автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Генетическая и мотивационная характеристика лексико-семантического поля "безумие" в русском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генетическая и мотивационная характеристика лексико-семантического поля "безумие" в русском языке"

904603311

г

На правах рукописи

ТУРИЛОВА Мария Валерьевна

ГЕНЕТИЧЕСКАЯ И МОТИВАЦИОННАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «БЕЗУМИЕ» В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.01 - русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2010

- 3 ИЮН 2010

004603311

Работа выполнена на кафедре русского языка филологического факультета ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова»

Научный руководитель: доктор филологических наук профессор

Варбот Жанна Жановна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

кафедры славянской филологии ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» Ананьева Наталья Евгеньевна

доктор филологических наук, доцент кафедры славянской филологии ГОУ ВПО «Московский государственный областной университет»

Шаталова Ольга Викторовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО ((Ярославский государственный

педагогический университет имени К.Д. Ушинского»

Защита состоится «_2_» июня 2010 г. в '7 на заседании диссертационного совета Д 501.001.19 при ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» по адресу: 119991, ГСП-1, г.Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й учебный корпус, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки 1-го учебного корпуса ФГОУ ВПО «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова».

Автореферат разослан «

апреля 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук профессор

Е.В. Клобуков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертационная работа посвящена исследованию генетической и мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке, предполагающему определение гнездового (корневого) состава поля, выделение мотивационных моделей, по которым слова гнезд развивают изучаемую семантику, и анализ этих моделей в диахроническом аспекте.

Разные аспекты этой темы и раньше привлекали внимание лингвистов. Разрабатывались теоретические вопросы теории поля и, в частности, лексико-семантического поля (труды В.Г. Гака, А.Н. Тихонова,

A.A. Уфимцевой, A.B. Бондарко, Ю.Д. Апресяна, Г.С. Щура, ЕЛ. Березович, Т.В. Леонтьевой и др.), различные аспекты мотивационного анализа (Ю.Д. Апресян, Ж.Ж. Варбот, С.М. Толстая, Е.Л. Березович), семантического анализа в этимологии (работы Э. Бенвениста, О.Н. Трубачева, Ж.Ж. Варбот, А.Е. Аникина, С.М. Толстой), соотношения лексико-семантических полей и этимологических гнезд (В.Г. Гак, Ж.Ж. Варбот, О.Н. Трубачев). В значительном числе работ изучаются лексические группы и лексико-семантических поля, проводится сравнительное исследование синонимичных и омонимичных гнезд, реконструируются фрагменты языковой картины мира.

Лексические материалы, относящиеся к теме данного исследования, также уже становились предметом рассмотрения. Анализу языкового поведения прилагательных безумный и сумасшедший посвящена статья

B.А. Плунгяна и Е.В. Рахилиной, концепт «безумие» в современном русском языке рассматривается в статье О.П. Ермаковой. Некоторые аспекты исследуемой темы затронуты в работе Е.В. Урысон, посвященной языковым представлениям о «наивной анатомии» человека. Детальному семантическому и мотивационному анализу и этнолингвистической интерпретации лексико-семантического поля «Интеллект» на материале современного русского языка посвящены диссертация и продолжающая ее монография Т.В. Леонтьевой «Интеллект человека в русской языковой картине мира». Наиболее близкими по тематике и методам исследования являются работы В.А. Меркуловой, посвященные исследованию народных названий болезней, в том числе сумасшествия, на материале русского языка. Семантическое развитие отдельных лексем прослеживается в работах Е.Э. Бабаевой, Ж.Ж. Варбот, В.В. Виноградова, Л.П. Дроновой, Л.В. Куркиной, В.А. Меркуловой, В.Б. Силиной, С.М. Толстой и др. Этнолингвистическому аспекту изучения указанной лексики посвящены труды Е.Л. Березович, Л.Н.Виноградовой, Т.В.Леонтьевой, К.Михайловой, O.A. Терновской, С.М. Толстой и др. Культурологическая интерпретация результатов лингвистических исследований проводилась В. Фиреком, изучению развития представлений о психических заболеваниях (во Франции)

на основе результатов социологического и историографического исследования посвящена известная работа М. Фуко.

Однако следует отметить, что диахронический аспект комплексного изучения лексико-семантических полей (и, в частности, лексико-семанти-ческого поля «Безумие») разработан недостаточно.

Актуальность диссертационной работы определяется использованием диахронического подхода при анализе лексико-семантического поля как системообразующей единицы лексики.

Научная новизна исследования состоит в том, что в данной работе впервые осуществлены, во-первых, комплексное исследование генетической и мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке в диахронии (с учетом материалов древне- и старорусского языка и языка XVIII в.), в сопоставлении с другими славянскими языками, а во-вторых, разработка толкований ряда «темных» лексем поля. Направление исследования - от классификации лексики по этимологическим гнездам к анализу типов первичной мотивации - дает дополнительные возможности этимологизирования, что используется в работе для обоснования предложенных этимологических решений.

Объектом настоящего диссертационного исследования является лек-сико-семантическое поле «Безумие», предметом - генетическая и мотива-ционная структура этого поля в русском языке. Состав лексико-семантического поля понимается как комплекс лексем различной частеречной принадлежности (и словосочетаний с ними), объединенных общей семой 'сумасшествие'. Частично анализируется лексика со значением 'прийти в себя', соотносительная с лексико-семантическим полем «Безумие».

Лексический материал исследования собран методом сплошной выборки из словарей. Лексику литературного языка составляют материалы Академического словаря русского языка в 17-ти томах, Словаря русского языка С.И. Ожегова, Большого толкового словаря русского языка под ред. С.А. Кузнецова, Фразеологического словаря русского языка Д.Э. Розенталя и В.В. Краснянского. Материалы сленга и жаргона представлены Толковым словарем русского языка конца XX в., Толковым словарем русского школьного и студенческого жаргона, Толковым словарем русского общего жаргона, Большим словарем русской разговорной экспрессивной речи, Словарем русского сленга. Фонд диалектных лексем был собран по данным диалектных словарей брянских, вологодских, донских, новгородских, пермских, подмосковных, ярославских говоров, говоров казаков-некрасов-цев, говоров русского севера, русских говоров Карелии и сопредельных областей, Низовой Печоры, Приамурья, Прибайкалья, Среднего Приобья, Селигера, Сибири, Среднего Урала. Кроме того, использованы материалы обобщающего Словаря русских народных говоров, Толкового словаря живого великорусского языка В.И. Даля, Экспрессивного словаря

диалектной личности. Исторические материалы почерпнуты из Словаря древнерусского языка XI-XIV веков и Словаря русского языка XI-XVII веков, Словаря древнерусского языка И.И. Срезневского, Словаря староукраинского языка XIV-XV вв., Словаря русского языка XVIII века.

Лексика других славянских языков, привлекавшаяся для реконструкции праславянского фонда лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке, предоставлена рядом двуязычных толковых и этимологических словарей. Лексика родственных индоевропейских языков (по данным словарей Покорного (J. Pokorny), Бака (C.D. Buck) и др.) использовалась для уточнения древности семантических переходов при диахроническом анализе мотивационной структуры поля и определения некоторых семантических универсалий.

Целями диссертационной работы являются исследование генезиса лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке, определение круга мотивационных моделей, действующих в пределах поля, и реконструкция представлений о сущности безумия, сумасшествия по данным русского языка в их динамике, а также этимологизация «темных» лексем поля. Достижение поставленных целей предполагает решение следующих задач:

1. Определение состава лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке.

2. Определение этимологий и словообразовательных связей лексем. Классификация лексики по генетическому признаку. Определение фонда этимологических гнезд, образующих лексико-семантическое поле.

3. Выделение заимствований, калек, случаев народной этимологии, «темных» лексем с исследуемой семантикой.

4. Описание исконных и заимствованных мотивационных моделей.

5. Хронологическая стратификация лексики исследуемого поля «Безумие».

6. Определение диахронической характеристики мотивационных моделей лексико-семантического поля «Безумие».

7. Реконструкция представлений о безумии, сумасшествии в диахронии на основе результатов исследования семантического поля «Безумие». Сопоставление полученных результатов с результатами других исследований.

8. Этимологизация «темных» лексем на основе полученных результатов.

Теоретическую и методологическую основу диссертации составили труды отечественных и зарубежных исследователей. Наиболее значимыми для настоящей работы стали труды Ж.Ж. Варбот, В.В. Виноградова, О.Н. Трубачева, В.А. Меркуловой, С.М. Толстой, P.M. Цейтлин, Л.П. Крысина, Е.Л. Березович, М. Джонсона, Дж. Лакоффа.

Основными методами, используемыми в диссертационной работе, являются методы этимологического, словообразовательного,

пропозитивного, историко-семантического анализа: (метод семантических параллелей и приемы семантической реконструкции).

Теоретическая значимость исследования состоит в разработке диахронического аспекта исследований лексико-семантических полей и методики исследования языковой картины мира.

Практическая значимость диссертационной работы определяется возможностью использования ее материалов и результатов в преподавании вузовских курсов лексикологии, диалектологии, в спецкурсах и спецсеминарах по этимологии, исторической лексикологии и др. Представленные этимологические решения для некоторых «темных» диалектных слов и выражений, входящих в исследуемое поле, и уточнения к уже существующим этимологиям могут быть использованы при составлении словарных статей этимологических словарей.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Полный анализ лексико-семантического поля возможен только при использовании языкового материала всех сфер русского языка на нескольких хронологических этапах, при этом этимологический анализ и рассмотрение лексики отдельного (в данном случае - русского) языка на фоне других славянских языков расширяют возможности исследования.

2. Лексико-семантическое поле «Безумие» существенно в лексическом составе русского языка на всех этапах его развития, поскольку отражает соответствующий фрагмент представлений этноса о человеке (в частности, о душе, уме, рассудке), который находит выражение в реализациях 41 исконной и 10 заимствованных моделях лексики со значением безумия, потери рассудка.

3. В формировании рассматриваемого поля «Безумие» участвует значительный набор этимологических гнезд с праславянскими именными и глагольными исходными основами, воспроизводящих семантику сумасшествия на разных хронологических этапах.

4. Незначительную часть лексики поля составляют заимствования. Из них наиболее существенны те, которые принесли в русский язык новые семантические переходы, ставшие в нем продуктивными.

5. Значительная изменчивость мотивационной структуры поля на разных этапах развития языка отражает динамику представлений о причинах и сущности безумия. Характер этой изменчивости обнаруживает связь с динамикой религиозных представлений.

6. Предлагается ряд новых этимологических толкований (для новых лексем и для ранее рассматриваемых).

Апробация работы. Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены в докладах на Международных научных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2006» (Москва, 2006), «Ломоносов-2007» (Москва, 2007), «Ломоносов-2008» (Москва, 2008), «Ломоносов-2009» (Москва, 2009), на III

Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2007), на Международной конференции, посвященной 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ (Ереванский государственный университет, Армения, 2007), на Международной конференции молодых филологов (Университет г. Тарту, Эстония, 2007). Работа прошла апробацию на заседании кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова.

По теме диссертации опубликовано 11 научных работ, в том числе 4 статьи (две из них - в изданиях из перечня ВАК) и тезисы 7 докладов.

Структура диссертации. Исследование состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников, библиографии (насчитывающей 201 наименование) списка принятых сокращений, алфавитного указателя лексем и приложений.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определены объект, предмет и материал, цели, задачи и методы исследования, дан краткий обзор работ по тематике диссертации, изложено понимание основных теоретических понятий, используемых в данной работе, обоснованы актуальность и научная новизна избранной темы, теоретическая и практическая значимость работы, перечислены положения, выносимые на защиту, описана структура диссертационной работы.

В Главе I «Генетическая характеристика лексико-семантического поля «Безумие» устанавливается состав указанного поля (более 500 лексем). В разделе 1.1. «Исконная лексика» анализируется исконная лексика поля, распределенная по этимологическим гнездам (подраздел 1.1.1.):

*melti *mésiti *mqsti *тьпёй *тьгкп<?И *padati *pqíiti

*ро1ъ(}ь) 'пустой' *polu- 'половина' *prosíb(jb) *pbxnQti\ *pixati *rodiíi

*гъхпрй / *rusiti / *ryxn(¡li

*baxngii *dékati (sq) *jaxati, *jéxati

*Ье1пъ *dikb(jb) *kaziti(sq)

*beda *durb(jb) *koriti

*besb *dvign<pti *kotiti

*biíi *dbrati *(s)krqg-

*blagb(jb) v *kydati

*blqsti *gluXb(jb) *lÍXb(jb)

*bogb *glumb *lomiti

*bresíi *glupb(jb) *ludb(jb)

*byti *glu:db *maxati

*bbraíi *xabili *majati

*bbrditi *xudb(jb) *malb(jb)

*cudiíi *xytiti / *xvatati *татъ

*óbkati *jbti / *xoditi *maniti

*1гахаИ *1ьта

*Иа1ъ(]ь) *1гераЧ *итъ *vьrt¿t 1

*ШЬШ *ш1-, *\'ь1- *М

*ш1ъ(]ь) *(зъ)ШкаИ, *\е1ёй / *\о1Ш

*1ег 'ай *1ъкп<?И *\'егсИй

*1итапъ

Каждое этимологическое гнездо описывается по следующим параметрам: (1) состав входящих в гнездо лексем с исследуемым значением, (2) словообразовательные связи и особенности каждой лексемы, включая (2а) время вхождения слова в гнездо, (26) сохранение / утрата значения 'безумие' в последующие периоды, (2в) пропозитивная функция, (3) первичная семантика и праславянский фонд гнезда, входящий в поле, (4) мо-тивационные модели, по которым гнездо входит в поле, (5) семантические параллели с другими этимологическими гнездами. Верифицируемая база данных, приведенная в виде таблицы в Приложении 1, служит основой дальнейшего исследования.

Продуктивность гнезд анализируется в подразделе 1.1.2. Самым продуктивным является этимологическое гнездо *итъ: его «вклад» в лексико-семантическое поле «Безумие» составляет более 85 лексем (включая сложения с этим корнем), которые развивают семантику потери рассудка по 12 мотивационным моделям. За ним следуют *с1игъ (28 лексем), *Ьёйъ (24 лексемы), *гос1- (15 лексем), *)Ъ(1- / *хос1-1 *$ьс1- (14 лексем), *тык- (13 лексем), *Шъ(]ъ) (12 лексем), *тЫй (11 лексем), *сИкъ(}ь) (10 лексем), *гьх- / *гих- / *гух (9 лексем). Этимологические гнезда *Ми>, *Ьи]ь(]ъ), *]ь.ч1ъ(]ь), *тьгк- многочисленны за счет церковнославянизмов, появляющихся в них в древнерусский период. Продуктивны в поле этимологические гнезда *Ыа^ь(]ь), *<Л>(£Н{й1, *glumъ, (по 8 лексем).

Выделен праславянский фонд этимологических гнезд (подраздел 1.1.З.): *Ье1пъ, *Ьёхъ, *Ъге<1Ш, *си(ИИ, *(1ёкаи *с1игъ()ь),

*glumШ, *%1иръ(]ь), *gluzdъ, *хаЬШ, *ка:Ш, *Ихъ(]ь), *1ис1ъ0'ь), *татШ, *теШ, *тёхШ (¡(¿), *тык'И, *ргох<ъ(;ь), *5а1ъ(]ь), *$Шъ(]ъ), *1гиИ,

*итъ, *\'егс1ъ. Таким образом, почти половина всех гнезд входит в лексико-семантическое поле «Безумие» уже в праславянский период. Еще 15 присоединяется к ним на древнерусском этапе. В старорусском языке, языке XVIII века, современном русском языке и сленге новых гнезд в лексико-семантическом поле практически не появляется (2, 4, 4, 2 гнезда соответственно), в отличие от диалектов, где слова, обозначающие сумасшествие, фиксируются более чем в 20 новых гнездах. Гнездовая структура лексико-семантического поля «Безумие» весьма устойчива: почти все этимологические гнезда, когда-либо входившие в исследуемое поле, представлены в современном русском языке (литературном, сленге или диалектах). Исключение составляют гнезда, представленные церковнославянизмами, получившими дальнейшее семантическое развитие и вы-

шедшими за пределы поля или не освоенными русским языком (*Ьёс1-, *хаЬШ, *1ёр-, *1и!ь, *та1-, *татъ).

Анализ частеречной принадлежности лексем (подраздел 1.1.4.) показывает, что впервые семантика сумасшествия появляется преимущественно в глаголе (включая причастия), затем следуют имена прилагательные и существительные. Анализ семантических ролей слов и словосочетаний в рамках пропозиции «потеря рассудка» ('свести с ума', 'тот, кто сводит с ума', 'сойти с ума', 'безумствовать', 'сумасшедший человек', 'сумасшедший', 'сумасшествие', 'безумно', 'сумасшедший дом') также показывает преобладание глаголов и глагольных словосочетаний со значением 'потерять рассудок, сойти с ума' (треть всех слов), за ними следуют прилагательные и атрибутивные словосочетания со значением 'безумный, сумасшедший' (четверть слов) и существительные и словосочетания, означающие 'потерю рассудка, сумасшествие' (пятая часть всех слов семантического поля).

На разных хронологических этапах возрастала потребность в номинации разных компонентов пропозиции «потеря рассудка». Каузальных глаголов со значением 'лишать рассудка' больше всего на праславянском этапе {*ЬёБШ, *с!игШ, *gllmit¡, *хаЬШ, *ка:Ш, *ШШ *1ис1Ш, *татШ, *Ьа1ат&Ш, *тогсШ, *§а1Ш, *1гъхаН, *\'егсИп и др.) - вероятно, в этот период активнее всего мотивационные модели, подразумевающие существование враждебного субъекта, лишающего рассудка. В старорусском языке, в сравнении с предыдущими этапами, увеличивается число номинаций сумасшедшего человека и его характеристик. Позднее увеличивается число абстрактных существительных: в XVIII веке слова и словосочетания со значением 'потеря рассудка, сумасшествие' составляют треть всех новообразований. Кроме того, одновременно с появлением реалии появляются слова со значением 'сумасшедший дом, лечебное заведение для людей, потерявших рассудок'. В современном русском языке, по сравнению с предыдущими этапами, возрастает число глаголов со значением 'потерять рассудок' (в сленге это почти половина всех новообразований). Отмечается грамматическая специфика номинации в литературном языке: обозначений состояния ('сумасшествие') вдвое больше в литературном языке по сравнению с диалектами и сленгом.

Выделены продуктивные словообразовательные модели лексики семантического поля «Безумие» (подраздел 1.1.5.). Определено соответствие некоторых словообразовательных и мотивационных моделей.

В разделе 1.2. «Слова, имеющие иноязычных предшественников» заимствования и кальки иноязычных слов с семантикой сумасшествия анализируются с точки зрения времени появления в русском языке, языка-источника; выделяются заимствованные семантические переходы.

Среди заимствований (подраздел 1.2.1.) выделяются наследующие семантику сумасшествия из языка-источника (ц.-слав. везоу.иис,

сЬсьновдти eísYi, металле пне неистовый, пр'Ьльсть, по.ирлченне,

пр£поткнов£нне, вглдти Ca (из ст.-слав.), грецизм сдлосх 'юродивый'; заимствования современного этапа дефек'тивный (из нем.), 'крейзи (из англ.) и их дериваты) и развивающие эти значения уже в русском языке (ненор'мальный, 'сбрендить, трав'мированнный, шизо'френик, сдери'хон и их дериваты). И те, и другие словообразовательно активны и дают большое число дериватов.

В подразделе 1.2.2. рассматриваются кальки, все они фиксируются в XIX в.: душевно'больной и пси'хически болъ'ной < нем. Geisteskrank < греч. \|п>хош(хтт|д 'душевнобольной'; 'тронутый < фр. toqué 'со странностями, не в себе' от toquer 'дотронуться'; умопоме'шателъство < нем. Geistesverwirrung' помешательство'.

Выделены заимствованные семантические переходы. Некоторые из них становятся актуальными в русском языке. Это заимствованные в древнерусский период через старославянский язык из греческого мотивационные модели '«отрицание» + ум, рассудок, разум, смысл' —» 'глупость, неразумие, безумие' (ц.-слав. к«з#л\ие), 'выйти наружу' —* 'лишиться рассудка' (ц.-слав. нзст^пнти, нст^пление ист^пг),

'сделать темным, затемнить' —► 'лишить ясности рассудка' (ц.-слав. по.ирачнтн), 'ярость, бешенство' —> 'безумие, помешательство' (ц.-слав. неистовым, получившее дополнительную мотивацию 'неистинный, отклонившийся от истины, ложный' на основе первичной семантики этимологического гнезда), а также заимствованные на современном этапе 'необычный, отклоняющийся от нормы' —» 'сумасшедший' (ненормальный), 'психически больной' —> 'сумасшедший' (псих, шиз). Таким образом, процесс появления новых лексических средств и мотивационных моделей не прерывается.

Другие семантические переходы остаются непродуктивными в русском языке: 'подвергаться ударам волн, ветра, шторма' —» 'бесноваться' (ц.-слав. вгдлющии 'припадочный, бесноватый', вглатисл 'бесноваться', букв, 'быть застигнутым бурей в море, подвергаться ударам волн'), 'быть лунатиком' —> 'сходить с ума' (е'Ьсьновлтн с а, е-Ьснть са нл новх лгЬсаць), 'бессловесный, безмолвный' —* 'сумасшедший' (ц.-слав. кссловьнг, нссловесьнг, результат ошибочного калькирования греч. aXóyiatoq 'неразумный, безрассудный').

В ряде этимологических гнезд (*bésb, *dbrati, *mésiti, *тык-, *итъ, *vblati) появление церковнославянизмов, калек или действие народноэти-мологических преобразований лексики с затемненной внутренней формой «подготовлено» существованием исконной лексики со значением сумасшествия.

В Главе II «Мотивационная структура лексико-семантического поля «Безумие» рассматриваются мотивационные модели указанного поля.

В разделе 2.1. обобщаются исконные и заимствованные модели. Семантические переходы исконной лексики объединены в условные группы:

1. Движение

1. 'Сдвинуться в сторону' (ц.-слав. подвиженне, русск. со'йти с у'ма, рех-

'нуться, 'сдвинуться, сленг, спол'зать, 'съехать, диал. 'сглуздиться и ДР-)

2. 'Терять путь' (ц.-слав. заблуждение, русск. сума'сбродить диал. блуд)

3. 'Мешать, болтать' (заме'шательство у'ма, 'разума, 'мыслей (XVIII в.), русск. поме'шаться, диал. 'смешанный, побаламутошной, баламутный)

4. 'Кружить(ся), крутить(ся)' (ескру'жшась голо'ва (XVIII в.), русск. свих-

'нуться, диал. кружёный, ма'лавитъ, пових'нуться, о'бельный)

5. 'Кружиться, путаться (о рассудке)' (диал. 'разум перевер'нуло)

6. 'Трястись' —* 'падучая' (диал. тря'сучий, тря'суха)

2. Восприятие ('говорение', 'зрение', 'слух', 'ментальное восприятие')

7. 'Бормотание, болтовня' (праслав. *Ье1пъ, *Ье!епа, *Ье1поуаИ)

8. 'Отравиться' (беле'ны / бе'сюки / бе'силы объ'елся, взбеле'нился)

9. 'Забыть', 'без памяти' (русск. за'быться, диал. обес'памятеть)

10. 'Закрытый > неспособный воспринимать' (русск. диал. заглу'пятъ)

11. 'Затемнять, покрывать мглой (ум)' (русск. оту'манивать ('голову / со-'знание Iум), за'тмениеу'ма / ву'ме (язык XVIII в.))

12. 'Несообразительный' (нехват'кой)

3. Внешнее воздействие За. Божье произволение

13. 'Божья воля', 'Божий гнев' (русск. диал. боже'волиться, боже'гневный)

36. Враждебное воздействие

14. 'Ударить' (др.-русск. шнеенын, пошиеленныи, русск. сленг, 'чокнутый, при'шибленный, диал. глуз'ды от'шибло, пёхнутый)

15. 'Ломать, повреждать' (др.-русск. вр'кдити Ь'.их, ст.-русск. похлбх)

16. 'Сломаться' (др.-русск. порЛинтисл, русск. диал. поло'маться, за'глох-нутъ, спо'рушиться у'мом)

17. 'Дырявый' (др.-русск. изд^реть, ст.-русск. дурака, русск. диал. 'шут(ый))

18. 'Владеть, обладать (о враждебных силах)' (др.-русск. Е'Ьшсныи, русск. бесно'та (XVIII в.), одер'жимостъ, диал. 'бесная, нашло на кого-л.)

19. 'Овладеть' + 'ломать, искривлять' (русск. диал. корёжит кого-л.)

20. 'Оказывать воздействие (о нечистой силе)' (русск. диал. деко'ватъся)

21. 'Мучить, беспокоить' (русск. диал. потре'воженный)

22. 'Пугать', 'испугаться' (праслав. *Ьё$ъ, *ЬёзШ)

23. 'Надоедать, мешать, донимать' (дони'мает кого-л.)

24. 'Осмеивать, уязвлять (словом)' (русск. диал. глум, глумить, глум'ной)

25. 'Лишать (= нарушать «целостность», норму)' (др.-русск. лншсннкг, русск. диал. поли'шиться (у'мом))

26. 'Обманывать' (др.-русск. ц.-слав. льстнтн, пр"Ьльстх, л^дын, русск. диал. луд / лу'ду пус 'кать)

27. 'Обманывать, сеять смуту, слухи' (русск. диал. побала'мутошной)

28. 'Махать (рукой) = мешать восприятию' > 'морочить, одурманивать, обманывать' (др.-русск. ц.-слав. полишление, о.иаийшин)

29. 'Мерцать (о свете), темнеть = мешать зрению' (русск. диал. 'поморки на'пали, помо'рочиться, мо'рока)

30. 'Вредить, наводить порчу' (русск. диал. ска'зиться, скажёный, 'каженец)

4. Неполноценность (ума)

31. 'Истратить (ум)' (русск. диал. выжи'ватъум, глузд отжи'вать)

32. 'Опустеть' (русск. поло'умный, диал. опрос'теть)

33. 'Нехватка' (др.-русск. скдьио^.ньно, русск. диал. недовольный),

34. 'Потеря, отсутствие ума' (русск. умалишённый, диал. те'рять смысл)

35. 'Вялый, слабый', 'слабый, плохой' (русск. мала'хольный, диал. бла'гой)

36. 'Плохой, слабый, немощный (ум)' (русск. диал. схудо'умиться, худо'умой)

37. 'Чересчур много ума' (русск. диал.умо'ваться)

5. Особенности поведения

38. 'Тот, кто отличается от своего рода, выродок' (др.-русск. жродк, юродг)

39. 'Странный, вызывающий удивление' (русск. диал. 'чудышко)

40. 'Буйный, дикий' (др.-русск. шлленя, русск. оди'чать,'д\шл. 'шалый)

41. 'Заниматься пустым, никчемным делом' (русск. диал. кос'тарь)

Среди них наиболее продуктивными являются мотивационные модели 'ударить' —» 'лишить рассудка' (12 гнезд), 'сдвинуться в сторону' —* 'сойти с ума' (10 гнезд), 'владеть, обладать (о враждебных силах)' —> 'сводить с ума' (7 гнезд). Среди заимствованных мотивационных моделей выделены типологически близкие семантическим переходам исконной лексики, продуктивные и непродуктивные модели.

В разделе 2.2. проанализирована группа диалектных лексем со значением 'прийти в себя, вернуться в ясное состояние сознания' (карел, 'вскинуться, отводиться, охоло'нуть, казач. очу'неться, яросл. очепу'риться, о'чахнутъ, о'чапаться и др.). Обозначение «выздоровления» зависит от обозначения «безумия»: мотивационные модели лексики со значением 'прийти в себя' основаны на тех же представлениях о сумасшествии, что и мотивационные модели лексико-семантического поля «Безумие», и анто-нимичны последним.

Раздел 2.3. посвящен анализу некоторых номинаций душевного здоровья. На индоевропейском и праславянском этапах здоровье осмысляется

как целостность, неповреждённость: и.-е. *$о1-(и)- 'целый, здоровый' > лат.

'здоровье', и.-е. 'то же' > праслав. *сё1ъ(]ь) 'целый, непо-

врежденный, здоровый' (ст.-слав. ц'клы). Излечение представляется возвращением целостности (праслав. *сё1Ш 'лечить', букв, 'делать целым'). В некоторых славянских языках это представление распространяется и на душевное здоровье: ср. юридические формулы др.-русск. ц'Ьлы.иг &ио<иг, ст.-укр. за целого розоумоу, с полнымъ розумомъ 'в полном (здравом) рассудке'. В древнерусский период данная модель актуализируется под влиянием ц.-слав. ц'Ьло.иждриЕ 'скромность, воздержанность, умеренность', букв, 'здравомыслие', и других лексем с основой ц'Ьлод\ждр-, калькирующих греч. ашфроу, ашфроайуг] 'здравомыслие, благоразумие, рассудительность'.

В разделе 2.4. рассматриваются мотивационные модели поля «Безумие», представляющие сумасшествие как поврежденность, нецелостность. Большинство праславянских и диалектных моделей имеет в своей основе идею повреждения в широком смысле слова (физического, магического, уязвления словом и др.), однако несколько семантических переходов, хотя и представленных относительно небольшим числом лексем в сравнении с наиболее продуктивными моделями поля, примечательны точной антонимией модели 'целый' —> 'здоровый'. Это прежде всего семантические переходы 'нецелый' —> 'сумасшедший' (др.-русск. лишенная 'безумец', новг. полишиться умомъ) и 'дырявый' —► 'сумасшедший' (праслав. *с1игъ(]ь), русск. ду'рак, русск. диал. ошу'теть 'сойти с ума', 'шут(ый) 'проклятый'). Поскольку праслав. *сё1ъ(/ь) 'неповрежденный, целый' означает также 'полный', акцентируя другой аспект представления о здоровье, сюда отнесена и модель 'пустой' —» 'сумасшедший' (яросл. поло'ман (< *ро1т% от *ро1- 'полый, пустой'), поло'умный, яросл. опрос'теть 'сойти с ума, поглупеть' и др.).

Диахронический анализ глагольных сочетаний со словами ум, разум, рассудок и др. (память, смысл, мозги и пр.), обозначающих сумасшествие (раздел 2.5., Приложение 2), показывает, что синонимия слов ум, разум и рассудок (тем более - интеллект) в контекстах, обозначающих утрату ясности сознания, потерю рассудка, безумие, - явление позднее (XVIII в., современный русский язык). Этимологически ум и глупость характеризуют способность к восприятию и лишь в современном языке связываются с интеллектуальными способностями человека. Безумие, сумасшествие представляется как (не)способность к мыслительной деятельности также на современном этапе, тогда как ранее оно связывалось с нарушением «целостности», «поврежденностью» человека вообще.

В Главе III «Динамика мотивационной структуры лексико-се-мантического поля «Безумие» рассматриваются изменения, происходящие в мотивационной структуре поля на разных этапах развития языка (раздел З.1.). Полученные результаты сравниваются с другими исследованиями (раздел 3.2.). В заключение делаются выводы об отражении в истории поля представлений этноса о безумии.

Для праславянского этапа реконструируется 18 мотивационных моделей лексики со значением сумасшествия. В основе нескольких моделей лежит образ движения. Сумасшествие представляется блужданием, потерей пути (праслав. *blqsti, *Ы(х1ъ, *brediti, *bredb). С образом кругового движения, наделенного негативными коннотациями, связан семантический переход 'мутить, мешать' —> 'путать, волновать, сводить с ума' (праслав. *mésati (sq), *mqsti, *balamgtiti).

Некоторые модели отражают шаманские и другие языческие магические практики, участники которых находятся в измененном состоянии сознания, или их в таковое приводят. По модели 'бормотание' —* 'бред, сумасшествие; грезы' в лексико-семантическое поле «Безумие» входят звукоподражательные праслав. *Ье1пъ, *belena с первичным значением 'бормотание, болтовня', откуда 'бред, грезы'. Далее этим словом называется ядовитое растение, белена, и уже номинации белены в составе словосочетаний начинают обозначать потерю рассудка (будто белены объелся, взбеленился 'о человеке, ведущем себя странно', модель 'отравиться' —»• 'сойти с ума'). Связь зрительного восприятия и потери рассудка отражена в мотивационной модели 'мерцать (о свете), темнеть' —► 'приводить в измененное состояние сознания, сводить с ума' (праслав. *тык'й, *morciti (sq), *тогкь и др.). Другой семантический переход, связанный со зрительным восприятием повторяющегося, монотонного движения, - 'махать (рукой)' —> 'лишать ясности сознания, обманывать' —> 'сводить с ума' (праслав. *mamiti, *татъ, *maxati (сербохорв. mahnit 'сумасшедший', букв, 'размахивающий'), *matati (ст.-чеш. mátozny 'помешанный' - от ст.-чеш., чеш. mátoha 'злой дух, страшилище, привидение, обман; сновидения'), которые восходят к и.-е. *та- 'махать (рукой)'. Зрительный образ вращающегося туда-сюда ручного жернова лежит в основе развития семантического развития русск. ма'ла-вить, мо'лавить волог., сев.-двин. 'казаться, мерещиться, чудиться', волог. 'пугать' (о нечистой силе) (праслав. *mehití)\ болг. мламолец 'болезнь головы' (праслав. *то1то1ьсь) в этимологическом гнезде *melti 'молоть'.

Сумасшествие связывается с одержимостью злыми духами, что отражается в модели 'владеть, обладать (о враждебных силах)': ср. праслав. *bésb, *bésiti (sq), *bésbnb(jb), где субъект враждебного воздействия назван прямо, а внутренняя форма лексемы *bésb передает суть этого воздействия - 'пугать' (ср. семантику родственных лит. baidyíi 'пугать', baisá 'страх' < и.-е. *bhoidh- от *bhoi- 'бить, бой', к нему же восходит русск. бо'яться).

Близка ей модель 'подвергаться воздействию злых сил' (праслав. *dékati

т.

Воздействие на душевную сферу человека считалось широко распространенной формой порчи: ср. модель 'вредить, наводить порчу' —► 'сводить с ума' (*ka:Hi, *kaziti (sq)). Высмеивание, уязвление словом тоже представляется причиной сумасшествия: модель 'осмеивать, уязвлять (словом)' —> 'сводить с ума' (праслав. *gluma, *glumb, *glumiti, *glumblivb(jb), *glumbt7b(/b)) отражает отношение к смеху, высмеиванию как к занятию пустому, недоброму и опасному.

Представление о «норме» и нарушении «нормы», целостности как причине сумасшествия отражает модель 'лишать, делать нецелым' —► 'сводить с ума', представленная дериватами праслав. *Нхъ(]ь) 'остаток / избыток'. Значение 'нецелое, отклонение от нормы' становится основой развития семантики негативной оценки 'злой, дурной', значений 'слабоумный', 'сумасшедший' (болг. лихо, лихутъ 'слабоумный', лншЕннкг др.-русск. 'отступник', 'безумец', русск. мордов. ли'ишться умом, новг. поли'шиться 'сойти с ума', лишатися пек., твер. 'приходить в бешенство (о животном)').

Архаичны представления об обмане как причине помрачения сознания, рассудка: праслав. *1ш1ъ(]ь), *luda, *luditi. Лексемы другого гнезда, *mqsti, «уточняют» эту модель как 'сеять смуту, распространять слухи, лгать' —> 'сводить с ума' (*balamptiti и *balamptd).

Несколько моделей представляют сумасшествие следствием удара. Семантический переход 'тот, кого бьют, стегают, дерут' —> 'сумасшедший' представлен в праславянский период лексикой этимологического гнезда *$а1ъ(]ь). Образ повреждения, поломки лежит в основе мотивационной модели 'ломать, повреждать' —► 'лишать рассудка' (праслав. *хabiíi, *verdb, *verditi sq, *ver:ati sq). Сумасшествие может также представляться физической нецелостностью: модель 'дырявый' —» 'сумасшедший' (праслав. *dun>(jb), *$Мъ(/ь)).

Модель 'истратить (ум)' —> 'сойти с ума' (праслав. *jb:umiti, *obuméti (s<¿)) отражает представление об уме как о вещественной и притом конечной сущности. Близка к ней модель, предполагающая отсутствие ума-разума в их вещественном аналоге, т. е. головы, мозга (праслав. *be:glu:db(jb), *bezgolvb(jb), *be:mo:gb(jb)). Сумасшествие (наряду с глупостью, слабоумием) связывается с закрытостью как ограниченной способностью к восприятию (праслав. *glupb(jb)).

На древнерусском этапе сохраняют актуальность представления о сумасшествии как о потере пути (др.-русск. ц.-слав. бладь и злблжждение, сгсрестн с Ул\л), сдвиге в сторону (др.-русск. отяходитн др.-русск. ц.-слав. подвижсние), верчении, кружении (ц.-слав. сгаврлфлти 'затмевать разум'). Безумие продолжает представляться следствием враждебного воздействия: удара (др.-русск. шибенын, ujhbehhkz, ц.-слав.

калька прспоткновснис 'помешательство' в гнезде *1ък- 'бить, стучать'), повреждения (др,-русск. ц.-слав. вр'Ьднти вр'Ьдо^'мьнг),

нецелостности (др.-русск. ц.-слав. ли теин кг 'безумец'), одержимости (др.-русск. егЬшсньство, сЬшьство), воздействии нечистой силы (ц.-слав. дакание), обмана (ц.-слав. л^дость, пр'Ьльеть, по.илиление).

Некоторые лексемы обнаруживают процессы ремотивации. Например, др.-русск. ц.-слав. шдленг '^гепв', этимологически 'тот, кого стегают, дерут', его дериваты и однокоренные слова получают вторичную мотивацию 'яростный, неистовый, бешеный' —> 'сумасшедший'.

Помимо унаследованных с праславянского этапа, в древнерусский период в семантическом поле «Безумие» лексически фиксируются новые модели. Сумасшествие связывается с потерей памяти (др.-русск. полшн&Уиса 'прийти в себя'), нехваткой ума (др.-русск. ц.-слав. б"Ьдьно#л\ьно, л\ало#л\ьныи), плохим, слабым, немощным умом (др.-русск. ц.-слав. х^ДО^-иьныи 'неразумный'). Лексемы этимологического гнезда *го<1- отражают взгляд на сумасшедшего как на того, кто «отличается от своего рода», не такой, как все (др.-русск. ^родх, юродх). Значение 'юродивый' вторично, семантическое развитие 'сумасшедший' —> 'юродивый, святой' отражает специфическое поведение юродивых на Руси.

Вместе с христианскими текстами появляется представление о ду-шев ной болезни как следствия «траты» грехом. Некоторые семантические переходы заимствуются через церковнославянизмы из греческого языка: 'буйствовать, бушевать' —► 'глупость, неразумие, безумие' (представлена ц.-слав. е^и), 'ярость, бешенство' —> 'безумие, помешательство' (ц.-слав. неистовым), 'сделать темным' —» 'лишить ясности рассудка' (ц.-слав. помрачити), 'выйти наружу' —> 'лишиться рассудка' (ц.-слав. изст^питн, нст^пленис tf.ua), остальные заимствованные модели непродуктивны в древнерусском языке и на последующих этапах. Наконец, одним из важнейших приобретений лексико-семантического поля «Безумие» на древнерусском этапе является заимствованный семантический переход «отрицание + мудрость, разумность, здравый смысл» —> 'неразумие, безумие' (ц.-слав. везоу-ине 'неразумие, глупость', Еезоу.*\ьнх, кезорчьль 'неразумный, глупый'), связывающий сумасшествие и ум, рассудок. До этого, на праславянском этапе, существует более «предметная» модель 'без мозгов' —» 'глупый' (ср. *Ье^1и:^(]ь)).

В древнерусском языке сохраняется большая часть (10) праславянских мотивационных моделей, кроме того, фиксируется 13 новых, в том числе заимствованных, семантических переходов.

В старорусском языке сохраняются древнерусские лексемы и церковнославянизмы с семантикой сумасшествия, некоторые из них словообразо-

вательно активны (ст.-русск. по.ирдченнкг, по\ле%, кез^ньнига, неистовым). Продуктивна модель 'сдвинуться в сторону' —> 'сойти с ума' (ст.-русск. свести сх Ь'.ид), живыми остаются представления об одержимости (ст.-русск. прист^пдетх). Фиксируется еще одна мотиваци-онная модель 'не свой ум, рассудок' —» 'сумасшедший' (ст.-русск. не свонд\х рлз^л\о.\\г).

В XVIII веке, по данным словарей, новых представлений о сумасшествии не появляется. Некоторые лексемы наследуются из старорусского языка, другие образуются по уже имеющимся в поле моделям на основе значений 'выйти' (быть вне ума, разума, себя), 'смешивать, путать' (поме'шательство, замешательство ума, разума, мыслей), 'кружиться' (вскру'жилась голо'ва), 'забыть' (за'бвение), 'сделать темным' {за'тмить ум, рас'судок), 'терять (ум)' (ли'шиться у'ма). Представления об одержимости, порче и т.п. непродуктивны. Вместе с появлением практики изоляции душевнобольных появляются слова со значением 'сумасшедший дом', производные от именований сумасшедших (ду'рацкая, дом бе'зумных).

В сравнении с древнерусским и тем более праславянским этапами, заметна тенденция к большей абстрактности мотивационных моделей. Этот период религиозно «индифферентен»: в литературном языке нет новообразований, в которых отражаются те или иные религиозные верования (языческие или христианские). Другая отличительная черта этого периода - появление указания на ум, разум, рассудок в связи с обозначением сумасшествия.

Диалекты, в отличие от языка XVIII в. и современного литературного языка, отличаются большим разнообразием семантических переходов. Очевидна преемственность мотивационной структуры по отношению к праславянскому этапу. Продуктивны модели 'сдвинуться в сторону, с (иравиль иого) места' (ср. ото'йти от 'памяти, от'стать от у'ма, 'спятиться с у'ма, рех'нуться, 'тронуться), 'терять путь, сбиваться с пути' (блуд), 'кружить(ся), крутить(ся)' (кружёный, ма'лавить, круго'вой, кру'жалый, о'бельный, обёл), 'мешать, смешивать' ('мешаный, бала'мутный), 'сломаться' (яросл. поло'маться 'сойти с ума', по'рушить-ся), 'лишиться (ума)' (отобра'ло ум, те'рять смысл), 'истратить (ум)' (глуз'ды отжи'вать, выжи'ватьум), 'нехватка' (недо'вольный), 'избыток ума' (до'умствовался до бе'зумия, умо'ваться), 'не свой ум, рассудок, возраст' (донск. превзой'ти в 'детский 'разум, карел, не в ладах (быть)), 'отравиться' (смол, багун), 'мерцание света' ('паморки на'пали, 'паморок 'водит).

Актуальны представления о сумасшествии как результате вредоносного воздействия: 'ударить' (глу'зды от'шибло, пёхнутый, встрёпанный, стрёх головы, 'стукнутый), 'одержимость' ('бесная), 'овладеть' + 'ломать, искривлять' (корёжит кого-то), 'отнимать ум' (отобра'лоум),

'мучить, беспокоить' (диал. потре'вожить и потре'вожиться, производные гнезда *1гиИ 'мучить, беспокоить', *trъvoga 'беспокойство, мучение'), 'вредить, наводить порчу' (скажёный, 'каженец), 'обманывать' (диал. луд, лу'ду пус'кать), 'шутить, осмеивать, уязвлять (словом)' (диал. глу'миный). Сумасшествие связывается с дырявостью (урал. ошу'теть), пустотой (поло'ум, опрос'тетъ), глупостью (диал. заглу'пятъ 'сходить с ума', сду'реть, дурако'ватый). В некоторых именованиях сумасшедшего отражено его специфическое поведение: 'странный, вызывающий удивление' (диал. чу'дышко), 'буйный, дикий' (ди'кой, дико'еать, 'шальной).

Есть примеры объединения моделей. Первичное значение лексемы может «перекрываться» другим, появившимся в гнезде позднее (диал. за'глохнуть 'потерять рассудок': 'оглохнуть', 'сломаться'). С представлением о нечисти и одновременно об утрате «своего» места как причине сумасшествия связано нижегор., калуж. о'межный 'шальной, бешеный', производное от омеж 'среди, между', ср. также пенз. о'межной 'нечистый дух, живущий на полевой меже', омежная трава олон. 'цикута ядовитая'.

Несколько моделей лексически зафиксировано в диалектах впервые: 'оборотень, букв, порченый' (волог., новг. опрокиденъ), 'трястись' > ('падучая') (диал. тря'сучий, тря'суха). В семантическое поле «Безумие» вхо дят лексемы, означавшие на предыдущих этапах неразумие, глупость: ср. новый семантический переход 'плохой, слабый, немощный (ум)' —» 'потеря рассудка' (диал. схудо'умиться, худо'умной, худо'умои). Близкой к нему является модель 'слабый, плохой' —> 'сумасшедший' (бла'гой). Наконец, некоторые диалектные слова отражают представление о сумасшествии как воле Божьей (диал. боже'вольный, боже'волитъся), прилагательное боже'гневный отражает представление о сумасшествии как наказании, Божьем гневе.

Таким образом, в русских диалектах представлено большинство моделей (31) этого поля, за исключением непродуктивных заимствованных моделей, что свидетельствует о стабильности народных представлений о сумасшествии. Отличительной чертой диалектной лексики является живость ее внутренней формы, сохранение многими словами первичной мотивации, утраченной в русском литературном языке. В этом фрагменте поля «уживаются» наслоения разных культурных срезов, большая часть моделей связана с языческими верованиями (представления о родстве, модели, отсылающие к шаманские практики, антропоморфные образы). Христианские представления о безумии как следствии греха / заблуждения почти не отражаются в диалектной картине мира. Религиозно «нейтральная» зона обозначений сумасшествия связана с семантикой восприятия, движения, удара.

В современном литературном языке новых мотивационных моделей исконной лексики не появляется. Сохраняются слова предыдущих этапов,

внутренняя форма которых ясна: за'быться, обес'памятеть ('забыть' —» 'потерять рассудок'), бла'женный, ю'родивый, бесно'ватый, одер'жимый и одер'жимость ('владеть, обладать (о бесах)' —► 'лишать рассудка'), бе'зумие, бе'зумный, бе'зумствовать ('без ума' —> 'сумасшедший'), устар. умоисступление ('выйти наружу' —> 'лишиться рассудка'), умали'шенный, ли'шиться (у'ма, 'разума, рас'судка), те'рять (ум, 'разум, рас'судок) ('потеря ума' —► 'сумасшествие'). Указанные мотивационные модели в современном литературном языке неактуальны. Меняется лексическое наполнение некоторых мотивационных моделей в связи с появлением новых реалий в мире: например, образ поломки детализируется новыми механизмами (шарики за ролики заехали). Некоторые лексемы сохраняют архаичные представления о сумасшествии, которые, впрочем, в большинстве случаев не осознаются носителями языка: например, этимология выражения с приветом разг. 'сумасшедший' скрывает представления о порче, сглазе, наговоре (ср. 'каженец).

Наиболее продуктивны модели 'сдвинуться в сторону' (со'йти с у'ма, сума'сшествие, разг. сдвинутый, 'спятить, своро'тить с у'ма) и 'ударить' (разг. приба'бахнутый, 'чокнутый, 'вышибить ум, 'тукнутый). Кроме них, новообразованиями представлены также модели 'сбиваться с пути' (сума'сбродить), 'темнеть, затемняться (об уме, рассудке)' (пому'титься у'мом, 'разумом, за'тмениеу'ма, ву'ме).

На этом этапе исследуемое поле пополняется новыми семантическими моделями за счет заимствованной лексики: 'ненормальный' (разг. ненормальный - в противоположность слову нормальный разг. 'психически здоровый, в себе'), 'с дефектом' —» 'сумасшедший' (дефек'тивный), 'психически больной' —> 'сумасшедший' (шизо'френик, псих). Представление о сумасшествии как о болезни вообще является отличительной чертой этого этапа (ср. душевнобольной, психически боль'ной). Этот семантический переход представлен и в других индоевропейских языках, причем уже в древности (ср. лат.

'сумасшедший', букв, 'нездоровый', ит. ра::о - эвфемизм, от лат. раИёт мед. 'больной, пациент'), однако для славянской картины мира в целом не свойствен. Сопоставление с упоминавшейся работой Фуко показывает, что те же изменения происходят во Франции: начиная с XIX в. безумие рассматривается как болезнь, средством лечения которой признается изоляция.

Освоение заимствований выявляет наиболее актуальные модели. Например, калька 'тронутый 'сумасшедший', отражающая семантический переход французского языка 'коснуться, тронуть' —> 'лишить рассудка', переосмысляется по модели 'сдвинутый' —> 'сумасшедший'. По этой же модели развивают семантику сумасшествия некоторые заимствования, в языке-источнике такого значения не имевшие (ср. мозги набе'крень, 'сбрендить).

Современный сленг отличается заметным сужением спектра мотива-ционных моделей по сравнению с русским литературным языком, не говоря уже о диалектах. Чрезвычайно активна мотивационная модель 'сдвинуться' —> 'сойти с ума' ('двинуться, за'двинутый, спол'зать, сдвиг по 'фазе, 'крыша, 'ширма 'съехала и т. п.). Продуктивна модель 'ударить' —» 'лишить рассудка' (приба''бахнутый, у'битый, трав'мированный). Семантическое поле «Безумие» пополняется производными от медицинских терминов (шиз, псих и их дериваты), в семантике которых на первый план выходит экспрессивная оценка, при этом производные образуются по словообразовательной модели, «закрепленной» за моделью физического воздействия, хотя семантика этих производных данным моделям не соответствует (шиза'нутый 'со странностями, ненормальный', подобное словам 'чокнутый, при'шибленный 'сумасшедший' < 'ударенный'). Некоторые обозначения сумасшествия связаны с образом поломки (сленг, 'фляга свис'тит, чан течёт, 'шифер 'съехал 'кто-л. сошел с ума, ведет себя подобно сумасшедшему', 'клинить сленг, 'о временном помрачении рассудка у кого-л.'.

С другой стороны, работает механизм «оживления» экспрессивной лексики: актуальные модели наполняются лексикой новых гнезд, возобновляются архаичные модели: например, в сленге, как и в диалектах, есть выражения со значением сумасшествия, связанные с образом чего-то неподходящего в голове: с гу'сями шутл. или неодобр, 'о человеке со странностями', с тара'канами в голо'ве 'о человеке со странностями', шур'шало шутл.-ирон. сленг, 'человек со странностями'. Эта модель отражает весьма древние представления о духах, которые вселяются в тело человека под видом мелких животных или насекомых и вызывают болезни, психические расстройства, состояние одержимости. В русском литературном языке эта модель непродуктивна, о чем свидетельствует отсутствие новообразований.

Сопоставление мотивационной структуры семантического поля «Безумие» в русском языке с материалами других индоевропейских языков (по данным синонимического словаря Бака) показывает, что на разных этапах в поле представлены почти все указанные Баком семантические переходы. Вместе с тем, в славянских языках есть некоторые уникальные семантические переходы: например, 'махать (рукой)' —> 'морочить, сводить с ума'; 'мерцать' —* 'сводить с ума', 'тот, кто отличается от своего рода' —► 'сумасшедший'.

Тенденции развития исследуемого поля «Безумие» заключаются в следующем. Сокращается число мотивационных моделей и их разнообразие: в разные периоды в поле представлено в общей сложности более 50 семантических переходов; в современном сленге актуальны 5 из них. Изменение верований влечет за собой изменение моделей в семантической зоне «враждебное воздействии извне»: от обозначений

сущности состояния безумия («поврежденный», «продырявленный», «пустой») к номинациям, подразумевающим враждебное воздействие извне («проникновение в тело духов под видом зооморфных и проч. существ», «одурманивание», «порча», «обман», «одержимость» и др.), и, наконец, в рамках христианских представлений, - сумасшествию как «трате грехом». Кроме того, на всех этапах сохраняется «нейтральная» зона, где сумасшествие связывается с восприятием, движением или физическим воздействием - ударом. В языке XVIII века безумие начинает связываться со сферой рассудка, интеллекта. В литературном языке и сленге мотивационные модели, отражающие те или иные религиозные верования, неактуальны. Актуальными являются представления о сумасшествии как отклонении от нормы, последствии физической травмы или психической болезни, сдвига или состояния измененного сознания под влиянием одурманивающих веществ. Таким образом, исследование мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие» позволяет реконструировать существенный фрагмент картины мира, связанный с представлениями о человеке.

Глава IV «Этимологии «темных» лексем» представляет опыт этимологизации на основе результатов анализа этимологически «прозрачной» лексики «темных» лексем и словосочетаний семантического поля «Безумие»: сбер'дить, 'сбрендить, сдери'хон, лобо'дарь, скол'дырня, полуёкта, мара'ухой обди'рает, поло'ман, поло'мошной, пала'мутный, с при'ветом, ошу'теть, 'стюшить, у'вырья, дшюс'титься, ка'луниться, кос'тарь, мак'симец (с мак'симцем).

Перм. сдери'хон 'сумасшедший' признан результатом народно-этимологического преобразования иноязычного Иерихон: заимствование соотносится с этимологическим гнездом глагола драть. В русском языке есть и другие слова с негативными коннотациями, являющиеся трансформациями того же слова: диал. ери'хон «ругательство», ери'хонец «прозвище подьячих», ери'хониться 'хорохориться, важничать, упрямиться'. Инородное для системы языка слово соотносится с фонетически близкой исконной лексикой: это яросл. сдергоумо'ватый (человек), сдерго'умка 'сбалмочный, полушальной, полудурье*, с ума сдёрнуть 'сойти с ума' (к глаголу дёргать), соответствующие мотивационной модели 'двинуться, сойти с места' —* 'лишиться рассудка'. Они мотивируют переосмысление строения слова и «добавление» префикса вместе с «достраиванием» корневой морфемы: результатом народноэти-мологических преобразований становится слово сдери'хон, получившее не-двусмыслен-ную внутреннюю форму - мотивацию по дер-, синони-мично-му с дерг-.

Новг. поло'ман 'глуповатый, придурковатый человек' неясно по морфемной структуре, что позволяет предположить возможные морфоне-тические преобразования. Формант -ман содержат и другие лексемы,

близкие по семантике: дико'ман арх. 'дурак', 'шальной, беспутный человек', лихоманъ ст.-русск. 'обманщик, мошенник', русск. лшо'ман 'дьявол, черт; неприятный человек, злодей'. Для лихо'ман существует гипотеза о преобразовании из *Нхт% (Варбот), подобно глух'менъ сев.-зап. 'глушь', тамб., костр. 'полночь, глубокая ночь' (праслав. *gluxmq), сух-'менъ 'суходол, сухая глина с супесью, плохая почва' (праслав. Для дико'манъ прибайк. 'скандалист, задира' можно, следовательно, предполагать первичное *дик'мень (праслав. *сИкт%), а для заглавного поло'ман - *пол(о)'мень (праслав. *ро1т%).

Все перечисленные производящие основы (*сИк-, *Нх-, *м/х-), от которых образованы лексемы с негативно-оценочными значениями, имеют семантику каритивности. Таковой является и корневая морфема *ро1- 'пустой, порожний' в реконструированной лексеме *ро1т%: ср. 'полый перм. 'порожний' (Подай полый горшок), волог. 'дуплистый, с пустой серединой' (Спилят сосну, а сосна полая). Семантическое развитие лексемы реконструируется как 'пустой' —> 'глупый, придурковатый человек'.

В уральск. ошу'теть 'сойти с ума' вполне однозначно выделяется корень шут-, который предлагается отождествить с праслав. *.«//ъ 'пустой'. В таком случае глагол ошу'теть должен быть образован от некоего прилагательного * 'шутый, а первичное его значение реконструируется как ""сделаться 'шутым\ Праслав. *$Шъ(/ь) - субстантивированное причастие с исходным значением 'дырявый' (причастие, восходящее к и.-е.

/ *к '.5- / *кех- / *коз- 'колоть, ударять', 'отламывать'). Его синоним ду-'рак 'шут при дворе', 'глупец', производный от прил. *с1игъ(;ь) 'дырявый, пустой', тоже имеет мотивацию 'пустой').

По данным этнолингвистических исследований, на Урале распространены легенды о шутах и шутовках: так называют проклятых женщин (русалок) и мужчин. Кроме того, шутом эвфемистически называют черта. В некоторых текстах шуты и шутовки названы «не полными» людьми. Шут этимологически - существо не-целое, пустое: 'проклятый', 'черт', 'сумасшедший', 'шут' («существо под личиной, за которой нет лица»).

Таким образом, уральск. ошу'теть 'сойти с ума' значит 'стать 'шу-тым\ слово 'шутый - шут - отсылает к легендам о чёрте и проклятых: ошу'теть - это буквально 'выйти из нормы человеческого существования, стать подобным уральскому шуту, ущербному физически и душевно'.

Уральск, 'стюшить 'сойти с ума' и отмеченное в тамбовских и тульских говорах 'стюшиться 'одуреть, ошалеть', 'выйти из себя, прийти в исступление'; 'рехнуться, спятить с ума' связываются с костр. 'тю-шиться 'суетиться'. Учитывая значение 'идти, двигаться', отмечаемое для 'тюхать ('тюшить), можно предположить, что именно семантика движения послужила основой для развития значения 'терять рассудок'. Возможность развития значения 'сойти с ума' на базе исходного 'сойти, сдвинуться с месста' подтверждают другие лексемы того же семан-

тического поля: 'спятить (тж. с ума) 'сойти с ума, помешаться', 'спятиться (тж. сума) 'сойти с ума, потерять рассудок' и др.

Уральск, у'вырья 'дурочка' сопоставляется с тверским глаголом 'вырить 'нашептывать, наговаривать', 'ворожить, колдовать', 'хитрить, мудрить'. В тверских и псковских говорах словом 'вырей называют колдуна. Таким образом, слово у'вырья можно считать еще одним примером представления о помрачении разума как о результате колдовства. Глагол 'вырить относится к этимологическому гнезду ве'рать 'запирать, связывать', в котором есть и другие лексемы с близкой семантикой: простор, 'врать, 'вракать 'лгать', арх., новг. врало 'лгун', ва'руха 'врунья', 'вары 'выдумки, россказни'.

Внутренняя форма выражения с при'ветом кто-н разг. 'со странностями, глуповатый или не совсем нормальный' прозрачна, однако развитие семантики неясно. Фасмер указывает на семантику говорения в этимологическом гнезде, куда входит слово при'вет: от'вет, со'вет, о'бет, 'вече, др.-русск. в-Ьтк 'совет, договор', заве'щать и др. Для рассмотренного случая особенно существенна семантика слов навечать, наветить 'наговаривать, наклеветать, возводить напраслину', наветье, навет, наветка 'напраслина, наговор, клевета', отмечаемая Далем. Значения этих производных соответствуют потенциям семантики 'говорить': 'оговорить', 'ворожить, колдовать' и др., ср. диал. наго'варивать 'сплетничать, клеветать', 'ворожить, знахарить, нашептывать воду, хлеб'. Таким образом, выражение с при'ветом 'сумасшедший' означает 'тот, которого приветили, т.е. оговорили' и реализует модель 'заколдованный, порченый' —> 'потерявший рассудок' (ср. скажёный).

Донск. ка'луниться 'беситься' сопоставляется с пенз. калун 'человек, сделавший нищенство своей профессией', тамб. калу'хан 'еретик, отщепенец, отступник от православия, особ, молокан, духоборец или скопец' и калхан 'заговор, колдовство, ворожба', восходящие к др.-тюрк. да^ап 'щит (оружие)'. Семантическое развитие группы лексем реконструируется так: у заимствования кал'хан обозначение действия 'колдовство' метонимически перенесено на обозначение субъекта этого действия, 'колдуна' (см. территорию распространения лексемы). Кроме того, происходит вставка -у-: калу'хан. Из значения 'колдун' ожидаемо развитие значения 'еретик', откуда - 'потерявший рассудок' (ср. обратное направление семантического развития в слове ере'тик 'еретик', арх., вят., пенз., каз., пек., перм. 'колдун', астрах., новг. 'обманщик, негодяй'). Производный глагол *калу'ханиться мог сократиться до ка'луниться 'вести себя асоциально' > 'беситься'. Далее, от ка'луниться образовано слово ка'лун, значение которого объяснимо на фоне регулярных в семантическом поле «Безумие» связей между значениями 'лень, бесполезное занятие' и 'сумасшествие' (ср. верхотур, кос'тарь 'психиче-

ски больной человек' при первичности значения 'игрок в кости, бабки, мошенник').

Новг. мак'симец, с мак'симцем 'о человеке с придурью, с причудами', арх. с мак'симом 'с придурью, с причудами', олон. у него максим в голове 'о человеке чудаковатом, со странностями' толковались ранее как связанные с личным именем Максим (Т.В. Леонтьева), поскольку в русском языке существует модель именования умственно неполноценного или потерявшего рассудок человека именем собственным (ср. сиб. Алеша бесконвойный 'о глупом, неуклюжем человеке'). Но в данном случае мотивировка связи с личным именем не ясна, и можно предположить, что эти выражения являются результатом народной этимологизации слова с затемнившейся внутренней формой, возможно - заимствованного слова.

В русском языке есть мотивационная модель обозначения глупого, придурковатого человека словами со значением 'мусор, отбросы' (ср. донск. с 'бусорью кто-л. 'глуповатый, недоразвитый, с придурью', 'бусоръ 'придурь, причуды': все лексемы восходят к тому же корню сор-, что и в мусор). Слово мак'сим в указанных выражениях можно, следовательно, связать с мак'са, мак'со сиб., тобол., арх., пек., твер. 'печень крупной рыбы', 'печень налима', 'печень животного', 'печень белухи', ирк., новг., псков. 'рыбьи потроха', мак'сун 'сибирская рыба'. Происхождение этих слов установлено: слово муксун, сиб. муцун, максун, моксун 'рыба «Salmo muxun»' является заимствованием из якут, muksun, тоб. muksum с тем же значением. Учитывая фиксацию для слова мак'са значения 'рыбьи потроха', можно предположить (при отмеченном тождестве лингвогеогра-фических характеристик), что заимствования мак'са, мак'со первично входили в состав выражения *с максом / *с максой в голове, соответствующего регулярной семантической модели. Затем под влиянием народной этимологии их внутренняя форма была «прояснена»: корень «достраивается», связываясь с распространенным мужским именем.

В Заключении обобщаются результаты исследования.

В диссертации проведен генетический (этимологический и словообразовательный), пропозитивный и мотивационный анализ лексики лек-сико-семантического поля «Безумие». На материале исконной лексики выделена 41 мотивационная модель развития семантики сумасшествия. К ним присоединяется 10 заимствованных семантических переходов.

Выявлен круг этимологических гнезд, являющихся источниками лексики данного поля, определена их продуктивность и историческая устойчивость гнездовой структуры поля. Определены продуктивные словообразовательные модели лексики поля. Пропозитивный анализ лексики показывает, что на разных этапах развития языка возрастала потребность в номинации разных компонентов пропозиции «потеря рассудка».

Проанализирована динамика мотивационной структуры лексико-се-мантического поля «Безумие» и представлений о безумии, сумасшествии. Выявлены некоторые тенденции развития данного поля: резкое сокращение продуктивных моделей в литературном языке и сленге, утрата моделей, отражающих религиозные верования, актуализация представлений об отклонении от нормы, сдвиге, ударе, психической болезни, измененном состоянии сознания под влиянием одурманивающих средств.

На основе результатов анализа этимологически «прозрачной» лексики предложены этимологические толкования для диал. сбер'дить, 'сбрендить, сдери'хон, лобо'дарь, скол'дырня, полуёкта, мара'ухой обди'рает, по-ло'ман, поло'мошной, с при'ветом, ошу'теть, 'стюшитъ, у'еырья, ди-мос'титься, ка'луниться, кос'тарь, мак'симец. Существующие гипотезы уточнены.

Приложения представляют собой библиографию (список источников, список литературы, насчитывающий 201 наименование), список принятых сокращений, алфавитный указатель лексем и сводные таблицы, отражающие диахронические характеристики лексем и мотивационных моделей.

Основные положения диссертационной работы отражены в следующих публикациях:

1. О шуте и не только Н «Русская речь». JV» 2. М., 2008. С. 118-124.

2. Мараухой обдирает II «Русская речь». № 2. М., 2010. С. 104-106.

3. Об одной мотивационной модели семантического поля «Безумие» в русском языке // «Lingua-universum». №6. Назрань: «Пилигрим», 2007. С. 40-47.

4. Этимологический анализ группы диалектных лексем с семантикой негативно оцениваемых состояний и качеств человека // Материалы и исследования по русской диалектологии. III (IX). М., 2008. С. 365-379.

5. Мотивационная модель как организующий фактор в семантическом поле. (На примере мотивационной модели 'отклонение от (правильного) пути' —> 'потеря рассудка' семантического поля «Безумие» в русском языке) // Материалы XIII Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых "Ломоносов". III. М.: Изд-во МГУ, 2006.

6. К диахронической характеристике семантического поля «Безумие» в русском языке // Русский язык: исторические судьбы и современность: III Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М. В. Ломоносова, филологический факультет, 20-23 марта 2007 г.): Труды и материалы. Составители М.Л. Ремнёва, A.A. Поликарпов. М.: МАКС Пресс, 2007.

7. К исследованию этимологического гнезда *sut- // Материалы XIV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых учёных "Ломоносов". Том III. М.: Изд-во МГУ, 2007.

8. Как живется на Лободырщиие // Сборник тезисов Тартуской конференции молодых филологов. Тартуский университет, Тарту, 2007.

9. Этимологические гнезда и этимологизация «темных» лексем (на примере группы слов с семантикой 'скупой' в этимологическом гнезде глагола драть) II Международная научная конференция, посвященная 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ. Материалы. Ереван, 2007.

10. К вопросу о взаимодействии этимологических гнезд // Материалы XV Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых "Ломоносов". III. М.: Изд-во МГУ, 2008.

11. Этимологическое гнездо *lix- в семантическом поле «Безумие» // Материалы XVI Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых "Ломоносов". III. М.: Изд-во МГУ, 2009.

Подписано в печать 21.04.2010 г. Исполнено 22.04.2010 г.

Заказ №377 Тираж: 100 экз.

ФГУП «КНИИТМУ» ИНН 4026000147 248000 Калуга, ул. К. Маркса, 4. (4842)74-11-24

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Турилова, Мария Валерьевна

ОГЛАВЛЕНИЕ.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «БЕЗУМИЕ».

1.0. Введение.

1.1. Исконная лексика.

1.1.1. Анализ этимологических гнезд, входящих в лексико-семантическое поле «Безумие».

1.1.2. Гнездовая характеристика лексико-семантического поля «Безумие».

1.1.3. Праславянский фонд лексико-семантического поля «Безумие».

1.1.4. Частеречный и пропозитивный анализ лексико-семантического поля «Безумие»

1.1.5. Словообразовательные модели лексико-семантического поля «Безумие».

1.2. Слова, имеющие иноязычных предшественников.

1.2.1. Заимствования.

1.2.2. Кальки иноязычных слов, означающих сумасшествие.

1.2.3. Выводы.

1.3. Итоги.JL

ГЛАВА II. МОТИВАЦИОННАЯ СТРУКТУРА ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «БЕЗУМИЕ».

2.0. Введение.

2.1. Мотивационные модели лексики лексико-семантического поля «Безумие».

2.1.1. Мотивационные модели исконной лексики.

2.1.2. Заимствованные мотивационные модели.

2.2. Анализ лексем со значением 'прийти в себя, вернуться в ясное состояние сознания'.

2.2.1. Лексика.

2.2.2. Краткие выводы.

2.3. Обозначения душевного здоровья.

2.4. Мотивационные модели 'целый, полный' —> 'здоровый' vs 'поврежденный, дырявый; пустой, неполный' —* 'сумасшедший'.

2.5. Безумие, ум, глупость.

2.6. Итоги.

ГЛАВА III. ДИАХРОНИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОТИВАЦИОННОЙ СТРУКТУРЫ ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ «БЕЗУМИЕ».

3.0. Введение.

3.1. Динамика мотивационных моделей лексико-семантического поля «Безумие».

3.1.1. Праславянский этап.

3.1.2. Древнерусский этап.

3.1.3. Старорусский этап.

3.1.4. XVIII век.

3.1.5. Современный русский язык.

3.2. Итоги. Сопоставление полученных результатов с другими исследованиями.

ГЛАВА IV. ЭТИМОЛОГИЗАЦИЯ «ТЕМНЫХ» ЛЕКСЕМ.

4.0. Введение.

4.1. Список лексем.

4.2. Этимологии.

4.3. Итоги.

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Турилова, Мария Валерьевна

В диссертационной работе проводится исследование генетической и мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке. Оно предполагает определение гнездового (корневого) состава поля, выделение мотивационных моделей, по которым слова гнезд развивают изучаемую семантику, и анализ этих моделей в диахроническом аспекте.

История лингвистических исследований знает предпочтение разных методов исследования — выдвижение на первый план анализа отдельных единиц или структурных связей между ними, изучение исторических изменений в языке или синхронных его состояний на том или ином этапе. В настоящее время основным принципом лингвистического исследования признается принцип системности, что объясняется пониманием системности объекта исследования — языка.

Идея системности языка формулируется в работе Ф. де Соссюра «Мемуар о первоначальной системе гласных в индоевропейских языках» (1878 г.), там же подчеркивается необходимость разграничения синхронических и диахронических исследований языка [Алпатов 137-138].

В* XX в. понимание языка как системы становится^ определяющим и распространяется на разные уровни языка, в том числе и на лексический уровень. Однако подвижность границ и изменчивость состава, лексического запаса языка осложняют его изучение с точки зрения системности. 0:Н.Трубачев: отмечает, что в лексике можно говорить лишь о наличии элементов' структуры, и призывает осторожно-использовать термины «система» и «структура» применительно- к лексическим* группам, предлагая •взамен предложенное П. Гиро1 понятие «морфосемантическое поле» [Трубачев 1963: 3—4].

В связи с этим особую роль играют методы> изучения- лексики, позволяющие выявить ее системный характер. Одним из, таких способов является анализ лексики по группам, выделенным по тем» или иным- признакам. Идеи изучения лексических групп прообразуют теорию поля, которая станет ведущей в XX веке в различных науках, в том числе в лингвистике. «Большое значение для понимания! системности различных языковых сфер. [сыграла] разработка теории семантических полей» [ЛЭС 453].

В лингвистике термин «поле» возникает позже, чем- в естественных науках, и, очевидно, под их влиянием2. Его появление связано с возрождением в 20-30-е годы XX века учения В. Гумбольдта о «внутренней форме языка», с длительной научной дискуссией по проблеме «внутреннего содержания» языка как основном предмете лингвистического исследования [Уфимцева 2004: 20].

В рамках неогумбольдтианства возникает несколько понятий, которые наполняются разным содержанием. Термин «поле» («смысловое поле») впервые возникает

1 П. Гиро, следуя идеям Ф. де Соссюра и Ш. Балла, развивает концепцию «морфосемантическнх полей», называя так «комплекс отношений форм и значений, образуемый группой слов». Группы слов он рассматривает и в историческим аспекте, поэтому обращается и к этимологиям членов поля [Уфимцева 2004: 58].

2 Есть и другие примеры перенесения естественнонаучных понятий и идей в лингвистику: например, идеи Ш. Балли о «синтаксической молекуле», объединяющей «семантему» и грамматические актуализаторы. в работе3 Г. Ипсена применительно к индоевропейским названиям металлов. Ипсен и его последователи (В. Порциг, В. Вартбург и др.) брали за основу лингвистического исследования группы слов или весь словарный состав языка и ставили своей задачей изучение на этом уровне системных связей слов. Понятие это складывалось индуктивно — как итог, обобщенный вывод сравнительно-исторического изучения лексики древних языков.

Иной аспект изучения полевых систем намечен в работах4 другого лингвиста неогумбольдтианского направления, Й. Трира, который вводит термин «понятийное поле» — круг чистых понятий, основная единица измерения понятийного содержания языка [Уфимцева 2004: 17]. Цель исследования — представить понятийное содержание языка как строгую структуру и выяснить особенности и формы языкового мышления носителей языка, воспроизвести своеобразие «духовного мира», выявить особенности «национального характера» носителей языка. Эти идеи предвосхищали современные методы реконструкции картины мира по данным языка. Трир утверждает, что отдельное слово имеет значение только внутри целого поля, а вне поля вообще может не иметь значения, и в доказательство правоты своей теории исследует поле интеллекта (исследование, впрочем, остается незавершенным) [Уфимцева 2004: 33].

В дальнейшем к теории поля обращались многие зарубежные исследователи: например, П. Гиро («морфосемантические поля), Ш. Балли («ассоциативные поля»), О. Есперсен («грамматические» и «функционально-семантические поля»).

В отечественной лингвистике XIX в. вопроса исследования системных семантических связей в пределах групп слов касался М.М. Покровский5, который предлагал изучать историю значений слов, «по полям слов», т. е. в пределах целых семантических групп слов, соответствующих тому или иному кругу представлений, и их синонимических связей [Уфимцева 2004: 17]. Позже к этому обращались A.A. Потебня, В.В. Виноградов, И.И. Мещанинов,(концепция «понятийных категорий») и др. [Алпатов 2005: 265]6.

Вопросы теории поля разрабатываются в работах A.B. Бондарко, М.В. Всеволодовой, В.Г. Гака, A.A. Уфимцевой, Г.С. Щура и др. Различным аспектам организации семантического поля посвящены исследования [Щур 1974], [Бондарко 1984], [Зализняк 1992], [Гак 1993], [Тихонов 1994], [Феоктистова 1996], [Покровская 1996], [Верещагин, Костомаров 1998], [Земскова 1999], [Рябцева 1999], [Всёволодова 2000: 76] и др. Понятие «поле» используется чрезвычайно широко: выделяются семантические, морфо-семантические, лексико-семантические, функционально-семантические, словообразовательные и другие поля.

3 G. Ipsen Der Alte Orient und die Indogermanen // Stand und Aufgaben der Sprachwissenschaft. Heidelberg, 1924. S. 225.

4 J. Trier. Das sprachliche Feld // Eine Auseinandersetzung. "Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung", X, 1934. S. 429.

5 М.М. Покровский. Семасиологические исследования в области древних языков. М., 1895.

6 Среди современных исследований, посвященных истории формирования понятия «семантическое поле» в лингвистике, отметим работы [Уфимцева 1961], [Уфимцева 2004], где предлагается подробный очерк историко-семасиологических исследований, история возникновения понятий и методов, с ними связанных, и на конкретном материале английского языка показывается системный характер лексических явлений и намечаются основные принципы и приемы исследования лексико-семантических групп.

В современных семантических исследованиях понятие «семантическое поле» определяется как «совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [Кобозева 2000: 99]. Содержание термина «лексико-семантическое поле», который используется в диссертационной работе, совпадая с содержанием понятия «семантическое поле», акцентирует объект исследования — лексический уровень языка .

Исследование лексико-семантического поля может быть как синхроническим, так и диахроническим. В первом случае анализируются типы корреляций между словами (синонимия, гипонимия, несовместимость, гипо-гиперонимия, антонимия, конверсивность, семантическая производность, ассоциативные отношения); проводится о компонентный анализ лексических значений , выделяется общий (интегральный) семантический признак, объединяющий все единицы поля и обычно выражаемый лексемой с обобщенным значением (архилексемой), частные (дифференциальные) признаки, по которым единицы поля отличаются друг от друга, определяется центр и периферия поля [ЛЭС: 381].

В некоторых работах на синхронном уровне проводится и исследование мотивационной структуры лексико-семантического поля: на основе анализа всех фактов языка определенного периода производится реконструкция представлений, лежащих в основе именований того или иного понятия. Так, принципы мотивационного («семантического») анализа подробно описываются в диссертационной работе [Леонтьева 2003] 9 : когнитивно-ориентированная интерпретация лексико-семантического поля «Интеллект человека» включает анализ семантической структуры и мотивационной

7 Как отмечает [Щур 1974], понятие поля в физике, введенное Максвеллом, «отражало характерный уже для второй половины XIX в. структурно-функциональный подход. Напротив, групповой подход, в частности, при анализе того, что называется полем, в физике лишь начинает внедряться и считается большим достоинством соответствующих теорий поля. Таким образом, представляется возможным говорить о довольно парадоксальной ситуации, т. е. о том, что если в языкознании появление термина «поле» в какой-то мере и обусловлено влиянием физики, то теоретико-групповой подход имплицитно представлен в языкознании уже намного раньше, чем в физике» [Щур 1974: 99-100].

Это соотнесение может быть продолжено: очевидно, понятие поля в лингвистике возникает, подобно ему же в других науках, как обозначение совокупности законов, сил, действующих в пределах какой-либо ограниченной данности (группы элементов, части пространства, живого организма и пр.) и определяющих функционирование (развитие, формирование, движение, поведение) ее составляющих. Потом это понятпе распространяется на обозначение самой данности (совокупности составляющих). В рамках различных концепции появляются разные типы полей, соответственно выделяемые на разных основаниях и с разными целями. На этом этапе описание структуры поля как совокупности элементов становится самодостаточным.

Затем, когда понятие поля из объекта лингвистических размышлений становится составляющей метода анализа иных пробле.м, вновь возникает интерес к полю как совокупности законов, сил, действующих в пределах определенного фрагмента языковой системы.

С понятием поля рядоположно еще одно понятие — ценности, или значимости лингвистических знаков, введенное Ф. деСоссюром в работе «Курс общей лингвистики» (1916 г.) и определяемое как «совокупность их реляционных свойств, существующих наряду с абсолютными свойствами (значение, звуковые черты и т. п.)», устанавливаемых по ассоциативным и синтагматическим отношениям знаков как членов системы к другим членам и служащим основой отождествления языковых единиц [ЛЭС 152].

Применительно к лексической системе языка значимость лексемы в таком случае определяется на фоне сопоставлений с другими единицами («соседями» по этимологическому гнезду или семантическому полю, паронимами и т. п.), т.е. в пределах поля.

8 Принципы компонентного анализа значения в Московской семантической школе описаны, например, в [Кобозева 2000: 115]. у Леонтьева Т.В Интеллект человека в зеркале русского языка. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 2003. структуры (выделение мотивов, мотивационных моделей и предметно-тематических кодов, реализованных в лексике поля) указанного поля и, далее, их этнолингвистическое рассмотрение.

В этом случае, впрочем, встает вопрос о правомерности объединения в одну картину («картину мира» того или иного периода) разновременных наслоений. Соответственно одной из задач исследователя становится соотнесение времени появления лексем (и, соответственно, мотиваций) и этапов развития языка, т. е. хронологическая систематизация лексики семантического поля [Варбот 2002: 346].

Диахронический анализ лексико-семантического поля, являющийся одной из задач настоящей работы, предполагает, как уже говорилось, исследование вхождения лексических единиц в пределы поля и дальнейшего их существования. Диахронической по природе является и другая цель диссертационной работы — анализ мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие», т. е. описание мотивационных моделей, по которым развивается исследуемая семантика, в динамическом аспекте. Это, в свою очередь, предполагает установление первичной мотивации (далее — мотивации), в отличие от вторичной мотивации, которая создается народной этимологией (звуковыми и смысловыми ассоциациями носителя языка на синхронном уровне) на основе актуальных мотивационных моделей.

Понятие мотивационной модели является общепризнанным и используется в большинстве работ семантического, этнолингвистического, этимологического характера (см., например, [Апресян 1995 а], [Толстая 2002; 2008], [Березович 2007] и др.). Мотивация определяется как производность, имеющая направление от мотивирующего слова к мотивируемому [Апресян 1995 а: 170; Толстая 2002: 112]. Как указывает С.М. Толстая, для этимологии понятие мотивации связано с понятием формальной и семантической деривации (производности), в то время как семантическая мотивация не зависит от формального (морфемного, словообразовательного) родства слов [Толстая 2002: 112]. В нашей работе мы придерживаемся первого («этимологического») понимания мотивации.

Диахронический анализ мотивационных моделей позволяет судить о степени актуальности различных представлений, лежащих в основе номинации, которая определяется по появлению новообразований в пределах мотивационных моделей в тот или иной период развития языка. Кроме того, об актуальности тех или иных мотивационных моделей позволяют судить примеры народной этимологии в освоении заимствований, которые «встраиваются» в систему заимствующего языка [Варбот 2003а: 49-50]. В работе, посвященной проблемам изучения народной этимологии, Т.А. Гридина замечает, что «народная этимология есть проявление системно значимых отношений мотивации, которые имеют • вторичную номинативную направленность и отражают синхронно-ассоциативные (актуальные для говорящих) связи лексических единиц, сближаемых на основе случайного созвучия» [Гридина 1989: 5-6].

Мотивационная модель определяется на базе последнего словообразовательного шага в словообразовательной цепочке. Однако в ряде случаев из-за древности или сложности соотношения собственных значений или связей с семантикой производящих основ установить непосредственный источник значений оказывается невозможным, и в этом случае полезным оказывается соотнести исследуемую семантики с семантикой исходной основы этимологического гнезда. Приводя примеры таких соотнесений в работе, посвященной анализу представлений о скорости в славянских языках, Ж.Ж. Варбот отмечает, что при выборе той или иной составляющей семантики этимологического гнезда в качестве источника значения 'быстрый' «языковой реальности более соответствует оперирование синкретическими значениями, нежели их разъятыми элементами» [Варбот 1998а].

Вопрос разработки семантического анализа в этимологии затрагивается в работах Э. Бенвениста, О.Н. Трубачева, Ж.Ж. Варбот, А.Е. Аникина, С.М. Толстой, E.J1. Березович, Е.А. Бабаевой и др. Указывая на слабую разработку принципов семантического анализа в этимологическом исследовании и отсутствие методики применения семантических параллелей при реконструкции изменений значения слова, Ж.Ж. Варбот вместе с тем отмечает, что «продуктивным методом использования семантических параллелей является этимологический анализ лексики одного язьпса или группы родственных языков по семантическим полям: при этом предоставляются оптимальные возможности для вскрытия и использования семантических параллелей, причем наиболее доказательных, поскольку обеспечивается языковая и историко-культурная однородность материала. Реконструкция этимологического гнезда на семантических основаниях может, кажется, укрепить традиционно более слабую сторону этимологического исследования - реконструкцию семантических изменений» [Варбот 1984: 33-34].

Соотношение лексико-семантических полей и этимологических гнезд (групп слов исконной лексики, являющихся по происхождению родственными) рассматривается в работе В.Г. Гака, автор которой предлагает выделять «этимолого-семантические поля», «охватывающие все слова языка, происшедшие от слов, этимон которых связан с определенным понятием. Основная задача при анализе этимолого-семантического поля состоит в выявлении путей семантической и структурной деривации слов с общим этимоном» [Гак 1995: 108—109]. По словам Гака, «нередко в дериватах и фразеологизмах символизируются такие аспекты объекта, которые не фиксируются особо в значениях исходного слова» [Гак 1995: 109]. В качестве примера Гак рассматривает этимолого-сехмантическое поле слов, восходящих к этимону со значением 'земля' в русском языке (всего около двух сотен слов)10. Этимолого-семантические поля В.Г. Гака соотносимы с морфосемантичсскими полями П. Гиро и приблизительно представляют собой общности слов, состоящие из лексики семантических полей и дериватов этих слов. Ж.Ж. Варбот отмечает, что морфосемантическое поле «гораздо сложнее и более исторично, чем семантическое поле, которое является системной основой для семантической реконструкции» [Варбот 2001: 19].

Генетический анализ лексико-семантического поля включает определение типов мотивации, базирующееся на анализе словообразовательных и семантических отношений в пределах этимологических гнезд. Таким образом, генетическая структура лексико

10 Ср. анализ лексико-семантической группы слов со значением 'земля', проведенный в [Уфимцева 2004] на материале английского языка. семантического поля - это система этимологических гнезд, лексика которых входит в поле, в диахронии, т. е. на разных временных срезах и на разных этапах развития исследуемой семантики. Кроме того, важна более отдаленная перспектива - в нашем случае фоном рассмотрения семантического поля «Безумие» в русском языке станет лексика других славянских и индоевропейских языков.

Следовательно, анализ лексики семантического поля по этимологическим гнездам становится первым этапом классификации лексики. Кроме того, он является основным методом определения мотивационных моделей для реконструированных фрагментов языка (в данном случае — для праславянского языка).

Гнездовой анализ лексики имеет и непосредственное практическое значение: Ж.Ж. Варбот указывает на «необходимость постоянной ориентации на этимологические гнезда при реконструкции и этимологизации праславянского лексического фонда в современных праславянских словарях» [Варбот 1998: 223].

Следствием и подтверждением семантической устойчивости этимологических гнезд являются, во-первых, «повторяемость семантических моделей в гнезде на разных хронологических уровнях, причем воспроизведение близких значений часто придает семантической схеме гнезда своего рода спиральный контур» [Варбот 1998: 225], а во-вторых, «сохранение на большом диахроническом отрезке синонимических отношений между производными в группах этимологических гнезд, базирующихся на синонимичных праславянских глаголах» [там же].

Формальная и семантическая устойчивость этимологических гнезд, в свою очередь, позволяет ориентироваться на более поздние родственные образования при реконструкции словообразовательных и семантических связей и семантики праславянских лексем".

Сравнительному исследованию синонимичных и омонимичных гнезд посвящены работы [Силина 1975], [Черныш 1985], [Шальтяните 1990], [Калашников 1993], [Пятаева 1995], [Галинова 2000], [Субботина 2005], [Шалаева 2010] и др. Исследования лексических групп и лексико-семантических полей, включающие анализ набора этимологических гнезд, проводятся в работах [Варбот 1988], [Варбот 1998а], [Варбот 2008], [Дронова 2006], [Куркина 1978], [Меркулова 1967], [Меркулова 1970], [Меркулова 1972], [Меркулова 1986], [Петлева 1970], [Петлева 1975], [Яворская 1992], [Урбанович 2007], [Хелемендик 2007] и др.

Анализ системных связей и семантических параллелей между синонимичными или частично синонимичными этимологическими гнездами (например, в пределах лексико-семантического поля) позволяет определить семантические потенции гнезд и, как следствие, потенциальную лексическую базу поля, что существенно при этимологизации темных лексем. Кроме того, это дает возможность уточнить первичные мотивационные модели и «снять» позднейшие сближения [Варбот 2008: 5].

Описание метода реконструкции славянского этимологического гнезда на семантических основаниях предложено в работе [Варбот 1984] 12 : потенциальное лексическое наполнение этимологического гнезда подбирается в соответствии с

11 Ср., например, отнесение лексемы *trъvoga к этимологическому гнезду *1гиИ [Варбот 1998: 226].

12 В указанной статье автор реконструирует гнездо *ЬьгаИ, которое сопоставляется с синонимичными (относительно разных значений) гнездами *хуа1аИ, *1егН, проводятся параллели между лексемами близкой семантики и, таким образом, реконструируется семантическая мотивация, с одной стороны, и словообразовательные отношения внутри этимологических гнезд, с другой. семантическими характеристиками образований другого этимологического гнезда, исходная лексема (корень) которого, судя по данным славянских языков, находилась в отношениях синонимии с исходной лексемой реконструируемого гнезда. Отношения синонимии понимаются при этом диахронически, то есть как историческая смена одной лексемы другою в определенном значении.

Метод реконструкции этимологического гнезда на семантических основаниях используется в диссертационной работе при исследовании некоторых этимологических гнезд (*dur-, *glup-, *Л7//- и другие) и этимологизации «темных лексем».

Другой аспект, анализа этимологических гнезд в пределах лекснко-семантического поля — «это словообразовательно-диахроническое определение места лексем различной частеречной принадлежности», что существенно «для реконструкции на базе истории, словообразовательных связей процесса ментально-языкового освоения различных явлений и понятий» [Варбот 2008: 6].

Анализ типов первичной мотивации (мотивационных моделей) в пределах (лексико-)семантических полей становится важным этапом исследований, посвященных реконструкции т. н. языковой картины мира. ,

Понятие «языковая картина мира» используется, и исследуется:в. огромном числе работ самых разных направлений лингвистики (этнолингвистики, этимологии,. диалектологии, психолингвистики и др:) и на материале различных языков: это исследования Э: Сепира [Сепир 1931 и др.] и Б. Уорфа [Уорф 1960], А. Вежбицкой [Вежбицкая; 2001 а; Вежбицкая 2001 6], В.Г. Гака [Гак 1966]; этнолингвистических работах - Н.И. Толстого [СД и; др:],. С.М. Толстой [Толстая 2002], [Толстая! 2008], ЕЛ. Березович [Березович 2007] и их коллег, Н.Д: Арутюновой [ЛАЯ], В.З. Санникова [Санников, 1989], Е.В: Урысон .[Урысон 2003], А Д: Шмелева; [Шмелев 2002], Т.И. Вендиной [Вендина 2002], Ж.Ж. Варбот [Варбот 2002] и мн. др.

Рёконструкция.языковой картины.мира на1материале того или иного мертвого или . реконструируемого праязыка, осуществлена в работах Э: Бенвениста [Бенвенист 1970], О.Н. Трубачева [Трубачев 1959; Трубачев- 1966];. Т.Н. Гамкрелидзе и Вяч.Вс. Иванова [Гамкрелидзе, Иванов 1984] и др.

Анализ языковой картины мира связангс определенными сложностями, связанными прежде всего с историческими наложениями: Это, в свою очередь, выявляет «мозаичность отражения действительности в языке, соединяющего не синхронные, а разновременные реакции, восприятия, толкования, лишь частично соответствующие актуальному осмыслению мира носителями языка» [Варбот 2002: 343-344].

Ж.Ж. Варбот предлагает дифференцировать понятия-«языковая картина мира» (= синхронное соединение разновременных восприятий и тол кований,, отраженных в языке) и «картина мира» (= представление о мире, духовная культура этноса в определенный хронологический период). 1

Представления, о последней для того или иного периода могут быть получены с помощью выявления и анализа неологизмов этого периода и сопоставления их с остальным лексическим фондом. Для этого используются методы исторической и этимологической лексикологии, позволяющие определить степень устойчивости/ изменчивости мотивационных моделей, отражающих представления о мире, и выделить переменные и константы [Варбот 2002: 344].

Следует отметить, что наложения могут быть не только диахроническими, но и характеризующими один и тот же синхронный срез языка: сосуществование в языковой картине мира различных, зачастую противоречивых представлений о том или ином явлении может объясняться разной географией их распространения, потому важной составляющей исследования (в особенности этнолингвистического), как указывает [Виноградова 2001: 4], является выявление ареальной типологии форм и диалектная их дифференция.

Содержание понятий «русская языковая картина мира», «языковая картина мира» и «картина мира» подробно обсуждается в выразительной статье А.Я. Шайкевича. Рост популярности этих терминов он объясняет двумя причинами: развитием, во-первых, семасиологии (прежде всего, успехами Московской семантической школы), а во-вторых -представлений об уникальности русской души, менталъности.

Шайкевич отвергает термин «языковая картина мира», называя его избыточным и дублирующим понятие «семантическая система», и утверждает, что единой картины мира у носителей того или иного языка нет [Шайкевич 2005: 9]. Реконструкция представлений об уникальности русской души, менталъности на основании только лишь текстов и игнорирование реального поведения людей, по мнению автора статьи, дает искаженную картину мира русского человека [Шайкевич 2005: 15].

Автор статьи считает, что существующие методы конструирования картины мира а-историчны или даже анти-историчны, и указывает на необходимость диахронических исследований, приводя в качестве примера книгу Е.В. Урысон [Шайкевич 2005: 16; Урысон 2003]. Наконец, исследователь замечает, что при сравнении лексических систем нельзя ограничиваться только словами, относящимися к данной части речи, надо брать и словообразовательное гнездо, и всю семантическую группу [Шайкевич 2005: 17].

Точка зрения автора представляется полемически утрированной. Отрицать наличие языковой картины мира невозможно при языковом общении членов этноса. Хотя нельзя не согласиться с А.Е. Шайкевичем относительно того, что лексические данные являются не единственным средством формирования картины мира.

В настоящем исследовании диахронический анализ мотивационных моделей рассматривается как средство для реконструкции одного фрагмента языковой картины мира — представлений этноса о безумии.

Лексика, обозначающая безумие, потерю рассудка, и раньше привлекала внимание исследователей. Большая часть из них — это исследования синхронного среза русского языка.

Так, анализу языкового поведения прилагательных безумный и сумасшедший в современном русском языке с ориентацией на лексикографическое описание посвящена работа [Плунгян, Рахилина 2003]. Различия между ними определены так: «Безумие -неуправляемая, неконтролируемая стихия; оно уводит человека из нормального мира и в некотором смысле возвышает над ним (характерно представление о высоком, священном, поэтическом безумии.). <.> В случае с прилагательным сумасшедший имеется в виду такая утрата разума, для которой характерны скорее определенные внешние проявления, и прежде всего отсутствие способности разумно управлять своим телом. Для образа сумасшествия, кроме того, существенна идея повышенной активности» [Плунгян, Рахилина 2003: 494-495].

Концепт «безумие» в современном русском языке анализируется в статье [Ермакова 2003]. О.П. Ермакова выделяет пять «образов, объединенных общей семой беспорядка», лежащих в основе названий безумия: 1. Движение в сторону от ума, отделение, отсоединение. 2. Помеха, то, что мешает установлению порядка, или смесь — то, что нарушает норму. 3. Образ мрака, темноты в сознании человека. 4. Отсутствие нормы в человеческом поведении. 5. Особый, иной, на первый взгляд, непосредственно не связанный с идеей беспорядка, — это образ счастья, блаженства, запечатленного в слове блаженный (он же юродивый). [Ермакова 2003: 109].

Некоторые аспекты исследуемой темы затронуты в работе Е.В. Урысон, посвященной языковым представлениям о «наивной анатомии» человека. Анализируются некоторые фрагменты семантической системы русского языка: «модель человека» (исследуются слова дух и душа, ум (в сравнении со словами разум, рассудок и интеллект), совесть, память, воображение, сила, терпение и др.)), «модель восприятия» (на примере лексем слух, зрение, взгляд) и проч. Разницу в семантике слов ум, разум, рассудок, интеллект Урысон определяет следующим образом: ум акцентирует сам процесс получения знания и тесно связан с эмоциональной сферой человека, в то время как лексемы разум и рассудок обозначают скорее уже достигнутое знание. Разум ассоциируется с высшими, этическими понятиями, рассудок — с обыденным, житейским знанием. Интеллект — это способность мыслить логически безотносительно к чувствам [Урысон 2003: 32—33]. Для настоящей работы существенен вывод о том, что «различия между синонимами ум, разум и рассудок нейтрализуются, когда речь идет об утрате человеком способности не только понимать, но и правильно воспринимать окружающую действительность» [Урысон 2003: 33]. Представляется интересным проверить его истинность в семантическом поле «Безумие» в диахронии.

Наиболее близкая по тематике и материалу работа последнего времени -монография Т.В. Леонтьевой «Интеллект человека в русской языковой картине мира» (далее [Леонтьева 2007]), представляющая собой переработанную и дополненную диссертацию автора (далее [Леонтьева 2003]). В ней проведена этнолингвистическая интерпретация лексико-семантического поля «Интеллект» (на материале русского литературного языка (частично), диалектов и жаргона), в котором выделены условные зоны «Ум» и «Глупость». Реализуется несколько возможностей описания семантического поля: это, в формулировке автора, исследование «от значений», «от мотивов» и «от образов». Кроме того, в указанной работе предложена методика семантического и мотивационного исследования поля. Анализ образов, лежащих в основе номинаций лексико-семантического поля «Интеллект человека», позволил автору работы выделить метафоры и, далее, предметно-тематические коды, организующие это поле. Результатом подобного двухаспектного описания является «когиитивно-ориентированная интерпретация избранного лексико-семантического поля» [Леонтьева 2007: 7].

В рамках зоны «Глупость» анализируется в том числе лексика со значением потери рассудка. Объединение в рамках одного исследования слов со значением потери рассудка, умственной неполноценности, глупости и проч. объясняется тем, что «экспрессивный фон обусловил стирание в языковом сознании границ между близкими, но не тождественными понятиями» [Леонтьева 2007: 18]. Та область, которая частично пересекается с исследуемым в настоящей работе семантическим полем «Безумие», названа в монографии 'интеллектуально неполноценный': «ряд семантических квалификаторов несообразительный - помешанный — бестолковый — ограниченный — сумасшедший -ненормальный — безумный' представлен в виде идеограммы 'интеллектуально неполноценный'» [Леонтьева 2007: 18-19].

Особое внимание в монографии Т.В. Леонтьевой уделено классификации мотивационных моделей и их интерпретации применительно к русской языковой картине мира. Приводится чрезвычайно подробный и обширный обзор предметно-тематических кодов, сгруппированных по четырем группам и детализируемых метафорами, по которым распределена лексика поля. К первой — «Человек» — относятся Физиолого-соматический код и Речевой код. Вторая группа называется «Общественная жизнь и духовная культура», к ней относятся Социальный код, Антропонимический код и Мифологический код. Третью группу, «Бытие и природа», характеризуют Растительный код, Зоологический код, Природно-метеорологический код и Пространственно-динамический код. Наконец, четвертая группа — «Материальная культура». Она представлена метафорами Предметного, Кулинарно-гастрономического и Технического кодов.

Автор работы отмечает спецификацию разных сфер функционирования русского языка в отношении предметно-тематических кодов [Леонтьева 2007: 173].

Анализируя соотношения мотивационных доминант, сквозных и частных мотивов номинации, Леонтьева указывает, что «мотивационной доминантой лексико-семантической зоны «Глупость» следует считать идею антинормы», которая конкретизируется в изучаемом поле сквозными мотивами беспорядка, смещения, бездеятельности, недостатка и др. [Леонтьева 2007: 176]. Другие мотивационные доминанты, участвующие в организации этой лексико-семантической зоны, - это 'примитивный' и 'чужой'.

Автор исследует семантическую и мотивационную структуру лексико-семантического поля «Интеллект человека» и проводит этнолингвистическую интерпретацию полученных результатов, реконструируя языковую картину мира.

В моей работе акцент сделан на других аспектах поля: центральное место занимает классификация лексики по генетическому признаку, т. е. организация семантического поля по этимологическим гнездам, а далее - уже на этой основе — делаются выводы о семантических отношениях внутри общности слов.

Это определяет иные объем и границы исследуемого материала, задачи и методы работы. Поскольку одна из целей работы - исследовать генезис семантического поля «Безумие» в русском языке, лексика современного русского языка дополнена материалом языка XVIII века, старо- и древнерусского языков, частично — лексикой других славянских языков. Этой же цели — исследовать генезис семантического поля «Безумие» в русском языке — отвечают методы этимологического анализа и семантической реконструкции, использованные в настоящей работе.

При определении границ семантического поля «Безумие» я исходила из предположения, что понятие «безумие» и ближайшие к нему изначально связываются прежде всего с душой, восприятием и сознанием и только потом уже с умом, интеллектом. Предположение это подтверждается — это отражается, например, в динамике синонимии слов и словосочетаний и наборе смежных семантических зон.

Близкими по тематике, диахроническими по своей сути являются исследования В.А. Меркуловой: [Меркулова 1972], [Меркулова 1975], [Меркулова 1986]. На основе этимологического анализа лексики определяются представления, лежащие в основе именований.

Исследуя народные названия болезней на материале русского языка, автор работ описывает и группу наименований психических заболеваний. Фактически она очерчивает структуру поля, выделяя такие группы: I 'неразумный', II 'испытавший сотрясение', III 'ударенный', IV 'страдающий врожденными отклонениями в психике', V 'возбужденный', VI 'испытывающий галлюцинации'. Распределение лексем по группам в большой степени условное.

Как и другие исследователи, главной особенностью этой лексической группы В.А. Меркулова считает «нечеткость границ и состава, постоянное обновление форм, тенденцию к эвфемизации» [Меркулова 1986: 141].

Автор приводит данные этимологического исследования на более широком, культурологическом фоне. В статье отмечается исключительно гуманное отношение к душевнобольным в России, что связано в том числе с феноменом юродства. Изучению понятия юродства посвящено немало работ: например, работы Г.П. Федотова, A.M. Панченко, С.А. Иванова и др.

Истории развития представлений о психических заболеваниях во Франции посвящена известная работа М. Фуко «История безумия в классическую эпоху», следующего принципам французской социологической школы. Фуко показывает, что эта отрасль медицинского знания, равно как и психиатрические лечебницы, появились сравнительно недавно, и связывает это с культурно-историческими изменениями, произошедшими в начале XIX в. Фуко утверждает, что психиатрия, не просто начинает изучать по-новому психические болезни - она создает их. Сущностью эволюции западноевропейской культуры в последние три столетия Фуко считает то, что «созданная ею наука о человеке была основана на морализации тех сфер, которые прежде считались сакральными» [Фуко 109].

В Средние века безумие занимает место в иерархии пороков. С началом Возрождения оно перемещается в область неразумия и становится важнейшим персонажем этой культуры. В конце XVII в. появляется практика изоляции тех, кого считают безумцами: классическая эпоха истолковывает безумие морально, как отклонение от нормы, вокруг него возникает ореол вины. Поэтому изоляция в XVIII веке имеет своей целью «возвратить человека к истине путем морального принуждения» [Фуко 112]. XIX в. решит перевести «человека неразумного» в больницу, превратив изоляцию в терапевтическую меру, а безумие - в болезнь [Фуко 146].

Представляет интерес, во-первых, метод работы Фуко - он анализирует медицинские и исторические документы, художественные произведения и на их основе делает социологические и культурологические выводы, а во-вторых - некоторые результаты, которые будут сопоставлены с результатами исследования семантического поля «Безумие» в русском языке.

В ряде работ результаты лингвистического исследования сопоставляются с историческими данными. Так, в работе, посвященной изменениям представлений, лежащих в основе номинации животных и растений в Европе (по данным Лингвистического Атласа Европы), В. Фирек выделяет три слоя, составляющих модель европейской истории культуры: первый характеризуют зооморфные образы и представления о родстве, второй — антропоморфные «сверхъестественные», «сверхчеловеческие» языческие персонажи, и наконец, третий — христианские и исламские мотивы, т. е. единобожие. Первые два слоя соотнесены с доисторической эпохой, причем первый — с примитивными обществами каменного века, а второй - с железным веком, социально стратифицированными обществами. Системой отсчета является религия, которая лежит, по мнению Фирека, в основе каждой культуры [Фирек 1

2003: 31]. Та же модель, как указывает автор, лежит в основе именований болезней [Фирек 2003: 37]. Эти выводы тоже будут сопоставлены с результатами настоящей работы.

Предмет исследования

Предметом диссертационного исследования является генетическая и мотивационная структура лекеико-семантического поля «Безумие» в русском языке. Состав лексико-семантического поля понимается как объединение лексем различной частеречной принадлежности (и словосочетаний с ними), объединенных общей семой 'сумасшествие'. Частично анализируются слова со значением 'прийти в себя'.

Иногда бывает сложно разграничить семантическое поле «Безумие» с теми, что его питают: очевидно, оно пересекается с семантическими полями интеллектуальной недостаточности, болезни вообще, колдовства, обмана, асоциального поведения и некоторых других.

В данной работе анализируемый языковой материал ограничен теми лексемами, значения которых в словарных дефинициях определяются через принятый синонимический ряд: 1) безумие, сумасшествие, потеря рассудка; 2) безумный, сумасшедший, потерявший рассудок, умалишенный; 3) сходить с ума, становиться безумным, лишаться рассудка, терять рассудок; 4) сводить с ума, лишать рассудка; 5) безумно. В ряде случаев, при явной неточности словарной дефиниции, значение лексем выводится из приводимых контекстов. Лексика смежных семантических зон рассматривается в том случае, если это помогает прояснить определить мотивацию слов, обозначающих сумасшествие.

Материал исследования

Лексический материал исследования собран методом сплошной выборки из различных словарей.

Лексику литературного языка составляют материалы Академического словаря русского языка в 17-ти томах, Словаря русского языка С.И. Ожегова (частично), Большого толкового словаря русского языка (сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов), Фразеологического словаря русского языка Д.Э. Розенталя и В.В. Краснянского.

Материалы сленга и жаргона представлены Толковым словарем русского языка конца XX в. (под ред. Г.Н. Скляревской), Толковым словарем русского школьного и студенческого жаргона X. Вальтера, В.М. Мокиенко и Т.Г. Никитиной, Толковым словарем русского общего жаргона Е.А. Ермаковой, О.П. Земской, И.Р. Розиной, Большим словарем русской разговорной экспрессивной речи В.В. Химика, Словарем русского сленга И. Юганова и Ф. Югановой.

Фонд диалектных лексем был собран по данным диалектных словарей брянских, вологодских, донских, новгородских, пермских, подмосковных, ярославских говоров,

13 Автор ссылается на работу W. Viereck, К. Vierek. "Die seltzamen namen all". Zu einigen Ergebnissen des Forschungsprojekts Atlas Linguarum Europae // Hrsg. von Eun Kim. Aktive Gelassenheit. Festschrift für Heinrich Beck zum 70. Geburtstag. Frankfurt, 1999. говоров казаков-некрасовцев, говоров русского севера, русских говоров Карелии и сопредельных областей, Низовой Печоры, Приамурья, Прибайкалья, Среднего Приобья, Селигера, Сибири, Среднего Урала. Кроме того, использованы материалы обобщающего Словаря русских народных говоров, Толкового словаря живого великорусского языка В.И. Даля, Дополнения к Опыту областного великорусского словаря, Экспрессивного словаря диалектной личности Е.А. Нефедовой.

Использовались также исторические словари: Словарь русского языка XVIII века, Словарь древнерусского языка Х1-Х1У веков (частично) и Словарь русского языка XI— XVII веков (частично), Материалы для словаря древнерусского языка И.И. Срезневского, Словарь староукраинского языка Х1У-ХУ вв.

Лексика других славянских языков, необходимая для исследования, предоставлена рядом двуязычных толковых и этимологических словарей, указанных в Библиографии. Это, прежде всего, Этимологический словарь славянских языков и Этимологический словарь русского языка М. Фасмера, а кроме того, этимологические словари В. Махека, Ф. Миклошича, В.Орла, Я.Б. Рудницкого, 81оушк]агука з1агоз1оуёпзкеЬо и др.

Полные библиографические данные с принятыми сокращениями указываются в разделе «Библиография. Источники».

Наряду с исконной лексикой древне-, старорусского и более поздних периодов, рассматриваются церковнославянизмы14. Поскольку в настоящей работе исследуются отношения между лексемами, т. е. процессы внутри этимологических гнезд и мотивационных моделей и между ними, существенна вся та лексика, которая существует в языковом пространстве носителя языка (на разных этапах развития последнего), включая заимствования, кальки и проч. При этом мы исходим из представления о языковой ситуации Древней Руси как ситуации церковнославянско-русской диглоссии, описываемой в работах Б.А. Успенского и В.М. Живова.

Как указывает Б.А. Успенский, «в ситуации диглоссии разные контексты соотнесены с разными языковыми системами. Отсюда, между прочим, члену языкового коллектива свойственно воспринимать сосуществующие языковые системы как один язык, тогда как для внешнего наблюдателя (включая сюда и исследователя-лингвиста) естественно в этой ситуации видеть два разных языка. Таким образом, если считать вообще известным, что такое разные языки, диглоссию можно определить как такую языковую ситуацию, когда два разных языка воспринимаются (в языковом коллективе) и функционируют как один язык» [Успенский 1994: 4—6].

В.М. Живов, говоря о взаимодействии книжного и живого (диалектного) языков, указывает, что «книжный язык ни в коей мере не воспринимался как чужое, существующее вне зависимости от родного языка наречие (в отличие от латыни в католических странах). Владение книжным языком накладывалось на естественные речевые навыки, выступая как их своеобразная трансформация, доступная каждому, упражняющемуся в чтении книг. <.> Таким образом, в языковом сознании славян

14 Под старославянским языком понимается «письменно-литературный язык, которым владели книжники культурных центров Юго-Западной (Македонской) и Восточной Болгарии конца Х-Х1 в. и на котором написаны древнеболгарские рукописи этого времени» [Цейтлин 1977: 12]. Церковнославянизмами называется лексика церковнославянских текстов, т. е. рукописей Х-Х1 в., принадлежащих не к древнеболгарскому нзводу, и более поздних текстов различных изводов [Цейтлин 1977: 14], в данном случае - древнерусского извода церковнославянского языка. книжный и некнижный языки выступали как взаимодополняющие регистры единой коммуникативной системы» [Живов 1988: 54].

Существенным представляется определить круг мотивационных и словообразовательных моделей, которые были внесены в лексико-семантическом поле «Безумие» заимствованиями на разных этапах развития языка. Принимается, что мотивационная модель наследуется из языка-источника в том случае, если внутренняя форма слова осознается носителем языка, т. е. в языке-реципиенте представлены и производящее, и производное значения, и их связь сохраняется.

Церковнославянизмы, которые имеют славянские соответствия и входят в лексико-семаитическое поле «Безумие» вместе с другими, исконными, лексемами того же этимологического гнезда по тем же мотивационным моделям, рассматриваются в первом разделе, посвященном анализу исконной лексики. Те же, что вносят в языковую систему новые семантические или словообразовательные модели (например, являясь семантическими или словообразовательными кальками с греческого) или не «натурализуются» в языке, анализируются в особом разделе, посвященном заимствованиям и калькам. Там же рассматриваются их дериваты, появляющиеся уже в древне-, старорусском или русском языке. При анализе древнерусского материала и церковнославянизмов использованы данные различных работ ([Цейтлин 1977], [Мо1паг 1985] и др.).

Лексика других славянских языков привлекалась для реконструкции праславянского фонда лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке.

Лексика родственных индоевропейских языков использовалась для уточнения древности семантических переходов при диахроническом анализе мотивационной структуры поля и определения некоторых семантических универсалий.

Цели и задачи исследования

Целями данного диссертационного исследования являются:

1. Исследование генезиса лексики семантического поля «Безумие» в русском языке.

2. Определение круга мотивационных моделей, действующих в пределах лексико-семантического поля, и реконструкция представлений о сущности безумия, сумасшествия по данным русского языка в их динамике.

4. Этимологизация «темных» лексем.

Для достижения поставленных целей определяются следующие задачи:

1. Определение состава словника лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке, т. е. лексем, входящих в это поле, и их этимологий и словообразовательных связей.

2. Классификация лексем по генетическому признаку (т. е. этимологическим гнездам). "

3. Определение состава этимологических гнезд, образующих лексико-семантическое поле, в том числе праславянского фонда этимологических гнезд.

4. Выделение заимствований, семантических и словообразовательных калек, случаев народной этимологии, «темных» лексем с исследуемой семантикой.

5. Описание моделей первичной мотивации для исконно русских и заимствованных слов со значениями 'сумасшествие', 'сойти с ума', 'сумасшедший' и др., частично — 'прийти в себя'.

6. Хронологическая стратификация лексики лексико-семантического поля «Безумие» в русском языке.

7. Представление диахронической характеристики мотивационных моделей лексико-семантического поля «Безумие».

8. Реконструкция праславянского фонда семантического поля «Безумие» (частично, исходя из лексики современного русского языка).

9. Выделение представлений о безумии, сумасшествии, которые являются центральными в семантическом поле «Безумие» в русском языке в диахронии. Сопоставление полученных результатов с результатами других исследований.

10. Этимологизация «темных» лексем с опорой на полученные результаты исследования.

Методы работы

Основными методами, используемыми в диссертационной работе, являются методы историко-семантического (метод выделения мотивационных моделей), этимологического и словообразовательного анализа. При отборе материала использовался метод сплошной выборки.

При анализе отдельных лексем и этимологических гнезд используются метод семантических параллелей, приемы семантической реконструкции. При исследовании некоторых этимологических гнезд и этимологизации «темных» лексем используется метод реконструкции этимологического гнезда на семантических основаниях.

Актуальность исследования

Актуальность диссертационной работы заключается в применении диахронического подхода при анализе языковых единиц, составляющих семантическое поле, и их мотивационных моделей как отражения представлений этноса о безумии.

Научная новизна исследования

В данной работе впервые осуществлено комплексное исследование генетической и мотивационной структуры семантического поля «Безумие» в русском языке в диахронии, т. е. включая материалы языка XVIII в., старо- и древнерусского языка, в сопоставлении с другими славянскими языками.

Семантическое поле «Безумие» включает большое количество «темных», т. е. ранее не проэтимологизированных лексем. В данном исследовании предлагается опыт анализа и этимологизации некоторых из них, что представляет определенную этимологическую ценность. Направление исследования - от классификации лексики по этимологическим гнездам к анализу типов первичной мотивации - дает дополнительные возможности этимологизирования, что используется в работе для обоснования предложенных этимологических решений.

Теоретическая значимость

Основные идеи и результаты работы могут быть использованы при разработке диахронического аспекта исследований лексико-семантических полей, методики исследования языковой картины мира и в лингвокультурологических исследованиях.

Практическая значимость

Материалы и результаты диссертационной работы могут быть использованы в преподавании вузовских курсов лексикологии, диалектологии, в спецкурсах и спецсеминарах по этимологии, исторической лексикологии и др.

Представленные этимологические решения для некоторых «темных» диалектных слов и выражений, входящих в исследуемое семантическое поле, могут быть использованы при составлении словарных статей этимологических словарей. В некоторых случая уточнены уже известные этимологии.

Положения, выносимые на защиту

1. Полный анализ лексико-семантического поля возможен только при использовании языкового материала всех сфер русского языка на нескольких хронологических этапах, при этом этимологический анализ и рассмотрение лексики отдельного (в данном случае — русского) языка на фоне других славянских языков расширяют возможности исследования.

2. Лексико-семантическое поле «Безумие» весьма существенно в лексическом составе русского языка на всех этапах его развития, поскольку выражает соответствующий фрагмент представлений этноса о человеке — в частности, о душе, уме, рассудке и некоторых других. Для исконной лексики со значением сумасшествия, безумия, потери рассудка выделена 41 мотивационная модель.

3. В формировании рассматриваемого лексико-семантического поля «Безумие» участвует значительный набор этимологических гнезд с праславянскими именными и глагольными исходными основами. Семантика поля представлена образованиями различных частей речи.

4. Незначительную часть лексики поля составляют заимствования. Из них наиболее интересны те, что принесли в русский язык новые семантические переходы, ставшие в нем продуктивными.

5. Значительная изменчивость мотивационной структуры поля на разных этапах развития языка отражает динамику представлений о причинах и сущности безумия. Характер этой изменчивости обнаруживает связь с динамикой религиозных представлений.

6. Предлагается ряд новых этимологических толкований (для новых лексем и для ранее рассматриваемых).

Апробация работы

Основные положения и результаты диссертационного исследования изложены в докладах на Международных научных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2006» (Москва, 2006), «Ломоносов-2007» (Москва, 2007), «Ломоносов-2008» (Москва, 2008), «Ломоносов-2009» (Москва, 2009), на III Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2007), на Международной конференции, посвященной 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ (Ереванский государственный университет, Армения, 2007), на Международной конференции молодых филологов (Университет г. Тарту, Эстония, 2007).

По теме диссертации опубликовано 11 научных работ, в том числе 4 статьи и 7 тезисов.

Структура работы

Исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и приложений.

Во Введении излагается понимание основных теоретических понятий, используемых в данном исследовании, делается обзор близких по тематике исследований, обосновывается актуальность избранной темы, определяется предмет исследования, источники и принципы отбора материала, определяются цели, задачи и методы исследования для каждого этапа анализа, оговариваются научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, перечисляются положения, выносимые на защиту. Описывается структура диссертационной работы.

В Главе I («Гнездовая характеристика лексико-семантического поля «Безумие») описывается словообразовательные отношения исконной лексики лексико-семантического поля «Безумие», которая классифицируется по этимологическим гнездам.

Выделяется фонд этимологических гнезд, входивших в лексико-семантическое поле «Безумие» на праславянском этапе, отмечаются наиболее продуктивные для данного лексико-семантического поля этимологические гнезда. Анализируется хронология вхождения лексем и словосочетаний в лексико-семантическое поле «Безумие» и появление семантики потери рассудка в этимологических гнездах. Характеризуется частеречный состав лексико-семантического поля.

Определяются повторяющиеся (т. е. структурообразующие) словообразовательные модели поля. Особо отмечаются случаи контаминации, фонетических преобразований в результате народной этимологии и диахронических изменений, случаи позднейшего переоформления лексем.

Кроме того, исследуются заимствования и кальки иноязычных слов с семантикой сумасшествия, выделяются заимствованные семантические переходы.

В Главе II («Мотивационная структура лексико-семантического поля «Безумие») обобщается набор мотивационных моделей, среди которых выделяются наиболее продуктивные. Кроме того, в данной главе рассматривается группа слов со значением 'прийти в себя', на основе анализа которой делаются выводы о связи между номинациями сумасшествия и выздоровления, душевного здоровья. Подробно анализируется мотивационная модель развития семантики сумасшествия, «зеркально» отражающая мотивационную модель обозначения душевного здоровья.

В Главе III («Динамика мотивационной структуры лексико-семантического поля «Безумие»») рассматриваются изменения, происходящие в мотивационной структуре поля на разных этапах развития языка. Делается попытка определить круг древнейших моделей, актуальность и продуктивность мотиваций на различных хронологических этапах. Проводится сопоставление выделенной совокупности мотивационных моделей с кругом представлений о сумасшествии, безумии, отраженных в других индоевропейских языках. Проводится сопоставление полученных результатов с другими исследованиями. В конце главы делаются выводы об отражении в истории поля представлений этноса о безумии.

Список научной литературыТурилова, Мария Валерьевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. БТС Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб.: «Норинт», 1998.

2. Вальтер — Валыпер X., Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь русского школьного и студенческого жаргона. М., 2005.

3. Подмоск. -Войтенко А.Ф. Словарь говоров Подмосковья. М., 1995 .

4. Вологодский Словарь областного вологодского наречия. По рукописи П.А. Дилакторского 1902 г. / Ин-т лингв, исслед. РАН; изд. подгот. А.Н. Левичкин, С.А. Мызников. - СПб.: Наука, 2006. - 677 с.

5. Даль — Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1998. Воспроизведение 2-го издания: СПб.; М., 1880 1882.Т. I - IV.

6. Доп. к Опыту Дополнение к Опыту областного великорусского словаря. СПб., 1858.

7. Ермакова, Земская, Розина 1999 — Ермакова Е.А., Земская О.П.,. Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались. Толковый словарь русского общего жаргона. М.: «Азбуковник», 1999.

8. Либерис Либерис Антанас. Литовско-русский словарь. Вильнюс: «Мокслас», 1988.

9. МСБГ — Матер1али до словника буковиньских roBÍpoK. Чершвщ, 1970-1979-. Вып. 1-6 -.

10. СЯросл. — Мельниченко Г.Г. Ярославский областной словарь. Ярославль, 1968.

11. Нефедова. Экспр. — Нефедова Е.А. Экспрессивный словарь диалектной личности. М.: Издательство Московского Университета, 2001.

12. НОС Новгородский областной словарь / Отв. ред. В.П. Строгова. Новгород, 1992 -2000. Вып. 1-13.

13. Ожегов — Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999.

14. Подвысоцкий — Подвысоцкий А.И. Словарь областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении. СПб., 1885.

15. ПОС — Псковский областной словарь с историческими данными / Под ред. Л.Я. Костючук, И.С. Лутовиновой, Д.М. Поцепни, М.А. Тарасовой. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 2003. - 505 с.

16. Розенталь, Краснянский Розенталь Д.Э, Краснянский В.В. Фразеологический словарь русского языка. - М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2008. - 416 с.

17. ПС Новый польско-русский словарь / Р. Стыпула, Г.В. Ковалева. — М.: Рус. яз. — Медиа, 2004.-XII, 724 с.

18. Селигер Селигер. Материалы по русской диалектологии / Под ред. A.C. Герда. Вып. 2. СПб., 2004.

19. СБрян. Словарь брянских говоров / Ред. В.И. Чагишева.Л., 1976.

20. САкч. — Словарь говора д. Акчим Красновишерского района Пермской области (Акчимский словарь) / Перм. ун-т. Пермь, 1995. - Вып. 1 -.

21. СКН Сердюкова O.K. Словарь говора казаков-некрасовцев. Ростов-на-Дону, 2005.

22. СГРС Словарь говоров русского севера / Под ред. А.К. Матвеева. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2001. - Т. 1 —.

23. СДЯ Словарь древнерусского языка XI - XIV вв. / Гл. ред. Р.И. Аванесов (т. I — V),КС. Улуханов (т. VI), В.Б. Крысько (т. VII -VIII). М., 1988 - 2008 - . Т. I - VIII

24. Перм. сл. Словарь пермских говоров / Сост. Г.В. Бажутина, А.Н. Борисова и др. Пермь, 2000-. Вып. 1-.

25. ССП — Словарь просторечий русских говоров Среднего Приобья / Ред. Блинова О.И. Томск, 1977.

26. СКар — Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей / Главный ред. A.C. Герд. СПб, 1994 —2005.Вып. 1-6.

27. СНПечоры Словарь русских говоров Низовой Печоры. Т. 1: Абле'май — 'ощупя / Под ред. JI. А. Ивашко. - СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2003. - 553 с.

28. Сл. Приамур. Словарь русских говоров Приамурья. М., 1983. Сост. Ф.П. Иванова и др. Отв. ред.Ф.П. Филин.

29. СПрибайк. Словарь русских говоров Прибайкалья. Отв. ред. Ю.И. Кошевская. Вып. 1-4. Иркутск, 1986.

30. ССиб. Словарь русских говоров Сибири. Под ред. дфн., проф. А.И. Федорова. Новосибирск, «Наука», 1999.

31. СРГСУ — Словарь русских говоров Среднего Урала / Под ред. чл.-корр. РАНA.К. Матвеева. Свердловск, 1964 1988. Т. I - VII.

32. СРДГ — Словарь русских донских говоров / Под ред. Т.А. Хмелевской,B.C. Овчинниковой. Ростов-на-Дону, 1975 1976. Т. I - III.

33. СРНГ Словарь русских народных говоров / Гл. ред. Ф.П. Филин (вып. 1 - 23), Ф.П. Сороколетов (вып. 24 - ). Л., 1966 - 2008 - . Вып. 1 - 41 -.

34. СРЯ 18 — Словарь русского языка XVIII века / Гл. ред. Ю.С. Сорокин. Л.: «Наука», 1984- . Вып. 1 .

35. СлРЯ Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975. Вып. 1 -.

36. ССГ Словарь смоленских говоров / Под ред. доц. А.И. Ивановой. Смоленск, 1974. 1-4. 8-10.

37. ССРЛЯ — Словарь современного русского литературного языка / Ин-т русского языка АН СССР. М., Л., 1948 1965. Т. 1 - 17.

38. Староукраинский — Словарь староукраинского языка XIV-XV вв. В 2 тт. Сост. Д.Г. Гринчишин, У.Я. Едлинская, А.Т. Захаркив, В.Л. Карпова и др. Киев: «Наукова думка», 1978.

39. Срезн. — Срезневский И.И Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958. Репринт издания 1895 г. Т. 1 3.

40. ДСрезн. Срезневский И.И. Дополнения к материалам для словаря древнерусского языка. Репринт издения 1895 г. М., 1958.

41. ТС Толковый словарь русского языка конца XX века. Языковые изменения / Под ред. Г.Н. Скляревской. СПб, 1998.

42. ЧС Чешско-русский словарь / Под ред. К. Горалка, Б. Илка, Л. Копецкого. Прага, 1958.

43. Словарь экспрессивной речи — Химик В.В. Большой словарь русской разговорной экспрессивной речи. СПб.: Норинг, 2004. — 768 с.

44. Юганов, Юганова 1997 — Юганов И., Юганова Ф. Словарь русского сленга. Сленговые слова и выражения 60 90-х годов. М., 1997.Научная литература

45. Алпатов — Алпатов В.М. История лингвистических учений. М.: Языки славянской культуры, 2005.

46. Аникин 2002 — Аникгш А.Е. Этимологический словарь русских диалектов Сибири. Заимствования из уральских, алтайских и палеоазиатских языков. 2-е изд., испр. и дополн. Москва — Новосибирск, 2002.

47. Аникин 2007 Аникин А.Е. Русский этимологический словарь. (Проект). Москва 2007.

48. Апресян 1995а Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. 1: Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М., 1995.

49. Арапова — Арапова Н.С. Кальки в русском языке послепетровского периода. Опыт словаря. М.: Изд-во МГУ, 2000.

50. Арутюнова 1988 — Арутюнова НД. Типы языковых значений. Оценка, событие, факт. М., 1988.

51. Бабушкин 1996 — Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж, 1996.

52. Бартминьски 2005 Бартминьски Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. М., 2005.

53. Бахтин 1965 — Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.П.Бенвенист 1995 — БенвенистЭ. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995.

54. Березович, Рут 2001 — Березович Е.Л., Рут М.Э. Ономасиологический портрет реалии как жанр лингвокультурологического описания // Известия Уральского госуниверситета. Гуманитарные науки. Вып. 3. Филология. 2001, № 17.

55. Березович 2007 — Березович Е.Л. Язык' и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. — М.: «Индрик», 2007. 600 с. (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования.)

56. Бондарко 1984 Бондарко A.B. Функциональная грамматика. Л.: «Наука», 1984.

57. Брагина 1999 — Брагина Н.Г. «Во власти чувств»: мифологические мотивы в языке // Славянские этюды. Сб. к юбилею С.М. Толстой. М., 1999. С. 86-102.

58. Будагов — P.A. Будагов. К критике релятивистских теорий слова // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961.

59. Булыгина, Шмелев — Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. С. 277288.

60. Варбот 1963 ВарботЖ.Ж. Слав. *vad- 'приучать; привычка, приучение' // Этимология 1963. М., 1963. С. 213-216.

61. Варбот 1968 Варбот Ж.Ж. Этимология // Русская речь. 1968, № 4.

62. Варбот 1970 ВарботЖ.Ж. Заметки по славянской этимологии (слав. *koristb, слав. *(s)krqga, русск. диал. на'мокнуть 'приучиться', русск. дроля, русск. -начить) II Этимология 1970. М., 1972. С. 65-84.

63. Варбот 1970 а — ВарботЖ.Ж. К реконструкции количественных чередований в некоторых славянских этимологических гнездах // Этимология 1970. М., 1972. С. 55-64.

64. Варбот 1984 — ВарботЖ.Ж. О возможностях реконструкции этимологического гнезда на семантических основаниях // Этимология 1984. М., 1986. С. 33^0.

65. Варбот 1988 ВарботЖ.Ж. О семантике и этимологии звукоподражательных глаголов в праславяиском языке // Славянское языкознание. X Международный съезд славистов. София, 1988. Доклады советской делегации. М., 1988. С. 66-70.

66. Варбот 1993 ВарботЖ.Ж. История славянского этимологического гнезда в праславянском языке // Славянское языкознание. XI Международный съезд славистов. Братислава, сентябрь 1993. Докл. российской делегации. М., 1993. С. 23-34.

67. Варбот 1997 ВарботЖ.Ж. К этимологии славянских прилагательных со значением 'быстрый' (III)//Этимология 1994-1996. М., 1997.

68. Варбот 1998 ВарботЖ.Ж. О погнездовой ориентации при реконструкции и этимологизации праславянского лексического фонда // Praslowianszczyzna i jej rozpad. Warszawa: Energeia, 1998. C. 223-229.

69. Варбот 2001а ВарботЖ.Ж. Словарь В.Даля и современная этимология // Русский язык в научном освещении. М., 2001, № 2. С. 7-13.

70. Варбот 2002 Варбот Ж.Ж. Диахронический аспект проблемы языковой картины мира // Русистика на пороге XXI в.: Проблемы и перспективы: Мат-лы Междунар. конф. 8-10 июня 2002. М., 2003. С. 343-347.

71. Варбот 2003а Варбот Ж.Ж. Народная этимология в истории языка и в научной этимологии // Славянское языкознание. XIII международный съезд славистов. Любляна 2003. Доклады советской делегации. М., 2003. С. 49-62.

72. Варбот 20036 Варбот Ж.Ж. К типологии взаимодействия этимологических гнезд // Studia etymologica brunensia 2 / Ed. I. Janyskova, H. Karlikova. Praga, 2003. C. 5762.

73. Варбот 2008 — Варбот Ж.Ж. Этимологические гнезда и лексико-семантические поля в диахронии и синхронии // Славянское языкознание. XIV Международный съезд славистов. Охрид, 10-16 сентября 2008. М., 2008.

74. Варбот 2008а Варбот Ж.Ж. Факультативная дифтонгизация этимологического у в русских говорах // Русский язык в научном освящении. М.: «Языки славянской культуры», 2008, № 1 (15). С. 98-105.

75. Вежбицкая 2001 а Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов / Пер. с англ. А.Д. Шмелева. М.: «Языки славянской культуры», 2001.

76. Вежбицкая 2001 6 — Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и грамматики / Пер. с англ. А.Д. Шмелева. М.: «Языки славянской культуры», 2001.

77. Вейсман Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт V-ro издания 1899 г. М., 1991.

78. Вендина 2002 Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М., 2002.

79. Верещагин, Костомаров 1998 Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Приметы времени и места в идиоматике речемыслительной деятельности // Язык: система и функционирование. М., 1998. С. 54-61.

80. Виноградов 1935 Виноградов В.В. Язык Пушкина: Пушкин и история русского литературного языка. М.-Л., 1935.

81. Виноградов 1975 Виноградов В.В. Словообразование в его отношении к грамматике и лексикологии (На материале русского и родственных языков) // Виноградов В. В. Избранные труды: Исследования по русской грамматике. М., 1975. С. 214-215.

82. Виноградов 1977 — Виноградов В.В. Об основных типах фразеологических единиц // Виноградов В В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 140-161.

83. Виноградова 2001 — Виноградова JI.H. Славянская народная демонология: проблемы сравнительного изучения. Диссертация в виде научного доклада на -соискание ученой степени доктора филологических наук. Институт славяноведения РАН. М.: РГГУ, 2001.

84. Воробьев 1994 — Культурологическая парадигма русского языка: Теория описания языка и культуры во взаимодействии. М.: Ин-т русск. яз. им. А. С. Пушкина, 1994.

85. Всеволодова 2000 — Всеволодова M.B. Теория функционально-коммуникативного синтаксиса: Фрагмент прикладной (педагогической) модели языка: Учебник. М.: Изд-во МГУ, 2000.

86. Гак 1966 Гак В.Г. Беседы о французском слове: Из сравнительной лексикологии французского и русского языков. М., 1966.

87. Гак 1993 — Гак В.Г. Пространство мысли (Опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ языка. Ментальные действия. М., 1993. С. 22-27.

88. Гак 1995 Гак В.Г. Этимолого-семантические поля в лексике // Филологический сборник (К 100-летию со дня рождения академика В.В.Виноградова). М.: 1995. С. 107-117.

89. Галинова 2000 — Галинова Н.В. Этимолого-словообразовательные гнезда праславянских корней со значениями 'гнуть, вертеть, вить' в говорах Русского Севера. АКД. Екатеринбург, 2000.

90. Гамкрелидзе, Иванов 1984 — Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. В 2 кн. Тбилиси, 1984.

91. Григорян 1983 — Григорян А.Г. Некоторые проблемы системного и исторического изучения лексики и семантики // Вопросы языкознания. М.,1983, № 4.

92. Гридина 1989 — Гридина Т.А. Проблемы изучения народной этимологии. Свердловск, 1989.

93. Гриненко 2003 — Гриненко Г.В. Магия и логика истинных имен // Логический анализ языка. Избранное 1988 1995. М., 2003. С. 628-635.

94. Гумбольдт Гумбольдт В. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода // В.А. Звегинцев. История языкознания XIX - XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 1. М., 1964.

95. Даль 1861 Даль В. Уральский казак. Цитируется по Интернет-изданию http://www.philolog.ru/dahl/html/pdf/URKAZ61.pdf

96. Даль, избранное — Даль В. Избранные произведения / Сост. H.H. Акопова; предисл. Л.П. Козловой; прим. В.П. Петушкова. М., 1983.

97. Долгих 1973 — Долгих Н.Г. Теория семантического поля на современном этапе развития семасиологии // Филологические науки, 1973, №1.

98. Дронова 2006 — Дронова Л.П. Становление и эволюция модально-оценочной лексики русского языка: этнолингвистический аспект. Томск: Изд-во Том. Ун-та, 2006.

99. Ермакова 2003 — Ермакова О.И Концепт «безумие» с точки зрения языка // Логический анализ языка. Космос и хаос: Концептуальные поля порядка и беспорядка / Отв.ред. Н.Д. Арутюнова. М., 2003. С. 108-116. ■

100. Ефремов 1974 Ефремов Л.П. Сущность лексического заимствования и основные признаки освоения заимствованных слов: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Алма-Ата, 1959.

101. Железнов 1888, 1910 Железное ИИ. Уральцы. Очерк быта уральских казаков // Полное собрание сочинений Иосафа Игнатьевича Железнова. Изд. 2-е. СПб., 1888, т. 3; то же. изд. 3-е. СПб., 1910, т. 2, 3.

102. Живов 1988 — Живов В.М. Роль русского церковнославянского в истории славянских литературных языков. // Актуальные проблемы славянского языкознания. М., 1988. С. 49-99.

103. Забылин Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. Репринтные воспроизведение издания 1880 года. М., 1989.

104. Зализняк 1992 — Зализняк A.A. Исследования по семантике предикатов внутреннего состояний. Münchcn: Verlag Otto Sagner, 1992.

105. Зализняк 1999 — Зализняк Анна А. Метафора движения в концептуализации интеллектуальной деятельности // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна, 1999. С. 312-320.

106. Зеленин Зеленин Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: Умершие неестественною смертью и русалки. М., 1995.

107. Земскова 1999 — Земскова И.П. Концептуальное поле порядка // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна, 1999. С. 321—329.

108. Иванов, Топоров 1965 — Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965.

109. Иванов 1988 Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. Лихо // Мифы народов мира. М.: Сов. энцикл., 1988. Т. 2. С. 66.

110. Иванов 2004 Иванов Вяч.Вс. Пути семантических исследований. Распределение семантических и грамматических типов значений в мозге // Лингвистика третьего тысячелетия: Вопросы к будущему. — М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 60— 70.

111. Иванов С. 2005 Иванов С.А. Блаженные похабы. Культурная история юродства. — М.: Языки славянской культуры, 2005.

112. Калакуцкая 2003 Калакуцкая E.JI. Лексико-семантическая тема «уныние — меланхолия - задумчивость — забвение» в русском языке и культуре второй половины XVIII в. // Логический анализ языка. Избранное 1988 - 1995. М.: «Индрик», 2003.

113. Калашников 1993 — Калашников A.A. Структурно-семантический анализ славянских синонимичных словообразовательно-этимологических гнезд (гнезда глаголов с исходным значением 'вязать, плести'). АКД. М., 1993.

114. Кобозева 2000 Кобозева ИМ. Лингвистическая семантика. М., 2002.

115. Копыленко 1973 Копыленко М.М. Кальки греческого происхождения в языке древнерусской письменности // Византийский временник. 1973. Т. 34 . С. 141-149.

116. Крысин 1968 — Крысин Л.П. Иноязычные слова в современном русском языке. М.: «Наука», 1968.

117. Крысин 2004 Крысин Л.П. Русское слово, свое и чужое: Исследования по современому русскому языку и социолингвистике. М.: Языки славянской культуры, 2004.

118. Куркина 1978 — КуркинаЛ.В. Русские диалектные малохольный, свережий II Этимология русских диалектных слов. Свердловск, 1978. С. 23-27.

119. Лакофф 2004 — ЛакоффДж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении. М.: Языки славянской культуры, 2004.

120. Лакофф, Джонсон — Лакофф Дэ/с., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Пер. с англ. Н.В. Перцова// Теория метафоры: Сб. М., 1990. С. 387^115.

121. Лаучюте —Лаучюте Ю.А. Словарь балтизмов в славянских языках. Л., 1982.

122. Леонтьева 2003 — Леонтьева Т.В. Интеллект человека в зеркале русского языка. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 2003.

123. Леонтьева 2003 а — Леонтьева Т.В. Интеллект человека в зеркале русского языка. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург, 2003.

124. Леонтьева 2007 Леонтьева Т.В. Интеллект человека в русской языковой картине мира. Екатеринбург, 2007.

125. ЛЭС Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н.Ярцева. М., 2002.

126. ЛАЯ. МД. Логический анализ языка. Ментальные действия. М.: «Наука», 1993.

127. ЛАЯ. ИИКЯ. Логический анализ языка. Истина и истинность в культуре и языке. М.: «Наука», 1995.

128. ЛАЯ. ЯП. Логический анализ языка. Языки пространств. М.: «Языки русской культуры», 2000.

129. ЛАЯ. ЯМК. Логический анализ языка. Языковые механизмы комизма. М.: «Индрик», 2007.

130. ЛАЯ. МЛФ. Логический анализ языка. Между ложью и фантазией. М.: «Индрик», 2008.

131. Логофет -Логофет К. Большой русско-греческий словарь. В 6 т. Афины, 1987.

132. Мельничук 1969 — Мелъничук A.C. Об одном из важных видов этимологических исследований//Этимология 1967. М.: «Наука», 1969.

133. Мень 1982 Протоирей А. Мень. Ключ к пониманию Священного Писания. Брюссель, 1982.

134. Меркулова 1967 — Меркулова В.А. Народные названия болезней (на материале русского языка), I // Этимология 1967. М.: «Наука», 1969. С. 158-172.

135. Меркулова 1970 — Меркулова В. А. Народные названия болезней (на материале русского языка), II // Этимология 1970. М.: «Наука», 1972. С. 143-206.

136. Меркулова 1986 — Меркулова В.А. Народные названия болезней (на материале русского языка). IV // Этимология 1986-1987. М., 1989. С. 7-3.

137. Мечковская 2002 — Мечковская Н.Б. К характеристике аксиологических потенций слова: концепты 'круг', 'колесо' и их оценочно-экспрессивные дериваты // Лингвистический анализ языка. Языки пространств. М., 2002.

138. Михайлова 2004 Михайлова К. О семантике странствующего певца-нищего в славянской народной культуре // Языки культуры: семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Н. И. Толстого (1923-1996). М., 2004. С. 138163.

139. Михельсоп Михельсон М.И. Ходяч ¡я и мЪткия слова. Сборник русскихъ и иностранныхъ цитатъ, пословицъ, поговорокъ, пословичныхъ выраженш иотдЬльныхъ словъ (иносказанш). Изд. 2. Санктпетербург, 1896.

140. Нефедова 2001 Нефедова Е.А. Паук и паутина в архангельских говорах // Языковая система и её развитие во времени и пространстве. Сборник научных статей к 80-летию профессора Клавдии Васильевны Горшковой. М.: Изд-во МГУ, 2001.

141. НРЭ Новое в русской этимологии. Вып. 1. М., 2003.

142. Ольшанский 1999 — Ольшанский И.Г. Лингвокультурология в конце XX в.: Итоги, тенденции, перспективы // Лингвистические исследования в конце XX в.: Сб. обзоров. М., 2000. С. 29.

143. Орел 2006 Орел В. Этимологические эскизы // Ad fontes verborum. Исследования по этимологии и исторической семантике. К 70-летию Жанны Жановны Варбот. М., «Индрик», 2006. С. 207.

144. Откупщиков 1967 Откупщиков Ю.В. Из истории индоевропейского словообразования. Л., 1967.

145. Петлева 1970 — ПетлеваИ.П. О семантических истоках слов со значением 'скупой' в русском языке // Этимология 1970. М., 1972. С. 207-216.

146. Петлева 1975 — ПетлеваИ.П. Этимологические исследования в области сербохорватской лексики. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1975.

147. Петлева 1998 Петлева И.П. Еще раз к вопросу о не — не 'не' // Слово и культура. Памяти Н.И. Толстого. Т. 1. М., 1998.

148. Пизани 1956 — Витторе Пизани. Этимология. История — проблемы — метод. Пер. с итал. М., 1956.

149. Плунгян, Рахилина Плунгян В.А., Рахилина Е.В. БЕЗУМИЕ как лексикографическая проблема (К анализу прилагательных безумный и сумасшедший) II Логический анализ языка. Ментальные действия. М., 1993.

150. Покровская 1996 Покровская Я.А. Метафора как средство обозначения концепта гнева // Языковая личность: Культурные концепты. Волгоград — Архангельск, 1996. С. 183-189.

151. Полевые структуры 1989 Полевые структуры в системе языка. Воронеж, 1989.

152. Порохова Порохова О.Г. Из истории лексики: Слова с корнем благ- (блаж-) в русском языке // Слово в русских народных говорах. Л., 1968.

153. Преображенский Преобраэ/сенекий А. Этимологический словарь русского языка. Т. 1-2. М., 1910-1914. Вып. последний. Труды института русского языка. Том 1.М.-Л., 1949.

154. Пятаева 1995 Пятаева Н.В. История синонимичных этимологических гнезд *ет- и *ber- 'брать, взять' в русском языке. АКД. Уфа, 1995.

155. Ранчин 2008 РанчинА. «Художественное» убийство или богословская вольность? //Новое литературное обозрение. № 89. 1. М., 2008. С. 314-321.

156. РГ Русская грамматика. Гл. ред. Н.Ю. Шведова. В 2-х томах. М.: Наука, 1980.

157. Ревзина 1969 — Ревзина О.Г. Структура словообразовательных полей в славянских языках. М., 1969.

158. Рябцева 1999 Рябцева H.K. Помехи, преграды и препятствия в физическом, социальном и ментальном пространстве // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна, 1999. С. 119-137.

159. Санников 1989 — Санников В.З. Русские сочинительные конструкции: Семантика. Прагматика. Синтаксис. М., 1989.

160. Семиотика безумия — Семиотика безумия. Сборник статей. Составитель Нора Брукс. Сорбонна. Русский институт. Париж—Москва, 2005.

161. Силина 1975 — Силина В.Б. Семантическая структура словообразовательного гнезда (слова с корнем *lich- в славянских языках) // Общеславянский лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1975. М.: Наука, 1977. Вып. 9. С. 34-56.

162. СД — Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под. ред. Н.И. Толстого. М., 1995 .Т.1 - .

163. Смирнова 1966 — Смирнова О.И. Один случай энантиосемии // Лексикология и словообразование древнерусского языка. М., 1966. С. 57-58.

164. Смирнова 1975 Смирнова О.И. Лихой // Русская речь. 1975. № 4. С. 105.

165. Сороколетов 1966 — Сороколетов Ф.П. Из истории лексики (слова с корнем лихв русских народных говорах и в литературном языке) // Лексика русских народных говоров. М.; Л., 1966. С. 151-174.

166. Субботина 2005 Субботина В.Н. Состав и соотношение русских этимологических гнезд, восходящих к омонимичным праславянским корням *ver- / *vor-. Диссертация на соискание ученой степени канд. филол. наук. М., 2005.

167. Субботина 2006 Субботина В.Н. О типологии взаимодействия лексики омонимичных этимологических гнезд // Ad fontes verborum. Исследования по этимологии и исторической семантике. К 70-летию Жанны Жановны Варбот. М., «Индрик», 2006. С. 336-345.

168. СФП 1990 Семантико-функциональные поля в лексике и грамматике. Л., 1990.

169. Терновская 1984 — Терновская O.A. Ведовство у славян. 2. «Бзык» (мухи в голове) // Славянское и балканское языкознание: Язык в этнокультурном аспекте. М. 1984. С. 118-130.

170. Тихонов 1994 Тихонов А.Н. Границы и структура лексико-семантического поля // Теория поля в современном языкознании. Уфа, 1994.

171. Тихонов 2003 Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка. В 2-х т. М., 2003.

172. Толстая 2000 — Толстая С.М. Играть и гулять: семантический параллелизм // Этимология 1997-1999. М.: «Наука», 2000. С. 164-171.

173. Толстая 2002 — Толстая С.М. Мотивационные семантические модели и картина мира// Русский язык в научном освещении. 2002. №1 (3). С. 112-127.

174. Толстая 2008 Толстая С.М. Пространство слова. Лексическая семантика в общеславянской перспективе. М.: «Индрик», 2008. (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования).

175. Толстик — Толстик С.А. Семантическое поле 'худой' в русском языке: эволюция концепта: Дис. . канд. филол. наук. Томск, 2004.

176. Толстой 1971 — Толстой НИ. Не — не 'не' // Фонетика, фонология, грамматика. К семидесятилетию А. А. Реформатского. М., 1971.

177. Топоров 1958 — Топоров В.Н. Этимологические заметки (славяно-италийские параллели) // Краткие сообщения Института славяноведения АН СССР. Вып. 25. М., 1958. С. 80.

178. Топоров 1997 — Топоров В.Н. К этимологии др.-инд. kram- 'шагать, ступать' // Этимология 1994- 1996. М.: «Наука», 1997.

179. Трубачев 1963 Трубачев О.Н. К вопросу о реконструкции различных систем лексики // Лексикографический сборник. Вып. VI. М., 1963. С. 4-16.

180. Трубачев 1970 — Трубачев О.Н. Этимологические исследования и лексическая семантика // Трубачев О. Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 2. М.: Языки славянской культуры, 2005.

181. Трубачев 1983 — Трубачев О.Н. Праславянская лексикография // Этимология 1983. М.: «Наука», 1985. С. 3-19.

182. Трубачев 2005 — Трубачев О.Н. Этимологические исследования // Трубачев О. Н. Труды по этимологии: Слово. История. Культура. Т. 2. М.: Языки славянской культуры, 2005.

183. Турилова, Д 2005 Туршова М.В. Мотивационные и словообразовательные модели лексики семантического поля «Безумие» в русском языке. Дипломная работа. Каф. русского языка, филологический ф-т МГУ. М., 2005.

184. Турилова 2008 — Туршова М.В. Этимологический анализ группы диалектных лексем с семантикой негативно оцениваемых состояний и качеств человека // Материалы и исследования по русской диалектологии. III (IX). М., 2008. С. 365379.

185. Тюняева 2008 — Тюняева Д.Б. Житие Андрея Юродивого в славянском переводе XIV века: особенности языка и переводческой техники. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 2008.

186. Урбанович 2007 — Урбанович Г.И. Генетическая характеристика лексико-семантического поля «СУДЬБА, СЧАСТЬЕ, УДАЧА» в русском языке. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 2007.

187. Урысон 1997 Урысоп Е.В. Архаичные представления в русской языковой картине мира. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1997.

188. Урысон 2003 — Урысон Е.В. Проблемы исследования языковой картины мира. М., 2003.

189. Успенский 1994 — Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.). М.: «Гнозис», 1994.

190. Уфимцева 1961 — УфшщеваА.А. Теории «семантического поля» и возможности их применения при изучении словарного состава языка // Вопросы теории языка в современной зарубежной лингвистике. М., 1961.

191. Уфимцева 2004 — Уфимцева A.A. Опыт изучения лексики как системы. М.: Едиториал УРСС, 2004.

192. Фасмер Фасмер M. Этимологический словарь русского языка / Пер. с нем. И дополнения О.Н. Трубачева. М., 2003. М., 1964 - 1973, воспроизведение 1-го издания на русском языке, T. I - IV.

193. Федотов — Федотов Г.П. Собрание сочинений в 12 т. Т. 8: Святые Древней Руси / Сост., примеч. С.С. Бычков. М.: Мартис, 2000.

194. Феоктистова 1996 Феоктистова А.Б. Когнитивные аспекты семантики идиом, обозначающих чувства-состояния. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М.: Моск. гос. открытый пед. ун-т. 1991. 17 с.

195. Фирек 2003 — ФирекВ. Лингвистический атлас Европы и его вклад в европейскую историю культуры: результаты исследований в рамках проекта Atlas Linguarum Europae II Вопросы языкознания. 2003. № 5. С. 30-39.

196. Фуко — Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997.

197. Хелемендик 2007 — ХелемендикА.В. Генетическая характеристика лексико-семаптического поля 'РУГАТЬ(-СЯ)' в русском языке. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 2007.

198. Цейтлин 1977 — Цейтлин P.M. Лексика старославянского языка. М.: «Наука», 1977.

199. Цыганенко Цыганенко Г.П. Этимологический словарь русского языка. 2-е изд. К.: Рад. шк., 1989.

200. Черных Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2 т. 3-е изд. М., 1999.

201. Черныш 1995 — Черныш Т.А. Этимологические гнезда с исходным значением горения в славянских языках (*gor- / *zer-, *zeg- / *zig-, *pel- / *pol-). АКД. Киев, 1985.

202. Чернышева 1991 — Чернышева М.И. О понятии «византинизмы» в языке славянорусских переводных памятников // Византийский временник. М.: «Наука», 1991. С. 171-181.

203. Чернышева 2008 — Чернышева М.И. Семантика словообразовательных моделей с начальными благо- и бого- (новые данные) // Славянское языкознание. XIV Международный съезд славистов. Охрид, 10-16 сентября 2008. М., 2008.

204. Шайкевич 2005 — Шайкевич А.Я. Русская языковая картина мира в ряду других картинок // Московский лингвистический журнал. Том 8 № 2. С. 5-21.

205. Шальтяните 1990 — Шальтяните А.П. Семантика группы словообразовательно-этимологических гнезд в русском языке (на материале гнезд глаголов со значением 'драть, дергать'). АКД. М., 1990.

206. Шарапова 2005 — Шарапова М.А. Структура и семантика этимологического гнезда хватать. Дипломная работа. М.: МГУ, каф. рус. яз., 2005.

207. Шмелев 2002 — Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. Материалы к словарю. М.: Языки славянской культуры, 2002.

208. Щур 1974 Щур Г.С. Теории поля в лингвистике. М.-Л., 1974.

209. ЭССЯ Этимологический словарь славянских языков.- Праславянский лексический фонд / Под. ред. О.Н. Трубачева. М., «Наука», 1974 — . Вып. 1 —.

210. Этимологические исследования 1981 — Этимологические исследования. Этимология русских диалектных слов. Свердловск: Уральский университет, 1981—

211. Юрганов Юрганов A.JI. Убить беса. Путь от Средневековья к Новому времени. М.: РГГУ, 2006.

212. Юханссон 2010 — Юханссон Ирис. Особое детство. М.: «Теревинф», 2010.

213. Язык культуры 2004 — Язык культуры: семантика и грамматика. К 80-летию со дня рождения академика Никиты Ильича Толстого (1923-1996) / Отв. редактор С.М. Толстая. М.: «Индрик», 2004.

214. Якобссон 1964 — Якобссон Г. Этимология и семантика на примере нескольких древнерусских слов //Этимология 1964. М.: «Наука», 1965.

215. Buck — Buck C.D. A Dictionary of Selected Synonyms in the Principal Indo-European Languages. London, 1949.

216. Derksen Berksen Rick. Etymological Dictionary of the Slavic Inherited Lexicon. Leiden Indo-European Etymological Dictionary Series. V. 4. London-Boston: Brill, 2008.

217. Jagic 1898 JagicV. Die Slavischen Composita in ihrem sprachgeschichtlischen Auftreten // Archiv für slavische Philologie. Bd. 20. Berlin, 1898. S. 519-556.

218. Jagic 1899 JagicV. Die Slavischen Composita in ihrem sprachgeschichtlischen Auftreten // Archiv für slavische Philologie. Bd. 21. Berlin, 1899. S. 28^13.

219. Liddell, Scott Liddell Henry Georg, Scott Robert. A Greek-English Lexicon. -Revised and augmented throughout by Sir Henry Stuart Jones. - Oxford: Clarendon Press, 1996.

220. SJS Slovnik jazyka staroslovënskeho (Lexicon Linguae Paleoslovenicae). Praha, Academia, 1973.

221. Machek MachekV. Etymologicky slovnik jazyka ceského a slovenského. Praha, 1957.

222. Malkiel 1954 Malkiel J. Etymology and the Structure of Word Families // Word, 1954. V. 10, №2-3.

223. Malkiel 1962 Malkiel Y. Etymology and General Linguistics // Word: Linguistic Essays: On the Occasion of the Ninth International Congress of Linguists. 1962. Vol. 1— 2. P. 198-219.

224. Meillet 1896 MeilletA. Varia. II. Lat. auonculus Latin terms for 'mother's brother'. // Mémoires de la Société de linguistique de Paris. № 9, 1895-1896. C. 141-145.

225. Miklosich Miklosich F. Etymologisches Wörterbuch der slavischen Sprachen. Wien, 1886.

226. Molnâr 1985 -Molnùr N. The Calques of Greek Origin in the Most Ancient Old Slavic • Gospel Texts. Budapest; 1985.

227. Orel 2007 Orel V. Russian Etymological Dictionary. OctaviaandCo Press, 2007. Bb. 1,2.

228. Pokorny — Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1959.

229. Prellwitz 1897 — Prellwitz W. Studien zur indogermanischen Etymologie und Wortbildung // Beiträge zur Kunde der indogermanischen Sprachen / Hrsg. A. Bezzenberger. Göttingen, 1897, XIII.

230. Рудницкий — Етимолопчний словник украшськог' мови / Под ред. Я.Б. Рудницкого. BiHHiner 1962-1972. T. I .

231. SP Slownik praslowianski. Tom V. Wroclaw. Warszawa. Krakow. Gdansk. Lodz. Zaklad Narodowy imienia ossolinskich wydawnictwo polskiej Academii Nauk. 1984.