автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Языковой образ святого в древнерусской агиографии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Языковой образ святого в древнерусской агиографии"

На правах рукописи

Завальников Владимир Петрович

ЯЗЫКОВОЙ ОБРАЗ СВЯТОГО В ДРЕВНЕРУССКОЙ АГИОГРАФИИ

(ПРОБЛЕМАТИКА ВЗАИМНОЙ ОБУСЛОВЛЕННОСТИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО И ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКОГО СОДЕРЖАНИЯ ЯЗЫКОВОГО ОБРАЗА ЧЕЛОВЕКА В ОПРЕДЕЛЕННОЙ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ СИТУАЦИИ)

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Омск - 2003

Работа выполнена на кафедре русского языка Омского государственного университета

Научный руководитель - кандидат филологических наук,

профессор М.П. Одинцова.

Официальные оппоненты: доктор филологических наук,

профессор Л.А. Шкатова кандидат филологических наук, доцент Т.П. Рогожникова

Ведущая организация - Новосибирский государственный педагогический университет

Защита состоится «_3_» цшл _2003 г. в часов на заседании диссертационного совета ДМ 212.179.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Омском государственном университете (644077, г. Омск, пр. Мира, 55а).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Омского государственного университета.

Автореферат разослан «ЗУ» /У\<Э,Я 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент /

Г. А. Кривозубова

Общая характеристика работы

Реферируемая диссертация представляет собой опыт лингво-антропологического описания типизированного языкового содержания образа святого, главного героя древнерусских агиографических произведений. Это содержание выявляется и моделируется в контексте житийного жанра, художественно-биографического и религиозно-дидактического по своему назначению, в конечном же счете - в широком контексте той социокультурной ситуации и той особой философско-религиозной и вместе с тем мифопоэтической менталь-ности, которые непосредственно обусловили своеобразие отраженной в житиях святых коммуникативной ситуации: автор, просвещенный церковный деятель, - созданный им текст, повествование о святом как средство просвещения народа и воздействия на него в духе догматов православия - адресат — весь народ {паства), объект систематического религиозного просвещения и воздействия, осуществляемого на примере описываемых с позиции христианского идеала деяний и подвигов святого.

Суть той социокультурной ситуации, в атмосфере которой в Древней Руси сформировался и функционировал жанр жития святых со своими характерными когнитивно-эстетическими, композиционно-повествовательными, коммуникативными и языковыми установками, состоит в том, что распространение православной религиозной культуры на древнерусской почве сопровождалось поиском объединяющего сакрально-психологического начала, новой, по сравнению с язычеством, русской нравственной доктрины, на базе которой должно было развиться массовое национальное самосознание будущей России. Простьм людям в этой ситуации необходимы были не столько нравоучительные трактаты, сколько персонифицированные примеры воплощения идеала, а именно образы конкретных личностей, способных своим жизненным опытом помочь многим в усвоении православно-религиозной системы ценностей и соответствующей им модели поведения. Эту нишу в многовековом духовном обустройстве средневековой Руси как раз и заняли святые, личности действительно выдающиеся, «маяки», лидеры среди рядовых представителей православного народа.

Нравственно-психологическая востребованность такого рода личностей как реальных и одновременно как художественных персонажей подтверждалась характерной обратной реакцией людей, для которых житийные тексты и создавались. Эти тексты (и их герои) отличались необычной популярностью во всех слоях общества средневековой Руси [Лихачев 1954, Гудзий 1968].

Древнерусская житийная литература, впервые стала, объектом научных исследований в Х1Хв. В.О. .КгШ^т^йй^ 'НабЛт'е'

!БИ5ЛИОТЬКА {

■ 'I "—вамш ЯЯ*

«Древнерусские жития святых как исторический источник» положил начало изучению древнерусской агиографии как свидетельству реальных событий русской истории [Ключевский 1870]. Вслед за названным исследованием появились работы И. Яхонтова, В. Васильева, H.H. Серебрянского [Яхонтов 1881; Васильев 1893; Серебрянский 1907], продолжившие традицию исторического изучения древнерусской агиографии.

Жития русских святых достаточно глубоко и всесторонне исследованы в отечественном литературоведении [Адрианова-Перетц 1964; Берман 1982; Дмитриев 1973; Еремин 1966; Лихачев 1954,1962 и др.].

Языковые особенности агиографических произведений лишь в последние два десятилетия стали вызывать регулярный исследовательский интерес: появились разноплановые работы, посвященные главным образом функционированию единиц разных языковых уровней в житийных текстах [С.А. Аверина 1999; В.В. Колесов 1999; И.С. Кошкин 1994; Т.А. Литвина 1999; Ю.В. Митина 2000; Т.П. Ро-гожникова 1987, 2000; В.Н Топоров 1995, 1998; Д.Р. Шакирова 1999 и др.].

Авторы лингвистических исследований описывают отдельные стилистические, грамматические, семантические и другие особенности житийного жанра. Что же касается лингвоантрополоптческого анализа образов святых, то он еще никем из русистов не осуществлен, что объясняется в первую очередь относительной молодостью самой лингвоантропологии. Налицо также недостаточная разработанность методологии и методики анализа семантико-прагматических и лингвокультурологических аспектов, связанных с характеристиками главного персонажа агиографии в свете антропоцентрического подхода, что и обусловливает научную актуальность темы и проблематики настоящей диссертации. Кроме того, актуальность нашего исследования определяется решаемой в ней задачей интегративного, междисциплинарного изучения одного из характерных для русской национально-культурной картины мира языковых типов человека. Национально-культурные образы человека воплощаются в текстах самого разного назначения и содержания, принадлежащих к разным эпохам и социокультурным ситуациям. Таким образом, наше исследование - часть масштабного тематического направления современной антропоцентрической семантики [Бенвенист 1974; Апресян 1995а; Степанов 1985; Караулов 1987; Арутюнова 1999; Вежбицкая 1999; Булыгина, Шмелев 1997; Урысон 1995; Одинцова 2000; Седова 2000, Никитина 1996, Коротун 2002 и др.].

Собственно лингвистическим объектом изучения в диссертации являются приведенные в систему факты функционирования в житийных текстах семантических единиц и их комбинаций различ-

ного объема и качества: слов, словосочетаний, различных текстовых структур, обозначающих главные характеристики святого как персонажа и в то же время репрезентирующих экстралингвистическое личностное содержание его прототипов, от которого в значительной степени зависит выбор соответствующих языковых средств воплощения.

Предмет нашего исследования в соответствии с избранной темой, проблематикой и методом анализа - комплексный, выходящий за пределы языкового материала: это, во-первых, лингвокультуроло-гическая модель-интерпретация (типизированное описание) языкового образа святого, во-вторых, разноплановые текстовые и экстралингвистические факторы, детерминирующие специфическое языковое содержание искомой модели: картина мира (ментальность), отображаемая в житийной литературе средневековой Руси; феномен и концепт святости в общении и жизнедеятельности православных в Х1-ХУвв.; социокультурная и коммуникативная ситуация, в которой реальный святой и его житийный образ обладали огромной духовно сплачивавшей общество воздействующей силой; наконец, такой фактор, как более или менее строгий жанровый канон агиографического произведения.

Цель диссертационного исследования - осуществить многоплановое обобщенное описание языкового образа человека на материале древнерусских текстов о святых, представить это описание в виде когнитивно-семантической лингвосштропологической модели, основываясь на национально-культурной и жанрово-стшистической специфике содержания и назначения житийных текстов и соответствующих им религиозно-философского, дидактического и социокультурного дискурсов.

Поставленная цель конкретизируется в следующих задачах:

- кратко проследить историю древнерусской святости, выявить и описать причины изменения концепта «святости» на протяжении всего средневекового периода, охарактеризовать особую ментально-аксиологическую картину мира, репрезентированную в агиографии, и определить место святого в этой картине мира;

- осуществить исследование языкового образа человека с опорой на приемы лингвоантропологической семантики, представить обобщенную модель языкового образа святого, реконструированную на основе наиболее значимых, доминирующих характеристик персонажа и его прототипа, интерпретируемых с учетом религиозно-философской специфики агиографического жанра, а также некоторых особенностей реальной жизни святых;

в соответствии с задачей моделирования языкового образа святого определить и апробировать в описании текстового мате-

риала функциональное понятие «языковая аксиологическая доминанта»; выявить и описать ряд такого рода доминант, а их конфигурацию (систему) представить как основу обобщенного образа святого, как его когнитивно-семантическую модель, регулярно репрезентируемую в древнерусской агиографии; определить место и роль индивидуально-авторских речевых элементов в их необходимом сочетании с собственно каноническими средствами воплощения языкового образа святых в древнерусской агиографии. Источниками фактического материала диссертационного исследования послужили житийные тексты XI - XV вв., которые были отобраны по признаку принадлежности определенному временному периоду:

Сказание о Борисе и Глебе; написано в конце XI века неизвестным автором. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI - начало XII века. М., 1978. 413 с.

Житие Феодосия Печерского: датируется 80-ми гг. XI века. Автор Нестор. Цитируется по списку в составе Успенского сборника XII в. Изборник // Сборник произведений литературы Древней Руси. М., 1969. 654 с.

Житие Авраамия Смоленского; написано в первой половине ХП1 века. Судя по послесловию, написано учеником Авраамия - иноком Ефремом. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981.423 с.

Житие Александра Невского: исследователи относят его к 80-м гг. XIII века. В рукописях не имеет устойчивого названия: «житие», «слово», «повесть о житии». Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. ХШ век. М., 1981.423 с. Житие Стефана Пермского; датируется обычно 1396-1398 гг. автором оригинального текста является Епифаний Премудрый. Цитируется по изданию: Святитель Стефан Пермский / Под ред. Г.М. Прохорова. СПб., 1995.280 с.

Житие Сергия Радонежского: датируется 1417-1418 гг., атрибуция Жития Сергия Радонежского остается до конца не решенным вопросом. Обычно с ним связывают имена Епифания Премудрого и Пахо-мия Серба. Текст цитируется по изданию: Жизнь и житие Сергия Радонежского / Под ред. В.В. Колесова. М., 1991.

Повесть о Житии Михаила Клопского: памятник новгородской литературы, в основе которого лежат местные предания о юродивом Михаиле, подвизавшемся в Клопском Троицком монастыре под Новгородом. Житие датируется 1478 - 1479 гг., автор жития неизвестен. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси: вторая пол. XV в. М 1982.688 с.

Агиографический канон был одним из самых устойчивых в древнерусской литературе, нами отобраны лучшие образцы этого жанра, поэтому анализ жанровых особенностей и образа святого в избранных житийных текстах представляется вполне обоснованным.

В качестве дополнительных источников использованы: Книга премудростей Иисуса Сирахова / Под общ. ред. В.В. Колесова. М., 1991. 233 с. (сборник изречений, относящийся к числу неканонических книг Священного Писания) - Нила Сорского Предание и Устав. СПб., 1893. 134 с. (религиозно-философский трактат).

Эти памятники не являются агиографическими, но по своему содержанию напрямую связаны с концептом древнерусской святости.

Анализируя языковой образ святого, мы опираемся и на данные исторических и современных толковых словарей [Словарь русского языка. В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981; Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. / Сост. В.И. Даль. М., 1955; Материалы для словаря древнерусского языка. В 4-х т. / Сост. И.И. Срезневский. М., 1958; Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-1991; Историко-этимологический словарь / Сост. П.Я. Черных. М., 1999; Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.) / Сост. Э. Благова, P.M. Цейтлин и др. М., 1994; Полный церковнославянский словарь / Сост. Г. Дьяченко. М., 1993].

Метод и методика исследования. При анализе лексико-семантических единиц и других текстовых фрагментов в качестве основного интегративного был использован лингвоантропологиче-ский описательный метод, включающий комплекс приемов (методик): прием выявления экстралингвистических предпосылок, способствующих вычленению анализируемых смыслов и средств их экспликации; прием контекстуального и коннотативного анализа лексических единиц и других семантических структур текста; прием группировки материала на основе доминантных оценочных значений, репрезентируемых в тексте; прием когнитивно-антропологического и историко-культурологического комментирования и интерпретации текстового материала; прием жанрово-стилистического анализа текстов в целом и отдельных единиц в их составе.

При разработке методологии и методики предпринятого исследования мы исходим из того, что для решения наших задач недостаточно известных сопоставлений и противопоставлений: диахрония - динамическое языковое описание; синхрония - статическое. Говоря о вопросах, касающихся в развитии языка черт статики и динамики, мы опираемся на следующий постулат: «диахрония не только динамична, но и стабильна, а синхрония, напротив, не только

статична, но и динамична» [Общее языкознание 1970, 204]. При анализе языкового образа святого важным является как аспект динамического (диахронического) анализа этого языкового образа, определяющийся прежде всего принадлежностью всего языкового материала к истории русского языка, так и черты его статического, устойчивого, инвариантного языкового воплощения, причем последние являются для нас основополагающими, поскольку семантика и прагматика исследуемого образа четко регламентированы исторически стабильным агиографическим каноном.

Научная новизна исследования заключается в следующем: в настоящей диссертационной работе впервые предпринята попытка лингвоантропологического анализа, реконструкции и обобщения языковой характеристики образа святого, героя древнерусских житийных текстов.

Для вычленения и интерпретации наиболее существенных языковых оценочных характеристик святых разработано и применено к анализу соответствующих фрагментов текста понятие «языковая аксиологическая доминанта». Итоговая обобщенная модель-интерпретация языкового образа святого - представлена в виде конфигурации (системы) языковых аксиологических доминант, рассмотренных в контексте всех обусловливающих экстралингвистических факторов: историко-культурных, социально-психологических, религиозно-дидактических.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в разработку одной из актуальных лингвоантропологических проблем изучения образа человека в русской языковой картине мира с учетом истории и социокультурных условий формирования его разных ипостасей. В научный оборот введен новый материал, относящийся к развитию и выражению нравственно-религиозных оценочных представлений о человеке в древнерусских житийных текстах.

Принципиальное значение для представленного в диссертации толкования языкового образа человека, героя житийной литературы, имеет его наивное, в нашем случае, философско-религиозное, этнокультурное и вместе с тем мифопоэтическое внелингвисгаческое обоснование, соответствующее древнерусской ментальности.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что содержащийся в ней фактический материал и его интерпретация могут быть использованы как своего рода диахроническое и национально-культурное толкование концепта «человек» в русской языковой картине мира, так как, безусловно, древнерусские представления о святых и святости в целом являются частью общерусских представлений о человеке, отчасти сохранившихся и в наши дни.

Материал имеет значение для расширения существующей лексикографической практики, то есть может быть использован при создании идеографических словарей сферы человека, в частности, с привлечением древнерусских текстов.

Идеи и материал исследования могут быть использованы при разработке вузовских спецкурсов и составлении учебных пособий. Положения, выносимые на защиту:

1. Языковой образ святого, реконструированный в диссертации на материале древнерусских житийных и некоторых других текстов, с семиотической точки зрения характеризуется референцией не только к своим реальным прототипам (священнослужителям, князьям и др.), но и к тем религиозным и мифопоэтическим представлениям (и соответствующим текстам) о Боге, святых, святости, подвижничестве, которые непосредственно обусловили его идеализированной (сакрально-аксиологическое) содержание. Можно, следовательно, утверждать, что само это содержание - не столько результат относительно свободного выбора и индивидуально-авторской интерпретации жизни какой-либо выдающейся личности, сколько воплощение предписываемого православной церковью идеального образца поведения и деяний верующего человека. С социокультурной точки зрения такого рода идеализированные житийные герои выполняли религиозно-воспитательную функцию по принципу обратной связи: от жизни подвижника к его житийному образцу-идеалу, а от идеала - к его воплощению в жизни в подвигах других людей.

2. Собственно языковая характеристика святого на материале древнерусской агиографии ХЗ-ХУ вв. представлена в диссертации своеобразной когнитивно-семантической моделью; ее составляющие - языковые аксиологические доминанты, регулярно эксплицируемые в исследованных текстах: вера в Бога и страх перед ним, аскеза, мудрость, духовное совершенствование, ответственность перед Богом и др. На более высоком уровне абстракции эта модель интерпретируется как часть обобщающей идеограммы, содержание которой - все знания о святых, репрезентированные в тех же житийных произведениях, а также текстах, использовавшихся деятелями церкви в ситуациях устных проповедей и рассказов о святых как реальных исторических лицах.

3. Своеобразие языкового представления святости в житиях во многом определяется особой ментально-аксиологической картиной мира; эта картина мира репрезентирована в исследованных текстах контрастными ценностными характеристиками мира и людей: земное - небесное, греховное - праведное, материальное -духовное, истинное - ложное и др. Религиозная мифология, положенная в основу повествования о святом, включала не только

названные христианско-религиозные дихотомии, но и некоторые языческие (мифопоэтические) представления, что также в определенной степени обусловило своеобразное содержание и язык описаний жизни и подвигов в агиографии Древней Руси. 4. Несмотря на многообразие существовавших в Древней Руси типов святости, для обобщенного языкового образа святого, представленного нами на материале агиографических текстов, принципиальное значение имеет разграничение двух преобладающих типов и прототипов: 1) священнослужитель (церковный деятель); 2) святой князь (светский человек). Это разграничение прослеживается в дифференцированном языковом воплощении названных прототипов: по преимуществу внутренние характеристики (смирение, терпение, труд, мудрость) — в контекстах о священнослужителях; определенные внешние признаки (сила, воинская доблесть, красота) - в контекстах о святых князьях. В то же время отмеченная дифференциация вариативных языковых образов служителей церкви и князей не затрагивает объединяющего их религиозно-ценностного содержания и соответствующего языка. Все наши наблюдения над языковым воплощением героев житий позволяют выделить единую духовную сущность всех образов героев. Именно эта сущность - вера в Бога, подвижничество, святость - акцентируется всеми авторами житийных произведений.

Основные положения диссертации апробированы на всероссийской научной конференции «Язык. Человек. Картина мира» (Омск, 2000), региональных научных конференциях «Славянские чтения» (Омск, 2001, 2002), международной научной конференции «Язык. Время. Личность» (Омск, 2002), на заседаниях кафедры русского языка ОмГУ, а также нашли отражение в статьях, опубликованных за период работы.

Исследование имеет следующую структуру и объем. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, списка использованной литературы, списка источников фактического материала исследования, списка словарей и энциклопедий и списка сокращений. Основной текст диссертации изложен на 151 странице.

Содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность темы и проблематики исследования; определяются границы объекта и предмета изучения; дается краткая характеристика лингвоантропологических концепций, интерпретирующих языковые образы человека, на их основе предложен подход к исследованию языкового образа святого;

формулируются цели и задачи исследования; отмечается его научная новизна, теоретическая и практическая значимость; характеризуется языковой материал; описываются основной метод и частные приемы исследования; формулируются положения, выносимые на защиту. Во Введении также содержатся сведения о структуре и объеме диссертации, апробации результатов работы.

В Главе I «Теоретические предпосылки и основные понятш, используемые в исследовании языкового образа святого на материале древнерусской агиографии» содержится изложение всех теоретически значимых вопросов, важных для описания языкового образа святого на материале древнерусской агиографии. В частности, анализируются соотношение языковой и научной картин мира, а также различные подходы к изучению образа человека, существующие в современной лингвистике; определяется одно из базовых понятий работы - «языковая аксиологическая доминанта». В этой же главе рассматриваются жанрово-стилевые особенности древнерусской агиографии, приводится краткий экскурс в историю русской православной святости.

Проблематика лингвоантропологического изучения семантических единиц, формирующих образы мира и человека, вытекает из развиваемой многими языковедами концепции языковой картины мира (ЯКМ). Возникшая в недрах традиционной лингвистики концепция ЯКМ опирается на наивные (обыденные) представления людей как носителей естественного языка. Именно эти представления формируют значения и употребление языковых знаков. «Семантика языкового знака отражает наивное понятие о вещи, свойстве, действии, процессе, событии и т.п.» [Апресян 1995а, 56]. Наивность, обыденность знаний о мире понимается в данном случае как совокупность субъективных, в частности религиозных, мифопоэтических, ассоциативно-образных и оценочных представлений человека (людей) о том или ином факте действительности.

Наивную языковую картину мира, по Апресяну, составляют наивная психология, наивная антропология, наивная физика и т.д. Именно такие наивные представления, по мнению ученого, должны быть исходными для построения семантических моделей языка, репрезентирующих отдельные фрагменты национальной ЯКМ. Наивная картина мира может быть определена и как сложившаяся давно и в большой мере сохранившаяся доныне национальная картина мира, дополненная новыми знаниями, отражающая мировоззрение и мировосприятие народа, зафиксированные в языке.

Охарактеризуем далее более конкретно те положения настоящего исследования, которые дополняют и развивают наиболее важные идеи ЯКМ, необходимые для разработки подходов к лингвоан-

тропологическому описанию избранного нами объекта исследования.

Основу любого гуманитарного знания (концепция «картины мира» не является исключением) составляет триединство: культура

- общество - человек. П. Сорокин заметил, что «структура социокультурного взаимодействия имеет три неотделимых друг от друга аспекта: 1) личность как субъект взаимодействия; 2) общество как совокупность взаимодействующих индивидов с его социокультурными отношениями и процессами; 3) культура как совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица, и совокупность носителей, которые объективируют, социализируют и раскрывают эти значения» [Сорокин, 218].

Согласимся с мнением ученых о том, что отношение личность

- общество имеет особое значение для русской культуры. Для русского сознания характерно прежде всего некое «ощущение коллектива». Русский человек осознаёт себя частью определённой общности, и это особенно характерно для средневекового периода, когда человек находился под властью всевозможных обычаев и ритуалов, и социальное устройство носило общинный характер. Эта особенность русского мировосприятия является общепризнанной, она подмечена как отечественными исследователями, так и зарубежными. А Вежбицкая пишет: «... русские по сравнению с американцами и другими группами выделяются своим страстным желанием стать членом некоторого коллектива, их отличает чувство коллективизма, принадлежности к определённому сообществу» [Вежбицкая 1996, 34].

Именно на этой особенности русского национального характера («соборности») основывается так называемая «русская идея», разработанная Ф. Достоевским, В. Соловьёвым, Н. Бердяевым, Л. Гумилёвым и др., - «всем миром переделать мир». И здесь особая роль отводилась великой ветви христианства - православию.

«Православие с самого начала своего появления на русской земле было мощным организующим и объединяющим фактором русского этноса в целом. Общеплеменное славянское сознание, как показывают свидетельства Нестора Летописца, было достаточно ярко выражено в Древней Руси, что поддерживалось авторитетом цер-ковно-славянского языка, церковно-славянской литературы и культуры» [Толстой 1998,18].

В жанре жития особым образом совмещались два типа менталитета: народный и церковный. Это было обусловлено прежде всего коммуникативными установками самого жанра: житие выступало в качестве средства религиозной дидактики, а его адресатом был простой человек, изначально не способный напрямую воспринимать и усваивать религиозно-философские догматы. Церковь была вынуж-

дена учитывать эти обстоятельства, поэтому в агиографический текст специально вводились некоторые мифопоэтические элементы, свойственные народному мировосприятию: идеализируя образ святого, церковь наделяла его, например, способностью к чудотворе-нию, а также создавала в агиогафическом тексте специфическую картину мира, построенную на принципе оппозитивности: божественное, небесное, праведное - «+», соответственно, все остальное (земное, языческое, суетное) - со знаком «-».

Таким образом, можно говорить о том, что древнерусская агиография представляла собой особый инструмент религиозно-дискурсивной практики, главным назначением которой был религиозно-нравственный дидактизм.

Понятие «языкового образа человека» является центральным в концепции «языковой картины мира», поскольку, как уже было сказано, эта картина представляет собой средоточие и воплощение субъективно интерпретированных знаний человека о мире, в связи с чем справедливо считается антропоцентрической.

В современной лингвоантропологической семантике выделяется несколько аспектов изучения языкового образа человека, их диапазон довольно широк.

Так, например, одна из точек зрения на образ человека высказывается Ю.Н. Карауловым, в частности, он рассматривает языковые отображения человека в физическо-биологической ипостаси. Такого рода описание можно назвать одноаспектным, оно базируется на представлении о человеке как биологическом существе [Караулов 1976,250].

С другой стороны, в современной лингвистике предлагается и ряд предельно широких и многоаспектных толкований языкового образа человека [Балли 1955, Журинская 1997, Одинцова 1994, Седова 2000, Коротун 2002 и др.].

Сравните, например: человек - это «все, что люди о себе и себе подобных знают, воображают и в принципе могут вообразить, ассоциируя себя не только с ближайшей действительностью, но и легко переносясь мыслью в иные, возможные и невозможные, миры, превращаясь мысленно в кого угодно и что угодно обращая в свое подобие» [Одинцова 1994, 73].

Существуют также и дихотомические, двуаспектные модели языкового образа человека, рассматривающие человека как некое ан-тиномичное единство (Ю.С. Степанов, Е.В. Урысон, С.Е. Никитина, Е.Б. Яковенко, М.В. Пименова, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев). В работах этих исследователей актуализируются представления о человеке как единстве двух начал: физического и нефизического, материального и духовного, интеллектуального и эмоционального.

Во всех названных обобщенных моделях человека он характеризуется как субъект, являющийся центром двух реальностей: внешней (объективной) и внутренней (субъективной). Два мира объединяются в человеке, и человек являет собой связующее звено между этими мирами.

Действительно, подобное представление о человеке можно встретить еще в архаичных моделях человека, реконструированных на основе древнерусских памятников. Так, например, можно выделить архаичное понимание человека как средоточия души и тела, причем эта модель свойственна как церковным памятникам, так и русскому фольклору. Следует отметить, что такое понимание человека имеет непосредственное отношение и к анализируемой нами древнерусской житийной литературе. Образ святого, представленный в житийных текстах, был изначально неоднороден, так как русской православной церковью канонизировались как собственно церковные деятели, так и люди светские (князья и княгини). Это не могло не отражаться на облике святого, описываемого в житиях.

Несмотря на это, следует подчеркнуть, что в агиографическом образе святого превалируют внутренние характеристики, т.е. наблюдается асимметрия внутреннего и внешнего. Объяснение этому очевидно: древнерусские житийные тексты относились к сфере церковной литературы и имели религиозно-дидактическое назначение, а поскольку ценностные идеалы такой литературы находились в сфере морально-нравственной религиозной этики, приоритет внутренних качеств в облике святого и соответствующее им языковое отображение доминировали.

Важно еще заметить что, в древнерусской агиографии представлен антиномичный аксиологический образ человека, характеризующий на религиозно-нравственной шкале два полюса личности: положительный и отрицательный. Такая модель человека сыграла важную роль в общерусских представлениях о человеке. Об этом свидетельствует уже тот факт, что в русском языковом сознании гармония «внутреннего» человека на шкале ценностей располагается выше, чем гармония «внешнего» человека. Наивная картина мира внутреннего человека складывалась веками и закреплялась в тех или иных языковых формах, отражающих сущность этого мира. Такая картина мира была не просто обыденной, т.е. присущей донаучному знанию, она была в той или иной степени осмыслена религиозно-философским сознанием, пытавшимся определить основы такого представления, опираясь, в частности, и на языковые средства его воплощения.

Далее остановимся подробнее на некоторых особенностях избранной нами методики исследования. В настоящее время в лингвистике, в частности, в когнитивной семантике, существует целый ряд

понятий, посредством которых репрезентируются характеристики, определяющие человека и окружающие его материальные и нематериальные ценности: концепты, фреймы, прототипы и другие идеализированные когнитивные феномены, отражающие те или иные фрагменты наивной картины мира.

В настоящей работе в научный аппарат исследования включается понятие «концепт» («концепт святости»). Кроме него, определяющим для избранного нами объекта исследования является понятие «языковая аксиологическая доминанта» (ЯАД). Названные понятия взаимосвязаны: второе соответствует первому и конкретизирует его на уровне анализа семантико-прагматических смыслов слова, высказывания, текста.

Все ЯАД репрезентируют в текстах типичные, доминирующие качества личности святого, оцениваемые в ментальном мире и содержании житий безусловно положительно.

На базе интеграции когнитивно-семантического и аксиологического анализа текстового материала в диссертации строится обобщенное понятие когнитивно-семантической модели образа святого. Конкретное содержание этой модели - регулярно используемая в агиографических текстах совокупность, или, точнее, конфигурация (система) ЯАД. Оно прямо обусловлено реальным концептом святости и сопутствовавшей ему традицией сакрализации отдельных личностей в социокультурной ситуации Древней Руси в период активного обращения в православие русского народа.

Мы исходим из того, что описание языкового образа святого может быть максимально адекватно осуществлено только исходя из органичного соединения всех знаний об этом феномене русской средневековой культуры: лингвокультурологических, исторических, религиозно-философских, литературоведческих. В частности, анализируя жанрово-композиционные особенности древнерусской агиографии, мы пришли к выводу о том, что житие, будучи религиозно-художественным жанром, по своему основному назначению и роли в социуме являлось инструментом нравственно-религиозного дидактизма. Иначе говоря, этот жанр имел двойную коммуникативную установку: с одной стороны, описание биографии святых, с другой -религиозное воспитание народа в духе православия, причем вторая интенция трансформировала первую. Именно этим фактом объясняется ~йдёализация~свять1х,~как персонажей, демонстрирующих своим поведением нравственный идеал человека, предписываемый церковью, что непосредственно отобразилось на языковом воплощении святого.

Требует, на наш взгляд, объяснения избранное нами хронологическое ограничение описываемого в диссертации языкового материала (Х1-ХУ вв.). В период ХП/-ХУ вв. в социально-политическом

обустройстве средневековой Руси произошли серьезные изменения, связанные прежде всего с усилением централизованной власти московского государства, повлекшим соответствующее ослабление власти церкви. В результате дальнейшая деятельность русской православной церкви стала осуществляться в двух направлениях: представители первого (во главе с Иосифом Волоцким) подчинились светской власти, признали свою зависимость от нее, оставшаяся часть церковных деятелей (наиболее заметной фигурой из которых был Нил Сорский) предпочла самостоятельный путь развития. Общеизвестно, что язык всегда очень чутко реагирует на серьезные общественные изменения, поэтому подобные потрясения не могли не отразиться на эволюции русского языка. В частности, это коснулось многих слов, имевших до этого глубокую сакрально-религиозную семантику и определявших в связи с этим концепт святости и непосредственно языковой образа святого.

Речь идет о словах мудрый, блаженный, святой, а также некоторых других, характеризующих в целом образ святого как 'духовного наставника, человека богопослущного, наделенного божественной благодатью и исключительными нравственными качествами'. Согласно данным исторических толковых словарей, в рассматриваемый период эти лексемы начинают приобретать новые, не свойственные им до этого значения, содержащие в себе негативную оце-ночность, ср. блаженный - 'глупый, чудаковатый', а также ряд одно-коренных форм мудреный - 'непонятный, замысловатый', святоша -'лживый, притворный человек'.

Таким образом, старорусский период нашей истории (ХУ-ХУ1 вв.) стал важной вехой в эволюции русской языковой системы и картины мира. Образ идеального высоконравственного человека к этому времени был, к сожалению, по большей части разрушен. Именно этими обстоятельствами объясняется проведенный нами отбор житийных текстов, ограничивающийся периодом XI - XV вв.

В Главе II «Языковой образ святого в древнерусских житийных текстах» сделана попытка проанализировать особую ментально-аксиологическую картину мира древнерусской агиографии, отчасти пересекающуюся с языческими мифопоэтическими представлениями.

Рассмотрены (иллюстрированы, обобщены и сопоставлены) основные языковые аксиологические доминанты, формирующие типизированную собственно языковую модель святого, реконструированную нами на основе речевого материала, извлеченного из житийных памятников. Эта модель представляет собой систему нескольких языковых аксиологических доминант, характеризующих главное в образе святого. Она соотнесена нами с выполненной графически схемой-идеограммой образа святого, обобщающей лингвистическое

выражение и экстралингвистическое (прототипическое) содержание этого образа (см. с.).

В главе проанализированы значимые отличия в языковом воплощении образов святого князя и священнослужителя, обусловленные разными объективными прототипами святости.

На Руси очень долго сохранялась ситуация двоеверия (христианство и язычество). Именно это создавало неоднородность картины мира средневекового человека, неоднозначность его мировосприятия: воздействие христианской сакральности (святости), с одной стороны, и архаической мифопоэтической традиции - с другой. Это не могло не отразиться на текстах религиозного содержания (в частности, на житиях). Преодоление языческих элементов неминуемо вело к осознанному или неосознанному впитыванию их в христианскую культуру.

Такое «впитывание» в древнерусской агиографии объяснялось еще и тем, что она занимала промежуточное положение между жанром народным и религиозным. С одной стороны, жития, безусловно, принадлежали к церковной литературе, поскольку писались людьми из церковно-религиозной части общества, и по своему назначению носили религиозно-дидактический характер. С другой - так как в качестве адресата, на которого была ориентирована древнерусская агиография, выступали простые люди (крестьяне, ремесленники), подобный жанровый синкретизм не мог не отразиться и на языковом воплощении героя жития. Иначе говоря, языческая, мифопоэтиче-ская составляющая средневековой агиографии была довольно существенной. Это прежде всего проявлялось в особенностях мировосприятия героев, изображенных в житийной литературе.

Картина мира, эксплицируемая в жанре жития, выстраивалась в виде определенных ментально-аксиологических оппозиций. Прокомментируем некоторые из них.

Одно из самых типичных противопоставлений во всей литературе религиозного содержания - оппозиция «земное - небесное». Как правило, эта идея эксплицируется уже в самом начале произведения. Автор жития Авраамия Смоленского (инок Ефрем), обращаясь к Богу, говорит:

«...« не въсхот£ насъ презр£ти въ мнозЬй прелести мира сего...» [ЖАС, 66].

Другими словами «сей мир», земной мир, содержит массу соблазнов, греховных для человека. Тот же смысл выражен и в житиях, посвященных светским людям. Показательно в этом отношении Житие Бориса и Глеба. Так, Борис, молясь перед смертью, говорит:

«Слава ти, яко съподобшъ мя еси убЬжати оть прелести жития сего льстьнааго!...Слава ти, владыко челов&колюбьче, спо-

добивый мя ськоньчати хотЬние сьрдьца моего!...приими въ миръ душюмою»[СБГ.288].

Таким образом, Борис стремится уйти из этого мира в мир небесный. Обращает на себя внимание слово прелесть, которая является семантическим маркером-интенсификатором названной выше оппозиции «земное - небесное». Этимология этого слова восходит к слову лесть, а лесть, как известно, тяжкий грех, и значение лексемы прелесть в данном контексте истолковывается как 'грех, соблазн', его источник - все земное.

Другой оппозицией подобного рода выступает протипоставле-ние «греховное - праведное»:

«Тогда слава и честь, и радость всЪмъ праведнымъ, грЪшным же мука в Ьчная, ея же и самъ сотона боится и трепещешь. Да аще страшно есть, братье, слышати, страшн Ье будешь самому видети»[ЖАС,76].

Безусловно, эта оппозиция тесно связана с противопоставлением, рассмотренным нами выше, где земное понимается как греховное, а небесное - как праведное. Данный фрагмент текста построен при помощи антитезы: праведных ждет слава, честь и радость, в свою очередь грешных — мука вечная.

С проиллюстрированными противопоставлениями связана и третья оппозиция - «истинное - ложное», где истинное понимается как небесное и праведное, сложное - как земное и греховное. Истинное с точки зрения религиозной картины мира, как правило, содержится в божественных книгах:

«Я вся же святыхъ богодухновенныхъ книгъ житиа ихъ и словеса проходя и внимая, беспристани богу моляся и просе йцая свою душю и помыслъ» [ЖАС,72].

«Растыи убо т Ьлъмь и душею влекомъ на любъвъ божию, и хожаше по вся дьни въ цьркьвь божию, послушал божьствьныхъ книгъ съ вс£мь въниманиемь» [ЖФП, 92].

Семантическое пространство этой оппозиции связывалось в житийных текстах с концептами просвещение, книга (причем имелась в виду книга священная, божественная).

Эта оппозиция своеобразно преломляется в Житии Стефана Пермского, где истинное понимается ещё и как христианское, а ложное - как языческое:

«...братье, сказаю вам благодать данную мне, яко, аще в ¿руете и креститеся, спасени будете. И възв Ьщаю вам Царство небесное... и многи увЬща отпожити суетную пермьскую прелесть кумирьскую» [ЖСП, 104].

Ключевые слова в приведенном фрагменте благодать Царство небесное и прелести суетные, кумирские.

Здесь мы рассмотрели часть противопоставлений, репрезентированных в агиографии. В житийной картине мира их гораздо больше, например, «духовное - материальное».«добро - зло», «сакральное - обыденное» и т.д. Все они теснейшим образом пересекаются на смысловом уровне.

^ Таким образом, ментально-аксиологическая картина мира, во-

площенная в содержании жития, выстраивалась при помощи семантического переплетения ценностных оппозиций, значимых для рели» гиозного сознания. Вместе с тем эти представления сходны с языческими образами окружающего мира. Необходимо отметить, что подобное контрастно-таксономическое мировосприятие определяло всю средневековую литературу. Конечно, это в первую очередь связано с особенностями средневекового мышления в целом, находившегося под властью мифопоэтических, мистических представлений, но, как нам кажется, в агиографии такая картина мира была отчетливо подчинена главной цели - воздействию на адресата, религиозному дидактизму.

Исходя из всего вышесказанного можно утверждать, жанр жития со святым как главным героем представлял собой один из ярчайших примеров реализации регулятивной функции языка прямого воздействия на поведение и представления людей, грамотных (умеющих читать) и неграмотных, способных лишь слушать чтение агиографических текстов (традиция чтений как регулярного занятия православных была очень прочной в древнерусской культуре).

Набор языковых аксиологических доминант (ЯАД), составляющий типизированное собственно лингвистическое содержание языкового образа человека, соотнесен прежде всего с тремя основными аспектами характеристики личности святого: религиозным, интеллектуальным и этическим.

В качестве самой яркой характеризующей ЯАД в житиях выделяется вера, и понятно почему: именно вера является центрообра-зующим началом любого религиозного учения (вероучения). Следует отметить, что семантическое пространство этой ЯАД в житийных текстах характеризуется неоднозначной экспликацией: с одной стороны, вера 'любовь к Богу', с другой - 'страх перед Богом'.

«...богодъхновеныи Феодосиираждьгся божьствьною любъ-вию, и даша рвениемъ божиемь» [ЖФП, 100].

С другой стороны, можно привести пример из Жития Авраа-мия Смоленского, где святой молит Бога отвратить гнев свой:

«... и въ перси биа кричаниемъ Богу припадая помиловати люди своя, отвратити гн Ьегь свои и послати милость свою... И се-

го убо не престааше Страшного поминая суда, испытанна бояся, и не простая прилЬжно Бога моля и въ нощь, и въ день» [ЖАС, 76].

Следует отметить, что агиографы, воплощая дихотомичную семантику веры, довольно часто прибегали к такому риторическому приему, как антитеза, служащему мощным средством воздействия:

«....Аще веруете спасени будете... аще не вЬруете, то осу жени будете в муку в Ачную» [ЖСП, 104].

«Тогда слава и честь и радость вскмъ праведнымь, грЬшным же мука в £чная» [ЖАС, 76].

«...молящихся и приношение приносящихъ Ему, и стоящихь съ страхомъ...нъ всЬхъ любовь и смирение имуще» [ЖАС, 102].

«Боязни въ любъви н'ксть, съвьршеная любы вънъ измещеть страхь» [СБГ, 280].

Семантика ЯАД веры репрезентировалась в житийных текстах в парадигматических и синтагматических связях соответствующих слов. Например, в гипонимических, синонимических и квазисинонимических рядах:

« ...плод духа есть любовь, радость, миродолголетие, терпЬние, вЬра, кротость, въздержание» [ЖСП, 60].

«...юже възгради премногою вЬрою и теплотою преизлиш-няялюбви...чистою сов&тью...горящим желаньемъ» [ЖФП, 110]. «...душевныя скверны покаяньем и вЬрою очищаются» [ЖСР,

90].

«....обратитеся к Господу Богу вtpoю, покаяньем, крещением, обращеньем» [ЖАС, 82].

«Дарова бо ся намъ не токмо вонъ вЬровати, нъ и занъ стра-дати»[ЖФП, 104].

«...дерзая по вЪре и по благочестьи побарая, ревностью Бо-жественою ражжегся» [ЖСП, 84].

Синтагматические отношения лексемы вера достаточно ярко проявляли себя в агиографии в сочетании с глаголами с общей семантикой 'учения, обучения':

«...земля Перьмская не научена сущи вЪрЬ христианству [ЖСП, 66].

«...проповедь вЬрыхристианъскыяУ) [ЖФП, 116]. «.. .у чаше я в%рЬ Христов ¿» [ЖАС, 74]. «Обрати, Господи, поганыя в христианьство» [ЖСР, 48]. Иногда этот смысл мог задаваться контекстом в целом:

«И прочая многа словеса к ним изъглагола, износя слова от божественых Писании, изводя от святых книг, приводя на разум, яко да быгиа всовали и крестшися» [ЖСП, 84].

Следует отметить, что речевое воплощение ЯАД выражалось не только при помощи лексем, напрямую называющих то или иное доминирующее качество святого и составляющих их ядро, но также и рядом вспомогательных экстралингвистических и собственно лингвистических средств: дидактизмом, направленным на религиозно-нравственное воспитание читателя (адресата), особой оппозитивной религиозно-мифологической картиной мира, эксплицируемой в жанре жития, репрезентирующей языковой образ святого как некоего идеализированного человека, наделенного сверхположительными качествами, что, в свою очередь, предопределяло соответствующее языковое окружение лексем, обозначающих доминирующие характеристики святых в житийных текстах.

Исходя из этого когнитивно-семантическую структуру ЯАД веры, которая, как уже было сказано, являлась центральной в конфигурации ЯАД, характеризующих языковой образ святого, можно представить следующим образом. Ее семантическое содержание предопределяется контрастной картиной мира, заложенной в древнерусской агиографии, в частности, оппозицией «греховное - праведное», где греховное соотносится с безверием, а праведное - с верой в Бога. В связи с этим вера в житийной дискурсивной практике дихо-томична: с одной стороны, 'любовь к Богу', с другой — 'страх перед Богом' (перед божественной карой). Такое дихотомичное трактование веры, в свою очередь, исходит из регулятивной функции агиографии (воздействие на читателя). Непосредственно в житийных текстах эти две семантические составляющие ЯАД веры наполняются соответствующим языковым окружением. Схематически это мож-

Остальные ЯАД, выделяющиеся в житийных текстах, описываются исходя из приведенной схемы анализа. Так, качеством ЯАД в агиографии характеризуется аскеза святого, соотносящаяся с этическим аспектом жизни православных. Соответствующие качества святой обычно проявлял с детства:

«Еще же и кь д ¿тьмъ играющимъ не приближашеся, яко же обычаи есть унымъ, нъ и гнушашеся играмь ихь. Одежа же его (Феодосия Печерского) бЬ худа и сплатана» [ЖФП, 92].

Аскетический образ жизни святого еще больше начинал проявлять себя в период иночества:

«Преподобный Сергие упражняшеся от попечений телесного, яко любя безмлъвие и въздръжание» [ЖСР, 34].

«Я добрЪ потружався во иноческом житъи и много, подвизав-ся на доброд Ътелъ постом и молитвою, чистотою и смирением, въздержаньем и трезв Ьнием, терпйнием и безлобием, послушанием же и любовию» [ЖСП, 58].

Таким образом, эта ЯАД напрямую соотносится с оппозицией «материальное — духовное», где приоритет сохраняется за духовной стороной жизни святого, о чем свидетельствуют следующие фрагменты текстов: богатьство убогымъ раздаде; хожааша яко единъ от нищихъ\ въ худыя пьрты обълкъся, ти тако хожагие и т.п. В языковом воплощении этой ЯАД негативный полюс оценки представляют лексемы, связанные с семантикой материального благополучия и мирских развлечений: богатьство, св Ътлые ризы, праздьна одежа, праздъньство, игры (детские). В противовес этому в текстах употребляются слова с положительной контекстной оценкой: съм Ърение, въздержание, трудолюбие, послушание, трезв ¿ние, терпкие, чистота.

В качестве особой ЯАД выделяются интеллектуальные характеристики святого, в частности, разум и мудрость. Авторы житийных произведений постоянно подчеркивают, что эти качества (разум и мудрость) дарованы святому исключительно благодаря божественной благодати, таким образом, даже интеллектуальная сфера жизни святого носит в агиографии четко эксплицированный сакральный оттенок:

«Господня бо б£ благодать на немъ (Авраамии Смоленском), просвЬщающи разум его и наставляющи на путь зanoвtдeu Хри-стовыхъ» [ЖАС, 70].

Древнерусские агиографы уделяли пристальное внимание интеллектуальной стороне образа главного героя, особенно понятию

«мудрости». Об этом свидетельствует богатое однокоренное поле этого слова, используемое в житийных текстах: мудрость, премудрость, целомудрие, мудролюбие, мудрование, смиренномудрие и т.д.

Интересно также отметить, что при употреблении лексем разум и мудрость агиографы довольно часто используют атрибутивы душевный, духовный, так, например, Епифаний, говоря о прилежании Стефана Пермского, пишет: «ус« Ъваше же разумом душевным» [ЖСП, 56]. Довольно часто в житийных текстах эти характеристики (мудрый, разумный, духовный, душевный) можно встретить в одном однородном ряду: «старца разумична и духовна...» [ЖСП, 60\л...утЪшая приходящаа, иплЬняя ихъ души иразумъ ихъ» [ЖАС, 76].

Древнерусские представления о разуме и мудрости сводились по существу к постижению божественной истины. Именно этим объясняется тот факт, что рассматриваемые понятия отображают скорее не рациональную, а внутреннюю духовную сторону жизни святого. Таким образом, ЯАД, характеризующая интеллектуальную сторону жизни святых, соотносится с оппозицией «истинное - ложное». Продвижение от разума к сакральной мудрости эксплицируется в житийных текстах при помощи лексем: просвещение, святые (божественные) книги, божественная благодать, спасение, учитель, душа. Отрицательный полюс, в свою очередь, представлен лексемами: искушения, прелести, имеющих в текстах соответствующую атрибуцию: суетные, идольские, кумирские, дьявольские.

Более того, когнитивно-семантическая структура анализируемой ЯАД осложняется существованием определенной иерархии между понятиями «разум» и «мудрость». Если представления о разуме характеризовали в большей степени познавательную деятельность человека, то мудрость выступала как некий конечный результат, к которому всякий разумный человек должен был стремиться. К такому выводу мы пришли благодаря проведенному анализу содержания этих понятий в житийной литературе, а также еще двух памятников древнерусской литературы «Книги премудрости Иисуса Сирахова» и «Нила Сорского Предание и устав» (эти памятники не являются агиографическими по своей сути, однако имеют непосредственное отношение к формированию концепта святости и, следовательно, к языковому образу святого как его носителю). В связи с этим интересно отметить, что рассматриваемая нами сакрально-семантическая иерархия сохранялась в языке довольно долго. В частности, одно из определений слова мудрый в толковом словаре В.И. Даля выглядит как 'в высшей степени разумный'[Дэль, т.2, с.355].

На основе всех проанализированных ЯАД представляется возможным типизировать языковой образ святого, репрезентировать

его в виде когнитивно-семантической модели. Эта модель предопределяется рядом экстралингвистических факторов: 1) ментально-аксиологической картиной мира, эксплицированной в жанре жития; 2) религиозно-философским дидактизмом как основной коммуникативной установкой агиографического жанра, репрезентирующей святого в качестве реального человека и одновременно идеализированного персонажа. Отсюда можно сделать вывод о том, что святой в агиографическом тексте проявлял себя в двух ипостасях, первую из которых можно обозначить как телесную, земную, а вторую как духовную, небесную. Это положение отображается в работе в виде схемы-идеограммы, конкретизирующей понятие когнитивно-семантической модели исследуемого образа: схема 1

Бог (вечная жизнь)

преставление

подвижничество

получение

священного

сана

Иночество

:трах перед эожественной карой

ВЕРА

любовь к Богу

Детство

внешнш^ телесный мир

обретение

тветственность перед Богом овный аставник

[сакральная мудрость

святой до рождения (отмеченность Богом)

аскеза, смирение юздержание труд

юбовь к Богу послушание прилежание духовное самовоспитание

внутренний духовный мир

Проведенный сопоставительный анализ языкового воплощения образов святых князей и священнослужителей в древнерусской агиографии показал, что принципиальное значение для житийной дискурсивной практики имеет противопоставление именно этих двух прототипов персонажей.

Рассматривая выделенные прототипы святости, мы пришли к выводу о том, что их прототипичность носила в древнерусской агиографии бинарный характер. С одной стороны, поскольку святые были представлены в текстах в двух ипостасях - как реальные люди и как идеализированные художественные персонажи, они уже являлись прототипами идеала, образца нравственно-религиозного человека. С другой - в каноническом воплощении этих образов присутствовали параллели с героями Священного Писания, в частности, святые церковные деятели были соотнесены в текстах с образом Иисуса Христа («христосоцентричны»), в свою очередь святые князья - с другими библейскими героями (Каин и Авель, Соломон и т.п.). Однако следует признать, что, несмотря на эту неоднородность, их описание происходило по одной инвариантной канонической схеме. Неоднородность прослеживалась скорее в самой реализации этой схемы, в ее интерпретации, что отражено в сводной таблице, учитывающей и некоторые индивидуально-авторские средства воплощения этих образов:___

Каноническое воплощение Периферийное (индивидуально-авторское) воплощение

священнослужители | святые князья 1 .Употребеление искусственных окказиональных слов, конкретизирующих тот или иной аксиологический смысл: совопросник, распитая, смиренномудрие и т.п. 2.0собая метафоризация, усиливающая восприятие образа святого и текста в целом. 3.Стилистические особенности (стилистические повторы, расширенные синонимические ряды, воплощение положительной оценки святого за счет отрицательной опенки его окружения и т.п.)

1. Внутренние характеристики

любовь к Богу, разум, сакральная мудрость, богопослушничество и т.а

Аскетизм: трудолюбие, смирение,воздержание, послушничество, пост, кротость. Ответственность перед Богом за свою паству (духовный наставник): богопорученностъ, помощник, заступник, утешение Особый набор внешних характеристик: красота, молодость, воинская доблесть

2. Прототипизация

Иисус Христос Библейские герои (Соломон, Каин и Авель)

3. Происхождение

праведные, благочестивые родители концепт рода, княжеское происхождение (власть, данная от Бога)

В Заключении в соответствии с заглавной проблематикой диссертации обобщается все сказанное о содержании языкового образа святого в древнерусской агиографии, а именно — о главных составляющих этого содержания и их взаимной обусловленности:

Экстралингвистическое содержание (ЭС) образа святого

1. ЭС, задаваемое исторически конкретной социокультурной и коммуникативной ситуацией (Х1-ХУ вв.) - «церковь/власть - народ»: обращение народа в православие, пропаганда соответствующих текстов, образцов жизни, ценностей; святость и святые как характерное явление этой ситуации.

2. ЭС как строго определенный, разрешаемый и одобряемый церковью отбор прототипов героев житийных текстов — с конкретно-личностными и социотипическими качествами этих людей, их биографией, деяниями.

3. ЭС как канонизированное и пропагандируемое содержание Священного писания — с его героями, судьбами этих героев и их сакрально-божественным предназначением в мире людей.

4. ЭС как определенные черты ментальности народа, обращаемого в православие: вера в мифы, Бога, богочеловека (Иисуса Христа), и в то же время языческие, мифопоэтиче-ские представления; соблюдение традиций, ритуалов, использование символики как религиозно-православной, так и

более древней. I

Собственно лингвистическое содержание (СЛС) образа святого

5. СЛС, задаваемое каноном и этикетом древнерусской агиографии: семантико-прагматические инварианты сюжетов, образов героев, образа автора, единые воздействующие интенции, единая лексика, фразеология, риторичесие приемы как средства репрезентации этого специфического оценочно-сакрального (религиозно-ценностного) содержания, его прямая связь (посредством включения в жития цитат и аллюзий) с содержанием Священного писания, его главных образов и символов.

6. СЛС условно-художественного жанрового типа - с элементами фольклора, литературности (особенно в описаниях святых князей).

7. СЛС и соответствующие языковые средства, принадлежащие автору текста, варьирующие и развивающие канон.

Схема 2

Языковой образ святого в древнерусской агиографии - в аспекте формирующих его типов содержания (ЭС и СЛС)

Комментарий к схеме 2: 1) эллипс и круги символизируют включение и соотношение типов содержания (их иерархию и взаимообусловленность); стрелки символизируют однонаправленное и двунаправленное отношение зависимости (связи) содержаний; цифры соответствуют цифрам компонентов в словесном описании (см. выше); семиотически лингвистическое содержание языкового образа святого по принципу референции включает экстралингвистическое; 2) на схеме изображено формирование экстралингвистического и жанрово-канонического содержания в языковом образе святого; в СЛС условно показаны различные ЯАД, их связи; 3) схема представляет содержательную структуру обобщенного, типизированного, комплексного содержания (ЭС+СЛС) языкового образа святого в древнерусской агиографии; она не исключает языковых элементов индивидуализации героев житийных текстов.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Завальников В.П. К вопросу об экстралингвистических детерминантах языковой картины мира: обобщение известного // Язык. Человек. Картина мира. Мат. всерос. науч. конф. 4.1. Омск, 2000.С. 4-6.

2. Завальников В.П. Разрушение древнерусского концепта святости и образ человека в русской языковой картине мира // Вестник Омского университета. 2001. №4.С. 82-85.

3. Завальников В.П. Аксиологические контрасты идеальной реальности в древнерусских житийных текстах / Филологический ежегодник. Вып.4. Омск, 2002.С. 93-97.

4. Завальников В.П. К проблеме авторского начала в древнерусской агиографии (на материале Жития Стефана Пермского) // Язык. Время. Личность. Мат. междунар. науч. конф. Омск, 2002. С. 396398.

5. Завальников В.П. Жития святых в древнерусской словесности // Человек. Слово. Текст. Контекст: Проблемы современных лингвистических исследований. Омск, 2003. С.26-30.

Подписано в печать 28.05.2003. Формат 60x84 1/16 Печ.л. 1,5. Уч. - изд-Л. 1,5. Тираж 130 экз. Заказ 328.

Издательско-полиграфический отдел ОмГУ 644077, Омск-77, пр. Мира, 55а

SÍ 11 9 6 5

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Завальников, Владимир Петрович

Введение.

Глава 1.Теоретические предпосылки и основные понятия, используемые в исследовании языкового образа святого на материале древнерусской агиогафии.

1.1 .Проблематика лингвоантропологического изучения семантических единиц, формирующих образы мира и человека в языковой картине мира.

1.2. Жанрово-стилевые особенности древнерусской агиографии.

1.3.История древнерусской святости. Концепт русской святости и основные причины его изменения.

Выводы.

Глава 2.Языковой образ святого в древнерусских житийных текстах.

2.1.Контрастные характеристики ментально-аксиологической картины мира, репрезентированной в древнерусской агиографии.

2.2.Языковые аксиологические доминанты, формирующие собственно языковой образ святого в древнерусской агиографии.

2.3.Основные отличия в языковом воплощении образов святого князя и священнослужителя.

Выводы.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Завальников, Владимир Петрович

Настоящая диссертация посвящена лингвоантропологическому исследованию образа святого, главного героя древнерусских агиографических произведений.

Агиография - научная дисциплина, занимающаяся изучением житий святых, богословскими и историко-церковными аспектами святости. Термин «агиографический» приравнивается, в широком смысле слова, к понятию «религиозный», а в более узком, - к понятию «житийный» [Митина 2000, 3].

Древнерусская житийная литература стала объектом научных исследований в XIX в. В.О. Ключевский в работе «Древнерусские жития святых как исторический источник» положил начало изучению древнерусской агиографии как свидетельству реальных событий русской истории [Ключевский 1870]. Вслед за названным исследованием появились работы И. Яхонтова, В. Васильева, Н.Н. Серебрянского [Яхонтов 1881; Васильев 1893; Серебрянский 1907], продолжившие традицию исторического изучения древнерусской агиографии.

Жития русских святых достаточно глубоко и всесторонне исследованы в отечественном литературоведении [Адрианова-Перетц 1964; Берман 1982; Дмитриев 1973; Еремин 1966; Лихачев 1954, 1962 и др.].

Языковые особенности агиографических произведений лишь в последние два десятилетия стали вызывать регулярный исследовательский интерес: появились разноплановые работы, посвященные главным образом функционированию единиц разных языковых уровней в житийных текстах [С.А. Аверина 1999; В.В. Колесов 1999; И.С. Кошкин 1994; Т.А. Литвина 1999; Ю.В. Митина 2000; Т.П. Рогожникова 1987, 2000; В.Н Топоров 1995, 1998; Д.Р. Шакирова 1999 и др.].

Авторы лингвистических исследований описывают отдельные стилистические, грамматические, семантические и другие особенности житийного жанра. Что же касается лингвоантропологического анализа образов святых, то он еще никем из русистов не осуществлен, что объясняется в первую очередь относительной молодостью самой лингво-антропологии. Налицо также недостаточная разработанность методологии и методики анализа семантико-прагматических и лингвокультурологиче-ских аспектов, связанных с характеристиками главного персонажа агиографии в свете антропоцентрического подхода, что и обусловливает научную актуальность темы и проблематики настоящей диссертации. Кроме того, актуальность нашего исследования определяется решаемой в ней задачей интегративного, междисциплинарного изучения языкового образа человека в русской национально-культурной картине мира. Этот образ воплощается в текстах самого разного назначения и содержания, принадлежащих к разным эпохам и социокультурным ситуациям. Таким образом, наше исследование - часть масштабного тематического направления современной теоретической семантики [Бенвенист 1974; Апресян 1995а; Степанов 1985; Караулов 1987; Арутюнова 1999; Вежбицкая 1999; Булыгина, Шмелев 1997; Урысон 1995; Одинцова 2000; Седова 2000, Никитина 1996, Коротун 2002 и др.].

Настоящее диссертационное исследование относится, таким образом, к той отрасли антропоцентристской семантики, главным предметом которой является языковой образ человека. Как и любое лингвоантрополо-гическое исследование, наша работа предполагает широкое привлечение и использование данных и методов смежных человековедческих дисциплин: философии, когнитивистики, этнопсихологии, лингво культурологии, истории и др. Так, например, при описании языкового образа святого, представленного в древнерусской агиографии, мы учитываем 1) этно- и социопсихологические особенности адресата, в качестве которого выступал простой человек (крестьянин, ремесленник), сознание этого человека было отягощено языческими представлениями; 2) собственно исторические факторы: распространение православной культуры на Руси, историю канонизации святых, развитие отношений между властью церковной и светской; 3) религиозно-философские представления о человеке, характерные для содержания житийной литературы и т.п. Такое широкое привлечение экстралингвистического материала обусловливается тем, что святой являлся этнокультурным и религиозно-философским феноменом Древней Руси, поэтому максимально адекватное описание этого образа, с нашей точки зрения, возможно лишь при органичном соединении всех знаний о нем, экстралингвистических и лингвистических. «Все, что имеет отношение к существованию и функционированию языка, входит в компетенцию лингвистики» [Кибрик 1987, 35].

В то же время там, где это необходимо, мы опираемся на достижения классической семантики, исходящей из того, что лексические единицы -это прежде всего языковые знаки, характеризующиеся денотативной отнесенностью и сигнификативным содержанием, входящие в синтагматические и парадигматические отношения с другими знаками, имеющими три главных системных параметра: структурный, семантический и прагматический. Значимы для предпринятого исследования и достижения отечественной исторической семантики, в частности диахронической деривационной семантики, так как исследуемые памятники и их язык относятся к сфере языковой диахронии [Богатова 1984; Колесов 1986; Успенский 1982, Вендина 2003 и др.]. При разработке методологии и методики предпринятого исследования мы исходим из того, что для решения наших задач недостаточно известных сопоставлений и противопоставлений: диахрония - динамическое языковое описание; синхрония статическое. Говоря о вопросах, касающихся в развитии языка черт статики и динамики, мы опираемся на следующий постулат: «диахрония не только динамична, но и стабильна, а синхрония, напротив, не только статична, но и динамична» [Общее языкознание 1970, 204]. При анализе языкового образа святого важным является как аспект динамического (диахронического) воплощения этого образа, определяющийся прежде всего принадлежностью всего языкового материала к истории русского языка, так и черты его статического, устойчивого, инвариантного языкового воплощения, причем последние являются для нас основополагающими, поскольку семантика и прагматика исследуемого образа регламентированы исторически стабильным агиографическим каноном [см. подробнее раздел 1.2.].

Собственно лингвистическим объектом изучения в диссертации являются приведенные в систему факты функционирования в житийных текстах семантических единиц различного объема и качества: слов, словосочетаний, различных текстовых структур, обозначающих главные характеристики святого как пресонажа и в то же время репрезентирующих экстралингвистическое личностное содержание его прототипов, от которого в значительной зависит степени выбор соответствующих языковых средств воплощения.

Языковой образ человека - центральное понятие диссертации, определим его как обобщение характерных для сознания носителей языка и запечатленных в семантике и прагматике языковых единиц и структур реалистических и наивно-мифопоэтических представлений о человеке [Одинцова 2000].

На начальном этапе настоящего исследования языковой образ святого характеризуется предварительно - на основе тех знаний о нем, которые содержатся в исторических, культурологических, религиознофилософских, литературоведческих, семантико-стилистических исследованиях, что можно считать предысторией нашего описания, его предпосылкой, затем эти знания уточняются, конкретизируются, семантически интерпретируются на основе семантико-прагматического анализа текстов, что в конечном итоге определяет когнитивно-семантическое содержание построенной нами модели языкового образа святых.

Таким образом, в результате обобщения всех представленных в диссертации наблюдений над семантикой, формирующей и отображающей самые существенные характеристики личности святого, дается развернутое лингвоантропологическое описание этого объекта и реконструируется языковая модель образа, соотнесенная с идеограммой, концентрирущей все знания о святых, представленные древнерусской агиографической традицией и литературой о ней [см. подробнее раздел 2.2.].

Предмет нашего исследования комплексный, выходящий за пределы языкового материала: это, во-первых, лингвокультурологическая модель-интерпретация (типизированное описание) языкового образа святого, во-вторых, разноплановые текстовые и экстралингвистические факторы, детерминирующие специфическое языковое содержание искомой модели: картина мира (ментальность), отображаемая в житийной литературе средневековой Руси; феномен и концепт святости в общении и жизнедеятельности православных в XI-XV вв.; социокультурная и коммуникативная ситуация, в которой реальный святой и его житийный образ обладали огромной духовно сплачивавшей общество воздействующей силой; наконец, такой фактор, как более или менее строгий жанровый канон агиографического произведения.

Цель диссертационного исследования - осуществить многоплановое обобщенное описание языкового образа человека на материале древнерусских текстов о святых, представить это описание в виде когнитивносемантической лингвоантропологической модели образа святого, основываясь на национально-культурной и жанрово-стилистической специфике содержания и назначения житийных текстов и соответствующих им религиозно-философского, дидактического и социокультурного дискурсов. Поставленная цель конкретизируется в следующих задачах:

- кратко проследить историю древнерусской святости, выявить и описать причины изменения концепта «святости» на протяжении всего средневекового периода, охарактеризовать особую ментально-аксиологическую картину мира, репрезентированную в агиографии, и определить место святого в этой картине мира;

- осуществить исследование языкового образа человека с опорой на приемы лингвоантропологической семантики, представить обобщенную модель языкового образа святого, реконструированную на основе наиболее значимых, доминирующих характеристик персонажа и его прототипа, интерпретируемых с учетом религиозно-философской специфики агиографического жанра, а также некоторых особенностей реальной жизни святых;

- в соответствии с задачей моделирования языкового образа святого определить и апробировать в описании текстового материала функциональное понятие «языковая аксиологическая доминанта»; выявить и описать ряд такого рода доминант, а их конфигурацию (систему) представить как основу обобщенного образа святого, как его когнитивно-семантическую модель, регулярно репрезентируемую в древнерусской агиографии;

- определить место и роль индивидуально-авторских речевых элементов в их необходимом сочетании с собственно каноническими средствами воплощения образов святых в древнерусской агиографии.

Научная новизна исследования заключается в следующем: в настоящей диссертационной работе впервые предпринята попытка лингвоантро-пологического анализа, реконструкции и обобщения языковой характеристики образа святого, героя древнерусских житийных текстов.

Для вычленения и интерпретации наиболее существенных языковых оценочных характеристик святых разработано и применено к анализу соответствующих фрагментов текста и его отдельных единиц понятие «языковая аксиологическая доминанта» [см. подробнее раздел 1.1.З.].

Таким образом, представленное диссертационное исследование является, на наш взгляд, определенным вкладом в современную теорию языкового образа человека как семантического и вместе с тем жанрово-прагматического, аксиологического и культурного феномена, манифестируемого в диахроническом плане определенными фрагментами лексико-семантической и коммуникативно-прагматической (жанровой) систем древнерусского языка, ментально-аксиологическими закономерностями организации и использования этих систем в ситуациях религиозно-дидактической направленности.

Материал диссертационного исследования сконцентрирован в картотеке, включающей 1500 высказываний (отдельных слов, синонимических и квазисинонимических рядов, фрагментов текста), содержащих номинации образов святых. Непосредственными источкиками послужили житийные тексты XI - XV вв., которые были отобраны по признаку принадлежности определенному временному периоду: Сказание о Борисе и Глебе; написано в конце XI века неизвестным автором. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI - начало XII века. М., 1978. 413 с. Житие Феодосия Печерского; датируется 80-ми гг. XI века. Автор Нестор.

Цитируется по списку в составе Успенского сборника XII в. Изборник // Сборник произведений литературы Древней Руси. М., 1969. 654 с. Житие Авраамия Смоленского; написано в первой половине XIII века. Судя по послесловию, написано учеником Авраамия - иноком Ефремом. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981.423 с.

Житие Александра Невского; исследователи относят его к 80-м гг. XIII века. В рукописях не имеет устойчивого названия: «житие», «слово», «повесть о житии». Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. 423 с.

Житие Стефана Пермского; датируется обычно 1396-1398 гг. автором оригинального текста является Епифаний Премудрый. Цитируется по изданию: Святитель Стефан Пермский / Под ред. Г.М. Прохорова. СПб., 1995. 280 с.

Житие Сергия Радонежского; датируется 1417—1418 гг., атрибуция Жития Сергия Радонежского остается до конца не решенным вопросом. Обычно с ним связывают имена Епифания Премудрого и Пахомия Серба. Текст цитируется по изданию: Жизнь и житие Сергия Радонежского / Под ред. В.В. Колесова. М., 1991.

Повесть о Житии Михаила Клопского; памятник новгородской литературы, в основе которого лежат местные предания о юродивом Михаиле, подвизавшемся в Клопском Троицком монастыре под Новгородом. Житие датируется 1478 - 1479 гг., автор жития неизвестен. Текст цитируется по изданию: Памятники литературы Древней Руси: вторая пол. XV в. М., 1982. 688 с.

Агиографический канон был одним из самых устойчивых в древнерусской литературе, нами отобраны лучшие образцы этого жанра, поэтому анализ жанровых особенностей и образа святого в избранных житийных текстах представляется нам вполне обоснованным.

В качестве дополнительных источников использованы:

- Книга премудростей Иисуса Сирахова / Под общ. ред. В.В. Колесова. М., 1991. 233 с. (сборник изречений, относящийся к числу неканонических книг Священного Писания)

- Нила Сорского Предание и Устав. СПб., 1893. 134 с. (религиозно-философский трактат).

Эти памятники не являются агиографическими, но по своему содержанию напрямую связаны с концептом древнерусской святости.

Анализируя языковой образ святого, мы опираемся и на данные исторических и современных толковых словарей [Словарь русского языка. В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. М., 1981; Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. / Сост. В.И. Даль. М., 1955; Материалы для словаря древнерусского языка. В 4-х т. / Сост. И.И. Срезневский. М., 1958; Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975-1991; Историко-этимологический словарь / Сост. ПЛ. Черных. М., 1999; Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.) / Сост. Э. Благова, P.M. Цейтлин и др. М., 1994; Полный церковно-славянский словарь / Сост. Г. Дьяченко. М., 1993].

Метод и методика исследования. При анализе лексико-семантических единиц и других текстовых фрагментов в качестве основного интегративного был использован лингвоантропологический описательный метод, включающий комплекс приемов (методик): прием выявления экстралингвистических предпосылок, способствующих вычленению анализируемых смыслов и средств их экспликации; прием контекстуального и коннотативного анализа лексических единиц и других семантических структур текста; прием группировки материала на основе доминантных оценочных значений, репрезентируемых в тексте; прием когнитивно-антропологического и историко-культурологического комментирования и интерпретации текстового материала; прием жанрово-стилистического анализа текстов в целом и отдельных единиц в их составе.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что оно вносит определенный вклад в разработку одной из актуальных лингвоантропологических проблем изучения образа человека в русской языковой картине мира с учетом истории и социокультурных условий формирования его разных ипостасей. В научный оборот введен новый материал, относящийся к развитию и выражению нравственно-религиозных оценочных представлений о человеке в древнерусских житийных текстах.

Принципиальное значение для представленного в диссертации толкования языкового образа человека, героя житийной литературы, имеет его наивное, в нашем случае, философско-религиозное, этнокультурное и вместе с тем мифопоэтическое внелингвистическое обоснование, соответствующее древнерусской ментальности.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что содержащийся в ней фактический материал и его интерпретация могут быть использованы как своего рода диахроническое и национально-культурное толкование концепта «человек» в русской языковой картине мира, так как, безусловно, древнерусские представления о святых и святости в целом являются частью общерусских представлений о человеке, отчасти сохранившихся и в наши дни.

Материал имеет значение для расширения существующей лексикографической практики, то есть может быть использован при создании идеографических словарей сферы человека, в частности, с привлечением древнерусских текстов.

Идеи и материал исследования могут быть использованы при разработке вузовских спецкурсов и составлении учебных пособий.

Основные положения диссертации апробированы на всероссийской научной конференции «Язык. Человек. Картина мира» (Омск, 2000), региональных научных конференциях «Славянские чтения» (Омск, 2001, 2002), международной научной конференции «Язык. Время. Личность» (Омск, 2002), на заседаниях кафедры русского языка ОмГУ, а также нашли отражение в статьях, опубликованных за период работы.

Исследование имеет следующую структуру и объем. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, списка использованной литературы, списка источников фактического материала исследования, списка словарей и энциклопедий и списка сокращений. Основной текст диссертации изложен на 151 странице. Положения, выносимые на защиту:

Заключение научной работыдиссертация на тему "Языковой образ святого в древнерусской агиографии"

Выводы.

Когнитивно-семантическая модель языкового образа святого описана и проиллюстрирована в главе как конфигурация ЯАД. Эта конфигурация, помимо собственно лингвистического обоснования, определяется двумя важными экстралигвистическими факторами. Во-первых, композиционно-стилистическим и сюжетными особенностями житийного текста, характеризующими его религиозно-дидактическую, назидательную направленность. Во-вторых, своеобразной ментально-аксиологической картиной мира, эксплицирующей в древнерусской агиографии полярное разграничение ценностей и объектов действительности, разделяющих эту действительность на два полюса: положительный и отрицательный {земное - небесное, праведное — греховное, истинное — ложное, материальное -духовное). Все рассмотренные в главе ЯАД: вера, аскеза, разум и сакралъная мудрость, ответственность перед Богом, наставничество репрезентируют нравственный образец, предписываемый православной церковью.

Можно сказать, что собственно языковое воплощение обобщенной когнитивно-семантической модели языкового образа святого, представленного в древнерусской агиографии, всецело подчинено агиографическому канону, главные черты которого - аксиологичность, сакральность, нравственность, религиозность. Этот канон представлял собой своеобразный регламентированный сценарий, экстралингвистическое содержание которого задавало собственно языковые черты и средства в описании святых, к каковым можно отнести, помимо самих ЯАД, обязательное употребление цитат из Священного Писания, использование стилистических повторов, а также специальных аксиологических интенсификаторов тех или иных оценочных смыслов текста (напр. трудолюбие святого: день и нощь, рукама и ногама и т.п.). Язык жития способствовал решению общей задачи религиозной дискурсивной практики - усилению восприятия религиозных догматов православия народом.

Сделаем необходимый вывод о плане выражения ЯАД. Положительная оценочность, характерная для всех ЯАД, определяющих образы святых в древнерусских житийных текстах, не всегда эксплицируется теми лексемами, которые составляют ядро ЯАД (имеются в виду слова вера, труд, разум, которые вне житийных текстов вполне нейтральны). Однако агиографы добивались необходимых религиозно-аксиологических смыслов, используя дополнительные стилистические и лексические средства, предписанные житийным каноном и отмеченные нами выше, а также некоторые индивидуально-авторские средства манифестации положительных характеристик святых [см. таблицу с. 142].

Проведенный сопоставительный анализ языкового воплощения образов святых князей и священнослужителей в древнерусской агиографии показал, что принципиальное значение для житийной дискурсивной практики имеет противопоставление именно этих двух прототипов персонажей. Это прослеживается уже на уровне стилистического оформления житийных текстов. Княжеские жития, в отличие от текстов, посвященных церковным деятелям, более повествовательны и, как правило, не содержат такой обширной дидактической части.

Рассматривая выделенные прототипы святости, мы пришли к выводу о том, что их прототипичность носила в древнерусской агиографии бинарный характер. С одной стороны, поскольку святые были представлены в текстах в двух ипостасях - как образы реальных людей и как идеализированные художественные персонажи, они уже являлись воплощением идеала, образца нравственно-религиозного человека, предписываемого церковью и агиографическим каноном. С другой — в каноническом воплощении этих образов присутствуют параллели с героями Священного Писания, в частности, святые церковные деятели соотнесены в текстах с образом Иисуса Христа («христосоцентричны»), в свою очередь святые князья - с другими библейскими героями (Каин и Авель, Соломон и т.п.). Однако следует признать, что, несмотря на эту неоднородность, их описание происходило по одной инвариантной канонической схеме. Неоднородность прослеживалась скорее в самой реализации этой схемы, в ее интерпретации, что отражено в сводной таблице (стр.142).

Заключение

В представленном исследовании доказывается, что древнерусский агиографический текст, формирующий и репрезентирующий языковой образ человека, в нашем случае святого, отображает особую ментальную и языковую картину мира, пересекающуюся отчасти с языческими, мифопо-этическими представлениями, отчасти с реалистическими: религиозными, историческими, социокультурными. Религиозно-художественный мир житийного текста разделен на два полюса: положительный и отрицательный. Все детали и персонажи этого мира распределены по этим двум полюсам, а сам мир представлен в виде ценностных и семантических оппозиций. Образ святого является объектом абсолютной оценки, он формируется положительными языковыми аксиологическими доминантами. Это объясняется прежде всего тем, что святой выступает в древнерусской агиографии в качестве героя-субъекта особой дискурсивно-религиозной практики, акцентирующей внимание на дидактико-вос питательных моментах. Отрицательный полюс характеристики человека представлен в житийных текстах менее выразительно с лексико-семантической точки зрения и связан с изображением реальной действительности (поскольку жизненый путь человека, в том числе и будущего святого, понимается как постоянное преодоление грехов и соблазнов окружающего мира).

Описание языкового образа святого, главного героя древнерусских житийных текстов, опирающееся в диссертации на понятия когнитивно-антропологической семантики, позволило представить все наши наблюдения и выводы в виде своего рода обобщенной когнитивно-семантической модели [см. с. 126-130]. т

Эта модель основывается на двух, присущих житийному жанру установках: житие, с одной стороны, произведение биографическое, повествующее о реальной жизни святого, с другой — религиозно-назидательное, дидактическое, привносящее в интерпретацию реального лица черты идеализированного героя, уподобленного персонажам библейской мифологии. Поэтому суть языкового образа святого сводима к системе (конфигурации) ЯАД, каждая из которых характеризует героя по какому-либо типовому, регулярно эксплицируемому в житиях положительному качеству-оценке. Центрообразующей ЯАД в модели является вера в Бога, понимаемая автором, героем и адресатом текста как страх перед божественной карой и в то же время как любовь к Богу. Остальные ЯАД, такие, как кротость и воздержание, духовное свершенствование и самовоспитание, терпение, трудолюбие, подвижничество, смирение, сакральная мудрость, послушание и прилежание, наставничество, ответственность перед Богом находятся в тесной семантической взаимосвязи с ЯАД веры, что прослеживается в их неоднократном пересечении в текстах, а также заложено в идее исключительности этих качеств святого, наделенного ими от Бога.

Аксиологические доминанты семантической модели языкового образа святого дополняются в диссертации описанием жизненного пути святого, подчиненного идее божественного предопределения. Этот жизненный путь мыслится в житийных текстах как поэтапное восхождение к Богу. Эта идея эксплицирована в житиях как на уровне отдельных ЯАД, так и на уровне текстов в целом. В качестве примера языкового воплощения восхождения к Богу проанализирована семантическая иерархия характеризующих концептов разум и мудрость, имеющая в житийных текстах сакральный характер. В частности, мудрость интерпретируется в текстах как некий конечный результат, к которому должен стремиться всякий разумный человек. Интеллектуальные характеристики святого в их языковом воплощении представляют собой своеобразные «ступени» восхождения человека к Богу. В связи с этим можно отметить, что древнерусский житийный жанр имел своеобразное религиозно-мифологическое начало. Анализ текстов показал, что прототипом образов святых в житиях выступает Иисус Христос, что довольно отчетливо прослеживается в древнерусской агиографии, иначе говоря, образ святого характеризуется «христосоцентричностью», а сам жанр жития можно сравнить с Евангелием - на том основании, что житие - это описание жизни святого, а Евангелие - Иисуса Христа.

Помимо предельно обобщенного понятия когнитивно-семантической модели языкового образа святого мы пользуемся более конкретным понятием схемы-идеограммы. Содержание этой идеограммы составляет неотъемлемую часть самой модели исследуемого образа и сформулировано на основе всех экстралингвистических и лингвистических знаний о святых: жанрово-стилевых, историко-культурных, религиозно-ментальных, а также на основе семантики слов, характеризующих святых в житийных текстах, что и дает основание говорить о собственно языковом образе святых.

Как уже было сказано, святой представлен в житийных текстах в двух ипостасях: как реальный человек и как некий идеализированный человек (религиозно-художественный персонаж), наделенный феноменальными религиозно-нравственными качествами. Лингвистическое содержание этой изначальной двойственности образа святого коррелирует с коммуникативно важным для семантики всех ЯАД разграничением «внешнего» и «внутреннего» человека («телесного» и «духовного»). В связи с этим лингвоантропологический анализ древнерусских житийных текстов позволил сделать вывод о том, что, несмотря на существование нескольких типов древнерусской святости (верховный сановник, святитель, юродивый и т.д.), для языка агиографии принципиальное значение имеет разграничение двух основных типов героев: святой князь (светский человек) и священнослужитель (церковный деятель). Важно было отметить, что подобное разграничение отличает русскую агиографию от византийской, служившей образцом для древнерусских житийных текстов, так как в Греческой Церкви канонизация светских людей была не так широко распространена. Разграничение двух типов древнерусских святых прослеживается уже в их лексико-семантической репрезентации: если в описании священнослужителя превалируют внутренние характеристики {духовное совершенствование, аскеза, смирение и т.п.) то для описания святого князя, помимо этого, существовал обязательный набор внешних характеристик {физическая сила, воинская доблесть, внешняя красота и т.п.). Однако следует признать, что в изображении соотношения внешних и внутренних характеристик святого в целом наблюдается асимметрия в пользу его внутренних качеств, что вытекает их религиозно-дидактической направленности исследуемого жанра и позволяет говорить о единой системной организации языкового образа святого и возможности представления этого образа в виде общей для всех типов святых когнитивно-семантической модели.

Методология исследования такова, что для интерпретации и самого построения обобщенной когнитивно-семантической модели языкового образа святого как ценностно-аксиологической оказалось необходимым ее подробное экстралингвистическое обоснование. В связи с этим моделированию языкового образа святого по логике исследования предшествовало уяснение главных историко-культурных, жанрово-стилистических и религизно-дидактических особенностей житийных текстов. Анализ этих особенностей позволил сделать вывод о том, что житийные тексты представляют собой один из ярчайших примеров реализации в Древней Руси регулятивной (воздействующей) функции языка, что, безусловно, во многом определяет и специфику образа святого — соответствующее ему языковое воплощение. Святой описывется как образцец для подражания, демонстрирующий своим поведением и обликом морально-нравственные идеалы, предписываемые церковью. Как и любое произведение с ярко выраженной воздействующей функцией, жития выступали в качестве своеобразного инструмента коммуникации, оперировавшего специально отобранными речевыми средствами, служившими для пропаганды православия и религиозно-нравственного воспитания народа. Эти особые средства номинации и коммуникации учитывали менталитет простого человека (крестьянина, ремесленника), которому были прежде всего адресованы житийные тексты. В исследовании учтено, что в сознании такого человека были живы языческие представления. Чтобы донести до него свою систему ценностей, церковь вынуждена была мириться с этими представлениями и даже в чем-то подстраиваться под них, создавая свою собственную религиозную мифологию и соответствующий сакральный язык. Всеми названными особенностями древнерусских житийных текстов, с нашей точки зрения, объясняется четко регламентированный агиографический канон, ставящий личностное авторское начало этих текстов на второй план. Между тем мы отметили, что в некоторых памятниках древнерусской агиографии языковая личность автора проявляла себя довольно ярко. Такие авторы, как Епифаний Премудрый, Ефрем и некоторые другие привносили в житийные тексты черты индивидуальной стилистики: новые синтаксические конструкции, лексические и словообразовательные элементы, специфическую метафоризацию текста [см. подробнее с. 86-88, 100-102, 115-116, 142]. С одной стороны, это способствовало эволюции древнерусского житийного жанра и во многом предопределило его расцвет, который пришелся на XV-XVI вв., с другой - послужило одной из главных причин его исчезновения, а точнее перехода в другие, уже не столько религиозные, сколько художественные жанры: биографическую повесть и автобиографию.

Таким образом, языковой образ святого, героя древнерусской агиографии, является многоаспектным лингвокультурологическим феноменом, характеризующим древнерусские религиозные представления об идеализированном человеке, наделенном чертами божественного предназначения и особой миссией среди людей. Он репрезентирован в текстах своеобразной системой аксиологических характеристик (ЯАД), что позволяет говорить о том, что фигура святого и сами агиографические тексты занимали одно из центральных мест в духовной и языковой жизни средневековой Руси.

В заключение итоговой части исследования представим заглавную проблематику взаимообусловленности лингвистического и экстралингвистического содержания образа святого в виде схемы.

Сначала обозначим и определим компоненты (пласты) этого содержания:

Экстралингвистическое содержание (ЭС)

1. ЭС, задаваемое исторически конкретной социокультурной и коммуникативной ситуацией (XI-XV вв.) - «церковь/власть - народ»: обращение народа в православие, пропаганда соответствующих текстов, образцов жизни, ценностей; святость и святые как характерное явление этой ситуации.

2. ЭС как строго определенный, разрешаемый и одобряемый церковью отбор прототипов героев житийных текстов - с конкретно-личностными и социотипическими качествами этих людей, их биографией, деяниями.

3. ЭС как канонизированное и пропагандируемое содержание Священного писания - с его героями, судьбами этих героев и их сакрально-божественным предназначением в мире людей.

4. ЭС как определенные черты ментальности народа, обращаемого в православие: вера в Бога, богочеловека (Иисуса Христа), и в то же время языческие, мифопоэтические представления; соблюдение традиций, ритуалов, использование символики как религиозно-православной, так и более древней.

Собственно лингвистическое содержание (CJIC)

5. CJIC, задаваемое каноном и этикетом древнерусской агиографии: семантико-прагматические инварианты сюжетов, образов героев, образа автора, единые воздействующие интенции, единая лексика, фразеология, риторичесие приемы как средства репрезентации этого специфического оценочно-сакрального (религиозно-ценностного) содержания, его прямая связь (посредством включения в жития цитат и аллюзий) с содержанием Священного писания, его главных образов и символов.

6. CJ1C условно-художественного жанрового типа - с элементами фольклора, литературности (особенно в описаниях святых князей).

7. CJIC и соответствующие языковые средства, принадлежащие автору текста, варьирующие и развивающие канон.

Схема 2 в аспекте формирующих его типов содержания (ЭС и СЛС)

Комментарий к схеме 2: 1) эллипс и круги символизируют включение и соотношение типов содержания (их иерархию и взаимообусловленность); стрелки символизируют однонаправленное и двунаправленное отношение зависимости (связи) содержаний; цифры соотвествуют цифрам компонентов в словесном описании (см. выше); семиотически лингвистическое содержание языкового образа святого по принципу референции включает экстралингвистическое; 2) на схеме изображено формирование экстралингвистического и жанрово-канонического содержания в языковом образе святого; в CJIC условно показаны различные ЯАД, их связи; 3) схема представляет содержательную структуру обобщенного, типизированного, комплексного содержания (ЭС+СЛС) языкового образа святого в древнерусской агиографии; она не исключает языковых элементов индивидуализации героев житийных текстов.

Все аспекты диссертации имеют перспективу дальнейшего исследования. Представленное лингвоантропологическое описание житийного образа святого, исходящее из взаимодействия и единства в нем экстралингвистического и собственно лингвистического содержания может послужить примером для других подобных описаний, связанных с типом героя в текстах, имеющих определеннуюю социокультурную и языковую ориентацию. Проведенное исследование, кроме того, дополняет и конкретизирует существующие представления о специфике древнерусской агиографии. т<

Список научной литературыЗавальников, Владимир Петрович, диссертация по теме "Русский язык"

1. Абрамова И.Ю. Синтаксические особенности "плетения словес" // Первая нижегородская сессия молодых учёных гуманитарных наук, 22-24 июня 1998г. Н. Новгород, 1998. С.87-89.

2. Аверина С.А. О принципах организации агиографического текста // Язык и текст. Проблемы исторического языкознания. СПб., 1998. Вып.5. С.40-49.

3. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. 320с.

4. Адрианова-Перетц В.П. Задача изучения "агиографического стиля" Древней Руси // ТОДРЛ, М.; Л., 1964. Т.20. С. 41-72.

5. Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор. Л., 1974. 170с.

6. Антонова Н.Ф. Кирилл Туровский и Епифаний Премудрый // ТОДРЛ, Л., 1981. Т.36. С.223-227.

7. Антропоцентрический подход к языку: Межвуз сб. научн. тр. 4.1,2. Пермь, 1998.

8. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.1. Лексическая семантика. 2-ое изд. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995а. 472с.

9. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «языки русской культуры», 19956. 767с.

10. Арутюнова Н.Д. К проблеме функциональных типов лексического значения // Аспекты семантических исследований. М., 1980. С. 156249.

11. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1985. Вып.16. С.3-42.

12. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 341с.

13. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. 2-ое изд. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. 896с.

14. Асмолов А.Г. Психология личности. М.: МГУ, 1990. 367с.

15. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Иностранная литература, 1955. 416с.

16. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // Известия АН. Серия лит. и яз. 1997. Т.56. №1. С. 44-56.

17. Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Структуры знаний и их языковая онтологизация в значении идиом // Уч. зап. Тартусского ун-та. Вып.903. Исследования по когнитивным аспектам языка. Тарту, 1990.

18. Барсуков Н. Источники русской агиографии. СПб., 1882. 616с.

19. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: «Искусство», 1979. 422с.

20. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: «Прогресс», 1974. 447с.

21. Бердяев Н.А. Русская идея. Париж, 1946.

22. Берман Б.И. Читатель жития: агиографический канон русского средневековья и его восприятие // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 159-183.

23. Бибиков М.В. Церковные связи Руси и Византии в контексте межнациональных отношений // Ист. вестник. М.; Воронеж, 2000. № 1.С. 15-28.

24. Бибихин В.В. Краткие мысли о житии и мысли св. Григория Паламы // Св. Григорий Палама: триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995.

25. Бирвиш М. Семантика // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 10. М.: Прогресс, 1981. С. 177-198.

26. Богуславский М.М. Словарь оценок внешности человека. М., 1994. 336с.

27. Богуславский М.М. Человек в зеркале русской культуры, литературы и языка. М., 1994. 238с.

28. Брутян Г.А. Язык и картина мира // Филологические науки. 1973. №1. С. 108-121.

29. Будагов Р.А. Литературные языки и языковые стили. М., 1967. 376с.

30. Будагов Р.А. Человек и его язык . 2-ое изд. М., 1976. 429с.

31. Буланин Д.М. О некоторых принципах работы древнерусских писателей // ТОДРЛ. Л., 1983. Т. XXXVII. С.3-13.

32. Булыгина Т.В. Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 576с.

33. Васильев В. Очерки по истории канонизации русских святых. М., 1893.248с.

34. Васильев Л.М. Семантические, грамматические и когнитивные категории языка // Языковая семантика и образ мира. 4.1. Казань, 1997. С.3-4.

35. Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика. М.: Высшая школа, 1990. 176с.

36. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996 416с.

37. Вейзе А.А., Лужевский Б.М. Семантические и логические категории, объединяющие тексты разных функциональных стилей // Принципы функционирования языка в его речевых разновидностях. Пермь, 1984. С.46-57.

38. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М.: Индрик, 2002. 336 с.

39. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980. 320с.

40. Виноградов В.В. Вопросы образования русского национального литературного языка // Вопросы языкознания. 1956. №1. С.3-25.

41. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-IX веков. 2-ое изд. М.: Наука, 1938. 448с.

42. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.; Л.: Высшая школа, 1974. 784с.

43. Винокур Г.О. Русский язык. Исторический очерк // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С.11-110.

44. Волков Ю.Г., Поликарпов B.C. Человек: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 1999. 520с.

45. Вольф Е.М. Метафора и оценка // Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. С.52-64.

46. Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. 226с.

47. Воробьев В.В. Лингвокультурология: Теория и методы. М.: Изд. Рос. ун-та дружбы народов, 1997. 331с.

48. Воронин Н.Н. "Анонимное" сказание о Борисе и Глебе, его время, стиль и автор // ТОДРЛ. М.; Л., 1957. Т.13. С. 154-183.

49. Всемирное писание. Сравнительная антология священных текстов / Под общ. ред. П.С. Гуревича. М.: Изд. «Республика», 1995.

50. Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 768с.

51. Гачев Г.Д. Национальные образа мира: Космо-Психо-Логос. М.: Прогресс, 1995. 480с.

52. Гвоздев А.Н. Очерки по стилистике русского языка. 3-е изд. М.: Наука, 1965. 408с.

53. Герд А.С. Введение в этнолигвистику. СПб., 1995. 92с.

54. Голубинский Е.Е. История канонизации святых в Русской Церкви. 2-ое изд. М., 1903. 597с.

55. Грихин В.А. Проблемы стиля древнерусской агиографии XIV-XV вв. М.: Прогресс, 1974. 64с.

56. Гудзий Н.К. История древнерусской литературы. М.: Высшая школа, 1968.

57. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 397с.

58. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. 350с.

59. Гуревич А.Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990. 396с.

60. Денисов П.И. Лексика русского языка и принципы ее описания. М.: Русский язык, 1980. 253с.

61. Дмитриев Л.А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII вв. Л., 1973. 303с.

62. Долинин К.А. Интерпретация текстов. М.: Наука, 1985.

63. Ерёмин И.П. К характеристике Нестора как писателя // ТОДРЛ, М.; Л., 1961. Т.17. С.54-64.

64. Ерёмин И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987. 327с.

65. Ерёмин И.П. Литература Древней Руси (этюды и характеристики). М.; Л., 1966.

66. Журавлёв В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции. М., 1982. 328с.

67. Журинская М.А. Именные поссесивные конструкции и проблема неотторжимости // Категория бытия и обладания в языке. М.: Наука, 1997. С. 194-258.

68. Журинская М.А. О выражении значения неотторжимости в русском языке // Семантическое и формальное варьирование. М.: Наука, 1979. С. 295-347.

69. Завальников В.П. Аксиологические контрасты идеальной реальности в древнерусских житийных текстах / Филологический ежегодник. Вып.4. Омск, 2002. С. 93-97.

70. Завальников В.П. Жития святых в древнерусской словесности // Человек. Слово. Текст. Контекст: Проблемы современных лингвистических исследований. Омск, 2003. С. 26-30.

71. Завальников В.П. К вопросу об экстралингвистических детерминантах языковой картины мира: обобщение известного // Язык. Человек. Картина мира. Мат. всерос. науч. конф. 4.1. Омск, 2000. С. 4-6.

72. Завальников В.П. К проблеме авторского начала в древнерусской агиографии (на материале Жития Стефана Пермского) // Язык. Время. Личность. Мат. междунар. науч. конф. Омск, 2002. С. 396398.

73. Завальников В.П. Разрушение древнерусского концепта святости и образ человека в русской языковой картине мира // Вестник Омского университета. 2001. №4. С. 82-85.

74. Иванова М.И. Древнерусские жития конца XIV-XV вв. как источник русского литературного языка. М., 1998.

75. Иванова М.И. Синонимия в "Житии Стефана Пермского" Епифания Премудрого // Филологические науки. 1986. №2. С.65-70.

76. Ивин А.А. Основания логики оценок. М., 1970. 270с.

77. История ментальностей. Историческая антропология. М., 1996. 347с.

78. История русской литературы XI-XVTI веков / Под ред. Д.С. Лихачёва. М., 1985. 432с.

79. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., 1976. 355с.

80. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. 263с.

81. Касевич В.Б. Языковые и текстовые знания // Вопросы языкознания. 1990. №6. С.98-101.

82. Кибрик А. Е. Лингвистические предпосылки языковой деятельности // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987. С. 33-51.

83. Кибрик А.Е. Когнитивные исследования по дискурсу // Вопросы языкознания, 1994. №5. С. 126-139.

84. Клибанов А.А. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. 368с.

85. Клосс Б.М. Избранные труды. М., 1998. Т.1. Житие Сергия Радонежского. 564с.

86. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1870. 465с.

87. Кодухов В.И. Контекст как лингвистическое понятие // Языковые единицы и контекст. Л., 1973. С. 7-23.

88. Ковалёв Н.С. Древнерусский литературный текст: проблемы исследования смысловой структуры и эволюции в аспекте категории оценки. Волгоград, 1997. 260с.

89. Кожин А.Н., Крылова О.А., Одинцов В.В. Функциональные типы русской речи. М.: Высшая школа, 1982. 223с.

90. Кожина М.Н. О некоторых вопросах диахронической стилистики русского языка // Лингвостилистические исследования научной речи. М., 1979. С.12-36.

91. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. 3-е изд. М.: Просвещение, 1993. 224с.

92. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. Л.,1989. 296с.

93. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. СПб., 2000. 326с.

94. Колесов В.В. "Жизнь происходит от слова.". СПб., 1999. 368с.

95. Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и философской интуиции // Язык и этнический менталитет. Петрозаводск, 1995. С. 13-24.

96. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л., 1986.

97. Колшанский Г.В. Коммуникативная функция в структуре языка. М., 1984. 176с.

98. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990. 103с.

99. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1995. 232с.

100. Кондакова И.А. Принципы изображения нравственного идеала в литературе Древней Руси XI перв. пол. XII вв.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1987. 21с.

101. Коротун О.В. Образ-концепт «внешний человек» в русской языковой картине мира: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2002. 23с.

102. Кошкин И.С. Стиль "Плетение словес" и его эволюция в русской агиографии XVI в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб., 1994. 16с.

103. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М.: Гнозис, 2002. 284с.

104. Крушельницкая Е.В. Автобиографические источники и их использование в памятниках житийной литературы XVI-XVII вв.: Автореф. дис. канд. филол. наук. СПБ., 1992. 24с.

105. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика психология - когнитивная наука // Вопросы языкознания. 1994. №4. С. 34-47.

106. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М.: РАН. Институт языкознания, 1997. 330с.

107. Кучмаева И.К. Феномен духовного учительства в России // Россия и славянство. М., 1997. С.40-47.

108. Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка (X -серед. XVII в.). М., 1975. 328с.

109. Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998.

110. Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. Екатеринбург, 1995. 160с.

111. Лексика и морфология в русской агиографической литературе XVI века: Опыт автоматического анализа. СПб., 1996. 216с.

112. Литвина Т.А. Текстовые и языковые особенности жития Гурия и Варсонофия, казанских чудотворцев: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Казань, 1999.18с.

113. Лихачёв Д.С. Изображение людей в житийной литературе конца XIV-XV вв.//ТОДРЛ, М., 1954. Т.12. С.105-115.

114. Лихачёв Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублёва и Епифания Премудрого (конец XIV- нач. XV вв.). М.; Л., 1962.

115. Лихачёв Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М.; Л., 1958. 186с.

116. Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. 203с.

117. Логический анализ языка. Языки этики. М.: Наука, 2000. 448с.

118. Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Наука, 1999. 424с.

119. Лосский В.Н. Боговидение. М., 1995.

120. Мещерский Н.А. История русского литературного языка. М., 1981. 280с.

121. Митина Ю.В. Лексика с религиозной семантикой и её стилистические функции в житийных памятниках XV века: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2000. 18с.

122. Мочульский В.Н. Следы народной библии в славянской и древнерусской письменности. Одесса, 1893. 285с.

123. Мулич М. Сербские агиографы XIII-XIV вв. и особенности их стиля // ТОДРЛ, М.; Л., 1968. Т.23. С.127-141.

124. Мурзин Л.Н. Антропологическая ниша в языковой науке // Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. Екатеринбург, 1995. С. 11-12.

125. Найдёнова Л.П. Православие в повседневной жизни XVI века // Ист. вестн. М.; Воронеж, 2000. №1. С.53-58.

126. Никитин М.В. Основы лингвистической теории значения. М.: Высшая школа, 1988. 168с.

127. Никитина Л.Б. Семантика и прагматика оценочных высказываний об интеллекте (к проблеме образа человека в современном русском языке): Дисс. . канд. филол. наук. Омск, 1996. 210с.

128. Никифорова С.А. Лингвистический анализ разновременных списков Жития Александра Невского: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Казань, 1995. 24с.

129. Новиков JI.A. Семантика русского языка. М.: Высшая школа, 1982. 272с.

130. Общее языкознание. Внутренняя структура языка / Отв. ред. Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1972. 568с.

131. Общее языкознание. Формы существования, функции, история языка / Отв. ред. Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1970. 603с.

132. Общее языкознание. Методы лингвистических исследований / Отв. ред. Б.А. Серебренников. М.: Наука, 1973. 318с.

133. Одинцова М.П. Человек как вселенная: образ «целого» и «части» в языковой картине мира // Человек. Культура. Слово: Мифопоэтика древняя и современная. Омск, 1994. Вып.2. С.73-80.

134. Одинцова М.П. Языковые ипостаси человека // Язык. Человек. Картина мира. Материалы Всероссийской научной конференции. Омск, 2000. Т.1. С.25-27.

135. Орлов В.В. Человек, мир, мировоззрение. М.: Молодая гвардия, 1985.220с.

136. Осокина Е.А. Проблемы соотношения гимнографии и агиографии на память княгини Ольги: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995. 26с.

137. Павиленис Р.И. Прблема смысла: Современный логико-философский анализ языка. М.: Мысль, 1983. 286с.

138. Памятники литературы Древней Руси: Начало рус. лит. XI нач. XII в. М., 1978.413с.

139. Памятники литературы Древней Руси: XIII в. М., 1981. 423с.

140. Памятники литературы Древней Руси: вторая пол. XV в. М., 1982. 688с.

141. Панченко A.M. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб, 1999.

142. Панченко К.А. Патерик новоканонизированных святых // Альфа и Омега. М., 1999. №2. С.219-226.

143. Пименова М.В. Этногерменевтика языковой наивной картины мира внутреннего человека // Серия «Этногерменевтика и этнориторика. Вып.5. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1999. 262с.

144. Повести о житии Михаила Клопского / Под ред. JI.A. Дмитриева. М.: Наука, 1974. 234с.

145. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. 622с.

146. Почепцов Г.Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопросы языкознания. 1990. №6. С. 110-122.

147. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996. 365с.

148. Прохоров Г.М. Епифаний Премудрый // Слов, книжн. Др. Руси. Вып.2. 4.2. Д., 1988.

149. Робинсон А.Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания. Исследование и тексты. М., 1963. 316с.

150. Рогожникова Т.П. Агиографический топос в житийных текстах Великих Четьих Миней: синхронический и диахронический аспекты // Вестник Омского университета. 2000. №4. С. 84-88.

151. Рогожникова Т.П. Когнитивная сущность временных псевдоформ в житиях "Макариевского цикла" // Язык. Человек. Картина мира. Материалы Всероссийской научной конференции. Омск, 2000. Т.2. С.58-62.

152. Рогожникова Т.П. Функции близкозначных слов в тексте "Жития Стефана Пермского", написанного Епифанием Премудрым // Функционирование языковых единиц в синхронии и диахронии. JL, 1987. С.104-109.

153. Романенко Е.В. Нил Сорский и традиции русского монашества: Нило-Сорский скит как уникальное явление монастырской культуры России XV-XVII вв. // Ист. вестн. М.; Воронеж, 1999. №3/4. С.89-152.

154. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988а. 212с.

155. Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление. М.: Наука, 19886.244с.

156. Свинцов В.И. Смысловой анализ и обработка текста. М., 1979. 272с.

157. Святитель Стефан Пермский / Под ред. Г.М. Прохорова. СПб., 1995. 280с.

158. Сердобинцев Н.Я. Очерки по истории русского литературного языка первой половины XVII века. Саратов, 1975. 105с.

159. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. М., 1988. 244с.

160. Серебрянский Н.Н. Древнерусский княжеские жития. М., 1907. 555с.

161. Словарь исторический о святых, прославленных в российской церкви, и о некоторых подвижниках благочестия, местно чтимых. Репринт, изд. М., 1991.

162. Словарь книжников и книжности Древней Руси (XI первая пол. XIV вв.). Л, 1988. Вып. 1.493с.

163. Словарь книжников и книжности Древней Руси (вторая пол. XIV-XVI). Л., 1988. Вып.2. 4.1. 516с.

164. Словарь книжников и книжности Древней Руси (XVII в.). СПб., 1992. Вып.З. 4.1. 410с.

165. Словарь церковно-славянского языка. Сост. А.Х. Востоков. Т. 1-2. СПб., 1858.

166. Смолич И.К. Русское монашество, 988-1917; Жизнь и учение старцев. М., 1999. 607с.

167. Сморжевских М. О роли агиографических черт в летописных княжеских некрологах XII-XIV вв. // Рус. филология. Тарту, 1999. №10. С.13-19.

168. Соссюр Ф. де Труды по языкознанию. М., 1977. 695с.

169. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии. Искусства. М.: Наука, 1985. 335с.

170. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «языки русской культуры», 1997. 824с.

171. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. М., 1993. 156с.

172. Сулименко Н.Е. Антропоцентрические аспекты изучения лексики. СПб.: Образование, 1994. 86.

173. Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 141с.

174. Телия В.Н. О специфике отображения психики и знания в языке // Сущность, развитие и функции языка. М.: Наука, 1987. С. 65-74.

175. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288с.

176. Телия В.Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке. М.: Наука, 1981. 269с.

177. Тоетой Н.И. Избранные труды. Т.2. М., 1998.

178. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. 624с.

179. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т.1. Первый век христианства на Руси. М., 1995. 875с.

180. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т.2. Три века христианства на Руси. М., 1998. 864с.

181. Урысон Е.В. Душа, сердце и ум в языковой картине мира // Путь. Международный философский журнал. 1994. №6. С. 219-231.

182. Урысон Е.В. Фундаментальные способности человека и наивная «анатомия» // Вопросы языкознания. 1995. №3. С. 3-16.

183. Урысон Е.В. Языковая картина мира VS. Обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. 1998. №2. С. 3-21.

184. Уфимцева А.А. Лексическое значение (Принципы семиологического описания лексики). М.: Наука, 1986. 240с.

185. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.). М., 1994. 240с.

186. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М., 1985. 357с.

187. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. 245с.

188. Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990. 269с.

189. Федяева Н.Д. Средний человек как объект оценки // Язык. Человек. Картина мира. Мат. всерос. науч. конф. 4.1. Омск, 2000. С. 58-66.

190. Филин Ф.П. Очерки по теории языкознания. М.: Наука, 1982. 336с.

191. Филлмор Ч.Дж. Об организации семантической информациии в словаре // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 14. М.: Прогресс, 1983. С. 23-60.

192. Харченко В.К. Разграничение оценочности, образности, экспрессии и эмоциональности в семантике слова // Русский язык в школе. 1976. №3. С. 66-71.

193. Человек и его язык: антропологический аспект исследований. Нижний Новгород, 1996. 117с.

194. Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. XIX век. М.: Республика, 1995. 528с.

195. Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М.: Наука, 1992. 280с.

196. Человеческий фактор в языке. Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991. 238с.

197. Человеческий фактор в языке. Языковые механизмы экспрессивности. М.: Наука, 1991. 214с.

198. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях // Вопрсы языкознания. 1996. №2. С. 68-78.

199. Черемисина Н.В. Языковые картины мира: типология, формирование, взаимодействие // Лексика, грамматика, текст в свете анропологической лингвистики: Тез докл. и сообщ. науч. конф. Екатеринбург, 1995. С. 15-16.

200. Черников М.В. Концепты "правда" и "истина" в русской культурной традиции // Обществ, науки и современность. М., 1999. №2. С.219-226.

201. Шакирова Д.Р. Язык жития Авраамия Смоленского как памятника древнерусской агиографии: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Казань, 1999. 16с.

202. Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. 400с.

203. Шмелев А. Д. Русская языковая мрдель мира. Материалы к словарю. М.: Языки славянской культуры, 2002. 224с.

204. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. С. 88-98.

205. Шмелева Т.В. Речевой жанр как первичная характеристика высказывания // Высказывание как объект лингвистической семантики и теории коммуникации: Тез. докл. республ. науч. конф. 4.1. Омск, 1992. С. 25-26.

206. Щерба JI.B. Языковая система и речевая деятельность. М.: Наука, 1974. 428с.

207. Энциклопедия православной святости. В 2-х т. М., 1997.

208. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психоэтики русской литературы XVII-XIX. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 448с.

209. Этнопсихолингвистика. М.: Наука, 1989. 214с.

210. Язык и личность. М.: Наука, 1989. 214с.

211. Язык и культура. Факты и ценности. К 70-летию Ю.С. Степанова. М.: Языки славянской культуры, 600с.

212. Языковая картина мира: Материалы Всерос. конф. Кемерово: Кузбассвузиздат, 1995. 203с.

213. Языковая номинация (Виды наименований). М.: Наука, 1977. 360с.

214. Языковая номинация (Общие вопросы). М.: Наука, 1977. 360с.

215. Языковая семантика и образ мира: Тез. Междунар. науч. конф. 4.1,2. Казань, 1997.

216. Язык русской агиографии XVI в. Опыт автоматического анализа. Л., 1990. 335с.

217. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира: модели пространства, времени и восприятия. М.: Гнозис, 1994. 344с.

218. Яхонтов И. Жития святых севернорусских подвижников Поморского края как исторический источник. Казань, 1881. 377с.

219. Anderson J.A. Theory of the origins knowledge И Artificial intelligence, 1989. Vol.40.

220. Cienki A.J. Spatial Cognition and Semantics of Prepositions in English. Polish and Russian. Munchen: Sagner, 1989.

221. Chomsky N. Language in a psychological setting // Sophia Linguistica. Vol.22. 1986. P.1-73.

222. Dobrovolskiy D. {Cognitive Aspecte der Idiom-Semantik Studiumen zum Thesaurus deutscher Idiome. Tubingen: Narr., 1995.

223. Haiman J. Iconic and Economic Motivation // Language. Vol. 59. P.781-819.

224. Herskowits A. Semantics and pragmatics of locative expressions // Cognitive Science. 1985. Vol. 9. №3.

225. Husserl E. Intensionaliti and cognitive science. Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

226. Список источников фактического материала

227. Житие Авраамия Смоленского // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С. 66-105.

228. Житие Александра Невского // Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С. 426-439.

229. Житие Сергия Радонежского // Жизнь и житие Сергия Радонежского / Под ред. В.В. Колесова. М., 1991.

230. Житие Стефана Пермского // Святитель Стефан Пермский / Под ред. Г.М. Прохорова. СПб., 1995. 280 с.

231. Житие Феодосия Печерского // Изборник. Сборник произведений литературы Древней Руси. М., 1969. С. 92-145.

232. Повесть о Житии Михаила Клопского // Памятники литературы Древней Руси: вторая пол. XV в. М., 1982. С. 334-349.

233. Сказание о Борисе и Глебе // Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI начало XII века. М., 1978. С. 278-303.

234. Книга премудростей Иисуса Сирахова / Под общ. ред. В.В. Колесова. М., 1991.233 с.

235. Нила Сорского Предание и Устав. СПб., 1893. 134 с.1. Словари и энциклопедии

236. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2-х т. / Сост. П.Я. Черных. М.: Русский язык, 1999.

237. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. 685с.

238. Материалы для словаря древнерусского языка. В 4-х т. / Сост. И. И. Срезневский. СПб., 1895-1902. Репринт М., 1958.

239. Полный церковно-славянский словарь / Сост. Г. Дьяченко. 1900. Репринт М., 1993. 1120 с.

240. Словарь русского языка. В 4-х т. / Под ред. А.П. Евгеньевой. 2 изд., испр. и доп. М.: Русский язык, 1981.

241. Словарь русского языка XI-XVII вв. Серия вып. М.: Наука, 1975-1991.

242. Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.) / Под ред. P.M. Цейтлин, Р. Вечерки и Э. Благовой. М.: Русский язык, 1994.

243. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. / Сост. В.И. Даль. М.: Изд. Иностранных и национальных словарей, 1955.

244. Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1989. 815с.