автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы")

  • Год: 1997
  • Автор научной работы: Шевцова, Диана Михайловна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Нижний Новгород
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы")'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы")"

РГ8 СД - - АВГ 1997

На правах рукописи

ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ РОМАНОВ Л.Н.ТОЛСТОГО («АННАКАРЕНИНА», «ВОСКРЕСЕНИЕ») И Ф.М.ДОСТОЕВСКОГО («БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ»)

Специальность 10. 01. 01- Русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Нижний Новгород 1997

Работа выполнена на кафедре русской литературы Нижегородского государственного педагогического университета.

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор | М. Я. Ермакова |

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Г. В. Краснов, кандидат филологических наук, доцент Н. В. Живолупова.

Ведущая организация - Российская академия театрального искусства (ГИТИС)

Защита состоится « Л&у> 1998 года в ^ ^час.

на заседании диссертационного совета Д 063. 77. 06 в Нижегородском

государственном университете им. Н. И. Лобачевского (603600, Нижний Новгород, ГСП-20, пр. Гагарина, 23).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Нижегородского государственного университета (пр. Гагарина, 23).

Автореферат разослан «_»_ 1998 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат филологических наук доцент ^ ^ *>ылов

АКТУАЛЬНОСТЬ ТЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Одной из проблем в современном литературоведении является проблема изучения связей православия и русской литературы. Творчество Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского испытывало сильнейшее влияние христианства. Поэтому представляется актуальным изучение функционирования библейских эпиграфов в романах "Анна Каренина", "Воскресение" и "Братья Карамазовы" в связи с христианским мировоззрением их авторов. Нравственно-философские проблемы, поставленные Толстым и Достоевским в этих произведениях, приобрели особую актуальность в современном мире, поэтому исследование романов в связи с религиозной символикой и библейской образностью позволяет под новым углом зрения выявить неограниченные потенции романной формы.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА РАБОТЫ определяется тем, что тема "Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы")" изучена в литературоведении недостаточно. Исследования шли в основном по пути выяснения связей эпиграфа с идеей произведения. Нами же впервые предпринята попытка рассмотреть функционирование эпиграфа в художественной структуре произведения (в сюжетологии, композиции, системе образов и др.). В работе доказывается, что библейские эпиграфы расширяют семантику романа.

В исследованиях, посвященных творчеству Толстого и Достоевского, функции эпиграфов обычно связывались с кругом конкретных вопросов: судьба героев произведения, жанр, авторская позиция, идейное содержание и т. п.

Об эпиграфе к роману Толстого "Анна Каренина" писали практически все, кто писал о романе. Некоторые полагали, что Толстой, в соответствии с эпиграфом, осудил Анну Каренину (Р. В. Иванов-Разумник, М. С. Громека). Другие утверждали, что только Бог может быть судьей и карать Анну за нарушение общечеловеческих законов морали - за ее страстную, эгоистическую любовь к Вронскому (Ф. М. Достоевский, В. В. Вересаев, Д. С. Мережковский, Н. Н. Арденс, И. Н. Успенский, Е. А. Маймин, Ф. И. Кулешов, И. Ф. Еремина). Существовала такая точка зрения, что Анна сама наказывает себя за свои грехи, и слова эпиграфа относятся не к Карениной, а к светскому обществу, которое не вправе судить героиню (Б. М. Эйхенбаум, Е. Н Купреянова, В. Я. Линков, В.. В. Набоков). Б. М. Эйхенбаум, Б. И. Бурсов, Г. М. Палишева, Т. П. Цапко распространяли влияние идей эпиграфа на других героев романа. Н. Н. Гусев, М. Б. Храпченко, Э. Г. Бабаев, В. 3. Горная рассматривали религиозное значение библейского эпиграфа (в понимании Толстого).

О евангельских эпиграфах к "Воскресению" критики предпочитали либо умалчивать, либо считать их противоречащим содержанию романа (К. Н. Ломунов, Н. Н. Наумова, С. П. Бычков, В. И. Кулешов). Более предпочтительной представляется точка зрения В. Г. Одинокова, утверждавшего, что евангельские изречения определяют итог романа.

Исследователи евангельского эпиграфа о пшеничном зерне в романе Достоевского "Братья Карамазовы" соотносили его с судьбой Алеши (И. Л. Волгин, В. Н. Белопольский), с другими образами романа (Н. М. Чирков, А. Б. Криницын, С. М. Телегин), с идейным содержанием (А. А. Белкин, В. Е. Ветловская), с жанром философского романа (Э. М. Румянцева), с "Легендой о Великом Инквизиторе" (Т. В. Зверева).

Таким образом, поставленная нами проблема исследования функций эпиграфа в целостной романной структуре не была предметом специального исследования.

МЕТОДИКА. В качестве основного метода в диссертации используется системный подход, позволяющий рассматривать литературные явления в их целостности и в историко-литературном контексте. Системный подход дает возможность многостороннего рассмотрения особенностей функционирования эпиграфа в художественной структуре произведения. Подобный подход диктует обращение к таким методам исследования, как генетический, сравнительно-исторический, историко-функциональный.

ЦЕЛЬ исследования заключается в том, чтобы установить аспекты взаимодействия эпиграфов, взятых из Библии, с художественной структурой романов Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского.

В процессе анализа мы стремились реализовать следующие ЗАДАЧИ:

- проследить художественную роль библейских эпиграфов в таких структурных элементах романов Толстого и Достоевского, как сюжет, композиция, система персонажей, а также исследовать их функции в создании образной символики произведений;

- установить взаимосвязь идейного содержания эпиграфов с судьбой героев анализируемых произведений, расширяя при этом круг традиционно рассматриваемых персонажей;

- раскрыть роль эпиграфов в выражении авторской позиции;

- определить взаимосвязь эпиграфов со спецификой жанра романов Толстого и Достоевского.

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ И ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ диссертации заключается в возможности использования ее выводов при разработке вузовского курса лекций по истории русской литературы XIX века, спецкурсов и спецсеминаров, посвященных творчеству Толстого и Достоевского, по

проблемам теории и истории функционирования эпиграфов в произведениях русской литературы XIX века, при подготовке курсовых и дипломных работ студентов-филологов.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ осуществлялась на научных конференциях профессорско-преподавательского состава Нижегородского государственного педагогического университета (1994, 1995, 1996 г.), на заседаниях кафедры русской литературы этого вуза. Основные положения диссертации нашли отражение в публикациях по теме работы.

СТРУКТУРА ДИССЕРТАЦИИ обусловлена логикой раскрытия темы и поставленными задачами. Она состоит из введения, трех глав, посвященных соответственно анализу функций эпиграфа в романах Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Достоевского ("Братья Карамазовы"), и заключения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во ВВЕДЕНИИ обосновывается выбор темы диссертации, ее актуальность, новизна, определяются цель и задачи работы, методы исследования, практическое значение, характеризуется научное состояние избранной проблемы. Обращение к теории эпиграфа и к истории его функционирования в произведениях русской литературы первой половины XIX века дало возможность предположить, что эпиграф выполняет не только роль служебной единицы художественного текста, но и оказывается тесно связанным со всей структурой художественного произведения, с его жанровой спецификой, а также выполняет особую роль в раскрытии авторской точки зрения.

Глава I "ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ БИБЛЕЙСКОГО ЭПИГРАФА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ РОМАНА Л. Н. ТОЛСТОГО "АННА КАРЕНИНА".

Своеобразие романа Толстого "Анна Каренина" определяется его художественной структурой в целом (группировка художественных образов, сюжетный параллелизм, кольцевая композиция, имеющие связи с библейским эпиграфом ко всему роману), а также системой идей писателя, выраженных в его религиозно-философских трактатах. Без учета нравственно-дидактической позиции Толстого представление о художественном выражении этих идей в романной форме будет неполным.

На основе анализа религиозно-философских трактатов Толстого было установлено, что в толстовском понимании Бога есть две стороны: Бог как

внутренняя совесть человека и Бог как всеобщий нравственный закон, определяющий все законы человечества вообще. Толстой считал, что если человек будет соблюдать заповеди Христа (главная из них - любить ближнего, как самого себя) и верить в Бога, который находится в его душе (высший нравственный закон - совесть), то на земле установится царство Божие (см. финалы романов "Анна Каренина", "Воскресение", трактат "Царство Божие внутри вас" и др.).

Также была определена многозначность художественной интерпретации Толстым эпиграфа к роману "Анна Каренина": "Мне отмщение, и Аз воздам"1, представляющего собой дословную цитату из "Послания к римлянам святого апостола Павла". Библейский контекст этого изречения таков: "Никому не воздавайте злом на зло, но пекитесь о добром пред всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: "Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь"2. Таким образом, по Библии, люди не имеют права "мстить за себя", и только Бог может наказывать людей за их проступки. Это прямое значение эпиграфа "Мне отмщение, и Аз воздам" и нашло свое воплощение в романе.

Итак, Толстой считал, что люди не имеют права наказывать других людей, потому что они грешны, не знают будущего и не могут по всей справедливости оценить поступок другого человека (см. "Краткое изложение Евангелия", написанное Толстым в 1881 году). Только Бог, по Толстому, может быть единственньм судьей людей. Поэтому писатель не признавал за людьми светскими права судить и осуждать Анну Каренину уже хотя бы по той причине, что большинство этих людей, развращенных до мозга костей, вело безнравственный образ жизни, руководствуясь своим "сводом правил" (Т. 8. С. 358), который допускал не только ложь в семье, в отношениях между мужем и женой, но и "скрытую для света" связь.

После измены мужу Анна осуждена общественным мнением за то, что нарушила этот "свод правил": "Большинство молодых женщин, завидовавших

1. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 20 т. - М., 1963. - Т. 8. - С. 7. В дальнейшем все ссылки на романы Л. Н. Толстого "Анна Каренина" и "Воскресение" приводятся по этому изданию в тексте с указанием (в скобках) тома и страницы.

2. Послание к римлянам святого апостола Павла, глава 12, ст. 17-19 //Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета канонические. В русском переводе-с параллельными местами. - М., 1992. - С. 227.

кнне, ... ждали только подтверждения оборота общественного мнения, чтоб брушиться на нее всею тяжестью своего презрения. Они приготавливали уже е комки грязи, которыми они бросят в нее, когда придет время" (Т. 8. С. 206). >той реминисценцией из библейской притчи о грешнице ("Кто из вас без греха, ервый брось на нее камень"3) Толстой указывает на то, что "судьи" Анны были начительно безнравственнее ее самой, и говорит о своем отношении к ероине: подобно Иисусу Христу, не осудившему блудницу ("И Я не осуждаю ебя; иди И впредь не греши"4), Толстой не осуждает свою героиню и апрещает это делать другим людям, так как они сами не "без греха".

Это свое положение о неправомочности любого людского суда Толстой оказывает всем текстом "Анны Карениной", изображая представителей ысшего света, совершенно лишенных нравственного чувства: баронессу Иильтон и ГТетрицкого, Лизу Меркалову, старика Стремова и Мишку калужского, Сафо Штольц, Бетси Тверскую и Тушкевича, мать и старшего рата Вронского, мадам Шталь, графиню Лидию Ивановну, князя [еченского, Петра и Стиву Облонских, графа Кривцова. Все эти люди, не генее, а более греховные, чем Анна Каренина, взяли на себя право судить ее. олстой, используя библейский эпиграф, утверждает, что только Богу ринадлежит "отмщение". Однако сам Толстой не выдерживает логики своего зображения действительности, с явным пренебрежением относясь к [нению всех этих пошлых людей и осуждая их ложь, лицемерие, включительно внешнее соблюдение общепринятого этикета, беспутную, юрочную жизнь, не освященную высшими нравственными законами, аключенными в Библии.

Но тон его повествования меняется, как только речь заходит об Анне Карениной. Мысль эпиграфа о том, что суд и осуждение человеческих оступков принадлежат Богу, но никак не людям, повторяется в речи тдельных, наиболее симпатичных Толстому персонажей романа. Таким бразом, эпиграф начинает выполнять характерологическую функцию.

Горничная Аннушка, искренне любившая Каренину, говорила о ней (олли: "Я с Анной Аркадьевной выросла, она мне дороже всего. Что ж, не нам удить (здесь и далее курсив наш - Д. Ш.)" (Т. 9. С. 215). О божьем суде, о суде обственной совести говорит княжна Варвара: "... их будет судить Бог, а не ил" (Т. 9. С. 219).

В 8 части романа Сергей Иванович Кознышев на слова матери Вронского: Она кончила, как и должна была кончить такая женщина. Даже смерть она

3. Евангелие от Иоанна, глава 8, ст. 7//Библия, г М., 1992.-С. 111.

4. Евангелие от Иоанна, глава 8, ст. 11 //Библия. - М., 1992. - С. 111.

выбрала подлую, низкую", - "со вздохом" отвечает: "Не нам судить, графиня" (Т. 9. С. 400).

Во второй редакции, когда роман имел заголовок "Молодец баба", Каренин, как кротким христианин, убежденный, что надо нести свой крест, говорит: "Я слабый человек; я собой пугать не буду, я ничего не сделаю, не могу, да и не хочу наказывать. Мщение у Бога"5, то есть, с точки зрения Толстого, один только Бог может судить, но не люди. В этой редакции Каренин дает жене развод по библейской заповеди: когда ударят по одной щеке, подставь другую. Во фразе Каренина "Мщение у Бога" изложена и "непротивленческая" философия Толстого ("нет в мире виноватых" и "не нам судить").

В окончательном тексте романа Каренин, ставший "бездушной министерской машиной", сухим, безжалостным человеком, не способным понять Анну, говорит банальные фразы: "Жизнь наша связана, и связана не людьми, а Богом. Разорвать эту связь может только преступление, и преступление этого рода влечет за собой тяжелую кару" (Т. 8. С. 175). Следовательно, Бог становится силой, обрекающей Анну на страдания за разрыв семейных связей и указывающей на незыблемость брака с Карениным, - мысль эпиграфа резко изменилась, ушла в сторону от библейской истины.

Даже Левин, являющийся, как известно, alter ego Толстого, после встречи с Анной, "прежде так строго осуждавший ее, теперь ... оправдывал ее и вместе жалел и боялся, что Вронский не вполне понимает ее" (Т. 9. С. 311).

Об этом же писал Толстой в своей книге "Круг чтения (мысли мудрых людей)": "Много худого люди делают сами себе и друг другу только оттого, что слабые, грешные люди взяли на себя право наказывать других людей. "Мне отмщение, и Аз воздам". Наказывает только Бог, и только через самого человека" (44,95).

Таким образом, Толстой, считавший, что "нет в мире виноватых" и отказывавшийся "судить людей" (23,46), предстает в романе не адвокатом и не обвинителем Анны Карениной, а правдивым летописцем, рассказывающем историю "жалкой и не виноватой женщины"6.

Именно на эту двойственную - и обвинительную, и оправдательную

5. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. (Юбилейное издание). - М., 1928-1958. - Т. 20. - С. 210. В дальнейшем все ссылки на произведения Л. Н. Толстого (кроме романов "Анна Каренина", "Воскресение") даются в тексте работы с указанием в скобках тома и страницы (первая цифра -том, вторая цифра - страница).

6. Толстая С. А. Дневники: В 2 т. - М., 1978. - Т. 1. - С. 497.

позицию Толстого при создании образа героини - не обращали внимания критики, анализируя значение эпиграфа к роману, в котором тоже заключены две противоречивые идеи - суда и милости, воздаяния и прощения. Несмотря на то, что преступление, зло, грех в романе наказаны, все сочувствие Толстого при этом отдано героине, ее нравственному достоинству, духовной красоте и высокому моральному долгу.

Поэтому смысловой акцент в эпиграфе, когда он соотносится со структурой романа, с поступками его героев, с идеей Толстого, падает не только на слова "отмщение" и "воздам", но также и на слова "Мне" и "Аз", т. е. отмщение принадлежит Богу. Однако высоконравственный человек, по Толстому, осознавая нарушение библейских заповедей, установленных Богом, может сам наказывать себя, так как Бог заключается в его душе (вспомним толстовское понимание Бога).

Таким образом, "Мне" и "Аз" из библейского эпиграфа - это не только Бог как высшие законы нравственности, общие для всех христиан, но и внутренний голос высоконравственного человека, осознавшего все общечеловеческие законы, заключенные в Библии. Нарушение этих нравственных законов неизбежно влечет за собой душевные страдания самого человека, приводя подчас его к гибели, самоубийству (или мыслям о самоубийстве). С точки зрения Толстого, это характерно в основном для людей, которые сохранили в своей душе кодекс высшей человечности (Анна Каренина, Константин Левин, Алексей Вронский).

В первой главе работы подробно рассмотрено, что, нарушив моральный закон, Анна Каренина не могла не нести трагическую вину, ощущение которой привело ее (как и вина общества) к самоубийству, а Алексей Вронский не мог не стреляться, так как они оба осознали свое нарушение норм общечеловеческой морали. Константин Левин, заменив веру в Бога абстрактными понятиями и логическими рассуждениями, приходит к мысли о самоубийстве, но продолжает жить, так как познает вечный нравственный закон - жизнь "для души, по правде, по-Божьи" (Т. 9. С. 419). Обретение спокойствия в душе Левина связано с возвращением к законам общечеловеческой морали, к осознанию того, что жизнь - не "жестокая насмешка злой и противной силы" (Т. 9. С. 413), а "имеет несомненный смысл добра, который человек властен вложить в нее" (Т. 9. С. 441). Богом для Толстого и его героя был закон деятельного добра, который помогает человеку обрести тот вечный и неуничтожимый смысл жизни, сохраняющийся и после смерти человека. Совершая добрые поступки, не задумываясь об их причинах и последствиях, побудительных мотивах и награде, люди сохраняют в своей душе веру в Бога, элагодаря которому они знают этот вечный смысл жизни.

Все это свидетельствует о том, что смысл эпиграфа соотносится с судьбой не только Анны Карениной, но и других персонажей романа, следовательно, он взаимосвязан со всей системой художественных образов произведения. Мы видим в орбите эпиграфа и мучительные поиски Константина Левина, и трагическую судьбу Алексея Вронского, и страдания Алексея Александровича Каренина. Можно было бы еще расширить этот диапазон, включив в него божественное "воздаяние" Кити и Долли, которые страдают от поступков людей, нарушивших высший нравственный закон. Вместе с тем, библейский эпиграф определяет различные аспекты романа (социально-психологический и нравственно-философский), что получает выражение во внутренней связи параллельно развивающихся "сюжетов жизни" Карениной и Левина.

Символика повторяющихся снов Анны Карениной характеризует раздвоенное, метущееся сознание героини, не могущей в реальной жизни соединить и мужа, и любовника (сон о двух мужьях). Другой повторяющийся сон о мужике, работающем над железом, навеянный смертью рабочего на станции железной дороги, снится и Анне, и Вронскому (перед ее родами, после которых Анна едва не умирает, а Вронский неудачно стреляется), потом -накануне гибели Карениной на станции Обираловка, где Анна увидела мужика из своего сна. Все эти сны, делающие композицию рассказа о судьбе Анны Карениной кольцевой, внутренне связаны с эпиграфом к роману: через сны выражаются затаенные мысли героини, после сна она и Вронский решают покончить жизнь самоубийством, под влиянием сна они осознали свое нарушение моральных норм.

Такая трактовка эпиграфа - как признание за каждым высоконравственным человеком ответственности за каждый совершенный поступок - переносит трагедию Анны Карениной из социального в философский, общечеловеческий план: ее драма могла бы произойти в любом обществе, ибо везде человек подчиняется суду собственной совести - того вечного нравственного закона, который заключен в его душе. Толстой многообразными художественными средствами раскрывает свою мысль: грешные люди не могут наказывать другого человека за его проступки (Анна неподвластна суду светского общества), наказание человека должно исходить от него самого через Божественную заповедь (так как Бог живет в душе человека).

Итак, в первой главе работы прослеживается, как нравственно-философские взгляды писателя, заявленные в эпиграфе, реализуются затем в судьбах героев, в эволюции их внутреннего мира, показанной на широком фоне жизни России, и определяет социально-психологический и нравственно-философский планы романа, сюжет, композицию, систему художественных образов произведения в целом.

| Глава II "ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ЭПИГРАФОВ В | ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ РОМАНА Л. Н. ТОЛСТОГО | "ВОСКРЕСЕНИЕ".

В "Воскресении" Толстой вложил в евангельские эпиграфы, как некий моральный императив, тезис о всепрощении людей: "Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? 22. Иисус говорит ему: не говорю тебе; до семи, но до семижды семидесяти раз"; сказал о неправомочности любого другого суда, кроме Божьего, так как все люди грешны: "Матф. Гл. УП. Ст. 3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?"; "Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7. ... кто из вас без греха, первый брось на нее камень"; предложил программу исправления грехов и достижения идеала Христа путем личного самоусовершенствования: "Лука. Гл. VI. Ст. 40. Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его" (Т. 13. С. 7).

Главная мысль "Воскресения" - мысль о всепрощении и нравственном самоусовершенствовании человека как этапа жизни на пути к идеалу. Эта идея находит свое художественное воплощение в сложных нравственно-философских поисках смысла жизни Дмитрием Нехлюдовым, духовное прозрение которого позволило ему увидеть социальные отношения в обществе в новом свете.

Прослеживая этапы духовной эволюции героя, Толстой проводит его через три круга "ада": сюжетное выражение их - процедура суда (вначале окружного, а затем сенатского) над Катюшей Масловой; осуждение Нехлюдовым окружающей его действительности; суд собственной совести, которому подвергается герой Толстого.

Первые два суда, раскрывая социальную проблематику романа, являются подтверждением евангельских изречений о неправомочности людского суда, так как все люди грешны, и судьи, может быть, еще более виноваты, чем их подсудимые. Общество погрязло в преступлениях, полагает автор и его герой, только оттого, что люди, не видя "бревна в своем глазу", стали замечать "в глазу брата своего сучок" и наказывать других людей за их проступки. Забыта одна из притч Нового Завета о блуднице: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень", - и, стало быть, наказания не уменьшают, а увеличивают число преступлений. Нехлюдов наблюдает это во время официального суда над Масловой, видя многочисленные примеры социального зла в тюрьмах, острогах, на этапах и каторге, в светских гостиных и салонах, в кабинетах духовных и государственных чиновников. Здесь евангельская притча о

грешнице и грешных людях, взявших на себя право судить других людей, выступает как сюжетообразующий элемент.

В финале романа под влиянием чтения притчи о прощении десяти тысяч талантов (Евангелие от Матфея, глава 18, ст. 21-33) Нехлюдов находит ответ на вопрос, что же нужно делать, чтобы уменьшить нарастающий поток зла и попытаться спасти людей. Нужно, считает Нехлюдов (в полном соответствии с эпиграфом из Евангелия от Матфея), прощать, "бесконечное число раз прощать, потому что нет таких людей, которые бы сами не были виновны и потому могли бы наказывать или исправлять" (Т. 13. С. 493). Именно такой совет дает Христос своему ученику Петру. Эта притча, полностью изложенная в финале "Воскресения", помогает Нехлюдову осознать причины многократного увеличения преступлений: "... единственное и несомненное средство спасения от того ужасного зла, от которого страдают люди, состояло только в том, чтобы люди признавали себя всегда виноватыми перед Богом и потому не способными ни наказывать, ни исправлять других людей. Ему стало ясно теперь, что все то страшное зло, которого он был свидетелем в тюрьмах и острогах, и спокойная самоуверенность тех, которые производили это зло, произошло только оттого, что люди хотели делать невозможное дело: будучи злы, исправлять зло" (Т. 13. С. 493). Здесь мысли Нехлюдова о причинах преступлений являются реминисценцией из притчи о блуднице и грешных людях.

Третий же суд героя над самим собой обусловливает его духовное прозрение, отражает нравственно-философский план романа и перекликается с мыслью эпиграфа из Евангелия от Луки и финалом романа, когда Нехлюдов видит в нравственном самоусовершенствовании каждого отдельного человека единственно возможный путь ненасильственного исправления людских пороков.

Следовательно, идеи, изложенные в евангельских эпиграфах к роману, находят свое выражение в сюжете произведения с его странствующим героем и звучат в финале как закономерный итог размышлений Нехлюдова над явлениями окружающий действительности. Дмитрий Иванович полагает: нужно соблюдать пять заповедей из Нагорной проповеди Иисуса (он дословно приводит их по Евангелию от Матфея, глава 5, ст. 21-48), и тогда в процессе духовно-нравственного самоусовершенствования люди обретут царство Божие в своей душе и смогут повлиять на содержание жизни путем изменения своей психологии.

Приведенная в финале романа притча о виноградарях, которые забыли о хозяине виноградника и убивали всякою, кто напоминал им о нем (Евангелие от Луки, глава 20, ст. 9-15), дает Нехлюдову ответ на вопрос, как найти царство Божие на земле: люди должны признать власть Бога над их жизнью и исполнять

пять заповедей Христа, в которых изложены законы мирной жизни человека в обществе.

В связи с такой трактовкой евангельских текстов становится понятной философия Толстого в 70-90 годы XIX века. Логическое ударение в его знаменитой формуле "непротивление злу насилием" падает не столько на слово "непротивление", сколько на слово "насилием". Толстой вовсе не предлагал отказаться от борьбы со злом вообще, но говорил о бесполезности и даже вреде борьбы со злом методами зла. При такой перестановке акцентов становится понятным финал "Воскресения": Толстой, считавший, что "нет в мире виноватых" и отказывавшийся судить людей, предлагал как единственно верный в данной ситуации и не множащий новое зло в мире выход: всепрощение людей и личное самоусовершенствование каждого человека на пути к постижению заветов Христа.

Подтвердить вывод о нравственно-религиозной позиции Толстого в 90-е годы помогает детальный анализ особенностей функционирования эпиграфов к "Воскресению". Анализ текста романа показывает, что они повторяются как в виде прямых цитат, так и реминисценций из Нового Завета и составляют единое стилистическое целое в художественной структуре произведения.

Евангельские тексты, дословно приведенные Толстым в эпиграфах и финале "Воскресения", образуют кольцевую композицию романа, которая подчеркивает драматический путь развития, пройденный прозревшим Нехлюдовым. Подобная композиция, цементируя роман Толстого, связывает его эпилог с эпиграфами. В этом смысле можно рассматривать "Воскресение" как целостную художественную структуру, завершенную форму выражения авторской позиции, но не законченную с точки зрения судьбы героя. Именно этого обстоятельства не учитывали многие критики, вслед за Чеховым говоря об искусственном характере финала и прерванности повествования (Н. К. Гудзий, С. П. Бычков, Н. Н. Наумова, В. И. Кулешов, А. А. Озерова, Б. В. Михайловский, Г. Я. Галаган, Е. А. Маймин, К. Н. Ломунов, Б. С. Рюриков, Э. Г. Бабаев). На самом же деле евангельский финал, подводящий итог повествования, является средством концентрированного выражения авторской точки зрения, выраженной в сюжете и системе образов персонажей, которая заявлена еще в библейских эпиграфах к "Воскресению".

Таким образом, идеи эпиграфов связаны не только с религиозно-нравственной и философской проблематикой романа (борьба добра и зла, определение смысла жизни для каждого человека, вопрос о греховности людей, отношение к грешникам и пути достижения гармоничной, справедливой жизни на земле), но в них находят выражение и социальные вопросы (проблема незаконности человеческого суда и одновременной виновности судей и

подсудимых); они также являются способом организации композиции романа: финал "Воскресения", построенный на цитатах из Евангелия, перекликается с эпиграфами и подводит итог нравственно-философским размышлениям Нехлюдова, которые начинаются с первых страниц произведения, а затем получают сквозное проведение, отраженное в реминисценциях, перифразах эпиграфов во всех его сценах (главным образом, в авторском слове), что подчеркивает, усиливает кольцевое обрамление романа. Нам представляется, что построение "Воскресения" подчиняется единому закону - попытке Толстого выразить свои мысли о путях развития России (социальный аспект), определить для себя и своего героя смысл жизни (философский план) и раскрыть свои нравственные принципы, основанные на христианских заповедях, в характерах и судьбах героев романа (моральная, этическая проблематика). Этим же целям служат в произведении и евангельские эпиграфы, связанные с жанром романа-синтеза: религиозно-нравственным, нравственно-философским и социально-психологическим.

Глава III "ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ЭПИГРАФА ИЗ ЕВАНГЕЛИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ТКАНИ РОМАНА Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО "БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ".

Исследование функции евангельского эпиграфа к роману Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" ("Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода (Евангелие от Иоанна, гл. 12, ст. 24)"7) дает возможность установить, что он состоит как бы из двух частей: если пшеничное зерно "не умрет, то останется одно", а "если умрет, то принесет много плода". Эти две составляющие части эпиграфа определяют диалогичность произведения, заключающуюся в "диспуте идей", выражаемых двумя главными антагонистами романа - Иваном Карамазовым и старцем Зосимой, а также их двойниками, в судьбах которых проясняется и углубляется смысл эпиграфа.

Диалогичность - основное отличие Толстого от Достоевского, это иная форма бытия произведения, определенная иной авторской идеей. Если Толстой через библейские эпиграфы выражает свои мысли о нравственном самоусовершенствовании человека, то Достоевский - о необходимости человеческих страданий, добровольной жертвы, пример которой показал Христос и

7. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. - Л., 19721990. - Т. 14. - С. 5. В дальнейшем все ссылки на произведения Ф. М. Достоевского приводятся по этому изданию в тексте с указанием (в скобках) тома и страницы.

которая дает человеку осознание смысла жизни, духовное бессмертие, когда человек после своей физической смерти оставляет "плоды" в виде детей, учеников, мыслей, поступков, добрых дел и продолжает жить в памяти потомков.

В романе "Братья Карамазовы" старец Зосима и герои, следующие его философии, идут по пути очистительной жертвы, безвинно страдают во имя будущего счастья человечества: старший брат Зосимы Маркел, его "таинственный посетитель", Алеша и Митя Карамазовы, Илюша Снегирев и Коля Красоткин. Они обретают духовное бессмертие, повторяя крестный путь Христа, вследствие того, что осознали нравственную ответственность каждого человека в своих и чужих грехах, в отдалении мировой гармонии, так как на свете нет невиновных, т. е. не принимавших участия в увеличении зла, и поэтому каждый человек "за всех и за вся виноват" (Т. 14. С. 190). В результате этого герои чувствуют себя сопричастными Богу и верят в него и в свое бессмертие.

В противоположность им, Иван не принимает будущей гармонии человечества (небесной или земной), потому что оно оплачено слишком дорогой ценой - страданиями ни в чем не повинных детей, - и обвиняет Бога в таком несправедливом устройстве мира и общества. Поэтому Иван не то что не может допустить существования Бога ("Я не Бога не принимаю, ... а мира, им созданного" (Т. 14. С. 215), - говорит он), а отрицает справедливость миропорядка, основанного на страдании людей. Неверие в Бога для Достоевского равносильно неверию в свое бессмертие. В связи с этим Иван выдвигает идею: "Нет бессмертия души, так и нет добродетели, значит, все позволено" (Т. 14. С. 76), - оправдывающую любые аморальные поступки вплоть до антропофагии, так как человек, по мнению Достоевского, не верящий в свое бессмертие, не страшится загробного воздаяния, а следовательно, может безнаказанно совершать преступления, потому что мнит себя человеко-богом.

Также в евангельском эпиграфе, кроме идей эгоизма (Иван) и альтруизма (Зосима), выражена идея о противоположности разума и веры. Достоевский в своем последнем романе доказывает трагедийность для всего общества замены веры в идеал разумом, рационализмом: если построить мир без Христа, без веры, то устроители, как считает старец Зосима, "... зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь, а извлекший меч погибнет мечом" (Т. 14. С. 210).

Об этом же пишет Достоевский в черновых набросках к роману: "Если нет Бога и бессмертия души, то не может быть и любви к человечеству. В таком случае, если нет бессмертия, как определить, где предел? Если не будет любви, то устроятся на разуме. Если б все на разуме, ничего бы не было. В таком

случае можно делать что угодно" (Т. 15. С. 207). Таким образом, логика "разума" приводит Ивана, не принимающего божьего мира из-за его дисгармоничности, к тезису "все позволено", который вызывает море крови и страданий, отрицает христианскую любовь к ближнему своему.

Однако, с другой стороны, в разговоре с Алешей Иван цитирует слова Вольтера: "Если бы не было Бога, то следовало бы его выдумать" (Т. 14. С. 214), чем допускает существование Бога с одновременным обвинением его в несправедливом устройстве мира и общества, где безвинно страдают дети.

, Стало быть, диалогичность психологического мира Ивана заключается в том, что он мучительно осознает ограниченность возможностей своего разума и в то же время не может отказаться от веры в него. Он говорит о том, что человеческий ум способен познавать лишь явления объективного мира, но не способен проникнуть в его сущность, т. е. не может фактами доказать существование Бога, так как "слезки" детей тоже настолько достоверны и несправедливы, что никакие логические допущения существования Бога не могут доказать факт его вмешательства в земные дела,

Старец Зосима, в противоположность Ивану, считает, что существование Бога не может быть оправдано логически, в нем можно убедиться "до факта", без доказательств, путем веры, благодаря "опыту деятельной любви", как говорит он "маловерной даме" госпоже Хохлаковой (Т. 14. С. 52).

Иван, подобно госпоже Хохлаковой, готов любить все человечество, но не может заставить себя полюбить ближнего своего. Однако в сцене с "мужичонкой" Иван, под влиянием Алеши преодолев в себе сомнения, обретает способность бескорыстно творить добро для своих ближних. Важно отметить, что автор включает в повествование этот эпизод уже после главы "Бунт", как бы возвращая героя и читателей к диалогу идей, а затем продолжает его в виде ,отрицания идей Великого инквизитора: глава "Черт. Кошмар Ивана Федоровича" одиннадцатой книги романа.

Полифоническая структура романа позволяет автору соотнести с образом Ивана и других; персонажей, заменивших веру в идеал разумной, логикой (отцеубийца Смердяков, карьерист Ракитин). Двойники Ивана • Карамазова доводят до абсурда теорию "все позволено", невольно, своей судьбой доказав, что чистое теоретическое мышление, без веры в Бога, в бессмертие души, способно стать грозным оружием и обратиться в конце концов против самих его исполнителей.

В этом смысле структура романа: и диалог Великого инквизитора, сомневающегося в человеке, в его возможностях, с Иисусом Христом, и философия рационализма, которую исповедует Ракитин, и реализация Смердяковым Ивановой идеи вседозволенности, и искушения героя чертом -

все эти действия двойников Ивана Карамазова представляют идею целостности авторской мысли, имеют определенное значение для дискредитации теории "все позволено", которая вместо отрицания царства гармонии приводит именно к морю крови и страданий ни в чем не повинных людей только ради достижения индивидуалистических целей человеко-богом. Следовательно, утверждает Достоевский, чистая теоретическая мысль, без веры в Бога, способна привести к таким трагическим последствиям, что сам герой увидит аморальность"и несостоятельность своей теории.

Своеобразие стиля Достоевского заключается в том, что реальные сцены, эпизоды, вставные новеллы (анекдот Федора Павловича Карамазова о Дидероте, статья Ивана о церковно-общественном суде, "Исповедь горячего сердца" Мити, "контроверза" "валаамовой ослицы" Смердякова, "Бунт" Ивана Карамазова, его поэма "Великий инквизитор", "Русский инок" (житие старца Зосимы), "Луковка" (библейская легенда и эпизод романа), сон Алеши "Кана Галилейская", сон про "дите" Мити, "Черт. Кошмар Ивана Федоровича", поэма Ивана Теологический переворот") приобретают символическое значение, являясь отражением и выражением библейских истин, заявленных еще в эпиграфе к роману.

Также и Христос имеет в романе не только значение невозможности жизни без веры, но и действует как реальный персонаж в главе "Великий инквизитор", связанный с идеями эпиграфа о пшеничном зерне: если бы Иисус согласился на "чудо" и не дал себя умертвить, то остался б один, а смертью своей спас человечество, "принес много плода". Парадоксально, что обобщает эту мысль в романе опять-таки "бунтарь" и "богоборец" Иван Карамазов: "Цивилизации бы тогда совсем не было, если бы не выдумали Бога" (Т. 14. С. 124).

Образ Иисуса Христа дается и в романе, и в легенде как образец высокой нравственности, как символ добровольной жертвы и веры, причем веры "до опыта", без требования чуда. Как пишет Достоевский, "в реалисте вера не от чуда рождается, а чудо от веры" (Т. 14. С. 24).

Поэтому Достоевский так строит архитектонику книг и глав романа, что дает возможность даже такому сомневающемуся в существовании Бога и будущей гармоничной жизни человеку, как Иван Карамазов, обрести эту веру, но для этого проводит его через муки и страдания. Страдания, следовательно, по Достоевскому, необходимы, так как они "... и есть жизнь" (Т. 15. С. 77).

Итак, евангельский эпиграф об упавшем в землю зерне прежде всего многомерен в соотнесении с романной системой, так как в нем заключено множество противоположных идей (веры и безверия, добра и зла, чувства и разума, добровольной жертвы, духовного бессмертия, смысла жизни, веры в

Бога, христианской любви к людям, страдания во имя будущего счастья человечества, идеи "все за всех виноваты" и т. д.). Все идеи, "спрессованные" в эпиграфе, реализуются в судьбах как главных героев-антиподов, так и двойников Ивана Карамазова (Смердяков, Ракитин, черт, Великий инквизитор) и героев - последователей учения старца Зосимы.

Диалогичность романа наблюдается и в особенностях сюжетосложения, когда вслед за взглядами Ивана Карамазова (или его двойников) излагается противоположная позиция старца Зосимы (или героев, испытывающих его влияние): главы книг "Неуместное собрание", "Сладострастники", "Брат Иван Федорович", а также в последовательном расположении центральных книг "PRO и CONTRA" и "Русский инок", представляющих кульминации романа. Диалогичность проявляется и в сюжетных ситуациях (за смертью старца Зосимы следует убийство Федора Павловича Карамазова, самоубийство Смердякова, смерть Илюшечки Снегирева), и в композиционной симметрии (статья Ивана Карамазова о церковном суде, его легенда "Великий инквизитор" и поэма "Геологический переворот" - отрывок "Из жития ... старца Зосимы"; сон Алеши "Кана Галилейская", сон Мити про "дите" - кошмар Ивана, в котором он увидел черта), где противопоставлены позиции героев-антагонистов, соотнесенные с двучастной структурой эпиграфа.

Следовательно, есть основание делать вывод о том, что именно через такую диалогическую композицию с несколько параллельно развивающимися сюжетными линиями и сложной системой группировки героев (как главных, так и второстепенных) Достоевский и стремится выразить авторскую точку зрения. "Полифоничность" романов писателя, о которой писал М. М. Бахтин, не предполагает, как нам думается, отсутствия в них авторской позиции: "голос" автора равноценен "голосам" героев, но автор, как дирижер в оркестре, управляет развитием действия, и авторская точка зрения раскрывается не прямо, а опосредованно: через сюжет, композицию, систему образов персонажей. Однако, очевидно, что позиция писателя открыто заявлена именно в евангельском эпиграфе, с его многоплановостью, с христианской, философской и психологической проблемами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ подводит итоги проделанного исследования.

.- Впервые поставив в один ряд последние романы Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, мы исследовали в них художественную структуру с точки зрения функционирования эпиграфов. Это помогает глубже постичь -авторский замысел романов, философские и нравственные взгляды писателей в период работы над этими произведениями (так как в эпиграфах авторы высказывают свою точку зрения), а также определить одну из черт стилистической системы

художников - постоянные апелляции, прямое цитирование или реминисценции из Ветхого и Нового Завета как средство выражения своей позиции, актуализации вечного значения христианских норм и заповедей.

И Толстой, и Достоевский выражают в эпиграфах свои идеи о нравственном совершенствовании человека, однако Толстой призывает жить "по-Божьи", по совести, а Достоевский зовет пройти через жертву, как это сделал Христос, через "горнило сомнений" и страданий, - во имя "воскресения" людей. Вместе с тем, оба художника считают, что благодаря деятельному добру человек обретет вечный смысл жизни, обеспечивающий его духовное бессмертие.

Итак, исследование особенностей функционирования библейских эпиграфов в романах Толстого и Достоевского дает возможность установить, что эпиграфы, обладая обобщенно-символическим значением, одновременно служат средством выражения писателями своих религиозных, яравственно-философских взглядов и вместе с тем органически связаны с жанром романов, цементируют их художественную структуру, взаимодействуют с разными элементами поэтики произведения (сюжет, сюжетные ситуации, композиция, система образов персонажей, символика, сны, галлюцинации и др.), формируют читательское восприятие произведений, т. е. осуществляют свои многообразные функции, что мы и стремились показать в своей работе.

По теме диссертации опубликованы следующие статьи:

1. Трансформация эпиграфа в художественной ткани романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Традиции и новаторство русской прозы и поэзии Х1Х-ХХ веков. - Нижний Новгород, 1992. - С. 198-202.

2. Функционирование эпиграфов из Евангелия в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы") //Проблема традиций в русской литературе. - Нижний Новгород, 1993. - С. 176-186.

3. Функционирование евангельского текста в структуре романа Л. Н. Толстого "Воскресение" //Анализ художественного произведения в школе и вузе. - Нижний Новгород, 1994. - С. 37-40.

4. Философские размышления К. Левина в восьмой части романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Новое прочтение отечественной классики. -Нижний Новгород, 1995. - С. 15-18.

5. Функционирование эпиграфов в русской литературе XIX века: традиции и новаторство //Проблема традиций в отечественной литературе. -Нижний Новгород, 1996. - С. 133-148.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шевцова, Диана Михайловна

Введение.3

Глава I. "Функционирование библейского эпиграфа в художественной структуре романа JI. Н. Толстого "Анна Каренина".39

Глава II. "Функционирование евангельских эпиграфов в художественной системе романа Л. Н. Толстого "Воскресение".70

Глава III. "Функционирование эпиграфа из Евангелия в художественной ткани романа Ф. М. Достоевского "Братья

Карамазовы".106

 

Введение диссертации1997 год, автореферат по филологии, Шевцова, Диана Михайловна

В древнейшие времена на надгробных плитах, зданиях, памятниках высекали надписи, возвеличивающие умерших или обращенные к Богу, Первые назывались эпитафиями, вторые - эпиграммами. Надписи делались и на книгах, где они предшествовали основному тексту и представляли собой афоризм, взятый из литературного или фольклорного источника. Они и стали называться эпиграфами (в переводе с греческого "надписи"). В литературе эпиграфы появились в XV веке во Франции, насколько известно, впервые - в "Хрониках" Ж. Фруассара ("Chronigui" написаны в 1404 г., опубликованы в 1495 г.).

В современном литературоведении эпиграф понимается как надпись, проставляемая автором перед текстом произведения или его части и представляющая собой цитату из общеизвестного текста (например, Библии), произведения художественной литературы, народного творчества, пословицу или изречение1.

В истории литературы эпиграфы рассматривались с точки зрения их источников, способов выражения авторского отношения и взаимодействия с художественной структурой произведения.

Источниками эпиграфов могут быть литературные, фольклорные, научные, религиозные произведения, справочные издания, официальные документы, письма и дневники. Особую группу составляют эпиграфы, сочиненные самим автором. Иногда писатель их подписывает, но встречаются так называемые мистификации, например, эпиграф к одиннадцатой главе "Капитанской дочки" сочинен, видимо, самим Пушкиным, а приписан А. П. Сумарокову. Выбор источника цитирования характеризует автора произведения, его духовный мир, интересы и эстетические вкусы и подчинен его творческим задачам. Писатель выбирает цитату из того или иного произведения не случайно: он таким образом определяет восприятие своего творения через призму уже существующего, сравнивая или сталкивая разные взгляды на изображаемое. Эпиграф - это особый смысловой феномен, потому что принадлежит сразу двум контекстам. Он - знак, отсылающий читателя к исходному тексту, актуализирующий в его сознании воспоминания и сложные ассоциации между двумя произведениями.

Эпиграф позволяет выразить авторскую идею (точку зрения или оценку) под прикрытием некой маски, как бы от другого лица; важно, чтобы эпиграф выглядел не как сочиненный самим автором, а как исходящий из какого-либо авторитетного источника и имел конкретную отсылку, хотя бы к отрывку из разговора. Эпиграф обладает всеми свойствами литературной цитаты, создает сложный образ, рассчитанный на восприятие также и того контекста, из которого эпиграф извлечен.

Например, эпиграф к "Путешествию из Петербурга в Москву": "Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй"2 А. Н. Радищев взял из поэмы В. К. Тредиаковского "Тилемахида", которая является переводом поэмы Фенелона "Путешествие Телемака". Таким образом, источник эпиграфа указывает на жанр книги Радищева - путешествие и на то, что Радищев, вслед за Тредиаковским, называл "чудищем" царей, которые видели себя в зеркале истины псом Цербером - самым страшным чудовищем в подземном царстве мертвых Аиде.

В. Г. Одиноков, проанализировав источники эпиграфов к отдельным произведениям из "Повестей Белкина", пришел к выводу, что в них прослеживается общее движение пушкинской прозы от романтизма к реализму: утверждая реалистический стиль в русской прозе, Пушкин начал с Баратынского ("Выстрел"), преодолел Жуковского ("Метель"), обратился к Державину ("Гробовщик") и Вяземскому ("Станционный смотритель"), а завершил Богдановичем, который по своей реалистической поэтике был близок Баратынскому. Таким образом, источники эпиграфов образуют композиционную симметрию.

Эпиграфы к "Капитанской дочке" А. С. Пушкина классифицированы по источникам в работе Ли Ен Бум "Поэтика "Капитанской дочки" А. С. Пушкина". "Среди фольклорных эпиграфов различаются два типа - песни и пословицы, среди эпиграфов литературных - также два (из "высокой" поэзии и из комических жанров XVH1 века)"3. Пословицы, русские народные солдатские, свадебные песни, комедии Княжнина и Фонвизина, - все эти источники эпиграфов, принадлежащие к реальности XVIII века, характеризуют демократизм языка повести, основанного на разговорной русской речи, и подчеркивают историческую дистанцию между прошлой эпохой Екатерины II и современной Пушкину действительностью (1830-е годы).

К библейскому источнику эпиграфа к поэме М. Ю. Лермонтова "Мцыри" обращается Г. П. Макогоненко. Эпиграф "Вкушая, вкусих мало меда и се аз умираю"4 взят из Библии, Первой Книги царств, гл. 14, ст. 43.

В эпиграфе Лермонтов осуществил контаминацию, исключив середину фразы, и получился афоризм, имеющий предельно широкое символическое обобщение - нарушивший запрет должен умереть. Каждое слово в эпиграфе получило новое значение: слово "мед" обрело символический смысл -запретный плод, и нарушение запрета карается самым страшным наказанием -смертью. "Эпиграф Лермонтова, - пишет Г. П. Макогоненко, - не только предварял восприятие читателем судьбы Мцыри, но и задавал тон исповеди мальчика о своем неудавшемся побеге, переводил печально-эмпирический рассказ на иной - идейно-философский - уровень, открывая читателю высокий смысл жизни - подвига человека, вкусившего меда свободы113.

Таким образом, в лермонтовском контексте эпиграф получает обобщенный, философско-символический смысл: человеку ради достижения запретной цели не жалко и жизни, он умирает, но посмел нарушить запрет, однако он сожалеет о том, что слишком "мало меда" ему удалось "вкусить". В эпиграфе подчеркивается и идея неизбежной гибели героя, зависящей от судьбы, рока. Запретный земной "мед" становится символом ограничений, устанавливаемых человеку религией, официальной моралью, деспотической властью. Эпиграф, с одной стороны, подчеркивает несправедливость запретов, ограничивающих полноту земной человеческой жизни, а с другой - законность протеста против всех небесных и земных "заклятий", превращающих человека в покорного исполнителя чужой воли и чуждых ему законов.

Таким образом, источник эпиграфа, как и сам эпиграф, формирует тип восприятия, подготавливая читателя к изучению определенной художественной структуры. Поэтому встает задача изучения эпиграфа как элемента формирования читательского восприятия той поэтической структуры, которая предстает перед читателем вслед за эпиграфом. Таким образом, с читателем связаны функции узнавания эпиграфа, его источника, пробуждения интереса к нему, психологической подготовки к восприятию авторской мысли.

Помимо изучения источника эпиграфа, особенно важной является проблема отражения в эпиграфе авторской позиции. Эпиграф может выполнять функции концептуальной передачи идейно-тематического содержания, раскрывать чувства и эмоции творческой личности, ее отношение к изображаемому, привносить дополнительную эстетическую информацию, служить опорой для автора на мнение авторитетного лица. Существуют эпиграфы-подтверждения, в которых автор прямо указывает, как следует понимать его сочинение, а бывают эпиграфы-опровержения: их значение не совпадает с содержанием текста, но дает толчок мысли читателя, заставляя его прийти к прямо противоположным выводам, чем те, что заключены в эпиграфе.

Например, эпиграф к "Капитанской дочке" А. С. Пушкина: "Береги честь смолоду"6, взятый из пословицы, выражает основную идею романа - проблему воспитания молодого дворянина - и находит подтверждение в судьбе главного героя романа - Петра Андреевича Гринева, который остался верен своему воинскому долгу и исполнил главную часть наказа своего отца: "Служи верно, кому присягнешь. береги платье снову, а честь смолоду" (С. 424).

А эпиграф к "Повестям Белкина" А. С. Пушкина является эпиграфом-опровержением:

Госпожа Простакова. То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник.

Скотинин. Митрофан по мне.

Недоросль" (С. 224).

В эпиграфе сквозит ирония и дается намек на анекдотический характер историй, рассказанных Белкину ненарадовским помещиком. Но в действительности они диаметрально противоположны подобным историям.

Эпиграф к "Станционному смотрителю": "Коллежский регистратор, почтовой станции диктатор" (С. 256) - является эпиграфом-опровержением, потому что характеристика, данная Вяземским, не совпадает с той, которую Пушкин дает в тексте повести Самсону Вырину.

Очень редко критики обращались к проблеме взаимодействия эпиграфа с различными сторонами поэтики произведения, с его жанром. Внимание в основном уделялось связи эпиграфа с тематикой и проблематикой произведения, с образной системой, с композицией.

Например, отмечалось, что эпиграфы к историческим сочинениям А. С. Пушкина - "Арап Петра Великого" и "Капитанская дочка" - выражают общую историческую и социальную идею, а эпиграфы к отдельным главам определяют частную романическую тему, носящую сугубо личный характер. Эти эпиграфы являются подтверждением концепции Пушкина, положенной им в основу жанра исторического романа, - история, воплощенная в вымышленном повествовании. Так, в эпиграфе ко всему "Арапу Петра Великого" заключена идея исторических преобразований в России в эпоху Петра I: "Железной волею Петра преображенная Россия" (С. 81). Этот эпиграф взят из стихотворной повести Н. Языкова "Ала".

В уже цитированной работе "Поэтика "Капитанской дочки" А. С. Пушкина" Ли Ен Бум доказывает, что эпиграфы, добавленные издателем к главам "Капитанской дочки" и к роману в целом, характеризуют жанр романа и ". акцентируют внимание читателя на точке зрения определенного персонажа и в то же время содействуют противопоставлению поэзии и прозы мировосприятия разных действующих лиц"7.

Эпиграф ко всей "Пиковой даме" А. С. Пушкина: "Пиковая дама означает тайную недоброжелательность. Новейшая гадательная книга" (С. 376) -указывает на тему карточной игры и особую роль пиковой дамы в повести: как игральной и гадальной карты, а также демонической, роковой женщины, которая окажет губительное воздействие на судьбу поверившего ей мужчины. Однако до конца игры Германн не подозревает, что тайна трех карт, открытая ему умершей старухой, содержит ошибку: вместо туза в последней игре ему выпала пиковая дама, которая странным образом напомнила Германну мертвую графиню. Так в последней главе повести раскрывается "тайная недоброжелательность", которую Пушкин предсказывал пиковой даме в эпиграфе ко всему произведению.

Эпиграфы к отдельным главам "Пиковой дамы" определенным образом трансформируются в тексте повести, являются экспозицией первой главы, дают нравственную характеристику Германна (эпиграфы ко второй, третьей и четвертой главам), характеризуют романтическую тональность пятой главы, противопоставляют высокомерие знатного лица и приниженность лица незнатного (эпиграф к шестой главе. В общем эпиграфы высвечивают как прямой, так и переносный, символический смысл темы карт и карточной игры, пиковой дамы, наполеонизма и мистицизма. В связи с этим тема карточной игры перерастает в широкое обобщение - игру (поединок, дуэль) Германна с Судьбой, с Роком, в которой все одинаково проигравшие.

Эпиграфы к "Египетским ночам" Пушкина несут философскую нагрузку в размышлениях о человеке. С одной стороны, Импровизатор - гениальный человек, ". большой талант.", "царь", "Бог", который может мгновенно сочинить стихи на любую тему. С другой стороны, итальянец вынужден заниматься материальными вопросами, интересоваться у Чарского гонораром за свое представление, и это отражается в эпиграфе к третьей главе повести: "Цена за билет 10 рублей, начало в 7 часов. Афишка" (С. 414). Эта антитеза "талант - деньги" делает Импровизатора лицом трагическим. Это подчеркивается эпиграфом к первой главе, взятым из французской книги каламбуров:

- Что это за человек?

- О, это большой талант, из своего голоса он делает все, что захочет.

- Ему бы следовало, сударыня, сделать из него себе штаны (С. 407).

Значение этих эпиграфов предвосхищает мысль Достоевского о двух безднах человека - божеской и дьявольской. Это противостояние, говоря языком Достоевского, Мадонны и Содома заключено уже в эпиграфе ко 2 главе "Египетских ночей": "Я царь, я раб, я червь, я Бог" (С. 412), взятом из оды Г. Р.

Державина "Бог". Этот эпиграф построен на антитезе понятий "царь - раб", "червь - Бог", что позволяет говорить о взаимосвязи структуры эпиграфа с характером выражаемых в произведении идей.

Также эпиграф может выступать как часть композиции. Например, эпиграф к 1 главе "Сержант гвардии", взятый из комедии Княжнина "Хвастун" (диалог Верхолета и Честона в д. 3, явл. 6), заканчивается словами : "Да кто его отец?", а 1 глава начинается словами : "Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе." (С. 420). Таким образом, эпиграф является экспозицией произведения, с него начинается повествование.

Эпиграф к поэме Н. А. Некрасова "Железная дорога" является частью повествования - экспозицией, без него было бы непонятно содержание произведения:

Ваня (в кучерском армячке). Папаша! Кто строил эту дорогу?

Папаша (в пальто на красной подкладке). Граф Петр Андреевич Клейнмихель, душенька! Разговор в вагоне"8.

Указание на источник эпиграфа придает поэме характер жанровой сценки и определяет место действия, а содержание разговора контрастирует с авторской точкой зрения на истинных строителей железной дороги - простых рабочих; следовательно, можно говорить о полемичной композиции поэмы.

Обращает на себя внимание единственный эпиграф во всем романе А. С. Пушкина "Дубровский", поставленный перед 4 главой 1 тома: "Где стол был яств, там гроб стоит" (С. 325). Этим эпиграфом, взятым из оды Г. Р. Державина "На смерть князя Мещерского", Пушкин разделяет повествование на две части: до и после смерти Андрея Гавриловича Дубровского. "Пиру жизни", "столу яств" в 1-3 главах романа противопоставлены "гробы" (последующий после смерти А. Г. Дубровского мрачный период в истории его имения и в жизни Владимира Дубровского). Таким образом, двучастная структура эпиграфа взаимосвязана с контрастной композицией романа.

Роману Достоевского "Бесы" предпосланы два эпиграфа: один взят из стихотворения А. С. Пушкина "Бесы" и изображает тройку, застигнутую в пути и закруженную "бесовской" метелью; другой представляет собой евангельскую притчу из Евангелия от Луки (глава VIII, 32-36) об исцелении бесноватого и гибели стада свиней, в которое вселились вышедшие из него бесы. Эпиграфы-символы подготавливают читателя к философской глубине, глубокому постижению обобщенного значения романа, его притчевой форме.

Полифонизм, присущий романам Достоевского, проявляется и в неоднозначном понимании эпиграфов. Во-первых, эпиграфы связаны с названием романа "Бесы", которое обозначает людей 70-х годов с их нигилистическим рационализмом, верой во всемогущество человека и его воли. В контексте романа слова из Евангелия, изложенные в эпиграфе, повторяются. Степан Трофимович Верховенский истолковывает их весьма однозначно: "Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, - это все язвы, миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившимися в великом и милом нашем больном, в нашей России за века, за века"9.Эпиграфы ставят вопрос о путях дальнейшего развития России. В евангельском эпиграфе выражена вера в лучшее будущее России, в ее исцеление от власти бесов, а пушкинский эпиграф придает апокалиптическое настроение всему роману. В эпиграфах заключены также философские размышления о двойственной сущности человека: кто управляет поступками людей - Бог или дьявол? Среди тех, в кого вошли "бесы", Степан Трофимович называет и сына, Петра Верховенского. Таково многоаспектное значение эпиграфов к роману "Бесы".

Таким образом, эпиграф - полифункциональный компонент художественного произведения: он формирует читательское восприятие, обладает внутренней взаимосвязью с тем источником, откуда он был извлечен, служит одним из способов выражения авторской точки зрения, разносторонне связан с различными элементами поэтики произведения, его жанром. Поэтому изучение эпиграфа как одного из элементов стиля писателя позволит лучше понять идейно-художественное значение всего произведения.

Для определения собственной точки зрения на функции эпиграфа к романам Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. и

Достоевского ("Братья Карамазовы") необходимо выяснить, как понимали критики и литературоведы библейские эпиграфы к этим романам.

Об эпиграфе "Мне отмщение, и Аз воздам"10 к роману Толстого "Анна Каренина" писали все, кто писал о романе (причем речь шла главным образом лишь о судьбе Анны Карениной), так как без понимания значения эпиграфа невозможно адекватное восприятие основных идей этого произведения Толстого.

Когда в печати появилась седьмая часть "Анны Карениной", читатели и критики вспомнили об эпиграфе к роману. Многие подумали, что Толстой осудил и наказал свою героиню, следуя этому библейскому изречению. В дальнейшем критики склонялись не только к этой, обвинительной точке зрения, но придерживались и другой, оправдательной позиции, которую занимает Толстой относительно своей героини. Таким образом, критика видела в эпиграфе отражение позиции Толстого по отношению к Анне Карениной и решала вопрос: кто для нее автор - гениальный прокурор или гениальный адвокат?

Кроме этого вопроса, критика рассматривала связь эпиграфа с идейно-художественным содержанием романа, с его жанром. Практически не нашла отражения в критической литературе проблема взаимосвязи эпиграфа с художественной структурой романа "Анна Каренина".

Нам представляется целесообразным обратиться непосредственно к мнениям писателей, критиков и литературоведов по поводу эпиграфа к роману Толстого, чтобы ярче высветить свое понимание библейского эпиграфа.

По-своему понял этот эпиграф Достоевский, посвятивший в "Дневнике писателя" за 1877 год "Анне Карениной" не одну главу. Автор "Преступления и наказания" видит в романе Толстого новое решение старого вопроса о "виновности и преступности людей". Отметив, что мысль Толстого выражена "в огромной психологической разработке души человеческой, с страшной глубиною и силою, с небывалым доселе у нас реализмом художественного изображения", Достоевский пишет: "Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в

-■4 каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть тот, который говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам". Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека" (Т. 25. С. 201-202).

Достоевский переводит проблематику романа из социальной в философскую и видит причину трагедии Анны Карениной в ее натуре. Автор "Преступления и наказания" считает возможной трагедию героини романа Толстого в любом обществе, так как зло и грех таятся в человеческой природе изначально, а не возникают лишь под влиянием окружающей обстановки. В такой трактовке социально-психологический роман Толстого стал напоминать философский роман Достоевского, который, указав на вечную загадочность и таинственность человеческой души, признает только Бога в качестве единственного морального воздаятеля, знающего судьбу и потому могущего судить людей.

Для Достоевского важно, что человек ". не может браться решать ничего. с гордостью своей непогрешности.", потому что ". он грешник сам." (Т. 25. С. 202).

Но выход из создавшегося для Анны положения Достоевский видит во всепрощении, ". милосердии и любви". Этот выход ". гениально намечен поэтом в гениальной сцене романа еще в предпоследней части его, в сцене смертельной болезни героини романа, когда преступники и враги вдруг преображаются в существа высшие, в братьев, все простивших друг другу, в существа, которые сами, взаимным всепрощением сняли с себя ложь, вину и преступность, и тем разом сами оправдали себя с полным сознанием, что получили право на то" (Т. 25. С. 202).

Как видим, Толстой и Достоевский весьма близки в решении нравственно-философских вопросов: для Толстого также необходимо показать "диалектику души" Анны, Каренина и Вронского, как Достоевскому - провести своих героев через "горнило страданий". Однако следует помнить, что то была сложнейшая ситуация лишь на фоне возможной смерти Анны, когда враги простили друг друга и полюбили истинной христианской любовью. И Толстой, понимая это, показывает, что в повседневной жизни герои не могут жить по христианским заповедям.

Свою трактовку значения эпиграфа к роману предложил А. А. Фет. "Толстой указывает на "Аз воздам", - пишет Фет в своей статье об "Анне Карениной", - не как на розгу брюзгливого наставника, а как на карательную силу вещей". В начале статьи он поставил стихи Шиллера: "Закон природы смотрит сам за всем."11

При такой трактовке романа как "строгого неподкупного суда всему нашему строю жизни"12 эпиграф получает новое, скорее философско-историческое, чем нравственно-философское значение - как указание на приближающийся "страшный суд" над целым строем жизни. Толстой был знаком с такой трактовкой идеи возмездия в его романе, имея в виду слова Шиллера о "законе природы", и был с ней согласен: "Сказано все то, что я хотел сказать"13.

Обвинительной точки зрения придерживались современники Толстого - Р. В. Иванов-Разумник и М. С. Громека. Долгое время литературо-ведение было согласно с их позицией, так как сам Толстой удостоил авторизации статью Громеки о романе "Анна Каренина". В беседе с Г. А. Русановым (1883 г.) Толстой назвал эту статью "превосходной": "Он объяснил то, что я бессознательно вложил в произведение. Прекраснейшая, прекраснейшая статья! Я в восхищении от нее. Наконец-то объяснена "Анна Каренина!"14 Поэтому мы уделяем большое внимание позиции Громеки, так как последующее литературоведение во многом повторяло оценки этого критика.

Так, Иванов-Разумник отождествлял значение эпиграфа и романа и сводил все темы "Анны Карениной" к узкой теме, выраженной в эпиграфе: "главная тема, главный смысл "Анны Карениной", все значение грозного эпиграфа" заключается в том, что "человек не может строить своего счастья на несчастии другого. Анна сделала этот шаг, - и вот за это-то "Мне отмщение, и Аз воздам."15

Но сведение всей сложной и широкой проблематики романа к одной теме, заключенной в эпиграфе, было бы обеднением смысла "Анны Карениной", этого романа "широкого дыхания" (64, 75). Значение эпиграфа распространяется не только на Анну Каренину, но и на всех персонажей романа, и идейное содержание произведения гораздо шире предложенного Ивановым-Разумником толкования эпиграфа.

Для Анны спасения не было, - пишет исследователь. - Она принесла в жертву своему счастию несчастие другого - и погибла; если бы она принесла в жертву свое счастие и осталась бы жить с ненавистным мужем, она обрекла бы себя на вечное несчастие. Что же делать? По железному закону жизни - гибель всегда ожидает лучших и достойнейших; подлинный герой всегда обречен в жертву, ибо величие, геройство и вообще человеческое достоинство надо выстрадать"16.

Нельзя согласиться с таким объяснением причин гибели Анны Карениной, так как художественное произведение, как и история, не терпит сослагательного наклонения: нельзя по-своему домысливать будущую судьбу героя или предлагать ему свой путь действий, отличный от того, который описан в романе, не согласованный с авторской концепцией героя и логикой развития характера. Как справедливо считал А. С. Пушкин, автора произведения можно судить только по законам, им самим над собой установленным, а также поведение героев оценивать в контексте всего романа. Поэтому говорить о жертве Анны необходимо крайне осторожно, так как жертвенность нехарактерна для героев Толстого. Эта проблема в большинстве случаев была актуальна для Достоевского, но не для Толстого.

Подобно Иванову-Разумнику, М. С. Громека считает, что "нельзя разрушить семью, не создав ей несчастья, и на этом несчастье нельзя построить нового счастья"17.

Это суждение верно лишь в принципе, но применительно к героине романа Толстого не охватывает всей ее трагедии: Анна несчастлива не только оттого, что сделала несчастными Алексея Александровича и Сережу, но и потому, что, полюбив Вронского и порвав с Карениным, нарушила общечеловеческие нравственные законы. Эти законы нашли свое отражение, в частности, в Евангелии: "И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? - Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? - И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью. - Так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. - Они говорят Ему: как же Моисей заповедовал давать разводное письмо и разводиться с нею? - Он говорит им: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими; а сначала не было так. -Но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует"18.

Поэтому Анна нарушает евангельский закон, разрушив свой брак с Карениным, и, уйдя к Вронскому, совершает "прелюбодеяние" (по терминологии Евангелия): "И если жена разведется с мужем своим и выйдет за другого, прелюбодействует"19.

Однако во Второзаконии, откуда взят эпиграф к "Анне Карениной", Моисей разрешает развод: "Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего"20.

При этом в Ветхом и Новом Завете по-разному относятся к прелюбодеице. Так, во Второзаконии Моисей заповедал побить камнями женщину, уличенную в прелюбодеянии21, а в Евангелии от Иоанна Иисус Христос не осуждает грешницу, потому что среди книжников и фарисеев, которые привели ее к Нему, не оказалось безгрешного человека ("Кто из вас без греха, первый брось на нее камень")22.

Таким образом, получается противоречие между моралью Ветхого и Нового Завета. На чьей позиции стоит Толстой, изображая историю Анны Карениной, - Моисея или Иисуса Христа - и предстоит нам выяснить, проанализировав трансформацию эпиграфа в художественной ткани романа "Анна Каренина". Но уже сейчас очевидно, что эта позиция далеко неоднозначна и вызвала поэтому ряд различных толкований.

Обращаясь вновь к анализу статьи Громеки, мы не можем не согласиться с его мнением о том, что существуют "законы человеческого духа" ". и от воли человека зависит согласоваться с ними и быть счастливыми или переступать их и быть несчастными"23. Этим высказыванием Громека признает то, что человек сам волен выбирать путь преступления или согласования с "законами человеческого духа".

Но согласование с этими законами представляется для Анны в сохранении супружеской связи с ненавистным мужем, которая, по мнению Громеки, принесла бы ей высоконравственное счастье: "Анна забыла любовь и Бога и умерла. "Мне отмщение, и Аз воздам". Но "она, если бы захотела (опять эта частица БЫ! - Д. ИХ), могла бы не умереть. Если бы в Анне вдруг проснулось сердце, если бы в ней заговорила любовь к людям, к раздавленному ею мужу, к заброшенному сыну, ко всем, от кого она убежала для своего тела; если бы она раскаянием любви умолила их возвратить свою любовь, все бы ей простилось. Она бы сделала их снова счастливыми, она не умерла бы тогда и н24 жила на свете .

Этот выход не может быть признан для Анны возможным, потому что аргументы, обосновывающие его, противоречат содержанию романа. Вовсе не Анна "раздавила" своего мужа, а Каренин душил в ней самые обыкновенные человеческие чувства, заставляя жить искусственной, ложной жизнью, противоречащей натуре Анны. После разрыва с Карениным у Анны не заснуло сердце, как утверждает Громека, а проснулось для любви ко всем людям, для личного счастья. До последней минуты своей жизни Анна не переставала любить своего сына, так как без Сережи для нее не могло быть счастливой жизни. Следовательно, представление Громеки об Анне как о грешнице, потерявшей сердце и заслуживающей страшного приговора, не подкреплено реальными фактами и не может быть признано достоверным.

М. С. Громека считает, что Анна ". могла быть прощена Богом и любовью людей. Бог есть любовь, а любовь есть прощение"25. Однако вспомним сцену у постели умирающей Анны: когда она попросила прощения у своего мужа, "он простил жену и жалел ее за ее страдания и раскаяние" (Т. 8. С. 490). Но как только Анна выздоровела, она осознала, что не может продолжать жить с нелюбимым мужем, лгать, притворяться, что ничего не произошло, изворачиваться, так как ложь была противна ее честной натуре. Даже сам Алексей Александрович стал ". чувствовать непрочность и неестественность своих отношений с женой" (Т. 8. С. 491). Поэтому путь прощения для Анны неприемлем: он не разрешает противоречий ее сложных и запутанных отношений с мужем, а только загоняет вглубь ненависть между супругами.

Нельзя согласиться и с мыслью Громеки о том, что Анна, разрушив свою семью с Карениным, пошла против мнений света и не смогла выдержать его изоляцию и осуждение: "Нельзя игнорировать общественное мнение вовсе, потому что, будь оно даже неверно, оно все же есть неустранимое условие спокойствия и свободы, и открытая с ним война отравит, изъязвит и охладит самое пылкое чувство"26.

Как раз общественное мнение меньше всего волнует Анну, когда в предсмертном монологе она задумывается о своей будущей жизни. Она не видит возможности стать по-настоящему счастливой в себе самой. Поэтому одно только общественное мнение, являясь лишь катализатором пагубного развития ее чувств, не могло привести героиню к самоубийству (так, у нее даже не возникло мысли о самоубийстве после знаменитой сцены в ложе петербургского оперного театра, где общественное мнение открыто высказала мадам Картасова: "Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной" (Т. 9. С. 138), - "вскрикнула" Анна, рассказывая Вронскому о происшествии в театре).

Подобно М. С. Громеке, В. В. Вересаев в книге "Живая жизнь: О Достоевском и JI. Толстом" пишет, что Анна совершила преступление против "живой жизни" из-за того, что ". испугалась мелким страхом перед человеческим осуждением, перед потерей своего положения в свете"27. Мы не согласны с этим мнением Вересаева о при чинах преступления Анны.

В. В, Вересаев, как и Громека, считал, что для Анны, по Толстому, был только один выход: она должна была "принять прощение мужа, задавить отвращение к нему и возвратиться в прежнюю ложь, мрак и узаконенный позор. Анна этого не сделала - и гибнет. Но (здесь Вересаев по-толстовски толкует значение эпиграфа) люди не должны бросать в нее камнями. "Высший нравственный закон" и без того карает ее жестоко"28.

Да, действительно, одним из значений эпиграфа "Мне отмщение, и Аз воздам" было то, что люди не могут судить других людей, потому что сами не менее грешны, чем осуждаемые. Исходя из эпиграфа, человека может судить только Бог, а им, в понимании Толстого, может быть "вечный нравственный закон", находящийся в душе каждого человека.

Но Вересаев считает эту точку зрения Толстого противоречащей содержанию романа и потому предлагает свое понимание значения эпиграфа к "Анне Карениной", и в его словах тоже есть доля истины. "Глубокое, ясное чувство (любви Анны к Вронскому - Д. Ш.) загрязнилось ложью, превратилось в запретное наслаждение, стало мелким и мутным. Анна ушла только в любовь, стала духовно-бездетною "любовницею", как раньше была только матерью. И тщетно пытается она жить своею противоестественною, пустоцветною любовью. Этого живая жизнь терпеть не может. Поруганная, разорванная надвое, она беспощадно убивает душу Анны. Живая жизнь благостна и велика. Ею глубоко заложена в человеке могучая, инстинктивная сила, ведущая его к благу. И горе тому, кто идет против этой силы, кто не повинуется душе своей. На него неотвратимо падает "отмщение", и он гибнет. И здесь нельзя возмущаться, нельзя никого обвинять в жестокости. Здесь можно только молча преклонить голову перед праведностью высшего суда. Если человек не следует таинственно-радостному зову, звучащему в его душе, если он робко проходит мимо величайших радостей, уготовленных ему жизнью, то кто же виноват, что он гибнет в мраке и муках? Человек легкомысленно пошел против собственного своего существа - и великий закон, светлый в самой своей жестокости, говорит: "Мне отмщение, и Аз воздам"29. Несомненно, в творчестве Толстого есть услышанный Вересаевым мотив "живой жизни", протестующей против всякого нарушения природы, естественности, правды. Но Вересаев не ставил вопрос о наказании человека, нарушившего общечеловеческие законы морали, а не только закон своей души, "собственного своего существа".

Д. С. Мережковский справедливо обратил внимание на то, что "величайшее из человеческих преступлений, казнимое немилосердною божескою справедливостью в духе Моисеева Второзакония - "Мне отмщение, Аз воздам" - для творца "Анны Карениной" и "Крейцеровой сонаты" есть нарушение супружеской верности. Мера, которою сам он мерит все явления половой жизни, - стихийно-простая, здоровая, патриархально-семейственная, целомудренная чувственность, как закон, данный людям Иеговою: плодитесь и множитесь. Левин признается однажды, что он во всю свою жизнь не мог себе представить иначе счастья с женщиной, как в виде брака» и что соблазнить чужую жену ему, обладателю Кити, кажется столь же нелепым, как человеку после дорогого сытного обеда - украсть калач с лотка уличной торговли"30.

Тч и и

В нашем литературоведении, как и в предшествующей русской дореволюционной критике, продолжился разговор об эпиграфе к "Анне Карениной".

Так, Б. М. Эйхенбаум в статье "Толстой и Шопенгауэр" (1935 г.) доказывал, что эпиграфом к роману "Толстой, очевидно, хотел сказать не то, что Бог осудил Анну, а то, что он, автор, отказывается судить Анну и запрещает это читателям. Трактовка самоубийства Анны как наказания отпадает. Она - жертва, которую можно жалеть. Слова: "Мне отмщение, и Аз воздам" относятся не к Анне, а ко всем персонажам, ко всему роману в целом: к той неправде и лжи, к тому злу и обману, жертвою которых и гибнет Анна"31.

Таким образом, уже здесь Эйхенбаум отвергает обвинительную логику автора романа по отношению к своей героине и акцентирует внимание на толстовском приговоре светскому обществу, в котором разыгрывается трагедия Анны Карениной.

В своей книге "Лев Толстой. Семидесятые годы" Б. М. Эйхенбаум пишет: "Однако с точки зрения Толстого . Анна и Вронский все-таки виноваты. перед жизнью, перед "вечным правосудием". Они оба ведут ненастоящую жизнь, потому что руководствуются только узко понятой "волей" - желанием, не задумываясь, как Левин, над смыслом жизни. Они, в этом смысле, не настоящие люди, а рабы своей страсти, своего эгоизма. Поэтому их любовь перерождается в страдание - в тоску, в ненависть, в ревность. . Анна страдает и гибнет не от внешних причин - не от того, что общество ее осуждает, а муж не дает развода, но от самой страсти, от вселившегося в ее "злого духа". Страсть превратилась в борьбу - в "поединок роковой", выражаясь словами Тютчева.

Анна и Вронский стали подлежать собственному моральному суду ("вечному правосудию") только потому, что они, захваченные подлинной страстью, поднялись над этим миром сплошного лицемерия, лжи и пустоты и вступили в область человеческих чувств. . Левин, тоже стоявший на краю пропасти, спасается, потому что живет всей полнотой жизни и стремится к осуществлению нравственного закона"32.

Но, продолжает Эйхенбаум, если "над каждым, кто оступился на своем пути, нависает грозное возмездие", то как же тогда быть с Бетси Тверской и прочими "профессиональными грешниками"? Ведь они не один раз "оступились", вся их жизнь была преступлением против норм морали. Но они живут по законам своей этики, которая расходится с нравственными заповедями христианства, не осознают нарушения этих заповедей и поэтому не могут подвергнуться собственному моральному суду: "они существуют в романе как реальное социальное зло, которое подлежит суду истории"33. Этим Эйхенбаум выразил мысль Толстого о том, что в романах Толстого все отрицательные персонажи, лишенные нравственного чувства, в романах Толстого не мучаются, а все высоконравственные положительные герои страдают и подвержены собственному моральному суду.

Б. И. Бурсов считает, что эпиграф относится не столько к судьбе Алексея Вронского, сколько Константина Левина: "ведь Вронский, в сущности, нигде не подвергает себя нравственному суду, тогда как Левин, в известном смысле, судит себя не менее строго, чем Анна. "Мне отмщение, и Аз воздам", - иначе говоря, все люди под Богом, потому что над каждым, кто оступился на своем пути, нависает грозное возмездие. Оступилась не только Анна, оступился и Левин, потеряв веру в смысл жизни, - и ему угрожало возмездие, которого он избежал, обретя утраченную было веру"34, то есть для Бурсова смысл эпиграфа заключается в том, что воздает человеку за его проступки только Бог. Исследователь видит в эпиграфе выражение общей позиции Толстого: "от поведения людей все зависит, и потому каждый человек должен вести себя так, чтобы мог отчитаться в этом перед самим Богом, в сущности же - перед своей душой"35.

Е. Н. Купреянова полагает, что причиной самоубийства Анны явилась не только светская травля, но и губительное развитие своих собственных чувств. Этот смысл и вложен Толстым в библейское изречение: "Мне отмщение, и Аз воздам", поставленное эпиграфом к роману. Эпиграф далеко не объемлет всей широты и сложности того, что сказал и обрисовал Толстой в своем замечательном произведении. Религиозное представление о божественном возмездии в романе художественного воплощения не получает. Следовательно, библейский эпиграф следует понимать не в прямом, а в переносном смысле: не Бетси Тверской, не графине Лидии Ивановне и другим типичным представителям развращенной светской черни судить Анну"36.

Нельзя не согласиться с мнением Купреяновой о том, что эпиграф не покрывает всех тем романа и его не всегда следует понимать в прямом смысле. Однако в эпиграфе звучит не только тема божественного возмездия, но и толстовская мысль о том, что человек, нарушивший нравственные заповеди христианства и осознавший это, наказывает себя сам. Поэтому в трактовке Купреяновой эпиграф действительно не получает художественного воплощения в романе.

Были и другие трактовки и дополнения к смыслу эпиграфа. Так, биограф Толстого Н. Н. Гусев считает, что его "нельзя понять иначе, как признание нравственных законов, неисполнение которых влечет за собой страдания"37.

Н. Н. Арденс писал: "Эпиграф Толстой понимал в гуманистическом духе. Он никому не угрожает и никому не обещает мстить. В нем он проводит мысль о том, что суд и осуждение человеческих поступков принадлежит Богу, но никак не людям. Вопрос о мести и "воздаянии" - это дело "Бога", но не людского суда и человеческого отмщения. ("Я воздаю" - т. е., мне принадлежит право отмщения, - один Бог только может судить, но не люди)"38.

Арденс верно отметил, что Толстой эпиграфом к роману хотел показать неправомочность людского суда и единственно возможный Божий суд, но как Толстой понимал Бога, Арденс не сказал.

Об этом написал позднее М. Б. Храпченко в книге "Лев Толстой как художник": ".эпиграф "Анны Карениной" подчеркивает "обязательность" тех вечных нравственных законов, которые в представлении писателя являлись то осуществлением воли провидения, то сами по себе означали высшую силу в развитии человеческого общества. "Аз" для автора "Анны Карениной" - это не просто Иегова и даже, пожалуй, совсем не Иегова, а добро, составляющее условие истинной жизни, те требования человечности, вне которых она немыслима"39. Таким образом, Бог в представлении Толстого - это высший нравственный закон, заключенный в душе человека, и нарушение этого закона грозит человеку гибелью, исходящей от него самого.

И. Н. Успенский говорил, что "слова эпиграфа: "Мне отмщение, и Аз воздам" - не направлены писателем исключительно против Анны, а, напротив, относились им прежде всего ко всему изображенному в романе высшему обществу и выражали его, автора, идею: нельзя безнаказанно нарушать законы нравственности"40.

Развивая мысль Успенского о социальной направленности романа, Е. А. Маймин в книге "Лев Толстой" писал: "То, что люди не имеют права судить, это, очевидно, относится далеко не ко всему и не ко всем. По Толстому . мы, люди, не имеем права судить, - и вместе с тем не можем не осуждать и не судить самым строгим судом вину бесчеловечную - бесчеловечную светскую жизнь, светскую мораль и ее ложь, ложные правовые и государственные установления и т. д. Художественный замысел, даже сам жанр произведения трансформируется точно на наших глазах. Роман, задуманный Толстым на семейную тему, в силу углубленной и всесторонней разработки поставленной проблемы, естественно и почти незаметно перерастает первоначальный авторский замысел и становится одновременно и семейным, и нравственно-проблемным, и общественно-обличительным романом"41. Таким образом, рассматривая художественную систему Толстого, Маймин показывает взаимосвязь эпиграфа с темой, идеей и жанром романа. В первой главе диссертации мы подробнее раскроем эту мысль Маймина.

Для Э. Г. Бабаева эпиграф был отражением нравственно-философской позиции Толстого в семидесятые годы: "Толстой задумывается над нравственной ответственностью человека за каждое свое слово и каждый поступок. И мысль эпиграфа состоит как бы из двух понятий: "нет в мире виноватых" и "не нам судить". Оба эти понятия совершенно отвечали внутренней природе эпического мышления Толстого. Возмездие, по мысли Толстого, было в ее (Анны) душе. .Богом для Толстого была сама жизнь, а также тот нравственный закон, который "заключен в сердце каждого человека"42. Бабаев, раскрывая точку зрения Толстого, доказывает, что Анна наказывает себя сама, потому что осознала свое отступление от божеских законов нравственности, в частности заключенных и в Евангелии (полюбила Вронского и ушла к нему от Каренина, своего законного мужа, нарушив тем самым таинство брака, которым Бог соединяет двух людей).

Справедливо и мнение Ф, И. Кулешова, считавшего, что "ее страдания и смерть явились результатом того, что Анна, страстно полюбив, превратилась в рабыню своей эгоистической страсти. Страсть Анны к Вронскому оказалась для нее губительной, разрушительной, потому что была чувственно-эгоистической. Себялюбивая любовь, по убеждению Толстого, неизбежно толкает человека на край пропасти, требует от него дорогой платы - вплоть до жертвы собой. "Отмщение" за все то, что Анна сделала и что она испытала на себе, принадлежит, как гласит эпиграф, Богу и ей самой. Анна не виновата перед обществом, перед людьми, которые сами достойны суда, и потому общество не вправе судить и осуждать ее"43.

Заслуживает самого пристального внимания и точка зрения В. В. Набокова, который писал в "Лекциях по русской литературе": "Союз Анны и Вронского основан лишь на физической любви и потому обречен. любовь не может быть только физической, ибо тогда она эгоистична, а эгоистичная любовь не созидает, а разрушает. Значит, она греховна". По мнению Набокова, эпиграф имеет два значения: "во-первых, общество не имело права судить Анну, во-вторых, Анна не имела права наказывать Вронского, совершая самоубийство"44.

В. Я. Линков совершенно справедливо противопоставляет "грубую силу общественного мнения и внутренний нравственный закон. Именно последний олицетворен в Боге и за нарушение его человека постигает неотвратимая кара, что и выражено в эпиграфе к роману: "Мне отмщение, и Аз воздам". Будем ли мы понимать под "Аз" человека, преступившего закон и самого себя за это наказывающего, или Бога, карающего преступника, и то, и другое будет верно. Дело не в том, что Анна не может быть подвержена людскому суду, поскольку люди слабы и грешны, а в том, что их суд - недостаточная и ненадежно охраняющая закон инстанция. Охрана семьи, бывшей на протяжении тысячелетий истоком жизни и школой человечества, не может быть вверена преходящим государственным институтам или общественному мнению. Семья сохраняется силой более могущественной и совершенно неотвратимой -внутренней природой человека, абсолютизированной формой которой и является Бог"45.

И. Ф. Еремина считает, что эпиграф несет в себе мысль о Божьем суде, но мнение Эйхенбаума о том, что Толстой взял свой эпиграф из книги Шопенгауэра "Мир как воля и представление", затемняет его значение и идею всего романа. Анна Каренина, нарушив христианскую заповедь о таинстве брака, сама превращает свою жизнь в ад. "Путь прелюбодеяния - это страшный, мучительный путь, приводящий к разбалансировке, дисгармонии личности, вслед за Евангелием повторяет Толстой. Это путь слабости, безволия, бессознательности, путь недостатков и пороков. "Мне отмщение, и Аз воздам". Постепенно на наших глазах происходит перерождение Анны. Она становится все более и более греховной, лживой, а следовательно, ничтожной и жалкой. . Собрав все свои силы, Каренина бросается под поезд. Так завершилась великая любовь, не освященная законами христианской морали, построенная на чужом горе и несчастии и которая на наших глазах превратилась в борьбу полов, где каждый борется за себя, за свою власть над любимым"46.

По мнению исследовательницы, "писатель казнил свою героиню, растерзал ее из лучших побуждений. Ему казалось, что общество должно было ужаснуться при виде того, как красавица, умница, родовитая дворянка, прекрасная мать и жена, вознесенная на вершину жизни, потеряв все свои человеческие достоинства, превратилась в нравственного урода"47. Но современники Толстого в духе русской гуманистической традиции прониклись состраданием к Анне, и очень долгое время исследователи анализировали трагедию Карениной исключительно со светской стороны, тогда как ее необходимо рассматривать со стороны духовной, канонической. В I главе работы мы уделяем должное внимание обеим сторонам анализа.

О связи эпиграфа со структурой романа писала Г. М. Палишева: "В эпиграфе выявляется характерная для романа суверенность миров особенных героев, доказываемая преобладанием в них разнонаправленных сил"48 (Левин -"центробежная", Анна Каренина - "центростремительная" сила).

Нельзя не согласиться и с точкой зрения Т. П. Цапко, которая считает, что ". эпиграф "Мне отмщение, и Аз воздам" выполняет роль ситуации-основы, создающей философско-религиозный подтекст на сюжетных линиях главных и второстепенных героев. Как начало произведения, обладающее кодирующей функцией, он в предельно лаконичной художественной форме запечатлел (а точнее - обозначил) один из важнейших уровней конфликта, лежащего в основе романа, - человек и Бог. Нравственно-философский смысл эпиграфа и обозначенный им аспект конфликта обусловливают развитие и сопряжение коллизий и сюжетных линий главных героев романа. Нарушение нравственного (божественного) закона ведет к постепенному забвению Бога, к безлюбовности, к сиротству, бессемейности, а значит, к восприятию мира как царства хаоса, от которого лишь одно спасение - смерть. Приход же к Богу равнозначен признанию целесообразности и гармоничности мироздания, наличия смысла и любви в жизни человека"49. Поэтому Т. П. Цапко связывает эпиграф с сюжетными линиями Анны и Левина и на их примере прослеживает утрату и обретение Бога как высшего нравственного закона в душе самого человека.

В кратком сопоставлении различных точек зрения на библейский эпиграф к роману Толстого "Анна Каренина" были учтены позиции далеко не всех исследователей, которые касались этой проблемы. Наша задача в данном случае сводилась к тому, чтобы представить типичные взгляды на эту проблему. Из этого сопоставления видно, что в эпиграфе к "Анне Карениной" критика увидела решение старого вопроса о виновности и наказании людей. Кто-то в связи с этим считал, что Толстой осудил свою героиню и сводил все идеи, заложенные в эпиграфе, к этой узкой проблеме. Другие исследователи понимали эпиграф более широко: как признание нравственных законов, неисполнение которых влечет за собой душевные страдания самого человека. Именно такое значение, по нашему мнению, Толстой вложил в эпиграф к своему роману, тесно связанный с судьбами многих персонажей, с различными элементами поэтики произведения, его жанром. Эти положения, мало изученные предшествующими литературоведами, мы и рассматриваем в первой главе работы при непосредственном анализе идейно-художественной системы романа Толстого "Анна Каренина".

О евангельских эпиграфах к роману Толстого "Воскресение" критика предпочитала умалчивать, потому что считала их явлением искусственным, противоречащими содержанию романа. Наиболее ярко эту точку зрения выразил К. Н. Ломунов, писавший, что "все содержание романа противоречит этим призывам, свидетельствует о том, что они не только не помогают решить острейшие, мучительные вопросы, поставленные в романе, но, напротив, мешают их справедливому и верному решению. Автор видел, что евангельские эпиграфы противоречат всему содержанию романа, но не снял эпиграфы и не подчинил содержание романа библейским заповедям. Как правдивый художник-реалист, Толстой не подчинял свое творчество ни догмам христианской веры, ни догмам своей "очищенной" от церковных догматов религии. Снять эпиграфы он тоже не мог, ибо в пору создания "Воскресения" еще верил в действенную силу религиозно-нравственного проповедничества"50.

Во второй главе работы мы доказываем, что содержание романа "Воскресение" не противоречит, а наоборот, является подтверждением евангельских текстов, приведенных в эпиграфах к роману и финале "Воскресения", которые вместе с евангельским финалом образуют кольцевую композицию романа.

В. Г. Одиноков, уже писавший о кольцевой композиции романа "Воскресение", характеризует произведение гениального мастера композиции, "архитектоники", по определению самого Толстого, как философский трактат: "Как только читатель, покоренный художественной мощью таланта Толстого, уверовал в окончательное "обновление" Нехлюдова и ждет продолжения дела его жизни в новых условиях, автор прерывает повествование, спеша подвести нужный ему, заданный уже ранее эпиграфом итог, текстуально в конце романа повторяя слова эпиграфа. Так Толстой "благословил" мысли Нехлюдова, почерпнутые им из Евангелия. С точки зрения структуры трактата все встало на свои места. Никакого продолжения уже не требовалось. Нужно было ставить точку. И Толстой ее поставил"51.

Точка зрения В. Г. Одинокова заслуживает, по нашему мнению, наибольшего внимания, но мы не согласны с его определением жанра романа Толстого как философского трактата. Мы же в дальнейшем доказываем, что евангельские эпиграфы и финал романа являются неотъемлемым звеном стилистической системы писателя и имеют композиционную и идейную связь с текстом "Воскресения" как художественного произведения.

Однако большинство советских литературоведов очень долгое время считало евангельские тексты в эпиграфе и финале романа Толстого "Воскресение" явлением искусственным, хотело видеть в произведении то, чего в нем на самом деле не было: программу действий, направленную на изменение существующего тогда общественного строя, и разочаровывалось, не находя в нем призывов к социальному переустройству общества путем революции, считало евангельские эпиграфы и финал противоречащими обличительной направленности "Воскресения".

Так, Н. Н. Наумова считает, что "естественный вывод из того, что пережил Нехлюдов, - это призыв к социальному переустройству путем революции. Сила романа заключается в том, что он подводит читателя к такому выводу. Но сам Толстой думает иначе. Он видит выход в непротивлении. Через критику всей самодержавной системы, отказ от сословных дворянских привилегий и земельной собственности Толстой приводит своего героя, в конце концов, к нагорной проповеди Христа, утверждающей, что, если тебя ударят по одной щеке, надо подставить другую"52.

Однако Н, Н. Наумова не учла того, что если именно Дмитрий Нехлюдов, будучи выразителем взглядов Льва Толстого, на основе увиденного в российских тюрьмах, острогах, судах, этапах и других звеньях судебно-административной машины делает вывод о непротивлении, значит, этот вывод подготовлен всем ходом романа и является воплощением авторского замысла о ненасильственных способах нравственного переустройства общества.

Подобно Н. Н. Наумовой, С. П. Бычков высказывает аналогичный взгляд на проблему непротивления: "Величайшая слабость учения Толстого заключалась в том, что все его этические призывы в конечном счете адресовались лишь к отдельному человеку. Толстой полагал, что весь уклад жизни людей, все извращения человеческой породы, все аморальные явления в "обществе" исчезнут сразу же, если люди проникнутся сознанием важности своей жизни, единственный смысл которой заключался, по его мнению, в исполнении воли "хозяина", то есть Бога. Таким образом, не социальные перемены в обществе, а индивидуальное обращение каждого к Богу призвано сыграть решающую роль в преобразовании человеческой природы, в утверждении новых морально-этических норм жизни человека"53.

Действительно, Толстой считал, что основным условием общественных изменений является исполнение каждым человеком христианских заповедей, изложенных в Нагорной проповеди. Но в этом надо видеть не слабость его учения, а силу, потому что этим он подчеркивал не только вечность библейских истин, но и зависимость поступков человека от его психологии, черт характера, нравственных принципов, которыми он руководствуется, избирая тот или иной жизненный путь. Толстой проводил мысль, что ни при одном общественном укладе невозможно избежать преступлений, если не позаботиться о душе человека, не изменить его взглядов, не дать ему понятие о смысле жизни, в соответствии с которым он мог бы сверять свои поступки. Следовательно, разделение Толстого на художника и мыслителя и противопоставление этих позиций в романе "Воскресение" неправомерно, так как нравственно-философские взгляды писателя нашли свое художественное выражение и в эпиграфах к роману, и во всей стилистической системе его произведения.

Несколько иное толкование позиции нравственного самоусовершенствования Толстого предлагает В. И. Кулешов, не снимая, впрочем, мысли о противоречии текста романа его финалу: "В традиционном мнении о том, что финальная сцена портит роман, есть доля истины". Обращаясь к Христу как "наивысочайшей инстанции", "Нехлюдов слышит в этих словах чистый завет тысячелетней мудрости, призыв к братству между людьми, видит полное расхождение заветов с современной действительностью. Все это видел и слышал и сам Толстой. Но ему хотелось настоять на выполнении заветов во что бы то ни стало. Толстой заставляет своего героя подумать о духовной силе заповедных слов, но нисколько не навязывает Нехлюдову непременного следования за Евангелием. Толпу каторжан Толстой хочет обратить на путь личного самоусовершенствования, к которому зовет писание, но без жандармов, попов и миссионеров-господ. Главная мысль финала такова: мир и людей надо перестраивать. Где же взять силу, чтобы это совершилось? Вот и весь финал романа"54.

Однако не следует забывать о том, что в момент написания "Воскресения" (80-90-е годы XIX века) Толстой считал, что именно путем нравственного самоусовершенствования каждого отдельного человека возможно достичь изменения общественного сознания, и не сомневался в том, что исполнение христианских заповедей поможет сделать людей нравственно лучше и духовно чище. Эти идеи, прямо заявленные Толстым в эпиграфах к роману, проверяются потом на примере судьбы Нехлюдова и звучат в финале "Воскресения" как вывод из наблюдений главного героя над жизнью всей России. Доказательству той мысли, что эпиграф - один из важнейших способов раскрытия проблематики произведения, посвящена II глава работы.

Литературоведы, исследовавшие смысл евангельского эпиграфа о пшеничном зерне к роману Ф. С. Достоевского "Братья Карамазовы", соотносили его с судьбой Алеши (например, И. Л. Волгин, В. Н. Белопольский), с другими художественными образами романа (Н. М. Чирков, А. Б. Криницын, С. М. Телегин), с идейным содержанием (А. А. Белкин, В. Е. Ветловская), с философским жанром романа (Э. М. Румянцева), с "Легендой о Великом Инквизиторе" (Т. В. Зверева).

По мнению И. Л. Волгина, "эпиграф к "Братьям Карамазовым" относится не только к известному нам тексту романа, но и ко всей предполагаемой дилогии в целом. Тогда становится ясен его сокровенный смысл: гибель Алеши на эшафоте есть искупление. "Много плода" дается гибелью главного героя. В тексте романа слова повторяются Зосимой. На вопрос Алеши, почему старец поклонился Мите, тот отвечает, что провидит его судьбу. Таким образом, слова эпиграфа могут частично относиться и к Дмитрию Карамазову. Однако поскольку главным героем, как сказано в авторском предисловии, является Алеша и прямо к нему обращены слова "запомни сие", то, надо полагать, именно его судьбу предрекает Зосима. Знаменательно, что эпиграф повторяется при отсылке Алексея в мир"55. Однако при такой трактовке эпиграф не получает художественного воплощения в романе Достоевского, так как там Алеша не погибает.

Поэтому более объективной является точка зрения В. Н. Белопольского, который также соотносит эпиграф с образом Алеши: "Эпиграф к роману дважды повторяется в его тексте. И оба раза эти евангельские слова произносятся старцем Зосимой. Второй раз полностью, с указанием главы и стиха, а первый раз в наставлении Алеше кратко, чтобы ясней была суть. Уподобиться пшеничному зерну, по мысли старца, должен Алеша: он должен отдать свою жизнь другим людям. Жить для других - значит в наибольшей степени выразить себя. Здесь Достоевский пытается художественно разрешить не только проблемы рода и индивида, но и волновавшую его проблему бессмертия души. Жизнь Зосимы продолжается в жизни Алеши, последний найдет продолжение в тех двенадцати мальчиках, которые окружают его в конце романа. Для того чтобы жить в памяти других, человек должен отказаться от узкоиндивидуалистических целей, выйти на простор общенародной жизни"'6. Таким образом, в эпиграфе заключена и проблема бессмертия души, и вопрос о смысле жизни, и противопоставление эгоизма альтруизму.

Э. М. Румянцева считает, что в эпиграфе к "Братьям Карамазовым" заключен философский смысл романа. "Достоевский подчеркнул в эпиграфе мысль об обновлении жизни как основную в романе. Он обратил внимание на неумолимую последовательность, даже жестокость естественно происходящей смены поколений. Нужны страдания и даже гибель уходящего, чтобы смогло появиться новое. Широта, трагизм, неодолимость процесса обновления жизни исследованы Достоевским во всей глубине и сложности. Жажда преодоления уродливого и безобразного в сознании и поступках, надежда на нравственное возрождение и приобщение к чистой, праведной жизни переполняет всех героев романа. Отсюда "надрывы", падения, исступленность героев, их отчаяние"57. Таким образом, исследовательница справедливо полагает, что достижение идеала возможно путем страданий и даже гибели всего грешного, несовершенного, и видит в этом неумолимом жизненном процессе философскую проблематику романа. Эту мысль мы прослеживаем на примере судеб "таинственного посетителя", Мити, двенадцати учеников Алеши.

Тему страданий у Достоевского развивает в своей работе и Н. М. Чирков. Он говорит о том, что эпиграф определяет тяжелую судьбу героев романа, их страдания, которые в будущем принесут "много плода". Судьба "таинственного посетителя" Зосимы является прообразом судеб всех действующих лиц. "Эпиграф романа относится прежде всего к судьбе Мити, ибо его падение и все его тяжелые мытарства за дело, которое он не совершил, но которого желал, являются необходимым условием всех его страданий и неожиданных, нечаянных радостей, для его бурной любви к жизни и для конечного возрождения. Смысл эпиграфа прямо относится и к судьбе Илюши Снегирева. Его трагическая судьба, его смерть в детском возрасте послужила условием для сближения мальчиков, для торжественных обетов этих мальчиков на могиле Илюши. Мальчики - олицетворение жизни в ее будущем, в ее перспективах. Слова о падшем в землю и умершем зерне относятся и к безумию Ивана Карамазова. Конечно, смысл этого эпиграфа, по замыслу Достоевского, должен охватить и центральное событие романа - убийство Федора Павловича и все последствия этого события. Это убийство, будучи наиболее ярким и наглядным выражением жизни как распада, показано как условие раскрытия всех потенций жизни"58. Следовательно, страдания и гибель героев романа в некотором смысле имеют свое значение, влияют на судьбы других персонажей и, можно сказать, приносят свой "плод" в общей концепции жизни. Это положение исследователя, не доказанное текстом романа, мы рассмотрим на примере жизни героев романа, добровольно страдающих ради будущего счастья человечества и потому имеющих о себе память в поколениях, а следовательно, и духовное бессмертие.

В романе Достоевского страдания человека, приносящие "много плода", являются, по А. А. Белкину, условием новой жизни не только отдельной личности, но и всей России: "Таким образом, путь Ивана и Дмитрия, замысел развития судьбы Алеши - все это служит доказательством эпиграфа, предпосланного роману. Только преодолев недуги своей эпохи, переболев ее болезнями, пройдя все испытания, Россия обретет "много плода". Лишь победив окончательно свою эгоистическую, индивидуалистическую личность, можно обрести личность христианскую, соборную, бессмертную.

Какие пути для этого? Если человек претерпит муки, пострадает за людей, за вину всего человечества, то "принесет много плода", станет творцом. Если же закоснеет в своем грехе, неверии и себялюбии, то останется один и будет как бесплодная смоковница"59. А. А. Белкин, говоря о романе Достоевского, совершенно справедливо соотносит страдания человека за грехи всех людей, преодоление собственного эгоизма с проблемой смысла жизни и бессмертия его души. Эта идея, выраженная уже в эпиграфе, проверяется, по-нашему, на примере судеб многих персонажей романа, что мы и показываем в третьей главе работы, детально анализируя образную, идейно-художественную систему "Братьев Карамазовых" Достоевского, устанавливая взаимосвязь эпиграфа с жанром и поэтикой романа.

По мнению А. Б. Криницына, "мысль о сопричастности каждого верующего крестной муке Господа и была той сокровенной идеей Достоевского, в которой он видел основание земной жизни: идущий к Христу должен следовать Его путем - "путем зерна". В мире "все за всех виноваты". и безвинные страдальцы обретают умиротворяющее утешение в том, что своим страданием они очищают от греха весь мир и не просто гибнут, но, "падши в землю, умирают, чтобы принести много плода".

И этим путем один за другим идут герои "Братьев Карамазовых". Идти они могут только вместе, вдохновляясь каждый чужим примером и дополняя собой неразрывную цепь: ученика и учителя, духовного отца и старца"60.

В связи с этим А. Б. Криницын считает, что путем Христа в романе Достоевского следуют Зосима и его старший Зосимы Маркел, "таинственный посетитель", Митя и Алеша Карамазовы, Илюшечка Снегирев. Исследователь полагает, что Достоевский отнюдь не оправдывает безвинных страданий. "Достоевский знал, что "не хлебом единым жив человек" и что "произошедшими из камней" (т. е. не стоившими труда) хлебами нельзя накормить "дите". "Хлебу из камня" противоположил писатель "хлеб живой, сшедший с небес". Сходит же он зерном в "почву" - человеческую душу, которая для полного соединения с Господом должна повторить Его крестный путь и принять на себя добровольно часть Его страданий. Великий подвиг, посильный только для Бога, уже совершен, но от каждого из нас зависит, сколько он принесет плода, ибо мы должны послужить для умершего и воскресшего Слова доброй почвой и тем оправдать свое пребывание на земле"61.

Сходную мысль высказывает и С. М. Телегин, считающий, что эпиграф относится к грешникам, которых он подразумевает под "падшим зерном":

Христос, по Его словам, пришел в мир спасать не праведников, а грешников. Поэтому особое внимание уделяет Достоевский в романе "Братья Карамазовы" мотиву "падшего зерна". Смысл цитаты многозначен, но для писателя важно показать, что духовного воскресения достоин тот человек, который, совершив грех, претерпел мучения и искупил свою вину, очистил душу страданием и добровольно принял в нее Христа"62.

В соответствии с многомерностью эпиграфа и полифонизмом романа Достоевского нам представляется, что все рассмотренные точки зрения заслуживают определенного внимания, однако в Ш главе работы мы более подробно рассматриваем, как проблематика и поэтика романа Достоевского "Братья Карамазовы" взаимосвязаны с идеями и структурой эпиграфа к нему.

ПРЕДМЕТОМ настоящего исследования являются романы Толстого "Анна Каренина", "Воскресение" и Достоевского "Братья Карамазовы", которые впервые поставлены в один ряд изучения. До этого подвергались сравнению такие романы, как "Анна Каренина" и "Преступление и наказание" (В. Я, Фрейдин), "Анна Каренина" и "Идиот" (Я. С. Билинкис, Г. А. Бялый, Е. JL Лозовская, Г. М. Холодова), "Анна Каренина" и "Подросток" (Я. С. Билинкис, Л. С. Рыгалова, Е. П. Порошенков), "Воскресение" и "Преступление и наказание (Н. Н. Арденс), "Воскресение" и "Идиот" (А. П. Тусичишный), "Война и мир" и "Братья Карамазовы" (М. В. Воловинская).

Выбор произведений, исследуемых в диссертации, обусловлен многими причинами. Прежде всего, они принадлежат к одной эпохе - 70-90-м годам XIX века, о переломном характере которой говорил герой романа Толстого "Анна Каренина" Константин Левин. Толстой и Достоевский были близки также тем, что рассматривали закон свободы и необходимости и его воздействие на человеческую личность.

Эта проблема нашла свое художественное воплощение в последних романах Толстого и Достоевского, типологически принадлежащих к одному жанру - синтезу нравственно-философского и социально-психологического типа романов. Определение этому жанровому образованию дали М. Я.

Ермакова63 и А. А. Гапоненков64. Оба писателя решают глобальные, общечеловеческие проблемы, акцентируют внимание на нравственной ответственности личности перед историей, человечеством. Писателей волнуют вечные вопросы смысла жизни, бессмертия, при этом ведутся поиски высших нравственных идеалов (в отличие от романа Достоевского "Бесы", где показано разрушение этих идеалов).

Весьма характерно для последних романов Толстого и Достоевского открытое провозглашение каждым из писателей своего credo, своей программы "воскресения" и нравственного совершенствования человека. Все это в обобщенной форме открыто заявлено авторами уже в эпиграфах, взятых из Библии и цементирующих, как это нам представляется, главнейшие компоненты романов: сюжет, композицию, систему художественных образов и другие элементы поэтики. Во всех трех произведениях, принадлежащих к одному жанру романа (в отличие от эпопеи Толстого "Война и мир"), огромную идейно-художественную нагрузку несут герои-"идеологи" (К. Левин, Д. Нехлюдов, Иван и Алеша Карамазовы, старец Зосима и другие).

Вместе с тем в своих последних романах Толстой и Достоевский тяготели к разным элементам одного жанрового синтеза: Толстой - к социально-психологическому, Достоевский - нравственно-философскому. Также авторами делался акцент на разные возможности каждого из жанров, т. е. философия и психологизм Толстого и Достоевского различны:

- пути "воскресения" души человека (Достоевский зовет пройти через добровольную жертву, "горнило страданий", Толстой предлагает нравственное самоусовершенствование, постоянное личное обновление); психологический метод ("изломы души", одновременное борение добра и зла у героев Достоевского; "диалектика души" у персонажей Толстого);

- особенности сюжетных и композиционных линий (элементы детективного романа, меньшая связь с конкретной исторической жизнью эпохи, стремительное развитие действия в романах Достоевского и противоположные процессы в произведениях Толстого);

- своеобразие хронотопа (время и пространство у Достоевского ограничены по сравнению с большой временной и пространственной протяженностью действия в романах Толстого); принципы расстановки художественных образов (так называемый прием "двойничества" у Достоевского, к которому практически не обращался Толстой)и др.

Также в настоящее время является актуальным изучение особенностей функционирования библейских эпиграфов, что позволяет провести анализ романов "Анна Каренина", "Воскресение" и "Братья Карамазовы" в связи с христианским мировоззрением их авторов, поскольку их творчество испытало определенное влияние православия. Нравственно-философские проблемы, поставленные Толстым и Достоевским в своих романах, приобрели особую актуальность в современном мире, и поэтому анализ этих произведений в связи с религиозной символикой и библейской образностью позволит под новым углом зрения выявить неограниченные потенции романной формы.

В работе впервые предпринята расширено представление о взаимосвязи эпиграфа с художественной структурой произведения (сюжет, композиция, система образов персонажей). В работе доказывается, что эпиграфы, взятые из Библии, углубляют семантику романа, отражают принципы композиции произведения в целом, а также системы образов.

В работах, посвященных творчеству Толстого и Достоевского, анализ художественной и смысловой функций эпиграфов не стал предметом специального исследования. Исследовались такие проблемы, как возрождение-"воскресение" человека (Н. Н. Арденс, А. П. Тусичишный, В. Б. Шкловский), изображение детства (В. С. Пушкарева), определение общественного идеала (А. Семчук), область применения и особенности использования внутреннего монолога (М. Н. Бойко), функция природы как нравственного критерия (В. Сердюченко), своеобразие жанра романов Толстого и Достоевского и изображение человеческой личности в них (Б. И. Бурсов, А. С. Долинин, Ф. И. Евнин, Г. В. Краснов, Г. М. Фридлендер, М. Б. Храпченко, Н. М. Чирков, Г. К. Т Ценников и др.), взгляды писателей на буржуазную цивилизацию (И. Т.

Мишин), тема "случайного семейства" (Е. П. Порошенков), использование автобиографического материала (Г. М. Фридлендер), обращение к древнерусской литературе как одному из источников творчества (В. Е. Ветловская, Т. Б. Истомина-Лебедева, А. Г. Гродецкая), соотношение рационального и эмоционального (А. М. Буданов), эпического и драматического (Б. И. Бурсов, М. В. Воловинская, Ф. И. Евнин, Д. С. Мережковский, В. Я. Фрейдин, Н. М. Чирков), сюжета и фабулы, времени и формы повествования (В. А. Викторович, Н. В. Живолупова, А. Б. Криницын), психологизация интерьера (И. В. Лузянина), способы изображения человека и формы времени (Л. С. Рыгалова), особенности авторской оценки (В. А. Свительский).

Прежде чем приступить к конкретному анализу романов Толстого и Достоевского, следует определить МЕТОДИКУ ИССЛЕДОВАНИЯ. Выбор метода определяется самим материалом, так как необходимо проследить взаимосвязь краткого изречения, афоризма, взятого из Библии и поставленного автором эпиграфом к своему роману, с художественной системой этого произведения. В качестве основного метода в работе используется системный подход, позволяющий рассматривать литературные явления в их целостности, в единстве содержания и формы, в широком историко-литературном контексте. Именно так системный анализ понимали Ю. Барабаш, Ю. Б. Борев, А. С. Бушмин, В. В. и И. И. Виноградовы, И. Ф. Волков, В. А. Кухаренко, В. А. Михнюкевич, Г. И. Неупокоева, Ю. Г. Нигматулина, Г. Н. Поспелов, А. И. Уемов, М. Б. Храпченко, Е. П. Червинскене и другие литературоведы. Этот подход позволит автору работы рассмотреть эпиграфы в романах Толстого и Достоевского не только с точки зрения их значения, но и в их непосредственной реализации в художественном тексте, в их взаимодействии со структурой рассматриваемых произведений.

Помимо системного подхода как основного, в работе применяется также типологический метод, который позволит через сравнение особенностей функционирования эпиграфов в романах Толстого и Достоевского по принципу контраста более глубоко познать творчество каждого из сравниваемых художников, уяснить особенности их индивидуального стиля, выявить сходство и отличие их творческих манер, что поможет установить закономерности в историко-литературном процессе второй половины XIX века. Обращение исследователя к генетическому методу, который предполагает рассмотрение творческой истории произведения, дает возможность проанализировать творчество и мировоззрение писателей в единстве. При изучении историографии романов используется историко-функциональный метод исследования, направленный на установление места и роли произведения в разные эпохи, на выявление читательского восприятия, зависимого от историко-литературной ситуации.

ЦЕЛЬ исследования заключается в том, чтобы установить аспекты взаимодействия эпиграфов к последним романам Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, взятых из Библии, с художественной структурой произведений и авторской позицией.

В процессе анализа мы стремились реализовать следующие ЗАДАЧИ:

- проследить художественную роль библейских эпиграфов в таких структурных элементах романов Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Достоевского ("Братья Карамазовы"), как сюжет, композиция, система художественных образов, а также их функцию в создании образной символики произведений;

- установить взаимосвязь идейного содержания эпиграфов с судьбой героев анализируемых произведений Толстого и Достоевского, расширяя круг традиционно рассматриваемых персонажей;

- раскрыть роль эпиграфов в выражении авторской позиции;

- определить взаимосвязь эпиграфов со спецификой жанра романов Толстого и Достоевского.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Функционирование библейских эпиграфов в художественной структуре романов Л. Н. Толстого ("Анна Каренина", "Воскресение") и Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы")"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Впервые поставив в один ряд последние романы Толстого и Достоевского, мы исследовали в них художественную структуру с точки зрения функционирования эпиграфов, исходя из типологической общности последних романов художников (синтез нравственно-философского и социально-психологического типа романа), и одновременно, их специфики, когда роман Достоевского тяготеет более к философскому, а Толстого - к социально-психологическому типу романа.

Исследование в данной работе значения и функции эпиграфов из Библии в художественной структуре "Анны Карениной", "Воскресения" и "Братьев Карамазовых" помогает глубже понять авторский замысел романов, философские и нравственные взгляды писателей в период работы над этими произведениями (так как в эпиграфах авторы прямо высказывают свою точку зрения), а также определить одну из черт стилистической системы художников - постоянные апелляции, прямое цитирование или реминисценции из Ветхого и Нового Завета как средство выражения своей позиции, актуализации вечного значения христианских норм и заповедей.

Библейские эпиграфы к последним романам Толстого и Достоевского обладают обобщенным символическим значением, которое реализуется во всей художественной структуре произведений: сюжете, композицией, системе художественных образов, тогда как эпиграфы к другим произведениям русской литературы XIX века, которые анализировались во введении к работе, более локальны по своим функциям: характеризовали или жанр ("Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева), или сюжет ("Дубровский" Пушкина), или композицию ("Повести Белкина" Пушкина), или систему образов ("Пиковая дама" Пушкина), определяли идейную проблематику, открыто высказывали «вгорскую точку зрения (эпиграф к "Капитанской дочке" Пушкина).

Итак, исследование художественного воплощения библейского эпиграфа в системе романа Толстого "Анна Каренина" позволяет сделать следующие выводы.

На основе анализа религиозно-философских трактатов Толстого было определено, что в толстовском понимании Бога есть две стороны: Бог как внутренняя совесть самого человека и Бог как всеобщий нравственный закон, определяющий все законы человечества вообще. Толстой считает, что если человек будет соблюдать заповеди Христа (главная из них - любить ближнего, как самого себя) и верить в Бога, который находится в его душе (высший нравственный закон - совесть), то на земле установится царство Божие (см. финалы романов "Анна Каренина", "Воскресение", трактат "Царство Божие внутри вас" и др.).

Также было установлено, как Толстой понимал слова "Мне" и "Аз" из эпиграфа к роману "Анна Каренина": "Мне отмщение, и Аз воздам". Богом для Толстого был закон деятельного добра, который помогает человеку обрести тот вечный и неуничтожимый смысл жизни, не исчезающий со смертью человека. Совершая добрые поступки, не задумываясь об их причинах и последствиях, побудительных мотивах и награде, люди, по Толстому, сохраняют в своей душе веру в Бога, благодаря которому они. знают этот вечный смысл жизни. Нарушение же этого нравственного закона, потеря духовных ориентиров приводят человека к гибели, которая исходит, как считает Толстой, от Бога и от самого человека.

С точки зрения Толстого, нравственные страдания и даже готовность к самоубийству (или мысли о нем) характерны в основном для людей, которые сохранили в своей душе кодекс высшей человечности (Анна Каренина, Константин Левин, Алексей Вронский). Обретение спокойствия в их душе связано с возвращением к законам общечеловеческой морали, к осознанию того, что жизнь - не "жестокая насмешка злой и противной силы" (Т. 9. С. 413), а "имеет: несомненный смысл добра, который человек властен вложить в нее" (Т. 9. С. 441), как осознал это Левин.

Нарушив моральный закон, Анна Каренина не могла не нести трагическую вину, ощущение которой привело ее (как и вина общества) к самоубийству, а Алексей Вронский не мог не стреляться, так как они оба осознали свое нарушение норм общечеловеческой морали. Константин Левин, заменив веру в Бога абстрактными понятиями и логическими рассуждениями, приходит к мысли о самоубийстве, но продолжает жить, так как познает вечный нравственный закон - жизнь "для души, по правде, по-божьи" (Т. 9. С. 419).

Все это свидетельствует о том, что смысл эпиграфа соотносится с судьбой не только Анны Карениной, но и других персонажей произведения, следовательно, он взаимосвязан со всей системой художественных образов романа. Мы видим в орбите эпиграфа и мучительные поиски Константина Левина, и трагическую судьбу Алексея Вронского, и страдания Алексея Александровича Каренина. Можно было бы еще расширить этот диапазон, включив в него божественное "воздаяние" Кити и Долли, которые страдают от поступков людей, нарушивших высший нравственный закон.

Вместе с тем, библейский эпиграф определяет различные аспекты романа (социально-психологический и нравственно-философский), что получает выражение во внутренней связи параллельно развивающихся "сюжетов жизни" Карениной и Левина.

Эпиграф, представляющий собой дословную цитату из "Послания апостола Павла к римлянам": "Мне отмщение, и Аз воздам", понимаемый нами как моральный закон, придает роману Толстого "Анна Каренина" нравственно-философский, обобщающий смысл, заставляет задуматься не только над трагедией конкретных людей, но и над вечными проблемами бытия, над определением смысла жизни, не уничтожимого со смертью человека.

Такая трактовка эпиграфа - как признание за каждым высоконравственным человеком ответственности за каждый совершенный поступок - переносит трагедию Анны Карениной из социального в философский, общечеловеческий план: ее драма могла бы произойти в любом обществе, ибо везде человек подчиняется суду собственной совести - того вечного нравственного закона, который заключен в его душе. Таким образом,

Толстой многообразными, как уже отмечалось, художественными средствами, раскрывает свою мысль: грешные люди не могут наказывать другого человека за его проступки (Анна неподвластна суду светского общества), наказание человека должно исходить от него самого через Божественную заповедь (так как Бог живет в душе человека).

Исследование взаимосвязи евангельских эпиграфов с художественной структурой "Воскресения" дает основание утверждать, что главная мысль последнего романа Толстого - мысль о всепрощении и нравственном самоусовершенствовании человека как этапа жизни на пути к идеалу. Эта идея находит свое художественное воплощение в сложных нравственно-философских поисках смысла жизни Дмитрием Нехлюдовым, духовное прозрение которого позволило ему увидеть социальные отношения в обществе в новом свете.

Прослеживая этапы духовной эволюции героя, Толстой проводит его через три круга "ада", сюжетное выражение их - в процедуре суда (вначале окружного, а затем сенатского) над Катюшей Масловой; осуждение Нехлюдовым окружающей его действительности; суд собственной совести, которому подвергается герой Толстого.

Первые два суда, раскрывая социальную проблематику романа, являются подтверждением евангельских изречений о неправомочности людского суда, так как все люди грешны, и судьи, может быть, более виноваты, чем их подсудимые. Общество погрязло в преступлениях, полагает автор и его герой, только оттого, что люди, не видя "бревна в своем глазу", стали замечать "в глазу брата своего сучок" и наказывать других людей за их проступки. Забыта одна из притч Нового Завета о блуднице: "Кто из вас без греха, первый брось на нее камень", - и, стало быть, наказания не уменьшают, а увеличивают число преступлений. Нехлюдов наблюдает это во время официального суда над Масловой, видя многочисленные примеры социального зла в тюрьмах, острогах, на этапах и каторге, в светских гостиных и салонах, в кабинетах духовных и государственных чиновников. Здесь евангельская притча о грешнице и грешных людях, взявших на себя право судить других людей, выступает как сюжетообразующий элемент.

В финале романа под влиянием чтения притчи о прощении десяти тысяч талантов (Евангелие от Матфея, глава 18, ст. 21-33) Нехлюдов находит ответ на вопрос, что же нужно делать, чтобы уменьшить нарастающий поток зла и попытаться спасти людей. Нужно, считает Нехлюдов (в полном соответствии с эпиграфом из Евангелия от Матфея), прощать, "бесконечное число раз прощать, потому что нет таких людей, которые бы сами не были виновны и потому могли бы наказывать или исправлять" (Т. 13. С. 493). Именно такой совет дает Христос своему ученику Петру. Эта притча, полностью изложенная в финале "Воскресения", помогла Нехлюдову осознать, что причина многократного увеличения преступлений заключается в том, что люди, "будучи злы, хотели исправлять зло" (Т. 13. С. 493). Здесь мысли Нехлюдова о причинах преступлений являются реминисценцией из притчи о блуднице и грешных людях.

Третий же суд героя над самим собой обусловливает его духовное прозрение, отражает нравственно-философский план романа и перекликается с мыслью эпиграфа из Евангелия от Луки и финалом романа, когда Нехлюдов видит в нравственном самоусовершенствовании каждого отдельного человека единственно возможный путь ненасильственного исправления людских пороков.

Следовательно, идеи, изложенные в евангельских эпиграфах к роману, находят свое выражение в сюжете произведения с его странствующим героем и звучат в финале как закономерный итог размышлений Нехлюдова над явлениями окружающий действительности. Дмитрий Иванович полагает: нужно соблюдать пять заповедей из Нагорной проповеди Иисуса (он дословно приводит их по Евангелию от Матфея, глава 5, ст. 21-48), и тогда в процессе духовно-нравственного самоусовершенствования люди обретут царство Божие в своей душе и смогут повлиять на содержание жизни путем изменения своей психологии.

Приведенная в финале романа притча о виноградарях, которые забыли о хозяине виноградника и убивали всякого, кто напоминал им о нем (Евангелие от Луки, глава 20, ст. 9-15), дает Нехлюдову ответ на вопрос, как найти царство Божие на земле: люди должны признать власть Бога над их жизнью и исполнять пять заповедей Христа, в которых изложены законы мирной жизни человека в обществе.

В связи с такой трактовкой евангельских текстов становится понятной философия Толстого в 70-90-е годы XIX века. Логическое ударение в его знаменитой формуле "непротивление злу насилием" падает не на слово "непротивление", а на слово "насилием". Толстой вовсе не предлагал отказаться от борьбы со злом вообще (как понимали эту формулу очень долгое время многие исследователи), но говорил о бесполезности и даже вреде борьбы со злом методами зла.

При такой перестановке акцентов становится понятным финал "Воскресения": Толстой, считавший, что "нет в мире виноватых" и отказывавшийся судить людей, предлагал как единственно верный в данной ситуации и не множащий новое зло в мире выход: всепрощение людей и личное самоусовершенствование каждого человека на пути к постижению заветов Христа. Подтвердить вывод о нравственно-религиозной позиции Толстого в 90-е годы помогает детальный анализ особенностей функционирования евангельских эпиграфов к "Воскресению". Анализ текста романа показывает, что они повторяются в произведении как в виде прямых цитат, так и реминисценций из Нового Завета и составляют единое стилистическое целое с художественной структурой романа.

Евангельские тексты, дословно приведенные Толстым в эпиграфах и финале "Воскресения", взаимосвязанные с сюжетом, системой художественных образов, образуют вместе с тем кольцевую композицию романа, которая подчеркивает драматический путь развития, пройденный прозревшим Нехлюдовым, связывает эпилог "Воскресения" с эпиграфами, являющимися средством концентрированного выражения религиозно-нравственной, философской и социально-психологической проблематики романа.

Исследование функции евангельского эпиграфа к роману Достоевского "Братья Карамазовы" дает возможность установить, что он состоит как бы из двух частей: если пшеничное зерно "не умрет, то останется одно", а "если умрет, то принесет много плода". Эти две составляющие части эпиграфа определяют диалогичность произведения, заключающуюся в "диспуте идей", выражаемых двумя главными антагонистами романа - Иваном Карамазовым и старцем Зосимой. Именно ими в процессе развития сюжета высказывается противоположение идей безверия и веры, зла и добра, разума и чувства, эгоизма и альтруизма.

Диалогичность - основное отличие Толстого от Достоевского, это иная форма бытия произведения, определенная иной авторской идеей. Если Толстой через библейские эпиграфы выражает свои мысли о нравственном самоусовершенствовании человека, то Достоевский - о необходимости человеческих страданий, добровольной жертвы, пример которой показал Христос и которая даст человеку осознание смысла жизни, духовное бессмертие, когда человек после своей физической смерти оставляет "плоды" в виде детей, учеников, мыслей, поступков, добрых дел и продолжает жить в памяти потомков.

Особый вид диалога - двойничество, наличие "двойников" главных идейных антиподов или героев, испытывающих их влияние. В их судьбах проясняется и углубляется смысл библейского эпиграфа. Идейный смысл эпиграфа художественно реализуется не только в образах Зосимы и его ученика Алеши, как это иногда утверждается в выводах исследователей, но и распространяется на всю систему образов романа, в том числе и на антипода Зосимы - Ивана Карамазова.

В романе "Братья Карамазовы" старец Зосима и герои, следующие его философии, идут по пути очистительной жертвы, безвинно страдают во имя будущего счастья человечества: старший брат Зосимы Маркел, его "таинственный посетитель", Алеша и Митя Карамазовы, Илюша Снегирев и Коля Красоткин. Они обретают духовное бессмертие, повторяя крестный путь Христа, вследствие того, что осознали нравственную ответственность каждого человека в своих и чужих грехах, в отдалении мировой гармонии, так как на свете нет невиновных, т. е. не принимавших участия в увеличении зла, и поэтому каждый человек "за всех и за вся виноват". В результате этого герои чувствуют себя сопричастными Боху и верят в него и в свое бессмертие.

В противоположность им, Иван не принимает будущей гармонии человечества (небесной или земной), потому что она оплачена слишком дорогой ценой - страданиями ни в чем не повинных детей, - и обвиняет Бога в таком несправедливом устройстве мира и общества. Поэтому Иван не то что не может допустить существования Бога ("Я не Бога не принимаю, . а мира, им созданного" (Т. 14. С. 215), - говорит он), а отрицает справедливость миропорядка, основанного на страдании людей. Неверие в Бога для Достоевского равносильно неверию в свое бессмертие. В связи с этим Иван выдвигает идею: "Нет бессмертия души, так и нет добродетели, значит, все позволено" (Т. 14. С. 76), - оправдывающую любые аморальные поступки вплоть до антропофагии, так как человек, по мнению Достоевского, не верящий в свое бессмертие, не страшится загробного воздаяния, а следовательно, может безнаказанно совершать преступления, потому что мнит себя человеко-богом.

Так расширяется сфера действия эпиграфа, который не только связан с прояснением жизненной позиции героя, но и выходит к философской идее бессмертия человеческой души. Человек оставит после себя след, "принесет много плода", если только его добрые дела, мысли, идеи будут жить в памяти детей, учеников и поколений потомков. Иногда человек, с точки зрения Достоевского, должен пожертвовать собой, своим счастьем, судьбой и даже жизнью, чтобы спасти других людей, потому что "все за всех виноваты".

Также в евангельском эпиграфе, кроме идей эгоизма (Иван) и альтруизма (Зосима), выражена идея о противоположности разума и веры. Достоевский в своем последнем романе доказывает трагедийность для всего общества замены веры в идеал разумом, рационализмом: если построить мир без Христа, без веры, то устроители, как считает старец Зосима, ". зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь, а извлекший меч погибнет мечом" (Т. 14. С. 210).

Об этом же пишет Достоевский в черновых набросках к роману: "Если нет Бога и бессмертия души, то не может быть и любви к человечеству. В таком случае, если нет бессмертия, как определить, где предел? Если не будет любви, то устроятся на разуме. Если б все на разуме, ничего бы не было. В таком случае можно делать что угодно" (Т. 15. С. 207). Таким образом, логика "разума" приводит Ивана, не принимающего божьего мира из-за его дисгармоничности, к тезису "все позволено", который вызывает море крови и страданий, отрицает христианскую любовь к ближнему своему.

Однако, с другой стороны, в разговоре с Алешей Иван цитирует слова Вольтера: "Если бы не было Бога, то следовало бы его выдумать" (Т. 14. С. 214), чем допускает существование Бога с одновременным обвинением его в несправедливом устройстве мира и общества, где безвинно страдают дети.

Стало быть, диалогичность психологического мира Ивана заключается в том, что он мучительно осознает ограниченность возможностей своего разума и в то же время не может отказаться от веры в него. Он говорит о том, что человеческий ум способен познавать лишь явления объективного мира, но не способен проникнуть в его сущность, т. е. не может фактами доказать существование Бога, так как "слезки" детей тоже настолько достоверны и несправедливы, что никакие логические допущения существования Бога не могут доказать факт его вмешательства в земные дела.

Старец Зосима, в противоположность Ивану, считает, что существование Бога не может быть оправдано логически, в нем можно убедиться "до факта", без доказательств, путем веры, благодаря "опыту деятельной любви", как говорит он "маловерной даме" госпоже Хохлаковой (Т. 14. С. 52).

Иван, подобно госпоже Хохлаковой, готов любить все человечество, но не может заставить себя полюбить ближнего своего. Однако в сцене с "мужичонкой" Иван, под влиянием Алеши преодолев в себе сомнения, обретает способность бескорыстно творить добро для своих ближних. Важно отметить, что автор включает в повествование этот эпизод уже после главы "Бунт", как бы возвращая героя и читателей к диалогу идей, а затем продолжает его в виде отрицания идей Великого инквизитора: глава "Черт. Кошмар Ивана Федоровича" одиннадцатой книги романа.

Полифоническая структура романа позволяет автору соотнести с образом Ивана и других персонажей, заменивших веру в идеал разумной логикой (отцеубийца Смердяков, карьерист Ракитин). Двойники Ивана Карамазова доводят до абсурда теорию "все позволено", невольно, своей судьбой доказав, что чистое теоретическое мышление, без веры в Бога, в бессмертие души, способно стать грозным оружием и обратиться в конце концов против самих его исполнителей.

В этом смысле структура романа: и диалог Великого инквизитора, сомневающегося в человеке, в его возможностях, с Иисусом Христом, и философия рационализма, которую исповедует Ракитин, и реализация Смердяковым Ивановой идеи вседозволенности, и искушения героя чертом -все эти действия двойников Ивана Карамазова представляют идею целостности авторской мысли, имеют определенное значение для дискредитации теории "все позволено", которая вместо отрицания царства гармонии приводит именно к морю крови и страданий ни в чем не повинных людей только ради достижения индивидуалистических целей человеко-богом. Следовательно, утверждает Достоевский, чистая теоретическая мысль, без веры в Бога, способна привести к таким трагическим последствиям, что сам герой увидит аморальность и несостоятельность своей теории.

Своеобразие стиля Достоевского заключается в том, что реальные сцены, эпизоды, вставные новеллы (анекдот Федора Павловича Карамазова о Дидероте, статья Ивана о церковно-общественном суде, "Исповедь горячего сердца" Мити, "контроверза" "валаамовой ослицы" Смердякова, "Бунт" Ивана Карамазова, его поэма "Великий инквизитор", "Русский инок" (житие старца Зосимы), "Луковка" (библейская легенда и эпизод романа), сон Алеши "Кана Галилейская", сон Мити про "дите", "Черт. Кошмар Ивана Федоровича", поэма Ивана "Геологический переворот") приобретают символическое значение, являясь отражением и выражением библейских истин, заявленных еще в эпиграфе к роману.

Также и Христос имеет в романе не только значение невозможности жизни без веры, но и действует как реальный персонаж в главе "Великий инквизитор", связанный с идеями эпиграфа о пшеничном зерне: если бы Иисус согласился на "чудо" и не дал себя умертвить, то остался б один, а смертью своей спас человечество, "принес много плода". Парадоксально, что обобщает эту мысль в романе опять-таки "бунтарь" и "богоборец" Иван Карамазов: "Цивилизации бы тогда совсем не было, если бы не выдумали Бога" (Т. 14. С. 124). Образ Иисуса Христа дается и в романе, и в легенде как образец высокой нравственности, как символ добровольной жертвы и веры, причем веры "до опыта", без требования чуда. Как пишет Достоевский, "в реалисте вера не от чуда рождается, а чудо от веры" (Т. 14. С. 24).

Поэтому Достоевский так строит архитектонику книг и глав романа, что дает возможность даже такому сомневающемуся в существовании Бога и будущей гармоничной жизни человеку, как Иван Карамазов, обрести эту веру, но для этого проводит его через муки и страдания. Страдания, следовательно, по Достоевскому, необходимы, так как они ". и есть жизнь" (Т. 15. С. 77).

Итак, евангельский эпиграф об упавшем в землю зерне прежде всего многомерен в соотнесении с романной системой, так как в нем заключено множество противоположных идей (веры и безверия, добра и зла, чувства и разума, добровольной жертвы, духовного бессмертия, смысла жизни, веры в Бога, христианской любви к людям, страдания во имя будущего счастья человечества, идеи "все за всех виноваты" и т. д.). Все идеи, "спрессованные" в эпиграфе, реализуются в судьбах как главных героев-антиподов, так и двойников Ивана Карамазова (Смердяков, Ракитин, черт, Великий инквизитор) и героев - последователей учения старца Зосимы.

Следовательно, есть основание делать вывод о том, что именно через такую диалогическую композицию с несколькими параллельно развивающимися сюжетными линиями и сложной системой группировки героев (как главных, так и второстепенных) Достоевский и стремится выразить авторскую точку зрения. "Полифоничность" романов писателя, о шторой писал М. М. Бахтин, не предполагает, как нам думается, отсутствия в них авторской позиции: "голос" автора равноценен "голосам" героев, но автор, как дирижер в оркестре, управляет развитием действия, и авторская точка зрения раскрывается не прямо, а опосредованно: через сюжет, композицию, систему образов персонажей. Однако, очевидно, что позиция писателя открыто заявлена именно в евангельском эпиграфе, с его многоплановостью, с христианской, философской и психологической проблемами.

Близость "Братьев Карамазовых" "Анне Карениной" и "Воскресению" заключается в том, что Толстой и Достоевский, создавая социально-психологический и нравственно-философский романы, отчетливо выражают свою художественную "сверхзадачу" в библейских эпиграфах. Особенность этих романов заключается в том, что авторская позиция, заявленная уже в эпиграфах, претворяется затем в художественной структуре романов: сюжете, композиции, системе художественных образов.

И Толстой, и Достоевский выражают в эпиграфах свои идеи о нравственном совершенствовании человека, только Толстой призывает жить "по-Божьи", по совести, а Достоевский зовет пройти через "горнило сомнений" и страданий, через жертву, как это сделал Христос, - во имя "воскресения" и бессмертия людей. Вместе с тем оба художника считают, что благодаря деятельному добру человек обретет вечный смысл жизни, обеспечивающий его духовное бессмертие.

Итак, исследование особенностей функционирования библейских эпиграфов в романах Толстого и Достоевского дает возможность установить, что эпиграфы одновременно служат средством открытого выражения писателями своих нравственно-философских взглядов и вместе с тем органически связаны с синтетическим жанром романов, цементируют их художественную структуру, взаимодействуют с разными элементами поэтики произведения (сюжет, сюжетные ситуации, композиция, система образов персонажей, символика, сны, галлюцинации и др.), формируют читательское восприятие произведений, т. е. осуществляют свои многообразные функции, что мы и стремились показать в своей работе.

152

 

Список научной литературыШевцова, Диана Михайловна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Библия. Книги священного писания, Ветхого и Нового Завета канонические. - М., 1992.

2. Достоевский Ф. М. Полное собрание художественных произведений: В 30 т. Л., 1972-1990.

3. Достоевский Ф. М. Дневник писателя //Достоевский Ф. М. Полное собрание художественных произведений: В 30 т. Л., 1972-1990. - Т. 24.

4. Достоевский Ф. М. Письма //Достоевский Ф. М. Полное собрание художественных произведений: В 30 т. Л., 1972-1990. - Т. 29-30.

5. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1990.

6. Достоевский Ф. М. О русской литературе. М.3 1987.

7. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. (Юбилейное издание). М., 1928-1958.

8. Толстой Л. Н. Дневники //Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. (Юбилейное издание). М., 1928-1958. - Т. 46-58.

9. Толстой Л. Н. Письма //Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений: В 90 т. (Юбилейное издание). М, 1928-1958. - Т. 59-90.

10. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 20 т. -М., 1963.

11. Толстой Л. Н. в воспоминаниях современников: В 2 т. М, 1955.

12. Толстой Л. Н. об искусстве и литературе: В 2 т. М., 1958.1.

13. Абрамович Н. Я. Религия красоты и страдания. О. Уайльд и Достоевский. //Абрамович Н. Я. Библиотека современных властителей дум. -СПб., 1909.-Т. 1./

14. Абрамович Н. Я. Христос Достоевского. М., 1914.

15. Агеносов В. В. Генезис философского романа. М., 1988.

16. Азбукин В. Н., Снопкова С. И. Статьи об "Анне Карениной" в "Дневнике писателя" Ф. М. Достоевского как критико-публицистический жанр //Жанры русской литературной критики 70-80-х годов XIX века. Казань, 1991.

17. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М., 1994.

18. Алданов М. Толстой и Роллан. Пг., 1915. - Т. 1.

19. Алексеев М. П. Об одном эпиграфе у Достоевского //Проблемы теории и истории литературы. М., 1971.

20. Алексеев П. П. Аспекты психологизма в романе JI. Н. Толстого "Воскресение". Дисс. кандидата филологических наук. - Киев, 1990.

21. Альми И. JI. Романы Ф. М. Достоевского и поэзия. Л., 1986.

22. Альтман М. С. Достоевский. По вехам имен. Саратов, 1975.

23. Альтман М. С. Еще об одном прочтении Федора Павловича Карамазова //Вопросы литературы. -1970. N 3.

24. Альтман М. С. Читая Толстого. Тула, 1966.

25. Андреева Е. П. Толстой-художник в последний период деятельности. -Воронеж, 1980.

26. Андреева Е. П. Проблема положительного героя в творчестве Льва Толстого последнего периода. Воронеж, 1961.

27. Андреевский С. А. "Братья Карамазовы" //Андреевский С. А. Литературные очерки. -Пб., 1902.

28. Анненский И. Ф. Книги отражений. М., 1979.

29. Апостолов Н. Н. Живой Толстой. Жизнь Льва Николаевича Толстого в воспоминаниях и переписке. С-Пб., 1995.

30. Апостолов Н. Н. Л. Н. Толстой и Ф. М Достоевский //Апостолов Н. Н. Лев Толстой и его спутники. М., 1928.

31. Арденс Н. Н. Достоевский и Толстой. М., 1970.

32. Арденс Н. Н. Творческий путь Л. Н. Толстого. М., 1962.

33. Асмус В. Ф. Мировоззрение Толстого //Литературное наследство. М.,1961.-Т. 69,кн. 1.

34. Бабаев Э. Г. "Анна Каренина" Л. Н. Толстого. М., 1978.

35. Бабаев Э. Г. Из истории русского романа ХЕХ в. М., 1984.

36. Бабаев Э. Г. Лев Толстой и русская журналистика его эпохи. М,1978.

37. Бабаев Э. Г. Л. Н. Толстой и книга. М., 1979.

38. Бабаев Э. Г. Очерки эстетики и творчества Л. Н. Толстого. -М., 1981.

39. Бабаев Э. Г. Роман и время. "Анна Каренина" Л. Н. Толстого. (К 100-летию романа). Тула, 1975.

40. Бабович М. Поэма "Великий инквизитор": (Социальная и этико-философская проблематика романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Русская литература. 1984. - N 2.

41. Барыкин В. Е. Эстетика Л. Толстого. М., 1978.

42. Barrett W. What is existentialism? N. Y., 1964.

43. Barrett W. Irrational man. N. Y., 1958.

44. Бахтин M. M. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М., 1975.

45. Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М., 1986.

46. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972.

47. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1975.

48. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

49. Бекедин П. В. Из темы "М. А. Шолохов и Ф. М. Достоевский" //Проблема традиций и новаторства русской и советской прозы. Нижний Новгород, 1990.

50. Белик Л. П. Художественные образы Ф. М. Достоевского. Эстетические очерки. М., 1974.

51. Белкин А. А. Читая Достоевского и Чехова. М., 1973.

52. Белов С. В. "Братья Карамазовы" Ф. М. Достоевского: (К 100-летию издания)//Памятные книжные даты. М.} 1981.

53. Белов С. В. Еще одна версия продолжения "Братьев Карамазовых". К 150-летию Ф. М. Достоевского //Вопросы литературы. -1971. N 10.

54. Белов С. В. Зосима и Амвросий. (К творческой истории романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Наука и религия. 1974. - N 4.

55. Белов С. В. Потрясение: (О романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //В мире книг. 1979, - N 1.

56. Белов С. В. Почему братьев Карамазовых было трое?: (О символике чисел в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Русская речь. -1979.-N4.

57. Белов С. В. Правда и ложь в "Легенде о Великом инквизиторе" в "Братьях Карамазовых" //Литература и искусство в системе культуры. М., 1988.

58. Белов С. В. Ф. М. Достоевский. М., 1990.

59. Белопольский В. Н. Достоевский и позитивизм. Ростов, 1985.

60. Белопольский В. Н. Достоевский и философская мысль его эпохи. -Ростов, 1987.

61. Белопольский В. Н. Человек в художественном мире Ф. М. Достоевского: концепция, генезис и способы воплощения. Автореферат дисс. . доктора филологических наук. - М., 1991.

62. Белый А. Трагедия творчества. Достоевский и Толстой. М., 1911.

63. Бердяев Н. А. Великий инквизитор. Миросозерцание Достоевского. Откровение о человеке в творчестве Достоевского //Бердяев Н. А. О русских классиках. М., 1993.

64. Бердяев Н. А. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Н. Толстого //Вопросы литературы. -1991. N 8.

65. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1994.

66. Бердяев Н. А. О религиозном значении Льва Толстого //Вопросылитературы. 1989. - N 4.

67. Берковский Н. Я. О "Братьях Карамазовых" //Берковский Н. Я. О русской литературе. Сборник статей. Л., 1985.

68. Билинкис Я. С. "Анна Каренина" Толстого и русская литература 1870годов.-Л., 1970.

69. Билинкис Я. С. В защиту живой жизни //Вопросы литературы. 1960. -N11.

70. Билинкис Я. С. Ф. М. Достоевский. Л., 1960.

71. Билинкис Я. С. О творчестве Л. Н. Толстого. Л., 1959.

72. Билинкис Я. С, Что может роман? (о романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина") //Литературное обозрение. 1978. - N 9.

73. Битюгова И. А., Якубович И. Д. Неизвестное письмо Достоевского к Н. А. Любимову, посвященное "Братьям Карамазовым" //Русская литература. -1990.-N1.

74. Благой Д. Д. Путь Алексея Федоровича Карамазова //Благой Д. Д. От Кантемира до наших дней. М., 1979. - Т. 2.

75. Богданов В. А. О сюжетно-композиционной структуре и жанре "Братьев Карамазовых" //Писатель и жизнь. М., 1981.

76. Бойко М. Н. "Анна Каренина" Льва Толстого и русский роман 1870-х годов. Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1965.

77. Бойко М. Н. Некоторые вопросы отражения действительности в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Вестник Московского университета. -1960.-Т. 5.

78. Большаков Л. Н. Ваш друг Лев Толстой. Поиски. Находки. Исследования. Челябинск, 1978.

79. Борисова В. В. Проблема соотношения "времени" и "вечности" в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Индивидуальность писателя и литературно-общественный процесс. Воронеж, 1978.

80. Борисова В. В. Роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" в его связях с народнопоэтическим мышлением. Дисс. . кандидата филологических наук. - Воронеж, 198069. Бочаров С. Г. Кубок жизни и клейкие листочки: (Два воспоминания из

81. Пушкина в "Братьях Карамазовых") //Бочаров С. Г. О художественных мирах. -М., 1985.

82. Бочаров С. Г. Л. Толстой и новое понимание человека: "Диалектика души" //Литература и новый человек. М., 1963.

83. Буданов А. М. Логика сердца в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Русская литература. 1991. - N 3.

84. Буданов А. М. Соотношение рационального и эмоционального в развитии русского реализма второй половины XIX века: ("Ум" и "сердце" в творчестве И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого). Дисс. . доктора филологических наук. - М., 1992.

85. Булгаков С. Н. Иван Карамазов (в романе Достоевского "Братья Карамазовы") как философский тип: Публичная лекция (в Киеве, ноябрь 1901 г.) //Русский архив. 1992. - N 2.

86. Бурсов Б. И. Избранные работы.: В 2 тт. Л., 1982.

87. Бурсов Б. И. Лев Толстой и русский роман. М.-Л., 1963.

88. Бурсов Б. И. Национальное своеобразие русской литературы. Л.,1967.

89. Бурсов Б. И. Об изучении реализма //Проблемы реализма в русской литературе XIX века. Л., 1961.

90. Бычков С. П. Л. Н. Толстой. Очерки творчества. М., 1954.

91. Бялик Б. А. Сила и слабость Льва Толстого //Бялик Б. А. Горький -литературный критик. М., 1960.

92. Бялый Г. А. Достоевский и Л. Толстой //Русская литература. 1972. - N2.

93. Бялый Г. А. Русский реализм конца XIX в. Л., 1973.

94. Варец М. И. Роман Л. Н. Толстого "Воскресение": Жанровое новаторство и проблема традиций. Дисс. кандидата филологических наук. -М., 1982.

95. Великий инквизитор вчера и сегодня: (Доклады и выступления на международном междисциплинарном коллоквиуме, посвященном роману Ф. М. Достоевского "Великий инквизитор", Париж, апрель 1993) //Искусство кино. -1994. N4.

96. Вересаев В. В. Живая жизнь : О Достоевском и Льве Толстом:

97. Аполлон и Дионис (о Ницше). М., 1991.

98. Вершины: Книга о вьщающихся произведениях русской литературы.1. М., 1983.3 t

99. Ветловская В. Е. Некоторые особенности повествовательной манеры в "Братьях Карамазовых" //Русская литература,- 1967.N 4.

100. Ветловская В. Е. Поэтика "Анны Карениной". Система неоднозначных мотивов //Русская литература. 1979. - N 4.

101. Ветловская В. Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы". Л., 1977.

102. Ветловская В. Е. Развязка в "Братьях Карамазовых" //Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971.

103. Ветловская В. Е. Риторика и поэтика (утверждение и опровержение мнений в "Братьях Карамазовых" Ф. М. Достоевского) //Исследования по поэтике и стилистике, Л., 1972.

104. Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. -М., 1976.

105. Виноградов В. В. О теории художественной речи. М., 1971.

106. Виноградов В. В. О художественной прозе. М-Л., 1930.

107. Виноградов В. В. О языке художественной литературы. М., 1959.

108. Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.

109. Виноградов В. В. Сюжет и стиль. Сравнительно-историческое исследование. -М., 1963.

110. Виноградов И. И. "Главнейшая из наук": О нравственных исканиях Л. Н. Толстого //Литературная учеба. 1980. - N 5.

111. Виноградов И. И. Духовные искания русской классики. М., 1978.

112. Виноградов И. И. Критический анализ религиозно-философских взглядов Л. Н. Толстого. М., 1981. - N 4.

113. Власкин А. П. Анализ ситуативного поведения героев в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Научные доклады высшей школы. -Филологические науки. 1988. - N 3.

114. Власкин А. П. Идеологический контекст в романе Ф. М. Достоевского. Челябинск, 1987.

115. Власкин А. П. К проблеме идеологического контекста в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Дисс. . кандидата филологических наук.-Л., 1984.

116. Власкин А. П. Творчество Достоевского и народная религиозная культура. Магнитогорск, 1994.

117. В мире Толстого. М., 1978.

118. Волгин И. Последний год Достоевского. М., 1991.

119. Волков И. Ф. Литература как вид художественного творчества. М.,1985.

120. Волков И. Ф. Творческие методы и художественные системы. М.,1978.

121. Волков И. Ф. Теория литературы. М., 1995.

122. Воловинская М. В. Эпическое и драматическое в романах "Война и мир" Л. Н. Толстого и "Братья Карамазовы" Ф. М. Достоевского. Дисс. . кандидата филологических наук. - Екатеринбург, 1992.

123. Волынский А. Л. Достоевский. СПб., 1909.

124. Волынский А. Л. Толстой и Достоевский //Волынский А. Л. Борьба за идеализм. СПб., 1900.

125. Вопросы методологии литературоведения. М.-Л., 1966.

126. Галаган Г. Я. Герой и сюжет в последнем романе Л. Толстого //Проблемы реализма русской литературы XIX века. М.-Л., 1961.

127. Галаган Г. Я. Путь Толстого к "Исповеди" // Л. Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль. Л., 1979.

128. Галаган Г. Я. Л. Н. Толстой. Художественно-этические искания. Л.,1981.

129. Галкин А. Б. Образ Христа в творческом сознании Ф. М. Достоевского. Дисс. кандидата филологических наук. - М., 1992.

130. Гальцева Р., Роднянская И. "Братья Карамазовы" как нравственный завет Достоевского //Север. -1981. N 8.

131. Гапоненков А. А. Проблема жанрового синтеза в романах "Бесы" Ф. М. Достоевского и "Мастер и Маргарита" М. А. Булгакова. Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. - Саратов, 1995.

132. Гей Н. К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М., 1975.

133. Гиршман М. М., Федоров В. В. Особенности организации повествования в прозе Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского //Проблемы реализма. Вологда, 1978. - Вып. 5.

134. Голосовкер Я. Э. Достоевский и Кант. Размышления читателя над романом "Братья Карамазовы" и трактатом Канта "Критика чистого разума. -М., 1963.

135. Горелов А. Очерки о русских писателях. Л., 1961.

136. Горная В. 3. Мастерство создания образов Каренина, Вронского и Облонского в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина"// Ученые записки МОПИ им. Н. К. Крупской. 1958. - Т. 66. - Вып.4.

137. Горная В. 3. Мир читает "Анну Каренину". М., 1979.

138. Горная В. 3. О художественном мастерстве Л. Н. Толстого в романе "Анна Каренина". Дисс. кандидата филологических наук. - М., 1960.

139. Горький М. Собрание сочинений.: В 30 т. М., 1951-1955.

140. Григорьев А. Л. Роман "Анна Каренина" за рубежом //Толстой Л. Н. Анна Каренина. М., 1970,

141. Григорьян А. П. Художественный стиль и структура образа. Ереван,1974.

142. Гринева И. Е. Работа Л. Н. Толстого над центральными образами романа "Анна Каренина" //Ученые записки Тульского пед. института, 1955. -Вып. 6.

143. Гринева И. Е. Роман Л. Н. Толстого "Анна Каренина". Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1948.

144. Гринева И. Е. Русская журнальная критика 70-х годов о романа "Анна Каренина" //Ученые записки МОПИ. М., 1963. - Т. 122. - Вып. 8.

145. Гродецкая А. Г. Агиографические прообразы в "Анне Карениной": (Жития блудниц и любодеиц и сюжетная линия главной героини романа) //ТОДРЛ. СПб., 1993. - Т. 48.

146. Гродецкая А. Г. Древнерусские жития в творчестве Л. Н. Толстого 1870-1890 годов. Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. -СПб., 1993.

147. Громека М. С. JI. Н. Толстой. Критический этюд по поводу романа "Анна Каренина". М., 1914.

148. Громека М. С. Последние произведения гр. Л. Н. Толстого. М.,1884.

149. Гроссман JI. П. Достоевский. М., 1965.

150. Гроссман JI. П. Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. Биография в датах и документах. М.-Л, 1935.

151. Гроссман JI. П. Последний роман Достоевского //Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. М., 1935. - Т. 1.

152. Гроссман Л. П. Поэтика Достоевского. М., 1925.

153. Грот А. Я. Нравственные идеалы нашего времени. Ницше и Толстой. -М., 1894.

154. Гудзий Н. К. Великий писатель JI. Н. Толстой. М., 1950.

155. Гудзий Н. К. История писания и печатания "Анны Карениной" //Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений.: В 90 тт. (Юбилейное издание). -М, 1939.-Т. 20.

156. Гудзий Н. К. История писания и печатания "Воскресения" //Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений.: В 90 тт. (Юбилейное издание). М., 1939. -Т. 33.

157. Гудзий Н. К. Лев Толстой. М., 1960.

158. Гулыга А. Достоевский-философ //Гулыга А. Уроки классики и современность. М., 1990.

159. Гулыга А. Простые законы нравственности: (К 100-летию начала публикации романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Огонек. 1979. -N48.

160. Гуральник У. Достоевский и современность //Новый мир. 1971. - N8.

161. Гуревич А. М. Динамика реализма (в русской литературе XIX в.). -М., 1995.

162. Гус М. С. Идеи и образы Ф. М. Достоевского. М., 1971.

163. Гусев Н. Н. Два года с Л. Н. Толстым. М., 1973.

164. Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого. 1828-1890. -М„ 1958.

165. Гусев Н. Н. Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого. 1891-1910, М., 1960.

166. Гусев Н. Н. Л. Н. Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 г. -М., 1963.

167. ГусевН.Н. Л. Н.Толстой. Материалы к биографии с 1881 по 1885 г. -М., 1970.

168. Гусейнов А. Учение Л. Н. Толстого о непротивлении злу насилием //Свободная мысль. 1994. - N 6.

169. Desan W. The tragic fmale. N. Y., 1949.

170. Днепров В. Д. Идеи времени и формы времени. Л., 1980.

171. Днепров В. Д. Идеи, страсти, поступки: Из художественного опыта Достоевского. -М., 1978.

172. Днепров В. Д. Идеологическое и социальное //Вопросы литературы. -1971.-N11.

173. Днепров В. Д. Искусство человековедения: Из художественного опыта Л. Толстого. Л., 1985.

174. Днепров В. Д. Проблемы реализма. Л., 1960.

175. Днепров В. Д. Черты романа XX века. М.-Л., 1965.

176. Долинина Н. Г. Предисловие к Достоевскому. Л., 1980.

177. Долинин А. С. В творческой лаборатории Достоевского. М., 1947.

178. Долинин А. С. Достоевский и другие. Статьи и исследования о русской классической литературе. Л., 1989.

179. Долинин А. С. Последние романы Достоевского. М.-Л., 1963.

180. Dostoevsky: A Collection of Critical Essays. Prentice-Hall, 1962.

181. Достоевский в зарубежных литературах. Л., 1978.

182. Достоевский в русской критике. М., 1956.

183. Достоевский в современном литературоведении США: Сборник аналитических обзоров. М., 1980. 171. Достоевский и его время. - Л., 1971.

184. Достоевский и русский писатели. Традиции. Новаторство.1. Мастерство. М., 1971.

185. Достоевский Ф. Искания и размышления. М., 1983.

186. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Л., 1935.

187. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1974.- Т. 1.

188. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1976.-Т. 2.

189. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1978.-Т.З.

190. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1980.-Т. 4.

191. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1983.-Т. 5.

192. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1985.-Т. 6.

193. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1987.-Т. 7.

194. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1988.-Т. 8.

195. Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования. Сборник. Л., 1991.-Т. 9.

196. Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сборник 1. Пб., 1924.

197. Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сборник 2.M.-JL, 1924. 186. Достоевский художник и мыслитель. - М., 1972.

198. Дремов А. Специфика художественной литературы. Поэтика. Стиль.- М.,1975.

199. Дубровин А. И. К вопросу о принципах типизации в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Ученые записки Омского пед. института. 1958. -Вып. 2.А

200. Евнин Ф. И. Достоевский и воинствующий католицизм 1860-1870-х годов. (К генезису "Легенды о Великом инквизиторе") //Русская литература. -1967. -N 1.

201. Евнин Ф. И. О художественном методе Достоевского в 1860 1870 годах //Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. - 1955. - Т. 14. - Вып. 6.

202. Егоренкова Г. И. Поэтика сюжетной ауры в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Научные доклады высшей школы. -Филологические науки. -1971. N 5.

203. Егоренкова Г. И. Поэтика характера и сюжета в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Дисс. . кандидата филологических наук,-М., 1972.

204. Егоренкова Г. И. Речь героев и слово автора: (К изучению стилистики романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Русская речь. 1972. - N 4.

205. Егоренкова Г. И. Структура характеров в романе "Анна Каренина" //Ученые записки Горьковского университета. -1966. Вып. 7.

206. Егоренкова Г. И. Сюжетность композиции //Научные доклады высшей школы. Филологические науки. - 1976. - N 6.

207. Еремина Л. И. Рождение образа: О языке Л. Н. Толстого. М., 1983.

208. Еремина И. Ф. Л. Н. Толстой, А. М. Горький: некоторые аспекты духовного мира. М., 1996.

209. Ермакова М. Я. Мотивы Легенды о Великом инквизиторе Достоевского ("Братья Карамазовы") в русской и советской литературе //Проблема традиций и новаторства русской и советской прозы. Нижний Новгород, 1990.

210. Ермакова М. Я. Роман Л. Андреева "Сашка Жегулев" в свете литературной и философской традиции (Ф. Достоевский, А. Шопенгауэр, Фр. Ницше) //Проблема традиций в русской литературе. Нижний Новгород, 1993.

211. Ермакова М. Я. Романы Достоевского и их традиции в русской и советской литературе. Горький, 1982.

212. Ермакова М. Я. Романы Достоевского и творческие искания в русской литературе XX века (Андреев, Горький). Горький, 1973.

213. Ермакова М. Я. Современная социально-философская проза и русская литературная традиция (В. Быков и Достоевский) //Проблема традиций и новаторства в русской и советской прозе и поэзии. Горький, 1987.

214. Ермакова М. Я. Традиции Достоевского в русской прозе. М., 1990.

215. Ермакова М. Я. "Чудо" и "тайна", их роль в композиции романа Достоевского "Братья Карамазовы" //Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1978.

216. Ермилов В. В. Великая трагедия. О романе "Анна Каренина" //Знамя. 1962.-N11.

217. Ермилов В. В. Ф. М. Достоевский. М., 1956.

218. Ермилов В. В. Против реакционных идей в творчестве Ф. М. Достоевского. М., 1948.

219. Ермилов В. В. Роман JI. Н. Толстого "Анна Каренина". М, 1963.

220. Ермилов В. В. Толстой-романист. М., 1965.

221. Ерофеев В. Вера и гуманизм Достоевского //Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1990.

222. Есин А. Б. Психологизм русской классической литературы. М.,1988.

223. Жданов В. А. От "Анны Карениной" к "Воскресению". М., 1967.

224. Жданов В. А. Последние книги JI. Н. Толстого. Замыслы и свершения. -М., 1971.

225. Жданов В. А. Творческая история "Анны Карениной". Материалы и наблюдения. М., 1957.

226. Жданов В. А. Творческая история романа JL Н. Толстого "Воскресение". М., 1960.

227. Живая, как жизнь. Книга для чтения по русской литературе. М.,

228. Живолупова Н. В. Особенности соотношения сюжета и повествования: (Толстой и Достоевский) //Русская литература XIX века: Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1975. - Вып. 2.1964.

229. Живолупова Н. В. Проблема свободы в исповеди антигероя. От Достоевского к литературе XX в. (Е. Замятин, В. Набоков, В. Ерофеев, Э. Лимонов) //Поиск смысла. Нижний Новгород, 1994.

230. Живолупова Н. В. Традиции Ф. М. Достоевского в художественной философии романа Е. Замятина "Мы" //Традиции и новаторство русской прозы и поэзии XIX-XX веков. Нижний Новгород, 1992.

231. Jonge Alex de. Dostoevsky and the Age of Intensity. London, - Seeker, -Warburg, 1975.

232. Жолковский А. К. Лев Толстой и M. Зощенко как зеркало и зазеркалье русской революции //Вопросы литературы. 1990. - N 4.

233. Жук А. А. Русская проза второй половины XIX века. М., 1991.

234. Загидуллина М. В. Традиции Пушкина в романах Достоевского. -Дисс. . кандидата филологических наук. Екатеринбург, 1992.

235. Закржевский А. Карамазовщина. Психологические параллели. -Киев, 1912.

236. Захаров В. Н. Проблемы изучения Достоевского: Учебное пособие по спецкурсу. Петрозаводск, 1978.

237. Захаров В. Н. Система жанров Достоевского: Типология и поэтика, -Л., 1985.

238. Зверева Т. В. Проблема словесного знака и структура романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. - Екатеринбург, 1996.

239. Зверева Т. В. Эпиграф к роману Достоевского "Братья Карамазовы" и его связь с Легендой о Великом инквизиторе (аспект одной проблемы) //Вестник Удмуртского университета. Ижевск, 1991. - N 2.

240. Зелик Н. А. Время и герои в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Ленин и проблемы развития литературы. Ростов-на-Дону, 1972.

241. Зелинский В. Историко-критический комментарий к произведениям

242. Ф. М. Достоевского. М., 1885. - Ч. 1,2.

243. Зелинский В. Критический комментарий к сочинениям Ф. М. Достоевского. М., 1907. - Ч. 1,2,3.

244. Зелинский В. Критический комментарий к сочинениям Ф. М. Достоевского. М., 1914. - Ч. 4.

245. Зелинский В. Критические разборы романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". М., 1894.

246. Зеньковский В. В. Ф. М. Достоевский, Владимир Соловьев, Н. А. Бердяев //Русская идея. М., 1992.

247. Зернов Н. М. Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьев. -М., 1995.

248. Зингерман В. Страсти по Достоевскому: Заметки о "Братьях Карамазовых" //Театр. 1993. -N 4.

249. Зунделович Я. О. Романы Достоевского. Ташкент, 1963.

250. Иванова А. А. Философские открытия Ф. М. Достоевского. М., 195.

251. Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия //Иванов Вяч. Борозды и межи. Опыты эстетические и критические. М., 1916.

252. Иванов-Разумник Р. В. Л. Толстой //Иванов-Разумник Р. В. Сочинения. Пб., 1913. - Т. IV.

253. Иванов-Разумник Р. В. Толстой и Достоевский //Иванов-Разумник Р. В. История русской общественной мысли. Ч. 6. От семидесятых годов к девяностым. Пг., 1918.

254. Игнатов А. Черт и сверхчеловек: предчувствие тоталитаризма Достоевским и Ницше //Вопросы философии. 1993. - N 4.

255. Игорев Б. Сторож брату своему. //Столетья не сотрут. М., 1989.

256. Изучение художественного произведения (Русская литература второй половины XIX в.). М., 1977.

257. Изучение языка произведений Л. Н. Толстого. Тула, 1987.

258. Имад Хатем. Роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" (творческая история, проблематика, композиция). Дисс. . кандидатафилологических наук. М., 1971.

259. Исаев Г. Г. Функции двойника в "Конце мелкого человека" Монова и "Братьях Карамазовых" Достоевского //Советская литература. Традиции и новаторство. Л., 1976. - Выпуск 1.

260. Ищук Г. Н. Проблема читателя в творческом сознании Л. Н. Толстого. Калинин, 1975.

261. Ищук Г. Н. Проблемы эстетики позднего Jl. Н. Толстого. Ростов-на-Дону, 1967.

262. Ищук Г. Н. Социальная природа искусства и литературы в понимании JI. Н. Толстого. Калинин, 1972.

263. Казак Вольфганг. Достоевский глазами немецких писателей //Вопросы литературы. -1991.-N9-10.

264. Кайгородов В. И, Об одном аспекте романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" (аналогия образа Алеши с образом Христа) //Русская литература 1870-1890-х годов. Свердловск, 1981.

265. Кайгородов В. И. Природа человека и нравственный идеал в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Проблемы реализма. Вологда, 1978.-Выпуск5.

266. Кайгородов В. И. Роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы": (Человек, история, идеал). Дисс. кандидата филологических наук. - JL, 1978.

267. Калинина Н. Ф. Мир детей в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" (Коля Красоткин и Иван Карамазов) //Анализ художественного произведения в школе и вузе (методические рекомендации). Горький, 1990.

268. Каминский В. И. Пути развития реализма в русской литературе конца1. XIX века.-Л., 1979.

269. Кантор В. К. "Братья Карамазовы" Ф. Достоевского. М., 1983.

270. Кантор В. К. Достоевский и философские споры в России1. Политика.- 1990.-N3.

271. Карасев Л. В. О символах Достоевского //Вопросы философии.1994.-N10.

272. Каримов Э. А. Человек в изображении Льва Толстого ("Война и мир", "Анна Каренина"). Ташкент, 1967.

273. Карлова Т. С. Достоевский и русский суд. Казань, 1975.

274. Карлова Т. С. Лев Толстой в движении истории. Казань, 1978.

275. Карлова Т. С. Об одном прочтении "Братьев Карамазовых": (Сцена суда в романе) //Карлова Т. С. Слышу зовущий звук. Казань, 1992.

276. Касаткин Н. В., Касаткина В. Н. Тайна человека. Своеобразие реализма Ф. М. Достоевского. М., 1994.

277. Kaufmann W. Religion from Tolstoy to Qamus. N. I. Harper, 1961.

278. Кашина H. В. Человек в творчестве Ф. М. Достоевского. М., 1986.

279. Кашина Н. В. Эстетика Ф. М. Достоевского. М., 1989.

280. Кирай Д. Раскольников и Гамлет XIX век и Ренессанс (Интеллектуально-психологический роман Ф. М. Достоевского) // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. - Л., 1984.

281. Кирпотин В. Я. "Братья Карамазовы" как философский роман //Вопросы литературы. 1983. - N 12.f 271. Кирпотин В. Я. Достоевский-художник. Этюды и исследования. М.,1972.

282. Кирпотин В. А. "Злободневное" в "Анне Карениной" //Вопросы литературы. 1960. - N 9.

283. Кирпотин В. Я. Избранные работы.: В 3 тт. М., 1978.

284. Кирпотин В. Я. Скотопригоньевск (мир в романе "Братья Карамазовы") //Научные доклады высшей школы. Филологические науки. -1983.-N4.

285. Кирпотин В. Я. Утопия в романе "Братья Карамазовы" //Кирпотин В.

286. Я. Мир Достоевского. М., 1983.

287. Клейман Р. Я. Сквозные мотивы творчества Достоевского в историко-культурной перспективе. Кишинев, 1985.

288. Князев А. В. Проблемы развития образа героя-индивидуалиста в творчестве А. С. Пушкина и Ф. М. Достоевского- Дисс. . кандидата филологических наук. - Куйбышев, 1989.

289. Ковалев В. А. О стиле художественной прозы JT. Н. Толстого. М.,1960.

290. Ковалев В. А. Поэтика JI. Толстого. Истоки. Традиции. М., 1983.

291. Ковалев В. А. Творческий путь JI. Н. Толстого (1828-1910). М.,1988.

292. Ковач А. Жанровая структура романов Ф. М. Достоевского. Роман-прозрение // Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л., 198.

293. Ковсан М. Как создавались "Братья Карамазовы": (К творческой биографии Ф. М. Достоевского) //Литературная учеба. 1988. - N 4.

294. Кожинов В. В. Происхождение романа. М., 1963.

295. Кожинов В. В. Роман эпос нового времени //Теория литературы. -М., 1964.

296. Козлов Н. С. Лев Толстой как мыслитель и гуманист. М., 1985.

297. Концевич И. М. "Государство в государстве", или Космополитизм духа? : (О религиозно-философском учении Л. Н. Толстого) //Кубань. 1992. - N 3/4, 5/6.

298. Конышев Е. М. Традиции просветительской философской повести в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Русская литература 18701890 годов. Проблема характера. Свердловск, 1983.

299. Краснов Г. В. "Нигилисты" в творческой истории "Анны Карениной" Л. Н. Толстого //Страницы истории русской литературы. М., 1971.

300. Краснов Г. В. Основные вехи в восприятии романа "Анна Каренина" //Литературные произведения в движении эпох. М, 1979.

301. Краткая литературная энциклопедия. М., 1971.

302. Криволапов В. Н. Об одном источнике "Братьев Карамазовых" //Русская литература. 1985. -N2.

303. Криволапов В. Н. Традиции древнерусской культуры в творчестве Ф. М. Достоевского ("Братья Карамазовы"). Дисс. . кандидата филологических наук. - Л., 1986.

304. Криницын А. Б. О евангельском эпиграфе к роману Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Православная беседа. -1993. -N 5-6.

305. Кубиков И. Н. Образ Смердякова и его обобщающий смысл //Достоевский. М., 1928.

306. Кудрявая Н. В. Религиозно-нравственное учение JI. Н. Толстого: философские аспекты //Педагогика. 1993. - N 1.

307. Кудрявцев Ю. Г. Бунт или религия (о мировоззрении Ф. М. Достоевского). М., 1969.

308. Кудрявцев Ю. Г. Три круга Достоевского: Событийное. Временное. Вечное. М., 1991.

309. Кузина Л. Н., Тюнькин К. И. "Воскресение" Л. Н. Толстого. М.,1978.

310. Кузнецов Б. Г. Образы Достоевского и идеи Эйнштейна //Вопросы литературы. 1968. - N 3. - С. 143.

311. Кузнецов Н. С. Человек, потребности и ценности: закончится ли спор Иисуса Христа с Великим инквизитором? Свердловск, 1992.

312. Кузьминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Тула, 1958.

313. Кузьмичев И. К. Введение в эстетику художественного сознания. -Нижний Новгород, 1995.

314. Кулешов В. И. В поисках точности и истины. М., 1986.

315. Кулешов В. И. Жизнь и творчество Достоевского. М., 1984.

316. Кулешов В. И. История русской литературы XIX века (70-90-е гг.). -М., 1983.

317. Кулешов В. И. К вопросу о сравнительной оценке реализма Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. М., 1978.

318. Кулешов Ф. И. Жизнь и творчество Л. Н. Толстого. Минск, 1953.

319. Кулешов Ф. И. Л. Н. Толстой: из цикла лекций по русской литературе XIX века.-Минск, 1978.

320. Купреянова Е. Н., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразиерусской литературы. Л., 1976.

321. Купреянова Е. Н. Выражение нравственных исканий Л. Толстого в

322. Анне Карениной" //Русская литература. 1960. - N 3.

323. Купреянова Е. Н. Роман Л. Н. Толстого "Анна Каренина". Тула.,1954.

324. Купреянова Е. Н. Социальный смысл нравственной философии романов "Мадам Бовари" и "Анна Каренина" //Русская литература. 1976. - N 3.

325. Купреянова Л. Н. Эстетика Л. Н. Толстого. М.-Л.,1966.

326. Курляндская Г. Б. Л. Н. Толстой и Ф. М. Достоевский: (Проблема метода и мировоззрения писателей). Тула, 1986.

327. Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского. М.; 1988.

328. Кусков В. В. Мотивы древнерусской литературы в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Вестник Московского университета. Серия 10. Филология. -1971. -N5.

329. Кухаренко В. А. Интерпретация текста. Л., 1979.

330. Лакшин В. Я. Суд над Иваном Карамазовым //Лакшин В. Я. Пять великих имен. Статьи, исследования, эссе. М., 1988.

331. Лакшин В. Я. Толстой и Чехов. М., 1963.

332. Лармин О. В. Художественный метод и стиль. М., 1964.

333. Лаут Р. К вопросу о генезисе "Легенды о Великом инквизиторе". Заметки к проблеме взаимоотношений Достоевского и Соловьева //Вопросы философии. 1990. - N 1.

334. Лаут Р. Что говорит нам сегодня Достоевский? //Литературная учеба. 1989. -N 6.

335. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений.: В 4 т. М., 1964.

336. Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского. Спб., 1994.

337. Летягина А. И. К вопросу об идейно-художественном своеобразии романа Л. Н. Толстого "Воскресение". Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1956.

338. Ливанов А. Положительность или заданность? (образ Левина) //

339. Ливанов А. Притча о встречном. М., 1989.

340. Ли Ен Бум. Поэтика "Капитанской дочки" А. С. Пушкина. -Автореферат дисс. кандидата филологических наук. М., 1995.

341. Линков В. Я. Лев Толстой. Жизнь и творчество. М., 1979.

342. Линков В. Я. Мир и человек в творчестве Л. Толстого и И. Бунина. -М.,1989.

343. Литературное наследство. М., 1939. - Т. 35-36, 37-38.

344. Литературное наследство. М., 1971. - Т. 83.

345. Лихачев Д. С. Лев Толстой и традиции древней русской литературы //Лихачев Д. С. Литература реальность - литература. - Л., 1984.

346. Лихачев Д. С. "Летописное время" у Достоевского //Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

347. Лозовская Е. Л. Бесспорное и спорное в изучении романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Проблемы метода и стиля. Челябинск, 1976.

348. Лозовская Е. Л. "Идиот" Ф. М. Достоевского и "Анна Каренина" Л. Н. Толстого: (из наблюдений над художественным методом) //Вопросы истории и теории литературы. Челябинск, 1973. - Вып. 2.

349. Лозовская Е. Л. Проблема семьи в романах Л. Н. Толстого "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение" //Ученые записки Ленинградского пед. института. 1957. - Вып. 4.

350. Ломунов К. Н. Лев Толстой в современном мире. М., 1975.

351. Ломунов К. Н. Лев Толстой. Очерк жизни и творчества. М., 1984.

352. Ломунов К. Н. Над страницами "Воскресения". М., 1979.

353. Ломунов К. Н. Эстетика Льва Толстого. М., 1972.

354. Лосский Н. О. Бог и мировое зло. М., 1994.

355. Лосский Н. О. Условия абсолютного добра. М., 1991.

356. Лукпанова Г. Г. Трансформация мотивов и образов Пушкинаи Лермонтова в творчестве Ф. М. Достоевского. Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1989.

357. Маймин Е. А. Лев Толстой. Путь писателя. М., 1978.

358. Маймин Е. А., Слинина Э. В. Особенности портретной живописи в романе Л. Н. Толстого "Воскресение" //Маймин Е. А., Слинина Э. В. Теория и практика литературного анализа. М., 1984.

359. Майорова О. Е. Литературные параллели к образу черта в "Братьях Карамазовых" //Русская литература 1870-1890 годов. Проблема характера. -Свердловск, 1983.

360. Макарычев С. П. Новое мышление и проблема понимания: Уроки Достоевского. Нижний Новгород, 1992.

361. Макогоненко Г. П. Поэма М. Ю. Лермонтова "Мцыри" и русский реализм 1830-х годов (Пушкинское начало в поэме Лермонтова) //Проблемы поэтики русского реализма XIX века. Л., 1984. 0

362. Макогоненко Г. П. Творчество А. С. Пушкина в 30-е годы (18331836). Л., 1982.

363. Малкин В. А. Л. Н. Толстой (150-летие со дня рождения). М., 1978.

364. Маневич П. Иван Карамазов и черт как литературные прототипы героев романа М. Булгакова "Мастер и Маргарита" //Маневич П. Оправдание творчества. М., 1990.

365. Маневич П. Легенда "Великий инквизитор" и история Понтия Пилата, рассказанная в романе Булгакова "Мастер и Маргарита" //Маневич П. Оправдание творчества. М., 1990.

366. Мацейна Р. Великий инквизитор. Противоречия в мировой истории //Наука и религия. 1990. - N 11-12.

367. Медведев В. П. В лаборатории писателя. Л., 1971.

368. Мейлах Б. С. О художественном мышлении Достоевского //Вопросы литературы. 1972. - N 1.

369. Мень А. Библия и русская литература: (Достоевский, Л. Толстой, Вл. Соловьев) //Наука и религия. 1994. - N 2.

370. Мень А. Зачем жить? : (О религиозно-философских взглядах Л. Толстого) //Первое сентября. -1995. 14 октября.

371. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники.1. М., 1995.

372. Мережковский Д. С. Пророк русской революции. К юбилею Достоевского. -М., 1906.

373. Меснянкина И. Б. Поиски нравственной свободы: (Анализ этических идеалов Н. Г. Чернышевского и Ф. М. Достоевского). М, 1987. - N 10.

374. Методологические вопросы науки о литературе. Л., 1984.

375. Методология современного литературоведения. Проблемы истории. -М., 1978.

376. Мириманян А. М. О некоторых особенностях психологического романа: (на материале романов Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского) //Сборник научных трудов Ереванского пед. института. 1970. - N 2.

377. Михайлов О. Н. "Разгневанный" Толстой (роман "Воскресение" и его автор") //Михайлов О. Н. Страницы русского реализма. М., 1982.

378. Михайловский Н. К. Статьи о русской литературе XIX начала XX века. - Л., 1987.

379. Михнюкевич В. А. "Братья Карамазовы" в фольклорном контексте последующего романа Ф. М. Достоевского //Индивидуальное и типологическое в литературном процессе. Магнитогорск, 1994.

380. Михнюкевич В. А. Русский фольклор в художественной системе Ф. М. Достоевского. Челябинск, 1994.

381. Михнюкевич В. А. Русский фольклор в художественной системе Ф. М. Достоевского. Автореферат дисс. . доктора филологических наук. -Екатеринбург, 1996.

382. Михнюкевич В. А. Фольклорный контрапункт "Братьев Карамазовых" //Достоевский и современность. Тезисы выступлений на "Старорусских чтениях". Новгород, 1993. - Ч. П.

383. Мкртчан Л. Так жили все и всегда: (По страницам романа Л.Н. Толстого "Воскресение" )//Литературная Армения. 1989. - N 6.

384. Моисеева Г. Н. Образ Вронского в романе Л. Н. Толстого "Анна Каренина" (о литературном прототипе) //Классическое наследие исовременность. Л., 1981.

385. Мотылева Т. Л. О мировом значении Л. Н. Толстого. М., 1957.

386. Мочульский К. В. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.

387. Мысляков С. В. Роль "Дневника писателя" Ф. М. Достоевского в творческой истории романа "Братья Карамазовы". Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1994.

388. Мышковская JI. М. JL Толстой. Работа и стиль. М., 1938.

389. Мышковская JI. М. Мастерство JI. Н. Толстого. М., 1958.

390. Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М., 1996.

391. Назаров В. Н. Метафоры непонимания: Л. Н. Толстой и Русская Церковь в современном мире //Вопросы философии. -1991. N 8.

392. Назиров Р. Г. Творческие принципы Ф. М. Достоевского. Саратов,1982.

393. Наумова Н. Н. Л. Н. Толстой в школе. Л., 1959.

394. Некрасов Н. А. Собрание сочинений.: В 4 т. М., 1979.

395. Немировская Л. 3. Религия в духовном поиске Толстого. М., 1992.1. N4.

396. Немировская Л. 3. Л. Толстой и проблемы гуманизма. М., 1988.

397. Немировская О. Вокруг "Анны Карениной" //Печать и революция. -1928.-N6.

398. Неупокоева Г. И. История всемирной литературы: Проблемы системного и сравнительного анализа. М., 1976.

399. Нигматулина Ю. Г. Методология комплексного изучения художественных произведений. Казань, 1976.

400. Никитенко П. (Ткачев П. Н.) Салонное творчество (Анна Каренина. Роман графа Л. Н. Толстого) //Дело. 1878. - N 2,4.

401. Никитин А. В. Семейный конфликт и его итоги в "Братьях Карамазовых" Достоевского //Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1978.

402. Николаев О. Р., Тихомиров Б. Н. Этическое православие и русская литература: (Материалы и постановка проблемы) //Русская литература. 1993. -N2.

403. Николаева Е. В. Притча в творчестве Л. Н. Толстого //Литература Древней Руси. М., 1989.

404. Николаева Е. В. Художественное своеобразие творчества JL Н. Толстого 1880-х 1900-х годов (Способы выражения основ авторского мировоззрения в позднем творчестве писателя). - Автореферат дисс. . доктора филологических насук. - М., 1995.

405. Ницше Ф. Из наследия (осень 1887 март 1888 года) : (Подборка высказываний о Ф. М. Достоевском) //Иностранная литература. - 1990. - N 4.

406. Новые зарубежные исследования о Достоевском: Страны капитализма: Реферативный сборник. М., 1982.

407. Нуралов Э. Л. Об эстетических взглядах Л. Н. Толстого. Ереван,1965.

408. Оболенский Л. Е. Два момента творчества Достоевского. "Бедные люди". "Братья Карамазовы" //Книжки "Недели". - 1896. - N 4-5.

409. О Великом Инквизиторе. Достоевский и последующие. М., 1991.

410. Одиноков В. Г. "И даль свободного романа." Новосибирск, 1983.

411. Одиноков В. Г. Поэтика романов Л. Н. Толстого. Новосибирск,1978.

412. Одиноков В. Г. Проблемы поэтики и типологии русского романа XIX века. Новосибирск, 1971.

413. Одиноков В. Г. Типология образов в художественной системе Ф. М. Достоевского. Новосибирск, 1981.

414. Одиноков В. Г. Художественная системность русского классического романа: Проблемы и суждения. Новосибирск, 1976.

415. О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли 18811931 годов. Сборник статей. М., 1990.

416. Орлова С. В. Реализм романа Л. Н. Толстого "Воскресение". Дисс. . кандидата филологических наук. - М, 1971.

417. Осмоловский О. Н. Достоевский и русский психологический роман. -Кишинев, 1981.

418. Осмоловский О. Н. Метод исследования человека в романе Л. Толстого "Воскресение" //Русская литература 1870-1890 гг. Свердловск, 1981.

419. Осмоловский О. Н. Принципы познания и изображения человека в романе JI. Толстого "Анна Каренина" //Научные доклады высшей школы. -Филологические науки. 1978. - N 3.

420. Палиевский П. В. Литература и теория. М., 1978.

421. Палишева Г. М. Жанрово-композиционное своеобразие романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина". Дисс. . кандидата филологических наук. - Л., 1979.

422. Палишева Г. М. Последняя часть "Анны Карениной" Л. Н. Толстогок проблеме индивидуального и общего в композиции) //Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1978.

423. Палишева Г. М. Эпиграф в структуре "Анны Карениной". Заметки к теме //Л. Толстой и русская литература. Горький, 1976.

424. Парамонов Б. К вопросу о Смердякове //Звезда. 1995. - N 8.

425. Парахин Ю. И. Художественно-философское решение проблемы главного героя в романе Ф. М. Достоевского "Бедные люди" и повести Л. Н. Толстого "Казаки" //Толстовский сборник. Тула, 1976. - Вып. 6.

426. Переверзев В. Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. М, 1982.

427. Perret R. W. Tolstoy, geafh and the meaning of life // Philosophy. L., 1985.-Vol 60.-N232.

428. Петров С. M. Проблемы реализма в художественной литературе. -М., 1962.

429. Петров С. М. Реализм. М., 1964.

430. Плахотишина В. Т. Художественное мастерство Л. Н. Толстого в романе "Воскресение". Киев, 1958.

431. Плахотишина В. Т. Мастерство Л. Н. Толстого-романиста. -Днепропетровск, 1960.

432. Поддубная Р. Н. Законы романного бытия героев в художественной структуре "Преступления и наказания" Достоевского //Литературные направления и стили. М., 1976. - С. 245.

433. Позойский С. И. Лев Толстой и церковь. Тула, 1963.

434. Полтавцев А. С. Философское мировоззрение Л. Н. Толстого. -Харьков, 1974.

435. Померанц Т. С. Мыслители читают Достоевского //Октябрь. 1993.1. N3.

436. Померанц Т. С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. М.,1990.

437. Попова А. В. Женский вопрос в романном пятикнижии Ф. М. Достоевского ("Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток", "Братья Карамазовы") //Автореферат диссертации кандидата филологических наук. -М., 1993.

438. Поповкин А. И. О противоречиях в творчестве Л. Н. Толстого (по роману "Анна Каренина"). Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1948.

439. Поповкин А. И. Герои романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" (лекции о Л. Н. Толстом). Тула, 1953.

440. Поповкин А. И. Роман Л. Н. Толстого "Воскресение". Из цикла лекций о Л. Н. Толстом. Тула, 1954.

441. Порошенков Е. П. Тема "случайного семейства" в романе Л. Толстого "Анна Каренина" и Ф. Достоевского "Братья Карамазовы" //Толстовский сборник. Тула, 1975. - Вып. 5.

442. Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы. М.,1972.

443. Поспелов Г. Н. Проблемы литературного стиля. М., 1978.

444. Поспелов Г. Н. Системно-целостное понимание литературных произведений //Вопросы литературы. 1982. - N 3.

445. Поспелов Г. Н. Творчество Достоевского. М., 1971.

446. Поспелов Г. Н. Теория литературы. М., 1940.

447. Поспелов Г. Н. Эстетическое и художественное. М, 1965.

448. Потебня А. А. Черновые заметки о Толстом и Достоевском //Вопросы теории и психологии творчества. М., 1914. - Т. 5.

449. Проблемы изучения Достоевского. Петрозаводск, 1978.

450. Проблемы типологии русского реализма. М., 1969.

451. Проскурина Ю. М. Типология образа автора в творчестве Ф. М. Достоевского. Екатеринбург, 1992.

452. Пруцков Н. И. Историко-сравнительный анализ произведений ^художественной литературы. Л., 1974.f 441. Прянишникова Н. Е. Проза Льва Толстого. Оренбург, 1969.

453. Пузин Н. П., Архангельская Т. М. Вокруг Толстого. Тула, 1982.

454. Пустовойт П. Г. Религиозная символика в романах Ф. М. Достоевского //Филологические науки. 1992. - N 5-6.

455. Пути анализа литературного произведения. М., 1981.

456. Пушкин. Достоевский. Пг., 1921.

457. Philipp F. Tolstoy und der Protestantismus. Verlag Gieben, 1959.

458. Пушкин А. С. Сочинения.: В 3 т. M., 1964.

459. Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Л., 1981.

460. Развитие реализма в русской литературе.: В 3 тт. М., 1972-1974.

461. Ревякин А. И. О преподавании художественной литературы. -М.,1968.

462. Реизов Б. Г. Борьба литературных традиций в "Братьях Карамазовых". К истории замысла "Братьев Карамазовых" //Реизов Б. Г. Из истории европейских литератур. Л., 1970.

463. Рейнус Л. М. О прототипе Грушеньки из "Братьев Карамазовых" //Русская литература. 1967. - N 4.

464. Ремизов В. Б. Роман Л. Н. Толстого "Воскресение": (Проблематика и принципы композиции). Дисс. кандидата филологических наук. - М., 1979.

465. Родина Т. М. Достоевский: Повествование и драма. М., 1984.

466. Розанов В. В. Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского: Опыт критического комментария //Розанов В. В. Мысли о литературе. М., 1989.

467. Розанов В. В. Несовместимые контрасты жития. М., 1990.

468. Розанов В. В. О писательстве и писателях. М., 1995.

469. Розенблюм Л. М. Творческие дневники Достоевского. М.-Л., 1964.

470. Роман Л. Н. Толстого "Воскресение". М., 1991.

471. Романова Т. В. Жанровая природа и идейно-эстетическое воздействие "Воскресения" Л. Н. Толстого. Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1980.

472. Рубцов М. Религиозные искания Ф. М. Достоевского. Чернигов,1914.

473. Румянцева Э. М. Ф. М. Достоевский. Л., 1971.

474. Русская литература второй половины XIX века: Методические указания для слушателей подготовительного отделения при изучении жизни и творческого пути Л. Н. Толстого. Горький, 1981,

475. Русская литература конца XIX начала XX века. Девяностые годы. -М., 1968.

476. Русская литература последней трети XIX века. Казань, 1980.

477. Русские эмигранты о Достоевском: Сборник. СПб., 1994.

478. Рыгалова Л, С. Достоевский и Толстой в середине 1870-х годов ("Подросток" и "Анна Каренина"). Дисс. . кандидата филологических наук. -М, 1984.

479. Рюриков Б. С. О романе Л. Толстого "Воскресение" //Рюриков Б. С. О богатстве искусства. Сборник статей. М., 1956.

480. Рюриков Б. С. "Братья Карамазовы" //Рюриков Б. С. О русских классиках. -М., 1971.

481. Саблин И. Преждевременные похороны: (По материалам неопубликованных архивных документов из истории конфликта Л. Н. Толстого с православным духовенством)//Наука и религия. 1985. -N 11.

482. Савельева В. В, Идейно-художественная функция символики в реалистической системе романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". -Дисс. кандидата филологических наук. Л., 1980.

483. Савченко Н. К. Проблемы художественного метода и стиля Достоевского. -М., 1975.

484. Савченко Н. К. Сюжетосложение романов Ф. М Достоевского. Пособие по спецкурсу. М., 1982.

485. Сарнов Б. Искушение в простоте: (О стремлении Л. Толстого к новой "простой" художественной системе и новому "простому" языку, или почему Бердяев считал Л. Толстого духом русской революции) //Сарнов Б. Смотрите, кто пришел. - М., 1992.

486. Сборник статей о Л. Н. Толстом. Харьков, 1956.

487. Свадковский Б., Шестопал Я. Дело Катюши Масловой (к творческой истории романа Л. Н. Толстого "Воскресение") //Химия и жизнь. 1980. - N 12.

488. Свительский В. А. Герой и его оценка в русской психологической прозе 60-70-х годов XIX в. Воронеж, 1995.

489. Свительский В. А. "Жизнь" и "гордость ума" в исканиях К. Левина //Русская литература 1870-1890 годов. Свердловск, 1980.

490. Свительский В. А. Композиционная структура романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Анализ художественного произведения. -Воронеж, 1977.

491. Свительский В. А. Композиционное мышление и авторская оценка в романах Достоевского 60-70-х годов //Русская литература 1870-1890 годов. -Свердловск, 1974.

492. Свительский В. А. Логика оценки в мире Достоевского //Вопросы литературы и фольклора. Воронеж, 1973.

493. Свительский В. А. Об изучении авторской оценки в произведениях реалистической прозы //Проблема автора в русской литературе XIX-XX вв. -Ижевск, 1978.

494. Свительский В. А. Проблема единства художественного мира и авторское начало в романе Достоевского //Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1974.

495. Свительский В. А. Трагедия Анны Карениной и авторская оценка в романе JI. Н. Толстого //Русская литература 1870-1890-х годов. Свердловск, 1977.

496. Сдобнов В. В. Роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" и его читательское восприятие в 1880-1890-х годах. Дисс. кандидата филологических наук. - Калинин, 1984.

497. Селезнев Ю. И. В мире Достоевского. М., 1980.

498. Селезнев Ю. И. Достоевский. М., 1981.

499. Селиханович А. Б. Религиозная проблема у Достоевского. Киев,1914.

500. Селитренникова В. Г., Якушкин М. Г. Аполлон Григорьев и Митя Карамазов (История русского романтического характера в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Научные доклады высшей школы. -Филологические науки. 1969. -N 1.

501. Сидоров Е. На пути к синтезу. М., 1979.

502. Симонова С. В. Нравственная жизнь человека в философско-этических исканиях JI. Н. Толстого. JL, 1988.

503. Скабичевский А. М. Разлад художника и мыслителя (по поводу романа графа Л. Толстого "Анна Каренина") //Скабичевский А. М. Сочинения. -Пб., 1903.-Т. 2.

504. Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей. М.;1972.

505. Склейнис Г. А. Типология характеров в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" и рассказах В. М. Гаршина 80-х годов //Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. М., 1992.

506. Склейнис Г. А. Типология характеров в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" и рассказах В. М. Гаршина 80-х годов. Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1992.

507. Сливицкая О. В. О многозначности восприятия "Анны Карениной" //Русская литература. 1990. - N 3.

508. Слонимский A. JI. Ф. М. Достоевский (Творчество и религия). СПб,1915.

509. Смена литературных стилей. М., 1974.

510. Смирнова Е. Структура "Братьев Карамазовых" //Вопросы литературы. 1970. - N 5.

511. Смирнов В. Б. "Братья Карамазовы" в оценке радикальной журналистике //Смирнов В. Б. На рубеже десятилетий. Саратов, 1982.

512. Смирнов Г. И. Скотопригоньевск и Старая Русса: (Заметки об образной системе романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" // Москва. -1991. -N 11.

513. Соина О. С. JI. Толстой о смысле жизни: Этические искания и современность //Вопросы философии. 1985. - N 11.

514. Соина О. С. Этика самосовершенствования: JI. Толстой, Ф. Достоевский, Вл. Соловьев: (Философское эссе). М., 1990. - N 12.

515. Соколов А. Н. Теория стиля. М., 1968.

516. Соловьев С. М. Изобразительные средства в творчестве Достоевского. -М., 1979.

517. Соловьев Э. Ю. Вера и верование Ивана Карамазова //Соловьев Э. Ю. Прошлое толкует нас. М., 1991.

518. Сохряков Ю. И. Художественные открытия русских писателей: О мировом значении русских писателей. М., 1990.

519. Спивак М. JI. Взаимодействие трагического и комического в поэтике Ф. М. Достоевского ("Бесы", "Братья Карамазовы"). Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1987.

520. Старикова Е. В. На пути к целому: (Ф. М. Достоевский) //Время и судьбы русских писателей. М., 1981.

521. Старосельская Н. Д. Тема русского фаустианства в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Дисс. . кандидата филологических наук. -М., 1984.

522. Степанов Н. Л. Творчество Достоевского //Литературная учеба. -1931. -N9-10.

523. Степаньянд Ж. И. О роли сновидений в романах Ф. М. Достоевского. Дисс. кандидата филологических наук. - Самарканд, 1990.

524. Стилистика художественной литературы. М, 1982.

525. Сучков Б. Л. Исторические судьбы реализма. М., 1971.

526. Тарасов Б. Н. "Закон Я" и "Закон любви": (нравственная философия Достоевского). М., 1991. - N 5.

527. Тареев М. Духовное совершенство и внешнее унижение; блаженство и страдание в христианстве Л. Н. Толстого //Смысл жизни. М., 1994.

528. Тареев М. Естественное развитие культура и цивилизация; Л. Н. Толстой и В. С. Соловьев //Смысл жизни. - М., 1994.

529. Твардовская В. А. Достоевский в общественной жизни России (1861-1881).-М., 1990.

530. Творческий путь Достоевского. Сборник статей под редакцией Н. Л. Бродского. Л., 1924.

531. Творчество Ф. М. Достоевского. М., 1959.

532. Творчество Ф. М. Достоевского: искусство синтеза. Екатеринбург,1991.

533. Творчество Л. Н. Толстого. Вопросы стиля (сборник статей). Пермь,1963.

534. Творчество Л. Н. Толстого. Сборник статей под редакцией Д. Д. Благого. М., 1959.

535. Творчество Л. Н. Толстого. Сборник статей. М., 1954.

536. Теория литературных стилей. Типология стилистического развития XIXвека.-М., 1977.-Кн. 2.

537. Теория литературы: Основные проблемы в историческом освещении.: В 3 кн. М., 1962-1965.

538. Terras Victor. Dostoevski's aesthetics in its relationship to romantism //Russian literature. The Hague-Paris, 1976. - Vol. 4, n. 1.

539. Типология русского реализма второй половины XIX в. М., 1979.

540. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. М., 1976.

541. Тимофеев Л. И. Советская литература. Метод, стиль, поэтика. М.,1964.

542. Тиховодов А. А. Спецсеминар по творчеству Л. Н. Толстого. М.,1961.

543. Толстая С. А. Дневники: В 2 тт. М., 1978.

544. Толстовский сборник. Доклады и сообщения УП и IX Толстовских чтений. Тула, 1970.

545. Толстовский сборник. Тула, 1975. - Вып. 5.

546. Толстовский сборник: К 150-летию со дня рождения Л. Н. Толстого. Тула, 1978.

547. Толстовский сборник. Тезисы докладов и сообщений к Толстовским чтениям. Тула, 1964.

548. Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов (Ред. Д. Д. Благой).-М., 1951.

549. Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник. Собрал и редактировал Н. Н. Гусев. М.-Л., 1928.

550. Лев Толстой (Ред. С. А. Макашин). М., 1961.

551. Лев Толстой и русская литература. Горький, 1981.

552. Лев Толстой и русская литература. Межвузовский сборник. -Горький,1976.

553. Лев Толстой. Материалы и публикации. Тула, 1958.

554. Лев Толстой: проблемы творчества: (Сборник статей). Киев, 1978.

555. Л. Н. Толстой в русской критике. М., 1952.

556. Л. Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль. Л., 1979.

557. Л. Н. Толстой. Сборник статей. К 50-летию со дня смерти. Горький,1960.

558. Л. Н. Толстой. Сборник статей о творчестве N 2. М., 1959.

559. Л. Н. Толстой. Сборник статей о творчестве. М., 1955.

560. Л. Н. Толстой. Сборник статей. М., 1955.

561. Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1961.

562. Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1963.

563. Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1966.

564. Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1970.

565. Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1973.

566. Л. Н. Толстой. Учебно-методическое пособие (сборник статей). -Арзамас, 1961.

567. Л. Н. Толстой-художник. Сборник статей. Свердловск, 1961.

568. Толстой и наше время. М., 1978. 558. Толстой-художник. - М., 1961.

569. Тредголд Д. У. Влияние православного христианства на политические взгляды русских писателей XIX века: Гоголя, Достоевского, Лескова //Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1992. - N 1.

570. Труайя А. Берега Карамазовых: (О романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы": отрывок из книги французского писателя) //Учительская газета. -1991. -N45.

571. Туниманов В. А. Новая книга о романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Русская литература. 1994. - N 1.

572. Тусичишный А. П. Проблема нравственного возрождения человека в романах Ф. М. Достоевского "Идиот" и Л. Н. Толстого "Воскресение". Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1988.

573. Тынянов Ю. Достоевский и Гоголь. Пг., 1921.

574. Тычинин М. Что хотел сказать Ф. М. Достоевский своим романом "Братья Карамазовы". Пб., 1912.

575. Угринович Д. М. Искусство и религия. М., 1982.

576. Уемов А. И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978.

577. Усманов Л. Д. Роман Л. Н. Толстого "Анна Каренина" и научные споры 60-70-х годов XIX века //Русская литература. 1985. - N 3.

578. Усманов Л. Д. Художественные искания в русской прозе конца XIX века. Ташкент, 1975.

579. Успенский И. Н. Роман Л. Н. Толстого "Анна Каренина". М., 1954.

580. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978.

581. Fanger D. Dostoevsky and romantic realism: A study of Dostoevsky in relation to Balzac, Dickens and Gogol. Cambridge; Mass., 1965.

582. Фарбер Л. M. Иван Карамазов. К вопросу о характере противоречий в творчестве Ф. М. Достоевского //Ученые записки Горьковского пед. института. 1958. - Т. ХХШ.

583. Федоров В. Два мира "Анны Карениной" (о композиционном принципе романа Л. Н. Толстого) //Литературная учеба. 1978. - N 6.

584. Феоктистов Е. М. Воспоминания. За кулисами политики и литературы. Л., 1929.

585. Флорес Лопес Хосе Луис. Христианство Ф. М. Достоевского. Дисс. . кандидата филологических наук. - М., 1994.у 576. Фортунатов Н. М. Пути исканий. М., 1974.f 571. Фортунатов Н. М. Творческая лаборатория Л. Толстого. М., 1983.

586. Фохт У. Р. Проблемы типологии русского реализма. М., 1969.

587. Фохт У. Р. Пути русского реализма. М., 1963.

588. Фрейд 3. Введение в психологию. М., 1989.

589. Фрейд 3. Толкование сновидений. Киев, 1991.

590. Фрейдин В. Я. Жанровая поэтика романов Л. Толстого и Ф. Достоевского ("Анна Каренина" и "Преступление и наказание"). Дисс. . кандидата филологических наук. - Коканд., 1987.

591. Фридлендер Г. М. Поэтика русского реализма. Л., 1971.

592. Фридлендер Г. М. Достоевский и мировая литература. М., 1979.

593. Фридлендер Г. М. Литература в движении времени: Историко-литературные и теоретические очерки. М., 1983.

594. Фридлендер Г. М. Пушкин. Достоевский. "Серебряный век". СПб.,1995.

595. Фридлендер Г. Я. Реализм Достоевского. М.-Л., 1964.

596. Харчева А. В. Внутренний "диалог" "Легенды о Великом инквизиторе" как выражение творческой специфики Достоевского //Анализ художественного произведения в школе и вузе. Методические рекомендации. -Нижний Новгород, 1991.

597. Харчева А. В. "Легенда о Великом инквизиторе" Ф. М. Достоевского и роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита" //Традиции и новаторство русской прозы и поэзии XIX-XX веков. Нижний Новгород, 1992.

598. Харчева А. В. Проблема свободы и своеволия в романе Достоевского "Братья Карамазовы" //Анализ художественного произведения в школе и вузе: Методические рекомендации. Нижний Новгород, 1992.

599. Харчева А. В. Слова-символы в романах "Братья Карамазовы" Достоевского и "Мастер и Маргарита" М. А. Булгакова //Анализ художественного произведения в школе и вузе. Нижний Новгород, 1994. -Вып. 7.

600. Хватов А. И. Пути народности и реализма. Л. 1971.

601. Хлебникова М. Н. Роман горячий, гармоничный: ("Анна Каренина" Л. Н. Толстого): Лекции. Ростов-на-Дону, 1968.

602. Holquist М. Dostoevsky and the novel. New York, 1977.

603. Холодова Г. M. Анна Каренина и Настасья Филипповна (типологические сходства и различия) //Традиции и новаторство в русской литературе XIX века. Горький, 1983.

604. Холодова Г. М. Концепция личности в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. -М., 1975.

605. Холодова Г. М. Концепция личности в романе Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы". Дисс. кандидата филологических наук. - М., 1975.

606. Храпченко М. Б. Лев Толстой как художник. М., 1978.

607. Храпченко М. Б. Размышления о системном анализе литературы //Контекст 1975.-М., 1977.

608. Храпченко М. Б. Реализм Льва Толстого. М., 1953.

609. Храпченко М. Б. Собрание сочинений.: В 4 тт. М., 1980-1982.

610. Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. М., 1970.

611. Храпченко М. Б. Художественное творчество, действительность, человек. М., 1976.

612. Цапко Т. П. Идейно-композиционные функции сюжетных мотивов в романе JI. Н. Толстого "Анна Каренина" НА. А. Потебня исследователь славянских взаимосвязей: Тезисы Всесоюзной конференции (октябрь 1991). -Харьков, 1991.-4.2.

613. Цапко Т. П. Композиция сюжета романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина". Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. - Харьков, 1994.

614. Цапко Т. П. Специфика "внутренних связей" в сюжетно-композиционной структуре романа Л. Н. Толстого "Анна Каренина" //Вопросы лингвопоэтики и литературоведения. М., 1990.

615. Цвиркун И. В. Второстепенные персонажи "Братьев Карамазовых" в художественной системе романа (Смердяков. Госпожа Хохлакова) // Проблема традиций и новаторства русской и советской прозы. Нижний Новгород, 1990.

616. Цвиркун И. В. Образ Петра Ильича Перхотина в структуре романа Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" //Анализ художественного произведения в школе и вузе (методические рекомендации для студентов-филологов и учителей средних школ). Горький, 1989.

617. Цвиркун И. В. Функционирование второстепенных персонажей в художественной системе романов Ф. М. Достоевского . Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. - Горький, 1989.

618. Цвиркун И. В. Функционирование второстепенных персонажей в художественной системе романов Ф. М. Достоевского. Дисс. . кандидата филологических наук. - Горький, 1989.

619. Червинскене Е. П. Внутреннее единство и системность творчества писателя. Ф. М. Достоевский. JL Н. Толстой. А. П. Чехов. Дисс. . доктора филологических наук. - Вильнюс., 1979.

620. Чирков Н. М. О стиле Достоевского. Проблематика, идеи, образы. -М., 1967.

621. Чичерин А. В. Возникновение романа-эпопеи. М., 1958.

622. Чичерин А. В. Идеи и стиль. М., 1968.

623. Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного стиля. -М, 1977.

624. Чубаков С. Н. "Все дело жизни.": (JI. Н. Толстой и поиски мира). -Минск, 1978.

625. Чулков Г. И. Как работал Достоевский. М., 1939.

626. Чуприна И. Нравственно-философские искания J1. Толстого в 70-е гг. Саратов, 1979.

627. Шепелева 3. С. JI. Н. Толстой. Краткий очерк жизни и творчества. -М., 1960.

628. Шердаков В. Н. Читая Ф. М. Достоевского: этический аспект веры и неверия //Вопросы научного атеизма. М., 1985.

629. Шестов Л. Добро и зло в учении Л. Толстого и Ф. Ницше: (Философия и проповедь). СПб., 1900.

630. Шестов Л. Достоевский и Ницше. Философия трагедии //Шестов Л. Избранные сочинения. М., 1993.

631. Шестов Л. Киргегард и экзистенциальная философия. Париж, 1939.

632. Шестов Л. О перерождении убеждений Достоевского //Волга. -1991.-N12.

633. Шестов Л. Преодоление самоочевидностей //"Современные записки".-Париж, 1921.

634. Шестов Л. Умозрение и откровение. Париж, 1964.

635. Шкловский В. Б. За и против. Заметки о Достоевском. М., 1957.

636. Шкловский В. Б. Лев Толстой. М., 1967.

637. Шкловский В. Б. Собрание сочинений.: В 3 гг. М., 1974. - Т. 2.

638. Шкловский В. Б. Художественная проза. Размышления и разборы. -М., 1961.

639. Шкловский В. Б. Энергия заблуждения. Книга о сюжете. -М., 1981.

640. Шкловский Е. Вопрошение Ивана Карамазова //Литература (Приложение к газете "Первое сентября"). 1993. - N 5-6.

641. Шкуринов П. С. Отношение к позитивизму Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого //Шкуринов П. С. Позитивизм в России XIX века. М., 1980.

642. Шифман А. И. Достоевский в споре с Толстым //Искусство слова. -М., 1973.

643. Шифман А. И. Неизвестная героиня Льва Толстого (к истории создания романа "Воскресение") //Наука и жизнь. 1981. -N 10.

644. Шиянова И. А. "Воскресение" Л. Н. Толстого и "Записки из Мертвого дома" Ф. М. Достоевского (к проблеме одной литературной традиции) //Проблемы метода и жанра. Томск, 1989.

645. Шиянова И. А. Типология "отверженных" в русской литературе XIX века и роман Л. Н. Толстого "Воскресение". Дисс. . кандидата филологических наук. - Томск, 1990.

646. Шмигельская Л. Е. Отражение общественной жизни 70-х годов в романе Л. Толстого "Анна Каренина" //Вестник Московского университета. -Филология. 1967. - N 1.

647. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1892.

648. Шубин Л. Гуманизм Достоевского и "достоевщина" //Шубин Л. Поиски смысла общего и отдельного существования. М., 1987.

649. Щенников Г. К. Достоевский и русской реализм. Свердловск, 1987.

650. Щенников Г. К. Л. Толстой и Достоевский (к типологии русского реализма 1860-1870-х годов) //Русская литература 1870-1890 годов. -Свердловск, 1977.

651. Щенников Г. К. Нравственная позиция человека и движение истории (роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы") //Русская литература 18701890-х годов. Свердловск, 1981.

652. Щенников Г. К. Суд и правосудие в "Братьях Карамазовых" и идеалы Достоевского //Русская литература 1870-1890-х годов. Свердловск, 1974. -Сборник 7.

653. Щенников Г. К. Художественное мышление Ф. М. Достоевского. -Свердловск, 1978.

654. Щетинина Г. И. JI. Н. Толстой в конце XIX начале XX в. Общественно-политические идеи и последователи //Щетинина Г. И. Идейная жизнь русской интеллигенции: конец XIX - начало XX в. - М., 1995.

655. Щипанов И. Я. Философские искания Л. Н. Толстого //Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1979. - N 1.

656. Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1974.

657. Эйхенбаум Б. М. Толстой и Шопенгауэр //Литературный современник. 1935. -N 11.

658. Эльсберг Я. Э. Достоевский христианский социалист? //Искусство слова. -М., 1973.

659. Энгельгардт Б. А. Идеологический роман Достоевского //Энгельгардт Б. А. Избранные труды. СПб., 1995.

660. Эрастова А. В. Традиции философского романа Ф. М. Достоевского в прозе М. А. Булгакова ("Братья Карамазовы" и "Мастер и Маргарита"). -Автореферат дисс. . кандидата филологических наук. Нижний Новгород, 1995.

661. Эрастова А. В. Традиции философского романа Ф. М. Достоевского в прозе М. А. Булгакова ("Братья Карамазовы" и "Мастер и Маргарита"). Дисс. . кандидата филологических наук. - Нижний Новгород, 1994.

662. Эстетика Льва Толстого. Сборник статей под ред. П. Н. Сакулина. -М., 1929.

663. Этов В. И. Достоевский. Очерк творчества. М., 1968.

664. Юнг К. Г. Аналитическая психология. СПб., 1994.

665. Юдинцева JI. Н. Алеша Карамазов (о важнейшей сюжетной ситуации в романе Достоевского) //Анализ художественного произведения в школе и вузе (методические рекомендации). Горький, 1990.

666. Язык и стиль произведений Л. Н. Толстого. Тула, 1979.

667. Язык Л. Н. Толстого. М., 1979. 662. Яснополянский сборник. Литературно-критические статьи и материалы о жизни и творчестве Л. Н. Толстого. Год 1955. - Тула, 1955.

668. Яснополянский сборник. Статьи и материалы. 1910-1960. Тула,1960.

669. Яснополянский сборник. Статьи и материалы. Год 1960.Тула, 1960.

670. Яснополянский сборник. Статьи и материалы. Год 1962. Тула, 1962.

671. Яснополянский сборник. Статьи, материалы, публикации. Тула,1965.

672. Яснополянский сборник. Тула, 1968.

673. Яснополянский сборник. Тула, 1970.

674. Яснополянский сборник. Тула, 1972.

675. Яснополянский сборник. 1974. Тула, 1974.

676. Яснополянский сборник. 1976. Тула, 1976.

677. Яснополянский сборник. 1978. Тула, 1978.

678. Яснополянский сборник. 1982. Тула, 1982.

679. Яснополянский сборник. 1984. Тула, 1984.

680. Яснополянский сборник. 1986. Тула, 1986.