. М. Ранчину, Л. А. Черной, А. С. Демину, И. П. Еремину, Л. И. Дмитриеву, Н. С. Демковой, Л. И. Сазоновой, С. К. Севастьяновой, М. Н. Виролайнен, И. А. Чернову и др.;

историко-философские исследования, посвященные общим проблемам культуры XVII века: работы H.A. Бердяева, Г. В. Флоровского, П. А. Флоренского, А. С. Лаппо-Данилевского, А. Ф. Замалеева, В. В. Зеньковского, С. М. Соловьева, Н. А. Костомарова, В. О. Ключевского и пр.;

ряд исследований, в которых разрабатывается семантика вещи: работы В. Н. Топорова, М. Н. Эпштейна, Т. В. Цивьян;

работы, посвященные изучению взаимоотношений материального и духовного в христианской антропологии: ряд трудов, принадлежащих митрополиту Питириму, Б. П. Вышеславцеву.

Основными методами исследования являются культурно -исторический, связанный с исследованием общего культурного контекста эпохи, историко-типологический, позволяющий выявить типологическую характеристику древнерусской культуры, структурно-функциональный, используемый при анализе образов материального мира как устойчивых элементов, системный методы. Основополагающее значение также имеет интегративный подход к анализу исследуемого материала.

Научная новизна исследования состоит в том, что агиографические произведения второй половины XVII века рассмотрены в особом контексте, связанном с функционированием образов материального мира. Этот аспект был намечен в ряде работ (А. М. Ранчин, А. Н. Робинсон, Д. С. Лихачев). У Д. С. Лихачева образы материального мира получили истолкование как одна из ипостасей общего для литературы XVII века явления «индивидуализации повествования», но не получили достаточного освещения. Несмотря на

достаточно частое обращение к житийной литературе, образы материального мира рассматривались в литературоведении скорее как попытка писателей быть предельно точными, фиксировать окружающую действительность в ее многообразии. Попытка суммировать основные функции образов материального мира предпринята в исследовании А. М. Ранчина, посвященном автобиографическому повествованию в русской литературе второй половины XVI - XVII веков. У него намечен комплексный подход к этим образам, но он требует привлечения более конкретного текстового материала. В настоящей работе, опираясь на представленное А. М. Ранчиным изложение функциональной стороны образов материального мира, мы представляем их конкретное воплощение в текстах русских житий обозначенного периода.

Научно-практическая значимость связана, в первую очередь, с возможностью преподавания курсов истории русской литературы в контексте указанных проблем. Благодаря достаточно широкому культурно-историческому контексту, представленному в работе, возможно использование результатов исследования в преподавании исторических и культурологических дисциплин.

Практическая апробация осуществлена в преподавании дисциплин «Литература с основами литературоведения» и курса по выбору «История мировой литературы» для студентов нефилологических специальностей.

Положения, выносимые на защиту:

1. В условиях социокультурной нестабильности второй половины XVII века все русское общество и конкретные индивиды заняты поисками более совершенного мира. Так как непосредственная жизненная реальность не содержит в себе желаемой гармонии, воссоздание целостного мира происходит в пределах художественного произведения.

2. Потрясенными оказываются, в первую очередь, внутренние, духовные жизненные устои. И обыденное, и художественное сознание обращаются к внешним категориям и материальным явлениям, воспринимая их как возможный оплот стабильности.

3. Обращение к внешней стороне жизни является одной из форм характерного изменения в русской литературе второй половины XVII века -возрастания личностного начала и индивидуализации повествования. Эти явления связаны с потребностями русского социума, с глубинной перестройкой основ русской жизни. Они вызваны к жизни как самой культурно-исторической ситуацией России, так и иноземным влиянием, в том числе распространением европейского барокко.

4. Одни из центральных образов материального мира - образ тела (человеческого, божественного, бесовского) и образ предметного мира (вещи, строения и пространство, организуемое ими). Связующими между телами и вещами оказывается мотив рукоделия.

В текстах житий второй половины XVII века вышеуказанные образы материального мира выполняют следующие функции:

1. овеществление символического;

2. слияние духовного и сверхреального с реальным и земным, уничтожение

границ между горним и дольним мирами;

3. причастие «Я» Божественному началу, распространение сакральной сферы

на личность повествователя;

4. переживание сакрального как физически явленного, возможность

телесного соприкосновения с божественным;

5. обнаружение высших начал в мирском, обыденном, погружение

священного в повседневность;

6. ощущение уникальности своей единичной позиции через интимное

переживание причастности божественным силам;

7. эстетизация страданий героя

8. становление личности в качестве объекта чудотворения, а не чудотворца;

Выполнение этих функций оказывается возможным благодаря особому содержанию образов материального мира:

□ Человеческое тело как синтез материального и духовного

содержит в себе бесконечные способности к совершенству. Оно отсылает и к Богу, и к природе, обозначая их взаимосвязь. Особенностью культурной ситуации второй половины XVII века является то, что человеческое тело представлено не в качестве подчиненного элемента, выполняющего функцию

чувственного воплощения сверхчувственных смыслов. Оно представляет собой самодовлеющую сущность, физическая красота или физическое страдание которой являются самоценными. Телесность присуща не только человеку, но и Богу, и бесам. Однако это не сближает их миры, потому что телесность человеческая и Божественная индивидуальна, партикулярна, а бесовская - безлична.

О Во всех предметах, не только культовых, но и обыденных,

заключена сущность, близкая к божественной. Вещи и строения, с одной стороны, позволяют зафиксировать внешнюю, материальную сторону мира в присущих ей формах. С другой стороны, сам процесс их создания приближает человека- создателя к Богу-Творцу. Следовательно, вещи и строения наполняются благодатью, совмещая с материальным духовный смысл.

□ О творческом потенциале героя явно свидетельствует

мотив рукоделия, заявленный в ряде житий. В рукоделии как предметной деятельности участвует не только человек, но и божественная сила. Рукоделие является не только способом преобразования мира и наполнения его новыми предметами. Оно также открывает возможность специфического, самоочевидно чувственного, тактильного познания мира, когда в едином акте прикосновения герой ощущает и материальную, и духовную сущность предметов и тел.

5. Литература второй половины XVII века занята проблемой

корреляции внешнего и внутреннего. Обращение к образам материального мира оказывается возможным в силу того, что материальный мир как внешнее, явленное, воплощенное, чувственно постигаемое, содержит в себе более глубокие смыслы, высшие, духовные, сверхчувственные. Особым свойством материального мира является не просто его способность указывать на явления более высокого порядка, а именно способность содержать эти явления в себе, ощущать их как изначально присущие материи в некоторых её вариантах.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух основных глав, заключения и библиографического списка, включающего 123 наименования.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обоснованы актуальность и научная новизна темы, методологическая основа исследования, дан обзор работ, относящихся к теме, определены цели и задачи, теоретическая и практическая значимость работы.

Первая глава «Духовно-исторический контекст, сопутствовавший развитию литературы второй половины XVII века» посвящена воссозданию той особой культурной ситуации, в которой происходит зарождение и развитие нового типа литературного творчества. Глава указывает на ряд событий, которые стали для русской культуры переломными. Кризис религиозного сознания, отразившийся в расколе, потрясение внутренних жизненных устоев представлены как явления, инициирующие обращение русского человека к категориям внешнего, материального мира.

Первый раздел «Характеристика переходного этапа в историософской и литературоведческой традиции» построен на осмыслении феномена русской культуры переходного периода в исторических и философских исследованиях С. М. Соловьева, Н. А. Бердяева, Г. В. Флоровского, П. А. Флоренского, А. С. Лаппо-Данилевского и пр. В их работах это время представлено как этап грандиозной перестройки всей культурной жизни, изменения не только духовных составляющих, но и бытового уклада. В этот период созидаются основы нового миропорядка, нового отношения к миру и жизни, которые в то же время не предполагают категорической отмены существовавшей традиции. Россия в этот период активно включается в общемировое культурное поле, она является совершенно органичной частью метакультурного интернационального пространства. Оформляются основные категории русского сознания, развивается двойственность как одна из конститутивных черт русского национального характера.

В то же время соответствующий интерес к переходной эпохе проявляет и литературоведческая мысль. Общее содержание исследований

литературоведов повторяет основные идеи истории и философии о специфике русского XVII века. В работах Д. С. Лихачева, А. М. Панченко, А. Н. Робинсона, А. М. Ранчина, М. Н. Виролайнен, И. А. Чернова и пр. вторая половина XVII века представлена в своей чрезвычайной внутренней нестабильности, выраженной во внешних изменениях - исторических катаклизмах - и перестройке самого принципа жизни - переходе от «уровня канона» к «уровню парадигмы». В это время в культуре и литературе развиваются два оппозиционных пласта - придворная, аристократическая и старообрядческая. Бытование последней представляется особенно кризисным, потому что она переживает наибольшие неблагополучные изменения, выразившиеся в расколе. В то же время она испытывает потребность сохранить утрачиваемую стабильность при помощи традиционной системы ценностей, связанных с православием. В связи с потрясением внутренних смыслов бытия предпринимаются попытки восстановить благолепие жизни через такой элемент, который апеллирует к внешней стороне. В повседневности, по утверждению Г. В. Флоровского, это становится возможным через церемониальность и обрядовость бытового поведения. В литературе таким элементом, на наш взгляд, является человеческое тело, проблеме существования которого уделено значительное внимание в христианской антропологии. Являясь, вместе с душой и духом, одной из ступеней функционирования человека, тело позволяет, с одной стороны, установить связи с посюсторонним миром, миром материи и вещей; с другой стороны, оно содержит в себе воплощенные сакральные смыслы. Тело Бога находит свое отражение в теле человека. Тем самым тело становится опосредующим звеном между миром Бога и бытом человека, служит основанием для построения гармоничной картины бытия.

Специфика русской культуры означенного периода характеризуется общим повышением внимания в проблеме внешнего и телесного, поэтому проникновение соответствующих образов в литературу представляется органичным.

Второй раздел «Особенности литературы второй половины XVII века в контексте индивидуализации повествования» посвящен тем

характерным изменениям, которые коснулись конкретно литературной системы эпохи.

В указанный период литература развивается по нескольким направлениям: изменяется жанровая система; повышается значение индивидуального авторского начала; происходит индивидуализация действующих лиц, находящая свое воплощение в экспрессивности; индивидуализируется и становится более детальным изображение быта; развивается эмансипированное сюжетное повествование; расширяется социальная тематика. Все вышеуказанные черты развиваются на фоне влияния европейского барокко и являются элементами возрастания личностного начала.

Ориентируясь на труды Д. С. Лихачева, мы предлагаем говорить о явлении индивидуализации повествования в ее различных вариантах как об отличительной черте древнерусской литературы второй половины XVII века.

Одно из самоочевидных проявлений индивидуализации повествования - развитие автобиографий в рамках традиционной агиографии. Проблемы автобиографизма исследовались в работах А. Н. Робинсона и А. М. Ранчина, посвященных в основном автоагиографиям Епифания Соловецкого и протопопа Аввакума. Отдельные исследования о героях житий XVII века -Елеазаре Анзерском, Герасиме Болдинском, Мартирии Зеленецком -принадлежат Е. Крушельницкой и С. К. Севастьяновой. Л. И. Боева, рассматривающая развитие русской и болгарской литератур синхронно, также отмечает наличие автобиографических тенденций в русских житиях. Исследования М. М. Лоевской, О. Я. Кармановой, Е. Г. Июльской рассматривают автобиографическое начало не только в житийной литературе, но и в других жанрах древнерусской литературы. Общей для эпохи является потребность в новых жанрах, которые развиваются на основе канонического жития и исповеди путем выделения одной центральной фигуры, описания ее судьбы, переживаний, внутреннего мира, усиления бытовых деталей. И. А. Чернов связывает возникновение новых жанров в первую очередь с влиянием барокко, которое привело к расшатыванию жанровой системы древнерусской литературы и созданию иерархии жанров, сопоставимых с литературой Нового времени.

В литературе разрушается привычное представление о человеке, он предстает гораздо более многомерным и оттого неоднозначно оцениваемым (это соотносимо с господством «амбивалентных» сюжетов, исследованных Я. Лурье). Персонажи более глубоки, изображены с большей долей психологизма. Семнадцатый век в русской литературе - время постепенного открытия характера. В первую очередь это касается демократической сатиры и старообрядческой литературы. Требование углубления характера героя уместно сочеталось со стремлением показать расколотость сознания и душевные муки. Высокая литература пользовалась определенными средствами для того, чтобы показать характер если не более глубоким, то хотя бы более многообразным.

Литература изучаемого периода расширяет границы художественной реальности за счет вовлечения в эстетическую сферу внеэстетической реальности. Эстетизации подвергаются многие сферы жизни, в том числе повседневный быт, обыденный предметный мир и человеческое тело.

С индивидуализацией, которой отмечен русский XVII век, связано огромное количество производных. Порождением индивидуализации становятся и экспрессивное повествование, и явная эмоциональность, и изменчивость героев, и внимание к быту и материальной стороне мира, заполненность мира вещами, и предельная точность и детализация в передаче своего отношения к окружающему. Эти изменения имеют некоторые черты внешнего и внутреннего сходства с поэтикой барокко, которое активно развивается в это время в европейской литературе и частично проникает в русскую литературу при польско-украинском посредничестве.

Внимание к материальной стороне мира актуализирует тему функционирования барокко как художественного метода в русской литературе. Многие литературные произведения эпохи, в том числе житийные, обнаруживают сходство с барочной литературой: это полистилистичность, соединение «реалистических» (возможно, более уместно назвать их «натуралистическими») сцен с подчеркнуто условными, символик»- эмблематическими эпизодами, свободное сочетание церковнославянской и собственно русской лексики, визионерство, экспрессивность, повышенная эмоциональность речи, связанная с напряженным переживанием

эсхатологического смысла событий жизни автора, обыгрывание различных антиномий и игра контрастов, необыкновенное внимание к материальности мира, причем не только в том, что касается бытовых предметов. Но все эти черты не приобретают у писателей статуса законченной эстетической и культурной системы.

Обилие образов материального мира в демократической литературе частично инициировано барочным влиянием, но в большей мере они находятся в пределах сугубо русских тем и связаны с исконным основанием русской культуры - православием, которое в переходный период усиливает внутренние связи с народной культурой, бытом и мистически понимаемой природой. Специфическое функционирование образов материального мира связано с глубинной потребностью эпохи в воплощении, запечатлении небесного в земной красоте, в наделении быта божественным смыслом. Это стремление выражается в следующих функциях образов материального мира:

1. овеществление символического: благодаря этому процессу «необыкновенное» становится «обыкновенным»

2. слияние духовного и сверхреального с реальным и земным, уничтожение границ между горним и дольним мирами: это обеспечивает взаимное проникновение человека в мир Бога, Бога - в мир человека, соизмеряет индивидуального «Я» повествователя с универсумом, утверждает человека как «меру всех вещей»

3. проявление сверхреального начала в собственной жизни, распространение сакральной сферы на личность повествователя, переживание укорененности в ином, нечеловеческом бытии

4. обнаружение высших начал в мирском, обыденном, погружение священного в повседневность

5. переживание сакрального как физически явленного, возможность телесного соприкосновения с божественным

6. ощущение уникальности своей единичной позиции через интимное переживание причастности божественным силам

7. становление личности в новом качестве: не чудотворца, а объекта чудотворения

8. эстетизация страданий

Вторая глава «Восстановление художественной целостности с помощью образов материального мира» посвящена практическому воплощению указанных проблем в житийных текстах. Она содержит три раздела, которые указывают на функционирование в литературе нескольких особо актуальных художественных образов:

- образа человеческого тела;

- образа бесовского тела;

- образа божьего тела или тела существ, причастных высших миров;

- образа вещного мира, творимого через тело и познаваемого чувственным путем (кельи и «вещей»)

С последним тесно соприкасается мотив рукоделия, созидательного труда, в котором не только возможно приобщение к Богу через творчество, но и подтверждение жизни тела и особая форма познания мира.

В первом разделе «Материальное сосредоточение имматериальных смыслов в человеческих, бесовских, божественных телах» рассмотрены особенности функционирования художественных образов живых тел.

Семантика тела кажется нам особенно оригинальной в «Житии Епифания». Превышенная мера «телесности» текста знаменует особый взгляд автора на мир и человека. Человеческое тело насыщено у Епифания положительным содержанием, оно является особым инструментом. Через тело осознается причастность миру божественных истин. Тело также созидает самостоятельный мир, наполненный самодостаточными ценностями чувственного. Епифаний стремится к созданию полноценного образа человека, в котором материальное и духовное воспринимаются не изолированно друг от друга, а в комплексе. Предмет изображения ни в коем случае не свидетельствует о внимании автора к безобразному, низменному. Жизнь тела, освященного во Христе, не может быть низменна. Епифаний проявляет повышенный интерес к чувственно осязаемым, визуализированным формам существования, для него чрезвычайно важен тактильный контакт с миром.

Многочисленные упоминания плоти аккумулируют духовные смыслы. Плоть в контексте «Жития Епифания» предстает как внешняя, более активно вступающая в контакт с окружающим миром, и внутренняя,

субстанциональная, содержащая источник жизни, потому потаенная и сокровенная. И именно внутренняя плоть, «тайные уды», являющиеся аналогом тайников души, подвергается искушению и нападению бесовских сил.

Через элементы тела Епифаний выбирает качество своей личности. Так, в эпизоде с чудом с отсеченным языком герой выбирает один из двух предложенных ему языков: природный, «московский», данный от рождения, и «пустозерский», чудесный язык, отросший после первой гражданской казни. Московский язык - выбор себя прежним, до преображения страданием, до приобщения к чуду. Пустозерский язык обеспечивает иное качество личности - прикосновение к тайне бытия, включение в действие Бога, переход от собственно человеческой сущности к богочеловеческой. Неудивительно, что Епифаний выбирает пустозерский язык. С ним он выбирает иную форму духовного бытия, отраженную в материальном, внешнем виде языка. Показательно, что язык воспринимается не только как символ высших сил, но и как орган тела. Пустозерский язык выбран еще и по причине его большей жизнеспособности и внешней красоты. В нем сосредоточены жизненные силы, он красен, «прекрасен» и подвижен. Именно внешняя, видимая, зримая и ощущаемая красота языка вызывает наибольший восторг Епифания. В контексте телесности также оригинальной и своеобразной является семантика левизны. Одна из важнейших символических оппозиций, принадлежащая к парадигме культурных противопоставлений, наделяет Левое и Правое различным содержанием. В обыденном сознании антитеза «Левое - Правое» всегда связана с противопоставлением ложного - истинного, отрицательного положительного, злого - доброго. Значение порочности характерно для нашего восприятия левизны; правое обладает положительной семантикой. Однако семантика левизны далеко не так однозначна у Епифания. Левая сторона тела отчетливо актуализирована трижды, в эпизодах борьбы с бесами, мук после гражданской казни и обретения языка. Каждый из вышеперечисленных эпизодов знаменует освобождение Епифания от какого-либо страдания, и в каждом из этих эпизодов левая сторона выступает если

не как аналог благости и избавления, то, по крайней мере, не понимается отрицательно.

Бесовская плоть в житии мерзостна и вызывает отвращение. Появления бесов сопровождает многие действия Епифания, но наиболее отчетливо и детально они упоминаются, когда Епифаний учиняет жестокую и справедливую расправу над своими мучителями-бесами. Бесы тоже воплощены, материализованы, и их телесность сопутствует поступкам главного героя. Необходимо отметить, что традиционный образ беса как искусителя не явлен в тексте. Бес не воздействует на сознание, он действует грубо, все его поступки связаны с физическим действием. На протяжении всего повествования бесы мучат Епифания именно в смысле физического надругательства: не пугают, не внушают ужас, не говорят искусительных речей, не смущают сознания, а душат, давят, ухватывают за горло, скручивают, заламывают руки. Бесы представлены как существа из плоти и крови, имеющие зримые очертания, доступные тактильным, зрительным, слуховым ощущениям, с теми же частями тела, что и человек. Они такие же определенные, то есть имеющие физически пределы, как и люди. Воплощенные бесы, ходящие, хватающие, смотрящие на праведника, трогающие его - символ абсолютной материализации злой силы. Схватка между мирами за бессмертную душу человека происходит не на уровне духовного начала, а на уровне тела. В наиболее характерных эпизодах сам Епифаний отмечает тесную взаимосвязь тела и духа: без телесных страданий он не пришел бы к осознанию новых истин о себе и Боге.

Бесовское тело представлено в многочисленных эпизодах борьбы за жизнь и истинную веру. Бесы всегда совершают физическое надругательство над Епифанием, заставляя его страдать. Через физическое страдание он приходит к ощущению духовного страдания и нестабильности. Бесы в житии не просто материализованы: автор делает попытку индивидуализировать их посредством «одевания», наделяя в одной из сцен беса «кафтаном». Несмотря на очеловечивание инфернальной силы через одежду, бесовская плоть по-прежнему явление иного, неблагого мира. Человек индивидуализирован, и обретение им положения в пространстве есть факт

обретения себя в своей непохожести. А бесовская плоть, в противовес индивидуализации через одевание в кафтан, низведена до состояния некой первичной материи без проблеска внутренней жизни. У нее есть, однако, первозданная способность, испытывать примитивный животный ужас, бороться за свое самосохранение. Это подтверждает основная и наиболее экспрессивная оценка беса — «мясище бесовское». Бес перестает быть субъектом, он даже не определяется через часть тела, он нисходит до уровня первичного вещества. Подражание человеку через одевание в похожую одежду не может обмануть истинно чуткого верующего, который кроме пяти чувств наделен еще и шестым, позволяющим распознать приход врагов рода человеческого.

В других житийных текстах телу уделяется большое внимание, но они не отмечены такой степенью оригинальности и стремлением достроить гармонию мира через человеческое тело. Для текста «Повести о боярыне Морозовой» характерно достаточно четкое противопоставление духа и плоти, вполне каноническое. Морозова изначально отмечена как носительница духовного начала, не стремящаяся к активному воплощению. Проблемы телесного словно не касаются ее. Для нее самоочевидно, что подлинный христианин и ревнитель истинной веры не живет телом, а забывает его в пользу духа. Если Епифаний как бы постепенно, с известной степенью удивления открывает факт бытия собственного тела, феномен, не мыслимый для него до этого, как самоценный, то боярыня Морозова идет в сторону постепенного отказа от собственной телесности. Герои, при определенном сходстве, совершают пути в противоположных направлениях. Но конечный пункт один - постижение абсолютной духовности. Епифаний приближается к абсолюту через тело, «воплощение» в прямом смысле слова, вочеловечивание. Феодосия Морозова проходит обычный житийный путь страдалицы и мученицы через расподобление и отказ от земного в пользу Божественного. Направления, в которых движутся праведники, тяготеют к разным полюсам единого представления о человеке в христианской религии. Епифаний непосредственно причастен естественному, биологическому,

телесному; Феодора в прямом смысле слова становится «духовным» существом, тяготея к ангельскому образу.

В «Житии Елеазара Анзерского» праведника более интересует не воплощенность его самого, сколько воплощенность высших существ. Явления Божественных сил у Елеазара сведены к ожившему иконописному канону. Если у Епифания преобладает тактильное, кинестетическое отношение к миру, то Елеазар увлечен визуальными образами. Его контакт с миром высших сил менее непосредственен, но более безопасен. Пространства человеческого и Божественного бытия не сливаются у Елеазара в единство, как в житии Епифания. Если прекрасная и созерцательная богородица Елеазара является в облике девы с тремя яркими звездами на голове и плечах, чтобы своим видом внушить Елеазару некую истину, то деятельная богородица Епифания приходит как мучительница бесов, не гнушающаяся прикосновением к их мерзостной плоти, чтобы спасти праведника. Её символом и основным атрибутом становится «богородична рука» - воплощение абсолютной активности и выразительности, орган, способный преображать, созидать и разрушать мир. Принципиально неслиянные миры Елеазара, который наблюдает явленных богов и святых на почтительном расстоянии, заменяются у Епифания комплексным единым миром, в котором равно созидательной и разрушительной силой обладают и человек, и Бог.

Во втором разделе «Вещный мир и пространство его функционирования» речь идет о сотворенном человеком мире и его отношении к чувственному и сверхчувственному смыслам бытия.

Вещь создана по образу и подобию человека, она подчинена человеческим целям, зависит от него. Но отношения с вещами не исчерпываются прагматикой, они более многообразны, глубоки, совершенны. Мир вещей может одушевляться, усложняться, оживать. Выбранные индивидом вещи и их характер очерчивают контуры человеческого сердца, но исключительно к вещному миру мы не сводимся. Наше тело - это тоже вещь, которая одновременно и часть нас, но нас не исчерпывает без остатка.

В исследуемых житиях вещи представлены как бытовые предметы и культовые и обиходные сооружения. Создание последних связано с созидательными силами человека, который в факте творения приближается к

Богу. Воздвижение сооружений - монастырей, скитов, келий - невозможно без преобразования особого пространства, которое тоже будет аккумулировать в себе и материальные, и духовные смыслы. Таким пространством выступает Пустыня. Она противостоит регулярным барочным садам Европы. Вероятно, стремление к демонстрации всего природно-материального, первозданного и не преобразованного, богоданного, прекрасного в этой богоданности, не подвластного еще деятельности человека, сказалось в особом характере пространства житий.

В отличие от европейского барокко русская литературная традиция не разводит пустыню и цветущий сад. Она сближает их, сопоставляет и приравнивает друг к другу. Пустыня представляется не бесплодным местом, а пространством, таящим безграничные возможности. Она аналогична раю, с ней связаны упования и мечты праведников. Она обеспечивает человеку то особое состояние отдаления от греха и приближения к Богу, которое позволяет ему духовно совершенствоваться и переходить на иной нравственный уровень. Помимо высокого пафоса, этот пространственный образ свидетельствует об особом пути русской демократической литературы. Инокультурное влияние барокко слабо представлено в данных житийных текстах, они сохраняют свою исконность, которая проявляется не только в особом содержании, но и в характере художественного пространства. В житиях Елеазара Анзерского и Симона Воломского становятся важными и вещественная, материальная сторона святого места, провоцирующего праведника на созидательный физический труд, и духовная составляющая, которая особенно очевидна после преобразования.

В «Житии Епифания» святым местом становится бережно возводимая им келья. Если у Елеазара и Симона культовое пространство несколько безлично, оно несет на себе скорее отпечаток высших сил (у Елеазара) или стихийных сил природы (у Симона), то келья ^Епифания является его органичным продолжением. Она создается исходя из его представления о себе как мере всех вещей. Измеряемая локтями как мерой длины, она становится для Епифания предметом, вызывающим острое сердечное притяжение.

Совершенно особое осмысление материальности пространства имеет место в житии Варлаама Керетского. Для автора текста возможностью заявить о существовании высших смыслов становится человеческое тело. Оно находит аналогии в окружающем мире, уподобляясь земле как плоти мира. Духовное и материальное начала запечатлены в человеке и в природных стихиях. Тесная связь пространства и тела через категорию земли подтверждает вселенский статус человека как венца творения, что лишний раз доказывает и сам Варлаам через совершаемые им чудеса. В то же время это житие служит для разграничения духа и плоти, потому что в структуре мироздания дух соответствует воздуху, в который плывущий по морю Варлаам пытается «перевести» тело убитой им жены, а плоть - земле, к которой после плавания пристанет герой.

Плавание по морю воспринимается Варлаамом как нахождение своего пути в промежуточной материи мира, которая еще не является небом, но уже не является землей. Расположенное на поверхности земли, но отражающее в себе небо, море как бы совмещает в себе духовные и материальные смыслы, создавая тот синтез, к которому стремятся и Епифаний, и Елеазар, и Симон.

Связующим мотивом, благодаря которому вещи, человеческая телесность и иногда божественное бытие составляют единый мир, является, на наш взгляд, мотив рукоделия, который рассмотрен в третьем разделе «Связь меяаду телом и вещью с помощью мотива рукоделия». Этот мотив связан как с процессом индивидуализации человеческого бытия в XVII веке, так и с глубокой и древней традицией православного труда на пользу себе и во славу Бога. Наиболее отчетливо, в богатстве взаимно пересекающихся смыслов, этот мотив заявлен у Епифания. Мы выделяем несколько смыслов рукоделия в его житии: прагматический, аксиологический, идеологический, религиозный, гносеологический. Последний особенно важен, потому что выступает залогом особого познания мира, которое преобладает у Епифания, когда речь идет о его столкновении с пришельцами иных, высших и низших миров.

Привычка к рукоделию, которое он не оставляет даже в пору величайших лишений и физических страданий, обусловливает особый взгляд Епифания на мир. Основные глаголы, характеризующие действия и самого

героя, и всех других существ вокруг него (людей, бесов, богородицы) -«взять» и «дать». Богородица берет бесов и мучит их в своих руках, а потом отдает Епифанию. Бесы хватают Епифания, поднимают лавку, на которой он спит. Чудеса обычно происходят с теми предметами, которых касался Епифаний. Он чрезвычайно внимателен к своим тактильным ощущениям. Мир для героя как бы отражается в руках. Епифаний словно постоянно поверяет себя тому, что точно никогда его не обманывало - рукам. Они выступают аналогом зеркала, смотря в которое можно увидеть не только то, на что оно направлено непосредственно: самого смотрящегося - но и то, что побочно отражается в нем - мир. Руки - это и проверка мира на достоверность, а Епифаний, если пользоваться терминами современной психологии - кинестет, человек, осваивающий мир через прикосновения. Инок относится к миру более категорично и смело, чем герои многих других житий. Он входит со всем окружающим в тесный контакт, который в то же время грозит опасностью, потому что контактируют разные миры: человеческий и божественный, человеческий и дьявольский. Желание мгновенного проникновения в суть происходящего заставляет героя решаться на такой рискованный шаг. Но это своеобразное общение является двояким: дотрагиваясь до представителей иных миров, он ответно позволяет им прикоснуться к себе и узнать, что такое человек. В ряде сцен все три мира сливаются воедино и предстают как звенья одной цепи. Например, в эпизоде с богородицей, мучающей руками беса, который когда-то мучил своими руками Епифания, а теперь обречен терпеть истязания от обоих: от человека и от Божьей матери. Эта связь даже подтверждена пластической картиной: мертвый бес последовательно переходит из рук богородицы в руки Епифания.

В контексте всех рассмотренных житий человек, его телесность, предметный мир и особое пространство, в которое вписаны тела и предметы, — варианты воплощения божественных смыслов на земле. Человеческое тело обречено страдать, а затем воскресать во Христе. Духовность человека и самой литературы в XVII веке не предполагает имматериализации. На страницах жития Епифания кровь Христа и руки богородицы сосуществуют с кровью, слюнями и слезами Епифания, его языком, отсеченными пальцами, болящими костями. Эта материальность существует ради утверждения бытия

Бога, помогающего избавиться от плотских страданий и тем самым проявляющего свое человеколюбие. В то же время тело предстает и как самоценная сущность, потому что наделено особой, в некотором смысле странной красотой. Тело и чувственное восприятие, свойственное ему, развивают у праведников тягу и тонкое чутье к сверхчувственным смыслам. Через тактильные ощущения и визуальное восприятие Епифаний и Елеазар постигают природу существ, обитающих в иных сферах: богов и бесов.

В «Житии Епифания» послушник Божий, остро ощущающий свое телесное пребывание в мире, вступает в непосредственный контакт с материальным миром вещей, миром людей, миром инфернальной силы, миром высших благих сил, и все это происходит в пределах определенного материально обозначенного пространства.

Епифаний сводит материю и дух воедино в человеческом и божественном телах. Он целостно воспринимает сам факт бытия, ощущая связь материального мира с духовными сущностями. На наш взгляд, мироощущение Епифания наиболее благостно и гармонично. Его мир наиболее совершенен, что непосредственно связано с жизненным путем самого инока, с родом его занятий. Литература для Епифания - прямое отражение его личности, она подлинный документ эпохи и история личности.

В житии Морозовой мы сталкиваемся с вниманием к материальности и телесности, но эти категории трактуются в классическом контексте. Вероятно, это связано с отсутствием автобиографизма, который определяет «свое» видение в житии Епифания. Противопоставление категорий внешнего / внутреннего, материального / духовного акцентирует внимание на проблемах культуры и религии XVII века, связанных со старообрядчеством.

В житии Варлаама Керетского человеческое тело является мерилом стихий, земли и воды. Оно находит прямое отражение в географии окружающей местности. Тело приводит героя к испытанию и искушению, без которого он не стал бы истинным праведником и не получил бы после смерти статуса местночтимого святого. Контекст телесности оказывается в житии наполненным положительным значением.

Отлично изображение святого тела в житиях. Силы верха и низа, Бога и дьявола, как бы черпают свои облик из человеческого мира - богородица сводится к своим осязаемым рукам, облик Господа у Елеазара - к лицу с бородой, бесы у Епифания предстают в кафтане и т. д.

В житии Елеазара Анзерского божественное «тело» воспринимается через призму иконописного канона. Явленные во плоти образы иных миров недосягаемы. Наиболее притягательной для него является голова, часть тела, наиболее отчетливо представленная на иконе. Она связана с высшими смыслами бытия, она наиболее духовна по своему положению (ближе всего к богу) и содержанию, но не обладает содержанием непосредственной предметной деятельности, как рука у Епифания. Рука является полноценным атрибутом Бога и человека в житии Епифания. С образом руки будет связан распространенный в старообрядческой и вообще духовной литературе мотив рукоделия. Рукоделие воспринималось как богоугодное занятие, позволявшее праведнику показать практическую значимость религии в земной жизни. Оно представлено как способ приближения божественных смыслов к людям. По сути дела, рукоделие - это один из вариантов материальности, телесности, но уже не замыкающейся в плоти человека, а распространяющейся на предметы. Оно позволяет соприкасаться мирам вещей и людей физически, тактильно.

С творческой предметной активностью человека связан не только мотив рукоделия, но и структура художественного пространства. Благая Пустыня Елеазара Анзерского и Симона Воломского не возделана, не преобразована, прекрасна в своей естественности. Она побуждает героя к предметному, «материальному» творчеству - вырубке леса, возделыванию почвы, созданию кельи, монастыря. Но самоочевидно, что эти сооружения, культовые по своей основной функции, в первую очередь аккумулируют духовые смыслы бытия, заключенные в камне и возделанной земле. Прикосновение к «плоти» мира - к земле, обработка её с целью создания благого места - свидетельство творческих способностей героев и их положительной связи с землей, материей, природой. Из земли, природного, изначального, герои черпают творческие силы. Они становятся подобными Богу в факте сотворения нового

мира, нового культового пространства, и к этому новому статусу их ведет близость к корням, к физическому существованию.

Епифаний устанавливает интимные и эмоциональные связи с пространством бытовой жизни. Повествование Елеазара раскрывает иную суть связи человека и места: без эмоционального, «телесного» приятия храмового пространства, но с аккумуляцией в святом месте высших духовных смыслов. Отстраненность Елеазара проявляется в способе наблюдения за миром высших сущностей: если Епифаний дерзает прикасаться к Богородице, и ему это позволено, то Елеазар смотрит снизу вверх, находясь на почтительном расстоянии. В житии Симона представлена стихийная сила природы, которая преобразуется трудом человека, земледелием, рубкой леса. Однако отношения Симона и святого места лишены тепла и интимности, вероятно, в силу неавтобиографического характера жития.

Все указанные образы материального мира выполняют в текстах определенные функции. Их общей функцией является овеществление символического: Добро и Зло, Бог и Дьявол, Добродетель и Страдание обретают материальное воплощение. Для житий мучеников и демоноборцев -Епифания и Феодосии Морозовой - характерна функция эстетизации страданий, которая также найдет свое воплощение в «Житии Аввакума». В житиях, которые уделяют особое внимание категории пространства (это жития Елеазара Анзерского, Симона Воломского, Варлаама Керетского, Епифания), предметный мир реализует функции слияния духовного и сверхреального с реальным и земным, уничтожения границ между горним и дольним мирами. В рамках особо мыслимого святого места становится-возможным распространение сакральной сферы на личность повествователя, обнаружение высших начал в мирском, обьвденном и проявление сверхреального начала в собственной повествователя.

Благодаря образам материального мира все герои ощущают уникальность своей единичной позиции, которая побуждает их к утверждению новой формы бытия, совмещающего человеческое и божественное начала.

В текстах с высокой степенью распространения образов тела и значительным бытовым контекстом герои переживают еще и интимную

причастность божественным силам, которой сопутствует возможность телесного соприкосновения с божественным.

На наш взгляд, наибольшей функциональной полнотой обладают образы материального мира в «Житии Епифания». Именно в этом тексте они представлены в наибольшем качественном и количественном многообразии. Также, по нашему мнению, именно и только в его житии реализуется функция становление личности в качестве объекта чудотворения, а не чудотворца. Благодаря специфике материального мира в житии Епифания выстраивается такая картина универсума, в которой он, наделенный значительными познавательными и творческими способностями, является одной из вещей, сотворенных Богом и подверженных его преобразованию.

Заключение содержит основные выводы по всей работе.

Основное содержание диссертационного исследования отражено в выступлениях на научно-теоретических конференциях в г. Петропавловске-Камчатском («Человек в истории»-2001, «Смысловое пространство текста»-2003, 2004, 2005, межвузовская конференция по проблемам образования -2002) и следующих публикациях:

1. Водясова, O.A. Предвосхищение Нового времени в «Житии протопопа Аввакума»/ O.A. Водясова // Человек в истории. Сборник материалов научно-теоретической конференции. Петропавловск-Камчатский : издательство КГПУ. -2003, с. 51 - 56.

2. Водясова, O.A. К вопросу о русском барокко / O.A. Водясова // Смысловое пространство текста. Сборник материалов научно-теоретической конференции. Петропавловск-Камчатский : издательство КГПУ. - 2002, с. 114-133.

3. Водясова, O.A. Оправдание плоти в «Житии Епифания» / O.A. Водясова Н Смысловое пространство текста. Сборник материалов межвузовской научно-теоретической конференции. Выпуск 3. Петропавловск-Камчатский: издательство КГПУ. - 2004, 112- 121.

4. Водясова, O.A. Мотив рукоделия в «Житии Епифания» / O.A. Водясова // Смысловое пространство текста. Сборник материалов межвузовской

научно-теоретической конференции. Выпуск 4. Часть П, Петропавловск-Камчатский : издательство КГПУ. - 2005, с. 7 - J5.

5. Водясова, O.A. Опыт интерпретации «Жития Варлаама Керетского» ! O.A. Водясова II Смысловое пространство текста. Сборник материалов межвузовской научно-теоретической конференции. Выпуск 5. Часть П. Петропавловск-Камчатский : издательство КамГУ. — 2005, с. 86- 103.

6. Водясова, O.A. Семантика благого места / O.A. Водясова // Вестник Костромского государственного университета им. H.A. Некрасова, периодический научно-методический журнал, специальный выпуск. - 2005, с. 21 -25.

7. Водясова, O.A. Противоречия переходного периода и способы их преодоления б литературе XVII века / ОА. Водясова // Сборник материалов научно-практической конференции «Славяно-русские духовные традиции в культурном сознании народов России». Тюмень : издательство Тюменского госуниверситета. - 2005.

8. Водясова, O.A. Узы материального мира в «Повести о боярыне Морозовой» / O.A. Водясова // Смысловое пространство текста. Сборник материалов межвузовской научно-теоретической конференции. Выпуск 6. Часть II. Петропавловск-Камчатский : издательство КамГУ им. Витуса Беринга. - 2006, с. 2 J - 27.

Водясова Ольга Александровна

Функции образов материального мира в житийной литературе второй половины XVII века

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Подписано в печать 20.02.2007 Формат 60x90 1/16 Бумага типографская. Гарнитура «Тайме». Усл. печ. л. 1. Тираж 100 экз. Заказ № 4522

Государственное образовательное учреждение высшего Профессиональногообразования «Камчатский государственный университет имени Витуса Беринга», 683032, г. Петропавловск-Камчатский, ул. Пограничная, 4.

Издательство Камчатского государственного университета имени Витуса Беринга 683032) г. Петропавловск-Камчатский, ул. Пограничная, 4. Лицензия ЛР № 020387 от 12.02.97

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Водясова, Ольга Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. Духовно-исторический контекст, сопутствовавший развитию литературы второй половины XVII века.

Раздел 1. Характеристика переходного этапа в историософской и литературоведческой традиции.

Раздел 2. Особенности литературы второй половины XVII века в контексте индивидуализации повествования.

Глава 2. Восстановление художественной целостности с помощью образов материального мира.

Раздел 1. Материальное сосредоточение имматериальных смыслов в человеческих, бесовских, божественных телах.

Раздел 2. Вещный мир и пространство его функционирования.

Раздел 3. Связь между телом и вещью с помощью мотива рукоделия.

Введение диссертации2007 год, автореферат по филологии, Водясова, Ольга Александровна

Диссертационное исследование посвящено осмыслению функций образов материального мира в ряде русских житий второй половины XVII века.

Выбор темы связан с открывающейся возможностью исследования переходной эпохи - второй половины XVII века, социокультурный статус которого до сих пор не определен отчетливо. Самоопределение - это перманентное состояние русской культуры, которое активизируется в XVII веке благодаря глубоким духовным потрясениям, нашедшим воплощение в исторических катаклизмах, в первую очередь, в расколе. В литературе как в документе эпохи отражается содержание сознания русского человека и волнующие его проблемы. В художественных произведениях намечены также попытки разрешения этих проблем.

В литературе второй половины XVII века повышенное внимание уделяется внешней красоте, воплощенной в чувственно воспринимаемые формы. «XVII век представляет собой переходный этап от эстетики Древней Руси к эстетике Нового времени: изменяется и само понятие прекрасного. Прекрасным начинают признавать не только духовное, божественное, сверхъестественное, но и мирское, телесное, даже обыденное» [С. Н. Травников, 107, с.7]. Есть основания утверждать, что для культуры и литературы указанного периода особо актуальными становятся категории «внешнего» и «внутреннего» (рассмотренные, например, в работах Г. В. Флоровского, С. И. Николаева) и проблемы их корреляции. Категория «внешнего» воплощена в образах тела, в предметах быта и плодах рукоделия (исследованных Д. С. Лихачевым, А. Н. Робинсоном, А. М. Ранчиным). Целостность, утраченная в результате исторического развития, восстанавливается с помощью слияния в художественном мире двух вышеуказанных категорий. Целью этого слияния будет воссоздание мира если не абсолютно совершенного, то, по крайней мере, более завершенного и совершенного, чем мир реально существующий. Для сознания русского человека второй половины XVII века образы материального мира будут являться носителями иных, имматериальных смыслов бытия, которые находятся в гармонии с материально воплощенными формами.

Тема исследования представляется актуальной, так как связана с необходимостью привести в систему разрозненные взгляды литературоведов и философов на проблему культуры второй половины XVII века. Она дает возможность выявления некой доминанты, которая обеспечивала бы внутреннее единство культуры второй половины XVII века. Также необходимой представляется систематизация образов материального мира и их функций, изучение которых намечено в ряде работ (А. Н. Робинсона, А. М. Ранчина, Д. С. Лихачева), но представлено достаточно обобщенно, без привлечения конкретных текстов. Специфическое функционирование в текстах образов материального мира указывает на глубинное стремление эпохи к чувственному воплощению сверхчувственного и сакрального. Это явление позволяет говорить о сходстве культурных процессов в России и Европе второй половины XVII века. Оно также указывает на формирование образа нового человека, разум которого обобщает результаты чувственного опыта.

Благодаря образам материального мира востребованной становится литературная временная «вертикаль», связанная с изменением типа мировосприятия русского человека и эволюцией русской литературы в историческом контексте. Актуальной становится литературная географическая «горизонталь», связанная с иноземным влиянием во второй половине XVII века. Функции образов материального мира привлекают в сферу исследования проблемы барокко. Вопрос о степени его влияния на русскую литературу, о так называемом «русском барокко», представленном в работах А. А. Морозова, С. Н. Травникова, А. М. Панченко, JI. И. Сазоновой и других ученых, остается дискуссионным. Благодаря анализу образов материального мира и их функций в тексте становится очевидным, что житийная литература указанного периода не является замкнутой системой: она так же пронизана тяготением к телесному и вещественному, как и европейская литература XVII века и русское схоластическое барокко.

Особенностью подхода к проблеме является попытка рассмотреть функции образов материального мира на основе текстов некоторых житий второй половины XVII века. Нам представляется возможным говорить о востребованности этих текстов современным читателем не только в области изучения истории литературы. На наш взгляд, они отражают особые отношения телесного и духовного, человека и предметного мира, сверхреального и способов его воплощения. Изучение этих отношений особенно актуально для реальности XX-XXI веков, когда господствует «непосредственное» материальное бытие, связанное с функционированием тел и вещей, то есть «простое физическое бытие, весь тот круг человеческой жизни, который более близок к стихийной природной жизни» [Виролайнен, 11, с.4].

Объектом исследования являются тексты житий второй половины XVII века, в которых, на наш взгляд, наиболее ярко продемонстрированы образы материального мира.

Предметом исследования выступает функциональная специфика взаимосвязей материального и духовного миров.

Материалом работы является ряд наиболее известных житий второй половины XVII века, в том числе автобиографических: «Житие Епифания» (Соловецкого), «Повесть о боярыне Морозовой», «Житие Елеазара Анзерского», «Житие Симона Воломского», «Повесть о житии Варлаама Керетского», «Записка о Жизни Ивана Неронова» и некоторые сопутствующие тексты (автобиографическая записка Епифания, «Свиток» Елеазара Анзерского, посмертные жития Елеазара, «повесть душеполезна Никодима Соловецкого» и пр.). Тексты представлены в изданиях Трудов Отдела Древнерусской Литературы (ТОДРЛ) разных лет, в сборнике «Памятники литературы древней Руси». XVII век. Книга вторая / сост. и общая редакция JI. Дмитриева, Д. Лихачева.- Москва: 1989, сборнике «Старообрядчество в России. XVII - XX века» Москва: 1999 Цель работы: осмысление функциональной специфики образов материального мира в русских житиях второй половины XVII века и установление связи между духовными потребностями русского социума и их литературным воплощением в образах тел и вещей.

Реализация цели предполагает решение ряда задач:

• восстановление на материале исследований русских историков, религиозных философов и литературоведов духовного контекста, в котором развивается литература второй половины XVII века

• определение характерных особенностей русской литературы указанного периода

• анализ функций образов материального мира в агиографии

• выявление в агиографической литературе причин востребованности образов материального мира.

Теоретике - методологической базой исследования являются работы по истории русской литературы второй половины XVII века, принадлежащие Д. С. Лихачеву, А. М. Панченко, А. Н. Робинсону, А. М. Ранчину, Л. А. Черной, А. С. Демину, И. П. Еремину, Л. И. Дмитриеву, Н. С. Демковой, Л. И. Сазоновой, С. К. Севастьяновой, М. Н. Виролайнен, И. А. Чернову и др.; историко - философские исследования, посвященные общим проблемам культуры XVII века: работы Н.А. Бердяева, Г. В. Флоровского, П.

A. Флоренского, А. С. Лаппо-Данилевского, А. Ф. Замалеева, В. В. Зеньковского, С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского и пр.; ряд исследований, в которых разрабатывается семантика вещи: работы

B. Н. Топорова, М. Н. Эпштейна, Т. В. Цивьян; работы, посвященные изучению взаимоотношений материального и духовного в христианской антропологии: ряд трудов, принадлежащих митрополиту Питириму, Б. П. Вышеславцеву.

Основными методами исследования являются культурно -исторический, связанный с исследованием общего культурного контекста эпохи, историко - типологический, позволяющий выявить типологическую характеристику древнерусской культуры, структурно - функциональный, используемый при анализе образов материального мира как устойчивых элементов, системный методы. Основополагающее значение также имеет интегративный подход к анализу исследуемого материала.

Научная новизна исследования состоит в том, что агиографические произведения второй половины XVII века рассмотрены в особом контексте, связанном с функционированием образов материального мира. Этот аспект был намечен в ряде работ (А. М. Ранчин, А. Н. Робинсон, Д. С. Лихачев), у Д. С. Лихачева образы материального мира получили истолкование как одна из ипостасей общего для литературы XVII века явления «индивидуализации повествования», но не получили достаточного освещения. Несмотря на достаточно частое обращение к житийной литературе, образы материального мира в ней рассматривались в литературоведении скорее как попытка писателей быть предельно точными, фиксировать окружающую действительность в ее многообразии. Попытка суммировать основные функции образов материального мира предпринята в исследовании А. М. Ранчина, посвященном автобиографическому повествованию в русской литературе второй половины XVI - XVII веков. У него намечен комплексный подход к этим образам, но он требует привлечения более конкретного текстового материала. В настоящей работе, опираясь на представленное А. М. Ранчиным изложение функциональной стороны образов материального мира, мы представляем их конкретное воплощение в текстах русских житий обозначенного периода.

Научно - практическая значимость связана, в первую очередь, с возможностью преподавания курсов истории русской литературы в контексте указанных проблем. Благодаря достаточно широкому культурно -историческому контексту, представленному в работе, возможно использование результатов исследования в преподавании исторических и культурологических дисциплин.

Степень изученности проблемы

Одна из центральных работ, посвященная особенностям литературы

XVII века,- исследование Д. С. Лихачева «Возрастание личностного начала в литературе XVII века». По его мнению, возрастание личностного начала проявляется в изменениях в жанровой системе, эмансипации сюжетного построения, расширении социальной тематики, индивидуализации действующих лиц, прямой речи и быта. Последний аспект -«индивидуализация быта» - представляется нам особо интересным и отвечает нашим исследовательским задачам. Немаловажно, что указанные явления Д. С. Лихачев в первую очередь обнаруживает в произведениях демократической литературы и неканонических житиях - «Житии протопопа Аввакума», «Житии Варлаама Керетского».

А. Н. Робинсон посвящает свои работы борьбе идей на рубеже XVII

XVIII веков (монография «Борьба идей в русской литературе XVII века», «Новые черты в русской литературе и искусстве XVII - начала XVIII веков» под редакцией Робинсона, статьи в сборниках «Исследования и материалы по древнерусской литературе», «Славянская филология»). Важным для нашего исследования представляется его анализ житий протопопа Аввакума и Епифания Соловецкого в свете автобиографического повествования. Реконструированная биография Епифания, по мнению исследователя, дает благодатный материал для рассмотрения специфики мотива рукоделия и образа человеческого тела в его житии.

А. М. Ранчин в «Статьях о древнерусской литературе» исследует воплощение сакральных смыслов как физически явленных в ряде житий

XVII века. Он также еще раз актуализирует проблему русского барокко, проявление которого видится некоторыми исследователями (С. Н. Травников, А. А. Морозов) в повышенном внимании в явлениям материального мира. Для нас представляется важным, что А. М. Ранчин отстаивает самобытность русской литературы в контексте образов материального мира. Сходство с барочной эстетикой он считает достаточно поверхностным и более внешним, нежели внутренним и глубинным. Особый контекст эпохи, по мнению исследователя, приводит авторов художественных произведений к необходимости воспроизводить в своих текстах образы материального мира. В его работе сделана попытка обобщить их разнообразные функции. Все эти функции, в первую очередь, будут связаны с основной потребностью эпохи - «овеществлять» божественное начало, делать сверхреальное реальным и доступным человеку, сакрализовать земное. Исследователь указывает на актуальность представленной проблемы для современного читателя: благодаря сакрализации бытового ускорилась секуляризация культуры, исчезла грань между священным и мирским.

А. М. Панченко пытается определить доминанту русской культуры XVII века, усматривая ее в противостоянии русской старины (веры) и новой культуры (интеллекта). В борьбе динамизма и статичности он видит развитие русской литературы и, в конечном счете, склоняется к тому, что весь XVII век, и в искусстве, и в обиходной культуре, определен «идеей движения» как единым ведущим принципом мироздания.

В работах Л. И. Сазоновой, М. Гуковского, А. А. Морозова, С. Н. Травникова исследование русской литературы XVII века поставлено в контекст развития барокко. Если Л. И. Сазонова ограничивает сферу функционирования барокко только схоластической литературой, в первую очередь трудами Симеона Полоцкого, то остальные исследователи склонны видеть в барокко более обобщающее и всеохватывающее явление, которое проявляет себя на различных уровнях. Так у С. Н. Травникова представлена попытка исследования так называемого «старообрядческого барокко». Протопоп Аввакум, инок Епифаний, Иван Неронов и их сподвижники рассмотрены как родоначальники барокко в старообрядческой литературе на основании литературного новаторства их творчества, разрушения ими традиционного агиографического жанра и внимания к мирскому, телесному, обыденному.

В исследованиях А. С. Демина «О древнерусском литературном творчестве», «Фантомы барокко русской литературе первой половины XVII века» XVII век представлен как период появления новаторского типа творчества. Новаторство заключается в повышенной экспрессивности и динамичности образов, в господстве так называемых «нагнетальных» образов над «срединными». Усматривая в этих явлениях сходство с барочным способом изображения мира и человека, А. С. Демин справедливо отмечает их внешний, «фантомный» характер.

И. П. Еремин продолжает традицию классического изучения литературы второй половины XVII века как литературы двух уровней -схоластического барокко и демократической литературы, каждая из которых имеет особую сферу функционирования и духовное наполнение. Особое внимание он уделяет русскому барокко, идеями которого, по мнению исследователя, в то время была пронизана вся русская культура. В работах, посвященных творчеству Симеона Полоцкого, он рассматривает автора «Вертограда многоцветного» как создателя литературного музея курьезов и раритетов. Многочисленные «вещи» Симеона Полоцкого имеют не только предметное значение: они являются знаками сверхчувственной истины. В русле рассматриваемой нами проблемы работы И. П. Еремина представляются актуальными, так как обнаруживают стремление эпохи наполнить образы материального, предметного мира духовным смыслом.

JI. А. Черная рассматривает проблемы эпохи через призму антропоцентризма культуры. Исследуя специфику переходного времени XVII века, она обращается к образу нового человека, который явился и результатом культурного развития. Немалое значение в этом процессе играет смена культурной доминанты: «душа» уступает место «разуму», который опирается на опыт пяти чувств. Исследовательница обращается к телесному контексту бытования образа нового человека, воспроизводя такие важные понятия эпохи, как «плотская мудрость», «внешнее знание» и т.д. Самоочевидно, что традиционная культура отрицает новое «внешнее» знание только на уровне теоретического утверждения. Тексты житий воспроизводят образ такого героя, который близок к новому рациональному человеку.

Я. С. Лурье и Е. К. Ромодановская рассматривают литературу переходного периода в контексте изменения жанровой системы и типов сюжета. Данные исследования представляют особый интерес, т. к. изучаемые нами тексты обладают особенностями, свидетельствующими о смещении границ житийного жанра.

В работах Л. И. Дмитриева и Н. С. Демковой особое внимание уделяется проблемам достоверности в русской литературе второй половины XVII века. Среди способов создать впечатление достоверности указаны не только предельно точные датировки событий и особый характер топонимики в ряде северорусских житий, но и обращение к предметам быта.

В исследованиях Е. Крушелышцкой, О. Я. Кармановой, С. К. Севастьяновой дана попытка рассмотреть некоторые из изучаемых нами житий в контексте проблемы автобиографизма. Автобиографизм в житийной литературе, по мнению исследователей, предполагает особый «свой» взгляд на мир и приводит к обилию образов материального мира, в ощущении и восприятии которых реализуется то самое «свое» содержание.

И. А. Чернов рассматривает литературу XVII века прежде всего в контексте схоластического барокко, но для нас более важной является его попытка раскрыть суть общего изменения в русском искусстве XVII века с позиций семиотики. Указывая на то, что XVII век - период саморефлексии искусства, он усматривает суть изменения в переходе от одного типа знаков к другим: от конвенционального к иконическому, от плотного к размытому, от монолитного к диверсификационному, от национального к интернациональному, от элитарного к демократическому, в конечном счете, от Идеи к Вещи.

М. Н. Виролайнен рассматривает культуру и литературу XVII века в контексте глобального изменения, не сводимого к экономическим, политическим, идеологическим ориентирам. Указанный период представляется ей прежде всего переходом от «уровня канона» к «уровню парадигмы», и все противоречия эпохи истолковываются с позиций сложной смысловой насыщенности второй половины XVII века как пограничного времени.

Особое освещение проблем культуры XVII века заявлено в работах русских историков и историософов. В трудах А. С. Лаппо - Данилевского, С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского XVII век предстает прежде всего как внутренне нестабильная эпоха, адекватно выражающая скрытую изменчивость во внешних событиях - исторических потрясениях. Нестабильность связывается как с внутренними изменениями -постепенным, с XVI века, накоплением недоверия к устоявшимся формам жизни, в последствии вылившегося в явление Раскола - так и с внешними. Под внешними, в первую очередь, понимается пришлое схоластическое влияние, перестройка культуры правящих классов, чрезвычайная перенасыщенность русской культуры новыми схоластическими идеями, которые находятся в хаотичном состоянии, требуют и не находят упорядоченности.

В историософских трудах Г. В. Флоровского, П. А. Флоренского, Н.

А. Бердяева XVII век представлен как время развития двойственности русского национального характера. Исследуя в первую очередь духовную насыщенность русской жизни и ее связи с православием, философы трактуют трагические события, в том числе раскол, как тоску по старине, по прежнему миру, который жаждет целостности и восстановления. Как возможность восстановления благополучия в исторической ретроспективе рассматривается внимание к внешней стороне жизни, к обряду в самом широком смысле слова (Г. В. Флоровский), активизация всегда существовавших связей с народным искусством, бытом и природой (П. А. Флоренский).

Также в контексте заявленной проблемы адекватным представляется обращение к христианской антропологии. Рассмотрение человека в триединстве Духа - Души - Тела и положительная трактовка человеческого тела как способа совершить восхождение к Богу заявлена в работах Б. П. Вышеславцева. В изложении митрополита Питирима человек рассмотрен как единая система, в которой в состоянии взаимосвязи находятся Дух, душа, Тело; весь его внутренний и внешний состав отмечен благодатью.

Проблемы «внешнего» и «внутреннего» в образе вещей представлены в работах В. Н. Топорова, М. Н. Эпштейна, Т. В. Цивьян. Обращаясь к наиболее актуальной проблеме XX - XXI веков - проблеме тотального овеществления, они исследуют особую семантику вещи, приходя к выводу, что «вещь» и «предмет» неравнозначны. Вещь обладает для человека «лирическим» смыслом, отражает особенности характера владельца. Этимологически родственная слову «весть», вещь является способом связи человека и универсума, потому что через творение вещей мы участвуем в космогенезе. Примечательно, что исследователи наделяют «лирическим» значением не столько замечательные и экстраординарные вещи, сколько обычные и повседневные. Именно они и составляют подлинную основу жизни обычного человека, они же обильно представлены в текстах рассматриваемых житий. Через правильное отношение к вещи можно решить проблему мира и жизни, и эти подходы намечены у указанных исследователей.

Кроме отдельных работ проблемы культуры XVII века намечены и исследованы в ряде коллективных изданий:

Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма» Новосибирск: 1991; «Проблемы истории, русской книжности, искусства и общественного сознания» Новосибирск: 2000; «Старообрядчество в России (XVII - XX века); «Исследования и материалы по Древнерусской литературе» Москва: 1961; «Славянская филология.» Сборник статей, выпуск 2-ой Москва: 1958; «Сборник ответов на вопросы по литературоведению» Москва: 1958; «Истоки русской беллетристики»; «Развитие барокко и зарождение классицизма в России XVII - начала XVIII веков» Москва: 1989 и др.

Структура работы предполагает наличие следующих частей: введения, двух основных глав, заключения и библиографического списка

Деление основной части на две главы обусловлено теоретическим и практическим аспектом проблемы. Первая глава содержит два раздела:

Заключение научной работыдиссертация на тему "Функции образов материального мира в житийной литературе второй половины XVII века"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Относительно гомогенное развитие древнерусской литературы нарушается во второй половине XVII века внутренними и внешними эволюционными процессами, охватывающими социальную, политическую, бытовую и духовно-культурную стороны жизни.

Новое время включает Россию в масштабные общемировые процессы перестройки сознания и мировоззрения. Вторая половина XVII века актуализирует столь важные для каждого народа вопросы национальной и культурной самоидентификации, обозначает процесс самоопределения как один из наиболее важных в состоянии исторической нестабильности.

На протяжении всех этапов своего развития русская литература ставит перед читателем проблему необходимости духовного преображения. Самоопределение - перманентное состояние русской культуры, которое активизируется в XVII веке благодаря глубоким духовным потрясениям, нашедшим воплощение в исторических катаклизмах, в первую очередь в расколе. В литературе как в документе эпохи отражается содержание сознания русского человека и волнующие его проблемы.

В XVII веке для ряда категорий русского человека востребованным является значительный комплекс знаний европейской культуры - от наследия античности, средневековой схоластики до мысли эпохи Возрождения. Многие новые веяния и влияния переводятся в русский контекст при посредстве выпускников Киево-Могилянской академии. Увеличение межнациональных контактов усиливает инокультурное влияние. Постепенно, из-за столкновения разных сфер и вариантов знания, предвосхищается и нарождается Раскол, который является не просто последствием церковной реформы, но свидетельством коренной перестройки русской жизни переходной эпохи. В русском обществе начинается подражание пришлым формам знания и поведения, но подражание в первую очередь внешнее.

Постепенно меняется и тип литературного творчества, а изменения развиваются по нескольким направлениям. Изменяется жанровая система; повышается значение индивидуального авторского начала; происходит индивидуализация действующих лиц, находящая свое воплощение в экспрессивности; индивидуализируется и становится более детальным изображение быта, повышается степень изобразительности; развивается эмансипированное сюжетное повествование; расширяется социальная тематика. Все вышеуказанные черты являются элементами возрастания личностного начала.

В контексте развития литературы особо актуальной становится проблема русского барокко. Изменения, происходящие в литературе этого периода, имеют черты внешнего сходства с поэтикой барокко, которое активно развивается в это время в европейской литературе и частично проникает в русскую литературу при польско-украинском посредничестве. С рядом черт, приписываемых барокко (контрастностью, катарсической эмоциональностью, напряженностью, болезненной красотой, любованием вещным материалом и одновременным признанием неблагополучного и странного порядка организации всего мироздания и конкретно мира вещей и т. д.) мы сталкиваемся и в литературе XVII века, и в литературах других веков. Речь идет о сходстве неких общих для человечества элементов формы и содержания вселенского человеческого опыта, которые находят сходное воплощение. В рассматриваемое время появляется новый тип повествования, новая литературная манера, но новизна её достаточно условно может быть связана с влиянием барокко. Возвращаясь к вышесказанному, утверждаем, что в литературе XVII века имеется явление, имеющее черты внешнего сходства с барокко. Однако его содержание, связанное, в первую очередь с вниманием в вещному миру в самом широком контексте, на наш взгляд, является воплощением той тенденции, которая у Д. С. Лихачева обозначена как возрастание личностного начала в литературе. Тем не менее, проблема барокко в русской литературе по-прежнему продолжает быть одной из самых востребованных и мало изученных в литературоведении.

Кажущееся увлечение писателей XVII века материей - не столько черта пришлого барокко, сколько попытка восстановить утрачиваемую духовную целостность через наделение бытового пространства священностью, через вскрытие его интуитивно осознаваемой сопричастности высшим сферам. Это явление в первую очередь связано с самой историко-культурной ситуацией русского XVII века.

Материальный мир русских житий XVII века, отмеченный печатью присутствия Бога, дышит незримой духовностью. В вещественности и материальности прорастают зерна внутренней духовности.

Нам представляется возможным говорить о том, что в ряде рассматриваемых житий наибольшее внимание привлекают следующие формы существования материи, которые оформлены как художественные образы:

- живое тело в самом широком смысле слова (тело человека, бесов, Бога, Богородицы и святых)

- вещи, т.е. неживые тела, предметы и культового, и бытового характера

- культовые и обиходные сооружения, созданные человеком и являющиеся своего рода «вещами», но большего масштаба. Вещи и сооружения организуют особое пространство и устанавливают связи с человеческим телом. Но в ряде случаев, например, в «Житии Варлаама Керетского» само природное пространство в силу особого положения и стихийной сущности связано с человеческой плотью при минимуме вещественного наполнения.

Связующим элементом между живыми и неживыми телами является мотив рукоделия, который свидетельствует о творческом потенциале человека, о способности к созиданию через материальное освоение мира.

Обилие образов материального мира связано с глубинным стремлением эпохи наделить земные вещи высшим смыслом, запечатлеть небесную красоту в земных формах, сакрализовать земное пространство. Это стремление реализуется в особых функциях образов материального мира: в овеществлении символического; слиянии духовного и сверхреального с реальным и земным, уничтожении границ между мирами; проявлении сверхреального начала в собственной жизни, распространение сакральной сферы на личность повествователя; обнаружении высших начал в мирском, обыденном, погружении священного в повседневность; переживании сакрального как физически явленного; ощущение повествователем уникальности своей позиции через интимное переживание причастности божественным силам; эстетизации страданий, становлении личности в качестве объекта чудотворения.

На наш взгляд, особая актуальность этой темы связана с тем, что в ней заложена филологическая проблема, которая находится на стыке различных областей знания. Она фокусирует в себе ряд вопросов, каждый из которых представляется дискуссионным. Во-первых, обозначается возможность выхода на общую для философии и искусства тематику, связанную с соотношением диалектических категорий бытия, находящихся в состоянии единства и борьбы. В первую очередь следует учитывать борьбу категорий «внешнего» (т.е. материального) и «внутреннего» (духовного). Телесное и душевное, плотское и духовное, явленное и сокровенное активно функционируют на страницах русских житий не только для того, что показать свое категориальное различие. Нам представляется возможным говорить о рассмотренных образах материального мира в литературных памятниках как о синтетических образованиях, которые вызваны к жизни эпохой перемен. Благодаря им литература сближает категории чувственного и сверчувственного, не просто выражает сверхчувственные смыслы в чувственных формах, а ставит между ними знак равенства.

Кроме этой обобщенной тематики функции образов материального мира затрагивают историческую ситуацию и исторический тип человека России второй половины XVII века. От человека конца XVII века многие исследователи прокладывают магистраль к современному россиянину, который так же соткан из противоположностей, как и его предок. Открывается возможность исследования секуляризации культуры, которая стала парадоксальным результатом слияния и неразличения человеческого и божественного миров.

Нам также представляется возможным говорить о собственно практической важности поставленной проблемы. В условиях нового мира нам приходится вступать в разного рода отношения не только с людьми, но и выстраивать различные материальные связи с миром вещей. Для адекватного понимания своего положения в мире человеку необходима выработка какого-то определенного отношения к вещам как элементам мира.

Неодушевленный мир, казалось бы, создан по человеческим канонам, но в культурной ситуации XX - XXI веков мы все чаще сталкиваемся с тем, что он выходит из- под контроля и живет как бы самостоятельной жизнью. Наиболее неблагополучно обстоит ситуация с техникой как с ипостасью этого самостоятельного мира. Анализ функций образов материального мира в житиях знакомит нас с традицией отношения человека к вещи в такое время, когда вещь создавалась в атмосфере преобладающей духовности. Особые взаимоотношения человека и вещи и мера соотношения в человеке духовного и телесного, заявленная в определенном внимании к своему телу, позволят нам как наследникам культуры обозначить собственное отношение к категориям телесного и вещественного, т.е., в конечном счете, материального. Эти отношения, как в житийном тексте, претендуют на попытку создания более совершенного, более благополучного мира, чем тот, в котором мы живем.

В контексте начавшегося XXI века эта тема связана с тем, что период XX- XXI вв. - время явного поворота массового и индивидуального сознания к материальным ценностям. В современном мире прагматики не просто необходим духовный противовес, заключенный в житиях и вообще литературе. В условиях изменившегося мира и соответствующего ему сознания очень важно противопоставить не просто нечто ускользающее, неопределимое и эфемерное, вроде не всеми воспринимаемой духовности.

Проблема овеществления - одна из насущных в культуре XX века. Само слово «вещь», «вещественное», «вещественность» начинает восприниматься с подозрением, как несущее угрозу духовности» [Эпштейн, 122, с.309]. Сама вещь не повинна в процессе овеществления. Это свойство человека, низводящего себя до вещи. Задача культуры - вернуть вещи её изначально благой статус. Важную роль при этом играет «домашность» вещи - её полная душевно-телесная освоенность, примером которой могут служить тексты рассмотренных житий.

Мир тела и вещей, воплощенный, материальный, нагляден для современного человека. Через образы материально воплощенного мира возможно и необходимо показать целостность мироздания, в котором установлены связи Верха - Низа, Души - Тела, Бога - Вещи.

Герой агиографии XVII века особым образом воспринимает окружающий предметный мир и феномен собственного тела, которые отмечены печатью присутствия Бога и дышат незримой духовностью. Упорядочивание материального быта и духовного бытия являются взаимосвязанными и, будучи синхронными, они способны наметить для современного читателя систему наиболее благополучных отношений с миром вещей.

Список научной литературыВодясова, Ольга Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Александров, А. В. Образный мир агиографической словесности / А. В.

2. Александров. Одесса: Astroprint, 1997. - 173 с.

3. Афанасьев, А. Н. Древо жизни. Избранные статьи / А. Н. Афанасьев.

4. М.: Современник, 1983.-464 с.

5. Барокко в славянских культурах. Сб. статей / Ред. колл. Липатов А.В.,

6. Рогов А.И., Софронова Л.А. М.: Наука, 1982. - 352 с.

7. Бердяев, Н. А. Русская идея / Н. А. Бердяев. М.: ООО

8. Издательство ACT», 2000. 400 с.

9. Боева, Л. И. Развитие жанров в русской и болгарской литературах XVII

10. XVIII вв. / Л. И. Боева. София: 1983

11. Борисов, Н. С. Церковные деятели средневековой Руси / Н. С. Борисов.

12. М.: Изд. Московского университета, 1988. 199 с.

13. Бороздин, А. К. Протопоп Аввакум / А. К. Бороздин. Ростов- на- Дону:1. Феникс, 1998.-384 с.

14. Бударагин, В. Рисунки протопопа Аввакума и инока Епифания / В.

15. Бударагин. Рисунки писателей. Сборник научных статей по материалам конференции «Рисунки петербургских писателей». Спб.: Академический Проект, 2000.- с. 126-136

16. Букварь школьника. Язык славян. Начала познания вещей божественныхи человеческих. Москва, Патриаршее подворье Заиконоспасского и Никольского монастырей в Китай-городе: Сибирская благозвонница, 2002. 1118 с.

17. Буслаев, Ф. И. Народный эпос и мифология / Ф. И. Буслаев. М.: Высшаяшкола, 2003.-398 с.

18. Виролайнен, М. Н. Типология культурных эпох русской истории / М. Н.

19. Виролайнен // Русская литература, 1991, №1, сЗ- 14.

20. Власов, В. Г. Стили в искусстве. Словарь / В. Г. Власов. Спб.: Лита,1998

21. Володина, А. Н. Преподобный Симон Воломский и его иконография Электронный ресурс. / А.Н. Володина Режим доступа: http://vmw.philosophy.nsc

22. Восемнадцатый век. Сборник 10. М.- Л.: Издательство АН СССР, 1975.316 с.

23. Вышеславцев, Б.П. Этика преображенного Эроса / Б. П. Вышеславцев.

24. М.: Республика, 1994. 368 с.

25. Гаврюшин, Н. К. «Избирая сладость словесную.» (круг чтениядревнерусского писателя) / Н. К. Гаврюшин // Литературная учеба,1987, №6, с. 140- 148

26. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира / Г. Д. Гачев. М.: Сов. писатель:1988.

27. Голенищев-Кутузов, И. Н. Романские литературы. Статьи исследования

28. И. Н. Голенищев-Кутузов. М.: Наука, 1975. - 532 с.

29. Грасиан, Б. Карманный оракул. Критикон. / Б. Грасиан. М.: Наука,1984.-632 с.

30. Гуковский, М. Еще к вопросу о русском барокко / М. Гуковский //

31. Русская литература, 1963, № 2, с. 108-113.

32. Гурьянова, Н. С. Монарх и общество: к вопросу о народном вариантемонархизма / Н. С. Гурьянова // Проблемы истории, русской книжности, искусства и общественного сознания. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. - с 126 - 148.

33. Даль, В. И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4 томах /

34. B. И. Даль. М.: Русский язык, 1998.

35. Демин, А. С. О древнерусском литературном творчестве. Опыттипологии с XI по середину XVIII вв. от Иллариона до Ломоносова / А.

36. C. Демин // М.: Языки славянской культуры , 2003. 760 с.

37. Демин, А. С. О художественности древнерусской литературы. Очеркидревнерусского мировидения от "Повести временных лет" досочинений Аввакума / А. С. Демин // М.: Языки русской культуры, 1998.-847 с.

38. Демкова, Н. С. Сочинения Аввакума и публицистическая литературараннего старообрядчества. Материалы и исследования. / Н. С. Демкова // СПб: Изд. С. Петербургского университета, 1998. - 332 с.

39. Демкова, Н. С. Средневековая русская литература. / Н. С. Демкова. //

40. СПб: Изд. С. Петербургского университета, 1996. - 431 с.

41. Дмитриев, JI. А. Жанр северорусских житий. / JI. А. Дмитриев // ТОДРЛ

42. АН СССР. М.; Д., 1972. - с. 181-202.

43. Дмитриев, Л.А. Житийные повести русского Севера как памятниклитературы XIII-XVII веков / Л.А. Дмитриев // Л.: Наука, 1973. 303 с.

44. Еремин, И. П. Лекции и статьи по истории древнерусской литературы /

45. И. П. Еремин // Л.: Изд. Ленинградского университета, 1987. 371 с.

46. Еремин, И. П. Поэтический стиль Симеона Полоцкого / И. П. Еремин //

47. ТОДРЛ АН СССР, т.6.- М.: Изд. АН СССР, 1948. с. 125- 153

48. Еремин, И. П. Русская литература и ее язык на рубеже XVII XVIII веков

49. И. П. Еремин // Начальный этап формирования русского национального языка. Сб. статей. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961. 256 с.

50. Житие Аввакума и другие его сочинения / Житие Аввакума. М.:

51. Советская Россия, 1991. 368 с.

52. Житие Елеазара Анзерского, написанное им самим // Памятникилитературы древней Руси. XVII век. Книга вторая / сост. и общая редакция Л. Дмитриева, Д. Лихачева. М.: Художественная литература 1989.- с.299-304.

53. Житие Епифания. // Памятники литературы древней Руси. XVII век.

54. Книга вторая / сост. и общая редакция Л. Дмитриева, Д. Лихачева. М.: Художественная литература 1989.- с. 310-336.

55. Житие преподобного Симона Воломского. Древнерусский текст посписку ОРГИМа, Синод. собр.№406 // Книгохранильница Якова Кротова. (Электронный ресурс); Режим доступа: http://volomy.fromru.com/life.htm

56. Журавель, О.Д. К изучению топики старообрядческой культуры: пустынякак святая земля. (Электронный ресурс) / О.Д. Журавель. Режим доступа: http://www.philosophy.nsc

57. Журавель, О. Д. «Мать Пустыня» (к проблеме изучения народнохристианских традиций в культуре старообрядчества) / О. Д. Журавель // Проблемы истории, русской книжности, искусства и общественного сознания.- Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000, с 32-41.

58. Замалеев, А. Ф. Лекции по истории русской философии: Учеб. пособиедля вузов. / А. Ф. Замалеев // Спб.: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1995. -338 с.

59. Зеньковский, В.В. История русской философии. В 2-х т. / В. Зеньковский1. Л.: "Эго", 1991.

60. Знаменский, П. В. История русской церкви (Учебное руководство), изд.9.е, испр. / П. В. Знаменский // М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 2000.-464 с.

61. Из истории русской культуры: сборник работ. 2-е изд. Т. 3 (XVII начало

62. XVIII века). М.: Языки русской культуры, 2000. - 621 с.

63. Илюшин, А. А. Проблема барочной поэтической антропонимии. / А. А.

64. Илюшин // Барокко в славянских культурах. Сб. статей / Ред. колл. Липатов А.В., Рогов А.И., Софронова Л.А. М.: Наука, 1982, с. 220 -238.

65. Истоки русской беллетристики: Возникновение жанров сюжетногоповествования в древнерусской литературе. Отв. ред. Я. С. Лурье. Л.: АН СССР ИР ЛИ, 1970, 596 с.

66. Июльская, Е. Г. Автобиографическое начало в литературе Древней Руси.

67. Диссертация на соискание степени к. ф. н. «10.01.01»/ Е. Июльская // М.: 2002.

68. Кабанков, Ю. Н. Максим Грек в контексте русской книжности.

69. Некоторые черты русской книжности конца XV сер. XVI вв. как симптомы кризиса средневекового сознания. Автореферат на соискание степени к. ф. н. «10.01.01» / Ю. Кабанков // Владивосток: 2004. - 23 с.

70. Каган, М.С. Проблема барокко в искусствознании и культурологии / М.

71. С. Каган // Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Материалы Международной научной конференции. Серия «Symposium». Выпуск 17. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. 146 стр.

72. Киселева, М.С. "Человек мал мир" и его тело в культуре русскогобарокко / М.С. Киселева // Человек. 2004. - N 6. - С. 159-172.)

73. Карманова, О. Я. Автобиографическая записка соловецкого инока / О. Я.

74. Карманова // Старообрядчество в России XVII-XX вв.: Сборник научных трудов (ред.-сост. Юхименко Е.М.). М.: Язяки славянской культуры, 1999. - 568 с.

75. Ключевский, В.О. Древнерусские жития святых как историческийисточник. Репринт Издания Солдатенкова К. 1871 года. / В. Ключевский // М.: Наука, 1988 . 512 с.

76. Королев, К. Энциклопедия символов, знаков, эмблем. / К. Королев // М.:

77. Эксмо; Спб.: Terra Fantastica, 2003. 528 с.

78. Костомаров, Н. И. История России в жизнеописаниях ее главнейшихдеятелей, т. 2 / Н. Костомаров // М.: Феникс, 1997.

79. Кукушкина, Е. Д. Текст и изображение в конклюзии петровского времени

80. Е. Д. Кукушкина // Восемнадцатый век. Сборник 15. JL: Издательство АН СССР, 1986-с. 21

81. Лаппо-Данилевский, А. С. История русской общественной мысли икультуры XVII XVIII вв. Отв. ред. А.И.Клебанов / А. С. Лаппо -Данилевский// М.: Наука, 1990.- 292 с.

82. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М.

83. Кожевникова, П.А. Николаева. —М.: Советская энциклопедия, 1987. — 752 с.

84. Лихачев, Д.С. Великое наследие. Библиотека Любителей Российскойсловесности / Д. С. Лихачев // М.: Современник, 1979. 412с.

85. Лихачев, Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех какмировоззрение и другие работы. / Д. С. Лихачев // СПб.: Алетейя, 2001 .556 с.

86. Лихачев, Д. С. Историческая реальность и изучение закономерностей вразвитии стилей / Д. С. Лихачев // Русская литература, 1971, №3, с. 5861

87. Лихачев, Д. С. Система стилевых взаимоотношений в историиевропейского искусства и место в ней русского XVIII века. / Д. С. Лихачев // Восемнадцатый век. Сборник 10. М.- Л.: Издательство АН СССР, 1975.- с. 5

88. Лоевская, М. М. Традиция и её трансформация в жанре агиографии (наматериале старообрядческих житий святых), автореферат на соискание степени к. ф. н. по специальности «Прикладная культурология» / М. М. Лоевская//М.: 1999

89. Лурье Я. С. Сюжет на ранних стадиях повествовательного искусства (наматериале древнерусской литературы) / Я. С. Лурье // Русская литература, 1969, № 1, с. 44

90. Митрополит Питирим. Тело, душа, совесть (Учение о человеке вхристианской традиции и современное общество) / Митрополит

91. Питирим // Малая церковь. Настольная книга прихожанина. М.: Русский мир, 1992. - 256 с.

92. Моисеева, Г. Н. Древнерусская литература в художественном сознании иисторической мысли России XVIII века / Г. Н. Моисеева // JL: Наука, 1980.-261 с.

93. Морозов, А. А. «Маньеризм» и «Барокко» как терминылитературоведения / А. А. Морозов // Русская литература, 1966, № 3, с.28

94. Морозов, А. А. Проблемы европейского барокко / А. А. Морозов //

95. Вопросы литературы, 1968, № 12, с. 111

96. Морозов. А. А. Развитие стилей и историческая реальность/ А. А.

97. Морозов// Русская литература, 1971, №3, с. 49-57

98. Николаев, С. И. Что же такое «острота телесного ума» протопопа

99. Аввакума? / С. И. Николаев // Проблемы истории, русской книжности, искусства и общественного сознания. Новосибирск: Издательство НГУ, 2000,- с. 71 -76

100. Никоненко, В. С. Русская литература накануне петровскихпреобразований / В. С. Никоненко // Спб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1996. -216 с.

101. Памятники старообрядческой письменности / СПб.: Изд-во Русского Христианского Гуманитарного института, 1998. 384 с.

102. Панченко, А. М. «Бунташный век» / А. М. Панченко // Из историирусской культуры. Сборник работ. 2-е изд. Т. 3 (XVII начало XVIII века). - М.: Языки русской культуры, 2000. - с. 11 - 24

103. Панченко, А. М. О смене писательского типа в петровскую эпоху / А.

104. М. Панченко // Восемнадцатый век. Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. Сборник 9. Д.: Издательство АН СССР, 1974.- с. 112

105. Панченко, А. М. Слово и Знание в эстетике Симеона Полоцкого (наматериале «Вертограда многоцветного») / А. М. Панченко // ТОДРЛ АНСССР, т. 25. М.-Л.: Издательство АН СССР, 1970. с. 232-241

106. Повесть о боярыне Морозовой // Памятники литературы древней Руси.

107. XVII век. Книга вторая М.: Художественная литература, 1989. с. 455-484.

108. Повесть о житии Варлаама Керетского // Памятники литературы Древней

109. Руси. XVII век. Книга вторая. М.: Художественная литература, 1989. -стр. 305 -309

110. Понырко, Н. В. Источниковедение литературы Древней Руси:

111. Понырко, Н. В. Источниковедение по истории древнерусскойлитературы. / Понырко Н. В // Л.: Наука, 1981 335 с.

112. Православие и народное творчество. Сборник докладов. М.: Русскаяправославная церковь, 2004 328 с.

113. Развитие барокко и зарождение классицизма в России XVII начала

114. XVIII веков. М.: Наука, 1989. 233 с.

115. Ранчин, А. М. Статьи о древнерусской литературе / А. М. Ранчин // М.:1. Диалог-МГУ», 1999 195 с.

116. Робинсон, А.Н. Автобиография Епифания / А. Н. Робинсон //

117. Исследования и материалы по древнерусской литературе. М.:1961 с.101-132.

118. Робинсон А. Н. Два русских женских характера (XVII век) / А. Н.

119. Робинсон // Искусство слова. Сборник статей к 80 летию члена -корреспондента АН СССР Дм. Дм. Благого. М.: Наука, 1973. с. 29 - 39

120. Робинсон А. Н. Борьба идей в русской литературе XVII века / А.

121. Робинсон. М.: Наука, 1974 - 408 с.

122. Робинсон А. Н. О художественных принципах автобиографическогоповествования у Аввакума и Епифания. / А. Н. Робинсон // Славянская филология. Сборник статей. М.: Наука, 1958 с.245-272.

123. Робинсон А. Н. Русская литература на рубеже двух эпох (XVII начало

124. XVIII) / А. Н. Робинсон // М.: Наука, 1971 416 с.

125. Рогов, А. И. Проблемы славянского барокко / А. И. Рогов // Славянскоебарокко. Историко культурные проблемы эпохи. Москва: 1974, с.З- 12

126. Ромодановская, Е. К. Об изменениях жанровой системы при переходеот древнерусских традиций к литературе Нового времени / Е. К. Ромодановская // Восемнадцатый век. Сборник 15. JL: Издательство АН СССР, 1986-с. 14

127. Рукописная традиция XVI XIX веков на востоке России. Сборник.

128. Новосибирск: Наука, 1983. 246 с.

129. Русские святые: тысяча лет святости. М.: Мысль, 1988. - 344 с.

130. Русское искусство барокко. Материалы и исследования./ под ред. Т. В.

131. Алексеевой. М.: Наука, 1977. - 239 с.

132. Рязановский, Ф. А. Демонология в древнерусской литературе / Ф. А.1. Рязановский//Москва: 1915

133. Сазонова, Л.И. Идейно-эстетическое значение «мысленного сада» врусском барокко / Л. И. Сазонова // Развитие барокко и зарождение классицизма в России XVII-начала XVIII веков.- М.: Наука, 1989, с.71-103

134. Сазонова, Л. И. К вопросу о поэзии русском барокко / Л. И. Сазонова //

135. Вопросы литературы, 1985, №8, с. 109- 129

136. Сазонова Л. И. Поэзия русского барокко / Л. И. Сазонова // М.: Наука,1991.-263 с.

137. Сборник ответов на вопросы по литературоведению: IV Международныйсъезд славистов в Москве // Известия Академии наук СССР. М.: Изд-во АН СССР, 1958.

138. Севастьянова, С. К. Проблема изучения литературной истории повестей ожитии Елеазара Анзерского // Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1991, с. 80- 87.

139. Семнадцатый век в мировом литературном развитии / ред. Д. С. Лихачев1. М.: Наука, 1969 503 с.

140. Серман, И. Чудо и его место в исторических представлениях XVII

141. XVIII веков. / И. Серман // Русская литература, 1995, №2, с. 104- 114

142. Славянское барокко. Историко культурные проблемы эпохи. М.: Наука,1974.-456 с.

143. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 3: XVII в. В 4-хчастях. СПб.: Дмитрий Буланин, 1992. 412 с.

144. Словарь литературоведческих терминов // ред. Тимофеев С. Москва: 1973

145. Соловьев, С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. IX . История России с древнейших времен. Т. 17-18 / С. Соловьев //М.: Мысль, 1993 -671с.

146. Сперанский, М. Н. История древней русской литературы. 3-е изд / М. Н. Сперанский // М.: изд. М. и С. Сабашниковых, 1920.

147. Старообрядчество в России XVII-XX вв.: Сборник научных трудов (ред.-сост. Юхименко Е.М.). -М.: Языки славянской культуры, 1999. -568 с.

148. Стихи духовные / Сост. Селиванов Ф.М. М.: Сов. Россия, 1991. - 229 с.

149. Топоров, В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. Избранное / В. Н. Топоров // М.: «Прогресс» -«Культура», 1995. 624с.

150. Топоров, В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1. / В. Н. Топоров // М.: Гнозис Школа «Языки русской культуры», 1995. -875с.

151. Травников, С. Н. «Хождение» Иоанна Лукьянова как явление русского демократического барокко / С. Н. Травников // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Л.: Издательство ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1984. с.3-12

152. Труды Отдела Древнерусской Литературы (ТОДРЛ) АН СССР. Т. VI, XVII, XVIII, XX, XXVII. М.-Л.: Наука

153. Турбин, В. Пушкин. Гоголь. Лермонтов / В. Турбин // М.: Художественная литература, 1978. 239 с.

154. Философский энциклопедический словарь. М.: Наука, 1981.-1029 с.

155. Флоренский П. А. Православие / П. А. Флоренский // Сочинения в 4-х томах. М.: «Мысль», 1994, с.638 661

156. Флоровский Г. В. Противоречия XVII века / Г. В. Флоровский // Из истории русской культуры Т. 3 Москва: Языки русской культуры, 2001.- с. 300-329

157. Флоровский Г. В. Пути русского богословия / Г. В. Флоровский // Минск: Изд-во Бел. Экзартаха, 2006. 607 стр.

158. Христианство. Сборник. Москва, Патриаршее подворье Заиконоспасского и Никольского монастырей, Т.З: 1999

159. Церковно славянский словарь. М.: Паломник, 2000. - 197 с.

160. Цивьян, Т. В. Семиотические путешествия/ Т. В. Цивьян // Спб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2002. 248 с.

161. Черная Л. А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени./ Л. А. Черная // М.: Языки русской культуры, 1999.-288 с.

162. Чернов, И. А. Из лекций по теоретическому литературоведению, вып. 1: Барокко. Литература. Литературоведение. (Спец. курс) / Отв.ред. Ю. Лотман. / И.А. Чернов // Тарту: Издательство Тартуского гос. Университета, 1976. 186 с.

163. Шашков, А. Т. «Неизвестная гарь» 1685 года / А. Т. Шашков // Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1991.-е. 104- 111.

164. Шварц, В. В. Русская демократическая литература 60-80 годов XVII века. /В. В. Шварц//Л.: Наука, 1988.-287 с.

165. Шмелев, А.Д. Русская языковая модель мира. Материалы к словарю / А. Д. Шмелев // М.: Языки славянской культуры, 2002. 224 с.

166. Эпштейн, М. Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX XX веков. / М. Н. Эпштейн // М.: Советский писатель, 1988. - 416 с.

167. Юхименко, Е. М. Рукописно-книжное собрание Выго-Лексинского общежительства / Е. М. Юхименко // Старообрядчество в России XVII-XX вв.: Сборник научных трудов (ред.-сост. Юхименко Е.М.). М.: Языки славянской культуры, 1999. - 568 с.